Казалось, что дело можно закрывать, но тут позвонил один из свидетелей, который сказал, что видел одного из упавших с крыши на востоке Москвы. Но даже подробное описание не помогло. Кто бы не был тот парень, больше там он не появлялся.
А свидетель не только начал отрицать свои показания, но и вообще делал вид, что никогда не звонил Лаврову.
Остались одни лишь домыслы и догадки. Дело даже не 'сошьешь', если очень захочется. Последним следователь не занимался, пусть и страдала зарплата от недостатка раскрываемости. Кто-то занимался этим по крупному, кто-то по мелочи. А он сам преступал закон лишь три раза, пока не находились настоящие улики, специально затягивая процесс, чтобы преступник не успел умотать из города или натворить еще бед.
Последней же зацепкой стала информация от того же знакомого из ФСБ. Один из найденных на месте преступления ножей с серебряным покрытием имел серийный номер. Но база данных ничего не дала, пришлось поездить по нескольким конторам, на что на него вчера и злился лейтенант.
Пусто. По нулям. Если этот серийный номер и проходит где-нибудь, то точно не в России. Да и серебряное покрытие — это что-то новенькое. Какой-нибудь член ОПГ заказал себе что-то такое приметное? Почему сразу не золотой Калашников или пистолет на манер диктаторов банановых республик?
— А зачем ты вообще так серьезно отнесся к этому делу? — спросил коллега.
— Не знаю...
Этот вопрос задавали Лаврову не раз, но, кажется, только сейчас он был готов ответить:
— Может, потому что дело такое запутанное, что слишком походит на заметание следов. Чьих? Может, нечистых на руки сотрудников ФСБ. А, может, кто-то из авторитетов им хорошо заплатил, чтобы скрыть косяк своей банды. Может, хотел вывести их на чистую воду и стать героем... А, неважно. В следующий раз такую ошибку не повторю.
— Амбиции у вас, товарищ капитан, не к черту, — усмехнулся лейтенант, убирая папку в ящик стола.
— Чем уж грешен...
Тут в кабинет без стука вошел мужчина в униформе с погонами подполковника. Возраст за сорок, маленький рост, облысевшая макушка и пышные усы. На вид совсем не грозный начальник.
— Сергей Геннадьевич? — встав из-за стола, Андрей тут же сел после жеста гостя.
— Говорят, вы вчера прям с места сорвались...
— Виноват... — сразу начал капитан. — По делу с крышей вскрылись новые обстоятельства, вот мы и решили проверить.
— И что нашли?
— Ничего, тупик.
— Ну, значит, так тому и быть, — подполковник сел на стул напротив следователя. — Значит, дело закрываем?
— Да, за недостатком улик, — поддакнул лейтенант.
— И правильно. Пусть ФСБ само разгребает то, что наворотило, — усмехнулся Сергей Геннадьевич — Нам же будет спокойнее...
— Только, вот...
Лавров запнулся, увидев вопросительный взгляд начальника, но все же продолжил:
— Слишком много вещей не сходится. Одно дело, когда ФСБ просто может скинуть дело, потому что не хочет им заниматься. А другое, когда его скинули и обрубили все концы. Будто для успокоения собственного начальства.
— Я понимаю твое беспокойство, но...
— Это все для отвода глаз, чтобы кого-то прикрыть.
— Может, и так. Но кто мы такие, чтобы решать такие вопросы? — пожал плечами подполковник.
— Пожалуй, никто...
Оставшись вдвоем с лейтенантом, Лавров быстро заполнил все бумаги и начал собираться.
— Не рановато? — поинтересовался коллега.
— Я отработал две смены подряд позавчера, нормально, — набрасывая серое пальто, ответил капитан.
— Чего ты все за ней бегаешь? Нашел бы в конце концов нормальную девушку... а эта... больно ветреная...
— Да много ты знаешь, человек без личной жизни? — усмехнулся следователь, закрывая дверь.
Но успел заметить, как коллега раздраженно махнул рукой в его сторону.
Москва. 5 февраля. 2009 год.
После трагедии я опасался, что могу сойти с ума. Психологи, проводившие каждый день тесты, тоже. Больше всего их беспокоило мое каменное спокойствие.
Единственным открытым проявлением плохого морального самочувствия были сны. Кошмары, возобновившиеся со времени скитаний, вновь вступили в силу в ночное время.
Но время лечит. Я в этом убедился после всех ужасных событий, что пришлось пережить. Чувство вины за гибель родителей девушки притупилось. Страх, заставивший бежать из Глазова, теперь казался обоснованным.
Пройдет и это. Картинка чужой смерти будет постепенно забываться и стираться из памяти. Вот только зияющую внутри пустоту осталось чем-то заполнить, и будет порядок. Только это не так просто. Будто мне вонзили кинжал в сердце, оставив дыру размером с кулак...
До сегодняшнего дня Александр Дмитриевич не показывался мне на глаза. То ли его вызвали для более важных дел, то ли шло расследование этого неприятного дела. Или же он просто не хотел отвечать на мой немой вопрос: 'Как так вышло?'.
Что до других оборотней в лагере, то об инциденте решили умолчать. Хотя бы не стала придумывать лживую версию, а просто не отвечали на вопросы. Но рано или поздно сказать хоть что-то все же придется. И я был рад, что не услышу этого...
Когда наставник вызвал меня к себе в кабинет, то внутри сразу появилось чувство, что все сейчас закончится. Так или иначе.
Он сидел за столом, мрачнее тучи. Но взглядом встречаться не боялся. Даже, наоборот, попросил смотреть на него, а не куда-то в стенку.
Впрочем, как и психологи....
— Мне сказали, что дела у тебя идут неплохо, — после большой паузы, начал разговор Александр Дмитриевич. — А ты как сам оцениваешь?
— Сейчас получше, — пожав плечами, спокойно ответил я.
Да, отчасти так оно и было. Но все равно один вопрос до сих пор не давал покоя:
— Его не поймали?
Может, распятый сожженный труп Клима помог бы восстановить душевное равновесие.
— Нет, — коротко ответил наставник, и больше ничего не сказал.
Для нас обоих это была неприятная тема. Но страх куда-то испарился вместе с чувством такта.
— Значит, он вместе с анархистами. Там где и должен был быть изначально...
Я ожидал крика, но вместо этого оборотень саркастично улыбнулся. После чего достал папку из одного из ящиков, показав на первой странице печать.
— Думаешь, наверху сидят идиоты, которые не видят проблемы? Мои доклады и все остальное не читают?
— Но...
— Скажи, ты действительно считаешь, что в нашей организации все так просто? Что все люди настолько просты, если ты рассматриваешь их со своей позиции?
— Нет... — я не знал, что еще ответить.
Не похоже, что наставник оправдывался. Да, вину за произошедшее ощущал, но не более того.
— Не думай, что он у нас такой первый был. Весь такой независимый, с развитым юношеским максимализмом и ворохом комплексов с моральных недостатками. Бывало и хуже. Но со временем даже такие становятся не только полноценными членами нашего общества, но и хорошими солдатами, готовыми защитить наш вид.
Нечем крыть. Да, сам Александр Дмитриевич не любил с такими работать, но против логического расчета не попрешь.
— Он еще получит свою заслуженную пулю, — убрав папку, продолжил наставник. — Они все получают.
Оборотень отвел взгляд. Похоже, это не первый его неприятный опыт.
— Что дальше? — поинтересовался я.
Нечего больше обсуждать эту тему. Не мне судить эту систему, к которой, по сути, еще не имею непосредственного отношения. И она ничем мне не обязана.
— Сверху рассмотрели твое дело и пришли к выводу, что тебе больше нечего делать в лагере. Жилье и работу тебе предоставят. Если будет сложно остаться в Москве после всего, то есть возможности и в других городах. А дальше ты сам должен решить, чем займешься по жизни.
— А какие варианты?
Уйти из стаи даже не обсуждалось. В военной зоне хоть с кем-то лучше, чем одному в самом комфортном месте. Учитывая, сколько в нашем мире врагов.
— Можешь спокойно заниматься чем-нибудь на гражданских должностях. Или пойти в оперативники и солдаты. Если выберешь военную карьеру, то иди к оперативникам. У них работа поспокойнее. К тому же, — оборотень вытащил из кармана бумажку с телефонным номером, — те парни, что тебя вытащили из той передряги спрашивали о тебе. Сказали, чтобы ты позвонил, если собираешься пойти к ним.
Согласиться? Или все-таки для меня бой уже окончен? По сути... Нет, сейчас не время решать этот вопрос.
— Москва сойдет, как вариант, — беря телефонный номер, решил я.
— Отлично, тогда осталось заполнить несколько бумаг...
Перед самым уходом я все же решился задать вопрос:
— А... родные Димы знают, что с ним произошло?
— У него никого не было, — ответил Александр Дмитриевич, и на этом разговор закончился.
Москва. Музей Великой Отечественной войны. 7 февраля. 2009 год.
Шрам.
Западный Орден насильно навязал это место встречи. Им было наплевать, насколько сложной будет организация. Но пара старых связей помогла все решить.
Выбор достаточно символичный. Именно по окончанию этой войны образовалась единая организация охотников. В первую очередь из военных, прознавших о существовании нечисти. Немцы, русские, американцы, англичане и другие — все, кто не хотел мириться с тварями в своих рядах, да и в мире в целом, поклялись, что будут бороться с монстрами до конца.
Охотник с ожогом на лице не застал эту эпоху. И даже не видел развал Ордена на две части. В конце восьмидесятых упадок был заметен даже глазу непосвященного. В то время как западная часть крепла и росла. Мастер догадывался о причинах такого успеха. Но даже если слухи окажутся правдой, их половина организации никогда не пойдет этим путем.
— Не ерзай, — сделал Шрам замечание Кэтрин.
— Не ерзай... — усмехнулась она в ответ. — Не забывай, что у нас кого-то могут засечь, и вся операция пойдет к черту.
— Меня тоже могут засечь, но я держу себя в руках.
— Да у тебя вообще никаких эмоций нет...
Весь этот бессмысленный спор утомил охотника, поэтому он промолчал. Мнение насчет приказа не изменилось. Как ему работать с такой? Хантер, может, и мог с ней сладить. Но вот Шрам был другого склада характера, и меняться не собирался.
— Что-то они там долго... — бросив взгляд на здание музея, а после, посмотрев на часы, заметила девушка.
— Это тебе не прогулка в парке. Такие встречи не каждый день проводятся.
Тут захрипела рация в машине.
— За нами кто-то наблюдает... — раздался шепот Фреда, одного из охотников, посланных на встречу с западными коллегами.
— Где?
— Прямо в зале...
— Что говорят гости? — напрягшись, спросил Шрам.
— Они и заметили это. Похоже, потр... Что?..
Связь резко оборвалась.
— Твою... — охотник быстро завел машину и погнал ее ко входу в музей.
Сейчас там была лишь пара охранников. Которые не стали им мешать, когда широкоплечий мужчина в длинном пальто и с ружьем наперевес отстрелил замок и побежал в зал, где проходила встреча. Кэтрин бежала следом, проверяя каждый угол через прицел автомата, как учили. Если уж охотник так хочет получить пулю в спину — его проблемы.
Но, как оказалось, предосторожность была излишней. В круглом белом зале никого не было. Кроме пяти трупов. У каждого на горле красовался аккуратный порез от ножа. То тут, то там остались следы кровавых брызг.
— Уходим, мы им ничем не поможем, — прикрывая тыл, оглянулась в сторону Шрама девушка.
Но тот все же решил проверить тела парламентеров. И под одним из них оказалась мина...
— В сторону!
Тело брюнетки превратилось в туман. Она оказалась рядом с охотником и оттолкнула его далеко в сторону. Но к моменту взрыва ее силы успели иссякнуть, и девушка вернулась наполовину в свою физическую форму.
Ее обгорелое тело отбросило к стене. Шрам не сразу пришел в себя после контузии. Перед глазами все плыло.
А как им удалось выбраться, он не помнил, окончательно придя в себя только лишь в автомобиле, держа в свободной руке дробовик. А на задних сиденьях лежала бессознательная Кэтрин.
— Больно... — прохрипела она.
— Потерпишь!
— Дай... Пистолет...
— Замолчи! Не до тебя сейчас...
— Какой же ты... все-таки подонок...
— Я мог оставить тебя там! Да и сейчас могу из машины выкинуть! Так что заткнись.
Более-менее мужчина смог успокоиться лишь за городом. Его шрам продолжал изредка подергиваться. Но девушка больше ничего не говорила. Похоже, отключилась. Или...
Охотник все же решил проверить. Стоило чуть коснуться одного из заживающих ожогов, как она проснулась.
Ее губы приоткрылись, обнажая удлинившиеся клыки:
— Мне нужно...
— Нет, уж, потерпишь до дома. Кормить тебя я не собираюсь...
С отвращением захлопнув заднюю дверь, Шрам вернулся за руль.
Москва. УВД. 10 февраля. 2009 год.
Андрей.
— Что скажешь нового насчет недавнего взрыва в музее?
Напротив Лаврова сидела молодая красивая девушка с темно-рыжими волосами средней длины волосами, уложенными в аккуратную прическу. Модный женский костюм, идеально сидевший на элегантной фигуре, вкупе с ухоженными ногтями и дорогой косметикой создавал образ дорогой, но не слишком интеллектуальной модницы. Что было только на первый взгляд. В общении раскрывался весь скрытый потенциал. Иначе не занимать ей пост журналиста на государственном телеканале. Причем, далеко не последнего.
— Ир, как будто ты не знаешь, как решаются подобные дела, — усмехнувшись, ответил следователь. — ФСБ занимается этим делом, к тому же это не мой район. Тебе поручили писать про это статью? Репортажей в вечерних новостях было недостаточно?
— Нет, но дополнительные сведения не помещают, — улыбаясь, ответила Ира. — Как и в твоей работе.
— Не забывай, что наши профессии сильно различаются. Тебе достаточно изложить все на бумаге, а там уже дело масс — верить или нет.
— Если бы все было также просто, как ты сказал, я писала бы обо всем, что информаторы приносят мне на блюдечке.
— А, то есть я теперь не больше, чем информатор? — сохраняя веселое выражение лица, заметил Лавров.
— Нет, ты один из немногих, кому я даю взамен хоть что-то ценное.
— Прямо камень с души...
— Я серьезно. Большинство других получают либо процент, либо денежное вознаграждение. Но никому больше в работе я не помогаю.
— Что ж, я польщен, — признал Андрей.
В принципе, это ему и так было известно. Они взаимовыгодно обменивались информацией уже год, с тех пор как вновь встретились после университета. Вернее, они начали учиться вместе, но на третьем курсе Ирина резко перескочила на журналистику, руководствуясь известными одной лишь ей мотивами. Постепенно сложная учебы для обоих в разных вузах заставила их разорвать только начавшие развиваться отношения.
И вот теперь они оба, уже добившиеся какого-никакого успеха, встретились вновь, и теперь работали вместе, хотя и с осторожностью, опасаясь косых взглядов начальств.
Хотя, казалось, девушке на это почти наплевать. Вот сегодня, совершенно не таясь, пришла к нему в кабинет.
При этом как-то подгадав момент, что коллега будет отсутствовать. Но здесь, скорее, просто повезло.
