Поворот

Он перевел взгляд на третьего человека, сидевшего в кабинете. Его звали Джеймс Гордон-Хантли и он приходился дальней родней лорду Эбердину. Именно Джеймс Гордон был причиной того, что все эти столь разные люди собрались вместе в кабинете премьер-министра на Даунинг-стрит 10. Среди двух старых волков британской политики он смотрелся юным волчонком. От него веяло молодостью, весной и жаждой деятельности. Джеймс Гордон не спеша вел рассказ, а Эбердин и Палмерстон внимательно слушали. Это внимание было вызвано тем, что Гордон недавно вернулся из России, где пребывал более года с секретной миссией. Изредка он прерывал рассказ, и поправлял свой странный сюртук, плотно сидящий на его ладном теле. Удивительная русская мода, которой лондонский дэнди заразился в Петербурге. Сюртук был гладкий, из дорогой ткани и выглядел весьма достойно. Образ завершала белоснежная рубашка с плотным шелковым галстуком, повязанным незнакомым узлом. Свой рассказ Джеймс завершил описанием неожиданного окончания его миссии.

— Я получил срочное сообщение из Лондона, и выехал в Гельсингфорс, а оттуда кораблем в Стокгольм.

Эбердин медленно склонил голову. Приказ об отъезде был его инициативой. Операция с макетом прошла хорошо, но потом наступило затишье. Вроде бы повод успокоиться, но старый лис уже знал методы работы царской секретной службы. Этот момент был самый опасный. Если нет широкого официального расследования, велика вероятность, что виновные уже определены и с ними решили разобраться неофициально. Тогда жизнь Джеймса Гордона стоила бы не дороже пенни.

Палмерстон похвалил рассказчика.

— Все прошло великолепно. Мы вам очень благодарны Джеймс. Рисунки уже в Париже — он вздохнул — чертовы союзники перехватывают у нас инициативу в этой войне, но ничего не поделаешь, нужно было вести войну интенсивней — Генри Джон вставил шпильку Эбердину.

— Думаю, те, кто не попал в крымские окопы, с вами не согласны. Русские оказались крепким орешком — улыбнулся Эбердин.

Палмерстон вспомнил свое письмо Расселу о целях войны, где обещал в кратчайшие сроки разгром Российской империи и предлагал раздать ее провинции всем участникам коалиции, и его настроение слегка испортилось. Зря он тогда так, мог бы быть и скромнее. Теперь многие над ним смеются, тот же Эбердин.

— Признайтесь Джордж, вы жалеете о смерти царя Николая?

Эбердин вздохнул.

— Конечно, жалею. Любой джентльмен должен об этом жалеть. Русский царь был последним истинным правителем волей божьей, предводителем благородного сословия. Теперь нас стало меньше, и торгаши будут наглее.

Премьер-министр печально покачал головой. Здесь Эбердин был прав. Конечно, Палмерстон был настроен прогрессивно и либерально, но наглость простолюдинов, особенно простолюдинов с деньгами его бесила. Он снова обратился к Джеймсу Гордону.

— Скажите, как обстановка в Петербурге? Неужели развал в управлении настолько велик, раз эта история с макетом стала возможной?

Гордон на короткий миг задумался, гадая, как ответить премьер-министру, и все же решился сказать непростую правду.

— Развал велик, но они этого не замечают, потому что и раньше у них дела велись подобным образом. Однако до краха управления далеко. Система государственного управления в России воровата, неповоротлива, но вместе с тем самодостаточна и из-за этого прочна. Очень многое решают знакомства. Именно это и помогло мне устроить проход чертежников в Инженерный замок.

— Но ведь они взяли деньги — Палмерстон напомнил его недавний рассказ.

— Взяли. Русские чиновники устраивают свои дела также как наши — Джеймс позволил себе легкую улыбку и продолжил — но при этом считают себя верноподданными царя, причем искренне. Мне приходилось убеждать, что их услуга просто услуга, и не направлена против службы царю.

— А как простолюдины?

— Все считают, что война ведется слишком вяло, и много измены. Требуют от правительства побед.

Генри Джон пожевал старческими губами и сказал совсем негромко.

— Никогда не понимал этого народа. Они же обычные сервы, не джентльмены и не наемники. Как они могут добровольно воевать за своего царя? Что за рабская покорность?

На вопрос ответил лорд Эбердин.

— Они считают эту страну своей и царя тоже. Я бывал в России. Действительно странное государство. Современная высшая власть, государственные институты и при этом отношения между ленлордами и пейзанами, как у нас при Эдуарде Третьем.

Сказанное всех озадачило, и на некоторое время в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь негромким треском дров в камине. Молчание прервал хозяин кабинета. Он снова обратился к Джеймсу Гордону.

— А этот ваш, князь — лорд Палмерстон хмыкнул — никак не могу привыкнуть к их громким титулам. Он действительно настолько близок новому императору, как вы говорите?

— Мне рассказывали, что князь был знаком с императором еще в юношеском возрасте и теперь тот продвигает его как своего человека.

— Между ними действительно, такие близкие отношения?

— Говорят, он часто бывает во дворце, и император с ним постоянно советуется.

— Я не об этом — Палмерстон смотрел на Джеймса очень внимательно и до того только сейчас дошел смысл вопроса. Для двух старых интриганов британской и международной политики, привыкших по делам службы копаться в грязном белье иностранных правительств и царствующих домов, подобные вопросы были обыденным делом, но юного Джеймса Гордона вопрос поразил, он не к месту заморгал и поспешно ответил.

— Нет, я точно знаю, что между князем и императором нет никакой неприличной связи.

Премьер-министр огорченно вздохнул и снова с надеждой спросил.

— Вы видели его в Английском клубе? Он действительно англоман?

— Князя я видел, но не в Английском клубе. Он англоман больше по названию, потому что подобно денди не следует местной моде, а одевается согласно своей — при этом Джеймс Гордон поправил свой петербургский костюм.

Палмерстон еще раз посмотрел, оценил.

— Что же мода не плоха. Куда лучше того, что носит наша молодежь. Надеюсь, кто-нибудь из лондонских бездельников последует за вами.

Гордон хмыкнул в ответ. Желающие уже были, но он ничем не мог им помочь. Правильные костюмы шил только один хитрый еврей в Петербурге на Невском проспекте.

— И что же ваш князь, тоже служит в каком-нибудь министерстве или постоянно при царе?

— Когда я уезжал, ходили слухи, что ему предложили возглавить полк в ополчении.

Генри Джон Палмерстон задорно рассмеялся.

— Да, это их ополчение, джентльмены, это очень хорошо — слово 'ополчение' он старательно выговорил по-русски, вспоминая литографии времен войн с Наполеоном — эти мужики с косами и топорами, похоже все, что осталось у императора Александра. Нам нужно заканчивать эту войну — премьер-министр посмотрел на лорда Эбердина, потом на Джеймса Гордона — вы хорошо справились в Петербурге. Не желаете ли исполнить поручения нового кабинета в Константинополе и Крыму?

Предложение было неожиданным, но молодой организм Джеймса жаждал деятельности и приключений и он кивнул в знак согласия.

— Ну что же, пусть поможет нам святой Патрик и Боже, храни королеву.

* * *

Над весенними полями и лугами царила почти летняя духота. Плывущее по горизонту марево смешивало нежную зелень оживающей природы с белесой голубизной весеннего неба. А какие в воздухе витали запахи... Голова шла кругом. Солнце уже стояло в зените, когда Андрей спешился на пригорке недалеко от своего дома. Отсюда имение князей Львовых производило впечатление античной виллы случайно заброшенной на поля Среднерусской возвышенности. Вдали, сверкая ослепительной белизной, выделялся господский дом. Ремонт пошел ему на пользу. Все выглядело новым и чистым. Аляповатые античные колоны были доработаны умелым скульптором, приглашенным из Калуги. Теперь их капители украшали искусно выполненные завитушки ионийского ордера. Даже после постройки дом не выглядел так хорошо. За домом хозяйственные строения, за ними яблоневый и сливовый сады. Издали видно, что деревья подернулись молодой зеленью. Но самое главное, в ворота упиралась мощеная тесаным камнем дорога. Доделали все-таки. Ну, Пахом, ну молодец. Нужно будет проставиться работникам полугаром, да и деньжат подкинуть. Андрей взял лошадь под уздцы и пошел по дороге домой. Издали ветер доносил сладковатый банный дымок, а это значило, что Семен уже успел всех предупредить и дома его ждали.

Поездка до Москвы заняла менее суток. Поезд пришел на вокзал рано утром и до отбытия в Калугу Андрей успел провести во второй столице несколько деловых встреч. Ближе к вечеру они наняли два дилижанса и отправились в путь. Наем обошелся в сотню рублей, так как желающих ехать в ночь оказалось немного. Однако деньги сейчас были не важны, важным было время. Андрей не знал, успеет ли он, но любой сэкономленный день и час мог пригодиться ему в будущем.

До Калуги добрались ближе к обеду. Здесь он разместил людей в гостинице, а сам привел себя с дороги в порядок, надел полковничий мундир, достал из походного сундучка письма военного министра князя Долгорукова и отправился к губернатору генерал-лейтенанту графу Егору Петровичу Толстому.

Как ни странно, но губернатор был уже осведомлен о его поручении по гражданской линии и принял сразу.

— Присаживайтесь, Андрей Дмитриевич — граф Толстой посмотрел на князя, на его полковничий мундир, и только подивился тому, как быстро князь Львов идет в гору — получил указ о наборе вашего полка, но все равно в замешательстве. А как же Тарусская дружина? Может, проясните мои сомнения.

— Полагаю, что Тарусская дружина пойдет к месту службы, как и положено по росписи. Мне нужны только хорошие стрелки, а таких, дай бог, с дружны сотня наберется. Впрочем, может письмо военного министра прояснит ваши вопросы — он передал губернатору письмо и тот долго и старательно его изучал.

О чем написал в письме князь Долгоруков, Андрей мог лишь догадываться, но по тому, как менялось лицо графа Толстого, было ясно, что министр нашел нужные слова. Наконец, Егор Петрович закончил чтение и задумчиво произнес.

— Дело ясное, высочайший указ. Что же, Андрей Дмитриевич, губернские власти окажут вам всемерную помощь. Да и так обязаны, как земляку то — он коротко рассмеялся, отложил в сторону письмо и деловито поинтересовался — Так какие у вас потребности?

— Все нужно. Для начала люди. В Тарусской дружине хороших стрелков я сам отберу, но нужно и в других губернских дружинах людей отобрать. Деньги, провиант. Мундиры для полка будут особые, поэтому я их закажу сам. Сколько-то ружей тоже нужно, остальное мне дадут в Туле.

Губернатор задумчиво кивал.

— Что же, все будет. Подготовим быстро, насколько возможно. Вы надолго задержитесь в Тарусе?

— Надолго не могу, Егор Петрович, время торопит.

— Ну, так уж и торопит — граф Толстой улыбнулся в усы — Тарусские вас просто так не отпустят. Непременно проводить захотят. Бал будет. А бал, сами знаете, два-три дня готовить надо. Рассчитывайте на неделю. Здесь, кстати, господин Бахметьев был. Может, увидите, он вам все объяснит.

Предводителя Тарусского уездного дворянства Алексея Аркадьевича Бахметьева Андрей действительно встретил на выходе из губернаторского дома, и его планы поменялись.

Увидев князя Львова в новеньком полковничьем мундире, Алексей Аркадьевич только удивленно повел бровями. В последнее время, князь в уезде был самой популярной фигурой, и хотя в Тарусе появлялся редко, слухи о его петербургских похождениях были любимой темой разговоров на балах и приемах. Шутка ли, лично знаком с наследником престола, а теперь уже и с государем императором, имеет немалый чин и в чинах растет так, что рассказчики уже не поспевают. Да и эти его сюртуки. По правде говоря, сейчас в Калуге и Тарусе модников больше, чем в Петербурге. Только намедни, в доме городничего Владимира Платоновича Ломачевского, его супруга сказала — быть непременно князю Львову полковником, а потом и генералом, и вот, пожалуйте, стоит перед ним полковник. В последнее время Алексей Аркадьевич князя Львова несколько робел, поэтому обратился немного скованно.

— Андрей Дмитриевич, вы уже полковник. Поздравляю.

— Благодарю, Алексей Аркадьевич.

— Какими путями?

— Государево дело. Назначен командовать ополчением. Вот прибыл за людьми, однако скоро отбываю.

Господин Бахметьев несколько растерялся.

— А как же господин Миллер? Насколько мне известно, в Тарусскою дружину командовать поставлен он.

— Действительный статский советник Миллер так и будет командовать Тарусской дружиной. Мне велено формировать отдельную часть. Возьму людей и отбуду в Тулу?

— И когда же?

— Как только отберу солдат. Через два, три дня.

— Что же так скоро? Помилуйте, Андрей Дмитриевич. Неужели нельзя задержаться на день на два? Обязательно задержитесь. Как хотите, но своих земляков, мы всяко проводить обязаны. В дворянском собрании будет бал — Бахметьев был настойчив, чувствовал себя правым и робость перед князем Львовым пропала.

Да, действительно, по местным понятиям прав и обижать тарусских Андрей не собирался.

— Хорошо, Алексей Аркадьевич, но постарайтесь подготовить быстрее. Дело срочное и времени очень мало.

— Да, да конечно. Через три, четыре дня все будет готово.

Бахметьев ушел, а Андрей отправился к своей команде. Задержка вызывала досаду, но с другой стороны, в этом были и положительные моменты. У него в Тарусе имелись дела, да и времени на отбор кандидатов в полк будет больше. А это важно, ввиду того, что процедура отбора не отработана. Однако имелось дело, которое не терпело отлагательств. Это изготовление винтовок. Он поспешил в гостиницу и вызвал Тихона Шептунова.

— Тихон Андреевич, собирайтесь. Едем в Тулу.

В Туле они оказались уже вечером, но застать начальство оружейного завода все-таки успели. Андрей снова открыл свой волшебный сундучок и в ход пошли письма полковника Росляковского, а так же куда более важные и весомые распоряжения военного министра и министра внутренних дел. Однако и сама винтовка вызвала у господ инженеров живейший интерес. Образец сразу разобрали на детали, детали смотрели, смотрели чертежи, документы по винтовке и прикидывали где и какими силами ее производить. Здесь же управляющий посвятил Андрея в особенности местного производства.

— Дело, господин полковник, не сложное, но требует времени. Навыков работы с новыми деталями у работников нет, поэтому сначала винтовки изготовят мастеровые на опытном производстве. После мы их испытаем и если все нормально, то уже передадим в цеха.

— Сколько это займет времени? — поинтересовался Андрей.

— Детали достаточно просты, образец хорошо проработан, так что опытные будут готовы через неделю. Через месяц изготовим двести-триста штук. На следующий, возможно еще пять сотен. Может больше.

— Сколько можете дать мне через неделю?

Управляющий удивился.

— Через неделю? Нисколько. Через десять дней, возможно, смогут изготовить двадцать штук. Опять же, если все пойдет хорошо — увидел замешательство полковника Львова и добавил — Больше не могу. Ваш заказ и так все планы на производство ломает. Если бы не письмо Семена Васильевича и распоряжение начальства, я бы и не взялся.