Собирая мир по кусочкам

— Не могу поверить: главный человек Часовой Башни говорит простому магу, что она его бережет, — озадаченно воскликнул Эль-Меллой.

— Берегу? Тебя? — рассмеялась Лорелея. — Ты полезен, Вейвер, но не настолько, — с акцентом на последние слова сказала она и продолжила: — И, видит Акаша, я вздохну облегченно, если во время этих разборок в тебя прилетит шальной разряд — насмерть. А знаешь, почему? Я берегу свою репутацию. И если я буду разбрасываться той информацией о людях, которую они хотят скрыть, рано или поздно они перестанут мне доверять. Причем скорее рано, чем поздно, — усмехнулась Бартомелой. — Мне же этого не надо. Я выдаю тебе необходимую информацию, которую не выдала бы в остальных случаях, вот и все. Тем более, кое-что выдал некто другой, чей труп — уж я об этом позабочусь — окажется там, где даже трупам бывает неприятно. Поэтому, Вейвер, слушай, запоминай и держи рот на замке.

— Могила, — показал он жестом стоящей за спиной даме. — Уж там-то я окажусь очень скоро. Так, значит, я получу ответ на свой вопрос?

— Да, — сказала Лорелея. — Мой род уважает не так много магов — ты не из их числа, не обижайся. Да и вообще: правильнее будет сказать не "магов", а "волшебников" — людей, которые способны на то, на что не способны Бартомелои. Одного из них ты знаешь. Вторая — Аоко, и её способности тоже ни для кого не секрет. Третий — Ахт, точнее, его чертова семейка.

Лорелея замолчала.

— Трое? — недоверчиво переспросил Эль-Меллой.

— Почти, — сказала она. — Не так давно их было четверо. К сожалению или к счастью, четвертый погиб полвека назад.

— Какое Волшебство он пользовал? — полюбопытствовал маг.

— Ах да, волшебство, — сказала Бартомелой. — Что там описывается в четвертой книге?

— Ритуал Первого Волшебства. Процесс, который Насу называет "Отрицание Небытия".

— Да, именно он. Не так давно погиб человек, который некогда впервые создал теоретическую картину мира и магического искусства, которой мы частично пользуемся до сегодняшнего дня. Это стало возможным потому, что он подошел ближе всех к истоку изначального творения материального мира, называемого нами Первым Волшебством. Он впервые обнаружил, что всё в мире пребывает в вечном движении, и подметил разные проявления этого движения. Одним из таких проявлений является то, что мы называем вакуумом. На самом деле вакуум — не просто отсутствие чего-либо, ибо, как говорил Аристотель, "природа не терпит пустоты". В том, что мы называем пустотой, бесконечно происходит рождение и взаимоуничтожение субстанций и антисубстанций — процесс настолько быстрый, что заметить его и тем более использовать для нас невозможно. Первое же Волшебство дает принципиальную возможность — концепцию, если позволите, разделения вещества и антивещества. Иными словами, "Отрицание Небытия" есть разложение нуля на единицу и минус единицу, что имеет неисчерпаемое множество применений.

— А что делать с антисубстанцией? -спросил Эль-Меллой. — Почему-то мне кажется, что отбросить её в сторону и забыть не есть хорошая идея.

— Всех секретов я не знаю, — призналась Лорелея. — Мне доводилось сталкиваться с утверждением, что связывающим элементом между плюсом и минусом является наш любимый пятый элемент, эфир. Если записать это в виде уравнения, — сказала волшебница и взяла лист бумаги, — то это будет выглядеть так:

0 = 1 + (-1),

где 0 есть исходное "ничто", 1 есть "субстанция", -1 есть её антипод — "антисубстанция", обе из которых можно трактовать весьма вольно, а под знаком "+" понимается эфир — тот самый, который можно облечь в форму любой стихии и использовать как источник энергии. Это объясняет и тот факт, что те маги, кто желал постичь Первое Волшебство, в результате своих экспериментов чаще всего получали эфирные обманки — продукт взаимодействия связывающего эфира и разделенных субстанции и антисубстанции.

— Но ведь в таком случае должен получаться снова ноль! — воскликнул удивленный Эль-Меллой. — От перестановки слагаемых сумма не меняется.

— Так и есть. Вот только мы имеем дело не со слагаемыми, а с элементами, подчиняющимися каким-то другим функциям. И при перемене мест получается не вакуум, а эфирная обманка. Иными словами, в одну реку нельзя войти дважды, потому что в другой раз это будет совсем другая река.

— Фраза знакомая, — улыбнулся маг. — Стало быть, ваш знакомый, использовавший Первую Магию с древних времен есть знаменитый Гераклит Эфесский?

— Он самый, — кивнула Бартомелой. — Мудрец из Эпохи Богов. По словам моего отца, он был страшным человеком: даже не прибегая к Первой Магии, спалить пол-континента щелчком пальцев для него было пустяком. Знатный был пиромант, ничего не скажешь, но это его и погубило. Извержение Кракатау в 1883 году— его рук дело и его же могила. Никому не известно, что он там сотворил, но к тем островам пять лет не приближался никто, кроме наших охранных суден. К счастью, вы никогда не увидите отчеты о тех ужасах, которых насмотрелись там наши моряки.

— Любопытно, — сказал Эль-Меллой. — Есть ли ещё кто-нибудь? Может быть, не только Гераклит умел творить Первую Магию — Эмию Широ мы в расчет не берем?

— Нет, никто, — уверенно сказала Лорелея. — Ходили слухи, что в мире есть ещё несколько человек, которые умеют расщеплять ноль, но это были не более чем дешевые комедианты, каждый из которых получил свой Запечатывающий Приказ. Что же до Эмии Широ... скажите, Вейвер, он и в самом деле мертв?

— Мертвее не бывает, — подтвердил маг. — Когда я занимался ликвидацией последствий войны за Грааль, я был на его могиле вместе с Тосакой Рин. Он совершенно точно лежит в земле и в ближайшие пару тысяч лет не восстанет.

— Ах да, есть же ещё и умничка Рин, — спохватилась волшебница. — Напомните-ка мне, где она сейчас?

— Летит в Японию, чтобы защитить свою сестру от церковников и, наверное, от нашего боевого отряда, — пояснил Эль-Меллой. — В ближайшее время я жду отчета от МакФитца.

— Это вселяет надежду.

Лорелея Бартомелой опустилась в кресло и, глядя немигающим хищным взглядом на пожилого мага, произнесла:

— А теперь скажите мне, Вейвер: что за чертовщина происходит? Простой смертный получает глаза драгоценного уровня силы? Кто и для чего разослал по миру сообщения с секретами Истинных Магий — не просто сообщения, а почти поваренную книгу с рецептами? И, наконец, какое отношение ко всему этому имеет Ассоциация?

— Вы забыли ещё про кое-что, — сказал Эль-Меллой и нахмурился. — Книг вышло пять. В них описаны секреты Зеркала Души, Первого, Второго, Третьего и Пятого Волшебства. А где Четвертое?

— Четвертое... — задумалась Лорелея. — Четвертое там, где ему и следует быть.

— Вы знаете его секрет?

— Не более чем на уровне концепции. Вам, Эль-Меллой, я его не поведаю, пока не появится очередная книга где-нибудь в Финляндии или Египте. Необходимая информация, не более.

— Но ведь это не Зеркало Души? — осторожно высказал догадку Вейвер.

— Нет, конечно же, — засмеялась волшебница. — Проекцию собственного ментального пространства может каждая собака сделать, если её как следует натаскать. Нет, Зеркало Души — как там его называли, Бесконечные Мастерские Клинков? — к делу не относится. Суть исключительно в Истинных Магиях, которые, по замыслу неизвестного разума, должны были стать всеобщим достоянием.

Эль-Меллой задумался.

— Какие будут приказы, госпожа? — сказал он, когда вышел из мимолетного транса.

Лорелея принялась загибать пальцы.

— Во-первых, тело с оставшимся Мистическим глазом. Кроме того, мне нужно полное досье на человека. Задействуйте всех людей, чтобы узнать каждый его шаг в течение всей жизни. Чем больше подробностей, тем лучше. И, само собой, доставьте мне его убийцу. Я сама займусь допросом.

Маг кивнул.

— Во-вторых, держите связь с нашими агентами в других странах. Если удастся взять какого-нибудь из оставшихся графоманов, я очень обрадуюсь. В-третьих, я хочу видеть здесь Тосаку, её сестру и всех личностей, упомянутых в книгах. Передайте МакФитцу, что это приказ первостепенной важности.

Эль-Меллой снова кивнул, мысленно слегка завидуя молодому ученику.

— И вот ещё что, — сказала Бартомелой. — Вам не кажется, что описанное в книгах есть события одной и той же войны, но случившееся в разных, не пересекающихся мирах?

— В этой идее что-то есть, — признался маг.

— Тогда вы знаете, что делать. У вас ведь есть средства связаться со старым хрычем, будь он трижды неладен?

Вейвер заметно помрачнел.

— Есть, но... — замялся он, словно юноша на свидании. — У него зарезервирован столик в кафе. На семь вечера.

— Кафе? — удивилась Лорелея. — Столик? На семь вечера? Какого дня?

Лицо Эль-Меллоя было мрачнее тучи.

— Каждого, — ответил он с гримасой, словно проглотил кислый лимон.