Еретик. Книга 1

Вивьен кивнул и, приняв веточку из ее руки, начертал на земле: Vivien Colère.

— У тебя тоже есть такая буква, — заметила Элиза, — с… акутом.

— Это называется гравис[5], — качнул головой он. — Читается так же, но при написании обратное ударение может менять значение слова. Если хочешь, я научу тебя читать и писать. Как-нибудь… со временем.

— Очень хочу! — воскликнула Элиза.

Ее лицо без света костра в быстро сгустившейся тьме казалось загадочным и пленительно прекрасным.

— Помнится, ты хотела провожать луну, — улыбнулся Вивьен.

— Ох… — словно только что вспомнив об этом, Элиза снова взялась за дрова, — верно. Я сейчас…

* * *

Тень, скользя по деревьям и траве, будто бы танцевала вместе с Элизой, плавно двигая еще одной парой рук. Девушка, не спеша, кружилась вокруг костра, словно подражая своими изящными движениями языкам пламени, что стремились ввысь и мелькали за ее силуэтом.

К собственному удивлению, сегодня помимо танца она решила исполнить давнюю песню, которую слышала еще от матери в далеком детстве. Она пела не слишком громко, но так, чтобы ее гость мог насладиться мягкими и мелодичными переливами ее бархатного голоса:

Как ветер играет, и катятся волны

По полю весь день и туда, и сюда,

Так руки мои, что раскинула вольно,

Танцуют, но это — еще не беда.

Как вьется от ветра узорная лента,

Играясь со мной — и туда, и сюда,

Так стан мой ручьем в ожидании лета

Танцует, но это — еще не беда.

Но если мой голос однажды услышишь,

Забудешь надолго и сон, и покой,

И будешь глядеть на меня до рассвета,

Ведь пламя и ветер танцуют со мной.

Но если мой голос однажды услышишь,

Забудешь надолго и сон, и покой,

И будешь глядеть на меня до рассвета,

Ведь пламя и ветер танцуют со мной.

Песня словно бы задавала ей причудливый ритм, в котором она кружилась, сливаясь воедино с природой и провожая уходящую луну. Огонь поблескивал в ее волосах и в мелодично позвякивающих браслетах и кулонах, которые она надела для ритуального танца. Они так причудливо смотрелись на ее запястьях вместе с четками, что подарил ей инквизитор…

Вивьен поймал себя на том, что невольно расплывается в улыбке от этого завораживающего зрелища, несмотря на все попытки вернуть лицу подобающую серьезность. Сегодня танец вовсе не казался ему опасным ритуалом — сегодня он чувствовал, что Элиза танцует для него, приглашая его в свой удивительный и загадочный мир, откуда — он знал — ему уже не будет возврата.

Однако при этом он продолжал напоминать себе: «танец — лишь одна из особенностей образа жизни Элизы. Особое таинство ее и ей подобных. И не стоит смотреть на это, как на…»

Как на что?

Он не решился довести эту мысль до конца — внимание его снова сосредоточилось на Элизе. Девушка высоко подняла руки и, не опуская их, продолжила извиваться всем телом, сейчас выглядевшим особенно привлекательным.

Вивьен прерывисто вздохнул, вспомнив замечания Ренара. Руки его сжались в кулаки.

«Избавь меня, Господи, от греховных мыслей», — немо взмолился он, не в силах оторвать взгляда от танцующей девушки. Уже через мгновение не грех похоти, а мольбы об избавлении от него показались ему неуместными. По-видимому, Господь остался глух к его не самым искренним порывам.

Тем временем Элиза, забыв о неуверенности и стеснительности, игриво взглянула на Вивьена и снова мотнула головой в сторону, в танце откинув назад волосы так, что они блеснули в свете костра золотой волной. Она сама не могла объяснить себе, какой приступ вдохновения побудил ее станцевать именно этот танец. Не ритмичный танец с бубном или трещоткой, который, как говорили суеверные люди, порабощал разум, а на деле просто вгонял тело в определенный ритм. Не веселый танец с хлопками в ладоши, который помогал установить контакт с лесными животными, показывая им — зачастую, не без лицемерия — свое дружелюбие. Не скучноватый танец приветствия дождя — с хождением вокруг костра на цыпочках широкими шагами и однообразным простиранием рук вверх после каждого шага. Последний танец и вовсе был сегодня неуместен: во-первых, Элиза не собиралась призывать дождь, а во-вторых, этот танец попросту казался ей скучным.

«Скучным? Да что с тобой?» — усмехнулась она сама себе, не переставая танцевать. — «Он ведь инквизитор. Это был бы самый подходящий танец, если не хочешь вызвать никаких подозрений, не хочешь заинтересовать его, как... как женщина».

Ответ, словно бы витавший в ночном воздухе между танцующей ведьмой и не сводящим с нее глаз инквизитором, во взгляде которого вспыхивал совсем не праведный огонь, неумолимо формировался в головах у обоих.

«Я просто... хочу, чтобы он смотрел на меня так. Хочу заинтересовать», — призналась себе Элиза, обреченно закрывая глаза и медленно опуская руки в последнем движении, стоя спиной к Вивьену.

«Да гори оно все адским пламенем!» — в сердцах подумал Вивьен, поднимаясь с пня, на котором все это время сидел, словно почувствовав, что ведьма вот-вот завершит свой ритуал.

Он не ошибся.

Закончив танцевать, Элиза словно тут же растеряла былую уверенность, неловко переступила с ноги на ногу, убрала с лица светлые волосы и оправила юбку платья, не замечая приближающегося к ней инквизитора.

— Вот… как-то так и выглядят мои танцы, Вивьен. Надо теперь загасить костер, я… — Она развернулась, едва не ахнула, увидев его прямо перед собой, и захотела сделать несколько шагов к дому, словно в попытке спрятаться от собственных нахлынувших страхов. Однако на этот раз Вивьен поймал ее за руку при первом же порыве.

— Элиза, — мягко произнес он.

Она медленно подняла на него глаза. Позади продолжало рваться ввысь пламя, заставляя две тени танцевать на стволах древних деревьев.

Время словно остановило свой ход: замер в безветренном безмолвии лес, замерли звезды и стареющая луна на небе. Ни одна ночная птица не пела в чаще, только скрипели и шумно трескались поленья костра в догорающем пламени, отражающемся в глазах инквизитора и лесной ведьмы.

Вивьен сделал медленный шаг навстречу Элизе, не отпуская ее руки и не отводя взгляда. Стоя так близко, он отметил, что ростом она едва ли доходит ему до плеч.

— Мне нравится твои танцы. — Он разжал ладонь и, едва касаясь Элизы, пальцами провел от ее руки до талии, приобняв ее и прижав еще ближе к себе. Девушка смотрела на него, не отрываясь. Второй рукой аккуратно приподняв ее голову за подбородок, Вивьен поцеловал ее, и она почувствовала, как растворяется в этом поцелуе и в собственном вспыхнувшем желании.

«Он же инквизитор», — думала Элиза, послушно следуя за Вивьеном, увлекающим ее к дому. — «Неужели это будет с инквизитором? Могла ли я предполагать? Как же любит смеяться над нами жизнь!»

Но чувствуя свою руку в его горячей ладони, поспевая за его уверенными шагами и глядя на него, когда он чуть повернулся к ней, толкая рукой дверь и едва заметно улыбаясь, Элиза лишь убедилась, что все складывается так, как должно.

— Постой! — В доме она остановилась, начав озираться по сторонам.

Он не задал ни единого вопроса, а предпочел молча выслушать ее, понимая, что ее охватывает волнение, свойственное любой девушке — будь то даже колдунья и еретичка.

— Мне нужно... понимаешь, от этого, — она неловко потупилась, — высвобождается очень много силы. Ее нельзя тратить попусту. Надо... Надо подготовиться. Я быстро!

Элиза суетливо бросилась зажигать дополнительные свечки, затем, бросив это занятие на полпути, сгребла в руку какие-то неизвестные Вивьену амулеты и принялась развешивать их вокруг кровати.

Некоторое время он наблюдал за ней, недоуменно приподняв брови и стараясь скрыть обуревавшее его нетерпение.

«Что там говорил Ренар о похоти?» — нервно усмехнулся он про себя. — «Что без нее не было бы под небом столько людей? Что ж, пусть на меня за это обрушится гнев Божий, но он был прав».

— Элиза, — мягко позвал Вивьен, заставляя ее замереть. Поймав на себе ее взгляд, он с легкой улыбкой покачал головой. — Я не обижу тебя.

К его удивлению, она едва не вспылила.

— Я и не думаю, что ты меня обидишь! — воскликнула она, тут же смягчив тон. — Просто… мне это нужно, понимаешь? Для моих, — она снова замялась, но решилась произнести это слово, как есть, — ритуалов. Я могу объяснить тебе, в чем смысл. Потом. Просто нужно…

Поймав его строгий взгляд, она умолкла, слегка сникнув, однако отвести глаза уже не смогла. Руки, державшие фигурки и талисманы, безвольно опустились, но не разжались. На этот раз тишина, в которой Вивьен и Элиза смотрели друг на друга, была абсолютной.

Он решительно преодолел разделявшее их расстояние и, больше не выжидая идеального момента, привлек ее к себе и поцеловал. Отпускать он уже не собирался, и, казалось, Элиза это почувствовала: она разжала руки и драгоценные амулеты с шуршанием и стуком посыпались на пол. Однако она уже не обратила на это никакого внимания — привстав на цыпочки, она обхватила Вивьена руками и ответила на поцелуй — страстно, почти алчно, словно ждала этого момента слишком долго.

Вивьен купался руками в ее светлых волосах, вдыхая запах пряных трав, которыми они, казалось, пропитались навсегда.

Подведя девушку к кровати, он оторвался от ее губ, нежно провел рукой по щеке, по шее, чуть ниже... намотал одним движением на руку почти все висящие у нее на шее кулоны и амулеты и снял их с нее через голову, придерживая волосы. Элиза посмотрела на него с некоторой опаской, будто он лишал ее защиты, оставляя беспомощной. Уловив этот взгляд, Вивьен внезапно ощутил волну азарта и жажды выигрыша. Взяв Элизу за руки, он сдернул с них браслеты, и отбросил прочь, оставив лишь один элемент — четки, которые сам же и подарил ей. Украшения Элизы со звоном посыпались на пол.

Он позволил ей снять с себя сутану, которую Элиза тут же неуважительно бросила вслед за браслетами на дощатый пол. Следующим движением она сняла с него рубаху и посмотрела на него с вызовом, сменившимся таким же азартным вдохновением, какое захватило и его. Слегка растрепанный вид Вивьена без рубахи с крестом на груди явно пришелся ей по вкусу.

Когда он снимал с нее платье, она все же инстинктивно попыталась закрыться, однако Вивьен от этого испытал лишь большее возбуждение и большее желание разжечь в ней пламя страсти.

— Я ведь обещал, что не обижу, — вкрадчиво прошептал он ей на ухо, неумолимо стягивая одежду с ее податливого тела. — Все еще не доверяешь мне? Неужели хотела спрятать от меня такую красоту?

Окинув нагую девушку удовлетворенным взглядом, он все же тактично отвел глаза, видя, что ее это смущает, несмотря на полумрак в помещении. Впрочем, ему хватило и беглого взгляда, чтобы восхититься ее ошеломляющей красотой.

«Если б Гаетан действительно увидел ее нагой в лесу, он умер бы на месте, будь он проклят», — отчего-то подумал Вивьен, тут же прогнав от себя эти мысли. Сейчас не стоило думать ни о чем другом, кроме колдуньи, которую он сумел завоевать и уже никогда не собирался никому отдавать.

На допросах у Вивьена и Ренара нередко оказывались женщины. Некоторых из них обвиняли в колдовстве, некоторых — в ереси. Так или иначе, по негласному договору, если выяснялось, что обвинение не беспочвенно, Вивьен оставлял арестантку наедине с Ренаром и старался поменьше обсуждать с ним его мрачную страсть. В допросной Вивьен не присутствовал, но всегда был неподалеку, поэтому к женским крикам он давным-давно привык и воспринимал их спокойно.

Однако когда Элиза болезненно ахнула, одновременно вжавшись в подушку и вцепившись в него обеими руками — в него, причиняющего ей боль — ему стало не по себе. Хотя он прекрасно знал, что по сравнению со всеми видами боли, которые переживают люди на его допросах, Элизе досталась лишь малая толика, да и та — добровольно, он не мог отделаться от мысли, что не хочет и не должен причинять ей страдания, какими бы они ни были.

Словно стремясь загладить свою вину, он целовал ее снова и снова, проводил рукой по ее золотистым волосам и по усыпанным веснушками плечам, сжимал в руках ее тонкие хрупкие запястья, и слушал, как она шепотом повторяет его имя.

* * *

«Бесспорно, это грех», — думал Вивьен, лежа на груде подушек под лоскутным одеялом в доме лесной ведьмы посреди леса и глядя на развешанные над головой амулеты. Он обнимал одной рукой задремавшую у него на груди Элизу и перебирал пальцами ее длинные волосы. Сон привычно не шел к нему, и все же он не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким счастливым.

«Это тяжкий грех», — заключил он и удовлетворенно, будто бы самому себе, улыбнулся уголком рта.

‡ 8 ‡

Лицезреть своего друга Ренару довелось, лишь когда следующий день склонился к закату. До этого момента он заходил к Вивьену в комнату на постоялом дворе, тихо высматривал его в отделении инквизиции, заглядывал в излюбленные трактиры друга и несколько раз проходил мимо большого дуба — их традиционного места встречи. Вивьена нигде не было, и Ренар вынужден был нехотя признаться себе, что в глубине души перебирает всевозможные передряги, в которые мог угодить его боевой собрат. Он успел даже выведать у горожан дорогу к дому Элизы, однако не пошел туда — лесная ведьма, которая подвергала нешуточной опасности его друга одним своим существованием, была последней, кого Ренар хотел бы сейчас видеть, а ее дом был последним местом, где он хотел обнаружить Вивьена.

В конце концов, плюнув на поиски и предоставив судьбу друга ему самому, Ренар отправился в трактир. Отчего-то он чувствовал злость на Вивьена, хотя понимал, что уж точно не ему упрекать друга в страсти к ведьме. На скольких допросах Ренар давал волю своему естеству? Он и перечесть не мог. При этом Вивьен никогда не упрекал его. Лишь когда появилась Элиза, он начал часто использовать этот аргумент в спорах, и это заставляло Ренара вдвойне враждебно относиться к ней. Элиза не нравилась ему, он чувствовал исходящую от нее опасность, и злился, что Вивьен не замечает того же.

В конце концов, какая нормальная девка спокойно бы стала смотреть, как при ней топят в корыте живого человека? Многим от этого стало бы дурно, а Элиза, судя по всему, не испытала ужаса. Напротив, она по достоинству оценила поступок Вивьена. Он ведь сделал это для нее! Чтобы показать ей свое участие, произвести впечатление… эдакий рыцарский жест, будь он неладен! Утопленный проповедник или голова дракона, как в сказке — какая разница? Красотка завоевана и, скорее всего, этой ночью в благодарность разделила ложе с инквизитором.