Хозяйка "Логова"

Хозяйка логова

1.

Дом спал погруженный в темноту, в камине столовой завывал ветер, и в такт его гневному гласу дружно вздрагивали ставни, лестница, и я. Побег из родного детища под стройный храп чужеземных воинов, быть может, до глупого безнадежен, но я верю в удачу и тихо крадусь в столовую, чтобы оттуда через маленькую кладовочку, сбежать на внутренний двор, перемахнуть через заборчик и, если судьбе будет угодно, без промедления пробраться в конюшню, оседлать лошадь и ускакать. К заросшему оврагу, туда, где меня ждет еще двое беглецов.

Так уж повелось: сторона, проигравшая в войне, отдает свое добро победившей, и хоть были мы сбоку припеку и никому даром не сдались, нашей заставой как добром распорядились. И моя харчевня вместе с постоялым двором гордо именуемые "Логовом" отошли чужаку. Вот только ни я, ни люди мои к нему как ранее не прилагались, так и теперь не будут. Потому и бежим от родных стен под покровом ночи. Ну, кто бежит, а кто попутно инспектирует работу помощниц, и ладно бы специально старалась, так нет же исподволь! Мой взгляд по привычке ловит все недочеты: не заштопанные со вчерашнего вечера ковры, не заделанный скол на второй ступеньке, толстый слой пыли под лавкой, паучка расставившего сеть между столбиками перил...

Он-то тут откуда? Ведь еще три дня назад попросила вынести!

Сама чуть не начала искать банку, чтобы снять поселенца и на улицу спровадить, да вовремя себя остановила. Разве мне больше делать нечего? Я ж отсюда бегу, пока действие дурмана владычествует над тарийскими воинами. И надо бы уже забыть, что еще час назад была здесь полноправной хозяйкой. А впрочем, что, как не личные правила, делает нас людьми? Смахнув восьмилапого умельца на... на немытый пол столовой, я юркнула в нишу кладовочки, попутно головой сорвав клок паутины и наступив на кучку наметенного мусора. Руки со злобы сжались в кулаки.

Ладно, я, тетеря перепуганная, резни боявшаяся, в эти дни ни есть, ни спать не могла и мало что замечала, но Тороп то, бывший вояка с холодным сердцем и тяжелой рукой, куда смотрел? Неужели не видел, что вокруг твориться?

Сорвав, оставшиеся клочки паутины с притолоки, добрым словом помянула помощницу. Ох, ты ж Гайна ленивая бестолочь! Мало того, что хозяйку с потрохами захватчикам сдать вздумала, так еще и расчет за "проделанную" работу взяла на неделю вперед. Дура пустоголовая! Погоди мерзавка, судьба за меня тебе еще воздаст.

Подумав так, я открыла потайную дверку, подняла поклажу, спущенную сюда моими мужиками и, прошмыгнув по коридору, через заднюю дверь вышла во двор. Заборчик перемахнуть и в конюшню войти незамеченной не составило труда, но стоило оседлать мою пегую лошадку, как близ стойла появилась тень.

— Куда собралась, хозяйка?

Тихий голос Сато Суо резанул по ушам не хуже стали по стеклу.

— На прогулку, — постаралась выговорить спокойно и без дрожи, что появилась в теле. Старик подошел ближе, сгорбленный и сухой, как ветка, прищурился с улыбкой, напоминающей волчий оскал.

— С поклажей? — Слуга "доблестного" Инваго Дори, коему отдали в управу "Логово", внимательно осмотрел меня с ног до головы, подмечая мужской охотничий костюм и плащ, подбитый барсучьей шкурой, сапоги на толстой подошве, пояс с иглами и кинжал, который я накрыла рукой.

Уверенность в том, что он попытается заступить мне дорогу или вырвать поводья с каждой секундой росла, но Суо лишь повторил, требуя ответа:

— С поклажей? — и голос его был тих и спокоен, а взгляд единственного глаза настолько чист, что я не посмела ни огрызнуться на него, ни прогнать.

— Так холодно. И в лес я надолго. Птицы набить. — Один предлог был хуже другого, но меня уже было не остановить. — Они как раз токуют. За ельником на поляне.

— Тетерева? Ночью? В декабре? — брови слуги медленно поползли вверх.

— Самое то! — быстро впрыгнула в седло и, сдавив пятками бока Мартины, направила ее к выходу. — Утром ворочусь, глазом моргнуть не успеете.

Глупая шутка, но слов обратно не вернешь, а сердце заходится в бешенном темпе, от предчувствия беды.

Уеду, уеду, уеду! Я уеду и меня ему не остановить. Шаг, еще шаг...

— Не дури, — полетело мне в спину.

— Не буду, — пообещала я, не оборачиваясь. Капюшон на голову накинула, морозный воздух вдохнула и закашлялась, услышав:

— Отец твой не ушел мальчишка тоже. Неужели оставишь на расправу их?

Тороп и Тимка все еще здесь?

— Ты врешь, — я обернулась. Суо не ответил, и поглаживая грубо обтесанные доски стойла, как бы между прочим, продолжил гнуть свое:

— Сама посуди. Отряд моего господина только что вернулся с войны, грязи насмотрелись, крови напились и по нежной любви соскучились ...

— Их здесь нет, — прошептала для себя, но в голову уже закралась душераздирающая мысль. Остались... и не ушли.

— Вояка твой может и стар, а вот мальчишка... — Я зажмурилась, сглотнула, а слуга Дори ехидно напутствовал: — Да ты езжай-езжай, и я тоже пойду...

Не дослушала, пришпорила Мартину, и та сорвалась с места, словно бы только этой команды и ждала. Ветер, завывая, пригоршнями бросал в лицо ледяную крошку, трепал волосы и капюшон, рвал на части душу, и лес, словно бы останавливая, ветками цеплял мой плащ, тянул назад и насыпал на пути снежные барханы.

"Тора! — звучало в ушах жалобно и обвинительно, — Тора... вернись!"

Задыхающаяся со слезами на глазах я остановила лошадь. Огляделась, желая узнать, как далеко меня занесло. А вокруг белое полотно поля, тут и там прорываемое сгорбленными стеблями колосьев, погибших в раннем морозе и оттого не убранных. Я летела вечность, а оказалась всего-то в семи милях от родного уютного детища. Захотелось броситься в снег и разрыдаться от бессилия и злобы на себя. Снедают сомнения и в сердце пробирается ужас. А вдруг они не успели уйти? Вдруг их кровати пусты, потому что Торопа и Тимку в подвале закрыли? Вдруг уздечек и седел не хватает, потому что лошади оседланными снаружи стоят. Видела ли я, убегая, их следы? Нет, не видела. И в то же время я и лошадиного ржания не слышала, а значит права. Они ушли.

Но вдруг Суо не врал, что тогда? Тогда... Я сделаю все, чтобы их отпустили, и посулить смогу все, а сделать и того больше. Но вряд ли тарийцы послушают, истосковавшиеся по женской любви, оставят бесправной заложницей для услады. Вот только не у одного... урода муженька, а у двенадцати. К горлу подступила тошнота, но стоило на мое место поставить Тимку, меня от отвращения вывернуло. Ни за что и никогда не оставлю своих на расправу, даже мысли себе такой не позволю! И уж лучше я время потеряю, но вернусь и проверю слова старика, чем буду мучиться неизвестностью до самого оврага.

Я круто развернула Мартину и пришпорила ее в попытке успеть до того, как действие дурмана развеется, и чужеземные воины проснутся, как от похмелья. И разом изменилось все! Ветер подул в спину, плащом укутывая, лес смилостивился и расступился, пряча колючие ветки, и, расчищая путь назад, сугробы отпрянули от дороги.

"Тора! — послышалось мне удивленное, а затем с отчаянием горькое: — Тора, куда ты?"

— Домой за тобой, — прошептала я, подстегивая мою пегую, бежать быстрее.

Казалось, на возвращение я потратила от силы минуты три. Влетела во двор и, спрыгнув с лошади, помчалась проверять конюшню. Стойла все так же были пусты, крючки для седел и упряжи тоже, но знакомое ржание раздалось за стеной, и сердце мое остановилось, а затем и вовсе оборвалось. На негнущихся ногах я покинула теплые стены денника, завернула за угол и с немой оторопью посмотрела в сторону харчевни. Там под окнами столовой переминались стреноженные скакуны: один с белым пятном на боку, второй с заплетенной в косу гривой. Конь Тимки тревожно похрапывает и бьет копытом, а верный спутник Торопа стоит, понурив голову. Они оседланы, нагружены сумками и без седоков...

Суо не врал.

Безмолвная и обессилившая вмиг я упала на колени, минуту, а может и две сидела неподвижно и старалась сглотнуть подступивший к горлу ком, вернуть дыхание и успокоить сердце. Не получилось. Зачерпнула снега в ладони, окунула в него лицо. Вдох, медленный выдох со всхлипом, встаю. И в голове бьется мысль, если Тороп с концентрацией дурмана в вине не напутал, то у меня еще есть на спасение мужиков десять, а то и пятнадцать минут. Но видимо не судьба нам бежать сегодня, стоило мне сунуться в заднюю дверь харчевни, как она закрылась на засов, отрезая путь к отступлению, и тяжелые руки опустились на мои плечи.

— Вернулась...

Я узнала его и вздрогнула, с трудом соображая, с какого бока на поясе висит кинжал, а где разместились иглы. Хотя к чему оружие, если от этого умельца мне не вырваться, как ни рвись. Силы не равны, и будь я хоть трижды отчаянной, но не пойду против командира отряда. Так уж повезло мне со слухом, запоминаю всех по характерным тональностям голоса. И сейчас ощущая, как руки тарийца и в сущности потомственного убийцы, медленно ползут с моих плеч, на талию и разоружают боевой комплект, я негодовала. Ну почему? Почему, меня не встретил Асд или Гилт? С ними быть может я и договорилась, не в первый раз вижу. А с этим как?.. Ну почему мне навстречу вышел сам Инваго Дори? Чтоб его!..

Оставшись без плаща и пояса, я попыталась вырваться из "объятий" новоиспеченного хозяина "Логова", но он не дал мне отойти, встряхнул как куклу, пригрозил:

— Не делай глупостей, Тора. Погуляла и хватит. Теперь иди...

— Куда?

— Завтрак готовить, — с усмешкой ответили мне и подтолкнули в сторону кухни. — И что-нибудь сытное. А то из-за вина твоего мало что остается в желудках, — послышалось уже из столовой, куда он ушел.

Из-за нахального тона тарийца, да и странности его действий, я на кухню вошла покорно, зажгла огонь по привычке и, лишь взявшись за сковороду, остановилась.

Что я делаю?! Он может, не убил меня и не избил, под одежду не полез и удовлетворять себя не заставил, но и моих мужиков не отпустил. Так какого... я буду сейчас готовить?

Схватив несколько малых ножей и самый большой тесак, я вошла в столовую вслед за командиром вражеского отряда.

— Дори! — позвала, не разжимая зубов.

— Что, уже готово? Или уже и съедено? Что-то не чувствую запаха, — устало усмехнулся, раскинувшийся в кресле, "весельчак" и его поддержали кривыми улыбками все те, кто должен был спать. Бледные с осунувшимися лицами они смотрели на меня мутными злыми глазами, но не спешили трогать. Трое человек сидели на полу, трое на скамье у гаснущего камина, и только двое лежали на столах под присмотром Сато Суо.

Я зло прищурилась и удобнее перехватила тесак. Если нового хозяина "Логова" я убить не смогу, то этому старому подонку точно голову отрублю.

— Тора, иди готовь. Не трать время ни мое, ни свое. — Дори скосил глаза на мои руки, хмыкнул и с намеком произнес: — А если мясо нужно нарубить, попроси Асда. Он тебе не откажет.

Названный в мгновение ока оказался за моей спиной, протянул руку за кухонным инвентарем.

— Отставить! — рыкнула так, что вымуштрованный воин стал по струнке и только через секунду опомнился, но ничего сделать не уже успел.

— А ты... — первый нож плавно вошел в сидение кресла промеж ног их командира, — немедленно отпусти, — второй нож вошел в подлокотник, — Торопа и Тимку! — третий выбил бутылку из руки тарийца и вонзился в стену над его головой.

— Иначе что? — Дори дал знак, и моя шея, а также правая рука оказались крепко сжаты.

Не знаю, откуда силы взялись, но я сделала шаг в сторону, соединила руки и двинула локтем назад. Удар получился, как о стену, болезненный, зато удачный. Мне повезло задеть незажившую рану Асда. Он ослабил хватку и согнулся, а я, получив свободу, занесла над ним тесак.

— Иначе вот что!

Я не успела досказать угрозу, тесак не успел пересечь и четверти пути к могучей шее, как волна плотного серого тумана прокатилась через столовую и, ударившись о стену, уплотнилась. Все замерло. Время, воины, сердце... Мое сердце сжалось от ужаса, потому что я знала, что это за туман, знала, кто способен его призвать и холодела от мысли, что под крышей моего детища оказался маг. Проклятый искусник мрака, способный легким пассом рук остановить жизнь в целой деревне, наслать на закрытый город мор и выжечь лес. Бесчеловечный, беспринципный...и обессилевший, лежит сейчас где-то на полу, еле-еле ворочает сухим языком, просит воды, и никто не подаст. Ведь все те воины, что были здесь, пусть и темные личности, но все же люди. Застыли, как и я. Ничего не видят, ничего не слышат и с места сдвинуться не в силах.

— Дура! — рявкнули у самого моего уха и выдрали из одеревеневших пальцев тесак. Увесистый шлепок пониже спины и очередное оскорбление от командира отряда последовали незамедлительно: — Еще б немного и разорвал идиотку на куски... Мозгов хватило на раненного оборотня напасть! Дура, как есть дура...

Инваго Дори? Да как так? Он же человек!

Я не поверила своим ушам, но это действительно был он. Говорил легко, двигался свободно и не чурался моей неподвижности, немоты и слепоты. Подарил еще один шлепок и пару тройку нелестных определений, а уже затем уставшим голосом похвалил расторопность старика Суо и спросил у Гилта, как себя чувствует Асд. Его вопроса я толком не расслышала, потому что в голове звенело: "Маг и оборотень! Сильный маг и раненный оборотень в моей харчевне". Провалиться мне на этом самом месте, в "Логово" забрели нелюди. Маг, оборотень и...

— Живой, — ответили ему и, чуть шипя, посетовали: — Вязать не сстал. Ему и бесс того доссталось. — Не держи меня туман, я бы с воплем осела на пол. Вампир! — Ссато, сспассибо, что прикрыл, я бы не усспел... — поблагодарил кровопийца старика и тот закашлялся, как и полагается изможденному заклинанием магу.

— Сам не ожидал... и от себя, и от нее.

От меня?

— Да, с виду тихая зар-р-раза. — А это уже оборотень голос подал.

— В тихом омуте!.. — хмыкнул Дори. Он наконец-то от меня отступил и с сыновней заботой предложил воды обессилевшему Суо.

— Воды я и сам возьму, — ответил маг. — А вы лучше хозяйке тесак верните и уступите Асду место. Сил на долгое заклинание не было, туман вот-вот опадет.

Картина моего мира в эту долгую минуту не просто пошатнулась, она тотчас поменялась! Так значит, старик одноглазый — маг проклятый. Асд — волчара облезлый, Гилт — клыкастый кровосос. А Дори... Кто в таком случае он? Что за тварь?

— Держи, прелестница. И больше не глупи.

В мои пальцы вернулся тесак, и теплое дыхание коснулось щеки, а дальше... Щелчок пальцев мага, тихий рык оборотня, согнувшегося передо мной, и звонкое "Бум-дзынь!" от тесака, упавшего вместе с туманом. Не знаю, что хотел разыграть этот квартет, участия в их действе я не приняла. Как ошалелая начала отступать к двери, подальше от бледных людей, настороженных нелюдей и Дори, что не спускал с меня циничного прищура холодных глаз.

— Так ты хотела, чтобы я освободил Торопа и Тимку? — спросил он, возвращаясь к прерванному диалогу.

— А разве мы их закрывали? — потирая ушибленную грудь, спросил Асд и его слова поддержал вампир:

— Еще вечером пинком спровадили на вольные хлеба.

Я скосила взгляд на Суо, и он всего на миг оторвался от кувшина с водой, ответил:

— Не сердись. Мне надлежало вернуть тебя, потому как с господином ты не говорила.

С господином, ага, как же! Маг в услужении, где это видано? Мысленно пожелала ему подавиться и быстро преодолела оставшееся расстояние до двери, нащупала и схватилась за ручку.

— С этим разобрались, — подвел черту Дори, по одному выдернул ножи из кресла и стены и вспомнил о насущном: — Так, что там с завтраком? Скоро будет подан?

— Как только приготовите, — выдохнула я, едва скрывая радость. Моих мужиков здесь нет, можно бежать без оглядки к оврагу или в его направлении. Вряд ли они далеко ушли, быть может, только до неубранного поля, где мне послышался голос Тимки.

— Харчевня ваша, постоялый двор тоже ваш, все ваше. Вещи, кухонная утварь и запасы, конюшня, все... Лошадь, оставлю, плащ не возьму, оружие вы уже сняли... — открыв дверь, медленно протиснулась в коридор, продолжая лепетать. — Золото на кухне в стенном шкафу и за бутылями в подполе, серебро в конюшне, правый столбик первого стойла. Медь не хранила, тратила. Сама в услужение не пойду и людей своих не пущу...

— Тора, — угрожающе произнес командир отряда и поднялся с кресла, а я уже захлопнула дверь, задвинула засов и побежала. Шаг, второй, третий... туман.

— Что за напасть с этой бабой?!

"Это еще разобраться надо у кого и с кем напасть!" — мысленно возмутилась я и уже приготовилась к очередному увесистому шлепку, однако, дождалась иного. Дори взял меня за подбородок и приподнял голову. Создавалось ощущение, что он внимательно осмотрел мои уши, затем глаза, а после с тихими проклятиями полез проверять зубы.

— Мракобесье! Неужели ведающая... — Спасибо, пальцами в рот не полез, посмотрел на клыки и мрачно вопросил: — Гилт, Асд, я просил найти человека. Слепую, как все, но вменяемую. А вы... Что за дрянь вы мне подсунули?

— Человека, — ответили те в голос, ничуть не покривив душой.

— Я останавливался в "Логове" несколько р-р-раз, будь она ведающей или хотя бы видящей, не пустила бы на постой, — припомнил оборотень. — Не готовила бы мясную запеканку лично для меня.

— А меня она штопала, — словно бы хвастаясь, поведал вампир.— И то, что я воссстановился бысстро не заметила.

Как же, заметила. Но Тороп сказал: "Значения не придавай. У нас на дальней заставе, выражение — меньше знаешь, лучше спишь, не просто поговорка. А пилюля от душевного расстройства". Вот я и не заострила внимания, о чем сейчас очень и очень сожалею. Глядишь, и не стала бы человеком, подходящим для их нужд.

— И как вы объясните ее побег?

— Пр-р-редсвадебным испу... — Асд не договорил, тихо охнул, а затем прорычал сквозь стиснутые зубы. — Да шутил я. Чего ср-р-разу кулаками?

— Это мой просчет... — кашляя и, медленно продвигаясь в коридор, признался Суо. — Туман забвения из непрочного плетения вышел, она вас слышала. А сейчас еще и увидит.

И действительно увидела, будь моя воля еще бы и заорала, но смогла лишь тихо мыкнуть и отступить.

— Плетение распадается. Держите ее, иначе убежит, — предупредил старик слабым голосом. И как по команде жуткий черный кровопийца крыльями перекрыл проход к задней двери, огромный серый оборотень закрыл проем на кухню, а Дори протянул ко мне руки. Простые человеческие руки с мозолями, обветрившейся кожей и трещинками, что появляются от холода, но они меня напугали больше всего. Потому что если Гилт и Асд в тумане приняли вторые свои обличья, а маг засветился рунами, этот не менялся совсем. Выглядел как человек, говорил, как человек, улыбался и двигался, как человек... но вряд ли был таковым. И мысль "что он за тварь такая?" вновь стала главной.

— У-убе... ру... — получилось промычать у меня и, увильнув от лап его загребущих, кинуться на грудь оборотня и опять задеть его рану.

— Р-р-р! — раздалось надо мной.

Не отрывая взгляда от тарийца, я шарахнулась в сторону, и отдавила ногу вампира. Тот, понятное дело, зашипел. Я дернулась в сторону мага. Наступил черед нанести вред и ему, но меня перехватили.

— Нам надо поговорить, — сообщил самый жуткий из людей. Притиснул к себе одной рукой, второй перехватил мои кисти и преспокойно понес наверх в выделенную на ночь комнату. Шел Дори в кромешной тьме и ни разу не споткнулся. Отсчитал нужное количество дверей, уверенно открыл ключом свою и, распахнув с пинка, стал как вкопанный.

Я не могла видеть то, что видит он, света от угольев, тлеющих в камине, было недостаточно, зато прекрасно расслышала сонный голосок Гайны, томно вопрошающей: "Инваго, это ты?"

О! А ленивая бестолочь все еще тут и очень даже неплохо устроилась. Хотелось сказать: "Урод тарийский", но промычать удалось лишь:

— Ур-р... тари... — И этот звук вывел воина из оцепенения.

— Забыл, — произнес он чуток покаянно и вышел вон, соответственно и меня вынес, а затем дверь на ключ закрыл. Интересно, зачем? Боится, что мерзавка сбежит? Однако зря, она о такой "работе" мечтала давно, теперь вцепится, не отпустит.

— Где твоя комната, Тора? — вывел меня из раздумий вопрос нового владельца "Логова". Услышал мое бу-бу-бу и передумал спрашивать: — Побереги силы. Сам найду.

И нашел, безошибочно. Дверь отворил аккуратно, внес и бережно опустил меня на кровать, разогнулся, улыбнулся и неожиданно мягко произнес:

— Торика ЭлЛорвил, выходи за меня.

Он в своем уме?

Я несколько раз моргнула. А Дори выждал минуту, внимательно наблюдая за выражением моего лица, и только после этого продолжил уже совсем другим тоном:

— Да, особо удивляться не стоит, — отмахнулся от моего ошарашенного взгляда. — Но именно это я и хотел сказать, после того, как тайно приехал сюда, показал дарственную на "Логово", разместил своих людей на ночлег, заказал ужин, помылся и вышел к тебе, дабы поговорить. Только это и ничего больше.

Верилось слабо. Мне было хорошо известно, что творят тарийцы на захваченных или отданных им в откуп землях. И как расходятся их действия с обещаниями, я тоже знала.

— Я хотел тихо-мирно уладить вопрос и законно оформить твое дальнейшее полноправное хозяйствование в "Логове", хотел нормально отдохнуть и отбыть следующим же утром, а что получил взамен? Бессонную ночь, невменяемый отряд и задержку на несколько дней. — Произнося это, даже руки на груди сложил, качнулся на пятках.

— Я просил подать мясо, ты приготовила рыбу, которую мы не то что есть, видеть не можем после двух месяцев плавания. Просил дать воды, ты разлила всем вина... — тут он явно хотел сказать, что напиток был с примесью, но промолчал, зато приступил к главному: — Просил подать ужин в спальню и подождать меня, тихо-мирно, сидя на кровати. — Хорошее уточнении, будто бы я знать не знаю, что все это значило. — Но к моменту моего возвращения там уже вольготно разлеглась твоя помощница.

— Бе...ня...жечка, хотел отдох... а тут пришло... окучи... вать, — вырвалось у меня.

— Что? — Он щелкнул пальцами, и голос ко мне вернулся вместе с пониманием — лучше промолчать. Дори не просто подлый тариец, он явно хуже!

— Повтори, — потребовал воин, склонившись надо мной, окунув в странное мерцание холодных глаз.

Нет уж, проще ответить на ранее поставленный вопрос.

— Инваго Дори, независимо от того, где и когда ты сделал свое предложение, мой ответ был и остается — нет. — И по возможности отсела подальше, настороженно глядя на него.

— Я это уже понял. — Воин подался вперед, сократив меж нами расстояние, и опять чуть ли не дышал в мое лицо. — Интересно другое, зачем средь ночи тебе потребовалось отвлекать меня девкой, травить моих людей вином, распускать прислугу и сбегать? Жить надоело?

— Наоборот.

Хотелось сдвинуться на середину кровати, а затем еще чуть дальше и еще. Но его рука накрыла мои колени и придавила к матрасу, а сам он вкрадчиво произнес:

— Я слушаю.

— В смысле, жить как раз таки хотелось, — ответила коротко и абсолютно честно. — Людей твоих я не травила, а всего лишь одурманила... малой концентрацией, — в последнем уверена не была, ибо Тороп смешивал. Но все же! — А помощников распустила, чтобы были свободными от дарственной нашего правителя. Захотят к тебе на работу податься — придут и на новых условиях заключат договор, не захотят, будут вольными. А что до Гайны, — тут я помедлила, прежде чем ехидно заверить: — она к тебе пришла по собственной воле, и ты сам на нее отвлекся.

— Я думал... — начал Дори, но замолк, прожигая меня хмурым взглядом.

— Ты думал, что это я пришла за полюбовным решением вопроса. — Кривая усмешка коснулась моих губ и расползлась в широкую улыбку. — Но учитывая, что в темноте ты видишь прекрасно, появляется вопрос, что же ты не посмотрел на ее лицо. Некогда было? Сильно... устал.

Сказала и окаменела, потому что глаза его потемнели и сузились, ничего хорошего не обещая. И я в который раз мысленно стукнула себя по лбу. Из-за тактичного поведения Дори все время забываю, что он не простой мужик, с которым можно пререкаться, а тариец. Да и вообще не мужик, а нелюдь, правда, не кровожадный какой-то.

Медленно вдохнула, зажмурилась на мгновение и выдохнула. Моя реакция на мою же смелость чужеземного воина несколько позабавила, холод из его глаз ушел, вот только расчет остался.

— С этим разобрались, — подвел он черту всему вышесказанному. — Теперь скажи, что делать будем с "Логовом"?

— Что хочешь, то и делай. — Пожала плечами и посмотрела на руку, что до сих пор пригвождала меня к матрасу. — А теперь отпусти. У меня в поле люди замерзают, мне нужно к ним идти.

— Не могу. Ты слишком много слышала и видела. Так что утром проведем быстрое бракосочетание и законно закрепим...

Договорить я ему не дала:

— Во-первых, ничего я не слышала, во-вторых, я против брака как такового, в-третьих, мне плевать на "Логово"!

— И именно поэтому ты последней из него убегала?

— Я искала Гайну! Увидела ее плащ, подумала, что девчонка попала в беду...

— Обошла все спальни и нашла ее у меня, — понятливо кивнул он, — много узнала?

— Достаточно... — я брезгливо скривилась. Видение того, как мерзавка, стоя на четвереньках, сдает меня с потрохами, пока "уставший" воин без устали вколачивался в нее сзади, вызывало острый приступ злости. Зря я эту дуру искала и хотела спасти.

— Я тоже узнал достаточно. — Он убрал руку с моих колен и разогнулся. — Поэтому хозяйкой остаешься ты, и женой будешь тоже ты.

— Нет! — Мгновенно вскочила на кровати и посмотрела на командира отряда сверху вниз, и пусть выигрыш был всего лишь в пять сантиметров, следующие мои слова прозвучали твердо: — За тебя никогда.

— А причины? — Кажется, я его развеселила или не я, а моя тщетные попытки спрыгнуть с кровати и отправиться за Торопом и Тимкой. Дори легко пресекал все мои увертки и попутно забавлялся. — Неужели настолько плох? Не хорош собой? Не достаточно богат? Или тебя расстраивает, что во все время супружества я буду далеко-далеко от вашей заставы?

— Если будешь далеко-далеко, — фыркнула я в который раз оторванная от пола и воздвигнутая на кровать, — то твоя внешность, характер и достаток ничего не значат. И ответ мой все тот же — нет. Уж, лучше за Асда подамся, — буркнула я, чем повторно его рассмешила и выиграла бесценные доли секунд. Мне их хватило на то, чтобы спрыгнуть с кровати, достигнуть двери и бросить ехидное через плечо: — А хочешь, чтобы я была хозяйкой, ты ему "Логово" передари!

Вру, конечно, замуж мне совсем не надо.

Довольная я выскочила в коридор, но не успела ступить и шага, меня вернули в спальню на кровать. Видимо у тарийца пунктик, вести переговоры на мягкой горизонтали.

— Асд тебя не возьмет, побоится прибить во время очередной твоей вспышки.

— А он разве не будет далеко-далеко?

В ответ получила отрицательный мах головой и сообщение, опередившее мою новую идею:

— А Гилту ты наступила на мозоль, так что тоже нет.

Припомнила прошлые встречи с кровопийцей и хмуро заметила:

— Я не ссорилась с ним. И никогда гадостей не говорила.

— В прямом смысле на мозоль наступила. Вампир, как и оборотень, ради спокойствия остальных членов отряда, не позволяют ранам быстро зажить.

— И травятся как все? — ехидно напомнила о дурмане.

— Нет, тут ты не угадала. Они его не ощутили, и артефакт сработал не сразу... — На несколько мгновений тариец задумался, а затем с прищуром вопросил: — Не расскажешь, кто и что подмешал? Мне бы очень хотелось поговорить с этим мастером по душам. И напомнить ему, что нападение на отряд верноподданных воинов...

А дальше он, внимательно вглядываясь в мое лицо, с удовольствием перечислил меры наказания для провинившихся и бунтовщиков, ясно давая понять, что меня не отпустят. Не для того вернули назад, не для того оставили в живых после брошенных в командира ножей, занесенного над Асдом тесака, и тем более отравления всего отряда. Выставив руку вперед, я оборвала поток его слов и попыталась не представлять себе все те пытки, о которых воин так самозабвенно вещал.

— Я поняла. Я остаюсь. — И переходя на тихий сип, сказала: — Но женой не стану.

— Лед тронулся, — кивнул тариец и вышел, чтобы отдать околачивающемуся там вампиру приказ на чистом тарийском языке. — Гилт, слетай к неубранному полю, что раскинулось на пути к оврагу. Там должны быть ее холо... помощники, — тактично исправился Дори. — Назад верни обоих, не таясь.

— Зачем? — не понял кровопийца. Видимо не часто ему позволяется летать во втором обличье.

— Чтобы не смели хозяйку на побег подталкивать. Сдается мне, они знали, кого пустили на постой...

Я слышала его слова словно сквозь воду, принятое решение ножом резало сердце и переворачивало душу. Слезы набежали на глаза, но я с остервенением смахнула их и сжала кулаки. Не время плакать о судьбе, это ранее я бесправной была, сейчас же все права себе выбью.

— Они не холопы. А мои названные брат и отец, — сообщила воину, которого ничуть не удивило мое знание тарийского.

— Тем лучше, — бросил он, вернувшись на мой родной язык. — Значит, будешь под двойным присмотром и побоишься ослушаться.

— Что тебе надо?

— Для начала? — поинтересовался он и сел на кровать со мною рядом. — Не расторгаемый договор между нами, лучше всего брачный. Чтобы узы были если не кровными, то близкими к ним.

— Я сказала — нет.

Он просиял издевательской улыбкой.

— Суди сама. Удочерить тебя я не могу, ты не в том возрасте. Стать твоим пасынком тоже не получится, отец мой давно похоронен, к тому же, как на мать, я на тебя смотреть не смогу. В сестры ты не годишься по той же причине, вот и остается...

— Уж лучше в заложницы долга, — прошептала я после недолгого раздумья, и ответом мне была тишина. Я не смотрела на воина, поэтому и не заметила, когда он успел лечь, закинуть руки за голову и засопеть с довольной полуулыбкой на губах.

Придушить бы его сейчас подушкой и все проблемы с концом, у "Логова" новый хозяин у меня вольная жизнь, подумала зло и вздрогнула, услышав:

— Твоих помощников я досставил. — Гилт обернулся за три минуты и теперь стоял в дверном проеме, прожигая меня взглядом удлиненных желтых глаз и стряхивая снег с кожистых крыльев. — Разберешьсся сс ними и завтрак приготовь.

Двухметровый монстр не был обнаженным гибким хлюпиком, коими кровопийц принято изображать на фресках храмов. Каким в человеческом облике был таким и остался, за одним исключением: мощную шею, широкую грудь и плечи, бугрящиеся мускулами руки и ноги, пресс и все что ниже покрывала мелкая черная чешуя, более напоминающая тонкий костюм, а не кожу. Помимо глаз в его лице ничего не изменилось, а темные чуть вьющиеся волосы стали длинней. Красивый даже в обличье вампира, жаль что нелюдь.

— Эх, думала нормальные мужики, — с этими мыслями вслух я вышла из комнаты и направилась к своим, тихо сетуя, — а оказались... Один крылатый, второй хвостатый, а третий, вообще, невесть что. — И уже спускаясь по лестнице, договорила: — Не то проклятый, не то заклятый, а может полукровка... Недодемон.

Наверху что-то с грохотом упало на пол и со звоном разлетелось. Я развернулась, чтобы подняться и проверить нанесенный харчевне урон, но тихо крадущийся следом Гилт мне не позволил. Получилось у него это ненароком, грудью встретил мой лоб и нос, и последний чуть было не разбил.

— Сспусскайсся дальше, я ссам поссморю.

— Но...

— Иди.

Эх, и не узнаю теперь, что это было. То ли Дори с кровати упал, то ли Гайна полезла в его сундук и получила по рукам.

Ну и ладно. Меня сейчас куда больше волновало, что сказать Торопу и Тимке стремительно возвращенным домой.

2.

Однако зря я беспокоилась на этот счет. Окоченевшие они не то, что говорить, сипеть не могли. Едва завидели меня, выдохнули с облегчением и продолжили трястись, прильнув к теплому боку кухонной печи. Глянув на своих домочадцев, я заставила Гилта и Асда поставить лохань посредине кухни, наполнить ее горячей водой и окунуть моих мужиков с головой. Растирала их настойками уже сама и сама напоила горячим вином с перцем и травами. Крепкого питья сварила побольше, чтобы утром повторно напоить, но вернувшись на кухню, поняла, что утром мои мужики получат лишь чай. Потому что вино нелюди допили, за что и поплатились: Гилт чистил картошку, Асд рубил мясо. Остальные воины под присмотром Суо все это время мирно храпели в столовой на полу. Обессилившие после дурмана они там же и поели через два часа, один лишь командир отряда явился на кухню, чтобы сесть напротив моей сонной персоны и, сверля взглядом, ждать, что же скажу.

Занимаясь готовкой, я многое обдумала и теперь хотела знать, насколько расширились полномочия бывшей помощницы и что стало с моими собственными. И наливая тарийцу в кружку отвар, тихо заметила:

— Гайна, все еще не спустилась вниз.

— И не спустится, — ответил Дори, на корню зарубив мой следующий вопрос, но не возмущение:

— Опять отвлекся с нею? Ты хоть бы покормил, прежде чем...

— Она не спустится, потому что уже сидит дома. И не скоро высунется. — Зло произнес он, оборвав на полуслове.

Я скосила взгляд на прихожую, где сиротливо висела одежка помощницы, заметила тихо:

— Что, без плаща ушла?

— Без плаща, волос, платья и белья, — хмыкнул воин. — Дура полезла в сундук с ревизией и, выбирая самые дорогие изделия, повесила на шею два враждующих амулета. Отсюда взрыв. От спальни осталась черная дыра, от моих вещей лишь пепел, а девка жива из-за реликвии, которую спрятала в лиф. Везучая дрянь!

Он потянулся к тарелке и взялся за вилку, намереваясь есть. И это после того, как сообщил мне о разрушении в моем... в его "Логове". Бестолочь! Я ринулась к двери, намереваясь оценить ущерб и внести его на счет хозяина, как вдруг услышала:

— Сядь, я не все сказал. — Сказано было так, что я покорно вернулась за стол. — В следующие полгода открывать дверь туда не советую, иначе действительно станешь заложницей долга. — Жестко произнес Дори, так чтобы поняла, это не совет, а приказ: дверь не открывать, на статусе заложницы не настаивать. Помолчал немного и тем же тоном сообщил: — Бракосочетание проведем в белом храме на скале.

То есть брак будет признан и у нас, и у них. И я опять окажусь всецело подвластной мужу, а то и стремительно вернусь к бывшему?!

Сглотнула вязкую слюну, спросила сипло:

— Иначе никак? — Он не ответил, продолжая есть. — А может у тебя брат есть какой-нибудь, сводный? Так чтобы не тариец, но человек и кровный родственник.

Косвенный намек на свою нечеловечность Дори пропустил мимо ушей, поинтересовался только:

— Зачем тебе?

— Хочу стать твоей невесткой, хотя лучше бы вдовой. — Воин поперхнулся травяным настоем, который только что глотнул, а я поспешила подать салфетку и объяснить: — Безутешной вдовой твоего сводного брата или безутешной женой невесть где пропавшего брата. В этом случае по закону харчевня твоя, и смотреть на меня ты сможешь, как вздумается.

— Но вряд ли трогать, — напомнил он, обжигая холодным взглядом, но я не обратила внимания на явную издевку.

— Так есть такой?

— Нет.

— В таком случае я отка...

— Есть! — перебил меня Суо, объявившийся в дверях. Он медленно прошел на кухню и поставил на стол пустой кувшин. — Есть такой. Главный наследник рода Таллик Дори... вернее был. Пропал лет пять назад во время первой военной компании в ваши горы. Сорвался со скалы, упал в расщелину и не выбрался.

— Таллик, — повторила я задумчиво. — Родной брат, пропавший, но тариец.

— Не надо... — начал воин, и старик его мягко прервал, опустив руку на плечо.

— Я понимаю, господин, вам больно о нем вспоминать. Но если бы у Таллика осталась в этих краях супруга, было бы куда проще все решить сейчас, — произнес маг многозначительно, и я начала что-то понимать в их недомолвках.

— У вас сложности с наследованием. Я права?

— Отчасти, — ответил Суо.

— Что-то значимое?

— Бесценное, — подтвердил старик и, сокрушаясь, проговорил: — Реликвия передается от первенца к первенцу, но Таллик сгинул в небытие, и теперь к родовому артефакту потянулись чуждые ему руки.

Дори заскрипел зубами и вскочил, желая высказать свое мнение, но лишь беззвучно прокричал его. Жилы на шее вздулись, ноздри расширены, на лице самый настоящий оскал, а сказать ничего не в силах. И по его гневно сверкающим глазам видно, маг поплатится за временную немоту Инваго Дори.

— Господин, крайне возмущен наглостью этих лиц, — объяснил маг, указав на медленно звереющего воина и его многозначительные жесты. — Как видишь, он всех хочет нарезать на куски и затолкать им в глотку их же... — И уже укоризненно ему: — Вам не стоит опускаться до подобных угроз в присутствии невестки.

Это было последней каплей.

Дори схватил Суо за грудки и вынес на вытянутых руках, вначале в коридор, а уже оттуда через двор в конюшню. И ничто его не остановило, ни усталая и в тоже время лукавая улыбка мага, ни запертая с ночи дверь, ни разбушевавшаяся с новой силой вьюга.

— Хоть бы не помер, — покачала я головой, невольно записав старика в покойники.

— Что случилось? Кто собр-р-рался умир-р-рать? — в кухню из кладовой ворвался встревоженный оборотень, напугал своим рыком меня, и чуть не получил кувшином по волчьей морде. Правда, вряд ли бы этот снаряд его остановил. Хвостатый нелюдь по размерам не уступал вампиру, а может и превосходил его. По виду он был тяжелее и шире, что в груди, что в бедрах, шея так вообще бычья, голова как три мои. Словом, огромный и массивный или это только кажется из-за шкуры. В книгах говорилось, что ни ходить как люди, ни говорить, двуликие не могут, шкура на несчастных сморчках нарастает клочьями, взгляд безумен, пена капает со рта. Эх, видели бы они экземпляр, что стоит передо мной, постыдились бы писать клевету на красавца с наглой мордой и возмущенным взглядом умных карих глаз.

— Тора! — сердито отфыркиваясь от пролившегося на него настоя, Асд уже человеком преодолел оставшиеся метры до стола. Со стуком поставил пустой кувшин и навис надо мной. — Прежде чем тарой кидаться, ты бы хоть опустошала ее.

— Некогда было! — прошипела я, прижимая руку к сердцу, выпрыгивающему из груди. — Бестолочь, хоть бы знак какой подал, прежде чем ко мне врываться, да еще в таком виде.

— В каком виде? — переспросил он, а затем смекнул. — А в этом виде. Так привыкай, мы с Гилтом теперь часто будем здесь... защищать тебя, присматривать за "Логовом".

— А смысл? Если я выйду замуж за пропавшего брата Дори, то меня, как вдову, защищать будет род.

— Какого брата? — не понял Асд и тоже сел. — Нет у него брата.

— Сейчас нет, а раньше был, но сгинул. И звали пропавшего Таллик.

Оборотень мотнул головой, хотел сказать что-то важное, но тут дверь отворилось, и к нам влетел Гилт.

— Чего ссидишь? Я дал клич к ссбору еще минуту назад! — Этот своего истинного вида также не стеснялся, но кувшин поймал аккуратнее, ни капли не пролил. Водрузил его на стол, заметив коротко: — Не стоит хозяйсской утварью кидатьсся. Дори не оценит.

— Инваго нет, а Таллик вполне, — хмыкнула я, уже мысленно представляя, многочисленные плюсы этого брака. Ведь чем знатнее род, тем больше возможностей открывается для носителей его имени. А значит, все товары из Тарии я теперь могу заказывать по сниженной цене.

Последнюю мысль явно произнесла вслух, и вампир фыркнул:

— Это меньшее из вссего, что сстанет для тебя досступным. Но я понять не могу, — он, как и оборотень, обернулся человеком и сел за стол. — Ты сказала Таллик, а не Инваго. Почему?

— Он мертв, — сообщила я, вызвав у нелюдей кривые ухмылки, — ну или пропал, потерялся. Да какая разница! Главное другое.

Что другое они слушать не стали, переглянулись и поднялись, а я и не собиралась рассказывать. Краем уха уловила Тимкин кашель и, прихватив растирку и питье, ринулась на помощь. Пока, возилась с хрипящим братцем, то и дело бросала взгляд на Торопа, смирно лежащего на второй койке. Он давно проснулся и, как всегда первым делом разрабатывал кисть, возвращая чувствительность вечно немеющей правой руке. Ранее он попутно обдумывал и проговаривал план действий на день, а сейчас решил по полочкам разложить провалившийся средь ночи план побега.

— Тора, они нас выставили до того как уснули, но я был уверен, что ты успеешь сбежать.

— Я тоже.

— Так почему задержалась? — говорил он тихо, почти скрывая скрип голоса. — Неужели из-за Гайны.

— Из-за нее, — я всегда удивлялась проницательности бывшего вояки, и мало что могла укрыть от него. Потому и говорила прямо, без утайки: — Плащ ее увидела и добрых двадцать минут искала глупую.

— Нашла.

— Да. В гостевых покоях, четвертая дверь справа.

— Лазила по сундукам? — нахмурился Тим, предположив самый большой, по его мнению, грех помощницы. В свои десять он других пороков еще не предполагал.

— Действительно лазила, — кивнула я. — А в сундуке была... защита очень сильная, так что "Логово" лишилось гостевых покоев, а Гайна всех своих волос.

— Так ей и надо, — подвел итог малец и широко зевнул. — А с комнатой что?

— Закрыта. И в ближайшие полгода вход туда воспрещен.

— Почему?

— Потом расскажу, — пообещала я, уже точно зная, что наплету ему страшную сказку о злом черном лорде и долге, который живому отдать не под силу. Уж лучше испуг в шесть месяцев длинной, чем мальчишеский интерес и смерть; быстрая, если повезет. Я уложила зевающего, но все еще прислушивающегося к разговору Тимку и укрыла его одеялом.

— Поспи еще немного, а потом я завтрак принесу.

Дождалась тихого сопения от братца и пересела с растиранием к бывшему вояке. Попросила оголить спину и грудь, а он с места не сдвинулся, продолжил допрос:

— Вернулась почему?

— Суо обманул.

— Проклятый искусник мрака! — процедил он сквозь зубы, с точностью определив одаренного в старике. Уверена, мой названный отец вычислил мага, как только увидел тарийский отряд небритых и немытых. И как всегда промолчал ради нашего с Тимкой спокойствия.

— И чем Суо тебя зацепил? Как заставил вернуться?

— Сказал, что вы остались в "Логове".

— И что с того? — не понял Тороп, поднявшись на локте. — Остались бы ненадолго, потом бы выбрались. Я же тебе не раз говорил, нам с Тимкой уйти легче легкого, где бы ни держали, а ты... — И что сказать в свое оправдание? Что меня как дуру развели, сыграли на чувстве страха за почти родных?

— Я ... он...

— Ну! — рыкнул грозно. И я, прикусив губу, глазами указала на спящего в другом углу ребенка. Вояка наш без уточнений понял. — Ясно. Тебе пригрозили расправой над пацаном, а ты и повелась.

— Но я...

— Все еще в мужиках не разбираешься, — закончил за меня Тороп и укоризненно произнес: — Ничего бы они ему не сделали. Сама вспомни, Асд в прошлую зиму Тимку от медведя спас. А ближе к весне этот... как его! Гилт. Собственноручно набил Тимкиному дядьке морду, за то, что тот на мальца руку поднял. Такие люди служить верой и правдой бесчестному командиру не будут.

— Они не совсем люди... — прошептала и рот прикрыла ладонью. Неужели мои мужики не видели кто их с поля в "Логово" вернул?

— Ты уж не стесняйся, говори прямо.

— Я и сказала. Они совсем не люди, в смысле, настоящие нелюди. Один вампир, второй оборотень, а еще с ними маг и...

— Значит мне не показалось, — прохрипел Тороп и с прищуром посмотрел на меня. — А ты тем более могла бы смекнуть, что нелюди вряд ли будут служить скоту. А раз Дори не скот, то и отряд его отнюдь не свора вшивых псов.

О том, что их принадлежность к хвостатым и клыкастым обнаружилась много после, я не сказала. Да и нужны ли эти уточнения, если Дори сам непонятно что или кто, и замуж я выйду за его брата.

— Какого брата? — насупился вояка, едва я сообщила об этом.

— Старшего. Таллика. Пять лет назад он затерялся у нас в горах во время первой военной компании тарийцев.

— Что-то я об этом слышал, а сейчас и не припомню толком. — Поначалу брови его сошлись е переносице, а затем резко взлетели вверх. — Так ты что же, замуж пойдешь? Не боишься, что тот... узнает.

— Скорее всего, я лишь бумаги подпишу.

— Вряд ли! — В дверях нарисовался довольный Дори. Мокрый в давешней рубашке и штанах, единственной одежде оставшейся от гардероба. — Вставай, одевайся. За потеряшку пойдешь, задним числом.

— Ты же против был! — с недоумением воззрилась на него.

— Передумал. — Кивком головы воин поприветствовал Торопа и подскочившего на кровати Тимку, а мне сообщил: — К слову, надень что-нибудь светлое, мы выдвигаемся в храм.

Светлое...

Светлого у меня не было. Ну, разве что, ночные рубашки и исподнее, и это вполне объяснимо. Когда я открыла харчевню "У ЭлЛорвил", прачечных на заставе не было, гладильных и подавно, чего не скажешь о повышенной конкуренции моему делу. Вот почему для привлечения клиентов, я застилала все кровати белым бельем. Но чтобы оно дольше радовало глаз, мне приходилось его вымачивать, выпаривать, отбеливать, отглаживать, а после этого еще и защищать от любителей грязи. Четырнадцать скандалов, девять обещаний отравить, одна попытка поджечь и с десяток — опоить, в конечном счете, привели к тому, что даже очень уставшие постояльцы, вначале принимали ванну, а затем уж лезли в кровать.

Прививание новых привычек местному населению и приезжим было делом нудным, зато прибыльным. Все те, кто побывал в моей харчевне, спать на темном уже не желали, возвращались ко мне и придерживались установленных правил. И хотя на тренировку постояльцев ушло три года, она принесла тройную пользу. Во-первых, на заставе появился спрос на белую постель, а вслед за ним и пара прачечных с гладильными. Во-вторых, я, хорошо поднакопив за это время, приобрела землю близ харчевни и отстроила постоялый двор. В-третьих, излишняя строгость к гостям принесла мне известность на заставе. Правда, вместе с ней и прозвище — Волчица. А все потому, что мужики, говоря о лучшей харчевне, первым делом вспоминали хозяйку и не всегда добрым словом. Долго злилась на мерзавцев, пока Тороп не предложил сменить название, да так чтоб оно увязало чистоплотность волчицы, харчевню и двор. Так появилось "Логово" знатное по округе белой постелью, вкусной едой и доброй хозяйкой, крепко невзлюбившей стирать что-либо светлое и, как следствие, носить.

Помимо светлого я уж года три как не носила платьев, юбок и блуз, только рубашки, жилеты и штаны, плотные со сложными поясами и застежками. Скользнув взглядом по полкам и вешалкам, поняла — тариец моему выбору будет не рад, но что поделаешь, не все коту масленица.

Стянув с себя охотничий костюм и я долго выбирала между "тепло, но нетрадиционно" и "традиционно, но холодно". И отдала предпочтение первому, логично рассудив, что ради брака с потеряшкой мерзнуть не обязательно, тем более прихорашиваться. Именно поэтому, когда двери храма закрылись, и хранитель брачных уз попросил всех присутствующих снять плащи, я оказалась одета, как Дори, в темно-серые плотные штаны и подбитую мехом куртку. Единственное различие: мои пуговицы были латунными, его медными очень грубой работы, даже дешевой.

— А кто-то говорил о хорошем достатке, — напомнила я.

— Он же просил надеть светлое, — ничуть не обиделся воин, внимательно осматривая мой наряд. — Если ты сейчас скажешь, что не взяла с собой подходящее к случаю платье, будешь стоять в белье.

Его угроза меня позабавила.

— Зачем? — распахнула я глаза.

— Чтобы по правилам провести обряд ты должна быть в светлом.

— Ну, в этом случае мое белье тебе не поможет.

— То есть ты в темном? — Пришел он к неприятному выводу и был поддержан моим простодушным кивком.

— Значит, постоишь в моем, — заявил Дори и, отступив к ближайшей скамье, начал разоблачаться.

Проделывал он это быстро и без стыда, явно сказывалась практика. А потому Дори не обратил внимания ни удивленного служителя храма, ни на тихие смешки нелюдей, ни на кривую улыбку Сато. То, что я стояла, закусив губу и сжав кулаки, он явно принял за смущение или нетерпение, но никак не за попутку удержать рвущийся наружу смех.

— Что вы делаете? — вопросил благочестивый Ясмин, когда мой будущий деверь уже сбросил куртку, шерстяной свитер и принялся расстегивать ремень, чтобы выпростав из штанов рубашку, снять ее и всучить мне.

— Желаю провести обряд по правилам.

— Но мы уже лет двести не следуем старинным обрядам, не раздеваем дев и юношей, не требуем доказательств, — полетело укоризненное в ответ. — Вашим богам не обязательно видеть акт любви между супругами.

— Да нет же! — тариец в раздражении дернул пряжку и произнес, указав на меня: — Я просто хочу надеть на нее светлое ...

— Не стоит. Белое при деве есть, — остановил его смущенный служитель храма.

— Где?

— Вот, — я повернулась к тарийцу другим боком, чтобы продемонстрировать цветок в простой наспех сделанной прическе. Белый скальник — знак моей свободы, цветок, почитаемый в Тарии за чистоту и свет.

В отблесках свечей уже сбросивший с себя рубашку Дори выглядел невероятно воинственно и грозно: напряженная поза, натянутые жилы шеи, бугрящиеся мышцы рук и плеч... и только лицо портит всею картину. Правда, удивленное неверие, отразившееся в нем, быстро сменилось обещанием расправы, едва на закономерный вопрос "И это все?" он услышал:

— Этого достаточно.

— Достаточно? — прорычал тариец.

— Да. Дева знает законы Тарии. Достойная половина, — сдал хранитель мою осведомленность и отошел, дабы зажечь ритуальные свечи, а затем истаявшим воском написать на камне судьбы руны брачной связи для меня и потеряшки.

— Позабавилась? — Горячее дыхание обожгло ухо, тяжелые руки опустились на плечи. Я всем телом вздрогнула, хотя и ожидала чего-то подобного.

— Скорее полюбовалась. — Мягко решилась его умаслить. Получилось или нет, не знаю, головы я к нему не повернула, в очередной раз запоздало вспомнив, что с тарийцем шутить опасно.

— И когда же ты успела выучить наши брачные обряды?

— Было дело.

— Давно?

— Не так чтобы... — о бывшем муженьке вспоминать не хотелось, поэтому сообщила нейтральное. — Точно помню, на алтаре мы любви не предавались, значит меньше двухсот лет назад.

Воин шумно выдохнул, вопросил сквозь зубы:

— Развелись?

— Поговаривали, что он женился повторно и не раз... а наш брак аннулировал. Но узнать так это или нет, мне было недосуг. Сам понимаешь: харчевня, двор, вы. Так что сейчас все и прояснится.

— То есть ты можешь быть замужней, — вкрадчиво поинтересовался Дори, и нелюди, стоящие в отдалении, навострили уши.

— Могу. Но не думаю, что это обидит потеряшку, женившегося задним числом. А если число будет очень задним, не исключено, что мой первый брак станет незаконным.

— И это должно меня радовать?

— Не должно, но если ты порадуешься, будет не плохо, — подумала я ехидно и, как оказалось, вслух.

— Тора... — прорычал будущий деверь и сжал мои плечи.

— Да? — На этом мне не стоило поворачивать к нему головы, тем более ловить леденящий душу взгляд и улыбаться, спрашивая: — Хочешь еще что-то спросить?

— Скорее ответить, — произнес Дори по слогам, — и полюбоваться по ходу дела.

Всего-то рукой по моему бедру провел, и стою я у алтаря ни жива, ни мертва в сапогах, но без штанов.

— Все-таки белое! — Ухмыльнулся тариец, взирая на выглядывающую из-под моей куртки короткую сорочку. — На счет замужества тоже соврала?

— Н-н-нет, — простучала я зубами, не столько от холода, сколько от... испуга. Внимание этого недодемона к моим ногам, недвусмысленно отразилось в потемневших глазах и ничего хорошего не предвещало.

— Жаль.

И в это самое мгновение к нам обернулся служитель храма, поставил свечи на камень судьбы, оглядел всех собравшихся и, отметив уже и мой полуголый вид, возмущенно воскликнул:

— Вы зачем деву раздели?!

— Жду не дождусь, когда смогу использовать ее по назначению, — ответил тариец и многообещающе улыбнулся мне.

— Что значит, использовать? — в один голос вопросили и я, и хранитель, а услышали невероятное:

— Поверьте, я не сделаю ничего нового. А кое-что ей даже понравится... Правда, Тора?

— Н-н-нет!

— Да.

Дернулась сбежать, но меня схватили и спиной прижали к голой груди потомственного убийцы, который с довольными нотками в голосе заметил:

— Дева нервничает, предлагаю более не откладывать обряд. Благочестивый Ясмин, благодарю за подготовку... Сато приступай.

Суо — вот и ответ на вопрос о законности брака оформленного задним числом. Этим нелюдям даже не потребуется доверенность, якобы подписанная потеряшкой, все будет сделано в самом чистом виде: запись на стене алтаря, свежая кровь Таллика, мое аннулированное замужество.

Маг взмахнул рукой и служитель храма застыл, а свечи, что он так бережно поставил на камень судьбы, вспыхнули рунами клятв и, кружась, поднялись под самый потолок белого храма. Засияли, вырезая на стене костяного алтаря два имени: мое и второго Дори. Вниз сыплется пыль и крошка, превращая растаявший воск в желтое золото. Еще несколько мгновений и вот уже тонкие золотые струйки текут по камню судьбы, чтобы написать руны брачной связи. Красиво, волнующе и ужасающе вместе с тем. Если воск застынет, я свободна от прошлого, если нет — мое прошлое "по воле богов" узнает: где я, с кем я и то, что я жива. Вот почему три добрых года подряд я уповала на слухи об аннуляции брака, но не стремилась в храм.

Тариец держит меня крепко, одной рукой под грудью, второй почему-то за бедро, выписывая большим пальцем узор на коже. Это, а еще напряжение, исходящее от него, тревожит и раздражает не меньше, чем улыбки двух нелюдей и внимательный взгляд мага, не сводящего с нас глаз. Золотые ручейки уже заполнили желобки брачных рун и соприкоснулись друг с другом, но не спешат застыть.

Чтоб тебя!.. Чтоб тебя!.. Чтоб тебя разорвало, ублюдок Урос!

А сквозь мысленные проклятия слышится, как маг обращается к Дори:

— Сколько лет дадим, господин?

— Вначале покажи, кем был ее первый.

Не надо! Слова от ужаса застряли в горле, но искусник мрака понял меня:

— Она против.

— Имя, — потребовал тариец, сжав руку на моем бедре, и я затихла. Что спорить, он все равно сильней, а захочет, так выбьет признание одной левой.

Легкий пасс рукой, и сияние, что вырезало на стене наши с потеряшкой имена, спустилось ниже, чтобы на алфавите алтаря, по одной высветить буквы ненавистного мне имени.

— Даруш Темный, — прочитал Дори, и два его преданных нелюдя тихо присвистнули. — Лорд Урос был твоим мужем? — Не поверил воин, развернул меня к себе лицом и требовательно вопросил: — Какой женой по счету ты у него была?

— П... п... — из-за страха и негодования выдавить из себя получилось только это. Он до сих пор меня ищет! До сих пор...

— Пятой? — предположил Асд. — Говорят, из семи его избранниц именно пятая пропала без вести. Сгинула в пропасти, как и Таллик.

— Вряд ли, он бы до сих пор продолжал искать пятую, — Гилт смотрел не на смертельно бледную меня, а на камень судьбы и не застывшие струйки золота. — Скорее всего она была первой, любимой женой.

— Та, что пыталась его убить? — не поверил оборотень.

— Та, что убила, но не до конца — качнул головой вампир и поведал невероятное: — Лорд Урос не совсем человек, с примесью.

Урос никогда человеком не был. Грязный мерзкий тариец! Будь моя воля, я бы выкрикнула это, но смогла лишь промычать.

— И сколько длился брак? — Встряхнул меня Дори и услышал лишь очередное " П... п...". Догадался, что ответа не получит, обратился к нелюдям: — Гилт, Асд, сколько?

— Пол-года. Затем случился пожар, унесший жизнь первой супруги, — ответил первый.

— И основательно поджаривший лорда, — добавил второй.

Минута, в течение которой воин в раздумье смотрел на меня, а я на пуговицы его куртки, казалось, растянулась в вечность. Вечность страха перед будущим и понимания, будущего у меня больше нет. Если Темный не поверил в мою смерть и ищет до сих пор, значит, его обязательно оповестят о попытке связать мое имя с другим тарийцем, имевшей место быть в белом храме на дальней заставе поверженной Вдовии. А еще это значит, что Таллик Дори бывший жених несостоявшийся муж и верный гражданин своей страны должен в сжатые сроки вернуть меня "скорбящему".

— Чтоб тебя... — простучала я зубами, зажмурилась и горящим лбом ткнулась в грудь воина. — Чтоб тебя...!

— Не проклинай понапрасну, — усмехнулся он и сцепил руки на моей спине.

— Господин, время, — запинаясь, напомнил маг. — Сколько лет дадим?

И голос, что еще минуту назад изменил мне, невероятным образом вернулся:

— Каких лет? Вы в своем уме? Я все еще замужем... Меня до сих пор разыскивают! Я бесправная собственность такого же мерзавца, как и ваш командир! Я...

— Пять лет. — Сжав в объятиях, как в тисках, Дори оборвал меня на полуслове и пояснил: — Чтобы их брак совпал с началом войны.

— Инваго! — Еще один сумасшедший на мою голову!

— Мне понравилась идея с очень задним числом. Уверен, Темный замуж взял Торику силой, и она ему тогда наплела не меньше чем мне сейчас. Вполне могла заявить о страшной болезни, беременности, долге заложницы, о муже, воюющем на границе и об обязательствах перед ним...

Было. Все так и было. С одним отличием:

— Я не врала, говоря об избраннике. Правда, на тот момент он был лишь женихом, вдовийцем, к тому же не знатного рода...

— Это все и решило. — Подвел черту Дори и уверенно повторил: — Пять лет.

— Прекрасный ход, — согласился маг и взмахом руки совершил невозможное. Он опустил имена брачующихся вниз по алтарной стене, где они замерли на нужной отметке, получив не только свободное место, но и печать времени: мелкие трещинки, костяную пыль, небольшие сколы. И золото в желобках камня судьбы тотчас застыло, узаконивая ложный брак.

— Вот и все, — усмехнулся Дори и закрепил одну из рун на моем предплечье. И когда только он его оголил? — А ты боялась.

Недоверчиво прикоснулась к холодному металлу, и золотое плетение отозвалось слабым сиянием и теплом. А в храме уже звучат слова завершающие обряд бракосочетания:

— На веки вечные соединяю вас Торика ЭлЛорвил и Таллик Дори в нерушимую пару имени двоих. ЭлЛорвил Дори.

— До конца дней твоих, до конца дней моих, — неожиданно произнес Инваго и требовательно посмотрел на меня.

— Повторить? — Кивнул. — Зачем? Для такого завершения обряда здесь должен стоять жених собственной персоной и...

— Хочешь вернуться к лорду? — просто спросил он, и я без запинки выпалила клятву. — Молодчина, — похвалил меня, — а теперь поцелуй. — И с этими словами Дори наклонился к самому моему лицу, будучи полностью уверенным в том, что я и сейчас послушаюсь беспрекословно.

— С чего вдруг? Ты мне деверь, — прошипела чуть ли не по слогам и услышала невероятное:

— У вас с Талликом сегодня годовщина. Пять лет.

— Это еще не значит, что я должна с поцелуями набрасываться на всех его родственников.

— Ты права, — сокрушенно согласился новоявленный деверь и вопросил: — А поздравить я тебя могу?

— Да. Верни мои штаны. Холодно.

— Лучше я тебя так согрею, — хмыкнул он, преодолевая последние сантиметры ко мне.

— Чтоб те...

Волна нежности от прикосновения горячих мужских губ, прошлось по телу вначале мелкой дрожью, а затем и колючей болью, пробивающей кожу тысячами игл. Вцепившись в плечи тарийца, сквозь зубы застонала, а этот безумец усилил напор, сильнее прижимая к себе и вызывая новую боль, судорогой скрутившей мышцы, а за ней еще одну — волной выкручивающую кости из суставов. Это длилось недолго, но мне хватило, чтобы тряпичной куклой обмякнуть в его руках и не реагировать, ни на шлепки по щекам, ни на свое имя.

— Тора? Торика, приди в себя, мы еще не закончили, — прорычал воин, но ответа не добился.

Я погрузилась во тьму, сквозь которую змеями текли золотые струйки, вычерчивая руны брачной связи, переплетаясь друг с другом... А где-то за пределами их танца раздосадованный Дори почему-то принимал поздравления от Асда, Гилта и от служителя храма, который непрестанно восхищался тем, что наша нерушимая пара ЭлЛорвил Дори пережила войну двух государств и отметила годовщину повторным произнесением клятв. О том, что мы оба были не совсем одеты, он не вспомнил, как и о том, что менее получаса назад мы были чужими людьми.

Да, Суо действительно сильный маг.

3.

Проснулась в предрассветной серости с четким осознанием — пора уходить.

Я, Тороп и Тимка покидаем "Логово", оставляем за спиной родные стены, а так же всю одежду, утварь и сбережения. Последние я особо не прятала и даже оставлю... нет уже оставила записку об их местоположении. Вон она, лежит.

Взгляд привычно скользнул на столик у двери, но натолкнулся отнюдь не на столик и лист бумаги белеющий на нем, а на массивную фигуру с листком в руке.

— Даже так?! Неожиданно, хотя теперь и понятно, — насмешливо прокомментировал неизвестный одну из строк послания, и я, узнав его голос, вспомнила. Мой непутевый побег и возвращение, спор с тарийцем, запугивание расправой, вынужденное согласие на брак и обряд. Хотя последнее, как и перелет в храм прошедший в объятиях Гилта, помнился смутно, в отличие от поздравления и поцелуя, коим меня Инваго Дори осчастливил. И едва вспомнила о трех волнах боли, окативших меня с ног до головы, в теле проснулись их отголоски.

— Чтоб тебя!

— Вернулась... — Воин в мгновение ока оказался рядом, поднял меня на подушках, помог сесть.

— Больно! — Я скривилась, попыталась оттолкнуть его, но даже руки поднять не смогла.

— Тихо-тихо, не шевелись. Сейчас пройдет. Пей. — Он поднес к моим губам чашу с водой и настоятельно посоветовал: — До дна.

Пить не хотелось, но мысль о том, что с тарийцами спорить опасно пришла вовремя. Я безропотно открыла рот. Первый глоток, позволил свободнее вздохнуть, второй, расслабил мышцы шеи и плеч, третий принес свободу рукам, я шевельнула пальцами и потянулась перехватить чашу.

— Нет, — пресек Дори мою инициативу. — Пей.

Выпила до дна, как и просил. И ощутив, как спокойствие и легкость наполняет меня, уже куда более миролюбиво заметила:

— Тебе стоило меня предупредить... там в храме.

— Я не знал, — повинился он тихо. Поставил чашу на пол и присел на кровать.

— И что это было?

— Привязка к хранителю рода. Как сказал Сато, будь контакт более глубоким и с девственницей, боли было бы в разы меньше, а через поцелуй и при помощи мага...

— Жива, и на том спасибо. — Небрежно отмахнулась я и заметила со смешком: — Теперь понятно, почему у тарийцев вторые браки так редки. Они не хотят становиться вдовцами у алтаря. Или вдовами тоже? — лукаво покосилась на воина.

— Напрямую с хранителем рода связаны только мужчины. И да, второй брак не лучшая идея... — произнеся это, Дори помрачнел. Минуту молчал, буравя взглядом свои руки, затем качнул головой и уже деловым тоном продолжил. — Теперь о хорошем. Защиту я на тебя накинул, владение харчевней узаконил, деньги оставил. О лорде Уросе можешь не вспоминать, любая попытка предъявить на тебя права закончится для него плачевно.

— Почему? — За три года волнений о своей судьбе, я искала все о законах Тарии, прямо или косвенно касавшихся брака, и не нашла там даже лазейки для спасения. И тут вдруг, защита. А ведь я прошла всего лишь привязку к хранителю рода.

— Потому что ты жена Таллика Дори наследника рода и бесценной реликвии. И до тех пор, пока твой супруг жив, ты вне опасности.

Своевременное уточнение.

— И с чего вдруг такая уверенность, что он жив? Пять лет прошло, а твой брат не вернулся и никак о себе не сообщил.

— Хранитель, это не просто звук, — ответил Инваго с усмешкой.

— Но... но... как же тогда брак?! — я подскочила на подушках, одарив деверя гневным взглядом. — Получается, хранитель знает истинную дату, знает о вашей авантюре и он...

— Дал согласие на все, провел привязку через поцелуй и прекрасно понимает как это важно для Талла и рода. К слову, — едва заметная улыбка, — меня просили передать тебе это.

На безымянный пальчик моей правой руки скользнул тяжелый перстень с красным прозрачным камнем в грубой оправе. Он, как и руна, откликнулся на прикосновение слабым сиянием и теплом, но изумилась я другому:

— Ваш хранитель разумен... Он что, живой! Так это он меня?.. — закрыв рот рукой, оторопело посмотрела на воина. Моя реакция немало его насмешила, но он сдержал улыбку.

— Хранитель это дух, испокон веков оберегающий наш род. А целовал тебя я. И на будущее, не все тарийцы мерзавцы, мой отец был человеком достойным уважения. — С этими словами, Инваго встал. — И да, совсем забыл...

— Что? — спросила настороженно. С этого станется на последок ляпнуть гадость.

— В погоревшие покои не входи. Защита защитой, но все-таки убереги себя от соблазна. Асда я забираю, Гилт останется на пару недель. — И улыбнулся вопрошая: — Поцелуешь на прощание?

Вздрогнула всем телом и поежилась.

— Лучше я просто тебя проведу, до двери. Входной. Чтобы точно быть уверенной в том, что ты уехал.

— Одевайся. — Милостиво предложил воин и ухмыльнулся, когда я заметила, что на мне кроме кольца и золотой руны больше и нет ничего.

— Дори!

— Подожду за дверью.

Он ждал не за дверью моей комнаты, и даже не за входной дверью харчевни, догадливый мерзавец вскочил на коня и уехал достаточно далеко, когда я выбежала его "проводить". Оружие жгло руку, а с языка рвались проклятья.

— Тарийская свинья! — прошипела я и с досадой пнула снежный ком, и он разлетелся на тысячи снежинок, налипая толстым слоем на мои сапоги. Странное свойство снега, вчера же только насыпало. Я нахмурилась.

— Кто-то проснулся не в духе, — послышался рядом голос Асда.

— И это после трех дней беспробудного сна, — вторил ему Гилт.

И уже оба в один голос поприветствовали меня:

— Доброе утро, Тора. Прекрасно выглядишь в этой охотничьей куртке поверх сорочки... Со взведенным арбалетом в одной руке и иглами в другой...

— И вам не хворать, — я обернулась к улыбчивым нелюдям, успевшим неслышно ко мне подобраться. Оглядела их с ног до головы, сделала в памяти зарубку: оба одеты для дальних поездок и оба без лошадей. — Где остальные?

— Отряд отбыл еще двое суток назад вместе с Сато Суо, — улыбнулся вампир. — Дори уехал лишь минуту назад...

— И очень спешил, — поддакнул оборотень.

— Мои где? — уточнила хмуро и разрядила арбалет в ближайший столб. Провалялась бесчувственной трое суток, чтоб этого Дори и его привязку к хранителю!

— Тороп и Тимка на кухне. В "Логово" ночью прибыли новые постояльцы, попросили что-нибудь легкое приготовить, — ответили они мне, опять-таки в один голос. Переглянулись заговорщически и сообщили: — И чтобы путаницы не было, прими как данность — мы теперь тоже твои...

— В смысле? — Что-то не нравятся мне их улыбки, кажется, зря я разрядила арбалет.

— В смысле холить нас нужно и лелеять. Эх, темнота! — Асд шагнул ближе, поцеловал в лоб и отступил. — До встречи, Тора.

— А... — Я не успела ничего сказать, на месте, освободившемся от оборотня, оказался вампир, поцеловал в щеку и отстранился со словами:

— До вечера. Кстати, сегодня четверг и на ужин будет шашлык из барашка, да? — я кивнула, и кровопийца обнажил клыки в улыбке: — Вот, слышал? Обзавидуйся хвостатый! Это тебе не какая-то там мясная запеканка...

* * *

Как ни странно, но после того как на нашей заставе все прибыльные местечки были распределены меж новыми хозяевами, резни не началось. Никто из чужеземных захватчиков не пытался заселиться в самые богатые дома, не лез к женщинам и детям, не унижал мужчин, не устраивал расправ над провинившимися, если таковые были. Тишина и покой вернулись к нам спустя две недели, которые и запомнились лишь тем, что в белом храме на скале прошла серия бракосочетаний меж прошлыми хозяевами и нынешними для, так сказать, законного оформления собственности. Удивительно, но тарийцы не особо верили в дарственные, волей которых им от щедрот правителя Вдовии отошли харчевни, постоялые дворы, прачечные, гладильные, кузницы, торговые ряды, лавки кожевников, мастерские древесных и каменных дел, небольшой участок леса с родником и заброшенная угольная шахта, что была на взгорье.

Создавалось ощущение, что вояки, потом и кровью послужившие своему государству, совсем не верили гербовым бумагам, ожидали изменения в настроении властей, а потому и не особо у нас оседали. Договор подписали, брак оформили, деньгами расплачиваться обязали и отбыли восвояси. В сущности все происходило точь-в-точь, как с Дори, правда, тот сам оставил мне приличную сумму золотом да еще Гилта в помощь подрядил.

Знать не знаю, чем кровопийца средь бела дня занимался, но был он как штык на каждом ужине. Садился за самый дальний стол, с наслаждением съедал всю порцию жаркого, иногда заказывал вторую, а затем с ехидной усмешкой писал что-то на листке и прятал его в черном конверте. Конверт исчезал с белой вспышкой и через минуту возвращался с красной, и чаще всего свое открытие сопровождал тихим пробирающим до костей рыком. Ответ писал Асд. Я узнавала его по свойственной оборотню эхообразной вибрации голоса, и всякий раз улыбалась их мальчишескому соперничеству. Делать нелюдям нечего, хвастаются ужинами...

Именно так я и считала, пока в один из вечеров кровопийца не подозвал меня к себе. Он указал на соседний стул и, свернув только что полученный листок, сказал:

— Садись, Тора.

— Что-то случилось?

— Ничего страшного. Сюда идет посылка из Тарии, — обронил он. Взглядом указал на кувшин, и я понятливо обслужила вампира. Налила чашу темного терпкого чая, подала.

— Посылка... неужели мой заказ прибыл? Наконец-то. А то, я уже умаялась без скребков сковородки драить и казаны начищать. К тому же горелка для каминов вот-вот закончится, а там новый запас, — прошептала обрадовано. Все же топить в наши холода дровами или тем же углем слишком муторно и дорого. То ли дело тарийский ангедон или как его в простонародье зовут — горелка, налил на красные угольки десять капель и сэкономил целую вязанку дров. Двенадцать часов держит тепло, ворошить не нужно, раздувать не нужно. Красота! Но самым важным в заказе были ткани. Белые на постельное белье, темно-синие на окна и светло-голубые на столы, чтобы вновь блеснуть новинкой перед посетителями. Ведь как сказал мне один из постоянных постояльцев "Логова", нашу заставу ждут золотые времена. Здесь будет проходить дорога, соединяющая две столицы ранее враждебных государств. И как назло все захапали тарийцы.

— Нет. Посылка не твоя, — разрушил Гилт все мои надежды. — Но ее тебе придется переправить в Тарию.

Теперь понятно, зачем Дори золото оставил, не понятно другое...

— Куда переправлять? — переспросила, не веря собственным ушам. — И как? А главное с кем? Сейчас начнутся бури посильнее прошлой.

— С... — он долго подбирал подходящее слово, а в итоге выдал: — с обозами. Придут со стороны моря.

— С какими обозами, с какого моря? В ближайшие месяц, или даже полтора никто в своем уме и доброй памяти не рискнет сунуться через льды залива в город-порт Заснеженный, а тем более подняться от него на нашу заставу.

— Ради хорошего вина, пройтись по льду километр другой... — начал кровопийца, но я перебила.

— Двадцать километров! К тому же порт будет в пятиметровых сугробах. Там народ выживает, только потому, что они всем скопом каждую зиму от дома к дому роют в сугробах тоннели.

— Теперь ясно, почему Заснеженный не удалось обнаружить во время войны.

Я только фыркнула, краем глаза отслеживая работу прибирающих со столов помощниц.

— Его не обнаружили, потому что сюда соваться смысла, как нет, так и не было. Да и чего ради? Наша застава побольше будет, но до нее еще требуется добраться по тропе, продуваемой всеми ветрами.

— Ради твоей постели... — многозначительно протянул вампир

— Хорошо, — отмахнулась я и подхватила его тон, — ради моей постели на такие жертвы пойти и впрямь не грех, но дальше-то куда?

— Через перевал, — милостиво пояснили мне.

Вот тут я уже вспылила:

— Гилт, обоз, если таковой и будет, застрянет на перевале под каменными обвалами, так и не добравшись до тропы, ведущей в Тарию. Людей поляжет... А, все там и останутся.

— А кто сказал, что обоз будут сопровождать люди? — Удивился он и улыбнулся, обнажив клыки. Одна из моих помощниц подметив этот оскал, осенила себя священным знаком.

— Свят! Свят! — послышалось от нее.

Увалень, уже не впервой делает, так чтобы симпатичная пышка Ася уверовала в его нечеловечность. Вот же... вампир недоделанный! Я пнула Гилта ногой под столом, и послала девушку на кухню.

— Да что ты дерешься постоянно? — прошипел он, потирая голень. — Им нужно привыкать уже к стороннему вниманию. Как ни как все обозы останавливаться будут у тебя. А там от десяти до двадцати вампиров, быть может, парочка собак, и все до ба... женских ласк голодные.

В глазах потемнело, сердце сжалось, и сама не заметила, как начала кричать:

— То есть я, назад вернулась и обряд бракосочетания прошла, чтобы вы мне здесь дом терпимости развернули?!

— Тора... я пошутил. Прости, я забыл... — зашипел кровопийца, запоздало сообразив, что сболтнул, но меня уже было не унять.

— Подлец! Свинья! Козел... — Я не мелочилась понапрасну, не хваталась за ножи и вилки, не била тарелку о его голову, а сразу же взялась за деревянный поднос. Удар наотмашь, справа, слева, опять справа... первые два вампир получил, на третьем растворился в воздухе. И я рухнула на скамью, стуча зубами от ужаса перед содеянным и кашляя из-за сорванного голоса. — Если хоть один, хоть раз... Я сожгу "Логово" и подамся в бега! И плевать мне на ваши законы и условия, я здесь главная и я не позволю...

А у самой мороз по коже. Я только что побила кровопийцу! Что же я наделала?!

— А вот и хозяйка! — огласил всю харчевню радостный голос и отвлек меня от нарастающей паники.

— Как и обещали, истинная волчица! — Ко мне подлетел маленький пухленький мужичок в белом тулупе до пола, напоминающий подвижного снеговика. Склонившись надо мной, с ужасом оглядывающей пустую столовую, он приник к дрожащей руке поцелуем и торопливо представился: — Эванас Тюри, директор театра Тюри, преданный поклонник красоты и таланта незабвенной Алиссии Тюри, моей супруги и звезды...

— Театра? — спросила сипло, все еще не веря в то, что вампир не растерзал меня за покушение на свою клыкастую персону.

— Всей Вдовии, — хмуро поправил меня гость и отступил. — Разве вы не слышали о ней в этой глу... на этой заставе? — Я помотала головой, и он посмотрел в потолок со вздохом: "Алиссия мне этого не простит". А затем, словно бы вспомнив о чем-то важном, опять затараторил витиеватыми фразами то, что уложилось бы в два слова: — Прошу простить, я не надеялся дозвониться до вас от ворот, тем более докричаться в этой метели, потому пересек ваши владения, чтобы лично зарекомендовать себя и заказать номера в самой гостеприимной харчевне.

— Комнаты, — уточнила я, все еще не веря своему счастью. Жива и невредима, а Гилта рядом нет. — Я сдаю комнаты.

— Как? — директор театра и поклонник кого-то там даже попятился. — Разве у вас нет номеров с отдельными ванными комнатами и кабинетами, где моя дорогая супруга смогла бы тренировать свой дивный голос?

И столько недоверчивого возмущения, словно бы я обманом заманила его в свои владения и деньги за недельный постой взяла наперед.

— Нет. — Ответила я. Подходящих покоев с ванными комнатами и гардеробными, которые вполне могли сойти за кабинет в "Логове" была лишь пара: мои и те, что выгорели при косвенном участии Дори и непосредственном Гайны.

— Но мне сказали... — он весь как-то разом сник.

— Кто? Где? Когда? — поднялась, нависнув над притихшим Тюри.

— Да все! Куда бы мы ни обратились на этой заставе и в нижнем городке, все хозяева харчевен, гостиниц и дворов направляли нас к вам. И неустанно нахваливали номера с кабинетами, ванными и...

Не знаю, что там было за "и", но в следующее мгновение "Логово" огласил громкий и весьма продолжительный звон колокола, коим в надежде достучаться явно били о ворота.

— Кого там демоны принесли?! — Выглянувший из кухни Тороп пересек столовую и, прихватив куртку, вышел в заднюю дверь.

А директор театра несчастным голосом ответил:

— Алиссию принесли... — Он дрожащей рукой стянул шапку и шарф, явив миру и мне холеное лицо мужчины, не перешагнувшего сороковку, внушительную плешь в русых кудрях и большие серые глаза, бездонные озера отчаяния. Кажется, театру со звездой, повезло больше, чем господину Тюри с женой. Мне хватило одного взгляда на человека, только что спасшего меня от расправы клыкастого "шутника", чтобы проникнуться его печалью и решиться помочь.

— Вы к нам... на заставу надолго?

— На три дня, — произнес он и поежился, от очередного и, пожалуй, еще более громкого удара колоколом о ворота. — Хотим пересечь перевал до того, как здесь выпадут снега. Хотя поначалу думали обогнуть мыс на корабле, но капитан уверил нас, что путь через горы совсем недолог. И в Заснеженном подтвердили, всего-то пару тройку километров вверх...

Я подняла брови, не зная, что и сказать. Пара-тройка? через горы? Да только до нашей заставы не меньше семи километров по чистому склону, а дальше-то все сорок.

— Так, и что за умник вам такое сказал? Один из пьяных постояльцев какой-нибудь харчевни?

— Нет-нет, хозяин клялся из этого... "Пятака", — заверил меня директор театра и, прижав шапку к груди, пробормотал: — И осенив священным знаком, он нас послал...

— Куда?

— К вам. Но мы не сразу решились, поначалу явились на постоялый двор Серого, а от него в маленькую гостиницу "Шкура", затем "Шалашок", "Бельгийские огни", "Бравый Кутя"...

— "Бравый Кузя", — поправила я, даже не представляя, почему конкуренты из Заснеженного, да и капитан корабля, обманули несчастных Тюри.

— Что? Кузя... Ах, да-да, простите. Но к тому времени на долину уже опустились сумерки, я не разглядел, — проговорил он, задумчиво поглаживая свою шапку.

— Погодите, вы что же, только с корабля?

— Не только. Уж семь часов как... — И так тоскливо произнес, что я сама чуть слезу не пустила, ощутив все тяготы его долгого дня, а может и жизни.

— Останетесь у меня. Я предоставлю самые лучшие комнаты из возможных, а если не понравится уже утром вы сможете... — во дворе послышалась возня, и ругань Торопа, а затем истошный вопль отнюдь не дивного голоска:

— Эванас?! — громкий окрик перепугал помощниц, вернувшихся в столовую, чтобы завершить уборку. Они скрылись за спасительной дверь кухни и, кажется, даже задвинули щеколду.

А вот и мадам Тюри, подумала я, потирая засвербевшие уши. Однако звучная особа, вон и директор, явно привыкший к ее голоску, как-то странно покачнулся.

— Тюри! — судя по растущей громкости злобного зова, мадам приближалась, а вместе с ней и порок сердца у ее супруга. Мужчина хирел не глазах: бледнел, покрывался испариной, но молчал и не спешил встретить ненаглядную у порога. В этот миг я постаралась заверить предобморочного директора театра, что волноваться не о чем. Их я так и быть размещу в своих покоях, а сама посплю у Тимки в комнате.

— В общем, если вам не понравятся комнаты, я легко подберу гостиницу, подходящую под ваши запросы... — И тут истеричное восклицание мадам: "Где ты, дорогой?!" — перебило не только мои слова, но и все первоначальные требования ее супруга, низведя их до нуля.

— Нет! Прошу вас не гоните! — неожиданно взмолился Тюри чуть ли не на коленях. Вернее он на них все же плюхнулся, но, оглянувшись на двери, вскочил и затараторил, нещадно комкая шапку в руках: — Хотя бы две ночи или жалкие двенадцать часов отдыха. Нас семь человек. Супруге отдайте все самое лучшее, остальным какие придется. Я сам готов спать на сеновале...

— Зачем же такие крайности?

— Чтоб высспатьсся наконец-то, ссупруга его досстала, — раздалось вампирское шипение надо мной, и я, как подкошенная, упала мимо стула. Ударила локоть и бедро и напугала Тюри ошарашенным взглядом.

Гилт здесь, но я его не вижу!

— Что случилось? — будущий постоялец поспешил мне на помощь и в этот самый момент от двери раздалось:

— Вот, значит, как ты ищешь нам ночлег?!

Мы так и застыли, я на полусогнутых, и он натужно сопящий, но крепко удерживающий меня со спины обеими руками под грудью.

— Атасс! Вот это подсстава! — раздалось веселое и шипящее сверху, а затем уже сдавленное и печальное позади меня:

— Алиссия мне этого не простит.

Надо отдать должное Тюри, он меня не бросил, помог добраться до стула и, разогнувшись с кряхтеньем, сообщил ворвавшемуся в столовую снеговику, то бишь супруге:

— Звезда моя, я с трудом выбил для тебя лучшие комнаты в "Логове"! Поэтому не обижай хозяйку, гостеприимно принявшую нас под крышей этой харчевни.

И ревнивый огонь в глазах гостьи немедля сменился оценивающим взглядом, который медленно заскользил по обстановке столовой. Она прошлась по кругу, стараясь ни к чему не прикасаться, а затем остановилась напротив настороженных нас и вздернула носик.

— Надеюсь, наше размещение будет бесплатным, Эванас. Я не собираюсь платить за постой в этой ночлежке, не смотря на крайне гостеприимный прием...

— Конечно, да! — заявил директор театра и тут же одними губами прошептал мне: — Двойная плата за постой, только не гоните.

— Вы что же, и за сеновал заплатите? — тихо удивилась я, краем уха отслеживая передвижения мадам Тюри, брезгающей всем, что не соответствует ее "королевскому" вкусу.

— За сеновал втрое, только сразу укажите, куда идти! — прошептал Тюри, удерживая на лице маску всепоглощающего внимания к супруге.

— Выходите через заднюю дверь, возле кухни. Первое здание слева, — провела я краткий инструктаж.

— Благодарю, — едва заметно кивнул невероятно сговорчивый постоялец и переступил с ноги на ногу, явно выжидая подходящий момент, чтобы скрыться.

— Вы мой дорогой видели ворота этой лачуги? А колокол? Я не говорю о дворе, загаженном лошадьми! А здесь, — Алиссия продолжила осмотр столовой, но в этот раз уже с прощупыванием подушек на стульях и простукиванием деревянной обшивки стен. — Фи! Какая мерзость, эти стены и полы, столы непокрытые скатертями и эти скамейки...

— Здесь есть стулья, — поспешил сообщить Тюри, — но для тебя, душа моя, я обязательно найду кресло!

— С красным сидением и круглой спинкой... — послышалось капризное от снеговика.

— Да-да, именно такое! — заверил ее супруг и исчез не хуже вампира, ни одна половица под ним не скрипнула, не хлопнула задняя дверь.

Мы с мадам остались тет-а-тет и она, встретившись со мной взглядом, благоразумно умолкла и протяжно вздохнула.

— Поднимитесь в комнату? — понятливо вопросила я.

— Было бы не плохо... еще и бокал вина со смородиной, печенье с грецким орехом и фрукты, — она в очередной раз осмотрела столовую и потребовала: — фрукты свежие.

После семи часов метаний по местным харчевням? Да еще свежие фрукты? Губа у Алиссии не дура, но мало чем ей поможет. Я позвала помощниц из кухни, дала указания разместить госпожу Тюри в моих комнатах, их я, по примеру Эванаса, назвала самыми лучшими из имеющихся и просто дала ключи. Двое девушек умчались наверх, еще двое спросили, нужна ли помощь с вещами.

— Нужна, — звезда столичного театра не дождавшись кресла с красным сидением и круглой спинкой, все-таки решилась сесть на простой стул и скинуть с себя, как оказалось, шубу. — Вещи остались на полпути сюда.

— В какой харчевне? — спросила я, уже прикидывая, когда и как попрошу Торопа принести поклажу наших новых постояльцев. К слову, его что-то долго нет.

— В "Пятаке".

— В Заснеженном? — я не поверила своим ушам. — Вы оставили сумки там?

— Сумки, сундуки и десяток картонок со шляпками. Старый чурбан, был уверен, что мы вернемся и разместимся у него! На травяных тюфяках с клопами, под соломенной крышей, где подаются моченые яблоки вместо свежих... Фи! — Элегантным движением мадам сбросила капюшон, попутно скинув большую часть снега с шубы на пол, стол и ближайший стул. Затем медленно развязала тесемки, изящно расстегнула пуговицы и, спустив меховое изделие с плеч, посмотрела на меня с недовольством.

Я ответила ей взглядом невинным и вопросительным.

— Вы не хотите взять мою шубу?

— Хочу! Но вряд ли ваш муж обрадуется, если вы сделаете мне столь щедрый подарок. — Весело поддела ее я и добилась того, что мадам с сопением сама разоблачилась, затем развязала шаль и, сняв ее с головы, накинула на плечи.

— Крассивая... сстерва, — раздалось шипящее надо мной, и я согласилась с вампиром.

— Бедный Тюри.

На меня с чувством собственного превосходства взирала брюнетка лет двадцати двух, а может и двадцати пяти. Фигуристая и подтянутая, молочная кожа, сапфировые глаза, курносый носик и капризно поджатые губки, явно пунцовые от природы. Поправив шаль на плечах, она передала одной из моих помощниц шубу с наказом высушить и немедля, а от второй потребовала бокал вина со смородиной и обязательно свежей. А затем грациозно приземлилась на мокрый от снега стул, не придав значения моему: "Постойте!"

— Буду я еще пред тобой стоять... — Но, ощутив мокроту даже сквозь шерстяное платье богатого бордового цвета и, вполне возможно, не одну пару подштанников, она подскочила как ужаленная и почему-то позвала мужа: — Эванас!

— Ушел искать для вас кресло, — милостиво напомнила я.

— Мокрый стул, какая мерзость! — бросила мадам брезгливо. Но оглядев "место преступления" быстро поняла, что виновата сама. И скривилась еще больше. — Комнаты, где мои комнаты? Немедленно говорите, мне нужно высушить платье!

— Наверху, правый поворот от лестницы первая дверь справа, — отрапортовала я и заметила: — Ваши апартаменты могут быть еще не готовы...

— Это отвратительно! — фыркнула она и, прикрывая тыл, решительно направилась к лестнице.

Так с этой разобрались, следующие полчаса ее слышно не будет. Поразмыслив немного, я тихо позвала вампира.

— Гилт? Прости меня, пожалуйста, я не хотела...

— Хотела, — хмыкнул он, — но я знаю, что засслужил. Такое больше не повторится.

— Что именно не повторится? — переспросила, затаив дыхание. Кто знает, что у этих нелюдей на уме, вдруг он имел в виду мое нападение, а никак не превращение "Логова" в дом терпимости.

— Вссе, — вздохнул он тоскливо и с едва уловимой ехидцей добавил: — Я так и быть осстальных предупрежу.

Ясное дело захотел поддеть и вменяемость мою перепроверить, но я уже ученная.

— Спасибо. И раз уж мы пришли к миру и согласию, найди мне Торопа.

Я отправилась на кухню, чтобы собрать поздний ужин для новоприбывших и добавить сушеную смородину в вино для мадам, предварительно размочив ее в воде.

Вояка вернулся через пять минут, когда мы с помощницами успели не только приготовить ванну и подать вино брюзжащей Алисии, но также ужин разогреть, и приготовить комнаты для оставшихся шестерых постояльцев. Я искренне полагала, что пробыв на сеновале чуть менее часа, господин Тюри передумает там спать и согласится изменить место ночлега. Однако ошиблась.

— Ненормальные люди, бесы их задери! — бывалый вояка, сплошь покрытый снегом упал, на скамью.

— Да, я такого тоже давно не видел. — Рядом с ним примостился улыбающийся во все зубы вампир. — Тора, они отказались разместиться в харчевне! Увидали, как хозяин прячется, и давай за ним. Сколько не уговаривал пойти в тепло, в ответ одно и то же: "Госпожа Алиссия сюда не явится, побоится испачкать сапоги!"

— А еще они через раз приговаривают, что вот-вот начнется распевка. Не тренировка голоса, а именно распевка, — обрадовал Тороп.

— Средь ночи? — удивилась я, прекрасно представляя, как на это отреагируют остальные постояльцы "Логова". — Пусть только попробует рот открыть. Вылетит отсюда прямиком в Заснеженный.

— Было бы не плохо, — хмыкнул вояка. — И если не Тюри, то остальные поблагодарят от души. Только представь, труппа была человек пятьдесят. Первые десять отсеялись еще в Тихом заливе. Вплавь вернулись в столицу. Еще пятеро исчезли, едва корабль остановился в небольшом портовом городке через неделю плавания.

— А спустя еще десять дней, когда при одном лишь упоминании Алиссии глаз начал дергаться не только у всей команды, но и у капитана, супругов Тюри вместе с самыми преданными им людьми ввели в заблуждение... — вампир опять улыбался, не скрывая клыков.

— Попросту выставили, — Тороп якобы стряхивая подтаявший снег с куртки, несильно двинул кровопийцу локтем. Гилт скалиться перестал, но отсел.

— Остальные члены трупы без проблем поплыли дальше, — хмыкнул он, провожая взглядом порхающую по кухне Асю. — Страшно представить, что за женщина эта Тюри!

— Змея, — ответила я, усердно начищая казан. Она безостановочно хает все, что видит. Еду, мебель, обстановку, расположение окон...

— А еще прислугу, то есть... ее внешний вид и руки в цыпках и с заусеницами, — сипло пожаловалась наша пышечка, всыпая муку в миску.

— Ты не прислуга, а помощница, и руки у тебя ухоженные, — поправила я ее с улыбкой и пояснила полыхнувшему глазами кровопийце. — Ася вызвалась помочь Алиссии с купанием, но вместо благодарности получила лишь упрек... кучу упреков. — Посмотрела на красные глаза девушки, покачала головой: — Так что решено, впредь с этой медам разбираться буду я.

— Почему через "ме"?

— Потому что коза драная! — в один голос объяснили мою позицию девочки и тихо рассмеялись.

— Так может мне подняться и спинку ей потереть? Если муженек рожки ей еще не обломал, так я сделаю это с радостью... — предложил свои услуги Гилт.

Ася, перестала вымешивать тесто и в испуге обернулась к нему.

— Не стоит! Госпожа Тюри не любит когда прерывают ее подготовку к пению. Она запустила в Рисю пудреницей!

— Что?! — вот тут уж не вампир, а я возмутилась первая: — Когда дело было? Почему мне не сказала?

— Ну... так гостья... важная персона... и певица лучшего столичного театра Вдовии... — Рися втянула голову в плечи и тихо шмыгнула носиком. Тоненькая, как тростиночка, хрупкая как скальник, и взяла то я ее не для уборки, а в преддверии больших снегов, чтобы за полтора месяца затишья нашить постельного белья с вышивкой, которая получается у девчушки на удивление тонкой, невесомой.

— И когда это произошло? — спросила мягко, чтобы еще больше не напугать.

— Я вино принесла, а она...

Окончания фразы я не услышала, потому что наверху грянул романс в исполнении незабвенной Алиссии:

"В лунном сиянье снег серебрится,

Вдоль по дороге троечка мчится.

Динь-дон, динь-дон, динь-дон, дон!

Колокольчика звон".

Тороп зажмурился, девчата схватились за уши, вампир исчез, а я лишь поморщилась, уже четко представляя, как ликвидирую мерзавку, если она сейчас же не заткнется. Теперь понятно, почему члены труппы отказались заселиться в харчевню, они берегли свое здоровье. Звенело все. Стаканы в шкафу, тарелки на полках, казаны и чугунки, стекла в окнах, а еще неприятно звенели натянутые струны в моей душе.

"Этот звон, этот звук,

Словно сердца стук,

Уносит счастье мое-е-е-е-е!"

Вот на этом протяжном и явно издевательском "е", мое терпение кончилось. Столичная коза допрыгалась! Шкваркнув скребком о пол, я направилась вначале в кладовую, а оттуда, сжимая в руках бесценную маленькую баночку, прямиком в комнаты, временно сданные певичке. Но ни достучаться, ни докричаться, ни попросту вломиться в дверь, открытую запасным ключом я не смогла.

— Чтоб ее...! — выругалась в голос и чуть не завизжала, когда из воздуха рядом со мной выткался вампир. Пригрозила ему кулаком и покачала головой, когда он начал что-то на пальцах показывать. — Не понимаю!

Гилт сообразил и объяснился в перерывах между словами романса.

— Она забаррикадировалась. Дверь подперла креслом... окно закрыла... ставнями... и в ванной стоит. — Другими словами Алиссия к выступлению подготовилась основательно и до нее не добраться, пока сама медам выйти не соизволит.

— Вот тварь! — в бессилье я двинула по двери ногой. Подсказал бы кто, что мне придется ломиться в свою спальню, ни за что бы ни поставила себе такую прочную дверь и обязательно продумала бы секретный проход в свои покои. А сейчас... что же делать?

Я с сожалением посмотрела на бутылочку в руке, вздохнула.

— Не кипятись... я могу ее придушить... дай только разрешение... — предложил кровопийца в перерывах.

— Так нельзя, — отмахнулась я, но дослушав очередное пронзительное: "Уносит счастье мое-е-е-е-е!", сообразила, как схитрить. — Так ты можешь туда пройти? — он кивнул и коварно улыбнулся, получив в руки дурман и указание: — Четверть капли во все, что она может выпить для увлажнения горла.

Еще один кивок и он исчез, а я спустилась в кухню. Стерла сегодняшнее меню с доски и размашисто написала: "Готовим кофе для проснувшихся постояльцев", подумала и внесла поправку: "кофе с коньяком". Сочетание двух дорогих напитков должно было умаслить всех потерпевших, во всяком случае, я на это очень надеялась. В это самое мгновение в кухню ворвался всклокоченный, красноглазый директор театра, потрясая руками, он что-то кричал, о чем-то молил и умолк удивленно, когда наверху стало тихо. Я была уверена, что он возмутиться перерыву в песне и побежит спасать жену, но он поступил иначе.

— Сейчас будет ария, — простонал бедный Тюри, лег на пол и накрыл голову руками, не забыв при этом сообщить: — Спасайтесь...

— Кофе, — напомнила я помощницам и даже не вздрогнула, когда вампир-невидимка прошептал у самого уха: — Звуковая помеха ликвидирована.

— Она хоть на кровати?

— Не доползла, — ехидно усмехнулся кровопийца и задумчиво заметил: — Почему ее муж на полу лежит?

— Ждет арию. Кстати, скажи мне, баньши существуют?

— Только в мифах.

— Вампиры тоже оттуда, и ничего, — заметила тихо и обратилась к директору театра: — Господин Тюри, продолжения не последует. Вставайте. Вы сейчас лично будете чашками раздавать извинения.

— Тороп, — я перехватила взгляд вояки предназначенный Тюри, — не надо его бить, лучше приведи с сеновала остальных беглецов. И скажи всем столпившимся в коридоре, что они удостоились чести прослушать романс "Анти-баньши" и, что немаловажно, абсолютно бесплатно.

— Чего?! — вопросили все, в том числе и директор театра.

— Это был романс, призванный отпугивать баньши, — милостиво объяснила я.

— Но их не существует. Это сказки! — возразил Тюри, поднимаясь с пола.

— Жить хотите? — вопросила строго. — Тогда слушайтесь меня и помалкивайте.

Не сразу, но нам удалось угомонить беснующихся "ранней" побудкой людей. С самыми агрессивными легко справился Гилт — одним взглядом, он же отправил спать Тимку, который не унимался, выспрашивая детали произошедшего. Затем кровопийца вернул мне баночку с дурманом, попрощался и отбыл в неизвестном направлении на весьма значительный срок. И уже Тороп, переняв у него грозный вид, распределил по комнатам измученных актеров, в том числе и непрестанно извиняющегося директора тестра.

Бедолага уверял, что его супруга подобные концерты устраивает редко и только в случае крайнего расстройства. И я не могла с ним не согласиться. Ведь медам Тюри звезде сияющей на сцене лучшего столичного театра Вдовии было с чего расстраиваться. И именно об этом она безостановочно вещала с момента появления в харчевне и до последней секунды концерта. Бедняжечка попала в жуткое захолустье с дремучими представлениями о гостеприимстве, с неповоротливой прислугой, с ужасными постоялыми дворами и отвратительными владельцами харчевен, смеющих подать с вином сушеные ягоды вместо свежих. Да, хоть Алиссия и была гадостью столичной с огородом малознакомой, но обман распознала, и ничуть не поверила в исключительный сорт высокогорной морщинистой смородины, которую я ей с вином подала. А может последняя капля в чаше ее терпения пришлась на пудреницу, пролетевшую мимо Риси и расколовшуюся от удара в стену. В любом случае, с истеричной певуньей я решила разобраться завтра, а сейчас просто поспать.

4.

Поспать не получилось, я два часа ворочалась на койке в комнате Тимки, прежде чем поняла, что же меня раздражает. Звук — скрипящее хождение из угла в угол, раздающееся над головой. Подумав, что кому-то в кофе не хватило коньяка или что-то иное нужно, я мышкой метнулась на кухню, достала бутыль, налила от щедрот своих полную чарку и пошла на скрип. Будь я менее уставшая и сонная, наверняка бы вспомнила завет Инваго и не открыла на втором этаже четвертую дверь справа. Но так как день был тяжелым, а скрип в покоях отчетливым, я нащупала запасной ключ, укромно хранящийся на притолоке, и без стука, а так же позволения войти вторглась в выгоревшие покои. Несколько мгновений я стояла, не совсем понимая, куда пришла и зачем, но присмотревшись к "обстановке", вспомнила и, различив у окна огромного жителя нижних чертогов, видимого лишь до пояса, вздрогнула и пролила несколько капель коньяка.

— Чтоб тебя!

Ужас рогатый обернулся, радостно оскалился во все клыки.

— О, Волчица!

— Демон... — пролепетала, срываясь от страха на шепот, с трудом удерживая чарку в дрожащих руках. — Черный.

— Коньяк! — сверкнул глазами ополовиненный ужас и очутился в метре от меня. Старый, — он облизнулся, показав раздвоенный язык. — Крепкий!

Будь моя воля, заверещала бы не хуже Алиссии, но что-то удержало от крика, а вот от повторения нет.

— Демон...

— Коньяк, — возвестил он, принюхавшись к чарке и, не убирая сплющенного носа от напитка и от моих пальцев, вопросил: — Позволь испить?

А-а-а, что угодно, только отойди, сгинь!

Но вслух лишь истово заверила:

— Это те... вам! — и отдав "успокоительное" демону, соскользнула на пол.

— Премного благодарен, Торика ЭлЛорвил Дори! — произнес он с какой-то особенной хрипотцой в голосе.

Привидится же такое!

Я не стала ждать пустую чарку назад, закрывать двери, прощаться, а тем более желать приятного сна, а сразу же на четвереньках выползла в коридор, оттуда на полусогнутых добралась до лестницы и уже через секунду полезла спать к Тимке. С ним спокойнее! Уснула без сновидений, едва головой коснулась подушки.

Утром проснулась бодрой, хорошо отдохнувшей и в своей кровати. Обнюхав и осмотрев руки и ноги, на коих не осталось следов от ползания по обугленному полу, а тем более запаха коньяка, я уверилась в том, что все произошедшее после полуночи было сном. Но как бы ни была крепка моя вера, я все же осмотрела и чарку и бутыль коньяка, а затем, в волнении закусив губу, направилась к сгоревшим покоям и обследовала притолоку на наличие ключа.

Ключ оказался на месте! А дверь заперта!

Счастливая я осенила себя священным знаком Иллирии и не обратила внимания на медам строго вопросившую: "Что было вчера?"

— Ничего.

Попытка уйти не удалась, Алиссия заступила мне дорогу. Растрепанная с помятым лицом и чуть хрипящим голосом, она повторила вопрос:

— Что было вчера?

— Вы вчера устроили концерт, исполнив прекрасный романс "Колокольчика звон"... — говоря это, я постаралась не скривиться, и не поднять руки, чтобы потереть уши, засвербевшие от одного лишь упоминания о нем.

— Это понятно. А дальше что произошло?

— Вы замолчали, — совершенно невинно представила я ее вчерашний бунт.

— И все?

Тут я не выдержала, улыбнулась:

— А да... было кое-что еще. — Тюри настороженно посмотрела на меня и была готова услышать худшее, но я все так же миролюбиво произнесла: — Ваш супруг желал узнать, почему после романса не по следовала ария и рвался в ваши покои. Но так как двери были заперты...

— Не это! — Звезда столичного театра не понимала, почему после ее распевки, я реагирую так спокойно. Потому, схватив меня под локоток, буквально поволокла за собой, вниз. А именно в столовую, где, несмотря на ранний час, уже присутствовали люди: пять постояльцев и две мои помощницы мирно пили чай и поедали сдобу, приготовленную с вечера. При виде меня все без исключения улыбнулись, и, переведя взгляд на Тюри, зааплодировали ей. Не громко, но слаженно.

— Браво! — прогремел басом самый крупный из мужчин торговец Сятлов. — Это было великолепно. Я прослезился! — говоря об этом, он пальцами завил рыжий ус и подмигнул скривившейся медам.

— Надо сказать, меня так же ваше пение повергло в шок, — поделился своими восторгами лекарь Томис житель Заснеженного, задержавшийся в "Логове", чтобы переночевать. — Я давно не слышал ничего подобного. Благодарю!

Он даже не постеснялся отвесить поклон, правда, не вставая со стула, что можно было расценить, как шутовство.

— И я!

— Я тоже, — подхватили остальные постояльцы, высоко оценившие ночное кофе с коньяком.

Выслушав еще несколько слов похвалы, Алиссия потащила меня в коридор близ кухни, поставила у стены, видимо, чтобы я сбежать не могла, и прошипела не хуже вампира:

— Вот! И что это было?

— Благодарность, — я старалась не улыбаться.

— За что благодарность? — кажется, она начинала закипать. Того гляди, опять устроит "изгнание баньши".

— За пение.

— Как они могут благодарить за пение?! Ведь я... я... — ее возмущение прервали тактичным покашливанием. Наше уединение несмело прервала мадам Ивир, как выяснилось вчера большая поклонница театра. Я была уверена, она, как и прочие, выскажет Алиссии свое восхищение, но хрупкая старушка превзошла даже торговца Сятлова.

— Вы сфальшивили в двух местах.

— Что?! — просипела певунья, потерявшая голос от подобной оценки. Она даже отшатнулась от меня, но не отпустила.

— Да-да, я понимаю, о таком артистам не говорят, хранят бесценную хрупкость душевного покоя. — Старушка медленно и очень плавно поправил пенсне на тонком носу, крепче перехватила толстый журнал, с коим не расставалась даже во сне, и уверенно произнесла: — Но увидев сегодня ваши сомнения, я уверилась, что молчать бессмысленно.

— О том, что я...

— Сфальшивили! — с толикой радости заверила Ивир. — Пусть с виду вы заносчивы и высокомерны, но в глубине души, несомненно, понимаете, что талант необходимо тренировать.

— Да я... — певунья всем телом подалась к нарушительнице хрупкого душевного покоя, явно желая ее растерзать.

— Нет-нет, не спешите благодарить, я еще не закончила, — мягко прервала поток ругани беззаботная и ничего не замечающая мадам Ивир. Прикрыв глаза на мгновение, она вновь уловила ускользнувшую мысль и продолжила экзекуцию Тюри. А та до боли сжимала руки, а вместе с ними и мой локоток. — Вашему пению не хватает души и чистого звона. Знаете, это очень характерно для людей, поднявшихся из грязи, но так и не забывших о ней.

— Слушайте вы!.. — уязвленная звезда театра отпустила меня и освободила руки для новой жертвы.

— Не стоит мне ничего доказывать, — старушка вновь оборвала ее и, будто бы обороняясь, прижала журнал к груди, — я достаточно услышала. И могу сказать, если первое не исцелить, то второго вы можете добиться, посетив хрустальные пещеры в Тарии...

И в тот самый момент, когда медам решилась напасть на ценительницу высокого искусства и без слов втолковать, что талант Тюри неоспорим, в коридоре объявился торговец.

— Мадам Ивир, нам пора. Торика спасибо за гостеприимство, мадам Тюри, — краткая заминка и очередная благодарность, — искренне рад, что заселился в "Логово" в один день с вами, — говоря это, он погладил себя по выпуклому животу, намекая на извинения в чашках, и улыбнулся. — Всего вам доброго.

Они ушли собираться, а разгневанная Алиссия ринулась на поиски супруга.

— Эванас! Эван... — певунья заглянула в опустевшую столовую, затем на кухню и, негодуя, спросила у меня: — Где он? Где мой муж?!

— На сеновале, — ответила с заминкой, поэтому окончание фразы "был вчера" медам не услышала.

Она потребовала у Риси свою шубу и как была в легком платье и домашних туфельках, так и отправилась искать мерзавца, оставившего ее одну в самый неподходящий момент. Я проводила ее взглядом, интуитивно ощущая новые неприятности.

Это что, она сейчас простынет, заболеет и останется здесь более чем на три дня! Я против. С этими мыслями направилась будить Тюри. Он долго не отзывался на стук, но стоило упомянуть Алиссию, и дверь тотчас распахнулась.

— Что с ней? — Директор театра вялый со сна, в одном исподнем смотрел на меня с тревожным ожиданием.

— Побежала вас искать на сеновал.

— Правда?! — удивился, как мальчишка. — А зачем?

— Алиссию изумило добродушное поведение людей, коим довелось услышать ее распевку. Поэтому она страстно желает узнать подробности вчерашнего вечера. — По мере моих пояснений выражение лица Тюри из озабоченного стало беззаботным и даже чуточку довольным.

— Что ж, в таком случае я вполне могу рассчитывать еще на час сна. Побегает, поищет, — поорет, добавила я про себя, — и успокоится на время, — завершил он свою мысль и шагнул назад, желая закрыть дверь.

— Охотно верю, но разве вы не боитесь, что ваша супруга простудится и... потеряет голос?

— Шуба на ней? — деловито вопросил Тюри.

— Да.

— Тогда все в порядке. Меховое изделие заговорено от недугов, как и у остальных членов моей труппы, а может и посильнее прочих. — И с усталой усмешкой: — В противном случае, я бы не рисковал, согласившись на авантюру с переходом через горы...

— Вы молодец, — охотно похвалила за предусмотрительность, которая вряд ли спасет его в наших горах. — К слову, о вашем переходе. Видите ли, вас ввели в заблуждение и до перевала отнюдь не пара-тройка километров, а значительно больше...

— Тора! — Желая привлечь мое внимание и остановить поток слов, мужчина даже подпрыгнул. — Умоляю еще хотя бы час, а потом я весь ваш!

— Поняла-поняла... — Я отступила от двери и он, рассыпаясь в благодарностях, отправился спать.

Эванас Тюри оказался не только продуманным человеком, но ко всему прочему еще и счастливым. Он и его люди проспали без малого еще четыре часа, потому что медам Тюри, вдоволь набегавшись и наоравшись, действительно притихла. Вошла в харчевню, скинула шубу на руки одной из наших девчат и почти по-человечески попросила горячего чая и немного сдобы — без надменного взгляда свысока и ханжеских интонаций. Она устроилась за столиком Гилта полуоборотом к окну, спиной к столовой, чтобы одновременно отслеживать двор и лишний раз не попадаться постояльцам на глаза.

Оказывается ей претило выслушивать хвалебные благодарности за вчерашние выступление, быть может, из-за критики мадам Ивир или же потому что большую часть выступления Алиссия не помнила. Хотя волноваться ей не стоило, гостей в "Логове" осталось меньше десяти. Все они были намерены покинуть нашу заставу до снегов, поэтому спешно забирали свои заказы из мастерских, готовили лошадей, собирали вещи и не обращали внимания на застывшую у окна Тюри. Разве что дети милой четы Люпиевых: семилетняя Дороти и пятилетний Себастьян решились к ней подойти, чтобы подарить картину под названием "Изгнание баньши".

— Кого? — переспросила медам, вглядываясь в детские каракули.

— Баньши! — в один голос повторили малыши и водрузили "полотно" на стол певуньи. — Вы ведь изгнали ее. — На правах старшей, Дороти поочередно указала пальчиком на двух героинь картины и разъяснила:

— Вот это вы, а вот это она... Видите вы в белом и с нимбом, как святая Иллирия, а вот она черная и круглая, потому что... — девочка замолчала, не найдя слов, и тут подал голос Себастьян:

— Воет, — по-мужски, коротко ответил он и с невероятной точностью повторил вчерашнее заунывное: — "Уносит счастье мое-е-е-е..."

Протяжное "е" подхватила и его сестренка, и посрамленная звезда лучшего столичного театра Вдовии вылетела из столовой, как пробка и бутылки.

— Эй, куда вы?..

— А картина? — понеслось озадаченное ей в спину.

— Я передам, — став свидетельницей этой сцены, я похвалила малышей за идею и исполнение, наградила их булочками и отправила к родителям. — Они вас искали, пора собираться.

К сожалению, через минуту мне сообщили о том, что на заставу прибыла посылка, которую нужно срочно забрать и лично мне. Данное условие было трижды подчеркнуто нашим начальником почтового отделения. За посылкой я отправилась немедля. Думала, что успею до отъезда Люпиевых, но не вышло. Поэтому я нее видела, как Дороти и Себастьян, чуть ли не свесившись под брюхо лошадей, махали моим домочадцам и помощницам, громко заверяя, что они не забудут "Логово" и обязательно вернутся летом. Так же я пропустила момент встречи Алисии и ее выспавшегося мужа, а еще не стала свидетельницей пришествия первого "обоза", о котором Гилт говорил. А все это потому, что мне не сказали об эксклюзивности посылочек и их габаритах!

И когда господин Тикелл вывел меня на задний двор почтового отделения к огромному черному ящику, вручил сопроводительное письмо и сказал: "Забирай", я долгие пять минут открывала и закрывала рот, не зная как выразить глубину моего "признания".

— Да как вообще... откуда он здесь появился? — Обернулась я к начальнику почтового отделения, а его уже и след простыл. — Чтоб тебя, Инваго Дори! — в сердцах бросила я и открыла чистый конверт без марок, штампов и надписей.

"Здравствуй, родная, — гласили первые строки письма, не обремененного ни именем роднули, ни датой отправки. — Знаю, ты сердишься на меня за долгое молчание..."

Сержусь — неподходящее выражение, я скорее зла и не за молчание, а за умалчивание. Создается впечатление, что Инваго было невероятно сложно предупредить меня о болезненности поцелуев, о посылках, об обозах, о том, что оставленные деньги придется потратить на пересылку, ибо даже один день постоя десяти или двадцати вампиров, выльется в копеечку... А я уже губу раскатала, явственно представив, что на те золотые приобрету для "Логова". Но больше всего меня раздражало незнание истинных причин, которые двигали тарийцем, и, как ни жаль, это письмо так же их не раскрывало.

Исполненное нежности и сожаления за разлуку оно было адресовано пылкой возлюбленной, и никак не невестке. Я не смогла дочитать, всхлипнув, сложила тонкие листы и увидела неожиданно объявившиеся надписи на ранее чистом конверте. В нижнем правом углу мое имя в соответствии с приобретенным статусом Торика ЭлЛорвил Дори и адрес моего родного города Гьяза, а в верхнем левом имя отправителя и его адрес в пылу войны сокращенный до номера округа 1.24.56 Данирш. Последний тарийский городок перед границей с Вдовией время первой военной компании в наши горы, когда Таллик сорвался со скалы и сгинул в пропасти...

Уверена, это было письмо потеряшки, вполне возможно последнее, так и не достигшее адресата.

— Ну и тварь же ты, Дори!

Я развернула листы, желая убедиться в своей догадке, и обомлела, письмо теперь начиналось со строк: "Здравствуй, Торика...", более того оно состарилось, на бумаге появились пятна, на краях трещины, на сгибах просветы, словно бы я в ожидании супруга сотни тысяч раз перечитывала эти строки. И я бы перечитывала. Это послание невозможно было отложить в сторону и забыть, разорвать, сжечь, оно грело душу и не столько словами: "милая моя, нежная Торика", сколько фактами: "Не могу уснуть... Брежу твоими поцелуями... Слышу твой голос... Неоднократно пытался свернуть на зов, даже не замечая, что впереди пропасть... вспоминаю твои глаза, зеленые, как луговой клевер... Прости меня. И заклинаю, дождись. Я не смогу без тебя..." Красиво, жаль не мне, хоть и адресовано Торике ЭлЛорвил Дори.

Так с этим разобрались, очередная качественная подделка. Я вытерла глаза, немного постояла, вглядываясь в снежную даль за пределами заставы, а затем с новыми силами тщательно осмотрела конверт и листы письма. Иных посланий поверх бумаги больше не было, даже марка никакой новой информации не несла.

— Просто прекрасно... и что мне с этой громадой делать? — спрятав письмо в нагрудный карман куртки я обошла посылку по кругу, мысленно прикидывая, с какой стороны ее открыть и как в "Логово" доставить: по частям или целиком. Решив, что посылка от мага, добрым словом помянула Сато Суо и пожелала одноглазому "отменного" здоровья. В раздумьях, чего бы ему еще пожелать, прикоснулась к гладким доскам ящика и оторопела — он был теплым и... Дрожал? Не поверила, стянула перчатку с правой руки, прикоснулась повторно. Нет, не дрожит, но греет. А в следующее мгновение прозрачный камень в перстне Дори, потемнел, а ящик с хлопком сжался до размеров обувной коробки и завис под моей ладонью.

Давно я так не пугалась, до икоты, до мороза, прокатывающегося по телу от затылка до самых пят, до черных точек перед глазами. Хотя нет, если сравнивать, то ночной кошмар с ополовиненным демоном был пострашнее. Но все же! Сложно было предупредить? Записку оставить или инструкцию по применению? Передать сообщение через конверт Гилта! Бестолочь!.. Чтоб его!.. Заморозило, к полу припечатало, изжарило!

Я подхватила ящичек, не превосходящий по весу и трех килограмм, и пошла к своей Мартине. Пегая красавица мне обрадовалась, а вот посылке — нет. И стоило ее отвязать от столба, как наглая кобыла сбежала, громким ржанием оглашая всю округу.

— Стой! Стой... Мартина! — Я топнула с досады и позвала ее повторно: — Ко мне, ко мне, сказала!

А в ответ довольное "иго" и легкая трусца по направлению к "Логову". И что обидно — эта зараза доберется до него за пять минут, а я два часа потрачу.

— Скотина! — я пнула ближайший сугроб, глухо ругая строптивое животное не вовремя вспомнившее о своем норове: — Овсом не накормлю, сушеное яблоко не предложу, соли пожалею. Гадина гривастая!

— Волчица?!

Я обернулась к окликнувшему и постаралась не скривиться. Тасор Галжский бывший мой... помощник. Когда-то давно мечтала, чтобы он моим мужем стал, пусть и не законным, но родным, а он лишь в любовники метил, но прямо об этом не говорил. Улыбки флирт и поцелуи сроком в неделю, закончились едва я узнала о его несовершеннолетней невесте из Заснеженного. Видите ли, пока она там приданое готовит, он тут форму поддерживать не забывает. Мерзавец и свинья, два года прошло, и все равно обидно. Не дура, не уродина, и не привлекла. И что прицепился-то теперь? Глаза горят, улыбка так и светит, неужели супруга на сносях, а форма пропадает зря.

— Как поживаешь?

Я молча сверлю его взглядом. Раздобрел, порыжел пуще прежнего, бороду отрастил, чтобы скрыть второй подбородок. На щеке шрам, на клин похожий. Слухи ходят, что Тасор его в драке с поножовщиной получил. Но я от постояльцев знаю, это метка от тестя, напоминание, чтоб Галжский супругу не бил. Когда-то я им восхищалась, потом тихо ненавидела, сейчас презираю и видеть не хочу.

— Ты почему молчишь? — интересуется он ,и улыбка меркнет, стоит нашим взглядам встретиться.

— А тебе что, жить негде, в "Логове" решил заночевать?

— Нет... — ответил с заминкой.

— Есть нечего?

— Да как бы... — усмехнулся моему предположению, бороденку свою поскреб, сверкнув на зимнем скудном солнце тремя перстнями на пальцах. — Я жизнью доволен.

— Тогда чего ко мне прицепился?

А он взглядом косит по сторонам, не услышал ли кто, как его внимание отвергают.

— Да просто давно тебя не видел.

— Еще бы столько же, а лучше вдвое больше. — И перехватив свою ношу крепче, решила обогнуть его сани и двойку впряженных в них лошадей. Он не дал, прицыкнул, и холенные черные жеребцы преградили мне дорогу. Правда, затем, словно беду почуяв, отшатнулись, чуть не свалив Галжского с саней. Но тот не отступился, решил догнать.

Если подумать, от подарков Дори один лишь только прок, и от кольца и от посылки. Жаль только, что людей они не отпугивают. Бывший помощник менее чем через минуту поравнялся со мной.

— Что ты сразу огрызаешься, я же всего-то спросить хотел...

— Что? Спрашивай... Ну! — поторопила умника, страстно желая от него убежать.

— Говорят, ты замуж вышла, — бросил он, не разжимая зубов, и я в недоумении остановилась. Во-первых, откуда он знает, а во-вторых, с чего вдруг решил спросить.

— Вышла. И что с того?

— За тарийца... — Вот это уже сказал с презрением. Того глядишь, в упрек поставит, что выбрала не его.

— Ну и?

— Знатного рода...

— Так и есть, — я криво улыбнулась, ожидая, когда же Галжский перестанет ходить вокруг да около и меня задерживать. Посылка неприятно оттягивает руку, напоминая о том, что малый вес со временем "становится" все тяжелее и тяжелее. Солнце слепит, мороз колет, а этот все никак не договорит.

— Фамилию его со своей соединила... — Прошипел.

— Ага.

— Пять лет назад! — выдохнул со злостью и сплюнул, словно бы я ему кровный враг. Бровью не повела, улыбнулась ехидно, ведь чувствуется мозоль у мужика не хилая, но наступила на нее не я.

— Кажется, кому-то во время волны бракосочетаний, на обряде делать было нечего, в храме в уголке сидел, надписи на алтаре читал, года высчитывал. — С удовольствием проследила за тем, как он изменился в лице и невинно вопросила: — Кстати, а кого ты "замуж" выдавал?

— Не твое дело! — и рявкнул так, что сразу стало ясно — их гостиницу в Заснеженном тоже какому-то тарийцу отдали. А так как управленцев там три мужика и лишь одна женщина, значит...

— То есть жена у тебя нынче двоемужница, а нахамить ты решился мне.

— Ее вынудили, а ты... по собственной воле вышла за врага!

Вынудили — не подходящее слово. Я точно знала, что тарийцы прагматично предлагали владельцам имущества несколько вариантов дележа и уже те решали, как поступить. И то, что он называет принуждением, вряд ли было худшим из решений. Но сказать это я не успела, неожиданно оказалась схваченной за шею и прижатой к шершавой стене в ближайшей подворотне. Здесь было темно, неприятно пахло и еще здесь было чуточку страшно. Потому что невменяемый Галжский одной рукой меня держал, а второй расстегивал мою одежду, попутно шаря по телу и грубо сжимая все подвернувшееся.

И вот стою я и понимаю, что расслабилась. Действительно, непозволительно расслабилась, выйдя замуж за потеряшку. Уверовала в хранителя рода, в честность Дори, в силу его нелюдей и всеобщее подчинение им. Ведь пока Гилт здесь был, никто, ни одна сплетница, ни один зубоскал меня не полоскал и помоями от души не поливал. И вот на тебе, потеряла бдительность и волчью хватку, из "Логова" уехала без оружия, а возвращаюсь без... коня. Одним словом — потеря, под стать неведомому супругу. Подумав об этом, посмотрела на идиота порыжевшего, покачала головой. И чего он своими поползновениями добиться хочет? Напугать? Глупость! Все ж знают, что у него с недавних пор не стоит, а у его жены чешется, кстати, именно от нее все о мужской беде муженька и знают.

— Тасор, убери руки. — Не внял, грудь мою сжал сильнее. — Тасор, не доводи до греха. Хранитель рода Дори тебе все конечности оторвет, но жить оставит.

Ослабил хватку, засопел. А глаз не поднимает, взирает на кружева нижней сорочки, и меня вниманием своим морозит.

— И чего ты взъярился, что у жены теперь тариец в супругах?

Не ответил. Что ж продолжим расспрос.

— Подумаешь, воин, подумаешь, сильный... он будет далеко, а ты всегда рядом. — Со вздохом самолично убрала руки Галжского от себя, начала застегиваться. — И вот что, хватит стесняться, сходи к лекарю, возьми от своего недуга лекарство...

— Он еще не приехал! — оборвал меня увалень рыжий и отошел на шаг.

— Приехал. Лекарь Томис как раз в моем "Логове", вполне возможно сидит сейчас в харчевне и наслаждается арией. — Вспомнила о медам Тюри, потерла уши и уже совсем другим тоном обратилась к бывшему... помощнику. — Кстати, за глупость твою, я конфискую сани, а ты пройдись, проветрись.

Я думала, прогулка хорошо помогает от тяжелых дум, но ошиблась. До "Логова" Галжский не дошел. Пока я наслаждалась быстрой ездой на санях, вдыхала морозный воздух и радовалась солнечным лучам, мой бывший помощник калечился. Вернее, как гласила записка, отправленная к лекарю, Тасор скользил на льду, падал и... ломал руки, а затем и ноги. В процессе, возможно, задел и голову. Иначе не объяснить, где он лед нашел и почему отказался ехать к лекарю в "Логово". И когда местные хранители правопорядка вытащили его из сугроба, идиот рыжий зарекся приближаться ко мне. Наверное, узнав об этом, следовало обрадоваться, но я лишь махнула рукой, отдала сани спешившему на помощь лекарю и, подхватив посылку, направилась к крыльцу.

Но едва занесла ногу над ступенькой, как на меня из-за поворота вылетела взмыленная беглянка. Глаза как блюдца, грива дыбом, хвост дугой. Уж думала, она меня сейчас затопчет и не заметит, но кобыла заметила и, более того, обрадовалась. С диким ржанием затормозила, плюхнувшись на круп и выпрямив передние ноги остановилась. Знать не знаю, как ей удалось завернуть, но упертая скотина с наглым норовом оказалась позади меня, лбом в спину ткнулась и захрипела.

Причина ее страха и забега вокруг харчевни оказалась здесь же через секунду, злой оборотень в порванной куртке, со снежной "шапкой" и древесными "перышками" на голове. Ох, чует мое сердце, кто-то влетел в сугроб возле дровяницы и основательно ушибся.

— Асд! Какая радость, как добрался?

— Замечательно, — по слогам процедил он, стряхнул "шапку", повел плечами и медленно пошел на меня. — А ты как добралась? На своих двоих.

— Вообще-то, на санях.

— Но она тебя сбросила и сбежала, я правильно понял.

— Не сбросила, но оставила, — я покосилась на Мартину и чуть не подавилась словами. Кобыла взирала на меня как на предательницу, не забывая при этом косить взглядом на оборотня и нервно дергать ухом. Невольно забеспокоилась: — А что такое? Ты хочешь ее проучить?

— Да, — ответил двуликий, перехватил мой взгляд и быстро исправился. — Нет, что ты... Только и хотел, угостить вот этим, чтобы она тебя из-за посылок больше не бросала. — В ладони оборотня появилось яблоко, маленькое красное, с виду сладкое.

Подношение взяла, протянула его кобыле. И она им, не брезгуя, тут же захрумкала и на ноги поднялась.

— Ну и чего ты ей яблоко не дал? Напугал, заставил вокруг харчевни побегать.

— В глотку затолкать хотел, как первые два для понимания, — как на духу выпалил Асд, и Мартина закашлялась. — Видишь, она теперь больше понимать начала, а сейчас еще поумнеет, и будет у тебя...

— Говорящая лошадь! — выпалил вышедший на крыльцо Тимка.

Минута молчания. Мальчуган в немом восхищение взирал на Мартину, я на нее же с ужасом, а вот Асд на мальчишку с неодобрением.

— Какой, говорить! То же мне, выдумал. Да, чтоб эта дурында заговорила, нужно демону душу заложить, а то и две! И то не факт, что кобыла хоть слово скажет, при ее-то интеллекте. — Оборотень забрал у меня посылку, хлопнул беглянку по возмущенной морде и послал ее в стойло.

— Иди с глаз долой, пока не получила. А ты, — перст указующий и взгляд грозящий он обратил на Тимку, — шагом марш в комнату и на улицу ни шагу без шапки.

Я с удивлением проследила за тем, как лошадь и сорванец удалились от места встречи, а до того хмурый Асд, вдруг расплылся в предвкушающей улыбке:

— Покормишь?

— А, так там только разогреть... — вспомнила я о наличии блюд и услышала невероятное:

— Нас двадцать семь и все очень голодные.

5.

Двадцать семь!

Двадцать семь!

Я убью Дори. Нет, я линчую Гилта! Уж этот, гад, явно знал, когда прибудет так называемый обоз, или догадывался. Хотя, чего далеко ходить, вон Асд сидит в столовой, уж его-то я стукнуть могу, за то, что не предупредил о скором явлении!

С этими добрыми мыслями вышла в зал и села напротив оборотня. Его сотоварищи по переходу через горы уже поели и наслаждались сладкими булочками с компотом, благосклонно улыбались мне и подмигивали моим помощницам. Девчата на них внимания не обращали, слаженно убирали со столов, не поднимая взгляда на новых постояльцев. Устали, это было видно невооруженным взглядом, я и сама начинала клевать носом, а на дворе еще не вечер. Сейчас им всем ванну приготовь, комнаты протопи, кровати расстели, вещи разнеси, разложи... чтоб их! Когда постояльцы прибывают по двое-трое каждые два часа, справиться легче, но когда вот так — гурьбой, обслужить их невероятно сложно. Тороп и Тимка уже растопили камины в шести комнатах, где новоприбывшие будут спать по двое, осталось еще пять, где гости разместятся по трое. И пойдем мы с девчатами набирать для них ванны, таская воду в ведрах от кранов, что стоят в каждом коридоре. Я могла бы радоваться, своей прошлой прозорливости и тому, что каждую комнату оснастила натопителем от камина и канализационным сливом, но как представлю восемь ведер на постояльца так дурно и становится. Потому что в преддверии снегов мною наняты четыре хрупкие помощницы, а не толпа здоровых мужиков.

И это называется, система не справляется. А что будет весной? Когда через нашу заставу протянется дорога, соединяющая две столицы ранее враждебных государств, и поток постояльцев увеличится вдвое, если не впятеро. Ответ прост. Ужас будет. "Логову" нужен капитальный ремонт, но он выльется в неподъемную копеечку. От бессилия и предстоящего забега с ведрами глухо застонала.

— Тора, ты чего? — забеспокоился двуликий. — Что-то случилось?

— Да! Хочу центральное отопление с котлом и водопровод под напором!

— А у тебя разве не такого? — удивился Асд с усмешкой. — Ты же только после ванны постояльцев пускаешь в кровать.

— Ага, пускаю. И ты ошибся, здесь нет центрального отопления.

— Как же вы тогда?..

— Ручками, — пожаловалась я и встала с тяжелым вздохом.

— Постой, — оборотень ногой двинул мой стул к столу, и я как подкошенная плюхнулась на сидение, — то есть, до сих пор вы ванные вручную набирали?

— Да.

— А смыв в отхожем месте? — вопросил он тихо.

— А это как раз вода из ванн с верхнего этажа, которая идет в зачарованные баки... — увидев взгляд Асда, постаралась объяснить доходчивее. — То есть все на первом этаже смывается водой из ванных со второго, а вот все что на втором из бочек на чердаке. Мы их раз в месяц наполняем.

— Мудрено, — задумчиво протянул он, и не понять то ли похвалил, то ли посетовал на сложность.

— Так расход воды меньше и экономия... — попыталась встать, но двуликий опять не дал.

— Да сиди ты! — махнул рукой и отдал приказ пятерым из своих спутников. — Северный, Тагро, Упы и вы братья Кио, подняться наверх, найти Торопа с мальчишкой, помочь в растопке и с наполнением ванн. — Затем посмотрел на меня и спросил сурово: — К накопителям сама подключишь или доверишь моим?

— А спра... — я не договорила, на лице оборотня, появилась лукавая улыбка. — Доверю!

Радостная опустилась на стул, позвала к себе Асю попросила принести булочку и крепкий чай, а еще сказала, что девчата до вечера могут отдохнуть. И настроение мое устремилось в гору, и даже пение, доносимое ветром, не портило его.

Как оказалось, вместе с четой Тюри увязались отнюдь не вольные актеры, а неподвластные служащие семьи: два охранника Эванаса, две горничные Алисии и личный учитель пения, так называемый куратор голоса. Эту должность занимала пожилая дама с осанкой королевы, седыми локонами в буйной рыжей шевелюре и несгибаемой волей. После ночного романса "Колокольчика звон", она, как и мадам Ивир, поймала певунью на фальши и вот уже без малого два часа третировала... То есть тренировала в закрытом помещении на периферии "Логова", иными словами, на сеновале.

Грела мысль о том, что после пения по указке Алиссия лишний раз рта не отроет, и будет нам тишина: без одергиваний, понуканий, капризов, неприятных или же унизительных сравнений. А впрочем, я уже знаю, как с ней поступить в случае очередного бунта, четверть капли дурмана на бокал и прощай проблема.

Столовая вскоре опустела, остались только двое старых постояльцев, Асд и я. Появилась возможность обо всем расспросить оборотня.

— Так, та пятерка твои сородичи. — Он кивнул с гордым видом. — А остальные получается...

— Кровососики, — оборотень расплылся в широкой улыбке и хлопнул себя по лбу: — Совсем забыл, что обязался отчитаться их мамуле.

— Оба хороши, — тихо усмехнулась, наблюдая за тем, как двуликий выудил из-за пазухи знакомый мне черный конверт, листок и перо, и со шкодливым выражением лица отправил записку вампиру.

Конверт вернулся через минуту и зашипел при открытии.

— Так-так... — взгляд оборотня вначале полыхнул интересом, а затем помрачнел.

— Что там?

— Ничего хорошего, — вздохнул он и протянул тоскливо, чуть ли не скуля. — Завтра ночью отбываем и даже не попробуем твоих пышек-пирожков. — И взгляд такой, что сложно не понять, Асд просит снизойти до бедных и несчастных собачек и кровососинок.

— Ладно-ладно. Так и быть, с собой вам наготовлю, — и чтобы не сильно радовался, добавила, — но у меня условие. Где-то в Тарии застряла моя посылка с горелкой, тканью и мелочами для "Логова", и она мне очень нужна, до снегов.

— Тьфу ты! — фыркнул Асд беззлобно. — Я-то думал, чего посущественнее попросишь, а ты... Хозяйка.

— Какая есть.

— Хоть бы что-то для себя попросила, например: мужика на ночь, шерстяную грелку в постель или волка под седло. Вначале ты на нем, затем он на тебе... — не договорил, получил пустой чашкой по лбу. — Ай! — Увидел, как я берусь за тарелку, вскинул руки. — Да шучу я, шучу...

Кивнула, но хмурого взгляда не отвела. И он ответил таким же.

— Спасибо, конечно, что чашка не полной была, но что ж так сразу? Ты бы хоть для начала словесное предупреждение выдвинула, а затем уж...

Вот тут я насторожилась, вспомнила, как гости на помощниц смотрели, спросила:

— А что, Гилт об излишнем идиотизме не предупредил?

— Шипел что-то о неуместных шутках, их последствиях и о твоей тяжелой руке. Но я занят был и не вслушивался, да и толку, в подробности клыкастый не вдавался.

— И правильно, о том, что он по шее получил особо распространяться не охота. Но я надеюсь, ты теперь сам все уяснил. — Посмотрела так, чтобы оборотень понял — хочешь пирожков в дорогу, от шуток воздержись. Однако, его не проняло.

— Гилт... по шее?! За что?

— За то, что скалился одной из девушек. — Забрала из его рук свою чашку, водрузила на опустевшую тарелку и уже думала уйти, когда двуликий неожиданно спросил:

— Какой девушке он скалился? Не томи, говори скорее, а лучше покажи. — И таким тоном это произнес, проникновенным, что я слукавила и указала на Алиссию Тюри, гордо шествующую через двор к харчевне. Волосы развеваются на ветру, глаза горят, губы пунцовые, кожа алебастровая с робким морозным румянцем. Я сама бы восхищенно засмотрелась на медам, если бы не знала, какая она гадина.

— Гм, красивая стерва, но... А ладно, если рот заткнуть вполне так ничего.

Посуда выскользнула из моих рук и со звоном попадала на стол.

— Асд, ты решил за ней приударить? Но она замужем, к тому же, звезда театра и самая настоящая капризная дрянь, — вспылила я. А в ответ усмешка:

— Почему бы и нет? Гилт на совсем уж плохое заглядываться не станет. — Сказал и поднялся с завораживающей грацией матерого волка.

— А ну сел! — по возможности грозно потребовала и за локоть дернула его на себя. Успеха не добилась, обратно не посадила, но хоть от вошедшей Алиссии отвлекла. — У вас с Гилтом что, соревнования, кто больше девок под себя подомнет?

— Нет. Вообще-то, раньше только на тебя и твою готовку спорили. Но теперь, когда ты безвозвратно утеряна в замужестве, приходится искать альтернативы.

— Какие альтер... — начала была я, и осознала невероятное, он серьезен как никогда: — Что значит, безвозвратно утеряна?

— Так ты же замужем, — развел Асд руками и хотел устремиться к певице, но я опять дернула его на себя.

— Но мой муж потеряшка, а значит... — посмотрела на хмыкнувшего оборотня и, не скрывая ужаса, спросила: — Он что, вернется?!

Руки опустились, сердце замерло.

— Кто знает, — ответил двуликий и вышел из-за стола.

— Асд! — позвала я громко, но гад хвостатый даже не обернулся. Сбежал.

И я бы в два счета его догнала, за барки схватила и правду вытряхнула, но мне дорогу заступила раздосадованная звезда.

— Чай мне и сахарный рогалик.

— Сегодня только булочки, — ответила я, не зная, как от нее избавиться. Но Тюри неожиданно всхлипнула: "Дайте сладкое хоть что-нибудь!", и я осталась. С Асдом чуть позже разберусь, а сейчас предотвращу голодную истерику.

— Одну минуту.

Влетела на кухню, в считанные мгновения разогрела порцию обеда на одного, украсила мясо зеленью, добавила к картошке соус, который медам пусть и охаяла, но съела. Так же водрузила на поднос чайник с чаем на травах и булочку с изюмом и сушенной вишней. Подумала и добавила еще одну с яблоком. Вот это все я споро выложила на стол перед подозрительно тихой Алиссией, но вместо спасибо услышала обычный для нее укор:

— Вы не уложились в минуту. И мясо я не заказывала.

— От заведения, бесплатно! — выдала я коронную фразу господина Тюри, который с лихвой оплатил трехдневный "сеновал" для всех семерых постояльцев.

— В таком случае, подайте еще кофе, — буркнула она и замолчала, так, словно бы еще что-то хотела сказать.

— В него чего-нибудь плеснуть? — догадалась я по ее вороватому взгляду на дверь из прихожей.

— Две порции.

Что ж исполним. Приготовила кофе и плеснула в него две порции коньяка. Когда я вернулась в зал, за столом Тюри уже сидела куратор голоса, отщипывала кусочки от булочки с изюмом и царственно направляла их в рот. Я даже засмотрелась на церемонность ее движений, пока до меня не долетел довольный голос медам:

— А вот и ваш кофе! — И смиренно с извинением: — Надеюсь, вы не посчитаете, что я позволила себе лишнего, добавив туда немного горячительного.

Звезда театра подалась мне навстречу, захватила с подноса чашку и самолично водрузила ее на стол перед смущенной дамой.

— Не переживайте, мужу ни слова не скажу, все только между нами, — прошептала Алиссиия и посмотрела на меня так, что я тотчас вспомнила о каком-нибудь важном деле. Например, о погоне за оборотнем.

А змея может быть очаровательной, когда преследует собственные цели. Теперь ясно, почему на ней женился Тюри, оценил не только голос, но и актерские данные.

— Что ж, мне пора, — произнесла я, выходя из столовой, — в дальнейшем вас обслужат помощницы.

Асда я не нашла, ни наверху, ни во дворе, ни на сеновале, куда вели его тяжелые следы. Зато успела полюбоваться на то, как споро его сородичи разносят воду по комнатам. Они не воспользовались ведрами, а взяли у Торопа большие бадьи, объемом в четыре ведра, поэтому к моменту моего явления, нелюди почти справились с заданием. Довольные и счастливые, они обменивались едкими подколками и подмигивали Тимке, который давил на рычаг крана и накачивал воду. Но стоило попросить помощи в поиске Асда, все хвостатые скисли и отказались куда-либо идти по причине усталости, и малец их поддержал, сказав, что у командующего обозом важная встреча.

— С кем? Где? Когда?

— Не знаю! — И Тим со смехом унесся догонять оборотней.

— Диверсия, — улыбнулся Тороп, сложил бадьи в кладовке и похлопал меня по плечу. — Не расстраивайся, парень растет.

— Да я ни слова на эту тему. Хотя, обидно, конечно, но... — протяжно выдохнула и задала волнующий меня вопрос: — Ты знаешь, где Асд?

Качнул головой:

— Знаю лишь, что он очень занят и уезжают они завтра в ночь.

— И наберут с собой пирожков.

— Хороший знак, — похвалил вояка, — наготовьте с девчатами побольше, и слух о "Логове" распространится за многие километры от нас.

— Тороп, они все съедят на первом же привале, это, во-первых, а во-вторых, с чего ты взял,что они распространят слух о нас.

Бывший вояка покачал головой, произнес с укоризной:

— Может и съедят, но вспоминать о ней будут долго, нудно и вслух, это, во-первых, а, во-вторых, слух о "Логове" дойдет до столицы. Не думаешь же ты, что они идут в Данирш.

Он сказал, а я и вспомнила! Данирш. Письмо. Муж-потеряшка. Сбежавший от ответа Асд. Ну, почему мне кажется, что в этой мирной неосведомленности я упускаю что-то важное! Что-то существенное, касающееся меня! И это что-то гады-нелюди таят по просьбе Дори, а тот, тарийская свинья, все скрывает в угоду личной прихоти.

— Мне нужно уехать.

— Куда? — забеспокоился Тороп.

— К храму, хочу узнать, что упустила.

И узнаю. Ведь если Суо провел наш с потеряшкой брак по всем законам, значит, у благочестивого Ясмина должен храниться свиток копий на родовую книгу Дори.

* * *

Сглупила. Ой, как же я сглупила.

Не поевшая толком, не отдохнувшая, покинула "Логово" на ночь глядя, и пусть в этот раз вооружилась не на шутку, но попала в самое затишье перед бурей. Другой бы этой поре обрадовался, но я-то уже ученая знала — еще немного и на всем склоне развернется снежный ад. Назад вернуться не успею, а до храма добраться еще оставался ничтожный шанс. И я пришпорила Мартину, пригнулась к ее шее и невесть каким образом успела к белым воротам за несколько секунд до страшной непогоды. Едва калитку открыла и завела кобылу во двор, как бушующий мрак опустился на наше предгорье. Завыл, застонал, затрещал, ломая деревья, сдирая сугробы со скалы, кроша камень и срывая дерн.

Я калитку закрыла и не поверила собственным глазам, во дворе храма было тихо, сухо и тепло. А где снег, где грязь, лед, лужи, в конце-то концов? Тут же по моим воспоминаниям должны быть огромные сугробы, замерзшие озера и гигантские сосульки, коими славилась эта божья обитель! Оглянулась по сторонам, подмечая и новые кадки с зелеными растениями и тяжелые деревянные скамейки, белый скальник ползущий по стене, и только потом сообразила посмотреть наверх. Туда, где в черноте неба дрожит и переливается магический купол. И тонкая вязь его плетений, перемежаясь со смутно знакомыми рунами, белым сиянием озаряет все вокруг. И нет сомнений, я сейчас воочию вижу откуп за наш с Дори брак.

— Сато Суо, чтоб тебя!

Кобыла поддержала меня громким ржанием, и боковая дверь храма тут же отворилась, выпуская благочестивого хранителя, босого, в светло-зеленом переднике повязанном поверх подкатанных штанов, с ножницами в одной руке и лейкой в другой.

— Доброго дня вам, Ясмин, — сказала, стараясь, не глазеть на впалую грудь мужчины, и на татуировку хранителя брачных уз, что опоясывает его и ползет по бокам до шеи. — Извините, что отрываю...

— Торика ЭлЛорвил Дори! Света и радости вам и вашему супругу! — Садовый инвентарь из его рук быстро перекочевал на ближайшую скамью. А сам Ясмин выудил из передника яблоко, подойдя ближе, протянул его Мартине и, взяв меня за руки, вопросил: — Вы пришли за благословением на рождение сына?

Моя лошадь закашлялась, я остолбенела.

— А... — абсурд, хотелось сказать мне, но слова закончились, ибо хранитель брачных уз решил пояснить свое предположение.

— Ваш муж был так счастлив вернуться к вам после войны и повторить клятвы, что обещался в этом же году построить дом, посадить дерево и зачать первенца. Росток дерева я ему уже подарил, разрешение на строительство подписал, дело осталось только за...

И с каждым его словом мне становилось все хуже и хуже. Брак настоящий, никакой фикции, его благословили не только боги, хранитель рода, но и служитель храма. И если Таллик вернется, я вновь стану бесправной...

— Вы побледнели, — заметил благочестивый Ясмин и обрадовался, — так вас уже можно поздравить? Простите мою невнимательность! А я держу вас во дворе... — С этими словами он повел меня в храм, забрал мой плащ, куртку и перчатки, усадил на диванчик в приемной у алтаря и подал чашку воды. А сам отправился устроить лошадь, ибо метель разыгралась нешуточная, успокоится не скоро, и назад он меня одну не отпустит, и уж точно не на лошади верхом.

Сглупила. Ой, как же я сглупила с побегом, с браком, со всем!

Нужно было встретить Инваго с хлебом солью, бутылью вина. Выслушать его предложение брака, мягко от него отказаться и найти альтернативное решение. И была бы я для них слепая, как все, но вменяемая. Обозы бы с удивлением встречала и всех нелюдей, как и раньше, принимала за простых мужиков. Но кто ж знал, что все так тихо-мирно обойдется? Что не будет казней, грабежа, издевательств, насилия и многочисленных смертей как при Даруше Темном. А он в свое время так же клятвенно заверял, что принесет в Гьязу лишь мир и покой. Впрочем, он и не обманул, мой родной город стерт с лица земли вместе с жителями.

Я вздрогнула от жутких картин прошлого, а затем еще раз, когда переодевшийся служитель храма прикоснулся к моему плечу.

— Торика, вы плачете. Что-то случилось?

— Это от счастья, — всхлипнула я и стерла горячие слезы. А ведь обещала себе и Торопу — не вспоминать, не бередить завесой скрытые раны. — Извините, благочестивый Ясмин, но я здесь не за благословением на рождение сына.

— Жаль, а я вам его уже дал, — улыбнулся он. Присел рядом со мной, взял за руку. — Итак, что же вы хотели?

Выждав немного и приведя дыхание в норму, я попросила свиток копий на родовую книгу Дори. Думала, он откажет, но хранитель брачных уз обрадовался моей просьбе вдвое больше чем возможной беременности и стремительно скрылся за алтарем.

И уже оттуда из глубины храма ко мне долетал его счастливый голос:

— Торика, вы первая и единственная вдовийка, кто изъявил желание узнать о своем иноземном муже больше и истоках его рода! Какая удача. Теперь можно не беспокоиться о счастье вашей пары... вы действительно найдете путь друг к другу. — С этими словами Ясмин вернулся, и передал тонкий свиток.

— Спасибо, — я чихнула. Суо действительно провел брак по всем законам и не забыл покрыть свиток сантиметровым слоем пыли, накопившейся за пять лет.

— Пожалуйста, — заверил он и предложил: — Чаю?

— Не откажусь.

Обычный с виду предмет был магическим и хранил в себе не один туго свернутый лист, а сотню с лишним, как и копируемая им книга. Вначале шла история рода, которая обновлялась по ходу времени, затем права и обязанности супругов, хранителя рода и невероятно краткие сведения о бесценной реликвии, ради которой Таллик Дори на мне женился. Вернее, ради сохранения которой на мне женили потеряшку.

Сидя в небольшой комнатушке, более похожей на келью с узкой бойницей под потолком, я начала изучение свитка с реликвии, а все потому, что в истории рода именно она являлась причиной большинства скоропостижных смертей. Преемственность шла по линии первенцев мужского пола достигших тридцати одного года. Если наследник до этого времени не доживал, реликвия переходила к следующему первенцу рода достигшему возраста сорока одного года, если и этот не выживал, ее в свои руки получал уже более дальний кузен — троюродный, в возрасте пятидесяти одного года. И бывали в этом роду периоды, когда реликвия десятилетиями "вырезала" мужское поголовье, а в конечном счете попадала в руки чистокровного наследника успевшего за это время подрасти. Вспомнив о том, что мне рассказал Дори, я пришла к выводу, что сейчас настал приблизительно такой же период, или вот-вот настанет. Его отца в живых уже нет, Таллик потерялся, Инваго не наследник... И зачем им понадобилась фиктивная жена со стажем семейной жизни? Или это одно из условия получения реликвии?

— Проверим.

Я вернулась к родовому дереву и продолжила анализ наследников. Прадед Дори при получении реликвии был женат, дед женат, отец женат, Таллик женат...

— Чтоб тебя! — громкое восклицание вырвалось против воли и потревожило благочестивого Ясмина, в соседней комнатушке. Выждав, когда он затихнет, я вновь взялась за свиток, негодуя и сердясь. Я же пять минут назад смотрела на этот лист, и Талла там не было, как и Инваго. А теперь оба имени стоят рядышком, впритык. Мгновение раздумывала о происходящей здесь и сейчас чертовщине, а затем посмотрела на список наследников и точно. Вот последнее имя отца Дори и больше никаких не...

А в следующее мгновение на бумаге появилось имя последнего наследника, моего мужа — потеряшки и портрет оного в профиль. Свиток выпал из моих рук.

Святая Иллирия! Что же это получается? Талл жив и вполне возможно вернется? Я убью Дори!

Последнюю мысль произнесла вслух и, судя по всему, громко. В дверь постучали:

— Торика, у вас все в порядке?

— Да-да, простите. Просто... — не зная, что соврать припомнила слова вампира о новых возможностях даруемых мне этим браком. — Я в невероятном удивлении от... приобретенных мною прав.

— Понимаю, — служитель храма издал смешок и поделился своим мнением на этот счет, — мне они тоже понравились. Внимательно прочитайте пункты об управлении хозяйством, детях и супружеских долгах.

— А что там по третьему пункту? — Я достала свиток из-под кровати, развернула нужные листы с правами и обязанностями.

— За неисполнение оных муж платит золотом, — порадовал Ясмин и ушел к себе.

— Хм, что же это получается, у моего супруга пять лет неустойки.

Некоторое время я взвешивала все за и против, а затем пришла к выводу, раз уж Инваго сделал мой брак с Талликом настоящим, почему бы и мне не войти в права супруги по-настоящему. С этой мыслью я вернулась в храм, нашла чистый лист металлическое перо с чернилами и вернулась в комнату, подбивать, так сказать, все причитающееся. Кажется, центральное отопление с котлом и водопровод под напором обойдутся мне гораздо дешевле.

6.

К сожалению, я не успела подсчитать все. В третьем часу ночи, двери храма сотряслись от десятка мощных ударов. Я спрятала свиток, отстегнула от пояса кинжал и пару-тройку игл и крадучись вышла в зал под напевные мольбы, долетающие из комнатушки Ясмина. "Великий Адо, прошу, — истово просил благочестивый, — не губи понапрасну..." Удивительное дело, он же сам вдовиец, а поклоняется иноземному покровителю воинов, богу войны. Хотя чего я удивляюсь? Наше божество в отличие от тарийского слизняк слизняком. Может только пить, есть и сотрясать воздух сказаниями о прошлых своих подвигах. Его так и зовут Кудесник прошлого, слагатель легенд Кудес.

В двери храма постучали решительнее, служитель храма залепетал настойчивее, я крикнула:

— Кто там?

Вначале послышался мат, а затем знакомый рык со свойственной оборотню эхообразной вибрацией и все успокоилось. В наступившей тишине я услышала вопросительное:

— Тор-р-ра, это ты?! — рычащий Асд был крайне рад меня услышать.

— Я.

— То-р-р-рика, выходи, ты мне нужна. Нет, ты нам нужна... очень.

— Нам? Очень? — Переспросила я, уже отодвигая засов и снимая щеколду. Двери я открыть не успела, они распахнулись сами и огромные мохнатые объятия прижали меня к твердой и не менее мохнатой груди.

— Какое счастье... — выдохнул двуликий и перевоплотился в человека.

— Что случилось?

— Ничего такого, — он чмокнул меня в лоб и по распущенным волосам погладил.

— Асд?

— Стыдно рассказывать. — Оборотень коротко отдал приказ своим собратьям собрать мои вещи из комнаты, успокоить служителя храма и привести Мартину из стойла. Затем посмотрел на меня и отвернулся.

— Настолько стыдно, что всей толпой явились сюда?

— Здесь только часть, половина осталась близ "Логова", — и взгляд такой виноватый, что я предположила самое страшное.

— Убили кого-то?

— Напугали, — подсказал один из оставшихся рядом оборотней.

— Северный, заткнись", — оскалился Асд, но затем сник, подтверждая — напугали.

— Тимку, Торопа, моих помощниц?

— Если бы... — поморщился оборотень и не спешит объяснять. Я вопросительно посмотрела на ранее высказавшегося двуликого, и тот повторно сдал предводителя:

— Алиссию певунью.

— Как? Когда успели?

— Нечаянно, — послышалось от Асда, но я на него внимания уже не обратила. Повторила вопрос Северному.

— После обеда вы на нее указали, как на пассию Гилта, помните? Так вот, наш вожак решил ее впечатлить.

О как выразился, вожак! Значит, мой вопль о том, что медам Тюри змея, стерва да еще замужняя, слышали все нелюди в "Логове", и только Асд кратковременно оглох. Бестолочь!

— И что, Алиссия от страха второй час подряд вопит?

— Пищит и не второй, а четвертый, — ответил Северный, потирая ухо.

Я хмуро посмотрела на нарушителя запретов, взяла его под локоток и со словами "Можно тебя на секундочку?" отвела в сторонку. Недалеко, но достаточно, чтобы я могла без стеснения высказать все. Уперла руки в боки, открыла рот, но даже слова произнести не смогла.

— Не смотри с укором, — оборвал меня Асд. — Да, глупо получилось, и пищит она не первый час, но слышим ее только мы. Нелюди, в смысле. Остальные спят.

— Я рада, — процедила сквозь зубы. — Одно смущает, певунья свой голос может потерять.

— Потеряет — я буду тоже рад, — фыркнул двуликий. — Она без малого три часа гоняла своих горничных, твоих помощниц и меня. — Последнее вырвалось зло и на выдохе, учитывая, что он тут же отвернулся, кое-кому хвостатому опять стало стыдно.

— А отсюда подробнее, пожалуйста.

— Ну я...

— Хотел произвести впечатление, это и так понятно. Не понятно, как ты ее до писка довел? На глаза что ли, в своем втором обличье показался?

А в ответ невинное:

— Показался. Ей вид из окна не нравился, я решил его подправить. — Замолк, смотрит. И я смотрю, прикусив губу, чтобы не накинуться на него с вопросами и проклятиями.

— Так вот... — он с досадой потер макушку, а затем, сметая все подробности, выдал: — Пока я за триптихом бегах в храм, снимал его с алтаря и до "Логова" тащил, к Алиссии пришел ее мужик.

Еще одна пауза, еще один тяжелый вздох и оборотень нехотя продолжает:

— Я, сказать по правде, сразу ничего не понял. Сидел за окном и тихо ржал, пока он умолял ее не петь. — То есть тварь такая, даже после муштры на сеновале решила устроить концерт! — И надо сказать, Эванас этот, святой. Она его и в хвост и в гриву, а он только: "Дорогая моя, ненаглядная, не напрягай связки, побереги горло".

И снова пауза, тут уж я не выдержала тишины, спросила:

— Напрягла связки?

— Еще как! В ванную зашла, дверь закрыла и громко так с надрывом "А-а-а-а!" Я думал, умирает, думал, ее там за капризы убивают. Я был в этом уверен... — Кулаком стукнул себя в груд и тряхнул головой, отгоняя хмурые мысли. — В общем, нет у тебя в комнате ни окна, ни двери в ванную. — И чтоб я не сильно расстраивалась, порадовал: — Зато над кроватью триптих стоит, красивый из храма Иллирии.

У этому моменту мне плащ принесли, лошадь привели и свиток копий вручили.

— В путь, — скомандовал Асд, открывая ворота храма.

И пока сопровождавшие его воины, сменив обличье, разлетались и разбегались, я задала важный вопрос:

— А... э... что с медам Тюри? Ты когда в волчьем обличье в ванную вломился что сделал... сказал?

— Снял с нее дверь, сказал, что за такой концерт не грех и убить, но раз она своим существование радует мужа, то пусть живет. Пока говорил, она молчала, а когда вышел, начался писк.

— И что, зайти уже в человечьем обличье и успокоить несчастную не додумался никто?

— Додумался, — буркнул хвостатый, — но писк до костей пробирает так, что пришлось на сотню шагов отступить.

— Другими словами, сидит тихо пищащая Алиссия, все там же в ванной, обдаваемая холодным дыханием зимы из выбитого окна.

Оборотень вначале нахмурился, а затем согласно кивнул:

— Да, все верно. И камин я тоже нечаянно потушил.

— Удружил. — Буркнула я. Что ж, если у звезды театра мозгов хватило до шубы дотянуться — хорошо, а если нет — чета Тюри задержится у меня надолго. Я вывела из храма Мартину, но едва попыталась сесть в седло меня остановили.

— Тора, в низине все еще метель, поэтому ты едешь на мне. А кобылу твою Упы под уздцы доведет.

Посмотрела на пегую, она на меня и так жалко скотину стало, что я предложила:

— Так может, здесь оставим?

— Чтобы завтра утром по всей заставе пошел шепоток, что я тебя невесть каким образом домой доставил? — хмыкнул оборотень. — Нет уж, давай лишим людей сплетен и домыслов. — Ворота закрыл, Мартину отдал своему сородичу, а меня как куклу закинул на плечо и, коротко бросив: "Держись!", побежал.

— Эй! Я так долго не выдержу!

— А долго и не придется, — перекрикивая все еще бушующий ветер, отозвался оборотень и, сиганув со скалы, обернулся серым монстром.

В эти мгновения я поняла, почему Алиссия пищит. Потому что высказаться хочется, не просто руганью, а матом, но страх зажал горло и выходит только писк.

— Что за бесовщина! — рыкнул оборотень, аккуратно скидывая меня на сугроб и отскакивая подальше. — Тор-р-ра, хватит. — Он потер уши и клацнул зубами, мотая головой. — Ты, смер-р-рти моей хочешь? Ну, хватит же!

И я умолкла, и, не потому что попросил, а потому что мне под руги попалась увесистая сучковатая дубина, которую я хоть и с кряхтением, но из снега выудила и в дурня мохнатого запустила.

— Ай!

— Б-б-больно? — вопросила чуть заикаясь.

— Нет, — ответил Асд, потирая ушибленную коленку.

— Н-на еще!

К сожалению, особо я его не зашибла. Вначале палками кидалась с переменным успехом, затем снежками, не забывая при этом гадости выкрикивать, чтобы сладить с избытком страха. Била издалека, но так чтоб неповадно было — по морде и по лапам.

— Тор-р-ра, — отплевываясь от очередного снежка, взревел двуликий, — да что ж ты взвилась! С Гилтом летала и ничего, а со мной так сразу... — Я не ответила, метко запустила очередным снежком. — Да хватит кидаться, накажешь иначе! Пр-р-риготовишь р-р-рыбу вместо мяса...

— Конечно, приготовлю! — рявкнула я, очередным метким попаданием вернув себе способность выражаться связно. — И с радостью слабительной травки добавлю!

— Не на... тьфу! — Асд сплюнул едва не проглоченный снежок, выставил когтистые руки вперед, призывая меня к миру. — Лучше вообще ничего не готовь, я понял, так и быть потерплю... Успокоилась?

— Сволочь, — выдала я и выдохнула, — мохнатая.

— А еще везучая, — нисколько не обиделся монстр и подошел ко мне, опустился на четвереньки, подставляя спину. — Про оружие ты в пылу истерики забыла.

— Я про него постаралась не вспоминать, — медленно и очень аккуратно залезла на него, руками вцепилась в холку. — Дори предупредил, что произойдет в случае твоего ранения. И меня совсем не прельщает судьба стать загрызенным барашком.

Асд понятливо кивнул и только дернулся с места, как я сжала бока двуликого и добавила веско:

— Но если ты еще раз забудешь, что у тебя за спиной я, хрупкая и ранимая... я вспомню об оружии вопреки здравому смыслу и желанию жить.

Кивнул повторно, вдел в уши невесть откуда взявшиеся беруши и побежал в сторону "Логова". Расстояние было не близкое, скорость не малая, а комфортабельность передвижения нулевая. Уже через пятьдесят метров я пожалела о том, что села на оборотня и не взяла у Мартины седло или хотя бы плед. И в то же время, предложи я Асду нечто подобное наверняка услышала бы много хорошего о себе, о пледе и о седле. Все же чувствуя себя виноватым за провинность, он средь ночи ринулся меня искать в пургу, нашел, сознался в содеянном, а теперь еще и везет на своем хребте, чтобы быстро доставить к перепуганной Алиссии. Потому я и молчала, выжидая, когда закончится пытка.

Правда, когда на ноги стала, то чуть не упала. И причин для дрожи в коленях было две: первая усталость, а вторая — дыра в стене на уровне моих покоев. Асд не смог вышибить окно, сделанное под заказ, а потому снес его вместе с куском стены. Итого, лучшие покои в моем "Логове" закончились. И я бы высказала хвостатому все, что думаю, но он до сих пор был с берушами, к тому же кривился так, словно бы они не особо помогали.

— Свин мохнатый, — буркнула с досадой и поплелась в харчевню.

Дом спал, погруженный в темноту, в камине столовой завывал ветер, и в такт его гневному гласу дружно вздрагивали ставни, лестница, и я. А все потому, что мне опять почудился скрип в выгоревшей комнате наверху. Я даже подумала пойти и проверить реальность своих галлюцинаций, но затем вспомнила о двадцати семи нелюдях четвертый час мерзнущих на улице, об Алиссии, моей важной миссии и отставила эту идею. Первым делом заглянула к певунье, нашла ее все там же в ванной, бледную, дрожащую и чуток невменяемую. Забившись под каменную раковину, она сидела на полу, обхватив колени руками, и медленно раскачивалась, к счастью не вперед назад, что было бы хуже, а справа налево. О шубе медам не вспомнила и потому сейчас более всего походила на утопленницу и цветом кожи и температурой тела.

Меня она признала не сразу, а узнав, мертвой хваткой вцепилась в руку, издала приглушенное "М-м-м!" и указала на спальню. Смекнув, что меня сейчас попытаются спасти от монстра, то бишь затянуть под раковину, я поспешила логично объяснить все произошедшее.

— Метель была страшная, стена упала.

— М-м-м!

— Ветер снес окно и двери в ванную... — продолжила нагло врать, глядя в перепуганные глаза звезды, и стараясь поднять ее на ноги. — Мне очень жаль, что это произошло в мое отсутствие и я не сразу, пришла к вам на помощь...

— М-м-м! — не поддалась она.

— Но...

— М-м-м! — кажется, кто-то надолго потерял голос.

— Алиссия, хватит упираться. Вставай! — прошипела я, лихо перейдя на ты. — Молодая еще, детей рожать. А если застудишь себе все по самые уши, кто потом с тобой возиться будет?

— М-м-м-му-у! — вырвалось у медам хриплое. И утонченная девица, не способная к тяжелому труду, с невероятной силой начала тянуть меня на себя. Стало понятно, с объяснениями пора завязывать, иначе я до конца ночи просижу здесь же на полу.

— Мужа позвать? Эванаса? — спросила, отчаянно надеясь, что до ее затуманенного ужасом сознания вопрос дойдет без искажения. — Если он придет, ты с пола встанешь?

И она затихла, не зная на что решиться. С одной стороны я — первый человек, прервавший ее четырех часовое одиночество, с другой Тюри — муж, чье расположение и любовь неожиданно стали спасением от монстра. Прошла минута, и я, в красках представив избиение мохнатого дурня, чуть не пропустила момент, когда полуживая красавицы отпустила меня.

— Господин Тюри! — я не стала стучать, не стала ждать, когда мужчина откликнется. Открыла дверь запасным ключом и растолкала сладко спящего директора театра. — Эванас, у нас несчастный случай. Алиссия замерзла, сидя на полу.

Поначалу я думала, что он как и все знакомые мне мужики еще три минуты, будет спрашивать, что случилось, и зачем я пришла, но волшебное имя его супруги, мгновенно подняло Тюри на ноги.

— Где она? Что случилось?!

— Она в своих покоях, в ванной. Упала стена... — я не договорила, Тюри умчался спасать звезду театра, а когда вернулся, вновь меня удивил. Он нес Алиссию на руках, вырвал-таки! Более того, он безостановочно шептал: "дорогая моя, ненаглядная", а еще целовал в макушку, легко перенося то, что супруга в приступе паники вцепилась в него руками и ногами.

— Вино горячее, и воду... — попросил он, посмотрел на пустую ванную, что стояла углу, затем на меня и ответил. — Не беспокойтесь о воде, я сам натаскаю. А вы с Алей посидите.

Супруга, которую Тюри бережно поддерживал под попу, замотала головой и захлебываясь слезами, попыталась что-то сказать. Из горла красавицы вырвался писк и супруг ее сдался.

— Да, малыш, хорошо. Родная... — Сел вместе с ней на кровать и серьезным, даже деловым тоном спросил несчастную. — Тогда я тебя просто разотру, договорились. Ты позволишь?

Дождался ее кивка и отдал мне новые указания:

— Вино, спирт или любую другую настойку, смородину в любом виде, — улыбнулся уголком губ, произнося: — хоть вашу высокогорную морщинистую. Еще мне понадобится жир, по возможности без резкого запаха... — Алиссия, попыталась что-то пискнуть, но он ее доводы пресек, коротким: — Ты согласилась, теперь помолчи.

— Простыни, две три, пустую грелку и ночнушку лучше всего потеплее. — Услышав эти слова, медам Тюри отстранилась от супруга и посмотрела на него ошеломленно.

— Что? — он вновь улыбнулся ей, как-то тепло и до щемящего нежно. — Не думала, что я и дальше буду придерживаться нашего уговора? А вот фигушки, тот скандал я тебе еще не скоро прощу...

Не успевшая выйти я стала свидетельницей того, как капризная красавица с исступлением начала целовать замершего от ее напора супруга. Одной рукой вцепилась в волосы, второй скользнула вниз по его груди и... Не прошло и секунды, звезда театра, оказалась под директором театра, который умело и уверенно зажигал ее, заставляя гореть без помощи вина и спирта. Закрыв глаза и следом дверь, я сглотнула вязкую слюну, в который раз отмечая про себя, что до сих пор ошибаюсь в людях. Эта пара была создана друг для друга, и застой в их отношениях, оказался затишьем перед бурей.

Со вздохом облегчения я отправилась собирать все затребованное. Вино, настойку, смородину, жир гусиный, грелку, пару простыней и ночнушку... ее я также взяла, хоть и прекрасно понимала, что медам она вряд ли нужна.

— О, пищать пер-р-рестала! — раздалось рычащее из дыры, созданной под новое окно. — Мы можем уже вер-р-рнуться?

— Можете.

Оборотень свистнул и незамедлительно оказался рядом. Посмотрел на поднос с заказом Тюри, затем наклонив голову, прислушался и хмыкнул:

— Да, с Алиссией ты хорошо меня подставила. А главное, умышленно.

— Сам повелся. Я сказала, что Гилт скалился одной из девушек, и ни словом больше.

— И тут же указала на эту долба... на звезду Тюри, — возмущенно напомнил Асд, возвращая себе человеческое обличье. — Характеристику, конечно, дала не лучшую, но...

— Но ты решил преуспеть, даже не подумав, что такую медам мне вряд ли пришлось бы защищать, — не осталась я в долгу. — А если и пришлось бы...защищать, то твой азарт вообще не обоснован.

И хотела уже выйти из продуваемой всеми ветрами спальни, когда хвостатый герой-любовник остановил меня покаянным:

— Я действительно азартен. Прости. Захотелось отвлечься от дел, и я не нашел способа лучше.

Молчу. Он же затаив дыхание, ждет ответа. Минуту ждет, две... На третьей Асд тихо усмехнулся, переступил с ноги на ногу и потер шею.

— Ну... Так ты будешь меня прощать или нет?

— Буду, — ответила с заминкой, — но при одном условии.

— Дыру наскоро заделать? Триптих вернуть?

Усмехнулась:

— Это ты и так сделаешь, по доброте душевной. А условие следующее: если нам всем крайне повезет и Алиссия не заболеет, ты посадишь чету Тюри и их людей на последний корабль, уходящий из Заснеженного. Он отбывает завтра после обеда.

— Хорошо, — безропотно согласился двуликий и, не смотря на собственную провинность, заявил: — Но если хочешь, чтобы они уехали с самого утра, приготовь помимо пирожков шашлык.

Другими словами, битва за мою готовку продолжается.

— Асд, в твоих интересах сделать так, чтобы они отбыли на том корабле, иначе я воспользуюсь родственными связями Дори и потребую через перевал доставить их в столицу Тарии. — Удобнее перехватила поднос и улыбнулась: — А хочешь шашлык, объясни мне две вещи. Первая — почему из-за замужества с потеряшкой я считаюсь занятой, вторая — что хранит в себе черный ящик.

Несколько мгновений оборотень смотрел на меня широко открытыми глазами, затем моргнул и задумчиво произнес:

— Так, что я там должен был сделать по доброте душевной?

Не расскажет.

Гордо вскинув голову, я вышла в коридор и чуть не столкнулась с Эванасом. Улыбчивый и полураздетый, в одних пижамных штанах, он забрал у меня поднос и умчался к себе. Ни "спасибо", ни "пожалуйста", ни "как это произошло, почему моя жена просидела без малого четыре часа на полу в ванной комнате?!" Просто взял и ушел, предположительно врачевать.

В смятении я проводила взглядом его спину, прошла к лестнице и столкнулась с полураздетыми оборотнями и вампирами спешившими бесшумно вернуться в комнаты. Видимо, писк Алисии выдворил их прямиком из кроватей или даже из ванных. Замерзшие и уставшие, прикрываясь кто чем, они промаршировали мимо меня, не забыв пожелать крепкого сна и хороших сновидений. И как ни странно, после них в харчевню вошел наш вояка.

— Тороп, а ты почему здесь... то есть не спишь? — вырвалось у меня удивленное, а затем и недоверчивое. — Тоже писк слышал?

— Нет. Всего-то решил проверить, почему постояльцы в спешке чуть ли не голиком покинули "Логово". Думал, на заставе мятеж, бегут разгонять. А они всего лишь испугались звука, низшие, что с них взять.

И зевая, пошел к себе.

— Какие?

— Низшие, — повторил он и жестом оборвал поток моих вопросов: — Оставь эту тему до завтра, иди спать. — Хотела сказать, что не устала, но тут наш вояка опять зевнул. — И мне отдохнуть дай. Завтра будет непростой денек.

С этим я охотно согласилась, правда, уснуть так и не смогла.

Вначале долго и нудно прислушивалась к скрипу в выгоревшей комнате, казалось, что там кто-то неспешно прохаживается. Затем обдумывала, как объяснить Эванасу несчастье, произошедшее с его женой. А после получасовых разглагольствований на тему "Это вышло случайно", вспомнила о долговых обязательствах потеряшки перед супругой и продолжила чтение свитка копий на родовую книгу Дори. Записи в нем новых изменений не претерпели, и из списка наследников не исчезло ни имя Таллика Дори, ни его профиль. Надо заметить с Инваго у них были одинаково высокие лбы и тяжелые подбородки, которые визуально уравновешивали друг друга. В остальном сравнить братьев было невозможно, потому что в командире отряда мне запомнились лишь циничный прищур холодных глаз, руки с мозолями и темные чуть вьющиеся волосы до плеч... или ниже.

Попыталась восстановить, когда видела его со спины, и на ум пришел только голый тыл Дори, так сказать "в процессе общения" с Гайной. Помощница страстно желала стать в "Логове" хозяйкой, а воин, судя по напору, с реализацией ее желания был более чем согласен. И старался ведь за зря, силы потратил впустую. Расстроился... А тут еще я своим отказом до ручки его довела. Вот он, гадость такая, и отомстил моим с потеряшкой узаконенным браком.

О том, что этим он меня от посягательств бывшего муженька защитил, думать не хотелось, как и о том, что воин оставил "Логово" за мной и в плату не затребовал ни золота, ни тела. Куда проще было обвинить его в расчетливой скрытности, заклеймить тарийским мерзавцем и кровожадным негодяем, подлецом взвалившим на меня "тяжкий" труд пересылки. И в то же время, разве я вправе требовать у него отчета? Не тронул, за дурман не отомстил, в невестки взял без споров... В который раз подумала, как же мне повезло. Я замужем за потеряшкой, который вряд ли желает в скорости вернуться домой. Даст бог, еще десять лет с ним не свижусь, а там уж на меня тридцати пятилетнюю никто не позарится, даже лорд Урос проклятый Даруш Темный.

А утром мне принесли записку о том, что на мое имя прибыла еще одна посылка. "Заберите немедля!", — гласили последние строчки. А потому я, так и не коснувшись подушки головой, поехала. Морозное утро было по-весеннему солнечно и по-зимнему морозно, ветрено, а еще ослепительно. Щурясь и прикрывая глаза рукой, я чуть не наехала на господина Тикелла. В сбитой на бок шапке, распахнутом тулупе и только одном сапоге, он бесстрашно ринулся по копыта Мартины с громким возгласом "Наконец-то!". Кобыла шарахнулась от него в сторону, я слетела в сугроб, а начальник почтового отделения тут же объявился надо мной бледным перепуганным привидением.

— Что же вы лежите и время теряете?! Быстрее, быстрее! — дернул меня за ворот мехового плаща, но в виду разницы роста поднять не сумел, зато из сугроба выволок.

— Вставайте. Быстрее! — Торопил он. — Иначе она мне весь двор разнесет!

— Кто, она? — После такого сообщения желания спешить куда-либо сменилось стойким ощущением опасности и крайней необходимостью сбежать.

— Да ваша посылка... Посылка!

— Посылка? — Я поднялась, стараясь не делать резких движений и визуально определить, а не заболел ли один из самых уважаемых людей дальней заставы. Глаза блестят, щеки судорожно подергиваются, на лбу испарина, сдается мне, у него нешуточный жар...

Но не успела я озвучить свои наблюдения, как вдалеке послышался грохот и господин Тикелл, резво подпрыгнул, повторно напугав Мартину и меня.

— Быстро в седло и за мной! — скомандовал он. — Я покажу короткую дорогу!

И с восклицательным "Быстрее!" он скрылся в ближайшем повороте.

7.

Посылка — черный сундук, не уступающий в размерах своему собрату ящику, действительно двигалась. Дергалась, скрипела и рвалась за пределы двора почтового отделения. Она налетала на каменный забор, падала, отскакивала на семь шагов и оттуда, вновь дергаясь и скрипя, налетала на преграду в расчете ее протаранить. И расчет был верным, в старой каменной кладке уже появилась внушительная дыра. Я уже представила, как буду подсчитывать принесенный ущерб и торговаться с хоть и уважаемым, но самым скупым жителем заставы, но Тикелл повел себя иначе.

— Вот ваша посылка! — произнес он, подталкивая меня во двор. — Вот сопроводительное письмо, — впихнул в мои руки конверт. — Все! Пост принял, пост сдал... — развернулся и сбежал.

Никогда ранее, взирая на нашего начальника почтового отделения, я не предполагала, что у него может быть столько прыти, а теперь вот убедилась. Может. И видимо это удивило не только меня, но и сундук до того отчаянно рвущийся на волю. Он замер на несколько долгих минут, однако подойти к нему я сразу не рискнула, вдруг посылка вернется к прерванному действию, еще и меня ненароком зашибет. Как и прежде открыла совершенно чистый конверт, достала листы письма и с удивлением проследила за тем как на ранее на белой бумаге медленно появились отправителя и получателя, а затем и крохотная строчка, наискось соединившая наши имена. Получалось интересно: "Таллик Дори с искренней любовью и нежностью самой непредсказуемой Торике ЭлЛорвил Дори". Адрес отправителя все еще без изменений 1.24.56 Данирш, а дата отправления с разницей в сутки.

"Здравствуй, нежная моя. Как видишь, я стараюсь исполнить данное тебе обещание и писать каждый день. Вчера на переправе я увидел скальник. Твой любимый, белый. Он сиял в лучах солнца над отвесным куском скалы, недостижимый и прекрасный, вновь напоминая мне о той, что желанна и так далека... сейчас. Простишь ли, я срезал его не по правилам, торопились, поэтому стебель сломан болтом, а нижний лепесток немного раздавлен. Но я поймал его, до соприкосновения с землей, как тебя когда-то..." Цветок варварски сбитый, но бережно засушенный оказался на дне конверта, и это был не просто подарок Таллика своей зазнобе, это был мой скальник! Тот самый, что я, рискуя жизнью, срезала со скалы три года назад и засушила, как символ моей свободы от лорда Уроса, тот самый, коим я украсила прическу на "фальшивой" брачной церемонии, тот самый, что я не смогла найти после трехдневного сна.

Теперь понятно, к чему была та строчка на конверте.

— Дори, чтоб тебя! — метнула злой взгляд на дрогнувший сундук, и тот вновь застыл изваянием. Читать строки нежных признаний и извинений я была уже не в силах, просмотрела по диагонали и вдруг взглядом зацепилась за знакомое имя и совсем не романтические излияния.

"С каждым часом подниматься все труднее, туманы, трещины, обвалы. Мы умираем по одному и очень глупо. Нам бы вернуться, но звучит приказ идти и верить в защиту бога или рода... будь проклят Адо, это не всегда получается. Волею судьбы я похоронил сегодня своего лучшего друга. Гилта. Помнишь его? Конечно, помнишь, ведь он нас и познакомил..."

— Что? — Забывшись, согнула письмо, а в следующий миг оно уже состарилось в моих руках и изменило первоначальные строчки. Признания и извинения остались, описание сложностей подъема в горы и смерти друга — нет. — Вот же гадость!

А в голове скопилась тысяча вопросов и стойкое предчувствие — Асд на них не ответит. Но, может быть, Гилт из письма и Гилт кровопийца это не одно и то же лицо, а простое совпадение. Или нет? Что же это за послания ко мне приходят? Весточки из прошлого, или скорее расчетливые весточки из будущего, наскоро созданные проклятым магом Сато Суо? Или это попытка объяснить все мне, ввести в курс дел давно минувших?

— Дори, только попадись мне! — прошипела я и, стянув перчатку с руки, подошла к посылке. Меня уже не волновало, что огромный сундук тихо скрипит и мелко подрагивает, явно решаясь в очередной раз налететь на забор. Прикоснулась, дождалась, когда уменьшится и, подхватив уже средних размеров черный сундучок, решительно направилась к Мартине.Я не села, впрыгнула в седло и пришпорила кобылу, которая даже глаз не скосила на черный груз.

Нет! Если бы Инваго пожелал меня предостеречь, сделал бы это лично или подробным письмом, как это принято у вояк. В любом случае то, что происходит сейчас, скорее набор доказательств, подтверждающих законность нашего с потеряшкой брака и, как следствие, жизнь самого Талла в прошедшие пять лет. А если так, то роль моя в этом фарсе более или менее понятна и легка: носи фамилию рода, принимай письма, забирай посылки, встречай обозы, корми нелюдей. Ничего сложного, ничего страшного, пока. Живи и радуйся!

Постаралась вновь улыбнуться солнечному дню, насладиться морозной свежестью и скоростью прогулки верхом. Позабыла о Тюри и предстоящем разговоре с ним, об Асде и его скрытности. Но уже на подъезде к "Логову", задалась вопросом: "А что если Таллик все-таки не потерялся, а погиб на горном склоне, как его друг Гилт и половина их отряда до того? Что если Инваго и хранитель состоят в сговоре, чтобы реликвия, вернее жажда ее получить, опять не вырезала мужское поголовье рода Дори? Что тогда получается? Я ни в чем неповинная вдова или еще одна пешка на шахматной доске рода?"

— Нужно проверить свиток, — сказала решительно, но так досамого вечера и не смогла к нему добраться.

"Логово" гудело звуками сборов, командными нотками голосов. Тюри уезжали, а вместе с ними и последние постояльцы. Несколько пар саней с впряженными в них лошадьми уже ожидали пассажиров у крыльца харчевни. Асд и двое его сородичей стояли в стороне, придерживая по уздцы коней Тимки и Торопа и взирая на Мартину. Кажется, мою лошадь они тоже заберут.

Я направила пегую к оборотням и спешилась возле них.

— Куда все так торопятся?

— Братья Кио были в заливе с утра. — Ответил Асд, забирая у меня уздечку. — Корабль отправляется раньше двенадцати. Так что сейчас мы сопроводим звезду и остатки их труппы в Заснеженный, а уже вечером отбудем вместе с твоими пирожками. И это... начинку с мясом.

— И с грибами, — попросил Северный, за что получил осуждающий взгляд от вожака, как они его называют, и короткий кивок от меня.

— Вторую посылку заберете? — поинтересовалась я у главного хвостатого.

— Гилт возьмет, — коротко ответил он. А я смотрю на Асда и думаю, спросить или не стоит. И нужно ли мне знать, что все эти нелюди когда-то были людьми? Или не все, а только Гилт?

— Тора, что-то случилось?

— Ничего.

И в эти самые мгновения случилось явление звезды народу. Алиссия чинно выплыла из харчевни под руку с довольным мужем. Здоровая и румяная, она смотрела на Эванаса Тюри счастливым светящимся взглядом и улыбка то и дело расползалась на искусанных с ночи губах. Директор столичного театра Вдовии ступал гордо и красиво. Казалось за плечами мужчины, распустились крылья и немного хвост. Но стоило ему заметить меня, как я убрала из списка хвост и добавила гребень. Тюри не просто выпрямился, он словно бы вытянулся вверх и стал одного роста с супругой. Поцеловав цветущую супругу, он галантно посадил ее в сани, укутал в меха и направился ко мне, пока остальные рассаживались по местам.

Оборотни до сих пор вольно стоящие рядом, слаженно отступили. И теперь я стояла одна, прижимала к груди черную посылку и не знала как извиниться за перепуг полученный Алиссией Тюри.

— Спасибо! — Тюри забрал посылку из моих рук, отложил ее в сугроб, снял с меня перчатки и поочередно поцеловал обе кисти. — Спасибо вам огромное. Вы вернули мне жену!

— Я? — Слов нет. Он благодарит меня за то, ее напугали до писка и фактически заморозили?

— Представить не могу, какого мужика вы обрядили в костюм звероподобной баньши, но Алиссия прониклась! — Очень постаралась не выдать своего удивления. Баньши? Звероподобная? Асду этого лучше не знать. — Моя звездочка наконец-то согласилась стать мамой, — поделился радостью новостью директор театра и чуть-чуть посетовал: — ранее полгода отказывалась. Но вот теперь!..

— А... э... даже так? — Он кивнул. И я невольно усмехнулась.

Это что же получается, Алиссия отказалась рожать, Эванас отказался с ней спать, отсюда необоснованные претензии певуньи, капризы, расстройства и бесплатные концерты. А им весело живется.

— Поздравляю!

— Спасибо!

Тюри уже хотел вернуться к хмуро посматривающей на нас медам, но я его остановила:

— И вас нисколько не смутили разрушения в ее комнате?

— На Але не только шуба зачарована. Случись что-то опасное для ее жизни, я был бы на месте в мгновение ока. Но ваши разрушения меня заинтриговали! — неожиданно ответил Тюри, вновь подчеркивая, что все произошедшее это не более, чем страшный, но действенный розыгрыш. — Как вам удалось вскрыть окно и дверь господина Туччи? Ведь это его эмблемы была на торцах откосов.

— Простите, но секрет вскрытия принадлежит не мне, а баньши, — ответила с улыбкой, а сама негодую. И ведь просила Туччи не ставь "клейма" и заплатила в двойном размере за работу. Так нет же, пометил! Теперь ясно, почему Алиссия себя столь нагло себя повела, она была уверена в крепости конструкций. И если бы не Гилт и Асд мы бы долгими часами наслаждались певческим репертуаром медам Тюри.

— Понимаю, — Эванас на мгновение сник, словно бы в его спальне есть идентичные окна и двери, а затем вновь улыбнулся. — И все равно благодарю. Берегите себя и "Логово". В следующем году мы обязательно к вам вернемся.

Постаралась удержать лицо на месте и не позволить его выражению скиснуть, от такой перспективы. Понимаю, директор театра надеется на профилактику капризов жены, но... мне проще будет попросить Асда их навестить в столице, а не в "Логове" принимать.

— Будем ждать.

Я проводила сани до ворот и помахала отбывающим, с упоением ощущая, как вокруг наступает долгожданная тишина. Снежные каникулы! Время творчества, отдыха и опять-таки тишины.

Обоз, отягощенный тремя сотнями пирожков с мясной и грибной начинкой, ушел в ночь. И под звуки каменных работ в моей комнате, а так же пение помощниц в "Логове" потянулись вольные солнечные деньки. Или почти вольные... Я не добилась от Торопа ответа ни по одному из тревожащих меня вопросов: были ли Асд и Гилт людьми, и что значит низшие вампиры. Он как всегда отмахнулся, ссылаясь на пресловутое лекарство от душевного расстройства — меньше знаешь, лучше спишь. Этому же правилу решил следовать и свиток копий. И как я ни старалась, он более не развернулся в моих руках и не показал желтых страниц родовой книги. В расстройстве я закинула проклятый свиток в сундук и взялась за инспекцию своих владений. С тетрадью и пером прошлась по всем комнатам, тщательно записывая, что и где нужно подлатать, подновить, отремонтировать и заменить. Долго стояла перед выгоревшими покоями с дверью обуглившейся во краям, но войти не рискнула, просто добавила к сумме расходов еще два десятка золотых с пометкой — "погорелец".

Затем составила план к воплощению, но в последующие пять дней так за него и не взялась. От Таллика как из рога изобилия посыпались посылки, а вслед за ними и слезные весточки от господина Тикелла. Его дрожащее и трижды подчеркнутое "Заберите срочно!" всякий раз срывали меня с места и гнали в центр заставы. Коллекцию посылок в кладовой пополнили еще четыре черных ящика, два сундука и бочонок. В среднем я дважды в день моталась в почтовое отделение, но получила всего три письма. Тяжелые, они выворачивали душу, заставляя сопереживать потеряшке.

В первом во время подъема по отвесной скале произошло обрушение, командующего взводом придавило камнями, но он еще оставался жив... Честь облегчить участь несчастного выпала на лучшего стрелка — Дори. И Таллик со свойственной ему прямотой написал: "Я впервые убил человека вот так... Убил ради спасения, и не могу себе этого простить. Командир Асд Гаррат хотел жить, и он верил в бога, отвернувшегося в этот час. Я не промазал, но руки до сих пор дрожат, а перед взором все еще стоят медленно стекленеющие глаза командира".

А на следующий день, хотя правильнее сказать в следующем письме умер заместитель командира, свернул шею на переправе через горную реку Ибрис. Затем еще несколько человек брали командование на себя и не доживали до вечера. И вот теперь он, Талик, ведет их значительно поредевший взвод к границе с Вдовией и проклинает все и вся. "Из сорока воинов в живых лишь девять, включая меня, вестников от командования приходит все меньше, и я не могу понять, за каким демоном мы лезем в эти горы. Приносим кровавую дань Адо?".

Еще одно письмо и еще одно открытие: "Родная, я все чаще ловлю себя на мысли, что вокруг происходит какая-то бесовщина. Мерещатся звуки, огоньки, смех и скрежет когтей. Сегодня мы поднялись на плато, каменное горное плато. Оно белое. И на нем есть лес... полный костей".

Я не поверила, перечитала строчки и начала опасаться за голову потеряшки. Он пересказывал легенду очень древнюю и почти забытую. Чтобы удостовериться в своей правоте, я нашла в кладовой книгу, которую одни из первых постояльцев забыли в сданных им комнатах. Помнится, мне тогда, после стирки белого постельного белья выть хотелось, а тут книга "Легенды Тарии", и в ней героям куда хуже, чем мне. После чтения настроение поднималось на раз, и особенно радовала повесть об одном предприимчивом духе. Коротко его история выглядела так: жил-был дух, призванный присматривать за одной семейкой воинов: за шалостями детишек, за верностью супругов, за семейным добром и родовым артефактом. И все было мирно и спокойно, пока не началась война и молодого паренька еще не ставшего наследником рода, отправили на бойню. А духу хоть разорвись, сложно и за домашними смотреть и на новоявленного вояку поглядывать. Думал он, думал и заприметил в горах сильного, смелого демона Горного в кандалы закованного. Расспросил о прегрешениях страдальца и, посчитав их никчемными, сделал рогатому обоюдовыгодное предложение. Пообещал на суде заступиться за демона, если тот за молодым воякой проследит. Демон согласился и на радостях не хуже бога Кудеса напился, а парень бесстрашный, спасая красотку деву, в тот же вечер грудью поймал кинжал и умер.

И главное, где умер — в лесу на горном плато, сплошь покрытом костяной мукой... и собственно костьми.

Как дух мозги вправлял божьему заключенному и долго ли старался в легенде не сказано ни слова, зато черным по белому написано, что провинившийся демон свой промах вознамерился вернуть сполна. Силу в парня влил и вернул с того света да только переборщил малость. Такую "малость", что в мальце мало чего человеческого осталось. Хранитель рода опять осерчал, а демон нехотя признался, что силу забрать уже не может, разве что передать двоим, да так что на третьего не хватит, а паре той и без того перебор. Подумали и решили растратить излишки силы, подняв из мертвых самых близких для наследника людей. Вот и получилось, что ожили его друзья новоявленные оборотень и вампир — существа из темного демонического мира. После окончания войны, счастливый наследник рода вместе с друзьями вернулся домой, а расстроенный демон в кандалы. Когда пришел час суда и заключенного призвали к Адо, дух, как и обещал, за демона заступился и за прегрешения его предложил страшное возмездие — стать ему, духу-хранителю, сменным напарником с режимом столетие через два.

И зачем Инваго через Сато Суо меня сказаниями и легендами кормит? Или все же это письма Таллика, подготавливающие меня к неприятному открытию? Например, к тому, что потеряшка жив, но немного двинулся. Или история Таллика схожа с легендой, или что тот давний бесстрашный наследник рода и есть Талл. Посмотрела на время издания рукописи, подсчитала времена, создания этих легенд и приуныла. У старшего Дори получается тысяча лет за плечами, а это хуже, чем потеряшка, мертвец или живой тариец. Это даже хуже чем Даруш Темный, благодаря магам живущий вторую сотню лет.

Не думать, не вспоминать!

Задвинула книгу на полку в кладовой, сложила письмо и вернулась к своим прямым обязанностям, твердо решив, пока от меня не требуют ничего сверх меры, я не буду пустыми размышлениями портить себе жизнь. И я ее себе не портила, ровно до тех пор, пока в "Логове" не появился Гилт в сопровождении еще двоих клыкастых. Они вышли из вечерней дымки, казалось, прямо к порогу харчевни, стряхнули с плащей налипший снег и, громко стуча сапогами, прямо-таки ворвались в двери.

— Тора! — кровопийца налетел на меня как коршун, оторвал от развешивания занавесей, поцеловал в ухо, хотя метил в щеку. — Времени мало, поэтому говори быстро и без запинки сегодня четверг?

— Да... — Мысленно взмолилась: Иллирия, Кудес, Адо, кто-нибудь... Только не говорите мне, что по четвергам вампиры кровь человеческую смакуют!

— И на ужин будет шашлык из барашка? — с надеждой в голосе вопросил он, повторно вгоняя меня в смятение.

А если не барашек, Гилт нас с помощницами жить не оставит?

— Нет, утка фаршированная райским яблоком и рисом. — При упоминании яблока, брови кровопийцы выразительно устремились вверх. Пришлось пояснить: — Оранжевое такое... фрукт заморский, кожура в пупырышку, сердцевина в дольку. Все время забываю, как его называют.

— Утка с апельсинами! — возликовал негодник и заулыбался во все клыки. — Ради нее не грех и задержаться.

По плечу стукнула его, чтоб помощниц не пугал, а он вдруг зашипел, сверкнув глазами:

— Тшссса-а... Не трогай!

В испуге шарахнулась в сторону, но он удержал за локоть. Девушкам приказал на ужин накрыть, своим спутникам — руки мыть, а меня потянул наверх. Довел до моих покоев, потом сказал "нет, обойдусь" повернул обратно. Но тут уже я его не пустила.

— Ранен, да. — Не вопрос, утверждение, а потому он только кивнул и вошел в мою комнату. — Показывай и не шипи.

Гилт разделся, а я замерла, борясь с тошнотой. Совсем забыла, что ранее он за помощью обращался, чтобы не пугать людей быстротой своего восстановления. А сейчас будь рана маленькой, он бы не вспомнил о ней.

— А у тебя все уже отремонтировано, — заметил кровопийца, давая мне время прийти в себя и медленно выдохнуть. — Даже двери поставили, окно, еще и застеклили... — И с усмешкой: — Асд говорил, что ты покои до весны закроешь, а ты уже здесь спишь.

— Сплю, — произнесла сквозь зубы, не зная с чего начать латание клыкастой бестолочи. Со сбора раскрошившихся ребер или со стягивания распоротого брюха. — Чтоб тебя...!

— Тора, — укоризненно начал кровопийца, явно определив степень моего испуга, — меня всего-то и надо тряпками обернуть...

— Ага, чтоб кишки и кости не посыпались!

— Но если тебе тяжело, — продолжил он и даже встал с кровати, потянулся за вещами — порванным в клочья жилетом и остатками рубашки, что от крови стала бардовой. Вот тут я разозлилась не на шутку, скрипнула зубами.

— Сел на место! И ни слова больше, иначе... клыки выбью.

— Ты не сможешь, — с кривой улыбкой пожурил вампир.

— Попрошу Асда, он мне должен!

Спустилась вниз, нашла все необходимое для перевязки и шитья, взяла коньяк. Если Гилт не захочет себя обезболить, пить буду я. Правда, он не отказался, ополовинил мои запасы и с усмешкой заметил, что вот теперь он точно может идти и ничего ему больше не нужно.

— Клыки! — строго напомнила об угрозе и, стараясь, глубоко и спокойно дышать, продолжила кровавое "рукоделие". А этот увалень вместо того, чтобы молча сидеть, начал мою работу инспектировать.

— У-у-у какие стежки маленькие. Какое сосредоточенное лицо. А пальчики тоненькие... иголочка острая.

— Тебе больно?

— Нет. Но чувствую себя той самой... с апельсином.

— С коньяком, — фыркнула беззлобно и сдула с лица прядь.

— Тора-а-а-а, — позвал кровопийца через пару минут, — То-о-о-рика... посмотри на меня. — Посмотрела и, ничего нового в его лице не увидев, вернулась к шитью. — Нет, не так, посмотри внимательнее, — настаивал он.

— Ну что тебе? — Чуть ли не с шипением вопросила, и разогнулась, взирая на лежащего вампира сверху вниз.

А он выждал немного, затем мягко улыбнулся и чуть ли не с капризными нотками в голосе:

— Кто лучше Асд или я?

И это меня мужик спрашивает? Тьфу ты, не мужик, а кровопийца в опьянении? В легком опьянении — поправила саму себя. Затем вспомнила слова оборотня об их соревновании и выдохнула. Идиоты!

— Так что? — вампир подмигнул и полувопросительно: — Бесспорно я? — Ответа, ясное дело, не дождался и уже самоувереннее выдал: — Конечно, я.

В другое время я бы спустилась в кухню, набрала выпечки, чтобы заткнуть нелюдю рот, но тут как на грех непростой участок зашивать предстоит, и отлучаться не стоит. А потому подумав, я задала вопрос с подковыркой на основе полученных писем:

— Да, наверное, может быть... Если ты помнишь как познакомил Таллика с его зазнобой? — Переход не самый мягкий, но действенный. Кровопийца замолк. А я принялась за шитье и почти прошла сложную часть, когда он заговорил.

— Соня хотела, чтобы это произошло на берегу... Я настаивал на том, чтобы столкнуть их лодки на середине озера.

Мои руки дрогнули. Так имя из письма отнюдь не совпадение! Гилт был человеком.

— Как по мне, он бы ее там же спас, вынес из воды беспомощную и продрогшую... посмотрел, как платье ее облепило и чем... природа наградила. Оценил и вызвался согреть... растереть. В общем, домой привести... к себе. Потому что рядом, а там...

— Что там? — я сглотнула подступивший к горлу ком, и заставила себя продолжить шитье этого умника.

— А ничего! Не согласилась она на мой прекрасный план. Сказала, что не желает перед Таллом выглядеть мокрой курицей с потекшей косметикой. — И фыркнул. — Вот ты скажи... Ты бы согласилась ради любви искупаться в озере?

Я улыбнулась, позабыв о потрясении.

— А это точно была любовь?

— Жгучая! — искренне заверил он.

— А озеро чистым?

— Кристальная слеза!

— Что ж если все было именно так, как ты говоришь... — вампир кивнул, — я бы смогла, конечно. Но моя практичная натура требует еще одного маленького уточнения. А погода какая была?

— Морозная осень!

Я старалась, очень старалась не рассмеяться, но Гилт с таким воодушевление ждал моего ответа, что я не выдержала и расхохоталась. А он обиделся и замолчал. Поэтому все дальнейшие работы по шитью и перевязке я завершила в рекордные сроки.

Не прошло и часа, и вымпиры отбыли из "Логова" прихватив с собой всю сладкую сдобу, а из посылок один лишь черный сундук.

К сожалению, после их визита и откровений не думать о связи писем с реальностью получалось все реже. И в результате, дабы спасти себя от многочисленных размышлений я согласилась с тем, что Гилт из письма и Гилт из жизни отнюдь не совпадение, а одно и то же лицо. И так как лицо это вампирское, то из сотни вариантов логичными осталось два: первый — кровопийцы по природе своей нелюди живучие, где Таллик друга закопал, там он и восстал; второй — невзначай увидев улыбку друга, его регенерацию, оборот или жуткую расправу с врагами, наследник перестал дружить с головой. Представил, что Гилта убили, мысленно его похоронил и, так сказать, простился с кровопийцей. И возникает вопрос... С Асдом тоже самое произошло?

8.

А стоило вспомнить о нем, как оборотень явился с утра пораньше следующего дня в сопровождении своей пятерки. Северный, Тагро, Упы и братья Кио выглядели не в пример лучше своего предводителя, Асд же на ногах с трудом стоял. Правда, это не помещало ему ворваться в харчевню, подняться на второй этаж и с глухим: "Тор-р-ра", колотить в дверь моей комнаты. Надо отдать ему должное напугал до икоты, так что я уже решила спасаться бегством через окно, но он неведомым образом почуял мое передвижение и пресек его.

— Тор-р-ра, куда ты лезешь! Р-р-разобьешься. Это я... Асд, не пугайся, откр-р-рывай.

— Асд? — Я с трудом узнала его голос в этом сдавленном хрипе.

— А кто еще? — раздалось из коридора. — Или ты кого-то особенного ждала?...

— Да уж точно не тебя, свин мохнатый! — я распахнула двери и зло посмотрела на нарушителя спокойствия. В черном плаще с низко надвинутым капюшоном на голову, раскачивающийся из стороны в сторону, он менее всего напоминал того полного сил мужчину, на которого я временами заглядывалась. — Ты мне все "Логово" переполошил!

— Не все... тут только ты, Тор-р-роп и Тим. И я тебе тоже очень р-р-рад. — Из-под капюшена на меня посмотрели мерцающие глаза оборотня, застывшего на грани между человеком и двуногим волком. — А теперь скажи где бочонок.

— Внизу в кладовой.

— Неси и р-р-распакуй, — приказал этот командир и, протиснувшись мимо меня в комнату, лег на ковер.

Пятерка его помощников осталась стоять в коридоре, взирая на предводителя с едва проскальзывающей в глазах тревогой.

— Что значит... — хотела уточнить незнакомое слово, но Асд как-то страшно закашлялся, и я опрометью помчалась к кладовой.

— Какой бочонок?! — это уже Тороп с Тимкой в пижамах встретили меня в пяти шагах от двери. У одного в руке арбалет и связка болтов, у другого мои метательные иглы.

— Маленький черный, — ответила на бегу и бросила через плечо, — я сейчас.

— Где? Ну, где же ты...

Я перерывала полки кладовой, хотя точно помнила, что необычную посылку с графитовыми досками и чугунной ковкой на крышках поставила на полу у двери. И там его нет.

— Куда ж ты запропастился, чтоб тебя!..

Мешки, подушки, веники сушеных трав, сундучки с мелочевкой для рукоделия... все это я ворочала уж минуты три и никак не находила искомое.

А там наверху уже слышится чуток напряженное и совсем капельку настороженное:

— Тора, поторопись! — и грозное: — Тим, вернись в спальню и дверь закрой.

— Но... — попытался спорить малец.

— Живо, — прошипел Тороп, и кто-то из оборотней сопроводил упирающегося храбреца в его покои.

И я уже отчаялась что-либо найти, на мгновение головой прижалась к полке, зажмурилась, и вдруг рядом раздалось:

— Что ищем? — Голос вопрошающего казался знакомым, звучал какой-то особенной хрипотцой.

— Ищу бочонок черный с ковкой...

— Этот? — прямо передо мной появился искомый предмет.

— Да! — Я прижала к груди посылку, мазнула взглядом по руке помощника и подавилась словами благодарности. Его ладонь, запястье и предплечье были черными, каменными, с лавовыми потоками в трещинах, как на фресках изображающих не спящие вулкана. — А-а-а... — писк ужаса получился не хуже чем у Алиссии. Я моргнула и рука исчезла, а на месте помощника оказался Северный с тревогой вопрошающий:

— Нашла?

— Д-д-да-а.

— Неси скорее!

— Держи, — предложила я.

— Мне нельзя, — неожиданно выдал оборотень и, схватив меня в охапку, стремглав отнес наверх.

Асда трясло, а вместе с ним и всю комнату под страшный нарастающий кашель. Паника подкралась незаметно, а в этом состоянии я могла лишь действовать, но не соображать, что значит странное слово "распакуй". Я не смогла сдвинуть ковку с крышки бочонка, в прочем, как и графитовую пробку выбить, видела как оборотень задыхается из-за непрекращающегося кашля и не могла помочь.

— Перстень поверни, — раздался рядом наводящий ужас голос, — камнем вниз.

И меня захлестнуло новой волной страха, теперь уже перед помощником, чья рука мне привиделась в кладовой. Это был его голос, и ранее я уже слышала подобную хрипотцу... во сне. В жутком, страшном сне, о котором почти забыла.

— Камнем вниз поверни и прикоснись, — повторил мой ночной кошмар. И я исполнила его рекомендацию. Бочонок тотчас с треском вернул себе первоначальные размеры огромной бочки и задел люстру под потолком.

— Чтоб тебя!

— Всегда к вашим услугам. Обращайтесь, если что, — отозвался голос, но я его уже не слушала. Легко выдернула внушительных размеров пробку и залила задыхающегося двуликого черной вязкой жижей с тяжелым запахом гари.

Его кашель прекратился, и через мгновение раздался рев:

— Тор-р-ра, мне нужен был лишь глоток!

Монстр, а Асд сейчас походил на огромного вымазанного в смоле монстра, гибко поднялся на ноги, вырвал из моих рук пробку и одним ударом закупорил бочонок, то бишь бочку.

— А ты на будущее загодя налакайся, чтоб больше не пугать меня! — рявкнула в тон ему и вылетела вон. Уже на лестнице скорректировала свое движение и отправилась на кухню. — Завтрак на восьмерых, нужно приготовить завтрак, нужно сытный, вкусный завтрак...

Разогревая плиту, доставая продукты из погреба, я не могла успокоиться, руки дрожали, на глаза то и дело наворачивались слезы. Подумать только разбудил ни свет, ни заря, напугал, заставил пометаться в поисках бочонка, а под конец еще и вякнул, мол много разлила. Да я, я чуть...

Всхлип не удержала, закусила губу, чтоб не разреветься, а в следующее мгновение оказалась прижата к широкой груди оборотня, уже переодевшегося в старые вещи моего названного отца.

— Прости... — прозвучало тихо, но мне хватило и этого шепота на выдохе. Разревелась. Менее минуты он терпел бурные потоки слез, потом решительно оторвал меня от себя, встряхнул. — Тора, хватит. Ты мне сердце рвешь, своими слезами. — Ничего не добился своим замечанием, пригрозил: — Сейчас опять начну хрипеть и кашлять...

Зря он так, очень зря. Я подняла к нему зареванное лицо и расхохоталась сквозь слезы.

— Тора ты чего?

— Паршивый рычаг для давления! — и отстранившись от удивленного оборотня, почти что выплюнула: — Я за Дарушем Темным замужем была!

Он весь подобрался, глянул строго.

— Тора, я не это имел в виду.

— То! — всхлип и меня рвет на части от ярости. — Знаешь, сколько смертей видела... не сосчитать! Сложно было не рехнуться! И только одна мысль спасала... Я убью его, убью... И он больше не поднимется! — Это был вал, казалось остывших эмоций, и меня им накрыло, заставляя с желчью и болью выталкивать из горла слова.

— Успокойся. — Оборотень жестом спровадил, заглянувшего к нам Торопа, и теперь смотрел строго и хмуро. Схватить меня уже не пытался, просто отслеживал каждое движение.

— Нет! Думаешь, я всего один раз удачно муженька подожгла, думаешь, повезло неимоверно...

Захотелось наорать, выплеснуть, все что терзало и жгло, но он не дал.

— Не думаю. И вообще, удивлен, как ты столько продержалась. Остальных он ломан за месяц, в крайнем случае два. А ты сильная... — Посмотрел на меня, прищурившись, и неожиданно выдал. — А раз сильная, значит, слезы-сопли сейчас утрешь, сковородки возьмешь и молча завтрак нам приготовишь.

— Что?! — Это было сродни удару под дых. — Да иди ты вместе с завтраком!..

— Куда? — и вздернутая бровь.

— Куда подальше!

Взбешенная я вылетела из кухни, как пробка из бутылки, добежала до лестницы и остановилась. Дошло, только сейчас дошло, что он меня только как маленькую развел. Из одной истерики вывел, в другую завел и заткнуться заставил приказом о завтраке.

— Вот дура...

— Умная, — не согласился крикнувший из кухни Асд и уже спокойнее, почти попросил: — Иди, Тора, умойся и переоденься. И обязательно во что-нибудь теплое и плотное, а то засмущала уже.

— За... что? — взгляд опустился на мое одеяние, руки в очередной раз сжались в кулаки. Это ж надо было вымазаться! Два темных пятна ареолами на груди и чья-то пятерня в паховой области. Посмотрела на размерчик ладони — не мой. Спрашивается: кто и когда успел. Хотя, чего тут думать.

— Асд, паршивец! — И ответом мне стала громко хлопнувшая в кухне дверь.

Спальня моя в очередной раз превратилась в руины, ковер оборотни вытащили на улицу и сожгли, моим белым постельным бельем остатки жижи вымазали и бросили в огонь, той же участи удостоился стул парой капель окропленный и мое трюмо. И в комнате сразу же стало пусто и гулко, а еще тесно, потому что бочку гигантских размеров никто не убрал. Повернув перстень камнем верх, коснулась ее графитовых досок. Думала бочонок в кладовую спустить, но, услышав голос Тимки, не пошла. Еще не хватало, чтоб он меня в испачканной сорочке рассмотрел. Сняла ее, а сзади, пониже спины, дополнительные два пятна в этот раз в виде волчьих лап.

— Да чтоб тебя доморощенный художник! — повернулась к зеркалу спиной, скрипнула зубами. — Просто прекрасно еще и белье задел...

Очередную тираду на голову хвостатого увальня, прервал тактичный стук в дверь и голос Северного:

— Тора, испачканную одежду дай мне. Ее нужно спалить.

— И самую мою любимую ночнушку? — Посмотрела на дорогую сердцу вещицу, затем на черные отпечатки рук и лап, вздохнула. — Ай, ладно, она и так уже безвозвратно вымазана.

— Ага, — раздалось из-за двери, — на то вожак и уповал. Это, чтоб потом не объяснять, почему на заставе мертвецы из могил повылазили.

После его слов я без жалости сняла с себя все тканные покровы, осмотрела комнату на наличие потеков и капель и на всякий случай решила выдать на сожжение так же пуф, матрас, подушку, занавеси и домашние туфли, любимые хорошо растоптанные. И все это я сложила у двери под тихий говор оборотня.

— А еще мы вам там воды натаскали и к натопителю подключили. Если понадобится еще, только скажите, мы мигом. За ваши пирожки с грибами мы не то, что здесь воды наберем, к источнику сбегаем и сосновых веток наломаем.

— Зачем? — от удивления приостановила осмотр комнаты.

— Чтоб вода была с запахом. На ваши баночки с маслами и солью тоже упала пара-тройка капель.

Посмотрела на пустое место от трюмо закусила губу, там были не только любимые моему сердцу предметы, но и письма Таллика.

— И вы все в огонь отнесли, ничего из ящиков не вытащили?

— Нет, конечно, в ванной ваши ценности. — Ринулась туда, а он уже дверь чуток приоткрыл, интересуется: — Так я заберу все, что вы здесь сложили?

— Да.

Помимо баночек с солью и маслами прочие мои мелочи и письма потеряшки остались целы. Я приняла ванную и, дважды оттерев себя от возможных брызг смолы, с тоской заметила, что вода взбодрила тело, но не дух. Ранняя побудка, сцена с почти умирающим Асдом, истерика внизу и горькие воспоминания, уничтожили мое благодушие на корню. Захотелось укрыться одеялом с головой и свернувшись калачиком пролежать оставшиеся сутки. Но кто даст? Во-первых, кто даст новую постель с матрасом и бельем, во-вторых, кто позволит остаться без завтрака. Вот и Асд не позволил, самолично выдернул из комнаты, спасибо, что не из ванной, и привел на кухню.

— Ешь, а то остынет и будет уже совсем не то. — Передо мной поставили плошка с супом, в которой плавала яичница, а в руку дали ложку и вилку.

— Это что?

— Похлебка, — коротко бросил оборотень, водрузил на стол возле меня плошку со сметаной, затем поднос с запеченным мясом. — Сам приготовил. Тебе понравится.

— Даже не сомневаюсь, — а если не понравится самой придется готовить.

Я зачерпнула ложку супа и обомлела. Петрушка, под яичницей была мелкорубленая свежая... — подняла потрясенный взгляд на оборотня.

— Откуда петрушка? В моей кладовой ее вот уж месяц как нет, даже в сушенном виде. А тут свежая зелень!

— Благочестивый Ясмин передал. У него под куполом, теперь много чего зеленеет.

— Вы бегали в храм? — Мое удивление медленно переросло в оторопь. — Ради зелени по такой погоде?

— Да, то есть нет. Братья Кио за твоей посылкой бегали. Почтовая карета как раз рядом застряла в снегах. — Оборотень улыбнулся. — Так что зря ты девчат по домам развела, прибыли твои ткани.

— С горелкой? С приправами? — спросила, уточняя, прежде чем броситься ему на шею со счастливым воплем. — А я их уже и не ждала до весны!

— С ними. — Я все-таки подалась порыву, обняла гада хвостатого и порывом своим вогнала в краску.

Кашлянул, по плечу похлопал и приказал:

— А теперь ешь.

— Да командир! — усмехнулась я, и оборотень словно бы по привычке поправил:

— Асд Гаррат, командир Гаррат.

Я подавилась похлебкой. Безудержно кашляла еще минуты две, а затем попросила воды. И вот пью, а пальцы дрожат, и чаша по зубам стучит, а сердце все никак не успокоится. Так что же мне в письмах приходит. Еще одна иллюзия больного на голову Дори? Или реальное прошлое? И как узнать?

Посмотрела на расслабленного, чуть задумчивого Асда и чашку чая в его руках, на похлебку, затем опять на оборотня, на дверь, вдруг кто войдет... И решилась.

— Ты возглавлял отряд?

— Да.

— В эту войну?

Кривая усмешка, коснулась его губ.

— Я не настолько стар, чтобы застать прошлую.

— Это точно. — Соглашаюсь быстро и вновь интересуюсь: — И как?

— Что как? — тема ему не нравилась, но он еще не смел меня заткнуть, только брови нахмурил.

— Дошел отряд до цели?

— Да, — значительная пауза и ответ, — почти...

— А ты нет? — Он замыкается и замолкает, но руки — крепко сжатые кулаки, говорят о многом. И я делаю последний вопрос-бросок, желая поймать его как рыбку в сачок. — Что, глупо умер?

— Свалился со скалы, а сверху камни! — раздраженно выплюнул оборотень, хотел еще что-то добавить, но остановился из-за меня. Вернее из-за моей ложки со звоном упавшей на пол.

— Я поменяю. — Асд поднялся, подхватил ложку с пола, попутно скользнул по мне взглядом, моргнул и присмотрелся внимательнее. — Ты не могла знать. Я прав?

Сдавленно выдохнула под его гневным взором:

— Предполагала.

— Твою мать, Тора! — Он был зол, и не столько на меня, сколько на себя, за то, что проговорился. — Откуда ты предполагать могла? Во всех легендах о двуликих написано...

— Из писем. От Таллика к его возлюбленной... — лицо оборотня перекосило на моем последнем слове, и я тут же поспешила пояснить: — То есть мне, Торике ЭлЛорвил Дори. Но в самом первом письме моего имени не было, а затем появилось. Суо подделал.

— Сато? Нет, он не мог! Хр-р-ранитель... — неожиданно прорычал Гаррат и кулаком вмазал в стену. Мгновение и от его удара по каменной кладке пошли трещины, а он их и не заметил. Пробормотал, прежде чем вылететь за двери: — Инваго это не понравится, ох как он будет против...

— Против чего? Асд!

— Ешь, я сейчас.

Он вернулся через пять минут, и отнюдь не для того, чтобы хоть что-то объяснить, а чтобы поцеловать в лоб и, прихватив бочонок, вместе с парнями отбыть в неизвестном направлении.

9.

После одной недели насыщенной поездками в почтовое отделение и одной ночи полной событий в "Логове" стало невероятно тихо, а на заставе снежно. Сугробы выросли не меньше, чем в Заснеженном, а может и больше. Сквозь такие не то, что нелюди, даже страшные черные посылки не проходили. А потому погруженная в работу по закройке и сшиванию новых наборов белого постельного белья, а так же скатертей и занавесей я все реже думала о знакомых мне оборотне, вампире и двойном совпадении писем Таллика с реальностью. Даже о голосе из сна забыла, ну или ради собственного спокойствия постаралась не вспоминать. Куда больше меня занимал вопрос о хранителе или хранительнице, духе по собственной инициативе отправлявшем мне письма потеряшки. Меня радовало, будущее недовольство Инваго, и в то же время пугало, ведь письма отсылались не просто так, а с умыслом.

Но, памятуя о том, что зима у нас лютая и застава ныне местность непроходимая, я радовалась затишью, как дитя. Строила с Тимкой снежные городки, лепила снеговиков и иногда даже играла в снежки. Помощницы в этих развлечениях участия не принимали, ждали, когда Тороп предложит лошадей размять, запряжет их в сани и погонит по плато меж склонов, где меньше снега намело. Я с ними не каталась. Как ни странно, но предчувствие неприятностей довлело надо мной в эти две недели и заставляло дожидаться домочадцев и девчат в харчевне. И только благодаря этому я стала свидетельницей "чуда", а именно появления огромной посылки во дворе моей обители. Произошло все очень тихо и быстро. Просто снежный городок любовно слепленный вчера, вдруг растаял в огромной черной дыре, откуда на поверхность выплыл внушительных размеров ящик, а затем и сердитый господин Тикелл с письмом в руке. Начальник почтового отделения красный не то от злости, не то от смущения был облачен в одно лишь полотенце и пару-тройку дубовых листиков прилипших к груди.

Не веря глазам своим и, хорошенько потерев их, я принюхалась к чаю. Он пах как обычно, выглядел как обычно, но галлюцинации создавал превосходные.

— Тора! Разорви ее на куски... — приправленный руганью громкий зов оторвал меня от осмотра чашки. — Хоть кто-то есть в этом бесовом "Логове"?! — Мужчина потер грудь, поправил полотенце и еще громче позвал: — Волчица...

А в следующий миг он поперхнулся моим прозвищем от прилетевшего в грудь огромного снежка, а затем от второго и третьего. Тут уж самое время окончательно увериться, что это лишь видение, но опрокинутый на спину Тикелл резво вскочил и, потрясая письмом в руке, заголосил уже почтительнее:

— Торика Эл Лорвил Дори! У меня для вас письмо... Заберите срочно!

— Не кажется... Дори, чтоб тебя... вместе с хранителем! — прихватив в прихожей, старый тулуп Торопа я не вышла во двор, а выскочила.

— Господин Тикелл, бегу!

— Наконец-то, — при виде меня он усмехнулся и сплюнул, — не прошло и...

В этот раз я увидела, откуда на беду уважаемого жителя заставы прилетел снежный ком. От Тимошкиного снеговика. До того была голова и руки, а теперь вот грудина. Она сбила несчастного с ног.

— Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился!..

Добежав до бедолаги удивленно остановилась. Вот так новость! Что же это получается, он заложник долга? Тулуп выпал из моих рук, а Тикелл, аккуратно поднимаясь на четвереньки, все бухтит:

— Еще раз пришел на помощь, а в конце душу свою демоняке задолжал... Да ни за что боле! — Выпрямился, полотенце на себе, сильнее запахнул и, протянув мне конверт, раздраженно бросил: — Держи, Волчица.

С опозданием понял, что ляпнул, голову чуть в плечи втянул и покосился на посылку. А в ответ ничего, тишина. Тут уж начальник почтового отделения распрямился, грозно глянул на меня и решительно потребовал: — И на будущее... Да скажи ты хахалю своему, чтоб до конца зимы ничего не присылал!

В отличие от Тикелла, я увидела, как в воздух поднялась последняя часть снеговика, и медленно поплыла в сторону беснующегося.

— Не надо, — сказала я твердо, но меня не услышали ни там, ни тут. Один продолжил движение, а второй — возмущение.

— Что, не надо?! Ты, вообще, меня слышала? — Начальник разжалованный до роли просто таки захлебывался гневом. — Попроси, говорю, мужика своего, чтоб с посылками не докучал. Скажи — невмоготу за ними по заставе мотаться, чтоб он меня... тебя не гонял!

— Хватит! — оборвала его на полуслове, дернула гневливого на себя и правую руку выпростала в сторону стремительно летящего кома. Яркая вспышка над кольцом Дори, и снежок разорвало на куски, и нас с Тикеллом снегом не сшибло, а засыпало.

— О защитник мой Кудес! — промямлил начальник почтового отделения. — Спасибо, Торика. В век не забуду! — И мгновенно нарушил свое слово грозным возмущением: — Но тарийцу своему...

— Что, мало получили за свои слова, хотите больше? — я обернулась в праведном гневе. А Тикелл тут же схлопотал небольшим снежком в лицо, да так, что кровь с носа и в глазах туман. — В харчевню живо, и ни слова больше!

— Но...

— Жить хотите? — Ответом мне стал стремительно удаляющийся тыл в заледенелом полотенце. Я дождалась, когда он скроется за дверью и повернулась к ящику. — Могу я забрать посулку?

И тишина.

— Ау? Есть кто-нибудь?

Молчание.

— Что ж, спасибо за доставку.

Зажав конверт подмышкой, я прикосновением уменьшила ящик до размера деревянной коробки, подхватила ее, подняла тулуп Торопа и направилась в харчевню. Список вопросов полнился, а ответы на них откладывались на неопределенный срок. Жаль. Начальника почтового отделения забившегося в нишу кладовочки я заметила не сразу и только благодаря его бормотанию молитв. Он был растерян, напуган и потрясен.

— Господин Тикелл... Орвис, что с вами? Вам плохо? Мне послать за лекарем? — Я уже услышала веселый гомон помощниц вернувшихся с прогулки, голос Торопа и заливистый смех Тимки. — Кивните, и через час он будет здесь.

— Не-не...

— А как насчет весточки домой? Вас ведь из бани выдернули. — Вернула тулуп на вешалку, а затем, отодвинув Тикелла, открыла дверь в кладовочку и определила коробку на полку.

— Н-н-не-е-е надо! — просипел он, дрожа всем телом. Что ж, когда человек в таком состоянии настаивать бесполезно.

— В таком случае, пройдите на кухню, там печка натоплена и есть чай со сдобой. А я вам пока одежду подберу и ванну наполню. Вы как? Попаритесь повторно?

— Да... да... нет! Не стоит утруждаться! — рвано ответил на все мои вопросы. И только я решила сказать ему, что еще ни один посетитель так отчаянно не отказывался от гостеприимства моего "Логова", как господин Тикелл сбивчиво зашептал: — Он послушался... послушался он... те-те-тебя Волчица... — мотнул головой и исправился, — вас, Тора!

— Кто?

Дверь открылась и в столовую с довольными возгласами ворвались мои домочадцы и девчата. Поприветствовав меня, разделись и разбежались кто куда и только Тороп заметил гостя.

— Орвис, что ты тут делаешь?

— Попариться пришел, — быстро нашлась я с ответом и легко перенесла тяготы о госте на бывшего вояку. — Займешься им? А то мне тут письмо пришло.

— Займась, — заверил он и я, помахав конвертом, отправилась к себе.

После последнего погрома в моей спальне мало что изменилось. Я не спешила возвращаться в родные стеныиз-за слов Северного. А вдруг там действительно еще осталась пара капель жижи способной поднять мертвецов. Но вот сейчас, когда руки жжет очередная тайна или скорее уж загадка меня вновь потянуло в опустевшие покои. Завернувшись в плед, я устроилась на подоконнике и со вздохом открыла с чистым конвертом.

"Здравствуй, чуждая мне, недолговечная возлюбленная, необязательная... — гласили первые строчки, почерк рваный, на бумаге несколько пятен очень похожих на кровь, нижние уголки смяты, сгиб посередине косой. Кажется Талл приступал к этому письму несколько раз, вполне возможно сминал его желая выбросить, но не решался. — Не смею называть тебя моей, а тем более родной..."

Я удивленно вскинула брови. А где же тот романтик, чьи откровения вызывали поток жгучих слез? Где привычное обращение? Что случилось?

В поисках ответа взглянула на конверт и надписи уже проявившиеся на нем. По времени прошло не более семи дней с его последнего письма, и за это время отряд поднялся от первого округа ко второму 1.24.57 и в этот раз расположился... на нашей дальней заставе. То есть Таллик прошел через горы, преодолел плато с костяной мукой и высоченными синими соснами?!

— Что за?... Но ведь он должен бы умереть в горах, сорваться со скалы. И потеряться!

Я вновь посмотрела на номер округа и просчитала про себя 1.24.56 это город Данирш, а под кодом 57-1 в тарийских военных документациях проходил Заснеженный, так что все верно. Письмо было отправлено через почтовое отделение нашей заставы. Вот и печать Тикелла на конверте появилась, кривая и неказистая, зато выполненная по чертежам самого Орвиса, чем он до сих пор гордится...

Отбросив все предположения, вернулась к письму и обомлела.

"Я ненавижу тебя, — писал Талл явно торопясь, — лживая, себялюбивая мразь, алчная тварь, дура... Я презираю твой выбор и трусость перед родом. Нежелание подождать облечет тебя на долгие скитания во мраке, а может даже смерть".

Листок выпал из рук. Немыслимо! Если я правильно поняла, то возлюбленная потеряшки, та самая Соня не пожелавшая купаться в озере в морозную осень, бросила Талла. Вернее — сошлась с другим, подвергнув себя смертельной опасности. Я вспомнила, каково мне было после поцелуя с Инваго, и поежилась. Да уж, если она не девицей прошла через привязку к хранителю, ей не позавидуешь.

Я подняла с подоконника письмо и продолжила читать прыгающие строчки, выведенные явно дрожащей рукой.

"Ты, дрянь, осчастливила меня... МЕНЯ клятвой "ожидания", — хм, интересное название для добрачного соития, считающегося в Тарии греху подобным. Но это тарийцы со своими — трепетные лани, с чужеземками же особо не расшаркиваются, раздают клятвы "ожидания" направо и налево, не обращая внимания на согласие дев.

Последующие претензии наследника рода Дори к бывшей возлюбленной я просмотрела вскользь, отметив, что бедный Талл, даже злясь и негодуя, умудряется ее жалеть.

"А теперь ты заключила брак не угодный Адо... — здесь было другое слово, но потеряшка его зачеркнул, а потом прямо таки заштриховал. — Брак, по сути, второй. Непогрешимая простота, ты опять забыла законы?" — Это была усмешка горькая, язвительная и такая знакомая. Я даже услышала голос, правда, без горечи, зато со свойственной Инваго издевкой.

"Идиотка безголовая моя... нет, — еще одно перечеркнутое слово и размытое не то дождем, не то слезой, — не моя. Уже... не моя. И не невеста. Я вычеркиваю тебя из своего будущего и себя из твоей жизни. Больше мы не встретимся. Предательство не искупить слезами, не загладить... ни кровью, ни золотом, ни обещанием помнить о прошлой любви. Его вырывают вместе с сердцем не способным более биться". А вместо имени короткое "Прощай".

— Странное послание. Словно бы он обещал не вернуться. Самоубийца? — спросила сама у себя и сложила листок. — Да ну... нет, не может быть. Нормальный же парень был, вменяемый. Или... Неужели смерть лучшего друга, вынужденное убийство командира Гаррата и предательство возлюбленной и стало тем толчком к отчаянному шагу?

— Нет. Не может этого быть! К тому же письмо было отправлено с заставы, а значит... Ничего пока не значит, а строить догадки дело неблагодарное. — Я раскрыла состарившееся письмо и вчиталась уже в изменившиеся строчки.

"Нежная моя Торика, — гласило оно, — каждое твое письмо, словно луч света озаряет мои дни на проклятых горных склонах Вдовии".

— Ух, так я ему писала? Какая потрясающая новость... Интересно, а мои письма целы.

"С трудом, но мы прошли сквозь лес усыпанный костьми и уцелели. Я вспомнил это место. С ним связано много тайн и одна легенда. Предание, передающееся от одного наследника рода другому, детская сказка на миг ставшая реальностью..." Далее шел пересказ легенды, мало чем отличающийся от строк книги, я бы даже сказала в точности копирующий их. "Не поверишь, но выше него всего в каких-то двух километрах находится валун с цепями, огромные звенья порваны и давно проржавели. Были ли это оковы или старый подвесной мост уже и не разберешь". Потом он повел размеренное повествование о горах и том, как резво он и его отряд по ним поднимаются.

Смерть отступила.

— Ага, как же! — тихо усмехнулась и покачала головой. Талл к этому моменту либо потерялся, либо окончательно помешался из-за предательства Софьи. Одно из двух, и оба варианта никудышные.

А письмо все-таки оказалось последним и в той и в этой подменной переписке. В нем наследник рода Дори убедительно просил меня не грустить, не отчаиваться, заняться каким-нибудь прибыльным и общественно полезным делом и ждать его, Таллика, сидя у камина в гостинице, о которой я долгие годы мечтала. Незамедлительно конверт потяжелел, в нем появилась дарственная на участок земли в пределах нашей заставы с пометкой "Последнее строение" по улице Клин почти над обрывом, зато ближе всего к тропе из Заснеженного. Тонкий намек на мое "Логово" с адресом ул. Клин д. 140-11. Вот гадость! Мало того, что присвоил идею, так еще права на имущество закрепил с пятилетним запасом. Тариец, одним словом, и то ругательным.

"Командование связалось с нами и отдало приказ, завершить переписку с родными. Воины уцелевшие в горах Вдовии отныне считаются без вести пропавшими или погибшими в бою. Детали не раскрываются. Не верь похоронкам. Я жив. Я вернусь. Люблю". И подпись "Твой Талл".

Я осмотрела дарственную и письмо, в очередной раз убеждаясь, что хранитель рода работает чисто. Ни капли крови, ни нервного загиба, ни кривой строки, красивый ровный почерк, ясные мысли простыми словами и море нежности в обращении к адресату, то бишь ко мне, хранившей это письмо и часто его перечитывающей. Приятно чуть-чуть, но по большему счету тоскливо. Что же на самом деле произошло? Наследник рода к перевалу дошел или еще до него потерялся?

В задумчивости посмотрела на конверт, вновь зацепилась взглядом за печать Орвиса Тикелла улыбнулась и только сейчас заметила под ней маленький крестик. Провела по нему пальчиком и с удивлением проследила за тем, как он стерся.

— Что за?.. — Повертела конверт и так и этак, печать на месте, крестика нет. Но ведь был! Или он предназначался для Сони?

Мои размышления прервал громкий зов:

— Тора, мы уже накрыли на стол. Спускайся!

За ужином девчата и Тим болтали без умолка, тихо перешучивались меж собой и выразительно смотрели на хмурого начальника почтового отделения. Орвис Тикелл был тих, Тороп грозен. Знать не знаю, чего бывший вояка надумать успел, но на его тяжелый взгляд ответила улыбкой.

— Мясо с дымком пальчики оближешь! Мастерство твоего копчения выше всех похвал.

— Спасибо.

— Да-да... — рассеяно поддержал меня Орвис и чуть не подавился от взгляда, который ему Тороп послал.

— Я рад. Знаешь ли, в войну практики у меня было мыслимо немыслимо... на тарийцах.

Мои помощницы так и замерли, услышав его, один лишь Тимка развеселился:

— Что, правда?

— Правда-правда, — подтвердил вояка, не отвлекаясь от начальника почтового отделения. — Чтобы защитить дорогих тебе людей и не на такое пойдешь... — это была угроза неприкрытая и явно из-за меня. Отец мой названный все еще помнит, как меня приняли на заставе, оттого и защищает так рьяно.

— Через войну многие прошли. Не ты один в жерновах ее побывал. Не только тебя тарийцы в плен забрали...

Тороп прищурился, подался вперед, а я уже зная, что последует за этой мнимой тишиной, скоро отдала приказ помощницам и Тиму выйти вон. А оставшись наедине с мужиками строго спросила:

— В чем дело?

— Ни в чем, — пожал плечами Тикелл, — сам не пойму, отчего он взвился.

— Не понимаешь?! — вояка вскочил, и я за ним, за руку ухватила. — Тороп?

— Тора, сядь и не вмешивайся! — я вцепилась сильнее, помотала головой.

— Не надо.

— Чего не надо? Надо! На тебя облава началась, ищут, а мы ни сном, ни духом... Этот вот, в курсе был, — кивок на бледного Тикелла, — слал в ответ голубок. Но тебе сказать не пожелал!

— Зима, — ответил невпопад начальник почтового отделения. Отодвинул пустую тарелку, чтобы сцепив руки перед собой, произнести: — Во Вдовии зима снежная, лютая. В такую никто на заставу не придет. Сам знаешь.

— А письма?! — сжимая в руке нож, полюбопытствовал мой защитник.

— Письма шлют, но не мне, а нашему мэру, его помощнику. — Хмыкнул Тикелл, Предлагают задержать сбежавшую жену лорда Уроса, но...

— Что? — ноги подкосились.

— Но, во-первых, жадные они больно, вперед не платят, зато требуют Тору Эл содержать в хороших условиях. — Чтоб шкурку раньше времени не попортила — припомнила я слова бывшего муженька и вздрогнула. — Во-вторых, ты числишься у нас как ЭлЛорвил, а не просто Эл. И, в-третьих, какая из тебя супруга этому Уросу? Ты ж за Дори пятый год подряд!

— Чтоб тебя! — я упала обратно на стул. И мысленно поблагодарила Торопа за то, что он настоял на моем удочерении.

— Вот-вот, я тоже так поначалу подумал. Еще у благочестивого Ясмина допытывался: правда или нет. Затем смекнул, скажи ты раньше, что замужем за Дори мы б всей заставой тебя линчевали...

— Не дотянулись бы! — прошипел Тороп.

— Тихо. Не стоит ворошить, — я забрала у вояки нож. Отложила его куда подальше и спросила у Орвиса Тикелла: — А ныне что, неужели обойдемся без гонений? Как ни как пять лет я за тарийцем.

— И сейчас не дотянутся! — голос названного отца все еще звенит в столовой, а начальник почтового отделения уже хохочет.

— Конечно, нет! Вся застава под патронажем рода Дори. И все требования на счет Вол... тебя наш главный мне отдает, а я уже отсылаю туда... — и мах рукой за спину, — в столицу Тарии в родовое гнездо.

— И что же, никто не ослушался?

— Никто, — уверенно заявил Тикелл. — А кому охота худой мир на бойню менять? Мы, как сторона проигравшая, еще легко отделались, откуп золотом, не головой. Да и род защищает от мародеров и бунтарей по мере своих возможностей. А откуда такая благость я теперь точно знаю. — Взгляд на меня и задумчивое: — Осталось выведать, как о письмах лорда Уроса стало известно...

Он не договорил, а Тороп уже огрызнулся:

— Не твое дело!

— Стоп! — я едва успела забрать и вилку из рук нашего вояки, посмотрела с укоризной. — Все нерешенные меж вами вопросы обговаривайте за пределами "Логова" хоть на кулаках, хоть на ножах, хоть снежками. А сейчас у меня есть пара вопросов к вам, Тикелл.

Услышав меня, Тороп раздраженно отошел к окну, там и замер, сложив руки на груди, взглядом буравя нежданного гостя. Я же разлила чай, пододвинула ближе булочки и только после этого тихо заметила:

— Письма эти от... лорда вы вряд ли читали. Я права?

— Не читал, — подтвердил он, — но открывал и метил. Кое-что на глаза попадалось.

— Метили? — Кивнул. — Как метили?

— Раньше снаружи, а теперь внутри...

— Под печатью? Вы раньше метили письма под печатью? — Он перестал греть ладони о чашку, посмотрел настороженно.

— К чему вопрос?

— Ни к чему, — заверила истово и спросила: — Что значит крестик?

— А откуда ты... — начал он удивленно, но осекся под тяжелым взглядом моего защитника и ответил: — Это значит, что отсылал его не сам владелец письма.

— И как вы об этом узнавали?

— Просто. Задаешь какой-нибудь насущный вопрос об адресате, письме или отправителе и в глаза смотришь, определяешь.

— Но зачем такое метить?

— Чтобы путаницы не было! — зло ответил Тикелл. — Чуб никакая мразь, получив письма погибшего, не пыталась из его семьи все деньги вытрясти. — И как-то сразу вспомнились его ругань на снегу: "Да чтоб я еще раз... хоть за кого-то поручился!" Стало холодно и зябко, а начальник почтового отделения на мгновение зажмурился, затем одним махом допил все еще горячий чай и поднялся.

— Спасибо, Тора. Тороп... — посмотрел на вояку и замолк.

— Подвезу, — процедил тот сквозь зубы

Через пять минут мужчины отбыли, а с ними и неугомонный Тимка. Девчата ушли в мастерскую вышивать, я же осталась тет-а-тет со своими мыслями. Мое предчувствие неприятностей оказалось вполне обоснованным и оттого еще более устрашающим. Нужно было ранее на него внимание обратить, прислушаться... Сердце кольнуло, а руки сжались в кулаки. Урод Урос меня найдет, уж если прознал, что жива, и в храм с избранником подалась, из-под земли выудит и душу вытрясет. И успокаивает лишь одна мысль до весны гостей ожидать не стоит, а после. После я узнаю, какова цена слова Дори и сколь сильна защита его рода.

И надо же род Дори всей заставой заправляет, а я ни сном ни духом! Зато теперь понятно, где пропадали Асд и Гилт, пока гостили в "Логове", явно порядки наводили и бунтующих усмиряли.

Я поднялась к себе достала письмо от Таллика и вдумчиво перечитала его, восстанавливая прошлые строчки перед внутренним взглядом. В той настоящей реальности, без меня и пятилетнего брака, он все-таки пропал, письмо отправил кто-то из друзей... Нет, единственный друг погиб раньше, а так как хоронил его один лишь потеряшка, других товарищей в отряде у него не было или к тому моменту уже не осталось. Выходит, кто-то из парней посчитал необходимым отправить весточку его неверной... И возникает вопрос, я получаю те письма, что дошли до адресата, или те, что были переданы семье Таллика не вскрытыми. И почему-то зрела уверенность, что я первой увидела письма из настоящей реальности, первой и последней. Теперь все они стали своеобразным доказательством того, что Таллик Дори был со мною знаком, писал нежные письма и называл своей. И жаль спросить не у кого о потеряшке. Асд и Гилт промолчат, Суо здесь не появляется, остается Инваго, а его я видеть не хочу, но кто сказал, что не буду.

10.

Наглый тариец явился ночью, без стука и прямиком в мою ванную.

— Тора?! — только что выбравшаяся из воды и потянувшаяся за полотенцем, я чуть не поскользнулась на мокром полу, помянув всех святых.

— Чтоб тебя!

Дверь ванную открылась, послышались шаги. А я все еще скольжу по полу, мне не до ответа. Устоять бы, да вряд ли получится.

— Тора...

— Что?! — я таки упала, но успела прикрыться полотенцем, когда тариец отодвинул шторку и воззрился на ванную с пенной водой. Посмотрел на нее, затем на окно, дверь сзади себя и только после этого увидел меня в углу под раковиной. Знатное место, раньше тут Алиссия сидела, а теперь вот я соскользнула, больно ударив локоть и бедро.

— Вот ты где! — И с заботой в голосе поинтересовался: — Тебе там не холодно?

От страха я все же икнула раз, а затем еще раз. А этот свин стоит, любуется на творение рук своих, то бишь, меня в одном лишь полотенце, мокрую и вздрагивающую. И улыбается.

— Все-таки холодно, — заключил он.

— Йик! Сволочь... — придерживая полотенце, потянулась за чем-нибудь тяжелым. Жаль под руку попадалась только мелочевка, ничего существенного. И деверь "ненаглядный" легко увернулся и от мочалки и от мыла, на подлете перехватил баночку с солью и даже глазом не моргнул, когда над его одним его ухом пролетели ножницы, а над другим щипцы для завивки.

Легко увернулся, тварь такая!

— Нет, так нет, — пожал он плечами, собрал все разбросанное, водрузил на полку с полотенцами и удалился со словами: — Вытирайся и выходи, нужно переговорить.

Урод! Свинья! Мразь тарийкая...Чтоб тебя!

И только я решилась встать, так он вернулся и застыл у двери:

— Я вот что хотел спросить, тебе помощь нужна... — Только что отнятое от груди полотенце мокрой тряпкой полетело в наглеца и закрыло ему обзор, потушив игривый блеск в холодных глазах и заглушив предложение о помощи.

— Марш из моей... Йик! Комнаты и не... Йик! Возвращайся!

— Да я просто... — Нелюдь тарийский оправдания не договорил, но от полетевшего в него куска пемзы увернулся, прошипел сердито: — Ладно. — И уже, выходя, глухо пробубнил: — Все равно все самое интересное видел.

— Тварь!

И эта тварь аккуратно закрыл дверь в ванную, а затем и в мои покои и тихо пошел к лестнице, начал спускаться. И все это медленно, размеренно, совершенно спокойно. Дождалась, пока скрипнет предпоследняя ступенька и, прихрамывая на правую ногу и потирая ушибленный локоть, вышла из ванной. Дверь из комнаты в коридор закрыла сразу, привычка от первого брака, выудила метательные иглы из-под одеяла и, только немного успокоившись, оделась. Охотничьи штаны, рубашка, жилет, пояс с кинжалом и иглами на боку. Дрожащими руками скрутила волосы в тугой жгут, обулась и, продолжая икать, направилась к двери.

Кажется, в кухне еще есть настойка трав на спирту, удивительно успокаивающее средство.

— Долго ты. Я успел и проголодаться, и на стол собрать, — сообщил деловитый тариец, с полным подносом протискиваясь мимо меня в комнату. Вошел, покрутился, поискал взглядом столик или стул вместо него, но заметив их полное отсутствие со вздохом сел на кровать и водрузил поднос на мое белое постельное белье.

— Ты! Йик...

— Проголодался, — завершил воин за меня, получив краткую паузу.

— Совсем обнаглел! — с хлопком закрыла двери и двинулась на него.

— Тора, — укоризненный взгляд и совестливое напоминание: — ночь на дворе, все спят, а ты дверьми хлопаешь...

И это он заявляет, громко перемешивая в супнице гарнир из гречки, соус и мясо с дымком. А рядом тарелка с салатом, буханка хлеба и малосольные огурчики, сок с которых капает на мой пододеяльник. Все! Вот теперь у меня слова закончились, зато возникли вполне исполнимые желания. Руки потянулись за иглами.

— Я тебя сама сейчас так хлопну!

— Вот и вся благодарность за избавление от икоты, — с сожалением проговорил Дори и приступил к поеданию намешанного.

Я оторопела.

— То есть это ты меня ради старался? И на поднос еды наложил и пододеяльник испачкал? — А на лице тарийца крупными буквами написано: "Когда я ем, я глух и нем". Так захотелось дать ему по шее, чтоб носом в супницу улетел, да так там и остался. Одно останавливало — он потомственный убийца, от моего подзатыльника не подавится, но увесистой оплеухой ответит, а может и не только ею.

— Ну, спасибо!

Ринулась к огручикам, подложить салфетку, выуженную из стенного шкафа. И вдруг слышу:

— Всегда, пожалуйста. А салат, кстати, для тебя был, — и на мой недоуменный взгляд Инваго добавил: — вдруг проголодаешься.

Руки зачесались этот самый салат ему на голову плюхнуть, но опять-таки сдержалась.

— Да чтоб тебя о стену припечатало и потолком приложило! — И в отместку забрала тарелку с соленьями.

— Меня не надо, — тариец нагло и почти незаметно выхватил из-под руки один огурчик, захрустел им, зажмурившись. — Мама расстроится. А ей грустить нельзя, она у меня... у нас дама тонкой душевной организации. И да что рассказывать, сама скоро все узнаешь, она уже мчится сюда, чтобы с невесткой познакомиться.

— Что?!

Тарелка выпала из рук, но не разбилась. Дори умудрился спасти соленья от падения и меня от необходимости их убирать. Еще и отругал по ходу дела.

— А чему ты удивляешься? Все же не за сироту выходила.

— Я?

— Ты. — Инваго со вздохом сожаления отложил огурчики и супницу иже с ними. — Тора, без паники. Все просто. Она приедет, посмотрит на тебя и уедет. И тут самое главное ничего ей не говорить, чтоб подозрения не вызвать и... — он замолк, уставившись куда-то в пол, а я наоборот очнулась.

— Что и? Что значит не говорить? Притвориться немой или уехать? Дори! — окликнула его, и он раздраженно поморщился.

— Было бы неплохо, но хранитель тебя найдет. Так что встреча неминуема. — Очередное ошеломленное "Что?!" еле удержала, когда деверь ненаглядный задумчиво продолжил: — Представить не могу, чем она его уломала, но, идиот, прогнулся.

Я не успела спросить о чем он или вернее о ком, как "Логово" наполнилось странным тонким звоном, а затем грохотом. В коридоре раздался знакомый голос с хрипотцой, а вслед за ним не менее знакомые тяжелые шаги. И ополовиненный демон из моего страшного сна проплыл сквозь стену, приблизился к кровати и навис над развеселившимся Дори, вопрошая:

— Кто идиот? Что значит прогнулся? Я?!

— О, ты смотри, кого нелегкая принесла! — ехидно воскликнул тариец. Он хотел что-то еще добавить, а черный демон явно хотел что-то ответить, но мое едва различимое "Вижу. Я пошла" остановило обоих на полуслове. А все потому, что уйти я не смогла и плавно и осела на пол. Так это и есть хранитель рода Дори?

— Не понял, — Инваго поднялся с кровати и коснулся пальцами моего лба. Отнял руку, затем еще раз приложил и нахмурился, обернувшись к демону. — Она что, видит тебя?

И огромный черный монстр, чье будто бы каменное тело лавовые потоки пересекали по изломам и обдавали красным огнем, смутился. Затем частично потух и, скребя подбородок, нехотя признался:

— Это нечаянно вышло.

— Что вышло?

— Ее привязка к роду. — И, словно бы извиняясь, ужас пробухтел: — Она коньяк принесла, пролила несколько капель, и я не удержался, пригубил.

Точно, хранитель! И услышав его признание Дори тоже осел, но не со мною рядом, а на кровать. В спальне повисло молчание, долгое и напряженное.

— Твою мать... — было первым, что произнес Инваго, и потемнел в лице, а житель подземных чертогов тут же оживился.

— К слову о матери, завтра она уже будет тут. К половине одиннадцатого.

— Только не это...

— Встретишься с ней? — полюбопытствовал демон.

— Нет!

— Но она ждет...

— Нет. Не готов я! И она не готова, никто не готов! — Дори вскочил, чуть не отдавив мне ногу, ураганом заметался по комнате. Хорошо, что в спальне кроме кровати ничего и не было, иначе бы в щепки разнес, даже не заметив. — Мракобесье! Зачем ты ее сюда принес. Не мог отбрехаться?! Наврать с три короба, сослаться на непогоду...

— В настоящий момент она в Заснеженном, — тактично ответили ему. — А принес я ее по двум причинам. Первая: ты в мать такой упертый, а она в два раза упрямее тебя, вторая: как отбрехаться, если носитель перстня полез в родовую книгу? Конечно, я вовремя ее закрыл, но Эванжелина увидела, сделала выводы. — На этом ужас рогатый подмигнул мне и улыбнулся, обнажая клыки. — Так что кое-кто любознательный в срочном порядке познакомится со свекровью!

Вот на этом моменте, я поняла, что Таллик вполне мог покончить с жизнью после нескольких потрясений подряд. Поняла, осознала, что это неплохая идея и поползла к двери, в надежде спасти свою собственную голову.

Ужас из сна разговаривает с Дори, Дори ему хамит, и оба они давно знакомы, потому что ужас это хранитель рода Дори. Чтоб их всех!

— Как полез?.. Через что? — вопрошает Инваго с нажимом. — Книга дома под семью печатями.

— Книга дома, — согласились с ним, — а свиток копии здесь.

— С чего вдруг?!

— По законам Вдовии у хранителя брака должна быть копия книги рода. Поэтому Суо разместил свиток в шкафу благочестивого Ясмина и хорошенько его припылил...

Дверь открылась со второй попытки, и чувство призрачной свободы, едва распустившее крылья за моей спиной, сменилась желанием бежать и куда подальше, потому что сзади неожиданно весело раздалось:

— Н-да, ваши женщины так от свекрови еще не убегали! — Как "так" — уточнять не стала, поползла быстрее. — Инваго, держи!

— Что? — не понял воин.

— Не что, а кого. Ее держи, сбежит, глупостей наделает, потом и не исправишь, — сдал мои планы рогатый гад, и мужские руки почти мгновенно оторвали меня от пола, вернули в комнату и поставили на ноги.

— Тора, давай без глупостей и необдуманных действий. — Хотелось поспорить, ведь я все обдумала и взвесила, но тариец вдруг крепко сжал мои плечи и прошептал: — Пожалуйста, не сейчас, мне хватило мамы.

— Кхм, тебе хватило? — развеселился демон за его спиной. — Тебя дома не было целых...

Щелчок пальцев, и я оглохла, а раздраженный Инваго обернулся к демону и что-то грубое ему ответил. Грубое и жесткое, потому что лицо мирно настроенного человека не может так исказиться от гнева. Я вздрогнула, продумывая как из спальни убраться, а воин посчитал, что от холода, крепко прижал к своему боку, погладил по плечу. От его прикосновения вздрогнула повторно, а этот у-у-умник, продолжая выговаривать демону, щелкнул пальцами и поднял поднос в воздух... В воздух! А затем сорвал одеяло с кровати и закутал в него меня. Я не заметила что угол, намоченный огуречным рассолом, ткнулся мне в нос, что "подол" скользнул по полу, а вернувшийся на кровать поднос расшвырял по простыне салат. А все потому, что не смогла оторвать взгляда от руки Дори, пальцы которой только что почернели и покрылись знакомым узором трещин с проблесками лавы.

Святая Иллирия!

И с тихим вздохом начала оседать, только на этот раз не просто на пол, а еще и в спасительную тьму без сознания. Продлилась она не долго, меня нагло тормошили и, кажется, били по щекам. В голове к тихому шуму прибавился неприятный звон, а сквозь него стали проступать голоса злого тарийца и умиротворенного демона.

— Если она не очнется, сам будешь маму встречать!

— И приведу, и встречу, и обязательно кое-что разъясню.

— Ни слова, — пригрозил воин, — ни единого звука.

— Что, даже объяснить не позволишь, почему вместо хозяйки встречаю ее я? — хмыкнул житель подземных чертогов в ответ. Воин заскрежетал зубами, а затем вдруг спокойно попросил

— Уберись с глаз моих. Пожалуйста.

— Как пожелаешь, — съехидничал демон и повторно сдал меня. — И, кстати, она уже возвращается, так что сильно по щекам не бей.

Тяжелые шаги, скрежет и тишина. Только дыхание слышно, не мое, а Дори громкое и тяжелое.

— Тора? — позвал Инваго и пальцами провел по моей щеке. — Тора, очнись. Мне нужно уходить, а мы еще не договорили...

— Договорили, — просипела удивленно, не открывая глаз. — Ты поставил меня перед фактом — приезжает мама, затем испачкал мой пододеяльник, простынь и поскандалил с демоном! — В этот миг я вспомнила о черной руке тарийца, распахнула глаза и попыталась подальше от него отсесть.

Отсесть не получилось, я лежала у недодемона на руках.

— Куда? — вопросил он, пресекая все попытки к бегству.

— Подальше, — ответила и сглотнула под тяжелым взглядом этого... деверя. Казалось бы простые светло-голубые глаза с отливом стали, а смотрит, словно режет.

-Торика, — мягко позвал он меня и даже улыбнулся, — не говори глупостей. И не дергайся. Лежи тихо и слушай, — попросил, едва решилась сползти с его колен. — Все просто. Она приедет, посмотрит на тебя и уедет.

— Но... — И перебивая, меня сжали сильнее, почти до хруста.

— Ты встретишь ее.

— Дори?.. — хотела сказать, чтоб ослабил хватку, но кто даст! Тариец завелся не на шутку.

— Это не обсуждается. Ты ее встретишь!

— Конечно. А ты... — выдохнула сдавленно. Еще чуть-чуть и повторно потеряю сознание или вырвусь и тресну бестолочь подносом. Осталось только до посудины дотянуться.

— И ничего ей обо мне не сообщишь! — Продолжил инструктаж буйный деверь и недодемон по совместительству. — Поняла?

— Я... Я...

— Что? — Он ослабил хватку, всмотрелся в глаза, совершенно не понимая, с чего вдруг мне воздуха не хватает. — Неужели так сложно?

— Да раз плюнуть! — просипела я, едва перестала задыхаться. — Сделаю вид, что ты свернул себе шею на лошади, издох в канаве или задохнулся под толстухой из дома терпимости!

— Тора...

Спорить с ним в полулежащем положении было сложно, но я старалась.

— Хорошо, даже этого не скажу. Ведь я, вообще, с тобой не знакома. Не видела, не слышала, цветочки на могилку не носила!

— Хорошее решение, идентичное моему.

— Ага. Ты лучше расскажи, что мне отвечать на вопросы о Таллике! Кто я ему, когда мы встретились, как... Кстати, что он матери писал? Он, вообще, ей писал? — Попыталась встать, но Инваго не дал, но на вопрос ответил. Опустил глаза и медленно помотал головой.

— Прекрасно, тогда почему этот увалень ей даже весточки не отослал? Что это за сын такой?.. Что с ним стряслось! И почему он ни с того ни с сего появился здесь, а затем исчез?

— В смысле?

— В прямом. По-твоему я при благочестивом Ясмине праздновала пятилетие брака и клятвы повторяла за двоих? А потом сама своими силами воздвигла над храмом магический купол?

— Стоп, стоп... я понял, о чем ты. Нужна легенда.

— Да было бы не плохо, — съязвила от всей души и вспомнила важное: — К слову, о легенде! Почему воспоминания Таллика переплетаются со сказаниями, коим более тысячи лет?

— Что?

— То, что слышал. У меня есть письма и...

Асд Гаррат был прав, данная информация Дори не понравилась. И по мере моих слов с лицом тарийца происходило нечто невообразимое. Первоначальная гримаса непонимания, сменилась удивлением, затем оторопью и наконец необузданной злостью. Черты лица заострились, глаза заледенели, вновь напоминая, что предо мной потомственный убийца. Самое время замолчать и исчезнуть, но он уже задал вопрос:

— Какие письма?

— От Талла к его возлюбленной, — прошептала я, и воин дернулся всем телом. — То есть... первоначально они были к Соне, а затем, после открытия переадресовались ко мне.

— Как? — с утробным рыком вопросил тариец сам у себя, но я уже ответила:

— Со значительными изменениями в тексте.

— Нет... Как он?.. Какие письма он мог приспособить? Покажи!

Ради этого Инваго меня отпустил и сам с кровати встал. Я и показала, коротко пересказав суть первых писем и их особенности, если таковые были:

— Это письмо было в крови, это со сгибом. А вот здесь на конверте последнего стояла метка нашего начальника почтового отделения. Письмо отправлял не Таллик, а кто-то за него. Господин Тикелл подобное метил, чтобы не было путаницы, и никто не смел под чужим именем вымогать у семьи пропавшего золото...

— Мракобесье! — прошипел тариец и, сжимая руки в кулаки, закрыл глаза. Долгую минуту он стоял и не шевелился, кажется, даже дышать перестал, чем напугал меня повторно.

Считая, что Дори и без меня прекрасно успокоится, уже подошла к двери, взялась за ручку, как вдруг услышала:

— Проклятье... А к черту! Решаем вопросы по мере поступления. — Щелчок пальцев, захлопнувшаяся дверь, мое перемещение на колени воина. — То-о-о-ра, мы не договорили, а времени уже в обрез. Слушай внимательно, чтоб не пришлось повторять.

А дальше как в сказке...

Встретились мы с Таллом пять лет назад здесь же на заставе поляне полной цветов под тихим городом Данирш, он раненный, а я с невесть откуда взявшимся перевязочным материалом. Потом оказалось, что я там сушила белье, чье именно, не пояснил, в общем... сушила! Увидела несчастного тарийца, по доброте душевной пришла на выручку и он, увалень недальновидный романтично настроенный, потащил меня в храм. Почему недальновидный, потому, что для признательности своей избрал вдовийку, а увалень потому, что клятву дал, кольцо всучил, запись на алтарной стене сделал, но не привязал супругу ни к хранителю, ни к роду. И раненного Талла я тогда всецело поняла и поддержала, все же на супружеском ложе стонать нужно от страсти, а не от боли. Впрочем, в дальнейшем пересказе благоразумия меня лишили. Ведь получив кольцо, клятву и роспись на алтарной стене, я решила вернуться в родной город Гьяза, а не нагрянуть к новоявленной родне. Но суть не в этом... Пока Талл по горам "лазил", скучал и письма отправлять не смел из-за приказа, я, дурында редкостная, полтора года, жутко робея, пыталась соблазнить родню благами Тарии. И так ее восхваляла, что нечаянно Даруша Темного привлекла.

— Нет! — Я вырвалась из его объятий, слетела с его колен, и в мгновение ока оказалась у противоположной стены. — Ни слова... Не было его! Не было меня... ничего не было!

— Понимаю, ты не хочешь вспоминать... — начал воин, медленно поднимаясь с кровати.

— Нечего вспоминать! Ничего не было, ни смертей, ни разрушенного города, ни крови... — выкрикнула я, уже совершенно не контролируя поднимающуюся в душе панику. — Ты сказал, что убережешь меня! Что я буду под защитой рода! Ты...

— Сдержу свое слово, — он неожиданно оказался рядом, сжал кисти моих рук почти до боли и вкрадчивым тоном произнес: — Но если Урос заикнется о том, что ты была в его власти...

— Нет!

— А он заикнется, нарываясь на поединок, — жестко продолжил Инваго, и я задрожала, мыслями возвращаясь назад, в беспросветное прошлое, которое может стать и будущим. — И чтобы защитить тебя и честь рода, Талл явится на бой, даже если... если он заложник долга перед Адо.

Слезы мгновенно высохли, взгляд прояснился.

— Талл на службе бога, вашего бога? — не поверила я. Правда, тут же оборвала себя потому, что вспомнила, сколько невероятностей вокруг происходит. Проклятый маг, нелюди, огромные посылки, конверты с пересылаемыми письмами, Инваго недодемон, черный ополовиненный демон и старая легенда, в которую хранитель рода решил меня посвятить... — Ты что же, хочешь сказать, что это будет не просто защита, но еще и гарант его возвращения?!

— Может быть. Как вариант. Хотя, мы его не рассматривали, — ответил он и покачал головой, пресекая все мои возражения. — Со всеми вопросами разберемся по мере поступления. А сейчас вернемся к сказке.

— Не... — попыталась возмутиться, но он закрыл мне рот рукой и продолжил инструкцию.

— Ты пыталась втолковать Темному, что не свободна, но так как он тупой ублюдок, а Таллик идиот, тебе не вняли. Дальше. Шесть месяцев брака, поджог, побег. Освободившись, ты приехала на заставу, предъявила мэру дарственную Талла и построила "Логово".

— А... — хотела возразить, заметив некоторые нестыковки, но Инваго не позволил, оговаривая историю уже с нашей с ним встречи.

— "Логово", в котором наследник Дори и нашел тебя по прошествии еще трех лет. Приехал в ночь с немногочисленным отрядом, одним магом и двумя друзьями. Проговорил с тобой до рассвета, а поутру повел обновить клятвы, — пауза, а затем насмешливое, — и три дня подряд без устали завершал обряд с привязкой к хранителю и к роду.

— Те самые три дня, во время которых я без чувств провалялась?

— Три самых восхитительных дня в твоей жизни, после которых он абсолютно счастливый умчался в абсолютно неизвестном направлении. А ты невероятно счастливая осталась с невероятно ценным... даром.

— Ты о посылках?

— Нет. — И красноречивый взгляд вниз, предположительно на мой живот.

— Я что, по легенде еще и беременна?!

— Может быть. Как вариант. И хотя мы его рассматривали, я до сих пор сомневаюсь в необходимости его осуществления.

— Да, чтоб тебя! — посмотрела на деверя со злостью. Как он может так спокойно обо всем говорить? Как может, так распоряжаться моей судьбой? — Дори, я на это не подписывалась! Ты вначале говорил одно, а теперь совершенно другое, я не хочу врать твоей матери! Я не...

Движение, и он вжимает меня всем корпусом в стену и безотрывно смотрит в глаза. Горячий, твердый, будто каменный. Я опять забыла, с кем беседую, и вот результат.

— Торика, дорогая моя... наша, — быстро исправляется и со сталью в голосе продолжил: — Не я активировал родовую книгу через свиток копии, не я напоил хранителя коньяком, не я привязал тебя к нашему роду! Но расхлебывать вынужден я. И если ты мне не поможешь, я не знаю, что с тобой сделаю!

Он может и не знает, а глаза выдают... знакомый голодный блеск. Сердце забилось с удвоенно силой, пальцы заледенели. Только бы отпустил, только бы отступил... Пусть немедленно уходит!

— Хорошо, — просипела я, едва дыша, — все вопросы по мере поступления. Я встречу свекровь и сделаю все, как ты сказал.

Шумный вдох, затем выдох, и невероятное требование:

— Маму. Ты встретишь маму как родную, и сделаешь все, чтобы ей понравилось в "Логове". И она задержалась хотя бы на два дня, а лучше на две недели.

Сказал и покрылся рябью, как озерная гладь во время дождя. Вначале мелкой едва различимой, а затем все крупнее, крупнее...

— Дори!

Проследив за моим взглядом, поднял расплывающиеся руки к лицу, вздохнул повторно и исчез со словами:

— Ты слышала меня...