Игрушка Двуликого. (Меченый - 4)

...Утро началось с жутко неприятного визга петель высокой двери, все ускоряющегося скрипа ступенек и приближающегося топота ног.

На всякий случай встав со стула и шагнув поближе к посоху, прислоненному к стене, я расправил плечи, потянулся и несколько раз крутанул головой.

Тело слушалось, хотя и без особого желания: по его мнению, сон в кровати был намного предпочтительнее бдения на стуле.

Повернул корпус вправо-влево, похрустел костяшками пальцев и повернулся к лестнице, чтобы увидеть приближающихся гостей.

Увидел. Тарваза Каменную Длань и его супругу Ниту:

— Силы твоей деснице и остроты твоему взору, аннар! Полной чаши твоему дому и плодовитости лону, аза...

Старший отец рода Аттарк поздоровался в ответ и, повернувшись к жене, что-то чуть слышно прошипел.

Та тут же пошла алыми пятнами и упрямо свела брови к переносице:

— Скажи, шшат'или, где сейчас находится эйди'но'иара Неддара Вейнарского Льва?

— В моем рейро, аза... Спит...

— Могу я на нее посмотреть?

Ни в ее голосе, ни во взгляде не было ничего особенного. Но в глазах ее мужа я увидел отчаяние. И вдруг понял, что он счел бы такую просьбу оскорблением. Терять лицо перед своими сородичами я не собирался, поэтому 'подумал' и как можно равнодушнее пожал плечами:

— Можешь... Но после этого вы забудете про то, что я — Аттарк!

— Она — невеста шшат'или моего мужа!!! — зашипела Нита. — Ее честь...

— Кром — шшат'или моего отца... — напомнил ей Тарваз. — Уймись!

Удивительно, но аза его не послушалась — шагнула вперед, стряхнула руку мужа, вцепившуюся в рукав ее араллуха, и решительно взялась за ручку двери.

— Не смей!!! — рявкнул аннар, неловко шевельнул левой рукой, поморщился от боли в ране и, виновато посмотрев мне в глаза, скользнул за своей женой.

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге комнаты возникла заспанная Этерия Кейвази. Босая, в съехавшем на бок измятом араллухе и с порядком растрепанным магасом:

— Что тут происходит?

Я пожал плечами и мотнул головой в сторону Ниты.

— Ты — эйди'но'иара одного из моих сыновей... — затараторила аза. — И я обязана удостовериться в том, что ты...

Баронесса поняла, что хотела сказать Нита, с полуслова — вспыхнула, нехорошо прищурилась и холодно процедила:

— Ты смеешь обвинять меня в измене своему жениху?

— Я...

— Или ты намеренно пытаешься оскорбить баас'ори'те?

— Подож-...

— Чего ждать? Ты, старшая мать рода первой линии, явилась в чужой сарти и устроила истерику человеку, который спас твоих внуков, зная, что каждое слово этого разговора разойдется по всему Шаргайлу!

— Но...

— Если бы на твоем месте была девочка десяти лиственей от роду, я бы решила, что это — глупость. Но ты намного старше, следовательно, можно сделать вывод, что ты увидела в этом ВЫГОДУ!

— Выгоду? Какую?! — ошалело переводя взгляд с жены на леди Этерию и обратно, спросил Тарваз. По въевшейся в кровь привычке, не у баронессы, а у меня .

Ответил ему, конечно же, не я, а баронесса:

— Твоя жена возомнила себя владычицей чужих судеб. И почему-то решила, что слух о моей вероятной измене скажется только на Кроме...

Аза вспыхнула, открыла рот, чтобы что-то сказать, но не успела.

— Если бы ты могла выставить меня на посмешище, то Неддар возненавидел бы всех Аттарков. Ибо невеста короля должна быть вне подозрений...

— Если бы я могла? — эхом повторила Нита.

— Да! Если бы могла... — усмехнулась баронесса. — Но НЕ СМОЖЕШЬ, даже если очень захочешь: Кром — мой ниер'ва!

Аза спала с лица. А ее муж, наоборот, напрягся и заиграл желваками. Однако леди Этерии этого показалось мало — дав им хорошенечко обдумать свои слова, она оглядела Ниту с головы до ног и посмотрела на Тарваза взглядом, который не сулил ничего хорошего:

— Кстати, о глупостях: твоя жена заигралась! В игры, которые пахнут большой кровью...

— О чем это ты?! — побурев от возмущения, взвыла Нита.

— Сейчас объясню... — пообещала баронесса. И от тона ее голоса мне почему-то стало не по себе: — Скажи-ка, аза, зачем ты два последних дня упорно называешь Мэйнарию бел'тва'иарой?

Тарваз заскрипел зубами, стиснул пальцы на рукоятях своих наш'ги и, кажется, испугался! А его жена вскинула голову и с вызовом уставилась на баронессу. Но ответить не успела:

— ...ведь твой муж уже ДВАЖДЫ извинялся перед баас'ори'те!

Судя по тому, что в этот момент из азы словно выдернули стержень, эти слова меняли смысл предыдущего предложения далеко не в лучшую сторону! А леди Этерия и не думала замолкать:

— Да, как женщина, давшая жизнь Унгару Ночной Тиши, ты имеешь полное право за него переживать. Но как старшая мать рода ты ОБЯЗАНА заботиться обо всех своих сыновьях ОДИНАКОВО СПРАВЕДЛИВО! Унгар Ночная Тишь нарушил а'дар? Нарушил! Значит, ты должна сделать все, чтобы его проступок не лег пятном на репутацию всех Аттарков!

— Я...

— Скажи, Нита, чем, по-твоему, закончится поединок между моим ниер'ва и твоим мужем?!

— Поединок? — вырвалось у меня.

Леди Этерия повернулась ко мне и утвердительно кивнула:

— Теперь, когда ты знаешь о том, что эта женщина НАМЕРЕНО называет твою жену Приносящей Горе, ты обязан вызвать ее мужа на поединок. Что интересно, принять его третье извинение ты не можешь, так как прослывешь трусом. Значит, будешь вынужден драться до смерти. И твоя гибель вобьет клин между родом Аттарк и королевским домом Вейнара...

— Почему это? — глядя на нее широко открытыми глазами, еле слышно спросила аза.

— Да потому, что Неддар — опекун Мэйнарии д'Атерн, гард'эйт человека, которого ты так ненавидишь!!! — разозлилась баронесса. — Скажи, вот ты бы поверила, что старшая мать рода может интриговать, не посоветовавшись с мужем?

— Нет... — глухо сказала аза.

— И Неддар в это тоже не поверит! Поэтому решит, что Мэйнарию убили вы, Аттарки, и возьмет с вас кровью...

— Я тебе не противник, значит, умру от твоей руки... — дождавшись, пока она договорит, обреченно выдохнул Тарваз. — А потом ты убьешь еще и Давира...

— Почему Давира? — взвыла Нита.

— Потому, что Вага мстить не имеет права: баас'ори'те Кром — спаситель его детей...

Глава 17. Король Неддар третий, Латирдан.

Шестой день первой десятины третьего травника.

— Посмотрите, сир, оно его сейчас съест!!! — встревоженно воскликнула леди Амалия и, округлив глаза, показала рукой в сторону замка Геррен.

Неддар окинул взглядом сбегающую с холма дорогу, на которой, по случаю их приезда, не было ни одной живой души, высоченные стены, на которых реял стяг с родовым гербом барона Олмара, донжон, возносящийся над ними еще на пару десятков локтей, и недоуменно уставился на девушку:

— Съест? Кого? Кто?

Полюбовавшись на его непонимающее лицо, баронесса притворно нахмурила брови, привстала на стременах, выхватила из ножен родовой кинжал и взмахнула им так, как будто посылала в атаку по меньшей мере армию:

— Отступаем: Геррен в опасности — во-о-он то облако с раззявленной пастью вот-вот проглотит бедный, маленький и такой беззащитный сахарный леденец!!!

Король кинул на замок еще один взгляд и расхохотался — белоснежное 'лицо', нависающее над светло-розовыми стенами, искрящимися в лучах заходящего солнца, выглядело как угодно, но не 'угрожающе'.

— Если леденец 'в опасности', то почему 'отступаем'? — подхватывая игру фаворитки, 'возмущенно' поинтересовался он. — А как же мой долг перед вассалом?

— Вот смотрю я на вас, ваше величество, и пытаюсь понять, каким образом вы умудрились захватить Карс! — притворно вздохнула баронесса. — Даже несмышленый ребенок, увидев поле предстоящего боя, поймет, что если мы рванем на помощь защитникам замка, то съедем в низину! И, тем самым, бросим их в пасть атакующему врагу!

— Леди Амалия права, сир! — ухмыльнулся граф Гастар , невесть как услышавший объяснение девушки и подъехавший поближе. — Ведь если мы вернемся обратно на холм, то агрессор промахнется и будет вынужден довольствоваться Свечой Рассвета ...

— Если мы сейчас развернем коней, ашер, то в замке начнется паника... — чуть слышно буркнул Кабар.

Мог бы и не объяснять — реакцию барона, еще не оклемавшегося от последствий недавнего мятежа , Неддар представлял. И довольно неплохо. Поэтому положил руку на рукоять правого наш'ги и воинственно вскинул голову:

— Нет, отступать мы не будем: стены замка достаточно крепки, чтобы выдержать любые укусы...

— ...а призрачная голова побежденного вами врага будет очень неплохо смотреться над одним из каминов вашего дворца! — захихикала девушка.

...Пасть в неравном бою и оказаться на стене в качестве трофея облако не пожелало, поэтому начало меняться задолго до того, как долетело до 'леденца': сначала истончилась и пропала 'нижняя челюсть', потом уменьшился в размерах и единственный, но о-о-очень внушительный верхний 'клык', а сквозь 'щеку' и 'глаз' начало просвечивать небо.

— Испугалось! — удовлетворенно заключила леди Амалия. — И теперь плачет от ужаса! Вон, видите потеки на стенах?

Неддар видел. И мысленно сочувствовал жителям лена — раз барон Олмар приказал вымыть даже крепостные стены, значит, последнюю десятину спать им удавалось в лучшем случае по паре часов в сутки...

...Объем работ, выполненных для того, чтобы подготовить замок к приезду Неддара, впечатлял: избавив стены и донжон от вековой пыли, Геррены углубили, почистили и наполнили водой ров, привели в идеальный порядок настил подъемного моста, отполировали цепи и герсы, вылизали и засыпали свежим песком захаб, заделали выбоины под машикулями и, кажется, даже заново переложили пару зубцов на надвратной башне. Ступени крыльца, на которых предки барона Олмара протерли заметные углубления, сияли первозданной чистотой, белые двери донжона обзавелись новыми кованными ручками, а штыри решетки, перекрывающей верхнюю треть проема — наконечниками, отточенными не хуже, чем Неддаровские Волчьи Клыки.

Лица встречающих тоже несли на себе следы 'подготовки к празднику' — глаза хозяина лена Геррен и его супруги ощутимо ввалились и покраснели, а их дети выглядели такими измученными, как будто отмывали стены своими собственными руками.

Впрочем, стоило Неддару спешиться и подойти к лошади леди Амалии, как баронесса Этель, по праву считавшаяся первой сплетницей Вейнара, скинула с себя сонное оцепенение, ее глаза расширились и стали напоминать чайные блюдца, а в их глубине появились зависть и досада: король выбрал себе фаворитку, а она, самая информированная особа в королевстве, об этом даже не слышала!

'Ну все, теперь я могу быть спокоен — слухи о моем романе разлетятся по всему Горготу...' — мысленно усмехнулся король и, дождавшись, пока его 'фаворитка' приведет в порядок охотничий костюм, величественно повернулся к барону Олмару...

...К удивлению Латирдана, приветственная речь хозяина лена оказалась крайне немногословной: барон в двух словах высказал свою радость по поводу того, что имеет честь видеть верховного сюзерена в своем замке, посетовал на то, что узнал о визите слишком поздно, из-за чего не успел подготовиться, высказал надежду на то, что этот визит будет не последним и пригласил Неддара в донжон.

Юноша, сытый по горло навязчивым гостеприимством наследника графа Грасса, благодарно улыбнулся и поймал торжествующий взгляд хозяина лена Геррен, брошенный на жену: 'Что я тебе говорил?'

Та фыркнула, недовольно повела плечом и многозначительно усмехнулась.

'Это не к добру...' — мрачно подумал король. И не ошибся — уже через пару минут, поднимаясь по витой лестнице к выделенным для его проживания покоям, он мысленно проклял тот миг, когда внял совету Дамира Кейвази и согласился посетить лен барона Олмара: леди Этель не затыкалась ни на мгновение! И за пару сотен ударов сердца, потребовавшиеся им, чтобы подняться на шестой этаж донжона, успела заставить его пожалеть о наличии слуха: рассказала о той безграничной радости, которую она испытывает, принимая у себя такого важного гостя, посочувствовала своим соседям, лишенным такой возможности, и пострадала из-за того, что визит короля слишком короток, из-за чего им, Герренам, не удастся в полной мере проявить всего своего гостеприимства. Если бы не находчивость племянницы Дамира Кейвази, умудрившейся как-то вклиниться в непрекращающееся словоизвержение, разговор в коридоре мог затянуться и до утра:

— Скажите, баронесса, а бочку для омовений уже наполнили? А то его величество терпеть не может запах лошадиного пота...

Столь ясно выраженный намек на то, что им необходимо привести себя в порядок, баронесса проигнорировать не смогла. Но, прежде чем уйти, уверила Неддара в том, что в покоях, выделенных для его проживания, есть все необходимое, 'тактично' поинтересовалась, нужны ли ему служанки 'для помощи при омовении и всего такого' и трижды напомнила о торжественном ужине!

— Ужин я не переживу... — войдя в гостиную и прикрыв за собой дверь, угрюмо буркнул Латирдан. — Леди Этель просто невыносима!

Амалия сдвинула брови к переносице:

— То есть вы хотите сказать, что уйдете, так и не женившись на Этерии?

Мысль о невесте, которую он увидит через какие-то два дня, тут же вернула Неддара в хорошее настроение:

— Хм! С уходом я, пожалуй, погорячился — переживу. Хотя и с ба-а-альшим трудом!

— Страдания, сир, можно облегчить... — ехидно улыбнулась девушка, — ...если во время ужина иногда прикладываться к кубку с вином...

— Я столько не выпью!

— 'Столько' и не надо: достаточно сделать вид, что вы постепенно напиваетесь, а потом возжелать сидящую рядом фаворитку...

...Желание воспользоваться советом леди Амалии и сбежать с ужина появилось у Неддара сразу после первой перемены блюд, когда гости встали из-за стола, чтобы развеяться, а леди Этель на правах хозяйки замка принялась развлекать своего верховного сюзерена. За какие-то десять минут он узнал о том, что графиню Ивицу Голон вот уже третью декаду мучают жуткие грудные боли, что Тимор Пустобрех прилюдно обозвал старшую дочь пустоголовой дурой, а Шария Олдарр, рожавшая трое суток подряд, потеряла ребенка. К искреннему возмущению юноши, пересказывая сплетни, баронесса Геррен умудрялась смаковать такие подробности, от которых Неддара начинало мутить.

Увы, уходить в такую рань, да еще зная, что для услаждения его слуха барон Олмар пригласил в замок каких-то там 'жонглеров, среди которых есть две девицы с потрясающе красивыми... э-э-э... голосами', было неудобно, поэтому он терпел. И старательно делал вид, что не сводит глаз с развлекающейся леди Амалии.

Кстати, девушка вела себя так, как будто выросла при дворе — улыбалась вьющимся около нее мужчинам, игнорировала завистливые взгляды женщин и танцевала, танцевала, танцевала.

Иногда, услышав ее смех, юноша даже ловил себя на мысли, что начинает сомневаться в том, что она действительно переживает из-за гибели мужа. И невольно вспоминал разговор, состоявшийся в день их знакомства:

...— Честно говоря, даже не знаю, что вам сказать, леди... — буркнул Латирдан и, злясь из-за необходимости говорить неприятные вещи, раздраженно добавил. — Любое предложение, которое приходит мне в голову, кажется насквозь фальшивым и пустым...