Княжич. Том 2. Война

— Тяжелых вытяни, а остальные подождут помощи. Командир уже спешит к нам. Он поможет.

Меня подвели к солдатам, что лежали на земле словно мертвые. От лица у них отошла вся кровь. Почти все, как и я были обожжены молниями индуса. Мне помогли присесть на колени рядом с ними, и я приложил к их ранам руки. Из моих ладошек вышла золотистая волна света и накрыла их раны. 'Обеззараживание', 'очистка раны', 'исцеление', 'регенерация'. Я применил все что знал, и помог ребятам, чувствуя, как средоточие пустеет, пока не показывает дно и меня не скручивает в приступе ядреного кашля с кровью. Легкие тоже пострадали, и теперь я выплевываю их кусочки. К месяцу, который я отвел себе на лечение, я прибавил еще месяц. Ладонь, в которую я сплевывал, была полной. Кровь и ошметки внутренних тканей. Я вытер руку о штаны, и устало прикрыл глаза.

Через десять минут вся рота собралась здесь.

— Плохо выглядишь, Семен, — сказал мне Налбат, с удовольствием присев на землю рядом со мной. Он с кряхтением вытянул ноги и скинул сапоги, заново перематывая портянки.

— Чувствуя себе не лучше, — продолжал я шептать, продирая горло.

Закончив с ногами, он натянул кирзачи обратно и сказал.

— Солдаты рассказали мне, как ты помог им победить этого индуса. Никогда не слышал о зеленом огне.

Я промолчал.

— Все будут молчать. И сам будь поосторожней. У Церкви много глаз, а эта форма, хоть и помогла тебе справиться с противником явно куда опытнее и могущественнее тебя, откровенно не так проста. Никогда не знаешь, как скажется ее применение на духе. Я предупредил.

Я с усилием прошептал спасибо. Налбат кивнул.

— Нам приказано идти вперед, а раненых оставить здесь. Ты как, сможешь передвигаться и держать в руках автомат?

Первым порывом было отказаться, оставшись в тылу, но я задавил в себе страх и малодушие, ответив командиру согласием.

— Мне уже лучше. Бежать вряд ли смогу, но идти и стрелять мне по силам.

— Тогда вставай.

Я поднялся, оперевшись на автомат, немного покачался на ватных ногах, а потом выровнялся. Тем временем командир уже раздавал указания офицерам.

— Лейтенант Стародуб, оставьте ефрейтора присмотреть за тяжелоранеными. Остальные, проверьте ваших солдат еще раз. Кого нужно перевяжите повторно. Оружие у всех должно быть снаряжено полной обоймой. Даю еще пять минут на отдых и выдвигаемся. Последний рывок, мужики. Потерпите.

Бои за Крым продолжались. Дееспособных солдат в роте осталась только половина. Сорок человек тяжело ранены и больше сотни значатся пропавшими без вести, но скорее всего все они мертвы. Кто-то, конечно, мог струсить и сбежать или спрятаться, как тот солдат, которого я заметил, но их таких меньшинство. Все здесь знают, за что воюют. А сбежавших ждет незавидная участь. По законам военного времени побег с поля боя это расстрел. Их все равно найдут.

— Бам-м, — прозвучал едва слышный, мягкий хлопок слева от меня.

— А-а-а, — страшно взвыл солдат, что шел там и наступил на противопехотную мину. Ему оторвало ступню. Кровь хлестала фонтаном, но к этому мы уже привычны. Проклятая война.

— Всем смотреть под ноги! — Зло заорал на нас Налбат, что наложил на рядового обезболивание, усыпив того и оказав минимальную помощь. От потери крови не умрет и ладно. Мы оставили его прямо здесь, уложив на подстилку из тряпок. Связавшись по рации с ефрейтором, оставшимся позади, мы поручили ему эвакуировать раненого к остальным, а сами пошли дальше.

Вокруг стояла мертва тишина, только вороны в небе кружили. Фронт ушел на два километра вперед, и весь бой шел там, а мы оказались в своем тылу и пытались нагнать наших.

Налбат экономил силу как мог. Он, как и я выложился сегодня. Средоточие почти пустое. В случае чего, помощи нам ждать не от кого. Вся надежда на верные АК-12 в руках и плечо товарища, что не бросит.

Лица у всех были серые от усталости. Многие, как и я ранены, но не тяжело. Перевязались, вкололи себе обезболивающее, и пошли дальше.

Мужики шептали себе под нос проклятия в адрес врагов.

— Ненавижу этих тварей. Чтоб они передохли там у себя в Англии.

Некоторые шли потеряно, контузило их что-ли? По сторонам они смотрели с улыбкой. Кто-то просто молчал и покрепче сжимал автомат в руках, вздрагивая от каждого громкого звука. Во взводе Свиридова, один из молодых солдат, только прибывший на фронт, и попавший в самую мясорубку плакал, баюкая руку, что висела на перевязи. Свиридов шел рядом с ним.

— Вижу движение.

— Английская форма.

— Огонь!

Так мы и шли, зачищая окопы, в которых англичане оставили своих раненных. В плен никого не брали. После индуса волшебника и того зла что он нам принес, об этом даже не заикались. Солдаты хотели мести за боевых товарищей.

Шли преимущественно молча. Слишком устали, чтобы болтать. В небе светило солнышко. Погода прекрасная. Виды невероятные. Впереди гладь моря, конец нашему марш-броску, но настроение это не улучшило. У меня болела каждая клетка тела. Переоценил я свои силы, и какой уже километр был вынужден идти, опираясь на крепкого солдата, что подставил мне плечо.

Налбат последние минуты болтал по рации со штабом батальона. Вот и берег черного моря. По карте, мы где-то между поселком Марьино и Окуневка. До Марьино два километра, а до Окуневки в другую сторону, два с половиной.

Получив приказ, командир озвучил его нам.

— Идем в Марьино. Четвертая и шестая роты уже там. Поселок небольшой. Сто-двести домохозяйств. Наши уже почти все осмотрели. Англичане ушли.

— А местные жители?

— Крым оккупировали еще в первые дни войны. Мало кто сумел спастись, а те, кто остался на милость англичан, — командир поморщился. — Да какая там милость. Их давно вывезли в колонии, коих у Англии пруд пруди. А самых рьяных защитников отечества пустили на опыты или убили.

Мы перекрестились. Как раз в этот момент мы проходили мимо колодца, из которого хотели попить воды, но смрад из него отогнал нас назад. Англичане сбросили туда несколько десятков трупов, отравив воду. Вот из-за таких моментов на войне и начинаешь люто ненавидеть врагов и всю их нацию. А память у людей долгая. Сложно оставаться пацифистом на войне.

Рядовые немного расслабились, и у них появилось желание поболтать.

— Красивое село, — сказал один из солдат, когда мы дошли до места, встретив там четвертую роту. У них тоже были большие потери. Людей не хватало. Они попросили помощи, и мы пошли обыскивать Марьино по второму разу.

— Жаль зелени мало. Придет весна, все расцветет и еще краше будет.

Ему возразили.

— Не будет. Людей что создали всю эту красоту и высадили черешневые, и персиковые сады уже нет.

— Не нагнетай, Тимоха. Кто нам говорил, что мы проиграем и будем драпать аж до Урала и что? Где мы? В Крыму. Побили англичан, а твои дрянные пророчества не сбылись.

— Народим еще детей и заселим эти места новыми жителями, парни. Все у нас будет хорошо.

— Ты прав, сержант. Выбили англичан с нашей земли, выбьем и всех остальных. И турков и китайцев. Вот увидите...

Мы вышли к самому морю. Красота.

Все остановились и залюбовались. Высокий, обрывистый берег. Кромка галечного пляжа омываемого морем шириной всего два метра, сразу упирается в обрыв, на утесе которого мы стояли. В небе кружат чайки. Солнце на горизонте отражается от воды и создает сверкающую дорожку, по которой бегают светлячки. Глубокое, от голубого до темно синего цвета море. Холодный бриз, дующий в лицо. Запах соли и водорослей. Все было прекрасно, если бы не одно но. На горизонте стояли сотни английских кораблей, что по прежнему оставались в черном море и стреляли по берегу. Эвакуация англичан продолжалась. Нам повезло, что поселок Марьино их не заинтересовал, и по нам не вели огонь.

— Привал, — скомандовал командир. — Кирюхин, ты где?!

— Я здесь, господин Налбат.

Я непроизвольно улыбнулся, а потом скривился. Поврежденную кожу на лице стянуло.

Хороший мужик, этот Кирюхин. Не злобливый, заботливый. И готовит нам и убирается, помогает в мелочах. Добрый малый. Дети у него давно выросли, дедушкой уже стал. Хороший человек. Эх! Я снова поморщился и кашлянул кровью. В боку прострелило болью.

— Есть чем накормить роту?

— Сейчас, чай организую и сушка имется. Больше порадовать нечем. Извините, — развел он руки в стороны.

— И на том спасибо.

Все повара в роте подчинялись ему. Вот и сейчас за его спиной суетились три солдата, что помогают организовать костер. Чистый колодец мы тоже нашли, так что чай лишним не будет. А сушка — это любимое лакомство Налбата. Кирюхин всегда таскает с собой несколько килограмм этого изделия. Весит немного, а командиру нравится.

Через двадцать минут вода в котелке над огнем закипела.

— Хорошо-о-о-о, — с благодарностью принял я из рук солдата металлическую чашку, до краев наполненную горячим чайком и три сушки. Чтобы хватило всем, разделили все запасы Кирюхина поровну. Кто-то вскрыл сухпаек и жевал тушенку, кто-то, как и я дул на поверхность чая и смотрел за горизонт, не замечая вражеских кораблей, думая только о доме и дорогих ему людях, пока вверх и вниз по течению шли бои. Мы отдыхали. Да и кому тут воевать? Боеприпасы кончились. По полрожка патронов на брата. Гранат нет. Мы просто не способны на новые подвиги. Нужен отдых и пополнение боезапаса.

Первым заметил неладное младший лейтенант Ветряков. Он с удивлением в голосе воскликнул.

— Море отступает!

— ЧТО?

Вода начла резко отходить от берега и обнажать дно. Рыба не успевала за потоком, и оставалась лежать на берегу. Бились в судорогах, пытаясь спастись от удушья и дельфины. Смотреть на их мучения было невыносимо.

Одинокий голос в возникшей тишине прозвучал очень громко.

— Это разве не первый признак цунами?

Грязно выругался командир Налбат. Таким мрачным мы его еще не видели. Он сказал.

— Это адмирал лорд Фрэнсис Дрейк. Решил наказать нас напоследок, собака плешивая.

Спокойствие, навеянное красивым видом и шумом прибоя, резко перешло в панику.

— Мы успеем убежать от волны?

— Командир, Налбат? Что нам делать? Командир?!

— Я не знаю, — ответил он спустя какое-то время, не отводя взгляда от горизонта.

Весь берег Крыма, все люди, что здесь находились, замерили в ступоре, задирая головы вверх. Перед эскадрой военных кораблей англичан все росла и росла волна. Десять метров. Сорок. Сто. Триста. Огромная, невероятная по своей массе и разрушительному потенциалу волна все росла, готовая обрушиться на Крым и убить здесь все живое. Убежать не получится. Самые нестойкие из солдат упали на колени и начали неистово молиться. Кто-то даже побежал, надеясь укрыться. Мы их не останавливали. Пусть бегут. Это бесполезно.

Я признаюсь, тоже приготовился к смерти. Об одном я жалел, что не увижу больше Алису. Не свожу Юлиану купаться на озеро. Не покидаю палку своему псу. Не положу на могилку маме букетик ромашек. И не отомщу мачехе и всей ее семье, за то зло, что она принесла в мой дом.

Вот и все. Пятисотметровая волна пошла на нас. Гул, что она создавала не передать словами. Страх сжал сердце.

— Прощай, Алиса, — произнес я, прикрыв глаза и приготовившись к неизбежному столкновению. Щит я укрепил, но больших надежд на него не возлагал.

* * *

— Вот почему Василий переправил нас с белорусского фронта на Крым, брат. Твой друг Дрейк возомнил себя хозяином морей, креветка пересоленная.

— Он мне не друг. Не смеши меня, Вадя.

Два брата, так не похожих друг на друга зависли высоко в небе, спрыгнув с дирижабля, что был флагманом всей группировки войск юго-западного фронта. Матросы что-то кричали им с борта, но они не обращали на это внимания.

— Покажем ему наш фамильный секрет?

— Давай. Правда, придется объединить силы. Все же этот Дрейк могучий волшебник.

— Соловецкие острова изменили тебя, брат. Раньше бы ты и пальцем не пошевелил, чтобы спасти всех тех людей, что замерли под нами и молятся своим богам, в надежде уцелеть.

— Раньше мне не приходилось защищать родину от шакалов, что вцепились в нее со всех сторон, норовя откусить кусок и пережевать его.

— А вторая мировая война?

— Там все было по-другому. Я был моложе и глупей. Как и ты.

— Эй, эй. Не записывай меня в старики. Это ты выглядишь как дряхлый дед.

— Начинаем?

— Да. Кажется Дрейк нас заметил. Вон как его флагман разогнался. Спешит сбежать, окунь костлявый.

— Развеем славу английских моряков.

Два кудесника, в чьих петлицах погон сверкали на солнце звездочки генералов, соединили руки и сосредоточились.

В Крым пришли братья Зима Олег и Зима Вадим из княжеского дома Зима, что правит Архангельском уже третий век. С самого севера страны, родившиеся в деревушке на берегу холодного, белого моря, братья близнецы всегда были вместе. Даже когда Олега отправили на каторгу, брат пошел за ним следом, не желая слушать родню. И так, вместе, они провели последние двадцать лет в одной камере.

* * *

Воздух вокруг резко похолодел. Апатию солдат сняло как рукой. Прозвучал шквал вопросов.

— Холодно!

— Что это? В небе? Видите?

— Не знаю...

— Это северное сияние.

— Что?

Налбат обернулся и показал мне на точку в небесах.

— Смотри.

— Дирижабль? — Переспросил я.

— Нет. Видишь людей, что парят рядом с ним в воздухе?

Я прищурился.

— Кажется, вижу.

— Не ошибусь, если скажу, что это братья Зима.

— Те самые? Что потопили английский флот во вторую мировую у берегов Мурманска?

— Они самые.

Гул волны, что шла на нас, стал резко затихать. Звук менялся. Это был уже не гул, а треск. В первые за всю историю, черное море покрывалось коркой стылости. Стена воды, что шла на нас замерзала, превращаясь в неподвижный бастион из сверкающего всеми гранями льда.

Кто-то из сержантов экспрессивно выкрикнул.

— Хера себе!

На этом братья Зима не остановились. Мощный треск и из пятисотметровой ледяной стены в английские корабли полетели десятиметровые ледяные же колья. Дрейк запоздал с реакцией, и часть его эскадры получила ледыхами в борт. Эти корабли быстро пошли ко дну, теряя плавучесть. Моряки тонули. Их даже не стали спасать. Англичане думали только о своей шкуре.

— Ура-а-а-а-а!

Мы наблюдали за всем прямо через стену льда, что превратилась для нас в увеличительное стекло.

Эта сила ужасала. Честно говоря, я понимаю, почему для кудесников существует негласное правило не использовать силу на глазах простых людей. Такая мощь в руках человека только в редких случаях вызывала восторг, а так она пробуждала первобытный страх. Я осмотрелся по сторонам и мысленно добавил к своим рассуждениям еще одно слово — зависть. На лицах многих солдат я заметил зависть и страх. Люди слабы. Даже я позавидовал хозяевам Архангельска. И конечно, я мечтал когда-нибудь достигнуть их уровня.

Английская эскадра уходила. Новые ледяные атаки не приносили должного эффекта, да и братья Зима похоже устали и флот королевы Анны Марии взял курс на турецкие проливы.