Воплотитель

Так вот, человек в форме янычара, идущий ко мне, приехал на лошади. Если, конечно, бывают лошади с тонкими гладкими, иссиня-черными рогами довольно сложной формы, отчасти напоминающей таковые у винторогого козла. Если их сделать раза в четыре тоньше, изящнее, лишить спиральной нарезки и покрасить в требуемый цвет. А ведь, при всем этом, лошадь смотрелась цельно, будто так и надо.

Затем я вспомнил, где читал о таких лошадях. Рогатый конь, модифицированный а-ампирами организм. Повышенная выносливость и эффективность процессов пищеварения, плюс очень прочные кости, особенно ног. Эндемик, обитающий в пустынях дальнего материка, выведенный в свое время то ли тамошними терранами, то ли захватившими власть а-ампирами, то ли еще кем. Прекрасное животное, если знать, как за ним ухаживать. Я вот, не знаю.

Что до янычара, то не было в нем ничего интересного. Даже нет, неправильно. Если бы в нем действительно не было ничего заметного, это было бы подозрительно, потому как, подобно людям, вызывающим сразу же немотивированное доверие к ним, такие кадры являются либо почти идеальными мошенниками, либо чьими-то оперативниками. Этот же человек в застегнутом плаще — коричневом с черной отделкой, хоть и был довольно сер, являлся таковым... умеренно.

— Ты идешь со мной — коротко сказал он, подойдя на расстояние, ровно в пять метров.

— Хор-рошо — отвечаю, делая небольшую паузу. Я ведь тугодум, верно? — А вы кто?

— Твой сопровождающий — отрезал он, прежде чем обернутся смазанной полосой, протянувшейся к оставленной лошади. И взял ее под уздцы, все видом давая понять, что ждет только меня.

И я отправился в его сторону, нагрузившись имуществом. А что остается делать?

И еще одно зернышко упало вниз. И я развернулся, начал движение, еще когда оно отправилось в полет с вытянутой вперед руки. И я ушел до того, как сюда вновь ступила нога облаченного в Пар незванного гостя.

А затем я вернулся в реальный мир, чтобы увидеть купол палатки надо мной.

Удивительно или нет, но никто не порывался давить на меня, вгонять иголки под ногти или просить по секреты поделиться, каким таким образом я свалил в горы, забив на обычную жизнь подростка, вместо того, чтобы спокойно исчезнуть с остальным населением.

Точнее было бы сказать, что меня вообще ни о чем не спрашивали. Просто вывалил по приходу в лагерь новость о том, что все жители, кроме меня, погибли. Уточнили, что, в том числе, и мои родители (у пацана, чьими документами я пользовался, они действительно были). Не дождавшись адекватной реакции, меня посадили в эту палатку и велели съесть таблетку. Я, ожидаемо, подчинился. Вряд ли, с моей-то эмоциональной тупостью, возможно было изобразить, что там должен чувствовать малолетний раздолбай, по возвращении обнаруживший себя сиротой, а родное место в руинах.

Хотя, наверное, вернее было бы сказать, что я еще и не знал, что изобразить. Все же, положа руку на интимные части тела, я готов признать, что известные мне реакции могут быть далеки от здешних общественных норм. Я, в конце концов, знал людей, которые только облегченно выдохнули бы на эту новость, узнав, что им уже не надо гасить собственную родню. Как и тех, кто бы ламбаду от радости станцевал.

Так что, дабы не угодить в психушку раньше времени, я, как умел, изобразил нечто вроде депрессии. Но без всяких мыслей о самоубийстве и прочем бреде. Нет, просто парень стал мрачным, неразговорчивым. Мало ест и двигается. Ну, с кем не бывает. Поселить его в палатке, чтобы не мог повеситься, и отобрать все острое — вот и все меры предосторожности.

И вот так я пролежал в палатке уже неделю, три раза в день с каменной рожей выбираясь поесть ложкой того, чем бог послал части, копавшейся на руинах. К сожалению, ничего особенного услышать так и не довелось. Проклятое оцепление и контрольно-пропускной режим.

Короче, лежал я, ничего не делал, кроме как аккуратными движениями крови рисуя внутри себя печати, как ко мне пришли. Просто, безо всяких эффектов, откинулся полог палатки в внутрь заглянул давешний блондин. Сразу видно, что на улице пасмурно. Иначе стал бы метаселанин выбираться наружу, не прикрыв кожу от света солнца.

Ужом проскользнув внутрь, он опустил полог, отчего палатка снова стала такой, как и была — оранжево-зеленым пузырем, сквозь стенки которого пробивался рассеянный свет, отчего создавалось ощущение, что сидишь в лампе.

— Завтра ты отправляешься — сказал он, перед этим присев на колени. Забавно, что его поза походила на позу невесты на свадьбе. В том, другом мире.

— Куда?

— В специальное место, где о тебе позаботятся.

— У меня есть родственники, чтобы обо мне позаботиться.

— Они тебя в глаза не видели — парировал блондин, сверкнув как-то по-особенному своими красно-карими.

Еще бы они меня видели. Собственно, Юра Хаков мне понравился не только именем, но и тем, что родственники, за исключением погибших, его в глаза не видели последние лет пять. Что и позволяло мне надеяться на их опеку. Дети ведь меняются. А пять лет — они все спишут.

— То есть вы решили меня контролировать — озвучиваю элементарные факты.

— Умный мальчик — таким же равнодушным тоном отвечает янычар — ты бы хоть какую реакцию показал на гибель родных, маленькое чудовище.

— А это их вернет? — в моем голосе слышится искренний интерес. Мало ли, вдруг скажет "да"? Такие возможности открываются... даже если это просто попытка манипулировать доверчивым простаком.

— В этом мире нельзя воскресить мертвых. Даже крусники смертны.

— Крусники? — я вспомнил, что слышал несколько раз это слово. Но нечасто, совсем нечасто.

— Ерунда, просто старые легенды. Ампир, пьющий кровь других в-ампиров.

— W-ампир? — увидев лицо янычара, делаю пояснение: — Ну, ведь дубль-в...

Молчание повисает в воздухе. Зрачки блондина, до этого напоминавшие по форме абрикосовую косточку, расширились до того, что стали почти круглыми. Ого.

— Теперь я понимаю решение командира. Слишком уж ты эрудирован и везуч, чтобы терять такую заготовку.

Готовься. Корабль отходит через пять часов.

Короткий рывок напоминает телепортацию. Миг, даже меньше потребного, чтобы моргнуть, и он уже выходит из палатки.

— Я лично проконтролирую тебя.

Неприятно. Значит, придется либо бежать, либо подчиниться. В любом случае, это означает, что план "А" провалился. По моей ли вине? Кто знает...

Летучий корабль отчасти напоминал рогатку. Такую специфическую, изогнутую костную рогатку, в которую зачем-то вколотили длинные гвозди, а к рукояти снизу прикрепили универсальный, двусторонне симметричный, башмак на любую ногу. Короче, корабль был отчасти похож на скульптуру некоего не(о)художественного "стиля". Авангард, перфоманс, или вообще империа... имперсио... короче, ХЗудизм.

Впрочем, проблемы мои были вовсе не в дизайне гражданского грузопассажирского судна Империи. И даже не в том, куда оно должно было меня доставить вместе с сопровождающим. Собственно, проблем у меня пока не было. Все шло в точности по плану. Не факт, что моему, правда.

Как бы там ни было, я прикрыл глаза, стараясь изобразить сытый и спокойный сон. Все же, не хотелось бы случайно сделать что-то эдакое. Кровавые зерна посеяны на ледяном поле. И дали всходы. Теперь пришло время, так сказать, пожинать плоды моих двухнедельных усилий.

Так что не стоит даже особенно осматриваться на обстановку четырехместной каюты. Каморка с двумя диванчиками напротив. Слева дверь, напротив сидит провожатый. Справа, у иллюминатора, круглый столик окраски под зеленый мрамор. Короче, обычная каюта летучего корабля эконом-класса. Так что стоит лучше сосредоточиться на том, чтобы, когда мой псевдо-сон станет чем-то большим, мой конвоир не заподозрил чего-то слишком необычного.

Ладно, в путь.

Глава 11. Пока без названия (Колеблюсь между "Разговор с богом" и "Маковое поле")

Он пришел на мой зов. Вот, казалось бы, только что передо мной была лишь черная с золотыми прожилками равнина, посреди которой, на фоне столь же матово-черных гор, стояла усеченная ступенчатая пирамида. На миг ранее гладкая, точно стекло или лед на поверхности озера, она была залита золотым светом, бьющим из-за облаков. Черное и золотое. Таковы теперь цвета этого места.

Его силуэт, похожий цветом на древесину с заживо содранной корой, медленно, почти полсекунды, наливался цветом, плотностью и... пожалуй, это стоило бы назвать личностью.

И я знал, с удивившей меня жадностью вглядываясь в то, как это существо проникает сюда, знал, что в этот момент на равнине появляются красные точки, тут же превращающиеся в иглы, вытянутые вверх.

Силуэт окончательно проявился, тут же начав покрываться корой, словно бы выступающей откуда-то изнутри его тела. Я смотрел на это, помня, что сейчас по плану, кровь, что я носил сюда, из игл созидает маки, что тут же облетают лепестками, летящими сюда.

А то, что остается, выстреливает нити, соединяющие ростки между собой, тянущиеся сюда, к центру поля, где появляется он.

Кожа, похожая на кору, проявилась до конца. Как и волосы, похожие на тонкие и гибкие ветви ивы. И лишь одежда, словно бы сотканная из Пара, начала появляться, проступать изнутри его тела, точно кожа-кора мгновение назад, да возле правой руки начал проявляться такой же нагой, словно дерево с начисто и заживо содранной корой, его оружие.

Он не успел. Его окутали, точно саваном, тонкие пластины крови, принявшие вид маковых лепестков. Хотя, не как саваном, а точно вторая кожа, тут же соединившаяся с нитями, цепляющимися к паутине, покрывающей всю окружающую равнину на высоте десяти сантиметров. Пятьдесят девять — столько их. Магия чисел такова, что требует простых решений. Тех, в которых живут натуральные числа.

Принимая мою волю, нити напряглись, меняя конфигурацию. Пять игл резко выросли в росте, а нити, опиравшиеся на них, натянулись, меняя конфигурацию и словно бы распиная того, кто влез в мою ловушку.

— Здравствуй, кто бы ты ни был — проговорил я, отдавая команду своему миру, его законам и той части меня, что была кровью вокруг — Поговорим?

И моя кровь проникла внутрь его тела сквозь кожу-кору.

Ибо законы моего разума таковы, что кровь сейчас — подобна сыворотке правды.

Когда-то давно, в эпоху бесконечно далекую, с неизвестной целью были созданы Кланы. Впрочем, их способности говорили сами за себя, подразумевая, что их носители создавались никак не для мирных целей. Для защиты мира — возможно. Потому что его защитника чаще всего — и одна из главных угроз стабильности мира.

Итак, каждый из Кланов обладал какой-то специализацией и несколькими способностями. Порой мало связанными друг с другом, как, например, живучесть и энергозапас Удзумаки довольно странно выглядел на фоне врожденной предрасположенности к различным печатям, которые в более поздние времена считались средством диверсии, а не прямой борьбы. И смотрелись странно, учитывая то, что другие свойства организма красноволосых, казалось, подстрекали к прямой конфронтации, изматывании противника и подавлении его своей мощью и защищенностью, регенерацией. Но, как сказал Страж, мотивы создавших Кланы неизвестны. Возможно, для ИХ знаний и ИХ логики, именно такие сочетания способностей, были нормальны.

Клан Юкки, невесть почему названный именно так, обладал даром создавать оружие из льда. Не самая козырная способность, если бы она не была подкреплена великолепной способностью управлять Водой. А также Ледяным Зеркалом — внедренной системой безусловных рефлексов, своеобразной наследуемой аналитической программой, помогающей быстро найти противодействие приему, виденному хотя бы однажды.

Еще одной гранью был Страж. Сам он считал, что является системой того же порядка, что и Зеркало, лишь чуть более сложной. Однако роль его была иной.

За силу приходиться платить — это общеизвестно. Человеческий мозг, организм, разум, не так-то легко изменить так, чтобы модернизированный оставался хотя бы подобным людям. Именно поэтому, а может, из опасения, что кто-то из Кланов поднимется слишком высоко по лестнице, ведущее к существованию на более высоком уровне, каждый из них был в чем-то ограничен.

Функция Стража была в том, чтобы, в случае, если Юкки поступал нетипично, сразиться с ним во внутреннем мире бойца. Сразиться, используя всю информацию, что Страж, используя Зеркало, впитал, наблюдая за человеком от самого рождения.

Это можно было бы считать идеальным барьером, учитывая, что силы Стража ограничивались лишь тем, что, согласно расчетам Зеркала, мог выжать из своего потенциала данный конкретный Юкки. Идеальный враг, знающий всю тактику человека, знающий все меры противодействия каждому движению и даже мысли конкретного Юкки, враг, обладающий телом, более идеальным, чем у его жертвы...

Тем не менее, в протоколах Стража, запускавших его в действие в случае, если эмоции наблюдаемого выходили за пределы очерченного как разрешенные, был еще дин пункт. В случае победы над Стражем, эталоном идеала становился победитель. В том числе — в плане сил и эмоций, разрешенных его потомкам, ибо новая версия Стража копировалась на них.

Страж был неизменен более трехсот лет. Последний претендент на то, чтобы расшатать цепи, сковывающие его потомков, пал более шестидесяти лет назад, не сумев использовать и пятой части от того потенциала, что Страж увидел в нем, когда полукровка приступил к освоению стихии, несвойственной клану Юкки. Неразрешенной носителям Льда, Зеркала и Стража.

Он отстраненно наблюдал, как один за другим затухали огни его клонов, таких же потомков последней редакции программы, называвшей себя Стражем. Смотрел и ничего не делал, ибо сохранения поднадзорных в списке его задач не было.

Страж ждал. Бессмысленно, безэмоционально, безинициативно. Безжалостно к себе ждал, когда множество тех-кто-ждет, Стражей границ силы клана, сократится, как шагреневая кожа, до десятка, восьми, пяти, четырех...

Подназорный изменился. Страж отметил изменение его силы, из безмятежного и несколько печального Льда, не имеющего формы, ставшей похожей на осколок меча странной формы, принесший с собой, в окружающий его, теплый, мир Льда, нечто другое. Холод, Голод и Пустоту, казалось, готовыми ворваться в этот мир через душу того, кто застыл в области, за которой дожжен был наблюдать Страж.

Он отметил этот факт, но все же не стал активироваться. Аномалия, могущая быть пробуждением наследия какого-то еще, позабытого Клана, исковерканного до неузнаваемости, не активировала Стража. И он ждал, как и прежде.

Порой что-то соединяло осколок заиндевевшего металла в душе поднадзорного, после чего мир менялся. Кроме Льда, к нему присоединялось что-то еще. Облака, горы.

Страж уже активировался, но оказался парализован. Коварный осколок металла, словно создавая вокруг себя сковывающий холод, лишил Стража возможности действовать. Точно голем, застывший во Льду, он оставался недвижим, лишь собирая информацию о Юкки, презревшем все запреты на силу, использующем Лаву и Пар, Глаза и дар, что Страж видел как осколок металла, источающий Холод. Он был скован Льдом, вдруг ставшим жестоким и холодным, каким не может быть для порождения той же силы, что питает наблюдаемых.