Дом на краю

Я говорила долго. Ольга слушала, не перебивая, а когда поток иссяк, поинтересовалась:

— Кто ведет дело? Я его знаю?

— Понятия не имею! Какой-то Каминский... Олег Денисович.

Как следователь и обещал, передачку приняли, только пришлось выслушать много нелестных слов насчет моральных уродов, топчущих грешную землю. Было обидно, но я держалась, не позволяя себе огрызаться. К тому же слова сестры грели: "Каминский? Сейчас выясним что это за фрукт".

И выяснила, вот только непонятно было — радоваться или огорчаться.

— Яр, короче, следователь не местный. Недавно поставлен с Саратова. О нем пока ни хорошо, ни плохо. Я Димыча попросила, чтобы посодействовал, но... Ты только не паникуй, ладно?! — услышав мой огорченный вздох.

— Димыча? А это кто? — откинувшись обратно на подушку. Пыталась уговорить себя вздремнуть, когда раздался звонок.

— Димыч... Это Колькин товарищ — общались когда-то. А потом... Ну, сама понимаешь, мой спился, а Димка мент... — что-то попутно говоря сыну.

— Как тетя Люба? — вдаваться в подробности дружеских взаимоотношений зятя желания не было.

— Мама? Нормально. Я за тебя больше переживаю. Ты как?

— Тоже ничего. Таблеток наглоталась. Не сплю совсем.

— Ты это брось, Яр! Вовчику легче не станет, если с ног свалишься! Блин, вот все ни слава Богу! Одно к одному! Я...

— Ладно, Лель, не заводись. Я практически уснула, когда ты позвонила. — Снотворное, видимо, и правда начало действовать. Навалилась какая-то апатия. — Свята целуй и перед тетей Любой извинись, что не приезжаю. И звони...

— Хорошо. Если что новенькое узнаю — обязательно позвоню. А ты ложись. И чтобы выспалась, поняла?

— Поняла, — позволив себе слабую улыбку.

Ольга не может не командовать! Лидерство у нее в крови!

Простившись с сестрой, я плотнее завернулась в плед — мерзла опять, и заставила себя смежить веки. И гнала прочь мысли о Вовке, настырно считая овец, чтобы среди ночи вскочить с криком и проверять, на месте ли то, чего у меня никогда не было и быть не могло. Ведь я не мужчина — женщина! Но боль от оскопления не проходила, а вместе с ней и ощущение порушенной жизни.

Справившись с ужасом, я вновь вспомнила о дневнике. Сон требовал визуализации, письменной — это стало привычкой преобразовывать эмоции в понятный графический ряд. Или начертательный, когда слов не хватает.

Я обыскала весь дом. Перевернула все то, что недавно сама же раскладывала по местам, и села в кухне горевать — растерянная, расстроенная, недоумевающая. А потом, изводясь от нетерпения, ждала рассвета, чтобы отправиться с вопросами к той, что не желала на них отвечать.

По заведенной традиции баба Дуся ждала меня за калиткой. И вновь куда-то отослала Зубка, на этот раз не только с оскалом промчавшегося мимо — подавшего голос.

Но мне не до странного поведения собаки. Не спрашивая разрешения, я направились к дому. И дожидалась отставшую хозяйку на крыльце.

— Вы должны мне все рассказать! Объяснить, как это работает! — едва перешагнув порог.

— Гляжу, все зябнешь? — в ответ оскалилась старуха.

Я действительно одета не по погоде: поверх рубашки с коротким рукавом жилетка на синтепоне. И причина уже озвучена — на дворе тридцать с лишним по Цельсию, но мне холодно.

Подтверждать предположение не стала. Пройдя в кухню, уселась за стол и перешла к тому, что волнует.

— Сегодня мне приснился мужчина. Его кастрировали. Я чувствовала его боль, как свою. Думала, умру, но нет... Почему это происходит со мной?! — с отчаянием. — Как все это прекратить?!

Баба Дуся никак не отреагировала. Колдовала над чаем.

— Пей. Нечего мороз разводить. Без тебя хвораю, — поставив передо мной наполненную чашку.

Не споря, я отхлебнула глоток: по опыту знала — поможет. И следом еще один, чтобы наверняка.

— Что мне делать?

— Делать ей... Ишь, какая быстрая. Иные годами мучаются, — показалось, что о себе.

Баба Дуся устроилась напротив, знакомо сверкая колючим взглядом, но я почему-то не испугалась. Уже идя, страха не испытывала. Перегорела. Сейчас меня волновало только одно, как мои сны могут помочь Владимиру.

— Мне неважно, как и у кого это происходит, — обняв ладонями чашку с чаем. — Моего друга арестовали по подозрению в убийстве, которого он не совершал. Я должна понять, кто это сделал! Я это видела — с Полиной! Почти каждую ночь видела! А сейчас этот парень! Он у тех же людей — я знаю! Помогите мне! Пожалуйста!

— Вот все вы так... Баб Дуся помоги, баб Дуся мужа верни... А опосля как от чумной на другую сторону улицы! — с обидою, отвернувшись к окну.

Я настолько не ожидала от "колдуньи" ничего подобного — простых человеческих эмоций, что несколько опешила. И собиралась с мыслями, подбирая слова, а, придя в себя, потянулась: такой она была проще и понятнее:

— Баб Дусь...

— А ты не Дуськай, не Дуськай! Раиса себе такого не позволяла! — вновь ощетинившись иголками.

Тем не менее, мне стало стыдно. Ведь правда, даже имени не потрудилась узнать.

— Дуся — это...

— Евдокия я нареченная. Петровна по батюшке, — оттаяв. — А по другу своему не плачь. Тебе о себе думать надо, да о них...

— О них? О ком "о них"? — О себе я заботилась в последнюю очередь.

— Тех, кто Тонину кровинушку до смерти довел, — вздохнула баба Дуся.

— А вы... Вы знаете, кто это сделал? — не веря в собственную удачу.

— Знала бы, не позволила. Самой тебе придется, девонька, самой. И девчурку спасать, и себя беречь.

— Девчурку? Какую девчурку? — вновь растерявшись.

— Ту, что за парнем за твоим пойдет. Последнюю жертву...

И это тоже стало привычкой — возвращаться от бабы Дуси словно обухом огретая. Я едва не угодила под машину, пытаясь убедить себя в том, что все это неправда, что никакой девочки не будет, ибо понимала — не вынесу. И сумела отпрыгнуть в самый последний момент. А все благодаря кому? Собаке, с лаем бросившейся под колеса.

Это был Зубок. Узнала.

Автомобиль с визгом затормозил, кто-то закричал, ко мне бросились люди — все как в тумане. Перед глазами стояла бабушка, и я буквально слышала ее голос — "Не смей, поняла?! Не смей! Узнаю — выпорю!" К чему бы?

Мне помогли подняться. Кто-то сбил спесь с водителя, выскочившего из машины с претензиями, и тот, видимо, желая поскорее убраться подальше, предложил подвезти меня. Я не противилась.

— Ничего, если сперва в одно место заскочим? Здесь рядом, — притормаживая на перекрестке.

Наши взгляды встретили в зеркале заднего вида. Его вопросительный, мой... Наверное безразличный. Все настолько запуталось, что реально плевать куда ехать. Да и торопиться некуда. Дома не ждет ничего, кроме одиночества, вопросов и страхов. Я кивнула.

— Буквально на пару минут. Документы передам, — как бы то ни было, пообещали мне.

Мы свернули на Советскую, с нее на Гагарина, а потом остановились на площади рядом с рынком.

— Я к нотариусу, — просветил меня мужчина, указав на здание налоговой. — Одна нога здесь, другая там, — выходя из автомобиля.

Я вновь ограничилась согласным кивком, а потом смотрела вслед, вспоминая, как ходили сюда с Ольгой. Тогда прилетела буквально на два дня, чтобы написать отказ от наследства. Можно было переслать, но мне захотелось увидеться.

По субъективным ощущениям просидела в машине минут десять — не сверялась с часами. А потом решила вылезти, погреться на солнышке. Но не успела выйти из тени, как меня окликнули.

— Яра! Ярослава!

Это была Петрова. Она шла ко мне через площадь, груженная сумками и светящаяся радостной улыбкой. Как только увидела? Узнала?

— Привет! — когда между нами осталось не более десяти шагов. — Представляешь, как раз вспоминала о тебе, и тут...

— Привет. Рада тебя видеть.

— И я, — поставив пакеты возле ног. — Что-то ты какая-то...

— Уставшая, — перебила я, не горя желанием выслушивать комментарии по поводу своего внешнего вида. Без того знала, что выгляжу ужасно. Кто бы что не говорил, но зеркала не врут! — А ты чего не на работе? — с тоскою глянув на нагретый солнцем асфальт, до которого так и не дошла.

— Так обед же! — просветила озадаченная одноклассница.

А я задумалась — который час? Сколько времени просидела у бабы Дуси?

— Вот, воспользовалась моментом. На базар сбегала за свежей рыбкой. Мои страсть как жареного судака любят. Жаль, не было, пришлось подлещика взять. Ну да ничего — не все коту масленица. Съедят за милую душу.

Отклика от меня не требовалось, и я молча слушала, давясь понимающей улыбкой. И косилась на двери налоговой — когда же злополучный автолюбитель изволит появиться? Ушла бы, не будь оставлена охранять открытую машину.

— Кстати, я чё вспоминала-то о тебе... Ты на счет встречи выпускников не передумала? Помнишь?

Я мысленно закатила глаза — совсем из головы вылетело!

— Помню, но...

— Вот и отличненько. Ребята уже подтягиваются. Ирка кафе заказала, — не дослушав. — Оторвемся!

— Люб, не знаю. У меня сейчас не самое лучшее время. Я... — лихорадочно соображая, как бы потактичнее отказаться, не раскрыв при этом истинной причины.

— В общем, увидимся через неделю. В четыре. Надеюсь, кабинет русского языка найдешь? Не заблудишься? — точно не слышала. — Галина Васильевна уже вся в предвкушении!

Пришлось кивнуть.

Распрощались мы быстро и сумбурно. Узрев за моей спиной какую-то Таньку, Любовь заторопилась. Подхватила сумки и уже на ходу бросила:

— Давай, до встречи! — Что имела в виду?

Я еще какое-то время наблюдала за ней, спешащей к статной, светловолосой женщине средних лет, а затем вернулась в машину. Вовремя — от нотариуса вышел обязавшийся подвезти меня.

— Вы уж простите, не думал, что так получится. Она отошла куда-то, пришлось дожидаться, — отрапортовал он, усаживаясь за руль.— Так нам на Аткарскую, да? — обернувшись.

— На Аткарскую, — подтвердила, но вдруг передумала: — А вы можете подбросить меня до старого кладбища? — не совсем понимая зачем. Что называется приспичило.

— Такую красивую женщину хоть на край света! Домчу мигом! — обрадовал меня мужчина, подмигнув. Заигрывал?

Пришлось прикинуться недогадливой. Помогло.

Впрочем, слово сдержал, прибыли быстро. Меня высадили у знакомых арочных ворот. Я поблагодарила, вновь оставив без внимания недвусмысленные намеки, и стояла, пока случайный знакомец не уехал. А затем развернулась к лесу. Дом у озера — почему бабушка напомнила мне о нем? Ведь это не совпадение?!

Глава 15

Тишина тишине — рознь. Та, что окружала меня на подходе к дому у озера, иначе как гнетущей не назовешь. Молчали пернатые, точно попрятались куда-то, и только ветер, заблудившийся среди деревьев, выл и просился обратно в поля.

Возле обрушенного крыльца я в сомнении остановилась. Вспомнились рассказ сестры и покаянная речь Вовки после нашего неудачного путешествия. Он ругал себя за то, что увлекся, что забыл о правилах безопасности, что отправил меня в одиночестве бродить по дому, хотя обязан был отослать в город за помощью.

Тем не менее, я решилась. С замираем сердца переступила порог и вздрогнула, когда под ногой с хрустом сломалась тонкая веточка. А потом прижалась спиной к стене, потому что Владимир объяснил — вероятность уйти под пол так гораздо ниже.

Сейчас, оказавшись внутри старого дома, я точно знала, зачем пришла. Осторожно продвигаясь вперед, пробуя на прочность каждую доску, я двинулась в сторону лестницы. А затем все также вдоль стены, поднялась на чердак, и едва открыв дверь, сразу поняла — тут кто-то был. Свежие отпечатки ног на пыльном полу.

Сердце забилось еще тревожнее. Я принялась осматриваться, выискивая другие следы недавнего присутствия человека, но ничего не увидела. Да и не особо помнила, что и как здесь было раньше.

Постояв немного на пороге, направилась в противоположный угол комнаты. Не давал покоя старый сундук. Если запирают, значит внутри что-то ценное?

Присев на корточки, я подергала замок, погипнотизировала, прикидывая, каким макаром могу открыть его, и вынуждено сдалась. Ключа не имела, навыками взломщика не обладала, а иначе только болгаркой. Ну или дожидаться хозяина, встречаться с которым с глазу на глаз, желания, однозначно, не было.

Разочарованная, я поднялась на ноги и не сдержала испуганный вскрик, услышав, как внизу что— то забухало, загрохотало, словно обвалилось, увлекая за собой мое сердце. И замерла, превратившись в слух. И пристально смотрела на дверь, ожидая, что та вот-вот откроется и явит моему взору нечто ужасное.

Но ничего не происходило. Вновь воцарилась тишина, и только ветер продолжал биться в стены старого дома, вынуждая его досадливо вздыхать и покряхтывать, точно ворчливый старик.

Сколько стояла так, страшась собственного дыхания, сказать не могу. Но, в конце концов, решилась пошевелиться и, осторожно ступая, направилась к двери. А взявшись за ручку, опять превратилась в истукана, спрашивая себя — есть ли кто по другую сторону? И если есть, то кто? Человек? Животное? Здраво мысля, предпочла бы встречу с последим.

Дверь подвела меня, впервые, точно назло, неожиданно и громко скрипнув. Я затаилась, прислушиваясь, но тут за спиной раскатисто закаркала ворона, напрочь изгнав из моей головы все мысли о самосохранении.

Я устремилась вперед, забыв о стене, перескакивая через ступени. Врезалась во что-то на выходе с лестницы и запрыгала дальше, стремясь поскорее выбраться на улицу, чтобы у самого выхода споткнуться через алюминиевое ведро и повалиться на пол, в лужу чего-то липкого и вязкого. И лежать в ней, наблюдая за холщовым лоскутом, что словно забытый воинами штандарт реял на торчащем из дверного косяка гвозде.

Слава Богу, по дороге домой никого не встретила. Точно бы угодила за решетку — в соседнюю камеру с Вовкой, увидь меня кто с ног до головы вымазанную в крови.

По приходу, сразу в ванную — откисать. Спускать и заново набирать воду, с ожесточением драить себя мочалкой, вопреки логике и растертой докрасна коже чувствуя себя грязной. И повечеру принимать гостей, с трясущимися от напряжения ногами и вымученной улыбкой на губах: в тот момент не хотела видеть никого, даже тетю Варю.

Она с порога набросилась на меня с причитаниями:

— Ярочка, милая, как же так? Как же так? Ты держись, не раскисай! Оленьку поддерживай! Вот ведь беда-беда, Господи-Боже! Нежданно-негаданно!

Оттесняемая с порога вглубь "холодной", я смотрела, как бабушкина подруга проходит в дом, пристраивает в угол клюку, разувается, и пыталась осмыслить сказанное. Причем здесь сестра? Зачем поддерживай? В чем?

Но следующие слова Варвары Ильиничны разрешили головоломку, расставив все по своим местам:

— Как Любушка? Идет на поправку?

— Да. Уже лучше, — пригласив старушку в кухню. — Думаем, недолго продержат. А вы откуда знаете?

— Так Стасик сказал. Встретились сегодня, а тут такое...

Тетя Варя поставила на стол двухрублевый черный пакет.