Инь.Янь

До полудня времени было еще много, потому уселся за стол и стал выполнять задание, оставленное учителем — выписывал буквы местного алфавита, набивая руку.

Трудно, очень трудно. Если язык Сергей схватывал на лету, вспоминая 'давно забытое', то грамота давалась трудно — Сарана неграмотна, так что знаний, позволявших быстрее обучиться письму, не было и в остатке. Как и знаний по чтению.

Кроме того, возникли трудности другого рода — местный алфавит напоминал одновременно и руны, и кириллицу, но обладал способностями иероглифического письма, когда не так поставленный завиток мог изменить смысл слова и даже фразы на полностью противоположный. Требовалось четко запоминать написание слов, их расположение, порядок в предложениях и фразах. Нудно, муторно, очень трудно, учитывая то, что голова занята не грамотой, а предстоящим отправлением на Колесо Жизни — как здесь называют смерть. Этакое колесо, как в передаче ТВ, боги его крутят, а вокруг колеса — тела воплощений. Остановилось — тела — прыг! — и обрели душу. Кому какое попало, такое и будет.

Вот только Сергей никак не мог понять — каким образом тогда учитывается поведение человека в этой жизни? Если все так случайно? Впрочем — можно и не случайно — если колесо многоуровневое, как этажерка. На первом уровне самые праведные души, для них ряды тел покруче, типа 'премиум', потом слой пониже -на нем души поплоше, для них вариант 'стандарт', ну и так далее. До отбросов рода человеческого.

Когда Сергей начал спрашивать учителя по поводу процесса внедрения душ и распределения тел, тот впал в ступор, потом важно заявил, что данный процесс неподвластен разумению человека, как и все дела богов, потому задумываться над ним глупо и бесперспективно. Только неприятностей наживешь.

Вот с этим Сергей был полностью согласен — нажить неприятностей от здешних, мелочных и больных на свою извращенную голову богов можно было просто на-раз. Посему — отбросил кощунственные мысли, сосредоточившись на просвещении заблудшего землянина. Себя.

Промучавшись часа полтора, отбросил исчерканные писаниной дощечки. (Бумага дорога! Ты что думаешь, демон, здесь растут бумажные деревья, унизанные пергаментами и бумагой? Дощечек хватит. Потом вымоют и снова используешь) Лег на постель и стал смотреть в потолок, где на узорчатом дереве покрытом лаком возникали все новые и новые картины того, как Сергея сбрасывают в яму и забрасывают землей, в которой копошатся черви, ожидающие вкусного обеда. А еще — кидают в море, и чудовища, откусив солидный кусок филея несчастной жертвы довольно ухают, вытирают пасть плавником и радостно говорят: 'Хорошая была девка! Жаль — порция мала!'

Картины своей гибели привели Сергея в совершенно упадническое настроение, и когда в дверь постучал гонец Пиголя, он был в том состоянии, когда хочется бежать куда угодно, спасаться неизвестно от чего, и хочется врезать по первой попавшейся противной роже, которая подвернется.

На беду — подвернулась рожа именно того охранника, которому Сергей разбил кружкой голову. Эта самая голова уже была здорова, как будто ничего с ней и не было (Слава магии! Слава отечественной медицине!)

— Опять ты! — с ненавистью выдохнул Сергей, и его накрыла красная волна гнева, неуправляемая, неконтролируемая, жаркая! Волнения последних дней, ожидание неприятностей, нервная прошлая ночь — все слилось в одном движении — а именно — ударе в пах несчастному охраннику. Тот глухо замычал, ухватившись за промежность и осел на пол, шипя сквозь зубы:

— Ссссукааа! Чтоб ты сдооохлааа!

И тут же получил ногой в челюсть, отчего свалился на пол без чувств.

Испуганная Абина выглянула из-за дверного косяка, пискнула:

— Повозка ждет тебя, госпожа! — и тут же скрылась за угол, не желая попасть под руку разъяренной бывшей подруги.

Сергей выдохнул, потер лоб — что это на него нашло? Такие всепоглощающие, безумные вспышки ярости бывали у него только по пьянке, и то очень редко. В основном Сергей держал себя в руках. А сегодня, сейчас...пмс?! Только этого не хватало!

Сергей даже замычал от нахлынувшего отчаяния — опять-таки, нерационального, преувеличенного, выжимающего слезы. А ведь что такого? Раз он теперь женщина, следовало ожидать, что когда-то у него начнутся месячные. Знал это. Ждал этого — с замиранием сердца,с дрожью и отвращением. И что теперь? А что теперь? ПМС — вот что.

Сергей усмехнулся — где-то слышал, или прочитал, что в какой-то стране приняли закон, по которому если женщина совершила акт насилия по отношению к некому человеку, и у нее в это время был ПМС — ее оправдывают в суде, так как в момент совершения преступления она находилась в невменяемом состоянии, не могла контролировать свои действия. Тогда Сергей посмеялся над глупым законом...

Пиголя не было, на козлах сидел молодой возчик, парнишка с вечно шмыгающим, сопливым носом. Он ковырялся в ноздре, и при виде подходящей к нему госпожи Серг прервал процесс очищения, вытер ладонь о штанину и заявил, испуганно косясь на злющую, как демон девицу:

— Господин Пиголь сказал, чтобы ты ехала одна. Я тебя отвезу и вернусь. Оттуда доберешься сама, как сможешь.

— Откуда я доберусь? — Сергей опять почувствовал, как его захлестывает злоба, усилием воли подавил ее и уже спокойнее переспросил — откуда доберусь? С того света? С Колеса Жизни?

Возчик вытаращил глаза, будто увидел на месте Серг чудовище, замялся, откашлялся и хрипло сказал, покраснев, как вареный краб:

— Не знаю, госпожа. Только он сказал, а я передал. И вот еще оставил — возчик протянул на ладони небольшой мешочек, в котором что-то глухо позванивало. Сергей принял мешочек, раскрыл его — десяток серебряных монет с профилем местного царька. Видимо — на проезд, на извозчика. Привязал к поясу, молча сел в коляску:

— Поехали!

Ворота перед повозкой открылись — два парня держали створки, коляска выкатилась на дорогу и понесла Сергея к непонятному будущему.

'Пан, или пропал? Так говорят?' — обреченно подумал Сергей и закрыл глаза, наслаждаясь минутами покоя. Старый солдатский опыт гласил: 'Спи, когда можешь. Неизвестно, когда еще это получится'

* * *

— Приветствую, госпожа Серг Сажа! — парень у ворот был церемонно, до тошноты вежлив, его церемонность вызывала раздражение, и хотелось сбить спокойствие с каменно-доброжелательной морды хорошим подзатыльником. До зубовного скрежета хотелось.

Отвел взгляд от привратника, прошел за ним в коридор, фиксируя взглядом неширокую спину, подумал: 'Какого черта они тут все такие мелкие?! Ну я — ладно — я хмм...баба! Но эти-то? Бойцы хреновы!' И тут же вспомнил, как говаривал тренер по рукопашному бою: 'Не закачивайтесь. С приобретением мощных мышц вы теряете скорость. Самые лучшие бойцы худые, жилистые — скорость, вот что важно!'

— Проходи. Мастер ждет тебя — парень удалился, и Сергей вздохнул — ушел один объект раздражения, оставив гостью искать новый.

Гекель так же сидел у себя за столом, как будто никуда не вылезал из-за него, даже чтобы сходить по нужде — маленькая злая мысль, и тут же большая, с самокритикой: 'Черт! Я как ненормальный! Что бы не появилось перед глазами — раздражение! Что бы не увидел — хочется разорвать, стукнуть, плюнуть! Неужели все женщины так ведут себя во время ПМС, или это чисто мое свойство? Может я схожу с ума?'

— С тобой все в порядке? — спокойно спросил Гекель, наблюдая за вошедшим Сергеем — ты чем-то раздражен?

'Тобой, болван ты старый!' — хотелось крикнуть Сергею, но само собой — ничего не сказал, мотнул головой и застыл перед столом.

— Хорошо. Сейчас ты пойдешь с провожатым — он тебе покажет туалет. Освободишься от...лишнего, потом пройдешь в душ, вымоешься. Затем наденешь халат и пройдешь туда, куда тебе укажут. Понятно?

— А зачем в туалет? — неприятно удивился Сергей, вспыхнув, как костер, в который плеснули керосина.

— Объяснить? Ну, хорошо... — Гекель постучал пальцами по столу, выбив неприятную на слух дробь, заставив Сергея поежиться. Гекель поднял брови, удивленно посмотрел на свою руку, помолчав, пояснил:

— Когда происходит изменение, организм себя не контролирует. Ты хочешь лежать в луже мочи и куче дерьма? То-то же. Шагай, Куан тебя проводит.

Сергей оглянулся и увидел, что в стене открылась дверь. В узком дверном проеме стоял парень, очень похожий на того, что встретил Сергея у входа, только гораздо моложе, почти мальчик, симпатичный, худенький, с большими, широко раскрытыми глазами. Как и все, он вначале уставился на длинные ноги Серг, после слов мастера с трудом оторвал взгляд от задницы 'Сажи' и потупился, искоса наблюдая за приближающейся гостьей. Потом посторонился и пролепетал:

— Госпожа идет за мной!

Сергей пошел следом, и что было дальше напоминало то, как если бы он ложился в больницу какого-нибудь провинциального городишки — душ, одежду в мешок, халат...только халат был не из застиранной дешевой ткани, а из дорогой ткани, напоминающей шелк. Возможно — шелк и был, Сергей не разбирался в видах тканей и разбираться не желал.

Мальчик везде ходил следом, ждал у туалета и душа, под конец Сергею очень хотелось его треснуть — казалось, что парнишка подглядывает, подслушивает, и это было неприятно. Особенно все злило тогда, когда тупо начал ныть живот, будто в него воткнули кол и слегка поворачивали в ране.

Сергей решил, в который уже раз — положит все силы и средства, чтобы снова стать мужчиной — ну его к черту, это женское тело! Яркий и продолжительный оргазм не оправдывает все остальные неудобства... '...стоя помочиться проблема, мать их....!'

Комната, где Сергею предстояло закончить свой тернистый путь, либо стать суперменом...или скорее супервуман, так же напоминала медпункт некой больницы невысокого пошиба, в которой не хватало денег на оборудование и вся ее слава заключалась в умных сельских дедушках-докторах, умеющих одним прикосновением узнать, чем больна доярка или почему болит голова у механизатора. По крайней мере, Сергей так представлял сельскую больницу.

Впрочем, стоит заметить, что последний раз в деревенской больнице он был лет десять назад, когда выезжал в область по уголовному делу, касающемуся разбойного нападения на ломбард, с тех пор исправно отстегивающий неплохую сумму за 'защиту'. В сельской больничке лежал один из подельников грабителей, при дележке получивший пулю в затылок и почему-то не отправившийся на Колесо Жизни. Видимо потому, что несчастная пуля не нашла его микромозга, запутавшись в костяной ткани бронированной головы этого ' человека-мутанта', обладающего всего одной мозговой извилиной.

Пахло травами, спиртом, пряностями, натертым воском деревянным полом, паркет которого был собран из разноцветных пластинок, подобранных по прихотливому узору.

Дорогой паркет — сразу определил опытный Сергей — ясно, что торговля снадобьями довольно выгодное занятие. Вот бы и ему стать таким торгашом...

Хозяин дома ждал стоя возле окна, глядя на то, как на тренировочной площадке бьются двое парней — один был 'привратник', другого Сергей еще не видел. Парни перемещались так быстро, наносили удары так незаметно, мгновенно, что казалось, вместо двух людей на площадке туманные облачка, которые на мгновение, во время остановки, снова становились двумя мужчинами, держащими в руках небольшие короткие клинки — деревянные, конечно, не боевые.

Зрение Сараны было довольно острым и отсюда Сергей видел происходящее в подробностях, как на экране хорошего телевизора.

— Красиво! — невольно вырвалось у него, и Гекель, слегка улыбнувшись, ответил:

— Ты будешь быстрее...красивее...если выдержишь изменение. Не передумал?

— Нет, не передумал! — сказал Сергей, не отводя глаз от двух бойцов — но мне страшно. Хочется еще пожить...

— Само собой! — усмехнулся Гекель — все хотят жить. И я хочу. И даже куры, которых мы едим, хотят жить. Вот только у каждого на небесах написан свой срок жизни. Если твое время вышло — ты умрешь, даже если запрешься в каменном погребе и не будешь выходить на свет. Если не вышел твой срок — ты уцелеешь и в жерле вулкана. Все в руках богов, а мы лишь маленькие песчинки мироздания...

— Ты не представляешь, мастер, как меня успокоил! — скривился Сергей, и будто в знак протеста (маленький бунт), без разрешения уселся на кушетку, стоящую возле стены — когда начнем?

— Сейчас и начнем. Снимай халат, я тебя осмотрю. Снимай, снимай — теперь не до стыда. Да тем более ты же ведь не женщина...интересно будет с тобой поговорить на эту тему...если выживешь. Как чувствует себя мужчина в женском теле? Я думал над этим, но так и не смог прийти ни к каким выводам. Противоречие между женским и мужским началом.

Тааак...ну что же...тело у тебя прекрасное, я бы сказал даже — тренированное. Хорошее питание вкупе с тяжелой физической работой делают чудеса. Были повреждения, да? Плетка? Вот тут — удар по черепу...ага...зажило само, кожа слегка припухла. Был перелом ребра...вроде все. Тело молодое, соответствует восемнадцати годам. Развитое как положено.

Садись. Возьми вот этот сосуд. Пей! Пей, не бойся! Раз уж решился...горько? Ты же мужчина, чего морщишься?! Залпом! Вот так...теперь ложись. На спину. Руки вдоль тела. Глаза закрой и ни о чем не думай...

Сергей допил пахучую темную жидкость, едва не вставшую в глотке из-за своей отвратительной, потрясающей горечи, сравнимой с горечью средства от поноса (Сергей всегда держал в аптечке таковое и пользовался им не раз, и не два — мало ли что сожрешь на улицах города, когда нет времени и хочется поесть. Шавермы всякие...)

Лег, глядя в потолок и закрыл глаза. С минуту ничего не происходило, и вдруг — в ушах зашумело, тело начало гореть, кожу жгло, как если бы он лежал под огромным излучателем ультрафиолета. Это состояние быстро прошло, оставив ощущение полета, легкости, а еще — хорошее, радостное настроение. Сергей начал хихикать — все сильнее, сильнее, пока не захохотал в голос, забыв, где находится, забыв, что пришел умереть или стать счастливым! Зачем ему становиться счастливым, когда он уже счастлив?!

Сергей хотел встать, но тело отказалось подчиняться. Руки, ноги, голова — все было неподвижно, будто организм забыл, как двигать мышцами. Не шевелились даже губы, и смех Сергея, скорее всего, был результатом галлюцинаций — остатков разума хватило, чтобы это понять. Потом он отключился совсем.

Почти совсем — вероятно так слышат, видят те, кто впал в кому, в летаргический сон и годами лежит в постели ожидая пробуждения. Он слышал голоса, понимал слова, но воспринимал их отстраненно, издалека, как будто говорили не над ним, а над кем-то другим, чужим. Сергей не вышел из тела, не воспарил над ним, как показывают в фантастических фильмах, нет — просто лежал, молчаливый, неподвижный и беспомощный, прислушиваясь к тому, что с ним творили.

А творящих теперь было двое — мастер Гекель и тот самый 'привратник', что встречал Сергея у входа в дом. Они переговаривались, обсуждали процесс, обсуждали объект, равнодушно, бесстрастно, как и положено лечащему врачу, или...патологоанатому.