Встреченная в одном из коридоров строгая эльфийка, узнав от меня, что с Владыкой все теперь хорошо, от нахлынувшей благодарности не только поклялась в преданности, но и вызвалась проводить меня до опочивальни. А так же, в виде ответной любезности, сообщила, что почтенный некромант уже чувствует себя значительно лучше, и даже соизволил плотно отужинать.

Я позавидовала магистру от души. Что не укрылось от глаз проницательной придворной дамы, и не успела я, простившись с ней у дверей, озаботиться вопросом пропитания — как в комнату ко мне уже торжественно внесли целый стол всевозможного съестного.

Обнюхав и обсмотрев все старательно, я махнула рукой, и съела в один присест с десяток нежнейших рыбных тарталеток. А потом откушала ее всяких королевских вкусностей, в которых недостатка не было.

На сытый желудок сон, хоть и недолгий, удался на славу.

Проснулась я на удивление легко и вовремя. Быстренько собрав себе в дорогу остатки пиршества, не пропадать же добру, я мысленно поблагодарила за одетую на меня новую тунику и штаны, пожелала Владыке здравия, и со всей возможной осторожностью принялась красться в направлении места встречи с вампиром.

В глаза, помимо прежнего же великолепного убранства сумрачных коридоров дворца, очень сильно бросалось то, что никому и в голову не пришло чинить мне препятствий. Ну или хотя бы выйти из каких-нибудь покоев внезапно, и удивленно вопросить, куда это барышня изволит направляться в столь неурочное для прогулок время? Еще и так воровато? И не нужно ли ее проводить, или, к примеру, вызвать охрану, чтоб охрана провела?

Всюду царила миролюбивая и в крайней степени беззаботная тишина, лишь изредка тихо шипело масло в ночниках, мерцающих уютно вдоль стен.

Все это ,безмятежное благообразие внушало серьезные опасения.

Но куда, коль уж на то пошло, можно было отступать? Обратно, в спальни? И ждать там прилежно, пока дедушка изволит явиться ко двору, да перекинуть меня через седло, чтоб домой отволочь?

Нет уж, попытка — не пытка. Ну и не станут же дроу, в самом деле, заточать в темнице спасительницу их брехливого, но такого горячо любимого Повелителя?

А может, я и вообще преувеличиваю знатно? И всем местным дроу в высочайшей степени наплевать, чем я занимаюсь, и не провалюсь ли сквозь землю благополучно темной ночь, коль спасение Владыки уже успешно завершено, ко всеобщему взаимному удовлетворению?

Эти мысли прибавили веры в успешный исход убегательного мероприятия, и до означенной оранжереи я добралась уже спокойно, без нервных заглядываний во все темные углы.

Вампир обнаружился очень быстро. Не утруждающий себя попытками затаиться среди дивных королевских цветков и кустарников, он сидел ко мне спиной, не выказывая тылами нетерпения или нервного ожидания — не вертелся, не оглядывался, не ерзал совсем.

Вот сразу видно — опытный наемник, уже где-то плащ раздобыл, основательно собрался так.

Я помялась нерешительно в арке, мучимая остатками сомнений насчет его компании для побега, но больше желающих мне пособить тут не обнаруживалось. И я тихонько покашляла, ступив под сень оранжерейной растительности.

— Что ты расселся прямо на виду, упырь? Мы бежать из замка собрались, или обонять ароматы местных растений дивных?

Он шевельнулся, и спрыгнул тяжело со своего насеста.

И повернулся ко мне.

И, ну разумеется, явил собой ответ на все мои подозрения насчет миролюбивости спящего эльфийского дворца. Ибо оказался тем самым Владыкой, с которым вот буквально недавно мы так прохладно распрощались.

— Опять вы — мрачно вздохнув, я скосила глаза вбок, прикидывая, как сейчас буду отступать.

— Опять я — не стал отрицать он очевидного — а ты опять без приличествующих случаю прощаний покидаешь меня?

Это вот подчеркнуто-личное 'меня' лично саму меня только обозлило.

Не 'меня', а вас. Вас, Ваше Величество, и ваш гостеприимный палац, со всеми вашими камеристками и послами, и вообще — преданными подданными.

Он двигался плавно, целеустремленно, и попыток изображать, что не собирается на меня кинуться, не предпринимал. Напротив, выглядел соответствующим образом, не оставляя никаких сомнений в целях своего праздного сидения посреди своей оранжереи темной ночь.

Время вести велеричавые беседы стремительно подошло к концу, и я схватила какой-то тяжелый на вид сосуд, и швырнула его в наступающего монарха. И побежала, не разбирая особенно, куда это я бегу.

А следовало бы хотя бы попытаться, потому что еще недавно умиравший Повелитель обрел необъяснимую прыть, и догнал меня в полпрыжка, мазнув в воздухе рукой, аккурат над моим плечом.

На счастье мое, законы мироздания не позволили ему затормозить с нужной резкость, и я вывернулась на лету, оббежав, пригибаясь, его сбоку. И врезалась в какие-то райские кущи, наглотавшись мгновенно пыли. Вот вам и королевский цветник ухоженный!

Светлые боги не опустят, чтоб правящий король лазил по таким пыльным кустам в поисках какой-то полукровки.

И вот почему бы сейчас, в этот весьма напряженный момент жизни моей, не появиться волшебным образом этим треклятым крыльям?!

Но чаяния мои были напрасны, потому что ни крылья не явились, ни гнет наследственного благородства и высокомерия поколений не помешал сиятельному дроу внезапно схватить меня подло за ногу, прямо посреди этих буйных зарослей.

И, как в былые времена, поволочь наружу.

Пиная все подряд одной ногой, я одновременно всячески старалась вывернуть из цепкой руки втору, и благодарила мысленно и горячо того благоразумного неизвестного, что пожаловал мне именно брючный комплект.

Разумеется, можно начать что есть мочи визжать. Но по наитии неясному мне понятно было заранее, что, даже случись мне разбудить всех, от мала до велика, в этом огромном дворце, никто ничего сделать в целях моей защиты и не подумает.

Ну, положим, может и подумает, но сделать — точно не сделает.

Мы боролись в дремотной тиши, издавая лишь какие-то задушенные сипы. Хотя 'боролись' — это сказано излишне громко, боролась преимущественно я, а Владыка просто тащил меня упорно из кустов, уворачиваясь от попыток заехать ему ногой в глаз. Ну, или куда попаду наобум.

Хотя в глаз было бы прелестно.

Он выволок меня на ковер мелкой кудрявой травы, схватил вторую ногу, и притиснул обе к земле. Потом навалился на меня очень не по-королевски, быстро дыша, растрепанный, с лихорадочными еще глазами, от чего дышать затруднительно стало уже мне.

Я ожидала пространную речь. Ну, или хотя бы какие-то краткие пояснения к этим возмутительным действиям. Но он молча смотрел на меня сверху, не утруждая себя попытками внести ясность в царящую неразбериху.

— Слезьте с меня, Ваше Величество, будьте так любезны.

Он повел глазами куда-то в район моей шеи. Замер окончательно, даже не мигая. И стал выглядеть очень странно.

Нутром ощутив какую-то непонятную угрозу, я осторожно огляделась, насколько это представлялось вероятным.

На горизонте не было никого, кто мог бы вмешаться хотя бы даже номинально, просто спросить, к примеру 'Светлая Богиня, а что это вы тут по полу елозите?'. Просто отвлечь на миг эти неподвижные глаза.

Как имя повелителя, как его зовут, лихорадочно соображала я, и внезапно с изумлением осознала, что он тоже Александр, как и неявившийся своевременно упырь.

— Владыка Александр...как вас там, не соблаговолите ли вы...

Договорить я не успела, потому что мерзкий нелюдь отколол номер негаданный — нежданный.

А именно, он резко наклонился вдруг, и лбом, носом, полураскрытым ртом, весь, кожей, холодным кольцом, острием небольших клыков — всем-всем-всем, провел по моей голой шее. От чего меня буквально прострелило сию же секунду куда-то в район дыхательных возможностей, мгновенно эти возможности сократив еще больше.

Если есть вероятность — значит, вполне может быть и опасность.

— Нет-нет-нет-нет-нет — забормотала я, уже не на шутку испугавшись — Повелитель, очнитесь, это недопустимо, э..

Он шевельнул ресницами и подул легонько мне на кожу. Амулет мазнул меня серебряной прохладой.

Вот тебе и исцелился, вот тебе и помогла!

Его лицо внезапно вынырнуло надо мной из темноты, и я с ужасом поняла, что вот прямо сейчас грянет на мою голову, и если бы только голову, очень скоропалительное ухаживание, и потом дед мой вынужден будет даже Оборотнев Мыс покинуть. Потому как за убийство Повелителей обычно очень ругают, по всей строгости.

Я что-то попыталась невнятно промычать ему в предостережение, но, боги свидетели, не могу сказать, что это мычание выражало внятное требования отпустить меня немедля, до такой степени я оцепенела.

Но он почему-то отпустил — разом тяжесть его тела схлынула с меня, и я перестала задыхаться с ним в такт. И лицо его снова рассмотрела очень хорошо — сумасшедшие синие глаза, рот, скулы — все сразу, одним четким рисунком.

Надо сказать, что пару-тройку секунд я недоумевала, как это все таким волшебным образом разрешается?

Но недоумение мое было недолгим, потому что, едва только непонятное марево перед глазами рассеялось, я уразумела — его величество изволил слезть с меня не от душевного благородства. Тут, скорее, имело место то, что за спиной владыки я отчетливо рассмотрела оскорбленное лицо вампира, и (о, ужас, ужас!) преисполненный праведного негодования лик утомленного черной магией некроманта. От потрясений и растерянности я лишь успела приветливо помахать мэтру Лиотанскому освобожденной рукой.

На пару с рыжим упырем они вцепились в сиятельные одежды, и тащили монарха в направлении выхода, умудряясь при этом всем своим видом укорять меня за неподобства. Меня!

Ну кто бы удивлялся, конечно.

У самого выхода явно отдохнувший некромант шумно выдохнул, волоча упирающегося дроу, рычащего и машущего руками на манер летающего ящера, и послал мне взгляд, до странности похожий на суровые взгляды деда — мол, а с тобой я щас переговорю, дай только срок.

И именно с таким видом и покинул поле боя, пятясь и таща Владыку за собой. На вампира я старалась демонстративно и вовсе не смотреть — почему-то мне казалось, что его взгляды будут уж куда похлеще некромантских.

На закуску в оранжерее вбежал столь полюбившийся мне уже посол, почему-то с какой-то рясой в руках. Оглядев кавалькаду, тянущую в неизвестном направлении его патрона, он озабоченности и волнения не выказал. Вместо этого подбежал ко мне, молниеносно завернул меня в принесенный предмет гардероба, и, без церемоний, вскинул легко на плечо.

И поволок прочь.

Судя по лицу магистра, чьи пушистые усы проплывали перед моим потрясенным взором, действия эти были в высшей степени мудры. Хотя Владыка явно не разделял такого мнения, ругаясь и шипя в посольскую спину.

Помахав всем на прощание еще разок, я поерзала немного на дипломатическом плече.

— Как изволил почивать, досточтимый Неликолиус Лей?

— Благодарю вас, почтенная госпожа Велея, прекрасно — светским тоном не замешкался посол с ответом, безошибочно направляясь в сторону, противоположную ранее отведенной мне комнате.

— Запрете в королевских покоях, и в воздушное неглиже обрядите? — непринужденно предположила я, отдуваясь от рассыпавшихся волос

Посол помолчал, размышляя.

— Вы, госпожа Велея, очаровываете меня все больше, разумеется, но я отдаю предпочтения традиционным ухаживаниям.

Угу, угу.

— А как насчет предпочтений Вашего Владыки в плане традиционных ухаживаний?

По воцарившейся напряженности паузы я сразу смекнула, что вопрос увлечений Его Величества — тема весьма тонкая, касаться ее стоит очень осторожно. Особенно в свете сложившихся обстоятельств.

— Я связался с Вашим дедом — слышала я уже и эту фразу, совсем недавно — и магистр Лиотанский чувствует себя, как видите, уже значительно лучше. К утру будете дома благополучно. А неглиже воздушные, ежели желаете, я могу с нарочными прислать, в качестве презента, и в благодарность — он чуть смущенно кашлянул — за вашу скромность и чистоту. Только намекните — и мастериц с мерками явятся си секунду. А пожелаете — могу и на Оборотнев Мыс их прислать.

Я улыбнулась посольским лопаткам, и от неглиже с мастерицами вежливо отказалась.

Сгрузив меня около очередных резных дверей, почтенный глава дипломатической палаты твердо, по-мужски, пожал мне руку.

— На дверях — охранное заклятие. Если что — не пугайтесь воя, но на месте не сидите, прячьтесь.

Я кивнула, склонив к плечу голову.

— И почему, господин посол, вы не потворствуете своему королю?

Он посмотрел на меня очень прямо.

— Потому что, когда дурман в его голове рассеется, он сам мне не спустит таких потворствований.

Ну, что ж, честность — это уже хорошо.

— Спите спокойно, госпожа Велея — он неожиданно четко, по-военному, поклонился, отступив церемонно на шаг.

— И вам доброй ночи, господин Лей.

За сим и простились.

Всемирский маг и некромант с огромным удовольствием наблюдал за тем, как исцелившийся монарх темных эльфов барахтается в водах горячего источника, почти у берега, отдуваясь и тараща глаза, словно полоумный осетр.

Вампир, принимавший непосредственное участие в низвержении владыки, смотрел на бултыхающегося в почти что кипятке дроу без ожидаемого злорадного удовольствия — что-то совсем другое можно было пронаблюдать в лице прекрасного кровопийцы, ежели пристально присмотреться.

Однако же запыхавшийся магистр решил не вникать покамест в тонкости душевных переживаний своего соратника, а вместо этого принялся обозревать собственные одежды. Туалет некроманта пребывал в небывалом беспорядке, магистр был расхристан и взъерошен вплоть до усов — в процессе водворения в горячие воды повелитель буянил, чинил сопротивления, отбивался всячески, и даже пытался подло рвануть мэтра за бакенбарды. Неизвестно бы еще, чем дело кончилось, не подставь ему вампир вероломно подножку у самого берега, в результате чего владыка потерял равновесие, и некроманту оставалось только пихнуть того в спину. Что он и проделал с необычайным удовлетворением и энтузиазмом.

Покуда власть пыталась вернуть себе утраченные позиции и в буквальном смысле подняться с колен, мэтр Лиотанский обтряхнул со всей тщательностью рубаху, расправил усы, и весь целиком приосанился. Тут, очевидно, должна была последовать обличительная речь, подходящая случаю.

Однако же слова не шли с языка у почтенного старца — видать, в силу неловкости положения и общего потрясения от всех перенесенных и увиденных событий.

— Мерзкая и похотливая вы скотина, Ваше Величество — задумчиво поделился своими наблюдениями вампир, нарушив всеобщее дружное молчание. Некромант крякнул, но спорить не стал, так что сразу стало предельно понятно, что в таких соображениях он упыря полностью поддерживает.

Его Величество уже подгреб к суше, на четвереньках выполз на берег, и теперь возлежал, глядя в ночное небо за стеклянным потолком оранжереи, на порочащие его замечания отвечать не изволил.

Нужно отметить, вид у него был какой-то дикий — и это даже если не принимать в учет то, что великочтимый монарх был мокрый, как хлющ, а теперь еще и вывалялся в песке.