Хором охнув, девушки загремели ведрами.
— Я же говорила, — мстительно прошипела Машенька.
На нее приятно было посмотреть: чистенькая, розовощекая, в новом, чересчур обтягивающем платье — пошила его еще до похищения, и не успела расставить.
Навалившись на меня, как два трудолюбивых муравья на дохлую гусеницу, горничные сорвали грязное платье — в самом буквальном смысле, не расстегивая, а распластав его от ворота до низа, — и бросили окровавленные тряпки в угол. Горячая ванна наполнила тело приятной истомой, заставив кровь быстрее бежать по венам. В четыре руки меня скребли мочалками и вымачивали в трех водах, а я чувствовала себя, точно замороженная, а затем обданная кипятком помидорка — совершенно раскисшей. В горле першило, глаза слезились, в носу свербило...
— Похоже, простудилась я...
Ничего странного: наверняка сказываются те прогулки "налегке", да и когда мы удирали из подвала тайным ходом, сперва я как следует взопрела в шубе, а затем голой нырнула в снег. Чего и следовало ожидать!
— Сбегать за придворным лекарем? — подхватила юбки Настасья.
— Не надо! — с той самой памятной ночи, проведенной у постели обожженного крестьянина, мы с лекарем больше не встречались. Вернее, завидев меня в конце коридора, он резко поворачивался и быстрым шагом возвращался туда, откуда шел. Еще яду в микстуру подмешает... Лучше не рисковать: — Будем лечиться народными средствами! Заварите-ка чаю покрепче, с лимоном, да медку добавьте... липового.
Похоже, Машенька умела кипятить воду силой воли быстрее, чем это позволяют человеческие и физические законы. Через считанные минуты после того, как влетела в лабораторию, горничная уже совала мне в руки королевскую чашку с дымящимся содержимым. Рискуя спалить язык и небо, я сделала осторожный глоток... Ничего себе! Похоже, не посвященная в другие тонкости чаеварения кроме сакраментального "не жалей заварки!", Машуня попросту залила кипятком весь запас, так что в итоге получился чифирь повышенной крепости — от одного запаха аж волосы дыбом встали. Вдобавок добросердечная девушка выдавила в ту же чашку целый лимон, и меду бухнула от всей души — аж ложка стоит.
— Спасибо! Как раз на мой вкус, — пытаясь незаметно отереть выступившие на глазах слезы (а никто не говорил, что лекарство должно быть вкусным!) "призналась" я.
Кашляя, возводя глаза к потолку и давясь, я каким-то чудом все-таки умудрилась впихать в себя "микстуру", и облегченно отставила кружку в сторону. Настасья с Машенькой следили за каждым моим движением так пристально, что смухлевать и вылить "зелье" в цветочный горшок было совершенно невозможно. Да и не было в лаборатории цветочных горшков...
— Надо же, совсем ничего не изменилось! — я с умилением огляделась по сторонам. Все вещи стояли на своих местах, и Настасья явно каждый день аккуратно сметала с них пыль — когда мы въезжали в бывшую алхимическую лабораторию, у нас только на перемывание и отскабливание колб и реторт два дня ушло... Кстати, о колбах:
— А куда самая большая колба подевалась? Она же всегда на окне стояла!
Настасья испуганно взглянула на Машеньку, как будто ища у той поддержки и защиты от хозяйского гнева, и смущенно призналась:
— Король забрал!
— А ему-то зачем? — я не на шутку удивилась. — Неужели тоже занялся этими ужасными химическими опытами?
Снова всполошенные переглядывания. Да что там за тайны Мадридского двора?
— Так он ее вместе с веткой забрал... Той, ну, помните — которую вы в саду сломали...
— Ее король сломал! Мной...
— Ну, вот он ее и забрал без вас. В смысле, пока вас не было. Я не хотела отдавать, но ведь это же король!
Еще совсем недавно Настасья готова была бежать на край света по любому пустячному поручению, данному вышестоящим чином — а ниже горничных во дворце котировалась разве что кухонная обслуга. Теперь же едва не осмелилась перечить королю! Как разлагающе действует на неокрепший средневековый ум общение со мной.
Несмотря на ударную, почти смертельную дозу теина, внезапно дурманным одеялом навалилась сонливость. Решив не идти наперекор природе, я быстренько скомкала разговор, пообещав непременно разобраться с королем завтра же — пусть хоть колбу вернет! — и блаженно вытянулась на кровати. Наконец-то удобная, такая родная, мягкая моя кроватка с настоящим одеялом и подушечкой! Ну, теперь меня еще двое суток не добудятся...
Я проснулась сама уже на следующее утро. Ну, не то, чтобы совсем уж сама — в соседней комнате девочки, встающие всегда раньше петухов, с грохотом что-то уронили, и притихли, точно две маленькие мышки.
Пользуясь отсутствием лишних свидетелей (к чему шокировать неокрепшую средневековую психику!) я стянула насквозь промокшую, хоть отжимай, ночную рубашку, обтерлась влажным полотенцем, и во всей красе вытянулась перед вмурованным в стену зеркалом. Мутноватое, оставшееся еще от прежнего обитателя помещения и, по слухам, служившее тому для вызова всезнающих духов, с равным успехом оно применялось в мирных целях, безжалостно отражая голую правду. Откуда это у меня столько синяков — никто же вроде не бил? Неужели от поездки в карете? А эти жуткие круги под глазами — то ли от усталости, то ли сама накануне не до конца отмылась. Да уж, прямо скажем, не образец красоты и здоровья!
— Госпожа! — ахнули за спиной. — Вы выглядите так, будто все время отдавали этой проглотке свою порцию!
Машенька возмущенно пискнула и, похоже, ткнула подругу локтем под ребра — та ойкнула. Я вздохнула:
— В еде нас не ограничивали. Наверное, от нервов аппетит пропал... Настенька, будь другом, поменяй постельное белье... И перину неплохо бы как следует высушить.
— Пропотеть при простуде — первейшее дело, — тоном умудренной жизнью бабки-знахарки заметила Машенька.
— Кто из нас ведьма? — я усмехнулась и провела костяшками пальцев по выступающим ребрам. Сегодня в горле уже не саднило, и температура, судя по ощущениям, спала. Вот только все тело ломило так, словно мне всю ночь напролет пришлось махать кайлом в королевских каменоломнях: ныли каждая косточка, каждый нерв. И эта противная слабость в ногах — не ровен час, опять в обморок хлопнусь. Надо бы на витаминки приналечь...
— А принесите-ка персиковое платье!
Новая идея заставила оживиться не только меня, но и горничных. Бросив белье на пол — все равно стирать! — Настасья бросилась к ширме, скрывающей мой довольно небогатый платяной запас. Персиковое было настоящим старожилом: купленное без примерки в то время, когда я только-только получила назначение на придворную должность, и не могла ударить в грязь лицом. Выбранное за несказанную красоту, оно так и оставалось новым по одной простой причине: даже Настасья была не в силах затянуть на мне корсет до такой степени, чтобы сошлась застежка. Так платье и пряталось за ширмой — ни продать, ни подарить, — без особой надежды, что час его когда-нибудь пробьет. И вот — как говорится, нет худа без добра, — он пробил!
Пусть мне пришлось выпустить из легких весь воздух и не дышать, пока горничная с силой затягивала прочные завязки корсетной шнуровки, результат стоил того: теперь талию можно было без труда обхватить двумя пальцами, а пышная юбка придавала мне сходство с перевернутым цветком... Или персиковым облачком. Я тучка, тучка, тучка, а вовсе не скелет!.. Ах, как приятно тучке... Парам, парам, парам! Рифма забуксовала, но мне было, в общем-то, уже безразлично — хорошее настроение больше не нуждалось в вербальной стимуляции.
Легкими движениями кисточки я нанесла минимальный макияж, а девочки в четыре руки сообща соорудили на моей голове Стоунхендж из двухцветных волос. Теперь не стыдно и в свете показаться. Да что там стыдно — я просто обязана появиться при дворе, чтобы обнадежить друзей и повергнуть в ужас врагов короны и трона!
В коридоре придворную чародейку уже поджидали — похоже, очередь занимали прямо с вечера. Боюсь, окрыленная новым платьем и шампанским настроением я чересчур легкомысленно раздавала обещания. Теперь несколько месяцев кряду придется круглосуточно заниматься мыло— и зельеварением! Ничего, девочки помогут.
Оглядываясь на мрачные, покрытые страшноватыми гобеленами и факельной копотью дворцовые стены, я испытывала благостное ощущение возвращения к родным пенатам. Дом, милый дом! Интересно, испытала бы я такой же восторг, если бы вернулась не в Старгород, а в свой родной мир, пусть даже в еще более красивом платье?
Против обыкновения, при приближении к приемному залу количество встречных придворных и слуг постепенно снижалось. А в зале... никого не было. С королем что-то случилось! Наверняка простыл, барахтаясь в снегу!!
Выскочив в коридор, я буквально нос к носу столкнулась с Инквизитором:
— Отец Михаил...
— Госпожа чародейка, — степенно поклонился священник.
— А... где все?..
— Его величество сегодня не в настроении.
— Для чего? — глупо спросила я, и еще более глупо залилась свекольным румянцем. — С ним все в порядке? Он здоров?
— Абсолютно здоровы! — поспешил успокоить он. — Просто не пожелали заниматься государственными делами.
Я застыла с открытым ртом. Как это непохоже на короля! Никогда раньше он не отменял свои дела без уважительной причины... да вообще никогда не отменял! Ну, раз такое дело... воспользуюсь внезапно появившимся свободным временем.
Глава 11.
Осторожно приоткрыв дверь, я осторожно заглянула в комнату горничных. Сидя у окна, Настасья неловко орудовала швейной иголкой, и уже совершенно запуталась в тянущейся за ней длинной нитке. Свернувшись калачиком поверх покрывала, Машенька мирно посапывала на своей кровати — очень удачно!
Прижимая к губам палец, я знаками велела горничной одеваться потеплее и выходить. Понятливая девочка с готовностью оставила свой каторжный труд, и выскочила в коридор с душегрейкой в охапке:
— Гулять? — она так и била копытом, точно застоявшаяся у коновязи породистая лошадка.
— Потом — непременно, — пообещала я. — Но сперва — в меховой ряд.
— Хотите себе новую шубу заказать?
Я не удержалась от горестного вздоха. Эх, шуба, шуба... Роскошный подарок послов дружественной северной страны не пережил заключения в подвале: мех основательно пропах луком и чесноком, прокоптился дымом костров и пропитался целым букетом прочих слабоароматных запахов. А химчисток в этом мире еще не было... Хотя моей шубке уже никакая чистка не поможет: воткнутый в снег перед подъемом факел упал как раз на длинную полу, и выжег в ней здоровенную лысину. Как будто этого мало, кто-то из разбойников, выбираясь через узкий лаз, потерял ножик — вряд ли это была ловушка, иначе бы я точно в нее угодила, елозя туда-сюда. Теперь спину шубы пересекал неровный зигзагообразный разрез... А я-то думала, отчего Машеньку стало вдруг так тяжело тащить?
— Хочу — только не для себя, — я запустила руку в карман, где мелодично звякнули несколько монеток. На хорошую шубу с лихвой хватит пяти золотых... Возьму на всякий случай десять.
— ...Машке?! — догадалась девушка.
— Это самое меньшее, что я могу для нее сделать. Наверное, уже через неделю подземной жизни я перестала бы отличать день от ночи, и смирилась. А она, представляешь, каждое утро в одно и то же время приносила горячую воду для умывания, как будто все по-прежнему, и заставляла поверить, что все еще так и будет, понимаешь? Может быть, только поэтому я и не сошла тогда с ума...
— Она точно так же говорит, — задумчиво пробормотала горничная. — Что, если бы вы не сказали, что все будет хорошо, она сдалась и умерла бы, потому что жить под землей невыносимо. Она ведь боится темноты!
— Я тоже... не люблю. Выходит, мы помогли друг другу.
Когда мы с Настасьей проходили через ворота высокой стены, отделяющей дворцовую территорию от города, нас чуть было не сбил с ног всадник на лошади. Прижавшись спиной к каменной кладке, я почувствовала исходящий от скакуна запах потной шерсти и кожи, и сумела хорошо разглядеть ногу всадника, выглядывающую из-под такой знакомой полы короткой шубы.
— Его величество куда-то поехали, — подтвердил мою догадку Левушка. Несмотря на страшную рану, ему удалось выжить — каким-то чудом кинжал прошел в миллиметре от сердца. Но телохранителю все же пришлось полежать пластом, в ожидании пока затянутся жуткие рубцы, хотя он и рвался вскочить на ноги уже на следующий день, чтобы отправиться на мои поиски. А сегодня, когда начальник королевских гвардейцев предложил мне в сопровождающие другого телохранителя, Лев так выразительно наобещал тому всего плохого, что он счел за благо добровольно уступить сию хлопотную, но малославную обязанность.
— Король все эти дни постоянно надевал новую шубу, — заметила Настасья.
— И я его понимаю, — я смахнула каменную крошку с парчового рукава. — Мне моя тоже очень нравилась...
Подробно описав Машенькины параметры (на голову ниже меня и на полголовы — вот этой девушки), я принялась живописать скорняку желаемый фасон новой шубки. Даже сподобилась изобразить что-то вроде эскиза на листе грубоватой, но дорого ценящейся в этом мире бумаги. Однако чем больше я рассказывала и объясняла, тем сильнее остекленевал взгляд слушателя. В конце концов, на каждое сказанное мной слово он начал отвечать одной и той же фразой:
— Чтобы подол книзу слегка расширялся, вот так, трапецией, понимаете?
— Такого не может быть!..
— И воротник отложной, как вот тут, на картинке!
— Такого не может быть!..
— Тогда мы пойдем к конкурентам!
— Такого не может быть!.. То есть, это же бессмысленно — никто другой вам такой шубы тоже не сошьет, таких просто не бывает! Скорняжное сообщество этого не допустит.
— А если оно не узнает? — тоном змеи-искусительницы предложила Настасья.
Меховщик неуверенно оглянулся на прислушивающихся к разговору подмастерьев:
— Н-н-нет...
— А за двойную плату? — включилась в игру я.
— Э-э-э...
— И вы можете не ставить на шубу клеймо мастерской!
Против такого аргумента ни один бизнесмен устоять бы не смог:
— Не ставить клеймо? — пролепетал он.
— Тройную цену! — я поднажала. — Но учтите — если новый фасон войдет в моду...
— Мы возьмем за эту шубу обычную цену, и поставим клеймо мастерской, — вытирая усы, с улицы в мастерскую размашистым шагом вошел еще один мужчина, судя по замашкам — хозяин, а по внешнему сходству — отец того, кто принимал у нас заказ. Мимоходом старший отвесил молодому отеческий подзатыльник.
Еще раз выслушав наши сбивчивые объяснения и пожелания по поводу шубки, мастер внимательно рассмотрел сделанный мной рисунок, конусовидно заточенным кусочком древесного угля внес свои исправления, после чего с ходу на обратной стороне листа начертил выкройку и приблизительно рассчитал необходимое количество шкурок:
— Выбирать будете?
— Конечно! — в один голос воскликнули мы с Настасьей. Ни я, ни горничная не считали себя профессионалами, способными сходу отбраковать негодную шкурку, но до чего же приятно было покопаться в меховых грудах! Мы так разошлись, что навыбирали вдвое больше необходимого:
