Меченый. (Меченый - 1)

— Осторожно, ветки... — донеслось из темноты.

Я провела пальцем по щеке, рассеченной после такого же предупреждения, а потом сообразила, что осталась одна. В ночном лесу. Рядом с бьющимся в агонии животным. И что где-то в темноте ко мне подкрадываются волки!

Усталость, заставлявшая подкашиваться ноги, тут же куда-то исчезла. И решимость выдержать ниспосланное мне испытание — тоже. Поэтому когда в чаще леса хрустнула какая-то ветка, я чуть не умерла от страха. И рванула вслед за Кромом...

...Добежала. Ничего себе не разодрав и не расцарапав. Кое-как перевела дух, огляделась по сторонам и... вытаращила глаза — темное пятно, рядом с которым стоял Кром, оказалось стеной. А прямоугольный проем за его спиной — дверью!

— Охотничий домик... — мертвым голосом пробормотал Бездушный. Потом покачнулся и упал. Ничком. Прямо там, где стоял.

Я усмехнулась: слуга Бездушного, балансировавший на грани ухода в Небытие чуть ли не все время с момента выезда из Сосновки, наконец, сломался.

'Слава Вседержителю...' — подумала я, переступила через Крома и потянула дверь на себя.

Никакой реакции.

Рванула посильнее. Толкнула... Ударила кулаком! Пнула!!!

Дверь даже не шелохнулась!

Я сглотнула подступивший к горлу комок и вопросительно уставилась в небо: милосердие, о котором столько говорил брат Димитрий, не должно было распространяться на слуг Бога-Отступника!!!

'Или должно?' — через вечность подумала я, закусила губу, потом повернулась к Меченому, опустилась рядом с ним на корточки и прикоснулась пальцами к жилке на его шее.

— Пока жив... — почувствовав мое прикосновение, прохрипел он.

— Дверь не открывается... — угрюмо буркнула я.

Кром едва заметно кивнул:

— Заколочена...

Потом пробормотал себе под нос несколько незнакомых мне слов, уперся дрожащими руками в землю и... довольно бодро встал! И не только встал, но и уверенно сорвал с пояса чекан. Потом пошарил рукой по косяку и ударил. На выдохе. Так, что затрясся весь дом...

Я вытаращила глаза — в нем не могло быть столько сил! Не могло!!! Ибо я видела его раны и знала, что он удерживался в седле только за счет силы воли!

'Сил — не было. А потом они вдруг появились...' — подумала я. А потом окаменела: невразумительное бормотание было молитвой к Двуликому! А силы, появившиеся ниоткуда — даром, ниспосланным ему Богом-Отступником!

...Кром справился с дверью за считанные минуты. Потом распахнул ее настежь и жестом пригласил меня внутрь. Снова ее закрыл. Изнутри, на тяжеленный засов. Снял с себя плащ. Жестом предложил мне располагаться на низеньком топчане в дальнем углу комнаты. Достал из поясного кошеля кремень, кресало и трут. Запалил пару лучин, вставил их в держатели и выдохнул:

— Все...

А потом упал. Навзничь. И потерял сознание...

'Сделал все, что мог...' — подумала я. Потом посмотрела на его осунувшееся лицо, впалые щеки, еще раз оглядела истерзанный и покрытый пятнами крови нагрудник и покачала головой: — 'Нет. Не все, что мог, а все, что был должен...'

Эта фраза, которую так любил повторять отец, неожиданно вызвала во мне глухое раздражение: я смотрела на лежащего передо мной мужчину и пыталась понять, что такого ему мог предложить Бог-Отступник, что он, не умеющий отступать даже перед лицом смерти, добровольно отдал ему свою душу.

Не поняла, как не пыталась. А потом снаружи раздалось многоголосое рычание, истошное ржание моей кобылки, и я невесть как ощутила приход смерти.

Душу обожгло холодом, а перед глазами начала мелькать череда лиц тех, кого Бездушный отправил в Небытие за эти дни: брат Димитрий и два его спутника. Трое грабителей, встретивших нас после въезда в Меллор. Пятеро их коллег, пытавшихся помешать нам из него выехать. Полтора десятка оранжевых, ввалившихся на постоялый двор у Сосновки...

Потом я вспомнила забавную мордочку котобелки и разозлилась:

'Смерть идет за ним по пятам. А я притягиваю к этой парочке невинные души. Может, хватит?'

Взгляд скользнул по изможденному лицу Меченого, опустился чуть ниже и уперся в жилку, пульсирующую на его шее.

'Нить его жизни...' — подумала я. Потом посмотрела на его кинжал и горько усмехнулась: — 'Стоит ее перехватить — и он уже никого не убьет...'

Я закрыла глаза, представила себе то самое движение... и вдруг воочию увидела гневное лицо брата Димитрия:

'Вы — женщина, баронесса! Вы обязаны дарить жизнь, а не забирать. Убийство — грех! Одумайтесь, пока не поздно!!!'

По спине потекли капельки холодного пота, рука сама собой сотворила отвращающий знак, а губы прошептали:

— Спаси и сохрани...

Глава 16. Брат Ансельм, глава Ордена Вседержителя.

Девятый день четвертой десятины второго лиственя.

...Самый первый луч восходящего солнца, отразившись от зеркала под куполом главного зала Обители, упал на лицо коленопреклоненного брата Ансельма и растекся по нему многоцветными переливами. Алые, желтые, зеленые и синие сполохи вдруг потекли по лбу, щекам и подбородку, сделав главу Ордена Вседержителя похожим на каноническое изображение пророка Аллаяра Светоносного.

— Знак...

— Знамение...

— Благословение... — потрясенно зашептали братья. А потом почти одновременно грянули 'Славься, Вседержитель, в веках...' Что интересно, без подсказки — первые строфы гимна зазвучали еще до того, как брат Бенор, которому было поручено подстегивать реакцию толпы, открыл рот.

Это не могло не радовать — получалось, что среди отобранных иерархами кандидатов нет ни одного сомневающегося...

Дождавшись, пока братья допоют последние слова, брат Магнус, управляющий системой зеркал из крохотной каморки под самой крышей, убрал многоцветное стекло. И дал Ансельму возможность продолжить действо...

...Изобразить потрясение, вызванное 'божественным вниманием', было несложно: надо было просто вытаращить глаза, устремить взгляд на писаный лик Вседержителя и осенить себя животворящим кругом. А все остальное монахи домыслили сами. И принялись перешептываться...

'Придя в себя', глава Ордена встал на ноги, благоговейно снял с подставки небольшое золотое солнце — символ светлого будущего, подаренный людям Вседержителем — и вскинул его над головой.

Золотое солнце, попав в солнечный луч, своевременно направленный братом Магнусом в нужное место, засияло нестерпимым светом и вызвало в толпе еще один восхищенный вздох — еще бы, Вседержитель смотрел на главу Ордена, не отводя взгляда. И, тем самым, благословлял то, что он говорил...

Ансельм, снова изобразив потрясение, вскинул голову к своду, восторженно заулыбался и постепенно крепнущим голосом начал читать 'Благодарствие'.

Зал последовал его примеру: братья, истово прижимая руки к груди, благодарили Бога-Отца за то, что он есть, и клялись прожить во Свете весь отмеренный им срок.

Дочитав молитву до конца, брат Ансельм вернул солнце на подставку и повернулся к своей пастве.

Паства замерла: лицо главы Ордена выражало не счастье, а сочувствие:

— Братья во Свете! Как вы знаете, ровно год назад замироточили лики пророка Аллаяра Светоносного в Иверской, Парамской и Книдской Обителях, а на его плащанице, хранящейся в моей личной молельне, возникла тень Двуликого...

Знали не все. И не всё. Поэтому по стройным рядам молодых парней пробежали еле слышные шепотки.

Насладившись ужасом, появившимся во взглядах паствы, Ансельм добавил в голос трагических ноток и вздохнул:

— В тот день нарушилось равновесие Небесных Сфер, и мир в ужасе вздрогнул...

У совсем молоденького, но истово верующего брата, стоящего в первом ряду, расширились глаза, а из прокушенной губы потекла струйка крови.

'Черное Поветрие?' — еле слышно прошептал мальчишка.

Ансельм мысленно усмехнулся: его слова вызывали именно тот эффект, к которому он стремился.

— Две десятины мы молились Вседержителю и, наконец, получили долгожданное знамение. Правда, знамение оказалось... страшным: молния, сорвавшаяся с пальцев Бога-Отца, ударила в Древо Жизни, росшее во дворе обители. И в считанные мгновения превратила его в пылающий факел...

Руки избранных сжались в кулаки: они поняли, что это значит!

Изобразив на лице нешуточное страдание, брат Ансельм процитировал некоторые строки Последнего Пророчества. Естественно, делая акцент на тех моментах, которые были наиболее созвучны его планам. И подчеркивая ужасы того, что ждет мир и населяющих его людей в последние дни существования Горгота...

Монахи представляли предсказанный катаклизм так ясно, как будто видели его воочию. И все глубже и глубже погружались в пучину отчаяния. А когда достигли ее дна, брат Ансельм дал им надежду:

— ...Когда Вседержитель понял, что я прозрел, он ниспослал мне еще один сон. В котором показал лица тех, кто принесет на Горгот Черное Поветрие. А потом показал Путь к Спасению...

В глазах монахов загорелись огоньки мрачной решимости.

— Этот Путь — нелегок... — отвечая на незаданные вопросы, сказал брат Ансельм. — Он потребует от всех нас истинной Веры и высочайшего самоконтроля. Ибо проходит по самому краю Бездны Неверия...

Монахи услышали, осознали и... засомневались. В себе. Что здорово порадовало главу Ордена Вседержителя: для выполнения его планов требовались исполнители — чистые, искренне верующие и абсолютно не способные к анализу ситуации...

— Почти целый год мы искали Избранных. Тех, кто сможет пройти этот Путь... — брат Ансельм сделал небольшую паузу и, дождавшись понимания, продолжил: — Тех, кто выдержит самое страшное испытание на свете — испытание соблазном...

Еще одна пауза — и следующее предложение, воздействующее на самолюбие каждого из братьев:

— Да, это — вы, стоящие в этом зале! И пусть вас немного — всего пять сотен — но вы сила, способная остановить посланников Двуликого. Тех, кто вот-вот принесет в мир Черное Поветрие!

Братья во Свете замерли: их только что назвали избранными! И не кто-нибудь — а сам глава Ордена, человек, отмеченный вниманием Бога-Отца!

Монах, стоящий ошую от брата Бенора, побледнел. Видимо, засомневался в своей способности выдержать будущие испытания. Поэтому брат Ансельм отвлекся от основной нити церемонии и постарался развеять его сомнения:

— Да, Путь, который вам предстоит пройти, будет нелегким. Но у вас нет права на сомнение. Ибо кроме вас этого не сделает никто. А еще... А еще с вами будет сам Вседержитель! Бог-Отец, который подарил вам эту жизнь, свет знаний и Будущее! Вы — сила! Ну, и кто сможет вам противостоять?

— Никто... — шевельнул губами мальчишка.

— Никто!!! — гаркнули остальные.

— Никто... — кивнул брат Ансельм. Потом поднял с подставки Изумрудную Скрижаль и медленно поднес ее к правой половине груди. Так, чтобы дать возможность брату Магнусу направить на нее нужное зеркальце: — Итак, первое испытание, которое вам предстоит пройти — это испытание чревоугодием...

На лицах монахов тут же появилось недоумение: они слышали об испытании голодом, жаждой, воздержанием и не представляли себе, как можно испытывать себя тем, с чем надо бороться. Пришлось объяснить:

— Да, это не обычное воздержание, к которому вы привыкли, а... Великая Аскеза! Испытание, на которое обычно благословляются лишь те, кто достигает воистину алмазной твердости духа...

У абсолютного большинства в глазах мелькнул испуг. А пара десятков самых неуверенных в себе даже изобразила отвращающий знак и зашевелила губами в привычном 'спаси и сохрани...'.

Ансельм понимающе улыбнулся:

— Я вижу в вас сомнение в своих силах. И... горжусь вами! Ибо это значит, что среди тысяч достойных Вседержитель действительно выбрал достойнейших!!!

Десница со скрижалью легонько шевельнулась, дабы брат Маркус не упустил нужный момент.

— Поэтому я благословляю вас на Великую Аскезу и присваиваю каждому из вас сан брата-Защитника!

По рядам братьев пронесся восхищенный вздох: Изумрудная Скрижаль вспыхнула зеленым огнем! А через мгновение заполыхало и солнце...

...— Ваше преподобие, все прошло просто замечательно! — не успев ввалиться в кабинет Ансельма, затараторил брат Фарид. — Церемония потрясла даже меня...

Хозяин кабинета свел брови к переносице и раздул ноздри:

— Потрясла, говоришь?

— Да... А что?

— А то, что трястись и хлопать ресницами должны простые монахи. Ты же обязан работать! Скажи-ка мне, что слышно от тех, кто должен был перехватить Неддара Латирдана?

Иерарх недоуменно пожал плечами:

— Пока никаких вестей: видимо, принц до них до сих пор не добрался...

Ансельм приподнял бровь и с сарказмом поинтересовался:

— Да ты что? Правда, что ли?

Брат Фарид оглядел мрачные лица остальных иерархов и, наконец, сообразил:

— Он... что, как-то объехал мою засаду? Но это невозможно: в том месте — одна-единственная дорога! Даже не дорога — тропа. И...

— Вейнарский Лев перешел через Орринский хребет... — перебил его брат Ламм. — И сейчас находится где-то около графства Молт...

Иерарх сглотнул... и замотал головой:

— Не может такого быть: меня уверяли, что единственная дорога, по которой можно перевести лошадей через горы — это перевал Белой Стены! А там — засада!!!

— Тебе сказали 'перешел'! То есть пешком. Вместе со своими хейсарами. А лошадей для дальнейшего пути позаимствовал у барона Олдарра... — вздохнул брат Рон. — Так что ты его упустил...

— Невероятно! — воскликнул Фарид. — Кто мог предположить, что он на такое способен?

— Ты! Был!! Обязан!!! Предположить!!! И сделать все возможное, чтобы он умер за пределами Вейнара!!! — выделяя интонацией каждое слово, прошипел его преподобие. И раздраженно врезал по столешнице кулаком. — Ты был обязан, понимаешь?! А он — жив!!!

— И не просто жив... — криво усмехнулся брат Рон. — Принц Неддар, ко всему прочему, начал что-то понимать...

Брат Фарид слегка побледнел:

— В каком смысле?

— В самом прямом: барон Олдарр и его вассалы отказались вступать в ополчение... — буркнул брат Ламм. — Сослались на заветы Вседержителя...

— А Неддар возложил вину на брата Огийона... — мрачно закончил Ансельм. — И приказал свернуть ему шею...

— Это, конечно, грустно... Но позволит нам обвинить Латирдана в служении Двуликому! — воскликнул брат Фарид. — Что внесет раскол в ряды его вассалов, и...

Глава Ордена Вседержителя ошарашенно вытаращил глаза и возмущенно зашипел:

— Ты что, не понимаешь? Для того чтобы заставить людей поверить в эту чушь, потребуется ВРЕМЯ! А его у нас НЕТ...

— И что теперь делать? — растерянно спросил иерарх.

— Менять планы... — зарычал Ансельм. Потом заставил себя успокоиться и вопросительно уставился на брата Ламма: — Что с хейсарами?

Ламм угрюмо пожал плечами:

— Пока ничего. Дикари...

— Не понял?

— Их молодежь не пьет! Вообще! Поэтому стравить бывших телохранителей Латирдана с уззарами пока не удалось...

— А что с дочерью Варраза ?

— Похитили... — криво усмехнулся брат Ламм. — Вернее, напоили одного из вейнарцев, 'помогли' ему ее похитить и оставили зацепку, позволившую хейсарам найти и девку, и того, кто ее 'полюбил'...