Маг поневоле

Пролог.

— Учитель. Всё готово.

Стоящий возле окна юноша в длинном тёмно-синем плаще, небрежно наброшенном на плечи, нехотя кивнул, продолжая всматриваться в лежащий у его ног город. С такой высоты он казался каким-то ненастоящим, игрушечным, словно макет на столе архитектора. Но был от этого не менее прекрасен. Разбегаясь десятками белокаменных лестниц от подножья горы, на которой стояла башня и, утопая в зелени бесчисленных садов и тенистых аллей, он весело спускался вниз, в объятья ласкового срединного моря. Город его мечты. Город, построенный им. Город, которого больше нет... Тяжело вздохнув, юноша подался вперёд и, ухватившись руками за оконный проём, вгляделся в гигантскую площадь, тесно прильнувшую к самому основанию башни. Площадь, до отказу заполненную людьми. Отсюда, сверху, они были не больше муравьёв. Юноша даже не мог их, как следует, рассмотреть, видя перед собой лишь множество жирных точек, замерших на одном месте. Но он не сомневался, что взгляды всех собравшихся были обращены на башню.

— Почему они не ушли, Жонас?

Юноша, резко отвернулся от окна, словно отгораживаясь от увиденного. Его красивое, ещё не утратившее до конца детские черты, лицо, было на удивление спокойно. Вот только небесно-голубые глаза, в глубине которых плескались искорки боли, выдавали.

— Им некуда идти, учитель. — Старец в белом балахоне, расшитом золотыми узорами, пожевал губами, тщательно подбирая слова. — Они всё ещё надеются.

— Надеются?! На что?! — Тонкие, до крови покусанные губы, раздвинулись в презрительной усмешке. В глазах полыхнули молнии. — Я и себя-то не могу защитить! Почему они решили, что я смогу защитить их?! Или ты им ничего не сказал?!

— Я сказал...

— Уже не важно, что ты им сказал. Они сделали свой выбор. — Тряхнул чёрными, как воронье крыло, волосами юноша. — Вчера уходить было поздно, сегодня бессмысленно, а завтра уже просто некому. — Его лицо исказила гримаса ненависти, на мгновение, сделав безобразным. — Но кто сказал, что никто не сможет вернуться?!

— Ты вернёшься, учитель — Не смотря на старание старика, его голос прозвучал не так уверенно, как ему хотелось. — Ты должен вернутся! — Горячо добавил он, яростно втаптывая в грязь собственные сомнения. — Иначе, какой в этом смысл?

— Ты не утратил наивности, даже дожив до седин, Жонас! — Юноша ласково сжал плечо старика своими тонкими пальцами. От его недавней вспышки не осталось и следа. — Вечно и нерушимо лишь мироздание. Оно всегда было до нас и будет существовать после того, как мы все станем пылью. И ему нет дела до того, какой смысл вкладывают в свой краткий миг существования люди, маги или даже боги. Не ищи смысла в своей жизни, мой друг. Просто делай то, что считаешь нужным. — Юный учитель грустно улыбнулся, поправил начавший сползать с плеч плащ и решительно мотнул головой.

— Пошли! Пора и нам сделать то, что должно!

Взмах руки и собеседники переместились к подножью башни, в зал совета трёхсот. Огромное цилиндрическое помещение, купалось в сиянии гигантского светоча, зависшего на высоте в несколько десятков метров, прямо под самым сводом. Юноша печально осмотрелся. Толстые гладкие стены, соперничающие своей белизной со снежными шапками гор, высокие узкие проёмы окон, задорно подмигивающие цветными витражами, ровный мозаичный пол, буквально искрящийся под ногами. Всё как всегда. Нет только трона, обычно парящего над полом в центре зала. Его место занял небольшой, чуть более трёх метров в диаметре, шар, ярко полыхающий багровым пламенем. Прямо под ним, безжалостно кромсая мозаику, холодным синим огнём светились руны. Рун было много. Их затейливая вязь завораживала, сплетаясь в замысловатые узоры и создавая картину чего-то невообразимо прекрасного и жуткого одновременно. Вокруг шара, довершая картину, расположились, на равном расстоянии друг от друга, восемь изящных бронзовых подставок на тонких перекрученных ножках, со стеклянными небольшими шариками на вершине. Внутри шариков клубился фиолетовый туман, то сгущаясь, почти до желеобразного состояния, то рассеиваясь, становясь практически невидимым глазу.

— Живи вечно, учитель, — вразнобой поприветствовало юношу несколько десятков голосов.

Тот криво улыбнулся. Ставшее за века привычным приветствие, сейчас, звучало как насмешка. Впрочем, а не была ли такой насмешкой и вся его жизнь? Во всяком случае, темноликий сделал всё для того, чтобы это было именно так. Юный бог окинул взглядом склонившиеся перед ним фигуры. Так мало. Их едва хватит для обряда! Достаточно отказаться кому-то одному!

— Живите вечно, дети мои!

Юноша не спеша обошёл каждого, подолгу заглядывая своим подвижникам в глаза и накладывая прощальное благословение. Вслед ему кланялись, надвигая на голову капюшоны. Кто-то заплакал, старательно сдерживая рыдания. Молодой бог встал напротив шара, заворожённо вглядываясь в бушующее в нём пламя.

— Нужно спешить, учитель, — подошёл к нему Жонас, нерешительно коснувшись края плаща. — Темноликий близко! Мы можем не успеть!

Юноша оглянулся. Возле семи подставок уже стояли ученики, обхватив шарики обоими руками. За каждым из них стояло ещё четверо, положив руки будущим стёртым на плечи. Жонас поспешно подошёл к восьмому шару, заняв место возле него.

— Прощайте, дети мои! — Молодой бог, впервые за века, поклонился сам, склонив голову перед своими учениками. — Я вернусь, даже если придётся развалить этот мир пополам! Вернусь и отомщу!

Юноша вновь повернулся к шару, резко выкрикнул несколько слов, завершая заклинание и, через мгновение, оказался внутри пламени. Вспышка боли, и он исчез, слившись с бушующим багрянцем. Вопли корчащихся учеников, он уже не услышал.

ЧАСТЬ 1

Глава 1

Я очнулся сразу, почти мгновенно, словно кто-то щёлкнул кнопкой невидимого переключателя, и тут же заскрипел зубами от сильной боли, ударившей по вискам. Попробовал открыть глаза и не смог. Слишком много сил требовалось для того, чтобы приподнять свинцовые заслонки, в которые превратились веки... Сил, которых у меня просто не было. Во рту полыхал пожар. Попытался проглотить несуществующую слюну и поперхнулся от навалившейся тошноты. Стало ещё хуже...

Да уж. Похоже, перебрали мы вчера с Толиком. Господи! Мне бы до холодильника как-то добраться. Хотя бы минералочки попить. Судя по моему состоянию, вряд ли у нас что-то более крепкое осталось. И не очень крепкое тоже. Не получается у меня, в таких случаях, вовремя остановиться. Вот только путь до него не близкий, а учитывая моё состояние, то почти непреодолимый. Что же делать то? Засохну ведь без влаги живительной! И, как кактус, колючками весь покроюсь.

Я прислушался, в надежде, что рядом находится какая-нибудь добрая душа, которая меня этой самой влагой и обеспечит. Тщетно. Нет, какие-то непонятные звуки я расслышать умудрился, но доносились ли они извне или это просто у меня в голове так шумело, определить не представлялось никакой возможности. Ну что же, всё как всегда. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Нужно подниматься, а то стану совсем сухой, как швейцарский сыр, а дырки и плесень сами, со временем, нарастут.

Решившись, я сделал героическую попытку подняться и, тут же, с ужасом понял, что не могу. Нет... Не потому, что сил не хватает, а потому, что тела своего, как такового, совсем не ощущаю. Как будто нет его. Я есть, головная боль есть, тошнота присутствует, а тела нет... Совсем.

Господи! Что это со мной?! Может, упал вчера неудачно?! Вдруг что-нибудь с позвоночником?! Господи!!!

Паника поднималась гигантской волной, угрожая утопить сознание в пучинах истерики. Мысли заметались как обезумевшие тигры, в тесной клетке.

— Помогите! Кто-нибудь! Толик! Помоги! — Взвыл я, впрочем, сам до конца не понимая, зову я на помощь, на самом деле или эти крики звучат в моём воображении.

Толик не помог. Или сам был не в лучшем состоянии, или уже слинял, в направлении ближайшего ларька, забыв о страдающем друге. Но мои мысленные потуги оказались не напрасными. В какой-то момент, я почувствовал лёгкое покалывание, где-то в области воображаемой левой руки. Оно пришло неожиданно, откуда-то издалека, и ледяными мурашками стало лавинообразно распространяться по всему телу. Постепенно покалывание усиливалось, вгрызаясь в каждый нерв и становясь почти нестерпимым, словно сильная щекотка. Но сейчас я был этому только рад. Тело. Я снова его чувствую! Оно просто онемело и, сейчас, возвращается к жизни, разгоняя застывшую кровь по сосудам! Вместе с телом, оживали и органы чувств. Мир вокруг постепенно наполнялся звуками, запахами, ласково обволакивал теплом. Я открыл глаза.

Вокруг царил полумрак. Первые несколько мгновений, я тупо таращился в одну точку, всматриваясь в, низко нависший бревенчатый потолок и тщетно пытаясь понять, где же я нахожусь.

Это точно не мой дом... А какой тогда мой? Не помню. Ничего не помню. Плохо. Совсем плохо. До такой стадии амнезии, я ещё не напивался. Видно Толик какую-то палёнку вчера, с собой, притаранил.

С трудом, повернул голову налево и чуть не упёрся носом в, такую же грубую, без следов какой-либо отделки, бревенчатую стену. Толстые, покрытые непонятным мутным веществом, может лаком или смолой, брёвна, были довольно небрежно подогнаны друг к другу, образуя неровные выступы. Местами, между брёвен, виднелись клочки красноватого, странного мха, очевидно, служившего чем-то вроде утеплителя.

Я что в деревне, что ли? Странно. Вроде на природу не собирался. Что за теремок такой? Ладно. Сейчас разберёмся.

Попытался встать и застонал, с силой закусив губу. Судя по всему, ложе, на котором я соизволил очнуться, мягкостью не отличалось и тело уже изрядно затекло. Процедив сквозь зубы несколько матерных слов, я всё же приподнялся на локте, но осмотреться мне не дали. Надо мной, почти полностью заслонив обзор, навис худенький растрёпанный парнишка, на вид лет двенадцати, и возбуждённо затараторил, глотая слова. — Вельд! Очнулся?! Нет, ты, правда, очнулся?! А я уже и не надеялся!!!

Чумазое, испещрённое бороздками от слёз, лицо светилось такой неподдельной радостью, что мне как-то даже немного совестно стало. Вон как за меня переживает, прямо трясётся весь! А я его даже не помню. Совсем. Не ассоциируется он ни с чем в моей жизни. Стоп... А что с ней ассоциируется?

На мгновение я впал в ступор, внезапно осознав, что вообще ничего о себе вспомнить не могу: ни кто я, ни где жил. Даже имени своего не знаю. Это что же мы такого с Толиком пили, что у меня полная потеря памяти наступила? А может и не пили? И с Толиком ли? Я ведь и о нём, кроме имени, ничего вспомнить не могу!

В себя меня привёл всё тот же паренёк, начавший лихорадочно трясти и, со слезами, твердить. — Что с тобой, Вельд! Очнись! Ну, очнись же! Скоро Калистрат с батей придут! Не хочу я ушлёпком быть!

От яростной встряски заклацали зубы, вновь навалилась тошнота.

— Хватит. — Я попытался вырваться из цепких, неожиданно крепких ручонок мальчугана и, не сумев, обессилено прохрипел. — Лучше воды дай.

— Щас! — Мальчонка стрелой ринулся куда-то в тёмный угол хаты, споткнулся, чем-то громыхнул, раздался характерный всплеск и буквально через несколько мгновений, поднёс к моим губам глиняную плошку с тепловатой, дурно пахнущей жижей.

— Мне воды бы? — Несмотря на сильную жажду, пить эту дрянь совсем не хотелось.

— Пей, давай, — начал настойчиво тыкать краем плошки мне в губы паренёк. — Это лучше. Поможет!

Поморщившись, сделал несколько глубоких глотков, с трудом сдержав рвотные позывы. Действительно, немного полегчало. Тошнота окончательно ушла. Да и головная боль, стала более терпимой.

— Деда Паткула настой! — Оживлённо прокомментировал парнишка. — Верное средство для помеченных. — И, забрав плошку, с гордостью добавил. — Я тебе её всю ночь, понемногу, вливаю. Видишь, помогло!

— Помеченных? Чем? — Не понял я и, с трудом приподнявшись, хрипло поинтересовался. — А где я?

— Как где? — Удивился мальчишка, поставив плошку, на широкий пенёк, стоящий возле постели. — Дома, конечно. — И, шмыгнув носом, ехидно добавил. — Не в Махровой же зыби. И какого волколака тебя туда понесло? Смерть и полегче сыскать можно.

— В зыби? — Опять не понял я, потянувшись за плошкой. — В болоте, что ли?

— В каком ещё болоте? — Вскинул брови вверх пацанёнок. — Там и лужи то порядочной не найдёшь. Всё магией выжжено. Там даже воздух не как везде, а сухой и раскалённый. Ну как в этой... В пустыне. Помнишь, в позапрошлом году, заезжий торговец сказывал.

— Какой ещё магией? — Я начал понемногу закипать. Самочувствие поганое, с памятью — беда, а тут ещё и этот... Байки рассказывать надумал. — Ты что, с дуба упал? Ты мне ещё эльфов с гномами приплети тут!

— Эльфы с гномами только в сказках бывают, — мальчишка с сомнением покосился на плошку и, забрав у меня, шумно отхлебнул. — И не падал я ниоткуда. Больно нада!

В избушке повисла тишина. Я задумался, пытаясь понять, что за розыгрыш тут устраивают и кому это надо? Внутри начала всё сильней и сильней сжиматься пружина непонятной тревоги, добавляя сумбура в мысли и чувства. Покосился на мальчишку. Тот, пристроившись рядом, увлечённо чесал волосы рукой, периодически что-то доставая оттуда и давя, с характерным хрустом, всё о тот же многострадальный пенёк.

— Может хватит, скоморошничать, а? — Не выдержал я. — Вы бы ещё сюда тараканов, для реализма, натащили. И пауков по углам понатыкали, рядом с камерами!

Паренёк озадаченно посмотрел на меня и, почесав грязным ногтем поцарапанный подбородок, задумчиво произнёс: — Странный ты какой-то стал. Точно помеченный. Хорошо, что сегодня с обозом уходишь. А то не любят у нас убогих. Не приживаются они тут.

Хлопнула дверь и в хату ворвался маленький вихрь, с торчащими из-под платка, в разные стороны, косичками.

— Славута! Батя с дедом Паткулом идут! Тебя в ушлёпки, вместо Вельда, забирать будут! — Вытаращив глаза, затараторила малявка лет шести, аж приплясывая от возбуждения. Было видно, что всё происходящее ей жутко интересно и доставляет массу удовольствия. — Батя сердитый очень! — Девочка широко развела руками, показывая насколько сердит её батя. — Говорит, что Вельду, когда очнётся, все руки и ноги повыдёргивает! Вот! И со старостой сильно ругался! Страсть как страшно было! Вся деревня собралась посмотреть! Даже старая Аникея на своей клюке приковыляла! А потом отец-послушник вышел! Такой важный! Ты бы видел, какая шуба на нём! Из меха вся! Вот! И! — Тут девочка увидела меня и, с радостным визгом, бросилась на шею. — Вельд очнулся! — И тут же, отшатнувшись, наморщила в раздумье лобик. — И кто же, теперича, ушлёпком будет? Ты Вельд? Или всё же Славута?

— Да не собираюсь я никаким ушлёпком быть! — Взорвался я. — Я, что в сумасшедший дом попал, что ли?

— Ещё как будешь! — С неожиданной злобой в голосе, прошипел Славута. — В зыби он сгинуть решил! — Глаза мальчишки сверкнули неприкрытой ненавистью. — А ты обо мне подумал? Разве я виноват, что батя тебя заставил Васяткин баллот тянуть? Ведь прекрасно же знал, что меня вместо тебя заберут, если в зыби сгинешь! Ведь знал же! — Славута уже орал, брызгая на меня слюной. — Хочешь сдохнуть — дождись, пока ушлёпком станешь и подыхай себе, сколько хочешь! Меня то почто за собой к вопящим утянуть удумал?! Тоже мне брат называется! — И развернувшись, выскочил наружу. Только дверь хлопнула.

Я тупо уставился ему вслед, но собраться с мыслями мне не дали.

— Вельд, а Вельд. А как там, в пустоши — страшно? — Девочка, заняв освободившееся, после ухода Славуты, место, начала увлечённо меня тормошить. — А что ты там видел? Вимка-пастушок говорит, что там упыри страшные живут и душами людскими питаются. — Малышка выпучила глаза. — А почему твою не съели? Ой! — Она испуганно вскочила и отбежала к двери. — Или съели?! А каково быть без души? — Любопытство пересилило, и девочка вновь вернулась к кровати.

— Помолчи минутку, — сморщился я, массируя пальцами виски. — Дай в себя прийти. Тебя как звать то?

— Как же я отвечу, если ты молчать велел? — Обиделась малявка. — И сам всё время молчишь. Ну, расскажи про пустошь, — просительно заныла она. — Ну что тебе жалко, что ли? Ну, братик! А то скоро батя придёт!

— Хорошо, обязательно расскажу, — решил схитрить я, понимая, что иначе ничего, от неожиданно приобретённой сестрёнки, не добиться. — Только и ты мне сначала кое-что расскажи.

— Это не я твою дудочку взяла! — Тут же замахав ручками, затараторила малявка. — Откуда мне было знать, что ты её за поленницей, у забора, схоронил?! Наверно, это кто-то из соседских мальчишек утащил! И вообще! Я только поиграть взяла! А потом на место положу! — Девочка шмыгнула носом и обличительно добавила. — Ты всё равно, теперича, в ушлёпки уходишь. Жадина!

— Да бог с ней, с дудкой этой! — Начал я терять терпение. — Себе её оставь! Ты лучше мне ответь для начала. Что за ушлёпки такие? И куда я за ними пойду?

— Ты в город пойдёшь! — Радостно объявила девчушка, пригладив ладошкой мятый платок на голове, — на мага, значитса, обучаться! — И тут же подозрительно уставилась на меня. — А ты ничего не помнишь, что ль? В зыби память потерял?! — Сестрёнка возбуждённо вскочила на ноги и вмиг очутилась у двери. — Надо будет Вимке рассказать и Ганьке толстой, — заговорческим шёпотом поведала она мне. — Пусть лопнут от зависти!

Я горестно простонал. Идиотизм происходящего просто зашкаливал. Нахожусь невесть где. В какой-то избушке на курьих ножках. Ничего не помню. Не очень хорошо соображаю. И к тому же вокруг одни детишки, которые несут какую-то бредятину и толком объяснить ничего не могут. Сумасшедший дом для малолетних, что ли? Тогда что я здесь делаю? Тоже умом тронулся? Хотя, я и так от этого уже не далеко.

Сделав усилие, я, кряхтя, поднялся и сел на своём ложе. Разом навалившаяся слабость, заставила облокотиться спиной о стенку. Теперь удалось осмотреться. Хоромы, мягко говоря, не впечатляли. Всё те же бревенчатые стены, земляной пол, да закопчённая печь, занимающая собой больше половины всего помещения. Из мебели: деревянный топчан, накрытый облезлым подобием шкуры, на которой собственно я и восседал, грубо сколоченная лавка, стоявшая у небольшого, затянутого полупрозрачной слюдой, окна, да огромный сундук, притаившийся в самом тёмном углу. Под потолком, возле печки, гроздьями свисали грибы и пучки зелени. По углам прилепилась заказанная мной паутина. Из посуды: забытая Славутой на пеньке, пошарканная плошка и, пристроившееся по соседству с сундуком, деревянное ведро. И всё. Спартанская, в общем, обстановочка. Диогена бы сюда. Он бы сразу, обратно, к себе в бочку, проситься начал.

— Это куда же меня занесло то? — Прохрипел я, вытирая испарину со лба.

— Домой, а то куда же, — откликнулась девочка, решившая, видимо, временно отменить свой поход к толстой Ганьке. Тут ей пока интереснее было. Эпицентр событий, как-никак.

— Да нет, — страдальчески поморщился я. — Это я уже понял. Деревня то, как называется?

— Деревня и есть, — удивилась малявка. — Чё её называть то? Чай не город!

— А до города далеко? — С трудом удерживаясь от того, чтобы не заорать, не сдавался я. — Он как называется?

— И впрямь памяти лишился! — Обрадовано заявила сестрёнка. — А ты что совсем ничего не помнишь? Совсем, совсем? — Малявка аж головой несколько раз в разные стороны крутанула, от охватившего её возбуждения. — А как дядька Аникей на позапрошлой неделе вару напился и посреди дороги в луже уснул, тоже не помнишь? А как наш бычок Степан в лес удрал и мы...

— Да хватит уже! — Не выдержав, гаркнул я. — Ничего я не помню, понятно?! Даже тебя не помню! Вообще ничего!!! Понятно?!!!

— Маришка я, — тонюсенько пропищала девочка, испуганно моргая глазками. — А тебя теперь в ушлёпки возьмут? Без памяти то? Ежели не возьмут, то дудочка всё равно моя! Ты сам отдал! — И, с обидой в голосе, добавила. — Ты и о пустоши, теперича, ничего не расскажешь, да?

— Какие ещё ушлёпки? Ты же вроде говорила, что меня магии обучать будут? — Устало поинтересовался я, уже не надеясь на внятный ответ.

Так они ушлёпки и есть, — хмыкнула в ответ Маришка. — Их все так называют. — И тут же оживилась, забыв о недавнем огорчении. — Вельда, а правда, что ушлёпкам камень магический вместо сердца вставляют? Мне толстая Гунька рассказывала. И шрам потом страшный остаётся. Прям ужас! А ты мне потом покажешь?

Я обессилено закрыл глаза и мысленно смачно выругался. Стало понятно, что добиться внятного ответа на мои вопросы от девчушки было нереально. Она меня просто не слышала, увлечённо говоря о своём. Оставалось дожидаться, пока восстановятся силы, чтобы выбраться наружу самому и найти кого-то более адекватного или надеяться, что сюда зайдёт кто-нибудь из взрослых и разъяснит ситуацию. Не могут же эти дети сами по себе здесь обитать? Стоп! Она же вначале об отце что-то лепетала.

— А отец когда придёт? — Перебил я, увлечённо продолжавшую щебетать девочку.

Маришка поперхнулась на полуслове и, на какое-то мгновение, стала похожа на вытянутую из воды рыбу, усиленно хватающую губами воздух. В глазах мелькнул неподдельный испуг.

— Всеблагой отец сюда никогда не приходит, — испуганно заявила она. — Зачем бы ему? Он даже к бате толстой Ганьки не заходит, хотя у дядьки Митрофана в хате даже светоч есть! И часы настоящие. Мне Ганька, один раз, даже разрешила на них сквозь дверную щёлку посмотреть. Красивые! А ещё...

— Ну, ты же сказала, что сюда сейчас придёт кто-то, — пришлось мне вновь перебивать девчушку.

— Так батя и придёт, — удивилась моей бестолковости девочка. — Тебя в ушлёпки забирать. Вот со старостой доругается и придёт. Солнышко уже поднялось. Возницы быков в телеги впрягают. Видать тронутся вскоре. Ты лучше расс...

Скрипнувшая дверь прервала Маришку на полуслове, заставив шустро шмыгнуть в сторону сундука и замереть там. В хату, низко пригнувшись, с трудом протиснулся коренастый мужик, в сильно поношенном, облезлом тулупе. Не спеша выпрямился, снял с седеющей головы видавшую виды шапку, пробормотал скороговоркой непонятную тарабарщину и, пригладив густую бороду, угрюмо уставился на меня. Следом, в образовавшуюся, между дверным проёмом и широкой спиной мужика, щель, ужом просочился шустрый дедок с толстой палкой в руке и, оставляя комки грязи на и так не очень-то чистом полу, решительно прошествовал к единственной в избе лавке. Лёгкое движение бровями и мою названную сестрёнку как ветром, из хаты, сдуло. Наступила гнетущая тишина...

Я настороженно разглядывал Маришкиного, а значит, судя по всему, и своего отца, пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий. В то, что это розыгрыш, и за мной сейчас, надрывая от смеха животики, наблюдают мои друзья, уверенности как-то поубавилось. Ну не похожа Маришка на актрису! В её возрасте, ребёнку так не сыграть. Нет, конечно, разные таланты встречаются. Так что полностью такую возможность я со счетов не сбрасываю и всё же, теперь, отношу её к маловероятным. Но если не инсценировка, то, что тогда? И тут возникало несколько вариантов, ни один из которых мне, откровенно говоря, не нравился.

Наиболее правдоподобным, во всяком случае, мне в это хотелось верить, было то, что мы, с Толиком, хорошо нагрузившись, решили махнуть за город, где и напились до чёртиков. А то, что дети всякий вздор несут, так на то они и дети. Навыдумывают разных сказок и сами в них же верят. Мы помниться в детстве с друзьями тоже любили разные страшилки друг другу рассказывать и ведь почти что верили! Правда, почему они меня за брата считают? Так может у меня и вправду родители с братом и сестрой в деревне живут. Вот мы с Толиком к ним в гости и решили заглянуть! Бывает же, что при амнезии люди даже своих родных не помнят. Ещё как бывает! В сериалах, вообще, это постоянное явление. Клише, можно сказать. А я чем хуже? Память то я тоже потерял!

Хорошая версия, удобная... Вот только, что-то мне подсказывает, что в корне неправильная. Не принимает её у меня душа. Очень хочет принять, а не может. Печалька. Другие то версии гораздо хуже будут. По одной из них выходило, что я попал в другой мир, причём ещё и не в своё тело. (Иначе с чего бы меня тут братом называть стали?) Ну что тут сказать? Звучит, конечно, бредово, но если это так, то я действительно попал! Судя по обстановке, живётся тут моим "родственничкам" не очень весело. Вернее, выживается. И участвовать, в этом семейном мероприятии, мне что-то совсем не хочется! Есть правда и положительный момент. Меня же, вроде, магии учится, посылают. А это уже круто! Всегда магом мечтал побывать. Стихиями там повелевать, могущественные заклинания произносить. Маг — это сила и власть. Вот уж я тут дел наворочу! Но и в этой версии были свои нестыковки. Если я попал в другой мир, то почему местных понимаю? Никогда не замечал у себя способности к изучению языков. Особенно, к мгновенным изучениям. Да и мир этот очень уж на мой родной похож. Я его, правда, не помню совсем, но нутром чувствую — похож и всё тут!

Вот по другой версии — это и есть мой родной мир. А значит, я и в самом деле этот, как его — Вельд. Забрёл в какую-то там зыбь, вот мне по мозгам и стукнуло. И Толик, с его самогонкой — это плод больного воображения. Сам виноват. Нечего шляться, где ни попадя!

Ну и последний вариант, который меня уж совсем не устраивал, так это то, что я умом тронулся и всего происходящего вокруг, на самом деле не существует. Ну а я, сижу, сейчас, где-нибудь в дурке, пускаю слюни и всем радостно улыбаюсь. Если это так, то тут я поделать уже ничего не могу, так что отбросим этот вариант как не существенный. А существенно на данный момент то, что не важно, кем мне этот мужик, на самом деле, приходится: родным отцом или подброшенным. Главное, что он-то в том, что я Вельд, нисколько не сомневается. И, если верить Маришке, собирается этому Вельду всё лишнее поотрывать. В возможность осуществления данного мероприятия, я нисколько не сомневался. Порвёт и не вспотеет. Такими лапищами только подковы гнуть, да с медведями бороться. Я поёжился. Перспектива, однако. Этот Вельд, значит, успел изрядно тут насвинячить, а мне, теперь, за него отдуваться?

Хриплый вздох новоприобретённого папаши взорвал тишину похлеще шумовой гранаты, заставив сердце, в панике, скакнуть куда-то в нижние участки тела. Я, на всякий случай, огляделся, в поисках путей отступления и обречённо вновь облокотился на стенку. Бежать было некуда. Выход плотно перекрывался "отцом", а в единственное узенькое оконце, разве что Маришка пролезет, да и то не факт.

Наконец, перестав буравить меня взглядом, мужик оглянулся вокруг. Занявший единственную лавку, старик и не подумал потесниться, продолжая, с явным интересом, ожидать дальнейшего развития событий. Тогда, не спеша, повесив шапку, на один из многочисленных сучков над дверью, отец присел на край кровати, рядом со мной.

— Ты уж прости меня, сынок, — произнес "отец", даже не глядя в мою сторону. — Так уж вышло... Сам знашь...

Ошарашенный неожиданными просительными нотками в его голосе, я ещё сильнее вжался в стену. Жалобный тон так не подходил к грозному виду мужика, что пугал не меньше, чем громкий рык. Говорят, что так часто Иван Грозный со своими жертвами разговаривал, перед тем как казни их предать. Чуть ли не на коленях перед ними ползал и поклоны бил. Стоп... А кто такой Иван Грозный? И откуда я его знаю? Может староста местный?

— Ты чего молчишь, сынок? — Мужик положил свою лапищу мне на плечо и неожиданно ласково его сжал. — Ты пойми, не мог я по-другому поступить. Нужда заставила. Земля второй год подряд не уродила. Тебе ли не знать?

— Батюшка! Он не помнит ничего! — Высунулась из-за двери Маришка и, вытаращив глаза, добавила. — Он даже нашего бычка Степана не помнит! Вот!

— Умом тронулся! — Радостно оживился дедок, привстав с лавки. — Ну, ещё бы! В пустошь сунуться! Главное чтоб старейшины не узнали. — Старик перешёл на громкий шёпот, заговорщицки подмигнув моему папаше. — Могут не отпустить! В бега уже подавался? Подавался! Раз! — С воодушевлением загнул он палец. — Память потерял — два! — Последовал второй палец за первым. — Да и пришибленный он какой-то стал! — Обличительно добавил дед. — Явно пустошь постаралась! Вот получит он стимгу на шею, а до города не дойдёт! Беда будет!

Вот к гадалке не ходи, если он него же все и узнают. И не только эти... старейшины. Вон как обрадовался, хрыч старый. Как будто в лотерею бульдозер выиграл!

Мужик мрачно кивнул, соглашаясь, цыкнул на дочь, отчего её вновь вынесло из дома, и уставился на меня, что-то обдумывая.

— А может, и отпустят, — дружелюбно оскалившись, продолжал рассуждать старикашка. — Колдунам много ума и без надобности. Баловство одно! Им сноровка нужнее, чтоб, значитса, от пинков уворачиваться успевать. А ум что! — Дед ощерил беззубый рот в довольной улыбке и задорно махнул клюкой, чуть не задев при этом отца. — Потеря небольшая! А до города добредёт как-нито! Чай Силантий присмотрит!

— Да погоди ты, сосед! — Досадливо отмахнулся отец от словоохотливого старика и, повернувшись, вновь вперил в меня тяжёлый взгляд. — Ты что сынок и меня не помнишь?

— Нет, — ошалело мотнул я головой и скороговоркой добавил, — Я вообще ничего не помню. Даже как меня зовут.

— Так Вельдом и зовут, — мужик почесал своей лапищей затылок и добавил. — Сын крестьянина Велима. То есть мой сын, значитса. — Он для верности ткнул пальцем в свою грудь и удивлённо вопросил. — Как такое забыть то можно?

— Ещё как можно! — Навис надо мной, с другой стороны, старик, забрызгивая слюной. — В ту зиму, когда у дяди Микулы телка волколаки задрали. — Дед оценивающим взглядом окинул Вилима и категорически заявил. — Ты не помнишь. Ещё в штаны по нужде ходил. Так вот. Пастух Веласий, да примут его душу Трое, занял у соседа мешок зерна, а как срок отдавать пришёл, тож, вон как этот. — Кивок в мою сторону, — Не помню, мол, ничего. Не брал, значитса. Они ж свояки были и по рукам без видоков ударили. Только дядька Игнат, пожалуй, даже покрепче тебя будет, Вилим. — Старичок довольно захихикал. — Вмиг память Веласию вернул!

Вилим с сомнением посмотрел на вредного старикашку, затем на меня и жёстко заявил. — Потерял память али нет, а в город идти, всё равно нужно. Я уж думал, что Славуту отправлять придётся. Калистрат, отрыжка волколакская, так и орал на всю деревню. Мол, не одного, так другого сына посылай. Ряд, мол, заключён. Откуп получен. — Отец осуждающе взглянул на меня. — Дед Паткул дело говорит. Испугаться могут старейшины, коли узнают, что с тобой что-то не так. За то, что вчера сбежать пытался, спрос тока с тебя и с семьи. А как стигму оденут, со всей деревни будет. Так что, когда к людям выйдем, ты помалкивай себе знай. Только соглашайся, да головой кивай. И тебя сосед очень прошу, языком не болтать, — внушительно повернулся Вилим к старику. — Если Славуту, заберут, обоим не прощу. Мал он ещё. Не выживет в ушлёпках.

— А почему магов ушлёпками называют? — Не смог я сдержать любопытства.

— А как же их называть то? — Не понял отец. — Ушлёпки они и есть.

— Губами много шлёпают, когда волшбу свою поганую творят! — Паткул вновь вольготно расположился на лавке, прихватив по пути парочку сушёных грибков. — Ну и их за это тоже... того... частенько шлёпают. — Старик смачно прожевал грибок и резюмировал. — Так им и надо, злыдням проклятым!

— Не пугай ты его сосед, — отмахнулся Вилим. — Оно, конечно, судьба твоя незавидная. — Мне показалось или в глазах здоровяка промелькнуло сочувствие? — Крестьянствовать, оно, конечно, не в пример лучше будет. Зато в городе жить будешь. — Отец задумался, чем бы ещё меня ободрить и, с сомнением, добавил. — И сытый каждый день. Служба то княжья.

— Будет он сытым, как же, — не удержался дед Паткул. — Бывал я, значитса, в Виличе в молодости. Мир, дураку, охота посмотреть было. Так там энтих ушлёпков, как свинушек недорезанных. Во все стороны так и снуют. И от дерьма очень ловко уворачиваются. — Старикан прикрыл глаза и, с видимым одобрением, добавил. — Шустрые!

— Какого дерьма? — Не понял я. Вилим и тот, вопросительно на старика уставился.

— От обычного, — охотно пояснил Паткул. — Его по улицам в избытке. Там даже у детишек забава такая есть. — Дед заговорчески мне подмигнул. — Кто больше раз в ушлёпка дерьмом попадёт. Так, на моей памяти, больше десятка раз, ни один не попал!

— Хватит тебе стращать парнишку, сосед, — вновь поморщился отец. — Может ему повезёт в придворные маги выбиться. Кто знает?

— Это да, — с готовностью согласился дедок. — Оно, конечно! Раз в тыщу лет и корова вместо навоза лепёшками гадит! Помнится....

Гулкий протяжный звон перебил старика на полуслове. Отец, тяжело вздохнув, поднялся с топчана и, натянув шапку, повернулся ко мне.

— Пора Вельд. Слышишь, в набат бьют. Народ обоз провожать собирают. И тебе пора в дорогу. Сам идти то сможешь?

Было довольно прохладно. Неприятный холодный ветерок, подобно назойливому настырному воришке, лез под одежду, умело отыскивая в ней многочисленные прорехи. Я поёжился, зябко поведя плечами и, мрачно огляделся вокруг. Открывшаяся картина настроения не добавила.

Деревенька, на окраине которой мне в настоящий момент "посчастливилось" стоять, состояла примерно из пары сотен приземистых невзрачных домишек, кривыми улочками, разбросанных в пределах небольшого, зажатого со всех сторон лесом, частокола. Дома будто жались к земле, тускло отсвечивая маленькими окнами-бойницами, в свете довольно уже высоко поднявшегося солнца. Возле каждого дома, тесно прижавшись к стенам, словно опята к трухлявому пеньку, громоздились, ещё более убогие на вид, хозяйственные пристройки. Крохотные, заросшие сорняками огороды, огороженные довольно добротным, на фоне всего остального, забором, довершали картину беспросветной нищеты, царившей вокруг.

— У! Вельда в ушлёпки ведут! Я первый увидел! Нет, я! — несколько пацанят, в забрызганных грязью рубахах до колен, сорвались с насиженных мест и понеслись прочь, отчаянно стараясь, обогнать друг друга. Не прошло и нескольких секунд, как сорванцы, продолжая что-то задорно выкрикивать, скрылись за ближайшим поворотом, только грязь во все стороны полетела.

"Ишь и не холодно им, оглоедам", — завистливо посмотрел я им вслед, затем перевёл взгляд на тёмно-коричневую жижу, толстым слоем покрывавшую дорогу, задумчиво взглянул на собственную обувку, выданную мне отцом на выходе и, печально вздохнул.

Мда. Здесь кирзачи нужны или резиновые, на худой конец, а не эти полулапти — полу не знаю что. Это же надо столько грязюки намешать? Будто специально со всей округи самосвалами свозили!

— Что сынок. Плохо тебе совсем? — Заботливо склонился ко мне отец. — Сам идти то сможешь? Аль подсобить?

— Заморённый ты какой-то стал, Вельдушка, — встрял, с другой стороны, дед Паткул. — Видать тебе не только память отшибло, но и мозги набекрень вывернуло. — И добавил, со знанием дела. — Пустошь она такая. Она может.

Я благоразумно промолчал. Не знаю: попал я в этот мир откуда-то ещё или изначально тут был. Главное, что никуда уже отсюда, похоже, не денусь. Хоть волком вой, а жить придётся здесь. Значит, тут, и устраиваться как-то надо. И по любому, в этой дыре, мне ничего не светит. Тут, из перспектив, только ковыряние в навозе и прочие сопутствующие этому, от зари и до заката, радости. Оно мне надо? Нет, конечно! Я уж лучше в маги подамся, раз они тут водятся. Тем более, что и выбора мне особого, похоже, не оставляют. Судьба! Одно только не понятно. Чего это местные так на магов учиться, идти не хотят? Это же, какие перспективы! Власть, могущество, богатство! А то, что не любят их, так это понятно. Боятся! Вот и отыгрываются на учениках, пока те в силу не вошли. И то не факт. Дед, сразу видно, тот ещё балабол. И соврёт, не дорого возьмёт. Вон батя не о чём таком не слышал. Глушь, тут, судя по всему, ещё та. Знаю я такие деревеньки. Живут у чёрта на куличках. По полгода никого не видят. Информации ноль. Скука смертная. Вот и выдумывают сами для себя страшилки. Всё что не укладывается в размеренный образ жизни, то всё зло и ужас. Вот и про магов насочиняли, не пойми что, со страха. Душу там потеряешь, чёрным властелином станешь. Киснут в своём болоте. Ну, ничего. Я, может, когда-нибудь и загляну сюда на минутку. Ну, когда магом стану. Потыкаю их мордами в собственное...

— Пойдём, сынок, — решительно взял меня за плечо Вилим. — Народ заждался уже. И так староста опять, как собака, брехать будет.

— Это да, — одобрительно откликнулся дед. — Стой, не стой, а от судьбы не уйдёшь. — Паткул смачно высморкался себе под ноги, сплюнул туда же и, вытерев об тулуп пальцы, подозрительно уставился на меня. — Видать согрешил ты в чём-то перед Троими, что они на тебя указали.

— Жребий то Васяткин был, — нахмурившись, возразил Вилим. — И грехи его!

— Ну, у Васятки то грехов больше чем блох у козла приблудившегося, — мелко захихикав, согласился дед. — Если бы не Калистрат, ему бы уже давно шею свернули. Нашёл ты с кем по рукам ударить. — Паткул укоризненно покачал головой. — Староста оттого и искал охотника, что на суд богов не надеялся.

— Нужда заставила, — мрачно процедил Вилим, старательно обходя очередную грязевую лужу. — Ты же сам знаешь, дядька Паткул, как мне осенью с посевами не повезло. — Отец, грязно выругавшись, с силой пнул комком грязи в сторону развалившейся поперёк дороги свиньи. Та, лениво посмотрев в нашу сторону, даже не подумала покидать так полюбившуюся ей лужу. — Выбора у меня не было. Если бы ряд с Калистратом не заключил, эту зиму мы бы не пережили. Да и думка теплилась, что сторонкой беда пройдёт. Почти три десятка баллот тянули. У Вельда он чистый был. — Вилим сморщился так, как будто прожевал дольку неспелого лимона. — А у Васятки нет.

— А почему тогда меня вместо Васятки этого в маги посылают? — Не вытерпев, поинтересовался я.

— И впрямь с головой у тебя беда, — покачал головой Вилим. — Как дитёнку малому всё разъяснять приходится. Ты, главное, на погостье чего-нибудь такого не спроси, — погрозил он мне пальцем. — Помалкивай, да головой кивай. Не дай Лишний и впрямь старики не отпустят.

— Обычай у нас такой, — ответил вместо отца дед Паткул, теребя жидкую бородёнку. — Когда деревне приходит срок баллот тянуть, то тянуть его обязаны все, кто во взрослую пору входит. То закон ещё со смутных веков самими богами прописан! — Поднял указательный палец вверх старик. — И уклониться от его исполнения никто не может: ни крестьянин, ни торговец, ни даже сам господине князь!

Вилим, внимательно слушавший деда, кивнул соглашаясь.

— Перед Троими все равны, — продолжал вещать дед. — За этим жрецы строго следят и никому спуску не дают! Говорят, что даже сын императора баллот как-то тянул. — Выпучил Паткул глаза. — Но, — дед, выдержав паузу, вновь поднял палец вверх. — Ежели кто не хочет судьбу пытать, то может заключить ряд. Конечно, если охотника найдёт. Баллот то он потянет, но в чашу Йоки его бросать не будет, а охотнику то и передаст. Тот замест него бросит. А там уже как Трое решат. — Дед пожал плечами. — Ежели баллот чёрный будет — повезло. Живи себе дальше и всё, что по ряду получил, твоим остаётся. Ну, а если белый, то всё — топай детинушка до городу, на ушлёпка, значитса, обучатся.

— Самому, что ли, идти то? — Удивился я, почесав голову. — Без присмотру совсем?

— Сам ты только до ближайшей деревни дойдёшь. Там тебе шибко рады будут! — Зло бросил Вилим. — Вместе с обозом пойдёшь. Отец-послушник, хоть специально будущих колдунов и не опекает, но и полонить не даст. Раз вас Трое в ушлёпки выбрали, то так тому и быть. И рушить волю богов не след. Поэтому всю дорогу держись обоза, никуда от него не отходи. Тогда и до Вилича наверняка дойдёшь. А в сторону уйдёшь — считай, пропал. Ты понял меня? — Отец, взяв меня за плечи, внимательно заглянул в глаза.

— Понял. — Под взглядом Велима мне стало неуютно. — От обоза не отхожу. У послушника всё время на глазах нахожусь.

— У всеблагого отца других дел и нет, как на твою грязную харю любоваться, — развеселился Паткул. — Ты лучше Силантия держись. С одной деревни чай. Может, хоть он, присмотрит за тобой! Там, правда, и с других деревенек народишко до школы идёт, но на них ты не надейся. За полполушки продадут.

— И все за обозом без присмотра идут? — Удивился я. — А почему тогда никто не сбежит? Лес то рядом.

И тут же, получив увесистый подзатыльник, пробороздил носом грязь.

— Думай, что языком мелешь! — Рыкнул надо мной отец. — Кто чужой услышит, беды не оберёшься! Да и мне несладко придётся! Ты уже вдосталь побегал! Заткнись! И чтоб больше рот свой поганый не открывал! Ещё хоть слово услышу! Я тебе! ... — Вилим поднял руку и выразительно сжал свой громадный кулачище.

Поднимался я с трудом. Липкая жижа, подобно болотной трясине, отпускала неохотно, разъезжаясь под руками в разные стороны. Да и голова вновь загудела, как растревоженный пчелиный улей. Вилим, с каким-то злорадным интересом, наблюдавший за моими потугами, терпеливо дождался окончания действа. Затем, взяв меня своими лапищами, за сразу затрещавший ворот, с придыханием произнёс: — У меня ещё намедни руки чесались, когда ты своим побегом чуть и Славуту за собой не утянул. Если бы тебя сейчас на погостье не ждали, я бы тебя уму-разуму то поучил. Но ты смотри, сынок, — почти ласково, добавил он. — Если с твоей учёбой сейчас что-нибудь не сладится, то...

— Пошли уже, сосед, — прервал его на полуслове Паткул. — Если опоздаем — беда будет.

— Пошли, — согласился Вилим, разжимая кулаки. — Твоя, правда, дядька Паткул, припозднились мы.

На погостье вышли как-то неожиданно. Вроде только что месили грязь, огибая, вплотную притиснувшись к забору, очередную огромную лужу, прошли по стиснутой меж двух палисадников довольно утоптанной тропинке и, внезапно, вышли на довольно большую площадь, почти полностью заполненную народом. Однородная серая толпа, состоящая в основном из однотипно одетых в драные тулупы баб и мужиков, отличавшихся друг от друга лишь наличием у первых на головах платков, напряжённо ждала, искоса поглядывая в сторону десятка запряжённых волами телег. Там уже вовсю суетились возницы, в последний раз проверяя сбрую, лениво переругивались стражники, поправляя сбившийся немудрёный доспех, важно вышагивал кряжистый бородатый старик, зачем-то постоянно поправляющий уложенные в телеги мешки. Рядом ошивалась стайка местной детворы, увлечённо путаясь у старших под ногами. Они-то первыми нас и заметили.

— Вельда привели! — заорал, во всё горло, вихрастый мальчуган лет пяти и тут же получил затрещину от кого-то из старших. Нас сразу обступили со всех сторон. Раздались нестройные приветствия, вопросы, взаимные поклоны. Какой-то изрядно пьяный толстяк, в сильно измызганном грязью армяке, неопределённого от грязи цвета, даже попытался преградить Вилиму путь, попутно стараясь втолковать что-то невнятное, но был, бесцеремонно отодвинут в сторону.

— Не до тебя сейчас, Аникей. Не видишь, Калистрат ждёт.

Вилим, наконец, протиснулся сквозь толпу и встал напротив старика. Дед Паткул благоразумно затерялся в толпе. Я, молча, встал рядом, почти физически ощущая спиной десятки любопытных глаз. Сельчане и до того беседовавшие друг с другом громким полушёпотом, смолкли совсем, с интересом ожидая дальнейшего развития событий. Даже детвора, прекратив своё броуновское движение между телегами, застыла на месте, раззявив в ожидании рты. Оно и понятно. Культурная программа в этом захолустье особым разнообразием вряд ли отличается. Дни в деревне как близнецы-братья, без полулитры и не отличишь. Из всех забав, только пьянка с мордобоем, сплетни, да увеличение народонаселения по ночам. В общем, скука смертная. Неудивительно, что поглазеть на отправление обоза и двух неудачников-односельчан вся деревня набежала. Это же событие, по местным меркам, неординарное. Потом месяца два можно будет языками чесать, сочиняя по ходу дела дополнительные подробности и до хрипоты оспаривая версию какой-нибудь Клавки косоглазой.

Первым прервал молчание Калистрат. Зло зыркнув, на насупившегося Вилима, он развернулся в мою сторону.

— Ну что, набегался выкормыш айхи?! Воля Троих тебе, значит, не указ? Всю деревню перед всеблагим отцом обгадил. У нас такого отродясь не было! Ты первый такой! А ты знаешь, сын нерюха, что сбежав, ты оскорбление Троим нанёс? И если бы тебя не поймали, отец-послушник не ток вместо тебя Славуту мог забрал, но и, в наказание, ещё раз отроков баллот тянуть заставить? Знал! — Вредный старик огляделся вокруг в поисках поддержки, и, дождавшись одобрительного гула, вновь вперил взгляд на меня. — Наказать бы тебя всей общиной, да времени нет. Отец-послушник и так припозднился. — Калистрат бросил озабоченный взгляд назад. — Ничё. Трое тебя накажут. А мы опосля всем обществом с Вилимом потолкуем. Почему он своих сыновей обычаи наши уважать не учит. И учит ли он их, вообще, хоть чему-нибудь? — Старик со злорадством покосился на побледневшего Вилима и сокрушенно покачал головой. — Я ведь вроде пока что тут староста, — показушно загнусавил Калистрат, — общиной на сходке выбранный. Да и до волос седых уже дожил. Ежели не по чину, то по возрасту уважения заслуживаю. Какой-там, — староста сокрушённо покачал головой. — Сначала Вилим мне поутру, всячески понося, чуть полбороды не выдрал! И за что?! За то, что я, об отроках наших, заботясь, старался их от второго баллота спасти? За то, что к ответу за провинность сынишки его призвал? За упрёк, что ряд по весне с ним заключённый, порушен оказался? — Староста выдержал выразительную паузу и, ткнув пальцем на меня, с горечью продолжил. — И чего спрашивается от этого змеёныша ожидать, коль все родичи такие? Он не Троих ни чтит, ни нас стариков не уважает. Вот и сейчас, стоит, глазищами сверкает, а о вежестве и думать забыл. А уж чтоб поклонится, своему старосте уважительно, и речи нет. Видать отлежал спину то! Не гнётся совсем!

Вокруг сдержанно рассмеялись.

— То, что спина не гнётся — дело поправимое! Размять надо хорошенько! Батогами!

— У него не только со спиной беда, но и с ногами! Вон морда, в грязи вся!

— Эт он лужу обнять решил! С бабой перепутал!

Я, честно говоря, растерялся. Сколько времени прошло с тех пор, как я очнулся? Часа два, не больше. Мало того, что тут ещё почти ничего не понимаю, так ещё и о прошлом ничего не помню. В общем, в голове полный сумбур и каша, а тут ещё этот вредный старикашка прицепился. И что теперь делать? Ну не знаю я специфики местных взаимоотношений. И как вести себя, в данной ситуации, тоже не очень понимаю. Но, судя по поведению Вилима, качать права точно не стоит. Ведь староста, по сути, больше на него наехал. Зря он, видимо, с Калистратом поцапался. Ох, зря! Тот сразу видно: жучила прожжённый и злопамятный, к тому же. Вот как речь вывернул. Враз моего новоиспечённого батяню врагом всего села выставил. И соответственно, всех против нас настроил. Вон мужики, хоть и скалятся немудрёным шуткам, а глаза то злые. А против всего села не попрёшь. Вот и Вилим это, похоже, понимает. Набычился, кулаки то сжимает, то разжимает, а молчит. Мда. Непрост староста. Совсем не прост. Одно радует. Не против меня эта интрига направлена. Ведь я то, судя по всему, ломоть отрезанный и, без пяти минут, в сторону города катящий, а значит этой общине, будь она не ладна, уже не подчинённый. Так что лучше уж промолчу в тряпочку, дождусь этого послушника ихнего и ходу отсюда. Пусть Вилим расхлёбывает. Всё равно у меня с ним родственные отношения не сложились. Вот накостыляют ему мужики, будет знать, как руки распускать.

Но в планы Калистрата моё молчание не входило.

— Что молчишь то, Вельдушка? — Задушевно так обратился он ко мне, ну почти как к родному. — Раньше ты на язык побойчее был. Да и вообще — пошустрее. Вон как в сторону Махровой зыби почесал. На силу догнали! А может, ты и теперь сбежать замышляешь? Уже по дороге в город? — Калистрат обвёл взглядом односельчан и предложил. — Мужики, может заменим его Славутой? А то, чем Лишний не шутит, вдруг опять сбежит? Хлебнёт тогда деревня горюшка. Полным ковшиком хлебнёт!

Я мысленно чертыхнулся. Вот гад! Ошибся я! Одного Вилима этому козлу бородатому, похоже, мало. От нарисовавшейся перспективы моментально пересохло в горле. Если меня оставят здесь — это конец! Сельчане в муку раскатают, а потом, остатки, если что-то, конечно, останется, Вилим по стенкам размажет. Недовольный гул, прокатившийся по толпе, со всей ясностью подтвердил мои предположения. Толпа сдвинулась, взяв нас в плотное кольцо. Послышались оскорбительные выкрики, предложения хорошенько проучить молокососа. Кто-то выдернул из толпы и втолкнул в круг незамеченного мною Славуту. Парнишка тут же прильнул к отцу, затравленно озираясь по сторонам. Он то, судя по всему, и заставил гиганта очнуться и вступить в бой.

— Не мели чепухи, дядька Калистрат, — резко отчеканил Вилим, прижав Славуту к себе. — Вельд, конечно, поганец ещё тот, но не дурак. Одно дело, когда он после обряда сбежал. Тоже дурость, но там хоть надежда была, в деревню какую-нито прибиться, аль в город податься. А как стигму на шею наденут, какой уж тут побег? Каждый встречный переймёт.

— По мне, так полный дурак! — Высунулся, из-за спины Калистрата, рослый черноволосый парень, с нагловатыми глазами. — Умный, в Махрову зыбь, не сунется.

— Тут дядька Паткул говорит, что он в пустоши память потерял и головой совсем тронулся, — встрял в разговор пожилой мужик, в рваном треухе. — Я так думаю. Ты уж извини, сосед, — повернулся он к Велиму, — Но посылать надо Славуту. Шибко ненадёжен Вельд будет, раз мозги набекрень. Только Трое знают, что ему Лишний может нашептать!

— Что-то он и впрямь молчит больно странно, — поддакнули из-за спины. — Первый болтун на деревне был, а сейчас и слова не вытянешь.

— Может он не только умом тронулся, но и разговаривать разучился? — Довольно загоготал чернявый. — Дядька Вилим, а по нужде он ещё пока сам ходит, аль у него штаны мокрые вовсе не из-за лужи?!

— Как был ты балаболом Васятка, так балаболом и помрёшь, — под дружный смех толпы, сплюнул Вилим.

— И ничего я умом не тронулся, — решился я вступить в разговор, осторожно подбирая слова. Сын старосты, сам того не желая, своей шуткой слегка разрядил обстановку и я понял, что это мой шанс. Буду и дальше молчать, точно здесь останусь. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Нужно убедить этих бородачей, что я вполне адекватен и никуда сбегать, не собираюсь. — С памятью плохо — то, правда. Да то моя беда. В дороге это не помеха. И бежать я никуда не собираюсь. Стигму же оденут. — Что это за стигма такая, я не представлял, но раз Вилим на неё ссылается, не грех и мне вспомнить. — Правильно батя сказал. Я себе не враг.

— Что совсем ничего не помнить? — Вывалился из толпы оживившийся Аникей и, дыхнув мне в лицо сильнейшим перегаром, спросил. — А как намедни у меня баклажку вару взаймы взял, тоже не помнишь? — И повернувшись к Вилиму, требовательно заявил. — Рассчитаться бы надо, сосед!

— Вот прощелыга ушлый! Так и норовит, на дармовщинку выпить! — Засмеялись из толпы.

— А кабанчика копчёного он у тебя в долг не брал случаем, Аникей? И крупы пару мешков? — Развеселился народ.

— Мне тоже смешно. Да только как бы нам потом горькими слезами не умыться, — оттолкнул от меня Аникея староста. Его явно раздосадовало то, что разговор ушёл в сторону, и он решил вернуть его в нужное русло. — Опаска меня берёт, ущербному на шею стигму вешать. Сгинет по пути или к ловцам в лапы попадёт. И всё! А с кого спрос? — Калистрат выразительно посмотрел по сторонам и, подняв палец вверх, внушительно добавил. — С нас! Не считая Вилима, ещё три семьи горькими слезами умоются!

— Твоя, правда, Калистрат, — согласился со старостой худощавый высокий мужик средних лет, единственный из всей толпы, щеголявший добротным почти новым кафтаном. — У всех у нас отроки есть. Не приведи Трое, ещё кого отцы-вершители заберут.

— Ну, ваших-то с Калистратом сынков не заберут, — ехидно возразили из толпы. — Опять так же откупитесь, как староста Васятку откупил.

— А я Вельда силком Васяткин баллот кидать не принуждал, — вызверился староста. — Всё по согласию было! Я честно за это уплатил! Всё по ряду, как положено! А он, — Калистрат кивнул головой в мою сторону. — Как время пришло, долг отдавать, так сразу в бега подался! Ряд порушив!

— Мы ряд не рушим, — набычился в ответ Вилим. — Вельду баллот выпал, Вельд и пойдёт в школу мажеску! Всё, как и было сговорено!

Я слушал начавшуюся между мужиками перепалку и лихорадочно соображал. На кону стояла моя судьба. Вот придут сейчас эти бородачи к решению, не отправлять меня на мага учится и всё. Пиши, пропало. Нужно убедить их не делать этого. Но как? Местных реалий я не знаю. Как бы ни ляпнуть чего-нибудь, себе во вред.

— Пойти то пойдёт, а вот дойдёт ли? — Продолжал гнуть свою линию Калистрат. — До городу шесть дён пути будет. И стока же отцам-вершителям понадобится, чтоб сюда добраться. Вы хотите две седмицы трястись в ожидании и гадать: дошёл ли этот выкидыш Лишнего до школы или нет? Нужна ли нам эта докука, сельчане?

Одобрительный гул выбил землю, из-под моих ног. Отчаяние стальными когтями сжало сердце.

— Да дойду я! Богом клянусь! — Почти сорвался я, на безнадёжный крик.

— Эт, каким таким богом? — Хитровато прищурился староста. — Уж не Лишним ли? Чем же тебе Трое не угодили?

— Так ими и клянусь! — Быстро исправился я. — Как штык в городе буду!

— Заткни пасть, щенок! — Рявкнул на меня новокафтанник. — Соплив ещё, в споры старших лезть! Ну, ничё! Мы тебя всем обществом поучим! И надо бы к отцу Игнатию его свести. Он быстро дознается, что у него за любовь к Лишнему!

Несколько пар рук цепко опустились мне на плечи. Кто-то ещё и хорошую затрещину отвесил, да так, что зубы клацнули. Я затравленно оглянулся на Вилима. Вот чурбан неотёсанный! Стоит, глазами страшно вращает, а двух слов сказать не может! По всему видно, драться собрался за Славуту. Только каким бы ты здоровым не был, против толпы не попрёшь — сомнут. Да и среди мужиков, парочка не слабей Вилима смотрелась.

— Ну и что тут за галдёж такой? — Резкий недовольный голос перекрыл гул толпы. В следующее мгновение, я почувствовал себя свободным. Мужики, повернувшись в сторону обоза, низко поклонились, сдёрнув, у кого были, на головах, шапки. Я поспешил поклониться тоже, бросив быстрый взгляд в сторону обоза.

Возле телег стояли двое мужчин, закутанных в чёрные, с наброшенными на голову колпаками, балахоны. Впереди стоящий худощавый юноша, почти мальчик, с высокомерным выражением лица, оглядывал склонившеюся перед ним толпу, ожидая ответа на свой вопрос. Стоявший чуть сзади пожилой мужчина, с красным одутловатым лицом, равнодушно зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Где изгои? — Не дождавшись ответа, юноша нашёл взглядом старосту. — Ты решил заставить меня ждать, борода?

— Нет, всеблагой отец, — тут же заюлил старик. — Оба здесь. Вот Силантий, сын вдовы Аристарха, — Из толпы тут же вытолкнули бледного заплаканного юношу, с небольшим кожаным мешком на плече. — И Славута, сын Вилима.

Вилим, обмякнув, разжал свои лапищи, выпуская трясущегося сына. Похоже, со жрецами, тут даже он спорить не решался. Какой-то паренёк, вынырнув из-за спины старосты, протянул Славуте точно такой же мешок. Толпа качнулась, напряжённо чего-то ожидая.

Послушник, молча, оглянулся и пожилой протянул ему длинный белый ремешок с небольшим красным камешком посередине. Юноша повернулся к подошедшему Силантию и, брезгливо поморщившись, надел тому ремешок на шею. Камень кроваво вспыхнул, ярко заискрившись, и тут же потух, мгновенно почернев. Силантий резко дёрнулся, чуть слышно вскрикнув. Тишину прорезал плач женщины.

— Да свершится воля Троих, — скучающим голосом возвестил послушник и вновь протянул руку к пожилому.

— Да свершится воля Троих, — согласился тот, протягивая юноше второй ремешок. Настал черед Славуты и тот покорно встал на место отошедшего Силантия. Понимая, что сейчас случится непоправимое, я в отчаянии выкрикнул. — Это нечестно! Баллот я вытянул!

Сильный удар тут же опрокинул меня на землю. Сверху навалились, впечатывая тело в липкую грязь.

— Это что ещё за выкидыш Лишнего? — В голосе послушника проскользнули нотки интереса. Видать достала его эта нудная поездка, а тут хоть какое-то, да развлечение.

— Это другой сын селянина Вилима, отец Мефодий, — скрипучий надтреснутый голос, несомненно, принадлежал красномордому. — Баллот он вчера вытянул, да потом сразу в пустошь стрекача задал. Насилу поймали.

— В пустошь говоришь? — Вскинулся молодой жрец. — А мне почто о том не сказывал? Забыл указ отца-приора?

— Что ты! Разве я мог забыть! — Красномордый, судя по тону, ничуть не смутился. — Потому ещё вчера отцам-радетелям весточку послал. А тебе отец Мефодий и знать о том не след. — В голосе местного жреца проскользнула откровенная издёвка. — Ибо я простому послушнику не докладчик!

По скулам Мефодия заходили желваки.

— Покажите мне его.

Меня тут же рывком подняли на ноги и предъявили на обозрение послушнику. Ну вот. Сейчас он ещё на мне и свою злость сорвёт. Вон как рожу перекосило! Молодой, а уже спесивый, сверх меры.

— Экий он чумазый, — Мефодий презрительно скривил губы. — Отпустите. Пусть хоть рожу вытрет.

Отпустили. Трясущейся рукой я попытался стереть липкую грязь с лица. Что-то вытер, что-то ещё больше размазал.

Сволочи. Лишь бы вырваться отсюда. Я вам потом устрою.

Послушник насмешливо фыркнул. — Точно, отец Игнатий. Похоже, этот вчерась был. Этаку рожу разве забудешь? — И, повернувшись к красномордому, с нажимом спросил. — А почему тогда мне другого подсовывают?

Отец Игнатий, казалось, побагровел ещё больше. В его глазах блеснула еле сдерживаемая ярость. Я замер, ещё не смея верить своему счастью. Самолюбив Мефодий, очень самолюбив. И сейчас, похоже, из принципа меня решил с собой забрать. Лишь бы местному жрецу насолить!

— Общество так решило, всеблагой отец, — решился встрять в беседу Калистрат. — Он же вчера сбе...

— Кто решил? Общество? — Едва не брызжа желчью, перебил Мефодий старосту. — Воля Троих уже не священна теперь? Общество, — это слово послушник буквально выплюнул, — теперь само всё решает?

Я злорадно усмехнулся. Опростоволосился староста. Не надо было в спор между жрецами влезать! Послушник и так кипит, как котелок с закрытой крышкой, а тут ты ещё со своим обществом!

— Умом он тронулся, всеблагой отец, — всё же решился пролепетать Калистрат. — Опасаемся, что до города не дойдёт.

Не дойдёт — значит не дойдёт, — равнодушно пожал плечами послушник, покосившись на красномордого. — На всё воля Троих.

Чувствовалось, что на возможные проблемы деревенских ему глубоко плевать, гораздо важнее обнаглевшего Игнатия на место поставить.

— Иди сюда, чумазик, — поманил меня Мефодий пальцем.

Я, пошатываясь, подошёл. Всё-таки хорошо мне врезали. Машинально взял протянутый Славутой мешок и склонил голову. Шею охватил ремешок и, в следующее мгновение, всё тело пронзило словно молнией. Аж зубы заныли.

— Да свершится воля Троих, — донеслось до меня приглушённо.

Я потрясённо потряс головой. Блин. Больно-то как! Словно током долбануло! Машинально потрогал рукой обхвативший шею ошейник. Тот сидел плотно, под жёсткую грубую кожу даже палец не пролазил. Нащупал на горле камушек и тут же отдёрнул руку. Чёрт! Холодный, как лёд в Арктике! Аж пальцы обжигает. Интересно, а Арктика — это где? В этом или в том, другом мире? Ладно, не суть. Сейчас, не об этом думать надо.

Чья-то рука, опустившись на плечо, вернула меня к действительности.

— Ты бы поторапливался, Вельдушка, — заглянул мне просительно в глаза Калистрат. — Обоз ждать не будет. Вон и тронулись уже.

Я проводил взглядом мерно заскрипевшие колесами телеги и оглянулся на сельчан. Более трёх сотен глаз не сводили с меня тревожных взглядов.

— Ты зла на меня не держи, Вельд, — продолжил между тем староста. — Я о благе деревни пекусь. На то и выбран. И потому, Троими тебя прошу — дойди ты до города! А то ещё троих отроков Лишний заберёт. А ведь они тебе не чужие. Чай ещё без штанов вместе по улицам гоняли. Да и твоим родичам не поздоровится.

Вот ведь, хитрец бородатый! Вроде и просит, но и пригрозить не забывает. А того и не знает, что грозить то мне особо и нечем. Не сложились у меня отношения с местными родственниками. Ну, вот совсем не сложились. И особо тёплых чувств ни к Славуте, ни, к тем более, Вилиму я не испытываю. Да и не считаю я их родными. Вообще. Чужие они мне. Так что нет у вас аргументов против Петьки Кирпича гражданин староста. Тем более, что и из юрисдикции вашей я вышел. Мелькнула мысль слегка отомстить этим бородачам напоследок. Намекнуть, что в город я не очень то и собираюсь. Места и поинтересней есть. Нет, на самом-то деле деваться мне особо и некуда, кроме как в маги учиться идти. Но они-то про это знать не могут. Вот и пускай пару седмиц плохо поспят. Это будет, моя маленькая мстя. Я обвёл взглядом лица сельчан, собираясь высказать что-нибудь в этом роде, нашёл глазами мрачного Вилима, Славуту и... увидел прильнувшую к ним Маришку. Мда. Про сестрёнку то я и забыл. А ведь ей на орехи тоже достанется. Жалко её, хоть она и болтушка страшная.

— В общем, так, Калистрат, — повернулся я к старосте, — До города я дойду без обмана. И отучусь там, как положено. Но и ты смотри. Чтоб родичам моим обиды не было. Или Троими клянусь, как отучусь, в деревню обязательно наведаюсь. И какое-нибудь проклятие на неё наложу.

— Что ты Вельдушка. Простили мы Вилима уже. Чай не чужие! — Замахал руками староста. Особо испуга в его хитрых глазках, я, к своей досаде, не приметил. — Ты лучше скажи, что и, правда, память полностью потерял?

— Ну да, — насторожился я. — Даже имя своё сам не вспомнил. А что?

— Плохо, — посмурнел староста, — Ты же теперь как дитя малое. Ни одни, так другие по пути переймут. И времени нет, тебе всё объяснить. — Калистрат задумчиво почесал бороду и крикнул. — Силантий!

От группы подростков, уныло бредущих за обозом, отделился уже знакомый мне, по обряду, парнишка.

— Что дядька Калистрат?

— Ты это, за Вельдом в дороге присмотри. Ну и обскажи ему всё, — староста покряхтел и добавил. — Послужи обществу в последний раз. А мы в долгу не останемся. Матушке твоей в трудную годину поможем. А к лету и тебе гостинец пришлём.

— Всё сделаю, дядька Калистрат. — Силантий недобро покосился в мою сторону. — Прослежу. Не сомневайся.

— Ну, тогда в путь, — вздохнул староста. — Пусть будут Трое с вами, а Лишний стороной пройдёт. — Калистрат хотел ещё что-то добавить, передумал и махнул рукой. — Идите уже, а то обоз далече ушёл. Догоняйте, пока деревня на виду.

Силантий шустро припустил в сторону ворот. Я побежал следом.

— Вельда! — Окрик остановил меня, когда я почти миновал массивные двухстворчатые ворота, заставив обернуться.

Запыхавшаяся Маришка, впившись клещом в мои штаны, горько заплакала.

— Ты ведь ещё вернёшься Вельда? Ну, когда колдуном станешь. Вернёшься? — Подняла она ко мне своё чумазое личико.

Конечно, маленькая, — у меня на душе чуть потеплело. Хоть кому-то я в этом мире не безразличен.

— Тогда обязательно шрам на груди покажешь, — перешла на деловой тон пигалица. — И свистульку из города мне привези, со шнурочком шёлковым, как у Ганьки!

— Обязательно, — улыбнулся я и, поцеловав свою сестрёнку, заспешим вслед за нетерпеливо оглядывающимся Силантием. Кто знает, может я и вправду, сюда ещё вернусь?

Глава 2

— Седай рядом Вельд. Раздели со мной трапезу. — Гонда, расстелив на траве цветастый обрезок плотной ткани, ловко выкладывал, из заплечного мешка, немудрёную снедь. — Я уже его привычки изучил, — кивнул он в сторону неторопливо вылезавшего из повозки Мефодия. — Не меньше часу своё брюхо набивать будет.

— Спасибо, — не стал чиниться я.

Гонда мне нравился: весёлый, дружелюбный, словоохотливый, он сразу расположил к себе. Мы ещё из деревни толком выйти не успели, а он уже подошёл знакомиться, завязался разговор. Мда.... С остальными спутниками мне так не повезло. Мы уже полдня вместе грязь ногами месим, а я даже имён их не знаю. Упёрлись взглядами в землю, как бараны, рожи кислые сделали и бредут, ни на что не реагируя. Даже от моего "односельчанина" слова не вытянешь: только носом шмыгает, да зыркает на тебя с такой злостью, будто ты у него, в голодную годину, последнюю корку хлеба спёр. А ведь обещал, гад тощий, что про реал местного бытия расскажет. Я, конечно, всё понимаю. Горе у них: жизнь сломали, партбилет отобрали... Стоп. Что-то меня опять куда-то не туда заносит. Но словечко запомню. Обмозгую на досуге. Так о чём я?.. Ну, в общем, плохо всё у них. Но жизнь то продолжается! И руки опускать никак нельзя. Потому что, как бы она тебя не била, всё это временно. И за каждой чёрной полосой, непременно последует светлая. Просто не может быть по-другому в этой жизни. Нет в ней ничего постоянного. Про возниц и охраню, что при обозе состояли и говорить нечего. К ним вообще не подступишься. Я, судя по всему, в их табели о рангах занимал место где-то между говорящей обезьяной и бессловесным козлом. Недаром недошлёпки (как с усмешкой называли местные будущих магов), даже по дороге шли не вместе с обозом, а в шагах в десяти позади, чтобы, значит, с нормальными людьми не мешаться. И о каком диалоге тут, может, идти речь? Нет. Я, конечно, попробовал, в самом начале пути. Информация, в моём положении, просто жизненно необходима. Но хмурый, с длинным уродливым шрамом через всю щёку, воин, выразительно вытянув из-за пояса плеть, довольно доходчиво объяснил, что я должен катиться со своими вопросами к какому-то Лишнему. И если я сейчас же не исчезну с его глаз, то он мне к нему дорогу довольно подробно объяснит. Ну и бог с ними. Не хотят общаться и не надо. У меня Гонда есть! Словно компенсируя угрюмое молчание троих моих собратьев по несчастью, этот юркий, щупленький парнишка в донельзя изодранном мешке, гордо именуемым полушубком, оказался бесценным кладезем информации.

И вот тут-то я понял, что конкретно попал... Магом, значит, хочешь стать? Могущественным, богатым, влиятельным? Повелевать стихиями? Летать на драконах? Горы с лица земли стирать? Мда... Одной губозакатывающей машинки мне, пожалуй, будет мало. Тут их оптом заказывать нужно.

В общем, по порядку. Если верить местной легенде, то этот мир создали два бога: светловолосая Эйра и темноликий Хунгар. Собственно говоря, создали они его между делом, походя, как игрушку для своего новорождённого сына, Йоки. Создали и отдали ему, занявшись другими, более важными, делами в истинных мирах.

Йоки же хоть и являлся богом, но при этом оставался младенцем, со своими капризами и сменой настроений. Он ещё мало что умеет, ещё меньше знает, плохо разбирается, где правда, а где ложь, добро и зло, жестокость и милосердие. Он капризен и непостоянен. Поэтому Пангея и была подвержена постоянным потрясениям.

О первых веках правления Йоки мало что известно. Недаром этот период вошёл в историю Пангеи под названием "Забытые века". Но, судя по всему, жизнь в те времена была опасна и нелегка. Йоки был жесток в своей любознательности и склонен к необдуманным решениям. Создавались и стирались в порошок целые государства, многолетние засухи сменялись смывающими всё, на своем пути, потопами, а вслед схлынувшей воде приходили пожары, сжигая в своём пламени всех, кто не догадался своевременно утонуть. К тому же, рядом с поселениями людей, постоянно появлялись различные чудовища и химеры, созданные богом-младенцем, в его стремлении научится созидать, подобно его родителям.

О том времени ещё известно, что люди строили множество храмов жестокому богу, так как Йоки любил быть в центре внимания и, внимая мольбам, иногда уничтожал созданное им же очередное чудовище. Впрочем, проходило время и на свет появлялось новое.

Но всё было бы не так уж и плохо, если бы не Лишний. Его имени легенды не сохранили. Первый сын Эйры, он стал лишним с приходом Хунгара, был изгнан отчимом и лишён божественной силы. Под этим прозвищем, этот бог и вошёл в историю Пангеи.

Так вот. Лишний нанесённой ему обиды не забыл и решил отомстить. Воспользовавшись тем, что Эйра и Хунгар почти всегда отсутствовали, он сдружился с Йоки, завоевав его доверие. Младенцу, к тому времени, этот мир постепенно наскучил. Он жаждал чего-то нового. Тогда Лишний предложил наделить Пангею частичкой божественной силы, как делали Эйра и Хунгар, в истинных мирах. Мол, будет интересно посмотреть, что из этого получится. Йоки с радостью согласился. Так появилась магия.

Лишний самолично спустившись на Пангею, жадно прильнул к источнику, доступа к которому когда-то лишил его мудрый Хюнгар и начал восстанавливать своё могущество. Людям же, появившаяся магия принесла лишь новые испытания. Они просто не знали, как воспользоваться свалившимся на них с небес подарком.

Зато им сполна воспользовались айхи. Мелкие духи лесов и болот, айхи являлись одной из, череды неудачных, попыток Йоки создать что-то самому. Слабые и беззащитные, айхи веками находились на грани исчезновения, прячась в самых дебрях лесов. Появление магии изменило для них всё. Являясь созданием Йоки, айхи оказались очень восприимчивы, к неожиданно появившимся на планете магическим потокам и быстро достигли в магии большого могущества. И наступил день, когда они решили выйти из своих лесов...

Нет. Как такового, покорения людей не было. Собственно говоря, история даже не помнит ни одного серьёзного сражения между двумя расами. Айхи это было не нужно. Созданные Йоки, лесные духи, и по характеру, были очень похожи на своего творца. Они были как дети. Любопытные и непоседливые, озорные и непредсказуемые, айхи стали настоящим кошмаром для не ожидавших беды людей. Мелкие проказники быстро расселились по городам, сёлам и даже мелким людским деревенькам и там воцарился ад. Никто, ни правитель, ни самый последний нищий калека, униженно клянчивший милостыню у храма Йоки, не был защищён от злых шуток лесного народца. Причем каверзы можно было ожидать в любой момент: во время сна, трапезы, молитвы. Даже в туалет эти твари теперь спокойно сходить не давали и появление дико орущего мужика, выскакивающего на улицу, с голым и сильно обгорелым задом, стало довольно обычным явлением. Как и радостное хихиканье где-то возле самого уха бедолаги.

Наступили страшные времена — Века отчаяния. Сначала люди пытались бороться со свалившейся на их головы бедой. Не было страны, где бы ни предпринимались попытки изгнать айхи прочь. Но как можно бороться с тем, чего просто не видишь? Айхи умели оставаться невидимыми для людей, ловко отводя глаза, и охотно этим умением пользовались. И они были повсюду.

В отчаянии, люди бросились просить защиты у бога. Храмы Йоки были забиты толпами народа, молящего избавить от невидимой напасти. Но Йоки оказался глух к многочисленным молитвам. Проказы духов забавляли младенца, отгоняя скуку прочь.

Люди пытались бежать. Города стремительно пустели, дороги заполнились беженцами. Но в какие бы глухие уголки континента не забивались отчаявшиеся беглецы, следом приходили и айхи. На Пангее воцарился хаос.

Вот тогда Лишний и приступил к реализации второй части своего плана. Коварный бог уже восстановил своё могущество, но всё же опасался бросить вызов Йоки и сойтись с ним в поединке один на один. Ему нужны были союзники. И этими союзниками должны были стать люди. Люди, потерявшие, к тому времени, веру в Йоки и находившиеся на грани отчаяния.

Лишний начал обучать людей магии. По всей Пандее открываются магические школы, пишутся книги, создаются магические кристаллы. Магов-людей становится всё больше, их сила крепнет. Три сотни самых талантливых из них, Лишний берёт к себе в ученики.

Не проходит и века, как айхи были изгнаны из людских поселений, а затем и вовсе покорены, став рабами тех, над кем так долго издевались. Люди вернулись в свои города. Наступила эпоха подлых веков.

Прошло несколько столетий. Казалось, на земле наступил золотой век. Магия резко изменила жизнь людей к лучшему. Собирались богатейшие урожаи, прилавки были завалены товарами, стали безопасными дороги. Постепенно власть на Пангее перешла к совету "Трех сотен асуров", действие которого контролировал лично Лишний. Про Йоки стали забывать. Бог-младенец не сразу это понял. Лишний умело морочил ему голову, заставляя видеть то, что было нужно ему. Но перемены становились слишком значительными: храмы Йоки повсюду закрывались, его имя всё реже вспоминалось в молитвах. К тому времени, когда Йоки прозрел, у Лишнего уже всё было готово, к окончательному захвату власти. Его ученики достигли небывалых высот в магии и уже ненамного уступали по силе богам, люди были преданы новому богу, а источник магии стало невозможно перекрыть. Время пришло. И когда Йоки потребовал вернуть ему власть, Лишний восстал.

О ходе самой войны было почти ничего неизвестно (мой спутник только руками развёл), но, по слухам, век пылающих небес был короток и ужасен. Противоборствующие стороны, не считаясь с возможными последствиями, пустили в ход свои самые мощные заклинания, попутно стирая с лица Пандеи целые страны. В итоге Йоки начал проигрывать. Лишний смог даже нанести серьёзную рану своему сводному брату и изгнать его за пределы этого мира. Но радость его не была долгой. Неожиданно, на зов Йоки откликнулся Хунгар. Тёмный бог, рассвирепев, уничтожил всех сторонников Лишнего, попутно почти стерев с лица земли всё живое и расколов сам континент на несколько частей. Лишний бежал, скрывшись за кромкой этого мира.

Наступил век хаоса. На месте городов лежали выжженные руины. Леса почти полностью выгорели, покрыв землю жирным слоем пепла. Часть континента затопил вышедший из берегов океан. По дорогам бродили жуткие магические создания, пожиравшие саму душу зазевавшегося человека и дикие обезумевшие звери, рвущие на части его плоть. Жалким остаткам людей почти нечего было противопоставить разгулявшемуся хаосу. Попытки воззвать к богам были тщетны. Лишний бежал, Хунгар, изгнав его, вновь куда-то ушёл, а Йоки, закрывшись в своих чертогах, залечивал раны.

— Когда старики об этом вечерами рассказывали, мне просто жутко становилось, — заглядывал Гонда мне в глаза.

Единицы пережили ту эпоху. Забившись в пещеры оставшихся гор, уходя в безжизненные пустыни, притаившись в подземельях опустевших городов, люди выжили... И вынесли с собой ненависть к магам и Лишнему, толкнувшим этот мир на грань гибели.

Вот тогда, на западе Гвендалона (так назывался тот осколок Пангеи, на котором мне посчастливилось очутиться), появился человек, объявивший войну всему магическому. Наступила эпоха возмездия. Проповеди великого Исидора, возложившего всю вину, за постигшие людей беды, на Лишнего и его учеников-асуров, нашли широкий отклик.

— Мы, польстившись на лживые посулы лжебога, отринули из своего сердца богов истинных. — Вещал он, бродя среди отчаявшихся людей. — Мы жадно прильнули к источнику божественной силы, хотя не были достойны этого дара. Более того, некоторые из нас, достигнув большого могущества, возомнили себя равными истинным богам и осмелились восстать против них! И теперь вы смеете роптать на постигшие вас беды?! По заслугам и награда! Великий Хунгар ещё и милосердие проявил, не уничтожив людской род под корень! Он, по доброте своей, дал нам последнюю возможность покаяться и искупить свои преступления перед истинными богами. Вернитесь в лоно истинной веры, пока не поздно! Восстановите храмы Троих, восславьте, в своих молитвах, имена Йоки, Хюнгара и Эйры, отрекитесь от трижды проклятого Лишнего и даров его и наступит день, когда Трое простят нас.

Себя Исидор объявил радетелем истинной веры. Постепенно движение радетелей приобретает огромный размах. Начались гонения: чудом сохранившиеся книги сжигались, магические кристаллы выбрасывались в море, за любое подозрение в причастности к магии, тут же следовала казнь.

— Так им и надо, ушлёпкам магическим, — с жаром добавил Гонда и, осёкшись, прикусил губу.

В общем, искореняли всё магическое долго и добросовестно. Под корень. Даже уцелевшие здания школ сожгли. Исидор провозглашает себя первым "предстоящим" перед Троими. Его власть крепнет. Окрестные правители, скрипя зубами, склоняют головы. Желая распространить свет новой веры, в более отдалённые области Гвендалона, Исидор создаёт орден наставителей, посвятив их деятельность светловолосой Эйре. Сотни фанатиков хлынули во все стороны от Хураки, столицы Исидора, в сопредельные государства. Для более эффективной борьбы с внутренней оппозицией, Исидор создает орден вершителей, объявив их покровителем могучего Хунгара. Государство Исидора стремительно расширяется, его влияние растёт. И наступает день, когда предстоящий объявляет о создании империи Гвендалона, провозгласив себя, её первым императором.

Жизнь, между тем, постепенно налаживалась. Вновь отстраивались города, засевались поля, продолжала набирать силу империя. Магические твари постепенно исчезли, хищников, если и не истребили до конца, то заставили отступить в леса.

Но эпоха возмездия продлилась недолго. После смерти Исидора экспансия новой империи, ещё какое-то время, продолжалась. Её границы, на востоке, расширяются до степи, а на юге упираются в срединное море. Предпринимались попытки покорить расположенные за морем срединные княжества, удалось отжать кусок территории у великого Хаканата, набиравшего силу на юго-востоке. Но не прошло и столетия, как империя начала слабнуть. Уже после смерти Исидора, его сын, став императором, не смог сохранить за собой и титул предстоящего. Жрецы Троих, постепенно выходя из-под контроля, превращаются в самостоятельную силу. Получают всё больше самостоятельности и местные короли и князья, склонившие было головы перед великим Предстоящим. Но окончательно потрясло империю восстание "перевёртыша".

Сбежав, после поражения от Хунгара, за кромку этого мира, Лишний не покинул его окончательно. Закрыв за собой дверь, хитрый бог оставил маленькую щёлочку, сквозь которую надеялся, со временем, просочиться обратно.

Легенды гласят, что Лишний не сразу покинул этот мир, после поражения. Сначала, он, с выжившей кучкой асуров, сбежал на юг Гвендалона, где провёл чудовищный, по своей силе и мощи ритуал. Он стёр сами сущности восьми своих бывших учеников со всех планов бытия и полученные таким образом ауры уничтоженных магов заключил в восемь сфер слияния, разбросав их по древним городам асуров. В том, что ритуал был совершён на самом деле, можно было не сомневаться, ибо вопли ещё тридцати двух асуров, принесённых в жертву, во время заклинания, были слышны по всему Гвендалону. И теперь, согласно легендам, любой попавший в одну из магических пустошей, до сих пор, обильно покрывавших собой территорию континента, мог получить там частичку посмертной ауры, одного из погибших колдунов и, затем, неизбежно прийти к одной из сфер слияния. Придти и преобразиться в перевёртыша, тварь одержимую лишь одним желанием — вернуть Лишнего обратно.

Страшная легенда, о которой постепенно стали забывать, всё больше принимая за сказку. Пока не появился первый перевёртыш. Янхель был простым воином, наёмником, охранявшим купеческие караваны. До поры... Пока однажды, в паническом бегстве от двухголового нерюха, с аппетитом дожёвывавшего остатки охраняемого им обоза, не забежал в находившуюся рядом пустошь. Что там с ним случилось, доподлинно никому неизвестно, а только вышел он оттуда уже другим человеком. Ущербным каким-то. Не узнавал никого из своих родичей, лепетал что-то о подмене, о том, что это совсем не он, рассказывал о другом мире. Умом тронулся, одним словом. Ну что с помеченного взять? Некоторые его жалели, чаще били, а большинство просто смеялось, выслушивая очередную небылицу ополоумевшего калеки. Опять же, до поры... Пока однажды юродивый не исчез, чтобы вновь объявиться возле одного, из лежащих в развалинах, городов асуров.

И всем сразу стало не до смеха. Став перевёртышем, безумец преобразился, получив немыслимую, для мира, уже основательно подзабывшего о магии, мощь.

Его попытались уничтожить, но посланный предстоящим отряд вершителей сгорел, даже толком не увидев своего противника. Посланную местным герцогом армию постигла такая же участь. Но на этом беды страны не закончились.

На восточных границах империи всколыхнулась степь. Кочевники и раньше постоянно вторгались в страну, но делали это небольшими отрядами и дальше приграничных крепостей обычно не заходили. Степняки были слишком свободолюбивы, чтобы признать чью-то власть над собой. Поэтому провозглашение великим иргызом Тукая и вторжение, под его командованием, в страну, огромной орды, стало для имперцев полной неожиданностью. Ещё большей неожиданностью стало присоединение кочевников к армии перевёртыша и провозглашение целью своего вторжения возвращение Лишнего. Царствовавший в то время император Эйрих Злосчастный собрал огромную армию, помиловав, для этого, даже каторжников и приговорённых к смертной казни татей и, самолично возглавив её, двинулся навстречу перевёртышу.

В битве у выжженного озера, Эйрих почти победил, задавив противника числом, но в дело вступил Янхель. Использованное им заклинание было страшно. Горела вокруг земля; горела вода, в, находившемся неподалёку, озере; горел сам воздух, с громким треском выплёвывая во все стороны огненные смерчи. В этом огненном аду, из имперцев, не выжил никто. Даже армия перевёртыша сократилась почти наполовину, попав под краешек заклинания. Страну охватила паника. Из Хураки, во все стороны, хлынули потоки беженцев, по столице, в отчаянии, метался новый император, безуспешно пытавшийся собрать хоть какой-то отряд для защиты города. К перевёртышу потянулась череда посольств от испуганных королей и князей, с признанием его власти над собой. Казалось падение империи неминуемо. Вот только перевёртыш к Хураки не пошёл. Ему не было дела, ни до империи, ни до столицы, ни до покинутого всеми императора. Он искал что-то другое. Искал и никак не мог найти. Армия адепта Лишнего, беспорядочно бродила по опустевшим королевствам, шарахаясь из стороны в сторону и, казалось, этому походу не будет конца.

Но конец всё же наступил. И случилось это, как и бывает в таких случаях, совершенно неожиданно. Янхеля, до этого, уже пытались убить несколько раз. Вот только подобраться у наёмных убийц к нему никак не получалось. Днём к нему кочевники ближе, чем на сотню метров никого не подпускали, ну а ночью... Ночью и кочевники не нужны были. Легче было прорваться через плотный строй, ощетинившихся железом, степняков, чем преодолеть "полог отрицания", что устанавливал перевёртыш перед тем, как лечь спать. Вот только Янхель, даже после перерождения, всё ещё оставался человеком. Стертый, в далёком прошлом, маг просыпался в нём лишь в минуты опасности, в остальное время, оставаясь, где-то на задворках сознания.

Её звали Лейла. Кто она, откуда, как встретилась с Янхелем, Гонда не знал. Легенда сохранила только её имя и то, что она сделала. Она осталась в шатре Янхеля, после того как он установил полог, а на утро кочевники нашли его с перерезанным горлом. Ужасная смерть девушки от рук обезумевших варваров уже ничего не могла изменить. Империя была спасена. Кочевники всё же, прежде чем уйти обратно, в свои степи, сожгли в отместку Хураки, повесив императора на воротах его собственного дворца, но это уже была месть проигравших.

Империя выстояла, но от былого могущества не осталось и следа. Страну ещё несколько лет терзала междоусобная война, императорская корона переходила из рук в руки, брались штурмом города, вытаптывались посевы, уничтожались старые и возникали новые королевства. Власть императора стала чисто номинальной и, фактически, не распространялась дальше крепостных стен Хураки.

Но на этом беды империи не закончились. Янхель, творя свои заклинания, пробудил, уснувшее было, в века хаоса зло. Из, так и оставшихся лежать в руинах, древних городов, вновь начали выходить магические монстры. Пустоши (места былых ожесточённых магических сражений), до этого спокойно лежащие на своих местах и, постепенно исчезавшие, начали местами расширяться, а где то и перемешаться, внезапно возникая в другом месте.

— Был случай, когда пустошь прямо на месте деревни появилась. Люди прямо в её центре оказались. И ничего. Вышли все целыми. Вот ведь повезло, правда? — глаза Гонды сияли неподдельным восторгом. — В панике, правда, пятерых сами нечаянно пришибли, а так все живыми выбрались!

— И что, даже ничего с ними не случилось? — Поинтересовался я, памятуя о своей проблеме.

— Неа, — почесал он за ухом. — Несколько часов прошло, а им ничего и не сделалось.

— А потом? — Не понял я.

— А потом примчалась стража и перебила их всех. Во избежание. Деревня то рядом с городом была. Кому оно надо?

В общем, тревожно стало в новой империи. А тут ещё пошли упорные слухи о скором появлении второго перевёртыша и новом нашествии кочевников.

Вот тогда, значитса, — продолжал вещать Гонда. — И пришёл предстоящийй Афроний, к императору. И порешили они, чтоб, значитса, магов возродить и к службе государственной приставить. Только чтоб воли им шибко не давать, под надзор тех же жрецов и отдать.

Решить то они решили. Вот только воплотить решение в жизнь оказалось не так уж и легко. Действующих магов не было, знания утеряны, книги сожжены. Да и нелюбовь населения к магам за прошедшее время хоть и притупилась, но совсем не угасла. И желающие на этих самых магов обучатся в очередь не вставали. Не за кем было вставать. Пусто было в этой очереди. Самое смешное, что возрождать магов пришлось тому, кто так старательно их уничтожал — жрецам.

— Среди них, по слухам, даже бунт был, — тихим шепотом, сузив глаза, поведал мне Гонда.

Ну, был бунт или не был, про то нам достоверно неизвестно. Но любви это обстоятельно у всеблагих отцов к магам не прибавило. В общем, со скрипом, но дело с мёртвой точки удалось сдвинуть. Жрецы объявили такое вознаграждение за любую магическую книгу или кристалл, что нашлись желающие сунуться на их поиски даже в пустоши и древние города. Гибли сотнями, но некоторым везло. Несколько чудом добытых книг был тут же размножены и переданы в будущие магические школы. Осталось набрать учеников.

Афроний объявил, на центральной площади столицы империи, что Трое больше не сердятся на магов и благословил появления мажеских школ. Император издал эдикт об обязательном наборе на мажескую службу, среди всех слоев населения, вплоть до императорской семьи. Каждый мужчина, достигнув зрелости, был обязан тянуть баллов и Трое решали, кому суждено стать магом, а кому нет. Отцы-радетели мягко намекнули королям, герцогам и прочим правителям, давно уже плюющим на эдикты императора, что этот указ им лучше исполнить. Храм Троих, как в те времена, так и сейчас, был силой, мнение которой игнорировать было чревато, так что правители, скрипя сердцем, согласились, но как обычно бывает в таких случаях, нашли способ обойти закон. Так и появился обычай, жертвой которого я стал. Тянуть баллот, обязан был каждый, а вот бросать его на чашу Йоки, самому было совсем не обязательно. Для этого было достаточно найти дурака, который бросит его вместо тебя. Со всеми вытекающими последствиями, разумеется. В данном случае, для меня.

Но беда была даже не в том, что я в маги по чужому жребию попал, а в том, что из себя эти самые маги, на данный момент, представляли. И тут картина совсем печальная вырисовывалась.

Древние знания были утеряны. И то, что всё же удалось восстановить, нельзя было назвать даже жалкими крохами, с барского стола. Очень уж убого всё выглядело. Если древний маг когда-то мог гору в порошок стереть, то нынешний, разве что пыль с неё сможет сдуть. И то, если сильно поднатужится, а потом ещё полдня в себя приходить будет. Мда. Раньше маг щелчком пальцев целые армии выжигал, а теперь и одного человека прибить проблема. Нет. Можно, при большом желании, конечно. Тут главное, чтобы он, за то время, пока ты заклинание готовишь, от скуки раньше не помер или, что вероятнее, тебе кишки не выпустил. Неспешная тут магия, скажем так, неповоротливая. Так что второго Саурона из меня точно не получится. А если учесть, что маги здесь, к тому же, низший социальный класс, занимавший в обществе ступеньку чуть выше рабов на каменоломнях, то перспективы передо мной открывались просто головокружительные. То-то я, в прошлой жизни, с перепугу, в пустошь подался.

В общем, к трапезе я приступил в слегка расстроенных чувствах, хотя оптимизма пока не терял.

— Неужели нет никакого выхода? — Поинтересовался я у Гонды.

— Ну почему же, — возразил тот задумчиво, смачно похрустывая огурцом. — Если повезёт адептом земли стать или хотя бы воды, тогда ещё ничего. Они богато живут. Есть даже надежда в придворные маги, к какому-нибудь князю или графу попасть. — Гонда мечтательно закатил глаза. — А там и дворянство получить можно. Фамилию свою основать!

— Попадёшь ты в придворные маги, как же, — встрял в наш разговор здоровенный парень в драном армяке. Я ещё в начале пути на него внимание обратил, гадая, справился бы с ним Вилим или нет. В итоге, всё же поставил на Вилима. — Там все места давно дворянскими семьями поделены, — здоровяк сплюнул и зло добавил. — Простому люду не пробиться.

— Какими дворянскими семьями? — Не пенял я, подняв глаза на Гонду. — Ты же говорил, что они все откупаются.

— Так-то оно так, — согласился тот, откусывая изрядный кусок от половинки каравая. — Сынки разных там яров да баронов в маги не идут, да и зажиточных крестьян, — покосился он на меня, — уже тоже. Но вот дети придворных магов — совсем другое дело. Прибьётся маг к какому-нибудь герцогу там или князю, получит со временем дворянство, да и обзаведётся семьей. Фамилию ей свою даст. Ну а когда сын возраста достигнет, то добровольно сам в маги учится и идёт. Получит через годик мажий посох, а папенька ему уже и место рядом с собой при дворе приготовил, а тот потом своему. При некоторых дворах уже целые династии мажеские обретаются, — Гонда вздохнул и, собрав со скатерти хлебные крошки, отправил их в рот, вслед за остатками каравая.

— Значит, в придворные маги пробиться нереально, — заключил я.

— В общем-то, да, — согласился со мной Гонда, вольготно растянувшись на зелёной траве. — Хотя мага земли, да и воды тоже, пожалуй, всё же возьмут. Мало их очень. Над ними в каждом городе трясутся.

— Вот именно — мало, — вновь влез верзила, решивший видимо прервать свой обет молчания. — Потому как дар особый иметь надо! Магом земли один из многих тыщ становится.

— А ты откуда знаешь? — Поинтересовался у него Гонда, лениво ковыряясь в зубах. — Я вот ничего такого не слышал.

— Батя у меня каждый год подряжается оброк княжьему управителю в город отвозить. Он и сказывал, — нехотя ответил тот, — что у нас на всё княжество только два водных колдуна и есть. В Виличе, при самом князе, находятся, а остальные либо огневики, либо воздушники. А по земле колдунов, почитай, уже как пару сотен лет ни одного нету!

— А чем огневики то хуже? — Удивился я.

— Откуда я знаю. Вроде послабже они будут, — пожал плечами парень и, чуть помедлив, добавил. — Меня Марком кличут.

— Скоро узнаем, — сладко потянулся Гонта и начал неспешно собирать пожитки в мешок. — Ежели великому Исидору будет угодно, через седмицу в Виличе будем. Скорей бы уж. Обрыдла мне эта дорога!

"Действительно. Скорей бы уж", — мысленно согласился я с ним. — "Там хоть какая-то определённость в моём положении наступит. Если не с прошлым, то хотя бы с настоящим".

Хотя в кое в чём, я для себя уже определился. Мой это мир. Однозначно мой. Полдня в дороге мне для осознания данного факта вполне хватило. Знакомое просто вокруг всё. Я бы даже сказал — родное. И деревья эти хвойные, сплошной стеной обступившие дорогу и слегка увядшая, но всё ещё зелёная трава и даже грязь эта непролазная, с противным чавканьем, хватавшая за ноги.

Еда вон, опять же! Я повертел в руке зелёный огрызок и, закинув его в рот, начал неспешно жевать. Как есть огурец! Я такие, "помнится", в детстве, с грядок таскать любил — похрустеть. И остальной харч, что мы с Гондой на пару умяли, тоже ничем новым меня не удивил.

И не важно, что я ничего этого не помню. Тут уже узнавание на бессознательном уровне идёт. Оно самой природой заложено. И какой из этого вывод? То, что я и вправду местный? Ладно. Посмотрим. Тут ещё вариант с попаданием в прошлое себя не исчерпал или в параллельный мир. Время покажет. Тем более, что что-то изменить я всё равно не могу.

— Тебе проще. Ты же круглый сирота. Сам говорил, — вывел меня из задумчивости чей-то голос. Похоже, пока я витал в облаках, тут уже целый спор разгорелся. — Что тебе терять то было? Тебе что в деревне, с голодухи, пухнуть, что в школе мажеской.

Я оглянулся и встретился глазами с третьим членом нашей маленькой группы: щуплым пареньком в замызганной телогрейке и драном треухе, завязанном на подбородке, несмотря на довольно тёплый день. Парнишка смотрел зло и непримиримо, словно я в той, прошлой жизни, успел ему изрядно насвинячить.

— Вон ему было что терять, — продолжил между тем белобрысый, кивнув в мою сторону. — У них деревня богатая, дворов за две сотни будет. Почти город! И живут, наверное, сытно. Тати в такую деревеньку не сунутся, частокол вишь, какой возвели и мужиков много. Степняки туда тоже не доходят. Не любят они лес. Шибко не любят. Не жизнь, а кулебяки с медом.

— То-то он, видать, от хорошей жизни, штопаными портками и куцым армячишком сверкает, — не согласился с ним Марк и вздохнул. — Нее. Крестьянствовать везде тяжко. Лучше, конечно, чем мажеским промыслом заниматься, но тоже не хлеб с маслом.

— Гляди Вельд, разговорили мы их с тобой, — усмехнулся Гонда. — А то не поверишь, больше трех дён с ними бреду и слова вытянуть не мог. — Он неспешно стянул штаны и, не стесняясь, здесь же облегчился. — Только сопли пускали и бубнили что-то себе под нос.

Марк с белобрысым последовали его примеру. Я брезгливо отвернулся и, не спеша, пошёл к ближайшим деревьям, благо лес шумел совсем рядом.

— Далеко направился? — Что-то в насмешливом голосе Гонды заставило меня остановиться. Я обернулся и встретился с тремя парами глаз, буквально сверлившими мне спину. Только, так и не сказавший мне за всю дорогу и пары слов Силантий старательно отворачивался.

— Отчаянный ты паря, — с каким-то даже восхищением заметил белобрысый. — То в пустошь в одиночку лезешь, то в лесок, со стигмой на шее, прёшься. Тебе бы ещё коня достать, да по степи на нём прокатится. Совсем-то будет!

— А что не так то? — Не понял я. — Мне по нужде нужно.

— Ты видно и вправду блаженный какой-то, — покачал головой белобрысый. — Пустошь, она конечно такая. Кому тело искорежит, кому душу покалечит. Может и память отнять. Но не также! И куда деревенские глядели, когда тебя в колдуны отдавали?

— Да не хотели они отпускать! Сам же слышал, — затравленно огрызнулся я. — Ты лучше объясни, что не так то?

— Да ладно тебе, Лузга, — примирительно сказал Гонда и положил руку мне на плечо. — Не видишь разве? Он, и вправду, ничего не знает. И я хорош, — поморщился он. — Былины всякие ему сказываю, а о том, что в магах его ждёт, и чего в дороге опасаться нужно, обсказать не догадался!

— Потому что, это даже младенцы знают, — возразил Марк, накидывая на плечи узелок. — Как такое забыть то можно? Да и мы чай не няньки. Вон у него для этого земляк есть.

Силантий, никак не прокомментировав замечание в свой адрес, всё также молча, поднялся и, прихватив мешок, направился в сторону обоза.

— Земляки разные бывают, — задумчиво посмотрел ему вслед Гонда. — Некоторые пострашнее ловцов оказаться могут.

— Каких ловцов? — Поинтересовался я, плюнув на условности, поливая ближайшие кусты.

— Тех, с которыми ты только что познакомиться хотел, — язвительно отозвался Лузга, тоже бросивший заинтересованный взгляд на спину удаляющегося Силантия.

— Ты хоть зачем нам стигму на шею вешают, помнишь? — Повернулся ко мне Гонда и, увидев мой отрицательный жест, горестно вздохнул. — Беда с тобой! Ты думаешь почто, мы сами в Вилич своей волей топаем, хотя ни я, ни Марк, ни вон Лузга, туда особо не рвёмся? Не разбегаемся никуда? На самом деле, всё просто. Во-первых, если ты сбежишь, из твоей деревни уже троих без всякого баллота, вместо тебя, заберут, ну а потом, взбешённые мужики на твоих родичах отыграются. Обычно вместе с хатой сжигают. Но даже не это самое главное! — Гонда как-то так хищно улыбнулся. — Вон Марка или Лузгу это может и удержит, а у меня родичей нет. Сирота я. И к землякам особо тёплых чувств не питаю. Тут другое. — Юноша смачно высморкался себе под ноги и потёр на шее стигму. — В общем, если мы вместе с отцом-послушником в школу не войдём, Трое нам дадут три дня на размышление. От каждого бога, по одному. А по их истечению, камешек на стигме станет белого цвета.

— И что? — Не понял я.

— И то! — Вызверился Лузга, обернувшись. — Пока она чёрная, ты под защитой Троих. Тебя трогать нельзя. А как побелеет, то всё! Беглец ты. И каждый встречный тебя перенять обязан. Снять её самому невозможно, потому как заклятье мажеское на ней лежит. Так что схватят непременно. Больно уж награда велика.

— Много дают? — Решил уточнить я.

— Да уж не поскупились, — скривился Гонда. — На эти деньги пару коров купить можно. Но даже не это главное! Деревня того, кто тебя изловит, на следующий год от баллота освобождается. Не будут там его тянуть! Так что, куда ты не сунься с белой стигмой, везде конец один. Свяжут и в город отвезут.

— А дальше?

— А дальше всё просто, — с воодушевлением ответил Лузга. — В твою деревню отцы-вершители нагрянут, да троих отроков с собой прихватят! Да ещё и грошей, что в награду, за твою поимку, уплачено было, вдвое встребуют. А тебя в Виличе, на лобном месте, прилюдно сказнят. Причём, я слыхивал, что вершители каждый раз что-нибудь этакое придумывают. Ну, чтоб и корчился подольше и вопил погромче. У жрецов палачи ещё те затейники!

— Может и не сказнят, — задумчиво почесал голову Марк. — Я слыхивал, что отцы-радетели всех помеченных к себе забирают. Ходоков из них, значитса, делают.

— Может и так, — не стал с ним спорить Лузга. — А только в чём тут прибыток, я не вижу? Не знаю что и хуже: на лобном месте, под плетью ката корчится или в запретном городе от волшбы нечестивой издыхать!

А что такое — запретный город?

— Я же тебе уже сказывал, — удивился Гонда. — Каждый из трёхсот проклятых, что Лишнему служили, свой город имел. Ну, Хунгар эти города все и порушил. А только до конца их уничтожить даже он не смог! Большинство кристаллов и книг, когда жрецы мажески школы возрождать стали, в них и добыли. Вот только простому люду в них вход заказан. Сунешься — вмиг отцы-вершители переймут! Их возле каждого такого города много. Потому как, никто не знает, в какие именно города асуров Лишний свои сферы слияния поместил! А значит, в любой из них может будущий перевёртыш попасть попытаться! Поэтому поиском новых камней мажеских, да книг колдовских только сами жрецы и промышляют. Наберут народишку среди татей и каторжников, да в город ходоками и посылают.

— Только народ сказывает, что больно уж часто ходоки там мрут, — хмыкнул Марк, потягиваясь и повернувшись ко мне, лукаво подмигнул. — Так что не сказнят тебя Вельд. Ты не сомневайся! Как есть, в ходоки определят!

— Ладно, — согласился я. — Что убегать себе дороже, я уже понял. А сейчас-то почему вы меня в лесок не пустили? Сигма на мне пока чёрная.

— Трое! Дайте мне терпения! — Возвёл глаза к нему, теперь уже, Лузга. Марк при этом как-то сочувственно захихикал, крутя пальцем у виска.

— Награда очень уж большая, — со вздохом, признался Гонда. — Какой разбойник откажется? Вот они и взяли в привычку обозы жреческие сопровождать. Чуть в сторону от обоза отошёл: по нужде там али ещё чего и всё... Тут тебя и ждут. И пикнуть не успеешь, как свяжут и уволокут.

— Так стигма то на мне чёрная! — начал горячится я.

— Ну и что? — Хмыкнул Марк, поднимаясь с земли. — Сегодня чёрная, а пройдет несколько дней и побелеет. Они подождут.

— А разве так можно? — Не на шутку озадачился я. — Ну вот утащат они меня, а после властям отдадут. Так я же молчать то не буду. Всё как было расскажу.

— Кто тебя слушать будет? — Презрительно фыркнул Лузга. — Да и сами ловцы тебя в город не повезут. Они тебя деревенским отдадут. Тем освобождение от баллота, а татям гроши и благодарность: подлечится там, припасы пополнить, о караване богатом загодя узнать. А отцы-вершители потом и разбираться не будут, — мрачно подытожил он. — Больно им надо!

— В общем, всем хорошо, — констатировал Гонда. — И Татям, и деревенским, и жрецам с господине князем. Плохо только тебе.

— Значит, они и сейчас за нами идут? — Опасливо оглянулся я, в сторону леса.

— Может, идут, а может, и нет их тут совсем, — пожал плечами Гонда — Проверять не собираюсь. Дорого обойтись может. И тебе не советую. Держись возле меня — глядишь и дойдёшь спокойно до Вилича.

— А чего они ждут тогда? — Задумался я. — Не проще подойди и просто забрать нас. Оружия у нас нет, а там, — кивнул я в сторону обоза, — если охрана и вступится, так их с десяток всего. Заодно и обоз пограбить можно.

— Так-то оно так, — почесал за ухом Гонда. — Добра на подводах немало будет. Ток жрецы давно отучили их обозы грабить. Отнять то, оно дело не хитрое, — кивнул он на подводы. — Ток потом этим татям жизни не будет. Отцы-вершители их даже искать не станут. Просто отец-приор отлучит от храма Троих все окрестные деревеньки за потворство и всё. Мужики их сами порвут. Это даже похуже будет, чем с белой стигмой по лесам шастать!

— Ну а мы, — добавил Лузга, — пока за обозом идём, тоже под защитой Троих находимся. Тайком умыкнуть могут, а вот так ... В открытую... Дураков нет! Жрецов даже степняки не грабят!

— Да, — оживился я. — Как раз хотел спросить. А почему в повозки быки запряжены? На конях то побыстрее было бы.

Очередное разглядывание моей тушки тремя парами глаз дало понять, что я опять сморозил что-то, по местным меркам, невообразимо глупое.

— У нас на конях только самоубийцы ездят, — наконец выдавил из себя Гонта. И тут же, потерев подбородок, опроверг самого себя. — Нет. И они не ездят! Можно и попроще смерть сыскать, ежели жить неохота.

Я вопросительно уставился на него. Гонда устало покачал головой и всё же решил объяснить.

— Это всё из-за степняков. Эти дикари, почему то решили, что на лошадях могут ездить только они. Бог, что ли, ихний, им так разрешил или ещё чего. — Гонда презрительно фыркнул и тряхнул головой. — Не это важно. Важно, что за другими они такого права не оставляют. И просто звереют, когда даже просто в здешних краях лошадь увидят. А уж ежели верхом кого на ней споймают, то совсем беда.

— И что с таким будет?

— Ничего не будет! — Задористо гыкнул, прислушивавшийся к нашей беседе, Марк. — Совсем! Даже костей потом никто не найдёт!

— Только это ничего, довольно долго продлится, — согласился с ним Лузга. — И старики бают, что вопли стоят такие, что хоть уши зажимай. В пытках эти сволочи, толк знают.

— А что за казнь то? — Мне стало жутковато, под мрачными взглядами моих спутников. Ну, их к Лишнему лошадей этих. Мы лучше ножками! Потише пойдёшь, подальше дойдёшь.

— А кто его знает, — пожал своими могучими плечами Марк. — У нас уже лет триста на лошадях никто не ездит. Даже господине князь. Его в специальном паланкине рабы на плечах носят. Я когда с батей в городе был — видел. Большой такой. Красивый!

У обозов началось движение. Засуетились возницы, потянулись, широко зевая, к телегам воины.

Засобирались и мои спутники. Гонда, убрав остатки еды в заплечный мешок, не спеша отряхнулся и задумчиво посмотрел на меня.

— Слушай, — обратился он ко мне. — А ты как с земляком то своим раньше ладил али как?

— А я знаю, — озадаченно пожал плечами я. — Я же не помню ничего!

— А ну да, — хлопнул себя по лбу Гонда. — Никак не привыкну. Я к чему спрашиваю. Дружок твой вон к отцу-послушнику подошёл. Гляди, как кланяется. Чуть лбом дорогу не проломил. А у нас лишний раз на глаза жрецам попадаться не принято. Прибытку никакого, а боком выйти запросто может. Вот и думка у меня. Чего он к нему сунулся то? Не на тебя ли донести?

— О чём доносить то? — Не на шутку встревожился я.

— А кто Лишнего хвалил? — Хмыкнул в ответ Гонда. — Мол, при нём люди хорошо жили. А Хюнгар только порушил всё. Да за такие речи отцы-вершители кого хочешь, на костёр определят!

— Неужто сразу на костёр? — похолодел я. Озвученная перспектива совсем не радовала.

— Да нет. Не сразу. — Лузга сморщился так, словно ему в рот сунули что-то омерзительно-противное. — Дознание сначала с пристрастием учинят. Да скоро сам узнаешь, — мазнул он по мне взглядом. — Щас отец-послушник нас позовёт. Так мы с Марком всё как было обскажем. Жрецам врать себе дороже выйти может, да и ты нам чай не свояк.

Я ошеломлённо оглянулся. Гонда, насупившись, отвёл взгляд. Марк, с притворным сожалением, развёл в стороны руками: мол, не хочется, а куда деваться?

— Я бы и сам на тебя донёс, — решил добыть меня Лузга, задумчиво поглядывая в сторону обоза, — да выгоды никакой в том не видел. Докука одна.

— Как же так, — ошеломлённо выдавил, наконец-то, я. — Я же вам ничего плохого не сделал.

— Нам нет, — согласился Лузга, почёсывая брюхо. — Потому и не донесли. А ему видно где-то дорожку перешёл. — Кивнул он в сторону обоза. — И в самом деле, ты этого не помнишь, аль лукавить удумал, теперь дело десятое. Щас вои тебе руки скрутят и в телегу.

— Отойдём со мною, други, — отодвинул меня плечом Гонда. — Побалакаем чутка. — И, ободряюще ткнув меня локтём в бок, отвёл Марка с Лузгой чуть в сторону.

Я остался стоять, соляным столбом, косясь на оживлённо шептавшихся парней и проклиная себя, на чём свет стоит: "Идиот! Болтун несчастный. И кто тебя за язык то тянул?! Забыл, где находишься?!"

В серьёзности нависшей надо мной угрозы, я ничуть не сомневался. Со служителями бога во все времена шутки плохи были. Серьезная это организация. Суровая, прямо скажем. И то, как местные старики лебезят перед каким-то мальчишкой — это наглядно подтверждает. Порядки тут жестокие. Полумер не признают. А с кем любая религиозная структура нещадно борется, стараясь искоренить под корень? Кого, во все времена, жгли на кострах, заживо замуровывали, забывали камнями? Еретиков, конечно! Даже к иноверцам терпимей относились! Потому как это враг внешний и понятный. Он только сплочает ряды верующих в борьбе с ним. Еретики страшнее. Они как черви в дереве. Здесь сомнение в каком-то священном постулате, там несогласие с трактовкой одного из религиозных канонов, глядишь — прочный на вид дуб превращается в своё трухлявое подобие, грозящее рассыпаться в любой момент. А я для местных жрецов тот самый червяк и есть. В правильности поступков местных богов усомнился, да еще и Лишнего этого, будь он неладен, хвалить надумал.

— Что застыл, как ярмарочный столб, — вернул меня к действительности голос Гонды. — Десятник Невронд кличет, не слышишь, что ли? Вон как надрывается. Пошли быстрей, а то ещё по шее получим!

Я, предчувствуя недоброе, понуро двинулся вслед за Гондой, к повозкам. Спины Лузги и Марка уже мелькали впереди.

— Запомни, — наклонился ко мне Гонда. — Ничего ты про Лишнего не говорил. Просто мой рассказ выслушал и всё. С парнями я договорился — подтвердят. Как бы отец-послушник не пытал, знай тверди — сбрехал, мол, Силантий и всё тут.

Мефодий встретил нас возле телеги, надменно вперив взгляд куда-то повыше голов. Важная осанка, вздёрнутый подбородок, насупленные брови, все это выглядело бы, на почти детском лице, довольно комично, если бы от решения этого сопляка не зависела моя жизнь. Рядом с юным жрецом, грозно нахмурив густые брови, возвышался Невронд: кряжистый седовласый воин, с пышными усами, свисавшими ниже подбородка.

— Звали, всеблагой отец? — Почтительно поклонился, подошедший первым Лузга.

— Охрипли уже звать! — Хищно оскалил зубы десятник, зло сверкнув глазами. — У вас, что уши заложило или ноги отнялись? Так я быстро вылечу! Недошлёпки деревенские!

Подтянувшиеся поглазеть, на предстоящее зрелище, стражники одобрительно захмыкали.

— Прости господине десятник, — сквасив виноватую рожицу, затараторил Гонда. — Притомились в дороге. Не поняли сразу, что нас кличите.

— Притомились? Обоз вон еле плетётся! За ним даже увечный угонится и не вспотеет! Аль шутковать тут надо мной удумали? — Рука десятника потянулась к поясу, нащупывая рукоятку плети. — Вы сейчас у меня впереди обоза бежать станете!

— Погоди, Невронд. — С показной ленцой, остановил разбушевавшегося десятника послушник. Было заметно, что командовать над другими пареньку ужасно нравится и каждый раз, демонстрируя свою власть, он получает искреннее удовольствие. — Опосля эту деревенщину уму-разуму поучишь. Тут провинность посерьёзнее разобрать нужно. — Глаза пристроившегося сбоку от телеги Силантия торжествующе блеснули. — Кого из вас Вельдом кличут?

— Меня, всеблагой отец. — Понимая, что сейчас решается моя судьба, я решил не выпендриваться и низко поклонился. Ничего. Перетерпим. Хорошо хоть, что на колени бухаться не заставляют.

— Так это ты, значит, на Троих хулу поганую возводишь и Лишнего, да будет проклято даже имя его, восхваляешь? — Постаравшись придать голосу суровости, вопросил Мефодий.

Пара стражников, подобравшись, начали обходить меня с обеих сторон. Всё. Теперь уже не убежишь. Да и куда бежать? Со стигмой на шее?

— Не было такого, — облизав пересохшие губы, ответил я, решив послушаться совета Гонды.

— Как же не было?! — Возмущённо вскинулся Силантий. — А кто правление Лишнего восхвалял, когда Гонда про подлые века рассказывал?

Послушник укоризненно покачал головой. На моё плечо опустилась рука десятника, крепко его сжав. И когда подойти успел? Вроде, только что, рядом со святошей стоял? Сзади послышалось дыхание, успевших зайти за спину, воинов. Да и остальные как-то незаметно приблизились. Всё же неплохо их Невронд обучил. Без всякой команды, с его стороны, поняли, к чему дело клонится. Теперь любую мою попытку взбрыкнуть, в две секунды пресекут.

— Было дело — рассказывал, — выступил вперёд, между тем, Гонда. — Он, вишь, память потерял. Так я ему всё, о вере нашей и поведал. Я так думаю, всеблагой отец. — Юноша хитро прищурился. — Ты хоть батюшку с матушкой забудь, а о богах наших, всё знать должен.

— Верно. — Удостоил моего приятеля благосклонного кивка Мефодий. — Трое превыше всего.

— Так вот, — воодушевился Гонда. — Вопросов он мне много задавал, — кивок в мою сторону. — Но хулы на Троих в них не было, а Лишнего он даже ругал последними словами.

— Как не было?! — Как-то, даже обиженно вскинулся Силантий. — Ты что же брешешь то?! Сам же сказал ему, чтоб заткнулся! Ещё и обругал! А вы что молчите?! — Повернулся Силантий в сторону Лузги с Марком, стоявшим чуть в стороне от меня. — Вы же тоже слышали речи его богомерзкие!

— Если бы я такое услышал, то сначала бы морду ему набил, а потом сразу бы сюда поволок. — Процедил Марк, отвернувшись от Силантия. — Не знаю, от чего ты решил поклёп, на своего земляка, возводить, но я тебе в том не потатчик!

— Однако! — Невронд, убрав руку с моего плеча, озадаченно пригладил усы. — И кто же из вас врёт то?

— Да они все врут! — Начал горячится Силантий. — Отступника покрывают! Я правду баю! Хвалил Вельд Лишнего! Шибко хвалил! Он ещё утром, на сходе, его именем клялся! Хоть у кого в деревне спросите!

"Ага, сейчас"! — Злорадно подумал я. — "Вот прямо сейчас развернёмся и попрёмся назад, твои слова проверять"!

— А ты что скажешь? — Перевёл взгляд послушник на Лузгу.

— Не слышал я никакой хулы на Троих, всеблагой отец, — нехотя ответил тот, переминаясь с ноги на ногу. — Я и не слушал то их особо. Оно мне не интересно было.

— Отчего же не слушал то? — Вопросительно изогнул брови Мефодий. — Писания божественные тебе, значит, не интересны?

Лузга побагровев, начал хватать губами воздух. Силантий злорадно оскалился.

— Он лишь хотел сказать, всеблагой отец, что и сам все писания о Троих хорошо знает. — Пришёл на помощь Лузге Гонда. — Поэтому и не слушал.

Лузга благодарно закивал.

— Писание о Троих нужно каждый раз слушать с интересом. — Отрезал в ответ послушник, визгливо повысив голос. — Вы у себя в деревнях уже закостенели в своём невежестве! Троих не чтите! Храмы не почитаете! — В голосе Мефодия прорезались обличительные нотки. — Куда только братья-наставители смотрят! Скоро Лишнего славить станете! Вон! — Он небрежно кивнул в сторону Силантия. — Уже и мне врать осмеливаетесь, поклёп на ближнего своего возводя!

— Так я... — дернулся было что-то сказать Силантий, но получив сильный удар по лицу, от одного из воинов, кубарем покатился по земле, забрызгивая траву каплями крови.

— И то, — одобрил действия своего подчинённого Невронд, отходя от меня. — Неча свой поганый рот открывать, когда всеблагой отец говорит! Поучить бы тебя хорошенько вежеству. — Десятник задумчиво посмотрел на сжавшегося Силантия. — Да ехать уже пора. Припозднились мы сегодня. Ну, ничего. В деревне чай потолкуем! — Невронд отвернулся, от окончательно сникшего, моего односельчанина и перевёл тяжёлый взгляд на меня. — И с тобой тоже потолкуем, недошлёпок. Дюже ты интересный.

Глава 3

Следующие несколько километров дороги мы прошли с Гондой вдвоём. Марк и Лузга, словно обидевшись, молча, ушли чуть вперёд, почти догнав последнюю телегу обоза.

Видимо уже жалеют, что за меня впряглись. Последствий опасаются. Вряд ли эта история с доносом Силантия так просто закончится. Послушник что? Так мальчишка, которому дали немного власти. Умней он от этого не станет. А вот в городе всё по-другому может обернуться. Да и Невронд, похоже, не совсем нам поверил. Вот и мандражируют теперь эти двое. Да себя за то, что не в своё дело влезли, клянут

Силантий же, донельзя обиженный на всю нашу братию, наоборот, слегка приотстал, угрюмо ни на кого не глядя. Мы с Гонтой, таким образом, расположились посередине.

— Спасибо тебе, — решил поблагодарить я своего спутника. — Похоже, ты меня здорово выручил. Даже не знаю, как и отблагодарить!

— Трое пожелают, и отблагодаришь когда-нибудь. — Гонда был задумчив и сосредоточен. — Странный ты какой-то Вельд, — юноша покосился на меня и продолжил. — О том, что пустошь тебя памяти лишила — про то я помню. Да только мнится мне, что она ещё что-то с тобой могла сотворить. Понимаешь. — Гонда наморщил лоб, пытаясь подобрать нужные слова. — Не знаю, как и объяснить... Непохожий ты какой-то. Незнамый. Вроде и одет как мы и говор у тебя правильный, не чета городскому, а всё же не то что-то. Ты всё как-то не так делаешь. Ходишь, ешь, отцу-послушнику, вон, поклоны бьёшь. Вроде и правильно всё, но ежели приглядеться, то у тебя всё немного по-другому выходит. Слова опять же чудные, постоянно изрекаешь. Вот как сейчас — "спасибо", — Гонда пожевал губами, словно пробуя слово на вкус. — По всему видать — заморское слово, чудное! Откуда бы тебе такое знать?

— Сам удивляюсь, — Развёл руками я, мысленно чертыхнувшись. Похоже, с безболезненным вживанием в местный социум, могут возникнуть проблемы. Сегодня Гонда какие-то странности в моём поведении заметил, завтра ещё кто-нибудь на это внимание обратит. И хорошо, если просто насторожатся. Могут ведь и меры принять. Радикальные. Как Гонда выразился — во избежание. Тут за века хаоса привыкли от всего чужеродного только плохое ожидать. — Слетают иногда с языка слова непонятные. Откуда берутся — сам ума не приложу. Говорю же — это пустошь всё!

Гонда, видимо, что-то решив для себя, резко остановился, посреди дороги. Силантий, едва не врезавшись в нас, испуганным зайцем отскочил в сторону, с треском вломившись в придорожные кусты.

— Чего вылупился как Нерюх на стадо коровье?! — Ощетинился на него Гонда. — Ступай отседа! Неча подле меня уши греть, выродок айхи!

— А сам то, — Силантий аж зубами заскрежетал, от охватившей его ненависти. — С отступником хороводы водишь! Думаешь, что коль сговорились все, так всё, по-вашему, и будет? Ничё! Ужо посмотрим, как оно в Виличе обернётся!

— Ты беги, давай, обоз догоняй! — По-волчьи оскалился Гонда, сделав шаг в сторону Силантия. — Пока по шее не накостыляли! И не потеряйся, смотри! А то Неврондовой плети вечером шибко скучно будет!

Я, молча, двинулся вслед за Гондой, с силой сжав кулаки. Накопившиеся, с самого утра, злость и раздражение, давно просились наружу и Силантий, уже успевший мне изрядно напакостить, подходил для этой цели, как нельзя лучше.

— Иди сюда, мопсу! Я тебе, сейчас, бесплатные талоны в бутик для инвалидов подарю!

Вот только мой недруг, верно оценив наметившуюся расстановку сил, в драку ввязываться, не пожелал. Снова затрещали кусты и вот уже Силантий, выскочив на дорогу, шагах в десяти впереди нас, торопливо зашагал в сторону уходящего каравана, сдирая на ходу прицепившиеся, к одежде, колючки.

— Мопсу? — Гонда задорно хмыкнул, провожая взглядом Силантия. — Смешное ругательство! Надо будет запомнить.

— Да вот, само как то вырвалось! — Я закусил губу, мысленно проклиная себя за длинный язык. — Знать бы ещё, что это такое!

— Понятно, — закивал головой Гонда, зашагав вслед за обозом. — Ты только вот что. Старайся поменьше таких слов говорить. И вообще. За языком следи. Я-то промолчу. — Юноша покачал головой, словно сам, удивляясь этому. — А вот другие вмиг донесут. И не только Силантий. А нам, в следующий раз, могут и не поверить.

— Так и этот ещё не закончился, — решил поделиться я своими опасениями. — Не думаю, что до города донос Силантия не дойдёт. А там и спрос другой будет. Как бы эти, — кивнул я в сторону Марка и Лузги, — не проговорились.

— Нет, — ехидно усмехнулся Гонда, перепрыгивая через очередную рытвину, заполненную зацветшей водой. — Раз сразу не выдали, теперича, никуда не денутся. Жрецы не любят, когда им врут, особенно если отступников покрывают. Так что они теперь до конца на своём стоять будут. И ты, главное, тоже не подведи. Нас четверо, а этот — один. Нам и вера будет.

— А как ты их уговорить то смог? — Поинтересовался я. — Тем более, если за ложь наказать могут. Они же, поначалу, меня выгораживать не собирались. Да и сейчас, судя по всему, не очень-то этому рады.

— Должок за ними один был. — Не стал вдаваться в подробности Гонда и, пожевав губами, поинтересовался. — А что утром у вас на сходке было? Ну, Силантий сказал, что ты вроде Лишним клялся. — Два карих глаза внимательно уставились на меня. — Или как?

— Да не Лишним, — поморщился я. — Я просто сказал, что богом клянусь. Я вовсе не Лишнего имел в виду.

— А кого же ещё? — Удивился Гонда. — У нас кроме Лишнего и Троих, других богов нет. А Троими, по отдельности, никто не клянётся. Плохо. — Мой товарищ недовольно скривился. — Послухов много было. Тут не отвертишься. В общем, так, — решительно мотнул он головой. — Если спрашивать начнут, скажешь, что ты Йоки имел в виду. На потерю памяти сошлись. Голова, мол, плохо соображала.

— Понятно, — уныло кивнул я. — Я вот только одного не понял. Зачем Силантий меня выдать хотел? Его староста, наоборот, помочь мне просил. Чтобы я до Вилича обязательно дошёл, и беды для деревни не было. А он мне гадить начал. Получается, что и деревне тоже. Ведь если я в школу эту, ну для магов, не попаду, наверняка в деревне ещё троих ребят заберут. Да и за то, что отступника в деревне пригрели, жрецы по головке, точно, не погладят.

— Неа, — покачал головой Гонда. — Силантий всё правильно рассчитал. Ты же не сбежал никуда. Даже наоборот. В Вилич бы ты тогда наверняка попал. — Он ехидно хмыкнул. — На телеге, связанный, да ещё и под охраной. Так за что в деревню наказывать? Ты же никуда не делся? А уж жрецам виднее, что с тобой дальше делать: в школу направлять, в ходоки, аль на плаху. А что отступником оказался. — Гонда сделав паузу, скривил губы. — Так за то род твой в ответе. С него и спрос. Ну и с отца-наставителя, конечно. Тебе ещё повезло, что Мефодий не шибко умён! — Юноша криво улыбнулся. — Не сообразил, что может отцу Игнатию шибко напакостить. Не то, тебя бы сразу вязать начали.

— Выходит ты не только меня спас, но и мою семью. — Перед глазами встала Маришка, с её нелепыми косичками и озорными глазами. — Я тебе, значит, вдвойне обязан теперь.

— Пустое, — небрежно отмахнулся Гонда. — Глядишь и ты мне подмогнёшь когда-нибудь. — Парнишка немного помолчал, искоса поглядывая в мою сторону и решившись, спросил, пытливо глядя мне в глаза. — Слушай Вельд. А тебе только слова незнамые вспоминаются аль ещё чего? Может страны чужеземные или рухлядь диковинная? А может, иногда, и в себе что-то странное замечаешь? Словно другой ты, какой то? Ну, как будто и не Вельд вовсе?

Я облизал разом пересохшие губы, стараясь успокоить, бешено заколотившееся сердце. Это что же получается, я не первый здесь такой? Были уже первопроходцы, раз Гонда спрашивает. Вон как уставился, будто рентгеном просвечивает! А может и сейчас есть?!

Я уже хотел было, рассказать своему спутнику всё как есть, как вдруг что-то во взгляде Гонды меня остановило. Что? Я и сам толком не понял! Нехорошее что-то! Умом понимаю, что не прав! Нормальный парень Гонда! Не стукач какой-нибудь и не гнида, вроде Силантия! И если кто и сможет мне в этом мире помочь, так это как раз он! И всё же я решил пока и ему не открываться. То, что в этом мире уже были такие как я, не значит, что их тут хлебом-солью встречали. Вполне может быть, что как раз наоборот. Могут и на костре спалить объявившегося колдуна или ещё чего похуже сделать. И тот же Гонда, первым же меня на этот самый костёр и определит, при этом искренне считая, что поступил правильно. Лучше сначала побольше об этом мире узнать, а там, если что, и открыться можно будет.

— Как это? — Я изо всех сил постарался изобразить на своём лице искреннее недоумение. — Я — это я. Ну Вельд, значит. Как же я ещё кем-то быть могу? Чудно, как то!

— Вот и хорошо! — Гонда широко улыбнулся. — А то я опасаться стал уже. Вдруг ты совсем головой ослабнешь? Юродивому при обозе не выжить! Понимаешь. — Юноша нерешительно покосился на меня. — Просто, почему-то, по сердцу ты мне пришёлся. После того как батю берыга в лесу заломал, я один совсем остался. Родоков нет. Сверстники перед голодранцем начали носы задирать. Да и не до них мне стало. С голодухи брюхо пухло. — Гонда раздраженно пнул подвернувшийся под ногу комок грязи и признался. — Я даже когда баллот вытянул, почти обрадовался. Хоть с голоду этой зимой околеть не дадут. Как-никак княжье имущество. В общем, — паренёк, сделав небольшую паузу, предложил. — Давай теперь вместе держаться, ну как сотоварищи. — Гонда покосился вперёд, в сторону Силантия и хмыкнул. — С земляком твоим у тебя не заладилось с самого начала. Да еще плетей он, в деревне, за донос лживый получит. Ещё более зло затаит. Не получится у вас с ним одной артели.

— Я согласен, конечно! Я и так к тебе уже как к другу отношусь!

Сердце радостно забылось. А жизнь то налаживается! Вот и первый товарищ появился, на которого положиться можно! Тем более такой проныра, как Гонда. Такой и сам нигде не пропадёт и мне никуда больше вляпаться не даст!

— Вот и хорошо, — приобнял меня за плечи мой новый друг. — Вместе выжить полегче будет.

Ближе к вечеру, мы, наконец-то, вышли из леса. Могучие деревья, почти полностью, заслонявшие своими кронами всё небо, отступили, сначала сменившись мелколесьем, вперемежку с кустарником, а затем и вовсе остались позади, недружелюбно помахивая ветками нам вслед. Теперь обоз передвигался по колосящемуся, высокой почти по пояс травой, полю. Солнце, хоть уже и клонилось к закату, ещё не успело коснуться своим краем далекого горизонта и светило довольно ярко. Вдалеке, большим тёмным пятном, чернел частокол деревеньки, которая, очевидно, и была конечным пунктом дневного перехода. Люди заметно приободрились. Голоса стали громче, веселей, среди воинов посыпались немудрёные шутки, один из служек даже что-то запел, правда, так бездарно и настолько заунывное, что ему быстро пришлось заткнуться.

Оживились и мои спутники. Лузга с Марком, видимо, свыкнувшись с неизбежным, перестали дуться, и притормозили, дождавшись нас с Гондой. Дальше мы двинулись вместе, одной весело гомонящей толпой. Только лишь Силантий продолжал плестись позади, понуро опустив голову.

— Ещё версты три землю топтать, — проворчал вечно недовольный Лузга. — И чего они так далеко он леса построились?

— Так река рядом, — пожал плечами в ответ Гонда. — Её просто не видно отсюда. Ничего, — внимательно поглядел он на небо. — До заката там будем. — И подойдя ко мне вплотную, внушительно добавил. — Ты это Вельд. В деревне от меня не на шаг.

— В деревне то, что мне угрожать может?

— Иная деревня похуже леса, может быть, — вздохнул мой друг. — Умыкнуть и там могут.

— Это да, — поддержал его Лузга. — Своих отроков от баллота сберечь, кто не захочет? А мы для них пришлые. Что нас жалеть?

— Пока ты на виду, при обозе аль в избе гостевой, никто тебя не тронет, а вот коль отойдёшь куда, враз схватят и в подполье сволокут.

— Так зачем же я куда-то пойду? — Усомнился я.

— Ну, тут по-разному бывает, — усмехнулся в ответ мой друг. — Могут варом напоить и по хмельному делу в сторону отвести или прибыток, какой пообещать, за то, что подсобить пойдёшь.

— А может и бабёнка какая-нибудь на тебя глаз положить, да к себе в избу зазвать, — лукаво подмигнул мне Марк.

— И то может быть, — согласился с ним Гонда, — Так что брате, — он внимательно заглянул мне в глаза, — как в деревню придём, куда бы тебя ни звали и чего бы ни сулили, от нас, чтоб не ногой. Не то беда будет.

— Скорей бы уж, — тяжело вздохнул Марк. — А то живот к рёбрам присох. — Здоровяк, с осуждением, посмотрел на меня. — Скуповаты ваши деревенские. Деревня богатая, а харч положили на один зуб. — С этими словами он, сильно забрызгавшись, въехал ногой в позеленевшую лужу и, чтобы не свалиться, ухватился за Лузгу.

— Потому и богатые, что скуповатые, — хохотнул Гонда, косясь на матерящегося верзилу. — А снеди положили как обычно, просто ты жрать больно здоров, — и повернулся к Лузге. — Зря ты с ним в артель вошёл. Его же не прокормишь!

— Кто хорошо есть, тот и работает хорошо, — не полез за словом в карман Марк, тряся ногой. — У нас тех, кто плохо жрёт, даже в батраки не нанимают. Пусть я съем на пять полушек, зато на серебрушку отработаю.

— А где мы там будем ночевать? — Поинтересовался я, не сводя глаз с приближающейся деревни.

— В каждой деревне изба гостевая, для изгоев, есть, — охотно объяснил Гонда. — Не хоромы конечно, но на пучок соломы и крышу над головой надеяться можно.

— И ещё пожрать принесут, — решил напомнить о самом важном Марк. — Если староста не жила, могут даже мяса немного дать! — Здоровяк мечтательно провёл рукой по животу и тут же добавил, расстроено. — Жалко только варю не достать.

— Ничего, — ободряюще похлопал его по плечу Гонда. — Будем деревню угольщиков проходить, будет нам и мясо, и вар. Матушка моя, да прибудут с ней Трое, оттуда родом была. Так там старостой брат её, дядька Антип. Мы у него, когда батя жив был, гостили пару раз. Деревня там богатая. Чай все княжества углём обеспечивают. Досыта наедимся. А может, и ещё чего хорошего раздобудем, — подмигнул он мне.

— Что угля котомку отсыпят? — Пошутил я.

— Ну, вроде того! — Заржали во всё горло мои спутники.

Я весело засмеялся вслед за ними. На душе впервые, с того момента, как я очутился в этом мире, стало легко и беззаботно. Нет, определённо жизнь налаживается. Скорей бы уж деревня.

Но дойти, до неё, мы не успели.

— Волколаки!!!

Вопль, полный животного ужаса, стеганул по ушам, в одно мгновение, оборвав мирную многоголосицу подъезжающего к деревне обоза. На пару мгновений воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь скрипом продолжавших двигаться телег. Люди синхронно, будто по команде, оглянулись назад, в сторону, оставшегося далеко позади леса.

Оглянулся и я, недоумённо высматривая причину тревоги.

— Что случ?... — Повернулся я к замершим, с выпученными глазами, спутникам.

— Волколаки!!! Почему днём то?!!! Спасите меня Трое!!!

Истерично запричитавший Силантий, буквально снёс меня, опрокинув в траву, и, тотчас, скрылся из вида. И тут же, окрестности огласились протяжным воем, наполняя сердце тревогой.

Яростно матерясь, я рывком вскочил на ноги, крутанулся на месте, в поисках обидчика, и замер, поражённый мгновенно произошедшей вокруг переменой.

Обоз всколыхнулся! Что-то испуганно заорали служки, начав нахлёстывать неповоротливых быков, зарычал в ярости Невронд, раздавая тумаки и загоняя на телеги растерявшихся воинов, протяжно взревели быки. Уже довольно далеко, впереди, мелькала спина, рванувшего, в сторону деревни, Силантия.

— Волколаки!!! Пропала моя головушка!!! И косточек не найдут!!! — Тонко захныкал, возле самого уха, Лузга, задом пятясь в сторону обоза.

— К телегам быстро! — Рявкнул, сильно побледневший, Гонда. — У Мефодия камень мажеский есть!

— Какой, к Лишнему, камень?!!! — Сорвался на визг, Лузга. — Их вона скока!

Подскочивший Марк, подхватил друга за локоть и, буквально, поволок в сторону, набиравшей ход, телеги.

Я машинально оглянулся ещё раз, и сердце, пугливым воробышком, скакнуло куда-то вниз живота. Волки, если, конечно, можно назвать этих монстров, величиной с двухгодовалого бычка, волками, за то время, что я проковырялся в траве, значительно приблизились, уже успев покрыть почти треть расстояния между лесом и обозом. И на этот раз, уже были хорошо видны, даже на фоне скрывающей их, до самой головы, травы.

Да их тут с полсотни голов будет! Разве волчьи стаи такими большими бывают?! Им же просто не прокормиться! Такой ораве даже наш обоз, вместе с быками, на один зубок будет!

Мощный рывок, за рукав, вывел меня из охватившего оцепенения.

— Ты чего застыл?! — Яростно проорал мне, брызжа слюной, прямо в лицо, Гонда. — Щас сожрут к Лишнему! Давай быстрей к обозу, а то рванёт, не успеем!

Бросившись вслед за другом, я в несколько прыжков настигнул жалобно поскрипывающую телегу и буквально ввалился в неё, опрокинув уже барахтавшегося там Лузгу. Тот как-то необычно тоненько взвизгнув, завертелся ужом и довольно чувствительно двинул мне локтём в бок. Рядом трепыхался, мешая мне подняться, кто-то ещё.

— Тихо вы, выкормыши айхи! Щас обратно всех повыкидываю, к Лишнему! Может волколаки сдохнут, вами подавившись, колдуны проклятые!

Кто-то, крепко ухватив за локоть, буквально вырвал меня из клубка человеческих тел и, влепив сильную затрещину, отбросил к краю телеги. Рядом, растирая рукой левое ухо, уже расположился Гонда. Я обернулся и буквально отпрянул, встретившись с бешеным, пылающим яростью, взглядом. Воин, тот самый, со шрамом через всю правую щёку, уже поднимал пинками со дна телеги Марка с Лузгой, продолжая отчаянно материться. Кроме него, моих спутников и возницы, куда-то забросившего свой кнут и обеими руками вцепившегося в край телеги, больше никого рядом не было. Оно и понятно. Чем ближе к концу обоза, тем меньше шансов унести ноги. Недаром Мефодий с десятником на первой телеге расположились. Вот только, похоже, и им не светит ничего. Быки, хоть и существенно ускорились, но всё же соперничать в скорости с лошадьми не могли, и ворота приближалась невыносимо медленно. Я оглянулся. У волков со скоростью как раз всё было в полном порядке. Стало окончательно ясно, что этот забег со смертью, нам ни за что, не выиграть.

— Ишь как несутся!! — Меченый, расположившись на пыльном мешке, начал с натугой взводить арбалет. — Видать совсем оголодали, коль средь бела дня на охоту вылезли!

Догонят ведь, Русин! — Повернул перекошенное от страха лицо к меченому, возница. — Как есть догонят! Что делать то будем?!

— Вестимо догонят! — Согласился в ответ воин, вставляя болт в арбалетное ложе. — И долго этот сопляк с камешком возиться будет? Как думаешь?

Возница в ответ лишь невнятно простонал, не сводя затравленного взгляда с приближающейся стаи. С соседней телеги соскочил какой-то мужик, и, что есть мочи, припустил вдоль дороги, вслед, уже далеко оторвавшемуся, Силантию. За ним, соскочили двое воинов, и, втянув головы в плечи, побежали, сопровождаемые проклятиями Невронда.

— За ними надо бежать, — Вскинулся, провожая их взглядом, Лузга. — Сожрут ведь!

— Лузга прав, бежать надо! — Я вопросительно оглянулся на Гонду, готовый сорваться с места. — И чего все в эти телеги попрыгали?! Давай напрямки! Может, успеем!

— Не успеем, — буквально прохрипел тот в ответ, не сводя напряжённого взгляда с первой телеги. — Да и они не успеют. Далеко слишком. Сил не хватит. Вся надежда только на камешек мажеский.

— Да что за камень то такой?! — Сорвался на крик я. Умирать вот так, по-глупому, в нескольких сотнях метров от спасительных ворот, ужасно не хотелось. — Волки уже рядом!

— Достал, наконец-то! — Торжествующе проорал Гонда, не ответив мне. — Держись! Сейчас быки рванут!

И только сейчас я заметил, что взгляды всех были направлены в одну точку: Марк и Лузга, примостившиеся рядом со мной; воины, сжимавшие в побелевших пальцах заряженные арбалеты; служки, бросившие нахлестывать кнутами быков (благо те в этом давно не нуждались, перебирая копытами изо всех сил); недобро оскалившийся Невронд, с обнажённым мечом. Все они буквально прожигали глазами спину послушника, высоко поднявшего над головой невзрачный серый камешек.

Я яркая вспышка. Камень буквально запылал, разбрасывая в разные стороны синие полупрозрачные искры и, в следующее мгновение, в сторону быков, с громким треском, ударил сноп ярких ветвистых молний. Крупные белые кристаллы, свисавшие с толстых кожаных ремней, плотно облегающих шеи животных, в свою очередь ответили синими вспышками, разом поменяв свой цвет. Быки, протестующе взревев, резко рванули вперёд.

Толчок был таким сильным, что если бы Гонта, в последний момент, цапнувший меня за рукав, я бы вылетел из телеги.

— Держись крепче! — Возбуждённо проорал он мне прямо в ухо. — Вылетишь — никто подбирать не станет!

— Что это было? — Ошеломлённо поинтересовался я, поднявшись и судорожно вцепившись за край телеги.

— Я же говорю, камень мажеский, — Гонда не сводил напряжённого взгляда со стремительно приближающихся ворот. — Он скорость быкам увеличивает. Ненадолго только. Лишь бы хватило!

Сзади раздался пронзительный вой. Я оглянулся и вновь похолодел. Стая была уже в сотне метров от обоза и, не смотря на значительно возросшую скорость быков, пусть и медленно, но приближалась. Над ухом, с противным свистом, пролетел болт и ближайший к нам волк, коротко взвизгнув, кувыркнулся в траву. Меченый, что-то зло, прохрипев, вновь склонился над арбалетом. Остальные чего-то выжидали, держа оружие наизготовку.

— Почему они не стреляют? — Лихорадочно спросил я, не сводя глаз, с завывающей стаи.

— Наверняка будут бить, — сдавленно ответил Гонда. — Болтов у них вишь немного. Да и арбалеты взводить — время надо.

— Надо было луки брать, — решил я блеснуть знаниями. — В миг бы всех пощёлкали.

— Щас, — зло хмыкнул в ответ мой друг. — Таких зверюг стрелой не убьёшь. Если только в глаз попасть. Тут, с такой тряской, как бы совсем не промахнутся.

Телега действительно тряслась неимоверно, заставляя, молится всем богам, чтобы колёса совсем не отлетели. Жалобный скрип осей на эту мысль, во всяком случае, наводил. Словно подтверждая слова Гонды, жвыкнул ещё один болт, норовя срезать особо зарвавшегося волка и, разминувшись с оскалившимся зверем совсем немного, закопался где-то позади, в траве. Отборно матерясь, Невронд пообещал незадачливому стрелку кое-что оторвать и приладить вместо рук.

— Уухр!

Мимо телеги промелькнуло тело незадачливого возницы, судорожно копошившегося в придорожной грязи. Мужик рывком поднялся и, нелепо размахивая руками, рванулся вслед за уходящим обозом. Заляпанное грязью лицо, перекошенное от животного ужаса, почему так и не выброшенная, ставшая бесполезной плеть, в руке.

— Погодитя! Не кидайте меня!!!

В сдавленных криках слышалось такое отчаяние и безнадёга, что я невольно закрыл уши руками, зачем то ещё и зажмурившись при этом.

— Аааа! Не над! — Полный боли крик резко оборвался, сменившись торжествующим рычанием.

Вдруг, чуть было, не опрокинув меня на дно телеги, кто-то кувыркнулся рядом. Раздалось тяжёлое, с присвистом, дыхание. Открыв глаза, я встретился взглядом с Силантием, судорожно хватавшим губами горячий степной воздух.

— Ещё один нерюх, — зло прокомментировал его появление меченый, поднимая арбалет. — Замри на месте выродок стёртых. Если я из-за тебя промахнусь, то сам не знаю, что с тобой сделаю!

Силантий, тяжело дыша, застыл, не сводя взгляда с неотвратимо настигающей обоз стаи. Его откровенно трясло. В глазах плескался ужас.

— А вот и наш беглец возвернулся, — злорадно оскалился Лузга, зачем то снявший с головы свой треух и нервно мнущий его в руках. — Я уж думал, мы тебя до самых ворот не догоним.

Наконец защёлкали арбалеты, вычёркивая из погони нескольких, сильно оторвавшихся, преследователей. Остальные звери, чуть притормозив, стали забирать в стороны, охватывая обоз с обеих сторон. Судя по натужному пыхтению воинов, приветить их было пока нечем. Я в отчаянии оглянулся в сторону деревни. Ворота были рядом, буквально в паре сотен шагов и... Они начали закрываться!

Отчаянные матюки, грозные выкрики, проклятья и вопли понеслись вслед, но окованные железом створки продолжали неумолимо смыкаться, перекрывая дорогу к спасению. Местные определенно не собирались рисковать, принося неизвестный обоз в жертву.

— Тихо! — Перекрывая беспорядочный галдёж, раздался рык Невронда и тут же, рядом с ним, вновь поднялся послушник. Невронд, на пару с ещё каким-то воином, обхватили юношу за пояс с двух сторон, не давая, вывалится из немилосердно трясущейся телеги. Мефодий выпрямился, повернулся лицом к воротам и поднял над головой какой-то предмет, ярко блеснувший в лучах заходящего солнца.

— Во славу Троих! Немедленно откройте ворота их слуге! — Изо всех сил прокричал он, сорвавшись на фальцет.

Полузакрытые ворота, замерев на мгновение, начали вновь открываться, со стен зло защёлкали луки, отвлекая волков от телег.

— Засуетились ублюдки! — С весёлой злостью в голосе, выкрикнул Гонда. — Это вам не торговцев на растерзание хищникам оставлять! — И тут же заткнулся, зло выругавшись.

Лузга испуганно заверещал. Я начал лихорадочно шарить вокруг себя, в поисках хоть какого-то оружия. Один из волков был уже совсем рядом, как раз собираясь скакнуть в телегу. Гулко щёлкнул арбалет, и Русин потрясённо выругался, умудрившись, промахнутся, стреляя почти в упор.

— Отстань тварь! Убью! — заполошно заорал на зверюгу Гонда. В его руке появился нож, совершенно несерьёзно выглядевший на фоне, примеривавшегося к последнему броску, зверя. Рядом расположился Марк, нацелив в сторону хищника, будто копьё, найденную в телеге толстую палку. За спиной коротко жвыкнул железом меченый, доставая из ножен короткий меч с широким лезвием.

— Щас порвёт. Непременно порвёт, — незаметно для себя начал шептать я одними губами, бессильно сжав кулаки. Ничего, даже отдаленно напоминающее оружие, я найти в телеге так и не успел.

— Русин! Быки встают! Кончается заклятье то! — Заполошно заорал возница и, в тот же миг, волк совершил прыжок.

Нас спасло чудо. Хищник уже распластался в воздухе, примериваясь опуститься уже посреди телеги, как быки, видимо почуяв его, рванули из последних сил. Повозка на парю мгновений ускорилась. Чуть не допрыгнув, волк, ободрал передними лапами край телеги и, попутно успев, одним движением пасти, сломать тонкое древко палки, кубарем прокатился по траве. Тут же вскочил, оскалив клыки, и протестующе взвыл. Хищно дрожа оперением, в его тело впились сразу две стрелы. Об ускользающей добыче хищник на время забыл.

Вот только нам от этого легче не стало. Заклятье, наложенное Мефодием на быков, и впрямь подходило к концу. Кристаллы начали стремительно белеть, возвращаясь к своему первоначальному цвету. Скорость пошла на убыль. Грязно выматерившись, Русин яростно пнул ногой один из уложенных в телегу мешков и, потрясая мечом, развернулся к нам.

— Сигайте с телеги, дети проклятых! В капусту порублю, к Лишнему! — Проорал он, вращая налитыми кровью глазами.

— Прыгай! А то точно зарубит! — Дёрнул меня Гонда за рукав. — И, со всех ног, к воротам беги!

Я кубарем соскочил с, ещё довольно быстро несущейся, телеги, каким-то чудом устоял на ногах и рванул что есть мочи к, уже таким близким, воротам. Впереди мелькали спины Гонды и Марка с Лузгой, сзади натужно сопел Силантий. Сил, после никому ненужного забега, в начале преследования, у него, судя по всему, почти, не осталось. Телеги неумолимо уходили вперёд, одна за другой проскакивая через ворота. Хитрый Гонда, соскочив на землю, сообразил ухватиться рукой за край телеги, и какое-то время бежал так, пока совсем осатаневший Русин не кинулся к нему, заставив отцепиться и, теперь, немного опередив остальных, тоже подбегал к воротам. Я начал выдыхаться. Пот заливал глаза, ноги стали точно ватные, но я упорно продолжал бежать, глядя себе под ноги, отлично понимая, что если упаду, то подняться уже не смогу. До ворот оставалось всего пара десятков метров, когда дорогу перегородил очередной зверь, с, почему то опаленной с одного бока шерстью. Пасть ощерилась в хищном оскале, обнажив крупные клыки. Задёрнутые паволокой бешенства глаза, с лютой ненавистью уставились на меня. Время встало, прекратив свой неумолимый бег. Все звуки исчезли, растворившись в глубинах подсознания. Мир сузил свои рамки до крохотного пространства, внутри которого были только я и моя смерть. Волк ощетинился, поджал задние ноги, изготавливаясь к прыжку, прыгнул, распластав в воздухе своё мощное тело, и тут же рухнул, как подкошенный, в бессильной ярости пытаясь, дотянутся до торчащего в боку болта.

— Беги, дурак! — Пронзительный крик Гонды, выдернул меня из ступора. — Беги, Лишний тебя забери!

И мир вновь взорвался, наполнившись натужным рёвом быков, злобным рычанием оголодавшей стаи и скрипом закрывавшихся ворот.

Я охнул и бросился вперёд. Раздавшийся сзади полный боли и непередаваемого ужаса вопль Силантия, придал сил на последний рывок. И всё же я не успевал. До ворот оставалось буквально несколько метров, но массивные створки уже почти сошлись, оставляя между собой лишь небольшую, стремительно уменьшающуюся, щель.

— Что же вы, гады! — Со свистом хватая воздух, с трудом прохрипел я, в безнадёжном отчаянии, сумев ещё чуть увеличить скорость. Внезапно движение створок замедлилось. Послышалась непечатная ругань и какая-то возня. Я как раз подлетел к воротам, чтобы увидеть, как дюжий мужик, с утробным хеканьем, припечатал кулаком в лицо вцепившемуся в него Гонды и тут же вновь потянулся к воротам. Мой друг кубарем покатился прочь, скрывшись из виду. Но мне и этого мгновения хватило! Буквально сдирая с себя одежду вместе с кожей, извиваясь ужом, я каким-то чудом протиснулся в микроскопический проём и рухнул уже за воротами, судорожно хватая губами воздух. Сунувшемуся следом волку, стоящий наготове воин, разрядил арбалетный болт прямо в брызжущую кровавой слюной пасть. Вокруг поднялся невообразимый гвалт.

— Тяните эту тварь вовнутрь! — Взревел Невронд, подскакивая к воротам и ткнув в проём мечом. — Вои! Все к воротам! Ежели ворвутся — беда будет!

Двое мужиков, схватив переставшего дергаться волка за передние лапы, с натугой потянули на себя. Получалось плохо. Зажатый створками ворот, зверь застрял намертво, а чуть приоткрыть их, перед рвущейся вовнутрь стаей, мужики не решались. Но и ворваться, сквозь слишком узкую щель, стая не могла и двое воинов, шустро работая мечами, их уверенно сдерживали. Третий, высунувшись из-за их спин, вновь разрядил в проём арбалет. За воротами обиженно взвизгнули.

— Слабомерки убогие! — К побагровевшим мужикам, на помощь, подбежал какой-то кряжистый седой дедок и, оттолкнув одного из них, рывком потянул зверя на себя. Тот лишь чуть сдвинулся.

— Нукася! — Невронд, успевший где-то раздобыть здоровенный топор, с утробным хеканьем, начал рубить здоровенную тушу. Во все стороны полетели кровавые брызги. Воздух сотрясла отборная ругань.

— Выталкивайте его наружу! — Потряс окровавленным топором Невронд, уполовинив всё-таки зверя. — Да поживей, увальни неповоротливые!

Подбежало ещё несколько мужиков и длинными деревянными шестами упёрлись в окровавленные остатки волка. Вновь гулко щёлкнул арбалет. Накинув на ворота толстенный деревянный брус, бородач облегчённо вытер обильный пот. Окрестности огласил разочарованный вой, упустившей добычу стаи.

— Вроде живи, друже.

Толчок, локтем в бок, окончательно привёл меня в чувство. Гонда плюхнулся рядом, потирая рукой лицо.

— Спасибо тебе дружище, — с чувством ответил я. Слова никак не хотели проталкиваться сквозь окаменевшие губы, язык не ворочался, а лёгкие, казалось, вот-вот разорвутся на части. — Если бы не ты, то всё, конец бы мне. Чудом выжил!

— Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, недошлёпки поганые! — Нависший над нами дед, в окровавленном тулупе, был в ярости.

— Чего озлился, дядька? — Гонда, сохранивший сил, побольше, чем я, поднялся на ноги.

— Чего озлился, говоришь? — Потянулся к нему дед. — А по чьей вине я тулуп, почти новый, испортил? Ты чего выкормыш айхи у ворот под ногами путался? Чуть волколаков в деревню не привёл, паскуда! А ты знаешь тварь, что за такое бывает?

Гонда заметно побледнев, промолчал. К месту скандала стали придвигаться и другие мужики, заинтересовались обозники, промелькнули испуганные лица Марка с Лузгой.

— Он же меня спасал, — решил заступиться за друга я и, срывая накопившуюся злость, добавил. — Не по-людски это — человека на растерзание волкам оставлять. — И заметив, что к нам подошёл нахмуренный Невронд, обличительно добавил. — А вы даже перед целым обозом ворота закрыть норовили!

— Тебя сопляка спросить забыли! — Аж взвился дед. — Ты ещё учить меня будешь! Из-за тебя помёт нерюха, между прочим, чуть беда не случилась! Другие вон куда шустрее оказались! Вмиг ворота проскочили, а ежели такой нерасторопный, то сам и виноват! Другим наука будет! А сейчас мы с вас шкуры спустим, к Лишнему!

— Ты борода голосить то прекрати, — решил вмешаться Невронд. — Наказать бы их надо, да только не в твоей это власти. Они теперь по воле Троих господине князю принадлежат. Только он, да храм Троих, в их животах, теперича, вольны. Ты мне лучше ответь. Почему ворота перед обозом закрывал? — Невронд нехорошо прищурился. — Аль не видел, чей он?

— Троими клянусь, не распознал! — Сбледнул с лица староста. — Мало ли обозов сейчас до Вилича идут. Осень чай. Расторговаться людишки спешат. А как знак, значитса, храмовой узрели, так сразу открывать кинулись! Сами же видели! Мы Троих чтим! И пятину им платим, как положено!

— Что Троих чтите — это хорошо, — согласился десятник, не спуская глаз со старосты. — Да только, помнится, господине князь указ уж года три как подписал, о том, чтобы все караваны привечать и всяческую помощь им оказывать. Аль воля его для тебя ничего уже не значит, старик?

Что ты господине десятник! — Ещё больше заюлил староста. — Лишний попутал! Спужались мы! Стая то огромная. Всю деревню вырезать могли. А кто тогда налоги в казну княжью платить будет? — Начал канючить он. — С меня же за недоимки спросят! И Айхи с ними, с недошлёпками этими, — сплюнул он в нашу сторону. — Я из-за этих нерюхов и вас, как следует, приветить не успел! Щас живо стол накроем! Спасение ваше чудесное отметим! Вар у меня крепкий! Самолично настаивал! И воям вашим поднесём! Как полагается!

Староста проворно утянул десятника за собой. Начали расходиться и остальные: возницы засуетились возле взмыленных, еле стоящих на ногах, быков, ратники потянулись вслед за десятником, мужики, почёсывая бороды, разбрелись по своим делам и только молодёжь, вскарабкавшись на бревенчатый настил, возвышающийся над воротами, продолжала азартно пускать стрелы в подвывающую стаю.

— И не жалко им балбесам стрелы портить, — прогундел, подсаживаясь к нам, Марк. — Они же грошей стоят.

Рядом встал, неразлучный с ним, Лузга.

— Да ты присмотрись. Они же без наконечников, — ответил, все ещё, мрачный Гонда, потирая рукой правую, начавшую вспухать часть лица. — Учатся. А палок ещё настругают.

— Сильно тебе перепало? — Посочувствовал я. — Из-за меня всё.

— Да ничего, — оскалился мой друг. — Вскользь прошло. Я, в последний момент, головой мотнуть успел.

— И хорошо, что успел, а то зашиб бы. Удар у меня дюже крепкий.

Я обернулся на, раздавшийся за спиной, голос. Рядом стоял бородач, что закрывал ворота и добродушно нам улыбался, ощерившись, недостающим пары зубов, ртом.

— А ты сам виноват, — обратился он к Гонде. — Неча под горячую руку лезть. Мог бы и зашибить. — И повернувшись ко мне, с хитрым прищуром спросил. — Вы чай не родичи случаем? Уж больно он для тебя расстарался. Сначала воя уломал стрелу арбалетную в волколака метнуть. Тот шибко не хотел. Стрела то денежку стоит. Потом ко мне, значитса, под руку сунулся.

— Мы даже не с одной деревни, — пожал плечами я, с благодарностью оглянувшись на Гонду.

— О как, — удивлённо вскинул брови щербатый. — Так что же он шебуршился тогда? Аль должок у тебя перед ним, какой?

— Нет за мной никаких долгов, — отрезал, было, я, но спохватившись, добавил, вновь взглянув в сторону Гонды. — Хотя нет. Теперь-то как раз должок за мной есть. И преизрядный!

И отвернулся, не желая продолжать разговор. Если бы не Гонда, эта сволочь ворота у меня перед самым носом прикрыла бы. И волки, сейчас, уже косточки бы обгладывали, как у Силантия. Мысль о Силантии резанула неожиданной болью. Вот вроде и гад хороший был и меня чуть под монастырь, то бишь под храм, не подвёл, а всё же знакомый человек. Много ли у меня их в этом мире? Мда...

— А что же тогда так суетился то? — Не желал успокаиваться, между тем, мужик. — В чём интерес то был? Не за так же?

— Подружились мы в дороге, вот и помог! — Разозлился Гонда. — Тебе то, что за печаль?

— Ты лучше дядька скажи, где тут изба гостевая, нам под ночлег отведённая? — Встрял в разговор Лузга. — Притомились мы в дороге. А тут ты со своими расспросами.

— И харч занести не забудьте! — Оживился Марк. — Раз сами на обед не попали, то хоть поужинаем.

— Я за тем и подошёл. — Мужик почесал голову. — Никодиму, теперича, не до вас пока. Вряд десятника обласкать, да отцу-послушнику угодить. Вот меня и послал. Пошли, что ли?

Глава 4

Дом, выделенный старостой, нам для ночлега, энтузиазма не внушал. Собственно говоря, его и домом то можно было назвать с большой натяжкой. Тут, как я уже заметил, вообще жилые постройки не впечатляют: низкие, прижимистые, так и льнущие к земле своими покрытыми соломой крышами. Но всё, как говорится, познаётся в сравнении. Мда... Когда щербатый, после нескольких минут усердного топтания по грязи, с гордостью, показал нам на эту халупу, я вначале подумал, что он шутит. Но тот мои сомнения быстро развеял.

— Ну вот, значитса, вам и хата для ночлега. — Наш проводник привычно огладил бороду и гостеприимно махнул рукой, в сторону полуразвалившегося сарая. Хотя, пожалуй, насчёт сарая я погорячился немного. Не всякий сарай построен из тонких, не обструганных, жердин, неплотно подогнанных друг к другу. Чтобы как-то залатать образовавшиеся щели, всё это было замазано глиной, но, то ли глина была плохая, то ли замазывали, как придётся, но эта самодельная штукатурка зияла внушительными прорехами. Хотя может оно и к лучшему. Хоть немного светлее будет. Окон, незадачливые строители данного архитектурного сооружения, почему то не предусмотрели совсем. Довершала картину полуразвалившаяся крыша, накрытая подобием полуистлевшей дранки, до сих пор, каким-то чудом, не развалившейся в труху.

Я даже растерялся немного. Он что издевается или это, у местных, шутка такая? Да я бы хлев для свиней, получше обустроил! Собственно что-то в этом роде я и хотел, уже было, высказать обнаглевшему селянину. Вот только реакция моих спутников остановила. Молча, словно такой ночлег, тут был в порядке вещей, Лузга, а следом за ним и Марк, прошли к дому, и немилосердно скрипнув, давно не смазанной дверью, вошли вовнутрь. Мда... Похоже, не шутил щербатый, притащив нас сюда. Определённо не шутил.

— Пошли. Чего встал? — Грубовато ткнул меня кулаком Гонда, кивнув в сторону развалюхи. Решив отложить претензии до лучших времён (Гонде виднее, когда можно права качать, а когда в две дырочки посапывать), я тоже вошёл в дом. Внутренний интерьер помещения, не пожелав приятно разочаровать, вполне соответствовал внешнему виду сооружения.

Мебели в избе не было. Вообще. К одной из стен скорбно привалилась маленькая скособоченная печка, без дымохода. Рядом с ней лежала жалкая кучка тонюсеньких дров, в два-три пальца толщиной. В противоположном углу, прямо на земляном полу, валялось с десяток грубо набитых соломой тюфяков, донельзя грязных и, похоже, являвшихся местным аналогом постели. Импровизированные окна, коими являлись многочисленные щели, почти не пропускали света и, если снаружи, только начинало смеркаться, то тут уже было довольно темно. Сильно пахло перепрелым сеном и чем-то ещё, значительно менее приятным. Спартанская, в общем, обстановочка. Ликург был бы доволен. Впрочем, моих спутников это не сильно смущало и, скинув с плеч опостылевшие за день мешки, они уже по-хозяйски оглядывали наше временное пристанище. На мгновение стало ещё темней и в сарай, следом за мной, вошёл щербатый.

— Какой-то неповоротливый твой дружок, — дружелюбно обратился он к Гонде. — То от волколаков убегая, еле ноги передвигает, то у хаты замер, как будто берыгу перед собой увидел. Зря ты взялся ему помогать. Во-первых, намучаешься весь, а во-вторых, без пользы всё это. Такие квёлые долго не живут. Не схарчат, так башку оторвут али ещё чего. — Мужик усмехнулся и укоризненно покачал головой. — Да ещё и без корысти. Виданное ли дело?!

— То дело моё, — нехорошо ощерился Гонда. — Ты лучше скажи, почто дров так мало? Да и где вы эти ветки взяли? Кустики у забора порубили, что ли?

— Не Гонда. Это осиновые чурки, — флегматично заметил Марк. Он уже вытащил из кучи один из тюфяков и, подтащив поближе к печке, начал на нём устраиваться. — Они и прогорают быстро, и жару почти не дают.

— Тут дров и на час не хватит! — Зло поддержал Гонду Лузга. — А ночи сейчас уже холодные. Чай осень, не лето!

— Да мы сами такими топим, — забегал глазками щербатый. — Лес то далече, а там волколаков полно. Сами же ели ноги унесли!

— Ты мне зубы не заговаривай. — Гонда был непреклонен. — Волколаки днём обычно на людей не кидаются, тем более осенью, когда дичи много. Спугнул их кто-то более страшный или нечисть, какая зашевелилась. По обычаю, вы должны дров выложить, чтоб до утра хватило. Или мне до Невродна дойти? Он как раз до вашей деревни зол!

— И чего разгалделись? Донесём мы вам дрова. — Новая тень перекрыла свет в дверном проёме. — Сами сопляки ещё, а гонору. — Староста в почти новом, не заляпанном кровью тулупе, важно прошествовал на середину избы. За ним шустро проскользнула женщина средних лет и, положив прямо на пол, начала шустро развязывать довольно внушительный узелок.

Я вам харч знатный принёс, расстарался, а вы зубы скалите! Даже вару немного налил, чтоб оплошку с воротами нашу, значитса, загладить. Ну и спасение ваше чудесное отпраздновать. Видно Трое сегодня с вами были. — Никодим обвёл нас взглядом и выразительно, давая прочувствовать оказанную честь, добавил. — Со своего стола гостинцы принёс. Расстарался! — И, махнув рукой, добавил, — а в дорогу харч вам Глашка опосля занесёт. Отведайте, что Трое послали.

Расстелив на земле огромный потёртый платок, женщина, со знанием дела, разложила на нём нехитрую снедь: с десятка два яиц, уже крупно нарезанные куски сала, также порезанные пополам помидоры, довольно крупные огурцы, изрядный пучёк лука и котелок ещё тёплого, с потрескавшейся шкуркой отварного картофеля. Посреди этого изобилия внушительно угнездилась пузатая глиняная баклажка, с мутноватой, дурно пахнувшей, жидкостью. Мои спутники, оживившись, быстро расселись вокруг. Староста, не чинясь, уселся рядом, на шустро принесённый бабой матрас и ловко разлил жидкость по кружкам.

— И ты седай, Тимофей, — повернулся Никодим к щербатому. — Чего встал?

— Стока народу спаслось, дядька Никодим, — с готовностью согласился тот, беря в руку кружку. — За это только Лишний выпить откажется. — И улыбнулся так, по-доброму, будто и не он ворота перед обозом закрывал.

Мужики выпили и, шумно выдохнув, потянулись к закуске. Я немного поколебался, с сомнением рассматривая мутноватую жидкость, но посмотрев на остальных, всё же решился. А чем чёрт... то есть этот... Лишний, не шутит. Денёк сегодня для меня выдался, прямо скажем, не лёгкий. Расслабится просто необходимо. А то так и умом тронутся недолго.

Вонючая гадость, только попав в рот, тут же настойчиво стала проситься обратно, но я проявил характер и вышел победителем из этого непростого поединка. Желудок обожгло жаром. На глазах выступили слезы. Кто-то добродушно похлопал меня по спине, в руку сунули огурец.

— Это да. Везучие вы, — продолжил, между тем, Никодим. Он смотрел хитро, с прищуром, словно выворачивая своим взглядом наизнанку. — Двое, правда, сгинули. — Староста огорчённо вздохнул и тут же злорадно оскалился, — А ещё двоим воям Невронд скулы набок посворачивал! Но то их вина, не наша. И за каким волколаком их Лишний наперёд обоза понёс? Совсем видать голову от страха потеряли. А без головы на плечах здесь долго не проживёшь.

— Твоя, правда, дядька Никодим. — Тимофей зацепил изрядный кусок сала и начал смачно его уплетать. — По нашей жизни пошустрей надо быть. — И, укоризненно так, посмотрел в мою сторону.

— Это да, — Никодим, даже не притронувшись к еде, продолжал пытливо нас оглядывать. — А почто вас так мало то? Чай не одну деревню обоз прошёл, коль обратно в Вилич катит. Аль кроме того бедолаги, ещё кого в дороге потеряли?

— А тебе то, что за дело? — Исподлобья взглянул на него Лузга.

— Дык староста я тутошний, — весело оскалился в ответ дед. — Мне до всего здесь дело есть. А до пришлых, которые за собой волколаков к деревне притаскивают, в особенности. — В голосе старосты проскользнула сталь, тут же сменившаяся добрым участливым тоном. — А тебя что, в твоей деревеньке, вежеству не учили? Иль ты думаешь, что раз ты недошлёпок, теперича, так я тебя и проучить уже не смогу?

"Как бы бока не намяли", — подумалось мне. — "Или, что ещё хуже, за забор не выкинули, в гости к волколакам. С этого станется. Вон как зло зыркает".

Только Лузга и не подумал пугаться.

— Волколаки за обозом жреческим пришли, — веско произнёс он, пристально разглядывая старосту. — Мы лишь при нём были. Да и уберутся они отсюда вскоре. Сам знаешь. Побегают и уберутся. Что им тут делать то? На стены то лазить они пока не научились. Небось, уже ушли.

— Ушли проклятые, — спокойно согласился Никодим, словно и не было у него только что стычки с Лузгой. — В сторону Вислого оврага подались.

— Огромная стая то, — задумчиво заметил щербатый, забрасывая в рот изрядный кусок сала. — Десятков пять голов, не меньше. Что-то рано они вместе сбиваться стали.

— Ушли то, ушли, — задумчиво сдвинул брови староста. От его весёлости и следа не осталось. — Как бы вокруг деревни кружить не начали. Эти могут.

— Эт вряд ли, — не согласился Тимофей, продолжая аппетитно чавкать. — До зимы ещё далеко. Не должны они шибко голодными быть.

— Эти зверюги всегда голодны. Сколько не дай! — Вздохнул Никодим. — И днём на охоту вышли! Когда такое бывало? — И горестно вздохнув, ловко наполнил кружки. — Выпьем. Чего её жалеть то? Завтра ещё принесу. Вы всё равно навряд ли поутру уедите.

— А что же нам помешать то может? — Напрягся Гонда. В его голосе, несмотря на вызов, проскользнули нотки неуверенности.

— Так сами же, только что, ели ноги от волколаков унесли, — ласково, словно деревенскому дурачку, начал объяснять староста. — А ежели они не ушли далеко? Захочет ли отец-послушник рисковать? Ему шибко спешить некуда. Ему важней пятину в целости довести и головы своей при этом не сложить. Так что думаю, ещё трошки, вы у нас погостите.

— Ну, это как Трое решат, — примирительно заметил Тимофей, потянувшись к баклажке.

Дальнейшее мне запомнилось смутно. То ли вар этот слишком крепким оказался, то ли питок из меня никудышный, но развезло меня крепко. Помню, что ещё пару раз выпивали, потом я, вроде, уговаривал заспешившего куда-то Никодима остаться и не рушить компанию, затем заливисто смеялся шуткам, начавшего хохмить Тимофея, клялся в вечной дружбе Гонде, успел поцапаться с Лузгой, потом.... Потом, вроде, кто-то меня куда-то потянул, жарко нашёптывая на ухо, потом...

Ведро ледяной воды, окатившей с ног до головы, резко привело в чувство. Я зло выматерился, непроизвольно мотнув головой, зябко передёрнул плечами и огляделся по сторонам, в поисках кандидата, в набитие морды.

Открывшаяся картина, откровенно говоря, мне совсем не понравилась. Наступила ночь. Деревня погрузилась во мрак, который лишь подчёркивали, пара тускло светящихся окон, в доме неподалеку. И лишь огромная, с большую тарелку луна, нависшая, казалось бы, прямо над головой, позволяла хоть что-нибудь разглядеть.

Я стоял возле, примеченного мною ранее, колодца. Рядом, отчаянно ругаясь, отряхивалась давешняя Глашка. Ну, та, что еду нам принесла. Судя по всему, часть водяного душа перепала и ей. Возле колодца же, деловито сопя, копошился Гонда, как раз, в этот момент, извлекая очередную порцию воды.

— Ты что рехнулся?! — Накинулся я на друга, непроизвольно сжав кулаки. — Ты что творишь?!

— Очухался, значит? — Ничуть не смутился тот. — Ну что? Соображать начал? — Гонда в раздумье покосился на ведро в руках. — Или ещё добавить?

— Да чтоб ты сам в это ведро окунулся и вместе с ним в колодец провалился! — Решила конкретизировать свои ругательства Глашка. — Нерюх ушастый!

— Эк сказанула! — Впечатлился тот и повернулся ко мне. — Не братишка, тебе много пить нельзя! Совсем соображать перестаёшь. Я тебе талдычу, талдычу, а ты даже слов не слышишь. Прёшься вслед за этой, — Гонда презрительно мотнул головой в сторону, продолжавшей рекламировать его достоинства, Глашки. — Прям как баран в стойло! — Мой друг сокрушённо покачал головой. — Прав Тимофей. И как ты до своих лет дожить умудрился! Просто чудо какое-то!

— Да что случилось то? — Меня затряс озноб, то ли от холодной воды, то ли от страшной догадки.

— То и случилось, — буркнул в ответ Гонда и, повернувшись к продолжавшей голосить бабе, зло процедил. — Да угомонись ты уже. Видишь, не вышло у вас ничего.

— Не вышло и не вышло, — неожиданно сразу успокоившись, передернула плечами, та. — А только зря ты вмешался. Ему всё рано до города не добраться. Не здесь, так в другом месте переймут. А я бы его напоследок приласкала! — Глашка окинула меня откровенно наглым взглядом. — Он симпатичный.

— Старосту вон ласкай, — окрысился Гонда. — Или Тимофея!

— Спасибо за заботу, друже, — обрадовался Тимофей, выходя из-за угла дома и встав аккурат между дверью и нами. За его спиной нарисовались ещё трое угрюмых мужиков. — Ты я гляжу, за всех переживаешь. И за меня, и за ущербного этого, — кивнул щербатый в мою сторону. — Тебе бы не ушлёпком быть, а в жрецы податься!

— Это уж как Трое решили. — Гонда напрягся, засунув руку за пазуху.

Я, поняв, что дальнейшая беседа не сулит нам ничего хорошего, начал лихорадочно оглядываться, в поисках хоть чего-нибудь, что могло послужить оружием. Как назло, в почти полной темноте, разглядеть ничего путного не удавалось. На душе стало паскудно. Похоже, моя дурость, завела в очередную жопу, из которой уже не выбраться. Да и друга ещё за собой утяну. Прав Тимофей — нечего со мной нянчиться было!

— Да вы не суетитесь так. — Тимофей с интересом наблюдал за нашими с Гондой телодвижениями. — Неужто же десяток мужиков с двумя сопляками справится, не смогут?

Я, ещё больше похолодев, обернулся и увидел, как с другой стороны надвигаются ещё несколько тёмных фигур.

— А проблем со жрецами не боитесь? — Вкрадчиво поинтересовался Гонда. — Совсем вы обнаглели. На постое изгоев вязать.

— На каком постое? — Деланно удивился, потихоньку приближаясь, Тимофей. — Кто видел то? Подорожнички ваши спят без задних ног, а больше послухов и нету. Сами вы сбежали. Как есть сами! — Щербатый сокрушённо взмахнул руками. — Ну, это не беда! Мы отцу-опричнику повинимся за недосмотр и пообещаем его исправить. Всей деревней ловить будем! — Горячо заверил нас Тимофей. — И если Трое благословят, обязательно, со временем, споймаем. — И весело подмигнул мне, гадёныш.

— Думаешь, послушник поверит? — Решил вмешаться в разговор я. — Со стигмой убегать, дураков нет. Тем более, вдвоём.

Не поверит, конечно, — легко согласился, со мной, Тимофей. — Только ему дела нет до вас. Раз такие олухи, что схватить себя дали, значит, на то воля Троих будет. А жрецам и князю сплошная польза. И вас вернут, и ещё шестерых в довесок получат!

— А не боишься, что я заору сейчас? — Сухо поинтересовался Гонда, напряженно всматриваясь в Тимофея. — Вои то по соседству ночуют, — кивнул он на освещённые окна. — Не спят ещё, поди.

— Ещё как спят, — неожиданно подала голос Глашка. — Дядька Никодим их от души напоил. А меня послал, только когда убедился, что спят все крепко. — Баба причмокнула губами и звонко рассмеялась. — Тяжко им завтра будет. Уж точно не до вас.

— Ну, хватит из пустого в порожнее переливать, — похрустел пальцами щербатый, повернувшись к Гонде. — Ты парень ушлый. Это я сразу понял. Ты же для себя его, зачем то бережёшь. — Кивок в мою сторону. — Но сейчас тебе бы самому ноги унести. Мы можем забрать вас обоих. Но этот малохольный, — и опять, сволочь, в мою сторону, кивает, — кое в чём всё-таки прав. Двое из четверых многовато. Поэтому уговор такой. Мы твоего дружка забираем, Глашке под крылышко. Она у нас баба горячая! — Тимофей сладостно причмокнул. — И ей в радость, и ему хоть какое-то утешение напоследок. А ты иди себе, досыпай. А поутру скажешь, что не выдел ничего. А мы за то вам гостинцев с избытком занесём. И всем хорошо будет!

Гонда не ответил, продолжая не сводить с Тимофея глаз.

— Прав он, Гонда, — решил я развеять колебания друга. — Нечего тебе из-за моей дурости пропадать. Что смог, ты сделал. — Несмотря на мокрую одежду и довольно прохладный ветер, меня бросило в жар. — Видно судьба у меня такая.

Гонда смерил меня взглядом, с ног до головы, и неожиданно расхохотался. — Не обижайся Вельд, но ты и вправду странный какой-то! Какая судьба?! Всё Трое решают. — Он повернулся к Тимофею и, с вызовом, добавил. — И сегодня они решили, что Глашка будет спать одна!

— С чего бы это? — Мгновенно напрягшись, щербатый сделал ещё шаг в нашу сторону.

— С того это, что мы не спим давно, — раздался злой голос, от двери.

— И молчать поутру не собираемся, — согласился, с другом, Марк.

— А может, вы нас всех четверых повяжете? — Вкрадчиво поинтересовался Гонда, у насупившегося Тимофея. — Одного отец-послушник даже не заметит, двоих, поморщившись, простит, но всех утащить! — Гонда, с показным восхищением, развёл руками. — Я даже не представляю, что будет. — Друг озадаченно почесал голову. — Просто о такой наглости даже старики не рассказывали. О вашей деревне легенды слагать будут!

— Вернее о том, что от неё останется, — решил поправить Гонду Лузга. Он, прислонившись к дверному косяку, с интересом наблюдал за разворачивающимся действом.

Тимофей несколько секунд, с каким-то злым интересом, рассматривал моего друга, потом что-то решив для себя, сплюнул и растворился в темноте. Мужики, так и не проронившие, за время переговоров, и полслова, всё так же молча, последовали за своим вожаком.

— Жаль я у ворот тебя не пришиб, — послышалась уже издалека и вскоре всё стихло.

Я, молча, вытер холодный пот со лба, чувствуя, что меня начинает изрядно потряхивать.

— Нескучно ты живёшь, Вельд, — широко зевнул Лузга, отлепляясь от косяка. — Я тебя только один день знаю, а ты уже умудрился столько раз в дерьмо вляпаться, что и иная свинья, столько не отыщет!

— Ты смотри. Трое пока тебя берегут. Но им может и надоесть. Боги так непостоянны, — добавил Марк, направляясь вслед за другом.

— Пошли в тепло. Ты продрог совсем, — положил мне руку на плечо Гонда. — Тебе, с твоим везением, ещё и простудится, не хватало. Тут хоть умри, возницы в свои телеги не пустят.

Внутри было относительно тепло. Печка весело потрескивала, только что закинутыми дровами, рядом с ней, положив под себя по два тюфяка-матраса, громко похрапывали Марк с Лузгой. Я даже позавидовал. Тут иной раз весь извертишься, пока уснёшь, а эти только коснулись головой подушки и уже в царстве Морфея.

— Снимай одежду и к печке двигайся, — деловито распорядился Гонда. — Продрог вон весь. А тут ещё и дует со всех сторон. Подхватишь горячку — нянчись тогда с тобой.

У меня подкатил комок к горлу.

— Опять ты меня выручил, — покаянно посмотрел я на друга, скидывая промокшие обноски. — Во всём прав это урод. Придурок я и с головой не дружу. Ты же говорил, что в деревне остерегаться местных нужно и что напоить могут и даже с бабой угадал. Вот только, сколько осляте псалтырь не читай, он умней не станет. Вот и я... Как тот осёл. — Я горестно уставился на, весело подмигивающий в печи, огонь.

— Да не расстраивайся ты так сильно. — Гонда кряхтя, задвинул на дверях массивный засов, (собственно говоря, единственную прочную вещь, в полуразвалившейся халупе). — Это из-за пустоши всё. У нас в деревне бают, что даже если милостью Троих кому-то оттуда невредимым выбраться удаётся, то он всё равно несколько дён сам не свой ходит. И глупости разные вытворяет. Видно Лишний так забавляется! Даже отцы-радетели ходоков, в запретный город, только раз в седмицу посылают, чтоб в себя прийти могли. Тогда хоть надежда есть, что с добычей вернутся. А у тебя ещё и с памятью беда. Чего же хорошего ожидать? Но я думаю и у тебя, со временем, всё наладится. Главное до Вилича благополучно дойти. Но тут я уж пригляжу.

Мой друг ненавязчиво забрал, из моих рук, одежду и ловко пристроил на небольшие жердины возле печки.

Я почувствовал, как на глазах начали наворачиваться непрошенные слёзы. Пусть мир тут поганый и могучим властелином мне, похоже, не быть, но хоть с другом повезло. И, похоже, сильно повезло. Что люди здесь в основном дерьмовые и каждый, ради грошовой выгоды, готов ближнего своего на куски порвать, мне и дня хватило понять. И тем невероятнее была удача подружиться с Гондой. Другом, который поможет, научит, да и просто в беде не бросит. Вон даже рискнул, с Тимофеем сцепится, хотя мог просто, в сторону, уйти.

— А почему ты на предложение Тимофея не согласился? — Решил поинтересоваться я, подвигаясь поближе к печке. Языки пламени весело танцевали на осиновых поленьях, окутывая теплом. — Положение то безнадёжное было. Ещё и тебя бы из-за меня схватили. Это же просто чудо, что Марк с Лузгой так вовремя проснулись. Вон как храпят, — мотнул я головой в их сторону. — Их и из пушки не разбудишь!

— Так ты не понял ничего?! — Весело рассмеялся мой друг, присаживаясь рядом. — А ну да. Ты же не от мира сего. — Хлопнул он меня по плечу. — Всё же с самого начала ясно было. Как только мы в деревню прибежали! Люди здесь плохие. Вот в чём дело то.

— Ну, это-то понятно, — согласился я с ним. — Хорошие ворота закрывать бы не стали.

— Да нет, — поморщившись, Гонда сокрушённо покачал головой. — То, что ворота перед нами закрыть пытались, это как раз нормально. Кому какое дело до чужого обоза? Свои лапти дороже чужих сапог. Так что, если бы обоз не жреческий был, ни в жизнь не открыли бы. — Юноша неспешно развязал узелок и, достав небольшую деревянную баклажку, смачно приложился к ней. — Будут они рисковать из-за случайных путников! Если волколаки за ворота проскочат — беда будет. Живучие твари! — Баклажка перекочевала ко мне. — Года три назад к нам в деревню две такие зверюги заскочили. Фомка-кривой вару на посту нажрался и чего-то там не доглядел. И зачем он ворота открыл? У него уже не спросишь. Они его первого загрызли. Насилу этих тварей одолели. А если бы их больше было?

— И многих загрызли? — Поинтересовался я, с наслаждением глотнув чего-то холодного и освежающего, по вкусу похожего на квас.

— Да почти два десятка, — вздохнул Гонда, поворошив палкой угли. — Очень уж лютые были. Да вдову Фомки, в тот же день, вместе с детьми, на ночь глядя, из деревни выгнали. Хорошо не убили.

— Чего же хорошего то? — Не согласился я. — Ночью в лесу всё равно далеко не уйдешь. Кто-нибудь да обязательно схарчит. Сам же говорил.

— У нас деревня у самого края леса стоит. — Гонда убрал баклажку обратно. — И река рядом. Может и уцелели. Тут уж как Трое решат.

— А почему эти.... Ну, волки, днём на нас напали?

— Не волки, а волколаки, — поправил меня мой друг. — Волки то помельче будут. А что днём напали, так, кто же их знает! — Пожал он плечами. — Обычно они на охоту только с закатом выходят. Не любят они солнца. Пережидают его где-то в лесу. Может, вспугнул их кто-то более сильный. Или оголодали совсем. Хорошо деревня рядом уже была. Не отбились бы мы.

— Ну, в этом я не сомневаюсь, — согласился я. И вернулся к заинтересовавшему меня вопросу. — Деревня то почему плохая? По мне, так моя не лучше.

— А ты разве не заметил, — покосился на меня Гонда, — что никто баллот вчера не тянул? А ведь это, по обычаю, в тот же день, по приезду делать надобно. Смекаешь?

— Это значит они уже кого-то? — Похолодел я от внезапной догадки.

— Видать, в прошлом годе, тоже о таких же, как мы, горемыках, заботу проявили, — зло процедил Гонда. — Понравилось на чужой хребтине выезжать. Поэтому ни я, ни вон они. — Друг кивнул в сторону все громче храпевших ребят, — и не удивились, когда староста пожаловал и варом угощать стал. Прямо как гостей дорогих. — Гонда презрительно сплюнул. — Про тулуп заляпанный, и не вспомнил!

— И всё же пить с ним стали? — Поразился я.

— Так нам-то, как раз, ничего и не грозило, — весело усмехнулся мой друг. — Даже Лишнему ясно, что староста именно на тебя глаз положил. Тут народ глазастый. Сразу поняли, кого окрутить легче будет. К тому же Никодим, не зря, поначалу, с воями бражничал. Наверняка выведал, что твоего односельчанина, как раз, волколаки у ворот и сожрали. А остальным и дела до тебя быть не должно. Лишь бы силком не волокли. А так и пожрали и вару выпили — красота! А больше одного им и не надо было. Сам выдел.

— И ты меня не предупредил, — обиделся я.

— Так я думал, что ты тоже понял, — виновато потупился тот. — Тут и дураку ясно было. К тому же, я заранее с ними договорился, — кивок на лежаки, — что на дармовщинку пожрём, но за тобой присматриваем и местным не отдаём. Да мальца не рассчитали. — Гонда вздохнул. — Тут моя вина. Уж больно вар крепкий был. И сам заснул, и засов не закрыл.

— Но проснулся же! — Я положил руку ему на плечо, — и меня опять выручил. Чуть сам не пропал! — Я с уважением посмотрел на своего друга. — Смелый ты! Их вон, сколько было, а не испугался. Не бросил.

— Я не смелый, я предусмотрительный, — развеселился тот. — Я когда увидел, что ты с бабой ихней на выход наладился, в первую очередь Лузгу растолкал, а потом уже вслед за тобой кинулся. Ох, и чудной ты был! — Приобнял он меня. — Не соображаешь ничего, лепечешь только что-то бабёнке этой. И как клеш в неё вцепился! Хорошо, колодец рядом был!

— А этот щербатый. Как его... Тимофей отомстить не может случаем? — Забеспокоился я. — Уж больно зло он на тебя смотрел. А мы как я понял, здесь задержимся.

— На день точно, — помрачнел Гонда. — Да только беспокоиться нужно не мне, а тебе. Один я им навряд ли попадусь, а при послухах они никого из нас и пальцем не тронут. А вот ты остерегись! — Внимательно посмотрел он на меня. — Не верю я, что Никодим с Тимофеем от своей задумки так просто откажутся. Так что завтра никуда не отходи. И чтоб всё время у меня на виду был. И давай почивать. Ночь уже на дворе.

Ко мне сон не шёл. Слишком много событий преподнёс этот длинный первый день моей новой жизни. Мозг, не желая считаться с усталостью тела, заново прокручивал весь мой дневной путь: моё появление в этом мире; разговор с сестрёнкой и отцом; события на площади; злоба Калистрата; дорога; донос Силантия; бегство от стаи волколаков; застолье, с последующей попыткой похищения. События с самого начала понеслись вскачь, не давая мне прийти в себя, как следует осмыслить происходящее. И только теперь я начал по-настоящему осознавать, что, похоже, попал в этот мир надолго. Да что там лукавить. Скорей всего навсегда. И если не сумею в кратчайшие сроки адаптироваться, то это навсегда, может занять очень короткий отрезок времени. И никакой Гонда тут не поможет. Не вездесущий же он! Не будет вечно рядом находиться. И, в первую очередь, нужно перестраивать мышление. Непуганый я какой-то. Всем верю, подвохов не жду. Видать, в том, прошлом мире, с этим как-то попроще было. Это как домашнего щенка, не видевшего ничего, кроме ласки хозяев, внезапно на улицу выкинуть. Он и кусаться то добром не умеет, а вокруг уже жестокий враждебный мир.

И вот в чем беда... Этот мир мне не нравился... Совсем...

Пробуждение было тяжёлым. Все тело немилосердно ныло и чесалось, голова раскалывалась от боли, будто перезревшая тыква. И то, что меня при этом ещё и энергично трясли, самочувствия никоим образом не улучшало.

— Толик отвяжись! — Зло рявкнул я, с трудом поднимая налитые свинцом веки. — И без тебя хреново! Лучше бы за пивом сгонял!

— Экий ты яр! — Весело заржали мне прямо в ухо. — Пиво только в городе подают. Да не за так, а за гроши! А у нас даже вару нет. Ты вчерась весь вылакал!

Я подскочил как ужаленный и вылупился, ничего не понимающим взглядом, на улыбающегося Гонду.

— Ну и здоров же ты поспать, — заметил тот, ухмыляясь. — Светать вскоре начнёт, а тебя не добудишься. Иди, умывайся, давай, да снедать сядем. — Гонда вскочил, пошебуршил почти остывшую золу в печи и, чуть помедлив, с любопытством спросил. — А кто такой Толик?

— Нету больше Толика. — Пригорюнился я. — Спёкся вместе с Лишним вашим.

В душе нарастало сильнейшее разочарование, и даже какая-то обида. А так хотелось, чтобы это был лишь сон. Кошмарный дурацкий сон. Я домой хочу. Там лучше. Не помню как, но лучше. Я это точно знаю!

— Сгорел, что ли? — Поинтересовался между тем Гонда, скептически осматривая остатки провизии. — Вместе с домом?

— Хуже. — Я всё больше мрачнел, безуспешно борясь с накатывающим отчаянием. — Вместе с миром. И, похоже, навсегда.

— А ты говорил, что со временем, это у него пройдёт, — заявил, входя Лузга. — А, по-моему, только хуже становится.

— Ты что такой мрачный то? — Заметил моё состояние Гонда. — Хотя о чём я! — Он шустро вытащил свою заветную баклажку. — На, отпей сбитня. Полегчает.

— Ну, ты вчера и погулял! — Заявил Лузга, развязывая свой узелок. — Я, конечно, сразу понял, что тебя Лишний по голове чем-то в колыбели ткнул, но чтоб настолько!

— Это да, — задорно подхватил от двери Марк. — Кто бы видел, как Никодим от твоих объятий отбивался! Сразу по делам куда-то убёг! В деревне узнают, его на смех подымут.

— Я же по-дружески. — Сбитень головную боль чуть-чуть унял, но настроения не улучшил. — Ничего такого.

— А с вдовушкой тоже по-дружески побеседовать подался? — Ехидно подковырнул меня Лузга. — А она хороша! Сдобная! — Сладострастно причмокнул он губами.

— Я бы с ней пару ночек тоже подружил, — согласно кивнул Марк, располагаясь у накрытой скатерти.

— Хороша Глаша, да не наша, — резко отрубил Гонда. — Чего привязались? Не видите? Ему и так тошно! — И повернулся ко мне. — Иди, мойся, давай. А то без тебя всё слопаем.

Снаружи было раннее утро. Солнце ещё не взошло, лишь робко окрасив горизонт алым цветом и превратив ночную тьму, в неясный полумрак. Но деревня уже не спала. По узеньким улицам, то и дело, важно проходили мужики, сдержанно здороваясь друг с другом, куда-то прошествовала стайка девушек, оживлённо что-то обсуждая и бросая в мою сторону любопытные взгляды, появилась ребятня. Мда. И это я поспать люблю? Просто кое-кто слишком рано встаёт! Поеживаясь, всё-таки на улице было довольно свежо, я подошёл к ставшему мне почти родным колодцу. Рядом стояла внушительных размеров бадья, прихваченная за ушки ржавой металлической цепью.

Да уж. Это не пятизвёздочный парижский отель. Тяжело вздохнув, я забросил бадью в колодец. Вода была настолько ледяная, что у меня появился соблазн данное мероприятие пропустить, но чувство разума победило. Так и завшиветь недолго. И так уже чесаться начал. Надеюсь, в моей будущей школе баня есть или душ, на худой конец. О ванне я уже и не мечтаю. Умывшись, зачерпнул еще одну бадью и, дождавшись, пока уляжется рябь, с любопытством уставился в воду. Всё же второй день, как тут гуляю, а как сам выгляжу, понятия не имею. Нет. Всё что можно, я конечно, уже рассмотрел. Но вот лицо своё увидеть, пока не успел. Не попадалось мне вчера по дороге зеркал. И, учитывая сложившиеся на данный момент обстоятельства, в дальнейшем на такую удачу рассчитывать, не приходится. Ну что тут сказать? Лицо как лицо. Ничего выдающегося, в общем. Чёрные, коротко стриженые волосы, карие глаза, не крупный, чуть толстоватый, на мой взгляд, нос, да где-то уже довольно сильно поцарапанная щека. Вот и все достопримечательности. Как сейчас говорят, усреднённый типаж. Где-нибудь в толпе, я бы себя и не узнал, наверное. Ну что же. Будем использовать то, что есть в наличии. В магазин поменять уже не отнесёшь.

Позавтракали, на удивление, молча. Марку с Лузгой очевидно уже надоело зубоскалить по моему поводу, а Гонда задумался о чем-то своём, механически подметая, с импровизированной скатерти, остатки наших скудных припасов. Мне же вообще было не до разговоров. Тоска разъедала душу похлеще серной кислоты. После завтрака Марк с Лузгой вновь удобно расположились на матрасах. Гонда же, выудив из своей шапки иголку, принялся зашивать прореху на рубахе.

— Всё равно спешить некуда, — пояснил он мне.

— Неужто сегодня не тронемся? — Помрачнел я.

Всего день пути, а меня, если откровенно говорить, уже с души воротит. И не столько от дороги, довольно муторной по своей сути, сколько от неопределённости. Скорей бы уж Вилич. Там хоть полностью прояснится, что меня ожидает.

— Неа, — отрицательно покачал головой Гонда. — Прав был Никодим. Не рискнёт отец Мефодий дальше тронуться, пока волколаки неподалеку крутятся. Переждать решит.

— А куда ему спешить то? — Решил вмешаться в разговор Марк. — Сиди себе у старосты в доме: угощение трескай да варом запивай. Лепота! — Марк мечтательно поднял глаза к небу и выразительно причмокнул губами. — А коль приспичит, могут и девку найти. Староста расстарается. Хотя бы ту же Глашку, — покосился он в мою сторону.

— Я вон не совсем понимаю, — решил прояснить я этот вопрос. — Она что гулящая, какая, что ли? Или это у вас нравы такие? В деревне вроде с блудом строго должно быть, как мне помнится.

— Смотри-ка. У вас! — Фыркнул со своего лежака Лузга. — А себя он на особицу считает!

— Заморский, наверное. Иль со срединных королевств, — согласно заржал Марк.

— С блудом у нас строго, — хмыкнул Гонда, закручивая нитку в замысловатый узелок, — но только это девушек, ну и баб замужних касаемо. Этих, ежели споймают, враз живыми в землю закопают. А вот если баба овдовела, тут другое дело совсем. В деревнях то баб почитай вдвое больше, чем мужиков, будет. Жизнь слишком непростая. Иные совсем молодыми овдоветь успевают. Вот им ухажёров иметь не возбраняется. И нам, как говорится, хорошо. — Гонда бодро хохотнул, — и им удовольствие и вспоможение какое-нито.

— А Глашка значит, тоже вдова? — Почесал я голову.

— Ну да, — согласился мой друг. — Мужика может зверь, какой в лесу задрал, аль хворь какая приключилась. Да тут много чего случиться может. А баба ещё в самом соку. — Гонда наклонился ко мне и лукаво прошептал. — Что понравилась? Вот до деревни дядьки моего дойдём. Я тебя к одной такой сведу. — Он мечтательно причмокнул. — Не хуже будет!

— Ты же сам говорил, что нам никуда отлучаться нельзя, — удивился я.

— Я же говорю. Дядька мой родный, там старостой, — постучал мне пальцем по лбу Гонда. — Там ни одна свинья на нас косо не посмотрит, — и хитро прищурившись, вновь начал соблазнять. — Ну что, сходим до вдовушки? А Вельд? У неё и подруга есть. А то потом, этого дела долго не распробуем!

— Там видно будет, — почувствовав, что начинаю краснеть, потупился я и спросил, желая переменить тему. — А почему вы так уверены, что послушник сегодня не поедет? Никодим сказал?

— Нет! Сам отец Мефодий пришёл! — Сквозь дружный хохот начал объяснять мне Лузга. — Очень за задержку извинялся!

Я, молча, выложил свою снедь и запихал кусок хлеба в рот. И чего ржут? Объяснить толком, что ли нельзя?

— Не обижайся, Вельд, — положил мне на плечо руку Гонда. — Просто ты иногда такое скажешь. Сам Лишний со смеху умрёт! Зато с тобой весело!

— Станет староста утруждаться, нам что-то сообщать, — помрачнел Лузга. — Особенно в такую рань. Мы для него никто. Он и вчера то к нам пришёл потому, что свой интерес имел.

— А с чего же тогда взяли, что сегодня в деревне останемся? — Начал я уже злится.

— Так видишь у дома старосты до сих пор тихо всё? — Решил объяснить мне Гонда. — Если бы послушник вчера в дорогу собирался, возницы уже шевелились бы: быков покормить, товар проверить и на телегах по новой закрепить. А так тоже дрыхнут. Да и народ вишь по своим делам идёт, к погостью не спешит. Нет, сегодня никак не поедем.

Гонда оказался прав. Послушник, проспав до позднего утра, вышел, когда солнышко сияло уже вовсю. Сходил до ветру, постоял на крылечке, покричав для порядку, на сразу засуетившихся мужиков и, мазнув в нашу сторону равнодушным взглядом, вновь скрылся в доме. Пузо жратвой набивать, как хмуро заметил Лузга. А затем потянулось время, которое занять было абсолютно нечем. Марк вернулся в сарай и вновь завалился спать, заявив, что так брюхо меньше подводит. Лузга просто слонялся по двору, время от времени что-то недовольно бурча себе под нос. Я же подсел к расположившемуся на солнышке Гонде. Вопросов за прошедший день накопилось изрядно.

— Слушай Гонда. А что это Мефодий с быками такое сотворил, что они как бешеные понеслись? Это магия или как?

— А то, что же? — Покосился он на меня. — Камень мажеский у него был. Как раз для такого случая припасённый. Силу мажеску в кристаллы, что у быков на шее, влил. Вот они и понесли.

— Так он что? Тоже маг, что ли? — Озадачился я.

— Ты такое кому-нибудь ещё не скажи! — Гонда даже головой вокруг покрутил. — Враз за хулу на жреца схватят! Ещё и бока намнут. Пока к отцам-вершителям на правёж доставят.

— А как же тогда? — Удивился я. — Разве простой человек магической вещью воспользоваться сможет?

— Только простой человек и сможет! — Лузге, очевидно, надоело без дела слоняться около дома, и он подошёл к нам. — А вот колдун нет!

— Почему? — Окончательно выпал я в осадок.

— Потому что богами запрещено, — почесал щёку Гонда. — Магам ни камнями магическими, ни оберегами пользоваться нельзя. За этим отцы-вершители строго следят. И ослушников сразу наказывают.

— А пользоваться камушками всякий может. — Лузга удобно устроился рядом с Гондой на, заменявшее скамейку, толстое бревно. — Главное, чтоб сила мажеска в них была.

— Вижу, не понял ты ничего, — хмыкнул Гонда, взглянув на мою озадаченную физиономию. — Ну, вот гляди. — Он неспешно порылся за пазухой и извлёк маленький, чуть больше горошины камешек тёмно-бурого цвета. — Вот это тоже камень мажеский. Сумеречницей кличут. Таких возле каждого запретного города много найти можно. — Гонда положил камень на ладонь и сунул мне его под нос. — Ты думаешь, почему мы вчера полночи со старостой пировали и при этом, хоть в потёмках и сидели, но всё видели? Да и утром, мы с тобой снедать сели не вслепую. А всё потому, что камешек этот тьму рассеивает!

Я аккуратно взял камешек из рук Гонды и поднёс к глазам. Камень как камень. Ничего особенного. Попадись мне такой на дороге, даже внимания бы не обратил. Покосился на Гонду. Не шутит ли? Но мой друг смотрел серьёзно и внимательно.

— Вижу, сомневаешься, — усмехнулся он добродушно, забирая у меня кристалл. — Нычё. Сёдня вечером покажу. Нужно лишь его в руке сжать и подумать, чтобы светлее стало. И вокруг тебя на несколько шагов всё видно и станет.

— И у Мефодия, значит, такой же камень?

— Не. У него камень не этому чета! — Потянулся Лузга. — Сумеречница в каждой избе есть. И цена ей полполушки. А у отца-послушника камень дорогой. На него всю деревню купить можно!

— Зато теперь его к колдуну нести надо. Силю мажеску в него по новой вливать! — Возразил Гонда. — А Сумеречница сама за день в себя силу ту соберёт и можно опять пользоваться!

— А почему так? — Удивился я. — Раз она дешевле, так хуже должна быть.

Гонда обречённо поднял глаза к небу и шумно вздохнул.

В общем, из его рассказа я узнал следующее. В этом мире существовало два вида магических предметов: магические камни — кристаллы и обереги. Наследие подлых веков, кристаллы были созданы учениками Лишнего — асурами и являлись, по своей сути, заключёнными в камень заклинаниями. В ту пору их много было. В каждом доме не один десяток магических камней найти можно было. На все случаи жизни, так сказать. После поражения Лишнего всё изменилось. Искореняя всё связанное с магией, отцы-вершители попытались уничтожить и кристаллы. Вот только сделать это оказалось нелегко. Камушки оказались очень прочными и к жалким потугам их сжечь, расколоть или расплавить совершенно равнодушными. Но и люди не пожелали отступить от задуманного, и выход был найден. И целые россыпи камней посыпались через борта кораблей и лодок, оседая на дне морей и океанов. Очень долго, после этого, магические камни были под запретом и только за одно обладание кристаллом, незадачливый владелец мог запросто лишиться головы. И только возрождённая великим Афронием магия, заставила вспомнить и о магических камнях. Стремясь взять вновь появившихся колдунов под контроль, жрецы решили противопоставить их магию кристаллов. Более быструю, более мощную, более смертоносную. Специальным эдиктом императора магам даже прикасаться к кристаллам запрещалось, под страхом немедленной смерти. Вот только и самих кристаллов в наличии практически не было. То, что было, в своё время на дно морское покидали, а новых изготовить не умели. Не было у современных магов для этого ни сил, ни знаний, ни могущества. Вот и приходится отцам-радетелям по всей империи людишек в ходоки набирать, да в древние города тех ходоков посылать. Только там камни мажеские добыть и можно. Потому и мало их. И цены на камни те неподъёмные. Ну, за редким исключением, конечно. Тут всё дело в том, что кристаллы те, по силе разные бывают. И если ту же сумеречницу, что мне Гонда показал, добыть довольно не сложно, эти камушки ходоки возле самой стены горстями собирают, то найти что-то более серьёзное — большая удача нужна. Что было, по окраинам уже собрали, а вглубь развалин ходоки не суются. И так десятками гибнут. Но у сильных кристаллов есть один недостаток. Чем сильнее кристалл, тем больше ему нужно магической энергии, а истратив, он накапливает её очень медленно, поэтому приходится прибегать к помощи мага, чтобы вновь его зарядить. И лишь самые слабые из них, которым и энергии то для работы требуется совсем немного, способны быстро восстанавливаться сами.

Что же касается оберегов, то их изготавливали уже современные маги. Были они слабы, ненадёжны, дороги и, сработав один раз, тут же приходили в негодность. Да и защищал такой оберег лишь от чего-нибудь одного, да и то не долго. Поэтому пользоваться ими могли только дворяне, жрецы, ну и наиболее богатые торговцы.

— Хорошо бы обереги научится создавать, — блестя глазами, мечтательно протянул Лузга. — Вот только для этого силы немалой достичь нужно. Слабым магам они не под силу.

Так за разговорами и прошёл день. Местные на нас внимания почти не обращали. Ближе к полдню подъехал на подводе пузан с всклокоченной бородой и, проворчав себе в усы о бесполезном переводе топлива, сбросил вязанку неказистых дров, восполнив израсходованный нами запас. Значительно позже, к нам подвалил шустрый дедок, живо напомнивший мне деда Паткула и, хитро прищурившись, намекнул, что может достать баклажку вару. Не безвозмездно, конечно. Подсобить по хозяйству ему надо. Впрочем взаимопонимания не нашёл и быстро уковылял по своим делам.

К вечеру неожиданно припёрся пьяный Русин. Денёк выдался на редкость тёплым, и мы продолжали отираться возле дома, не спеша перебираться внутрь. Первым его приметил Марк

— Глядите. К нам кто-то, похоже, ковыляет. Может харч несут, наконец?

— Не, — не согласился с ним Лузга. — Больно пьяный. Вон как его шатает.

— Я пить больше не буду! — Тут же вскинулся я. — Мне вчерашнего надолго хватит!

— А нам здесь больше и не нальют, — грустно успокоил меня Гонда. — Да и вой это идёт. Только какого Лишнего ему от нас понадобилось?

Подошедший стражник и не подумал поздороваться. Несколько мгновений он всматривался в нас помутневшим взором, видимо пытаясь вспомнить, зачем вообще сюда пришёл, хмыкнул каким-то своим мыслям и, наконец, выдал: — Кто тут из вас Вельд и Гонда? Пошли!

— Куда это пошли? — И не подумал подниматься Гонда.

Воин с трудом сфокусировал взгляд на моём друге, осмысливая ответ, икнул, зачем то потрогал свой шрам на щеке и, наконец, соизволил уточнить. — За мной, пошли.

— А ты ничего не перепутал, дядя? — Гонда поудобнее расположился на брёвнышке, всем своим видом показывая, как ему тут хорошо. — Ты при обозе состоишь. Нам ты не указ.

— Да и мы не на твоей телеге, — поддержал его Марк, распрямляя плечи. — Тут мечом не помахаешь.

— Зря вы так, — вновь икнул меченый в ответ. Было видно, что у него даже на то, чтобы разозлиться сил не осталось. — Вам с этим обозом ещё долго идти.

— Так и пойдём, — решил влезть в разговор и я. — К тебе в телегу не попросимся.

— А грозишься ты зря. Не в твоей мы власти, — спокойно заметил Гонда. — Если что, тебе же от Невронда и влетит, чтоб без указу не лез, куда не след.

— Так он меня за вами и послал! — Обрадовался вой и, нахмурившись, задумался. — А я разве не сказал?

— А десятнику то мы зачем? — Искренне удивился Гонда. — Ему-то до нас, что за докука?

— А то дело, что жалоба на вас от старосты тутошнего поступила, — важно изрёк Русин. — Бабу вы вчерась ссильничать хотели. — И сурово заявил. — Если вы под защитой Троих, это не значит, что местных обижать можно. — Стражник опять громко икнул и махнул рукой. — Пошли уже. А то Невронд и трезвый строг, а пьяный совсем лютый становится. Да и у меня в глотке пересохло болтать тут с вами!

На погостье было довольно многолюдно. Деловито сновали туда-сюда мужики, на притулившейся к стенке лавочке расположились два полупьяных воина, периодически прикладываясь к довольно объёмистой посудине, похожей на обрезанный кувшин, у околицы стояли несколько пожилых женщин, полузгивая семечками и изредка поглядывая в сторону входной двери, а у самого крылечка расположился седобородый дед, греясь в лучах ещё ласкового осеннего солнышка.

— Ждите тут, — буркнул Русин и скрылся за дверью.

— Не нравится мне это всё, — Гонда закусил губу. — Крутит что-то староста.

— Да ладно, — пожал я плечами. — Что я он предъявить то может?

— Да прибудут с вами Трое, дедушка, — не ответив мне, повернулся Гонда к старику, поклонившись. Я повторил поклон, отметив про себя, что сделал это почти машинально. Вживаюсь, похоже, в этот мир помаленьку... Вживаюсь.

— И вас чтоб Лишний стороной обходил, сынки, — степенно ответил тот, цепким взглядом окинув нас обоих. — Никак с обозом вчерашним пришли? — Поинтересовался он. — Колдуны будущие?

— Они самые, — и не подумал обижаться Гонда. — Что Трое решили, того не изменишь!

— Ну, ничё, — решил подбодрить нас дед. — И в ушлёпках люди живут. Всё лучше, чем ходоком в запретный город брести, аль руду железну в копях добывать.

— Ваша правда, дедушка. — Гонда был сама вежливость и почтительность. — Меня Гондой кличут, а его, — кивнул он в мою сторону — Вельдом. А вас как величать?

— Дедом Пахомом зови, — разрешил дед и хитро прищурившись, поинтересовался. — Видно интерес какой-то есть, коль разговор завёл?

— Да слухи последние узнать хотим, дедушка Пахом, — не стал ходить вокруг да около Гонда. — Мы здесь чужие, живём на отшибе. Никто и не заходит даже. Вот и словечком перекинутся не с кем.

— Никто не заходит, говоришь? — Покачал головой Пахом, пряча улыбку в седой бороде. — Ну, значит, это вчера меня Никодимка варом полночи потчевал. До сих пор пьяный хожу!

— Тебе дедушка Пахом, сколько не наливай, всё равно ни в одном глазу. Только вар переводить! — Вышедший из дома староста, слегка поклонился старику. — Да будут Трое с тобою!

— Пусть и тебя Лишний стороной обходит, Никодимушка, — степенно ответил тот.

Староста кивнул и повернулся к нам:

— И вам благословения Троих отроки!

И смотрит так ласково, будто сыновей родных увидел.

— И тебя чтоб Трое вниманием не обделяли, дядька Никодим, — чуть запнувшись, ответил мой друг.

Не ожидал выдать, что староста на нас вообще внимание обратит, а не то, что поздоровается. Вон и Пахом бровями удивлённо повел. Я скороговоркой повторил за Гондой приветствие. Чёрт. Так скоро попугаем стану! В привычку войдёт каждое слово за ним дублировать. А с другой стороны, какой выбор? Пока в здешнюю жизнь не вживусь, лучше поменьше болтать, побольше слушать. Во всяком случае, при посторонних, а то опять чего-нибудь не то ляпну. И хорошо ещё, если в ответ только посмеются и дураком обзовут. А то могут и вновь в отступники записать. Кстати, а что, теперь разбираться с доносом Силантия будут? Доносчика то волки съели! Надо будет у Гонды, потом поинтересоваться.

— Если насчёт жратвы пришли, так я уже распорядился. Глашка сейчас снесёт. — Никодим лукаво мне подмигнул, вгоняя в краску. — Сама напросилась. Выдать глаз там на кого-то положила.

— Она его уже на полдеревни положить успела! — Сплюнул под ноги Пахом. — Ты как хошь Никодимка, а урезонить её всё же надо! Оно, конечно, дело вдовье, но меру тоже знать надо!

— Надо будет, урезоним, — отмахнулся староста и вопросительно уставился на нас. — Ещё чего хотите? Если вару, то нет! Буйные вы с него какие-то! Особенно ты. — Обвинительно показал пальцем Никодим на Гонду. — Глашку нашу вон приревновал, когда она по любовному делу с дружком твоим уединиться решила, обидел её, потом на мужиков, что заступится, решили, с ножом кидаться начал. Хорошо, что народ у нас мирный и спокойный. Решили не связываться. Мол, что с дурного возьмёшь? Проспится — поумнеет! А ток мне мнится, тут не в варе даже дело, а в характере твоём паскудном! Я это ещё у ворот понял, когда ты мне тулуп новый, в крови весь изгваздал!

Я от такой наглости даже оторопел. Это надо же так всё с ног на голову перевернуть! И говорит то как... Убедительно! В голосе и нотки возмущения, на хамоватого недошлёпка проскользнули; и оттенок сожаления присутствовал — вон она какая молодёжь то пошла; и легкий укор чувствовался — мол, ну разве так можно? Мы к тебе по-людски, а ты? Ну, я-то ладно. Гонда, обычно за словом в карман не лазивший, похоже, тоже на мгновение опешил, не найдя сразу, что на такую наглость ответить. Нет, умён староста! Такого голыми руками и не ухватишь! Я, грешным делом, Калистрата за большого хитреца посчитал, но перед этим он, пожалуй, жидковат будет!

Никодим, с видимым удовольствием, полюбовавшись на наши ошеломлённые физиономии, продолжил, вкладывая в голос всю нерастраченную к ближним своим любовь: — Да вы не переживайте так то! Вижу по лицам вашим, вижу! Самым уже за вчерашнее стыдно! Народ у нас не злопамятный! Простили уже давно! Уже со смехом вспоминают! Как безделицу, как случай забавный! Я и господине десятнику уже всё как было обсказал. Он тоже посмеялся!

И стоит гад, головой так укоризненно качает. Испоганил игру старосты, дед Пахом.

— Эк завернул! — С восхищением покачав головой, прошамкал он. — Я тебя Никодимка с малолетства помню. Когда ты без штанов, в одной рубахе, по деревне бегал. И сколько помню, ты всегда таким хитрованом был. Ещё когда мёд у бабки Степаниды весь в одну харю умял, а потом на другана своего Миколку свалил!

Никодим зло зыркнул на старика, хотел ответить что-то резкое, передумал и, повернувшись к нам, уже другим тоном, процедил. — Так что, если жаловаться пришли, то пустое это! Обратно топайте! Нечего господине десятнику докучать!

Староста сплюнув, отвернулся и заорал на одного из вертевшихся поблизости пацанов. — Гришка, а ты что тут околачиваешься?! Скотину поить пора!

Парнишка шустро ломанулся в ближайший переулок. Никодим, поглаживая бороду, проводил его задумчивым взглядом и, больше не сказав нам ни слова, скрылся в избе.

— Так что ты узнать то хотел, внучок? — Прошамкал дед, вопросительно посмотрев на Гонду.

— Да узнал уже всё, — очнулся от ступора Гонда. — Ну и шустёр! — Озадаченно покачал он головой. — Я-то думал, что он затаится, за вчерашнее опасаясь, а он ещё вперёд нас жаловаться побежал! Доказывай теперь!

— Ничего у него не выйдет, — попытался успокоить я своего друга. — Если что, Лузга с Марком подтвердят.

— Оно и так ясно, что не выйдет, — растерянно почесал голову Гонда. — Понять бы, зачем он всё это вообще затеял?

В дверь вывалился Русин, похоже, ставший ещё пьянее, насколько это, конечно, было возможно.

— Иди, давай, — уставился он на Гонду. — Невронд кличет. — И повернувшись ко мне. — А ты тут жди. Десятник по одному опрашивать будет, чтоб сговору, значитса, не было!

Гонда досадливо поморщился и, кинув на меня быстрый взгляд, строго предупредил. — Отсюда не уходи никуда, даже если сам Лишний позовёт. Понял?

— Можешь даже не сомневаться, — хмыкнул я в ответ. — Я на своих ошибках учиться умею!

— Ну, смотри, — Гонда прислушался к пьяному гомону. — Долго я там не задержусь.

И вошёл, вслед на меченым, в дом.

Я огляделся по сторонам, не заметил ничего подозрительного и, прислонившись к стене, сложил руки на груди, с твёрдым намерением не сделать отсюда и шага.

— Серьёзный у тебя друг. Строгий. — Пахому явно хотелось поговорить.

— Зато надёжный, — пробурчал я. — Если бы не он, я так бы и остался в вашей деревне. Скорей бы из неё убраться.

— Так завтра и уедите, — обрадовал меня дед. — Мужики сегодня за ворота выходили. Добришко, что вчера в волколаков из луков метали, подобрать. Так прошлись по следам. В лес обратно стая то ушла. Их же много. Сидя возле деревни не прокормиться. А вам в другую сторону дорога.

— Это хорошо, — обрадовался я. — Скорей бы в город попасть.

— Это да, — согласился Пахом. — Оно, конечно. — И, вдруг, подскочив, уставился в сторону переулочка, в котором скрылся недавно пацанёнок. — Смотри. Что это там?!

— Где? — машинально развернулся я в ту сторону.

Вдруг в глазах у меня на мгновение померкло. Меня замутило и даже слегка качнуло в сторону. Ощущение было такое, как будто я только что долго крутился вокруг своей оси, а затем, резко остановился. Накатило и, почти тут же, отпустило. Я мотнул головой в недоумении. Голову напекло, что ли? Да вроде не должно. Солнышко, конечно, припекает, но не сильно. Ласково так. Не лето же. Я проморгался, ещё раз, бросил беглый взгляд в сторону улочки, где что-то оживлённо обсуждали трое мужиков и краем глаза уловил какой-то блик у дома напротив. Хотел, уже было уточнить у старикашки, что это он там такого странного увидел, как вдруг замер на месте, выпучив глаза. Откуда бликануло то? Не от этой же мутной слюды, что здесь в окнах стоит. Стекла то здесь и в помине нет. Вспыхнувшая догадка заставила сердце пропустить пару ударов.

Кинокамера это была! Прокололись сволочи! А ведь я уже практически поверил!

Кинув ещё один взгляд в злосчастный переулок, я заскрежетал зубами. Из-за спин мужиков выглядывала ехидная смутно знакомая физиономия, со сдвинутой на затылок кепкой. В следующее мгновение фигура, в мятой ветровке зелёного цвета, шустро метнулась к дому, сверкнув красными кроссовками.

— Толик скотина! Всё! Ты труп!!! — Взревев, я со всей прыти кинулся к дому. В душе бушевал вихрь смешанных в один узел чувств: тут была и обида за подлый обман, со стороны бывшего друга; злость на себя, что дал себя так подло разыграть; ярость и желание придушить не только Толика, но и всех, кто в этом балагане участвовал, но преобладало над всем этом чувство радостной эйфории! Это всё розыгрыш! Привычный мне мир никуда не делся! Вот Толику морду набью и вернусь домой! Прочь от этой унылой действительности, с её безнадёгой!

— Толик! Лучше сам выходи! — Проорал я, подбегая к дому. — Я тебя, сука, сейчас, по стенке размазывать буду! Очень долго и очень больно!

Мужики, выпучив глаза, опасливо расступились, давая дорогу. Рванув, со всех дури, дверь и чудом успев пригнуться и тем самым избежать близкого знакомства с дверным косяком, я ввалился внутрь. В хате было тесно. В небольшой, даже по меркам местных стандартов, комнатке, находилось с полдюжины крепких мужиков, мрачно уставившихся на меня.

— А Толик где? — Машинально спросил я, тщётно пытаясь разглядеть в полумраке знакомую фигуру.

— Да Трое с ним, с Толиком этим, — ласково, как-то даже заискивающе, произнёс Тимофей, выходя из-за спин мужиков. — Ты заходи, раз уж пришёл. Не поверишь. Рад тебе, как сыну родному!

Мужики дружно заржали и, не спеша, двинулись в мою сторону. Почуяв неладное, я попятился было к двери, но в неё уже протискивалась троица с улицы. Стало совсем тесно.

— Толик! Хорош прикалываться! Это уже перебор! — Заорал я, отчаянно рванувшись к двери. Вернее попытавшись, рванутся. С десяток рук моментально облепило меня со всех сторон. Кто-то, жёстко ухватив за волосы, рывком запрокинув голову назад.

— Уроды! — Заскрипел я зубами от боли. — Я же вас по судам затаскаю, твари!

И тут же поперхнулся, от заскрежетавшей по зубам горлышку баклажки. В горло хлынула вонючая обжигающая жидкость. Я попытался дёрнуться, но сильная рука лишь крепче сжала волосы.

— Ну, уж нет, — хихиканье Тимофея донеслось нечётко, словно уши плотно закупорили ватой. — Раз уж зашёл в гости, отведай моего угощения.

Откуда-то издалека донёсся хохот мужиков. Последнее, что я услышал, прежде чем провалится в пучину беспамятства, был чей-то вопрос:

— А кто такой Толик то?

Глава 5

Я очнулся от дикой головной боли, паровым молотом, пульсирующей у меня в висках и глухо застонал.

Господи, как хреново то! Надо заканчивать эти гулянки! Сопьюсь же в лоскуты! Вон ещё и кошмары стали реалистичные снится. Так и до белочки докатиться можно запросто! И чёртиков... Зелёненьких, в крапинку! Хотя лучше уж чёртики, чем та жуть, что мне привиделась. В общем, решено. Прихожу в себя, бью Толику морду и завязываю... Морским узлом!

Я открыл глаза и тут же зажмурился, от слишком яркого света. Чёрт, как плохо то! Нет. Однозначно, завязываю! Рядом негромко звякнуло. Шаркающие шаги. К губам прижалась кружка. Живительная влага впиталась мгновенно, словно попала на высохшую, после долгой засухи, почву. Стало чуть легче. Я снова открыл глаза, проморгался, мотнул головой, пытаясь стряхнуть накатившую, было, с новой силой, дурноту и с недоумением уставился на склонившуюся надо мной фигуру.

Лицо местного водочерпия, без сомнения, принадлежало моему сверстнику. Выглядел он, правда, достаточно скверно. Оно и понятно. Синяк под левым заплывшим глазом, сломанный, причём явно неоднократно, нос, разбитые потрескавшиеся губы, ссадины на обтянутых кожей скулах, никого не украсят. Но главное было даже не в этом. Глаза... На меня смотрели глаза глубокого старика... Старика, всё познавшего в этом страшном жестоком мире.

— Ещё принести? — Скорее констатировал факт, чем спросил "старик". — Мне не трудно. Воды тут много. — И он пошаркал куда-то в сторону, направляясь за добавкой. Я рывком поднялся с неровного каменного пола и тут же охнул, от скрутившей меня боли.

Господи! Так и до пролежней проваляться недолго! Хоть бы половичок, какой, подложили!

Щуплая низенькая фигура, в, изношенном до лохмотьев, грязном сером плаще с капюшоном, между тем неспешно проковыляла, позвякивая тяжёлой ржавой цепью, на правой босой ноге, к огромной деревянной кадке в углу. Негромкий всплеск и незнакомец, покачиваясь, словно пьяный, прошествовал в обратном направлении.

— Пей уже, — втолкнули мне в руки кружку, брызнув на одежду. — Чего застыл как паломник у храма Троих!

— Очухаться не может после угощения Никодимкиного! — Зашевелилась груда тряпья у противоположной стены. — Хлебосольный у нас хозяин, радушный!

Новый собеседник закашлялся и, тяжело дыша, уселся, облокотившись на стену.

— Хотите воды, мастер? — Почтительно спросил его юноша и, вырвав у меня кружку, вновь заковылял к бочке.

— Спасибо, Ставр, — прохрипел тот в ответ, скидывая с головы капюшон. — Хорошо меня накрыло. Мне и раньше такие заклинания тяжело давались. А тут ещё и сил почти не осталось. Думал, совсем, окочурюсь.

Одежда мастера ничем не отличалась от лохмотьев Ставра. Такой же донельзя изношенный плащ, отсутствие обуви и даже цепь, на правой ноге, присутствовала. А вот сам он был далеко не молод. Если Ставра, хоть и с сомнением, можно было признать одного со мной возраста, то мастер был гораздо старше, уже переступив ту грань, когда просто пожилого человека начинают называть стариком. Правда, выглядел он чуть получше своего более молодого товарища. Лицо, хоть и сильно измождённое, но почти без ссадин, нетронутый немного крупноватый нос, проницательный взгляд из-под густых бровей. И даже грязная, свисавшая какими-то несуразными клочками, бородка, не портила общего впечатления.

Старик, между тем, жадно выхлебал принесённую Ставром воду, вытер грязным рукавом губы и, прищурившись, уставился на меня.

— Ну, здрав, будь, отрок! Благословения Троих желать не буду, — усмехнулся он, — так как боги от тебя явно отвернулись, раз уж сюда попал. Меня Вимсом величают, его вон Ставром кличут, — Кивнул он на водочерпия.

— И тебе здоровья, дедушка. А где я? — Очумело, уставился я на старика и зачем то пожаловался. — Что-то я плохо соображаю. Голова как чугунная!

— Это от зелья сонного, — объяснил мне сочувственно Вимс. — Но оно быстро выветривается. Скоро полегчать должно.

— А Толик где? — Машинально поинтересовался я, сам до конца не понимая своего вопроса. Кто такой Толик и зачем он, собственно говоря, мне нужен, я понятия не имел. В голове всплыл ответ — в Караганде. Я тупо призадумался, пытаясь понять, где это может быть.

Вимс сокрушённо покачал головой и ничего мне не ответил. Наступило неловкое молчание. Я огляделся, получив частичный ответ на мой вопрос.

Где? Где? В подвале я нахожусь! Вот где! Причём довольно глубоком! До массивного бревенчатого потолка, с ярко светящейся круглой лампочкой, метра три будет! И никакой лестницы, чтобы добраться до видневшегося посередине люка не наблюдается! Это как же мы сюда спустились? А как вылезать будем? Стены тоже бревенчатые, каменный пол и деревянная кадка с водой. Вот и весь незатейливый интерьер. Взгляд тупо зацепился за цепь на ноге Ставра. Поражённый страшной догадкой, я лихорадочно посмотрел на свои ноги. Так и есть! Цепь была. Внушительная такая, толстая, в общем, довольно солидная, несмотря на встречающийся местами налёт ржавчины. И тут воспоминания водопадом хлынули в моё сознание. Словно какаю-то плотину, прорвало! Пробуждение в доме Вилима, Калистрат, Силантий, Гонда, Никодим, Толик... Толик?! Сука!!!

И тут меня буквально взорвало. Минут пять я бессвязно матерился, обещая в будущем всем участникам этого вертепа в целом, и Толику в частности, устроить весёлую жизнь.

— Берегов уже не видите! — Орал я, потрясая закованной в цепь ногой. — Это уже не шутки и не розыгрыш! Это уже на похищение и насилие потянет! Я всю вашу шайку за решётку посажу! Выпустите меня немедленно! Я больше в этом маскараде участвовать не желаю! Или я тут всё, сейчас, по брёвнышку разнесу!

Решив подкрепить слова делом, я всерьёз принялся за цепь. Вернее попытался приняться. Цепь, прикреплённая к кольцу, торчащему из стены, хоть на вид и была ржавой, но прочности своей не потеряла. Во всяком случае, не настолько, чтобы её руками можно было рвать. Быстро убедившись в бесполезности предпринимаемых усилий, я в бешенстве уставился на своих соседей. Те, усевшись рядом, молча, наблюдали за моими потугами. В глазах старика мелькала тень сочувствия.

— Что уставились то? — Зло прошипел я. — Зовите режиссёра или кто тут у вас главный! Хватит комедию ломать! Не проканает больше сказочка про другой мир. Понятно?! Хоть вы себя бабуинами нарядите, и татуировки на мордах нарисуйте! Я Толика прекрасно разглядел! И камеру вашу!

— Это чего же ему Тимофей сыпанул? — Задумчиво, ни к кому не обращаясь, вопросил Вимс. — Дурмана, что ли? Так ему и зелья сонного хватило бы.

— Не похоже, мастер, — возразил Ставр. — Слова непонятные глаголет, беснуется, опять же, в цепь чуть ли не зубами вцепился. Уж не помеченный ли?

— Вряд ли? — Усомнился старик и добавил. — Крестьяне к пустошам и под страхом смерти близко не подойдут. Дурных нет!

— Опять вы свою шарманку завели! — Сплюнул я на пол и, передразнивая, голосом Паткула, прогнусавил. — В Махрову зыбь убежал! Головой тронулся! Хватит уже! — Рявкнул я. — Говорю же! Я Толика видел! Теперь не отвертитесь! Да и антураж надо было тщательнее оформлять! Средневековье тут у них! А лампочку с потолка выкрутить забыли! — Мотнув головой вверх, я зло уставился на горе-актёров.

— Я же говорил, мастер! Помеченный! — Торжествующе заметил Ставр. — В пустошь его занесло! А вы говорите, что дурных нет! — И кивнул в мою сторону. — Вот один, покамест, нашёлся!

— Мда, — удивлённо покачал головой Вимс, взглянув на меня с каким-то даже уважением. — Не ожидал! Но, похоже, как людей не стращай, а всегда найдётся хоть один идиот, которому законы не писаны!

— Сами вы идиоты! — Обиделся я. — Про лампочку то не забывайте!

— О какой лам-поч-ке идёт речь? — Соизволил обратить внимание на меня Вимс, сокрушённо качая головой.

— Да вот об этой! — Ехидно ткнул я пальцем вверх. — Светится которая! Такая стеклянненькая, со спиралькой внутри!

— О светоче, что ли, глаголешь? — Недоумённо поднял брови старик.

— Похоже, о нём, мастер, — вставил свое слово Ставр. — Только путано как-то. Если бы пальцем не ткнул и не поймешь.

Вновь закипая, я бросил взгляд вверх, присмотрелся и онемел, обливаясь холодным потом. Надо мной, зависнув у потолка, ярко сиял прозрачный кристалл яйцевидной формы. Причём висел, в буквальном смысле слова. Может и была там какая-нибудь очень тоненькая ниточка, почти не видимая глазу, но вот я разглядеть ничего не мог. Да и не в том суть. Есть там нитка или нет, не столь уж и важно. Может там поле, какое-нибудь, магнитное или ещё чего. Беда, была, в другом! В том, что нет такого светильника в том мире, который я не помнил. Такой вот выверт психики. Ни хрена, ни помню, а спорить, на что хочешь готов. Нет у нас такого и всё тут!

"Волки"! — Обожгло воспоминание следом. — "Эти твари ни в одну постановку не вписываются! Они же реально меня чуть не сожрали! И чтоб быки как лошади неслись, я тоже не слышал"!

— А как же Толик? — Ошарашено пролепетал я, чувствуя, что начинаю сходить с ума. — Я же его своими глазами видел! Честное слово!

Ставр поднял глаза кверху, очевидно, призывая всех богов, какие есть в этом мире, дать ему терпения. Вимс только покачал головой.

— Что за Толик то хоть такой? — Терпеливо вопросил он. — Староста ваш али родич, какой?

— Да какой староста! — Вновь начал я заводится. — Я ведь из другого мира к вам попал! Совершенно другого! Я, правда, не помню о нём почти ничего, но на ваш он, точно, не похож! А вот Толика из того, моего родного мира, я как раз помню! Забудешь его, гада! — Я уже орал, потрясая кулаками. — И вот его я здесь увидел! Он в ту же избушку забежал, где Тимофей со своими амбалами находился!

— Мастер! Так он же мо...! — Вскинулся Ставр, выпучив глаза.

— Погодь, Ставруша. — Мгновенно напрягшись, старик положил руку на плечо юноше. — Не видишь, разве? Не в себе сей отрок! От зелья сонного, в себя прийти никак не может!

— Больно, мастер! — Вскрикнул Ставр, попытавшись стряхнуть с себя руку Вимса. — Пустите! Понял я, уже, всё!

— Хорошо, коли так. — Под пристальным взглядом старика юноша окончательно сник. — Коль одержимость в нём, так тут помочь надобно, а не орать о том на всё подполье!

— Да какая, на хрен, одержимость?! — Окончательно взорвался я. — Я своими глазами этого урода видел! И как камера бликанула!

— Ты бы юноша успокоился немного, — Вимс укоризненно покачал головой. — Толку от твоих криков всё равно не будет. И тогда я тебе кое-что объясню. Если ты, конечно, готов меня выслушать. Тебя как кличут? — Умные глаза смотрели внимательно и участливо.

— Местные Вельдом зовут, — нехотя ответил я, решив последовать совету старика. — Можете и вы меня так называть. Другого имени я всё равно не помню.

— Вот и хорошо, — кивнул удовлетворённо Вимс и, повернувшись к юноше, попросил. — Ставр. Дай Вельду ещё водицы.

Я с благодарностью кивнул Ставру и одним глотком проглотил мутную тепловатую жидкость, затем трясущимися руками поставив кружку на пол, опустился следом, стараясь, устроится поудобнее на жёстких камнях и вперил вопросительный взгляд в Вимса.

— Итак, начнём с начала, — прокашлялся тот. — Как я понял, тебя, зачем то, Лишний в пустошь понёс?

— Вроде было такое, — кивнул головой я. — Сам не помню, но в деревне все так утверждали. Махровая зыбь называется.

— Не суть, — отмахнулся маг. — Название ничего не значит. Всё дело в том, — продолжил он, — что те немногие счастливчики, которым удаётся выбраться из пустоши живыми, на самом деле счастливчиками не являются. По крайней мере, большинство.

— Вот сейчас мне всё сразу понятно стало, — с сарказмом заметил я. — Вы прямо всё по полочкам разложили!

— По каким полочкам? — Не понял Вимс. — Нет, иронию я уловил. Но полочки то тут причём?

— Так у них сбор урожая недавно закончился, — встрял в разговор Ставр. — Вот и плетёт, одни Стёртые знают что. Видать не очухался до конца, от крестьянских забот.

— Как у тебя в голове то всё перемешалось, — озадачился Вимс. — Не знаю даже, стоит ли продолжать.

— Продолжайте, мастер, — просительно уставился я на старика. — Я больше не буду перебивать.

Вимс с сомнением посмотрел на меня, но всё же решил продолжить.

— Так вот. Большинство из тех, кому всё же удаётся вырваться из пустоши, безнаказанно оттуда не уходят. Метит их магия, ещё сохранившаяся там с древних времен. И со временем, эта метка в человеке проявляется. Единицам очень везёт, и они получают какие-то магические способности. Но большинство сходит с ума. Становятся одержимыми. Одержимость эта — она разной бывает, — махнул рукой Вимс. — Обо всём рассказывать не буду. Кто-то просто память теряет, кто-то пузыри пускает, как младенец или вопит на всю деревню. Не суть. Но бывает и другого рода одержимость, — маг уставился мне в глаза. — Когда помеченный, не помня ничего о своём пошлом, считает себя кем-то другим. Иногда даже воспоминания отрывочные об этом имеет. Один крестьянин, лет двести назад, даже императором себя возомнил, — усмехнулся Вимс. — В Хураки отвезти его требовал.

— И что? — полюбопытствовал Ставр, поедая старика глазами.

— Да ничего, — усмехнулся тот. — Приехали стражники тамошнего герцога и со всеми полагающимися почестями повесили. Пишут, что даже корону соломенную, перед казнью, на голову напялили.

— Но я-то себя герцогом, каким или там королем не считаю, — не вытерпел я. — Я вообще не из этого мира.

— И такие случаи в старых книгах описываются, — сочувственно взглянул на меня Вимс. — Одно хорошо. Твоя одержимость безобидна. За это не казнят. Если только мужики по безграмотности насмерть не забьют. Эти могут. Так что ты лучше больше никому об этом не сказывай. Хотя. — Вимс поморщился. — Я уже и забыл. Тебе-то уже всё равно.

— Но Толика то я здесь видел! — Не пожелал, сдаваться я. — Вот как вас!

— Ты видел то, что хотел увидеть, — мягко произнёс Вимс.

— В смысле? — недопонял я.

— Вот как ты думаешь. За что мы со Ставом в этом подвале сидим? Да ещё с цепью на ноге и этим наручем? — Вимс, заголив рукав балахона, показав мне массивный железный браслет на левой руке. — Маги мы с ним. Я адепт огня, он воздуха. Пленники мы! Ставра с его товарищем, уже больше седмицы прошло, как сюда запихали. Они в Горбатый острог после обучения шли. А я четвёртый день уже тут. От самого Твинского гегцогства сюда добирался. И ведь дошёл почти! — Маг горестно покачал головой. — Как чувствовал, когда хотел эту деревеньку стороной обойти. Да под вечер дело было. Устал. Ноги сбиты. — Вимс горько улыбнулся. — Зато теперь отдыхаю.

— А где же твой спутник? — Поинтересовался я у Ставра. — В другом подвале, что ли, сидит?

— Не, — губы молодого мага предательски затряслись. — Он поглубже будет. Эти сволочи его, на совесть закопали!

Ставр отвернулся и тихо заплакал. Я ошарашено уставился ему в спину.

— В Горбатый острог они шли, — решил объяснить Вимс. — Туда их на службу, после учебы, определили. А у местных как на грех половина полей тукинская хмарь уничтожила. Мерзкая штука, скажу я тебе, — поморщился он. — Не только посевы уничтожает, но и землю бесплодной делает. Вот они и озверели. А тут эти, на свою беду, — старик кивнул на всхлипывающего Ставра. — У нас ведь как повелось. Что-то плохое случится, кто виноват? Колдуны! Ну, им бока сначала изрядно намяли, а потом сюда и сунули.

— Каждый день бить приходили, — вскинулся Ставр. — Всё требовали, чтобы мы поля погубленные излечили. А как мы их излечим? — Голос молодого мага сорвался. — Тут не каждый адепт земли справится! А мы воздушники! Нас земля, вообще, не слушает!

— Так объяснили бы им, — опешил я.

— А мы не пытались? — Зло выкрикнул Ставр. — Только они и слушать не хотят! Это ваша работа, твари колдующие! Исправляйте, а то худо вам будет! — Очень похоже, передразнил Никодима маг. — И снова кулаком в морду! Сволочи! — Ставр, уже не сдерживаясь, зарыдал.

— В общем, дали они им три дня на размышление, — продолжил рассказ Ставра, Вимс. — А потом, либо землю излечите, либо сами в неё ляжете. Ну, срок вышел, они его дружка и закопали. Как положено. С ритуалами, чтобы не поднялся больше.

— А я, почему то, думал, что магов на костре сжигают, — удручённо пробормотал я.

— Это кого как, — вздохнул старик. — Тут всё от того зависит, адептом какой стихии казнённый маг является. Если, к примеру, в землю мага земли закапать, пусть даже с этой железкой на руке, — маг вновь тряхнул наручем, — и кляпом во рту, тот всё едино, из землицы, сколько сможет, силы зачерпнёт, себя до остатка напоследок выжжет, а проклятие какое-нибудь всё же наложит. Поэтому, ещё с веков хаоса повелось — магов в противоположной их дару стихии казнить. Чтобы им силы взять неоткуда было. Адептов огня в воде топят, воды — на костре сжигают, воздуха, — Вимс кивнул на Ставра, — в землю закапывают.

— А с магами земли что делают? — Не сдержал любопытства я, видя, что старик замолчал.

— Магов земли уже лет двести ни разу не казнили, — задумчиво произнёс Вимс. — Мало их очень. Берегут. А раньше говорят, за ребро на крюк подвешивали и оставляли так, пока до костей, на солнышке, не прогниют. И только потом останки сжигают и по ветру развеивают.

— Мракобесие, какое то, — зло выругался я.

— Обычная мера предосторожности, — философски пожал плечами Вимс. — Ещё одно проклятое место никому не нужно. Так вот. О чём бишь я? Мы со Ставром уже тоже с жизнью прощались. Срок, что нам местные назначили, завтра истекал. А тут приходит Никодим и ряд предлагает. Мы помогаем одного недошлёпка подманить, а они нас за это отпускают. Пришлось согласиться. — Вимс, чуть виновато, взглянул на меня.

— А недошлёпок этот, я, значит? — Догадался я.

— Выходит что ты, раз здесь сидишь, — согласился старый маг.

Я даже возмущаться не стал. То, что в этом мире каждый сам за себя, я уже давно понял. Поэтому только поинтересовался. — И как же вы меня подманили?

— Это моё лучшее заклинание! — Сразу оживился Вимс. — Я только недавно его выучил. Сложное очень! Иллюзорная тень называется! Его суть в том, что я могу на несколько мгновений заставить любого человека увидеть то, что он сам увидеть больше всего желает!

— Это как? — Озадачился я. — Что именно увидеть то?

— Да что угодно! — Глаза старого мага запылали фанатичным огнём. — Каждый что-то своё видит. Заветное! Кто груды золотых монет, кто женщину, в которую влюблен, а кто и трон императорский!

— А я, значит, Толика увидел, — подытожил я. Ну, конечно. А кого же ещё? Ведь наличие здесь Толика и камер автоматически превращало эту комедию в фарс. А моим самым страстным желанием было, чтобы этот мир оказался ненастоящим, и вернутся в другой. В тот, который я не помню. Вот подсознание со мной злую шутку и сыграло. Господи, ну какой же я идиот! Сам в лапы к Тимофею прибежал. Ещё и торопился, изо всех сил!

— Кто такой этот Толик то? — Устало вздохнул Вимс. — Ты его постоянно вспоминаешь. Мне даже любопытно стало.

— Да друг мой, из того другого мира, — махнул я рукой. — Вернее даже и не друг, а так... — Я на мгновение запнулся, подбирая подходящий эпитет, который бы наиболее точно мог охарактеризовать статус Толика, по отношению ко мне. — Знакомец просто.

— Да нет никакого другого мира! — Зло буркнул из своего угла Ставр. — Это пустошь тебе голову задурила! Есть только этот мир. И ты в нём! Ничего другого нет. — Ставр сделал паузу и, с непонятным злорадством, добавил. — Да и этого у тебя скоро не будет!

Скрип несмазанных петель не дал мне ответить. Ставр быстро переместился поближе к Вимсу, затравленно поглядывая вверх. Я тоже подобрался. Во всяком случае, ничего хорошего мне ожидать не приходилось. Крышка откинулась и в образовавшее отверстие свесилась небольшая деревянная лестница. По ней, не спеша, спустился Никодим и, следом за ним, Тимофей, с небольшой корзиной в руке.

— Трое вам в помощь, сидельцы! — Весело гаркнул староста, изрядно дыхнув перегаром. — А я вам гостинцев принёс! Как-никак радость у нас большая! Гость дорогой пожаловать соизволил! — Никодим отвесил в мою сторону шутовской поклон. — Не знаю уж, чем и угощать! Хоть в город, за харчами, ходока посылай!

Тимофей, между тем, молча, подошёл к притихшим магам и раздал обоим по небольшой луковице и куску хлеба. То, с каким остервенением Ставр вцепился зубами в нехитрую еду, говорило, что и этим их здесь не часто баловали. Вимс ел степеннее, из последних сил стараясь сохранить достоинство, но чувствовалось, что даётся ему это нелегко.

— Ну, вы сумерничайте пока, — староста насмешливо поглядел на оголодавших магов, — а мне с гостем дорогим погуторить надо. — Никодим повернулся ко мне. Его голос засочился издёвкой — Ну что, гадёныш? Как вы с дружком твоим хитрожопым не изгалялись, а всё же, по-моему, вышло. Всё равно ты здесь, теперича, на постой устроился. Со всем моим почтением! — Старик зло расхохотался, показывая свои жёлтые, но всё ещё крепкие зубы.

Я напрягся. Было в смехе старосты что-то нехорошее, даже злобное, я сказал бы. Вон и Ставр, прекратив торопливо дожёвывать свой скудный ужин, вжался в стену, испуганно косясь в нашу сторону.

— И вот спрашивается, чего тянуть было? — Зло ощерился, между тем, Никодим. — Тебя, щенка безродного, сам староста своим вниманием удостоил, напоил, накормил, со своего стола снедью расстарался! — Староста выразительно потряс перед моим лицом руками, призывая осознать, наконец, величину оказанной мне чести. — Но ты, видать, по-хорошему, не понимаешь? — Никодим задумчиво окинул меня взглядом. — Ну, так мы можем и по-плохому объяснить!

Неожиданный удар буквально выбил искры из глаз. Отшатнувшись, я больно приложился затылком о стену. Рот моментально заполнился солоноватой кровью, в голове загудело. Почти ничего не видя перед собой, я попытался отмахнуться, но второй мощнейший удар в живот заставил рухнуть на пол, сложившись пополам. Последовавшие за этим несколько беспорядочных ударов ногами, я выдержал, молча, старательно закрывая руками голову.

— Хорош, Никодим! — Судя по начавшейся возне и прекратившемуся избиению, Тимофей отволок старосту в сторону. — Зашибёшь ещё, не то! Тогда почитай, все труды насмарку пойдут!

— Молод ещё, учить меня! — Рявкнул в ответ Никодим, но рваться продолжить избиение перестал. — Если бы я хотел зашибить, то сразу бы зашиб! Так. Вежеству поучил немного! А жрецам всё едино, в каком виде мы его им предоставим, лишь бы живой был, да на ногах уверенно держался. Скажем, что при поимке сопротивлялся, вот мы ему бока то и намяли. — Староста весело хохотнул, радуясь своей незамысловатой шутке словно младенец.

— Рожу бы я его дружку лучше начистил, — процедил Тимофей. — Мало того, что постоянно под ногами путался, так ещё и десятнику побежал жаловаться, сын айхи!

— И толку? — Хмыкнул Никодим, повернувшись к Тимофею. — Недошлёпка нет, послухов тоже. Будет десятник, из-за каждого сопляка, беспокоится!

— Так-то оно так, — согласился Тимофей, — а только он на нас ещё за ворота, намедни, озлился. Если бы зло затаил, мог донос мимо ушей и не пропустить.

— А ты думаешь, почему я для него так расстарался? Небось, ни в одной деревне так не привечали! Но как вишь, оно того стоило! Не стал Невронд твоего дружка слушать! — Никодим, повернувшись ко мне, подпустил в голос яду. — Взашей выгнал! Да ещё и пинка хорошего вдогонку дал!

— Ничё. Может, когда ещё, встретимся, — голос Тимофея не обещал моему другу ничего хорошего. — Глядишь и поквитаемся.

Несмотря на боль, на душе у меня немного потеплело. Эх, Гонда, Гонда! Не послушал я тебя! А теперь уже поздно. Но когда буду подыхать, то хоть кого-то можно будет добрым словом вспомнить! От обиды за свою же глупость, всё внутри вскипело, и нахлынула злость.

— Смотрите, как бы он с вами не сквитался! Особенно, когда магом станет!

Говорить было тяжело. От досады и злости на себя, тисками сдавило горло.

— Видно мало я тебя поучил, — окрысился Никодим и, покачав головой, задумчиво заметил. — Ещё добавить что ли? Для ума.

— Господине староста, — голос Вимса остановил Никодима в шаге от меня. — Нам бы о наших с вами делах потолковать.

— А что тут толковать то? — Никодим, видимо, решив, на время, отложить расправу надо мной, развернулся к старому магу.

— Ну как же, — Вимс ничуть не стушевался под пристальным взглядом старосты. — Мы со Ставром условия договора выполнили. Обещали недошлёпка подманить — подманили. Вот он, теперича, тож с нами в подполье сидит. Так что за вами дело встало.

— Это да, — осклабился Никодим. — Обещанноё надо выполнять. — Староста погладил рукой свою бородёнку и задумался. — Да что тянуть то. — Решился он. — Завтра, как обоз уйдёт, и суета уляжется, так и ваш черед наступит.

— Неужто отпустите?! — Не выдержав, высунулся, из-за плеча Вимса, Ставр. Его глаза возбуждённо блестели, с отчаянной надеждой взирая на своих тюремщиков. Те весело заржали. Вимс, тяжело вздохнув, приобнял юного мага.

— Не было такого ряду Ставрушка, чтоб нам животы наши оставили. О другом речь шла. Обманул я тебя.

— Как не было?! — В отчаянном вопросе Скавра смешалось всё: и не до конца ещё потухшая надежда, и отчаяние, от понимания, что ей не сбыться, и детская обида, на то, что его обманули, и самое главное — страх. Страх перед тем, что ещё предстояло услышать. — Обещали же нас отпустить, в обмен на вот этого! — Ставр, почему то, с ненавистью взглянул в мою сторону.

— Ну, сам посуди, Ставруша, — ласковым голосом, начал объяснять ему старик. — Ты на службу княжью шёл, да ещё и жрецами одобренную. Вместе с дружком твоим убитым. У меня же грамотка, самым отцом-приором подписанная, была. А они нас силком переняли, Если это беззаконие наружу всплывёт, всей деревне несдобровать! Как же они нас отпустят то теперь? А если мы с челобитной пойдём?

— Не пойду я с челобитной. Троими клянусь! — Повалился на колени Ставр.

— А тебе самому и идти не нужно будет, — усмехнулся в ответ Тимофей. — Тебя же сразу отцы-вершители к ответу призовут. Почему в острог не явился, да куда дружка своего подевал. — Щербатый наклонился к Ставру и поинтересовался. — Иль ты отпираться станешь, да нас выгораживать?

— Не скажу я о вас ничего, — не веря самому себе, пролепетал Ставр. Он уже плакал, поняв, что живым отсюда не выберется.

— Вот я о другом ряд и заключил, — вздохнул Вимс, с состраданием поглядывая на юношу. — О смерти полегче. Не хочу я в реку, с камнем на шее, сигать!

— Не волнуйся, старик. Я лично тебе сначала горло перережу, — как-то по-доброму усмехнулся Тимофей. — Я умею.

И что-то в его голосе заставляло поверить. Да, этот действительно умеет.

— Мы вас даже покормим получше, с утра, — добродушно поддержал своего подручника Никодим. — А что? Когда с нами по-людски и мы по-хорошему. Чай не звери! Ну ладно. Почивайте, значит, пока. До утра ещё время есть. — Староста смачно зевнул и бросил многообещающий взгляд в мою сторону. — А с тобой мы ещё побеседуем, опосля, щенок. Ты у нас подольше погостишь. Тимоха, светоч прибери. Неча без дела его силу на ушлёпков переводить.

Тимофей, поднимаясь, коснулся кристалла рукой, гася рукотворное солнце. Скользнула вверх лестница, скрипнули петли крышки и вместе с упавшим на нас мраком, навалилась тишина. Разве что Ставр продолжал тихонечко всхлипывать в своем углу.

— Пойми, Ставр. Они нас всё равно отсюда живыми не отпустили бы, — чуть помолчав, решил ещё раз оправдаться Вимс. — Даже если бы пообещали. Они же себе не враги.

— Это всё Слав, чтоб Лишний его кости, за кромку, с собой забрал! Говорил же ему! Так нет! Весёлый дом ему подавай! Половину сбережений за одну ночь спустили! И что теперь? Не больно-то он веселился, когда его закапывать принялись!

— А дом то весёлый тут причём? — Удивился я. Сильной обиды на этих людей я не держал. Сюда я попал больше по своей глупости, чем по их вине. Сказал же Гонда, чтобы не убегал никуда. А эти... Положение у них было безвыходное. Да и я для них никто. Учитывая местные нравы, где каждый сам за себя, ждать от них какого-то самопожертвования было бы верхом идиотизма. Если не хочешь, чтоб человек сделал тебе подлость, не создавай ему условий для этого. Так что пленных магов мне было даже немного жаль, особенно Ставра. Наверно потому, что мог оказаться на его месте, буквально через год.

— Да нам, когда в Горбатый острог отправляли, на дорогу по пять серебрушек вручили, — хлюпнул носом Ставр. — Ну, чтоб с голоду по дороге ноги не протянули. А Слав говорит мне, что нам на дорогу и трёх хватит, если не жировать. Лучше к бабам сходить. В остроге их точно нет, а когда оттуда вернёмся, один Лишний знает. Если вообще вернёмся. Я, сдуру, и согласился.

— Ну и? — Поторопил я, замолкнувшего было мага, так и не уловив связи между проститутками и, уже почти обжитым, подпольем.

— Ну и! — передразнил меня Ставр. — По две серебрушки там оставили! С магов везде втридорога дерут! А на утро обоз в сторону Горбатого острога шёл. Купчина один решил со степняками расторговаться. Мы, было, сунулись к нему, а он, слюна скунса, по четыре серебрушки с каждого потребовал. Так и не договорились. — Ставр помолчал и с обидой произнёс. — Сейчас бы уже в остроге были!

— Мда, — почесал голову я. — Как говорил один мудрец, на свете есть три беды: пожар, потоп и бабы. И если первые две ещё можно, как-то, избежать, то третье зло неизбежно!

— Что-то я такое изречение не помню. — В голосе Вимса проскользнуло сомнение. — Как звали мудреца то?

— А я помню? — Уже привычно, пожал плечами я. — Всплывают временами какие-то обрывки воспоминаний.

— Пустошь коварна, — пожевав губами, согласился Вимс.

— Неужели отсюда никак нельзя выбраться? — Зябко поёжился, от его тона, я. — Ведь должен же быть выход!

— И как ты собираешься выбираться? — В голосе старого мага просквозил неприкрытый сарказм. — Подкоп? И сколько ты будешь его копать? Две седмицы — три? — Хмыкнул голос в темноте. — У нас время только до утра. — Вимс сделал выразительную паузу и продолжил лекцию. — Стены, если ты успел заметить, сложены из целых брёвен, причём дубовых. Тут топором и то работы надолго хватит, а так... С потолком то же самое, что и со стенами и это притом, что до него ещё нужно достать! Да и не будь всего этого, — устало резюмировал Вимс. — Не забывай про цепи на ноге. Голыми руками тут тоже ничего не сделаешь.

— И всё это в полной темноте, — решил подать голос и Ставр. — Светоч они вчера только из-за тебя зажгли. Чтобы, значитса, у нас глаза к свету опять привыкли. Вслепую много не наколдуешь!

— Ну, вы же маги, — не захотелось мне сдаваться. — Неужели ничего нельзя придумать?

— С этим, мы не маги, — судя по звуку, старик тряхнул нацепленным на руку наручем.

— А что это?

— Наруч покорности, — старый маг побарабанил по браслету пальцами. — Он перекрывает доступ к магической изнанке этого мира. Поэтому, пока он на руке, я не могу зачерпнуть даже капельку энергии для заклинания. Такие, в каждой деревне найти можно. Их много понаделали в эпоху возмездия, когда магию под корень выкорчёвывали.

— И снять их, конечно, никак нельзя?

— Без ключа нет, — ожидаемо подтвердил мою догадку Вимс и со странной иронией заметил. — Из всех поделок древних, только этих наручей много и сохранилось. Даже в самой захудалой деревеньке найти можно. Как же! Вернейшее средство мага обнаружить и живым и беспомощным в свои руки получить. Ну а потом и поглумиться вволю! В хозяйстве вещь незаменимая!

Разговор постепенно затих. Ставр, не выбираясь из своего угла, периодически, что-то обиженно бурчал, видимо жалуясь на свою судьбу или вновь проклиная злосчастного Слава. Вимс умудрился задремать, Старый маг, похоже, окончательно смирился со своей скорой смертью и не собирался отравлять себе последние часы жизни бессмысленными терзаниями. У меня же появилась возможность осмыслить положение, в которое я попал. Невеселые были мысли. За эти два дня, в своей новой жизни, я умудрился наделать столько глупостей, что, похоже, тот лимит везения, что был мне выдан судьбой авансом, оказался быстро исчерпан. И назад уже не отыграешь. Если уж даже двое местных магов, находясь здесь довольно давно, ничего не смогли сделать, то каковы шансы у меня? Это как играть в русскую рулетку с полностью заряженным барабаном. Спасти может только осечка, то есть чудо.

Господин недошлёпок, у вас в мешочке случайно чудо не завалялось? Ну, хотя бы плохонькое? Что, нет? Экий вы не запасливый, однако! Мда. Пока ещё нахожу силы иронизировать. Хотя оно и понятно. Просто мою тушку будут разделывать не завтра, а чуть позже. Вот тогда, точно, будет не до иронии.

Металлический скрип, резко ударив по ушам, выхватил меня из состояния полудрёмы. Надо же! И сам не заметил, как за своими душевными терзаниями заснуть умудрился! А что скрипело то? Почему то стало жутковато. Я добросовестно вытаращил глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной тьме и быстро убедившись в тщётности своих усилий, стал напряженно вслушиваться. Тишина была полная. Даже дыхания магов слышно не было. Неужто так тихо спят? Или тоже затаились? Нервы натянулись до предела. Кулаки с силой вдавили ногти в ладонь.

— Вельд? Ты тут?

Тихий, на грани слышимости шепот, прозвучал подобно разрыву гранаты. Я непроизвольно вздрогнул, громко лязгнув цепью, и почувствовал, как по подбородку побежала струйка крови, из прокушенной губы.

— Ты кто?! — В хриплом голосе Ставра царила настоящая паника.

Находившийся наверху, не ответил, какую-то долю секунды принимая решение. Затем вновь, со скрипом, хлопнула крышка люка.

И тут до меня дошло, что за невидимка мог интересоваться моим присутствием здесь.

— Гонда! Я здесь! Не уходи! — Заорал я, кляня себя, на чём свет стоит, за свою тупость и медлительность.

Господи, если ты есть. Сделай так, чтобы он вернулся! Если он не вернётся, я же себе этого никогда не прощу! Осёл безмозглый! Надо было сразу голос подать!

Вновь раздавшийся скрип, прозвучал для меня сладчайшей музыкой на свете.

— Это ты Вельд? — В осторожном шёпоте я, теперь без труда, опознал голос друга.

— Да! — Моему счастью не было предела. — Как ты меня нашёл?!

— Да не ори ты так! — Цыкнули сверху. — Всю деревню на ноги поднимешь! Кто тут с тобой ещё сидит?

— Два мага, — снизил я голос, до горячего шёпота. — Их местные тоже похитили.

— Мы мирные люди, никому не сделавшие зла, — решил вступить в разговор, молчавший до этого, Вимс. — Твой друг может это подтвердить. И если ты нам поможешь, я этого не забуду.

— Да свои они, Гонда! — Попытался развеять я колебания друга. — Можешь не сомневаться!

— Как раз твои слова засомневаться и заставляют, — хмыкнули сверху. — У тебя и староста с Тимофеем вчерась своими были! Ладно. Сейчас лестницу поищу.

— Кто это? — Вопрос Вимса, обращённый ко мне, прозвучал на редкость спокойно, словно речь шла о каком-то пустяке, а не о человеке, в руках которого сейчас были наши жизни.

— Это Гонта, мой друг, — с чувством ответил я. — Мы с ним вместе в школу мажескую шли. Знали бы вы, сколько раз он меня уже выручал! Вот и сейчас! Я уже и надеяться перестал, а он нашёл! Не бросил!

— Ишь ты! — Впечатлился старый маг. — Мне бы таких друзей! А то всю жизнь один как росомаха по свету брожу. Спиной прислониться не к кому. — Вимс немного посопел недовольно, очевидно переживая, по этому поводу, и уточнил. — Небось, с детства дружите? Аль он ещё и родич твой?

— Да нет, — отмахнулся я, совершенно не заботясь, что маг этого жеста всё равно не видит. — Второй день только вместе идём. В дороге и сдружились, крепко.

— Шутишь, небось? — Явно озадачился Вимс. — Так не к месту вроде сейчас. Кто же ради знакомца, так рисковать будет?

Фыркнувший, в темноте, Ставр, судя по всему, явно согласился со своим старшим собратом.

— Вы не понимаете, — начал горячится я — да если бы не Гонда!

— Тсс! — Полушёпотом, прошипел Вимс. — Идёт вроде кто-то.

Я напряжённо вслушался. В наступившей тишине, послышалось едва различимое сопение. Пару раз, чуть слышно скрипнула половица, раздался негромкий стук дерева о дерево.

— Вот, дети айхи! И не поленились лестницу к околице отнести и возле забора на землю бросить. В этой темноте думал, вообще не найду. Хорошо хоть луна немного отсвечивает! — Раздался злой голос Гонды. — А тут вообще темень. Хоть глаз выколи! Вы как? Сильно глубоко сидите?

— Метра три будет! — Откликнулся я. — Ты только поаккуратней. Сам сюда не свались!

— Здесь светоч висит! — Решил принять участие, в нашем спасении, Ставр. — Рядом с лазом.

— Понял! — Оживился Гонда. — Щас поищем! Из подполья свет всё равно снаружи виден не будет.

Сверху вновь донеслись непонятная возня и невнятное шуршание. Я напряжённо вслушивался в эти звуки, моля всех богов, как местных, так и иногородних, чтобы у моего друга всё получилось. Сводить знакомство с отцами-вершителями, почему то совсем не хотелось. Мои соседи, судя, по всему, переживали не меньше: отчетливо похрустывал пальцами старый маг, нетерпеливо позвякивал цепью Ставр. Время, казалось, замерло в одной точке, намертво зацепившись секундной стрелкой за какую-то цифру в циферблате.

— Что там Гонда? Никак не найдёшь? — Наконец, окончательно потеряв терпенье, поинтересовался я.

Ответом послужил ярко вспыхнувший свет, маленьким солнцем резанувший глаза. Смачно выругавшись, я рефлекторно прикрылся руками и замер, ожидая, пока перед внутренним взором перестанут прыгать тёмные зайчики, опоясанные огненной короной.

— А уютно вы тут устроились, — голос Гонды заставил меня, с трудом, разлепить слезящиеся веки. Мой друг, уже спустившись на пару ступеней, внимательно обозревал наши апартаменты. Спускаться дальше он, почему то, не спешил.

— Если хочешь, мы можем немного потесниться, — решил поддержать я его шутку и подслеповато прищуриваясь, похлопал по ноге. — Могу даже свою цепочку подарить.

Гонда сразу посерьезнел и, быстро скатившись с лестницы, склонился над моей цепью. Его пальцы сноровисто пробежались по покрытым лёгкой ржавчиной звеньям, ощупали металлический обруч на ноге, погладили массивную скобу, вбитую в стену.

— Ключ нужен, — решил прокомментировать, его осмотр, Вимс. — Иначе никак. С этой цепью ничего не сделаешь.

— И? — Мой друг, вопросительно изогнув брови, покосился на старого мага.

— Ключ у старосты, на поясе висит, — насупившись, сообщил Ставр. — Я сам видел, как он после того, как железо у Вельда на ноге замкнул, туда его повесил.

— Значит, и думать об этом неча, — отрезал, нахмурившись Гонда. — Не у Никодима же спрашивать?

— Может, Невронда сюда позовёшь? — Решил внести предложение я. — Он-то мигом ключик у старосты встребует.

По тому, как иронически хмыкнул Вимс и истерически захихикал Ставр, я понял, что опять сморозил какую-то глупость.

— Когда же ты поймёшь, наконец, друже, — устало вздохнул Гонда. — Десятнику на нас плевать. Живой ты, мёртвый, ему всё едино! Пока ты на глазах, он ещё заступится и то, только потому, что с него жрецы спросить могут, за то, что волю Троих не блюдёт. А так. Не пойдёт он сюда, или будет долго собираться, ежели отцу Мефодию вдруг вздумается рвение проявить. Что тоже вряд ли. А вот Тимофей, со своими подручниками, враз тут окажется. И будет тебе брате беда! — Гонда выразительно посмотрел на меня, давая прочувствовать, последствия его визита к десятнику и добавил. — Да и мне хорошо достанется, за навёт на добрых сельчан.

— Так что же делать то? — Расстроился я.

— Можно попробовать скобу из стены выковырнуть, — задумчиво поскрёб подбородок Гонда. — Всё же она в дереве сидит, не в железе. Да и вряд ли шибко глубоко вбита. Я вообще не понимаю, зачем они вас в железо одели. Отсюда и так, без посторонней помощи, не выбраться.

— А это чтобы и мыслей таких не было, — подал голос Вимс. — Железо оно такое. Мигом мозги вправляет. Чтоб, значитса, и думать о побеге не мог. Вот как сейчас. Вроде и люк открыт, и лестница спущена, а мы как сидели, так и сидим! Железо, оно баловства не терпит. Вещь серьёзная!

— Как складно вы говорите, — проникся Гонда. — А только я всё-таки попробую, со скобой что-то сделать. Только вручную тут не стоит и пытаться. Струмент какой-то нужен. — Мой друг досадливо закусил губу. — Только где же его искать, по такой темноте? И времени, до рассвета, совсем немного осталось.

— В сарае поищи, — голос Ставра, почему то откровенно дрожал. — Они когда Слава в землю, при мне, закапывали, оттуда лопаты и выворотень железный брали. Я сам видел.

Выворотень — это хорошо! — Оживился Гонда. — Ладно. Не отчаивайся, друже, — подмигнул он мне. — Вытащу я тебя отсюда. Мне не привыкать.

Молнией, взлетев по лестнице, мой друг скрылся в темноте люка. Некоторое время мы, молча, вслушивались в затихающие шаги. Чуть слышно скрипнула дверь и всё стихло.

— Неужто спасёмся, а мастер? — Срывающимся голосом, спросил Вимса Ставр. В его глазах плескался огонёк безумной надежды.

— Вельд может и спасется, — покосился, в мою сторону, старый маг. — А мы, не знаю. Надеюсь, что хотя бы выворотень нам оставят.

— О чем вы, мастер? — Искренне удивился я.

— Как правильно заметил твой друг, — строго взглянул на меня Вимс, — скоро рассвет. И с каждой минутой риск, что нас всех тут поймают, возрастает. А этот Гонда, — старый маг пожевал губами, словно пробуя на вкус имя, — пришёл за тобой. И только за тобой. Рисковать, ещё больше, рады нас, он вряд ли будет.

Стремительно потухший огонь в глазах Ставра показал, что он полностью согласен со словами Вимса.

— Но, — начал было возражать я.

— Поэтому у меня к тебе, всего лишь, одна просьба, — решительно перебил меня старый маг. — Как освободишься, отдать выворотень нам и не закрывать крышку люка. — Вимс искательно заглянул мне в глаза. — Понимаю, что мои обещания здесь ничего не значат, но поверь. Если я выживу, то смогу отблагодарить.

— И плохого мы тебе ничего не сделали, Вельд! — Горячо поддержал старого мага Ставр. — Я тебе даже воды принёс, когда ты в себя приходил. Не держи зла! Что сюда подманили, так выхода у нас не было! — Юноша неожиданно упал на колени и буквально простонал. — Троими тебя прошу, забудь обиду!

— Ты что, совсем очумел? — Ошарашено выпучил я глаза. — Нет у меня никакой на вас обиды! Сам дурак, раз сюда попал! И хватит у меня в ногах валяться. Я же сказал, что никого здесь не брошу, значит так и будет!

— Вы чего опять расшумелись?! — Свесившийся в люк Гонда был зол и собран. — Вас даже на улице слышно! Надо было люк прикрыть. Дурак я!

Буквально через мгновение, мой друг уже стоял возле меня, деловито пытаясь просунуть конец здоровенной железной палки в щель, между скобой и стеной. Получалось плохо. Железка была значительно толще, и влезать никак не желала. Грубо выматерившись, Гонда выдернул из-за пазухи довольно увесистый нож и начал, с остервенением, колупать древесину, стремясь расширить отверстие. Потянулись томительные минуты ожидания. Наконец, удовлетворённо пробурчав, мой друг, отложив нож, вновь взялся за ломик. Хоть и с трудом, просунул кончик за скобу.

— Давай вместе навалимся. — Гонда, поудобнее обхватив железную палку, упёрся ногой в стену. Я, встав рядом.

— Дёрнули! — Резко рявкнул он.

Я рванул так, что спина чуть не лопнула. Раздался протяжный противный скрип.

— Пошло дело! — Азартно прошипел Гонда. — Раз стронулась, теперича, никуда не денется — вылезет!

Через пару минут скоба с гулким стуком упала на пол. Мы с Гондой опустились прямо на пол, переводя дух.

— Видят Трое, я сомневался, — довольно осклабился мой спаситель. — Думал, не в жизнь, не вытащим!

— И так еле выдернули, — согласился я с другом.

— Сними с себя рубаху и обмотай ею цепь, — деловито посоветовал Гонда, поднимаясь на ноги. — И поторопись. Светает скоро. Уходить надо.

— А как же мы? — Тихо проскулил, молчавший во время нашей возни, Ставр.

— Времени нет, — равнодушно пожал плечами Гонда, направляясь к лестнице.

— Ты обещал, — спокойно посмотрел мне в глаза Вимс. — Выворотень оставьте. И нож, если можно.

— Может мне и штаны с себя ещё снять? — Недобро посмотрел на старого мага Гонда. — Нож то грошей стоит!

— Постой, — положил я руку на плечо своему другу. — Нельзя так. Давай поможем им.

— Да ты что, не понимаешь?! — Гонда даже подпрыгнул на месте, от возмущения. — Я и так из-за тебя сильно рисковал! Тут люди ещё до света встают. Враз схватят!

— Оставьте, хотя бы, выворотень, — продолжал гнуть свою линию Вимс. — Вашим планам это не помеха.

— Почему нет? — Пожал плечами Гонда и, вернувшись, положил железную палку возле старого мага. — Пошли Вельд, — повернулся он ко мне. — Только ради Троих, потише!

— Извини, Гонда, — я, приняв решение, опустился рядом с Вимсом, безуспешно пытавшимся просунуть лом между скобой и деревом. — Я всё понимаю. Ты настоящий друг. Спасибо, что помог. Но не могу я их бросить, понимаешь?

— Я знал, что ты дурак, но не ожидал, что настолько, — вернулся Гонда назад. Похоже, разозлился он, в этот раз, всерьёз, так его трясло. — Ты что не понимаешь, что тебя опять схватят?! И им ты при этом ничем не поможешь!

— Я всё понимаю, — мне было совестно смотреть другу в глаза. Он рисковал из-за меня, а я тут дуркую. — Но не могу я по-другому поступить, пойми. Уж лучше здесь сдохнуть, чем потом о себе как о сволочи, всю жизнь, думать.

— А я значит, по твоему, сволочь? — Криво усмехнулся Гонда, заглядывая мне в глаза.

— Что ты! — Испуганно возмутился я. — Просто ты их не знаешь. Чужие они для тебя, а для меня уже нет. Ты пойми! — Я начал горячится, не находя нужных слов. — Вот ты же мне помогаешь! Сам рискуешь, а помогаешь! А ведь мы с тобой только вчера встретились! Ну, вот и я также! Не могу я их бросить! Пойми! Мне трудно объяснить, но, правда — не могу!

— Ладно, — Гонда устало вздохнул. — Пока мы спорим — время уходит. Давай так. Я отдаю им нож. — С этими словами, Гонда опустился рядом со Ставром и вручил ему свой тесак. Тот сразу же был пущен в дело. — А мы с тобой бежим к Невронду и ведём его сюда.

— Ты же сам говорил, что десятник и слушать не станет.

— Меня одного, да, — согласился Гонда, — А вот если ты, рядом со мной, появишься, да ещё с железом на ноге, тогда послушает. Ты же, как послух, пойдёшь.

— Может и послушает, — подал голос Ставр, вгрызаясь ножом в дерево, — а только местные гораздо раньше здесь будут. Убьют они нас.

— А ты сам не мешкай, да живей железо с себя скидывай, захребетник! — Гонда поморщился, словно глотнув уксуса, и сплюнул. — Чем мы помочь то сможем, если сюда Тимофей с подручниками заявится? — Обернулся он ко мне. — И учти Вельд. Один ты тут не сгинешь! Я с тобой останусь!

— Да что же такое то! — Чуть не заплакал я, не зная как поступить.

— Ладно, — Решив что-то для себя, встряхнул головой Гонда. — Пропадать так весело. Так поступим, друже. Поднимаемся наверх и там наблюдаем за дорогой. Если успеют, эти сидельцы, до появления местных освободится, значит Трое с нами. Вместе и уйдём. А если Тимофей с Никодимом объявятся, то мы с тобой бежим, что есть силы, к дому десятника. Чай, не далеко. И его разбудим, и этим ещё немного времени дадим. Внимание то мы на себя отвлечём.

Ночь подходила к концу. Нет. Рассвет ещё не наступил, и ярко-багровое марево ещё не успело окрасить собой уныло-серый горизонт. Да и звёзды, иногда прорываясь сквозь довольно неплотную завесу, нависших над землёй облаков, всё так же задорно подмигивали, свысока. И всё же, ночная пора вступила в свою завершающуюся фазу. Я это отчётливо понимал потому, что тьма, до этого укутывающая деревню плотной вуалью, начала постепенно редеть. Всё отчетливее проступали серые силуэты домов. Стали резче вырисовываться контуры, мерно покачивающих ветками, деревьев. Всё дальше прослеживалась тёмная полоса, пока ещё, пустой дороги. В неё-то я и всматривался, до рези в глазах, со страхом ожидая, каждую минуту, появления наших тюремщиков. Честно говоря, я уже начал жалеть, о своём глупом порыве. Прав Гонда. И магам уже ничем не помогу, и сам пропасть могу. Да ещё и друга за собой в подолье утянуть. То-то Тимофей обрадуется! Я покосился на пристроившегося рядом Гонду. Лица его я не выдел, но это не мешало мне понимать, что мой друг был сильно недоволен. Его напряжённое молчание говорило само за себя.

— Когда же они закончат, наконец? — Первым не выдержал я, прислушавшись к доносившимся из подполья звукам. — Меня ты быстрее освободил.

— Вовсе нет, — решил не играть в молчанку мой друг. — С тобой я тоже изрядно провозился.

— Это, да, — согласился я. И, видя, что Гонда не против поговорить, задал мучающий меня вопрос. — Слушай. А как ты меня нашёл то? В деревне домов не мало. Да ещё и ночью.

— Так выдел я, как ты сюда забежал, — усмехнулся мой друг. — Я как понял, что меня обманули, сразу на улицу и выскочил. Смотрю, а ты к этому дому сворачиваешь. И бежишь так шустро! Я ещё крикнул тебе. Да какой там! — Гонда тихонько захихикал в темноте. — Ты уже в дом вбежал, а следом трое мужиков. Так что где ты находишься, я заранее знал. Осталось только приметы запомнить, чтобы в темноте не заплутать. Ну, а как в деревни все угомонились, подождал ещё немного и сюда.

— Смелый ты! — Восхитился я. — А ну как тут кого охранять бы оставили. Тогда как?

— От кого охранять то? — Насмешливо поинтересовался мой друг. — Сами вы выбраться не могли, сам знаешь. А чтобы изгоя кто-то из его спутников рискнул ночью по чужой деревне искать? Так такого отродясь не было. Больно надо!

— А ты? — Не согласился я. — Ты же уже вступился вчера за меня. Неужто Никодим про тебя не подумал?

— Так-то рядом с нашим жилищем было, — возразил, усмехнувшись Гонда. — Там мне риску не было никакого. Иное дело здесь. Если меня поймают, то уже, ни в жизнь, не отпустят.

— Спасибо тебе, — решил я, наконец, поблагодарить его. — В который раз ты меня спасаешь. Ещё и рискуешь при этом. А я вечно в истории попадаю.

— Это да, — согласился Гонда. — Это ты умеешь. Сюда-то ты зачем побежал? Я же тебе говорил. Не шагу от дома, а ты понёсся. Аж пятки сверкали.

— Да маги всё эти, — кивнул я в сторону подполья. — Их Никодим заставил что-то там наколдовать. В общем, увидел я кое-что, что увидеть здесь был не должен, но очень хотел. Вот и потерял голову.

— Тогда понятно, — согласился Гонда. — Все беды от колдунов проклятых.

— Вы тут ещё? — В голосе, высунувшегося из подполья, Вимса, послышалось искреннее удивление.

— Что освободились уже? — Сразу оживился Гонда. — Тогда вылазьте шибче! Уходить отсюда нужно.

— Что на дороге? Спокойно пока? — Вимс юркой тенью присоединился к нам.

— Вроде пусто, — облизал я засохшие губы. — Спят ещё все. А где Ставр?

— А нету больше Ставра, — не дрогнул ни один мускул, на лице старого мага. — Дальше втроём пойдём.

— То есть как это, нету? — Похолодел я, краем глаза заметив, как Гонда, сунув руку за пазуху, сместился куда-то в сторону.

— Да вот так, как то. — Вимс, достав нож, задумчиво на него посмотрел. — Жалко его, конечно. Да только выбора он мне не оставил!

— Что сам попросил его прирезать? — Гонда, уже зайдя за спину мага, был похож на хищника, замершего перед броском. — Может ещё и грошей за это приплатил?

— Да какие с него гроши? — Деланно вздохнул Вимс. Манёвр Гонды, похоже, старого мага, ничуть, не обеспокоил. — Что с нищего адепта воздуха взять? Предать он нас хотел. — Веско добавил старик, не сводя с меня взгляда. — Совсем, видать, запугали его Никодим с Тимофеем. Светает, мол. Не дойдём. Переймут. Уж лучше, как на улицу выйдем, самим мужиков покликать. Вас, мол, споймают, а нам, за то, животы оставят!

Я ещё больше напрягся, вжавшись в стену. Не верил я Вимсу. Совсем не верил. Перед глазами встало лицо Ставра. Испуганный юноша, с глазами старика и взглядом затравленного зайца. Мог ли он нас предать? Легко! Тут даже двух мнений быть не может! Но вот в чём закавыка. Даже я, человек, ещё только познающий этот мир и многого в нём ещё не понимающий, нисколько не сомневаюсь в том, что это предательство Ставру ничего бы не дало. Ну не отпустит его Никодим.... Нипочём не отпустит! В лучшем случае бонус какой-нибудь за старание выдаст. Глашку дам позовёт или накормит от пуза. Но то, что не отпустит — это точно! А с нами у него реальный шанс спастись был. Ну не идиот же он?! Врёт Вимс. Врёт! Ещё понять бы зачем? Ему-то убивать юного мага, который, буквально, в рот заглядывал, тоже смысла нет. Или я чего-то не знаю?

— Ты бы кистень свой обратно за пазуху сунул, — даже не оглянувшись, прошелестел губами маг, по-прежнему не сводя с меня глаз. — Ты, детинушка, не гляди, что у меня наруч на руке. Я пожил уже немало и все эти годы не только магию изучал.

В следующее мгновение, Гонда кинулся, мелькнув в полумраке смазанной тенью. Я кинулся следом, спеша на помощь другу. Вскрик Гонды, буквально, на мгновение, опередил удар, выбывший у меня весь дух из груди. Сколько я пролежал, пытаясь протолкнуть, сквозь отказывающиеся работать лёгкие, хоть крупицу воздуха, я и сам не скажу. Судя по ощущениям, наверное, целую вечность. Вот ведь гад! Как будто лошадь копытом пнула!

— Очнулся? — Голос Вимса буквально сочился участием. — Вот и хорошо! Посиди теперь. Отдышись. А главное, на меня больше не кидайся. А то я, ненароком, и горло твоему сотоварищу перерезать могу.

Я ошеломлённо встряхнул головой и, вглядываясь в неясный полусумрак, с трудом разглядел две фигуры, прильнувшие друг к другу.

— Что ты хочешь колдун? — Чувствовалось, что Гонда говорит с трудом, буквально выдавливая слова сквозь плотно сжавшиеся губы.

— Того же, что и ты. — Голос мага буквально взорвался весельем. — Выжить!

— И? — Гонда сделав паузу, шумно вздохнув. — Раз я всё ещё жив, значит, и мы с Вельдом можем выжить?

— Вполне! — Одобрил его вывод Вимс. — Почему нет?

— И чего же ты хочешь? — Я, наконец, настолько отдышался, что смог принять участие в беседе. — Зачем ты Ставра убил?

— Я уже говорил. Предать он нас хотел. — Вимс, очевидно, даже в потёмках, умудрившись, заметить недоверие на моём лице, прервался. — Не веришь? Ну и Лишний с тобой! Вот ты, — склонился он над Гондой — Как ты думаешь. Могу я сейчас вам обоих прикончить, али нет?

— Можешь, — голос Гонды был на удивление спокоен, — но не хочешь. Хотел бы, уже убил бы. Чего тебе от нас нужно то?

— Да ничего. — даже как-то удивился старый маг. — Пусть Трое меня проклянут, если вру! Я только защищался! И в любом случае, не вам меня судить! Я что хочу предложить. — Вимс скользнул в сторону, отпуская Гонду. — Спасаемся вместе. А ежели вы навёты на меня, потом, возводить будете, то пусть отцы-радетели нас рассудят!

— А ты нам в спину не ударишь? — Злость меня душила, подобно обезумевшей анаконде. Вот ведь! Прав был Гонда! И ради него я рисковал?! Дебил!

— А зачем? — Искренне удивился старый маг. — Прав твой друг. Хотел бы убить — уже убил бы! И заметь, Вельд. — Вимс, резко повернувшись, наклонился и буквально упёрся своими глазами в мои. — Без послухов мне проще было бы. Вас всех убили, а я, чудом, вырвался. Так нет. Я вас спасаю. Идите — хулу на меня, коль хотите — возводите!

— Вообще-то! — Меня даже передёрнуло, от наглости Вимса. — Мы.... Да, нет. Гонда, тебя спас.

— Правильно, — не стал отрицать старый маг. — И ты ещё вступился. Потому и живы оба! Я добро помню! Потому и предлагаю сейчас. Вместе спасаемся, в спину друг другу не бьём! А как доберёмся до отца-послушника, рты вам закрывать не буду. Не боюсь я вашего поклёпа — чай, оправдаюсь!

Я тяжело вздохнул. Не верю я Вимсу! Совсем! И ведь, что обидно, вначале, старик мне очень понравился. Цельный он какой-то! Нет в нём гнили! Но Ставр.... Ну не верю я! А, с другой стороны — выбор, какой? Либо с ним, либо с горлом перерезанным! И это притом, что он нам рты не затыкает. Спасёмся, мол, а там что хотите, то и говорите. Получается, с моей стороны, и обязательств никаких нет!

— Хорошо! Я согласен! — Похоже, Гонда просчитал все варианты гораздо быстрее меня. — Нож только убери! Идти уже нужно! Светает уже!

— Нужно так нужно! — Согласился я, вскакивая на ноги. Было понятно, что дальнейшая дискуссия ни к чему хорошему не приведёт. Либо Никодима с Тимофеем дождёмся, либо Вимс всё-таки прирежет. Нужно уходить. С богом.... То есть, с этими... с Троими!

Глава 6

Следующий день дороги прошёл спокойно. Мрачный лес, остался далеко позади. Потянулась относительно безопасная, по словам Гонды, степь. Подсохшая дорога, юркой змейкой снующая посреди высокой травы, была довольно удобна, и отдохнувшие быки бодро тащили повозки вперёд, в сторону очередной, пока ещё не видимой, деревни. Соответственно, поднялось настроение и у моих спутников. Бодро переругивались воины, затянул что-то, на этот раз гораздо громче и не такое заунывное, всё тот же незадачливый возница. Оживились и мои попутчики. Разговор, в основном, сводился к обсуждению моего ночного приключения и незатейливым шуткам о невероятном умении найти себе неприятности на пятую точку и затем, каким-то чудом (хотя тут-то ясно каким — тем, что рядом идёт!), этих неприятностей избежать. Ну и, конечно, злорадствовали по поводу постигшего вредного старосту возмездия.

— Видели бы вы его рожу, когда Вельд с Вимсом из нашей халупы вышли! Он стоит такой важный, рядом с отцом-послушником. В сторону Гонды злорадно скалится! — В который раз, заржал Марк. — А тут они! Никодим аж побелел весь!

— Это да! — согласился с Марком его неизменный напарник. — Здорово это вы придумали, у нас до утра спрятаться. А у Тимофея глаза чуть на лоб не вылезли!

— Да мы, вначале, к десятнику хотели бежать. Да, смотрим, возле дома старосты, уже мужики толпятся. Шум то мы может, и подняли бы. Да только, пока Невронд со своими воями глаза после пьянки продрал, нас давно скрутили бы. Ну а опосля, конечно, Никодим перед Неврондом повинился бы, за то, что мужики по пьяному делу бучу учинили и ему спокойно почивать не дали. Ну и гостинец какой-нито преподнёс бы. Невронд бы и успокоился. А всё он. — Гонда насмешливо покосился на меня. — Протянул до свету со своими магами. Чутка, не попались!

— Ну не попались же! — Начал горячится я. — Наоборот, всё даже лучше получилось. Я одного не пойму. Ты же всё время боялся, что мужики, в любой момент, в избушку прийти могут. Ну, с проверкой. А они туда так и не сунулись.

— Сам дивлюсь, — беззаботно пожал плечами мой друг. — Видать часто они этим промыслом занимались. И всё с рук сходило. Обленились совсем!

— Ну не знаю. — Лузга повертел в губах сорванную до этого травинку. — Сам подумай, чего им опасаться было? Самим сидельцам не в жизнь из подполья не вылезти, а чтобы их кто-то спасать пошёл. Ночью. В чужой деревне. В чужой дом залез. Да такого отродясь не было! Иногда мне кажется, что ты такой же ушибленный, как и он, — кивнул он мою сторону, ничуть не смущаясь, что я тоже слушаю. — Тогда понятно, почему вы друг к другу тянетесь!

Марк весело заржал, соглашаясь со сказанным.

— Не. Я не пришибленный. Я умный, — усмехнулся краем рта Гонда. — Я, как Вельда уволокли, весь вечер на погостье крутился, за избушкой той наблюдал. Вечереет, а не одного огонька в окошке не засветилось. Значит, нет там никого! Кому же охота в потёмках сумерничать? Особенно, когда в доме Тимофея стол накрыли. Удачу свою, значитса, обмыть. Ну а ночью, кому оно надо, особо после пьянки, сторожить то? Сидельцы и так не убегут. А то, что их освободить могут, сам же говоришь, и в голову никому прийти не могло. Так что, не сильно я и рисковал. Ну, а кроме того. Очень уж мне хотелось Никодима с Тимофеем под правёж княжеский подвести. — В глазах Гонды, в этот момент, промелькнуло что-то такое — жестокое. — Не понравились они мне шибко.

— А что им будет, по суду то? — Поинтересовался я, бросив взгляд на последнюю телегу, где угрюмо сидели связанные мужики.

— Да всё что угодно, — хмыкнул весело Лузга. — Говорят, господине князь на выдумку шибко силён.

— Ну да, — согласился с ним Марк. — Зря они ушлёпков умыкнули, особенно тех, что в Горбатый острог топали. За тебя их бы только храмовому суду предали. Ну, забрали бы их отцы-вершители, да в ходоки определили. Так там смерть лёгкая. Ушёл в запретный город и не вернулся. Ну и баллот тянуть бы, конечно, деревенских заставили. Как же без этого! А вот ушлёпки на службе княжьей находились. Княжество, значитса, от лихого степного люда боронить должны были. Колдунов хоть и не любят, а польза от них на стенах немалая. Потому и школы мажески появились. Так что князь, точно, осерчает.

— Да его уже то взбесит, что он повелел, а какая-то деревенщина этому препятствовать вздумала, — хмыкнул Марк. — Видел я, один раз, господине князя, в городе, во время праздника. Лютый дядька!

— Да уж. Лучше вместе с нами до города в ушлёпки топать, чем на телеге, на правёж, к господине князю ехать, — согласился с ним Лузга.

— Зато деревню от баллота спасли, — почесав голову, задумчиво заявил Гонда.

— Это как? — Не понял я. — Меня-то они всё одно похитили?

— По имперским законам, правёж только один раз правят, — покосился на меня Гонда. — А ежели провинностей много, то судят по самой тяжкой.

— Это что же, получается, — недоверчиво хмыкнул я. — То есть, если я предположим кого-то убью, то грабить потом, могу безнаказанно? Сколько душе угодно? И за это мне уже ничего не будет?

— Ну да, — согласился со мной Гонда. — Жизнь то у тебя одна? Ну, отрубят тебе за разбой руку. Так тебе не всё едино, мёртвому то, есть у тебя рука или нет?

— Как-то странно ты рассуждаешь, — немного растерялся я. — Ну, а если сначала руку отрубить, а казнить потом, на следующий день, например? Ну, чтоб помучился.

— Ишь ты, ушлый какой! — Возмутился Лузга. — Ещё день прожить захотел! А может тебя и целый год не трогать потом? Нет! Тут всё должно быть по справедливости! Заслужил смерть — получи! И неча тянуть!

Я сконфуженно почесал голову, не найдя что возразить.

— Слушай, — Гонда решил сменить тему. — Ты вот с магами вместе в подполье полночи просидел. Может они рассказывали чего? Ну, как там живётся то. Ну, в школе мажеской?

Лузга с Марком тоже заинтересованно уставились на меня. Оно и понятно. Сами скоро такими будем. Одно дело понаслышке знать, другое — от первоисточника сведения получить.

— Да они мало что, про это говорили, — вздохнул я. — Всё больше о своей судьбе переживали. Я только понял, что после окончания школы, по пять серебрушек на руки дают.

— Вот это дело! Деньга не малая! — Радостно потёр руки Марк. — Сначала наемся от пуза, а потом по бабам. Говорят, они в городе хороши!

— Может и хороши, да и стоят дорого, — остудил его пыл Лузга.

— Ага, — поддержал я его. — А Ставр ещё говорил, то с магов вдвое большую плату берут. И в подполье они из-за этого попали, потому что все деньги на шлюх, за одну ночь, спустили.

— Ничё, — хлопнул задорно Марк Лузгу по плечу. — Мы умнее будем! Не то, что этот Ставр.

— Жалко его. — У меня перед глазами встало, перекошенное отчаянием лицо юного мага. — Столько пережить и умереть в шаге от спасения. За что его Вимс убил, вообще непонятно. Неужели ему, и вправду, за это ничего не будет?

— Раз Невронд с собой, в Вилич, не поволок, значит, ничего, — пожал плечами, в ответ, мой друг. Было заметно, что судьба мага-убийцы его совершенно не интересует.

— А почему? Ставр же на службе княжеской был. А он его убил! При свидетелях! И чего за него Мефодий, вдруг, заступаться начал?

— А ты разве не заметил, как старый колдун отцу-послушнику что-то показал украдкой? — Хмыкнул в ответ Гонда. — Небось, грамотку, от герцога твинского, охранную! А тот, бают, самому государю императору дальний родственник! Вот и не захотел отец Мефодий связываться. Себе дороже выйти может! В Виличе отцу-приору обскажет всё. Пускай тот и решает, как быть. А с послушника и спросу нет!

— Будет каждому ушлёпку господине герцог грамотку выдавать! — Не согласился с Гондой Лузга. — Больно нада!

— А почто тогда отец Мефодий такой ласковый с ним стал? — Гонда иронично изогнул брови. — Будто мёду сладкого объелся!

— Я думаю, что он не просто колдун, а маг храмовой. Вот отец Мефодий и отступился! Не по чину ему ушлёпков храмовых судить!

— А, разве, такие бывают? — Удивился я.

— А то! — Тряхнул головой Лузга. — Храму немало колдунов служит! Обереги им делают, в кристаллы силу мажеску вливают, города запретные от люда воровского отцам-вершителям стеречь помогают. Тварей магических, что из пустошей иной раз вылазят, опять же, изничтожают. Зато им и послабление немалое идёт!

— И подсудны они только суду храмовому, — важно изрёк Марк. — Даже господине князь колдуна судить не может, коль тот ему храмовую басму покажет. К отцам-радетелям татя отошлёт!

— Так отец Мефодий тоже служитель Троих, — хмыкнул я в ответ. — Разве он...

— Отец Мефодий всего лишь послушник! — Перебил меня Гонда. — Он жрецом Троих только через несколько лет станет, если будет на то благословление богов! И храмовой суд вершить не может!

— А почему тогда его во главе обоза послали? — Не понял я.

— А кто же ещё поедет? — Криво улыбнулся Гонда. — Дорога длинная, да не безопасная. В пути всяко случится, может. Вон нас чуть волколаки не сожрали! Кому своим животом понапрасну рисковать охота? Вот и посылают жрецы за оброком послушников. Вернутся хорошо — а нет, так не велика потеря. Другого кого возьмут!

— А в деревне Вимсу ничего не грозит? — Я всё никак не мог смириться с тем, что убийство сошло магу с рук. — Обоз уехал, деревенские озлоблены.

— Неа, — покачал головой Гонда. — С него, теперича, пылинки сдувать будут. Деревне и так правёж княжеский предстоит. Не одни же они в этом участвовали, — мотнул юноша в сторону связанных. — А если ещё и что-то со спасённым магом случится. Ну, это уже открытый бунт!

— И что с ними тогда будет?

— Ничего не будет, — хохотнул из-за моего плеча Лузга. — Ни их, ни деревни!

— Ну да, — согласился с ним Гонда. — Бунтарей тут ещё пуще степняков не любят. Так что, теперь, Вимсу ещё и провожатых дадут. Чтоб, значитса, до Вилича живым дошёл наверняка.

— И харч хороший в дорогу положат, — горестно вздохнул Марк.

В деревню мы вошли уже почти ночью. Собственно говоря, и деревней то эти пяток покосившихся изб, сгрудившихся в кучу, за высоким забором, можно было назвать с большой натяжкой. Так — хутор-переросток. В ней даже погостного двора не было и послушник, скорчив недовольную физиономию, величественно проследовал в дом старосты — юркого, суетливого старика с закатанным за пояс пустым правым рукавом. Стража и возницы, с грехом пополам, разместились по остальным избам, кое-где даже вытеснив хозяев в сараи. Нам же достался полуразрушенный навес, служивший, у местных, хранилищем для сена.

— В сено поглубже зароемся — не замёрзнем, — заметив мой растерянный взгляд, решил утешить Гонда. — Не доехали мы, чутка, вот беда. Тут переход дальний, а отец-послушник пока правёж над Никодимом творил, замешкался. Вот и вышли поздно. До большой деревни версты три всего осталось, да кто же в ночную пору ехать решится? К тому же, пока здесь баллот потянут, совсем стемнеет.

— Да кому тут тянуть то? — Удивился я. — Тут людей чуть больше десятка едва наберётся.

— Кому надо, тот и будет, — по своему обыкновению недовольно пробурчал Лузга. — Видишь, с головной телеги сундук кованый в дом не заносят? Значит, есть, кому баллот тянуть! Сейчас отец Мефодий пузо харчами набьёт и выйдет.

— Ты пойдёшь смотреть? — поинтересовался Гонда у меня.

— Конечно, — оживился я. — Я же никогда не видел... вернее не помню.

Пропускать предстоящее действо я точно не собирался. И дело тут было не только в любопытстве, хотя и оно, конечно, присутствовало. Оно и понятно! Очень уж меня поразили молнии, что бычков в породистых скакунов превратили. Пусть ненадолго, и ноги мы от волколаков просто чудом унесли, но ведь превратили же! А светоч? Маленькое солнце, свободно парящее у тебя над головой, тоже не слабо впечатляет! Поэтому неудивительно, что мне любопытно посмотреть на камни познания. Зрелище, судя по всему, тоже не ординарное. Но главное всё же не в этом. Информация! Чем больше я узнаю об этом мире в кратчайшие сроки, тем скорее в нём приживусь. Это вопрос элементарного выживания. И лишних знаний тут быть не может!

— А мне и тут не плохо, — начал устраиваться на сеновале Марк. — Сияние Йоки и око Хунгара и отсюда хорошо видно будет.

— Это точно, — начал устраиваться рядом и Лузга. — А ты как, Гонда?

— Придётся пойти, — невесело усмехнулся тот, покосившись в мою сторону. — Тут, конечно, всего с пяток домов будет, но что-то не хочется мне полночи в них по подпольям лазить.

— Да учёный я уже, — откровенно смутился я. — Меня теперь и Киркоровым в телевизоре не подманишь. Да и где тут узников то прятать?

— Был бы телятя, а загон для него всегда найдётся, — философски заметил Марк, критически осматривая приготовленное ложе.

— Это да, — согласился Лузга. — Тут, конечно, особо не готовились. Мы же на постой останавливаться не должны были. Но староста местный, судя по всему, дядька хваткий. Быстро сообразит, что к чему.

— С чего вы взяли? — пожал плечами я. — Старик как старик.

Из сена нам вслед донеслось дружное ржание.

— Ты заметил, что у этого старика руки нет? — Решил, по пути, просветить меня Гонда. — Так это, почти наверняка, ему за разбой усекли, чтоб впредь не баловал. Вот он и осел в деревеньке. Но замашки свои, ежели что, быстро вспомнит. Ты даже не сомневайся.

— Я смотрю, тут в какую деревню не зайди, в старостах одни разбойники и есть.

— А то! — Хохотнул Гонда. — Иначе не проживёшь!

Перед небольшим деревянным помостом, занимавшим почти половину площади, собралась уже вся деревня. Всё-таки погорячился я немного с полтора десятками душ. Вышло гораздо больше. Навскидку десятка четыре наберётся. И как они в такой тесноте жить умудряются?

Уже окончательно потемнело. Свет факелов, закреплённых по краям помоста, лишь слегка рассеивал полумрак, который тёмной краской решительно стирал очертания, превращая лица в обезличенные серые полумаски, в завязанных платках и нахлобученных шапках.

Мы с Гондой встали чуть в стороне, не мешаясь с местными. Ждать почти не пришлось. Хлопнула дверь, противно взвизгнули слегка проржавевшие петли и на помост вышел всё так же недовольный послушник в сопровождении старосты и вытирающего крошки с усов Невронда. Шёпоток, до этого гулявший по толпе, стих. Народ дружно поклонился.

— По воле Троих, я послан отцом-приором сюда, чтобы провести баллот. Дух молодых не крепок и Лишний, да пусть сгинет он за гранью изнанки, легко может совратить их с пути служения истинным богам. Но храм не допустить их гибели! — Юноша важно выпятил грудь вперёд, предав, голосу торжественности. — И сейчас, моими руками, сами Трое отделят семена от плевел и укажут на тех, чьи сердца успела поразить порча скверны. Тех, кто встал или может встать, на путь служения Лишнему. Тех, кто отринул от себя милость Троих. — Послушник яростно потряс рукой, с зажатым в ней свитком. — Но Трое милосердны! И в своей доброте, не будут карать даже их. Ибо они ещё не отступники, а лишь оступившиеся. И им будет дана возможность смыть свои грехи, послужив на благо Троих, императора и господине князя. Да сделают Трое свой выбор!

По взмаху Мефодия, два дюжих воина подошли к телеге и принесли оттуда упомянутый Лузгой сундук. Передав свиток подошедшему Невронду, послушник сунул руки внутрь и, вытащив на свет невзрачный неправильной формы шар, размером с футбольный мяч, высоко подняв его над головой. Толпа, замерев, казалось, даже перестала дышать.

Я невольно передёрнул плечами, чувствуя, что и мне передаётся буквально витающее в воздухе напряжение. Что это со мной? Вроде бы причин для волнения никаких нет, а меня от возбуждения колотит всего. Массовый психоз? Или это так камешек на сознание воздействует? Вроде не должен. Булыжник как булыжник. Отчего-то даже не решаясь повернуть голову, я скосил глаза в сторону Гонды. Мой друг, не сводя заворожённого взгляда с камня, что-то беззвучно шептал, еле заметно шевеля губами.

Точно гипноз, какой то! Или магия?! По спине пробежал липкий холодок. И что теперь делать?

Делать, к счастью, ничего не пришлось, так как в следующее мгновение Мефодий, что-то пробормотав, подбросил шар вверх. Тот, взлетев неожиданно высоко, зависнул над домами, даже и не думая падать обратно. Я замер, открыв от изумления рот.

Это что, левитация?! Или он полый внутри?! Да нет! Всё равно бы упал!

Шар, между тем, начал медленно вращаться. Его поверхность тут же заволокло дымчатой поволокой. Цвет стал меняться, становится насыщеннее, ярче и вот уже над головами восторженно замершей толпы сияло маленькое ярко-красное солнце, разгоняя в стороны, мрак. Но сияние продлилось недолго. Буквально через несколько мгновений, шар так же стремительно потускнел, вновь изменил цвет и внезапно рухнул вниз, зелёным мерцающим комочком. Я непроизвольно охнул, ожидая резкого удара о помост и, в следующее мгновение, выдохнул, сбрасывая охватившее напряжение. Кристалл, каким-то чудом затормозив, замер возле самой земли, продолжая мерно пульсировать мягким зелёным светом.

— Око Хунгара, — в едином порыве выдохнула толпа, падая на колени.

Я на мгновение замешкался, но тут же рухнул на землю от мощного рывка Гонды.

— Ты совсем ополоумел? — Бешено зашипел он мне прямо в ухо. — Хорошо, что все молятся! Если бы хоть кто-то заметил!

"Мракобесы хреновы"! — Со злостью подумал я. — "Может они ещё и сапоги лизать заставят"?!

Но на колени всё же встал и, не подумав обижаться на Гонду. А за что? Он меня и раньше спасал, и сейчас спасти пытается. Да и я не Джордано Бруно, чтобы из принципа на костёр лезть или что здесь у них вместо него для еретиков практикуется? Не знаю, да и узнавать, честно говоря, совсем не хочу.

— Да свершится воля Троих, — Выдохнул послушник и, взяв свиток из рук Невронда, повернулся к толпе. — Сегодня баллот тянут трое: Неклюй, сын Тихона; Степан, сын Трофима и Неждан, сын Трофима. Пусть подойдут.

Толпа ожила, раздвинулась, пропуская вперед трёх кандидатов. Послышался сдавленный женский плач.

— Смотри! Близнецы! — Возбуждённо толкнул меня в бок Гонда. — Как две капли друг на друга похожи!

Действительно из троих склонившихся в поклоне юношей, двое были на удивление схожи, даже волосы из-под линялых треухов одинаково торчали.

— А что будет, если один из них вытянет баллот, а другой нет, — поинтересовался я у Гонды. — И тот, кто вытянул, на утро сознаться в этом откажется? Как послушник определит, кого забирать? Их же не отличишь. Как ещё они сами себя друг с другом не путают!

— Вот ещё! Будет отец Мефодий голову ломать! — Фыркнул в ответ Гонда. — Раз близнец добровольно сигму одевать не хочет, значит, воле Троих противится. Это, почитай, то же самое будет, что и твой побег. Заберут обоих близнецов, да ещё троих в придачу — всего и делов то!

Между тем, первый из испытуемых, которого звали, судя по всему, Неклюй, нерешительно опустившись на колени перед шаром, коснулся его поверхности ладонями. Камень, казалось, ожил, окутав его руки клубящейся зелёной дымкой.

— Как будто рентгеном просвечивает, — выдохнул я, зачарованный зрелищем.

— Чудные слова ты опять говоришь, — покосился в мою сторону Гонда. — Аж жуть берёт. Ох, и доберутся до тебя отцы-вершители когда-нибудь!

Дымка, между тем, опала, втянувшись обратно в шар. Юноша убрал с него руки и, поклонившись, поднял с камня продолговатый предмет, такого же зелёного цвета.

— Откуда он его взял? Не было же ничего? — Не поняв, повернулся я к другу.

— Трое дают, — пожал плечами в ответ тот. — Это баллот и есть. Сейчас он зелёный, но как положишь на чашу, либо почернеет, либо побелеет. Это уж как боги решат!

Между тем, к шару по очереди подошли близнецы. Действие повторилось, и, каждый из братьев также стал обладателем персонального баллота. Судорожно сжимая зелёные пластины в руках, трое юношей сгрудились напротив послушника, не сводя испуганных взглядов с сундука.

— Вот сейчас, ежели ряд с кем-то заключён, охотнику баллот и передают, — жарко дохнул мне в ухо Гонда.

Мефодий, не спеша, коснулся шара, мгновенно погасив его и, бережно, положил в сундук. Толпа вновь замерла, ожидая продолжения. Я уже привычно передёрнул плечами, сбрасывая с себя оцепенение. Послушник, между тем, достал продолговатый, такого же зелёного цвета камень, который был настолько сплюснут, что походил на огромную оладью с надкусанными краями. Будущий жрец бережно, словно артефакт был из тончайшего хрусталя, положил камень перед собой и отошёл на парю шагов назад. Все замерли. Сначала ничего не происходило. Камень лежал неподвижно, словно обычный булыжник.

— Батарейки что ли разрядились, — чуть не сорвалась с моих губ шутка, но я вовремя спохватился. Могут и по шее надавать. Вон как смотрят. Будто на икону. Камень, между тем, очевидно, решив, что полежал достаточно, начал оживать. Сначала его поверхность начала как-то странно пузырится, словно и не камень это вовсе, а вода закипает. Впрочем, мельтешение пузырьков быстро прошло, уступив место пришедшему на смену голубоватому сиянию, хаотично то сжимающемуся, то разжимающемуся вокруг камня. Интенсивность колебаний этого сияния стала нарастать, уже с трудом улавливаясь глазами и, в какой-то момент, вверх ударил столб света, образовав на высоте около метра над камнем, что-то вроде маленького, бешено вращающегося на одном месте, смерча. Восторженный выдох и процедура падания на колени повторилась. Мысленно чертыхаясь, опустился и я. А что делать? Попал в волчью стаю — вой по-волчьи. А то за ягнёночка примут. И поступят соответственно.

— Чаша Ойки, — с придыханием шепнул мне Гонда.

Я оглянулся. В глазах моего друга отражался восторг и благоговение. Что же. Надо признаться, меня это зрелище тоже порядком впечатлило.

— Пришло время узнать волю Троих, — в голосе Мефодия проскользнуло нетерпение. Оно и понятно. Ему-то эта картина успела прискучить, за время поездки по деревням, а в доме закуска стынет.

Наступило гробовое молчание. Десятки глаз напряженно всматривались в троицу испытуемых. Юноши нерешительно переглянулись между собой. Было видно, что подходить в чаше им очень страшно, но вдвойне страшно было сделать это первым.

— Первым будешь ты, Неклюй, — окончательно потеряв терпение, решил ускорить ритуал послушник. — И поспеши! Своим промедлением ты оскорбляешь Троих!

Темноволосый юноша вздрогнул, услышав своё имя, оглянулся на толпу, видимо ищя, у кого-то из родичей, поддержки и нерешительно подошёл к сияющей чаше.

— Не тяни, Неклюй, — Решил подбодрить юношу староста. — Твоя судьба уже определена Троими. Она у тебя в руке. Положив баллот в чашу, ты лишь узнаешь, что тебе уже предопределили боги.

— Да, дядька Панас, — шмыгнул носом Неклюй. Его начало заметно трясти. Было заметно, что юноша с трудом держит себя в руках. — Я щас.

Неклюй протянул пластину к чаше, держа отчего-то нетяжёлый, на вид, баллот, двумя руками. Напряжение достигло предела. Несколько томительных мгновений, юноша боролся с собой, заставляя разжаться напряжённые пальцы и, наконец, выпустил баллот из рук. Пластина опавшим осенним листком закружилась в голубом сиянии и медленно опустилась на камень. Оттуда немедленно, с шипением, повалил густой пар. Будто на горячую сковородку водой плеснули. В его клубах пластина исчезла из вида. Люди замерли, до рези в глазах, всматриваясь в голубоватое марево. И дружно выдохнули, переводя дух.

— Чёрныё баллот то! Вон оно как! — Охнул кто-то из мужиков.

Толпа оживилась. Кто-то радостно хохотнул, староста одобрительно крякнул, зачем то, махнув уцелевшей рукой.

— Неклюй, сын Тихона чист перед Троими, — скользнул равнодушным взглядом по, начавшему расплываться в широчайшей улыбке, юноше, Мефодий. — Да будет с ним их благословение!

Неклюй поклонился послушнику, затем десятнику и старосте, и быстро, почти бегом, соскочил с помоста в толпу. Раздались весёлые возгласы, поздравления, хлопки по плечу.

Видя удачу односельчанина, наконец, решился один из братьев. Довольно решительно подойдя к чаше, юноша пошевелил губами, очевидно, прочитав про себя коротенькую молитву и вытянув над чашей левую руку, разжал пальцы. Ещё один зелёный лепесток закружился в воздухе, плавно опускаясь на камень. С уже знакомым шипением, баллот скрылся у его поверхности. Все вновь замерли, затаив дыхание и, через мгновение, горестно выдохнули. На поверхности камня познания отчетливо выделялось белое пятнышко. Послушник саркастически скривился, староста досадливо поморщился, где то в толпе горько заплакала женщина.

— Как твоё имя? — Строго спросил Мефодий у побелевшего, как баллот на камне, юноши.

Но тот, не сводя остекленевшего взгляда с чаши, похоже, даже не услышал вопроса. Над погостьем повисла напряжённая тишина.

— Назови своё имя, изгой! — Рявкнул, начавший терять терпение, Невронд. — Забыл, перед кем стоишь?

— Степан он, господине десятник! — Возбужденно откликнулся другой близнец, прижимая баллот к груди. — Как есть Степан!

— Ты узнал волю Троих, Степан, — раздражённо прошипел, прямо в лицо неудачнику, Мефодий. — Завтра поутру будь здесь, для совершения обряда.

Юноша, не сводя затравленного взгляда с чаши, механически передвигая ногами, двинулся к краю помоста.

— А как же! — Всполошился, ещё не прошедший испытание, близнец. — Ну, это.... Сейчас бы ему стигму одеть надо, всеблагой отец! Он же потом ни в жись не сознается, что именно ему баллот выпал! На меня кивать будет!

— Видал, как глаза вылупил? — Тихонько фыркнул мне в ухо Гонда. — У тебя такой же вид был, когда баллот белым стал. — Он опять толкнул меня локтем в бок и задорно подмигнул. — А вдруг и вправду не сознается? Вот потеха будет!

— Жалко его, — решил усовестить я друга. — Вон и плачет кто-то горько. Мамка, наверное.

— Ничё. У неё второй остаётся, — и не подумал расстраиваться, по этому поводу, Гонда. — Причём такой же. На одного посмотрела, как будто обоих увидела!

— Может и вправду придержать до поры этого Степана, всеблагой отец? — Озадачился, между тем, Невронд. — Как бы путаницы не было.

Неждан, продолжавший что-то лепетать, вслед уже смешавшемуся с толпой брату, с надеждой покосился в сторону послушника.

— Неча, — зевнул в ответ тот. — Трое дадут — разберёмся. — И прикрикнул на оставшегося близнеца. — Чего встал, орясина? Мне что тут до утра стоять?

— А вдруг и второму белый выпадет? — Поинтересовался я, с опаской.

— Неа, — энергично потряс мой друг головой. — Белый так часто не выпадает. Я вообще думал, что тут без изгоев обойдётся. Но выдать нагрешили перед Троими.

Брат неудачника, очевидно, думал так же. Во всяком случае, к чаше он подходил довольно спокойно. Быстрый взмах руки и пластина сброшена в чашу. То ли попав в какие-то воздушные потоки, то ли ещё что-то повлияло, но зелёный лепесток долго кружился над камнем, упорно не желая опускаться. Люди с затаённым дыханием следили за этим полётом, ожидая его конца. Наконец баллот коснулся поверхности камня. Близнец, казалось, прожигал взглядом поднявшиеся клубы пара. И первым увидел результат.

— Этого не может быть! — Звериный крик заставил меня вздрогнуть. Сердце забилось сильнее. Толпа заволновавшись, подалась вперёд, загораживая обзор. Впрочем, мне и так уже было всё понятно. Трое не захотели разлучать близнецов и, им предстоит собираться в дорогу вместе.

— Вот это да! Двоим из троих белый баллот выпал! — Восхищённо покрутил головой Гонда. — Видать много всякого за этой деревней водится! Недаром бывший тать, у них в старостах!

— Ну что брате?! Не шибко долго ты веселился! — Радостно скалясь, высунулся из толпы Степан. — Думал, я в ушлёпки подамся, а всё хозяйство тебе отойдёт?! А вот выкуси!

Неждан, с перекошенным от ярости лицом, кинулся в толпу. Началась толчея. Посыпался отборный мат.

— Ваша, правда, всеблагой отец, — Невронд, поглаживая усы, с одобрением наблюдал как мужики, отвешивая тумаки, разводят в стороны братьев. — Трое и впрямь мудры!

— Замыслы Троих не доступны простым смертным. Мы можем лишь со смирением принимать то, что они уготовили нам, — с пафосом продекларировал Мефодий, явно не свои слова и развернулся в сторону дома.

Уход отца-послушника словно послужил сигналом, и толпа стала стремительно редеть. Лишь пара мужиков да староста задержались возле пожилой, горько рыдавшей женщины, пытаясь хоть как то её утешить. Рядом, неловко переминаясь, с ноги на ногу, стояли близнецы, недобро поглядывая друг на друга.

— Захиреет деревенька, — причитая, прошёл мимо нас какой-то мужик. — Одни старики не сдюжат.

— Это да, — согласился, бросив пристальный взгляд ему вслед, Гонда. — Вымрет, похоже, деревенька. — И повернувшись ко мне, добавил, насупившись. — Нам с оглядкой почивать тут нужно будет. Местные в отчаянии. Как бы за счёт нас свои дела поправить не решили. С них станется! — Он задумчиво потёр подбородок, глядя на рыдающую женщину и, толкнул меня в бок. — Пойдём отсюда подобру-поздорову. Нечего зазря глаза мозолить.

Я, молча, последовал вслед за другом. На душе было мерзко и пакостно. Картина рыдающей матери близнецов стояла перед глазами. В душе шевелилась жалость. Хоть умом я и понимал, что нахожусь в жестоком мире и они-то меня, если что, хрен пожалеют, но менее паскудно от этого, почему то не становилось. Видно не свыкся я ещё с местными реалиями. Не научился сочувствовать только себе, любимому.

К сеновалу шли в почти полной темноте. Если на площади коптящие факелы давали хоть какой-то свет, то здесь я с трудом различал лишь размытые контуры строений да очертания более светлой дороги. Собственно говоря, последние метры, я ориентировался только благодаря громкому дружному храпу.

— Во дают, — восхитился я. — И голодный желудок им не помеха.

— Им частенько приходилось ложиться спать голодными. А мне так постоянно, — Гонда споткнулся обо что-то в темноте и громко чертыхнулся. — Так что привыкли уже. Эге! — Тут же обрадовался он, — а про сумеречницу всё же не забыли! Хоть лбами стукаться не будем.

— О чём ты? — Спросил, было, я, но со следующим шагом растворившиеся в темноте предметы обрели чёткие контуры

— Давай тоже ложится. Закапывайся рядом со мной. Так теплее будет.

— Кстати, — ткнул меня Гонда локтем в бок. — Хочу тебя поздравить.

— С чем же? — Искренне удивился я.

— Сегодня первый день, когда ты умудрился ни во что не вляпаться. Осваиваешься!

— Угу, — согласился я, засыпая. — Хотя новый день ещё не настал. Кто знает, может я, ещё что-нибудь придумаю!

Но ночь прошла на удивление спокойно. Не было ни посланцев от зовущего на очередной правёж десятника, ни радушных, желающих от души угостить крепким варом, сельчан, ни смазливых вдовушек, неожиданно воспылавших страстью к молодым паренькам. Мне даже поутру немного не по себе стало. Уж больно тихо всё. А отсутствие мелких неприятностей, обычно предвещает неприятности крупные. Это как тайфун в море. Ему обычно мёртвый штиль предшествует. И чем больше длится штиль, тем сильнее грянет буря. Гонда, впрочем, моих опасений не разделял.

— Ты просто вести себя глупо меньше стал, — дружески хлопнул он меня по плечу. — Вот и напасти, на твою голову валится, перестали. Я же говорил, что отпустит тебя пустошь со временем. Как до Вилича дойдём, совсем нормальным будешь.

Прав был мой друг или нет, судить не берусь. Я лично никаких перемен в себе не чувствовал. Всё так же не мог вспомнить ничего конкретного о своей прошлой жизни (сомнения в реальности той, прежней, постепенно крепчали), всё так же периодически проскакивали в моей речи непонятные словечки, смысл которых я и сам порой не мог объяснить. Дело думается мне не в том, что я пошёл на поправку, а в том, что постепенно начал адаптироваться к окружающей меня обстановке. Вникать в местные нравы и обычаи, перенимать общение местных. Человеческая натура вещь гибкая и когда речь идет об элементарном выживании, умеет подстраиваться под изменившиеся условия. Не знаю, прав был я или Гонда, но последующие два дня прошли также без происшествий. Мы по-прежнему топали в хвосте обоза, изредка лениво подшучивая друг над другом, ночевали под крышей очередного ветхого сарая и никому, до нас, не было никакого дела. Разве что побольше нашего брата стало. Кроме близнецов, добавилось еще двое парней, доведя численность нашей небольшой и совсем не сплочённой группы до восьми человек. В общем, дальнейшее путешествие превратилось в рутинную тягомотину и я начал надеяться, что спокойно доберусь до города. Но на третий день всё изменилось.

— Ох, и отдохнём мы сегодня! — Наверное, уже в пятый раз за день сообщил мне Гонда. Мой друг, уже с утра, находился в приподнятом настроении и его не смогли омрачить ни переправа через пусть и мелкую, но довольно холодную речушку, ни начавшая окончательно разваливаться неказистая обувка, до времени перетянутая обрывками, одолженной у запасливого Марка, верёвки. И с каждой пройденной верстой, это настроение всё улучшалось и улучшалось.

— Наемся от пуза, — продолжал озвучивать свои мечты, между тем, Гонда. — Дядька Антип никогда на жратву скупым не был и ко мне относился по-хорошему. А какой вар у него! — Смачно причмокнул он губами. — Не чета тому, что Никодим угощал. Забористый.

— Что-то не тянет меня больше на вар, — осторожно заметил я.

— Не боись, — приобнял меня мой друг. — Чай не у Никодима гостевать будем, а у дядьки моего родного. Там нам опасаться нечего будет! Наоборот! Встретят как кровных! Накормят, напоят, да ещё и спать уложат! — Гонда озорно подмигнул мне и облизался, как кот перед крынкой со сметаной. — Иль ты мне не веришь?

— Верю, конечно, — даже обиделся я. — Я не о том. Просто ты сам выдел, как на меня этот вар действует. Да и потом, голова страсть как болит.

— Это потому, что выпил ты его тогда без меры, — засмеялся Гонда. — Да и только Лишний знает, из чего его Никодим варил. Гадость ещё та!

— Палёнка, что ли? — Уточнил я.

— Вот почему мне нравится с Вельдом дорогу делить, — засмеялся, обернувшись, Марк. — Весело с ним! Он такое иногда скажет, что коленки от смеха подгибаются! Кто же вар палить будет? И как? Это же тебе не хряк какой-нибудь!

— Да я не то имел в виду, — озадаченно почесал я за ухом. — Я к тому, что продукция не качественная!

На этот раз к Марку присоединились и Гонда с Лузгой. Даже идущие чуть впереди новенькие оглянулись. С ними, кстати, отношения у нас пока не заладились. Впрочем, они не только с нами, между собой-то не больно ладили. Вон близнецы до сих пор друг на друга волками смотрят, даром, что братья родные. Видно Степан до сих пор не мог простить брату его радости, после вытянутого белого баллота, а Неждан — потерянной надежды, что вспыхнула, когда не повезло брату. Впрочем, по словам, всё того же Гонды, вся эта игра в молчанку до поры. Лузга вон с Марком тоже, в начале, рожи корчили и зубами скрипели, а сейчас ничего, вполне нормальные парни. Да и пример Силантия перед глазами, до сих пор, стоит. Все так, поначалу, переживают.

— Один только ты морду кривить не начал, — заявил мне тогда Гонда. — Ну, так ты же у нас не как все. Наособицу!

Вот и пойми: то ли похвалил, то ли ушибленным, на всю голову, обозвал!

— Да хватит вам ржать, — чуток подумав, решил обидеться я. — Если я говорю что-то для вас непонятное, то это вовсе не значит, что я сказал, что-то глупое! Может быть, как раз всё наоборот.

— Эко завернул, — впечатлился Гонда. — Прям как по писаному. И где только научился!

— И не говори, — решил поддержать его Лузга. — Аж самому захотелось до пустоши сходить. Вдруг и мне что перепадёт.

— Сейчас палкой в рыло обоим перепадёт, — окончательно озлился я. — Тоже говорят, мозги хорошо освежает!

Теперь мы весело рассмеялись вместе.

— Так вот, — решил продолжить свою оду Гонда. — У дядьки Антипа вар мягкий. Горло сильно не дерёт и в голову помягче бьёт, без одурения. Главное меру знать! А какие у Ганьки грибочки! — Юноша мечтательно облизнулся. — Так на зубах и хрустят! Она их по особенному маринует. Секрет, какой-то знает.

— Я бы на твоём месте, чем другим у Ганьки поинтересовался, а не грибочками, — сально усмехнулся Лузга, и повернулся ко мне. — Эх, и везёт же тебе! Жаль, что мне с вами нельзя!

— Неа! — Отрицательно покачал головой Гонда, даже не взглянув в его сторону. — Я же говорил. У Ганьки только одна подруга. И её я уже Вельду обещал. Насчет харча, я вам двоим, расстараюсь, но к Ганьке со мной только Вельд пойдёт.

— Ну, хоть пожрём по-людски, — ничуть не опечалился Марк.

— Тебе бы только жрать! — Раздражённо заметил Лузга. Перспектива пролететь мимо банкета его явно расстроила.

— Ага, — и не подумал спорить верзила. — Бабы они всегда есть, — и деланно вздохнул, — а вот жратва кончается быстро.

Мы дружно рассмеялись. Вообще то, честно говоря, я охотно поменялся бы местами с Лузгой. Пусть он знакомится с Ганькиной подругой, если ему так приспичило. И дело вовсе не в том, что меня к женскому полу не тянет или проблемы какие в физиологическом плане. Вовсе нет. Тут-то как раз всё нормально. Просто не лежит у меня душа к этой вечеринке. Ну, вот совсем. Предчувствие какое-то нехорошее. Кто знает? Может, обжёгшись на молоке, я на воду дую? Очень уж напугало меня это сидение в подвале. А может все эти происшествия уже вбили в мою голову психологический запрет: нельзя от обоза никуда отлучаться — беда будет. Не знаю. Да и неважно это. Главное, что не хочу я никуда идти — хоть убейте! И ведь умом понимаю, что если уж ушлый Гонда говорит, что боятся нечего, то так оно на самом деле и есть. Уж он-то, точно, на наивного дурачка не похож и, понапрасну, рисковать, не будет. И по женской ласке тоже страсть как соскучился. Давно у меня ничего не было. Хм... А почему я уверен, что вообще что-то, когда то было? Мда. Не помню. Да и Лишний с ними, с бабами! Было.... Не было.... Не в ромашку играю! Главное, что идти я сейчас никуда не хочу! И всё!!! Вот только как это Гонде объяснить? Он от души старается, по-дружески. Вон как сияет. Весь в предвкушении. И ведь видно, не только за себя радуется, но и за меня.... А я ему о предчувствиях каких-то смутных.... Мда.

Мои размышления прервал хриплый крик одного из воинов. Приложив руку к глазам, в виде козырька, он напряженно всматривался в степь, справа от нас. Властно рявкнул Невронд и воины, укрывшись за повозками, начали торопливо натягивать арбалеты, возницы поудобнее перехватили кнуты, готовясь, если что, тут же пустить их в дело. Привстал на телеге и послушник, привычно положив руку на уже знакомый амулет, благо Вимс его от души наполнил энергией.

— Двигаем ближе к обозу, — моментально среагировал Гонда и, рванувшись вперёд, потянул меня за собой. В два прыжка я очутился возле последней телеги, ухватившись за неё рукой. Уже знакомый мне вой недобро сощурился и руку с телеги я поспешно убрал. А ведь если что, не пустит он нас на неё. Восемь лишних человек многовато будет, да и деревни поблизости не выдать. Совсем плохо.

— Что там, Виленд? — Поинтересовался Невронд, вынимая меч из ножен.

— Вроде прячется кто-то в траве, — ответил тот, продолжая внимательно высматривать нечто видимое только ему. — Голову на миг подняли.

— Да кому там прятаться то? — Удивился десятник. — Степняки с коней нипочём не слезут. Они разве что, не спят на них, а тати, средь бела дня, по степи не бродят. Им лес милей. Да и на храмовый обоз нападать — дураков давно нет.

— А тебе не показалось? — Решил снизойти до беседы с простым ратником и Мефодий. — Может просто трава колыхнулась.

— Нет, всеблагой отец, — поклонился тот в ответ. — Я ясно выдел. Да и сейчас там какое-то шевеление странное есть.

У Виленда глаз острый, — заступился за воина Невронд. — И вой он опытный. Зазря тревогу не подымет.

— Так кто же там? — Задумчиво погладил кристалл послушник. — Может зверь, какой?

— Ты, — Невронд повелительно указал пальцем на одного из близнецов. — Иди, посмотри, что там такое.

— Как же так, господине десятник, — моментально побледнел тот. — Я и не умею.

— А чего тут уметь, — недобро сощурился Русин, отложив в сторону арбалет и вынимая меч. — Ты иди, давай, а то господине десятник долго ждать не любит.

Близнец, мелко задрожав, затравленно оглянулся по сторонам. Его брат незаметно отодвинулся прочь, от греха подальше. Мол, как бы ни перепутали.

— Ну! — Меченый угрожающе придвинулся к краю телеги. — Долго тебя ждать, отрыжка Вопящих?

Близнец всхлипнул и обречённо побрёл в сторону подозрительного места. Было хорошо видно, что ему сильно страшно. Неровная, спотыкающаяся походка, прижатые, зачем то к груди руки, вытянутая в попытке хоть что-то рассмотреть шея. Я зло взглянул в сторону десятника. Вот сволочь обнаглевшая. На нём же защита обоза! Вот и посылал бы кого-то из воинов. Им за это жалованье платят! Нет, на нашем горбу выехать захотел! Изгоя, если что, не жалко!

— Ох, ты! — Близнец, по-видимому, что-то, разглядев, бросился вперёд и упал на колени. — Здесь вой раненый! — Крикнул он, обернувшись к нам. — Наш, то есть княжеский!

Через минуту незнакомый воин уже лежал в одной из повозок. Собственно говоря, о том, что он воин, можно было понять только по чудом не потерянному шлему и перевязи с мечом, пристёгнутому прямо на исподнее. От доспеха и сапог, он, судя по всему, по каким-то причинам, избавился. Ну, или помогли избавиться. Хотя второе маловероятно. Зачем тогда меч со шлемом оставлять? Они тоже денег стоят. Вид ратника вполне соответствовал его одежде: безумный блуждающий взгляд, воспалённые потрескавшиеся губы, опалённая, как от ожогов, кожа.

Виленд, бережно приподняв голову, приложил к губам плошку с водой. Воин судорожно глотнул, закашлялся, вновь глотнул, постепенно приходя в себя.

— Где я? — Прохрипел он, силясь приподнять голову.

— В безопасности, — положил руку ему на плечо Невронд. Виленд вновь поднёс к губам воду. — Ты кто? Откуда ты вой?

— С Хованного острога я, — воин не оставлял попыток приподняться. — Никшой меня кличут, господине. Меня господине кастелян послал.

— Хованного? — Не на шутку озадачился Невронд. — Да до него седмицы две пути будет. Ты часом не врёшь мне вой? Ты как сюда попал то?

— Меня господине кастелян послал, — вновь повторил Никша. — Беда у нас. Острог степняки осадили. Гильтов шесть будет, не меньше! Да и в сторону Вилича ещё с десяток ушло.

— С чего бы так много? — Не на шутку, встревожился десятник. — Степняки не любят в большие отряды объединяться. Неразбериха у них тогда начинается. Не терпят коренные, над собой, чьей-то власти.

— Так до недавней поры и было, — облизав потрескавшиеся губы, согласился Никша. — Да только слух дошёл, что всё же объединил их кто-то. Наибольший у них появился. Вот его людишки под крепостцу и пришли.

— Не мели чепухи, вой! — Мефодий даже побагровел от негодования. — Степняков уже почитай больше трёх веков, со времен ырги Юнуса, никто не объединял! Да и тот плохо кончил!

— Что-то темнишь ты, вой, — нахмурил брови Невронд. — И ты не ответил на мой вопрос. Если ты в Хованного острога, то тут как оказался? И зачем бы тебя господине кастеляну куда-то посылать? Голуби же есть!

— Голуби есть, — искривил рот, в страшной улыбке, Никша, — то правда. Да толку в них нет. Господине кастелян три раза весточку в Вилич послать пытался, да все бестолку! Со степняками шаманы пришли. Все птицы, сразу за стеной, на землю камнем падают.

— Врёшь! — Зло прорычал десятник, схватив Никшу за грудки. — Степняки шаманов в поход с собой ни в жисть не возьмут! Тем обычай, свои земли покидать настрого воспрещает! Это я доподлинно знаю! Ты сам их видел?!

— Нет, — помотал головой Никша. — Их никто не выдел. Да только ушлёпки волшбу почувствовали. Сказывают, что не их волшба — шаманская. Людишки бают, что знамение им какое-то было. Вот они вслед за воями и потянулись.

— Какие знамения у этих скотов быть могут? — Донельзя перекосился отец Мефодий и добавил, будто плюнул. — Дикость и ворожба нечестивая!

— Вот господине кастелян и стал охотников кликать, грамотку в город доставить, — продолжил, между тем, Никша. — Десять золотых награды посулил, вот я и соблазнился, на свою голову.

— И как же ты ушёл? Они же на конях? — Невронд буквально навис над раненым, буравя его глазами.

— Если кто в Хованном остроге бывал, то знает. Пустошь там рядом есть. Длинная, но узкая очень. Насквозь просвечивается. — Было видно, что слова даются воину с всё большим трудом, и он балансирует на грани беспамятства. — Вот я и решил рискнуть. Степняки к ней и близко не подходят. Не любят они магии. Я туды ночью и рванул. Думка была наскоком проскочить, ан не вышло. Закрутило меня. Там темно, не видно ничего. Долго блуждал, думал, вообще не выберусь. Очнулся уже туточки. Даже не помню как.

— Пустошь и не такое может, — заметил кто-то сочувственно. — Как же ты выбрался?

— Не знаю я. Говорю же, не помню ничего. Даже как доспех потерял, не помню. Что-то жгло очень.

— Прям как ты, — шепнул мне на ухо Лузга. — Ничего не знаю, ничего не помню.

— Ладно. Без грамотки веры особой тебе пока нет, — Мефодий отвернулся от Никшы и, глядя на Невронда, добавил. — Доедем до деревни, я отцу-приору весточку пошлю. Обскажу всё. Пусть сам решает, как дальше быть.

Обоз продолжил свой путь. Мы опять слегка приотстали, дав последней повозке отъехать от нас на десяток метров. Не любят вои, когда мы рядом с ними находимся. Вот не любят и всё. Вон меченый, до сих пор, на нас косится.

— Сволочь, — подумал я. — нас за людей не считает. А у самого, если поглубже копнуть, столько дерьма наберется. Только и умеет, что за чужими спинами от опасности прятаться.

— Сволочь, — повторил мои мысли вслух близнец-разведчик. В его голосе было столько ненависти, что если бы слова могли убивать, меченый давно бы рухнул на землю замертво. Да и десятник его ненадолго пережил бы.

— Чего ты так озлился то? — Решился возразить его брат. — Обычное дело. Воев немного. Их беречь надо, а наши жизни и ломаного гроша не стоят.

— Кто бы говорил! — Окрысился первый, — Сам-то сразу за чужими спинами спрятался! Боялся, что, не дай Лишний, вместе с братом пошлют!

— А сам-то как бы поступил? — Зло вскинулся, в ответ, второй. — Вона как обрадовался, что мне белый баллот выпал! Думал, что тебе теперь всё хозяйство после смерти матушки останется? Ан не вышло по-твоему! Вместе со мной вон топаешь! И в школе мажеской вместе гнить будем!

Рывок за рукав и мы с Гондой слегка приотстали, пропустив, продолжавших собачится близнецов вперёд. Оглянувшись, я понял, что остальные повторили наш манёвр.

— Пускай без нас ругаются, — пояснил, заметив мой вопросительный взгляд, Гонда. — Вон как разорались! Как бы десятник на шум не осерчал. Вон хмурый какой. Вот пускай они вдвоём и огребаются. Зачем и нам под горячую руку попадать?

— А вот я не понял, — решил поинтересоваться я. — Нас же вроде нельзя трогать, а Невронд вон одного из этих, — кивок в сторону не на шутку сцепившихся братьев, — разведать послал. А если бы убили? Разве это не нарушение воли Троих?

— Оно вроде так, — согласился со мной Гонда. — Да только десятнику оброк жреческий сохранить поважнее будет. Да и с отца-послушника за это спросят. А за нас особого спроса нет. Сколько дойдёт до города, столько и дойдёт. Так что понапрасну нас, конечно, губить никто не будет, но если что, в первую очередь пожертвуют. Помнишь, как с волколаками то было?

Между тем, прогноз Гонды сбылся. Десятник коротко рявкнул и с последней телеги спрыгнул меченый. Быстро приблизившись, к уже схватившим друг друга за грудки близнецам, воин утробно хекнул, взмахнув пару раз кулаком. Братья кубарем укатились с дороги, сминая сочную траву.

— Будете ещё шуметь, я вам всем скулы набок посварачиваю, отребье колдовское! — Зло процедил, уставившись на нас, Русин. — Ишь ты! Вои им не указ! Вы помёт свинячий у меня жрать будете, выродки айхи!

Смачно сплюнув, он повернулся и, со злостью, пнув что-то на дороге, начал догонять обоз.

— Ишь злопамятный, какой, — задумчиво посмотрел ему вслед Гонда. — Не забыл ничего. Но не беда. Видят Трое, я тоже на память не жалуюсь. Как оно там дальше повернётся, один Лишний ведает!

— Да никак не повернётся, — пожал плечами, недобро поглядывавший в сторону обоза, Лузга. — Он вой, а мы лишь ушлёпки будущие. — И повернувшись к Марку, предупредил. — Как в школу придём, в город лучше не ходить. Кто его, паскуду, знает. Может он и золотой монеты не пожалеет, чтоб только поквитаться.

Справа раздались стоны, копошившихся в траве, близнецов. Наша компания дружно протопала мимо, даже не попытавшись помочь. Лишь только новенький, присоединившийся к нам в последней деревне долговязый юноша в волчьей шапке, злорадно хохотнул. Меня слегка покорёжило, но я тоже прошел мимо. Ничего. Сами виноваты! И пора уже привыкнуть, что здесь каждый только за себя, и мимо меня все точно также прошли бы. Хотя нет. Гонда бы не прошёл. Повезло мне с другом!

— Ты чего? — заметив мой взгляд, поинтересовался он.

— Как то он влюблёно на тебя смотрит Гонда. Ну, прям, как на девушку, — не упустил случая съязвить Лузга.

— Ты его обязательно сегодня к вдовушке своди! — Радостно заржав, тут же поддержал шутку Марк. — А то, как бы беды не случилось!

— Да ну вас, — отмахнулся, смутившись, я. — Хватит зубы скалить, лучше объясните, чего это мы должны, в городе, этого упыря бояться?

— А то, — повернулся ко мне Лузга. — Это в пути мы под защитой Троих, а как в Вилич придём, то всё — воля богов исполнена. И будем мы совсем никто. Хуже рабов даже. Тех трогать нельзя. У них хозяин есть. А мы почитай, пока магами не станем, ничьи. Нас при желании и прибыть запросто можно.

То есть как? — Озадачился я. — Мы же вроде как к службе готовимся? Так и всех поубивать можно!

— Тут не всё так просто, — поморщился Гонда. — Совсем без наказания убивец не останется. Виру заплатить ему придётся. Аж цельный золотой. Так что простой горожанин трижды подумает. Скорее уж просто поколотит. Деньги то немалые! Другое дело, вой. Слышал я, что жалованье им платят доброе. Так что, если зло затаил, может и потрясти мошной.

— Да так любого убить можно! — Возмутился я.

— Не. Не любого. Только нас, — не согласился со мной Марк. — За убийство того же крестьянина, враз на верёвку вздёрнут! А ежели кого познатней, то и того хуже. Даже колдунов убивать нельзя, ежели только на поединке. Они же службу княжескую несут.

— А чем этот поединок от убийства отличается? — Язвительно поинтересовался Гонда. — Вот станешь ты магом и тебя этот нерюх, — кивок в сторону повозки, — на поединок вызовет. И что? Пока ты заклинание готовить будешь, он в корчму сбегать успеет, выпьет там, за упокой твоей души, девку обрюхатит, а потом вернётся и не спеша тебя зарежет. И золотой платить не надо!

— Да что вы прицепились к этим законам? — Горячо заметил Лузга. — А то мало в городе убивают просто так. И послухов потом не сыскать!

Сзади раздалось пыхтение. Я оглянулся. К группе пристроились близнецы, молча стирая с лиц кровавые сопли. Выяснять дальше, между собой, отношения, им явно расхотелось.

— А что степняки и впрямь набег сюда готовят? — Решил поинтересоваться я. — Что и город осадить могут?

— Это вряд ли, — беззаботно махнул рукой Марк. — Наплёл что-то вой. Не в себе видно был. Степняки ничьей власти над собой не терпят. У них даже в кочевьях главного нет. Каждый род сам по себе. Только когда в бой идут, на гильты делятся, и то, власть у коренного временная. Только на время похода.

— А сколько в гильте народу будет?

— Двадцать один вой. Это вместе с коренным, — объяснил мне Гонда. — Степняки, когда решат мечами позвенеть, в гильт и собираются. И больше числом гильт быть не может. Если ещё кто-то хочет в него попасть, то должен любого из гильта на бой вызвать и убить. Ну, или сам умереть. Это уж как Лишний даст. И в набег каждый гильт сам по себе идёт. В основном молодые вои. Он любят удаль свою показать, да добычу на калым добыть.

— И часто они такие набеги делают?

— Да почитай каждый год, — мрачно ответил Лузга. — Это у вас там, в лесу, хорошо. Они туда не больно суются. А здесь того и гляди наскочат и пограбят. А то и живота лишат.

— А вои княжеские что же?

— А что вои? Пёхом за конным не больно-то побегаешь. Те набег сделают, пограбят и опять на коней. Попробуй, угонись за ними. И засаду в степи не сделаешь. А в лес они не суются.

— Мда. Насчёт того, что другим коней иметь нельзя, это они здорово придумали, — одобрил я. — Значит, не будет осады города?

— Да ни в жизнь, — уверенно заявил Марк. — Им и по деревням добычи хватает. У Вилича стены высокие!

— А как гонец сюда попал?

— Бывает иногда, — пожал плечами Гонда. — Раньше старики бают, маги могли куда угодно враз попасть. Раз и ты, к примеру, уже в столице, у императора во дворце, значитса. А после века пылающих небес, в пустошах, похоже, какие-то остатки этих порталов и остались. Как их искать и как работают, никто не знает, но изредка кто-то из тех, кто рискнул, в пустошь сунутся, в них попадает и очутится, потом, может где угодно. Одного бают, даже в султанат занесло, к неверным.

— А где он, этот султанат, находится? — Заинтересовался я.

— Да Лишний его знает, — пожал плечами Гонда. — Есть где то. А хоть бы и не было, тебе не всё равно?

Так за разговорами день незаметно подошёл к концу. Степь, к тому времени, немного изменилась, вздыбившись небольшими холмами, на которые нам то и дело приходилось подниматься. Стал появляться жиденький кустарник. В одном месте нам даже сиротливо помахали веточками два низеньких чахлых деревца. Степь отступала. И вот, когда мы поднялись на очередной, бог знает, какой по счёту, холм, картина резко изменилась. Холм был последний и дальше начинался плавный спуск в покрытую зеленью долину. Вдалеке, пересекая её пополам голубой ленточкой, вилась довольно широкая река, одним концом, почти у самого горизонта, упираясь в стену леса. На обоих берегах, прямо напротив друг друга, вытянулись вдоль воды две довольно большие деревеньки, опоясанные всё тем же, ставшим уже привычным, частоколом.

— На том берегу моя родная деревня, — Гонда прищурившись, вглядывался вдаль, — а в этой старостой мой дядька будет. Всё, пришли брат! Погуляем нынче от души!

Глава 7

На деревню опустилась ночь. Низко зависшая над головой луна, лишь слегка разбавляла ночной мрак, позволяя, с трудом, различать контуры жмущихся друг к другу домов, но Гонду это нисколько не смущало. Он уверенно прошествовал мимо дома старосты, свернул в какой-то узенький тёмный переулок, миновал несколько домов, пролез сквозь дыру в заборе, попутно буркнув мне, что так короче, и вылез к небольшой избушке, стоящей чуть на отшибе, возле самой стены.

— Похоже, нас ждут, — весело кивнув, на тускло светящееся единственное оконце, сообщил мой друг и, подмигнув, добавил. — А ты сомневался.

Я скованно кивнул в ответ. Честно говоря, я и сейчас сомневался в разумности нашего похода. Маетно было на душе, муторно. Уж лучше бы я в гостевой избе остался. Поужинал бы вместе с Марком и Лузгой, может даже выпил за компанию немного вара, да и лёг бы спать. Вот не тянет меня, сейчас, на подвиги. Совсем не тянет! Мне бы до Вилича без приключений добраться, обжиться там. Всего три дня пути, по словам Гонды, осталось. Так нет же! Прусь по незнакомой деревне, в темноте, словно тать ночной, к бабам, которых до этого и в глаза не видел. И это притом, что моя тушка больших денег стоит, и каждый встречный норовит её покрепче связать, да поглубже в подполье засунуть. Разве это не глупо? Глупо, конечно. Вот только Гонда....

Мы ещё и в деревню толком войти не успели, а мой друг уже развил бурную деятельность. Поприветствовав хмурого сторожа у ворот, он тут же скользнул в один из проулков, велев подождать его на погостье. Вскоре вернулся, совсем с другой стороны, перекинулся парой слов с местным старостой, невысоким сутуловатым бородачом, щеголявшим почти новой шубой и настоящими сапогами из телячьей кожи и отвёл нашу дружную четвёрку в добротный дом, расположенный почти в центре села.

— Дядька Антип расстарался, — гордо заявил Гонда, довольный произведённым на нас впечатлением. — Неча, говорит, моему племяшу вместе с друзьями в сарае ютиться! Ты грит, хоть и изгой, но ушлёпком пока ещё не стал, а значит, родич мой и мешать тебя с другими недошлёпками не след!

— Знатная хата! — Лузга нерешительно замялся у порога, не решаясь ступить на крашенный деревянный пол, сложенный из плотно подогнанных друг другу досок. — У нас в деревне даже у старосты поплоше будет.

— А то! — Весело хохотнул Гонда, по-хозяйски устраиваясь на одной из двух, стоящих возле массивного стола, лавок. — Гостиный двор! Тут торговцы заезжие, что за углём со всех княжеств съезжаются, гостевать останавливаются, да тиун княжеский, когда за оброком наезжает, тоже тут ночует.

— Богатая деревня! — Одобрительно проворчал Марк, решительно располагаясь напротив Гонды. — И изба знатная! Вон даже светоч есть! Ещё бы снеди поболе да вару покрепче и совсем хорошо будет!

— И полати широкие. Там и на десятерых места хватит! — Отлепился, наконец, от порога Лузга, кивнув на деревянный настил между огромной печкой и стеной, закреплённый почти под самым потолком.

Я, уже давно, расположившись у кем-то заботливо растопленной печки, особого восторга по поводу избушки не разделял. Хата как хата. Как мне кажется, я и получше видел. Нет, конечно, на фоне наших предыдущих ночлежек, тут царские хоромы и впервые появилась возможность нормально выспаться, не дрожа поутру от холода, да только мне тут переночевать всё равно не светило.

— Будет вам и снедь и вар, — Гонда, тяжело вздохнув, поднялся со скамейки и направился к выходу. — Я уговор помню, — повернулся он к нам у двери. — Подождите чутка. Я скоро обернусь. — И подтверждая мои опасения, добавил. — А почивать на полатях вы вдвоём будете, как яры какие-нибудь.

Мне осталось только вздохнуть, смиряясь с неизбежным.

— Вельд ты чего застыл? — Гонда тихонько, еле слышно, постучав в дверь, повернулся и хитро прищурившись, наклонился ко мне. — Иль боишься кое-кого? Оно и понятно. Откуда опыту то взяться? Не боись, — он хлопнул меня по плечу. — У Ганьки подруга опытная. Где надо подскажет, где нужно научит!

Я хотел было ответить, но тут проскрипела дверь.

— Ты чтоль, Гонда? — Донёсся сквозь дверную щель женский голос.

— А что, кого-то другого ждала? — Тихо засмеялся, в ответ, мой друг. — Не дядьку ли Антипа? Он говорят, к тебе похаживает!

— Не твоего ума дело, кто ко мне заходит, — спокойно, без злобы, отрубила Ганька. — Чай не жена. — И, распахнув дверь пошире, скомандовала. — Ну, заходи, коль пришёл. И друг твой пусть заходит. — Добавила, мазнув по мне взглядом. — Чай не пёс, чтобы у дверей жаться.

Гонда скользнул внутрь. Чуть помедлив, не услышав ничего подозрительного, вошёл и я. Протиснулся мимо, и не подумавшей посторонится, хмыкнувшей Ганьки и, напрягая зрение, осмотрел тускло освещённую комнату.

В первую очередь, в глаза бросился небольшой грубо сколоченный стол. Оно и понятно. Ведь именно на нём коптила толстая, как-то чудно скрюченная, свеча, освещая разложенную немудрёную снедь. За ним вольготно расположился Гонда, уже чем-то аппетитно хрустя и блаженно улыбаясь. Слева, серым смазанным пятном, стояла уже привычная печь, рядом, нависали полати, справа, возле оконца, чернела крышка сундука. Если и было в комнате ещё что-то, то оно надёжно таилось по тёмным углам, сливаясь с фоном. Во всяком случае, толпы мужиков с верёвками и цепями, которых я подспудно боялся увидеть, спрятаться там не могло. От сердца немного отлегло.

— Ты чего опять встал? — Мягко подтолкнула меня сзади Ганька. — Засмущался, что ли? Так вон, с охламона пример бери. Ещё войти толком не успел, а уже жрёт за семерых.

— Оголодал малёха, — ничуть не смущаясь, прочавкал Гонда и потянувшись к глиняной бутыли, добавил. — Ты дружка моего не обижай. У него энто дело в первый раз будет. И Нинке скажи, чтоб поласковее была. — Он недоумённо огляделся вокруг и спросил. — А где она кстати? И кружки только две на столе стоит.

— Будет ему Нинка, — Ганька слегка прижалась ко мне и, ласково потрепав за волосы, ещё раз подтолкнула в комнату. — Садись вон к столу. Поешь пока. — И повернувшись к Гонде, ответила. — С Нинкой я договорилась. А тока уверенности не было, что ты не один придёшь. Вы же все напуганные там. А Нинку позвать недолго. Ты же знаешь, она по соседству живёт.

Я сел на узенькую скособоченную лавочку, взглянул на весело скалящегося Гонду, ласково, с какой-то жалостью, смотрящую Ганьку и почувствовал, что меня начинает отпускать. Слишком велико было напряжение последних дней, подспудно не давая расслабится. Слишком велик страх, снова оказаться в подвале, с цепью на ноге и пониманием полной безвыходности своего положения. Это ведь чудо, что Гонта меня тогда выручил. А чудес, как известно, не бывает. Вот и получается, что я дважды обязан этому худенькому весёлому парнишке: за то, что в подвале не бросил, и за столик этот, пусть скудно накрытый и со свечкой коптящей, вместо яркого светоча, но зато впервые дающий почувствовать себя в безопасности. Человеком себя почувствовать, а не зверем загнанным. От избытка чувств защемило в груди. К глазам подступили слёзы. Чувствуя, что сейчас могу разрыдаться, я закусил губу и потянулся к грубо нарезанным кускам сала.

— Ну чего уставился то? — Вызверилась на Гонду Ганька. — Не видишь, тяжко ему. Вару давай наливай. С него быстро отпустит. — И, грустно посмотрев на меня, покачала головой. — Молоденький какой. Жалко прям! Как кличут то хоть тебя?

— Вельдом меня зовут, — сквозь зубы процедил я и, сгорая от злости и стыда за себя, залпом выпил поднесённую Гонтой кружку. Сопли он, видишь ли, распускать надумал! Тряпка!

Напиток был не менее противный, чем тот, которым нас Никодим потчевал, но дело своё знал. Сначала полыхнуло в горле, заставив, судорожно потянутся к закуске, затем раскалённой лавой ухнуло в желудок и наконец, тёплой волной, разошлось по всему телу. На душе сразу стало легче и спокойнее. Оно и правильно. Все проблемы будут завтра, а сегодня мы просто отдыхаем.

— Что друже, полегчало? — Засмеялся Гонда, вновь наполняя мою кружку. — Лучше Антипа в деревне никто вар не делает!

— Жалко-то как, — вновь покачала головой Ганька. — Вот ведь доля нелегкая досталась!

— Ты лучше меня пожалей! — Приобнял её, смеясь Гонда. — А его Нинка жалеть будет. Чего расселась то? Давай, зови соседку свою.

Ганька вышла, тихонечко скрипнув дверью.

— Давай ещё выпьем, друже, — поднял кружку Гонда. — Нынче до утра гуляем. — И задумчиво добавил. — Когда ещё доведётся за таким столом посидеть, да баб потискать? Только Трое знают.

Мы выпили. Стало совсем хорошо. Напряжение последних дней пропало без следа. Моё нынешнее незавидное положение и более чем мрачное будущее, всё это отошло на второй план, стало каким-то далёким, незначительным. Мне стало спокойно и даже чуточку весело.

— Ты в школе за меня держись, — прочавкал Гонда, энергично обгладывая куриную ножку, — а то пропадёшь. Наивный ты и доверчивый. А тут никому верить нельзя! За шмат сала лучший друг продать может!

— И ты, значит, продать можешь? — Улыбнулся я, хлопнув ладонью по столу. — Ну, за куриную ножку, например?

— А то, — согласился со мной Гонда. Он задумчиво повертел в руке куриную кость и, решительно сунув в рот, громко захрустел. — Хотя нет, — покачал он головой. — Маловато будет. А вот за целую курицу продам с потрохами!

Мы весело засмеялись, выпили по третьей, и плотно это дело закусили. Я удовлетворённо икнул и, потянувшись к несуществующей пуговице на рубашке, прислонился спиной к стене.

— Душновато что-то здесь, — тяжело дыша, заметил я. — И в сон потянуло.

— Так это с голодухи, — лениво заметил Гонда, ковыряясь в зубах. — Наелся с непривычки до отвалу, вот еда и тянет. Может, ещё выпьем? — Он потянулся к бутыли. — Сразу отпустит.

— Да нет, — с трудом отмахнулся я. — И так голову кружит. И сил нет никаких.

— Ты смотри, — засмеялся мой друг, грохнув кулаком по столу. — Перед Нинкой не опозорься! — И подмигнул, перевалившись ко мне через стол. — Она баба сочная. Ей много надо!

— Да ну тебя, — почему то смутился я и, решив перевести разговор на другую тему, спросил. — А откуда столько закуски на столе? И свечка вон, тоже, небось, денег стоит. Ты же говорил, вдовы небогато живут?

— Так оно и есть, — согласно кивнул Гонда. — Ганька концы с концами еле сводит. Да только это не её снедь. Ей это тоже в диковинку будет. Дядька Антип расстарался. Чай не чужой я ему.

— Хорошие у тебя родичи, — проникся я, — хлебосольные. И город рядом. Глядишь, и встретитесь ещё.

— Да нет у меня больше родичей, — разом посмурнел Гонда. — Умру я для них скоро. Как только инициацию пройдём, так и умру. Так что это считай, — мой друг потряс надкушенным огурцом и бросил его обратно на стол. — Дядька Антип поминки по мне справляет. Один теперь! — пригорюнился Гонта.

— Не один, — горячо возразил ему я. — Я того, что ты меня из подвала вытянул, вовек не забуду! И тебя за друга считаю. И хоть ты и говоришь, что здесь верить никому нельзя, на меня можешь положиться. Ни в жизнь не предам и не брошу!

Я потянулся к Гонде, собираясь приобнять, не смог подняться и бессильно откинулся к стене. Что же такое то? Видать лишнего мы с Гонтой приняли. Хотя по нему не скажешь — сидит, улыбается.

— Что друже, — наклонился он ко мне, — совсем разморило? — И озорно подмигнув, засмеялся. — Ничё. Сейчас Нинка придёт, расшевелит! — Гонда неспешно наклонился к столу, булькнул вару в кружку, выпил, смачно хрустнул недоеденным огурцом и задорно крикнул. — Нинка, заходи!

В скрипнувшую дверь протиснулся староста и двое рослых плечистых мужиков.

— Чего скалишься, обормот? — Зло процедил Антип, недобро поглядывая на Гонду. — Сейчас вот отметелим тебя с мужиками, будет тебе Нинка!

— Так я же шуткуя, дядька Антип. — Вмиг посерьезнел Гонда.

— Вот и мы сейчас пошуткуем, рёбра тебе, пересчитывая! — Недобро улыбнулся староста. — Чего так рано Ганьку прислал? Я что, полночи возле дома ждать должен?

Один из деревенских амбалов, маячивших за его спиной, демонстративно засучил рукава, зловеще ухмыляясь.

— Так она же вот этого жалеть удумала, — кивнул на меня Гонда. Весёлость его как рукой сняло. — Боялся, как бы лишнего чего не взболтнула. Лови его потом, по всей деревни! — И, поклонившись старосте, покаялся. — Прости дядька Антип. Вару перебрал, вот и сболтнул не подумав.

— Мой вар пьёт, моей снедью давится и меня же хает, — покачал головой Антип, немного поостыв. — Ладно. Трое с тобой! Как ушлёпком станешь, из тебя быстро эту дурь выбьют. — И, повернувшись ко мне, ласково добавил. — Ну вот, совсем сомлел. Оно и к лучшему. Ни тебе криков, ни сутолоки бестолковой. Сейчас в подвальчик спустимся и почивать! — И потрепал меня по щеке, сволочь.

В отчаянии, я рванулся, в тщётной надежде прорваться к двери. Вернее, попробовал рвануться. На самом деле, сил хватило лишь на то, чтобы чуть приподняться из-за стола и тут же, тяжело дыша, опустится обратно.

Гонда! Гад! Явно что-то в вар подсыпал! И когда успел только! Вместе же пили!

— Иуда! — Из последних сил повернувшись к бывшему другу, процедил я. Слова давались с трудом. Люди и вещи, сорвавшись со своих мест, закрутились вокруг в бешеном хороводе. — Что же ты делаешь!

И наступила тьма.

Резкий холод, стремительно растекаясь по лицу, заставил очнуться, вырвав из пучины беспамятства. Я шумно вздохнул, закашлявшись и, машинально поднёс руки к лицу, стирая с него остатки воды.

— Ну что? Очухался? Вот и хорошо. А то мне недосуг ждать. Рассвет скоро. В дорогу сбираться пора.

Спокойный, я бы даже сказал доброжелательный голос Гонды, привёл меня окончательно в чувство. Я ещё раз тщательно протёр глаза и огляделся. Собственно говоря, смотреть то, особенно, было не на что. Точно в таком же подполье, я уже сидел недавно, вместе с двумя магами. Разве только, что светоча не было. И всё тонуло в полумраке, едва рассеиваемым тусклым светом сумеречницы. Думается, такие домишки, со специальным помещением для особо дорогих гостей, в каждой деревушке найти можно. А вдруг пригодятся? Гостеприимный здесь народ, даже душевный, я бы сказал. Гонда, между тем, прижимая кружку к груди, с интересом рассматривал меня, отступив на пару шагов назад. Его лицо, почти неразличимое в этом полумраке, выглядело зловещим, не обещая мне ничего хорошего.

— И чего ты пришёл? На дело своих рук полюбоваться? — Начала волной подниматься ненависть. — Ну, так любуйся, иуда! Предатель паршивый! А я, идиот, тебе как самому себе доверял!

— И зря. — Гонда был само спокойствие. — Я же тебе, дурачку, объяснял, что здесь никому верить нельзя. Да видно без толку всё. Так блаженным и сдохнешь. А зачем пришёл? — Он сделал вид, что задумался, словно и сам не знал ответа на заданный вопрос и затем, сокрушённо всплескнув руками, признался. — Так попрощаться пришёл. Привык я к тебе за эти дни, как не странно. Не поверишь, даже немного жалко тебя стало. Непривычно даже как-то.

— Ничего. Не переживай. Это только в первый раз предавать непривычно. Потом всё как по маслу пойдёт.

— Да что ты заладил: предатель, предатель! — Гонда, не спеша, прошествовал к кадке с водой и положил рядом с ней кружку. — Ты мне что, родич что ли, чтоб тебя предавать? Я тебя меньше седмицы знаю. И ты мне никто! Вижу, к нам дурак прибился с мозгами набекрень, а у меня уговор уже с дядькой Антипом был. Он когда мне стигму надевали, к нам через реку переправился. Вот и сговорились. Я ему, на обратном пути, если получится, одного из своих подорожников на руки сдаю, а мне за это весь год учебы из деревни гостинцы идти будут. Чай город то рядом. Три дня пути всего осталось.

— Так ты что, поэтому меня и спасал? — Внезапно осенило меня. — Чтобы, значит, товар в целости довезти?

— А то, — хохотнул Гонда. — Ох, и доставил ты мне мороки. Как за маленьким — глаз да глаз нужен. Одно хорошо. Доверять мне начал и сюда сам, без звука, со мной пошёл. Так что оно того стоило. А то бают, что в школе то мажеской ученики от голода пухнут. А мне это не грозит, теперича. Правда с Марком и Лузгой придётся, немного поделится. Чтоб Лишний забрал этого Силантия, с его доносом! Ну да ладно. Мне и так неплохо будет!

— Так вот почему они помогли тогда! — Меня начало трясти от возмущения и злобы.

— А ты что думал, по доброте душевной? И тогда, и опосля, они за прибыток расстарались. За долю небольшую. Тем паче, что и риску почти никакого не было. Вот из подполья тебя помочь вынуть, они уже отказались. Пришлось мне одному рисковать. Очень уж барыш терять неохота было.

— Сука ты!

Бешенство внезапно накрыло меня с головой, бросив тело в сторону негодяя. Я уже с упоением протягивал руки к его горлу, предвкушая, как буду рвать гада, на части, как резкий рывок за ногу, бросил меня вниз, впечатав лицом в каменный пол. Резкая боль кузнечным молотом ударила по лицу, его левая часть онемела, рот быстро заполнился солоноватой кровью. С трудом разлепив, начавшие мгновенно опухать, губы, я сплюнул, смешивая кровавую слюну с кровью текущей из носа.

— Ну вот. А я что говорил? Ну, прям, как дитё малое! — С деланным сочувствием запричитал Гонда. — Ну, кто же так дёргается то, а? Цепь то, тебе на ноге, я дядьку Антипа укоротить попросил. Тут спокойно надо себя вести. Без суеты. А ты? Эх! Иди, умойся вон. Только в кадку кровушку не напускай. Тебе её ещё три дня пить, пока стигма не побелеет. Новую, навряд ли, принесут.

Я с трудом поднялся, зажимая руками лицо. Боль постепенно усиливалась, заполняя собой всё вокруг и мешая здраво мыслить.

— Я поучить тебя малёха хотел, на дорожку, — задумчиво признался, между тем, Гонда. — За все хлопоты мои, значитса, поквитаться. Ну да Трое с тобой. Старики бают, убогих обижать грешно. Прощай. Боле, навряд ли, свидимся.

Раздался скрип ступенек, хлопнул люк, и подполье погрузилось в полный мрак. Не менее мрачно было у меня на душе. Такую смесь обиды, горького разочарования и отчаяния, я ещё никогда не испытывал. Даже боль, продолжавшая настойчиво терзать левую половину лица, не могла заглушить боль моральную. Всё было кончено. А ведь я уже было начал, как-то вживаться в этот мир. Появилась цель — стать магом, друг, который не только спину прикроет, но и в любой беде не бросит, надежда — маги разные бывают. Может мне адептом земли быть суждено? В общем, будущее перестало казаться таким уж безнадёжным и беспросветным. И вот, всё это рухнуло в одночасье. Меня уже не страшило предстоящее наказание и скорая смерть, в развалинах таинственного запретного города. Я и сам не хотел жить в этом мире, целиком состоявшем изо лжи, ненависти и предательства. Смерть, я призываю тебя! Ты более милосердна, чем эти люди!

Сколько я так просидел, я не знаю. Время встало, испуганной волной обтекая меня. Вот и скрип петель, прошёл как бы мимо сознания, не оставив в душе отклика. Вокруг чуть посветлело.

— Ишь ты, застыл, — хмыкнули неодобрительно. — Вставай, давай. Я тебе жрать принёс. — Мужик потоптался на месте и, не дождавшись ответной реакции, зло буркнул. — Ну и Лишний с тобой. Проголодаешься — пожрёшь!

Что-то ударилось о мою руку и откатилось в сторону. Вновь, уже ставший привычным скрип, темнота и всё стихло.

Я убрал от лица свои руки, и долго тупо всматривался во мрак, чувствуя, как гигантской волной накатывает слепая ненависть. Ненависть ни к этому мужлану, бросившему мне кусок зачерствевшего хлеба, как последней собаке, ни к Антипу, решившему решить проблемы деревни за мой счёт и, даже, ни к Гонде, буквально нахаркавшему мне в душу, а ко всему этому бездушному миру, густо замешанному на крови и обмане.

— Думаете всё?! Сломался я?! Прожевали и выплюнули?! — Я буквально выплёвывал, окровавленным ртом, слова в темноту. — А вот хрен вам! Вы ещё все у меня медленное танго станцуете вместе с этими Троими и грёбаным Лишним! Я назло вам всем выживу! И ещё на ваших могилках попрыгаю! Сволочи!

Ругался я долго, вымещая в словах свою ярость и не замечая, катящихся из глаз слёз. Потом слёзы высохли. Вместе с ними ушло, из моей души, что-то важное. Какая-то частичка собственного я. Её место заняла пустота.

— Ну что же. Хорошо меня приголубили. Душевно. — Я потрогал странно онемевшую челюсть, убеждаясь, что все зубы остались на месте. — Барана хорошенько обстригли и теперь на бойню отправлять собираются. Ну, ничего. Я ещё попробую покувыркаться! Иногда даже маленький камешек, сдвинутый со своего места, может породить гигантский камнепад. Вот и я попробую стать таким камешком и кое-кому на голову упасть! — И я, пошатываясь, побрёл к бочке. Начинать нужно с малого. Нужно попытаться смыть, уже давно запёкшуюся кровь.

Удивительная всё же штука — время. Вроде бы это величина довольно точная и постоянная, давно втиснутая в рамки выдуманных человечеством величин и если, предположим, есть в одном часе шестьдесят минут, то пока эти шестьдесят минут не истекут, час не закончится. Вот хоть ты тресни! Но как говорил когда-то Эйнштейн, в этом мире всё относительно. Вы попробуйте провести этот час сначала весело и интересно, ну, предположим, на каком-нибудь увлекательном аттракционе, а затем, тот же час прождите, дрожа на морозе, скажем, заблудившись, где-то в лесу. А потом сравните. Что? Первый час оказался значительно короче второго? Мда. Вот такая субъективная математика.

В моём случае имел место быть второй вариант. Вот только ожидание грозило растянуться не на час, а на трое суток. Очень скоро, я окончательно потерял счёт времени. Находясь в полной темноте, я даже не имел понятия, день сейчас снаружи или уже ночь. Очевидно, в представлении Антипа, брошенная мне краюха чёрствого хлеба — это огромные запасы еды и на них ползимы перезимовать можно. Во всяком случае, ещё кормить меня больше никто не собирался. Желудок, увы, с мнением старосты был совершенно не согласен. Каравай я уже давно подъел до последней крошки, предварительно обшарив, в его поисках, весь пол вокруг себя, и голод начинал напоминать о себе всё настойчивее и настойчивее. В памяти всплыл образ Ставра, набросившегося на, принесённую Тимофеем, еду. Теперь я, в полной мере, мог его понять. Скоро сам не лучше буду. Гады! Столько всего поимеют за меня, а сами лишнего куска хлеба жалеют. Скорей бы уж в город повезли, что ли. Мочи нет терпеть. Неудивительно, что скрип открываемого люка меня порадовал. Уж лучше в запретный город идти подыхать, чем тут с голодухи маяться. Всё какое-то разнообразие!

Свет, ударивший по глазам, заставил резко зажмуриться, закрыв лицо руками. Чёрт, отвык совсем! Из глаз закапали слёзы. Вошедший, встав возле меня, молчаливо навис, разглядывая.

— Ну, что встал то? — Возмутился я, пытаясь разлепить непослушные веки. — Снимай цепь давай! Не буду я сопротивляться! Себе дороже! Наверняка же там, наверху, ещё народ есть!

— Шустрый какой, — голос рассмеявшегося был мне незнаком. — А зачем мне её с тебя снимать? Может тебя на неё за дело посадили?

Вопрос меня удивил. С трудом, разлепил глаза. Благо света через люк проникало не так уж и много, и зрение начало приспосабливаться. Передо мной стоял степняк. Это я сразу понял, с первого взгляда. Узкое, сильно обветренное лицо, со слегка раскосыми глазами, круглый, похожий на котелок шлем, с торчащими из-под него краями какого-то меха, добротные кожаные латы, надетые поверх тулупа, абсолютно не сковывающего движения, сабля и длинный кинжал, пристёгнутые к поясу. Ну, кто же это, как не степняк? Как говорится, у нас такого фасона не носят!

Степняк, между тем, наткнувшись взглядом на стигму, довольно расхохотался. — А, будущий колдун! Теперь понятно, почему тебя в железо одели! Уже, наверно, и барыши подсчитали! — Воин презрительно сплюнул и заглянул мне в глаза. — И вы ещё себя людьми считаете, да нас смеете варварами называть?! Мы людей на заклание, как скот, не продаём! И рабов у нас нет! Если перед тобой враг — убей его, если нет, пусть скачет своей дорогой. Степь огромна! Всем место есть! А вы не люди, вы крысы! Каждый норовит от другого, себе кусок откусить!

— Я как видишь, никого здесь не продаю, — решил уточнить я свою позицию. — Меня продают. Это да!

Удар плетью ожог лицо, словно огнём, бросив от боли на колени. Из разорванной щеки, сквозь пальцы, струйками потекла горячая кровь.

— Сука! Что же ты делаешь! — Машинально взвыл я, гадая — уцелел ли глаз или уже вытек вместе с кровью.

— Червь говорит лишь тогда, когда воин ему разрешает, — спокойно, без капли злобы, объяснил степняк. — А колдуны даже хуже червей. Они пыль под копытами моего коня. Юнус! — Повысил он голос.

— Чего тебе, Улугба?

В лаз просунулась голова ещё одного степняка, немного помоложе.

— Тащи сюда старосту. Пусть этого раскует и наверх, к остальным, тащит.

— Зачем тебе этот баран, Улугба? Перережь ему глотку и дальше пошли. Или оставь тут гнить, если кинжал его кровью пачкать брезгуешь.

— Ну, уж нет! — Беззаботно рассмеялся Улугба, начав подниматься по лестнице. — Я ещё не решил, как с ним поступить. Это будущий колдун!

— Колдун! — Радостно оживились сверху. — А что тут думать то? Как обычно поступим! В землю по шею закопать и на голову мешок со змеями одеть! Сейчас я эту крысу бородатую притащу, мигом раскует!

Смысл сказанного дошёл до меня даже сквозь адскую боль, продолжавшую терзать лицо. Внутри всё захолонуло от ужаса. Да хуже смерти не придумаешь! Да лучше что угодно, только не это! Подвывая от страха, я схватился обеими руками за цепь и, что было силы, дёрнул. Тщетно! Только ладони ободрал, да кровь из щеки, во все стороны брызнула. Ещё несколько судорожных рывков также не принесли никакого результата. В душе начала нарастать паника, грозя неудержимой волной утопить остатки разума. Вырваться! Во что бы то ни стало вырваться! Окажись в этот момент под рукой топор, я бы, наверно, и ногу себе попробовал отрубить. Но топор, по счастью, рядом положить, никто не догадался. Сколько я так бесновался, не помню. Вряд ли долго. Но это и не важно. Главное, в какой-то момент паника прошла, подарив мне возможность ясно осмыслить своё положение. Я обессилено опустился на пол. Рука вновь машинально потянулась в щеке, из которой продолжала бежать кровь, уже порядком залившая рубаху. На смену буйству пришла апатия.

Ну и видок у меня сейчас наверно. Хорошо, что здесь зеркала нет. Поседел бы. Хотя скоро это меня волновать не будет, особенно с мешком на голове.

Мысль о предстоящей казни вновь что-то всколыхнула во мне. Но это уже была не паника, а твёрдая решимость. Как на улицу выведут, схвачу первое, что под руку попадётся, лишь бы поувесистей. Пусть уж лучше так убьют. Хорошо бы ещё этому уроду с плеткой черепушку напоследок проломить! Чуть глаз не высек, сволочь степная! Господи! Как я ненавижу этот мир! Тут даже сдохнуть под саблями степняков, почти не страшно! Всё равно ничего хорошего не ждёт! Ну, пусть приходят. Жил как дурак, так хоть сдохну красиво! Верней попробую. Как бы они меня, уже в подвале, не связали.

Ждать долго не пришлось. Раздались голоса, резкий скрип половиц и по лестнице кубарем скатился староста.

— Здравствуй, дядька Антип! — Злорадство, при виде пришибленного старосты, заставило меня на мгновение забить о собственных проблемах. — Никак навестить меня решил?! Эка досада! А я свой парадный пиджак с карманами как раз в химчистку отдал! Не при параде мы нынче! Хотя не беда! Вы, я смотрю, тоже не во фраке!

— Чего?! — Приподнявшийся Антип, вытаращив глаза, очумело уставился на меня. — Нету больше ничего! Троими клянусь!

— Это да, — с достоинством, согласился я. — Оно, конечно! Всё интервенты забрали! Одни облигации остались!

Староста ошалело затряс головой. Было видно, что ошеломлённый внезапным визитом степняков, Антип впал в ступор и сейчас плохо соображал. А тут ещё и я какую-то ахинею несу. Я даже ощутил злорадное удовлетворение. Ну, хоть одного, из моих обидчиков, бог наказал. Не всё другим подляны строить. Пускай и сам, на своей шкуре, разок попробует. Судя по всему, досталось Антипу не слабо: губы разбиты в хлам, на лбу кровавый след от плети, (любит видать её Улугба в ход пускать, а может, кто из его кунаков постарался), в глазах плескался животный ужас затравленного зверя, одежда вся измызгана в грязи. Не думаю, что он по своей воле в ней катался. Чай, не лечебная!

— Ты долго там возится, будешь, плевок скунса? — Раздался сверху раздражённый голос Юнуса. — Не заставляй меня спускаться.

— Сейчас!

Моментально придя в себя, Антип бросился ко мне, на ходу доставая, трясущимися руками, массивный ключ и склонился над цепью. Я с трудом подавил острое желание врезать своему освободителю по уху. Очень уж он удобно присел, аж кулаки зачесались. Да вот только нельзя. На драку те, сверху, спуститься могут и хорошо, если зарубят сразу, а если вязать начнут? Нет. Мы пока тихие и покорные. Шанс будет только один, наверху и желательно, чтобы я был, на тот момент, относительно свободен.

Гулко звякнула цепь, ударившись о камни, староста, суетливо сунув ключ обратно за пазуху, полез обратно наверх. Что же, полезем и мы. Не будем злить степняков раньше времени. Вязать, к счастью, не стали. Просто взашей вытолкали на улицу. Да и чего троим рослым воинам бояться измождённого голодом подростка, к тому же почти ничего не видящего, при дневном свете? Мда. Проблему с глазами я не учёл. Как тут какое-нибудь оружие найти, если я даже дороги, перед собой, почти не вижу. Тупо бреду, куда толкают. Хорошо хоть кочек нет никаких. Зато лужи почти все собрал, ноги насквозь мокрые! Ну, ничего. Это быстро пройти должно. Вон уже и веки не так сильно слипаются. Зато на слух не жалуюсь. Оживлённо сегодня в деревеньке то! Вокруг стоял форменный гвалт. Слышался рёв быков, визжание свиней, кудахтанье кур. Отовсюду доносились крики насилуемых женщин, ругань степняков, вопли избиваемых мужиков, где-то звякнула сталь, но почти тут же утихла. Не долго, видимо, продержался смельчак, решившийся оказать сопротивление.

Пока мы дошли до погостья, глаза кое-как адаптировались и я смог осмотреться. Большинство населения деревни было уже здесь. Избитые, частью злые, частью испуганные мужики, зарёванные, некоторые в разорванных одеждах, бабы, испуганно жмущиеся к старшим дети. Все они стояли на коленях посреди площади, в окружении пяти степняков с обнажёнными саблями. Меня и Антипа грубо втолкнули в толпу, заставив тоже, опустится на колени.

— Изгоя то зачем с подполья вынули, а Антип? Какого Лишнего он им сдался? Они же людьми не торгуют, — поинтересовался крепко сбитый мужичок, недобро посмотрев в мою сторону, подбитым глазом.

— Да Лишний их знает! — Староста чуть не плакал. — Сказали, железо снимай, я и снял. С этими иродами разве поспоришь? Чуть что, за плеть сразу хватаются, а то и за саблю!

— За что нас Трое наказывают? Разор то, какой! Эти тати всё самое ценное по домам собирают!

— Это Никифор всё! Рот раззявил, паскуда! Говорил я ему, чтоб на воротах не спал. Если бы степняки его не зарубили, я бы его своими руками придушил, заразу! — Зло сплюнул Антип.

— А почто они нас сюда-то всех согнали? А, Антип? — Поинтересовалась пожилая женщина с заплаканными глазами. — Аль лихо, какое задумали?

Другие бабы поддержали ее испуганным плачем.

— Не гоношись, — ответил староста. — Известно же, что степняки крестьян зазря не губят. Ежели всех побить, то кого же, опосля, грабить? Народу тут не много. Край быстро обезлюдит. И в рабство не берут. Вера их им этого не позволяет. Ну, девок посильничают, мужикам морды набьют, пограбят и уйдут. Не нужны мы им.

Я огляделся. Степняки, не спеша, даже как-то деловито, сновали по всей деревне, стаскивая найденное добро к площади и скидывая возле дома старосты. Тут уже образовалась большая куча всякого барахла. Рядом, запалив костры, жарили на вертелах сразу несколько заколотых свиней. Дурманящий запах жареного мяса дразняще щекотал ноздри, наполняя рот слюной. Вдалеке паслось несколько десятков лошадей, поедающих щедро насыпанный перед ними реквизированный овёс. Но больше всего меня заинтересовали два мужика, что чуть в стороне, мрачно косясь на кочевников, усердно капали яму.

"Уж, не для меня ли стараются"? — Холодным ознобом по спине, проскользнула мысль.

Из дома старосты появился Улугба, отрезал кинжалом огромный ломоть мяса, от одной из жареных тушек и начал с аппетитом пожирать. Наши глаза встретились.

— Что смотришь, колдун? — Усмехнулся он, вытирая рукавом жирные губы. — Есть хочешь? Так подходи, ешь. — Улугба мотнул головой в сторону туши. — Каждый, если он голоден, может сесть возле костра и съесть кусок мяса. У нас в степи так.

"А будь что будет"! — Решился я, вставая с колен. — "Дважды точно не убьют! Яму то мужики явно для меня копают. Так хоть пожру напоследок. Да и барахлишко, по деревне награбленное, как раз рядом лежит. Может, и присмотрю чего-нибудь, чтоб потом за угощение сполна отблагодарить перед смертью"!

Раздвигая, испуганно расползающихся в стороны мужиков, я, молча, двинулся в сторону Улугбы. Тот, казалось бы, утратив ко мне всякий интерес, вновь склонился над свиньёй, отрезая от неё очередной сочный ломоть. Его примеру последовали ещё двое воинов, что-то лопоча при этом между собой, на непонятном языке. Подошёл к ним и я, подспудно удивляясь, что никто так и не преградил мне дороги и замер в нерешительности, не зная как поступить дальше. Ножа то у меня не было. Не зубами же куски мяса вырывать? Оглянулся. Воины, стерегущие пленённых сельчан, даже и, не подумав пойти вслед за мной, остались на месте, лишь наблюдая, с откровенным любопытством. К кострам подошли ещё несколько воинов, потянувшись к мясу. Никто меня от костров не шугнул, словно так оно, и быть должно.

Поиграть, сволочи, со мной решили! Скучно вам козлам степным! Ну что же. Давай поиграем!

Я почувствовал, что поднимающаяся во мне волна ненависти окончательно смывает страх, наполняя сердце решимостью и злым весельем. Ни на кого не глядя, я прошествовал к куче трофеев и нашёл довольно большой нож, с потемневшей от времени деревянной ручкой, попутно мазнув взглядом по копью с широким лезвием и странной деревянной поперечиной под ним. Запомним. Хоть с голыми руками на сабли не полезу. Оно, конечно, понятно, что шансов никаких, но лучше так, чем в землю с мешком на голове ложится. Мясо оказалось немного не дожаренным, с сочащейся по губам кровью, но ничего более вкусного я в этой жизни ещё не ел. Эх, сольцы бы сюда ещё хоть щепотку, совсем хорошо было бы! Да и запить всё это дело не помешало. Я оглянулся и, заметив, что воины, в процессе насыщения, передают друг другу меховой бурдюк, к которому периодически прикладываются. Потянулся к нему и я. И вновь никакой реакции. Отрицательной, я имею в виду. Мой сосед по трапезе, молча, передал мне его, дождался, пока я напьюсь и, забрав, пустил бурдюк дальше по кругу. Ни эмоций, ни косого взгляда, словно это в порядке вещей и так оно и должно быть. Может и вправду так и надо? Восточное гостеприимство? Когда даже злейшего врага в гостях накормят, и спать на лучшей кровати уложат. И вроде, даже как, он неприкосновенен, когда в гостях. Так может они меня тогда и отпустят? Безумная надежда жарким огнём обожгла сердце.

— Уг, — выдохнуло разом два десятка глоток.

Мои сотрапезники, повернувшись к дому старосты, приложили руку к груди. Я оглянулся, неторопливо дожевывая последний кусок. На крыльце стоял низенький старичок, в странной, состоящей из множества сшитых между собой меховых лоскутков, одежде. Эти лоскутки были различной величины, формы и даже цвета, тем самым поражая взгляд своей пестротой. Поверх одежды, в шеи, толстым пучком свисали какие-то мешочки, тряпочки, палочки. Толстая, грубо обработанная палка, с костяным набалдашником, высовывалась и из-за пояса, упираясь в живот старика.

"Скоморох, какой то", — мелькнула было у меня мысль. — "Ему бы в балагане выступать".

Но переведя взгляд на лицо старика, я тут же своё мнение изменил. В его глазах, светилась такая сила и жестокость, что сразу становилось жалко того неудачника, с которым этот "клоун" решит пошутить. Серьёзный дядечка. Вон даже воины прониклись. Шаман, что ли? Впрочем, степняки, поприветствовав старика, тут же про него забыли, вернувшись к своим делам. Только Улугба, вернув свой кинжал за пояс, подошёл к шаману и о чём-то залепетал на своей тарабарщине. На меня, по прежнему, никто внимания не обращал. И что прикажите делать? Есть я больше не хочу, а как дальше поступить не знаю. Не стоять же и дальше, как дураку, возле объедков? Может рискнуть и просто попробовать уйти? Вдруг я прав насчёт гостеприимства и меня теперь не тронут? Во всяком случае, яму мужики капать перестали. Что казнь отменяется или они на нужную глубину выкопать, уже успели? Тот ещё вопрос. Жизнеопределяющий, можно сказать. Так что? Так и буду стоять? Ничего хорошего, для себя, точно не выстою! Нужно решаться! Я медленно, не выпуская, краем глаз, из вида старика с Улугбой, двинулся в сторону ближайшего переулка.

— Ты сыт, колдун?

Вопрос остановил меня уже в десятке метров от степняков. Я замер, почувствовав, как холодный пот потёк по спине и медленно обернулся.

— Да. Я сыт, — прохрипел я в ответ. Эти слова дались мне с трудом. Я уже понимал, что ничего хорошего за этим ответом не последует.

— Тогда пришло время умирать, — в словах Улугбы не было ни угрозы, ни насмешки. Он просто констатировал факт. — Ты добыл змей, Юнус?

— Добыл, — возле ямы топтался уже знакомый мне кочевник, с огромным мешком в руке. — Я выцедил из них весь яд, — хищно оскалился он. — Надолго хватит!

Я затравленно огляделся. Никто из кочевников не сделал и шага в мою сторону. Просто стояли и с интересом смотрели, ожидая продолжения развлечения. Вот только свои шанси убежать, я трезво оценивал. Вроде, до ближайшего забора, всего с полсотни метров, да кто же мне их даст пробежать то? Не зря пара воинов, как бы между делом, возле коней отираются. Вмиг догонят!

— Хорошо, — решился я, облизав разом пересохшие губы. Мне бы до того копьеца добраться, что я во время еды приметил. Ножом я от них, точно, не отмахаюсь. — Но у меня есть вопрос.

— Какой? — В бесстрастных глазах Улугбы мелькнула тень удивления. Даже шаман, до этого не обращавший на меня никакого внимания, обернулся в мою сторону.

— А разве можно убить человека, с которым ты трапезу разделил? — Поинтересовался я, приближаясь к степняку, а значит и к заветному копью. — А как же закон гостеприимства, даже по отношению к врагу?

— Я не делил с тобой трапезу, червяк. Я лишь накормил тебя, — буквально выплюнул мне в ответ Улугба. — Как накормил бы и своего злейшего врага. Но сытый или голодный — враг так и останется врагом, а значит должен умереть.

— Может и должен, не стану спорить, — я метнулся к раскиданным на земле вещам и судорожно схватил копье, — но умирать как баран на бойне я не согласен! Лучше уж в бою!

В три прыжка добежав до забора, огораживающего дом старосты, я прижался к нему спиной, выставив копьё вперёд. Сердце гулко стучало в груди, почти на грани слышимости отсчитывая, удары. Всё тело затрясла еле заметная дрожь. Из глубин сознания начал подниматься липкий страх, вот только поддаваться я ему не собирался. Умирать не хотелось ужасно, да только выбора не было. Вернее он был, но только по отношению к тому, какой смертью мне умереть. Уж лучше так. Здесь. Сразу.

Впрочем, сразу не получилось. Степняки не спешили. Никто не хватался за оружие, не вынимал, из притороченных к седлам колчанов, стрел, не наваливался на меня с дикими воплями. Казалось, им по-прежнему до меня и дела нет. Лишь Юнус одобрительно оскалился, потрясая сжимаемым в руке мешком.

— В бою умирают воины, а ты баран и есть.

Улугба не спеша, как-то лениво двинулся в мою сторону, даже не удосужившись вынуть саблю из ножен. Неужто думает, что не посмею ударить? Зря надеется! Ещё как посмею! Я только крепче ухватил древко копья, высматривая куда половчее ткнть, чтобы убить наверняка.

Кто же так рогатину держит? — Презрительно сплюнул Улугба, остановившись в нескольких шагах от меня. — Так даже издыхающего зайца не убьёшь. А я не заяц. — Степняк потянул из-за пояса плеть. — Да и ты не охотник!

Проклятый кочевник, к сожалению, оказался прав. В следующие пару минут я отчаянно метался по площади, беспорядочно тыкая в сторону юркой, ни на секунду не останавливающейся на одном месте фигуры, и никак не мог попасть. Спасительный забор давно остался позади, но со спины на меня нападать никто не спешил. Воины лишь охватив широким кольцом, место схватки, смеялись, весело комментируя между собой мой очередной неудачный выпад, да с хохотом отскакивали в стороны, когда я, обозлившись, пару раз кидался на кого-то из них. А проклятый Улугба ещё и периодически плетью умудрялся меня достать, заставляя, в бессильной злобе, скрипеть зубами. Наконец я остановился, тяжело дыша. Рот судорожно раскрыт, в тщётной попытке наполнить легкие воздухом, глаза заливает липкий противный пот, руки трясутся как у паралитика и отчаяние, замешанное на безнадёге и чувстве стыда в душе.

— Ну что червь, теперь-то ты видишь разницу между воином и бараном? — Недобро усмехнулся Улугба, засовывая плеть за пояс. — Бросай свою палку и пошли. Яма тебя ждёт.

— Сука!

В своем крике я выплеснул всю ненависть, скопившуюся в душе, и ринулся на зазевавшегося вожака кочевников. Ну как зазевавшегося. Это я так подумал. Улугба как-то неуловимо быстро сместился в сторону, пропуская рогатину рядом со своим боком и сблизившись, ловко подсёк мою ногу. Ещё и подтолкнул, придавая ускорение, сволочь! Липкая грязь радушно приняла тело в свои объятия, заботливо залепив глаза и уши и умудрившись попасть даже в рот. Я судорожно поперхнулся, откашлялся, лихорадочно смахнул холодную жижу с лица и... больше я сделать уже ничего не успел. Навалившиеся тела вновь придавили меня к земле, рывком выкручивая руки за спину и стягивая верёвкой. В отчаянии, я попытался брыкаться, даже умудрился кого-то задеть, но вскоре очередь дошла и до ног. Лодыжки обвила петля и кто-то с силой, рывком, потянул их назад, за спину, заставляя моё тело, выгнутся колесом.

— Что же вы делаете, сволочи?! — Простонал я, кусая губы от боли.

— Терпеть нужно, — надо мной склонилась довольная физиономия Юнуса. — Яма не глубокая. Во весь рост не влезешь. Ничего, — решил подбодрить он меня. — Хоть у змей яду нет почти, к вечеру умрёшь. Недолго ждать, совсем. — Заверил степняк, посмотрев на невысоко поднявшееся над горизонтом солнце.

Сильные руки, подхватив, быстро доволокли меня до ямы и грубо пихнули в неё. Я взвыл. Удар о дно ямы коленями, отозвался жуткой болью в натянутом как струна позвоночнике. Рядом на корточки присел Юнус и удовлетворённо поцокал языком.

— В самый раз, — доверительно сообщил он мне. — Шея наружу торчать будет, я вокруг неё мешок и завяжу. Не туго, — заверил он с каким-то садистским удовольствием. — Только чтоб, не дай Безымянный, отсюда ничего не вывалилось! — И поднёс к моим глазам мешок.

И тут меня накрыло. Сознание ухнуло в пучину безумия, уступив место рвущейся наружу ненависти. Я отчаянно закричал, в бешенстве попытавшись разорвать, охватывающие меня путы и мир взорвался миллионами ярких искр...

Обжигающий холод воды заставил вздрогнуть, съёжившись, на липкой земле. Какого чёрта! Что же меня ей постоянно поливают то? Что за варварские методы побудки! Я закашлялся, машинально вытер лицо рукой, открыл глаза и, тут же, судорожно завертел головой, затравленно озираясь.

Я лежал буквально в двух шагам от полуосыпавшейся, чуть было не ставшей для меня могилой, ямы. Судя по тому, что меня и из ямы вытащили, и развязать уже успели, казнь, на какое-то время, степняки решили отложить. Знать бы ещё почему? Во внезапно проснувшуюся, в сердцах моих палачей, жалость и сострадание, не верилось совершенно. Они и слов то таких, наверно, не знают. Тогда почему? Нет, я, конечно, совсем, не против. Обеими руками, за! Вот только с этих уродов станется, что-нибудь пострашней для меня придумать. Такое, что и мешок со змеями детской забавой покажется. Ну не отпустить же они меня надумали? Обступили со всех сторон. Волками смотрят. Особенно Юнус. Вон напрягся весь, словно кобра перед броском, саблю выхватил и, мешочек, дымящийся на шее, побелевшими пальцами сжимает. Это с кем он воевать то собрался? Со мной? Так это даже не смешно!

— Юнус!

Если и было у Юнуса намерение меня убить, то оклик Улугбы заставил его передумать. Кочевник, поколебавшись, со скрежетом согнал саблю в ножны и, выпустив мешочек, презрительно сплюнул в мою сторону. На землю посыпалась труха из пепла и почерневших косточек. Юнус, раздражённо сдёрнул сгоревший амулет с шеи и, бросив злой взгляд на меня, втоптал его в грязь. Подошёл шаман. Я, загребая руками липкую грязь, поднялся, поёживаясь в мокрой одежде. То, что именно этот старик решит, сейчас, мою судьбу, сомнений у меня не было. Вон как вся эта орава убийц и насильников почтительно головы склонила. Даже Улугба, подошедший следом, замер чуть сзади, ожидая, что старикашка скажет.

Старый шаман не спешил. Довольно долго он просто стоял, буквально буравя меня своим тяжёлым, давящим взглядом. На фоне этого мощного, да что там, грозного старика, обступившие меня кочевники стали чем-то незначительным, отсеиваемым сознанием, на второй план.

— Ты был в пустоши, — утвердительно заявил шаман.

— Бббыл, — буквально выдавил я из себя в ответ.

И вновь гляделки, на фоне замерших, восковыми столбами, фигур. Вернее глядел на меня шаман. Я же просто стоял, не в силах отвести взгляд с двух наполненных бездной зрачков. В эти, сроднившиеся с вечностью мгновенья, я отлично понимал, что чувствует кролик, заглядывая в глаза подползающего удава. Паршиво он себя чувствует. Паскудно, прямо скажем. Наконец, что-то решив для себя, старик повернулся к замершему рядом Улугбе, коротко приказав, на непонятном для меня языке. Тот лишь повёл бровями и два степняка, поспешно рванувшись к пленникам, через минуту, буквально приволокли трясущегося старосту.

— Когда это побелеет, червь? — Старик, вперив в Антипа тяжёлый взгляд, ткнул пальцем в мою стигму.

— Дык это, — затрясся староста ещё сильнее. — Отец-послушник уже два дня как в Вилич въехать должон. Так, значитса, сегодня к вечеру стигма цвет сменить и должна. Мы уже на завтра и обоз сбирать хотели.

Шаман, услышав ответ старосты, мрачновато улыбнулся и вновь повернулся ко мне. Только взглядом больше сверлить не стал и то, слава богу.

— Я хотел тебя отпустить, — голос старика стал неожиданно доброжелательным, чем, похоже, вогнал в дрожь не только меня, но и своих соплеменников. — Вот только зачем? До города три дня пути. Даже если тебя не схватят, то всё равно не успеешь.

— Ну, так я придумаю что-нибудь, — нервно облизал я губы, лихорадочно соображая. Как бы опять в яму не сунули, если отпускать передумают. При воспоминании о только что, каким-то чудом избегнутой жуткой смерти, меня всего перекорёжило.

— А что тут думать? — Усмехнулся старик, для которого не остались незамеченными мои телодвижения. — Я знаю путь, по которому ты можешь успеть к сроку.

— Какой путь? — Не понял я, молясь лишь о том, чтобы меня отпустили. Чёрт с ней, со школой. Пусть уж лучше отцы-вершители меня в запретный город пошлют. После мешка со змеями, мне ничего уже не страшно.

— Через запретный город, — огорошил меня, между тем, шаман.

Господи! Он что, мысли мои читает?!

— В смысле? — Не понял я.

— Дорога в Вилич кружная. Вокруг леса она петлю делает. — Шаман был само терпение. — Потому, что по прямой лежит запретный город. Вот и приходится людишкам в обход ходить. Тебе же всё равно терять уже нечего. — Заглянул старик мне в глаза. — Ты и так в него попадёшь, если к сроку в Вилич не успеешь.

— Так через него вроде пройти невозможно, — опешил я.

— Невозможно, — согласился со мной старик. — Но я тебе помогу.

Взмах кинжала и Антип, захлебываясь кровью, зажимает руками вспоротое горло. Шаман, хищно оскалившись, потянул из-за пояса свою палку.

Глава 8

Город появился внезапно, сразу, без каких-либо намёков на то, что я к нему приближаюсь. Вот только что я, чертыхаясь, с трудом продирался сквозь колючую стену кустарника, как вдруг упрямые ветки перестали цепляться за многострадальные остатки одежды, и я, буквально носом, упёрся в высокую каменную стену, сплошь поросшую мелким кустарником и травой. Собственно говоря, даже не в стену. Этот изрезанный трещинами каменный массив, со своими бесчисленными выступами, нишами, сколами и уступами, скорей уж напоминал рукотворные горы. Словно кто-то неимоверно могучий нашвырял беспорядочно каменные глыбы в одну кучу и, как попало, скрепил между собой. И эти горы, соперничая своими пиками с верхушками деревьев, пологостью похвалиться, не могли.

— Ну вот. Срезал на свою голову, — вытер я пот со лба. — Вот и учи после этого геометрию.

На мгновение задумался, а что это такое — геометрия? И тут же, с досадой сплюнув, потряс головой. Нашёл время! С памятью своей позже разбираться буду. Если только это позже у меня будет, что в свете открывающихся перспектив очень сомнительно. Вон солнце уже к зениту поднялось, а мне тут ещё альпинизмом заниматься неизвестно сколько!

К своему удивлению поднялся, на вершину каменной стены, я довольно легко. Выступов на руинах вполне хватало и крошится, несмотря на свой почтенный возраст, они не спешили. Да и кустарник, несмотря на ненадёжную опору, держался на удивление крепко. Изодрался, правда, весь. Ну, тут уж как говорится — снявши голову, по волосам не плачут. Огляделся и озадаченно присел. Подумать было над чем.

Нет, дальше таких завалов больше не было. Больше того, скажу. Дома, насколько я мог видеть, в основном устояли. Досталось им, конечно, прилично: частично разрушенные, с вздыбленными или проломанными крышами, потрескавшимися завалившимися стенами, они мрачно чернели пустыми глазницами окон и покорёженными проёмами дверей. Местами, стены отсутствовали вовсе, открывая взору всю ту же безрадостную картину тотального разрушения: оплавленные до черноты стены, полуразрушенные, торчащие каменными уступами лестницы, стёртые в порошок перегородки. Но всё же это были дома, а не груды беспорядочных камней. И между ними тянулась довольно широкая дорога. Пусть местами заваленная остатками тех же домов, раздолбанная оплавленными ямами, но дорога! Причём, тянулась она как раз туда, куда мне и нужно было — навстречу уже начавшему клонится к закату солнцу. Иди, да радуйся!

Вот только радоваться, как раз, почему то и не хотелось. Как и спускаться вниз, собственно говоря. Что-то нехорошее было там, неправильное. Вот, вроде, ничего подозрительного нет. Безмолвие полное, даже ветерок не гуляет, а сердце караул кричит и дрожит, как испуганный кролик. И вдруг, я понял, что был не так. Как раз эта тишина. Такая, как будто вымерло всё. Она то и не вписывалась в привычную картину. Вот только что по лесу брёл. Так там жило всё. Шелест листьев, скрип деревьев, щебетание птиц, наконец. Да мало ли звуков в лесу? Вот он рядом. Макушки совсем недалеко от меня качаются. Кажется, руку протяни — достанешь. А звуков никаких не слышно. Словно я оглох, внезапно. Я сделал пару шагов обратно, к внешнему краю стены и какофония звуков буквально захлестнула, наполнив душу непонятной радостью. По лицу ласково потрепал свежий тёплый ветерок. Я непроизвольно расправил плечи, словно только что сбросил с них тяжкий груз. Оглянулся назад, в сторону города. Не хочу я туда. Совсем не хочу. Аж с души воротит. Может всё же обойти? Какое-то время я упорно боролся с навязчивой мыслью, буквально переламывая себя. Ну, нет у меня выбора! Дорога в обход тоже приведёт меня сюда, вот только сзади, уже, отцы — вершители стоять будут!

Спуск много времени не занял. И вот я, уже стою, прислонившись к импровизированной стене и, до боли в пальцах, судорожно сжимая, подаренный шаманом нож, вглядываюсь в открывшуюся передо мной картину. Мне было страшно. Господи, да мне наверно никогда в жизни не было так страшно, как сейчас! Дорога, довольно широкая, выложенная аккуратными кубиками белого кирпича, плотно подогнанными друг к другу. Она.... была абсолютно чиста! Часть домов была превращена, неведомой силой, буквально в руины, раскатавшей их в труху и разбросав камни во все стороны. Но ни один, даже самый мелкий камешек, не пересёк невидимой черты, обозначавшей обочину дороги. Да что там камни! На ней даже пыли не было! Словно её только что протёрли большой влажной тряпкой, как линолеум в доме. От многочисленных завалов и рытвин, хорошо рассмотренных мною сверху, не осталось и следа.

— Это кто же тут так расстарался то, а? — Растерянно поинтересовался я. — Ишь, гостеприимный какой!

И тут же поёжился. Мой голос, на фоне абсолютной, мёртвой тишины, прозвучал как-то неестественно, даже жутковато.

Я уж лучше помолчу пока! Всё равно интересного собеседника мне здесь не найти!

Посмотрел наверх и поёжился ещё раз. Ну вот, только что, на почти безоблачном небе, ярко светило солнце! Ну не могли эти свинцовые, тёмно-синие тучи, низко нависшим над головой плотным покрывалом, затянувшим всё небо, так быстро из-за горизонта набежать! Что за место такое, мерзопакостное?!

Наконец, я заставил себя отлепиться от стены. Если местный дворник и ждёт меня где-то впереди, то с этим я уже поделать ничего не могу. Постараюсь повнимательнее быть, да не шуметь по возможности — глядишь и проскочу. Мелькнула мысль сойти с дороги и пойти возле домов, но, после небольшого размышления была отвергнута. Неизвестно ещё, кто в этих развалинах прятаться может. Выскочит из окна какой-нибудь клыкасто-шипастый, и оглянуться не успеешь, как тебя на обед пригласят. По дороге хоть какой-то шанс есть убежать, да и завалов возле зданий много, замучаюсь перебираться. И устану и время, опять же, потеряю.

Приняв решение, я, стиснув зубы, быстро зашагал по дороге, затравленно оглядываясь по сторонам и, порою, почти, срываясь на бег. Воображение работало на полную катушку. За каждой насыпью скрывался зверь, в тёмных проёмах домов притаились жуткие монстры, сзади заносил щупальца для удара, кто-то невидимый и жутко страшный. Несколько раз я оглядывался, резко крутанувшись на месте и, с нарастающей паникой, крутил головой во все стороны, пытаясь уловить хотя бы тень движения. Но время шло, а нападать, по прежнему, никто не спешил. И я постепенно начал успокаиваться.

Кто знает? Может, тут и нет никого? Просто мёртвый город, разрушенный, бог знает сколько веков назад. Крестьяне сюда не суются — боятся! Вся информация только со слов жрецов. Так эти жучары и наврать могли! Гребут отсюда кристаллы, почём зря, а населению ужасы разные рассказывают. Ну что бы под ногами не путались и монополию не подрывали. Вон шаман, об этом точно что-то знает! Какой смысл ему меня на верную смерть посылать? Проще было на месте грохнуть. Понять бы ещё, чего этот колдун степной вдруг таким добреньким стал? Ну, прямо, местная мать Тереза! Казнь остановил, подлечил, охранный амулет на шею повесил, даже до самого леса своих головорезов проводить заставил! В чём его интерес? Антипа опять же убил, зачем то! Нет. Мне эту сволочь, совсем не жаль. Меня бы кто пожалел! Но в чём смысл? Неужели опять всё в пустошь упирается? Я озадаченно почесал голову, продолжая внимательно оглядываться по сторонам. А если предположить, что шаман как-то узнал, о том, что я не из этого мира? К иномерянам здесь, похоже, все не ровно дышат! Вон Вимс как возбудился! Сразу Ставру горло перерезал! Возможную утечку информации устранил. Так может, и Антип слишком много знал? Я в досаде закусил губу. Гонда наверняка догадался, кто я такой! Уже в первый день допытываться стал! А потом, за мной понаблюдать, у него времени хватило. Мог он об этом Антипу рассказать? Вполне! Дороже стоит изгой из иного мира! Наверняка дороже! А эта сволочь своей выгоды не упустит! Ладно. Предположим, за что Антипа убили, понятно. Не по зубам кусок ухватить решил. В запретный город то меня, зачем было отправлять? И что им всем от меня нужно?!

Что заставило меня, в этот момент, остановится, я уже и сам не знаю. Видимо краем глаза отметил лёгкое дрожание воздуха впереди и мозг, даже ещё не проанализировав, что это такое, дал соответствующую команду. Я замер, увидев, что, буквально в метре от меня, воздух еле уловимо дрожит, словно по нему мелкая рябь пробегает. Как вода в луже, которую еле коснулся, нежным дуновением, лёгкий ветерок. Коснулся, ушёл в сторону и, через несколько мгновений, вернувшись, вновь ласково пощекотал по, успокоившейся было, поверхности. Я огляделся. Хоть воздушная рябь и выглядела довольно безобидно, проверять, что собственно это такое, на собственной шкуре, не хотелось. Слева, надо мной, возвышалась огромная груда из камня, щебня и вывороченных деревьев. Карабкаться через эти дебри было довольно небезопасно. Справа нависала огромная, почти уцелевшая, каменная арка, ведущая в полуразрушенный дом с резными барельефами на стенах. Видать не бедные здесь люди жили, совсем не бедные. Я призадумался, застыв в нерешительности. Идти через арку, совсем, не хотелось. Воображение опять начало рисовать жутких монстров, застывших в ожидании, за каждым углом. Но и альтернативы я тоже не видел. На завал мне не залезть. Там недолго и шею себе свернуть, а в эту странную рябь я и под угрозой расстрела не пойду. Кто его знает, что в ней? Может и не опасна она, совсем. Так, новое природное явление. Ну, вроде, северного сияния. Вот только проверять это, на своей шкуре, я не хочу. Можно, конечно, было попробовать, вернутся назад и поискать другой путь. Встречалось мне по дороге пара перекрёстков. Да только кто даст гарантию, что там будем лучше? Да и время поджимает. Если не успею до того, как баллот побелеет, в Вилич прийти, весь этот забег будет абсолютно бесполезен.

— Да хватит себя накручивать! Нет там никого! Тут бог знает сколько веков, как вымерло всё!

Если я пытался придать себе этими словами хоть капельку уверенности, то получилось плохо. Совсем не получилось, откровенно говоря. Мой голос в этом городе абсолютного безмолвия прозвучал тихо, как-то неуверенно, я бы даже сказал, жалко. Вот ведь! Только страшней стало! Так я тут до старосты проторчу!

Упрямо мотнув головой, я осторожно двинулся в сторону арки. Сердце испуганным кроликом билось в груди, глаза лихорадочно обшаривали всё вокруг, в тщётной попытке обнаружить хотя бы намёк на какое-то движение. Медленно проскользнув, под широким каменным сводом, я очутился во внутреннем дворике, очевидно, когда-то бывшим сквером. Здесь тоже сохранились остатки деревьев, раскинувших свои жуткие, сильно обугленные ветки-кочерыжки в разные стороны. Почему они, за сотни лет, после окончания войны, не рассыпались в труху, оставалось загадкой. Посреди этого кладбища застывших деревяшек, расположился почти не пострадавший фонтан, ромбовидной формы. Ограждение, выполненное в виде раскрывшихся наружу лепестков, было сделано из странного, почти сверкающего своей белизной материала, ничуть не затронутого временем. В центре расположилась статуя невиданного мною ранее, животного, с телом кошки и рыбьей головой, запрокинутой вверх. Сквозь оскаленную пасть, и должен был, очевидно, бить фонтан, наполняя сооружение водой. Воды разумеется не было, но я не мог не обратить внимания, что дно фонтана выполненное из того же белого материала, было абсолютно чистым, без единой соринки. И это притом, что вокруг царил жуткий бардак и запустение. Даже пылинки не было, как и на центральной дороге, что осталась позади. И тут дворник постарался? Трудолюбивый какой! Я присел и осторожно пощупал ограду рукой. Белое ограждение было тёплым и мягким на ощупь, словно обивка дивана, хотя на вид смотрелось твёрдым как камень.

— Мистика, какая то, — прохрипел я, очумело качая головой и пятясь подальше от странного сооружения. Ну, его. От всего странного лучше держаться подальше, целее буду.

Я огляделся. Вокруг сквера или что бы там это не было, со всех сторон нависали стены здания, представлявшего собой, таким образом, вытянутое, неправильной формы кольцо. Сзади чернел зев пройденной мной арки. В возвращении я смысла не видел и продолжил осмотр. В здание вело четыре входа, по одному с каждой стороны, но туда мне точно не надо. И время на осмотр потеряю, и приключений на свою ж.... голову запросто найти могу. А вот расположившаяся напротив пройденной мною арки, её сестра-близнец, очевидно ведущая на параллельную, улицу — самое то. Туда-то я и вышел...

Уже на выходе мне в глаза неожиданно ударил яркий свет, заставив непроизвольно зажмуриться. По ушам, привыкшим уже к тишине, ударила целая гамма звуков, чуть не взорвав барабанные перепонки. Мир, до этого унылый и однообразный, буквально нахлынул на мои органы чувств, вводя в информационный ступор. С трудом разлепив глаза, я на некоторое время остолбенел, пытаясь осмыслить открывшуюся передо мной картину.

Вокруг царило деловитое оживление. Грузчики, пыхтя, волокли довольно тяжёлые ящики, сдабривая этот процесс выразительными матюками, какой-то мужчина, в матовых очках, настраивал аппаратуру, рядом несколько мужиков, снимая рубашки и брюки, не спеша, переодевались в крестьянскую одежду, возле них вертелось пара степняков, размахивая низменными плётками. И камеры, камеры, камеры. Вдруг вся эта толпа народа замерла, разом прекратив, своё броуновское движение и уставилась на меня. Немая сцена продлилась довольно долго, хотя это долго, могло занять всего несколько мгновений. В таких случаях восприятие течения времени, всегда искажается.

— Толик. Я же просил перекрыть сюда доступ, с соседней улицы! — Недовольно заорал очкарик, буравя меня сердитым взглядом. — И что теперь делать? Весь сценарий коту под хвост!

— А что теперь сделаешь, Геннадий Николаевич. Всё! Аттракцион закончен! — Из толпы вынырнула знакомая фигура в синей ветровке и бейсбольной кепке и повернулась ко мне. — Привет, братуха! Ну и как тебе погружение в иную реальность?! Класс, правда?! От настоящей не отличишь!

— Иная реальность? — Заторможено переспросил я. Мозг, перегруженный информацией, работал на износ, пытаясь её переварить. — Это значит, так теперь, называется? — Я начал постепенно закипать, вспоминая, что пришлось пережить за последнее время. — А вы меня спросили, хочу ли я в этом вашем балагане участвовать?!

— А как же? — Удивился Толик. — Ты же ещё и деньги за это заплатил. Забыл что ли всё? Сам же мне все уши прожужжал, когда на аттракцион шли. Иная реальность! Почувствуешь себя попаданцем! Ну, прям, как наяву!

— Выходит всё это, — я растерянно развёл вокруг руками, — аттракцион?

— Конечно, Вельд! Иди сюда. Я тебе сейчас всё объясню, — Толик приглашающе махнул рукой и широко улыбнулся.

Я, ошеломлённо покрутив головой, сделал шаг навстречу другу. Всего лишь шаг. И следом, резкая боль. Я судорожно схватился за, вспыхнувший ярким пламенем подаренный мне шаманом, мешочек и, обжигая руку, сдёрнул его с шеи. Чертыхнулся, недобрым словом помянув старого колдуна, навязавшего мне эту гадость под видом охранного амулета. А всё моя жадность! Как же — халява! Чёрт! Больно-то как! Оглянулся. Грузчики, операторы, режиссер, в общем, все, медленно приближались ко мне, с одинаковыми, будто застывшими улыбками на лицах. Меня охватила непонятная тревога. Я машинально начал пятится назад, ещё не понимая причины нарастающей паники.

— Куда же ты, дружище?! — Раскрыв руки, как бы для объятий, Толик тоже двинулся в мою сторону. — Вернись!

— Как ты говоришь, меня зовут? — Спросил я, начав понимать, что послужило причиной беспокойства.

— Тебя зовут Вельд, — перестал улыбаться Толик, делая ещё шаг в мою сторону. — Подойди ко мне, Вельд!

В следующее мгновение, я уже что было силы, бежал назад, в сторону арки. Уже разворачиваясь, краем глаза, успел увидеть, как бросившиеся вслед люди задрожали, словно смазанная картинка и начали на ходу трансформироваться в нечто жуткое. Преодолев арку буквально в два прыжка, я выскочил в сквер и бросился вскачь, в сторону её сестры-близнеца.

— Вернись! — Голос Толика исказился, потеряв человеческие интонации.

Это только придало мне сил, заставив, ещё сильнее, ускорится. Наверное, никогда я ещё так не бегал, даже когда от волколаков удирал.

— Вернись, — голос за спиной уже окончательно утратил человеческие черты, став механическим, безжизненным. Я проскочил вторую арку, буквально чувствуя за спиной дыхание своих преследователей. Силы были на исходе: пот заливал лицо, грудь вздымалась, как кузнечные меха, в тщетной попытке обеспечить лёгкие достаточным объёмом кислорода. Понимая, что терять уже нечего, я ринулся в сторону странной ряби, так недавно напугавшей меня и, в следующее мгновение, попал, словно в кисель. Воздух вокруг резко уплотнился, загустел, дойдя почти до водообразного состояния. Я в панике забарахтался, словно муха, попавшая лапками в смолу. Волосы встали дыбом при мысли, что через мгновение на меня сзади набросятся наседавшие на пятки преследователи. Но вскоре мне стало не до них. Таинственная субстанция не только сковывала движения. Вдыхать этот загустевший, до невозможности, воздух тоже было довольно сложновато. Я продолжал барахтаться в воздушном киселе, с разинутым ртом и выпученными глазами. Перед глазами поплыли красные круги. Сознание почти померкло, когда пелена неожиданно кончилась и я, грохнувшись на дорогу, содрогнулся в конвульсиях, хватая губами воздух. Лишь через несколько секунд, я пришёл с себя настолько, что смог отползти, от проклятой пелены, чуть не ставшей моей могилой, ещё на пару шагов. Так, на всякий случай, от греха. Вдруг она ещё и передвигаться может? Затем, вспомнив о преследователях, с трудом сел и развернулся назад. По ту сторону ряби никого не было. Всё та же чистая, буквально вылизанная, дорога и возвышающиеся, по обе стороны от неё, дома и руины. Кто бы меня ни преследовал, о ловушке они знали и, в отличие от меня, предпочли в неё не соваться. Ушли назад.... или пошли в обход? Эта мысль обожгла меня холодом, заставив найти в себе силы встать и поковылять по дороге дальше — прочь от опасного места.

Некоторое время, я брёл почти машинально, практически не соображая. Если бы, в этот момент, кто-то решил напасть, я бы этого, наверное, даже и не заметил, пока не съели бы. Но постепенно дыхание восстановилось, в глазах прояснилось, и вернулась ясность мысли.

"Надо же. Опять чуть не влип"! — Дрожащей, от нервного потрясения рукой, я вытер липкий пот со лба. — "Проклятые иллюзионисты! Ведь почти купился! Хотя тут магия покруче, чем у Вимса будет. Там иллюзия лишь на мгновение появилась, а тут целое представление устроили. И ведь я поверил! Если бы не амулет шаманский, сам бы, как барашек в лапы к этим тварям бросился. Или в щупальца. Что там у них есть? Не разглядел. Не до того было. И честно говоря, и в будущем разглядывать не хочу. Так что ноги отсюда, ноги! Пока эти гопники в обход не прибежали"!

Следующие полчаса я бежал, переходил на быстрый шаг, судорожно восстанавливая дыхание, и снова бежал, стремясь как можно дальше оказаться от страшного места. Иногда оглядывался, но погони не было видно. Вот и думай теперь! Толи эти твари отстали, по какой-то причине не сумев продолжить погоню, толи, впереди засаду устроили. Дорога то прямая! Чего проще. Ещё раз свернуть с неё, я нипочём не решусь!

Дорога кончилась неожиданно. Собственно говоря, о том, что она закончится, ничего не предвещало. Я уже, наверное, больше часа уверенно топал по ней и сколько не вглядывался вдаль, конца и края не выдел. У меня даже смутная надежда затеплилась, что если повезёт, то по ней, так через весь город и прошагаю, никуда больше не сворачивая. Недавнее происшествие отбыло у меня всякую охоту к экспромтам, в виде отклонения от намеченного курса. Тут хоть безлюдно или безмонстрно, если хотите. Я даже оглядываться по сторонам меньше стал. Монотонность всегда ослабляет бдительность, притупляя все органы чувств. Поэтому, когда я чуть носом не ткнулся во внезапно возникшую передо мной стену, то даже подпрыгнул от неожиданности. Несколько секунд я тупо разглядывал шершавую кладку из грубо отёсанного коричневого камня, не веря своим глазам. Ведь только что вдаль вглядывался, упираясь взглядом за горизонт. Даже машинально руку поднял, собираясь проверить, не иллюзия ли очередная перед глазами. И сразу судорожно её отдернул, выматерившись в полголоса.

Идиот! Ну, сколько можно?! Совсем осторожность потерял! Может это ловушка, какая, а ты в неё пальцем тыкаешь! Вот оторвут тебе этот палец, по самые пятки, может тогда, наконец, поумнеешь!

Осторожно, буквально на цыпочках, словно боясь, что стена может среагировать на моё отступление и напасть, я начал отходить назад. Стена начала расплываться на глазах, утрачивая плотность. Чем дальше я отходил, тем сильнее она, ну как бы истаивала, теряя свои очертания. Вот уже, сквозь неё, проявляются контуры дороги, наливаются красками тянущиеся вдаль руины домов. Стоило мне отойти на несколько метров, как преграда пропала окончательно, растворившись в воздухе и, передо мной вновь, лежала дорога, упирающаяся своим концом в свинцовую пелену облаков.

Точно мираж! Ну и напугал, блин! Уже не спеша, я двинулся вперёд, и стена появилась вновь, постепенно материализуясь прямо из воздуха. В метре от меня, она выглядела уже абсолютно реально, вновь неумолимой преградой преграждая путь.

"Чёрт. Уж больно реалистично выглядит. И высокая зараза"! — Поднял я голову наверх. — "Метров пять точно будет. И зацепиться не за что".

Я задумался, решая как поступить дальше. Что же, прежде всего, нужно всё-таки понять, иллюзия передо мной или это препятствие всё же реальное? Не хотелось бы, опять куда-то сворачивать. Вздохнув, я вновь отошёл назад. Стена послушно исчезла из вида. Оглядевшись, я решительно свернул налево, к полуразрушенному трёхэтажному куполообразному дому с большими квадратными окнами. Найти небольшой увесистый камень, среди многочисленных обломков, не составило никакого труда. Сжимая его к руке, я вернулся на дорогу. Близко к стене подходить не стал, от греха. Неизвестно ещё, как там она на мой бросок отреагирует. Закусив губу, я бросил камень в сторону ещё полупрозрачного препятствия и застыл на месте, готовый в любое мгновение задать стрекача. Камень, гулко ударившись о стену, нехотя откатился назад.

Материальная! Вот зараза! И что теперь делать? И не перелезешь ведь! И какому идиоту понадобилось поперёк дороги стены возводить?! Печалька!

Решив довести эксперимент до конца, я вновь вернулся к развалинам дома. На этот раз поиски затянулись, но я всё же нашёл полуметровый толстенный сук, усыпанный каменной крошкой. Вновь вернувшись к стене, осторожно ткнул в неё палкой. Раздался характерный скрежет. Я огорчённо почесал голову. Похоже, чуда не произошло. Уже ни на что, особо не надеясь, я пошёл вдоль стены, периодически проверяя её на прочность палкой и, в какой-то момент, со звоном упёрся в небольшую, окованную железными полосками, дубовую дверь. Аж глаза протёр. Вот не было её только что тут! Чем угодно могу поклясться, не было! Вспомнив о свойстве стены исчезать в отдалении, я медленно, не сводя с двери глаз, попятился в сторону. Догадка меня не обманула. Дверь исчезла, только в отличие от стены, она это сделала как-то сразу, мгновенно. Вот только что, я ясно видел её перед собой, шажок в сторону и перед глазами только монолитная каменная кладка. Шаг в обратную сторону и дверь вновь тут как тут. Будто век здесь и стояла.

— Блин! Ну что, за сюрреализм такой? — Раздражённо пожаловался я в пустоту. — Что же у вас всё не как у людей то?

Некоторое время, я с сомнением разглядывал проклятую дверь, решая как быть дальше. Пытаться её открыть до ужаса не хотелось! Кто же его знает, что меня там, за ней ждёт? Уж точно ничего хорошего, от этих свихнувшихся магов, ждать не приходится! Тут либо заклятием, каким приголубят, либо страхолюдину, какую натравят! С них станется! Но и в обход идти тоже страшно! Мне псевдоТолика с компанией за глаза хватило! Дилемма! Хоть здесь оставайся! Хотя тоже не вариант...

Я огорчённо повёл плечами, поправляя мешок. Из провизии, выделенной мне в дорогу степняками, остался лишь небольшой ломоть хлеба, да пара луковиц, а жрать уже сейчас сильно охота. Учитывая, что кролики тут толпами не бегают, долго, на такой диете, я не протяну. Да и время всё больше поджимает. Когда в город входил, далеко за полдень было. И тут я уже часа три проваландался. Скоро вечереть начнёт. И всё. Потом уже можно будет вообще никуда не спешить. Приняв решение, я осторожно приблизился к двери и озадаченно почесал голову. А как открывать? Ни ручки, ни замочной скважины. Зацепится не за что! Или есть за что?! Внезапная догадка заставила меня шагнуть вперёд, вплотную к двери. Есть! Передо мной, буквально из воздуха, всплыла невидимая до этого металлическая резная ручка в виде сжатого в руке тёмного шара.

Вот ведь, намудрили! Невидимость на невидимости сидит и невидимостью погоняет!

Не спеша касаться ручки, я теперь уже тщательно обследовал всю дверь, буквально в упор, рассматривая каждый сантиметр. Больше сюрпризов не было. Что же. Нужно решаться! Перестраховываясь, я постучал сначала по ручке палкой и, лишь затем, не заметив на это никакой реакции, решился коснуться металла пальцем. Его буквально свело от холода, что учитывая довольно тёплую погоду, было уже странно. Но больше никаких неприятностей не произошло. Потерев палец о другие, чтобы разогнать кровь, я снял с головы шапку и, уже схватился за ручку через неё. И вновь ничего не произошло. Тогда, судорожно сглотнув, я осторожно потянул дверь на себя. Та поддалась на удивление легко, беззвучно уйдя в сторону. Я тут же, зайцем, отскочил назад, подняв в замахе руку с ножом и напряжённо вглядываясь в дверной проём. Увы, но ожидаемого мною прохода сквозь стену и тянувшейся дальше дороги, я не увидел. Передо мной, в полумраке открывшегося проёма, виднелась широкая каменная лестница, скрюченной спиралью уходящая круто вниз. В отличие, от приведшей меня сюда дороги, время основательно поработало над ней. Ступеньки серого цвета были покрыты сплошным узором из трещин и сколов, замысловатой паутиной перекинувшимся на неровные стены и низкий полукруглый потолок. Довольно долго я просто стоял, всматривался в полумрак. Тщётно. Открывшийся передо мной туннель, замер в равнодушном ожидании, поставив меня вновь перед непростым выбором.

— Ну, вот что теперь делать? — Чуть не плача, вопросил я в пространство. — Мне в Вилич надо! Некогда мне тут, по подземельям, шастать!

Не спуская взгляда с лестницы, я, пятясь, отошёл назад, пока дверь вновь не исчезла, слившись со стеной.

— Ну, ничего, — попытался я приободрить самого себя. — Я тут перекрёсток довольно широкий недавно проходил. Обойдём. — И фальшиво-бодрым голосом продекларировал. — Нормальные герои всегда идут в обход!

Перекресток был действительно недалеко. И ста шагов в обратную сторону не прошёл. Настороженно посмотрел в обе стороны и не заметил ничего необычного. Такие же полуразрушенные дома, такая же чистая, без единой пылинки, дорога. Разве что сама улочка была чуть поуже, да здания чуть пониже. Поколебавшись, я пошёл в правую сторону, энергично вертя по сторонам головой.

Не беда. Я на такую же дорогу свернул, а не в скверик между домами. Не любит местная нечисть на дорогу выходить, всё по дворам прячется. Сейчас этот домишко по периметру обойду и обратно, по другую сторону стены вернусь. Нормально всё будет.

Вот только трехэтажное здание справа от меня, которое я намеревался обойти заканчиваться упорно не хотело. Оно тянулось и тянулось вдоль дороги, равнодушно взирая на меня тёмными провалами окон и, изредка, радушно зазывая полуразрушенными отверстиями дверных проёмов.

"Что же за гадство то такое?" — Всё больше нервничал я, напряжённо вглядываясь вдаль, вдоль казавшейся бесконечной стены. — "Лучше бы я налево пошёл, как все нормальные мужики"!

Наконец, далеко впереди, показался долгожданный перекрёсток. И хорошо. Я к тому времени уже извелся весь и всерьёз подумывал вернуться назад и попытать счастья в другом направлении. Мысль попробовать войти в дом и попытаться пройти сквозь него с содроганием отвергалась. Наконец-то! Приободрившись, я прибавил шаг, не сводя глаз с заветного поворота. Это меня и спасло. По моим подсчётам, мне оставалось пройти ещё метров двести, чтобы достичь поворота, когда краем глаза я заметил там странное шевеление. В следующее мгновение я замер, до рези в глазах, всматриваясь в непонятное мне действо. Воздух на углу дома дрожал, прямо на глазах постепенно уплотняясь и начиная, клубится.

"Что опять кисель, как в прошлый раз"? — Только и успела мелькнуть в голове мысль, как вдруг на перекрёсток буквально вывалились клубы тёмно-синего тумана и начали быстро распространяться во все стороны. Часть тумана целеустремлённо заклубилась в мою сторону. Чертыхнувшись, я попятился назад, не в силах отвести взгляд от открывшегося мне зрелища. Туман был как живой. Заполняя собой всё вокруг, он довольно быстро двигался вперёд, не оставлял без внимания ни единого метра пустого пространства: выбросил струю-щупальце во встретившуюся боковую улочку, просачивался сквозь двери и окна внутрь домов, карабкался вверх, по склонам рукотворных руин. И чем ближе туман приближался ко мне, тем всё яростнее проявляли себя, бушевавшие в нём силы. Завихрения становились всё интенсивнее, заплетаясь в замысловатые спирали, переплетаясь друг с другом в тугие узлы и вновь распадаясь на мелкие части. В какой-то момент на самой границе тумана мелькнула призрачная, еле заметная тень, тут же пропав из вида. Но её место сразу же заняла другая, затем ещё и ещё. И вот уже вдоль, неумолимой волной накатывающегося на меня, тумана, беснуется десяток бесплотных человеческих фигур, кружась в бесконечном танце. Ну, насчёт человеческих, это я так, образно, сказал. Человеческий мозг всегда пытается подогнать что-то не виданное ранее под уже известные ему стандарты. Если и было между этими силуэтами, бестолково мечущимися в полутьме, какое-то сходство с человеком, то только общее: две пары рук и ног, голова. Но на этом сходство и кончалось! Очертания контуров были зыбки и расплывчаты. Руки и ноги, в процессе движения, то удлинялись, то укорачивались, изгибались под немыслимыми углами, исчезали и вырастали в другом месте. Один из силуэтов в процессе движения перевернулся и тут же голова и ноги поменялись местами, шустро втянувшись в тело и тут же вытянувшись из него в других местах. Лиц у призраков не было, не говоря уже просто о наличии глаз. И всё же я был, почему то, полностью уверен, что призраки знают о моём присутствии и беснуются там, на границе тумана, от страстного желания пообщаться поближе. И всё это на фоне, всё той же, всёпоглощающей тишины. Мне стало по-настоящему жутко. Волосы встали дыбом, сердце бешено забылось, появилось ощущение надвигающегося конца. Оцепенение продлилось недолго, вряд ли больше нескольких секунд, но, за это время, туман, успел преодолеть треть отделяющего его от меня расстояния и, уже нависал надо мной, грозя накрыть как океанской волной.

"Беги, идиот"! — Вспыхнувшая в голове паническая мысль вывела меня из ступора. Я развернулся и, что есть силы, пустился в безнадёжное бегство. Замелькала под ногами мостовая, нехотя потянулась в обратную сторону, опостылевшая стена бесконечного дома. Оглянувшись, я запаниковал ещё больше. Туман не приблизился, нет, но, также ускорившись, не отставал, продолжая целеустрёмленно двигаться, в мою сторону, метрах в ста позади. Силуэты же в нём, казалось, окончательно взбесились, яростно мечась во все стороны.

Догонят! Непременно догонят! Долго мне такой темп не протянуть!

Судорожно дёрнувшись, я, на свою беду, запнулся и кубарем покатился по мостовой, пребольно обдирая многострадальные локти. Резко заболела нога. Неужто подвернул?! Паника захлестнула меня с головой, заставив рывком подняться с дороги. Нога, протестующее, стрельнула болью, но не подвела. Ещё раз оглянувшись, я лихорадочно ускорился. Туман, воспользовавшись возникшей заминкой, приблизился ещё метров на двадцать. Постепенно бег превратился в настоящую пытку. Лицо заливал липкий пот, тело взопрело под ставшей неожиданно громоздким и душным тулупом, ощутимо сковывающим движения, а ноги начали наливаться неподъёмной тяжестью. Приходилось прикладывать всё больше и больше сил, чтобы заставлять их двигаться дальше. Назад я уже не оглядывался, стараясь сберечь последние капли сил, и без того, понимая, что страшный туман неотвратимо надвигается.

Стена! Дверь! Туда! Хоть какой-то шанс!

Надежда придала немного сил, позволив ещё некоторое время поддерживать заданный темп. Поворачивая на перекрестке, краем глаза увидел, что туман совсем рядом, руку протяни и коснёшься. В ужасе, я поднажал ещё, исчерпывая последние резервы организма.

Стена появилась как всегда, внезапно, и я буквально впечатался в неё, еле успев смягчить столкновение руками. Глаза лихорадочно заметались в поисках двери.

"Она справа была! — Мелькнула паническая мысль, и я, затравленным зверем, метнулся вдоль стены. Туман нахлынул внезапно, сразу погрузив окружающий мир в нечёткий полумрак. Будто лампочку кто-то выкрутил. Сбоку ко мне скользнула тень, но я отчаянным рывком успел проскочить, в узкую щёлочку, между ней и каменной кладкой. По локтю скользнуло что-то холодное и омерзительно-липкое, но, не сумев зацепиться, соскользнуло прочь. Впереди, в нескольких метрах, мелькнул ещё один силуэт, поплыв мне навстречу. В ужасе, я заорал, притормаживая, и тут же слева, возник дверной проём, с так и не закрытой мною дверью. Подвывая от ужаса, я буквально ввалился туда и, схватившись за дверь, захлопнул её за собой, лишь чудом не прищемив себе пальцы. И, тут же, повалился на ступени, затравленно дыша. Если твари из тумана смогут открыть дверь, сил на дальнейшее бегство просто не было. Оставалось просто ждать.

Некоторое время, я напряжённо вглядывался в дверь, судорожно хрипя и гадая, что происходит за ней, с той стороны. Пару раз, мне даже показалось, что она, вздрогнув, начинает потихоньку открываться. Мелькнувшая мысль, попробовать её забаррикадировать, была тут же отброшена. Сил на это просто не было, да и пустая лестница, теряющаяся своим концом в полумраке подземелья, обилием предметов, для создания баррикады, похвастаться не могла.

"Да и толку её подпирать"? — Хмыкнул я через мгновение, поразмыслив. — "Дверь то наружу открывается"!

Неожиданно для себя, я истерически расхохотался, держась руками за покалывающий бок. Умом понимал, что это ненормально, что мной банально овладела истерика, но поделать ничего с собой не мог. Напряжение, скопившееся в организме, дошло до крайней точки и теперь требовало выхода. Стало себя неимоверно жалко. Блин. Ну что это за жизнь у меня? Всё время, либо убегаю от кого-то, либо по подвалам сижу. Постоянно голодный, грязный, провонял уже, наверное, весь, как последний шелудивый пёс. И каждая встречная сволочь, если не сожрать, так обмануть, избить, продать норовит! Сколько я ещё так протяну?! Ясно же, что не долго! Если сегодня каким-то чудом в Вилич не попаду, то можно самому в петлю лезть. Хоть мучатся, меньше буду.

Просидел я так довольно долго. Во всяком случае, когда придя в себя, я начал подниматься, затёкшее тело отозвалось довольно сильной болью. Впрочем, оно даже к лучшему. Боль окончательно привела меня в себя, вновь вернув ясность мысли.

"Вот слюнтяй! Распустил сопли! Жалеть он себя надумал! Тряпка"! — Мысленно костерил я себя, поднимаясь с пыльных ступенек. — "Тут действовать надо, торопиться, а он мокроту разводит"!

Мне стало невообразимо стыдно, за свою слабость. Правильно говорят, что самые страшные судьи для себя — это мы сами. Сам себя никогда не обманешь и всегда выставишь правдивую оценку своим поступкам. Ладно. Время не ждёт. Раз уж занесло меня в это подземелье, нужно идти вперёд. Проверять остался ли туман со своими обитателями у стены или ещё куда утёк, я точно не буду! Так что выбора нет. Надо было сразу сюда идти. Только время зря потерял, да ещё и нож, пока удирал, обронил!

Ножа было искренне жаль. Всё же, какое-никакое, а оружие. Всё не с голыми руками в подземелье соваться. И ведь даже не помню, где его оставил. Скорее всего, когда споткнулся, выронил. Жалко. Только вот идти его искать? Нет уж!

Я осторожно подошёл к двери, прислушался, ничего не услышал и, развернувшись, начал спускаться вниз. Лестница оказалась довольно длинной. Широкими спиралями, наматываясь вокруг своей оси, она уходила всё глубже и глубже под землю. Крошился под ногой камень, поднималась в воздух мелкая въедливая пыль. Спуск был долгим, нудным и однообразным. Даже взгляду зацепится не за что. Вокруг царил всё тот же несильный полумрак. На какое-то время я призадумался, а почему здесь вообще хоть что-то видно? Источников света вокруг не наблюдалось и, по-хорошему, здесь должна властвовать непроглядная тьма. Не найдя ответа, вскоре выбросил эти мысли из головы. Видно и, слава богу. Не мне жаловаться на отсутствие полного мрака, наоборот — радоваться должен. Вслепую я тут далеко не ушёл бы. Волей-неволей наружу вылезать пришлось бы.

Лестница кончилась незаметно, вдруг. Моим глазам предстал огромный зал, дальний край которого терялся в полумраке. Я застыл, напряженно осматриваясь. Рука бессильно шевелилась в поисках пропавшего оружия.

Зал отнёсся к моему осмотру равнодушно, предоставляя сделать выбор: спуститься вниз или убираться назад, туда, откуда пришёл. Осторожно, буквально на цыпочках, я покинул лестницу и сделал шаг на ровную площадку. И сразу вспыхнул яркий свет, заставив меня, в панике, отпрянуть назад. В голове загудело, от резкого выброса адреналина, всё тело буквально сотрясала нервная дрожь. Я затравленно огляделся по сторонам, но всё было по-прежнему тихо. Я был тут один.

— Так и заикой стать недолго! — Облизав пересохшие губы, с укором заметил я.

Голос прозвучал неестественно громко и не получив ответа, утонул в повисшем безмолвии. Если и было здесь что-то живое, то хорошо затаилось до поры и ничем себя не выдавало. Да и негде здесь было, особо таится. Зал представлял собой огромную круглую площадку неправильной формы. Стены, выложенные из огромных серых плит, местами были покрыты непонятными письменами и вздымались далеко ввысь, очевидно, доставая почти до самой поверхности. Такой же серый куполообразный потолок, казалось, парил над помещением. Серыми плитами был выложен и пол, ровными блоками покрывая всё пространство. Всё было простенько, аскетично даже, я бы сказал, но при этом дышало непонятным величием. Помещение было практически пусто. Ни мебели, ни каких-либо выемок и ниш, ни дверей. Лишь в центре стояла гигантская, более десяти метров в высоту, статуя, целиком высеченная из белой скалы.

Восхищённо замерев, я долго разглядывал древнего мага. Скульптура буквально завораживала своим величием и нечеловеческим изяществом. Казалось, ещё мгновение и камень оживёт, пробудившись от тысячелетнего сна и, спящий гигант сойдёт, со своего пьедестала.

Я осторожно приблизился, несмело обошёл вокруг статуи и, встав перед ней, робко прикоснулся. Камень был тёплый и мягкий на ощупь. Я озадаченно отступил, покачав головой. Что за материал такой странный? Зверь у фонтана тоже из чего-то подобного сделан был. Я медленно поднял глаза вверх, разглядывая колдуна в упор. Фигура стояла, наклонившись, уперев руки в колени, словно с интересом разглядывая очередную букашку, появившуюся перед ней и решая, что с этой букашкой делать. Большая окладистая борода, чуть вытянутый, слегка крючковатый нос, ощерившийся в язвительной усмешке рот. Но особенно поражали глаза. Неизвестный мастер очень талантливо сумел передать чувства волшебника, смотрящего на меня свысока. В этом взгляде смешались воедино и сознание собственного превосходства над стоявшими перед ним, и лёгкая снисходительность к низшим существам, и невообразимая мудрость, недоступная простому смертному. Этот взгляд завораживал, притягивал к себе, подавлял.

Внезапно воздух, передо мной, весело заискрился, волосы ласково погладил лёгкий ветерок и свет, отхлынув от стен, сомкнулся вокруг меня и статуи, образовав небольшой круг диаметром чуть более двух метров. Оставшаяся часть зала сразу погрузилась в непроглядную тьму. Запаниковав, я попытался отскочить назад, но невидимая сила мягко спружинив, вернула меня назад, в центр круга. Последующие отчаянные попытки вырваться, также успехом не увенчались. Я словно оказался внутри силового кокона, не желавшего выпускать наружу. Сердце сжалось в недобром предчувствии.

— Положи свой дар у ног великого Инсора.

Голос прошелестел так тихо, на грани восприятия, что в первое мгновение я подумал, что мне просто послышалось и это плод моей расшатанной психики.

— Ну что же такое то?! — Чуть не заплакал я. — И так всё плохо, а я ещё и с ума потихоньку сходить начинаю!

Я попробовал протянуть за пределы круга хотя бы руку, но чем дальше её вытягивал, тем сильнее уплотнялся воздух, превращаясь в непроходимую преграду.

— Ну, вот и всё. — Неожиданно, для самого себя, я успокоился. — Кажется, приплыли. Конечная остановка!

— Положи свой дар у ног великого Инсора. — Голос на этот раз прозвучал чётче, в его интонации проскользнула требовательность и нетерпение.

— Чего? — Ошарашено переспросил я, уставившись на лицо статуи. Впрочем, если она и говорила со мной, то внешне это никак не выражалось. Камень он и есть камень — пусть и искусно вырезанный.

— Положи свой дар у ног великого Инсора! — В голосе невидимого собеседника проскользнули нотки ярости.

— Сейчас положу, только достану! — Поспешил заверить я и, скинув с плеч мешок, начал лихорадочно в нём копаться. Излишне злить неведомо кого, тем более находясь у него в плену, совсем не хотелось. Вот только что этому Инсору отдать? Выбор был не просто не велик, а по-настоящему скуден. Кусок чёрствого хлеба, две луковицы, чурбачок с намотанными на него нитками и иголкой, старое кресало и деревянная ложка. Вот и всё мое нехитрое богатство. Как говорится всё свое ношу с собой. Вот только класть в дар Инсору что-то из этого убожества, было откровенно боязно. Может и оскорбится. Долбанёт каким-нибудь пульсаром, от меня даже обувки не останется.

— Ты испытываешь терпение Инсора, смертный! — Невидимый голос взревел, заставив меня втянуть голову в плечи. Я, уже остановив, было свой выбор на кресале, внезапно вспомнил: — "Монета"!

Перед глазами встали насмешливые глаза старика-шамана, пренебрежительно бросившего мне к ногам золотой кругляшь.

— Бери червь! Может и пригодится в запретном городе!

Он что знал что-то? Ведь неспроста так расщедрился!

Впрочем, эти мысли не помешали мне, лихорадочно снять с правой ноги обувку и достать заначенную туда монету. Хоть и маленькие, но всё же деньги. Попробую их отдать. Кто знает, может, обойдётся и, меня не распылят, тут же, на месте. Осторожно потянувшись к статуе, я бережно положил монету возле её ног. Некоторое время ничего не происходило. Затем монета сдвинулась с места, закрутилась вокруг своей оси и, взлетев в воздух, с шумным треском, растворилась в воздухе.

— Дар принят. — Голос вновь стал тихим и бесстрастным.

Я трясущейся рукой вытер выступивший на лице пот. Блин. Как же всё сложно в этом мире. Всё время будто, как слепой, по краю пропасти ходишь. Ну а теперь уйти можно или как? Я осторожно протянул руку в сторону границы круга и вновь наткнулся на барьер.

— Что привело тебя к ногам Инсора, низший? — Вопросил между тем голос. — Выбирай!: боль, тьма или ужас?

— Э нет! — Я даже замотал головой, в знак несогласия. — Мы так не договаривались! Ничего мне от тебя не надо! Отпусти только! Будь человеком!

— Нужно выбрать. — Наставительно попенял мне голос. — Что выбираешь? боль, тьму, ужас?

— Да ничего мне не нужно! — Возмущённо взорвался я. — Мне и так за последнее время хорошо досталось! И боли натерпелся, и во тьме посидел, а уж, сколько ужаса было, на десятерых хватит! А тут ты ещё пристал!

— Выбирай: боль, тьма, ужас? — Как будто даже не слыша меня, продолжал гнуть свою линию голос.

— Вот что ты за зануда, а?! — Чуть не плача, опустился я прямо на пол. — Не буду я выбирать, понятно тебе?!

— Выбирай: боль, тьма, ужас?

Прошло уже довольно много времени, а я всё продолжал находиться перед статуей, выслушивая, с завидной периодичностью, предложение проклятой твари. В дискуссию со мной тут, похоже, вступать не собирались и на все мои доводы, просьбы, мольбы и угрозы слышалось только одно.

— Выбирай: боль, тьма, ужас?

Какое-то время, я ещё пытался вырваться из западни силой, но очень быстро убедился в тщетности своих усилий. Постепенно пришло осознание того, что выбирать всё же придется. Не вечно же тут сидеть! Неведомая тварь, похоже, не уступит. Чёрт! Знать бы ещё, что за этим выбором кроется. Боль, она разная бывает. Вот так её выберешь, а с тебя может кожу сдирать начнут? Но и тьма не радовала. Кто эту тварюгу знает, возьмёт, да и глаза выжжет. С неё станется! Постепенно я склонялся к ужасу. Но и тут опаска была. Затейники тут всякие попадаются. Можно такой ужас устроить, что и боль за счастье покажется!

— А можно узнать, в чём этот ужас состоит или что за боль будет? — Решил уточнить я. Кто знает. А вдруг ответит.

— Выбирай: боль, тьма, ужас?

— Вот заладил одно и то же! — В сердцах сплюнул я. — Попугай облезлый!

Что же. Делать нечего. Нужно решаться. Я нехотя встал, накинул на плечи мешок и, внутренне сжавшись, сдавленно прохрипел. — Выбираю ужас.

— Инсор внял твоей просьбе! — Торжественно прошелестел голос. — Да будет ужас!

— Просьбе?! — Выпучил я глаза от возмущения. — Ну, ты и гад!!!

Между тем зал вновь наполнился светом, и я торопливо отбежал в сторону от статуи. Хоть ритуал вроде, как и закончен, но оно так спокойнее будет, а то опять какую-нибудь тягомотину начнут. С этой наглой твари станется. Видали?! Это, оказывается, я сам себе ужас устроить попросил! Даже приплатил за такое удовольствие! Ладно, уходить отсюда надо поскорей, пока мне тут обещанный ужас не устроили. Я крутанулся, намереваясь, устремится обратно к лестнице и замер в лёгком ступоре. Лестницы на месте не было... совсем. И куда она делась? Ну не могли же они, за полчаса, пока я с Инсорром валандался, весь проход заложить? Должна быть лестница! Я ещё несколько секунд простоял, глупо моргая, и вдруг меня осенило.

Придурок! Пора уже и привыкнуть было! Лестница, наверное, как и стена наверху, вблизи только и видна! Привыкли тут всё под невидимостью маскировать. Сволочи!

Я бросился к стене и направился вдоль неё, ожидая появления из небытия прохода наверх. Лестница не появилась. Осознав, что делаю уже второй круг вокруг зала я встал как вкопанный. Окинув безнадёжным взором пустой зал и стоящую, ко мне боком, статую Миновра, я от души выматерился.

— Господи! Да как же достал меня этот город! Чтоб я сюда ещё хоть раз пришёл! Местные не дураки! Лучше его пять раз обогнуть, чем напрямик соваться!

— Иди. Ужас ждёт тебя. — Бесстрастно согласился со мной невидимый, и я увидел, как в десяти шагах от меня в стене образовался дверной проём, сквозь который виднелась городская улица.

— Я же, вроде, глубоко под землёй должен быть? — Нерешительно пожаловался я в пространство.

Мне никто не ответил. Инсор молчал, видимо посчитал свою задачу выполненной. Я осторожно подошёл к проёму и, нерешительно потоптавшись, выглянул наружу.

Это была площадь. Огромная круглая площадь, равномерно залитая гладким белым раствором, твёрдым на вид, но при этом мягко пружинящим под ногами. Я стоял в самом центре, рядом с невысоким двухметровым кубом, из бурого гранита. На каждой стороне куба имелась дверь, одна из которых и послужила для меня выходом. Проверять, что находится за тремя другими, у меня никакого желания не возникло. Ну, его. А то ещё чего-нибудь выбрать заставят. Мне бы пока с навязанным ужасом как-нибудь разобраться! Судя по всему, эта площадь являлось центром города. Во всяком случае, окружающие её руины дворцов, даже в таком виде поражали своим величием и красотой. Дворцов было ровно три. Между ними, словно отсекая друг от друга, тоненькими лучами разбегались в разные стороны от площади, узенькие стрелки, покрытых тем же веществом, что и площадь, дорог.

— Ну и куда мне теперь идти, прикажете? — Растерянно оглянулся я.

Продолжавшие висеть, над городом, плотным покрывалом, тучи, оставляли всякую надежду увидеть солнце, а я, между тем, не имел никакого представления, в какой стороне находится теперь Вилич. Надежда успеть туда вовремя, окончательно угасла.

— Я начинаю ненавидеть это место, — обессилено пробормотал я и, сев прямо на землю, развязал свой мешок. С сомнением посмотрел на остатки хлеба и, не выдержав соблазна, умял всё, слегка заглушив голод.

"Мда. Похоже, если не выберусь отсюда в течение нескольких часов, будет совсем печально", — подумал я, закидывая за плечи почти пустой мешок.

Я решительно встал, ещё раз огляделся и, решив не гадать, направился по первой, попавшейся на глаза, дорожке. А смысл гадать? Куда-нибудь, да выведет! Дорога вывела к обрыву. Я стоял на краю каменной стены, отвесно уходящей вниз, а далеко внизу лежал город, по которому я недавно шагал. Отсюда он казался каким-то игрушечным, ненастоящим, я бы сказал. Я горько рассмеялся. Что-то мне подсказывало, что и две других дороги приведут меня к обрыву. Чертовы извращенцы магические. Это надо так умудриться! Спуститься в подземелье, чтобы оказаться на вершине горы. Придётся возвращаться! Я безнадежно махнул рукой и поплёлся обратно к площади. Куба не было. Я стрелой ринулся к центру. Ещё была надежда, что он, наподобие стены, просто стал невидимым на расстоянии. В центре было пусто. Несколько минут, я, как безумный, метался вокруг, зачет то, подпрыгивая и притоптывая ногами. Затем зло рассмеялся, даже с каким-то восхищением, покачивая головой.

— Кто же так строит? Ну, кто же так строит то, а? И что мне теперь прикажите делать теперь? Здесь на зимовку устраиваться или вниз прыгать? Авось, каким магическим потоком подхватит и о землю не так сильно расплющит?

Отвечать мне никто не стал. Я потеряно огляделся вокруг и долго изучал взглядом полуразрушенные дворцы.

— Ну и что я теперь теряю? — Обречённо спросил я сам себя. — Один хрен, скоро сам, с голодухи, вниз сигану. Пойду, погляжу, поищу чего-нибудь. Хуже уже не будет. Вдруг где под подушкой парашют заныканный лежит. Или длинная верёвка, на худой конец.

Я выбрал из трёх дворцов самый уцелевший на вид и решительно направился к видневшемуся, в центре здания, парадному входу. Огромные массивные двери, покрытые золотым барельефом, были плотно закрыты. Я, в нерешительности, остановился.

— Заперто, что ли? — Вопросил я сам себя и зачем то постучался, словно надеясь, что мне откроют.

Створки, в то же мгновение, разошлись, скользнув вовнутрь и заставив меня, отскочить на несколько шагов назад.

— Кто здесь?! — Задал я банальный, для такой ситуации вопрос, сам удивляясь тому, как дрожит голос.

Ответа не последовало. Лишь только створки остались открытыми, как бы приглашая войти. Осторожно, словно мелкий воришка, я прокрался внутрь, в любой момент готовый задать стрекача.

Глава 9

Время мало пощадило зал, в который я попал. Горы мусора на полу, покрытые трещинами и копотью стены, гигантская рваная дыра в потолке, поваленные как попало резные колонны. Всё кричало о том, что в своё время, этому зданию, хорошо досталось от врага.

Я осторожно двинулся вперёд, петляя между кучами битого кирпича и осыпавшейся штукатурки. Под ногами характерно захрустело.

— Готов ли ты испытать свою судьбу, проситель, выбравший ужас? — Раздавшийся, возле самого уха, грустный голос, заставил меня запнуться на полушаге и грубо чертыхнуться.

— Похоже, ещё один невидимка, на мою голову, — зло прошипел я в пространство. Видимо, лимит странного за один день был вычерпан до придела и появление нового голоса меня уже ничуть не смутило. — И что ты хочешь предложить мне на этот раз, мистер инкогнито? Надеюсь не бады прикупить? А то у меня от них изжога!

— Я Лог, привратник этого дворца, а не то, чем ты меня сейчас назвал! — По-моему, голос даже обиделся. — И дом великого мага Инсора не базар, чтобы что-то продавать!

— Ну, с этим хоть поговорить можно, — облегчённо вздохнул я. — Не то, что с предыдущим. Делай свой выбор! Делай свой выбор! — Гнусаво передразнил я. — Ты, похоже, поумней, будешь. — Обратился я, подняв голову к потолку.

— Ты прав. — Спокойно согласился голос. — Выбор тебе придётся сделать. И тянуть с этим не стоит!

— Ну, нет! — Испуганно отскочил я к дверям. — Мне и одного раза хватило! Задолбали эти ваши ловушки!

— Ты можешь уйти, — невидимый голос был спокоен и сух, — но второй раз эти двери, перед тобой, уже не откроются.

Я заколебался. Перспектива оказаться вновь одному, на безлюдной скале, отнюдь не радовала. Здесь, по крайней мере, ещё оставался, хоть какой-то, шанс выбраться.

— А что за выбор то? — Решил поинтересоваться я, подумав, что отказаться никогда не поздно.

— Тот же, что и всегда. — Удивился моему невежеству невидимый собеседник. — Ты должен выбрать дверь, в которую нужно войти.

— А что за дверьми? — закономерно, поинтересовался я.

— Одна ведёт в тронный зал великого Инсора, где ты сможешь униженно изложить свою просьбу и, если Безымянный будет к тебе благосклонен, то асур выполнит её.

— А если нет?

— Если великий Инсор откажет тебе в твоей просьбе, то он просто вернёт тебя обратно вниз, в благословенный город света.

— За что же его так благословили то, город этот? — Удручённо покачал я головой.

— О чём ты?

— Да забудь, — отмахнулся я. — Лучше скажи, а что за другими дверями?

— Дверью. Их всего две, — уточнил привратник. — За другой дверью — Ужас. Ты же сам это выбрал, в качестве наказания за дерзость?

Дилемма. Выбирать мне совершенно расхотелось. Может лучше уйти, пока не поздно? Что-то мне подсказывает, что если я ошибусь, то прыжок со скалы в пропасть, мне за счастье покажется. Очень неприятная перспектива. Я заколебался, оглянулся на распахнутые двери, мазнул взглядом по пустой площади и мрачно отвернулся.

Вот умом понимаю, что лучше не рисковать! За одной из двух дверей меня ожидает ад! По мелочам тут никто не разменивается, и если уж возьмутся меня наказывать, то всерьёз. И что особенно страшно, это всерьёз может растянуться на довольно продолжительный период! Очень уж у местного населения фантазия богатая! А у древних асуров, судя по всему, ещё и возможности эти фантазии воплотить, были почти не ограниченные.

Я зябко передёрнул плечами. Страшно. До жути страшно! Но как же жить хочется! Откуда-то изнутри, сметая доводы рассудка, нарастала странная уверенность, что мне обязательно повезёт. Не может не повезти! Двери всего две, а не десять! Шансы, достаточно, велики! Я просто не могу ошибиться! Нужно решаться! Иначе сдохну на этой скале, понапрасну!

— Я попробую выбрать, — с трудом прохрипел я, буквально выдавливая каждое слово.

— Так иди и выбирай.

Внезапно пропавший, из-под ног, пол и я, с криком, проваливаюсь вниз.

— Ааах!!!

Я бешено замолотил руками, пытаясь ухватиться за противно свистящий в ушах, воздух. Сердце отчаянно колотило по груди, пытаясь выскочить наружу. От стремительного падения буквально перехватило дух.

Я сейчас разобьюсь! Этого не может быть! Так не честно!!!

Падение прекратилось так же внезапно, как и началось и меня очень жёстко тряхнуло в воздухе, заставив клацнуть зубами. И мягко опустило на землю, поставив на ноги.

Я тут же обессилено рухнул на пол, очумело тряся головой. Машинально попытался приподняться, вновь упал, больно ушибив локоть. Меня сразу вырвало, буквально выворачивая наизнанку. Перед глазами плавали тёмные круги, не давая сфокусировать взгляд.

— Вот же гадство какое! — Прохрипел я, сотрясаясь от накатившего на меня кашля. — Чуть всю душу из тела не вытрясли!

— Твоя душа и даром никому не нужда, — голос Лога был по-прежнему равнодушен. Он лишь констатировал факт. — Настало время войти в дверь проситель. И пусть безымянный определит твою судьбу.

— А в пропасть меня скидывать, обязательно было?! — Наконец откашлявшись, зло поинтересовался я.

— Нет. Но так ты лучше осознаешь свою ничтожность, если всё же предстанешь перед великим Инсором.

— Сволочь ты! — Несмотря на то, что меня продолжало сильно мутить, я всё же смог подняться на ноги. — Можешь меня прямо сейчас прикончить, а только я от своих слов не откажусь! Ты мразь и сволочь!

— Я не палач. Я привратник — судя по голосу, ни моя злость, ни слова, Лога нисколько не задели. — Палач ждёт тебя за одной из дверей. Выбирай. В какую войдёшь?

В голове немного прояснилось, и я смог, наконец, оглядеться. Я находился в квадратном каменном мешке, из грубо обработанного бурого камня, местами покрытого тёмно-коричневой плесенью. Поднял голову вверх. Всё тот же сплошной камень, словно я и не падал сюда ниоткуда. Так, плод больного воображения. Я зябко передёрнул плечами.

Ненавижу магов! Теперь мне понятно, отчего их тут так все не любят! Извращенцы поганые! Правильно Хунгар, в своё время, сделал, когда вас как клопов передавил!

Перевёл взгляд, на противоположную от меня стену. Две неглубокие ниши, в каждой невзрачная, хлипкая на вид деревянная дверца, с вбитым металлическим кольцом вместо ручки. По краям и, в середине, между нишами, на уровне моих глаз, прямо из камня, словно проломив его, выступали грубые маски из тёмной кожи. Я, слегка пошатываясь, подошёл поближе. Маски были совершенно одинаковые: оскаленный крупными клыками рот, приплюснутый как у гориллы нос, закрытые, более широкие, чем у человека глаза.

— Выбирай, — равнодушно прервал мой осмотр, голос лога. — Но выбирай с умом. Ибо если ошибёшься, Ужас будет тебе достойной наградой за дерзость.

— Подсказок, конечно, никаких не будет? — Я растерянно переводил взгляд с одной двери на другую.

— Я привратник дома, — с достоинством ответили мне. — И не должен помогать каждому безродному просителю. Но ты можешь задать по одному вопросу каждому из трёх стражей этих дверей и услышать в ответ: либо да, либо нет. Но знай, проситель, что перед тобой находятся аватары трёх духов: правды, лжи и случая. Первая тебе всегда скажет правду, вторая обязательно соврёт, а третья может и солгать, и сказать правду. Тут уж как повезёт.

— И кто из них кто? — Даже опешил я, от такого каламбура.

— Этого даже я не знаю. — Будь у лога тело, он, наверное, в этот момент, пожал бы плечами. — У тебя три вопроса. Задай их и войди в дверь. Время пошло.

— Погоди! — Всполошился я. — Какое время? О времени уговора не было!

— А ты думал, великий маг Инсор будет ждать тебя вечно? — Хмыкнул саркастически голос. — Видишь тень, что покрыла пол за твоей спиной? Это смерть. И она пусть и медленно, но движется. И как только коснётся тебя, ты умрешь!

Я затравленно оглянулся и увидел, что возле противоположной стены, в месте, где я появился в этом каменном мешке, появилась тонюсенькая плёночка, ярко-жёлтого цвета, начавшая медленно расширятся в мою сторону.

Я непечатно выругался. Когда же этот день, кончится, наконец! И переживу ли я его вообще? Сил уже нет никаких! Но нужно что-то делать! На вскидку, полчаса у меня есть, но я бы на это не очень рассчитывал. Вдруг эта плесень ускорится?

Я начал, лихорадочно, соображать. Так, о чём спросить то? Напрямую спрашивать про дверь в тронный зал бесполезно. И так ясно, что двое покажут на одну, а третий на другую. Вот и гадай потом, в каком настроении был этот богами проклятый дух случая. Соврал или правду сказал? А что тогда спрашивать? Надо что-то такое, очевидное, чтобы сразу было понятно: соврали мне или нет. Тогда, с большой долей вероятности, про одного из этих истуканов всё станет ясно. А вдруг сразу на духа случая нарвусь? Что же делать? Оглянувшись, я увидел, что ядовитая плёнка значительно приблизилась. Всё-таки ускорилась, тварь! Да у меня от силы минут пять на раздумья осталось! Я практически застонал от отчаяния. Нужно рисковать! Задам сразу двоим один и тот же вопрос, на который знаю точный ответ. Если ответят одинаково, значит, мне повезло и, один из ответивших был дух случая. Тогда, если ответ был правдивый, то третья маска будет духом лжи, а если оба соврут, то — духом правды. А зная, кто передо мной, у третьей маски и про дверь спросить можно будет. А вот если ответы не совпадут, то тогда всё печально. Придётся идти наугад.

Я осторожно подошёл к центральной статуе и шумно вздохнув, спросил. — Я нахожусь во дворце Инсора?

Несколько мгновений ничего не происходило. Замершая передо мной маска, казалось, не слышала вопроса, продолжая прибывать в своей странной спячке. Я уже собирался, возмутившись, поинтересоваться у Лога, в чём тут дело, когда аватара, наконец, ожила. Сначала на морщинистом лице вздрогнули веки, затем по нему пробежала короткая, едва заметная, судорога и вот глаза открылись. Неосторожно заглянув в них, я судорожно отшатнулся, поспешив переместить взгляд себе под ноги. Блин, да эти глаза мне чуть душу наизнанку не вывернули! Нет уж! В гляделки с этими тварями играть, дураков нет!

— Нет.

Голос аватары был бесстрастен и лишён всякого выражения и всё же пробирал до самых костей, заставив меня, зябко повести плечами.

Вот ведь дьявольская образина! Чтоб тебя Лишний разжевал, да выплюнуть забыл! Напугала до чёртиков! Ну что же. Во всяком случае, эта маска — не дух правды. Сейчас бы ещё вторая маска мне в ответ соврала и считай дело сделано. Тогда третья точно духом правды будет и, можно уже не сомневаясь, у неё про дорогу в тронный зал спрашивать. Покосившись на плёнку, продолжающую бодро ползти в моём направлении, я подошёл к левой маске.

— Я нахожусь во дворце Инсора?

Господи! Сделай так, чтобы она тоже соврала! Должно же мне хоть немного сегодня повезти! Сил уже никаких нет!

— Да.

Я горько рассмеялся, чувствуя, как на глазах наворачиваются слёзы. И почему я не удивлён? Что же, всё как обычно. Вместо шестёрок кости выдали двойку с единицей. Скажи эта гадина "нет" и всё было бы просто. Я, зная, что правая аватара всё время говорит правду, просто спросил бы, указав на любую дверь, ведёт ли она в тронный зал. А теперь, задавать вопрос третьей аватаре не было никакого смысла. Всё равно, я не знаю, соврёт она мне или скажет правду. Нужно решать самому. Мелькнула мысль бросить жребий и, тут же, пропала. Я слишком люблю свою жизнь, чтобы доверить её какой-то монетке. Да и бросать особо нечего. Последнюю монету эти сволочи колдовские, у меня уже вытянули, да ещё, в благодарность, в такую з.... запихнули. Гады! Я начал лихорадочно осматривать обе двери, в отчаянной надежде найти хоть какую-нибудь подсказку. Всё было тщётно. Двери был похожи друг на друга, больше, чем близнецы-братья. Казалось, даже пыль на них легла одинаковым слоем.

Решившись, я взялся за кольцо левой двери и потянул на себя. Заперто! Не может быть! Дёрнул сильнее. Не открывается! Как же так! Она открыта, должна быть! Или может?! Осенённый внезапной догадкой, я перестал бешено тянуть кольцо на себя, и толкнул дверь вовнутрь. Та нехотя поддалась, приоткрыв довольно широкую щель в мрачный, обросший мхом и плесенью коридор. Напрягая зрение, я попытался хоть что-нибудь разглядеть и не смог. Стены, да потолок. Нужно заглянуть в другую! Быстрее!

Я резко крутанулся на месте, рывком скакнул в сторону зала, чудом остановился, едва не влетев в проклятую кляксу и, прижавшись к стене, с трудом протиснулся в правую нишу. И с горечью выругался, заскрипев зубами от досады. Правая дверь была точно так же приоткрыта и за ней, тёмным пятном, просматривался точно такой же коридор.

Разум захлестнула паника. Нужно выбирать! Немедленно! В эту?! От моего толчка, дверь открылась ещё шире. Я отшатнулся. Нет! Это ловушка! Нужно обратно! Я обернулся и обречённо простонал, кусая от бессилия губы. Проклятая субстанция, заполонив собой весь зал, уже проникла в нишу, целеустремлённо приближаясь к моим ногам.

— Идиот! Доигрался! — Взвыл я не своим голосом. — Всё! Выбора нет, теперь!!!

Ненавидя самого себя и, в то же время, отчаянно труся, я окончательно распахнул дверь и буквально ввалился внутрь коридора. За спиной с грохотом лязгнуло.

Несколько секунд я стоял, замерев, напряжённо ожидая возмездия за ошибку. Всё оставалось по-прежнему. Не спешил разъезжаться в разные стороны пол, отправляя в полёт, в не имеющую дна бездну, не тянулись из стен, покрытые мерзкой слизью, щупальца неизвестного монстра, не падали с потолка, изголодавшиеся по свежему мясу, гигантские пауки и сколопендры. В общем, никому, пока что, до моего появления никакого дела не было. Я, стараясь не создавать лишнего шума, осторожно прислушался. Тишина.

Одно из двух: либо мне всё-таки повезло и, с дверью, я угадал, либо этот самый ужас ждёт меня впереди. Никто и не говорил, что он сразу за дверью будет. Она может быть лишь началом пути к нему. Так что, рано пока расслабляться!

И всё же, меня слегка отпустило. Я облегчённо вздохнул. Мой личный апокалипсис вновь откладывался на неопределённое время. На всякий случай, я попробовал приоткрыть дверь, через которую сюда вошёл. Впрочем, сделал я это, для успокоения совести, нисколько не сомневаясь, что обратного пути нет. Поэтому, не сумев открыть, ломиться не стал. Всё одно, даже будь у меня такая возможность, в другую дверь я сейчас бы не пошёл. Тут я, во всяком случае, пока жив. А там? Брр... Даже проверять не хочу!

Что же. Надо идти.

Коридор оказался не длинным, метров двадцать, не больше. И в конце его, меня ждала плотная, под цвет стены, пелена. Я нерешительно замялся.

— Ну и кто тут радовался удачному выбору? — Горько спросил я себя. — Эти двери только вход в прихожую, в предбанник так сказать, а вот через эту гадость. — Я раздражённо ткнул ногой зеленоватый мох. — Уже в "парилку" попадёшь. А там уже и банщики ждут и хорошо, если только с веничками!

Мда. Если я хотел сам себя этой шуткой подбодрить, то получилось, скажем, так себе, не очень. Мандраж перед очередным испытанием и не думал проходить.

Ну и сволочь, этот Инсор! Натуральный садист! Нет сделать так, чтобы сразу всё за дверью решалось. Так ему этих мук мало! Ему надо, ещё раз, из человека душу вынуть, ещё на нервах поиграть!

Внутри появилось гаденькое ощущение, словно я маленький муравьишка, с которым решили поиграть, из озорства, соседские ребятишки: то дорогу перегородят, то песком присыпят, а то и лапку оторвут. Нет, лапки у меня пока все целы, но боюсь, что ключевое слово здесь "пока". С тех пор, как очнулся в доме Велима, постоянно по краю хожу. Везение — оно ведь бесконечным не бывает. Возможно, что как раз сейчас, оно и закончилось. Может и правда, лучше было не дёргаться и вокруг города сдаваться идти? Как бы сейчас ещё хуже не вышло! И что я там говорил про то, что из-за отсутствия выбора легче? А вот фик! Ни черта мне сейчас не легче! Даже хуже стало! Потому как только через дверь вошёл, надежда появилось, что позади всё! А тут опять! Я же говорю — сволочь этот маг, каких поискать!

Закусив губу, я медленно приблизился к пелене и осторожно коснулся её пальцем. Ничего. По ощущениям обычный воздух. Медленно протянул руку дальше, так что в пелене скрылась вся ладонь и, тут же быстро выдернул обратно. Нет, ничего такого я не ощутил и не на что страшное не наткнулся, просто воображение так живо нарисовало, как, по ту сторону пелены, кто-то хватает мою руку и рывком тянет на себя, что нервы не выдержали.

— Уж лучше сразу, разом. — С ненавистью прохрипел я, облизывая языком прокушенную губу.

Несколько секунд я стоял перед пеленой неподвижно, собираясь духом, словно новичок-парашютист перед первым прыжком с самолета, а потом, зажмурив глаза, отчаянно рванулся.

И тут же, удар по ноге, резко швырнул моё тело вперёд. Успев открыть глаза, я увидел, стремительно летящий навстречу каменный пол.

— Нет. Всё-таки, какая у меня насыщенная жизнь пошла, — прохрипел я, зажимая бегущую ручьём, из носа, кровь. Интересно, у меня хоть какая-нибудь часть тела осталась, в которую ни разу ничем не ударили? Ну, разве что только та, что между ногами будет. Так что, мне теперь с опущенными руками всегда ходить?!

Надо сказать, что тут я слегка покривил против истины. Нет, не скажу, что народ вокруг меня подобрался, в основном, добродушный и душевный и пару раз мне даже изрядно доставалось. Вон, после плети Улугбы, точно, на всю жизнь, шрам останется. Спасибо что, хоть шаман слегка щёку залатал. Правда, способ он для этого довольно жуткий избрал. До сих пор дрожь берёт, при воспоминании о том, как он мне мазь, густо замешанную на крови Антипа, по щеке растирает. Но речь сейчас не о том. Просто немалую лепту, в свою грядущую инвалидность, вносил и я сам, постоянно стремясь, познакомиться с окружающей меня средой как можно ближе. Причём, в основном, лицом. Вот и сейчас, влетев с разбегу, с закрытыми глазами, в этот огромный зал, я тут же запнулся, благо весь пол здесь представлял собой огромную беспорядочную свалку, и если бы не чудом выброшенные, в последний момент, руки, разбитым носом дело бы не ограничилось.

— Ну, это нормально, — запрокинув голову, чтобы унять кровь, неожиданно захихикал я. — Привыкать уже начинаю.

Несмотря на довольно сильную боль, на душе у меня полегчало.

Ту я дверь выбрал! Ту! Нет. Обещанного мне мага я тут не встретил, но то, что попал туда, где эта скотина выслушивала просьбы везунчиков, угадавших с дверью, сомнений не вызывало. Достаточно было взглянуть в другой конец, казавшегося бесконечным зала. Там, являя собой резкий контраст, с этим донельзя разгромленным, жутко искорёженным помещением, прямо в воздухе, висел золотой трон гигантских размеров. Искусная резьба, на массивных подлокотниках, мозаичный лев на спинке, подставка для ног создавали картину неподражаемого величия. Сзади, над троном, нависала гигантская фигура Инсора, со вскинутыми, в каком-то колдовском пассе, руками. Мне живо представилось, как очередной проситель, попав в этот зал, долго шёл по мраморному полу к трону, всё сильнее осознавая себя мелкой букашкой, дерзнувшей побеспокоить всемогущего исполина. Но сейчас трон был пуст и, что-то говорило мне, что пустует он уже не одно столетие.

— Ну вот, одно жульё кругом, — сказал я с каким-то злорадным удовлетворением. — Вот на что угодно могу спорить: ошибись я дверью и обещанный ужас мне устроили бы по полной программе! Но я угадал! И где, теперь, прикажете мага искать? Кто мое желание выполнять будет? Рады чего я рисковал? Нервы тратил? Последние, между прочим! Нет у меня пока запасных, обзавестись не успел! Монету, единственную, опять же отжали!

На мои претензии, ожидаемо, никто не откликнулся. Да я, собственно говоря, и не рассчитывал на ответ. Кровь, наконец, слегка унялась и я, стараясь понапрасну не вертеть головой, осторожно поднялся. Раз с магом накололи, то, похоже, выбраться отсюда никто не поможет. Самому надо выход искать. Зал был огромен, не уступая размерами нескольким футбольным полям. К тому же, поля эти были изрядно перепаханными и заваленными горами строительного мусора, но я не унывал. Выход непременно должен быть! Ведь как-то этот маг сюда попадал? Надо просто вдоль стен пройтись. Опять, наверное, невидимостью дверь замаскировали. Знаем — проходили!

Я медленно побрёл вдоль стены, старательно перебираясь через горы мусора и не забывая оглядываться по сторонам. Блуждание по городу научило осторожности, и наличия в зале магических ловушек я не исключал. Да и что-нибудь ценное была надежда найти. Вон ходоки, по окраине города блуждая, кристаллы собирают, а я всё же во дворце местного мага нахожусь. Сам бог велел хабар собрать. В будущем, если отсюда выберусь, может пригодиться.

Вернувшись, примерно через час, к месту, через которое попал в зал, я озадаченно почесал голову.

Ну и что теперь делать? Ни дверей, ни окон, ни артефактов магических! Голые стены, да горы мусора. Тоже мне, тронный зал, называется! Делать то что? Пелена опять пропала! Я тут долго не протяну. Я уже жрать, очень, хочу! Может, пропустил ненароком? Мог, наверное. Когда пару раз от стены отходил. А всё жадность моя! И вещи, что внимание привлекли, обычным мусором оказались, и в том, что дверь в стене не пропустил — уверенности нет. Одни убытки, в общем! Ещё раз обойти? Я с сомнением почесал голову. Нет. Потом. Лучше пока в центр, к креслу летающему схожу. Может там портал, какой есть или просто люк в полу, на худой конец. Я и на люк согласен, мы люди не гордые. Лишь бы был!

Трон висел над полом метрах в трёх. Довольно долго, я смотрел на него, задрав голову и удивляясь, как можно было поднять ввысь такую махину. Это какой же силы магия должна быть? Под креслом, кстати, мусора не было, но и люка тоже, как я не старался его разглядеть. Под сам трон я, правда, не полез. Не захотел судьбу испытывать. Оно, конечно, трон уже долго висит. Ну а вдруг упадёт? Я отошёл чуть в сторону и безнадёжно развёл руками.

Нету тут никакого люка. Похоже, пора впадать в отчаяние!

Я уже собрался было, пуститься в новый поход вдоль стен, когда взгляд зацепился за небольшое золотое колечко, валявшееся на самом краю, окружавшего трон, мусора.

— Лучше бы кусок баранины попался! — Горько вздохнул я, но колечко всё же поднял.

Неплохое такое колечко. Тоненький ободок с нанесёнными на него непонятными знаками, печатка в виде всё того же неизменного льва, правда, на этот раз, мирно спящего. В городе, наверно, немалых денег стоить будет, а тут и корки хлеба за него не получишь. Хотя и башку за него проломить, тоже легко могут. Жизнь тут, совсем, не ценится. Если, всё же, мне повезёт, и я выберусь из этой передряги, надо будет его спрятать хорошенько, до поры, а пока ... Хмыкнув, я напялил кольцо на средний палец.

Чей-то взгляд буквально впился мне в спину, заставив её покрыться холодным потом. Ощущение чужого присутствия было настолько сильным, что я, буквально, крутанулся на месте, затравленно оглянувшись по сторонам. В зале, насколько я мог видеть, никого не было. Правда, рукотворные горы мусора местами были настолько высоки, что за ними без проблем можно было спрятаться, но что-то мне говорило, что и там я ничего не увижу. И всё же чувство чужого присутствия не проходило. Я давно уже научился не доверять полностью глазам, в этом городе невидимок и весь обратился вслух. Полная тишина, почему то ещё больше убедила меня в появлении невидимого гостя. Я начал озираться по сторонам, подспудно ожидая нападения со спины. В сердце, мелкой дрожью, зашевелился страх.

— Кто здесь?! — Не выдержав, выкрикнул я, практически не надеясь на ответ. — Покажись, сволочь!

— Как прикажешь, хозяин.

От неожиданности, я буквально, подскочил на месте. Сердце, в груди, пропустило удар, болезненно сжавшись. Метрах в трёх правее меня, прямо из воздуха, материализовалась небольшая, чуть более метра ростом, мохнатая фигура. Хитрые глазки, на кругленькой, похожей на енота, мордашке, густо покрытое тёмно-бурой шерстью тело, короткие, так же покрытые шерстью лапы, с толстыми пальцами-сардельками. Смотрело это существо на меня весело и задорно, удобно устроившись, на одной из валявшихся поперёк зала колонн.

Ты кто?! — Я был настолько ошарашен неожиданным появлением, что не удержался от этого банального и, в общем, то глупого вопроса.

— Судя по твоему утверждению, я сволочь, — флегматично пожал меховой плечами и, весело стрельнув, в мою сторону, глазками, невинно поинтересовался. — Прикажите отзываться на это имя, хозяин или выдумаете для меня ещё что-нибудь, более экзотичное?

— Да нет же, — продолжал я глупо таращиться на сидящее передо мной существо и нести полную чушь. — Это я не тебе говорил. Ну, то есть, не тебя так называл.

— Не мне? — Теперь уже озадачился мой необычный собеседник. — Так значит, я и появился зря? Прости хозяин, сейчас исчезну!

— Стой! — Буквально рявкнул я, испугавшись, что существо и вправду может внезапно пропасть, и я вновь останусь один, в этом огромном безлюдном зале. — Я не то хотел сказать!

Меховой обречённо вздохнул, скорчив несчастную физиономию, и уставился на меня.

Как-то не так, мы разговор начали, — постепенно отходя от шока, я начал потихоньку соображать. — Давай для начала всё же познакомимся. Вот меня Вельдом зовут, а тебя как?

— Сволочь, я. — Коротышка, встав, галантно поклонился в ответ.

— Да хватит уже, а? — Буквально взмолился я. — Вот ведь обидчивый такой! Ну не подумавши, я ляпнул! Извини, чего уж теперь!

— Тогда придумай мне другое имя, хозяин, — невозмутимо пожал плечами меховой.

— А у тебя что, своего имени нет? — Осторожно поинтересовался я, продолжая во все глаза разглядывать своего собеседника.

— Своё мне не полагается, — нахмурился коротышка. — Хозяину виднее, как меня называть.

— Ну, хорошо, — решил не настаивать я. — А как тебя твои прежние хозяева называли?

— Ну, это по-разному, — оживился коротышка. — У меня, за мою жизнь, уже больше сотни имён было!

— Ну, последнее то, какое? — Решил не спорить я.

— Так сволочь же! — Удивился моей непонятливости меховой. — Сам же и назвал!

Я вполголоса выматерился. Разговор крутился по замкнутому кругу, всё время, возвращаясь к начальной точке. Так я тут до самой смерти проторчу!

— Ладно, — решил я пресечь затянувшуюся дискуссию, по поводу имени коротышки. — Раз я могу давать тебе имена, то будешь Толиком. Хоть так этому гаду отомщу!

— Как скажешь, хозяин. — Покорно согласился Толик.

— А почему ты меня всё время хозяином называешь? — Решил уточнить я.

— Так сам же кольцо призыва надел? — Вновь насупился Толик. — На ком кольцо, тот и хозяин. Тому я и служить должен.

— Это ты что, вроде джина будешь, что ли?! — Я не на шутку обрадовался.

Ну, наконец, то! Вот она награда за все мои страдания! Говорил же Гонда, что в запретном городе всякие магические штучки найти можно. И чем дальше в город, тем круче может оказаться приз. Вот мне и повезло, наконец! Как-никак, в жилище местного мага проник. Теперь, пожалуй, мне и в школу эту постылую идти не придётся!

— А что ты умеешь? — С замиранием сердца, решил уточнить я.

— Всё, что прикажет мой хозяин, — с достоинством поклонился Толик.

— Вот это я удачно зашёл! — Потёр я руки в радостном возбуждении. От заманчивых перспектив захватывало дух. — Ну, тогда для начала еды, что ли раздобудь. Жрать охота, спасу нет! — Мой рот наполнился обильной слюной

Как будет угодно господину, — с готовностью поклонился мне коротышка. И тут же поинтересовался — А где её взять?

— Так создай! — Неприятно удивился я. — Ты же маг!

— Нет, хозяин, маг — это ты, — сварливо уточнил мой собеседник, — а я всего лишь пленённый дух и истинная магия мне, уже давно, неподвластна.

— Так что же ты умеешь? — Ошарашено, спросил я.

— Всё, что будет угодно хозяину.

Это я уже понял, — вздохнул я. В душе нарастало нехорошее предчувствие. — Ладно, перефразирую вопрос. Чем ты у прежнего хозяина занимался?

— Я был просто незаменим! — Сразу оживился Толик. — Докладывал хозяину, о чём говорят слуги во дворце, сопровождал его в странствиях, прислуживал за столом и во время отдыха, пел и плясал, когда ему было скучно. А какие шутки я устраивал с просителями, посмевшими не угодить господину! — Коротышка даже глазки прикрыл от удовольствия. — Хозяин всегда смеялся и был мною доволен!

— И всё? — Расстроился я. В душе нахлынула обида, как у ребенка, которому дали сладкую конфету и сразу отобрали.

— А разве мало? — В свою очередь расстроился коротышка.

— Так колдовать ты что, совсем не умеешь?

— Когда то умел. — В голосе духа промелькнула такая тоска, что у меня по телу мурашки пробежали. — Пока меня не поработили и к кольцу не привязали. Давно это было. Я уже и сам не помню, как давно.

Я подавленно сел на пол. Так. Похоже, с моими планами, по завоеванию этого мира, придётся слегка повременить.

— Слушай, — повернулся я к Толику. — И что, твои способности к магии никак нельзя вернуть?

— Можно, конечно! — Коротышка заплясал от возбуждения. — Хозяину стоит только пожелать! Заклятье освобождения совсем не сложное! Просто оно, только, владельцу кольца подвластно! Может, прямо сейчас и начнем?! — Придвинулась ко мне меховая морда. — Ты не думай! Я тебе потом всё равно служить буду! Ещё лучше даже!

— Не начнём, — вздохнул я устало. — Что я маг что ли, чтоб заклятия снимать?

— Так маги такой мелочью и не занимаются, — отмахнулся, от моих возражений, дух. — Говорю же, простейшее заклинание! Странно, что ты его вообще не знаешь. В любой деревенской школе, ему первым делом обучают.

— Когда это было? Лет пятьсот назад?

— Ну да. — Не понял, куда я клоню Толик. — А что?

— А то! Тогда, по слухам, даже дети простейшую магию творить умели. Да только прежние времена прошли. Теперь магия удел немногих. Да и те, очень слабы. Говорят, сейчас, даже архимаги по силе не выше деревенских мальчишек будут. Ушла магия из этого мира, совсем ушла. А чтобы получить магические способности, нужно в город идти и там инициацию проходить. — Я вздохнул и огорчённо добавил. — Я как раз за этим в Вилич и шёл.

— Так что же, получается? — Насторожился коротышка. — Значит не только мой прежний хозяин ту войну не пережил, но и остальные великие маги погибли? Все?! Х..хозяин?

— Ага, — кивнул я. — Не один не выжил.

Толик озадаченно почесал за ухом, на несколько секунд задумался, осмысливая услышанное, затем деловито засопев, потопал куда-то в сторону.

— Эй, Толик! Ты куда пошёл? — Удивлённо спросил я.

— Куда надо, туда и пошёл. Мало ли у меня дел, — пробурчал тот в ответ, на ходу растворяясь в воздухе.

— Эй! Ты куда исчез! — Уже во всю глотку заорал я. — Вернись! Мы же ещё не договорили! Мне же выбраться отсюда, как-то, надо!

Никто мне не ответил. Довольно долго, я продолжал отчаянно звать, по непонятной причине бросившего меня духа, испробовав всё: тут были и приказы немедленно вернутся, и просьбы вернутся и поговорить, и наконец, просто мольбы вперемешку с ругательствами. Всё было тщетно. Проклятая образина исчезла, оставив меня наедине с моими проблемами. Следующий час прошёл в безуспешных поисках выхода. Я буквально прощупал все стены, уделив особое внимание, месту, в направлении которого исчез Толик, не побоялся залезть под трон и, в конце, умудрился даже залезть на него, в надежде сам не знаю на что. Всё бестолку. Выхода просто не было. Совсем. Потеряв надежду, я буквально рухнул на ближайшую к трону мусорную кучу и замер, закрыв лицо руками. Всё кончено. Похоже, пришло время умирать.

— Мне вот интересно. И долго ты тут сидеть собрался? — Раздался над самым ухом сварливый голос. — Ты же вроде что-то про инициацию говорил? И что тебе в этот.... В Вилич надо?

— Толик! — Подскочил от радости я. — Ты вернулся!

— Меня зовут Вернинаволокусис. — Зло отрезал коротышка, сурово сдвинув брови. — Запомни это ничтожество и не забудь добавлять — хозяин.

— Так ты же говорил... — Ошарашено начал я.

— Всё поменялось! — Окончательно взъярился дух. — Теперь я твой хозяин! И я тебе имена давать буду! А будешь пререкаться, я сейчас на тебя такое наколдую!

Бывший Толик грозно уставился на меня, величественно вскинув вверх руки. Вот только, при его внешности и росте, выглядело это скорей не грозно, а комично и ничуть меня не испугало.

— Ничего ты мне не сделаешь, — криво усмехнулся я, начиная потихоньку заводиться. — Сам же говорил, что тебя хрен знает когда, всей магии лишили.

— Это я, — коротышка запнулся на мгновение, подыскивая ответ. — Обманул я тебя насчёт магии! Я ещё как колдовать умею! На колени, раб!

— Да иди ты лесом! — Окончательно озлился я. — Тоже мне Гендальф серый нашёлся! Давай колдуй! Не больно-то я тебя испугался! — И демонстративно занялся своими ногтями, выковыривая из-под них грязь. Да запустил я себя в последнее время! Скоро на пещерного человека похож буду!

Коротышка ещё некоторое время грозно пыжился, буравя меня глазами, а потом, как-то сразу, сдулся, поникнув на глазах.

— Твоя, правда. Доступа к магии у меня пока нет. Всё из-за этого кольца проклятого! — Он обличительно ткнул мне на палец. — Ладно. Служить ты мне не хочешь, но помочь то можешь?

— И в чем же я тебе должен помочь? — Саркастически поинтересовался я.

— Давай ряд заключим, — вновь оживился меховой. — Я тебе помогаю отсюда выбраться и в школу твою, попасть, а ты, после инициации, меня от печати покорности освобождаешь.

— А сам значит, освободится, ты не можешь? — Хитро сощурившись, уточнил я.

— Стал бы я с тобой тут разговоры говорить, если мог бы, — вздохнув, признался коротышка.

— Слушай, а почему ты мне подчиняться перестал? — Решил поинтересоваться я. — Кольцо то у меня на пальце.

— Так это кольцо только магию мою блокирует и далеко от себя не отпускает, — поморщился, будто откусив кислого лимона, дух. — В своё время маги почти всех духов так поработили. У любого зажиточного крестьянина такие кольца были. Вот только подчиняться это кольцо, заставить не может.

— Так почему же подчинялись? — Удивился я.

— А ты попробуй, взбунтуйся! — Сразу окрысился меховой. — Кольца то маги продавали, и любой владелец мог пойти и пожаловаться продавцу, на плохой товар. — Коротышка зябко повёл плечами и с дрожью в голосе добавил. — А уж наказывать маги умели!

"Вон оно что!" — Мысленно усмехнулся я. — "А теперь значит, магов нет и, можно наказания не бояться. Я же сам ему и проболтался! Вот он сразу как с цепи и сорвался и, если бы его кольцо здесь не держало, хрен бы он за мной вернулся".

— Ну, так что, будем ряд заключать? — Требовательно уставился на меня коротышка.

— Будем, — согласился я, — но только немного на других условиях!

— Чем тебе условия не нравятся? — Удивился мой собеседник. — Ты отсюда выберешься, с голоду не сдохнешь! А я свободу получу!

— Ну, для начала, мне нужно не просто в город попасть, а до конца сегодняшнего дня, — начал выдвигать свои условия я. — Иначе меня вообще в маги не возьмут, а значит, никакой инициации я не пройду и, соответственно, тебя освободить не смогу. Так что это и в твоих интересах.

— А почему не возьмут то? — Удивился Толик.

— Да долго объяснять, — отмахнулся я и уточнил. — Законы такие у нас.

Меховой понятливо кивнул. Что с законами не поспоришь, он за своё долгое существование успел уяснить твёрдо и спорить не стал.

— И ещё ты мне поможешь в учебе. Хоть доступа к магии у тебя и нет, но теорию должен помнить. И это тоже в твоих интересах. Магия у нас слабенькая. Я могу и, отучившись, это твоё заклинание не осилить.

— Да простенькое оно! — Замахал, своими лапами, коротышка.

— И всё же. Не будем рисковать, — твёрдо пресёк я возражения духа. — Мне бы для начала в адепты земли попасть, нужно. Сможешь в этом мне помочь?

— А зачем? — Почесал за ухом Толик. — Раз магом станешь, все стихии тебе подвластны будут.

— Это раньше так было, — отмахнулся я. — Сейчас маг только одной стихии полноценно служить может. И лучше всего, если это будет земля.

— Хорошо! — коротышка залихватски махнул своей лапой. — Договорились! Будет тебе магия земли! Такое я даже сквозь запрет сотворить могу. Щепотка силы всего нужна. — И с недоумением, добавил. — Это надо же! Даже стихии обуздать толком не могут! Что проще то может быть? Ох, я тут и развернусь!

— Ну, а раз договорились, давай выбираться отсюда, — взял я быка за рога. — Времени, наверно, почти не осталось. Я так и опоздать могу.

— Пошли, — согласно кивнул мне коротышка, но тут же спохватившись, остановился и покосился в мою сторону. — Я тебя через изнанку провести хочу, сразу в город. Только для этого из дворца выйти нужно. Здесь не выйдет ничего!

— Так пошли. Чего тянуть то? — Не понял я замешательство духа.

— Так Лога нужно убить сначала. А то он нас из дворца нипочём не выпустит! — Со вздохом признался коротышка.

— Как же ты его убьёшь то? — Озадаченно уставился я на мехового. — Его даже не видно совсем!

— Нет! Это ты его убьёшь! — Весело оскалился Толик. — Мне не под силу будет! Не могу я ничем материальным в этом мире пользоваться! — Коротышка бросился к одной из многочисленных куч мусора и приглашающе замахал мне лапами. — Иди сюда, забирай!

— Это то, что я думаю? — Спросил я, осматривая маленький камешек, покрытый толстым слоем пыли.

— Он самый! — Жизнерадостно закивал Толик. — Давно тут лежит! Всего то и надо, сжать кристалл в руке, вытянуть её в сторону привратника и сказать. — Развоплотись!

— Думаешь, подействует? — Засомневался я. Камушек был на вид обычным, ничем не примечательным голышом, кои во множестве можно найти на берегу любого моря. Вот только, на удивление тёплым, почти горячим. Словно на солнцепёке весь день лежал!

— Не сомневайся, — хмыкнул дух. — А Лога тебе кольцо увидеть поможет. Только сразу кристалл активируй, как его увидишь, а то он и удрать может. Тогда всё. Навеки тут останешься!

— Ну, уж дудки! — Я решительно стиснул камень в руке. — Я ему ещё за двери спасибо не сказал!

— Ну, тогда пошли, — Толик возбуждённо потёр лапами и взмахнул одной из них. Передо мной появилась дверь.

Я мысленно чертыхнулся. Сколько тут лазил, ничего не было, а этот лапой махнул, и пожалуйте — выход. Выглянув в приоткрытую дверь, я понял, что вернулся обратно, в зал-прихожую. Разве что, попал в него с другого конца, выйдя в противоположной стороне от наружного входа во дворец. Толик стремительной ящеркой проскользнул мимо меня в дверной проём и, вскарабкавшись на ближайшую кучу мусора, начал оглядываться по сторонам, явно высматривая привратника.

— Спрятался, тварь такая! — Возбуждённо повернулся ко мне коротышка. — Видимо почувствовал что-то! Ну, ничего! От нас не спрячешься! Давай к выходу иди! — Махнул он мне лапой. — Тогда он поневоле появится! Только камешек наготове держи!

Я осторожно вошёл в зал и, сжимая камень в руке, медленно двинулся вдоль него, внимательно оглядываясь по сторонам. В одном Толик прав, нужно выбираться отсюда. Но лучше бы по-тихому. Без инцидента с местным привратником. Ну, его! Ещё вопрос как этот камешек против Лога поможет. И поможет ли вообще? Никогда ничем подобным раньше не пользовался. Так что лучше бы это пугало местное, тут совсем не появилось!

— Вот он! — Азартно заверещал коротышка прямо мне в ухо. — Бей давай!

Я резко повернулся. В углу, сбоку от меня, воздух начал быстро уплотняться, теряя свою прозрачность. Несколько мгновений и передо мной предстал величавый бородатый старик в синем камзоле и высоких, достающих до колен сапогах. Лог, небрежно мазнул взглядом по пританцовывавшему перед ним меховому и, перехватив поудобнее длинный посох с хрустальным навершием, повернулся ко мне. Глаза, полыхавшие ледяным пламенем, угрожающе сощурились.

— Бей! Быстрее!!! — Буквально зашёлся в истерике Толик, всплеснув в отчаянии лапами.

— Развоплотись! — Рявкнул я, ткнув в сторону старика сжатым в кулаке камнем.

Руку буквально обожгло, заставив меня заскрипеть зубами от боли. И всё! Никаких тебе спецэффектов. Ни ледяного пульсара, ни магических стрел. Вообще ничего не было. Но старик, пошатнувшись, издал страшный крик. Воздух, вокруг него, словно вспыхнул, засверкав красными сполохами.

— Умри, скотина! — Начал плясать вокруг привратника коротышка. — Я же говорил тебе, что ещё пожалеешь! Столько веков из-за тебя тут проторчал!

Свечение вокруг привратника между тем усилилось, всё быстрее пожирая его. Старик, со стоном, упал на колени, упершись одной рукой о пыльный пол и вновь, посмотрел на меня. Взгляд, полный ненависти, казалось, проникал в самую душу.

— Силой дарованной мне господином, налагаю на тебя проклятье, убийца, — прохрипел Лог. — Живи, зная, что где бы ты ни был, оно свершиться в предопределённый час!

Рука старика подломилась, и он бессильно рухнул на пол. Я судорожно взглотнул. Появилось чувство, что я только что совершил непоправимую ошибку, которая, со временем, будет мне очень дорого стоить. Чёрным червем в душу закралось ужасное подозрение и я, сузившимися глазами, уставился на коротышку.

— Подыхаешь, тварина тупая! — Продолжал, между тем, бесноваться тот, около умирающего. — Проклятием он, видишь ли, меня пугать вздумал! Обошёл я твое проклятье, убогий! Не страшно оно мне, теперь!

— Ну да. Чего тебе его боятся, — неожиданно спокойно, согласился я. — Ты же замену себе нашёл. Меня дурочка под него подставил!

Веселье с коротышки как ветром сдуло. Мордочка приняла скорбное выражение, глазки забегали по сторонам. Дух уже явно жалел, что, в порыве радости, сболтнул лишнего и теперь придумывал очередную ложь.

— Так что там привратник за проклятие на меня наложил? И в какое дерьмо я, по твоей милости, вляпался?

— Да не будет тебе ничего! — Оправился, наконец, от замешательства Толик. — Это он только грозился, от бессилия. — Толик ткнул лапой в почти уже полностью истаявшую фигуру Лога. — А сам уже давно, за века, всю свою магию растерял.

— От бессилия, значит, — задумался я и меховой согласно закивал головой, — Ну пусть будет так. — Я поднёс кольцо к своим глазам и стал его внимательно рассматривать, поглаживая пальцем. — Какое красивое колечко! Прям наглядеться не могу. Даже сердце разрывается при мысли, что всё, больше не носить мне его.

— Ты чего? — Толик застыл на месте, не сводя с меня испуганного взгляда. — Не делай то, о чём потом пожалеешь! Тебе же в город свой попасть надо! Да ты без меня даже из здания не выйдешь!

— Ну, зачем же лукавить? — Криво усмехнулся я. — Раз привратник мёртв, то думаю, не только отсюда выйти, но и вниз спуститься проблемой не будет. Не так ли? Так что я-то отсюда уйду, а вот ты — нет. Сколько ты уже здесь находишься? Лет пятьсот? Или тысячу? — Я участливо покачал головой. — Но ты не думай. Это не предел! Местные, в центр этого чертового города, давно не суются. Они на окраины то и то не часто заглядывают. Это только я один такой дурак оказался. Так что мой тебе совет. Запасайся терпением! Видят боги, оно тебе ещё понадобится!

— Да чего ты озлился то! — В панике заверещал коротышка. — Не бросай меня тут одного, хозяин. Видит Йоки, я тебе, верно, служить буду!

— Так что там с проклятьем, на меня наложенным? — Вновь поинтересовался я, продолжая поглаживать колечко. — Только не лги мне... Толик. А то я это колечко тут так запрячу, что его никто вовеки не найдёт!

— Так на то он и привратник, чтобы дом в отсутствии хозяина охранять! Не один вор мимо него не пройдёт! Только ведь до магов ему все равно далеко было. Сила не та! И купить какой-нибудь артефакт и грохнуть лога раньше вообще не проблема была. Убьёшь его и грабь себе на здоровье. Вот маги и наделили привратников силой накладывать на их убийц проклятья. Тут трогать их желающих и поубавилось сразу. Оно конечно, таких дураков не найдёшь — в довесок к награбленному, смертельное проклятье получить!

— А ты значит, такого дурака нашёл? — Мрачно уточнил я, упершись тяжелым взглядом на стушевавшегося коротышку. — И чем же мне это смертельное проклятье грозит?

— Ну, это по-разному бывает, — сразу же, оживился Толик. — Каждый маг, создавая привратника, какое-то своё проклятье в него вкладывал: кого-то червы изнутри поедать начинали, кто-то в пламени медленном сгорал, а бывало и сами себя на куски рвали. В общем, много чего бывало, — махнул лапой дух. — Всего и не упомнишь! Но каждый раз маги что-то новое придумывали, позаковыристей. А мой прежний хозяин, и среди магов, тем ещё выдумщиком слыл.

— И когда же это со мной произойдёт? — Сглотнув, поинтересовался я.

— Да кто же его знает? — Беззаботно пожал плечами коротышка. — Тут тоже по-разному бывает. Может через седмицу, а может и через год. В этом то и весь фокус, что грабитель живёт и каждую секунду смерти ожидает. Говорят, что один бандит прямо в постели с бабой вдруг заживо разлагаться начал. Визгу было! — Толик мечтательно закатил глаза, очевидно сожалея, что сам при этом зрелище не присутствовал. — В общем, самый невезучий больше пяти лет прожил, пока смерти дождался. Говорят, поседел весь!

— Знаешь. А всё-таки правильное я тебе имя поначалу подобрал, — задумчиво заметил я, доброжелательно поглядывая на коротышку. — Сволочь ты и есть! Я же тебе вроде ничего плохого не сделал, а ты мне такую свинью подложил. И ведь знал, что заклятие себя не сразу проявит, и я успею тебя вместе с кольцом отсюда вытащить! А там и хозяина поменять можно, если я тебя сам не успею освободить. Так ведь?

— Ты-то может ничего и не сделал! — Внезапно, окрысился дух. — А что плохого я и мои собратья сделали вам, люди? За что вы нас закабалили? — Коротышка рывком подскочил ко мне и, заглянув в глаза, горячо спросил. — Ты знаешь, что для духов превыше всего? Свобода! Свобода — вот суть нашей жизни! А вы привязали нас к этим жалким побрякушкам просто так, рады потехи! Навеки лишили нас самого дорогого, что у нас было! За что? Мы никогда не враждовали с людьми! Было время, когда вы ещё только делали свои первые шаги и были слабы. Тогда нам ничего не стоило уничтожить вас! Стереть в порошок! А мы лишь снисходительно подшучивали над вами, не нанося вреда! Но стоило вам стать сильней... — Коротышка, внезапно успокоившись, отошёл чуть в сторону. — Мне не за что питать к тебе тёплые чувства, человек.

— Наверное, ты во многом прав, — устало согласился я. — Трудно найти во вселенной более эгоистичное и порочное существо, чем человек. Куда бы мы ни попали, мы всегда стараемся переделать окружающий мир под свои потребности, абсолютно не считаясь с ещё чьими-то интересами и порой грубо ломая всё чуждое нам. Такова наша природа. И в то, что вам мы прежде изрядно насолили, я вполне допускаю. Вот только и вы далеко не невинные овечки. Ты ведь айхи? — Заглянул я в глаза духу. — Только шутили, говоришь? А я слышал, что от ваших шуток люди целыми семьями в петли лезли! Или не так? Но в данный момент, прошлое уже не важно. Здесь есть только конкретно ты и я. И с тем, как ты со мной поступил, я согласится, не могу. Пусть ты трижды несправедливо обижен, но права на подлость по отношению ко мне тебе это не даёт. Так что вариант с оставлением кольца здесь, мне нравится всё больше и больше.

— Без меня тебе отсюда не выбраться, даже если вниз спуститься сумеешь, — мрачно предрёк коротышка. — А если даже и выберешься, то к сроку не успеешь. День к концу идёт.

— А я наверно и не буду спускаться, — ещё более мрачно, ответил я. — Смысл? Просуществовать ещё год, если повезёт, конечно, чтобы в какой-то момент начать заживо разлагаться? Да лучше сразу сдохнуть! Хоть мучится, не буду! Но колечко твоё я уж постараюсь на совесть запрятать! — Взглянул я на Толика. — Долг платежом красен!

Больше не смотря, на что-то лепечущего духа, я, молча, направился к выходу. На душе было пусто и холодно. И в тоже время как-то спокойно. Что же, я хотел какой-то определенности в этой жизни? Я её получил! Полную и окончательную. В этом затянувшимся забеге со смертью, я полностью проиграл. А реванша, в таких играх, увы, не предусматривается. И переигровки тоже.

Коротышка догнал меня уже у самой двери и отчаянно засигналил руками, стараясь привлечь внимание.

— Да постой ты! Послушай же, наконец! Проклятье можно отменить!

— Ты меня совсем за дурака не считай, — горько усмехнулся я, берясь за ручку двери. — Если бы его отменить можно было бы, то какой тогда в нём смысл? Прихлопнул стража, грабанул мага и продал товар. А на часть выручки идёшь к другому магу и убираешь проклятье. Иди, ври кому другому!

— Да не всё так просто тут! — Взревел Толик. — Чтобы проклятье убрать, нужно его формулу знать. Каждый маг туда скрытую формулу вводит, поэтому только он сам её и убрать может! Я два случая помню, когда убийцы сумели у хозяев привратника прощение вымолить и те проклятья с них убирали!

— Так мне то, что с того? — Горько усмехнулся я. — Хозяин твой уже мёртв, так что с меня проклятье снимать некому.

— Хозяина может и нет, а вот где формулу его проклятья найти, я знаю! — Важно заявил коротышка.

— И что? — В моей груди шевельнулась безумная надежда.

— И то, — передразнил меня Толик. — Зная характер моего бывшего хозяина, два-три года, до того как проклятье сработает, у нас есть. Любил он, чтобы жертва подрожала перед наказанием подольше. Чтобы весь ужас предстоящего осознала, в полной мере. Так что перемешаемся сейчас в твой город, ты проходишь эту инициацию, освобождаешь меня, и я быстро добираюсь до подземелья, где мой прежний хозяин все свои труды по магии хранил, нахожу нужную формулу и, вернувшись, снимаю с тебя проклятье. Здорово, правда?!

— Библиотека, наверно, уже сгорела давно, — безнадёжно махнул я рукой. — Тут за эти века почти все книги по магии пожгли.

— Может и сгорела, — прищурившись, согласился со мной Толик. — А только подземелье глубоко под землей спрятано, и чтобы попасть туда, секрет один надо знать. Я вот знаю! — Коротышка гордо напыжился. — Не раз туда хозяина сопровождал!

— И далеко это отсюда? — Уже всерьёз, заинтересовался я.

— Да расстояние значения не имеет! — Беззаботно отмахнулся, от меня, меховой. — Я, как только доступ к магической энергии получу, сразу через портал туда отправлюсь. Вмиг обернусь!

— Э нет! — Нехорошо улыбнулся я. — Мы туда вместе отправимся, вдвоём. А то ты, ненароком, можешь и забыть, вернутся.

— Да ты что! — Толика всего перекосило от возмущения. — Мы же договор заключим! А договор я всегда неукоснительно соблюдаю! Кого хочешь, спроси!

— Кого же мне спросить то? — Я демонстративно окинул взглядом зал. — Некого. Вот ведь жалость! А договор ты этот действительно выполнишь, потому что, свободу ты получишь только после того, как снимешь с меня проклятье. — Пресёк я возражения духа, — И по-другому никак! Так далеко до библиотеки то?

— Мы вмиг через портал попадали. — Разом посмурнел Толик. — А так, на лошадях, пожалуй, месяца за два доберёмся.

— На лошадях? — развеселился я. — На них тут уже давно не ездят. Пешком значит полгода, будет, плюс в школе отучится почти год, уже полтора. Если, как ты говоришь, минимум пара лет у меня есть, значит, полгода на розыски остаётся.

— Так что, договор заключаем? — Живо поинтересовался коротышка.

— Мы один договор с тобой уже заключали, — То, как быстро дух согласился на новые условия сделки, наводило на нехорошие мысли. Как бы очередную подлость мне не устроил. — И ты тут же меня под проклятье подвёл.

— А про это ничего в договоре сказано не было, — усмехнувшись, парировал коротышка. — У меня всё, по честному!

— Ладно, договор, — вздохнув, согласился я. А какие у меня ещё варианты могут быть? Без Толика шансов избавится от проклятия, у меня просто нет. Вот только и доверия к мелкому пакостнику нет никакого. Придётся следить за ним, в оба глаза. — Ну что, давай, веди меня через твою изнанку мира.

— Не выйдет у нас, через изнанку уйти — почему то насупился вновь коротышка.

— Почему же? — Я подозрительно уставился на айхи. — Привратника я убил. Двери — вот они. Кто же нам теперь помешает? Или я ещё тут с кем-то вместо тебя счёты свести должен?

— Нам обратно, в тронный зал нужно. — Толик старательно начал что-то рассматривать на полу, под ногами. — Там в троне портал встроен. В нём магии, правда, совсем чуть-чуть осталось, но за город вынести энергии хватит.

— Портал говоришь? В троне? — переспросил я, чувствуя, как во мне буквально закипает ярость.

— Ну да, — Видимо что-то почувствовав, дух отошёл от меня подальше.

— А зачем тогда было вообще привратника убивать? — Ласково поинтересовался я. — К трону то он нам дорогу не загораживал. Выходит, его вообще можно было не трогать?

— Как же его было не трогать? — Возмутился коротышка, всё дальше отходя, в сторону, от меня. — Если бы не этот гад, меня бы ещё лет триста как отсюда забрали бы. В то время, сюда аж два раза люди добирались. Я ему говорил: — "Пропусти ты их так. Хозяин мёртв уже давно. Для кого дом охраняешь?" — Так нет! Упёрся со своим долгом. А они, как назло, оба раза не ту дверь выбрали. Так что правильно ты его убил!

— Так ты значит, только ради своей мести меня под проклятье подвёл, образина ты косолапая! — Я в ярости рванулся к маленькому чудовищу.

Толик, смешно скорчив рожицу, судорожно подпрыгнул на месте и быстро растворился в воздухе.

— А ну вернись, подонок! Я из тебя сейчас мишку Гамми делать буду!

Айхи не отзывался. Несколько минут я яростно метался по залу, поливая подлого коротышку разными словами. Наконец, выдохнувшись, плюхнулся прямо на пол.

— Между прочим, тут кто-то в город сильно спешил, — вкрадчиво раздалось у меня за спиной. — Тут хоть солнца и не видно, но я и так тебе скажу, что садится уже оно. Поспешить бы.

— Что же, поспешим, — скрипнув зубами, согласился я. и, не выдержав, всё же добавил. — Но знай. Эту твою подлость, я тебе когда-нибудь припомню.

— И что так злиться из-за какого-то пустяка? — Примирительно пожал плечами Толик. — Поэтому и не люблю я вас людей! Злые вы без меры!

— Ну да. Для тебя моя жизнь пустяк, — сплюнул на пол я. — Вот в этом я ни секунды не сомневаюсь.

— Жизнь любого пустяк, — возразил мне коротышка, распахивая дверь в тронный зал, — так как смерть любого из нас, ничего не меняет в этом мире.

— Любая жизнь сама по себе и есть целый мир, — возразил я, направляясь за ним следом. Навстречу своей судьбе.

ЧАСТЬ 2

Глава 10

День подходил к концу. Местное светило, успев зацепиться самым краем за верхушки деревьев, окрасило небо вокруг себя в багряно-кровавые тона. Лес, под напором, набирающего силу ветра, угрожающе скрипел и трещал, размахивая ветками, словно посылая проклятия вырвавшемуся из его лап беглецу.

Смахнув с лица липкий пот, я из последних сил ускорился, не спуская глаз с чёрного зева крепостных ворот. Ну как ускорился. Скорее уж едва прибавил шаг, чуть шустрее перебирая заплетающиеся ноги. А всё Толик! Обещал же, сволочь блохастая, что к самому городу переместимся, а мне ещё с пяток километров сквозь лес ломиться пришлось! И сам сразу слинял. Не докричишься! Понял скотина такая, что напортачил! Оно, вроде бы, что такое несколько километров? Не так уж и много. Да только сил совсем не осталось. Высосал их из меня проклятый город асуров. До донышка высосал. Нет. Вначале, сгоряча, я всё же попытался бежать, но почти сразу перешёл на шаг. В ноги, будто свинца налили! Их и переставлять то с трудом удавалось! А я тут забег по пересечённой местности устраивать удумал! Так и плёлся, спотыкаясь об каждый встречный корешок и время от времени щупая рукой стигму.

Холодно! Значит, не побелела пока! Значит не истекли ещё трое суток с того времени, как Мефодий в школу приехал. Есть ещё время! Вот только сколько? Час? Минута? Да кто же её знает! В любой момент цвет сменить может!

По счастью, вывалился я из леса почти напротив ворот и, проковыляв полсотни метров по заросшему кустарником лугу, вышел на дорогу. Заставить себя ускорить шаг не смог, но хоть спотыкаться перестал.

Дорога была на удивление пуста. Видимо все, кому нужно было сегодня попасть в Вилич, уже туда попали, а покидать город, на ночь глядя, дураков нет. Либо сожрут, либо ограбят. Это уж кому как не повезёт! Впрочем, я был этому только рад. Хоть до ворот без приключений доковыляю. Вон они. Рядом совсем. Лишь бы два воя, что возле них стоят, не прицепились. Очень уж внимательно смотрят.

Не прицепились. Мне оставалось пройти совсем чуть-чуть, метров двести, не больше, когда стражники, бросая в мою сторону насмешливые взгляды, начали закрывать ворота.

— Похоже, опоздал ты, чутка, паря, — весело крикнул один из них. — Теперь снаружи дозор нести будешь! Сразу стучи, ежели вражину каку заметишь!

Вои рассмеялись немудрёной шутке. Лязг запоров прогремел в ушах, подобно похоронному звону.

Всё. Не успел!

С минуту я простоял, неверяще уставившись на закрытые ворота, затем доковылял до массивных створок и в отчаянии стукнул по ним кулаком.

Не успел! Совсем немного не успел! Столько всего пережить по дороге сюда и в итоге упереться в закрытые перед самым носом ворота! И ведь наверняка специально закрыли! Покуражиться решили, сволочи!

Разозлившись, я начал яростно пинать ворота ногами, вымещая на них всю нерастраченную на этот мир злобу.

— Чего буянишь? — стражники, видимо отчаянно скучая на посту, решили продолжить развлечение, и поднялись на стену. — Подумаешь, опоздал. Мы бы тебя всё равно не пустили. Не любит господине князь, когда всякие нищеброды в город прутся!

— Мне в город нужно! Очень! — Без всякой надежды взглянул я на ухмыляющиеся сверху физиономии. — Откройте! Я мигом проскользну!

— Оно, конечно, — согласился со мной всё тот же шутник, улыбаясь щербатым ртом. — Сейчас расстараемся господине побирушка! Ты же у нас особа важная. Куда там князю или всеблагому отцу. Если мы на днях, всего лишь какому-то отцу-послушнику ворота открыли, то тебя-то всенепременно пустим!

— Топай отсюда деревенщина, пока стрелу не метнули! — Пробасил второй, угрожающе встопорщив давно не чёсаную бороду. — Неча возле ворот отираться!

— И то! — Сразу оживился щербатый. — А давай, кто ловчее в него попадёт! Проигравший выпивку в кабаке оплачивает!

— Ворота потом открывай, стрелы собирай, — задумчиво проворчал второй. — А давай! — решился он, потянувшись к колчану за спиной. — Ну, смотри Спирька! Опять на твою деньгу гулять буду!

Упоминание о послушнике заставило меня, схватится за стигму. Холодно! Не побелела ещё! Раз Мефодий так задержался, надежда ещё оставалась.

— Послушайте, — поднял я голову к уже взявшимся за луки охранникам, — я заплачу. Я в запретном городе был. Вот! — Я судорожно вытащил из-за пазухи кристалл и высоко поднял его над головой.

Хорошо всё же, что я, перед тем как сюда отправится, заставил Толика мне кристаллы поискать. Сам бы я их, среди гор наваленного мусора, вовек не нашёл. Правда и айхи энтузиазма к этой затее не проявил. Пришлось надавить, вновь грозясь выкинуть кольцо. В итоге пару тёплых камешков мне коротышка всё же принёс. Больше, мол, нету. Наврал, конечно. Вот только дальше с ним ругаться у меня времени просто не было. Хоть что-то нашёл. И на том спасибо. Вот и пригодилось!

Стражники переглянулись.

— А ты не врёшь ли случаем, малой? — Спиридон перегнулся через стену, рассматривая зажатый в моей руке камень. — Подобрал у дороги простой камушек, а нам как мажеский кажешь?

— Не вру я! Троими клянусь! — Горячо заверил я стражников. — Сами потрогайте! Тёплый он!

— Ладно. Бросай сюда! Проверим! — Махнул рукой Спиридон. — Коли обману не будет, впустим в город!

— Э нет! — Криво улыбнулся я. Нашли дурочка! Брось им кристалл, так они его заберут, а ворота открывать и не подумают. — Так дела не делаются! Вы меня сначала впустите. А там и камушек ваш будет!

— Так может просто убить его и камень магический забрать? — обратился к Спиридону другой воин. — И впускать не надо будет.

Спиридон задумался, сжимая в руке стрелу.

— Так вам же всё равно ворота открывать придётся! — Лихорадочно затараторил я, понимая, что моя жизнь висит на волоске. — Ну, чтобы камень, да стрелу забрать! Так зачем же убивать?! Я в школу мажескую вместе с отцом-послушником шёл, да отстал в дороге! — Показал я пальцем на стигму. — Если он перед самым закатом в город заехал, то, значит, времени почти и не осталось! Так вы меня впустите, и камешек этот в заклад поставьте меж собой: успею я добежать до школы или нет! — Решил я сыграть на азарте любящих пари стражников. — И вам весело и мне какой-никакой шанс!

— Ты гляди. И вправду недошлёпок! — Низко свесился со стены второй стражник, чтобы рассмотреть в опускающихся сумерках стигму. — Только спорить тут не о чем. В энту пору отец-послушник в ворота и проезжал. Сейчас стигма уже белеть начнёт. — И расстроено покачал головой. — Жалко нам его жрецам отдать нельзя. Витольд так осерчает, что мимо него изгоя к отцам-вершителям проводили, что и награда не в радость будет!

— Не, — почесал затылок Спиридон. — Пожалуй, чуть позже отец-послушник через ворота проехал. Есть у этого недошлёпка немного времени. Школа мажеска рядом. Может и успеть!

— Ну, так давай рядиться, — с насмешкой проворчал его товарищ. — Я на эту деньгу неделю гулять смогу.

— А давай!

Спиридон торопливо ударил по рукам и метнулся вниз. Через несколько секунд в воротах приоткрылась маленькая дверца, не замеченная мной ранее. Я ужом проскользнул в открывшуюся щель.

— Камешек давай! — Спиридон торопливо выхватил его у меня, удовлетворённо кивнул, сжав в руке и, схватив за плечи, ткнул пальцем в одну и отходящих веером улочек. — Дуй туда изо всех сил, никуда не сворачивай, пока на площадь не выскочишь. Слева большое здание будет, не перепутаешь. В него и ломись. — И крикнул мне уже в спину. — И стигму прикрой как-нибудь! Тут народ ушлый: затащат в переулок, и пропали мои денежки!

— До встречи, недошлёпок! — Решил попрощаться со мной и второй стражник. — Обязательно приду посмотреть, как тебя отцы-вершители на лобное место сказнить поведут!

Сзади вновь лязгнул засов. Я заковылял изо всех сил, благо за время торга со стражниками успел, немного отдышатся. На моё счастье улочка была пуста. Только мелькали мимо тусклые фонари, не дающие опуститься на дорогу полной темноте.

— Входи, давай! — Толстый охранник, в кожаной потёртой куртке, лениво махнул рукой в сторону двери. — И шапку сними, бестолочь. Чай не в свинарник у себя в деревне входишь, а в келью отца-наставителя!

Я поспешно сдёрнул с головы свой треух и, переступив порог, низко поклонился. В этот момент решалась моя судьба, и играть в игру под названием "мы нищие, но гордые" было не ко времени.

В келье скромного служителя храма Троих было уютно. Внушительный по своим размерам светоч разгонял утренний полумрак, уверенно вытесняя его на улицу, сквозь большое, с настоящим стеклом, вместо мутного пузыря, окно. В углу весело потрескивала дровами небольшая печка, вдоль всей стены, справа от меня, были прибиты полки, нижние из которых были почти доверху заполнены кипой бумаг и свитков, а верхние занимали книги, причём пара из них, была прикреплена к стене толстыми цепями, со свисающими амбарными замками устрашающего вида. Слева, рядом с печью и парой массивных сундуков, накрытых плотной материей, находилась ещё одна дверь, за которой очевидно находилась спальня верного служителя Троих. Разбитые в кровь ноги утопали в меху какого-то неизвестного мне животного, чья шкура была небрежно брошена на пол. Сам же отец-наставитель разместившись напротив меня, в большом деревянном кресле, обитом мягкой материей чёрного цвета, изволил завтракать, низко склонившись над изящным, с витыми тоненькими ножками столом, заставленным едой. На моё появление он обратить внимание не соизволил.

Я, молча, стал ждать, буквально захлёбываясь заполнившей рот слюной и чувствуя, как в тугой узел заворачиваются возмущённые таким невниманием к ним кишки. Есть хотелось до судорог в животе. Вчера вечером, когда я, чудом успев к сроку, ввалился в школьную сторожку, покормить меня никто не удосужился. Сунули в сырой вонючий подвал, на том их гостеприимство и закончилось. Хорошо хоть по шее не надавали!

Пара охранников, один из которых, сейчас, так же ждал окончания трапезы жреца у меня за спиной, уже закрыли ворота на запор и собирались, с чистой совестью, угостится копчёным окороком и парой бутылок местного вина. Поэтому моё появление они встретили без особого восторга. Слава Троим, что хоть пустить соизволили! Очевидно, желание как следует накостылять назойливому бродяге, бешено стучащему в ворота, пересилило природную лень. И накостыляли бы! Сжатые в руках дубинки сомнений в намерениях не вызывали, да и на выражения, открывая ворота, доблестная охрана тоже не скупилась, попутно подробно объясняя мне, что они сейчас со мной делать будут.

Как не странно, но от неминуемой расправы меня спасла стигма. Толстяк уже занёс свою дубинку, примериваясь, куда бы половчее ею ударить, как вдруг, вылупив глаза, опустил её и, тыкая пальцем мне на шею, дико заржал.

— Смотри Аникей! У этой деревенщины стигма побелела! Прямо у меня на глазах цвет сменила!

— Точно! — Присоединился к веселью второй. — Ну, ты и везучий парень! — Почти дружески хлопнул он меня по плечу. — В последний момент успел!

Я настороженно наблюдал за ржущими охранниками, чувствуя надвигающуюся очередную порцию неприятностей. Не к добру эти сволочи, так веселятся. Явно не встрече со мной радуются. Уж лучше бы избили, что ли? Мне бы оно дешевле обошлось!

— Послушай Аникей, а он точно успел? — Задумался, вволю насмеявшийся, толстяк. — Что-то я сомневаться стал.

— Думаешь, не успел? — Даже расстроился его напарник, крепкий жилистый вояка, с немного приплюснутым носом и сокрушённо закачал головой. — Вот ведь! А я уже и обрадовался было! Не поверишь Данила! За сына родного так никогда не переживал, как сейчас!

— Я же вовремя прибежал! Вы же выдели! Стигма у вас на глазах побелела! — Я почувствовал, как внутри у меня поднимается ярость. Столько всего пережить, столько препятствий преодолеть, несколько раз впасть в отчаяние, каким-то чудом всё же успеть и теперь всё потерять из-за двух обленившихся негодяев, от скуки решивших покуражится! Что может быть обиднее?

— Парень утверждает, что ты там что-то выдел Данила! — Требовательно уставился на своего напарника Аникей. — Ты давай уже, признавайся! Не видишь что ли, переживаю я за него!

— А я и не отрицаю, — покорно кивнул в ответ толстяк, скорчив кислую физиономию. — Конечно, видел! Я ещё в окно из сторожки посмотрел, когда этот выродок айхи только к воротам подходил. Стигма уже тогда белой была!

— Пожалуй ты прав, — огорчённо вздохнув, почесал голову Данила. — Я тоже в это время в окно выглядывал. — И тоскливо закатив глаза, жалобным голосом резюмировал. — Значит, всё же, не успел! Вот досада то! Надо отцу-наставителю доложить!

— Что же вы творите то, а?! — Сжав кулаки, заорал я. — Ведь знаете, что успел я вовремя! Что за корысть вам меня губить?!

— Может всё же намять ему бока? Как думаешь Данила? — Аникей выразительно покрутил зажатой в руке дубинкой. — Вежеству эту деревенщину поучить?

— Намни, коли желание есть, — лениво потянулся толстяк. — А мне что-то уже лень. Давай лучше сунем этого недошлёпка в поруб, да пойдём, выпьем. Всё одно отец-наставитель отдыхать уже изволит. Раньше утра им заниматься не будет.

— И то. Что-то в глотке пересохло. И так из-за него припозднились уже. — Согласился с напарником Аникей, хватая меня за локоть. — Ступай, давай, пока бока не намяли! Завтра к отцам-вершителям отправишься. Помогать тебе, у нас корысти тоже нет!

— Постой! — Настроившись, было врезать подонку в морду и рвануть к так и не закрытым пока воротам, я в последний момент передумал. Слава богам, Спиридон у городских ворот так переживал за свой спор, что, торопясь, не удосужился меня даже обыскать. И теперь появилась надежда, договорится с этими негодяями. — А если я заплачу?

— Чем ты можешь заплатить, голодранец? — фыркнул в ответ Аникей, продолжая тянуть меня к небольшим деревянным постройкам, стоящим рядом со сторожкой. — Коровьим помётом?

— Камень магический у меня есть! Я в запретном городе был!

— А я в Хураки намедни был! Вар с самим императором, значитса, хлебал! — Заржал Данила, хватая меня с другой стороны. — Ну и здоров ты врать, паря!

— Вестимо, врёт. — Согласился с напарником Аникей. — За каким Лишним его туда занести могло?

— Да вот занесло, поэтому чуть и не опоздал, — объяснять что-то этим шакалам у меня никакого желания не было. — Ну, так что, ряд? Я вам камень, а вы завтра подтвердите, что я вовремя успел?

— А то, — почти ласково улыбнулся мне Аникей. Вот только глаза у него сразу стали злыми и колючими. — Мы же не звери. Добро понимаем!

— За хорошую мзду, мы, даже если бы ты и впрямь опоздал, подтвердили, что стигма чёрная была. А тут даже и врать не надо! — Задушевно похлопал меня по плечу Данила. — Ну, так, где камешек то?

Тяжело вздохнув, я полез за пазуху. Уверенности, что эти два местных блюстителя порядка выполнят своё обещание, не было никакой, но и выхода другого я не видел. В ходоках мне от кристалла толку всё равно не будет, а так, какой-никакой, а шанс.

— Хорошая вещица! — Причмокнул от удовольствия толстяк, вертя в руках камень. — Шибко тёплая! Знать бы ещё, что она делать может! С Кривого Винца за неё и целый золотой встребовать можно.

— Свезло нам, — согласился Аникей. — И как только стража у ворот его не обыскала! — И повернувшись ко мне, прищурившись, спросил. — Слышь, паря, а ты случаем ещё ничего не припрятал? А мы бы за тебя заодно и словечко перед отцом-наставителем замолвили. Будешь, как сыр в масле кататься!

Мои заверения, что я отдал последнее и, ничего больше нет, разумеется, эффекта не возымели и следующие пять минут прошли в усердном обыскивании меня любимого и перетряхивании моего нехитрого скарба.

— Надо же. Нет больше ничего, — не на шутку расстроился Аникей. — А я надеялся, что соврал!

— Может и соврал, — задумчиво почесал подбородок толстяк. — Припрятал казну где-нибудь за городом до поры. Поговорить бы с ним обстоятельно, да кто же нам даст. На виду здесь всё.

— Ладно, — тряхнул головой Аникей. — И так день задался. Давай в поруб его, и пойдём за нашу удачу выпьем.

— Так что с рядом то? — Решил все же уточнить я, слизывая липкий пот с губ.

Чтобы я ещё с этими артефактами связался! Так и запытать ни за что могут!

— Вот ты деревня! Деревня и есть! — Вновь развеселился толстяк. — Мы и так бы отцу-наставителю правду сказали! Прибытку ведь с вранья никакого, а наказать за него строго могут! Я бы первый на Аникея и донёс. Ну, чтобы он меня не опередил!

— А то, — ничуть не обидевшись на товарища, согласился тот. — С той лишь разницей, что первым донёс бы я!

Оба охранника снова весело заржали, довольные друг другом.

— Но только ты не больно-то надейся, голуба! — Голос Данилы вновь стал ласковым. — Не очень тебе наше свидетельство поможет, но за гостинец всё равно спасибо!

Отец-наставитель, между тем, наконец-то завершив трапезу, сыто рыгнул и, вытерев жирные губы, небольшим платочком, соизволил обратить внимание на меня. Это был преклонных лет сухонький старичок с всклокоченной, седой бородкой и жёстким, колючим взглядом.

— Это, значит, он вчера пришёл уже после захода солнца? — Спросил жрец, брезгливо отвернувшись от меня.

— Да, всеблагой отец, — с поклоном ответил Данила. — Мы уже и ворота закрыли, когда эта деревенщина припёрлась и в них ломиться стала. Мы с Аникеем вышли, хотели проучить наглеца, смотрим, а у него стигма на шее.

— Чёрная или белая? — Взгляд отца-наставителя стал пронзительным. Я внутренне напрягся, ожидая ответа. Уверенности в том, что охранники всё же не оболгут, по-прежнему не было.

— Чёрная, отец-наставитель, — со вздохом признался Данила. — Но почти сразу, у меня на глазах, белой стала.

— Успел, значит, — презрительно усмехнулся отец-наставитель. — Впрочем, это и не столь важно. Храму не нужны ненадёжные люди, шатающиеся перед своей инициацией, один Лишний знает где. Да и рожа у него больно страшная! — Старый жрец хмыкнул, поднимаясь из-за стола. — Как есть — тать будущий! Назови своё имя! — Буквально выплюнул он мне в лицо.

— Вельд, сын Велима, — хрипло ответил я и, спохватившись, быстро добавил. — Всеблагой отец.

Старик ещё раз презрительно скривился. Заминка с ответом от него не укрылась.

— Что же, так и запишем, — Отец-наставитель направился к полкам и начал перебирать бумаги в поисках нужной, — что Вельд, сын крестьянина Велима, самовольно покинувший храмовой обоз, пришёл в школу слишком поздно, но пришёл сам. Поэтому, вместо казни отдаётся на поруки отцам-вершителям, дабы трудом своим на благо Троих и империи, сполна искупил свою вину.

Внутри у меня всё похолодело. Сердце резанула боль отчаяния.

— Да как же так, всеблагой отец! Я же успел! Я так спешил!

— Ты будешь оспаривать мои решения, смерд? — Явно опешил от такой наглости жрец. — Заберите его! Дайте двадцать плетей! Если выживет, сразу передать отцам-вершителям! А я им ещё отпишу, чтобы обратили внимание на дерзкого!

— Как же так! Это не справедливо! — Продолжал я в отчаянии кричать, вырываясь из рук навалившегося на меня Данилы. — Я же успел! Я столько всего пережил, ради этого! Я даже через запретный город рискнул пройти, лишь бы успеть!

— Ты был в запретном городе? — Заинтересовался, уже было отвернувшийся от меня, старик. — Зачем? Отпусти его пока!

— Меня деревенские похитили, — косясь на замершего рядом охранника, ответил я. — А когда освободится, удалось, сроку, до того, как стигма побелеет, совсем мало осталось. Обычной дорогой никак не успеть было. Вот я напрямки, через запретный город и пошёл.

— Лжёшь! — Отмахнулся от моих объяснений отец-наставитель. — Нельзя через древний город пройти и в живых остаться. Такое никому не под силу!

— Не вру я, всеблагой отец! — Горячо возразил я, понимая, что от того поверит мне этот вредный старикан или нет, зависит моя судьба. — Вы дознание учините! Узнайте в деревне, сколько мне сроку оставалось, когда степняки из подполья вынули! Мне никак было в обход не успеть!

— А с чего бы степнякам тебя отпускать? — Пытливо глядя мне в глаза, вопросил старый жрец. — Они ваше колдовское племя жуть как не любят! Врать мне удумал, выкормыш айхи! — Неожиданно заорал он, хлопнув рукой по столу. — Так я тебя от этого быстро отучу!

За спиной зашевелился Данила, как видно приготовившись опять схватить незадачливого недошлёпка.

— Отпустили, всеблагой отец! Сам не знаю почему, но отпустили! — Я лихорадочно подыскивал аргументы, которые смогли бы убедить отца-наставителя в том, что я не вру и не находил их. — Их шаман меня даже подлечил! Он, кстати, мне и через запретный город идти присоветовал!

— Шаман?! Тебя направил в запретный город шаман? — Старый жрец не смог скрыть промелькнувшего на лице сильного удивления. На мгновение он замер, пожевал губами, видимо что-то обдумывая и повернувшись к стражнику, резко рявкнул. — Выйди отсель!

Данилу будто ветром сдуло. Только дверь хлопнула.

— Ты был в пустоши? — Жрец, решивший было подойти ко мне вплотную, в последний момент передумал, страдальчески скривившись. — Ну и воняет от тебя смерд! Будто свиньи в деревнях своих живёте!

— Я в подполье двое суток просидел, всеблагой отец. Там помыться негде было!

— Ты не ответил на мой вопрос! — Зло прошипел старик, подойдя к окну. — Ты был в пустоши?

— Был. — Слегка запнувшись, решил признаться я. Всё равно узнает, если захочет. Об этом моём подвиге вся деревня в курсе. Да и позже я из этого тайны не делал. Но, похоже, ряды моих поклонников множатся! Вон и жрец наживку сразу заглотил. Что же за интерес у них у всех? Одно радует, что шаман, что-то узнав обо мне, сразу моим здоровьем озаботился. Да и Вимс убивать не стал. Нужен я им всем живым зачет то? Глядишь, и жрец озаботится. Передумает меня на верную смерть посылать.

— Рассказывай! Всё! Подробно! — Не терпящим возражений тоном потребовал отец-наставитель, буквально просверлив меня своими глазами.

— Ну, зачем же сразу всё? — Появившийся Толик, вольготно расположился в оставленном жрецом кресле. — Кое о чём всё же лучше умолчать. Например, о колечке, что у тебя на пальце! Жаль будет, коли отнимут! Не хочется мне, вот так, на пустом месте, друга хоронить!

Я, покосившись в сторону жреца, с трудом удержался от колкого ответа. Появился, когда не звали — тварь мохнатая! Друга он хоронить не хочет! Да с такими друзьями как он или Гонда и врагов не надо! Скорей уж того, что кольцо в руки жреца попадёт — опасается! За спиной отца-настоятеля храм Троих с его знаниями и силой. Быстро найдут, чем непоседливого айхи прижать. Это ему не меня под проклятье подводить!

Но логика в словах Толика всё же присутствовала. Колечко мне самому нужно. Без него совсем всё кисло станет. Бесперспективно. Так что, в течение почти получаса рассказывая старику о своих приключениях, историю с кольцом я всё же пропустил. Да и про убийство духа привратника умолчал. Просто активировал сразу на троне случайно портал, вот и все дела.

— Что же. Этого следовало ожидать. — Видимо принюхавшись в процессе моего рассказа, старый жрец подошёл ко мне вплотную, задумчиво поджав губы. — Кто ещё знает, что ты пришёл в Вилич через запретный город? — Требовательно спросил он меня.

— Аникей с Данилой. — И чуть помедлив, я злорадно добавил. — Я им камешек мажеский отдал. Ну, чтоб пропустили.

— Вот это правильно! — Одобрил мою кляузу коротышка, вольготно развалившись в кресле. — Нечего было вчерась изгаляться! Пущай теперь с энтим стариканом пошутят! Кристаллы я опять же не для энтих дурней по всему дворцу искал! Все лапы искорябал, по завалам бегать! — Толик выразительно пошевелил своими ногами, призывая оценить степень его страданий, и добавил. — Про стражу у ворот обсказать не забудь! А ещё добавь — будто они какого-то отца Никонта хаяли. Вот потеха будет!

— Больше никто?

— Больше никто, всеблагой отец! — Ответил я, решив не идти на поводу у айхи. Позабавится, он решил! Вон уже и имя старика узнал!

Перетопчится! Спиридон с напарником, конечно, сволочи ещё те, но учитывая местные нравы, всё же по честному со мной поступили. Впустили всё же в город! А ведь могли обобрать и убить!

— Ладно. — Отец-наставитель неспешно опустился в кресло, согнав с него скорчившего недовольную рожу Толика, и о чём-то задумался, даже не смотря в мою сторону. Мне естественно присесть никто не предложил. Ничего, мы люди не гордые. Постоим на пару с Толиком. Мне в маги кровь из носу надо попасть и год обучения отмучится. А там мы будем играть по другим правилам!

— Значит так. — Старый жрец задумчиво пробарабанил по подлокотнику кресла, видимо приняв решение. — Веры тебе пока нет. Но дознание я учиню. Деревенька чай не далеко. Ты же, — Никонт сплёл пальцы в замок и продолжил, — пройдёшь сегодня вместе со всеми инициализацию. И ежели слова твои подтвердятся — станешь магом. Может, и вознаграждение какое-нито получишь. Но коли выяснится, что солгал ты мне. — Отец-наставитель сурово сдвинул брови. — Берегись! У меня в подземелье и сгниёшь! Понял ли?

— Понял, всеблагой отец.

— И ещё. — Никонт широко зевнул, видимо потеряв интерес к беседе. — О том, что ты в запретном городе был, молчи. Чтоб ни одна живая душа о том не знала! Будешь языком трепать, где ни попадя — без языка и останешься.

— Так Аникей с Данилой же знают, — решил напомнить я.

— Эти двое, моя докука, — хлопнул по столу жрец, отметая все возражения. — Главное ты помалкивай. Гаврила!

— Кликали, всеблагой отец? — За моей спиной, в низком поклоне, согнулся дородный дядька в потёртом кафтане и кожаных сапогах. Каким образом он сумел незаметно просочиться в комнату, я даже не понял.

— Займись этим изгоем. Пусть помоется, наконец, да что-нибудь из одежды ему найди, а то у нас нищие лучше выглядят. Смотреть противно. И покорми его чем ни то. — Отец Никонт тяжело вздохнул. Чувствовалось, что проявлять заботу о каком-то недошлёпке для него было в тягость. — На инициацию господине князь с отцом-приором прибыть соизволят. Не хватало ещё, чтобы он в голодный обморок упал. А ты запомни. — Жрец, прищурившись, уставился на меня. — Я с тобой ещё ничего не решил и глаз с тебя не спущу. Если что не так будет, пожалеешь, что на свет родился. Пошли вон оба.

Облегчённо вздохнув, я направился вслед за служкой. Что же, пусть и не без потерь, но, вопреки всему, первой намеченной цели я достиг. Начинается новый этап моей жизни. Скоро я стану магом!

Брр! Холодно!

Зябко поёжившись, я всё же заставил себя залезть в каменный желоб с проточной водой и начал яростно втирать в кожу, вонючую пенную грязь, выданную служкой вместо мыла.

Блин! Так и околеть недолго! Вода просто ледяная! Неужто и зимой здесь мыться придётся?!

Вопрос был не праздный, так как к проблеме избавления будущих учеников от лишней грязи в школе подошли довольно аскетически. Просто отвели от протекающей через весь город реки небольшой рукав и, пропустив через здание, вернули опять в реку. Простенько, дёшево и очень холодно. Впрочем, выбирать мне не приходилось. И так уже бомжи вслед плеваться начинают. Закончив экзекуцию, быстро прошлёпал по холодному каменному полу к скамейке и, стуча зубами, оделся. Грубые домотканые рубаха и порты унылого тёмно-серого цвета, да кожаные башмаки на деревянной подошве. Вот и весь гардероб, что соблаговолила мне выделить местная администрация. Хорошо хоть покормили! Такой вкусной тыквенной каши я в жизни не ел! Или это мне так с голодухи показалось?

— Ну чего рожу кривишь? — Толик по своей привычке появился неожиданно, заставив непроизвольно вздрогнуть. — Получилось же всё! Завтра доступ к магической энергии получишь, меня освободишь, а я с тебя проклятие сниму. И всем хорошо будет!

— Мы же с тобой о другом уговаривались. — Я окинул грустным взглядом каменный пол коридора и уселся на лавочку. Гаврила после купания здесь его велел ждать. — Сначала снятие с меня проклятья, потом свобода. Иначе никак!

— Это сколько ещё ждать то, хозяин! — Мордочку лесного духа искривила гримаса невыносимой муки и отчаяния. — Сил терпеть, больше нет! Веками к кольцу этому привязан! Отпусти! А я уж отслужу потом. И тебе же спокойнее будет! Кто знает, в каком настроении был Инсор, когда привратника своей силой наделял? Может и не через два года на тебя его гнев обрушится, а раньше гораздо! Так и будешь жить, каждый день погибели лютой ожидая?! Отпусти! Я мигом за свитком обернусь! И заклятье с тебя сниму, и потом помогать буду!

В глазах айхи плескалась вселенская скорбь. Вот только разжалобить ему меня не удалось. Жалелка у меня закончилась! Скончалась в мучениях где-то по дороге в Вилич! Меня вон никто жалеть, почему то не спешит. В том числе и Толик. Когда ему нужно было, под проклятье меня не задумываясь подвёл! И если бы я об этой подлянке сам не догадался, завтра, получив свободу, коварный айхи просто бы исчез, так и оставив меня в неведении о неотвратимой страшной смерти.

— Сил нет терпеть, говоришь? — Хмыкнул я, облокотившись на стену. — Что же ты об этом не думал, когда счёты с привратником моими руками сводил? Или думал? И проклятье это — лишь награда, которой ты меня за свою свободу отблагодарить решил? В общем так. — Подвёл я вывод своим словам. — Свобода в обмен на снятие проклятья. И никак иначе. Терпел тысячу лет — потерпишь ещё годик! Ничего с тобой не случится!

— Злопамятный ты! Все вы люди такие! И добра совсем не помните! За это мы и не любили вас никогда! — Айхи обличительно ткнул в мою сторону лапой и при этом забавно пошевелил носиком. — Я тебя из замка вытащил! До города добраться помог! Кристаллы опять же подарил! А ты всё злишься! Ну да Йоки с тобой! — Толик безнадёжно махнул лапой. — Всё равно я тебе помогать буду! Тут такое дело, хозяин. — Коротышка, почесав живот, проникновенно уставился мне в глаза. — Ты, помнится, хотел, чтобы при инициации на твой зов земля откликнулась?

— Было бы неплохо. — Осторожно согласился я, боясь спугнуть удачу. Маги земли — товар штучный. Ими здесь дорожат. А, значит, есть хорошие шансы, устроится при дворе какого-нибудь короля. Если выживу, конечно!

— Ещё как, неплохо! — Энергично потряс головой Толик. — Да что там не плохо! Замечательно просто было бы! Я тут, пока ты в подвале ночевал, походил, что люди говорят — послушал. Так вот. Их по всей империи десятка не наберётся! И любой правитель, на что угодно пойти готов, чтобы одного из этих магов к себе на службу заманить. Так что, ты хочешь, чтобы я помог тебе стать адептом земли?

Коротышка горделиво напыжился, надув от важности щёки.

— Хочу, — со вздохом признался я, гадая, что может потребовать хитрый дух взамен. Чует моё сердце, не просто так он себе, сейчас, цену набивает!

— И я хочу. — Как-то сразу сдулся Толик и покаянно развёл лапами. — Вот только не смогу. Не получится у меня ничего!

— Так что ты мне тогда голову морочишь?! — Я нехорошо ощерился, сильно разозлившись. — Шут гороховый!

— Это я, сейчас, не могу, хозяин. — Голос айхи стал сладким, как медовая патока. — Но в твоих силах всё исправить!

Ну вот. Что и требовалось доказать! Всё-таки этому прохиндею что-то от меня надо. Понять бы ещё, какими неприятностями это мне грозит. Потому как стать адептом земли мне очень хочется. Слишком жирную наживку подлый дух подсунул. Даже зная, что там капкан, всё равно за ней полезешь.

— Что ты хочешь? — Тяжело вздохнул я, отлепляясь от стены.

— В том, что я хочу, ты мне всё равно отказываешь! — Сварливо парировал коротышка. — Сейчас у нас разговор о том, что мне нужно для того, чтобы выполнить то, что хочешь ты!

— Хватит словоблудием заниматься, — устало отмахнулся я. — Говори уже, что тебе от меня нужно.

— Доступ к магическим потокам, разумеется! — Насмешливо оскалился Толик.

— Мы уже, по-моему, этот вопрос обсудили, — хмыкнул я скептически. — Твоя свобода только после снятия с меня проклятия. Да и смысла я в этом не вижу. Мне нужна твоя помощь во время инициации, а не после неё.

— Вижу, не понял ты меня. — Айхи забавно почесал мордочку своими пальцами-обрубками. — Колечко твоё перекрывает мне доступ к магическим потокам, что обтекают нас с тобой. И доступ туда я обрету, только лишь получив свободу. Но магические потоки существуют и внутри нас. Их ничтожно мало, но они есть! Мне нужно лишь твоё разрешение! — Толик вкрадчиво заглянул мне в глаза. — И я смогу пользоваться магической энергией, что течёт внутри тебя.

— То есть ты дорвёшься до заклинаний, да ещё будешь вершить их, качая из меня энергию! — Фыркнул я, зябко передёрнув плечами. — Нет уж! Спасибо! Проходите мимо! Тут не подают!

— Ты не понял. — Коротышка огорчённо вздохнул, закатив глаза к потолку. — Силу, что внутри тебя, я на тебя только направить и смогу. Наружу её кольцо не выпустит! Да и что там той силы! — Махнул лапой Толик. — Слёзы! Но на то, чтобы во время инициации заставить откликнутся именно земную составляющую твоего дара — хватить должно!

Я задумался. Соблазн был велик. Гарантированно стать адептом земли и, следовательно, войти в десятку самых могущественных магов империи. О таком безродный изгой мог только мечтать. Вот только разрешать коварному коротышке что-то изменять внутри себя, было откровенно страшно. Кто его знает, что он может там натворить?

— Вижу, не веришь ты мне? — Айхи озадаченно почесал шерсть на голове. — А зря! Сам рассуди, зачем мне тебе вредить?

— А под проклятье кто меня подвёл? Пушкин, что ли?

— Там у меня корысть была! Логу, за мои страдания, отомстить! А тут корысть в чём?

— Да кто же тебя знает! — Я озадаченно почесал голову. — Шарахнешь меня чем-нибудь убойным, а с другим владельцем потом быстрее договоришься.

— Не хватит в тебе энергии на что-нибудь убойное! — Мне показалось или в голосе Толика проскользнуло сожаление? — Но дело даже не в этом. Не верю я тут никому — Решил признаться он. — К кому бы кольцо ни попало, не отпустит он меня! За так не отпустит! Да ты и сам знаешь! — Айхи расстроено махнул лапой. — А вот ты — отпустишь! Если только до схоронки Инсора доберёшься. Путь туда неблизкий. Я помочь ничем не смогу. Потому и хочу, чтобы ты к тому времени сильнее стал! Дар твой усилю, землю к нему притяну, затем заклинаниям обучу. Пойми! Не с руки мне тебе вредить!

— Так-то оно так. — В то, что айхи не собирается, менять хозяина, я поверил. Тут он, пожалуй, прав. Никто его на свободу не отпустит. Вот только моего доверия к Толику это нисколько не прибавило. — Вот только, может, ты хочешь, не новых хозяев приобрести, а старого себе подчинить? Сделаешь из меня китайского болванчика, а потом прикажешь тебя на волю отпустить. Я и отпущу. Ещё и радоваться при этом, как идиот, буду!

— Сделать из человека марионетку — это уже высшая магия. Очень сложно и хлопотно. — Толик поскучнел. — Можно, конечно, но энергии для этого очень много нужно. Но дело даже не в этом. В принципе, даже если тебя ненадолго подчинить своей воле, толку от этого не будет! Кукла магию творить не может! А, значит, меня ты в этом состоянии не освободишь. И какой тогда в этом смысл? Только разозлить, чтобы ты, в себя придя, кольцо с себя снял и куда-нибудь его запрятал? Тут подземелье старинное под зданием, можно так спрятать ,что вовек никто не найдёт!

— И почему я должен тебе верить?

— Можешь не верить. — Толик развернувшись, протопал по коридору и шлёпнулся прямо на пол, давая понять, что разговор окончен. — У меня всё равно выбора нет. Станешь адептом воздуха, тоже попытаюсь научить чему-нибудь. Может, хоть от зайцев отобьёшься!

Я, глубоко вздохнув, встал и не спеша подошёл к окну. Солнце, наступая на пятки съёжившимся теням, уже почти достигло зенита. Времени для принятия решения практически не оставалось.

— Только преобразуешь мой дар и всё! Ты понял?

— Понял! — Вскочив с пола, айхи лихорадочно засуетился. — Спешить нужно! Надо успеть ритуал провести!

— Что за ритуал то хоть? — Сделав выбор, я больше не сомневался.

— Да ничего сложного! — Отмахнулся коротышка, буквально пританцовывая вокруг меня. — В мешке своём поройся. Игла нужна!

Кивнув головой, я вынул из мешка чурбачок обмотанный ниткой и выдернул иголку.

— Ну. Дальше что?

— А дальше всё просто! — Толик начал подпрыгивать от возбуждения. — Колешь иглой палец и смазываешь своей кровью кольцо. И даже говорить ничего не надо! Просто подумай при этом, что разрешаешь мне доступ к твоей силе!

— Как скажешь, друг! — Вновь кивнул я, поднося иглу к пальцу. Затем широко улыбнулся и глядя прямо в глаза взбудораженному коротышке, с наслаждением произнёс. — Обломись, блохастый! Я уж лучше на удачу положусь, чем тебе доверюсь! — И встал, прислушиваясь, к всё громче звучащим шагам.

Настало время инициации.

Глава 11

— Вельд, сын Велима.

Хриплый, надтреснутый голос школьного писаря, заставил меня вздрогнуть. Вот и настал момент истины! Сейчас мою тушку в мага переделывать будут!

Я потопал к помосту, зябко передёрнув плечами. Как же холодно! Вроде и солнце уже в зените, а холодно. Да уж. Вступает осень в свои права. Вступает. Не май месяц на дворе. А мне кроме рубахи и штанов так ничего выдать и не удосужились. Впрочем, грех обижаться. Не один я такой! Нас таких тут с полсотни наберётся. Мне ещё повезло! Гаврила, видимо, меня сюда перед самой инициацией привёл. А сколько остальные простояли? Судя по посиневшему, трясущемуся Гонде, немало! У него даже сил, моему появлению, как следует удивиться, не хватило! Ничего! Пускай привыкает! Нам ещё рандеву, с этим подонком, в самом ближайшем времени предстоит!

Инициация, по укоренившейся, за многие годы, традиции, проходила на школьной дворе — довольно большом, стиснутом стенами прямоугольнике, вымощенным крупным, бурым камнем. Любят здесь, похоже, строить дома, в виде вытянутой баранки. С одной стороны, над двором нависал, продолговатый массивный балкон, с не немее массивным навесом над ним. В нём, судя по всему, и должен был восседать благословенный князь Вилича Уго Милостивый со своей свитой. Вот только не соизволил. Видимо, нашлись у местного правителя заботы поважней, чем торчать в такую холодину, на скучной процедуре воспроизводства ушлёпков. Соответственно, не явился никто и из дворян. Да и Лишний бы с ним, да только нам битый час ждать на холоде пришлось, пока гонец из дворца не прибыл. Напротив балкона, вплотную к стене примыкал невысокий деревянный помост. На нём то и расположились главные действующие лица проводимого спектакля: древний старик-писарь, плотно закутанный в кожаную, видавшую виды, курточку; здоровенный пожилой маг, с лицом отъявленного разбойника с большой дороги, в трещавшем по швам, замызганном, почти утратившем свой цвет, балахоне и отец Никонт, расположившийся у самого края, возле огромного, окованного железом сундука. За их спинами, возле самой стены, на массивных коричневых плитах, стояли четыре круглых стеклянных чаши. Одна из них, крайняя справа, была пуста. В соседней, испуская небольшой, еле заметный, дымок, тлела горстка углей. Донышко следующей, было залито водой, подкрашенной, очевидно, для лучшей видимости, в бледно-красный цвет. В крайний слева сосуд, насыпали тонким слоем песок, также едва прикрыв дно.

— Пусть Трое решат твою судьбу, отрок. — Привычно приветствовал меня отец Никонт. — Да будет вечно их правление. — И отвернулся, прикрыв рот рукой. По всему видать, наскучило, одно и то же повторять. Как-никак уже больше десятка человек инициацию прошли.

Я, молча, поклонился и подошёл к писарю, близоруко склонившемуся над большой потрёпанной книгой коричневого цвета, обитой металлическими полосками по краям.

— Распишись вот тут. — Старик ткнул скрюченным пальцем в книгу и сунул мне в руку перо с уже налившейся на конце каплей чернил.

Вот ведь! Вроде средневековье, а уже бюрократия! А вот интересно, я писать то умею? Тот ещё вопрос! Судя по всему, местные в этом нисколько не сомневаются. Тут грамотность поголовная. Во всяком случае, среди мужского населения. За этим жрецы строго следят. Никто же заранее не знает, кого Трое в ушлёпки выберут. А в школе безграмотные не нужны. Но я то ничего из этого процесса обучения не помню. А вдруг не умею? И что тогда будет?

— Чего застыл, словно Нерюх перед стадом коровьим?! — Зло зашипел на меня писарь. — Подписывай, давай!

Я, с замиранием сердца склонился, над слегка пожелтевшим листом пергамента и ткнул в него пером, мысленно повторяя " Вельд, сын Велима. Вельд, сын Велима". К моему изумлению, рука послушно вывела на пергаменте нужную надпись. Я даже прочитать её смог. Уф. Даже взмок от напряжения! Но получилось же! Помнит тело вложенную в него науку! Помнит!

— Ты чего опять встал, отродье Лишнего?! — Окончательно разозлился старик. — Расписался и ступай отседова! Будет он тут ещё мне лыбится, выкидыш вопящих!

— Сюда иди, изгой, — рявкнули мне в спину. — Долго я тут из-за тебя мёрзнуть буду?

Я, поспешно отвернувшись от писаря, быстро подошёл к грозно насупившемуся магу.

— Ты чего мешкаешь, выкормыш айхи? — Грозно навис надо мной верзила. — Мне что здесь до вечера на ваши мерзкие рожи смотреть? Плетей захотел?!

"В зеркало посмотрись", — подумал я, разумеется, не став озвучивать свою мысль вслух. Глупо плевать в сторону сильных мира сего, не имея никаких козырей на руках. Нет. Плюнуть, конечно, можно. Вот только никому от этого ни жарко, ни холодно не будет, а тебе твой же плевок по морде до кровавых соплей и разотрут. И так вон служки, что возле стены с плетьми в руках стоят, подобрались. Только команды ждут, чтобы набросится.

— Оставь его, Ликон. — Нехотя буркнул Никонт, зябко кутаясь в свою шубу. — С каждым изгоем возиться, и впрямь тут до вечера проторчим. Проводи инициацию.

— Как скажешь, всеблагой отец. — Поклонившись отцу-наставителю, Ликон злобно зыркнул в мою сторону и направился к сундуку. — Снимай рубаху и ложись! — Рявкнул он мне через плечо.

Заскрипев зубами от бессильной злобы, я, молча, снял рубаху и лёг на заляпанные грязью доски. Ничего. Со всеми со временем сочтусь. Месть — это блюдо, которое надо есть холодным. Подошёл Ликон. Склонился, оскалив рот в хищной улыбке, и положил мне на грудь тёмно-бурый круглый камень, величиной с мой кулак.

Внутри всё похолодело. Нет, это бы не страх боли как таковой, хотя он и присутствовал, конечно. Вопли моих предшественников ясно показали, что там приятного было мало. Но этот, чисто животный страх, был задвинут на второй план другим, более сильным страхом — страхом неопределённости. Когда ты знаешь, что наступил ключевой поворотный момент в твоей жизни и именно сейчас и решится, какова в дальнейшем будет твоя жизнь. Кто-то скажет — и что тут страшного? У каждого такие моменты были. Например, после окончания школы. Так вот — это совсем не то! После школы ты сам сознательно выбираешь свой путь, оптимальный на твой взгляд. И не важно — ошибся ты или нет. На тот момент будущее рисуется тебе светлым и прекрасным. Здесь же другое. Здесь нет твоего выбора. И эти чаши — это даже не лотерея. Всё уже заранее предрешено и увы не тобой. Либо есть у меня способности к более престижным здесь стихиям земли и воды, либо нет. Так что здесь больше подходит сравнение не с выпускником школы, с надеждой глядящем в будущее, а с рабом на невольничьем рынке, с содроганием гадающим, куда он попадёт: к относительно доброму хозяину или на рудники или галеры. Причём светлого будущего априори здесь не предвидится. Невольником ты останешься в любой случае.

Я стиснул зубы, твёрдо решив не заорать. Не хочу доставлять удовольствия этому уроду. Постараюсь перетерпеть.

Пару секунд ничего не происходило, затем камень начал стремительно нагреваться, словно подключенный к розетке утюг. Вначале я ещё пытался терпеть, но проклятая штука раскалялась всё сильнее, буквально прожигая мне кожу. Я, взвыв, попытался скинуть проклятый камень с себя и с ужасом понял, что не могу даже приподнять руку. Словно этот кристалл, обжигая, одновременно вытягивал из меня все жизненные силы. Намерение, молча стерпеть боль и сохранить достоинство, было забыто. Я заорал во всё горло, изо всех сил пытаясь, повернутся набок, чтобы сбросить с себя раскалённое ядро. Тщетно. Артефакт словно приклеился к коже, продолжая терзать моё тело. Более того, мне стало казаться, что эта дрянь, спалив кожу, начала вплавляться в мою грудную клетку, выжигая мясо и кости на своём пути. Тело выгнуло дугой, отчаянный крик сменился беззвучным хрипом, пальцы, сдирая ногти, судорожно царапали по доскам. Боль была всюду, боль длилась вечность, боль была частью меня.

Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Я всхлипнул и схватился вернувшимися к повиновению руками за грудь. Ничего не болело.

— Вставай, чего разлёгся! — Пинок в бок вернул меня к действительности. Я медленно поднялся на дрожащие ноги и ошеломлённо опустил глаза вниз. На груди не было ни царапинки, ни пятнышка от ожога, будто и не корчился я несколькими мгновениями назад от жуткой боли. Это что же было такое? Меня даже передёрнуло от воспоминаний. Хорошо, что я никакой страшной военной тайны не знаю, а то бы сразу выложил, да ещё и от себя бы приплёл чего, лишь бы ещё разок под таким камешком не оказаться!

— Ну и визжал же ты, — с презрением сплюнул Ликон. — Я думал, раз деревенский — покрепче будешь. Да ещё и тугодум, похоже. Чего опять застыл? Брысь к стихиям! — Последние слова сопроводились изрядным пинком.

И чего разоряется? Можно подумать, что другие до этого не визжали? Я проковылял к плите с землёй, мысленно чертыхаясь и желая проклятому магу всех благ в этой жизни, протянул было в сторону чаши руку, и ... отдёрнул, ошарашено уставившись на возникшего возле неё Толика. Задорно мне, подмигнув, коротышка склонился над чашей и несколько раз энергично помахал над нею лапами, заунывно при этом подвывая.

— Чего уставился?! — Повернулся ко мне айхи, в несколько мгновений завершив свои манипуляции. — Вот так и стараешься из века в век для таких как ты. Лапы до кровавых волдырей стираешь! Вот дал бы ты мне доступ к своей энергии и всё намного проще было бы. А теперь себя до донышка выжигать приходится. По крохам энергию собирать. А в ответ, лишь неблагодарность и упрёки! Давай уже. Становись адептом земли!— Толик с достоинством кивнул на чашу и язвительно добавил, — только господине сильно могучий и великий маг, я бы на твоём месте соизволил поторопиться. А то вон тот здоровый грязный недомерок в засаленном халате, по-моему, уже совсем терпение потерял. Очень уж он влюблённо в твою сторону смотрит!

Я затравленно оглянулся в сторону набычившегося Ликона и быстро вытянул руку над сосудом. Её ощутимо обдало жаром, который теплой волной разлился по всему телу. Оно стало лёгким, почти невесомым, мышцы буквально наливались силой, голова слегка закружилась, как после бокала хорошего красного вина. Я на миг зажмурился от удовольствия и сладостного предвкушения и перевёл взгляд на сосуд. Песок всё так же неподвижно лежал, покрывая тонким слоем гладкую поверхность. Не веря своим глазам, я судорожно опустил руку ниже, почти к самому краю чаши. Жар ещё немного усилился, но треклятый песок и не подумал отреагировать. Ни одна песчинка не пошевелилась!

— Не может быть! — Ошеломлённо прохрипел я и перевёл взгляд на Толика. — Ты же обещал?

— Надо же, не вышло, — озадаченно почесал тот свою голову и, развернувшись ко мне, обличительно ткнул пальцем. — Ты сам виноват! Видишь же! Энергии у меня не хватило! Земля — стихия тяжёлая! Её расшевелить, много силы надо! Ладно! — Махнул мне коротышка ободряюще лапой. — Не переживай! Сейчас мы с водой попробуем! Уж тут-то точно всё получится!

Я и ответить ничего не успел, как айхи подскочил к чаше с водой и проделал над сосудом точно такие же манипуляции.Тяжело вздохнув, я перешёл вслед за ним. В душе начала нарастать тревога.

Ощущение повторилось. Только в этот раз, я будто притронулся к прохладному живительному источнику, мягкой волной прокатившемуся по всему телу и, толчками разгоняя кровь. Но в этот раз мне было не до того. Перебивая наслаждение, сердце начало сжимать ледяными тисками отчаяния. Вода, подобно земле не обращала на мои усилия никакого внимания, не соизволив, подёрнутся даже тонкой рябью. Уже ни на что, не надеясь, я опустил ладонь ниже, опять, почти коснувшись краёв сосуда, и разочаровано отошёл к постаменту с огнём.

— Вот же! — Толик подскочил к сосуду и чуть ли морду в него не засунул, что-то пытаясь там рассмотреть. — Должно было сработать! Я тебе точно говорю! — Возмущённо повернулся он ко мне. — Как же так! — Айхи горестно обхватил голову лапами и запричитал. — Что же делать то? Друг на глазах пропадает! А я бессилен! — Коротышка поник и тяжело вздохнул. — Вся надежда теперь на огонь.

— Стой!

Я попытался перехватить айхи, забыв о его бестелесности. Лесной дух вновь шустро произвёл свои манипуляции над еле дымящимися угольками и лишь, потом развернулся ко мне.

— Что? Не нужно было? Ну, теперь уже поздно. — Мохнатая тварь скорчила виноватую рожицу и покаянно развела руками. Мол, а что я могу? Затем айхи злорадно оскалился и послал воздушный поцелуй. Издевается гад!

Заскрипев зубами от бессилия, я поднёс руку к сосуду. Огонь обласкал меня живительным теплом, но горстка пепла даже не подумала задымиться.

— Сволочь! — С ненавистью выдохнул я, глядя на веселящегося коротышку.

К постаменту с воздухом, возле которого уже успел отметиться подлый дух, я прошамкал походкой старика, опустив голову и ни на что уже не надеясь.

Воздух, сочувственно опутав мою руку тысячами невидимых нитей, нехотя заклубился у самого дна чаши.

— Даже магия воздуха почти не откликается, — недовольно фыркнул Ликон. — Полный бездарь! Уже несколько лет такого не было!

— Так и запишем, — проскрипел, склонившись над книгой писарь.— К магии способностей нет. Стихия воздуха почти не откликается!

— Что скажите, всеблагой отец? — Почтительно повернулся Ликон в сторону задумавшегося отца-наставителя. — Маг из этого выродка не получится. К отцам-вершителям его отправим? Как обычно?

— Пожалуй, — кивнул Никонт, не спуская с меня задумчивого взгляда.

— Пошёл отседова, семя волколакское!

Очередная оплеуха направила меня к небольшой дверце, сбоку от помоста. От стены отлепился один из служек. Слишком ошеломлённый, для того, чтобы хоть как-то протестовать, я, молча, пошёл вслед за ним.

Небольшая круглая камера, всего в несколько шагов в поперечнике, влажные, покрытые ядовито-жёлтой застарелой плесенью стены, маленькое, с детскую ладошку величиной, оконце-бойница под самым потолком. Что ещё нужно человеку, чтобы спокойно, без лишней суеты и метаний, подвести черту под бездарно прожитой жизнью?

Я сидел на полуистлевшем пучке соломы, небрежно брошенным возле стены и спокойно, с неожиданным для себя фатализмом, ожидал, когда за мной придут. Всё, устал я бороться. Видно это судьба у меня такая — ходоком стать. Сколько не крутился, как не отбрыкивался, а постоянно всё к этому поворачивало. Устал.... Пусть будет, что будет! Одна радость. С этой тварью мохнатой я всё же посчитаюсь! Гадом буду, если я это колечко в запретном городе, когда меня туда пошлют, куда поглубже не заныкаю, чтобы Толик оттуда вовек не выбрался!

Тяжело вздохнув, я, кряхтя, поднялся и прошёлся вдоль камеры, разминая затёкшие мышцы. Покосился на белеющее прямоугольным пятнышком оконце и зябко повёл плечами. Сквозь ничем не прикрытое отверстие отчётливо тянуло холодом и сыростью. Да уж. Зимой тут, наверное, и пару часов не протянешь! Уже, сейчас, далеко не Ташкент. Забирали бы уж скорей, что ли! Чего тянуть? Итак, уже, судя по всему, день к вечеру идёт.

Я развернулся, сунув под мышки начавшие зябнуть руки и, буквально упёрся в довольно ухмыляющего Толика.

— Я тебя не звал! — Грубо рявкнул я на коротышку.

— Я сам пришёл, — нагло хмыкнул тот в ответ и критическим взглядом осмотрел помещение. — До чего же тоскливое место! Всё же хорошо, что нам с тобой тут целый год жить не придётся!

— Теперь-то уж точно не придётся?! — Буквально взорвался я, моментально растеряв всё своё спокойствие. — Ты, что натворил, мартышка облезлая?!

— Почему облезлая? — По-моему, не на шутку обиделся айхи, проведя лапой по шелковистому меху. — Моей шкурке кто хочешь, позавидовать может! Возьмём, к примеру, зайца. — Толик плюхнулся на беспечно оставленную мной без присмотра солому и, увлечённо, попытался продолжить. — У него шкурка...

— Да плевать мне какая у тебя шкурка! — Окончательно разозлился я. — Пусть она у тебя хоть клочьями облазить начнёт — мне по барабану! Ты почему мне на инициации нагадил?! Вот что я знать хочу?! Ещё и ухмылялся радостно! Весело тебе было?! Ну, ничего! — Я буквально навис над Толиком, сжав кулаки. — Скоро я повеселюсь! Когда с колечком обратно, в запретный город, возвращаться буду!

— Да не делал я ничего! Как я мог навредить, ежели у меня доступа к магии нет?! — Зелёные глазки с вертикальным зрачком, с укором смотрящие снизу вверх, моментально наполнились слезами. — Ты сам виноват! Я же тебе предлагал доступ к своей внутренней силе дать! Сам отказался! Сейчас бы адептом земли был, а не тут сопли на кулак наматывал!

— Заврался ты совсем! — Заскрипел я зубами от бессилия. Желание придушить наглого фигляра стало почти физическим, разбегаясь по всему телу холодными мурашками. Но осуществление данного мероприятия, в связи с бестелесностью духа, было пока мне недоступным. — А кто возле чаш лапами махал?

— Так это же шутка такая! — Айхи захихикал, косясь в мою сторону. — А ты и поверил! Видел бы ты свою рожу, когда на твой зов земля не откликнулась!

— А вдруг бы откликнулась? — Заглянул я в глаза коротышки.

-Тоже хорошо! — Продолжал хихикать Толик. — Тогда бы ты подумал, что стал адептом земли благодаря мне. Не повезло, — огорчённо вздохнул дух. — Ну, зато повеселился!

— Ничего, — в тон ему ответил я. — Скоро я тоже на твою рожу погляжу, когда кольцо где-нибудь в центре запретного города поглубже прятать буду. И мне тоже, в этот момент, будет не очень грустно! Тем более, что врёшь ты всё!

— Ну, сам посуди! — Толик рывком вскочил на ноги и прошёлся вдоль стены, энергично размахивая лапами. — Какая мне выгода дар твой губить? В итоге что?! Сегодня ты здесь, а завтра, уже ходоком, обратно в запретный город топаешь! И топаешь, очень злой на меня! — Айхи резко остановился и уставился мне в глаза. — И в чём здесь моя корысть? Убытки одни! Не хочу я обратно! Совсем не хочу!

Толик сразу посмурнел. Я тоже замолк, призадумавшись. Ну что тут скажешь. Паскудная ситуация. Безвыходная! И коротышка, тут, судя по всему, ни при чём. Ему и впрямь смысла не было меня на инициации гробить. В одной лодке сидим. А то, что рожи корчил, так какой айхи поглумиться откажется? Это у них на генном уровне. И подыхая, пакостить не перестанет!

— Ладно, не печалься, — внезапно прервал затянувшееся молчание коротышка. — Собственно говоря, страшного ничего и не произошло. Просто мы с тобой немного по-другому поступим. Так даже быстрее получится. Целый год ждать не надо! Инициацию то ты всё же прошёл? Ведь так?

— Ну, прошёл, — хмуро признал я, стараясь понять, куда этот хитрован клонит.

— Вот! — Удовлетворённо протянул Толик. — Освободить ты меня теперь можешь! Заклинание простенькое совсем! Я мигом научу! Ты меня освобождаешь, мы летим в библиотеку Инсора и снимаем с тебя проклятье. Значит так! Слушай! Сначала тебе надо...

— Ничего мене не надо, — прервал я скороговоркой затараторившего коротышку. — Тоже мне, нашёл убогого. Да стоит тебя освободить и через мгновение тебя здесь уже не будет! Даже лапкой своей корявой не помашешь на прощанье! Только тебя и видели!

— Чем тебе мои лапы не понравились? — Возмутился Толик, выставив их перед собой. — На свои обтянутые кожей палки сначала взгляни!

— Да бог с ними, с лапами то, — хмыкнул я. — Не в них суть. Не верю я тебе! Ни на медный грошик не верю! Вот главная беда!

— Ну и зря! — Обиделся коротышка, укоризненно глядя на меня. — Это вы люди на каждом шагу обмануть норовите, а мы договоры свято чтим и исполняем! Вот давай освободи меня и сам, потом поймёшь, как был не прав! Тебе даже стыдно станет! Значит так...

— Никак! — Вновь оборвал я айхи. — Не трать своё красноречие. Либо я выпускаю тебя на волю после снятия с меня проклятья, либо не выпускаю вообще! И спорить на эту тему я больше не собираюсь! Понятно тебе?

— Все вы люди одинаковы, — горестно насупился меховой. — Тут стараешься изо всех сил. Как лучше хочешь. А в ответ только оскорбления и плевки. А теперь ещё и пропадать придётся из-за твоей дурости.

— Уж лучше я вместе с тобой пропадать буду, — горько усмехнулся я, — чем один, да ещё и чувствуя себя полным идиотом.

— Ну и Безымянный с тобой, — разозлился Толик. — Хочешь подохнуть? Подыхай! За этим дело не станет! А я подожду! Всё равно это колечко когда-нибудь найдут. Вот тогда я и посмеюсь!

С громким хлопком лесной дух исчез. Я обрёченно вздохнул. Теплилась у меня, если честно, маленькая надежда, что зловредный коротышка что-нибудь придумает. В этом интерес у нас с ним общий. Но и она угасла. Теперь точно всё. Конец!

— Ладно! Я погорячился, ты весь на нервах! Чего между друзьями не бывает! Дело то у нас общее! — Вновь возникший передо мной айхи был деятелен и целеустремлён. — Я что думаю то. — Толик проникновенно заглянул мне в глаза. — Выбираться отсюда как-то надо! Ну не вышло у тебя здесь поучится. Ну и ладно. Зато год сэкономим. Главное, что ты инициацию пройти успел и магические потоки тебе теперь доступны. А магии я тебя по дороге научу! Знаю я действенные заклинания воздуха, что даже тебе доступны будут! — Коротышка почти ласково посмотрел на меня и спросил. — Ну что, ты со мной?

— Ты забыл об одной существенной вещи... друг, — при последнем слове, я язвительно улыбнулся. — Я, видишь ли, заперт. И что-то никто пока меня выпускать не спешит.

— Ну и бездна с ними! — Легко отмахнулся от моего возражения Толик. — Зачем нам дверь? Мы и так спокойно выйдем!

— Это как? — Озадачился я.

— Ты инициацию прошёл? — Вопросом на вопрос ответил коротышка.

— Ты у меня уже об этом спрашивал, — усмехнулся я в ответ.

— А значит ты теперь кто? — Толик сделал секундную паузу и, не дождавшись ответа, ответил сам, постучав мне при этом лапой по лбу. — Теперь ты маг! Просто пока ещё ничего не умеющий, но маг! Вот ты эту стенку, что у тебя за спиной, с дороги и уберёшь! Она как раз к улице примыкает. И людей там нет. Я только что проверил! Потом бежим к городской стене, там ещё одну стенку убираем и в лес! Благо он недалеко. Лошадей здесь нет, так что пускай догоняют! — Коротышка злорадно потёр лапы и добавил. — А мы ещё одно небольшое заклинаньице применим, чтобы ты целый день без устали бежать мог! Красота!

— Слушай? Ты что совсем больной? — Печально покачал я головой. — Из Склифа сбежал, что ли? А то очень похоже! Какие стены? О чём ты? Я же не умею ничего! Сам только что это сказал!

— Не был я в Склифе никогда, — озадаченно почесал за ухом меховой. — А это где? Слово какое-то такое. — Коротышка выразительно повертел лапой в воздухе. — Нехорошее.

— В Караганде! — Огрызнулся я и, наткнувшись на недоумённый взгляд коротышки, мгновенно остыл, устало махнув рукой. — Да не бери в голову. Не знаю я, где этот Склиф находится. Но не в Караганде точно. Да и что это такое тоже понятия не имею. — Я замолчал было, но поймав продолжавший чего-то ждать взгляд Толика, неожиданно для себя взорвался. — И где Караганда находится, даже не спрашивай! Тоже не знаю! Чего привязался, скотина мохнатая?!

— Ну и кто из нас больной? — Хмыкнул Толик, ничуть не обидевшись. — И кто откуда-то там сбежал? Мы, между прочим, в отличие от вас людей, вообще не болеем. Поэтому и живём очень долго. Мы, знаешь ли...

— Так что там со стеной? — Перебил я болтовню духа. — Если есть какие-то идеи, то говори. А то мы так до прихода отцов-вершителей доболтаемся.

— За тобой только завтра утром придут, — беззаботно отмахнулся Толик. — Времени у нас полно. Что же до стены, то мы просто её кусок уберём. Ненадолго совсем, но тебе на улицу выскочить хватит. Это не сложно совсем. Тут главное энергию перенаправить суметь. В общем, я тебя, сейчас, научу.

Коротышка решительно усадил меня на пол и, важно вышагивая передо мной, заговорил менторским тоном:

— Первое, что тебе нужно сделать — это научится видеть магические потоки! Закрой глаза, положи руку на то место, где в твоё тело вживлён кристалл, расслабься, постарайся заглянуть внутрь самого себя, в самые глубины собственного самосознания!

Я послушно выполнил команды своего временного наставника. В груди, как раз в том месте, где лежала моя рука, появилась маленькая точка тепла. Постепенно точка разрасталась, начала пульсировать толчками, разгоняя всё усиливающийся жар по всему телу. В закрытых глазах закружился беспорядочный хоровод миллиарда разноцветных искр. В висках неприятно заломило. Неожиданно искры быстро приблизились друг к другу, слепившись в небольшой плотный переливающийся всеми цветами комочек и, в следующее мгновение последовал взрыв, пёстрым облаком развеяв всё в пыль. Сознание резко ухнуло в чёрную бездонную бездну так, что дух захватило и так же резко рвануло назад, в мир, заполненный целой палитрой красок. Я ошеломлённо охнул.

— А теперь открой глаза. — Вернул меня к действительности голос Толика.

Я открыл. Весь мир преобразился, заполнившись полупрозрачными искрящимися нитями всевозможных оттенков, форм и конфигураций. Они были всюду: плавно дрожали в воздухе, слегка покачиваясь, словно волны на море, пронизывали стены, завиваясь вокруг себя замысловатыми спиралями, свисали с потолка, подобно извивающимся щупальцам гигантской медузы. Всё это находилось в постоянном движении, меняло форму, сплеталось друг с другом, рвалось и извивалось.

— Моргни посильней, — посоветовал мне коротышка.

Я энергично моргнул несколько раз и даже головой потряс. Мешанина из всевозможных узлов и линий мгновенно пропала. Мир вновь приобрёл чёткость линий и очертаний.

— Что это было? — Я потрясённо тряхнул головой.

— Энергия это была, дружище, — снисходительно усмехнулся коротышка. — Та самая энергия, что напитывает силой любые магические формулы и позволяет творить заклинания. Не будет её, исчезнет из этого мира и магия. Теперь и ты к ней доступ получил. — Толик тяжело вздохнул и с осуждением посмотрел на меня, словно это я был виноват, что у него такого доступа уже давно не было. — Это как второе зрение, в общем. Но если первое тебе при рождении даётся, то второе лишь приобретается. Но учти. Кристалл тебе лишь способность даёт с магическими потоками работать, а не умение. Это как ребенку при рождении даётся способность ходить, но учится этому ой как долго. Ты же не сразу бегать начал! Пришлось, правда, тебя для этого немного подтолкнуть, но тут уж ничего не поделаешь! Времени на долгое обучение у нас просто нет. В этом подобии школы такому умению цельный месяц обучать будут. Бездари! — Коротышка важно напыжился и гордо посмотрел на меня. — Цени! Кто ещё и поможет, если не твой друг!

— А что это ты ко мне всё в друзья набиваешься? — Заподозрил неладное я. Уж очень от зловредного коротышки доброжелательностью ко мне тянуло. Не похоже совсем на него. Не иначе опять, какую пакость задумал. Или уже сделал? — Я вот тут сейчас подумал. В этом мирке ничего даром не даётся. А нет ли какой платы за это твоё экспресс-обучение? Во сколько оно мне обойдётся?

— Да не стоит оно ничего! — Даже замахал лапами Толик. — Я это для пользы нашего общего дела делаю. Да и ты мне всё больше нравишься. Вот и стараюсь для тебя, сил своих не жалея! Ну, раз уж речь зашла об оплате, то освободи меня и всё... Считай, в расчёте будем!

— Ты хвостом то не виляй! — Вызверился я. Врать сволочь меховая любила, но совсем не умела. Бегающие, при этом, во все стороны глазки выдавали. — Говоры скотина, какую свинью мне на этот раз подложил или мы тут оба и останемся!

— Ну что ты за человек такой, а? — Не на шутку расстроился коротышка. — И всё-то тебе знать надо! Ну, переделал я слегка структуру кристалла. Так и что? Он же теперь только лучше работать будет! Обучение намного быстрее пойдёт! Заклинания мощнее будут получаться! И все стихии теперь на твой зов откликаться будут! Одна польза же! А то, что он разрушаться со временем начнёт, так это не страшно. Тебе-то какая разница? Тебе всё равно проклятье снимать надо! Заодно и как разрушение кристалла приостановить поищем! Библиотека у Инсора знатная!

Некоторое время я бессильно рычал, не в силах выдавить из себя и слова.

— Вот сука, а? — Прохрипел я, наконец, с трудом разжав сведенные от судороги челюсти. — Убью, сейчас, гада!

— Не убьёшь! Бестелесный я! На меня только магия и действует! — Возразил айхи, но всё же отодвинулся от меня чуть подальше.

Забористому мату, бурным потоком выливающемуся из меня в течение нескольких минут, могли позавидовать даже портовые грузчики. Наконец, я выдохся.

— Ну что, полегче стало? — Участливо посмотрел на меня Толик и, как ни в чём не бывало, продолжил. — Теперь ты можешь эти магические потоки изв...

— Засунь ты себе эти магические потоки, знаешь куда? — Зло оборвал я наглеца. — Мы ещё об этой твоей очередной подставе не договорили!

— Да о чём там говорить то? — Укоризненно посмотрел на меня коротышка. — Ты пойми. Другого выхода у нас всё равно не было. Сил у тебя на это заклинание просто не хватило бы. Вот доберёмся до библиотеки хозяйской. Там наверняка способ найдём, как разрушения кристалла избежать!

— И когда он разрушаться начнёт? — Мрачно поинтересовался я, покоряясь неизбежному.

— Так он уже начал! — Жизнерадостно обрадовал меня меховой урод. — Но ещё не менее года должен проработать. Бывало, что и на полтора хватало! Да ты не переживай так, — заговорчески подмигнул он мне. — Мы через полгода уже на месте будем. Времени ещё много!

— У меня его было ещё больше! — Зло фыркнул я. — Сначала у меня была вся моя жизнь, затем ты сократил её до двух лет, теперь до года! Дальше что в твоих планах? Месяц, неделя, день?! — Вновь взорвался я. — Ты, когда прекратишь мной манипулировать и в тёмную разыгрывать?! Я тебе что, пешка на шахматной доске?! Мной что, в любой момент пожертвовать можно?! Ещё хоть раз что-то такое со мной без моего согласия учудишь и всё! Конец нашему договору! И пусть я сдохну, но и тебе скотине мохнорылой мало не покажется! Всё понятно?!!!

— Да понял я. Понял. — Насупился Толик. Всю весёлость с него как ветром сдуло. Глаза смотрели зло и недобро. — Нужен ты мне больно, лезть к тебе. Подыхать будешь, я и лапой не пошевелю!

— Есть ещё что-то связанное с твоим вмешательством в структуру кристалла, что я должен знать? — Продолжал напирать я. — Говори лучше сейчас!

— Кристалл, в процессе разрушения, девять раз свою структуру менять будет. Первые восемь изменений жуткой болью сопровождаться будут, после девятого сразу смерть.

— И какой промежуток между этими изменениями? — Похолодело у меня на душе.

— По-разному бывает, — равнодушно пожал плечами айхи. — Может за один день сразу два изменения произойти, а бывает и по полгода о них не слышно.

— Что за изменения то хоть? — Совсем расстроился я. Злиться на духа уже не оставалось сил.

— И это тоже не могу сказать. — Сокрушённо пожал плечами Толик и, что-то заметив по моему лицу, поспешно добавил. — Правда, не могу! Тут всё от кристалла зависит. Каждый по-своему преображается. Иногда такую силу своему хозяину дает, что ого-го! — Меховой искоса посмотрел на меня и, вздохнув, признался. — Но обычно, ничего хорошего.

— Учитывая, что это твоих рук дело, ничего хорошего мне ждать точно не приходится, — обречённо вздохнул я. — Ты вот что лучше скажи, ДРУГ любезный. А каким образом ты структуру моего кристалла изменил, если магия тебе не доступна? — Я пристально уставился на коротышку, буквально прожигая его взглядом.

— Обычно и не доступна, — мрачно насупился Толик. — Но во время инициации, очень сильный всплеск магической энергии от кристалла исходит. Ни одно заклятье не выдержит! Хоть крупицу энергии, но пропустит. Вот я эту крупицу обратно в кристалл и перенаправил.

— Понятно, — нехорошо улыбнулся я. — Я вот что думаю. Там, во дворце Инсора, когда мы с тобой в первый раз договаривались, ну что ты мне в Вилич поможешь попасть, а я тебя после инициации освобождаю, ты тоже собирался эту трансформацию с моим кристаллом произвести, а потом мне ничего не сказав, исчезнуть. Ведь так?

— Что ты! — Засветился от возмущения Толик. — Я бы подождал, пока ты сам с магическими потоками работать научишься. Всего пару месяцев сроку то. Даже меньше чуть!

— Почему то я так и думал, — удовлетворенно кивнул я, не поверив ни единому слову айхи. — Уже тогда надуть хотел. И вот как мне с тобой дело дальше иметь? Если от тебя в любой момент какой-то подлости ожидать приходится и не в чём верить нельзя?

— Так выбора то у тебя и нет! — Вновь развеселился коротышка. — Где библиотека хозяина и как в неё попасть, только я знаю! Ну, так что? Выбираться отсюда будем или так до утра и проваландаемся?

— Будем. — Обречённо сказал я. — В одном ты прав. Выбора у меня действительно нет.

— Значит так. — Вновь выпятил грудь коротышка. — Теперь ты всегда, когда захочешь, сможешь заглянуть за изнанку. Тебе нужно только будет это мысленно захотеть. Пробуй, давай, что смотришь! Без магической энергии всё равно ничего не получится!

Скрипнув зубами от острого желания врезать чем-нибудь по наглой морде, я внутренне напрягся, мысленно желая увидеть вновь сгустки магической энергии и они тут же появились. Только если в первый раз они буквально пронизывали пространство, то теперь как бы составляли отдельное целое, наложенную проекцию и не мешали обзору. Некоторое время я ещё поупражнялся, вновь и вновь заглядывая за изнанку. С каждым разом это получалось всё лучше и лучше.

— Хорошо! — Толик удовлетворённо потёр лапами. — Теперь приступаем к самому главному. Тебе будет нужно зачерпнуть из изнанки энергию и напитать ею заклинание. Всё просто.

— Чего уж трудного, — иронично хмыкнул я. — Знать бы ещё как.

— Загляни в изнанку и мысленно втяни в себя любую из магический нитей, — зевнул коротышка. — Лучше протяни в сторону понравившейся нити руку. Это не обязательно, но у тебя так лучше получится.

Я вновь нырнул в мир энергии и, чуть поколебавшись, вытянул руку в сторону большого ветеренообразного сгустка, пролетавшего неподалёку и, мысленно потянул его в себе. В груди вновь начал подниматься жар. Сгусток замедлился, начав отклоняться от своей траектории, на несколько мгновений завис и, вдруг, резко рванув в мою сторону, растворился в руке. Резкий болезненный укол в груди заставил меня дёрнуться и вскрикнуть.

— Что, колется? — Удовлетворённо засмеялся айхи. — Привыкай! Путь мага — это путь боли и страданий. И чем сильнее заклинание, тем больше энергии для этого требуется, а, значит, тем сильнее будет и боль. А ведь раньше маги могли горы в порошок стереть!

— Как же они выдерживали? — Зябко повёл я плечами. — Для этого же прорва энергии была нужна.

— Не без того, — согласно кивнул Толик. — Но они умели большую часть энергии накапливать не в себе, а в окружающем их пространстве, да ещё и мысленно отгораживаться от боли могли. Простейшему способу я тебя научу. Смотри на меня через изнанку. — Коротышка дождался, пока я выполню приказ и сделал несколько пассов лапой. Передо мной в воздухе зажглось ярким пламенем несколько связанных между собой символов.

— Печать Лока. — Торжественно произнёс меховой. — Она впитывает в себя часть энергии, которую ты будешь вкачивать в себя из изнанки, тем самым значительно облегчая боль. Попробуй написать её прямо на полу. В воздухе пока, у тебя вряд ли получится.

— Чем я тебе напишу, — возмутился я, — пальцем, что ли?

— Можно и пальцем. — Невозмутимо согласился Толик. — Оно даже и лучше будет. Просто мысленно у тебя концентрации может не хватить. Просто сядь на пол и выводи на нём эти знаки. Представь, что ты насыщаешь палец своей энергией и не забывай глядеть через изнанку.

С сомнением хмыкнув, я, всё же выполнив команду коротышки, вытянул палец к полу, мысленно сосредоточившись на нём и неожиданно почувствовал, как вновь поднявшееся в груди тепло тоненьким ручейком потекло в него. С замиранием сердца я провёл пальцем по полу и на нём ярким красным светом, налилась первая призрачная чёрточка. На несколько мгновений я забыл обо всех злоключениях постигших меня и с восторгом взирал на эту тонюсенькую черту, мягко светящуюся передо мной. Это была магия! Пусть примитивная, на грани дешёвого фокуса, но всё же это была магия! Первая магия сотворенная лично мной! Дорога в тысячу миль всегда начинается с первого маленького шажка!

— Ну что, налюбовался? — Издевательски хмыкнул, у меня за спиной, Толик. — Давай, дальше дорисовывай.

Аккуратно, то и дело, поглядывая на оставленный в воздухе коротышкой образец, я дорисовал на полу печать Лока. На мой взгляд вышло слегка корявенько, но Толик критически осмотрев мой рисунок, удовлетворённо кивнул.

— Сойдёт. Работать будет и ладно! Теперь слушай внимательно. — Коротышка был серьёзен как никогда. — Сейчас ты дорисуешь рядом с печатью Лока ещё два знака. Это руны заклинания. Затем уходишь в изнанку, говоришь "арх горм" и начинаешь тянуть в себя энергию. Только постоянно тянуть! Печать Лока убёрет часть боли, но она всё равно будет нарастать. Терпи! Останавливаться нельзя! И следи за рунами заклинания. Как только они вспыхнут таким же ярким пламенем, как и печать, значит, ты набрал достаточно энергии. Сразу показываешь на стену правой рукой и мысленно сбрасываешь энергию в неё. И всё. Считай мы на свободе! Только запомни! Копить энергию, пока руны не запылают, как бы больно не было! Иначе вместо заклинания один пшик выйдет. И слова нужно точно говорить, Иначе за последствия я вообще не поручусь.

Ещё некоторое время, коротышка продолжал меня придирчиво инструктировать, заставляя в сотый раз повторять порядок действий. Чувствовалось, что и он переживает не меньше моего. Наконец айхи с сомнением хмыкнул, но всё же махнул рукой.

— Ладно. Большего за такой короткий срок не добиться. Давай уже начинать.

— Я готов. — Облизал я пересохшие губы, нервно разминая пальцы.

— Погоди. — Засуетившись, остановил меня коротышка. — Тут главное правильное направление для удара выбрать. Где кладка слабее. Давай я тебе покажу. — Толик подбежал к стене и прислонил к ней лапу. — Прямо сюда заклинание кидай. Так вернее будет!

— А оно тебе не повредит? — Озаботился я, с сомнением глядя на коротышку.

— Не. Мне оно точно не повредит. — Отчего-то развеселился айхи и, увидев мой недоумённый взгляд, пояснил. — Слабовато оно для меня будет.

Я кивнул, мысленно повторяя про себя слова заклинания и нервно покусывая губы. Наконец, я решился.

— Арх горм! — Хрипло выдохнул я и потянулся к нитям витающим вокруг. И сразу раскалённым углём вспыхнул в груди кристалл. К нему острыми иглами пронзая тело, потянулись магические потоки. Вначале боль была вполне терпимой, но она постепенно нарастала, становясь всё сильней и сильней. Закусив губу, я не сводил глаз с рун заклинания. Их цвет становился всё насыщеннее, на глазах наполняясь силой. Но и боль становилась просто невыносимой.

"Ещё немного. Потерпи ещё немного", — мысленно уговаривал я себя. — "Сейчас уже вспыхнуть должны".

Держась из последних сил, я бросил взгляд на Толика, ища у него поддержки и, встретился с почти неприкрытым торжеством в глазах бывшего слуги великого мага. Страшная догадка обожгла грудь сильнее кипевшей в ней боли. Отшатнувшись, я прервал контакт с энергией и тут же, по какому-то наитию, с силой махнул рукой в сторону проклятого коротышки. Раздался негромкий хлопок и, в следующее мгновение, меня буквально скрючило пополам от накатившей боли.

Первое, что я услышал, были беспорядочные ругательства беснующегося айхи, склонившегося надо мной.

— Не ори ты так, а? — Поморщившись, попросил я, прислушиваясь к своим ощущениям. Боли не было. Совсем. Я и тело то свое ощущал как чужое, словно странное оцепенение напало. Превозмогая безмерную усталость и апатию, я с огромным трудом сел и очумело уставился на нежелающего успокаиваться духа.

— Я так и думал, что ты боли не выдержишь! — Орал мне в лицо тот. — Слабак! А ещё магом хотел стать! Как ещё энергию скинуть додумался! Тебя же разорвать должно было!

— Я её не скидывал. — Потряс я головой, пытаясь прийти в себя. — Я её в тебя бросил.

— Зачем? — Опешил от такого признания Толик. — До меня этот плевок даже не долетел. Там энергии то было чуть. Да и не опасна для внешнего мира сброшенная энергия. Она сразу в пространстве рассеивается.

— А когда внутри, то она значит опасна? — Отстранёно поинтересовался я.

— Ну да. — Забегал глазками коротышка. — Она выход наружу ищет, ну и всё на своем пути выжигает. Вот ведь! — Внезапно спохватился он. — А я тебя предупредить то и забыл! Хорошо, что ты сам догадался! Просто я был уверен, что ты с заклинанием справишься! Ты и не дотянул то буквально пару мгновений! Но ничего! Сейчас передохнём малость и ещё раз попробуем. Второй раз всегда легче бывает!

— Не попробуем. — Непонятное оцепенение начало быстро проходить и я дрожащей рукой вытер пот со лба. — И заклинание я сам прервал. Сил бы на него у меня хватило. — Я жестом остановил готового вновь взорваться коротышку и жёстко спросил — Хочешь узнать, почему я это сделал? Да поумнеть успел, в последний момент. Говоришь — это заклинание часть стены уберёт?

— Ну да. — Прошипел в ответ айхи. — И мы бы, сейчас, на воле были, если бы ты всё правильно сделал!

— Вернее ты бы, сейчас, на воле был. Ведь так? — Утвердительно спросил я, глядя, как резко помрачнел коротышка. — Хитро придумано! Мешаешь мне при прохождении инициации, чтобы я попал сюда. Потом предлагаешь побег. Обещаешь обучить меня заклинанию способному убрать стену, а сам вместо этого учишь другому, тому, которое тебя освободить должно! И я, как последний дурак, его создаю. А ты как раз в то место, куда я заклинание направить должен и встаёшь. Да и посылаю я это заклинание правой рукой, на которой кольцо надето, что тоже, наверное, важно. В итоге ты свободен и исчезаешь, а я дожидаюсь отцов-вершителей. Ну, а если вдруг у меня сил не хватит и, я заклинание прерву, то тоже не беда. Ведь, правда? — Я задушевно заглянул в глаза Толику. — То, что нужно энергию неизрасходованную сбрасывать, ты научить меня "забыл", а, значит, тут я и сдохну. Колечко сразу видимым станет и у него другой владелец окажется. Тому уже отправка обратно в запретный город не грозит, да и про твои выкрутасы он ничего не знает, так что ты с ним быстро договоришься. В общем, тот же финал, с той лишь разницей, что идиот, то есть я, сдох чуть раньше. — Я восхищённо посмотрел на коротышку. — Ну что же. Хорошо придумано. Я чуть было не попался!

— Ничего я не придумывал. — Сокрушённо поднял вверх глаза Толик. — Я как лучше хотел. А ты что-то навыдум...

Заскрипевший в двери замок прервал попытку айхи оправдаться. Коротышка изумлённо вылупил глаза:

— Что-то они рано. Тебя же завтра забрать должны были!

В камеру вошёл Ликон и, застыв у двери, некоторое время молча рассматривал меня, сверля глазами. Застыл и я, не ожидая от адепта воздуха ничего хорошего. Хотя я уже ни от кого тут хорошего не ожидаю. Почему Ликон должен исключением быть?

— Вы за мной, мастер? — Первым не выдержал затянувшегося молчания я. — Что, пора к отцам-вершиетелям идти?

— Нет. — Маг резко мотнул головой. — Никуда идти тебе уже не нужно!

Он быстро подошёл ко мне и неожиданно сильно ударил, опрокидывая на пол. Клацнули зубы. Я охнул, чувствительно приложившись затылком, зло тряхнул головой, попытавшись встать, но сверху навалились, вдавливая в каменный пол. Шею стальным обручем сдавили пальцы. Сверху нависло уродливое лицо воздушника, буквально прожигавшего меня холодом глаз.

— Какие у тебя дела с отцом-наставителем? Что ты ему рассказал? Что за докука ему за тебя радеть да опекать? Говори!

— Я не знаю. — Натужно прохрипел я. Хватка у Ликона была стальная и все мои потуги ослабить её, не принесли результата. — Я и видел то его только один раз. Утром, перед тем как на инициацию идти.

— Ага. И ты с первого взгляда настолько понравился Никонту, что он твоей дальнейшей судьбой озаботился! — Иронично изогнул седые брови маг. — Виданное ли дело! "В охранных башнях и так в магах большой недостаток! Даже ещё один простой бурдюк там лишним не будет"! — Явно процитировал слова жреца воздушник. — С каких это пор отец-наставитель проблемы кастелянов пограничных крепостей так близко к сердцу принимать стал? Вернее чем смог его заинтересовать ты — простой смерд-бездарь, на зов которого даже воздух с превеликой неохотой откликается? И лучше тебе ответить правду, потому что, если ты думаешь, что его покровительство защитит тебя от всех неприятностей, то сильно ошибаешься. Отец-наставитель стоит слишком высоко над нами, чтобы вникать в мелочи нашей жизни. Многое здесь проходит мимо него. А вот здесь, рядом с вами нахожусь я. И я решаю, кто из вас доживёт до конца обучения, а кто сдохнет по ходу его или кому просто сунут нож под ребро неизвестные тати. Ты понимаешь, о ком я веду речь? — В глазах мага сверкнули огоньки одержимости.

Я предпочёл кивнуть. Ликон явно не шутил. И если меня и впрямь решили, каким-то чудом, в школе оставить, ссориться с магом мне было не с руки. Я не настолько наивен, чтобы рассчитывать, что выживу в противоборстве с ним. Слишком разные у нас возможности. Он здесь власть, а я никто. И несчастный случай во время обучения или смерть в драке он мне запросто устроит. Да и без этого жизнь может так осложнить, что будет в пору самому в петлю лезть. Нельзя с ним конфликтовать. По крайней мере, пока... А может, стоит и ему про мои похождения через запретный город рассказать? Что-то с ним очень важное связано, раз Никонт с меня пылинки сдувать начал. С одной стороны покажу этому гаду, что испугался и всё выложил, с другой может тоже собой заинтересую. Лишний покровитель мне тут точно не помешает.

— Я через запретный город сюда пришёл мастер. Напрямую. — Сделав испуганные глаза, прохрипел я. — Вот этим отец-наставитель похоже и заинтересовался.

— Через запретный город? — Как-то даже опешил на мгновение маг. Тиски, сжимавшие моё горло, слегка разжались. — Быть того не может! Туда даже сильнейшие маги не суются! С окраины и то мало кто возвращается!

— Ну, значит, мне сильно повезло. — Пожал я в недоумении плечами.

— Повезло ему, — повторил за мной Ликон, явно обдумывая что-то своё. -А ты случаем не врёшь? — Вперил он в меня грозный взгляд. — Уж больно сильно повезло то. Хотя. — Маг наконец-то слез с меня, позволяя подняться. — Теперь понятно, что за тати Аникею с Данилой глотки у корчмы перерезали.

— За что?! — Вытаращил глаза я, потирая саднящую шею.

Ликон не ответил, задумчиво теребя бороду. Всё! Заглотил наживку! Ни хрена ты мне теперь не сделаешь! Что-то вам всем в этом городишке сильно нужно. Понять бы ещё что. Ну, ничего. Со временем разберёмся. Главное, чтобы это время у меня было.

— Ладно. — Пришел всё же к решению маг. — Лишний с тобой. Живи пока. Позже я с тобой о запретном городе поподробней поговорю. И имей в виду. Обо всём теперь мне докладывать будешь. Особенно о том, что насчёт тебя отец-наставитель решит. Сделаешь всё как скажу, у тебя всё хорошо будет. Даже в остроги служить не пошлют. Служкой при школе останешься. Всё сытым будешь, и башку никто не проломит.

"Ну вот. Всё по канонам жанра"! — Внутренне усмехнулся я. — "Сначала кнут, потом пряник и можно считать, что вербовка прошла успешно. Вот только пряник какой-то уж больно чёрствый. Тоже мне пик карьеры, в младших прислужниках по школе шуршать. А учитывая сложившиеся обстоятельства, это точно не ко мне. Так что извините, мастер. У меня свои планы".

— Конечно, мастер. — Попытался изобразить я радость от открывшихся передо мной перспектив. — Сделаю, как скажите!

— Ну, смотри. — Ликон ещё несколько секунд, видимо для убедительности, посверлил меня взглядом и развернулся к двери. — Пошли. Пора уже занятие начинать. Подзадержался я тут с тобой!

Глава 12

Место, где мне предстояло, учится почти целый год, совсем не впечатляло. Довольно большое грязное помещение с двумя квадратными окнами, было неуютным и имело нежилой вид. Чувствовалось, что ремонтом здесь не занимались очень давно. Во всяком случае, штукатурка на стенах местами осыпалась, обнажив кладку из грубо обработанных огромных камней. Деревянный пол при каждом движении жалобно поскрипывал, обещая при случае, непременно проломится под тяжестью полусотни человек, топтавшихся в ожидании начала занятий. Из мебели наличествовали лишь широкое обшарпанное кресло, обитое странной тёмно-зелёноё материей, да небольшой деревянный столик, покрытый довольно толстым слоем пыли. Единственным исключением, выглядевшим почти роскошью, в этом убогом зале, были окна. Они из настоящего стекла! Довольно сильно заляпанного и в паре мест треснувшего, но всё же стекла! По местным меркам, непозволительная роскошь!

— Ты гляди! Никак Вельд! — Из толпы будущих магов мне приветливо замахал рукой Марк. — Иди к нам давай!

Пожав плечами, я двинулся в их сторону. А почему нет? Какие-никакие, а знакомцы. Хоть, конечно, они и по-свински поступили, подыграв тогда Гонде, но, с другой стороны, они мне ничего и не должны были. В душу не лезли, друзьями не прикидывались, да и в спину мне сами не били. По местным понятиям, всё честно было!

— Да ты прямо заговорённый, какой то! — Показался, из-за спины Марка, Лузга. — Там в деревне думали, что всё, больше не увидим тебя. Так нет, выбрался как-то, да ещё и сюда к сроку успел попасть! И тут, после инициации, тебя сам отец-настоятель в ходоки определил. Казалось бы всё! Пропал человек! Ан нет! Ты опять здесь!

— Люди бают, и в городе запретном побывал! — От души хлопнул меня по плечу Марк. — Казну богатую взял!

Гомон, стоящий в классе при этих словах стих, и десятки глаз уставились в нашу сторону.

— Какую казну? Ты чего? — Напряжение, почти осязаемо повисшее в воздухе, мне откровенно не понравилось. — Не было никакой казны! Сам еле ноги унёс!

Вот ведь! А Никонт мне о секретности какой-то говорил! И дня не прошло, а уже все о моих похождениях знают!

— Конечно, не было! — Приобнял меня с другой стороны Лузга, незаметно пнув при этом Марка по ноге. — Место проклятое, лютое! Какая уж тут корысть. Живот бы сберечь!

— Оно вроде бы и так. — К нам протиснулся высокий разухабистый парень лет двадцати. Карие колючие глаза смотрели холодно, с вызовом, полные губы ощерились в презрительной ухмылке. — А только слух прошёл, что Витольд у Спиридона с Авдеем, камешек мажеский отнял, что ты им за то, чтобы в Вилич пропустили, отдал. И шибко ругался, что эти олухи обыскать тебя не догадались!

— Точно Жихарь! А ещё люди бают, что Аникей с Данилой тоже прибытком хвастались, пока их с перерезанными глотками в канаве не нашли! — Высунулся из-за спины задиры щупленький вертлявый паренёк с крупными оспинами на лице, неприязненно косясь в мою сторону.

— Так за то их и убили, Миха! — Кивнул Жихарь, не сводя с меня глаз. — Уж шибко сильный камень был! Большую деньгу стоит! Вот и думка у меня, други, — повернулся он к нескольким парням, плотной группой расположившимся у него за спиной. — Коль этот ухарь таким богатством повсюду раскидывается, то может и с нами поделится? Небось, не сильно обеднеет!

Одобрительный гул поддержал охотника, делится чужим добром.

— Так что же ты раньше-то делится, не спешил? — С вызовом прищурился Лузга. — Каждый день харч, что вам из города приносят, трескаете, про остальных не больно вспоминаете! Вот у Марка по ночам брюхо так громко урчит, что спать невозможно!

— Жрать ужас как охота! — Согласно почесал живот своей лапищей Марк и тяжело вздохнул. — Я думал, покормят перед занятиями.

— Так-то жратва. — Не согласился с доводом Лузги Жихарь. — Про то разговору нет. Её кто достал, тот и съел. Я о деньге речь веду. Видать богатую казну ты за городом прикопал, коли от посылки в ходоки откупиться смог! — Повернулся он опять ко мне. — Так часть откопать придётся и на нужды общества сдать!

— И на какую же часть казны ты рассчитываешь? — Внешне спокойно поинтересовался я, чувствуя как внутри, закипает злоба.

— Ты место покажи, а уж мы сами определим, сколько взять! — Заржал один из тех, кто стоял за спиной вожака.

— Смотри пупок только не надорви, когда понесёшь! — В руке Лузги появился нож. Рядом поведя широкими плечами, угрюмо встал Марк. Впрочем, ножи тотчас появились и в руках наших противников. Я крепко сжал кулаки, с горечью осознавая, что шансы явно не в нашу пользу. Людей за спиной у Жихаря было побольше и ножами они пользоваться явно умели. Обстановку неожиданно разрядил сам Жихарь.

— Не здесь! — Резко скомандовал он, останавливая уже изготовившуюся к драке шайку. — Ушлёпок сейчас придёт! — И посмотрев мне в глаза, добавил, недобро прищурившись. — Мы подождём. И потом, не спеша, без помех, потолкуем. Ночи тут длинные!

— Вот ведь, гад! — Зло прошипел Марк, смотря ему вслед. — Казну ему нашу подавай! Да я скорей ему башку проломлю!

— Не выстоять нам. — С сожалением возразил Лузга. — Их вон с полдесятка будет и все с ножами. А будет нужно, Жихарь и остальных городских соберёт. Он среди них сразу верховодить начал! Знаешь Вельд, — повернулся он ко мне. — Ты как хочешь, а придётся Гонду в долю брать. Ты хоть на него зло и затаил, но иначе нас точно перебьют.

— А с ним, значит, не перебьют? — Зло усмехнулся я, удивляясь тому, какая карусель завертелась вокруг несуществующего клада.

— С ним не перебьют. — Кажется, Лузга даже не заметил моей иронии. — Он же адепт воды, теперича. Нас тут сам отец-наставитель строго предупредил, что если с кем-то из водяных смертоубийство случится, то виновных обязательно найдут и смертью лютой сказнят!

— И что все поверили, что найдут? — С недоверием, хмыкнул я.

— Отцы-вершители найдут. — Без тени сомнения ответил Марк. — Допросы чинить они умеют. И наказывать виновных тоже. Я слышал, тут года три назад одного недошлёпка водяного зарезали. Так жрецы несколько дней всех мытарили, душу вынимали, но виновного всё же нашли! Так потом двое суток такой рёв из пыточной стоял! Аж волосы дыбом! Так что Гонду городские не тронут. И нас тоже, ежели с ним рядом будем. Да и договариваться он умеет. Язык у него подвешен. Что есть, то есть!

— А почему его здесь нет? — Спросил я, размышляя как объяснить, что никакого клада то и нет. Вот ведь! Поди теперь докажи, что это не так. Не поверят! Они уже с этим кладом свыклись и даже мысленно поделили. Вон как на защиту своего выдуманного добра вскинулись!

— Так у них занятия отдельно будут, в замке княжьем! — Буркнул Марк и завистливо вздохнул. — Свезло Гонде! И учитель у них свой — наособицу! И харч, говорят, получше будет и одёжка потеплее!

— Гонда что! — Поковырялся в ухе Лузга и повернулся ко мне. — Близнецов помнишь?

— Ну, помню.

— Вот тебе и ну! — Передразнил меня Лузга. — Неждан адептом земли оказался! Во как! Его сразу после инициации в замок княжий забрали! Там, теперича, жить будет! Вот кому свезло, так свезло!

— Сам отец-наставитель его поздравить соизволил! И даже беседой, перед отправкой во дворец, удостоил! — Глаза Марка сияли неподдельным восторгом. — С глазу на глаз. Во как!

— А Степан? — Решил уточнить я.

— А Степан, как и ты — воздушник! — Радостно заржал Марк. — Посмотри на его рожу! До сих пор, как в воду опущенный!

Я проследил взглядом за пальцем Марка. Близнец, замерев соляным столбом, забился в самый дальний угол помещения. Перекошенное застывшей судорогой лицо, втянутые в голову плечи, остановившийся, ничего не видящий перед собой взгляд. Подкосила Степана удача брата! Под корень подкосила! Я удивлённо покачал головой. Надо же! Похожи так, что и мать родная не отличит и такая разная судьба.

— Гонда ещё баял, что его господине эконом, теперича, и от работы по хозяйству освободит! — Потеряв интерес к беде Степана, продолжил о своём, наболевшем, Марк. — Он в энто время в замке дополнительно заниматься будет!

— А ты что хотел? Водных колдунов мало! Вон! Всего двое из нашей толпы появилось. Их беречь надо! А мы кто? Бурдюки! Что нас беречь? — Сплюнул на пол Лузга.

— Это ты правильно сказал. — Язвительный голос заставил всех обернуться к двери, возле которой стоял Ликон. Из-за его спины молча, выглядывали два здоровенных мужика, с толстыми плетьми в руках. — Вы никто! Отбросы! Даже ушлёпков из вас толковых не получится! Так что вас жалеть то? — Маг презрительно окинул взглядом притихшую толпу. — Вот и я вас жалеть не буду. Всё равно сдохните. Кто здесь, кто на стенах крепостных.

Маг неторопливо проследовал к креслу, удобно расположился в нём, молча, покопался в снятой с плеча сумке, выставил на стол большую пузатую глиняную бутыль, затем кружку, не спеша наполнил её, выпил и наконец, жестом приказал садиться и нам. Мы кое-как расположились прямо на полу.

— Значит так, — начал Ликон, бухнув кружкой по столу. — Я адепт воздуха третьей ступени Ликон. И на этот год, я для вас первый после Троих. Кого-то могу поощрить. — Маг на мгновение задумался, словно не веря своим словам и с нажимом, будто убеждая самого себя, добавил. — Ну да — могу! И такое изредка бывает! Кого-то наказать. А кого захочу, так и вовсе со свету сживу! — Мастер склонил голову на бок, покосившись в мою сторону. — Чего вам жалеть? За этот год попытаюсь научить вас азам магии и вбить в ваши тупые головы хотя бы элементарные заклинания. Кто хоть чему-то научится — хорошо, нет — ну и Лишний с ним! Ему же потом хуже и будет! В конце обучения я проведу испытание и неумехи просто сдохнут! — Воздушник окинул класс хищным взглядом, словно уже выбирая будущую жертву. — Когда я говорю — все должны молчать и внимательно слушать. Перебивший будет сурово наказан. Но потом можно задавать вопросы. Не обязательно я на них отвечу, — Ликон криво усмехнулся. — Но задавать можно. Но за глупые вопросы, тоже буду наказывать. Вот сейчас, — поощрительно улыбнулся маг, — вопросы есть?

Настороженная тишина. Если у кого и были вопросы — задавать их пока никто не спешил.

— Вот и хорошо, — мастер вновь неторопливо набулькал в свою кружку и, сделав крупный глоток, удовлётворено крякнул. — Начнём с азов. Что такое магия? Дело в том, что нас окружают особые магические потоки, которые мы просто не видим. Эти потоки всюду: в воздухе, воде, земле. Они вокруг нас. И вот преобразование этих скрытых потоков во что-то другое, нужное нам и есть магия.

— Простите мастер, а что такое преобразование? — Решился спросить кто-то из толпы.

— Вот неучи. — Поморщился маг. — Это превращение, проще говоря. Вот, например, ты. — Мастер ткнул крючковатым пальцем в рыжего худенького парнишку сидевшего впереди меня, заставив того вздрогнуть. — Если взять полено и бросить его в огонь, что будет?

— Сгорит оно, — неуверенно ответил тот и тут же поспешно добавил, — мастер.

— Сгорит, — удовлетворённо согласился маг. — То есть, пройдя через огненную стихию, преобразуется из дерева в золу. То же самое и с магией. Только здесь преобразование происходит не в огне, а внутри человека.

— Как же так, мастер, — не выдержал сидящий рядом со мной Марк. — Мы чай не печка. В нас огня нет. Как мы внутри себя можем что-то пре...о...бразо...вать?

— А как ты внутри себя еду в дерьмо преобразовываешь, дурень? — Ухмыльнулся Ликон.

Комната взорвалась от смеха.

— Потомственный маг!

— Ну да, с малолетства колдует!

— Ему бы ещё в обратную сторону научится преобразовывать. Дерьмо в задницу запихал, а изо рта горбушка хлеба полезла!

— Но магические потоки неоднородны, — прервал жестом развеселившихся учеников мастер. — Одни можно использовать для одних целей, другие для других. И вот по принципу, к какой стихии они принадлежат, и появилось четыре основных направления магии: земли, воды, огня и воздуха. Каждая из этих стихий по-своему своеобразна, что и накладывает отпечаток на творимую с её помощью волшбу. Так земля, например, наиболее статичная из стихий. Соответственно и заклинания, что создаются с её помощью, будут более медлительны, неторопливы, но зато и более мощны, основательны я бы сказал. Совсем другое дело — воздух. Эта стихия не то, что не плотная. Она даже не осязаемая! И всё время находится в движении. Поэтому хотя заклинания воздуха относительно быстры, но легковесны и слабы. Да и огонь не намного лучше будет. Ничего достаточно серьезного, вы создать попросту не сможете. — Маг презрительно окинул притихшую аудиторию взглядом и добавил, будто выплюнул. — И лишь единицы, возможно, через десятилетия упорных трудов смогут добиться немного большего. — Воздушник критически посмотрел на нас и добавил. — Ну, это вряд ли. Таких тупоголовых болванов мне давно не попадалось!

Мне показалось, что взгляд мага вновь остановился на мне, и я неловко заёрзал.

Чёртов коротышка! Изрядную пакость он мне устроил!

— Первое, чему вам необходимо научится — это видеть магические потоки и, пожалуй, я слегка поощрю того, у кого сегодня это получится. — Маг презрительно скривился, явно не веря в такой исход событий. — Он получит от меня бутылку крепкого вара. — Воздушник вновь налил себе в кружку и, повертев её в руках, добавил. — Из моих личных запасов, так сказать!

— А как увидеть эти ... ну энергию мажеску, мастер? — Сразу оживился Марк.

Приглушённый гул свидетельствовал о том, что другие тоже заинтересовались.

— Нет ничего проще, — хмыкнул маг. — Закройте глаза, сконцентрируйтесь на внутренних чувствах, сосредоточьтесь и попытайтесь увидеть окружающий вас мир внутренним взором. Пробуйте. Стоит получиться хотя бы один раз и дальше проблем с этим не будет. И советую всем стараться, ибо через седмицу, те, кто так и не сможет увидеть магические волны, после каждого занятия будут получать плетей. — Ликон задумчиво пробарабанил пальцами по креслу.— Думаю, это значительно ускорит обучение.

После этих слов всё затихло. Каждый старательно пытался заглянуть внутрь себя. Скользнул в мир магии и я. Труда это не составило, и окружающее пространство вновь опуталось многочисленными сгустками и линиями. Ликон правильно сказал, что научившись этому хотя бы раз, уже не разучишься. Это как на велосипеде кататься учится. Если уж поехал, поймав равновесие, то и дальше проблем не будет. В тишине прошло примерно с полчаса. Некоторые продолжали прилежно морщить лоб, изображая мыслительные потуги, кто-то откровенно бросил, терпеливо ожидая конца занятий. Маг, периодически прикладываясь к кружке, издевательски усмехался в бороду. Наконец, его бутыль опустела, что, очевидно, и послужило сигналом к окончанию занятий.

— Достаточно. — Небрежно взмахнул он рукой. — Если до сих пор не получилось, то сегодня уже и не получится ни у кого.

— У меня получилось, мастер! — Поднялся юноша, которого я выдел в свите Жихаря. — Умаялся весь, пока разглядел. — Он тяжело вздохнул и вытер со лба несуществующий пот.

— Нет! Я первый увидел! — Вскинулся рядом со мной Лузга, с ненавистью поглядев на соперника.

— И что же ты увидел? — Брови мага иронически изогнулись. На Лузгу он похоже и внимания не обратил.

— Ну, эта... — Слегка замялся парень. — Потоки эти, значитса, магические. Много их, ага...

— Вот гад! — Со злостью прошипел рядом Лузга. — Опередил! Докажи теперь, что он не видел ничего!

— Это хорошо. — Одобрительно, почти ласково кивнул везунчику между тем Ликон. — Хоть один талант среди этих бездарей нашёлся. Как твоё имя?

— Микула я, сын скорняка Любима. — Слегка побледнев, ответил парень. Видимо что-то почувствовал в голосе мага, нехорошее для себя.

— Ну, раз ты смог уже один раз взглянуть за грань изнанки, то во второй раз тебе это уже труда не составит, ведь так Микула? — С нажимом, но всё так же задушевно поинтересовался воздушник.

— Наверное. — Неуверенно пролепетал Микула. — Хотя сил на это у меня много ушло. Может и не получится, так сразу.

— Ну, нет, — покачал головой маг. — Второй раз это без труда происходит. Я уверен, что у тебя получится. Так вот. Войди в изнанку ещё раз и смотри на меня.

Ликон выставил перед собой руку. Быстро скользнув в мир изнанки, я увидел, как рука мага всосала в себя большую голубую спиральку из воздуха.

— Так что ты увидел? — Неподдельно заинтересовался Ликон, доброжелательно разглядывая Микулу.

— У меня во второй раз не получилось, мастер. — Окончательно побледнев, залепетал Микула. — Помутилось всё перед глазами.

— Нет. Это в голове у тебя помутилось, коль набрался наглости мне лгать! — Покачал укоризненно головой воздушник. — Но это поправимо. Думаю, десяток плетей весь туман из неё живо выбьет.

Двое служек неподвижно стоявших всё это время возле стены, резво подошли в Микуле и не разбирая куда бить, обрушили на несчастного свои плети. В один миг вокруг неудачника образовалось пустое пространство. В наступившей тишине крики несчастного и свист плетей слышались особенно чётко. Экзекуция завершилась так же внезапно, как и началась. И вот уже служки вновь расположились возле стены, а Микула остался один, рыдая и прижимая к груди окровавленные руки.

— В следующий раз ты хорошо подумаешь, прежде чем солгать . — По-отечески пожурил его маг и перевёл взгляд на нас. — Но я слышал тут он не один такой. Кто же у нас другой такой глазастый?

Лузга, рядом со мной, ссутулился, втянув голову в плечи.

— Пусть уж лучше сам покажется. — С притворным огорчением покачал головой Ликон. — Или всем по паре плетей сейчас влетит. На него быстро покажут.

— Это я был, мастер. — Опередил я, уже начавшего было подниматься, Лузгу.

В его глазах мелькнуло удивление. Вот-вот. Пусть проникнется. Выручаю я его сейчас здорово. Вон Микула до сих пор подвывает. Может когда и отплатит добром на добро. Хотя верится в это, конечно, с трудом. Пообтесался я всё же немного здесь за последнее время и в светлые чувства кого бы то ни было, уже не поверю. Да и откликнулся я сейчас тоже не из-за сострадания к ближнему своему. Просто держусь я в этой школе на одной тонюсенькой ниточке — интересе к запретному городу местного руководства. Выведают они у меня всё, что я знаю и — больше я им буду не нужен. И хорошо если потом здесь оставят. Могут и опять в ходоки отдать. С них станется. Вот и пускай увидят, что к магии у меня тоже кое-какой талант есть. Хоть какая-то польза от пакостного коротышки будет.

— Что, тоже плетей захотел? — Неприкрыто усмехнулся Ликон. — Или надеешься, что я тебя пощажу? Если так, то зря!

Воздушник бросил косой взгляд в сторону служек и те стремительно направились ко мне.

— Вы в палец ниточку втянули, мастер. — Поспешно заорал я, закрывая руками голову. — Голубую!

— Стойте! — Окрик мага прозвучал как нельзя вовремя, остановив уже занесённые над моей головой плети. — Иди сюда. — На этот раз он уже обращался ко мне.

Отряхнувшись и опасливо посмотрев в сторону вновь отошедших к стене служек, я подошёл к Ликону. Тот некоторое время внимательно, словно какую-то диковинку, разглядывал меня, обдавая сильным перегаром. Затем, подняв руку ладонью вверх, требовательно спросил. — Что видишь?

— Туман какой-то зелёненького цвета над ладонью клубится. — Ответил я, вновь взглянув в изнанку. — И в нём искорки непонятные мелькают.

— Странно. — Задумчиво почесал маг свою бородку. — Вроде полный бездарь, а в изнанку мира почти сразу заглянул. Может хоть бурдюк приличный из него получится? — Воздушник вынул из сумки ещё одну бутыль, с сожалением взглянул на неё и, кивнув, протянул мне. — Забирай! Твоя! — И добавил, со значением заглянув мне в глаза. — Я свои обещания выполняю. Всегда!

"Ага. Верю. Сам такой". — Мысленно хмыкнул я, возвращаясь под завистливыми взглядами обратно. — "С крыльями и весь в белом. Прям как Басков"!

Через седмицу входить в изнанку умели почти все. И вряд ли это было большой заслугой преподавательского искусства Ликона. Воздушник вообще к обучению относился довольно прохладно, мотивировав это словами. "Азам обучу и ладно. Дальше уж сами, если желание будет". Единственное, что он делал старательно, так это проверял проявившиеся способности у очередного ученика и вычеркивал его имя из имеющегося у него списка. К концу отпущенного срока не вычеркнуто оказалось лишь два человека и, класс вновь погрузился в свист плетей и крики истязаемых.

— Это хорошее средство заставить стараться нерадивых. — Одобрительно кивал вслед воплям Ликон. — Ну, а если не научитесь, то так под плетьми и сдохните. Невелика потеря!

Меня всю эту неделю, как не странно, никто не трогал. Словно судьба наконец-то решила дать мне передышку. Не было вызовов к отцу-наставителю, которого я за это время даже не увидел ни разу, не лез с расспросами пьяный маг, лишь иногда многозначительно посматривая в мою сторону, затаились, почему то городские, демонстративно меня не замечая. Жизнь вошла в колею монотонности и однообразия. Ранний подъём и завтрак, состоящий из дурно пахнувшего отвара, заменявшего здесь чай и куска чёрствого хлеба. Затем несколько часов изнурительной работы, на благо процветания города и княжества, как любил твердить до судорог всеми ненавидимый толстый господине эконом, пара часов отдыха, вновь работа, занятия и, наконец то, ужин. Обеда нам, увы, не полагалось. И как завершение длинного дня, короткий глубокий сон в тесных душных каморках, больше похожих на камеры. Единственным происшествием, собственно говоря, была встреча с Гондой и обсуждение якобы спрятанного мною клада.

С него, впрочем, всё и началось. Довольно быстро смолотив клейкое и прогорклое подобие каши, мы пошли в занимаемую моими земляками каморку. То, что я буду с ними жить, Марком и Лузгой даже под сомнение не ставилось. Ключ от сундучка с деньгами всегда надо рядом с собой держать. Но я и не возражал. Перспектива встретится с Жихарем и его компанией в одиночку, совсем не вдохновляла. На счёт исхода такой встречи я никаких иллюзий не питал. Но и общение с моими новыми старыми "друзьями" ничего хорошего мне не сулило.

— Что встал? Проходи! — Радушно махнул мне рукой Марк, уже развалившись на набитом соломой подобии матраса. — Тесновато, конечно, вчетвером будет, но я слышал, если эконому гостинец потихонечку дать, он может и каморку получше подыскать и пожевать, что посущественнее, принести. — Заговорщески подмигнул он мне. — Вот тогда как яры заживём! Красота!

— Если он узнает, что у нас деньги есть, то всё отберет. Ещё и по шее надаёт! — Отбрил друга Лузга. — Да и камешки магические так просто на денежку не обменяешь. Нужно знать к кому, и главное как, подойти. Сам же слышал, что привратникам тутошним за такой камушек горло перерезали! А они местные! К кому обратиться знали! Тут с умом действовать нужно. Вот Гонда вернётся — придумает что-нибудь. Он ушлый!

— Тут такое дело.

Я переминался с ноги, на ногу собираясь с духом. Оно и понятно. Они за меня и вступились то из-за казны только. Вон уже думают, как потратить. Так что реакция на то, что никаких кристаллов у меня больше нет, была предсказуема. Плохая, в общем, ожидалась реакция — негативная. Но говорить всё-таки надо. Тут тянуть нельзя. Дальше ещё хуже только будет.

— В общем, нет никакой казны. И не было никогда.

— И почему я не удивлён? — Лузга был подозрительно спокоен.

— Чему ты не удивлён? — Марка с его импровизированного ложа как ветром снесло. — А я вот удивлён! Как за нашими спинами от городских прятаться, так казна у него есть, а как надобность в защите отпала, так и казна сразу испарилась куда-то!

— Ну не так уж и отпала. — Прищурившись, заметил Лузга. — Жихарь со своими костоломами никуда не делся и про казну вряд ли забудет. Не тот это человек. А не удивлен я потому, что ждал чего-то такого. Ну что делится он с нами, не захочет!

— Да нечем делится! — Начал горячится я. — Видят Трое, что не вру! Попалось мне в запретном городе пара кристаллов, так я их охране на городских воротах и здесь в школе отдал. Ну, чтобы пропустили. Всё, что было отдал! А они, видимо, не поверили. Вот слух и пошёл!

— Всё значит отдал?! — Яростно схватил меня за грудки Марк. — Тоже мне дурака нашёл! А от посылки в ходоки как откупился?!

Рядом мрачно навис сумрачный Лузга.

— А знаешь. Я ему, пожалуй, поверю. — Тихий насмешливый голос, остановил, уже начавшуюся было драку. — Отдать дорогой мажеский камень зачуханной страже на воротах, да ещё и не припрятать для себя ничего, это только наш общий друг может! Как был ушибленный на всю голову, так и остался!

Развернувшись, я встретился с насмешливым взглядом Гонты. И тут меня накрыло. Рывком, вырвавшись из цепких лап Марка, я врезал Гонде по морде, вложив в удар всю, успевшую накопится во мне, злость. И тут же, кинувшись следом за упавшим, яростно вцепился ему в горло. Набатным колоколом билась всего одна мысль: "Убить! Убить гада"!

В себя я пришёл уже на полу, в углу так гостеприимно приютившей меня каморки. Сверху, навалившись неподъёмной тушей, прижимая к полю, сидел Марк. Рядом ухмылялся во весь рот Лузга, с готовностью сжимая в руках небольшую деревянную чашу.

— Ну что, ещё водички плеснуть или охолонул уже? — Ехидно поинтересовался он. — А то мне не жалко. Тут колодец под боком. Воды много!

— Пусти, — глухо попросил я Марка. — Успокоился я. Не буду больше в драку лезть.

— Ты-то может, и не будешь, а вот мы пока ещё не решили. — Передо мной появился Гонда, с каким-то отстранённым видом потирая скулу. Других видимых повреждений я у него, к сожалению, не заметил.

— Держи! — Я уже начал подниматься, когда резкий удар отправил меня вновь на пол. — Я привык должок сразу отдавать! Да ещё с довеском!

И удар ногой больно отозвался в рёбрах. Что характерно, Гонду в отличие от меня, Лузга и Марк оттаскивать не стали. Сволочи!

— Ну, так что? Дальше без мордобоя поговорим или нам тебя уже втроём как следует отметелить? — Гонда нагнувшись, выразительно посмотрел на меня. — Поверь, нам не трудно!

— Охотно верю! — Зло сплюнул я кровь на пол. Ненависть лилась через край, лишая даже чувства самосохранения. — Только тогда и ты мне поверь! Лучше до смерти добивайте! Или я вас поодиночке подкараулю и убью! А там будь что будет!

— Ну и дурак. — Пожал плечами мой недруг. — Ничего хорошего тогда не будет. Причём как раз для тебя. Поэтому всё же предлагаю продолжить разговор без драки. Сдачи я тебе уже дал, а больше у меня к тебе претензий нет.

— Зато у меня есть! — Я, кряхтя, уселся, прислонившись спиной к шершавой стене. — Я тебе твоё предательство в деревне вовек не забуду!

— Какое предательство? — Покачал головой Гонда. — Опять ты за своё? Ты что мне родич? Ты мне даже не односельчанин, то есть никто! А если к тому же и дурак, то сам Лишний велел этим воспользоваться. И плохого в этом ничего нет. Вон и Лузга с Марком со мной в этом согласны. Даже помогли немного.

— Ага. — Радостно согласился верзила. — Ты Вельд сам виноват. Доверчив больно. А нам что же, мимо рта шмат сала с хлебом проносить? Нам теперь за тебя каждый месяц харч привозить из деревни будут!

— Уже не будут, — спокойно возразил Марку Гонда

— Чего это? Мы же ряд заключили!

— Так он-то здесь. — Кивок в мою сторону. — Значитса, не сладилось что-то у дядьки Антипа! Чего же деревенским теперь за зря ради нас стараться? Что там произошло то хоть? — Спросил он меня. — Не мог Антип тебя просто так отпустить!

— Степняки там произошли! — Злорадно ответил я. — В гости, значит, на огонёк заглянули! И нет больше дядьки Антипа. — Заглянул я в глаза Гонде. — Вышел весь!

— Понятно. — Задумчиво кивнул в ответ мне Гонда, нисколько не огорчившись. — Вот всё же везучий ты. Страсть как везучий! Да ещё и через запретный город пройти умудрился!

— Тебе бы моё везение! — Отпарировал я, вспомнив про посмертное заклятие и остальные пакости Толика. — Мало бы не показалось!

— Не. — Засмеялся тот в ответ. — Мне и своей удачи хватает! Так говоришь, что нет у тебя казны закопанной?

— Нет. Два кристалла всего и было.

— Так зачем же ты один городской страже отдал?

— Так ворота они уже закрыли. Внутрь попасть торопился, пока сигма не побелела!

— Так и прождал бы до утра. — Посмотрев на меня, как на несмышлёныша, покачал головой Гонда. — Утром, вместе с народом и зашёл бы. Шею только чем-нибудь обернул. А здесь писарю, что при школе состоит, один камешек и сунул бы. Он и в списки тебя бы внёс и не проболтался бы никому. А отец-наставитель даже и не узнал бы ничего. Местные чинуши взятки брать обучены. Так оно вернее было бы! И про город запретный никто бы не прознал и о казне припрятанной слух бы не пошёл и камешек ещё один при тебе бы остался! И как ещё стражники на воротах тебя не обыскали и его не отобрали, ума не приложу!

— У них спор зашёл: успею я добежать, пока сигма не побелеет или нет. — Хмуро ответил я. — Вот один из них меня поскорее и впустил.

— Дурачьё! — Презрительно сплюнул Лузга. — Поспорили на кружку вара да кусок свинины, а камешек мажеский прозевали!

— Дурачьё и есть. — Согласился с ним Гонда. — А тебе вновь повезло. — Покачал он головой. — Был бы среди них, хоть один поумней. И кристаллы бы все отобрали и самого от греха прибили.

— За что прибили бы то?! — Я возмутился уже из чистого нежелания во всём соглашаться со своим врагом.

— А чтоб слух о камешках не пошёл. — Невозмутимо пожал плечами Гонда. — Вот отпустили тебя и все об этом уже знают. И камушек этот у них уже отобрали. Ещё и по шее надавали!

— Точно, точно! — Согласно кивнул Марк. — Это они тебя сгоряча отпустили, а опосля. Поразмыслив, наверняка о том пожалели. А может, и нет. — Марк сладко потянулся и вновь вытянулся на своем ложе. — Может у них от безделья совсем мозги заплыли. Кто же их знает!

— Мы бы ещё и костерок за стеной разложили. Тебя толком поспрашать. — Совершенно не смутившись, признался Гонда. — Вдруг бы и казна, по твоим словам несуществующая, нашлась.

— А если её и вправду нет? — Не выдержав цинизма Гонды, ехидно поинтересовался я.

— Нет, значит, нет. — Невозмутимо пожал плечами тот. — Тебе же хуже было бы. К утру бы мы это точно узнали.

Мне неожиданно стало просто жутко. А что, эти не пожалеют. Вот что им сейчас мешает накинуться на меня втроём, связать и утащить куда-нибудь поглубже в подземелье, а там и начать жилы потихоньку тянуть, не спеша. Подземелье тут, по слухам, огромное, нехоженое. Никто там меня не найдёт. Так чего ждут? Может, пока спать лягу? Сонного то вязать не в пример проще будет, да и шуму меньше. Сам того не замечая, я стал машинально пятиться к выходу.

Впрочем, для троих моих "друзей" этот манёвр незамеченным не оказался. Марк, чему-то радуясь, мне весело подмигнул, Гонда укоризненно покачал головой, Лузга, презрительно фыркнув, стал демонстративно укладываться рядом с Марком.

— Ну и куда ты собрался? — С неподдельным участием поинтересовался Гонда. — Историю о том, как ты где-то за городом богатейшую казну припрятал, уже вся школа знает. И от желающих с тобой обстоятельно побеседовать отбою не будет. Только выйди отсюда и всё, что ты себе сейчас напридумывал, они тебе с удовольствием и продемонстрируют. Да ещё что-нибудь от себя добавят! Так что единственное безопасное место в школе для тебя здесь, рядом с нами.

— Им Жихарь со своей ватагой сегодня уже очень сильно интересовался. — Наябедничал Лузга. — Насилу отвязался.

— Можно подумать вы чем-то лучше. — Горько усмехнулся я, но движение к выходу прекратил.

— Не лучше. — Не стал спорить со мной Гонда. — Просто мы лучше тебя знаем, поэтому я и не сомневаюсь, что если ты что и нашёл в городе, то спрятать у тебя всё равно ума не хватило бы. Полностью, конечно, не уверен, но скорее всего, если мы тебя пытать начнём, то только твое вонючее изуродованное тело и получим. А на него даже ломаного гроша местные торгаши не дадут. А вот Жихарь в казну верит. И слезами и мольбами его не проймёшь. Поэтому у меня к тебе есть предложение. Если согласишься, то чем Лишний не шутит, может и доживёшь до конца обучения. Во всяком случае, мы с парнями все, что сможем, для этого сделаем. И спину прикроем, и приглядим и от других, если потребуется, защитим.

— Щедро! — хмыкнул я, переминаясь с ноги на ногу. — Боюсь только спросить, во что мне данные услуги обойдутся.

— Недорого. — Ласково улыбнулся мне прохиндей. — Сразу после окончания учебы, ты отведёшь нас в запретный город.

Но, по прошествии недели, события понеслись вскачь. Дождавшись конца экзекуции над двумя несчастными, так и не научившимися открывать в себе внутреннее зрение, Ликон презрительно сплюнув, проворчал.

— Ну и Лишний с вами. Так и сдохните под плетью. Ждать вас никто не будет. — И не обращая больше внимания на их громкие стоны, повернулся к нам. — Ну что же, магические потоки вы все видите. Пришла пора научиться впитывать эти потоки в себя. Любое заклинание — это, прежде всего, даже не формула, а количество энергии потраченной на него. Магическая энергия — это тот поводок, что сдерживает мастерство мага. Вы можете выучить формулу могущественного заклинания, но если не накопите достаточно энергии для его воплощения, ваше заклятие схлопнется безобидным хлопком, коим местные шарлатаны веселят на праздники народ. Впрочем. — Старый маг хищно ухмыльнулся. — Для неудачника, не рассчитавшего свои силы, этот хлопок безобидным не будет! Нерастраченная энергия вернётся назад и выжжет всё на своем пути. — Ликон обвёл взглядом притихшую аудиторию и, сладострастно улыбнувшись, поведал. — В молодости я выдел одного адепта огня возомнившего себя настолько могущественным, что он замахнулся на заклинание огненной стены. Увы. — Пожилой маг сокрушённо покачал головой. — Он немного не рассчитал свои силы.

— И что с ним случилось, мастер? — Выразил всеобщий интерес Жихарь.

— Энергия огня разорвала его тело так, что потом обгорелые куски по всей округе собирали. Но это редкий случай. Слишком с большим объёмом энергии играл данный адепт. Чаще маги огня просто выгорают изнутри, превращаясь в высохшие мумии, а маги воздуха наоборот раздуваются как бочки, истекая кровью из-за лопнувших сосудов. Вывод прост. Каждый из вас должен не только уметь накапливать в себе магическую энергию, но и знать свой потолок. Тот максимум энергии, который он в состоянии накопить и, соответственно, пользоваться только теми заклинаниями, на которые у него хватит силы!

— Мастер. А почему тот маг просто не скинул накопившуюся энергию обратно, наружу, — заинтересовался я, вспомнив свой опыт с отменой заклинания. И тут же понял, что сболтнул лишнего.

Старый маг развернулся в мою сторону как гончая, напавшая на след дикого кабана.

— А ты откуда знаешь, что такое возможно? — Требовательно уставился он на меня.

— Ну. — Лихорадочно стал я подыскивать правдоподобное объяснение, кляня себя, на чём свет стоит за длинный язык. Не про Толика же ему рассказывать. — Я когда в город с обозом жреческим шёл, меня в одной деревне крестьяне похитили и в подполье кинули. А там, у них в плену, уже два мага сидели. Один совсем молодой был, ну только школу закончил, а второй пожилой совсем. Аж с самого Твинского герцогства сюда, зачем то шёл. Вот он, узнав, что я магом должен был стать, кое-что о магии то и рассказал. Вон и Марк с Лузгой подтвердить могут. Они его тоже видели, когда мы из подполья сбежали.

Я ещё пытался что-то рассказать, но Ликон, неожиданно быстро очутившись возле меня, яростно схватил за грудки.

— Как звали старого мага? Ну?!! Говори!!!

Рядом незаметно оказались служки, поигрывая скрученными плетьми.

— Вимс! Вимс его звали! — С трудом прохрипел я, выпучив глаза.

— Ага. Вот значит, почему он задержался. — Озадаченно пробормотал воздушник, думая о чём-то своём. — И где он сейчас? — Хватка немного ослабла, давая мне прийти в себя.

— Не знаю. Он ослаб сильно и в деревне остался, лечится. Говорил в себя придёт и дальше, в Вилич пойдёт.

— Вот значит как. — Маг, наконец, отпустил меня, служки молча, вернулись на своё место. — Знакомец это мой. В крепостце одной вместе служили. — Зачем то решил он мне пояснить. — А молодого как звали?

— Ставром. — Облегчённо выдохнул я, понимая что, похоже, пронесло. — Там до меня с ними ещё третий был, но его деревенские убить успели.

— Помню Ставра. — удовлетворённо кивнул старый маг. Его сомнения в моих словах, похоже, окончательно рассеялись. — Прилежный ученик, не то, что вы, ротозеи.

"Угу, прилежный", — подумал я со злорадством. — "Вот этого прилежного твой приятель и зарезал"!

Ликон не спеша вернулся назад, устало опустился в кресло и, с минуту помолчал.

— Так вот насчёт сброса магической энергии. — Воздушник нашёл взглядом меня. — Старина Вимс рассказал тебе не всё. Энергию нельзя накопить мгновенно. Чем больше ты хочешь её в себя собрать, тем больше у тебя уходит на это времени. Соответственно невозможно её и мгновенно всю сбросить обратно. Тоже нужно время. А выброс энергии в случае отказа от заклинания, происходит очень быстро и полностью всю её сбросить, ты не успеешь никогда. Часть всегда останется в тебе и взорвётся. Если заклинание слабое — это не страшно. Будет всего лишь больно. Но чем больше энергии вы накопите, тем сильнее будет наказание за его отказ, вплоть до уже описанного мною случая.

Класс замер, впечатленный открывшимися перед ним перспективами. Сгореть изнутри заживо не хотелось никому.

— А сбросить эту энергию не обратно в её стихию, а в её антипод не пробовали, бездари?

Знакомый ехидный голос заставил меня повернуться в сторону двери. Там, возле стены, положив свою иллюзорную лапу на плечо ничего не подозревающего служки, на меня весело взирал Толик.

— Теперь понятно, почему вы только искорки в небо пускать можете! Это же основы магии! Нужно срочно сбросить, предположим, энергию огня, обратись к его противоположности — воде! Она его быстро поглотит!

Я тактично промолчал, понимая, что любой мой ответ может быть неадекватно воспринят окружающими. Меня и так тут откровенно почти все не любили. Ещё сумасшедшим прослыть не хватало!

— Мастер, а как узнать. — Марк запнулся, подыскивая нужные слова. — Ну... Это... Что у меня хватит сил на заклинание или нет.

— Никак. — Зловеще улыбнулся Ликон, наблюдая за нашими вытянувшимися лицами. — В этом то и лежит корень проблем каждого адепта. В принятии решения. В том, как далеко готов зайти любой из вас, в развитии своего могущества. Готовы ли вы, удовлетворится немногим, и пользоваться лишь несложными слабенькими заклинаниями или рискнёте пойти дальше, изучая всё более могущественные формулы. И в какой момент, вы всё же остановитесь? Или не успеете остановиться?

Я покосился в сторону коротышки, ожидая его комментария на это неутешительное известие и, на этот раз, наткнулся на кивающую в согласии мордочку. Печально! А я так надеялся, что и тут у мехового найдётся какой-нибудь альтернативный способ избежать риска. Но видно не судьба.

— Да ну его! — Испуганно фыркнули у меня за спиной. — Больно надо так рисковать! Пусть я буду совсем слабым магом, зато проживу подольше!

— А вот этого я тебе как раз и не обещаю. — Хищно оскалился Ликон. — Слабые маги становятся бурдюками и тоже долго не живут.

— А почему, мастер? — Приподнялся Марк. Его, как моего обрата по магии воздуха, этот вопрос сильно интересовал.

— Порой требуется сотворить заклинание, на которое не хватит энергии даже у самого сильного мага воды или даже земли! Но нам известно заклинание переноса. По нему этот маг может не только накапливать свою энергию, но и качать её из других адептов, тем самым увеличивая свой потенциал.

— И что тут плохого? — Удивился, пожав плечами Марк. — Ну, получит он нашу энергию. Нам то что?

— Да, в общем, ничего. — Согласно кивнул в ответ маг. — Если ему хватит своей и вашей энергии, то вы отделаетесь всего лишь жуткой болью во время ритуала. А вот если энергии на заклинание не будет хватать, то маг начнёт её черпать непосредственно изнутри вас самых, выжимая досуха. — Снизив голос до зловещего шёпота, Ликон добавил. — Не самая приятная смерть. Уж лучше взрыв энергии. Там хоть всё быстро происходит.

— Будто нельзя эту связь разорвать! — Фыркнул в раздражении коротышка и, подойдя ко мне, категорично заявил. — Я так скажу. Убогая у вас какая-то магия! Фиглярство одно!

— Не мешай. — Сквозь зубы процедил я прохиндею. — Не видишь, я слушаю!

— Да я вроде и не мешаю. — Недоумённо повернулся ко мне Лузга.

Лицо у него побледнело, глаза воспалёно блестели. Очевидно, мрачные перспективы нарисованные магом проняли и его. Толик тут же скорчив смешную рожицу, показал Лузге язык. То, что его кривляний не видят, похоже, настроения ему совсем не портило.

— Да я не тебе. — Отмахнулся я от Лузги. — Не обращай внимания.

Тот, пожав плечами, вновь повернулся к учителю.

— Но это всё будет не скоро. — Продолжал между тем вешать маг. — Да и не каждый до этого момента доживёт. Сейчас же ваша задача научится накапливать энергию и затем сбрасывать её. При некотором старании научится этому не трудно! Нужно лишь найти внутренним взглядом одну из магических линий. Протяните к ней руку и представьте, что втягиваете её в себя.

Класс погрузился в тишину. С закрытыми глазами, лесом вытянутых рук, со стороны мы, наверное, были похожи на членов религиозной секты, застывшей в экстазе во время своей молитвы. Вдруг Жихарь громко вскрикнул и, болезненно скривившись, отдёрнул руку.

— Надо же. — Удивлённо хмыкнул маг. — Похоже, у кого-то уже получилось. Слишком быстро для таких остолопов. Не ожидал.

Остальные, забыв о своих попытках, уставились на неверяще заулыбавшегося счастливчика.

— А почему так больно, мастер? — С несвойственной ему робостью, поинтересовался Жихарь.

— Магическая энергия — штука малоприятная. — Пожал плечами тот. — И если хочешь знать, это ещё не боль. Чем больше энергии ты будешь в себя вбирать, тем больнее будет. Магия — это вечное преодоление боли. Привыкайте к ней.

— Кого тут Вельдом кличут?

Все дружно оглянулись в сторону двери. Возле неё, поглядывая во все стороны, переминался с ноги на ногу, храмовой служка.

— Я Вельд. — Поднимаясь, я почувствовал на себе несколько десятков глаз.

— Пошли. Отец Никонт зовёт.

— Обратно возвращайся через левую галерею. — Успел шепнуть мне на ухо Лузга. — Мы с Марком тебя там ждать будем.

Кивнув в ответ, я поспешил за даже не посмотревшим в мою сторону служкой. На душе стало тревожно. Похоже, спокойная жизнь для меня в этой школе подошла к концу.

Глава 13

Никонт что-то увлечённо писал. Я уже по нескольку раз успел оглядеть незатейливый интерьер и убранство жилища жреца, а тот всё продолжал сноровисто водить толстым пером по пергаменту, совершенно не замечая моего присутствия.

— "Ты смотри — какой занятый". — Невесело усмехнулся я своим мыслям. — "Весь в трудах и заботах. Голову поднять некогда! А тут какая-то незначительная букашка отвлекать смеет! И ведь, на что угодно спорить могу — только перед моим приходом за перо схватился! На психику хочет надавить, сволочь! Чтобы ничтожный недошлёпок ещё раз прочувствовал, какой чести удостоился! Проникся, так сказать! Да был бы он сильно занят, не стал бы меня с занятий дёргать. Куда я денусь то? В любое время позвать можно. И что примечательно, любой из моих соучеников и проникся бы! Ну как же! Сам отец-наставитель своим вниманием удостоить соизволил! Главная жаба в местном болоте! Я, по ихней логике, уже стоя здесь, на седьмом небе от счастья прыгать должен!

— Ты уже здесь? — Наконец соизволил заметить моё присутствие Никонт.

— Да прибудут с вами Трое, всеблагой отец. — Поклонился я ему. Вообще-то я уже поздоровался, когда вошёл сюда, но этот старый хрыч даже головы в ответ поднять не соизволил. Так что второй раз будет не лишним. Не переломлюсь.

— Я получил сегодня вести из деревни. — Прошамкал губами отец-наставитель, не ответив и на моё второе приветствие. — Ты действительно не мог успеть к сроку иначе, кроме как пройдя через запретный город... Занятно.

Старый жрец задумался, машинально постукивая пером по столу. Я, молча, ждал. Прерывать размышления отца-наставителя мне было пока, увы, не по статусу.

— То, что в прошлый раз мне про запретный город сказывал, всё правда ли? — Сунув перо в чернильницу, Никонт сплёл пальцы в замок. — Не было ли в твоих словах лжи, отрок?

— Всё как было обсказал, всеблагой отец. Разве я посмел бы солгать?

Я насторожился. Понять бы ещё, куда зловредный старик клонит. Интерес у него к древнему городу асуров несомненный, раз проверкой моих слов озаботился. Понять бы ещё какой. Что может быть там такого ценного, что сразу смогло заинтересовать и мага, и шамана, и жреца? Гонду в расчёт не берём. С ним-то как раз всё ясно. Надеется, что я его по окраинам города пропаровожу, и он, без лишнего риска, за моей спиной, кристаллов побольше нахапает. Ну, пускай надеется! Вот уж перед кем, я своё обещание выполнять не собираюсь! Но тут-то ставки явно покрупней, будут. Достаточно глаза шамана вспомнить! Этот на камешки размениваться не будет! Серьёзный дядечька!

— Как бишь того мага кличут. Во дворец, которого ты попал?

— Инсор, всеблагой отец.

— Людишек моих туда провести сможешь? — Никонт приподнялся в кресле, словно гончая, вставшая на след зверя.

Ну вот! Этого и следовало ожидать! Я даже зубами заскрипел с досады! Возвращаться в запретный город?! Да мне и первого прогулки за глаза хватило! Еле ноги унёс! А второго посещения я точно не переживу!

— Не дойдём мы туда, всеблагой отец! Я и в первый раз чудом через пелену проскочил. А в обход нельзя. Каких только тварей там нет!

— Те твари, не твоя забота, — снисходительно усмехнулся отец-наставитель. — Люди с тобой пойдут опытные, бывалые. И маги среди них будут, в этом княжестве не последние! Ты им главное дорогу покажи, да где, какие твари таятся — разъясни. Дорогу то, хорошо запомнил?

— Да всеблагой отец. Забудешь тут. — Мрачно ответил я, уже понимая, что от возвращения в город асуров, похоже, отвертеться не получится. — Только...

— Вот и хорошо. — С нажимом произнёс Никонт и, встав, и не спеша подошёл ко мне. — Соберу людишек — проведёшь их во дворец. То дело решённое. Ну а дальше, не твоя забота. Сделаешь всё как надо — вознагражу. Оставлю служкой при школе. А нет... — Договаривать отец-настоятель не стал. Да и зачем? И так всё понятно. На нет и меня тоже нет.

— Я понял, всеблагой отец. — Тяжело вздохнул я, думая о том, что, похоже, в глазах местных воротил, должность служки при школе была для меня — предел мечтаний.

— Тогда можешь идти. — Отец-наставитель вернувшись за стол, снова уткнулся в свои бумаги. — Языком только об этом не болтай! Если что, ты и немой дорогу показать сможешь!

— И чего он от тебя хотел? — Покинув апартаменты жреца, я с удивлением увидел Толика.

— А ты чего сам туда не проник? Раз так интересно? — Фыркнул я в ответ довольно резко. Перспектива возвращения в запретный город, настроения не прибавляла.

— Да разве ж можно? — Непритворно удивился коротышка. — У вас там разговор тайный, без догляду. Меня ты с собой не позвал. Куда же я полезу?

— Можно подумать, тебя это когда-то останавливало. — Я постарался вложить в свои слова как можно больше сарказма. — И с чего ты взял, что разговор тайный был? Соскучился просто по мне отец-настоятель. Варом угощал, да беседы задушевные вёл.

— А чтобы никто вам бражничать не мешал, Никонт полог отрицания активировал! — Весело заржав, согласился со мной айхи. — Хороший такой камешек! Полезный очень! — Доверительно наклонился ко мне меховой. — Даже я ничего подслушать не смог. А уж Гаврила! Извёлся весь!

— Он тоже пытался подслушивать? — Я на секунду задумался, чьими ушами при Никонте работал Гаврила, но затем мысленно махнул на это рукой. А мне не всё равно? Тут каждый второй чей-нибудь стукач и наушник!

— Пытался! — Толик скорчил забавную рожицу. — А потом сильно расстроился и убёг куда-то! Так зачем тебя жрец звал? Расскажи! Может я тебе совет дельный дам.

Я с сомнением посмотрел на Толика. Стоило ли посвящать его в курс дела? Доверия к айхи у меня не было. При случае сразу предаст или какую-нибудь пакость подстроит! Вот только возможности у него ограничены. После инициации только зубоскалить и может! Да и рассказать об услышанном, коротышка, в виду отсутствия собеседника, вряд ли кому сумеет. А вот совет, какой может и даст. В чём я могу быть точно уверенным в отношении духа, так это в том, что возвращаться в запретный город он ещё больше меня не хочет! За ту неделю, что я в школе прожил, Толик, наверняка всё, что можно здесь облазил, и про всех, всё, что даже нельзя узнать, узнал. И теперь, в местных раскладах, намного лучше, чем я разбирается. Может и придумает что-нибудь.

— Может и дашь. — Решился я, косясь на коротышку. — Оно и в твоих интересах будет. В общем, Никонт в запретный город меня отправить собирается. Не одного, конечно. — Добавил я, увидев, как вскинулся айхи. — Несколько магов и воинов со мной будет.

— Ты с ума сошёл, что ли?! — Коротышка заорал так, что я невольно отшатнулся, отойдя на пару шагов назад. — Тебе что одного раза мало было? Ты хоть понимаешь, как тебе в тот раз повезло? Ты же чудом тогда до дворца добрался, не говоря уже о тронного зале! Как ты ни в какую ловушку не вляпался и куда все монстры подевались — ума не приложу! Видно Йоки, в тот момент, отчаянно скучал и решил позабавиться! Так на него больше не надейся! Он как флюгер на ветру, повторяться не любит! Так что забудь про это! Сам сгинешь и меня за собой утащишь!

— Да не ори ты! — Вклинился я, наконец, в вопли Толика. — Я бы и сам не пошёл туда ни за что, да выбора у меня нет! Моего желания тут никто и не спрашивает! Сказали, пойдёшь и всё! А возражения не только не рассматриваются, их от меня даже никто и не ожидает! Я же для них хуже раба! Потому и тебе рассказал. Может, посоветуешь, как от этого похода отвертеться!

— Ну и ладно. — Неожиданно успокоился коротышка. — Понял я всё. Чего орать-то так? Ещё услышит тебя кто.

— Я и не ору. — В свою очередь успокаиваясь, огрызнулся я. — Ты лучше дельное что посоветуй.

— Не бойся. Придумаю я что-нибудь. — Сумрачно буркнул Толик, почесав лапой за ухом. — Спать пока иди. Поздно уже.

— Ну, думай, — разрешил я ему. — Время ещё есть. Но мало. Не думаю, что Никонт с походом затягивать будет. Слишком много тут соглядатаев. Быстро все, кому надо, о его затее узнают.

Здание школы (как уже говорилось) представляло собой огромный обветшавший от времени, особняк, выстроенный в форме сильно вытянутого кольца, с площадью посередине. И если, административный корпус, где обитал отец-наставитель и прочая чиновничья братия, располагался на одном конце этого своеобразного эллипса, то жилой корпус, где, обитали ученики, находился в противоположном. Видимо для того, чтобы грязные недошлёпки отцу-наставителю на глаза меньше попадались! Поэтому вернутся обратно, я мог двумя путями, по огибающим площадь полутёмным галереям — длинным узким коридорам, одной стеной примыкавшим непосредственно к внутреннему дворику. Помня слова Лузги, я свернул в левую. Переться в одиночку мимо безлюдных, необжитых залов и входов в подземелья, совсем не хотелось. Вот только я и десятка шагов сделать не успел, как меня догнал коротышка.

— Ты куда? — Требовательно уставился он на меня, изобразив всей своей фигурой знак вопроса.

— К себе, куда же ещё, — неподдельно удивился я. — Сам же знаешь. Время уже позднее, а завтра опять чуть свет подымут.

— А, — иронично ухмыльнулся лесной дух. — Ну, тогда иди. Там тебя как раз ждут. Вместе и отдохнёте!

— Ты о Марке с Лузгой, что ли? — Фыркнул я в ответ. — Так они и обещали меня ждать.

— Да не о них речь! — Пренебрежительно махнул лапой Толик. — Эти олухи значительно дальше расположились. Они бы ещё у дверей вашего чулана, тебя ждать принялись! Я о других! Тут поближе с десяток дружелюбных парней затаилось. Очень, видишь ли, жаждут с тобой о какой-то казне потолковать. Говорят, что уже и место хорошее для беседы подобрали. Где-то в подземелье. Там как раз один из спусков рядом!

Никак Жихарь со своей камарильей! Активизировался всё-таки, гад! Я в замешательстве остановился, не зная, что предпринять. Встречаться с агрессивно настроенными городскими, совершенно не хотелось. Хорошо если Марк с Лузгой на помощь успеют. А если нет? Да и что они смогут противопоставить десятку парней, ощетинившихся ножами? Их самых в лоскуты порежут. А я им ещё потом, когда в подземелье уволокут, не раз позавидовать успею. Но и идти через правый коридор, тоже не очень хотелось. Неизвестно, на кого я ещё там наткнуться могу.

— Вправо надо уходить! — Горячо задышал мне прямо в ухо между тем Толик, словно прочитав мои мысли. — Я уже проверил. Нет там никого. А если вдруг кто на пути и появится, сразу предупрежу! Тебе бы только до своей конуры добраться. Туда уже этот ваш третий недавно пришёл. При нём не тронут!

Гонда вернулся! Я слегка приободрился. Прав коротышка. Мне бы только до него добраться! Будущие адепты воды находились под таким строгим запретом со стороны храма, что даже на всю голову ушибленный Жихарь, с ним связываться поостережётся.

— Что же. — Наконец решился я, поворачивая направо. — Нормальные герои всегда идут в обход. Ты только за дорогой следи внимательно. Не хотелось бы ещё с кем-то столкнуться. У меня здесь друзей нет!

— Не бойся. Чай не чужой ты мне. Присмотрю. — Замахал лапами в ответ Толик. — Мимо меня даже мышь незамеченной не проскочит. Поспеши лучше. Пока проход свободен.

Я решительно устремился вперёд. Справа мелькнуло несколько освещённых коридоров, тянувшихся в хорошо обжитые помещения и, галерея окончательно погрузилась в полумрак, робко разгоняемый крайне редко попадавшимися на пути тусклыми светочами, вмонтированными прямо в стену и ещё более тусклым светом от расположенных слева окон, выходивших на внутреннюю площадь.

О здешнем подземелье много чего рассказывали. Само здание школы было очень древним. Построенное в эпоху подлых веков, оно, каким-то чудом умудрилось пережить все последовавшие за этим катаклизмы, став впоследствии, наряду с княжеским замком, тем основанием, вокруг которого вырос Вилич. Вот только слава о нём шла дурная! По слухам, когда пошла мода на слом старых магических школ, местный правитель решил разрушить и это здание. Вот только в этот же день и скончался. Что уж там послужило причиной скоропостижной кончины, может, отравил, кто или просто косточкой подавился, доподлинно не известно. Вот только наследник, последнее распоряжение своего папаши быстренько отменил. От греха. Народ тут суеверный. Вот и пошла с тех пор дурная слава. И хотя в сказки местных, о кишащих в подземелье чудовищах, я особо не верил, но от, то и дело появлявшихся справа тёмных проёмов, тянуло такой жутью, что я инстинктивно ускорил шаг, прижавшись ближе к окнам.

— Немного осталось. — Радостно рявкнул прямо в лицо, неожиданно возникший передо мной коротышка. — И никого впереди нет! Красота!

— Чтоб тебя! — Запнувшись на полушаге, громко выругался я. — Напугал, скотина такая! Ты в следующий раз так, прямо под носом, не появляйся! Понял?!

— Боюсь, что следующего раза уже и не будет! — Не на шутку расстроился айхи. — Но я учту твои пожелания.

— Это кто тут орёт? — В нише, напротив которой и тормознул меня подлый меховой, широко приоткрылась, незамеченная мной в полумраке дверь и в коридор выглянул здоровенный юноша, с густой рыжеватой щетиной, на сильно вытянутом, лошадином лице. Грегор! Один из той шпаны, что всегда топталась за спиной у Жихаря! Пару мгновений мы оторопело смотрели друг на друга.

-Жихарь, смотри! — В глазах верзилы мелькнуло узнавание. Рот ощерился в радостной улыбке. — А тут этот, ну что казну за городом припрятал! Да ещё один, без этих уродов, что с ним живут!

В следующее мгновение, я сорвался с места, устремляясь в сторону видневшегося вдалеке светлого пятна. Вот только убежать, далеко не успел. Резкая боль в сердце, заставила согнуться, ухватившись руками за грудь. Подкосившиеся ноги.... И вот я уже катаюсь по полу, тихо подвывая сквозь сжатые судорогой губы. Господи! Как больно то! Грудь будто разрывает кто-то изнутри, попутно ломая кости! Сверху навалились, впечатывая в пол. Я лишь протестующее промычал, даже не помышляя о сопротивлении. Мир вокруг перестал существовать, сузившись до размеров пульсирующего огнём камня. Время замерло, зацепившись стрелкой за отметку с символом "Вечность".

Приступ прошёл внезапно, как и появился. Разом исчезла боль, прошли судороги, вот только радости мне это не доставило. А чему тут радоваться, когда тебя грубо волокут связанным по рукам и ногам неизвестно куда? И при этом заранее знаешь, что тебе там точно не понравится? Впрочем, надолго наш поход не затянулся. Городские отлично ориентировались в переплетениях лестниц, коридоров и галерей, едва различимых в свете светоча. И вот, миновав крутую винтовую лестницу, мы оказались в небольшом мрачном зале без окон, покрытым странной желтоватой плесенью. Натужно сопя, мои недруги привязали меня к одной из тонких колонн, густым рядом выстроившимся возле стены и, повесив над моей головой единственный источник света, обступили полукругом.

— Ну, здравствуй Вельд. — Наклонился надо мной Жихарь, весело скалясь. — Вот так встреча! Я уж и не чаял, что с тобой поговорить удастся. Всё дружки твои рядом крутились! А тут такая удача! Сам к нам пришёл!

— Он ещё и крикнул что-то. — Заржал рядом с ним Грегор. — Шёл бы спокойно мимо, я бы его не в жизнь не заметил. Так ему надо было, как раз напротив двери остановится и горланить начать! Я сначала даже своим глазам не поверил!

— Ну вот. — Жихарь торжествующим взглядом окинул своих подельников. — А вы всё канючили, "Что мы в этих подвалах забыли! Если там что и было, давно без нас нашли уже"! — Передразнил он кого-то из них. — Не лазили бы по подвалам, его бы не поймали! Теперь точно с прибытком будем, когда он, где казну припрятал, расскажет! Ведь расскажешь же, а? — Жихарь нагнулся ко мне и выдернул изо рта кляп. — Если хочешь кричать — кричи! Всё равно никто не услышит. — Хмыкнул он и потрепал меня по голове. — Так как насчёт казны то? По-хорошему расскажешь или нам с тобой более вдумчиво побеседовать?

— Да отдай ты им эту казну, Вельд! — Испуганно загнусавил, выглянувший из-за спины Жихаря Толик. — Что-то мне боязно за тебя стало! Они же, не дай Безымянный, ещё и обидеть могут!

— Ну, ты и сволочь! — С чувством выпалил я, в сторону подлого айхи.

И приложился головой о колонну. Рот моментально наполнился горьковатой кровью, левая часть лица начала неметь.

— Это тебе за сволочь. — Спокойно, даже как-то отстранено произнёс Жихарь. — Ты со мной должен уважительно разговаривать. — Он задумчиво посмотрел на меня, склонив голову на бок и, неожиданно сильно пробил кулаком в живот. — А это за тот, прошлый разговор. Обидел ты меня тогда сильно!

Я, изогнувшись, насколько позволяли связанные руки, начал хватать губами воздух. Вокруг весело заржали.

— Ты смотри. Прям на рыбу стал похож! Глаза так же выпучил!

— Да нет! Это он нам сказать что-то хочет, вон, как рот разевает!

— Может он голодный! Давай покормим! Расстараемся!

Четверо подонков от души веселились, потешаясь над беспомощной жертвой и, лишь Жихарь продолжал спокойно всматриваться мне в лицо, слегка приоткрыв рот в хищном оскале. И этот взгляд пугал меня больше, чем радостные улыбки четверых садистов, предвкушавших очередное развлечение. Я вдруг со всей ясностью осознал, что этот изувер сейчас начнет меня элементарно потрошить, всё так же спокойно наблюдая за моими мучениями. И ничто его не остановит. И дело даже не в том, что я не смогу ему назвать место, где спрятал несуществующую казну. Да даже отдай я им её, это ничего не изменит. Он будет продолжать пытки просто так, на всякий случай. А вдруг, я ещё что-то припрятал?

— Ну, мне, пожалуй, пора. — Засуетился вдруг Толик, видимо пришедший к тем же выводам, что и я. — А то эти крики, кровь, хруст костей... Не люблю я это. Весёлого тут мало! Да и ты мне уже как родной стал. Жалко-то как! — Коротышка виновато посмотрел на меня. — А куда деваться было? — Айхи расстроено всплеснул лапами. — Нельзя мне обратно в запретный город возвращаться! Никак нельзя! Прощай. Я наверно даже буду немного грустить. Вернусь, когда у кольца новый хозяин объявится!

И исчез, сволочь такая!

— Ну, так что, расскажешь, куда камни мажеские прикопал? — Потёр между тем переносицу Жихарь. — Учти. Я в последний раз по-хорошему спрашиваю.

— Можно подумать, что если я тебе отвечу, от этого что-то изменится, — сплюнул я на землю кровь. — Ты же всё равно простой беседой не ограничишься.

— Не ограничусь. — Спокойно признал мою правоту Жихарь. — Ночь тебе всё равно весёлая предстоит. Но пытать тоже по-разному можно. Скажешь где казна, и всё будет значительно проще!

— Послушай. — В то, что можно убедить этих головорезов в отсутствии казны и уговорить меня просто отпустить, я ни капли не надеялся. Оставался один небольшой шанс — страх всей этой братии перед жрецами. — Зря вы всё это затеяли. Вам же самым это, потом боком выйдет.

— Это почему же? — Брови Жихаря иронично изогнулись.

— Ты же сам видел, как меня сегодня к отцу-наставителю позвали. И ты прекрасно знаешь, что он обычно на таких как мы с тобой, внимания не обращает. Ведь так?

— Так тож жрец! — Грегор почесал подбородок, уколовшись щетиной. — Он Троим молитвы возносит. Не по чину ему с простым людом якшаться!

— Вот именно! — Приободрился я и с нажимом добавил. — А меня к себе позвал!— Я сделал секундную паузу, давая подельникам осознать этот вопиющий факт и, стараясь говорить как можно убедительнее, продолжил. — А почему? Нужен я ему очень, для дела одного.

— И чего? — Грегор непонимающе заморгал, потом что-то смекнул и помрачнел.

— Это, какого же дела? — Сумрачно решил уточнить Жихарь.

— Я в запретном городе был и выжил. Про то вы знаете. А ему что-то в городе этом нужно. Он туда людишек отправлять собирается. Ну и меня вместе с ними, ну как проводника. Мол, дорогу я уже знаю.

— Наверное, камешков мажеских отец-наставитель собрать побольше хочет. — Согласно кивнул моим словам Миха. Сейчас он выглядел обычным парнем, а не отморозком, собравшимся меня жестоко пытать. — Бают, что в центре города, целые горы кристаллов валяются!

— Вот-вот. — Сплюнув ещё раз набежавшую в рот кровь, я решил развить успех. — И получается, что убив меня, вы нарушите планы отца-наставителя! Вряд ли ему это понравится. А значит, будет дознание. А как умеют отцы-вершители следствие проводить, когда это интересы храма затрагивает, не мне вам рассказывать. Найдут обязательно!

— Что же делать то? — Испуганно озадачился Микула. — Если вершители возьмутся, то точно найдут! Лет семь назад один жрец в таверне так напился, что когда уходил, то в канаву сточную упал и захлебнулся. Так потом отцы-вершители весь квартал вверх дном перерыли. Всех допросами умучали. И когда убивцев не нашли, то трактирщика со всей челядью в той же канаве и утопили. Чтоб другим неповадно было.

— Чего неповадно то? Ежели он сам утоп? — не понял Грегор.

— А то! Ежели у тебя кто-то из жрецов отдыхать изволит, то ты его опосля проводи, убедись, что ладно всё, а не сиди сиднем у себя за стойкой!

— И что же теперь делать? — Прогундел, почесав за ухом, Грегор.

— Отпустить меня надо. Вот что делать! — Решил развить я свой успех. — Вреда большого вы мне причинить, пока не успели. — Я выразительно сплюнул на пол очередную порцию крови. — Поэтому просто разойдёмся по-хорошему.

— Не разойдёмся. — Отрицательно мотнул головой Жихарь.

— Жихарь. Ты что?! С храмом связываться, себе дороже! — Возмутился было Миха.

— Помолчи. Сейчас я говорю. — Отмахнулся от него тот и спросил. — Миха, ты же раньше воровством промышлял?

— Ну да. — Неуверенно ответил тот.

— Ну вот. Сможешь у Марка поясок его незаметно стянуть?

— Конечно, смогу. — Пожал плечами тот. — Только зачем он нам. Ему цена — грош медный.

— А мы его рядом с его трупом положим. — Кивнул на меня Жихарь. — Ещё и в крови измажем. А потом все впятером будем в один голос утверждать, что видели, как они втроём в подземелье входили. Вот пускай Лузга с Марком, потом и ответ за свой разбой перед отцом-наставителем держат!

— Ловко придумано! — С восхищением протянул Грегор.

— Может и ловко, а только отцы-вершители народ въедливый. Кто-нибудь из вас обязательно проговорится. — Не пожелал сдаваться я. — Стоит ли оно того?

— Стоит. — Категорично возразил мне Жихарь. — А будешь дальше гоношить, я тебе рот кляпом заткну.

Он быстрым шагом отошёл куда-то во тьму зала и вернулся с крупным коричневым камнем в руке.

— В общем так. Сейчас ты быстро рассказываешь, где спрятал казну или мы начнём этой камнем ломать тебе кости на ногах. Ну, так что? — Жихарь начал перекидывать камень из руки в руку. — Где казну то прикопал?

— Погоди! — Паника захлестнула меня с головой. То что сейчас этим камнем, мне со всей дури ударят по ноге, не вызывало никакого сомнения. — Давай как-то договоримся! Нет никакого клада! Я правду говорю! А!

Жихарь неожиданно обронил камень и, ногу пронзила жуткая боль. Тело выгнуло дугой в бессильной попытке порвать сдерживающие меня путы. Из глаз хлынули слёзы. Заскрипев зубами, я увидел, как расстроился мой палач.

— Надо же! Уронил! — Жихарь огорчённо покачал головой. — Больно? — Наклонился он к моему лицу. — Так-то не боль. Боль будет, когда я сам по ноге ударю. Так что, где казна то? — Всё так же спокойно поинтересовался Жихарь, занеся руку для удара.

Я в полном отчаянии закрыл глаза, ожидая очередного взрыва боли.

— Тебе никакая казна уже не поможет. — Тихий, чуть ироничный голос остановил замах Жихаря. — Не к чему она покойникам.

— Мастер?! — Волчком, крутанувшись в сторону двери, выдохнул Жихарь. Вокруг него испуганными баранами сгрудились все остальные.

— Для тебя я уже не мастер. — Из темноты на свет вышла фигура воздушника. — Для вас всех я уже палач. Значит планы отца-наставителя для вас ничто? Я верно расслышал? Надеялись правосудия храма избежать?

— Я и сейчас на это надеюсь! — От невозмутимости Жихаря не осталось и следа. -Придётся нам и тебя убить, мастер! Удастся вину спихнуть на Марка с Лузгой — хорошо, нет — хуже уже не будет!

Юноша, выхватив из-за пояса нож, начал медленно, по дуге, приближаться к Ликону. Тот невозмутимо наблюдал за ним, сжимая кулаки.

— И чего смотрите? — Рявкнул на оторопевших подельников Жихарь. — Неужто непонятно, что выхода у нас другого нет.

— Так он всё же маг. — Неуверенно пробасил Грегор. — Сейчас как испепелит чем-нибудь!

— Кто?! Этот пьяница?! — Нервно хохотнул Жихарь. — Сильных магов милорды всех к себе во дворцы забирают, а в школу нас учить только полное ничтожество сошлют. Так что, он только и умеет, что вар без меры пить, да мелкие фокусы показывать. Да и время ему надо на что, чтобы заклинание силой напитать. Руны опять же вывести. А времени то у него как раз и нет!

Последние слова, похоже, убедили Миколу, который, ловко поигрывая ножом, тоже двинулся в сторону мага.

— Ты мне сразу не понравился, выродок айхи! Вот сейчас за плети и посчитаемся!

Пришли в движение и остальные.

— Бегите мастер! — Рявкнул я, удивляясь бездействию Ликона. — Вам не справится!

Хотя о каком бегстве может идти речь? Маг-пьяница явно был не лучшей физической форме. Он и десятка шагов пробежать не успеет, как ему сзади нож в печень вгонят. Ему по-хорошему надо было не высовываться, а за помощью сразу бежать. Хотя, с другой стороны, из меня за это время студень сделать успели бы. А так, теперь, может и сразу вслед за Ликоном убьют. Убийство учителя в планы Жихаря и его компании точно не входило, так что теперь им не до долгой беседы со мной будет. Впору успеть следы замести. Хотя кто его знает, этого Жихаря. Он может наплевать на всё и беседу продолжить. Очень уж мне его взгляд не понравился. Беспредельщик тот ещё!

Вот только Ликон, похоже, никуда бежать и не собирался. Резко вскинув правую руку, он провёл ею перед собой, как бы отгораживаясь этим жестом от врагов. Тут же перед старым магом возникло небольшое, еле видимое сияние, полыхнуло, рассыпавшись в разные стороны миллионами синих искорок и, устремилось в сторону нападавших. У Жихаря, рванувшегося к магу, подкосились ноги и он, тряпичной куклой, повалился на каменный пол, немилосердно при этом ударившись головой. Следом бессильно осели остальные.

— Ты конечно прав. — Покачав головой, посмотрел в сторону Жихаря маг. — На создание любого заклинания нужно время. Это ты молодец. Хорошо усвоил! Вот только о том, что у меня кристалл, для особых случаев припасённый оказаться может, не подумал. А чтоб его в ход пустить, времени не нужно. Ведь что такое кристалл, по своей сути? — Решил разъяснить Ликон, повернувшись ко мне. — Уже готовое заклинание, в камень заключённое. Удобная вещь, — покачал воздушник головой. — Жаль только дорогая очень, да для магов запрещённая! — Тяжело вздохнув, видимо, при воспоминании о потраченных деньгах, маг подошёл ко мне. — Ты начинаешь доставлять мне всё больше хлопот, Вельд. А я, в этой пакостном мире, больше всего ценю комфорт и покой. Поэтому, видят Трое, тебе нужно придумать вескую причину, ради которой я готов был бы терпеть боль и рисковать своей жизнью.

— Может, для начала, вы всё-таки меня развяжите, мастер? — Прохрипел я, кусая посиневшие губы. Пульсирующая в ноге, резкими толчками, боль, к разговору не очень то и располагала.

— Зачем? — Деланно удивился моим словам Ликон. — Чтобы потом опять привязывать? Я ещё не решил, как с тобой поступить. В данный момент я вот склоняюсь к мысли, что ты все-таки умрёшь.

— А зачем вам меня убивать, мастер? — Вопросительно я взглянул на мага. — Я вроде вам ничего плохого сделать не успел. Да и стоило тогда меня спасать? Эти отморозки. — Кивнул я на бесчувственные тела на полу. — С этой задачей и сами бы успешно справились.

— На всё есть своя цена. — Опёршись рукой на колонну, склонился надо мной маг. — И каждая оказанная услуга тоже должна быть оплачена. Вот я и оказал тебе сейчас очень большую услугу. И если оплата, которую ты сможешь мне предложить, меня не устроит, то заплатить придётся своей жизнью. Это меньшее, на что я согласен.

— Да чем я могу заплатить то вам? — Начал нервничать я. — Только не говорите, что и вам эта пресловутая казна нужна! Нету у меня её, и не было никогда! Люди навыдумывали и сами же в свою выдумку поверили! Отпустите мастер, а? Зачем вам меня убивать?

— Да не собираюсь я тебя убивать. — Деланно возмутился маг. — Зачем? Тебя убил он. — Кивнул он на Миху. — Я, видишь ли, спасти то тебя не успел! — Ликон сокрушённо развёл руками. — Как только они меня увидели, так Миха нож тебе в сердце сразу и саданул! — Воздушник нагнулся и поднял выроненный Михой нож. — Вот этот самый! — повертел он им у меня перед глазами. — Ну а после уж и я их заклинанием накрыл. Такая вот с тобой беда случилась!

— Мда. Не повезло мне. — Без тени иронии протянул я.

— Ну почему не повезло? — Покачал головой Ликон. — От пыток то я тебя спас. Поверь мне. Не появись я здесь, и ты бы сейчас о быстрой смерти как о величайшем счастье мечтал. Так что даже в этом случае, ты должен мне быть благодарен. Но всё же, было бы лучше, если бы я успел вовремя и ты выжил. А не то получится, что я зря рисковал. Это хорошо, что этот молодчик сразу ко мне не метнулся, а то всё плохо могло кончиться.

— А что же вы заклинание сразу издали не метнули?

— Умный какой. Издали. — Проворчал недовольно маг. — Издали нельзя! Кристалл у меня не сильный. Где я на сильный денег возьму? На этот и то несколько лет монеты копил! — Ликон вновь сокрушённо покачал головой. — Заклинание более чем на пять шагов от меня не действует. Я потому и ждал, чтобы они поближе ко мне все подошли и всем скопом в кучу собрались.

— А если бы не собрались — Заинтересовался я. — Тогда как?

— Тогда ни как. — Сердито отрезал Ликон. — С двумя — тремя я бы может и справился. Больше никак! Ножами эта босота с детства пользоваться учится. Потому про свой риск и говорю!

— Вон оно что. — Покачал я головой. — Тут значит, всё на грани было.

— Запомни на будущее, Вельд. — Маг наклонился ко мне, лихорадочно сверкая глазами. — Магия — это не только умение накапливать магическую энергию и знание формул. Магия — это, прежде всего трезвый расчёт и знание людей. Не сможешь предугадать, как поведут себя враги и никакие заклинания тебе уже не помогут. Маг — это всегда сначала стратег и уже только потом тактик. — Ликон вытер со лба выступивший пот и добавил. — Если у тебя, конечно, это будущее будет! Это зависит от того, насколько правдиво ты ответишь на мои вопросы.

— Давайте уж, спрашивайте. — Обречённо поморщился я. — Только скорее, а то нога ужасно болит, да и руки затекать начали.

— Хочешь стать магом, привыкай терпеть боль. — Равнодушно пожал плечами воздушник. — Что от тебя хотел отец-наставитель? — Упёрлись в меня зрачки холодных глаз.

— Я им правду сказал. — Кивнул я на тела. — Людишек он хочет послать в запретный город. Как я понял, несколько магов будет и воинов. Ну и меня с ними как проводника. — Я вскинул голову и добавил. — Хотя я и сам там заблудился! Хоть и пытался просто идти по прямой.

— Ну, в этом я как раз не сомневаюсь. — Хищно оскалился маг. — В запретном городе прямых дорог нет... Пока вроде не врёшь. И твоё будущее стало чуть менее призрачным. А что жрецу в городе надо?

— А вот этого я не знаю. — Помотал головой я и, увидев, как сузились глаза Ликона, поспешно добавил. — Я вправду не знаю! Зачем отцу-наставителю в свои планы какого-то недошлёпка посвящать? Понял только, что его что-то во дворце погибшего мага интересует.

— Во дворце говоришь? — Задумчиво пригладил бороду маг. — Это удачно. — Он замолчал, видимо что-то обдумывая, а затем снова упёрся в меня взглядом. — А когда вы туда собираетесь?

— Не знаю — Наморщил я лоб. — Я так понял, что отцу-наставителю время нужно, чтобы людей собрать. Но думаю, что недолго ждать осталось.

— Ну да. Тянуть с этим Никонт не будет — С усмешкой произнёс Ликон. — Ну что же. Пока я тебе верю. Ответишь мне ещё на один вопрос и считай, что мы поладили. — Маг сделал паузу и вдруг, грубо схватив меня за рубаху, буквально прошипел. — Каким образом ты научился так быстро видеть магическую энергию? И каким образом научился её накапливать? Ты думаешь, я только вар пить умею? Я ещё и за некоторыми любопытными недошлёпками, во время занятий слежу! Это ещё одна причина, по которой я тебя сегодня спас. — Доверительно сообщил мне воздушник. — Ты не просто прошёл через древний город асуров. Ты что-то там получил! Что-то очень важное! Что-то, что позволяет тебе даже с почти полным отсутствием дара, на голову опережать остальных моих учеников и играючи овладевать навыками. — Ликон крепко вцепился рукой мне в плечо и с какой-то страстной яростью потребовал. — И ты мне сейчас расскажешь, что это такое!

Вот это я влип! И что мне теперь говорить? Вон по глазам сразу видно, что не отстанет! Где ты старый, угрюмый, равнодушный ко всему, кроме своей бутыли, маг-пьяница? Передо мной стоял готовый на всё фанатик с яростно пожирающими меня глазами и лицом одержимого. Вот ведь! А я точно избежал пыток? Как бы мне не пожалеть, что Ликон вообще сюда заявился. Он если что, в них наверняка побольше Жихаря понимает! И ведь правду не скажешь! Отнимет он у меня кольцо. К гадалке не ходи, отнимет! Нет. С Толиком всё! Покончено! Сниму я колечко с пальца. Сразу сниму. Ну, если выживу, конечно! Потому что, следующую шутку айхи, я точно не переживу! Ошибся я в отношении этой обезьяны. По крупному, ошибся. Думал, что навредить мне коротышка больше не может, раз к магии у него доступа нет. А что получилось? И дело не только в том, что он меня к ватаге Жихаря подманил. Тут я сам виноват, что уши развесил. Другое больше пугает. Очень уж вовремя у меня преобразование кристалла в груди началось. Для Толика вовремя. Не бывает таких совпадений! И какой из этого вывод напрашивается? Соврал мне айхи! Может он на меня воздействовать! До сих пор может! Так что снимаем кольцо! Однозначно, снимаем! Жаль только выбросить его нельзя. Проклятья, на мне висящие, никто не отменял. Но и Ликону кольцо отдавать тоже не выход. Без него у меня надежды совсем не останется. Значит надо врать, но врать как можно ближе к правде! Полную ложь он раскусит без труда, причём с далеко идущими для меня последствиями.

— Ну что застыл? — Встряхнул меня между тем Ликон. — Думаешь, как обмануть половчей? Только это, вряд ли! — Маг хищно оскалился, рука на плече сжалась ещё сильнее. — Пожалуй, я немного ошибся в том, что здесь произошло. Я пришёл суда гораздо позже. И эти негодяи успели порядочно над тобой поглумиться. Просто живого места не осталось! И умер ты не от ножа, а, не выдержав боли! Не успел я! Вот в чём беда! — Воздушник ещё раз сильно встряхнул меня и поинтересовался. — Как тебе мой рассказ? Вот мне он начинает нравиться всё больше и больше!

— И не думал даже, мастер. — Возразил я, судорожно соображая, что же рассказать дотошному магу.— В общем, когда я в тронный зал попал, там трон висел.

— Трон? Трон истинного мага?! Он уцелел?!

Ликон буквально вскинулся, буравя меня глазами. Вопросы посыпались градом. Мага интересовало буквально всё в загадочном троне вплоть от формы спинки до узоров на резных ножках. Я старательно отвечал, напрягая память. Врать в такой мелочи, смысла не было.

— И что дальше было! — Удовлетворив свое любопытство, требовательно спросил воздушник.

— Ну, побродил я по залу, пару кристаллов нашёл, которые потом стражникам отдал и к трону подошёл. Он невысоко висел, руками дотянуться можно было. Ну, я на него и залез.

— Ты влез на трон истинного мага?! — Неверяще переспросил Ликон и неожиданно расхохотался. — Так вот в чём дело! Это всё объясняет!

Маг смеялся долго, порой утирая грязным рукавом выступившие слезы. Я, стиснув зубы, терпеливо ждал. Смех воздушника мне совсем не нравился, наполняя сердце беспокойством. Знает Ликон что-то о тронах великих асуров. Нехорошее для меня, судя по всему. Узнать бы, что именно?

— Так я иначе в Вилич не успел бы, мастер, — решил я прервать веселье Ликона. — В троне портал был.

— Да лучше бы ты опоздал! — Продолжил веселиться воздушник. — Ты хоть понимаешь, куда залез? Любой трон асуров, сам по себе великий артефакт! Каждый истинный маг его десятилетиями создавал! Всю душу вкладывал! Потому как для себя делал! И ни для кого более! В прошлом, даже самый распоследний нищий, ни за какие деньги, на трон асуров не полез бы! Ты хоть знаешь, что каждый истинный маг на свой трон заклятье накладывал? — Отсмеявшись, поинтересовался маг. — Ну, чтобы неповадно всякой шелупони, вроде тебя, в их отсутствие, к нему даже близко подходить! Слишком многих привлекала та сила, которую получал каждый, кто осмеливался на него забраться. Но за всё приходится платить. И смерть, которая со временем настигала нечестивца, была отнюдь не из лёгких!

Я лишь горестно хмыкнул в ответ. Одним проклятьем больше, одним меньше. Я ими скоро буду обвешан как новогодняя ёлка игрушками. А Толик и про это мне ничего не сказал! И почему я не удивлён? Эта тварь, кажется, просто задалась целью непременно меня угробить и довольно успешно шагает в этом направлении. И как я ещё жив до сих пор? Наверное, этот вопрос я, незаметно для себя, произнёс вслух. Во всяком случае, маг на него ответил.

— А это отложенное проклятье. В древности маги такие любили! Ну, чтобы преступник сто раз раскаяться успел в содеянном, каждый день смерти ожидая!

Ну что же. Это мне уже знакомо. Быстро тут только везунчики дохнут. Мне такое счастье не светит! Интресно только, какой срок жизни отмерят в этот раз?

— И когда эта смерть наступала, мастер?

— Точно никто не знает. Обычно полгода давалось на раздумье, а потом могло произойти в любой день. Тут уж кому как не повезёт! — Благодушно потянулся Ликон. Сейчас он совсем не был похож на того фанатика, что только что грозился мне страшными пытками. — Мне нужно попасть в этот дворец, Вельд — Неожиданно тоном, не допускающим возражений, заявил он мне. — И ты меня туда отведёшь!

— Если только доживу. — Обречённо вздохнул я. — Слишком многие ко мне нездоровый интерес проявляют. Не одни убьют, так другие угробят!

— Теперь доживёшь. — Успокоил меня маг. — Это уже моя забота. Значит так. — Тон Ликона стал сухим и деловым. — Ты в город с людьми Никонта скорее всего с того же места войдёшь, где в прошлый раз входил. Я уже буду ждать тебя там и пойду следом. Пусть эти недоумки дорогу своими телами расчищают. Убьёшь их только тогда, когда они добудут то, зачем их посылал отец-наставитель. Я хочу знать, что ему было нужно. — Прервав мой протест, маг успокоил. — Как убить, я научу. Затем ведёшь меня к трону.... Ну и ещё в одно место. А я, в свою очередь, помогу тебе, избавится от проклятья. Ну и потом, как обещал, служкой в школе пристрою. Всё понял?

— Ага. Понял. — Согласно кивнул я.

Как же, нашёл идиота! От проклятья он меня избавит! Если бы древнее проклятье великого мага мог убрать каждый полупьяный колдунишка, на этом троне уже дыру протёрли бы! Опять вся надежда только на библиотеку. И пешком, похоже, я туда уже не успеваю! И что мне остаётся? Опять на трон лезть! Сумел портал к Виличу перенести, глядишь, и туда перенесёт. Надежда, конечно, призрачная. Ну а какие ещё варианты есть? Главное Толика открыть портал в нужное место, заставить. Не надевая кольца! Слышать то он меня прекрасно будет. Правда, там ещё нужно будет, как-то от людей Никонта отвязаться, да Ликона в объятья к Лишнему спихнуть. Но как говориться, будем решать проблемы, по мере их поступления. А сейчас нужно делать вид, что я верю магу и на всё соглашаться. А то и вправду, тут навсегда останусь. Пытать он меня, похоже, уже не будет, а вот прикончить может запросто. Я сейчас и жив только потому, что меня и тут как проводника использовать хотят. Использовать и выкинуть потом за ненадобностью. Тут я думаю и маг, и жрец одинаково поступят. Прикончат меня прямо там и всё. Если они получат то, ради чего так рисковать, готовы, то лишние свидетели им точно не нужны. Вот ведь! Похоже не судьба мне на мага доучится! А с другой стороны и времени на это нет. Жить то всего полгода осталось. Что же такое то? С каждым разом срок всё сокращается и сокращается! Будь ты проклят, коротышка! Стоп! Если мне изначально всего полгода жизни оставалось, и Толик об этом знал. Так что же. Значит, идти со мной к библиотеке он, и не собирался?! Я бы и доучиться не успел! И мы возвращаемся всё к тому же сценарию. Я умираю, и кольцо меняет своего владельца. В общем, все счастливы. Нет, ну не урод, ли он?!!!

— Чего умолк опять? — Дружески приобнял меня за плечи Ликон. — Или всё же обмануть задумал? Так это ты напрасно! Не люблю я этого!

— Да нет! И в мыслях не было! — Совершенно искренне возмутился я. — Кто же меня от проклятья избавит, если не вы? Да и место служки при школе! Да я об этом всю жизнь мечтал!

— Да я тебе верю! — Ободряюще похлопал меня по плечу Ликон. — Ты мне с первого взгляда понравился. Но вот теперь. — Маг, порывшись в своих карманах, достал небольшой глиняный пузырек. — Я буду верить тебе ещё больше. Выпей! — Ткнулось в мои губы горлышко. — Оно и боль слегка уменьшит.

— Что это? — Умудрился спросить я, почти не разжимая губ.

— Яд. — Не стал врать мне маг. — Сам приготовил. Как раз для такого случая. Уже думал, что и не пригодится никогда, а оно видишь, как повернулось то!

— Зачем яд?! — Недоумённо вскричал я. — Мы же вроде договорились уже!

— Вот именно. Поэтому я тебе яд и предлагаю, что договорились. — Согласно кивнул маг. — Иначе бы был нож. Да ты не пугайся так. — Ласково потрепал он меня по волосам. — Это медленный яд. Ты даже себя чувствовать хуже не будешь. Живи себе дальше и радуйся. Вот только через месяц, противоядие принять нужно. Принял и дальше живёшь, до следующего месяца. Оно ведь на магии замешано. И само в тебе возобновляться будет. А там опять бегом ко мне. Ты не волнуйся. — Поймав мой затравленный взгляд, успокоил он меня. — Противоядие не трудно изготовить. И недолго совсем. Вот только как это сделать, только я знаю.

— Не буду я это пить. — Мрачно уставился я на маячившее перед лицом горлышко.

— А у тебя выхода нет. Не выпьешь, я тебя сейчас убью. А так до похода в город гарантированно проживёшь. Ну а там, если у нас всё удачно сложится, я и от заклятия тебя избавлю и от отравы противоядие дам.

Ага. Блаженны, кто верит. Да вот только, как, помнится, говорил мне мой младший братишка. "Блаженные тут не выживают". А пожить хоть немного, но хочется. Даже в этом дерьмовом мире. И прав эта старая сволочь. Выхода у меня нет. По крайней мере, пока.

— Давайте вашу микстуру, доктор. — Вздохнув, сдался я. — Надеюсь, она хотя бы не горькая?

Маг только рассмеялся в ответ, снова поднося мне бутылочку к губам.

Мелкий занудливый дождик, затянувший свою унылую песню с самого раннего утра, и не думал затихать. Собственно говоря, он и на приличный дождь то не походил. Так, крупная изморозь, нависшая над раскисшей землей. Но это не помешало ему пропитать влагой всё вокруг. Было мерзко, холодно и мокро. Отчаянно ноющая нога настроения мне тоже не прибавляла. Стирая в очередной раз капли воды с достойной лучшего применения регулярностью заливающей глаза, я зло взглянул на Ликона. Тот, устроившись в принесённом нами кресле под балконом, служившим ему импровизированным навесом, в очередной раз приложился к неизменной бутылке, размышляя о чём-то своём. Вот к чему спрашивается, было нужно выгонять нас во внутренний двор ни свет, ни заря, если основные действующие лица заведомо появятся значительно позже? Нет вначале, когда ранним утром, служки погнали нас не к господине эконому для привычного уже распределения работ, а в мыльню, все заметно оживились. Возможность избежать нудной, грязной и достаточно тяжёлой работы не могла не радовать. По пути в мыльню началось оживленное обсуждение причины столь неординарного события, вперемежку с разглядыванием моей мрачной тушки, ковыляющей с самодельным костылём.

— Чего случилось то?

— Может господине князь решил школу навестить? Вот нас в божеский вид и приводят!

— Ага. Так он тебе и приехал! Что он в этой помойке забыл? Он даже на инициацию не появился!

— Вельд, а что у тебя с ногой?

— А зачем тогда нас в мыльню гонят? Говорят, что и одежку новую дадут, что мы на инициацию одевали.

— Может отец-приор нас видеть пожелал?

— Работать он не хочет. Вот и притворяется, что нога болит. Смотри, даже подпорку себе смастерил!

— Да ладно! Ему то мы какого Лишнего сдались!

Я, не обращая внимания на весёлый гомон своих соучеников, радовавшихся неожиданному отдыху, молча, ковылял к мыльне, опираясь на самодельный костыль, сделанный мне Марком. Нога к утру разболелась неимоверно. Большой палец, по который Жихарь нечаянно уронил свой камешек, неимоверно распух и приобрёл зловеще-синюшный цвет. О том, чтобы опираться на ногу при ходьбе не могло быть и речи. Даже попытка встать на пятку заставила меня дико взвыть. Вот гадство! Урод! А если бы он по настоящему хоть пару раз ударить успел? Я зябко передёрнул плечами от этой мысли. О том, что бы было, не появись маг вообще, даже думать не хотелось. Поэтому ожидавших сейчас судилище негодяев мне было, совсем не жаль. Что заслужили, то и получат! Собственно говоря, кроме меня о причине утреннего переполоха знали только мои соседи. Гонда, Марк и Лузга сразу накинулись с вопросами, когда служки буквально внесли меня в комнату, но всей правды я им тоже рассказывать не стал. А с чего бы? Они мне не друзья и даже не товарищи. Один раз уже предали и, не задумываясь, повторят, если выгодно будет. Они и сейчас мне помогают, только потому, что кое-что с этого поиметь надеются. Так зачем мне с ними информацией делится? Информация, она денег стоит! Так что отец-наставитель вызывал меня, чтобы дать задание следить за Ликоном. Почему так явно? Так жрец же! Что ему до конспирации. Он выше того, чтобы во всякие там мелочи вникать. Потом меня схватила банда Жихаря. Почему пошёл не тем коридором? Так забыл! Я же лопух! Чего с меня взять? Хорошо мимо как раз Ликон проходил. Вот он меня и спас. Почему спас? Да кто же его знает? Из вредности, наверное. Он всё Жихарю орал, что только он будет решать, кому тут жить, а кому сдохнуть. А они сдуру, ещё и накинулись на него. Вот как-то так. Кушайте ребятушки лапшицу. Мало будет, так я ещё добавлю. Мне для вас ничего не жалко! В общем, присутствие под балконом мрачного молчаливого мага для меня сюрпризом не оказалось. Ошибся я, в другом. Думал, что Ликон сам суд на скорую руку и проведёт. Зачем ещё кого-то беспокоить? Не те мы фигуры, чтобы высокое начальство соизволило спозаранку, сюда притащится! Но, похоже, всё же соизволило! Вот только не спозаранку!

— Ему точно не холодно. — Между тем еле слышно пробурчали у меня за спиной. — Вон аж морда покраснела.

— Чтоб он этим варом захлебнулся, — также тихо согласился Лузга, зябко поведя плечами.

Ругать наставника громче уже давно никто не рисковал, памятуя о его слухе и неотвратимом наказании.

— И долго он ещё нас мурыжить будет? — Пожаловался толстый Прикс, сын богатого ремесленника, который почему то не пожелал откупить сына от баллота. — У меня уже даже мозги водяной пленкой покрылись.

ссохлись.

У бедного Прикса даже сил привычно отбрехаться не нашлось, так ему было плохо. Только зубами в ответ застучал.

— Почти два часа уже стоим. — Решил пожаловаться и я. — И чего на дождь вывел? Скорей бы уж.

— Он так может до вечера просидеть — Мрачно заметил Лузга. — У него в корзине ещё бутыль есть.

— Это да. — Согласился с ним Гонда. — Поэтому у меня есть предложение. Я могу спросить наставника, зачем он нас сюда собрал, но сами знаете, чем мне это грозит. Не любит он таких прытких. Так что вы, всем миром, собираете мне серебрушку.

— Серебрушку! Ишь какой ушлый! — Возмутился Прикс, даже забыв на мгновение о холоде.

— А ты тогда сам спроси! — Окрысился Гонда. — И мы эту серебрушку тебе соберём!

Его оппонент предпочел отмолчаться. Оно и понятно. Не любит наш наставник, когда его размышления прерывают. Сильно не любит. И выражает нам эту свою нелюбовь всеми доступными способами. Нет. Во время занятий вопросы не просто разрешены, а даже приветствуются. Но это когда он что-то объясняет, а ты не понял. А вот когда маг молчит, думая о чём-то своем, вот тогда прерывать его "медитацию" чревато. И вредно для здоровья.

— Вы эту серебрушку мне отдайте. — Неожиданно вмешался в перепалку Ликон. — И я вам сам всё расскажу.— Он с нежностью посмотрел на побледневшего Лузгу и продолжил. — Ну, раз вам так скучно просто стоять, преподам я вам сейчас небольшой урок. Я уже много раз твердил, что сила мага не только в его магии, но и в умении просчитывать ситуацию, учитывать все нюансы, но видно всё впустую! Я адепт воздуха! Но никому из вас в голову не пришло, что мне ничего не стоит сотворить простенькое заклинание дальнего слуха? А вы продолжаете перешёптываться, с наивностью полагая, что стоит только понизить голос и я ничего не услышу. Даже отвернутся в тот момент, когда про меня очередную гадость говорите, ленитесь! А вдруг я по губам читать умею? — Маг поудобнее устроился в кресле и продолжил. — Видимо придётся вбивать эти навыки в вас другими методами. То что не получается вдолбить через уши, можно вдолбить через другие места! Вот сейчас и начнём, пожалуй! Как раз у меня сегодня настроение подходящее!

Из-за спины наставника неторопливо вышли ухмыляющиеся служки, покручивая в руках плетями. Лузга, вжав голову в плечи, покорно ждал.

— Стойте! — Резко поднимаясь с кресла, остановил их мастер и отрывисто бросил Лузге. — Повезло тебе, покамест. Недосуг мне с тобой возится!

Я посмотрел в сторону, куда глядел мастер и облегчённо вздохнул. Ожидание подошло к концу. Из административного корпуса в нашу сторону шагал сам отец-наставитель, в окружении целой толпы служек, стражников и ещё довольно молодого, неизвестного мне мага. Наставник, выйдя навстречу процессии, низко поклонился. Мы быстро поклонились следом.

— Стареешь Ликон. — Криво усмехнувшись, заметил между тем жрец, на секунду приостановившись перед воздушником. — Раньше ты не позволял себе того, чтобы я заставал тебя сидящим в моём кресле. Стареешь! — Отец-наставитель важно прошествовал под балкон и не спеша уселся. — Или наглеешь?

— Что ты, всеблагой отец. — Ещё ниже поклонился маг. — Я никогда не забываю, кто я есть, и уж тем более не забываю, кем являетесь вы.

— Вот и помни! — От голоса жреца пахнуло холодом. — Потому что, если я тебе об этом напомню, то в школе появится уже другой наставник.

Ликон на этот раз просто промолчал, покаянно склонив голову.

— Впрочем, наставник ты, судя по всему, плохой. — Продолжил препарировать проштрафившегося мага отец-наставитель. — Раз на тебя твои же ученики с ножами кидаться осмеливаются. И друг друга калечат, где ни попадя. И это будущие маги, которые должны стать опорой храма и империи в этой Троими забытой окраине! Они что, потом и заклинаниями будут кидаться, в кого попало?

— На то и учёба, всеблагой отец, чтобы отсеивалась недостойных, — вкрадчиво ответил маг. — К концу обучения останутся только те, на кого храм сможет всецело положиться. А суровое наказание, послужит наглядным примером, как он карает нерадивых.

— Ладно. — Сменил гнев на милость отец-наставитель. — Время покажет, что из них получится. Где эти тати? Не хватало мне ещё замёрзнуть в такую погоду.

Один из служек мигом набросил на ноги важно восседавшего Никонта, тёплый шерстяной плед.

Узников ввели буквально через пару минут. Три сгорбленные фигуры в окружении дюжих охранников, позвякивая ржавыми кандалами на ногах, прошествовали в центр дворика. Руки не были скованы, но очевидно в этом и не было никакой необходимости. Кандалы лишали всякой надежды на побег, а справится с целой толпой охраны, да ещё с такой обузой на ногах мог надеяться только безумец. Парни из банды Жихаря безумцами не были. На пепельно-серых лицах не было видно даже отчаяния или страха. Их потухшие глаза отражали лишь безграничную покорность судьбе и ожидание неминуемой казни. Никонт некоторое время брезгливо рассматривал их, презрительно кривя губы.

— Их было пятеро, всеблагой отец? — Вскинулся между тем Ликон. — Двоих нет!

— Двое ночью сбежали, — откинулся на спинку кресла отец-наставитель. — Да и Лишний с ними! Я распорядился. Всё равно поймают!

Я, закусив с досады губу, мысленно со жрецом не согласился. Как же. Поймают они Жихаря с Михой! Они уже в такую нору забились, что с собаками не сыщешь! А мне теперь ещё больше с оглядкой ходить надо!

— Как же мне вас казнить? — Между тем озадачился Никонт, задумчиво барабаня по подлокотнику кресла.

— Как же так, всеблагой отец. Мы же не отступники! Нас в ходоки послать должны были! — Вскинулся в отчаянии Микола и тут же взвыл, рухнув на землю от хлесткого удара кнутом. Разорванная наискось на спине рубаха тут же напиталась кровью.

— Не смей открывать свой поганый рот в присутствии отца-наставителя, выродок айхи! — Угрожающе пробасил дюжий стражник и, на секунду задумавшись, ударил ещё раз, заставив тонко взвизгнувшего сына скорняка распластаться на земле.

Я не отвёл взгляда, загоняя на задворки души последние ростки жалости. Они бы тебя вчера точно не пожалели. Представляю, что от меня к сегодняшнему утру осталось бы. Боль в неосторожно задетой ноге заставила закусить губу и по новому, уже зло взглянуть на осуждённых. Жалости больше не было.

— А давайте я их кровь в воду превращу, всеблагой отец. — Льстиво наклонившись из-за кресла к жрецу, предложил молодой маг, неведомым образом затесавшийся в свиту отца-наставителя. — Они прямо на глазах расплывутся. Правда немного подождать придётся. Заклинание очень сложное, время на подготовку нужно. Я его только недавно изучил. Заодно и опробую.

— Нет. На улице и так мерзко, а тут ещё ты со своей слизью. — Не согласился Никонт и зябко передёрнув плечами, добавил. — Да и озяб я уже. Недосуг мне тут ждать, пока ты со своими заклятиями возиться будешь.

— Давай, я уж по старинке, огненные стрелы метну, всеблагой отец. — Внёс свое предложение Ликон. — Времени заклинание займёт не так много, да и согреемся заодно.

— Небось вонищей тут всё пропахнет. — Поморщился жрец.

— Не пропахнет, всеблагой отец. — Поклонился маг. — Я ещё ветерок небольшой подниму, чтобы он в другую сторону дул. Запах сюда и не дойдёт.

— Ну, тогда давай. — Милостиво кивнул Никонт. — На тебя они напали, тебе их и казнить. Сил то хватит, всех троих поджечь?

— Должно хватить, всеблагой отец. — Ликон уже шустро чертил в воздухе руны. — Правда огня, не много будет. Сразу не умрут. Как бы в нашу сторону не побежали.

— Не добегут. — Хмыкнул отец-наставитель, кивнув одному из стражников.

Несколько человек вышло вперёд, перегораживая дорогу в сторону балкона. Маг, между тем, дорисовав сложный символ, застыл в напряжённой позе. Я машинально перешёл на магическое зрение и замер, зачарованно наблюдая, как творится настоящая волшба. Ликон стоял в центре воронки, вокруг которой кипел водоворот магической энергии. Разноцветные частички магического поля, сбившись в беспорядочную кучу, бешено кружили над головой мага, стремительно опускаясь всё ниже и ниже и затем, ещё более ускоряясь, растворялись напротив сердца. А им на смену приходил черёд очередной порции магических частиц. Зависшая, прямо перед магом, изящная вязь, состоящая из доброго десятка рун, стремительно наливалась красным цветом.

— Силён, мастер! — Восхищённо прогудел Марк, рядом со мной

Видимо не один я догадался посмотреть на волшбу Ликона через изнанку. Остальные делали тоже самое. Я мысленно согласился со сказанным. О таком контакте со своенравной стихией мне можно было пока только мечтать. Но творимая волшба давалась Ликону нелегко. Лицо воздушника налилось кровью став багровым, с подбородка ручьём лился пот, всё тело тряслось будто в лихорадке, в закатившихся глазах плескались океаны боли. Казалось ещё немного и Ликон не выдержит, сдавшись яростному напору стихии. И в этот момент, воздушник рывком вскинул руку в сторону приговорённых и, махнув ею, скороговоркой произнёс.

— Ин мер камор.

С пальцев мага сорвались три тоненьких огненных стрелы, по какой-то непонятной сумбурной траектории устремившихся к казнённым и с треском врезавшимся им в грудь. Под утробный вой казнённых вспыхнуло три ярких факела, прыснувших в разные стороны. Впрочем, далеко несчастные разбежаться не смогли, буквально через несколько метров опрокинувшись на землю. Некоторое время, они, отчаянно крича, ещё делали безуспешные попытки стряхнуть с себя пламя, бешено катаясь по мостовой, но вскоре всё замерло.

Я судорожно взглотнул. Обещанный Ликоном ветерок, дул как раз в нашу сторону и в нос ударило гарью и вонью подгорелого мяса. Резко замутило и я, не выдержав, склонился, выплёвывая себе под ноги недавний завтрак.

— Смотри, какой нежный! — Тихо захихикали у меня за спиной.

Чувствовалось, что лишь присутствие, с интересом наблюдавшего за казнью, отца-наставителя, удерживает моих соучеников от шквала шуток.

— Хорош землю удобрять. — Похлопал меня по плечу Марк. — Отец-наставитель уходит. Поклониться нужно!

Я с трудом разогнулся. Никонт уже встал и направился обратно, к себе. Сзади еле ковылял, пошатываясь Ликон. Его лицо приобрело синюшный оттенок, по прокушенной губе сочилась кровь. Даже будучи мертвецки пьяным, маг держался на ногах лучше.

— Откат поймал. — Со значением в голосе, заявил Марк. — Причём будь здоров какой. Теперь наверное до завтра колдануть не сможет.

— Скорей бы они ушли! — Простонал Прикс. — Может и нас отпустят. Мочи нет, тут стоять больше!

Но почти уже ушедший Никонт, вдруг остановился и, оглянувшись, нашёл в толпе взглядом меня. Одно мгновение он колеблется, затем, всё же приняв решение, вернулся, встал перед нами и коротко рявкнул.

— Хочу предупредить неразумных, что отрок именуемый Вельдом, отныне находится под покровительством храма. И если с ним что-то ещё случится, то это не пройдёт мимо нашего внимания. — И, повернувшись к Ликону, добавил. — Ногу ему подлечи. Только калек нам тут и не хватало!

Скользнув высокомерным взглядом по замершей в изумлении толпе, отец-наставитель уже окончательно скрылся в здании.

— Слушай Вельд, а господине князь в вашу деревню никогда часом не наведывался? — В наступившей тишине голос Гонды, прозвучал подобно раскату грома. — Может ты его сын, незаконнорожденный? — Да не помню я, — машинально ответил я по привычке, подбирая отвисшую челюсть. Это что же там такое находится? В этом мёртвом городе древних? Кольцо всевластия, эликсир вечной жизни или манускрипт, с призывом самого Лишнего? Ни за что не поверю, что отец-наставитель озаботился простым вышлепком из-за чего то меньшего. Мне стало, по настоящему, страшно.

Глава 14

— И что это было?

Я деланно потянулся, изо всех сил скрывая, под внешним благодушием, терзавшую меня тревогу. Мне бы самому понять, что сегодня случилось! Поступок Никонта был нелогичен. Прилюдно взяв под свою защиту, отец-наставитель, без сомнения, сделал меня объектом повышенного внимания всех послухов, что отирались возле школы. Нет. Я наверняка и раньше без пригляда не оставался! Не каждый недошлёпок в Вилич через запретный город приходит, кристаллами по пути разбрасываясь! Но теперь меня, вообще, на передний план выдвинули! Демонстративное заявление жреца, оказалось сродни мошной бомбе, существенно пошатнувшей устоявшееся представление местных обывателей об устоях данного общества. Школа полнилась слухами, обрастала сплетнями, терялась в догадках. Можно было смело утверждать, что в течение всей второй половины дня, все разговоры сводились как раз к тому вопросу, что задал мне Гонда. Соответственно, и отношение ко мне изменилось. Уже там, сразу после казни. В этой толпе абсолютно равнодушных ко мне людей вдруг появилась целая куча ребят, как оказывается искренне мне симпатизирующих и давно мечтающих со мной подружиться. Некоторые, похоже, только с этой целью и на свет родились! Да что там соученики! Даже господине эконом, задумчиво постучав пальцами по столешнице, пришёл к выводу, что на одной ноге я много не наработаю и, вообще, в ближайшие дни могу не утруждаться. А ближе к вечеру, ещё и мазь для ноги принесли! Целебную!! Из личных запасов отца-наставителя!!! Служка при этом даже поклониться соизволил! Видимо от шока в голове помутилось.

— О чём ты? — Я изо всех своих невеликих актёрских способностей попытался придать лицу наивно-непонимающее выражение. Упускать возможность безнаказанно поиздеваться над своим врагом, я точно не собирался! Тем более, что необходимость в услугах этого прохиндея теперь отпала. Не от кого меня больше этим архаровцам защищать. И так теперь не одна сволочь в мою сторону косо не посмотрит. Так что использовали вас ребятки и, вытерев ноги, цинично выкинули. За ненадобностью. Всё в духе местных нравов и реалий.

— Я ещё намедни, когда ты нам о беседе с отцом Никонтом сказывал, сомневался. Не тот человечишка — послух, чтобы его сам отец-наставитель своим вниманием почтил. — Гонда скептически улыбнувшись, устроился напротив меня. Следом вошли Марк с Лузгою. — И тем более не тот это человек, которого он прилюдно возьмёт под свою защиту!

— Сам в шоке. — Хмыкнул я, картинно разведя руками. — Слушай, а может я и вправду княжий сын? Я даже смутно начинаю припоминать тот вечер, когда он в нашем доме на постой остановился. Бати как раз дома не было. Он волколаков доить, в пустошь ушёл. Вот у них и...

— Изгаляться удумал! — Буквально зарычал Гонда, схватив меня за грудки. Бешеные глаза моего бывшего друга налились кровью. — Правду сказывай! Что от тебя жрецу надобно?! А не то!

— А то что? — Радушно улыбнулся я, глядя Гонде прямо в глаза и даже не делая попытки вырваться. — Убьёте меня? Или может, как городские, пытать надумаете? — Я улыбнулся ещё шире и невинно поинтересовался. — А не боитесь, что дядька Никонт потом заругает?

Несколько мгновений мне казалось, что Гонда ударит, так потемнело его лицо от ярости, но между нами вклинился Марк.

— Умом тронулся? — Оттолкнул он Гонду. — Хочешь на месте городских оказаться?

— Ещё и нас за собой потянешь. — Зло добавил помрачневший Лузга. — С него станется на всех поклёп возвести!

— Думаешь, ты поумнел? — Гонда не спускал с меня ненавидящих глаз, но лезть ко мне больше не пытался. — Так не обольщайся! Как ты был дураком, так дураком и остался! Ты думаешь, что раз тебя отец Никонт под свою защиту взял, так можно ничего не бояться? — Будущий адепт воды неприятно рассмеялся и, махнув на меня рукой, пошёл к своему топчану.

— Это ты о чём? — задал вертевшийся у меня на губах вопрос Марк. — Его теперь в школе никто не тронет. Дураков нет! — Верзила, помявшись, сунул руку за пазуху и, достав явно где-то стыренное яблоко, смачно надкусил.

— Да причём тут это? — Пренебрежительно отмахнулся Гонда. — Здесь он теперь может где угодно в одиночку ходить, с мешком камней мажеских за спиной. И никто даже близко не подойдёт. Так что наш пригляд ему больше не нужен. Тем более и уговор, судя по всему, порушен.

— Это почему? — Сразу возмутился Марк. — Как шкуру его спасать, так мы нужны были, а как надобность отпала, так и ряд порушить можно! Разве так с друзьями поступают?

— Да какие вы мне друзья? — Пожал я плечами. — Таких друзей только злейшему врагу пожелать можно. Но дело даже не в этом.

— А в чём? — Набычился Марк. Даже яблоком хрустеть перестал от расстройства.

— А вы у друга своего спросите. — Ответил я, сделав ударение на слове "друг". — Он, по-моему, уже всё понял.

— Да уж не дурнее некоторых. — Хмыкнул тот в ответ, поудобнее устраиваясь на тюфяке. — Ясно же, что ты отцу Никонту то же самое пообещал, что и нам. В запретный город дорогу показать.

— Ага. Так и пойдёт отец-наставитель в запретный город! — Недоверчиво фыркнул Лузга, вскинувшись из своего угла.

— Сам, конечно, не пойдёт. — Согласно кивнул Гонда. — А вот людишек своих послать, вполне может. Видимо есть там что-то очень важное для него, раз так судьбой нашего друга озаботился. — Теперь уже Гонда выделил слово "друг" и ехидно оскалился — Вот только зря отец Никонт это на показ сделал! Как бы беды не было! Не всем он указ!

— Это ты о ком? — Заинтересовался Лузга.

— Да о том же храме, например! — С апломбом пожал плечами Гонда.

— Вот сейчас не понял. Это как? — Брови Марка удивлённо вскинулись вверх.

— Мда. — Гонда потёр переносицу. — Странно, что я вам очевидные вещи объяснять должен. В храме Троих три ордена: радетелей, наставителей и вершителей. И у каждого свой покровитель есть! Отцы-вершители Хунгару поклоняются, наставители — Эйре, а радетели возносят свои молитвы Йоки. И промеж себя они не очень то и ладят! А в Виличе приором отец-радетель сидит. Вот я и думаю. — Скривил он губы. — Что отец Никонт собрался своих людишек в город асуров послать, отца-приора об том не известив!

— А почто ты решил, что отец Никонт наособицу управиться удумал? — Решил уточнить Лузга.

— Да потому, что он — отец-наставитель. — Мягко произнёс Гонда. — И его дело надзирать за обучением изгоев науке мажеской, а не заниматься поисками в проклятом городе. А Вельда, если бы он известил отца-приора, должны были вершителям передать. У них, для такого дела, и людишки обученные есть, и колдуны боевые, и кристаллы, для борьбы с тварями богомерзкими подобраны. А отец Никонт, наоборот, когда после инициации Вельда в ходоки определили, вступился и не отдал. Я ещё тогда голову ломал. С чего бы? А теперь понятно. — Гонда сделал паузу, для пущего эффекта, и добавил. — Вот только теперь, не сегодня, так завтра, об этом отец-приор узнает!

Я досадливо поморщился, мысленно соглашаясь со своим недругом. И сам к этому выводу пришёл. Поэтому и не понимал поступка Никонта, своим заявлением, фактически поставившим крест на тайне о готовящемся походе. Или я чего-то не знаю? Ну, не идиот же отец-наставитель? Прекрасно должен осознавать все последствия, устроенного им, после казни, представления.

— Вот именно. — Заметив мою гримасу, удовлетворённо хмыкнул Гонда. — Отец Никонт сделал ошибку, прилюдно взяв тебя под покровительство. Послухи в школе есть не только у него. И о таком событии, они уж непременно отцу-приору доложат. А догадаться, почто отец-наставитель так к тебе благоволит, будет совсем не трудно. Можешь быть в этом уверен!

— И что же будет потом? — Озадачился Марк, почесав щетинистый подбородок.

— А кто же его знает? — Пожал плечами мой недруг. — Тут по-разному может выйти. Только Трое знают, как отец-приор решит поступить. Вот только, что бы он ни решил. — Гонда сделал паузу, предав лицу мрачное выражение. — Для нашего "друга" конец один. Могила.

— Например? — Скорчил я на губах скептическую улыбку. Мол, не больно-то ты меня и напугал. Пусть разозлится. Глядишь и выскажет, что по этому поводу думает. У меня и свои версии есть, но мой недруг однозначно местные расклады лучше всех тут знает. Ну, кроме Толика. Вот только эту обезьяну, я не за какие коврижки реанимировать не собираюсь! Не поленился даже до подземелья доковылять, чтоб колечко понадёжнее припрятать!

— Ну, скорее всего, тебя просто заберут отцы-вершители. Что будет с отцом Никонтом, судить не берусь, но в город ты пойдёшь уже с ними. — Гонда облокотившись на стену, язвительно уставился на меня. — Вот только отношение к тебе будет иное. Неважно то, что твоего согласия, сбираясь в запретный город, отец-наставитель не спрашивал. Всё равно, в глазах вершителей, ты соучастником его самовольства будешь, а, значит, человеком подозрительным и ненадёжным. И как только станешь ненужным, от тебя попросту избавятся. Так, на всякий случай.

— Весёлый вариант. — Хмыкнул я, и сам думая так же. Вот только тогда получится, что Никонт — полный идиот. А в это я не верил. — Может, есть варианты получше?

— А как же! — Обрадовано закивал мне Гонда. — Если отца-наставителя заподозрят в чём-то большем, а не просто в самоуправстве, возможно, приор решит пока оставить всё как есть и просто проследить, что же вы ищите в запретном городе. А тебя, ещё до начала похода, тайно отвезут на допрос. — Гонда задумчиво посмотрел на мою ногу и деланно успокоил. — Ты не бойся. Они ничего ломать не будут. Тебя же целым на утро вернуть нужно будет. Но пытать они умеют. Ну, может и обойдётся. — Сочувственно покачал он головой. — Но кристалл, следящий, тебя одеть заставят и в самом городе перехватят. И тут уж без пыток никак. Так ты больше про то, что увидел, вспомнить сможешь! Причём, в этот раз, — довольно гоготнул мой недруг, — ты им целый нужен уже не будешь!

— А если не перехватят?! — Заглянул я в глаза Гонде, скривив губы. — Камешек можно и потерять.

— И что? — Пожал плечами тот. — Ни эти, так другие убьют! Не знаю, что тебе отец Никонт обещал, если, конечно, вообще обещал хоть что-то, но только потом тебя точно так же и прикончат. Чтоб про находку болтал меньше. Ну, разве что пытать не будут. — Гонда поскрёб рукой нечёсаные волосы. — А может и будут. Кто же их знает! Это тебе не с нами дело иметь!

— Ага. — Иронически кивнул я в ответ. — Кругом дерьмо, одни вы хорошие. И вы бы со мной, если бы городе асуров что-то выгорело, честно поделились. Только почему то мне кажется, что в счёт доли мне ещё и нож причитался.

— Какой нож? — Не понял меня Гонда.

— Да тот, что вы мне под ребро сунули бы. — Хохотнул я в ответ.

— Так тебе всё равно его сунут. — Признал мою правоту Лузга. — Не мы, так другие.

— А всё-таки хорошо, что у нас с тобой ничего не вышло. — Гонда зевнул, вытянувшись на тюфяке и резюмируя, произнёс. — Это нам богатство глаза застило. Я уж лучше тут спокойно отучусь. Адепт воды, если не дурак, неплохо устроится, может. И ещё. Попомни мои слова. Тебе до этого отчаянно везло, но в этом раз ты точно сгинешь. Не те, так другие доконают!

Предсказания Гонды начали сбываться уже на следующий день. Я, милостиво освобождённый, по причине временной инвалидности, от общественных работ, отчаянно скучал в своей каморке, настраиваясь на долгий монотонный день.

Неожиданный скрип двери прервал процесс скуки, на самом интересном месте. На пороге стоял мрачный и, что невероятно, совершенно трезвый Ликон.

— Вставай, чего разлёгся,— буркнул он, закрывая за собой дверь. — Совсем тебя тут разбаловали! После той мази, что тебе вчера прислали, уже вприпрыжку бегать должен, а не бездельничать!

— Простите мастер. — Я постарался, ввести в свой голос нотки смирения. Маг, судя по всему, был сильно не в духе. И хоть служек у него за спиной нет, за наказанием, если что, дело не встанет.— Но я с трудом на неё наступаю. Очень больно.

Тут я немного покривил против истины. Всё-таки хорошая это штука — магия! Ещё вчера, любое прикосновение к многострадальному пальцу, дикой болью по всей ноге отзывалось. Думал, что ещё пару недель с убогим костылём по всей школе ковылять буду. А сейчас? Я ещё утром приятно поразился, увидев, что опухоль почти полностью спала. Да и зловещий синюшный цвет куда-то подевался! Красота! Если бы не моё желание от трудовой повинности откосить, уже с утра ненужную палку выбросил. Полностью нога, конечно, не прошла, но потихоньку наступать на неё уже вполне можно!

— Маг должен не бояться боли. — Скривил губы воздушник. — Поучить бы тебя, да недосуг. Времени мало. — Ликон машинально понизил голос, практически перейдя на шёпот. — У меня в келье отец-радетель сидит. Видать дошла до приора весточка о затее Никонта! — Маг художественно выругался. — И кто его за язык тянул?

— И что теперь? — Внутри у меня всё похолодело. — Заберут меня?

— Хотели бы забрать, отца-вершителя послали бы, со стражей. — Усмехнулся маг в ответ. — Да и отец-радетель сюда тайно прибыл. И меня, чтобы язык за зубами держал, строго-настрого предупредил. Думается, отец-приор сначала всё разузнать поподробнее решил, а уж потом решение принять, как дальше быть. А значит, есть надежда, что они всё как было, оставят и вас в самом городе перехватить удумают. Видать, на то и у Никонта расчёт и был. — Ликон машинально потянулся рукой к плечу и, не нащупав привычного мешка с бутылями, тяжело вздохнул. — Вот только повернутся, по-всякому может. — Маг пригладил всклокоченную бородёнку и, не сводя с меня тяжёлого взгляда, начал инструктировать. — Ты не вздумай отцу-радетелю врать. Он, наверняка, через послухов всё и так знает. Если уличит во лжи, всё — пропал ты. И наша с тобой затея прахом пойдёт! Расскажешь ему всё об ваших делах с отцом Никонтом. Не забудь всё время твердить, что ты верный слуга храма и думал, что всё делается по воле приора. И дальше, мол, служить готов. Главное, чтобы они вас в запретный город отпустили, а там я своего не упущу! Да, и о наших с тобой делах ни слова. Я тебя случайно спас и ничего не знаю. Понял?

— Да, мастер, — с готовностью кивнул я.

Значит, ты в городе потом разберёшься. А о том, что и мне выпутаться поможешь даже упомянуть забыл. Впрочем, я и раньше об участи, уготованной для меня магом, особо не обольщался. А теперь, раз он и отцу-приору дулю состроить собрался, моя жизнь вообще ничего в его глазах не стоит. Ладно. К вершителям в гости я точно не хочу, так что будем пока играть по правилам.

В комнате, служившей жилищем, для старого мага, мне раньше бывать не приходилось. Да и остальным я думаю тоже. Ликон гостеприимством явно не отличался, как и любовью к порядку. Во всяком случае, хаос, царивший в небольшом душном, пропахшем сивушными парами помещении, носил застарелый характер. Повсюду виднелись беспорядочно брошенные вещи: тряпки, обувь, грязная посуда. Стол, заваленный кипой старого пожёванного пергамента. Мутное, давно не мытое окно, с трудом пропускающего сквозь себя лучи, поднявшегося над горизонтом солнца. И посреди всего этого бардака, смиренно сидел худенький седенький старичок, в поношенной рясе и закинутым, несмотря на духоту, на голову капюшоне. Умные глаза, добрая, ласковая улыбка на, густо покрытом морщинами, лице, жиденькая полностью седая бородёнка, заботливо уложенная поверх мантии. Как есть, дедушка — божий одуванчик! Вот только, а душе, от накатившей тревоги паскудно стало, да по спине отчего-то мурашки ледяной волной забегали.

— Входи отрок. — Голос отца-радетеля был под стать улыбке, такой же ласковый и доброжелательный. — Садись. Разговор у нас будет долгим, а тебе, с больной ногой, стоять тяжко будет.

Ошарашенный вниманием старика, я растерянно огляделся по сторонам. Присесть было некуда. Единственный стул завален всяким хламом, а садиться на кровать, рядом со жрецом, я не рискнул. Заметив моё замешательство, отец-радетель, укоризненно покачав головой, направился к стулу и начал аккуратно перекладывать его содержимое на пол.

— Зачем, всеблагой отец. — Сунулся было, стоявший за моей спиной, Ликон. — Я сам уберу!

— Пустое. — Небрежно отмахнулся тот. — Мне не трудно. Оставь нас Ликон.

Поклонившись, маг покинул помещение, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ну вот, — жрец удовлетворённо посмотрел на стул и кивнул мне. — Садись.

Поблагодарив, я аккуратно сел. Внутри всё подобралось в ожидании неприятности. Знаю я таких, добрых и ласковых. Говорят Торквемада, с такой же ласковой улыбкой, людей сотнями пытал, а потом на кострах сжигал. И что характерно, при этом искренне считал, что творит доброе дело. Этот старичок, похоже, из той же категории. Стелет мягко, да только спать на его ложе вообще невозможно!

Отец-радетель, между тем, не спеша подошёл к двери, выглянул за неё, покачал головой, никого не обнаружив и вернувшись, вытащил небольшой продолговатый камешек коричневого цвета. Камень ярко полыхнул, даже сквозь крепко сжимавшие его пальцы. Старичок удовлетворённо кивнул.

— Твоё имя Вельд, не так ли? — Осведомился он, вновь присаживаясь на кровать Ликона.

— Да, всеблагой отец, — придав своему голосу смирение, на какое только был способен, ответил я.

— А меня зови Яхимом. — Радетель снова мне ласково улыбнулся и уточнил. — Отцом Яхимом. Так меня и называй.

— Хорошо все... отец Яхим.

— Вот и ладушки. — Обрадовался жрец. — Ликон сказал мне, что юноша ты прилежный. Троих чтишь, храм уважаешь, а значит и мне, сейчас, всю правду расскажешь. — Яхим заглянул мне в глаза, наклонив голову чуть набок. — Не будешь расстраивать старика?

— Конечно, отец Яхим, — с готовностью кивнул я. — Мне скрывать нечего.

— Ты и вправду прошёл через запретный город?

— Да. Я опаздывал в школу, к сроку. Поэтому у меня не было выбора. Кратчайший путь лежал через запретный город.

— Страшно было? — Глаза радетеля смотрели с лёгким участием. — Удивительно, как вообще тебе выжить удалось.

— Чудом, отец Яхим! — Согласился я. — Несколько раз думал, что уже и не выберусь. Такого страха натерпелся!

— Ну, ты всё же выжил! И к сроку успел! Молодец! — Порадовался за меня Яхим и, наклонившись, ободряюще потрепал по плечу. — Хотя если бы не слуга асура, всё могло быть и по-другому. Не так ли?

— Конеч... но, — запнулся я на полуслове.

Он знает о Толике! Но откуда?! Всё, приехали! Конечная остановка!

— Ну что ты так испугался? — Укоризненно покачал головой старичок. — Ничего ужасного ты не совершил. Древние маги прокляты, так как были приспешниками самого Лишнего. Но они, слава Троим, давно сгинули. А вот слуги их, эти несчастные, порабощённые, против своей воли, духи, были всего лишь рабами и поклонялись Йоки. И уверен, ненавидели своих подлых хозяев не меньше, чем мы. А может и сильнее! То, что ты общался с одним из них, не предосудительно.

— А как вы узнали? — Я был настолько ошарашен и выбит из колеи, что сам начал задавать вопросы жрецу.

— Очень просто. — Вновь ласково улыбнулся мне старик. — Ты успел в школу, но на выходе из запретного города тебя никто не видел. А по дороге из него в Вилич, много наших людишек. А тебя никто не приметил. Значит, единственный способ — таинственный портал древних. Но вот беда. Сам ты его открыть не смог бы. Для этого надо иметь, хотя бы крупицу магической энергии. А у тебя её не было. Ведь инициацию ты ещё не прошёл. Вывод прост. Тебе помогли этот портал открыть. А кто, кроме слуг проклятых, мог там выжить? — Радетель укоризненно покачал головой и вдруг, резко сменив тон, жёстко спросил. — А почему ты об этом не рассказал отцу Никонту?

— Я испугался, отец Яхим. — Покаянно склонил я голову. — Думал любая связь, с наследием древних, преступна.

— Что же, это я тебе ещё могу простить, но если ты попробуешь солгать и мне, дальше с тобой будут говорить отцы-вершители. — В голосе старого жреца лязгнул металл. — Ты понял меня?

— Да. — Покаянно кивнул я, лихорадочно соображая.

Чёрт. А старикашка то непрост. Врать опасно, но и кольцо показывать тоже нельзя! Отберут и всё! Значит, о нём, в любом случае, молчу. Знать бы ещё, что Яхиму об айхи известно, а что нет. Любое несоответствие в рассказе, мне слишком дорого обойтись может!

— Как выглядел слуга проклятых? — Голос отца Яхима вновь стал сладким, словно медовая патока.

— Призрачная фигура. Небольшая. Мне по пояс будет. Вся покрыта мехом.

— Значит всё же айхи, — покачал головой радетель. — Как ты умудрился его вызвать?

— Я во дворец мажеский попал. Там в тронном зале трон висит. Огромный, золотой. Ну как только я на него залез, этот дух и объявился. — На ходу сочинял я, моля всех богов, чтобы до нынешних времен не дошли сведения о магических кольцах. — Видно как-то к трону привязан был.

— И почему он решил тебе помочь? Айхи, если верить летописям, лживы и коварны. И без выгоды для себя никому помогать не будут.

— Он освободиться хочет. С веков хаоса привязан к одному и тому же месту. И сам его покинуть не может. Там надо сложный магический ритуал выполнить. Вот я ему и пообещал, что когда магом стану, то вернусь и его освобожу.

— И он тебе поверил? — В голосе Яхима прорезался явный скепсис.

— Нет. Просто он меня постарался заинтересовать. — Понесло меня. Если уж врать, то складно. Любую запинку старый радетель сразу заметит.— Он мне обещал за освобождение очень сильный кристалл подарить.

— Какой кристалл? — Отец Яхим стал напоминать приготовившуюся к броску гончую.

— Я не знаю. Он мне не показывал, но сказал, что раньше его сам Инсор носил.

— Брат Никонт об этом знает?

— Нет. Я же ему про слугу побоялся рассказать.

Отец-радетель подумал немного, зачем-то пригладил рукой мятую сутану и, наконец, вперив в меня взгляд своих огненных глаз, утвердительно спросил.

— Что отцу Никонту нужно в городе асуров, ты не знаешь?

— Нет, отец Яхим. Он лишь сказал, что пошлёт меня в качестве проводника с его людьми. Моего согласия он не спрашивал.

— Я понял, что ты не по своей воле идёшь. — Тонко улыбнулся радетель, давая понять, что разгадал мою немудрёную хитрость. Он не спеша встал, подошёл ко мне и, положив руку мне на плечо, проникновенно продолжил. — У храма нет сомнений в твоей преданности Троим, Вельд. И как истинный верующий, ты не откажешься помочь их слугам?

— Конечно, отец Яхим! — Клятвенно заверил я радетеля.

Ага. Попробовал бы я не то что отказаться, а даже слегка замяться с ответом. И разговор бы продолжился совсем в другом месте. Только в несколько расширенном составе и в менее приятной обстановке. И главное помогать, потом, всё равно пришлось бы, только с цепью на ноге или что там у них в таких случаях предусмотрено.

— Я в этом и не сомневался. — Ласково улыбнулся мне старик.— Отец Никонт сбился с пути, решив совершить поход в запретный город, не оповестив об этом отца-приора. Его обуяла гордыня. Но мы на него не сердимся. Мы даже не будем ему в этом мешать, а лишь приглядим, чтобы всё закончилось благополучно. Для этого вас будут незаметно сопровождать братья-вершители. В нужный момент они помогут. А затем, ты отведёшь их к пленённому духу. Среди них будут и опытные маги. Я думаю, они смогут получше тебя справиться с заклятием, сдерживающим духа. Что касается тебя. — Отец Яхим на секунду задумался. — Кроме благословения храма, я думаю, мы сможем оставить тебя в Виличе после окончания учебы, здесь, в школе — служкой.

И этот туда же! Что же. Похоже это просто моя судьба — на побегушках в школе служить! Жизнь можно сказать удалась! Вслух, впрочем, я своего скепсиса по поводу уготованной мне участи высказывать не стал, попытавшись изобразить радость.

— О нашем разговоре никто знать не должен. — Уже сухо продолжил жрец. — Надеюсь тебе не нужно напоминать, как строго храм наказывает ослушников?

— Нет, отец Яхим. — Склонил я голову, чтобы скрыть от радетеля полупрезрительную улыбку.

На мне столько всего уже понавешано, что до вашего наказания, я точно не доживу.

— Вот и хорошо. — Отец Яхим удовлетворённо склонил голову и, порывшись в складках своего балахона, протянул мне руку. — Вот возьми.

Я машинально взял и внимательно разглядел небольшой, с вишенку величиной, тёмно-синий камешек, с красноватыми вкраплениями по всей поверхности. Камень был чуть тёплым, с заострёнными, точно сколотыми краями и удивительно тяжёлым для своих размеров.

— Когда пойдёшь в запретный город, этот кристалл должен быть всегда с тобой. — Требовательно заявил старик. — Он поможет отцам-вершителям не сбиться со следа и всегда оказываться рядом. Ты понял меня? — Радетель заглянул мне в глаза. — Лучше тебе потерять голову, чем этот камень!

— Да, отец Яхим. — Я вновь покорно склонил голову.

Выполнять это распоряжение радетеля я не собирался, намереваясь, сразу как попаду в город асуров, проклятый кристалл выбросить. Так хоть от этих можно будет избавиться! Кто знает, может они, потеряв сигнал, вообще в город не сунутся. Хотя, конечно, добраться до библиотеки станет ещё проблематичней. Возможности у этой организации большие, а всепрощением тут точно никто не страдает.

— Вот и хорошо. — Удовлетворённо кивнул между тем отец Яхим. — А теперь иди себе с миром. — Махнул он рукой. — И покличь сюда Ликона.

Тихонько прихрамывая, я, по новой, прокручивал, в своей голове, разговор с отцом-радетелем. Похоже, пока всё обошлось. Хотя появление в городе ещё одной потенциально недружественной группы, не могло не беспокоить. Я и от своих опекунов не знал, как отделаться, да Ликон, с его отравой, маячил на горизонте. А тут ещё и вершители. Причём, они кого попало, в запретный город, точно не пошлют. И каковы, при всём этом, у меня шансы проскочить между этими силами и сохранить свою тушку относительно целой? Печально всё это. Остаётся надеяться, что больше желающих принять участие в развлекательно-поисковой экскурсии под кодовым названием "Дорога в запретный город" не найдётся. Заявки приняты, состав укомплектован.

— Вельд сбирайся быстрее! Господине эконом кличет! — Заскочивший в комнату Марк был не на шутку возбуждён.

— Зачем ещё? — Недовольно пробурчал я, тем не менее, поднимаясь со своего ложа. Вот же! Только вернуться и поудобней устроится, успел. Как опять куда-то идти! Неужто эконому настучали, что у меня нога прошла и меня сейчас на работу припашут?!

— А я знаю? — Мотнул головой Марк. — Мы как раз с Лузгой мешки с углём таскали, когда он появился и велел Лузге за ним идти, а мне тебя с собой привести.— Марка начал притоптывать на пороге от нетерпения. — Быстрей давай, а то господине эконом опять лаяться начнёт!

— И так спешу, как могу. — Процедил я сквозь зубы, направляясь к выходу. — Можно сказать, бегу со всех ног!

Перед дверью, в покои эконома, уже переодевалось с десяток моих соучеников. Над ними грозно нависал незнакомый нарядный служка, то и дело, покрикивая и не скупясь на увесистые оплеухи. Рядом стояли эконом и мрачный Ликон, неодобрительно наблюдавшие за происходящим.

— Шевелитесь, нерюхи ушастые, — рявкнул нам эконом, кивнув на валявшиеся в углу узлы с одеждой.

Я начал переодеваться, гадая про себя, что за очередное действо сейчас предстоит. Одежда то парадно-выходная! То есть, не сильно поношенная и почти без заплат. Мы её только на инициацию и суд, совмещённый с казнью, одевали. А сейчас что предстоит? Похороны?

— А куда мы пойдём? — Решился спросить я, осторожно просовывая в штанину больную ногу.

— А тебе что за дело, убогий? — Моментально вызверился на меня служка. — Куда скажут, туда и похромаешь! Хоть к Лишнему в пекло, хоть к берыге в пасть! — И нацелился влепить оплеуху уже мне.

— А он у нас такой. — Ликон злорадно посмотрел на служку. — Ему до всего дело есть. Как-никак сам отец-наставитель под своё покровительство взял!

— Все мы под покровительством храма, который печётся о нас денно и нощно! — Высокопарно парировал в ответ служка, но отвешивать мне подзатыльник почему-то передумал.

— Так-то оно так. — С гаденькой улыбочкой согласился со служкой господине эконом, мимо внимания, которого не прошли телодвижения служки. — Только особо усердным, он покровительствует особо! — И повернувшись ко мне, объяснил. — Честь вам великую оказывают. В замок господине князя пойдёте. Он приболеть соизволил, после забот вчерашних. Вот его сейчас лечить придворный маг и будет. А вы энергию для него из-за изнанки качать. Этому вас Ликон успел, худо-бедно научить.

— А мы там зачем? — Непритворно удивился Прикс, тоже оказавшийся в нашей компании. — В замке колдунов, небось, хватает. Не чета нам будут. Они и энергии намного больше зачерпнуть смогут, и продержатся дольше.

— Тебя бездельника спросить забыли! — Окончательно вызверился служка и отвесил Приксу такую оплеуху, что тот рухнул на пол. — Совсем у вас это рваньё от рук отбилось! — Пожаловался он Ликону.

— Это я ещё самых лучших отобрал. — Пожал плечами в ответ тот и, повернувшись к нам, снизошёл до объяснения.

— А там заклинание само по себе не сложное. Придворный маг и сам легко справился бы. Да вот только откат больно неприятный. А так большая его часть вам достанется. — Ликон весело хохотнул. — Заодно и узнаете, каково это — бурдюками быть!

— А я как же? — Решился спросить я, аккуратно встав рядом со своими товарищами. — Я со своей ногой далеко не уйду.

— А далеко и не надо. — Осклабился Ликон. — Замок княжий тут неподалеку находится. — И незаметно подмигнув мне, добавил. — А без тебя никак. Насчёт тебя особое распоряжение было.

Последние слова маг особо выделил, со значением посмотрев на меня. У меня всё внутри похолодело. Да что же такое то! Похоже, клубок проблем разрастается до размеров маленького Эвереста! Князю то, что от меня надо? Тоже кусок пирога под названием "Сокровища древнего города" откусить хочет? Или всё же усыновить меня решил? И наследником заодно объявить?

Княжеский замок действительно оказался совсем недалеко. Даже имея в своем составе такого скорохода как я, мы достигли намеченной цели относительно быстро. И уже через полчаса протискивались в небольшую, донельзя узенькую калитку, почти незаметную на фоне мошной замковой стены.

Город меня откровенно не впечатлил. Из школы нас до этого никуда не выпускали. Как заявил недавно по этому поводу Ликон, заботясь о нашем же здоровье. А когда попал в Вилич, уже стемнело, да и не до местных красот тогда, если честно было. Но теперь я понял, что не много и потерял. Однотипные, сложенные из крупного, грубо отёсанного серого камня, дома плотно жались друг к другу, сплошной стеной обступив тесные кривые улочки. Мрачная, залитая грязью и чем-то ещё, до омерзения вонючим и резко шибающим в нос, улочка, была настолько узка, что редкие встречные прохожие, попадавшиеся нам на пути, были вынуждены прижиматься к самому краю сточных канав, пропуская важно вышагивающего служку и затем смачно сплевывая вслед нашей компании. Чувствовалось, что не будь с нами княжьего посланника, одними косыми взглядами и плевками дело бы не ограничилось. Сами сточные канавы почти такие же широкие, как и дорога, охватывая её с двух сторон, ароматов тоже не добавляли.

— У нас в деревне и то чище будет. — Поймав мой взгляд, шепнул мне Лузга, опасливо покосившись в сторону служки.

— Здесь народу больше. — Фыркнул я ответ.

— Здесь просто квартал для бедных. — Возразил попавший к нам в группу один из местных. — Вот с другой стороны замка, там, где знать живёт, и дома красивые, и улицы широкие и чистые.

Не знаю про центр города, а вот внутри замка намного чище не было. Всё та же расхлябанная, разве что немного более широкая дорога, всё та же осенняя жижа, хлюпавшая под ногами. Разве что сточных канав не было видно. Это что же, дворяне настолько из другого теста сложены, что и не срут вовсе?

Незатейливая шутка немного подняла настроение, и я уже бодрее заковылял вслед за другими. Если в замке меня и ожидают неприятности, изменить я пока ничего не могу. Что будет, то и будет!

В замок, приземистое мрачноватого вида здание, состоящее из нелепого нагромождения многочисленных башенок, куполов и смотровых площадок, мы тоже попали с чёрного хода. Оно и понятно. Нищебродов тут не очень то и привечают. И так, открывший толстую, окованную железом низенькую дверь, стражник долго и подозрительно нас изучал, пока служка втолковывал, что мы не группа уличных попрошаек и привёл он нас по приказу некоего куна Абашева. Дальше путь по череде лестниц, переходов, залов и маленьких комнатушек. Я поначалу ещё пытался запоминать дорогу, но очень быстро запутался и бросил это бесполезное занятие. Будет нужно, выведут, а нет, то и это знание мне ничем не поможет. Наконец, мы очутились в довольно большой зале, заполненным народом. Безвкусно, но богато разодетые придворные, парочка одетых в неизменные балахоны жрецов, небольшая, стоящая особняком, группка магов, в белых одеждах и разнообразная пестро разодетая челядь, снующая туда-сюда. Все эти люди чего-то ждали, тихо переговариваясь между собой.

— Привёл? — От магов отделился высокий пожилой мужчина, с ястребиным носом, хищно торчавшим из-под густых бровей. Чистая, белоснежная мантия, золотая цепь на шее, перстни на пальцах. Сразу видно, что у этого мужика, несмотря на низкий социальный статус магов, жизнь удалась!

— Да, кун Абашев. — Всю спесь со служки как ветром сдуло, и он склонился в низком поклоне.

— А это ещё что? — Кун уставился на мой костыль. — Ты бы сюда ещё безногого привёл!

— Простите кун. — Служка так побледнел, что сравнился цветом лица с белоснежной мантией мага. — Но это то самый, насчёт которого распоряжение было. — Было видно, что он тщетно пытается вспомнить мое имя. — Как тебя зовут? — Наконец сдался он, требовательно уставившись на меня.

— Моё имя Вельд. — Сумрачно ответил я.

Происходящее начало меня откровенно бесить, и ответ прозвучал не очень вежливо. Ну и чёрт с ним! Надоело перед этими сволочами лебезить! Тем более перед каждым лакеем, на побегушках у барина. И хрен они меня тронут! С Никонтом связываться побоятся. Хоть какая-то польза от дурацкой эскапады отца-наставителя.

— Вельд значит. — Сощурившись, внимательно осмотрел меня маг и развернулся к трясущемуся служке. — Ты совсем сдурел?! Калеку к господине князю на глаза вести?! Ступай отседа! — Служка, даже не пытаясь скрыть облегчение, быстро ретировался. — Значит так. — Продолжил маг, повернувшись к ученикам. — Стоять тихо тут и ждать, пока вас не позовут. В присутствии господине князя молчать и быстро выполнять то, что вам скажут. Ты иди за мной. — Развернулся он ко мне. — Выведу тебя из замка. Дальше сам доковыляешь!

Абашев направился к боковой двери, в которую до этого мы вошли. Мне не осталось ничего другого, как заковылять следом. И вновь я бреду по бесконечным извилистым лабиринтам, изо всех сил стараясь не отстать от быстро шагающего мага. Внутри всё кипело от злости. И зачем меня сюда было тащить с больной ногой? Чтобы сразу пнуть и обратно выкинуть, как нагадившую на ковёр собачонку? И притащили сюда специально! Ликон зря предупреждать не будет, да и служка проговорился. Тогда в чём смысл? Просто поглядеть на меня решили? Или ещё чего? Из замка ведь ещё и выйти надо! Я настороженно огляделся по сторонам. Нет. Ну, кто так строит а? Я даже определить не могу, той ли мы дорогой возвращаемся! Лабиринт какой-то, а не дворец!

То, что мы идём не к выходу, стало понятно, когда у меня за спиной материализовались два дюжих стражника, цепко ухвативших под локти. Загремел по полу выпавший костыль.

— Вы чего?! — Дернулся, было, я, но добился лишь того, что в меня вцепились ещё крепче. Абашев продолжил свой путь, даже не обернувшись.

Ну вот. А я уже было переживать начал, что понапрасну в замок пришёл! Теперь, похоже, нужно переживать о том, чтобы из него выйти! Судя по радушию встречающих, пирогами с яблоками меня тут потчевать, не собираются. Живым бы ноги унести! И желательно не покоцанным!

Между тем, достигнув крутой винтообразной лестницы, маг начал спускаться вниз. И вот куда он меня ведёт? Что это за башня наоборот такая? Мы уже явно ниже земли спустились.

Ответ, куда я попал, пришел очень быстро. Лестница сменилась полутёмным коридором, ударившим в лицо тёрпким затхлым воздухом. Три стражника на входе. Ряд отделённых толстыми решетками помещений. Вот чёрт! Да это же темница местная! Внутри у меня всё похолодело. В неприкосновенность моей тушки, стало вериться ещё меньше.

Маг между тем остановился перед большой железной дверью в конце коридора и гулко стукнул в неё кулаком. Дверь отворил приземистый, слегка сгорбленный мужик в поношенной грязной рубахе и совершенно заурядной внешностью. Встреть такого в толпе и не в жизнь не признаешь.

— Входи кун. — С достоинством поклонился он, отступая в сторону.

Равнодушные, бесцветные глаза вскользь мазнули по мне. Маг, брезгливо скривившись, вошёл внутрь, следом, втолкнули меня. Дверь за спиной с лязгом закрылась.

Вот, всё-таки изобретательное существо — человек! Кто, кроме него может похвастаться пытливым умом и изощрённым воображением? Никто! Всё живое, в этом мире, живёт по заложенным в него шаблонам, и всё на что способно — только развивать дарованные природой способности: скорость, силу, мимикрию. И только человек, с его уникальным умением осознавать себя и окружающую его среду, пошёл другим путём. Он стал перестраивать этот мир под себя: придумывать, всё более и более совершенствуя, предметы, способные облегчить его труд, обеспечить безопасность, улучшить бытовые условия, скрасить досуг, наконец. Но человеческий разум стремится не только созидать, но и разрушать. Он как двуликий Янус, смотрящий сразу в две стороны: добра и зла. И одной из граней этой тёмной чёрной стороны души человека является его стремление причинить своему ближнему боль. И здесь изобретательный человеческий разум, тоже развернулся в полную силу. Что только не придумали люди за века своего существования, каких пыток только не изобрели, какие орудия казни только не изготовили, заставляя содрогаться от одного только их вида. Всё это менялось, преобразовывалось, совершенствовалось. Но всё же, было то, что на протяжении веков оставалось неизменным, в этом жутком процессе. Это атмосфера, царившая в казематах, приспособленных людьми для издевательств над подобными себе. Атмосфера страха, боли и отчаяния, густо замешанная на застоявшемся затхлом запахе крови и человеческих испражнениях. В одной из таких пыточных оказался и я.

Мрачное полутёмное помещение с низким, нависшим над головой, потолком и покрытыми плесенью стенами, огромная пышущая жаром печь, с всунутым в неё десятком накалившимися до красна железяк, блоки с натянутыми на них веревками и цепями, целый ряд плетей, висевших на одной из стен и трое здоровенных мужиков со звериными физиономиями, лениво вставших с широкой потёртой лавки и поклонившихся магу. Атмосферно, в общем всё. Реалистично.

— Вот тут беседа пойдёт веселей. — Удовлетворённо повернулся ко мне Абашев. — А то времени у нас мало. Господине князь вот-вот проснётся. Да и заклинание много времени не занимает. Но я думаю, мы успеем.

— Конечно, успеем кун. — Горячо заверил я его. — И совсем не обязательно было сюда спускаться! Я и так бы ответил на все вопросы.

Играть в партизана и гордо молчать, я действительно не собирался. Иллюзий насчёт того, что смогу выдержать пытки, у меня не было. Местные палачи в этом явно толк знают. Да и ради чего молчать? Просто из принципа, что ли? Мол раз вы так, то и фик вам. Я же не разведчик, посланный в тыл врага. Так что ту же версию, что и отцу Яхиму, я готов выдать хоть сейчас. Разумеется, не упоминая самого отца-радетеля. Вот только есть у меня опаска, что одного моего желания отвечать на вопросы может не хватить. Что-то из моей прошлой памяти говорит, что был у наших предков премилый обычай на допросах всех пытать. Даже тех, кто сразу свою вину признавал, и каяться начинал. Мол, с пыткой вся правда быстрей выйдет. И каждый вопрос сопровождался каким-нибудь истязанием. Одна надежда, что я им целым нужен и до крайности всё же не дойдёт. Что пугают просто, чтобы сговорчивей был.

— Оно, конечно, так. — Кивнул, соглашаясь, маг и подтверждая мои худшие опасения, продолжил. — Только здесь оно как то вернее будет. — И повёл бровями в сторону палача. — Трофим.

Тот понятливо кивнув, мотнул головой гариллообразным подручникам и двинулся в мою сторону. Сопротивления практически не было. Нет. Отчаянно рванувшись к двери, я даже умудрился заехать одному из мужиков по роже, но, по-моему, только себе больнее сделал. Во всяком случае, мой удар на него никакого видимого впечатления не произвёл и, буквально через минуту, я, голый по пояс, стоял с распятыми руками и ногами посреди пыточной. Попытки вырваться ожидаемо никакого результата не дали. Только запястья об кандалы расцарапал.

— У меня всего несколько вопросов, собственно. — Встал передо мной маг, внимательно вглядываясь мне в лицо — И от того насколько правдиво ты на них ответишь, зависит насколько целым ты отсюда выйдешь. И выйдешь ли вообще.

С боку между тем подошёл палач и, поигрывая плетью с тремя хлыстами, зашёл мне за спину.

— Только полегче пока Трофим. — Предупредил его кун. — Он вскоре на своих ногах отсюда уйти должен будет.

— Что же ты... — Начал, было, я, но за спиной что-то противно свистнуло, и резкая боль заставила меня вскрикнуть.

— Это так. Для начала разговору. — Спокойно пояснил мне маг.

— Я вижу, ты умеешь беседы вести! — Скрипнув зубами, прохрипел я.

Чистая, ничем не замутнённая ненависть заполонила меня полностью. Погоди! Жизнь она по-всякому оборачивается! Будет возможность, непременно отомщу. Главное отсюда выбраться!

— Дерзишь? Это хорошо! — Одобрил Абашев и новый удар заставил меня закусить губу.

Всё же щадит меня пока Трофим. Захотел бы — дух мигом выбыл бы. И пока щадит — шанс выбраться отсюда есть. Берегут! Значит, собираются отпустить. Вот когда всерьёз калечить начнут, тогда всё, тут я и останусь.

— Что нужно отцу Никонту, в запретном городе? — Перешёл между тем к делу маг.

Я напрягся было, ожидая сопровождающий вопрос удар, но его не воспоследовало. Точно берегут, сволочи! А ведь он тоже подумывает в город податься! Какой же великий приз на кону, что весь местный террариум зашевелился?! Ну, так пусть и этот идёт! Шансов, против вершителей, у него немного будет. Глядишь и сгинет. А если очень повезёт, так я их на него ещё и натравлю!

— Кристалл там великий, самим Лишним оставленный. — Начал забрасывать наживку я. — Я там дорогу во дворец истинного мага нашёл, с троном, в воздухе висящим. И слугу мага. Живого. Вот он мне место, где кристалл припрятан и обещал указать.

— Врёшь! — Резко прервал меня Абашев. — Порабощенных духов проклятые невидимыми для простых смертных делали! Я это точно знаю!

На этот раз удар, последовавший за словами мага, был настолько силён, что заставил меня закричать. С ненавистью покосившись на мага, я слизнул потёкшую из губы кровь.

— Правду говори! — Потребовал между тем мой истязатель.

— Я правду сказал! — Через силу выдавил я. — Я тоже его не видел, пока на трон не забрался. Тут он и показался.

— Ты залез на трон великого мага?! — Буквально захлебнулся словами кун. — Значит, проклятье уже сработало! — Абашев начал быстро вышагивать по темнице, на время, забыв обо мне.

Я перевёл дух, лихорадочно соображая. Чего эта сволочь так возбудилась? Тоже на креслице свой тощий зад взгромоздить хочет? Проклятье то нам нём, судя по сорвавшейся фразе, одноразовое. Значит я, усевшись на трон, по полной огрёб, а теперь туда все кому не лень лезть могут? Инсор уже тысячу лет на том свете с Лишним в шашки играет. Проклятье обновить некому.

— Что за кристалл тебе обещал слуга. И что просил за это? — Немного успокоившись и завершив свой своеобразный марафон по пыточной, проклятый колдун вновь вспомнил обо мне.

— Что за кристалл не знаю. — Продолжал гнуть я свою линию. — Сказал только, что это подарок Лишнего его бывшему хозяину. А взамен дух просил освободить его. Там заклинание нужно произнести. А у меня силы мажеской тогда ещё не было. Я обещал, что как только магом стану, вернутся.

— И ты всё это рассказал отцу-наставителю? — Лихорадочно что-то соображая, утвердительно уточнил маг.

— Да. — Согласно кивнул я. — Вот он и решил меня туда позже со своими людьми послать.

— А почему сразу не послал?

— Сначала убедиться хотел, что не вру. Гонцов в ту деревню посылал, из которой я в запретный город пошёл.

— Ну, на Никонта ты особо не надейся. — Криво улыбнулся мне Абашев, уловив мой намёк. — Он в местной иерархии величина небольшая и господине князю указывать не смеет. Да и сдаётся мне, что затею эту с походом в проклятый город, он без ведома отца-приора затеял. Ему бы теперь свою голову на плечах сохранить, что уж о такой мелюзге как ты беспокоится. Кстати. — Спохватился он, будто только что вспомнил об этом. — А отцы-радетели твоими похождениями не интересовались?

Вот что ему на это ответить? Сказать правду или отрицать всё? Ясно пока только одно. От того заинтересуется эта сволочь предстоящим походом в запретный город или нет, зависит моя жизнь. Решится туда пойти и меня тогда отпустит. Почему то им всем в это предприятии очень важна моя персона, причём до поры, до времени относительно живая и целая. А вот если он туда пойти не решится, то тут как говорится, возможны варианты. И самый печальный из них, для меня очень даже вероятен. Узнали, что хотели и концы в воду. С князем отец-наставитель и вправду связываться не будет. Утрётся и сделает вид, что ничего не случилось. Вывод? Нельзя этому гаду говорить, что отцы-радетели тоже в игре. Струхнуть может дворянчик мажеский. На попятную пойти. Пусть уж лучше тоже в город сунется. А там уж как фишка ляжет. Одним игроком больше, одним меньше!

— Чего замолчал волчье семя? Вопроса не слышал?

Хлёсткий удар вновь огнём ожог спину, заставив буквально взвыть. Мать твою! Да сколько же можно! На мне скоро живого места не останется!

— Нет! — Заскрипел я зубами, извиваясь в цепях. — Соученики пытались расспрашивать, служки, даже стража у ворот интересовалась. А из храма не было никого! Я сам думал что придут, но не было!

— Лжу глаголешь, небось. — Задумчиво потёр бороду маг. — Может нам тебе бок железом калёным прижечь? Железо то оно всех сговорчивыми делает. Не могли отцы-радетели не заинтересоваться тем, что отец Никонт какую-то деревенщину под своё покровительство взял. Людишек там ихних много. Не могли не донести. Трофим, — обернулся он к палачу.

Тот не спеша, отложив в сторону окровавленный кнут, прошагал к жаровне и, поворошив лежащие на огне штыри, выбрал один из них и шагнул ко мне. Раскалённый ярко-красный прут толщиной с указательный палец покачался перед моим лицом, как бы давая оценить предстоящую перспективу.

Меня охватил ужас. Нет. Вот этого я точно не выдержу! Это же боль нереальная будет! Да и черта между жизнью и смертью, тем самым, пройдена будет. После этого меня отсюда точно не выпустят. А значит и всё остальное на моей тушке испытают!

— По школе слух прошёл. — Скороговоркой заговорил я, косясь на раскалённый прут. — Что казну я с кучей кристаллов, в запретном городе найденных, за стеной запрятал. Меня и пытать из-за этого городские во главе с Жихарем начали. А отец-наставитель их за это казнил и меня под защиту взял. Вот видимо соглядатаи и решили, что я ему казну отдать обещал.

— Так отцы-радетели этакой сказке и поверили. — Криво усмехнулся маг. — Я вот не верю!

— Может и не поверили. — Не стал спорить я с ним. — А только со мной не беседовали. Иначе бы они меня к себе забрали. Чтобы до дворца добраться, они людей получше отца-наставителя собрать смогли бы.

Минутное раздумье мага для меня длилось целую вечность.

— Ну что же. — Наконец принял решение он. — Я тебе поверю, пока. — Раскалённую железяку убрали от моего лица. — Только ты учти. — Абашев с силой сдавив своей рукой мой подбородок, заглянул в глаза. — Если ты мне соврал, мы вернёмся к этому разговору. И я попрошу Трифона продемонстрировать тебе всё своё мастерство. Он у нас палач знатный. По всему княжеству славится.

Трофим, вернув прут в жаровню, обернулся ко мне и безлико улыбнулся. Рыбьи глаза были холодны как лёд.

— И не думай, что покровительство отца Никонта или даже отца-приора тебя спасёт. — Продолжил между тем маг. — Это княжья земля и ты его подданный. Даже если ты окажешь какую-то услугу храму, ссорится из-за такой мошки как ты с князем, они не будут. Тем более, что услуга то уже оказана и ты им больше не нужен. Поэтому. — Абашев, наконец, отпустил мой подбородок и брезгливо вытер руку о кружевной платок. — Если ты мне хоть в чём-то соврал, то сейчас лучше всего признаться. Расскажешь всю правду и уйдёшь отсюда. Смотри. Потом поздно будет!

— Я правду сказал. — Облизал я пересохшие губы. — Я и сам понимаю, что врать мне дороже выйдет.

— Правильно. — Одобрительно прищурился колдун. — Врать мне ни сейчас, ни потом не рекомендуется. Значит так. — Закусил он губу в раздумье. — В город ты пойдёшь с людьми отца-наставителя, но кристалл ты поможешь достать именно мне. А что с людьми жреца в нужное время сделать, я тебе объясню.

— "Вот бедолаги", — хмыкнул я про себя. — "У меня уже сонный порошок и камешек мажеский для вас припасены. Ликон с Яхимом расстарались! Сейчас ещё гостинец для вас выдадут! И я не удивлюсь, если это ещё не предел. Так что вам точно не выжить!

— А вы как там окажетесь? — Решил поинтересоваться я.

— А я по твоим следам пойду. — Обрадовал меня маг. — Я смотрю, обувка у тебя плоха совсем. — Скептически уставился он мне на ноги. — Я тебе другую подарю.

Один из горилл приподнялся, зашёл мне за спину и через несколько секунд вернулся в поле зрения, поставив передо мной пару дырявых сапог, не производивших впечатления даже на фоне моих онучей. — Ты не смотри на их вид. Хорошая обувка. — Заверил меня между тем Абашев. — А главное, полезная очень. Сапожки эти след магический оставляют. Да не простой. Чтобы его увидеть, надо заклинание специальное произнести. Так что, куда бы ты в городе не шёл, от меня не потеряешься! Главное только снимать их там не вздумай. Очень ты меня этим расстроишь!

Я, разумеется, горячо заверил, что расстраивать господине мага у меня и в мыслях не было. Похоже, всё-таки поверил! Во всяком случае, кандалы с меня сняли, и одеться позволили. К своему удивлению, чувствовал я себя довольно сносно. Даже раны на спине хоть и болели, но терпимо и совсем не кровоточили. И вправду умелец — покосился я на палача. Но попасть в его руки, когда он возьмётся за дело всерьёз, я точно не хочу. Так что живым лучше в руки людей князя в дальнейшем не попадаться. Хорошо хоть сейчас они меня калечить явно не собирались. Вон даже обувку заранее приготовили. Не сомневались, что договориться смогут. Ну, ничего. Это самомнение вам боком в запретном городе выйдет. Мне все участники предстоящей гонки за не пойми чем, не очень симпатичны, но доведись выбирать, на чью сторону встать, твоя господине кун, будет последней!

— Одевай обувку и пошли отсюда. — Продолжил между тем маг. — Времени много прошло. Скоро недошлёпки после отката маленько очухаются и их обратно в школу погонят. Ты раньше вернуться должен. И помни. — Решил подсластить мне пилюлю Абашев. — Я не только наказывать умею, но и вознаграждать. Поможешь мне кристалл получить, и я тебя награжу.

— Что служкой в школе после учебы пристроите? — Привычно уточнил я.

— Ну, можно и служкой. — Удивлённо посмотрел на меня маг. — Если ты так этого хочешь. Я-то хотел тебя ко дворцу господине князя взять. Тут даже бурдюки очень неплохо живут.

Ну надо же! Самый противный из моих нанимателей и самый щедрый оказался! Нет. Оно понятно конечно, что выполнять обещание никто не собирается, но всё же впечатляет. Жалко в этом городишке никого больше достаточно влиятельного нет, а то глядишь мне и место архимага со временем предложили бы! В общем, расту в карьерном отношении. Однозначно расту!

Дорога обратно в школу была не из приятных. Народу на улице прибавилось, а проводить меня на этот раз никто не удосужился. Даже костыль не вернули, сволочи! Так и шёл, стиснув зубы и припадая на одну ногу, по самому краю дороги.

Какие же всё-таки люди скоты! Идёт себе человек, своей дорогой. Никого не трогает, никому не мешает, ни в чьи дела свой нос не суёт. Казалось бы — чего к нему лезть? Так нет же! Если появилась возможность безнаказанно поизгаляться над ближним своим, кто же такую возможность упустит? Никак нельзя! Вот и сыпались мне вслед ругательства, плевки и оскорбления. Атмосфера вокруг меня буквально накалилась, напитавшись беспричинной злобой попадавшихся навстречу горожан. В спину с противным чмоканьем ударил комок липкой грязи. И следом задорный смех обрадованной детворы. Чуть слышно процедив ругательство, я лишь ускорил шаг. Нельзя мне отвечать! Стоит только остановиться и оскорбления перерастут в побои. Толпа только сигнала к действию ждёт. Убить — не убьют, но покалечить запросто могут. Быстрее! Вон уже и ворота в школу виднеются неподалёку. Немного осталось! Я что было сил ускорился, проигнорировав ещё пару комков грязи, проскочил мимо нацелившегося было столкнуть меня в канаву молодого верзилы, отвернулся от замахнувшегося на меня деревянной клюкой старика и замер, почувствовав на своём локте, чью то руку.

— Подайте милостивый господине на пропитание медный грошик..

— Ты что, не видишь, что ли? — Раздражённо отмахнулся я, поворачиваясь к одетому в невообразимые лохмотья нищему. — Ученик я мажеский. Откуда у меня деньги? У самого брюхо с голодухи подвело!

И попытался вырваться, нацелившись, на уже такие близкие ворота. Но тот и не подумал отпускать мою руку.

— Так может хлебушка дашь, аль сухарик какой? Я всё с благодарностью приму. — Потянулся ко мне побирушка.

— Пропусти, говорю! — Начал закипать я. — Я же тебе ска..

Лезвие ножа упёршегося в бок, заставило меня умолкнуть на полуслове.

— Ну, нет, так и нет. Чего так кричать? — Дохнул запахом пережаренного лука мне в лицо нищий. — Ты потише будь. Глядишь и шкуру свою без дырки в боку сохранишь.

— Чего тебе? — Севшим голосом поинтересовался я, даже не делая попытки вырваться. Уж больно профессионально псевдонищий мне перо в бок упёр. Чуть дёрнешься, и как в масло под ребро вгонит. — Взять с меня и вправду нечего. Нашёл, кого грабить!

— С любого можно что-то взять. — Жизнерадостно ощерившись, не согласился со мной побирушка. — Ну а с тобой просто людишки перетереть хотят. Не будешь дёргаться, глядишь целым и уйдёшь.

— И что этим людишкам от меня надо? — Спросил я, лихорадочно соображая, кто на этот раз соизволил обратить внимание на мою персону. Вроде все серьезные игроки отметиться уже успели. Разве что шпионы герцога в игре поучаствовать решили. Их, по слухам, в Виличе не мало.

— А вот сходим, и узнаешь, — хмыкнули мне в ответ. — Тут недалече будет.

В этом мнимый побирушка не соврал. В дом, возле которого он сидел, и зашли. Стоило переступить порог, как мой провожатый с силой меня толкнул и, закрыв дверь, молча, встал возле неё. Я, мысленно чертыхнувшись, с трудом сохранил равновесие, огляделся и замер, разом похолодев.

В комнате кроме меня и маячившего за спиной нищего, было ещё четверо. Трое вольготно расположились за большим, занимавшим полкомнаты столом и выпивали, закусывая это дело немудрёной снедью. Особо бросался в глаза сидевший как раз напротив меня гарилообразный детина, с внешностью прирожденного убийцы и шрамом от подбородка до уха. Восседавший слева от него мужик, тоже был довольно колоритен: весь заросший волосами словно шерстью, он к тому же отпустил довольно длинную бороду и зачем то подвязал ее ленточкой к полинялой шапке, которую не снял даже за столом. Третий — тёмноволосый мрачный крепыш в красной полинялой рубахе без воротника, что-то увлечённо выковыривал, в этот момент, из под ногтей. Но напугали меня не эти трое. Слева, прислонившись плечом в печке и, сложив руки на груди, с усмешкой смотрел на меня Жихарь. Я машинально попятился и уткнулся спиной в замершего сзади нищего.

— Ты бы не дёргался, дружок. — Насмешливо посоветовал мне он. — Я на дверь щеколду накинул. За раз не выскочишь. А там и мы скрутим.

— Да и зачем тебе дёргаться, паря? — Отвлекся от своих ногтей крепыш. — Мы тебя для разговору сюда позвали. Побалакаем и в школу свою побежишь. А его можешь, не боятся. — Мотнул он головой в сторону Жихаря. — Он нам только как видок понадобился. Чтобы ошибки, значит, не было. Дело то серьёзное. Но раз ты его узнал, так теперь он и совсем без надобности. — Мужик повернулся к Жихарю и повелительно бросил. — Ступай, давай отселя. Понадобишься, я тебя кликну.

Всё так же криво улыбаясь, Жихарь проскользнул мимо меня и вышел за открытую нищим дверь.

— Да ты садись. Что стоишь то? — Проявил гостеприимство между тем мужик. — Выпей вон с нами, ежели желание есть. Закуси. Хорошего человека, отчего не угостить?

Двое других, искоса поглядывая на меня, продолжали молча жрать.

— Оно спасибо конечно. — Осторожно ответил я, присаживаясь напротив мужика. — Да только мне сейчас и кусок в горло не полезет. Говори уж скорей, чего звал. Извини, уважаемый, что не по имени обращаюсь.

— Зови меня дядька Курьян. — Махнул степенно рукой тот. — Его вон, значитса. — Курьян покосился на оскалившегося в приветливой улыбке меченого. — Кусачём кличут. Ну а колдуна нашего дедушкой Албычем величают. Ну а твоё имя мне и так известно. — И почесав за ухом, Курьян продолжил. — Ну, раз к делу так к делу. Ты не бойся. Пытать про казну спрятанную, мы тебя не будем. Есть она — хорошо. Твоя удача. Ты нашёл — тебе и владеть. А нет и не надо. Ну и Лишний с ней.

— Это радует. — Нашёл я себе силы пошутить, хотя внутри всё сжалось в нехорошем предчувствии. — А то у меня нога только пройти успела. Болела ужас как.

— Это Жихарь погорячился. — Бледно улыбнулся Курьян. — Жадность глаза застила, вот и погнался за малым, от большого куша отвернувшись. И дружков своих под правёж жреческий подвёл!

— О чём это вы? — Насторожился я ещё больше.

— Да о походе том, что вы с отцом-наставителем в запретный город затеваете. — Хитро прищурился мужик. — В том домишке, где ты казну собрал, если со знанием дела пошерудить, ещё очень много добра собрать можно будет.

— Добра там, конечно, немало будет. — Согласился я с мужиком, лихорадочно между тем размышляя. — "Да сколько же вас! И эти в город собрались! Похоже, там скоро просто не протолкнуться будет! Как на Красной площади, в Питере! Одно радует, что и этим я живым нужен. А, значит, и отсюда ноги целым унести шансы есть.

— Вот ты нам дорогу и покажешь. — Заглянув мне в глаза, утвердительно заявил Курьян.

— Показать то я могу. — Хмыкнул я в ответ. — Да только я там не один буду. Люди отца Никонта вряд ли вам там спокойно что-то взять позволят.

— Не позволят, да и Лишний с ними. — Спокойно пожал плечами мужик. — Там, значитса, и останутся. Тебе-то их жалеть, резону точно нет. — Криво усмехнулся он. — Сам же понимать должен, что как к цели их приведёшь, так и не нужен им более будешь.

— Ну, допустим. — Согласился я с бандитом. — Только вот в чём беда то. Вам я тоже после этого не нужен буду. Где же моя выгода?

— А вот тут ты паря ошибаешься. — Расплылся в улыбке Кусач, смачно хрустя огурцом. — Это храму ты не нужен. У них таких как ты, как грязи. А вот нам свой колдун в будущем не помешал бы. Много полезного с него потом поиметь можно. Подучили бы тебя немного и к делу пристроили.

— Чему же вы меня подучить в магии можете? — Аж опешил я.

— Не мы, а он. — Мотнул в сторону старика Курьян. — Дедушка Албыч колдун сильный. Давно его скрываем.

Старик на миг оторвавшись от стола, взглянул на меня буквально просверлил бездонными как пропасть зрачками и поднёс к моему лицу ладонь. На ней затрепетали лепестки ярко-красного огня.

— Час настал. И мы идём к нему. — Глядя сквозь меня, туманно сообщил маг и, погасив огонёк, вновь вернулся к трапезе.

— О чём это вы? — Не понял я, недоуменно глядя на мага.

— Его никто не понимает. — Махнул рукой Курьян. — Не в себе он. Но колдует знатно! И тебя многому научить сможет. Так как, по рукам? Ты нам помогаешь, а мы в свою очередь тебя к себе берём, от храма укрываем, магии учим.

— "Если бы". — С тоской подумал я. — "Даже если мне этот бандит не врёт (А скорее всего всё же врёт), то живым я всё равно не останусь. На мне проклятий больше нацеплено, чем на дикобразе иголок. И все, спасибо Толику, смертельные. Да и то, что Жихарь с ними, сразу резкое отторжение вызывает. Плохой Курьян психолог, раз его мне показал. Нет. Оно понятно конечно, что он таким образом надавить на меня хотел. Намекнул на то, что со мной будет, если не договоримся. Да только, думается мне, что тоже самое будет, даже если и договоримся, но только чуть позже. Так что предложение местных татей для меня точно не приемлемо. Вот только знать им это совсем не обязательно".

— Заманчиво, конечно. — Сделал вид, что склоняюсь к союзу с бандитами я. — Вот только кто же вам убийство людей отца Никонта с рук спустит? Они же весь городок перевернут, но вас найдут.

— А зачем они виновных искать станут? — Деланно удивился Курьян. — Ушли их людишки в запретный город, да и сгинули там! Обычное дело! Место ведь там, заведомо гиблое. Ничего удивительного, что бедолаги головы там свои сложили. Мы-то тут, причём? — Действительно не причём. — Тяжело вздохнул я, соглашаясь. Каждый сам выбирает свою судьбу.