Владелец заводов, газет и пароходов... (Агренев-4)

Рядом с господином главным инспектором тихонько шелестнул листком блокнота уже его заместитель, Иван Иванович Купельников, воспринимаемый многими за простого секретаря.

— Горенин, Аристарх Петрович, заместитель-три.

Директора скрестили взгляды на главном аудиторе компании, уже догадываясь, какое именно направление ему поручат. Ведение и проверка всей бухгалтерии? Угадали, но не полностью:

— ...так же возглавит Русскую торгово-промышленную компанию.

— Лунев, Вениамин Ильич, последний из моих заместителей, и директор юридического департамента компании.

Главный стряпчий оглядел всех орлиным взором.

— Далее, члены Директората. Иммануил Викторович Герт — станкостроение общего направления.

— Лазорев, Аркадий Никитич — высокоточные станки и приборы.

Станкостроители переглянулись между собой и довольно улыбнулись.

— Карл Фридрих Бенц — автомобильное направление.

Германский инженер в замешательстве поглядывал по сторонам — для него такие заседания были внове.

— Фрейденберг, Михаил Филиппович — электротехника и телефония.

Поименованный так тут же скосил глаза на своего товарища, господина Мосцицкого — и заместителя, и соавтора по работе над автоматической телефонной станцией. Между прочим, работа эта уже подходила к своему логическому завершению... Освобождая время для других, так же весьма интереснейших проектов.

— Лунев Геннадий Арчибальдович — аграрное направление.

— Лунев Виктор Вениаминович — деревообрабатывающее.

Два кузена обменялись поздравляющими взглядами.

— Браунинг, Иван Михайлович.

Сильно обрусевший и немного пополневший американец, в последнее время несколько позабывший свои привычки правоверного мормона, деловито осмотрелся и непроизвольно кивнул. Нашедший в Российской империи полную свободу для творчества и не менее полное утоление своей страсти заядлого охотника (благо, лесов и полей в империи всегда хватало), он был полностью доволен всем, что случилось за последние полгода. Россия — страна поистине больших возможностей! По крайней мере, лично для него.

— Оружейное направление.

Не названными за столом остались всего трое. Но не потому, что о них забыли — нет, просто им не надо было становится членами Директората. Борис Григорьевич Луцкой уже месяц как возглавлял конструкторское бюро имени себя, имея в планах усердную работу над всеми типами и видами моторов. Владимир Ефимович Грум-Гржимайло (дал же бог фамилию!) все так же по-прежнему руководил им же и созданным Институтом Сталей и Сплавов. И категорически не желал отрываться от интереснейших исследований и важнейшей научной работы ради каких-то там заседаний. Ну а Греве, Валентин свет Иванович, бессменный порученец, а временами даже и соавтор его сиятельства, так и оставался в прежней своей роли. Личного порученца и соавтора.

— На этом пока все, господа — директоров химического и фармакологического направлений я представлю вам несколько позднее. Теперь что касается вопросов финансирования и управления, а так же внутреннего взаимодействия...

Бум!

Вздрогнув о неожиданности, хозяин дома вынырнул из воспоминаний и недоуменно оглядел кабинет, выискивая источник столь странного звука. Встал, подошел к окну, и стал свидетелем весьма занимательной картинки: Спиридон как раз нагибался и протягивал руку к серо-синему воланчику, а та, что 'по ошибке' послала его вначале в стекла папенькиного кабинета, а потом и под ноги папенькиного же охранника, стояла в ожидании, и довольно улыбалась. Шалость?.. Или тут было что-то другое? Иммануил Викторович еще раз оглядел площадку перед домом, проследил, как воланчик вернулся в руки дочери и пробормотал:

— Маленькие детки — маленькие бедки. Большие дети... Да уж, выросла.

Вернулся к столу, и натягивая нарукавники, вздохнул: через год-другой еще две дочки подрастут.

— Н-да, маленькие детки!..

* * *

Жарким, но отнюдь не солнечным днем, когда время уже изрядно перевалило за полдень, из темных и прохладных глубин фабричного складского комплекса вышел господин Долгин. В руке у него был небольшой, плоский, и очень стильно выглядевший чемоданчик, на лице лежала печать некоего предвкушения, а во рту дымилась тонкая ароматная сигарилла — как и командир, он курил редко и исключительно для собственного удовольствия. А еще, как правило, после сытного обеда — и в этот раз все условия были выполнены. Впрочем, тоненький цилиндрик с ароматом ванили не успел прогореть и наполовину, как был безжалостно выброшен, а потом еще и растерт каблуком сапога по глинистой земле фабричного стрелкового полигона. Беззвучно расстегнулись два замочка, откинулась крышка — и Григорий, тихонько насвистывая довольно-таки невнятную мелодию, принялся за сборочные работы. Уперся в стойку изогнутый кусок дерева, на него прищёлкнулась одна железяка, другая, к ним привинтилась третья... И как-то так вдруг оказалось, что он держит в руках небольшой карабин, с непропорционально толстым стволом. Впрочем, калибр у ствола был вполне большим — как раз под револьверную пулю армейского Смит-Вессона. А вот гильзы опять были нестандартными, длиной в сорок пять миллиметров, так что по размерам они скорее смахивали на винтовочные. Если бы не отсутствие закраины и присутствие проточки. Ни пистолетные, ни винтовочные, ни револьверные — непонятно что, очередная придумка Валентина Ивановича Греве. Впрочем, господин главный инспектор в такие высокие материи не углублялся, с него достаточно было и того, что сей агрегат исправно работает. Так что он спокойно набил сразу четыре магазина, вставил первый — и без особой спешки отстрелялся с открытого прицела по мишени, расположенной на пятидесятиметровом рубеже.

Чпок! Чпок! Чпок! Чпок! Чпок! Чпок! Чпок!..

Ненадолго прервался, разглядывая в монокуляр хорошенько издырявленную 'голову' мишени, довольно хмыкнул (набил-таки руку!), одновременно подкручивая кончики усов, и заполировал полученный результат остальными тремя магазинами. Опять монокуляр, поглаживание усов, набивка патронов... Только на сей раз предстояло 'обидеть' ростовую мишень на отметке в сто метров, так что к карабину добавилась новая деталь — из чемоданчика появилась длинная черная трубка оптического прицела, чуть-чуть проехалась кронштейном по коротенькой направляющей планке Агренева, и щелкнула, окончательно становясь на свое законное место.

— Ну-с, приступим.

— Григорий Дмитрич!

Стрелок вздохнул, беззлобно помянул чью-то мать и повернулся на зов, спокойно поджидая приближающегося вестового:

— Ну чего опять стряслось? Или вы там уже и полчаса без меня прожить не можете, ироды?

Запыхавшийся от быстрого бега охранник несколько раз откусил воздух, и почти без остановки выпалил:

— С проходной номер два звонили, просят вас срочно подойти!

— Так, оружие и чемоданчик ко мне в кабинет. Лично отвечаешь!

Теперь уже сам Долгин побежал — правда, только до ворот полигона. Если спешащий со всех ног охранник — дело в общем-то для всех вполне привычное, то главный инспектор своим забегом вызовет как минимум волну пересудов. Так что широкий шаг и невозмутимое спокойствие на лице. А еще множество догадок и предположений, теснящихся в голове. Проходная номер два располагалась в самом начале того самого поселка, в коем проживало все фабричное (и не только) начальство, охрана там была опытная, и по пустякам бы его дергать не стала. Командир с утра сильно хмурый был, обмолвился, что весточка пришла про дочку. Вроде как простыла. Герт из столицы должен был вернуться... Неужели опять побили? Или кто-то из поднадзорных 'дятлов'-осведомителей что-то почуял и умудрился сбежать?! Короче, как он проделал весь путь до проходной, Григорий потом так и не вспомнил — главное, что сделал это быстро, а остальное ерунда.

— Докладывай.

— Где-то с полчаса назад нам послышалось, как будто кто окошко выхлестнул.

Старший охранник показал, откуда именно донесся подозрительный звук — из коттеджа хозяина фабрики, со второго этажа. Даже конкретное место можно было угадать, не особо напрягаясь: то самое, где окно щерилось крупными осколками стекла. От таких новостей главный инспектор мгновенно напрягся, готовый бежать и стрелять.

— Это изнутри, бутылкой. Мы до Глафиры — мол, так и так, что у тебя в хозяйстве-то творится? А она толком и ответить не смогла, испуганная какая-то. Ну, мы службу знаем, я сразу вестового к вам, а сам поднялся до кабинета, да тихонечко посмотрел — командир спокойно себе сидит, жив и здоров. Даже вроде спит, прямо в кресле. Я на всякий случай экономку поскрестись в дверь отправил, узнать, все ли в порядке — так он даже не просыпаясь так рыкнул, что не приведи господь! Ну, мы вниз, и вас ждать. Вот.

— Благодарю за службу.

— Рад стараться, вашбродь!

Дверь в дом оказалась незапертой, а Глафира Несторовна и впрямь была слегка напугана — такая бледность на лице для нее обычно была не характерна. Увидев того, кто точно знает — что делать и как быть, женщина едва не расплакалась от охватившего ее облегчения. Сразу соваться к другу Григорий не стал, предпочел прояснить обстановку. А то мало ли?..

— Докладыва... Тьфу! Рассказывай, что знаешь.

В изложении экономки события, превратившие всегда выдержанного, вежливого и очень доброжелательного к прислуге хозяина в гневного демона, начинались с визита господина Лунева. Вернее, с его отбытия — примерно через полтора часа после оного она услышала громкий шум и треск из гимнастического зала. Подумала, что шалит малолетняя воспитанница Хозяина, зашла навести порядок... Все, на этом осмысленная часть повествования закончилась. И начались обильные слезы, перемежаемые невнятными всхлипами:

— Как глянет!.. А глаза-то бешеные! Я думала, на месте прибьет. А в зале-то, господи, ужас какой! Потом раз, и стекло посыпалось!.. Григорий Дмитрич, это что же это, а?

— А ну-ка цыц! Руки по швам, грудь вперед!

Непривычная к таким утешительным словам, бедная женщина сначала выполнила команду, и только потом поняла, что именно от нее требуют.

— Успокоилась? Пойдем, покажешь, что там с гимнастическим залом приключилось.

Через пять минут, оглядывая хорошо знакомое место для тренировок, господин главный инспектор только и смог, что удивленно присвистнуть — ибо с залой приключился ее хозяин, князь Агренев. Изрубленные и переломанные перекладины шведской стенки, расколотая и пришпиленная топориком к стене мишень, россыпь метательных ножей на полу, поваленные станки со штангами и прочими мудреными спортивными снарядами...

— Да, изрядно.

Отставной унтер-офицер ткнул ногой в кучку песка и опилок, качнул наполовину перерубленный боксерский мешок, и с некоторой натугой вытащил из него драгунскую шашку. Повертел ее в руках, рассматривая загубленное на корню лезвие, покачал головой. Порыскал взглядом, пересчитывая холодную сталь, и почти сразу нашел одинокий эфес сабли — той самой, что когда-то сам же и подарил сиятельному ученику. Увы, клинок златоустовских мастеров не перенес близкого знакомства с деревянным болваном, который князь иногда в шутку обзывал довольно странным ругательством — 'макиварой'. Впрочем, деревяшка тоже не пережила этой встречи, и теперь ее можно было смело выкидывать — как и второй мешок для битья, от которого осталось много песка и опилок, да груда испластанной вдоль и поперек кожи.

— Это что ж за вести-то такие Лунев привез?..

Аккуратно прислонив к стене изуродованный клинок, Григорий внезапно вспомнил и о других обитателях дома:

— Где все?

Умница экономка поняла вопрос как надо:

— Ульяна с гувернанткой еще с прогулки не вернулась, Даша со мной, на кухне.

— Тогда так: дверь закрыть, и никого сюда не пуска...

Начальство уперлось взглядом в вывороченную с корнем защелку, и замолчало.

— М-да. Я попозже пришлю кого из охраны, поможет при уборке. Рот на замок, ключ выкинуть — и горничную о том же предупреди. Понятно? Все, ступай, дальше я сам.

Чем ближе Долгин подходил к кабинету, тем легче и тише становились его шаги — и все равно, незаметно подобраться к хозяину дома не получилось. Вернее, получилось бы, если бы он удовольствовался небольшой щелью между дверью и косяком, в которую прекрасно было видно, как фабрикант дремлет в своем удобнейшем кресле. Увы, в полном соответствии с правилом 'лучшее враг хорошего', он захотел улучшить невеликий обзор кабинета, надавил чуть посильнее — и каким-то образом это действо разбудило князя.

— Заходи.

Еще только переступая порог, господин инспектор уже был готов увидеть такой же образцово-показательный разгром, как и в покинутой недавно зале — и был немало обрадован, когда оного так и не увидел. Все было так, как и всегда, и даже легкий сквознячок был вполне привычен. Разве что, обычно его друг предпочитал просто открыть створку, а не высаживать оба стекла зараз. Кашлянув для затравки разговора, Григорий нейтрально поинтересовался:

— Случилось что, командир?

— Случилось?..

Князь словно бы в задумчивости склонил голову набок, а затем и поставил на подоконник бутылку, что до этого держал в руках. Пустую. Многоопытный Долгин тут же опознал итальянскую граппу, затем припомнил, как охрана показывала ему остатки тары из-под шотландского виски, и едва сдержал свое изумление. Общий литраж и крепость напитков, бултыхающийся в желудке хозяина дома, внушал уважение — как он еще и разговаривает-то? По всем статьям мычать должен, или спать мертвецким сном.

— Скажем так, Гриша — у меня слишком живое воображение.

Для постороннего человека его сиятельство был вполне трезв, и держался вполне обычно, но его единственному другу было прекрасно видно — князь Агренев был пьян. Причем просто до изумления.

— Иди сюда. Вот скажи мне, ты видишь это поле?

Григорий немедля согласился, что видит. Более того, он даже иногда ходит по этому самому полю — а недавно и вовсе костер на нем жег, с мальчишками из поселковой клубной команды.

— Нет, не то. Представь — оно от края до края заполнено младенцами. Мертвыми. Один к одному, рядами и шеренгами...

— Да что ты такое говоришь, командир, какие там младенцы. Поспать бы тебе надо, а?

Вместо ответа Александр кивнул на стол (и чуть-чуть покачнулся при этом — движение вышло для него нехарактерно резким), указывая на раскрытую примерно посередине укладку:

— Мне сегодня Вениамин Ильич кое-какую статистику привез.

Фабрикант ненадолго 'завис', вроде как что-то там обдумывая, затем отправился к бару. Медленно, аккуратно, зато верно. Добрался. Роняя большую часть собрания прямо себе под ноги, выбрал и всего со второй попытки открыл ром — после чего, все так же пренебрегая хрусталем бокалов, хорошенько отпил, а затем и еще раз. С сомнением посмотрел на литровую бутыль, дернул щекой, но менять крепчайший самогон с солнечной Ямайки на что-то более вкусное все же не стал:

— Хорошая статистика, да. По урожайности. По рождаемости. По продолжительности жизни — причем все это с разбивкой по губерниям. И по смертности. Двадцать седьмая страница, третья сверху строчка. Читай!