В круге вечного возвращения

"Пробило-не-пробило?" — загадываю я и чтобы удостовериться спрашиваю.

— Люда! Сколько будет пятнадцать умножить на шесть?

— Девяносто! — без пауз, на автомате отвечает Люда.

— Серёга! Сто двадцать пять умножить на восемь, сколько будет?

— Тысяча... — также на автомате отвечает Серёга и лицо у него также вытягивается. Ага. Сообразил. То ли ещё будет!

Алла Климовна резко тормозит и с ошарашенно оглядывается назад.

— Есть! — оскаливаюсь я в победной улыбке и изображаю жест "Рот Фронт".

— Нич-чего не понимаю! — икнув выдавливает наша "управляющая".

Есть интересная статистика. И стала она появляться где-то в начале двадцатых. В двадцать первом веке.

О детях, что вдруг в очень малые лета осваивали почти самостоятельно чтение, счёт, а дальше очень быстро учились, заканчивая десятилетку тогда, когда остальные переходили в четвёртый-пятый классы.

Эти дети не были из тех, на ком "родители ставили бесчеловечные эксперименты".

Да, и такие бывают, что насилуют детей, пытаясь вырастить из них вундеркиндов и тем самым калечат, перегружая им психику. Причём таких бедолаг много. И детей, сорвавшихся в дикую агрессию, или наоборот, заполучивших на всю жизнь страх перед учёбой и лютую депрессию, по причине вот такого неуместного энтузиазма родителей. Но я не о покалеченных.

Речь как раз об исключениях. О тех, кого не понукали. Кто учился сам. По собственному желанию, "на интересе". Кто потом и стал-таки реальным гением и "вундеркиндом".

Но те самые "исключения", после, уже во взрослой жизни, проявляли признаки того, что не только стали гениями но и... помнили о будущем.

Не все. Но были и такие — меньшинство из меньшинства.

Да, их считали "тронутыми", — "сошедшими с ума от избытка интеллекта".

Но вот какие же были рожи у тех, кто их считал сумасшедшими, когда предсказания сбывались!

Да. Это были те, кто вот так, как и Люда, Серёга, Натаха, получали доступ к иной вероятностной линии. К их памяти, но взрослых. Когда их же старшая память заставляла некоторые структуры мозга развиваться опережающими темпами.

Возможно, что в той реальности, из которой они вот так "неосторожно" взяли свои знания, они были самыми обычными и средними. Но ведь информация, она не только набор каких-то символов или образов. Но ещё, как я говорил уже, структура. Мозга.

А появившись эта информация задаёт развитие мозгу так как явно или неявно требует наличия нужных структур.

Что будет в результате?

Да, ускоренно будет развит нужный навык. Но на этом ничего не остановится. Ведь организм детский. Развивающийся. И программа развития, заложенная в генах, предполагает формирование структур мозга. Вот они и формируются, развиваясь дальше. От просто средних способностей к высшим. К гениальности. Пока не завершится цикл развития. Где-то в возрасте лет так двадцати пяти.

Да, и после тоже идёт развитие, но уже не такими быстрыми темпами и то, если сам человек продолжает делать усилия в этом направлении — что-то постоянно осваивает и изучает, становясь умнее.

Сволочь я, да?

Я делаю из своего окружения крепко спаянную осознанием инаковости и отличия от всех прочих, группу просто запредельных гениев. Да, я тоже такой же буду как и они. И судьба у нас ну слишком нелёгкая. Никогда у гениев не была судьба лёгкой. Сколько сгинуло в безвестности просто заклёванных и забитых тупым и завистливым окружением! Но я не позволю этому случиться.

Не в этот раз.

— Следующий шаг

Происшествие гортеатре без последствий не обошлось. Ведь тот дурак, что попался, он не просто попался, а оказал сопротивление. И уже этот факт показался всем не просто странным, а очень подозрительным. Ну граждане и "проявили бдительность", скрутили голубчика.

Тогда, в запарке, я не разглядел кто это. Ну глянул на него мельком так и вышел из-за кулис. В тени там только погоны мелькнули, я и подумал, что милиция. А оказалось, папаня Люды Меньшиковой — майор ВДВ. С нашей части. Как он потом говорил, "хотел подбодрить дочку, а тут такое происходит!".

Мы не заметили, как он вошёл. Но то, как засланец пытался схватить за руку его дочку — заметил. Вот и решил выяснить что за дела и по какому праву.

Хвататель запаниковал, так как понял, что его поймали на горяченьком. Тут ещё и сослуживцы майора подвалили. Короче дожали негодяя. Сначала просто словесно, но когда тот попытался сбежать, был схвачен, скручен и сдан в тёплые руки подоспевшего милицейского наряда. В несколько побитом виде, так как заподозрили в нём педофила, но этого милиция предпочла не замечать. Короче упаковали гада.

На допросе он сдал всех и всё. Назвал фамилию Киндюка. Тут же милиция поставила в разработку и этого крутого начальника. Но, Киндюк отбрехался типа, "знать ничего не знаю, и вообще я этого гражданина разве что пару раз в конторе видел и даже фамилию не помню". В деле отмазки от крутых неприятностей и знакомства помогли — "нажал где надо" чтобы милиция не спрашивала слишком уж настырно. Хоть и выкрутился, но репутацию пойманный ему подмочил изрядно. Так сказать, "осадочек остался".

Ну а мы, — мы герои! Ведь "как славно научились танцевать, что даже председатель Горсовета отметил!".

И да, отметил. По тем временам, почётная грамота, выданная каждому из нас, котировалась неизмеримо выше, чем в более поздние времена, когда их стали выдавать пачками, кому ни попадя и за всякую мелочь.

Родители тут же заказали дружно у моего деда художественные рамки, которые он и собрал за несколько дней. Технология там нехитрая: берётся уже готовая фигурная рейка под рамку, вырезаются куски нужной длины и скрепляется. По периметру, с лицевой стороны, прибиваются мелкие гвоздички Разводится что-то типа клейстера с добавками, кажется, цемента. Далее, с помощью миниатюрной формы на раму, вдоль дорожки из гвоздей, клеится рельефный узор. Как только этот немудрёный раствор высохнет, он красится золотистой краской, а поверх, всё покрывается лаком. Осталось только высушить, вставить стекло и подложку. Дед так все свои картины в рамку определял — только своими силами. Заготовки-рейки, ему поставляли откуда-то из райцентра, так как он крупный художник.

Я с удовольствием наблюдал, как дед всё это собирает. Мог бы и помочь, но он пока мне не доверял, "за малостию лет".

Но когда всё высохло и грамоты были поставлены под стекло, настало время и вручить их. Всю стопку взяли в садик. И там, "в тАржествИнной апстаноффке", вручили родителям.

Угум! Мы стояли рядом. Нам не полагается.

Впрочем, когда настала пора фотографий, нам таки на пару минут дали подержаться. Фотограф местной многотиражки делал. Вот так и получилось, что на фото были запечатлены мы "под ёлочкой". У меня — ехидная улыбочка, у Натахи — удивлённо-растерянное лицо. Андрюха — настороженный взгляд на фотографа, Люда — с непередаваемым выражением типа: А-а что мне делать? Радоваться? Печалиться? Или сделать торжественную мордочку?

После нам достались оригиналы фоток. В том числе и те, что не пошли в номер. Фотограф постарался. Спасибо ему — хорошая память... для родителей.

Я же продолжал изгаляться над реальностью. Тем более, что если она уже трещит по швам, и признаки обрушения есть то... уже не до политесов и "хитрых ходов".

Последние дни я проверял что же всё-таки наши "вспомнили".

Понял, что читать умеют и бегло. Считают устно. Все действия арифметики выполняют чётко, без ошибок. Но!

Уже сейчас стал замечать, что на нашу четвёрку косятся. Считают "задаваками" и "хвастунами". Пока что считают, но накал "требований" и обвинений всё нарастает. Кому-то завидно, кто-то реально думает, что мы врём. И у всех чешутся кулаки. "Чтобы указать этим задавакам их место" (С), ну ясно дело это Киндюк-младший.

Один только Кашин попытался перевести слова в действия. Но случился я, и когда этот баран уже нёсся на Люду с Натахой — выбрал же цель, что сдачи не даст — я просто подставил ногу. Гром падения был такой, что мигом примчалась воспиталка чтобы немедленно всех "построить". Ну и когда очередной раз "отбывал заключение в углу" под сочувствующими взглядами Серёги, Люды и Наташи, понял, что пора. Как-то события понеслись вскачь. Ведь в прошлые проходы, вся травля начиналась минимум на два года позже.

— Серёга! — позвал я друга. Тот как раз что-то пытался нарисовать на листочке размером чуть больше двух его ладошек.

— А?

Физиономия у него сейчас растерянная. Видно очень углубился в дело. Надо будет посмотреть что же это такое он там чертил. А вдруг что-то нетривиальное и намного превосходящее его физический возраст!

— Серёга! А у тебя дома есть кепка с козырьком?

— Е-есть! — оживился он и показал рукой. — Во-от с таким козырьком!

— То, что надо! Завтра притащишь в садик?

— Но ведь сейчас зима и холодно!

— Та не! Придёшь в своей меховой чтобы уши не отмёрзли. А кепку притащи в кармане. Будет весёлая игра.

— А почему не ты?

— Я тоже притащу. На нас четверых, нужно две кепки, чтобы хватило.

— Понял!.. Люда-а! Завтра будет весёлая игра! Лёха покажет.

— А почему не сего-одня-а?!!

Закономерный возмущённый вопль. Причём Натаха, хоть и промолчала, но видно, что солидарна. Упёрла кулачки в пояс и с осуждением смотрит на меня.

— Да нужно кепки из дома притащить. Мы притащим. Но завтра.

Девочки расслабляются, переглядываются и улыбаются. Но тут входит воспиталка — Нина Андреевна. И Киндюк, "как самый честный" и "самый правдоискатель", нас немедленно закладывает.

— А Лёшка не слушается! Он с теми разговаривает!

И указывает на Серёгу с Людой и Натальей.

Причём вот это "с теми" у него как-то по интонации получается как осуждение, презрительно. Не "с ними", а именно "с теми". Типа: "предметами, не стоящими упоминания и именования".

Нина Андреевна смотрит на меня с осуждением и назначает ещё полчаса "каторги".

Фи! Испугали ежа голым задом! Ну "постою" я тут, в этом уютном уголку! Мне-то ничего не мешает качать свои хиленькие мышцы.

Минут через пятнадцать про меня снова вспомнили: Киндюк снова подкрался к воспиталке, что-то объясняющей детворе и опять нажаловался.

— А этот... он в углу прыгает!

Нина Андреевна рычит на меня:

— Алексей! Ты наказан! Прекрати прыгать!

Непривычно. Резануло аж по нутру. Что-то из инстинктов мальца, что ещё в этом тельце не изжиты и не переработаны. А они прямо диктуют: взрослым надо подчиняться беспрекословно. Аж перехватило дыхание из-за внутреннего конфликта. Перестаю прыгать и мрачно смотрю на Киндюка.

Тот злорадно скалится в ответ.

Медленно, демонстративно сжимаю кулак и показываю этому засранцу.

На секунду на его холёном и спесивом личике мелькает страх. Но он быстро приходит в себя и принимается снова тормошить воспитательницу.

— Ну чего тебе? — возмущается та.

— Он мне угрожал! — почти с радостью докладывает гнида.

Воспитательница тяжко вздыхает и пытается меня придавить "тяжёлым взглядом". Но я уже в себя пришёл и сам уже весело и нагло пялюсь на неё в ответ, сверкая всеми зубами в широченной улыбке.

— А ну быстро повернулся лицом к стене!

— Бу-сделна! — браво и придурковато отвечаю я, отдаю по-военному честь ладонью и поворачиваюсь чисто строевым приёмом на сто восемьдесят градусов. То, что "к пустой голове...", я, конечно, знаю. Но раз дурачусь, и мало кто знает эту тонкость (а воспиталка если и знает, то наверняка считает что именно я не знаю) — всё более чем хорошо.

Вечером меня ожидает "рык и гав". Воспиталка естественно нажаловалась на моё якобы непослушание моей маман. Но тут вышел эпический облом: на беду Нины Андреевны случились Серёга, Натаха и Люда. А те аж взвыли дурным тоном и хором!

— Непра-авда!

Воспиталка опешила.

— А ну-ка, ну-ка! — неподдельно заинтересовалась моя маман. Да и родители всех троих тоже навострили уши и благосклонно кивнули своим чадам на выдачу свидетельских показаний.

И понеслась!

Как там родители вычленяли в общем гвалте всех четверых — я тоже присоединился — что там реально было или не было, загадка! Но, выяснили.

Родители "хором" смерили осуждающими взглядами воспитательницу, которая к этому времени густо покраснела. Сработала таки рацея: "Устами младенца...". Ага.

— Интермедия

А на следующий день четверо детей в детском саду играли в странную игру. Играли сначала парами, а потом все вместе. В парах это выглядело так: один надевал кепку с козырьком, второй же должен был внезапным и быстрым движением снять кепку с головы играющего.

Но что отметили сразу все воспитатели, что видели эту игру: дети поразительно быстро учились. И уклоняться, и выхватить за козырёк кепку противника. Вскоре, уже шла не просто игра. Всё напоминало какой-то дикий танец. С обманными движениями руками, ногами, телом. С быстрыми и резкими переходами с места на место.

Каждый раз, когда у детей появлялось свободное время для игры, свободное от занятий по подготовке к школе, они немедленно возвращались к этому странному танцу.

Но что стало понятно весьма не скоро, — они чему-то учились. Весело.

Но вот чему УЧИЛИСЬ?

Рано или поздно это должно было случиться: Кашину надоело мельтешение и то, что веселятся без него. Он пошёл в атаку. И попытался ударить. Опять девочку. На этот раз Наталью.

Он подскочил почти вплотную к ней.

Широкий замах, удар, и... мимо!

Наталья как-то очень ловко, танцуя уклонилась от удара рукой, скользнула за спину забияке и легонько того толкнула в спину. Кашин нелепо взмахнул руками и неуклюже упал на четвереньки. Это его ещё больше разозлило. Он подпрыгнул и попытался сбить с ног противницу. Но та снова легко уклонилась. И снова лёгкий толчок. На этот раз в плечо вниз. И с неизмеримо более серьёзным эффектом — драчун полетел кувырком! Ничего не ушиб, но пришёл в дикую ярость.

Что-либо ему уже не дали сделать набежавшие воспиталки. Визжащего и брыкающегося Кашина уволокли подальше от жертвы, мягко перехватив за пояс. Как мешок картошки.

— Что за дичь у нас в садике творится? — запыхавшись и отдуваясь после установления хулигана в угол, выговаривала Дина Петровна Нине Андреевне. — Ты понимаешь, что Алёшка своих снова учил?

— А то ж не понять?! Как ведь танцуют! Как!!!

— Это не танец. Мне про такое говорил ещё дед. Он называл это словом "кач".

— Это что?

— Это из драки. Лёшка учил своих драться.

— Но ведь он никого не учил махать кулаками!

— Не учил. Он учил своих уклоняться от таких ударов. Мне дед рассказывал о чём-то подобном. О таком же методе обучения.

— Ты так считаешь? — неуверенно спросила Нина Андреевна.

— Надо бы попытать нашего художника. Дедушку Лёшкиного. Наверняка это от Матвея Фёдоровича. И каков же стервец, а? Этот Лёшка!

— Но ведь он своих... Своих-то защищает! Учит защищаться... — удивлённо сказала Нина Андреевна, до которой наконец-то дошёл весь смысл сегодняшних "танцев" той самой компании детей, что уже назвали "Великолепной Четвёркой".