Чёрный пёс Элчестера. Часть третья.

— Ну и напугала ты меня, Мили... Я и подумать не мог, что ты настолько...

Юноша замолчал, не договорив: скрипнула дверь, и в комнату вошли двое: викарий со свитком в руках и невысокий худощавый человек в чёрном.

— Вот ваша грамота, — протянул священник свиток молодому мужу. — А это врач самого епископа, он обучался медицине в Италии... Приступай, да поживее! Не видишь, что госпоже графине плохо? — по тонким губам прелата скользнула язвительная усмешка.

Врач, никак не ответив на эти слова, подошёл к постели Милицы и очень почтительно взял руку девушки за запястье. Сосчитав пульс, мужчина пристально поглядел на пациентку и негромко спросил:

— Что кушала сегодня утром госпожа?

Девушка, удивленно приоткрыв глаза, ответила:

— Сыр... И молоко...

— А что ещё?

— Это всё, мэтр.

Врач чуть усмехнулся, самыми уголками губ.

— Ничего страшного, господа. Волнение, голод, духота — дурнота госпожи естественна. Я бы посоветовал сейчас ей находиться на воздухе — у открытого окна, например... Поменьше волноваться и не отказывать себе в хорошем питании. Господин граф, — обратился он к юноше, на коленях стоявшему у постели молодой жены, — если вы выполните мои предписания, с вашей супругой всё будет хорошо.

— То есть, — сквозь зубы вдруг заговорил священник, — ты утверждаешь, что падать в обморок в церкви — естественно?..

— В её положении — да! — твёрдо ответил лекарь, встретившись глазами с взбешёнными глазами викария. — Простите, что не дал вам выслужиться перед его преосвященством.

На сей раз усмешка медика была откровенной.

Прелат задохнулся от возмущения, увидев, как Фрэнсис улыбнулся в ответ.

— Мерзавец... — почти прошипел викарий. — Ты и сам, конечно, знаешься с сатаной!

— Вы переходите все границы, святой отец! — вмешался лорд Элчестер, поднимаясь на ноги. — Вы второй раз позволяете себе намекать, что моя жена — ведьма! Видит бог, вы дождётесь удара мечом, святой отец!

— Что вы... — испуганно пролепетал прелат, делая шаг назад. — Вы неверно истолковали мои слова... Я всего лишь...

— Вы всего лишь угрожали мэтру костром, если он не обвинит в колдовстве мою супругу!

— Бросьте, господин граф! — рассмеялся медик. — Епископ никогда не поверит глупым домыслам: он слишком болен и слишком нуждается в моих знаниях! Позвольте откланяться...

— Сколько я вам должен?

— О, какие пустяки, благородный рыцарь! Я вам признателен, но мне хватает от щедрот его преосвященства...

С этими словами врач оставил молодых супругов наедине со святым отцом.

Фрэнсис сделал шаг к священнику.

Бедняга побледнел и попятился.

— Клянусь, благородный рыцарь, я ничего такого не хотел сказать! — пропищал он.

— Фрэнки, остановись, что ты делаешь!.. — испуганно вскрикнула Милица.

Одумавшись, юноша тяжело вздохнул и отошёл от викария. Тот облегчённо перевёл дух...

— Не испытывайте более моё терпение, ваше преподобие! — презрительно бросил лорд прелату.

— И в мыслях нет, благородный рыцарь! — заверил священник, прижимая руки к сердцу. — Просто, сами же понимаете, ведьм кругом развелось...вот мы и вынуждены...нет-нет, это ни в коей мере не относится к госпоже графине, нет-нет! Да вот и завтра будут сжигать ведьму, на главной площади, мерзкую чертовку! Служба...вот ведьмы всё на языке и крутятся, а вы, должно быть, решили, благородный рыцарь...

— Какую ведьму? — сорвалось с губ у Милицы. — Какую ведьму завтра сжигают?

— Чуть постарше вас будет, госпожа графиня. Ненамного, а всё ж таки успела дел наделать! Такие показания в пыточной дала, что и подумать страшно!..

Милица, побледнев, откинулась на подушки. Граф, всё поняв, поспешил к ней и распахнул окно.

А потом осторожно взял руки жены в свои.

Девушку сотрясала крупная дрожь, а в глазах плескался ужас.

— Ты получил брачную грамоту, Фрэнки? — прошептала колдунья. — Забери меня отсюда, я не могу тут больше оставаться!

— Если госпоже графине завтра станет лучше, то приходите посмотреть на казнь... — с улыбкой предложил священник. — В наших местах развлечения бывают редко, и момент надо ловить... В полдень, на главной площади; вам покажут, если спросите...

Фрэнсис кивнул, поднимая Милицу на руки. Девушка уткнулась лбом в его плечо, чтобы не видеть лица священника.

И только на улице Фрэнсис услышал от жены слова, которых ждал и которых боялся:

— Мы должны её спасти, Фрэнки!

Глава XXIII

Из небесных ладоней января осыпается манна:

На оковы твои, на потерянный дом.

Кто блуждал по пустыне сорок лет, оказался обманут.

И остался рабом. И остался рабом...

...

Коронованный пламенем, лети! Стало белое алым.

Медный колокол дня докрасна разогрет.

Потеряв королевство, мой сеньор, не торгуются в малом

На последней заре! На последней заре...

...

Лора Бочарова.

"Тампль", вторая ария Оруженосца.

— Уверяю вас, ваше преосвященство, она ведьма... — огонёк свечи в канделябре колыхнулся от негромкого вздоха: человек в тёмном плаще, стоявший в тени тяжёлого бархатного занавеса, пошевелился. Викарий застыл перед столом епископа и не сводил фанатично горящих глаз со своего господина: невысокого человека в лиловой сутане. Епископ неторопливо покусывал кончик гусиного пера.

— Мой медик сообщил, что с девчонкой всё в порядке, — отмахнулся он. — Полноте, мой дорогой, вы просто не можете забыть, что брат Климент обошёл вас, поймав опасную преступницу, которую завтра мы отправляем на костёр. Стремление выдвинуться — это так естественно... Но будьте умеренны в своих желаниях: так заповедал нам Господь, — прелат улыбнулся, видя, как вспыхнул викарий.

— Нельзя так доверять шарлатанам, как это делаете вы! — не сдержался священник. Его преосвященство нахмурился.

— Мэтр Джеронимо не шарлатан! Он великолепный врач. И с меня довольно ваших глупостей, брат Теодорих!

Викарий устало покачал головой.

— Бог мой, я дожил до дня, когда уши мои услышали, как епископ Лозанны назвал усердие в вере глупостью! Как бы посмотрел на это наш Святейший отец!..

Глава города помрачнел и ничего не ответил. Стоявший за его спиной человек снова вздохнул и наклонился к уху прелата. Тот вслушивался в негромкий шёпот, и на лице всё явственнее проступало удивление, вскоре сменившееся заинтересованностью.

— Хм, брат Климент, вы невероятны... — покачал головой повелитель Лозанны. — Я в который раз восхищаюсь вашей дальновидностью. Ну что же, брат Теодорих, — вновь обернулся епископ к викарию. — Почему брат Климент приносит сведения, которые не могли собрать вы? Почему вы вечно являетесь ко мне со своими домыслами? И почему наш усердный помощник довершает даже то, что вы начали?

Викарий позеленел.

— Ва... Ваше преосвященство?

— Мне только что стало известно, что рыцарь, назвавшийся графом Фрэнсисом Элчестерским, был у каллиграфа и заплатил ему большие деньги за составление дворянской грамоты... Правда, родословное древо он назвал сам... Брат Климент заинтересовался сим любопытным фактом и навёл справки... Знаете, что открылось? Молодой человек скоро год как лишён дворянства волею своего короля. Вина его в попытке переворота в пользу Роберта... Ещё брат Климент узнал, что нашего загадочного гостя видели в ставке Лотаря Саксонского, и тот аннулировал для своих владений приговор Нормандца. Так что положение сего юноши весьма и весьма двусмысленно... Одно бесспорно: нет преступления в том, что он заказал своё генеалогическое древо, будучи в границах нашей Священной империи, ибо Император признал его титул.

— А древо даст ему право на титул и в других государствах!

— Именно так, брат мой. Кроме Англии и Нормандии.

— Я поражаюсь осведомлённости нашего брата Климента, — скрипнул зубами брат Теодорих. Епископ пожал плечами, а человек в плаще позволил себе лёгкую улыбку.

— Я всего лишь поддерживаю дружескую переписку с людьми в разных землях, — скромно заметил он. — Как видите, это иногда бывает полезно...экономит время, знаете ли. Вместо того чтобы посылать гонцов или почтовых голубей в дальние края, мне пришлось лишь поднять свой архив.

Итак, с рыцарем всё понятно... Но более интересна — вы правы, брат Теодорих — его спутница. Вы сказали, что она назвалась Милицей из Лученца? Ваше преосвященство, я уже говорил вам, что в Лученце год назад произошло ужасное событие... Сына барона нашли мёртвым и ограбленным в собственной спальне — а девушки, с которой он собирался провести ночь, нигде не было... Неизвестно, от чего наступила смерть несчастного. Девушку долго разыскивали, но напрасно. Барон разослал описания беглянки во все окрестные владения, и всё же преступница как в воду канула... Вполне возможно, что молодая жена графа и есть та самая убийца и воровка, о которой писал барон. Увы, мой дорогой брат Теодорих, всего лишь убийца и воровка, но не ведьма... Впрочем, мой дорогой брат, кто знает? Возможно, пытка покажет немало интересного... Затруднение лишь в одном: графиню арестовать сложнее, чем беглую крестьянку. Таким образом, вопрос в том, признавать ли нам титул нашего странствующего паладина или же нет... В конечном счете, вопрос звучит так: признавать ли нам в наших владениях волю его императорского величества?

— Который воюет сейчас с герцогом Швабии, а Фридрих в любой момент может стать нашим сеньором! — заявил Теодорих. — Обострять отношения со Швабией в высшей степени неразумно. А этот рыцарь, как только что сказал нам наш брат, был в имперской ставке.

— Хороший аргумент, — заметил Климент. — Если не подумать о том, что сейчас, когда все силы Швабии сосредоточены на восточных рубежах, самое время напомнить герцогу, что он отнюдь не наш сеньор... Но, полагаю, окончательное решение за его преосвященством. Видите ли, брат Теодорих, политические игры — не столь лёгкое занятие, как вам, возможно, представляется. Фридрих Швабский — претендент на Лесную страну. Его же господин — Лотарь Саксонский. Признавая волю Императора, мы получаем защиту от притязаний швабских львов... ситуация как нельзя более удобна, чтобы получить истинную независимость... ведь его императорское величество весьма далеко. Но в силу тех же обстоятельств мы должны задуматься, можем ли своими силами защитить эту независимость. А вам бы всё рубить с плеча, дорогой брат Теодорих. Вы как младенец, право... — брат Климент скорбно покачал головой.

— Что скажет его преосвященство?

— Занятно, что Фридрих Швабский тоже далеко, — усмехнулся прелат. — Сейчас, по крайней мере. А ближе всего герцог Бургундский... И тоже с притязаниями...хотя и не такими откровенными. Если заручиться его поддержкой...

— Речь о том, оставим ли мы ведьму на свободе! — вновь вспылил викарий. Епископ поморщился.

— Вам же только что объяснили...

— Нам ничего не даст её арест, — попытался вновь воззвать к гласу разума брат Климент.

— Как и её свобода, — возразил Теодорих. — Есть ли дело Лотарю и Фридриху до какой-то там девки? Они о ней знать не знают! Вы собираетесь использовать в своей игре пешку!

— Такие игры и ведутся с помощью пешек, — неясно усмехнулся Климент. — Только пешку и нужно приносить в жертву. Наша задача придать этой пешке значение в глазах вышестоящих... Для этого... Для этого надо признать титул её мужа... Пригласить их ко двору его преосвященства. Довести этот факт до сведения императора и герцога... А уж потом начинать игру... Так что придётся вам потерпеть, мой дорогой брат Теодорих... Скорее всего, они оба в итоге окажутся в руках палача. Но не завтра...

Епископ, оживившись, обернулся к брату Клименту.

— Вы, бесспорно, правы, и ваше предложение, как всегда, разумно. Итак, завтра благородный граф и его супруга получат приглашение в мою резиденцию...

Брат Климент тонко улыбнулся:

— А отсюда им вряд ли удастся выйти, монсеньор... Мы же получим хороший козырь в предстоящей игре, который, без сомнения, при вашей мудрости вы сумеете блестяще разыграть.

* * *

Воспалённые глаза устало щурились на дымный, тусклый свет факела. Чёрная копоть оседала на потолке, плотным густым облаком клубилась в воздухе, не находя выхода, кроме узкой щёлочки под тяжёлой дубовой дверью, забранной массивными стальными обручами. Даже оконца не было в этой низкой, глухой камере — и неизвестно, ночь ли там, снаружи, или уже занимается рассвет... Её последний рассвет.

Сидевшая у стены женщина тяжело уронила голову с грязными спутанными волосами на скованные цепью руки. Сейчас с трудом можно было определить цвет прядей, некогда чудесный цвет спелых колосьев... Покрытое грязью и кровью лицо осунулось, глаза ввалились от страшной усталости, и только одно выражение застыло в них: безнадёжность...

Громко загремел засов — женщина вздрогнула и подобралась, прижавшись к стене, как затравленная лисица. В зрачках заплескался ужас.

Дверь с омерзительным скрипом открылась, и в камеру спустился худощавый человек в чёрном. Как с удивлением поняла пленница, не священник.

— У тебя пять минут! — снаружи со звоном перевернулась клепсидра, и дверь захлопнулась.

Женщина угрюмо смотрела на неизвестного.

— Бьянка? — негромко спросил посетитель. Она молчала. Что с того, что когда-то, давным-давно, в прошлой жизни, её называли Бьянкой? Та девушка умерла. Здесь, сейчас, сидело лишь смертельно уставшее существо, в котором погибла вера в людей и надежда даже на чудо...

— Бьянка, моё имя Джеронимо, я лекарь его преосвященства, — быстро и тихо заговорил мужчина. — Я твой соотечественник, тосканец. Меня не интересует, как ты оказалась в здешних краях, но я ни на йоту не верю в твою вину. Потому что я не верю в колдовство.

Она молчала. Этот человек мог говорить что угодно: подослан ли он её врагами, или же действительно друг — теперь уже всё равно. Завтра костёр. Слова ничего не изменят.

— Бьянка, я не могу вытащить тебя отсюда, но я могу избавить тебя от мучений. Во имя человеколюбия, ибо ни одно живое существо не заслуживает столь страшной смерти. Возьми, — мужчина быстро протянул ей крохотный пузырёк. — Выпей завтра утром. Все скажут, что у тебя не выдержало сердце...

— Что это? — наконец безучастно спросила она. — Яд?

— Да. Один из тех, которыми так славится наша блистательная Флоренция, — скупо усмехнулся мужчина уголком рта. — Он подействует мгновенно. Боли ты не успеешь почувствовать.

Заколебавшись, пленница нерешительно протянула руку и взяла отраву, крепко зажав в ладони.

— Если это правда, спасибо тебе, — хрипло пробормотала она. И вдруг, гремя цепью, рванулась на коленях к медику:

— Я никогда, никогда не была ведьмой, добрый человек! — страстно заговорила она. — Я оклеветала себя под пытками!.. Я всего лишь собирала целебные травы и лечила ими крестьян, всего лишь! Я никогда не зналась с сатаной!..

Мэтр Джеронимо ласково положил руку ей на голову.

Травница... Если бы он узнал о ней раньше! Возможно, ему удалось бы спасти её от заключения. Возможно, она стала бы его помощницей... Наверное, бедняжка прекрасная целительница, раз её сочли ведьмой.