Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Это не СССР, — неожиданно для самого себя произнес я, а затем повторил снова, как приговор вынес, — Не Советский Союз. Его здесь нет. С 1931 года.
Маша на это ничего не ответила. Только продолжала сидеть и смотреть на огонь. Потом подкинула какую-то палку.
— Мы все умрем, — тихо произнесла девушка, — Нам здесь нет места.
— Умрем, конечно, — согласился я, — Лет через пятьдесят-шестьдесят. А до того я еще пожить хочу.
— Ради чего? — повернула ко мне голову Маша, — Зачем теперь жить? Смотреть, как эти твари грабят и убивают людей и быть не в силах им помешать? Всю жизнь по таким вот местам отсиживаться? Ради чего все это?
— Надежда умирает последней...
— Надежда, — девушка вдруг расхохоталась, — На что надеяться? Что вдруг откроется дверь и сюда попадет танковая дивизия из вашего мира? Или десяток 'Тополь-М'? Нет никакой надежды! Понимаешь — нет! Ничего нет! Только смерть вокруг! Вы просто пытаетесь что-то придумать, но это бесполезно!
— А как же партизаны? — спросил я, попытавшись остановить начинающуюся историку, — Они ведь не сдаются, борются!
— Партизаны? — снова истерический смех, — Да где они, партизаны эти? Сидят по лесам и думают, как бы их немцы не достали! Потому, что все бесполезно!
— Может быть, и бесполезно, — уже со злостью ответил я, — Вот только они не сдаются и не говорят, что все бесполезно, все помрем! А борются! Как могут! — последнее я уже буквально проорал, а затем уже тише добавил, — Ладно, собирайся. Пошли по домам. Спать пора. А утром подумаем, что нам дальше делать.
Я уже поднялся и собрался идти, когда Маша внезапно вскочила и буквально вцепилась в меня:
— Я знаю, что нам конец, — глаза Маши лихорадочно блестели, — Так пусть мы будем вместе. Теперь уже все равно. А я хочу быть твоей. Сейчас.
После чего она полезла целоваться, а я как-то механически отвечал, одновременно пытаясь понять, чего она от меня хочет и что делать. Понимание пришло как-то внезапно — после чего я резко отстранил девушку от себя.
— Нет, нельзя, — голос срывался от волнения, — Такие решения принимают обдуманно. Нельзя сейчас.
После чего отошел в сторону и присел на стоявшую у стены кровать. Если у нас с Машей и будет что, то только тогда, когда мы к этому осознанно придем. А не сейчас, когда она в таком состоянии и не способна обдуманно принимать решения. Это было б просто подло — воспользоваться состоянием девушки... А Маша вновь сидела у печи, по щекам текли слезы, но я подумал, что лучше оставить ее в покое и встал, направляясь к выходу.
— Не уходи, — не поворачиваясь, прошептала девушка, — Пожалуйста.
— Пора домой, — тихо ответил я.
— Останься здесь...
— Ладно, — немного подумав, ответил я, — Сейчас только за бельем постельным сбегаю.
Через пятнадцать минут я лег спать, а Маша все сидела у огня. О чем думала в это время девушка? Не знаю. А вот сейчас, проснувшись, я вдруг обнаружил ее у себя под боком. Одетую, к счастью. Значит, не было ничего потом. В этот момент лежащая рядом головка зевнула и приоткрыла глаза.
— Уже утро? — тихо спросила девушка.
— Утро, — согласился я.
— Спасибо тебе, — вновь тихий голос, — Я такая дура...
— Ничего страшного, — улыбнулся я, — Ну сорвалась немножко...
— Не жалеешь?
— О чем?
— О вчерашнем.
— Нисколько.
— Вы необычные люди, — улыбнулась девушка, — У нас... мало таких.
Мы поднялись и начали растапливать печку. На улице выпал второй за этот год снег — и потому в доме было необычно светло. Через пять минут печка была разожжена — и мы сели на скамейку около нее погреться.
— Есть три вещи, на которые можно смотреть вечно, — весело сказала Маша, — Огонь, воду...
— И как работают другие, — закончил я фразу, и мы рассмеялись.
— А говоришь, миры у нас разные, — толкнув меня в плечо, усмехнулась Маша, — А вот даже поговорки одинаковые.
Нынешним утром девушка была в на удивление хорошем настроении. Будто и не было всех вчерашних событий. Не было никаких новостей, поставивших крест на наших планах, не было того вечернего срыва, будто не было и самого этого жуткого мира вокруг, а мы просто отдыхали где-нибудь в деревне у знакомых.
— А расскажи про себя, — спросила вдруг Маша.
— О чем рассказывать? — удивился я, — Родился, закончил школу, в универ пошел, сейчас уж на последний курс перешел...
— Ну все равно, — рассмеялась девушка моей трактовке собственной истории, — Расскажи что-нибудь интересное. Про ваш мир.
Рассказ получился двухсторонний. Я вспоминал и рассказывал какие-то забавные истории из своего детства, когда еще школьником был, из студенческой жизни, рассказывал про наше 'аномальничество' и как мы по всяким подвалам лазали... Девушка весело смеялась и в ответ рассказывала про свою жизнь. Правда, у нее истории были скорее грустные. Про папашу-буржуя, который относился к ней исключительно как к коммерческому проекту, даже в самой мелочи решая все за нее. Как она поступила в эконом, который был ей совершенно не интересен — но при этом все равно окончила с красным дипломом... Про ее 'сватовство' к сыночку папашиного партнера по бизнесу — когда тот чуть не изнасиловал ее во время празднования своего дня рождения.
— Сама не знаю, как тогда с его дачи выскочила, — говорила Маша, — Выбежала в одних джинсах с блузкой, под дождь... Добежала до остановки — а денег нет. Хорошо, что контролерша добрая оказалась. Рассказала я ей про произошедшее, только не упоминая про своего папашу... Мол, однокурсник на день рождения пригласил — а потом напился и приставать стал... Не стала она меня высаживать. Доехала до города, прибегаю домой — а папаша так: 'Ну и что убежала? Ничего бы с тобой не случилось — а теперь хорошего человека обидела!'
— Ну и мразь... Убивать таких надо...
— Знаешь, а я рада, что так все случилось, — внезапно улыбнулась девушка, — Тут я впервые почувствовала себя человеком. А не вещью...
— Ничего, у нас еще все будет хорошо, — легонько приобняв девушку, произнес я, — Будем еще жить долго и счастливо...
Внезапно мне стало так жалко эту девчонку... Которая, несмотря на свое 'буржуйское' происхождение, никогда не видела счастья. 'Мало видел он света, добрых слов не слыхал', — вспоминалась вдруг хорошо известная песенка. Там, правда, говорилось о парне-рабочем. Но, как показывала жизнь, такое бывает и с теми, кого принято считать выходцами из среды буржуев-эксплуататоров...
Потом мы загасили печи и пошли в наш главный дом на завтрак. И первым, кого мы увидели, был Вован:
— Ну что, можно вас объявить мужем и женой? — с усмешкой спросил он — и меня эта шутка внезапно взбесила.
— Заткнись, — рявкнул я, — Не было у нас ничего. Не было! Понял?
— Понял, понял, — удивленно глядя на меня, кивнул он.
— Ну вот в следующий раз думай прежде, чем языком чесать! — ответил я.
Под ногами мягко хрустел свежий снег и было холодно. Невольно думалось — а хватит ли нашей сшитой из всякого тряпья одежки для зимы? Кто знает, какие тут температуры... А уж наших кроссовок точно маловато будет. Нужно будет придумывать, что делать — а то сапог зимних у нас было всего две пары на весь отряд — кирзовые солдатские сапоги Сашки и Кати. В которых, впрочем, можно было ходить по очереди — но только вдвоем. Этот вопрос я и поставил за завтраком.
— Да, с обувью у нас все херово, — тяжело вздохнул Семен, — Что-то вроде утепления мы соорудили, теперь на наши ботинки это оденем. Только херня все это. А где нормальную обувь достать — понятия не имею. Разве что к немцам на довольствие встанем.
— Что делать теперь будем? — спросила сидящая неподалеку Ксения.
— Если в Союз нам путь закрыт, то остается только одна дорога, — ответил Семен, — К партизанам. Скоро к нам должны их связные прийти. Вот тогда и посмотрим, что дальше делать...
— Может быть, на Запад уехать? В Америку? — спросила Даша.
— Кто нас там ждет? — пожал плечами Диман, — В Америку с деньгами ехать надо. Да и сначала придумать, как туда добраться...
— А наши ноутбуки с мобильниками? — вновь спросила Даша.
— Если мы ими будем перед каждым встречным отсвечивать, то путь нам один будет — в гестапо, — ответил Диман.
— Самая главная проблема — что до Америки непонятно как добираться, — сказал Семен, — Корабли туда в лучшем случае из Европы ходят. И как мы, без документов, без знания реалий, доберемся сначала до порта, а потом уплывем?
— Выходит, выходу нас один, — сказала Маша, — 'Ждет тебя дорога к партизанам в лес густой'...
— Тоже что ли песня какая? — спросил Серега.
— А у вас нет такой? — удивилась Маша.
— Нет, не слышал...
— Эх, многого ж у вас нет, — усмехнулась девушка.
— Ты же знаешь, что история у нас другая, — заметил на это Семен.
— А тут третья история, — добавила Ксения, — Самая страшная...
— А можно ли это исправить? — вдруг спросила Вася.
— Не знаю, — ответил Семен, — Мы пока еще слишком мало знаем... Вот как свяжемся с партизанским командованием — тогда, может быть, какие идеи появятся...
— — — — — — — — — — — — — —
18 ноября 1952 года. Рейхскоммисариат Московия.
Когда Настя услышала о результатах прошедшей встречи — она чуть от счастья не прыгала. Наконец-то она скоро сможет снова встретиться со своими знакомыми и узнать что-нибудь новое про их мир. Пусть ей никогда и не доведется его увидеть — но даже мысли о том, что все могло быть иначе, давали надежду на то, что не все потеряно. Что все еще может измениться к лучшему.
— Нам тоже теперь уж не долго на этом болоте куковать остается, — добавил под конец дядя Сергей, — Скоро к партизанам уйдем.
— А где они живут?
— Да кто ж их, партизан, знает? Есть у них в лесу свои места — да только никто чужой про них не знает. Пришлют нам своего человека — он нас и проводит куда надо...
— Да нет, я не про партизан, — помотала головой Настя, — А про них. Пришельцев.
— В заброшенной Пантелеевке, — ответил дядя Сергей, — Деревня-то та еще в 1946 году от голода вся практически вымерла. Осталось там лишь пару семей, да и те к родственникам перебрались в соседние деревни. Ну а они вот там сейчас расположились. В одном из домов живут.
— А можно мне к ним? — спросила Настя.
— А нужна ли ты им? — спросил дядя Сергей, — У них у самих народу полно... Причем, даже не из одного, как они сказали, 'параллельного мира', а сразу из двух.
— А во втором тоже мы победили?
— Да, — подтвердил Петр, — 9 мая 1945 года у них День Победы.
— Долго...
— Долго, — согласился дядя, — Но главное, что все равно победили. Хотя война у них там тяжелая была... Немцы до Москвы и Сталинграда дошли, Ленинград 872 дня в осаде был. Но в итоге победили все же.
— А у нас Тухачевский через месяц Ленинград сдал, — услышав это, сказал двоюродный брат Василий, — И немцы тоже до Москвы и Сталинграда доходили.
— Ну я поговорю с ними, — сказала Настя, — Надеюсь, они меня возьмут к себе!
— Хорошо, — согласился дядя Сергей, — Я отведу тебя к ним.
— — — — — — — — — — — —
23-30 ноября 1952 года. Рейхскоммисариат Московия, деревня Павловка.
Все тот же Сергей, дядя наших знакомых, и Настя появились у нас в деревне 23 ноября 1952 года. На это раз они не скрывались — прошли напрямую в деревню к нашему дому.
— А я вот вашу знакомую привел, — после приветствия сказал он, — Все хочет к вам присоединиться.
— Ну проходите, — сказал Семен, — Перекусим малость. Мы тут как раз обедать собираемся.
За обедом вновь говорили о том, что происходит в мире, обсуждали дальнейшие планы друг друга. Потом к разговору присоединилась Настя, расспрашивая о наших мирах. Отвечали ей, в основном, Диман, Леха и Ксения.
— Счастливые все, — внезапно сказала Настя, — Вы жили в хороших мирах. Справедливых.
— В том-то и дело, что 'жили', — ответил на это Семен, — А сейчас больше не живем.
— Ничего! — весело отозвалась Настя, — Мы тоже еще победим!
— Хочется верить, — ответил Диман, — Хочется верить...
— А можно мне к вам? — спросила вдруг Настя.
— Зачем? — удивился Семен, — Вы ведь к партизанам уйти собираетесь.
— И что там делать? — пожала плечами девушка, — Сидеть в лесу и от тоски загибаться? А с вами хорошо. Вы столько всего интересного рассказываете! И кино у вас есть хорошее. Про нашу победу...
— Вот только партизаны здесь давно, они тут уже освоились, — возразил Семен, — С ними безопаснее будет. Мы-то кто такие? Какие-то 'попаданцы', без особого знания этого мира, вообще без всего.
— Неважно. За то с вами у меня появилась надежда... Что все может измениться к лучшему.
— Хорошо, оставайся, — после нескольких минут раздумий согласился Семен, — Отчасти ты права. Да и нам с того польза будет...
— А я вам еще и винтовочку оставлю, — внезапно вступил в разговор настин Дядя, — Стрелять-то умеете?
— Умеем, — согласился Семен, — Все мы кто в армии служил, кто на военной кафедре учился... Хотя у нас винтовки уже совсем другие были.
— Ничего, и из мосинки сможете, — отмахнулся Сергей, — Сложного-то ничего здесь... А то у ас все равно лишь я один стрелять умею, да какой из меня, однорукого, стрелок... Вот только из нагана и могу палить.
— Спасибо, — поблагодарил Семен, — Хоть и надеюсь, что в ближайшее время стрелять нам не придется, но мало ли что...
Мы еще немного поговорили, а потом дядя наших знакомых ушел.
— Еды мы вам дадим еще, — добавил перед уходом дядя Насти, — У меня несколько мешков картошки припрятано...
— Сашок, — обратился Семен к одному из наших товарищей, — Ты ж у нас лучшим стрелком был?
— Ну я не знаю, насколько лучшим, — отозвался он, — Но стреляю неплохо.
— Значит, берешь себе мосинку. Будешь у нас за снайпера, если что...
Потом мы по просьбе Насти смотрели фильм из цикла 'Освобождение', некоторые эпизоды которого мы ей с братом уже до этого показывали. На счет него Леха заметил, что был и у них такой же фильм — только начинался он уже с Курской битвы их истории.
— Нет, — ответил я, — У нас с самого начала фильм. Первая серия из восьми как раз заканчивается тем, как фрицев под Смоленском остановили.
Кстати, во время просмотра фильма внезапно выяснилось, что ни Настя, ни Катя не умеют ни читать, ни писать, что повергло большую часть нашего отряда — особенно пришельцев из другого мира — буквально в шок. После чего Аленка и Вася уверенно заявили, что ничего страшного — они их всему научат! И читать, и писать, и математике с физикой. Потом Настя вдруг спросила, верующие ли мы. Все мы, попаданцы из СССР, ответили на это нет, а вот среди попаданцев из другого мира атеистками оказались лишь Маша и Ксения, да у Васи были какие-то странные представления на этот счет.
— Знаете, — задумчиво произнесла она, — Я все же считаю, что боги, черти — это чушь все. Но какая-то сила, которая стоит над всем, все же есть. Только она не стремится активно вмешиваться в нашу жизнь или устанавливать какие-то свои правила... А только наблюдает — что будет дальше?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |