Чёрный пёс Элчестера. Часть третья.

Часть третья

Глава XVII

...Перевалы. Неприступные твердыни зимы и вьюг. Острыми зубцами вонзались в промёрзшее небо башни гор, позёмка вылизала белым языком бока валунов, присыпала их сухой снежной крупой. Ледяные кристаллы пушистой шубой укутали стены скалистых лестниц и обрывы ущелий.

Тропы над пропастью...

Вершины в ослепительном блеске вечных снегов...

Путникам пригодилась тёплая одежда, взятая из брошенного дома.

На ночёвках молодые люди спали по очереди, поддерживая пламя в небольших очагах охотничьих сторожек, дававших им приют на ночь, как и многим путникам до них.

Альпы были погружены в величественное безмолвие.

И в безмолвие были погружены Фрэнсис и Милисента. Ни граф, ни крестьянка больше не произнесли ни слова. Она ни разу не попросила его ехать помедленнее, и ни разу не пожаловалась на усталость, голод или стужу. Он без слов придерживал коня, устраивал привалы и готовил еду, по-прежнему не доверяя Милице котёл.

Неделя...

Мягче и нежнее стали ветры, камни и скалы покрылись мхами, над прозрачными струями водопадов раскинули ветви деревья... Вершины Альп остались позади, путники спускались в живописную горную страну, изобилующую озёрами, долинами и скалистыми гротами. Немало красивых легенд было сложено об этих прекрасных местах, а жили здесь свободолюбивые люди, что едва признавали над собой власть своих правителей.

Ночь раскинула над каменистым склоном плотный чёрный покров. Крупные звёзды висели, казалось, над самой головой, и рыжий свет костра бросал им вызов, швыряя пригоршни искр в тёмную высь.

Милица сидела, завернувшись в меховую курточку, обхватив плечи руками, и молча глядела на пламя. Фрэнсис, по другую сторону костра, так же молча глядел на неё. О чём она думает? Почему не оставляет своих бесовских замыслов? Отчего его так безумно и властно влечёт к ней?..

Проклятая ведьма! Лучшим наказанием для неё будет презрение.

— Завтра мы придём к людям. Запомни, я не желаю, чтобы хоть у одного человека зародилась мысль, будто нас что-то связывает! Ты просто моя служанка.

— Хорошо, лорд Фрэнсис.

Милица заговорила с ним впервые за семь дней.

И как же радостно было услышать её голос!

Граф скрипнул зубами. На что она надеется, помилуй бог?

Почувствовав на себе его взгляд, девушка подняла голову. Лицо её осунулось, а глаза потухли. Там жила лишь боль...

— Что смотришь? — резко спросил он.

— Фрэнсис, за что ты на меня обиделся? — негромко спросила Мили. — Что я сделала не так?

— Не лицемерь! Ты просто отвратительна, когда пытаешься так нагло врать!

— С чего ты взял, что я вру? С того, что увидел глупый сон? Всего лишь сон?

— Я увидел Фредерику, — тихо ответил граф, и в его голосе клокотал сдерживаемый гнев.

— Хорошо, ты увидел Фредерику. Ты понял, что любишь её, а не меня. Разве я тебя держу? Разве я заставляю тебя остаться? Что ты смотришь на меня, как на злодейку?

— А кто ты? — не выдержал Фрэнсис. — Ты действительно меня держишь!

— Катись к чёрту! — неожиданно выкрикнула Милица, вскакивая на ноги. Она схватила свою сумку с колдовскими травами и побежала в темноту, не оглядываясь.

— Стой, идиотка!

Эта ненормальная выбежит к костру разбойников...сорвётся в темноте с уступа...наступит на змею...подвернет в камнях ногу...

Фрэнсис похолодел. Он сам не заметил, как тоже вскочил на ноги.

— Милица, стой!

Видимо, в его голосе прозвучало что-то такое, что заставило Милицу остановиться. Граф подошёл, рассерженно схватил её за руку и повёл обратно к костру.

— Вот не надо таких выступлений! — отчитывал он спутницу. — Я обещал довести тебя до Парижа, и я доведу, несмотря на все твои глупости!

— Ах, избавьте меня от своего рыцарского великодушия, милорд! — съязвила крестьянка. — Я и сама прекрасно дойду до Парижа. Дошла же я как-то из Словакии до Каринтии!

— Что удивительно! — не менее язвительно ответил молодой человек. — Ты же в каждой ёлке готова запутаться!

— Это не ваша забота, лорд Фрэнсис! — рассерженно фыркнула девушка. — У нас разные дороги!

— До Парижа она у нас общая!

— Тогда и не смотрите на меня, как оскорблённый ангел на беса!

Юноша едва сдержал смех. Ох, Мили, Мили... Почему ты такая очаровательная?..

Он поймал себя на том, что уже почти забыл свою злость, что ещё немного — и заключит девушку в объятья, и жадно припадет к её губам...

Коварная ведьма!

Он грубо толкнул её на прежнее место у костра.

— Всё, я больше не желаю с тобой разговаривать! Спи.

Милица легла и накрылась плащом. А через секунду ночь расколол оглушительный гром, земля дрогнула, камни застонали...

Уголёк взвился на дыбы. Путники вскочили, кинулись друг к другу — и замерли на полпути.

Вдали ночную тьму пронзил алый клинок огня, взметнувшийся к небу в россыпи золотых искр. Вновь по горам прокатился рёв, а потом над головами молодых людей пронёсся сухой раскалённый ветер, огромная тень скользнула в вышине, закрыв половину звёздного неба — земля ещё раз слабо вздрогнула, и всё стихло.

— Что это было? — одними губами спросил Фрэнсис, сам не зная, кого.

Мили испуганно покачала головой.

— Я не знаю, Фрэнки...

— Если это твои штучки...

— Ага. И коровы затанцуют, если я пожелаю.

— Всё, замолчи! — он вернулся к себе и лёг, пытаясь вновь удобно устроить голову на подушке из седельной сумки и накрываясь плащом. — Если это не ты, то кто?..

Мили изящно поправила носком сапожка полено в костре, покосившись на собеседника.

— Милорд, раздобудьте мне волшебное зеркало, и я немедленно посмотрю в него, чтобы как можно подробнее ответить на ваши вопросы.

— Хватит зубоскалить! — немного смущённо огрызнулся граф. — Спи уже, наконец! Нет, подожди! — через секунду добавил он. — Иди сюда!

Юноша подвинулся, освобождая место у огня рядом с собой, и накрыл Милисенту своим плащом.

— Чёрт, я не могу позволить, чтобы эта тварь тебя утащила посреди ночи! — отводя глаза, пояснил рыцарь. — Если тут шастает такое чудовище...а ты ещё хотела убежать! Мили... Взбалмошная, злая девчонка...

— Это я-то злая? — возмутилась Милисента, попытавшись освободиться из объятий Фрэнсиса. Он лишь крепче прижал девушку к себе, с наслаждением вдыхая аромат её пушистых волос, и, не раскрывая глаз, нежно накрыл её рот ладонью.

— Тс-с... Спи, ведьма. Чтобы я звука от тебя больше не слышал.

Она уткнулась головой в его грудь, плечи её расслабились, и через несколько минут дыхание стало ровным, каким бывает только у спящих.

Лорд лежал, бережно прижимая любимую к себе, и в душе его не было покоя. Какое это счастье — обнимать её... И как обидно, что это счастье — всего лишь колдовство...

Дрянь... Обожаемая дрянь... Колдунья!

Засыпая, Фрэнсис думал, ошиблась ли Милица в днях, или у них будет ребёнок?

...Следующий день они почти не разговаривали. Фрэнсис ругал себя за слабость, обвиняя в ней коварство Милицы; девушка не знала, как защититься от его нелепых обвинений. Кидая друг на друга рассерженные взгляды, они по цветущему горному лугу направлялись вниз, к долине, где раскинулась большая деревня. Живописная тропинка, петляющая меж рассеянных по склону валунов, вскоре вывела на широкую дорогу.

Фрэнсис ехал верхом, а Милица шла рядом, придерживаясь за стремя. Солнце припекало, и от пыли, поднимавшейся из-под копыт коня, свербело в носу. Кружилась голова, и отчаянно хотелось пить.

У колодца ведьма выпустила из руки стремя Уголька и подбежала к потемневшему срубу. Рыцарь лишь мрачно покосился на отставшую попутчицу, и, ни слова не говоря, поехал дальше, направляясь к постоялому двору. Расписная вывеска раскачивалась над главной улицей деревеньки, зазывно посвёркивая в ярких утренних лучах. Заведение называлось ёмко и лаконично: "Жирный индюк", недвусмысленно обещая сытную трапезу посетителям.

Видимо, дела у хозяина шли замечательно: во дворе толпился народ, у конюшен не успевали принимать лошадей, на крыльце, скрестив руки на груди, лениво созерцал разношёрстную толпу вышибала, больше похожий на гранитного колосса.

Фрэнсис вошёл в прохладную светлую залу и направился прямо к стойке.

— Мне нужна комната, обед и полная бадья горячей воды: я хочу вымыться с дороги.

— Прикажете после ванны прислать цирюльника? — спросил хозяин, намётанным глазом определив богатого клиента.

Впрочем, ошибиться было сложно: Мили всегда содержала в идеальном порядке вещи Фрэнсиса — да он и не носил их часто, благо в бывшем разбойничьем притоне хватало одежды на любой вкус...

И сейчас, лишь бросив взгляд на расшитый серебром пояс, на драгоценную рукоять меча и на перстень с огромным сапфиром, трактирщик сразу определил в новоприбывшем знатного путешественника.

— Да, — не раздумывая, ответил граф. Одна мысль о том, что наконец он сможет побриться нормально, а не кое-как, кинжалом, вслепую, приводила в хорошее расположение духа. — Вот что ещё... Моего коня...

— Не извольте беспокоиться, о нём уже позаботились.

— Замечательно. Тогда последнее: сюда должна прийти девушка, крестьянка. Она со мной. Дайте ей тут какой-нибудь угол под лестницей, чтобы переночевала...ну, и накормите чем-нибудь. Что здесь у вас дают прислуге?

— О ней позаботится моя жена.

— Девчонка едва говорит по-немецки, так что не просите с неё какой-то работы, всё равно не поймёт. И вот ещё: ни под каким предлогом не подпускайте её к еде, которую готовят для меня. Даже относить! Она такая растяпа и неумёха, что с неё станется опрокинуть поднос...

— Понял, благородный рыцарь, что ж не понять, — кивнул трактирщик. — Михель, проводи гостя наверх, в свободные комнаты! А потом спустись, принесёшь еду!

Фрэнсис направился следом за светловолосым молодым парнем, указывавшим дорогу.

— Вот, господин рыцарь, вам сюда, — открыл перед ним двери комнаты провожатый. — А вы, часом, не дракона убивать приехали?

— Какого дракона? — Фрэнсис так опешил, что даже снизошёл до ответа трактирному служке, хотя это было и не в его правилах.

— А тут в округе дракон завёлся, — пояснил Михель. — Скотину у людей таскает, да и человечиной не брезгует. Дома и посевы жжёт. Наши старейшины и постановили: кто от того дракона избавит округу, получит награду: тысячу талеров.

Рыцарь невольно присвистнул:

— Большие деньги...

— Да и дракон, говорят, не маленький! — рассмеялся парень. — Так что ж, господин рыцарь, выходит, вы здесь не из-за этого змея?

— Выходит, я здесь проездом, — сухо ответил лорд. — И до недавнего времени в драконов не верил.

— Их мало осталось. И живут они обычно высоко в горах, на горных коз охотятся. А этот вот на что-то обиделся... — блондин пожал плечами. — И по ночам балует.

— Значит, огонь, который я видел ночью, в горах, и шум — это, по-твоему, дракон?

— А больше некому, благородный рыцарь, — задумчиво улыбнулся Михель. — Огненных гор у нас в округе нет, зато есть огненный змей... Выходит, он и развлекался. Вам ещё повезло, что мимо пролетел.

— А что ж ты сам, не желаешь получить тысячу талеров? — с насмешкой полюбопытствовал Фрэнсис. Парень лукаво улыбнулся.

— Да что вы, благородный господин, на что мне тысяча талеров?

— Хочешь сказать, что жизнь дороже?

— Я не из тех, кто меряет жизнь на деньги. Ни свою, ни чужую. Впрочем, прошу прощенья у благородного господина. Сейчас велю служанке принести еды!

С этими словами странный парень закрыл за собой дверь.

— Эй, Михель, или как тебя там! — высунулся следом Фрэнсис. — Посмотри, пришла моя служанка? Длинноволосая такая, синеглазая. Если да, пригляди за ней!

— Понял, благородный рыцарь! — откликнулся парень уже с лестницы.

Милица слышала этот разговор. Она стояла в дверях, прижимая к груди сумку, и пыталась совладать с непонятной слабостью. К горлу подкатывал ком тошноты: невыносимым был запах укропа.

Михель подошёл и осторожно взял её за руку.

— Эй, синеглазка, это о тебе мне сейчас кричали?

Милица лишь слабо кивнула.

— Что-то ты вся бледная какая. Давай, тут хозяйке не до тебя. Видишь, там стол в уголочке? Садись, а я тебе поесть принесу.

Девушка осторожно прошла через наполненный людьми зал и села у раскрытого окна на указанное место. Тут ветер разгонял все тяжёлые запахи, и она вздохнула легче.

Вскоре пришёл Михель, и поставил перед ней блюдо с жареной курицей. А рядом — кувшин молока.

— Угощайся, синеглазка. Вон, как ты вымоталась, круги под глазами...

— Спасибо, — беззвучно шепнула Мили. — Я не могу... Меня мутит... Наверное, от жары. А курица жирная...

Парень сел напротив.

— Может, ещё чего принести?

— Если можно... Я капусты хочу. Солёной.

— Понял. Солёного и не жирного, — парень улыбнулся, встал и вскоре вернулся с миской, полной хрустящей капусты и рассыпчатой, ещё дымящейся, варёной спаржи.

— Ну что, синеглазка? Потребуется что, зови. Я за стойкой, хозяину помогаю. Устанешь, захочешь прилечь — видишь, за лестницей дверца? Там каморка, где служанки спят. Сейчас всё равно никого там нет. Можешь пойти поспать. А у нас дел невпроворот, видишь, клиентов сколько? Так что я пошёл.

Михель кивнул и оставил её одну. Мили с удивившим саму аппетитом набросилась на принесённое угощенье. Молоко пить не стала, ограничилась водой. Тошнота отступила, головокружение прошло — и Мили немного расслабилась.

"Ну вот, видишь? Это всего лишь из-за голода и жары. Просто из-за голода и жары..."

Забрав свою сумку, девушка ушла в каморку под лестницей.

Тут было тесно, пахло несвежим бельём, постели были скомканы, везде валялись чьи-то вещи: ленточки, гребешки, булавки. Решившись, постоялица освободила одну из кроватей, свалив всю мелочь на стол, и легла, положив сумку под голову. Поворочавшись на жёстких досках, Мили уснула.

Разбудил её грубый толчок.

— Ты чего это разлеглась на моей кровати, побирушка несчастная? — вопила рыжая деваха, вырез на платье которой давал обозреть все её роскошные достоинства. — Тебе кто разрешил мои вещи трогать своими грязными руками?! Мне после твоей вшивой башки придется постель стирать! Убирайся, убирайся!..

Милице и слова не дали сказать, стащив с кровати чуть не за волосы.

— Я не нищенка! — возмутилась гостья. — И вшей у меня нет!.. Я приехала со знатным господином...

— То-то он тебя отослал подальше! — насмешливо ответила рыжая. — Говорит, ты даже поднос отнести не можешь: криворукая!

— Меня Михель сюда привёл, чтобы я тут переночевала.

— Мне Михель не указ! Всего неделю тут, а уж распоряжаться вздумал! Тоже, как и ты, бродяга безродный, невесть откуда взялся!.. Рыбак рыбака видит издалека. Нечего, нечего тут околачиваться! Ещё украдёшь чего. Пошла отсюда, пошла! Кошка драная!

Мили вздохнула, взяла свою сумку и вышла в зал.

Народу, кажется, стало ещё больше. Воздух сотрясался от густого смеха и смачных выражений подвыпивших молодчиков, разместившихся на лавках за столами. В дальнем углу, за перегородкой, Милица заметила Фрэнсиса, который сидел над полусъеденным гусем, и грустно смотрел в ночную темноту за окном. Осторожно пробравшись мимо компании волосатых пьяниц и услышав несколько пошлых любезностей в свой адрес, Мили подсела к Фрэнсису.

— Фрэнки, мне плохо. Можно, я пойду в твою комнату?

— Нет, — последовал резкий ответ. — Между нами нет ничего, что могло бы дать тебе повод там находиться. Иди к служанкам!

— Фрэнки...

— Для таких, как ты, я лорд Фрэнсис!

Милица беспомощно посмотрела на него, а потом устало уронила голову на руки. Граф молча поднялся из-за стола и ушёл.

Девушка долго сидела, глядя ему вслед, а потом встала и подошла к стойке.

— Михель! Михель, можно тебя на минутку? — окликнула она светловолосого парня.

— А, синеглазка! — улыбнулись приветливо ей. — Проснулась? Добрый вечер!

— Послушай, ты можешь на следующее утро кое-что передать моему господину? Я ухожу, а это... Это его вещь.

Милисента протянула Михелю крохотный узелок.

— Обещай, что передашь, хорошо? И не развязывай, пожалуйста! Я полагаюсь на тебя...

— Так, если хочешь, я прямо сейчас пойду и передам, синеглазка?

— Меня Мили зовут, — смущённо заметила волшебница. — Нет, сейчас не надо. Утром.

— Как скажешь, Мили, — улыбнулся парень. — Но только куда же ты пойдёшь? Ночь на дворе! Тебя всяк обидит: и зверь, и лихой человек... Тебя что, Марта выгнала? Пустое! Прости её. Она глупая и одинокая. Поэтому злится на всех. Знаешь, что мы сделаем? Ты пойдёшь в мою комнату и там переночуешь. А я уж как-нибудь на полу устроюсь.

— Спасибо, Михель. Но я...я правда не могу.

— Не доверяешь? — с притворной обидой нахмурился молодой человек.

— Не в этом дело. Доверяю. Но мне надо уйти... Мне надо уйти от Фрэнсиса.

Михель помолчал, усердно протирая стакан. Наконец ответил, не поднимая головы:

— Я в ваши дела не вмешиваюсь, синеглазка. Но ещё раз говорю: ночь на дворе. Гордость, любовь и обида — это всё прекрасно, конечно...а как насчёт жизни и чести?

Милица вспыхнула.

— Я могу постоять за себя! Если против меня, конечно, не рыжая дура Марта, которая сама не понимает, на что могла нарваться!.. Свою жизнь и честь я сумею отстоять!

— Дело твоё, синеглазка. Я тебе не нянька, и прожить за тебя твою жизнь не могу. Только имей в виду: тут у нас по ночам дракон балует. Сожрёт — и пикнуть не успеешь. За его шкуру тысяча талеров назначена, так что думай...

Ведьма прищурилась.

— Дракон?.. Драконов я ещё не встречала. А где его логово?

Михель засмеялся.

— Ну ты даёшь, Мили! Неужто решила тысячу талеров заработать? Иди-ка ты спать. Вот я тебя в свою комнату провожу, и никто тебя до утра не побеспокоит... Даже я, честное слово, хотя ты и раскрасавица!

— Хватит насмешничать, Михель, — вздохнула девушка. — Я и в самом деле пойду. К дракону. Если рискнёшь бежать за мной в ту сторону — идём! А не рискнёшь — дай пройти!

— Да ты же даже не знаешь, куда идти!

— Я видела прошлой ночью, с какой стороны он взлетал.

— Зачем тебе этот змей крылатый? — уже почти кричал Михель.

— Просто интересно! — с вызовом ответила Милица, и возмущение в её глазах ясно говорило, что она не намерена кому попало объяснять мотивы своих поступков.

Михель глубоко вздохнул и проглотил готовые сорваться с языка слова.

— Отлично, иди! — лаконично обронил он. — Тебя предупредили, а держать за руки не в моих правилах.

Милица оглянулась. На них десятками любопытных глаз смотрел весь зал, и стояла гулкая тишина...

— Ура храброй деве! — вдруг рявкнул какой-то гуляка, вскакивая на стол и размахивая кружкой. Во все стороны летели брызги пены. — Которая вздумала освободить наш край от лютого змея!..

Раздался громовой хохот, а потом все дружно подхватили "Ура!!!"

Милица грустно посмотрела на них и вышла за двери корчмы. На крыльце встала, вдыхая всей грудью ночной воздух, полный биения неведомой жизни, тайн и неясных шорохов.

Ночь ждала, распахнув объятья. Кто сумеет причинить вред ведьме посреди ночи, надёжно хранящей свою дочь?.. Милица улыбнулась, раскрывая руки навстречу ветру.

— Прости... Прости, брат мой, ветер, что я так надолго забыла тебя... Больше не буду! Теперь у нас с тобой всё получится, правда?.. — Она сосредоточилась, сплетая чары полёта, пытаясь точно рассчитать скорость, высоту и расстояние. — Была не была! — выдохнула девушка. — Полёт!..

И крыльцо мягко ускользнуло у неё из-под ног. Она, как пушинка, подхваченная восходящими струями воздуха, взлетала выше и выше, и горящие внизу окошки деревеньки стали походить на горстку светлячков, а вокруг осталось лишь тёмное небо, облака — и ночь.

Ветер, повинуясь заклятью, понёс ведьму к скалистому гребню, вздымавшемуся на горизонте глыбой непроглядного мрака.

Глава XVIII

Фрэнсис стоял у окна своей комнаты, ожидая, когда принесут завтрак. Прислуга бегала по двору; ржали кони; у крыльца, громко зевая, потягивался вышибала... Служанки, гремя вёдрами, носили воду на кухню. Начиналось обычное утро постоялого двора...

Задерживаться здесь не имело смысла. Граф дожидался только еды.

Скрипнула дверь. Лорд оглянулся на звук и кивком приказал Михелю поставить поднос с завтраком на стол.

— Уезжаете, благородный господин? — полюбопытствовал Михель. Фрэнсис не снизошёл до ответа.

Но парень не смутился.

— А это вам просила передать ваша служанка.

Рядом с подносом лёг крохотный узелочек. Фрэнсис бросил короткий взгляд на Михеля.

— Что это?

— Не знаю, благородный господин. Меня просили не заглядывать, я и не заглядывал.

Лорд, пытаясь унять невольную дрожь в руках, взял узелок и, уже поняв, рванул ткань.

Ему в ладонь выкатился перстень.

Золотой перстень... С рубином.

Как же так?..

Зачем?..

Неужели, возвращая подарок, она так вздумала напустить свои чары? Что она нашептала над этим украшением? Почему леденеет душа?

Или?..

Швырнуть ей в лицо, вместе с...

...её колечко, её деревянное колечко, что он носил на груди, на цепочке, было таким лёгким, таким тёплым...

...таким дорогим...

Рука Фрэнсиса непроизвольно легла на грудь, накрыв то место, где под одеждой висело кольцо Милицы. Значит...его тоже. Тоже придётся вернуть ей...

Сердце... Как отчаянно стучит сердце!

Юноша судорожно стиснул свой перстень. Холодные грани камня впились в кожу.

Что ж. Она сама напросилась. На колдовские уловки он больше не поддастся!

— Где она?.. — хрипло спросил он.

— Вы сначала за постой заплатите, — мягко произнёс парень. — А то нехорошо будет, коль убежите, не расплатившись...

Фрэнсис стиснул зубы:

— Ты не заговаривайся! Где она?

Михель пожал плечами и сунул руки в карманы штанов.

— Мне что, дело ваше. Девушка решила на дракона поглядеть: не видела она ещё драконов, знаете ли! Вот и пошла.

...В окне, звеня, билась муха... На половицах широкой дорожкой лежал тёплый луч солнца.

Граф схватил воздух ртом, не сразу отыскав слова.

— То есть... как... "поглядеть на дракона"?..

Михель с сочувствием посмотрел на рыцаря.

— Я отговаривал.

— Что ж ты, скотина, её не удержал?!. — рявкнул Фрэнсис, бросаясь через всю комнату и хватая Михеля за грудки. Встряхнув так, словно пытался вытрясти из парня душу, он снова, уже чуть не плача, крикнул: — Что же ты её не удержал, сволочь?!. Ведь тебе же было велено присматривать за ней!..

— На постоялом дворе я за ней присматривал, — невозмутимо ответил блондин, аккуратно отцепляя от своей рубахи судорожно сведённые пальцы графа. — А привязывать девочку к столбу мне никто не велел. У нас гостиница, а не тюрьма, благородный рыцарь, и всяк волен прийти и уйти, когда пожелает.

— Чистоплюй чёртов! Лицемер! Беспомощную девчонку отпустить в пасть к дракону!

— Не заставляйте меня напоминать вам, сударь, что вы сами прогнали Милицу, — тихо заметил юноша, посмотрев своими светлыми, пронзительными глазами на Фрэнсиса.

— Когда она ушла?!

— Ночью. Сразу, как вы поднялись к себе.

— И ты, мерзавец, только сейчас мне об этом изволил сообщить! Вели оседлать мне коня! Я уезжаю! В какую сторону она пошла?

— Не приметил, благородный рыцарь, — пожал плечами Михель. — Говорила, она видала, где дракон взлетал, вот туда и отправилась...

"Я тоже видел, где он взлетал! — думал Фрэнсис, сбегая вниз по лестнице. — Мили!.. о господи, Мили..."

В зале его встретили громкими выкриками и шутливыми поздравлениями.

— Ваша служанка принесёт вам тысячу талеров! — с хохотом крикнул кто-то из-за дальнего стола.

Сейчас бедняга был даже благодарен Михелю за разговор один на один. Спустись он в этот вертеп, не зная, что случилось... Кто знает, чем бы всё закончилось!

Швырнув хозяину на прилавок золотую монету, молодой человек выбежал на двор. Михель уже держал под уздцы пританцовывающего от нетерпения Уголька, осёдланного и готового к скачке.

— Удачи вам, благородный рыцарь! — напутствовал всадника парень, отпуская узду — и граф тут же пустил лошадь в галоп.

...Фрэнсис гнал как сумасшедший, ничего не замечая вокруг. Перед глазами его стоял огненный столб, взметнувшийся в темноте с неприветливых уступов.

Как тогда дрожала земля...

Каким раскалённым стал ветер...

И как Милица смотрела в ту сторону...

Ведьма, ведьма, ведьма... Почему же ты себя не жалеешь, ведьма?

Да, ты не могла пройти мимо этого проклятого змея, моя ненормальная, моя талантливая, моя любимая чернокнижница...

Какого чёрта?!.

О боже, если бы только догнать тебя по дороге...

Выдеру, как сидорову козу... И больше глаз с тебя не спущу, ни за что, никогда! Чёрт с ними, с твоими чарами, были они там или нет; чёрт со всеми снами... Только догнать тебя, вновь заглянуть в твои глаза, вдохнуть запах волос...

Дурень!

Он не знал, сколько длилась эта скачка. Солнце поднялось высоко, и от нагретых скал заструились волны горячего воздуха.

...Фрэнсис заметил Милицу на каменной площадке перед отвесной скалой, высоко над дорогой. Вершина нависала над поворотом, как сторожевая башня, вонзаясь в небо тремя пиками. И так удобно было подняться наверх по осыпи старого камнепада, оставившего ступени валунов, как парадную лестницу.

Мили не видела дорогу. Она стояла, вскинув голову, напряжённая, как натянутая тетива лука — и смотрела куда-то вверх. Юноша перевёл взгляд туда — и похолодел.

Теперь он его заметил.

У скалы было два пика.

А третьим была шея дракона.

Его серое тело сливалось со скалами, и тепло, что источали камни, вовсе не было теплом полуденного зноя: их накалило пламя, горящее в гигантском змее, живущее в его дыхании, сдержанное до поры...

Дракон сидел неподвижно, с чудовищной высоты созерцая ведьму, и, казалось, весь мир сосредоточился для хищника в ней одной.

Фрэнсис на секунду растерялся. Что делать? Окрикнуть Мили? А вдруг она плетёт заклинание, удерживающее противника в неподвижности, и он помешает ей? Стоять и смотреть? Чем закончится такое выжидание?

Чёрт тебя побери, ведьма...

Граф соскочил с коня, выхватил меч и, легко перепрыгивая по камням, помчался наверх. Если Милице суждено погибнуть, он погибнет вместе с ней! И к чертям всё!

Ему не хочется жить без неё.

И тут его ушей коснулся лёгкий, почти бесшумный, похожий на свист ветра смешок:

— Посмотри-ка! Сюда направляется какой-то рыцарь! Не иначе, спасать прекрасную даму...

Милица обернулась.

Лицо её было невозмутимо, но в этом ледяном спокойствии чувствовалось гигантское напряжение.

— Фрэнсис, — ответила она, снова поворачиваясь к дракону.

— А я-то удивился, почему же вы не вместе... — снова негромко рассмеялся чудовищный змей. — В слухах, которые до меня долетали, утверждалось, что волшебница, поселившаяся на той стороне гор, не только могущественна и прекрасна, но и влюблена, и с нею живет благородный рыцарь. Я повторю, колдунья: для меня большая честь, что такая прославленная ведьма удостоила меня своим визитом.

Дракон склонил голову, и из его ноздрей вырвались две струи белого пара, окутав его голову, как облака.

Фрэнсис уже ничего не понимал!

— Чем же я так прославлена? — холодно осведомилась девушка.

Дракон негромко, насмешливо рассмеялся, и дым, вылетающий из его ноздрей, потемнел.

— Одним повелением снять проклятье с оборотня — разве этого мало? Суметь сжечь толпу разбойников так, чтобы не причинить вред одному конкретному человеку, оказавшемуся в центре удара? Вот этому прекрасному сэру, что стоит сзади. Или напомнить о твоих проделках с похищением еды? Слухи разносятся стремительнее ветра, а мы, драконы, больше всего опасаемся таких вот чародеев: вы, не затрачивая никаких усилий и ничем не рискуя, вольны украсть любую драгоценность из любой сокровищницы... Твоё Могущество ни с чем не спутать... Знаешь ли ты, юная волшебница, что Сила, разлитая в воздухе, и ощутимая нами, древними созданиями, меняет свое течение в твоём присутствии? Она устремляется к тебе! Ты — словно водоворот магии, ты просто высасываешь её отовсюду. Великая... великая, но неопытная ведьма...

Змей говорил неторопливо, и в его голосе слышалось клокотание медленно текущей, раскалённой лавы.

— Так, теперь ты пришла ко мне, малышка, и, скажу честно, я рад... Я сам хотел разыскать тебя и твоего спутника... Подойди, мальчик, и опусти свой меч. Ты смешишь меня, размахивая им, наивный ребёнок...

Фрэнсис гневно сузил глаза, но опустил оружие, сделав шаг вперёд.

Шаг этот потребовал от юноши всего его мужества.

Теперь тело дракона оказалось на расстоянии вытянутой руки. Рыцарь отчётливо видел серые, покрытые сетью мелких трещинок булыжники, симметрично располагавшиеся друг над другом — чешую дракона... Его грудь возносилась в вышину над их головами, как огромный скалистый уступ, бросающий тень на весь склон. Морду чудовища было не разглядеть...

И здесь было жарко, так жарко, что пот струился по спине и плечам, заливал глаза. Если бы их необычному собеседнику вздумалось дохнуть посильнее, от двух людей остался бы лишь пепел.

Убить этого исполина обычным клинком было так же невозможно, как разрубить скалу.

— Чего ты хотел? — холодно осведомился граф, опуская оружие острием вниз и невозмутимо складывая руки на крестовину меча. Чёрт возьми, от змея невозможно было сбежать, невозможно было с ним сражаться — но трястись как овечий хвост перед этим древним убийцей только из-за того, что тот сильнее?

— Ты смел, это хорошо. Мне нужна помощь смелого воина и могущественной волшебницы. Вы ведь пришли сюда, чтобы расправиться со мной, дети, не так ли? Я сам с радостью бы оставил округу и вернулся к охоте на серн, если бы по-прежнему мог жить в своём убежище. Дайте мне возможность вернуться туда, к своим сокровищам, и я оставлю этот край и его жителей вместе с их тощим скотом! И, кроме того, я позволю каждому из вас выбрать из моих сокровищ любое, какое вам более придется по сердцу, и которое вы в силах будете унести на себе. В благодарность за услугу. Согласны ли вы?

— Сначала скажи, что нужно сделать, — ответила ведьма.

— Несколько лет назад я на свою беду столкнулся с одним магом, колдунья. Могущественный маг, такой же, как ты...только намного, намного опытнее и старше, девочка. Он изгнал меня из моей пещеры под горным озером, и наложил на неё заклятье: до тех пор, пока к его магической книге не притронется человек, не уступающий в силе ему самому, я не смогу войти обратно в свой дом. Волшебник умер, оставив множество охранников в своём подземелье, и потому там нужен не только маг, но и боец. Вот почему я так обрадовался, увидев вас здесь.

— А какого рода эти охранники? — усмехнулась Милица.

— Это не люди, но меча на них хватит, — невозмутимо ответствовал дракон. — Хватит и твоего могущества, колдунья. Вдвоём, защищая друг друга, вы сможете пройти там.

— Ты сказал о магической книге. Магической книге опытного и умелого колдуна. Смогу ли я унести её с собой? — спросила девушка с загоревшимися глазами.

— Мили, ты с ума сошла! — не выдержал Фрэнсис. — Этот дракон заманивает тебя в ловушку, потому что никто, кроме тебя с твоей силой, ему не страшен!

— Ты сможешь взять там все, что только пожелаешь, волшебница, — не обращая внимания на слова молодого лорда, произнёс змей. — Я уже пообещал тебе. А тебе, рыцарь, я думаю, пригодится волшебный меч, который хранится в моих кладовых. Говорят, это меч самого архангела Михаила.

— Нелепые сказки! — негодующе фыркнул юноша. — В сокровищнице змея — и меч Архистратига! Мили, я умоляю тебя, не слушай! Драконы коварны...

— А некоторые люди бесчестны! — не повернув головы, парировала девушка.

— Поспорьте, поспорьте... — усмехнулся дракон. — Милые бранятся — только тешатся. Я тоже потешусь, глядя на вас...

— Нам с ним не о чем спорить. Я согласна, — заявила Милица. — Смогу я там пройти одна?

— Если ты действительно та ведьма, о которой говорят слухи, то сможешь. Но тебе будет сложнее, — невозмутимо проронил невиданный наниматель. — Возьми с собой рыцаря, помощь никогда не бывает лишней.

— Думаю, он едет в другую сторону, — хмыкнула девушка. — В Париж.

— Я еду туда, куда пожелаю! — вспылил Фрэнсис. — С каких пор ты стала принимать за меня решения?

— Отлично. Я тоже иду, куда пожелаю. А я желаю идти за магической книгой. Вам ясно, лорд Фрэнсис?

Она, прищурив глаза, смотрела на него, и лёд в её взоре мог бы поспорить своим холодом с альпийскими ледниками.

— Нет, ты туда не идёшь! — он схватил её за руку. — Ты не имеешь права! Ты сейчас отвечаешь не только за свою жизнь. Подумай о моём...о своём... чёрт, о нашем ребёнке!

— Разве вы, лорд Фрэнсис, думали о нём, когда говорили, что он будет расти без отца? Что у вас, дворянина, нет ничего общего с простой крестьянкой? Ну так вот, у нас нет ничего общего! И ребёнок этот только мой! Я от него не отказывалась!..

Горло Фрэнсиса перехватило, предательски защипало в глазах.

— Мили... — вытолкнул он из себя. — Мы с тобой обсудим это позже. Как бы там ни было, что бы ты ни думала о моём праве быть отцом...я тебя умоляю, не подвергай малыша опасности вместе с собой...

Волшебница потупилась и закусила губы. Юноша понял, что выиграл этот спор.

И вдруг...

Над ними раздался мощный, утомлённый вздох, от которого сухие раскалённые вихри пыли пронеслись над камнями.

— Я не понимаю предмет вашего спора. О каком ребёнке вы говорите? Девушка не беременна.

Молодые люди одновременно развернулись к дракону.

— Не может быть!.. — вырвалось у обоих.

— Отчего же не может быть?..

— Ты лжёшь! — выступил вперёд Фрэнсис. — Ты толкаешь Милисенту на этот отчаянный шаг, потому что он тебе выгоден, а она не пойдёт в твоё логово, если будет знать, что...

— Мальчик, — устало ответствовал дракон. — Ты обвиняешь меня в обмане, но известно ли тебе, что Милица из тех ведьм, которым почти невозможно зажечь новую жизнь? Я ли виноват, что такова расплата за её неслыханное могущество?

— Что ты говоришь? — побелевшими губами пробормотала колдунья.

— Странно, что ты не знала. Твоя сила — тёмная сила. Тебе куда легче навести порчу, наложить проклятье и вызвать разрушения, чем спасти от смерти, вылечить — или зачать дитя.

— Милица — само милосердие! — окончательно разозлился Фрэнсис. — Как ты смеешь обвинять её в таких злодеяниях? Что ты знаешь о ней, огненная гадина?

— Я говорю не об её характере, а об её колдовской силе, рыцарь. Об её способностях. Одним словом дано ей остановить сердце и превратить в пепел человека. Вспомни, что она сотворила с разбойниками! Как подчинялся ей смерч, расчистивший вашу площадку... Я знаю и это, как видишь. А ведь он так же безропотно подчинился бы ей, прикажи она ему сравнять с землёй город!

— Но ей бы и в голову не пришло!

— Я знаю, — терпеливо повторил дракон. — Но дело не в её желаниях, а в том, что ей дано. А дан ей тёмный дар. При всём своём безграничном могуществе — скажи мне, сколько она была вынуждена потратить времени, чтобы вылечить тебя, рыцарь?.. Силы Света, силы целебных трав почти не слушаются её! Не потому ли зимовали вы по ту сторону гор, что она не сумела вовремя поставить тебя на ноги, воин? А теперь скажи мне, с какой лёгкостью подчинялась ей та недобрая трава, что мешала зачатью? Теперь ты понял, что я хочу сказать?

— Но ведь стоило ей приказать травам и пшенице, и они начинали расти!

— Это природная магия, рыцарь. В природной магии силы твоей спутницы велики, чуть меньше, чем в тёмной. Лишь светлая неподвластна ей.

— А снятие проклятья с оборотня? — не сдавался Фрэнсис.

— Снятие не более, чем обратная сторона наложения. К тому же, твоя подруга воззвала к силам луны, а это — тоже природная магия, мальчик... Более того, рыцарь, ты, скорее всего, теперь тоже не сможешь иметь детей.

— Вздор! — одновременно заявили оба.

— Но разве не пил ты всё это время траву, препятствующую зачатью? Знаешь ли ты, что её можно пить не более двух месяцев подряд?

— Знаю, — пожал плечами Фрэнсис. — Мили говорила мне. Мы чередовались!

— Вот как... — задумчиво протянул змей. — Тогда приношу извинения. Она заботилась о тебе, рыцарь. Странно... Обычно люди, владеющие тёмным даром, более эгоистичны. Что ж, твоя возлюбленная воистину мудра и чиста душой, она сохранила тебе возможность иметь детей. Но не от неё, лорд Элчестер. Очень, очень мала вероятность, что эта девушка принесёт тебе наследников...

— Предоставь решать мне, дракон!

— Что ж... Я всё более убеждаюсь, что вы прекрасно справитесь, раз так любите и защищаете друг друга... Вы согласны?

— Да! — ответила Мили.

— Нет! — отрезал Фрэнсис. — Я тебя не пущу! С какой стати ты должна помогать этой гадине, которая только что нагромоздила на тебя столько напраслины?..

— По крайней мере, — колко ответила колдунья, — меня уже приучили выслушивать напраслину. Вы, милорд. Оставьте меня, сделайте милость!

— Я никогда тебя не оставлю, — тихо и твёрдо ответил юноша, поглядев ей в глаза. Милица фыркнула и ничего не сказала.

— У тебя душа собаки, — вдруг задумчиво проронил дракон. — Душа пса, рыцарь.

— Ты забываешься... — сквозь зубы процедил лорд. — Ты переходишь все границы...

— Не понимаю, что обидного в правде? Ты верен, ты предан. Смысл твоей жизни — в служении, воин. Королю, другу...возлюбленной. Тебе нужен хозяин. Человек, которому ты мог бы посвятить свою жизнь. Ты уже однажды лишился всего, чему мог служить. А теперь нашёл новую хозяйку и отчаянно боишься потеряться снова, — Фрэнсис готов был поклясться, что дракон чуть слышно хмыкнул. — Ты горд, и можешь даже...как же это...укусить хозяина...но потом лишь преданнее будешь вилять хвостом.

Молодой человек стиснул зубы и опустил голову.

Рядом раздражённо вздохнула Милица.

— Мне казалось, драконы мудры, — едва сдерживая злость, заговорила ведьма. — А я выслушала море бессмыслицы!

— Возможно, ты слишком молода, чтобы понять смысл моих речей, — парировал змей. — Итак, ведьма, мы договорились с тобой. Видишь, от дороги тропинка уходит на горный перевал? Сверни в первое ущелье, каким бы опасным оно ни казалось. За ним ты найдёшь долину. В долине есть высохший колодец. По нему ты сможешь спуститься к входу в мою пещеру... Я сразу почувствую, что заклятье снято с моего логова, и прилечу туда. Тогда откроется вход для меня...с тайного озера. Где оно, я вам не скажу. Надеюсь, вы меня поймёте...

Девушка кивнула и, перепрыгивая по булыжникам, направилась вниз. Фрэнсис хотел было последовать за ней, но тут дракон очень тихо произнёс:

— Будь осторожен, рыцарь, потому что тварь, рассорившая тебя с любимой, не оставит своих попыток навредить тебе. Ей далеко не по нраву, что теперь ты связался со столь сильной колдуньей. Колдуньей, что владеет силами Тьмы куда лучше неё...возможно, со временем сумеет подчинить себе и саму эту тварь... Ей не по нраву, что вы любите друг друга... И береги Мили.

Юноша стремительно развернулся к змею.

— Что тебе известно?! На меня наложили чары?.. Кто?

— Эта сила связана с водой, воин. С водой и Тьмой. Со смертью... Да... Это не сила живого колдуна. Скорее, нежити. И разрушилось это колдовство из-за смертельной опасности, которой ты подверг себя ради любимой, несмотря на заклятье, наложенное на твой разум. На разум, рыцарь, а не на сердце, потому что твоё чувство так сильно, что не поддавалось наваждению. Больше ничего не могу сказать.

— Я понял тебя... — пробормотал лорд. — Чёрт тебя возьми, почему ты не сказал этого при Мили?..

— А почему я должен облегчать тебе жизнь? — осведомился змей.

Фрэнсис с досадой махнул рукой и кинулся по склону, догонять Милисенту.

Глава XIХ

* * *

Сегодня все храмы пусты и все окна темны,

Сегодня безумие — серая тварь — будет ждать,

Сегодня — последняя битва незримой войны

С собой, за себя, за того, кто умел обещать.

Сегодня луна так прозрачна над плотностью стен,

И пьяная боль так сильна беззащитностью снов.

Сегодня я смею признаться в своей правоте,

Что станет отныне мне самою страшной виной.

Сегодня все реки отравленной кровью текут,

И шепчут деревья: зачем?.. Нет дороги назад...

Сегодня — в ночи Отреченья я снова смогу

Все звёзды небес твоим именем светлым назвать.

И это — любовь? Нет, лишь робкая просьба вести,

Вести за собой, и какое мне дело — куда?

Живым совершенством своим мне пути осветишь...

Но как же страшна мне, бывает, твоя правота!

Сегодня вонзаются в душу святые слова,

Бездонностью муки, что выше, чем радость и свет...

Роняя росу, об отчаяньи шепчет трава.

О, как я отчаянно падаю в огненный бред!

Я верю в тебя! Пусть давно не умею. Пусть — боль.

Лишь имя твоё всем сомненьям и страхам ответ.

Прости меня, счастье моё, я иду за тобой,

И мне всё равно, позвала ты меня или нет...

Мистардэн.

Облачка сухой пыли поднимались из-под копыт Уголька. Солнце стояло в зените, раскалив белые останцы скал, рассеянные по долине: видимо, некогда по этой земле прошёл ледник, оставив за собой переломанные рёбра камней. Узкая пасть ущелья, которую путники миновали с час назад, не дала отдыха: раскалённый воздух между нагретых гранитных стен колыхался, словно у устья печи.

Долина, со всех сторон замкнутая кольцом гор, была полна тишиной и зноем. Прошлогодняя высохшая трава не радовала взгляд, натыкавшийся повсюду только на нагретый камень.

Ни капли воды.

— Мили, тебе дать флягу? — в который раз попытался Фрэнсис завязать разговор.

И в который раз ответом было молчание.

— Сядь на коня!

Сам Фрэнсис тоже шёл пешком, ведя Уголька в поводу. Милица словно не замечала.

— Ты устала!

Девушка резко остановилась и круто развернулась к спутнику.

— Я была бы вам обязана, господин граф, если бы вы избавили меня от своего внимания!

— Я о тебе же забочусь! — возразил юноша, обрадованный, что наконец-то удалось завести разговор, каким бы ни было его начало.

— Оставьте свою заботу при себе, милорд! А ещё лучше — оставьте меня! Вы, кажется, намеревались ехать в Париж?

— Я намереваюсь доставить в Париж тебя, целой и невредимой!

— Но я пока не собираюсь туда.

— Отлично. До тех пор, пока мы туда не доберёмся, я тебя не оставлю, — не сдержал улыбки молодой человек. — Я дал тебе слово.

По лицу девушки скользнула тень.

— Ах, так всё дело в вашем слове? — горько усмехнулась Милица. — Так я вам его возвращаю! Теперь вам ничто не мешает отправляться, куда вам угодно!

— Я не приму вашего великодушного подарка, моя леди, — ответил граф. — Я не забираю обратно своих слов.

— Право? — с невесёлой усмешкой покачала головой девушка.

А потом отвернулась и пошла дальше.

"Мили, Мили... Как объяснить тебе, что ты ошибаешься?.. Как заговорить о колдовстве, затмившем мой разум?.. Я вполне могу представить твой ответ! "У вас, милорд, одна песня: что свадьба, что похороны. Обвешайтесь амулетами и не общайтесь с ведьмами!"

И что на это скажешь?

О, Мили..."

Он молча шёл следом, ведя коня под уздцы. Тихо звякала сбруя, и это был единственный звук, нарушавший тяжёлую тишину.

— Мили... Я очень тебя прошу... Давай поговорим! — сам не сознавая, сколько боли звучало в этих простых словах, произнёс юноша.

— Что ж, давайте, милорд, — согласилась Милица столь ровным голосом, что он мог поспорить с первым льдом на воде.

— Я очень виноват... — прибавляя шаг и ровняясь с волшебницей, начал Фрэнсис. Заглядывая ей в лицо, пытаясь поймать взгляд. — Мне нет оправдания. Но я... Прости меня, если можешь... Не гони...

Её глаза чуть потеплели.

— Хорошо. Я не берусь судить вас, милорд. Мы можем вместе идти до Парижа.

— Тогда...

— И не более того! — сухо отрезала она.

Молодой человек, сам не ожидавший такой удачи, решил пока не настаивать.

— Может, попьёшь воды?

— Давайте! — Мили протянула руку.

"Какая же у тебя воля!" — невольно восхитился Фрэнсис, протягивая спутнице флягу. Девушка отпила несколько глотков, и дальше молодые люди пошли рядом, бок о бок. Ему отчаянно хотелось коснуться ладони Милисенты, но он не смел...

Они устроили привал в тени скалы, пообедав вяленым мясом, заботливо положенным Михелем в котомку Мили. Разделили остатки воды. Бедный Уголёк довольствовался сухой травой.

— Если мы не найдём к вечеру колодца или пресловутого тайного озера, пошли подальше этого огнедышащего гада, — заметил Фрэнсис, отправляя пустую фляжку в седельную сумку. — Пекло, как в аду! Коня жалко...

— Не ворчите, милорд.

— Твой змей мог бы предупредить, чтобы мы хоть водой запаслись...

— Нам ничто не помешает вернуться, сделать запасы, и уж потом снова пойти разыскивать колодец.

— Ты точно ненормальная! — буркнул себе под нос Фрэнсис.

— А вы — зануда! — парировала Милица.

— Зачем тебе эта книга? Ты думаешь, что разберёшься в записях великого мага?

— Попытаюсь, — пожала плечами ведьма.

— А мне объяснишь? Или ты передумала учить меня? — пряча под улыбкой волнение, осведомился рыцарь.

Девушка снова пожала плечами.

— Посмотрим... — только и ответила она.

Граф не оставлял своих попыток завязать разговор.

— А что там могут быть за охранники, как ты думаешь?

Мили в очередной раз пожала плечами. Фрэнсис готов был зарычать, но вместо этого продолжил рассуждать вслух:

— Охранники должны быть способны оставаться на своём посту столько, сколько потребуется, даже если потребуется не одно столетие. Они не должны привлекать к себе внимание людей, не должны на них охотиться... Но при этом должны представлять для человека опасность, иначе грош была бы им цена... Судя по всему, они не нуждаются в пище и питье... Что же поддерживает их силу? Магия их властелина? Но он погиб... А они всё ещё несут свою службу... Следовательно, их поддерживает не колдовство. И, надо полагать, они не слишком умны, раз не покинули пещеру с гибелью своего повелителя...

— Возможно, они просто не могут это сделать, — возразила волшебница. — Но ты прав... Дай-ка мне сумку с травами!

Фрэнсис, ни слова не говоря, протянул Милисенте её котомку, боясь даже вздохом выдать свою радость: любимая в задумчивости вновь обратилась к нему на "ты"!

Милица между тем ворошила свои запасы, перекладывая коренья, цветы и разные баночки. То, что она, наконец, извлекла, заставило сердце графа замереть: ненюфары.

Те самые.

С миром мёртвых эти заклятья связаны... Нечестиво это...

Что же их ждёт впереди?

— Ну вот и настало время вас испробовать... — пробормотала ведьма.

Она отложила в сторону четыре цветка, остальные убрав обратно. Отломила засохшие венчики, и в руках её остались длинные стебли...

— Фрэнки, пожалуйста, принеси мне какой-нибудь плоский камень, — попросила волшебница.

Фрэнки с радостью исполнил её просьбу и опустился на колени рядом со своей милой.

— Ты будешь колдовать? Я не помешаю?

— Смотри, — кивнула Мили. — Только я сама очень смутно представляю, что же буду делать. Это как с тем оборотнем, помнишь?

Волосы блестящей волной скользнули по её плечам, закрыв лицо, когда девушка нагнулась над камнем, положив на него стебли, будто на стол. И нетерпеливо откинула пряди назад.

— Какая ты красивая... — прошептал юноша, и неизбывная тоска притаилась в его голосе. Милица невольно взглянула на молодого человека.

— Дай мне камень поменьше, — помолчав, сказала она.

Фрэнсис вложил в её ладонь небольшую гальку, валявшуюся у самых ног волшебницы.

И робко сплёл свои пальцы с её.

Милисента неловко высвободила руку.

— Спасибо, милорд. Но ваши нежности — лишнее. Вам вернули ваше кольцо?

— Кстати, о кольце! — Фрэнсис снял перстень с пальца. — Возьми его обратно.

Девушка грустно покачала головой.

— Не надо. Разбитого не сложишь, милорд. Лучше верните моё колечко...

Фрэнсис невольно положил руку на грудь, где под одеждой висел её подарок.

— Нет... Не проси...

— Хорошо, — кивнула волшебница. — Пусть оно останется у вас, на память.

Он вложил свой рубиновый перстень в её ладонь, и сам согнул пальцы девушки.

— Тогда забери, — твёрдо велел он. — И никогда не швыряйся фамильными ценностями рода Элчестер! Это не к лицу невесте лорда Элчестерского.

Милица чуть улыбнулась и безмолвно надела кольцо на палец, а потом склонилась над сухими стеблями ненюфаров. Покрепче стиснув в ладони камень, она растирала их в пыль, а лорд, взяв другую гальку, помогал волшебнице.

И вот — на гладкой плите лишь тёмный сухой порошок. Всыпав его в какое-то загадочное вязкое вещество, колдунья принялась лепить крохотные шарики, нараспев повторяя странные непонятные слова. Быть может, это и была та речь воды и ветра? В них звучал шорох камыша на болоте, утробные стоны трясины, падение капель дождя в топь...

Зловещим был этот наговор.

Семь горошин получилось у ведьмы, и аккуратно ссыпала она их в мешочек на поясе.

— Думаю, теперь мы можем идти искать колодец. И надо бы поторопиться: скоро вечер.

Девушка упруго поднялась на ноги и, чуть помедлив, обернулась к Фрэнсису.

— Милорд... Если я ошиблась, и в пещере нас ожидают другие охранники...не те, против кого я колдовала... — она умолкла.

— Да? — спросил юноша, кладя руку на гарду меча.

— Зачем вам так рисковать? Это мой путь! Если я ошиблась, мои чары не подействуют, а вы...вы... Не ходи со мной, Фрэнки!

— Мили, давай не будем обсуждать все глупости, которые приходят тебе в голову, хорошо? — только и ответил граф, подходя к любимой и усаживая её на коня. Сам вскочил в седло — и они выехали в раскалённое пекло долины.

— Глупости? — возмутилась Милица.

— Именно. Разве в здравом уме можно предположить, что я отправлю тебя навстречу опасности, а сам побегу спасать свою жизнь?

Девушка замолчала, отвернувшись от спутника. Фрэнсис ласково потёрся щекой о её макушку.

— Не злись... Пожалуйста. Я так рад, что ты обо мне беспокоишься... Но пойми: я тоже. Тоже тревожусь за тебя...

Мили обернулась и подняла глаза на любимого. И у Фрэнсиса, как всегда, дух захватило от этой тёмно-синей полночной глубины.

— Ты не понимаешь, что можешь погибнуть? — прошептала она.

— Ты думаешь, я не понимал это, когда мчался за тобой к дракону?

— Сумасшедший... Ты просто сумасшедший. Я — ведьма, я могу себя защитить, а ты... Ты обычный человек...

— Расскажи это той ёлке, — усмехнулся он, нежно целуя волшебницу в глаза. Мили прикрыла веки, принимая его ласку, и две слезинки скатились по её щекам.

— Я не хочу тебя потерять... — прошептала она.

— Разве я этого хочу? — тихо спросил юноша. — Мили, родная моя... Давай вернёмся. Зачем нам куда-то уезжать, когда у нас есть дом?

Девушка слабо улыбнулась.

— Нет, Фрэнсис. Судьба хотела, чтобы мы продолжили наш путь. Если мы второй раз пойдём ей наперекор, кто знает, каким жестоким может стать следующий удар? Мне хватило этого урока...

— При чём здесь судьба, Мили? Мы сами создаём свою судьбу!

— Ты не понимаешь. Я не раз говорила тебе: не мы выбираем путь, а путь выбирает нас. Любуйся, как действует этот закон!

— Упрямица!

— Но разве ты не хочешь получить эту книгу?

— По-моему, её очень хочешь получить ты.

— Хочу! — кивнула волшебница. — Сколькому я смогу научиться благодаря ней! А разве тебе не интересно хотя бы взглянуть на меч, который дракон считал мечом самого архангела Михаила?

— Что мне интересно, — задумчиво протянул лорд, — так это каким образом в тебе уживается истинная мудрость и цепкий ум — с потрясающей наивностью!

— Хм, а мне — как в тебе сочетается удивительное ехидство с удивительным занудством!

Фрэнсис вздохнул с шутливой покорностью.

— Я уже привык, что меня многие считают занудой, хотя я всего лишь дружу со здравым смыслом. Но к твоему сумасбродству привыкнуть невозможно!

— С чем, с чем ты дружишь?.. Со здравым смыслом?.. Правда?.. И давно ли это?

Милица звонко смеялась, запрокидывая голову, а юноша, не долго думая, прижал её к себе и накрыл рот глубоким поцелуем. И она нежно ответила ему...

...Тошнота подкатила внезапно, горьким острым комом. Мили резко оттолкнула Фрэнсиса и согнулась в седле, держась за живот.

— Что с тобой? — встревожился он. — Тебе нехорошо?

Девушка даже не смогла ответить, перед глазами плыла тёмная пелена. Она только слабо помотала головой — и желудок чуть ли не вывернулся наизнанку.

— Вот и весь мой обед... — слабо произнесла Мили, вытирая бисеринки пота с висков. Кожа стала изжелта-белой...

— Что ты такое съела? — ошеломлённо пробормотал молодой человек, берясь за узду Уголька и пуская коня дальше.

— То же, что и ты.

— Неужели из-за поцелуя? — попробовал пошутить граф. Мысль, что он настолько стал противен Милице, отнюдь не была приятной.

Мили только улыбнулась, ласково проведя рукой по его щеке.

— Не говори глупостей. Прости.

— Тебе не за что извиняться, — выдохнул Фрэнсис в её волосы, прижимая любимую к себе.

Так разговаривая, они проехали между двумя скалами, изъеденными непогодой, что наклонились друг к дружке, как два убелённых сединами старика.

Конь вынес седоков в идеально круглую маленькую долину, со всех сторон стиснутую каменными стенами. В центре раскрошенным зубом исполинского ящера покоились развалины башни, у подножья которой серели каменные стены колодца.

И здесь по галечному ложу бежал ручей!

Только его тихое журчание нарушало глухую тишину...

— Мы нашли этот проклятый колодец, — прошептал Фрэнсис.

Милица бросила на любимого полный тревоги взгляд. Солнце клонилось к закату, и от гор, от башни тянулись длинные чёрные тени.

— Думаю, нам не стоит лезть вниз на ночь глядя, — заметила волшебница, спрыгивая с седла. Фрэнсис последовал за ней. Под ногами хрустнула галька.

— Странная какая долина, — пробормотала девушка.

— Что тебе не нравится? — быстро спросил её спутник, кладя руку на меч. Мили покачала головой.

— Пока не знаю. Подожди, я проверю, можно ли пить здешнюю воду.

Она медленно подошла к ручью, вслушиваясь в его негромкий разговор с вечерним солнцем, с прибрежными валунами... Свет искрился на чистых волнах, плетя узоры бликов по каменистому дну. Девушка присела над струями, коснулась студёной воды — и выпустила Силу. Ни малейшего сопротивления, ни легчайшего отклика... Вода и камни были чисты.

Девушка запрокинула голову. Ветер коснулся её прядей, обнял лицо тёплыми ладонями — словно огорчившись, что ей вздумалось проверять старого друга. Ветер не нёс ни единой магической струйки.

— Фрэнки! — выпрямившись, крикнула Мили. — Всё в порядке! Можешь поить коня!

Скакун пил жадно, фыркая от удовольствия, а его хозяева шутливо выдирали друг у друга флягу со свежей водой, звонко хохоча. Во всём этом заброшенном уголке они были совершенно одни, и никто не мог помешать их дурачествам.

— Всё, хватит! — наконец сдалась Милица, со смехом усевшись на валун. — Ты самый настоящий обормот!.. С меня довольно! Лучше скажи мне, где мы будем ночевать? Давай осмотрим башню? Там, наверное, и жил волшебник. А в пещере проводил свои опыты и хранил сокровища...

— Если не боишься, — дразня, протянул лорд.

— Если бы боялась, не предлагала бы! — фыркнула девушка. И, посерьёзнев, добавила: — Настоящая опасность будет в колодце, мой родной... Всё, что на поверхности, вполне невинно.

— Тогда идём! — он протянул любимой руку, и ведьма приняла её, упруго поднявшись.

...В башне было сумеречно: из щелей в полуразрушенных стенах тянулись прозрачные закатные лучи, прочертив всё пустое пыльное помещение огромного зала. В высоту уходила, тут и там зияя дырами обвалившихся ступеней, винтовая лестница.

— Да-а... — протянул граф, глянув вверх. — Надёжный способ свернуть шею... Мили! Смотри, здесь, под лестницей, есть хороший закуток! Можно развести костёр и переночевать. Убери пока там мусор, а я приведу коня.

За приготовлением ужина и ночлега время пролетело незаметно.

Милица, нанизав на прутик последний кусок мяса, подвесила его над огнём рядом с другими, и вышла из башни.

Над горными вершинами отгорала вечерняя заря, закат наливался зловещим багрянцем, тяжело ложилась на мир ночь...

— Чем же тебе не по нраву эта долина? — негромко спросил Фрэнсис, неслышно подойдя сзади и положив руки на плечи колдунье.

— Не знаю... — тихо ответила она, запрокинув голову и затылком прижавшись к его груди. И задумчиво глядела в сгущавшуюся ночную темноту. — Здесь нет ничего враждебного, но...

— Что?

— Но что-то меня настораживает... Эта долина... она какая-то... неправильная! Быть может, я пойму...

— Я только очень боюсь, как бы не стало слишком поздно... — прошептал рыцарь, прижимая к себе Милисенту и по привычке зарываясь лицом в её волосы. — Честно сказать, я безумно хочу тебя... Мечтаю вновь быть с тобою... Но...

— Но ты прав: сейчас не время и не место, — мягко ответила девушка, осторожно высвобождаясь из объятий молодого человека. — Неизвестно, что ждёт нас завтра...

— Да, — лорд тяжело вздохнул.

Милица улыбнулась и легко поцеловала любимого.

— Я сейчас подумала... Если неизвестно, что ждёт нас впереди, нам нельзя упускать эти последние часы...

И, взяв за руку, увела ошеломлённого Фрэнсиса в башню, к костру, который сейчас был единственной искоркой в необъятном ночном просторе...

...Утро было ясным и солнечным. Оно звонко врывалось в разрушенный зал, пронзая сумрак лезвиями лучистых клинков. Темнота рассеялась, как дурной сон.

Мили, проснувшись, обнаружила, что спала в объятьях лорда, и с улыбкой убрала тёмную прядь, упавшую ему на глаза. Неужели вся их кошмарная ссора позади?..

Девушка осторожно прикоснулась губами к его губам.

— Мммм... — с улыбкой протянул Фрэнки, не открывая глаз, и, покрепче прижав Милицу к себе, перекатился с бока на спину. Волосы Милисенты волнами упали на его грудь.

— С добрым утром, засоня... — нежно прошептал он, не отпуская своей добычи. — Наконец-то изволила проснуться...

— Притворщик... — деланно возмутилась она.

Фрэнсис открыл смеющиеся глаза — и у Милисенты дух захватило от того, сколько в них было любви.

— Не хотел тебя будить, — тихо сказал он.

Они обменялись лёгким, скользящим, как вздох, поцелуем, и юноша поправил ткань плаща, сползшего с плеч любимой — таких ослепительных на чёрном фоне их "одеяла".

— Знаешь... У тебя грудь стала больше, — вдруг сообщил он. — Я и не думал, что у девушек в восемнадцать лет она ещё растёт...

Милица шутливо укусила любимого за нос.

— Ну тебя! Болтаешь всякие глупости... Что ещё придумаешь?

— Я не придумываю! — даже слегка обиделся Фрэнсис. И накрыл одну из грудей Милицы ладонью. — Смотри: раньше она полностью умещалась, а теперь немного остается! Я ещё ночью заметил...

Девушка посмотрела и вздохнула, признавая его правоту.

— Значит, она стала больше, Фрэнки... С ума сойти!

— И это выглядит очень соблазнительно... — шепнул лорд, с улыбкой обводя пальцем вокруг розового соска девушки. — Мили?

Милица отрицательно покачала головой.

— Не стоит терять время, Фрэнки, — заметила она, натягивая платье. — Разве этой ночью я хоть раз отказала тебе?

— Ты права, — юноша тоже поднялся на ноги, оделся и подошёл к остывшему кострищу. — Будем готовить завтрак?

— Я не хочу есть... — покачала головой колдунья. — Как подумаю, что может быть в колодце... Сразу пропадают все мысли об еде.

Молодой человек вздохнул с видом покорности злой судьбе, и бросил на любимую укоризненный взгляд.

— Ну что ж, значит, полезем в эту чёртову дыру! Что возьмём с собой?

— Я — свою сумку с зельями, а ты — меч, — пожала плечами волшебница. — Наверное, стоит взять ещё флягу с водой. Кто знает, сколько мы там пробудем...

— Не нравится мне всё это, — поморщился граф, но, не сказав больше ни слова, направился следом за ведьмой, к выходу из башни.

...Они склонились над затхлой холодной темнотой древнего колодца. Лучи утреннего солнца не достигали дна, и отверстие между каменными, изглоданными непогодой стенками казалось окном в бесконечность...

— Нужна верёвка, — деловито заметила Мили.

— Которой у нас нет, — с притворным огорчением вздохнул Фрэнсис.

— И что ты предлагаешь? — прищурилась девушка.

— Вернуться и купить её в деревне.

Милица улыбнулась.

— Хочешь, я скажу, чем закончится это путешествие?

— Да?

— Тем, что ты не пустишь меня обратно!

— Каким образом?.. — изумился граф. — Ты идёшь туда, куда пожелаешь, а я лишь следую за тобой...

Волшебница рассмеялась.

— Да-да, конечно... И всё же мы поступим по-другому.

Она сосредоточилась, и через несколько секунд к её ногам упал длинный морской канат.

— Вот так! — горделиво заявила колдунья.

— И кто туда полезет первым?

Милица мгновенно стала серьёзной.

— Фрэнсис, ты можешь выслушать меня спокойно и не перебивать?

Лорд кивнул.

— Первой должна спуститься я. И знаешь, почему? Потому что магией можно решить больше, чем мечом!

— А ещё потому, что кто-то должен следить за верёвкой, пока ты будешь спускаться, — невесело добавил юноша.

— Я могу сплести чары полёта...

— Нет уж, не стоит! — живо возразил граф. — Но пообещай мне одну... нет, две вещи.

— Слушаю, Фрэнки.

— Первое: внизу ты дождёшься, пока я спущусь, и никуда не пойдёшь одна.

Мили нежно провела рукой по его щеке.

— Я не хочу, чтобы ты вообще туда лез...

— Или ты тоже не полезешь!

Девушка покорно вздохнула.

— Хорошо, обещаю. Что же второе?

— Второе... Если верёвка кончится, ты не станешь прыгать вниз... или применять свои дурацкие чары полёта. Ты просто крикнешь мне, и я вытяну тебя обратно. И мы вместе что-нибудь придумаем. Идёт?

— Они не дурацкие! — возмутилась Мили.

— Правильно. Они трижды дурацкие... Как и вся твоя затея. Девочка моя... — он нежно привлек Милисенту к себе, обнял за плечи. — Моя взбалмошная, любимая колдунья... Зачем тебе туда лезть, нежная моя?.. Зачем тебе эта пыльная, изъеденная червями книжка? Тебя ждет Париж, твоя мудрая наставница, могущественные ведьмы Франции... Королевский двор, где я представлю тебя как свою леди... Поедем отсюда, родная моя... Поедем...

— Фрэнсис... Я не могу, прости... Я обещаю не прыгать вниз, если верёвка кончится... Более того: если она кончится, я обещаю бросить эту затею с книгой и ехать дальше...

— Дай я тебя обвяжу...

Милица подняла руки, давая молодому лорду пропустить конец верёвки ей под мышки и завязать крепкий узел над грудью.

— Слушай меня теперь внимательно, родная, — заговорил Фрэнсис, накидывая канат себе на плечи. — Ты встанешь лицом ко мне на край колодца, на колени. Я буду постепенно спускать тебя, а ты крепко держись за верёвку и, когда окажешься внутри, ногами упирайся в стенки колодца, чтобы не удариться. Внизу развяжешь узел и натянешь канат, чтобы я мог спуститься. Всё поняла?

— Да, Фрэнки, не волнуйся, — Мили с улыбкой провела ладонью по его щеке. — Всё будет хорошо.

Юноша кивнул, промолчав. Ведьма и сама прекрасно осознавала, что внизу ей может оказаться просто не до верёвки...

— Возьми, — сунул он ей за пояс кинжал. — Если будет некогда возиться с узлом, просто обрежешь конец.

Волшебница безмолвно приняла оружие.

...Верёвка завибрировала, когда девушка соскользнула с края. Фрэнсис, стоя у стенки, осторожно травил канат, позволяя ему медленно скользить по плечам. Натянувшиеся волокна врезались в шею, но бухта каната, лежавшая у ног рыцаря, медленно, но верно уменьшалась...

— Как ты? — сдавленно крикнул он. Несколько секунд длилось молчание, потом эхо донесло из глубины звонкий от напряжения ответ Милицы:

— Всё хорошо, спускай дальше. Половина осталась.

— Ты видишь дно?

— Да. Там песок и обломки дерева. Больше ничего нет.

Через некоторое время верёвка ослабла. Фрэнсис скинул её с шеи и кинулся к зеву колодца.

— Мили!.. Мили, как ты?! — закричал он.

— Не волнуйся, я спустилась, — ответила снизу Милица. — Здесь никого нет. Зато есть дверь... в смысле, решётка.

— Не подходи к ней, слышишь? Не вздумай! — заорал Фрэнсис. — Я сейчас к тебе спущусь, только привяжу канат!..

Мили лишь рассмеялась.

Юноша быстро завязал крепкий узел на остатках колодезного ворота.

— Милица, натяни верёвку!

Вскоре лорд уже спрыгнул на песок рядом с девушкой.

Темноту рассеивал только слабый свет, лившийся сверху. Застоявшийся холодный воздух был тяжёлым и омерзительным, подобным гниющей тине. Ею словно залепили нос и рот, и каждый вздох вызывал дрожь омерзения.

"Славное местечко для Эдгит".

Эта мысль была скользкой и леденящей, и Фрэнсис постарался отогнать её от себя. Что бы тут их ни поджидало, с Эдгит оно не связано...

Милица подняла руку, и над её ладошкой вспыхнул колдовской огонёк. Неуютный и зловещий, он всё же хорошо осветил всё вокруг. В его голубых переливах молодые люди подошли к толстой чугунной решётке. Ведьма коснулась замка, и между её пальцами и металлом полыхнула белая ослепительная вспышка...

...Фрэнсиса отбросило к дальней стене, воздух заполнило облако шипящего белого пара, ещё раз полыхнуло... Милица пронзительно вскрикнула...

Позабыв обо всём, молодой человек бросился к ней и помог сбить пламя с платья. На волосы и лицо Милицы налипла сажа, рукава обгорели, а пальцы покрылись волдырями от ожогов...

— Господи... что это было?..

— Я... Я не подумала, что на замке может быть заклятье... Встретились два заклинания: моё и прежнего хозяина... Это бывает в магических практиках...

Зубы волшебницы лязгали, а голос дрожал.

Фрэнсис ласково провел рукой по её волосам.

— В последний раз на моей памяти ты была такой чумазой, когда я вытащил тебя из болота... Я уже начинаю жалеть, что дал тебе слово не мешать заниматься магией. Эти занятия вам, леди, не к лицу.

Милица негромко рассмеялась, превозмогая боль, и выскользнула из рук Фрэнсиса.

— Идём! Посмотрим, чьё заклятье победило...

— Я и так вижу.

Волшебница обернулась — и оторопела.

Решётки не было. В дымящемся проёме, где та когда-то находилась, открывался взгляду длинный тёмный коридор, уходящий в толщу скал.

— Оно же...оно же было очень сложное...

— Дорогая, — невозмутимо объяснил рыцарь. — Если к замку с секретом подбирать ключ, это тонко, изящно и долго. А если снести его ломом, это грубо, некрасиво — и действенно. Считай, ты просто снесла всю филигранную работу здешнего мастера паршивым примитивным ломом...

— Сэр рыцарь, да я просто не удержу лом! — шутливо возмутилась волшебница.

А потом, не двигаясь с места, подняла перед собой руки и что-то прошептала...

Голубой призрачный туман заструился с кончиков её пальцев, наполняя штольню, и в глубине коридора что-то заворчало, вздохнуло, а потом раздался пронзительный визг, от которого закладывало уши; визг, превращавшийся в ураганный ветер, рвавший волосы и одежду...

Фрэнсис пригнулся, а Милица стояла с реющими в струях вихря волосами, и не опускала поднятых рук.

И воцарилась тишина...

— Магические ловушки я уничтожила, — прошептала девушка, обернувшись к своему спутнику. — Они были недалеко от входа, чуть дальше по коридору... Идём.

— А обычных ловушек там нет? — осведомился Фрэнсис.

Милица покачала головой.

— Заклятье отслеживает любые.

Они медленно вступили под скалистый свод. Девушка осторожно приподняла край платья, чтобы он не зацепился за остатки решётки.

Фрэнсис достал из ножен меч.

Несколько шагов в темноте.

Вспыхнул голубой огонёчек магического светильника. В мертвенном свете стали видны источенные водой стены коридора, слюдяные блёстки на нависающих сталактитах...

Тёмный тоннель плавным изгибом уводил куда-то за мощный скалистый выступ.

Перед поворотом Милица на секунду замерла, прислушиваясь.

Тишину нарушало только их дыхание.

Спутники завернули за угол...

...Стражи загородили коридор, и тупыми тусклыми глазами смотрели на незваных гостей. Одежда на этих омерзительных тварях давно истлела, и лишь жалкие клочки болтались на высохшей мёртвой плоти. У некоторых сама плоть обвалилась, обнажив трухлявые кости... Ни губ, ни волос — обтянутые пергаментной кожей черепа.

Ведьма шарахнулась назад, налетев на Фрэнсиса, который стоял, заледенев от ужаса.

— Что это? — выдохнул юноша одними губами.

— Вурдалаки!!! — взвизгнула Милисента не своим голосом. — Ожившие мертвецы!

— Бежим отсюда! — решился Фрэнсис, с силой дёргая девушку назад, от медленно надвигавшейся шеренги трупов.

...И врезался в такого же монстра, перегородившего дорогу.

Вскрикнув от омерзения, рыцарь непроизвольно ударил мечом — и развалил нежить надвое...

И почувствовал, как зашевелились волосы на голове, когда обе половинки чудовища поползли к нему...

Крича от ужаса, Фрэнсис рубил и рубил мечом этот ползущий кошмар, пока Милица трясущимися руками развязывала свой мешочек.

А потом всё накрыл её звонкий голос ...

— О Ступающая-во-Тьме! Владычица Безмолвия! Услышь мой голос, летящий к тебе!

Густая тишина тяжёлой липкой тучей обволокла коридор. И несказанный холод обрушился лезвием топора, холод, от прикосновения которого коченела сама душа...

— О ты, чей приход неизбежен! О ты, не знающая преград и замков! О ты, чьи оковы не разбить! Вложи свою печать в мои руки и дай мне Силу наложить её на тех, кто осмелился прервать сон, данный тобой! Да обуздаешь ты их своей властью!..

"Вурдалаки" замерли, остановив свою жуткую размеренную поступь, застыли дёргающиеся останки у ног лорда...

Волшебница высыпала из мешочка на ладонь два крохотных шарика — то средство, которое они с Фрэнсисом делали вчера вечером, и слегка дотронулась до них пальцем.

Шарики зашипели, и горьковатый голубой дым поплыл в воздухе, обволакивая мертвецов.

— Силой, скрытой в цветах мёртвых, Силой смерти связываю вас! Её властью повелеваю вам вернуться в свой сон, прерванный чужой волей! Да упокоитесь вы навеки, да не коснется вас более ничей призыв! Силой, данной мне Свет Несущим, запечатываю заклятье!..

Облако дыма качнулось, накрыв тварей, а когда рассеялось, на полу лежали лишь кучки праха...

Фрэнсис обнял Милицу, прижав к себе.

— Родная...

Ведьма прерывисто вздохнула и отстранилась. Ему почудилось, или она украдкой смахнула слёзы с глаз? Голос Милицы подрагивал, хотя волшебница и старалась говорить спокойно:

— Идём дальше.

— А кто такие вурдалаки? Я о них не слышал...

— У нас в Словакии так называют ходячих мертвецов... Они пьют кровь живых людей... Только наши легенды по-другому эту нежить описывают. — И вдруг с неожиданной яростью волшебница выплюнула: — Не хочу я разбираться, кто они такие!.. Вурдалак есть вурдалак, отвратительная мерзость! — девушка передёрнула плечами, словно от озноба. — Всегда даже историй о них боялась до визга...

— Да и сейчас чуть не сбежала, — улыбнулся Фрэнсис. — А ведь знала, что тут такое может быть!

— Знала... Мне бабка очень много заговоров рассказывала против них, должна же я была проверить!

— Моя сумасшедшая колдунья...

— Идём дальше! — Милица улыбнулась. — Вряд ли книгу хранили именно здесь...

— А откуда берутся такие твари? — полюбопытствовал рыцарь. — Ну, со здешними понятно: их прежний хозяин поднял. А у вас в Словакии чего мертвецам на кладбищах не лежится?

— А почему у вас в замках призраки расхаживают? — ответила вопросом Милица. Фрэнсис смущённо пожал плечами и умолк.

Через несколько шагов Милица остановилась и обернулась к Фрэнсису, прижав палец к губам. Рыцарь замер, прислушиваясь.

Тишина...

Только доносится звук мерного падения капель, откуда-то из глубины коридора...

И движение...

Пронзительный визг вонзился в уши, юноша оттолкнул Милицу к стене, меч со свистом прошил воздух — и на лицо графа брызнула кровь.

У ног корчилась разрубленная напополам летучая мышь.

Милица вопросительно поглядела на своего спутника.

— Эта тварь бросилась на тебя, — пожал плечами молодой человек, вытираясь. — Откуда мне знать, обычный это нетопырь или очередная мерзость?

Ведьма нагнулась и подняла одну из половинок.

— Скажи, любимый, у обычного нетопыря бывают такие клыки?..

Тонкие заострённые иглы, украшавшие хищную пасть, могли бы составить гордость ядовитой змеи: длинные и изогнутые, с аккуратным желобком, по которому ещё катились капли какой-то желтоватой дряни.

Влюблённые переглянулись. Милицу сотрясла дрожь отвращения, и девушка отбросила тварь далеко в сторону.

— Наверное, я плохая колдунья, — посетовала она. — Опытная ведьма на моём месте прибрала бы эту пакость в мешок: говорят, клыки, когти и крылья именно такого нетопыря хороши в магических составах... Но, Фрэнки, меня воротит от одного его вида!

— Тебя трудно осуждать, — хмыкнул рыцарь. — Но прислушайся!

В воцарившейся тревожной тишине молодые люди отчетливо расслышали странную возню и попискивание под потолком пещеры, и ещё две летуньи спикировали на непрошенных гостей.

Одну постигла участь её товарки: Фрэнсис стремительно рассёк нетопыря мечом, — а вторую испепелила молния, сорвавшаяся с тонких пальцев Мили.

И летучие мыши накинулись отовсюду...

— Фрэнсис, сюда!.. — крикнула ведьма, хватая рыцаря за рукав. — Прижмись ко мне плотнее!.. Стена!..

Фрэнсис привлёк к себе любимую, а ведьма, раскинув в стороны руки, удерживала мерцающий купол серебристой сферы, укрывшей людей.

Хлопанье бесчисленных крыльев слилось в ровный гул, похожий на гул моря, и чёрные волны кожистых перепонок бурлили у неприступных светящихся границ. Границ, хранивших двоих путников, как утлая лодка, застигнутая штормом...

Лицо Мили застыло от немыслимого напряжения, словно всё неисчислимое полчище крылатой нечисти бесновалось на хрупких ладонях волшебницы.

— Фрэнки... Я не удержу их долго... — прерывисто выдохнула она.

Фрэнсис покрепче прижал к себе ведьму и нежно провел рукой по её волосам, сбившимся в чёрные сосульки от сажи.

— Значит, ты должна убить их прежде, чем они израсходуют твои силы, моя девочка.

Милица подняла на него беспомощный взгляд.

— Успокойся, — ровно ответил ей граф. — И верь в себя, как я в тебя верю. Вспомни, что говорил дракон? Ты мало используешь тёмную сторону своего таланта, мой ангел. А сейчас, думаю, самое время...

— На что ты намекаешь?

— Что ты сделала с разбойниками? Чем эти твари лучше? Одну ты уже испепелила...

— Свет Несущий, какая же я дура!

— Давай, любовь моя, устрой им показательное аутодафе! — рассмеялся рыцарь.

Милица закрыла глаза и быстро зашептала, но юноша улавливал только отдельные слова:

— Леди Саламандра, о Танцующая-в-Пламени, услышь мой призыв и приди мне на помощь... Излей свою Силу в мои руки и наполни мой дух...

Дальше лорд ничего не сумел разобрать: поверх серебристой сферы возникла другая, бурлившая зловещим багрянцем, горящая алыми и золотыми сполохами. Твари с писком кинулись врассыпную, словно блики света обжигали им крылья. Фрэнсису показалось, что воздух стал сухим и горячим, когда защитный кокон, поглощая удар огненной сферы, вспыхнул на миг белым ослепительным заревом. Жаркая волна окатила весь коридор — и пропала. На волосы ведьмы и её спутника, плавно кружась, оседали облачка невесомого пепла...

Девушка обессиленно съехала по стене на каменный пол. Плечи её вздрагивали от беззвучных рыданий, которые она безуспешно пыталась сдержать, закусив костяшки пальцев. Фрэнсис опустился рядом, привлёк девушку к себе, обнял, ласково шептал слова утешения...

— Я — никудышная ведьма! — вдруг горько прорыдала Милица.

— Если бы ты была никудышной ведьмой, моё солнышко, нас сожрали бы эти твари, — не сдержал улыбки лорд.

— Если бы ты мне не подсказал, они бы тоже нас сожрали!.. — уже в голос провыла Милица. — Я израсходовала уже два заклинания! Сегодня я не смогу больше ни призвать огонь, ни упокоить мертвецов!.. А мы ещё даже не на полпути!..

— Да что с тобой такое, Мили?.. — не сумел скрыть изумления граф. — Всё закончилось хорошо! Успокойся...

Но Милица горько плакала у него на груди...

— Может, пойдём назад? — робко предложил юноша, видя, что истерике не видно конца. — Ну её, эту книгу?..

Девушка даже оттолкнула его.

— Как ты можешь так говорить?! — крикнула она. — По-твоему, я сюда от нечего делать полезла? Пробежаться туда и обратно?..

— По-моему, да, — кивнул Фрэнки. — Именно от нечего делать.

В следующую секунду Милица влепила ему пощечину.

— Мерзавец! Видеть тебя не могу!..

— Странные какие у тебя перепады настроения... — задумчиво протянул Фрэнсис, поднимаясь на ноги. — Хорошо, если ты меня не можешь видеть, закрой глаза. Только с закрытыми глазами за книгой идти не удобно... Могу понести тебя на руках, — он улыбнулся.

Чародейка подняла на него растерянный взгляд.

— Как ты всё это вытерпел?.. — прошептала она. И ошеломлённо поглядела на свою руку. — Я же... Я же ударила тебя, о Свет Несущий! Как я могла?..

Фрэнсис опустился перед ней на колени, прямо в пещерную мокреть, и обнял.

— Родная моя... Я ведь знаю тебя уже скоро год. Ты никогда не позволяла себе подобных выходок. В конце концов, место не из приятных. Кто знает, какие заклинания ещё понаплёл здесь прежний владелец?.. Ты, такая смелая и спокойная, вдруг забываешь о своих способностях, а потом накидываешься на меня... Разве это нормально?..

— А почему тогда заклятья не действуют на тебя? — с опаской спросила Мили.

Юноша пожал плечами.

— Я же не волшебник. Может, они создавались специально для магов-соперников?

— Наверное... — неуверенно пожала плечами Милисента. — Прости меня... Без тебя я бы уже погибла...

— Не представляю, сколько секунд я бы тут прожил, если бы не ты, — усмехнулся граф.

— Если бы не я, ты бы сюда не полез! — звонко рассмеялась девушка, окончательно приходя в себя. — Идём! Должно быть, уже недалеко...

— Родная!

— Да?

Девушка остановилась и обернулась, глядя на рыцаря. Он смотрел на неё, не скрывая своего восхищения.

— Знаешь... Дракон был прав. Ты действительно великая ведьма!

Милица покраснела и смущённо опустила взгляд.

— Дракон... Дракон ещё сказал, что я очень неопытная... — пролепетала она.

— Опыт — дело наживное, — усмехнулся граф. — И я горжусь тем, что сейчас рядом с тобой!

— Да уж, это интересней турнира! — залилась смехом волшебница. — Такое ощущение, что мы попали в одну из тех легенд, которые ты мне рассказывал!

— Идём же и узнаем, какой конец у этого приключения! — весело предложил граф, сплетая пальцы колдуньи со своими.

Так, рука об руку, они пошли дальше по сырому тоннелю.

Фрэнсис сам не мог бы сказать, что происходит с ним. Всё его существо заполняла нежность: великая и огромная. Робкая, но всепобеждающая, как весеннее тепло, как прозрачная дымка, что окутывает в апреле мир, словно сами небеса приникают к земле. Он будто в первый раз видел Милицу, и был счастлив лишь оттого, что сжимал в своей руке её пальцы...

Откуда пришло это поэтическое чувство, ставящее мужчин на колени перед чистыми девицами? К Милице, с которой он делит постель уже скоро год! К девушке, которая отдалась ему, даже не попытавшись сказать "нет", просто рухнула в объятья по первому же зову... Его любовь к ней всегда оставалась загадкой для него самого, нарушала все законы логики и нравственности, внушённые с раннего детства. Иногда Фрэнсис даже пугался силе собственных чувств, толкавших его на одно безумие за другим: предложение законного брака, решение отказаться от возвращения в Англию — лишь бы не потерять её, Мили. Самое дорогое, что у него есть...

Теперь вот они идут неведомо куда по этой зловонной мрачной пещере, а он — он счастлив, как мальчишка...

Почему?..

Уверенность.

Уверенность в выборе.

И граф, похолодев, осознал, что же мучило его все эти долгие месяцы, что не давало принять любовь к Милисенте...

Стыд.

Крестьянка.

Безграмотная неотёсанная простолюдинка.

Доступная...слишком доступная девушка.

Господи... Да ведь он же презирал её! Презирал её и себя!

Пусть безотчетно...

Возможно любить и презирать?..

Оказывается, да.

А сейчас...

Сейчас он увидел, на что способна его спутница.

С ней на равных говорил дракон, ей повинуются силы смерти и духи огня... И эта девушка с удивительным благородством терпела все его выходки и требования...

Он лишь сейчас стал её уважать!

Осознав эту простую истину, Фрэнсис остановился, как громом поражённый. Милица замерла и с тревогой повернулась к нему.

— Фрэнки? Ты что-то услышал?

Молодой человек медленно покачал головой.

— Ага... Глас божий. Мне только что сообщили, что я подлец и к тому же круглый болван.

Девушка невольно улыбнулась.

— Сколь ценные сведения, и, главное, в самое подходящее время!

— Мили! — он притянул к себе спутницу и, взяв в ладони её лицо, с немыслимой нежностью начал покрывать его поцелуями, шепча: — Господи, Мили, я люблю тебя! Я люблю тебя!.. Я так счастлив, что наконец могу тебе это сказать...

— Фрэнсис, ты мне это сказал давно! — улыбалась Милица, отвечая его губам.

— Нет... Я говорил неправильно. Не так, как ты того заслуживаешь, любовь моя, жизнь моя!

— Ты сумасшедший... — шептала Милисента. — Неизвестно, что нас ожидает впереди, а ты вздумал объясняться мне в любви...

— Я потом тебе объясню, любовь моя, моя радость, потом... Только прости меня, я так виноват перед тобой! Виноват больше, чем ты думаешь! Я просто чудовище!

— Хм, по крайней мере, ты самое любезное чудовище из всех, что тут встречаются! — отшутилась Милица, высвобождаясь из объятий Фрэнсиса. — Кстати, подними меч, а то ты его выронил... И вспомни, что у меня в запасе почти не осталось заклинаний, так что твоё оружие — единственная наша защита...

Юноша, смущённо улыбнувшись, выполнил указание колдуньи.

— Какая ты!.. — с нежным упрёком вымолвил он, вновь беря её за руку.

Молодые люди пошли дальше по коридору.

Поворот следовал за поворотом, таинственно мерцали в переливах синего магического огонька слюдяные блёстки. Сполохи света выхватывали из темноты то известковые наплывы причудливых форм, то гранитные глыбы, нависшие над тропой, то друзы каких-то неведомых минералов, туманно сиявших кристаллами под лучами волшебного светильника. Изредка откуда-то эхо приносило звук падающих капель, но глухая подземная тишина более не нарушалась ничем, лишь дыханием и шагами двух путников.

Промозглая сырость пробирала до костей, зато воздух стал намного чище. Свод пещеры вознёсся на огромную высоту, и оттого узкий ход, уводивший в толщу каменных пород, теперь походил на галерею в каком-то благородном соборе, так украшали его стены кристаллы и причудливые каменные скульптуры, созданные игрой природы и работой подземных вод.

— Должно быть, тайное озеро рядом, — прошептал Фрэнсис, и шелест его слов затих вдалеке, растворившись среди камней и мрака вместе с облачками пара, вылетавшими изо рта при каждом вздохе.

Милица кивнула, зябко обхватив плечи руками.

— Какая вокруг стылая красота, — прошептала колдунья. — Право же, мне не по себе, словно...

— Словно впереди самое страшное? — понимающе спросил юноша. — Слишком всё тихо.

— Ты прав, — одними губами ответила Милисента. — У меня сердце сжимается. Не может всё оказаться настолько просто!

Фрэнсис лишь вздохнул.

— Хочешь пить? — вместо ответа предложил он, протягивая спутнице флягу.

Милица отрицательно покачала головой, но плеснула воды в пригоршню, обтерев грязь с лица. Юноша последовал её примеру.

И вновь путь по величественной каменной галерее...

В стенах появились стрельчатые ниши, забранные дымчатым минералом. И при свете призрачных сполохов смутно угадывались в глубине какие-то очертания...

— Интересно, что там? — полюбопытствовал Фрэнсис, подходя к одной из ниш. Милица приказала светильнику вспыхнуть ярче...

Юноша судорожно вздохнул и резко отвернулся.

— Ничего интересного! — побелевшими губами пробормотал он.

— Что там? — девушка сделала шаг в сторону ближайшего углубления.

— Милица, не смотри!

Но она посмотрела.

Вскрикнув, волшебница отшатнулась и уткнулась лицом в грудь Фрэнсиса. Магический огонёк, задрожав, превратился в слабую искорку, совсем не разгонявшую мрак. В её неверном свете граф едва мог различить смутный силуэт своей любимой, сжавшейся в его объятьях.

— О, Свет Несущий, это же настоящий склеп! Кругом одни могилы!.. За что бедняг здесь замуровали?.. Быть может, живыми?.. — срывающимся голосом роняла слова колдунья. — Что же за негодяй жил здесь? Какие мерзости он творил?..

— Мили, дорогая, — ровно проговорил лорд, пытаясь успокоить Милисенту. — Возьми себя в руки. Мы встретили здесь вещи и похуже, не правда ли? По крайней мере, эти несчастные воистину мертвы и не причинят нам зла! А пока я бы посоветовал тебе зажечь свой огонёк поярче. Им свет всё равно уже не помешает...

— Ах, не говори так!

Шарик света разросся, и молодые люди пошли дальше. Милица не отпускала руку Фрэнсиса и дрожала всем телом.

— Мили, если на нас нападут, я не смогу защищаться, — наконец вынужден был заметить ей лорд.

— О, Фрэнки, прости! Просто... — она, сделав над собой усилие, разжала пальцы на его локте и отстранилась, пряча глаза.

— Просто что? — ласково переспросил юноша.

— Просто я боюсь мертвецов... — смущённо призналась девушка, не поднимая взгляда.

Фрэнсис лишь покачал головой.

— Смотри, что это там, в глубине коридора?

Милица посмотрела вперёд. Вдали смутно темнели очертания гигантской арки, мрак за которой словно жил и дышал — и наблюдал за их приближением...

— Мы пришли... — выдохнула ведьма. — Книга там! Там бывшая сокровищница дракона!..

Позабыв обо всём, девушка кинулась туда, подхватив рукой подол платья, и магический огонек сиял над её головой маленьким солнцем...

— Милица, стой!.. — крикнул Фрэнсис, бросаясь за ней и удобней перехватывая меч...

А потом упала темнота.

— Милица, где ты? — в страхе за девушку звал Фрэнсис. — Мили, отзовись!

— Я здесь! — крикнула она.

— Я здесь! — прошелестело её голосом пространство со всех сторон.

— Здесь...

— Здесь...

— Фрэнсис!..

— Мили, о боже, где ты, Мили?!.

Густой, абсолютный пещерный мрак окутал лорда, мрак, не нарушаемый ни единым лучом света...

...пока на стенах зловещим зелёным пламенем не загорелись кристаллы ниш, превращаясь в вязкую слизь...

В этом нечистом свете юноша наконец разглядел Милисенту: она стояла, замерев, прижав ладонь к губам, и не решалась сдвинуться с места. Понимая, что сейчас произойдёт, юноша рванулся к любимой, схватил её за руку — и вместе они помчались по коридору ко входу в пещеру.

Под ногами хлюпала вязкая стылая слизь, текущая из стенных углублений.

И продирались сквозь неё из своих усыпальниц их обитатели...

Фрэнсис не задумывался, что за щелкающий звук наполнил воздух, пока краем глаза не увидел тонкую лучевую кость, проколовшую жидкий кокон "гроба".

Скелеты.

— Фрэнсис, стой! — вдруг крикнула Милица на пороге пещеры, выдёргивая руку из его пальцев. Глаза её сверкали безумной решимостью, а губы побелели от ужаса. — Стой...

Она развернулась, глянув на галерею. Слизь, полыхая холодным пламенем, текла по каменному полу, и горели потусторонним заревом синие огни — глазницы в выбеленных временем черепах...

По мерцающему руслу неслись за беглецами хищные воплощения смерти, и жуткую тишину нарушало лишь глухое постукивание костей...

Ведьма вскинула руки над головой, и голос её вновь разорвал безмолвие подземелья.

— Лорд Севера! О Владеющий-корнями-Земли, откликнись на мой зов!..

Мелкая вибрация прошла по камням, сухой холодный шорох, словно вздохнула сама земля — и все валуны, все известковые наплывы и своды галереи, казалось, пробудились и превратились в слух.

А Фрэнсис вынужден был поднять меч, снося череп первому мертвецу.

Он рубил, кроша кости, но отрубленные части прирастали вновь и вновь. Юноша стремился лишь выиграть время, не дав своре этих поистине адских гончих кинуться на волшебницу, творящую заклятье...

— Призываю Силу твою в свои руки, да наполнит она мой дух и даст мне власть в твоих владениях! Обрушь своды на нежить, поднятую нечестивцем и оскверняющую твои чистые недра!

Ведьма призвала защитную сферу, развернув её в тонкую мерцающую стену, отбросившую скелетов и отгородившую людей от коридора.

— Да не останется ровного места перед этой стеной!..

И уши рыцаря заложило от страшного грохота.

Земля качнулась, словно в её глубинах огромный бык вздыбился в ярости, поднимая на своих рогах весь коридор, и пол под скелетами расступился...

С гулом и рёвом ширилась пропасть перед замершими на краю юношей и девушкой, и стоны разгневанной земли заглушали все остальные звуки. Фрэнсис обнял Милисенту и увлёк подальше от обрыва — когда сверху в зияющий зев посыпался песок, камни, а потом с грохотом повалились тяжёлые плиты.

Горы... и горы...и горы породы...

Наконец земля вздрогнула в последний раз — и всё успокоилось.

— Теперь нам придётся искать выход к тайному озеру, — устало произнесла колдунья, прислонившись головой к холодному выступу. — Прости меня, Фрэнки, но у меня не было выбора...

— Всё хорошо, любимая... Всё хорошо, — он нежно привлёк Милисенту к себе, целуя в висок. — Мы его обязательно найдём. Уж если от озера сюда может пролезть дракон... Думаю, такой выход сложно не заметить. Но скажи... Ты говорила, что у тебя почти не оставалось заклинаний... Это было...последнее?

— Да, — прямо ответила колдунья. — Последнее. Будем надеяться, что мы миновали все ловушки отвратительного старикашки!

— Ну, в самой пещере не место стражам! — рассмеялся рыцарь. — Разве только самому хозяину! Идём, мне уже самому не терпится взглянуть на книгу, которую так тщательно охраняли!..

Лорд и волшебница вошли под своды пещеры.

И остановились, поражённые.

Грандиозная каменная равнина, простирающаяся куда хватает взгляд — вот что предстало их изумлённым глазам. Купол, возносящийся ввысь, терялся во мраке... Мерцали друзы магических кристаллов золотыми и розовыми искрами, в воздухе плавали серебристые огни, чуть дальше от входа голубым заревом полыхал какой-то круг в окружении витых высоких светильников. Чуть левее волны света лизали груду сокровищ... Волшебник не смог бы разобрать её голыми руками, при всём желании, столь огромна она была, а тратить магию ради возни с какими-то безделушками колдун, конечно же, считал ниже своего достоинства. И золото блистало, переливы огней дробились в гранях рубинов и топазов, скользили по зубцам корон и рукоятям мечей...

— Мили! Ты только посмотри! — ахнул Фрэнсис. — Здесь же целое состояние! Дракон мог бы купить всю Европу!.. Да что Европу! Весь Восток с его роскошью!.. Чернокнижник просто болван, раз занимался изучением каких-то покойников, когда в его распоряжении находилось такое сокровище!..

— Книга, Фрэнки, где книга? — твердила Милица. — Ах, да оставь ты побрякушки! Ты же не дитя!

— Любимая, ты всегда жила в бедности, ты просто не знаешь цены этим "побрякушкам", — возражал лорд, подводя девушку к золотой горе. — Смотри, родная, какая красивая подвеска. И серьги. Если надеть их на тебя...

— У меня грязные волосы. И платье изодрано в клочья, не говоря о том, что всё в пыли, слизи и ещё чёрт знает в какой дряни! — сопротивлялась, начиная сердиться, Милисента. — Ты, кстати, выглядишь не лучше.

— Забудь обо мне! Здесь наверняка найдётся великолепное платье, достойное твоей красоты.

— Какой-нибудь несчастной погибшей девушки. Фрэнки, вспомни, что дракон разрешил нам взять отсюда только по одной вещи!

— Ты берёшь книгу, я знаю, — улыбнулся рыцарь. — Но я ещё не выбрал. Так что помогай!

— Мне не интересно копаться в груде барахла! — фыркнула Милица, вырываясь. — Я хочу найти то, ради чего сюда пришла!

— Книга, книга... — недовольно пробурчал Фрэнсис. — Ты дотронешься до неё, и сюда прилетит дракон...

— Конечно, — пожала плечами девушка. — Что с того? Кажется, я знаю, где искать!

Она выдернула руку из его ладони и подбежала к синему мерцающему кругу. Рыцарь подошёл и встал рядом.

— Вот она! — радостно обернулась к нему ведьма.

Там, в центре, на высокой каменной подставке, лежал массивный фолиант.

Его оставили раскрытым, и даже с края круга граф различал какие-то малопонятные символы и чертежи, покрывавшие пергаментные листы.

— Что ж, девочка моя, — улыбнулся юноша. — Иди, получай свой приз! И будешь ты у меня великой волшебницей...

Милица и в самом деле взвизгнула, словно девочка, кинулась ему на шею, поцеловала — и подбежала к книге...

— Не так быстро, маленькая сучка!

Девушка вскрикнула, и голова её запрокинулась, словно кто-то сзади резко рванул Милисенту за волосы...

...Секундой позже воздух сгустился, приобретя очертания некой фигуры, а ещё спустя миг противник стал полностью видимым.

Держа Милицу за волосы, перед графом стоял скелет.

Не из тех, что преследовали их в коридоре, иной. Даже не обладая магическим чутьём, рыцарь ощутил, какое могущество окутывает стоящую перед ним тварь.

В глазницах его черепа не горели огни, но сама их пустота была зрячей. Тонкие кости рук таили немыслимую силу, и юноша вдруг ощутил, что обычный меч не сможет оставить даже царапины на их поверхности...

Скелет, маг, хозяин книги...

Граф похолодел.

— Прекрасно, маленькая сучка, прекрасно... — раздался шипящий голос, хоть его обладатель и не размыкал челюстей. — Я, признаться, мало верил, что ты доберёшься сюда... Какая жалость: погибнуть у самой цели!

— Чего ты хочешь от Мили? Когда она шла сюда, она и не подозревала, что ты ещё жив, пусть даже так! — вытолкнул из себя Фрэнсис. — Отпусти её, и мы оставим тебя в покое.

Мёртвый чародей не удостоил слова молодого человека ни малейшим вниманием.

— Отпусти...меня... — сдавленно потребовала Милица.

Скелет скрипуче рассмеялся.

— Великая, великая волшебница! А какие радикальные методы! Впрочем... Рыцарь, твоя крестьяночка знает значение слова "радикальные"? Ты успел ей объяснить? Неважно... Обрушить потолок! Надо же! Мне бы и в голову не пришло в своё время... Отпусти тебе судьба чуть больший срок, детка, ты бы и меня превзошла! Но сейчас, увы, ты просто выскочка и недоучка!.. О, какой талант погибает!

— Ты меня...так просто...не получишь!

— Мне нравится твоя смелость, хотя она граничит с глупостью, ведьма! — презрительно фыркнул маг. — Знаешь ли ты, что подобных мне существ называют личами? Конечно, не знаешь... Откуда же тебе знать, если ты зомби попутала с вурдалаками, а вампиров с нетопырями?..

— Это не помешало мне их уничтожить! — сдавленно проговорила Милисента.

— Да, но лича тебе остановить не удастся, — с притворным сокрушением покачал головой волшебник. — Смерть для некроманта, повелителя нежити, лишь магический обряд, дающий бессмертие!

— Смерть за бессмертие? — оскорбительно фыркнула девушка. — Ты обвиняешь меня в незнании какого-то слова, а сам несёшь бессмыслицу?

— Это называется оксюморон, девчонка, — беззлобно хмыкнул лич. — Тебе ещё учиться и учиться...

— И в результате этого оксюморона от тебя остались только голые кости? О, да, спасибо за такое бессмертие! — с презрением рассмеялась Милица.

— Зато нас нельзя убить. Нас никак нельзя убить, юная простушка! — вновь хихикнул мёртвый некромант своим противным смешком. — Лишь узнав, где мы храним свою гибель, а этого я, сама понимаешь, тебе не скажу!

— Свет Несущий... И демоны...

— И ангелы, и архангелы... Да, сильнее меня. Но ты думаешь, кому-то из них есть дело? Кто-то из них вступится за тебя, когда я обглодаю плоть с твоих костей и с костей твоего спутника?..

Фаланги пальцев сжались сильнее, и голова Милицы запрокинулась ещё выше. Девушка невольно вскрикнула.

— Отпусти Фрэнсиса, — сквозь зубы выдохнула она.

— Зачем?

— Если ты его хоть пальцем тронешь...

— Да? Что ты сделаешь?.. — вкрадчиво осведомились у неё. Лич приблизил свой череп к самому лицу своей пленницы.

— Если ты её убьешь, — вдруг заговорил юноша, — я оторву тебе голову. Руками.

Лич расхохотался так неистово, что эхо заметалось по пещере.

— Знаешь, если бы я уже не пообещал твою голову одному очаровательному призраку по имени Эдгит, я бы не стал тебя убивать... Я бы сделал из тебя вампира, своего раба! Вместо тех, что сожгла твоя подружка... Как человек, ты ни на что не годен, жалкая дешёвка, но вампир из тебя вышел бы сильный! Очень сильный. Наверное, даже Принц. Какая жалость, что я уже дал слово...

Милица вдруг вцепилась в некроманта, и по рукам её заструилось голубое пламя. Лич подскочил на месте и с проклятьем ударил волшебницу по губам.

— Маленькая сучка! Чего ты добиваешься?! — зарычал он. — Давай, колдуй ещё, тебе немного осталось, чтобы потерять то, что ты носишь в себе!..

— Пусть я лишусь всей своей силы, но Фрэнсиса ты не получишь!

— Идиотка! При чём здесь твоя сила? — в бешенстве выл волшебник. — Её ничто погубить не может, пока ты жива! Я о том, что твой Фрэнсис вложил тебе в живот!..

— Что?!. — вырвалось у обоих влюблённых, и Милица уронила руки.

И стала белее альпийских снегов.

— Как? Когда? — сорвались с её губ невольные вопросы.

— Этой ночью?.. — в ужасе выдохнул Фрэнсис.

— Да вы сами просто дети! — развеселился лич. — Впрочем, девчонка поняла бы дней через восемь, когда не закровоточила бы в положенный срок! Мальчик, грудь у женщин в восемнадцать лет уже не растёт. Она увеличивается у беременных! И перепады настроения, которые ты так уверенно приписал моим чарам, обычны у дам в положении твоей подружки! Так что не я, а ты виноват в той пощечине, что она тебе отвесила несколько часов назад! Уже пошла третья неделя, как она носит твоего ребёнка, глупец!

Молодые люди с ужасом смотрели друг на друга через светящийся круг.

— Не может быть... — наконец прошептал Фрэнсис. — О, господи, нет...

— Фрэнки, не верь! Вспомни слова дракона! — в отчаянии взмолилась Милица.

— А тебе никто не говорил, деточка, что драконы коварны? — вкрадчиво осведомился у ведьмы некромант, чуть ослабляя хватку своих пальцев.

Мили была сломлена, она не вырывалась. Она закрыла лицо руками, не в силах смотреть в глаза Фрэнсису, чьи предостережения сейчас, в устах лича, звучали злобной насмешкой.

— Огнедышащий червяк так хотел, чтобы вы вернули ему сокровища! — расхихикался волшебник. — А меня так упрашивала одна ваша призрачная знакомая подарить ей голову лорда Элчестера! И вот вы здесь! Все довольны, и даже вам перепало чуток блаженства, не так ли? Материнство — огромное счастье, ведьма, правда? Особенно если тебе оно почти недоступно, в этом змей не солгал...

— Отпусти её! — лорд яростно сжимал рукоять бесполезного меча, отчаянно пытаясь найти решение... Единственно верное решение...

— "Отпусти мать моего ребёнка". Как трогательно!

— Делай со мной всё, что хочешь; подари мою голову этой ненасытной твари, но отпусти Мили! Видит бог, она ничего тебе не сделала!..

— И самое главное, — довольно произнес лич, — девочке нельзя колдовать. Чем больше она взывает к своему дару, чем разрушительнее или смертоноснее произнесённое ею заклятье, тем меньше сил остаётся у младенца в её чреве! Тёмное могущество, наполняющее тебя, красавица, чуждо жизни, ты знаешь? А сегодня ты призывала поистине грандиозные силы! Ещё немного, и можешь забыть о ребёнке! — некромант снова рванул Милицу за волосы, не давая ей упасть на колени.

— Нет... — прорыдала девушка. — О, нет... Почему так? Почему же получилось именно так?..

— О? Ты хочешь знать, почему же у вас получилось? — прикинулся глупцом маг. — А кто тебя заставлял призывать милость Свет Несущего, кто заставлял молить о сыне? Твои мольбы были услышаны!..

Мертвец с усмешкой положил свою руку на живот девушки. Фрэнсис и Милица затаили дыхание от ужаса.

— Да... Мальчик... Как ты и просила, маленькая сучка, — рассмеялся лич. — Тебе было приятно, когда он, — скелет кивнул в сторону белого, как статуя, юноши, — вкладывал дитя в твой живот? Так вот, тебе будет больно, тебе будет очень больно, когда я начну доставать его оттуда!.. Я вкушу плоти нерождённого младенца и вновь обрету человеческое подобие!

Да, такова истина: не мольбы Эдгит, этой свихнувшейся истерички, — но твой ребёнок, твоё дитя — вот что меня интересовало! Вот почему я дал вам шанс дойти сюда, а не обрушил ещё ночью своды башни, где вы так беспечно предавались любви! Плоть нерождённого младенца, или, если срок мал, утроба беременной женщины... Одно и то же, по сути...

— Свет...Несущий... — немеющими губами прошептала девушка. — О Свет Несущий... Защити нас...

Волшебник вздрогнул, словно что-то ударило его, и отшвырнул ведьму в глубь пещеры, на груду сокровищ.

— Заткнись, сука!.. — злобно взвыл он, медленно направляясь к Фрэнсису. Мили от ужаса умолкла. — Ты пожалеешь!

А Фрэнсис увидел, как за спиной лича, рядом с Милицей, белым пронзительным светом разгорается меч.

Тонкий, как луч; чистейший, как полдень; смертоносный, как божий гнев.

Свет ширился и рос, как заря, и в его сверкающем торжестве померкли и умерли все колдовские огни — словно солнце взошло в подземельях некроманта — и маг замер, заскулив, будто одно лишь прикосновение этого сиянья было для него пыткой.

— Меч...Михаила... — прошипел скелет. — Не может быть...

— Значит, это правда... — в благоговении выдохнул рыцарь. — О Господи, благодарю Тебя...

— Глупец! Присутствие меча мне ничем не помешает, — злобно проскрипел маг. — Вы окончательно меня взбесили, теперь пеняйте на себя!

В руке некроманта возник тонкий посох, увенчанный светящимся шаром.

— О Фрэнки! — крикнула Мили, бросаясь к мечу архангела. — Лови!..

"Когда-то и Фредерика вмешалась в поединок!" — мелькнула у Фрэнсиса тревожная мысль, но он уже не успевал остановить Милицу....

Руки ведьмы коснулись меча — и девушка закричала...

Крик её, как голос раненой чайки над волнами, прозвенел коротко и пронзительно — а потом Милица упала навзничь.

И больше не шевелилась.

И только эхо многократно повторяло её голос...

Снова...

И снова...

И снова...

Забыв обо всем, рыцарь бросился к своей возлюбленной, но неведомая сила отшвырнула его назад.

Хозяин пещеры стоял, наведя на юношу свой посох.

— Жаль. Я так хотел отведать живой плоти нерождённого младенца, — сокрушенно выдохнул некромант. — Кто просил эту дурочку хвататься за меч Архистратига? Чего она ожидала — ведьма, на молитвы которой, ещё чуть-чуть, и явился бы сам Князь?

— Будь ты проклят... — прошептал юноша, медленно поднимаясь на ноги.

Отшвырнув в сторону свое бесполезное оружие, молодой граф с ледяным спокойствием поднял витой светильник и одним ударом отбросил чернокнижника с дороги.

А потом в ладони лорда легла тёплая и словно живая рукоять.

Меч архангела Михаила.

Лич попятился.

Ни одно заклятье не могло коснуться Фрэнсиса, защищённого светом небесного меча, и молодой человек подошёл к испуганно отступающему некроманту.

И слегка коснулся лезвием обнажённых костей.

И там, где стоял маг, поднялось лишь облачко зловонного пара.

— Вот и всё, — бесстрастно обронил рыцарь.

Даже не поглядев на то место, где погиб его противник, юноша, всё с тем же мёртвым спокойствием, подошёл к телу Милицы, безвольно лежавшему у груды никчёмных сокровищ, и отбросил в сторону меч архангела.

А затем опустился на колени и прижал девушку к груди.

На губах Милисенты запеклась кровь.

— Ах, если бы моя любимая не могла колдовать!.. — помертвевшими губами прошептал юноша. Всё его существо словно превратилось в безмолвный крик отчаяния...

В голове всё мешалось: два роковых поединка, два меча, две смерти... Действительность ускользала, растворялась в хаосе подступающего безумия. Фрэнсис сошёл бы с ума, баюкая в объятьях тело Милисенты, если бы веки её не дрогнули.

— Пить... — прошептала девушка, и это слово развеяло пелену тумана, начавшую заволакивать разум несчастного.

Граф поспешно достал флягу и смочил губы любимой. Милица тяжело вздохнула, и вновь впала в глубокое забытьё, больше похожее на скольжение между жизнью и смертью.

Пещера погрузилась во мрак: меч архангела почти потух, выдавая своё присутствие лишь слабым свечением, больше похожим на трепет лучины.

Лорд взял Милицу на руки и перенёс поближе к этому единственному источнику света, чтобы хоть как-то видеть её лицо.

— Будь ты проклят, — горько прошептал он мечу. — Чем она была виновата перед тобой? Кому она причинила зло?

Он сел на золотую груду, прижав к себе Милисенту. Один, в полной темноте — он мог только ждать и молиться...

...И только когда Милица открыла глаза, граф понял, что молился Свет Несущему.

Глава XX

Её рука бледной тенью поднялась в воздух и нежно коснулась его щеки.

— Ты жив...

Юноша порывисто прижал к себе любимую и почувствовал, как из глаз горячим потоком заструились слёзы.

— О, Мили!.. — только и смог выдохнуть он в её волосы.

— Где... Где лич?

— Его больше нет.

— Ты... его убил? Мечом архангела?

— Да...

Фрэнсис мог отвечать только короткими фразами, так перехватывало у него горло. А Милица ласково вытирала солёные дорожки на его щеках.

— Прости меня, — шепнула она.

— Я подумал, что ты умерла...

— Прости, — повторила волшебница. — Ты был прав от начала до конца...

— Не думай об этом, любовь моя, — целуя девушку в лоб, ответил граф. — Тебе надо отдохнуть... И совсем нельзя переживать, — он впервые улыбнулся, положив руку на её живот.

Милица накрыла её своей.

— Да...

— Ты быстро придёшь в себя, — произнёс молодой человек с уверенностью, какой на самом деле не испытывал. — Возьмёшь книгу, и тогда откроется выход... И мы с тобой выйдем отсюда на солнышко...

Милица закрыла глаза, слушая голос любимого, и прислонила свою голову к его плечу. Фрэнсис продолжал говорить: негромко, словно рассказывал сказку маленькой девочке.

— Представь солнце... Какое оно тёплое и светлое... И я вплету белые цветы в твои волосы...

Промозглый холод подземелья заполз под одежду, и ледяными змеями скользил по коже. Откуда-то доносился глухой ритмичный звук падающих капель... Фрэнсис стащил с себя остатки блио и укутал потеплее Милицу, сам оставшись в одной тонкой светлой рубашке.

— Я положу тебя на душистую траву, и на горячие полуденные камни, и мы будем вместе смотреть в высокое-высокое небо, до головокружения голубое...

— Мне...нельзя...спать... — сонно пробормотала волшебница. — Нам нельзя здесь спать... Слишком холодно...

— Хорошо. Мы не будем спать. Мы будем с тобой разговаривать...

— И почему я не разрешила тебе взять еду?..

— А я всё равно взял! — улыбнулся ей Фрэнсис. — Правда, только хлеб, но это лучше, чем ничего...

Милица благодарно взяла из его рук рассыпчатый тонкий ломтик, и аккуратно, чтобы не уронить ни крошки, откусила. Юноша, так же медленно, ел свой.

— Надо же, белый хлеб... — преодолевая тошнотворную слабость, улыбнулась Милица. — Белый... Наверное, Михелю достанется, что он отдал целую ковригу такого дорогого лакомства какой-то побирушке... Славный юноша...

— Этот славный юноша мог бы и удержать тебя! — с невольной ревностью буркнул Фрэнки. — Ты же сказала ему, что идёшь смотреть на дракона!

— Я ему сказала, что ухожу... Он хотел остановить меня... — попыталась оправдать Михеля Милисента. — Он только поэтому упомянул о драконе...

— Так он тебе о нём и рассказал! — возмутился Фрэнсис, а потом вдруг задумался. Ведь он сам услышал о драконе именно от Михеля... — Послушай-ка, Мили, а что ты об этом парне знаешь?

— Ничего, — чуть удивлённо ответила девушка. — Он ничего о себе не рассказывал... Правда, одна из служанок упомянула, что работает Михель у них недавно...около недели...если я правильно поняла... И уже ходит в помощниках хозяина, чему я не удивляюсь: он такой умница и такой расторопный!

— Ага... — задумчиво протянул граф. — Удивительно расторопный. Я, значит, прощаюсь с ним у себя в комнате, а "расторопная умница", минуту спустя, подводит ко мне во дворе осёдланного Уголька...

— Но ты же ещё платил за комнату! — напомнила Милица. — Михель вполне мог успеть выйти во двор. И я не понимаю, куда ты клонишь! Да и о драконе трудно не вспоминать, когда он каждую ночь чуть не над головой летает!..

— Я? Я никуда не клоню, моя радость! — улыбнулся возлюбленной лорд. — Забудь.

"Выйти во двор. Дойти до конюшни. Оседлать коня и вывести к крыльцу. С какой скоростью всё это нужно проделать, чтобы опередить меня, учитывая, что я вышел из комнаты раньше и бежал?.."

Фрэнсис задумчиво поглядел на едва мерцающий меч архангела Михаила у своих ног.

— Тебе что-то не даёт покоя, любимый?

— Что ты, жизнь моя? Скажи мне вот ещё только...

— Да?

— Про Михеля... Этот парень...когда он сложил продукты в твою котомку?

— Я не знаю... Я... просто, когда я её открыла, они там лежали, и я подумала, что, кроме Михеля, некому...

— Тут я не спорю: кроме Михеля, некому. А ведь еды как раз хватило нам с тобой добраться до башни... И воды...

— Ты хочешь сказать, что Михель всё знал заранее и даже спланировал? — невольно рассмеялась Милисента. — Фрэнки... Ты просто очень устал...

— Я просто кое с кого очень хочу спросить за твоё нынешнее состояние... — зло обронил юноша.

— С личом ты уже разобрался...

— Да, любимая. Не обращай на мои слова внимания. Ты права, я очень устал и несу совершеннейший бред...

Девушка улыбнулась, поудобнее устроив голову на его плече.

— Как бы то ни было, от этого хлеба у меня прибавилось сил! — заметила она.

— Я рад, — Фрэнсис поправил на её плечах своё блио. — Тебе они понадобятся, моя голубка.

— И верно. Не можем же мы сидеть здесь вечно! — рассмеялась Милисента. — Мне надо дотронуться до этой книги, иначе как мы отсюда выберемся?.. И, к тому же, я просто хочу получить её, наконец!

Лорд усмехнулся.

— Ты неисправима, моя красавица...

— Прости, — смущённо шепнула Мили. — Ты был прав. Никакое могущество не стоит жизни нашего ребёнка...

— Нас обманул дракон, — вздохнул юноша. — Чёрта с два мы бы сюда полезли, если бы он не сбил нас с толку!

— Не оправдывай меня, Фрэнки... Я сто раз могла остановиться... Я думала только о себе... Мы чуть не погибли, и всё из-за моего каприза...

— Зато теперь у тебя есть магическая книга, которую писал великий волшебник! — ободряюще улыбнулся рыцарь. Милица улыбнулась в ответ.

— Когда я думала, что лич тебя убьёт, я проклинала эту книгу... Фрэнсис! — её голос стал серьёзным и торжественным. — Я обещаю, что отныне всегда буду тебя слушаться во всём. С меня самой довольно моего сумасбродства!

Фрэнсис ласково усмехнулся.

— Правильно, — чуть коснувшись пальцем её носа, хмыкнул он. И произнёс занудным менторским тоном: — Жене должно повиноваться своему мужу, а ему должно руководить ею и защищать её.

Милица иронически изогнула бровь.

— Ах, теперь я вам снова "жена", прекрасный сэр? Интересно, а на сей раз надолго?

— Пока смерть не разлучит нас, — мягко ответил молодой граф, нежно сжимая в своей руке её пальцы. — Поверь мне, Мили!

— Если того желает мой господин... — уголки её губ чуть дрогнули.

Юноша ласково провёл пальцами по лбу волшебницы, поправил упавшую на глаза прядку.

— Шутишь... Тебе лучше?

Милица подняла руку — и с открытой ладошки в воздух вспорхнул голубой магический огонёк.

— Нам надо выбираться отсюда, любимый, — тихо заметила девушка. — Сделаем то, ради чего пришли сюда. Отнеси меня к книге.

Фрэнсис поднялся, бережно прижимая к себе свою драгоценную ношу, и, осторожно ступая, пошёл к погасшим светильникам, окружавшим магический пьедестал.

Милица, пошатываясь, встала на выщербленный каменный пол и взяла книгу в руки.

А потом силы оставили её, и она села, подогнув ноги, и раскрыла фолиант. Магический огонь вспыхнул ярче, свет озарил весь колдовской круг, смутно проступила в отдалении груда сокровищ. Ведьма читала, не поднимая головы...

Граф вернулся туда, где лежал меч Михаила и подобрал его, прицепив к поясу вместо своего. И вновь поразился удивительной легкости клинка, его нежной теплоте... Невольно погладив рукоять, Фрэнсис понял, что из неё в его тело вливается мощный поток силы, прогоняющей усталость и голод. Юноша отнял ладонь от точёной гарды и вернулся к волшебнице.

Она подняла на него совершенно счастливые, сияющие глаза.

— Фрэнки! Ты только посмотри, какое чудо! — её радости не было границ. — Здесь столько всего! О, Свет Несущий, как только у нас родится ребёнок, Фрэнки, я испробую все эти заклинания! А пока буду их изучать и искать ингредиенты!.. Ты только посмотри, милый! Это же золотое дно!

Он глядел на неё сверху вниз, и мог только улыбаться. Мать его ребёнка, чумазая, как землекоп, сидела на полу пещеры и восхищалась колдовскими записями. Он не вникал в смысл её слов, а просто слушал голос; смотрел, как скользят переливы света по её густым волосам, отражаются в глазах — и думал, что нет на свете женщины прекраснее... И как она чудесна, даже вся перепачканная в грязи, бледная — с этой азартной улыбкой, с этой безуминкой во взоре... Такая хрупкая — и такая сильная... И как выразить словами его счастье, что она не умерла, как Фредерика? Она осталась с ним, она носит его сына...

— Я люблю тебя, — хрипло произнёс он.

Милица запнулась на полуслове, и глаза её отразили немой вопрос. Потом девушка аккуратно закрыла книгу и положила в сумку на поясе.

Фрэнсис сел рядом с Мили, обнял её за плечи и снова укрыл блио.

— Тебе всё-таки надо поспать, дорогая, — заметил он. — Это хоть чуть-чуть восстановит твои силы. Ты даже стоять не можешь, а вцепилась в свою книжульку, как младенец в погремушку. Здесь, в круге, хотя бы сухо и чисто... Поспи. А потом мы пойдём искать выход.

— Только ты не уходи, — совсем по-детски попросила девушка, покорно устраиваясь на полу и подкладывая сумку под голову. Фрэнсис лёг рядом, и блио в который раз стало их общим одеялом...

Они крепко прижались друг к другу, спасаясь от промозглой сырости пещеры, и вскоре сон взял своё. Молодые люди уснули, магический огонёк потух, и всё накрыл густой подземный мрак.

...Фрэнсис проснулся оттого, что по камням прошел некий отдалённый гул, земля вздрогнула. Молодой граф стремительно сел, не успев открыть глаза.

Милица испуганно сжала его руку.

Из глубины пещеры потянуло сухим ветром, послышался отдаленный, всё нарастающий свист, эхо суматошно заметалось под загудевшими сводами...

Ветер усиливался, трепал волосы и сушил кожу. В пещере теплело, шум нарастал, от него уже закладывало уши...

— Стена!.. — непроизвольно вырвалось у Милицы — и молодых людей окутало серебристое мерцание защитной сферы.

Вовремя.

Пещеру захлестнул поток огня — огненный фонтан, рассыпающий жгучие искры. Он хлестал по стенам, колоннам, потолку — и бессильно бился раскалёнными струями о волшебный купол колдуньи.

— Добро пожаловать... — пробормотал Фрэнсис, непроизвольным защитным жестом прижимая к себе Милисенту.

Своды дрогнули. Перед гостями пещеры опустился, складывая огромные кожистые крылья, её хозяин.

Дракон.

Его голова возносилась под пещерный свод, и лишь мерцание язычков пламени, вырывавшихся из огромных драконьих ноздрей, освещало чудовище.

Огромные, нависающие надбровные дуги, массивный лоб, увенчанный гребнем, тяжёлая морда с клыками... Серое, похожее на скалы тело. Гигантские лапы, украшенные когтями величиной с двуручный клинок, и матовая, будто каменная, чешуя...

Змей зашипел, и воздух наполнило облако дыма. Милица закашлялась, а Фрэнсис смахнул с глаз невольные слёзы.

— Надо же... Всё ещё живы! — прокатился под сводами пещеры насмешливый гулкий голос. — И помирились, как я вижу...

Милица подняла на чудовище утомлённый взгляд:

— Как я понимаю, выход открылся? — спросила она.

— О да. Благодарю, колдунья, — дракон склонил голову в неком подобии поклона.

— Мы выполнили условия сделки? И теперь можем взять с собой всё, что пожелаем?

— Бесспорно, — кивнул ящер, прищурив свои огромные золотые глаза. — Каждый из вас волен выбрать любую вещь, которую сможет унести на себе.

Юноша и девушка переглянулись.

— Я забираю книгу! — заявила Милица, прижимая к груди свою сумку с тяжёлым фолиантом.

— А твой спутник? — поинтересовался дракон.

— Я возьму с собой этот меч, — быстро ответил рыцарь, опустив руку на оголовье клинка Михаила.

Дракон чуть склонил голову набок и выглядел несколько озадаченным. Словно впервые видел перед собой это оружие.

— Очень хорошо... — медленно прошипел змей. — Итак, условия нашей сделки выполнены? Я разрешил вам взять выбранные вами вещи?

— Да, — ответила Милица, в то время как Фрэнсис молчал. Его не покидало ощущение, что всё окажется не столь просто. Драконы...

Драконы коварны.

— Хорошо, что вы это признаёте... — раздалось над их головами. — Я не люблю, когда меня обвиняют в нарушении соглашений... Теперь я могу вас наконец съесть! — Змей хмыкнул, и искры дождём посыпались на мерцающую защитную сферу.

— Что?! — невольно вырвалось у Милицы. — Ты же сам сказал, что позволишь нам их взять с собой!

— Я позволил, — терпеливо вздохнул дракон. — Но разве в нашем соглашении было сказано, что я отпущу вас с ними?.. Взять — не означает уйти, не так ли, колдунья?.. Всё же ты совсем ещё девочка...

Милица рассмеялась. Совершенно истерически.

Фрэнсис властно, хотя и ласково, сжал её ладонь...

— Мили... — негромко проговорил он. — Успокойся. И не вздумай применять магию! Я думаю, этот меч просто создан для змеев, — юноша положил руку на клинок архангела. — Дракон, где ты отыскал его?..

— Я впервые вижу его, мальчик! — фыркнул ящер. — И не понимаю, с чего ты возлагаешь на него надежды... Возможно, безделушку принёс в сокровищницу некромант...

— Но ты же сам нам о нём говорил, — недоверчиво усмехнулся Фрэнсис.

— Я?..

— Это меч Михаила, дракон...

Чудовище разразилось таким гулким хохотом, что груда сокровищ, загремев, осела.

— Кто тебя обманул, наивный ребенок?.. Я всего лишь повторил вам вздорную легенду, а теперь ты вертишь у меня перед носом какой-то булавкой, глупо веря, что обладаешь мечом Архистратига!.. Мальчишка, подумай сам!.. Меч Архистратига — не волшебный клинок, даже не святой меч... Это оружие Небес. Помыслить нельзя, чтобы его рукояти коснулись пальцы смертного! Как помыслить нельзя, чтобы сам Архистратиг, глава небесного воинства, Князь Света, ступил на землю в облике человека!

Фрэнсис нехорошо усмехнулся.

— Ты сам сказал, дракон... У Князя Света, должно быть, прекрасное чувство юмора...

— Фрэнки! — испуганно вскрикнула Милица, когда юноша сделал шаг к границе защитной сферы.

— Не пугайся, любимая, — полуобернулся к ней рыцарь. — И помни: никакой магии. Я запрещаю. Ты обещала меня слушаться.

— Да, но, Фрэнки...

Рыцарь шагнул за пределы серебристой мерцающей стены.

— Это оружие — лучший щит, поверь мне.

Дракон негромко хмыкнул — и дохнул пламенем.

Милица закусила до крови костяшки пальцев, чтобы не закричать.

Столб огня заключил в свои раскалённые недра человека с мечом — и Фрэнсис вышел из струящегося пламени, как из великолепного солнечного фонтана.

Клинок засиял, опускаясь на крыло чудовища.

Дракон взревел. В этом реве смешались удивление, ярость и боль.

Лезвие ослепительной полосой перечеркнуло кожистые перепонки и металл "перемычек" — и отрубленная часть крыла, хлопнув, упала на пол.

Рыцарь едва успел отскочить.

Ящер взвыл и ударил мощным хвостом. От удара застонали стены и потолок пещеры, жалобно звякнула гора сокровищ. Фрэнсис увернулся и, завершая сияющий полукруг стали, вонзил меч в покрытый булыжниками чешуи бок.

Клинок прошёл сквозь броню, словно сквозь дым. Из пробитого бока хлынула чёрная маслянистая жидкость, издававшая тошнотворный запах. Милица глотала ртом воздух, не в силах дышать носом и чувствуя, как в горле оседает этот густой, липкий дух, такой же радужный, как разводы на поверхности драконьей крови...

Фрэнсис прыгал и крутился меж драконьих лап: ящер пытался раздавить наглого противника, словно насекомое. Милица, расширив глаза, смотрела, как хрупкая человеческая фигурка в белой изодранной рубашке уворачивается от чудовищных когтей ящера...

"Фрэнки... Фрэнки так и не попробовал...как я готовлю сыр"... — эта странная мысль сумасшедшей белочкой металась в голове перепуганной девушки, словно сейчас была самой важной. Как несправедливо и глупо, что за столько месяцев она так и не собралась сделать для него сыр...

Дракон нагнул голову и выдохнул густой столб дыма, потёкший по пещере, как хищный сизый туман. У Милицы мгновенно защипало глаза, заструились слёзы... Она перестала различать, что происходит...

Своды сотряс оглушительный рёв, где-то с грохотом обрушился сталактит... Гул от ударов исполинского хвоста не умолкал ни на минуту — и содрогались каменные стены... Сотрясался пол под ногами Милицы...

А потом из густого едкого облака вынырнул Фрэнсис. Он бежал, закрывая одной рукой глаза и нос, а в другой сжимая меч... И только тогда Милица поняла, что наступила тишина — тем более странная, что нарушалась едва уловимым шорохом и потрескиваниями...

Дым рассеивался, утекая в дальний коридор, и сквозь его редеющую поволоку всё явственнее проступала туша дракона. Змей лежал на боку, и был недвижим...

Милица подняла на Фрэнсиса вопрошающие, усталые глаза.

Юноша стоял перед ней, и грудь его ходила ходуном от судорожных вздохов. На волосах осел пепел, а рубашка окончательно превратилась в лохмотья.

Ведьма молча протянула ему блио.

— Я воткнул меч в глаз ящеру, когда он наклонил голову, — тихо ответил Фрэнсис на невысказанный вопрос, натягивая одежду.

Милисента, не в силах встать, порывисто обвила руками его колени, всем телом прижавшись к ногам. Волосы её тёмной рекой стекали на его запылённые сапоги. Он жив...

— Мили... Всё позади, Мили, — шептал юноша, опускаясь возле неё на пол и обнимая за плечи. — Теперь всё будет хорошо, любимая...

Горло её перехватывало, в глазах стоял туман. Без магии одолеть дракона, убить лича... И после этого волноваться о ней!..

Она уткнулась лицом в его плечо, а он гладил её по голове, словно маленькую девочку...

Где-то потёк песок. Прокатился отдалённый гул. Молодые люди оторвались друг от друга, тревожно вслушиваясь в тишину, в которой всё явственнее раздавался некий треск...

Милица ахнула — и полыхнуло под самый свод магическое пламя.

Купол пещеры прямо на глазах покрывался узором трещин, они разветвлялись, множились, и по известковым колоннам текли струйки осыпей...

Внезапно страшный грохот пробудил эхо подземелья. Из тоннеля, откуда прилетел дракон, рвануло воздухом, с дробным перестуком посыпались камни, а потом в дальнем углу пещеры оборвалась монолитная плита.

Удар сотряс растрескавшиеся колонны, кое-как ещё державшие свод. Одна за другой они начали ломаться, и, не выдерживая собственного веса, проседал потолок пещеры...

"Это конец", — понял граф, прижимая к себе колдунью.

— Прости, Фрэнсис, — прошептала она, закрывая глаза и сплетая заклятье...

Мир исчез.

Всё, что запомнил юноша — холодный серый туман, где не было ничего, кроме тёплого тела Милицы в объятьях.

И этот туман был...ужасен.

...Рыцарь открыл глаза и тут же вновь зажмурился от яркого солнечного света. В колени впились грани острых булыжников.

Нагретый воздух окутывал иззябшее тело, как тёплое молоко.

Граф разжал объятья, и Милица беззвучно осела на камни возле его ног.

При свете дня она выглядела ещё хуже, чем в пещере: коричневые круги вокруг глаз и заострившийся нос. Волшебница свернулась клубочком на земле, прижав руки к животу, и лежала, не шевелясь, словно при страшной боли.

Фрэнсис осторожно сжал её ладонь.

— Где...мы?.. — тихо спросила девушка, с трудом разлепив пересохшие губы.

— Похоже, это та долина, с колодцем, — ответил ей граф. — Вон и башня неподалёку...

— Значит, я не ошиблась...

— Что за заклинание ты использовала?

Ведьма поморщилась, уже не в силах говорить. Да и что она могла сказать? Что так удачно наткнулась в книге, когда листала её, на заклинание переноса в пространстве? Что для него требовалось множество сложных ингредиентов? Что и ей, и Фрэнки неслыханно повезло, ведь терять всё равно было уже нечего?

Или упомянуть, о каких немыслимых опасностях говорила книга, предостерегая от неосторожного использования формулы? Их вполне могло вмуровать в скалу, выбросить в море... К чему его тревожить, когда всё позади?.. Да и где найти мужество заговорить, когда внутри боль, словно расплавленный свинец, опоясывает живот и грудь, не даёт сделать и вздоха...

Юноша только покачал головой, глядя на девушку. А потом нагнулся, поднял ее на руки и понёс к башне.

Уголёк приветствовал хозяев радостным ржанием, но граф, не обращая на коня внимания, вошёл в башню и устроил Милицу на плаще, возле их потухшего костра.

И снова развёл огонь.

Он не отходил от Милисенты ни днем, ни ночью. Поил, готовил еду и согревал, прижимая к себе, когда её тело колотил жестокий озноб. Он сварил по её наставлениям какой-то отвар и подавал, когда боль становилась нестерпимой... Девушка пила короткими мелкими глотками, и ненадолго расслаблялась, впадая в забытьё...

Утром четвертого дня ей стало лучше, и Фрэнсис позволил себе задремать.

А когда открыл глаза, Милица смотрела на него и улыбалась.

— Второй месяц начинается, — шепнула она. И у юноши голова закружилась от счастья...

...Они уехали на следующий день, и путь их лежал к знакомому постоялому двору. Обоим требовалось вымыться, набраться сил, следовало закупить побольше еды в дорогу...

Была ещё одна причина, о которой Фрэнсис не стал говорить Милисенте: ему хотелось лично отдать меч его хозяину.

Обратный путь занял полтора дня, и, в вечерних сумерках, Фрэнсис на глазах изумлённой толпы, собравшейся у крыльца гостиницы, бережно снял с седла свою спутницу и внес её в дом.

— Благородный рыцарь, вы ли это? — еле смог пролепетать владелец корчмы, глядя на стоявшего перед ним грязного и оборванного человека с измученной девушкой на руках. — Вы живы...господи...и служанка ваша цела... А драко... О, прошу прощенья, что приключилось с вами, благородный рыцарь?..

— Всё. Можете больше дракона не бояться, — устало пробормотал лорд Элчестер. — Свободна ли моя комната?..

— Да... — промямлил хозяин. — Прощенья просим...как — не бояться?

— Убил я его! — тяжело вздохнул Фрэнсис, поднимаясь по лестнице. — Принеси побольше еды и вина в комнату, а к утру нагрейте воды для меня и для леди...

— Слушаюсь... А для какой леди? — в спину постояльцу крикнул ошеломлённый трактирщик.

Фрэнсис обернулся.

— Для моей жены. Ты не видишь, что ей плохо?..

— Как же... А я-то думал, это ваша... — трактирщик запнулся. — Ваша служанка...

— Не лезь в семейные дела, дурень, — утомлённо вымолвил лорд. — Будь она обычной служанкой, разве запретил бы я тебе давать ей работу?..

— На что же вы так на неё прогневались, что держали за прислугу? — вырвалось у хозяина.

Вместо ответа постоялец смерил любопытного ледяным взглядом и уже совсем другим тоном велел:

— Еду нам пусть принесёт Михель!

— Так нет его, благородный господин! — развёл руками трактирщик. — Вот как раз перед вашим приездом ушёл. "Надоело мне, — говорит, — здесь. Пойду другого места поищу". И только его и видели! Даже расчёт брать не стал... Так... что... дракона вы и в самом деле...того?

— Того, — обессиленно вздохнул Фрэнсис. — И с ваших старейшин тысяча талеров причитается.

С этими словами юноша захлопнул за собой дверь комнаты.

Спустя два часа, когда за окном стемнело, а прислуга унесла со стола опустевшие тарелки и бокалы, лорд сидел на полу, положив руки на край постели и опёршись подбородком на ладони, а на кровати лежала Милица, погружённая в чтение магического фолианта. Свет свечи, мерцая, скользил по её волосам, выхватывал из мрака тонкие черты, и лорд не мог оторвать от возлюбленной восхищенных глаз.

Мили листала книгу, изредка хмурясь над строчками, изредка лукаво покусывая губы — и вдруг глаза её широко распахнулись. Она резко подняла голову.

— Смотри, Фрэнки, что я нашла! Тут вроде приложения: "Описание видов и семейств нежити, а также подробная их классификация".

— Ну? — вежливо полюбопытствовал граф.

— Смотри! "Семейство "Призраки", невеждами "Привидениями" называемое"!

— Прочитай, Мили, — негромко попросил Фрэнсис.

— "А еще потому невежды токмо могут призраков назвать привидами, что мешают род фантомов со всем семейством означенным"...

— Ничего не понял!

— "Не следует мешать призраков и духов, ибо призраки входят в крупный отряд, духами называемый, но духи могут быть также природными, Элементалями именуемыми, и духи у вещей и даже процессов есть — се Воплощениями или Олицетворениями называются, есть также духи адские и райские, Высшие существа — се ангелы и демоны суть, во главе с Царем Небесным и Князем Тьмы соответственно, и человеческие, наконец, духи бывают: живых и мёртвых — сие последние и есть призраки. Впрочем, однако же, спорят некроманты и медиумы, что есть призрак: дух или душа неупокоенные, и разница в том великая. По моему же мнению, дух неприкаянный есть то, что обозначают невежды как гоуст, или же английский призрак, а душа неприкаянная — се фантом, призрак французский. И сейчас перейдём мы к подробному их рассмотрению"... Фрэнсис, ты всё понимаешь? — прервалась Милица.

— С трудом, — улыбнулся юноша. — Но понимаю. Некромант хотел сказать, что призраки делятся на два вида: фантомов и гоустов, так? Что фантом можно называть ещё и привидением, а гоуста нет. И, насколько я понял, это потому, что фантом является душой умершего человека, а гоуст — духом. А в чем разница?

— Сейчас узнаем, — увлечённо ответила Милица. — Ну, какой ты у меня умница, всё понимаешь! У меня уже голова раскалывается от его зауми... Ну, слушай! "Фантомы — се привидения бесплотные, с вещным миром мало связанные, часто на людей внимания не обращающие, токмо в себя погружённые. Зачастую от людей им надобно лишь внимание и страх, коим питаются, но более всего фантом нуждается в утешении и успокоении. Пьёт он силы от человека, лишь ежели человек имеет глупость вступить в разговор с ним, но физического вреда причинить не может. Гоуст же обладает всеми свойствами фантома, но, кроме того, способен облекаться подобием плоти и действия совершать в вещном мире, вплоть до того, что иметь детей, хотя выродков оных токмо невежды назовут людьми. Отдельный сказ про помёт от нежити, и к труду некроманта сей вопрос не относится. Подобно ламиям, может вкушать гоуст живую кровь, и сил от того у гоуста прибавляется, как и от вкушения страха. Но убить его, пронзив плоть мечом, или же осиновым колом, как обычно с ламиями расправляются, нельзя. Лишь оболочка его разрушится, чтобы потом восстановиться. Может, подобно фантому, гоуст и бесплотным быть, проходить сквозь предметы и растворяться в воздухе, а хуже всего — воздействовать на разум человеческий, парализуя его страхом либо наваждением, либо насылая дурные сны, и от того более опасными оные призраки заслуженно считаются. Сознание у гоустов ясное, умны они и коварны, и наглы, понимая свою неуязвимость. По счастью, английские призраки куда более редки, нежели французские фантомы, и встречаются в основном на севере: в бывших кельтских землях и в странах викингов, оттого их английскими призраками и именуют. Знаю я много легенд сакских о страшных чёрных собаках, бродящих на пустошах или на болотах, и разрывающих горло своим жертвам — верный признак гоуста, ибо никакой фантом на такое не способен, и ни одна ламия не способна поколениями преследовать только один какой-либо род. Скандинавские же саги повествуют об обитателях курганов, хранящих свои сокровища, и указанные скальдами способы борьбы с гоустами настолько смешны и вульгарны, что поверить им может лишь невежда"...

Лицо Фрэнсиса было страшно сосредоточенным и серьёзным, а на лицо Мили всё более явственно ложилась тень тревоги.

— Что же дальше, родная? — тихо спросил граф. — Он не пишет, что это за смешные способы?..

— Пишет. "Можно ли без смеха слышать, что призрак погибнет, ежели отсечь мечом его голову и приложить оную к задней части, из коей ноги произрастают? Гнусную такую насмешку можно придумать лишь от бессилия и страха перед силой несокрушимой оных духов. Я же полагаю несколько иным способ борьбы с ними"...

Милица перевела дыхание и перевернула страницу.

— Ты не устал?

— Я не могу поверить, что нам в руки попалось указание, как бороться с Эдгит... — прошептал Фрэнсис. — Теперь мне совершенно ясно, что эта тварь — гоуст. Но откуда же они берутся и как с ними справиться?.. Если ты не утомилась, милая, почитай ещё...

— Фрэнки, но ведь у тебя теперь есть меч Михаила. Разве Эдгит, кто бы она ни была, устоит перед ним? — улыбнулась волшебница.

— Кто знает, надолго ли у меня останется этот клинок, — задумчиво вздохнул юноша. — Дракон говорил верно: это оружие — не для рук смертного. И мне удивительно, что меч ещё у меня.

Милица покачала головой.

— Как бы там ни было... "Как всякий призрак, гоуст есть результат страшной смерти. И зачастую гоусту, как всякому призраку, для успокоения нужно отомстить. Если же найти тело умершего и предать его достойному погребению, дух также может найти покой"...

— Отомстить... — Фрэнсис криво усмехнулся. — Сама понимаешь, меня такой вариант не устраивает... Эдгит ненасытна в своей мести.

— А где её тело, по легенде? — спросила Мили. — Может, если найти его и похоронить, как подобает...

Юноша невесело рассмеялся.

— Эдгит бросилась со скалы в море. И случилось это четыреста лет назад, в восьмом веке, любимая... Больше там ничего не сказано?

Милица пробежала глазами по строчкам.

— Тут говорится, что гоуст не так привязан к месту, как фантом... Ну, фантомы обычно показываются в какой-то одной комнате...в одном коридоре... В более редких случаях — в их распоряжении целый замок или дом. Но один! А гоуст может являться за мили от места своей гибели, или иного, в котором обитает. Чем дальше — тем меньше его сила, и зачастую он пользуется магией стихии, причастной к его смерти, чтобы преодолевать большие расстояния... Всё! Больше ничего. — Девушка криво усмехнулась. — Теперь я понимаю, почему Эдгит объявилась лишь весной, и то в какой-то сырой пещере! Она смогла дотянуться до нас, только когда растаяла вода... А зимой, верно, бедняжка могла лишь наблюдать за нами и беситься от злости!

— Да, сила этого гоуста накрепко связана с водою... — задумчиво протянул Фрэнсис. — Связана, но никак от воды не зависит... Или зависит? У меня голова кругом идёт, родная! Мы знаем, кто Эдгит и что Эдгит, но не знаем, как с ней бороться!

Милица ласково провела кончиками пальцев по щеке графа.

— Не переживай. Мы придумаем что-нибудь. Меч Михаила пока у тебя, волшебная книга ещё не изучена... Наверняка некромант знал, как подчинять каких-то гоустов!

— Милица... Ему служили не призраки... Ему служили ходячие мертвецы, от разложившихся трупов до скелетов. Кажется, он называет их ламиями... Ничего, подобного Эдгит!

— Но ведь она общалась с ним, просила у него твою голову, — возразила девушка.

— Это значит лишь, что Эдгит не боялась попасть в рабство к некроманту.

Ведьма чуть прикусила нижнюю губку и в задумчивости покачала головой. Потом, видимо, решив перевести разговор, с улыбкой посмотрела на любимого.

— Куда мы отправимся дальше, Фрэнки?

— Мы проведём здесь дня два, получим нашу тысячу талеров, а потом — в Лозанну. Это большой город, резиденция епископа... Последний независимый альпийский город, дальше начинаются владения герцогов Бургундских. Мы доедем до столицы Бургундии, Дижона, а там...

Фрэнсис замолчал, задумавшись.

— Что, Фрэнки? Что — там? — переспросила волшебница.

— А там видно будет, — с улыбкой закончил граф. — В любом случае, кратчайшая дорога отсюда в Париж ведёт только через Дижон... Кстати, как ты себя чувствуешь?

Милица рассмеялась.

— Лучше, чем в пещере! Но всё же слабость...

— Мне можно лечь рядом? — осторожно спросил лорд. — О, без ничего такого! Просто... я не помешаю тебе?

— Как ты можешь мне помешать? — изумилась Мили.

Свет был потушен, и молодые люди, измотанные своими приключениями, наконец крепко уснули, и обычная постель казалась им роскошным ложем...

Похоже, ночи последней недели, проведённые без извержений огня и грозного драконьего рёва, сотрясавшего горы, заставили горожан задуматься о судьбе ящера, а слова вернувшегося рыцаря подтвердили их надежды, так что сомневающихся в правдивости Фрэнсиса не нашлось.

Наутро избавителей ждала полная горячей воды бадья, прекрасный завтрак, новая одежда за счёт старосты, услужливые улыбки хозяина и — толпа любопытных в зале, жаждавшая услышать рассказ героя о битве с драконом.

К полудню явились старейшины, и на главной площади городка "великому, доблестному воителю, спасшему наш край от лютой опасности", торжественно была вручена тысяча талеров. Все ловили каждое слово рыцаря, все умоляли рассказать "хоть немного" о легендарном поединке. Ни Фрэнсис, ни Милица не сомневались, что их история в самом деле скоро превратится здесь в роскошное предание, которое будут рассказывать отцы детям, как рассказывают в Англии легенды о рыцарях Артура...

Не желая разочаровывать благодарных слушателей и понимая, что толпа всегда более любила красивые сказки, чем правду, Фрэнсис с полного одобрения Милицы излагал сильно искажённый вариант событий, где не было ни магической книги, ни лича, ни — конечно же! — меча Михаила...

Зато была прекрасная дама, благородная леди, которую следовало спасти из когтей гнусного чудовища, была груда сокровищ, пленившая воображение сельских обывателей, и были злые люди, оклеветавшие честную леди перед её супругом, за что он рассердился на неё и перестал допускать к себе. А леди решила найти смерть, раз больше не угодна своему господину и мужу, и отправилась в логово дракона. Этот поступок убедил "великого героя" в непорочности возлюбленной, и он решил либо спасти её, либо тоже погибнуть...

Сей вариант повести шёл просто на ура, люди слушали, затаив дыхание, и плакали от умиления. Староста прислал девушек, чтобы они помогли "благородной леди" одеться, как подобает, и лично от себя добавил подарок — платье и жемчужные нити, дабы "прекрасная госпожа" могла увить ими свои волосы.

Фрэнсис, увидев выражение лица своей любимой при виде всей этой роскоши, вежливо выпроводил девиц за двери, заявив, что сам поможет своей супруге переодеться.

Ведь Милица не знала даже названия некоторых деталей туалета, что уж говорить об их назначении! И ужас, отразившийся в её глазах, был понятен только ему...

— Не бойся, любимая! — бодро начал он. — Сейчас мы во всём разберёмся...

Платье было, к счастью, не самым изысканным, хотя и являлось верхом того, что мог позволить себе подарить городской староста. Нижнее одеяние, из лёгкого белого шёлка, оттеняло своей чистотой яркий сочный блеск верхнего наряда, из алого бархата. Поправляя рукава и затягивая шнуровку, Фрэнсис, стоя сзади, нежно целовал шею возлюбленной, шепча, как безумно рад видеть наконец свою госпожу в убранстве, подобающем её красоте...

Мили, бледная от волнения, позволяла ему делать с платьем всё, что заблагорассудится. Глаза её лихорадочно блестели, когда она смотрела на себя в зеркало — прекрасная статная девушка с волнистыми длинными прядями, ниспадающими до колен по алому бархату.

И жемчуг в волосах...

— Помнишь, чему я тебя учил? — осведомился молодой граф, с лёгкой усмешкой глядя на ошеломлённую волшебницу. — У тебя всё получится!

— Я не справлюсь! Я не леди! Я боюсь...

— Вот как? — иронически хмыкнул лорд. — Лича мы не боимся, и дракона тоже, а людского суда, значит, испугались?..

Милица стиснула на секунду руки, зажмурилась, резко выдохнула и гордо вскинула голову:

— Ты прав! Идём!

Сам юноша тоже переоделся в наряд, присланный старостой: в белую тунику, чёрные шосс и коричневое с золотистым отливом блио. В подарок для благородного героя прилагалась золотая цепь.

И всё прошло великолепно. Милица, вспомнив, чему учил её месяцами Фрэнсис, держалась с изяществом принцессы, и все были очарованы ею.

"Впрочем, — напомнила себе девушка, — это всего лишь простые горожане, неискушённые в благородном обхождении, и провести их ничего не стоит"...

Вечером, в прекрасном настроении, Мили и Фрэнсис заперлись в своей комнате, и не было конца их шуткам и разговорам. Оба взахлёб делились впечатлениями дня, и звенел смех Милицы.

А потом граф помог ей раздеться, и колдунья вновь погрузилась в чтение волшебного фолианта, лёжа на постели. Через некоторое время к ней присоединился и лорд.

Когда же Милица задула свечу, Фрэнсис притянул любимую к себе и, ни слова не говоря, овладел ею. Его волосы падали ей на щёки: склонив голову, он безмолвно и нежно целовал её губы, глаза и шею, а Милица, улыбаясь его вырвавшейся из-под контроля страсти, так же молча целовала его в ответ. Она отдавалась ему с упоением, хотя он взял её внезапно, не испрашивая позволения.

Блаженство растекалось по всему телу тёплой истомой. Фрэнсис, приподнявшись на руках, ритмично двигался, тяжело дыша приоткрытым ртом и полузакрыв глаза от наслаждения. А когда всё закончилось, прижался к любимой всем телом, и, уткнувшись в волосы носом, осторожно поцеловал висок.

— Моя супруга, леди Милисента, — прошептал он.

В Милице всё пело после этого бурного, но короткого единения, но она и сама ощущала, как мало у неё сил для длительных увеселений. А потому, чуть коснувшись губами кончика носа своего мужчины, она нежно шепнула:

— Спасибо... Спокойной ночи, мой возлюбленный муж...

Фрэнсис обнял её, и они уснули.

...Милица проснулась, когда за окнами ещё дремала глубокая темнота. В окно ярко светил месяц, заливая своими неверными лучами всю комнату. Зеркало в этом призрачном свете походило на мертвенную гладь озера...

Девушка закрыла глаза, пытаясь снова уснуть, но сон не шёл. Стояла удивительная тишина, не слышны были даже крики поздних выпивох, всегда торчавших в нижнем зале. Пошевелившись, она высвободилась из объятий Фрэнсиса и некоторое время лежала, глядя в тёмный потолок. Откуда это чувство тревоги?

Месяц во всём виноват... Его колдовской свет.

Ей ли, ведьме, бояться лунного шепота?

Милица посмотрела на спящего рядом мужчину и улыбнулась. Он при людях назвал её своей женой, своей леди... Она нужна ему, она — мать его ребёнка...

Приятные мысли не помогали.

Не в силах бороться со страхом, Милица выскользнула из-под одеяла. Фрэнсис ничего не почувствовал, даже не шелохнулся.

Бесшумно ступая босыми ногами, ведьма подошла к зеркалу и заглянула в него, как в туманный ночной омут.

Она вся отразилась в серебристом мерцании, и только волосы служили ей одеянием. Движением рук девушка откинула их за спину...

...и отпрянула.

Отражение не повторило её жеста.

Из зеркальной глубины на неё смотрели глаза, похожие на горькие звёзды — чёрные и мерцающие. Стоявшая в зеркале была она, Мили — но с чужими глазами!

Девушка отшатнулась, зажав рот руками, и невольно пробормотала заклятье, изгоняющее призраков. По туманной поверхности прошла зримая рябь — и наваждение пропало...

Милица вытерла со лба холодную испарину. Тело била ледяная дрожь.

Отчаянно захотелось пить, но воды в кувшине, как назло, не оказалось. Неверными руками набросив на себя белое нижнее одеяние, Милица выскользнула из комнаты и стремглав сбежала по лестнице вниз.

В ночном зале на столах лежали полосы лунного света, а по углам притаились глубокие тени. Волшебница, преодолевая страх, пробралась за тёмную стойку и нашла бадью с водой. Зачерпнув ковшиком холодную влагу, девушка сделала несколько глотков, и, замирая при каждом шорохе, направилась обратно, осторожно обходя скамейки.

Ступив на лестницу, она услышала негромкие голоса...

"Просто под лестницей комната для служанок! — напомнила себе Мили. — Они болтают, только и всего!"

Стиснув покрепче перила — так, что пальцы побелели, — ведьма заставила себя остановиться. Тем более что ей почудилось её имя...

В следующую секунду она поняла, что не ошиблась: в самом деле, это сплетничали служанки в своей каморке. И громче всех раздавался голос рыжей Марты.

— "Знатная госпожа"! Знаем мы таких "барынь"!.. Поди, и грамоты у них церковной нет, что женаты они... Благородному рыцарю нужна девка для развлечений, пока по деревням ездит, а как ко двору прибудет — где останется его "женушка"?..

— Завидуешь, Марта! — раздалось в ответ.

— Да чему? Я девушка честная, за леди себя не выдаю! Да и какая из неё леди? Жаль, не проезжало тут настоящих благородных господ с дамами! Они бы её живо на чистую воду вывели, эту бесстыдницу! Не первая под знатного господина вздумала лечь, чтобы сладкой жизнью пожить — не первую под забор и вышвырнут!..

Милица до боли прикусила костяшки пальцев. Вот, значит, что о ней думают... Вот, значит, как...

Права, эта гнусная сплетница права! Какая из неё леди? Кто она для Фрэнсиса — игрушка? Красивая девчонка, сопровождающая лорда для увеселения? Постель — естественная плата за то, что он охраняет одинокую девушку, провожая до Парижа? Вздумай он вновь оставить её — что его остановит? Да и какое право у неё есть его останавливать?..

Быть может, ей не стоило принимать обратно его кольцо? Быть может, следовало настоять на своём — и уйти одной? Глупо верить красивым словам — она ему не жена и никогда ею не станет. А в городе — в Лозанне ли, Дижоне или Париже — десятки красивых знатных дам, куда более достойных невест...

Милица представила, что произойдёт утром, если она сейчас, ночью, соберётся и уйдёт. Фрэнсис просыпается, видит, что её нет — и сначала не тревожится. Проходит час, два — он начинает её искать... Весь постоялый двор, весь городок поднят на ноги, все обсуждают пряную новость: от рыцаря опять сбежала его леди, хе-хе!

В какое положение она его поставит?!

Нет, так нельзя...

Она...уйдёт. Но не сегодня. Не отсюда.

И ничего ему не скажет. К чему?

Милица беззвучно вздохнула и положила руку на живот. Малыш, ты поймёшь. Ты поймёшь, когда вырастешь. Твоя мать не могла иначе, хотя твой отец — лучший человек на земле...

Девушка бесшумно вошла в комнату и прикрыла за собой дверь. Фрэнсис спал. Она легла рядом, не раздеваясь, натянула одеяло на голову и уснула только под утро.

Глава XXI

Милица проснулась, когда солнце стояло в зените, и чувствовала себя совершенно разбитой. Голова раскалывалась, тошнило, тело было словно чужим...

— Доброе утро! — обрадованный Фрэнсис, в одной нижней рубашке и штанах, присел рядом. — Я ждал, ждал... И боялся тебя разбудить... Хочешь молока?.. Или, может, сока?..

Мили отвернулась к окну.

— Спасибо. Я ничего не хочу.

— Тебе нехорошо? — встревожился юноша.

— Да... Тошнит немного. Это нормально, не волнуйся.

— Мили.

— Что?

— Мили, ты сама не своя.

Девушка промолчала.

— Да посмотри же на меня!

— Оставь меня в покое! — сорвалась на крик Милисента. — Что ты ко мне прицепился с утра пораньше?!.

— Хорошо, хорошо. Я не настаиваю, — покладисто согласился молодой граф, помня о перепадах настроения у беременных женщин. — Только ты не волнуйся, тебе нельзя...

Милица стиснула зубы.

— Когда мы отсюда уедем?

— Я хотел сегодня, после завтрака, но, раз тебе плохо...

— После завтрака всё пройдёт! — тут же заверила колдунья. — Сколько нам потребуется времени, чтобы добраться до Лозанны?

— Думаю, неделя...

— Фрэнсис, а почему...

Милица запнулась.

— Что "почему"? — насторожился лорд.

"Почему ты на мне не женишься?" — этот вопрос жёг губы Милисенте. Нет, никогда она не задаст его, она не настолько безумна...

— А почему мы должны ехать именно через Лозанну? — вместо этого спросила она.

— Ну, можно, конечно, и напрямик, снова через перевалы, — усмехнулся лорд. — Но через город ехать куда проще и безопаснее...

— Да, наверное... — Милица выдавила из себя улыбку. — Принеси-ка мне, в самом деле, сока!

— Как пожелает моя госпожа!

Фрэнсис соскочил с постели и направился к столу, где ждал нетронутый завтрак: юноша не положил в рот ни крошки, ожидая пробуждения любимой.

Мили закрыла глаза.

"Моя госпожа"...

Значит, Лозанна. Она уйдёт от него в Лозанне.

Милица медленно цедила сок, сидя на постели, ничего не выражающим взглядом уставившись за окно. Фрэнсис сел рядом, обняв её за плечи.

— Дорогая... Я подумал, что тебе надо привыкать к служанкам...

— Зачем? — безразлично проронила волшебница.

— Затем, что так положено знатной даме. Мили... Мили, ты меня слушаешь?

— Да.

Юноша глубоко вздохнул, решив проявить терпение.

— Одна местная девушка изъявила желание пойти к тебе в услужение. Она говорила со мной, когда принесла завтрак. Ты спала.

Милица пожала плечами.

— И что ты сказал?

— Я ответил, что спрошу у тебя. Но эта идея кажется мне отличной. Тебе не придётся готовить еду на привалах, этим станет заниматься прислуга. У нас появится больше времени, чтобы побыть наедине...

— Мы всё время только и делаем, что бываем наедине! — огрызнулась Милица.

Фрэнсис отшатнулся, словно она дала ему пощечину. Девушка вновь замолчала, упорно глядя в окно.

— Милисента, — совсем иным тоном заговорил граф. — Посмотри на меня.

Она посмотрела ничего не выражающим, пустым взглядом.

— Что произошло?

— Ничего.

— Тогда, чёрт возьми, что значит твоё поведение? Чем я тебя обидел?

— Ничем.

— Милица!..

— Не кричи на меня.

— Не кричи?.. Да мне тебя хочется потрясти, чтобы вытряхнуть правду! Что случилось ночью? Тебе что, тоже приснился какой-то сон?

— Нет. — Помолчав, она спросила: — Фрэнки... Скажи мне... У Фредерики были чёрные глаза?

— Карие, — ничего не понимая, ответил лорд.

— А у...

— А у Эдгит — зелёные, — угадав вопрос, ответил граф. — Значит, я был прав. Сегодня ночью тебе пытались заморочить голову! И, по-моему, успешно заморочили!.. Мили... — нежно шепнул он, привлекая к себе возлюбленную. — Не надо никого слушать. Я люблю тебя...

— Какая служанка хотела наняться ко мне? — вместо ответа полюбопытствовала Милица, осторожно отводя руки Фрэнсиса.

— Рыженькая такая. Марта её зовут.

Милицу затрясло.

— Да... Да как она посмела... Фрэнсис... Если она сюда только зайдёт, я кувшином запущу ей в голову, этой... Этой мрази, этой дряни, этой!..

— Мили, Мили, успокойся! Уймись! — прижимая к себе дрожащую девушку, шептал Фрэнсис. — Я понял, что мы ей откажем. Мне довольно было бы и одного твоего короткого "нет"... Только не волнуйся, жизнь моя, тебе нельзя!

— Я видеть её не могу! После того, что она ночью молола своим подружкам про меня... Чтобы её язык отсох, у гадины ядовитой!.. И иметь наглость набиваться ко мне в услужение?! Что она задумала, мерзавка?!. Я на неё порчу наведу!.. Я её в жабу заколдую, я!..

— Тс-с, тс-с... — успокаивал граф. — Проговорилась, моя радость! Что ты ночью услышала?

— Я пить захотела, я в зал спустилась, и на лестнице услышала разговор... Она...она меня...шлюхой назвала, Фрэнки!

Милица разрыдалась, уткнувшись Фрэнсису в грудь.

— И ты так расстроилась из-за глупостей кабацкой девки?.. Мили!

Милица отстранилась. Как объяснить Фрэнсису, что в словах Марты есть доля правды? Как ещё назвать крестьянскую девушку, ставшую любовницей лорда?..

— Я хочу поскорее отсюда уехать, Фрэнки!

— Я велю оседлать Уголька. А пока послушай меня, Мили... Ты думаешь, эта Марта — непорочная девушка? Я боюсь представить, сколько мужчин побывало в её постели — и ни один, заметь, не предложил ей замужество. Я — твой первый и единственный, и я представлю тебя ко двору, как свою супругу. Кто после этого — шлюха?

— Фрэнсис... Давай не будем об этом... — Мили отвела глаза.

— Нет, будем. Потому что я не хочу, проснувшись одним вовсе не прекрасным утром, понять, что ты ушла от меня.

— С чего ты взял? — ведьма покраснела.

— У тебя боль в глазах — такая же, когда мы чуть не расстались. Значит, ты вернулась к этой мысли...

— И ты хочешь меня отговорить?

Юноша стиснул её руку, голос его сорвался и стал хриплым.

— Конечно. Ты ещё спрашиваешь! Ты — больше, чем просто женщина, пусть даже очень любимая женщина... Ты носишь моего ребёнка. Мы уже не просто пара, Милица, мы семья! Однажды я уже лишался всего, но... Потеряв Фредерику и отца, я потерял прошлое. Потеряв тебя и ребёнка...я потеряю будущее! Прошу только об одном, Милисента: не забудь этих моих слов, когда будешь принимать решение...

— Я...не хочу...чтобы ты был со мной...только из-за ребёнка.

— Сколько раз я должен повторить, что люблю тебя, чтобы ты мне поверила?

Девушка закрыла лицо руками.

— Я была так...неосмотрительна!

— Ты о чём?

— Прошёл всего год, а я повзрослела, кажется, на целую жизнь... Я не должна была...соглашаться... Я была так легкомысленна!

Фрэнсис осторожно отвел её руки от лица.

— Разве тебе плохо со мной? — мягко спросил он. — Откуда это раскаяние? О чём ты жалеешь?

— Сама не знаю... — помолчав, прошептала колдунья. — Ты очень нежный, очень заботливый, я люблю тебя. Я счастлива нашему ребёнку... И всё равно чего-то мне жаль! Потому что...вся наша связь...неправильная.

Лорд помолчал.

— Мили, — наконец осторожно заговорил он. — Скажи мне... Ты что, всерьёз рассчитывала, отправляясь одна во Францию из Словакии, закончить этот долгий путь девственницей? Ты отправилась в дорогу девушкой, на полпути стала женщиной, а закончишь уже матерью. Так должно было произойти. И, знаешь, принимая решение идти до Парижа, ты должна была понимать это!

— Как ты можешь так говорить... — прошептала Милица. — Я убежала от бесчестья, не желая стать наложницей барона, а ты меня укоряешь неизвестно в чём...

— Да, положение у тебя было незавидное, — смутился юноша. — Прости. Наверное, ты вообще ни о чём не думала, кроме того, чтобы убежать подальше. Я не прав... Прости, прости, моя голубка, — он ласково сжал её пальцы. — Ты слишком чистая, чтобы подобная грязь могла прийти тебе в голову... Но, увы, таков закон дороги, Милисента. Она безжалостна к одиноким путникам, тем более, если этот путник — девушка. Сколько на тракте разбойников и проходимцев! Я удивляюсь, что ты благополучно добралась до Каринтии!

— Провалиться в болото — это ты называешь "благополучно добраться"? — не удержалась от улыбки волшебница. И пояснила: — Я же ведьма. Мне как-то удавалось вовремя почувствовать опасность и отводить глаза подозрительным типам. Я потому и попросилась с тобой, что устала бояться и вздрагивать от каждого шороха!

— А помнишь ту банду, которую ты сожгла? Столкнись ты с ними одна, хватило бы тебе времени сплести заклятье? Эти молодчики не пожалели бы твоей невинности! Если бы ты выжила, ты бы уже родила, и сама бы не знала, от кого! А если бы тебе повезло, и ты не зачала бы, терять тебе всё равно было бы уже нечего!

— Это жестоко, Фрэнсис... — прошептала Милица.

— Это правда, Мили!

— Но я же...я же потому и попросила тебя мне помочь... — уже сквозь слёзы пробормотала она. — Ты меня спас, ты был добр ко мне, и я решила...

— Знаешь, — граф начинал злиться, — мне казалось, ты понимаешь не хуже меня закон дороги! Так или иначе, а кто-нибудь да под себя уложит! И лучше выбрать мужчину самой, чем пойти по рукам! Чего ты хотела от меня, чего ждала? Что молодой здоровый человек останется равнодушным к твоей красоте? Я не святой, Милица! Я месяцами избегал женщин, старался даже не думать о них, скорбя о Фредерике...и вдруг ты! Ты отвечаешь на мой поцелуй, соглашаешься провести со мной ночь, уверяешь, что ничего никогда не потребуешь от меня... Что я должен был подумать? Девушка всё прекрасно понимает, честная сделка! Я ей — безопасность, она мне — себя! А теперь ты обвиняешь меня...

— Замолчи!.. — крикнула Милица. — Ты отвратителен!..

— Не замолчу! — тоже крикнул граф. — Откуда мне было знать, что у тебя и в мыслях нет всей этой мерзости, что ты от большой чистоты?!. От благородства своего неимоверного?! Когда я понял...я очень обрадовался.

— Чему? — глухо спросила волшебница.

— Тому, что получил больше, чем думал, — мягче ответил лорд. — Ты права, что наша связь началась...я бы не сказал "неправильно". Нет ничего неправильного в том, что мужчина делает женщиной понравившуюся ему девушку. Нет ничего неправильного в том, что мужчина защищает женщину, которой обладает. Скорее, я бы сказал, наша связь началась с недоразумения. Я недооценил тебя. Наверное, будь иначе, всё сложилось бы по-другому. Я никогда не позволил бы себе никаких вольностей... Но всё случилось так, как случилось. Ты стала моей. Ты ждешь моего ребёнка. И я ни о чём не жалею.

— Значит...ты знал? — тихо спросила она. — Знал, что сделаешь меня своей, с самого начала? Раз для тебя это правильно?

— Знал, — вздохнул граф. — Но не планировал... Напротив, надеялся, что сдержусь.

Милица шмыгнула носом.

— А почему ты выбрала меня? — шепнул Фрэнсис, прижимая к себе Милисенту. — Только потому, что я спас тебя?

— Я...в тебя влюбилась с первого взгляда! — сквозь слёзы призналась Милица.

— Так о чём же ты жалеешь? — тихо уговаривал юноша. — Ты сделала свой выбор, и тоже получила больше, чем надеялась: ты любима. Неужели ты способна разрушить нашу семью из-за глупой зависти трактирной служанки? Сделать несчастными трёх человек: себя, меня и нашего сына? Боже мой, любовь моя, только ты можешь так принять предложение, что будущий муж всякий раз молится, открывая утром глаза, чтобы ты была рядом, а не за тридевять земель!

— А...когда муж станет наконец настоящим? — не выдержала Милица.

— Я хотел венчаться с тобой в Париже или в Дижоне, чтобы всё было красиво... Но, если ты предпочитаешь сельскую церквушку...

— Если мы будем венчаться в Париже или в Дижоне, всем сразу станет ясно, что вы, милорд, уже давно мой супруг! — рассмеялась Милисента.

— Мы успеем до Дижона! — запротестовал Фрэнсис.

— Что ж, тебе виднее.

— Уже улыбаешься... — молодой человек ласково поправил пушистую прядь Милицы, соскользнувшую на щеку. — Значит, все глупости выкинули из головы? — он усмехнулся.

— Да! — сияя, кивнула волшебница.

— Тогда вставай и одевайся, — шепнул юноша, наклоняясь и ласково касаясь её губ.

— Да... — так же шепнула девушка, обвивая его шею руками, и отвечая нежно губам.

Они обменивались мягкими, влажными поцелуями, а руки молодого человека уже распускали шнуровку на нижнем платье любимой... Скользнули под тончайший шелк по плечам, по шее, высвободили грудь...

— Фрэнсис... — выдохнула меж поцелуями Милица. — Ты хотел одеваться...

— Успеем... — почти беззвучно ответил он, плавно входя в неё. Девушка только прерывисто вскрикнула и двинулась ему навстречу.

Она беззвучно и коротко ахала от каждого его толчка, хотя молодой человек двигался неторопливо и размеренно, скорее ласково, чем страстно, нежно касаясь кончиками пальцев её лица, проводя по бровям... Милица же отвечала ему резко и сильно, переполненная желанием.

Он усмехнулся и ускорил темп. Милица подхватила неистово, а потом обвила ногами его бёдра.

— Ты такая страстная. Я удивляюсь, что ты хотя бы на миг пожалела о нашей близости... — задумчиво проговорил юноша, когда всё закончилось, и Милица лежала на кровати рядом с ним, закинув руки за голову. — Пожалуйста, любимая, не забывай, что ты выбрала меня по доброй воле и обещала всегда быть рядом, когда будешь нужна мне...

— Я никогда этого не забуду, — улыбнулась волшебница. — А вот ты, кажется, забыл, что хотел собираться!

— В самом деле? — рассмеялся лорд, поглаживая её грудь. — Я передумал! Ты уже отдохнула?

— Негодяй... — фыркнула Милица, опрокидывая Фрэнсиса навзничь и запуская подушкой ему в голову.

— С ума сошла? — не ожидавший такой агрессии Фрэнки не успел увернуться.

Мили схватила вторую подушку и обрушила град ударов на отбивающегося юношу. Волосы её растрепались, глаза горели, грудь соблазнительно вздымалась в незашнурованном вырезе платья...

— Фурия! — обозвал её граф, притягивая к себе.

Милица брыкалась и колотила его подушкой. И безудержно хохотала.

Лорд отобрал у неё "оружие" и, взъерошенный, вскочил с постели.

— Ненормальная...

Девушка лежала на кровати и заливисто смеялась. Желание обладать ею немедленно, против воли, было таким сильным, что Фрэнсис резко отвернулся.

— Ты доиграешься, — проворчал он. — Одевайся!

— А я передумала, — ехидно сообщила она.

— Ведьма... Ведьма! — завопил несчастный граф, яростно набрасываясь на неё, всем телом вжимая в перины. Фрэнсис исступлённо обладал ею, и смех колдуньи стоял у него в ушах — но вскоре перешёл в страстные прерывистые вздохи.

— Господи, Мили, что ты делаешь со мной? — простонал бедный юноша.

Успокоились оба только после обеда. Рыцарь приказал оседлать коня и, расплатившись за комнату, "доблестный герой и прекрасная леди" оставили гостеприимный трактир. Путь их лежал в Лозанну.

Дорога вилась меж гулких скал. В сырых расщелинах топорщили колючие ветви густые кусты; водопады, шумя, низвергались в чаши бассейнов; вокруг валунов качались под ветром метелки трав, от нагретых солнцем камней лилось мягкое тепло — а ветер нёс свежесть и смешанный аромат снега и цветов.

Милица и Фрэнсис не уставали восхищаться красотой пейзажей: одна картина сменяла другую, и трудно было решить, какая великолепней...

Они остановились на ночлег в маленькой ложбинке, со всех сторон укрытой скалами, на берегу глубокого озера, созданного ледником. Молодой граф сложил костер, набрал воды в котелок и нанизал на прутики мясо, пока Мили известным образом добывала простенькое платье, очень похожее на погибшее в подземельях некроманта.

Великолепие шёлка и бархата превратилось в небольшой свёрток, притороченный к седлу. Лорд ни слова не возразил: богатый наряд мог привлечь разбойников, да и жалко было портить драгоценные ткани дорожной пылью.

В ночном зените ярко горели звёзды.

— Фрэнсис... — шепнула Милисента, прижимаясь к его плечу и глядя, не отрываясь, вверх. — А какую из них называли Люцифер?

Лорд помолчал. Слишком неожиданным оказался вопрос.

— По-моему, Венеру, — наконец неуверенно ответил молодой человек. И задумчиво поправил: — Только не Люцифер, а Люкифер. В древней латыни "с" читалась всегда как "к"... Это теперь почему-то учёные и монахи стали читать по-другому...

— Зануда! Не переводи разговор! Скажи, разве между Венерой и Свет Несущим есть что-то общее?

— Нет... Просто Венера появляется перед рассветом, как бы приносит с собой день... Потому её так и называли. Дьявол тут в самом деле ни при чём.

— Не называй его так! — девушка даже отстранилась.

— Я по привычке, — оправдывался Фрэнсис. — Знаешь... Я ведь тогда, в пещере, когда думал, что ты умираешь...

Он замолчал.

— Да? — напомнила о своём присутствии Милица.

— Я ведь ему молился. За одно то, что ты тогда раскрыла глаза, я больше никогда не назову его воплощением зла. Потому что больше так не думаю...

— Правда? — еле смогла прошептать колдунья. — Я так рада...

— Не знаю, почему они враждуют с Богом, да я и не хочу думать об этом, но...

— И не надо, — Мили, прерывая, нежно поцеловала Фрэнсиса в лоб. — Никто ведь и не требует от тебя выбора и отречения. Я лишь безмерно счастлива, что ты понял меня...

— Лишь бы нам ничего не пришлось объяснять церковному суду, — граф крепче прижал к себе девушку. — Они никогда не поймут...

— Зачем думать о страшном, любимый? Мы будем осторожны... Давай ложиться, я плохо спала прошлую ночь.

— Спи, родная. Я буду беречь твой сон... Чтобы никакая Эдгит ночью не вылезла из озера.

Милица вздрогнула.

— Спасибо, я теперь не засну!

— Прости. Я глупо пошутил.

— Сядь так, чтобы между тобой и озером был костёр!

— Конечно...

— И не вздумай пересаживаться!

— Повинуюсь, моя госпожа.

Милица рассерженно на него покосилась и залезла под плащ. Поворочавшись немного, она, против ожидаемого, быстро уснула.

Ночь таила безмолвие. В озере изредка что-то плескало, на скалах сонно вздыхал лес, прохладный ветер доносил издалека крики совы...

На берегу под чьей-то ногой скрипнула галька. Фрэнсис вскинул голову — и замер.

Напротив, по другую сторону костра, стоял Михель.

Нет.

Архангел Михаил.

На нём была та же старая потрёпанная куртка, что и в трактире, те же пыльные сапоги; и весёлые серые глаза остались прежними — но светлые волосы, чуть не достающие плеч, мерцали нездешним светом — нимб сиял вокруг головы гостя.

— Господин мой Архистратиг, — сдержанно произнес Фрэнсис.

— Доброй ночи, лорд Элчестер, — вежливо ответил Князь Света. — Ты позволишь мне сесть у твоего костра?

— Я занимаю не так много места, чтобы возражать, — хмыкнул юноша.

Архангел усмехнулся, давая понять, что оценил неоднозначность ответа.

И сел на каменистый берег возле огня.

— Костёр — это ведь очень красиво, — задумчиво проговорил он.

— Наверное, поэтому вам угодны сожжения ведьм? — не удержался граф.

Михаил смерил его удивленным взглядом.

— Они угодны нам потому, что уничтожают слуг Сатаны. Хотя часто судьи и ошибаются... Я думал, ты по-иному встретишь меня. Разве мой меч не спасал дважды тебя от смерти?

— Благодарю, господин мой архангел. Он чуть не отправил прямо на ваш суд одну дорогую мне прислужницу Сатаны! Зачем вы рассказали ей о драконе? Чтобы она ввязалась в эту авантюру и погибла? Или чтобы я его убил? Если требовалось убить ящера, что, честно попросить было нельзя?

— Нельзя, — строго заметил собеседник. — Что же до Милицы... Милица ведьма. Она коснулась моего меча. А я — архангел...

— Я это понимаю. Я не понимаю, зачем был затеян весь этот спектакль?

— Фрэнсис, разве я не спас вас обоих, дав свой меч?

— На пути к которому стоял лич. Разве вы не знали, что Милица попробует бросить мне клинок? Разве вы не знали, что иначе погибнем мы оба? Разве вы не понимали, что для Милицы смертельно опасно прикасаться к вашему оружию? В конце концов, разве вы не дали ей умереть?

Михаил терпеливо вздохнул.

— Нет. Ей помог Сатана... И он же открыл ей заклятье переноса, спасшее вас из подземелья. А я дал тебе силы обычным светильником отбросить мага с дороги. Поверь, у тебя самого мало бы что получилось. Я внушил жителям городка доверие к твоим словам, благодаря чему у вас теперь есть деньги... Мы оба помогали вам. Ваш выбор, кому отдать благодарность. Дьявол очень благоволит этой колдунье. Запомни, Фрэнсис, и будь осторожен. Помни о своей душе.

— А душа Мили обречена?

Архангел отвел глаза.

— Те, кому благоволит Князь Тьмы, избегают Ада...

— Ах, значит, Ад — также вотчина Бога? — криво усмехнулся Фрэнсис.

Михаил поморщился и не ответил.

— Я не имею права помогать Милице, как бы её ум и доброта ни были симпатичны мне. Она наш враг, — вместо этого произнёс Князь Света.

— Вы словно оправдываетесь, господин мой архангел... Вы же были так добры к ней в трактире... Честно сказать, я и не знал, что архангелы способны устраивать такие представления!

Михаил озорно рассмеялся, тряхнув прядями:

— Ну, а много ты о нас знаешь? — весело осведомился он.

Фрэнсис пожал плечами.

— Я повторяю: зачем вы всё это устроили?

— Ради тебя. Ради Милицы.

— Не понимаю.

— Так зачем же спрашиваешь?

— А вы объясните получше.

— Фрэнсис... Такая сильная ведьма, какой может стать твоя возлюбленная, рождается нечасто. И Бог, и Дьявол очень внимательно следят за нею и теми людьми, что встречаются на её пути. Душа, душа человеческая — вот ставка в нашем вечном противостоянии! Что тут непонятного? — Михаил вздохнул. — Душа Милицы...почти потеряна для Небес, к сожалению. Иначе бы мой меч так не отнёсся к девушке. Она человек, поэтому ей дали шанс уцелеть. Но на ней такая милость Сатаны, какая обычно изливается лишь на Внутренний Круг, личную свиту Князя Тьмы! Мили потеряна, но ты... Твоя душа тревожит меня, граф Элчестер. Если бы погибла Милица, ты бы тоже погиб, но твои помыслы остались бы незапятнанными. Мили невольно смущает твой разум...

— То есть, Бог и Люцифер ведут что-то вроде шахматной партии за наши души? — нехорошо усмехнулся Фрэнсис. — А что же Люцифер ничего не предпринимает? Он не явился с заманчивым рассказом про волшебную книгу, не сулил золотые горы...

— Его интересует твоё противостояние с Эдгит. Он свёл тебя с Милисентой, — негромко проговорил Михаил. — Он дал вам ребёнка. Он помог выбраться вам из подземелья. И ты уже не считаешь его злом, ты дерзишь мне. Дьявол умён и благороден — и потому очень опасен.

— Кому опасен?

— Он враг Богу.

— А людям?

— Он любит вас, — признал Михаил. — Но нельзя быть врагом Создателю — и другом Созданию.

— Отчего же? Я обожал Фредерику — и с трудом выносил её мамочку.

Михаил рассмеялся.

— Фрэнсис, ты удивителен! Нельзя смешивать такие вещи!

— Потому что они противоречат вашим доводам, господин мой архангел?

— Ты огорчаешь меня, человек. Я боюсь за тебя.

— Кстати, об Эдгит... Что нужно от нашего противостояния Люциферу?

— Ей уготован Ад. А ты, возможно, сумеешь её туда отправить.

— Так ведь Ад же вотчина Бога, как я понял...

— Нет, — поморщился Михаил. — Как тебе объяснить... Ад в общем ведении. Бог может отправить туда душу, но Люцифер может не согласиться с его приговором. Изменить её участь, хотя путь в земную жизнь такой душе заказан навсегда. А может, напротив, сам отправить в Ад тех, кто, как полагает Дьявол, заслужили это. Продажа души, Фрэнсис... Посланники Ада не являются к праведникам. Впрочем, и Бог однажды вывел из Ада своих избранников.

Вот по Эдгит, считает Люцифер, геенна просто плачет жгучими слезами, — улыбнулся Михаил.

— Расскажите мне о Свет Несущем.

— Мне больно о нём говорить, — вздохнул собеседник. — Некогда нас связывала дружба.

— Что же её разрушило?

— Однажды он сказал чудовищную вещь...

— Что равен Богу? — понимающе спросил Фрэнсис.

— Хуже.

Юноша вопросительно поднял брови.

— Что Бог обманом объявил себя Создателем Сущего. Что, хотя Рай и Небесное воинство — его творения, мир, вселенная и люди созданы не им. Что Вечность не знала подобного лжеца и властолюбца... Говорил Люцифер, что было ему некое видение, открывшее, что он создан силой, сотворившей и Бога, и создан равным ему, ради восстановления пошатнувшегося Равновесия. Что знал об этом Иегова и долго скрывал от своего соперника истину... А теперь открылась правда, и он уходит...

— Он ушёл сам? — переспросил ошеломлённый лорд.

— Да, — задумчиво, погружённый в воспоминания, ответил архангел.

— Не было мятежа, никого не скидывали с Небес... А людям лгут!

Выражение лица Михаила стало страдальческим.

— Ты не понимаешь, что говоришь! Его слова сами по себе мятеж. Как после них он мог оставаться на Небесах?

— Мне не понять, могут ли небесные чины заниматься софистикой, — хмыкнул рыцарь. — Впрочем, я далек от того, чтобы судить...

— Чтобы сделать выбор? — уточнил архангел.

— Да.

— Значит, ты уже прошёл полдороги к Люциферу.

— Очень может быть, — согласился Фрэнсис. — Но я ещё не пришёл к нему.

— Надеюсь, ты вернёшься, — вздохнул Михаил. — А сейчас мне пора...

— Вы приходили за мечом?

— Нет, лорд Элчестер. Я пришёл отдать тебе твой меч, оставленный в пещере. Возьми, — в руках Архистратига возник знакомый Фрэнсису клинок. — А мой пусть пока останется у тебя... Возможно, он ещё пригодится для чего-нибудь. Но должен предупредить: он сам оставит тебя, если ты сделаешь что-либо, неугодное пред очами Господа.

— Понимаю, — кивнул молодой человек. — И действительно благодарен за помощь...хотя вы всего лишь расхлебали то, что заварили.

— Ты слишком узко смотришь на вещи, — грустно покачал головой архангел.

— Быть может, вы посоветуете мне, как справиться с Эдгит? — игнорируя эти слова, спросил рыцарь. — Или на неё хватит вашего меча?

— Уповай на Бога, — улыбнулся Михаил. — Перед его силой не устоять никакой нечисти.

— Спасибо... — без энтузиазма протянул юноша.

— Я не знаю другого способа, что был бы в силах человека, — вновь покачал головой собеседник. — И я дал тебе хороший совет. Не моя вина, что люди не умеют им пользоваться. Если бы ты верил так Господу, как Милица верит Люциферу!

— А он...Люцифер... Может помочь?

— Здесь я тебе не советчик. До встречи, человек.

Михаил исчез, словно его и не было.

* * *

Фрэнсис смотрел на спящую у костра девушку. Милая крестьяночка в поношенном платье! Кто скажет, что вокруг неё ведётся столь сложная игра великих сил, раскручивающих мир, как монетку на столе?

И одна из этих сил не остановится перед гибелью девушки.

Если бы Милица умерла, помыслы твои остались бы незамутнёнными...

Помыслы, значит.

Чёрт побери!..

Юноша вздохнул. Разве может обычный человек выиграть в подобном противостоянии? Как ему спасти Милицу? Как уберечь?

Он поднял взгляд к небу, усеянному мириадами звёзд.

Какую из них называли Люцифер?..

— Пожалуйста... — одними губами прошептал молодой рыцарь.

Милица пошевелилась и села у костра, сонно потирая глаза.

— Ты с кем-то говорил? — пробормотала она.

— Нет, моя голубка, тебе приснилось, — улыбнулся лорд Элчестер. — С кем мне разговаривать? С рыбами?..

— А... — протянула колдунья и уже хотела было снова прилечь, как вдруг, вздрогнув всем телом, уставилась на меч, лежавший у ног юноши. Глаза её широко распахнулись. — Откуда? — только и спросила она, требовательно уставившись на смутившегося графа.

— Что "откуда"? — еле смог выдавить он не очень убедительный ответ.

— Ты потерял свой меч в пещере некроманта. Откуда он здесь? — медленно отчеканила Милица. — Выкладывай!

Фрэнсис покорно вздохнул и начал свой рассказ.

Девушка внимательно слушала, только всё крепче стискивала пальцы, да лицо всё больше теряло краски.

— Значит, они хотят моей смерти? — тихо спросила она. — И впереди нас ожидают ещё ловушки, куда опаснее той, из которой мы выбрались?

Юноша кивнул, не поднимая глаз.

Ведьма вздохнула, подсела ближе и обняла его за плечи.

— Родной... Не переживай. Люцифер хранил нас до сих пор, не даст в обиду и дальше. Верь мне, Свет Несущий никогда не оставляет в беде!

— Вот так ты и смущаешь мой разум, — усмехнулся лорд Элчестер. — Как после этого мне не молиться ему?.. — И уже серьёзнее добавил: — Я надеюсь, Милица. Я только на него теперь и надеюсь... Потому что не могу тебя потерять!

— Не надо... — шепнула она. — Не надо его так оскорблять. Не надо бежать к нему только из-за меня...

Фрэнсис покрепче прижал к себе волшебницу.

— Прости... Я не бегу к нему. Я всего лишь хочу найти средство уберечь тебя от смерти. И, если он может помочь...да будет благословен!

Милица покачала головой и прижалась лбом к плечу Фрэнсиса.

— Всё будет хорошо, любимый.

— Можно подумать, мне мало было Эдгит! — невесело усмехнулся граф. — Ещё и это...

— По крайней мере, Михаил оставил тебе свой...

— Ах, так? — Фрэнсис сжал губы, глаза его вспыхнули злостью. Он вскочил на ноги, схватил почти невесомый клинок Михаила и размахнулся, собираясь швырнуть в озеро. Милица перехватила его руку.

— Фрэнки, не надо!.. — отчаянно выкрикнула она. — Прошу тебя, не надо!

Юноша остановился и изумлённо поглядел на неё. Ведьма перевела дыхание.

— Михаил... не хотел тебя обидеть, — произнесла она. — Он помог нам... Он...в конце концов, он был другом Люциферу, а Свет Несущий не дарит свою дружбу кому попало... Каких слов ты хотел от архангела? Если слова на Небесах считаются мятежом, что рассчитывал ты услышать, Фрэнсис? Михаил предупредил тебя об опасности, оставил свой меч...а ты вот так проявляешь благодарность?.. Не будь же дураком! Возможно, мы и представить себе не можем, чем рискует Князь Света, а ты...

— Он говорил от имени Бога.

— Он говорил от своего имени, глупый! От имени Бога архангелы являются иначе! С крыльями, в сиянии Небес... А Михаил выдавал себя за человека и отчаянно старался не привлекать к себе внимания!

— Не знаю... — мрачно буркнул Фрэнсис. — Ты всё перевернула с ног на голову...

— Надо уметь читать между строк... — ласково произнесла колдунья. — Если Михаил искал способ предупредить нас и одновременно иметь оправдание своим действиям...лучшего варианта не придумаешь! Всё становится ясно! Я представляю, — вдруг усмехнулась девушка, — что они с Люцифером вдвоем проделывали в юности!

Рыцарь невольно рассмеялся.

— Да уж! Полагаю, обитатели Рая были в восторге от выходок этих крылатых оболтусов!

Милица звонко смеялась, и смех её взлетал к дремотным вершинам деревьев, и вместе с ней, казалось, веселилась сама ночь...

Глава XXII

...На рассвете путники отправились дальше. Восходы сменялись закатами, долины — перевалами, и на пятый день Фрэнсис и Милица увидели с высокого обрыва необъятный голубой простор — воды огромного озера, на холмистом берегу которого, любуясь отражением своих стройных башен, устремлённых в небесную синь, раскинулась Лозанна — город, насчитывающий шесть веков...

— Какая красота! — невольно вырвалось у Милицы.

Она сидела перед Фрэнсисом, прижавшись к его груди, и солнечный ветер шевелил её густые волосы.

— Это Женевское озеро, — улыбнулся любимой юноша. — Оно названо по имени города, который стоит намного дальше к югу, почти на другом берегу. К сожалению, нам не по пути, иначе я непременно показал бы тебе Женеву! За неё сражались германцы и франки, кельты и бургунды... Триста лет назад именно там была столица Бургундии, кстати! — усмехнулся он.

— Ты бывал в этих местах? — спросила Милица.

— Нет, — покачал головой Фрэнсис. — Но очень много читал и слышал...

— А что же Лозанна?

— Это второй город после Женевы, жизнь моя. И здесь тебе придётся припомнить французский язык... Епископы управляют Лозанной уже шестьсот лет, хотя на неё и притязает Фридрих Швабский, а Швабия, в свою очередь, входит в Священную Римскую Империю... Но, вспоминая войско под Нюрнбергом, я очень сомневаюсь, что Лотарь имеет какую-то власть над этим краем! Я тебе не рассказывал, как чуть было не оказался в войске, осаждающем швабского герцога?

— Припоминаю... — улыбнулась волшебница. — Но, полагаю, мы не станем кричать об этом в Лозанне?

— Само собой! — фыркнул граф. — Неприятностей нам только не хватало!

— Но ты же сам сказал, что город не подчинён Фридриху? — встревожилась Милица. — Быть может, мы обогнем Лозанну и поедем дальше, в Бургундию? Я не хочу рисковать...

— Не тревожься, — рассмеялся юноша, покрепче прижимая к себе любимую. — Не подчинён. Фридрих лишь притязает на него... впрочем, как и герцог Бургундский. Да и на моём щите пока не выбита надпись "Личный курьер его императорского величества". А у тебя на платье не вышито, что ты ведьма... Если мы не станем привлекать к себе внимания, то великолепно отдохнём в Лозанне.

С этими словами граф тронул повод Уголька, и умный конь осторожно начал спускаться вниз по каменистой дороге. Через несколько часов путники уже въезжали в ворота.

Город раскинулся на холме, вздымавшемся над водами Женевского озера. У подножья ютились невзрачные домишки бедняков. Выше, на склонах, красовались беленькие, чистенькие дома зажиточных горожан, увенчанные красными остроконечными крышами. Между ними вонзались в небесную синь шпили церквей; а на самой вершине топорщились строительные леса: там визжали пилы и стучали молотки: строился грандиозный собор...

Неподалеку темнели крепостные стены епископской резиденции.

И повсюду, повсюду цвели цветы. Лозанна плыла в море зелени, как белый корабль над шелестящими волнами...

Граф спешился у аккуратненького постоялого двора под чистой вывеской. Заведение почему-то называлось "Сердце Господне", словно это самое сердце служило здесь фирменным блюдом.

Стиснув челюсти так, что они заныли, граф загнал смех внутрь, вместе с кощунственной мыслью, и помог спешиться своей спутнице. Осторожно поддерживая её за локоть, он ввёл Милицу в просторный зал, сразу производивший впечатление чистотой и порядком.

Один-два посетителя чинно сидели за своими столиками и неторопливо пережёвывали пищу, не глядя по сторонам, а за стойкой возвышалась мощная женщина в белом переднике, выжидательно взглянувшая на новых гостей.

— Комнату, — попросил Фрэнсис, кидая на стойку серебряную монетку. И, глянув на женщину, против своего обыкновения добавил: — Пожалуйста.

Хозяйка скрестила руки на груди.

— Этого мало за две комнаты, — очень тихо и оттого почему-то очень грозно вымолвила она.

— Я попросил одну, — неуверенно возразил Фрэнсис, лихорадочно пытаясь припомнить, давно ли начал заговариваться.

Женщина тяжело опёрлась руками на прилавок и нагнулась к самому лицу посетителя.

— В моем заведении, — внятно и жёстко произнесла она, — не развратничают. Лозанна — епископский город. Мне не нужны из-за вас неприятности.

— Но...

— И не говорите мне, что она ваша прислуга! — неприятно усмехнулась женщина. — Знаем мы таких прислуг. Если на то пошло, пусть девочка отдохнёт. Поднос принести и одежду почистить — у меня своих служанок хватает. Посетители не жалуются.

Фрэнсис бросил взгляд на тихих гостей в дальнем углу. С такой хозяйкой жаловаться — себе дороже...

— Послушайте, — вздохнув, очень вежливо заговорил он. — Леди — не служанка. Леди моя жена...

Рыцарь и сам понимал, как глупо выглядит. На Милице было крестьянское платье.

Женщина ухмыльнулась ему в лицо.

— Церковную грамоту о венчании, — только и произнесла она.

— Милорд, — негромко заговорила Мили, коснувшись руки рыцаря. — Оставьте. Я вполне смогу переночевать в комнате для служанок...

— Ни за что! — отрезал Фрэнсис. — Мы лучше пойдём в другое заведение!

— А в другом заведении вам скажут то же самое, — невозмутимо хмыкнула трактирщица. — Лозанна — епископский город. Здесь за такими делами строго следят.

Граф глубоко вздохнул и на секунду задумался. Потом, придя к какому-то решению, схватил Милицу за руку и потащил к выходу, на ходу бросив хозяйке:

— Позаботьтесь о моём коне, я скоро вернусь!

Он выскочил за ворота и лихорадочно огляделся по сторонам. Заметив что-то, видимо, соответствующее его целям, Фрэнсис устремился в том направлении: вниз по улице. Милица едва поспевала за ним.

— Милорд! Милорд, куда вы меня тащите? — непроизвольно упираясь, спрашивала она. — Что всё это значит, милорд?.. Фрэнсис, что ты задумал, чёрт тебя побери?!.

Юноша подтащил её к крыльцу небольшой и очень изящной каменной церкви, со стрельчатым витражом над высокой папертью. Тонкая башня возвышалась над улицей, и синяя прохладная тень ложилась на булыжники мостовой, на витую ограду церковного сада, где благоухали розы и мирт, и на дома напротив...

— Мили, ты станешь моей женой? — резко повернувшись к ней, на одном дыхании вымолвил Фрэнсис, бледный, как привидение. Глаза его лихорадочно блестели. — Сегодня, сейчас. Здесь, — он кивнул на церковь.

Милица стала такой же бледной, как сам граф.

— Ты с ума сошёл... — растерявшись, пробормотала она. — Ты что, шутишь?..

— С меня довольно! — сквозь зубы процедил лорд Элчестер, снова хватая её за руку. — То стану, то не стану...

Он втащил её на крыльцо и распахнул двери собора.

Полумрак расцвечивали солнечные лучи, падающие сквозь цветные витражи и ложившиеся на пол разноцветными пятнами. Тяжёлые подсвечники из литого серебра тускло мерцали возле мраморных ступеней алтаря, увитого цветами. Стены украшали фрески и гипсовые статуи святых.

— Подожди меня здесь, я договорюсь! — велел юноша своей спутнице, отпуская её руку.

Девушка слабо кивнула и тихо встала у чаши со святой водой. Неясная тяжесть навалилась на всё тело. Воздух, пропитанный ладаном, вызвал против ожидания не тошноту, а некую внутреннюю дрожь. Усилием воли ведьма заставила себя держаться прямо, а не сутулиться.

Фрэнсис, между тем, быстро прошёл через весь гулкий зал к служке, вытирающему пыль со статуй.

— Здесь ли священник? — спросил рыцарь.

— Сейчас позову, — мальчишка, обрадованный кратким перерывом в унылой работе, живо подхватил подол своего одеяния и скрылся за алтарём.

Через некоторое время перед графом предстал высокий сухощавый мужчина в свободной тёмной рясе.

— Вы хотели меня видеть, сын мой? — вежливо приветствовал он посетителя.

— Благословите, святой отец, — Фрэнсис склонил голову. — Я бы хотел вступить в законный брак. Сейчас.

Казалось, священник слегка растерялся.

— Есть ли причины для такой спешки? — наконец, придя к какому-то заключению, строже заметил он.

— Несколько, — нетерпеливо мотнул головой Фрэнсис. — Я не хотел бы утомлять вас, ваше преподобие, их перечислением.

— Ваша избранница, как я понимаю, уже не девушка? — сурово глядя своими светлыми глазами прямо в глаза дворянина, отчеканил священник. — И вы тому виной?

— Это одна из причин, — не стал отрицать юноша.

Викарий чуть насмешливо вскинул брови.

— Вторая же, я полагаю, в том, что вам не дают место ни на одном постоялом дворе? Сын мой, ваше отношение к святому браку вызывает у меня жалость...

Фрэнсис вспыхнул.

— Вторая причина в том, что она ждёт моего ребёнка!.. Третья — в том, что мы любим друг друга... Я хотел венчаться с ней в Дижоне, но, раз местные трактирщицы столь любезно исполняют роль свах...

— Ага... — дипломатично кивнул викарий. — Разумеется. Как я понимаю, ваша невеста — та особа, что так скромно стоит у входа? И ей, похоже, дурно?

Юноша стремительно обернулся. Милица, бледная, закусив губы, стояла, прислонившись к стене. Он бросился к ней.

— Мили! Что с тобой?

— Церковь... — прошептала она одними губами. — Иди, договаривайся, но только поскорее.

— Тебе нехорошо от ладана?

Она невольно, страдальчески, рассмеялась.

— Да, любимый. От ладана. Как тому чёрту. Пожалуйста, побыстрее, Фрэнки!

— Выйди пока на улицу, — всё поняв, попросил ведьму лорд. Милица кивнула и оставила собор.

— Что с вашей невестой? — полюбопытствовал священник у вернувшегося Фрэнсиса. — Она раздумала?

— Ей просто стало плохо, — ледяным тоном отрезал рыцарь. — Вы усматриваете в этом что-то предосудительное?

— Да, молодой человек, — прямо ответил его преподобие. — И тому есть две причины. Обычно дворяне не женятся на простолюдинках, но вполне могут попасть под чары колдуний. И обычно честным девушкам не делается плохо в церквях!

— Она беременна, — стиснув зубы, процедил граф. — Только и всего!

— Допустим, — миролюбиво кивнул прелат. — Но, сын мой, разве рыцарь может жениться на крестьянке?

— Почему же нет? Я люблю её.

— Да, но разве любви достаточно, чтобы предложить девушке дворянство? Вы понимаете, на какую высоту вознесёт обычную деревенскую девку церковная грамота, удостоверяющая, что означенная девка — ваша законная супруга? Она сразу же получит ваш титул и право на все ваши поместья!

— Мне это известно, — скрестив руки на груди, очень спокойно ответил юноша.

— Так, помилуй бог, можно ли не говорить о колдовстве? Разве в здравом уме благородный дворянин способен ввести в свою уважаемую семью крестьянское быдло?! — сверкнул глазами викарий. — Она ведьма, уверяю вас!

— Святой отец, — тихо и внятно проговорил лорд Элчестер. — Если я вас правильно понимаю, вы советуете мне, вопреки чести, в угоду людской молве, бросить соблазнённую мной девушку. К тому же, беременную. А чтобы иметь оправдание, ещё и обвинить её в колдовстве, предав в руки церковному суду. Знаете, святой отец, ещё одно слово — и я вас ударю. И не один раз. Вам никогда не ломали нос, святой отец?

Священник невольно отшатнулся.

— В храме господнем... Нечестивец! — пробормотал он. — Дело ваше, и да станет этот союз вашим крестом! Вы ещё вспомните меня! Где ваши документы?

— Какие?

— Ваша дворянская грамота, с указанием рода и титула, и...ведь эта девчонка — ваша крестьянка?

— Нет. Мы встретились на дороге.

— Как?! — распахнул глаза священник. — А если она беглая?.. Мне нужна либо её вольная, либо разрешение её господина на брак!

— Все грамоты у неё в сумке, — быстро вымолвил юноша. — Подождите секунду, святой отец, я сейчас принесу их.

С этими словами он выскочил на крыльцо.

Милица подняла на него вопрошающие глаза.

Похоже, на улице ей стало лучше. На лицо вернулись краски, во взгляде появился живой блеск... И, похоже, девушка не находила себе места от волнения.

Она бросилась к Фрэнсису.

— Что? Он согласился?

— Небольшая заминка, моя голубка, — с улыбкой вымолвил молодой человек. И в двух словах объяснил любимой ситуацию.

Девушка нахмурилась.

— Эти грамоты... Они должны быть написаны по-английски и по-венгерски? Раз мой господин был венгром...

— По-латыни, жизнь моя. Такие документы пишутся только на латыни!

— Я не знаю латыни, Фрэнки... — прошептала девушка. — Я не смогу создать два документа, о которых не имею даже представления... Любимый, я была просто безумна! — Милица, всхлипнув, всем телом прижалась к Фрэнсису. — Оставим эту затею, я переночую в комнате для служанок... Ты считаешь меня своей женой, мне этого довольно, мне не нужна эта глупая церковная грамота...

— Мой ангел, эти документы нам всё равно понадобятся, рано или поздно. И ведь, что касается моей родословной, она у меня есть...в Элчестере. Если Дик не уничтожил её по приказу короля... Ты сможешь её достать, если она уцелела? Как доставала одежду и еду?

Милица отрицательно покачала головой.

— Я вытаскивала вещи... наобум. Для того, чтобы раздобыть конкретную вещь...надо представлять место, где она находится.

— Чёрт!

Он помолчал несколько секунд.

— А если... — казалось, его осенила идея. — Если всего лишь внушить ему, что он видит эти документы? Его воображение само всё дополнит! Ты ведь рассказывала мне о мороках! Волшебнику не обязательно досконально представлять предмет — главное, чтобы его мог представить тот, на кого накладываются чары.

Милица опустила голову.

— Фрэнсис... Мороки не держатся в церкви...

— Чёрт! Чёрт!

— Фрэнсис, успокойся, умоляю!

— Идём, Мили!

Он вновь ввёл девушку в пропахший ладаном сумрак собора и, обаятельно улыбаясь, направился прямо к священнику.

— Вы только представьте, святой отец, она их позабыла в гостинице! — сокрушённо покачал головой молодой человек. — Но, я полагаю, моего слова с вас будет довольно?

Викарий посмотрел в глаза стоящего напротив дворянина — и поспешно кивнул.

— Ваши имена, благородный рыцарь? — не поднимая взгляд, пробормотал священнослужитель.

— Моё имя сэр Фрэнсис, граф Элчестерский, сын сэра Эдмунда и леди Аделы. А девушку зовут Милисента...Милица.

— И это всё? — не удержался от насмешливой ухмылки священник. — Милица — и всё?

Неожиданно волшебница вышла вперёд и, гордо вскинув голову, произнесла:

— Я дочь Збышека Лученецкого и Радунки, владельцев замка Лученец. Так и запишите: Милисента Лученецкая, прямая наследница владений, захваченных гнусными венграми! Этот благородный рыцарь поклялся не разглашать мою тайну, понимая, чем грозит мне разоблачение... Но теперь, перед лицом алтаря, я сама открыто говорю о своём происхождении!

Фрэнсис сделал глубокий вдох, чтобы не выдать своего изумления. Чёрт побери, не знай он всю подноготную этой бесовки и не обучай сам всем манерам благородной госпожи, он бы сейчас поверил: так естественно держалась Милица в своём полном достоинства негодовании...

— Ах, вот оно что... — протянул святой отец. — Тогда многое становится объяснимым... Прошу прощения, благородная дама, но, сами понимаете, со стороны брак обычной крестьянки и знатного графа выглядит странным...

— Мой отец носил титул князя, — поджав губы и брезгливо глянув на викария, надменно уронила Милисента. — А после его смерти я являюсь единственной настоящей княгиней Лученецкой!

Фрэнсис чуть не зажмурился. Ну, зачем же ты, милая?.. Ведь всё складывалось так замечательно!

— Мне казалось, Лученец — баронство, — не поднимая глаз, скромно вымолвил викарий.

— Ах, вам казалось? — возмущению девушки не было предела. — Потому что княжество разделили между несколькими мадьярскими баронами, которые иначе перегрызлись бы, как цепные псы!

— Дочь моя, нехорошо лгать перед святым алтарём. Если ты назовёшь вымышленное имя, брак твой будет недействительным... Ты можешь лгать, если уж решилась на такую жизнь, всем: королям, лордам, другим священникам... Но не на церемонии брака! Я ведь почти поверил тебе...и ваше счастье, что ты допустила ошибку. Сын мой, у неё получится морочить людям головы, только обучите её генеалогии. Милица, всё, кроме титула, что ты назвала мне — правда?

— Да, — ответила покрасневшая девушка.

— Ты дочь Збышека и Радунки из Лученца?

— Да...

Священник вздохнул.

— Очень хорошо. В таком случае, не будем откладывать. Кольца у вас есть? Я освящу их для церемонии...

Фрэнсис посмотрел, как закусила губы Милица, и представил, каково ей будет отдать его подарок для освящения. Сможет ли она носить его?

— Мы купим кольца здесь, — ответил он.

Викарий кивнул и кликнул служек, велев принести всё необходимое. Милица слегка покачнулась и крепче стиснула пальцы Фрэнсиса...

Часы церемонии ради двух коротеньких "да"...

Облака ладана удушливым дымом колыхались в воздухе, и лики святых, казалось, оживали, кидая сквозь эту туманную завесу на Милисенту тяжёлые, беспощадные взгляды. К горлу подкатывала тошнота, подкашивались ноги, и Мили почти не осознавала происходящее. Губы её еле шевелились в ответ на вопросы священника. О, Свет Несущий, что с ней такое? Ведь ещё год назад, в родной деревне, она превосходно могла входить в церковь, хотя, конечно, и не любила там бывать...

Тонкий ободок кольца туго охватил её палец. Ей кажется, или кольцо в самом деле теплее, чем обычно? Намного теплее! Вот уже почти горячее... Ещё чуть-чуть, и станет невозможно терпеть...

— Объявляю вас мужем и женой, — донеслось до неё, как из-под глухого одеяла. — Благородный рыцарь, вы можете поцеловать свою супругу...

Милица не услыхала насмешки в голосе викария — она падала, скользила куда-то в глухую тёмную пустоту, и больше уже ничего не помнила...

...Она очнулась на узкой жёсткой кровати, и первое, что увидела — встревоженное лицо Фрэнсиса, склонившегося над ней.

— Ты очнулась, хвала Свет Несущему! — выдохнул он. — Сколько раз ты еще заставишь меня молиться ему?..

Девушка слабо улыбнулась.

— Где мы?

— В комнате викария, он послал за лекарем. Не волнуйся, мы одни...

Девушка оглядела небольшую тёмную комнатёнку с наглухо закрытыми ставнями и скудно обставленную мебелью. Над изголовьем висело распятие. Милица слегка поморщилась.

— Я сорвала всю церемонию?

— Нет, госпожа графиня, — рассмеялся в ответ Фрэнсис. — Викарий как раз сейчас выписывает нам брачную грамоту.

— Значит... — глаза Милицы широко распахнулись. — Значит, я и правда... Я и правда — твоя жена?..

— О чём я тебе твержу с похвальным упорством вот уже скоро год, — притворно нахмурился лорд. — Так нет же, госпожа графиня, вам непременно нужна была грамота, чтобы мне поверить! Ну почему ты доверяешь каракулям этого негодяя больше, чем моему слову?..

— Ох... — Милица повернула голову к стене, чтобы скрыть улыбку. — Я не в том состоянии, чтобы отвечать на твои шутки, Фрэнки.

— Ну и напугала ты меня, Мили... Я и подумать не мог, что ты настолько...

Юноша замолчал, не договорив: скрипнула дверь, и в комнату вошли двое: викарий со свитком в руках и невысокий худощавый человек в чёрном.

— Вот ваша грамота, — протянул священник свиток молодому мужу. — А это врач самого епископа, он обучался медицине в Италии... Приступай, да поживее! Не видишь, что госпоже графине плохо? — по тонким губам прелата скользнула язвительная усмешка.

Врач, никак не ответив на эти слова, подошёл к постели Милицы и очень почтительно взял руку девушки за запястье. Сосчитав пульс, мужчина пристально поглядел на пациентку и негромко спросил:

— Что кушала сегодня утром госпожа?

Девушка, удивленно приоткрыв глаза, ответила:

— Сыр... И молоко...

— А что ещё?

— Это всё, мэтр.

Врач чуть усмехнулся, самыми уголками губ.

— Ничего страшного, господа. Волнение, голод, духота — дурнота госпожи естественна. Я бы посоветовал сейчас ей находиться на воздухе — у открытого окна, например... Поменьше волноваться и не отказывать себе в хорошем питании. Господин граф, — обратился он к юноше, на коленях стоявшему у постели молодой жены, — если вы выполните мои предписания, с вашей супругой всё будет хорошо.

— То есть, — сквозь зубы вдруг заговорил священник, — ты утверждаешь, что падать в обморок в церкви — естественно?..

— В её положении — да! — твёрдо ответил лекарь, встретившись глазами с взбешёнными глазами викария. — Простите, что не дал вам выслужиться перед его преосвященством.

На сей раз усмешка медика была откровенной.

Прелат задохнулся от возмущения, увидев, как Фрэнсис улыбнулся в ответ.

— Мерзавец... — почти прошипел викарий. — Ты и сам, конечно, знаешься с сатаной!

— Вы переходите все границы, святой отец! — вмешался лорд Элчестер, поднимаясь на ноги. — Вы второй раз позволяете себе намекать, что моя жена — ведьма! Видит бог, вы дождётесь удара мечом, святой отец!

— Что вы... — испуганно пролепетал прелат, делая шаг назад. — Вы неверно истолковали мои слова... Я всего лишь...

— Вы всего лишь угрожали мэтру костром, если он не обвинит в колдовстве мою супругу!

— Бросьте, господин граф! — рассмеялся медик. — Епископ никогда не поверит глупым домыслам: он слишком болен и слишком нуждается в моих знаниях! Позвольте откланяться...

— Сколько я вам должен?

— О, какие пустяки, благородный рыцарь! Я вам признателен, но мне хватает от щедрот его преосвященства...

С этими словами врач оставил молодых супругов наедине со святым отцом.

Фрэнсис сделал шаг к священнику.

Бедняга побледнел и попятился.

— Клянусь, благородный рыцарь, я ничего такого не хотел сказать! — пропищал он.

— Фрэнки, остановись, что ты делаешь!.. — испуганно вскрикнула Милица.

Одумавшись, юноша тяжело вздохнул и отошёл от викария. Тот облегчённо перевёл дух...

— Не испытывайте более моё терпение, ваше преподобие! — презрительно бросил лорд прелату.

— И в мыслях нет, благородный рыцарь! — заверил священник, прижимая руки к сердцу. — Просто, сами же понимаете, ведьм кругом развелось...вот мы и вынуждены...нет-нет, это ни в коей мере не относится к госпоже графине, нет-нет! Да вот и завтра будут сжигать ведьму, на главной площади, мерзкую чертовку! Служба...вот ведьмы всё на языке и крутятся, а вы, должно быть, решили, благородный рыцарь...

— Какую ведьму? — сорвалось с губ у Милицы. — Какую ведьму завтра сжигают?

— Чуть постарше вас будет, госпожа графиня. Ненамного, а всё ж таки успела дел наделать! Такие показания в пыточной дала, что и подумать страшно!..

Милица, побледнев, откинулась на подушки. Граф, всё поняв, поспешил к ней и распахнул окно.

А потом осторожно взял руки жены в свои.

Девушку сотрясала крупная дрожь, а в глазах плескался ужас.

— Ты получил брачную грамоту, Фрэнки? — прошептала колдунья. — Забери меня отсюда, я не могу тут больше оставаться!

— Если госпоже графине завтра станет лучше, то приходите посмотреть на казнь... — с улыбкой предложил священник. — В наших местах развлечения бывают редко, и момент надо ловить... В полдень, на главной площади; вам покажут, если спросите...

Фрэнсис кивнул, поднимая Милицу на руки. Девушка уткнулась лбом в его плечо, чтобы не видеть лица священника.

И только на улице Фрэнсис услышал от жены слова, которых ждал и которых боялся:

— Мы должны её спасти, Фрэнки!

Глава XXIII

Из небесных ладоней января осыпается манна:

На оковы твои, на потерянный дом.

Кто блуждал по пустыне сорок лет, оказался обманут.

И остался рабом. И остался рабом...

...

Коронованный пламенем, лети! Стало белое алым.

Медный колокол дня докрасна разогрет.

Потеряв королевство, мой сеньор, не торгуются в малом

На последней заре! На последней заре...

...

Лора Бочарова.

"Тампль", вторая ария Оруженосца.

— Уверяю вас, ваше преосвященство, она ведьма... — огонёк свечи в канделябре колыхнулся от негромкого вздоха: человек в тёмном плаще, стоявший в тени тяжёлого бархатного занавеса, пошевелился. Викарий застыл перед столом епископа и не сводил фанатично горящих глаз со своего господина: невысокого человека в лиловой сутане. Епископ неторопливо покусывал кончик гусиного пера.

— Мой медик сообщил, что с девчонкой всё в порядке, — отмахнулся он. — Полноте, мой дорогой, вы просто не можете забыть, что брат Климент обошёл вас, поймав опасную преступницу, которую завтра мы отправляем на костёр. Стремление выдвинуться — это так естественно... Но будьте умеренны в своих желаниях: так заповедал нам Господь, — прелат улыбнулся, видя, как вспыхнул викарий.

— Нельзя так доверять шарлатанам, как это делаете вы! — не сдержался священник. Его преосвященство нахмурился.

— Мэтр Джеронимо не шарлатан! Он великолепный врач. И с меня довольно ваших глупостей, брат Теодорих!

Викарий устало покачал головой.

— Бог мой, я дожил до дня, когда уши мои услышали, как епископ Лозанны назвал усердие в вере глупостью! Как бы посмотрел на это наш Святейший отец!..

Глава города помрачнел и ничего не ответил. Стоявший за его спиной человек снова вздохнул и наклонился к уху прелата. Тот вслушивался в негромкий шёпот, и на лице всё явственнее проступало удивление, вскоре сменившееся заинтересованностью.

— Хм, брат Климент, вы невероятны... — покачал головой повелитель Лозанны. — Я в который раз восхищаюсь вашей дальновидностью. Ну что же, брат Теодорих, — вновь обернулся епископ к викарию. — Почему брат Климент приносит сведения, которые не могли собрать вы? Почему вы вечно являетесь ко мне со своими домыслами? И почему наш усердный помощник довершает даже то, что вы начали?

Викарий позеленел.

— Ва... Ваше преосвященство?

— Мне только что стало известно, что рыцарь, назвавшийся графом Фрэнсисом Элчестерским, был у каллиграфа и заплатил ему большие деньги за составление дворянской грамоты... Правда, родословное древо он назвал сам... Брат Климент заинтересовался сим любопытным фактом и навёл справки... Знаете, что открылось? Молодой человек скоро год как лишён дворянства волею своего короля. Вина его в попытке переворота в пользу Роберта... Ещё брат Климент узнал, что нашего загадочного гостя видели в ставке Лотаря Саксонского, и тот аннулировал для своих владений приговор Нормандца. Так что положение сего юноши весьма и весьма двусмысленно... Одно бесспорно: нет преступления в том, что он заказал своё генеалогическое древо, будучи в границах нашей Священной империи, ибо Император признал его титул.

— А древо даст ему право на титул и в других государствах!

— Именно так, брат мой. Кроме Англии и Нормандии.

— Я поражаюсь осведомлённости нашего брата Климента, — скрипнул зубами брат Теодорих. Епископ пожал плечами, а человек в плаще позволил себе лёгкую улыбку.

— Я всего лишь поддерживаю дружескую переписку с людьми в разных землях, — скромно заметил он. — Как видите, это иногда бывает полезно...экономит время, знаете ли. Вместо того чтобы посылать гонцов или почтовых голубей в дальние края, мне пришлось лишь поднять свой архив.

Итак, с рыцарем всё понятно... Но более интересна — вы правы, брат Теодорих — его спутница. Вы сказали, что она назвалась Милицей из Лученца? Ваше преосвященство, я уже говорил вам, что в Лученце год назад произошло ужасное событие... Сына барона нашли мёртвым и ограбленным в собственной спальне — а девушки, с которой он собирался провести ночь, нигде не было... Неизвестно, от чего наступила смерть несчастного. Девушку долго разыскивали, но напрасно. Барон разослал описания беглянки во все окрестные владения, и всё же преступница как в воду канула... Вполне возможно, что молодая жена графа и есть та самая убийца и воровка, о которой писал барон. Увы, мой дорогой брат Теодорих, всего лишь убийца и воровка, но не ведьма... Впрочем, мой дорогой брат, кто знает? Возможно, пытка покажет немало интересного... Затруднение лишь в одном: графиню арестовать сложнее, чем беглую крестьянку. Таким образом, вопрос в том, признавать ли нам титул нашего странствующего паладина или же нет... В конечном счете, вопрос звучит так: признавать ли нам в наших владениях волю его императорского величества?

— Который воюет сейчас с герцогом Швабии, а Фридрих в любой момент может стать нашим сеньором! — заявил Теодорих. — Обострять отношения со Швабией в высшей степени неразумно. А этот рыцарь, как только что сказал нам наш брат, был в имперской ставке.

— Хороший аргумент, — заметил Климент. — Если не подумать о том, что сейчас, когда все силы Швабии сосредоточены на восточных рубежах, самое время напомнить герцогу, что он отнюдь не наш сеньор... Но, полагаю, окончательное решение за его преосвященством. Видите ли, брат Теодорих, политические игры — не столь лёгкое занятие, как вам, возможно, представляется. Фридрих Швабский — претендент на Лесную страну. Его же господин — Лотарь Саксонский. Признавая волю Императора, мы получаем защиту от притязаний швабских львов... ситуация как нельзя более удобна, чтобы получить истинную независимость... ведь его императорское величество весьма далеко. Но в силу тех же обстоятельств мы должны задуматься, можем ли своими силами защитить эту независимость. А вам бы всё рубить с плеча, дорогой брат Теодорих. Вы как младенец, право... — брат Климент скорбно покачал головой.

— Что скажет его преосвященство?

— Занятно, что Фридрих Швабский тоже далеко, — усмехнулся прелат. — Сейчас, по крайней мере. А ближе всего герцог Бургундский... И тоже с притязаниями...хотя и не такими откровенными. Если заручиться его поддержкой...

— Речь о том, оставим ли мы ведьму на свободе! — вновь вспылил викарий. Епископ поморщился.

— Вам же только что объяснили...

— Нам ничего не даст её арест, — попытался вновь воззвать к гласу разума брат Климент.

— Как и её свобода, — возразил Теодорих. — Есть ли дело Лотарю и Фридриху до какой-то там девки? Они о ней знать не знают! Вы собираетесь использовать в своей игре пешку!

— Такие игры и ведутся с помощью пешек, — неясно усмехнулся Климент. — Только пешку и нужно приносить в жертву. Наша задача придать этой пешке значение в глазах вышестоящих... Для этого... Для этого надо признать титул её мужа... Пригласить их ко двору его преосвященства. Довести этот факт до сведения императора и герцога... А уж потом начинать игру... Так что придётся вам потерпеть, мой дорогой брат Теодорих... Скорее всего, они оба в итоге окажутся в руках палача. Но не завтра...

Епископ, оживившись, обернулся к брату Клименту.

— Вы, бесспорно, правы, и ваше предложение, как всегда, разумно. Итак, завтра благородный граф и его супруга получат приглашение в мою резиденцию...

Брат Климент тонко улыбнулся:

— А отсюда им вряд ли удастся выйти, монсеньор... Мы же получим хороший козырь в предстоящей игре, который, без сомнения, при вашей мудрости вы сумеете блестяще разыграть.

* * *

Воспалённые глаза устало щурились на дымный, тусклый свет факела. Чёрная копоть оседала на потолке, плотным густым облаком клубилась в воздухе, не находя выхода, кроме узкой щёлочки под тяжёлой дубовой дверью, забранной массивными стальными обручами. Даже оконца не было в этой низкой, глухой камере — и неизвестно, ночь ли там, снаружи, или уже занимается рассвет... Её последний рассвет.

Сидевшая у стены женщина тяжело уронила голову с грязными спутанными волосами на скованные цепью руки. Сейчас с трудом можно было определить цвет прядей, некогда чудесный цвет спелых колосьев... Покрытое грязью и кровью лицо осунулось, глаза ввалились от страшной усталости, и только одно выражение застыло в них: безнадёжность...

Громко загремел засов — женщина вздрогнула и подобралась, прижавшись к стене, как затравленная лисица. В зрачках заплескался ужас.

Дверь с омерзительным скрипом открылась, и в камеру спустился худощавый человек в чёрном. Как с удивлением поняла пленница, не священник.

— У тебя пять минут! — снаружи со звоном перевернулась клепсидра, и дверь захлопнулась.

Женщина угрюмо смотрела на неизвестного.

— Бьянка? — негромко спросил посетитель. Она молчала. Что с того, что когда-то, давным-давно, в прошлой жизни, её называли Бьянкой? Та девушка умерла. Здесь, сейчас, сидело лишь смертельно уставшее существо, в котором погибла вера в людей и надежда даже на чудо...

— Бьянка, моё имя Джеронимо, я лекарь его преосвященства, — быстро и тихо заговорил мужчина. — Я твой соотечественник, тосканец. Меня не интересует, как ты оказалась в здешних краях, но я ни на йоту не верю в твою вину. Потому что я не верю в колдовство.

Она молчала. Этот человек мог говорить что угодно: подослан ли он её врагами, или же действительно друг — теперь уже всё равно. Завтра костёр. Слова ничего не изменят.

— Бьянка, я не могу вытащить тебя отсюда, но я могу избавить тебя от мучений. Во имя человеколюбия, ибо ни одно живое существо не заслуживает столь страшной смерти. Возьми, — мужчина быстро протянул ей крохотный пузырёк. — Выпей завтра утром. Все скажут, что у тебя не выдержало сердце...

— Что это? — наконец безучастно спросила она. — Яд?

— Да. Один из тех, которыми так славится наша блистательная Флоренция, — скупо усмехнулся мужчина уголком рта. — Он подействует мгновенно. Боли ты не успеешь почувствовать.

Заколебавшись, пленница нерешительно протянула руку и взяла отраву, крепко зажав в ладони.

— Если это правда, спасибо тебе, — хрипло пробормотала она. И вдруг, гремя цепью, рванулась на коленях к медику:

— Я никогда, никогда не была ведьмой, добрый человек! — страстно заговорила она. — Я оклеветала себя под пытками!.. Я всего лишь собирала целебные травы и лечила ими крестьян, всего лишь! Я никогда не зналась с сатаной!..

Мэтр Джеронимо ласково положил руку ей на голову.

Травница... Если бы он узнал о ней раньше! Возможно, ему удалось бы спасти её от заключения. Возможно, она стала бы его помощницей... Наверное, бедняжка прекрасная целительница, раз её сочли ведьмой.

Да и вообще, хозяйка в доме учёного не была бы лишней...

Но что теперь загадывать?..

"Не ведьма"...

— Я знаю, добрая женщина. Я читал много арабских, греческих и латинских авторов, и в их трудах нет места колдовству. Много бы я дал, чтобы посмотреть своими глазами хотя бы на одну настоящую ведьму... — с грустным сарказмом усмехнулся медик. — Да поможет тебе господь. Крепись!

* * *

— Мили, это сумасшествие... Как ты собираешься её спасти, не прибегая к колдовству?

— А кто тебе сказал, что я к нему не прибегну? — невозмутимо спросила девушка, укладывая косы венцом вокруг головы.

— А ребёнок?

— Я не стану использовать сильное колдовство.

— Кто-то мне обещал, что будет всегда меня слушаться.

— Прости, но это тот случай, когда мне придётся поступить по-своему. Впрочем... — Милица стремительно отвернулась от зеркала, к Фрэнсису. — Фрэнки, я не верю, что ты можешь спокойно оставить эту несчастную палачам, когда в наших силах ей помочь!

Граф смотрел на неё с ужасом.

— Ты хочешь, чтобы я выбрал, кому жить: тебе или ей?.. Моей любимой, матери моего ребёнка — или несчастной девочке, виновной лишь в неосторожности?

— Фрэнки, — Милица подошла к мужу и взяла его за руки, заглядывая в глаза. — С нами ничего не случится, вот увидишь. Князь сохранит нас... Но я не могу спокойно бросить на смерть человека... Разве смог бы ты меня уважать, будь иначе?

Юноша тяжело вздохнул, признавая справедливость её слов.

— Будь ты другой женщиной, вряд ли б я так безумно любил тебя... Хотя немыслимо тяжело всё время ходить по тонкой жёрдочке над пропастью... Кто бы мог подумать, что ты, такая мягкая и нежная, настолько неукротима?..

— Милорд граф мечтает посадить меня под замок? — рассмеялась Милица, нежно целуя мужа в нос. Он невесело усмехнулся в ответ.

— Тебя посадишь... Чем мы занимались в первую брачную ночь? Строили планы спасения незнакомой девчонки...

— Ты получил первую брачную ночь год назад, — строже ответила девушка.

— Да, но если бы наши раздумья хоть увенчались успехом! А так, боюсь, мы решили, что госпожа графиня будет действовать по обстоятельствам...

— Не превращайся снова в зануду. Лучше возьми всё самое необходимое: документы и магическую книгу. Вещи можно бросить.

— Ты забыла про оружие и золото...

— Я смогу его достать на расстоянии, я же знаю, где что лежит... Представь, если мы выйдем на площадь, снаряжённые, как в поход?

Лорд только головой покачал.

В это время в дверь постучали.

— Кто там? — граф выглянул в коридор.

— Вам письмо от его преосвященства, — ответила молоденькая девчушка, бросая короткий взгляд в глубь комнаты. По всей гостинице уже разлетелся слух, что знатный рыцарь вчера взял в жёны собственную служанку, и, конечно же, прислуге не терпелось взглянуть на счастливицу.

— Спасибо, — вежливо ответил молодой человек, забирая письмо и закрывая дверь прямо перед любопытным носиком посланницы.

— Любимая, а ведь нам предлагают смотреть на казнь прямо с балкона епископа! — усмехнулся граф. — Его преосвященство сердечно поздравляет нас с законным браком, желает счастья и прекрасных наследников... и приглашает к себе на завтрак. А в конце изъявляет надежду, что мы составим ему компанию во время зрелища... Тут, представь себе, так и сказано: зрелища!

Милица передёрнула плечами.

— Отвратительно и жестоко! Что ты ответишь, мой благородный супруг?

— Планы у нас составляете вы, миледи, — шутливо ответил рыцарь.

— Полагаю, мы пойдём, — ответила девушка. — Я только сделаю невидимыми все те вещи, что мы хотели взять с собой...

— Это ловушка, Мили, — тихо заметил лорд.

— Я знаю, — усмехнулась ведьма. — Только неизвестно, кто кого поймает, супруг мой!

Фрэнсис нахмурился.

— Поверь, если бы речь не шла о человеческой жизни, чёрта с два я бы позволил тебе ввязаться в очередную авантюру! А ты именно ввязываешься в авантюру, и опять из-за своей прихоти! Никто не может заставить нас пойти к его преосвященству, а вот, если мы всё же там окажемся, выйти оттуда будет ой как непросто!

Милица опустила голову.

— Верь мне, Фрэнки, — тихо попросила она. — Пожалуйста. Епископ — это не дракон и не лич, епископ всего лишь человек...

Граф раздражённо вздохнул, засунул пальцы за пояс блио — и промолчал...

* * *

В огромной каменной трапезной были распахнуты окна, и солнечный свет заливал весь гулкий зал; ложился прозрачными скатертями на длинный, почти через всю комнату, стол; золотил картины на стенах... Во главе стола восседал сам владыка Лозанны, и над его головой красовался огромный щит с красно-белым городским гербом. По правую руку монсеньора приютился брат Климент, скромно довольствовавшийся бокалом воды и варёным шпинатом, смешанным с яйцом, хотя обилие изысканных блюд могло заставить растеряться даже самого требовательного гурмана.

Его преосвященство вполне воздавал должное обильной трапезе, разламывая жареного гуся, державшего в клюве запечённое яблоко. Вино — бургундское и рейнвейн — спорили между собой за очередной глоток повелителя Лозанны. Под столом, урча и огрызаясь, делили кости собаки...

Напротив брата Климента, слева от епископа, похрустывал куриным крылышком мэтр Джеронимо, изредка позволяя себе пригубить испанской малаги, и в его чёрных глазах, когда он поднимал их на преподобного брата, посвёркивали насмешливые искорки. Брат Климент поджимал губы и молчал.

— У меня что-то не в порядке с одеждой, уважаемый мэтр? — наконец не выдержал он.

— Что вы? — изумился медик. — Вы, как всегда, безукоризненны, брат Климент.

— В таком случае, быть может, вы поделитесь с нами причиной вашего великолепного настроения, мой учёнейший господин?

— Я предвкушаю сегодня интересное зрелище, только и всего, — пожал плечами тосканец.

Епископ оживился.

— И в самом деле, сегодня нам предстоит казнь, а всё благодаря трудам нашего дорогого брата Климента... Она исповедовалась сегодня поутру, друг мой?

— Да, ваше преосвященство. Но ничего интересного — сплошные уверения в невиновности...

— А разве тайна исповеди не обязательна для всех? — наивно осведомился врач. Священники рассмеялись.

— Полноте, мой дорогой, — отмахнулся епископ. — О чём вы? Какие могут быть обязательства по отношению к ведьме?

— Кстати, почему мне докладывают, что вы навещали арестованную сегодня ночью? — небрежно полюбопытствовал вдруг брат Климент. — Какие дела связывают вас с ведьмами, а, мэтр?..

— Что? — епископ всем телом повернулся к замявшемуся врачу. — Это правда? Неужели брат Теодорих прав, и ваше искусство — от врага рода человеческого?

Итальянец проглотил комок, внезапно застрявший в горле.

— Я... — начал он. Но что хотел ответить мэтр, осталось неизвестным. Беседу прервали.

— Монсеньор, к вам пожаловал его сиятельство граф Элчестер с супругой, — негромко вымолвил подошедший мажордом. — Прикажете принять?

— Мы ещё вернёмся к нашему разговору, — коротко заметил его преосвященство. — Зови!

Епископ и его советник оживились, а мэтр Джеронимо побледнел ещё больше. Он сжал пальцы с такой силой, что серебряная ложка, не выдержав, погнулась. К счастью, внимание его сотрапезников было всецело поглощено приходом гостей.

"Надо же быть настолько наивными!" — забыв об опасности, угрожавшей ему самому, с горечью думал мэтр Джеронимо, глядя, как молодая чета входит в гулкую трапезную.

Оба в бело-голубом: на рыцаре изящное, отделанное серебром блио. Дама — в прекрасном воздушном платье; шелковая ткань, туго охватывающая овал лица, так чудесно подчёркивает белизну кожи, так привлекает внимание к сияющим синим глазам... Жемчужно-серая шапочка из тонкого бархата ничуть не затмевала этой мягкой, ненавязчивой красоты.

Медик немало удивился, глянув на девушку — впервые увидев её, он вполне был уверен, что перед ним обычная крестьянка. Кто бы мог подумать, что она с таким изяществом носит шелка и бархат?

И кто бы мог подумать, что все эти драгоценные ткани и каменья — не более чем морок, созданный волшебницей?..

Епископ и брат Климент ошеломлённо переглянулись.

— Мэтр, прошу вас, уступите место нашим гостям, пересядьте чуть дальше, — приказал его преосвященство. — Все приборы сейчас поменяют.

Врач поднялся, выполняя приказ, а Фрэнсис, ни знаком не возразив, отодвинул стул, помогая сесть своей молодой жене. Таким образом, Милица оказалась между мужем и епископом, прямо напротив брата Климента.

— Я в восхищении, госпожа графиня, — улыбнулся епископ. — И безмерно рад, что вы с вашим благородным супругом посетили нас. Надеюсь, вы останетесь до обеда? Он последует сразу после казни.

— Для нас большая честь приглашение вашего преосвященства, — склонил голову Фрэнсис, накладывая супруге жареной зайчатины под красным винным соусом: — Попробуйте, мадам графиня, это чрезвычайно вкусно...

Милица кивнула в знак согласия. Её муж уверенно резал мясо на тарелке, пододвигая жене самые аппетитные кусочки.

— Вы путешествуете, граф? — осведомился брат Климент. — Что заставило вас покинуть родные места?

— Семейные обстоятельства, — кратко ответил молодой человек, давая понять, что дальнейшие вопросы на эту тему неуместны. Монах поджал губы и сочувствующе покивал.

— Говорят, вас видели в лагере его величества, под Нюрнбергом...

— Мне действительно приходилось там бывать, — пожал плечами юноша.

— Угостите леди малагой... Где же вы познакомились с вашей супругой?

Милица не смогла сдержать улыбки. Граф невольно рассмеялся.

— Уверяю вас, не в военном лагере. У вас чудесный город, ваше преосвященство, — перехватывая инициативу, заговорил Фрэнсис. — Сразу чувствуется мудрое управление.

Прелат расцвел.

— Верно. И в этом огромная заслуга моего помощника, брата Климента...

— В нём сразу видно деятельного человека, — сухо кивнул гость.

— Кстати, об осведомлённости, — не дал смутить себя брат Климент. — Говорят, у вас на Родине какие-то неприятности, это правда?

— С чего вы взяли? — тяжело поглядев на монаха, осведомился лорд.

— Ни с того, ни с сего не лишают графского титула, верно? — вкрадчиво мурлыкнул Климент. В зале сгустилась тревожная тишина. И её снова прервал медовый голос священника: — Вам повезло, господин граф, что его императорское величество вернул вам все права, и что в Лозанне чтят волю своего господина...

— Если так, — отчеканил рыцарь, — то и говорить об этом не стоит!

— Конечно, конечно, — закивал собеседник. — Я лишь рассуждаю о превратностях судьбы... Скажем, вы, госпожа графиня... Видимо, от предначертанного не уйдёшь. Что на роду написано, то и сбудется, верно? Вам, похоже, Небеса судили пленить благородного землевладельца. Жаль только, юноша, первым павший жертвой ваших прекрасных очей, так безвременно и загадочно скончался в собственной спальне, а вы сидите здесь, с нами, рядом с любящим мужем... Судьба! Вам известна история вашей супруги, дорогой граф?

Брат Климент всепонимающе улыбался. Мэтр Джеронимо с ужасом ловил каждое слово, думая лишь об одном: как спасти этих бедолаг, доверчиво сунувших голову в петлю...

Фрэнсис сурово сжал губы, и во взгляде его появилось нехорошее выражение. Милица осторожно положила свою руку на его локоть.

— Да, поистине, судьба — достойная тема для рассуждений! — легко согласилась она. — Но разве она — не в воле Провидения, ваше преподобие? Роптать на её прихоти — не значит ли роптать на Бога?..

В улыбке его преподобия появилось что-то змеиное.

— Вы так чудесно рассуждаете, госпожа графиня... Но позвольте напомнить вам, что существует ещё одна сила, дарующая счастье в нашей юдоли скорбей, и сила эта — Дьявол! Не ему ли угодны противоестественные браки между высокородным лордом и крестьянской девкой, а также смерть невинного мальчика, вашего барона?..

— Возможно, — вновь легко согласилась девушка. — Мне ничего не известно о том, что угодно Люциферу. Но, коль скоро мы упражняемся в философии, — девушка с улыбкой подняла глаза к потолку, — представьте себе некую отвлечённую ситуацию... Один самонадеянный, очень самонадеянный молодой священник — умный, бесспорно — высоко поднялся при дворе своего господина, ведя тонкую политическую игру и вылавливая несчастных, чуть более способных к волшебству и магии, чем простые смертные... И вот однажды в город, где он жил, явилась ведьма... По-настоящему могущественная ведьма, а не обычная недоучка, с которыми ему приходилось иметь дело раньше... И она узнала, что вскоре должна состояться казнь местной знахарки... Как бы вы поступили на месте этой ведьмы, а, брат Климент? Стали бы вы дрожать над своей шкурой или же спасли невинного человека?

— Моя дорогая графиня, — нежно и вкрадчиво протянул брат Климент в густой, потрясённой тишине. — Я сомневаюсь, что ведьма может испытывать какие-либо нравственные колебания... Но, как я понял, ваша героиня ещё более самоуверенна, чем ваш герой... Казнь начнётся через час. Ваше преосвященство, не пора ли нам собираться? Госпожа графиня, если бы ваша ведьма могла что-то сделать, она уже давно осуществила бы свои намерения. Прошу вас, — он поднялся из-за стола, предлагая Милице руку.

Девушка встала, будто не заметив её.

— Я буду счастлива приятно поразить вас, брат Климент, — с очаровательной улыбкой заметила она. Мэтр Джеронимо, Фрэнсис и епископ смотрели на этих двоих во все глаза.

— Пари?

— Отчего же нет? Мэтр, — обернулась к онемевшему медику Милисента, — вы будете нашим свидетелем?.. На что же мы спорим, ваше преподобие?

— На свободу, госпожа графиня... Свободу и жизнь вашей самонадеянной ведьмы и её супруга.

Милица рассмеялась.

— Я не спорю на то, что и так мне принадлежит!

Брат Климент посмотрел на неё — и впервые нахмурился.

— Не знаю, что ещё мог бы предложить вам.

— Молчание, любезный брат Климент. Всего лишь молчание о том, что вы увидите, услышите...и уже услышали.

— А если проиграете вы?.. Ваша свобода...

— Ни в коем случае! — тряхнула головой волшебница. — Я достану вам любой предмет, какой вы ни захотите.

Советник епископа покачал головой.

— Вы... очень... необычная женщина. Я начинаю понимать вашего мужа...и того несчастного барона. По рукам, будь по-вашему! Стража!

И велел вбежавшим стражникам:

— Проводите эту женщину в запертую комнату и не выпускайте до нашего возвращения. Её муж отправится с нами... А чтобы вы не заскучали, графиня, я попрошу составить вам компанию мэтра Джеронимо...

* * *

В небольшой горнице, куда ввели врача и молодую графиню, было довольно уютно: стены укрывали яркие пушистые гобелены, на столе стояли в золотых и серебряных вазах различные кушанья: от фруктов и мяса до икры; весело потрескивали поленья в камине и два удобных кресла словно приглашали к приятной беседе перед огнём... Сквозь приоткрытое окно, забранное разноцветной слюдой, падал солнечный свет, создавая неповторимое освещение: частью естественное, частью подобное пёстрой мозаике.

В замочной скважине повернулся со щелчком ключ.

Мэтр Джеронимо устало опустился в кресло, бесцеремонно закинув ногу на подлокотник, и отсутствующим взглядом уставился на пламя в камине. Девушка, прошелестев по коврам голубыми шелками платья, подошла к окну.

— Там отвесная стена, не трудитесь, — тускло вымолвил итальянец. — А внизу стража. Окно просматривается, как на ладони.

Милица, закусив губы, убедилась в правдивости слов своего товарища по заключению.

— А вас за что сюда, мэтр Джеронимо? — поинтересовалась она, отвернувшись от окна. Врач не ответил.

Вместо этого он, подобравшись, с грустным сарказмом глянул на собеседницу.

— Вы можете мне объяснить, мадам графиня, какого чёрта вам потребовалось выводить из себя брата Климента? Какого чёрта вам нужно было плести этот вздор про ведьм и заключать пари?.. Какого чёрта вы вообще явились сюда с мужем?.. Теперь вы сидите здесь, и можете быть уверены — следующий костёр сложат вам!

Милица поднесла сложенные лодочкой ладони к губам и улыбнулась.

— Посмотрим, мэтр Джеронимо, посмотрим... С чего вы взяли, что я, как вы изволили выразиться, "плела вздор"?

— С того, что ведьм не существует, — устало вздохнул учёный. — Много бы я дал, чтобы взглянуть хоть на одну, но настоящую! В них может верить только такой мракобес, как наш брат Теодорих... Даже брат Климент прекрасно понимает, что поиски ведьм — это лишь чудесная ширма для политических интриг... Знаете, зачем вы ему потребовались?

— Чтобы влиять на моего мужа, я полагаю, — пожала плечами Милица.

— А ваш муж им нужен как пешка в игре между Лотарём и Фридрихом... Он и правда был под Нюрнбергом?

Милисента усмехнулась.

— Не будь я так уверена в себе и считай вас подосланным шпионом, я ответила бы, что ничего не знаю... Но я скажу: правда. Он там был.

— Сядьте, — устало бросил Джеронимо. — Теперь уже неважно, верите ли вы мне или нет... Казнь несчастной через полчаса, и мы уже ничего не изменим... Надеюсь, Бьянка воспользуется тем ядом, что я дал ей...

— Так вот почему вы здесь! — распахнула глаза Милисента. — Вас поймали на посещении ведьмы перед казнью!

— Конечно же, — криво усмехнулся флорентинец. — А когда она умрёт, не взойдя на костёр, ничто не помешает брату Клименту сложить два и два... Епископ же не потребует от него никаких дополнительных доказательств... Кушайте виноград, мадам. Вероятно, это наша последняя возможность его поесть.

— Постойте... — вдруг осенило Милицу. — Вы хотите сказать...она умрёт, не взойдя на костёр? Когда примет яд?

— Да... — отсутствующе глядя в сторону, проронил медик. — Я не могу сказать, когда она это сделает... И сделает ли вообще. Быть может, у неё нашли и отобрали флакон. Я не знаю! Помолимся за неё!

— Значит, я могу не успеть... — сжав губы, процедила волшебница. — О, Свет Несущий, надо действовать!

Мэтр Джеронимо кисло усмехнулся.

— А скажите, то, в чем обвинял вас брат Климент — правда? Вы убили и ограбили своего господина, а потом сбежали?

— Да, — очаровательно улыбнулась Мили, глядя прямо в неимоверно распахнувшиеся глаза врача. Он смотрел на неё, словно она внезапно начала покрываться шерстью. Вздохнув, Милица пояснила: — По приказу этого щенка была убита моя семья. По его злой воле я была насильно привезена в замок, чтобы на досуге господин мог развлечься, — она криво усмехнулась. — И вы полагаете, я должна была покорно принять свою участь? Удовлетворить похоть убийцы моих родителей, а потом с камнем на шее отправиться в ров? Да, я убила его! И на виселицу за убийство не захотела. И в тюрьму, на потеху страже. Поэтому я взяла золото и убежала. Я бежала куда глаза глядят, лишь бы подальше...

— Простите, — мягче произнёс итальянец, осторожно кладя руку на плечо Милисенты. — Я задал глупый вопрос... Мне следовало бы понять всё самому...

Милица улыбнулась, садясь в кресло напротив флорентинца.

— Налейте-ка мне бокал воды.

— Быть может, вина?

— Воды, мэтр Джеронимо. И минуточку посидите тихо. Можете смотреть, только не задавайте вопросов.

Заинтригованный молодой человек протянул девушке наполненный до краёв золотой кубок. И — онемел. Роскошное платье, в котором сидела мадам графиня, вдруг вспыхнуло снопом ослепительных искр и превратилось в то, старенькое и поношенное, в котором он впервые увидел её.

И через плечо была перекинута сумка — тяжёлая и потёртая.

Милица невольно рассмеялась его ошеломлённому виду и приложила палец к губам. Впрочем, мэтр был до того потрясён, что при всем желании не сумел бы вымолвить ни слова.

Растормошив свою сумку, волшебница извлекла оттуда невзрачную травку и бросила в бокал.

А потом накрыла его ладонями — и из-под них потёк мерцающий призрачный свет, струйками дыма переливающийся через края.

Милица резко отдёрнула ладони.

— Площадь перед ратушей Лозанны! — шепнула она.

В потемневшей глубине зарябили тени, послышались голоса — и возникло смазанное изображение, как в старом гнутом зеркале. Огромный помост, обложенный вязанками хвороста; толпа людей — жадные взгляды, любопытные лица, борьба за лучшее место... Над всем этим, под лениво покачивающимися разноцветными флагами, на балконе ратуши, восседал в своём кресле епископ, а рядом расположились все знатные и уважаемые граждане Лозанны.

Бледный, как зимний день, ничего не видя вокруг, рядом с его преосвященством сидел Фрэнсис.

А вот и телега... Едет по тесным улицам, и приговорённая женщина в ней мрачными, невыразительными глазами тупо смотрит перед собой.

И что-то лихорадочно сжимает в кулаке.

Милица провела рукой над кубком — и изображение пропало.

Мэтр Джеронимо смотрел на неё во все глаза.

— Скажите, мэтр, — очаровательно улыбнулась девушка. — Вы не боитесь высоты?

* * *

Кап...кап...кап...

"Подайте чистое полотенце... У тебя родилась дочка. Она будет жить..."

"Да благословит тебя господь..."

Кап...кап...кап...

"Переверни клепсидру. У тебя пять минут".

"Эта трава помогает от зубной боли. Приложи..."

Приложи... приложи...

"Приложите ей к пяткам раскалённое железо! Быть может, это заставит её вспомнить договор с дьяволом!"

Кап...кап...кап...

"Попробуйте пытку водой, дорогой брат..."

"А ещё есть травы от боли в животе, от костной ломоты, от болей при месячных..."

Мысли текли, сталкивались между собой, путались и сбивались. Бьянка ничего не видела вокруг. В одну сплошную глумливую харю слепились лица, ухмылки, в один невнятный гул — оскорбительные выкрики толпы. Каждый больной был для неё уникальным, неповторимым, каждому она отдавала частичку своей души... Толпа была безлика и далека, Бьянка почти не замечала её.

Солнце палило, накаляя каменные стены домов, и розы — ах, эти розы Лозанны! — цвели так неистово, пахли так сильно, словно тоже провожали её в последний путь...

По лицу скользнул лист плюща, свесившегося с чьего-то низкого навеса, и приговорённая как никогда остро вдруг ощутила этот чудесный запах: запах живой, немного пыльной листвы, запах солнца и тепла.

Бьянка подняла глаза.

В ясном небе кружили птицы. Голуби, белые голуби над колокольнями стройных церквей, и чайки — свободные, скользящие на изогнутых крыльях в бескрайней небесной лазури. Чайки Женевского озера...

Тёплая от солнца скамья в телеге для приговорённых, корявая и ссохшаяся, приятно согревала истерзанное пытками тело; солома, набросанная на пол скрипучей повозки, покалывала ступни... Жёсткие, гладкие хлебные стебли.

Это была жизнь, сама жизнь во всём её великолепии: касания ветра сквозь прорехи изодранного платья, щебет птиц, солнечные лучи... Бьянка была благодарна судьбе за эту возможность — в последний раз прикоснуться к чуду дня и вольного воздуха, благодарна за один лишь выход из душного каземата...

А в её руке, в её сжатой руке — была смерть.

Флакон хрустальными гранями врезался в ладонь, и девушка знала, что, когда придёт время, она опустошит его...

Но у неё ещё есть несколько минут, несколько упоительных, роскошных минут, почти целая вечность...

Повозка дёрнулась и остановилась. Бьянка изумлённо подняла голову. Её оглушил гвалт толпы, гиканье и улюлюканье.

Перед ней, окружённый вязанками хвороста, возвышался помост. Как чёрный обвиняющий палец, воздетый к небу, в его центре темнел облитый смолой столб.

— Слезай! — её грубо дёрнули волосатые руки стражника, девушка коротко охнула.

— Всё? Уже всё? — беспомощно спросила она.

— Ведьма! — выли в толпе. В щёку врезался огрызок яблока. Вздрогнув, Бьянка вскинула взгляд: ей показалось, она узнала мальчишку, которого сама около месяца назад выходила, вылечив от жестокой лихорадки.

Она закрыла лицо руками, спутанные грязные волосы свесились с двух сторон, спрятав от неё весь мир. Нет...

— За гнусные преступления... против Бога и людей, против священных установлений нашей святой Церкви...Бьянка Тосканская приговаривается... через сожжение на быстром огне!

— Ведьма! Ведьма!

— Приспешница дьявола! — неслось со всех сторон.

— Кровопийца!

— Колдунья! Мерзкая тварь!

— Это неправда... Неправда... — всхлипывала Бьянка, совершенно забыв и о флаконе, и о костре. Лишь бы спрятаться от этих негодующих, обвиняющих, глумливых взглядов. — Я же лечила... Я только лечила... — шептала бедняжка. И вдруг выкрикнула: — Я же лечила ваших детей, скоты! Где же ваша благодарность?!

Её грубо толкнули к лестнице, ведущей на помост.

— Ведьма! — возмущённо вздохнула толпа. — Пусть покажет свою силу! Не можешь, дьяволица?

— Прямая дорожка на костёр!

— Ещё неизвестно, чем она лечила наших малюток!

— Разорвать её!

— Гадина!

— Тварь!

Стража и палач совместными усилиями тащили приговорённую. Девушка упиралась и голосила:

— Я не ведьма! Не ведьма!.. Если бы я была ведьмой, я не могла бы лечить! Я не потерпела бы такого обращения!..

Тухлое яйцо, метившее в голову осуждённой, угодило в панцирь стражника, и по металлу растеклась жёлтая вонючая жидкость. С громкой руганью солдат дал "ведьме" пощёчину. Бьянка упала на колени, и флакон, который она держала в руке, выпал и разбился.

Толпа ахнула.

Бьянка зажмурилась, такая яркая вспышка ударила по глазам.

А когда она их открыла, было темно.

Огромная, чудовищная туча съедала небо, и в её серо-чёрных недрах трепетали белёсые вспышки молний, и этот поистине адский котёл клокотал, закручивая своё варево в чудовищную воронку.

Вихрь упал на замершую площадь, ударом грома сбил с ног стражу, сорвал крыши с домов, унёс в чёрную хмарь разноцветные флаги... И тогда над городом прокатился вопль.

Люди, толкаясь и опрокидывая друг друга, кинулись врассыпную, прочь от накрывшего площадь кошмара, но вихрь, хоботом смерча упав на землю, воющими стенами отгородил их от прочего мира...

И в этом вое слышался смех.

По епископскому балкону струились мертвенно-голубые сполохи, плетя ветвистую сеть. В их тусклом свете было заметно, что епископ сидит в своём кресле с перекошенным лицом, и по подбородку его неопрятно стекает струйка слюны. Похоже, его преосвященство лишился сознания.

И какой-то священник, размахивая широкими рукавами рясы, что-то кричит стражникам, указывая на одного из знатных дворян...

Шар бело-голубого огня с треском обрушился на трибуны, взорвавшись прямо под носом у священника...

Бьянке показалось, что она ослепла и оглохла.

Она прижалась к столбу, уткнувшись лицом в колени, и мелко дрожала, не осмеливаясь открыть глаза, когда к ней осторожно прикоснулась чья-то рука.

— Бьянка... — раздался тихий голос.

Девушка отважилась посмотреть, и с удивлением увидела подле себя мэтра Джеронимо.

— Идём, Бьянка, идём...

— Я боюсь... — прошептала она, в этот момент похожая на маленькую испуганную девочку.

— Скорее, Бьянка, скорее!

Мужчина почти силой стащил обессиленную травницу с помоста, и в это мгновение в чёрный столб ударила молния.

Он вспыхнул, но пламя, струившееся по нему, было бледно-голубым, призрачным, и девушка вконец ослабела от ужаса. Колени её подкосились, и она всем телом повисла на плече медика. Тосканец волок её куда-то...

Пламя мерцало, единственное нарушая кромешный мрак, накрывший площадь, но его холодные языки не трогали хвороста. И тогда, на этом возвышении, Бьянка увидела женщину.

Её лицо светилось во мраке, и было обращено к трибунам.

Там, как показалось знахарке, шла потасовка. А потом какой-то человек в чёрном блио прыгнул вниз, прямо через перила, в возникший водоворот голубых искр, плавно опустивших смельчака на землю — и помчался через площадь, к женщине на помосте, а вслед ему кто-то что-то кричал, но девушка не могла расслышать слов за воем бури.

Женщина на помосте расхохоталась.

— Во имя Свет Несущего! — вымолвила она, и её голос звонкой холодной волной окатил всю площадь — да это он и звучал в вое ветра, в потрескивании пламени... — Чтобы вы, брат Климент, впредь не осмеливались трогать ведьм!

Жёсткая, ледяная сила, смертельная угроза — вот что звучало в этих негромких словах.

Бегущий по площади человек огибал обезумевших людей, перепрыгивал через доски разрушенных лотков и упавшие древки сорванных флагов, мечом отразил удар стражника, попытавшегося остановить беглеца, и почти уже достиг помоста, когда незнакомца окликнул мэтр Джеронимо:

— Лорд Фрэнсис!

Тот обернулся.

— Лорд Фрэнсис, сюда!

Молодой дворянин, поколебавшись, приблизился.

— Подождите, сейчас миледи сама подойдёт, — объяснил медик.

— Я миледи устрою... — сквозь зубы процедил лорд Фрэнсис. — Она обещала не применять сильное колдовство!

— Это иллюзия, — шепнул врач. — Всего лишь иллюзия. Ваша жена не нарушила данного вам слова, милорд граф.

— Он прав, — раздалось рядом.

Бьянка вздрогнула, увидев возле женщину с помоста, и только сейчас разглядела, что та молода, младше неё.

— Быстрее, пока морок не рассеялся, — кивнула волшебница.

— А вихрь выпустит нас с площади? — приподнял брови медик.

— Мы же знаем, что это наваждение, поэтому оно не имеет над нами власти, — улыбнулась Милица. — Будьте добры, возьмите Бьянку на руки, мэтр. Фрэнки, — она нежно взглянула на стоявшего рядом дворянина. — Тебе понравилось?

Рыцарь поморщился.

— Понравилось! — буркнул он. И вдруг порывисто притянул женщину к себе: — Я так волновался за тебя! Видела бы ты лица всех этих церковников!

Девушка негромко рассмеялась в ответ и доверчиво потёрлась щекой о его ладонь. И этот жест той, что повелевала такими неистовыми силами, заставил Бьянку немного примириться с незнакомкой.

— Вы...ведьма? — слабо спросила она.

— Да, — просто кивнула девушка. — Но давайте отложим разговоры на потом! Сейчас — в гостиницу, заберём вещи, деньги и коня — и уезжаем! Как я понимаю, вы, мэтр Джеронимо, и вы, Бьянка, едете с нами?

— Получается, что так, — усмехнулся тосканец, подумав, что раз судьба столь недвусмысленно посылает ему новое — куда более безопасное — место, да ещё и Бьянку, как помощницу, в придачу... возражать не приходится.

И небольшой отряд растворился в колдовском мраке, накрывшем город...

Глава XXIV

Над костром кусачей мошкарой вились искры. Они срывались с танцующих языков пламени и уносились в ночной зенит, а поленья трещали, мерцали алым и золотым, подёргивались сизым пеплом. На земле, изгибаясь, плясали тени, и причудливые отсветы ложились на стоящие вокруг валуны.

Бьянка, укутанная в плащ Фрэнсиса, еле могла сидеть, и её поддерживал мэтр Джеронимо, время от времени подавая тёплое успокоительное снадобье, сваренное Милицей. Саму волшебницу Бьянка так боялась, что зажмуривалась и сжималась в комок при малейшем её приближении. После нескольких безуспешных попыток поговорить со спасённой, Милица сдалась и поручила все заботы о ней итальянцу. Он сумел не только успокоить бедняжку, но и убедить выпить лекарство, сваренное "ведьмой". Видимо, ожидание смерти и шок от пережитого на площади окончательно подкосили Бьянку. Из всего их небольшого отряда девушка без боязни смотрела лишь на мэтра Джеронимо.

Тот утешал её, ласково наговаривая нечто невразумительное, а сам то и дело бросал через костёр полные настороженности и любопытства взгляды на Милисенту. Она сидела, время от времени палкой вороша сучья в костре, а Фрэнсис ласково обнимал её за плечи. Оба молчали, но само молчание словно соединяло эту пару. Они молчали о своём, и пальцы молодого рыцаря нежно перебирали спутавшиеся пряди волшебницы.

Бьянка наконец задремала, и мэтр решился прервать молчание.

— Нас разыскивают, не так ли?

Милица лишь пожала плечами, а Фрэнсис вздохнул:

— Вероятно. Думаю, Мили предусмотрела такую возможность.

Девушка улыбнулась, щекой потёршись о его ладонь, совсем как кошка, и прикрыла глаза.

— Если мимо поедут люди, они примут нас за камни на равнине... — сонно пробормотала она. — Я с детства обожала плести мороки...

— Как я теперь смогу явиться ко двору короля Франции или герцога Бургундии? — с шутливым укором вздохнул юноша. — Епископ и брат Климент наверняка разошлют грамоты с нашими приметами...

Милица с трудом приподняла отяжелевшие веки.

— Не... — пробормотала она. — Брат Климент поспорил со мной... Он заключил пари с ведьмой... И проиграл... Это очень много значит...

— Я не понимаю, Мили...

— Он не сможет, — зевнув, пояснила волшебница, вновь закрывая глаза. — Ни он, ни епископ. Ни написать, ни сказать... Просто не сможет...

— А, — догадливо протянул Фрэнсис и умолк, обменявшись взглядами с мэтром Джеронимо. В уголках губ врача притаилась усмешка: так трогательно выглядела эта засыпающая девочка, что-то пытающаяся объяснять сквозь дрёму.

Фрэнсис осторожно коснулся губами её волос.

— Спи, любимая, — шепнул он.

Милица спала.

Некоторое время царило молчание, нарушаемое лишь потрескиванием веток в костре. Затем итальянец, вздохнув, подкинул в огонь хвороста и спросил:

— Наверное, вам с ней непросто?..

Рыцарь молча улыбнулся, крепче прижал к себе спящую женщину и ничего не ответил. Но медик не отступал.

— Помимо того, что у вашей супруги, господин граф, взбалмошный характер, она ещё и колдунья... Где вы ухитрились её откопать?

— Вы бы не рискнули связать свою судьбу с ведьмой, мэтр, я вас правильно понял? — хмыкнул лорд. Ухнула вдали ночная птица, и легкий ветерок пробежал над костром.

Мэтр Джеронимо кивнул.

— Дело не в том, что она с причудами, господин граф, какая женщина без них! Дело в том, что её сила противоестественна.

Фрэнсис вопросительно приподнял бровь. В тёмный воздух с треском взвилась над костром стайка медных искр. Собеседник поспешил объясниться.

— Я не хочу сказать, что госпожа графиня плоха. Но поймите меня правильно, ваше сиятельство... Нет такого закона природы, что позволил бы человеку летать, как птица. Без крыльев, без приспособлений... по одному только слову! Нет такого закона природы, что позволил бы наступить ночи посреди дня... И...

— Разве нарушение этих законов не спасло вас и эту несчастную? — тихо спросил юноша, кивком указывая на Бьянку, клубочком свернувшуюся под плащом. Итальянец слегка покраснел. Огонь чуть притих и трудолюбиво лизал поленья, словно боялся пропустить и слово из разговора.

— Я не хотел бы показаться неблагодарным... Ваше сиятельство, я всю свою жизнь отрицал магию и волшебство, я никогда не разыскивал формулу философского камня, никогда не пытался читать будущее по чертам лица, линиям ладони или же по звёздам. Для меня существует только один критерий: опыт. Эксперимент. Подтверждённый факт, причем не единожды, а многократно подтверждённый... Я читаю древних авторов... Вы не читали Лукреция, "О природе вещей"? Очень познавательно, рекомендую... Есть и арабские авторы... Знаете, я не думаю, что, будучи язычниками и неверными, эти люди глупее христиан. Быть может, нам многому бы стоило у них поучиться... Вы поймёте меня, раз не считаете для себя зазорным общаться с ведьмой... Только вот ведьм...не любили всегда и везде. Даже неверные осуждают тех, кто принял силу от Эблиса...так называют они Люцифера, вы, быть может, знаете... Я всегда считал это выдумками, но...но теперь...

Фрэнсис крепче прижал к себе спящую жену. Если такое говорит тот, кого она спасла...

Огонь вился золотыми змейками, чуть потрескивая, но не гудел, словно призадумался вместе с графом... Юношу не покидала мысль, что костёр внимательно слушает их разговор... Быть может, утром всё доложит Милице.

Лорд невольно улыбнулся такой мысли и решил, что понял врача.

— Вас пугает её сила?

— Нет. Необъяснимость этой силы! — ответил врач. — Её нельзя изучить, её нельзя понять... Выразить и записать с помощью цифр... Маги имеют дело с такими формулами, которые здравомыслящему человеку покажутся полной абракадаброй! Не думайте, что я так просто отвернулся от магии. Я пытался проверить её опытным путем...и ничего. Сколько ни бей по луже веником, дождь не пойдёт, поверьте мне! А госпожа графиня...совсем другое. В ней истинная сила... Разве вы сами не боитесь, ваше сиятельство?

— Нет... — просто ответил граф. — Не боюсь... Наверное, потому, что я не свожу мир к цифрам и логике...

Итальянец усмехнулся:

— Я вижу в ваших словах скрытый упрек...

— Да, разумеется. Неужели вы никогда не задумывались, что, быть может, есть ключ ко всем тайнам мироздания, вместивший бы объяснение и мистики, и физики?.. Неужели вы никогда не искали его?

— Такого ключа нет, — ответил медик. — По крайней мере, в той сфере, в которой я привык работать. Как я могу верить чему-то, чего не могу понять и объяснить? Философия мне смешна, поэзия недоступна, а магия отвратительна...

— Но вы же верите в бога? — приподнял брови граф. — Разве вы можете объяснить его?

— Бог — это мир. Создатель выражает себя в Создании. А мир, пусть и не до конца, но объясним... Недаром людям запрещено колдовать, ведь волхвование — сфера необъяснимого, сфера дьявола... Это искажение реальности, надругательство над миром... До недавнего времени, — учёный криво усмехнулся, — я полагал, что дьявола нет...

— Если считать, что бог — создатель мира, — возразил граф. — Недавно кое-кто обмолвился, что есть и иная точка зрения... Что же до колдовства... Оно освобождает от произвола сильных мира сего... — негромко произнёс лорд. — Именно оно спасло Мили от бесчестья, именно оно спасло вашу жизнь... И разве не является бог царем царствующих? Их власть — не от него ли? И не потому ли так ненавистна ему сила, несущая свободу?.. Я скажу больше, напомню: именно Люцифер дал людям плоды с Древа Познания, которое вы столь высоко цените, и именно его называют Князем этого мира... "познаваемого, пусть и не до конца"... — рыцарь улыбнулся.

Мэтр Джеронимо молча глядел на него. Пламя костра гудело ровно и радостно, вытянувшись к небу золотым конусом, свивая вокруг поленьев золотые вихри. Норманн подумал, что вряд ли огонь подслушивал ради Милицы. Скорее всего, ему просто был интересен сам разговор... Особенно если вспомнить, что огонь издавна считают стихией Свет Несущего...

— Вы не считаете дьявола злом, — произнёс, наконец, врач.

— Нет, не считаю, — кивнул Фрэнсис.

Медик потупился.

— Простите, но...какова в этом заслуга вашей жены?

— У меня есть своя голова на плечах! — отрезал норманн. И мягче добавил: — Свобода и Знание — разве это плохо?

Итальянец вздохнул.

— Я не берусь судить то, о чём не имею никакого представления... Я всего лишь боюсь того, что невозможно понять... От бога ли, от дьявола, для зла ли, для добра — я не приемлю метафизики, как всякий учёный... Но как человек я благодарен вам и вашей супруге... Я не хотел бы, чтобы вы увидели во мне предателя и труса... Напротив, мне хотелось бы остаться с вами...мне хотелось бы понять...если понимание тут вообще возможно...

В огонь рухнула новая охапка сушняка.

Фрэнсис усмехнулся, протягивая врачу руку над присмиревшим костром. Пламя довольно урчало, как огромный домашний кот, и щурило золотые искры в жарких складках занявшейся коры — сытое и разомлевшее.

— Я думаю, Милица будет в восторге. Она такая же одержимая исследовательница, но только в своей сфере...

— Куда мы держим путь? — спросил мэтр Джеронимо, отвечая на рукопожатие.

— В Дижон, ко двору герцога Гуго II.

— Вы хотите остаться там?

Граф кивнул.

— Милица грезит о Париже, но я больше не могу... — лорд сел, обхватив руками колени и глядя на пляску языков пламени. — Не могу таскать свою жену по дорогам, подвергая превратностям пути. Сегодня — жара, завтра — ливень, послезавтра — разбойники... Разве это жизнь для женщины? Теперь у меня есть все необходимые грамоты, ни один человек не сумеет обвинить меня в самозванстве... Я должен обеспечить своей жене и будущему сыну уход и крышу над головой. Мы прошли пол-Европы, довольно...

— Вы словно бы пытаетесь отгородить её от того мира, который постепенно заявляет на неё свои права — от мира магии... Что бы вы ни говорили...

Лорд покачал головой.

— Быть может, — прошептал он потрескивающим сучьям. Огонь вился и скользил по тонким прутикам, и они наполнялись рубиновым мерцанием, неверной, чуткой игрой сполохов, и поверх скользили, опадая, воздушные хлопья сизого пепла... — Но не потому, что тот мир плох... Он прекрасен... Вряд ли я пожал бы вашу руку, не научи меня тот мир видеть в каждом прежде всего человека, а уж потом горожанина, рыцаря либо учёного... И всё же, несмотря на всю его красоту, тот мир опасен...

— Наш мир опасен тоже... Особенно для таких, как она...

— Я знаю, — почти беззвучно ответил граф. — Но надеюсь...

— На что? — итальянец поднял изумленные, вопросительные глаза на молодого рыцаря, умолкнувшего со страдальческой складкой между бровей.

— Быть может, став матерью, она оставит... — Фрэнсис закусил губы.

— Не думаю, — сухо вымолвил медик. — Вам многое придётся скрывать при дворе Гуго II.

— При любом, — невесело хмыкнул юноша. — Так что выбора у меня, по большому счёту, нет... Дижон — ближайшая столица... А в Париже... В Париже живут ведьмы... — он спрятал лицо в ладонях.

— Вы боитесь её потерять? — Джеронимо осторожно положил руку на плечо лорда.

— Будь, что будет, — тяжело вздохнул Фрэнсис, поднимая голову. — Надеюсь, до этого не дойдёт... Я просто ревную, мэтр! — усмехнулся юноша. — Я не хочу делить её ни с кем!

— Очень...мужское чувство, — неуверенно улыбнулся врач, опасаясь оскорбить графа.

— Да, конечно, — улыбнулся в ответ молодой лорд. — Я и влип-то во всю эту историю только потому, что вёл себя, как мужчина. Обычный мужчина, а не героический рыцарь, который выше собственных слабостей... Ни Персиваля, ни Галахада из меня не вышло... Наверное, у них и слабостей-то не было...

— Но ведь были ещё Ланселот и Тристан... — напомнил учёный. — Они тоже предпочли земную любовь рыцарской чести.

— Только вот конец у тех легенд печальный, — вздохнул граф, нежно касаясь волос спящей возлюбленной. — Если бы вы знали, мэтр, как я боюсь за неё!

— Вы делаете всё, что в ваших силах, но уберечь её от себя самой не сможете... Тут два варианта: либо уйти и помнить всю жизнь, либо остаться и всю жизнь рисковать... Вы выбрали.

Фрэнсис кивнул. Некоторое время мужчины молчали, глядя в огонь. Бьянка вскрикнула во сне и сжалась под плащом.

— Что же теперь с ней будет? — негромко спросил Джеронимо. — Куда её отпустишь в таком состоянии?

— Да уж, безопаснее ей пока с нами... — вздохнул рыцарь. — Быть может, когда девушка оправится, она перестанет шарахаться от Милицы... А, выздоровев, решит, куда пойти...

Мэтр пожал плечами.

— Думаю, при сиятельном графе ей куда проще заниматься своим ремеслом. На её месте я бы оставался с вами как можно дольше.

— Наверное, поэтому и вы сами с нами пошли, — улыбнулся лорд. — Конечно же, ведьме странно было бы обвинять вас в служении тёмным силам.

Итальянец весело хмыкнул.

— Да и кому, как ни ей, понимать, что это не так!

— Тогда решено: пусть в Дижоне все считают вас моим лекарем, а Бьянку — служанкой графини, — вздохнул Фрэнсис. — Только, мэтр, к своему окружению я предъявляю определённые требования...

— Слушаю вас, — врач склонил голову.

— Я обеспечиваю вам кров, еду и питье. Позже, когда герцог признает мой титул и даст земли в Бургундии, я смогу платить вам... До тех пор вам придётся добывать деньги самому... Полагаю, при вашей профессии это не составит труда. Взамен я бы хотел, чтобы в доме, где мы поселимся, соблюдалась тишина. Я очень не люблю шум, пустые разговоры и различные сборища... В остальном, если вам вдруг что-то потребуется, не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время.

— Полагаю, ваше условие не трудно выполнить, — кивнул медик. — Я и сам не из любителей вечеринок, и предпочитаю проводить вечера над книгами, а не в трактирах. Но... позвольте спросить вас, ваше сиятельство...

— Да?

— Госпожа графиня отнюдь не кажется мне тихой мышкой...

— Вот вы о чём! — граф усмехнулся. — Когда-то, в самом начале нашего знакомства, я пытался ей объяснять, что терпеть не могу болтовни и глупостей... Но, во-первых, очень скоро я понял, что переделывать Милицу всё равно что переделывать стихию. А во-вторых... погружение в эту стихию — это как причастие Вечности... — Фрэнсис замолчал, с нежностью глядя на спящую жену.

— Вы влюблены в неё без памяти, — тихо произнёс собеседник. — Именно потому, что она так не похожа на вас... — И попытался пошутить: — Но ведь причастие Вечности недопустимо смертному человеку! Просто не по силам! — и умолк.

В костре надрывно всхлипнула ветка — и сломалась. Пополам.

Граф молчаливо покачал головой и не ответил. И, спустя столетие, вздохнул и проронил:

— Быть может, вы и правы...

Некоторое время в воздухе звенела тишина, только испуганно лизал груду сушняка костерок, отстреливаясь искрами от темноты. Потом ночной ветер донес вой.

Скорбный и заунывный, он летел над скованной мраком землёй, как осенняя туча. Тяжёлый и безысходный, подобный ноябрьскому небу, он рвал душу.

Рука Фрэнсиса сама потянулась к мечу архангела.

А потом к костру выпрыгнул пёс.

Чёрный пёс с горящими ало глазами, и с его оскаленных клыков падала мутная пена. Чудовище секунду смотрело на замерших возле огня людей, не в силах переступить защитную черту, проведённую Милицей, а потом бесшумно растворилось в ночи, и только издалека вновь долетел тоскливый, затихающий вой...

Некоторое время оба человека молчали, а потом врач деревянным голосом поинтересовался:

— Что мы сейчас видели?

Фрэнсис сидел, закусив губы.

— Чёрного пса, — ответил он наконец. — И не спрашивайте у меня больше ни о чём, мэтр Джеронимо. Поверьте, я знаю не больше вашего.

— Вы думаете, это был обычный одичавший пёс?

Фрэнсис пожал плечами.

Врач не отступал.

— У вас на гербе тоже чёрный пёс.

— Да.

— Это совпадение?

— Не знаю.

— Мне кажется, его намерения трудно назвать дружескими.

— В самом деле?..

— Его остановила защитная черта!

— Черта останавливает любую нежить или нечисть, независимо от её намерений.

— Её намерения бывают добрыми?.. — насмешливо фыркнул медик.

Фрэнсис помедлил. Он вспомнил об Эдгит и Харальде... Говорили, что дух Харальда в обличье чёрного пса наказал убийц, и потом около столетия люди слышали по ночам вой, от которого негодяи сознавались во всех своих преступлениях... Чёрный пёс никогда не трогал невинных — так гласила легенда. Но легенда также гласила, что Эдгит была кроткой и доброй девушкой...

С другой стороны — вряд ли бы она решила причинить хоть какой-то вред Дику. А о Харальде говорила, что он... ушёл. Именно так. И звал её с собой, но она осталась. Однако, если дух Харальда обрёл покой, что же за чудовище приходило из ночной темноты? Что означало его появление? Предупреждение? Предостережение? Но их уже предупредил сам Михаил! Неужели недостаточно? Или, в самом деле...совпадение?..

Граф не верил в такие совпадения.

— Давайте спать! — вместо ответа велел он врачу. — От людей и зверей нас укрывает морок, а от различных тварей — защитный круг. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, — пробормотал Джеронимо, укладываясь поближе к огню. Граф обнял спящую жену, положил голову на плечо Мили и долго смотрел на тусклые точки звёзд.

А потом уснул.

— Фрэнки... Фрэнки...

Голос, летящий из темноты.

Графу показалось — он медленно открыл глаза.

Он увидел себя в гулкой пустоте, и откуда-то доносился отдалённый шум — волны разбивались о скалы.

Под ногами хлюпала чёрная вода, и надо было выйти к свету, только где выход — неизвестно...

И было странно, было обидно: нет прямого коридора, есть безграничная пещера — и вода под ногами...

— Фрэнки... Я не могу выйти... Я заблудилась, Фрэнки... Помоги мне...

Голос плакал, испуганный голос семнадцатилетней девочки, прерывался всхлипами — а потом появилась она сама, в грязном порванном платье, со спутанными чёрными волосами. Но в ней ещё можно было узнать...

Узнать Фредерику.

— Ты забыл меня, мой Фрэнки... Ты меня забыл... А я заблудилась...

Она подошла вплотную, глядя на него снизу вверх полными слёз глазами — которые были черны, как ночь.

Карие глаза Фредерики...

Он отшатнулся.

Девушка разрыдалась, обняв себя руками за плечи, и стояла, вздрагивая, как нищенка у крыльца: покорно и безысходно.

— Ты больше не любишь меня, Фрэнсис Элчестер, не любишь... А ведь я умерла из-за тебя! И ты меня забыл!..

— Что я могу сделать, чтобы ты нашла покой?

— Ты хочешь отделаться от меня!..

Девушка, так похожая на Фредерику, рыдала навзрыд. Фрэнсис покачал головой.

— Ты не Фредерика. Она никогда не стала бы меня упрекать. Эдгит, неупокоенный дух несчастной женщины! Я готов простить тебе всё зло, что ты совершила, и готов помочь обрести покой. Что для этого нужно сделать?..

Слёзы, наполнявшие её глаза, потемнели, набрякли тяжёлыми каплями, склеили длинные ресницы — и вот уже густая кровь течёт по бледным щекам. Девушка, так похожая на Фредерику, тонко всхлипывала, вцепившись руками в плечи — и чёрные густые ручьи струились по лицу, раскрашивая его извилистыми линиями, капая на платье.

К горлу Фрэнсиса подступила тошнота.

— Мой Фрэнки отрёкся от меня...

Шёпот её едва коснулся его ушей — и одновременно холодным шелестом отразился от свода пещеры. Лорд поморщился.

— Что это за место?..

— Лимб... Лимб... Приют для заблудших душ... Я потерялась, Фрэнсис... Потерялась... Она не отпускает меня... Она меня держит... Она не даёт мне уснуть... Помоги мне. Выпусти меня. Выпусти!..

— Как?

— Проведи меня... Выведи меня... К коридору.

— Какому?

— Свет... В его конце свет...

— Откуда я могу знать, где этот коридор? Я закажу мессу за упокой твоей души.

Она упала на колени и смотрела, запрокинув голову: безнадёжно, как бродячий котенок, которого выставляют за дверь, бросив кусочек испорченной колбасы...

Сердце Фрэнсиса дрогнуло.

— Идём...

Они долго шли в темноте, и его пальцы сжимали ледяную руку спутницы — твёрдую, как полено из осеннего дровяника. И Фрэнсис не знал, сколько придётся вот так блуждать в стылой промозглой мокряди.

— Она красивая...

Слова застали графа врасплох, он не сразу понял, о ком идёт речь.

— Милица... Она красивая. Я видела её через зеркало... Жаль, я не успела войти в её тело. Она оттолкнула меня...проклятая ведьма! Я так мечтала поменяться с ней местами, и вновь быть рядом с тобой, мой Фрэнки, мой любимый...

Девушка прижалась к рыцарю всем телом, заглядывая в глаза и улыбаясь — обиженно и немного лукаво.

— Ты ведь меня не бросишь? Ты ведь любишь меня? Есть два выхода... Два! Второй показала мне Эдгит... Она показала мне! И сказала, что я смогу вернуть тебя, мой любимый, и мы будем вместе! Теперь всегда будем вместе! Есть два коридора: в земной мир и в мир загробный... Я знаю путь к живым людям... Пойдём...

Горячечный шёпот — и могильное прикосновение. И мёртвая тяжесть, сковавшая руку: не поднять, не оттолкнуть.

— Я поменяюсь с ней душами. Ты любишь её тело, я знаю. О, я понимаю тебя, плоть так слаба! Но ведь в её теле буду я, ты ведь хотел этого, правда? А её душа отправится сюда, в Лимб. Ей не будет вреда, поверь мне... А мы будем счастливы. Наконец мы будем счастливы...

Фрэнсис с трудом преодолевал тошноту, кружилась голова, мир раскачивался перед глазами. Неужели эта отвратительная тварь и в самом деле Фредерика? Это её он любил? Её мечтал назвать своей женой?..

Невозможно...

Что с ней случилось?

— Убирайся... — выдохнул он сквозь стиснутые зубы. — Убирайся прочь!.. Ехидна.

Девушка коротко вскрикнула, словно от боли.

Плоть на её руке под пальцами Фрэнсиса начала расползаться... Уголки губ разошлись в нехорошей улыбке, тело начал сотрясать негромкий, утробный смех — кожа на щеках вздулась и посинела, начала лопаться — и из трещин сочилась вязкая жидкость, и мясо отваливалось кусками...

Фрэнсис закричал, пытаясь выдернуть руку — запястье оказалось словно в капкане...

— Не уйдёшь... Не выпущу...

Из-за обнажившихся зубов вылетали уже не слова — шипение. Так говорил лич...

И не было меча Михаила, не было никого...

Чёрная тень взвилась из-за плеч гоуста, с рычанием набросилась на разложившийся труп. В стылую воду пещеры, сцепившись, рухнули два чудовища: громадный пёс — и женщина.

И волосы на её черепе из чёрных стремительно превращались в светлые...

Эдгит! Мразь! Эдгит...

Фрэнсис вскрикнул и побежал.

Он бежал, натыкаясь в темноте на колонны, падая и ссаживая кожу. Куртка, штаны лорда — всё покрылось мокрой пещерной грязью... А выхода не было.

Лимб.

Милица! Мили, помоги мне! Помоги!..

— Фрэнсис!..

Скулу чуть не вывихнуло от затрещины, и тут же мир вернулся к графу: теплом солнца, сухой одеждой, запахом нагретой травы...

Он открыл глаза. Рядом на коленях стояла бледная Милица, с губами, закушенными до синевы, и её волосы, заплетённые в две толстые косы, свешивались ему на грудь.

Фрэнсис некоторое время смотрел на жену, боясь поверить, что это не наваждение, что Мили не растает, подобно туману, и не расползётся мерзкой жижей...

Глаза их встретились.

— Пора вставать, — коротко произнесла ведьма, и только дрогнувший голос выдал, какой страх покидает её душу...

Глава XXV

— Она никогда не оставит нас в покое... — вздохнул граф, вытягиваясь на траве.

Милица тоже не сумела сдержать вздох, поправив брошенный на колени венок. Ромашки и колокольчики сокрушённо качнули головками.

— Фрэнсис... Я не знаю, что делать... — тихо призналась колдунья.

Они сидели в овраге, под защитой кустов, спасаясь от неспешно текущего над землёй полуденного зноя. Примолкли даже птицы, и лишь ястреб неспешно чертил свои круги в бесконечном небе...

Молодые люди оставили своих спутников в лагере, отправившись в ближайшую деревню, чтобы купить ещё одного коня. Он требовался их отряду как воздух, и все очень обрадовались, когда Бьянка, не раз собиравшая травы в этих местах, сказала, что неподалеку есть посёлок. Милица, ведомая шёпотом ветра и голосами трав, пошла в деревню вместе с мужем.

Сейчас, обнаружив на лугах заросший лозой овраг, они остановились там — отдохнуть и поговорить.

Над головами людей шелестел ветвями ветер, и повсюду разливался тонкий, почти неуловимый аромат прогретых солнцем листьев.

— Я, конечно, могу сварить снадобье, избавляющее от снов, — задумчиво проговорила волшебница, перебирая ромашки в венке. — Пусть его будем пить ты, я, наши спутники... Но я не могу быть уверена, что однажды ночью в каком-нибудь трактире Эдгит не внушит или хозяину, или проезжему стражнику, или служанке — да кому угодно! — что надо встать и перерезать тебе или мне горло. Спящим. Ты понимаешь, Фрэнсис? Ты понимаешь?.. Я не могу быть уверена, что однажды соседи не подожгут наш дом... Потому что им затуманила мозги эта тварь! Фрэнки... Если наш враг обладает властью над сознанием людей... Я просто не знаю, что делать!

Её ладонь сжалась, сминая белые лепестки цветка.

Молодой лорд осторожно коснулся руки жены.

— Не переживай. Эдгит того и надо: напугать нас. Лишить уверенности. Не корми её страхом. Не сдавайся. Подумай. Полистай свою книгу... Не может быть, чтобы ты ничего не нашла! А пока давай остановимся на снадобье, избавляющем от снов. Хорошо? — он улыбнулся.

Девушка вымученно улыбнулась в ответ.

— Кстати, ты заметила? — продолжал, как ни в чём не бывало, граф. — Между появлениями Эдгит проходит некоторое время. Она словно копит силы...

— Расстояние... — прошептала волшебница. — Огромное расстояние... А зимой она вообще ничего не могла...

— Когда у неё получилось рассорить нас, было начало мая. Снова мы услышали о ней в пещере некроманта: он проговорился, что Эдгит просила у него мою голову... Три недели прошло. Почти месяц.

— Да, но потом, ночью, в трактире! — горячо возразила волшебница, всем телом повернувшись к мужу. — Когда она, по собственному признанию, пыталась завладеть мною... Я видела её в зеркале... Это было спустя неделю после того, как мы выбрались из подземелья... И теперь твой сон... С её появления в трактире прошло... Тоже — неделя... Кончается июнь.

Милица рассерженно водрузила венок на голову. Колокольчики и ромашки опять закачали головками, на сей раз — возмущённо.

— Мы слишком близко подошли к ней! Что ж, по крайней мере, теперь мы знаем, когда она снова попробует напасть... А если на сей раз она накинется на Бьянку? Вздумай девочка посмотреться в зеркало или в ручей... Кто мне скажет, что Эдгит не завладела её телом, как хотела завладеть моим? Или подчинит её сознание, как подчинила твоё... Несколько глотков из ручья, который гоуст испоганит своим присутствием... А если не Бьянка? Если Джеронимо? Разве они оба могут ей противостоять?

— У нас есть неделя, — вздохнул граф, переворачиваясь на живот. — За это время мы должны что-нибудь придумать.

Некоторое время царила тишина, только вздыхал ветер в кронах. Потом юноша тихо заметил:

— Ведь в какой-то момент я поверил, что это и правда — Фредерика... Ужасно...

Повисло молчание. По платью Мили медленно полз крохотный жучок — точнёхонько по тонкой, прямой как стрелочка тени от травинки.

— И ты ей отказал... — наконец вымолвила колдунья.

— Конечно... Я не понимал... Как Фредерика может просить о таком? К счастью, это была не она... Не она.

— И все же закажи мессу за упокой её души, — так же ровно, глядя в пространство перед собой, произнесла Милица. — Слишком часто её тревожат чары Эдгит и... наши разговоры. Я бы не хотела, чтобы однажды твоя ошибка превратилась в реальность.

Ведьма умолкла. По её лицу скользили тени от листьев.

— Бедная девочка, — произнесла она вдруг. — Почему Эдгит использует её облик? Быть может, образу Фредерики легче войти в твои сны? Поэтому?..

— В мои сны легче всего войти твоему образу, — усмехнулся лорд, накрывая руку жены своей.

Милица не приняла шутки.

— Я жива, — пожала она плечами. — А Фредерика нет. Как и сама Эдгит. Более того... Фредерику убил Ричард... Сын этого проклятого гоуста. Вероятно, причина такова. Больше ничего мне на ум не приходит, любимый...

— Мы можем до бесконечности строить предположения, Милисента, — вздохнул лорд, аккуратно снимая жучка с колена Мили. Насекомое, приподняв надкрылья, испуганно взлетело с раскрытой ладони человека и пропало в небе. — И ни к чему не прийти. Но за одно то, что она тревожит мою голубку, я готов свернуть гадине шею!

Он, не сдержавшись, стукнул кулаком по земле.

Милица опустила глаза. Голос колдуньи был спокойным, но рука непроизвольно сжала ткань подола.

— Если наши предположения верны, она может входить лишь в сознание тех людей, с которыми так или иначе связана... духовно. Или же эмоционально, назови, как хочешь. Если это правда, Бьянке и Джеронимо ничто не угрожает. Зато призрак дважды являлся тебе, оба раза в облике Фредерики, твоей... — Милица запнулась. — Твоей первой возлюбленной, — продолжила она наконец, и граф ни словом не поправил волшебницу, лишь молча кивнул. — И оба раза ты видел пещеру...

— С тёмной водой на полу... — граф поёжился от воспоминания.

— Она назвала это место...

— Лимб. Место для заблудившихся душ. Я даже не слышал о таком прежде. Я полагал, что есть Рай, Ад и Чистилище, но Лимб... Он похож на преддверие Ада.

— Быть может, так оно и есть, — тихо вымолвила Мили, срывая травинку и крутя её меж пальцев. Пушистая метёлочка то и дело стукалась о колени девушки и осыпала волосы Фрэнсиса зелёными незрелыми семенами. — А может быть, и нет. Может, это место вне времени и пространства, вне власти Бога и Дьявола... Где же ещё и укрываться таким духам, как Эдгит!

— Разве есть что-то вне власти сил, разделивших мир? — недоверчиво нахмурился Фрэнсис, отбирая у жены травинку. — Я был бы вам признателен, мадам графиня и моя драгоценная супруга, если бы вы перестали засевать мою голову всяким мусором!

— Прости, — тихо шепнула колдунья, даже не обозвав мужа занудой, как делала обычно в ответ на его ворчание. — Если мир — поле боя, то ведь должна быть нейтральная территория, — продолжила Милица, пожав плечами. — Нейтральная полоса. И вот её-то и загадила всяческая шваль, вроде неприкаянных духов.

— Постой! — Фрэнсис даже приподнялся. — Ты хочешь сказать, что на самом деле Эдгит живёт не у озера или моря в Элчестере, а...

— В Лимбе... — прошептала девушка, подняв взгляд широко распахнутых глаз на мужа. — Фрэнсис, ты молодец! Озеро, где стоял их с Харальдом дом, и берег, откуда она кинулась в море — лишь Врата! Только там она вольна выходить к живым людям! Где на дне моря её кости или... А в доме наверняка пролилась её кровь. Поэтому погребение и закрывает гоустам выход на землю...

— Подожди! Легенда утверждает, что при захвате дома дружками Гирта Эдгит не причинили ни малейшего вреда... Там погиб её муж...

— А муж и жена — плоть едина, — усмехнулась Милисента. — Всё правильно, милый. Он был её законным мужем. Всё правильно...

— И что теперь? — жадно спросил Фрэнсис. — Ты можешь...

— Если всё дело во Вратах между Лимбом и нашим миром, и мы знаем, где их искать... Думаю, их можно закрыть! — глаза ведьмы радостно сверкнули. — Во всяком случае, — она лукаво усмехнулась, — это в силах магии! Хотя и не просто...

— И тогда её чары спадут с Дика? — пытливо спросил Фрэнсис, садясь напротив ведьмы.

Милица нахмурилась.

— Фрэнки... Я не знаю. Пойми, Ричард и Эдгит связаны больше, чем духовно, он — её сын. Быть может, он — ещё один выход на землю для гоуста, живое вместилище её силы. Кто знает, на что решится эта сумасшедшая, когда мы сумеем закрыть все её лазейки с того света! Но ей придётся или выгнать душу Ричарда из его тела, или...подчинить её. И я не знаю, что для бедного мальчика хуже!

— Я бы не хотел, чтобы Дик пострадал... — вздохнул граф. — Ему, если подумать, и так пришлось хуже всех...

Мили покачала головой.

— Ты прав... Пусть это звучит абсурдно, но ты прав...

Лорд привлек к себе любимую, уткнувшись в ромашки на её голове. Белые лепестки шелковисто щекотали кожу, и запах полевых цветов смешивался с запахами трав, воды — и юноша не мог понять, то ли этот аромат идёт от венка, то ли — от волос Милисенты...

— Как мне повезло с женой, — шепнул Фрэнсис. — Родная, ну что с тобой? Ты словно каменная... Мы справимся с Эдгит, вот увидишь...или я чем-то обидел тебя?

Милица улыбнулась и нашла его губы, и вот уже целый мир исчез, остался только терпкий медвяный дух смятой травы и тепло объятий...

Молодые люди пришли в себя, ощутив слабое, ритмичное вздрагивание земли. Оба сели и переглянулись.

— Конники, — шепнул граф. — Отряд.

Милица побледнела.

— Из Лозанны? — спросила она одними губами, поспешно натягивая платье. Фрэнсис последовал её примеру, завязывая одежду и проверяя, легко ли выходит из ножен меч — на сей раз он взял с собой своё фамильное оружие, а не клинок Михаила.

— Не похоже. Скачут со стороны Дижона. И все же не мешало бы тебе сотворить морок.

Ведьма кивнула, закрыла глаза, и её губы начали шептать непонятные слова, а пальцы выплетали в воздухе сложную вязь. На секунду мир перед глазами графа подёрнулся дымкой, а в следующий миг рядом с ним на месте Милицы стояла незнакомая смуглая девушка в холщовом платье и с двумя чёрными косами, обрамляющими грубоватое лицо. Себя Фрэнсис не мог видеть, но рубаха и штаны ничем не отличались от тех, какие он видел на местных крестьянах. За пояс оказалась заткнута длинная палка-посох: как догадался рыцарь — меч.

— Может быть, проскачут мимо, — шепнула Мили.

Но топот приближался. Видимо, утомлённым жарой всадникам тоже пришёлся по нраву тенистый овраг, и отряд решил расположиться здесь на отдых.

— Уходим, — тронула Фрэнсиса за рукав колдунья, но он лишь молчаливо покачал головой и увлёк Милисенту в заросли лозняка, где, притаившись, решил понаблюдать за конниками.

— Мы должны узнать, кто они и зачем появились в этих местах, — шёпотом пояснил лорд. — Пойми, это приграничные земли между Бургундией и Священной Римской Империей, и следует держать ухо востро.

Девушка только досадливо вздохнула и не сказала ни слова. Вскоре в овраге показались всадники.

Отряд насчитывал человек пять, все — легковооруженные воины. Во главе ехал плечистый белокурый богатырь — настоящий викинг, у седла которого торчала огромная секира.

— Кажись, всё тихо, мессир Робер, — вымолвил один из солдат, опираясь на луку седла. — Можно и привал устроить.

— Отдыхать, — лениво разрешил "викинг", называемый мессиром Робером.

Люди оживились, спешились, расселись на траве. На свет явились фляжки и походная снедь: кто достал окорок, кто головку сыра, кто ещё что из припасов в дорогу — на расстеленном плаще одного из конников вскоре соорудили общий стол.

— А вот скажите, мессир Робер, — поинтересовался стражник, накладывая на изрядный кус хлеба сочный ломоть розовой ветчины, — взаправду ли его высочество собирается начать войну с его преосвященством епископом Лозанны, поскольку Швабия таперича не сможет им помочь, ежели что?

— Типун тебе на язык, дуралей, какая такая война? — возразил другой солдат, смачно хрустящий яблоком. — Мы всего лишь совершаем обычный ежегодный объезд владений его высочества, оброк собираем с крестьян... А если кому кажется, что мы пересекли границу и что вынюхиваем... Так это ему кажется.

— Да что ты понимаешь! Когда это в прошлом году мы тут ездили? — возмутился третий. — Эта деревня, что неподалёку, всегда подати епископу платила, у меня дядька там живет!

— Ну и закрой свою пасть, крестьянское рыло! — рявкнул возмущённый возражением второй.

— Кого ты назвал "крестьянское рыло"?! — подобрался оскорблённый. — Сам в свинарнике родился!..

— Молчать! — негромко, но властно отрезал мессир Робер. — Будете лаяться, все зубы пересчитаю. Что до деревни... Платили подать епископу, будут платить герцогу... Или и тому, и другому. Хребты не переломятся, — цинично процедил командир сквозь зубы. Солдаты громко захохотали.

Милица в кустах стиснула руки в кулаки.

— Кровопийцы проклятые, — с сузившимися глазами прошипела колдунья. — Свои хребты сохраните...

— Мили, — лорд сжал её руку в своей. — Они всего лишь солдаты. Они выполняют приказ.

— Ваша правда, мессир, — кивнул четвёртый, всё время молчавший воин, отбросив со вспотевшего лба тёмную прядку. — Такова судьба всех пограничных деревень. Эти люди не первые и не последние...

— Философ... — недобро усмехнулась Милица. — Надо же, и тоже людьми выглядят!..

— Мили!..

— А что там за перешёптывания в кустах? — всё так же лениво поинтересовался Робер. Его люди дружно повернули головы в сторону лозняка, где затаились граф и его супруга. — Жоффруа, пойди, проверь...

Молчаливый воин вздохнул, поднялся и направился к зарослям. Остановился в двух шагах и негромко велел:

— Вылезайте добром, лучше будет.

Фрэнсис и Милисента переглянулись.

— Только в крайнем случае, — прошептал рыцарь ведьме. Она усмехнулась и кивнула.

Молодые люди поднялись и вышли из своего укрытия.

— Гляди-ка! — хмыкнул один из оставшихся за "столом" воинов. — Крестьяне! Никак, из той деревни. Чего прятались, а? Что хотели услышать?

Мрачная крестьянская деваха тупо смотрела в землю, а её дружок, кругленький парень с выгоревшей на солнце шевелюрой и носом картошкой, неуклюже переминался с ноги на ногу, комкая в мозолистых руках подол грязной рубахи. На боку нелепо болталась длинная палка.

— Да не задавай ты этим недоумкам вопросов! — поморщился Робер. — Ничего они не вынюхивали. Услышали, что мы едем, перепугались и спрятались. Вы кто и откуда? — обратился командир к извлечённой из кустов парочке.

Парень неопределённо махнул рукой в сторону поселка.

— Оттуда...

— Да ни хрена они не оттуда! Я там народ знаю. Там мой дядька живет... — вмешался опять знаток здешних мест. — Не местные они.

— Вот как? — нахмурился белокурый "викинг". — Не местные, говоришь? А что врать нехорошо, ты знаешь, малец? — с расстановкой обратился мессир к Фрэнсису, поднимаясь и неторопливо подходя вплотную.

— Мы дальше... — вздохнул он.

— Откуда — дальше? Ты что, название не помнишь? — прищурился воин. На губах его появилась довольная улыбка: он предвкушал развлечение. — Так мы сумеем освежить твою память.

— Пятки ему прижечь — и вся недолга!

— Ну, зачем же сразу так круто? — негромко рассмеялся Робер. — У нас есть куда более надёжный способ. И куда более приятный, к тому же... Смотри, какая у мальчика крепкая спутница... Думаю, она выдержит близкое знакомство с пятью бравыми парнями, а? — Робер обернулся на свой отряд, и "бравые парни" дружно заржали. — Не писаная красавица, конечно, но ведь с лица воду не пить... — философски вздохнул мессир. — Разумеется, если ты, приятель, вспомнишь, как называется твой родной поселок, никто твою кралю и пальцем не тронет. Ну?

Юноша вскинул подбородок и смерил командира стражи презрительным взглядом.

— Если ты или твои псы только посмеете до неё дотронуться, клянусь честью, я укорочу вас на голову. Ясно, герцогский лизоблюд?

Услышав столь неожиданный ответ, Робер на несколько секунд онемел. Весь отряд примолк, и только ветер шелестел в листве.

— Вот чёрт, какие речи я слышу от простолюдина! — наконец рассмеялся "викинг". — Да такое можно услышать на рыцарском турнире! Ты, мерзавец, заявил, что у тебя есть честь? — Капитан стражи нехорошо прищурился и ткнул Фрэнсиса в грудь. — Так сумей её отстоять, а не то... Не то мы лишим тебя чести на пару с твоей красоткой, и точно таким же способом! — Солдаты дружно захохотали. — Мы устроим рыцарский турнир! — провозгласил изобретательный Робер. — И, как на турнире, призом станет благосклонность дамы! Против этого героя поочерёдно будут выступать наши прекрасные воины...а когда он уже больше не сможет получать тумаки и стоять на ногах, когда он свалится...тогда, господа, никто не останется без награды, я вас уверяю!

Все снова дружно посмеялись.

— Ну? Ты не собираешься молить на коленях о пощаде? — насмешливо прищурился предводитель. — Тогда мы попользуем только твою подружку, а ты, так и быть, просто посмотришь... Не боишься? — На свет из ножен с шелестом показалась длинная секира. — Это, видишь ли, дружочек, оружие...

— Если у нас турнир, я тоже имею право на оружие, — прямо глядя в глаза Роберу, ответил лорд Элчестер.

— Но ведь таким, как ты, оружие не положено, — вкрадчиво протянул мессир. — Так что придётся тебе, навозная мразь, сражаться тем, что у тебя есть...

— Фрэнсис... — негромко произнесла Милица по-английски, дотрагиваясь до палки за поясом мужа. — Твой меч. Не забывай, что на нём чары морока, а не превращения, и он так же остёр, как и в своём истинном виде.

— Что там бормочет девица? — прищурился один из солдат. — По-каковски это она лопочет?

Фрэнсис тем временем прикоснулся к гладкой верхушке палки — и ощутил под пальцами круглое оголовье рукояти. Придержав меч другой рукой, молодой лорд мягко потянул клинок вверх, высвобождая из ножен. Со стороны это выглядело так, словно крестьянин провёл рукою по посоху, проверяя его на прочность... Из-под пальцев скользнула древесная труха — ножны упали на землю.

— Мне показалось, или деваха и в самом деле произнесла "Тай сворд" — "Твой меч"? — прищурился мессир Робер, ужасно коверкая английские слова. — Ну, посмотрим, как ты намахаешься этим "мечом"! Кто первый, орлы? — обратился он к своим людям. — Да, Жоффруа, ты покарауль девицу, чтобы не сбежала.

Молчаливый парень кивнул и встал поближе к девушке.

— Может, ты всё-таки скажешь, откуда вы? И почему разговариваете не по-нашему? — тихо поинтересовался он. — Зачем вам доводить до беды?

Милица вздохнула и ничего не ответила.

— Давай я, что ли... — протянул родственник деревенского дядьки, вразвалочку подходя к Фрэнсису.

Отряд раздался, образуя широкий круг, в центре которого замерли противники.

— Покажи ему, Рене! — раздался чей-то поощрительный возглас. — Докажи, что ты уже перерос своих родственничков и выучился держать меч!

— Ну, иди сюда, недомерок, — нехорошо усмехаясь, хмыкнул Рене.

Лорд сделал плавный шаг в сторону, обходя противника и занимая позицию таким образом, чтобы солнце светило сбоку.

Рене, раздражённый внезапной смекалкой своей жертвы, взрычал и начал разворот всем корпусом, как тяжёлый боевой конь. Фрэнсис скользнул, стремительный, как тень, взмах — и на траву покатилась отрубленная голова, разбрызгивая тёмную кровь.

Тело мешком рухнуло на землю.

Над оврагом пронёсся дружный вскрик. Никто не ожидал столь быстрого и столь страшного окончания поединка.

— Э, да тут дело нечисто... — протянул всё время подначивавший Рене солдат. — Палка-то у него, что твоя коса...

— "Твой меч"... — протянул мессир Робер. — Девка-то неспроста так сказала. А ну, вы, двое, взять его! И не щадить!..

Стражники прыгнули на замершего в ожидании атаки рыцаря. Юноша уклонился от одного, отскочил, развернулся, парируя выпад другого, проскользнул между неуклюжих врагов — в конце концов, это были всего лишь завербованные в герцогскую стражу горожане и крестьяне, кое-как обученные капитаном гарнизона — и ловко толкнул первого на меч второго.

— Ах, какая неудача, — насмешливо хмыкнул он, глядя в испуганные глаза оставшегося противника. Тот попятился.

В этот момент Жоффруа, оставив Милицу, бросился на помощь погибающему товарищу. Занеся над головой клинок, он ринулся на Фрэнсиса сзади.

Девушка, не раздумывая, вскинула руки к груди — и бросила в своего охранника крохотный трепещущий сгусток голубого огня. Призрачный свет метнулся в лицо воина — тот, дико взвыв, уронил оружие и упал на землю, держась за глаза.

— Ведьма! — вырвалось у предводителя, и он невольно сделал шаг назад.

Меч Фрэнсиса вошёл в грудь последнего солдата.

— Вам следовало лучше обучать своих головорезов, мессир, — заметил лорд, не спеша подходя к капитану, так внезапно оставшемуся без отряда.

— Уверяю тебя, мерзавец, — ледяным тоном отрезал Робер, — что я превосходно обучен.

— О, — насмешливо хмыкнул Фрэнсис, — вы снизойдёте до поединка с навозной мразью? Вы, дворянин?..

— Вот и посмотрим, что ты сможешь против дворянина, — по-волчьи оскалился "викинг", крутя в руках свою секиру. — Если твоя чернокнижница не подыграет тебе, отродье дьявола, я выпущу тебе кишки!

— Можешь не беспокоиться, герцогский лизоблюд, она не вмешается до тех пор, пока ты будешь сражаться честно, — хмыкнул Фрэнсис, вскидывая свое оружие.

Меч и секира скрестились.

Видимо, Робер верно рассудил, что под личиной палки скрывается настоящий клинок, и действовал соответственно. Враги кружили по поляне, пытаясь нащупать слабые места в обороне соперника и обмениваясь неторопливыми ударами. Капитан стражи был силён, но проворен, и превосходно владел своей секирой. Более того, Робер уже не полагался на видимость и верил только ощущениям, поняв, что на противнике чары морока. Его уже не вводили в заблуждение низкий рост и полнота крестьянина: Робер заметил, как молодой человек двигается и как держит своё оружие, и достал из ножен на поясе изящный длинный кинжал.

Обманный выпад, атака — отражение. Секира, просвистев, взлетела в воздух над головой Фрэнсиса, и он, парируя, вскинул свое оружие. Топор скользнул вдоль лезвия меча и с лязгом врезался в гарду. Со стороны это выглядело так, будто воздух отвердел у пальцев юноши и задержал удар. Робер насмешливо оскалился, рассудив, что противник не может освободиться: секиру заклинило между гардой и её лучом, защищающим рукоять. Несколько долгих секунд — глаза в глаза, чужое дыхание на лице...

Робер ударил кинжалом.

Лорд, зарычав, перехватил руку Робера, сжал его кисть и изо всех сил врезал коленом в пах. Бургундец охнул, упал, и застрявшая секира вылетела из рук, оставшись в гарде рыцарского оружия.

Капитан вскочил, хватая ртом воздух, но Фрэнсис, освободив, наконец, свой клинок, отнюдь не был склонен играть в благородство.

— Чёрт... — тяжело дыша, выдавил мессир. — Ты... гад... подлый удар...

— Мы не на турнире, — сухо ответил норманн. — Снимай штаны.

Робер уставился на графа испуганными, непонимающими глазами. Тот скупо усмехнулся.

— Не беспокойтесь, сударь, ваша честь не пострадает. Снимай штаны, или я сниму с тебя голову твоей же секирой.

— Фрэнсис... — нерешительно вмешалась Милица. — Что ты задумал?

— Отвернитесь, мадам, зрелище будет не для ваших глаз, — коротко приказал муж.

— Фрэнсис, оставь его! Он же безоружен!

— Когда он угрожал нам, будучи во главе своей шайки, он тоже полагал, что мы беззащитны.

— Но ты же — не он!

— Леди Милисента, вы хотите, чтобы в следующий раз он отдал на поругание своей своре другую девушку?

— Нет, но...

— Отвернитесь, миледи; займитесь, наконец, раненым. А ты снимай! — рявкнул, теряя терпение, лорд.

Милица, робко оглядываясь, отошла и присела над ослеплённым Жоффруа. Фрэнсис хмуро смотрел, как на лице Робера высокомерное выражение сменяется смятением. Гордость проигрывала в борьбе со страхом. Что ж, подлецы в большинстве своём всегда трусы...

— Будь ты проклят! — дрожащим голосом выкрикнул капитан, развязывая штаны и спуская их до колен. — Доволен? Ты унизил меня — и теперь доволен?!

Не ответив ни слова, граф коротким взмахом меча срезал негодяю гениталии. Робер, нечленораздельно воя, рухнул на траву, зажимая руками рану и не смея шелохнуться от ослепляющей боли. Сквозь пальцы, впитываясь в землю, хлестала кровь.

— Если ты выживешь, твоё счастье, — холодно произнёс Фрэнсис, бросая рядом с бургундцем его секиру. А потом повернулся к своей супруге: — Вот и всё, Мили. Думаю, пятерых лошадей для нашего отряда более чем достаточно. Нам уже не надо идти в деревню. Снимай морок.

Милисента, белая как полотно, беспрекословно сняла свои чары. И, не поднимая на мужа глаза, тихо сказала:

— Ослепшего мы возьмем с собой. Я...

— Мили... — лорд осторожно коснулся плеч Милицы, хотел обнять, но девушка вывернулась.

— Не прикасайся ко мне! Прости... Не сейчас... Я...не могу... Фрэнсис, это было жестоко!

Робер смотрел на них белыми от боли, ничего не видящими глазами. Девушка подошла к капитану стражи и, присев возле на корточки, коротким заклятьем остановила кровь. Бургундец уронил голову на землю и больше не двигался.

Граф вздохнул, поднял Жоффруа на руки и взвалил на спину коню. Затем взял поводья у ещё двух лошадей, Милица — у оставшихся, и молодые люди покинули овраг, оставив благородного мессира на милость судьбы.

Конец третьей части

Шосс — верхние узкие штаны.

Лесная страна — древнее название кантона Во с центром в Лозанне.

Thy — форма притяжательного местоимения "твой", в противоположность your — "ваш". Была очень употребительна в английском вплоть до XIX века, наряду с другими формами личного местоимения "ты": thou, thee, thine. До сих пор употребляется в поэзии, в религиозных текстах и встречается в разговорной речи жителей некоторых областей Великобритании.