Княжич. Том 2. Война

Я, конечно, догадывался о сути происходящих в мире событий, но держал рот на замке. Надеюсь, боярская дума в скором времени объяснит людям что происходит.

Из-за этих и других причин наш фронт был не готов идти в атаку. За то время что я здесь нахожусь, мы предприняли три попытки пересечь реку Кубань. Ни одна из них не окончилась победой. Мы были вынуждены отступить на свои позиции. Радовало лишь, что у турков тоже не все ладно. И у них вспыхивали болезни, а солдаты не могли спать из-за снов, в которых их заживо пожирали мириады букашек. Черви, клопы, комары, бабочки. Фу. Мерзкие сны иногда приходили и ко мне, но я отгонял их всплеском силы из средоточия.

Когда я проходил мимо поста из ребят четвертой роты, заметил, как один из солдат закашлялся, приложив ко рту платок, испачканный кровью. Я передумал идти мимо и подошел к ним. Послушник что шел следом тоже приблизился, встав рядом со мной.

— Что с тобой? — Спросил я рядового. Его товарищи, что стояли рядом, нахмурились.

Тот к кому я обращался, замялся, но ответил.

— Не знаю, старший лейтенант. С утра кашляю. И вот, — показал он платок запачканный красным.

— Подойди, — отдал я приказ, и он перепрыгнул мешки с песком, за которыми прятался их пост на пересечении улиц и покорно подошел ко мне. Я приложил свои руки к его груди и пустил по ним ниточку своей энергии из средоточия, разделяя поток и направляя в него только жизнь. Обычные формы тут не помогут. Уже замечено, что болезни, которые к нам приходят плохо поддаются лечению стандартными средствами. Нужна именно специализация на жизни, сильный кудесник или огромный опыт.

Сила стекла изумрудным потоком по моей руке и проникла в грудь рядового. Голова, сердце, почки. Все было хорошо, пока я не дошел до легких. Вот тут и начались проблемы. В них присутствовала чернота, и я знал, как с этим быть.

— Потерпи. Сейчас будет больно. А вы, — обратился я к другим солдатам, — держите его. И дайте ему прикусить палку, а то еще язык откусит.

Послушник что стоял рядом вместо помощи начал читать молитву, осеняя рядового крестом. Тот побледнел.

— Начинаю, — предупредил я всех.

Снова положив обе руки на грудь человека передо мной, я подал в него свою силу одним мощным потоком, не распыляя ее по всему организму, а направляя точно в легкие.

— А-а-а-а! — Закричал он, не в силах терпеть боль от выжигания черной мерзости. Моя изумрудная сила жизни просто испаряла те вонючие миазмы, что проникли в него. Он затрясся, попытался высвободиться из хватки, но его сослуживцы держали крепко. Понадобилось пять минут, чтобы выжечь все, что я нашел. Рядовой обвис на руках товарищей и потерял сознание.

Убедившись, что черноты в нем не осталось, я убрал руки от его груди, оставив на форме рядового два отпечатка своих ладоней. Форма была прожжена насквозь.

— С ним все в порядке, — сказал я солдатам, отряхивая руки, словно к ним могла прилипнуть та внутренняя грязь. — Через пару часов проснется. Пусть отдохнет.

— Спасибо, — сказали они мне, укладывая сослуживца на мешки с песком.

В разговор вступил злой, нервный послушник.

— Вы должны были доложить об этой ситуации офицерам. В армии введен красный режим. О любых случаях болезни или странного поведения сослуживцев вы ОБЯЗАНЫ докладывать офицеру. Почему вы этого не сделали, паршивцы?!

Слушать, как он песочит солдат четвертой роты, я не стал и пошел дальше по улице. Проверять посты. В нашем квадрате всего два кудесника. Я и командир Налбат. От послушников пользы мало. У них только первая ступень, да и не выглядят они опытными людьми. Держатся в стороне от нас. Мы даже их имен не знаем. Короче, всех солдат нашей роты, четвертой и шестой рот лечим мы. Правда, от Налбата тут тоже мало толку, с его склонностью к воздуху и гравитации. Вся нагрузка на мне.

Я обошел весь квадрат. Опросил солдат. Побывал в соседних домах, в гостях у других рот. И в конце пути, навестил отдельный пост медпомощи, где содержались не раненые, а вот такие, странные больные с непонятными симптомами. Их не удалось вылечить за один сеанс и их поместили в карантин. Подвал, где их содержали — охранялся. Солдаты что стояли тут в карауле носили на лице не обычные медицинские маски, а противогазы. Это как по мне было чересчур, но начальство отдало такой приказ, а мы выполнили.

— Старший лейтенант, — отдал мне честь сержант, начальник над караулом.

Я кивнул.

Проверив у меня документы, так положено, хоть меня и знали в лицо, мне дали пройти внутрь. Спустившись по ступенькам вниз, я сразу поморщился. В подвале дома, что стоял на отшибе нашего квадрата, стоял неприятный носу запах разложения, спертого воздуха и нечистот. Запах отчаянья. Солдаты что попали сюда — редко когда возвращались в строй. Они или скрыли от нас свою болезнь или вовремя не заметили симптомов, и помочь им было уже не в наших силах. Поправлюсь. Не в моих силах. Карантин. За пределы квадрата хода нет. Больных нельзя было направить в серьезные госпитали. Ни в Севастополь, никуда... Специалисты, которые у нас были, сидели при штабе армии, в центре города и они физически не могли вылечить всех.

Между десятками старых ржавых металлических кроватей ходили добровольцы. Они носили белые халаты и противогазы. На их плечи я возложил задачу колоть больным обезболивающее, в случае если они уже не могут терпеть боль и своими криками нагоняют на остальных страх. И они же, добровольцы из солдат, выносят кал, мочу и трупы.

Ко мне подошел старший сержант Медведев Богдан. Он знаком мне еще с первых дней на войне. Вместе ехали на поезде. Хороший парень. Дисциплинированный и дотошный. Служит в нашей роте у лейтенанта Свиридова.

— Плохо дело, — сказал он, когда подошел ко мне. Через противогаз, надетый на нем, было плохо слышно, но я уже привык к этим неудобствам. — За ночь еще четверо отошли в мир иной. Мы их закопали там же где и остальных. Как вы и велели.

Сказать мне было нечего. Я делал все что мог. Консультировался с другими кудесниками, теми из них кто был способен хоть как-то лечить запущенные случаи этой заразы, и ответ был один — нет ответа. Помочь может только личный опыт и собственная сила. Мне сказали, чтобы я продолжал пытаться и не опускал руки. Даже если и не помогу, наберусь опыта и когда-нибудь спасу чью-то жизнь. И хоть это и прозвучало цинично, я внял советам более сильных кудесников, чем я.

Кивнув Медведеву, я пошел от одной койки к другой. Прикладывал руку к телам солдат, в чьих глазах еще теплилась надежда, и пускал по ним изумрудную силу. Изучал изменения в их внутренностях и шел дальше, внося правки в медицинский журнал, который пришлось завести в связи со всеми этими событиями. В нем я описывал свои ощущения при лечении. Случаи удачных и неудачных операций.

У очередной койки я остановился. Этот пациент был особым. Дрянь что убивала младшего лейтенанта из шестой роты, имела знакомый мне привкус силы. Той самой силы, которой обладает моя семья и я.

Погрузившись через свою силу в тело офицера, я нашел паразита там же где и вчера. Уже порядком ощипанный он свил себе гнездо в мозгу. Привычно отщипнув от него кусочек, чем вызвал едва слышный визг полупрозрачного существа в виде жука, я забрал этот комок призрачной слизи себе, поместив в собственное пространство духа. За сутки кусочек чужого призрачного тела распадался и станет частью меня, усиливая мою мутацию. По крайней мере, я так думал, так как только таким способом удавалось расшевелить клубок нитей, что летал вокруг моего средоточия. Но смысл был не в том, чтобы стать сильней. Я хотел вылечить офицера и путем проб и ошибок — этот способ показался мне лучшим. Если я просто отрываю кусок тела этого существа и не забираю его себе, оставляя висеть в пространстве, где его никто не видит кроме меня, он снова возвращается в паразита, сращиваясь с основным телом жука. Убрать существо-паразит разом, тоже не выход. Я подобрал оптимальный объем его плоти, который могу переработать за сутки. Рисковать собой и брать больше чем могу переварить я не хотел.

— Ну как он? — Спросил меня старший сержант, что стоял за моим плечом.

Я прикинул в уме, сколько времени у меня уйдет на 'съедение' этого паразита и ответил.

— Идет на поправку. Думаю через неделю, я закончу его лечить. Опухоль с мозга спадет, и он должен очнуться. Надеюсь на это.

— Хоть одна хорошая новость за сегодня.

Медведев перекрестился и прикрыл его одеялом, что сползло в сторону. Я тяжело вздохнул и перешел к следующему пациенту.

Через два часа я уставший больше морально, чем физически вернулся в расположение роты. Больно было смотреть на еще вчера здоровых людей, что молили меня о помощи со слезами на глазах и кричали от боли, не в силах стерпеть то, что творится внутри их организмов. Кто-кто просто гнил заживо без всяких причин. Кого то, как и младшего лейтенанта поедали изнутри паразиты, и я не мог с этим ничего сделать. В большинстве случаев это была не одна крупная тварь, а тысячи мелких и не призрачных, а материальных. Моя сила никак им не вредила, запущенный случай, а формы лечения второй ступени были полностью бесполезны. Как и антибиотики и другие доступные нам лекарства. Неудивительно, что солдаты начали скрывать случаи болезни. Никому не хочется попасть в подвал смерти, так прозвали это место, так как вернувшихся оттуда можно пересчитать по пальцам одной руки.

Первым делом я зашел к командиру. Постучавшись в его комнату и получив разрешение войти, я переступил порог его берлоги.

— Вернулся? — Спросил он меня.

— Да.

Я устало присел на стул и стал массировать себе виски, пытаясь забыть все эти крики.

— На ка, — передал он мне стакан с водой. — Выпей.

— Спасибо.

Молчание затягивалось, но это не было нам в тягость. Командир работал над картами за столом, а я просто отдыхал.

От нечего делать осмотрел комнату. Уютно. Тяжелые шторы закрывали вид на заколоченные и обложенные мешками с песком окна. Свет идет от единственного светильника на столе. Старая, деревянная мебель. Поскрипывающие полы. Много книг в шкафах, богатство прошлых владельцев квартиры. Мягкий ковер на полу и кровать в углу, за ширмой. Запах книг, выпечки и весны в воздухе.

Молчать и дальше было бы странно.

— У меня получилось.

Позабыв обо мне, Налбат встрепенулся и поднял голову от документов, которые читал. Он переспросил, посмотрев на меня своим черными глазами, казавшимися еще более темными из-за полумрака в комнате.

— Что ты сказал?

— Я освоил первую свою форму третьей ступени. Она сформировалась.

Командир задумчиво потер шрам на лице. Это его новая привычка, тереть шрам, уходя глубоко в свои мысли.

— Выходит не зря ты медитировал под деревьями и озеленил наш квадрат, превратив его в сад. Да?

Я просто кивнул. Он поинтересовался.

— Можешь сказать, что делает эта форма?

Я отрицательно покачал головой.

— Смутные ощущения. Что-то связанное с растениями.

— С растениями... — Протянул он. — Ладно. Вставай. Пойдем на пустырь за соседним домом. Там и посмотрим, что такое ты создал.

Я нехотя поднялся. Идти никуда не хотелось.

— И еще, Семен. Выбрось уже из головы то дерьмо в подвале. Всех не спасти. Хватит себя наказывать, — жестко отчеканил каждое слово командир Налбат.

Я честно ему ответил.

— Умом я это понимаю, командир. Но это умом, а не этим, — потрогал я себя за грудь в районе сердца.

За нами увязался тот из церковных послушников, что следил непосредственно за Афоном Налбатом. Командир поинтересовался.

— А твой надзиратель где?

— Отстал где-то, — пожал я плечами. — Не любит он посещать подвал.

По пути к пустырю нас никто не побеспокоил, и мы дошли до него без приключений. Только командир крутил головой, восхищаясь моим талантом приводить природу в порядок. Наш квадрат и, правда, превратился в радующий глаз цветущий сад. Да и солдатам нравится. У нас по крайне мере нет психически нестабильных людей в роте. Считаю что отчасти это и моя заслуга. У наших соседей, что не день, то попытка побега с фронта, то самострел. Люди боятся и едут крышей. А ведь это не они каждый божий день видят то, что вижу я. Наши же солдаты оттаивают душой, наблюдая за цветущими растениями и птахами, что поют каждое утро у нас под окнами.

Вот мы и на месте. Пустырь, с развалинами дома от которого остались только кирпичи и гнилые доски. Людей вокруг нет.

— Пробуй, — велел мне Налбат. — И не убей нас, пожалуйста.

Ничего экстраординарного от меня не требовалась. Я просто напитал форму принявшую вид дерева абрикос у себя в духе силой из средоточия и указал место применения способности. На все про все ушло три секунды. И это только от моей неопытности и запредельных требований абрикоса. Обычно на одну форму третьей ступени уходит четверть всей силы в средоточии, но то, что я создал, высосало меня до донышка.

Моментально в воздухе над пустырем сформировался зеленоватый туман, почти сразу же впитавшийся в землю. Толчок, словно при землетрясении. Еще один и еще. Звук похожий на взрыв и из-под земли наружу полезли тысячи корней, с легкостью откидывая в стороны бетон и кирпич, перемалывая все, что им мешало, в труху. В центре пустыря быстро начало расти дерево. Оно все росло и росло, пока не достигло в высоту восьмидесяти метров. Верхушка дерева была на уровне или даже немного выше десятиэтажного здания на заднем фоне. Ствол шириной пять метров, а ветки что раскинулись в стороны длиной доходили до семидесяти метров. Я все чувствовал. Дерево стало, словно продолжением меня. Находясь рядом, я мог управлять им, заставляя его ветви бить по земле или хватать огромные куски бетона и кидать их, куда мне заблагорассудится. В его шкуре я чувствовал себя гигантом.

— Ну-у-у, это не абрикос, — усмехнулся Налбат, с интересом наблюдая за тем, что выросло на месте пустыря.

Я промолчал, пытаясь прислушаться к себе и определить границы возможностей дерева. Ветки, листья, корни, все дерево подчинялось мне как собственное тело. Странные ощущения. Желая пошевелить рукой-веткой, я поднял ураганный ветер, так как половина всех веток на дереве всколыхнулась вверх-вниз, листва зашелестела, и мощный поток воздуха улетел в противоположном от нас направлении.

— Как назовешь форму? — Спросил меня командир, после того как пыль и грязь улеглись, а в ушах перестало звенеть.

— Лес? — Неуверенно предположил я.

— Ну, для леса тебя не хватает еще сотни таких гигантов, но в целом мне нравится ход твоих мыслей. Потенциал неплохой. Я правильно понимаю, ты чувствуешь всех, кто находится под гигантской кроной этого великана?

— Да.

— Неплохо. Не всегда требуется убить врагов, и с твоей формой ты подходишь для этого лучше всего. Обхватишь людей ветками, и пусть они брыкаются, сколько влезет. А начнут буянить, раздавишь их как тараканов.

Как оказалось, форма еще не закончила свое формирование и на зеленом великане, чьи листья размером могли посоперничать с листом гипсокартона, распустились чересчур яркие цветы. Мы хоть и стояли вдалеке, не приближаясь к дереву, почувствовали запах, и нас повело в сторону. Захотелось спать. Глаза сами слипались.