Свободным оно было относительно. Тупик устилали истыканные стрелами трупы. Наш план сработал. Отвлеченные на схватку с мушем, сармы забыли о лучницах за забором. Те своего не упустили.

Загородив скутумом левый бок, я рванулся к воротам. Почему левый, спросите вы? Да потому, что с той стороны — Амага. У ее сарм — луки, а все, кто сейчас в тупике, для них — враги. Им не сказали, что один отмороженный доктор изображает берсерка. Хотя какой из меня берсерк? Те не удирают с поля боя, а сражаются, пока не прикончат врагов, или пока те не прикончат их. Так пишут в книжках. Их авторам можно верить: они берсерков своими глазами видели...

Я бежал, прыгая через трупы, скользил подошвами в кровяных лужах, каждой клеточкой тела ожидая удара стрелы. Две прилетели от Амаги, звонко щелкнув в скутум. Третья скользнула по шлему — опять от Звезды степей! Вот, зараза, увижу — отшлепаю! Ладно, не буду! Лишь бы добежать! Телохранителям Саруки меня не догнать — сармы бегают плохо, но остаются лучницы. Трудно рассчитывать, что их перебили. Лорику стрела не возьмет (ну, я надеюсь, что не возьмет, луки у сарм кавалерийские и поэтому небольшие), однако мои задница и ноги не защищены. Получить туда стрелу — удовольствие малое. Застрянет в кости — и ага! Умирать будешь долго и в мучениях...

В подтверждение моих мыслей стрела ударила в лорику. Пробить не пробила, но по спине будто палкой хватили. Я ускорил шаг. Если бы не скутум! Но бросить нельзя — свои же подстрелят! Ишь, наладились: уже которую стрелу щитом ловлю.

...В бедро ударило, когда до ворот оставалась пара шагов. Я упал на колено, и это, как я узнал позже, меня спасло — стрела пропела над головой. Наверняка метили в шею. За воротами заорали, створка распахнулась, и выскочившие воины втащили меня внутрь — прямо под ноги коня сотницы.

— Жив? — спросила она, склонившись с седла, и сама же ответила: — Жив! Богиня любит тебя, Игрр!

Опираясь на исклеванный стрелами скутум, я встал. Ногу дергало, но ходить можно. Похоже, кость не задета.

— Я убил их, Дандаки!

— Видела! — кивнула сотница. — Отдыхай! Теперь наш черед.

Она прокричала команду. Створки ворот поползли в стороны, и сотница, опустив копье, вылетела в тупик. Следом устремились другие воины. Я осмотрелся. Под стеной лежали тела трех сарм — все с торчащими из глазниц стрелами. Это они прикрывали меня: били в спины телохранителей, когда те повернулись ко мне лицом. Они расчищали мне путь. Дандаки отобрала для этого лучших стрелков, хотя понимала: те смертницы. Мир вашему праху, девочки! Простите, что так вышло!

Бросив скутум и обломав торчащий из ноги черенок стрелы, я захромал к дому. Раной займусь позже. Надо влезть на чердак, и посмотреть, как разворачиваются события.

Виталия, сигнальщик. Радостная

Отговаривать мужа от безумной затеи я не стала — бесполезно. Уж если Игрр решил... Он, конечно, погибнет. Напасть на вождей в окружении телохранителей — верная смерть. Но это единственная возможность спасти всех, включая Амагу с ее детьми. Как декурион "диких кошек", я это осознавала.

— У меня будет поручение, sole, — сказал Игрр перед тем, как спуститься вниз, — очень ответственное. Нужно подать сигнал Амаге, — он указал на буцину, — и в нужный момент. Протрубишь раньше — насторожишь вождей, и у меня не получится их убить. Если позже, то мне "pizdec" (я не знаю, что означает это слово, но догадалась), не успею уйти. Ты "дикая кошка", бывала в боях и сумеешь определить нужный момент. На тебя вся надежда.

— Сделаю! — пообещала я.

Игрр потрепал меня по плечу и ушел, а я осталась на чердаке одна. Время тянулось медленно. Я старалась не думать о том, что произойдет. Что поделаешь, война. Горько, когда в ней гибнут ни в чем не повинные мужчины, но я "кошка" и сумею пережить. У меня будет Гайя... Я уговаривала себя, но внутренний голос кричал: "Это из-за тебя! Не окажись ты в плену, Игрра не заманили бы Балгас! Он остался бы в Роме и уцелел. Он мог бы сделать столько полезного! Тебе не следовало сдаваться сармам. Да, погибла бы турма, но чего стоят жизни тридцати "кошек" в сравнении с его жизнью? Таких, как Игрр в Паксе не было тысячу лет, и, возможно, не будет..."

Я с трудом отрешилась от этих мыслей. Чтобы ни произошло, я должна исполнить свой долг. Муж дал мне поручение. Он надеется на меня. Если есть хоть малейшая возможность ему помочь, я обязана это сделать. Он правильно сказал: я "дикая кошка"! Держитесь вонючки! Вы не подозреваете, кто к вам идет!

...Когда Игрра вытолкали из ворот, я растерялась. Он передумал идти, а Дандаки, несмотря ни что, решила осуществить задуманное? Вдобавок ко всему мужа пнули... Сучки! Оказавшись перед воротами, муж закрутил головой, как будто ища поддержки, и тут я сообразила, что это игра. Что-что, а робким Игрра назвать нельзя. И щит он держит обеими руками... Преторианец никогда так не сделает.

Игрра окликнули, затем две сармы потащили его в угол к вождям. Он бежал, подволакивая, будто от страха, ноги, и я поразилась его умению притвориться. Даже я почти поверила... Сармы точно решат, что перед ними слизняк!

Игрр скрылся за щитами, и я напряглась. Сейчас! Сердце застучало быстро-быстро. Гайя ворохнулась, но я велела ей замереть. Не сейчас! Она подчинилась.

За щитами ничего не происходило. Неужели сармы обнаружили у Игрра оружие, и хитрость раскрыта? Если меч нашли сразу, Игрру ничего не грозит: скажет, что взял для защиты. А вот если успел напасть... Но тогда бы раздались крики. Я напрягла слух. Из-за щитов доносился говор, но разобрать не получалось — далеко. О чем Игрр беседует с вождями? Договаривается? Объясняет им, что они "не правы"? С этими бесполезно...

Клич "бар-ра!" заставил меня подпрыгнуть. Началось! Я приникла к щели. Дать сигнал? Или рано? Спешить нельзя, но и опоздать страшно.

— Муштарим! Муштарим! — завопили сармы, и я поняла: пора! Метнувшись к буцине, выдула призывный клич, и, немедля, вернулась. В углу у сарм творилось что-то непонятное. Толпа колебалась и подавалась к воротам. Глянув вниз, я заметила, как лучницы Дандаки, вскочив на повозки, пускают стрелу за стрелой, и почти каждая попадает в цель. Не удивительно: до противника пару десятков шагов. Сармы, опомнившись, принялись отвечать, и скоро сначала одна, а затем другая лучница сотницы свалились с повозки. Осталась одна — самая ловкая и упорная. В этот момент в дальнем конце тупика послышался вой. Я повернула голову. Сармы Амаги, спешившись, перегородили выход щитами. Они выставили копья, а стрелки на лошадях стали метать стрелы поверх их голов. Такую тактику подсказал Игрр и настаивал, чтобы Амага исполнила. Мы с Дандаки только плечами пожали. В Паксе так не воют. Сармы устраивают карусель, метая в противника стрелы и дротики, а рома лучников ставит вперед. Цель — расстроить порядки врага. Но чтоб пехота прикрывала стрелков...

Я глянула в угол. Круг сарм распался, из него вырвался Игрр. Прикрывшись щитом, он ринулся к воротам. Бежал, перепрыгивая через тела, и, наверное, быстро, но мне казалось, что он едва движется. От поредевшей толпы сарм отделились трое с луками. Одна немедленно получила стрелу в глаз от последней из лучниц Дандаки, но две другие убили обидчицу. После чего принялись целиться в Игрра. Амага и ее воины заметили, в лучниц полетели стрелы. Звезда Степи разобралась в происходящем. Лучницы отпрянули за щиты, но от намерений убить Игрра не отказались. Я сжала кулаки: беги, Игрр, беги! Скорей!

...Стрела ударила мужа в лорику и отскочила — ромский доспех так просто не пробьешь. Вторая лучница, поняв это, опустила прицел. Бегущего, главное, обезножить, добить можно позже.

— Игрр, быстрей! — крикнула я, но меня не услышали. В тупике звенело оружие, и вопили десятки глоток.

...Стрела ударила Игрра в бедро, он упал на колено, в это время вторая прошла над его головой. Выстрелить вновь сармы не успели. Прилетевшие от Амаги стрелы, заставили их юркнуть за щиты. Ворота открылись, и Игрра втащили внутрь. Он жив! Я увидела, как окружавший меня мир вздрогнул, стал расплываться.

В чувство меня привел шум на лестнице. В люке показалась голова Игрра, и скоро он оказался рядом.

— Умница!

Он обнял меня, и тут же склонился к щели. Я последовала его примеру. Мы побеждали. Тактика Игрра сработала. Конных сарм в тупике было мало — слишком тесно, и лошадей отвели на соседнюю улицу. По замыслу Игрра Амага убивала коноводов, захватывала табун, после чего, перекрыв тупик, начинала бой с отстрела находящихся здесь лошадей. Амага согласилась на это, скрепя сердце. Для кочевницы конь — друг и самое ценное имущество. Однако Игрр настоял, и мы с Дандаки поддержала. Это жестоко, но мудро. В пешем строю сармы не воины. Так и вышло. Потеряв коней, сармы растерялись и не смогли прорваться. Пытались, конечно, но их истыканные стрелами тела валялись теперь у выхода из тупика. Уцелевшие сбились в кучу и закрылись щитами. Лучницы Амаги перестали их убивать, только время от времени пускали стрелы, отбивая желание сражаться.

В тупик выскочила Дандаки с воинами. Они окружили уцелевших сарм. Амага повторила маневр сотницы. Ее дети, вопя и потрясая копьями, подлетели и встали рядом. Дандаки взмахнула копьем, призывая к тишине.

— Слушайте меня! — обратилась к окруженным. — Мы легко можем вас убить. Нас больше, а ваши вожди мертвы. Вы свободны от клятвы к ним. Если захотите уйти, я не буду мешать, но ваши кони и оружие останутся нам. Тех, кому идти некуда, могу взять к себе. Мне нужны храбрые воины.

— Не обманешь? — выкрикнули из толпы.

Дандаки полоснула мечом по пальцу и провела им по щекам.

— Клянусь Великой Матерью!

На землю упал щит, затем другой. Одна за другой сармы выходили вперед. Одни снимали пояса с оружием, стаскивали доспехи и шлемы и отходили в сторону, другие, повинуясь знаку Дандаки, шли к воротам. Последних набралось больше.

— Дальше не интересно! — сказал Игрр. — Будет присяга и дележ слонов. Пошли вниз! Нога болит. Надо вытащить стрелу и перевязать, пока не раненых не нанесли...

Нанесли их скоро: Дандаки не забыла, что в доме есть медикус. Тащили всех: детей Амаги (их, к слову, среди раненых оказалось много — сражались без доспехов), воинов сотницы и бывших врагов. Те, кто мог передвигаться, доковыляли сами. Игрр не отказывал никому. Первым делом осматривал раны. По его знаку одних выносили во двор, где тут же добивали — этим помочь было нельзя, из тел других муж извлекал стрелы и дротики, промывал и зашивал раны. Я с Сани помогали. Любая "кошка" знает, как зашить рану, а где училась этому кварта, я не спрашивала. Сани умела, кажется, все.

Появившаяся Бимжи (в бою она не участвовала) принесла сумку горного воска — видимо, мать велела. Сани немедленно завладела лекарством и принялась его распределять. Одним раненым вкладывала в рот по горошинке, другим — больше, а тем, чьи раны оказались тяжелыми, давала дополнительно по куску в руку. Бимжи посмотрела на это, пожала плечами и ушла. Выглядела дочь сотницы бодрой и радостной — Дней, как ни бывало. Значит, семя прижилось. Видимо поэтому Дандаки расщедрилась. Горный воск -дорогое лекарство. Оделив им раненых, Сани незаметно прибрала остаток. Как я успела заметить, довольно значительный. Умница! От Дандаки награды не дождешься. Игрр ее спас, Бимжи беременна и вскоре станет Великой Матерью, а сотница хотя бы поблагодарила. Сарма...

Лиона, она же Пугио, центурион. Довольная

Сарма выглядела старой и жалкой. Коричневое, морщинистое лицо, блеклые глаза, потертые кожаная рубаха и штаны. На голове — облезлая баранья шапка, на ногах — дырявые чуни.

— Где задержали? — спросила мать.

— В пяти милях от лагеря, — ответила Лола. — Перегоняла овец.

— Много?

— Три десятка голов, — хмыкнула декурион. — Половина хромых, остальные — тощие и облезлые.

— Оружие?

— Вот! — Лола вытащила из-за пояса и протянула небольшой ножик со сточенным лезвием. — Это все. Оружия нет, а овцы из тех, что не жалко. Разведчица.

— Не похоже! — мать покачала головой. — Как тебя зовут? Где твоя орда? — обратилась она к сарме, переходя на язык нол. Старуха покачала головой, показав, что не понимает.

— В этой местности говорят на другом наречии, — пояснила Лола. — Я сама спрошу. Кынк агурат ту? Ке орда хач?

Сарма разразилась потоком слов. Она махала руками, указывая куда-то на север, затем ударила себя в грудь и плюнула наземь.

— Ее зовут Старая Ди, — перевела Лола. — Три дня назад ее орда ушла на Север. Ди бросили. У нее нет родни, ей трудно идти, а коня ей не дали. Много лет она пасла чужие стада, а теперь вынуждена замерзать в степи. Ей не оставили палатки и даже теплой шкуры. Она спит с овцами, и те согревают ее своими телами. Овец она собрала в степи: орда их бросила за ненадобностью. Из тридцати половина не доживет до весны, остальных съедят волки. Ей нечем от них отбиться. Она умрет с голоду. Вот как ей заплатили за многолетнюю службу!

— Почему ушла орда? — спросила мать. Лола перевела. Сарма затрещала языком, и среди потока слов, я распознала "Балгас" и "Мада".

— От вождя Красной орды пришло повеление: идти к Балгасу. Там собираются выбирать новую Маду. Нынешняя больна и скоро умрет. Вождь хочет, чтобы Мадой избрали ее дочь, потому собирает силы.

— Это правда? — насторожилась мать.

Ди вновь ударила себя грудь и возмущенно выкрикнула. Перевод не потребовался.

— Верни ей все! — сказала мать Лоле. — И пусть идет, куда хочет.

Декурион протянула сарме нож и перевела повеление. Ди задумалась и затрещала.

— Она говорит, что ты добрая, — перевела Лола. — Она не ждала такого от рома. Думала, что мы убьем ее. Говорит: Великая Мать отблагодарит тебя за милость. Она предлагает половину стада за копье и хороший нож. На берегу реки растут кусты. Она нарежет веток, сделает загон для овец и шалаш для себя. Копье поможет ей отбиться от волков. Пятнадцать овец ей хватит, чтобы пережить зиму. Она дотянет до первых трав, а к тому времени орда вернется.

— Хорошо! — кивнула мать. — Дайте ей пилум и пугио — из тех, что похуже. Отсыпьте полмодия муки — она испечет лепешки.

— Трибун!.. — возмутилась квестор.

— Знаю, что ты хочешь сказать, Нонна! — вздохнула мать. — Полтора десятка тощих овец того не стоят. Но Ди, не подозревая того, дала нам ценные сведения. К тому же она старая и ее бросили. Мы с тобой ведь тоже не молоды...

Нонна кивнула и удалилась исполнять приказ.

— Декурион! — обратилась мать к Лоле. — Раздели с нами ужин!

"Кошка" радостно кивнула. Приглашение к столу трибуна — честь. Лола заслужила ее: провела разведку, добыла ценные сведения. Я ем с матерью, потому что сегодня дежурит моя центурия. Иначе не позвала бы.

Мы двинулись к палатке претория. Дорогой я внимательно поглядывала по сторонам. Заметит мать упущение, выволочки не избежать. Хвала богине, все было в порядке. На валах у частоколов застыла стража, палатки стояли ровно, а свободные от службы преторианки не шатались без дела. Мы вошли в преторий и сели за стол — единственный в лагере. Остальные легионеры, даже центурионы, едят на земле. Когда встал выбор, что взять в поход: побольше припасов или удобную мебель, мать выбрала припасы. На ее месте я поступила бы также.