Хозяйка "Логова"

— Тора ты чего?

— Паршивый рычаг для давления! — и отстранившись от удивленного оборотня, почти что выплюнула: — Я за Дарушем Темным замужем была!

Он весь подобрался, глянул строго.

— Тора, я не это имел в виду.

— То! — всхлип и меня рвет на части от ярости. — Знаешь, сколько смертей видела... не сосчитать! Сложно было не рехнуться! И только одна мысль спасала... Я убью его, убью... И он больше не поднимется! — Это был вал, казалось остывших эмоций, и меня им накрыло, заставляя с желчью и болью выталкивать из горла слова.

— Успокойся. — Оборотень жестом спровадил, заглянувшего к нам Торопа, и теперь смотрел строго и хмуро. Схватить меня уже не пытался, просто отслеживал каждое движение.

— Нет! Думаешь, я всего один раз удачно муженька подожгла, думаешь, повезло неимоверно...

Захотелось наорать, выплеснуть, все что терзало и жгло, но он не дал.

— Не думаю. И вообще, удивлен, как ты столько продержалась. Остальных он ломан за месяц, в крайнем случае два. А ты сильная... — Посмотрел на меня, прищурившись, и неожиданно выдал. — А раз сильная, значит, слезы-сопли сейчас утрешь, сковородки возьмешь и молча завтрак нам приготовишь.

— Что?! — Это было сродни удару под дых. — Да иди ты вместе с завтраком!..

— Куда? — и вздернутая бровь.

— Куда подальше!

Взбешенная я вылетела из кухни, как пробка из бутылки, добежала до лестницы и остановилась. Дошло, только сейчас дошло, что он меня только как маленькую развел. Из одной истерики вывел, в другую завел и заткнуться заставил приказом о завтраке.

— Вот дура...

— Умная, — не согласился крикнувший из кухни Асд и уже спокойнее, почти попросил: — Иди, Тора, умойся и переоденься. И обязательно во что-нибудь теплое и плотное, а то засмущала уже.

— За... что? — взгляд опустился на мое одеяние, руки в очередной раз сжались в кулаки. Это ж надо было вымазаться! Два темных пятна ареолами на груди и чья-то пятерня в паховой области. Посмотрела на размерчик ладони — не мой. Спрашивается: кто и когда успел. Хотя, чего тут думать.

— Асд, паршивец! — И ответом мне стала громко хлопнувшая в кухне дверь.

Спальня моя в очередной раз превратилась в руины, ковер оборотни вытащили на улицу и сожгли, моим белым постельным бельем остатки жижи вымазали и бросили в огонь, той же участи удостоился стул парой капель окропленный и мое трюмо. И в комнате сразу же стало пусто и гулко, а еще тесно, потому что бочку гигантских размеров никто не убрал. Повернув перстень камнем верх, коснулась ее графитовых досок. Думала бочонок в кладовую спустить, но, услышав голос Тимки, не пошла. Еще не хватало, чтоб он меня в испачканной сорочке рассмотрел. Сняла ее, а сзади, пониже спины, дополнительные два пятна в этот раз в виде волчьих лап.

— Да чтоб тебя доморощенный художник! — повернулась к зеркалу спиной, скрипнула зубами. — Просто прекрасно еще и белье задел...

Очередную тираду на голову хвостатого увальня, прервал тактичный стук в дверь и голос Северного:

— Тора, испачканную одежду дай мне. Ее нужно спалить.

— И самую мою любимую ночнушку? — Посмотрела на дорогую сердцу вещицу, затем на черные отпечатки рук и лап, вздохнула. — Ай, ладно, она и так уже безвозвратно вымазана.

— Ага, — раздалось из-за двери, — на то вожак и уповал. Это, чтоб потом не объяснять, почему на заставе мертвецы из могил повылазили.

После его слов я без жалости сняла с себя все тканные покровы, осмотрела комнату на наличие потеков и капель и на всякий случай решила выдать на сожжение так же пуф, матрас, подушку, занавеси и домашние туфли, любимые хорошо растоптанные. И все это я сложила у двери под тихий говор оборотня.

— А еще мы вам там воды натаскали и к натопителю подключили. Если понадобится еще, только скажите, мы мигом. За ваши пирожки с грибами мы не то, что здесь воды наберем, к источнику сбегаем и сосновых веток наломаем.

— Зачем? — от удивления приостановила осмотр комнаты.

— Чтоб вода была с запахом. На ваши баночки с маслами и солью тоже упала пара-тройка капель.

Посмотрела на пустое место от трюмо закусила губу, там были не только любимые моему сердцу предметы, но и письма Таллика.

— И вы все в огонь отнесли, ничего из ящиков не вытащили?

— Нет, конечно, в ванной ваши ценности. — Ринулась туда, а он уже дверь чуток приоткрыл, интересуется: — Так я заберу все, что вы здесь сложили?

— Да.

Помимо баночек с солью и маслами прочие мои мелочи и письма потеряшки остались целы. Я приняла ванную и, дважды оттерев себя от возможных брызг смолы, с тоской заметила, что вода взбодрила тело, но не дух. Ранняя побудка, сцена с почти умирающим Асдом, истерика внизу и горькие воспоминания, уничтожили мое благодушие на корню. Захотелось укрыться одеялом с головой и свернувшись калачиком пролежать оставшиеся сутки. Но кто даст? Во-первых, кто даст новую постель с матрасом и бельем, во-вторых, кто позволит остаться без завтрака. Вот и Асд не позволил, самолично выдернул из комнаты, спасибо, что не из ванной, и привел на кухню.

— Ешь, а то остынет и будет уже совсем не то. — Передо мной поставили плошка с супом, в которой плавала яичница, а в руку дали ложку и вилку.

— Это что?

— Похлебка, — коротко бросил оборотень, водрузил на стол возле меня плошку со сметаной, затем поднос с запеченным мясом. — Сам приготовил. Тебе понравится.

— Даже не сомневаюсь, — а если не понравится самой придется готовить.

Я зачерпнула ложку супа и обомлела. Петрушка, под яичницей была мелкорубленая свежая... — подняла потрясенный взгляд на оборотня.

— Откуда петрушка? В моей кладовой ее вот уж месяц как нет, даже в сушенном виде. А тут свежая зелень!

— Благочестивый Ясмин передал. У него под куполом, теперь много чего зеленеет.

— Вы бегали в храм? — Мое удивление медленно переросло в оторопь. — Ради зелени по такой погоде?

— Да, то есть нет. Братья Кио за твоей посылкой бегали. Почтовая карета как раз рядом застряла в снегах. — Оборотень улыбнулся. — Так что зря ты девчат по домам развела, прибыли твои ткани.

— С горелкой? С приправами? — спросила, уточняя, прежде чем броситься ему на шею со счастливым воплем. — А я их уже и не ждала до весны!

— С ними. — Я все-таки подалась порыву, обняла гада хвостатого и порывом своим вогнала в краску.

Кашлянул, по плечу похлопал и приказал:

— А теперь ешь.

— Да командир! — усмехнулась я, и оборотень словно бы по привычке поправил:

— Асд Гаррат, командир Гаррат.

Я подавилась похлебкой. Безудержно кашляла еще минуты две, а затем попросила воды. И вот пью, а пальцы дрожат, и чаша по зубам стучит, а сердце все никак не успокоится. Так что же мне в письмах приходит. Еще одна иллюзия больного на голову Дори? Или реальное прошлое? И как узнать?

Посмотрела на расслабленного, чуть задумчивого Асда и чашку чая в его руках, на похлебку, затем опять на оборотня, на дверь, вдруг кто войдет... И решилась.

— Ты возглавлял отряд?

— Да.

— В эту войну?

Кривая усмешка, коснулась его губ.

— Я не настолько стар, чтобы застать прошлую.

— Это точно. — Соглашаюсь быстро и вновь интересуюсь: — И как?

— Что как? — тема ему не нравилась, но он еще не смел меня заткнуть, только брови нахмурил.

— Дошел отряд до цели?

— Да, — значительная пауза и ответ, — почти...

— А ты нет? — Он замыкается и замолкает, но руки — крепко сжатые кулаки, говорят о многом. И я делаю последний вопрос-бросок, желая поймать его как рыбку в сачок. — Что, глупо умер?

— Свалился со скалы, а сверху камни! — раздраженно выплюнул оборотень, хотел еще что-то добавить, но остановился из-за меня. Вернее из-за моей ложки со звоном упавшей на пол.

— Я поменяю. — Асд поднялся, подхватил ложку с пола, попутно скользнул по мне взглядом, моргнул и присмотрелся внимательнее. — Ты не могла знать. Я прав?

Сдавленно выдохнула под его гневным взором:

— Предполагала.

— Твою мать, Тора! — Он был зол, и не столько на меня, сколько на себя, за то, что проговорился. — Откуда ты предполагать могла? Во всех легендах о двуликих написано...

— Из писем. От Таллика к его возлюбленной... — лицо оборотня перекосило на моем последнем слове, и я тут же поспешила пояснить: — То есть мне, Торике ЭлЛорвил Дори. Но в самом первом письме моего имени не было, а затем появилось. Суо подделал.

— Сато? Нет, он не мог! Хр-р-ранитель... — неожиданно прорычал Гаррат и кулаком вмазал в стену. Мгновение и от его удара по каменной кладке пошли трещины, а он их и не заметил. Пробормотал, прежде чем вылететь за двери: — Инваго это не понравится, ох как он будет против...

— Против чего? Асд!

— Ешь, я сейчас.

Он вернулся через пять минут, и отнюдь не для того, чтобы хоть что-то объяснить, а чтобы поцеловать в лоб и, прихватив бочонок, вместе с парнями отбыть в неизвестном направлении.

9.

После одной недели насыщенной поездками в почтовое отделение и одной ночи полной событий в "Логове" стало невероятно тихо, а на заставе снежно. Сугробы выросли не меньше, чем в Заснеженном, а может и больше. Сквозь такие не то, что нелюди, даже страшные черные посылки не проходили. А потому погруженная в работу по закройке и сшиванию новых наборов белого постельного белья, а так же скатертей и занавесей я все реже думала о знакомых мне оборотне, вампире и двойном совпадении писем Таллика с реальностью. Даже о голосе из сна забыла, ну или ради собственного спокойствия постаралась не вспоминать. Куда больше меня занимал вопрос о хранителе или хранительнице, духе по собственной инициативе отправлявшем мне письма потеряшки. Меня радовало, будущее недовольство Инваго, и в то же время пугало, ведь письма отсылались не просто так, а с умыслом.

Но, памятуя о том, что зима у нас лютая и застава ныне местность непроходимая, я радовалась затишью, как дитя. Строила с Тимкой снежные городки, лепила снеговиков и иногда даже играла в снежки. Помощницы в этих развлечениях участия не принимали, ждали, когда Тороп предложит лошадей размять, запряжет их в сани и погонит по плато меж склонов, где меньше снега намело. Я с ними не каталась. Как ни странно, но предчувствие неприятностей довлело надо мной в эти две недели и заставляло дожидаться домочадцев и девчат в харчевне. И только благодаря этому я стала свидетельницей "чуда", а именно появления огромной посылки во дворе моей обители. Произошло все очень тихо и быстро. Просто снежный городок любовно слепленный вчера, вдруг растаял в огромной черной дыре, откуда на поверхность выплыл внушительных размеров ящик, а затем и сердитый господин Тикелл с письмом в руке. Начальник почтового отделения красный не то от злости, не то от смущения был облачен в одно лишь полотенце и пару-тройку дубовых листиков прилипших к груди.

Не веря глазам своим и, хорошенько потерев их, я принюхалась к чаю. Он пах как обычно, выглядел как обычно, но галлюцинации создавал превосходные.

— Тора! Разорви ее на куски... — приправленный руганью громкий зов оторвал меня от осмотра чашки. — Хоть кто-то есть в этом бесовом "Логове"?! — Мужчина потер грудь, поправил полотенце и еще громче позвал: — Волчица...

А в следующий миг он поперхнулся моим прозвищем от прилетевшего в грудь огромного снежка, а затем от второго и третьего. Тут уж самое время окончательно увериться, что это лишь видение, но опрокинутый на спину Тикелл резво вскочил и, потрясая письмом в руке, заголосил уже почтительнее:

— Торика Эл Лорвил Дори! У меня для вас письмо... Заберите срочно!

— Не кажется... Дори, чтоб тебя... вместе с хранителем! — прихватив в прихожей, старый тулуп Торопа я не вышла во двор, а выскочила.

— Господин Тикелл, бегу!

— Наконец-то, — при виде меня он усмехнулся и сплюнул, — не прошло и...

В этот раз я увидела, откуда на беду уважаемого жителя заставы прилетел снежный ком. От Тимошкиного снеговика. До того была голова и руки, а теперь вот грудина. Она сбила несчастного с ног.

— Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился!..

Добежав до бедолаги удивленно остановилась. Вот так новость! Что же это получается, он заложник долга? Тулуп выпал из моих рук, а Тикелл, аккуратно поднимаясь на четвереньки, все бухтит:

— Еще раз пришел на помощь, а в конце душу свою демоняке задолжал... Да ни за что боле! — Выпрямился, полотенце на себе, сильнее запахнул и, протянув мне конверт, раздраженно бросил: — Держи, Волчица.

С опозданием понял, что ляпнул, голову чуть в плечи втянул и покосился на посылку. А в ответ ничего, тишина. Тут уж начальник почтового отделения распрямился, грозно глянул на меня и решительно потребовал: — И на будущее... Да скажи ты хахалю своему, чтоб до конца зимы ничего не присылал!

В отличие от Тикелла, я увидела, как в воздух поднялась последняя часть снеговика, и медленно поплыла в сторону беснующегося.

— Не надо, — сказала я твердо, но меня не услышали ни там, ни тут. Один продолжил движение, а второй — возмущение.

— Что, не надо?! Ты, вообще, меня слышала? — Начальник разжалованный до роли просто таки захлебывался гневом. — Попроси, говорю, мужика своего, чтоб с посылками не докучал. Скажи — невмоготу за ними по заставе мотаться, чтоб он меня... тебя не гонял!

— Хватит! — оборвала его на полуслове, дернула гневливого на себя и правую руку выпростала в сторону стремительно летящего кома. Яркая вспышка над кольцом Дори, и снежок разорвало на куски, и нас с Тикеллом снегом не сшибло, а засыпало.

— О защитник мой Кудес! — промямлил начальник почтового отделения. — Спасибо, Торика. В век не забуду! — И мгновенно нарушил свое слово грозным возмущением: — Но тарийцу своему...

— Что, мало получили за свои слова, хотите больше? — я обернулась в праведном гневе. А Тикелл тут же схлопотал небольшим снежком в лицо, да так, что кровь с носа и в глазах туман. — В харчевню живо, и ни слова больше!

— Но...

— Жить хотите? — Ответом мне стал стремительно удаляющийся тыл в заледенелом полотенце. Я дождалась, когда он скроется за дверью и повернулась к ящику. — Могу я забрать посулку?

И тишина.

— Ау? Есть кто-нибудь?

Молчание.

— Что ж, спасибо за доставку.

Зажав конверт подмышкой, я прикосновением уменьшила ящик до размера деревянной коробки, подхватила ее, подняла тулуп Торопа и направилась в харчевню. Список вопросов полнился, а ответы на них откладывались на неопределенный срок. Жаль. Начальника почтового отделения забившегося в нишу кладовочки я заметила не сразу и только благодаря его бормотанию молитв. Он был растерян, напуган и потрясен.

— Господин Тикелл... Орвис, что с вами? Вам плохо? Мне послать за лекарем? — Я уже услышала веселый гомон помощниц вернувшихся с прогулки, голос Торопа и заливистый смех Тимки. — Кивните, и через час он будет здесь.

— Не-не...

— А как насчет весточки домой? Вас ведь из бани выдернули. — Вернула тулуп на вешалку, а затем, отодвинув Тикелла, открыла дверь в кладовочку и определила коробку на полку.

— Н-н-не-е-е надо! — просипел он, дрожа всем телом. Что ж, когда человек в таком состоянии настаивать бесполезно.