Жена Болотного царя

Раненый не скучал, окруженный заботой двух бойких сестриц, таких же высоких и жилистых, как он сам, и своей невысокой и полнокровной невесты.

Наш приход Ислэ удивил, обрадовал и смутил одновременно. Не допускавший даже мысли, что царевна может вспомнить о нем и решить проведать, он растерялся, увидев ее в своей маленькой комнате. А уж когда следом вошел пожелавший составить нам компанию Сэн...

Появление брата царя совсем выбило эва из колеи. Ислэ попытался встать, у него это не вышло, что только сильнее его смутило. В конце концов, смирившись со своим положением, он неловко предложил нам сесть и замолчал. Удивленный и растерянный.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила я, желая оборвать неловкую тишину.

— Хорошо, — рассеянно ответил Ислэ, продолжая недоверчиво смотреть на Сэнара, — хорошо.

— Ничего не беспокоит?

— Нет.

— Может, что-нибудь нужно? — поддержал допрос Сэн, не хуже меня понимавший, из-за чего эва смешался.

— Нет-нет, все в полном порядке. Через пару недель буду как новенький, — поспешно отказался сразу от всего Ислэ.

— Зачем так торопиться? — удивился Сэнар. Тактичность его заблудилась в топях и сгинула где-то вместе с чувством юмора Ксэнара. — Свадьба назначена на последний месяц осени.

Ислэ потупился и промолчал.

— Уж вы бы не спешили, — с осуждением сказала я, испытывая непонятную потребность оградить раненого от столь бесцеремонной напористости.

Сэнар с недоумением покосился на меня, не понимая причины недовольства. Но долго его внимание на мне не задержалось, взгляд эва сместился чуть вправо, за мое плечо.

— Интересный рисунок.

Ислэ улыбнулся, с благодарностью приняв новую тему разговора.

— Это сестра вышивала. Она любит.

Заинтересованная, я обернулась посмотреть, что так впечатлило Сэнара. Оказалось, шторы. На белой ткани отчетливо виднелась причудливая вышивка невообразимой красоты.

Агнэ первой решилась подойти поближе и посмотреть. Я не смогла устоять и последовала ее примеру. Только Сэн остался сидеть на месте.

— Как ей удалось сделать такой цвет? — восхищенно спросила Агнэ, гладя пальцем вышивку в том месте, где нить из синей очень плавно и естественно выцветала в зеленый. — Это же просто удивительно.

— Нэсши сама красит нити, — пояснил гордый мастерством своей сестры старший брат. — Она любит экспериментировать. Результаты бывают очень интересными.

Я не могла сдержать улыбки. Вышивка, конечно, было просто прекрасной, но больше нее меня поразил тот искренний интерес, который Агнэ проявила к так ненавистному ей рукоделию.

Когда тема исключительных талантов Нэсши изжила себя, а Ислэ притомился нахваливать сестру, мы снова погрузились в неловкую тишину, нарушаемую редкими натужными вопросами.

Разговор, глупый и нескладный, в скором времени затух совсем, и нам пришлось откланяться, чтобы не доводить неловкость ситуации до абсурда.

Из комнаты больного я выходила с чувством теплого, умиротворяющего спокойствия. Будто все прошло хорошо, никто из нас не чувствовал себя скованным и в комнате периодически не повисала неловкая тишина. Я совсем не ожидала, что невеста Ислэ, имени которой я так и не удосужилась узнать, поймает меня у дверей и решительно оттащит в сторонку, чтобы, крепко пожав мою ладонь, тихо выдохнуть:

— Спасибо.

— Так ведь... я же ничего и не делала.

Девушка улыбнулась.

— Ислэ мне все рассказал о том, как вы его спасли.

Наврал много, отчетливо поняла я, смущенная ее горящим взглядом. И самое поразительное заключалось в том, что врал Ислэ не о своих заслугах. О моих.

— Она что-то плохое сказала? — спросила Агнэ, когда я вышла из дома к дожидавшимся меня у крыльца эва.

— Нет. Просто... — Я не знала, как объяснить, что мне были неприятны искренняя благодарность девушки и наивная уверенность Ислэ, что я его спасла. Это заставляло меня чувствовать себя некомфортно. Будто я лгунья. Я пыталась себя убедить, что никого не обманывала, они сами все себе придумали... это не помогало. — Ничего. Пойдемте, меня еще разговор с твоим отцом ждет.

Дорога обратно вышла почему-то короче... Или это я так вперед рвалась, чтобы поскорее узнать, что за дело ко мне у Ксэнара, или показалось.

По лестнице на второй этаж я поднималась чуть запыхавшись, оставив где-то позади отставших спутников.

Ксэнар не ждал меня так скоро, мирно читал какие-то бумаги и был очень удивлен моим столь быстрым возвращением. Но предложил сесть, дал время отдышаться и начал с безопасного:

— Как Ислэ?

— Лучше, чем я думала, — призналась честно и зачем-то добавила совсем уж лишнее: — Окружен вниманием и заботой.

— Хорошо. — Он помолчал еще немного. Спросил: — Ты уже решила, что хочешь?

— Что?

— Сэнар говорил, что все тебе объяснил, ты взяла время подумать.

Понятнее мне не стало.

— О чем я должна была подумать?

Ксэнар ответил после недолгой заминки, в которую уместилось все его недоверие и непонимание:

— В ночь после нападения. Ты помнишь разговор с Сэнаром?

Я медленно покачала головой. Для меня после стычки с нечистью сразу наступило утро следующего дня. Тревожное и странное, полное смутного беспокойства. Я чувствовала, что ночью что-то произошло, но не знала что. Теперь знала.

Я пила чай с царем и забыла об этом... есть из-за чего беспокоиться.

Этот неудобный провал в памяти решено было списать на нервное перенапряжение и настойки Ллэт, которыми она поила меня в полубессознательном состоянии. А Ксэнару пришлось объяснять мне все заново. Самому.

Про положенную мне за героизм награду я слушала, постепенно закипая.

— Нас спас Ислэ. Я ничего не сделала, — ответила я резче, чем следовало бы. — Почему меня пытаются одарить, хотя я не заслужила? Если бы я не уступила Агнэ, мы бы не пошли на болота и Ислэ не ранили бы!

— Ты не виновата в том, что случилось, — качнул головой Ксэнар.

Но я чувствовала себя виноватой, чувство это было очень настоящим. А вдобавок к тому меня терзала изматывающая неясность моего положения. Мне нужно было понять, что именно происходит и что я делаю не так, и в тоже время я не хотела, чтобы все прояснялось. Было страшно.

— Рагда.

— Просто... можно мне подумать?

Ксэнар кивнул.

— Я могу идти? — спросила его, вставая со стула, но вместо ожидаемого разрешения идти услышала серьезное и вроде бы даже заботливое... хотя последнее совсем не вязалось с тем образом царя, который успело составить мое воображение:

— Что с тобой происходит?

— Да ничего. Что со мной может происходить? — растерялась я, не зная, стоит ли продолжить стоять, или нужно сесть обратно.

Ксэнар разрешил мою проблему просто — он сам встал и отошел к окну.

— Что бы ни случилось в будущем, мне хватит сил, чтобы защитить вас, — говорил царь уверенно, но на меня даже не глянул, найдя что-то занимательное в пейзаже за окном. Создавалось впечатление, что убедить он пытается в первую очередь себя.

Теперь я забеспокоилась всерьез. Значит, не так просто им далась победа, как мне показалось сначала...

Я подошла, почти подкралась, к царю, желая видеть его лицо, когда задам вопрос:

— У нас большие проблемы, да?

— Проблемы? — переспросил он, словно не понимая, что я имею в виду.

— Сэн сказал, что раньше нечисть на поселения не нападала. И Моховик... ну ведь вряд ли для него является обычным делом просыпаться посреди своего заболочивания, так ведь? Я теперь знаю, он должен был умереть в том озере и превратить его в болото. Разве нормально для такой большой нечисти пробуждаться и куда-то брести во время уже начавшегося разложения?

Ксэнар посмотрел на меня. Непроницаемый спокойный взгляд и общая скупость его эмоций злили. Я не знала, как стоит себя вести с царем. Было непонятно, раздражают его мои расспросы или нет. Признает ли он за мной право беспокоиться и переживать? Задавать вопрос.

— Мне никто не хочет говорить, сколько эва погибло. Про раненых я знаю. Двадцать семь, если считать Ислэ. А убитых?

— Шестеро. Двое разведчиков, три стражника и купец из Серебряного города.

— А Моховик?

— Мне хватило сил отогнать его от стен поселения. Моховик вернулся в озеро.

Я топталась рядом с царем, переминалась с ноги на ногу и хотела что-то сказать, но не знала что.

Ксэнар почему-то решил, что я боюсь. Взял зачем-то мою руку в свои и пожал, согревая прохладные пальцы в теплых ладонях. Считал, наверное, что это придаст особый вес его словам.

— Что бы ни происходило, я со всем разберусь. Ни тебе, ни Агнэ не о чем волноваться. А теперь иди. И постарайся скорее решить, что ты хочешь получить в качестве награды.

Руке стало холодно и пусто без чужого тепла. Сжав пальцы, я пошла к двери.

Уже на пороге меня окликнул царь.

— Рагда?

Я обернулась.

— Просто попытайся в меня поверить, — попросил он. Кивнул. — Иди.

Выйдя из библиотеки, я аккуратно притворила за собой дверь и длинно выдохнула.

Странный он все-таки, этот Болотный царь...

* * *

Ночью, чтобы я не расслаблялась даже во сне, пришел принц. С цветами.

Две помятые ромашки лежали на моей груди, когда я проснулась. Крайне довольный собой жаб устроился на подушке, рядом с моей головой.

Ночи становились холоднее, но я все равно упрямо оставляла окно в комнате открытым — так легче дышалось и крепче спалось.

За эту свою любовь к прохладе я и поплатилась. Уже в который раз.

— Теперь ты готова меня целовать? — деловито спросил он, когда убедился, что я заметила его подношение.

— Дурной знак.

— Что?

— Два цветка — к беде. — Я сняла с себя жабий дар. — Их обычно врагам отправляют как пожелание всего плохого.

Жаб помолчал, что-то для себя решая, потом разрешил милостиво:

— Ладно, один можешь выкинуть.

Я поступила ровно так, как он предложил. Выкинула за дверь одного наглого жаба. А цветки решила поставить в воду... нужно было только дождаться, пока принц отправится на поиски других жертв, и сходить на кухню.

Я же не суеверная, в самом деле.

И невнимательная, как выяснилось.

Иначе точно заметила бы, что на этот раз долгих возмущений из коридора не слышалось.

Жаб ускакал тихо и быстро.

Причину такой его покладистости я узнала чуть позже, когда спустилась на второй этаж, держа путь на кухню. С зажатыми в кулачке цветами, я замерла на последней ступеньке, чувствуя себя странно. Будто бы совсем недавно я вот так же стояла, а эва вот так же сидели в креслах.

Сэнар улыбался.

— А на этот раз зачем спустилась?

— На этот раз?

— Ах да, — он забавно сморщил нос, — ты же не помнишь. Пить хочешь?

— Нет. Я за водой для... вот, — я показала два цветка.

— Но чай с нами попьешь? — вопрос прозвучал так, что мне просто не осталось возможности отказаться. Хотя я, конечно, все равно попыталась:

— Поздно уже. Вставать рано, да и день будет сложный.

— Сложный? — удивился Ксэнар. — Почему?

— Ну так завтра же рукоделие. Кто-нибудь обязательно пострадает, — ответила я простодушно.

В то время как царь отвлек вопросом, его брат подкрался и очень аккуратно, не давая мне возможности опомниться и начать сопротивляться, потянул к креслам.

— Не пугай моего брата, — дрогнувшим от сдерживаемого веселья голосом попросил Сэнар, — иначе завтра он лично будет присутствовать на занятиях. А это лишнее.

— Ничего такого, — поспешила заверить я Ксэнара. Я была вся занята разговором и никак не могла найти достаточно мгновений, чтобы сообразить, что происходит, и вывернуться из рук эва. — В опасности только мои нервы и пальцы Агнэ. Она не очень жалует вышивку и... ну, нетерпеливая. Колется часто.

Сэнар хохотнул, уронил меня в кресло, которое совсем недавно занимал сам, и вырвал из моей вялой ладошки цветы.

— Сиди здесь, никуда не уходи. Я все сделаю.

— Но...

— Общайтесь, — велел он и ушел.

А я осталась. И царь остался.

Огонь уютно потрескивал в камине, на круглом столике, установленном между креслами, стоял поднос с внушительных размеров чайником, двумя чашками и небольшим блюдцем. Когда-то на этом блюдце было печенье, теперь лежали только крошки.

Кресло оказалось неожиданно удобным. Сколько раз я ходила мимо этого островка покоя в столовую, или в библиотеку, или просто на кухню, ни разу у меня не возникало желания присесть в одно из кресел. А сейчас я сидела, и мне нравилось.

Сцедив зевок в кулак, я покосилась на Ксэнара. Ему, наверное, тоже нравилось. Вот так вот просто сидеть, смотреть на огонь... ни о чем не думать.

Забравшись поглубже в кресло, я приготовилась ждать возвращения Сэна. Не потому, что он велел, просто выбора не было. Чтобы уйти, нужно было встать, пройти мимо царя и что-то непременно сказать на прощание...

Легче было дождаться беспокойного эва.

Уверенная, что время до возвращения Сэнара мы проведем в тягостном молчании, я совсем не ожидала, что Ксэнар со мной заговорит.

— Так, значит, он уже дарит тебе цветы?

— Кто?

— Бьено.

Из его уст имя жаба звучало до того забавно, что я не смогла сдержать смешок.

Ксэнар вопросительно приподнял бровь.

— Простите, но... его правда так зовут?

— Он считает это имя своим, значит, так оно и есть.

— Угум.

В живом свете огня Ксэнар казался старым, уставшим и потерянным. И вопрос вырвался как-то сам, хотя я его очень пыталась прогнать:

— С вами все в порядке?

Он удивился.

— Разве со мной что-то должно быть не так?

— Ну... вы себя хорошо чувствуете? — попыталась исправиться я. Судя по взгляду Ксэнара, не получилось. И, не боясь уже ничего испортить, я нетактично призналась: — Выглядите ужасно.

— Просто устал, — неохотно ответил он и, чтобы не рисковать больше нарваться на еще какой-нибудь неудобный вопрос с моей стороны, предложил: — Быть может, ты расскажешь об успехах Агнэ?

— О, это запросто.

Я оживилась, поджала под себя ноги и развернулась всем телом к царю, готовая в красках рассказать ему, какая у него замечательная дочь.

К тому моменту, как Сэнар вернулся с самодельной вазой для цветов и лишней чашкой чая для меня, виртуозно удерживая одной рукой и полный стакан с ромашками, и блюдце с новой порцией домашнего печенья, я успела нахвалить Агнэ на несколько недель вперед.

Оставив кресло за мной, Сэн занял собой всю шкуру на полу у камина.

Постепенно неловкость стерлась, залитая горячим чаем. Печенье было свежим и вкусным, кресло удобным, и огонь очень умиротворяюще потрескивал дровами, а Сэн виртуозно поддерживал диалог уже совсем без нашей помощи. Говоря обо всем и за всех...

Как после чаепития я добралась до своей кровати, не помнила, но были веские основания полагать, что добралась я не сама. Потому что себя я любила и ни за что не стала бы заматываться в такой тугой кокон из одеяла и пледа. И окно не стала бы закрывать...

Даже несмотря на то, что утром мне пришлось несколько минут выпутываться из одеяла, а после мучиться с задвижкой окна, вдавленной сильнее обычного, просто чтобы глотнуть свежего воздуха, ночные посиделки меня манили.