Сказки Демона Цветов

Взобравшись на высокий, деревянный парапет, пахнущий недавно нанесенным красным лаком, девочка резко отодвинула в сторону раздвижную дверь восточного входа. С криком: "Я вернулась!" уже хотела залететь в дом, но в это время нога ее споткнулась о препятствие. Гвен полетела вниз, не удержав равновесие, и упала на что-то липкое и теплое.

Несколько секунд она пыталась понять, что это такое, а потом осознала, что лежит в луже крови, а эта кровь вытекает из человеческого тела. Женщина, одетая в роскошные шелестящие шелка, со спутанными светлыми косами, внезапно прошептала:

-Гвен, девочка моя, зачем ты вернулась?

— Ма...мама... что случилось мама...— но слова оборвала ладонь матери, закрывшая ей рот.

— Тише, пожалуйста, тише, если эти люди еще здесь, они... не должны найти тебя, иначе... захотят... использовать и тебя тоже в своих целях. Не...— мама зажмурилась, ее пальцы, вцепившиеся в плечи Гвен, сжались сильнее. Девочка не могла не вдохнуть, не выдохнуть, боясь, что если это кошмарный сон, то когда проснется, окажется в еще худшем.

До конца она не верила, что все это происходит по настоящему, что боль в в глазах матери — первой красавицы в семье — настоящая, что рваная, словно обожженная рана в ее правом боку — настоящая, что кровь на одежде, полу и кимоно Гвен тоже настоящая. Что этот дом настоящий...

"Может я заснула, пока ждала брата? И побега через лес тоже не было? Пусть лучше огоньки на Новогоднем дереве погаснут, и я весь год буду одна, чем видеть маму такой..."

Однако, рука матери разжалась и скользнула по щеке Гвен, оставляя красные, теплые следы. Девочка задрожала, она хотела зажмуриться или отвести взгляд, но словно завороженная, не отрываясь, смотрела на мать. Не в силах шевельнуться, не в силах убежать, просто смотрела, как жизнь медленно уходит из глаз матери.

— Слушай меня внимательно, Гвен, дочка. Ступай в спальню, переоденься в то чудесное платье из Аша, что я тебе подарила... помнишь?

Девочка помотала головой, но потом кивнула, закусив губу.

— Как только оденешь его, ты перестанешь быть Гвен Кларио и станешь Эвенкой. Гвен заснет и не проснется, пока не попадет в безопасное место. Если тебя спросят имя, скажешь — Эвенка. Гвен храбрая и сильная, а Эвенка будет послушной и милой, как простая девочка. Она ни за что не станет искать папу и плохих людей, которые это сделали со мной, да?

Гвен помотала головой. Пальцы потянулись к веерам, но рука матери сжалась на ее запястье.

— Нет, даже не думай, ты...— она снова зажмурилась и скорчилась, словно пытаясь удержать остатки крови, которая не останавливаясь продолжала вытекать вместе с жизненными силами из тела. Мама была молодой, здоровой красавицей, великолепной и сильной, а теперь перед глазами девочки лежала слабая и сломленная женщина.

— Как солнце было первым, а луна второй. Так и твоя душа будет расщеплена. Солнце скроется и наступит ночь, взойдет луна Эвенка и никто... никто не узнает в ней тебя.

— Мама, что ты делаешь...— хотя девочка не понимала, о чем речь, но инстинктивно сознавала, что сейчас произойдет что-то очень плохое. Она попыталась выдернуться, но мама держала ее крепко.

Ладонь матери накрыла ее лоб, а посиневшие губы прошептали:

— Я нарекаю тебя Эвенкой, второй. Отражение луны в глади пруда. Живи, и пусть мое благословение перейдет к тебе и брату. Прости, что не смогла остаться с тобой... подольше... а сейчас беги, в домик дедушки. Только там...

Пальцы соскользнули с щеки дочери, и в этот миг яркая вспышка в голове Гвен заставила ее закричать и зажать уши. Свет разгорался все ярче и ярче, в нем растворились воспоминания об этой ночи, о крови, о глазах матери — воспоминания утонули в глубине озера, в котором отражалась полная луна и ирис... И тогда девочка поняла, что ирис это и есть она. Цветок ириса, отражающийся в глади воды, на которую светит полная луна. Это и называется "Эвенка",— сложное, невероятно сложное имя мама выбрала для нее в этот день — она получила второе имя вместе с благословением.

А потом наваждение внезапно спало. Она не помнила, как оказалась в собственной комнате, сбросила смятое кимоно, из дальнего угла раздвижного шкафа извлекала простое платьице из плотной голубой ткани с широким поясом и глубоким вырезом, который обрамляли кружева. Это был подарок отца из поездки в Аш прошлым летом. Хотя за год девочка подросла, и платье слегка жало, она натянула его в три секунды.

Мысли путались, девочка уже смутно понимала, что из всего произошло на самом деле, а что только приснилось. Четким осталось только воспоминание о прикосновении руки мамы ко лбу. Мама умерла... Почему?

"Почему ты убежала и бросила ее там?" — так спрашивала себя девочка, пока бежала по городским улицам, так и не смогла ответить на этот вопрос. Будто некая сила настойчиво гнала ее прочь от дома.

"Я бросила маму, бросила брата и папу, дом и огоньки на Новогоднем деревце. Они уже наверняка догорели. Так мне и надо, теперь весь год буду одна", — растирая слезы кулачками, девочка в иноземном платье неслась по улицам столицы, не замечая ничего, и лишь когда столкнулась с чьей-то спиной, поняла, что дальше дороги нет.

Огромная толпа гневно кричала, требуя выпустить из города, но улицу, что вела к предместьям, плотно перегораживали те самые типы в красных плащах. Рука Эвенки потянулась к юбке, под которой были надежно спрятаны веера, но потом вспомнила, что пообещала не прикасаться к ним, пока не окажется в безопасном месте.

"Но как мне попасть в такое место, когда из города не выпускают?"— однако приказ мамы звенел в голове, заставляя действовать. Со всех ног Эвенка кинулась на противоположную окраину столицы, и спустя час, наконец, добралась до другого выезда. Добралась, чтобы увидеть ту же саму картину.

— Неужели! — отдышавшись, девочка подпрыгнула несколько раз, пытаясь разглядеть за спинами протестующих проход. Но охрана стояла плотно, а в руках у половины из них были жезлы. В свете факелов в руках тех, кто стоял за ними — магию они отчего-то не использовали — жезлы отливали опасным блеском.

— Вы не имеете права не выпускать нас из города! Сейчас канун Нового года, я хотел навестить родственников! — крикнул кто-то из толпы.

— По какому праву вы бесчинствуете в городе? — донесся с другой стороны женский крик.

— А ну добрые люди, их не так много, давайте ка поднажмем все вместе!

-Кто-нибудь, вызовите стражу! — шум стал почти оглушающим.

Наконец Эвенка нашла какой-то ящик и, взобравшись на него, смогла видеть происходящее. И тут поняла, что готовится нечто страшное. По знаку того, кто явно был главным в оцеплении, остальные опустили жезлы, взяв их наперевес. Теперь они были направлены на негодующих горожан. Перед глазами девочки промелькнуло все, что произошло на мосту.

— Люди, убегайте! — закричала она.— Они будут стрелять!

Те, кто стоял прямо перед ней, удивленно обернулись, но первые ряды явно не восприняли всерьез предупреждение, а потом исправить что-то уже стало слишком поздно.

Единый выстрел расцвел синими огнями, слившимися в волну, и эта волна, клубясь и извиваясь, словно дракон, набросилась на беззащитных жителей. Кто-то попытался создать защитный купол, но в такой толчее и панике его просто смяли. Эвенку едва не затоптали, когда перепуганные люди, пытаясь спастись от синего огня, ринулись назад по узкой улице. Лишь чудом она сумела заползти в кукой-то подвал. Закусив рукоять веера, чтобы не закричать, сидела там бесконечно долгое время, пока не стихли крики и снаружи не перестало литься убийственное сияние. И лишь когда небо на востоке из крошечного квадратика окна начало светлеть, девочка осмелилась выбраться наружу. Людей в красном не было, да и тех, кого настиг огонь, тоже.

"Куда они исчезли?"

По пустой улице гулял ветер. Облака закрыли клонящуюся к закату луну. И, хотя теперь путь был свободен, Эвенка не спешила следовать приказу матери. Она взглянула вверх, на горы, укутанные шапкой тумана, потом назад. Братик... прости, мама, я не могу просто убежать. Я не брошу брата Лантиса. Прости!" — с этой мыслью Эвенка побежала обратно, в еще наполненный темнотой город. Лишь одинокие, догорающие гирлянды раскачивались среди пустынных улиц. Вот так заканчивалась эта новогодняя ночь.

Часть 6

— "Благословение Древа, факториал, Реверс",— произнес Лантис. И тотчас то, что казалось раскидистой ивой, превратилось в скромное жилище, где обитал его учитель последний год, с тех пор, как отец пригласил его в качестве наставника старшему сыну и собеседника для научных диспутов себе.

Крошечный домик, всего десять на десять шагов, скорее напоминал заброшенный храм, чем жилище одного из самых великих умов этого времени. Люсьен Энн жил скромно, даже аскетично. Семья снабжала его всем необходимым, но он никогда не просил больше, чем необходимо для проведения своих любимых исследований, чему и посвящал большую часть времени.

Снаружи расписной и вычурный домик с изогнутой, выложенной разноцветной черепицей кровлей, внутри сразу показывал истинное лицо своего владельца.

Лантис бывал здесь едва ли не каждый день, кроме тех периодов, когда Люсьен запирался ото всех для проведения важного эксперимента. Внутри каждая деталь была знакома до мелочей. Полки из красного дерева завалены всевозможными причудливыми инструментами. ОТ книг ломились сундуки по углам.

Одну стену целиком занимала письменная доска, на которой была выведена очередная непонятная и сложнейшая схема. На сей раз надпись вверху гласила: "Наложение симметрии, уровни и относительность". Лантис припомнил, что "наложением симметрии" называлось одно из заклинаний высших уровней Севера. Похоже учитель все еще работал над ним. Под названием шла вязь совершенно непонятных схем и столбики уравнений и вычислений. Среди них мелькало изображение дерева — великого мирового Древа, всего лишь на одном уровне которого держался мир людей.

Учитель не боялся исследовать такие грандиозные масштабы, и казалось для него не существовало ни богов, ни демонов. ни высших сил, с которыми он бы не смог справиться с помощью простых вычислений. Лантис поневоле восхищался им — той простотой, с которой он оперировал невероятно мощными силами.

Оглянувшись, Лантис прислушался. Казалось в комнате только что кто-то был, но она оказалась пуста. Заглянув за занавеску, где находилась скромная спальня учителя, тоже никого не обнаружил. Однако на столе нашлась записка, выведенная на скорую руку.

"Так как обстановка в городе неспокойная, я решил перебраться под землю — с уважением, твой учитель".

— Снова ваши загадки, — юноша покачал головой,— под землю? Что бы это значило? В домике — Лантис знал точно — некуда было спрятаться. И тут взгляд упал на название заклинания на доске. Помимо прочего, "Наложение симметрии" способно заставить вещь казаться не тем, чем она была на самом деле, заставляя свет огибать и преломляться вокруг нее. Так очень легко спрятать что-то большое прямо перед носом.

"А что если это подсказка?" — подумал Лантис. Решив довериться интуиции, сделал глубокий вздох и прочел "Наложение симметрии, факторион, реверс". если все было правильно, обратное заклинание должно открыть все, что спрятано.

В первое мгновение Лантис уже думал, что ничего не получилось, и он просто теряет время. Беспокойство за сестренку все усиливалось. Зная непоседливый характер Гвен, она могла ослушаться и чего доброго решила спуститься в город вслед за ним.

Однако, слова учителя не давали покоя — "Я устроил этот эксперимент специально для тебя...".

Спустя пару минут, Лантис понял, что смотрит на самого себя, на свое отражение в высоком напольном зеркале, которое казалось совершенно выбивалось из общего интерьера. Юноша был готов поклясться, что этой вещи не было здесь, когда он вошел. В зеркале, которое слегка искажало, отражалось немного усталое лицо с тенями, пролегающим под глазами. В полумраке комнаты, освещенной лишь парой светильников, зеркало показывало окно за спиной Лантиса, превращая пространство в беспокойный лабиринт. И только тут Кларио заметил, что ноги его стоят на самой первой ступеньке узкой каменной лестницы, уводящей куда-то вниз. Еще шаг и он бы полетел в темный провал. Но лишь снятие иллюзии открыло обман.

-Это приглашение? — спросил Лантис, но ответа не получил. Когда и как появилась в домике эта лестница, ведущая в неизвестность, он не знал, но похоже, записка не лгала — придется спускаться, чтобы узнать, что крылось за словами учителя. Останавливаться на полпути не имело смысла. Впервые учитель приглашал его посмотреть на эксперимент, куда не допускал даже отца. Это должно быть что-то крайне важное.

Но не успел юноша подумать, как нога его сорвалась со ступеньки, — лестница закончилась внезапно, обрываясь в бездну, и он полетел вниз. Тщетно юноша пытался зацепиться за что-то. Нечто острое и хрупкое ломалось, когда он падал и падал. Пальцы уже были изрезаны в кровь — будто он летел сквозь лес острых стеклянных игл. Осыпаясь хрустальным дождем в кромешной темноте, они издавали протяжный стонущий звук, от которого закладывало уши.

И вот, наконец, каким-то невероятным чудом, его кимоно зацепилось за более прочный выступ, он затрещал, но не сломался. Юноша беспомощно повис. Дыхание вырывалось облаком пара и разносилось звонким эхом .

"Здесь ужасно холодно, но не сыро, как должно быть под землей. И самой земли тоже не видно",— заметил Лантис.

"В поисках огня..." — на всякий случай он произнес самое слабое из заклинаний нелинейной магии, которое здесь, далеко на севере, обладало наименьшим действием, и наградой стал крошечный нежно фиолетовый огонек, затанцевавший перед ним. Но даже такой крошечный источник света отразился в гранях. Лантис зажмурился. Он едва не ослеп, когда свет, создавая невероятные преломления, заметался меж стеклянных трубок и клиньев, простиравшихся на немыслимую глубину во всех направлениях. Нескончаемый лес — воздушный и невесомый, он парил в пустоте, а месте с ним парил и Лантис. И все это находилось под особняком? Невозможно!

Юноша осмотрелся и тут заметил, что прямо перед ним лес кристаллов стал чуточку реже, там находилось нечто вроде кокона. Острые грани и сколы закрывали собой то, что с этого ракурса увидеть не удавалось. Оно неярко мерцало в такт биения огромного сердца нежным сиреневым отливом. Однако, несмотря на холодный призрак угрозы, витающий во всем этом месте, Лантис не испытывал страха.

— Это ваш эксперимент, учитель? — спросил он вслух, но ответа не получил.

"Наверное мне стоит узнать это самому", — решил юноша и, раскачавшись, заставил кристалл переломиться. Однако на сей раз в неверном свете он уже видел, куда следует прыгнуть, чтобы оказаться возле кокона. И на сей раз, тренировки, через которые его заставил проходить отец, пригодились. Гибкое тело, совершив немыслимый кульбит, перекатилось и распласталось на коконе. Однако, он оказался слишком хрупким, чтобы выдержать вес Кларио долго. Одна за другой фиолетовые, похожие на лепестки грани, начали лопаться и проваливаться внутрь. В конце Лантис упал вместе с ними, уже почти не ощущая боли.