-В — общем, ищите. Копайте. Вычисляйте. Вы в курсе парадокса, так сказать, больших чисел. Одного предателя вычислить легче, чем группу. Да, вот еще что...У государственных чиновников довольно своеобразные представления о том, что важно для высших сановников. Сферы часто находят, что доклады подчиненных содержат лакуны, особенно в тех случаях, когда речь идет о плохих новостях, разногласиях, склоках, неприятных сплетнях. Сферы узнают об этом от других людей, через какое — то время, через несколько дней или даже недель. Их начинают посещать тревожные мысли, что они просто не будут должным образом извещены о разразившемся серьезном кризисе, о котором их не посчитали нужным поставить в известность. Посему, все свои действия постарайтесь засекретить как следует, а докладывать следует только мне. Мне лично!
Фон Эккервальде кивнул.
-Но это только первая часть нашего с вами разговора Георгий Васильевич. Та часть, ради которой мы с вами по земле ходим и ее роем носами. А теперь вторая часть, из — за которой я в высоких сферах витаю. На предполагаемой в ближайшее время встрече глав четырех великих держав в Лиссабоне англичане намерены поставить 'русский вопрос'. Каково? Русский вопрос! И это, заметьте, вкупе с письмом, которое получено нами по линии дипломатического ведомства в марте месяце из Лондона, дает весьма любопытную картинку. Вот, что пишут негодяи — 'Россия есть 'пораженный проказой' вековечный соперник британской короны'! Знаете, я как — то случайно оказался свидетелем того, как английский посол отзывался об одном нашем дипломате: 'Он весьма приятный и умный человек, безукоризненный джентльмен во всех отношениях — в манерах, одежде, поведении, даже французский посол не может превзойти его в этом, но он... — русский'. Каково?!
-С подобным приходится мириться, тут уж ничего не поделаешь...
-Мириться?! К черту!
-Англичанам вообще свойственно считать свой образ жизни неким эталоном, любое отклонение от которого означает сдвиг от цивилизации к варварству. — ответил фон Эккервальде. — Представление о том, что 'туземцы начинаются с Кале' отражает склонность подходить ко всему лишь со своей меркой, игнорируя даже возможность существования каких — то других стандартов.
-На полном серьезе предлагается нас, 'прокаженных', антагонизировать, выйдя за пределы определенного уровня! Нас потом ведь будут принуждать, чтобы мы выполнили, все, что они там еще назапланируют в Лиссабоне, на конференции, а нас заставят пойти еще на новые уступки. Не скрою, дорогой Георгий Васильевич, я в тревоге. Я встревожен. Причины моей тревоги в настроениях англичан. Их пресса в последнее время, словно по команде, с цепи сорвалась: идут откровенные нападки на Россию. Печатаются материалы о росте оппозиционных настроений в России, при этом ссылаются на наших отечественных, доморощенных либералов и возмутителей государственного спокойствия...
'Откуда он все это берет?' — подумал про себя Директор Департамента Государственной Охраны? Фон Эккервальде стало вдруг скучно...Раз в две недели он приходил на доклад к министру с синей картонной папкой, в которой содержались доклады о 'настроениях'. Составленные сухим, лаконичным, канцелярским языком, доклады не всегда были интересны, но министр знал, что собиратели 'настроений' никогда не ошибались в своих прогнозах и не допускали промахов. Министр знакомился с докладом, потом какое — то время 'витал в сферах' и спускался с 'небес' совершенно иным человеком — будто бы не было вовсе докладов фон Эккервальде, и начинал очередные игры втемную.
-Я элементарно представляю, как устроена английская пресса. — продолжал разглагольствовать министр. — Нам твердят, что британские газеты ведут независимую редакционную политику, но признаться, немногие в это верят. При всей их демократии и при всем их парламентаризме, эти антирусские нападки не могли быть напечатаны без того, чтобы не было команды с самого верха. Поэтому у меня нет никаких сомнений, что это делается с ведома, а может быть, и с разрешения британских верхов. Вопрос: зачем это делается?...
...Госохрана всегда верно улавливала настроения простого народа, высших сфер и загодя информировала о них министра. Никогда не бывало так, что из — за нехватки информаций, или по каким — то иным причинам, 'собиратели настроений' не могли сделать выводов. Никогда они не просили дополнительного времени, никогда не ссылались на нехватку материалов для беспристрастного анализа. Министр был приучен полагаться на доклады фон Эккервальде и в благодарность позволял себе не выказывать излишней щепетильности в отношении методов работы Госохраны, закрывал глаза на грехи департаментских, и не жалел средств из 'рептильных фондов' для финансовой поддержки. Нельзя сказать, что фон Эккервальде это не устраивало. Наоборот, устраивало. Но Директор Департамента ловил себя на мысли, что вся работа по 'собиранию настроений' делается зазря...
-Вся наша работа я имею в виду службу нашу, снизу доверху строится на доверии. — сказал фон Эккервальде, глядя на министра. — Если нет доверия, информациям и работе грош цена, а вся многосторонняя деятельность попросту теряет смысл. Если я не пользуюсь вашим доверием, мне не место в этой службе.
-Я доверяю вам, Георгий Васильевич. Вы можете быть в этом абсолютно уверены. Цените это доверие и не злоупотребляйте им. Ваши доклады о настроениях, к счастью, не носят печать очковтирательства. Иначе они уже давно бы потеряли свою значимость. А вы бы потеряли всякий авторитет.
-Благодарю.
-Не стоит благодарности. От нас ждут действий.
-Каких именно?
-Георгий Васильевич, вы даже примерно не представляете, какая наверху идет свара. — сказал министр.
-Представляю.
-Сейчас наверху идет борьба. Есть серьезная группа влиятельных лиц, которые желают как можно сильнее грохнуть кулаком по столу. Им нужна соответствующая информация. Для оправдания производимого грохота в посудной лавке. И есть те, кто хотел бы договариваться с Западом, причем любой ценой, естественно за счет покрытия издержек Россией, не Европой. И им нужны информации, но совершенно иного характера — о покладистости Запада. А золотую середину, умеренно — хватких, готовых на разумный компромисс, на умелое маневрирование, чтобы не допустить ухудшения отношений с Америкой и Англией, а, быть может, и поладить с ними, но с соблюдением государственных интересов, представляют немногие.
-Государь в их числе?
-Да.
-Это весомая фигура.
-Весомая, да...Но, представьте себе, как его рвут на части, желая переманить в тот или иной лагерь. Государь наш достаточно молод, ему еще нет и тридцати лет. Он не имеет большого опыта в делах государственных и политических. Каждый норовит вставить свое лыко в строку. Всяк ныне норовит выйти и очаровать царя прожектами мирового масштаба. Но беда в том, что по большей части проекты составлены людьми посредственными. И получается хаос и неразбериха. Много ошибок, за которые расплачиваться придется державе нашей.
-Ваше превосходительство, ответьте мне откровенно: вы, лично вы, ищете повод избежать конфронтации с Западом?
-Допустим, ищу. И не я один. А что в этом плохого? Или надо заварить очередную кашу, а потом всем дружно ее расхлебывать?
-И от вас ждут действий?
-Да. Действий. И информаций. Всякий предпочитает именно сейчас иметь конфиденциальную информацию. В любом важном деле иногда достаточно своевременной информации, чтобы придумать более конкурентоспособную комбинацию и раздавить всех других конкурентов. Нас ставят перед фактом: мы должны подобрать побольше сведений для сооружения фигового листка всеобщего одобрения на тот случай, если потребуется не останавливаться перед решительным ударом. И в то же самое время от нас требуют информаций о покладистости Запада.
-Вас самого не воротит от всего этого?
-От чего этого? Договаривайте. — министр сделал непроницаемое лицо.
-От лжи и от беспрестанных игр.
-Не воротит. Скажу откровенно. Сегодня нет почетнее службы, чем сыск. Разве не ведомо вам, как скверна разъедает наше государство? Скверне не мстят, ее вычищают. Работа такая у нас с вами такая. Грязная. По этой грязи мы и идем. А игры...Что ж, игры...Игры продолжаются, поскольку все понимают, что эскалации войны или крупного политического кризиса не избежать. Требуется масса усилий и времени, чтобы остановить нежелательное развитие событий.
-Значит, нужны правильно поданные информации? — спросил фон Эккервальде.
-А — а, улавливаете? Верно, правильно поданные...За политикой, как и положено, следят только те, кому это положено, простите за каламбур! Во всем мире — и это хорошо известно — политические комбинации разыгрывают первые лица, а министры подбрасывают варианты и делают ходы по заранее подготовленным планам... Так, что...'Верхи' поддержат. Они будут кушать любые блюда с нашей кухни, если мы станем подавать их именно под нужным соусом: 'англичане бяки' и 'англичане душки'. От иных блюд станут воротить нос и сменят трактир и трактирщика. Так что будем готовить блюда и поливать их привычным соусом. Но не забудем и о десерте.
-О десерте?
-Да. Пикантности и подробные мелочи. 'Верхи' неглупы, но и они время от времени любят посмаковать нюансы. Все будет по — настоящему. Взаправду. Блюдо должно пахнуть очень натурально. Во всех смыслах. Так — то. Есть по этому поводу мыслишки? Планы?
-Планы есть, да в коробочку надо влезть.
-Вот и влезьте. — министр выглядел уставшим. На его плечах лежал груз всех тайн, с которыми ему приходилось сталкиваться в силу занимаемой должности. — Идите, Георгий Васильевич, я более вас не задерживаю...
7 июля 1932 года. Среда.
Подмосковье. Козьмодемьянское.
...От Казанского Головинского монастыря, что в Ховрине, на севере Москвы, до Петровского — Лобанова можно было добраться обычным рейсовым автобусом. Или воспользоваться пригородным поездом.
Подмосковное село Петровское — Лобаново не было облюбованной дачниками местностью, но здесь, на гребне, на откосе, обосновались в нескольких уютных виллах, за строгими неокласическими фасадами которых скрывались причудливые интерьеры, поражавшие своей экзотической роскошью. Одни из них становились местом пиров — праздников, и устроители не раз поражали гостей невиданной пышностью и изобретательностью. Были, впрочем и другие виллы, отстроенные в спокойной манере, без архитектурной вычурности. И жизнь там протекала почти что камерная. Среди владельцев вилл были известный табачный магнат Стамболи, купцы — миллионщики Второвы и Денисовы, писатель — политик Николаев, нефтепромышленник Манташев, московский заводчик Прохоров, бывший председатель Земского Собора Алексеев, музыковед Леонид Сабанеев, актер Осип Рунич и другие.
Село образовало собою нечто вроде подвижного 'парламентского клуба' из беспрестанно наезжавших и пропадавших здесь целыми днями литераторов, депутатов Земского Собора, профессоров, отставных министров, артистов, сановников и 'именитых людей'.
А совсем рядом, в двух верстах от небольшой железнодорожной станции, на речке Химке, посреди холмов, помещичьих усадеб с прудами напереди и с густыми садами позади, посреди полей, растворилось сельцо Козьмодемьянское, с церквушкой, со старыми деревянными, но добротными домами. Исконная вотчина царская. Годуновская. В 1585 году в документах появилась запись: 'За боярином за конюшим Борисом Федоровичем Годуновым вотчина купли село Козьмодемьянское, на речке Химке, а в нем церковь Кузьма и Демьян'.
Род Годуновых вел родословную от татарского мурзы Чета, в крещении Захарии, который в 1329 году выехал из Орды к великому князю московскому Ивану Даниловичу Калите и построил Костромской Ипатьевский монастырь. Старшая линия потомков Чета — Сабуровы, в конце XV века уже заняла место среди знатнейших родов московского боярства, тогда как младшая — Годуновы, выдвинулась столетием позже при Иване Грозном, во время опричнины. Основатель династии, Борис Федорович Годунов через свою сестру, Ирину Федоровну, породнился с московскими царями и это обстоятельство немало поспособствовало его избранию на царство в 1598 году. За его спиной спесивые бояре, кичившиеся своей родовитостью, постоянно плели интриги, распускали нелестные слухи о 'неприродном царе'. Казалось, неустранимой была двойственность статуса первого Годунова, сохранялась шаткость положения в качестве царя. Борис Годунов устоял. Династия не пала, удержалась. Сын основателя, Федор Борисович, правивший сорок с лишним годков, преодолел тяжелый династический кризис, подавил смуты, прекратил соперничество в борьбе за трон, укрепил власть. Боярская знать не заявляла своих поползновений на царские скипетр и державу. Династия вполне легитимировалась, основательно укоренилась в русской почве, превратилась в монолит.
Селение Козьмодемьянское, облюбованное царями, как было крохотным, так и осталось им, разве что числилось за Государевым двором и уделами, да чуть в сторонке стоял старый государев, Борисов, дворец, тяжелый, крепкий, на красно — кирпичных стенах которого можно было увидеть вековую замшелость. Нынешний царь наведывался в Козьмодемьянское редко и то лишь, чтобы побродить по дорожкам дворцового сада, который сам и сажал. И до него государи сажали сад. С любовью сажали, с надеждой на долгое цветение...
...Царь шагал по дорожкам сада, по шуршащей под ногами листве. Рядом с ним, почтительно отстав на шаг, шел министр иностранных дел князь Василий Михайлович Долгоруков...
-...В Японии есть весьма влиятельные силы, которые видят в России не только врага и конкурента своим азиатским проэктам, но и потенциального партнера в экономическом освоении Дальнего Востока. И союзника в грядущем противостоянии экспансии европейских держав и Америки. — сказал государь, слегка замедляя шаг.
-Ваше Величество, в этом случае следует четкий вывод: для обеспечения политической, военной и экономической безопасности японцам нужно сочетать укрепление позиций на материке, прежде всего экономических, в силу зависимости Японии от корейских и китайских ресурсов. — ответил министр иностранных дел Василий Михайлович Долгоруков. — Вся японская континентальная политика, по моему глубокому убеждению, сводится в настоящее время к одной цели: эксплуатация природных богатств Кореи, Центрального и Южного Китая, создание там относительно мощной индустриальной базы. Этому есть объяснение. В Японии отношение к государственному пространству подверглось в период революции Мэйдзи кардинальной ревизии. До того времени сёгунат Токугава проводил изоляционистскую политику и не стремился к расширению подвластной ему территории на том простом основании, что земля, на которой проживают японцы — наилучшая, а потому нет никакого смысла стремиться выходить за ее пределы.
-Соглашусь с вами, Василий Михайлович. — сказал царь. — Мыслители того времени полагали, что 'уважаемость' страны никак не коррелирует с обширной территорией. Эту мысль хорошо выразил японский географ и астролог Нисикава Дзёкэн. Формулировка мне понравилась: 'Если страна большая, то это не значит, что она уважаема. Ее уважаемость определяется правильностью чередования четырех времен года, достоинствами и недостатками ее людей. Если же страна чересчур велика, то чувства людей и их обычаи весьма разнообразны и сделать их одинаковыми трудно. А потому Китай хоть и является страной священных мудрецов, но все равно династия приходит через какое-то время в беспорядок, и управление делается на долгое время трудным...Что до Японии, то ее размеры не малы и не велики, обычаи и чувства ее людей одинаковы, управлять ими легко'.
