Метро 2036: Изумрудный Город

Тот, отвлёкшись от рисования на бумаге розочек и чёртиков, поднял скучающие глаза.

— К краснюкам собрался? Туда только больные на голову ходят. Или по очень большой нужде.

— Считайте, что именно такая у меня и возникла, — неприязненно подтвердил Артём. В принципе, какое их собачье дело, зачем он туда идёт?

— Через верх не пройдёшь, там вестибюль ещё с войны разрушен, — второй представитель "чернильного сословия" оказался любезнее. — Потому и сидим тут заместо вояк. Отправляйся в сторону Киевской, там метрах в двухстах боковой туннель. Он-то и приведёт тебя к "комми".

— Спасибо!

— Не за что. Смотри, под "автобус" не попади!

Раз ввели регулярное транспортное движение, надо бы и пешеходную дорожку организовать, чтоб не нужно было, заслышав звук приближающейся дрезины, вжиматься в стенку или нырять в ближайшее служебное помещение. Но вряд ли Ганза займётся её прокладкой в обозримом будущем — прибыли никакой, а расходы огромные. Скорей всего и указ о запрете пешего передвижения приняли отнюдь не из-за любителей отдыхать на рельсах, а с подачи владельцев мотодрезин. Вон сколько народу за день по Кольцу катается — и с каждого по восемь "пулек". А если опять начнут шастать на своих двоих — это ж какие убытки понесёт железная дорога!

Поэтому пришлось, поминутно оглядываясь, ускоренным шагом делать марш-бросок. Вход в упомянутый туннель оказался раза в два дальше, нежели обещалось, Артём даже успел помянуть шутников недобрым словом. Ну и укрепрайон у них тут — прямо линия Маннергейма местного разлива. Станковые пулемёты, два ряда мешков с песком, колючая проволока, ежи, опять колючка. И узкий проход меж ними, причём зигзагом — чтоб никто напрямую проскочить не смог. Хочешь мира — готовься к войне, вспомнилось старое мудрое изречение. И как они собираются в альянс вступать, если до сих пор порвать друг друга готовы?

Начальник заставы, худой, желчного вида майор с мешками под глазами долго крутил в руках "ксиву", разве что не обнюхивал. Не найдя, к чему придраться, дал команду своему помощнику, немолодому грузному лейтенанту, оформить транзитный вкладыш и выпустить новоявленного "дипломата" за границу.

— К красным, а потом обратно — подозрительно это как-то, — поделился сомнениями "летёха", глядя вслед Артёму. — Может, стоит доложить куда следует?

— С такой же долей вероятности он на наших работает, — дёрнулась щека у майора. — Или вообще двойной агент. Все эти "послы", "атташе", "поверенные в делах" и прочая дипломатическая шушера — на две трети шпионы. Хоть всех сразу к стенке ставь — не ошибёшься. Раньше, кстати, так и делали. Думаю, есть смысл запросить отдел разведки и контрразведки. Как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Если из своих — за излишнее усердие строго не накажут, максимум пожурят слегка. А окажется шпионом — премию гарантированно выпишут. Глядишь, и в звании повысят. Давно пора тебе, Степаныч, старлеем становиться.

— Ох, и не говорите, Игорь Борисович. Сдаётся мне, какой-то дипломат несколько дней назад в проскрипционных списках числился, а потом исчез оттуда. Жаль, фамилию не запомнил.

— Выясним. Если тот, на обратном пути устроим ему тёплую встречу. Главное — живым взять, за мёртвого много не дадут.

— Разумно. Я ребят толковых в команду подыщу, в момент спеленают, как младенца. А то хрен его знает, вдруг у него ампула с ядом где вшита. Говорят, раньше такое случалось. На всякий случай не помешает...

Ничего этого Артём слышать не мог, поскольку им уже успели заняться представители другой стороны. Несколько солдатов-краснопогонников в х/б, кирзовых сапогах и гвоздиками в петлицах, удивлённо воззрившихся на его мундир, плюс офицер, — по иронии судьбы, тоже майор, — в голубой парадной форме, с орденами и медалями на груди, затребовавший документы.

— Мне бы к товарищу Батищеву. По срочному делу, — вполголоса произнёс Артём, стоя рядом.

— А чего такое, может, я передам?

— Конфиденциально. Имею право сообщить лишь при личной встрече.

С сомнением покрутив головой, — вдруг и впрямь важные сведения, кто попало в дипформе расхаживать не станет, — начальник заставы согласился устроить рандеву с Первым Секретарём.

— Рюкзак и оружие оставишь здесь. Не положено. Побеседуешь, тогда и заберёшь.

— Не пропадёт ничего?

— У нас воровство карается очень строго, — поджал губы офицер. — Поэтому за сохранность вещей можешь не беспокоиться. Хабаров! До моего возвращения остаёшься за главного. Ильин! Пойдёшь с нами.

Так, сопровождаемый почётным эскортом из снедаемого любопытством майора и бравого ефрейтора, внешне остававшегося равнодушным, Артём очутился на легендарной Красной Линии.

И убедился, что его представления о ней далеки от реальности.

Станция выглядела нарядно. Более того — празднично. Повсюду кумачовые знамёна, транспаранты, даже надувные шары. Улыбающаяся публика, повсюду мальчики в синей форме и девочки с бантами и белыми передниками, да ещё с ало-красными скаутскими повязками на шее. Крутя головой по сторонам, Артём едва успевал за "конвоирами".

— Давненько здесь не бывали? — заметив его удивление, весело поинтересовался майор.

— Довольно-таки.

Скажешь, что впервые — ещё начнёт допытываться, откуда знаю про товарища Батищева. Разумнее схитрить. Недаром говорят, что наука дипломатия — умение поднимать бровь, а не голос. Куда проще освоить навыки стрельбы и ухода за оружием. Но некому было учить его тонкостям светского этикета, искусству поддерживать пустопорожнюю болтовню независимо от того, кто твой собеседник, разговаривать намёками, сообщая полуправду, разоблачить которую намного сложнее, чем явную ложь. Кой-чему, впрочем, уже успел научиться — сказанная фраза может означать что угодно: пять, десять лет назад, ещё ребёнком-несмышлёнышем. Или вообще в прошлой жизни — никто ж не запретит ему вдруг удариться в буддизм. Как любил поговаривать его знакомый лама Вацу-де, в миру Денис Васильев, заядлый геймер до Катаклизма — даже смерть наша не есть конец игры, а всего лишь переход на следующий уровень.

— У нас тут немало перемен в последнее время! Партией взят курс на неуклонный рост благосостояния народонаселения. Вот и стараемся по мере сил своих слабых, догоняем и перегоняем, так сказать. Много трудностей приходилось героически преодолевать, зато теперь претендуем на звание "Образцовая станция"!

Да-а, здесь и вправду есть уклон в сдвиг по фазе. Впрочем, если его никак не коснётся — оно и ладно, нехай живут как хотят, вновь вспомнилась поговорка про чужой монастырь.

Штаб-квартира начальника станции располагалась на переходном мосту — одном из двух, как успел заметить Артём, — в переходе, дальний конец которого ведущий в вестибюль, был наглухо забетонирован. Массивное приземистое здание и несколько клетушек вокруг него — скорей всего, для охраны, секретарей и прочей челяди. Двое здоровяков-красноармейцев в зелёных беретах преградили им дорогу, но, перекинувшись с майором парой фраз, расступились в разные стороны.

-Подожди здесь, — попросил тот на входе. — Осведомлюсь, сможет ли принять тебя Александр Дмитриевич.

Через неплотно прикрытую дверь до Артёма донёсся обрывок разговора.

— ...да ты пойми, Сергей Иванович, времени в обрез, скоро начало, а тут дипломат твой...

— Так ведь говорит — дело срочное. Кто ж его знает, может, и впрямь...

— Ладно, запускай, пару минут, так и быть, уделю ему.

— Залезай! — добродушно скомандовал появившийся на пороге майор. — Но имей в виду: Первый Секретарь очень занят, поэтому без предисловий, исключительно по делу!

Вопреки представлениям Артёма о партийных секретарях как каменнолицых бегемотоподобных чинушах, товарищ Батищев оказался приятной внешности интеллигентным мужчиной немногим за сорок.

— Рад вас видеть, Арсений... Витальевич? Не ошибся? Стало быть, с ВДНХ пожаловали? Давненько с тех краёв к нам никто не заглядывал. Так в чём, говорите, ваше дело?

— Я от Альберта Яковлевича. Привет вам передать просил, — на едином духу выпалил Артём.

Глубочайшее изумление и даже замешательство отразилось на лице Первого. Но почти сразу оно вернуло прежнее улыбчивое выражение.

— От самого Альберта Яковлевича? Польщён, что не забывает обо мне. Значит, действительно важно. Всё в порядке, Сергей Иванович, можете возвращаться на пост.

Дождавшись, когда майор, явно разочарованный невозможностью приобщиться к информации столь высокого уровня секретности, а также сопровождавший его боец покинут территорию, охраняемую качками-зеленоберетчиками, начальник станции прикрыл дверь поплотнее.

— Как здоровье уважаемого Альберта Яковлевича?

— Нормально, — удивлённо отозвался Артём. Лишь парой секунд спустя дошло, что смысл вопроса — всего лишь приглашение к началу разговора, — просил посодействовать до Изумрудного Города мне добраться.

— Что ж, такую просьбу уважить вполне в моих силах. Завтра с утречка организуем транспорт прямиком до Коммунистической...

— Погодите, а сегодня разве нельзя?

— Увы!

— Но почему? Если надо, я заплачу, — засуетился Артём. — У меня чай с собой... на таможне остался, но я могу сбегать за ним.

— Не в том дело, — отмахнулся товарищ Батищев. — Праздник у нас сегодня государственного масштаба. День Пионерии. Поэтому любое передвижение меж станциями запрещено, за исключением заранее обговоренных и одобренных ЦК, вроде мирной демонстрации от Проспекта Маркса до Дзержинской и обратно.

— Неужели ничего нельзя сделать? Я сильно задержался, причём не по своей вине, и поэтому очень нежелательно терять лишнее время. На родной станции, наверно, уже заволновались, ещё погибшим посчитают, и не успокоятся, пока лично не убедятся, что жив!

Пожалуй, не стоило слишком эмоционально. Любой здравомыслящий человек тут же озадачился бы вопросом — чего вдруг такая поспешность. Мало ли какие препятствия на пути способны выбить из графика, с иных круизов вообще если возвращаешься в целости и сохранности — уже хорошо. Поэтому несколько дней задержки — пустяки по меркам Подземки, реально никто из-за этого в панику не ударится. К счастью, первое лицо Парка Культуры-радиального, погружённое в собственные мысли, не обратило на то внимания.

— Возможно, в иных условиях я смог бы пойти вам навстречу. Но сейчас у нас сложная внутриполитическая обстановка...

— Я слышал, товарищ Москвин болен? — участливо уточнил Артём.

— Тс-с, не вздумайте об этом болтать с кем-либо из местных обывателей. Информация закрытая, только для членов партии со стажем не менее десяти лет. Хотя, подозреваю, она давно уже секрет Полишинеля. Но, тем не менее: если станете обсуждать её направо и налево, с большой долей вероятности вами заинтересуется Комитет. Нет, отнюдь не по Культурному Наследию. Скорее Государственной Безопасности. Попасть в его распоряжение легко, а вот выбраться оттуда иногда бывает ой как непросто! Даже если накладка вышла, чекисты своих ошибок признавать не любят. Здесь, на Парке, я ещё могу как-то повлиять, но за пятисотым метром моя власть заканчивается, на Фрунзенской или Коммунистической выручить вас будет некому. Прицепятся, куда и зачем собрался посреди праздника, хлопот потом не оберёшься. И времени — в лучшем случае, подчёркиваю! — потеряете в итоге намного больше, и у меня неприятности гарантированы. Здесь, увы, пруд пруди недоброжелателей — спят и видят, как бы вышестоящего подсидеть, о любом промахе тут же докладывают либо в ЦК, либо на Лубянку.

— Похоже, плетью обуха не перешибёшь. Придётся задержаться на вашей станции, пока праздник не закончится.

— Замечательно! — просиял Первый Секретарь. — Благоразумие — качество, которого так не хватает нынешней молодёжи! Ну, раз договорились, сейчас определю вас на постой... ну, скажем, в двенадцатый гостевой домик, я распоряжусь, чтобы туда перенесли ваши вещи. А сейчас прошу меня извинить, через час торжественное построение, а ещё столько всего организовать нужно! Обратили внимание на униформу подрастающего поколения? Ох, как много усилий пришлось приложить, раздобывая ткань, пригодную для её пошива!

Да уж, на атрибутику, так или иначе связанную с коммунистическим движением, партия средств не жалела. Пустили бы их на общее развитие, вполне смогли бы со временем утереть ганцам нос. Одного кумача на знамёна пошло немерено, и это в пределах одной станции, а сколько по всей Линии — страшно даже подумать. И где их сталкерам удалось надыбать такое количество красной материи? Интересно, заплатили им за столь титанический труд, или ограничились почётной грамотой и благодарностью от товарища Москвина лично?

К моменту, когда Артём покинул штаб-квартиру, подготовка к празднеству вступила в заключительную стадию. Повсюду развешены транспаранты с лозунгами "Слава КПМ!", "Народ и партия едины!", "Дело Ленина живёт и побеждает!", "Решения VIII съезда КПМ — в жизнь!", "Пятилетке качества — рабочую гарантию!". В пространстве меж переходными мостами пионеры отрабатывали хоровое исполнение песни явно революционной направленности. Рядом с умным видом кучковались взрослые, в том числе партийно-административное начальство, вышедшее пообщаться с трудящимися и легко отличимое от простых смертных тёмно-серыми костюмами и белоснежными рубашками. Среди них Артём разыскал коменданта.

Тому поначалу очень не хотелось решать жилищный вопрос — приходите, мол, после праздника, а ещё лучше завтра, приносите справки, на основании чего производить заселение, и т.п. Пришлось сослаться на распоряжение товарища Батищева. Это помогло — кряхтя, комендант извлёк из кармана громадную связку и отцепил от неё ключ с биркой "Љ12".

Жилища местных обывателей по большей части представляли собой "шалаши" из фанеры и арматуры. Вместо арок здесь колонны, поэтому нет и межарочных "квартир". Ещё поезд на одном из путей — почти с полным набором вагонов. Но ему не туда — числами пронумерованы древесно-арматурные конструкции. Хлипки на вид — пни хорошенько, и развалятся.

Дверь с навешенным на неё амбарным замком — тоже по большому счёту декорация. Единственное её предназначение — защищать от любопытствующих глаз личный мир находящегося внутри индивидуума. Но, как говорится, и на том спасибо. В худшем варианте, как рисовалось со слов любителей побасенок, на Красной Линии нет вообще никаких жилищ, у людей всё общее, даже спят вповалку прямо на каменном полу, укрывшись мешковиной. Может, где такое и есть, но не на Парке Культуры.

К счастью для него — учитывая, что он вообще не собирался останавливаться здесь на ночлег.

Вскоре прибыл и рюкзак. Притащивший его боец активно пытался завязать знакомство, но Артём отвечал нехотя, односложно, и тому в конце концов пришлось отправляться восвояси. Вещи вроде все на месте, однако уложены немного не так. Вот дилетанты, даже обыскать незаметно не могут. В былые времена, говорят, КГБшники работали намного чище — если не знать про шмон, ни в жисть не догадаешься. Даже выдавленную из тюбиков зубную пасту запихивали обратно — хотя последнее почти наверняка из области анекдотов.