Через три дня я стучалась в двери черного хода. Меня провели в служебную, представили мадам Волвертон, экономке. Фамилия-то какая! Экономка смотрела на меня сверху вниз и не скрывала свое недовольство. Я сделала реверанс. Достаточно низкий, признавая ее главенство. Опустила, как положено голову. Улыбнулась слегка-слегка, не размыкая губ. Подала рекомендации, сделанные для меня адвокатом Фолье. Подала с поклоном, двума руками, не поднимая глаз. Как идеальная прислуга.

Экономка долго смотрела в бумаги, затем на меня, снова на бумаги. И я ей не нравилась. Не знаю чем. Но чувствовала, что не нравлюсь. Тем более странно прозвучало:

— Вы приняты. Три серебрянных в неделю. Плюс жилье и стол. И форма. Полдня выходных в неделю. Начинаете завтра с семи. Придете на полчаса раньше, чтобы вас ввели в курс дела.

И все, никаких расспросов. Я мысленно расцвела. Но внешне этого не показала. Стояла, как и раньше, опустив голову. Вежливо поблагодарила, заверила, что буду вовремя, снова сделала низкий реверанс.

Выйдя из дома, бросила взгляд на особняк. Трехэтажный, но не широкий. Наверняка с обширным холлом и бальным залом на первом этаже, гостиными, кабинетами и библиотекой на втором и жилыми комнатами на третьем. Типичный городской дом аристократа. Здание радовало глаз свежей темносиней краской. А вот это была плохая новость. Если дом обновили снаружи, то и внутри могли ремонт сделать. Но ничего, завтра посмотрим. На верхнем этаже шевельнулась занавеска. Я бросила туда взгляд. В окне отражалось небо. А я резко себя одернула. Не хватало, чтобы кто-то засек, как я пялюсь. Я ведь прислуга! Поспешно опустила голову и потрусила прочь.

Глава 2

Эпиграф

* * *

В первый рабочий день за мной увязалась собака. Огромный лохматый пес. Старый и занудный. Некогда белого, а теперь желтовато-грязного окраса. Со слипшимися сосульками меха. Он высокомерно смотрел на мое простое платье горничной, на покрытые свежей грязью башмаки и кривился. Именно так. Похоже, он считал меня последним ничтожеством. И все равно плелся за мной на расстоянии. А когда я открыла садовую калитку, проявил невиданную прыть и шмыгнул впереди меня.

— Иди отсюда, — зашипела я.

Пес в ответ окинул меня презрительным взглядом и улегся под кустом. Ладно, лишь бы в дом не пошел. Притворюсь, что я здесь ни при чем. Я оставила собаку в саду и отправилась в дом.

Первый день в роли горничной прошел превосходно! У большинства слуг рабочий день составлял десять часов в день, разделенных на две или три смены. К счастью, большую часть распоряжений я получала не от мадам Волвертон, а от Эммы — старшей горничной. Меня представили также господину Пейцеру — дворецкому. Естественно. В приличном доме должен быть дворецкий. Это у нас в "Вишневом раю" все устраивалось по-семейному, и дворецкого не было.

Вместе с двумя девушками я убирала дом, успев бегло осмотреть его. В первую очередь меня интересовала библиотека, кабинет и спальня. Ну и, возможно, чердак и различные хозяйственные "барахолки", куда могли снести всякое старье, оставшееся от прежних хозяев. Расположение ключевых комнат я знала от няни Ласко. Теперь пыталась их найти. Пройдя по дому, без труда обнаружила библиотеку. Потом нашла хозяйскую спальню — она осталась на прежнем месте. А вот кабинет новый владелец перенес его ближе к своей спальне, переоборудовав в него смежную комнату, где обычно живет супруга хозяина. Наверное, трудоголик — хмыкнула я. Только встать с кровати — и сразу за работу. Странное решение перенести кабинет в жилое крыло. В нем все же принимают деловых партнеров. Прежний кабинет превратили в небольшую гостиную. Тем лучше — свое присутствие в гостиной легче объяснить, чем в чужом кабинете. Разве не так? Горничные, которым я помогала, с удовольствием болтали, рассказывая о графе, о доме, о слугах.

Штат слуг в небольшом графском доме оказался больше, чем в нашем огромном особняке в поместье. Среди них обнаружился один, оставшийся со времени покойного барона. Садовник. К нему я отправилась в перерыв. Надежда узнать что-нибудь от него сразу умерла. Старик был практически глухой и слегка не в своем уме. Собственно, он потому и остался в доме. Попросту не заметил, что все слуги съехали. И что дом какое-то время стоял бесхозный. В саду ко мне подбежала все та же собака. Понюхала, громко пукнула и нагло улеглась у моих ног.

— Сам ты жалкий, — негромко сообщила я ему.

Пес демонстративно отвернулся. Надо бы ему еды из кухни принести, если получится.

Графа я не видела. Он весь день отсутствовал, на ночь тоже не явился. Что неудивительно. Если он служит во дворце, как рассказали горничные, то у него там должны быть личные комнаты. Я ночевала в девичьей, вместе с десятком других служанок.

На следующий день все повторилось. В свободное время я втайне проникла в спальню и начала ее осмотр. Свежий ремонт и новая мебель не давали простора для поисков. Однако паркет, похоже, остался старый. Как и лепнина у потолка. Да и стены неплохо бы внимательно простучать и прослушать. Если в доме есть тайники, они могут быть, где угодно. В перерыв я стащила лишний кусок хлеба и вынесла собаке. Тот взял хлеб и повернулся ко мне задом.

— Неблагодарный! Назову тебя Приятелем! Ну-ка, Приятель, — я негромко посвистела. Пес не отреагировал. — Ах так! Значит, будешь Неудачником!

Пес повернул голову.

— Сама ты неудачница, — сообщил его взгляд.

После чего он снова отвернулся.

— Да ну тебя!

Вечером экономка позвала меня на кухню. Указала на поднос.

— Отнесешь его светлости в кабинет.

Я? Признаться, я не рассчитывала близко знакомиться с хозяином. Оставаться тихой и невидимой прислугой было верхом моих нынешних карьерных амбиций. Как можно скорее осмотреть дом и уйти отсюда.

Далее последовала длинная лекция о том, как вести себя с графом. Быть тихой и невидимой — это вполне соответствовало моим стремлениям. В обращении использовать только "ваша светлость". Никаких имен и фамилий. Рта лишний раз не раскрывать. Если что-то спрашивают, по возможности отвечать односложно:

— Да, ваша светлость. Нет, ваша светлость. Спасибо, ваша светлость. Извините, ваша светлость, — поучала меня мадам Волвертон.

Я внимательно слушала. Экономка поймала мой взгляд и добавила:

— И не вздумай таращиться как базарная торговка. Глаза в пол!

Я мигом опустила голову. Мадам недовольно засопела.

— А, может, пусть кто-нибудь более опытный отнесет чай? — вежливо поинтересовалась я.

Экономка засопела еще громче. Нет, не отнесет. Никто другой не отнесет, поняла я. Смиренно взяла поднос и пошла наверх.

Постучалась, вошла. Граф Алтон сидел в кресле у камина, спиной ко мне. Я присела в реверансе вместе с подносом, даже если он меня не видел.

— Помоги сапоги снять, — произнес мужчина.

Я вздрогнула. Сердце на миг остановилась, а затем заколотилось в груди. Голос был знаком. Так знаком! Но ведь... Это не может быть ОН? Или может? Одна мысль об этом лишила меня самообладания. Я бочком по кругу сделала несколько шажков. Ровно столько, чтобы увидеть край его профиля. И застыла. Мне конец! Прав был Приятель, это я неудачница...

В кресле сидел Териас Ройс.

— Помоги снять самоги, — повторил граф.

— Да, ваша светлость, — хрипло каркнула я.

Опустила голову, надеясь, что чепчик сидит достаточно низко, а кружевной волан дает достаточно тени. Поставила поднос на стол, налила чай в чашку. Поставила чайник. Тот тонко зазвенел. Руки трясутся — ну это уже никуда не годится. Я глубоко вдохнула. Мысленно расправила спину. Увы, только мысленно.

Присела у ног хозяина, взялась за сапог. Потянула за пятку, пошатала носок, пару раз дернуна. Твою ж... подметку! Сапог не двигался. Я почувствовала на себе взгляд и опустила голову еще ниже. У графа должен быть личный камердинер! Разве не его забота сапоги снимать? Дернула снова.

— Ты пытаешься сапог снять или ногу оторвать? — послышался сверху голос. Низкий, хрипловатый.

"Дыши!" — сказала я сама себе. — "Дыши!"

— Да, ваша светлость. То есть нет, ваша светлость. То есть... извините, ваша светлость.

Я снова попыталась снять сапог. О, боги! Ну почему хозяйкой особняка не оказалась какая-нибудь милая леди в обычных дамских туфельках? В кранем случае, почему хозяином не оказался любой другой мужчина. В самом крайнем, почему именно я должна снимать эти чертовы сапоги. Я снова дернула.

— Я могу помочь?

Прежде чем я успела выпалить "Нет, ваша светлось", мне протянули тонкий острый нож. Вежливо, рукояткой вперед. Я взяла.

— Мне разрезать сапог? — нервно уточнила я, пряча глаза под кружевом чепчика.

— Зачем же портить хорошую обувь? Можете вместе с ногой отрезать.

В этот момент я не выдержала и подняла голову. Граф Алтон смотрел на меня. Пристально.

— Может, сразу в сердце мне вонзите его, леди Сольяна?

Я сглотнула, дернулась. Каблук поддался... И я плюхнулась на пятую точку, прижимая к себе злосчастный сапог.

— Убогое зрелище, — ровно прокоментировал граф. — Нож отдай.

Ройс забрал нож. Сунул мне вторую ногу. На этот раз обувь снялась быстрее. Я молча встала, держа сапоги. И куда их девать?.. Из боковой двери показался незнакомый мужчина в ливрее. Видимо, Сэм, камердинер. Ну вот где его носило раньше, спрашивается? Сэм забрал сапоги и снова скрылся за дверью, оставив меня наедине с графом. Я попятилась к двери.

— Стоять! Вернись.

Вернулась. Стала перед Ройсом.

— Я не знала, что это ваш дом, — честно сказала я.

— А если бы знала, что-то изменилось бы?

Нет, мысленно призналась я, но тогда я бы встреча не выбила бы меня из колеи, как сейчас. Я бы подготовилась. Морально.

— Что ты здесь делаешь?

— Я здесь работаю, — ответила я и поспешно добавила,— ваша светлость.

— Ну-ну... Пытаешься убедить меня, что у тебя все настолько плохо?

— Эм... да, ваша светлость.

— И ты думаешь, я поверю?!

— Нет, ваша светлость.

Устав смотреть в пол, я бросила взгляд из-под чепчика. Холодные, колючие глаза милорда буравили меня. Рот был сжат. И выражение лица мне совершенно не нравилось.

— Так что ты здесь делаешь?

— Я уже сказала — работаю. Каждый зарабатывает на жизнь, как может. Быть горничной — не самый худший вариант.

— Да, конечно. Особенно для тебя. Сомневаюсь, что ты ничего не скопила и не спрятала за последние годы. Один раз у тебя уже все отобрали, сомневаюсь, что ты сделала ту же ошибку второй раз. Так зачем ты приехала? Какую гадость задумала на этот раз?

— Никаких гадостей. Мне просто нужна работа.

— Вот как, — мужчина сощурил глаза. — Значит, по-хорошему не хочешь?

Дернул за шнурок, велел камердинеру привести мадам Волвертон. Та появилась через пару минут. Увидела меня, сделала страшные глаза! Показала исподтишка кулак. Только после этого я сообразила, что вышла из образа. Спина выпрямлена, голова дерзко вздернута. Еще и смотрю на графа сверху вниз, словно это я здесь хозяйка. Мысленно дала себе оплеуху, согнула спину, опустила голову, спрятала руки за спину. Само смирение.

— Какая работа самая тяжелая? — спросил граф.

— В прачечной. Но вы живете один, и прислуги у нас не много, поэтому работы там мало. Не волнуйтесь, все справляются. К тому же вы выделили средства, чтобы купить специальную механическую машину.

— Работы в прачечной мало? Хорошо, тогда я хочу, чтобы постельное белье мне меняли дважды в день. А у прислуги ежедневно. Переведите эту девушку в прачечную. И проследите, чтобы у нее было достаточно работы. И никаких механических машин!

— На целый день? — голос экономки дрогнул.

— Да, на целый день! И еще. Где она ночует?

— В девичьей, вместе с остальными.

Граф снова усмехнулся. Зло. Мстительно.

— Найдите ей другое место. Найдите худшее место во всем доме!

— Как вам будем угодно, мой лорд. Еще какие-нибудь распоряжения?

Ройс раздраженно махнул рукой, приказывая удалиться. Мы вышли. На лице мадам читалось странное сочетание недовольства с проблесками сочувствия.

— Иди за мной, — только и сказала она.

Даже лекции о моем неподобающем поведении не последовало.

"С повышением, дорогая! Теперь я тебя есть личные апартаменты", — нашел время поиздеваться внутренний голос.

Мне выделили отгороженный от чердака чуланчик под самой крышей. Пыльный и забитый барахлом. Пара слуг вошли и уплотнили эту рухлядь, сдвинув в одну сторону. Ровно на столько, чтобы поместился соломенный тюфяк и табурет. В чулане было холодно. Нет, не холодно, а жутко холодно. Крошечное окошко летом станет огромным плюсом. Но не в середине весны. Окошко не закрывалось до конца. И температура в чулане была почти как на улице. А ночью до сих пор бывают заморозки. Незнакомая девушка в форме горничной принесла миску с водой, поставила на табурет. Представилась Флорой. С ужасом посмотрела на тюфяк, затем на окошко.

— За что вас так? — спросила она.

— Видимо, плохо себя вела, — с грустной улыбкой ответила я.

Девушка пошуршала среди хлама. Вытащила пыльную рогожку. Расчихалась. Протянула мне.

— Попробуйте окно завесить.

Я кивнула. Флора ушла. Через полчаса вернулась. Принесла свернутый плед.

— Возьмите, укроетесь. Простите, мы больше ничего не можем сделать. Его светлость запретил вам помогать, — виновато сказала она.

Я кивнула. Плед — это уже хорошо. Горничная ушла. Я взяла сверток. Подозрительно теплый. Внутри свернутого пледа нашла грелку и две завернутые в бумагу булочки. Как мало иногда человеку надо для счастья, улыбнулась я. Только грелка и булочки...

Глава 3

Эпиграф

* * *

Работа в прачечной оказась куда тяжелее, чем я ожидала. В углу стояла стиральная машина — мы в "Вишневом саду" похожую недавно купили. Для деликатной стирки она не годилась. Зато для тяжелого постельного белья вполне. Внутрь массивной деревянной бочки наливался кипяток, двое крепких мужчин крутили барабан. Затем вода стекала, а белье отжималось прессом. Я вздохнула — мне придется стирать руками.

Прачечная оказалась маленькой полутемной каморкой без окон. Из-за испарений было почти невозможно дышать. Крохотное вытяжное окошко в потолке не справлялось. В углу стоял стеклянный светильник с одной-единственной свечой.

К вечеру болела спина и плечи. И я понимала, что это лишь начало. Завтра вообще разогнуться не смогу. Распаренные руки пекло от кипятка и щелока. А как только куча белья начиналась уменьшаться, как девчонки-горничные, бросая на меня виноватые взгляды, приносили еще. Грубые льняные простыни прислуги намокали и тяжелели неимоверно. На белоснежно-шелковых хозяйских обнаружились винные пятна, явно неслучайного происхождения. Я подняла простыню. Три пятна напоминали два косых глаза и искривленный криком рот.

— Привет, дружок! — сказала я простыне. — Ты тоже считаешь, что это несколько чересчур? Работа работой, но зачем же портить ткань и переводить вино...