Синеглазка

Брайтон развернул крутящийся стул к себе и рывком поднял Тима на ноги.

— Хочу, чтобы ты осознавал, что каждый шаг ведет к следующему.

Тим побледнел еще больше и замотал головой, едва выговаривая онемевшими губами:

— Пожалуйста, не заставляй меня на это смотреть. Пожалуйста. Я же не прошу тебя остаться... но я не смогу спать...

— Ну, милый, все по твоему желанию. Всегда исполню все, что ты попросишь... Ты ведь только мой. Моя радость, моя нежная прелесть. Честный, открытый. И я тебе доверяю... — Брайтон засмеялся и вновь поцеловал юношу теперь в щеку. А потом отпустил и вышел, закрыв за собой дверь.

Тим рухнул обратно на стул, его трясло. Лечь спать он даже и не пытался, он развернулся к монитору и стал бесцельно бродить по Интернету, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься. Но глаза не могли сфокусироваться на меняющихся картинках, сердце ныло и бешено билось в ребра. К горлу подступала легкая тошнота.

"Я все равно ничем не мог бы ему помочь. Он все равно бы его поймал. Рано или поздно. Каждый шаг ведет к следующему... каждый шаг... Брайтон, ну почему ты такой?! Почему?!?" — на глаза навернулись слезы. Тим смахнул их и достал планшет — может, хоть рисование его отвлечет. Но из-под стилуса выходили только изломанные куклы с темными дорожками слез на искаженных болью или уже отрешенных лицах... А в конце и вовсе... невероятно печальный монстр, которого обнимала тонкая фигурка очередной куклы с шарнирными суставами... огромные лапы с когтями смыкались на хрупкой талии, словно тоже пытались обнять в ответ, но переламывали ее пополам...

А другой монстр с ледяным сердцем все не возвращался... Часы пробили два ночи, когда дверь в домике в дальней аллее открылись и из нее появилась черная фигура. Брайтон поднял ворот пальто и поднял глаза в небо, где так ярко горели звезды. Мороз обжигал лицо, но мужчине было сейчас безумно жарко и хотелось ласки.

Той ласки и той красоты, которой обделили мерзкое чудовище, что отказалось подчиняться его воле когда-то. Теперь оно ответило за преступление уродства. И лежит бездыханным трупом, которому должно быть стыдно не признавать господина. Завтра строптивый цветок очнется, и они продолжат разговор. А пока...

Брайтон скользнул в темную спальню, но не застал Лотоса на кровати. Кровь вскипела. Где? Куда делся? Мужчина быстрым шагом прошел по коридору и застал юношу у себя.

— Почему ты не в кровати? — не пересекая порога спросил у напряженной спины Тима.

Юноша вздрогнул, резко развернув стул, вскочил и бросился к Брайтону. Повис у него на шее, как давно хотел, и вжался лицом в плечо, всхлипывая. Ему казалось, что происходит что-то ужасное... Причем со всеми, кто с этим соприкоснулся. С Алексом, с ним самим и с Брайтоном. И возвращение господина означало, что на сегодня этот кошмар закончился, по крайней мере, так в это было легче поверить.

— Я не хотел лежать один в темноте... уснуть я все равно не смог бы, — пробормотал Тим, весь дрожа.

— Пойдем, — горячие руки обняли несчастную куколку, подхватили и понесли в темноту. Брайтон сейчас нуждался в ласке и красоте. Ему совсем не хотелось теперь крови. Как раз наоборот — он стремился быть очень нежным и старательным, когда раздевал юношу, когда укладывал в кровать под одеяло, когда подбивал подушку и потом обнимал.

Но внутри еще отдавались жаром крики пойманного цвтека, который не избежит наказания и который господин порвет на части. Оторвет лепестки один за другим, а потом лишит жизни. Зря надеялся непослушный наглец, что спасся. От Брайтона никто и никогда не уходит по собственной воле.

Губы коснулись плеча, такого гладкого и шелкового, пальцы пробежали по груди Тима, лаская. Сжали сосок.

— Спи, Лотос. Тебе завтра рано вставать, — шепнул на ухо мужчина и еще плотнее прижал свое совершенство к груди.

14

Душа рвалась на части. Как он может быть таким нежным и таким жестоким одновременно?! Тима носили на руках, гладили, ласкали, успокаивали... и это после того, как всего несколько минут назад... юноша зажмурился, прогоняя страшные кровавые образы, лезущие в голову. Он охотно подставлялся под ласку, она помогала не думать о том, каким жестоким может быть монстр, сейчас нежащий его в объятиях. Но в сердце вползал сладкий яд от осознания, что с ним, с Тимом, чудовище втягивает когти. Страшная сказка продолжалась, все больше затягивая сознание и душу в свои сети. Тим вздохнул, обнимая в ответ, проводя губами по горячей коже Брайтона... такой горячей, что, казалось, можно было обжечься. Но он должен успокоиться и уснуть, завтра занятия, а он хочет учиться — хорошо учиться — для себя и для своего господина.

И дальше не было слежки, и дальше каждый день мужчина не переступал границ, которые установил сам, но теперь он на час или два сворачивал в аллею и исчезал там, пока не появлялся дома с горящими глазами, не ужинал и не затаскивал тима на колени, чтобы поцеловать перед тем, как отправить заниматься. Каждое утро слуга собирал пакет с завтраком, какие-то лекарства и шприцы и другие лекарства в сумку и относил в домик, пока Тим собирался в институт, а хозяин уезжал на работу.

Алекс оставался живым уже на протяжении недели. И кошмару не приходил конец.

Жизнь превратилась в страшный сон — вязкий, не отпускающий, не заканчивающийся, повторяющийся и повторяющийся с каждым новым утром. Если бы его мучила только совесть за то, что сам отдал мальчика на расправу монстру... если бы только ужас от воображения бесконечных истязаний несчастной жертвы... Самыми мучительными были вонзавшиеся в сердце ядовитые иглы, когда юноша видел горящие глаза Брайтона после возвращения из домика в дальней аллее. Тим содрогался от той жути, что пустила корни в нем самом... Несмотря на весь ужас и жалость к несчастному мальчику, сердце колола... ревность... кукла не желала делиться вниманием своего монстра... даже таким кошмарным...

Но Тим продолжал жить дальше и делал вид, что не замечает яда, медленно пропитывающего душу, что все это лишь бред измученного постоянным напряжением мозга. А напряжение не отпускало, но Тим говорил себе — а что он мог сделать? Ничего. Алекса все равно бы поймали — без его участия или с ним. Да и сейчас он тоже ничего сделать не мог — что толку, что он в конце концов сам окажется на месте Алекса?! Рано или поздно монстр замучает и его до смерти, и найдет на его место другую куклу, и все будет повторяться и повторяться... И остановить это можно только ... убив монстра... Если какая-то из кукол решится освободить себя и этот мир от чудовища... Тим даже представил, как в очередной раз целуется с Брайтоном и раскусывает ампулу с ядом, и они оба мгновенно умирают, даже не разомкнув объятий... из-под стилуса на планшете вновь появился очередной рисунок про обнимающихся куклу и монстра, только на этот раз мертвы были оба и из их все еще слитых в поцелуе губ текла черная кровь...

Неделя... прошла уже неделя... Тим ходил, как тень, без выражения эмоций на застывшем, чуть заострившемся лице — словно и правда превратился в механическую куклу. Ел, без аппетита проталкивая в рот пищу, потерявшую вкус, смотрел остекленевшим взглядом, углублялся в учебу, и спал только благодаря снотворному... но все равно все чаще просыпался с криком.

Пока однажды вечером Брайтон не остался, как ни в чем не бывало, дома. И в следующий вечер он не искал повода для путешествий в дальнюю аллею. И через три дня... Мужчина теперь интересовался больше тем, как идут занятия танцами и заставлял куколку наряжаться во все более откровенные наряды, чтобы любоваться, как та изгибается и освобождается от дорогих тряпок. Теперь он вновь стал возить Тима на приемы, разряжая в шелка, парчу, кружева и драгоценности. Отличить юношу от девушки было практически невозможно. А на приемах никто не просил куколку говорить. И учитывая то, как опасались господина, никто даже хоть раз не пытался заигрывать с собственностью миллиардера. Зато тот не стеснялся целовать, обнимать и ласкать Лотоса при многочисленных гостях. А еще любил танцевать с ним медленные танцы, прижимая к себе, дыша ароматом волос своего совершенства.

Он обожал свою совершенную куклу.

Тим больше не смущался этих странных игр с нарядами, эта история с Алексом словно окончательно оборвала его связь с обычным миром и надежды на возвращение к нормальной жизни. Он больше не искал в Брайтоне человеческого, он смирился с тем, что детская фантазия исполнилась — его утащил к себе в нору монстр... только в реальности нора еще и оказалась роскошной и его из нее отпускали, зная, что он все равно вернется. И юноша раздевался перед господином и его движения больше не были неловкими — он танцевал гибкой кошкой, медленно и чувственно, но при этом тонко соблюдая грань, чтобы не скатиться в пошлость, стягивал с себя полупрозрачные кружева или шелковые ленты... только все еще стеснялся... а может быть причина была и не в этом... смотреть господину в глаза. Его длинные темные ресницы всегда были опущены и только лишь иногда можно было заметить под ними горячий блеск синих огней. И на приемы он тоже ходил с удовольствием, экзотическим украшением следуя за хозяином и равнодушно скользя взглядом по блестящему сборищу гостей или вновь опуская ресницы. Окружающие больше не имели влияния на его жизнь — они были за витриной его личной страшной сказки и никто из них не смел приблизиться к монстру, которого Тим в образе очередной неземной феи непринужденно держал под руку, ощущая, что словно прогуливается с драконом по городу жалких испуганных людишек. И юноша, наконец, позволил себе признаться, что тайный восторг вливается в его душу от всей этой жути. И когда Брайтон вел его танцевать, весь мир вокруг таял, и синие глаза пристально смотрели на господина, хорошо научившись прятать эмоции в темной загадочной дымке. Гибкое тело податливо льнуло к мужчине, но Тим хорошо освоил науку балансировать на грани, не позволяя демонстрировать откровенное желание. Но молодость брала свое и желание пропитывало тело — все чаще приходилось запираться в душе, чтобы сбросить напряжение. С одной стороны он все сильнее желал своего господина, а с другой... статус совершенной куклы и эти странные ласки в постели, не переходящие границы, носили свое особое очарование, которое Тим боялся разрушить... и потом — кто знал, как изменится отношение Брайтона после этого... Тим больше не забывал, с каким опасным монстром он живет.

— Немного клубники, взбитые сливки, шампанское, — господину нравилось баловать куклу по вечерам, но теперь к ним были приглашены однокурсники, которые приехали на день рождения юноши в качестве предложенного сюрприза. А среди них и Люси. Та самая Люси, которую Тим приглашал в кафе. Господин привел ее в зал как раз тогда, когда собралась почти вся группа юноши. — Можете веселиться. Милый, я не стану вам мешать.

Он и правда не мешал. Юности свойственно "зажигать", а праздник был устроен именно для молодежи. Здесь была и выпивка, и место для танцев. И даже возможность уединиться. Брайтон провел черту между Тимом и собой, когда подвел Люси и вложил ее руку в ладонь юноши с загадочной улыбкой, а потом, бросив, коротко:

— Нужно расслабляться не только в душе, — вышел из зала.

— Странный он у тебя... — Люси проводила уходящего мужчину хмурым взглядом.

— Да уж, — мрачно поддакнул ей Тим, — Пойдем — выпьем, раз уж он мне сегодня разрешил.

— А я, что? Главный подарок на день рожденья? — хихикнула Люси.

— Не знаю, мне иногда трудно понять, что у него в голове.

— Так он тебе, правда... только опекун?

— Не только, — просто и без тени смущения ответил Тим.

— Знаешь, ты сильно изменился за последнее время.

— Знаю, — он кивнул, наливая себе и девушке шампанского.

Люси сразу отпила почти полбокала, а Тим только чуть-чуть пригубил. Вино и богатое угощение сделали свое дело, молодежь расслабилась, начались танцы. Девчонки тянули Тима к себе одна за другой, он пару раз согласился, но в основном танцевал с Люси — та позволяла сохранять расстояние и не липла, заметив, что юноша деликатно отодвигается.

— В чем дело? Неужели тебе никто здесь не нравится? Он же разрешил... или... ты влюблен в него?

Тим бросил на нее короткий взгляд, и девушка даже вздрогнула, настолько странное выражение там промелькнуло.

— Я не хочу это обсуждать. Тут все очень сложно.

— Ладно, не лезу...

— Не обижайся, я не могу сказать и все.

— Ладно-ладно. Мне только жалко... ты такой милый, красивый... и все время один.

— Так получилось, но мне так лучше.

Тим ни на секунду не подумал, что воспользуется разрешением развлечься с девушкой. Во-первых, это было нечестно по отношению к самой девушке, во-вторых... в этом было что-то глубоко неправильное, да и неподходящее совершенной кукле — может, у господина было и другое мнение, но юноша не собирался рисковать ... своим пьедесталом — и не только ради Брайтона, но и ради себя самого. Эта роль не так уж легко ему давалась, смысл его жизни — за место отказанной ему нормальной — за который он сейчас отчаянно держался, составляла безграничная, почти нездоровая преданность своему монстру. И пока он ее сохранял, жизнь для него представлялась страшной сказкой, а не кошмаром, хотя между ними была такая тонкая грань...

А сейчас у Тима была другая роль — он улыбался, болтал с однокурсниками, обсуждал учебу, строил планы, в которые не верил. За весь вечер он выпил всего бокал шампанского, хотя к концу праздника со стороны могло показаться, что он пьян и беззаботен, как и все остальные.

А потом был фейерверк на улицы, новое веселье и приезд модной молодежной группы. Веселье затягивалось уже за полночь. Все это время Брайтон был занят делами: его переговоры о поставках принесли хорошие результаты, и теперь, сидя в кресле в кабинете и потягивая вино, мужчина слышал, как в саду разносится громкая музыка, слышаться громкие голоса и смех.

Господин же вспоминал последнюю неделю жизни старой куклы. Игрушка не хотела умирать и сопротивлялась до последнего. Обездвиженная, она не представляла угрозы. Лишь плакала, когда пытки становились слишком болезненными. Брайтону нравилось, что уродства становится все больше, что пол покрывается каплями или лужицами крови. Нравился запах опаленного тела. Нравились стоны Алекса, его бесстыдное выражение на лице, когда в теле находился вибратор. Нравились его хрипы, переходящие в скуление, когда господин пил кровь из ранок. Нравилось резать по кусочкам жизнь из строптивого цветка.

Мужчина откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Лотос. Совершенство. Блаженство. Восхищение. Рядом.

Праздник закончился уже глубокой ночью, гости стали разъезжаться. Тим со всеми тепло попрощался, особенно с Люси — благодарно поцеловал девушку в щеку, на секунду крепче сжимая объятия.

— Ну, удачи тебе. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала на прощание Люси и уехала.

Тим подумал, что Брайтон наверняка уже спит, но все равно на всякий случай прихватил бутылку шампанского и два бокала. Пустая постель в их спальне неприятно удивила. Тим нахмурился, в голову заползли неприятные подозрения... Но ведь он уже давно не наведывался в тот проклятый домик... неужели, Алекс все еще жив? Просто несчастной жертве давали очухаться?