Территория Холода

— Мы определили эту стратегию и множество раз ее проверяли.

— Осечки были.

— Ты так говоришь, только потому что теперь это касается тебя, — холодно заявляю я. Мне совсем не хочется говорить жестоких вещей этому человеку, но его необходимо отрезвить. — Если сдашься, не сработает ни одна стратегия. И, когда дело касается учеников, ты это хорошо помнишь.

Он смотрит устало.

— Ты же понимаешь, что я не смогу выйти на плац с учениками? Я не хочу их волновать, а это не останется незамеченным. Они запаникуют.

Я выпрямляюсь.

— Переодевайся.

Директор весь вытягивается, глаза кажутся огромными на осунувшемся лице. Он ожидал от меня долгих убеждений и бесед, но это ему может дать кто угодно другой. Не я.

— Разумеется, я подожду снаружи, — киваю.

— Сейчас? — все еще не веря, спрашивает директор.

— Лучшего времени не найти, — не уступаю. — Ученики спят, сюда никто из них ночью не сунется, они и днем-то не большие любители сюда ходить.

Директор выглядит беспомощно. Я понимаю, что он хочет переспросить: «Сюда? Не в Казарму?», и киваю ему.

— Плац нам без надобности. Хочешь оставить его только для учеников, дело твое. Но здесь тоже пространства достаточно. — Пока он неосмысленным взглядом смотрит мимо меня, я поворачиваюсь к двери его кабинета.

Оклик директора настигает меня у самого выхода.

— Во что же мне… переодеваться? В пижаму? У меня нет спортивного костюма.

Очень глупая попытка. Я не удерживаюсь от усмешки и снова «говорю этим тоном»:

— Поищите получше, директор. Я жду снаружи.

Закрываю за собой дверь и борюсь с желанием закурить. Меня вряд ли кто-то упрекнет за курение прямо в этом коридоре, и все-таки надо знать меру. Ситуация еще не безвыходная, чтобы терять контроль над собой. Я вытащу этого старика, чего бы мне это ни стоило.

Глава 16. О принцессах, принцах и драконах

БЕЛКА

Белка идет по дорожке, Сухарь шагает по мокрой траве рядом с ней. На улице моросит мелкий дождь, небо затянуто плотными облаками, вот-вот обещая затяжной ливень. Сухаря это не заботит: его кеды уже давно промокли. Он смотрит на Белку и слушает ее болтовню, не особенно вникая в смысл ее слов. Белка красивая: высокая, стройная, смуглая с янтарно-карими глазами и темно-рыжими волосами. Сухарь думает, как бы улучить момент и обнять ее за талию. Более наглых жестов от него Белка не потерпит: возмутится и убежит. Сухарь знает это и давит в себе непрошенные мысли, которые никак не хотят уходить.

— Ты меня слушаешь? — проверяет Белка. Она подносит ладони к губам и дышит на них, чтобы согреть. От влажной погоды она быстро мерзнет, и даже не по сезону теплая куртка ее от этого не спасает.

— Слушаю, конечно, — торопливо кивает Сухарь и спешит реабилитироваться за вранье: — Замерзла?

Он снимает шарф, который только для того и надел, чтобы ей отдать. Не прогадал! Он в таких вещах никогда не прогадывает, разбирается. Сухаря только удручает, что у него не получается нормально ее слушать. С остальными он внимателен и во все вникает. С Белкой у него это не выходит, слишком уж она красивая, и он на это отвлекается.

Белка принимает шарф. Он тоже поможет совсем ненадолго, но ей приятна забота Сухаря. Она кутается в шарф и обворожительно улыбается.

— Так вот, — продолжает она, — я хотела узнать, где он бывает.

Сухарь прищуривается.

— Спасатель? — уточняет он, вспоминая, что Белка последние минут десять часто упоминала кличку его соседа.

— Ну да, да. Не тормози, — недовольно поторапливает Белка. — Так где он часто бывает?

Сухарь качает головой и останавливается.

— Ты что-то много о нем расспрашиваешь и говоришь, — набирается смелости и выпаливает он. — С чего такой интерес?

Белка хихикает. Для ее дела ревность Сухаря — лишняя проблема, с которой ей совсем не хочется возиться, но его реакция ее будоражит. Она мурлыкающе приближается к нему, в глазах пляшут огоньки. Белка даже не скрывает, что довольна.

— Значит, не слушал ты меня, — говорит она. — Но ты такой милый, когда ревнуешь, что, так и быть, я повторю.

Весь ее вид говорит, что Сухарь должен оценить ее прощение по достоинству, и он ценит, не в силах ничего с собой поделать от ее улыбки.

— Ты же знаешь мою соседку Принцессу, — говорит она. Это не вопрос, Принцессу знают все. Но Сухарь несколько мгновений нарочито делает вид, что не может вспомнить, о ком она, и Белка расцветает. — Ну такая красивенькая, светленькая…

— Для меня в школе только ты красивая, — перебивает Сухарь и смущается. В его голове этот комплимент звучал весомее, чем получился вслух. Но Белка довольствуется результатом.

— Ой, ну мы не о том…

— Я серьезно, — настаивает Сухарь, чувствуя, что Белка рада бы еще немного поговорить «не о том».

— Прекрати, — хихикает она и игриво отстраняется от него, когда он к ней приближается.

Сухарю неприятно, что она его так дразнит, но он не хочет ругаться и ничего не говорит.

— Вернемся к делу, — кивает Белка. — Так где бы нам… ну, как бы, случайно столкнуть Спасателя и Принцессу?

— Не знаю, — честно отвечает Сухарь.

— Но ты же живешь с ним в одной комнате! Ты, что, не знаешь, где он бывает? Куда любит ходить, что делает…

— Я не слежу за ним, — бубнит Сухарь. — Когда мы зависаем все вместе, он с нами. А если уходит куда-то один, я не спрашиваю, куда. Он иногда ночью в коридор выходит, но Принцесса же туда в темноте не пойдет?

Белка хмурится.

Только если Старшая отведет, — думает она. Но Старшая начисто отказалась участвовать в сводничестве, заявив, что ей это не интересно. — Нет, это дохлый номер.

— А почему Принцесса просто не подойдет к нему сама? — спрашивает Сухарь. — Мы же в одном классе все. Ну пусть попросит что-нибудь списать.

— Принцесса — отличница, — напоминает Белка. — Будет странно, если она вдруг к нему пристанет. Он сразу поймет, зачем она это делает.

Сухарь непонимающе качает головой.

— Так разве не в том суть?

Белка напускает на себя недовольный вид и понимает, что задача на поверку оказывается сложнее, чем она думала.

СПАСАТЕЛЬ

Моя ученическая репутация в интернате упрямо не желает выправляться, хотя я, как мог, старался не отставать. В этой школе крайне странная программа! Она ускользает от меня, как дымка, которую пытаешься поймать за хвост. За пару месяцев моего пребывания в интернате успело без предупреждения уйти два учителя. Программу они забрали с собой. Администрация — сколько бы я ни считал ее здесь бестолковой, — умудрилась максимально быстро перераспределить расписание и добавить новые уроки. Проблема в том, что теперь я в них почти ничего не понимаю и чувствую себя дураком.

Только мысль о предстоящих экзаменах заставляет меня продолжать попытки разобраться в хитросплетениях нашего учебного плана. Об экзаменах никто не говорит, — ни учителя, ни ученики, ни воспитатели, которых мы почти не видим, — но не может же не быть годового контроля! Во всех школах есть. Правда, иногда мне кажется, что задумываюсь об этом я один. Заводить об этом разговоры сам не решаюсь: не хочется прослыть заучкой и занудой. Некоторые ученики запросто прогуливают уроки, и им, как ни странно, за это даже не выговаривают! Та же Старшая, насколько я слышал, частенько пропускает занятия. А репутация у нее при этом лучше моей.

Мою участь в школе утяжеляет невидимое геройское клеймо, которое на мне за что-то поставили. К каждому моему действию до сих пор относятся с повышенным вниманием, а любую помощь, которую я иногда, не задумываясь, оказываю другим, воспринимают как очередной подвиг. По правде говоря, мне не очень это нравится. Я не чувствую возможности остаться наедине с собой — даже ненадолго.

Пытаюсь иногда улучить момент, но и тогда меня, как правило, кто-но находит.

Вот и сейчас, идя по коридору я внезапно натыкаюсь на высокую крупную девушку, которую про себя прозвал Валькирией. Как выяснилось позже, зовут ее Хозяюшка.

Наталкиваюсь на нее и отшатываюсь под грозное: «Смотреть надо, куда идешь!», от которого у меня едва не звенит в ушах.

— Ой! Извини! — вырывается у меня.

У Хозяюшки из рук вываливается стопка тетрадей, которые она явно несет из класса. Странно. Мне показалось, что я не настолько сильно на нее налетел, но бросаюсь помогать ей собирать тетрадки, надеясь, что ни одна из них не порвалась и не испачкалась о пол.

— Что на уроках разиня, что в жизни растяпа, — низким голосом бубнит Хозяюшка.

«Разиня». Так могла бы выражаться какая-нибудь старушка, к примеру, Кулебяка из столовой. Странно слышать такое от девчонки моего возраста.

— Я задумался, — оправдываюсь зачем-то. — Извини, не хотел, чтобы так вышло. Надеюсь, я тебя не ушиб?

Мы поднимаемся, и я смотрю на Хозяюшку снизу вверх: она выше меня почти на голову. Волосы у нее каштановые и не очень пышные, хотя и слегка вьются. Лицо квадратное и массивное, глаза ярко-голубые. Она похожа на статную даму, общий облик у нее очень взрослый и воинственный, хотя трудно сказать, за счет чего. Может, за счет того, что ее часто видят с подругой, которая внешне — полная ее противоположность?

— Ты? Меня? — удивляется она.

Я не совсем понимаю ее реакцию.

— Ну да, — пожимаю плечами. — Я же на тебя налетел.

— Мелковат ты, Спасатель, чтоб меня зашибить. — Она зачем-то нарочито меняет голос. Пытается говорить неестественно высоко для себя, а получается просто слишком громко.

Я поджимаю губы. Хозяюшка, пожалуй, права. Если среди нас двоих кто и мог ушибиться при столкновении, то, скорее, я, чем она. Но в том, как она это произнесла, я чую какую-то нервозность. Как бывает у Старшей почти каждый раз, когда я у нее что-нибудь спрашиваю, только более инертно. Старшая могла бы на меня кинуться, Хозяюшка вряд ли будет так делать. Она, по-моему, не стремится доказывать, что сильная.

— Зачем ты так сразу? Я же просто вопрос задал, — бурчу я. Хозяюшка, похоже, такого не ожидала, потому что вид у нее растерянный. — Не ушиблась и хорошо, — продолжаю я, глупо улыбаясь. — Не придется чувствовать себя невольной скотиной. А то я не привык девчонкам вредить, даже нечаянно.

— Ой, ладно тебе, — неловко отмахивается Хозяюшка.

Мы продолжаем стоять, между нами электризуется тишина, от которой мы оба не знаем, куда деваться. Когда становится совсем невыносимо, мы, как назло, синхронно подаемся вперед и снова налетаем друг на друга. На этот раз, благо, хоть тетрадки не оказываются невинными жертвами.

— Извини, — снова машинально бросаю я и отступаю. — Проходи.

Хозяюшка изучает меня долгим заинтересованным взглядом.

— Хороший ты парень, Спасатель, — наконец вздыхает она. Тетрадки скользят в одну руку, вторую она увесисто кладет мне на плечо. — Отойдем на минутку?

Огорошенный такой просьбой, я недоверчиво следую за Хозяюшкой в нишу коридора возле женского туалета. Как по мне, места хуже не придумаешь, чтобы отойти, но делать нечего — уже, вроде как, согласился. По крайней мере, не отказался, так что сбегать будет позорно.

— Слушай, — тоном подстрекателя шепчет Хозяюшка, — я тебе кое-что скажу, чтобы ты был готов. А ты дальше сам соображай, ладно?

Понимая, что получил несанкционированный доступ к какой-то тайне, притихаю и киваю, не желая обидеть доверившуюся мне девчонку. Хозяюшка тем временем наклоняется к моему уху и горячо шепчет:

— Ты нравишься Принцессе.

Я замираю и, кажется, не дышу. Хозяюшка выпрямляется и воровато оглядывается по сторонам, проверяя, не подслушивал ли нас кто. По счастью, уроки закончились, все разбрелись, и в коридоре пусто.

— Что? — тупо переспрашиваю я.

— Ушам не верю! Ты правда не знал? Мне кажется, только стены об этом еще не шепчутся. Хотя, может, уже и до них слухи докатились. Ты как, шепот за стеной еще не слышал?

Трясу головой, совершенно потеряв нить.

— С ума сойти, да? — басовито хихикает Хозяюшка. — Та, кого прозвали «драконом», предупреждает принца, что рука принцессы уже завоевана. Вот умора, скажи!

Я совсем не понимаю, о каких драконах и принцах речь, а вот Принцесса тут замешана вполне определенная. Моя одноклассница, которой я, оказывается, нравлюсь.

Хозяюшка горящими глазами смотрит на меня в ожидании реакции и скоро явно начнет терять терпение. Проблема в том, что, как реагировать, я не знаю. Потому что понятия не имею, что мне делать с этой информацией. Нет, назвать Принцессу некрасивой девочкой может только идиот. Она даже слишком красивая, как яркая светловолосая куколка для таких же миленьких родительских любимиц. Она — олицетворение того, что называют «хорошей девочкой». Тихая, правильная, нежная… как цветок, который хочется поставить в безопасное место и просто не трогать. Принцесса из тех девушек, с которыми интересными могут показаться только неоднозначные перемигивания и романтичные переписки, тянущиеся месяцами. Даже объятия и поцелуи кажутся в отношении нее каким-то… варварством, я уж молчу про все остальное! О ней просто не получается думать в этом ключе. Понятия не имею, почему.

Мне кажется, до этого момента я бы даже не заметил, если б она села рядом со мной, как однажды это сделала Старшая, и положила мне руку на колено. Теперь — замечу. И понимаю, что захочу сбежать.

— Ну? — кивает Хозяюшка. — Ты, что в таком шоке?

— Не то слово… — выдыхаю я.

Хозяюшка тяжело хлопает меня по плечу.

— Скоро вам должны устроить встречу. Вроде как, случайную. Но ты уж будь к ней готов, не теряйся, касатик.

«Касатик». Откуда она только выискивает эти словечки?

Пока я над этим думаю, Хозяюшка уходит, оставляя меня стоять в нише возле женского туалета в полной растерянности.

ПРИНЦЕССА

Принцесса идет по коридору третьего этажа, страшась, что не успеет вернуться в свою комнату до выключения света в ученическом корпусе. Она боится темноты, а в особенности одиночества в темноте. Ей никогда не верилось, что она сможет преодолеть страх ради кого-то другого, но вот она здесь. Одна в коридоре, в котором в любой момент могут выключить свет, крадется по третьему этажу, робко смотря в сторону далекой белой двери с номером «36». Она словно сияет золотом, эта дверь. Принцесса видит это почти наяву, хотя, разумеется, обшарпанный вход в тридцать шестую даже не думает сиять для кого бы то ни было.