В погоне за мечтой

Ты точно этого хочешь? Уверена? Может быть, все-таки спросить у мамы? Ну нет так нет — обрывай последний лепесток, и... МА-А-А-МА-А-А!

В погоне за мечтой

Часть первая.

Бойтесь своих желаний — они имеют обыкновение исполняться самым причудливым образом...

Афоризм

Глава 1.

Что-то давило на грудь, мешая мне сделать глубокий вдох.

— Манька, скотина безродная, задушишь! — сквозь сон пробормотала я, скорее рефлекторно, чем осознанно, взмахнув правой рукой. Однако вместо того, чтобы спихнуть на кровать кошку самой плебейской полосатой окраски, почти год назад подобранную на улице худой и голодной, а с тех пор разъевшуюся до размеров доброго гиппопотама и не в меру обнаглевшую, ладонь лишь захватила воздух.

Странно — но все же недостаточно, чтобы заставить меня полностью проснуться. Вслепую пошарив рукой по телу, я однако не нашла ничего лишнего — даже наоборот, куда-то пропал мой животик. Не то, чтобы прежде он как-то особенно выдавался, но все же был, мягкий и теплый, а теперь рука наткнулась на что-то плоское и твердое. Неужели я, как знаменитый герой Кафки, во сне превратилась в жука?!

От такой жуткой мысли тотчас же захотелось взвизгнуть и вскочить на ноги — но удалось осуществить только первое. Согнуть спину мешал... хитиновый панцирь?!

Заорав уже в полный голос, я рванулась изо всех сил, перевернулась на живот, встала на четвереньки, и только после этого смогла выпрямиться в полный рост, упираясь руками в ствол дерева. Да, невероятным образом я из своей пусть не слишком гламурной, но уютной спальни переместилась на плэнер — слава богу, не в густой лес. Небольшая рощица прижималась к обочине довольно широкой грунтовой дороги, по другую сторону которой простиралось поле — кажется, возделанное, хотя я в таких вещах и не разбираюсь...

Однако сейчас гораздо больше, чем окружающий пейзаж и предстоящий урожай озимых меня волновало собственное состояние. Конечно, это был не жучиный панцирь — как такое только в голову могло прийти, всегда знала, что читать слишком много классики вредно! С немалым изумлением я обнаружила себя одетой в пышное платье с кринолином, из тех, что прежде видела только в кино. Душил меня, разумеется, тугой корсет — средневековое орудие пыток. Талию теперь можно было свободно обхватить двумя пальцами, вот только удовольствия мне это не доставляло.

Еще раз внимательно пошарив руками по телу, я обнаружила только кружевной надушенный платочек в кармане юбки да чужое кольцо на среднем пальце правой руки — на мой вкус, слишком массивное и подозрительно легкое для золотого. Ни денег, ни документов, ни мобильного телефона... Единственная радость — грудь моя осталась при мне, но совершенно непонятно, кому могло понадобиться переодевать и переносить меня непонятно куда.

Для того чтобы определиться хотя бы в последнем, я отлепилась от клена, ставшего почти родным, и приблизилась к дороге: странно, никаких следов шин — в пыли остались только отпечатки ног и лошадиных подков! Сама же дорога, извиваясь и петляя, одним концом терялась за поворотом, скрытая рощей, а другим неторопливо взбиралась на пологий холм, вершину которого венчал даже на таком расстоянии выглядящий огромным и внушительным рыцарский замок.

Ну, наконец-то все встало на свои места! Видимо, я просто подрядилась в массовку какого-то костюмированного исторического фильма, в перерыве прилегла отдохнуть под деревом, и мне банально напекло голову, с вытекающей отсюда потерей памяти. Не полностью — помню же, как меня зовут, кто я и откуда! — а, стало быть, будем надеяться, что скоро вернутся и остальные воспоминания. Однако, похоже, выпал изрядный кусок жизни — засыпала зимой, а сейчас, судя по колосящемуся... бог знает, чему, уже ближе к осени.

Подобрав юбку, чтобы не волочилась по пыли (платье еще костюмерам сдавать, как вычтут из гонорара за порчу реквизита, так не только не заработаю, а еще и должна окажусь), я решительно зашагала в сторону замка. Наверняка основное действие разворачивается там, и, судя по костюму, мое место не в крестьянской толпе. В крайнем случае, режиссер развернет обратно и еще раз объяснит, что нужно делать.

Вблизи сооружение оказалось еще больше, чем выглядело со стороны. Это был не просто замок, а целый город, окруженный крепостной стеной. Проходя через арку мимо обвешанных холодным оружием стражников, я невольно вжала голову в плечи — ну, как упадет сверху плохо закрепленная нерадивым реквизитором решетка или еще какой булыжник? Пронесло — декорации явно были сделаны на совесть.

Я уже битых полчаса ходила по узким и неуютным улочкам, но никак не могла отыскать никаких следов съемочной команды: ни штативов, ни камер, ни людей в цивильном прикиде — одни актеры. Причем никто не курит, не закрывается от солнца бейсболкой — работают так, что любо-дорого посмотреть, выкладываются по полной, представляя обычную жизнь средневекового города-крепости со всеми ее контрастами. Все-таки кажется мне, что костюмированная драма — не тот жанр, где съемка ведется скрытой камерой. Так, может, и я здесь не работаю, а развлекаюсь — прибилась к ролевикам, чтобы выпустить пар, бегая по лесам и полям с деревянным мечом? Но меча-то как раз нет, и вообще, все как-то чересчур достоверно для простой игры...

На крыльцо одного из домов вышла женщина и размашисто, чуть ли ни мне под ноги, выплеснула обмылки из длинного корыта. Я с ужасом уставилась на ее красные, загрубевшие от работы и огромные, как лопаты, руки. Историческая достоверность, конечно, вещь хорошая — но к чему до крайностей-то доводить? Так обращаться со своей кожей даже столетние бабуськи в самой рассибирской деревухе себе не позволяют!

По улицам свободно текли нечистоты, собаки, свиньи и дети с криками носились вперемешку, не разберешь, кто где, да и добротно сложенные стены домов не производили впечатления созданных только для виду, на один день. Но больше всего поражал запах — тот самый, который невозможно описать и нельзя ни с чем перепутать, запах устоявшейся человеческой жизни. Сомнений не оставалось: каким-то невероятным, непостижимым образом я вдруг оказалась в средневековье!

От жуткого осознания сердце как будто сжала огромная ледяная ладонь, в глазах потемнело, а чтобы удержаться на подгибающихся ногах, пришлось ухватиться за стену дома.

— Госпожа, вам плохо? — я обернулась: в меру грязный босоногий абориген в обтрепанных снизу штанах и подпоясанной рубахе навыпуск из какого-то равномерно-серого грубого полотна казалось, глядел с непритворным участием.

— Да... Нет, — неуверенно пробормотала я. — Где я?.. Что это за место?..

— В Межреберье вы, госпожа, попали, — доброжелательно пояснил мужичок: — Заблудились, что ль? Приезжие-то завсегда тут теряются. Так это мы мигом — сейчас малого кликну... Эй, малой! Отведи госпожу, куда она скажет!

— Погодите-погодите! — в отчаянии попыталась я остановить доброго самаритянина, так кстати подкинутого на моем пути судьбой: — А что это за город? Как называется?

— Так... одна у нас столица, госпожа — Старгород! Эй, малый, проводи госпожу во дворец!

— Не надо во дворец! — отчего-то такое предложение испугало меня не меньше, чем приглашение проследовать к инквизиторам для выяснения моей ведьмовской сущности. Да и в любом случае, перед таким официальным визитом хотелось привести себя в порядок, хорошенько подумать... и отложить его на неопределенное время: — Проводите меня, пожалуйста, на постоялый двор — только самый лучший!

— Малой, ты где?! Отведи госпожу в "Корону"!

Таинственный "малой", выделенный мне в провожатые, оказался уменьшенной копией "старшого" и, по-видимому, приходился ему младшим братом или сыном. Однако город он, похоже, знал не хуже, чем собственный карман, и уверенно вел меня куда-то к ему одному известной цели по улицам, переплетающимся в настоящий лабиринт.

— К-на г-жа, — бормотнул он себе под нос, указывая на каменное здание с широким крыльцом. Очевидно, это можно было перевести на человеческий как: ""Корона", госпожа". Пока я глазела на огромную вывеску без надписи, украшенную размашисто намалеванной короной с воинственно растопыренными зубцами, мальчишка куда-то испарился. Видимо, сделав дело, со спокойной совестью вернулся к своим детским забавам. Мои же дела только начинались.

Несколько раз глубоко вздохнув для храбрости, я сделала лицо понаглее, и решительным шагом поднялась по ступенькам. Что ж, попробую изобразить богатую аристократку — зря, что ли, однажды в любительском фильме играла уборщицу?

Видимо, гримаса хозяйки жизни мне удалась — во всяком случае, стоило показаться на пороге, как навстречу мелкими шажками бросился пестро одетый человечек, судя по повадкам и льстивому взгляду — прирожденный халдей:

— Что угодно госпоже? — сладчайше улыбнулся он.

— Перекусить и ванну, — коротко бросила я. — Нет, лучше сперва ванну, а потом перекусить. И пришлите девушку, чтобы помогла мне раздеться!

— Конечно-конечно, — пробормотал человечек, совершенно сраженный моим напором. — Ванну предпочитаете горячую или холодную?

— Издеваетесь? Конечно, горячую! Разве я похожа на снежную бабу!

— А из закусок?..

— Устриц с белым вином! — рыкнула я.

— Машка! — внезапно взревел он, заставив меня подскочить на месте от неожиданности. — Ты где, дармоедка?!!

Раздался дробный топот босых ног по половицам, и в холл, вытирая мокрые руки прямо о передник вместо полотенца, влетела девушка в простом, но опрятном свободном платье (без корсета!) и с каким-то диким чепцом на голове. Украшающих его пышных оборок, кажется, хватило бы не на одно платье. Однако прячущееся среди этого великолепия личико выглядело смышленым.

— Проводи госпожу в комнату, приготовь горячую ванну, да распорядись на кухне насчет вина и закусок! — отдал приказания мужчина — видимо, портье или даже хозяин гостиницы. Тем приятнее будет его обмануть!

Как видно, Машка умела одновременно находиться в двух-трех местах и была мастерицей на все руки, потому что к тому моменту, когда она расшнуровала мне корсет и помогла избавиться от последней загадочной тряпки, которых под платьем оказалось великое множество, ванна — вернее, деревянная бадья, в которой можно было поместиться целиком, только поджав ноги к подбородку, — была уже готова. На столе загадочно и заманчиво топорщилась белоснежная салфетка, явно скрывая поднос с закусками. Неужели действительно устриц в речке наловили?!

Постанывая от наслаждения, я опустилась в горячую воду. Мне пришлось пройти пешком не такое уж большое расстояние, но для городского жителя, привыкшего больше полагаться на четыре колеса, а не на две ноги, этого оказалось достаточно. Горячая вода принесла облегчение и расслабленность, заставив кровь быстрее бежать по жилам и выгоняя из головы неприятные мысли. Однако по мере ее остывания и мои размышления становились более холодными и трезвыми. Черт возьми, я в средневековье! Да еще каком-то странном, ни на что не похожем: платья и мужские костюмы вроде бы по европейской моде, а разговаривают со мной все по-русски. И это название — Старгород! Пусть в школе по истории у меня никогда не было оценки выше четверки, но некоторые факты закрепились в памяти намертво: позабыв дату крещения Руси, я была твердо уверена, что Галицкое и Волынское княжества объединились в одно Галицко-Волынское именно в 1199 году, и что Новгород был, а вот упоминаний о Старгороде до наших дней не сохранилось!

А еще... в средние века не было настоящих зеркал, горячую воду для ванных грели и таскали ведром, не было стоматологов и хирургов... Не говоря уже об электричестве и автомобилях! От таких мыслей немудрено было прийти в отчаяние, и в какой-то момент мне больше всего захотелось уйти под воду с головой и не всплывать... Машка, чутко ожидая приказаний "госпожи", приняла перекосившую мое лицо гримасу за недовольство остывшей водой, и щедро плеснула в бадью кипятка, после чего принялась тереть мое тело какой-то допотопной мочалкой явно растительного происхождения — похоже, скрученной из лыка.

— Скажи, Машенька, а этот город — действительно столица? — осторожно поинтересовалась я, когда она помогла мне вытереться и начала разбираться с бельем. О, господи, корсет!..

— Да-а-а! — охотно подтвердила девушка. — Старгород!

— А тот замок...

— Это королевский дворец!

— Да? Надо будет сходить, посмотреть на него поближе...

— Конечно! Вызвать для вас провожатого, госпожа?

Маша с готовностью кинулась было к двери, но я успела ухватить ее за подол:

— Погоди! Сперва перекушу. Не идти же во дворец на голодный желудок!

— Ваша правда, госпожа, — согласилась девушка, и сдернула салфетку с подноса.

Там обнаружились, конечно, не устрицы, а изысканно оформленные бутерброды с ветчиной, ноздреватым сыром — и, кажется, копченая рыба. В кувшине плескалось очень недурное белое вино. С удовольствием созерцая нежное, пронизанное мраморными прожилками мясо, я вспомнила, что помада была изобретена еще в Древнем Египте, и градус настроения снова пополз вверх — даже потянуло на светские сплетни:

— А ты, Машенька, сама когда-нибудь короля видела?

— Конечно! Это ведь королевская гостиница, — бесхитростно пояснила та, и аппетит сразу куда-то пропал. — Для дипломатических посольств! Высокопоставленные господа, конечно, размещаются во дворце, а свита и слуги квартируют у нас.

Опрометчиво надкушенный бутерброд застрял комом в горле. Одно дело отобедать и воспользоваться всеми удобствами частной гостиницы, а потом, пообещав заплатить, испариться в неизвестном направлении, и совсем другое — посягнуть на королевскую собственность: это уже государственное преступление. Если же выдать себя за посла... послицу... То придется самому королю докладывать, зачем и откуда приехала. Хотя, если выбирать между этим портье с лисьим личиком и королем — то я однозначно выбираю короля, пусть он даже старый и страшный. Кстати...

— И какой он?

— Король Вдалимир? Красивый! — мечтательно закатила глаза девушка. — И очень умный, все так говорят!

— А что еще говорят? — подкинула я провокационный вопрос.

— Что из последних трех королей он самый лучший! — с готовностью затараторила Машенька. — Жаль, что наследника у него до сих пор нет... Хотя он еще молодой...

— Что, какие-то проблемы со здоровьем?

— Он не женат! — с ходу отмела мои инсинуации горничная.

"Еще бы — когда вокруг столько восхищенных кошечек! А женишься — только проблемы, ревность... Еще неизвестно, на какую мегеру попадешь", — пронеслось у меня в голове. И, видно, отразилось на лице, потому что Машенька возмущенно надула губки:

— Все знают, что король поклялся, что женится только на той девушке, которая будет не похожа на других, даже если это окажется простолюдинка!

Да уж — наверное, когда завидный холостяк выезжает из дворца, вдоль дороги тут же выстраивается "почетный караул" из незамужних девиц всех сословий и возрастов... Представив себе эту картину, я хохотнула — тихонько, чтобы не настраивать против себя горничную, — и с вернувшимся аппетитом набросилась на угощение. Как говорится, бог не выдаст — свинья не съест!

— К королю — так к королю!

Даже не знаю, какая задача была основной для громилы, которого приставил ко мне заботливый портье: проводить меня до дворца и охранять по дороге, или следить, чтобы я никуда не сбежала. Однако банальный побег не входил в мои планы — это было бы слишком неинтересно. Не знаю, что он говорил дворцовым стражникам, но препятствий нам никто не чинил, и сразу же, без предварительных расспросов, проводили к королю. Неужели вот оно, царство победившей демократии, где высочайшей аудиенции может добиться любой?

Тронный зал поражал своими размерами и великолепием — оглядываясь по сторонам, я чувствовала себя кузнецом Вакулой, приехавшим в Петербург за царицыными черевичками, и изо всех сил старалась не показать, какое это производит на меня впечатление. Но самым сильным потрясением оказался сам король: действительно, очень молодой, лет тридцати, что не могла скрыть даже аккуратная бородка, с огоньком в глазах василькового цвета — только этот василек был засушен между страниц романа, на память о прошлой любви... Замечтавшись, я чуть было не пропустила первый вопрос:

— Как вас зовут и откуда вы прибыли?

Предварительные заготовки и рассказы о пережитых по дороге в столицу приключениях, в результате которых я лишилась свиты, кареты, всех вещей и фамильных драгоценностей, тут же вылетели из головы:

— Я... не знаю!..

— Но как такое может быть? — мягко, но настойчиво поинтересовался король. В глазах оттенка волшебного цветка мелькнуло удивление и, кажется, тень интереса. В конце концов, средневековье может оказаться не таким уж мрачным!

— Я очнулась в роще, неподалеку отсюда, и отправилась в город, который увидела на холме, даже не зная, как он называется...

Глава 2.

Я решительным шагом пересекла главную площадь, размашисто и мстительно вбивая острые каблуки в брусчатку. Придворной королевской чародейке позволялось многое: и эти самые высокие каблуки, какие в этом мире разрешалось носить только мужчинам, и косметика на лице, за что любую другую местную женщину в лучшем случае могли обозвать "размалеванной блудницей", а то и закидать камнями. Можно было бы отказаться и от корсета, сменив платье на более свободное и простое по крою (пусть из дорогой, говорящей сама за себя ткани), но мешало женское тщеславие — хотелось похвастаться тонкой талией. Вот только тот, ради кого я так страдала, ежедневно позволяя заковывать себя в это подобие испанского сапога на ребрах, не обращал никакого внимания ни на привлекательную со всех сторон фигуру, ни на прекрасный цвет лица, ни на мелодичный голос. Помноженное на невозможность вдохнуть полной грудью, это приводило меня в мрачное, поистине ведьминское расположение духа.

Каждое утро, пока плечистая горничная Настасья затягивала тугую шнуровку на спине в стремлении превратить мою фигуру в подобие перевернутой рюмки, даже если это будет стоить мне жизни, я невольно вспомнила, как в начальной школе мы с лучшей подругой Наташкой, оставшись дома одни, надевали длинные, до полу, материнские платья, и воображали себя принцессами и королевами. С каким восхищением смотрела на нас свита придворных плюшевых медведей! А мы мечтали, как здорово было бы жить "в стародавние времена"...

Наташку бы сюда! Воплотившись в реальность, мечта оказалась далеко не столь привлекательной: чтобы с гордостью носить красивое платье, стоило изрядно пострадать, а длинный подол собирал с пола весь мусор. Если простолюдины еще устраивали себе раз в неделю банный день, то представители высшего общества стиркой и мытьем не злоупотребляли, считая, что они не занимаются тяжелым физическим трудом, не пашут землю — а, стало быть, и не мараются. С запахом пота не боролись, а маскировали сильными духами, так что в жаркий день на каком-нибудь великосветском приеме запросто можно было хлопнуться в обморок от простой нехватки чистого воздуха, что закрепило за придворными дамами славу чувствительных тонких штучек.

Миновав площадь, мы с моим сопровождающим свернули в узенький переулок, где, помимо прочего, располагались несколько лавок с широким ассортиментом лекарственных трав, эликсиров и прочего колдовского товара. Напоминающий трехстворчатый шкаф как телосложением, так и интеллектом, приставленный ко мне лично королем, громила выполнял функции то ли телохранителя, следящего за тем, чтобы меня никто не обидел, то ли сторожа, караулящего, чтобы я сама никого не обидела. По ширине он как раз перегораживал переулок, задевая плечами стены противоположных домов, и вынуждая встречных прохожих прижиматься к стенам наподобие улиток. Обитатели и завсегдатаи Кривого Тупика хорошо знали частых посетителей лавки травницы Тамары, но какой-то бородатый крестьянин с замашками провинциала, разглядев мое лицо с подведенными ресницами и слегка тронутыми помадой губами, скривился и хотел сплюнуть — то ли под ноги, то ли в мою сторону, — так что идущий следом успел остановить его буквально в последний момент:

— Это же госпожа придворная чародейка! — громовым шепотом прошипел он в немытое ухо невежи.

Перекрестившись, тот от души трижды сплюнул через левое плечо — чтобы не пропадало! — и поспешил испариться из поля моего зрения, опасаясь порчи.

— А что это у нее волосья... Полосами? — уже из-за спины донеслось до моего слуха.

— Дык... Это... — горожанин явно не знал, но не хотел ударить в грязь лицом перед деревенщиной, поэтому быстро нашелся: — Значит, ей пятьдесят годочков уже минуло! Ведьма, как первые полста разменяет, кожу сбрасывает, точно змея, и снова молодой, как девушка, становится. А волосы постепенно линяют, и растут уже другого цвета!

Мелирование в этом мире явно было не в чести — волосы красили разве что женщины, чье поведение традиционно считалось ниже средней тяжести. То же самое с косметикой — в обычном магазине невозможно было просто так купить новую помаду или заказать понравившийся цвет по каталогу. Изготовлением декоративной косметики занимались немногочисленные мастерицы, передающие тайные фамильные рецепты из поколения в поколение. Так и получалось, что с высокопоставленной придворной чародейкой можно было столкнуться в самых неожиданных и неприглядных местах.

— Здравствуй, красавица! — как всегда, радушно приветствовала оптовую покупательницу травница Тамара, уже немолодая, но все еще привлекательная черноволосая и темноглазая женщина. — Что на этот раз?

— Как обычно, — вздохнула я, и склонилась над прилавком: — А это что за травка?

— Это шалфей, ты его уже видела, только в сушеном виде, — отмерив обычные дозы желудочных и слабительных сборов (обитатели королевского дворца считали слово "диета" неприличным ругательством, и не ограничивали себя за столом, осаждая затем покои несчастной ведьмы с жалобами на отравление), и получив из рук моего телохранителя условленную сумму, Тамара превратилась из торговки в учительницу.

— А у сухого и свежего свойства различаются? — "прозорливо" догадалась я.

Занимая высокий пост придворной чародейки (с немаленьким, кстати, окладом), к собственному стыду должна признаться, что совершенно не умею колдовать, варить зелья и заговаривать зубы. Ну, разве что зубы... Как при этом удалось получить и упрочить свое положение? Как и все в этом мире — совершенно случайно...

...— Спрашивала у меня, где оказалась и что это за город, — опасливо оглядываясь на Инквизитора, признался мужичок, встреченный мной в Межреберье — переулке городской бедноты. — Попросила проводить к лучшему постоялому двору.

— Среди бела дня велела приготовить горячую ванну и подать к белому вину какую-то неслыханную закусь! — поддержал мужичка в потрепанной одежке другой, одетый, напротив, слишком пестро — портье гостиницы "Корона".

Машенька — девушка, помогавшая мне переодеваться и принимать ванну, — краснея, как маков цвет, прошептала что-то на ухо святому отцу. Нахмурившись, тот покосился в мою сторону:

— Подними руки, дочь моя!

Я послушно вскинула растопыренные ладони.

— Полностью, — уточнил Инквизитор.

Священник подошел поближе, чтобы внимательно оглядеть их от запястья до плеча... и ниже.

— Метка дьявола! — с мрачным, как мне показалось, удовлетворением, констатировал он. Крупная родинка в правой подмышке и мне самой доставляла неудобство при эпиляции, но чтобы уж сразу дьявола! Опустив руки, я упрямо сцепила их за спиной.

— Скажи, дитя, есть ли у тебя братья или сестры? — священник прикидывался таким приторно-сладким, что аж челюсти слипались.

И полдня не прошло, как я очутилась в этом мире, представляющем какое-то невероятное, неправдоподобное, никогда не существовавшее славянское средневековье, как уже попала в оборот Святой Инквизиции! Объяснить, каким образом сюда попала, я не могла, потому что не знала сама, а рассказ о прошлой жизни по местным меркам получился бы слишком фантастическим, поэтому в разговоре с местной светской и духовной властью я прибегла к спасительной амнезии. Мол, не помню ничего, очнулась в двух шагах от вашего города, никогда его раньше не видела — видно, кто-то заколдовал. Но Инквизитор настолько ошарашил меня своим неожиданным выпадом и обвинением в ведовстве, что на последний вопрос невольно вырвалось правдивое:

— Есть, младший брат.

— А сестра?

Сказала "А" — говори и "Б":

— Нет, сестры ни старшей, ни младшей нет. И как наша фамилия — тоже не помню!

— Так у вас есть фамилия? — заинтересовался король, до сих присутствовавший на "допросе" исключительно качестве стороннего наблюдателя.

— Не помню!

— А у вашей матушки есть сестры или братья? — продолжал гнуть свою линию священник.

— Нет, она была единственным ребенком.

— А у ее матушки?

— У бабушки было четверо или пятеро братьев. Не помню точно, они умерли еще до моего рождения почти все...

— Значит, вы единственная дочь в третьем поколении, — удовлетворенно заметил Инквизитор и, обернувшись к королю, торжественно доложил: — Ваше Величество, это ведьма!

— Нет! — сдавленно пискнула я. — Какая же я ведьма — даже колдовать не умею!

— Умеешь, — уверенно возразил священник. — Просто не помнишь!

— Ну... А, может, я — белая ведьма?

— Вот и проверим, от кого тебе дана сила — от бога или от лукавого!

На пару с королем они устроили мне самый настоящий перекрестный допрос — только участвовали в нем не адвокат с прокурором, а два прокурора, — перемежая вопросы о моем прошлом такими, на которые нельзя было односложно ответить "Не знаю" ("Какого цвета небо?"), явно рассчитывая меня запутать и заставить проговориться. И им это удалось. По окончании "разговора" они уже нисколько не сомневались, что кроме собственного имени я не помню абсолютно ничего — чего стоило только это смехотворное утверждение, будто Земля вращается вокруг солнца, а не наоборот! Но испытание на колдовское мастерство, тем не менее, не отменили.

— Рыбак, зовут Васькой, — монотонным голосом, как будто читая по бумажке, пояснил придворный лекарь. Он явно считал ниже своего достоинства общаться с какой-то там ведьмой, но не осмеливался ослушаться приказа короля и Инквизитора. — Пострадал при пожаре. Вернувшись с лова, обнаружил свой дом весь в огне, рядом теща кричала, что внутри осталась его дочка. Бросился в огонь и был придавлен упавшей стеной. Пока соседи залили пламя, верхняя часть успела сильно обгореть, но, как ни странно, выжил. Если это, конечно, можно назвать жизнью...

— А девочка? — переспросила я.

— Незаметно от бабушки убежала поиграть с подружкой, и вернулась уже на пепелище.

В одном лекарь был совершенно прав — принять за живое существо лежащую передо мной человеческую головешку было сложно. От запаха паленого мяса мутило со страшной силой, а взглянув на "пациента" хотелось зажмурить глаза и больше никогда не открывать. Но и с прищуренными веками в уши настойчиво проникало мерное хлюпанье со стоном — звук дыхания обгоревшего.

— И... что же я должна делать? — не хотелось думать, будто Инквизитор, желая самым кардинальным образом прервать страдания несчастного, решил сделать это моими руками. Я не смогу убить человека, даже чтобы избавить от мучений, и всегда была противницей эвтаназии!

— Это уж как госпоже ведьме будет угодно, — хмыкнул лекарь.

— Надо подумать... Может, озарит.

Эскулап снова фыркнул, но задерживать и приковывать к "подопытному" цепями не стал.

Горничная — не Маша, та вернулась в гостиницу, а другая девушка, представившаяся Настасьей, — помогла мне переодеться и облачиться в ночную рубашку, по удобству мало уступающую корсету. Одеяло было слишком теплым, перина — комковатой, но все же мне удалось провалиться в сон...

...Какое это наслаждение — принять расслабляющую ванну, в которой можно нормально вытянуть ноги, а в воде плавают хлопья ароматной пены! Вот только шампунь закончился — вместо него из фыркающего пластикового флакончика мне на ладонь выдавливались только гроздья переливающихся всеми цветами радуги мелких пузырей, слипшихся, как лягушачья икра...

Я проснулась так резко, точно получила удар кулаком под ребра. Ну, при чем тут лягушачья икра? Никогда я не любила этих земноводных и прочих пресмыкающихся, даже на головастиков не ходила смотреть, не говоря уже о такой гадости!

Однако что-то не давало мне спокойно перевернуться на другой бок и снова заснуть, буквально выталкивало из кровати. По принципу "Сама не сплю — и другим не дам", я отправилась будить королевского лекаря.

— Что, осенило? — ехидно поинтересовался он, блудливо косясь на мою ночную рубашку. Ну, не смогла я найти халат, а самостоятельно зашнуровать на себе платье невозможно. Сам тоже хорош, в таком трогательном колпачке — чтобы лысинка во сне не мерзла...

— Где у вас тут можно разжиться лягушачьей икрой? — не реагируя на выпады, задала я встречный вопрос.

— Проголодались?

— Для колдовских нужд!

— Сейчас пошлю мальчишку в магическую лавку...

Очевидно, у мальчишки, как у гонца богов Меркурия, на пятках росли крылья, так что баночка требуемого продукта оказалась в моих руках через считанные минуты. Открыв крышечку, я подцепила пальцем пару икринок, придирчиво осмотрела на просвет и, преодолев брезгливость, понюхала. Как будто чего-то не хватает...

— А шампунь у вас есть? — поинтересовалась я.

— А что это такое? — в один голос удивились лекарь и быстроногий вестник.

— Ну, чем голову моют!

— Мыло?

— Давайте мыло, только измельчите и разведите водой.

Мальчишке не надо было повторять дважды, и вскоре, под неодобрительным взглядом придворного лекаря, я уже помешивала разведенное в глубокой плошке до консистенции жидкой сметаны мыло. Немного поколебавшись, ухнула в миску и лягушачью икру:

— Господи, помоги!

Странная смесь зашипела и бурно вспенилась, почти переплескиваясь через край. Как будто мало несчастному рыбаку уже свалившихся на него неприятностей — дом сгорел, сам при этом пострадал, — с ним приключилось еще и самое страшное: я.

— Надеюсь, не повредит... Помогите его поднять — начнем наносить со спины, а то потом смажется.

— Это — ваш пациент, — умыл руки лекарь, но посмотрел на чашку с "лекарством" таким полным презрения взглядом, что захотелось немедленно провалиться под землю. Взяв себя в руки, я принялась щедрой рукой размазывать пену по телу пострадавшего, стараясь не обращать внимания на запах. Средство моментально впитывалось, что можно было рассматривать как хороший знак, но никакой другой положительной динамики не наблюдалось.

— Подождем до утра! — оптимистично заявила я, вытирая руки. Смеси хватило на все тело, кроме небольшого участка лба над правой бровью.

На этот раз я уснула сразу и спала без сновидений. А на утро узнала о новом назначении — рыбак полностью вылечился, причем даже не остался покрыт шрамами от ожогов, как брат Фредди Крюгера: небольшая ссадина осталась только на лбу, там, где не хватило мыльной пены. И я стала придворной ведьмой.

О причинах того, что на столь высокую ответственную должность приняли первую попавшуюся девчонку с улицы, без рекомендаций и практически без проверки, мне стало известно позднее. Оказалось, что с некоторых пор среди знати при дворах соседних королевств стало модным держать при себе волшебника "на все случаи жизни". Нашему королю никак нельзя было остаться в стороне, но выбор придворного мага затянулся: что, если приглашенный на эту должность волшебник окажется чересчур честолюбивым, и возжелает власти над самим правителем, а то и захочет занять его место? С этой точки зрения потерявшая память девица — без корней, без прошлого а, стало быть, легко поддающаяся влиянию, — представлялась идеальной кандидатурой. При этом настоящая ведьма, без дураков — спросите рыбака Ваську!

Глава 3.

Вступая в должность, я все же немного побаивалась — а ну, как на самом деле заставят колдовать? Но работка оказалась не бей лежачего: в обязанности придворной чародейки входило обязательное присутствие на утренних выходах короля (главное — лицо сделать посерьезнее, вроде как у меня все под контролем). На банкет с иностранными послами когда пригласят, а когда и без лишних свидетелей обойдутся. Все остальное время — спи-отдыхай! Со скуки я даже принялась было читать какую-то местную книжку, но дальше названия так и не продвинулась: один взгляд на как будто знакомые, но таким причудливым образом искривленные и переплетенные друг с другом буквы вырубал не хуже снотворного. Выспавшись днем, я принималась жечь свечи по ночам, порождая слухи о творимом за закрытыми дверями страшном колдовстве...

Как на грех, неуютные каменные стены, нервная пляска тусклого свечного огонька и темнота ночи (или, того хуже, яркая полная луна) за окном создавали лучший антураж для того, чтобы в одиночку предаваться хандре. Я раньше и в соседнюю-то область не любила выезжать (пару раз посылали в командировки, как самого молодого и мобильного сотрудника, но потом я так всех достала своим зудением и жалобами на невыносимые бытовые условия в дешевых гостиницах, что отступились), а тут — совершенно другой мир, со своими порядками и монастырскими уставами. Не говоря уже об элементарных удобствах — в виду отсутствия таковых!

Бывало, вернешься из очередного Череззаборногузадирищенска, пачку договоров на стол директору хлопнешь, сумку с походным набором к Олеське по дороге закинешь — и к родителям на выходные, пирожками с капустой стресс заедать... Даже младший братишка с его вечными претензиями и несмешными подколками теперь, через годы и расстояния, вспоминался исключительно с хорошей стороны: все-таки в компьютерах он хорошо разбирается, ноутбук мне сколько раз чинил и от вирусов чистил. Как же я хочу снова вернуться домой! Больше всего на свете...

Впрочем, жаловаться на холодный прием или чрезмерную подозрительность было бы грешно — приняли меня во дворце хорошо, можно сказать, радушно. Для жизни и работы выделили роскошные апартаменты в служебном крыле: раньше там квартировал придворный алхимик, и после того, как он, нанюхавшись собственных эликсиров, спикировал с колокольни на самодельных бумажных крыльях, в комнаты никто не заглядывал. В полной уверенности, что чародейки просто обожают затхлые темные помещения, декорированные пылью и паутиной, дворцовый распорядитель гордо распахнул дверь в лабораторию, и был немало удивлен моим отказом войти в эту жуткую пещеру.

Пришлось здорово наломаться, прежде чем помещение стало мало-мальски пригодным для жизни — даже с помощью отряженной мне в помощь кухонной девушки уборка заняла три дня. В наследство от предшественника остались три смежные комнаты, бесчисленное множество химической посуды: колбы, реторты и чашки всех форм и размеров, что-то вроде спиртовки или примуса (не разбираюсь в этом), а также небольшая печка с плитой, на которую как раз помещался пузатый медный котел. Вся мебель состояла из двух столов, двух стульев, трех пустых стеллажей из-под книг (по словам распорядителя, фолианты на всякий случай сожгли... дикие люди!), и одного комода, содержимое ящиков которого я выбрасывала, не разглядывая — для сохранения душевного спокойствия. А спал непризнанный ученый прямо на полу, на комковатом соломенном тюфяке...

Две узкие кровати — одна для меня, другая для горничной — выдали за казенный счет. Ширма появилась как будто сама собой, во всяком случае, я не просила. Дюжие молодцы, пыхтя и отдуваясь, притащили два сундука: один для летней, другой для зимней одежды. В последнюю очередь в комнате появились еще один стул, матрас и подушка. На этом список благодеяний заканчивался — очевидно, одеяло и постельное белье не входили в число вещей первой необходимости. Вообще при словах "наволочка", "простыня", "пододеяльник" у дворцового завхоза вытянулось лицо, будто он впервые об этом слышит.

Плечистая кухонная девушка, одна стоящая двух грузчиков, безропотно перетаскивала вещи из угла в угол, пока я не остановилась на таком раскладе: самую маленькую комнату, без отдельного выхода в общий коридор, зато с большим окном, отвела будущей горничной. Туда же отправился один из одежных сундуков: мне все равно пока не нужен, нет зимних вещей, а два легких платья отлично чувствовали себя и вися на ширме. Комната с печкой стала лабораторией и спальней. Потом я горько об этом пожалела — как же смердит при варке полуготовое мыло! И все время жарко, даже при открытом окне... Но первое время была очень довольна своим стратегическим решением. Третья комната стала приемной: стеллажи с красиво расставленными на полках ретортами создавали внушительное впечатление. Еще пару стогов сухой травы по стенам развешаю, и получится настоящее чародейское логово!

Хлопоты по обустройству на какое-то время позволили отвлечься от грустных мыслей: задумываться просто было некогда, целыми днями я носилась, как белка в колесе, а по вечерам без сил падала на комковатую перину и проваливалась в темное беспамятство — без снов, без сожалений. Но вот наконец комнаты приобрели законченный вид (как говорится, в семье не без дизайнера!). Подготовившись к приему посетителей, я сложила руки на коленях и принялась ждать, когда в двери начнут ломиться желающие излечиться от всех болезней, узнать смысл жизни и обрести рецепт бессмертия. И ждала... ждала... Пока не почувствовала, что еще один день с книжкой, да ночь при свечах — и одной умственно полноценной чародейкой в Старгороде станет меньше.

Решительно распахнув дверь в большой мир, я отправилась на поиски приключений. Несколько раз стражники находили меня в самых отдаленных уголках дворца и выводили к цивилизации, пока я не научилась более-менее сносно ориентироваться в хитросплетениях каменных коридоров, и почувствовала себя вполне готовой к выходу в город. А первый клиент, смущенно пожаловавшийся на таинственное кишечное недомогание, буквально окрылил. Я как раз знала великолепный рецепт против этой напасти — зря, что ли, так внимательно изучала состав волшебного чая для похудения, из-за которого мы с Олеськой однажды пропустили "по болезни" три рабочих дня!

Все необходимое удалось достать в первой же "растительной аптеке" — травница Тамара лично занималась сбором и сушкой сырья, ручаясь за качество. Расфасовав готовую смесь в шелковые мешочки вместо бумажных пакетиков (все пальцы исколола, пока сшила!), я снабдила их подробной инструкцией, как заваривать и пить, и в торжественной обстановке вручила страждущему.

То ли травы и впрямь творили чудеса, как обещает реклама, то ли сработало самовнушение — через три дня побледневший, но довольный придворный разнес обо мне добрую славу по всему дворцу, так что жаловаться на отсутствие клиентов больше не приходилось. Мне отлично удавалось находить и другие темы для жалоб...

Укороченная юбка, недостающая до земли на целых два сантиметра (я настаивала на пяти, но подлая портниха нажаловалась Инквизитору, и тот сказал свое твердое "Нет") все равно успешно подметала мостовую, украшая подол пылью и сором. Может, именно поэтому — чтобы сберечь дорогие платья, — влиятельные и знатные дамы велели закладывать карету даже для того, чтобы проехать сто метров по улице. По штатному расписанию придворной чародейке тоже полагался служебный транспорт — все-таки лицо, приближенное к трону, негоже пешком ходить, что люди скажут? Из королевской конюшни мне предложили на выбор сразу два экипажа, и этот тест-драйв я не забуду никогда в жизни!

Условно наиболее популярные модели карет можно было поделить на два типа: "жесткие" и "мягкие". Сложно сказать, какой оставил о себе худшее впечатление: деревянные колеса "жесткого" экипажа (без всяких там шин и прочих излишеств) подскакивали на каждом кирпичике брусчатки и отдавались у пассажира в позвоночнике, заставляя ребра постукивать друг о друга, как кастаньеты, а зубы — выбивать чечетку. Обтянутое мягкой тканью и набитое то ли конским волосом, то ли опилками, сиденье нисколько не облегчало участи сидящего, а лишь умножало его скорби.

"Мягкий" экипаж представлял собой примерно то же самое, что и "жесткий", с одним различием — "салон" кареты не скреплялся намертво с передней и задней колесными осями, а раскачивался на толстых и прочных кожаных ремнях, закрепленных на деревянной раме. Попадая в него, пассажир мог, не покидая суши, в полной мере испытать на себе все прелести морского путешествия.

Совершив в каждой из казенных карет круг почета по центральной площади перед дворцом, я вывалилась на брусчатку, не понимая, где небо, а где земля. Чувствовала же себя при этом так, точно попала в десятибалльный шторм, и велела немедленно вернуть испытанные экипажи на место — пока придворный палач не хватился излюбленных пыточных инструментов. После чего сделала окончательный выбор в пользу пеших прогулок. Богатырское здоровье нужно, чтобы пользоваться средневековыми удобствами... Да и к народу так ближе.

— ... Госпожа, ради Христа!.. — от стены отклеилась почти слившаяся с серым камнем тень.

— Ах, ты!.. — замахнулся было суровый охранник, но я удержала его за руку. Попрошайки уже давно мне не досаждали — не оттого, что мало подавала. Просто как-то по простоте душевной вместе с мелкой монеткой предложила одному калеке с изъязвленными ступнями замечательную заживляющую мазь — новый рецепт собственного изобретения, уж очень хотелось попробовать на живом человеке. Несчастный бросился прочь со всех ног, отбросив костыли... С тех пор и прошел слух, будто бы я умею лечить не только отварами и наложением рук, но и волшебным словом.

Уже значительно позже, внимательно наблюдая за жизнью Старгорода, я поняла, что нищенство — прибыльный столичный бизнес, в котором имеющий настоящие увечья обладает неоспоримым преимуществом перед коллегами-симулянтами. А навести какую-нибудь болячку подчас в разы труднее, чем вылечить...

Я с любопытством уставилась на отважную нищенку — очевидно, новенькая в столичных низах, еще не знакомая с городскими легендами, она не пыталась давить на жалость подвязанной в колене ногой или искусно наведенными синяками. Совсем молоденькая девушка, только очень чумазая и в жутких лохмотьях. Держится как-то странно, ссутулившись, точно пытается спрятать что-то прижатое к животу. Пропадет ведь на улице! Куда бы ее пристроить — может, на дворцовую кухню? Потаскает немного горшки и подносы, пообтешется, а там и до горничной постепенно дорастет...

На этом месте моя летящая резвым скакуном мысль внезапно споткнулась и запрыгала на трех ногах. Я не могла поверить собственным глазам:

— Машенька?!!

С девушкой-горничной с постоялого двора "Корона" для особо привилегированных гостей я была знакома, быть может, на полчаса дольше, чем со всеми остальными обитателями этого мира. Но чувствовала себя так, точно столкнулась на улице со старинной подругой, которую не видела добрых полгода. В свою очередь та, похоже, встречного восторга вовсе не испытала, и сжалась еще сильнее, будто мечтая провалиться сквозь землю. И бежать бы бросилась, кабы ноги держали...

— Левушка, что ты стоишь столбом, помоги девушке, она же сейчас упадет!

Тигриным прыжком тезка царя зверей бросился к несчастной горничной (судя по всему, уже бывшей), и молниеносно произвел захват, облапив ее за плечи широченными, формата газетного листа, ладошками.

— Полегче, Лев, это ведь человек, а не медведь! Ты никогда за девушками не ухаживал?

Тот недоуменно пожал плечами, но хватку ослабил.

— Машенька, да на тебе лица нет — просто не узнать! Ты, наверное, голодная?

Неуверенно оглянувшись на своего "кавалера", та согласно кивнула.

— Это заведение для приличных людей, проваливайте отсюда! — хозяин небольшого и с виду уютного трактирчика, привечающего клиентов в двух шагах от центральной городской площади, бросился нам наперерез, полный решимости оградить покой почтенной публики — если понадобится, даже ценой собственной жизни.

— Дорогу придворной королевской чародейке, если не хочешь остаться импотентом! — сквозь зубы выдавила я. Не так уж часто в этом мире меня не опознавали с первого взгляда, и с непривычки было даже обидно.

Моментально сориентировавшись в обстановке, трактирщик склонился до земли:

— Добро пожаловать, госпожа! Такие почтенные гости у нас бывают не часто, вот и не сообразил сразу, что эти господа тоже с вами, уж простите старика!

Заняв мигом освободившийся столик, мы сделали большой заказ. Левушка, правда, от закуски отказался, чтобы не отвлекаться — он ведь на работе! — и принялся бдительно озирать окрестности. Я плотно позавтракала, насколько позволял корсет, и еще не проголодалась. Машенька же изо всех сил старалась держаться в рамках приличий, но не могла, и жадно заглатывала кусок за куском, почти не жуя, будто не ела несколько дней.

— Нельзя сразу есть так много, если долго голодала, — я попыталась если не остановить, то хотя бы несколько притормозить девушку. — Плохо станет!

— Ерунда! — та махнула рукой. — Всего-то три дня не ела. Мне и неделю приходилось на одной воде сидеть.

— Ты что, из "Короны" ушла? Надеюсь, это не из-за меня? — встревожилась я.

— Да нет, — после моих слов стесняясь в открытую доедать оставшуюся на тарелке снедь, Машенька пальчиками потихоньку отщипывала небольшие кусочки и проворно засовывала за щеку, очевидно, полагая, что если понемножку, то я ничего не замечу: — Хозяин сам уволил, как только стало заметно.

— Что?

Бросив последний взгляд сожаления на тарелку, в которой еще оставался соус, и была даже корочка хлеба, чтобы вымазать его начисто, девушка отодвинула свой стул от стола и расправила плечи. Разумеется, ничего она к животу не прижимала — он в этом не нуждался.

— Так ты замуж вышла? Поздравляю! — покривила я душой. Сомнительное счастье — муж, который заставляет беременную жену жить впроголодь подаянием.

— Не вышла, — Машенька вновь ссутулилась и замкнулась в себе. — Ну, спасибо за хлеб-соль... Пойду я, — напоследок она все-таки исхитрилась стянуть со стола и спрятать в складках грязной юбки недоеденную корку.

— Куда ты собралась?

— Ну, — она неопределенно дернула плечом, — я тут у одной доброй женщины пока живу. Своих детей у нее нет, и она обещала позаботиться о моем малыше.

— Почему же она тебя не кормит?

— Она и так согласилась у меня ребенка бесплатно взять. И позволяет ночевать на своем подворье, в сараюшке. Теплом...

— Вот что, — я жестом подозвала хозяина трактира и, не обращая внимания на бурные возражения, расплатилась за обед: — Ни в каком сарае ночевать ты больше не будешь. Пойдешь со мной во дворец, работать по специальности, горничной. Высокую зарплату и быстрый карьерный рост не обещаю — но, по крайней мере, будешь сыта и одета.

— Меня не возьмут...

— Ерунда! Кто осмелится возражать придворной чародейке? Скажу, что Настасья одна не справляется. В крайнем случае, заплачу из своего кармана. Один кусок мыла стоит столько, что хватит двух служанок целый год кормить, вместе с семьями... А горничная ты от бога, думаю, жалеть мне не придется.

— Нет-нет! — горячо заверила Машенька. — Из кожи вылезу, но услужу!

— Первым делом — ванная, — я проводила девушку в свою "лабораторию", почти половину площади которой занимала большая деревянная бадья с чистой холодной водой. Доставкой кипятка обычно руководила Настасья, но ее, как водится, не было на месте — не привыкнув ежесекундно прибегать к чужой помощи, чтобы почесать нос, я пользовалась услугами горничной только в тех случаях, когда стопроцентно не могла справиться сама: затянуть за спиной тугие завязки корсета и распустить их перед сном, наполнить ванну... Все остальное время Настасья была свободна, и использовала его, чтобы почесать языки с закадычной приятельницей — королевской поварихой.

Лично спустившись в кухню, я попросила поднять в свою комнату несколько ведер крутого кипятка. Расторопные поварята доставили требуемое в мгновение ока, и застыли на пороге, гладя во все глаза, что же я собираюсь делать: варить лягушек или шпарить мышей? Пришлось разочаровать мальчишек, напомнив, что внизу их еще ждет работа, а тот, кто подглядывает за ведьмами через замочную скважину, превратится в летучую мышь... Подростков точно ветром сдуло, а я, посмеиваясь, опрокинула первое ведро в бадью:

— Попробуй, не слишком горячо получается?

— Это... мне? Горячая ванна? — изумилась и растерялась девушка.

— А кому же еще? Извини, конечно, но в холодной тебя и за неделю не оттереть... Держи мыльце.

Новоиспеченная придворная горничная с каким-то испугом покосилась на безобидный кусочек фигурного мыла с нежным цветочным ароматом:

— Это то самое... На три семьи?

— Что? — удивилась я. — Да ты не сомневайся, новое — до тебя им никто не пользовался!

— А-а-а, — Машенька все равно не торопилась брать в руки озорного зайчишку, воинственно держащего наперевес свекольного цвета морковку. С натуральными красителями никогда не угадаешь, какой оттенок получится в следующий раз. Собрана травка не на южном, а на северном склоне того же самого холма — и уже совершенно иной эффект. Травница Тамара могла бы гордиться ученицей! Исправлять свои ошибки я пока еще не умела, зато, поломав голову, могла догадаться о причине неудачи, и попытаться избежать этого в следующий раз.

Неизбалованные переизбытком косметики, придворные купили бы и испорченное мыло, с перемешавшимися цветными слоями, но я не желала ронять марку, и бракованные куски оставила для личного пользования. Это была первая пробная партия, разлитая в фигурные пряничные формы, и пока я догадалась, что смесь перед заливкой нужно слегка охладить, чтобы узор не расплывался (но не слишком — мыло застывает очень быстро!) "проб и ошибок" накопился целый ящик.

— Бери, не бойся — оно ничего не стоит. Видишь, белый с красным перемешался? Все равно мне его не продать, а самой до конца жизни хватит. Так что не жалей, намыливай смело!

Девушка взяла "зайку" в ладоши бережно и осторожно, точно хрупкую фарфоровую статуэтку:

— Какое красивое... Как пряник!

— Я его в пряничные формы и разливаю... Только не кусай! Ну, не буду мешать. Надо будет чистой воды подлить — только позови.

— Нет-нет, сама! — она замахала руками. — Это ведь я ваша горничная, а не наоборот!

Пока Маша плескалась, я призадумалась над новой проблемой: где взять наряд для беременной служанки? Неброское платье типового фасона — своеобразную униформу дворцовой прислуги — можно заказать у специальной портнихи или, если казна не готова понести такие расходы, обратиться к городской швее. Но что девушке носить до этого? Другой горничной на сносях, у которой можно на время одолжить запасное платье, я во дворце — да, пожалуй, и во всей столице, — не встречала.

И тут, как нельзя более вовремя, появилась Настасья — румяная, веселая, с огромным кренделем в руках.

— А что, у поварихи ведь есть запасное платье? — задумчиво поинтересовалась я.

Вцепившись зубами в румяный бок замечательной сдобы (с орешками, на меду!) девушка молча кивнула, подтверждая — да, есть:

— Нарядное, для выхода. Такое с оборочками, — пояснила она. И тут же переспросила: — А что?

— Вот что... — я полезла было в карман широкой юбки, в котором вместе с надушенным платочком пристрастилась таскать мелочь, но вспомнила, что почти всю медь отдала в той неприветливой забегаловке, и бросилась к комоду, в котором кроме горшочков и пакетов с "реактивами" хранила также бархатный мешочек со сбережениями:

— Возьми у нее платье и принеси мне сюда. Вот, денежку передай — пускай новое себе купит... просто очень срочно надо!

— Целый сребреник за поношенное платье?! — у бедной Настасьи от изумления глаза на лоб полезли — она даже про калач забыла.

— И за беспокойство... Ах, да — и какой-нибудь чепчик раздобудь. Такой, знаешь — с лентами... В общем, на свой вкус.

— А для кого это?

— Для новой горничной...

Сладкий крендель со стуком упал на пол и раскололся пополам, рассыпаясь вокруг липкими крошками и дроблеными орехами. Сверху рухнула сама Настасья — слава богу, не плашмя, а на колени. Девушка она крупная, так что даже каменный пол вздрогнул:

— Вы меня прогоняете? — в звенящем голосе заплескались слезы. — Это... из-за мыла?!

"Мыльная история" произошла где-то с полмесяца тому назад, когда я только-только от скуки на все руки вспомнила о давнем хобби. В моем мире страсть самостоятельно варить мыло воспринималось окружающими как блажь, к тому же весьма накладная: необходимые компоненты не только стоили дорого, но и достать их было непросто. Старгород не мог похвастаться собственным парфюмерным супермаркетом, зато тот же щелок, к примеру, распространялся здесь совершенно свободно. Конечно, химическая чистота местных ингредиентов оставляла желать лучшего, но, отправив в сточную канаву каких-нибудь двадцать литров "опытов", я наконец получила первый кусок настоящего, твердого мыла с не очень противным запахом.

Постепенно аромат становился все приятнее, затем начались эксперименты с цветом — небольшие партии я варила исключительно для собственного употребления, и складывала "запас" в объемный ящик. И вот в один прекрасный день обнаружила, что он девственно пуст! Исчез даже небольшой обмылочек, оставшийся после вечернего купания. Призванная к ответу горничная, захлебываясь слезами, призналась, что важная придворная дама, остановив ее в коридоре, вежливо поинтересовалась, не знает ли она секрет красоты госпожи чародейки? Раздувшись от собственной важности, девушка призналась, что знает. Тогда добрая дама предложила Настасье целый золотой за маленький кусочек волшебного средства — и та не устояла! Пропажу одного мыльца я не заметила... Затем второго... третьего... Пока совсем ничего не осталось!

В приступе раскаяния девушка высыпала на стол весь свой золотой запас — созерцая немалую даже по современным меркам груду, я не на шутку задумалась о расширении бизнеса. Сорта "Чародейка ?1", "Чародейка ?2" и "Чародейка ?3" пользовались большой популярностью в придворной среде, впору задуматься о расширении ассортимента — мне следовало благодарить Настасью за отличную идею, воплотившуюся в непрекращающийся золотой поток, а вовсе не сердится.

— Да нет, мыло тут вовсе не при чем, — я махнула рукой. — И вовсе тебя никто не прогоняет. Просто так, решила нанять вторую горничную. Ну, давай: одна нога здесь, другая там. Сейчас Машенька из ванны выйдет, а надеть ей нечего...

— Она что же, во дворец голая пришла? — вконец опешила девушка.

— Ее обноски даже пол мыть не сгодятся.

Не смотря на полученный строгий наказ, Настасья не торопилась на кухню:

— А сколько ей лет? — обернулась она уже в дверях.

— Примерно как тебе. Вы непременно подружитесь!

Что ж, иногда и чародейки ошибаются!

— А почему она такая толстая?

— Не толстая, а беременная, — я постучала костяшками пальцев по двери лаборатории: — Машенька, ты как там? Надо спинку потереть?

Судя по звукам, от такого предложения новая горничная ушла под воду с головой, и едва не захлебнулась.

— Все в порядке? Тебе помочь? — встревожилась я.

— Нет-нет, не надо! — донеслось из-за двери. — Это ведь я ваша горничная теперь, а не наоборот!

Оставив русалочку плескаться, я отправилась на поиски дворцового завхоза — кастеляна: срочно требовалась дополнительная кровать. Во дворце, как в Греции, было все — нашлось и еще один лежак для горничной, а также тюфяк и шерстяное одеяло. Пока слуги в соответствии с моими начальственными указаниями устанавливали кровать и взбивали матрас, из-за разделяющей комнату прислуги и лабораторию двери доносились душераздирающие повизгивания — похоже, там дрались щенки. Старательно делая вид, что так и надо (пустяки, рабочий момент!), я внутренне боролась с желанием распахнуть створку, немедленно выяснить, в чем там дело, и помирить всех, не сходя с места.

Эффектное появление на пороге осталось незамеченным — девушки так увлеченно таскали друг дружку за волосы, что наверняка не обратили бы внимания, даже въедь я в комнату верхом на лошади. При этом фыркали и визжали, точно дикие кошки.

— Что здесь происходит? — со всей возможной грозностью поинтересовалась я. Вопрос проигнорировали — просто не расслышали.

— Девочки! — пришлось повысить голос.

Тщетно. Увлеченные своим делом борцы налетели на трехногую табуреточку, при помощи которой я забиралась в высокую бадью-ванну, и она, отлетев в сторону, больно ударила меня под коленки.

— Брейк! — от внезапной боли я взревела совсем уж нечеловеческим голосом. Наверное, даже дохлые куры на кухне принялись испуганно креститься: — Боксеры, по углам! Доложить обстановку: что это вы здесь устроили?!

— Это все она! — отцепившись друг от друга, хором отозвались девушки.

— Машенька, ознакомь меня со своей версией событий, пожалуйста!

Та не заставила себя долго упрашивать:

— Она принесла мне чепец! — наклонившись, горничная подняла с пола изрядно потоптанную в драке тряпку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся аляповатым головным убором пронзительно-алого цвета: — Вот!!

— Действительно, к платью совсем не подходит, — согласилась я.

Нарядное платье поварихи — болотного цвета монстр весь в оборках и рюшечках, — и без того смотрелось на девушке чудовищно, обтягивая живот и сползая с плеч, так что казалось, что она вот-вот выскочит из ворота.

— А что такого?! — раскрасневшаяся и растрепанная Настасья сдула со лба светлую кудряшку и спрятала выбившиеся волосы под синий, в тон платья, чепец. — У нас в деревне гулящие девки завсегда в красных косынках ходят!

— Настенька, — голосом, полным меда и яда промурлыкала Машенька: — Девушка простая, деревенская... Как же ты во дворец-то попала — пришла и постучала в ворота?

Я не уловила потайной, наверняка саркастический смысл замечания, но Настасья моментально сравнялась цветом лица с тем самым спорным чепчиком:

— Зато в подоле не принесла! — зло выплюнула она.

— Ты просто никогда не любила по-настоящему!

Две дикие тигрицы изготовились к прыжку, чтобы рывком повалить противника и вцепиться зубами в незащищенное горло. В последний момент между хищницами вклинилась я:

— Стоп-стоп-стоп! Сделаем так, чтобы все остались довольны: ты, Настенька, отдашь Машеньке вот этот вот свой чепчик, а этот новый наденешь сама...

— За что?! — возмутилась девушка.

— Я же просила тебя подобрать головной убор на свой вкус. Не зря говорится: не подсовывай другому то, чего сама носить не хочешь!

Надув губы, Настасья выхватила у новой горничной уже мало на что похожую красную тряпку и вышла из комнаты, чтобы вскоре вернуться с новым чепчиком, на этот раз как положено — зеленым.

— Держи, — она протянула его Машеньке, с мстительным удовольствием наблюдая, как та руками старается удержать само собой сползающее с плеч платье: — Ты лучше веревочкой подвяжи! К ушам...

— Завтра же закажем придворной портнихе новое платье по мерке, — предупреждая новую ссору, пообещала я.

— Она родить успеет, пока швея провозится, — фыркнула Настасья. — Только подгонять по фигуре будет неделю...

— Труд портнихи не так прост, — вступилась за нее Машенька. — Надо снять мерки, раскроить ткань, а потом еще сшить...

— Откуда ты все это знаешь?

— Моя мама — швея, — просто пояснила она. — Нас у нее шесть дочерей, и всех она обучала шить. Младшие так и устроились на тканой улице, а мне повезло попасть в горничные "Короны"... Во всяком случае, так мама думала, пока я не вернулась... с пузом.

— И что? — удивилась я. Как странно: при живой матери девушка живет из милости в сарае у чужой женщины, побирается!

— Теперь у мамы только пять дочерей, — печально заметила Машенька.

— Па-а-адумаешь, шесть! — фыркнула со своего места Настасья. — У меня вообще восемь братьев и сестер — это только те, кто выжили!

— Вы, деревенские, вечно плодитесь, как кролики, — не удержалась от подколки девушка.

— Не то, что вы — городские скромницы! — хмыкнула та.

— Девочки, девочки, не ссорьтесь! — примирительно заметила я. — Нам вместе еще жить и работать, а как известно, худой мир лучше доброй ссоры. Тот, кто хочет работать на меня и дальше, должен будет соблюдать нехитрые условия: самой ссоры не затевать и в них не ввязываться, на выпады не отвечать и ни в коем случае больше не драться! Согласны?

Оглянувшись друг на дружку, девушки неуверенно кивнули. Что ж, это главное!

Судя по тому, что ночью из-за двери топот и крики не доносились, обе стороны свято блюли заключенный пакт о ненападении.

Глава 4.

Свечей Машенька не просила — значит, за пару часов, разделяющих восход солнца с той порой, когда можно попробовать меня разбудить без риска для жизни, она совершила настоящее чудо. Не знаю, как девушка этого добилась, но платье с кухаркиного плеча теперь как будто было нарочно на нее сшито — не морщило, не натягивалось и даже выглядело отглаженным.

— Как ты здорово шьешь! — удивилась и обрадовалась я.

Полезно иметь под рукой сообщницу, которая не побежит докладывать кому попало о лишних сантиметрах! Я, конечно, очень уважаю мнение Инквизитора, но порой, широко шагая, все-таки наступаю на юбку и запинаюсь...

Не откладывая дела в долгий ящик, мы всей веселой гурьбой отправились на рынок — в текстильные лавки. С удовольствием пересмотрев весь разложенный на полках товар, выбрали подходящий кусок ткани для рабочего платья горничной, и еще два — для нарядных праздничных туалетов обеим девушкам.

— Это правильно, — одобрила мое решение Машенька. — А то Наська меня просто возненавидит...

Получившийся в итоге довольно увесистый тючок поручили Левушке, и отправились дальше — подбирать нитки, ленты, пуговицы. Никогда бы не подумала, что это так увлекательно — почти как шопинг на семидесятипроцентной распродаже в брэндовом бутике готового платья!

Выбранная для нее ткань Настасье понравилась, но для виду девушка все же наморщила нос:

— Теперь еще шить придется!

— Машенька тебе поможет!

— Да уж, она нашьет...

— Вот увидишь, какое я себе платье сделаю — еще сама запросишь!

Действительно, меньше чем через неделю дочь портнихи продемонстрировала нам образец своего мастерства. Платье типового скромного покроя, наподобие униформы работающих при дворе девушек, в ее исполнении отличала бездна индивидуальности, так что мне не представляло теперь никакого труда узнать свою горничную в безликой массе дворцовой прислуги не только... по фигуре.

— А второе сошью уже после того, как похудею! — довольная нашим восхищением, Машенька еще немного покружилась по комнате, отчего пышная юбка раздулась колоколом. Стежочек к стежочку, крепче, чем на машинке — и все вручную, в свободное от работы время!

— Машенька, ты — настоящая волшебница! — восхищенно выдохнула я.

— Хотите, я и Вам платье сошью? — предложила она. — Из простой ткани, домашнее, если боитесь, что напортачу!

— Я не боюсь...

— Мне! — внезапно вскочила Настасья. — Ты ведь мне сперва обещала новое платье сшить!

...Заглянув вечером в комнатку горничных, я увидела, что новый наряд уже раскроен, и обе девушки, на руках сметывая отдельные части, оживленно о чем-то болтают. Как говаривал мудрейший кот Матроскин, совместный труд — причем для несомненной пользы одной из сторон! — цементирует отношения куда лучше глупых запретов и штрафов.

Очень скоро стало понятно, что в Машенькином лице мне попался настоящий бриллиант чистой воды: она стала не только верной подругой, но и проводником в этом сложном мире Средневековья. Пожалуй, именно ей, помогавшей мне первый раз взбираться в деревянную ванну, а затем объяснявшей назначение всех бесчисленных деталей туалета, как никому другому было понятно, что должен чувствовать человек, совершенно не ориентирующийся в вещах, которые для всех остальных кажутся обыденными и привычными. Я еще не успевала сообразить, в какую руку, сидя за столом, нужно брать вилку с двумя зубцами, а она уже приходила на помощь. Как только я жила без нее все это время! Новая горничная моментально укоротила на два сантиметра все мои неудобные верхние юбки, и на добрых полметра нижние — все равно из-под платья их не видно, только в ногах путаются. А главное — ориентируясь исключительно на словесное описание, умудрилась соорудить отдаленное подобие нижнего белья. Да, под платье тут кое-что одевалось — даже очень многое! — но все ж это не было бельем в полном смысле этого слова. Скорее, еще одним нижним костюмом.

Глава 5.

— Госпожа придворная чародейка! — кто-то "легонько" постучал снаружи в дверь из цельных досок — так, что аж кровать подпрыгнула. Зарычав, я спрятала голову под подушку. Всегда мечтала быть незаменимой и жить недалеко от работы... Однако круглосуточно находиться в зоне непосредственной досягаемости — пожалуй, уж слишком!

— Госпожа придворная чародейка! — чуть громче повторили за дверью.

Скорее всего, кто-то из слуг: при возникновении нужды в магической помощи приближенные к трону повелительно буркали "Ведьма!", менее титулованные заискивающе добавляли "Госпожа", а полностью название моей должности выговаривали только слуги, да разве что еще робкие молоденькие придворные дамы — но ни одна из них так не басила.

— Если дело не касается жизни или смерти — испепелю, — хрипло пообещала я.

Слуга за дверью притих, но не надолго — стоило мне вновь смежить веки и опуститься на лавандовое облачко сна, как он снова подал голос:

— Госпожа придворная чародейка! А вы не знаете, где отец Михаил?

— В моей комнате его уж точно нет! — я окончательно вышла из себя. — Даже под кроватью! Можете заглянуть!

Неразборчиво пробормотав что-то смущенно-извинительное, голос вместе с исторгающим его телом удалился. Забрав с собой и остатки моего сна! Хоть слоников считай... Интересно, сколько сейчас времени? Местные как-то определяли если не точный час, то хотя бы примерное время дня и ночи по звездам и положению солнца. Мне же, выросшей в каменных джунглях и привыкшей поглядывать на запястье да экран мобильного телефона, не оставалось иного выхода, кроме как уточнять у осведомленных лиц. С одинаковой долей вероятности черное как смоль небо могло означать, что до рассвета осталось 15 минут — или что солнце закатилось за горизонт четверть часа назад... Не будить же девочек только для того, чтобы спросить время!

Перекатившись на спину, я попыталась устроиться так, чтобы сбившиеся твердыми комками перья внутри перины расположились по периметру тела, а не упирались в позвоночник или в бок. Интересно, куда же на самом деле подевался Инквизитор? И почему его вдруг стали искать у меня? На вопрос, зачем кому-то среди ночи понадобился священник, без дополнительной информации не смог бы ответить и знаменитый Шерлок Холмс. А вот подедуцировать по первым двум мне вполне по силам... Первое, что приходит на ум: слугу послали "за попом или за ведьмой" и холоп, не мудрствуя лукаво, попросту постучался в ближайшую дверь. В чем наверняка уже раскаивается!

Нет, теперь я точно не усну — так и буду до утра гадать, что кому и для чего понадобилось. Ладно, пойду... водички попью, а по дороге узнаю, что за шум. "Нагуляю аппетит" — и обратно, баиньки... От одной мысли сразу начало клонить в сон, но я знала: стоит лечь в кровать, и его снимет, как рукой, поэтому не поддалась малодушному искушению, а недрогнувшей рукой потянулась за халатом.

Ткань для халатика — очень миленькую, с неброским рисунком, — я выбирала сама, при случае оказавшись недалеко от модных рядов. Бестрепетно отсчитала требуемую сумму, подивившись дороговизне — восемь монет! — и понесла "добычу" домой. Увидев отрез, Машенька схватилась за голову, а потом на пальцах популярно объяснила неместной чародейке, что набивные ткани в Старгороде не производят, а раскрашивают вручную и везут за тридевять земель, так что ценятся они буквально на вес золота. Сообразив, что расплатилась медью по золотому курсу, а хозяин лавки постеснялся указать на ошибку, или, что вероятнее, побоялся чародейского гнева, запустила пальцы в прическу и я. А затем бросилась обратно в магазин...

Вопреки ожиданиям, лавочник совсем не обрадовался принесенным деньгам, шарахнувшись от золота, будто я торговалась за его бессмертную душу. А затем упал на колени и принялся биться лбом об пол. Из сбивчивых, весьма прерывистых объяснений с большим трудом мне удалось понять: есть вещи дороже денег. Еще через полчаса картина начала слегка проясняться: мою дежурную фразу в обмен на пожелания всех благ, дорожки скатертью и земельки пухом — "Вам тоже всего хорошего... и... это... Удачи в торговле!" — он воспринял как магический заговор. А по странному стечению обстоятельств сразу после моего ухода в магазинчик повалили клиенты, сметая с полок все подряд, будто назавтра ожидался кризис текстильной промышленности, при этом совершенно игнорируя лавки конкурентов.

Сперва владелец лишь ошалело следил за тем, как покупатели опустошают товарные запасы, выхватывая из-под носа друг у друга целые штуки ткани. А затем, набравшись наглости, принялся повышать цены — на четверть, вполовину, вдвое... Приток клиентов только увеличился, под девизом "Дороже — значит, лучше!" раскупался самый неходовой ассортимент. Неудивительно, что суеверный торговец отказывался поменять удачу на деньги. Страшно извиняясь, что приглянувшуюся мне ткань расхватали в первую очередь — ввиду дороговизны маленькими кусочками, на платки и шарфы, — он всучил мне "в подарок" шуршащий отрез на платье и, краснея, словно девушка, смущенно попросил пожелать ему удачи в личной жизни. Ошеломленная, я отматерила лавочника по полной программе: дом — полная чаша, жена — красавица, дети — умницы... И с трудом отговорила разошедшегося не на шутку мужчину от намерения скупить у соседей всю парчу, чтобы выстлать мой обратный путь до самого дворца. Полный дурдом...

Зато халатик получился — просто загляденье! Самого простого кроя, но очень удобный и красивый. Правда, выходить в нем из комнаты и вообще показываться на глаза людям заботливые горничные не советовали: сглазят из зависти. Но другого варианта я не видела — самостоятельно корсет и застегивающееся со спины платье мне ни за что не надеть!

В коридор я вышла с соблюдением всех предосторожностей, тихо, как мышка, чтобы не разбудить спящих в соседней комнате девочек. Хотя уж если они не проснулись после устроенного неизвестным тарарама, то и из пушки можно было бы выстрелить... Огляделась по сторонам — ни души, даже время не у кого спросить. Думаю, не ошибусь, если двинусь прямым ходом к келье Инквизитора.

Шагать через полдворца в конечном итоге не пришлось — уже через два поворота я наткнулась на шумную компанию, в которой каждый, казалось, старался доказать остальным что-то важное, используя в качестве основных аргументов громкие крики и активную жестикуляцию. Углядев в числе спорщиков знакомую фигуру в сутане, я пожелала доброго вечера, как бы невзначай поинтересовавшись — что за шум, и почему до сих пор никто не дерется? Он не успел ответить — кто-то в толпе тоже заметил новое действующее лицо, и тут же опознал:

— Ведьма! — отразившийся от каменных стен возглас прозвучал так кровожадно, что я невольно шарахнулась в сторону. Кипящий спор немедленно остыл, и пять пар глаз, принадлежащих толстоватому, богато одетому мужичку, немолодой женщине в платье зажиточной горожанки, дворцовому стражнику с алебардой в одной руке и чадящим факелом в другой и верзиле — видимо, тому самому слуге, выламывавшему дверь, — с надеждой уставились на меня.

— А... что это вы тут делаете? — глупее вопроса нельзя было придумать при всем желании.

— Госпожа чародейка! — толстячок бросился навстречу, растопырив руки, точно намереваясь обнять: — Простите, сразу не признал! Найдите же ее!!!

— Кого? — непонятливо переспросила я.

Все, кроме Инквизитора, снова заговорили разом. В конце концов, с большим трудом я все-таки вникла в суть проблемы. Короче говоря, пропала королевская невеста!

Правда, сам его величество о неожиданно свалившемся на него счастье, равно как и о безвременно постигшем горе, знать не знал, со спокойной совестью просматривая сейчас восьмой или девятый сон. Простой до гениальности план родился в голове не слишком родовитого провинциального дворянчика, однажды сообразившего: король — холостяк, а у него как раз подрастают три дочки-красавицы... Да это судьба! Под прикрытием визита вежливости был немедленно собран свадебный поезд. За заслуги дальних предков дворянина перед не менее дальними предками короля ему была дарована привилегия во время деловых наездов в столицу останавливаться на постой не в "Короне", а прямо в гостевых покоях дворца, что, по мнению заботливого батюшки, обеспечивало его прелестницам прямой "доступ к телу".

В ближайшую же ночь после прибытии в Старгород под прикрытием сумерек тщательно проинструктированная девица в сопровождении служанки (ибо снять, равно как и надеть платье без посторонней помощи было совершенно невозможно, а халат в этом мире, по-моему, носила я одна) отправилась в королевские покои, где должна была занять тепленькое местечко под монаршим одеялом. Через какое-то время взволнованный отец в сопровождении священника должны были появиться на пороге, и призвать "коварного совратителя" к ответу — не на дуэль, разумеется, а под венец.

Покинув отведенную ей комнату, старшая дочка обратно уже не вернулась, что было воспринято отцом как добрый знак. С дальнейшим возникли проблемы: привезенный с собой священник, узнав, кого ему придется ловить "на месте преступления", перепугался до полного расстройства желудка, и выбыл из игры, не в силах отойти от нужника и пяти метров. Поломав голову над поисками достойной замены, великий матримониальный стратег решил компенсировать качество количеством, для чего призвал в свидетели своего камердинера и вдовую тетку, присматривающую за девочками. Но путь в королевскую спальню "свадьбе" преградили плечистые охранники, клянущиеся, что после захода солнца мимо них не то, что взрослая девица — даже комар не проскользнет. Служанки, которая должна была оставаться снаружи и дать знать, что все в порядке, тоже нигде не было видно...

Несчастного отца начала бить нервная дрожь. Он едва было не сцепился с охранниками в рукопашную, но кровопролитие предотвратила пожилая родственница — она попросту повисла у племянника на плече в имитации обморока, и "пришла в себя" только после того, как он слегка поостыл. Теперь несостоявшийся королевский тесть, в лучших традициях греческой трагедии то вздымал руки к небу и горестно вопрошал, за какие грехи на него свалились эти напасти, то принимался упрашивать Инквизитора, чтобы тот украдкой заглянул в королевскую спальню ("Вдруг она все-таки там?"), то начинал теребить дворцовых стражников, чтобы они "делали хоть что-нибудь, а не торчали тут, как истуканы!" В моем лице к нему явилась новая надежда:

— Госпожа чародейка! — он попытался было пасть передо мной на одно колено, но запнулся и вытянулся на полу во весь рост — по-моему, так получилось даже эффектнее: — Умоляю, найдите Адольфину! Никаких денег не пожалею!!

Я затравленно огляделась по сторонам — у всех на лицах застыло одинаковое выжидательное выражение, как будто стоит мне только опустить руку в карман, и оттуда появится если не сама пропавшая девица, то хотя бы подробный план с пошаговой инструкцией, где и как ее искать.

— У вас есть... портрет пропавшей девушки? — припомнив виденный когда-то полицейский фильм, розыски я начала со сбора дополнительной информации.

— Есть! — с готовностью подтвердил дворянин.

— Покажите.

— Не могу, он дома остался!

— Понятно... Ну, покажите тогда ее комнату. Может, беглянка уже вернулась?

Окрыленный надеждой, осиротевший отец летел по коридору, точно выстреленный из пушки, и, распахнув дверь отведенной девочкам комнаты, буквально ворвался внутрь.

— Тут была драка! — изумилась я, оглядывая перевернутую вверх ногами богатую обстановку гостевой комнаты. Перина с пустующей кровати сброшена на пол, кресло перевернуто, туалетный столик опрокинут...

— Да нет, — сбросив какие-то тряпки с единственного прямостоящего стула, папаша повалился на него и принялся обмахиваться надушенным кружевным платочком: — У них всегда так... Торопилась, очень волновалась... Вот и упало кое-что.

Младшие сестры пропавшей, с ногами сидящие на одной кровати, согласно закивали: так и было.

— Ага, — я еще раз внимательно осмотрелась. На видном месте свитков с требованием выкупа не видно. Вообще ничего подозрительного... Для порядка все же слегка поворошила на полу кучу из верхней и нижней одежды вперемешку. Внезапно бебехи взвизгнули нечеловеческим голосом и бросились прочь, размахивая на ходу десятком разномастных рукавов. Я тоже вскрикнула (надеюсь, все-таки по-человечески), и отскочила на пару шагов назад. В следующий момент из-под одежды высунулся блестящий черный нос, а следом за ним показались и два озорных глаза.

— Собачка! — позабыв про пережитый страх, я поспешила освободить кроху от намотавшихся на него тряпок.

— Заморская, — не упустил случая похвалиться дворянин. — Пять золотых отдал!

— Какая прелесть! — я подняла крохотное, меньше кошки, тельце на руки, и провела ладонью по шелковистой шерстке: — Как его зовут?

— Трезор. "Сокровище" означает по-ихнему.

— Трезорушка, лапочка! — песик смотрел на меня влюбленными глазами и бешено вилял невидимым под длинным мехом хвостиком. От идущих по шерсти волн казалось, будто зверек извивается всем телом: — Это ваших дочерей собачка?

— Адольфины, ласточки моей! — безутешный отец прекратил обмахиваться платочком, и использовал его по прямому назначению — сперва промокнул слезы, а затем высморкался.

— Есть идея! — я ссадила собачку на пол. Столпившиеся в дверях зрители затаили дыхание, ожидая, что я с минуты на минуту начну страшное колдовство: — Вы позволите использовать Трезорку?

— Берите, — тот махнул рукой. — Только, прошу, сделайте это быстро, чтобы он не мучился. Лидочка мне этого никогда не простит!

— Сделать что? — изумилась я. Как будто мы говорим о разных вещах.

— Жертвоприношение, — шмыгнул носом аристократ.

— Да за кого вы меня принимаете?! Собачка не пострадает.

Достав из кучи на полу первую попавшуюся деталь туалета пропавшей девушки, я сунула ее под нос Трезору и позволила тщательно обнюхать:

— Умничка, Трезор, ищи!

Честно говоря, мне не верилось, что из затеи выйдет что-то путное — французская болонка не выглядела самой подходящей кандидатурой на роль ищейки. Однако малыш опроверг все сомнения, с готовностью бросившись в бой. Услышав команду, песик задорно гавкнул, побегал по комнате кругами, уткнув носишко в пол, как будто и впрямь в поисках свежего следа, и, неожиданно выскочив за дверь, со всех лапок бросился вперед по коридору. Все заинтересованные лица и просто любопытные кинулись следом, отпихивая друг друга локтями: несмотря на неважную с виду физическую форму, аристократ легко обошел всех на финишной прямой, первым выскочив из комнаты. А Трезор, добежав до следующей двери, выходящей в этот же коридор, принялся подпрыгивать и царапать ее передними лапками, будто пытался открыть.

— Комната учителя, — схватившись за сердце, пояснил папаша. — Предупреждал меня Павел Валерьяныч, соседушка любезный: возьми лучше хранцузку, мужчина в доме есть мужчина в доме... Вот и накаркал, змей!

Скрывающаяся за дверью комната была втрое меньше отведенной девочкам. Небогатая обстановка ограничивалась десятком свечей, почти ровным кругом расставленных вокруг широкой кровати, выдвинутой в центр помещения. "Пентаграмма", — прошептал кто-то у меня за спиной. А мне нравится — так романтично...

Но гораздо больше пляшущих язычков общее внимание приковало к себе то, что эти огоньки освещали: продолговатый сверток, лежащий поперек кровати, напоминающий по форме завернутого в одеяло человека. Вот только покрывало сплошь было усеяно кроваво-багряными пятнами, вызывающими самые зловещие ассоциации. Похоже, у каждого из тех, кто увидел эту картину, возникли одни и те же мысли...

Перебросив служебную алебарду в левую руку, стражник размашисто перекрестился, толкнув меня железным локтем. Не удержавшись на ногах, я повалилась на пожилую тетушку, которая в свою очередь, подчиняясь эффекту домино, толкнула в спину племянника, замершего в дверях соляным столбом. От тычка столб разом обмяк и, упав на колени, подполз к кровати, на ходу горестно заламывая руки:

— Доченька! — страшным голосом взревел он, выплакивая наболевшее: — Лидочка! Крошка моя, невинно уе... Убиенная!

— Папенька, не убивайте! — тонким голоском заверещал сверток и, самопроизвольно размотавшись с одной стороны, показал сильно растрепанную белокурую головку — будто паста выдавилась из тюбика: — Мы с Гастоном давно любим друг друга!

Факел, во время погони за собачкой неведомым образом перекочевавший от стражника в руки плечистого камердинера, внезапно громко затрещал, рассыпая вокруг искры, точно бенгальский огонь, что заставило девушку заметить — папа пришел не один, а в большой компании:

— Ой!..

— А учитель?.. — меня все-таки смущали эти пятна.

Выпроставшись по плечи с другого конца "кокона", смазливый Гастон кокетливо помахал ладошкой.

— ...У нас и священник как раз с собой! — радостно объявила я, чувствуя настоятельную необходимость чем-то заполнить неловкую паузу.

Во внутренней дворцовой часовне свечи горели круглосуточно. Пахло ладаном, а царящая тишина настраивала на торжественный лад... Вернее, там было тихо, пока не ввалился наш развеселый свадебный кортеж: впереди, с недовольно поджатыми губами, размашисто шагал Инквизитор... то есть, отец Михаил. Не дай бог, когда-нибудь его вслух так назову... Следом, держась за руки, мелко семенили жених с невестой: один в исподнем, другая — по прежнему закутанная в сползающее покрывало. Верную служанку, унесшую неизвестно куда испорченную пятнами красного вина одежду, отыскать пока не удалось. Счастливый, но все еще ошеломленный отец шел под ручку с тетушкой, следом диффузной толпой тянулись "гости".

Свидетелей набрали тут же, из "массовки". Сестры новобрачной изображали подружек невесты. Прежде чем занять свое место у алтаря, Адольфина-Лидочка повернулась к средней сестренке — тоже очень хорошенькой, с целой копной тугих огненно-рыжих кудряшек и созвездием ярких веснушек на вздернутом носике:

— Я все-таки раньше замуж выхожу, бе-бе-бе-э-э!

— Ах, так!? — отбросив в сторону чахлый букетик из привядших бумажных цветов, та уперла руки в боки: — Папа, у меня скоро будет малыш!

— Кто?.. — потрясений вечера оказалось слишком много, и дворянин впал в какой-то ступор, понимая каждое третье слово через два.

— Мальчик, — уверенно тряхнула гривой рыженькая.

— И... чего же ты хочешь?..

— Замуж!

— Ну, выходи... — лишь обреченно махнул рукой отец. На него страшно было смотреть — казалось, небо обрушилось на землю, огрев бедолагу по маковке так, что тот до сих пор не может пересчитать плавающие перед глазами звездочки.

Радостно захлопав в ладоши, средняя сестренка ледоколом врубилась в толпу гостей, по мере приближения к часовне прираставшую в геометрической прогрессии, и вытащила на свет божий неуверенно сопротивляющегося юношу с приятной, но не запоминающейся внешностью:

— Не было же ничего, — робко пытался протестовать он.

— Ты хочешь на мне жениться?! — топнула ногой красавица.

— Да, но...

— Так какая тебе разница?!

Новообразовавшийся жених несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, но не нашел, что возразить, и покорно смирился с судьбой.

— Валериан Павлович, соседушка любезный, — увидев нового фигуранта, вздохнул отец большого семейства. И еле слышно пробормотал себе под нос: — Есть у меня подозрение великое, что Павел Валерьянович-таки колдун. Как вы думаете, госпожа чародейка, тут можно что-нибудь сделать?

— Павел Валерьянович? — я наморщила лоб, изображая титаническую работу мысли: — На шабашах такого не встречала, не из наших!

— Папа, папа! — к аристократу подскочила младшая дочка, черноволосая чаровница с фарфорово-бледным личиком: — Когда я вырасту, то тоже стану ведьмой! — она перевела взгляд с меня на Инквизитора: — Или священником!

Закатив глаза, не в добрый час решивший посетит столицу дворянин осел на пол в спасительном обмороке...

Нажелав молодоженам всяческого счастья — а главное, чтобы они никогда не переставали любить друг друга, — я ощутила страшную усталость. Точно пыльным мешком по голове огрели... Что значит целая ночь на ногах! Поэтому, когда вся свадьба отправилась в трактир "Короны" догуливать — с перспективой несколькодневного праздника, — я незаметно откололась от коллектива, и кружным путем направилась в лабораторию. Доспать хотя бы те полчаса, что оставались до восхода солнца... даже меньше — небо на востоке уже стало заметно светлее, но в запутанных дворцовых коридорах по-прежнему царила ночная тьма.

Первое время после заселения я постоянно запутывалась в хитросплетениях парадной архитектуры, на все корки костеря средневековых зодчих — если снаружи замок выглядел огромным, то внутри он, казалось, был втрое больше. Лишь через какое-то время в голове постепенно начала выстраиваться стройная и почти логичная схема расположения важнейших помещений, а уж дорогу "домой" я теперь отыщу даже с закрытыми глазами...

Однако и на хорошо знакомой дороге путника могут подстерегать любые неожиданности. Я вздрогнула, когда освещающий коридор факел, вставленный в специальное крепление на стене, заслонила темная фигура, а знакомый голос произнес:

— Доброе утро, госпожа чародейка! Я вас не напугал?

— Ве... Кхе... Простите, ваше величество, я просто не узнала Вас в темноте!

— Вас тоже с трудом можно узнать, — легко парировал король. — Вы сегодня какая-то... другая. Это платье вам очень идет!

— Это халат, — мучительно краснея, я двумя руками пыталась пригладить к голове стоящие дыбом волосы. Они ужасно отрасли, а без бальзамов и кондиционеров при каждом удобном случае — а после помойки непременно! — норовили сбиться в колтун. Ежеутренне Машенька тратила на мое расчесывание не меньше получаса. Не накрашенная, лохматая — настоящая ведьма!

— Дела, или просто не спится? — продолжал вежливый светский разговор титулованный работодатель.

— Вы не поверите, ваше величество, была на свадьбе.

— Кого же это окольцевали? Кого-то из ваших подруг?

— Ваших невест!

— Как! Всех?! — в притворном ужасе воскликнул король.

— Одна еще осталась. Но ей всего десять лет, и она еще не решила, кем станет, когда вырастет — монашкой или ведьмой...

— Ну, ничего, вырастет — поумнеет. А я, так и быть, подожду.

— Не пожалеете, — признала я, вспомнив зеленоглазую стрекозу: — Изумительная красавица будет! Жалко под сутаной да под клобуком прятать...

— Берете в ученицы?

— Еще хуже — кто потом ведьму замуж возьмет? Кстати, вот и моя комната. Спасибо, что проводили, ваше величество. В коридорах так темно и страшно!

— Всегда пожалуйста, госпожа чародейка! Повезло мне, что вы не пустили в ход свою колдовскую силу и не испепелили меня на месте.

— Смеетесь? Уж Вам-то, ваше величество, все должно быть известно про мою, извините за выражение, "колдовскую силу"! Не то, что испепелить — я даже чирий заговорить не могу. Ваш конюх, кстати, на прошлой неделе с этим обращался. До сих пор с претензиями не заявился — стесняется, наверное...

— А какие могут быть претензии? Чирьи у него действительно прошли... И еще много чего. Он даже жениться собирается — как прыщи пропали, таким красавчиком оказался, что за него любая готова пойти. А что дурак — так это сразу и не заметно.

— Почему дурак? — удивилась я.

Вроде, когда "на прием" приходил, клиническим идиотом не казался. Или от радости рассудком тронулся?

— Потому что выбрал в жены самую красивую горничную... Так что вы преуменьшаете свое могущество.

— Я о таком слышала. Просто он очень сильно поверил, что вылечится, вот все и прошло. И вообще, такие проблемы с кожей — всегда от нервов... В одном женском журнале читала.

Глава 6.

Выглянув поутру из окна, я так и ахнула:

— Девочки, обновляем шубы! Я же говорила, что зима будет!

— Снег! — радостно воскликнула Машенька, и захлопала в ладоши.

Затяжная слякотная осень в этом году продолжалась до декабря (по моему календарю), и грозила окончательно оставить старгородцев без ледяных гор, снежных баб и крепостей. По свидетельству очевидцев, именно так получилось в прошлом году, и жестокие заморозки на корню сгубили озимые. Поэтому выпадение снежного покрова воспринималось крестьянами как дополнительный праздник, означая богатый урожай. А детворе сулило веселые зимние забавы.

— Бежим скорее! Я хочу его пощупать!

Настасья распаковала "меховой запас", пересыпанный отпугивающими моль травами. На "мыльные деньги" горничным справили простенькие, но добротные и теплые дубленочки. Мне же, как особе, приближенной ко двору, полагалось роскошное одеяние, по местной моде пошитое мехом внутрь, с "покрышкой" из дорогой ткани. Что-что, а меха в этом мире выделывали просто изумительно — почти невесомые, а какая красота! Волосок к волоску, даже жалко прятать... Для себя я уже твердо решила, что буду надевать новую шубу попеременно мехом то внутрь, то наружу — и пусть придворные сплетники говорят, что хотят.

Снег был совсем такой, каким запомнился со школы, когда мы с братом на новогодние каникулы ездили к бабушке с дедушкой в деревню. Потом старики, как и многие, соскучились по благам цивилизации, продали дом и переехали в город... а воспоминания остались. И этот первый снег, падающий с неба крупными хрупкими хлопьями, казался мне даже еще лучше, чище и пышнее того, оставшегося в далеком детстве.

Какое-то время мы с девочками просто носились по нехоженым дорожкам зимнего сада, сравнивая свои отпечатки и повизгивая от восторга. Кто первым скатал и бросил грязноватый снежок — не помню... Но идея была воспринята на ура!

— Эй!

Не ожидая подвоха, я обернулась на оклик. Не снежок — целое пушечное ядро, добрых полснеговика врезалось мне в район солнечного сплетения, разом выбив из легких весь воздух и опрокинув на спину. Колючий куст погиб смертью храбрых, но нисколько не смягчил приземление...

Пока я судорожно пыталась сделать вдох, к месту крушения подбежали и горничные, и удачливый бомбардир:

— Ах я, медведь! Госпожа чародейка, с вами все в порядке?! — рывком поставив на ноги, он потряс меня за плечи — как ни странно, это помогло справиться со спазмом:

— Спа... Кхе-кхе! Спасибо за заботу, ваше величество! Все хорошо. Правда! Напомните мне не попадаться Вам больше под горячую руку...

— Ваше величество! — запыхавшись, к месту происшествия подбежал Инквизитор... отец Михаил: — Следует соразмерять свои силы, играя с девушками в снежки! Не нужно расстреливать их, как неприятеля!

— Я раскаиваюсь, — сквозь зубы выдавил король.

— Ничего-ничего, — попыталась я смягчить впечатление. — Это было... незабываемо. Наверное, когда Вы, ваше величество, были маленьким, ваша команда брала снежную крепость за минуту!

— Когда я был маленьким, то не знал, что можно играть... в снег.

— В снежки! А еще можно вылепить снежную бабу...

— Еще одну?!

И правда — облепленная снегом с ног до головы, я выглядела младшей сестрой снеговика. Подоспевшие на выручку Настасья и Машенька в четыре руки отряхнула налипшие на меня снег и мусор, вытащили из-за воротника и из прически колючие ветки с гостеприимного куста.

— Хорошо, что вы в Машеньку своим снарядом не попали... Вот я глупая! Тебе же, наверное, вредно так прыгать?!

— Нет, мне очень хорошо!

Дубленку для нее, в виду выпирающих обстоятельств, мы покупали "на вырост", и дважды обмотанная широкими полами с запахом девушка напоминала воздушный шарик, а носилась по саду с такой скоростью, точно половину всего объема и впрямь составлял легкий гелий. От бега и морозного воздуха она разрумянилась, и являла собой образчик красоты и здоровья. В отличие от некоторых — неводостойкая косметика размазалась и стекала по щекам, уподобляя меня восставшему из могилы, очень несвежему зомби. К счастью, узнала я об этом только после того, как, вернувшись во дворец, заглянула в зеркало, поэтому вполне искренне наслаждалась прогулкой.

У садовых ворот мы столкнулись с королевским садовником, и любезно раскланялись. Не отвечая на приветствие, тот не сводил замороженного взгляда с ветки в моих руках — король сам вытащил ее из-под воротника моей шубы, и выбросить просто не поднималась рука:

— Госпожа чародейка, — справившись, наконец, с овладевшей им оторопью, козлетоном проблеял садовник: — Я понимаю, что у вас свои колдовские нужды... И все же в другой раз, прежде чем сломать что-нибудь в саду, сперва посоветуйтесь со мной!

— Но это... — запротестовала было я, однако старик не дал закончить оправдательную фразу:

— Любимый цветок покойной королевы. Король не позволяет его даже подрезать, и если увидит сломанную ветку...

— Он же сам его и сломал! — я тут же перевела стрелки. — Мной... А если эту ветку в воду поставить — она корни даст?

— Вряд ли, — вздохнул садовник. — Это очень прихотливый цветок...

Не попрощавшись, он похромал по тропинке в сторону того места, где когда-то рос столь памятный для короля куст... Как бы старика Кондратий не хватил при виде того, что осталось! Мучимая раскаянием, я сделала пометку в памяти: сварить целебную мазь для больного колена. Садовник у меня еще запрыгает молодым козликом! Особенно если скипидару добавить...

Зима никогда не относилась к числу моих самых любимых времен года: холодно, ветрено, скользко, а в городе — еще и ужасно грязно. Чавкающая серая масса достает до колен, от реагента на обуви остаются белые разводы, кожа трескается и до срока выходит из строя, так что купленные осенью сапоги уже не жалко донашивать весной... Только в Старгороде я поняла, что настоящая зима — совсем другая: с катанием на санях, веселыми рождественскими колядками, строительством ледяных гор — а не превращением каждого тротуара в каток! Оказывается, если каждое утро на улицы не выходит рота вооруженных метлами дворников, торопящихся соскоблить с тротуаров выпавший за ночь снежок и отполировать до зеркального блеска обнажившийся лед прежде, чем люди пойдут на работу — снег вовсе не засыпает дома до самых крыш...

— Они мокрые!! — кричала девочка лет пяти, переступая босыми ногами на пороге и не давая войти в дом мальчику того же роста, в тулупе и больших, не по размеру, валенках: — Ты их измочил!!!

— Ильяна, закрой дверь, дом застудишь! — донеслось изнутри.

— Ма-а-а! А Ильюшка опять валенки намочил! В следующий раз я первая гулять пойду-у-у!

Наблюдая за этой сценкой, я не могла сдержать улыбку. Одни валенки на всех, а счастливы, будто у каждого по "Мерседесу"! И так каждый день: дети бегают, торговцы торгуют, снег идет... Красота!

Кроме внезапно снизошедшей мировой гармонии у меня была еще одна причина для радостного настроения: новая шуба — сердечный бальзам, живая вода для каждой женщины. Честно говоря, предыдущая меня вполне устраивала — если не красотой, то качеством, — и я не планировала пополнять гардероб, превращая его в коллекцию. Так уж сложилось...

...Приемный зал был полон под завязку — при дворе ожидали приезда какого-то важного гостя, и штатной чародейке давно следовало занять свое место. Но под утро так сладко спится... Может, все человечество произошло и от обезьян, а русские люди — от медведей! Я, во всяком случае, точно впадаю в спячку. Хотя зима уже перевалила за середину... классический шатун! Целыми днями, зевая, шатаюсь по коридорам, мужественно борясь со сном, а то и просто сплю на массажной кушетке в своей приемной. Несмотря на то, что моя должность была официальной и вполне легальной, суеверные в большинстве своем аристократы все-таки стеснялись прибегать к волшебной консультации в открытую, при свете дня — поэтому основной поток клиентов начинался после заката. Чтобы случайно не столкнуться друг с другом в коридоре, страждущие приходили с интервалом в двадцать минут — видимо, договаривались заранее. А, учитывая, что днем присутствие придворной королевской чародейки требовалось на самых разных официальных дворцовых мероприятиях, времени на сон оставалось совсем немного.

Цокая каблучками, я прошла меж выстроившихся рядами придворных под перекрестьем взглядов, выражающих гамму самых разных чувств — от вежливого удивления до откровенного ужаса. Верная Машенька семенила следом, готовая поддержать, подсказать, помочь в случае необходимости. Кроме флакона со специальной солью, один запах которой приводил в чувство даже коматозных больных, а щепотка, насыпанная в нос или ухо, поднимала на ноги умерших, она являлась носительницей уникальных знаний. Долгое время проработав в гостинице для иностранных послов, горничная изучила обычаи всех стран, с которыми у нас были дипломатические отношения — в объеме, необходимом для простейшего бытового общения. Так что в экстренном случае могла подсказать, как следует поступать в той или иной ситуации, оставаясь в рамках приличий: перед одним послом следовало склониться до земли, перед другим — присесть, с третьим потереться носами.

Еле-еле я успела занять свое место позади трона, как специальные молодцы с лужеными глотками объявили о появлении короля. Величественный и неприступный, он занял свое место, обвел взглядом зал — так, что каждый из присутствующих ощутил на себе тепло высочайшего внимания, — после чего главными героями дня стали послы. Судя по окладистым бородам и богатым шубам, с которыми не пожелали расстаться даже в теплом помещении, гости прибыли из северных земель. Особых ритуалов для общения с ними не требовалось, говорили они по-русски — хотя, как и полагается политикам, иносказательно, так что вскоре я заскучала и принялась клевать носом, упуская из внимания нить беседы. В конце концов, для этого у короля есть министры и советники, а мое дело — отразить внезапную колдовскую атаку. Или хотя бы пасть смертью храбрых в первых рядах защитников...

Как видно, магическая безопасность волновала и северян — высочайшее посольство сопровождал настоящий шаман, сморщенный горбатый старикашка самого отвратного вида, похожий на бомжа. В отличие от патронов, подметающих соболями дворцовые полы, он был одет в меховые штаны, сапоги (похоже, из собачек... или волчьи), и какое-то подобие курточки из развивающихся на ходу, странным образом скрепленных между собой кусочков шкур разных цветов, размеров и форм. Непременный бубен, по ободу украшенный шкурками, перышками, камешками и косточками, он сжимал под мышкой, настороженно оглядываясь по сторонам.

Присматриваясь к "конкуренту", я как-то выпустила из внимания, когда разговор из простого обмена любезностями перешел в фазу вручения вполне материальных даров. Но не смогла остаться равнодушной, когда несколько слуг на вытянутых руках торжественно внесли в зал шубу невероятной красы — сшитую, похоже, из шкурок разных зверей, так затейливо подобранных по цвету и фактуре, что мех играл, как живой. В сравнении с парадными "мантиями" гостей подарочная шуба казалась коротковатой — видимо, для верховой езды. Король очень увлекается лошадьми... интересно, будет он ее носить или, как обычно, велит положить в хранилище бесполезных даров?

Поймав себя на последней мысли, я почувствовала, как к щекам горячей волной прихлынул румянец смущения, и быстро опустила глаза. Пялиться с таким вожделением на чужую вещь просто неприлично! Тем более, что я за два вечера могу заработать столько, что позволю себе заказать новое меховое манто... Правда, далеко не такое красивое!..

В общем зале произошло какое-то возбужденное оживление, и появилась еще одна шуба — родная сестра первой, но какая! Длинная, великолепная, женская... Я почувствовала, что начинаю задыхаться от волнения. Эту король точно носить не будет! Неужели отправят в сокровищницу на вечное хранение? Или продадут? Я бы купила!

Меж тем послы не торопились широким жестом бросать меха на пол к королевским стопам, а принялись оглядываться по сторонам, особое внимание уделяя представительницам прекрасного пола. Придворные дамы — жены и дочери сановников, — рады стараться: так глазками и постреливают, только что из платьев не выскакивают. Эх, надо было внимательно слушать, о чем там речь шла — неужто сибиряки объявили, что хотят породниться с нашей великой державой, и объявили немедленный смотр невест? И Машенька молчит, знаков не подает...

Коротко посовещавшись, высокие гости, кажется, пришли к определенному мнению. Обладатель самой длинной бороды — видимо, старший, — барским жестом схватил мужскую шубу, с силой встряхнул и распялил на вытянутых руках, демонстрируя со всех сторон, точно торговец в меховом ряду. Придворные в полном согласии восхищенно ахнули — хороша! Восторг был не протокольный, а совершенно искренний. Поднявшись с трона, король сделал несколько шагов навстречу посольству и крепко обнял седобородого, после чего тот накинул обновку на монаршие плечи — точно впору.

Одаренный король вернулся на свое место, а северянин, таким же образом продемонстрировав всем желающим женскую шубу, внезапно решительным шагом направился в сторону трона... Нет, в нашу с Машенькой сторону! И совершенно внезапно протянул меховое сокровище... Мне?!!!

— Берите и кланяйтесь, — еле слышно прошелестело за моей спиной. Впрочем, и без чужой подсказки отказ от такого подарка не входил в мои планы. От всей души отвесив старцу поясной поклон (а вы пробовали когда-нибудь наклоняться в корсете?!) я трепетно приняла в объятия почти невесомую шубку. Вот это мех! Не удержавшись, погладила его ладонью и прижалась щекой. Такой нежный!

— Спасибо большое!

Посол раскатисто хохотнул, и, развернувшись на каблуках, вернулся к остальным. Стоящая неподалеку довольно пожилая, но все еще кокетливая придворная дама поглядела на меня с нескрываемой завистью — кажется, схожие чувства в этот момент испытывали почти все находящиеся в зале женщины. Наверняка и я бы завидовала, достанься она другой...

— Надеюсь, я не подписалась только что на гастроли по Сибири? — полуобернувшись, краем губ прошептала я.

— Нет-нет, — быстро ответила Машенька. — Это совершенно бескорыстный подарок, вы им ничем не обязаны! Такая северная традиция.

— Хорошо, потом расскажешь поподробнее.

Стоять с прекрасной шубой в руках было очень приятно — но и неловко: казалось, что все в зале смотрят только на меня. К тому же, как придворной чародейке, мне следовало держать руки свободными и в любой момент готовыми к колдовству... хотя бы видимость создавать! Кликнув мающегося без дела лакея, я убедилась, что он действительно из дворцовой обслуги, и передала манто на сохранение. Многие придворные, как и я, прибыли на прием в сопровождении собственной прислуги — поди, объясни потом, что просто перепутала похожие ливреи, а не захотела сделать дорогой подарок!

На прощание сопровождающий посольство шаман устроил образцово-показательное выступление: с неожиданной для старикашки прытью обежал весь зал, кидаясь из стороны в сторону, размахивая бубном и выкрикивая что-то нечленораздельное, но ритмичное каркающим голосом. Ах, что он вытворял с этим бубном — настоящее акробатическое представление! К концу "шоу" я уже не скрывала детского восторга, даже хлопала в ладоши. Во, дает дед — любого молодого за пояс заткнет!

В финале своего выступления шаман проделал несколько совершенно головокружительных кульбитов в центре зала, отрывисто каркнул в потолок, и в изнеможении рухнул на пол... чтобы в следующий момент вскочить на ноги и пулей вылететь из зала!

Северян принимали по полной программе — то есть, после официальной части пригласили к столу. Еще бы, после такого роскошного подарка королевский обед — самое меньшее, чего заслуживали эти чудесные люди из далекой холодной страны! Паузу, в течение которой гости могли привести себя в порядок (в идеале — переодеться), я решила использовать для удовлетворения информационного голода.

— Рассказывай, в чем дело! — принялась я тормошить Машеньку, как только мы покинули зал и свернули в уединенный коридор. Вот она, двойственность моего положения: обедаю с королем, обитаю в крыле для прислуги...

— Послы приехали к нам из Югры, — девушка начала объяснение с самого начала — от Ноя и до наших дней: — Это не страна, а вассальное княжество. Тот, с седой бородой — сам князь, остальные его сыновья. Дедок — местный колдун...

— Об этом я догадалась...

— ...Ну, вот. Они каждый год приезжают. И так как князь — дядя короля по материнской линии...

— То-то они обнимались так по-родственному. Совсем не протокольно!

— ...Он очень озабочен тем, что племянник до сих пор не женился. И в каждый свой приезд одаривает его "парными" шубами...

— Это как? — вновь перебила рассказчицу я.

— Такие шубы, которые сшиты парой, — очень понятно пояснила горничная: — Как туфли — с виду похожие, но одна для правой, а другая для левой ноги. Так и тут — только для мужчины и женщины.

— Сравнение с пяткой, безусловно, должно мне польстить.

— Говорят, в Югре даже обычай такой есть — кто купит себе парные шубы, тех и женят... Ни за что бы себе такую не взяла! — неожиданно резко закончила она. — Неизвестно еще, кто попадется.

— Особенно когда уже кого-то себе присмотрела! — я подмигнула. — Не слишком верь во все, что другие говорят. Покупают ведь себе шубы и женатые люди! Скорее, это просто повод для знакомства... или такой вид гадания.

— Может быть, — не стала спорить с ведуньей Машенька. — Во всяком случае, князь каждый год привозит королю пару шуб: одну для него самого, другую — королеве. "Удивляется и огорчается", что ее еще нет, выбирает любую из находящихся в зале девушек, не обязательно признанную красавицу, и дарит шубу ей. Есть даже такая примета: та, кто получает такую шубку, непременно выйдет замуж в течение года.

— Не хочу!

— А как же судьба?

— Просто поклонники красотки, опасаясь королевского соперничества, откладывают в сторону гитары, ноты серенад, и приступают к активным действиям, — я выстроила безупречную дедукцию, развенчивая еще одно суеверие. — А когда есть выбор, девушка быстро находит кого-то себе по вкусу...

— Может быть, — снова покладисто согласилась горничная.

Почти у самых дверей лаборатории мы нос к носу столкнулись с сибирским шаманом. Чтобы пропустить дедушку, я отступила в сторону — он тоже. Я влево — он вправо, я вправо — он, в свою очередь, влево, недвусмысленно преграждая дорогу.

— Мы здесь живем, — не желая сходиться врукопашную с пожилым тружеником бубна, вежливо заметила я. Понимающе кивнув, он что-то неразборчиво каркнул и поманил пальцем: "нагнись!", как будто желая сказать что-то по секрету на ушко. Я доверчиво наклонилась — шаман сноровисто набросил мне на шею петлю из тонкого кожаного шнура, снова каркнул, растянул то ли в улыбке, то ли в оскале морщинистое лицо, и быстро убежал. Вот и понимай, как знаешь: сделал подарок от чистого сердца, или вызвал на дуэль по сибирскому обычаю?

— Что это? — испуганно прошептала Машенька, разглядывая болтающийся на петле большой круг-кольцо с натянутыми веревочками, образующими что-то вроде неравноячеистой сети. По всему диаметру кольца были привязаны более короткие шнурки с кусочками кожи, пучками перьев, яркими бусинками, камушками — похоже, все, что только попадалось шаману под ногами, вплоть до старых шишек, он пускал в дело.

— Ловушка для снов, — с некоторым сомнением я опознала непонятную штуковину: — Видела что-то похожее в одной компьютерной игре.

— Ловушка, сковывающая Вашу волшебную силу? — добрая девушка засучила рукава, демонстрируя готовность немедленно догнать старичка и разобраться с ним по-свойски, вплоть до рукоприкладства.

— Да нет... Вроде бы, отгоняет кошмары и неприятные сны, а хорошие и добрые удерживает. Надо ее повесить у кровати.

— А Вам снятся кошмары?

— Пока нет. Но осторожность никогда не помешает!

Увидев меня с новой шубой наперевес, Настасья застыла, открыв рот:

— Не может быть, — наконец выдавила из себя она. — Не верю своим глазам!

— Может-может, — я еще раз ласкающим движением провела рукой по меху: — Симпатичная вещица? Настоящая королевская шуба!

— Да у нас ведь все королевское, — справившись с волнением, привычно фыркнула строптивая горничная: — Живем мы в королевском дворце. Да и та, первая шуба...

— Была оплачена "мыльным" золотом. Хотя и не стоила того!

— Это еще почему? — вступилась за нее Машенька.

— А как еще можно сказать, когда битый час объясняешь мастеру, что хочешь, а он в ответ заявляет, что это некрасиво, не модно и он так делать не будет? А когда все-таки принял заказ, то все равно пошил по-своему, и свалил на подмастерье — это он, дескать, неправильно стачал раскроенные куски. Есть у меня подозрение, что он вовсе не скорняк, а просто перепродает готовые шубы — очень уж быстро все сделал!

— Примерьте! — попросила Настасья.

— Эх! Ты и мертвого уговоришь!

Накинув манто на плечи, я покружилась по комнате. Не знаю, как там насчет пары — мечтать не вредно! — а мы с этой шубой точно созданы друг для друга!

— Перестала мечтать, что стану когда-нибудь королевой красоты лет, наверное, в тринадцать — когда поняла, что ни за что не вырасту достаточно высокой, тощей и страшной! А вот надо же...

— Вы мечтали стать королевой, госпожа? — откровенно изумилась Машенька.

В ее глазах я тут же выросла до графини — а то и до принцессы. Мудрость "где родился — там и пригодился" явно была сформулирована в средние века, и первоначально означала сословную принадлежность. Знай свое место!

— Королевой красоты, — терпеливо пояснила я. — У нас раз в году ей любая может стать. Ну, если внешние данные позволяют... и спонсор.

— А какие данные?

В двух словах я коротко описала типовую "мисс город/область/страна" и процесс выборов — каким он должен быть в идеале, без подковерных интриг. Пускай у девочек хотя бы иллюзии останутся...

— Я догадалась, госпожа! Вы из страны амазонок! — сложив два и два, Машенька с присущим ей размахом в сумме получила восемь.

— Господи, с чего ты это взяла?!

— Вы избираете себе королеву общим голосованием, — горничная оттопырила первый пальчик.

— Ну, не таким уж и общим... — попыталась уточнить я. Но она еще не закончила:

— ...Высокую мужеподобную женщину без груди, которая сама выбирает себе мужчину, когда ей это для чего-то нужно...

— Ты утрируешь! Или я чересчур упрощаю... Королевы красоты не имеют реальной власти, это просто... ну... приятно, — не удержавшись, я еще раз погладила блестящий мех. Все-таки есть между женщиной и шубой какая-то астральная, потусторонняя связь. А не только из-за первобытных ассоциаций с добычей! — Обновим после обеда? Прогуляемся по саду...

— То-то обрадуется королевский садовник — там еще остались несколько недоломанных кустов, — усмехнулась Настасья.

— А я... А у меня... Не-е-ет шу-у-убы!.. — внезапно залилась горькими слезами Машенька.

— Ну-ну, не плачь! — попросила я. — Хочешь эту померить?

— Хочу! — через распухший нос пробасила хрупкая девушка. Увы, шубка оказалась ей слишком длинна, зато катастрофически не сходилась на животе.

— Ничего — на день рождения малыша я тебе ту, первую, подарю! -широкий жест мне ничего не стоил, но моментально осушил мокрые глазки.

Боясь опоздать к столу (прибыть к августейшей трапезе после короля считалось верхом неприличия, а не прийти вовсе — должностным преступлением), я почти всю дорогу бежала бегом. Хуже, чем опоздать на банкет — только встретиться в дверях с королем, оттолкнуть его и первой влететь в трапезный зал...

Мы разминулись буквально на минуту. Прошествовавший на свое место во главе стола монарх ни словом, ни взглядом не дал понять, что заметил и запомнил утреннее происшествие. Он вообще не обратил на меня никакого внимания, равнодушно скользнув взглядом по ряду вытянувшихся во фрунт придворных. Наверное, и свою шубу (не стал до конца года ждать!) сразу кому-нибудь передарил...

Подкативший к горлу колючий жесткий ком я выплюнула на горячее — тушеное мясо с овощами, любимое блюдо югринцев:

— Какая гадость!

Глядя на меня, остальные застольщики, уже занесшие над лакомым угощением большие ложки, неуверенно отложили их в сторону. Атмосфера в трапезной лишилась сердечности, король нахмурился... Кажется, я догадалась, что может быть еще хуже, чем опоздать или вовсе не явиться к столу!

Внезапно протянувшаяся откуда-то из-за плеча коричневая обезьянья лапка заставила меня подскочить на своем месте. Шаман из свиты северян, как ни в чем ни бывало, сцапал отвергнутую мной тарелку, и погрузил корявый перст в густую подливку. Основательно разворошив содержимое миски, он облизал испачканный палец (не знаю, как у других, а у меня аппетит пропал гораздо раньше), и тут же смачно сплюнул прямо на пол:

— Отравлено!

Поднявшаяся суматоха давала наглядное представление о грядущем конце света. Четверо бледных от испуга придворных, не успевшие даже понюхать подозрительную еду, настойчиво требовали подать им сей же час противоядие (причем у меня!). Одного, особо впечатлительного, уже тошнило в углу. Только король и высокие гости представляли собой островки спокойствия в этом океане хаоса и неразберихи. Под шумок со стола убрали все подозрительные продукты — не поварята, а солдаты дворцовой гвардии. Наверное, отправят на экспертизу... Мне было очень любопытно: есть ли на королевской кухне резерв готовых блюд специально на такой случай, и что же нам подадут — но его величество решил не испытывать судьбу, и скомандовал отбой, пообещав послам угостить их неслыханным ужином. При дворе вновь открылась вакансия главного дегустатора...

Глава 7.

Быть может, высокая придворная должность и досталась мне легко, практически случайно, но собственным тяжелым трудом я добилась того, что синекура превратилась в настоящую работу — приходилось изрядно побегать. Здраво рассудив, что "ведьма" должна ведать все на свете, придворные теперь шли ко мне за консультацией по любому вопросу, вплоть до того, какое платье лучше надеть к обеду — красное или зеленое? Чаще всего требовалось лишь вникнуть в проблему и направить "страждущего" к соответствующему специалисту: тому же отцу Михаилу, придворному плотнику, а однажды мне даже пришлось разыскивать королевского ассенизатора — или, как его здесь нескромно именовали, золотаря...

Но все же в монотонности буден порой выпадала свободная минутка, когда можно было спокойно присесть, смахнуть с чела трудовой пот и выпить чашечку травяного отвара, который я приспособилась заваривать в колбе на алхимической спиртовке, оставшейся от прежнего хозяина лаборатории. Крепчайший самогон, которым за неимением очищенного спирта приходилось заряжать горелку, придавал напитку ни с чем не сравнимый аромат и специфический привкус...

Однако на этот раз, стоило залить кипятком колбу с укрепляющим сбором, священнодействие прервал внезапный стук в дверь. Горячая вода плеснула мимо сосуда, чудом не попав на юбку. Я зашипела сквозь зубы, но притворяться, будто никого нет дома, не стала и, подойдя к двери, распахнула во всю ширь.

— Госпожа чародейка, посмотрите мою спину!

Я посторонилась, пропуская в приемную облаченного в костюм для верховой езды короля. Стеллаж, заполненный всевозможными емкостями с "ингредиентами" — теперь уже не только для видимости, — потеснила массажная кушетка. Азам рукоприкладства меня в стародавние времена учила настоящая медсестра, когда мы с ней и с Олеськой (тогда еще студентки) снимали на троих одну квартиру. Мы по очереди делали друг другу массаж скорее от скуки, чем предполагая в будущем зарабатывать этим на жизнь, и я никак не думала, что умение сослужит свою службу, когда к придворной королевской чародейке придет жалующийся на боли в шее дворянин. С тех пор клиенты повалили косяком, и пришлось даже заказать плотнику специальную жесткую лежанку.

Через какое-то время, чувствуя, что не справляюсь, и после приема двух клиентов уже не способна даже просто поднять вверх руки, не говоря уже о чем-то большем, я передала небогатый запас знаний Настасье. Плечистая деревенская девушка мяла мягкие аристократические спины так, что любо-дорого... Короля же я обязана была осмотреть сама. Не дай бог, с лошади свалился, и что-нибудь сломал!

Следуя моим указаниям, венценосный клиент разделся до пояса и с сомнением покосился на кушетку.

— Ложитесь-ложитесь, и не таких богатырей выдерживает, — я мельком покосилась на прозрачную колбу, в которой, судя по насыщенному цвету, уже заварилась смесь из листьев земляники, мяты, сушеных ягод и еще кое-каких травок.

— Новый эксперимент? — полюбопытствовал король.

— Да нет, просто чаю заварила...

— Вы пьете чай? — он отчего-то страшно удивился.

— Ну, это не настоящий чай... Но пить можно.

— А можно попробовать?

— У меня только глиняные чашки...

— В следующий раз непременно прихвачу свой золотой кубок!

Невольно прыснув, я сцедила горячий настой, разделив его меж двух толстостенных — кажется, пивных, — кружек.

— Может, вы с медом любите? — в последний момент спохватилась я. — А то у меня нет. Так пью...

— И я так! — король решительно схватил чашку, подозрительно принюхался к содержимому, покачал сосуд в ладони, точно винный бокал перед дегустацией, и мужественно отхлебнул. С таким лицом Сократ, должно быть, пригубил цикуту... Но уже после первого глотка трагическое выражение лица разгладилось, сменившись приятным удивлением:

— А ведь вкусно!

— Плохого не посоветую! — сегодня настой и впрямь удался. Может, оттого, что стоял меньше обычного? Отвлечься на какое-то дело, и забыть обо всем прочем было для меня нормальным...

Бесшумно отворилась дверь, разделяющая лабораторию с приемной, и Машенька, ведомая неведомой надобностью, шагнула внутрь — но, увидев нас с полуголым королем, распивающими что-то из огромных пивных кружек, придушенно пискнула и подала назад. Его величество, сидящий спиной к межкомнатной двери, ничего не заметил, а проследив за моим взглядом, увидел уже лишь плотно прикрытую створку.

— А теперь — за дело! — я закатала рукава и с хрустом размяла пальцы. Сперва легкими, исследующими движениями провела ладонями вдоль позвоночника — на первый взгляд, ни судорог, ни синяков. На всякий случай размяв королевскую спину по полной программе, я засомневалась: а вдруг ущемление нерва?

— В каком месте у вас спина болит, ваше величество? Что-то я ничего не чувствую!

— Да она вовсе и не болит, — сев на кушетке, тот потянулся за рубашкой. — Просто хотелось убедиться. При дворе только и разговоров, какие у Вас руки волшебные!

С этими словами он накинул курточку и вышел в коридор. Бросившись к бадье, с утра наполненной для вечерней ванны, я поплескала в лицо холодной водой. Аж в жар бросило от близости к титулованному телу! Ну и, конечно, горячий отвар...

— Машенька! — позвала я, заглядывая в комнатку горничных. — Ты что-то хотела спросить?

— Я кое-что хотела сказать! — загадочным голосом отозвалась та, и прыснула в кулачок. — Даже показать!

— Что еще? — встревожилась я.

— А Вы вот сами посмотрите! Выходи!

Прятавшаяся за дверью Настасья медленно и величаво выплыла на середину комнаты, торжественно, будто держа на голове стакан с водой без помощи рук. Подняв глаза, вместо стакана однако я с изумлением увидела на ее пышно взбитых кудряшках маленькую четырехугольную шапочку — наподобие ермолки или тюбетейки.

— Что это ты такое напялила?

— Церемониальный головной убор ученика алхимика! — с гордостью пояснила Машенька.

— В лаборатории нашли?

— Главный пожаловал! — вновь не удержалась от смеха округлившаяся горничная.

Сердито зыркнув на чересчур смешливую подружку, Настасья сама поделилась нечаянной радостью. Оказывается, сегодня, пока меня не было в покоях, на огонек заглянул то ли церемониймейстер, то ли камердинер — постоянно забываю, как эта должность называется... словом, дворцовый кадровик, занимающийся подбором персонала. Он, кажется, слегка обиделся, когда я наняла Машеньку в обход его департамента, но боль в спине оказалась сильнее взаимных претензий.

Не застав чародейки на рабочем месте и не в силах больше терпеть, несчастный мученик прострела согласился с предложением Настасьи провести для него сеанс массажа самостоятельно, впервые не под моим присмотром. Почувствовав облегчение, клиент проникся к "доктору" огромной благодарностью, и решил наградить девушку. Разумеется, не деньгами, а официальным статусом ученицы придворной чародейки. Так что теперь никто, кроме меня (и, разумеется, короля), не мог отдавать Настасье приказания, как раньше. А чтобы первый встречный в коридоре с ходу отличал ее от прочих горничных, и не отвлекал посторонними поручениями, начальник позволил девушке сменить чепчик на ермолку, ставшую частью униформы.

— Но ты же на самом деле не ученик алхимика, — заметила я, глядя на обновку — шапочка чем-то напоминала огромного растоптанного в лепешку паука, и порождала самые неприятные ассоциации. — И черный тебе как-то не к лицу. Обтяни ее, что ли, цветным шелком. Да ленточек добавь для красоты!

— Тут вот бусинки можно пустить, — активно поддержала мою идею Машенька. — Или вышивку. А можно и то, и другое!

Оставив девушек обдумывать фасон первой в этом мире шляпки-таблетки, я вернулась в приемную и сама вытянулась на кушетке. Удобно! Может, вообще выкинуть перину с кровати? Никаких тебе комков под боком, для позвоночника полезно... Да и Настасье меньше работы, не перетряхивать каждое утро тяжеленный мешок с перьями — наверное, чтобы мыши не завелись. Комков от этого что-то меньше не становится...

Тем же вечером важный курьер доставил в мою комнату посылку, упакованную в деревянный ящик. Причем обращался с ношей так бережно и осторожно, будто внутри лежала бомба, способная детонировать от малейшего сотрясения.

— Что там? — проникшись торжественностью момента, шепотом поинтересовалась я.

— Это из королевской сокровищницы, — туманно пояснил тот. Возможно, и сам не знал: — Велели передать лично в руки!

Заверив, что ни в какой квитанции о вручении расписывать не нужно — он-де верит мне на слово, — слуга откланялся. А я с нетерпением приступила к распаковыванию. Не без труда оторвала верхнюю крышку, разворошила солому, и не удержалась от восторженного вздоха: в ящике лежали невероятной красы чашки и блюдца из тонкого, как бумага, почти прозрачного фарфора — почему-то в количестве четырех пар. В поисках если не письма, то хотя бы коротенькой записочки, объясняющей причины столь щедрого дара, я достала из сена небольшой холщовый мешочек, знакомо похрустывающий при нажатии... Принюхалась... Точно — чай!

— Девочки, скорее сюда! — закричала я. — Будем пить чай из королевского фарфора!!!

Чайничек к сервизу не полагался, его роль по-прежнему вызвалась играть старая добрая колба. Заваривающийся напиток издавал умопомрачающий аромат... Сюда бы еще лимончик! Кто бы мог подумать, что раньше я китайский черный чай совсем не любила, предпочитая более запашистый цейлонский, а еще лучше — зеленый, с жасмином. Да мне просто подсовывали дешевую подделку, траву сушеную под видом нектара!

Разделив первую заварку на троих, по-братски... или, точнее, по-сестрински, — я трепетно обняла ладонями горячую чашку, и сделала первый глоток. Как мало все-таки человеку надо для счастья! Отними что-то привычное, без чего он не мыслит жизни, а потом верни. Хорошо еще, что я не научилась в школе курить — вот без сигарет заядлые курильщики, по слухам, просто на стену лезут.

— Ну, как? — поинтересовалась я, когда горничные осторожно, кончиками пальцев удерживая чашки, сделали пробные глотки.

— Горько! — поморщилась Настасья.

— Попробуй с сахаром, — я пододвинула миску с неровными обломками серого, но сладкого сахара.

— А мне и так нравится! — похвалилась Машенька. — Очень бодрит!

— А тож! Напрасно, конечно, мы на сон грядущий пьем...

С сахаром у Настасьи дела пошли лучше — впрочем, можно ли уже называть чаем насыщенный сироп, в котором только что ложка не стоит? На вкус и цвет товарищей нет — вот уж воистину...

— Можно, я завтра с утра ненадолго покину дворец? — посмотрев на подругу, Машенька утащила из мисочки кусок сахару, и теперь весело хрустела вприкуску.

— Свидание? — подмигнула я.

Беременная горничная невольно поперхнулась чаем:

— Нет, — прокашлявшись, выдохнула она. — Ленточек у нас нет подходящего цвета. Хотела быстренько сбегать в модный ряд, прикупить...

А я-то весть вечер гадаю, отчего девушки ограничились тем, что скромно обтянули ермолку голубым шелком, так что Настасья в ней стала ужасно напоминать готовую на все медсестру из немецкого фильма для взрослых... Прости меня, господи, за такие мысли!

— Конечно, можно. Я и сама с удовольствием с вами схожу. Ничего не куплю, так хоть поглазею.

Пока Настасья придирчиво выбирала самые-самые лучшие ленточки и блестящий бисер, мы с Машенькой вышли из лавки на улицу — подышать свежим зимним воздухом... и чтобы не скупить целую гору совершенно ненужных, но таких красивых безделушек. По дороге уже столько всего набрали... Сама не помню, что купила, но у Левушки обе руки заняты всевозможными пакетами и сверточками. Может, за одним купить ему объемную суму через плечо, чтобы руки освободить? А то сделали из телохранителя носильщика. Опять же, стоит кому-нибудь на нас сейчас напасть — и он просто побросает покупки на землю, в грязь...

Оглянувшись назад, я так и замерла с открытым ртом: Левушка стоял, как всегда перегораживая широкими плечами переулок... а из груди у него торчал конец острого длинного кинжала! В глупой голове еще успела галопом пронестись мысль: "и как же это мы сразу не заметили, когда из дворца выходили?" — а в следующий момент из раны фонтанчиком брызнула кровь, густыми каплями оседая на свертках с покупками. Наклонив голову, телохранитель — кажется, с неменьшим, чем я, изумлением, — уставился на вспоровшее дубленку острое лезвие... А затем, покачнувшись, тяжело завалился на бок и вытянулся на мостовой...

Подкравшись сзади, кто-то быстро (можно сказать, профессионально) накинул мне мешок на голову. Я даже пискнуть не успела, как, скрученная по рукам и ногам, оказалась заперта в каком-то тесном ящике. А вдруг он закрывается герметически?! Надо экономить воздух... Но сама от волнения запыхтела вдвое чаще. А затем — видимо, от страха, — потеряла сознание.

...Пришла в себя от тряски — нет, меня не приводили в чувство, бережно, но настойчиво потряхивая за плечи и похлопывая по щекам: трясло и подбрасывало ящик, в котором мое бедное, не закрепленное ремнями безопасности тело билось о стенки, дно и крышку. Перепутать было невозможно — ящик явно погрузили в карету... Лучше бы в сани, честное слово! И локтями в стенки не упереться — руки накрепко примотаны к бокам...

Повозившись, я кое-как, насколько позволяло полуподвешенное состояние, разогнула ноги — ящик длинный... как гроб. Вот положеньице...

А ведь когда-то, в дремучем детстве, зачитывалась криминальными и приключенческими романами, воображая себя на месте главной героини, и мечтала быть похищенной каким-нибудь эффектным разбойником или пиратом. Он вежливо пригласит меня "в плен", я буду долго ломаться, но все же паду жертвой мрачного обаяния злодея. При ближайшем знакомстве тот, конечно же, окажется несправедливо оболганным борцом за справедливость.

Жизнь, как всегда, внесла свои коррективы: без предупреждения схватили, обмотали шпагатом, точно палку ветчины, и сунули в тесный ящик... все тело затекло! Хорошо еще, если просто потребуют выкуп, получат деньги и отпустят с миром. Телевидение, газеты и книги убеждают, что киднеппинг редко заканчивается добром — во всяком случае, для жертвы.

Внезапно карета остановилась, вздрогнув особенно сильно, так что я, напоследок ударившись головой о крышку ящика, не смогла удержать стон:

— Молчи, если хочешь жить! — проскрипел откуда-то сверху не вызывающий доверия, явно разбойничий голос. А как же "пожалуйста"?! Мало того, что сразу на "ты" — такого себе даже король не позволяет... Хам!

Дверца кареты хлопнула, то ли выпуская невоспитанного пассажира, то ли впуская нового. Может, шумнуть, попытаться привлечь к себе внимание?..

— Что с девкой? — такой вопрос не располагал к более близкому общению. На всякий случай я решила пока промолчать и послушать, что будет дальше. Голос нового персонажа звучал как-то странно — наверное, из-за преграды в виде стенки ящика.

— Как и положено, — хохотнул первый, тоже не слишком приятный, но все же слегка знакомый голос. — Визжала-а-а!

— Надеюсь, теперь она умолкла навеки?

— Не беспокойтесь, больше вы про нее не услышите!

Я и без того чувствовала себя в этом ящике, точно в тесном гробу, а такие разговоры бодрости не прибавляли. Пожалуй, и впрямь лучше пока голос не подавать.

Прислушиваясь к беседе, которая постепенно перешла в русло торгов по поводу оплаты оказанных услуг, я сама не заметила, как успокоилась и перестала паниковать. Стало даже интересно, во сколько же здесь оценивается человеческая жизнь — тем более, что в данном случае речь шла о моей жизни! — но спорщики осторожно избегали называть вслух точную сумму, оперируя такими понятиями, как "аванс" и "половина". Заказчик прижимисто отказывался от выплаты остатка заранее оговоренной суммы, требуя твердых доказательств выполнения работы — лучше всего, по его мнению, для этого подошла бы голова вредной девки. Разбойник спокойным голосом доказывал, что с отрезанной головой ему в город соваться опасно: ну, как мешок протечет — доказывай потом стражникам, что это не твоя... Вот если бы господин согласился съездить с ними в лес, там прямо при нем тело и откопают, и разделают на порционные куски. После последнего предложения строптивый заказчик моментально пошел на попятный, очевидно, понимая, что с той же легкостью его могут прикопать рядом с первой жертвой, и полностью расплатился, не протестуя даже против надбавки "за вредность".

Меж тем в моем ящике становилось не только душно, но и жарко. При каждом вдохе колючий мешок самым неприятным образом прилипал к лицу, да и вдыхать становилось все труднее. Легкие разрывались, перед глазами поплыли цветные пятна...

Наверное, я снова потеряла сознание, потому что не почувствовала, как открылась крышка ящика, сильный мужские руки вытащили меня наружу и стянули с головы мешок. Первый глоток свежего воздуха казался слаще меда... вторым и третьим невозможно было надышаться.

— Очухалась? — с грубоватым участием поинтересовался похититель — плечистый мужик с окладистой бородой, одетый небогато, но добротно и чисто. В городской толпе трое из пяти выглядели его братьями-близнецами. Грамотная маскировка!

— Вашими молитвами, — насколько позволяли спутанные конечности, я постаралась отодвинуться подальше, на самый край каретного сиденья — очевидно, под ним меня и прятали, в отсеке для багажа. Традиция перевозки пленников в багажниках, оказывается, возникла куда раньше, чем появились первые автомобили...

— Поговорим?

— А у меня есть выбор?

— Верно мыслишь! — усмехнулся в бороду тот. — Заказ мне поступил, сложный, но и денежный. Ни много, ни мало — саму придворную чародейку навеки упокоить. Не в правилах лесного братства уговор нарушать, да только ведьма нам позарез необходима. А ты ведь все равно умерла.

— И стала призраком? — фыркнула я.

— Долго ли? — достав из-за голенища высокого сапога кинжал с длинным лезвием, разбойник с показной невозмутимостью принялся чистить ногти — в условиях каретной тряски эксперимент опасный, однако у него получалось необыкновенно ловко. Что значит привычка!

Может быть, этим самым клинком он и проткнул несчастного Левушку... Меня передернуло.

— Так что у тебя есть выбор, — не обращая внимания на мою реакцию, продолжал злодей. — Или заказчик получит твою голову в подарочной упаковке, или... Если себя не жалко, может, она сумеет тебя убедить?

С этими словами бандит носком сапога подцепил противоположное сиденье, так же оказавшееся крышкой багажного ящика. Свернувшись клубочком, похожая на пушистую кошечку, там лежала моя горничная.

— Машенька! — позабыв о веревках, я рванулась вперед, не удержалась на связанных, онемевших ногах, и потеряла равновесие. Толчок кареты отбросил меня назад, плотно усадив обратно на сиденье: — Если с ней или с ребенком что-то случится...

— Все зависит только от тебя, — развел руками убийца. — Одно только слово! Говорят вы, аристократы, всегда выполняете свои обещания.

— Хорошо, согласна! — я извивалась всем телом, но никак не могла избавиться от веревок: разбойник явно знал толк в узлах и петлях — одна такая давно по нему плачет!

— Вот, сразу бы так, — вновь достав страшный кинжал, он в мгновение ока перерезал связывающие меня путы. Сбросив на пол обрезки веревок, я бросилась к Машеньке. Слава богу, живая! То ли крышка второго ящика прилегала неплотно, то ли щели в стенках пропускали больше воздуха, но горничная... спокойно спала. Даже похрапывала тихонько.

— Станешь хорошо себя вести — и с подружкой будет все в порядке, — пообещал бандит. — Все пальчики на месте, все ушки...

— А зачем вам вообще ведьма? — запоздало поинтересовалась я. — Если прохожих очаровывать или страже глаза отводить — так я этого и не умею!

— Стал бы я связываться с чародейкой, которая такому обучена! — снисходительно хмыкнул бородач. — Без слеги в омут не суемся, сперва все спознали: чем занимаешься, куда ходишь... Хотели сперва засаду в Кривом тупике поставить, или в переулке, а тут такой подарок судьбы — случайно на улице столкнулись! На ловца и зверь бежит.

— Ага, матерый волк на рыбака наскочил, — буркнула я себе под нос, хотя на самом деле и вполовину не чувствовала той уверенности, какую хотела показать.

— Была у нас одна знахарка. Врачевала старушка знатно: ранку зашить или зуб больной вырвать — легкая рука, бывало, и не почувствуешь. Да убралась к черту, а где теперь хорошую замену найдешь?

— Подъезжаем! — донесся снаружи хриплый голос возницы. То ли сильно простуженный, то ли испитый... Еще не приняв дела и истории болезни, я уже примеряла на себя халат участкового врача.

Карета вздрогнула последний раз и остановилась так резко, что меня сбросило с лавки на пол. Даже Машенька проснулась, и села в своем ящике, сонно потирая глаза:

— Госпожа! — обрадовалась она, увидев знакомое лицо. После чего недоуменно огляделась по сторонам: — А где это мы?

— Хотела бы тебя порадовать, да нечем, — вздохнула я. — В плену мы! И если повезет — надолго...

— Навсегда! — припечатал разбойник. — Так что добро пожаловать в новый дом!

Но прежде чем, собственно, пожаловать, нам пришлось привязать к ногам большие плоские дощечки — нечто среднее между ластами и снегоступами. То ли для того, чтобы не проваливаться на ходу в снег, то ли не оставлять следов. А скорее всего и то, и другое.

Какое-то время мы шли по заснеженному лесу гуськом: впереди главный бандит, велевший называть себя просто "батька Тимофей", следом я, затем семенила Машенька, а замыкал процессию возница. На ходу он душераздирающе хрипел и кашлял, заставляя предполагать самое худшее, начиная с двухстороннего воспаления легких со всеми осложнениями. Профессиональное любопытство, что поделаешь...

Бородатый батька Тимофей нырнул в темный провал пещеры, полузасыпаный снегом. Я невольно остановилась:

— Вы что, живете в пещере?!

— Не отставай! — донеслось из-под земли.

Неуверенно оглянувшись, я прихватила широкую юбку вместе с меховой полой, согнулась в три погибели, чтобы не упираться позвоночником в земляной потолок, и осторожно начала спускаться. Внезапно ноги с привязанными к ним дощечками без спросу рванули вперед, и я скатилась в подземелье, точно на лыжах, в самом низу врезавшись в широкую атаманскую спину.

— Не спеши! — бородач легко отставил меня в сторону, будто куклу. Вот это силища — такой точно лошадь на самом скаку остановит! Хотя это бабское дело... Тогда — ядра пушечные может ладонями ловить, как мячики!

Меж тем разбойник таким же манером перехватил скользящую по склону Машеньку. На лету она пронзительно взвизгивала.

— Ты упала? — встревожилась я. — Как себя чувствуешь? Живот не болит?

— Н-нет, — дрожащим голосом заверила она. — Так весело — прямо как в детстве, когда с ледяной горки с ребятами катались! Только темно и страшно...

Идущий последним, возница заранее отвязал от пяток предательские дощечки, так что твердо стоял на ногах, зато и спускался дольше всех. Достав допотопную зажигалку — кажется, в цивилизованных странах это называется огниво, — атаман высек искру, и подпалил предусмотрительно торчащий из щели в стене факел:

— Не отставайте! — строго предупредил он. — Тут целый лабиринт подземный, коридоров уймища, опоздавших никто искать не будет!

То ли у меня от страха и от нервов начался озноб, то ли под землей действительно было гораздо холоднее, чем снаружи, только весь оставшийся путь сопровождался дробным зубовным стуком. Я уж и челюсти рукой придерживала — бесполезно.

Наконец за очередным поворотом нашим изумленным взорам открылся не грот, не пещера — настоящий подземный зал со стенами, сложенными из неровно обтесанных камней примерно прямоугольной формы. Сводчатый потолок терялся где-то высоко-высоко. Освещали зал многочисленный факелы и несколько разложенных прямо на полу костров — наверняка где-то были и вентиляционные отверстия, куда уходил дым, иначе все давно бы уже задохнулись. Вот только окон в подземном зале не было, так что не смотря на обилие искусственных источников света многое оставалось покрыто мраком. Так вот они какие, теневые структуры!

Впрочем, изумление испытали только мы с Машенькой — для разбойников все это было обычным, будничным.

— Ничего себе! — оглядываясь по сторонам, я совсем забыла, что надо смотреть под ноги, и споткнулась о здоровенный булыжник: мы вошли в помещение не через дверь, а сквозь пролом в стене: — Вы все это сами сделали?!

— Точно — тут одни каменщики собрались, ага! — усмехнулся батька Тимофей, галантно поддерживая падающую чародейку под локоток: — Эти подземелья даже не мы первыми нашли! Когда-то сверху целый замок стоял, да совсем развалился, и памяти не осталось. А подвалам хоть бы хны!

— Солидная работа! — похвалила я, проведя ладонью по стене. Неровные, разного размера камни были подогнаны друг у другу плотно, не то что ладонь — лист бумаги не просунешь. — Строили на века!

— О! Новенькая! — от толпы разбойников, сидящих вокруг мерцающего костра, отделилась темная фигура, и безошибочным чутьем опознав "неместную" направилась в мою сторону: — Как тебя зовут, красотка?

Обхватившие меня за талию руки даже сквозь одежду и шубу казались липкими, а пропитанное перегаром дыхание убивало на лету.

— Ведьма! — повернувшись к незваному "кавалеру", я эффектным жестом убрала упавшие на лицо волосы. Руки вернулись на свои места так быстро, будто разом отсохли, бандит даже пробормотал что-то неразборчивое вроде извинений — обознался, дескать... Вот что значит целый час сидеть в душном мешке при полной боевой раскраске — не каждая психика выдержит! А когда это я успела полную шевелюру паучьей паутины насобирать?

— Кстати, что у вас с горлом? — возница напомнил о себе лающим кашлем: — Простудились?

— Покажи, — батька Тимофей толкнул того кулаком в плечо, и разбойник послушно приподнял бороду, демонстрируя горло. Мама дорогая! Я такое прежде только в кино видела! В фильмах ужасов... Пришлось зажать рот ладонью, чтобы не вскрикнуть при виде огромного багрового шрама, пересекающего гортань.

— Нашей бабки работа, — довольный произведенным впечатлением, пояснил атаман. — Не вовремя только она померла... Не долечила.

— С-с-солидно сделано, — истончившимся до мышиного писка голоском подтвердила я.

— Так что сама видишь — без ведьмы нам никуда. Но и лишние рты кормить ни к чему. Так что работай на совесть! А если кто из моих людей невзначай помрет — подружка не досчитается пальчика. Или глазика. Или еще чего-нибудь...

— Я уже поняла! — постоянно поднимаемая тема членовредительства начинала нагонять дрожь.

— Спать будете на бабкином месте. Или у женского костра — как пожелаете. Хоть врозь.

— Не боитесь, что сбежим? — сама не знаю, зачем спросила.

— Девочки за вами присмотрят, — покачал головой атаман. — Да и далеко вы убежите — зимой, без шуб? Эй, принимайте гостей!

Он плеснул в ладони, и от "женского" костра в нашу сторону направились две — видно, заводилы.

— Не бойся, красотка, не пропадет твоя шубка! — ласково протянула смуглянка. — Заношу до дыр!

— Что б тебя... Перевернуло и хлопнуло! — пробормотала я себе под нос любимую бабушкину присказку. Особенно часто она повторяла эти слова, когда соседи начинали долбить стены или пол в очередном ремонтном порыве. Но шубу пришлось отдать — у цыганки был чрезвычайно боевой, даже кровожадный вид. А большой шрам, пересекающий правую щеку, доказывал, что слово с делом у нее не расходятся... Рыжей досталась дубленка горничной. Запахнув широкие полы, Машенька опоясалась кушаком, и выглядела по-зимнему элегантно. На подземельной же красотке одежка смотрелась насмешкой: еле доставала до колен, зато в ширину могла вместить под собой еще двух девушек средней упитанности. Но каланча, кажется, была вполне довольна обновкой.

— А что еще у тебя есть, красава? — наступала цыганка. — Я страсть как люблю все блестящее!

— Есть — да не про твою честь! — после теплой шубы в подвале сразу стало нестерпимо холодно, а злость, как известно, согревает: — Ступай восвояси, пока я тебе вторую щеку не разукрасила, для симметрии!

— Да кто ты такая?! — выпятила грудь черноволосая красотка.

— Ведьма!

Глядя на нашу перепалку, батька Тимофей только похохатывал, хлопая себя ладонями по бедрам, а, отсмеявшись, подтвердил:

— Точно, это наша новая старушка! Так что будьте с ней поосторожнее, не задирайте. А это, — он обнял рыжую с цыганкой за плечи, — это мои девочки, заблудившиеся в лесу! Не обижайте их.

С этими словами, очевидно, сочтя ритуал знакомства завершенным, атаман размашистым шагом удалился. Несколько раз переведя взгляд с меня на уходящую спину, смуглянка все-таки бросилась следом за покровителем, придерживая шубку на плечах руками. Но запнулась о торчащий из каменной кладки пола кирпич и растянулась под одобрительный смех остальных женщин. Атмосфера подвала была буквально пропитана духом товарищества и взаимовыручки...

Не оглядываясь по сторонам, чтобы не сталкиваться с любопытными взглядами "девочек", мы с Машенькой осторожно присели у огня и протянули ладони к жадному пламени.

— Я... я не хочу, чтобы мой ребенок рос в такой обстановке! — дрожащим голосом прошептала горничная.

— Рожать ты будешь во дворце! — я ободряюще сжала ее руку, не представляя, как буду выполнять обещание. Похоже, подкоп — наиболее реальный выход. Правда, вокруг сплошной камень... Все это бред, бред! Какие могут быть земляные работы, когда Машеньке осталось донашивать месяц, максимум два? Хотя дату зачатия она называла довольно точно: "Тогда еще луна была такая большая-большая!" — я худо-бедно прикинула срок, опираясь на косвенные признаки. Да и прав атаман — далеко мы сможем уйти по такому снегу без верхней одежды? Летом меня, должно быть, вовсе посадят на цепь... Нет, к лету нас здесь уже не будет!!!

Я чувствовала себя Гердой, попавшей в плен к разбойникам — только тут не было доброй дочки атаманши, и никаких перспектив на побег с северным оленем. А как себя должна была ощущать Машенька — страшно даже подумать!

— А что это за "девочки, заблудившиеся в лесу"? — поинтересовалась я, чтобы отвлечь свою спутницу от грустных мыслей. — Какое-то местное выражение или анекдот? До меня не совсем дошло...

— А! — Машенька поморщилась. — Это просто сказки. Тимоха Отчаянный уже года два в старгородских лесах хозяйничает, вот и выдумывают про него люди невесть что. Он-де на самом деле и дворянин, подавшийся в разбойники после того, как его отвергла вероломная дама сердца...

— Что-то сомнительно, — вставила я.

— Никогда в жизни таких дворян не встречала, — подтвердила дворцовая горничная. — Еще рассказывают, будто управляет он своей бандой твердой рукой, и принимает туда только бывших солдат. Грабят они одних богатеев, а добро раздают беднякам...

— Свежо предание!

— Вот именно... Ну и, конечно, заблудившиеся в лесу девочки. Их люди Тимохи находят и выводят к дому, потому что знают тут каждое дерево... буквально в лицо.

— А мальчиков? — задумчиво поинтересовалась я.

— Что? — удивилась она.

— Заблудившихся мальчиков они из леса не выводят? Оставляют погибать от голода и холода под прикрытием теории естественного отбора?

— Про это я ничего не слышала, — призналась Машенька. — А девочек даже поименно называли!

— Цыганка, Рыжая и Рябая? — хотела пошутить, но неудачно — покосившись в сторону щеголяющих обновками женщин, она вновь замкнулась.

Лежанкой старой ведьме служила груда соломы, закинутая старым тряпьем. Перетряхивая лохмотья, я рассыпала спрятанные под ними сухие соцветия пижмы, которым обрадовалась, как родным — по крайней мере, в постели не будет блох! Ну, хотя бы не так много... Накрывшись одним одеялом, мы с Машенькой прижались друг к другу, и тотчас заснули. Быть может там, на воле, был белый день, но здесь, под землей, переполненным впечатлениями и волнениями, нам казалось, что с момента пленения прошло не меньше двух суток.

Глава 8.

Выспавшись и отдохнув, Машенька обрела былую живость и непосредственность и, кажется, вполне вписалась в окружающую обстановку: с утра меня уже ждал кувшин с горячей водой для умывания, так что на две секунды я почувствовала себя снова во дворце. И немудреный завтрак из хлеба с холодным мясом, напомнивший, что мы ничего не ели со вчерашнего дня.

Кто никогда не спал в корсете... Тот счастливый человек! Такое ощущение, будто всю ночь дробила, таскала камни и собственноручно мостила центральную старгородскую площадь. Тело ныло каждой косточкой, каждой мышцей. Сейчас бы на больничный... но некогда — на прием к новой ведьме уже потянулись жидкой вереницей первые клиенты с жалобами, в точности повторяющими придворный репертуар: "хочу, но не могу", "могу, но не хочу" и "меня никто не любит"! Каждому требовалось утешение и ободряющее слово надежды — все, мол, будет хорошо!

Порывшись в бабкиных запасах, я безошибочно (благодаря характерным соцветиям) опознала только два пакета с травками, какие сама часто использовала в прошлой жизни, еще во дворце. Остальные же безжалостно выбросила — быть может, это какие-то безумно полезные и даже дорогие сборы редких растений, но, не зная точно, для чего они предназначены, лучше не рисковать. У меня нет права на ошибку!

— Что это? — удивился батька Тимофей (или Тимоха Отчаянный, как прозвала его народная молва), когда я чуть ли не за руку подтащила его к "своему" углу, где прутиком в скопившейся за века пыли нацарапала список.

— Это то, что нужно для лазарета! — безапелляционным тоном заявила я. — Как мне людей лечить, если здесь даже самого необходимого нет?

— Бабка сама справлялась, — попытался увильнуть от ответа атаман.

— Летом я, быть может, и собрала бы собственный гербарий. Но некоторые травки нужные уже сейчас! А кастрюльки бабушкины твои "девочки" растащили — каши вон варят. В перегонном аппарате суп состряпали!

— С кашей я разберусь, — повел мохнатой бровью разбойник. И неожиданно гаркнул на весь подвал: — А ну, кто тут умеет читать, поди сюда!

— Я сама умею...

— А-а-а! — обрадовался батька. — Прочти тогда, что здесь нацарапано!

Я послушно зачитала список вслух. На каждом пункте атаман загибал один палец на руке:

— Хватит! — скомандовал он, когда свои пальцы закончились. — Больше не запомню. Обойдешься пока и этим!

— Только травки берите в третьей с краю лавке! Там немного дороже, зато сеном не так безбожно разбавляют, — напутствовала я. Не знаю, принял ли разбойник эти слова к сведению, но обнадеживающе кивнул.

Постепенно, день за днем, мы с Машенькой обустроили наш угол так, что любо-дорого: отгородились от общего зала драной занавесью, создав видимость домашнего уюта, из камней сложили подобие маленького очага. Система вентиляции в подвале работала таким образом, что дым от открытого огня столбом поднимался вверх, и можно было не бояться угореть. Первым делом после закрепления занавески я избавилась от ненавистного корсета — он только сковывал движения да зверски впивался в тело при каждом наклоне. Платье свободно сошлось на истончавшей талии — но прежней радости это мне не доставило. Максимум — облегчение, что не надо ничего подгонять и подшивать.

Мобилизовав остатки умственных усилий и весь ресурс девичьей памяти, я более-менее успешно пользовала разбойников (наиболее популярным диагнозом был похмельный синдром), безумно тоскуя по дневному свету. После долгих уговоров батька Тимофей все-таки позволил нам выходить на улицу — но только порознь и в сопровождении доверенных охранников. Возвращаться после этих кратких вылазок в вонючий подвал — все равно, что добровольно опускаться в разверстую могилу. Так я себя и чувствовала — полуживым зомби-шатуном.

Чтобы не впасть в апатию и не смириться с жизнью в плену, я ни на секунду не оставляла мыслей о побеге, рискуя, что это превратится в навязчивую идею. Хитрый трюк с особым набором трав, который травница Тамара непременно должна была узнать и понять, что это я подаю о себе весточку, не удался: не вчера родившийся атаман отоваривался в нескольких лавках, из каждой принося по одному пакетику. Так что теперь все мои надежды были связаны с этими короткими прогулками: а ну, как нас для виду покатали по лесу в карете, а город на самом деле — вон за той горкой? Или даже поза-той...

Каждый раз меня удивлял один вопрос: там, под землей, день и ночь горели костры, чадили факелы... А тут, наверху, не было видно ни одной, самой тоненькой, поднимающейся из-под снега струйки дыма. Насколько же далеко могут уходить эти вентиляционные шахты? Порой мне приходила в голову "гениальная" мысль каким-нибудь образом подняться под самый потолок, втиснуться в вентиляционный колодец и пробраться по нему — кто знает! — может быть, прямо до самого Старгорода. Понятно, как банде удается уже два года удерживаться в лесу: чуть облава или антитеррористическая операция — ушли под землю и затаились, как мышки.

Радиус исследований ограничивался тем расстоянием, на которое девушка в одном платье может зимой отойти от теплого подземелья. Я почти привыкла к неудобным дощечкам на подошвах, к пронизывающему зимнему ветру — и даже не удивлялась, как не подхватила воспаления легких: бушующая в грудной клетке ярость, помноженная на волю к свободе, казалось, были свободны не только обогреть холодный лес вокруг меня, но и растопить вековые полярные льды. Отобранную шубу ни одна из "заблудившихся девочек" носить так и не смогла: стоило кому-нибудь надеть или хотя бы накинуть ее на плечи, как он тут же начинал спотыкаться на ровном месте, и в конце концов падал. Пошел слух, что шуба заколдованная, так что теперь она без дела висела на вбитом между каменными кирпичами деревянном клине как "охотничий трофей".

В одну из таких коротких вылазок — до посинения и обратно, — я обнаружила куст боярышника, усыпанный полупрозрачными мороженными ягодами, и решила набрать немного в карман для Машеньки — ей сейчас особенно витамины нужны.

— Замерзнешь, ведьмочка, — пробасил сопровождающий разбойник, и заботливо накинул мне на плечи свой тулуп. Я тут же по колени утонула в снегу. Приближалась весна (а может, и шла полным ходом: под землей мы не то что часов — дней не наблюдали), и ноздреватый, рыхлый снег не выдерживал человека даже в деревянных "ластах". Единственная уступка, на которую пошел атаман — драная шаль, которой худо-бедно можно было обмотать шею и плечи. Под теплым тулупом я быстро согрелась:

— Спасибо... Ой!

Длинный шип боярышника коварно воткнулся в палец. Густая красная капля медленно набухла, и драгоценным камнем упала на снег. В сердце зашевелилась острая колючка тревоги — за короля. Не верится, что своим ведовским шарлатанством при дворе я насолила кому-то до смерти. Скорее всего, некто решил устранить со своего пути препятствие — ведь моя официальная должность включает в себя функции магического телохранителя, заслоняющего монарха от дурного завистливого глаза. Ну, во всяком случае, пугала для суеверных врагов. И, судя по всему, пугала хорошего — еще так спалилась с этой отравленной едой... Дураку ясно, что это колдовство — не просто же так, из-за плохого настроения, придворная чародейка охаяла рагу! А теперь сижу в лесу, где не то, что защитить — какой из меня защитник, по совести говоря! — даже предупредить об опасности никого не могу. Вся надежда, что Инквизитор сложит два и два, и догадается, что мы с Машенькой не подались в бега, а пропали не по своей воле.

— Тихо! — внезапный толчок в спину застал врасплох — рассыпав собранные ягоды, я с размаху уткнулась лицом в снег. Тряхнув нависающую сосновую ветку, разбойник обрушил на меня сверху целый сугроб, и сам точно провалился сквозь землю. Догадавшись, что это не спроста, я не стала громко возмущаться и раньше времени подыматься из импровизированной берлоги, а послушно затаилась. Прохожие в лесу тоже разные бывают, могут такие бандиты попасться — похлеще моих. Да и честный купец сперва разрядит арбалет, а уж потом будет разбираться — в кого.

Сквозь толщу спрессованного снега чувствовалась дрожь земли — сюда приближался всадник. В таких сугробах лошадь завязнет по пузо, значит, где-то рядом проходит наезженная дорога. Еще не зная, как такая информация может мне пригодиться, я мысленно завязала узелок на память, и аккуратно прочистила уши. Пожалуй, топот слишком частый — не всадник, а пара коней в упряжке. Или даже тройка... Как бы узнать точно, кто это едет?

Точно по заказу, экипаж остановился у самой сосны, давшей мне приют и покров. Скрипнула дверца — карета! Кто-то тяжело выпрыгнул на землю и, судя по звукам, принялся нетерпеливо пританцовывать на месте, оглядываясь по сторонам.

— Не смогли мы голову найти — должно, волки отъели, — батька Тимофей подошел неслышно, будто явился из ниоткуда. Я вздрогнула — но для приехавшего это стало ожидаемой неожиданностью:

— Ах, оставьте эти подробности! — визгливо отозвался он. — Я совсем по другому вопросу!

Беседуя, они обошли вокруг кареты — ну, не может русский человек зимой разговаривать стоя на одном месте, непременно переведет энергию в моторику — заодно и согреется. Поэтому подробности нового дела мне расслышать так и не удалось, хотя я искренне напрягала уши. Долетели только обрывки фраз: "...шесть человек...", "...вооружены..." и "...после полудня...".

— Так что? — похоже, и разговор, и сами собеседники вернулись к началу.

— А, его будто сам черт хранит! — в сердцах ругнулся неизвестный.

Обмозговав идею внезапно подняться и изобразить восставшую из временной могилы покойницу (благодаря "макияжу" из смеси подземной грязи, паутины и сажи в снежных разводах выглядела для этого достаточно "хорошо"), я предусмотрительно осталась лежать без движения. Боюсь, Отчаянный атаман не оценит юмора...

...Карета отъехала, а я продолжала лежать под сугробом, предпочитая не попадаться на глаза батьке Тимофею — он мог совершенно неправильно оценить мое появление в этом месте в это время. И подала голос, только услышав встревоженный зов:

— Ведьмочка! Ты там не задохнулась?!

Заново насобирав полные карманы диких ягод, я вернулась под землю, едва не забыв вернуть разбойнику одолженный тулуп. "Не простудился бы", — запоздало проснулись угрызения совести. "Заболеет — вылечу", — легкомысленно отозвался внутренний голос. Только мозг не участвовал в диалоге, напряженно пережевывая информацию. Политика и уголовщина сплелись в голове в один тугой комок, но ни в какую не желали объединяться.

Машенька искренне обрадовалась неожиданному лакомству, но сразу заметила, что меня что-то тревожит:

— Что случилось, госпожа? Вы как-то странно выглядите.

— Да ничего, — вздохнула я. Сколько раз говорила ей, что теперь в одинаковом положении, товарищи по несчастью, и можно обращаться друг к другу на "ты" — Машенька продолжала строго блюсти субординацию. Наверное, это помогало ей поверить, что наш плен — не навсегда, и очень скоро все вернется на круги своя: — Наверное, просто простыла.

— Вы сегодня очень долго гуляли, — заботливо попеняла горничная и, усадив меня поближе к огню, принялась дополнительно укутывать. А потом и вовсе притащила кружку с каким-то горячим отваром.

— Кто из нас ведьма, ты или я?

— Вы, вы! И хорошая ведьма сейчас выпьет лекарство...

Более-менее успешно пользуя пациентов травами, сама я пробовала свой отвар впервые. Ничего, приятно: кисленький и освежает. Мяты я туда, что ли, напихала?

С холодка от горячего питья разморило не хуже, чем от рюмочки коньяка. Я не заметила, как заснула у костра, свесив голову на грудь...

...Дворец нежился в послеобеденной истоме. Дворяне свято блюли "тихий час", и в коридорах почти невозможно было столкнуться со спешащим по срочному поручению слугой. Лишь на кухне и в службах царила прежняя суета. Сегодня моя дорога лежала не туда — прежде мне никогда не приходилось бывать в крыле высшей знати, но во сне я двигалась уверенно, как будто точно знала, куда идти. Вот и королевская комната...

Он сидел на диване, положив вытянутые ноги на маленький пуфик и запрокинув голову. Подойдя поближе, я успокаивающе положила ладонь ему на лоб — вздрогнув, он проснулся и растерянно заморгал, пытаясь понять, что его разбудило. Подобные вольности по отношению к начальству возможны только во сне. И только во сне я могла увидеть в королевских глазах отражение собственного восторга и радости встречи:

— Ты... вернулась! — резко вскочив на ноги, он запнулся о лавочку, покачнулся, и лишь каким-то чудом сумел удержать равновесие.

— Я всегда рядом! — так много хотелось сказать — хотя бы вот так, сквозь сон! И как сложно оказалось подобрать подходящие слова.

— Но... Где ты была?! — казалось, ему тоже безумно хочется броситься вперед, обхватить руками и никогда больше меня не выпускать. И в то же время страшно...

— В одном ужасном месте, под землей.

— Но ты... — он вытянул руку, пытаясь схватить мне за локоть.

— Я жива!.. — я открыла глаза...

— Слава богу! — с облегчением выдохнула Машенька, и перестала трясти меня за плечи. — А то мне уж показалось... страшное.

— Что?

— Да так, — она уклонилась от прямого ответа. Ей не хотелось рассказывать — ну, а меня, признаться, не слишком тянуло выспрашивать. Хотелось снова и снова перебирать в памяти подробности сна — все выглядело настолько реальным! Ну, почему Машенька не разбудила меня на полчаса позже, не дала побыть в сказке еще хоть немного!

Глава 9.

В очередную вылазку за боярышником (а заодно разведать, что там с дорогой) я отправилась во всеоружии — с большой кружкой наперевес. Машенька решила во что бы то ни стало сварить компот — или кисель... а может, и варенье. Из пространных объяснений сложно было сделать определенный вывод, но звучало вкусно. На этот раз меня сопровождал другой разбойник, не склонный к сантиментам: курточкой не поделился и, логично рассудив, что без верхней одежды я далеко не уйду, не потащился следом по глубокому снегу, ограничившись наблюдением издалека.

Уже подходя к кусту, я заметила, что сегодня меня уже кто-то опередил: он ходил ходуном, разбрасывая в стороны ягоды и маленькие веточки. У корней копошилась пушистая коричневая фигурка, напоминающая маленького медвежонка.

— Зара! — удивилась я. — Что ты тут делаешь? Мама тебя сегодня не ждала!

— Иди на...! — грубо отозвался "медвежонок". — Мама меня вообще не ждала!

Маленькая дочка Цыганки не жила с нами в подвале — она лишь иногда появлялась в лесу, основное время промышляя в городе: просила милостыню, приделывала ножки плохо лежащим мелким вещицам и подслушивала разговоры купцов, ожидающих прибытия обозов с товарами или отправляющихся в далекий поход — словом, была мастерицей на все руки. Не знаю, сколько ей было лет — выглядела Зарита на пять, но в больших невинных глазах орехового цвета блестела недетская смекалка.

— Хорошие девочки не говорят таких слов!

— А я — плохая девочка! И про тебя, тетя ведьма, всем расскажу!

— Что? — искренне удивилась я.

— Ты меня сглазила! — девочка резко обернулась, и я ахнула: из-под левого, опухшего и не открывающегося глаза, огромный лиловый синяк стекал чуть ли не до подбородка.

— Что с тобой такое случилось?! Упала?

— Мальчишки избили, — шмыгнула носом та, и снова яростно набросилась на боярышник.

— Из-за меня?

— Это же ты вчера сказала, что я хорошая девочка, а хорошие девочки не воруют.

— А при чем тут мальчишки?

Цыганочка вздохнула, удивляясь моей непонятливости:

— Я пыталась украсть у них игрушку. И уронила...

— Не знала, что ты играешь в игрушки.

— Я бы ее продала.

— Ага, — я задумчиво посмотрела на Зару — и снова вздрогнула, наткнувшись взглядом на опухшую щеку: — Сильно болит?

— А сама-то как думаешь? — потянувшись за дальней, наверняка самой вкусной гроздью, девочка оцарапалась о длинный шип и зашипела, как кошка.

— Дай подую.

— Это еще зачем, — проворчала Зарита, но отстраняться не стала. Нагнувшись, я подула на синяк, и пробормотала "заклинание", которым мама всегда лечила мои мелкие ушибы:

— У кошки боли, у собаки боли, у сороки боли, у вороны боли... А у Зары, хорошей девочки, не боли! Ну как, полегчало?

— Угу, — из вежливости согласилась девочка.

Из вежливости? На Зару не похоже!

— Надо еще что-то холодное приложить, чтобы отек спал, — я огляделась по сторонам, и набрала в горсть снега: — Да вот, хотя бы... Только не слишком долго, чтобы лицо не обморозить.

Послушно взяв с моей ладони сплюснутый снежный пластик, цыганочка прижала его к щеке — снег тут же принялся таять, стекая из-под ладони на подбородок смоляными каплями. Да, умыванием девочка себя явно не утруждает...

Спасибо маме... и отечественному кинематографу. Внешние карманы у меня, конечно, обчистили, но под юбку заглянуть не догадались, так что в маленьком кармашке, который я собственноручно пришила с внутренней стороны самой нижней поддевки (Машенька только хмыкала, разглядывая корявые стежки) сохранился неприкосновенный запас — две золотые монетки. Три уже начинали звенеть при ходьбе, а я и так исколола все пальцы, пока пришивала один кармашек. Да и перспектива черного-пречерного дня, когда этот запас сможет понадобиться, выглядела в то время более чем туманно. Не то, что сейчас...

При виде золотого кругляша ореховые глазки засияли, точно два солнышка:

— Что надо сделать? — Зара с готовностью протянула чумазую лапку.

— Ты сейчас вернешься в город, и отнесешь вот это в гостиницу "Корона", — вытащив из кармана грязноватую тряпицу, некогда бывшую носовым платком, я протянула ее "гонцу". — Передай портье... Или подбрось так, чтобы он этого не заметил.

— Волшебство? — девочка так же проворно спрятала руку за спину.

— Только для того, кто этот сверток развернет, — успокоила я ее. — Он меня обхамил однажды... Никак не прощу.

— А-а-а, — понимающе протянула она. — А если я его тем мальчишкам отдам — им будет что-нибудь плохое?

— Нет, он заговорен только на одного конкретного человека, — я покачала головой, и протянула монетку: — Когда вернешься — получишь еще одну такую же.

— Ты даже не заметишь, что меня не было! — схватив деньги и "письмо", Зара припустила по сугробам так, что только пятки засверкали. Надеюсь, она сделает все, как надо, и не станет по дороге экспериментировать, подействует колдовство на ее обидчиков или все-таки нет.

Разумеется, сверток не был ведьминым проклятием: за неимением бумаги и чернил, я написала послание на носовом платке — вернее, вышила крестиком, надергав цветных ниток из подола платья. А иголка у Машеньки, как у всякой хорошей портнихи, всегда была при себе.

Я таскала письмо уже несколько дней — даже пару раз распарывала зашитый суровой ниткой "конверт", чтобы добавить какие-то новые подробности, — но совершенно не представляла, какой почте его доверить. Ни один разбойник не взялся бы добровольно доставить собственную явку с повинной и донос на товарищей. Чаще всего возникала мысль о голубиной почте — но для этого была нужна птица непосредственно с дворцовой голубятни. А дикому лесному сизарю как объяснить, куда лететь? Так что без преувеличения можно было сказать, что эту девочку мне сам бог послал!

Скажем прямо, в плане розысков нашего с Машенькой конкретного места заточения письмо мало чем могло помочь: план проезда к тайному разбойничьему убежищу я набросать не могла — сама не знала. Поэтому ограничилась рекомендацией уточнить в архивах и исторических хрониках: где-то должно сохраниться упоминание о лесном замке, разрушенном до основания — скорее всего, взрывом. Приблизительное количество боеспособных разбойников дважды приходилось спарывать и уточнять — первый раз некоторых я пересчитала дважды, не слишком различая по лицам. Бороды и лохмы до плеч у всех выглядели одинаково, и вполне успешно заменяли бандитам классические черные шапочки с прорезями для глаз. Потом в убежище вернулся небольшой летучий отряд, выполнявший какое-то особое задание... Даже сейчас я не могла поручиться, что указанная цифра абсолютно верная.

Больше же всего пришлось поломать голову над подписью: "придворная чародейка" — звучит чересчур официально, да, может, меня уже давно уволили за небрежение служебными обязанностями. Просто "ведьма" — самой не нравится... Сомневаюсь, помнит ли кто-нибудь во дворце, как меня зовут на самом деле? Правда, я называла свое имя на первой беседе-допросе с королем и Инквизитором, но с тех пор никто ко мне так не обращался — я и сама его почти уже забыла. Немного поколебавшись, в конце концов все-таки решительно вывела: "Ольга". Руки так и тянулись простирнуть захватанную тряпку, но вышитый бледными нитками текст на мятой ткани станет совсем уж нечитабельным. Оставалось только скрестить пальцы и надеяться, то получивший такое послание портье не бросит его в огонь немедленно, а хотя бы попытается приглядеться.

К вечеру Зара в пещере так и не появилась. Впрочем, я и не ожидала, что мой "гонец" вернется с хорошими новостями так рано. Гром грянул на следующее утро...

Под землей не было закатов и рассветов, так что ориентироваться во времени было очень проблематично. Разбойники вовсе не утруждались такой ерундой, и свободное от нападений и грабежей время проводили по-медвежьи, в спячке. И мне не миновать бы полной дезориентации во временном пространстве, если бы не Машенька — каждый божий день на заре, точно разбуженная петушиным криком, она поднималась и приносила мне миску с теплой водой для умывания, как будто ничего не случилось и жизнь идет своим чередом.

При тусклом пляшущем свете масляной лампады, склонившись над миской с водой — жалкая замена зеркальцу! — я наводила марафет... точнее, страх и ужас. Древесный уголек из костра заменял всю косметику скопом, позволяя сделать из лица готическую маску в черно-серых тонах.

Внезапный шум заставил всех отвлечься от своих дел. Разбойник, оставленный Тимофеем наверху, следить за приближением к пещере случайных грибников и потенциальных врагов, вывалился из пролома в стене, спотыкаясь и хватая ртом воздух:

— Королевские... егеря! — выдохнул он.

Переполох, поднявшийся после этих слов, можно было сравнить с началом конца света. Вместо того, чтобы схватиться за оружие и грудью встретить врага, или отправить небольшой отряд, чтобы он отвлек на себя внимание основных сил противника и увел в сторону "от гнезда" по примеру курицы-наседки, мужчины лишь бестолково метались по подвалу, распинывая костры и наступая на продолжающих спать товарищей. Некоторых из них и пушечный выстрел не разбудит...

Женщины, напротив, кинулись собирать вещи и увязывать их в узлы — правильно, на каторге все пригодится... Не собираются же они пешком убегать от егерей через лес с таким грузом за плечами!

Поддавшись общему психозу, Машенька тоже было бросилась собирать в кучу какое-то тряпье и посуду.

— Погоди! Куда это ты собралась? — я схватила ее за руку.

— Не знаю... Как все, — растерялась она.

— Все сейчас вспомнят про нас, и начнут мстить, — пришлось напомнить, что мы здесь на особом положении. — Так что делай не как все, а как я!

Опустившись на четвереньки мы постепенно (и, хочется надеяться, незаметно для остальных) поползли вдоль стены. Спрятаться негде — ни ниш, ни проемов, даже углов в этом подвале не было, так что своеобразным укрытием нам послужила распятая на стене шуба. Может, хоть какое-то время не сразу заметят.

Сорвав со стены предательский факел, я изо всей силы отбросила его прочь — обратно вернулся звук удара и сдавленное проклятие. Кажется, попала в кого-то... Ну, извини!

— Нет ее здесь! — кажется, мы очень вовремя покинули свое прошлое пристанище. Хриплый голос возницы с перерезанным горлом невозможно было перепутать с любым другим.

— Да куда она может деваться! — уверенно рявкнул Отчаянный Тимоха.

Машенька пискнула мышкой и, дрожа, прижалась к моему боку — как будто так мы становились менее заметными.

— Вот она! — прохрипел разбойник. Где-то совсем близко... предательская слабость в ногах... Вот бы стать незаметной-незаметной... прозрачной!

— Это шуба, дурак! — осадил подручного атаман.

— Спрятались за ней...

— И ноги поджали? — хмыкнул батька Тимофей. — Черт с ними, пора рвать когти!

Как только разбойники повернулись к нам спинами, я почувствовала шевеление под боком, и успела ухватить Машеньку за руку:

— Ты куда собралась?

— Туда, к выходу!

— Балда! Остальные только нас и ждут. Попасть под дружественный огонь тоже мало приятного. Давай туда, за атаманом!

— Я боюсь! — уперлась горничная. — Заметит!

— Ничего, прорвемся! У него наверняка есть какой-то план.

Делу — время, а телу — бремя... Немного поколебавшись, я сняла со стены свою шубу и накинула на плечи. Мало ли что с ней может случиться во время штурма! Стараясь держаться в тени стены, не натолкнуться на кого-нибудь из разбойников, и в то же время не потерять из виду удаляющие спины батьки Тимофея и Хрипатого, мы с Машенькой успели заметить, как атаман хлопнул по стене ладонью, после чего они вместе с сообщником буквально прошли сквозь холодный камень! Когда к этому месту подбежали мы, там вновь была гладкая кирпичная кладка.

Я в задумчивости остановилась: а вот горничная, не сомневаясь ни секунды, рванулась вперед, и гулко врезалась лбом в стену.

— Ты что?!

— Я думала, еще можно пройти, — потирая ушибленное место, призналась девушка.

— Мала еще без меня сквозь стены проходить... Кажется, этот, — сделав поправку на разницу в росте, я всем телом навалилась на камень, по которому стучал Отчаянный Тимоха. То, что со стороны и в чужом исполнении выглядело легко, от меня потребовало приложения немалых усилий. Когда я уже совсем было пришла к выводу, что ошиблась кирпичом, он неожиданно поддался и ушел в стену вместе с изрядным куском кладки, открыв дышащий сыростью провал.

— Так и знала! Не могли же прежние хозяева попадать в свой подвал только через пролом в стене, или с потолка спускаться! — удовлетворенно заметила я. Нашарив глазами еще не до конца прогоревший факел, вытащила его из крепления и взмахнула, как знаменем: — Вперед!

— Я боюсь, — Машенька задрожала всем телом.

— Прорвемся! — эх, мне бы на самом деле хоть половинку этой уверенности.

Взявшись за руки — ни дать, ни взять, две школьницы перед прививочным кабинетом, — мы дружно шагнули вперед. Лично я при этом, признаюсь, крепко зажмурилась — а Машенька и вовсе обмерла. Стенка за нашими спинами со зловещим скрежетом вернулась на свое место — скорее всего, сработал рычаг, спрятанный под одной из плит пола, по которым мы только что прошлись, или система противовесов с каким-нибудь примитивным таймером, вроде песочных часов... но получилось очень эффектно!

Машенька сдавленно пискнула и начала медленно оседать — кажется, собирается потерять сознание. Как не вовремя! Я ободряюще сжала ее ладонь:

— Не бойся, как вошли — так и выйдем! В крайнем случае, пересидим тут, пока суматоха не уляжется, и поищем рычаг с этой стороны.

— Я вовсе не боюсь, — дрожащим голосом отозвалась моя спутница. — У меня земля уходит из-под ног!!

— Что? — я опустила факел — каменная плита, на которой обеими ногами стояла Машенька, действительно медленно, но верно уходила вниз.

— Соскакивай скорее!

Как могла, одной рукой я тянула ее за шиворот вверх, помогая выбраться из ямы. Можно было ненадолго положить факел на пол, и взяться обеими руками, но страх, что единственный источник света может погаснуть, и мы останемся в полной темноте в этом полном ловушек коридоре, не позволял пальцам разжаться. Странная, конечно, западня — рассчитанная на очень медлительного врага. Или тяжелого рыцаря в полном комплекте железных доспехов. А может, просто механизм испортился от времени?

— Куда теперь? — выбравшись на твердый пол, Машенька была бодра и готова к новым подвигам.

— Пока вперед. Выбор у нас небольшой.

— А теперь?

Я по очереди осветила первые метры двух разветвляющихся коридоров. Кажется, у левого ответвления пламя слегка дрогнуло.

— Сюда! Кажется, отсюда идет сквозняк.

— Ну, и что за радость, если нас сейчас еще и сквозняком продует, — неожиданно заупрямилась моя спутница. — Мне правый коридор больше нравится! Он и шире, и светлей, и чище...

Я изумленно покосилась сперва на Машеньку, а затем на коридоры-близнецы. Хотя, если присмотреться повнимательнее, в правом действительно на полу ни пылинки, а вот в левом будто постелили пушисты серый ковер. И уже порядочно натоптали... сапожищами 45-го размера.

— Не нравится мне все это. Кто здесь пылесосит? И зачем? Все-таки нам налево! Тем более, и Тимоха туда пошел.

— А зачем нам догонять этого разбойника? — Машенька попыталась вырвать у меня свою руку: — Разве это подходящая компания для порядочной девушки? А оттуда меня кто-то зовет... так ласково...

— Машуль, когда в компании один слышит голоса, а другой нет — это очень плохой признак, поверь мне на слово, — пыталась увещевать я, но, взглянув на девушку, поняла: поздно. Машенька страшно побледнела, и смотрела сквозь меня совершенно застывшим взглядом. Черт, может, тут газ какой-нибудь скопился галлюциногенный? Кто знает, что в этих подвалах раньше хранили, может, настойку мухоморную. Ядреную — до сих пор не выветрилось...

— Заткни уши! — без особой надежды быть услышанной крикнула я, и решительно устремилась в выбранном направлении, не разжимая руки на вялом запястье.

Машенька не то, чтобы активно сопротивлялась — тогда бы мы до сих пор пластались в этом коридоре, и еще неизвестно, кто победил, ведь ударить беременную мне не позволяли моральные принципы и простая человечность. Но чтобы заставить ее сделать хотя бы маленький тараканий шажок, следовало приложить немалое усилие. Через пару метров я уже взмокла, как мышь под метлой. Еще эта шуба... К счастью, чем дальше мы уходили от зловещей развилки, тем больше горничная приходила в себя.

— Да иду я, иду, — отозвалась она после очередного рывка, и я недоуменно встряхнула головой: — Что это было? В уши будто воды кто налил...

— Пошли скорее, пока нам тут действительно по уши не налили, — поторопила я ее. — Кто знает, какие еще ловушки в этом подземелье — могут ведь и воду пустить!

— Так может, вернемся?

— Только через мой труп! Нет, назад нам теперь дороги нет.

Вот за что люблю Машеньку в нормальном, незагипнотизированном состоянии: ни одного вопроса-переспроса, подобрала юбку и пошла вперед. Разве можно обмануть такое доверие?

К счастью, дальше коридор больше не раздваивался и не растраивался, ведя прямо к цели. Летом выход из подземелья, очевидно, заслоняла густая лесная растительность, а сейчас мы просто уткнулись в рыхлую снежную стену, в которой чьи-то трудолюбивые руки прокопали широкую нору, уходящую вверх под небольшим углом. Еще осыпается... Толща спрессованных снежинок красиво просвечивалась солнцем, и я невольно залюбовалась. Вот он, путь к свободе! В буквальном смысле этого слова на белый свет.

Я воткнула в снег древко все еще не погасшего факела — но тушить не стала, мало ли как все обернется! — и передала Машеньке шубу:

— Эх, вспомню молодость! В детстве мы с ребятами с нашего двора целую крепость снежную построили, вот там были норы так норы, куда уж этой! Правда, нам родители помогали... Пойду вперед, а ты жди здесь и ничего не делай. Если увидишь что-нибудь страшное — в драку сразу не вступай, а кричи и бегай по кругу, пока я не вернусь. Ну, с богом!

Упираясь локтями, я быстро поползла вверх. Достаточно широкий, чтобы протиснуться взрослому мужчине, ход шел под удобным углом, ползти было одно удовольствие. Совсем как в детстве... разве что тогда родители всегда наряжали меня тепло, как на Северный полюс, и после горок от меня буквально пар валил — хоть яичницу на лбу жарь. А сейчас холодная крупа сыпалась прямо за шиворот, забивалась в декольте... Рук я уже давно не чувствовала. Не ведьма, а снежная баба... Теперь хорошо понимаю, как должна чувствовать себя сосиска, забытая в морозильнике и постепенно покрывающаяся инеем...

К счастью, лаз довольно быстро закончился, и я с удовольствием глотнула свежего вольного воздуха, но не стала замирать и любоваться природой, а развернулась и тут же юркнула обратно в нору. Ползти-катиться вниз было несравненно удобнее!

В подвале было темно, как... в подвале, к тому же пахло еще пакостнее, чем мне запомнилось перед "восхождением" — кажется, паленой щетиной.

— Машута! — испуганно воскликнула я.

— Факел погас, — печально отозвалась невидимая в потемках девушка. — Упал... Да так неудачно...

— Ну, и бог с ним! — облегченно отмахнулась я. — Иди сюда, сейчас я тебя наверх подыму. Только сперва шубу застегни.

— Но...

— Хотя бы верхние пуговицы! А теперь ложись в снег... Да не на живот! Спиной.

Умница, Машенька не стала задавать лишних вопросов и тянуть время, а послушно вытянулась на снежном склоне в позе египетской мумии. Даже ручки на груди сложила...

Немногие из моих школьных подруг уже успели обзавестись потомством — но и из общения с этими немногими я успела твердо уяснить: беременным нельзя поднимать руки, даже чтобы белье развесить или чашку с посудной полки достать. Мне даже пытались объяснить, из-за чего, но подробности уже забылись. Одно я помнила твердо — это чревато самыми неприятными последствиями, вплоть до преждевременных родов. А оно нам надо?

Поэтому, спустившись пониже, я вытянула руки и вцепилась в воротник шубки. Надеюсь, выдержит... Северные скорняки старались на совесть!

Легче всего нам дался первый метр. Машенька вела себя хорошо, лежала спокойно и не брыкалась, пытаясь помочь. Шуба скользила вверх по склону, точно намазанная салом, и не норовила соскользнуть вниз — значит, все-таки не из кротовых шкурок. У кротов, я где-то читала, мех устроен таким образом, что как погладишь, так и ложится — чтобы зверек в своих подземных коридорах не застревал, если понадобится назад сдать. Да и вообще, сколько этих кротов надо наловить на целую шубу — представляю себе полк "добытчиков-звероловов" с лопатами наперевес... наверное, надо мной просто подшутили, не бывает кротовых шуб!

А вот идея подоткнуть юбку, прежде чем снова спускаться в нору, была просто гениальной! Жаль, поздно пришла... когда проклятая юбка уже совершенно наделась мне на голову, сковав движения. Локтями я по-прежнему могла упираться в стенки тоннеля, да что толку — одновременно с этим прижималась и ткань. Проделать тот же трюк при помощи коленей не удавалось — суставы не такие гибкие. Мы с Машенькой надежно застряли в самой середке снежной трубы. Снова спускаться вниз, подоткнуть (а то и оторвать ее напрочь!) юбку, оставить Машеньку, подняться, развернуться и снова спуститься за оставленной подругой страсть как не хотелось. Однако альтернатива не прорисовывалась.

Внезапно в памяти всплыл еще один эпизод моего славного детства, относящийся примерно к тому же периоду, что и постройка во дворе снежной крепости: первое посещение плавательного бассейна. Разумеется, сразу в воду нас, первоклашек, никто не пустил, сперва все движения нужно было отработать на суше, и лишь после этого неофитам торжественно вручили пенопластовые дощечки-лодочки и показали, где лесенка. Оказавшись в воде, я тут же бодро поплыла — только, к изумлению тренера, не вперед, как остальные, а задом наперед, загребая воду ногами вместо того, чтобы отталкиваться. Несколько занятий потребовалось на то, чтобы помочь мне сменить вектор направления — но все равно плыть головой вперед у меня получалось медленнее... и несравненно скучнее!

На пробу я сделала ногами несколько загребающих движений. Некоторые вещи не забываются, это как езда на велосипеде — пара падений, и тело рано или поздно все вспомнит само. Вот и на этот раз — несколько нерассчитанных ударов пятками в снежный свод, обрушивших на нас по пригоршне снежинок, и я бодро погребла к выходу.

Не скажу, что это было так уж легко — кто пробовал когда-нибудь плыть против течения вверх по водопаду, наверняка меня поймет. Дело шло в разы медленнее, чем при помощи локтей, я выбилась из сил быстрее, да и снежный коридорчик после этого выглядел так, точно, несмотря на тесные размеры, в нем кипела жаркая драка. Но в конце концов мы это сделали! Думаю, даже форель мною бы гордилась.

Взмахнув в воздухе голыми ногами, я уже по-человечески смогла встать на четвереньки и вытянуть Машеньку из снежного жерла, точно пробку из бутылки:

— Поздравляю, мамаша, у вас девочка!

— Что? — она стряхнула снег с лица и ушей.

— Ничего — это я не с тобой...

Облегченно вздохнув, снежное лоно закрылось. Ничего себе! В дополнение к холодному пронизывающему ветру ледяная рука схватилась за сердце: а если бы вся эта масса обрушилась нам на головы?! И никто не узнает, где могилка моя... Вот что называется — повезло, так повезло!

Пока я оглядывалась назад, Машенька отряхнула снежинки с бровей, смело взглянула вперед и тут же заметила главное:

— Убегают!

— Кто?

Даже если подкоп и отнял у них изрядное время — пока мы, в свою очередь, занимались подснежным плаваньем, Тимоха с Хрипатым должны были уже десять раз успеть добежать до местного аналога канадской границы. Однако солнечная погода подготовила разбойникам коварную ловушку, и рыхлый весенний снег, подтапливаемый теплыми лучами, не выдерживал веса взрослого мужчины даже с дощечками на ногах, так что на каждом шагу бандиты проваливались по пояс, и будто разыгрывали жанровую сценку: ледокол (батька Тимофей), широкой грудью прокладывающий дорогу во льдах для баржи (Хрипатого). Хотя и сложно сказать, в каком снегу брести сложнее, взрыхленном или нетронутом?

— Стойте! — ух, аж у самой уши заложило! Ну, и акустика — в этой ложбинке театр бы построить...

На разбойников, по-видимому, внушительный окрик тоже произвел впечатление — оба замерли, как вкопанные... Хрипатый даже ногу занесенную не опустил, так и остановился в позе журавля на болте.

— Вообще-то Тимоха спас вам жизнь, — Машенька подергала меня за рукав. — Ведь мог бы выдать заказчику...

— Ага! А когда в последний раз приходили прощаться, то ножички прихватили только для самообороны, — съязвила я, но невольно почувствовала, что поднявшаяся в душе волна гнева потихоньку откатывается. — Ладно уж, бегите! Но помни, Тимоха, теперь ты — мой должник!

Как будто в снятом с паузы фильме атаман с пособником как ни в чем не бывало бросились дальше — даже не обернулись напоследок, не говоря уже о том, чтобы попрощаться...

Внезапно из-за купы деревьев, откуда уже давно доносился интригующий шум, вылетела одинокая шальная стрела. Кто-то палил в белый свет, как в копеечку, но попал очень точно — схватившись за шею, Хрипатый повалился на снег, и оросил его чистый холст алой кровью.

Не знаю, как я преодолела разделяющее нас расстояние. Не помню, чтобы увязала в снегу... просто, кажется, в следующий за падением момент каким-то чудом перенеслась к раненому разбойнику. Отчаянный Тимоха, не оборачиваясь, продолжал отчаянно улепетывать. Вот это я понимаю, дружба и взаимовыручка!

Не зная толком зачем, собственно, прибежала, и что собираюсь делать, я опустилась на колени рядом с умирающим. Хотя Хрипатый, лежа на спине, еще дышал и моргал глазами, было понятно, что не дни даже, а часы... нет, минуты его сочтены. Войдя чуть ниже левого уха, стрела прошила горло насквозь и вышла спереди. Если кровь и не хлестала фонтаном, то только оттого, что рану закупоривало деревянное древко. Хорошо помня из многочисленных приключенческих романов и прослушанного в незапамятные времена курса оказания первой помощи, что делать этого не стоит ни в коем случае, я тем не менее схватилась за стрелу. Древесина подозрительно легко хрустнула под пальцами, оставив в ладони обломанный кусок с наконечником. Теперь ничто не мешало вытащить оставшуюся часть метательного снаряда из шеи пострадавшего, что я и сделала вопреки здравому смыслу.

Не река — настоящий фонтан, водопад, океан крови хлынул мне на руки и юбку, без того уже ни на что не похожую. Разбойник вздрогнул, и совсем было собрался помереть, но в последней, наверняка совершенно бессмысленной попытке остановить кровоизвержение, я зажала руками обе раны — входящее и выходящее отверстие. Несколько секунд левая ладонь чувствовала слабые толчки, похожие на биение пульса, а затем весь мир вокруг нас будто замер: лишь в уголке глаза лежащего разбойника появилась большая бриллиантово-прозрачная слеза, медленно набухла и скатилась по грязной щеке, утонув в снегу.

"Мертвые не моргают", — напоследок успела подумать я, и... потеряла сознание.

...Любимый бежал по облаку, проваливаясь в него почти по пояс при каждом неосторожном шаге. Вот я и умерла — тела не чувствую, и все вокруг такое белоснежное, сияющее...

Милый подбежал совсем близко — я всегда знала, что он настоящий ангел! Но вот повел себя вовсе не по-ангельски: схватил меня за плечи и принялся энергично встряхивать — душа тут же торопливо вернулась в тело, заставив почувствовать каждую клеточку, каждую ноющую жилку, каждый сантиметр горящей от холода кожи.

— Я... жива? — в голосе явственно чувствовалось больше недоверия, чем радости по этому поводу.

— Сколько крови, сколько крови! — вместо ответа пробормотал он, и принялся ощупывать меня в поисках ран — не слишком-то трепетно и нежно... хотя мое посиневшее пупырчатое тельце сейчас вряд ли хоть у кого-то могло вызвать эротические ассоциации. Разве что у не слишком притязательного маньяка-некрофила.

— Это не моя, — в первом порыве подавшись навстречу, в следующую секунду я вспомнила, в каком виде покинула разбойничью пещеру и, отталкиваясь руками и ногами, насколько рыхлый наст позволял на него опереться, поползла прочь.

— А чья?

— Разбойника... Он где-то тут же должен лежать.

— Никого нет, — он покачал головой. — Наверное, не добила. Ну, да, вот и стрела валяется — вырвал и убежал.

— Не мог он убежать, не такая это рана!

— Кровавых следов нет. И вообще никаких следов. Не по воздуху же он улетел!

— Не подходи ко мне! — устав ползать по поляне кругами, наконец приказала я.

— Почему?

— Я... Грязная, страшная! По-моему, в этом платье даже блохи завелись! Не хочу такой запомниться! — насколько проще была бы жизнь, если бы мы всегда говорили то, что думаем... Но и на этот раз, сердито посопев, я лишь выдавила: — Не хочу, и все!

— Глупенькая! — усмехнулся король, и одним движением подхватил меня на руки. От прикосновений горячих ладоней я почувствовала, что вот-вот растаю, как Снегурочка... В кино или книге такой романтический момент главные герои непременно закрепили бы в меру страстным поцелуем. Забыв обо всем — даже о том, как выгляжу, — я облизала губы и подалась вперед. Он медленно наклонился... И тут снова — как всегда, в самый неподходящий момент, — я потеряла сознание!!

Глава 10.

Пришла в себя я довольно быстро, но дипломатично предпочла пока не подавать признаков жизни — так приятно было почувствовать себя не "всемогущей, прости, Господи, чародейкой", а просто слабой, нуждающейся в заботе женщиной!

Утопая в снегу то по колени, а то и по пояс, любимый стоический шагал вперед, периодически теряя то равновесие, то меня (падать было мягко, так что лично я не в претензии). Однако так выбираться из сугробного плена можно будет и несколько суток — двигались вперед мы в час по чайной ложке. Рядом с самым лучшим человеком на земле я готова была провести весь остаток жизни (на таком холоде она будет недолгой), но у него оказались другие планы на этот счет.

Пристально вглядевшись в мое безмятежно спящее лицо (сквозь полуопущенные ресницы все достаточно хорошо видно!), король, по-видимому, не заметил никаких признаков возвращающегося сознания, и с резким хэканьем перекинул меня через плечо, точно куль картошки. Мечтая, что когда-нибудь мужчины будут носить меня на руках, я все же представляла себе процесс несколько иначе... Но обижаться не стала. Просто не успела, в очередной раз лишившись сознания — на этот раз всерьез и надолго.

...Очнулась от неприятного ощущения потряхивания и покачивания. Ну, точно — я в карете... И кто-то осторожно похлопывает меня по щекам:

— Машенька! — ее встревоженная мордашка была первым, что я увидела, открыв глаза: — С тобой все в порядке? Живот не болит?

— Слава богу, госпожа, вы очнулись! — всхлипнула девушка.

— Ну-ну, успокойся, — я потрепала ее по плечу и попыталась выпрямиться: сиденье кареты было сплошь усыпано мириадами мягчайших подушечек, и я барахталась в них, как муха в меду, не находя точку опоры. Просто королевская роскошь!

— Ваше величество! — мой венценосный работодатель, удобно (насколько это вообще возможно в скачущей по ухабам карете) устроившийся на противоположном сиденье, спиной по ходу экипажа, ответил встречным реверансом:

— Госпожа придворная чародейка!

— А что Вы тут делаете? — от растерянности я не придумала лучшего вопроса.

— Прибыл на зов о помощи.

— Но зачем же лично, подвергая свою драгоценную жизнь такой опасности! Можно было просто послать егерей, — боже мой, что я несу! Наручники мне... на язык!

— Я не мог прореагировать иначе на личное письмо.

— Личное?!

— Вы подписали его собственным именем. К тому же не думаю, что подвергался в лесу большей опасности, чем во дворце. С Вашим исчезновением там стали твориться странные вещи...

— Это заговор! — хором воскликнули мы с Машенькой.

И, дрожа от верноподданнического азарта, принялись наперебой вываливать на сюзерена информацию. Только одного мы так и не смогли ему назвать — имени заказчика. В лучших разбойничьих традициях, Тимоха общался с ним один на один, без свидетелей, и знали злодея в лицо разве что он да Хрипатый. Эпизод, когда я благородно отпустила разбойников на все четыре стороны (хотя и не могла противопоставить им никакой реальной силы, кроме криков и угроз) деликатно обошли. О том, что случилось после того, как я в первый раз упала в обморок — наверное, от вида крови, — знала только Машенька:

— Госпожа опустилась на колени и принялась водить над разбойником руками, — с готовностью доложила об увиденном она. — Потом схватила его за горло... И замерла. Потом медленно завалилась на бок и упала в снег. А еще через какое-то время разбойник поднялся и ушел...

— Этого не может быть! — перебила я рассказчицу: — С такой кровопотерей он не мог далеко уйти! Ваше величество, вы же сами видели!

— Следов не было, — то ли поддержал, то ли возразил мне он.

— Разбойники привязывают к ногам такие специальные дощечки, чтобы не оставлять следов, — горничная посмотрела на него снисходительно. — А я что видела, то и говорю. И ничего не придумываю. Правда, он покачивался на ходу, и хватался за деревья, но шел!

— Наверно, стрела просто оцарапала ему шею, — подытожил король.

— Разве от царапины бывает столько крови? — с сомнением заметила я. Теперь и сама не уверена, было это на самом деле, или просто показалось от переживаний. Стрела действительно могла проткнуть воротник, лишь слегка задев кожу...

— Стрела могла пробить разбойнику ухо, — в тон моим мыслям заметил бывалый вояка. — Такие ранения тоже сильно кровоточат.

Что ж, вполне может быть... Хотя все это казалось таким реальным!

В ответ на сообщение о заговоре, король поделился рассказом о поисках — собственно, до получения моего письма они буксовали на месте: меня видели то в одном конце страны, то в другом, но всякий раз тревога оказывалась ложной. Зато после "весточки из подполья" произошел настоящий прорыв. Разумеется, никто не отправился штудировать хроники вековой давности, пылящиеся в королевской библиотеке — такая идея могла родиться только в моем испорченном высшим образованием мозгу! Все оказалось гораздо проще: увидев в руках у голодранки салфетку с королевского стола, портье не стал долго рассуждать, а просто крепко ухватил Зару за грязную ладошку, и потащил во дворец. "Вестника" проводили сперва к отцу Михаилу, а после его визы — к главному.

Увидев вблизи "самого настоящего, живого короля", цыганочка нисколько не растерялась. Девочку подробно расспросили — разумеется, без запугивания и пыток (тут вам не какая-нибудь первобытная дикость, а просвещенное средневековье!), и она совершенно добровольно вызвалась не только описать дорогу, но даже проводить королевских егерей к тайному разбойничьему убежищу. Взамен Зарита получила обещание не отдавать ее матери и две серебряные монетки — в разы меньше, чем от меня за доставку письма! Впрочем, ее можно понять: ведьмино золото к утру еще не известно, во что превратится, а королевское серебро — вот оно: блестит и сверкает.

За душевным разговором время пролетело незаметно. По приезду во дворец, дабы не перетруждать мои усталые и обмороженные ноги, церемониймейстер — или камердинер, все никак не запомню название этой должности... а может, кастелян? — кликнул рослого плечистого слугу, и поручил отнести госпожу чародейку в ее покои. Со страхом покосившись на невероятно грязную растрепанную "госпожу", как никогда похожую на ведьму, тот послушно вытянул перед собой руки, точно ожидая, что я заскочу туда сама.

— Лучше возьми Машеньку, — наотрез отказалась я. Кататься на равнодушных руках — само по себе удовольствие ниже среднего, а уж когда они к тому же трясутся от страха... — Я уже очень хорошо себя чувствую!

Пошатываясь на подкашивающихся ногах и всеми силами стараясь не опираться на стены, я как могла, постаралась продемонстрировать великолепные равновесие и координацию движений. Кажется, получалось не очень — но, по крайней мере, не упала, что уже само по себе можно считать достижением. Обрадованный слуга подхватил на руки не менее грязную, но более, на его взгляд, безопасную Машеньку, и чуть не бегом припустил в сторону моих "покоев".

— Позвольте вас проводить, госпожа чародейка! — усмехнувшись, король подставил локоть. Я с благодарностью на него оперлась, и мы отправились вдогонку за первой парой. Взяв с ходу неплохой ритм, мы подошли к лаборатории через несколько секунд после того, как несший Машеньку слуга бережно составил девушку на пол, и несколько раз бухнул в дверь кулаком.

Открывшая нам Настасья с покрасневшим носом и опухшими от слез глазами пару мгновений смотрела прямо перед собой, словно не решаясь этим самым глазам поверить, а затем издала жуткий вопль, которым по праву мог бы гордиться любой потомок краснокожих:

— Госпожа вернулась!!!

Не ограничившись этим, она произвела еще несколько малоинформативных взвизгов общерадостного характера, и сплясала вокруг нас что-то вроде ритуальной пляски туземца-людоеда, в конце голодной зимы встретившего упитанного миссионера. После чего со всхлипыванием повисла у меня на шее:

— Зара... — начала было я, и... в глазах потемнело. Что-то я такая падучая в последнее время... Как бы это в привычку не вошло!

— ...Остынет...

— Лей!

— Ванну... — простонала я, не открывая глаз.

Хором охнув, девушки загремели ведрами.

— Я же говорила, — мстительно прошипела Машенька.

На нее приятно было посмотреть: чистенькая, розовощекая, в новом, чересчур обтягивающем платье — пошила его еще до похищения, и не успела расставить.

Навалившись на меня, как два трудолюбивых муравья на дохлую гусеницу, горничные сорвали грязное платье — в самом буквальном смысле, не расстегивая, а распластав его от ворота до низа, — и бросили окровавленные тряпки в угол. Горячая ванна наполнила тело приятной истомой, заставив кровь быстрее бежать по венам. В четыре руки меня скребли мочалками и вымачивали в трех водах, а я чувствовала себя, точно замороженная, а затем обданная кипятком помидорка — совершенно раскисшей. В горле першило, глаза слезились, в носу свербило...

— Похоже, простудилась я...

Ничего странного: наверняка сказываются те прогулки "налегке", да и когда мы удирали из подвала тайным ходом, сперва я как следует взопрела в шубе, а затем голой нырнула в снег. Чего и следовало ожидать!

— Сбегать за придворным лекарем? — подхватила юбки Настасья.

— Не надо! — с той самой памятной ночи, проведенной у постели обожженного крестьянина, мы с лекарем больше не встречались. Вернее, завидев меня в конце коридора, он резко поворачивался и быстрым шагом возвращался туда, откуда шел. Еще яду в микстуру подмешает... Лучше не рисковать: — Будем лечиться народными средствами! Заварите-ка чаю покрепче, с лимоном, да медку добавьте... липового.

Похоже, Машенька умела кипятить воду силой воли быстрее, чем это позволяют человеческие и физические законы. Через считанные минуты после того, как влетела в лабораторию, горничная уже совала мне в руки королевскую чашку с дымящимся содержимым. Рискуя спалить язык и небо, я сделала осторожный глоток... Ничего себе! Похоже, не посвященная в другие тонкости чаеварения кроме сакраментального "не жалей заварки!", Машуня попросту залила кипятком весь запас, так что в итоге получился чифирь повышенной крепости — от одного запаха аж волосы дыбом встали. Вдобавок добросердечная девушка выдавила в ту же чашку целый лимон, и меду бухнула от всей души — аж ложка стоит.

— Спасибо! Как раз на мой вкус, — пытаясь незаметно отереть выступившие на глазах слезы (а никто не говорил, что лекарство должно быть вкусным!) "призналась" я.

Кашляя, возводя глаза к потолку и давясь, я каким-то чудом все-таки умудрилась впихать в себя "микстуру", и облегченно отставила кружку в сторону. Настасья с Машенькой следили за каждым моим движением так пристально, что смухлевать и вылить "зелье" в цветочный горшок было совершенно невозможно. Да и не было в лаборатории цветочных горшков...

— Надо же, совсем ничего не изменилось! — я с умилением огляделась по сторонам. Все вещи стояли на своих местах, и Настасья явно каждый день аккуратно сметала с них пыль — когда мы въезжали в бывшую алхимическую лабораторию, у нас только на перемывание и отскабливание колб и реторт два дня ушло... Кстати, о колбах:

— А куда самая большая колба подевалась? Она же всегда на окне стояла!

Настасья испуганно взглянула на Машеньку, как будто ища у той поддержки и защиты от хозяйского гнева, и смущенно призналась:

— Король забрал!

— А ему-то зачем? — я не на шутку удивилась. — Неужели тоже занялся этими ужасными химическими опытами?

Снова всполошенные переглядывания. Да что там за тайны Мадридского двора?

— Так он ее вместе с веткой забрал... Той, ну, помните — которую вы в саду сломали...

— Ее король сломал! Мной...

— Ну, вот он ее и забрал без вас. В смысле, пока вас не было. Я не хотела отдавать, но ведь это же король!

Еще совсем недавно Настасья готова была бежать на край света по любому пустячному поручению, данному вышестоящим чином — а ниже горничных во дворце котировалась разве что кухонная обслуга. Теперь же едва не осмелилась перечить королю! Как разлагающе действует на неокрепший средневековый ум общение со мной.

Несмотря на ударную, почти смертельную дозу теина, внезапно дурманным одеялом навалилась сонливость. Решив не идти наперекор природе, я быстренько скомкала разговор, пообещав непременно разобраться с королем завтра же — пусть хоть колбу вернет! — и блаженно вытянулась на кровати. Наконец-то удобная, такая родная, мягкая моя кроватка с настоящим одеялом и подушечкой! Ну, теперь меня еще двое суток не добудятся...

Я проснулась сама уже на следующее утро. Ну, не то, чтобы совсем уж сама — в соседней комнате девочки, встающие всегда раньше петухов, с грохотом что-то уронили, и притихли, точно две маленькие мышки.

Пользуясь отсутствием лишних свидетелей (к чему шокировать неокрепшую средневековую психику!) я стянула насквозь промокшую, хоть отжимай, ночную рубашку, обтерлась влажным полотенцем, и во всей красе вытянулась перед вмурованным в стену зеркалом. Мутноватое, оставшееся еще от прежнего обитателя помещения и, по слухам, служившее тому для вызова всезнающих духов, с равным успехом оно применялось в мирных целях, безжалостно отражая голую правду. Откуда это у меня столько синяков — никто же вроде не бил? Неужели от поездки в карете? А эти жуткие круги под глазами — то ли от усталости, то ли сама накануне не до конца отмылась. Да уж, прямо скажем, не образец красоты и здоровья!

— Госпожа! — ахнули за спиной. — Вы выглядите так, будто все время отдавали этой проглотке свою порцию!

Машенька возмущенно пискнула и, похоже, ткнула подругу локтем под ребра — та ойкнула. Я вздохнула:

— В еде нас не ограничивали. Наверное, от нервов аппетит пропал... Настенька, будь другом, поменяй постельное белье... И перину неплохо бы как следует высушить.

— Пропотеть при простуде — первейшее дело, — тоном умудренной жизнью бабки-знахарки заметила Машенька.

— Кто из нас ведьма? — я усмехнулась и провела костяшками пальцев по выступающим ребрам. Сегодня в горле уже не саднило, и температура, судя по ощущениям, спала. Вот только все тело ломило так, словно мне всю ночь напролет пришлось махать кайлом в королевских каменоломнях: ныли каждая косточка, каждый нерв. И эта противная слабость в ногах — не ровен час, опять в обморок хлопнусь. Надо бы на витаминки приналечь...

— А принесите-ка персиковое платье!

Новая идея заставила оживиться не только меня, но и горничных. Бросив белье на пол — все равно стирать! — Настасья бросилась к ширме, скрывающей мой довольно небогатый платяной запас. Персиковое было настоящим старожилом: купленное без примерки в то время, когда я только-только получила назначение на придворную должность, и не могла ударить в грязь лицом. Выбранное за несказанную красоту, оно так и оставалось новым по одной простой причине: даже Настасья была не в силах затянуть на мне корсет до такой степени, чтобы сошлась застежка. Так платье и пряталось за ширмой — ни продать, ни подарить, — без особой надежды, что час его когда-нибудь пробьет. И вот — как говорится, нет худа без добра, — он пробил!

Пусть мне пришлось выпустить из легких весь воздух и не дышать, пока горничная с силой затягивала прочные завязки корсетной шнуровки, результат стоил того: теперь талию можно было без труда обхватить двумя пальцами, а пышная юбка придавала мне сходство с перевернутым цветком... Или персиковым облачком. Я тучка, тучка, тучка, а вовсе не скелет!.. Ах, как приятно тучке... Парам, парам, парам! Рифма забуксовала, но мне было, в общем-то, уже безразлично — хорошее настроение больше не нуждалось в вербальной стимуляции.

Легкими движениями кисточки я нанесла минимальный макияж, а девочки в четыре руки сообща соорудили на моей голове Стоунхендж из двухцветных волос. Теперь не стыдно и в свете показаться. Да что там стыдно — я просто обязана появиться при дворе, чтобы обнадежить друзей и повергнуть в ужас врагов короны и трона!

В коридоре придворную чародейку уже поджидали — похоже, очередь занимали прямо с вечера. Боюсь, окрыленная новым платьем и шампанским настроением я чересчур легкомысленно раздавала обещания. Теперь несколько месяцев кряду придется круглосуточно заниматься мыло— и зельеварением! Ничего, девочки помогут.

Оглядываясь на мрачные, покрытые страшноватыми гобеленами и факельной копотью дворцовые стены, я испытывала благостное ощущение возвращения к родным пенатам. Дом, милый дом! Интересно, испытала бы я такой же восторг, если бы вернулась не в Старгород, а в свой родной мир, пусть даже в еще более красивом платье?

Против обыкновения, при приближении к приемному залу количество встречных придворных и слуг постепенно снижалось. А в зале... никого не было. С королем что-то случилось! Наверняка простыл, барахтаясь в снегу!!

Выскочив в коридор, я буквально нос к носу столкнулась с Инквизитором:

— Отец Михаил...

— Госпожа чародейка, — степенно поклонился священник.

— А... где все?..

— Его величество сегодня не в настроении.

— Для чего? — глупо спросила я, и еще более глупо залилась свекольным румянцем. — С ним все в порядке? Он здоров?

— Абсолютно здоровы! — поспешил успокоить он. — Просто не пожелали заниматься государственными делами.

Я застыла с открытым ртом. Как это непохоже на короля! Никогда раньше он не отменял свои дела без уважительной причины... да вообще никогда не отменял! Ну, раз такое дело... воспользуюсь внезапно появившимся свободным временем.

Глава 11.

Осторожно приоткрыв дверь, я осторожно заглянула в комнату горничных. Сидя у окна, Настасья неловко орудовала швейной иголкой, и уже совершенно запуталась в тянущейся за ней длинной нитке. Свернувшись калачиком поверх покрывала, Машенька мирно посапывала на своей кровати — очень удачно!

Прижимая к губам палец, я знаками велела горничной одеваться потеплее и выходить. Понятливая девочка с готовностью оставила свой каторжный труд, и выскочила в коридор с душегрейкой в охапке:

— Гулять? — она так и била копытом, точно застоявшаяся у коновязи породистая лошадка.

— Потом — непременно, — пообещала я. — Но сперва — в меховой ряд.

— Хотите себе новую шубу заказать?

Я не удержалась от горестного вздоха. Эх, шуба, шуба... Роскошный подарок послов дружественной северной страны не пережил заключения в подвале: мех основательно пропах луком и чесноком, прокоптился дымом костров и пропитался целым букетом прочих слабоароматных запахов. А химчисток в этом мире еще не было... Хотя моей шубке уже никакая чистка не поможет: воткнутый в снег перед подъемом факел упал как раз на длинную полу, и выжег в ней здоровенную лысину. Как будто этого мало, кто-то из разбойников, выбираясь через узкий лаз, потерял ножик — вряд ли это была ловушка, иначе бы я точно в нее угодила, елозя туда-сюда. Теперь спину шубы пересекал неровный зигзагообразный разрез... А я-то думала, отчего Машеньку стало вдруг так тяжело тащить?

— Хочу — только не для себя, — я запустила руку в карман, где мелодично звякнули несколько монеток. На хорошую шубу с лихвой хватит пяти золотых... Возьму на всякий случай десять.

— ...Машке?! — догадалась девушка.

— Это самое меньшее, что я могу для нее сделать. Наверное, уже через неделю подземной жизни я перестала бы отличать день от ночи, и смирилась. А она, представляешь, каждое утро в одно и то же время приносила горячую воду для умывания, как будто все по-прежнему, и заставляла поверить, что все еще так и будет, понимаешь? Может быть, только поэтому я и не сошла тогда с ума...

— Она точно так же говорит, — задумчиво пробормотала горничная. — Что, если бы вы не сказали, что все будет хорошо, она сдалась и умерла бы, потому что жить под землей невыносимо. Она ведь боится темноты!

— Я тоже... не люблю. Выходит, мы помогли друг другу.

Когда мы с Настасьей проходили через ворота высокой стены, отделяющей дворцовую территорию от города, нас чуть было не сбил с ног всадник на лошади. Прижавшись спиной к каменной кладке, я почувствовала исходящий от скакуна запах потной шерсти и кожи, и сумела хорошо разглядеть ногу всадника, выглядывающую из-под такой знакомой полы короткой шубы.

— Его величество куда-то поехали, — подтвердил мою догадку Левушка. Несмотря на страшную рану, ему удалось выжить — каким-то чудом кинжал прошел в миллиметре от сердца. Но телохранителю все же пришлось полежать пластом, в ожидании пока затянутся жуткие рубцы, хотя он и рвался вскочить на ноги уже на следующий день, чтобы отправиться на мои поиски. А сегодня, когда начальник королевских гвардейцев предложил мне в сопровождающие другого телохранителя, Лев так выразительно наобещал тому всего плохого, что он счел за благо добровольно уступить сию хлопотную, но малославную обязанность.

— Король все эти дни постоянно надевал новую шубу, — заметила Настасья.

— И я его понимаю, — я смахнула каменную крошку с парчового рукава. — Мне моя тоже очень нравилась...

Подробно описав Машенькины параметры (на голову ниже меня и на полголовы — вот этой девушки), я принялась живописать скорняку желаемый фасон новой шубки. Даже сподобилась изобразить что-то вроде эскиза на листе грубоватой, но дорого ценящейся в этом мире бумаги. Однако чем больше я рассказывала и объясняла, тем сильнее остекленевал взгляд слушателя. В конце концов, на каждое сказанное мной слово он начал отвечать одной и той же фразой:

— Чтобы подол книзу слегка расширялся, вот так, трапецией, понимаете?

— Такого не может быть!..

— И воротник отложной, как вот тут, на картинке!

— Такого не может быть!..

— Тогда мы пойдем к конкурентам!

— Такого не может быть!.. То есть, это же бессмысленно — никто другой вам такой шубы тоже не сошьет, таких просто не бывает! Скорняжное сообщество этого не допустит.

— А если оно не узнает? — тоном змеи-искусительницы предложила Настасья.

Меховщик неуверенно оглянулся на прислушивающихся к разговору подмастерьев:

— Н-н-нет...

— А за двойную плату? — включилась в игру я.

— Э-э-э...

— И вы можете не ставить на шубу клеймо мастерской!

Против такого аргумента ни один бизнесмен устоять бы не смог:

— Не ставить клеймо? — пролепетал он.

— Тройную цену! — я поднажала. — Но учтите — если новый фасон войдет в моду...

— Мы возьмем за эту шубу обычную цену, и поставим клеймо мастерской, — вытирая усы, с улицы в мастерскую размашистым шагом вошел еще один мужчина, судя по замашкам — хозяин, а по внешнему сходству — отец того, кто принимал у нас заказ. Мимоходом старший отвесил молодому отеческий подзатыльник.

Еще раз выслушав наши сбивчивые объяснения и пожелания по поводу шубки, мастер внимательно рассмотрел сделанный мной рисунок, конусовидно заточенным кусочком древесного угля внес свои исправления, после чего с ходу на обратной стороне листа начертил выкройку и приблизительно рассчитал необходимое количество шкурок:

— Выбирать будете?

— Конечно! — в один голос воскликнули мы с Настасьей. Ни я, ни горничная не считали себя профессионалами, способными сходу отбраковать негодную шкурку, но до чего же приятно было покопаться в меховых грудах! Мы так разошлись, что навыбирали вдвое больше необходимого:

— Может, сразу и тебе шубейку новую заказать? — глядя жадным взглядом на собранную кипу, задумчиво пробормотала я.

— И у нас с Машкой одинаковые шубы будут, что ли? — надула губки девушка. — Нет уж, лучше подкоплю и сама куплю... Или заслужу.

— Не извольте беспокоится, сделаем все в лучшем виде! — пообещал мастер. Хотя сейчас его, кажется, гораздо больше интересовала не предстоящая работа, а небрежно отброшенный Настасьей в сторону тючок — три предыдущих скорняка на просьбу "подремонтировать" мою наградную шубку отвечали лишь полными ужаса взглядами, так что в этой мастерской мы даже не стали ее разворачивать. Однако ремесленник и в туго скатанном валиком мехе сумел угадать настоящее произведение искусства: — Северная работа?

— Югорская, — подтвердила я.

— Макарий, — уверенно опознал он руку мастера. — Старик уже, а стежок к стежку кладет, точно шкурку так и сняли целиком... Лучше бы работать учился, а не цену набавлять! — с этими словами суровый воспитатель вновь отвесил подзатыльник великовозрастному сынку. Тот лишь шмыгнул носом, безропотно принимая отеческое наставление.

— Хотите, я вам ее подарю? — неожиданно решилась я. Честно говоря, смотреть на изуродованную красоту было просто мучительно, а выбросить — не подымалась рука: — Для перенятия опыта, так сказать...

— Не-нет-нет! — мужик всполошно замахал руками, как будто я предложила ему постоять на стреме, пока буду обчищать королевскую казну: — Это слишком дорогой подарок!

— Можно сказать, просто бесценный, — горестно вздохнула я. — И он... ничего не стоит. Настенька, покажи...

Настасья послушно встряхнула шубку, в полный рост демонстрируя нанесенные меху повреждения.

Сказать, что увиденное потрясло скорняка — все равно, что сравнить Ниагарский водопад с веселым ручейком в дренажной канаве. У сурового плечистого кожемяки аж слезы на глазах выступили:

— Как... Кто это сделал?.. Как такое могло получиться?..

— Несчастный случай, — мне не хотелось углубляться в подробности, и мастер понятливо не стал настаивать. Как и продолжать отказываться от бесценного подношения — кажется, он просто окончательно потерял дар речи.

— Изготовим в кратчайшие сроки, госпожа придворная чародейка! — пробасил за него младший, отвешивая мне на прощание земной поклон.

— Просто гора с плеч, — искренне поделилась я, когда мы покинули лавку, и прогулочным шагом направились обратно во дворец: — Хотя я, кажется, на радостях столько заказов набрала, что нам теперь придется варить мыло, не разгибаясь, весь следующий месяц. Даже не знаю, как время выкроить, чтобы заказ забрать, не говоря уже о том, чтобы праздно гулять...

— Справимся, — уверенно заявила Настасья.

— Вы все можете, — из-за плеча пробасил Левушка. А в следующий момент мы с Настасьей еле дышали, прижатые к стене ближайшего дома его бревнообразной рукой: — За нами кто-то следит! — страшным конспиративным шепотом сообщил телохранитель: — Вон те двое идут от самой лавки!

— А до лавки они шли за нами от дворца, — я отвела руку и, поморщившись, растерла ребра — еще старые синяки не прошли. — Это же дворцовые гвардейцы, их ваш начальник за нами послал, для подстраховки...

— То-то я смотрю, рожи больно знакомые, — буркнул Лев. — Не доверяют, сталбыть... И правильно — в прошлый раз вон как опростоволосился, да и сейчас не сразу заметил...

— Потренируешься — и все придет, — я попыталась утешить бедолагу, но он лишь горестно вздохнул. Надеюсь, после возвращения во дворец пойдет тренироваться и накачивать мышцы, а не предаваться унынию и накладывать на себя руки...

— Вы гуляли без меня! — с порога разоблачила нас Машенька.

— Вовсе нет, выходили по делу, — подмигнув Настасье, бодро соврала я. — Сама помнишь, сколько нам всего назаказывали — надо запасы пополнить...

— А почему с пустыми руками?

— Заказали с доставкой... Откуда это так воняет? — я сменила тему — безыскусно, но вполне искренне.

— О-о-о! — многозначительно протянула девушка. Проследив за ее взглядом, я еле удержалась от смеха.

Пожалуй, когда-то это было шубой... или дубленкой... дохой, а то и пуховиком — сейчас уже невозможно было сказать определенно.

— Что это?! — в ужасе воскликнула Настасья.

— Шуба! — не обращая внимания на нашу реакцию, с гордостью заметила вторая горничная.

— Кхм... И где же ты ее отко... достала? — я опасливо отступила в сторону — не хотелось, чтобы наверняка обитающая в этих меховых развалинах моль обратила свое внимание на продукт посвежее.

— Одолжила у кухарки — она ведь все равно почти никуда не выходит...

— И я ее, в общем-то, понимаю, — под нос себе пробормотала Настасья.

— Главное — теплая! А моль... и вытрясти можно.

— Не только можно, но и нужно! — отступив еще немного, я оказалась в лаборатории, и категорически потребовала: — А еще лучше — вывесите ее за окно. Пусть хотя бы верхний слой промерзнет хорошенько.

— За окно? — удивились девушки.

Ах, да — здесь ведь и окна на зиму запечатываются так, что не откроешь, только если вместе с рамой высадить!

— Тогда хотя бы в холстину закатайте, а то эта гадость сейчас по всему дому расползется!

Мысленно я перебирала в голове травки, которыми можно было бы пересыпать этот выкидыш скорняжного искусства, чтобы несколько сократить поголовье опасных насекомых. Пижма, белая полынь, герань — все это только отпугивает, а не убивает. Табак? Интересно, а Америку уже открыли? Что-то при дворе мне ни разу не встречался никто, затягивающийся сигарой, курящий трубку или кальян... Из доступных способов борьбы с паразитами оставалось лишь мысленно пожелать им сдохнуть — что я и приговаривала всю дорогу, пока мы с Настасьей тщательно, почти герметический упаковывали шубу в мешок из старой простыни.

— Ну, рассказывай! — избавившись от биологической угрозы, потребовала я.

— О чем? — прикинулась невинной овечкой Машенька.

— Разумеется, последние придворные новости! Ни за что не поверю, будто повариха с тобой не поделилась!

— Я могу рассказать! — вскинулась было Настасья, но я осадила ее движением руки:

— Для тебя это уже не новости, можешь что-нибудь забыть или упустить. Лучше дополняй!

Как и следовало ожидать, за время нашего отсутствия во дворце случилось многое — но самое "вкусное" Машенька, конечно, приберегла под конец: историю нашего с ней похищения и чудесного освобождения в сплетнях и домыслах. С изумлением я узнала, что Тимоха похитил меня для того, чтобы я превращала для него свинец в золото. А получив решительный и категоричный отказ, посадил в яму и сковал какой-то специальной антиколдовской цепью. Но я и тут не сдавалась, под покровом ночи зубами перегрызая прочные звенья, а металлические опилки, чтобы не вызывать подозрений, проглатывала. Когда же наконец сумела разомкнуть звено и сбросить оковы — тут уж бандитам мало не показалось! Королевские егеря, прибыв на шум, успели уже к шапочному разбору — перепуганные разбойники сами сдавались в плен, не взирая на численное превосходство, и умоляли только об одном — защитить их от моего праведного, но от того не менее страшного гнева. В конце концов удалось "спасти" для каторги почти всю шайку — не досчитались только самого атамана и его ближайшего приспешника, которых я сгоряча превратила-таки в жаб...

Настасья хохотала от души, а я, изображая ту самую третью глухонемую жабу только беззвучно открывала и закрывала рот, не в силах выдавить даже сиплое "ква" — видно, железные опилки поперек горла встали...

— На кухне только и пересудов, что об этом, — будто ни в чем не бывало, добавила горничная. — Ух, как они все мне обрадовались: налетели, сразу давай тормошить — да что, да как там все было на самом деле...

— И что ты?

— Разумеется, подтвердила, что все это — чистая правда...

— ...!?!!!

— ...только разбойников вы превратили не в жаб, а в червей!

— ...!!!!!

— Даже я таких слов не знаю, — уважительно прошептала Настасья.

— Дезоксирибонуклеиновая кислота, — напоследок совсем уж непечатно буркнула я. Порой и школьный курс биологии может на что-то сгодиться! Ладно, не давать же теперь официальное опровержение в газетах, чтобы обелить честные имена королевских егерей. Тем более, что нет в этом мире периодических печатных изданий достаточной массовости.

— Госпожа придворная чародейка! — громкий стук в дверь в очередной раз заставил нас с девочками нервно вздрогнуть.

— Да, я здесь! А в чем дело?

— Следуйте за мной! — высокий гвардеец в королевской ливрее выглядел более чем серьезно и внушительно.

— А... Куда?

— Вы все узнаете.

— Мне нужно что-нибудь с собой взять?

— Нет, просто пройдемте.

Вот так — "с вещами на выход"... Вернее, даже без вещей. Такой вот арест... за измену родине и королю?

Не расстреляют же меня, в самом деле! Из лука. Представляю себе эту картину...

Хотя — очень даже хорошо представляю! Мотив расстрела святого Себастьяна разбойниками у средневековых художников был очень популярен. Как раз из луков. Или арбалетов. Хрен редьки не слаще...

Чтобы не отставать от своего длинноногого провожатого, я бежала следом вприпрыжку. И ломала голову — какой важной шишке в таком срочном порядке могла понадобиться? Надеюсь, не Инквизитору — для украшения декоративного костра...

Юркнув следом за гвардейцем в приоткрытую дверь, я совершенно неожиданно оказалась главным действующим лицом самого настоящего следственного эксперимента:

— Сейчас вы отвернетесь и крепко зажмурите глаза, — инструктировал меня сам король. — Несколько человек скажут одну и ту же фразу. Если чей-то голос покажется вам знакомым, поднимите руку и скажите. Вам понятно?

Я молча кивнула. От волнения язык прилип к гортани. Как все официально, сурово... Местами даже страшно!

Для надежности мне дополнительно завязали глаза плотным шарфом — чтобы не вздумала подглядывать! — и поставили спиной к опознаваемым. По невидимому и неслышимому для меня знаку каждый из них произносил одну и ту же фразу: "Надеюсь, теперь она умолкла навеки?"

Выслушав этот вопрос, троекратно повторенный разными голосами и с разным выражением, я немного поколебалась и подняла руку:

— Это господин Родион, — так как заранее не было оговорено, кого именно я должна опознать, скрывать наше знакомство не стоило — вдруг это тест-проверка на честность, или испытание, насколько у меня хорошие слух и память? Следующие несколько голосов снова оказались незнакомыми — или просто не запомнились, — а затем я вновь подняла руку:

— Этого господина по имени я не знаю, но однажды он приходил ко мне на прием — в плаще и полумаске. Хотел заказать эликсир для возвращения телу былой стройности...

— Ваше средство удивительно помогло, — хмыкнул король.

— Я брал микстуру не для себя! — запротестовал знакомый голос, но был невежливо прерван:

— Следующий!

— Надеюсь, теперь она умолкла навеки?

В глазах потемнело — я пошатнулась, но удержалась на ногах, опершись на чью-то услужливо подставленную руку:

— Это... Этот голос мне знаком, — желание обернуться было почти непреодолимым — не для того, чтобы посмотреть в лицо злодею, но чувствовать его за своей незащищенной спиной просто невыносимо! А вдруг его не удержат? И держат ли вообще? Я так сильно свела лопатки, что спину свело судорогой.

— Когда и при каких обстоятельствах вы его слышали?

Стараясь не упустить ни одной мелочи, я максимально подробно пересказала два подслушанных разговора — в карете и в лесу.

— Ведьма! — судя по поднявшейся за спиной возне, возмущенного разоблачением заговорщика пришлось усмирять силой. А ведь ему теперь нечего терять! Я испуганно спряталась за широким плечом, прилагающимся к твердой услужливой руке.

— Спасибо, госпожа придворная чародейка, вы свободны. Можете вернуться к своим делам, — от официальной холодности этих слов мороз продирал по коже.

Так и не сняв повязку, я рванулась в ту сторону где, по моим представлениям, должна была находиться дверь — хорошо, Инкви... отец Михаил вовремя успел схватиться за один из свисающих за спиной концов, и сдернул шарф. А попутно окончательно разрушил и без того покосившуюся после долгого трудового дня прическу. Заколки и шпильки прыснули в разные стороны, и сильно отросшие двухцветные волосы жидким водопадом упали на плечи.

Растерянно оглядевшись по сторонам, я нагнулась, чтобы подобрать шпильку — стоили они дорого, а терялись легко, и не уверена, что у меня еще остался запас, — но священник перехватил мою руку и сжал своими горячими ладонями:

— Оставьте, госпожа чародейка, слуги подберут. Пойдемте, я вас провожу!

— Благодарю, святой отец, — я проглотила застрявший в горле ком — такой большой и колючий, что аж слезы выступили, — и позволила вывести себя в коридор. И только там вспомнила: — А кто это был?!

Надо же так увлечься собственными переживаниями, чтобы совсем забыть поинтересоваться, кто же так настойчиво хотел лишить тебя жизни и за что!

Отец Михаил смущенно кашлянул — видимо, не знал, насколько мне можно доверять политические секреты:

— Это... кхм... один из казначеев. Проворовался и решил замести следы.

— И не нашел способа проще убийства короля? — изумилась я. — Это сколько же надо было украсть — всю казну, что ли?!

Священник поджал губы и молча развел руками: мол, это все, что могу рассказать.

— Ладно-ладно, понимаю — государственная тайна! Спасибо, что проводили, святой отец, а то я каждый раз теряюсь в этих запутанных коридорах.

Инквизитор с улыбкой поклонился, как бы давая понять, что раскусил мою маленькую ложь, но оценил комплимент.

Глава 12.

То ли король хорошо знал и любил разоблаченного казначея, и мое лицо стало лишним напоминанием об этом подлом предательстве... То ли я сама его как-то разочаровала — на примере пухлого придворного продемонстрировала несоответствие занимаемой должности и склонность к беспардонному обману... Но опознание стало последним случаем, когда меня официально пригласили на официальное мероприятие.

Хотя по протоколу придворная чародейка в обязательном порядке должна была присутствовать при каждом королевском выходе на публику и "защищать" его величество от внезапной магической атаки, все чаще о приемах, встречах и публичных трапезах мне сообщалось постфактум, и то — если сама спрошу. Как будто больше не доверяет... или не хочет видеть... А может, и то, и другое.

Нет — ну, можно подумать, я о чем-то просила! Валялась в ногах, умоляла принять в ведьмы... И вообще, в гробу видела лишнюю работу. Просто очень ответственно отношусь к выполнению своих служебных обязанностей. Да, с детства!..

Смесь постепенно уваривалась и загустевала — все ближе подходил тот самый ответственный момент, когда мыло можно будет снять с огня, разлить по формам и оставить в холодном месте. Однако пригореть ко дну кастрюли оно могло и сейчас, поэтому я не останавливалась ни на секунду, бодро орудуя деревянной мешалкой на длинной ручке. От энергичности перемешивания качество смеси не слишком зависело, зато простой механический процесс позволял выплеснуть наружу всю боль, обиду и злость.

Ну, скажите на милость, как можно объяснить такое поведение: сперва роют носом землю, всеми силами стараются разыскать пропавшую придворную чародейку, даже объявления "ушла и не вернулась" по городу расклеили, с нарисованными от руки портретами (неизвестные живописцы, надо сказать, совсем мне не льстили и, судя по всему, вообще ни разу "объект" вживую не видели, малюя по устному описанию). Наконец, нашли — не поленились согнать в лес егерей, король собственной персоной туда отправился, рискуя жизнью и здоровьем... До кареты нес на руках! Как вспомню — аж сердце замирает, хоть и без сознания была.

Зато стоило мне вернуться во дворец — мгновенно потерял всякий интерес. Впрочем, его величество можно понять: любой нормальный человек непременно проникся бы отвращением при виде вылезающего из-под земли грязного лохматого чудовища, в которое я быстро превратилась без солнечного света, ванны и чистой одежды...

Фыркнув в тон своим невеселым мыслям, я перебросила ложку в другую руку, и с удвоенной энергией принялась перемешивать смесь в противоположном направлении. Мимоходом вспомнились бабушкины уроки по кулинарии: при замесе теста следует вращать ложку только в одну сторону, если начала по часовой стрелке или против, так и продолжай, иначе невкусно получится... не знаю, почему так — примета. Но мое мыло на зуб пробуют только те, кто первый раз его видит и нюхает, так что какая разница...

Чтобы отвлечься от неутешительных размышлений, я набрала заказов на чародейскую продукцию вдвое больше, чем могла осилить физически — но трудотерапия себя не оправдала. К вечеру я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, и без сил падала в кровать... А вот варить мыло, одновременно занимаясь самокопанием, как выяснилось, очень даже можно!

Деревянная ложка гулко ударилась о край чугунного котла, но вместо сочувствия получила от меня лишь суровый взгляд. За прошедшую после чудесного освобождения неделю я сломала уже три мешалки, и рыночный ложкарь сделал мне скидку на четвертую, как постоянной покупательнице. А при покупке мелкооптовой двухдюжинной партии обещал добавить в подарок новенькую скалку или разделочную доску. Наверное, стоит воспользоваться этим выгодным предложением... Уж лучше думать об этом, чем снова вспоминать, как за завтраком его величество вскользь мазнул по мне взглядом, точно по пустому месту...

Пш-ш-ш!..

О, черт, совсем позабыла о кипящем на спиртовке чайнике! Вернее, уже совсем выкипающем... На секунду оторвавшись от перемешивания, я бросилась к столу. Как назло, рядом не оказалось никого из девочек: Машенька гуляла в королевском садике, и в соответствии с моим строгим указанием дышала свежим воздухом. А Настасья отлучилась по моему же совершенно неотложному указанию — побежала в скорняжную мастерскую уточнить сроки готовности заказа, а то мы в прошлый раз на радостях об этом даже не спросили. Хотя можно было и не торопиться — кипяток залил пламя, а спиртовка, хоть и заправленная вместо спирта местным самогоном тройной очистки, все-таки не газовая горелка: помещение не отравит и сама собой не взорвется. На автомате я достала чайник, ополоснула кипятком, насыпала заварку и залила водой — пусть настаивается.

Возвращаясь к оставленному без присмотру мылу, я мельком глянула в окошко — красота-то какая! Видом на море, густой лес или хотя бы чистое раздольное поле моя комнатка похвастать не могла, но в такую погоду даже внутренний двор, где разгружались подводы с продуктами для дворцовой кухни, выглядел празднично. По-весеннему яркое солнышко так и манило, так и звало бросить все и идти на улицу, провожать зиму катанием с подтаявшей ледяной горки или строительством рыхлого влажного снеговика. Мое любимое время года: кругом еще лежит снежок, но воздух уже полон томительных предчувствий — природа беременна весной, и с умилением наблюдает за тем, как птицы-торопыги в кронах лысых деревьев выводят звенящие трели, готовясь объявить всему миру радостную весть...

Кстати, о беременных — интересно, как там Машенька? Из окна в лучшем случае можно было разглядеть край забора, огораживающего сад, по заснеженным дорожкам которого сейчас должна была степенно шествовать моя горничная.

Хлопнула дверь — Машенька, в поварихиной шубе похожая на неуклюжего медвежонка, громко объявила, что нагулялась, и вообще — без меня скучно!

— Не замерзла? — заботливо поинтересовалась я. — А то у меня и чаек горяченький как раз заварился... О, Господи! Мыло!!!

Мне в жизни еще не приходилось видеть ничего ужаснее! Нет, смесь не пригорела — напротив, получилась однородной, без единого комочка, будто прошла через хороший миксер. Вытаращив глаза, я с суеверным страхом наблюдала за тем, как деревянная ложка на длинном черенке старательно перемешивает содержимое чугунной посудины без какой-либо очевидной посторонней помощи, сама по себе. Заметив, что "спалилась", она на мгновение замерла, а затем безвольно упала, гулко ударившись о бортик горшка.

— Госпожа, что с вами? — встревожилась вошедшая в комнату Настасья. — Вы как будто привидение увидели!

— Ложка, — слабым голосом пояснила я. — Сама... движется.

— Ну и что? — изумилась девушка, перехватывая инициативу за деревянный черенок, пока драгоценное мыло все-таки не подгорело. — Я такое часто вижу!

— Да... но... — мозг, глаза и прочие части тела наотрез отказывались верить виденному. Чтобы не доводить до расчлененки, мне не оставалось ничего другого, кроме как отложить разбирательство с самовольной кухонной утварью до лучших времен: — Пора разливать!

Девочки споро расставили на столе подготовленные формы, заранее смазанные, чтобы мыло не пришлось выковыривать оттуда ножом, как в первый раз. Настасья, поплевав на ладони, приподняла тяжелый горшок за обернутые войлоком ручки — теперь мне оставалось только направлять струю при помощи той самой преступной ложки, чтобы смесь не выплескивалась за пределы фигурных выемок. За свой инструмент я взялась не без содрогания, но мешалка вела себя хорошо, не хихикала и не вырывалась, совсем как обычная ложка.

Раскрасневшаяся после прогулки и, кажется, вполне довольная жизнью Машенька охотно подтвердила: да, она она тоже неоднократно замечала, как как колдовская работа буквально горит у меня в руках, а некоторые предметы и без хозяйского пригляда продолжают выполнять общественно полезный труд — ложки перемешивают, ситечко трясется, венчик взбивает пенку, нож шинкует. Даже хотела было попросить, чтобы я зачаровала ее иголку — хотя бы на длинную прямую строчку, — но постеснялась.

Окончательно же меня добила Настасья рассказом о живущей собственной жизнью метелке для пыли: якобы та по ночам срывается со своего места и принимается трудолюбиво стряхивать пыль с лабораторных стеллажей, не доверяя такую тонкую работу горничной — а, может быть, опасаясь, что та что-нибудь уронит и разобьет. Своими глазами девушка, правда, этого не видела, но сверкающие стерильной чистотой полки с миллионом баночек, пакетиков и реторт говорили сами за себя.

Пока высказавшиеся девочки трудолюбиво надраивали кастрюлю, я принялась экспериментировать. Ложка-самомешка работала как часы, с каждым разом все меньше стесняясь нескромных взглядов. Стоило только трижды перемешать ею содержимое горшка (в пустом не работала — оно и понятно), легонько стукнуть деревянным черенком по краю сосуда, три раза провести уже в противоположном направлении и разжать пальцы — процесс пошел. Если же при этом поставить чугунок на горячую плиту, ускорялся. Вот красота — и никакого миксера не надо...

Но как все-таки это происходит?! Всякие веревочки, палочки и прочие механические приспособления полностью исключались — это я проверила первым делом. Колдовство тоже — кто лучше меня мог знать пределы моих, прости, Господи, колдовских возможностей?! Оставался единственный разумный вывод: в лаборатории завелся дружественно настроенный барабашка. А может, и не завелся, а всегда был — кто знает, чем тут занимался мой предшественник? Может, и после смерти не захотел покидать насиженное место, сперва стеснялся, присматривался, а когда убедился, что я себя хорошо веду и не безображу, призрак себя проявил... и, кажется, вполне серьезно настроен на сотрудничество.

Пусть я не верила в колдовство, но со сверхъестественным доводилось сталкиваться даже в родном мире: в конце концов, разве могут быть абсолютно ложными все те многочисленные доказательства, которые нам ежедневно демонстрирует телевидение — и не только в художественных фильмах и сериалах, но и в документальных программах? А еще когда я училась в школе одна из одноклассниц рассказывала, что ее матери добрые знакомые однажды с барского плеча отдали совсем хорошую, почти новую тумбочку. Жили они небогато, без папы, и подарку обрадовались. Но через два дня в доме начало твориться что-то странное: среди ночи раздавались посторонние стуки, шорохи, будто бы издалека доносились неразборчивые голоса... Последней каплей стало, когда несносный дух распоясался до того, что принялся душить во сне жительниц неспокойной квартиры. До самого утра они с криками бегали по комнате, но таинственным образом так и не смогли отыскать дверь. А на другой день с облегчением отволокли "щедрый дар" на свалку, и пригласили домой попа из местного храма. После освящения жилье вновь стало тихим — о происшедшем напоминали только глубокие царапины, оставшиеся на обоях, всей мебели, и... спинах обитательниц квартиры. Маруська даже показывала мне оставшиеся шрамы.

Правда, другая одноклассница, знавшая ее еще с тех пор, как Маруська с мамой жили в другом районе, утверждала, будто бы шрамы дочке на долгую память оставил родной папаша-алкоголик, под парами любящий прикладывать горячую руку к тому, кто первым под нее подвернется. По-моему, такие люди в сто раз хуже любой нечистой силы... Но с местным барабашкой, будь то домовой или призрак алхимика, мы сосуществовали мирно — как говорится, полный консенсус!

Улучив минутку, я послала Настасье вопросительный взгляд — ну, что там скорняк? Но та лишь развела руками — еще не готово! — и растопырила два пальца. Значит, обещал закончить то ли через два дня, то или через две недели... Вряд ли через пару часов!

— А какая она будет, моя новая шуба?

Я снова внимательно поглядела на вторую горничную — на этот раз с молчаливой укоризной.

— Ну, да, я ей рассказала, — неохотно признала та, опустив глаза в пол: — Не смогла удержаться...

— Да ладно, не переживай — пусть человек заранее порадуется подарку. А вот какая она будет — это сюрприз. Но второй такой точно во всем Старгороде не сыщешь!

— Ух ты! — маленький непоседливый колобок никак не мог устоять на месте: — А эту я тогда кухарке обратно отнесу?

— Настя тебе поможет!

Наверное, по-хорошему сперва стоило бы дождаться получения заказа, а то бедной девочке и из дворца выйти не в чем — но терпеть дальнейшее присутствие по соседству этого монстра из шкур вымерших животных, на каждом шагу рассыпающего вокруг себя клочки вылезающего меха и трупики дохлой моли, было выше человеческих сил. Когда мы первый раз перед прогулкой вытряхнули шубу из импровизированного простынного чехла, отдельной кучкой высыпался и прах мехоедных бабочек — с полкастрюли наберется. Видно, и впрямь умудрились так плотно замотать, что насекомые задохнулись без воздуха. Кухарка нам еще спасибо скажет...

Королевская повариха, однако, вовсе не сидела сложа руки в ожидании того, что сверху вот-вот обрушится нечеловеческое счастье — спускаясь по лестнице (придерживая полу чудовищно тяжелой шубы, я в полной мере ощущала, будто помогаю прятать криминальный труп), мы слышали доносящиеся снизу крики и звон посуды. А в коридоре столкнулись с самой работницей ножа и солонки: размахивая огромным половником, которым меня можно было с легкостью накрыть по самые плечи, она гигантскими скачками догоняла низкорослую, но до того раздавшуюся вширь фигурку, что в памяти невольно воскресли все сказки про НЛО и зеленых человечков — ни дать, ни взять летающая тарелка! При этом бочкообразное неопознанное тело обладало завидной маневренностью, так ловко уворачиваясь от карающей длани рассерженной женщины, точно глаза у него располагались вокруг всей головы, и немедленно замечали каждое движение противника.

Повинуясь первобытному охотничьему инстинкту: бежит — значит, надо ловить! — мы с Настасьей, не сговариваясь, бросили шубу на пол и перегородили коридор в классических позах футбольных полузащитников-полувратарей. И все же "толстому веретену" едва не удалось уйти — буквально в последний момент, бросившись плашмя, горничная обхватила руками ноги беглеца, и тот, с хрустом обрушившись на пол, рассыпался на части.

Шедшая позади Машенька из-за наших спин никак не могла разглядеть, что происходит впереди, и когда к ее ногам неожиданно подкатилась тяжелая сырная голова, взвизгнула и подпрыгнула на месте от страха. Коридор выглядел так, точно в нем взорвалась продуктовая бомба: из-под полы злоумышленника вывалилось несколько больших буханок хлеба (одна заметно надкусанная), связка лука, кусок ветчины (тоже ущербный), и целая куча плохо распознаваемых кусочков, густо вымазанных эктоплазмой (или соплями пришельцев).

— Яйца! — взвыла подоспевшая с месту побоища кухарка.

— Зара! — в один голос с ней подхватила я, с изумлением опознав хитника.

Несмотря на полученный щедрый гонорар — сперва от меня, а затем и из рук самого короля, — не было похоже, будто дела у маленькой нищенки идут блестяще. Шмыгнув носом, она размазала яичный белок по плутоватому личику, и вновь попыталась ускользнуть, но на этот раз я была настороже:

— Зарина, что это ты тут делаешь? Тебе разве никто не говорил, что воровать нехорошо?!

— Кроме тебя — никто, — буркнула девочка, на лету ловко подхватывая последнее уцелевшее яйцо, выкатившееся из рукава. Настасья с большим трудом удерживала на расстоянии клокочущую от жажды справедливого возмездия повариху. Машенька успокоилась, и теперь с интересом наблюдала за разворачивающейся интермедией.

— Вижу, кому-то придется всерьез заняться твоим воспитанием, — я неодобрительно покачала головой. — Но сперва — вымыть и переодеть. Даже в подвале ты, помнится, выглядела лучше... Настенька, помоги здесь все убрать и тоже приходи — будем отскребать эту замарашку в шесть рук!

По трагическому лицу девочки можно было подумать, что ее ведут не мыться, а на расстрел. Но даже под дулом автомата она не расскажет врагу страшную военную тайну!.. Воду в бадье пришлось менять трижды, пока в ней хотя бы начало пениться мыло. В процессе головомойки Зарина не закрывала глаз и не разжимала рук, намертво вцепившись в деревянный бортик. Точно также, помню, вела себя Манька, когда мы с Олеськой в первый раз купали ее противоблошиным шампунем — будто боялась, что утопим...

— Почему ты себе новое платье не купила? — покачала я головой, рассматривая сброшенные Зарой обноски — жуткую хламиду, сшитую, похоже, из мешковины. — Деньги ведь есть?

— Я купила! — выбравшись из воды, цыганочка вновь обрела былую уверенность в себе и, закутавшись в полотенце, смачно уплетала большую булку с изюмом. Как только ухитрилась спрятать? — Но в приюте все отобрали, и одежду, и деньги.

— Госпожа придворная чародейка!

Ну, разве можно так неожиданно в дверь стучать — инфаркт гарантирован!

— Да-да! — стараясь унять колотящееся в грудной клетке сердце, отозвалась я.

— Девочка спряталась у вас?

Я покосилась на Настасью, но та, сделав страшные глаза, лишь развела руками — верю, что она и в самом деле никому ничего не говорила. Наверное, рассерженная повариха первым делом побежала жаловаться священнику.

— Да, Зара сейчас у нас, — все равно скрывать не имеет смысла. — А за испорченные продукты, не волнуйтесь, я заплачу!

— Откройте дверь, — после недолгой паузы потребовал отец Михаил.

— Здравствуйте, батюшка, — выглянув в щелочку, я убедилась, что священник пришел один, без конвоя: — Да, я понимаю, что кража — это плохо. Но Зара еще совсем дитя. И учтите, в каких условиях она росла и воспитывалась!

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить! — подхватил тему королевский исповедник. — Это сложный, проблемный ребенок, и девочке просто необходимо создать все условия для перевоспитания. Она не может остаться во дворце!

Хотя до сих пор я не задумывалась над устройством дальнейшей судьбы маленькой цыганочки, движимая лишь примитивным желанием приютить, накормить и обогреть ребенка, но сейчас активно восстала против попытки отстранить меня от участия:

— Тем более она не может оставаться на улице!

— Отчего же сразу на улице, — поморщился отец Михаил. — Девочку определили в сиротский приют, где ей привьют хорошие манеры, дадут соответствующее воспитание и навыки ремесла... А что вы можете предложить взамен?

— Ну... — я неуверенно огляделась по сторонам: — Она могла бы помогать девочкам, и постепенно, втянувшись, стать горничной...

— Девушку такого происхождения никогда не возьмут в приличный дом!

— Тогда я оставлю ее себе! Не вечно же Настя с Машей в девках просидят. Повыходят замуж, обзаведутся своими домами — а тут им уже и смена готова...

— Вы не можете оставить ее при себе! — точно заведенная пластинка, повторил священник. — Ребенку нужно общество других детей, в конце концов. Ее необходимо вернуть в приют!

— Знаю я эти приюты! — в памяти сразу всплыл "Оливер Твист". — Давайте у самой девочки спросим, что ей больше по душе. Зара! Ты где?

Неведомым образом малышка умудрилась исчезнуть из поля зрения, хотя до сих пор мне казалось, что в лаборатории негде спрятаться и кошке. На всякий случай я даже заглянула в бадью с водой — пузырей нет...

— Я не вернусь в приют, — непонятно откуда раздался тихий, будто бы потусторонний голос. — Все равно сбегу!

— Но почему? В приюте ведь так хорошо! — с фальшивым энтузиазмом взрослого, обращающегося к ребенку-дауну, засюсюкал священник.

— Вы сами-то там хоть раз были? — фыркнула я.

— Э-э-э... Но матушка Серафима говорит...

— Простите, чья матушка? — не удержавшись, перебила я.

Может, ослышалась: ведь серафим — это ангел, какая у него может быть мать?!

— Так зовут мать-настоятельницу монастыря, при котором организован приют, — укоризненно подал губы он.

— Ах, ну, конечно! — напоследок покосившись в сторону бадьи — сдается, голос все-таки доносился откуда-то с той стороны, — я принялась теснить отца Михаила к выходу: — Не будем пороть горячку! Этот вопрос надо будет всесторонне рассмотреть и как следует обсудить... А пока девочки подберут для Зары какую-никакую одежонку (не может же девочка продолжать ходить в грязном картофельном мешке!), мы с вами сходим в этот приют и своими глазами увидим все на месте. Если условия содержания детей покажутся мне сносными — так и быть, отпущу Зарину без разговоров. Может, еще и сама туда же переберусь, на трехразовое-то питание...

Королевскому исповеднику не оставалось другого выхода, кроме как согласиться с моим предложением. Или у него просто не было сегодня других срочных дел. У меня были... Но, в конце концов, дети — наше будущее, а ради счастливого будущего какими-то мелочами можно и пожертвовать.

Глава 13.

Сиротский приют располагался не в самом фешенебельном районе Старгорода и, по словам священника, был "постоянно открыт для всех страждущих". Но в этот раз встретил нас плотно замкнутыми, чуть ли не заколоченными воротами.

Я вошла во вкус, и уже чувствовала себя почти что настоящим дятлом, когда по ту сторону тяжелых створок послышались тяжелые шаги:

— Ну, кого там еще черти принесли?

По моим скромным представлением, не такими словами должны были встречать незваных гостей в богоугодном заведении, находящемся под патронажем матушки Серафимы. Но скрывать не стала:

— Это я, ведьма!

— Господь с нами! — тут же переменил мнение зазаборный голос.

— Матушка Серафима? — неуверенно уточнил отец Михаил.

Через пару минут ожидания тяжело звякнули железные засовы, и ворота медленно со скрипом приоткрылись. В образовавшуюся щель просунулась дрожащая рука с глиняной кружкой и, размахнувшись, щедро плеснула водой. Даже если святой — все равно неприятно зимой такой "подарочек" в лицо получить. Опасаясь за макияж и шубу, я ловко увернулась в сторону, так что вся благодать водопадом обрушилась на бедного священника.

— Отец Михаил? Мы не ожидали вас сегодня, — оттеснив в сторону неопрятного вида полную женщину с кружкой в руках, одетую в длинный темный балахон, вместо пояса перехваченный примерно посредине туловища простой веревкой, вперед выступила высокая, худая, невероятно постная монахиня.

— Матушка Серафима, — в ответ расшаркался тот. — Мы так внезапно нагрянули...

— Вот и славно, — подытожила я. — Раз не ждали и не успели подготовиться, есть надежда, что мы увидим все, как есть на самом деле.

— Госпожа придворная чародейка хотела бы увидеть, как живут сироты, — сердито зыркнув в мою сторону, пояснил священник.

Услышав "чародейка", толстуха тут же принялась размашисто и как-то чересчур нарочито креститься. Я с трудом подавила желание щелкнуть на нее зубами — что за детское хулиганство! В конце концов, мы пришли с миром.

Смерив меня изучающим взглядом — при этом выражение ее лица окислилось еще больше, если такое вообще можно себе представить, — высокая монахиня посторонилась:

— Хорошо, проходите...

Хотя детский приют и находился под юрисдикцией женского монастыря, как объяснил мне отец Михаил, большинство монашек, от греха подальше, обитали за чертой города, в обители, по надежности укреплений могущей поспорить с рыцарским замком. При взгляде на серые монастырские стены в голову невольно приходили сомнения о добровольности отказа от всех мирских благ...

Не собираясь делиться крамольными размышлениями со своим спутником, я с любопытством оглядывалась вокруг. Добротный деревянный забор, по мощности не уступавший пресловутой монастырской стене, огораживал довольно большую территорию, занятую хозяйственными постройками. Из большого сарая помыкивала корова, повизгивали поросята, квохтали куры. Похоже, все не так плохо — тут и навыки ремесла, и молоко, и свежие яйца... Приусадебного участка, правда, нет, — но священник говорил, что продуктами с сиротами делится церковь, выделяя какую-то часть от законной десятины. Кроме того, королевская казна выделяет на каждого воспитанника денежное пособие. Но отчего Зарине выдали такую дерюгу вместо нормального платья? Хотя маленькой цыганочке соврать — что конфетку съесть...

Преисполнясь оправданными сомнениями, я повернула к добротному двухэтажному домику, в котором опознала детский корпус:

— Здесь живут дети?

— Нет, — мать Серафима, вынужденная общаться с "нечистой силой", на каждом слове брезгливо поджимала губы: — Здесь находятся кельи сестер.

— А где сейчас малыши? — доброжелательно поинтересовался Инквизитор.

— На обеде, — подсказала пухлая монашка, оставившая пост у ворот и увязавшаяся следом за нами: — В трапезной, вон там!

Длинный сарай, ошибочно принятый мной за хлев, на самом деле оказался бараком для детей. Внутри помещение было поделено на две половины: в одной части воспитанники принимали пищу, в другой слушали уроки закона божьего, и здесь же спали вповалку, расстелив тонкие коврики: мальчики у левой стены, девочки — вдоль правой. Одетые в одинаковые рубахи-мешки, бледные дети походили на грустных призраков, бесшумно переступая босыми ногами по неструганным доскам пола. Пустые колыбельки для грудничков наводили на самые печальные размышления... Да нет, нельзя так плохо думать о человеке, пусть даже она мне совсем не нравится! Скорее всего, просто выросли, а новых пока не подбрасывают.

— Обед только что закончился, — еще сильнее поджав, почти проглотив и без того тонкие губы, процедила мать Серафима.

— Обидно! Неужели совсем ничего не осталось? — я с грустью оглядела длинные ряды деревянных столов и лавок. Однако и амбиции у матушки — воспитанников едва пятнадцать душ наберется, а трапезная рассчитана на втрое большее количество едоков.

— Я сейчас попрошу что-нибудь для вас приготовить.

— Не стоит! Я смотрю, кое-что все-таки осталось! — мне действительно удалось углядеть на краю стола пузатенькую кастрюлю — на дне еще виднелась каша: — Мы люди неприхотливые, и вполне довольствуемся тем, что не доели дети. Верно, отец Михаил?

— Признаться, я не голоден, — промямлил священник.

— Ну, хоть пригубите за компанию! — решительно отодвинув тяжеленную лавку, я подсела к столу.

Вооружившись огромной черпалкой, монахиня-повариха в белом переднике поверх сутаны плюхнула в деревянные, выщербленные по краю миски по изрядной горке гречки. Не так уже плохо! Во всяком случае, так я думала, пока не попыталась проглотить первую ложку. То, что в каше не было мяса — еще полбеды. Не было там ни масла, ни даже соли — вообще, вкус у крупы был такой, точно ее просто залили крутым кипятком, да так и оставили на ночь. Судя по вытаращенным глазам отца Михаила, он не мечтал о подобном даже во время самого строгого поста и аскезы.

— Свиней вы здесь же держите? — с трудом проглотив первую и последнюю ложку "лакомства", поинтересовалась я у матери Серафимы.

— При чем тут это? — нахмурилась монашка.

— А при том, что от такой кормежки даже самая нетребовательная хрюшка моментально копыта отбросит! Соберите и оденьте детей, я отведу их в трактир.

— Они одеты, — пролепетала молоденькая монахиня с бегающими глазками, расставлявшая тарелки. Настоятельница сочла ниже своего достоинства отвечать на выпады и критику со стороны "исчадия ада", лишь еще сильнее выпрямила спину, кажется, тронь — и зазвенит, как струна.

— Одеты? На них же только рубашки! Я имела в виду верхнюю одежду — пальто, валенки...

— А зачем? Дети все равно никуда не выходят, а растут быстро...

Неприятнее всего в этом ответе меня поразило именно его простодушие. Как будто так и должно быть!

— То есть, вы хотите сказать, что у вас дети всю зиму сидят здесь взаперти, не видя белого света? Не играют в снежки, не катаются с горки, не лепят снежных баб?!!

Поняв, что сказала лишку, монашка бросила испуганный взгляд в сторону матери-настоятельницы, и промолчала.

— Эти тщетные развлечения — не более, чем мирская мишура, — фыркнула старая вобла. — Так воспитанникам гораздо лучше думается о вечном.

— Вам не кажется, что детям еще рано думать о вечном? Они пока и нагрешить-то не успели.

— Так расплатятся за грехи отцов! Все они — плоды разврата...

— А у вас самих-то дети есть?!

Молоденькая монашка покраснела, хихикнула, и скромно опустила глаза. А мать Серафима аж назад прогнулась от возмущения:

— Мы — невесты христовы!

— Давно существует этот приют? — потеряв интерес к беседе с детоненавистницей, я повернулась к священнику.

— Он был основан еще при дедушке нынешнего короля...

— Я хочу увидеться с кем-нибудь из бывших выпускников. Вы как-нибудь интересуетесь их судьбами? Хотя бы в частном порядке? — это вопрос снова был адресован матери Серафиме.

— Мы заботимся о душе. А тела — в руках господа... — при этих словах она размашисто перекрестилась. Чуда не произошло — я не рассыпалась в пепел, испугавшись крестного знамения, и не обрушилась заживо в преисподнюю, завывая нечеловеческим голосом.

— Все-таки попытайтесь узнать. Может, кто-то из других сотрудников что-то случайно о них слышал.

Покинув столовую, мы заглянули в "класс", где дети как раз хором нараспев повторяли за учительницей-монашкой урок. Это была не молитва, а что-то вроде стихотворного девиза или гимна:

Игрушки дьяволом даны —

Долой проделки Сатаны!

А кто живот едой набьет,

Тот раньше времени умрет!..

Слушая перечисление кар, полагающихся презренному любителю радостей жизни, я кожей чувствовала каждую холодную мурашку в пробегающем по спине табуне. Особую жуть нагонял повторяющийся рефрен:

Не холи тело, ведь оно

В аду гореть обречено!

— Миленько, — пришлось основательно прочистить горло, прежде чем удалось выдавить из себя хоть звук: — Кто автор?

— Матушка Серафима, — не стала скрывать польщенная монашка.

— Да вам, матушка, надо в Голливуд, сценарии для триллеров писать, — я покачала головой. — Мы вернемся через полчаса, соберите всех детей в трапезной. И тех, кто наказан!

— Хорошо, — с очевидным трудом выдавила из себя монахиня. Можно было подумать, что я велела ей доесть всю оставшуюся после воспитанников кашу.

— Мы идем за детской одеждой? — обреченно поинтересовался священник, как только тяжелые ворота захлопнулись за нашими спинами.

— Это потом, когда всех пересчитаю, — отмахнулась я. — Есть вещи поважнее!

В ближайшей же таверне мне сразу указали на хозяина, расторопного мужичка с быстрыми глазами, явно умеющего считать в уме. Оценив на глазок шубку новой клиентки, он тут же растянул лицо в услужливой улыбке и елейным голосом поинтересовался, что угодно госпоже.

— Обслуживаете выездные банкеты?

— Да, конечно! — может, трактирщик и не знал точного значения слова "банкет", но безошибочно понял, что дело может обернуться выгодой.

— Тогда будьте любезны, доставьте в детский приют большую кастрюлю мясного супа... У вас достаточно большие кастрюли? Тогда две. Столько же рагу с овощами... Да, и компот!

— Мы не делаем компот...

— Так сделайте!!!

— Конечно, госпожа! Как прикажете, госпожа! — низко кланяясь на ходу и смешно перебирая ножками, трактирщик скрылся на кухне.

— Один раз вы их накормите. А что потом? — черным вороном каркнул над ухом священник.

— Суп с котом, — не слишком вежливо огрызнулась я. Его слова прозвучали в печальном унисоне с моими собственными мыслями. — Будет день, будет пища. Меня больше беспокоит помещение.

— Помещение?..

— Ну, в котором мы разместим новый приют...

— Госпожа придворная чародейка! Вы только подумайте...

— Господин королевский исповедник! — в тон ему повысила голос я. — Подумайте и вы: что вырастет из детей, которых учат не читать и писать, а скандировать такие вот... язык не поворачивается назвать это стихами!

— Но это же крестьянские дети, зачем им читать и писать?

— Только не уверяйте меня, что монашки учат их пахать и сеять! А убирать за скотиной — не ремесло. По-моему, после такого воспитания им прямая дорога только в монастырь...

— Что неплохо!

— А если не хочется, что тогда? С моста в реку?

— Вы уж чересчур драматизируете...

— А вы уж чересчур идеализируете!.. О, а вот наконец и наша еда!

Разлитый по тарелкам мясной суп исходил паром, и пах так одуряюще соблазнительно, что у меня самой потекли слюнки. Однако сироты не торопились опорожнять чашки, и смущенной стайкой жались у дверей. Вряд ли им добавлял бодрости вид матушки Серафимы со скрещенными на груди руками, своим приветливым оскалом способной превратить в уксус чистую воду. Испуганно поглядывая в сторону суровой наставницы, дети старательно отводили взгляды от тарелок, и сглатывали голодную слюну.

— Вы как хотите, а лично я поем! — не дожидаясь дополнительного приглашения, я подобрала юбку, и зачерпнула наваристый супец деревянной ложкой.

М-м-м, вкуснятина! Как водится, первыми не выдержали самые маленькие:

— Тетя, а сегодня какой-то праздник? — смущенно засунув пальчик в нос, робко поинтересовался малыш лет трех: то ли мальчик, то ли девочка — монахини стригли всех под один горшок.

— Почему обязательно праздник?

— Матушка Серафима говорит, что в будний день вкусно есть грешно...

Я проглотила застрявший в горле ком:

— Да, малыш, сегодня праздник. Потому что приехала я, а там где я — всегда праздник! Так что кушай, дорогой, не стесняйся...

Один за другим и остальные воспитанники приюта бодро загремели деревянными ложками. Вскоре за столом то там, то здесь начали вспыхивать сперва робкие, а затем уверенные улыбки, послышался звонкий смех. Только у матери-настоятельницы было такое лицо, будто какой-то шутник сунул ей за пазуху живую лягушку...

— Матушка Серафима — хороший администратор, — вступился за свою подружку отец Михаил, как только мы покинули стены дружелюбного заведения. — Возможно, она действительно мало подходит на роль воспитателя... Но не думаете же вы, будто она намеренно причиняет детям зло!

— Разумеется, нет. Я думаю, что дети ей совершенно безразличны. В отличие от королевской казны. Вы обратили внимание, что во второй раз ворота сразу распахнулись, стоило только упомянуть, что мы действуем от имени короля?

— Что не вполне соответствует истине...

— Возможно, его величество напрямую и не поручал нам с вами произвести инспекцию... Но все же мы занимаем официальные придворные должности, имеем прямой доступ "к телу", и при желании могли бы доставить матушке массу неприятностей, вплоть до снижения государственных субсидий.

...Вернувшись в приют с супом, мы битых полчаса колотили в ворота руками и ногами, взывая к совести окопавшихся внутри монашек. И только после угрозы доложить обо всем его величеству им, наконец, "удалось справиться с тугим засовом". Перед тем, как выпустить нас наружу его, очевидно, смазали салом...

— Я еще разберусь, на что расходуется финансирование! Конечно, казна не получает от этих "небесных ласточек" никаких отчетов?

— Госпожа чародейка! Матушка Серафима отчитывается в своих тратах только перед вышестоящим церковным начальством...

И священник прочел мне целую проповедь о взаимоотношениях церкви и государства, основательно промыв замусоренные всевозможными заблуждениями мозги. Оказывается, по факту король вообще не имел на святош никакого влияния — наоборот, не принимал никаких важных решений без одобрения признанных столпов веры. Разумеется, он ни за что не посмел бы обидеть матушку Серафиму такими подозрениями, пусть и оправданными, рискуя поссориться со всей святой церковью, которая, конечно же, поднимется на защиту своей сестры против произвола мирской власти... У меня самой возможностей было еще меньше — только сердито смотреть и портить монашкам настроение... если они вообще в следующий раз меня к себе пустят.

— Значит, мы не можем ничего сделать для того, чтобы улучшить условия жизни детей в этом приюте? — расстроилась я.

— Я могу поговорить с матушкой Серафимой, намекнуть...

— У меня есть идея получше. Нужно организовать в городе другой, альтернативный детский дом! В идеале, конечно, следует найти для сирот приемные семьи, с выплатой небольшого регулярного пособия... Но это дело не быстрое, и хотя бы временный приемник-распределитель все же необходим...

— Госпожа чародейка! По-моему, вы просто не представляете себе истинные масштабы дела, которое затеваете. И все из-за одного ребенка?!

— Одного ребенка я просто-напросто оставила бы при себе, наплевав на запреты. Но теперь, когда я посмотрела в глаза остальным двадцати... Надо срочно найти какое-нибудь помещение, куда можно их перевести.

— Не так-то просто найти в городе достаточно большое никем не занятое здание. Разве что какой-нибудь склад...

— Детям не нужна целая казарма, — поморщилась я. — А в сарае они уже жили... Идеальный вариант — обычный жилой дом, лучше двухэтажный, из нескольких комнат, плюс одна большая — для общих занятий. Установить очередность дежурства на кухне, под присмотром воспитателя, разумеется... Кухарка, нянечка... И еще мне понадобится хороший бухгалтер!..

— Госпожа чародейка, ну, подумайте сами, с чего будет пустовать жилой особняк в престижном районе? Не в Кривой же переулок детей переводить.

— А что происходит с домом, хозяин которого, к примеру, умирает, не оставив наследника?

— Здание переходит в королевскую собственность и сдается. Если, конечно, не начинает пользоваться дурной славой из-за призраков...

— Отлично — то, что надо! Там и арендная плата наверняка ниже!

Священник как-то странно покосился в мою сторону, кажется, с трудом подавляя желание перекреститься:

— И вы готовы предать детей потусторонним силам?!

— Поверьте мне, святой отец, два десятка малолетних разбойников любой призрак заставят бежать без оглядки! Особенно если с ними будет Зара.

Какое-то время мы продолжали идти по улице молча. Отец Михаил глубоко погрузился в раздумья, автоматически поворачивая налево и направо. Все еще неважно ориентируясь в хитросплетениях старгородских коммуникаций, я целиком положилась на своего спутника, уверенная, что священник не доведет до греха. Он первым и нарушил повисшее молчание:

— Все-таки я не рекомендовал бы давать детям ложную надежду. Когда вам надоест, или перестанет хватать времени на то, чтобы заниматься с ними, все опять вернется на круги своя.

— Я вовсе не собираюсь заниматься всем этим сама! Какой из меня учитель, когда я эту вашу славяно-готическую вязь вообще с трудом разбираю, да и пишу наверняка с ошибками — "еры" эти, "яти", чтоб их... Главное, найти подходящих людей, нанять, организовать их работу, а потом все пойдет как по маслу... если не накроется медным тазом, конечно. А уж свободного времени, после отстранения от активной придворной жизни, у меня более чем достаточно...

— Значит, вы так на это смотрите? — отец Михаил вздохнул, но не стал пояснять, какая часть моего монолога ему так не понравилась: — Пожалуй, у меня есть на примете свободный дом. Два этажа, большая кухня, пять жилых комнат и гостиная с камином. Правда, он может быть несколько запущен...

— Главное, чтобы стены были, и крыша не слишком протекала! — тут же воодушевилась я. — А генеральная уборка самое то для начала отношений: совместный труд, как известно, объединяет! К тому же один раз наломаются — потом сами уже не захотят сорить...

— Вот и он! — внезапно остановившись, священник вытянул руку и указал на высокое, засыпанное снегом крыльцо аккуратного особнячка — похоже, его и впрямь уже давно никто не посещал. Хороший район, и от дворца недалеко... Подозрительно все это!

— И... чей же это дом?

— Мой, — просто ответил королевский исповедник. — Его построил еще прадед, а после смерти родителей здесь жил мой младший брат. Он плохо кончил...

— Сочувствую...

— Не стоит. Каждый сам хозяин своей судьбы, и у него тоже был выбор.

— Все равно... Если бы с моим братом что-то случилось, даже по его собственной вине...

— А как зовут вашего брата?

Я буквально в последний момент успела прикусить не в меру бойкий язычок:

— ...Не помню. Порой что-то само из памяти всплывает, а если специально голову ломать — все бесполезно.

— Понятно. Хотите осмотреть помещение?

— Да мы, наверное, до самого вечера только лед со ступенек сбивать будем, чтобы дверь открыть!

— Хорошо, тогда вернемся сюда завтра утром.

— Прихватив ломики и снеговые лопаты!

Считая вопрос с помещением решенным, и не желая чересчур затягивать дело, я сразу же отправилась в мастеровой квартал — вербовать учителей для будущей школы. Вопреки ожиданиям, ремесленники шли на контакт неохотно, мялись, оглядывались, бормотали что-то насчет того, что не могут оставить свои мастерские даже на минуту, что им удобнее брать учеников на домашнее обучение — в общем, как могли набивали себе цену, но в конце концов все равно соглашались.

— Теперь осталось только хороших воспитателей найти, — я потерла озябшие руки. Постоянно забываю, выходя из теплого помещения на улицу, натягивать пушистые варежки.

— Монахини... — заикнулся было священник.

— Только не по рекомендации матушки Серафимы! Это называется "шило на мыло"...

— У вас есть вариант получше?

— Есть, вообще-то, — я задумчиво прикусила губу. — Но она вряд ли согласится. А через пару недель ей вообще будет не до того... Пожалуй, монахини и впрямь пока лучший вариант. Тут поблизости есть монастыри кроме того, что держит этот приют? Боюсь, что не найду отклика в сердцах его обитательниц...

— Я сам этим займусь, — пообещал отец Михаил.

Приоткрыв дверь в лабораторию, я услышала переливающийся серебряными колокольчиками голос Зары — маленькая оборванка учила моих доверчивых девочек жизни. Она по-прежнему сидела, закутанная в простыню, но Машенька уже быстро сметывала на руках какие-то детали будущего платья. Ей богу, так у нее получалось быстрее, чем на швейной машинке!

— Нельзя говорить госпоже "ты", — наставительно заметила Настасья в ответ на очередную реплику-трель.

— Это еще почему? — с напускным простодушием поинтересовалась Зарина.

— Тыкать невежливо. А хорошие манеры очень важны, если ты хочешь в будущем стать горничной...

— Вот еще! — фыркнула малолетняя хамка. — Я вовсе даже не собираюсь становится горничной!

— Кем же ты хочешь стать? — войдя в комнату, я подключилась к разговору.

— Конечно, ведьмой! — не задумываясь ни на секунду, ответила та. — Только не такой, как ты, дурочка, а чтобы меня все боялись, и делали, как я скажу!

— Зара! — хором воскликнули девушки. — Нельзя грубить!

— А тебе не приходило в голову, что для того, чтобы стать ведьмой, одного желания не достаточно — нужны еще какие-то способности?

— А бабушка научила меня читать по руке! — гордо выкрикнуло дитя улицы.

— Правда? — не на шутку заинтересовалась Машенька. — Можешь прочитать, что на моей написано?

Повернув протянутую руку ладонью вверх, Зара глубокомысленно уставилась в густое переплетение линий судьбы, будто и впрямь пыталась в них что-то прочесть:

— Тут написано... Что ты — шлюха брюхатая!

— Зарина! — поскольку обе горничные после такого заявления попросту онемели, мне самой пришлось взять на себя функции воспитателя: — Еще одно грубое слово — и я тебе рот заклею!

— Ду... — внезапно девочка умолкла на полуслове, сделала страшные глаза и надула щеки, очень живо изображая, будто не может разомкнуть слипшиеся губы: — М-м-м-м!..

— Собаку тут завести не позволю, и не проси!

— М-м-м-м!

— Не смешно!

— Мы-мы-мы-ы-ы-ы!

— Хватит придуриваться, говори нормально. На роль Герасима ты все равно не тянешь...

— А-а-а! — завизжала Зара — и тут же захлопнула рот, еще и зажала обеими ладошками.

— А кто такое Герасим? — с любопытством поинтересовалась Настасья.

— В двух словах не расскажешь... Да и давно я Тургенева читала, еще в школе...

Учитывая количество набранных под горячую руку заказов на мыло, времени на дружеские посиделки особенно не было. Зато пролетало оно за душевным разговором совершенно незаметно — мы и глазом не успели моргнуть, как была готова очередная порция. Особой крепости — с девичьей слезой... Очень уж история жалостивая!

— Бедная собачка! — всхлипнула орудующая второй ложкой Настасья. Машенька с Зарой, обнявшись, утирали распухшие носы одной простынкой. С дружного согласия всех присутствующих было решено разливать смесь в формы, изображающие песиков и волчиков, как выразилась Настасья — "В память о покойнице"...

Пусть и не без некоторого сопротивления, управляющий дворцовой прислугой в конце концов разрешил Заре оставаться при моей особе. Нагло заявив, что не обойдусь без дополнительной помощницы, я пригрозила следующего аристократа, недовольного задержкой с приготовлением остродефицитного мыла, переадресовывать к нему — и смотритель дрогнул. Для цыганочки в комнате горничных даже поставили дополнительную кровать, после чего там стало совершенно невозможно развернуться, а девочка все равно засыпала, только перебравшись под бочок к Настасье и прижавшись к ней. По-моему, малышка до сих пор боялась, что однажды все это окажется сном. Взяв на себя обязанности воспитателей, смею надеяться, мы с девочками успешно с этим справлялись, и шаг за шагом дикий зверек превращался в воспитанную маленькую леди... Которая от избытка чувств ежедневно переворачивала вверх дном всю лабораторию.

Нельзя сказать, что рискнувшие пойти против воли матушки Серафимы монашки-претендентки на должности воспитательниц в новый приют выстраивались в очередь, зато те две, которые все-таки рискнули, после собеседования с отцом Михаилом и мной были одобрены и тут же утверждены в новых должностях. Спасти детей из цепких ручек "матушки" оказалось не так просто — я чуть не сорвала голос, выкрикивая перед герметично закрытыми воротами свое "Именем короля!" И снова вмешательство королевского исповедника, прошептавшего что-то в щелочку над засовом, заставило приготовившихся к продолжительной осаде монахинь отомкнуть запоры и впустить нас внутрь, теперь уж точно в самый распоследний раз. Когда я спросила собравшихся в трапезной воспитанников, кто из них хочет остаться, а кто — пойти со мной, никто из присутствующих не откололся от коллектива, даже не уточнив, куда я собираюсь их отвести. А вот святой матушке пришлось напомнить, что сироты — не крепостные рабы, и имеют право на свободный выбор.

Восторг детей, получивших в свое распоряжение целый дом, нельзя было описать словами — кстати, говоря "запущенный", священник здорово приукрасил действительность... Хотя крыша, и вправду, не протекала. За день объединенными усилиями нам удавалось привести в порядок не больше одной комнаты — зато после этого никто не жаловался на аппетит, с энтузиазмом уничтожая все, что выставлялось на стол. После покупки детской одежды, запаса продуктов и дров, а также выплаты аванса будущим учителям я ясно увидела дно своего ящичка с "золотым запасом"... следовало удвоить усилия по варке мыла!

— Госпожа чародейка, и как только вам на все сил хватает, — качала головой Настасья, помогая мне расшнуровать корсет перед сном — наверное, если бы не эта подпорка, крепко держащая за бока, я бы еще два часа тому назад сломалась и упала без сил.

— И зачем только вам все это нужно? — не удержалась от критики горничная. Лишившись "стрежня", я ничком повалилась на кровать. Вздохнув, девушка вытянула из-под моего бесчувственного тела одеяло и заботливо укутала — ну, просто мать родная.

— Понимаешь, Настя, — пробормотала я в подушку: — Настоящий китайский мужчина должен построить сто домов, высадить рощу... словом, хоть как-то отвлечься.

— Не понимаю, — снова покачала она головой. Но продолжать беспредметный разговор не стала — или я просто заснула и больше ничего уже не слышала...

Глава 14.

Если правда, что все в мире гармонично и уравновешено, то мне сейчас явно выходили боком те самые не дни даже, а целые недели, проводимые в тупом раскладывании пасьянсов на мерцающем экране офисного компьютера. Тут поневоле начнешь жалеть, что в сутках не двадцать восемь часов: на рассвете с трудом проснуться, умыться и причесаться (а волосы с каждым днем все длиннее!), вытряхнуть из форм остывшее и затвердевшее за ночь мыло, упаковать и разослать заказчикам. Наскоро позавтракать — если останется время. Накраситься, поприсутствовать на официальных утренних придворных мероприятиях, делать вид, что подчеркнуто-равнодушное отношение короля нисколько тебя не трогает. Затем бегом — в приют, принять отчет монахинь, выслушать взаимные жалобы учеников и учителей, урегулировать споры, если получится, к обоюдному удовлетворению. Повидаться с отцом Михаилом, отчитаться перед ним о состоянии дел, покорно выслушать выговор о неподобающем придворной дамы поведении, согласиться, что краска на лице моветон, но остаться при своем мнении, и со всех ног — на дневные официальные придворные мероприятия. Не прием, так встреча... Отстоять до конца, борясь со скукой, и скорей в лабораторию: разнять девочек, насмерть сцепившихся из-за очередной тряпки или непонятно кем разбитого горшка. При Заре почему-то вся посуда начала биться сама собой — может, и впрямь талант? Вечерние официальные придворные мероприятия... и зачем я только нажаловалась священнику, что у меня слишком много свободного времени! В лаборатории в огромном котле бурлит смесь, которой полагается превратиться в мыло — надо будет поговорить с кем-нибудь, чтобы мне для этого выделили отдельное помещение в нежилом крыле, а то уже весь этаж пропах... А вдруг девочки отвлекутся, забудут вовремя снять горшок, и смесь подгорит?! Или опрокинут котел?! С тревогой достоять до конца, переминаясь с ноги на ногу, дождаться, пока из зала выйдет король, который по прежнему делает вид, будто меня и на белом свете-то нет, и скорей в лабораторию — слава богу, все в порядке, дворцовое крыло уцелело, пережив взрыв страстей. Котел тоже устоял... Список потерь ограничился еще одной деревянной ложкой, которую ставшая очень нервной Настасья сломала о крепкий Зарин лоб — у девочки даже синяка не осталось, но где же она берет среди зимы живых лягушек? Ночка предстоит веселая.. Если я вообще смогу уснуть хоть на минутку: после захода солнца лабораторию начинают осаждать толпы мнительных дворян в поисках немедленной ведьмовской помощи. Вынь да положь им приворотное зелье! Два часа на сон — если повезет, — и все по новой...

— Госпожа чародейка!

— А?.. — я приподняла над подушкой растрепанную голову. Что-то тут не так, что-то неправильно...

— Вы умываться будете? — хмуро поинтересовалась Зара, держа наперевес тазик с теплой водой.

Ну, точно, если скажу "Нет" — окатит с размаху прямо в постели... Благоприобретенная вежливость давалась прирожденной бродяжке очень нелегко.

— Буду-буду, — спустив ноги с кровати, я торопливо поплескала водой в лицо, взбила в ладонях мыльную пену, и только тут окончательно проснулась: — А почему ты? Где Машенька?

— Плохо ей, — без всякого сочувствия буркнула девочка: — Рожает, кажись.

— Что?!! — вскочив на ноги, я толкнула и едва не опрокинула маленькую цыганочку на пол, но тяжелый таз она все же удержала.

Ураганом ворвавшись в комнату горничных, я встретилась с Машенькой глазами и поняла — дело плохо. Все лицо молодой женщины покрывали крупные капли пота, волосы намокли и слиплись, в глазах слезы, нижняя губа прикушена мало не до крови.

— Господи, что с тобой?! — в данных обстоятельствах сложно было придумать более глупый вопрос.

— Ничего-ничего, — она часто задышала, и принялась перебирать руками по одеялу, будто собралась вставать: — Я сейчас... Уже проходит...

— Куда уж проходит! — положив ладонь на плечо, я заставила ее снова лечь: — Уже и воды, поди, отошли?

— Нет! — в глазах горничной плескался настоящий панический ужас: — Еще рано! Еще не пора!

Она попыталась сесть на кровати, но внезапно ее лицо исказила гримаса нечеловеческой боли, а сквозь сжатые зубы протиснулся сдавленный стон.

— Ты как знаешь, конечно, но я иду за лекарем! — я испугалась не на шутку. Честно говоря, так свыклась уже с крутобокой Машенькиной фигуркой, что с трудом представляла, будто может быть как-то иначе. И уж совершенно точно не была готова к такому развитию событий, подсознательно оперируя понятиями: начались схватки — "скорая помощь" — больница — счастливые и здоровые мать и дитя. Пожалуй, только глядя сейчас в искаженной болью лицо подруги, я внезапно остро осознала, что в эту эпоху рожали прямо на дому, часто даже без посторонней помощи, как природа подскажет. Мне же в данный момент природа подсказывала только один выход: как можно быстрее бежать за помощью и переложить всю ответственность на чьи-нибудь широкие плечи...

— Нет! — мой локоть сжали не человеческие пальцы, а стальные тиски — синяки останутся, без вопросов. Кажется, только что я своими ушами слышала, как хрустнул хрящ. А Машенька с лихорадочным блеском в глазах быстро бормотала: — Нет! Только не лекаря! Он меня... залечит!

Мы с придворным врачом недолюбливали друг друга — после моего назначения на должность он потерял часть клиентуры, и теперь при встрече в узком коридоре непременно разворачивался и удалялся в противоположном направлении. Такое поведение не вызывало у меня ответных теплых чувств... но все же это не повод подвергать сомнению репутацию доктора — при дворе неумех не держат! Исключая кое-кого из присутствующих... Напуганная, как никогда прежде, я заорала не своим голосом:

— Настасья!

Совсем забыла, что накануне отпустила вторую горничную на именины к поварихе, и разрешила не возвращаться до обеда. Помощи ждать неоткуда... На секунду мне представилось, как по возвращении Настасья застанет в комнате только два хладных трупа: Машенька погибнет от того, что я не смогла толково оказать ей хотя бы первую помощь... а я — скованная мертвой хваткой мертвой девушки, от голода и жажды. Хотя без еды человек может, кажется, семь дней прожить, а воды у меня достаточно, целый тазик. С мыльной пенкой "для скусу"...

Сильные руки обхватили меня за плечи и энергично встряхнули, избавляя дурную голову от бредовых мыслей.

— Так и знала, стоит только мне отлучиться — и все пойдет наперекосяк! — добродушно проворчала Настасья, закатывая рукава: — Что, началось?

— Нет! — сдавленно пискнула Машенька. — Не сейчас! Я не хочу!

— Главное, что ребеночек уже хочет, — уверенно возразила ей подруга. — Пришла пора ему наконец воздуха глотнуть. А будешь сдерживать — задушишь. Уж можешь поверить: у матушки кроме меня еще восемь детишек было, с семи лет ей во всем помогала... Ну!

Следующие несколько... минут?.. часов?.. показались мне сутками. Повинуясь уверенным приказам Настасьи, Зара крутилась, точно белочка в колесе, принося, унося и подавая: точь-в-точь расторопная хирургическая медсестра во время операции. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как держать Машеньку за руку, уговаривать ее, что все будет хорошо, и молиться про себя, чтобы так оно и было...

На моей руке отпечаталось уже несколько рядов красных пятен от железного захвата пальцев роженицы — и первые уже начали постепенно наливаться синевой. Ничего, это пройдет — только бы и с Машенькой, и с малышом все было в порядке. Кажется, в комнату кто-то ломился: за опаздывающей придворной чародейкой послали слугу, — но открывшая дверь Зара посоветовала ему зайти попозже, лучше всего завтра. В настолько неподобающих маленькой девочке выражениях, что вряд ли посланник передал отцу Михаилу ответ дословно.

Наконец — кажется, спустя десять тысяч лет, — воздух пронзил возмущенный, пронзительный детский крик.

— Мальчик, — странным голосом произнесла Настасья.

— Что такое? — взглянув на новорожденного, я внезапно испытала совсем не приставшее женщине чувство дурноты, но мужественно справилась с собой: — Какой хорошенький! Зачем ты ему пуповину на шею намотала?

— Он таким родился...

— Слава богу, что не задохнулся!

Перевязав и перерезав пуповину, Настасья ловко вымыла и спеленала мальца. Похоже, она и впрямь знала в этом толк. От меня же помощи было мало: не имея прежде близких контактов с младенцами, перед этим, первым, я испытывала безотчетный страх, поэтому просто продолжала держать Машеньку за руку и гладить по голове.

— Что с ним? — тревожно вскрикнула она, силясь подняться. — С ребенком все в порядке?!

— В полном, — Я положила свою ладонь на горячий лоб горничной: — Сейчас покричит, и уснет. Он хорошо потрудился. И тебе надо передохнуть... Спи!

Утомившаяся Машенька, будто поддавшись на уговоры, быстро уснула, и дальше мы с девочками действовали самостоятельно. Будучи женщиной суеверной, будущая мать не запаслась заранее детскими вещами и прочими причиндалами вроде пеленок, пустышек и колыбельки — примета плохая. Поэтому кроватку пришлось на скорую руку соорудить из деревянного ящика — хранившийся в нем запас готового мыла я попросту высыпала на пол. На пеленки пошла запасная простыня, роль матрасика успешно выполнила одна из подушек с моей кровати, вместо одеялка пригодился теплый цветастый платок из Настасьиного гардероба.

Удивительно, но вскипяченная Зарой вода еще не успела совершенно остыть — не обжигала, конечно, но, по-видимому, весь этот кошмар все-таки уложился не в сорок часов, а в сорок минут. Спешить на работу я, тем не менее, не стала — нет ничего хуже, чем прийти после короля, тогда уж лучше совсем не ходить. Тем более повод-то какой! А важных приемов сегодня, кажется, не ожидают — иначе меня предупредили бы. Правда, слуга зачем-то приходил... Ну, если что-то срочное — пошлют еще раз, или отец Михаил сам придет. Не бегать же теперь по коридорам дворца с криком "Кто ведьму вызывал?!"

Присев у колыбели, я тихо любовалась малышом. Хорошо, что Настасья умеет перепеленывать и кормить младенца из рожка — мне по-прежнему страшно было даже к нему прикоснуться, ребеночек выглядел таким крохотным и беззащитным...

— Настоящий маленький ангелочек! — прошептала я.

— Да, по всему видно — не жилец, — нахмурилась подошедшая горничная.

— Ты что, Настя, думай, что говоришь! — возмутилась я. — Типун тебе на язык! Нормальный здоровенький ребенок.

— Может, и здоровенький, — не унималась упрямая девушка, — но вот нормальный...

— И что тебе не нравится? — я начала сердиться.

— Он желтый, — принялась скрупулезно перечислять она. — А такого лица у младенцев я вообще никогда не видела! По всему выходит, что он или больной... или демон.

— К вам демоническое посольство девять месяцев тому назад приезжало? — хмыкнула я. — Узкоглазый, желтолицый — обычные азиатские черты лица! Видимо, с папиной стороны.

Глава 15.

Отец Михаил мягко пожурил меня за досадные упущения в воспитании Зары (похоже, ему-таки передали дословный ответ!), но удовлетворился объяснением, что все мы были немножко на взводе, и больше такого не повторится. Он даже согласился окрестить новорожденного, как только мамаша придумает достойное его имя.

— ...Ну, кто это — неужели сам синайский посол? — открыв дверь в комнату, я услышала только последнюю Настасьину реплику.

Как следует выспавшись, Машенька уже успела привести себя в порядок, и теперь нежно укачивала малыша:

— Он для этого возит с собой специальную наложницу. К тому же страшный, как смертный грех!

— А кто?

Та выдержала интригующую паузу, но все-таки призналась:

— Его телохранитель.

— Телохранитель! — разочарованно протянула девушка. — Хоть бы уж переводчик!..

— Сердцу не прикажешь.

Рождение малыша обернулось для Машеньки большой радостью... и полной профнепригодностью. Даже будничные ежедневные обязанности выполнять с ребенком на руках несподручно, а оставить его в колыбельке — еще хуже: стоило только младенцу пискнуть, и у горничной все начинало валиться из рук в самом буквальном смысле. Каждый раз при этом она страшно извинялась, затирала лужу, собирала осколки и обещала восполнить ущерб из будущей зарплаты, так что если бы я обращала на это внимание, следующие два года Машенька должна была отработать бесплатно... И явно не собиралась останавливаться на достигнутом. Равно как и сидеть сложа руки. В ответ же на мое предложение привязать ребенка к спине на манер индианок девочки посмотрели на меня, как на безумную. Воля ваша, наше дело предложить...

Как будто мало мне было разом навалившихся домашних и служебных забот, каждое утро теперь я "совершенно случайно" сталкивалась в дворцовых коридорах с отцом Михаилом, который вежливо, но настойчиво напоминал, что маленькому ребенку негоже оставаться до сих пор не окрещенным. Я была полностью согласна со всеми его доводами, но Машенька была непреклонна — имя сыну должен дать отец. Синайское посольство в Старгороде ожидали еще нескоро, а каждый раз тыкать пальцем или говорить просто "ребенок" нам с девочками быстро надоело, и мы добились от мамочки разрешения называть его хотя бы по отчеству. Пу Цзян... дал же бог имечко! С нашей с Зарой легкой руки Пуцзянович быстро превратился в Пузанчика. Даже сама Машенька, хотя сперва и сердилась, скоро тоже начала его так называть. Прозвище мальцу удивительно подходило: он спал, когда не ел, и ел, когда не спал — что только из него вырастет к тридцати годам? Впрочем, для грудничков это, кажется, вполне нормально.

Я лениво сортировала принесенные из лавки травки — за полгода набила руку, и стала разбираться в этом гораздо лучше. Нечистоплотные продавцы или поставщики могли подмешать в сбор обычного сена, а то и похуже. Кроме того, для некоторых рецептов требовалось использовать все растение целиком, а для других — только отдельные его части, листья или стебли... Словом, работа важная, но монотонная и однообразная.

Сидя немного сбоку от окна, так, чтобы не перекрывать мне свет, но и самой не попасть в тень, Машенька на руках дошивала очередную распашонку, ногой раскачивая колыбельку с сопящим Пузанчиком. Новую кроватку изготовили "мои сироты", по собственному проекту Андрюшеньки — этот одаренный подкидыш своими новаторскими идеями и изобретениями поражал не только мое воображение, но и всех учителей. Ноу-хау колыбельки заключалось в том, что в отличие от стандартных моделей, раскачивающихся на двух вырезанный полукругом ножках или гнутых полозьях, норовящих опрокинуться от неосторожного движения няньки, эта прочно стояла на ногах, раскачивался только "короб" с ребенком. Причем приводить в движение ее можно было как рукой, так и при помощи ноги, нажимая на специальную педаль. Машенька считала изобретение гениальным, и ободренный похвалой пользователя мастер уже работал над новой, усовершенствованной моделью, которую можно будет заводить при помощи колеса от прялки, и устанавливать три режима раскачивания... Поистине, этот мальчик опередил свое время.

Внезапно мирную идиллическую картину нарушил страшный грохот: распахнувшаяся входная дверь, ударившись о стену, отскочила и с силой захлопнулась, прежде чем я успела оглянуться и заметить, кто же так рвался оказаться в нашем обществе. Во второй раз Настасья была осторожнее. Судя по сбившемуся дыханию и прическе, она бежала издалека:

— Едут! — только и смогла выдохнуть девушка.

— Ну, вот, от сквозняка все снова перемешалось, — ребром ладони я попыталась вернуть любовно сложенным пучкам прежнюю форму.

Машенька тоже не проявила сильного интереса к принесенным подругой новостям:

— Ребенка разбудила, — отложив шитье, она склонилась над колыбелькой.

— Он молчит, — возразила Настасья, и Пузанчик немедленно разразился громким протестующим плачем, показывая, что хотя он и молчит, но все слышит.

— Все это ерунда! — махнула рукой горничная: — Едут же!

— Сваты? — хмыкнула я.

— Очень может быть!

— Что ты имеешь в виду? — молодая мамочка спросила исключительно из вежливости, не проявляя искренней заинтересованности: сейчас всеми ее мыслями владел только один мужчина — маленький сынишка.

— Через две неделе при дворе ждут прибытия синайского посольства! Только что от них скороход послание доставил!.. Ой...

Может, и не первый раз в жизни, но на моих глазах точно впервые Машенька без чувств повалилась на пол. В последний момент мне чудом удалось ухватить Пузанчика за пеленку.

Передав зашедшегося визгом младенца Настасье — сама разбудила, сама и укачивай, — я склонилась над его матерью.

— Умерла? — еле слышно спросила побледневшая девушка.

— Живее всех живых! — легкими хлопками по щекам я попыталась привести горничную в чувство: — Сколько раз я уже в обморок падала, пора бы к этому и привыкнуть!

— Вы падали иначе, — упрямо возразила Настасья. — Гораздо мягче! А она так головой сбумкала...

Машенька наконец открыла глаза и озадаченно заморгала, будто стараясь понять, где это она и как сюда попала.

— Вставай-вставай, Винни-Пух ты наш! — подав руку, я помогла ей подняться на ноги: — Не время спать! Время радоваться!

Две недели пролетели, точно один день, занятые исключительно приятными хлопотами: пошив нового платья, подбор бижутерии и прически — артиллерия готовилась дать сводный залп из всех орудий женского обаяния, дабы поразить условного противника в самое сердце. Уверена, еще никогда появления при дворе синайской делегации не ожидали с таким нетерпением!

Происходили в эти дни и мелкие, незначительные события: так, однажды утром, взяв список ожидающих доставки мыла клиентов, я вычеркнула из него последнюю фамилию, и облегченно опустила натруженные руки. Почти незаметно окончился великий пост — придворные повара делали все, чтобы отсутствие мяса на королевском столе совершенно не замечалось. Горожане поздравили друг друга с благой пасхальной вестью, а я научила девочек нескольким хитрым приемам битвы на яйцах, которые мне в детстве показал папа. Андрюшенька провел презентацию новой полуавтоматической колыбельки.

Вскоре после официального прощания с зимой она и впрямь окончательно покинула город: на улицах растаял снег, а от скорняка наконец-то пришло долгожданное известие об окончании шубных работ. Задержка объяснялась просто: не переспрашивая, для чего мы отобрали шкурок вдвое больше необходимого количества, мастер... стачал две шубки. Внешне они получились даже лучше, чем я рассчитывала, но что делать со второй? Отдать Машеньке обе — про запас? Или подарить одну кому-нибудь? Заре велика... А Настасья вряд ли захочет носить такую же, как у подруги, шубу!

— О-о-о!.. — сдавленно простонала девушка, выступавшая в роли народного контроля.

— Ты же не хотела, чтобы у вас с Машенькой были одинаковые шубки, — удивилась я.

— Тогда я ее еще не видела...

— Когда только вы их носить будете? Весна уже...

— А я — на голое тело! — самоотверженно заявила Настасья.

Перед таким напором невозможно было устоять...

Церемония встречи синайского посла проходила в максимально узком кругу. Большая и гордая империя Синай могла себе позволить пару-тройку дипломатических скандалов из-за косо посмотревшего и обезглавленного за наглость придворного. После нескольких таких случаев челядинцы и сами не рвались приветствовать высоких гостей, тем более, что посмотреть на экзотически разодетых "варваров" можно было, с удобством расположившись на галерее зала приемов — что-то вроде театральной галерки или балкона, только без кресел. В особо торжественных случаях и во время балов там располагались музыканты, но прием высоких зарубежных гостей проходил без звукового сопровождения.

Поглазеть на загадочного Машенькиного "жениха" мы отправились всем табором — даже Зара увязалась. Не захватили с собой только Пузанчика, чтобы тот своим плачем не нарушил торжественности дипломатического процесса. Разумеется, ребенка не бросили совсем одного в пустой комнате, а доверили попечению поварихи — вырастившая шестерых, она представлялась Машеньке достойной доверия кандидатурой.

Других желающих поглазеть свысока на высокопоставленных синайских сановников не нашлось: то ли успели насмотреться досыта за предыдущие годы, то ли, что вероятнее, вспомнили о срочных и неотложных делах, как только увидели на галерее придворную чародейку со свитой. Чтобы занять самые удобные места, мы пришли туда заранее.

Дабы не слишком бросаться в глаза, мы с девочками присели и спрятались за балюстрадой. И все же вошедший в зал король, кинув взгляд на галерею, еле заметно усмехнулся. Наверное, краем глаза уловил какое-то шевеление... Хотя торчащую между резными балясинами голову сложнее было не заметить, чем разглядеть.

— Зара! — змеей зашипела я, дергая девочку за край юбки. — Убери голову!

— Не могу! — так же шепотом ответила она. — Не лезет!

— Настя!

Ухватив цыганочку за талию, девушка приготовилась вытащить ее, как спелую морковку из грядки, но та внезапно начала лягаться и брыкаться:

— Уши, уши! — уже в полный голос взвизгнула Зарина.

— Погоди! — остановив горничную, я просунула руки между балясинами, и попыталась ладонями прижать оттопыренные ушки, которые успевали все слышать и все на свете замечать — теперь голова должна была свободно пройти... но застряли руки.

Выдержке синайских дипломатов можно было только позавидовать — если бы у меня в самый неподходящий момент над головой поднялась такая возня с мышиным писком, я бы постоянно оглядывалась — что там такое происходит? Может, киллер залег и стрелу ладит? Хотя если он с таким шумом устраивается в засаде, послу и в самом деле можно не волноваться — не попадет. Еще застрелится случайно из своего лука с оптическим прицелом...

Вот король нет-нет, да и поглядывал вверх, стараясь делать это по возможности незаметно, но явно проявляя к спасательной эпопее больший интерес, чем к передаче верительных грамот от синайского императора и перечислению собственных титулов из уст синайца-толмача.

— Плохо дело — придется столбик выпиливать, — констатировала Настасья после нескольких безуспешных попыток помочь попавшей в ловушку девочке.

Я провела пальцем по темному, густо покрытому тонкой резьбой дереву, стараниями дворцовой прислуги без всякого лака отполированному почти до зеркального блеска. Жалко...

— Вряд ли скрежет пилы и сыплющиеся сверху опилки будут сильно способствовать укреплению доверительных дипломатических отношений между двумя великими державами... Придется дождаться конца приема.

— Хочу в туалет! — как нельзя более не вовремя захныкала Зара.

— Я — за топором! — подхватив юбки, Настасья выскочила в коридор и затопотала вниз по лестнице.

— Она перила будет рубить? — пискнула цыганочка, переминаясь с ноги на ногу.

— Нет, голову кое-кому снесет! А то за порчу дворцового имущества ей самой будет секир башка...

Да уж, иногда лучше жевать, чем говорить: приняв мою черную шутку за чистую монету, Зарина взвыла в голос. Понимая, что соблюдать конспирацию уже бесполезно, я навалилась животом на перила, и повисла на балюстраде, точно белье на веревке. В таком положении мне почти удалось заглянуть девочке в глаза, и я принялась ее утешать, уговаривать, что просто неудачно пошутила, и сейчас спасу ее безо всякого топора. Как бы только эти уши к голове прижать — может, привязать?

Покосившись на широкую оборку своей юбки, я все же сочла "разоблачение" преждевременным, и вытянула из кармана "носовой платок" — очередную салфетку с королевского стола, разумеется, с гербом, вышитом на самом видном месте. Сложенная по диагонали, она как раз подошла на роль скромной косыночки, прижавшей чуткие, но чересчур выпирающие зарины ушки к черепу. В косынке цыганочка смотрелась препотешно, так что вернувшаяся Настасья (с топором и огромным мужиком для его переноски) невольно прыснула, глядя на это чудо.

Даже не думая обижаться, после освобождения девочка тут же снова прилипла к балюстраде, пытаясь рассмотреть, что происходить внизу. Главное, чтобы голову больше куда не надо не совала! Отпустив "лесоруба" восвояси, мы с Настасьей облокотились на перила — все равно уже рассекретились, — и принялись с любопытством разглядывать делегацию, пытаясь угадать "жениха".

Желтые лица, глаза-щелочки и роскошные многослойные костюмы сразу выдавали в гостях чужаков, и смотрелись для наших широт очень экзотично. Богаче всех был наряжен сам посол: даже сверху его легко можно было отличить от остальных по манере держаться и шапочке-тюбетейке с задорным султанчиком, густо расшитой то ли бисером, то ли мелкими драгоценными камнями. Свита щеголяла блестящими лысинами — видно, жестокая мода требовала от синайских мужчин брить затылки и стягивать окружающую чахлую растительность в куцый хвостик. Сверху блестящие тонзуры смотрелись... не слишком симпатично. Но, может, при ближайшем знакомстве начинали играть всеми красками?..

— Тебе какой больше нравится? — пихнув Настасью локтем в бок, шепотом поинтересовалась я.

— Вон тот, слева...

— Почему? — на мой взгляд, и форменные халаты, и лысины, и обрамляющие их смоляные шевелюры посольских охранников выглядели удручающе одинаково. Я уж не говорю о лицах, которых с галерки, правда, не различить, зато легко можно себе представить.

— У правого хвостик простым шнурком перевязан, а у этого — с бомбошками...

— И что?

— Значит, мужик с выдумкой!

— ...Настя, ты меня шокируешь!

— Извините, госпожа, я забылась...

— Ничего-ничего, не стоит стесняться искренних порывов, — я невольно прыснула в кулачок: — Это на тебя весна так действует!

Не знаю уж, что в этот момент подействовало на меня: тоже весеннее обострение, или всего лишь врожденная глупость. Только, попытавшись разглядеть, из чего же сделан загадочный султанчик посольской шапки (воистину, женское любопытство не знает границ!) я слишком сильно перевесилась через перила, и, внезапно потеряв равновесие, едва не рухнула с галереи, на радость иностранной делегации. Хорошо, что в последний момент успела ухватиться за деревянную балясину, да так и зависла вниз головой, опасаясь неосторожным движением нарушить хрупкий баланс.

Торопясь на встречу с судьбой, всегда обязательная — даже дотошная! — Машенька этим утром отнеслась к своим обязанностям горничной с вопиющим формализмом, всего два раза против обычных четырех проверив, крепко ли держатся на моей голове всевозможные шпильки, заколки и прочие прищепки, отдаленно уподобляющие мою не слишком впечатляющую шевелюру изысканной прическе. И вот теперь я в полной мере пожинала плоды этой небрежности, можно сказать, халатности: уже в пылу борьбы с судьбой и длинными ушами моей маленькой протеже прическа сильно растрепалась, последний же рывок оказался последней каплей: одна из заколок, пощекотав на прощание скальп, покинула насиженное место в вороньем гнезде, и ястребом спикировала вниз. Нет, чтобы на пол: даже если целиться нарочно, вряд ли получилось бы так точно попасть прямо в центр медно-желтой макушки. Бумкнуло звонко, как в гонг. Я замерла от ужаса, как и висела: одной рукой придерживаясь перил, другой будто подманивая кого-то с другого конца зала, вытаращив глаза и не дыша, словно это могло помочь оставаться незамеченной, если охраннику вздумается поднять голову!

Однако то ли дипломатический протокол запрещал любые лишние телодвижения во время церемонии, то ли в посольскую свиту отбирались только самые нелюбопытные воины — вздрогнув, узкоглазый секьюрити никак не проявил свое удивление по поводы сыплющихся с неба заколок. Даже обидно... Ухватив за край юбки, Настасья рывком втащила меня обратно на галерею.

— Ты же в туалет собиралась! — напомнила я Заре.

— Расхотелось! — легкомысленно отмахнулась девочка, и вновь приникла к балюстраде.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как последовать ее примеру, и продолжить наблюдение за торжественным ритуалом. Только на всякий случай передвинулась на полшага вправо: теперь, если с галереи снова что-нибудь упадет, то в худшем случае просвистит у синайца над ухом. Хорошо все-таки, что огнестрельное оружие тут еще не изобрели, и что высокие гости не явились во дворец вооруженные арбалетами или хотя бы луками — при известной привычке нервных телохранителей сперва стрелять, а потом интересоваться, что случилось, шумное сборище на галерке уже давно должно было породниться с ежиками. Хотя нервы у желтолицых ребят, похоже, покрепче канатов...

Как видно, не у всех: внезапно брат-близнец "моего" охранника, стоящий по левую руку от посла, как-то странно задергался, искоса огляделся по сторонам, после чего жутко изогнул шею, стараясь как бы между делом и незаметно для патрона посмотреть вверх.

— Зара! — зашипела я, уверенная, что вдохновленная моим примером маленькая хулиганка избрала вторую лысину в качестве собственной мишени. Кто из нас в школе не плевался в одноклассников жеванной бумагой!

— Это не я! — возмущенная несправедливыми подозрениями, прошептала цыганочка. Да, она стоит далеко... Облокотившись на поручень, Машенька уронила голову на сложенные руки и беззвучно рыдала — так горько и безутешно, что сердце разрывалось на части. Горячие слезы, сбегая по пальцам, капали на телохранительскую лысину, заставляя синайца волноваться и нервничать.

— Машуня, что? Что случилось? — с двух сторон принялись тормошить девушку мы с Настасьей. — что-то болит?

— Расстроилась, что он на тебя не смотрит? — я попыталась самостоятельно угадать причину слез: — Но ведь это не от того, что не хочет — просто протокол не позволяет. Да, может, и не знает, что ты здесь...

— Мань, который? — в первую очередь волновало вторую горничную.

На секунду прервавшись, Машенька размазала слезы по лицу и всхлипнула:

— Это не он... Его нет!.. Он не приехал!.. Забыл меня!...

Последние слова она почти прокричала. Покосившись внизу, где признаки нервозности проявляла уже вся зарубежная делегация без исключения, я махнула Настасье рукой:

— Уводим ее! Только дипломатического скандала нам и не хватало для полного счастья...

Подхватив Машеньку с двух сторон под белы ручки, мы осторожно, шажок за шажком, повели ее к выходу с галереи. Слова утешения вроде "Забудь его, мы тебе другого, в сто раз лучше найдем!" не шли на язык. Поверила бы я, если бы кто-то сказал мне такое? Никогда не стоит считать других людей глупее себя...

Я все-таки предприняла попытку утешения словом, после того, как безутешную Машуню умыли, заново причесали и напоили горячим сладким чаем:

— Может, сегодня просто не его смена. Или он получил наряд вне очереди. Или носится сейчас по городу, ищет тебя — он ведь помнит горничную "Короны", и наверняка не ожидал встретить тебя во дворце!

Машенька прекратила лить слезы — но, по-моему, вовсе не от того, что успокоилась и пришла в себя, просто в организме закончилась лишняя жидкость. Она сидела на стуле, слегка покачиваясь из стороны в сторону, безучастно уставившись в одну точку прямо перед собой и, кажется, не слышала ни слова из обращенных к ней речей.

— Ну, хочешь, я сама посла о нем спрошу? — последняя отчаянная попытка вывести девушку из этого пугающего ступора как ни странно, сработала:

— Спроси! — внезапно рванувшись вперед, Машенька крепко ухватила меня за плечи и встряхнула так, что только зубы лязгнули — хорошо хоть, язык не прикусила. — Спроси, что он сделал с моим Пу Чжаном! Ох!.. — ее взгляд слегка прояснился, разжав руки, девушка смущенно спрятал их за спиной: — Извините, госпожа... Это вы серьезно — насчет посла?

— Как никогда раньше, — заверила я. — Вот прямо сейчас и отправлюсь... Только чуть попозже, когда прием закончится.

— Может, он заболел, вот и не приехал? — очень задумчиво и очень некстати пробормотала Настасья.

Прижав ладошки к губам, Машенька вновь хотела было впасть в ступор, но тут очень вовремя с кухни вернулась Зара: умнее нас всех вместе взятых, она осторожно несла на руках Пузанчика, а в зубах — крендель с маком. Ребенка девочка осторожно передала матери, а надкусанный крендель, немного поколебавшись, протянула мне.

— Спасибо, кушай сама, — растроганная широким жестом, я нашла в себе силы отказаться от лакомства. — Ты ведь еще растешь, тебе нужнее!

Без лишнего жеманства цыганочка захрустела сдобой, стряхивая мак и крошки с подбородка прямо на пол.

— Будете разговаривать с синайцами — не смотрите им прямо в глаза, — укачивая младенца, надиктовывала инструкции Машенька. — Они воспринимают это как оскорбление, особенно от женщины. Лучше вообще на них не смотреть, глядите в пол — у синайских чиновников каждая деталь одежды означает что-то важное, вдруг он разглядывание воспримет тоже как оскорбление? Еще нельзя обращаться к ним напрямую — с женщинами они вообще не разговаривают. Если первой обратиться, можно и мечом по шее получить. Если что-нибудь спросят, даже через переводчика, не поднимая глаз, показать жестами — а лучше вообще ничего не отвечать...

— Чувствую, в Синае мне и вовсе не понравится, — вздохнула я. Но обещала — надо выполнять... — Ладно, найду себе кого-нибудь в посредники. Того же отца Михаила...

Мысль сама по себе была неплоха — вот только никто не учел, что королевский исповедник, не отчитываясь в своих планах, может отправиться в новый приют, навестить сирот. По собственному опыту я знала, что там можно провести несколько часов, а то и задержаться до самого вечера. Возвращаться к девочкам с известием, что миссия невыполнима, было ниже моего достоинства — ведьма я или не ведьма? — и давящее на голову всемогущество погнало меня в непосещаемое прежде дворцовое крыло, в котором гнездилась родовая знать. Авось, кто-нибудь из старых клиентов не откажется оказать ответную любезность...

Разумеется, я не собиралась приставать с расспросами к самому послу — сказала так, только чтобы успокоить и обнадежить Машеньку. Необходимую информацию наверняка без труда можно получить от любого члена посольской свиты — "эксперт" уверяла, что их состав меняется крайне редко. Если бы не дискриминация по половому признаку, проще всего было лично расколоть переводчика. Ну, раз уж они такие шовинисты, поищу кого-нибудь в штанах.

Я беспорядочно кружила по незнакомым коридорам, чувствуя, что все сильнее запутываюсь. Вдобавок дворец как будто вымер: ни души, даже слуги куда-то попрятались. Или я как обычно что-то пропустила, и все собрались на каком-то жутко важном официальном мероприятии, где не хватает разве что присутствия придворной чародейки?

Почти запаниковав, я оставила правило правой руки, и принялась поворачивать без всякого порядка в первые попавшиеся коридоры, в надежде если не попасть в нужное место, то хотя бы наткнуться случайно на какого-нибудь знакомого... Хоть на кого-нибудь!

...Голова, металлически гремя, покатилась по полу. Вот уж наткнулась так наткнулась! Схватившись за сердце, я молча сползла по стене, представляя всевозможные кары за непреднамеренное убийство придворного. Представляю свои показания: шла по коридору, заблудилась, случайно задела плохо прибитый к стене гобелен, тот свалил напольную вазу, она покатилась по полу и сбила большую алебарду в руках случайного прохожего... рыцаря. И этот здоровенный топор на длинном древке, падая, случайно обезглавил носителя!.. Уже сама себе не верю. Мама! Меня расстреляют без суда и следствия! Причем из пушки...

Добрых полчаса понадобилось, чтобы набраться храбрости взглянуть в лицо своей "жертве". Тьфу, черт, столько страху из-за пустых доспехов! Что за дурацкая мода расставлять их в коридоре вместо нормальных статуй! А вот не буду его обратно собирать, и все! Не чародейское это дело. Пусть так и лежит тут, в углу.

Я в очередной раз повернула — и остановилась, будто налетев на невидимую стену: это место определенно было мне знакомо! И в то же время я готова была поклясться, что никогда прежде здесь не бывала.

Каменные стены, пол и потолок совершенно обычные, ковер под ногами такой же, как и в любом другом коридоре этого крыла. Вот держатели для факелов тут по-настоящему уникальны, в разное время их ковали разные мастера, вкладывая в свои изделия бездну фантазии. В одном месте факел распускался огненным цветком, в другом — как будто запутался в ветвях дерева, в третьем его держала высунувшаяся из стены рука рыцаря... Но я еще не настолько хорошо изучила дворец, чтобы по таким приметам сразу определять собственное местоположение. Тем более, встречались среди них и похожие. Вот висящие на стенах картины и коврики — пардон, гобелены с ткаными сюжетами, на которых лица людей получались такие забавные, хоть сейчас в комикс! — различались зримо и разительно. А уж висящий в конце этого коридора портрет и вовсе невозможно было перепутать с каким-нибудь другим: даже средневековому богомазу не удалось скрыть под несколькими слоями краски красоту изображенной на холсте женщины.

Подойдя поближе к картине, я переменила мнение: пожалуй, художник был очень даже талантлив! Особенно удались безымянному мастеру глаза, лучистые, почти живые, и губы, на которых играла неуловимая улыбка — ответ на удачную шутку.

Можно было еще долго стоять в коридоре и любоваться портретом, если бы не чувство долга: Машенька там, наверное, уже с ума сходит, волнуется, куда госпожа пропала, и удалось ли мне что-нибудь разузнать. Резко повернувшись на каблуках, я едва не врезалась в неслышно подошедшего и вставшего позади короля. Тут точно пыльным мешком по голове шарахнуло: и коридор, и картину — все это я видела во сне. Тогда, в подземелье, в разбойничьем плену! Ну, ничего себе! Выходит, сон был вещим?

Стоять и молча смотреть на монарха, глупо вытаращив глаза, становилось уже неловко. Повернуться и убежать, не говоря ни слова — совсем уж никуда не годится...

— Здравствуйте, ваше величество, — пробормотала я, приседая в неловком реверансе.

Попробуйте-ка одновременно согнуть ноги в коленях, изящно развести руки в стороны (изящно, а не махать крыльями, стараясь удержаться на подкашивающихся ногах!), и согнуть спину. Это в корсете-то, который сковывает движения похлеще смирительной рубашки! Настасья с Машенькой только со смеху покатывались, пытаясь натаскать меня в придворном этикете. Вот и сейчас, потеряв равновесие, я внезапно начала заваливаться на бок. Если бы не вовремя подставленная королевская рука...

— Ох! Спасибо! Что-то у меня... голова закружилась, — выпрямившись, я тут же выпустила высокородную конечность, словно ухватилась за раскаленную кочергу: — А... что вы тут делаете?

Еле заметная улыбка пробежала по королевским губам, и спряталась в бороде:

— Услышал грохот, и вышел посмотреть, в чем дело.

— Ой! Я случайно повалила вашего рыцаря!

— Голова закружилась? — догадался он. — Вам нужно больше бывать на свежем воздухе, госпожа чародейка.

— После того, как я сломала ваш любимый куст, садовник как-то косо на меня смотрит. А в город выходить опасно — всадники носятся совершенно безбашенные, того гляди, под копыта попадешь.

Слегка смутившись, король поспешил сменить тему:

— Кого-то ищете или просто заблудились?

— О! Да! Мне срочно нужен какой-нибудь мужчина!

— Что?! — густые брови взметнулись к самой короне.

Задним числом сообразив, насколько двусмысленно прозвучала последняя фраза, я попыталась сдержать предательский румянец, сделав несколько глубоких вдохов, но, боюсь, безуспешно. В двух словах я попыталась обрисовать сложившуюся ситуацию:

— ...Так что слуги не подходят. Да мне и они сегодня что-то не попадаются!

— Вы так хорошо знаете синайские обычаи! — восхитился король.

— Добрые люди подсказали, — смутилась я незаслуженной похвалы. — И вот я решила найти кого-нибудь из знакомых вельмож и попросить об услуге, а потом... заблудилась.

— Так, может, и я на что сгожусь?

— Что вы, ваше величество! Мне даже неудобно вас утруждать своими пустяками...

— Ах, госпожа чародейка, никакого беспокойства! — в тон мне протянул король. И уже нормальным голосом добавил: — Если честно, просто страшно любопытно узнать, о чем вы будете общаться с синайским послом.

— Мне вполне хватило бы расспросить и кого-нибудь из свиты: переводчика, телохранителей...

— Короли никогда не получают информацию из вторых рук, — он покачал головой и галантно подставил мне руку для опоры: — Пойдемте же!

Идти под ручку с королем было приятно и волнительно. Даже если на самом деле ему все равно, что лежит у него на сгибе локтя: дамское запястье или палка колбасы. Не удержавшись, напоследок я все-таки оглянулась через плечо:

— А эта женщина на портрете... Это ваша мама?

— Бабушка, — мне показалось, что отвечая на вопрос собеседник слегка напрягся.

— Очень красивая!

— Я ее не помню. Отец еще маленьким был, когда она пропала.

— Пропала?

— Однажды просто исчезла из своих покоев, хотя никто не видел, чтобы она куда-нибудь выходила.

— Как таинственно!

— Да. Дедушка всегда говорил, что она не от мира сего. Тогда я не знал, что он имеет в виду. А теперь, кажется, начинаю понимать!

Далеко идти нам не пришлось: от королевского дворца до гостиницы "Корона" буквально рукой подать, дольше карету закладывать, чем пешочком дошагать. В очередной раз я поразилась, как быстро и дружно в этом мире на смену многоснежной зиме пришло жаркое лето. Хотя накинуть на плечи легкий палантин все же стоило, хотя бы для соблюдения элементарных приличий: ни одна аристократка в солнечную погоду не выходит на улицу без широкой накидки с капюшоном, закрывающей лицо и руки — не дай бог подхватить плебейский загар! Какой контраст с моим миром, в котором бледнокожие красотки выбрасывают бешеные деньги на солярии ради того, чтобы как следует закоптиться.

Посол как будто только и ждал неформального королевского визита, сидя в своей комнате. Старательно пяля глаза в пол, я всеми силами удерживалась от того, чтобы начать разглядывать яркие экзотические костюмы гостей из далекой империи. Вблизи синайская делегация выглядела совершенно иначе, чем с галереи: все невысокие, плотного телосложения, с невыразительной, непривычной русскому человеку мимикой... Ну, вот, опять подняла глаза!

Так как на этот раз он сам пришел в гости, король и разговор начал первым, рассыпавшись в дежурных комплиментах великому императору и лично высокому гостю. Переводчик-синаец с постоянно бегающими глазками разродился длинной тирадой на родном языке — перевод занял у него вдвое больше времени, чем оригинальная фраза. Выслушав славословия с благожелательным (как мне показалось) выражением лица, посол коротко каркнул.

— Са-па-си-ба-са! — растянув губы в двуликой восточной улыбке, пропел толмач.

— Что он сказал? — спрятавшись за королевским плечом, изумленно прошептала я.

— Не знаю! — не переставая улыбаться в ответ, краем губ прошептал тот. — Мне первый министр обычно объяснял!

— Жалко, что мы его с собой не взяли, — мобилизовав умственные усилия, я высказала смелое предположение: — По-моему, это значит "Спасибо"!

— Спасибо? — переспросил король.

— Са-па-си-ба-са, са-па-си-ба-са! — закивал переводчик. Узы дружбы между двумя государствами крепли на глазах...

Посол вновь крякнул и плеснул в ладоши — расторопные слуги тотчас приволокли и поставили роскошное кресло для дорого гостя. Мне даже стульчик не предложили! На пол головы возвышаясь над каждым синайцем, я чувствовала себя неприлично долговязой и чересчур заметной. Пристроившись позади сюзерена, я медленно подогнула колени и спряталась за спинкой кресла, присев на корточки.

Меж тем синайскому послу уже было, что сказать, и он разразился целой серией каркающих выкриков — только что ногами не топал и кулаками не потрясал. В своем убежище за широкой королевской спиной я сжалась в комочек, чтобы стать уж совсем незаметной. Неужели вельможу так разгневало, что на дипломатической встрече присутствует женщина?

— Се-се, Му-ну, Ня-ля, прин? — благожелательно поинтересовался толмач.

Из всей фразы я твердо могла поручиться только за вопросительный знак в конце. Интересно, на какой язык он переводит? Из моего положения мне не было видно королевское лицо, но судя по выражению затылка, он не меньше моего был озадачен наметившимся ходом беседы.

— Похоже, он спрашивает, зачем вы пришли, — слегка приподнявшись с колен, я зашептала на ухо своему спутнику: — Мол, чему обязан приятностью нашей встречи?

— Прин, прин, ось прин, — с готовностью закивал переводчик.

Он что, слышал мои слова? Ну и ушки!

— Прослышал я, — на былинный манер певуче начал король, устраиваясь в кресле поудобнее и явно настраиваясь на продолжительную беседу: — О дивном зеленом чае, растущем в синайских горах, с ароматом дивных цветов жасмина...

Толмач еще не успел досказать до конца, а посол уже отдавал приказы направо и налево. Вскоре посреди комнаты, точно по волшебству появился невысокий столик и целый набор загадочных приспособлений для чайной церемонии. Две девушки, на вид немногим старше Зары, старательно глядя в пол, принялись священнодействовать — выглядывая из-за кресла, я запоминала подробности. Мало ли, когда придется принимать иностранные делегации! Когда чай заварился, девушки уперлись лбами в пол и, не поднимаясь с коленей, задом наперед уползли из комнаты. Ну, это уж слишком!

Синайский посол собственноручно разлил ароматный напиток по чашкам — в своем убежище я чуть слюной не изошла. А вот королю, похоже, не слишком понравилось:

— Изумительно, — отхлебнув чай, пробормотал он таким тоном, точно увидел на дне заваренного таракана.

Переводчик радостно закудахтал, и перевел ответную реплику посла — похоже, тот очень доволен, и даже пообещал оставить... или доставить? Королю целый запас. Постепенно я почти начала понимать, о чем лопочет синайский толмач — по крайней мере, через слово... ну, в крайнем случае, общий смысл.

Светская беседа о природе и погоде неторопливо журчала звонким ручейком. Сочтя, что подходящий момент наступил, я вновь потянулась к королевскому уху:

— Спросите у посла, куда подевался его телохранитель Пу Чжан — в прошлый раз он с ним приезжал...

Хороший дипломат никогда не задает интересующие его вопросы прямо в лоб — и чем важнее ответ, тем дольше будет предисловие... Король неспешно окинул взглядом внутренне убранство посольской комнаты, похвалил, что синайцы устроились очень уютно, и как бы между делом поинтересовался сменой охранного состава.

Готова поклясться, что по каменному лицу лицу посла промелькнула тень неудовольствия вопросом — причем еще раньше, чем переводчик начал свою прочувствованную речь. Впрочем, это естественно: каждый дипломат в чужой стране всегда немножечко шпион, и должен понимать местный говор. Однако до ответа на том же языке не унизился:

— Телохранитель Пу Чжан на этот раз остался дома, в Синае. Мать нашла ему хорошую невесту, — эту фразу я поняла почти дословно, и сердце глухо ухнуло куда-то глубоко в пятки. Как Машеньке сказать?!

Дальнейший разговор меня уже совершенно не интересовал, а лишившись синхронного заплечного перевода, король быстро скомкал задушевную беседу и поторопился раскланяться.

— Вы что-то вспомнили? — выйдя на улицу, пытливо поинтересовался он.

— Что я должна была вспомнить? — я опешила от неожиданности.

— Свое прошлое. Предыдущее посольство из Синая покинуло Старгород задолго до того, как вы впервые появились в "Короне".

— Но моя горничная как раз работала там в это время. И вот ведь, упрямица какая, отказывается крестить малыша, пока не увидится с его папкой. Я уж и с Инквизи... отцом Михаилом обо всем договорилась, а точную дату все никак не назначим, откладываем да откладываем. Он каждый день мне об этом напоминает, геенной огненной грозит...

— А крестных уже выбрали? — заинтересовался король.

— Даже не знаю — об этом еще и разговора не было... матерью, наверное, Настасья будет, а в отцы... Тоже кого-нибудь позовем, кто не откажется.

— Я бы не отказался.

— Только вот с настоящим отцом заковыка вышла. Прямо не знаю, как Машеньке об этом сказать...

— Видно, почувствовал, что его тут сразу окрутят, — попытался пошутить король.

— И в мыслях не было! — возмутилась я. — Уверена, и Машеньке не по душе насильно тащить передумавшего мужика под венец — но пусть он скажет ей об этом лично, а не вот так вот... Через посла. А теперь — через меня... правду говорят, инициатива наказуема.

— Отчего же — ваша последняя инициатива с детским приютом получилась очень удачно!

— Матушка Серафима нажаловалась? — догадалась я.

— Отец Михаил постоянно держит меня в курсе ваших успехов. Я только одного не понимаю: почему вы до сих пор не предоставили в казну расходную смету?

— А почему... в казну?

Ну, вот, похоже, местные фискальные органы наконец обратили внимание на мои побочные доходы. Сейчас привлекут за неуплату налогов... И ведь правда не плачу! А теперь и нечем...

— Вы ведь государственный служащий. И действовали от имени короля, — вспомнив свои крики перед запертыми воротами монастырского детприемника, я невольно покраснела. — Значит, ваши расходы должны компенсироваться из казны.

— Но я... не вела смету.

— Ведь в приюте есть бухгалтер!

Вот, теперь он еще, чего доброго, решит, будто я все затеяла ради компенсации из казны — с процентами! Даже бухгалтера завела, который, как все финансисты, непременно занимается приписками и обсчетами, ведь у государства украсть — все равно, что заработать.

— Я же не поэтому! Не ради денег! — а голос-то какой обиженный! Просто пятилетний ребенок...

— Ни одно доброе дело не остается без вознаграждения!

— Я слышала по-другому: ни одно доброе дело не останется безнаказанным...

— Это вы, госпожа чародейка, неправильное что-то слышали... Уверен, вы со всем справитесь! — сжав на прощание руку, король оставил меня у дверей лаборатории.

Почему дворец такой маленький, из конца в конец за минуту пройти можно! Не скрою, и в обществе короля хотелось бы подольше побыть... А главное — не возвращаться в комнату, где меня ждут только с хорошими новостями...

— Ну?!! — дружное эхо шумовой волной едва не вытолкнуло меня обратно в коридор.

— Он... Он не приехал.

— Заболел! — всплеснула руками Машенька.

— Да нет, он здоров...

— Я чувствую, с ним что-то случилось! — вскочив со стула, горничная принялась бегать по комнате кругами, точно запертая в клетке тигрица — вот только дикие звери при этом не заламывают нервно передние лапы и не причитают: — С ним что-то случилось! Он умер!

Я вздрогнула:

— Нет! Он живой!

— Тогда что? Вы что-то скрываете, я это чувствую! Говорите же!

— Пу Чжан... Ну, как бы это сказать... В общем, он женился!

— Не может быть! — раскрасневшаяся от бега Машенька покачнулась и вдруг резко побледнела, как будто невидимый художник смоченной в скипидаре тряпкой разом стер все краски с ее лица. Мы с Настасьей бросились,чтобы ее поддержать, но девушка оттолкнула наши дружеские руки, и упрямо замотала головой: — Не может быть! Этого не может быть! Не может!

— Так сам посол сказал...

— Значит, он соврал! Или ошибся! Или... Я должна знать точно! Я должна его видеть!

— Посла?

— Пу Чжана! Пускай он скажет это, глядя мне в глаза!

— Но это невозможно: он в Синае, а ты в Старгороде! Хрустальными шарами я пользоваться не умею, предупреждаю сразу!

— Тогда я сама поеду в Синай! С купеческим караваном. Остригу волосы, переоденусь в мужское платье, наймусь носильщиком или за лошадьми смотреть. Никто ни о чем и не догадается!

— Ага! Особенно после того, как "юноша" захватит с собой в дорогу "младшего брата", и на привалах станет кормить его грудью!

— А разве... — растерялась остановленная на полном скаку Машенька.

— Нет, нет и еще раз нет! — мне не нужны были дополнительные слова, чтобы понять, на кого она рассчитывала оставить Пузанчика. — Думаешь, если я занялась делами приюта, то мне уже все равно — подкидышем больше, подкидышем меньше?

— Он не подкидыш! — горничная надула губки.

— А как еще можно назвать младенца, которого мать, отправляясь на поиски приключений, бросает на чужих людей? Представь себе вашу встречу: "Я родила тебе сына!" — "Как хорошо! Где же мой малыш?" — "Остался в Старгороде у одних таких... Ты их не знаешь!"

— Что же мне делать? — плачущим голосом поинтересовалась Машенька. На нее жалко было смотреть: взгляд потух, лицо несчастное.

— Как и положено женщине: надеяться и ждать! — безжалостно отрезала Настасья.

— Вот подрастет Пузанчик — и вы вместе с ним в Синай съездите. Ты как, кстати, еще не придумала ему настоящее имя? А то тут король в крестные отцы набивается...

У Машеньки изумленно отвисла челюсть, а Настасья, попятившись, села мимо стула.

— Сам... король? — недоверчиво переспросила ошалевшая от свалившихся на нее новостей мать.

— Так уж получилось, что он оказался первым мужчиной, который вызвался проводить меня к синайскому послу...

— Королю бы он соврать не посмел... — вздохнув, горничная примирилась с фактом — но не с обстоятельствами. Неожиданно упав на колени, она ухватила меня за подол: — Госпожа, умоляю, сделайте что-нибудь!

— Машенька, побойся бога, — испуганная внезапным напором, я попятилась: — Уж кто-кто, а ты видела меня в богатстве и бедности, в горе и в радости... Неужели теперь на самом деле думаешь, что стоит мне только щелкнуть пальцами — и твой милый свалится с потолка?

Я громко щелкнула пальцами — как по команде, девочки задрали головы и дружно посмотрели вверх.

— Никого нет, — обиженным тоном прокомментировала Зара.

— Я отплачу! Отслужу! — не выпуская край платья, Машенька на коленях продолжала ползти следом, пока я не уперлась спиной в каменную кладку: — До самой смерти! Только увидеть! Поговорить! Я знаю, вы можете! Стоит лишь пожелать...

— Да я всей душой желаю, чтобы Пу Чжан был бы сейчас здесь! Но что это изменит?

Громкий стук в дверь заставил всех вздрогнуть. В своей импровизированной колыбели Пузанчик разразился оглушительным визгом, протестуя против мешающего дневному сну шума, или сигнализируя о насущной необходимости сменить пеленку: памперсов еще не изобрели.

— Кто там? — прокричала я, стараясь перекрыть детский плач, и надеясь в глубине души, что срочная государственная необходимость позволит сбежать из комнаты, прервав наконец эту неловкую и томительную сцену.

— Госпожа придворная чародейка, там вас спрашивают, — донесся из-за двери приглушенны голос.

— Уже иду! — воспользовавшись тем, что Машенька принялась успокаивать Пузанчика и выпустила подол платья, я быстро выскочила в коридор: — Где пациент?

— Там... Снаружи, — присланный за мной слуга как-то странно замялся и оглянулся через плечо, словно боясь, что нас может кто-то подслушать.

— Он что, упал с лошади и сломал ногу? — встревожилась я. — В таком случае лучше послать за придворным лекарем, у него гораздо больше опыта!

— Да нет... Не сломал, — опять опасливый взгляд через плечо. Дело начинало принимать подозрительный оборот.

— А кто вообще-то за мной посылал? — некоторые вопросы лучше задать поздно, чем никогда. Этот отчего-то заставил слугу покраснеть:

— Ну, — смущенно пробормотал он и, понизив голос, почти прошептал: — Это крестьяне!

— Крестьяне? — искренне изумилась я. — Их пустили во дворец?

— В том-то и дело, что нет! Стоят у ворот. Стражники хотели их прогнать, но они сказали, что поймали демона!

— Демона? — теперь уже из чистого любопытства я непременно должна посмотреть на такое диво! С детства любила ходить с родителями в цирк и зоопарк. — Настоящего?

— Кто ж знает, — поежился парень.

— Ладно, показывай, где эти ваши... Демоноборцы!

Десяток плечистых мужиков хрестоматийного крестьянского вида, в портах и рубахах из грубого домотканого полотна, с окладистыми бородами, все же не производили впечатления былинных богатырей, способных одним плевком уложить посланца преисподней, или таких уж хитрецов, убалтывающих нечистого до полной потери бдительности. Напротив, когда я самым любезным тоном предложила изложить суть вопроса, все дружно отвели глаза, перекладывая друг на друга высокую честь и ответственность.

— Дык... госпожа, — наконец, один из тружеников полей, посмелее или поглупее, выступил вперед, сминая в огромных ручищах и без того бесформенную войлочную шляпу: — Демона мы поймали!

— Вот с этого места поподробнее! Что за демон, когда, где, при каких обстоятельствах и кто именно поймал?

— Дык... Бабы наши его в лесу заловили! А что за демон — знамо дело: страшный, лопочет не по-человечески, одет не по-людски...

Постепенно мне удалось выяснить все подробности великого лова: отправившись в лес за ранними грибами или поздними подснежниками для продажи на городском рынке, жительницы одной из ближайших к Старгороду деревень столкнулись в ельнике с нечистым. И, испугавшись, мало-мало не забили его до смерти подвернувшимся под руку оружием: корзинами и толстыми хворостинами. После чего сообща отволокли в деревню и сдали с рук на руки отважным мужикам. Тем предстояло самое сложное: решить, что дальше делать с демоном, который еле-еле, но еще дышал. За консультацией обратились даже к деду Михею — когда-то в молодости он издали видел настоящего епископа, и теперь почитался экспертом по религиозным вопросам. Глубокомысленно пожевав губами, старейшина заметил, что оставить демона в живых — непростительный грех перед богом. Убивший же нечистого провинится перед дьяволом — а кто может поручиться, куда он попадет после смерти?

Встав перед таким выбором, мужчины в сомнении принялись чесать репы — святых в деревне не водилось. К счастью, у деда Михея нашелся ответ и на такой случай: запереть черта в старой бане или ненужном сарае, не давать ни еды, ни воды, а когда тот сам по себе помрет — никто не виноват! — поджечь вместе со строением. И не видать бы мне демона как своих ушей, ни живого, ни мертвого, если бы одна баба не вспомнила, что слышала в городе о появлении во дворце могучей и очень доброй (в этом месте я смущенно потупила глаза) ведьмы. Решение отдать демона мне, чтобы уж я сама взяла грех на душу или договаривалась с Сатаной по-свойски было одобрено большинством голосов.

— Показывайте! — я нетерпеливо потерла ладони. Даже интересно, кого там привезли: похоже, появится в Старгороде свой зоопарк!

Мужички не стали томить, и, подойдя к тщательно затянутой рогожей телеге, эффектно откинули полог. Мама дорогая!..

На куче сена, связанный по рукам и ногам, покрытый коркой крови и грязи лежал человек — судя по фрагментам одежды и доступным для обзора небольшим кусочкам кожи принадлежащий, скорее всего, к синайской нации. По разрезу глаз определить более точно не представлялось возможным, так они заплыли. На какое-то время мне показалось, будто незнакомец уже не дышит, задохнувшись в дороге под плотной рогожей, но затем одно из синих распухших век дрогнуло, приоткрывая узкую щелку блестящего глаза.

— Пу Чжан, если не ошибаюсь? — на всякий случай уточнила я.

Выгнувшись дугой — откуда только силы взялись! — синаец принялся извиваться, точно уж на сковородке, и выкрикивать что-то на родном языке. Собираясь было попросить у кого-нибудь из стражи нож, чтобы разрезать веревки, я опасливо отступила — а ну, как он в бреду на меня же и кинется? Подав сигнал слугам, я велела как можно бережнее поднять "демона" на руки и прямо на рогожке доставить ко мне в лабораторию:

— Только смотрите, поаккуратнее — он мне живым нужен! — обернувшись к крестьянам, я достала из кармана последний золотой: — Спасибо за хлопоты! Купите своим женам подарки...

— Не сбежит? — опасливо поинтересовался один из "демоноловов".

— Теперь уж никуда не сбежит! Ха-ха-ха! — "зловеще" расхохоталась я.

Перекрестившись с видимым облегчением, мужички проверили монету на зуб — каждый! — и, рассыпаясь в ответных благодарностях, вместе с телегой направились к торговым рядам. Щедрого вознаграждения им хватит, чтобы налиться за глаза, и даже лошадь напоить до зеленых чертей. Но я не жалела о потраченных деньгах: если "демон" — действительно Пу Чжан, это стоило по золотому на каждого жителя деревни, включая детей, свиней и кур... Надеюсь, мужчины купят своим домашним хотя бы один пряничек.

По дороге в лабораторию предполагаемый Пу Чжан потерял сознание, так что я безбоязненно смогла разрезать его путы — не стоит такую страсть Машеньке показывать. Хотя синаец не подавал признаков жизни, удерживающие его безжизненное тело на весу слуги заметно напряглись, но "освобожденного демона" не бросили, что лучше всяких слов говорило о возросшей степени доверия ко мне не только старгородских аристократов, но и простого народа. Приятно... мне бы самой хоть половинку этой уверенности!

— Девочки, помогите скорее! — распахнув двери, позвала я. — Ванну, не слишком горячую, и ножницы достаньте — надо срезать с него эти обноски...

— Ванна с вечера набрана, — ворчливо заметила Настасья, выглядывая из комнаты горничных: — Ох!..

— Вот тебе и "ох"! — передразнила я. — Как думаешь, Машенька его в таком виде опознает?

— Не знаю, — девушка воззрилась на меня с гримасой суеверного ужаса ни лице: — Он что, в самом деле с неба свалился?

— Почти что, — не вдаваясь в пространные объяснения, я велела разложить демона на жесткой массажной кушетке, и отправила слуг восвояси. Они выскочили за дверь с видимым облегчением, а я, убедившись, что пациент еще дышит и, стало быть, скорее жив, чем мертв, при помощи поданных Настасьей ножниц принялась срезать с него рубаху — точнее, несколько шелковых рубах разной длины, надетые одна поверх другой.

Телосложением синаец мало напоминал Аполлона — совсем не Брюс Ли... Скорее уж, Джекки Чан: мускулистый, но не широкоплечий, с наметившимся брюшком... может, какой-нибудь посторонний? Отбившийся от обоза купец, заблудившийся турист... Впрочем, если даже и не так — не выбрасывать же его обратно на городскую площадь! Вымоем, подлечим, и отведем в "Корону", пускай дальше посол сам разбирается с соотечественником...

Пробежавшись пальцами по рукам бедолаги, я с облегчением убедилась, что ни одна кость не сломана — даже удивительно, как легко оказалось их прощупать сквозь кожу и мышцы. Проведя ладонью по ключицам, я изобразила ксилофон на выпирающих ребрах:

— Кажется, справа одно ребро все-таки сломано... Или два, — я еще раз дотронулась рукой до подозрительного места с расцветающим под кожей круглым кровоподтеком, будто корова лягнула: — Хотя... странно... Нет, все в порядке.

Стащив с пострадавшего обувь, я сквозь шелковые штаны ощупала ноги:

— Тут тоже как будто все в порядке... А остальное пускай Машенька уж сама проверяет. Если это вообще он, конечно... И, кстати, где она сама?

Пошли с Зарой и Пузанчиком прогуляться в саду, — с готовностью доложила Настасья.

Держа в руках уже ненужные ножницы, она стояла у изголовья кушетки, и со стороны выглядела так, точно готовилась всадить двойное лезвие в сердце "клиента", как только тот пошевелится.

— Вдвоем мы мужика до бадьи не дотащим, — я покачала головой. — Да и утопим его, бессознательного... а ну...

Наклонившись, я легонько похлопала синайца по черным от кровоподтеков щекам:

— Вставай, болезный. Надо тебя помыть, прежде чем порядочным людям представлять, — я уже почти не сомневалась, что перед нами вовсе не Пу Чжан. Такие совпадения даже в сказках редкость, не то, что в нормальной жизни... Хотя насчет нормальной — это сильно сказано!

С трудом разлепив веки, пациент тихо застонал, но нашел в себе силы подняться и сесть на жесткой лежанке. Похоже, кидаться с кулаками пока не собирается — взгляд вполне осмысленный, хотя и не понимающий:

Вста-вай на но-ги, и и-ди ту-да, по-ле-зай в ба-дью, — раздельно повторила я, переводя свои слова на зык жестов.

Похоже, понял — поднялся в полный рост, озадаченно ощупывает себя.

— Рубашки пришлось срезать — вдруг у тебя что-то сломано, — пояснила я, подталкивая его к бадье: — Ныряй, ну!

Сдавленный крик и стук за спиной заставил меня резко повернуться на каблуках: оказывается, Машенька как раз вернулась с прогулки и, увидав такое чудо в одних портках, привычно улеглась в обморок. Прижимая к груди Пузанчика, Зарина столбом торчала в дверях, распахнув рот и вытаращив глаза.

— Ма-Чжа! — только что умирающий внезапно обрел невероятную прыть и, оттолкнув в сторону стоящую на пути Настасью, бросился к лежащей девушке. Упав на колени, он принялся покрывать ее лицо поцелуями — аж слезы от умиления на глаза навернулись... Это привело Машеньку в чувство лучше, чем ведро воды на голову: дрогнули ресницы, по щеке скатилась слеза...

— Пу Чжан! — взвизгнув, она обхватила его руками за шею, точно пытаясь задушить. Не устояв перед таким напором, синаец в свою очередь опрокинулся на спину, и она поменялись местами — теперь горничная взахлеб расцеловывала бродягу, щедро поливая его ссадины целебными слезами.

Взяв у Зары ребенка, я поманила девочек за собой:

— Пойдемте... в саду погуляем. Они сейчас никого и ничего вокруг себя не видят...

Глава 16.

Хотя синаец, как дюймовочка, мог довольствоваться тремя рисовыми зернышками в день, спал на полу и вообще вел себя тише воды, ниже травы, постелить ему в лаборатории я не разрешила — ей и так уже грозило перенаселение. Свободная комната нашлась в "Кукушкином гнезде" — недорогой и приличной гостинице, а после свадьбы они с Машенькой заживут своим домом — это был мой прощальный подарок. Король не постеснялся потребовать от приютского бухгалтера финансовый отчет, и теперь увесистый мешочек с золотом буквально жег мне руки, желая снова быть потраченным на благое дело.

Отца и сына крестили в один день — окунувшись в купель, Пу Чжан стал Петром Ивановичем, а его отпрыск Павлом Петровичем. Впрочем, все по старой памяти продолжали называть его Пузанчиком. Приглашенные в крестные матери, мы с Настасьей тянули жребий: длинная спичка — старший "сын", короткая — малыш. Разумеется, победила я... и так разволновалась, что на церемонии забыла имя! Хорошо, крестный отец, старшина королевских стражников, подсказал: "Петр!"

Приятные предсвадебные хлопоты захлестнули "наше" крыло дворца — Машеньку здесь все любили. Кухарка обещала накрыть королевский стол — да что там, лучше, чем у короля! Остальные горничные в десять рук помогали расшивать подол кремового подвенечного платья бисером и лентами: в этом мире условности играли большую роль, и имеющая ребенка невеста не могла появиться в церкви в традиционном красном. Впрочем, сама новобрачная проявляла к подвенечному наряду полное равнодушие, и после раскроя не прикоснулась к нему и пальцем, разрываясь между "Кукушкиным гнездом", новым домом, где следовало присмотреть за ремонтом и изготовлением мебели, а по вечерам садилась за иголку. Машенька во что бы то ни стало тоже решила сделать мне прощальный подарок — изумительной красоты нарядное вечернее платье. В поисках идеальной ткани мы обошли все торговые ряды, и отыскали единственный кусок в самой последней лавке — продающийся на вес золота серебристо-серый материал в самом деле того стоил, меняя оттенок в зависимости от освещения и, как уверял торговец, от настроения хозяина. Привезенное издалека, по слухам, сотканное из прочной паутины гигантских пауков, живущих в одной-единственной пещере небольшого острова, полотно струилось между пальцами, и было одновременно почти невесомым и очень прочным. Хотя кусок был недостаточно большим, чтобы хватило на широкую по последней моде юбку, Машенька заложила в складки более темную блестящую тафту, и получилось просто здорово!

— Моя госпожа будет самой красивой на этом празднике! — похвасталась невеста, прикладывая к лифу подходящие по цвету роскошное кружево ручной работы.

Покрутив так и этак, в конце концов мастерица приладила его сзади в виде короткого шлейфика.

— Глупенькая, ведь на свадьбе самой красивой должна быть невеста!

— Это мой праздник, как я захочу, так и будет! — упрямо надула губки горничная.

— Тогда меня снова украдут — на этот раз по личным мотивам!

Я рассмеялась, но невольно залюбовалась новым платьем, прикидывая, какие к нему подобрать украшения. Достаточно самого минимума — пожалуй, в волосы подойдет тот высокий серебряный гребень, а вот на шею у меня нет ничего подходящего. Сюда какое-нибудь изысканное колье или подвеску с черным жемчугом, но в лавках местных ювелиров нет ничего подходящего.

— На шею — кружевную полосочку, — словно подслушав мои мысли, подсказала Машенька. — А в волосы — большой гребень, тот, с камушками...

— Мне нравится. А сама-то что оденешь?

— Платье! — она подняла от работы удивленные глаза.

— Ты его хоть раз видела после первой примерки? Вот явишься в церковь в ужасном рубище, и жених от тебя сбежит!

— Не думаю, что девочки так уж сильно испортят выкройку. И вообще, у меня нет времени на всякие пустяки!

— Первый раз вижу невесту, которой безразлично ее подвенечное платье! — я покачала головой. — Но я имела в виду не только наряд, но и аксессуары к нему — какие украшения ты собираешься одеть на шею, на голову?

— Драгоценностей у меня никаких нет, — Машенька равнодушно пожала плечами. — А на голову — покрывало в тон платью. В руки цветы какие-нибудь... Ну, и хватит, пожалуй.

— Хочешь жемчужное ожерелье? То, короткое, должно подойти...

— Я и так уже слишком многим вам обязана, госпожа, — покачала головой девушка и, наклонившись, перекусила нитку: — Готово! В конце концов, свадьба — всего лишь ритуал. Самое главное — чувство. В Пу Чжане я уверена и без этого.

— А вот у меня — сплошная неопределенность, — вздохнув, я приложила к себе готовое платье и покружилась перед зеркалом. Великолепно! И так здорово оттеняет мои непонятно-серого цвета глаза, что они кажутся голубыми. — Прекрасно, когда можно положиться на кого-нибудь, как на самого себя!

Утро того дня, на который была назначена свадьба, выдалось многобещающе солнечным и теплым, позволяя надеяться, что праздник пройдет без сучка, без задоринки. Платье невесты делало Машеньку похожей на воздушный экзотический цветок, сорванный со стебелька влюбленным ветром. Она ни на секунду не могла усидеть на месте, и буквально светилась от счастья — хоть свечи от нее зажигай, если бы только рядом требовались дополнительные источники света. Ей не нужны были никакие украшения — в свой праздник невеста затмевала всех!

С утра мы с девочками сделали друг другу прически — вернее, горничные причесали друг друга, а потом совместными усилиями из сильно отросших волос выстроили у меня на голове неприступное оборонительное сооружение, откуда, точно пушечное дуло из-за баррикады, торчал серебряный гребень. В последний момент я спохватилась, что ухожу в церковь прямо в утреннем халате, забыв переодеть нарядное платье. Думаю, жених оценил бы кимоно из синайского расписного шелка как дань уважения к традициям его родины, но следовало подумать о чувствах гостей. Когда мы были уже в дверях, о себе громким криком напомнил Пузанчик — колыбельку успели перенести в новый дом молодоженов, так что эту ночь он снова провел в коробке из-под мыла.

Ближайшая к дворцу церковь Преображения Господня поражала великолепием убранства — оклады икон и утварь ослепительно блистали золотом и драгоценными камнями, каждый свободный сантиметр потолка украшали прекрасные фрески... В любой другой день я провела бы здесь несколько часов, любуясь мастерством художников — но сегодня лишь сделала зарубку на память, пообещав себе вернуться позже, и уж тогда-то рассмотреть все в подробностях.

Прибывшую — и, как водится, слегка опоздавшую, — невесту встретили приветственными криками и хлопками. Пренебрегая традициями, мы решили обойтись без выкупа, и жених ждал суженую прямо у церковных врат. За неделю (спешка по средневековым меркам просто неприличная, но Пузанчик служил брачующимся лучшим оправданием) синяки на лице синайца несколько побледнели, хотя он все еще выглядел как жертва автокатастрофы. Но по восторженной реакции Машеньки можно было подумать, что ее встречает как минимум Бред Питт или даже сам Константин Хабенский.

Отец Михаил, которого (без особого, впрочем, труда) удалось уговорить провести церемонию, поднял руки, призывая всех к тишине. На правах близкой подруги пристроившись почти за спинами жениха и невесты, я с волнением следила за происходящим, не забывая укачивать Пузанчика, чтобы тот своим ревом, не дай бог, не нарушил торжественность момента. Проникнувшись, тот вел себя, как ангел.

— Кто отдает эту женщину? — громогласно спросил священник. Я вздрогнула — хотя младшие сестры помирились с Машенькой, и одна из них даже перебралась в их с Пу Чжаном новый дом, чтобы помогать молодой семье с ребенком и по хозяйству, остальная семья, особенно старшее поколение, не могли простить ей "позора", поэтому вряд ли стоило ожидать, что родной отец придет проводить дочь в "замужний путь". Может, нарушить традицию, да рявкнуть "Я!" — на правах, так сказать, посаженной матери?

— Я! — вперед выступил... король. Стыдно признаться, но до сих пор я не замечала его среди остальных гостей. Сегодня он оделся скромно и пришел без короны — видимо, инкогнито, — но в толпе его все равно узнавали, кланялись, пугались и шушукались.

Пока молодые обменивались взаимными клятвами и обходили вокруг алтаря, я сама не заметила, как переместилась влево, поближе к посаженному отцу:

— Здравствуйте, ваше величество!

— Вам того же, госпожа придворная чародейка!

— Не ожидала вас здесь увидеть.

— Как я мог пропустить свадьбу матери своего крестника?

— А замуж она выходит за моего крестного сына! — я усмехнулась: — Так странно...

— Что?

— Быть матерью взрослого дядьки.

— А вы любите детей?

— Конечно! Надеюсь, и вы тоже, потому что свадьбу будем гулять в приюте. Ребята готовят для молодых поздравление-сюрприз, только — тс-с-с! Это тайна! Или вы только на церемонию, а на праздник не останетесь?..

— Обменяйтесь кольцами! — велел священник.

— Стойте!

В тот момент, когда Зарита в трогательном платьице, похожая на маленького ангелочка, протянула жениху с невестой маленькую подушечку с покоящимися на ней тоненькими золотыми ободками, церковные двери распахнулись — и на пороге нарисовался синайский посол со всей свитой. Что-то подсказывало, что он пришел не для того, чтобы пожелать соотечественнику всяческих успехов и прочного семейного счастья. "Пусть говорит теперь или умолкнет навек", — всплыла в памяти растиражированная кинематографом фраза. Отец Михаил ничего такого не говорил, но к ситуации очень подходит.

— Пу Чжан — подданный синайского императора. Он не имеет права находиться в чужой стране и жениться на иноземке без его высочайшего разрешения! — я так и знала, что переводчик умеет говорить по-русски без акцента, просто прикидывается! — Переход в иную веру не выводит его из-под императорской юрисдикции!

Не знаю, как кто, а я здорово растерялась и, прижав к груди ребенка, торчала столбом, не сводя глаз с синайской делегации, а в голове билась одна-единственная глупая мысль: если они все знали, то отчего же ждали столько времени, а не явились в "Кукушкино гнездо" сразу, как только там появился Пу Чжан? Не иначе, нарочно хотели подгадать к церемонии, чтобы посильнее унизить Машеньку...

— Насколько мне известно, упомянутый здесь Пу Чжан, выполнявший обязанности телохранителя в свите высочайшего посла, на этот раз остался в Синае, где мать нашла ему хорошую невесту, — сама не знаю, какой комар в какое место меня укусил, заставив сделать шаг вперед. Передав Пузанчика на руки Настасье, я вызывающе посмотрела прямо в глаза послу. Значит, женщина не может первой начинать разговор? Ну-ну! — Или мой источник не заслуживает доверия?

Толмач залопотал по-синайски, переводя речь, но по сверкнувшим глазам посла было ясно, что тот уже понял все и без перевода. Из рассказа беглеца — больше жестами, так как обучение местному диалекту благодаря Машеньке хоть и двигалось вперед семимильными шагами, все еще не достигло уровня непринужденного общения, — я знала всю историю. На самом деле Пу Чжан и на этот раз входил в посольскую свиту, с которой дошел почти до самого Старгорода, где намеревался самовольно оставить службу и пустить корни. Юная горничная не шла у него из головы, заставляя забыть о семейном и гражданском долге: ведь государственную службу синайцы могли покинуть только вперед ногами... На свою беду, он поделился революционными планами с преданным товарищем, и тот, как верный ленинец, тут же донес об этом послу. Последовал немедленный приказ ликвидировать инакомыслящего, и только вмешательству русских женщин тот был обязан своей жизнью и счастьем.

Пуститься же на откровенную ложь посла наверняка заставило мое присутствие при разговоре — попросту говоря, он принял меня за Машеньку. Что поделать, для синайцев все мы на одно лицо! Как, впрочем, и они для нас... Сиюминутное желание побольнее задеть ту, что заставила честного императорского подданного оставить былые идеалы, забыть присягу, оказалось сильнее опасения вызвать дипломатический скандал. Но на открытый конфликт посол не пошел — похоже, все-таки узнал в толпе короля:

— Да, конечно, — перевел недовольное кряканье сановника толмач: — Вероятно, меня попытались ввести в заблуждение. Я и сам теперь вижу, что это не Пу Чжан. Всего хорошего. Желаю счастья!

Церемонно поклонившись, посол в сопровождении шестерых телохранителей повернулся и неторопливо покинул церковь.

— Продолжайте, Петр Иванович, — король махнул жениху.

Недрогнувшей правой рукой бледный до синевы Пу Чжан... то есть, Петр Иванович, поднял с подушечки обручальное кольцо, а в левую ладонь принял доверчиво протянутую Машенькой ручку. Дальше церемония шла без сучка, без задоринки, но все же жених явно пребывал не в своей тарелке — до первого крика "Горько!" Зато уж, дорвавшись до поцелуев, быстро позабыл обо всех проблемах.

Повариха, обещавшая царский пир, нисколько не преувеличила, а даже поскромничала. Как ни хотелось попробовать лакомства с каждого блюда, очень скоро шнуровка корсета начала опасно потрескивать, и я сочла благоразумным притормозить. Два бокала легкого вина, да под закуску, не заставили забыть обо всем: свадьба свадьбой, а работа — работой, и сегодня в лабораторию как всегда начнут стучаться пациенты за приворотным, отворотным, желудочным или просто поговорить за жизнь... Что аристократам праздник прислуги! Это не оправдание.

Чтобы не портить остальным удовольствие, я постаралась выбраться из-за стола как можно незаметнее. Даже Левушка, сидящий на той же лавке, не обратил внимания — один из приютских мальчишек в этот момент как раз попросил у него подержать меч. Ладно, пусть веселятся! В конце концов главный заказчик моего зимнего похищения разоблачен, а больше я вроде никому пока насолить не успела... разве что матушке Серафиме. Но она вряд ли наймет головорезов, чтобы те подкарауливали меня на ночных улицах Старгорода.

До дворца я добралась без приключений — мне вообще по дороге никто не встретился, хотя не так уж поздно, солнце закатилось, но небо еще светлое... Неужто все у нас на свадьбе?

В приемной уже ждал первый клиент — на дверях не было замков, их можно было запереть только изнутри, задвинув засов. Да кто ж осмелится без спросу взять что-то в комнате ведьмы даже в ее отсутствие! Этот вот и свечку зажечь постеснялся, как пришел, так и сидит в темноте. Напугал меня своим "Добрый вечер" чуть не до обморока!

Тук-тук-тук!

Просила же больше очередь не занимать! Может, что-то срочное? Я распахнула дверь, и оказалась нос к носу... с королем.

— А-а-а... Э-э?

Не думала, что мы сегодня еще увидимся. Или уже завтра?.. Да какая разница!

— Вы все еще не спите, госпожа чародейка? — как будто удивился его величество.

— Самое рабочее время для ведьмы! — вытянулась во фрунт я.

— Потому и ушли со свадьбы раньше всех? — войдя в приемную, король пристальным взглядом окинул ее обстановку: в последний раз он заходил сюда на сеанс массажа еще перед похищением, после возвращения я успела переставить мебель и разбавить деловую обстановку парой декоративных элементов — без особых изысков, сама занималась оформлением но, кажется, получилось очень мило. — Когда же вы высыпаетесь?

— Да в последнее время вообще не до сна...

— Вот и мне тоже...

— Так вы за снотворным?

— Снадобье тут не поможет. Если только вы знаете средство от несчастной любви...

— Увы! Знала бы — первым делом наварила для себя... литров пять.

— При вашей профессии это особенно опасно.

— С чего бы? — я искренне изумилась.

Впервые видела, чтобы король так смущался от простого, казалось бы, вопроса — даже покраснел:

— Но как же... Ведь говорят, будто волшебницы после... замужества... теряют колдовскую силу... Или нет?

Соблазн отрицать все был очень велик, но лгать королю — себе дороже, поэтому пришлось ответить правду:

— Не знаю... Но я бы рискнула!..

В этих глубоких глазах цвета увядших васильков хотелось утонуть... Ох, теперь меня точно отравят!

Глава 17.

— Госпожа придворная чародейка, вы еще спите?

Ну, все, теперь точно прощай сладкий сон о таком нормальном и таком невероятном XXI веке... Здравствуй, ежедневный кошмар фантастического Средневековья, в который я неведомым образом переместилась уже больше полугода тому назад: с глубоким ночным горшком под кроватью вместо теплого санузла, медным тазом и кувшином холодной воды вместо умывальника, комковатой периной взамен ортопедического матрасика... Хотя грех жаловаться — сегодня мне спалось как никогда удобно, уютно и крепко...

Однако что это Инквизитор притащился ни свет, ни заря — неужели я проспала что-то важное? Почти встревожилась, но вовремя вспомнила, что без того, кто горячей рукой сейчас крепко обнимал меня за талию, ни одно официальное мероприятие все равно не состоится, и успокоилась. Только упрямый священнослужитель под дверью не желал униматься, вновь и вновь взывая к "госпоже чародейке" и подкрепляя свое требование ударами кулака по двери. В конце концов она не выдержала, буквально влетев внутрь комнаты. От открывшейся его взору картины отец Михаил немедленно потерял дар речи и, похоже, сразу пожалел, что вообще пришел в это страшное место.

— Госпожа придворная чародейка! — буквально простонал он. — Ваше величество! Как вы могли!..

Накрывшись одеялом, я сидела на краю кровати и краснела мучительной волной, пока священник, плотно прикрыв выбитую дверь, выговаривал мне за недостойное честной девушки и придворной чародейки поведение. Негромко, чтобы не привлечь внимание любопытной дворцовой челяди, но от того не менее внушительно. Никогда не попадала в такую ситуацию, но теперь очень хорошо представляла, как должна себя чувствовать школьница, пойманная за "этим делом" слишком рано вернувшейся с работы мамой. Что-то мне это напоминает — кино или книгу... Ну, конечно: "Папенька, не убивайте!" Чтобы не прыснуть, пришлось закусить изнутри щеку — боюсь, отец Михаил не оценит юмора...

Рядом, также на краешке, точно воробей на жердочке, сидел и сердито посапывал король. Исчерпав запас укоризненных слов в мой адрес, священник переключился на него:

— Ваше величество, вы подумали о последствиях?! Опозорили девушку, подвергли ее жизнь опасности!

— Женюсь! — коротко бросил милый, властным жестом обвивая мою талию.

Я растаяла... Инквизитор схватился за голову:

— Но ведь тогда ее точно убьют!

Прибыв через два часа, как было условлено, в уютную келью Инквизитора, я была готова ко всему: вручению уведомления об увольнении, ссылке, публичной казни... но никак не ожидала, что попаду прямиком на карнавал! Сердито поджимая губы, священник вручил мне длинный плащ, в который можно было закутаться целиком с головы до пят, черную бархатную полумаску с прорезями для глаз и пышными кружевными воланами, скрывающими нижнюю часть лица, а также мужскую шляпу. Теперь мне и самой почти не было видно, что происходит вокруг, зато я оставалась не узнанной окружающими. По торжественному и мрачному лицу отца Михаила создавалось впечатление, что простым выговором с занесением в трудовую книжку тут не обойдется: точно казнят! Или, как минимум, пожизненно сошлют в провинцию. А я даже вещички не успела собрать!

К счастью, путь оказался не так долог — взяв меня за руку, чтобы не спотыкалась на каждом шагу, священник проводил в дворцовую часовню, где мягко горели свечи, а перед иконами мигали лампады. Перед алтарем молча стояла не хуже меня задрапированная фигура, разве что на полторы головы выше и шире в плечах. У меня похолодело внутри: неужели коварный Инквизитор задумал выдать меня замуж за какого-нибудь провинциального... хорошо, если хотя бы дворянина. Кажется, в средние века это был наиболее цивилизованный способ избавления от чересчур о себе возомнивших служанок... В этот момент таинственная фигура подала до боли знакомый голос:

— Свидетели!

— Я помню! — недовольно буркнул священник, и вышел из часовни, оставив нас наедине.

— И как мне теперь тебя называть: Володя, Вовочка? Или по-простому: твое величество?

— А как ночью называла? — хмыкнул король — именно он скрывался под широкополой шляпой и классической маской Зорро.

— Пупсик! — наверное, пунцовые щеки просвечивали даже сквозь двойную вуаль. — А еще Тигрище!

— Мне нравится!..

Отец Михаил вернулся, ведя "в поводу" пару слуг. Те держались невозмутимо — видно, не впервые присутствовали на подобной церемонии. Это было, вероятно, самое короткое и самое тайное бракосочетание в истории правящей династии — нам не позволили даже как следует поцеловаться, чтобы не пришлось снимать маски перед свидетелями. И все равно, это самая лучшая в моей жизни свадьба!

— Обменяйтесь кольцами, — буднично предложил священник, застав меня врасплох:

— Ой! А у меня... нету...

— Это простая формальность, — утешил меня любимый, и в свою очередь достал из кармана роскошный перстень, сверкающий бриллиантовой россыпью — наверняка фамильная драгоценность. Мама дорогая!

Время как будто застыло. Точно при замедленном повторе я смотрела, как король поднимает руку с зажатым в пальцах кольцом, и внутри золотого ободка пляшут огоньки горящих свечей, заполняющих часовню. Внезапно кольцо как будто резко увеличилось в диаметре, а огоньки побежали по кругу, гипнотизируя и затягивая. Взвизгнув, я провалилась в огненный водоворот...

Часть вторая.

Дорога короче, если встретится хороший попутчик.

Восточная мудрость

Глава 1.

Я не успела толком почувствовать себя Алисой, летящей в бездонный колодец, или хотя бы подумать "Едят ли кошки летучих мышек?" Да и сухих листьев никто подстелить не удосужился: стремительное падение быстро завершилось жестким приземлением на пятую точку. В общем, не очень больно — все равно как подскользнуться на банановой кожуре, — но неприятно. Секундой позже на землю с легким шелестом опустились пышные юбки.

Ошеломленная резкой сменой декораций, я не делала попыток встать — только хлопала глазами и, как сова, крутила головой из стороны в сторону. Даже ущипнула себя за руку — больно!

Очередная превратность судьбы занесла меня, по-видимому, на берег реки — или же очень узкого вытянутого озера. В нескольких шагах от кромки воды начинался густой лес: ровная стена деревьев виднелась и на противоположном берегу. Приземлилась я на самом кольце песчаной отмели, изогнутым "огурцом" перегораживающей течение, и наверняка здорово затрудняющей судоходство.

— П-повинуйся мне, демон! — неуверенно приказал-попросил ломающийся голос за моей спиной.

— Сам ты демон! — я резко обернулась на звук.

Нет, сперва все-таки посмотрела на ладонь: успел, вот оно, колечко! — а уже потом позволила себе отвлечься на всякие подозрительные звуки.

— Я не демон! Я цмок! — обиженно протянуло представшее моему взору существо.

— Да ты что? А я думала, эльф — с такими-то ушами! — впрочем, прежде чем легкой рукой раздавать эпитеты, стоило самой слегка уподобиться человеку — хотя бы снять маску... А теперь можно и ушастого рассмотреть. Ну, натуральный эльф — вернее, пародия, дружеский шарж на светлый образ эльфа, созданный мировым кинематографом и литературой.

Был он остроух, как и полагается, вот только эти длинные, с кисточками жестких волос на вытянутых кончиках, уши без мочек торчали в стороны под прямым углом к голове. Между ушами островком некошеной травы колосилась медно-рыжая, явно не знакомая с расческой шевелюра. Покрытой веснушками круглое лицо украшали огромные глаза, которые в японском мультфильме смотрелись бы очень уместно, но в реальной жизни выглядели жутковато и даже пугающе. Улыбка растягивала тонкогубый рот от уха до уха, добавляя сходства с лягушонком. Вот нос не подкачал — небольшой, идеальной формы, но совершенно потерявшийся на фоне всего этого великолепия.

Фигурой незнакомец напоминал жердь, и оставалось только гадать: кажется он таким высоким из-за нечеловеческой худобы, или наоборот, выглядит худым из-за великанского роста. Последний гвоздь в крышку гроба идеального эльфа забил жуткий костюмчик, состоящий из узкого зеленого пиджачка с рукавами, еле прикрывающими локти, и такого же цвета обтягивающих панталончиков до колена. Такое впечатление, будто туземец носил его, не снимая, лет с четырех, постепенно вытягиваясь в высоту, но не в ширину. По человеческим меркам на вид я дала бы ему лет четырнадцать. Но могло быть и все четыреста — кто их, нелюдей, разберет!

Попытавшись подняться на ноги, я потеряла равновесие и чуть не упала, но каким-то чудом удержалась в вертикальном положении. Выпрямившийся в полный рост эльф... извините, цмок, оказался выше на целую голову, и снова глядел на меня сверху вниз:

— Меня не проведешь, демон! — он погрозил острым пальчиком: — Ты скован магическим кругом, и должен выполнить одно желание, чтобы получить свободу!

Поглядев под ноги, я действительно обнаружила, что стою в самом центре нарисованного на песке идеального круга — судя по всему, изображенного при помощи двух колышков и бечевки. Внутреннее пространство почти полностью было испещрено непонятными, но очень тщательно выписанными символами.

— Да неужто?!

Не скрою, я переступила "демаркационную линию" не без внутреннего трепета, но врожденное упрямство не позволяло сдаться хотя бы без имитации боя: фею-крестную он себе нашел, желания исполнять! На секунду воздух вокруг как будто загустел... А в следующее мгновение я уже стояла за пределами "магического круга", ощущая себя растерянной, напуганной, ничего не понимающей... и очень сердитой! Почувствовав замешательство "противника", я решительно перешла в наступление:

— Ну, и что все это значит?!

Возжигание огня из искры от удара двух камней друг о друга произвело на мальчишку не меньшее впечатление, чем если бы я на его глазах превратила воду в вино (честно говоря, и сама чрезвычайно изумилась — прежде никогда ничего подобного не делала, только читала). Мой новый знакомый, назвавшийся Ианом, быстро поверил в то, что я самая настоящая, взаправдашняя чародейка — а назовись я Дедом Морозом, поверил бы и этому. Он беспрекословно выкладывал все, о чем мне только приходило в голову спросить: во-первых, и в самых главных, развеял опасения, будто я неведомым образом перенеслась в чуждый мир эльфов... тьфу, цмоков: и здесь люди успешно доминировали, а изрядно поморщив лоб, Иан припомнил, что вроде бы что-то слышал о Старгороде. То же, что я в свою очередь до сих пор ничего не слыхала об этой малой народности, объяснялось отчасти неместной пропиской, но в большей степени тем, что вся остроухая популяция этого мира была представлена населением одной-единственной деревни. Быть может, рядом с селением когда-то был урановый рудник, и радиация таким причудливым образом повлияла на генофонд жителей? Как бы там ни было, они не слишком рвались к контактам с внешним миром, вполне довольствовались общением внутри своего тесного сообщества, самостоятельно производили все необходимое для жизни и, разумеется, изящно увиливали от налогов в королевскую казну.

Им не удалось бы так долго скрывать свое существование, если бы цмоки не держались друг за друга крепко, точно полипы в коралловом атолле. Чтобы одного из них выкинули из деревни и строго-настрого запретили возвращаться, нужно было совершить нечто уж совсем невообразимое — и мой собеседник проделал это с блеском. Прочитав старинную книгу, невесть как оказавшуюся в общине, Иан занялся магией, и при помощи своего новоприобретенного могущества успешно обратил любимую козочку своей матери в мемекающую утку с выменем, сделал так, что на яблоньке вместо плодов завязались березовые почки, и сотворил еще много веселых и приятных превращений. Последней каплей стали развесистые оленьи рога, в самом неметафорическом смысле увенчавшие седую голову одного из видных членов совета старейшин, управляющего жизнью всей деревни.

— Мама говорит, меня выгнали потому, что папа назвал меня в честь деда, — Иан ловко повернул прутик с насаженным на него сухарем, чтобы он прокоптился со всех сторон. Я с благодарностью приняла нехитрое угощение. Ну почему вчера во время свадебного застолья мне не пришло в голову распихать по карманам платья кусочки угощения про запас! — Его тоже выгнали из деревни много лет тому назад, и с тех пор стоит только старейшинам услышать, что Иан сделал то или Иан сделал это, как их просто перекашивает.

— Даже любопытно — что он такого сделал?

— Случайно сжег хижину самого первого цмока, — не стал скрывать достойный потомок своего недостойного предка.

— Могу себе представить: шалашик какой-нибудь, никакой другой, кроме мемориальной, ценностью не обладающий, — фыркнула я без всякого почтения к чужим памятникам.

— Сам я не видел, но мама рассказывала, что эта хижина была сделана из железа, — покачал головой цмок из числа последних. — В ней он опустился с неба, и жил первое время, пока не отстроил бревенчатый дом. Мама говорила, что там внутри было очень интересно: много разных непонятных вещей и яичная скорлупа...

— Вы хранили скорлупу? — изумилась я. — Какую-то особенную, или от всех яиц, снесенных деревенскими курами от начала времен до наших дней?

— Не до наших, — дотошно поправил меня мальчик, — хижина сгорела уже давно... Но там была скорлупа от тех яиц, из которых вылупились вторые цмоки.

— Все эль... цмоки вылупляются из яиц? — изумилась я.

— Нет, только второе поколение... Ну, в хижине было мало места, чтобы туда поместились взрослые, Первый предок не мог взять с собой жену, поэтому привез маленьких детей в яйцах. Понятно?

— Нет, — честно призналась я. Сразу почему-то вспомнилась "Аэлита". То, что могло прийти в голову одному человеку (инженер Лосев, кажется?) почему не могло быть реализовано каким-нибудь... нелюдем? Если же это был обломок космического корабля — вот вам и возможный источник радиации. Приятно, когда все можно объяснить рационально и логически: — Значит, он взял себе жену уже здесь, после приземления?

— Да нет же! — рассердился мальчишка. — Не было у него жены! Он детей прямо так, в яйцах, привез! То есть, — судя по вспыхнувшему на конопатых щеках румянцу, до него наконец-то дошло, о чем я подумала в первый раз: — Не в том смысле... Уже готовых детей в больших таких яйцах, вроде куриных. Вот эта-то скорлупа и хранилась в хижине.

— А вы очень высоко прыгаете?

И как тут не вспомнить марсианский цикл Берроуза!

— Не выше, чем все люди, — похоже, моя непонятливость начала выводить Иана из себя: — И яиц не несем! Всего один раз самый первый предок привез в них своих детей, чтобы не жениться!

— На что только вы, мужики, не пойдете, чтобы не жениться, — вздохнула я. — Что же было дальше?

— Оказалось, что в дороге яйца простыли, и вылупившиеся младенцы были... ну... глупыми. Зато их дети получились уже очень умными. Так вот и повелось, через раз.

Мальчишке можно было только посочувствовать: с самого рождения от него не ожидали не то, что гениальных озарений, но даже умения читать и писать. И каждый день не забывали напоминать: дураком родился — дураком и помрешь. Да в таких условиях не то, что рога — развесистую грушу не стыдно вырастить на чьем-нибудь твердом темени! Усугубляло ситуацию и то, что где-то в глубине веков предки Иана нарушили очередность, так что дети этого семейства всегда выделялись среди сверстников то замечательным умом, то поразительной глупостью, особенно заметными на общем примерно ровном фоне.

— Ну, вы даете — даже размножаетесь по расписанию, как роботы!

Собеседник подарил мне неприязненный взгляд — не сыпь соль на рану! Да, пора сменить тему:

— Значит, при помощи этой книги ты меня и вызвал? — я кивнула в сторону толстого фолианта в кожаной обложке с вытесненными на ней непонятными, но зловещими символами.

— Я хотел вызвать вовсе не тебя! — замотал вихрастой головой чародей-самоучка: — Мне хотелось призвать какого-нибудь страшного демона, чтобы он напугал старейшин, и они бы пустили меня обратно!

— Пожалуй, тебе повезло, что оказалась ближайшим существом не от мира сего, — где-то совсем недавно я уже, кажется, слышала эти слова... не помню. — Насильно мил не будешь... Да и нечистая сила все время норовит больше забрать, чем дать — уж поверь моему опыту.

— А ты не можешь мне помочь?

— Пугать соотечественников? Не смеши меня. Лучше посмотри в своем талмуде, как вернуть меня обратно.

— Тут написано, что демон сам отправится восвояси, исполнив мое желание...

— Даром?

— Что? — удивился этот простачок.

— Демон должен выполнить твое желание даром, или попросит что-нибудь взамен?

— Я об этом как-то не задумывался... — подросток взъерошил рукой рыжие вихры. В свете костра они казались совсем красными, будто впитывали в себя огонь. Отражают, наверное...

— Так подумай на досуге, стоит ли твоя цель того, чтобы связываться с нечистым?

Нажевавшись сухарей и пригревшись у пляшущего огонька, я принялась клевать носом. Иан же раскрыл книгу, наклонился к самому костру и сосредоточенно шелестел страницами, наморщив лоб и шевеля губами.

— Что такое душа?

— А?.. — вопрос застал меня врасплох. — Ну, что это такое... Каждый, наверное, понимает по-своему. Пожалуй, самое дорогое, что есть у человека... а порой и единственное. Наверное, тебе лучше у какого-нибудь священника спросить, я вряд ли смогу понятно объяснить. А что?

— Здесь написано, что надо быть очень осторожным, вызывая демона, потому что он непременно попытается забрать твою душу...

— И ты ради такой ерунды не побоялся рисковать бессмертной душой? — я без метафор почувствовала, как на голове зашевелились волосы... Наверное, ветер запутался в прическе. Признаться, раньше и сама весьма скептически относилась к разным религиозным аспектам. Но стоит побывать в пентаграмме — начинаешь на многие вещи смотреть совершенно иначе. Если вернусь в Старгород... нет, КОГДА вернусь, непременно напишу заявление по собственному желанию. Или как тут увольняются из ведьм? Дело-то, оказывается, опасное! Открою лучше в городе парфюмерную лавочку, буду мыло варить... Или Настасью научу. Скажем, за 50% будущей прибыли...

— Как можно бояться того, о чем ничего не знаешь? — равнодушно пожал плечами юный колдун: — Может, у меня и вовсе ее нет, души этой...

— В следующий раз все-таки читай предостережения, написанные мелким шрифтом, до того, как пустишь в ход заклятие, а не после, — чистосердечно посоветовала я. — А еще лучше взял бы с собой карту, хоть сориентировались бы сейчас, в какой стороне Старгород. Тоже мне, чернокнижник... с коричневой обложкой.

— Может, она просто выцвела, — упрямо возразил эль.. цмок, но книгу все-таки спрятал в свою безразмерную суму на ремне через плечо: — И вообще, мне в Старгород не надо...

— А я тебя с собой и не зову.

Уже почти совсем стемнело, но в последний момент перед тем, как окончательно скрыться за кромкой леса, красное солнышко краешком выглянуло из-за облаков, выкрасив воду. Прям река крови посреди черного-черного леса... Бр-р-р! Оставалось решить последний на сегодня важный вопрос: куда завтра выдвигаться: по течению или против? Берег я не оставлю, потому что без такого важного ориентира, как река, сразу же заблужусь в лесу, тут и к гадалке не ходи...

Над головой загадочно перемигивались яркие звездочки, то и дело заслоняемые невидимыми в темноте ветками деревьев. Постепенно догорающий костер грел правый бок. Хорошо, что сейчас лето — ночевать на голой земле даже поздней весной или ранней осенью куда как неприятнее... Хорошо, что в своем положении я еще способна находить что-то хорошее! Скоропалительная тайная свадьба без платья, гостей и застолья — разве не об этом мечтает каждая девушка? Если хорошенько подумать, то... нет. Хотя бывает и хуже: я, по крайней мере, сейчас точно знаю, где нахожусь (в густом лесу, у реки), и что со мной все в порядке. А вот милый муженек наверняка сходит с ума от беспокойства...

Но сладко заснуть, по примеру Иана, мне мешали не только тревожные мысли и досужие размышления, но и куда более материальные причины. Кровать из лесной полянки — врагу не пожелаешь: даже в самой густой и высокой траве тут прятались невидимые шишки, камни и кочки. Но главное неудобство доставлял корсет, впивающийся в тело и не дающий глубоко вздохнуть. Помучившись с полчаса, я сдалась:

— Иан! — чистые ум, честь и совесть позволили мальчишке сладко засопеть, едва он коснулся головой земляной подушки по другую сторону от гаснущего костра — ложились спать мы крайне недовольные друг другом... И просыпаться он ни в какую не желал, пришлось от души потрясти мальчишку за плечи, прежде чем он поднял на меня чуть мутные ото сна, неправдоподобно огромные очи: — Помоги мне!

— Что?.. На тебя напали?..

— В таком случае я не стала бы тебя будить!

— Почему?..

— Просто не успела бы. Пока тебя растолкаешь, меня уже десять раз успеют съесть. Помоги расстегнуть платье и корсет!

Юнец шарахнулся в сторону с таким испугом, как если бы я прямо на его глазах в неровном лунном свете вдруг принялась превращаться в зубастого монстра:

— Я... Еще никогда...

— Ценю твою откровенность. Я тоже не каждому делаю такие предложения... Но не могу спать в корсете, он меня душит!

— А-а-а!.. — слегка разочарованно протянул Иан. — Ну... ладно. Где там застежка?

— Сзади, — я повернулась к нему спиной: — На платье крючки, а на корсете — завязки.

С застежкой "добровольный помощник" справился довольно ловко, а вот с завязками вышла загвоздка — как ни бился, в пляшущем свете костра эльфу никак не удавалось найти узел тесемки.

— Разрежь! — я нетерпеливо передернула голыми плечами — комарью тоже не спалось.

— Чем? — недовольно пропыхтело из-за спины: — Зубами?

— Попробуй хоть так, если других идей нет...

— Отчего же — есть! — подобрав прочную щепку, Иан подсунул ее под один из витков шнуровки, и принялся с силой закручивать бечевку винтом — так на медицине нам советовали затягивать самодельные жгуты для остановки кровотечений. Как следствие, корсет сдавил ребра с небывалой силой, и продолжал еще помалу сжиматься. Когда мои глаза уже почти вылезли из орбит, а легкие слиплись, забыв, что значит дышать, бечевка, рассчитанная на то, чтобы успешно сдерживать напор телес куда более пышных, чем имелись в наличии, лопнула, и я наконец набрала полную грудь воздуха.

— Ну, как? — заботливо поинтересовался Иан.

— Будто заново родилась, — быстро стянув корсет, я невольно рассмеялась: заботливая Настасья, логично предполагая, что вечером я снова буду раздеваться без ее помощи, завязала узел спереди, чтобы можно было избавиться от "моделирующего белья" самостоятельно.

— Было так плохо?

— Сам попробуй! Гарантирую непередаваемые ощущения...

— Первый раз раздел женщину! — поделился своей подростковой радостью эльф... цмок... А, ладно, пусть будет эльф — он все равно мысли не читает, а мне так как-то привычней.

— Бог даст — не в последний, — обнадежила я и, зашвырнув ненужный корсет в кусты, просунула руки в рукава: — Одеть женщину куда как сложнее, так что тренируйся!

Зачем вообще нужна эта душегубка — платье замечательно сошлось и без того. Ну, может быть, немного натянулось на боках... Хорошо, что утром я была слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на выбор одежды, а Настасья просто подняла небрежно сброшенное накануне платье из паутинной ткани — с меня бы сталось отдать предпочтение более нарядному персиковому, а вот уж там без корсета никуда. После освобождения из подземной разбойничьей тюрьмы я слегка поправилась...

Пусть и говорят, что жених не должен видеть невесту в свадебном платье до венчания — мол, примета плохая... Ерунда!

...Хотя сработало, что называется, "в полный рост"...

Глава 2.

Когда я проснулась, Иан сладко посапывал, смотря, наверное, десятый сон. А еще говорят, что деревенские жители встают с петухами! Судя по положению солнца, местные петухи давно успели проснуться, позавтракать, привести себя в порядок и уже вовсю исполняли свою трудовую повинность. Глядя на безмятежное лицо спящего эльфа, я к собственному стыду вдруг поймала себя на размышлении: остались ли в его сумке те вкусные сухарики?

Мысленно пожурив себя за меркантильность, я разворошила холодное кострище и отобрала несколько угольков, которые проводили на тыльной стороне руки самую тонкую линию. Кто о чем, а женщина в первую очередь — о красоте...

Речная гладь — плохая альтернатива зеркалу. Это только так говорится — "гладь", на самом деле рябило по-страшному, вода ни на минуту не останавливалась спокойно. Может, поэтому я чересчур увлеклась подведением глаз:

— Я — эмо, — глядящая из реки гримасничающая панда ехидно подмигнула. Угля оставалось предостаточно, хватило и на то, чтобы щедро насмолить губы: — А теперь — гот...

От мысли нарисовать на щеке что-нибудь классическое — черную паутину, крест или пентаграмму я, подумав, отказалась: все-таки не Хэллоуин, к чему раньше времени напрашиваться на костер? И так хороша до ужаса...

...даже земля не выдержала: подмытый рекой берег внезапно вздрогнул, и я, не удержавшись, с коротким взвизгом и обязательным фонтаном брызг скатилась по скользкой траве "в набежавшую волну". Для полного счастья сейчас еще и оползнем сверху накроет!

Как нарочно, всплыть никак не удавалось: я дважды ударялась обо что-то головой, пытаясь вынырнуть и глотнуть воздуха. Более чем некстати в памяти всплыл факт из разряда "это интересно": моржи никогда не ныряют в прорубь с разбега — под водой легко заблудиться и не найти отверстие во льду... К счастью, с третьего раза попытка увенчалась успехом, а то я уже начала тонуть от одного ужаса... На лодке, что ли, кто-то решил прокатиться? Для ледохода вроде как не сезон...

Это оказалась корзинка: довольно большая, тяжело груженная, судя по глубокой посадке, и хорошо сбалансированная — не перевернулась, пока я билась о дно головой. Какой-то растяпа-грибник уронил в реку дневную добычу... или дядя-маньяк пустил по водам плотно упакованный расчлененный труп!

Последняя мысль, навеянная теленовостями, желтой прессой и фильмами на ночь, заставила меня отпрянуть от зловещей емкости и быстро погрести к берегу. Длинная юбка норовила обвить ноги и сковывала движения, а набравшие воды туфли тянули ко дну... Если же учесть, что я и без того пловец неважный...

До суши оставалось рукой подать, когда силы внезапно закончились. Ухватившись за свисающую до самой воды ветку плакучей ивы, я почувствовала, что подтянуться и вылезти на невысокий, но все же довольно крутой берег не смогу физически. Прощай, жестокий мир! Моя жизнь была яркой... Но до чего же короткой!

Таинственная корзинка, по-видимому, обладающая собственной системой навигации, подплыла и не сильно, но ощутимо толкнула меня в спину. От неожиданности я едва не выпустила из рук ветку... А когда подняла глаза, чтобы в последний раз попрощаться с равнодушными солнцем, лесом и небом, не поверила собственным глазам: почти сливаясь с кустами в своем куцем камуфляжном костюмчике, мой недолгий знакомый, эльф Иан, в классической позе подсекающего рыбака протягивал мне толстую суковатую палку... ах, нет, не мне — подцепив слегой обе ручки зловещей корзины, он с явной натугой выволок ее на берег, и лишь затем, нагнувшись, ухватил меня рукой за шлейф платья (к счастью, пришитый Машенькой на совесть), и вытащил на траву. Но если спаситель ждал бурных изъявлений благодарности — он явно поставил не на ту девушку:

— Ты же вроде со мной идти не собирался!

— Ну и что? Может, мне просто надо в ту же сторону...

Склонившись над корзиной, мальчишка протянул руку, явно собираясь поднять крышку:

— Стой! — я схватила одну из плетеных ручек, и потянула на себя: — Вдруг там что-то опасное? Или страшное?

— Страшно опасное? — переспросил эльф, поудобнее берясь за вторую ручку.

— Опасно страшное!

В конце концов в перетягивании корзины победили красота, опыт и, хочется надеяться, мудрость... Хотя кого я обманываю! Просто нахально вырвала у ребенка из рук его добычу, при этом сама едва устояла на ногах — если бы не ствол дерева, так кстати оказавшийся за спиной... Как бы там ни было, именно мне теперь принадлежало право выбора: открыть корзинку или зашвырнуть обратно в реку. Как любая настоящая женщина, я не смогла устоять:

— Ой, какой хорошенький!

Понятно, отчего корзинка не пропиталась водой и не затонула: изнутри она оказалась хорошенько промазана какой-то серой пастой, напоминающей засохший пластилин — наверное, глина с какого-нибудь особого целебного месторождения. Шерлок Холмс бы сходу определил, где именно корзина была изготовлена и в каком месте сброшена в реку. А вот у кого на такое злодейство поднялась рука... Сама найду и пообрываю все лишнее, начиная с головы!

На дне плетенки весело сучил толстенькими ножками розовощекий младенец, и доверчиво поглядывал на нас с Ианом блестящими, точно два крупных топаза, глазенками.

— Девочка! — сразу определила я.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво уточнил эльф.

— Смотри, какое личико! Какая улыбка! Точно — девочка!

— Ты знала, что она в корзинке?

— Откуда! Я и корзины-то не видела, пока головой не ударилась.

— Зачем же прыгнула в реку?

— Вообще-то я упала случайно...

— И что теперь с ней делать? — глядя на "киндерсюрприз", задумчиво почесал в затылке Иан.

— Только выбросить, — сокрушенно заметила я, двумя пальцами оттягивая мокрую, перепачканную глиной, илом и травой юбку.

— Обратно в реку?

— Эй, стой! — я схватила его за руку: — Я не это имела в виду! Не знаю, что обычно делают с детьми но, кажется, пытаются вырастить из них людей. Если это, конечно, не маленький эльф, гном, орк или тролль...

— А из них кого выращивают?

— Хм... Следуя логике, надо думать, больших эльфов, гномов, орков или троллей...

— И кого ты из нее хочешь сделать?

— Пока не знаю. Поживем — увидим... Ай!

Мокрые, слипшиеся между собой нижние юбки вдруг повели себя крайне странно: вздыбились холмом и принялись хлестать меня по ногам. Что за черт! Я застыла столбом, не зная, что предпринять — отважно хлопнуться в обморок или броситься бежать в лес, на ходу сдирая с себя бунтарские одежды?.. Оказавшийся посмелее, Иан приподнял край мокрого подола, и ему прямо в руки прыгнула здоровенная рыбина. Не знаю, что за порода — с ходу отличу разве что селедку или кильку, но это точно была не одна из них. И не щука — знакомый рыбак часто показывал свою фотографию с метровой зубастой зверюгой наперевес.

— А эту — в реку? — уточнил эльф.

— Нет уж, эту — к обеду! — бурчащий живот напомнил, что он и завтрака еще не видел.

— А что у нас на обед? — оживился мальчишка.

— Рыбка!

— Ух ты! — он с новым выражением посмотрел на вяло трепещущую плавниками добычу в своих руках.

— Только сперва мы все равно должны найти какую-нибудь деревню, чтобы разжиться солью и молоком. Потрошить рыбу я умею без ножа, через жабры... Только ты ее стукни сперва по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы не трепыхалась!

— У меня есть при себе немного соли! А зачем молоко?

— Насколько я знаю детей, малышка скоро захочет есть. И тогда нам всем станет не до смеха... Ты ведь местный, и должен знать, где ближайшая деревня.

— Где деревня, я не знаю... Но когда молоко понадобится, оно будет!

Пока я возрождала к жизни погасший костер, Иан, закопавшись в свою суму так, что только уши торчали, извлек на свет божий кисет с крупномолотой солью. Чистка и потрошение в темя битой, но все еще живой рыбы — аттракцион не для слабонервных! Лишенная внутренностей и жабр, натертая солью и нанизанная на прутик — после поднесения к огню она снова принялась крутиться, как живая. Вот о чем надо фильмы ужасов снимать!

Чтобы не видеть этих издевательских извивательств будущей еды, я занялась приведением в порядок порядком подмоченной одежки: платье из паучьей ткани высохло раньше, чем я развела костер, но вот мокрое белье липло, неприятно холодило тело, сковывало движения, да и просто давило к земле уже в силу одного своего веса. Чихнув пару раз, я поняла, что разоблачаться придется. Распяленные на деревянных рогульках вокруг костра, нижние юбки сразу придали нашему стойбищу уютный, почти домашний вид: у полянки как будто появились стены. Все-таки я городской человек до глубины души, и на открытом пространстве чувствую себя неуверенно...

Постепенно рыбина перестала вихляться, и принялась зажариваться, распространяя вокруг себя умопомрачительный аппетитные ароматы... Не может быть, что я пропустила только завтрак — такое впечатление, будто дней пять не ела!

— А-а-а-а! — взревел младенец в корзинке.

До сих пор девочка вела себя на удивление тихо — видно, надеялась, что глупые взрослые сами догадаются накормить ребенка, но в конце концов поняла, что пока нам прямым текстом не скажешь — так и от голода помереть можно...

— Тише, тише, не ори, угомон тебя возьми, — взяв младенца на руки, я принялась ритмично встряхивать вопящий кулек в тщетной надежде, что он, быть может, замолчит, когда сам собой устанет.

Накормить малышку все равно нечем: под рукой была разве что целая река воды, но поить ребенка прямо такой, некипяченой... Гуманнее сразу задушить, чтобы не мучился. А пока что мучились мы...

— Что ему надо?! — стараясь перекрыть младенческие децибеллы, прокричал Иан.

— Есть хочет! — столь же громогласно ответила я.

— А если рыбы дать?

— Ты что! Это же грудничок! Она слишком мала для твердой пищи. Ей нужно молоко!

— Сейчас! — подтянув к себе суму, эльф снова закопался в нее чуть не по плечи, а обратно вылез, сжимая в руках какое-то странное приспособление: на первый взгляд не скажешь даже, что такое — вроде гибрида маленькой гитары и совсем уж крошечной арфы с миллионом струн.

Каким-то хитрым способом зажав девайс между плечом и коленом, Иан взмахнул смычком, который я сперва приняла за маленький лук с двумя тетивами, и заиграл, одновременно перебирая струны пальцами свободной руки.

Пускай придворные менестрели не слишком баловали слушателей разнообразием ритмов и мелодий, но в сравнении с этой волшебной музыкой бледнело любое, самое замысловатое изобретение композиторской мысли начала XXI века... да и всех предыдущих веков моего мира! Даже младенец изумленно притих — чувство голода отступило перед чувством прекрасного... И пусть теперь мне хоть кто-нибудь еще скажет, будто материя первична!

Высокая трава зашевелилась, и на берег, довольно щурясь, медленно вышла большая серая собака. Следом выкатились два лобастых ясноглазых клубка, но молока вполне хватило я для третьего — поднесенная малышка жадно припала к соскам, не догадываясь, что повторяет судьбу основателей Рима. Когда ребенок наелся, волчица со своим выводком также неторопливо скрылась в зарослях. Иан отложил инструмент, а я перевела дух, наконец-то почувствовав под собой ноги:

— Ничего себе! Вот это настоящее волшебство! Не то, что мои фокусы...

— Ерунда! — эльф пренебрежительно махнул рукой: — У нас все так могут.

— А ты не мог игрой склонить на свою сторону старейшин? По-моему, они все должны были пойти следом за тобой, как крысы за гаммельнским флейтистом...

— Так остро это действует только на животных. Высшее существо нельзя подчинить музыкой — я даже медведя не возьмусь приманить, они умные... Для кого же попроще одна мелодия — зов голодного детеныша, другая говорит "здесь еда", третья предупреждает об опасности... Специальная музыка побуждает растения быстрее развиваться и отпугивает вредителей... А выпалывать сорняки все равно приходится вручную, — маэстро с грустью посмотрел на руку с растопыренными артистическими пальцами. Да, чтобы вытурить из деревни человека... цмо... эльфа, который так играет... Видно, рога были на редкость раскидистые.

Я задумчиво смотрела на мальчишку, который сам не сознавал предела своих сил. Не знаю, что там с медведями, а на меня так даже очень подействовало — в обычных условиях, без крепкой решетки между нами, я к настоящему живому волку и на пушечный выстрел бы не подошла, не говоря уже о том, чтобы доить...

— Мне кажется, или в тебе что-то изменилось?

— Что именно? — уточнил Иан.

— Вроде вчера ты горбатым не был?..

— Ты же сама сказала "Попробуй"!.. — обиженным тоном заметил эльф, задирая пиджачок. Мама дорогая!..

Приняв мои неосторожные слова за руководство к действию, умник достал из кустов выброшенный корсет, и напялил на себя. Чтобы удобнее было зашнуровать — задом наперед. Отчего и горб вырос, и жакетик перекосило, будто не на те пуговки застегнутый.

— Горе луковое! Снимай немедленно. Я же так сказала, гипотетически... В смысле: "Попробуй себе представить"!

— Да, теперь я это себе очень хорошо представляю! А зачем ты лицо пачкаешь?

Вот и ответь на такой прямой вопрос честно — "Для красоты"! Тем более что после купания там уж точно красотой не пахнет. Да и до того, честно говоря...

— В нашем ведьминском деле реклама — это все, — наклонившись к реке, чтобы сполоснуть жирные после рыбы руки, я встретилась взглядом с собственным отражением и невольно вздрогнула: — Хорошо и дорого одетая женщина, путешествующая налегке и без сопровождения, у не слишком работящих граждан поневоле вызывает желание проверить, крепко ли держатся колечки на ее пальчиках. Если же я буду выглядеть... как-нибудь необычно, встречные три раза подумают, прежде чем испытать, действительно ли я способна навести порчу одним взглядом.

— А ты можешь? — простодушно поинтересовался эльф.

— Проверять не советую.

Теперь выбор направления решился сам собой — разумеется, нам нужно идти вверх по течению! Вдруг раззява-мамаша, упустившая в воду корзинку с дитем, так и сидит на берегу, разбавляя реку солеными слезами, а то и бежит уже нам навстречу? Если даже нет, там нам мог встретиться какой-нибудь случайный свидетель, видевший если не сам факт сброса корзины, то хотя бы женщину, сгибавщуюся под ее тяжестью. Лично я сгибаться не собиралась, предоставив честь транспортировки младенца эльфу: сам нарыбачил, сам теперь и тащи. Иан почти не сопротивлялся — принципиально ему было все равно, куда идти, его не ждали нигде, а в компании все-таки веселее. Особенно в такой, как наша!

Не знаю, много ли выгоды получил от таких спутников мальчишка, но совершенно не представляю, как бы мы с малышкой обошлись без его волшебной музыки: точно горящая свеча мотыльков, она по мере необходимости приманивала всю ту же кормящую волчицу, олениху и даже медведицу с довольно крупным забавным малышом. Пользуясь уникальным случаем, я погладила самого настоящего Бэмби с огромными влажными глазами и бархатным носом, а вот приставать с нежностями к Винни-Пуху не решилась, памятуя Иановы слова об уме и непредсказуемости медведей. Когда же из леса показалась коза с колокольчиком и обрывком веревки на шее, я воспряла духом — значит, недалеко и человеческое жилье.

Как известно, дорога пролетает незаметно за разговором — и я коротала ложащиеся под ноги километры, убеждая Иана, что зваться эльфом — это круто. Да и удобнее с грамматической точки зрения. Как звучит: он — эльф, она — эльфийка, какой — эльфийский... Или для сравнения: он — цмок, она — цмо— ...э-э-э... -шка, какой — цмо— (прости, Господи,) -шный... Постепенно новообразованный эльф смиренно согласился сменить национальность, и даже начал отзываться (особенно если три раза повторить, а еще по плечу ударить).

К тому времени, как мы подошли к пересекающему реку капитальному мосту, в обе стороны от которого разбегалась довольно широкая наезженная дорога, я совершенно выдохлась, хоть и шагала налегке. Красивые туфли оказались совершенно не приспособленными для блужданий по лесу — на каждом шагу высокие каблуки до основания уходили в землю, грозя опрокинуть меня навзничь, стоит только на секунду забыть об этом или расслабиться. На твердой натоптанной поверхности дело пошло веселее, и все же нет-нет, каблук неожиданно погружался в грунт и увязал прочно, точно гвоздь в деревянной доске, так что я постоянно спотыкалась на ровном месте.

— Туда! — я решительным шагом направилась к мостику.

— А почему не туда? — неожиданно уперся обеими ногами Иан.

Собственно, та сторона реки на первый взгляд ничем не отличалась от этой, и я сама не могла точно сказать, чем она так мне приглянулась. Вряд ли можно рассматривать как серьезную причину давно позабытое детское убеждение, что коз пасут только на противоположном от деревни берегу реки ("А как бежала я через мосточек — ухватила кленовый листочек")...

— Так мне сердце подсказывает.

Как ни странно, причина была признана разумной и заслуживающей уважения. Преодолев текущую воду (ах, как приятно было хоть немного пройтись без опаски провалиться по самые подошвы в землю!), мы дружно пошагали вслед за солнцем. Коза резво бежала рядом, не выражая желания сигануть в сторону или развернуться обратно — может, дорога была ей знакома... Или просто такое вот компанейское животное. Уже к вечеру наша странная компания наконец добралась до человеческого жилья.

Сильно растрепанная дама с одним ребенком на руках и другим, немногим старше первого, с пустой корзинкой в одной руке и веревкой, намотанной на рога белоснежной козочки, в другой, совершенно не произвели впечатления на первого встречного аборигена, охраняющего деревянный шлагбаум поперек дороги. Небогато, но добротно одетый мужичок, оперевшись на перекладину, грыз из горсти прошлогодние семечки, и смачно сплевывал шелуху под ноги "гостям деревни".

— Добрый вечер, — я решила побыть вежливой. — Скажите, как называется этот населенный пункт?

— Тырдыщь, — коротко бросил представитель местного населения, не делая малейшей попытки освободить дорогу: — Одна медяшка. С долговязого — полторы. Младенец, так и быть, бесплатно.

— За что? — опешила я.

— За проход в деревню.

— А если мы не заплатим?

— Воля ваша — ночуйте в поле. Привыкли уж, поди, — с этими словами мужик выразительно покосился на мою прическу, щедро украшенную всеми дарами природы, начиная с мелких веточек и травинок, заканчивая солидным куском паутины вместе с рассерженным хозяином.

Я нахмурилась — денег не было. Собираясь на свадьбу, как-то не подумала, что по дороге срочно захочу что-нибудь купить, к тому же надела новую нижнюю юбку без пришитого кармашка с неприкосновенным запасом на черный-пречерный день. В праздничной запарке совершенно вылетело из головы, что такой день тем и отличается, что наступает как раз тогда, когда его совсем не ждешь. Скромность в ювелирных украшениях тут выходила боком: золотое кольцо, оказавшееся у меня на пальце в момент перемещения в этот мир, возможно, еще таило в себе не одну загадку, забрать у меня обручальное можно было бы только отрезав вместе с пальцем, чтобы купить серебряный гребень не хватит сбережений всей деревни. А сколько еще таких деревень по дороге в Старгород — один бог знает! Мы сейчас к границе, наверное, ближе, чем к столице: название деревни явно заимствованное, нерусское! Вокруг Старгорода все больше Сосновки, Озерки, Овражки — даже Большие Каменюки есть.

— А если мы просто перелезем через забор? — выдвинул креативную идею Иан.

— Заплатите штраф. В двойном размере, — равнодушно бросил туземец.

— Давайте просто обойдем забор по полю — когда-то же он должен закончиться!

— Поле принадлежит старосте, и он не в восторге, когда по нему шляются кто попало. Штраф... В тройном размере.

Куда ни кинь — всюду попадалово на бабки... Хотя... Не будет же этот труженик полей всю ночь напролет прилежно следить за неприкосновенностью даром никому на дрова не нужного шлагбаума! Вдохновленная этой мыслью, я махнула рукой, командуя отступление — переждем на обочине.

Покопавшись в своей бездонной сумке, Иан достал последний сухарь, и по-братски разломил пополам. Настоящий пикник! Я смахнула слезу умиления: как снабженец эльф оказался на высоте — препоручив корзинку с младенцем моим заботам, он не возвращался из коротких вылазок в лес без добычи: пригоршни ягод, каких-то незнакомых, но вполне съедобных корешков, а один раз даже поймал самодельным силком какую-то крысу, на голубом глазу утверждая, что это просто особой породы мелкий лесной кролик. Утробно бурча, желудок громогласно заявил, что уже почти верит, и зря я велела отпустить несчастную зверушку восвояси. Все равно, что бы мы с ней делали в лесу без ножа!

Казалось, запасы семечек в оттопыренном крестьянском кармане никогда не иссякнут. Мужик сплевывал шелуху с завораживающей размеренностью метронома, и весь окружающий мир будто заснул, поддавшись этому гипнозу: неподвижно зависло в небе истекающее приятным предвечерним жаром солнце, замер ветерок, лениво покачивающий цветущие макушки полевых трав, пасущаяся коза точно впала в ступор.

Обтерев вымя смоченной в реке и все еще влажной, условно чистой тряпкой, я поднесла малышку. Сперва мне казалось, что козьи соски слишком большие для младенца, и он не сможет пить самостоятельно, но голод не тетка, и ребенок быстро научился приспосабливаться к "кормушкам" самых разных размеров. Оживившись, девочка зачмокала так, что любо-дорого, аж завидно стало... Но при себе — ни горшка, ни кружки.

— Любезный, — я сделала еще одну попытку наладить дипломатические отношения, — вы не знаете случайно, чья это коза? Приблудилась к нам в лесу, наверное, потерялась. Хозяйка сейчас ищет, волнуется...

— Не-а, не знаю такой, — смерив Беляночку изучающим взглядом, тот покачал головой: — Не из нашей деревни! Может, от лесной бабки сбежала. Или в Дише какая раззява не досчиталась — вы поспрашивайте еще там.

Расчет на то, что сознательный селянин отлучится расспросить соседей о пропаже не оправдался...

Еще полчаса прошли в молчании. Откинувшись на травку, я пригрелась и чуть было не уснула. Хорошо на природе: свежий воздух, птички поют, листочки шелестят... Гулять да гулять, несколько часов пролетят — и не заметишь. Но несколько суток подряд — уж слишком! Да и спать на холодной земле... Я была полна решимости провести эту ночь под крышей, даже если для этого придется рыть подкоп под этот шлагбаум!

Следующим тишину нарушил сам "страж ворот" — то ли семечки кончились, то ли язык намозолил, то ли просто надоело молча стоять:

— Издалека? — без особого интереса спросил он.

— Ага, — вздохнула я, не открывая глаз.

— Пешком?

— Нет, на козе верхом...

Собеседник помолчал — обиделся на сарказм или же всерьез обдумывал услышанное:

— И далеко еще?

— В Старгород, — вставил свои пять копеек во взрослый разговор Иан.

— Вы хотите сказать — из Старгорода? — переспросил мужик.

— А как вы догадались? — удивилась я.

Может, у меня на платье осела какая-то особая старгородская пыль, которую с полплевка без всяких экспертиз распознают местные шерлокхолмсы Тырдыщского разлива?

— Мудрено! Вы ж по Страгородскому тракту пришли!

Человек деликатный, может, и промолчал бы — но от эльфа трудно было ожидать сдержанности:

— "Сердце подсказывает"! — передразнил он. — А еще ведьма!

— Так уважаемая госпожа — ведьма? — неожиданно чрезвычайно оживился крестьянин. По радостному тону вполне можно было подумать, будто он всю жизнь мечтал о том, что в один прекрасный день не слишком благозвучное название его родной деревни сменится на более красивое "Пепелыщь" — в честь некогда сожженной на перекрестке чародейки...

— Э-э-э...

— Да вас и впрямь сам бог послал! — с внезапным проворством селянин откинул шлагбаум с дороги, выскочил за околицу и, схватив меня за руку, рывком попытался поставить на ноги: — Пойдемте скорее, пока еще не слишком поздно!

— Эй! — вырвав руку, я подхватила сползающий с колен кулек с младенцем: — Поаккуратнее!

— Конечно-конечно! — в знак искреннего раскаяния мужик отвесил мне земной поклон, и продолжал торопить: — Пойдемте скорее!

Сперва не пускал — теперь чуть ли не силой тянет... Подозрительно все это! Как прежде мне страстно хотелось попасть под крышу, на душистый сеновал — так теперь возмечталось вернуться обратно в лес. Тем более, что все равно по дороге в столицу...

Но избавиться от назойливого мужика оказалось не проще, чем собаке от репья в хвосте: он падал на колени в пыль, вздымал руки к небу и призывал в свидетели своих добрых намерений всех потусторонних существ, а затем заклинал меня всем святым, что есть у ведьмы. Только каменное сердце могло оставаться глухим к разворачивающейся на наших глазах большой человеческой трагедии... Еще немного посопротивлявшись — для виду, — я согласилась выслушать краткое изложение сути проблемы.

— Да вы просто посмотрите — и все! — мужик, как ему казалось, незаметно, повлек меня в сторону открытых ворот.

Коза с Ианом уже давно стояли по ту сторону ограды.

— Куда смотреть-то! — страшно жалея, что занятые руки не позволяют ухватиться за столбик ворот, я как могла упиралась ногами. Как назло, земля в этом месте оказалась утоптанной до цементной твердости, и каблуки только скользили вместо того, чтобы втыкаться.

— Не ровен час, помрет, — туманно пояснил селянин, — кто на ней тогда женится?

— На ком?! — совсем голова пошла кругом. Сюжет все усложнялся.

— Дочка у меня есть... Легка на помине!

— Папка! — девчушка с косичками самое большее лет пятнадцати маленьким яростным вихрем налетела на нашего спутника, и изо всей силы принялась колотить маленькими кулачками по широкой груди: — Я не хочу жить! Я уйду в монастырь! Он умира-а-а-е-е-ет!..

— Успокойся, Ладушка, успокойся! — отец бережно погладил лопатообразной дланью тонкое плечико: — Все будет в порядке, он не умрет! Тетя ведьма обо всем позаботится! Вот мы и пришли.

Остановившись перед калиткой в заборе, за которым радовал глаз пестроцветьем аккуратный палисадничек, мужик несколько раз размашисто перекрестился, бормоча себе под нос что-то неразборчивое, поднялся на крылечко тоже очень небольшого миленького домика, осторожно постучал в дверь костяшками пальцев.

Появившаяся на крыльце немолодая женщина выглядела так, точно всю жизнь топила избу по-черному... или проплакала несколько дней кряду.

— Ведьма! — неожиданно рявкнул мой сопровождающий — то ли представил незваную гостью, то ли обложил хозяйку.

Я вздрогнула, а женщина, уперев руки в бока, перегородила проход:

— Дай же ты ему хотя бы умереть спокойно, ирод! — с горечью воскликнула она.

— Никто не умрет! — с преувеличенным оптимизмом заявил мужик, тесня хозяйку дома животом: — Я ведьму привел!

Обстановку разрядила его дочь — девочка бросилась женщине на шею с криком: "Тетя Дарья!" Обнявшись, обе зарыдали в голос, временно отрешившись от происходящих рядом событий, и крестьянин немедленно воспользовался случаем: сперва пропихнул в дом меня, а затем почти незаметно протиснулся следом и сам.

С порога в нос ударил неприятный запах, заставлявший подумать о самом неприятном. Мне вспомнился куриный окорочок, однажды жарким летом забытый в морозилке на даче. В садовом хозяйстве из-за аварии отключили электричество, и за неделю весь домик провонял так, что даже после того, как холодильник вытащили на улицу, внутрь невозможно было зайти без противогаза. Еще не видя пациента, я почувствовала, как в душе зашевелилось тревожное сомнение: поздно...

Он был пока жив — но едва-едва. Совсем молодой парень, на первый взгляд показавшийся мне ангельски прекрасным: бледный, как снег, с запавшими глазами, теряющимися в темных провалах глазниц. Он лежал пластом на жестком матрасе, расстеленном прямо на полу, едва заметно дышал и как будто смотрел на меня из-под полуопущенных век, а на ощупь был горячим, точно печка. Одна рука "клиента" полностью скрывалась под целым ворохом умеренно чистых тряпок.

— Смотри, ведьма, — серьезно предупредил приведший меня в этот дом мужчина: — Мое слово в этих местах что-нибудь да значит.

— Сомневаюсь, что так будет продолжаться и после того, как вы превратитесь в жабу.

Терпеть не могу, когда мне угрожают! Особенно те, кто ничего, по сути, из себя не представляют, зато пыжатся — просто Наполеоны! Хотя... кто бы говорил! Я-то сама уже полгода выдаю себя неизвестно за кого. Вот и сейчас — просто Хлестаков в юбке. С той лишь разницей, что ему в случае разоблачения могли набить морду, в крайнем случае — посадили бы на несколько лет... А мне в самом буквальном смысле слова грозил костер.

— Что это у него с рукой? — создавая видимость активной деятельности, помноженной на уверенность в себе и знании дела, поинтересовалась я.

— Сосна упала, — с готовностью пояснил крестьянин. — Лес мы валили, а этот возьми да подставься. Сперва его по плечу ветками мазнуло, он упал, да рукой так неаккуратно прямо под ствол угодил. Она сразу распухла, почернела... А на другой день он уж слег.

— И давно это случилось?

— Второго дня.

Ничего себе! Я с жалостью посмотрела на бледное лицо с болезненно заострившимися чертами. Закрытый перелом гарантирован, но чтобы пациент так быстро в беспамятство впал — точно с осложнениями. Не дай бог, заражение крови! Хотя, судя по запаху — гангрена в чистом виде... Звать лекаря было поздно уже два дня тому назад. Но откуда в деревне взяться врачу! Ведьму нашли — уже хорошо... всем, кроме этой самой ведьмы. Зато виноватого не придется долго искать, вот он: взялся за гуж, да оказался не дюж... Зачем только мы вообще через эту реку поперлись!

Однако от меня ждали активных действий, и я начала с раздачи распоряжений:

— Воды чистой, горячей — лучше всего, кипяченой. Отвар шалфея или настойку, если есть. Бинты чистые — нарежьте из чистой ткани, прогладьте горячим утюгом с двух сторон. Утюги-то в деревне есть, хоть один?

Мужик согласно кивнул, загибая очередной палец на левой руке — для памяти.

— Дощечек тонких, как для бочки, в крайнем случае пучок лучины нащипайте... Иана пришлите сюда, мать займите чем-нибудь... Ведь Дарья — его мать?

Еще один кивок и еще один палец.

— Ах, да — многодетные семьи с маленькими детьми в деревне есть?

— Что за семья без детей? — пожал плечами мой собеседник.

— Отлично! Найдите кого-нибудь присмотреть за младенцем. Только не поручайте это первой попавшейся безголовой и безрукой девчонке! Да козу пусть кто-нибудь подоит...

Малышку препоручили заботам временной няньки — красивой полной женщины лет тридцати с целым выводком разновозрастных спиногрызов и младенцем-ровесником нашей находки в люльке.

— Присмотрю, как за родной! — сердечно пообещала кормилица, представившаяся Матреной. — А молока у меня и на троих хватит!

— Она очень прожорливая, — на всякий случай предупредила я.

— Ну так! Растет! — радостно воскликнула Матрена.

Похоже, по крайней мере на ближайшее время ребенок был пристроен в надежные руки.

Вернувшись в тот страшный дом, я невольно поежилась: жалко паренька, но что тут можно сделать? Иан уже ждал меня у изголовья больного, больше никого из посторонних рядом не было — даже в окошко не заглядывали, боялись помешать процессу... Было бы чему!

Еще раз горестно вздохнув, я принялась разматывать старую повязку, в глубине души продолжая надеяться, что тревога напрасная, и дело обойдется простым вывихом или растяжением. Мечты, мечты... При виде черного, распухшего обрубка, меньше всего напоминающего человеческую руку, мне стало дурно. Кожа натянулась так туго, что, казалось, тронь — сразу лопнет, разбрызгивая вокруг гнилую темную кровь. Судя по всему, то самое, страшное: о гангрене нам рассказывали в университете, на лекциях по медицине, мельком — вряд ли предполагалось, что студенты столкнутся с ней на практике, в рамках оказания первой медицинской помощи... просто запугивали, чтобы мы соблюдали личную гигиену и грязными руками болячки не расчесывали. Просто чудо, как я вообще запомнила, что воспаления вызывают аэробные... или наоборот, анаэробные бактерии? В общем, те, что гибнут от кислорода.

Пациент выглядел так, точно ни ампутация, ни ланцетные разрезы ему уже не помогут — да и я далеко не доктор Пирогов! Все, что мне оставалось — только от всей души пожелать проклятым бактериям немедленно сдохнуть в муках...

Большой горшок с кипятком и веник вялого шалфея "по моему велению" были доставлены в мгновение ока. Бинты, следовало надеяться, проглаживались, дощечки — раскалывались. Распарив душистую траву в горячей воде, я тщательно вымыла опухшую руку, старясь не причинять больному лишних страданий — впрочем, он не жаловался, и вообще, кажется, ничего не чувствовал.

Неизвестно чьи дети принесли целую охапку заказанных дощечек разной длины — на любой вкус, а застенчивая девушка — моток еще горячих бинтов. Пришлось вспомнить детство — последний раз я накладывала шины еще до того, как пошла в первый класс: моими пациентами были пострадавшие в автокатастрофе куклы и упавший с дерева плюшевый медведь... При помощи Иана получилось неожиданно хорошо — можно сказать, образцово-показательный лубок. Даже жалко, что все напрасно...

— Надо рвать когти, — ритмично накладывая бинт виток за витком, внахлест, шепотом предупредила я своего помощника: — До утра он вряд ли протянет, поэтому дожидаемся темноты и делаем ноги...

— Почему не протянет? — со свойственным ему простодушием поинтересовался юный эльф. — И зачем делать ноги, когда у него болит рука?

— Я такие сложные случаи вообще лечить не умею! Моя специализация — запоры и поносы от обжорства...

— Ты же ведьма!

— Ну, да, ведьма... Вот и слушайся меня! Как только солнце зайдет, отвлекаем крестьян... как-нибудь... Забираем младенца и удираем.

— А коза?

— Бог с ней, с козой! Самим бы спастись...

Бинты закончились — больше я ничего не могла сделать для несчастного. Внезапно пол и потолок поменялись местами и принялись исполнять какой-то дикий танец.

— Козу все-таки надо подоить, — успела прошептать я, прежде чем в глазах окончательно потемнело.

Бедное животное неизвестно, сколько проблуждало по лесу, вряд ли малышка умудрилась высосать ее досуха. А когда молоко в вымени перегорает — это, говорят, для скотины очень вредно...

Глава 3.

— Госпожа ведьма!..

Солнечные лучи проникали в помещение сквозь маленькое окошечко без рамы. Простые бревенчатые стены, минимум необходимой мебели, жесткий матрас прямо на полу — здесь о кроватях вообще никогда не слышали, что ли? Слава богу, хоть пол дощатый, а не земляной. Впрочем, так спать для спины даже полезней, а по летнему времени — и прохладней...

Я попыталась приподняться на локте, чтобы посмотреть, кто меня звал, но голову снова повело. Побег сорвался — по-видимому, из-за того, что я попросту потеряла сознание от невыносимой вони. Хотя сегодня в помещении пахло совсем неплохо — свежим сеном, зелеными листьями... Наверное, меня перенесли в другую комнату.

Сбоку у матрасика стоял глиняный горшочек, накрытый льняной салфеткой. Натюрморт рождал смутные, но приятные ассоциации... Забыв о причине пробуждения, я приоткрыла салфетку — точно, козье молоко! Не цикута, и это уже обнадеживает... Может, мой "пациент" каким-то непостижимым образом еще жив, и у меня есть маленький шанс не отправиться сразу к праотцам, а удрать — скажем, под предлогом сбора в лесу лекарственных трав. Хотя тогда наверняка придется оставить в заложниках Иана или малышку... Хорошо бы козу — но такой доверчивости не стоит ждать даже от крестьян!

Задумавшись, я сама не заметила, как опустошила горшок с молоком.

— Госпожа, что ж вы вчерашнее-то пьете! Сказали бы мне, я сейчас свеженького принесу...

— Э-э-э... Да, пожалуйста!

Я вздрогнула от неожиданности. Дарья! Не набрасывается с кулаками, не поносит последними словами, даже наоборот, смотрит как будто ласково... Ох, не к добру!

Вскинув руки, я принялась лихорадочно себя ощупывать — голова на месте... Самое главное — грудь, — тоже при мне. Значит, я — по прежнему я, ни в кого за ночь не превратилась и не мутировала.

Парное молоко поспело как раз к завершению инвентаризации: одна голова с полным набором черт лица (кажется, моего), ноги — две штуки, руки — пара, два уха, осиная талия, бедра... уточнять размер не будем. Ничего не прибавилось, ничего не пропало. Приняв из рук женщины кринку молока, я осушила ее едва ли не в один глоток — и куда в меня столько влезает?

— Ух, хорошо... А тут зачем молоко стояло? Вдруг для дела, а я его... того?

— Да это ваш малыш вчера козу подоил, и никого не подпускал — мол, госпожа просила.

На какое-то время мне показалось, что она говорит о грудничке — сколько же можно было валяться без памяти, что младенец успел вырасти и уже доит коз? Но потом я вспомнила, что путешествую с двумя "малышами", и облегченно выдохнула.

— Спасибо, молоко очень вкусное...

— Может, вы булочку хотите?

— Не откажусь, — стесняясь собственной прожорливости, призналась я.

Совестно было объедать женщину, которой я самым подлым образом подарила надежду, чтобы теперь безжалостно отнять... Но три литра молока, выпитые на голодный желудок, не успокоили, а только раззадорили зверский аппетит.

Деревянный стол рядом с большой беленой печью в мгновение ока накрылся простой, но сытной деревенской едой. Выскоблив деревянной ложкой до блеска целую тарелку молочной каши, я впилась зубами в гигантский калач, сама пугаясь его размеров — ничего, хоть половину сгрызу... В результате же осилила еще целых пять штук, косясь на домашнюю колбасу — но немыслимым волевым усилием решила все-таки ограничиться уже съеденным. Тем более, что новое платье и без того уже едва не трещало по швам...

— Кто этот мужчина, который нас вчера сюда привел? — не решаясь задать самый важный вопрос, я начала издалека.

— Староста наш, — поморщилась женщина.

За уничтожением продуктов она следила с таким умилением, словно в жизни не видела ничего приятнее субтильной девицы с аппетитом кузнеца.

— А почему вы на него кричали?

— Ой, да это долгая история... Дочка его, Ладка, в моего Васятку влюбилась, да и он на нее запосматривал — девка видная, хоть и егоза. Только папаше такой зять без надобности — ему все прынца подавай! — Дарья снова скривилась, выражая нелицеприятное мнение о непомерных амбициях деревенского старосты: — Да ведь сердцу не прикажешь! Вот и стал он моего Васю на свой манер перекраивать: мол, не бывать свадьбе, пока тот не научится какому-нибудь делу, построит дом и сможет содержать семью. А Васенька не ремесленник, он музыкант!

— Вот бы его с Ианом познакомить! — заслушавшись, я совсем забыла, что речь идет об умирающем в соседней комнате парне.

— Так вон уже — учит его бренчать на этом инструменте басурманском! Нет, чтобы сперва поесть как следует, сил набраться...

— Может, и басурманский, зато какие звуки Иан из него извлекает... Как — УЧИТ?! Он что же... — в последний момент я заменила "жив" на более нейтральное: — ...уже встает?!

— Нельзя?! — женщина испуганно прижала ладони к груди.

— Отчего же... Если хочет и может — пусть встает... — голова пошла кругом.

Что здесь вообще происходит? Может, у "Васеньки" есть давно разлученный с семьей брат-близнец? Хотя мать-то должна об этом знать... Да и не такого высокого полета эта птица, чтобы кто-то мечтал занять его место. Я должна увидеть все собственными глазами!

Иан играл — вдохновенно, одухотворенно, закрыв глаза и целиком отдавшись музыкальной стихии. Если прежде, заклиная животных разученными наизусть мелодиями, с поджатой к подбородку ногой (скрипку-арфу следовало придерживать коленом) он напоминал мне застывшего над болотной гладью журавля, то теперь, погруженный в импровизацию и выражающий только собственный чувства, виртуоз производил совершенно другое впечатление. Мне представилась последняя пушинка на облетевшей голове седого одуванчика: ветер налетает снова и снова, пытается сорвать маленький парашютик и унести вместе с семечком далеко-далеко, но он продолжает упрямо держаться...

Захотелось раскинуть руки и взмыть над деревней — впрочем, не мне одной. Разинув рты, вокруг — кто на пеньке, кто прямо на земле, — сидела добрая половина местного населения.

Финальная нота, прозвенев, еще некоторое время висела в воздухе, а затем осыпалась хрустальной пылью. Не удержавшись, я захлопала в ладоши. Будто очнувшись от гипноза, остальные слушатели подняли на меня затуманенные глаза... А затем разом подхватились и бросились прочь, только пятки засверкали. На месте остались только маэстро и какой-то незнакомый парень... смутно знакомый... не может быть!!!

А вот он меня, похоже, узнал с первого взгляда — хотя тут сложно было не догадаться, наверняка в деревне сейчас не так уж много приезжих. С размаху бросившись на колени, "знакомый незнакомец" принялся тыкаться головой в серую дорожную пыль — ни дать, ни взять, вареное яйцо в солонку кунается...

— Спасибо, госпожа! По гроб жизни!

— Достойно ли радоваться о благополучии телесном, духовным пожертвовав?!

Подкравшийся сзади монах в буро-коричневой рясе с оттяжкой огрел коленопреклонного юношу по спине тяжелым медным кадилом на длинной цепи. Ойкнув, тот повалился на бок. Не дожидаясь окончательного расчета, Иан быстро закинул свой инструмент за плечо, и быстрее кошки буквально взбежал вверх по шершавому стволу, чтобы спрятаться в густой кроне — кажется, это была старая яблоня. Хотя в промежуток между цветением и созреванием я одно дерево от другого вряд ли отличу, разве что дуб или клен — уж очень у них листья приметные.

— Что вы делаете?! — я грудью встала на защиту пациента.

Сейчас он ему все почки отобьет, а потом станут говорить, будто я одно лечу, а другое калечу!

— Изыди, исчадие ада! — монах ткнул мне в лицо опять же медный, с пятнами зеленой патины, огромный крест, и плеснул чем-то из непрозрачной бутылочки — хочется верить, что святой водой.

Моей бабушке освященную воду знакомые привозили и присылали со всех концов России, так что у нее дома выстроилась целая шеренга баночек и пузырьков с прозрачной жидкостью, которая не портилась, не мутнела и не приобретала со временем неприятный запах. Здесь же картина была прямо противоположной: либо священник пожалел поболтать в воде серебряным распятием... Либо для верности добавил крысиного яду.

На всякий случай поплевав через левое плечо и утершись рукавом, я сердито посмотрела на не в меру ретивого служителя святой церкви:

— Вы что это себе позволяете?

— А ты, бесовское отродье, пошто дерзаешь являться пред глаза служителю божию и чинить мерзопакостные дела свои под крышами, осененными его благодатью?! — тот воздел руки к небу, будто призывая хляби небесные разверзнуться и поразить нечестивицу громом и молнией.

Однако не меньше, чем гнева небесного мне, похоже, стоило опасаться удара кадилом промеж глаз и, посматривая на раскачивающееся в руках священнослужителя орудие страшной поражающей силы, я упрямо продолжала напирать:

— У отца Михаила почему-то другое мнение на этот счет!

— Скверна проникает и средь служителей его... Воистину, как нет поля пшеничного, в коем ни один коло не был бы поражен спорыньей, так нет и монастыря без единого отступника...

— Как вы лихо о королевском исповеднике!

— Столица — суть кладезь пороков и средоточие зла!

У этого иезуита на все был припасен готовый ответ! Меж тем он снова перешел на личности, тыча в мою сторону указующим перстом:

— О, ехидна! Язык твой — жало изъязвляющее, зубы твои полны яда лжи, в глазах твоих — огонь преисподней, и дьявол радуется, глядя на слугу свою! Заклиная тебя святым именем господа — изыди, сосуд греха!

Попик явно вошел в религиозный раж, и того гляди, примется гвоздить не только словом, но и кулаками. А в рукопашной мне, боюсь, долго не продержаться. Поэтому я вняла доброму совету, и поспешила "изыдить": воспользовалась тем, что оппонент задрал голову к облакам в ожидании божественного ответа, подняла руки — и Иан, обхватив запястья, ловко втащил меня на яблоню. Даром, что тощий, зато жилистый и сильный.

Опустив взгляд и не обнаружив "объект" на прежнем месте, непримиримый боец с нечистью необычайно изумился — будто и не он только что сам посылал ведьму к черту. Наклонившись, монах потыкал рукой землю в том месте, где я только что стояла, ямки не нашел и, почесав бритый затылок, быстро обежал вокруг яблони. Я будто бы испарилась — ни следа, ни запаха. Кстати, о запахе — надо будет поинтересоваться, принято ли здесь купаться в реке, или отдельные энтузиасты все-таки топят бани?..

Не отыскав меня ни за, ни под, ни — как не вглядывался — на дереве, длиннорясый приуныл, вновь поскреб тонзуру, затем кончик носа, потом толстое пузо под лежащим параллельно земле крестом и, тяжко вздохнув, потопал восвояси, волоча за собой кадило, точно игрушечную машинку на веревочке. Его разочарование легко было понять: схватка со злом получилась совсем не зрелищной. Я не плевалась огнем, не изрыгала проклятия, даже не очень-то и испугалась. А пропала и вовсе как-то незаметно, без языков пламени и клубов черного дыма, воняющего серой, как полагается всякой уважающей себя ведьме. Сломала мужику весь кайф...

Как только монах удалился на достаточное расстояние, Иан все в той же манере спустил меня с небес на землю, и сам ловко спрыгнул с гостеприимного дерева — это действительно оказалась яблоня-дичок. Василий, пользуясь случаем, куда-то убежал... Хотя нет, вот и он — выползает задом наперед из кустов боярышника.

— И кто это такой был?

— Батюшка местный, — парень нахмурился, разглядывая прореху на рукаве, оставленную острыми колючками: — Вернее, из соседнего монастыря. Должно быть, его на отпевание позвали...

— Ну-ка, покажи руку! — недоверчиво потребовала я.

Тот покорно протянул обе. Совершенно одинаковые — с той лишь разницей, что одна левая, а другая правая. Ни следа от ранее полученных повреждений!

— Ладно, ступай, — голос мне почти не повиновался. — А мы... Нам еще поговорить надо.

— Расскажи-ка, что вчера было? — как только "пациент" отошел достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем мы говорим, я мертвой хваткой вцепилась в Иана.

— Ты разве не помнишь? — простодушно удивился тот.

— Помню! Но не верю. Может, мне все это просто приснилось?

Увы, воспоминания эльфа мало отличались от моих: он достаточно подробно описал дорогу, спор со старостой у ворот в деревню, внешний вид больной руки и мои над ней шаманства.

— И все равно, это невозможно, — я покачала головой. — Допустим, это была не гангрена... не перелом... Но даже вывих не мог пройти сам собой настолько быстро! Как...

— ...По-волшебству, — закончил мою мысль Иан, и равнодушно зевнул.

Для него это было само собой разумеющимся, и вовсе не казалось неправдоподобным, чудовищным, диким... Одно дело — колдовать по книге, точно следуя предписанному ритуалу, приносить кровавые жертвы для обретения могущества — это, конечно, плохо, но хотя бы объяснимо и с натяжкой понятно. Но я-то ничего подобного не делала, просто кривлялась, работала на публику!

Оставалось сделать единственный мало-мальски правдоподобный вывод: отправившись вместе с другими мужчинами на лесоповал, Вася испугался валящегося дерева, упал и вывихнул руку из сустава. Разумеется, она сильно опухла и начала болеть — но не почернела, как мне показалось с перепугу и от недостатка света. В крестьянских домах в окна вставляли не стекло и не горный хрусталь, а пласты какого-то мутного полупрозрачного минерала — а то и вовсе натягивали бычий пузырь, не пропускающий излишков света. Дарья, волнуясь за сына, позабросила домашнее хозяйство, вот и испортился на плите целый горшок супа, или протух кусок приготовленного для варки мяса. А мои камлания, как ни странно, помогли: вращая руку во время укладки в лубки, я могла как-то незаметно вправить сустав на место. Узнав же о том, что им занималась ведьма, парень безоговорочно поверил в чудесное излечение и позабыл о боли...

В такое сложно было поверить — но мне этого очень хотелось!

Узнав о напавшем на нас с Ианом и отходившем Василия по хребту кадилом священнике, староста донельзя обрадовался:

— Как удачно! — он потер руки: — Вот сразу и обвенчаем голубков, пока отец Игнатий здесь!

— Теперь считаете жениха подходящим — за принца сошел?

— Да пусть его, — мужик махнул рукой. — Танцует, поет, играет — лишь бы Ладушка была счастлива! Ведь все для нее, для доченьки единственной копил — а на тот свет с собой не возьмешь... Пусть тешатся, пока молодые, а я и троих прокормить смогу. Эх, свадебку закатим! Только бы вам, госпожа ведьма, на празднике лучше не показываться, святому отцу глаза не мозолить. Криком всю свадьбу испортит... А то и в епархию донесет!

— Я не боюсь епархии: авторитетная комиссия засвидетельствовала, что я — белая ведьма... Но так уж и быть, спрячусь на сеновале, высплюсь как следует на дорожку... Кстати, а баня в вашей деревне какая-нибудь имеется?

Баня в деревне была — правда, одна на всех. В первую очередь париться отправились жених с друзьями, потом невеста с подружками, а третью, в знак особого уважения, уступили мне. И даже послали в помощь какую-то девчушку: полить водой, потереть спинку... Сервис на грани фантастики!

— По вам и не скажешь, госпожа, что из лесу вышли! — щебетала банщица, за разговором взбивая пену на мочалке из особой "мыльной" травы. — А вот спутник ваш с ног до головы успел клещами обвешаться, чисто пес бродячий — прости, Господи!

— Ему вчера тоже ты спинку терла? — усмехнулась я. — Вот ведь неожиданная радость!

— Н-е-е-ет! — прыснула малолетка. — Сперва он один мылся. А потом как-то котел с горячей водой неожиданно протек, и в каменке что-то загорелось... В общем, пришлось кузнецу следить, чтобы тот баню не запалил.

— Да уж, по части разрушений у него настоящий талант. И наследственная пиромания.

Свадьба удалась на славу — даже сеновал, на котором я по официальной версии пряталась от сурового священнослужителя (а на самом деле банально отсыпалась) всю ночь, казалось, притопывал и приплясывал. Иан был в ударе — против эльфов церковь, очевидно, ничего не имела... или просто ничего пока о них не знала. Впрочем, самозваного настоятеля самостийного лесного скита сложно было заподозрить в тесных сношениях с государственным религиозным институтом. Что вовсе не мешало ему венчать, крестить и отпевать. Как мудро заметил отец счастливой невесты: "Главное, чтобы бог был в сердце". На некоторые вещи в провинции смотрят проще... и, наверное, правильнее.

Наспех постиранное платье высохло очень быстро — такое в моем мире позволяли себе только заведомо синтетические материалы. Молодцы, паучки! Клиновидные вставки из другой ткани в юбке и высохли позже, и выглядели так, точно побывали в коровьих зубах. Деревня — всякое бывает... Ничего, мне не на бал, не так уж и заметно.

Богатырски перекусив (стыдно признаться, но обед и ужин не уступали завтраку), попарившись с дороги, по-человечески выспавшись в душистом сене и на время забыв о существовании младенцев, я чувствовала себя до неприличия хорошо. Обнаруженные на пороге сеновала кринка молока и курник со свадебного стола наполнили душу любовью ко всему человечеству. На редкость милая деревенька!

Главная улица напоминала поле битвы: тут и там бойцы, потерпевшие сокрушительное поражение в сражении с зеленым змием, в одиночку и группами по несколько человек обнимали землю-матушку. Надеюсь, у них хватило ума не наливать Иану — не хватало еще подростка мне спаивать!

Кристально трезвого эльфа я нашла в компании жениха и невесты — он травил байки из нелегкой эльфячьей жизни, а те радостно хихикали и на два голоса упрашивали "сыграть еще".

— Ну, как свадьба? — поинтересовалась я.

— Ой, спасибо, госпожа ведьма, удалась! — рассмеялась юная невеста: — Прошка с Андрюшкой подрались!

— Надеюсь, серьезно пострадавших нет?

— Что вы! Упились оба до зеленых чертей, да и заспорили, у которого они зеленей да волосатей...

— И кто же победил?

— Дружба! — хором воскликнули молодожены, и в один же голос рассмеялись.

Все-таки не зря существует этот мир, пока в нем есть место для такой вот любви. А у меня, видно, судьба какая-то корявая, что просто быть счастливой никак не получается... Взглянув на руку с переливающимся обручальным кольцом, я вздохнула и почувствовала, как меня с непреодолимой силой потянуло в Старгород...

— Можно интимную просьбу? — понизив голос, спросила я.

— Какую? — зарделась невеста.

— Застегните на мне платье, пожалуйста! Сама никак не дотянусь...

Подхихикивая себе под нос, Лада уважила просьбу дорогой гостьи.

Глава 4.

После объявления о намерении немедленно тронуться в путь, не дожидаясь окончания свадебных торжеств, у меня возникло такое ощущение, словно я родилась и выросла в деревне со звучным названием Тырдыщ, и теперь меня по-соседски всем миром снаряжают на покорение столицы. Матрена научила, как менять младенцу подгузники, подарила стопку чистых пеленок и рожок для кормления. Староста снарядил неподъемную торбу съестных припасов — в основном, остатки со свадебного стола. Кузнец вызвался подвезти нас на телеге до следующего по тракту крупного населенного пункта, Старой Ляли, туманно бросив: "Сено в городе всегда нужно". Лада упорно подсовывала огромное стеганное одеяло из своего приданого. В каждом дворе, стараясь не отставать от соседей, одаривали путешественницу кто во что горазд — по-видимому, в Старой Ляле мне придется нанять подводу, чтобы отвезти все подарки.

Наконец, настала минута прощания. Увидев поданный экипаж, я так и застыла, запрокинув голову: если прежде телега в моем представлении выглядела как четыре колеса и платформа со средних размеров стогом между ними, то с этого дня я больше не смогу думать о сене, оперируя категориями меньше тонны. Это был настоящий СТОЖИЩЕ, с большой цифры 100, высотой с двух, а то и трехэтажный дом. Тянули перегруженную повозку флегматичные рогатые быки — они шагали со скоростью никуда не спешащего человека. Ну, зато не сразу устанут.

Не без посторонней помощи вскарабкавшись на самый верх, я с восторгом огляделась по сторонам. Вся деревня как на ладони, красота! Снизу мне подали умытого, перепеленаного, сытого младенца и кое-что из вещей, а Иан, похожий на огромного кузнечика, залез сам. Козу привязали позади: невеста (сущий ребенок!) украсила ее рога белоснежными ленточками и цветами ромашки, и обоз сразу приобрел праздничный вид. Звонко щелкнул кнут, и плавно покачивающийся сенный корабль вышел в открытое море...

Глазеть по сторонам мне быстро надоело: свежескошенное поле постепенно переходило в засеянное, которое в свою очередь сменялось разнотравьем или рощей. Дорога порой ныряла в лес, чтобы, попетляв между деревьями, снова вытянуться на открытом пространстве. Устраивая в сене уютную ямку, чтобы не скатиться случайно со стога самой и не потерять в дороге младенца, под тонким слоем сушеной травы я нашла то самое огромное одеяло из приданого, от которого, как думала, успешно отказалась. Вот ведь егоза упрямая, и не переспоришь!

Следующие несколько дней прошли очень размеренно: я ела, спала, возилась с малышкой — посовещавшись, мы с Ианом решили назвать ее Находкой, или Найденой, — слушала эльфийскую музыку. Порой, чтобы размяться, спускалась со стога и шла в ногу с волами. Кузнец даже разрешил прокатиться у одного из них на спине: непередаваемое ощущение! Не слишком удобно без седла, но это чувство непоколебимой мощи и уверенности в себе, как-то передающееся через воловью кожу наезднику! Понятно, отчего Европа с подружками так пластались за возможность покататься.

Порой по дороге попадались небольшие деревеньки, вроде той, откуда мы выехали, и кузнец щедро делился с соседями новостями. Особенное оживление вызывало известие о свадьбе старостиной дочки, и вопрос об участвовавшей в этом нечистой силе удавалось деликатно обойти. Козу нигде и не признали, как и корзинку с младенцем.

Иан в дороге тоже не терял времени даром: закопавшись по пояс в сено, он внимательно штудировал свою черную-коричневую книгу, как будто старался выучить наизусть:

— А вот тут есть заклятие на возвращение домой, — в один прекрасный день заметил он. — Так и написано! А про душу ничего не говорится. Хочешь?

— Смотря куда "домой", — осторожно заметила я. — Домой — где родилась, или домой — туда, где сейчас живу?

— "Родной дом", — водя пальцем по строчкам, прочитал колдун-самоучка. — Непонятно... Ты родилась в другом городе?

— Я родилась в другом мире.. и возвращаться туда покамест не хочу — еще в этом не наигралась. Тем более, что я там буду делать с чужим ребенком?

— А ничего с ним делать не придется. Для заклятия нужна кровь младенца...

Несколько раз глубоко вдохнув, чтобы не взорваться, я недоверчиво покосилась на собеседника — интересно, он действительно говорит, что думает, совершенно не думая, что говорит, или просто прикидывается?

— Ты ненормальный? — на всякий случай уточнила я, прикрывая малышку собственным телом.

— А что такого? — удивился эльф. — Это же все равно не твой ребенок!

— Ничего себе, как все просто! А если бы твоя мама узнала, что тебя не со зла принесли в жертву, она, наверное, только рукой бы равнодушно взмахнула: все равно, мол, у меня еще пятеро по лавкам!

— Я у мамы, к счастью, один.

— Почему "к счастью"?

Казалось, что дальше уже некуда, но новый знакомый раз за разом продолжал поражать меня своими простодушными (вот уж точно: простота — хуже воровства!), граничащими с полной аморальностью высказываниями.

— Мама все время так говорит, — он пожал плечами, — и что просто не представляет, как справлялась бы с несколькими.

— Вполне современные взгляды, — хмыкнула я. — Она что у тебя, на нескольких работах одновременно работает, на родного ребенка постоянно времени не хватает?

— Да нет, — Иан задумчиво перелистывал страницы, явно не видя ничего, кроме хрестоматийного кукиша: — Просто со мной сложно...

С этим невозможно было спорить.

Старая Ляля... мало чем напоминала Старгород, несмотря на однокоренное название. Раз в десять меньше, всего несколько каменных домов: гостиница, ратуша и тюрьма, — немощеные тротуары и центральная площадь. Тут наши с кузнецом пути разошлись: он с телегой отправился на местное торжище, а я, в подробностях рассмотрев все старолялинские достопримечательности с высоты стога, принялась упаковывать остатки еды и прочие вещи в холщовую сумку на длинном ремне через плечо — тоже чей-то подарок. Сума оказалась поистине бездонной — всякий раз, засунув туда очередной сверток с колбасой, или головку сыра, или пирог с грибами, чудом не протухший на жаре, или буханку черного хлеба, я с изумлением убеждалась, что внутри еще осталось место. В конце концов там поместилось даже чудовищное стеганое одеяло, хотя я в глубине души надеялась, что его придется продать по причине нехватки багажного места. Получившуюся торбу Иан с легкостью забросил на плечо симметрично собственной, хотя, по моим представлениям, не должен был ее даже поднять.

Дорога на Старогород шла прямо, больше ничего в Старой Ляле нас не задерживало (во всяком случае, меня — а у Иана и вовсе не было там никаких знакомых), ноги отдохнули и буквально сами рвались в бой... примерно до обеда. После чего я милостиво уступила настойчивым просьбам попутного крестьянина проехаться на его пустой телеге, возвращающейся домой после прибыльного торга. Буквально даром — пришлось всего лишь прочитать заговор против угона транспортного средства и тяглового животного в морде престарелой лошадки.

Фраза "чем больше компания — тем веселей" как нельзя лучше характеризовала путешествие в компании неутомимого эльфа. Иан не позволял скучать: если была хоть малейшая возможность свернуть не туда или сказать не то, не так и не тем, он блестяще ею пользовался, стоило только оставить его без присмотра с незанятым едой ртом. Пока мы доехали до родной деревни мужика, тот успел в подробностях узнать, что имеет честь подвозить самую могущественную ведьму современности, которая оставила придворную службу ради того, чтобы своими глазами увидеть, как живет простой народ. Вроде бы мальчишка ничего не придумывал, передавал мои слова дословно, но как-то так... Что я сама поражалась, узнавая о себе много нового.

В результате нас христом-богом упросили высадиться в полях, не доезжая до первого дома, "Чтобы никто не видел, что это я вас привез!" Спасибо, Иан!..

— Пожалуйста, — простодушно отозвался тот.

Мы не собирались задерживаться в этом селе, а просто хотели уточнить путь, но неожиданно внимание эльфика привлекла странная процессия, движущаяся по центральной улице, ведущей к церкви. Впереди шагала простоволосая босоногая девушка в длинном белом платье, скроенном по выкройке мешка для муки с прорезями для рук и головы. На небольшом расстоянии за ней следовала толпа — практически все мужское население деревни, вооруженное чем попало, начиная с серпов, кос и вил. Женщины и дети с любопытством следили за происходящим из-за заборов.

Это можно было принять за свадебную процессию, если бы "невесту" не заводили в храм под конвоем. Да и я слишком недавно выдала замуж подругу, чтобы забыть: белый цвет в этом мире символизирует вовсе не чистоту и радость, как у нас, и счастливые девушки в самый лучший день своей жизни облачались в красные платья, надевая белые одежды только в знак траура.

— А что это вы делаете? — прибавив шагу, Иан нагнал процессию и обратился к суровому работяге с топором наперевес.

— Караулим ведьму, — неприветливо буркнул тот.

— Зачем?

— Ты че, парень, с дуба свалился? — "лесоруб" удивленно оглянулся на спрашивающего но, столкнувшись с взглядом широко распахнутых "мультяшных" глаз, прикусил язык.

В общих чертах предыстория разворачивающегося на наших глазах почти что карнавального действа была такова: несколько дней тому назад в деревне скончалась пожилая женщина, считавшаяся известной колдуньей — травница и повитуха. Похоронив ее по обычаю без отпевания, соседи начали с подозрением поглядывать на внучку покойницы — не перешла ли к ней дьявольская сила?

Напряженность постепенно нарастала, так что несчастная девушка нашла для себя единственный выход из положения: доказать, что она не ведьма, войдя в церковь и отстояв там службу. На тот случай, если дьявол выкинет какую-нибудь штуку, обороноспособное население вооружилось кто чем мог, и настороженно следило за каждым движением "подозреваемой".

— И что в ней такого страшного? — удивился Иан, еще раз оглядываясь на девушку: — Вот Ольга — тоже ведьма. Но я же не боюсь!

Попав под прицел взглядов двенадцати пар испуганных глаз, я криво улыбнулась. Ну, есть такое дело... Но все это — не более, чем слухи!

— Если хотите, я тоже могу в церковь сходить...

Не знаю, чего хотел пролетариат — но местный поп точно жаждал крови:

— Дьявольское семя! — священник черным вороном внезапно возник на пороге церквушки — по столичным меркам, небольшой часовенки. Он обвиняюще взмахнул рукавами хламиды. Странно, собирался вести богослужение, а одет совсем не по-праздничному... Или с самого начала не собирался? — Осквернители храмов! Гореть вам в аду...

Что-то очень знакомый репертуар... Ну, конечно — батюшка Игнатий! Быстро обернулся, раньше нас прибежал. Наверное, знает короткую дорогу... Однако и воспитание у святого отца: еще толком не познакомились, двумя словами даже не перекинулись, а уже в аду! Беляночка протестующе мемекнула.

Ох, как не хотелось заменить полноценный обед тонизирующей пробежкой через деревню с ребенком наперевес, но пришлось. Иану хватило ума не отставать, коза задавала ритм, маяча впереди белым хвостиком.

Местные мужики, хоть и не относились к трудовой интеллигенции, оказались все же умнее, чем выглядели на первый взгляд, и вовсе не торопились полечь смертью храбрых в неравной схватке с воплощением мирового зла: ушастым демоном (так и норовит сглазить, вон, буркалы вытаращил!), ведьмой (ну, что тут еще добавить!) и самим Сатаной в образе белоснежной дойной козы, — поэтому благоразумно держались от догоняемых на безопасном расстоянии. Даже когда я устала (а с полной выкладкой это случилось довольно скоро), и стала бежать медленнее... еще медленнее... а потом и вовсе остановилась, "возмущенные крестьянские массы" тоже постепенно сбавляли шаг, так что оставались на одном и том же расстоянии, а поравнявшись с крайним огороженным полем и вовсе остановились.

Широко замахнувшись, "лесоруб" воткнул свое орудие труда в придорожный столб, оставшийся то ли от развалившегося забора вокруг заброшенного поля, то ли от ворот в ограде, в незапамятные времена окружавшей деревню. По местным суевериям, это должно было защитить поселение от пришлого зла — своего хватает. Ну-ну... искренне надеюсь, что поможет!

Хотя на старте "догонялок" мы с незнакомкой оказались по разные стороны разбушевавшейся толпы, и удирали в противоположных направлениях, она нашла нас, когда мы с Ианом, путаясь в петляющих тропинках, пытались обойти негостеприимное село лесом.

— А за мной никто не гнался — все за вами бросились! — сходу поделилась радостью девушка.

— Зачем же ты вообще бежать кинулась? — удивилась я.

— Все побежали — и я побежала, — та передернула плечами.

— Ну и зря. Мы-таки изрядно их погоняли. Сейчас они вернулись бы в деревню, измотанные и уставшие, с умилением посмотрели, как ловко ты входишь и выходишь из храма, и поверили, что не ведьма.

— А, пустяки, — девица махнула головой. — Пойду к тетке, она в соседней деревне живет. Не прогонит...

— Ну, ладно... — я с сомнением покосилась на нее.

На бегу длинный подол платья-мешка разорвался в нескольких местах — охотнее всего, разумеется, по шву, так что выглядывающие через прорехи стройные ноги откровенно дисгармонировали с бесформенной верхней частью. Так и до беды недалеко! Хотя выросшая в этих лесах, знающая в них каждый кустик, каждую тропку, девушка наверняка сумеет избежать неприятностей — в крайнем случае, сбежит от них...

Кстати, о тропах:

— Ты знаешь, как надо пройти, чтобы выйти на Старгородский тракт, минуя твое родное село?

— Конечно! — с такой уверенностью мог говорить только очень опытный проводник: — Нам как раз по пути! Пройдем через деревню, где живет моя тетя. А оттуда уже совсем недалеко — я вас провожу!

Нехоженые тропки, вытоптанные неведомыми зверями, не позволяли по-мушкетерски выстроиться шеренгой — пришлось плестись гуськом. Задорно скачущая впереди девушка всю дорогу весело чирикала, как заводной воробей: а куда это мы идем? А зачем нам в Старгород? А как там, в столице? Иан с готовностью выкладывал все, что знал...

И как только она ходит босиком по лесному мусору: шишки и остренькие веточки доставляли мне немыслимые страдания даже сквозь подошвы туфель. Что значит — привычка и опыт! Наверное, у нее на пятках мозоли, как у верблюда... Или копыта, как у Беляночки.

Упоминание о столице в глазах ведьминой внучки сразу превратило нас в богачей. Всю дорогу она топорно кокетничала с Ианом, как бы невзначай спотыкаясь, чтобы опереться на сильную мужскую руку, и приподнимая подол. А как только мы добрались до теткиной деревни — тут же попыталась обвинить ошалевшего от таких знаков внимания эльфа в домогательствах. Мол, теперь он, как честный человек, просто обязан на ней жениться и забрать с собой в Старгород. Мне оставалось только развести руками и признать, что я не хочу и не буду мешать личному счастью своего случайного попутчика, если он желает осесть на земле и всю оставшуюся жизнь добывать пропитание сельским хозяйством — это его право.

Тетка оказалась умнее племянницы — с первого взгляда оценив состоятельность "жениха" и его перспективы на ниве физического труда, плечистая экскаваторообразная женщина отвесила девице звонкий подзатыльник, после чего намотала ее длинные распущенные волосы на кулак и повлекла несостоявшуюся невесту в хату.

— Эй! А как на Старгородский тракт-то выйти?! — крикнула я вдогонку.

— Вон туда, — селянка неопределенно махнула рукой во все стороны сразу, и захлопнула за собой дверь.

Мы попытались было уточнить дорогу у других обитателей деревни, но в ответ получили лишь пару испуганно-неприязненных взглядов. Самые вежливые крестились и плевали нам под ноги, отводя порчу. Похоже, в очередной раз слава меня обогнала... Не прячется ли в одном из цветущих палисадников отец Игнатий?

Пришлось затянуть пояса и двигаться в указанном направлении, никуда не сворачивая. И к вечеру прямо по курсу действительно показалась широкая дорога!

— Да, госпожа, это Старгородский тракт, — с некоторым удивлением подтвердил возница одинокой телеги: — Столица в той стороне... Или как госпожа пожелает.

Дежа вю... Такое чувство, будто все это уже было: поля, лес, дорога... и столб с воткнутым в него топором. Подлая девка водила нас кругами!

Сойдя с дороги, я обошла столб так, чтобы торчащий в дереве топор не слишком бросался в глаза, и решительно села на траву. Весь день на ногах, без обеда — мы ненадолго останавливались, только когда Найденка особенно настойчиво начинала требовать еды и чистой пеленки... Не двинусь с места, даже если агрессивная деревня полным составом выйдет в поле искать цветущий папоротник, и молодежь начнет прыгать через меня вместо полыхающего костра!

— Костер разводить будем? — Иан как будто подслушал мои слишком громкие мысли.

— Из чего? Разве только ты шишек по дороге полные карманы насобирал...

— Так вот ведь — столб, никому не нужный! И топор...

— Ага! С твоей силищей, да моим опытом — как раз к утру управимся. И то, если нам кто посветит.

Упрямый эльф, поднатужившись, все-таки сумел вытащить застрявший в столбе топор, и пару раз ударил надежно вкопанное в землю бревно "под самый корешок" Чуть не получил в лоб обухом от внезапного рикошета, и сразу растерял трудовой раж.

Глава 5.

Механизм ночевок был отработан почти до автоматизма — без тлеющих в ногах или под боком углей было холодновато, но не намного. Найдена всего два раза поднимала меня криком — кто пробовал поменять ребенку грязную пеленку при неровном свете луны, тот поймет, почему рассвет я встречала далеко не в самом радужном расположении духа.

Наверное, в раннем детстве любимой игрой Иана была "Маленькая хозяюшка"... Причем он всегда выигрывал. Пока я нашла ручей, в котором смогла наконец умыться, он наделал уйму бутербродов. Крохотные, кукольного размера, при этом такие красивые — даже есть жалко. Черствый хлеб, сыр, мизерный кусочек вяленого мяса — все поделено с хирургической точностью и сложено с большим художественным вкусом.

Чтобы удовольствие не закончилось раньше времени, мы надкусывали понемногу, зато жевали долго, смакуя. Одной рукой держа бутерброд, другой Иан умудрялся кормить из рожка малышку, а смотрел, как выяснилось, и вовсе в сторону:

— Кто-то едет, — внезапно заметил он.

— Угу... — я не проявила к его словам должного внимания. Ну, едет и едет — для того и дорога.

— По-моему, к нам.

— Угу?

— Да, точно к нам!

— У-у-у! — только и смогла вымолвить я, снизу вверх глядя на рыцаря в полном боевом доспехе, сидящего верхом на приземистой толстоногой лошади.

В Старгороде мне до сих пор не приходилось встречать настоящих рыцарей — разве что в виде пустых доспехов, украшающих некоторые дворцовые коридоры, и как-то само собой думалось, что эпоха турниров и поисков Святого Грааля в этом мире уже успешно миновала. А вот поди ж ты, прискакал — нарочно свернул с дороги, остановился и смотрит, как будто мы его место заняли! Может, просто уснул на ходу — под забралом-то не видно, — а лошадь сама свернула на запах хлеба?

— Здравствуйте, сэр рыцарь! — громко крикнула я, чтобы как бы между делом привлечь внимание... сильно задумавшегося всадника, и избежать неловкости.

— Приветствую вас, госпожа, — голос из-под опущенного забрала звучал как-то странно: — Вы путешествуете одна?

— Вообще-то нет, — я оглянулась на тщедушного Иана, сравнила его с грудой железа, вот-вот грозящей раздавить несчастную лошадку, и вздохнула: — А вы хотите нас ограбить?

— Совсем нет! — возмутились из-под шлема: — Я хочу предложить вам свою защиту!

— Кхм... Так это же совсем другое дело! — от такого предложения я едва не поперхнулась, откашлялась и вскочила на ноги: — Какие у вас условия? Денег мы, правда, предложить не можем, но гарантируем кормежку. Во всяком случае, бутерброды...

Как-то не хотелось думать, что будет, если этот бронированный доброхот согласится принять оплату телохранительских услуг натурой в самом широком смысле слова. Почему я не согласилась развести вчера костерок! Вот и накраситься утром стало нечем... Да еще и умылась на свою голову!

— Кодекс рыцарской чести запрещает брать мзду за добрые дела! — доспех загромыхал, точно будильник в ведре.

— А разговаривать с дамой, сидя на лошади, разрешает?! — рассердилась я. — У меня шея уже затекла, голову запрокидывать!

— Я неучтивый медведь, — сокрушенно заметил рыцарь, и с грохотом практически свалился с коня — тот с заметным облегчением выдохнул.

— Ничего, мы тоже не слишком отесаны, — я махнула рукой: — Хотите пирога с грибами? Или бутербродов?

— Не откажусь!

Упершись ногами в землю и наклонившись вперед, насколько позволяли не очень гибкие сочленения железного скафандра, латник ухватился руками за шлем и с силой потянул вверх. Металл скрежетал, но не поддавался — перчатки скользили и срывались. Пришлось нам с Ианом подключиться к процессу:

— Ох! — отступив назад, я наткнулась на скатанное одеяло, зацепилась каблуком и с размаху села. Эльфик продолжал стоять столбом, прижимая к груди чуть помятый шлем без плюмажа, а рыцарь, тряхнув коротко стриженными каштановыми кудрями, высоким голосом представился:

— Орлетта!

— Иан, — кивнул эльф, и представил остальных, тыча пальцем: — Найдена. Беляночка. Ведьма.

— Ведьма? — приподняла изящную бровь девушка.

— Профессия такая, — смутилась я. — Вообще-то меня зовут Ольга.

— Понятно... Вообще-то меня тоже на самом деле зовут Элеонора, — леди-рыцарь обезоруживающе улыбнулась: — Но Орлетта звучит внушительнее. Вы согласны?

Мы согласно закивали. Даже малышка в своем кульке что-то утвердительно гугукнула.

— Да вы присаживайтесь — в ногах правды нет, — я подвинулась, освобождая вторую половину плотного одеяльного рулика. На скатанном матрасе, кто спорит, сидеть гораздо удобнее... Но уж чем богаты.

— Вообще-то...

Объединенными усилиями нам с Ианом удалось стянуть с девушки металлические латы, под которыми оказалась еще и тяжелая, но гибкая кольчуга. Я с уважением покосилась на внушительные мускулы новой знакомой: немалая силища нужна только для того, чтобы хотя бы передвигать ноги с такой тяжестью на плечах. С благодарностью приняв кусок пирога, девушка тут же впилась в него акульей хваткой, и проглотила буквально в два жевка.

— Бутербродик?

— Ну... — она смущенно потупила взор, но догадливый Иан уже ломал хлеб и колбасу. Эх, ножом разжиться так и не удалось.

При более близком знакомстве Орлетта оказалась классной девчонкой, разве что несколько зацикленной на идеалах рыцарства. С детства вместо кукол и платьев ей больше нравилось играть с оружием и доспехами старшего брата, а когда девочка подросла и открыла для себя мир рыцарских романов, то поняла — вот она, настоящая жизнь! Рано лишившись матери, она дралась на мечах, наращивала мускулатуру и обзаводилась мужскими привычками, так что дезориентированные соседи, всерьез считающие, будто граф воспитывает двоих сыновей, принялись как бы между прочим засылать в замок гонцов с портретиками своих дочек на выданье в двойном экземпляре.

Живущей в очень отдаленном от столицы и вообще от цивилизации имении, юной рыцарше и в голову не могло прийти, что время закованных в броню болванов, отправляющихся в походы и битвы за святой Можай... То есть, Святой Грааль, незаметно миновали. Словом, не было ничего удивительного в том, что однажды под покровом ночи грезящая о подвигах девица покинула отчий дом, прихватив старые отцовские доспехи, коня и любимую книжку о подвигах отважного рыцаря сэра Костелло, но не позаботилась о запасе еды, фляжке для воды или хотя бы котелке: литературные герои не обременяли себя бытовыми хлопотами. К концу второго дня бесцельного пути в поисках подвига она уже буквально валилась с коня от усталости и голода, когда само провидение послало ей меня, одинокую беспомощную даму, нуждающуюся в защите и охране. Для начала сойдет — если и не подвиг, то хотя бы благое дело.

Рассказчицей Орлетта была замечательной: заслушавшись ее байками о приключениях сэра Костелло, или Орландо, или Пуртцхеля — рыцаря-обманщика, — мы сами не замечали, как километр за километром пути оставались позади. Но в бытовом плане она умела лишь почистить лошадь да порубить мечом хлеб и сыр для бутербродов довольно тонкими ровными пластиками. Разведение костра, поиск родника по приметам, приготовление горячей еды — на все это она глядела с восторгом неофита, как на волшебство. Зато один вид огромного меча и вооруженного коня (не мудрствуя лукаво, мы увязали доспехи и навьючили на тяжеловоза вместе с остальными пожитками) отбивал у местной шпаны всякое желание знакомиться. Через негостеприимное село мы прошли без приключений — надеюсь, и дальше все пойдет удачно...

Если бы еще Иан держал язык на привязи, и не трубил на каждом углу о том, что сопровождает ведьму, жить было бы куда проще: стоило нам остановиться на привал, как вокруг немедленно собирались бесчисленные полчища реальных и мнимых больных, людей, требующих найти и вернуть дорогую сердцу пропажу, и просто бездельников, мечтающих посмотреть, как "настоящая, взаправдашняя ведьма" творит свою волшбу. Собирать с них мелочь за "заговоры" и "заклинания" было одно удовольствие, но из-за громкой славы меня со спутниками не пускали на постой добропорядочные жители встречных деревень, так что нам все чаще приходилось ночевать под открытым небом. А после одного случая я и сама начала избегать населенных пунктов.

...Солнце закатилось за горизонт, окунув деревеньку с веселым названием Грязи и прилегающие окрестности в бездонную чернильницу. Название вполне оправдывалось большим количеством омывающих деревню болот, и стоило немалого труда отыскать для стоянки клочок сухой почвы, не занятой пашней или огородом — к счастью, нам удалось разбить лагерь засветло.

Как правило, мы не выставляли часовых, отлично помещаясь вчетвером под одним большим одеялом. Но в ту ночь Орлетте отчего-то не спалось и тревожили разные неприятные мысли, из-за чего она постоянно вскакивала и раздвигала мечом подозрительно шуршащие кусты. В результате один раз она случайно пнула лежащего с краю Иана, в другой, оступившись, ушла по колени в болотную жижу и начерпала полные сапоги. А с третьей попытки бдительный демарш увенчался успехом, и девушка-рыцарь торжественно вытащила из кустов потрепанного мужичонку с лопатообразной бородой мышиного цвета.

Вновь раздув почти погасшие угли костра, мы разложили для просушки воняющие тиной сапоги Орлетты, и приступили к допросу злоумышленника. Собственно, этот запах высыхающих сапог сам по себе уже был настоящей пыткой... Мне же во что бы то ни стало хотелось узнать, что из "добра" присмотрел себе грабитель — разве что нацелился увести коня?

Все оказалось проще и в то же время страшней: мужик получил заказ... на Найденку! Похитить ребенка ему приказала местная графиня — мать молодого графа, владельца деревни. Ослушаться приказа или хотя бы переспросить, зачем ей понадобился младенец, крестьянин не посмел, но, зная старую хозяйку, предполагал, что ее цели не имели ничего общего с альтруизмом.

Дальнейшее мне запомнилось смутно — кажется, я кричала нечеловеческим голосом и рассыпала из глаз голубые искры, рискуя поджечь торф. Пока друзья в четыре руки успокаивали разбушевавшуюся меня, оставленный без присмотра мужик не делал попыток дать деру: или сильно напугался колдовства, или за возвращение с пустыми руками ему была обещана кара более суровая, чем испепеление заживо.

А я уже совершенно не контролировала себя — вырвавшись из сдерживающих объятий, бросилась в болото, заставив Иана с Орлеттой исполнить дуэтом неподражаемый вокальный пассаж, но топиться не стала, ограничившись тем, что нарвала полную охапку осоки, не порезав при этом ладони каким-то чудом. Закутанная в грязную пеленку, болотная трава до чрезвычайности уподобилась спеленутому младенцу — "куклу" я вручила перепуганному мужику, и не слишком деликатным пинком направила на встречу с госпожой.

Мои спутники только хлопали глазами, следя, как я очищаю от травы и природного мусора небольшой участок мутной болотной воды, озаряемый неровным светом полыхающего на берегу костра. В неподвижной воде, точно в зеркале, отразился берег, осока и мое склоненное, искаженное судорогой лицо. А затем... Отражение подернулось рябью, и сменилось другим изображением, как будто всплывшим из глубин бочага: вид немного со стороны на лесную полянку, чуть побольше нашей, освещенную высокими факелами, воткнутыми в землю в смутно знакомом порядке.

— Пентаграмма, — прошептал заглядывающий через плечо эльф.

Я молча кивнула, не отводя взгляда от двух женщин в центре поляны, старой и молодой, внешне не очень похожих, за исключением совершенно одинаковых накидок до земли с глубокими капюшонами, откинутыми назад.

— Матушка, не надо! — простонала молодая.

— Цыц! — прикрикнула старуха. — Думаешь, окрутила моего сынка, и будешь теперь мной командовать?!

— Что вы, матушка! Но ведь это... тварь божья.

— Выродок безбожный, — фыркнула та. — Доживешь до моих лет, и поймешь, каково это — быть готовой на все, чтобы вернуть молодость и красоту! Хотя... в твоем случае — только молодость. Другого шанса может не быть: обычно они очень хорошо прячут свое потомство...

Вступив в световой круг, отправленный за младенцем крестьянин молча протянул старухе сверток. Взяв его на руки, как ребенка, графиня поморщилась:

— Страшный-то какой!

На долю секунды я решила, что в темноте случайно перепутала свертки. И не я одна: быстрее всех к оставшемуся подскочил Иан и, откинув одеяльце, едва не упал, опрокинутый звуковой волной. Найденка звучно протестовала против такой суматохи вокруг своей более чем скромной особы. Подхватив ребенка на руки, мальчишка принялся энергично его укачивать, напевая эльфийскую колыбельную.

Одновременно склонившись над болотным "оконцем", мы с Орлеттой гулко стукнулись лбами — снова посыпались искры. Прижимая к голове холодный плоский камень, чтобы не было синяка, я внимательно следила за происходящим на "экране": старая графиня сбросила накидку, скрывающую роскошное, расшитое драгоценными камнями, будто бисером, платье (но даже оно не красило покрытую пигментными пятнами сморщенную жабью морду). Затем распеленала "ребенка" — пук осоки. Впрочем, женщинам на поляне он явно казался чем-то другим. Молодая графинька всхлипнула, когда старуха достала громадный, совершенно изуверского вида нож, и наотмашь полоснула поперек пучка. Зеленый густой сок хлынул в подставленную золотую чашу. С глухим стуком невестка упала в обморок — про себя я решали, что может быть и пощажу ее, когда сотру с лица земли графский замок.

Когда чаша наполнилась до краев, старуха отбросила в сторону совершенно выжатый осоковый веник, и принялась шептать над сосудом, взмахивая руками. Травяной сок вскипел белой пеной (хотя огня под чашей не было!), после чего графиня, издав довольное горловое кваканье, приникла губами к золотому краю и сделала крупный глоток.

Братья Гримм, "Тысяча и одна ночь" и Гауф на сон грядущий явно не прошли даром: произошедшая со старухой метаморфоза разом заставила меня вспомнить все прочитанные в детстве и в более солидном возрасте сказки — и даже еще не написанные. Сперва по вполне понятной аналогии сморщенное лицо растянулось в стороны, сплюснулось, и превратилось в бородавчатую жабью морду. Как будто этого мало, за вытаращенными глазами поднялись остроконечные ослиные уши и коровьи рога, между которыми проклюнулось, вытянулось вверх и моментально обвешалось спелыми ягодами роскошное вишневое дерево (привет от барона Мюнхгаузена!). Немного погодя на кончике носа расцвел чудесный розовый поросячий пятачок, составляющий приятный контраст с зеленой страшной мордой.

Со стороны графиня увидеть себя точно не могла — но, очевидно, разглядела козьи копыта на руках, потому что заорала не своим (равно как не принадлежащим ни одному из живущих на земле существ) голосом и принялась беспорядочно метаться по поляне, сбивая факелы.

— Вот что с людьми делает черная магия! — патетически воскликнула я, прежде чем окончательно вырубиться...

Глава 6.

Не знаю, как долго я спала — но, судя по тому, насколько мы успели удалиться от графского замка, пару дней точно. После прекращения "трансляции" Орлетта логично рассудила, что не стоит дожидаться ответной любезности от старой графини, и вполне профессионально соорудив волокушу из нескольких срубленных мечом молоденьких сосенок, по-военному быстро свернула лагерь.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась девушка, удостоверившись, что я окончательно пришла в себя и даже начала узнавать окружающих.

— Как принцесса на горошине! — прокряхтела я.

Волокушу — одно из самых примитивных транспортных средств, никак нельзя было отнести к самым комфортабельным. На мой взгляд, карета и то лучше... Поэтому никто не удивился, что я первым делом потребовала себя отвязать, а вторым — есть. Бутерброды были готовы через полминуты: Орлетта орудовала мечом с молниеносной быстротой и почти молекулярной точностью. В то же горнило отправилось недопитое Найденой козье молоко и последний свадебный крендель — настолько черствый, что за последние дни к нему уже многие примерялись, но никто так и не одолел. Кажется, я проглотила его целиком, не жуя.

— Магия отнимает много сил? — сочувственно поинтересовалась леди рыцарь, когда я, отправив в рот последний кусок, собрала все оставшиеся в подоле крошки.

— Не знаю, никогда этим не занималась. Вон, у Иана спроси, это же он у нас разные умные книжки почитывает...

— Не занимаешься? — удивилась девушка. — А как же это — уши, рыло?..

— А ЭТОГО ничего не было! — припечатала я. — Мне все приснилось...

— А нам?

— И вам. Всем один сон. Надышались болотных испарений, вот и мерещилось всякое. К магии это не имеет никакого отношения!

— Ну... хорошо, — Орлетта с Ианом согласно закивали головами.

Славные они ребята... Если бы также легко можно было договориться с самой собой!

"Болотные испарения" крепко ударяли в голову: я все еще нетвердо стояла на ногах, поэтому Найдену продолжала нести молодая рыцарша, и делала это очень бережно, будто держала в руках очень редкую дорогую вазу — словом, так, как надо. При этом у нее было такое испуганное и ошарашенное лицо, при взгляде на которое невозможно было сдержать улыбку. Наверное, я выглядела точно также, когда Настасья в первый раз разрешила мне подержать младенца. А может, и еще заполошней.

Следующий привал устроили на берегу реки. Решив наловить рыбы на выломанную здесь же в орешнике удочку с крючком из рыбьей кости, Иан отправился вверх по течению. Спустившись ниже, Орлетта принялась тереть и чистить своего скакуна. Укачивая на коленях умытого, сытого, мирно посапывающего младенца, я любовалась почти что петрово-водкинским купанием гнедого коня и размышляла о вечном — о жизни.

Подозрительно легко давалось мне это путешествие. В прошлой жизни, наслушавшись завлекательных рассказов друзей и насмотревшись телевизора, я частенько мечтала проехаться автостопом по стране — но не решалась из страха попасть в историю. Еще свеж в памяти был рассказ одной знакомой, которая в летние каникулы отправилась на перекладных во Владивосток, к бабушке. И как на полдороге ей пришлось ночью бежать по автотрассе, а потом до утра прятаться в придорожных кустах. До ближайшего города Лариска добиралась уже пешком, потому что любая машина теперь пугала ее до судорог, и с первой же почты домой полетела телеграмма: "Приезжай и забери меня отсюда!" Мудрая мама выслала дочке денег на билет, и та вернулась из своего турне на поезде — бледная, запуганная, но живая и здоровая.

И если в этом мире не встречались озверевшие без женской ласки дальнобойщики, опасностей от того не становилось меньше: дикие звери, разбойники и всевластные в своих владениях помещики (порой похуже разбойников!). Да и опасность застудить почки или еще что из нужного во время ночевок прямо на земле не следовало сбрасывать со счетов. Наше же путешествие напоминало слегка затянувшийся пикник: сразу обзавелась новыми друзьями, первые встречные просто наперебой рвались оказать нам всемерную помощь и поддержку, как говорится, "под каждым им кустом был готов и стол, и дом".

Так может там, в своем мире я попросту умерла и попала в рай? Где одна за другой сбываются все мои мечты... Вот только недостаточно благочестивый образ жизни привел к тому, что исполняются они всегда в каком-то искаженном виде: мечтала "проиграть — так миллионы, полюбить — так короля" — пожалуйста! Радости только с этого... Расстройство одно. Мечтала быть не такой, как все, выделяться из толпы — ради бога, теперь вот точно ни с кем не перепутаешь, хоть волком вой...

Внезапно холодный фонтан, обрушившись на голову, вернул меня к жизни.

— Извини, — смущенно улыбнулась Орлетта: — Вырвалась!

— Ничего, в такую погоду даже приятно, — я отряхнула блестящие бриллиантовые капли с платья и одеялка Найденки: — Как, кстати, твою зверюгу зовут? А то даже неловко: так давно знакомы, а друг другу так и не представлены...

— Муся!

— Так это кобыла?

— Ну да. Они спокойнее и покладистее жеребцов. Мне ее совсем маленькой папа подарил, и позволил самой вырастить, объездить... Хотя, думаю, я и с жеребцом бы справилась!

Думаю, девушка-рыцарь отлично справилась бы не только с горячим жеребцом, но и с бешеным мамонтом. Лошадь и девушка в ореоле мелких сверкающих на солнце алмазиками брызг так и просились на картину, являя собой олицетворение природной гармонии и доброй силы... Еще неизвестно, которая из них получала от купания больше удовольствия!

— У меня когда-то тоже были короткие волосы. Пока придворную должность не заняла. А потом все наперебой стали твердить, что у такой знатной дамы и прическа должна быть соответствующая: высокая и пышная. Пришлось отращивать...

— А у меня наоборот, раньше была коса, — отозвалась из реки Орлетта.

— До пояса?

— Ха! До колен!

— Тяжелая, наверное...

— Ага! — с готовностью кивнула девушка. — Я еще перевязывала ее шнурком с железными шариками, и с разворота ка-а-ак!.. Или намотать на руку — и-э-эх!.. А потом за нее Лушка взялась: давай расчесывать по тыще раз в день, чтобы блестели, все повыдергала, а те, что остались, пришлось закручивать в бараньи рога. И голове тяжело, и не боднешь никого толком. Вот я в знак протеста и того... Мечом.

— Лушка?

— Ну, да — жена моего брата. Вообще-то ее зовут Лукреция, это мы так между собой.

— Ядовитая, должно быть, особа... — вспомнила я знаменитое семейство.

— Язва еще та, — подтвердила девушка. И усмехнулась: — А ты ничего! Я себе придворных дам представляла как-то иначе.

— Ты мне тоже нравишься, — искренне ответила я. — И я — не совсем типичная придворная дама.

— Ты согласишься стать моей дамой сердца?

Я даже поперхнулась от неожиданности. Не каждый день получаешь такие предложения!

— Даже не знаю... Надо подумать... Хотя... Ты ведь женщина!

— Но я женщина-рыцарь! А у каждого рыцаря непременно должна быть дама сердца, которой он будет посвящать свои подвиги и турнирные победы.

— И все-таки это как-то... Тебе больше подошел бы кавалер.

— Сила — главная мужская доблесть. Что ж, победив кого-то в честной схватке, я прикажу ему славить моего кавалера сердца, который еще сильнее меня?

— Э-э-э...

— Я сделаю себе плюмаж из серых перьев и привяжу на копье серый шарф.

— У тебя нет копья!

— Отобью у кого-нибудь! — отмахнулась девушка: — Победитель на турнире забирает себе доспехи и лошадь проигравшего.

Я честно попыталась вспомнить, когда в столице в последний раз проводился рыцарский турнир... Нет, не припоминается.

— Кроме того, я замужем!

— Разве это помешает нам дружить? — кажется, вполне искренне удивилась Орлетта. — Многие рыцари выбирают дамами сердца замужних женщин, а некоторые из тех, о ком написано в моей книге, даже не были лично друг с другом знакомы!

— Я вовсе не отказываюсь от твоей дружбы! Но дама сердца — это совсем другое... Вот, — внезапно меня озарила новая — нельзя сказать, что гениальная, но, несомненно, свежая мысль: — Хочешь в дамы сердца самую настоящую принцессу?

— У нее наверняка уже есть рыцарь... и не один, — нахмурилась та. — А что это за принцесса?

— Вот! — я широким взмахом руки обвела реку, берег с пасущейся козочкой и часть леса. Внимательно изучив глазами каждое дерево, каждую кочку, каждую ослепительно блестящую волну, девушка-рыцарь все равно не могла поверить собственным глазам:

— Коза?!

— Заколдованная принцесса, — поправила я. — Да, это она, наша Беляночка. Бедняжечка... Злой колдун превратил ее в бессловесное создание прямо на собственной свадьбе. А вновь вернуть человеческий облик ей поможет только... э-э-э... поцелуй настоящего рыцаря.

— Как же ее зовут?

— Не знаю, — фантазия пасовала. Да и эти аристократы, пусть провинциальные, наверняка знают если не в лицо, то хотя бы по именам всех домочадцев королей близлежащих государств.

— А что, сама заколдованная принцесса не помнит, как ее зовут?

— Наверное, помнит — только сказать не может. Вот ты сама, к примеру. Попробуй-ка изобразить курицу жестами!

Недоверчиво косясь, Орлетта зажала ладони под мышками и изобразила замороженную тушку бройлера, прикудахтывая с большим знанием дела — очевидно, графские отпрыски накоротке были знакомы с домашней птицей, встречая ее не только на тарелке под густым соусом.

— Отлично! Прямо как живая! А теперь изобрази... синхрофазотрон. Нет, не задумывайся, что это такое: хотя бы по частям, слогами!

Выдав благодарным зрителям несколько завораживающих па из Диснеевского танца скелетов, девушка сдалась и опустила руки:

— Нет, не представляю даже, как... А что такое синхрофазотрон?

— Э-э-э... Имя такое. Не принцессы, конечно.... Принца. Но как его показать при помощи одних рогов и копыт?

— Ме-мек! — подтвердила Беляночка. Будто поняла каждое слово.

— Но... я... — Орлетта смущенно потупилась: — Я ведь пока еще не то, чтобы настоящий рыцарь... Я надеялась... Своими подвигами заслужить посвящение!

— Да, проблема, — я задумчиво почесала нос. Найденка утвердительно чихнула: — Выходит, придется тебе совершать подвиги во имя Заколдованной принцессы. А когда мы прибудем во дворец, уверена, найдется немало посвященных рыцарей, готовых расколдовать прекрасную незнакомку!

Так и хотелось самой риторически вопросить: откуда в человеке берется столько вранья? Даже пальцы за спиной не скрестила, и не скраснелась... Самой противно!

— Я повяжу на шлем вместо плюмажа белую ленточку! — оживилась девушка-рыцарь, и опустилась перед козой на одно колено: — Вы позволите, ваше величество?

Беляночка милостиво повернула голову, разрешая отвязать с рога Ладину ленточку. У меня отвалилась челюсть — вот вам и простая коза!

— Пойду схожу... куда-нибудь.

Уж, кажется, с Орлеттой можно говорить прямо, без иносказаний, но дурацкая привычка придумывать какие-то изящные обороты для обозначения совсем не изящных вещей буквально впиталась в кровь. Мои бывшие однокурсницы в таких случаях "пудрили носики", "подтягивали чулки" а одна даже "посещала уголок задумчивости". Но думалось мне и на ходу неплохо, припудрить носик в лесу можно было бы разве что дорожной пылью — на переносице ее и так скопился целый бархан, — а чулки в такую жару... Даже подумать страшно!

— Я тоже! — оживилась рыцарша. — Ваше величество?

Коза сделала вид, что не расслышала.

— По-моему, это дерево я уже видела... — я вовсе не собиралась никого укорять: хотя девушка-рыцарь и утверждала, будто в любом лесу ориентируется, как в собственном кармане, так что найдет дорогу обратно даже с завязанными глазами, но прошло уже добрых полчаса, как мы возвращались с пятиминутной "прогулки", и подозрение, что мы ходим кругами, постепенно перерастало в твердую уверенность.

Орлетта с ненавистью посмотрела на злополучную рябинку, вызывающе размахивающую надломанной веткой. Она сама ее и надломила, когда мы вышли на этот обрыв в прошлый раз...

— Направо, — наконец, решила она.

Мы уже поворачивали из этой точки налево и назад, так что выбор оставался небольшой — разве что прыгнуть с обрыва в реку. Сидящий на том берегу с удочкой Иан привычно помахал рукой. Как мы умудрились перейти через такой широкий водоем и даже этого не заметить? В следующий раз даже спрашивать не буду, сама сигану вниз с криком "Лови!"

Убедившись, что привлек наше внимание, эльф вдруг повел себя очень странно: отложил свою снасть и принялся быстро скидывать одежду. Господи, у нас в школе в кабинете биологии учебный скелет и то, кажется, выглядел более упитанным... К моему изумлению, Орлетта внезапно просияла и, ударив себя ладонью по лбу, также споро принялась разоблачаться.

— Ребята, я, конечно, понимаю, что вас внезапно охватила взаимная страсть, — осторожно заметила я, мелкими шажочками отступая подальше от очага безумия: — Но вам не кажется, что сейчас не самые подходящие для этого время и место?..

— Нет, — отмахнулась моя спутница. — Иан верно догадался — это нас лесной дедушка нарочно запутывает. Надо снять и вывернуть наизнанку всю одежду — тогда и морок спадет!

— Снять всю одежду? Так ради этого наверняка все и затеяно!

Пушистая еловая лапа качнулась в воздухе, и якобы невзначай ущипнула меня за нос колючими "пальцами". Ну, нет, нас так просто голыми ветками не возьмешь!

— А ну, дедушка самозваный, нежданный-негаданный! Выйди-покажись, на месте покружись — порадуй девушек зажигательным мужским стриптизом!

— У-у-у-у, ведьмы! — затрубил ветер в вершинах деревьев. Внезапным порывом широкий подол длинной юбки набросило мне на голову, а Орлетта буквально в последний момент успела схватить улетающую одежду. — Мой лесок палить?!! Самих вас за это сжечь давно пора!

— Ой! — ухватившись за тонкий ствол молодой елочки, чтобы не свалиться с обрыва, я попыталась извиниться — пожалуй, упоминать об огне в лесу и в самом деле как-то неэтично: — Я ж не в том смысле! Зажигательный — это от которого кровь закипает и на душе теплее становится.

— А стриптиз — чавой-то? — ворчливо поинтересовался почти человеческий голос.

— Ну... — в нескольких словах, как могла, я описала лесному дедушке сущность и технологию экзотического танца, вогнав в краску целомудренного рыцаря.

— Хе-хех! — развеселился леший. — Вот ведь выдумщицы! Надо будет кикиморам велеть камышин надергать и изобразить... Тогда и огоньками заманивать никого не придется — путники сами начнут в болото сигать, засмотревшись... Которые в штанах, конечно.

— Что?! — приняв одежный намек за неприличность в свой адрес, Орлетта автоматически схватилась за рукоять меча.

— Ладно уж, идите... Да с огнем не балуйте! — напутствовал нас лесовик. В следующее мгновение голова закружилась, точно при спуске на скоростном лифте, и мы с Орлеттой с размаху врезались в теплый лошадиный бок.

— И-го-го! — удивилась Муся, не ожидавшая, что на нее пойдут с тараном.

Привязанная к моей спине на индейский манер Найденка негодующе взревела — как видно, тоже не пришла в восторг от экстремального путешествия.

Потери от приключения ограничились стоптанными подошвами и моральным уроном. Но с тех пор я больше не решалась отходить от лагеря в одиночку даже на пять метров...

Глава 7.

Путешествовать стало гораздо веселее — одни только реверансы Орлетты перед белой козочкой чего стоили! Мало того, что она обихаживала ее наравне с Мусей и расчесывала шелковистую шерсть собственным гребнем (хотела мой серебряный приспособить, да я вовремя заметила и не отдала). Но и в деревне, если кто-то из жалости пускал нашу пеструю (и, чего греха таить, не внушающую доверия) компанию переночевать на сеновале, всегда требовала предоставить "принцессе" самое удобное место — лучше всего в доме. От нее шарахались, но в ночлеге, раз пригласив, не отказывались: к блаженным на Руси всегда было особое отношение.

Даже Иан только головой качал, глядя, как Орлетта обхаживает Беляночку: то подсунет той пук вкусной травки, то украсит рога цветами... А когда он по-привычке принялся за дойку (и не мужское это дело, да мы с рыцаршей вовсе не приучены), девушка попросила:

— Не дергайте заколдованную принцессу так сильно... за вымя, — и мило покраснела.

Медленно, но верно мы своим ходом приближались к столице. За неимением карты дорогу уточняли во встречных населенных пунктах, а на развилках полагались на удачу. Стальные набойки-подковки на каблучках моих когда-то стильных туфелек стерлись практически на нет (эх, не изобрели еще в этом мире полиуретан!), а мозоли на пятках, напротив, огрубели, и я начала прихрамывать на ходу:

— Правду говорят, что чужие дети растут быстро, — проворчала я, укачивая Найденку. У младенца, очевидно, в этот день было особо общительное настроение: он агукал, пускал пузыри и пытался схватить меня за волосы, а то, если повезет, и за нос.

— Что, уже начал своими ножками ходить? — лениво удивилась Орлетта.

— Если бы! Но с каждым шагом определенно становится все тяжелее...

Переночевав в деревне Изножье (дал же бог название!), где нас заверили, что до Страгорода рукой подать, и этой же рукой указали правильное направление, мы уже несколько часов шагали по дороге, неторопливо петляющей через открытое пространство по самому солнцепеку. Для профилактики солнечного удара я оборвала любовно пришитое Машенькой серое кружево шлейфика, и соорудила что-то вроде тюрбана, а также как могла прикрывала от обжигающих лучей младенца. Орлетта оторвала широкую полосу ткани от подола нижней рубахи и обмотала голову на манер пиратской банданы. Иану, кажется, все было ни по чем, Муся не жаловалась, Беляночка скакала козой.

— Давай я его понесу!

— А? — не сразу отреагировала я, сомлев от жары.

— Давай я ребенка понесу, — терпеливо повторил огромный, в холке выше козы, серый волк, незаметно приставший к нашему табору и трусящий в ногу с лошадью.

Муся скосила на зверюгу недоверчивый взгляд, но не сказала ни слова и даже не ускорила шага — как будто не почувствовала никакой опасности. А у меня от резкого выброса в кровь адреналина аж ноги подкосились:

— И-и-и-и-и! — ни дать, ни взять — сирена, предупреждающая о воздушной атаке врага: — И-и-а-а-ан!..

Металлически лязгнув в ножнах, широкий меч блеснул на солнце, и юная амазонка выступила вперед, заслоняя всех грудью.

— Ох, — понурился волчара: — Я-то думал, вы нормальные...

С этими словами зверь спрыгнул с тропинки и скрылся в высокой траве.

— М-мне пок-казалось, или он... г-говорил? — запинаясь, поинтересовалась я.

— Мне тоже, — кивнула Орлетта. — Только я не расслышала, что именно!

— Он предложил помочь нести ребенка, — буднично сказал Иан. — А потом ты закричала.

— Ты, между прочим, мог бы и отозваться! Хотя бы из вежливости.

— Не успел. А что ты хотела?

— Чтобы ты ему сыграл, конечно! С волчихой у тебя тогда здорово получалось.

— Но это же не настоящий волк — на него музыка не подействует в полную силу.

— Нам что, всем головы напекло, вот и чудится одно и то же? — удивилась я. — Коллективная галлюцинация, морок?

— Да нет, обыкновенный оборотень.

— Может, для вас, эльфов, это и в порядке вещей, а вот я как-то не привыкла вести светские разговоры с волками ростом с теленка!

Судя по тому, что Орлетта промахнулась, прежде чем убрать меч в ножны, и чуть было не вспорола собственное бедро, для нее такие встречи тоже были внове. Но отважная девушка быстро взяла себя в руки, и отобрала у меня Найденку. Довольно гугукнув, та попыталась ухватить за нос и ее, не дотянулась, и довольствовалась тем, что зажала в кулаке длинную прядь вьющихся каштановых волос. За последние недели шевелюра рыцаря отросла так, словно мы уже несколько месяцев топчем лесные тропинки в компании друг друга. Такими темпами она скоро косу не то что до колен — ниже пяток отрастит!

— Это напомнило мне одну детскую сказку, — девушка-рыцарь мягко, но настойчиво отобрала у младенца волосы и отбросила за спину, чтобы свободно болтающиеся кудряшки не вводили младенца в искушение: — Папа когда-то рассказывал. Про волка-няньку.

— О чем она? — поинтересовалась я. — Ни разу не слышала!

— Одной матери нужно было оставить ребенка на какое-то время, и она принялась искать для него няньку. Перебрала всех: корова не понравилась — слишком большая и неповоротливая, ненароком перевернет люльку, у козы грубый голос... Извините, ваше величество!

Беляночка коротко мемекнула, подтверждая, что все понимает и зла не держит — из сказки слова не выкинешь.

— В конце концов она перебрала всех животных и почти у каждого нашла какой-то недостаток. Остались только кошка и волк. Кошка лучше всех мурлыкала колыбельные песни. Но волк убедил женщину, что он сильнее, и сможет защитить малыша в случае опасности. Вот только когда мать вернулась домой, то ни ребенка, ни няньки не нашла...

— Какая страшная сказка, — я передернула плечами, и покосилась в ту сторону, где скрылся хищник: — А что, разве оборотни бегают днем?

— Конечно! — хором удивились мои спутники. Вот так, каждый день несет новое знание...

...А каждая ночь — новые тревоги. Любой шорох казался мне шагами подкрадывающихся лап, хруст ветки звучал как сигнал к атаке. Почти до утра проворочалась без сна, толкая коленями то Иана, спящего слева, то Орлетту, сладко посапывающую под правой рукой. Девушка-рыцарь уже не раз делом доказывала, что таинственное шестое чувство не даст ей спать спокойно, если рядом опасность — но поселившийся в подсознании страх отвергал все доводы рассудка, и позволил мне забыться тяжелым тревожным сном лишь под утро.

Я не проспала, наверное, и часа, а Орлетта уже настойчиво трясла меня за плечо:

— Что!..

— Тс-с-с! — она прижала к губам указательный палец, призывая к молчанию. — Пошли, покажу кое-что интересное!

Зевая во весь рот и искренне стараясь наступать не на все валяющиеся под ногами сухие веточки, я плелась по лесу вслед за бесшумно крадущейся Орлеттой, и завидовала Найденке, сладко спящей и даже, кажется, по-младенчески похрапывающей у меня на руках. Мысль о том, что мы бросили спящего Иана в лесу одного-одинешенька, нисколько меня не тревожила — проще говоря, двум мыслям в одной умной голове становилось уже тесно. А в данный момент под черепной коробкой не было места и для одной — туда как будто мокрой ваты напихали.

Конечная цель пути оказалась чуть выше по течению той же реки, на берегу которой мы разбили наш лагерь, на вершине обрыва, подмываемого весело журчащей водой. Схоронившись под большой сосной, половина корней которой захватывала лишь воздух, мы залегли в засаде.

Вымокшая в мокрой росе и почти проснувшаяся, я огляделась по сторонам — если приподняться на локтях, с этого места можно было рассмотреть даже наш лагерь. Промахнуться взглядом мимо огромного цветастого квадрата, составленного из миллиона разноцветных кусочков ткани, было просто невозможно, одеяло так и притягивало взор. Показалось даже, что я вижу колышемый утренним ветерком пышный рыжий чуб... Но Орлетта властной рукой надавила мне на плечо, заставляя пригнуться, и указала на противоположный берег:

— Там!

Пришлось поднапрячь зрение. А когда я уже начала думать, что тревога оказалась напрасной, то вдруг заметила какое-то шевеление — кажется, кто-то продирался сквозь кусты. Медведь? Мелковат...

Невысокий (хотя с нашего берега и жираф мог показаться карликовым пони-мутантом) мужичонка в одежде камуфляжного цвета (или, что вероятнее, ни разу не стиранной с момента пошива), медленно выбрался из зарослей и пошел вдоль берега, вороша длинной палкой груды сухих листьев и хвои. Обычный грибник... Хотя.. Грибы не ищут, с такой страстью разгребая каждую встречную кучку перегноя — будто точно знает, что они там есть. И в руках у незнакомца ни корзинки, ни котомки для "добычи".

Монотонность и однообразность движений объекта наблюдения меня почти усыпили: шаг вперед, палка взъерошивает листья, наклон, внимательное изучение проверяемого участка, снова палка, внимательное разглядывание обнажившейся земли, шажок вперед... Но вот третья куча листьев, похоже, скрывала искомое: вздыбив лесной мусор при помощи своего нехитрого инструмента, мужчина внимательно пригляделся, и вдруг упал на колени, разгребая листья ладонями. Что он там нашел — с нашего берега разглядеть не представлялось возможным, но это точно были не грибы. Мне показалось, что он достал воткнутый в землю по самую рукоятку нож, затем еще один, после чего тщательно забросал это место листвой, как было, огляделся по сторонам и быстро нырнул в чащу. Странно — кому в этом мире, где хорошее ковкое железо для клинков деревенскими жителями ценится очень высоко, пришло бы в голову прятать ножи в земле, да еще под мокрыми листьями? Может, это что-то другое — оструганные палочки?

Полагая, что на этом происшествие себя исчерпало, я привстала, но Орлетта вновь пшикнула и указала вниз: на том берегу появилось новое действующее лицо... вернее, морда. Крупный серый волк (возможно, тот самый, заговоривший со мной вчера на дороге) беспечно бежал вдоль кромки воды. Остановившись, он жадно принялся лакать холодную воду, а напившись, неожиданно ударил передними лапами свое искаженное отражение в волнующейся глади, будто играющий щенок — разве что хвостом не вилял, — и принялся совсем по-собачьи отряхиваться, отчего оказался в самом центре облака блестящих брызг. Все правильно: позавтракал — умылся...

Добежав до того места, где безвестный кладоискатель сделал свою странную находку, волчок подпрыгнул высоко в воздух, в полете ловко перекувыркнулся через голову (ему бы в цирке выступать!), и по другую сторону кучи листьев приземлился... Даже не знаю, как назвать — больше всего это существо напоминало Диснеевское чудовище, разве только без камзола: гуманоидное, прямо стоящее на двух ногах, выгнутых коленками назад, с непропорционально длинными (руками? передними лапами?), свисающими почти до земли, в плечах не то, что косая сажень — верста! А морда... вообще ни на что не похожа. Лучше на такое перед сном не смотреть.

Охнув, я вскочила на ноги: рядом поднялась Орлетта, и одним рывком достала меч из ножен:

— Вот он, подвиг! — с горящими глазами прошептала она, делая шаг вперед.

— Погоди! — я повисла на рыцарском плече, надеясь если не удержать силой, то хотя бы обратить на себя внимание и воззвать к разуму: — Нельзя вот так вот рубить с плеча! Если бы в округе хозяйничал злобный волк-оборотень, неужели жители той деревни упустили бы шанс пожаловаться ведьме? Да и мне самой вчера он показался довольно мирным...

— Может, пришлый? — пожала плечами Орлетта, но оружие, поколебавшись, опустила.

— Тем более, надо сперва разобраться! Узнать, откуда он взялся, много ли там таких... Может, у нас уже целые провинции пропадают, вырезанные волкодлаками, а король и не в курсе!

— Хорошо — тогда сперва ты колданешь и допросишь его хорошенько, а уж потом я... разберусь.

Пока мы препирались, несчастный оборотень выл и катался по противоположному берегу, то когтями пытаясь содрать пушистый волчий мех, то вновь и вновь прыгая через кучу листьев — но обратного чуда не происходило: очевидно, похищение ножей нарушило какой-то тонкий колдовской механизм.

— Пошли! — следующий шаг девушка-рыцарь сделала, уже крепко держа меня за руку. Неужели он собирается форсировать реку вброд?!

— Нет! — я уперлась каблуками. — Я боюсь высоты! И начерпаю полные туфли воды!

Ни слова не говоря, Орлетта наклонилась, неожиданно подхватила меня под коленки и резко рванула вверх: я и взвизгнуть не успела, как оказалась висящей вниз головой на широком рыцарском плече, придерживаемая одной рукой — второй она так же ловко подхватила Найденку. Не слишком приятное чувство полета, в прошлой жизни хорошо знакомое мне по катанию на эскалаторе (вот только никогда прежде не доводилось ездить в качестве багажа), сменилось еще менее приятным — полет закончился, и при приземлении-приводнении всех нас хорошенько тряхнуло. Острое кольчужное плечо буквально воткнулось мне в живот.

Сумев удержать равновесие после экстремального прыжка с четырехметровой высоты в реку с неизвестным рельефом дна, Орлетта сумела удержать равновесие и, не задерживаясь, побежала вперед, на другой берег. Глубина в этом месте не превышала полуметра, но этого было достаточно, чтобы сильно замедлить ее скорость — к тому же с грузом.

Очевидно, сидящий в кустах коварный похититель ножей принял нас за команду вызванных спасателей и, неожиданно почувствовав за спиной поддержку, с визгом выскочил из своего укрытия, чтобы напасть на оборотня. В руках мужика блеснула сталь — похоже, один из тех самых ножей.

Сама не знаю, как умудрилась заметить такие подробности, выглядывая из-под мышки бегущей девушки, но расклад мне очень не понравился. Напасть со спины, с ножом на безоружное, ничего не подозревающее чудовище?! Трюк, хорошо проявивший себя в лесу за разбойничьим лагерем, сработал и на этот раз:

— А ну, стой! Ой!.. — лязгнув зубами, я больно прикусила язык — не стоит так кричать на ходу.

Приказ подействовал — "охотник" так и замер с занесенной рукой. Удивленно обернувшийся на шум оборотень вытаращил глаза на невесть откуда появившуюся за спиной живую статую, обошел вокруг, внимательно разглядывая и принюхиваясь, а увидев нож, зажатый в руке стоящего (как его парализовало от ужаса!) взревел нечеловеческим голосом, и попытался вырвать из сведенных судорогой пальцев холодное оружие.

— Стой, чудище безродное! — вступила в диалог с "подозреваемым" моя спутница. Аккуратно поставив меня на ноги уже на берегу и торопливо сунув в руки ребенка, она все-таки достала свой обоюдоострый инструмент: — Не тронь человека!

— Почему это безродное? — уже знакомым нам голосом вчерашнего волка обиженно протянул оборотень, но руку с ножом отпустил. — Макар я, Филипенков сын... А что вы здесь делаете?

— Так, просто мимо проходили! — глупо хихикнула я. После прыжков и скачков меня все еще плохо держали ноги — хотя сама я и не сигала с обрыва, но адреналина получила предостаточно.

Только Орлетту невозможно было сбить с толку:

— Зачем ты напал на этого человека? — сурово сведя брови на переносице, вопросила она.

— Я на него не нападал! — открестился чудовищный Макар. — Это он сам украл мои ножи! Я всего лишь хочу вернуть их обратно!

— А зачем ему твои ножи?

— Да откуда ж мне знать! — всплеснул руками-лапами недопревращенный оборотень: — Только вот мне без них теперь совсем никуда, ни взад, ни вперед... Это что я за чудовище теперь получаюсь?!

— Гм!.. — я покачала начавшего проявлять признаки неудовольствия младенца: — Как он доставал ножи, все мы видели. Но где доказательства, что они — твои?

— О, Господи! — чудовище возвело морду к небу: — Я же их сам у кузнеца заказал, ровно дюжину, сам в землю втыкал, сам листьями присыпал...

— Надо полагать, очная ставка с кузнецом ничего не даст...

— Не даст, — вряд ли оборотень прежде слышал такое выражение, но интуитивно догадался, что я имела в виду. — В таком виде кузнец меня точно не узнает. Надо ножи на место вернуть, тогда...

— Сперва надо выслушать противную сторону. Может, у него свои доказательства... Или уважительная причина: набрел на целую полянку грибов, а срезать нечем... — я обернулась к стоящему в агрессивной позе мужичку, и приказала: — Говори! Что ты здесь вообще делал, зачем взял чужие ножики?

Очевидно, звук моего голоса стряхнул овладевшее незнакомцем нервное оцепенение — он дернул головой, затем плечами, притопнул на месте, опустил руку с занесенным ножом, спрятал за спину и гнусаво затянул:

— Благодарствуем, отважные спасительницы! Не токмо за меня, убогого, но от всей деревни, коя стогном стонет, не знает, не ведает, как избавиться от этого горя-злочастия, зверя лютого в образе... зверином! Спасибо вам, сильномогучие богатырки! Вот только, по совести, шкура все-таки мне полагается, как поимщику. А голову, так и быть, себе забирайте.

— Какую голову? Чью шкуру? — в один голос воскликнули мы с Орлеттой.

— Оборотня злыдейского! — патетически воскликнул мужичок, с отмашкой указывая на застывшего столбом от изумления и возмущения Макара: — Сколько жизней невинных, гад, загубил, сколько кровушки выпил! Спасибо девицам-красавицам...

— Так красавицы или богатырки? — с трудом сдерживая смех,уточнила я.

— Э-э-э... одна красавица, другая богатырка! — выкрутился скользкий, как угорь — то ли подозреваемый, то ли свидетель, то ли истец.

— Так я что же, выходит, уродина? — обиженно протянула Орлетта, и медленно подняла меч.

— Обе! Обе красавицы! — перебегая глазами от одной к другой, просипел подхалим: — Одна умная, другая сильная!

— Так, выходит, я дура?!

— А я — хилая?!

— Уходит!

Мы резко обернулись — но оборотень стоял на прежнем месте. А вот хитрый мужичок попытался скрыться — но где там! Великолепным броском девушка-рыцарь достала негодяя — сбитый с ног прицельно попавшей сосновой шишкой, тот упал на сыру землю, и притих.

— Куда ж это мы бежим? — подойдя поближе, я достала из разжавшихся пальцев нож — обычный, хлебный, с круглой деревянной ручкой, на которой с одной стороны было коряво нацарапано "МАКАР", а с другой — "ВОЛКЪ".

— Что ж ты сразу не сказал, что твои ножи подписаны? — повернулась я.

— А вы разве умеете читать? — в свою очередь изумился оборотень.

— Ведьмы! — простонал пришедший в себя охотник за шкурой неубитого оборотня.

— Поправочка, ведьма — только я. А моя подруга — рыцарь. Так что отдавай второй нож по-хорошему, все равно тебе от нас не уйти!

Сердито зыркая, мужик достал из-за пояса и протянул мне нож — точный близнец первого.

— Что же ты только два взял? Или надеялся, что если понемножку, то никто и не заметит?

— Потом бы остальные забрал, — неприятный субъект смачно сплюнул на землю: — Давно я уже эту тварь выслеживал, ночи в засаде просиживал... Сухой коркой пропитался...

"Следопыт" скосил взгляд, но не заметив на наших лицах сочувствия, продолжал уже другим тоном:

— За шкуру-то волчью в Старгороде завсегда свое получить можно. А он, хоть и не нападает...

— Так до Старгорода уже недалеко? — обрадовалась я.

— Рукой подать! Могу проводить, недорого! — оживился корыстолюбец.

— Но-но! — Орлетта похлопала плашмя мечом по бедру. — Значит, говоришь, не нападает?

— Чисто блаженный, — кивнул мужик, следя за кончиком меча, точно загипнотизированный кролик за змеиным языком: — То девок или баб, в лесу заплутавших, к жилью выведет, то корову, от стада отбившуюся, найдет да домой пригонит. Ну, как собака! А то — с детишками играет... тьфу!

— Это правда? — строго поинтересовалась я у оборотня.

Тот сокрушенно развел руками-лапами:

— Что я, зверь какой?

— Чем он вам помешал-то? — этот вопрос адресовался снова "добытчику".

— Шкура ведь! — удивился тот моей непонятливости.

— Но если оборотня убить в волчьем обличье, он после смерти все равно оборачивается человеком, какая уж тут шкура!

— Я этого не знал, — охотник на нечисть сердито нахмурился. То ли обиделся на судьбу-злодейку, то ли небезосновательно подозревал меня в обмане.

— Радоваться надо, что не убил односельчанина зря! — назидательно заметила я. — В смысле, даром.

Он продолжал выжидательно смотреть на нас будто надеясь на чудо или, в крайнем случае, фокус.

— Свободен, можешь возвращаться обратно в деревню, — для самых понятливых перевела Орлетта.

— А как же оборотень? — не сдавался упрямый мужик.

— С оборотнем я разберусь отдельно.

— Так может, мне... Того-этого... За поимку живьем... Награду?

— А за попытку убийства — на каторгу! — вставила свое веское слово рыцарша. — Или клади руку на пень за браконьерство. Есть у тебя графское разрешение на добычу волка? Ты, мужик сиволапый, думаешь, что в лесу и закона не существует?!

Повелительные графские нотки в голосе — а пуще того лязг полувытащенного и вновь вложенного в ножны меча, — подействовали на крестьянина в разы сильнее любых разумных аргументов. Втянув голову в плечи и бормоча под нос неразборчивые ругательства, он развернулся и скрылся в лесу.

— Ну, зверь невиданный, чудище лесное, — я обратилась к оборотню. — Помнишь, куда ножи втыкать?

Толстыми, как сосиски, пальцами тот указал на отпечатки в земле, где прежде торчали похищенные клинки.

— Не знаю, подействует ли...

С замиранием сердца я вложила лезвия в "ножны".Зияющие пробелы в ровном ряду подписанных рукояток ассоциаций с выбитыми зубами в здоровой челюсти... Не вызывали. У кого вы видели такие редкие, желтые деревянные зубы?

Восстановив нарушенную симметрию, я отошла в сторону. Оборотень разбежался, прыгнул, в полете перекувыркнулся через голову, и приземлился уже в человеческом облике Неожиданно узрев прямо перед собой абсолютно голого мужчину, отважный рыцарь вздохнула... и упала в обморок.

Не скажу, что в своем родном мире я видала такое каждый день, но на пляже бывать приходилось. А что там за разница — одной ладошкой прикроешь! Оборотень заслонился сразу двумя и, развернувшись, ногой принялся неловко ворошить соседнюю груду лесного мусора. Вместо того, чтобы деликатно отвернуться, пока стеснительный оборотень спокойно отыщет и облачится в предусмотрительно припрятанную одежку, я продолжала пялиться самым бесстыдным образом, с восторгом ученого, обнаружившего, что между молекулами тоже бывает любовь.

Придя в себя, затуманенным взглядом Орлетта узрела тыльную, не более одетую, часть перекинувшегося оборотня, и снова попыталась упасть в обморок.

— Что же ты за рыцарь такой, что тебя голой... хм.. тылом напугать проще, чем волком! — посетовала я.

— Это просто... От неожиданности. Я еще никогда...

— Надо тренировать нервную систему! Если собираешься совершать подвиги, будь готова к любым неожиданностям.

— Я готова.

— Одежда пропала! — обернувшись, развел руками Макар.

Стук, с которым твердая рыцарская голова ударилась о сыру землю, показала, что готовность — понятие относительное.

— Наверное, тоже этот ваш односельчанин прихватил, — раскинула дедукцией я.

Спохватившись, оборотень быстро прикрылся ладошками, и виновато покосился в сторону лежащей Орлетты:

— Сейчас переставлю ножи, перекинусь и сбегаю в деревню, разживусь каким-нибудь половичком, прикрыться...

— Ваши соседи настолько привыкли к визитам волков?

— Может, не заметят? — наклонившись, он принялся один за другим вытаскивать ножи. Извлеченные столовые приборы он неловко зажимал локтем или подмышкой, и неизбежно ронял.

— Зачем их переставлять? — заинтересовалась я.

— Потому что если дважды перекинуться зверем на одном и том же месте — превращение станет необратимым, — терпеливо пояснил Макар.

Неловко дернув рукой, он порезался об острое лезвие и, изогнувшись с несвойственной человеку ловкостью, принялся зализывать длинную, наливающуюся кровью царапину на ребрах.

— Давайте проще: сейчас сходим в лагерь, и вы возьмете наше одеяло. Оно большое, так что спокойно дойдете до дома, и переоденетесь. А потом вернете.

— Удобно ли это?

— Все лучше, чем, угрожая зубами, стянуть с кого-нибудь штаны. Или вы с вчерашнего на заборе нарочно запасные развесили? Ну, давайте вброд — забирайте левее, вон, где дымок!

Иан уже проснулся и раздувал потухшие угли вчерашнего костра. Казалось, юный эльф нисколько не удивился, что мы с Орлеттой ушли куда-то ни свет, ни заря, а вернулись мокрые до колен в сопровождении пунцового незнакомца, стыдливо прикрывающегося листиком лопуха. Причем леди рыцарь так и шла с крепко зажмуренными глазами, положив руку мне на плечо, чтобы не сбиться с пути. Промолчал он и когда я протянула неожиданному гостю наше единственное громадное одеяло.

— Я отдам! — торжественно пообещал тот, завернувшись в подобие пестрой лоскутной тоги.

Любой древний грек или римлянин при виде такой скончался бы на месте от зависти...

Глава 8.

Несмотря на уверения местных, что до Старгорода рукой подать, уже стемнело, а мы так и не достигли высоких городских стен. Впрочем, мы могли запросто проскочить мимо, не заметив города — я не так уж часто выходила за его пределы, чтобы "в лицо" узнавать каждый холм, горушку или приметное дерево. Размерами столица почти не превышала крупное село — разве что дома повыше и располагаются кучнее. С утра надо будет уточнить азимут у первого встречного. А пока предстояла суровая ночевка без одеяла...

Устроившись у разгорающегося костерка, я достала из котомки пупырчатый грунтовый огурец — в последней деревне благодарный крестьянин, которому я "заговорила от угона" любимую кобылу, отвалил целых полмешка. Огурцы здесь выращивались без теплиц, прямо под открытым небом на длинных, обильно унавоженных грядках, и созревали они в товарных количествах. На продажу, конечно, шли только самые лучшие, одного размера, формы и цвета, на подбор — все же остальные селяне потребляли сами, а излишки отправляли в компост... Или отдавали в качестве гонорара бродячей ведьме, которой не к лицу перебирать харчами. Соответственно и меня совесть за обман почти не мучила, тем более не очень верилось, что на колченогую лошадку найдутся охотники. О "кавалерийской походке" я много слышала, а вот кобылу с ногами, изогнутыми так, точно она пыталась обхватить ими невидимую бочку, видела впервые.

Погода стояла замечательная, так что наша дружная компания вот уже несколько дней в полном составе (за исключением младенца) сидела на огуречной диете: по килограмму на брата (и сестру) вместо завтрака и обеда, а на ужин только полкило — нечего нажираться перед сном... Если это хотя бы в половину так полезно, как говорят, нас не то, что никакие болезни в ближайшие десять лет не возьмут — мы сами начнем лечить одним прикосновением, потому что при виде такого железного здоровья все микробы тут же покончат с собой от бессилья и обиды.

В моем сознании (как, наверное, и у всех моих современников) свежие огурцы были неразрывно связаны со свежими же помидорами. Он и созревают почти одновременно, и на рассаду выращиваются на соседних подоконниках, и в салате неразлучны. Здесь же о томатах ни один крестьянин слыхом не слыхивал! Вот картошку выращивали — правда, только в королевском саду и исключительно ради изысканных (прости, Господи!) цветов. Я чуть не расплакалась от счастья, когда прошлой осенью случайно нашла эту грядку, и садовник твердо пообещал этой весной высадить абсолютно все клубни, какие созреют, чтобы после уборки урожая я могла побаловать себя жарехой с грибами. Надеюсь, маленькое недоразумение во время игры в снежки не поколебало его решимости, и клумбарь не решится из чувства мести в этом году ограничиться розами! В любом случае, мама бы мной гордилась — они с отцом каждый год самоотверженно горбатятся на картофельных грядах с мая по октябрь, игнорируя все заверения родных и знакомых, что купленный в магазине картофель выходит дешевле...

— Ай! — я подскочила на месте и сердито покосилась на Орлетту, потирая локоть.

— Извини, — без тени раскаяния пожала плечами та. — Просто ты уже долго сидишь и смотришь на огурец так, будто гадаешь: снится он тебе или нет?

— Я философ, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она — философ?..

— Что?!

— Да так, вспомнилось... Из прошлой жизни.

Я доела огурец, но так и не пришла к окончательному выводу: происходит ли все это на самом деле, или является плодом воображения, а в реальной жизни я просто получила в подъезде по башке от неизвестного злоумышленника, и теперь валяюсь в коме, подключенная к системе жизнеобеспечения? На редкость подробная и реалистичная получается галлюцинация...

Внезапный шум заставил нас разом обернуться в сторону лесной чащи, а в следующий миг его источник вырвался на поляну и пронесся по ней точно настоящий мини-торнадо, разметав в стороны костерок. Разлетевшиеся перепуганными воронами головни только чадили, не давая света, и не позволяли разглядеть страшное чудовище, состоящее, кажется, из двадцати когтистых лап, миллиона сверкающих в темноте зубов и десятка светящихся глаз. Послышался звук выныривающего из ножен меча, а затем мне в живот врезалось пушечное ядро и опрокинуло на спину, выбив весь воздух из легких. Подозрительно знакомый голос взвился над лагерем:

— Скорее! Бегите! Спасайтесь!

— Что случилось?! — сбросив с себя туго скрученное валиком и перетянутое шпагатом одеяло, я снова села и попыталась ухватить за ухо беспорядочно мечущегося оборотня.

Тот ловко увернулся, продолжая завывать нечеловеческим голосом, а затем, видя, что мы не торопимся бросать все и сниматься с насиженного места, чтобы избежать неведомой опасности, подбежал к Найденке, зубами ухватил весело хохочущего младенца за рубашонку, рывком поднял в воздух и со своей ношей скрылся в лесу.

Вот тут меня подбросило вверх сильнее, чем до этого опрокинуло на землю вылетевшим из темноты одеялом. Не помню, как взлетела на лошадь — очень может статься, что и буквально. Во всяком случае, стременами точно не пользовалась: Орлетта уже успела расседлать верную Муську — но, к счастью, пока не стреножила. Впрочем, как ни быстро я отреагировала на волчью выходку, девушка-рыцарь оказалась быстрее, и заняла место спереди, ближе к лошадиной шее. Иан же, кажется, просто перешагнул лошадку, и неведомым образом умудрился втиснуться между нами. Мускулистая Муськина спина в самом тонком месте была не уже обеденного стола, примостившись же на крупе я впервые в жизни без подготовки и предварительной растяжки села на шпагат.

— Держись за мою талию! — обращаясь непонятно к кому крикнула Орлетта, и пустила коняшку вскачь.

Без ложно скромности должна заметить, что верхом я держалась как настоящий джигит — метров сто... А затем пальцы скользнули по кожаной безрукавке, Муська дернула задом и неожиданно выскочила из-под меня, как тот мотоцикл из-под печально известного мультяшного волка. Сдавленно пискнув, я взлетела в воздух — лошадь успела набрать порядочную скорость, и не собрать мне костей, если бы не благословенные пауки с неведомого экзотического острова: взметнувшийся выше головы подол широкой юбки прочно зацепился за нависающую над дорогой крепкую ветку, так что вместо того, чтобы упасть, я повисла между небом и землей, точно огромная и нелепая елочная игрушка, резкими рывками покачиваясь вверх и вниз.

Кое-как извернувшись и вытянув носочки я сумела кончиками пальцев — вернее, туфелек, — дотянуться до земли. Но зацепиться было нечем, и я вновь взмыла вверх. Опять вниз... Вверх... Вниз... Вверх... Каждый раз меня подбрасывало все ниже, а опускало все плавней — впору укачаться и уснуть.

Кричать и звать на помощь я не стала — моим спутникам сейчас гораздо важнее догнать волка с девочкой. Кто его знает — не возобладают ли звериные инстинкты? Неведомой опасности, о которой предупреждал оборотень, я не боялась — кто посмеет угрожать ведьме? Я настолько уверенно научилась грозить "Превращу в жабу!", что сама почти поверила, что действительно на это способна.

Постепенно колебания почти угасли, и я повисла в воздухе, слегка покачиваясь вверх-вниз, точно марионетка. Только не на шпагате, а на полосе ткани... Ну, и где же этот неведомый враг, от которого мы в такой спешке драпали?! Похоже, могли и не торопиться, убежали бы утром, без спешки.

Со скуки я принялась экспериментировать: оказывается, если махать ногами, то начинаешь крутиться вокруг своей оси. А еще можно раскачиваться взад-вперед, как на качелях... Паутина в полной мере демонстрировала, на что способна и для чего создана на самом деле. Ветка неизвестного дерева прогибалась, но не ломалась. Висеть мне тут, похоже, до скончания века:

— Эй! Дедушка! Может, пошутили — и хватит?! — находиться между небом и землей с задранной выше головы юбкой мне, мягко говоря, совсем не нравилось. — Отпустите меня! Я знаю, вы можете!

Лес вполголоса хохотнул мужским басом. Шуточки, понимаешь... Виси, ведьма, как сало для синичек!

В очередной раз взбрыкнув в воздухе ногами, я развернулась на 180 градусов. Налетевший порыв ветерка надул пышную юбку на манер паруса...

— Ха! — чтобы затормозить вращение, пришлось широко растопырить в стороны руки.

Наверное, именно так и представляли себе настоящую злобную ведьму крестьяне: лохматая, страшная, парящая над землей в ореоле расходящихся черных даже на фоне непроглядной ночной тьмы лучей (вставные юбочные клинья). Во всяком случае, с этой ночи так оно и будет — по выражению вытаращенных глаз вооруженных факелами, донельзя воинственных селян становилось понятно, что увиденное они забудут ох, как нескоро... Если такое вообще можно забыть.

— Ха-ха-ха-ха!

В последний раз я тренировала "зловещий смех" в пятом классе школы, на Хэллоуин, и даже получила тогда специальный приз, хотя и пришла совсем без костюма, утверждая, что изображаю "скрытое зло вообще". Но есть вещи, которые не забываются, как умение кататься на велосипеде: казалось, вместе со мной хохотала вся чащоба. Утробно гоготали сосны, тоненько повизгивали от смеха кусты шиповника, шипяще смеялись ягодные полянки, потряхивая зелеными шариками неспелых плодов. Земляника скоро пойдет...

"Отважные охотники на нечисть" смело замерли, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Понятно, отчего они так задержались — мародерствовали в покинутом лагере, разворовывая все, что не было прибито гвоздями. Один тащил в охапке многострадальное стеганное одеяло, другой перекинул через плечо сумку с оставшимися огурцами, третий нежно обнимал рыцарский шлем, не догадываясь водрузить его на голову — словом, понемногу хватило каждому.

— Ну?! — затянувшаяся пауза начала меня утомлять. Того гляди, новый порыв лесного сквозняка раскрутит меня в обратную сторону, и разворачивающая в жанре хоррор сцена приобретет комическую окраску. — Вы кого-то искали?

— А-а-а-а! — дружно заорав в один голос, крестьяне мгновенно вновь обрели утраченную было подвижность, и припустили наутек, не выпуская из рук добычу.

Качнувшись на ветке, в последний момент я все-таки ухитрилась выхватить сверток с одеялом. Обслюнявленный волчарой, фу! Но это усилие оказалось роковым.

Нет, паучья ткань не подвела — с треском расползлись буквально по ниточке вставные клинья из тафты. Большая часть юбки опала вниз, меня же закрутило юлой. Вращение остановилось только тогда, когда единственная длинная полоса ткани, надежно зацепившаяся за прочный, чтобы ему сгореть, сучок, закрутилась тугим жгутом. Две секунды она как будто раздумывала, что делать дальше, а затем яростно принялась раскручиваться в противоположную сторону.

К тому времени, как заметивший потерю бойца отряд вернулся по собственным следам, я пережила шесть или семь закруточно-раскруточных циклов, и чувствовала, что полностью готова к полетам в космос. Никакая центрифуга, никакая невесомость мне уже не страшны!

— Ну, ты даешь! — покачала головой Орлетта, легко высвобождая меня из ловушки.

— Спасибо! — поставленная на ноги, я тут же приземлилась на пятую точку — немилосердно кружилась голова, пьяные деревья водили хоровод и вскидывали стволы в горячем канкане... никогда в жизни больше не сяду на карусель! Даже смотреть со стороны не буду... Вспомню — и то тошно.

— Подсадить тебя на Муську? — сочувственно предложила подруга. — Все равно сейчас другого груза больше нет.

— Седла ведь тоже нет, — снизу отозвалась я.

Стоило оторвать ладони от земли, и весь мир начинал кружиться и вертеться перед глазами.

— А я одеяло подстелю, — заманчиво предложила она. — Давай-давай, запрыгивай! Как-то не хочется здесь надолго задерживаться — вдруг они опомнятся и вернутся?

— Кажется, мне удалось нагнать на них страху!

— Уверена, что удалось: я сама чуть не поседела, когда увидела, как ты там висишь. Но ведь их много, а большой компанией проще справиться с паникой.

Вместо седла или попоны Орлетта накинула на Муськину спину сложенное по диагонали одеяло и связала концы на шее, так что лошадь словно накинула на плечи пеструю цыганскую шаль. Мягкая лоскутная спина неожиданно оказалась довольно удобной, так что я не съезжала на сторону даже без стремян — может, просто научилась наконец-то ездить верхом?

Чтобы справиться с непрекращающимся головокружением, я крепко зажмурилась и обхватила руками могучую лошадиную шею. Широкая тропа, по которой мог проехать всадник, шла прямо, не сворачивая, не разветвляясь и не пересекаясь с другими, так что нам не приходилось останавливаться и кидать жребий, выбирая правильный путь. Еще проще было бы, если бы мы вообще не сворачивали со Старгородского тракта... Зачем я только поверила тому аборигену, утверждавшему, что по тропе через лес мы срежем путь и выгадаем как минимум пару дней!

Равномерная лошадиная поступь убаюкивала. Качающий на руках Найденку Иан тихо напевал что-то по-эльфийски (а может, просто мычал без слов). Даже без музыки получалось просто волшебно. Ведя Муську в поводу, Орлетта увлеченно расспрашивала бегущего в ногах Макара о подоплеке оборотничества: что он чувствует, когда перекидывается животным, может ли на равных разговаривать с другими волками, и обязательно ли превращаться именно в волка, а не в медведя — или это зависит от характера человека? Тот охотно и подробно отвечал. Для меня стало настоящим откровением, что, оказывается, один и тот же человек легко может перекидываться по своему выбору хоть в волка, хоть в медведя, хоть в лиса — все зависит от количества ножей. А о петухах-оборотнях мне вообще никогда прежде не приходилось слышать...

Глава 9.

Я не заметила, как заснула — сказалась проведенная без сна ночь... Зато очень хорошо запомнила момент пробуждения: схваченная за повод чужой рукой, Муська недовольно мотнула головой. Разжав руки, мое безжизненное тело мешком свалилось на сыру землю...

— Здравствуйте, люди добрые, — неуверенно пропищала я, обращаясь к двум парам сильно разношенных мужских сапог: одни сильно просили каши, во всей красе демонстрируя грязные пальцы хозяина — похоже, обувка и при жизни была мала ему как минимум на два размера.

— А мы недобрые, — басовито хохотнули сверху, после чего сильные руки властно обхватили меня за плечи и поставили вертикально.

Голова больше не кружилась — но мне все равно захотелось зажмурить глаза и никогда их больше не открывать. Таких разбойных рож я не видела с прошлой зимы, когда королевская гвардия обезвредила банду Отчаянного Тимохи.

— Это — наша дорога! — без лишних предисловий буркнул второй, чьи сапоги не так сильно выпячивали его пролетарское происхождение — но, возможно, сильнее жали. — Платите за проезд!

— Сколько? — непонятно зачем поинтересовалась я.

— Сколько не жалко, — издевательски протянул первый, поигрывая утыканной гвоздями здоровенной дубиной — этакий моргенштерн: — Все это сугубо добровольно!

— Э-э-э... А дело в том, что у нас... Так уж получилось... Совсем ничего нет — нас уже ограбили, буквально вот только что!

— Отдавайте лошадь, — разбойник вновь дернул Муську за повод и та, сердито дернув головой, попыталась укусить его за ухо, но он успел увернуться.

— Уж женщина всегда найдет, чем расплатиться, — глумливо заметил второй, оценивающим взглядом оглядел нас с Орлеттой и восхищенно прицокнул языком — похоже, рыцарша ему больше понравилась.

Не испытывая ответного восторга, девушка схватилась за меч, но даже не успела вытащить его из ножен, сбитая с ног метким ударом по голове. Из предрассветной темноты выступили еще пять злоченцев, и окружили нас со всех сторон. Я икнула от неожиданности, а Макар зарычал, бросился на ближайшего и попытался укусить того за ногу, но отлетел в сторону, отброшенный метким ударом дубины, и остался лежать без движения.

— Макар!! Ах вы, волки позорные!!! — вызверилась я.

Терпеть не могу, когда обижают детей и беззащитных животных, и сейчас почувствовала в себе силы разорвать этих негодяев голыми руками. Как ни странно, разбойники, наверняка повидавшие в жизни много чего в разы страшнее рассерженной девушки, в замешательстве и как будто в испуге попятились, увеличивая диаметр окружения.

— Отставить! — на арене появилось новое действующее лицо — плечистый богатырь, в отличие от своих заросших спутников, гладко выбритый, но от того не менее страшный: — Успокойся, ведьмочка, с собачкой все в порядке!

— Это волк! — в запальчивости выкрикнула я, не задаваясь вопросом, откуда это разбойник меня знает.

Впрочем, что странного — нечасто, должно быть, по тракту разгуливают эльфы, ведьмы и дамы-рыцари, а сарафанное радио во все времена работало без перебоев, так что узнать нашу пеструю компанию по описанию не составляло труда.

— Тем более, — разбойник качнул головой, указывая в сторону, куда отлетел Макар.

Тот и впрямь уже приподнялся на лапах и ошалело тряс головой, будто не понимая, кто он, где находится и жив ли еще.

— Вы уж извините моих ребят, — продолжал расшаркиваться незнакомец, — у них своеобразное чувство юмора. Дикие люди, неотесанные крестьяне!

Рядовые разбойники смущенно попрятали суковатые палки за спины и, демонстрируя дружелюбие, оскалились в щербатых улыбках — к счастью, на 90% скрытых густыми бородами.

— Э-э-э... Ну... хи-хи... — я пристально вгляделась в лицо главаря, и мысленно попыталась представить его себе с короткой стрижкой или длинной бородой.

Фантазия пасовала, так что пришлось пустить в ход руки — вытянув перед собой ладони, заслонить слегка озаренное лунным светом лицо. Не может этого быть!

— Хри-и-и... — пропищала я, веря и не веря собственным глазам: — Па-а-а?!.

— Атаман Хрипатый, — наклонил голову разбойник. — К вашим услугам!

— Но... Как?!.

— Вашими молитвами, госпожа ведьма! — атаман усмехнулся собственной шутке.

— Это невероятно! — я боролась с сильнейшим искушением ткнуть разбойника пальцем в шею, чтобы проверить, не обман ли это зрения. Но голос! — А где Тимоха Отчаянный?

— Наши пути разошлись, — Хрипатый помрачнел, а прочие разбойники теперь смотрели на меня с неподдельным уважением: — Не хотите погреться у огонька?

Остальные, быть может, не очень-то хотели, но у меня просто руки чесались осмотреть подозрительную шею при более ярком свете — и потрогать, чтобы убедиться, что это на самом деле, а не обман зрения. Вытянувшись по тропе длинным караваном, мы направились в тайное разбойничье убежище — не в плен, а в гости. Даже как-то странно...

Как видно, молодая неоперившаяся банда пока не успела обзавестись хозяйством, и лагерь представлял собой всего лишь несколько собранных на скорую руку шалашей вокруг костровой поляны. С другой же стороны, обжились основательно, раз не боятся огонь ночью разводить — аппетитно булькающий котелок распространял вокруг соблазнительные мясные ароматы. Как видно, лихие лесные мужички расставляли капканы не только на проезжающих купцов, но не брезговали и дичью помельче.

Разбойное гостеприимство отличалось хлебосольством: каждому из нас вручили по щербатой миске с деревянной ложкой, в темноте производящих впечатление чистых. Голод — лучшая приправа, после целого дня на ногах и ночных приключений похлебка показалась нам прекрасней любого из изысканных кушаний с королевского стола. Даже Макар в своей волчьей ипостаси, с презрением отодвинув лапой ложку, принялся жадно глотать горячее варево.

— На мне все заживает, как на собаке, — пояснил он, перехватив мой взгляд, — вот и голод собачий.

Похлебка валила с ног почище снотворного. В дороге нам нечасто перепадало отведать горячего — не было котелка. А крестьяне, охотно делясь сухим пайком, не торопились приглашать ведьму к столу вместе с собой. Накрывшись взятым с боем лоскутным полотнищем, Иан с Орлеттой, трогательно обнявшись, посапывали в унисон и убаюкивали Найденку. Муська спала стоя, я Макар с Беляночкой лежали, свернувшись тугими калачиками. Я почему-то думала, что козы тоже стоят во сне...

Но мне не спалось — любопытство глодало почище голодной собаки, подпинывая под бок и не давая ни лежать, ни сидеть спокойно. Устав бороться, я поднялась и пересела поближе к костру.

— А... Можно посмотреть?

Усмехнувшись, атаман задрал подбородок и продемонстрировал покрытую густой жесткой щетиной, но гладкую, без единого шрамика, шею. Я недоверчиво провела пальцем — разбойник фыркнул, сдерживая смех. Даже то, что сделала с распоротым горлом (по слухам, без всякого наркоза) безвестная старуха, моя предшественница в должности разбойной ведьмы, при современном уровне медицины казалось настоящим чудом. В моем родном мире, пожалуй, смогли бы еще убрать внешний шрам, пересадив кусок гладкой кожи с какого-нибудь малозаметного места, но как восстановить связки и голос?!

Видно, последний вопрос я невольно высказала вслух — разбойник снова хохотнул, на этот раз не от щекотки, и с гордостью похвастался:

— Хоть в церковном хоре пой! Только зелено вино теперь душа не принимает, сразу хрипеть начинаю, как прежде. Ребята думают, за это меня Хрипатым и прозвали.

Очень хотелось спросить, что за волшебник и где таким чудесным образом прооперировал атамана (профессиональный интерес!), но было как-то неловко, к тому же я как будто боялась того, что услышу в ответ. Но разбойнику и без наводящих вопросов было что сказать:

— Ты уж прости, ведьмочка, что я у тебя тогда шубу отобрал и гулять не отпускал, — внезапно начал каяться он.

— Ничего, я почти не простыла.

— И за то, что не отпустил тебя на волю, не помог бежать!

— Да я все понимаю — дело-то подневольное, как атаман скажет.

— И за то...

— Прощаю за все, что было!

Мы немного помолчали, глядя на огонь:

— Я тогда долго атамана благодарил, что не бросил, вытащил из-под обстрела на собственном горбу, — неожиданно заявил Хрипатый. — Потом уж он рассказал, как меня стрелой... убило. Помереть бы мне на том самом месте, да ведьмочка не побоялась под стрелы подставиться, зла не попомнила... Потом уж и он вернулся, убедился, что ты дышишь, просто в беспамятстве, да меня тихонько и оттащил. Егеря уж подходили... Я как первый раз после того за шею схватился — сам чуть в обморок не хлопнулся!

— Что, стрела так и осталась торчать?

Он хохотнул:

— Стрелу Тимоха тоже прихватил — она у меня теперь вместо талисмана! — распустив ворот рубахи, атаман продемонстрировал железный, покрытый зловещим бурым налетом наконечник стрелы, привязанный на суровую нитку по соседству с нательным крестом.

— А может, это было не случайно?

Внезапно как бы со стороны я услышала звук собственного голоса. Хотя, видит бог, думала в тот момент совершенно о другом, вспоминая подробности своего поистине триумфального побега из плена — кажется, тогда между нами с королем черная кошка и пробежала. Хотя какие благоприятные обстоятельства для сближения: благородный герой, благодарная спасенная девушка... Он же как будто обиделся на меня за что-то, а я так ума и не приложу, за что.

Разбойник тоже ломал голову, пытаясь понять, к чему это я клоню:

— Все было кем-то подстроено? — не угадал он.

— Может, это бог не зря решил дать тебе второй шанс? — задал второй наводящий вопрос мой самовольный голос.

Совершенно без участия головы, точно за меня говорил кто-то другой! И в то же время излагал как будто бы мои собственные мысли... Я решила не затыкать рот гласности — глядишь, и сама что-нибудь умное услышу.

— В монастырь, что ли, мне уйти намекаешь? — хохотнул Хрипатый.

— А почему тебе именно эта мысль первой в голову пришла? Ты и сам уже об этом думал?

— С таким послужным списком меня даже в монахи не возьмут! Разве что собственный скит в лесу построить... "Разбойничий".

— Бога чтить, вина не пить, и жить "по понятиям", без обмана, без стяжательства, — поддакнула я. Отец Михаил порой просто угнетал своей почти нечеловеческой честностью, но не все же монахи и священники такими бывают. Не будем вспоминать матушку Серафиму... — Даже апостолы из разбойников выходили!

— Ну, уговорила! — атаман с улыбкой хлопнул лопатообразной ладонью по колену, но глаза его не смеялись: — Вот только получу королевское отпущение грехов, и начну у бога отмаливать. А то братья-пустынники навалятся всем миром, заломают и прямиком на суд доставят, скорый да справедливый!

— Заметано, — я кивнула. — Вот вернусь в Старгород — сразу раздобуду для тебя помилование. И для ребят твоих. Крови на них нет?

— Видит бог! — перекрестился тот. И неожиданно подмигнул: — А что ты баяла, будто вас по дороге уже кто-то ограбил?

— До последней сумки с огурцами! — хихикнула я.

— Любишь огурцы? — отчего-то совсем развеселился Хрипатый. — У нас как раз лишние завалялись! Немного — телега с горкой...

— Краденные? — вопрос был риторическим.

— И в мыслях не было! — замотал головой вставший на путь исправления бандит, глядя на меня почти что честными, прозрачными, как горный ручей, глазами: — Хозяин сам почему-то в лесу бросил. Как увидел случайно моих ребятушек в кустах, заорал дурным голосом, с телеги соскочил, да в ельник и схоронился. Может, желудок прослабило от неожиданности... Только, как мы его не ждали, обратно так до вечера и не вышел.

Он оказался удивительным рассказчиком — с открытым ртом до самого рассвета я слушала анекдоты и байки о нелегкой, но вольной разбойной жизни, сыпавшиеся одна за другой, точно нумерованные шарики из барабана суперлото — только им было несть числа. Одни истории заставляли смеяться, другие — искренне переживать, и порой отличить правду от вымысла было совершенно невозможно.

Просвет между деревьями сигнализировал о том, что все имеет свое завершение, в том числе и казавшийся бесконечным лес. Предвкушая скорое окончание путешествия, каждый думал о своем: я мысленно подбирала слова прощания, понимая, что дорога в город для разбойников заказана. Орлетта, скорее всего, все еще переживала потерю доспехов. Иан гадал, что ждет его впереди и как выглядит город, в котором он до этого еще ни разу не был. Хрипатый, возможно, вспоминал свою разбойную жизнь...

Внезапно без всякого предупреждения ветки растущего у дороги кустарника без единого звука разошлись в стороны, точно зеленый занавес лесной сцены, и "из-за кулис" на тропинку выскочил... дедушка?! Да за такого дедушку все бабушки планеты должны были сойтись в смертельной схватке! С внучками...

Настоящий лесной бог, сложенный в лучших античных традициях, на вид — не старше тридцати, с буйными кудрями, волной ниспадающими на плечи, и роскошной бородой цвета майской зелени, с неповторимой грацией сделал несколько изящных танцевальных па, и также бесшумно исчез с тропы. Надо было, пожалуй, сказать ему, что в стриптизе раздеваются постепенно... Хотя и так получилось очень эффектно... Даже слишком.

Сзади раздался глухой звук, с каким падает на землю безжизненное тело. Какой все-таки нервный мне попался рыцарь!

Вывести нас на широкую дорогу, ведущую прямиком в Старгород, атаман решил лично, прихватив двоих из своих лихих ребят "на всякий случай". Мы распрощались с "почетным эскортом" перед вкопанным в землю у поворота широкой проезжей дороги огромным деревянным крестом (мысль о захоронении я сразу отбросила — дерево выглядело достаточно свежим, за это время могильный холм не должен был осесть).

— Я буду ждать обещанного до крестовоздвижения, — на прощание предупредил Хрипатый.

— Повешу прямо на кресте! — пообещала я.

— Точно не хотите огурцов? Хорошие, почти не дряблые!

— Спасибо! Огурцов я теперь еще не скоро захочу!

Атаман снова хохотнул, будто я сказала какую-то скабрезность, и развернул свой небольшой отряд.

— Пожалуй, я тоже пойду, — проводил взглядом удаляющихся разбойников, заметил Макар. — Хозяйство нельзя надолго бросать. Не сходите с дороги — и не заблудитесь. Если что — зовите... Ах, да: ведьма, выдерни у меня клок шерсти!

— Откуда?

— Все равно — где ухватишь.

Поколебавшись, я ущипнула волка за бок: в ладони остался довольно большой пук шерсти — видно, зверь еще не до конца вылинял.

— Что теперь?

— Понадобится моя помощь — подожги шерсть. Я почую и тут же прибегу.

— Э-э-э... Спасибо, — бережно завернув "подарок" в носовой платок, я убрала его в карман.

Помахивая хвостом, Макар побежал по дороге в противоположном указанному нам направлении.

Потрепав Муську по шее, Орлетта оглянулась на меня:

— Да — пойдем, пожалуй, и мы...

Глава 10.

С каждым шагом местность вокруг приобретала все больше знакомых черт: точно таких же полей, засеянных непонятно чем, на нашем пути встречалось уже штук сто, змеей извивающаяся дорога точно также виляла на протяжение многих километров за нашими спинами, да и роща... Вот роща рождала в душе какое-то смутное, щемящее, однозначно неприятное чувство. Может, это и не самая, но проверять что-то не хотелось:

— Рощу обойдем!

— Макар не велел нам сворачивать с дороги! — упрямо возразил Иан.

— А иначе что — прибежит волк и всех съест? — фыркнула я.

В обход дороги не было, но идти по траве — сплошное удовольствие! Целое море мелких сине-лиловых цветков на длинных стеблях дружно распустилось навстречу косым лучам утреннего солнца, и мы шли по колено в невесомой цветочной дымке, точно в воде. Природа была преисполнена мира и гармонии... Не испортил впечатление даже некстати отвалившийся каблук — попрыгав на одной ноге, я не без труда отломила и второй, восстановив симметрию.

Расшалившаяся Беляночка принялась носиться кругами, то вырываясь вперед, то отставая, и задерживалась на одном месте только для того, чтобы откусить голову очередному цветку или восторженно боднуть воздух. Засмотревшись на козу, я пропустила момент, когда над деревьями показались шпили дворцовых башен, и опомнилась только тогда, когда город во всей красе уже показался на горизонте.

Приятное чувство возвращения в родной дом горячей волной затопило все тело. Иан, ни разу прежде не покидавший эльфийской деревни, смотрел на столицу открыв рот и вытаращив глаза, во взгляде Орлетты чувствовалась скрытая горечь — наверняка девушка-рыцарь не так представляла себе въезд в Старгород: пешком, без доспехов, ведя в поводу неоседланную лошадь. Мурка с Беляночкой не удостоили городских стен даже равнодушного взгляда, Найденка вообще исторический момент проспала... Ну, ничего, я ей еще восемью восемь раз об этом расскажу, когда подрастет.

Высокие и прочные, городские стены возводились для того, чтобы успешно отразить внезапное нападение, а то и продолжительную осаду, защищая жителей города и близлежащих деревень. Они и сегодня выглядели очень внушительно, хотя, рассуждая гипотетически, если предполагаемый враг не совсем дурак — не станет же он оставлять в своем тылу пылающие очаги сопротивления. Стало быть, если дикие орды окружили Старгород, значит, под их влиянием находится уже как минимум полстраны, с какой бы стороны ни грянула беда — а то и вся страна. В таком случае выходить на стены и защищать столицу до последней капли крови становится делом совершенно бесполезным... Но в то же время я понимала, что в таком случае первой присоединилась бы к народному ополчению защитников города и, если понадобится, собственным телом подпирала шатающиеся под ударами тяжелого тарана ворота...

Вражеских орд, слава богу, под стенами Страгорода не было, но бдительность охраняющих главные городские ворота стражей вызывала неподдельное уважение: скрестив пики, они сурово потребовали назвать себя и причину визита.

— Мы... бродячие артисты, — сама не знаю, зачем соврала я.

Вот так и начинается шизофрения: сперва говоришь, что думаешь, затем ляпаешь, не подумав, а в конце концов начинаешь ломать голову — что это такое и зачем ты только что сказанула?

— Комедиа-а-анты? — со скучающим видом протянул один из стражников: — И что же вы делаете?

— Играем на музыкальных инструментах, фокусы показываем, — начала перечислять я. — Джигитовка без седла...

— Ну, так покажите что-нибудь, — перебил он. — Посмотрим, стоит ли вообще вас впускать!

Не дожидаясь дополнительных просьб (все-таки иногда он бывает удивительно догадлив!), Иан расчехлил инструмент и взмахнул смычком, извлекая волшебные звуки. А уж когда Беляночка, кокетливо покачивая рожками и цокая копытцами, принялась кружиться, будто танцуя под музыку, непривередливая аудитория разразилась бурными продолжительными аплодисментами, и городские ворота приветливо распахнулись перед "цирковой труппой".

— А где вы будете выступать? — напоследок поинтересовался усатый стражник. — Я бы и детишек сводил!

— На центральной площади, — пообещала я и, обернувшись, напоследок окинула взглядом дорогу, вымощенную дробленым камнем метров на сто от ворот, а дальше переходящую в грунтовку, рощу и поле, испещренное разноцветными пятнами — полянками диких цветов.

Ни одному, самому искусному, садовнику никогда не удастся создать клумбу, которая сможет соперничать по красоте с природным разнотравьем! Сколько раз, проезжая мимо красивого пейзажа на машине, автобусе или в электричке, я мечтала выбрать денек и однажды выбраться туда с друзьями на пикник — но постоянно не хватало времени... Против ожидания, я почувствовала, что нисколько не жалею о проделанном путешествии. Но как же приятно в конце концов вернуться домой!

Чтобы не вызвать на городских улицах нездоровый ажиотаж, я повела свою весьма экзотического вида свите ко дворцу не напрямик, а через Межреберье и прилегающие к нему мелкие улочки без названий — но даже здесь редкая из встречных женщин могла удержаться от того, чтобы остановиться и плюнуть нам вслед — пожалуй, высокие разрезы до бедра (и выше), обрамленные потертой бахромой, в которую превратились кропотливо вшитые Машенькой вставки из дорогой ткани, для этого мира смотрелись уж очень радикально. И нижние юбки, которых Настасья, не скупясь, свадебным утром натянула на меня целых пять штук, как назло, полностью пошли на пеленки для Найденки, так что каждый шажок выставлял на всеобщее обозрение небритые, не загорелые, но все еще вполне ничего себе ножки. Если бы не хмурое выражение лица шагающей рядом широкоплечей девушки с длинной косой, небрежно обернутой два раза вокруг талии, домохозяйки непременно воспользовались бы возможностью осыпать бесстыдницу снарядами более увесистыми, чем площадная брань.

— Эй, красотуля! — потасканный, с утра успевший приникнуть к змеевичному источнику, мужичонка попытался было ухватить меня за локоть. Звон вынимаемого из ножен меча подействовал куда лучше заготовленной пощечины: сладострастник испарился даже раньше, чем я перестала ощущать на руке прикосновение липких пальцев.

В общем, можно сказать, до дворца добрались без приключений — они начались позже...

Дворцовая стража к визиту придворной королевской чародейки со товарищи отнеслась странно — будто... не ждали. Когда прошлой зимой я загостилась у разбойников (бывают такие приглашения, от которых просто невозможно отказаться!), меня искали всей столицей, развесив на каждом углу листовки с живописными портретами и обещаниями щедрой награды за содействие в розысках. Ну и рожи там были намалеваны, по которым, как предполагалось, добропорядочные граждане тут же опознают и проводят меня во дворец — как вспомню, так вздрогну! Хотя сейчас в любом из тех изображений узнать придворную королевскую чародейку было наверняка куда проще, чем в оригинале — загорелом до черноты, без грамма макияжа, с толстенькой косой вместо обычного вороньего гнезда на голове, и с голыми ногами, капитально отвлекающими внимание от лица...

В свою очередь я стражников сразу узнала — не по именам, конечно, но приходилось прежде встречать и на воротах, и во дворце. Даже обидно: отсутствовала всего ничего, и полугода не прошло, а тебя уже забыли. Однако на просьбу переговорить с королем, отцом Михаилом или кем-нибудь из приближенных лиц, могущих засвидетельствовать мою личность, молодцы отреагировали адекватно — вызвали подмогу и приказали проводить "просителей" куда следует. Вот только Муську с Беляночкой пришлось оставить в конюшне, а жаль — коза бы чудесно иллюстрировала рассказ.

"Сопровождение" из четырех плечистых королевских телохранителей больше напоминало конвой, но препроводили нас против ожидания не в темницу, а прямиком в центральный зал приемов. По дороге мои любимые туфельки, и без того основательно истрепавшиеся на лесных и полевых тропках, окончательно развалились. Правда, они давно уже пропускали воду и даже песок сквозь прочную, но все-таки не вечную кожаную подошву, но тут силы окончательно покинули правый башмачок, и верхняя часть с хрустом отделилась от нижней. Жалко, как новые...

Переобуться на ходу мне, понятно, было не во что, так что пришлось, не сбавляя шагу, небрежно переступить через прах этого бренного мира. Пятки точно обожгло холодным огнем от каменного пола, так что дальше я шла приплясывая и на ходу потирая ступни друг о друга.

— Госпожа придворная королевская чародейка! — распахнув створки дверей приемного зала, громко объявили стражники-конвоиры. И хором добавили непонятное: — Самозванка прибыла!

Я простодушно закрутила головой, стараясь разглядеть обещанную самозванку. Но натыкалась лишь на застывшие, какие-то чучельные взгляды придворных. Заметив пару знакомых лиц, я приветственно сделал ручкой, но не заметила в остекленевших глазах никакой реакции. Неужели настолько изменилась?

Меж тем из-за королевского трона неторопливо и степенно выступила... Придворная королевская чародейка! Ей-богу, эта девушка в персиковом платье сейчас походила на меня больше, чем я сама: по-зимнему бледная кожа, умело нанесенный макияж, умеренно лохматая прическа, туфли на каблуках — все на первый взгляд мое. Разве что я никогда не злоупотребляла так драгоценностями: несколько кричаще-дорогих браслетов совершенно не сочетались ни между собой, ни с длинным алмазным колье, оттягивающим шею, ни с серьгами... Кажется, по три в каждом ухе?

Вот уши я себе так и не проколола — в школе мама не разрешала, а потом как-то перегорело, расхотелось. Однажды, правда, сделала пирсинг пупка, но, когда сережка потерялась, прокол зарос сам собой.

— Самозванка! — в один голос воскликнули мы с незнакомкой, указывая друг на друга пальцами.

— Как ты посмела надеть мое любимое платье! — это я добавила уже от себя.

Когда-то давно, еще в начальной школе, я даже мечтала о том, чтобы у меня была сестра-близняшка: мы с ней сидели бы за одной партой, и непременно подменяли друг друга на уроках. Она бы выходила к доске решать задачки по математике, а я — за двоих читать наизусть стихи... Однако в данный момент восторга от встречи с доппельгангером не испытала. Та, как видно, тоже не была мне особо рада, но улыбнулась — как-то странно, зловеще, — а потом опустила руки и набрала полные ладони бегающих по подолу платья огоньков, сперва принятых мной за россыпь блестящего бисера или даже мелких бриллиантов.

"Сестренка" слепила из собранных огоньков "снежный ком", напоминающий ярко горящую белую звезду, и с размаху запустила в мою сторону. Вот скорость загадочного снаряда не впечатляла, в разы уступая бейсбольному мячу, так что я без особого труда уклонилась. Но, оглянувшись, внезапно увидела, что звезда летит прямиком в лицо одному из оцепеневших придворных, и почти невольно выставила на пути летящего светлячка ладонь.

Руку пронзило обжигающим холодом, а летящая звезда, на секунду ослепительно вспыхнув, как будто втянулась в кончики пальцев. Я встряхнула кистью и растерла запястье — вроде чувствую...

— А говорила, не умеешь колдовать! — такая знакомая незнакомка сделала несколько шагов мне навстречу.

Придворные расступались, позволяя нам сойтись поближе, и смыкались позади, в конце концов образовав что-то вроде круглой цирковой арены — или в данном случае ринга для безжалостного и беспощадного женского рестлинга. Весовая категория у нас одинаковая — уверена, до грамма.

— Не помню, чтобы хоть словом с тобой перемолвилась!

— Что, ни разу в жизни не разговаривала сама с собой?

После того, как я окончательно отбросила идею случайного магического раздвоения, меня не так-то просто было сбить с толку. Не отвлекаясь на разговоры, я сделала пробный выпад и постаралась ухватить свою визави за волосы — не удалось, но та, явно не привыкнув воспринимать высокие каблуки моих парадных туфель как естественное продолжение ноги, качнулась и едва не упала. Еще несколько обманных финтов, пусть все с тем же нулевым результатом, заставили соперницу окончательно выйти из себя: пронзительно взвизгнув, она подпрыгнула, и неожиданно... зависла в воздухе в полуметре над полом. Не чувствуя замерзших на каменных плитах пяток, я только позавидовала такому способу передвижения. А затем самозванка расправила за спиной огромные, по форме напоминающие стрекозиные (и тоже в количестве двух пар) крылья!

— Что за черт?!

— Не знаю, — приглушенно-растерянно отозвалась из-за сплоченных спин придворных Орлетта. — Первый раз в жизни такое встречаю!

— Я тоже, — с высоты своего журавлиного роста отозвался Иан.

— Кого я вижу! — женщина-стрекоза медленно поднялась выше: — Ведьма, ты привела хозяина!

— У меня нет никакого хозяина! — свободолюбиво воскликнула я, пытаясь ухватить самозванку за подол, но та ловко увернулась.

— Зато у меня есть... Вернее, был!

Вскинув руку, колдунья выкрикнула какую-то неудобоповторяемую фразу, и юный эльф взмыл вверх, будто выхваченный из толпы за шиворот двумя пальцами:

— Вот и свиделись! — незнакомка небрежно вращала в воздухе запястьем, и бедняга Иан кружился вокруг своей оси, точно подвешенная на нитке елочная игрушка. — Зачем ты меня вызвал, хозяин? Скажи, чего хочешь — только не забудь, что за все придется заплатить свою цену!

— Я просто хотел, чтобы мне разрешили вернуться в деревню, — пискнул мальчишка.

— Очень хорошее желание! — похвалила его "стрекоза". — Но и плата будет соответствующей!

— А... у меня точно есть душа?

Насекомовидная демонесса запрокинула голову и звонко рассмеялась в потолок:

— Я готова довольствоваться меньшим! Скажем, жизнью... Сейчас изображу какое-нибудь страшное чудовище, которое какое-то время будет терроризировать округу, пока соплеменники совсем не отчаются. Тогда придешь ты, покончишь со зверем, пожертвовав собой, и тут же станешь почетным жителем родной деревни... Посмертно.

— Почему посмертно? — не выдержала я.

— У меня нет времени долго с вами возиться. Ну, что — по рукам?

— Я передумал! — размахивая в воздухе руками и ногами, точно схваченная поперек туловища лягушка — лапами, Иан попытался схватить неведомую тварь за волосы — но они истаяли у него в пальцах, оказавшись сплошной видимостью. Вытянутой формы голова на самом деле была покрыта блестящим ворсом, сродни тому, что топорщатся на брюшке бабочки — с учетом пропорций, разумеется. На макушке кокетливыми рожками торчали усики-антенны.

Вместе с волосами "полиняло" и лицо: сильно вытянутое, очень бледное, с пронзительно-зелеными глазами, "подтянутыми" к вискам, и тонким, длинным, вздернутым носиком, напоминающим скорее комариный хоботок, оно окончательно утратило внешнее сходство не только со мной, но вообще с представителями рода людского.

— Да что ты за тварь такая?! — пользуясь тем, что фея ненадолго отвлеклась, я все-таки попыталась ухватить мерзавку за платье и вернуть с небес на землю, но добыла только непрочно пришитую кружевную оборку: — Таракан крылатый?

Нахалка захихикала в ответ самым неприятным образом, и, взмыв к потолку, заложила крутой вираж. Вернее, попыталась заложить... Широкая персиковая юбка (не зря, видно, я всегда любила это миленькое платьице!) сама собой внезапно вздулась и, вывернувшись наизнанку, накрыла самозванку с головой. Страшенные же сквозняки в этом дворце! Стрекозиные крылья запутались в ткани, и колдунья кулем свалилась на пол. Одновременно с глухим стуком, точно на камни брякнулся мешок костей, приземлился и Иан. Отшвырнув в сторону последнего придворного, неосмотрительно вставшего у нее на пути, на "ристалище" вырвалась Орлетта.

Плечом к плечу, точно три мушкетера, мы шагнули вперед, полные решимости любой ценой изничтожить членистоногую тварь.

— Дихлофос! — издала я боевой клич.

Однако прежде, чем мы всем миром навалились на мерзавку и скрутили остатками платья, раздался треск разрываемой материи, и из кремово-розового кокона вылупилась донельзя рассерженная бабочка-красавица... Впрочем, считаться красавицей она могла бы лишь по меркам моего мира, где таких без лишних разговоров тут же берут в топ-модели. Здесь же вряд ли какой сладострастник одарит заинтересованным взглядом красотку саженного роста с фигурой карандаша и непропорционально длинными ногами... Будь она хоть трижды голой!

Однако в зале все-таки находился один человек, на которого нагота преступницы произвела большое впечатление: сдавленно охнув, Орлетта закатила глаза и принялась медленно оседать в обморок. Да, все-таки страшно далеко это рыцарство от народа, с его мытьем в общей бане, коллективными плесканиями в речке и праздником Ивана Купалы.

— Ну, вше, жутки кончилиз-з-з-зь! — от волнения или гнева полунасекомое принялось жужжаще шепелявить. А затем... шутки действительно закончились. В глазах потемнело, голова невыносимо закружилась, и я пришла в себя, сидя на земле в густом лесу, на первый взгляд совершенно незнакомом. Хотя и могла узнать отдельные деревья: вот трепетная осина, куст шиповника, три ели, сосны-сосны-сосны, лиственница с мягкими иголочками... А вот и Орлетта, сидя на земле, трясет головой.

— Ты как, в порядке?

— Где мы? — вопросом на вопрос ответила она.

— В лесу!

— А как мы сюда попали? — вопрос был риторическим — да девушка-рыцарь и не ждала от меня откровенного ответа, напротив, тут же прижала к губам указательный палец: — Тихо! Кто-то идет!

На четвереньках, стараясь не производить слишком много шума, мы быстро заползли в шалашик из низко нависающих еловых лап, и затаились. Буквально через минуту, озадаченно озираясь по сторонам, из-за сосенки вышли три человека... Нет, три эльфа с полупустыми корзинками! Точнее, эьфийки... или эльфихи? Одна озаряла лес прической обжигающе-оранжевого цвета, у остальных волосы были голубые: небесные и оттенка морской волны, почти зеленые. Лица — точь-в-точь как у персонажей японских комиксов. И рты до ушей, как у Иана, их вовсе не портили: кто посмеет кинуть камень в огород Джулии Робертс или даже самой Анжелины Джоли?

Внезапно красотки замерли на месте, насторожив свои длинные остренькие ушки. Прислушались и мы в своем убежище — но гораздо раньше, чем услышали хруст веток, почувствовали ладонями дрожь земли. Сюда явно приближался кто-то очень большой...

Когда с неба, ломая ветки и с корнями выворачивая стволы, обрушилось нечто размерами втрое, а то и впятеро превышающее зоопаркового слона, заорали от ужаса не только беспечно прогуливающиеся в самой чаще эльфийки, но и отважная девушка-рыцарь, и бывалая придворная королевская чародейка. Чудовищно огромный монстр, напоминающий противоестественный гибрид тираннозавра с пиявкой, внес свою лепту в многоголосый хор, распахнув сразу три челюсти с несколькими рядами тонких, острых зубов. Сраженные смрадным дыханием, с деревьев пушистыми комочками попадали бесчувственные белочки.

— Вот он, твой шанс свершить геройский подвиг! — стараясь как можно глубже вжаться в богатый перегноем лесной грунт, я ткнула локтем в бок леди-рыцаря.

— С голыми руками идти на ЭТО?! — вздрогнула та.

Правда, что за варварский обычай — отбирать у визитеров оружие перед входом в королевский зал приемов!

— Живи ярко — умри молодым, — пробормотала я, привставая. Вдруг эта тварь все-таки испугается ведьмы? В крайнем случае, дам фору эльфийкм, чтобы успели убежать...

Но мне так и не удалось реализовать самопожертвовательский порыв. Внезапно из кустов прямо напротив нашей елки, точно подброшенный тугой пружиной чертик из табакерки, выскочила долговязая фигура и, нелепо размахивая руками и ногами, бросилась навстречу зверю.

— Иан! — изумленно вырвалось у Орлетты.

— Сынок! — всхлипнула зеленоволосая девушка.

— Ам! — громче всех сказало чудище, делая глотательное движение.

Сынок?! Я почувствовала, как глаза сами собой полезли на лоб, сделавшись с блюдце каждое. На вид ей лет пятнадцать максимум! Надо будет как-нибудь вызнать у Иана секрет вечной юности эльфийских женщин... Хотя у него теперь уже никто ничего никогда не узнает.

Меж тем зверюге тоже явно нездоровилось: с размаху усевшись на землю (я едва устояла на ногах), длинным хвостом она едва не расплющила в лепешку живописную, хипово раскрашенную компашку. Эльфы разразились новой порцией криков, и бросились бежать в разные стороны, не разнимая рук. Чудовище захрипело и коротенькими передними лапками как будто попыталось дотянуться до морды, но потерпело в прямом смысле слова сокрушительное поражение: такое потрясение белочки забудут еще не скоро.

Подхватив под руки свою упирающуюся подругу (сестру, тетю, внучку?), "мальвина" с "апельсинкой" припустили прочь, выбрав наконец единственно верное направление.

— Ах ты, гадина! — выскочив из укрытия, Орлетта подскочила к жуткой морде и с размаху врезала сапогом по черным кожистым ноздрям: — Эх, будь здесь мой меч! Можно было бы вскрыть горло — вдруг Иан еще жив?!

Внезапно "дохлая" тварь подмигнула — и это не была предсмертная конвульсия, в глазу промелькнул знакомый подлый блеск.

— Морда! — не удержавшись, я приложилась кулаком, целя в бесстыжие зенки, но коварный мутант тут же опустил черное, плотное веко. Что-то хрустнуло — неужели сломанный палец?!

— А-у-э-у-а-у-а! — мгновенно перестав притворяться мертвой, рожа крокодилья принялась кататься по земле, царапая когтистыми лапами расползающуюся на части морду. Ничего себе, "волшебное прикосновение"!

С каждым прыжком кашляющего и чешущегося демона новая полянка посреди некогда густого леса, устланная растоптанными в лепешку деревьями, становилась все больше. Напоследок выплюнув отвратительный слизистый сгусток, тварь начала постепенно съеживаться, пока не вернулась к прежним размерам и внешности женщины-стрекозы. Разве что выглядела она теперь так, точно ей плеснули в лицо серной кислотой:

— Соль! Ах ты, ведьма! — простонала она, прижимая ладонь к сочащейся желто-зеленой кровью левой щеке.

— Что? — я недоуменно растопырила пальцы. Откуда тут взялась соль?

Простой перстень без камня, оказавшийся у меня на руке после того, как я очнулась под деревом в заповедной роще, оказался колечком с секретом — в полости под маленькой крышечкой скрывалась щепотка соли... Жалко, что не килограмм!

— Сдавайся, демон! — замахиваясь подобранной вместо меча здоровенной дубиной, Орлетта отважно шагнула вперед.

— А то что? — издевательски переспросила стрекоза: — Запугаете меня до смерти? Насмешить у вас гораздо больше шансов!

— Мы тебя вовсе не тронем, если сама уберешься обратно в Ад, — почти уверенно пообещала я.

— Ой, троньте меня, троньте! — расхохоталась демонесса. — Только не щекочите, мне и без того уже смешно!

При этих словах она, не отнимая левой ладони от лица, неуловимым движением свободной рукой выхватила из воздуха короткий полупрозрачный клинок и, быстро вскочив на ноги (крылья здорово опалило солью), одним махом обрубила импровизированное оружие отважного рыцаря почти у самых пальцев.

Потеряв дубину, Орлетта, кажется, совершенно не растерялась, а даже как будто обрадовалась:

— Хэх! — отбросив в сторону зажатый в ладони обрубок ветки, она прыгнула вперед, и вполне профессионально заломила крылатой агрессорше правую руку, заставив разжать пальцы и выронить клинок. Взвизгнув от боли, та не удержала кинжал, и и он с мягким стуком упал на хвою. Обхватив рукоять, девушка-рыцарь замахнулась... Но "жертва" только рассмеялась ей в лицо:

— Неужели ты думала, что сможешь убить меня — ох, я не могу! — моим же оружием? Нет, милая, этот клинок предназначен только для смертных!

— Изыди! — рявкнула я, вытягивая указующий перст.

И почти не удивилась, когда с кончика пальца сорвалась белая молния, и с шипением устремилась... к тому месту, где только что стояла демонесса. Проворная, дрянь!

С ужасом посмотрев на прожженную в земле у самых ее ног дыру, Орлетта подняла на меня укоризненный взгляд.

— Видела такое в "Экзорцисте", — я смущенно развела руками: — Вот только там спецэффекты были... победнее.

— Эффект так эффект, — дрожащим голосом подтвердила девушка. — Жалко, что в нее не попало!

— И не попадет, — стоя в сторонке и, кажется, вовсе не торопясь удирать, пообещала стрекоза. — Еще чего! Думаете, я буду стоять на одном и том же месте, пока вы пристреливаетесь?!

— Я подержу! — Орлетта с готовностью закатала рукава.

— Погибнешь вместе со мной! — зловеще пообещала демонесса. Почему-то этим ее словам особенно верилось. — А связать меня даже не думайте — мне было обещано, что ни одна веревка в мире не сможет меня удержать. Цепи вы с собой как будто не захватили?

Будь у меня с собой хоть какая-нибудь веревка, или даже клубок шерстяных ниток — и я рискнула бы проверить. Несмотря на браваду, лже-ведьма не торопилась демонстрировать убойную силу, да и уйти далеко не могла: улететь не позволяли искалеченные крылья, а босые ноги ранили острые сучки и прочий лесной мусор. Мне приходилось не легче: хоть я и привыкла с малолетства ходить по грешной земле, а не летать, — но в обуви!

Оставайся при мне хоть клочок безотказной нижней юбки, можно было бы разорвать ее на полоски и скрутить в жгут, а затем попробовать обмотать эту тварь — но увы! С верхней же юбкой из паучьей ткани такой номер не пройдет — руками ее не разорвать, а стрекоза вряд ли станет дожидаться, пока я распущу подол по ниточке и сплету из них канат. Разве что Орлетта разрежет ткань адским ножом...

По-видимому, наши размышления шли параллельными путями — подняв к глазам добытый с боем клинок, рыцарша встретилась глазами со своим искаженным отражением, а затем, оттянув волосы, резко полоснула у самой головы.

Короткие каштановые кудряшки свалились на уши, не скрывая даже мочки. Я ахнула — красота-то какая, жалко! Женщина-стрекоза тоненько завизжала, когда длинная тугая коса обвилась вокруг ее плеч и заставила резко прижаться спиной к шершавому стволу дерева. Длинны волос хватило на то, чтобы обернуть стройную но, как выяснилось, прочную сосенку дважды, и даже завязать концы импровизированной веревки надежным узлом.

Встав напротив демона, я подняла руки и приготовилась повторить давешний подвиг по изгнанию беса словом божьим, по способу, подсказанному мировым кинематографом.

"Расстрел комсомолки" — внезапно всплыло в памяти. Так назывался один из хитов на старых бабушкиных еще советских виниловых пластинках. Когда-то в детстве я даже разок прослушала их из любопытства на допотопной радиоле. Большинство песен были на один мотив, со склепанным по общему шаблону сюжетом: "злодеи" (буржуи-белогвардейцы-контрреволюционеры, в крайнем случае — кулаки), захватили в плен "нашего" (красноармейца-председателя колхоза-комсомольца), и начинают зверски пытать, чтобы он открыл им военную тайну-порвал партбилет-отказался от политических убеждений (нужное подчеркнуть). Но непреклонный главный герой с презрением отвергает их жалкие попытки и, гордый и несгибаемый, принимает мученическую смерть. Ну, разве что напоследок споет "Интернационал" дурным голосом.

Впрочем, в этой "комсомолке" не было ни гордости, смешанной с презрением к врагу, ни готовности безропотно принять смерть за неправое дело: напротив, она роптала очень бурно, извивалась всем телом, и даже попыталась перегрызть удерживающую косу, но где там — зубы коротки!

— Не надо! — поняв, что мы настроены более чем серьезно, завизжала она. — Вы когда-нибудь были в преисподней?! Это же адское место! Знаете, что там бывает с такими, как я? Да меня же просто сожрут! Ну, хотя бы развяжите!!

Может быть, при других обстоятельствах горячие мольбы о пощаде и произвели бы на меня впечатление — но эта тварь только что на наших глазах расчетливо и хладнокровно сожрала Иана! Прямо на глазах его родной матери... Черт, я сама успела здорово привязаться к мальчишке — пускай из-за его длинного языка мы порой попадали в неловкие, а то и попросту опасные ситуации (не в каждой деревне ведьму принимали тепло, кое-где прямо-таки горячо, с заботливо уложенным костерком), но все ведь по простоте душевной. А сколько раз он нам помогал! В иной ситуации разогнать уныние музыкой — уже большая помощь... Кроме того, при дворе дрянь носила мою одежду, и вряд ли ограничилась одним-единственным персиковым платьем!

Мысль о том, что, вернувшись в Старгород — еще как минимум через месяц, если не больше! — мне придется целиком менять гардероб, зажгла в крови огонь праведного гнева:

— Изыди в Ад! — как никогда горячо пожелала я.

Сорвавшаяся с кончиков сразу онемевших пальцев белая молния угодила демонессе в середину туловища. Заорав нечеловеческим голосом, та прямо на глазах принялась стремительно съеживаться, пока в конце концов не исчезла вовсе с легким хлопком. Обмотанная вокруг дерева коса осыпалась на хвою горсткой каштановой пыли. Та же участь постигла демонический кинжал.

— А, я уже так привыкла, — в ответ на мой сожалеющий взгляд, брошенный на ее голову, отмахнулась Орлетта. — Без косы даже проще: не надо каждый день расчесывать и переплетать, короткие волосы мыть гораздо легче, и голове не тяжело!

— Тебе идет короткая стрижка, — согласилась я.

Девушка-рыцарь отряхнула с рук и одежды стеклянную пыль, в которое превратилось колдовское оружие:

— И что теперь?

— Снова в Старгород, — вздохнула я. — Дорога, можно сказать, уже знакомая... Раз тут проходила мама Иана, значит, и место, где мы с ним впервые встретились, неподалеку.

— Жалко Ванечку...

За время совместного путешествия мы успели накрепко привязаться к легкомысленному и непутевому эльфу, и начали относиться как к младшему братишке. Орлетта особенно прикипела к нему душой, ведь у нее не было настоящего младшего брата, и она еще не знала, на что они способны... Мою же душу отягощала двойная тяжесть: перед тем, как очертя голову ринуться в драку, я мимодумно сунула Найденку в руки одной из смутно знакомых придворных дам. Что может случиться с подкидышем в течение следующего месяца, когда я пешком (и босиком! даже представить страшно) буду добираться до столицы! Хорошо, если женщина догадается пристроить младенца в "мой" приют или передать Машеньке... В противном случае вернуться — только половина дела.

— Жалко, что лошадь так и осталась в королевской конюшне, — я пошевелила босыми грязными пальцами торчащих из-под платья ног. Ногти-то как отрасли, страшное дело — аж загибаются! Вот что значит не прихватить с собой в дорогу педикюрный набор: — Без доспехов и остальной поклажи она смогла бы отвезти нас обеих.

— Я могу понести тебя на руках, — Орлетта смерила меня взглядом, будто прикидывая, как ловчее подойти к делу.

— Сама дойду, не инвалид! — ни с того ни с сего в душе проснулась феминистка, казалось, надежно похороненная в XXI веке.

— Это только пока...

Глава 11.

Как обычно, рыцарша оказалась права: сделав всего несколько пробных шажков по изобилующей ловушками для босых пяток лесной подстилке, я принялась шипеть и фыркать, точно кошка, в самый солнцепек выбравшаяся на раскаленную железную крышу. В конце концов пришлось признать, что так я и сама далеко не уйду, и спутницу задерживаю, и позволить усадить себя на закорки. Похоже, Орлетта к тому времени как раз созрела для того, чтобы оглушить меня ударом кулака и взвалить на плечи... Да я и сама себе уже была невыносима.

Не каталась на "лошадке" с самого пятого класса, хотя частенько мечтала вернуться в детство... Внезапно мой скакун замер на месте с резким возгласом на устах:

— Это еще что такое?!

— Где?! — встрепенулась я.

Выглянула из-за плеча девушки-рыцаря и увидела хорошо знакомую по фантастическим фильмам картину: астронавт, погруженный в анабиотический сон. Чтобы не состариться и ничего не забыть по дороге, лежит в амортизационной камере... Или, скорее, коконе. Вот только вокруг катастрофически не наблюдается космического корабля, да и лицо у лежащего подозрительно знакомое...

— Да это же Иан! — первой сообразила Орлетта.

Позабыв про острые сучки и колючки, я соскочила на землю и со всех ног бросилась к маленькому эльфу. Проклятая тварь, по-видимому, успела его отрыгнуть, и бедолага отлетел в кусты, где и лежал теперь — бледный, неподвижный, обернутый блестящей пленкой стремительно тающей демонической слюны. Наверное, от долгого пребывания в щелочной среде жизнерадостно-зеленый костюмчик превратился в молочно-белый, а рыжие волосы, напротив, приобрели изумрудный оттенок — узнать в лежащем старину Иана было сложно.

— Он?.. — многозначительно всхлипнула Орлетта. Но подойти не решилась, робко стоя в сторонке.

— Жив, жив! — признаться, сперва я не поверила собственным глазам, увидев, как грудная клетка мальчишки слегка вздымается и тут же опадает.

Девушка размашисто перекрестилась, а я, наклонившись, попыталась отыскать у "потерпевшего" пульс, как учили на медицине. Сердце билось! Только... Все медленнее, будто вместе с испаряющейся слизью из тела вытекала сама жизнь. Ну, конечно — ведь заветное желание нашего малыша наконец-то сбылось, и наступил час расплаты...

Иан сделал последний вдох — а я никак не могла поверить в то, что тонкая ниточка пульса, "тикавшая" под ладонью, оборвалась навсегда, и продолжала пытливо вглядываться в безмятежно-спокойное лицо. Неужели он всегда был таким бледным? Как мало внимания мы обращаем на тех, кто постоянно рядом!

И он останется с нами, даже если для этого мне придется самой отправиться в Ад и голыми руками передушить там всех чертей! Но для начала попробуем традиционные методы:

— Иди-ка сюда! — я позвала Орлетту, а сама стащила с плеча эльфа его верную сумку, вытряхнула содержимое — уже знакомую книжку в кожаной обложке и, увы, безнадежно сломанный музыкальный инструмент, — а саму торбу из плотной материи свернула и подсунула под шею безжизненно лежащего Иана, чтобы вдуваемый в рот воздух проходил в легкие, а не в желудок. Все, как учили на медицине! — Зажми ему нос, открой рот, и когда я скажу "Давай!" — надувай его!

— Как?.. — растерялась рыцарша.

— Ртом! — сцепив руки в замок, я принялась ритмичными, худо-бедно (хоть и не до полного автоматизма) отработанными движениями нажимать на грудную клетку. Орлетте можно было поручить массаж сердца, но я опасалась, что в безмерном рвении она переломает мальчику ребра: — Раз, два, три — давай!

— Господи, помоги! — выдохнула девушка, склоняясь над пациентом.

Для первого раза, без теоретической базы и тренировок на манекене у нее получалось даже очень хорошо.

— Дыши, дыши, мерзавец! — приговаривала я, нажимая на грудину. — Не смей умирать, пока я тебя не отругала! Этот номер у тебя не пройдет!

Так прошло несколько томительных минут — а в кино они обычно оживают уже после двух-трех выдохов! — но я не прекращала попыток, пока не почувствовала, что от напряжения руки буквально закаменели, и пальцы сводит судорогой. Пришлось поменяться местами с Орлеттой, и теперь она нажимала, стараясь завести заглохший мотор, а я, собрав в памяти всю красоту окружающего мира, всю радость жизни, попыталась вдохнуть в Иана вместе с терпким лесным воздухом. И наконец — вот чудо! — всхлипнув, он задышал самостоятельно. Слабо, почти незаметно, но для меня это стало настоящей победой над смертью.

Впрочем, номинально вернувшись к жизни, окончательно приходить в себя Иан не торопился. Сидеть рядом и ждать, пока он очнется, можно очень долго: а у нас нет с собой никакой еды, ни оружия, чтобы ее добыть, ни котелка, чтобы сварить хотя бы грибы — да без соли их все равно в рот не возьмешь. Отправиться же в одиночку за помощью никто из нас не решался: я настолько плохо ориентировалась в лесу, что даже добравшись чудом до какой-нибудь деревеньки, вряд ли отыщу обратную дорогу, чтобы привести спасательный отряд. Орлетта же справедливо опасалась что, вернувшись, застанет на полянке только отряд пирующих волков.

Посовещавшись, ночь мы решили провести на этом месте, а поутру соорудить простенькие носилки и пешком двинуться к цивилизации. Правда, нерешенным оставался вопрос с босыми ногами: девушка-рыцарь ловко достала воткнувшийся в мою беззащитную пятку длинный шип какого-то лесного растения, и обмыла ранку холодной родниковой водой, но все равно, стоило сделать несколько шагов — и я начинала оставлять за собой кровавый след. Орлетта даже предложила поделиться сапогами — мол, она-то привыкла без обуви ходить, — но у будущего цвета местного рыцарства, при ее поистине гренадерском, по местным меркам, росте, размер ножки оказался просто кукольным — 35, не больше. Натянуть сапожки я могла разве только мысленно.

Мы развели костерок — к счастью, в суме Иана нашлось огниво, а обломки музыкального инструмента (надеюсь, маленький эльф мне это когда-нибудь простит) послужили прекрасной растопкой. Огонек весело плясал на сухих ветках, жизнерадостно потрескивал и как будто напевал. Хотя нам нечего было на нем поджарить, кроме девичьей мечты, на душе все равно сразу стало теплее.

— Откуда взялась эта тварь?

Как и полагается хорошему солдату, в бою Орлетта действовала быстро, не теряя время на выяснение второстепенных вопросов. Но сейчас имела право получить все ответы. Хотела бы я их знать...

— По-моему, это демон, — я задумчиво покусала нижнюю губу и покосилась в сторону бессознательно лежащего эльфа. — Ты ведь не знаешь, как мы с Ианом познакомились?

— Так же, как и со мной — в дороге? — предположила девушка.

— Ха! Если бы... — как могла коротко, в двух словах, я поведала отважному рыцарю о событиях, предваряющих нашу абсолютно случайную встречу на большой дороге. И закончила собственным выводом: — Видимо, вызванный им демон все-таки явился, только каким-то образом занял мое место. Может, из-за неопытности этого, прости, Господи, ученика чародея. А может, у нее были и какие-то другие собственные резоны.

— Так этот малохольный — чернокнижник?! — с ужасом и отвращением воскликнула Орлетта, и брезгливо отодвинулась в сторону от юного эльфа, которого совсем недавно так безутешно оплакивала: — А я... ела с ним из одной миски! Спала под одним одеялом! Даже целовалась!..

— Как!? — изумилась я.

Когда только успели — ведь постоянно находились у меня перед глазами. Вроде.

— Ртом! — передразнила меня рыцарша, и по-средневековому целомудренно покраснела.

— Искусственное дыхание не считается! И вообще, он ведь не со зла, а по простоте душевной. Ты ведь знаешь нашего Иана!

Кто-то должен был вступиться за бесчувственного друга, раз сам он не может сказать и слова в свою защиту. Впрочем, с его дипломатическим тактом он непременно нашел бы такие слова, что девушке не то, что простить — добить его захотелось бы.

— Зато теперь, кажется, узнала получше, — проворчала Орлетта, и, отвернувшись в сторону, принялась вытирать губы тыльной стороной ладони и рукавом.

Я же занялась вещами более насущными: сооружением подобия домашних шлепанцев из листьев лопуха. Выглядели они даже вполне прилично, если бы не одна проблема — развалились при первом же шаге. Можно было бы попытаться сплести тапки или даже лапти из коры, да вот незадача — сперва ее следовало каким-то образом содрать со ствола. А это мало того, что негуманно, так голыми руками еще и невыполнимо. Разве что упросить о содействии семейство сочувствующих бобров... уверена, Орлетта ожидала от меня какого-нибудь изящного решения как раз в этом духе.

Добавив к стогу изодранных в клочья репейных листьев еще пару, я какое-то время задумчиво смотрела, но затем решилась и осторожно взяла в руки ту самую книгу. Тяжелая... и холодная какая-то — будто лягушачьей кожей обтянута! Впрочем, всякое может быть...

— Лучше ее вовсе сжечь! — посоветовала Орлетта.

— Согласна, — желание пролистать сокровищницу колдовских знаний внезапно пропало само собой, уступив место уверенности, что ни к чему хорошему это не приведет.

Но прежде, чем зловещий томик отправился в костер, мое внимание привлекла закладка, скорее даже межстраничное вложение — что-то вроде толстого письма. Немного поколебавшись, я раскрыла книгу — это действительно оказалось письмо, написанное вычурным, красивым, но совершенно неудобочитаемым почерком на плотной бумаге. Из-за сложной технологии изготовления бумага в этом мире стоила дорого, и относилась к предметам роскоши — а уж изготовление из нее конвертов наши предки наверняка сочли бы напрасным расточительством. Адрес и имя получателя обычно надписывали прямо на обратной стороне особым образом свернутого листа. В данном случае адресат вовсе не был указан — очевидно, корреспонденцию должен был доставить курьер, хорошо знавший получателя. Когда-то письмо было запечатано цветным воском с нечетким оттиском гербовой печати, но чьи-то любопытные тонкие пальчики сломали его, нарушив тайну личной переписки.

Подавив внутренние моральные возражения (все равно ведь уже кем-то вскрыто!) я развернула лист и принялась читать: "Милостивый государь... бла-бла-бла... С превеликим почтением... трам-пам-пам... Всецело предан..." так-так-так... ага! После верноподданнических славословий, занявших три четверти страницы, наконец началось самое интересное: "...Думаю, что именно оно наилучшим образом подойдет для Ваших целей. Но помните — сделка с дьяволом всегда требует самой дорогой расплаты. Подумайте, не окажется ли запрашиваемая цена для Вас непосильной! Но не считайте, что в мои намерения входит Вас учить и диктовать..." — и так далее, и тому подобное. Если Иан это прочел, то вполне мог решить, будто таинственное "оно" и для его целей подходит самым наилучшим образом. Скорее всего, речь идет о вызывающем демона заклятье — раз упоминается дьявол и расплата. Проверить невозможно: закладка лежала меж пустых страниц. Очевидно, призвать демона можно только один раз. Бросались в глаза лишь несколько слов, написанных совсем свежими чернилами — похоже, поздние исправления, сделанные прямо поверх пропавшего текста. Прежде всего мне бросилось в глаза... Собственное имя!

С возгласом отвращения я швырнула проклятую книгу в огонь. Тот радушно принял ее в свои объятия, точно ждал этого многие годы — и хотя обычно книги с плотно сжатыми страницами горят неохотно (приходилось мне как-то мангал растапливать толстым "Космо"), но эта занялась сразу и дружно, за секунду превратившись в огненный шар. Поднявшись над костром, тот в свою очередь трансформировался в уродливый, охваченный пламенем череп. Зависнув в воздухе, он смерил каждого из присутствующих на поляне, включая Иана, презрительным взглядом рассыпающих искры пустых глазниц, зловеще расхохотался, и внезапно... разлетелся в стороны мириадами стремительно гаснущих огненных светляков.

Глава 12.

Какое-то время пляшущие перед глазами огненные круги застилали для меня солнечный свет. А когда проморгалась — от изумления так и села на пол... На пол!

Каким-то чудесным образом мы вернулись в тот самый момент, когда женщина-стрекоза плеснула в ладоши и место действия стремительно перенеслось в лес: все те же лица, "арена" в центре зала... Вот только придворные вокруг уже не стоят, а лежат в лежку — по крайней мере, мужчины. Тревожно вскрикнув, я бросилась вперед, перескакивая через безжизненные тела и расталкивая в стороны мешающихся под ногами барышень — туда, к трону! И вовсе не для того, чтобы немедленно его узурпировать, пользуясь отсутствием законного владельца. Тем более, что тот никуда и не делся: лежит без чувств у подножия громоздкого и неудобного вызолоченного кресла...

Какая-то широкоюбочная полузащитница из фрейлин попыталась было броситься мне наперерез, но контратака быстро захлебнулась, запутавшись в широкой оборке. Ну, может, свою благотворную роль сыграл и удар головой под дых...

Упав на колени перед поверженным монархом, я с трудом подавила неуместное желание потрясти его за плечи или по обычаю местных вдов взвыть в голос. Прислушалась к дыханию — но в ушах глухо грохотал лишь мой собственный пульс. Пришлось прижаться щекой прямо к обтянутой мундиром груди — сердце бьется! Неужели он, как и Иан, впал в кому?!

Я уложила голову короля себе на колени (он так неудобно упал, прямо на ступеньки!), и дала выход обуревающим чувствам. Как водится, наиболее обильно они выходили через глаза и рот, орошая дорогое лицо горячим соленым дождем и оглашая тронный зал словами раскаяния и сожаления:

— Этого не может быть, не может! — всхлипывая, приговаривала я. — Зачем тогда все? Зачем тогда жить?..

Не помню, что я еще кричала — в тот момент это казалось очень важным, но, облаченное в словесную форму, напоминало чистый бред. Надеюсь, лежащий без сознания самодержец тоже не запомнил, если даже слышал. Кажется, вырвалось несколько фраз о том, о чем в моем шатком положении лучше было бы промолчать... Да и думать опасно.

Короля выдала самая обычная муха: пока она блуждала в кустистой брови, он мужественно терпел. Но стоило мохнатым лапкам пощекотать переносицу — монарх щедро, от души, можно сказать, размашисто чихнул.

— Ваше величество, вы притворяетесь! — возмутилась я.

— Да вы и мертвого воскресите, госпожа придворная чародейка! — не растерялся коронованный обманщик.

Пошатываясь и хватаясь руками за головы, остальные придворные потихоньку начали принимать вертикальное положение. Все выглядели ошеломленными но, кажется, не слишком пострадали от таинственной падучей. Слуги оклемались быстрее господ, и теперь помогали им держаться на ногах. Особенно ослабевших с высочайшего королевского дозволения вывели из зала.

Его величество держался молодцом, лишь для виду опираясь на подставленную мной руку. Поднявшись по трем ступенькам к трону, он занял принадлежащее ему по праву место.

— А где же отец Михаил? — я огляделась по сторонам.

Личный духовник короля, он всегда следовал за ним, точно тень. Вот у кого наверняка есть свои соображения по поводу происходящего — кому и разбираться в демонах, как не святому отцу!

Однако окружающим хватало хлопот и без того, чтобы удовлетворять любопытство чародейки. Кто-то догадливый уже оказывал Иану первую помощь... Ах, это Орлетта успела распорядиться! Вмешавшись, я потребовала, чтобы мальчика отнесли в мою комнату: попробую его травками отпоить, ароматерапию... Не узнав, слуга грубо огрызнулся -а затем впал в ступор. Еще бы, ведь для них я никуда не пропадала, просто внезапно загорела до черноты и поизносилась в лохмотья буквально за пять минут.

Девушка-рыцарь уверенно раздавал приказания дворцовой челяди — сказывалось графское происхождение. Ну, по крайней мере об одном уже можно не волноваться, она наверняка устроит все наилучшим образом, и проследит, чтобы малыша (даже обоих — над Найденкой уже вовсю причитали придворные дамы) отнесли куда надо, вымыли, переодели и накормили.

Больше всего сейчас мне хотелось, не отвлекаясь на мелочи, полностью сосредоточиться на любимом, и потребовать если не продолжения внезапно прерванного почти месяц тому назад праздника, то по крайней мере немедленного и самого страстного уверения в том, что он тоже скучал и думал обо мне каждый день. Но король повел себя странно: вместо того, чтобы обнять и приголубить — отстранился, и посмотрел как-то... неласково. Ну, конечно: после такого скоропалительного бракосочетания получил возможность все обдумать, и пришел к выводу, что поторопился... Или поверил, будто я его колдовством под венец затащила? А может, все проще: сравнил, и моя "заместительница" понравилась ему больше?.. еще бы — летать умеет!.. Я что ж... Я ведь не напрашиваюсь! Могу и кольцо вернуть, если надо... Может, наше бракосочетание вообще недействительно, без поцелуя-то! Надо поинтересоваться у эксперта:

— Где отец Михаил!? — громче повторила я, обращаясь к одному из стражников, что провожали нас в зал. Парень выглядел не таким пришибленным, как другие — армейская закалка!

Вздрогнув, тот ошалело покосился на меня, затем посмотрел куда-то поверх моего плеча, и неуверенно протянул:

— В темнице?..

— За что батюшку-то? — недоверчиво ахнула я.

— За... измену?

Он что, у меня спрашивает? Или это та, вторая успела начудить, а парень никак не разберется, я это или не я? Не знаю другого старгородца, менее способного на измену, чем отец Михаил — надо было совсем спятить, чтобы этому поверить!

— Веди меня в темницу!

Далеко идти не пришлось: государственных преступников (до сих пор немногочисленных) держали здесь же, в дворцовом подземелье, где на всякий случай оборудовали несколько камер умеренной комфортабельности, обычно пустующих. За короткое время своего торжества самозванка успела перенаселить их под завязку: кроме отца Михаила я с изумлением увидела в застенках нескольких придворных, которых знала лично, и многих, с кем познакомиться до сих пор не удалось, но хотелось бы — у них была репутация людей достойных и благородных.

В отдельной камере томились женщины, в их числе Настасья и Машенька — разница социальных положений не помешала товаркам по несчастью объединенными усилиями почти насквозь продолбить стену в соседнюю камеру, так что теперь супругов и просто друзей по несчастью разделяла тонкая перегородка в два кирпича. Гораздо больше, чем готовность графинь и баронесс запачкать руки землей наравне с простолюдинками, меня поразило то, как надежно женский коллектив хранил свою тайну.

Но сильнее (и неприятнее) всего меня поразило открытие третьего, самого просторного каземата:

— Вы бросили в темницу детей?! — не сдержав негодования, я обернулась к тюремщику.

— Госпожа чародейка, мне приказали! — испуганно побледнел этот громила, одним взглядом переламывающий палку от швабры.

Скорее всего, "я" же сама и приказала... Если раньше в душе еще шевелились какие-то ростки жалости к сосланному в ад демону, то теперь я жалела лишь об одном: что сломанное кольцо не оказалось бездонным. Сейчас засыпала бы эту дрянь солью с головой!

В отличие от взрослых, дети не торопились покидать узилище, сгрудившись толпой в одном из дальних углов камеры и бросая испуганные взгляды в сторону распахнутой двери. С той стороны они не ждали ничего хорошего...

— Все в порядке, я пришла, чтобы вас освободить. Можете выходить! Вы что, не узнаете меня? Это же я — тетя ведьма!

Совсем недавно такие слова вызвали бы взрыв радости, но сегодня эффект оказался прямо противоположным: мои поднадзорные беспризорники сбились еще плотнее, а вперед выступила Зара с боевым и даже враждебным выражением чумазой мордашки:

— А ну, не подходи! — сурово приказала она, выставляя перед собой висящий на груди талисман — когда-то подаренный мне югорским шаманом "ловец снов".

С тех пор он так и висел в моей комнате, на ширме — ведь жизнь была ярче и красочнее самого завлекательного сна! И хоть амулет и не был мне нужен, следовало внушить девочке, что брать чужие вещи без спросу нехорошо:

— Почему ты взяла мой амулет? — сердито сведя брови на переносице, я вдруг подумала, что она могла получить разрешение у Настасьи или Машеньки, и смутилась.

— А ты попробуй теперь, отними! — Зарите, как всегда, смущение было вовсе неведомо.

Не очень понимая, чего она добивается, я шагнула вперед и протянула ладонь. Цыганочка не отдернула руку в сторону и не отвела глаз — с таким выражением лица школьные шутники ждут, когда учительница сядет на стул с подложенной кнопкой. Я не могла себе позволить уделить душевным колебаниям больше нескольких секунд, в конце концов, в этом мире меня не ждал удар спрятанного в рукаве электрошокера.

— Настоящая! — выдохнула Зара, когда ловец снов оказался у меня в руках.

— Тетя ведьма! — как по сигналу, малыши облепили меня со всех сторон, обхватив за ноги, а кто повыше — обвили руками талию. Почти все плакали, так что юбка (вернее, то малое, что от нее осталось) быстро промокла насквозь.

— Посему ты так долго не приходила?! — сильно шепелявя, с вполне оправданной претензией в голосе поинтересовалась Зайчона, одна из младших девочек.

— Как только смогла, — с трудом проглотив застрявший в горле комок, я погладила русую головку: — А вы хорошо себя вели, пока меня не было?

— Конечно! — Зарина скривила губы: — Только за это в тюрьму и сажают!

— Ну... молодцы! — неловко похвалила я. — А сейчас пойдемте домой, у меня уже ноги закоченели на каменном полу стоять!

— Пожалуйте! — отчитанный за чужую вину, тюремщик всеми силами старался реабилитироваться в моих глазах, и уже протягивал почти новые, умеренно стоптанные сапоги гигантского размера, что называется "со своего плеча". — Сейчас распоряжусь подогнать карету!

Не чувствуя от холода пальцев на ногах, я с благодарностью приняла еще теплые сапоги, в которые кроме меня с успехом могли обуться три человека. Хватит гадать, сколько дней тюремщик носил их, не снимая, и есть ли у него грибок!

— Боюсь, нас слишком много для кареты... Да тут недалеко — пройдемся пешком!

К чести графьев, маркизов и прочих баронов, вновь обретя свободу, они не стали важничать, а с готовностью подхватили на руки моих дважды подкидышей. Дети тяжелее взрослых переживали заточение...

— Святой отец, что тут происходило без меня?

— А как долго вас не было, госпожа чародейка? — вопросом на вопрос ответил священнослужитель.

Ну, конечно — для них ведь я никуда не пропадала.

— Меня "утащило" прямо из-под венца... Не может быть, что никто не заметил!

— Мы удивились, конечно, — хмыкнул отец Михаил. — Но буквально через несколько мгновений вы уже встречали нас у выхода из часовни, такая же цветущая, как обычно, и объяснили, что такое, мол, с вами бывает — от восторга.

Пока наша "кавалькада" неспешно подошла к заброшенному зданию приюта, от рассказа о собственных злодействах у меня волосы поднялись дыбом. И не только на голове: что поделать, эпиляторов в этом мире еще не изобрели, а скоблить ноги мечом — это, знаете ли, аттракцион не для слабонервных.

Моя "копия" в своем могуществе опиралась на примитивнейшие чувства — зависть и похоть. Те, кто не поддавался ее чарам, отправлялись в темницу — разумеется, это оказывались лучшие и благороднейшие люди, чистые влюбленные сердца. Даже в среде династических браков и выгодных мезальянсов находилось место чистому чувству! Не избежал застенков и сам королевский исповедник, огражденный от мирских искушений своей верой. Какой властью демонесса обладала над королем, он не знал, но был уверен, что не колдовской. Священник склонялся к мысли, что "стрекоза" чем-то угрожала его величеству, но чем именно — сказать не мог.

Как бы невзначай несколько раз в своем рассказе отец Михаил упомянул, что король все-таки не поверил подменышу, и целовать, как того требует обряд, не стал. Более того — с этого дня он ни разу не делил с "чародейкой" опочивальню, не оставаясь "у меня" и не приглашая ее к себе. Я по достоинству оценила преданность и деликатность священника, хотя червячок сомнения все-таки остался.

На удивление, детский дом почти не был разорен — даже покосившийся ящик для пожертвований по-прежнему красовался на дверях. Соседи не всегда относились к чужому имуществу с таким почтением: первые несколько ящиков опустошали и разламывали, а то и уносили целиком. Пока однажды я, на совесть приколачивая очередную копилочку с откидывающейся крышкой, случайно не попала молотком по пальцам, и в сердцах рявкнула: "Да чтоб того, кто еще на сиротские деньги позарится... нервный почесун одолел!"

Хотя и не приглашала я зрителей полюбоваться процессом виртуозного фигурного вбивания двух гвоздей, но совсем без свидетелей не обошлось, и весть о "страшном заклятье", наложенном на коробку, в кратчайшие сроки облетела округу. От человека к человеку список напастей, грозящих обрушиться на хитника, неуклонно возрастал.

Разумеется, ящик украли на следующую же ночь... и вернули к полудню. Ожидание наказания оказалось страшнее самого наказания — наслушавшись рассказов о неминуемой жуткой каре, вор поспешил избавиться от преступных доходов. Дальше-больше: почти каждое утро на крыльце появлялся новый-старый ящик (некоторые даже с деньгами!), и трижды в двери колотились забулдыжного вида почесывающиеся личности с признанием, что пожертвованные доброхотами денежки они пропили, но готовы все возместить самоотверженным физическим трудом.

Я налегла на ручку незапертой входной двери, готовая к самому худшему: страшному беспорядку, к тому, что в опустевшем здании поселились крысы, летучие мыши или нищие... Но не к тому, что из темноты открывшегося проема мне навстречу бросится что-то белое, бесформенное, с перекошенной в беззвучном крике мордищей. Нечто спланировало откуда-то сверху и по определению не могло быть живым существом.

С визгом я отскочила в сторону, едва не скатившись с крутых ступенек, и тугая пружина, установленная Андрюшей Кулибиным, с громким стуком захлопнула дверь. "Аудитория" с почтением взирала на поединок "тети ведьмы" с призраком. Старательно делая вид, что и прыжок, и неуклюжие попытки сохранить шаткое равновесие на верхней ступеньке — всего лишь детали продуманного тактического отступления, я через силу улыбнулась:

— Все в порядке! Сейчас разберусь, что там такое...

Чувствуя в ногах предательскую слабость, я второй раз приблизилась ко входу, и положила ладонь на дверную ручку, с тоской вспоминая, как в кино американские коммандос (а в последнее время — и наши) ловко заскакивают в опасные помещения, кувыркаясь через голову, и тут же принимают стойку для прицельной стрельбы. Из оружия страшной поражающей силы у меня оставалось разве что обаяние, а стрелять я могла глазами... Вот только оценит ли это призрак?

Стоять на крыльце, выжидая непонятно чего и якобы собираясь с духом (а на самом деле теряя последние крупицы отваги) было глупо. Собрав волю в кулак, я резко рванула на себя дверь и ринулась внутрь дома... Получилось ну совсем, как в кино: зацепившись за порог, сапог богатырского размера отправил меня в свободный полет. Я рыбкой нырнула вперед, головой навстречу летящему призраку, и с размаху протаранила фантом, оказавшийся на ощупь очень даже упругим, почти материальным, после чего кувырком покатилась по полу.

Оставшийся в дверях сапог заблокировал тугую створку в полуоткрытом состоянии, и поднявшись на ноги я имела удовольствие в подробностях рассмотреть "призрака" — натянутое на раму сильно изорванное полотнище с аляповато намалеванной рожей. Гримасничать и скалить зубы "ужас, летящий на крыльях ночи" заставляло только мое богатое воображение. Хитрая система противовесов заставляла раму перегораживать открытый дверной проем, и поднимала ее верх, как только дверь закрывалась.

Прихрамывая, в одном сапоге я подошла к двери и выглянула наружу:

— Андрюшенька, солнце мое! Подойди-ка сюда ненадолго!

Сияя не хуже названного светила, юный Кулибин быстро поднялся по ступенькам, ожидая заслуженной похвалы. И, конечно, получил:

— Молодец, ловко придумал... Но что ж это ты меня не предупредил?

— Я забыл, — последовал убийственный в своей простоте ответ. — Думал, что его уже кто-нибудь сломал!

— Э-э-э... Ну, хорошо, иди, — я дрожащей рукой потрепала стоящие дыбом нестриженые вихры изобретателя, и пригласила всех заходить — путь свободен.

В горячке освобождения и борьбы с привидением спутники мало обращали внимания на мой внешний вид, но теперь стыдливые аристократы и дети постарше при виде голых ног, мелькающих в многочисленных "разрезах", отводили глаза и краснели.

— Тетя ведьма, а почему у тебя ноги торчат? — с детским простодушием поинтересовалась незнакомая девочка лет пяти... стоп, откуда в моем приюте незнакомая девочка?!

— А вон мои мама с папой стоят, — пояснила малышка, указывая пальцем.

На самом деле здесь никто не стоял, каждому нашлось дело: графы и бароны при помощи мальчиков поднимали и ставили на место опрокинутую во время ареста или обыска мебель, а их жены старательно, пусть и не слишком умело, размазывали пыль и грязь старыми ненужными тряпками.

Кстати, о ненужном: заглянув в одну из пустующих комнат монашек-воспитательниц, я обнаружила там забытую запасную рясу, и тут же натянула вместо так всех смущающего развратного платья, явно опередившего свое время. Правда, она оказалась коротковата, и подол оставлял на виду добрых тридцать сантиметров босых ног, но на это уже никто не обращал внимания. Шерстяные носки и вязаные все из тех же старых тряпок шлепанцы — изделия воспитанниц приюта, — убили последний намек на сексуальность.

Глава 13.

Эту ночь я провела в приюте, наотрез отказавшись ночевать в лаборатории, "испачканной" присутствием самозванки. Видя, что меня не переубедить, Настасья только вздохнула, и отправилась на рынок — выбирать новую перину, одеяло и мягкий холст для пары комплектов постельного белья. Готовое в этом мире не продавали... Да и вообще из простых людей редко кто им пользовался.

Порхающая Машенька принесла последние дворцовые сплетни, похвалилась, что Пузанчик вырос и окреп, они с Найденкой тут же подружились, и очень хотят меня видеть. Горничная предупредила, что освободившееся после ее переезда в собственный дом лежачее место занял то ли "болезный" (очевидно, Иан), то ли сопровождавший меня рыцарь — чтобы я не пугалась, застав в своей комнате пусть знакомых, но все-таки двоих мужчин. На замечание, что один из них девушка, Машенька сперва пренебрежительно фыркнула, а затем сочувственно вздохнула: "Бедняжка!"

Второе возвращение во дворец было поистине триумфальным: правда, восторженный народ собрался на улицах по другому поводу, как раз в этот день в столице проходил традиционный ежегодный фестиваль святого Лазаря — но в своей рясе я как раз очень органично вписалась в исполненную религиозного экстаза толпу. Праздновалось, разумеется, знаменитое воскрешение из мертвых, но попутно вспоминались и другие библейские сюжеты, так что процессия пестрела самыми разнообразными колоритными персонажами, начиная с аляповато раскрашенных свекольным соком восставших мертвецов (так изображала Лазаря веселящаяся молодежь), и заканчивая вполне капитальными крестами, установленными прямо на улицах, с привязанными к ним людьми. Эти уже не кривлялись, а старались тем самым доказать свою готовность принять на себя часть мук Спасителя. Отец Михаил рассказал, будто в старину некоторые фанатики даже заставляли родных по-настоящему прибивать себя к крестам, но с тех пор, как церковь запретила и приравняла этот обычай к греху самоубийства, смертельных случаев стало меньше.

Немало было в толпе и ряженых монахов, вроде меня, так что по крайней мере сегодня мне не грозило обвинение в оскорблении мундира священнослужителя. Да и батюшка Михаил разрешил, заметил даже, будто ряса мне идет. На мой вкус как цвет, так и покрой были к лицу разве что мешку картошки, но следовало благодарить судьбу и за это — в старом платье охваченные религиозным порывом горожане в одну секунду забили бы меня камнями, прежде чем я успею крикнуть, будто изображаю какую-нибудь ветхозаветную блудницу — Далилу там, или Иезавель... Сусанна не грешила, но бегала голой перед старцами. Да и Юдифь, отправляясь на роковое для Олоферна интимное свидание, наверняка постаралась одеться так, чтобы он уж точно не устоял. Именно так она и изображена на картине этого, как его... знаменитый такой, еще в Эрмитаже висит! Впрочем, не важно. Какая я все-таки умная и эрудированная, аж сама себя боюсь!

Если на улице мой скомороший наряд смотрелся еще более-менее уместно, то во дворце приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из знакомых — особенно королю. Не буду скрывать, именно его мне сейчас хотелось увидеть больше всего — еще раз испытать это знакомое чувство, когда язык, которому хотелось сказать так много важного, немеет, а в животе откуда ни возьмись появляется сведенная судорогой стальная пружина... Но показаться перед ним в таком виде! Дайте мне с дороги хотя бы умыться, переодеться, заново привыкнуть к новому старому дому...

В конце концов, по средневековым понятиям, именно мужчина должен сделать первый шаг, проявить инициативу! Еще решит, что я навязываюсь... А вдруг и на самом деле не было никакой тайной свадьбы, и все это — не более, чем разыгравшаяся девичья фантазия, усугубленная магической травмой? Я брошусь ему на шею, а он холодно посмотрит и вежливо спросит: "Что с вами, госпожа чародейка?" Ох, нет... тогда уж лучше мне было бы совсем не возвращаться!

Настасья с Машенькой проявили бешеную активность и нечеловеческую работоспособность, так что комнаты буквально сияли чистотой. Наш дружественно настроенный домовой с самозванкой не ужился и куда-то пропал, так что девушкам пришлось перемывать собственными руками все запылившиеся без использования реторты, и теперь те блестели и сверкали, точно бриллианты. Вот деревянную бадью пришлось выбросить — демонесса явно не утруждала себя частыми омовениями, и ванна рассохлась. Ну, ничего — купим новую, или закажем, а пока похожу в баньку вместе с приютскими, парок там душевный: вчера, кажется, вместе с дорожной грязью вся шкура сползла. Красота — будто заново родилась!

Вторая радостная новость касалась Иана — он пришел в себя! Отбросив брезгливость и вспомнив всю съеденную вместе соль, Орлетта собственноручно кормила "чернокнижника" с ложечки куриным бульоном. Тот послушно сглатывал и, кажется, уже начал нас узнавать, а вот по сторонам оглядывался с явным недоумением. Зарина, оставленная в приюте, но неведомым образом оказавшаяся в лаборатории раньше меня, глазела на эльфа с нескрываемым восторгом, и то и дело норовила ущипнуть за ухо, ткнуть пальцем в глаз или подергать прядь зеленых волос — настоящие ли?

— Как отрасли! — восхитилась Настасья, наматывая мои волосы на расческу в надежде соорудить мало-мальскую прическу.

— Да это разве отрасли! — по-мюнхгаузеновски отмахнулась я. — Вот у Орлетты была коса — так она ее два раза вокруг талии обматывала, чтобы по земле не волочилась! Даже жалко, что снова пришлось обрезать...

— А вот мне — нисколько, — отозвалась из соседней комнаты девушка-рыцарь. Ненамного отстав от голоса, она тут же возникла на пороге в полный рост: — Я уже привыкла к стрижке, а коса такой длины только мешается. К тому же мыть и расчесывать ее столько времени каждый раз занимало!

— А-а-и-е-э... — нечленораздельно проблеяла ошарашенная Настасья. — Орлетта?.. Не Орлетто?.. Ты... Вы — женщина?!

— Графиня Элеонора Орловская, — любезно представила я, пытаясь скрыть улыбку. Ну, как тут не вспомнить Кутузова в исполнении Ильинского! — Девушка, которая решила посвятить свою жизнь служению святым идеалам рыцарства. А это — Настасья, моя горничная...

— Простите, леди, — пунцовая от смущения девушка попыталась распластаться на полу, чтобы хоть как-то загладить нанесенное оскорбление.

— Ничего, — милостиво кивнул Орлетта.

— А этот, зеленоволосый... он — граф? Или рыцарь? Или... тоже девушка?

— Да нет, Иан — просто эльф.

Я поглядела на свое отражение в зеркале, и невольно прыснула: высокая прическа в сочетании с рясой смотрелась... Мягко говоря, оригинально! Но все старые платья, белье и туфли, которые носила — или хотя бы могла носить! — самозванка, отправились на свалку. Из широких юбок бедняки нашьют своим детям много красивых рубашонок... Единственное "чистое" платье было уж очень грязным и разорванным не в одном месте, так что накануне Машенька скатала его в узелок и унесла с собой, пообещав "что-нибудь сделать". Наверное, в итоге понаделала кухонных прихваток. А то и просто тряпок для пола.

К счастью, терзавшие меня опасения, что напуганный зверствами "моего второго я" простой народ — ремесленники и мастеровые — затаят обиду, не оправдались. Репрессии, ударившие по знати и взбудоражившие дворянство, практически не коснулись простых горожан — большинство вообще не заметило кратковременной смены власти. Поэтому в торговых рядах меня по-прежнему ждал теплый прием.

Знакомый сапожник, к которому я заглянула по дороге во дворец, негодующе взвизгнул при виде растоптанных солдатских сапог, в которые я засунула ноги прямо вместе с шерстяными носками и вязаными тапками. Повинуясь движению брови маэстро, один из юных подмастерьев на вытянутых руках принес дивной красоты мягкие туфельки без каблуков, на плоской подошве, из такой нежной кожи, что ногам в них хотелось... если и не петь, то хотя бы идти исключительно пританцовывая.

— Но ведь они, наверное, чьи-то? — несколько раз продефилировав из угла в угол мастерской, и уже прикипев к бареткам душой и стопами, я внезапно вспомнила, что мастер не содержит отдел готовой продукции, а шьет по индивидуальным колодкам, исключительно на заказ.

— Признаться, я шил их для вас, — сапожник заговорщически подмигнул. Прекрасно зная, что на самом деле обнаженные ножки высокопоставленных клиенток волнуют его не более, чем грядущее через века глобальное потепление, я зарделась и смущенно хихикнула — за такую работу художнику можно было простить маленькие слабости вроде безобидного кокетства: — Когда вы в первый раз делали у меня заказ, я был уверен, что женщина не сможет ходить на таких высоких каблуках. Но ни одна клиентка не должна уходить недовольной! Поэтому я сшил две пары туфель по вашей ножке, вот эти и другие, в точности такие, как вы описали. Ведь прежде я не имел дела с настоящими чародейками!

В последней фразе прозвучало такое искреннее восхищение, что я снова покраснела:

— Господин Кривицкий, вы — настоящий маг и волшебник! Боюсь только, что прямо сейчас я не смогу оплатить вашу работу...

— Бог с вами, госпожа! — мастер смахнул со щеки набежавшую слезу умиления, вызванную вполне заслуженной похвалой. — Я ведь уже не рассчитывал продать эти туфли, и стачал их на свой страх и риск. Это была тренировка, всего лишь разминка рук...

— Руки у вас — золотые! — покружившись на носочках, я пригладила ладонями взметнувшийся подол широкой рясы: — Я непременно закажу вам еще две пары туфель с каблуками, открытые и на шнуровке, и осенние сапожки — вдруг пойдет дождь...

В конце концов я заказала все, что только смог вспомнить разошедшийся сапожник — даже специальную обувь для верховой охоты, хотя и не признаю напрасное убийство зверей ради развлечения... к тому же боюсь лошадей. Без преувеличения можно сказать, что мы расстались вполне довольные друг другом. Если бы и с одеждой все разрешилось так же просто! Увы, опыт общения с придворной портнихой настраивал на самый пессимистичный лад. Более вредной и костной тетки свет не видывал — чтобы укоротить юбку всего на пять сантиметров, приходилось испрашивать высочайшего позволения чуть ли не у самого папы римского...

Впрочем, предаться печальным раздумьям о несовершенстве собственного гардероба мне было особенно некогда. Забот хватало и без того: Орлетту, как высокородную графиню, переводили в отдельные гостевые апартаменты (я заглянула из любопытства — гардеробная больше моей лаборатории!). Но дворцовый смотритель встал в позу, и категорически воспротивился переселению козы вместе с "хозяйкой", как та ни уверяла, что на самом деле это не животное, а заколдованная принцесса. Пришлось подтвердить... Зато Настасья так и прыгала от радости — манеры у Беляночки были отнюдь не аристократические. Миску с бульоном из рыцарских рук переняла Зара, и теперь трепала Иана за длинные уши на вполне законном основании — в качестве сиделки.

А еще я внезапно обнаружила у себя полное отсутствие разменной монеты — вместо денег в самых неожиданных местах обнаруживались дорогие ювелирные украшения, к которым самозванка, по-видимому, питала слабость. В подавляющем большинстве — жуткая безвкусица: предпочтение явно отдавалось величине камня, а не красоте огранки и оправы. Наверно, опасаясь разоблачения, самозванка предвидела, что когда-нибудь ей в спешке придется бежать из дворца, унося самое ценное. Недрогнувшей рукой я сгребла эти экспонаты музея ювелирного искусства в старую наволочку, оставив все же одно ажурное колье невероятной красоты. Вдруг демонесса его не надевала?..

Затем рысью — к отцу Михаилу, выяснить судьбу монашек-воспитательниц, как-то сумевших избежать застенков, и выпросить новых, если прежние навек потеряли тягу к взращиванию ростков разумного, доброго, вечного в податливых детских душах. К счастью, оказалось, что женщин не запугивали и не стращали, но после того, как вооруженные люди ворвались в приют и без всяких объяснений куда-то увели всех воспитанников, монашки не видели дальнейшего смысла своего пребывания в пустом здании (и, подозреваю, побаивались алешенькиного "призрака"). Как бы там ни было, они охотно выразили желание вернуться к прежним обязанностям — дети тоже их полюбили... Гармония и красота повсеместно воцарялись на земле.

Король так и не пришел. Правда, один раз мне показалось, что в дворцовом коридоре я мельком увидела его фигуру, но тут же поспешила скрыться за поворотом, и припустила прочь со всех ног. Сама не знаю, чего испугалась... Не позорной же рясы! Муж — если только это и вправду был он — догонять меня не стал...

Вечером курьер доставил скатанное в свиток красочно оформленное приглашение на торжественный раут. Точно такие же получили Орлетта и Иан: эльф никак не отреагировал, не осознавая истинную важность события, а девушка-рыцарь пришла в страшное волнение: сперва ужасно обрадовалась такому вниманию, а потом жутко огорчилась, что ей совершенно нечего надеть. Предпочитает ли женщина пышные платья с кринолином, крохотные лоскутки от известного дизайнера, еле прикрывающие самое ценное, или блестящий громоздкий панцирь из кованого металла — эта проблема будет волновать ее во все времена.

Уже проваливаясь в дремоту, я представила, каким фурором обернется мое появление на послезавтрашнем приеме в ношеной, слишком широкой, зато короткой рясе — но слишком устала, чтобы эта мысль могла лишить меня сна. А утром, открыв глаза, никак не могла поверить, что уже не сплю: наверное, Машеньке пришлось работать сутки напролет, но она совершила настоящее чудо — выстирала серое платье, зашила распоровшиеся швы, а износившуюся тафту заменила вставками из блестящего белого кружева с серебряной нитью. В моем мире это был бы люрекс, но тут наверняка настоящее серебро, и чтобы за него расплатиться, девушке, скорее всего, пришлось заложить дом. Можно поспорить, что она не велела лавочнику записать покупку на мой счет!

Кружась перед зеркалом и любуясь старой обновой, я в который уже раз подумала, что в руках этой молодой женщины в сто раз больше волшебства, чем в ее госпоже, зарабатывающей "чародейством" себе на хлеб с толстым-толстым слоем масла — чтобы икра не скатывалась...

Белая отделка особенно подчеркивала черноту загорелой кожи — по современным канонам аристократической красоты непривычно и даже неприлично... но смотрелось очень эффектно. Того гляди, солнечные ванны обретут популярность среди придворных дам! Лето еще не кончилось, есть время наверстать упущенное — хотя и осень уже не за горами. Скоро год, как я попала в этот удивительный, невероятный, сказочный мир, и за это время совершила головокружительное восхождение по крутой карьерной лестнице. Вот уж в прямом смысле "кто был никем — то станет всем": от потерявшей память девушки с улицы, без денег и титула, до лица, приближенного к трону. Хотя и осталась, по сути, деклассированным элементом. В местной табели о рангах — не пришей кобыле хвост, наемный работник, магический служка. О том, что я еще и королевская жена, судя по поведению "суженого", можно уже и не вспоминать... Может, намекнуть кому следует, что хочу стать графиней? Николай Растопшин давно говорил, что ему одиноко в большом замке, а детей бог не дал. Интересно, наследует ли титул приемная дочь?.. Но старик, кажется, имел в виду что-то другое.

Хотя было бы о чем беспокоиться — может, мне не о титуле, а о новом месте работы пора подумать. Ни с того, ни с сего неожиданно исчезнуть почти на месяц, а потом внезапно появиться на белом коне (ну, пусть на рыжей кобыле) — такое нигде не приветствуется. Особенно если ты занимаешь важный государственный пост. Вот приду я на праздник, вся нарядная и счастливая, а мне при большом скоплении народа тут же пропишут выговор с занесением, произведут окончательный расчет и дадут две недели на очистку занимаемого помещения от личных вещей... ах, кажется, за последний месяц мне вообще ничего не полагается. Или все-таки удастся задним числом оформить себе очередной оплачиваемый отпуск? В конце концов я почти год проработала без перерывов, выходных — да практически круглосуточно! При такой работе не молоко, а коньяк за вредность полагается...

Всегда казавшиеся мне мрачноватыми и холодными, сегодня каменные коридоры дворца выглядели вполне радушно, навевая ассоциации с теплыми дружескими объятиями после долгой разлуки. Будучи в разбойничьем плену, я отсутствовала при дворе ничуть не меньше, но тогда со мной всегда была Машенька, и благодаря ее заботе я чувствовала рядом кусочек дома.

До зала приемов я так и не дошла — но перехватил меня не рослый стражник, и не придворная дама, стосковавшаяся по фирменному чародейскому мылу:

— Госпожа чародейка!

— Здравствуйте, ваше величество!

Воспитанной даме, обтесавшейся при дворе, полагалось бы опуститься до земли в глубоком поклоне... послушной средневековой жене, наверное, тоже — а после подставить щечку для поцелуя. Мне же от распиравшего восторга хотелось прыгать до потолка, и с этим не могли справиться ни врожденная культура, ни основательно подзабытые в лесу манеры. К тому же я так успела себя запугать, что в свете неизбежного увольнения и скандального развода еще одно мелкое преступление казалось уже несущественным. Не расстреляют же меня, в самом деле, за неуважение к королю! Из луков, ага... Как святого Себастьяна.

— Приятно снова видеть вас среди нас, — монарх блеснул перлом придворной галантности.

— А как мне-то приятно наконец вернуться домой! — вполне искренне заметила я. — Хотя он встретил меня и не совсем так, как мне мечталось... я-то думала, что меня тут ждут, ищут... А оказывается, никто и не заметил моего исчезновения.

— Кстати, я давно хотел вам вернуть, — опустив руку в карман, король протянул мне тонкий плетеный браслет из темного серебра с блестящими камушками.

А я и забыла, что надевала на свадьбу гарнитур! Правда, сейчас никто не назвал бы эти вещи парными — от частого употребления гребень отполировался до блеска, и несколько самоцветов потерялись:

— Хотел удержать вас за руку, но ухватил только это.

— Мой браслет! — я протянула руку, но в последний момент недоверчиво отдернула: — Почему же вы не отдали его той, другой, что заняла мое место? Все принимали ее за меня!

— Потому что я точно знал: это не вы.

У меня будто табурет из-под ног выбили... А влезла я на него, чтобы тяжелое кашпо на веревке повесить, и в падении случайно попала шеей в петлю... Выходит, он знал, что я пропала, был в этом абсолютно уверен, и ничего не делал! Типа, уже свое получил... или та, другая, устраивала его больше? Лучше воспитана, умеет себя подать, обладает чисто средневековым вкусом в выборе драгоценностей — "шоб побольше"! К тому же настоящая чертовка, а не липовая ведьма...

— Здравствуйте, отец Михаил! — глядя через королевское плечо, уныло поздоровалась я.

Коренастый священник ледоколом вломился в наш томительный тет-а-тет, не ответив на мое приветствие — кажется, вообще его не расслышал, — и тут же принялся выговаривать своему воспитаннику:

— Ваше величество, ну разве так можно! Все вас давно ждут! А вы тут...

— Прячусь, — фыркнул король. — вы же знаете, святой отец, как я люблю интересные рассказы о путешествиях. А наблюдения госпожи чародейки, непредвзятого и незаинтересованного наблюдателя, особенно ценны! Всегда мечтал знать, как родная страна выглядит чужими глазами, и просто боюсь упустить такую уникальную возможность.

— Госпожа чародейка никуда... — "не денется", явно хотел сказать священнослужитель, но, очевидно, вспомнил, сколько раз я уже исчезала в самый неожиданный момент, и проглотил окончание фразы, заменив нейтральным: — ...не уйдет. А вот вас, ваше величество, ждут неотложные дела!

— Кстати, а где ваши новые друзья, о которых все столько наслышаны? — не обращая внимания на суету духовника, нахмурился тот.

Странно, чем ему ребята не угодили? Ну, Машенька Орлетту невзлюбила — это даже отчасти понятно: она и так переживала, что после ее переселения в отдельный дом в городе мы станем отдаляться друг от друга, потом мое исчезновение, опала... А затем я появляюсь, счастливая и довольная, в сопровождении новой подружки-графини, которая, конечно, одним своим статусом гораздо привлекательнее бывшей горничной. Понимать-то понимаю, вот только ума не приложу, как их теперь помирить... А король — неужели к Иану ревнует? Да он же совсем мальчишка!

— Иан еще не совсем оклемался, — послушно доложила я. — Шутка ли: демон его проглотил и выплюнул! А Орлетта стесняется из комнаты выходить, ей надеть нечего...

Отчаявшись привлечь королевское внимание словом, отец Михаил ухватил его за руку и силой потащил по коридору. Послушно переставляя ноги, тот не желал прекращать увлекательный разговор о модах и погодах:

— Вы могли бы одолжить ей одно из своих платьев — у вас всегда изумительные наряды!

— Красивой женщине все к лицу, — как мне показалось, укоризненно заметил священник, бросая через плечо строгий взгляд.

Я послушно приотстала — не след взрослой серьезной даме, занимающей положение при дворе, вести себя как щенок, норовящий на ходу обогнать хозяина, чтобы преданно заглянуть ему в лицо... Даже если это — сам король:

— Боюсь, Орлетте не подойдет ни одно из моих платьев! — тем более, что на сегодняшний день оно всего одно... Но об этом промолчу, а то работодатель еще решит, будто я недовольна зарплатой: — И по длине... И на плечах не сойдется. Ей мужская одежда, правда, больше подходит.

— Девушка — в мужской одежде? — король удивленно остановился, заставив старого священника споткнуться.

— Ведь она мечтает стать рыцарем! — пояснила я. — Живет по канонам рыцарской чести, а как дерется! Меч здоровенный, как зубочистку, одной рукой крутит. У нее целые доспехи были, с нагрудником, со шлемом... жаль, украли.

— Что ж это за рыцарь, у которого даже доспехи украли? — усмехнулся мой высокопоставленный собеседник.

Кажется, его настроение снова кардинально поменялось, на этот раз в положительную сторону. Вроде я ничего такого особо веселого не сказала:

— Это все из-за меня! Как всего один рыцарь против целой деревни выстоит, да так, чтобы никого не поранить? Пришлось бежать... Потом уже я их шуганула, но лагерь крестьяне успели разграбить.

— А что...

— Ваше величество! — еще раз напомнил о себе духовник.

— Хорошо-хорошо, уже иду... Ну, до скорого, госпожа чародейка! Мне не терпится услышать о ваших приключениях.

— Мы вечером собираемся... У меня в лаборатории! — напоследок крикнула я.

Церемонно дохнув мне на запястье, король скрылся за дверями приемного зала, оставив меня в состоянии легкого обалдения. Вроде бы дал понять, что о событиях, непосредственно предшествовавших моему исчезновению, он помнит. Но рад ли этому — непонятно. Когда конкретно мы снова увидимся — тоже не уточнил. Одно ясно: у меня сегодня свободный день! Я нерешительно потопталась перед захлопнувшимися створками, покосилась на строгих стражников — не рубанут ли с плеча? — но, вспомнив, сколько дел предстоит переделать до завтра, развернулась и бодрой рысцой потрусила в сторону лаборатории.

Глава 14.

Увы, подобрать для Орлетты готовые рыцарские доспехи не удалось — не ходовой товар. Кузнецы с готовностью вызывались принять заказ, и меньше чем за два месяца изготовить удобные, прочные и пригнанные по фигуре латы... Причем запрашивали за работу сущую ерунду — за такие деньги при существующих расценках можно было купить небольшую деревню. Мы обещали подумать, но совсем без обновок не ушли: рыцарша присмотрела себе элегантную кольчужку. Как пояснил мастер, такие пользуются спросом среди купеческого сословия: дорога полна опасностей. Девушка не отказывалась от мысли разжиться трофейным обмундированием, да вот беда — тяжеловооруженные хулиганы обходили нас стороной. Первой же нападать на обладателя лат только из-за того, что тебе приглянулся его костюмчик, как-то "не по-рыцарски".

Заручившись обещанием, что она не наденет новую рубашку, сплетенную из металлических колец, на прием к королю (еще не хватало, чтобы знать подумала, будто она чего-то боится или, того хуже, ожидает покушения!), я отвела графиню к знакомому портному. Специализирующийся на пошиве мужского платья мастер принял Орлетту за парня, поэтому ничуть не удивился, когда она выбрала модные обтягивающие брюки и камзол к ним, а также несколько рубашек, повседневных и парадно-выходных, украшенных кружевом. Правда, удивленно вздернул брови, когда я попросила кусок холстины, чтобы заслонить переодевающуюся подругу. Но окончательно швеца выбила из равновесия подгонка нового костюма по фигуре — мы уже уходили, выразив свое удовлетворение уровнем обслуживания, а хозяин продолжал стоять столбом, озадаченно прижимая к собственной груди растопыренные ладони. То ли что-то проверял, то ли чего-то недосчитывался, то ли просто сравнивал с "эталоном".

У следующего мастера иголки и нитки, славящегося быстротой исполнения, и от этого слегка заносчивого, пришлось задержаться:

— Мы хотим заказать костюм вот такого размера, — я осторожно разложила на закроечном столе то, что осталось от одежонки Иана — принявшая кислотно-желудочную ванну ткань буквально расползалась в руках.

— Детский, — портной на глазок определил размер, и воинственно пощелкал в воздухе острейшими ножницами, демонстрируя готовность с ходу броситься в бой.

— Типа того... Только с небольшими изменениями: рукава удлинить вот настолько, — я сверилась с веревкой, на которой узелками отметила длину рук и ног: — Штанины — вот настолько. И полы жакета — вот настолько.

Рука с ножницами замерла в полузамахе:

— Госпожа, вы точно уверены? — пожелал уточнить средневековый кутюрье.

— Вполне! Видите, я специально на веревочке отметила: синяя бусинка — ноги, желтая — руки...

— Малыш сильно вертелся?

— Где уж ему вертеться! — отмахнулась Орлетта. — И не такой уж малыш...

— ...Просто фигура нестандартная, — пояснила я.

— Ясно, — усилием воли взяв себя в руки, мастер оценил выбранный нами отрез ткани, и поцокал языком — темный бархат с изумрудным отливом и впрямь был хорош: — Через три дня можете приходить на первую примерку.

— Исключено! — отрезала я. — готовый костюм нужен не позднее завтрашнего утра.

— Но... — начав фразу, швец как будто с размаху налетел на каменную стену, и резко переменил мнение: — Хорошо, завтра все будет готово.

— Награда будет королевской, — с таким обещанием мы покинули лавку. Уже перевалило за полдень, а следовало переделать еще тысячу и одно дело.

Вопреки опасениям, ювелиры охотно принимали обратно единожды проданный товар, отсчитывая мне на руки столбики звонких монет. Теперь можно было расплатиться и с сапожником, и с портными, и заказать себе еще одно новое платье... даже не одно — похоже, дела у моей "заместительницы" шли хорошо, и денежки текли рекой. Или ей продавали с большой скидкой, а у меня принимали обратно за полную стоимость? Проверить это было невозможно, но вскоре деревянный ящичек из-под мыла, в который мы складывали "выручку", уже едва не трещал по швам, а несущий его Левушка все чаще душераздирающе вздыхал. "На сдачу" я желала торговцам драгоценностями дальнейшего процветания.

Только две изящные подвески и аляповатая цепь с камеями никак не могли найти хозяина. У меня уже ныли ноги, телохранитель начал картинно прогибаться под коробкой с золотом, а Орлетта — подозрительно часто бросать взгляды в сторону обжорного ряда. Пока один из ювелиров, которых мы обходили уже по третьему разу, не вспомнил, что, кажется, эти вещи продавались в лавке его соседа. Несчастный то ли косо посмотрел, то ли недостаточно низко поклонился перед важной посетительницей, но только после визита придворной королевской чародейки дела ювелира покатились под откос — в конце концов, он окончательно разорился, отдал свой магазинчик за долги, и теперь пропивал последнюю рубашку в ближайшем кабаке.

Через порог местного притона разврата я переступила не без внутреннего смущения. Не только (и не столько) оттого, что приличной девушке нечего делать в таком месте, но предвидя град отчасти справедливых упреков, которые несомненно обрушит на мою несчастную голову несчастный ювелир. Вот только чего я совсем не ожидала, так это того, что разоренный бизнесмен бухнется на колени и примется... благодарить меня от всей души, искренне убежденный, что лишь благодаря чародейскому заступничеству избежал участи еще худшей, вроде гибели в горящей лавке.

— Заступница! — истошно вопил бедолага, ползая на коленях по грязному заплеванному полу корчмы и пытаясь облобызать — не ногу, боже упаси! страшно подумать, что после такого стало бы с дерзновенным, — хотя бы край длинного подола.

— Встаньте! Да встаньте же! — пытаясь увернуться от благодарного безумца, я подмела юбкой всю таверну.

— Не встану! Бейте меня, а не встану! — глухо завывал бывший ювелир, уткнувшись лбом в плотно утоптанный сор, заменявший в кабаке деревянные половицы.

Обстановку разрядил Левушка: одной рукой перехватив тяжелый ящик с деньгами, второй он подцепил упорствующего "счастливца" за воротник и, легко приподняв над землей, усадил того на колченогий табурет.

— Я, кхм... Да, я когда-то купила у вас эти вещи, — заплеванный столик, прежде прогибавшийся лишь под весом пивных кружек, удивленно крякнул, когда на отполированные локтями многочисленных выпивох доски опустилось золото.

— Правда, — мастер выдохнул в мою сторону струю густого перегара — аж голова закружилась.

Может, и вправду было лучше, когда он дышал в пол? Но переигрывать уже было поздно, и я отважно продолжила:

— А сейчас хотела бы вернуть их вам.

Нервно хихикнув, бедолага грязным пальцем оттянул ворот не более чистой рубахи:

— Благодарствую... Только... Ведь не осталось у меня ничегошеньки, окромя бессмертной души!

— Мне она без надобности, — торопливо отказалась я, прежде чем тяга к выпивке пересилила средневековую религиозность, впитанную буквально с молоком матери. — Вернее сказать, я хотела бы, если можно так выразиться, одолжить вам эти вещи, до тех пор, пока вы не сможете полностью за них рассчитаться.

— И что мне теперь делать? — непонятливо моргнул выпивоха. Правду говорят, что алкоголь отупляет...

С трудом справившись с ощущением, что совершаю большую ошибку, с максимальным терпением, на которое оказалась способна, я попыталась объяснить еще раз:

— Ну, что вы умеет еще, кроме ювелирного дела?

— Пи-и-ить, — после непродолжительного раздумья икнул мой собеседник.

— А вот этого не надо! — я строго погрозила пальцем. — Пить вы больше не будете. Ну, кроме воды, конечно. По рукам?

Тот зачарованно кивнул, протягивая ладонь к драгоценностям. В глазах его отчетливо прослеживалась длинная цепочка математических расчетов — на сколько поллитр вытянет каждая вещица. Мои слова о вреде пьянства, обращенные к здравому смыслу, явно упали не на благодатную почву.

На глазок оценив блеск желтого металла и радужное сверкание камней, кабатчик просиял ярче летнего солнышка, и напротив свободной руки ювелира сама собой точно из ниоткуда возникла приземистая стопка. Автоматически обхватив ладонью, бывший мастер поднес ее ко рту, задумчиво опрокинул в горло, точно не осознавая, что делает... И, закашлявшись, тут же веером выплюнул спиртное на пол. Может, не все еще потеряно!

— Все равно пропьет, — скептически заметила Орлетта, как только мы вышли на свежий воздух.

— По крайней мере, я сделала все, что могла, чтобы этого не случилось. Появилась возможность выбора, и если при этом все-таки скатится на самое дно — в этом уже не будет чужой вины.

— А ты чувствуешь себя виноватой? — удивилась девушка.

— Мне все-таки кажется, что к его разорению приложил свою шаловливую лапку демон...

— Вот именно — демон, а не ты!

— Но у нее было мое лицо!

Рыцарша вздохнула:

— Если, к примеру, твоя собака укусит прохожего — ты будешь виновата?

— Конечно! Значит, плохо ее воспитала, не смогла внушить, что нельзя кусать живых людей...

— Хорошо... А вот если... — она наморщила лоб, пытаясь найти подходящий пример в сокровищнице народной мудрости: — А вот если твой топор, воткнутый в притолоку, упадет на голову кому-нибудь из соседей, кто будет виноват?

— То есть, соседи придут ко мне с обыском или в качестве понятых? Кому вообще пришло в голову воткнуть топор в такое место!

— Ну, допустим... сосед сам возьмет у тебя топор на время, воткнет в притолоку, сам нагнется зачем-нибудь... И баста!

— Но этот "топор" у меня никто не просил. Если продолжать в том же ключе, то его под видом моего подбросили неведомые враги. Да еще и коварно заколдовали таким образом, чтобы при ударе он отскакивал прямо в лоб тому, кто его держит!

Орлетта беспомощно развел руками:

— Ведь всем на свете не поможешь!

— Разве защита и покровительство тем, кто в этом нуждается — не один из основных идеалов рыцарства? — подколола я.

— Ты же не рыцарь!

— Ты пока тоже. Что не помешало тебе не проехать мимо нас с Ианом, когда мы нуждались в поддержке.

— Но...

— У меня такое ощущение, будто мы собираемся поссориться из-за ерунды!

Девушка-рыцарь замолчала, остановленная на полном скаку, нахмурилась и неохотно выдавила:

— Извини. Я такая невыдержанная стала... наверное, от голода.

— Еще тебе не по себе в незнакомом месте, и ты нервничаешь перед встречей с королем.

— Наворожила? — она покосилась с подозрением.

— Да ну! Я точно также себя чувствовала, когда впервые тут появилась. Ну, разве что кроме мандража перед встречей с королем — это произошло спонтанно и неожиданно.

— Я думала, что ты родилась в Старгороде, — удивилась Орлетта. — Ведь придворные должности обычно передаются по наследству... Вообще мы так много времени провели вместе, а ты совершенно ничего о себе не рассказывала!

— Потому что нечего рассказывать... Вот мы и пришли! Одной проблемой сейчас станет меньше: еще никому не удалось уйти из этого дома голодным!

Став домовладелицей, Машенька быстро превратила свое новое жилище в настоящий сказочный терем-теремок: кружевные занавесочки, цветы в горшочках, вязаные половички придавали ему уют, а приветливая хозяйка делала все, чтобы гость, переступив порог, сразу чувствовал себя как дома... Как правило.

— А где малыши — Найдена и Пузанчик? Ужасно соскучилась! — покривила я душой.

— Они тоже будут рады вас видеть! — расцвела Машенька, нахмурившаяся было при виде Орлетты. — Проходите скорее, обед как раз готов! Левушка, да брось ты свой ящик, никто тут его не украдет!

Больным на всю голову надо быть, чтобы забраться в дом бывшего телохранителя синайского посла — Пу Чжан (во Христе — Петр Иванович) невинным на первый взгляд хлопком по плечу мог обездвижить человека так, что тот застывал восковой скульптурой, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Синаец запросто колол дрова ребром ладони, а мух и прочую мелочь разил насмерть одной улыбкой. Сейчас хозяин дома под руководством молодой жены активно осваивал русский язык, и продемонстрировал свои успехи при встрече гостей:

— Да-бро па-жа-ла... ать! — широко улыбнулся он.

— Это Пу Чжан, — представила я мужчину. — Вернее, теперь Петр. Он из Синая — что-то вроде тамошнего рыцаря. Прибыл в наши края в составе посольской делегации, и был так покорен местной — хм! — природой, что решил остаться.

Отрекомендованный по всей форме, обрусевший синаец церемонно поклонился, сложив ладони на груди "лодочкой".

— Это Машенька, — я продолжила церемонию знакомства. Хотя девушки однажды уже встречались, и я каждой немного рассказала про другую, но официально друг другу еще не представляла: — Моя бывшая горничная, и лучшая подруга. А это — Орлетта, девушка, которая хочет стать рыцарем. И непременно им станет, уж можете мне поверить! За время путешествия не раз спасала всем нам жизни.

— Девушка в мужском платье? — вздернула носик Машенька.

— Так удобнее, — коротко бросила Орлетта.

— Что ж мы все стоим-то, проходите к столу!

После обычного ритуала — Левушка жеманно отказывался занять место рядом с "господами", но в конце концов все-таки позволил себя уговорить, — мы дружно застучали ложками. Когда бы я ни появлялась под этим кровом, и сколько неожиданных гостей с собой ни приводила — еды доставало всем. Интересно, что хозяева делают с излишками в обычные дни — холодильников ведь еще не изобрели? Наверное, поросенка держат. Ну, сегодня Хрюшке придется попоститься!

— Я, собственно, зашла вас пригласить, — когда желудок спокоен, можно и о делах поговорить. Компот Машенька варит просто изумительный! — Соберемся сегодня вечером, отметим мое возвращение. Новостями поделимся — накопилось, о чем поговорить!

Заручившись обещанием, что Машенька придет обязательно, а Пу Чжан — если сможет, я поахала над кроватками, в которых дружно посапывали два младенца, один другого краше и, к собственному ужасу, ощутила желание взять кого-нибудь из детей на руки и покачать. Но пора было отправляться восвояси: еще следовало подготовиться к вечеринке. Напитки, легкие закуски... Да и тяжелые: ведь там будет Иан, а его организм, притворяющийся растущим, поглощал продукты, как огонь — сухие дрова.

Заглянув проверить, как чувствует себя "больной", я застала лишь не застеленную кровать. Пропала и Зара, оставленная присматривать за беспомощным эльфом.

Устроившись под окошком в лаборатории, Настасья как ни в чем не бывало терзала пяльца и тихонько напевала себе под нос.

— А где остальные? — мучимая самыми нехорошими предчувствиями, поинтересовалась я.

— Пошли прогуляться, — не поднимая глаз от вышивки, бросила девушка.

— И Иан пошел? Прямо так, без одежды?

Горничная озадаченно нахмурила лоб:

— Не знаю, — наконец покачала она головой. — Они вышли через другую дверь, а вот в чем — я не заметила.

— И где их теперь искать?!

Та не успела ответить — распахнувшаяся настежь дверь грохотом возвестила о возвращении Зары. Девочка так раскраснелась и запыхалась, что не оставалось никаких сомнений — она бежала издалека... Или очень-очень быстро.

— А где Иан? — в один голос воскликнули мы с Настасьей.

Входная дверь вновь хлопнула, пропуская в комнату... еще одну девушку. Ни "здрасьте", ни "извините" — с порога незнакомка прямой наводкой бросилась к моей кровати и попыталась забраться под нее. А потерпев сокрушительное фиаско (честно говоря, в этой щели и кошка бы застряла) каким-то чудом умудрилась втиснуться в узкое пространство между высокой резной спинкой и стеной.

Бухающие шаги в коридоре не оставляли сомнений в причине переполоха — за девушками явно кто-то гнался. Уже и в королевском дворце никакого покоя от хулиганов! Полная решимости выяснить, кто это там гоняет женщин, точно кошка — воробьев, я выглянула наружу. И немедленно оказалась в железном капкане медвежьих объятий:

— Красавица! — прошептал смутно знакомый голос.

— Господин Лаврентий! Что вы себе такое позволяете! — полузадушенно пискнула я. — Немедленно поставьте меня на место!

— Извините, госпожа чародейка, — пробасил царедворец, послушно разжимая захват. Даже ладони о штаны вытер!

Граф Лаврентий Старожилов был притчей во языцех высшего дамского общества. Любая из титулованных кумушек сочла бы за высшее счастье зачислить его в список побед — своих или своей дочки. Не одно хрупкое девичье сердце разбилось о широкую, будто закованную в броню грудь. Из-за нескрываемого равнодушия к чарам прекрасной половины человечества по дворцу поползли слухи о тайной и несчастной любви, коварном предательстве, навеки заморозившем сердце прекрасного графа, и даже о намерении того постричься в монахи, чтобы день и ночь молиться о душе безвременно погибшей возлюбленной.

Оскорбленные в самых радужных надеждах, придворные павлинихи продолжали выдумывать все новые версии, в основном повторяющие эти три основных сюжета в разных вариациях, и дали неподдающемуся кавалеру тайное прозвище "Каменный Лаврентий".

А тут вдруг нате вам — гранитный идол соскочил со своего пьедестала и вприпрыжку помчался за девицей! Жаль, не успела рассмотреть ее получше — даже интересно, что за "принцесса" сумела покорить этот Эверест! Вот смеху будет, если она окажется горничной или судомойкой...

— Позвольте пройти? — каменный гость попытался мышкой проскользнуть в комнату, где скрылся объект его чувств — несомненно, самых пылких. Вон, аж дымится!

— Не позволю! — я решительно растопырила руки, перегораживая дверной проем. В конце концов, немного рыцарства есть в каждом — пусть я железом на ходу не бряцаю, и лошадей боюсь чуть ли не больше, чем оружия: — В каком хлеву вам внушили, сударь, что в комнату дамы можно врываться вот так, без спросу?!

Поиграв желваками, мужчина проглотил оскорбление и, отрывисто бросив слова формального извинения, тяжело пошагал прочь по коридору. Нисколько не сомневаюсь, что он устроит засаду за следующим поворотом.

— Разве я сказала, что вам можно выходить из комнаты?!

Прижав ушки, точно нашкодившая кошка, Зара отрицательно покачала головой.

— Где ты оставила Иана? И что это за девушка?

Несмотря на то, что непосредственная опасность уже миновала, незнакомка не показывалась из своего импровизированного укрытия — то ли ее там парализовало от страха, то ли... Господи, хоть бы кондратий не хватил!

Все оказалось куда проще — и трагичнее. С перепугу каким-то чудом втиснувшись в пространство, куда я даже руку с трудом просунула, неожиданная гостья застряла намертво. Сбросив на пол все подушки и перины, объединенными усилиями мы с девочками с трудом оттащили дубовый остов кровати на пару сантиметров. Вот где пригодилась бы рыцарская помощь! Но Орлетта, как всегда вовремя, отправилась выгуливать козу. А звать обратно Лаврентия — просто некрасиво, прежде всего перед девушкой, которая искала у нас защиты, а нашла бы предательство. Надсадимся, но оттащим сами — как настоящие феминистки!

Сперва над высокой кроватной спинкой показался чепец с выбивающимися белокурыми локонами. Головной убор показался мне смутно знакомым... Впрочем, чепчики в этом мире носили и простолюдинки, и графини — очень удобно, если некогда делать прическу, — так что с равной вероятностью я могла прежде видеть его и на кухне, и на королевском приеме.

— Мой чепчик! — возмущенно вскрикнула Настасья, расставив все по местам.

Разумеется, собственную горничную я видела не раз и не два — только с тех пор, как она стала моей официальной помощницей-ученицей и получила право носить квадратную шапочку, прежние аксессуары в безвестности пылились в сундучке с приданым. Не знала, что это фальшивые букли!

Без чужих волос и падающих на лицо воланов опознать незнакомку оказалось куда проще, даже под густым слоем косметики: подкрашенные губы казались более пухлыми, угольно же черные брови и длинные ресницы не сделали глаза оптически больше — куда уж! — но добавили глубины, так что на выбеленном рисовой пудрой лице плескались два озера, полные блестящих слез. Из лягушонка получилась очень симпатичная девушка.

— Иан, — вздохнула я. — И кому пришла в голову эта блестящая идея?

Не дожидаясь разоблачения, Зара заревела белугой, размазывая по лицу горячие слезы. Когда-нибудь эта нескладная девчонка станет настоящей роковой женщиной: заповедь "Никогда не сдавайся — сразу плач", она усвоила твердо, и использовала очень умело.

— А-а-а! — тихонько поскуливая, вторил ей ряженный эльф.

— Ладно, Иан, выбирайся уже оттуда, я не сержусь. И умойся!

— Мое платье! — снова возмутилась Настасья, когда на всеобщем обозрении оказались плечи.

Юбка, должно быть, доставала рослому эльфу только до колена, но они с цыганочкой решили эту проблему при помощи куска ткани, оборванного с полога над моей кроватью. А чтобы мальчишка не выскальзывал на ходу из декольте, рассчитанного на более пышные формы, его торс обвивал толстый декоративный шнур от того же полога, проходящий под мышками и завязанный на шее наподобие американской проймы. В общем впечатление складывалось дикое... но, как ни странно, симпатичное.

— Мы просто хотели погулять, — всхлипнула Зарина, косясь черным глазом — действительно я не сержусь, или только притворяюсь? — Скучно же все время сидеть в комнате!

— А подождать, пока я вернусь, конечно, не судьба?

— У-у-у-у! — она уткнула личико в сложенные ладони.

— Ладно! Костюм будет готов завтра, а пока можешь надеть вот это. Извини, размер у тебя не ходовой! — я сунула в руки мальчишке сверток с одеждой.

Рубашка оказалась широковата, штанишки доставали только до середины икры, а об обуви я вообще не подумала — но все лучше, чем продолжать щеголять в платье. Пока переодевшийся Иан заедал стресс половинкой жареной курицы, Зара рассказывала и в лицах показывала, где они были и что успели увидеть до столкновения с каменным Лаврентием. Никогда не думала, что во дворце есть столько интересных мест! Мы с Настасьей хохотали до изнеможения, узнавая известных царедворцев, очень похоже пародируемых девочкой при помощи характерных словечек и жестов.

Вечеринка удалась — переставив лишнюю мебель вдоль стен, чтобы не мешалась, мы вытащили новую бадью-ванну на середину лаборатории и перевернули вверх дном, соорудив вполне пристойный большой круглый стол. Машенька пришла одна — Пу Чжан остался дома, с малышами, — зато Орлетта привела с собой Беляночку. Веселье слегка притихло, когда на огонек, как и обещал, заглянул король, но немного серьезности оказалось как раз кстати для припоминания дополнительных подробностей. Слушатели тихонько охали, хихикали и в нужных местах задавали наводящие вопросы, вслед за нами оказываясь то посреди взбудораженной священником деревни, то в густом лесу, то на болоте. Теперь, на расстоянии, самые жуткие дорожные ужасы воспринимались как увлекательные приключения.

Мы с Орлеттой перехватывали друг у друга нить повествования, оставив Иану почетную роль: дополнять и уточнять. Память у него оказалась просто фотографическая, а зоркий глаз замечал подробности, на которые никто из нас просто не обратил внимания. Пока рассказ не дошел до того момента, когда бедолага-эльф оказался в зловонном чреве уродливой гадины. Вот тут ожесточенные споры стала вызывать любая мелочь, вплоть до того, в какую сторону чудовище выплюнуло кокон с Ианом — вправо или влево, — и к какому дереву мы примотали демона косой: я стояла за сосну, а Орлетта с пеной у рта доказывала, что это была осина.

Но даже спор о дереве и мое сокрушенное признание, что письмо из колдовской книги я потеряла, да и содержание запомнила весьма приблизительно, так что теперь не определить, кто кому писал и что при этом имел в виду, не нарушили атмосферу праздника. Разве что у Машеньки в какой-то момент глаза округлились так, что, казалось, вот-вот вывалятся из орбит — видимо, настолько ее шокировало предположение, что госпожа может что-то забыть, а тем более потерять.

Больше всего мне поднял настроение высочайший визит — теперь, казалось, все пойдет само собой, он непременно отыщет возможность задержаться, когда все уже начнут расходиться, и мы сразу разрешим все недопонимания. Увы, любимый засобирался восвояси в первую очередь — под предлогом того, что мне-де надо выспаться, завтра будет долгий и трудный день...

— Я провожу! — в один голос воскликнули мы с Орлеттой.

По дороге его величество и девушка-рыцарь очень мило побеседовали — любимый задал несколько очень умных вопросов о рыцарстве и долге, как их понимает Орлетта, а та отвечала с подкупающей искренностью. Не знаю, как это получилось, только мы проводили графиню до ее комнаты (как и я поначалу, она еще плохо ориентировалась в хитросплетениях дворцовых коридоров), после чего остались практически тет-а-тет. Место нельзя было назвать совсем уж уединенным, но в вечернее время жизнь во дворце, как и во всем Старгороде, если не полностью замирала, то хотя бы успокаивалась, и шанс неожиданно натолкнуться на спешащего по хозяйским делам слугу снижался.

— Ну, вот! — то ли король, пытаясь меня удержать, растянул застежку серебряного браслета, то ли я сама плохо закрепила его на руке, только он неожиданно с мелодичным звоном свалился на пол. В неровном и, сказать честно, не слишком ярком свете факелов поиски безделушки затянулись, но в конце концов "беглец" был найден и водворен на место:

— У вас вообще любопытные украшения, госпожа чародейка, — аккуратно застегнув браслет на вялом запястье, король не торопился отпускать мою руку, и принялся с любопытством разглядывать, точно по линиям ладони пытался прочитать прошлое, настоящее и будущее: — Где вы раздобыли такое колечко?

— Вот это вот? — я с отвращением поглядела на массивное украшение, усыпанное бриллиантами, как небо — звездами. Берегла его всю дорогу, точно зеницу ока, готова была даже — стыдно вспомнить! — проглотить в случае разбойного налета... А он все забыл! Отплачу той же монетой: — А... не помню!

— Вы, видно, вообще очень забывчивы, — попенял мне венценосный собеседник.

— Есть такой грех. Но забываю я только самые важные моменты своей жизни!

— В сказках пишут об одном чудодейственном средстве, якобы возвращающем девушкам память...

— Ка...

...Господи, как же я соскучилась по этим губам, этим рукам, этим глазам, которые всегда смотрят чуточку насмешливо, но словно видят тебя насквозь! Жалко, что поцелуй не может длиться вечность!..

— ...Кажется, я начинаю кое-что припоминать!

— И что же?

— Кое-кто задолжал мне первую брачную ночь!

— Да неужто? Какой негодяй! — почти натурально возмутился король. — Как его зовут?

— Точно не помню... но отзывался на прозвище Тигрище. А еще — Зубробизон... Ой-ой-ой!..

Вот так я это себе и представляла, когда в детстве мечтала, что когда-нибудь любимый человек будет носить меня на руках. Удобно — и почти так же приятно, как поцелуи. Ну, может, и не совсем также — но если невозможно одновременно идти и целоваться, то я согласна на такую замену!

— Зверюга! Увидят же!

— Пускай завидуют!

...Как приятно, оказывается, шептаться на ухо! Когда горячее дыхание обдает шею, заставляя мурашки табунами бегать по всему телу, и волоски встают дыбом даже в таких местах, где я и не подозревала...

— Ты — самый лучший!

— Я знаю, — самоуверенно улыбнулся этот нахал, и ногой захлопнул дверь перед носами опешившей стражи...

Ох, и разговоров пойдет!

Это была последняя трезвая мысль за весь вечер. В следующий раз здраво рассуждать я смогла, когда уже наступила глубокая ночь:

— Володя, ты спишь?

— М-м-м!..

Глупый вопрос, согласна. И время для серьезного разговора выбрано как будто не самое подходящее... Но позже мне может не хватить духу, чтобы снова его начать:

— Я должна сказать тебе что-то очень-очень важное... Володя! Послушай меня внимательно, пожалуйста!

— М-м-м?..

— Наверное, после этого ты не захочешь меня больше видеть... И будешь прав... Нельзя построить семью на обмане... Я очень тебя люблю... И чувствую себя просто ужасно...

— Хр-р-р...

— Не спи! Послушай, я все тебе врала! — раз уж случился приступ нечеловеческой смелости, надо пользоваться им на всю катушку, расставить точки над всеми "i" в тексте: — Не только тебе, вообще всем. С самого начала. Я не теряла память. Я все помню: кто я такая, и откуда... Не знаю только, как попала сюда. Ты меня слышишь? Понимаешь?

— М-м-м!..

— Я — не от мира сего. Буквально. В моем мире все по-другому. Здесь же каждый день, каждый шаг преподносит что-то новое: начиная с незнакомых деталей одежды, заканчивая словечками и обычаями. Я не такая, как все. И никогда не буду...

— Глупенькая, — властной рукой король привлек меня к себе и обнял, как ребенок — плюшевого мишку: — За это я тебя и люблю!

В такие вот моменты и начинаешь жалеть, что некоторые ночи не длятся вечно...

Часть третья.

Эх, и тяжела ты, шапка Мономаха!

Борис Годунов

Глава 1.

Ночь мы с любимым провели не только за разговорами — хотя и их хватало. Как можно было упустить возможность задать Володе давно интересовавшие — даже, не побоюсь этого слова, терзавшие — меня вопросы! Хотелось узнать все и сразу, и начала я в хронологическом порядке, от Рождества Христова — то есть, с зимы. Странное поведение короля после триумфальной операции по разгрому лесных разбойников и освобождению заложников стоило мне немалых нервов, и теперь, когда принципиальный вопрос "любит — не любит" окончательно разрешился к обоюдному удовлетворению сторон, его показное равнодушие и стремление избегать моего общества выглядело совсем уж странно.

Ну, и оказалось, что проблема не стоила выеденного яйца — в то время, когда меня больше всего волновал собственный внешний вид и запах после многодневного подземного заточения без мыла и дезодоранта, милый видел перед собой вовсе не старуху Изергиль (какой я рисовалась себе в собственном воображении), а любимую женщину, которую он спас — и, разумеется, вправе был рассчитывать хотя бы на устную благодарность. Вместо этого я тут же попыталась сбежать, всячески демонстрируя нежелание оказаться в постылых объятиях, а при попытке поцеловать и вовсе потеряла сознание... разумеется, от отвращения. С несвойственной королям самокритичностью Володя принял все на свой счет, расстроился, решил, что насильно милым ни за что не будет, и после этого старался даже лишний раз в мою сторону не смотреть... Сколько мы времени зря потеряли из-за этого недоразумения!

В качестве ответной откровенности я поделилась собственными мыслями во время снежной чехарды — и как не хотела запомниться такой, и что притворялась потерявшей сознание, когда он нес меня на плече, и до чего все-таки это было романтично и приятно...

— Грязная? — изумился любимый. — Я даже не заметил! В первый момент мне показалось, что солнце померкло, а потом оказалось, что это ты его затмила своей красотой...

— Подумайте, какая куртуазность! — фыркнула я, неловко пытаясь скрыть, что на самом деле ужасно растрогана. — А эта стрекоза что тебе затмила — взрыв сверхновой? Вот так отправишься в небольшое путешествие... дней на тридцать — сорок... Возвращаешься — а твое место уже занято!

— За троном, но не в сердце, — серьезно возразил он. — Я бы не раздумывая разоблачил ее в первый же день, но мерзавка пригрозила, что тогда и тебе придется плохо. Чтобы этого избежать, я готов был выполнить любой ее каприз.

— Даже сделал баронессой?

— Отдал бы и корону, если бы попросила...

— О!.. — я немного помолчала, переваривая услышанное. — А мне сперва даже показалось, будто бы ты не рад меня видеть. Или снова сомневался, что вернулась настоящая?

— Олька! Тебя я узнаю даже среди тысячи двойников! — видимо, чтобы придать своим словам дополнительный вес (а может, убедиться, что я на самом деле тут, а не просто видимость), король так сжал меня в объятиях, что аж дух захватило. — Но ты же вернулась не одна!

— Иан? — не поверила я. — Ты приревновал к мальчишке?!

— Я приревновал к мужчине! На первый взгляд нельзя было сказать, что отважный рыцарь... кхм...

— Орлетта! — я облегченно рассмеялась. — Ну, с этой стороны тебе не стоит опасаться соперничества, у нее есть своя дама сердца... Ты ее еще не видел, но обещаю — будешь потрясен!

В протяжение недолгого срока службы на высшей придворной должности я старалась строго придерживаться французского правила: девушка не должна появляться на людях два дня подряд в одном и том же наряде, дабы не вызвать подозрений, будто ночевала не дома. И хотя сегодня это, безусловно, на все сто соответствовало истине, да и переодеться мне пока было не во что, афишировать данный факт не стоило. Поэтому я проснулась еще до зари, но не торопилась исчезать незаметно и без предупреждения, как утренний туман. И без того слишком часто испарялась в последнее время. К тому же кого еще, кроме родного мужа, честная женщина может попросить помочь зашнуровать корсет и застегнуть на спине платье?

— Оля, ты тута? — не открывая глаз, спросонок отозвался на поцелуй любимый.

— Я здеся, о необразованный король моей души! — хихикнула я. — Открывай глазки, солнышко!

— Я боюсь...

— Ты должен был знать, на что идешь, когда женился на ведьме!

— Вдруг я открою глаза — а это только сон? Или ты снова исчезнешь?

— Даже не надейся теперь от меня избавиться! — забравшись обратно в кровать, я принялась его тормошить: — Давай-давай! Все равно не спишь — поднимайся, и помоги мне одеться!

— Зачем? — искренне изумился ненаглядный. Даже глазки распахнул: — Так ты мне нравишься гораздо больше!

— Уговорил! Так теперь и буду ходить всю оставшуюся жизнь. Сколько на платьях сэкономим!..

В результате покинуть королевскую опочивальню мне удалось гораздо позже, чем я сперва рассчитывала.

Вернувшись утром в лабораторию, я застала Иана при полном параде — в новеньком, с иголочки, бархатном костюме (взмыленный подмастерье доставил готовый заказ еще до рассвета), и кружевной рубашке. Сидя за туалетным столиком, он сосредоточенно подкрашивал брови и ресницы. Настасья с Зарой, сами никогда в жизни не пользовавшиеся декоративной косметикой, давали полезные советы.

— Помаду лучше возьми розовую, — внесла и я свою скромную лепту: — Красная смотрится вызывающе.

— Ой! — от неожиданности эльф выронил косметическую палочку.

— Ну, и что здесь такое происходит? — я обернулась к хихикающим девушкам: — Это вы его подбили?

— Он сам! — попыталась оправдаться Настасья. Энергичными кивками Зара подтверждала искренность ее слов — рука руку моет.

— Так красивее! — мечтательно протянул мальчишка. — Мне больше нравится с темными ресницами, чем с зелеными!

— Это же временно, — я взъерошила шевелюру сочного цвета майской зелени: — Отрастут у тебя еще и темные брови, и рыжие волосы!

— Но я хочу сейчас! — Иан капризно надул губы.

— Кто же тебе запрещает? Подкрашивайся, только не переусердствуй...

— А все эльфы такие же зеленые, как ты? — Настасья наконец улучила момент, чтобы задать давно интересующий ее вопрос.

— Всякие бывают, — стерев с губ киноварную помаду, эльфенок достал баночку с нежно-розовой: — Рыжие, черные, белые, красные, зеленые. Даже голубые.

— Это-то меня и беспокоит, — вздохнула я.

— Нет, голубым я уже не стану, таким родиться нужно, — подняв палочку, Иан подкрасил ресничку в уголке глаза, и внезапно замер с занесенной рукой: — Хотя я точно также и о зеленом думал! А голубая краска для волос у тебя есть?

— Даже если бы была — не дам! И так хорош.

— Но ты же сама сказала...

— Я пошутила!

Одной рукой умыться, другой причесаться, третьей — накраситься... Не хватало еще опоздать на вручение слонов! Надо будет еще за Орлеттой зайти, а то вдруг заблудится.

Оставленная без присмотра буквально на минуту, Зара уже успела намотать зеленые волосики на горячие щипцы: с кудряшками эльф смотрелся очень мило...

— Чаровница!..

— Лаврентий Петрович! — я сердито топнула ногой. — Сколько можно! Немедленно извинитесь и отпустите мальчика!

Граф Старожилов, налетевший, как ураганный шквалистый ветер, стоило только нам с Ианом переступить порог комнаты, отрицательно покачал головой:

— Не отпущу, пока ОНА не назовет своего имени!

— А-а-а! — пропищал полузадушенный в страстных объятиях эльф.

— Да что же вы за маньяк такой! — я повисла на каменном локте — у садовой статуи руку проще разогнуть. Он на самом деле гранитный, что ли? — Лаврентий Па... Петрович! Граф! Ну, послушайте же меня!

Однако отчаянный влюбленный голосу разума внимать не желал:

— В мужском платье вы тоже просто очаровательны! — рассыпая комплименты, Каменный Лаврентий ослабил железобетонные объятия и, обхватив могучей дланью тоненькую ладошку, буквально впился в нее жадными губами.

— В жабу превращу! — безнадежно пообещала я.

Взвизгнув совсем уж нечеловеческим голосом, Иан каким-то невероятным способом вывинтился из захвата, и со всех ног припустил вдоль по коридору.

— А ну, стоять! — отважно зажмурившись, я шагнула наперерез асфальтовому катку — распаленный богатырь легко смел бы со своего пути любое препятствие, начиная с каменной стены.

Ни удара, ни громоподобного топота — я приоткрыла глаза: размахивая руками, чтобы сохранить равновесие, мужчина раскачивался на месте, не в силах оторвать ноги от пола. Ни дать, ни взять, Шурик, увязший сапогами в гудроне! Не дожидаясь, когда по рецепту популярного киногероя граф догадается скинуть обувь, я припустила вслед за Ианом — надо его перехватить, пока не пересек канадскую границу!

К счастью, потерять из виду сверкающего зелеными кудряшками эльфа было сложно. И бежал он в нужном направлении...

За считанные секунды сориентировавшись в обстановке, вышедшая из своей комнаты Орлетта схватила Ина за талию и приподняла в воздух. Какое-то время он продолжал перебирать на весу ногами, но затем обмяк.

— Все спокойно, больше за тобой никто не гонится!

— Привет! — неожиданная пробежка сбила с дыхания — я запыхалась так, точно нарезала пару кругов на школьном стадионе. — Хр-р-р... Хр-р-р... Хр-шо выглядишь!

В новом костюме девушка-рыцарь и впрямь смотрелась очень импозантно. Оружие ей вернули, но, собираясь на аудиенцию к королю, Орлетта оставила меч в комнате. Зато коза гордо вышагивала рядом при полном параде: белоснежная шерстка вымыта и расчесана, волосок к волоску, на рогах — нарядный венок из белых цветов... красотка! Аж слезы наворачиваются... И выступает так важно, будто все понимает.

Однако назвать радостью то чувство, которое охватывало меня при виде упитанной, ухоженной и вполне довольной жизнью козы, было нельзя. Ох, что будет, когда Орлетта узнает, как я ее обманула... Обидится — самое меньшее, и будет абсолютно права: разве можно обманывать своих друзей? Причем это даже ложью во спасение не назовешь — не было у меня никакой серьезной причины, просто хотелось отделаться от высокой чести называться дамой сердца... Вот так сперва ляпнешь, не подумав... а потом всю жизнь думаешь — нафига я такое ляпнула?..

Подумать только — нас с козой пытались не пропустить в тронный зал! Причем не из опасения, что Беляночка испачкает безукоризненно вымытые полы: ретивые служаки, стоящие на страже двустворчатых дверей, на голубом глазу утверждали, будто рога — это холодное оружие, и их необходимо оставить снаружи. В сердцах я пообещала осчастливить каждого из них полным набором таких украшений: пускай сами попробуют их снять и сдать в гардероб, как шляпу! После чего скрещенные алебарды разлетелись в стороны со сверхзвуковой скоростью.

Створки медленно распахнулись, и я с ужасом уставилась на царящее столпотворение: в приемном зале яблоку негде было упасть. Точь-в-точь, как на школьной дискотеке! Народе сегодня набилось даже больше, чем при чествовании югорских послов.

— По какому поводу сейшен? — вполголоса поинтересовалась я у церемониймейстера, но тот лишь пожал плечами.

Может, какой-то праздник, который по традиции необходимо отмечать во дворце при большом стечении народа? День единства... или верноподданности.

Броуновское движение аристократических частиц сопровождалось отнюдь не тихим жужжанием — когда еще высший свет соберется вместе почти полным составом! Давно не видевшиеся чистокровные семейства спешили обменяться новостями и сплетнями точно также, как собравшиеся на ярмарке крестьяне. Титулованные родители, перемигиваясь, заочно объединяли в династические пары своих отпрысков, многие из которых еще и ходить-то как следует не научились.

Что касается нашего присоединения к высшему обществу — более сердечной встречи нельзя было и желать: вчерашние узники замковых застенков приветствовали ведьму-освободительницу с искренней радостью. Те же, кто не устоял перед демоническим обаянием моей "смежницы", на всякий случай активно демонстрировали, что уж они-то сразу раскусили самозванку, но притворялись исключительно из чувства самосохранения. Мы прошли только половину зала, а от взаимных приветствий и раскланиваний уже ломило шею.

— Сестрица! — из толпы придворных выскочила незнакомая мне девушка, и вцепилась в рукав поморщившейся Орлетты. — Господи, в каком ты виде!

Сестрица?! Она вроде говорила, что у нее брат... Ах, да — он ведь женат!

С любопытством я принялась разглядывать роковую женщину, которая сумела выжить из родного дома мою боевую подругу. А с виду и не скажешь, что такая стерва: невысокая, всего метра полтора ростом, худенькая, как воробушек, с выпирающими из декольте остренькими ключицами, с невыразительным бледным личиком, обрамленным жиденькими локонами мышиного цвета. Впрочем, черты лица породистые, точно вырезанные из слоновой кости почти талантливым скульптором, но, на мой взгляд, ей катастрофически не хватало красок.

— Хороший костюм, удобный и красивый, — разом сникнув, буркнула себе под нос девушка-рыцарь.

— Для лесной глуши, возможно, это платье и подойдет, — невестка уперлась в бока кулачками и неодобрительно покачала головой: — Но при дворе! И... Что ты сделала со своими волосами?!!

— Это Лукреция, жена моего брата, — не желая оправдываться и ввязываться в бесполезный спор, Орлетта так резко поменяла тему беседы, что ее буквально занесло на повороте: — А это мои друзья: госпожа придворная королевская чародейка, эльф Иан, и заколдованная принцесса, имени которой мы пока еще не знаем...

Окинув нашу пеструю компанию единым пренебрежительным взглядом, Лукреция наморщила носик:

— Ты связалась с цыганами! Ну, Элеонора, такого я даже от тебя не ожидала! Вот узнает наш папа...

— Он мой папа!

— Сестренка! — рассекая толпу, будто ледокол — арктические торосы, к нашей "теплой" компании присоединился настоящий великан. Брат и сестра оказались очень похожи друг на друга, разве что он был чуть выше ростом, и заплетал длинные каштановые волосы в толстенькую косу: — И ты здесь! Вот отец-то обрадуется!

А папа был уже тут как тут — подтянутый, галантный, в мгновение ока искупивший невоспитанность молодого поколения умелым комплиментом и лобзанием дамских ручек (Иан удостоился простого рукопожатия, а "заколдованная" коза — устного изъявления всевозможного почтения). Именно так я всегда представляла себе пожилого Де Тревиля, разве что без длинной косы за спиной. Усы торчком, огонек в глазах, лихость в манерах — если бы не была смертельно влюблена в своего единственного, то непременно увлеклась бы этим изысканным джентльменом! Судя по голодным взглядам близстоящих дам, подобные мысли посетили не меня одну.

Появление короля избавило меня от необходимости принимать поздравления со счастливым и своевременным возвращением от оставшейся половины знакомых, оказавшихся в зале. А в детстве еще с недоверием читала описание бала в "Мастере и Маргарите", где главная героиня жаловалась на усталость во время приема гостей. Казалось, что там сложного: каждому кивнуть, найти ласковое слово... Двужильной надо быть! Слава богу, мне хоть колено не целовали.

Возможно, взгляд, подаренный монарху, и вышел чересчур уж верноподданническим... Я просто ничего не могла с собой поделать! Кажется, никто из присутствующих моей дерзости не заметил. Подмигнув в ответ, его величество напустил на себя торжественный вид. Впечатлительные придворные потрясенно притихли. Повинуясь невидимому сигналу (или выступление было заранее отрепетировано по секундам?), вперед шагнул надувшийся от важности герольд и, распустив до полу туго скрученный свиток, хорошо поставленным голосом начал зачитывать с него вслух.

Громко и внятно докладчик оповестил присутствующих об успешном раскрытии опасного заговора по свержению законной королевской власти. Неведомый ворог, личность которого вот-вот будет окончательно установлена, первым ударом решил вывести из строя самого могущественного защитника самодержавия... Меня?!

Обалдевая все сильней, я слушала рассказ о том, как три (!) адских демона объединенными усилиями не смогли убить, но при помощи колдовства перекинули меня в другой конец великой страны. Исключительно из-за их колдовских козней я не сумела перенестись обратно в мгновение ока, или хотя бы прилететь на метле, и добиралась до столицы пешком. Зато уж тут развернулась на полную катушку — у сил зла не оставалось ни единого шанса. Иан и Орлетта при таком раскладе просто стояли рядом или действовали на подхвате, но все равно умудрились покрыть себя неувядаемой славой.

После того, как герольд выдал все приличествующие случаю славословия, король поднялся с трона — а мы трое... пардон, с козой уже четверо! — шеренгой выстроились напротив, у подножия задрапированной пурпурным ковриком лестницы. Согласно средневековому этикету, награждение производилось в порядке, зависящем не от величины заслуг (тут мы все, по совести, заслуживали хороших розог), а по чину. Так что первой сделать шаг вперед, чтобы принять высочайшее благоволение, пришлось Орлетте. Преклонив колени, девушка в лучших рыцарских традициях отказалась от любой награды.

— Твои намерения чисты и благородны, — кивнул короной венценосец: — Но пусть никто не скажет, что доброе дело осталось без расплаты!

Посвящение в рыцари прямо на тронных ступенях состоялось именно так, как показывают в исторических фильмах — торжественно и проникновенно. На словах "Встаньте, леди... то есть, сэр Орлетта!" я уже промокала платочком сами собой катящиеся по щекам горячие слезы. Главное, не тереть — тогда косметика не так сильно размажется...

Второй на ковер вызвали придворную чародейку. Совсем было собравшись отказаться от почестей и привилегий... я внезапно вспомнила об одном незаконченном деле:

— Я прошу о помиловании и отпущении грехов для членов банды лесных разбойников! А также разрешения для из главаря... э-э-э... Хрипунова принять монашеский постриг и основать лесной скит для раскаявшихся разбойников, в котором они в неустанных трудах и молитвах смогут искупить грехи и хоть как-то исправить причиненный честным людям вред...

В толпе придворных началось шевеление — две или три чувствительные дамы с богатым воображением попадали в обморок... от духоты, наверное. Или корсеты слишком туго затянули.

Озадаченно нахмурившись, Володя переглянулся с отцом Михаилом, и решительно кивнул:

— Помилование получено! А насчет пострига — это дело уже не светской власти.

— Батюшка?..

— Я попытаюсь испросить разрешение, — кивнул королевский духовник.

— Большое спасибо, — за такое и поклониться не грех.

— Быть посему!

Привычка пузатого глашатая-шоумена со свитком громко комментировать каждое королевское слово в очередной раз заставила меня вздрогнуть. Однако его речь не закончилась на этом вызовом следующего отличившегося: уставившись в бумажку, дядька старательно прочитал восхваления моей скромности, ибо я ничего не попросила для себя (интересно, кто ж это заранее предугадал? или там два варианта речи, на все случаи?), и закончил объявлением о присвоении мне очередного звания... пардон, должности. То есть, дворянского титула... Я настолько опешила, что на какое-то время полностью потеряла дар речи, а когда опомнилась, возражать было уже поздно:

— Эльф! — крикнул распорядитель.

Иан, испуганно озираясь по сторонам, неуверенно шагнул вперед. Перечисление его личных заслуг заняло минут пятнадцать, и закончилось предложением просить, что пожелает. Мальчишка распахнул рот, мечтательно закатив глаза. Перед его внутренним взором сейчас наверняка дружными рядами маршировали столы, груженые сладостями, и скакали деревянные лошадки в человеческий рост. Он, конечно, не догадается попросить какую-нибудь не пыльную придворную должность: вымахала верста коломенская, а по уму — чистый ребенок!

Внезапно в титаническую умственную работу гиганта мысли самым коварным образом вмешались высшие обстоятельства. Появление в дверях босоногого богатыря (что-то Лаврентий провозился с сапогами дольше, чем я думала), на плечах которого, точно две собаки на быке, висели стражники, помогло юному эльфу определиться со своими желаниями:

— Пусть он уйдет! Хочу, чтобы он ушел!! — темно-зеленым кузнечиком Иан заметался перед троном в тщетных поисках потаенного местечка для пряток.

По мановению монаршего пальца к дверным стражникам присоединились еще трое, и их объединенными усилиями Каменного гостя удалось выпихать из зала. Придворные зашушукались: ворваться к королю во время приема, как в портовый кабак, да еще босиком — такого себе никто не позволял... Ну, разве что один раз... И то это был исключительный случай!

— Прошу извинения у высоких гостей за этот досадный инцидент, — король наклонил голову, после чего повернулся к испуганному эльфу: — Ты боишься этого мужчину? Почему?

— Он... Хочет меня съесть! — эльфенок заломил руки с пластичностью трагического актера в древнегреческом театре: — Он меня укусил! Вот!

Он вытянул перед собой поцелованную руку.

— Это недоразумение, — поспешила вмешаться я. Сейчас сделают из графа Старожилова какого-то маньяка! — Лаврентий Пал... Петрович ошибочно принимает Иана за девушку. Очевидно, он слышал об Орлетте, предпочитающей носить мужское платье, и обознался... Тем более, что тот ночевал в моей комнате.

Уточнять, что сама коротала ночь в другом месте, я не стала: ни к чему шокировать придворных еще больше. А тот, кому надо, лучше всех знает, где и с кем я спала. Ух, щеки так и пылают!

— Хорошо, я решу этот вопрос, — лицо оставалось каменным, но глаза монарха лучились смешинками. — Как менестрелю труппы придворного королевского театра эльфу Иану будет предоставлена отдельная комната во дворце. Графа Старожилова я урезоню — думаю, личной беседы будет достаточно.

— Благодарю, ваше величество! — эльфа пришлось ткнуть в бок, самостоятельно эта орясина и поблагодарить не догадается.

— Поздравляю, ты теперь самый настоящий рыцарь! — тихонько шепнула я на ухо Орлетте.

— Правда, — девушка как будто сама себе не верила, не понимая, происходит все это наяву или во сне.

— Ме-мек! — белая козочка требовательно боднула ее под колени рогатой башкой.

— А это кто? — усмехнулся в усы король.

— Заколдованная принцесса, — без тени улыбки пояснила вот уже полчаса как самая настоящая рыцарша. — Расколдовать ее может только поцелуй благородного рыцаря!

У воина слово с делом не расходится — не отходя от кассы, прямо у подножия трона Орлетта опустилась на одно колено и звучно чмокнула подставленную морду в кокетливо покосившемся венке...

Кого как, а меня взрывной волной отбросило метра на полтора, и ощутимо приложило спиной об пол. В кино превращения показывают обычно по-другому... Но факт остается фактом — стоящих ближе всех к трону аристократов повалило, точно кегли в боулинге, а в центре "воронки" вместо козочки теперь стояла девушка. Настоящая принцесса! Точеная фигурка, милое, будто фарфоровое личико, обрамленное блондинистыми кудряшками, белоснежное платье с кружевами — ну, просто торт со взбитыми сливками! Вот глаза, вопреки ожиданиям, не голубые, а серо-зеленые, оливкового цвета, красиво осененные рыжими ресницами. Чтобы в благородном происхождении незнакомки уж совсем никто не усомнился, на ее макушке бриллиантовым блеском сверкала небольшая корона.

— Принцесса Радослава? — удивился король.

Я поежилась: вот она, ядовитая змея ревности! Наверняка он всех незамужних девиц в королевских домах соседних государств знает по портретикам, и почему меня это так удивляет?

— Ваше величество, — красотка сделала до того изящный книксен, что Волочковой впору удавиться от зависти. К счастью для нее, балерина этого не видела.

Обхватив за талию, Орлетта рывком поставила меня на ноги. Хорошо ей, в удобной одежде. А в корсете — ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни согнуться, ни разогнуться... В общем, лучше не падать. Другим заложницам стройности пришлось еще хуже: скованные правилами этикета, кавалеры озадаченно чесали в затылках, не зная, прилично ли наклоняться при короле, и осознавая, что оставить женщин лежать на полу — тоже как будто неправильно. Тех кто первыми решился протянуть своей даме руку помощи, я зауважала еще больше — кое с кем мы уже встречались в подвальных застенках.

С высоты полного роста преображенная принцесса выглядела еще очаровательней. Интересно, как тут относятся к сказочному правилу, согласно которому герою-освободителю от страшных чар непременно должна достаться рука спасенной красотки? Орлетта, понятно, отпадает — но ведь это король ее в рыцари посвятил, стало быть, к расколдовыванию руку приложил. Кто их, монархов, знает: может, тут в порядке вещей заводить одну жену официально, а другую — для души?

— Ах, это было просто ужасно!

Убедившись, что произвела впечатление, принцесса картинно заломила руки — ее бы тоже в театральную труппу, на пару с Ианом комедию ломать... Они, кстати, и внешне чем-то похожи.

— Как же с Вами приключилось такое... несчастье? — сбежав по ступенькам, король помог Радославе подняться по ступенькам к трону и усадил рядом с собой, на мягкую скамеечку, точно по мановению ока появившуюся рядом с золоченым креслом.

А я-то думала, что чудеса здесь по моей части... Видимо, королевство ее папочки не меньше нашего. Или это важный экономический партнер. Или... миленькая принцесска просто задела его за живое. Это тебе не бездушный портрет!

— Когда вы расторгли нашу помолвку...

Каждый невинный взмах ресничек словно вбивал мне в сердце ледяную шпильку. Значит, у них есть общее прошлое... Как свидетельствует мировой синематограф, такие встречи могут заканчиваться самым неожиданным образом: "А почему мы тогда расстались?" — "Да я уже и не помню..." — "Так может..." — и пошло-поехало...

— ...Папуля очень осерчал, — меж тем продолжала щебетать "разлучница". — Он так рассчитывал на этот брак! Они с вашим батюшкой так твердо обо всем договорились... Папуля к тому времени уже успел отказать всем остальным претендентам на мою руку.

Удачно пристроить красу-девицу благородного происхождения с богатым приданным и перспективами на трон почему-то оказалось не так просто, как могло показаться. Один раз в резкой безапелляционной форме получившие от ворот поворот королевичи не торопились форсировать бурную реку — да и сама прелестница, подрастая в окружении мамок-нянек и прочей подобострастной угодливой челяди, из всех прирожденных талантов развивала прежде всего капризный нрав и острый язычок.

В конце концов, несчастный отец единственной дочери отчаялся до такой степени, что начал привечать в своем дворце любых претендентов на престол, при условии хоть сколько-нибудь благородного происхождения. В лучших традициях жанра женихи принялись стекаться ко двору крупно— и мелокооптовыми партиями, но в каждом разборчивая невеста ухитрялась отыскать какой-то недостаток.

— ...У меня были самые простые требования, — беспечно махнула рукой привередница. — Будущий муж должен предугадывать и выполнять все мои желания, только и всего! И тогда появился тот колдун... Он действительно делал все: мне хотелось апельсин — и волшебник тут же подносил его на золотом блюде. Я отправлялась поохотиться — и звери сами выбегали навстречу. Говорила ли я, что мне нравятся гладко выбритые мужские лица или требовала, чтобы жених отрастил бороду — все исполнялось в один момент. Чародей не смог выполнить только одного — сделать так, чтобы я его полюбила. Этот длинный нос... Отчего-то кудесник был очень к нему привязан, и упрямо отказывался менять. Разумеется, я ему отказала... Колдун разозлился, и однажды, когда я гуляла в саду и случайно отбилась от нянюшек, он появился и заявил, что, раз внешность имеет для меня такое огромное значение, мне стоит хотя бы ненадолго побывать в чужой шкуре... И превратил... в козу! Ну, хоть бы в какую-нибудь птицу — голубку или лебедушку...

— В белую ворону, например, — буркнула я себе под нос, и столкнулась с непонимающим взглядом Орлетты.

Интересно, что бы она сама сказала, если бы эта бледная моль принялась на людях заигрывать с ее парнем?

— ...В козу! И исчез! Даже не сказал, как мне вернуть свой милый облик... Собственные слуги изгнали меня из парка, а какой-то низкородный крестьянин попытался запереть в вонючем хлеву! — девушка возмущенно фыркнула. — Разумеется, я сбежала, и отправилась, куда глаза глядят. Заблудилась в лесу... И, если бы не проницательность этой ведьмы, непременно стала бы добычей диких зверей!

Я приосанилась, чувствуя, как на погоны опускаются еще две звездочки... Увы, это был первый и последний реверанс в мою сторону:

— Как это мило, что Вы послали ее мне навстречу!

Почему-то вторая часть праздника мне не очень понравилась...

Когда на дворец опустилась ночь, и все разбрелись по своим покоям, в королевское крыло бесшумно прокрался призрак Прекрасной Дамы. Свойски перемигнувшись с телохранителями, стоящими на карауле у дверей самой главной старгородской спальни, он постучала условным стуком:

— Кто там? — прозвучал из-за двери классический вопрос.

Кто же еще может добиваться высочайшей аудиенции после захода солнца!

— Государственная служба наркоконтроля!

— Проходите, давно вас ждем!

— Это отзыв на пароль "Пришли гости, глодать кости"! — проскользнув в комнату, я укоризненно покачала головой.

— Мы милицию не вызывали!

— А это — если бы я представилась участковым оперуполномоченным.

— Че сразу я-то?!

— Отзыв правильный! Теперь я знаю, что это на самом деле ты, а не подменный демон!

— А мне как проверить, что ты настоящая? — усмехнулся успешно прошедший испытание муженек.

— Пощупай! — я с готовностью скользнула в подставленные руки: — Ну, как?

— М-м-м... нужно еще убедиться...

Глава 2.

— О чем задумалась?

— Ой! Я думала, ты еще спишь!

— Да разве выспишься, когда рядом так мозги скрипят!

Я хихикнула и поерзала на перине, чтобы крепче прижаться к горячему плечу:

— Значит, королевская театральная труппа? И сколько в ней актеров?

— Один пока, — свободной рукой (на вторую я вместо подушки пристроила голову) король почесал меня за ухом. Я мурлыкнула, но титаническим усилием заставила себя вернуться к обсуждаемому вопросу:

— Все-таки беспокоит меня этот Лаврентий. Он точно не будет больше приставать к мальчику?

— Обещал. И потом, он ведь не знал, что тот — мальчик! — ненаглядный усмехнулся. — Ты не говорила, что когда они первый раз встретились, эльф был в платье.

— Что, я при всех должна был заявить, что Иан носил платье, оттого, что другой одежды у него тогда не было? Твои придворные и без того наверняка уже напридумывали себе бог знает чего... Ой, мамочки! — я бросила взгляд за окно: — Светает! Мне пора бежать, пока кто-нибудь не увидел!

— Ты преувеличиваешь, до рассвета еще далеко... И вообще, сегодня праздник, можно отменить все встречи и вообще не выходить из комнаты.

— Как заманчиво! А что за торжество — светское или церковное?

— Хр-м... Крестовоздвижение. Но пост и воздержание совсем не обязательны!

— Как! Уже?! — меня буквально вышвырнуло из кровати. — Я думала, он даст мне немного больше времени...

— Кто — злой волшебник?

— Если бы! Выходной отменяется, осталось еще одно неотложное дело... Надеюсь, последнее! Зашнуруй-ка меня быстренько.

— Еще? — переспросил Володя, дергая тесемки изо всех сил.

— На пару сантиметров! — сдавленно пискнула я.

— Может, хватит? Дышать-то куда? — встревожился новоиспеченный супруг. — По-моему, у тебя и без того отличная фигура!

— Платье не сойдется! Оно под узкую талию скроено! — решив поразить его воображение новеньким нарядом, сейчас я расплачивалась за тонкий стан.

— Надо серьезно поговорить с твоей портнихой...

— Она тут не при чем! Это мода такая.

— Что это за мода, — пропыхтел ненаглядный, упираясь коленом пониже поясницы: — Зачем так над собой издеваться?!

До сих пор у него претензий к срываемому с меня нижнему белью не возникало — разве что в самый первый раз, когда любимый совершенно запутался в тесемках, и я уже решила, что следующие полночи мы проведем, распутывая этот Гордиев узел — но острый кинжал помог справиться с задачей за секунду, истинно по-македонски.

Обычай обниматься перед долгой разлукой придумали не мы — не нам и ломать традиции... Как в процессе прощания мы налетели на дверь, вынесли ее и вылетели в коридор — просто ума не приложу!

— Здравствуйте, святой отец! — чирикнула я, глядя снизу вверх.

— Ваше величество, вы совершенно не умеете обращаться с дамами! Разве можно ронять их на твердый холодный пол, да еще с размаху!

— Ничего, мне совсем не больно — я упала на что-то мягкое...

— Это моя рука, — неловко пряча глаза от сурового взгляда духовника, пояснил король.

— Ты не ушибся?

— Кажется, только локоть разбил...

— Как?! — встревожилась я. — Ну-ка, покажи, я зашепчу!

— Я сам окажу его величеству первую помощь! — Мягко, но настойчиво отстранил меня Инквизитор. — Госпожа Ольга — вы, кажется, куда-то торопились?

— Ну, да, в принципе... Хотя это не срочно...

Но я говорила, обращаясь уже к закрытой двери. Охранники усиленно делали вид, что у них на глазах не происходить абсолютно ничего необычного. В конце концов, у меня и на самом деле дела!

После двух подряд исчезновений король проникся тревогой за мою неспокойную жизнь. Помноженная на уверенность, что он каким-то невероятным образом лишил меня колдовской силы, эта тревога стала почти паранойей. Поэтому разрешение покинуть город я получила только при одном условии: если меня будут сопровождать два телохранителя. Сперва муженек настаивал на шести, но удалось сторговаться...

Чтобы не превращать небольшую экспедицию в парадный выход придворной королевской чародейки, я решила вместо второго охранника пригласить на дружескую прогулку Орлетту — и, не откладывая дело в долгий ящик, отправилась прямиком в графские покои.

Дверь в комнату новоиспеченного рыцаря почему-то оказалась незаперта. Пробарабанив дробь по деревянному косяку, я толкнула створку:

— Подъем! Солнце уже красит... каким-то там цветом... стены древнего кремля!

— А?! — из вороха мятых одеял вынырнули две взъерошенные головы.

— Вас что, так и оставили двоих в одной комнате? — немало сумняшеся, я запрыгнула на кровать третьей — хоть и поменьше королевского, ложе в гостевых покоях в случае необходимости вместило бы пятерых. — Ну, девчонки, вы даете!

— Мне было так неуютно в новом незнакомом месте, — принцесса Радослава жеманно потянулась, демонстрируя мраморное плечо: — Так страшно... И одиноко... Просто хотелось поделиться с кем-то своими чувствами и переживаниями. Но королевская спальня оказалась уже занята!

— Выходит, вовремя я подсуетилась! — если бледная моль думала смутить меня своей подколкой, то сильно просчиталась.

Наверняка в их замке обслуга, к которой, несомненно, относилась и наемная чародейка, не позволяла себе подобного панибратства с господами — принцесса скривилась, но отвечать не стала. Отбросив одеяло, она прямо на голое тело самостоятельно натянула платье: по крою напоминающее приталенный сарафан с рукавами, оно красиво обрисовывало фигуру а, главное, не требовало поддевать корсет и дюжину нижних юбок. Надо будет взять на вооружение! К тому же легко надевается и снимается.

Бриллиантовая диадема заняла свое место на пышно взбитых кудрях (нельзя же сказать про принцессу "лохматая"!), и белокурая прелестница, фыркнув на прощание, покинула нашу теплую компанию.

— Козой она нравилась мне гораздо больше!

— Мне тоже, — признавшись в недостойных рыцаря чувствах, Орлетта свекольно покраснела.

Ну, и вовсе ничего такого я не подумала — этот мир был гораздо невиннее нашего, так что две подружки могли делить одну постель без всякой задней мысли. По опыту лесных ночевок я уверенно могла подтвердить: спать рядом с Орлеттой — одно удовольствие. Она не ворочалась, не пиналась и не толкалась, в отличие от Иана, который так и норовил во сне с размаху проткнуть соседа острым локтем или коленом. А уж как рассказывала сказки! Причем умолкала не тогда, когда засыпал последний слушатель, а только когда история подходила к концу. Бывало, проснусь среди ночи — а она все бормочет...

— По-моему, принцесса решила занять вакантное место...

Так вот что на самом деле вогнало в краску целомудренного рыцаря!

— Пусть попытается, — фыркнула я. — Там сейчас отец Михаил.

— Он тебя... выгнал?

Бедная графиня, кажется, от смущения сейчас в обморок упадет. Наверное, ей еще ни разу в жизни не доводилось говорить о таких пошлостях... Да еще и с их непосредственной участницей.

— Да нет, я как раз уже уходила... На самом деле — только тс-с-с, никому, это секрет! — мы женаты. Собственно, этот недоделанный чернокнижник умыкнул меня прямо из-под венца.

— Так ты... Вы... Королева?!.

— Господь с тобой, какая из меня королева! — хм, а ведь такой расклад до сих пор мне как-то в голову не приходил. — Меня не короновали... Просто — королевская жена.

— Просто! Ничего себе! — Орлетта теперь смотрела на меня совсем другими глазами, и явно мучительно пыталась сообразить, как теперь обращаться к новой подруге — на ты или на вы.

— На самом деле в этой жизни все проще, чем кажется на первый взгляд, — я похлопала ладонью по одеялу в том месте где, по моим представлениям, должно было находиться рыцарское колено. — Ты как относишься к тому, чтобы совершить небольшую загородную прогулку прямо сейчас? Заодно расскажу немного о себе, раз за время совместного путешествия мы так толком и не познакомились.

— Конечно! — невпопад отозвалась девушка: — То есть, я готова.

— Тогда одевайся, и жду тебя на дворцовом крыльце. Особо не торопись.

— Постараюсь, — Орлетта как будто вела вслух внутренний диалог с самой собой.

На всякий случай я еще раз повторила место встречи, и поскакала в свою лабораторию, цокая каблучками новеньких туфель — ни дать, ни взять, серебряное копытце!

Стремительная смена платья (на улицу можно и что-нибудь попроще надеть), нанесение боевой раскраски — а из дворцовой канцелярии уже несут составленный по всем правилам и заверенный королевской печатью документ о помиловании. Марш-бросок к дворцовому распорядителю за молотком и гвоздями: скотч, жевательная резинка или зубная паста, при помощи которых мы с соседками по общаге вполне успешно украшали стены яркими постерами, в этом мире еще не изобретены. И вот — по мне даже не успели соскучиться!.. О-о-о!

На крыльце меня ждала маленькая, но вполне боеспособная армия. Лев едва не сгибался под тяжестью навешенного со всех сторон оружия. Конечно, меч — мужское украшение. Но если бы какая-нибудь дама, отправляясь на торжественный раут, нацепила на себя такое количество бижутерии, ее справедливо обвинили бы в отсутствии вкуса. Орлетта не отставала от телохранителя: новенькая кольчужка вызывающе опоясана заслуженной перевязью с мечом, в сапогах — по ножу, в глазах — сталь.

— Кому-то сегодня непременно достанется!

— Кому? — девушка-рыцарь немедленно схватилась за обмотанную кожаными ремнями удобную рукоять.

— Пока не знаю. Но жалко ведь будет тащить целую гору железа в такую даль — и никого в результате не побить!

— А куда мы, кстати, идем? — не оценив шутки, с убивающей серьезностью поинтересовалась она.

— Да тут, недалеко — до большого такого креста. Рядом с дорогой, на границе леса, помнишь?

— Выходить из города — опасно, — пробасил Лев, вставляя в разговор свои пять копеек.

— Мы ведь не надолго, — я легкомысленно взмахнула молотком: — Только туда — и сразу обратно!

— ...Может, все-таки помочь?

— Некоторые вещи человек должен сделать своими руками: посадить дерево... забить гвоздь... — я замахнулась, чтобы окончательно пригвоздить к кресту документ о помиловании, как договорились: — А-о-ей!

Мои спутники, раскрыв рты, следили за каждым движением, откровенно ожидая, когда я садану молотком по пальцам — даже жалко было их разочаровывать. Этим и воспользовались нападающие.

Кинжал просвистел у виска и глубоко ушел в дерево, намертво пришпилив документ. Выронив гвоздь, я резко обернулась, и с размаху опустила тяжелый молоток на голову злодея — а как еще можно назвать человека, который нападет с оружием на беззащитную девушку? Ну, почти беззащитную...

"А в милицейском протоколе написали бы "Ссора на бытовой почве", — успела подумать я, повторно впечатывая головку ударного инструмента в широкий лоб бандита. Гулко получилось! Но до смертельного все равно далеко — мужик просто очень внимательно посмотрел на самый кончик своего носа, после чего вялой грудой осел мне под ноги.

Теперь можно было и оглядеться: Орлетта с Левушкой бодро отмахивались каждый сразу от трех противников, невольно залюбуешься — девушка жонглирует мечом легко, с показной непринужденностью, и уворачивается от встречных ударов грациозно, будто танцует. Профессиональный же телохранитель, не делая лишних движений, без особых красивостей бьет на поражение, воплощая собой мощь и энергию схватки в чистом виде. Но противников все равно слишком много!

Внезапно кусты расступились, и в схватку включились новые силы — мужики с мрачно сосредоточенными, заросшими бородами лицами. Такие вряд ли могут выступать на стороне добра!

— Сзади! — закричала я, предупреждая друзей. И совершенно упустила из внимания собственный тыл:

— Спокойно, ведьмочка! — тяжелая ладонь опустилась на плечо, вдавливая меня на добрых полметра в мягкую землю: — Свои!

Автоматически я все же попыталась садануть по руке молотком, но Хрипатый ловко перехватил мое запястье. Пока мы молчаливо боролись, одни разбойники ловко расправлялись с другими.

— ...Жаль, что нельзя их допросить! — вздохнула Орлетта.

Левушка виновато потупился: травмированный зимним нападением, заставшим его врасплох, на этот раз телохранитель бился, точно берсерк, по инерции едва не покрошив в капусту наших спасителей. После того же, как разобрался, где свои и чужие, обошел "поле боя" по периметру, и мстительно добил тех из нападавших, кто еще подавал какие-то признаки жизни. Так домохозяйка, застав на своей идеально чистой кухне таракана, продолжает лупить тапком еще и еще, прекрасно зная, что смертельным был уже первый удар...

Остановить бессмысленное кровопролитие мне помешала самая прозаическая причина — как раз в этот момент меня тошнило в кустах. Все-таки не каждый день на тебя покушаются с оружием, и умирают на глазах! Однако вместе с последним тараканом пропала и последняя надежда узнать, случайные ли это гастролеры, не устоявшие перед возможностью легкой добычи, или наемники, посланные специально по мою душу. Рыцарь и телохранитель придерживались последней версии — ну, у них работа такая, везде видеть происки тайного врага. Как ни странно, разбойничий атаман разделял их мнение:

— С вечера в засаду сели, — прокомментировал он, следя за тем, как его ребята обыскивают трупы.

Мои любимые книжные сыщики непременно достали бы из карманов преступников документы, иностранные деньги, план вылазки, нарисованный заказчиком на гербовой бумаге — а то и лицензию на убийство, подписанную лично кардиналом. Увы, жизнь вносила свои коррективы: нападавшие были экипированы только огромным количеством оружия, не помеченным именами или инициалами, а их карманы поражали девственной чистотой.

— Явно кого-то ждали, — продолжал дедуцировать атаман. — Три обоза мимо проехали — пропустили!..

Протянув руку, Хрипатый легко, двумя пальцами вытащил засевший в кресте кинжал, и аккуратно разгладил пробитый, но еще вполне читабельный документ:

— С королевской печатью, настоящий... Эй, Брыль, прочти!

Один из разбойников, водя грязным пальцем по строкам, медленно, по слогам, прочел текст помилования.

— А ведь не все умеют читать, — задумчиво заметил главарь банды. — Что, если я с этой бумажкой начну путников в лесу останавливать и именем короля грабить?

— Значит, я ошиблась...

В этот момент один из уже окончательно и бесповоротно убитых бандитов вдруг брыкнул ногами, дернул головой, почти совсем отделенной от туловища, и выплюнул прямо мне под ноги с полстакана крови. Посмертные судороги, я такое в кино видела...

...Перед глазами закружилось что-то зеленое: кажется, лес... Или растворяющаяся в глубинах космоса земля-матушка.

Глава 3.

Врожденная деликатность — или разделенная тайна, — не позволили Орлетте привести меня в чувство пощечинами. Поэтому девушка подняла настоящий ураган при помощи широченного лопуха.

— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой поинтересовалась она, заметив, что я приоткрыла глаза.

— Как девочка Элли, летящая в волшебную страну... Против ветра.

Через какое-то время мне показалось, что я уже достаточно отдохнула и набралась сил для того, чтобы восстать против переноски на руках, и потребовать немедленно поставить себя на ноги. Однако все же недостаточно, чтобы твердо на них стоять — пришлось притвориться, будто пришла в небывалый восторг от открывшейся панорамы полей и лесов, и хочу немного посидеть на пригорке, любуясь видом.

Справедливости ради, пейзаж и в самом деле был хорош: ни выпуклых шрамов асфальтовых дорог, ни терзающих землю экзотической акупунктурой телеграфных столбов, ни проводов, поймавших небо в частую сеть...

Никогда в жизни я не сталкивалась так близко с человеческой смертью, как сегодня. Особенно от перерезанного, практически вырванного горла... Чтобы справиться с накатившей тошнотой, я запрокинула голову, и принялась следить за неспешно летящим по небу облачком. Больше всего оно напоминало... клок ваты.

Пользуясь перерывом, Орлетта деловито чистила испачканный в крови меч пучком травы.

— Тебе уже приходилось убивать раньше? — дав себе слово не думать больше на эту тему, я все же ничего не могла с собой поделать.

— Только диких зверей, — неохотно бросила девушка. — Ну, и еще один раз, когда моего любимого пса, Грызуна, на охоте укусила бешеная лисица. Он заболел — и кто-то должен был это сделать...

Она украдкой смахнула с ресниц непрошеную слезу.

— Это не то же, что убить человека...

— Да. Грызуна мне было жаль.

Глядя как рыцарша яростно полирует блестящее лезвие, я испытала резкий приступ угрызений совести. Втравила девушку практически в криминальную разборку, даже не поинтересовавшись — может, у нее были совсем другие планы на день? Удивительное дело — отважно вышла с мечом против троих вооруженный мужиков, а женщины: жена брата, принцесса и теперь вот я, — из нее веревки вьют...

— Прости меня...

— За что? — удивилась Орлетта.

— За все вот это вот... Ты ведь, наверное, не планировала начать утро с одного-двух тонизирующих убийств еще до завтрака.

— Да уж, — усмехнулась она. — "Сестрица" собиралась отвести меня к портнихе, чтобы заказать приличное платье. И чепец, чтобы спрятать остриженные волосы! Так что я, если честно, была бы рада любой возможности сбежать от этого.

— К чему такие сложности, скажи ей прямо: "Не хочу!" — и пошли к черту!

— Рыцари не посылают дам к черту!

— Рыцари не позволяют юбкам крутить собой. Так что в следующий раз, если кто-нибудь начнет доставать, не будь размазней. И чтобы когда я снова заявлюсь с криком "Бросай все, пошли туда, пошли сюда" — хочу услышать в коротких и доступных выражениях подробные объяснения куда и в какой позе мне на самом деле надо идти!

— Хорошо, — Орлетта рассмеялась и засунула меч в ножны. Понятно: все слышала, все поняла, но к сведению не приняла: — Сегодня у меня только один план: как можно дольше оттянуть момент неизбежной встречи с ненаглядной родственницей. А ты что собиралась дальше делать?

— Поесть! — к собственному изумлению, я обнаружила, что кровавое зрелище на голодный желудок не отбило желания позавтракать... или уже пообедать?

— А после?

— Потом... Собиралась заглянуть к Машеньке, попросить ее сшить мне новое платье. Хочу радикально поменять имидж...

— Что поменять? — округлила глаза шокированная рыцарша.

— Имидж — ну, внешний вид, манеру одеваться, причесываться, краситься...

— Как, опять?!

— Это тебе кажется, будто я сильно изменилась. А те, кто знал меня до исчезновения и — кхм! — путешествия, видят придворную королевскую чародейку такой же, как всегда: привычной, обычной... скучной, — я благожелательно кивнула большому крестьянскому семейству, сообща толкающему по тракту в сторону города нечто среднее между телегой и большой тачкой.

Остановившись, чтобы отдать дань уважения расположившимся на пикник господам, селяне поочередно притопывали на месте, кланялись до земли, размашисто крестились и сплевывали через левое плечо от сглаза — значит, узнали. Кукиши не показывают — уже хорошо.

В городских воротах мы задержались ненадолго — только чтобы сообщить начальнику стражи о нападении, и объяснить, где остались трупы — надо же и разбойников похоронить по-христиански!

— Сколько было злодеев? — деловито поинтересовался усатый дядька, внушающий неподдельное уважение лопатообразной бородищей и огненным румянцем во весь нос.

— Семеро, по-моему, — я неуверенно оглянулась на Орлетту.

— Восьмеро, — поправила она.

— Понятно... сколько с вашей стороны пострадавших?

Рыцарь только руками развела — извините, мол, не подставилась. А Лев, звучно почесав в затылке, предъявил длинную царапину на шее — по-моему, от хлестнувшей ветки.

— Нам помогли лесные братья, — потупившись, пояснила я.

— Разбойники? — нахмурился стражник.

— Что вы! Монахи из лесного скита...

После прохождения блокпоста Орлетта с готовностью выразила желание проводить меня к Машеньке. В гостях и позавтракали — готовит бывшая горничная изумительно, я всегда предпочту ее стряпню возможности отравиться в каком-нибудь общепите.

Между делом обменялись новостями. Машуня в подробностях рассказала, как дела у детишек: кто сколько раз агукнул, как кушали... Я поделилась подробностями утреннего нападения, и попросилась поглядеть на спиногрызов. Трудно себе представить но я, кажется, в самом деле начинаю скучать по маленькой Наденьке!

Еще раз помыв руки, мы всей гурьбой ввалились в детскую, не отставал даже Лев: украдкой, пока никто не видел, он все-таки надкусил сладко пахнущее корицей мыло, и теперь пускал носом разноцветные радужные пузыри, к вящему восторгу переагукивающихся из соседних колыбелек младенцев. Найденка выглядела вполне довольной, лишний раз подтверждая правильность моего выбора приемной семьи — во всяком случае, куда чище, чем когда была под моим присмотром.

— Госпожа! — Машенька, украдкой оглянувшись на Орлетту, протянула мне сильно скомканный лист плотной бумаги, свернутый несколько раз: — Вот это я нашла в кармане вашего старого платья, когда перешивала. Хотела отдать вечером, но вы... так и не вернулись.

— Спасибо! — бумажка снова отправилась в карман. Что такого важного я могла записать на этом клочке — не номер же телефона! Это еще не повод, чтобы отвлекаться от захватывающей игры "агу-агу-агушеньки". — Кстати, хорошо, что напомнила — у меня появилась идея насчет нового платья...

Созерцание маленьких детей всегда наполняет душу благостным спокойствием и умиротворением. Только поэтому дочь швеи воздержалась от критики, даже не покрутила пальцем у виска, выслушав описание платья моей мечты.

— Такого не бывает, — только и заметила она.

— Все когда-то случается в первый раз!

— Ну... можно попробовать...

Насколько сильно Орлетта мечтала избежать "случайной" встречи с женой брата — настолько же та упорно стремилась приблизить момент свидания:

— Ага! — похоже, что Лукреция, разминувшись с жертвой во дворце, попросту заняла пост на центральной городской площади, логично рассудив, что рано или поздно девушка-рыцарь через нее пройдет. Эх, надо было провести ее дворами! — Я ее везде ищу, а она — гуляет!

Маленький растрепанный воробушек вышел на тропу войны: распушил перья, оскалил клюв... но выглядел все равно не опасно, а комично.

— Пошли скорее, портниха ждет! — невестка схватила мою подружку за руку, и попыталась увести с площади.

— Зачем? — уперлась та.

— Снять мерку, чтобы сшить тебе новой платье!

— Моя одежда меня вполне устраивает! — Орлетта выдернула руку из захвата и упрямо оттопырила нижнюю губу.

Однако "родственнице" тоже упрямства было не занимать:

— Теперь, когда ты вращаешься при дворе, то и одеваться должна соответственно, а не позорить семью!

— Любая семья должна гордиться, когда одного из ее членов посвящает в рыцари сам король! — знаю, знаю: свои собаки дерутся — чужая не лезь. Но иногда просто ничего не могу с собой поделать: — Орлетта теперь рыцарь, и может носить все, что захочет — хоть латы!

— Это еще кто тут заговорил? — презрительно фыркнула пигалица.

— Придворная королевская чародейка! — я приосанилась: — И говорю именем короля!

— Ф-ф-ф! — она явно не поверила ни одному моему слову и, считая, что и без того достаточно уронила достоинство, один раз ответив на выпад еле-еле титулованной особы, снова повернулась к "сестрице": — Кстати, куда ты дела старинные рыцарские доспехи, которые украла у папы?

— Это — мой папа! — так и взвилась девушка. — И если он недоволен тем, что взяла его вещь, и тем, как ею распорядилась — пусть скажет мне об этом сам! А ты уж изволь называть его уважительно — отец!

— Ну и ну, сестренка разошлась! — между спорщицами, готовыми, кажется, уже сойтись в рукопашной, втиснулся брат и муж. То ли он все это время с интересом наблюдал со стороны, оставаясь незамеченным, то ли только что подошел — я, во всяком случае, его не видела: — Элеонора, почему ты такая упрямая? Ведь Лукреция хочет, как лучше для тебя!

— Я не желаю, чтобы мне диктовала, как надо одеваться, женщина, которая сама похожа на больную мышь!

Вспомнив ходячие лестницы и прочих мутантов-пришельцев, которые с подиумов диктуют моду людям в моем родном мире, я невольно хихикнула. Мужчина покосился в мою сторону с укоризной: нет, чтобы разнять, так еще масла в огонь подливает:

— Она ведь не виновата, что сейчас плохо выглядит! Ты должна быть более снисходительна...

— Я была достаточно снисходительна, — каждое рыцарское слово падало гранитной плитой: — Но больше не позволю этой женщине собой помыкать. В конце концов, я ей не муж!

Оставив за собой последнее слово, она резко развернулась на пятках, и зашагала... похоже, куда глаза глядят.

— Я чувствую, что дурно на тебя влияю...

— А я чувствую облегчение! — Орлетта вдохнула полной грудью. — Давно хотела ей все это высказать, да никак не могла собраться с духом. Пойду, скажу принцессе — пусть в следующий раз ищет свободную комнату. Я всю ночь глаз не сомкнула, боялась ее случайно толкнуть...

Во дворце мы распрощались: Левушка вернулся в караулку, рыцарша отправилась на поиски преображенной козы (на что только не способная пластическая хирургия... плюс немного магии!), а я потопала в сторону лаборатории. Там наверняка накопились неотложные дела и новые заказы на чудодейные отвары и мыло.

Благие намерения тем и отличаются от коварных, что так и остаются всего лишь намерениями — видно, не судьба мне сегодня поработать. Если прощание было просто горячим, то встреча — буквально пламенной: налетев, точно ураган, Володька обхватил меня руками и сжал с такой силой, что аж ребра захрустели:

— Задушишь! — пискнула я.

— А следовало бы! — строго заметил супруг, но захват все же ослабил: — Олька! Ты что себе позволяешь?! Ты где ходишь?!!

— Вов, ты ведь сам сказал, что сегодня праздник, и никаких официальных мероприятий не будет. Вот я и решила прогуляться за городом. Ты разрешил!

— Прогуляться! Да ведь весь город только и гудит о том, что прямо за городскими воротами на придворную королевскую чародейку напали восемнадцать наемных убийц, но она не растерялась: выплюнула на землю зубы, и те превратились в могучих солдат, которые нашинковали нападающих в капусту...

Так вот почему все встречные так странно на меня смотрели — зубы, наверное, считали.

— Почему ты молчишь?!

— Рецепт запоминаю... А как потом зубы обратно вернулись? Или новые выросли?

— Ты собрала выбитые в драке, закинул в рот, и они встали на место, как ни в чем не бывало... Это что — правда?!

— Да ты что! С земли, грязные...

— Не прикидывайся — я спрашиваю про нападение разбойников!

— Ну, было дело, — не стала скрывать я. Все равно Левушка расскажет — ему по должности не положено от короля что бы там ни было скрывать. Да и как такое утаишь, когда уже весь город знает подробности! — Но из наших никто не пострадал. И было их всего восемь!

— Всего! — в ужасе воскликнул любимый. — Они сказали, кто их послал?

— Я ведь не некромант... Господи, как вспомню — аж тошно!

— Все прошло, все прошло, — он вновь сжал меня в своих объятиях, но гораздо нежнее, и успокаивающе погладил по спине. Жалко, что я не могу мурлыкать, как кошка, чтобы без слов выразить свое удовольствие. — Я тебя уберегу... Спрячу так, что никто никогда не найдет!

— Главное, чтобы потом не забыл, куда спрятал! — я откинула голову для поцелуя, но милый намека не понял, так что пришлось действовать самой: — М-м-м, какой ты сладкий! Кстати, отец Михаил утром тоже говорил что-то такое: типа, что мы плохо шифруемся, и надо быть осторожнее.

— Плохо... Почему это король должен прятаться, чтобы в собственном дворце делать то, что ему нравится?

— Ваше величество, что это вы делаете?! — я строго нахмурила брови, но не отстранилась.

— Как раз кое-что из того, что мне особенно нравится.

— Увидят! Если народ решит, будто злая ведьма околдовала доброго короля, меня линчуют и сожгут!

— М-м-м... Жареная ведьма!

— Звучит неаппетитно!

— Согласен, — король убрал руки и на ощупь застегнул мое платье. Надеюсь, он не завязал снова тесемки корсета морским узлом, как в прошлый раз — Настасья ужасно ругалась: — Тебе придется уехать из дворца.

— Вот еще! Я никуда без тебя не поеду! В конце концов, это моя работа — обеспечивать королю магическую защиту.

— Тут недалеко, все полдня езды, есть летний королевский домик, — не слушая возражений, продолжал вещать муженек: — Раньше, до коронации, я частенько там бывал. Порой все лето проводил...

— А у короля бывает отпуск? — не на шутку заинтересовалась я.

— У короля есть все! — с гордостью в голосе заверил любимый. — А что такое отпуск?

— Ну — это когда человек весь год работает, а потом начальник отправляет его на месяц куда-нибудь отдохнуть. Или раз в полгода на две недели. Или раз в квартал — по одной...

— Какой хороший обычай! — восхитился самодержец. — Надо будет отправить своих советников в отпуск, а то надоедают.

— Главное — составить график отпусков, — пару раз пообедав в компании кадровички с последнего места работы, я обогатилась массой полезных знаний: — Чтобы не получилось так, что все разом разбежались, и работать некому. Парочку отпустить в ноябре, трех в декабре... Десятерых — когда совсем работы нет.

— А кто отправляет в отпуск начальство?

— Начальство само себя отправляет. Только обычно годами отпуска не берет, потому что уверено, что без него бизнес развалится в первый же день.

— И разваливается? — заинтересовался великий администратор.

— Зависит от того, как организована работа отделов. Если все хорошо знают свои обязанности, а руководители способны принимать самостоятельные решения, не согласовывая каждую запятую в десяти инстанциях — то нет. А если начальство лезет в каждую дырочку и требует, чтобы все мало-мальские решения согласовывались только с ним... Такой бизнес рано или поздно сам развалится.

— Решено — завтра же ухожу в отпуск. И увожу тебя в летний дворец. Только ты и я!

— Здорово! А кого мы еще с собой возьмем?

— Никого: в этом-то и весь смысл!

Перед глазами немедленно возникла яркая картина в красках: я месяц напролет вытираю пыль, скребу полы и мою окна Версаля, в котором годами не ступала нога человека... Ну, в крайнем случае — Зимнего дворца... Любимый с нечесаной бородой в грязном, криво застегнутом камзоле раздраженно спрашивает, когда будет обед, а потом, ковыряя вилкой подгоревшую бурду на тарелке, недовольно ворчит: "Ты, мать, совсем распустилась — выглядишь, как пугало!"

— ...Конечно, там есть небольшой штат постоянных слуг, которые следят за порядком в доме, и кухарка — но нам они не помешают, — продолжал Володя, не подозревая, какую тяжесть снимает с моей души.

— Может, все-таки возьмем с собой хотя бы Иана?

— Это еще зачем?

— Будем представлять, что это как будто наш ребенок. Проверим, хорошие ли мы родители...

— Ну, нет — у этих детишек есть милая привычка врываться в родительскую спальню в самый неподходящий момент!

— Что, личный опыт?

— У кого же еще искать защиты во время грозы, как не у мамы с папой?

— Тогда не удивительно, что у тебя нет братьев и сестер — в такой-то нервной обстановке! Но что делать с Лаврентием — вдруг во время нашего отсутствия он снова начнет приставать к эльфу?

— Ослушается короля?! — самодержец насупил густые брови, и сразу стал такой внушительный, такой грозный — аж сердце в пятки ушло! Умру, если не поцелую! — ...Ну, пусть твоя подруга вызовет его на дуэль, что ли..

— А если и это не поможет?

— В таком случае я бы обратился к какой-нибудь знакомой ведьме — за отсушкой. Кажется, у меня тут одна даже состоит на жалованье...

— Понятно. Все шутим, все иронизируем?..

— Кх-кх!

— Ой! — мы с королем быстро отскочили друг от друга и принялись усиленно делать вид, что просто прогуливаемся.

— Ваше величество, это просто верх неосторожности! Госпожа придворная чародейка, о чем вы только думаете?! — отец Михаил сурово насупил брови — ну, ни дать, ни взять, дьявола изгоняет!

— Вы не поверите, святой отец, но в такие моменты я просто не способна ни о чем думать... Мне очень жаль!

— Не похоже... Неужели так трудно подождать хотя бы до завтра?

— А зачем ждать? Поехали туда сегодня! — внезапно пришедшая в голову идея тут же целиком завладела всеми помыслами, подкупая своей новизной.

— Дорога неблизкая, и темнота застанет нас в пути. После этого нападения я не хочу подвергать тебя дополнительной опасности!

— Кроме того, перед отъездом вам еще много всего нужно сделать, — безжалостно напомнил Инквизитор. — Да и вам, госпожа чародейка, наверняка есть, чем заняться. Хотя бы собрать вещи!

Напоследок нам все-таки удалось обменяться рукопожатиями. Ни дать, ни взять, два школьника, застуканные завучем в раздевалке!

Собственная лаборатория встретила меня... Запертой дверью! В ответ на требовательный (и слегка возмущенный) стук створка слегка приоткрылась, и Орлетта пристально посмотрела на меня правым глазом:

— Ольга! Ты одна?

— Нет, меня две! Не видишь, что ли?!

— А где твой муж?

— Занимается важными государственными делами! Что это вы перешли на осадное положение? — уже протиснувшись в комнату, поинтересовалась я. — Сюда ломился неистовый Лаврентий?

— Хуже, — хмуро буркнула девушка-рыцарь.

Радушная хозяйка, Настасья встретила неожиданную гостью хлебом-солью: заварила чай и выставила на стол горшочек с медом. Как видно, горничная всегда была готова к встрече с Винни-Пухом... Нашлась чашечка и для меня, а вот сама девушка в присутствии посторонних свято блюла статус-кво, и за стол с господами не садилась.

Отхлебнув из своей кружки, Орлетта недовольно скривилась, но постаралась скрыть гримасу за вежливой улыбкой. Иан был куда откровеннее:

— Как ты только пьешь такую горечь!

— Сила привычки. Попробуй, добавь меду. Многим нравится сладкий чай.

— А сколько?

— Начни с ложечки, размешай и прихлебывай — пока не покажется вкусно.

Графине оказалось достаточно всего восьми ложечек на чашку, эльф же продолжал лить мед до тех пор, пока тот не перестал растворяться.

— Ну, и от кого же это мы баррикадируем двери, если не от влюбленного Лаврентия?

Распределив угощение, можно было и светскую беседу продолжить. Судя по лицам присутствующих, поднятая тема нравилась им еще меньше, чем горький чай.

— Он тоже заходил, — неохотно пояснила Орлетта. — Хотел извиниться. Только Иан от него спрятался.

— А ты от кого прячешься?

Девушка тяжко вздохнула:

— От короля!

— Это еще почему?! — я вытаращила глаза.

Милый ничего не упоминал о ссоре с моей подругой! Правда, у нас было не так уж много времени для разговоров на посторонние темы... Неужели он высказал ей свои претензии за утреннее нападение?! Но рыцарша тут вообще не при чем, наоборот — она вела себя, как настоящая героиня, смело выступила против превосходящих сил противника.

— Когда это вы уже успели поссориться?!

— Никогда, — она вздохнула еще сокрушеннее: — А вот принцесса — успела! Нашла меня, и заявила, будто бы король оскорбил ее как женщину, так что теперь я должна вызывать его на дуэль, чтобы защитить честь дамы..

— Какая ерунда! Он не мог!

— Я-то знаю... Но доказательств нет. А по канонам рыцарской чести, если нет других свидетельств, слово благородной дамы должно приниматься на веру без сомнений.

— Но ты ведь присягала ему на верность!

— Я клялась защищать справедливость и корону. Но иногда во имя справедливости корону приходится защищать даже от того, кто ее носит...

— Это же явно не тот случай!

— Поэтому я сижу здесь, а не рыскаю по дворцу с мечом наперевес... Но просто ума не приложу, что делать дальше. И оставить жалобы принцессы не могу... И дуэль такая будет жестоким попранием справедливости.

— М-м-м... А вы не можете просто для виду помахать мечами, объявить ничью и разойтись?

Орлетта покачала головой:

— Бой за честь дамы всегда со смертельным исходом — оскорбление смывается кровью. Кого из нас тебе больше не жалко?

— Принцессу! — я наморщила лоб: — После превращения она стала совершенно невыносима! Видит бог, когда была козой...

— ...Она нравилась мне гораздо больше, — согласно закончила мысль леди-рыцарь. — Но это, к сожалению, невозможно. Для того и было создано рыцарство, чтобы женщинам не приходилось самим с оружием в руках защищаться от обидчиков!

— Исключая присутствующих дам!

— Точно! — мы чокнулись чашками с не горячим уже чаем, и синхронно призадумались.

Подождать, пока принцесса вернется домой? Ее папочке уже отправлена благая весть, и со дня на день он пришлет за ней золотую, украшенную бриллиантами карету... В крайнем случае, король готов пожертвовать своей. Но ведь она может и не позвать верного рыцаря с собой — истории известны случаи, когда герой поклонялся своей прекрасной даме, находясь за много тысяч километров. Более того — ни разу с ней не встречаясь! Отправиться же на поиски Святого Грааля или зачистку Палестины от коренного населения, не закончив квест, Орлетта тоже не может...

В голову не приходило ничего гениальнее старинной, годами испытанной практики: спрятаться от мамы под кроватью, крепко зажмурить глаза, заткнуть уши, и с чистым сердцем утверждать, что не слышала и не видела, как она сердится из-за разбитой вазы.

— Ну, какие появились мысли? — может быть, подруга придумала что-то пооригинальнее?

— Тянуть время — может, все еще разрешится как-нибудь само собой?

Да — удручающий кризис идей в среде средневековой интеллигенции. Не удивительно, что они выродились...

— Ладно, время пока еще есть. Говорю тебе по секрету: завтра мы с королем уезжаем на дачу, и ты хотя бы какое-то время сможешь ходить по дворцу, не скрываясь. Я, конечно, постараюсь оттянуть момент возвращения, насколько смогу. Ну, и точного адреса дачи не скажу!

— И не надо! — Орлетта замахала руками. — Я ведь не смогу соврать, будто не знаю! Вот только... не слишком ли для тебя опасно именно сейчас уезжать из города? Это нападение мы отбили, но долго ли нанять новых душегубцев?

— Ты думаешь, будет еще попытка?

— Может, и не одна! Этот злодей удивительно целеустремлен, и ни перед чем не остановится — даже использует магию!

— А уж как виртуозно использует других... Даже под проклятье умудрился вместо себя Иана подставить! Жалко, что мы не сохранили то письмо, заложенное в книгу. Может, по почерку удалось бы опознать писавшего... Недаром череп так ехидно ухмылялся!

— Ты это о чем? — девушка удивленно вскинула брови. — Какой череп?

— Когда мы кинули черную книгу в огонь, там вдруг появился такой череп... Неужели не помнишь?

— Хорошо помню — но там ничего не было: книга сгорела, и все. Наверное, тебе почудилось!

— Может быть... Я уже ни в чем не уверена!

— Я могу переписать это письмо.

— Что?..

— Я могу переписать это письмо, — отвлекаясь от выведения сложных узоров на скатерти кончиком пальца, повторил Иан. — Я помню его наизусть.

— А ты разве умеешь писать? — изумилась я.

Сама не знаю, отчего это так меня удивило: умеет же он читать, раз разобрал и произнес такое сложное заклятие, да еще так, что оно сработало. Компактный набор для письма, которым я пользовалась для составления "накладных" и "товарных расписок" пришелся как нельзя кстати. Манера письма юного эльфа несколько отличалась от общепринятой: Иан не водил пером по строчкам а, держа на манер копья, ритмично тыкал им в бумагу, — но результат превзошел все ожидания.

— Ничего себе! — потрясенно пробормотала я. Когда на твоих глазах кто-то как будто норовит проткнуть бумажный лист неловко зажатым в кулаке стилусом, в лучшем случае ожидаешь корявых печатных букв. А вот эту загогулину в подписи я тоже помню — наверное, рука писавшего соскользнула... На первый взгляд это не просто переписанный своей рукой текст, а точная копия письма: — Да ты настоящий ксерокс!

— У меня просто хорошая память, — отмахнулся польщенный эльф. — Что один раз увижу, никогда уже не забуду...

А вот у меня память не очень — что вы хотите, "девичья"! Ахнув, я схватилась за карман: не дай бог, опять потеряла где-то по пути! Нет, вот он, найденный Машенькой листок бумаги — сильно мятный, местами подмоченный оригинал письма. Ну, точно — один в один, до последнего знака!

Документы жгли мне руки — их следовало немедленно отправить по инстанциям:

— Я скоро вернусь!

— Булочек не забудь! — неслось мне вслед Ианово напутствие: — Побольше!

Ни в тронном, ни в зале заседаний короля не оказалось. В трапезную я заглянула мельком, только для очистки совести. В личном кабинете и спальне осматривалась основательно — но также безрезультатно. Дворцовая челядь лишь разводила руками: монарх перед ними не отчитывается. В это время дня он мог отправиться куда угодно: прогуляться в саду, пострелять из лука по мишеням, прокатиться верхом... К счастью, мне повезло отыскать любимого в библиотеке, склоненным над толстой книгой.

— Оля! Как хорошо, что ты зашла! — обрадовался он. Если бы у меня не перехватило дух от беготни — непременно ответила бы какой-нибудь колкостью. Вроде того, что вообще провожу в библиотеке каждую свободную минуту, и мы столкнулись случайно: — Я придумал, что делать с твоим малахольным эльфом: отправлю-ка Лаврентия провожать принцессу Радостлаву домой! Глядишь, в разлуке охолонет... А там и ты вернешься, чтобы дальше малыша опекать и защищать от посягательств...

— Володь, этот ты еще не знаешь, как принцесса тебя подставила! — пользуясь своим монархическим правом, он занял самое удобное кресло — но и я не была согласна на меньшее! Впрочем, на королевских коленях тоже можно было устроиться вполне уютно... — Ей впору не сопровождающего, а конвой выделять, чтобы ехала без остановок до самой границы, и не вздумала повернуть!

— Да ты ревнуешь! — с непонятным восторгом заметил муженек.

— И ничего подобного! — неискренне возмутилась я. — Это вполне объективная оценка!

— Как же она меня подставила? — заинтересовался любимый... И еще кое-чем, что поближе.

— Нажаловалась Орлетте, будто ты ее оскорбил и опозорил. Теперь та, как четный рыцарь, должна с тобой разобраться по-мужски — но, как честный человек, чувствует какой-то подвох, вот и прячется в моей комнате.

— От Радославы?

— От тебя, балда! Такие оскорбления смывают только кровью. А ты мне нужен целым и невредимым!

— Сама ты глупенькая — я ведь могу выставить от своего имени другого бойца.

— У меня на этот счет появилась одна идея...

— Похоже, ты неровно дышишь в Лаврентию — я тоже начинаю ревновать!

— Ну что ты, право! Я никому смерти не желаю, даже ему.

— Вовсе не обязательно драться до смерти, — король поспешил просветить меня по части правил рыцарских поединков: — Достаточно первой крови. Кто нанесет своему противнику хотя бы легкое ранение — тот и прав. Если только оскорбление было очень тяжким, или поединщик полезет на рожон...

— Не вижу логики!

Любимый вздохнул, удрученный моей необразованностью:

— Считается, что бог на стороне того, кто первым пустит противнику кровь: направляет руку, отводит удар... Наверное, отец рассказывал твоей подружке о старых правилах рыцарских боев, когда, действительно, дрались насмерть.

— Ты у меня такой умный!

— Что есть, то есть, — скромно потупился мой мужчина.

— Так когда устроим рыцарский турнир?

— Эй! Этого я не говорил!

Скрип двери заставил Володю отреагировать моментально: я и пикнуть не успела, как оказалась под столом. Лежа спиной на широкой мужниной ладони, а согнутыми ногами цепляясь за его колени, я чувствовала себя, как жертва циркового гипнотизера — то есть, при всей кажущейся неудобности позы, вполне комфортно.

Короткий разговор, хлопнувшая дверь — и склонившееся лицо любимого:

— Ну, что — просим пощады?

Вот змей — знает ведь, что в корсете мне ни за что самой не подняться!

— А-а-а! Откуплюсь, чем только пожелаешь!

— Вот это другой разговор!

— Осторожно, помнешь! — я высвободила руку с уже изрядно пожамканными документами.

— Что это? — заинтересовался неукротимый зубробизон.

Вот и говори после этого, что целеустремленного мужчину ничем от дела не отвлечь — можно, и еще как! Сперва глянул одним глазом, да так и вчитался, не оттащить:

— Ах, змей!

— Мама! — широкая многослойная юбка парашют, конечно, не заменит — но падение с высоты стула все-таки смягчила.

— Прости, родная! — раскаиваясь, король становился похож на большого плюшевого медведя.

— С чего вдруг такая спешка?

— Да ведь это же он только что заходил!

Рывком поставив меня на ноги, любимый бросился к двери.

— Не пущу! — гепардовым прыжком я бросилась наперерез. — На что способен этот злодей, если почувствует себя загнанным в угол?!

— Хорошо-хорошо, я не буду брать "злодея" в одиночку, — усмехнулся он. — Позову с собой стражников... Может, хоть пятеро заслонят меня от распоясавшегося бандита?

— Можно с тобой? — я чувствовала в его словах какую-то иронию, но совершенно не понимала ее причины.

— Поприсутствуй. Только держись позади.

Арест важного сановника и государственного преступника с говорящей фамилией Волков превратился в настоящий фарс: увидев подсунутый ему под самый нос обличающий документ, тот задрожал мелкой дрожью, и закатил глаза, явно намереваясь упасть в обморок.

— В пыточную! — коротко приказал король.

Хрюкнув, вельможа кулем повалился на каменные плиты пола. Хотя доказательств вины для средневекового судопроизводства было предостаточно, мне стало жаль рафинированного аристократа, тщательно завивающего остатки жалкой растительности вокруг выстриженной дикими козами полянки на темечке. Он каждый месяц покупал у меня два кусочка мыла, чутко отслеживая все новинки! Невозможно поверить, что этот гениальный актер, всегда глядящий влажными глазами, будто готовый расплакаться в любую минуту, на самом деле вынашивал план моего зверского убийства!

— Может, не надо сразу в пыточную? — я всем телом повисла на сурово согнутом королевском локте: — Может, он и так все расскажет?

Тактика "злой полицейский — добрый полицейский" оправдала себя на все сто. Разве что любимый играть в эту игру не желал, торопясь поскорее подвергнуть пойманного преступника заслуженной каре — но уступил перед моим умоляющим взглядом.

— Расскажу! Все расскажу! — горячо заверил "злодей", в озероподобных глазках которого плескалась и шумно била хвостом большая человеческая благодарность.

— А ну, змей, признаешь ли ты, что злоумышлял против госпожи придворной королевской чародейки?!

Король так насупил брови, что даже у стражников души ушли в пятки. Я с восхищением смотрела на сурового мужа, сановник же позеленел и снова затрясся:

— Я-а-а-а... Й-а-а-а!.. а... а...

— Ты, ты!

— Ве... ве... в-в-ве...

— В пыточную!

— Нет! — внезапно будто обретя второе дыхание, вельможа рванулся в руках не ожидавших такой прыти стражников, и высвободился из захвата железных пальцев. Но не бросился бежать, а упал на колени и принялся целовать край длинной юбки моего платья: — Нет! Поверьте, госпожа, я тут ни при чем! Это не я! Я тут ни при чем!!

— Слизняк, — припечатал король. — В темницу его — пусть остынет, а то ишь, как разошелся.

— Не верьте им, госпожа чародейка! — кричал Волков... не помню, как его по имени, уводимый во тьму и холод тюремной камеры рослыми солдатами: — Я ничего против вас не замышлял! Я не мог! Я вас люблю!

Кто бы мог подумать, что под прикрытием блестящей лысины бьется пылкое сердце.

— Как-то не верится, что это он.

— Почему?

— Ну... Женская интуиция.

— Или обыкновенная бабская жалость!

— Да ты просто ревнуешь! — я едва не задохнулась от возмущения.

— А ты сразу и растаяла!

Только понимание, что эти обидные слова продиктованы не сердцем, а тревогой за мою жизнь, позволило мне устоять перед соблазном превратить перепалку в полноценную семейную ссору:

— Я всегда таю, когда ты рядом! — теперь усыпить бдительность противника, а затем внезапно атаковать, когда он расслабится и потеряет способность к сопротивлению: — Но все-таки не пытай его пока!

— Ты делаешь со мной все, что захочешь! — укоризненно заметил самодержец. Лукавая искорка в глазах говорила, что он лучше всех разгадал мою "хитрость", но не сердится.

— Я же ведьма! Погоди хотя бы, пока мы вернемся из отпуска.

— А что изменится? Ведь под письмом — его печать!

— И все же это как-то не вяжется: создать такие сложные, многоходовые комбинации, подставить невинного эльфа, через третьи руки подсунув ему черную книгу... Из осторожности не подписать письмо собственным именем — и шлепнуть печать, которую знает каждая собака!

— Можешь выходить из подполья! — громко объявила я, возвращаясь в комнату: — Рыцарский турнир откладывается до нашего возвращения из отпуска. Король выставит вместо себя какого-то другого бойца, скорее всего, Лаврентия... Кстати, по уточненным правилам поединков, оскорбление может быть смыто даже небольшим количеством крови, так что драка будет длиться до первого ранения с любой стороны. Тренируйся — я поставила на тебя золотой!

— А это по правилам? — усомнилась поборница законности и защитница справедливости.

— Букмекер сказал, что у него есть королевская лицензия на пари — а зачем ему врать? Но, если хочешь, сходи в библиотеку и уточни. Настенька, душа моя, я голодная, как волк!

— А я все съел! — смущенно залился краской по самые уши Иан.

— Нет, не все! — судя по победному выражению лица, горничная изобрела новый, эльфонепроницаемый тайник для продуктов.

— Все-таки все, — мальчишка скромно потупил взор.

Вопль возмущения из соседней комнаты подтвердил правоту его слов.

— Еще чаю?

— Да! — дружно подставленные кружки, столкнувшись боками, мелодично звякнули.

Глава 4.

"Спящая красавица" в детстве была одной из моих любимых историй. Разглядывая красочные иллюстрации в богато оформленном подарочном издании сборника сказок, я представляла себя то в роли феи, то на месте хронически не высыпающейся принцессы. Как здорово было бы проснуться чуть раньше своих подданных и пробежаться по дворцу, любуясь, кто как и где спит: ее-то с удобством уложили на сто лет в спальне, а вот остальных дремота свалила в самых неожиданных местах — спасибо крестной!

Впрочем, если страдающая летаргией наследница престола за сто лет наверняка отлежала себе все бока так, что готова была вскочить от первого чиха, то я, закончив сборы далеко за полночь, и проспав от силы часа три, поцелуя даже не почувствовала. Повторив попытку, суженый применил тяжелую артиллерию: легонько потряс за плечо.

— Что, уже утро? — усилия воли хватило только на то, чтобы приподнять веки на три миллиметра... а затем снова уронить.

— Да, — на этот раз поцелуй произвел более сильное — хотя все еще не воскрешающее — впечатление.

— М-м-м... Так рано — солнце еще не встало...

— Скоро подымется. Вставай-вставай, солнышко!

Горячий чай, холодная вода для умывания... бр-р-р, очень холодная! Но лучше всего поднимало на ноги будоражащее предчувствие приключения — не опасного, бросающего из огня, да в полымя, а сказочного, волшебного... невероятного! Наконец-то нам с любимым не придется прятаться и оправдываться, опасаясь попасться на глаза дворянам и дворне.

Давненько я не собиралась в дорогу за десять минут — с тех пор, как механический будильник сменили живые горничные, сделавшие некогда более чем вероятную возможность проспать на работу несбыточной мечтой. Платье, макияж, прическа — в творческом азарте Настасья безжалостно взбила отросшую шевелюру, соорудив на моей голове карикатурное подобие лохматой Пизанской башни, наклонившейся сразу на все четыре стороны.

— Ну, как? — с гордостью поинтересовалась девушка.

— Изумительно! — я постаралась выдать нервную дрожь, охватившую меня при взгляде в зеркало, за восторженный трепет: — Даже на собственной свадьбе не была такой красивой!

Настасья шмыгнула носом — раз, другой... А слезы уже беспрепятственно катились по щекам:

— Я даже не была на вашем венчании, а-а-а-а!

— Не переживай — я там тоже, практически, не была... Ну, с богом!

Всхлипнув, горничная размашисто перекрестила меня на прощание. Зарита, лопоча по-мартышечьи, обняла колени и профессионально обыскала карманы юбки. Увлеченный общей истерией Иан возрыдал в голос, утирая слезы чумазым кулаком:

— А-а-а!.. А-а-а!.. А-а-а можно я в этой комнате поживу, пока тебя не будет?

— Тебе же вроде выделили собственные роскошные апартаменты? — удивилась я.

— Там скучно, — эльф выразительно потупил взор нечеловечески огромных выразительных глаз: — И страшно!

— Ладно, живи! — я поднялась с кровати — как не присесть на дорожку! — Только смотрите, не разбейте ничего в лаборатории!

Маленькая цыганочка сделала подозрительно честное лицо: невинно-прозрачный взгляд темных глаз мог устыдить и ангела. Ладно уж, вернусь — тогда разберусь...

Милый терпеливо ждал меня, распахнув дверцу комфортабельной королевской кареты. Четверка горячих коней агрессивно фыркали и били копытами... Надеюсь, зверюгам не придет в голову порвать удила и закусить пассажирами! К Мусе за время совместного путешествия я успела притерпеться, и если не полюбить, то хотя бы свыкнуться. Но эти как минимум раза в полтора крупнее нашей смирной лошадки: поджарые, глазам злобно косят — чистые крокодилы!

Я посмотрела наверх — накануне, все еще опасаясь встречи с королем, Орлетта обещала, что придет меня проводить и помашет из окна высокой башни. Только врожденная деликатность помешала мне уточнить, что в этой самой башне располагается королевский арсенал, и добраться до верхних окон ох, как непросто... Ну, и еще желание проверить — получится у нее или нет?

Сомнения оказались напрасны — в окне трепыхался белый платок. Хотя, чтобы можно было разглядеть с такого расстояния, он должен быть размером с простыню.

— Это что — улей? — саркастически хмыкнул муженек, косясь на мою прическу.

— Да, на три пчелиные семьи, — я светски подставила щечку для поцелуя. — Вдруг по дороге захочется сладенького...

— Буду знать, где искать! — вопреки собственным словам, король явно искал сладенькое не в волосах, а гораздо ниже...

— Стойте! — карета успела проехать пару сантиметров, когда я вспомнила: — Забыла!

Вот ворона — ведь нарочно с вечера выложила на стол четыре кусочка любимого мыльца, чтобы с утра первым делом увидеть и прихватить с собой. Совсем из головы вон!

— Я моментально — одна нога здесь, другая там!

Пробежав примерно половину расстояния от дворцовых дверей до лаборатории по извилистым коридорам, я столкнулась с запыхавшейся Настасьей:

— Слава богу, я боялась — не успею! — горничная прижимала к груди забытое мыло — бережно, точно новорожденных котят.

— Настенька, ты настоящее сокровище! — чмокнув преданную девушку в щечку, я приняла "драгоценный груз", и поспешила обратно.

Вот после такого и появляются анекдоты, будто бы женщины по три часа собираются, прежде чем выйти из дома... Завернув за угол, я едва не столкнулась с одним из знакомых придворных — хороший друг и надежный советник короля, его правая рука, Денис Загорин никогда не обращался ко мне за колдовской помощью или дефицитным мылом, но мы частенько сталкивались в процессе исполнения служебных должностных обязанностей — на приемах, банкетах и прочих публичных мероприятиях.

Забуксовав на месте, буквально в последний момент я успела погасить скорость и отклониться вправо, чтобы обойти внезапное препятствие. Очевидно, та же мысль возникла и у Дениса, только шагнул он влево, так что мы снова перегородили друг другу дорогу.

Один раз — случайность, два — совпадение... Пять — какая-то пародия на танец.

— Денис Андерич, давайте сейчас я шагну в эту торону, а вы — в ту, — наконец не выдержала я. — А то мы никогда не разминемся!

— И не надейся, ведьма! — с неожиданной агрессией отозвался вельможа. — Тебе удалось подчинить своему влиянию нашего доброго короля, но всех не околдовать!

Я беспомощно оглянулась назад — путь к отступлению перегородили еще двое вооруженных широкими мечами придворных. Судя по суровым лицам, они были готовы отдать свои жизни делу борьбы со злом... В данном случае — выходит, что со мной?..

— Боюсь, тут какое-то недоразумение, — попятившись, я вжалась спиной в холодную каменную стену, все еще продолжая крепко держать мыло.

— Вчера ты говорила другое — на этом самом месте. Не помнишь?

Что я там такое говорила — "я ведьма"? Воистину, язык мой — враг мой. Прав был отец Михаил, нам нужно было вести себя осторожнее... Но когда любишь, кажется, будто весь мир смотрит на это со снисходительной симпатией.

— За короля! — Денис медленно достал из ножен меч.

— За короля! — синхронно обнажили клинки его соратники.

Я посмотрела в глаза барону Загорину — и содрогнулась. Вот он, настоящий оборотень: не Макар, который, даже перекидываясь волком, остается добрейшей души человеком, а этот вот хищник в людском обличье!

Больше мне не оставалось ничего другого кроме как, завизжав во весь голос, швырнуть в лицо убийце то, что держала в руках. Сильный толчок в спину заставил потерять равновесие — надеюсь, били не мечом. По моим представлениям, это должно быть больнее... Хотя из живых об этом уже никто не расскажет.

Секундой позже, чем я приземлилась на каменные плиты пола, вытянув перед собой руки, рядом плюхнулась какая-то непонятная мохнатая груда — один из заговорщиков случайно подсек летящего нетопыря? Хотя в дворцовых коридорах летучие мыши пока еще не селятся.

Инстинктивно я шарахнулась в сторону от этого непонятно чего, но определенного неживого (а если все-таки живого — то еще страшнее!), и вовремя — меч ударил в пол, высекая веер искр.

Поумирали все, что ли, в этом дворце спящей красавицы!?! То протолкнуться между плотно стоящей стражи нельзя, а то человека убивают прямо посреди коридора — и даже без свидетелей! Мне не оставалось ничего другого, кроме как кататься по полу, с переменным успехом уворачиваясь от ударов, и надеяться на чудо. Будь у меня с собой кинжал или даже меч, единственное, чем я могла бы разочаровать нападающих — это покончить с собой, лишив их возможности закалить клинки в горячей ведьминой крови!..

Напади на меня три хулигана в темном подъезде — еще можно было надеяться, что в завязавшейся драке они будут сильнее мешать, чем помогать друг другу. Но средневековые дворяне, к сожалению, одинаково хорошо действовали как в одиночку, так и в командной схватке. В конце концов, прижатая к стене, я закрыла глаза и приготовилась к неизбежному...

Со свистом рассекая воздух, мимо как будто пронесся большой и тяжелый снаряд. Судя по звуку падения — как минимум слон. Или лошадь. Тук, тук-тук!.. Прошла секунда. Две. Три. Я все еще была жива — или, по крайней мере, так думала...

— Эй! Ты жива?

— Не знаю, — я осторожно приоткрыла один глаз: трое нападавших вповалку лежали на полу, не подавая признаков жизни, а над ними с обнаженным мечом в руках склонилась Орлетта: взор горит, из ноздрей огонь пышет... Красотка!

— Они... того?..

— До суда доживут! — девушка пренебрежительно пнула одного из злодеев острым носком сапога.

— Как это ты их так — одним махом?

— Да это не я...

По рассказу леди-рыцаря выходило, что к тому времени, как она бегом спустилась с башни и добралась до места совершающегося преступления, один из бандитов, похоже, на чем-то поскользнулся, потерял равновесие и сбил с ног остальных — как тяжелый шар в боулинге оставшиеся после первого неточного удара кегли. Падая сверху, он случайно ударил себя по голове собственным мечом — плашмя, но сильно, — после чего потерял сознание. Довести до кондиции остававшихся в себе злодеев тяжелой рукоятью своего оружия было для Орлетты даже не делом техники, а настоящим развлечением.

— Ах ты, ведьма! — глава заговорщиков, первым начавший приходить в чувство, поднял голову.

— Ах ты, змей! — Володя выражался, быть может, несколько однообразно — зато с душой: — Ведь я считал тебя своим другом!

— Ваше величество! — загнанный в угол, волк мгновенно накинул маску добродушной овечки и завилял хвостом: — Так оно и есть! Но порой так сложно определить, кто тебе враг, а кто настоящий друг!

— И один раз, похоже, я уже ошибся, — успокаивающе обняв меня за талию, свободной рукой муж сделал знак сопровождающим стражам: — В пыточную! Отец Михаил знает, что делать.

Доверчиво прижавшись к плечу любимого, я всхлипнула:

— Это было ужасно! Я думала, они меня убьют!

— Ты тварь, тварь! — тщетно стараясь вырваться из рук стражи, крикнул коварный барон: — Подлая ведьма! Ваше величество, не верьте ей! Она вас околдовала!

— Нет ничего зазорного в том, чтобы поддаться чарам прекрасной женщины, — да, двумя руками обниматься куда как сподручнее — это милый хорошо придумал... Но что за комок шерсти на меня свалился в самом начале?

Нагнувшись, я внимательно присмотрелась к бесформенной груде: какие знакомые заколочки... Пизанская башня все-таки рухнула!

Вскинув руки к голове, я не удержалась от крика ужаса, нащупав лишь жалкие руины былого архитектурного великолепия.

— Это я во всем виновата! — наверное, Настасья бросилась обратно, как только услышала первый крик, но успела уже к шапочному разбору: — Не уследила! Этот ненормальный эльф его сожрал! Я взяла еще один в вашем шкафчике... Я же не знала, что он другой!

— Господи, Настя! — сжав пальцами виски, я покачала головой, от чего новоприобретенная челка упала на лицо, закрыв его до кончика носа: — Я вообще не понимаю, о чем это ты говоришь!

— О мыле! — дрожащей рукой горничная протянула мне растоптанный кусок.

Так вот на что наступил "кегельный шар"! Хотя, чтобы поскользнуться на сухом мыле, надо очень постараться, не говоря уже о том, чтобы расплющить его в лепешку.

Однако, взяв "улику" в свои руки, я поняла, что это вовсе не мыло. Вернее, не совсем мыло: в тот раз я то ли линула чего-то лишку, то ли на рынке подсунули некачественные ингредиенты — а может, передержала на плите? — но только партия не удалась. С виду вытряхнутые из форм изделия напоминали настоящее мыло, только ноздреватое на ощупь, мягкое и зловеще хлюпающее при нажатии. Мыться таким я побоялась, но и выбрасывать отчего-то не стала — может, думала, что полежав в тумбочке, как-нибудь "само дойдет", а потом просто забыла? Но чего я точно никогда не предполагала, так это что "недомыло" однажды сослужит мне службу, сыграв роль банановой кожуры под ногой идейного киллера.

— Успокойся, Настя! — я порывисто обняла девушку. — Ты ни в чем не виновата! Это само Провидение! Если бы не этот кусок... Да он мне просто жизнь спас! Спасибо!

Момент был трогательный... Именно его и выбрала Орлетта для своего выступления:

— Ваше величество, — встав напротив короля, она коротко наклонила голову: — Я вызываю вас на дуэль, чтобы защитить честь прекрасной дамы!

— Я принимаю вызов!

Я и пикнуть не успела — да и что можно сказать, когда речь идет о рыцарстве! Но у короля нашлась еще пара слов:

— Как вызванный я могу выбрать оружие, время и место поединка.

— Это ваше право, — легко согласилась девушка. — И все же дуэль нельзя отложить больше, чем на десять лет!

— Столько мне не понадобится. Я вернусь во дворец... Примерно через месяц. Тогда и договоримся об условиях более подробно.

Процедура прощания повторилась — с мечтой покинуть город затемно, чтобы никто не заметил, пришлось расстаться. Плотно задернутые шторы на окнах приметной королевской кареты с гербами — та еще конспирация.

— Ну, вот — а говорил, что он не Инквизитор! — устроившись поудобнее на мягком сиденье, я хихикнула. Затем еще раз... и еще...

— Тихо, тихо, — король успокаивающе провел ладонью по спине, и привлек меня к себе, руками ограждая от всех бед: — Все уже закончилось, все прошло...

И отчего раньше мне казалось, будто карета — неудобный вид транспорта? Королевский экипаж оказался вполне комфортабельным. Даже покачивало его очень мягко, убаюкивающе... Я проспала всю дорогу, как младенец: сказалась или чересчур короткая ночь, или излишне бодрое, насыщенное событиями утро.

— Вот он, наш дом! — с гордостью заметил любимый, открывая дверцу кареты и помогая мне выбраться наружу. Я подняла глаза... И обомлела.

Версаль? Зимний дворец?! И рядом не стояли! Ладный, красивый, точно узорчатый печатный пряник, сложенный из ровных бревен теремок — наверняка без единого гвоздя! — казался сошедшим со страниц книги сказок. Им хотелось любоваться, о нем хотелось слагать детские стихи — здесь хотелось прожить всю оставшуюся жизнь!

— Какая красота! — искренне выдохнула я.

Любимый довольно хохотнул, а затем совершенно неожиданно подхватил на руки:

— Вовка! Что ты делаешь!

— Молодую жену необходимо перенести через порог на руках — примета такая.

— Вот и не верь после этого в приметы, — я обвила его шею руками: — Вернулась только на полдороги — и пожалуйста, попала в переплет! Страшно подумать, что было бы, дойди я до комнаты...

— Забудь — все неприятности мы оставляем за этой калиткой!

Изнутри терем оказался куда просторнее, чем выглядел снаружи: я обежала его весь, выбирая самую лучшую комнату с видом на сад. Вышколенная дворня вылизала дом к нашему приезду так, что смотреть больно, и теперь старательно не показывалась на глаза. Правда, по старинному обычаю, встречать хозяев к воротам высыпали в полном составе — а народу тут служит прилично, не только кухарка с горничной, как расписывал любимый.

Большое зеркало в массивной оправе подсказало, в какой комнате раньше располагался будуар покойной королевы. Беглый взгляд в темные глубины зазеркалья не прибавлял оптимизма — что и говорить, имидж я поменяла кардинально... Даже чересчур! Прическа "лесенка"... хм-м-м... с лысинкой. Я провела ладонью по затылку — на темени задорно торчал хохолок сантиметра два длиной. Чуть-чуть пониже... По спине пробежал неприятный холодок: не от ужаса — в самом буквальном смысле. Кто-то открыл дверь, породив порыв сквозняка.

— Любуешься?

— Издеваешься? — я еще раз взъерошила остатки волос — даже хвостик не сделать, сзади слишком коротко. Зато челка богатырская — вот, опять на лицо упала: — На кого я теперь похожа?

— На одну мою самую любимую ведьму!

— На твое любимое чучело...

Глава 5.

— ...Какая уютная комнатка, — я повозилась, устраиваясь поудобнее. Какой бы мягкой не была подушка, женщина всегда предпочтет острый локоть любимого мужчины: — Кто здесь раньше жил — твоя мама?

— Бери выше — бабушка! — если королю и было неудобно, он не пытался высвободить руку.

— Та самая, с портрета... королева Валерия?

— Угу, — теперь и свободная рука оказалась в моем распоряжении... Или я в его, как посмотреть: — После ее исчезновения дедушка запер эту комнату, продолжая надеяться, что когда-нибудь она вернется. Я распорядился ее открыть — дедушка уже давно умер, да и бабушка, если еще жива, вряд ли станет возражать. Ей сейчас, должно быть, лет сто... а мамина там, на третьем этаже.

— Тут есть еще и третий этаж? А с фасада — только два!

— Ага, его не сразу видно — папуля велел пристроить дополнительно крыло специально для нее. Там есть балкон... Хочешь, и я для тебя построю особое крыло? Или флигель?

— Мне и здесь нравится... Кошмар: я — довольная собой осквернительница могил!

— Глупенькая — в этой комнате никто не умер. Наоборот, здесь родился мой отец... Но, если тебя это смущает, давай выберем какую-нибудь другую. Можем перетащить кровать куда захочешь... Или вообще спать на звериной шкуре, прямо на полу!

— М-м-м, как заманчиво! Но мне, пожалуй, вполне хорошо и здесь. Окно выходит в сад... Вообще, я не против провести в кровати всю оставшуюся жизнь. И есть тут. И мыться... Вообще никогда никуда не выходить!

— Вот как? Ну-ка, ну-ка! — не вынимая руку у меня из-под головы, Володя повернулся таким образом, что я оказалась в ловушке-захвате: — Олька! А ну, признавайся, как на духу, в чем дело. Боишься выходить? Но эти негодяи больше никогда не смогут причинить тебе вред!

— Нет-нет, дело совсем в другом... А-а-а-а! Володя, ты что, собираешься меня пытать, если не скажу?! Я боюсь щекотки!!! Ну, не надо — я все расскажу! А-а-а-а! Добровольно!

— Ну?!

— ...Не хочу надевать корсет! Без него платье не застегнется... а без платья из комнаты не выйти.

— За чем дело стало, я же говорил — ходи так, как есть, голой!

— Ой, правда, можно?! Я всегда об этом мечтала!

— Конечно! Только при одном условии — видеть свою жену в таком виде смогу я один.

— Что я, всем глаза застю?

— Тогда нельзя! — проявил завидную последовательность решений муженек.

— ...У меня появилась гениальная мысль!

— Как еще?! По-моему, вообще не выходить из комнаты — достаточно свежее решение!

— Это под стать первому. Давай закутаемся в простыни, и представим, будто это — римские тоги!

— И где тут зерно гениальности? — не знаю, видел ли король хоть раз в жизни римскую тогу, но, судя по выражению глаз, заранее был настроен против.

— Если мы сделаем это вдвоем, то все подумают, что так и должно быть! Володь! Ты надо мной смеешься?!

— Нет, это мне простыня в одном месте щекочет... Ну-ка, покажи, как надо закутываться!

Мстительно сдернув с любимого покрывало, я обмотала его вокруг торса, и совсем было собралась закинуть через плечо свободный край, как внезапно замерла, остановленная на полном скаку:

— Наволочка!

— Что? — изумился король, совсем было настроившийся на стриптиз наоборот.

— Наволочка! — подбежав к кровати, я схватила в руки одну из подушек: — Наволочка!! Да в этом мире и простынками-то никто не пользуется, разве только вместо матраса, а уж наволочками и пододеяльниками!..

— Я пользуюсь, — похоже, он и сам опешил, оглушенный таким взрывом эмоций: — Это моя бабушка придумала. Оль — да ты же сама видела!

— Ага — больше ничем не занималась, только за тем и приходила, чтобы на королевское постельное белье посмотреть! — я внимательно огляделась по сторонам, но внезапно уютная, немного устаревшая обстановка комнаты предстала совершенно в ином свете: — Шкаф! Лопни мои глаза — это же шкаф! А я мучаюсь с ширмой, потому что-де местные портные ничего слыхом не слыхивали о такой диковине!

Подбежав к вышеназванному предмету меблировки, я резко рванула на себя украшенные изысканной резьбой дверцы. Даже будь они изнутри укреплены двумя стальными засовами и огромным навесным замком — в тот момент меня не остановила бы и танковая броня. К счастью, королеве и в голову не приходило, что когда-то в ее вещах будут рыться посторонние...

— Плечики! — это было первым, что бросилось мне в глаза: три пары пустых одежных плечиков: — Плечики!!

— А! Вешалки! — король приподнялся на локте: — Еще одно изобретение моей бабушки.

— А старушка была не так проста...

Сколько мастеров, работающих с деревом, я обошла в поисках шкафа своей мечты — или хотя бы плохонького! — страшно вспомнить... Столяры, плотники, резчики, сундучники — все лишь качали головами и делали страшные глаза, заслышав о платяном шкафе. Особенно отчего-то всех шокировала фраза "дверца на петлях" (что уж мастера при этом себе представляли — бог им судья). И вот он: стоит, красавец, дверцами кокетливо улыбается... Интересно, что носила бабушка-королева?

— Сарафан!!!

Даже не скажешь, что ему почти сто лет: ткань великолепно сохранилась, а вышивка так и горит золотыми и серебряными нитями. Эту красоту явно носила не простая крестьянка!

Однако у любимого оказалось собственное мнение на этот счет:

— У-у-у, сарафанов уже много лет никто не носит!

— А в моем родном мире женщина, собираясь на отдых, первым делом берет с собой сарафан. И надевает прямо на голое тело!

Сбросив "тогу", я немедленно продемонстрировала современную манеру ношения сарафанов, и покружилась перед зеркалом. Великоват — видно, королева Виктория была чуток повыше меня ростом. С туфлями будет в самый раз! Жалко такую красоту обрезать... Я еще раз взмахнула узорчатым подолом: золотые и серебряные цветы, распустившиеся на изумрудном поле, закружились в завораживающем танце.

— Ты моя лесная колдунья! — промурлыкал довольный картинкой муж.

— Пошли, посмотрим другие комнаты! — босые ноги теперь сами рвались в бой. — Тебе помочь одеться?

— Сам! — надул губы любимый. — Я далеко не такой беспомощный, каким кажусь!

— Ты мой зубробизонище! — я скользнула губами по заросшей щеке: — Ну, ладно, догоняй тогда!

Осмотр оставшихся комнат второго этажа занял совсем немного времени — ничего интереснее комнаты старой королевы мне больше не попалось. После чего я поднялась на третий — правда, тут королевская спальня еще просторнее, и с балкончиком! Никогда не думала, что настолько отвыкла от высоты, но, глядя в сад, внезапно почувствовала приступ головокружения...

— ...Стоило пережить два покушения и два похищения, чтобы потом свалиться с балкона! — сурово выговаривал Володя. Буквально в последний момент ему удалось ухватить меня за край подола и втащить обратно в комнату.

— Кому суждено сгореть, тот не утонет, — слабо протестовала я.

— И что ж тебя все время тянет на костер!

— Что поделать — судьба такая...

Это был единственный момент, слегка омрачивший безмятежность наступившего отпуска. Хотя было еще кое-что... На второй день отдыха куда-то таинственным образом пропала моя шкатулка с косметикой. После долгих уговоров король согласился "поискать" хотя бы мыло, и действительно вскоре принес все три куска. Два так и пролежали на туалетной тумбочке, один я использовала для мытья рук перед едой, а парились мы по старинке... И что за душистый пар был в королевской баньке! Только в Володькиных руках я поняла, что наши обычные вялые похлопывания березовыми вениками — жалкая пародия на настоящую парилку. А эти медовые маски, после которых кожа становится такой мягкой, что хочется безостановочно гладить ее и прижиматься щекой... Теперь понятно, отчего первый брачный месяц носит такое сладкое название!

Глава 6.

Дни пролетали одни за другим — точно яркие радужные бусины, нанизываемые на длинную нитку лета. Яблочный спас, наполнивший маленькую часовню ароматами разноцветных спелых фруктов, напомнил оп приближении осени...

Дворовый мальчик собирал спелую падалицу в большую плетеную корзину. Но то, самое красивое и вкусное яблоко, цепко держалось черенком за ветку, упорно отказываясь падать мне в руки.

— А ну-ка, подсади!

Подросток озадаченно покосился на явно спятившую барыню, которая сперва яростно трясла узловатый ствол, точно трудолюбивый, но беззубый бобер, во что бы то ни стало решивший построить яблочную плотину, а теперь вознамерилась взобраться наверх. Но королевское указание было предельно точным: по возможности не попадаться на глаза, во всем слушаться и не перечить — лучше вообще со мной не разговаривать. Так что я до сих пор не знала имен обслуживающего нас персонала, в случае нужды обращаясь ко всем "Эй!" или "Ты". Сперва было неловко, а потом понемногу привыкла — вот они, барские замашки!

Мальчишка оказался умнее госпожи, и подставлять спину, а тем более руки замочком, не стал. Оставив корзину, он убежал, и вскоре вернулся с короткой, как раз достающей до нижней толстой ветки, лестницей. Прочно установил по деревом, углубив ножки в землю, и держал, пока я взбиралась вверх, воображая себя медведем коалой или по меньшей мере грациозной пумой.

М-м-м, оно того стоило! Ну, разорвала немного сарафан — но разве я виновата, что он такой узкий? К тому же разошелся как раз по шву — видно, нитки от старости потеряли прочность. Оседлав самую толстую ветку, я с наслаждением впилась зубами в сочный плод — а шаловливый ветерок играл с платьем, то и дело норовя приподнять внезапно превратившийся в фалды подол небесно-голубого сарафана.

— Здравствуй, девочка!

Остановившийся по ту сторону забора всадник явно принял меня за юную отроковицу: голубой сарафанчик скрадывал добрых два года, плюс отсутствие косметики и легкая косыночка, скрывающая отсутствие положенных честной девушке длинных кос. Я честно пыталась носить головной убор замужних женщин, по форме напоминающий расшитые бисером перевернутый горшок для цветов — то ли кокошник, то ли кику, — но с непривычки было неудобно и жарко, точно полиэтиленовый мешок на голову натянула.

— Здравствуйте, дяденька! — тоненьким голоском пропищала я.

Ни дать, ни взять, Крошечка-Хаврошечка: "А которая из вас, девицы, первой мне яблочко сорвет — на той я и женюсь!" Сказочный купец здорово рисковал: а ну, как дерево оказалось бы не волшебным, и пришлось всю оставшуюся жизнь мучиться с трехглазым мутантом? Хотя ему, судя по постановке вопроса, было принципиально все равно, кого вести под венец: на самом деле дом приглянулся, хозяйство крепкое, а уж за кем приданое взять — не суть важно. У самого "завидного жениха" небось только и золота, что на конской уздечке, да и то самоварное...

— А что, красавица, не угостишь меня яблочком? — окинув взглядом терем и сад, незнакомец решил пойти по проторенному пути.

— Не-а! — я покачала головой, и с удвоенным аппетитом захрустела: — У-а-а а-у-а-о-э?

— Что? — удивился тот.

— Куда вам надкусанное? — проглотив, повторила я.

— Так ты другое какое-нибудь сорви!

— Боюсь, упаду — неважно я по деревьям лазаю.

— Я тебя подхвачу!

— Я вам не доверяю!

Наморщив лоб, всадник попытался сменить тему:

— Это твоего батюшки дом? — как бы невзначай поинтересовался он, указывая на терем: — Большое хозяйство! Трудно старику одному управляться?

"Да вы, дяденька, видно, совсем не местный!" — заметила я про себя. Вслух же ответила вопросом на вопрос:

— Вы, дяденька, не на работу ли хотите наняться? Так нам дровосеки не нужны!

— С чего ты решила, будто я — дровосек? — опешил тот.

— А чегой-то у вас топор? — валять дурочку — так до конца. Как-то у меня подозрительно хорошо получается...

— Вот глупая — это же секира! Спускайся, дам подержать.

— Пасибочки! Я тятин топор один раз уже подержала, чуть палец на ноге себе не отрубила...

Впившись взглядом в мои коленки, "купец" шумно сглотнул. Надо же, как мужик оголодал — может, и впрямь одарить его яблочком? Добрый дворовый мальчик, проникнувшись, поднял и протянул через забор пару падалиц. Кисло улыбнувшись, незнакомец все-таки принял угощение, слегка отполировал о рукав рубахи сомнительной чистоты, и смачно захрупал — такое впечатление, будто откусывает сразу от обоих. Ну и варежка!

— Чей это дом, малыш? — добреньким голосом, яблочно-сладким после угощения, поинтересовался искатель приключений, на этот раз адресуясь к мальчику.

— Это летняя королевская резиденция, — не стал скрывать подросток.

Услышав такое, мужчина едва не свалился с лошади:

— Благодарствую, добрая девочка! — он отвесил земной поклон. Не спешиваясь — вах, джигит! — За угощение, за привет!

— Спасибочки, дяденька! И вам дай бог всего того, что вы другим желаете!

Заслышав такое напутствие, смирная до сих пор лошадка внезапно поднялась на дыбы и громко заржала. Не ожидавший этого всадник чертыхнулся и с размаху обнял мать-сыру землю:

— У, ведьма! — донеслось до моего острого на такие вещи слуха.

— Бу-га-га-га! — охотно подтвердила я, закатившись зловещим смехом.

Вот только о необходимости сохранять равновесие позабыла, и, покачнувшись на ветке, рухнула прямо в сильные руки хозяина дома, подставленные как нельзя более своевременно.

— Созрела? — ехидно поинтересовался любимый.

— Если ты имеешь в виду что-то неприличное — то да!

— Ну-ну! Стоило ненадолго отлучиться, а женушка уже вовсю околдовывает чужих мужиков!

— А ты никогда не отлучайся! — искренне посоветовала я.

— Может, немного прогуляемся? — Володя никак не прокомментировал мое революционное предложение.

— Легко! После того, как прошла пешком через полстраны, маленькой прогулкой меня не испугаешь!

— А верхом?

— Вот это — нет! Ради тебя я, конечно, готова на многое — но зачем бессмысленно рисковать?

— Олька! Ты наверняка единственная женщина в мире, которая боится лошадей! — усмехнулся любимый.

— В этом мире — возможно... Но как можно наверняка ручаться, что творится в голове такого крупного животного?

— А ведь у твоей "боевой подружки" тоже есть лошадь! — "уличил" он. — И ты на ней каталась!

— Ну, если висеть кулем поперек спины означает "кататься"... Но, во-первых, к Маньке я успела привыкнуть, узнать ее получше. А ты готов поджечь дом, и переселиться в конюшню ради пятиминутной прогулки?

— Зачем дом-то поджигать?

— Чтобы у меня выбора не было! И, во-вторых, в тот раз от этого зависела моя жизнь, не то, что сейчас.

— Это хорошо, — невпопад отозвался милый. — В смысле, что ты все-таки спаслась.

— Ага, — я подозрительно покосилась: — Володь, у меня такое впечатление, будто ты хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, с какой стороны подойти. И, судя по тому, как мнешься и блеешь, это что-то очень неприятное. Или откровенная ложь!

— Ты такая умная, — вздохнула любимый. — Правда, я все ломаю голову, как бы тебе сказать, что мне надо ненадолго съездить в Старгород.

— Так бы и говорил, прямым текстом, — я с облегчением махнула рукой. — У меня, поди, тоже накопились дела в столице за это время... С удовольствием составлю тебе компанию. Карету уже заложили?

— В том-то и дело, что я хотел вернуться... один.

— Я тебе надоела?!

— Что ты! — обняв за талию, он крепко прижал меня к себе: — Я жизни без тебя не представляю! Просто не хочу срывать с насиженного места. Ты и не заметишь, что меня нет!

— Не боишься, что я взломаю все запертые двери, и в одной из потайных комнат обнаружу обезглавленные тела шести предыдущих жен?

— Так вот откуда запах! Ладно, открывай. Только лучше возьми ключи, не махай топором — еще поранишься.

— Я лучше позову того мужика с секирой...

— Вот тогда в дальней комнате точно появится труп одной усекновенной жены! Ну, заинька, — он сменил насмешливый тон на заискивающий, и погладил меня по спине: — Я поеду верхом. А ты...

— А я тогда полечу следом на метле. Или уже забыл, что женился на ведьме?

Если бы Володя мимоходом бросил за завтраком, что хочет съездить в Старгород, и предложил его сопровождать — я, скорее всего, отказалась бы. Что делать летом в грязной, пыльной, душной столице? Разве что работать — а мне пока совсем не хотелось прерывать отпуск. Но милый так настаивал, чтобы я осталась "на даче", что это невольно рождало самые разные подозрения...

— Тогда — быстренько собирайся!

— Сейчас, только переоденусь!

Я порскнула в терем и бегом поднялась на второй этаж. О том платье, в котором приехала, нечего и думать — самой корсет ни за что не затянуть, и пуговицы на спине не застегнуть, а любимый ни помогать, ни ждать не будет — "Карета отправляется точно по расписанию, опоздавшие поедут следующим рейсом!" Не говоря уже о том, что Загорин с заговорщиками здорово посекли широкий подол мечами... Ну его — выбросить и не вспоминать о всяких ужасах!

Две секунды понадобились на то, чтобы скинуть порвавшийся сарафан и рвануть из шкафа первую попавшуюся вешалку. Новый наряд, похоже, относился к тому периоду, когда королева Валерия начала объедаться после шести... Наплевать, главное — на ходу не вываливаюсь! Узорчатым поясом подчеркнула номинальное наличие талии, и бросилась наружу — у крыльца уже фыркали и били копытами горячие кони. В отправляющийся экипаж я успела заскочить буквально в последний момент, почти на ходу:

— Это карета до Старгорода? Разбудите, когда будем подъезжать!

Столица встречала возвратившихся отпускников... равнодушно. Как ни тревожился король, что без его вдумчивого руководства все развалится через несколько дней, запущенную и как следует раскрученную несколькими поколениями правителей государственную машину не так-то просто было остановить.

Стражники звучно приветствовали прибывшего монарха многоголосой здравицей, которая подняла бы на ноги и мертвого, не то что задремавшую в дороге чародейку. Судя по отчету главы стражников, за время нашего отсутствия в Старгороде никаких ЧП и особо крупных правонарушений зафиксировано не было, преступность осталась на прежнем уровне, что не могло не радовать.

Когда карета миновала широкую крепостную стену, и лошадиные подковы зацокали по уличной брусчатке, я приподняла занавеску на дверце, и через окошко принялась пристально вглядываться в переулки, стараясь узнать нужный "в лицо".

— Что головой крутишь? — поинтересовался бдительный супруг.

— Смотрю, где лучше выйти, чтобы не очень далеко до Машеньки идти, — честно призналась я. — Заказала ей перед отъездом новое платье...

Снисходительно усмехнувшись, Володя отдал приказ вознице, и тот послушно заложил вираж. Ну да, карета — не рейсовый автобус... Никак не привыкну командовать.

— Одна по городским улицам не ходи, — заботливо напутствовал любимый. — Сперва дождись, пока вернется ее муж, и проводит тебя до дворца.

— Ладно-ладно...

— Обещай! — король схватил меня за локоть.

Пришлось дать честно слово, что без Пу Чжана я больше шагу не ступлю. Глубокие корни дала эта паранойя! Не скажу, что у него совсем не было причин для беспокойства... Но ведь всех злодеев уже разоблачили, изолировали от общества, и совсем скоро накажут по всей строгости средневекового закона!

Синаец оказался дома — это была его свободная смена, и он отдыхал по полной программе, набираясь сил перед завтрашним дежурством: левой ногой нажимал на педаль, приводящую в действие механизм двух самораскачивающихся колыбелек конструкции Алешеньки Кулибина, руками остругивал деревянную чурочку, изготавливая какую-то полезную в хозяйстве вещь, а языком повторял скороговорки для разговорной практики и тренировки.

— Здравствуй, Петя! — поприветствовала я хозяина дома.

— Здравствуй, здравствуй! — это слово он уже научился выговаривать почти без акцента. А недостаточность словарного запаса с успехом компенсировал богатой мимикой — вот сейчас по сияющему желтому лицу без труда можно было прочесть, что он страшно рад меня видеть, что они с женой все это время жутко скучали — особенно Машенька, — и даже Пузанчик с Найденкой как будто спрашивали, когда придет тетя ведьма.

Склонившись на колыбельками, я умиленно охнула — пока мы не виделись, младенцы здорово изменились: подросли, поправились, похорошели. И, кажется, тоже меня узнали — во всяком случае, проснувшаяся Найдена распахнула огромные оливковые очи и весело гугукнула.

— Правду говорят, будто чужие дети растут быстро!

— Свои тоже, вот увидите, — выйдя из кухни, бывшая горничная импульсивно бросилась мне на шею: — Госпожа!

— Машенька! — я тоже была безумно рада ее видеть. Вот если бы можно было взять и ее, и детей, и Пу Чжана с собой за город...

Еще Настасью, Зару, Иана с Орлеттой — куда без них! — король непременно прихватил бы отца Михаила и парочку самых умных советников... А там и вся столица постепенно переехала бы в деревню, зажав сказочный теремок холодными каменными боками. Нет, все-таки он у меня очень умный!

— Госпожа! Какая вы стали красивая!

— А ты, я смотрю, научилась льстить! — представляю себе эту красу: не накрашенная, почти что без волос, нос облупился, сарафан на пять размеров больше...

— Да вы просто светитесь! Хорошо съездили?

— Сказочно! — я закатила глаза.

— Насовсем вернулись?

— Не знаю еще, как получится... ОН что-то неожиданно с места сорвался. Поехала практически в чем была... По-отпускному.

— Вам очень идет! Поздравляю!

— Спасибо, — я озадаченно покосилась — кажется, она имеет в виду не только сарафан...

Кстати, я впервые как следует его рассмотрела: темно-синий, с весьма скромной вышивкой (зато каждый листик украшен бриллиантовой росинкой). Красивый... Схваченный в спешке ярко-красный кушак — кажется, вообще мужской, — совсем к нему не подходил, как и простенькая голубая косыночка. Сюда бы косу заплести до пояса... да не из чего.

На живую нитку Машенька быстро ушила сарафанный лиф, чтобы на груди не болтался, а на голове мы объединенными усилиями соорудили что-то вроде тюрбана из почти подходящего по цвету шарфа — если смотреть издалека и мельком, то ничего, сойдет. От пояса решили вовсе отказаться, так что теперь я в полной мере воплощала собой дородный идеал средневековой красоты. Ни дать, ни взять, купеческая дочка на выданье. Хотя в этом мире моя ровесница в свои неполные 23 года уже была бы солидной матроной с подысканным родителями мужем и целым выводком сопливых ребятишек.

Перед глазами тут же встала картинка: русоволосый мальчик — вылитый отец! — и темноволосая девочка с умным лицом, совсем как на портрете бабки Валерии... Интересно! Это что, на меня никто и не похож?!

— А я ведь доделала то платье!

Реплика Машеньки заставила меня сбросить оцепенение и разом прийти в себя. Привидится же такое! Нет, дети — это, конечно, очень хорошо... когда-нибудь... не очень скоро.

— Хотите посмотреть? — уточнила мастерица.

— И не только посмотреть, а и померить!

Как оказалось, после отпуска поправляются не только младенцы: безумно красивое платье невиданного фасона оказалось мне тесновато. Было жалко не столько самолюбивой мечты о триумфальном возвращении во дворец в новом наряде и новом образе, сколько потраченного Машенькой труда — ведь все шилось на руках, стежочек к стежочку, ни одна машинка так не сможет! Однако саму мастерицу это, кажется, совершенно не волновало — она по-прежнему улыбалась безмятежно, как соседка по комнате в общежитии при виде безобразно располневшей товарки. Если бы я знала ее немного хуже...

Как известно, к каждой хорошей новости неизменно прилагается горькая пилюля, чтобы жизнь медом не казалась, а к плохой — ложка меда, подсластить огорчение. Чтобы я не слишком расстраивалась необходимостью садиться на жесткую диету, Машенька поделилась радостной сплетней: оказывается, три дня тому назад принцесса Радослава покинула пределы гостеприимного государства и отправилась восвояси, под батюшкино крыло. Значит, король так спешил в столицу не для того, чтобы с ней встретиться (хотя такая мысль, признаться, пришла в мою стриженную голову впервые — я любимому верю!) С собой бледнолицая обольстительница прихватила каменного Лаврентия — чтобы в дороге чувствовать себя в полной безопасности (в дополнение к дюжине вооруженных до зубов амбалов, присланных ее отцом). Орлетта осталась в Старгороде — то ли не позвали, то ли сама отказалась сопровождать прекрасную даму. Скорее всего, первое.

Пу Чжан с готовностью проводил меня во дворец. По дороге на нас так никто и не напал, хотя пялились многие. Даже не знаю, на кого больше — к разгуливающему по улицам узкоглазому синайцу в костюме городского стражника за это время уже должны были привыкнуть...

Видно, не так уж сильно стрижка, макияж и новое платье меняют человека — встречные придворные сразу меня узнавали. Вот и меняй после этого кардинально имидж... Одни ограничивались сухими приветствиями, другие начинали горячо поздравлять и заговорщически подмигивать. Создавалось такое впечатление, будто все окружающие знают обо мне какую-то тайну, я одна не в курсе. С ходу в голову приходило только одно — что отец Михаил по каким-то одному ему ведомым причинам нарушил обет молчания, тайну исповеди — или как там называется, когда священник никому не должен рассказывать о проведенных обрядах? — и принялся трепать языком направо и налево... Или газету начал выпускать? Хотя, если подумать... "журналиста" можно найти и поближе.

— Где эльф?! — в лабораторию я ворвалась, пылая месть, как все фурии ада.

— Госпожа! — от неожиданности Настасья выронила из рук свою модную шапочку, к которой как раз пришивала еще один бантик. Скоро она головы не сможет поднять, столько там уже всего понакручено: — Вы вернулись!

— Ну... да, — при виде такой искренней радости я слегка оттаяла.

— А Иана нет — они с Зарой как раз репетируют. Что случилось?

— Эта ушастая скотина раструбила всем про свадьбу!

— Да как он мог! — девушка всплеснула руками: — Он ведь про это ничего не знает! Не было его тогда еще во дворце!

— Но уши-то у него есть, да еще какие! А мы в полный голос об этом рассуждали — тогда, утром перед моим отъездом...

— Они с Зарой украшали карету и подошли уже после нашего разговора.

Правда — экипаж, уносящий нас навстречу отпускным радостям, был увит свежими живыми цветами... Но кто же тогда проболтался? Или... дело в другом?

— Надо найти их и сообщить радостную новость! — Настасья не стала дожидаться, пока я додедуцирую, но уже в дверях обернулась: — Госпожа... поздравляю вас!!!

С этими словами горничная выскочила за дверь, оставив меня в полнейшем недоумении. В самом деле, что тут могло случиться такого хорошего, что все вокруг в курсе, а я — нет? Не с возвращением же меня поздравляют — чать, не с войны!

Внезапно сердце как будто укололо булавкой. А может быть... Да нет! Я бы заметила... Хотя... До замечаний ли мне было, столько событий! Ну-ка, ну-ка вспоминай...

Не слишком доверяя дырявой памяти, я подбежала к стеллажу с колдовским инвентарем, и принялась переставлять банки-склянки-коробочки с сушеной травой и прочими химреактивами. Ага, вот и он — кусок пергамента, на котором я, по примеру мистера Крузо, вела счет прожитым неделям и — в отличие от Робинзона, — отмечала "женские дни". Сколько "палочек" прошло с нашего отъезда на дачу — три, четыре недели? Но, даже если примерно... Мама дорогая!

В своем мире мы настолько привыкли к тому, что все на свете можно предусмотреть, запланировать, а в случае необходимости — и прервать, что почти перестали верить в возможность случайного чуда. Боже мой! Я прижала ладони к горящим щекам. Какая дура, Господи! Надо немедленно сообщить обо всем королю.

"А где же обещанные спецэффекты? — возмущался внутренний голос, пока я бежала по дворцовым коридорам: — Где головокружение, тошнилово, обмороки, наконец?!" Ну, вообще-то... Может, и подташнивало немного, поначалу, но я списала все на качество пищи. Да и вообще, не до того было! А обмороки... мне что, еще и мало?!

— Где король?!

— Госпожа чародейка! — укоризненно воскликнул отец Михаил, отряхивая с сутаны воду, выплеснувшуюся из маленькой леечки.

А я думала, что за этой дверью гардероб. Надо будет заглянуть как-нибудь, что там за тайный садик, в котором священник цветочки поливал.

— Здравствуйте-святой-отец-где-король? — скороговоркой повторила я.

— И вы будьте здоровы, госпожа Ольга, — духовник будто нарочно тянул время: — Как съездили, как отдохнули?

— Спасибо, хорошо... А где...

— А я вот... Цветы поливал, пока вас не было...

— ГДЕ! МОЙ! МУЖ!?!?!!! — некоторые вещи выведут из себя и святого — а я особым терпением никогда не отличалась.

— Вы только не волнуйтесь, с ним все в порядке! Он просто не хотел, чтобы вы присутствовали...

— А-а-а-а!

Нет, голова в этом точно не участвовала: ноги несли меня сами. Вверх, вниз по лестнице, вдоль по коридору, снова лестница, дворцовое крыльцо — задний, служебный выход, — конюшни... На площадке перед каретным сараем метались две знакомые фигуры. Вот кто еще не поздравил меня с возвращением — или с чем бы то ни было!

Окрашенные предзакатным солнцем, летающие в воздухе лезвия казались обагренными кровью. А я-то, наивная, думала, что он каждое утро бегает по саду, размахивая огромной палкой, просто для поддержания физической формы и чтобы произвести на меня впечатление. Еще любовалась им, глупая... Вот и верь после этого людям!

Внезапно, неловко взмахнув рукой, одна из фигур покачнулась.

— Не-э-эт! — я со всех ног бросилась к месту поединка.

С изумлением глядя на расплывающееся по рукаву красное пятно, Орлетта медленно, почти картинно осела на землю...

Однако, как я ни торопилась, Лаврентий оказался рядом с раненой девушкой первым. А ведь говорили, будто он отправился провожать Радославу! Видно, у меня сегодня день такой, что все пытаются обмануть...

Прежде, чем кто-нибудь успел вмешаться, граф Старожилов приступил к оказанию пострадавшей первой медицинской помощи, а именно — рванул на груди рубашку, чтобы оценить тяжесть ранения. Или, вернее сказать, на грудях... на которые он с немалым изумлением и уставился.

— Девица?.. — изумился каменный Лаврентий.

— Господин Старожилов, что это вы себе позволяете! — отметив,что вышепоименованная грудь мерно вздымается — а, стало быть, ее обладательница дышит, — я уперла руки в бока, и принялась наступать на несгибаемого графа: — Раздевать девушку при всем четном народе — такого даже в моем мире никто себе не позволяет! Теперь, по всем законам, человеческим и божеским, вы просто должны пожениться...

— На нем!? — хором воскликнули оба — и застигнутый врасплох вельможа, и девушка-рыцарь, мгновенно переставшая притворяться умирающей.

Обидевшись на одного коварного обманщика, я готова была наказать всех и каждого... Подавив это недостойное женщины чувство, я решительно рванула пропитанный кровью рукав рубашки. Какой глубокий порез! Господи, только бы теперь в обморок не свалиться...

— Кто-нибудь, приведите лекаря!

— Я приведу! — с готовностью отозвался король.

— Только быстрей!

Слава богу, а то его присутствие меня сковывало. Я изо всех сил старалась не оборачиваться, зная, что Володя стоит у меня за спиной, и понимая, что стоит нам встретиться глазами — разревусь и повисну у него на шее... А сейчас нельзя быть слабой!

— Я думал, это мужчина, — однообразно трындел над ухом каменный Лаврентий, помогая мне затянуть жгут. — Мы же вместе тренировались. Он... Она... говорил...а, что рыцарь!

— А она и есть рыцарь. В тот день... точно не помню, вы еще не добежали до тронного зала, или вас уже вывели оттуда, когда король торжественно ее посвятил. Так что все без обмана — сэр Орлетта, в полный рост...

— Но он...а так здорово дерется!

— Вот именно, — я сурово посмотрела на пациентку — та мгновенно симулировала очередную потерю чувств: — Здорово! А тут поддалась. Спрашивается — зачем? Рука лишняя?

— Я... не могла иначе, — с закрытыми глазами, как бы в полубреду пробормотала девушка.

— Я понимаю. И на тебя совсем не сержусь... тем более, что тут есть более достойные кандидатуры, — я успокаивающе погладила ее по руке.

— Боль... пропала! — раненая удивленно распахнула глаза.

Ох, не нравится мне это — в кино, если пациент перестает жаловаться на боли, у врачей сразу становятся такие озабоченные лица...

— Да где же этот коновал?!!

— Что, госпожа чародейка внезапно уверовала в традиционную медицину? — придворный лекарь был все той же ехидной, какой запомнился мне с прошлого раза — ничего, что это было почти год тому назад.

— Я всегда в вас верила, — никогда не помешает лишний раз польстить портному, врачу и повару... а уж мужчине и два раза — не чересчур.

Доктор самодовольно усмехнулся:

— А я-то думал, что стоит вам сказать "Рюха, бруха, калабуха" — и все пройдет само собой!

— Рюха, бруха, калабуха, — послушно повторила я. — Ну, что — полегчало?

— Вполне, — изменившимся голосом подтвердил лекарь.

Глубокая рана под его руками внезапно перестала кровоточить, и затянулась в считанные секунды. На месте пореза остался только длинный розовый шрам — и тот на глазах бледнел.

— Издеваетесь!? — по-бабьи тонко взвизгнул лекарь.

— Господь с вами, — я по возможности обезоруживающе развела руками, борясь с желанием хлопнуться в обморок и избежать вопросов: — Просто не знала нужных слов — я же самоучка!

Глава 7.

Видно, не очень убедительно получилось — фыркая, точно разбуженный посреди зимней спячки ежик, королевский лекарь развернулся и сердито посеменил обратно в лес... тьфу, во дворец! Мужика можно понять: каждый бы обиделся, отдав полжизни, чтобы научиться чему-то... А простой девчонке, чтобы его превзойти, достаточно щелкнуть пальцами — при этом она сама не вполне понимает, что делает! Не напоминайте мне про Моцарта и Сальери — не нравится мне эта аналогия... Не вдохновляет!

— Поможете мне отнести Орлетту в комнату, Лаврентий Петрович? — я демонстративно старалась не замечать переминающегося с ноги на ногу короля. Значит, "ненадолго съезжу в Старгород, и тут же вернусь"? А если бы не вернулся?! Видеть его после такого не могу! Вернее, могу, но не хочу... Точнее, хочу... но принципиально не буду оборачиваться!

— Я... Это... — мужчина смущенно отвел глаза.

— Ну же! Только что так страстно сдирали одежду, а теперь стесняетесь на руки поднять?

— Я сама! — девушка попыталась встать, опираясь на локоть здоровой руки, но внезапно побледнела, как смерть, и потеряла равновесие.

Однако знакомого "бумканья" на этот раз я так и не дождалась — буквально в последний момент ее подхватили огромные, но ловкие руки. Ну, вот — а строил из себя ходячую невинность! И с таким, надо сказать, знанием дела держит, точно раненного товарища... наверное, немало их перетаскал!

Торжественная процессия невольно вызывала трепет у встречных слуг: впереди, со скорбным выражением на лице и безвольно обвисшей девушкой в окровавленной разодранной рубашке на руках, медленно шагал Лаврентий. Следом, тоже вся в крови (да все мы там были хороши!), семенила я, на вытянутых руках неся перед собой меч поверженного героя. Бесславный победитель нерешительно мялся в сторонке...

Дверь в комнату Орлетты оказалась незаперта — впрочем, во дворце замки навешивались преимущественно на стратегически важные объекты: арсенал, казну, кладовку с деликатесами (от котов). Отдельные параноики, у которых двери постоянно распахивало сквозняком, устанавливали изнутри засовы и щеколды. Чтобы в отсутствие хозяина здесь у кого-то что-то украли — нонсенс! Хорошо натасканный штат слуг почти не оставлял возможности остаться наедине с собой... или с кем-нибудь еще.

Однако приставленная к графине дворцовая горничная явно манкировала своими обязанностями: захлопнув створку перед самым королевским носом, я собственноручно сдернула с кровати покрывало и помогла Лаврентию устроить подругу поудобнее.

— Однажды я увидел, как он... она... в одиночку тренируется с мечом на заднем дворе, — задумчиво пробормотал любитель эльфов. — Ни за что бы не подумал, что это — девушка! Он... она... так здорово дерется!

— Да уж, не верь глазам своим, — судя по дрожанию ресниц, Орлетта давно уже пришла в себя и с истинно женским коварством прислушивалась к разговору: — Кстати, не ожидала вас увидеть при дворе. Кажется, вы собирались проводить принцессу Радославу к батюшке?

— Я ведь знал о предстоящем поединке, — отчего-то смутился каменный вельможа. — Только не знал, с кем... Не хотел пропустить. Был уверен, что он... она... победит!

— Вы настоящий друг... Окажите последнюю любезность — найдите местную горничную. Графиню нужно переодеть, а у меня, боюсь, не хватит ни опыта, ни сил. И еще, отдайте распоряжения насчет особой диеты, чтобы помочь организму скорее восполнить кровопотерю: мясо там, печенка, гранаты, яблоки... Ну, вам виднее, наверняка ведь получали раны. И не только сердечные.

— Хорошо, госпожа чародейка, — богатырь подобострастно поклонился, и с видимым облегчением покинул "приятное дамское общество".

— Не притворяйся, — как только дверь закрылась, я присела на краешек кровати: — Я вижу, что ты все слышишь и понимаешь! В комнате как будто кроме тебя еще полк солдат ночевал — здесь что, вообще ни разу не прибирались с момента заселения? Что ты сделала с горничной?

— Я ее прогнала, — рыцарша виновато покосилась на меня из-под полуприкрытых ресниц: — Она работала на моего брата...

— Эти девушки работают на короля!

— Но платят им гости, — Орлетта миллиметр за миллиметром открывала мне глаза, до сих пор, как оказалось, плотно заслоненные розовыми очками: — Одни — за информацию, другие — за то, чтобы эта информация не покидала пределы комнаты. У меня денег нет, и совсем не хочется, чтобы подробности, что я ношу и с кем общаюсь, сразу передавались кому попало.

— Опять свояченица достает? — понимающе кивнула я.

— Она купила мне платье! — фыркнула девушка. — Вон, в углу валяется.

— А она настойчивая!

— Упрямая, как старый черт! — припечатала Орлетта.

Распялив на пальцах платье, ставшее камнем преткновения в родственных спорах, я критически покачала головой:

— Не очень удачный фасон. Плечи будут казаться еще шире... А у тебя есть еще какая-нибудь чистая одежда? — я с сомнением огляделась по сторонам — не похоже... но уточнить все же стоило: — А то ты вся в крови, как Фредди Крюгер!

К моему удивлению, леди-рыцарь кивнула:

— Да, вон там в углу лежит рубашка, я ее еще ни разу не надевала... И брюки есть... тоже... где-то...

— Ладно, не вставай, сама найду, — я подняла с полу рубашку, и впрямь кажущуюся почти чистой: — Надевай пока это. А потом я тебе Настасью пришлю. Или Зару. Странно, девочки не говорили ничего про то, что им надо платить за молчание!

— Глупенькая! — отважно сражаясь с рукавами рубашки, глухо пробормотала Орлетта: — Они ведь тебя любят!

Все-таки она потеряла очень много крови и, быстро утомившись, уснула, положив голову мне на колени. Я заправила за ухо вновь упавшую на лицо неуправляемую челку. Удивительное дело — стриглись мы с Орлеттой примерно в одно и то же время, с небольшим интервалом, одинаковым способом — техника "удар мечом". Но у нее получилась такая красивая аккуратная прическа, а на меня теперь без слез не взглянешь... или без чепца. Не имея возможности осветлить отросшие корни, я несколько раз порывалась остричь крашеные концы, но мои девочки стояли насмерть — мол, узнаваемый фирменный стиль... Да уж, ребрендинг полный!

Я пригладила ладонью растрепавшиеся во сне каштановые кудряшки. Может, рыцарша еще раз подровняла их уже после "стрижки"? Я бы тоже не отказалась, хотя бы виски, если уж милый проникся такой симпатией к косой — слева длиннее, справа короче, — челке...

А вдруг он не станет извиняться? Паническая мысль заставила вздрогнуть — будто прижгла пониже спины каленым железом. Решит, что прав... А мне упрямство не позволит первой на мировую пойти. Тем более, что в данном случае права я!

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге, с подносом наперевес, возник растрепанный запыхавшийся Лаврентий. В огромной миске с прозрачным бульоном плавали добрых полкурицы, рядом радовали взор три ярко-красных яблочка. Судя по времени отсутствия, он выследил и собственноручно пристрелил несчастную несушку из лука, после чего освежевал... пардон, ощипал тушку, разделал и сварил, пристально следя за огоньком.

— Тс! — я прижала палец к губам, и кивнула в сторону умывального столика, заваленного каким-то тряпьем: — Поставьте!

— А...

— Сбросьте на пол.

Каким-то чудом удерживая поднос одной рукой, Каменный Гость аккуратно свернул те самые, условно чистые, но очень мятые запасные брюки, переложил на стул, после чего сгрузил свою ношу на столик и замер, глядя на меня с каким-то странным выражением.

— Ну, что еще?

— Госпожа чародейка, а что это у вас?.. — он жестами изобразил что-то вроде пружин, торчащих из своей головы: — ...с волосами?

— Пустяки, бандитское лезвие, — отмахнулась я, чувствуя себя до невозможности лихой: — Покушение не удалось, но совсем без потерь, как видите, не обошлось.

— А... Поздравляю!

— Спасибо...

— Сложно было с ним справиться?

— ...С кем, бога ради?!

И граф охотно пояснил. По мере его рассказа у меня поднялись дыбом остатки волос не только на макушке, но и над ушами, и даже челка! Об источнике дезинформации гадать не приходилось: придворные быстро поняли, кто в нашей компании "самое слабое звено", и за пряник готов выдать все государственные секреты — если, конечно, не предупредить его заранее, что нельзя.

Так я и поступила, строго-настрого наказав Иану, чтобы он ни под каким предлогом не выдавал куда, с кем и на какой срок я поехала.

"А что мне тогда говорить, если будут спрашивать?" — удивился он.

"Расскажешь какую-нибудь сказку!" — беспечно отмахнулась я.

И ведь знала, что эльф при всей его одухотворенной внешности начисто лишен воображения! Вернее, музыкальные импровизации он создавал просто гениальные — а вот игра словами никак не удавалась. Может, еще и потому, что русский не был для Иана родным? И почему во время "похода" мне пришло в голову рассказывать "детишкам" на ночь именно эту сказку, а не какую-нибудь народную!

В общем, пока король, "желая отдохнуть от важных и сложных государственных дел", "уехал в монастырь" (из отца Михаила, видно, тоже выдумщик неважный), я, чтобы попусту в комнате юбку не просиживать, отправилась на встречу со злобной Восточной ведьмой — приструнить ее за творимые безобразия. Разговор предполагался на повышенных тонах, так что я оживила и взяла с собой для моральной поддержки пустые рыцарские латы, которые ходили и глухо говорили, точно настоящий человек... с ведром на голове. Чучело увязалось само. Дорогу показывал крупный лесной кот (ну, не смогла я на пальцах объяснить, что такое "лев")...

Там было все: пчелы, вороны, волки... и летучие собаки. В конце концов, добро неизбежно победило — с чем меня и поздравляли встречные доброжелатели. А вовсе не то, о чем я подумала... Хот скоро и это станет заметно.

Заслушавшись рассказом о собственных приключениях (интересно, придворных не удивило, что оставшийся во дворце эльф так хорошо осведомлен о происходящем за тридевять земель — или мы с ним находились в постоянном телепатическом контакте?), я сама не заметила, как стянула с подноса румяное яблоко и запустила в него зубы. Куриный бульон испускал одуряюще-аппетитные ароматы. Увлекшись, Лаврентий принялся бегать по комнате и размахивать руками, изображая действие в лицах.. Громкий голос, дразнящий запах или яблочный хруст над ухом непременно должны были разбудить Орлетту — она не заставила себя долго упрашивать. Потянула носом, открыла глаза — и, кажется, обрадовалась увиденному.

Хотелось, чтобы проснувшаяся девушка первым делом почувствовала не боль, а зверский голод — и ожидания меня не подвели. Рыцарша набросилась на еду, точно дикий волк: в три глотка выпила бульон, вцепившись зубами в курицу, расправилась с ней в один момент, а яблоки уничтожила буквально в два "хрусь", после чего уставилась на недоеденную половинку в моей руке с таким вожделением, что кусок застрял в горле.

— На, — я протянула ей огрызок.

— Ох! Нет, спасибо, доедай.. Я сыта сверх меры, — пару раз моргнув, девушка справилась с голодным блеском в глазах.

Пока она не передумала, я быстренько дожевала яблоко и вытерла руки о сарафан, все равно уже совершенно испорченный зловещими бурыми разводами.

— Ну, тогда мы пойдем. А ты спи, набирайся сил!

— Но я... — душераздирающий зевок не позволил Орлетте закончить фразу. Спорить она еще будет с тетей ведьмой!

— Госпожа! — увидев меня на пороге с непокрытой головой, с руками, по локти покрытыми засохшей бурой коркой, в грязном сарафане (увы, вряд ли уже отстирается), Настасья прижала ладони к груди и сделал вид, будто вот-вот потеряет сознание — в точности, как все встречные представительницы высшего общества: — Что с вами?! Это... кровь?..

— Не волнуйся, не моя! — я легкомысленно отмахнулась. — Орлетта подралась с королем...

Пожалуй, правильно такие новости не рекомендуют выдавать вдруг, без подготовки: закаленная жизнью в большой крестьянской семье и службой на кухне в должности девушки на побегушках, стойко принимавшая все удары судьбы и на своих широких плечах, на которые так удобно опираться, поднимавшая друзей, Настасья первый раз в жизни... упала в обморок.

— Настя! Настенька! — присев, я легонько похлопала девушку по щекам, приводя в чувство: — Не пугай меня! И сама не пугайся, все живы! Обошлось малой кровью... буквально. Орлетта слегка порезала руку — к счастью, мимо как раз проходила опытная ведьма, и оказала, так сказать, срочную магическую помощь...

— Она жива? — Настасья распахнула глаза.

— Ну, конечно! О чем я тебе и говорю!

— А... Король?..

— Тоже! Кстати, я как раз посоветоваться хотела: Орлетта сейчас спит, но у нее в комнате такая разруха, что войти страшно — она прогнала горничную за слишком длинный язык, так что можешь себе представить... Ты знаешь какую-нибудь сообразительную не болтливую девчонку? Я даже могу немного приплачивать ей за молчание...

— Не надо никому ничего платить! — поднявшись на ноги, девушка деловито отряхнула одежду: — Я с Алеськой еще разберусь. Не волнуйтесь, госпожа, у графини будет самая лучшая горничная, просто шелковая!

— Не будет, — я покачала головой.

— Почему?..

— Потому что самая лучшая уже работает на меня! Если тебе удастся найти девушку хотя бы вполовину такую же умную, трудолюбивую и ответственную, Орлетта будет считать, что ей невероятно повезло. Но это сложно — ведь мне достался бриллиант чистой воды.

Настасья смущенно зарделась.

— А пока... отправь к ней Зару, что ли — пусть хоть самый толстый слой грязи с пола соскребет.

— Разберусь, — деловито кивнула горничная.

Вот они — настоящие волшебницы этого мира, феи ведра и тряпки. Настасья вкалывала так, будто умела при необходимости останавливать и растягивать время. В ее руках работа буквально горела: она вполне могла сменить белье на кровати под спящим человеком, при этом он ничего бы не почувствовал и не сменил положение тела.

Зарины на месте не оказалось — они с Ианом опять отправились куда-то репетировать, так что Настасья решила сама взять над Орлеттой временное шефство. Перед тем, как отправиться разгребать Авгиевы конюшни, она спустилась на королевскую кухню, и принесла целую гору еды. Есть совершенно не хотелось... Ну, разве что попробовать... отщипнуть вот тут, с краешку... И тут... И это тоже очень аппетитно смотрится! Почему порции такие маленькие?!

Внезапный стук в дверь едва не заставил меня подавиться булочкой. Черт, как неожиданно — предупреждать надо! И вообще, где это мы так долго пропадали?!

Стараясь унять предательскую дрожь в руках, я неторопливо отряхнула с колен крошки, поправила "прическу", и только после этого подперла входную дверь плечом изнутри:

— Кто тама?

— Я.

— "Я" бывают разные! — как много все-таки в жизни значит образование — вот и цитата из мультика пригодилась.

— Олька, открой! Нам надо поговорить.

— Интересно! Это о чем же? Вроде ты и без меня все сам за других отлично решаешь?

— Надо обсудить то, что произошло.

— Что произошло, я и так прекрасно видела — ты пытался убить мою подругу! Ведь прекрасно знал, что она помешана на идеалах рыцарской чести — и отказаться не сможет, и убивать тебя не станет!

— Я тоже не собирался ее обижать! Хотел только поцарапать слегка, но она все время уворачивалась, а потом... Как-то случайно так получилось!

— Она тебе поддалась! — мстительно сообщила я. — Пока ты груши в саду палкой околачивал, она тут по-серьезному спарринговала с Лаврентием...

— Что делала?! — вздрогнула дверь.

— Ну, тренировалась — бились они на мечах, один на один, в свободное от работы время... то есть, практически круглосуточно.

— А... а то мне послышалось...

— Пошляк! — если бы дверь была приоткрыта хотя бы на миллиметр — я сейчас же хлопнула бы ею изо всех сил.

С той стороны повисла неловкая тишина.

— Оль! Прости меня...

— За что? — если только за последнюю неумную шутку — никогда ему этого не прощу!А если сейчас развернется и уйдет... то себе.

— Прости за все! — выкрутился опытный дипломат: — Мы что, так и будем разговаривать через дверь? Открой! Я хочу тебя кое о чем попросить.

А вот это уже по-настоящему интересно! Не завалить цветами и подарками в знак примирения, а у меня же еще что-то выцыганить! Устоять невозможно...

— Ну, чего ты там хотел? — я приоткрыла дверь.

Весь сегодняшний день внезапно навалился на плечи тяжелым бременем усталости — боюсь, к созидательному труду я сейчас не очень способна. И просто показаться на люди, чтобы в очередной раз изобразить очень страшную придворную королевскую чародейку тоже вряд ли смогу: только что собственноручно замочила испорченный синий сарафан в тазу с холодной водой и ма-а-аленьким кусочком мыла в тщетной надежде, что кровавые пятна все-таки как-нибудь растворятся сами собой. А если нет — так и придется мне щеголять в шелковом халате-кимоно: корсет я теперь ни за что не надену, в моем-то положении!

Однако муженька мои проблемы с одеждой волновали в последнюю очередь — отжав плечом дверь, он резко схватил меня в охапку, и потащил в хорошо знакомом направлении.

— Дикарь! Питекантроп! Варвар! — вопила я, колотя его босыми ступнями — пошевелить руками было совершенно невозможно. Дворцовая челядь не обращала на происходящее никакого внимания, будто такое тут случалось каждый день.

— Кто такой питекантроп? — аккуратно поставив меня на пушистый ковер в своей комнате, Володя отер со лба трудовой пот.

— Дикарь, еще похлеще вашего Средневековья! Постоянно норовит оглушить женщину дубиной и оттащить ее за волосы в свою пещеру...

— Ну, я сразу понял, что этот номер тут не пройдет, — нахал многозначительно покосился на мою голову.

— Ты же говорил, что тебе нравится! — обиделась я.

— Очень нравится! И страшно хочется посмотреть, как ты будешь выглядеть в короне. Как раз об этом я и собирался с тобой поговорить.

— Мне, конечно, очень лестно...

Но любимый, не слушая возражений, уже нахлобучил свой парадный головной убор, обычно лежащий на буйных кудрях, или же на специальной подушечке в его комнате, мне на макушку. Жаль, что саму подушку тоже не прихватил — размер головы у меня явно не государственного масштаба: золотой венец скользнул по затылку, и основной массой обрушился на уши. Не очень удобно, а уж со стороны наверняка и вовсе выглядело просто смехотворно — ни дать, ни взять малыш, взгромоздивший на голову большую консервную банку из-под селедки.

— Великолепно! — почти искренне восхитился король. — Только еще вот так...

С этими словами он легонько подтолкнул золотой обод сзади, так что корона, съехав по лбу, опустилась на переносицу и остановилась, только зацепившись за нос. Интересно, если если она сползет совсем уж далеко — как я буду выглядеть в золотом ошейнике? С такими огромными зубцами... Особо лютый зверь!

— Погоди, не делай пока ничего! — любимый перехватил меня за запястья, не давая поднять "забрало".

— Долго?

— Я скажу, когда.

Сюрприз, сюрприз! В последнее время я стала настороженно относиться ко всякого рода неожиданностям. Но все же сердечко сладко замерло в предвкушении чего-то чудесного и радостного. Конечно, проще было бы завязать мне глаза, к примеру, шелковым шарфом, но так — куда шикарнее!

Подняв голову, я попыталась хоть что-то разглядеть в щели между короной и щеками — бумс! Предательская челка шелковым дождем упала на лицо, полностью перекрыв мало-мальский обзор. Точно, обрежу — раздражает уже!

— Можно!

Я с облегчением отбросила волосы и не без труда стянула плотно сидящую корону. Какая тяжеленная — на носу наверняка останется вмятина, а уши так и будут торчать под углом 90 градусов к голове, как у Иана — разве что не такие длинные. Хотя, если это вечеринка-сюрприз, друзья и знакомые начнут весело и шумно поздравлять меня с именинами и тянуть за ушки по числу прожитых годов, мы с ним быстро сравняемся.

Однако положить драгоценный головной убор на место не удалось — бархатная подушечка оказалась занята.

— Что, решил завести новую корону?

— Нравится? — вопросом на вопрос ответил муж.

— Ничего, — я положила старую рядом, для сравнения. Новая, пожалуй, красивее: более легкая, ажурная конструкция, изящная форма. Хотя определенно прослеживается единый стиль — наверное, делал один и тот же ювелир. — А не жмет? Эта вроде большего размера...

— Примерить не хочешь? — вкрадчивым голосом поинтересовался искуситель.

Какая женщина устоит перед таким предложением? Нерешительно переводя взгляд с Володи на корону и обратно, я осторожно взяла в руки это произведение ювелирного искусства. Ненамного легче той на самом деле... А вот размерчик как раз впору, будто на меня ковали.

Покрутившись перед большим зеркалом, я придирчиво оглядела себя со всех сторон. Эх, хороша коронка — и золото, и драгоценные камешки блестят, как им и полагается, отражаясь в глазах... Вот только ни одна королева на свете не "наденет" под парадный головной убор такую прическу и шелковое голубое кимоно, украшенной целой журавлиной стаей, летящей к пурпурному солнцу! Чучело, по совести говоря, получилось порядочное. И вообще, не дай бог такую дуру тяжеленную каждый день на голове таскать — остеохондроз обеспечен. Трудная все-таки у любимого работа.

— Хочешь поносить?

— Ну, не-е-ет!

— Почему? — похоже, искренний ответ его немного озадачил.

— Тяжеленная, — призналась я. — Всего минуту, как надела, а шея уже ноет. Спасибо, конечно, но носи уж сам!

— Значит, не хочешь быть моей королевой?

— Я...

Ну, и кому тут так не хватало обмороков?!!!

Глава 8.

Как обычно, беспамятство обернулось мертвецким сном. Не знаю, сколько прошло времени — несколько часов или несколько суток: в то время, как все человечество произошло от обезьян, мои предки явно вели свою родословную от медведей... да и правда, откуда на Урале обезьяны?

Я открыла глаза — в комнате темно, любимый лежит рядом и щекотно посапывает в ухо — настоящая идиллия!

— Эй! — я потрясла его за плечо: — Володя, проснись, мне надо сказать тебе кое-что очень важное!

— М-м-м...

— Ну, просыпайся же! А то потом днем нам опять некогда будет словом перемолвиться...

— М-м-м... Слушаю...

Елки зеленые, как же лучше сказать: "Я беременна" или "У нас будет ребенок"? Если мужчинам так же сложно произнести три заветных слова, то я начинаю им сочувствовать... А если иносказательно: "Сбегай-ка, милый, за соленым огурчиком — хочется, сил нет"? Опять он в лучшем случае кликнет кого-нибудь из слуг и пошлет на кухню, а потом перевернется на другой бок... Ну, вот, и вправду солененького захотелось!

Одна из моих школьных подружек — счастливая молодая мамаша, выскочившая замуж сразу после выпускного бала, — подробно рассказывала, как намекала мужу о предстоящем прибавлении десятком различных способов, от классических до авангардных — как об стенку горох. В конце концов, исчерпав запасы мудрости поколений и собственного воображения, без сил уселась в прихожей на пустую галошницу и призадумалась. Когда же толстокожий муженек выглянул из комнаты с классическим "Чего сидим, кого ждем?" неожиданно выдала: "Я? Жду ребенка!" Но то был экспромт, к тому же не слишком остроумный. Нет, мы пойдем другим путем!

— Послушай, — я немного потормошила своего Плюшевого Медвежонка, и начала издалека: — Если ты вдруг соберешься куда-нибудь уехать на годик...

— Но я никуда не собираюсь...

— Я же сказала — "вдруг"! Потянет в путешествие или, не приведи Господи, на войну... И вот будешь ты возвращаться домой незнакомой дорогой...

— Хорошо, я буду возвращаться только по хорошо известному пути...

— Не перебивай, это очень важно! Ну, даже если по известному — и вдруг тебе страшно захочется пить. Просто смертельно в горле пересохнет, а рядом — ни ручейка, ни реки...

— Дождусь погоды и наберу во что-нибудь дождевой воды.

— ...А дождя еще неделю не будет. Вообще засушливое лето выдастся... Вот пойдешь ты искать какой-нибудь не до конца пересохший водоем, и отыщешь колодец. Вода высоко — только рядом ни ведра, ни ковшика...

— Это загадки на сообразительность? Зачерпну шлемом.

— Что? Каким шлемом? — растерялась я. Память услужливо подсунула изображение красного мотоциклетного шлема с зеркальным забралом.

— Ты же говорила, я на войну собрался!

— Э-э-э... Ну, шлем ты в лагере оставил.

— Тогда ладонью.

— У тебя от жажды так руки трясутся, что до рта ничего не доносят. В общем, наклонишься ты прямо так, губами к воде, и схватит тебя чудо-юдо, водяное страховидло, за бороду...

— Не хочу страховидло... — вновь уперся король. — Пусть это будет какая-нибудь симпатичная русалочка.

— Я сказала — страховидло! И заявит оно тебе страшным голосом, что за воду надо платить, и ты должен отдать ему то, чего дома не знаешь. Так вот! Не соглашайся!

— Почему? — заупрямился милый. — Если я все равно этого не знал — так и не жалко!

Нет, ну он меня сегодня точно доведет!

— Ты что, — в голосе сами собой заплескались неизвестно откуда взявшиеся слезы, — не знаешь этой сказки?..

— Олька! Так ты меня разбудила только для того, чтобы сказку рассказать?! Обычно все наоборот — байки травят, чтобы уснуть!

— ...Что, правда не знаешь этой истории?.. Ну, где король отправляется в поход... Потом страховидло... Он соглашается... Возвращается домой — а у него наследник родился! Ну, или девочка...

— Так ты...

— Да, я беременная! И нечего делать удивленные глаза, как будто не при чем...

Казалось бы, выдала порцию щемящей правды, облегчила душу — и на боковую... Не тут-то было! Если прежде милого невозможно было растолкать, то теперь сонливость будто ветром сдуло. Он хотел знать буквально все подробности: что, где, когда я об этом узнала, не болит ли живот?! Несколько раз Володя возбужденно вскакивал с кровати, обегал комнату по периметру, возвращался и вновь принимался меня тормошить, заставляя мечтать о скорейшем восходе солнца, когда с чистой совестью уже можно будет вернуться в свою комнату и наконец-то выспаться на все еще новой кровати... К утру мы оба были, как огурчики: король — свежий, бодрый и хрустящий, а я — зеленая от недосыпания... кстати о малосольном.

Когда утренняя заря кокетливо выкрасила розовым противоположную стену, я прекратила бесполезные попытки заснуть и открыла опухшие глаза:

— Что у тебя в той комнате?

— Что? — встрепенулся Володя.

— Что там, за дверью? — терпеливо повторила я.

Вчера отец Михаил выходил оттуда с леечкой — но вряд ли любимый завел на подоконнике тепличку, где выращивает свеженькую редисочку без пестицидов, себе на стол. С таким стаканом разве набегаешься!..

— А! Там у меня — гарем! — хорошая новость явно настроила любимого на шутливый лад: — Как очередная жена надоест — ссылаю ее туда!

— Значит, и меня когда-нибудь это ждет?

— Не, ты мне еще долго не надоешь — никогда не знаешь, чего от тебя ждать!

— Ну, а если по-правде, что там?

— Это гардероб! — рассмеялся он.

Ну, вот, и шкафы, и гардеробы в этом мире, оказывается, есть, а я все еще свои платья, точно сирота казанская, на ширме развешиваю... Хотя сейчас развешивать-то и нечего, хоть какое-то утешение.

— Можно заглянуть?

— Да ради бога!

Вот это гардероб, так гардероб... не в каждом театре такая костюмерная есть! У меня вся лаборатория меньше — ненамного, раза в два. Несколько окон и почти не мутное зеркало высотой в человеческий рост, на невысоком подиуме за занавеской — три манекена в особо парадных мундирах. Разглядывая богатое шитье и замысловатый крой, я чувствовала себя почти как в историческом музее... по совместительству — музей прикладного искусства. Красота! Не удержавшись, я примерила красную безрукавку с золотой каймой — мне она доставала до середины икры, и раньше (или правильнее сказать — позже?) вполне сошла бы за полноценное платье. Вот только плечи такие широкие, что мои запросто в ворот проскакивают.

Покрутившись перед зеркалом и сладко ужаснувшись — как известно, одежда человека не красит, а женщину порой так просто уродует, — я отправилась на поиски зеленого друга. Не гладить же сюда приходил святой отец с такой брызгалкой! Тем более, что тут ни специальной доски, ни печи для раскочегаривания чугунных утюгов — полпуда самый маленький...

Искомое, как водится, оказалось на последнем окне: прозрачно намекая, что следовало сразу пойти против часовой стрелки, самая большая из моих алхимических колб воинственно топорщилась зелеными ветками. Смотри-ка, не погибли, даже корни пустили — так и стоят, корней уже больше, чем воды. Их надо срочно посадить в землю!

— Что, остаешься жить в шкафу? — насмешливо окликнул меня Володя.

— Ага! — радостно отозвалась я. — Места тут больше, чем у меня, тепло, светло... А главное — как я теперь пойду к себе, в халате при свете дня?!

— Сегодня я — волшебник!

— Что ты имеешь в виду? — прижав к животу колбу с зеленью, я мелкими шажками приблизилась к двери: — Ах!..

С широкой улыбкой наблюдая за моей реакцией, любимый встряхнул руками, на которых лежало... мое новое платье! Машуня успела все-таки! Но откуда?

— Одна из твоих девочек принесла, — прочитав все по лицу, пояснил муж.

Поставив цветы на первую подвернувшуюся под руку ровную поверхность, я схватила платье и рыбкой нырнула внутрь. Какая красота! Какое удобное! Прямо по моим мыслям. Машенька, ты волшебница!

Длинный шарф из той же ткани я намотала на голову, пытаясь изобразить изысканный и элегантный тюрбан. После чего стала ужасно напоминать плохо замаскированного пришельца с другой планеты или больного мозговой водянкой. Пришлось размотать и сменить тактику: ограничиться двумя витками, а свободные концы завязать пышным бантом. Ну, ни дать, ни взять — мультипликационная мышь... или девочка из анекдота: "Как держится, как держится... Как приколотили гвоздиком, так и держится!"

Только с четвертого раза удалось накрутить на голове приличный муравейник — и тут любимый полез обниматься:

— Теперь не отвертишься, — прошептал он, щекоча мне ухо усами.

— От чего?..

— Будешь моей королевой!

Прозвучало довольно зловеще... Но в конце концов все же удалось выторговать — нет, не отказ от безумной затеи, — всего лишь небольшую отсрочку окончательного решения. Авось, одумается со временем. Ну, какая из меня королева — только зарубежных послов пугать!

Надежда добраться, наконец, до тихой обители, растянуться во всю длину на до сих пор не смятой новой кровати (Иан не в счет — что там весу!), и хорошенько задавить пару-тройку сусликов, рассыпалась под ударами молотков. Увлеченная наведением порядка, Настасья разошлась: отконвоировала в комнату пару плотников, и теперь пристально следила за ходом навешивания над ложем нового полога-пылесборника. Когда же горничная, в волнении заламывая тонкие пальцы, поделилась последними новостями, мне и вовсе стало не до сна. Орлетту вызвали на дуэль — и кто! Каменный Лаврентий! Весь дворец только об этом и судачит, уже вовсю принимаются ставки на исход поединка.

— Что за история с дуэлью?!!

Согласна, не слишком светски нападать на человека в коридоре, хватать за грудки и прижимать к стене — но я обежала полдворца, разыскивая его по всем мыслимым и немыслимым местам, так что немного вышла из себя.

— Это дело рыцарской чести! — надулся граф.

— Ну, конечно — ей нанесен непоправимый урон! Если вы постоянно принимаете мальчиков за девочек, а девочек — за мальчиков, то купите себе очки, а не перекладывайте с больной головы на здоровую. Уверена, Орлетта вовсе не хотела никого обмануть, вы просто друг друга недопоняли.

— Напротив, ваша подруга высказалась совершенно определенно, — мужчина вежливо, но предельно настойчиво отцепил мои пальцы от своей одежды. Жакет получился... гм... сильно "креш".

— Но... за что?! Чем она могла так сильно вас оскорбить?

— К примеру, отказом выйти замуж.

— Что-о-о?!

Многого можно было ожидать от этого клоунского дуэта, но такое превышало самые смелые догадки. Оказывается, накануне, оставшись наедине со своими мыслями, Лаврентий много и напряженно думал (случается с русским человеком), после чего пришел к выводу, что публичное заголение девушки, пусть даже до сих пор он принимал ее за мужчину — это, действительно, как-то уж слишком. Увиденное вообще произвело на него большое впечатление... В общем, желая поступить по совести, "как честный человек", тем же вечером он постучал в дверь леди-рыцаря.

Немедленный и категоричный отказ несколько поколебал уверенность "жениха" в собственной мужественной неотразимости, и плохо вписывался в его представления о канонах рыцарства — по искреннему убеждению средневекового обывателя, так могла поступить только падшая женщина. Но Лаврентий не был совсем уж ханжой, поэтому решил дать девушке второй шанс, и доказать свою правоту с мечом в руках. Маньяк какой-то!

— Но она ранена, и еще не полностью восстановила силы!

— Я готов дать ей время... целую неделю.

— И вы должны помнить, что она — девушка!

— Но прежде всего — рыцарь, — усмехнулся Лаврентий. — С ней вы тоже беседу проведете, госпожа чародейка?

— Вот прямо сейчас и отправлюсь! — пообещала я.

— Тогда передайте Орлетте вот это, — достав из кармана, он протянул мне на ладони... шарик репейника?

— Ха... Хорошо, — я неуверенно взяла колючку.

Это что, какой-то намек, выраженный на имеющем широкое хождение в этом мире языке цветов? Надеюсь, никакой пошлости.

По сравнению с прошлым визитом, сегодня комната Орлеты с порога поражала прямо-таки стерильной чистотой — Настасья хорошо знала свое дело. Сама графиня, переодетая, умытая и, по-моему, даже причесанная, сидела у окна и с тоской глядела на улицу. Как говорится, "ею овладела тоска к перемене мест"...

— Опять дерешься? — без лишней дипломатии я сразу взяла быка за рога.

— Ну... как-то так получилось, — девушка безразлично пожала плечами.

— Что, заняться больше нечем?

— Нечем, — покладисто согласилась та. — Скучно... Раньше хоть можно было пойти, с Лаврентием потренироваться, поговорить. Он столько всего пережил! А теперь вбил себе в голову эту глупость...

— Кстати, тебе просили передать, — я протянула репешок.

— Ух ты! Он его сохранил! — взявшись двумя пальцами за сухой хвостик, Орлетта бережно подняла колючую шишку.

— Наверное, с этим тоже связана какая-то романтическая история?

— Конечно!

У отважного рыцаря аж глаза загорелись — похоже, она уже совершенно здорова: никакой бледности, даже румянец появился. Судя по оживлению, в истории будет драка, а может быть, и не одна.

— Рассказывай! — я поудобнее устроилась в кресле — после того, как горничные собрали разбросанные вещи, в комнате вообще неожиданно обнаружилось очень много самой разной мебели.

Орлетта бестрепетно опустилась во второе, сбросив на пол симметрично разложенные подушечки, и приступила к изложению:

— Старый граф Старожилов при прежнем короле служил иностранным послом, и часто выезжал с дипломатическими миссиями за рубежи нашего государства. Первый раз он взял с собой сына, отправившись в Синай...

— Кто бы мог подумать! — удивилась я. — Лаврентий и дипломатия — две вещи несовместные! Может, в маму пошел?

— Не знаю, не имела чести, — ответила на риторический вопрос девушка-рыцарь, и продолжила рассказ: — У границы их встретил вооруженный отряд синайских гвардейцев, которые заявили, что их послал император, чтобы проводить посольство до мета назначения без приключений — и больше не проронили ни слова. Старый граф не слишком им доверял и, хотя вслух не протестовал, своей охране все же приказал не терять бдительности.

Путь до столицы предстоял неблизкий, так что рано или поздно им предстояло где-то остановиться на ночлег. Для графа это был первый визит в страну, он плохо знал маршрут и расположение постоялых дворов, а у "свиты" спрашивать не хотел. Уже к вечеру, отчаявшись самостоятельно отыскать приют и не желая оставаться ночевать под открытым небом, посол все-таки обратился к синайским телохранителям с вопросом: где можно найти ближайшее жилье, где усталым путникам окажут подобающее гостеприимство? Те хором указали направление, и лишь глава синайского отряда иносказательно заметил, что порой стоит выбрать более долгую, но безопасную дорогу.

Посол был измотан путешествием, сильно устал, к тому же надменный узкоглазый синаец не понравился ему с самого начала, так что он дал команду своим солдатам, и они отправились в указанном направлении.

Совсем скоро группа действительно подошла к небольшому добротному замку в синьском стиле, обители местного барона. Тот встретил иностранных делегатов с распростертыми объятиями, и под лозунгом "Мой дом — ваш дом!" широким жестом предложил гостям располагаться поудобнее и брать все, что захотят. Они так и поступили, а после сытного ужина разошлись по выделенным для ночевки комнатам.

Однако утром всех ожидал неприятный сюрприз: весь дворец за ночь вымер. Причем не в метафорическом, а самом буквальном смысле: повсюду валялись трупы убитых слуг, некоторые еще теплые — расправы не избежали ни женщины, ни дети. А самая жуткая картина предстала перед изумленными старгородцами в трапезной: семейство гостеприимного хозяина в полном составе все еще сидело вокруг стола, точно так, как накануне — но когда граф Старожилов потряс одного из них за плечо, чтобы спросить, что все это означает, голова синайца скатилась с шеи и поскакала по полу, точно тряпичный мяч. Все они оказались обезглавлены, причем таким образом, что разрез совершенно не бросался в глаза, кровь не текла, а тело после удара, перерубившего позвоночник, даже не шелохнулось...

— Меня сейчас стошнит, — честно предупредила я.

— О! — смутилась девушка. — Конечно, я понимаю... Не надо мне было поднимать эту тему...

— Да нет, просто... Сейчас вернусь! — схватив рыцарский ночной горшок, я выскочила из комнаты.

Средневековый сервис не предусматривал наличие комфортабельных удобств в каждой комнате, до нужника добежать не успею...

— Извини, что перебила! — вернувшись, я снова была готова к труду и обороне: — Ужасно хочется узнать, чем дело кончится и сердце успокоится! Ну, что там было дальше?

— А ничего, — Орлетта пожала плечами. — Испуганное посольство, быстро собравшись, отправилось восвояси, и не останавливалось, пока не добралось до столицы, почти загнав лошадей.

— Погоди! — мне во что бы то ни стало хотелось самой разгадать эту загадку, применив метод незабвенного Шерлока Холмса: — А эти, местные телохранители — они с рассветом не исчезли неизвестно куда?

— Нет, проводили графа со товарищи до конечного пункта. А в столице к ним уже приставили новых, особых охранников.

— Тогда... — я нахмурила лоб: — Это были вампиры! О, точно — особые синайские упыри, по ночам ходящие и говорящие, точно обычные люди, а днем возвращающиеся к своему нормальному состоянию обезглавленных мертвяков... Я слышала, такие бывают — только наоборот, по ночам у них головы отделяются и отправляются в свободный полет, а утром пристраиваются на шею, как ни в чем не бывало. И если накрыть тело, чтобы репа не могла прирасти обратно, то вскоре разделенные части умирают... не помню, как их точно называют — давно уже читала. Вроде это особое племя испокон веков живет среди синайцев, не причиняя никому вреда — просто такое вот забавное средство организма...

— Эти головы не приросли, — напомнила рыцарша.

— Ну, тогда не знаю — сдаюсь! Только все одно, чую, что местные телохранители как-то в этом деле замешаны.

— Правильно рассуждаешь — на самом деле это они всех и убили. Лаврентий подружился с одним из них — он ведь в совершенстве знает синайский, ты в курсе? — и тот все рассказал. Оказалось, что гостеприимный барон, дальний троюродный брат правящего императора, давно вынашивал мысль о свержении родственника, на откровенную агрессию не решался, но в столице все же держали его на заметке, искали доказательства. И вот в визите иностранных послов заговорщики увидели знак судьбы: если напасть на них, жестоко убить и бросить трупы на границе, будто на них напали посланные навстречу охранники — тогда могущественное соседнее государство непременно объявит империи войну, которая ослабит правящий дом и будет способствовать народному восстанию, на волне которого можно подняться до императорского кресла. Или император, оберегая свою честь, в знак невиновности совершит ритуальное самоубийство, что тоже неплохо. Сидя за столом, еще не убранном после ужина, коварное семейство как раз обсуждало свои злобные планы, когда верные императорские телохранители одним махом обезглавили всю клику. А потом избавились от свидетелей и возможных пособников, как того требует их кодекс чести...

— Как это не по-рыцарски!

— Другая культура, — философски развела руками Орлетта. — И потом, слуги действительно могли предупредить сообщников заговорщиков, оставшихся в живых. И даже наверняка сделали бы это — иначе те тоже их убили...

— Дичь какая, — я невольно вздрогнула: — Ну, а при чем тут репейник? Это аллегория какая-то?

— Да просто Лаврентию нечем было заняться, пока его батюшка решал государственные вопросы. Вот он и выспрашивал у своего нового друга тонкости синайских боевых искусств. Тот научил его многим приемам — в том числе тому, как обезглавить человека так, чтобы он при этом не шелохнулся, и даже не сразу понял, что уже мертв. Для этого, правда, нужен особый меч — но и с обычным у него получается срубить головку репейника так, что та еще несколько секунд держится на веточке. А этот срубила уже я — Лаврентий назвал меня способным учеником...

Я задумчиво почесала переносицу. Ну, и что каменный граф имел в виду, передавая этот "привет": "мой меч, твоя голова с плеч"? Или "помню, верю, люблю"? Сам черт ногу сломит в этих хитросплетениях человеческих отношений!

Устав бороться с природой, я широко зевнула. А потом — еще раз, еще шире... и еще...

— Ты не против, если я у тебя тут ненадолго прилягу? А то у меня в комнате небольшой ремонт затеяли... Так устала, еле на ногах стою. Еще и не спала всю ночь...

— Конечно, делай все, что захочешь! — девушка с готовностью сдернула с кровати идеально ровное, без единой складочки, покрывало: — Я все равно собиралась еще немного потренироваться, так что комната полностью в твоем распоряжении!

— Спасибо, — уже практически на ощупь я забралась на кровать, буквально в последний момент вспомнив скинуть туфли.

— Вы все-таки поссорились? — сочувственно спросила Орлетта.

— Наоборот — помирились...

Очередной приступ сонной болезни вывел меня из обращения почти на сутки. Придворную королевскую чародейку искали всем дворцом, едва ли не с собаками — а единственный человек, точно знающий, в чьей кровати я сплю, свято хранил тайну... как и полагается настоящей подруге. Все же это не достаточная причина кричать на весь Старгород, что "давно пора отправить этого недоделанного рыцаря на поиски подвязок святой Иванны"! Иногда милый бывает ужасно резким и невыдержанным...

Глава 9.

В отличие от венчания, коронацию нельзя провести внезапно и тайком — протокол не позволяет, да и не успеют все представители дружественных держав собраться за ночь в Старгороде с открытками и подарками. К моему изумлению, никто из соседей не вчинил нам дипломатический иск против присоединения к правящему дому влиятельного соседа никому неизвестной самозванки. Вот и говорите после этого, что короли не женятся по любви!

Как и все в этом мире чувствительная к высокому общественному статусу и регалиям, придворная портниха соизволила наконец прислушаться к моим пожеланиям, возведя их в абсолют. В результате в самые кратчайшие сроки, буквально за считанные дни, было готовил платье, подобному которому не видели ни этот мир, ни тот. Стиль, явно опередивший свое время, можно было бы определить как "мутировавший ампир": завышенная талия, длинные пышные рукава и такая широкая юбка, что под ней с легкостью можно спрятать целую свору собак. Однако я контрабандой бобиков во дворец заниматься не собиралась, используя складки рельефа разве что для того, чтобы прятать притыренные с королевского стола яблоки — у меня на них проснулся прямо-таки зверский аппетит, куда там соленым огурцам! Вместительные карманы как раз вмещали по четыре яблока... каждый.

Стоит ли добавлять, что новое платье было ярко-желтого цвета, а вышитая на груди огромная роза буквально горела алым огнем и за километр ослепляла сочной зеленью прямо-таки капустных листьев? Точно такое же платьице купили мне родители, когда я ходила в младшую группу детского сада (из чего можно сделать смелый вывод, что предки с самого рождения старались привить своему чаду хороший вкус!) Сталкиваясь в дворцовом коридоре с трехлетней девочкой 160 сантиметров ростом (это без каблуков!), с косо остриженной челкой до подбородка и яблоком в зубах, никто не сомневался: перед ним — будущая королева! И все же заказ на пурпурное коронационное платье я отдала Машеньке. На сегодня была назначена последняя примерка, и опаздывать не стоило — тем более, что коронация уже завтра.

Завтра! Вот ужас-то! Теперь придется каждый день таскать на голове здоровенную золотую дурынду весом, по-моему, килограмм сто... Всегда держать спину прямо... И самой держаться с достоинством, ибо если представитель правящего дома начинает суетиться — для остальных это сигнал паковать вещи и валить из страны.

Теперь не поерзаешь на стуле во время официальных приемов, как раньше, нос не почешешь. А чихнешь на иностранных послов — ставь крест на льготных ввозных пошлинах. Это отец Михаил мне еще и половины не рассказал о том, что должна знать и уметь настоящая королева. По его словам вообще выходило, будто у нас больше обязанностей, чем прав, и короли всем кругом должны: государству, законам, соседним державам, собственным подданным, наконец. Как в таких условиях кто-то еще соглашается добровольно надеть корону! Ну,милый получил ее по наследству, тут уж ничего не попишешь. Я — по большой любви... А нормальные люди?

Я мельком улыбнулась трем незнакомым девушкам, присевшим в глубоких реверансах и перегородившим кринолинами весь коридор — очевидно, прибывшие на торжественное событие гостьи. Никакая память не способна вместить все лица и имена... хотя... Стоп! Одна из них мне определенно знакома, и даже очень хорошо — можно сказать, что одно время мы с ней находились на короткой ноге... На четырех очень коротких ногах!

Принцесса Радослава тоже не выказала радости от неожиданной, но обоюдно неприятной встречи, и лишь наморщила красивый носик в ответ на шепот одной из фрейлин:

— Королева? Знаем мы таких королев! Из грязи, да в князи...

Воспитанной даме, конечно, следовало бы сделать вид, будто она не расслышала произнесенных вполголоса, но все равно достаточно громко, слов — промолчать и пройти мимо, с милой улыбкой обтекая на ходу. Но в этот раз принцесса действительно столкнулась не с ровней:

— Правда, я девушка простая! — резво сменив направление движения, я подошла вплотную к "теплой компании", улыбаясь с максимальной сердечностью: — Мне даже козу приходилось доить. Надеюсь, я не слишком сильно дергала Вас за вымя, пока не приноровилась?

Внезапность — лучшее оружие. Явно не готовая к такому повороту, Радослава позеленела и словно захлебнулась воздухом — еще бы не задохнуться в таком тесном корсете! Я кое-что позаимствовала в ее костюме, а принцесса в свою очередь явно увлеклась старгородской модой.

— Ах, вы должны простить мне мою бесцеремонность! — я подхватила чужих фрейлин под локотки, и тесный круг замкнулся — мы вчетвером как будто приготовились к яростному мозговому штурму: — Но мы с принцессой очень хорошо знаем друг друга, вот я и решилась подойти! Можно сказать, пуд соли вместе съели... да не один!

Как и предполагалось, мои "откровения" донельзя заинтересовали придворных болтушек. На принцессу же было страшно смотреть:

— М-ме-е...

— Неужели Радослава не рассказывала о наших приключениях? — притворно удивилась я.

— Принцесса рассказывала, как злой волшебник похитил ее и превратил в лебедя! — с готовностью поддалась на провокацию рыженькая фрейлина с очаровательным вздернутым носиком, густо напудренным веснушками.

— Да, это была очень грациозная козочка — в своем роде, лебедь среди млекопитающих...

— ...А когда домогательства злого волшебника не достигли цели, появилась добрая волшебница, и сняла заклятье, — испытующе глянула брюнетка.

— Вы мне льстите! — хихикнула я. — У меня была гораздо более скромная роль — определить лекарство. А уж рыцаря принцесса нашла сама.

— Какого рыцаря?! — хором воскликнули девушки.

Глазки горят, носики по ветру — чуют сенсацию! Не будем их разочаровывать:

— Поцелуй которого разрушил заклятье!

— И они не поженились?!??

Да, в этом мире вопросам морали придается чудовищно большое значение. Выдать заготовленную фразу "Может, козой она ему больше нравилась?" не удалось — принцесса неожиданно закатила глаза и картинно осела в обморок. Похоже, не притворяется — вон, аж губы посинели. Ей явно не хватает воздуха — а тут еще сверх меры затянутый корсет... Куда там осе или пошлой рюмке! Да еще с непривычки — мне это очень хорошо знакомо.

Пока нервные дамочки заполошно визжали, я оказала принцессе первую помощь — в конце концов, от непосредственных служебных обязанностей меня пока еще никто не освобождал! Слегка распустила шнуровку, похлопала по щекам — бесполезно. Она, кажется, уже и не дышит... Переборщила с обличениями (эх, какая-то злая я сегодня!) Надо немедленно снять корсет и сделать искусственное дыхание... Но не здесь же! Как назло, все слуги будто сквозь землю провалились. А на фрейлин надежды мало.

— Что это? Ей плохо?

— Орлетта! Тебя мне сам бог послал! — впору расплакаться от облегчения. — Помоги перенести принцессу в какое-нибудь не слишком людное помещение.

— А вот ее покои! — указала остреньким пальчиком рыженькая.

— Кстати, девушки, познакомьтесь — это тот самый отважный рыцарь, сэр Орлетта...

— Очень приятно, — чирикнула конопатая. — Меня зовут Светочей!

— Траварая, — в свою очередь представилась брюнетка.

Пяток горничных, вольготно расположившиеся в гостевых покоях принцессы, встретили нас не слишком приветливо. Кажется, девушки решили, будто мы причинили их госпоже какое-то неведомое зло — может быть, снова заколдовали, — и попытались вытурить меня из комнаты. Но обещание превратить в жабу первую, которая еще раз квакнет, заставило их проворно расступиться в стороны.

— Воды! Есть у вас нюхательная соль? Окно откройте: не открывается — выбейте! — я принялась раздавать распоряжения.

Комплекс реабилитационных мер возымел действие — вскоре принцесса принялась дышать полной грудью без посторонней помощи.

— Не затягивайте больше так корсет! — я строго погрозила пальцем: — Надо ведь вашей госпоже куда-то еще и дышать!

Девицы послушно закивали, изображая полное понимание. А на самом деле... То, что принцесса бегло лопотала по-русски, еще ни о чем не говорит, ей по должности положено находить общий язык с иностранными послами. Конечно, сложно заподозрить девушку по имени Радослава в иностранном происхождении — но, быть может, ее так назвали в честь импортной бабушки?

Господи! Ведь и мне теперь придется учить языки! Я наморщила лоб. Спасибо школе — немецкий знаю. Ну, как знаю... Их хайсе Ольга... Их хабе... Много чего хабе! Даже вспомнить страшно. Ладно, разберемся по обстоятельствам. Что там дальше — английский? Неохота сейчас мозг напрягать, будем считать что, как написано в дипломе, владею речью Туманного Альбиона "хорошо". Французский — же-э-э... Как там... Ведь помнила же, как будет "Меня зовут Ольга" по-ихнему! Вас ист дас... Нет, это опять дойч. Кес ке се? Ага! Тужур, бонжур, абажур... Ладно, будем надеться, само всплывет, если вдруг неожиданно спросят. А эта знаменитая фраза Кисы Воробьянинова — уж ее-то все знают наизусть! Как там... Же-э... Же т'эм...Нет, все же, кажется, как-то иначе...

— Же не манж па сис жюр! — с торжеством объявила я вслух.

Чужие горничные испуганно шарахнулись в разные стороны. То ли приняли непонятную фразу за заклинание, то ли побоялись, что зверский голод я начну удовлетворять прямо ими.

— А вы правда рыцарь? — с придыханием поинтересовалась у Орлетты смышленая рыженькая фрейлина.

— Да, — односложно ответила та — тоном, подразумевающим, что дальнейшие расспросы неуместны, а шутки прямо-таки опасны.

— И вы помогли нашей принцессе вернуться домой? — не обращая внимания на невербальные посылы, поинтересовалась брюнетка.

— Да, — все также односложно отозвалась леди-рыцарь. И добавила, уже по собственной инициативе: — Козой она нравилась мне гораздо больше!

— Почему? — в один голос воскликнули девушки.

— Проще. Честнее, — она неопределенно пожала плечами.

— Ты только что потеряла даму сердца, — заметила я, обратив внимание на трепыхание рыжих ресниц, приятно контрастирующих с белоснежной шевелюрой.

— Один настоящий друг стоит десяти дам с их фальшивой сердечностью, — ловко ввернула будущий афоризм Орлетта.

Перекатившись на бок, принцесса засмеялась... нет, погодите... заплакала?! Неужели напоминание о пребывании в теле парнокопытного наконец пробудило в ней человеческие чувства?

— Ну, раз уже все в порядке... Мы, пожалуй, пойдем?

Рыцарша обеими руками была за — да и Машенька, наверное, уже заждалась меня с примеркой... Но у Радославы еще было, что сказать — вернее, спросить:

— Где она?

— Что? — не поняла я.

— Где она? Где девочка? — принцесса повернула к нам заплаканное лицо.

— Найдена, что ли?

Утвердительный кивок.

— А вам это зачем?..

— Я ведь тоже привязалась к этому ребенку! Просто, соскучилась.

— Она у Машеньки, — я пожала плечами, и для тех, кто не был досконально знаком с обстоятельствами моей личной жизни, пояснила: — Это моя бывшая горничная. У нее свой ребенок примерно того же возраста.

— А она хорошая кормилица?

— Она отличная мать!

— Я хочу ее видеть.

— Машеньку?! Ах, да... Ну, ладно, пойдемте.

Видно, принцесса и впрямь прикипела душой к этому маленькому существу, своими прозрачными оливковыми глазками пленившему нас всех без исключения. Собралась и переоделась Радослава в рекордный для всякой женщины срок — минут за пять...

Моя бы воля — ходила вовсе без охраны. Но любимый волновался, да и положение теперь обязывало — так что кроме Левушки ко мне приставили еще четверых плечистых гвардейцев, и они сопровождали меня повсюду, куда бы я ни собралась. Возглавляла процессию Орлетта, своим суровым видом и блестящим мечом наводя оторопь на любого потенциального злоумышленника.

...Поединок с Лаврентием все-таки состоялся — на том самом месте, у конюшен. Сославшись на интересное положение, я не пошла, посоветовав каждому из честных поединщиков не показываться мне на глаза в случае внезапной смерти — некромантией не занимаюсь, и воскрешать никого не буду! Репортаж с места событий я получила из первых рук непосредственного зрителя — Володи.

Хотя интерес к предстоящей драке изначально был большой, наплыв зрителей оказался относительным — дуэли в Старгороде не поощрялись, а присутствие лично не заинтересованных в исходе зрителей считалось чем-то неприличным, разновидностью вуайеризма. Вот официальный рыцарский турнир — это дело другое! Коронованный лицемер присутствовал инкогнито (с непокрытой головой), и, разумеется, из вежливости остался никем не узнан.

Орлетта слегка опоздала — надо ведь как-то подчеркнуть, что она не только рыцарь, но еще и женщина! — и поразила присутствующих бледным, как смерть, лицом... что я никоим образом не связываю с исчезновением с моего туалетного столика плоской баночки рисовой пудры! Граф Старожилов явился вовремя, одетый во все черное и торжественный, как жених или похоронный агент.

Первые десять минут дуэлянты, как положено, размахивали мечами, делали выпады, уворачивались и атаковали (пересказывая, любимый так и сыпал специальными терминами, да я не запомнила). А потом Лаврентий все-таки не выдержал:

— Кто ж так бьет?! — страшным голосом вскричал он. — Разве так надо руку держать?!

И тут же показал, как надо. После чего, разумеется, драка превратилась в очередную скучную тренировку, к концу которой зрители уже вовсю зевали и клевали носами, а дуэлянты окончательно помирились, и даже договорились о совместном крестовом походе на поиски Святого Грааля... В последнем я до сих пор подозреваю направляющую руку короля, хоть он и отнекивается.

Отъезд "на дело" по моей просьбе отложили до послезавтра. Вот стану королевой, и благословлю их на дорожку как следует... В приватной же беседе посоветовала найденную чашку (кто бы сомневался!) не тащить в столицу, а перепрятать получше. Во-первых, человечество еще не готово, а во-вторых... должны же будут чем-то остальные рыцари заниматься! Не все друг другу на турнирах ребра гнуть.

Буквально вчера же от кузнеца доставили заказ — новенькие, блестящие, по особой мерке доспехи. Судя по времени, которого потребовала работа, и по цене — настоящее произведение искусства. Сама-то я в оружии не разбираюсь, но надеюсь, коваль не даром славился в своем ряду как непревзойденный мастер, работающий по старинным канонам. Не гном! Как известно, лучшие оружейники — непременно гномы, но в этом мире о них никто и не слышал.

Машенька встретила нашу разношерстную компанию весьма радушно — пока не увидела принцессу. Та в свою очередь, едва шагнув через порог, тут же принялась оглядываться по сторонам, точно строгий член комиссии по усыновлению. Чистенький, аккуратный домик должен был понравиться самому строгому привереде, но Радослава недовольно поджала губки. А уж когда увидела самораскачивающиеся кроватки...

— Ой! А что это он такой страшный? И желтый? Больной?!! — выхватив Найденку из колыбели, принцесса одним козьим прыжком отскочила в противоположный конец комнаты.

"Сама ты больная!" — без труда можно было прочесть на побелевшем лице бывшей горничной. Орлетта молча сжала кулаки — и спрятала руки за спину. Если прежде Машенька и леди-рыцарь испытывали по отношению друг к другу известную настороженность представителей разных классов, то перед лицом "общего врага" готовы были немедленно объединиться и выступить единым фронтом.

— Совершенно здоровенький, — я осторожно подняла проснувшегося Пузанчика на руки. Какой уже большой у нас мальчик вымахал! Агу-агушеньки... — Он наполовину синаец. Весь в папу!

Недоверчиво косясь, принцесса мелкими шажками подошла поближе. Ребенка она держала хоть и в первый раз, но вполне профессионально: Найденка только весело гугукала и пускала пузыри, явно нисколько не напуганная. И то сказать, этого младенца нянчили ведьма, эльф, рыцарь, коза и даже волк! Теперь ее не просто поразить какой-то там принцессой.

— А я замуж выхожу, — укачивая Наденку, неожиданно заметила Радослава.

— Э-э-э... поздравляю. За кого? — растерялась я.

— Он принц, — буднично заметила та. Ну, для нее это дело естественное: — Папа уже все устроил. Мирослав такой хороший! И очень меня любит.

— А ты его?

— Свадьба уже через полгода, — она будто и не услышала моего вопроса.

— Удачи вам. Совет, как говорится, да любовь!

— Спасибо...

Ну вот, опять она расплакалась! Хочется надеяться, что от счастья... Прощается с Найденкой, как в последний раз. А перед отъездом к отцу в прошлый раз даже не зашла повидаться. Вообще не интересовалась, что стало с малышкой. А теперь — будто ее кто подменил! Или заколдовал.

Я растопырила ладони и покрутила перед глазами — как будто на них должны были остаться следы магии. Да нет, не может быть! Мне, конечно, хотелось, чтобы принцесса стала немного демократичнее и человечнее, но не до такой же степени!

— Вы ее крестили? — Радослава обратила внимание на серебряный крестик.

Тут ничего зазорного нет:

— Сразу же по возвращению.

— И... Как назвали?..

— Надежда.

— Красивое имя...

Поиграв с девочкой, принцесса засобиралась восвояси. Орлетта по-рыцарски вызвалась ее проводить, и получила высочайшее соизволение — похоже, вопреки опасениям, Радослава не обиделась на козу... Перед уходом девушка-рыцарь заставила пообещать, что я никуда не уйду, не дождавшись ее возвращения. Да сколько угодно!

— А они очень похожи, — невпопад заметила Машенька, когда за высокопоставленной гостьей и ее свитой захлопнулась дверь.

— Орлетта с Радославой? — удивилась я. По-моему, менее схожих между собой как внешностью так и характером девушек нужно было еще поискать.

— Принцесса и Найдена.

— Ну... Да, что-то есть, — я еще полюбовалась агукающим ангелочком, и сделала "козу": — Разве что наша Найдена куда симпатичнее!

— А вдруг она захочет ее забрать?..

— С чего бы?

Боюсь, я уделяла разговору прискорбно мало внимания, полностью сосредоточившись на примерке. Талантливая швея, как всегда, прочитала мои мысли: длинное платье цвета королевского пурпура выгодно подчеркивало грудь, не акцентируя внимание на прочих выпуклостях. В отличие от придворной портнихи, которая старалась замаскировать выступающий животик пышными складками на спине и боках, бывшая горничная и счастливая мать знала, как соблюсти меру и не переступить границу пошлости. Даже неровно остриженные волосы не так бросались в глаза... И все же прическа оставалась моей головной болью: под корону нельзя нацепить чепец, а соорудить что-то более-менее приличное практически из одной челки представлялось проблематичным. Самым гениальным из приходящих мне на ум решений было густо обсыпать чахлые заросли блестками, чтобы недостача не сразу бросалась в глаза — но где их взять в этом просвещенном средневековье?

Порывшись в бездонных карманах "карнавального костюма одуванчика", я достала маленькое зеркальце. Большие, в полный человеческий рост, представляли собой отполированные до блеска листы металла, и отражали довольно мутно, в общих чертах — макияж не поправишь. И хотя в последнее время я почти не прибегала к искусственным улучшителям внешности (королеве эпатаж не к лицу), как перед выходом на люди ресницы чуток не насурьмить... глаза подвести едва-едва... помада натурального оттенка... пудра — чтобы нос не блестел... Словом, было чему размазаться.

— Ты, Машуня, швея от бога! — я не скупилась на заслуженную похвалу: — Наверное, так и родилась с ножницами в одной руке и с иглой в другой!

— И с полным ртом булавок, — хихикнула та. — Вы, госпожа, изволите шутить! У моей матери шесть дочерей, и из них только я все время норовила схватиться за иголку не с того конца. Оттого и пошла в горничные, что в своем деле не преуспела.

— Теперь уже шутишь ты, — я разгладила ладонями широкую юбку — кажется, без единого шва, — если это называется держать иголку не с того конца, то твои сестры, наверное, из воздуха кружева плетут!

— Вы не помните, — Машенька застенчиво спрятала ладони за спину: — В тот день, когда мы встретились на улице... Я рассказывала о своей жизни, и вы, госпожа, сказали: "Ты должна быть хорошей портнихой!" Ну и... вот... У меня сразу аж пальцы зачесались, так захотелось что-нибудь сшить! С тех пор так и не могу остановиться.

Вот она, волшебная сила слова! Я вновь с ужасом покосилась на собственные руки. Порой такое невольно наколдовывается — сама потом вздрагиваю.

— Кстати, давно хотела спросить — это ты Иану с Зарой концертные костюмы сшила?

Бывшая горничная глянула из-под бровей застенчиво, будто нашкодившая кошка:

— Ага...

— Здорово получилось!

Зарина с ее неуемной кипучей энергией к овладению премудростями гостиничного дела и ученичеству у придворной королевской чародейки (заключающемуся, по большей части, в терпеливом перемешивании уваривающейся в большом котле мыльной смеси) добавила еще и увлечение театром. На следующий день после нашего с Володей возвращения из отпуска они с Ианом уже устроили первое публичное представление — да какое! Жонглировали бутылками, рюмками и ножами, изгибались немыслимым образом, будто вовсе без костей, демонстрировали акробатические трюки невероятной красоты — Де Солей удавится от зависти! Костюмы циркачей представляли собой обтягивающее домино и одинаковые камзольчики с расширяющимися на манер коротких пышных юбочек полами. "Не поймешь, которо девка, которо парень", — метко высказался по этому поводу Левушка.

К коронации они тоже готовили какую-то новую, неслыханную программу, и использовали для репетиций каждую минуту свободного времени.

— А ведь завтра минет ровно год, как я попала в Старгород, — накануне как раз пересчитала отмеченные в "календаре" дни — ровно 365. Если, конечно, год не високосный — и если я нигде не просчиталась. — Вот не думала, что буду праздновать эту дату с таким размахом!

— Да... Завтра вы станете королевой! — восторженно выдохнула Машенька.

— А ведь знаешь... Совсем не хочется!

— Почему? — изумилась она. — Это же здорово: делай, что хочешь, никто тебе не указ!

— Не знаю... Страшно, — я задумчиво почесала переносицу: — Ответственность, опять же: плохое настроение, недомогание, просто неохота — все равно, надеваешь корону и топаешь на работу, потому что нужно мыслить глобально, о нуждах государства. Вот тебе и свобода! А она, между прочим, тяжеленная...

— Свобода? — вконец опешила швея.

— Корона! Килограмма полтора. Ну, по крайней мере, полкило. Никакая шея не выдержит! Вот на какие жертвы приходится идти ради любви...

Мы синхронно призадумались, воскрешая в памяти моменты семейной жизни. Как же много у нас с Володей было хорошего! Судя по просиявшему довольному лицу бывшей горничной, Пу Чжан в качестве законного мужа тоже не ударил в грязь своим солнечно-желтым лицом...

Внезапно раздавшийся негромкий стук в дверь заставил нас обеих подскочить на месте от неожиданности.

— Муж? — я попыталась унять бешеное сердцебиение.

— Вроде рано, — Машенька по пояс высунулась в окно, пытаясь рассмотреть стоящего на крыльце нежданного гостя. А затем со всех ног бросилась к двери, но не затем, чтобы распахнуть — наоборот, еще и спиной подперла: — Король!

— Он черен ликом, размахивает вышитым платком и кричит "Молилась ли ты на ночь"?

— Нет... — растерялась незнакомая с классической мировой литературой девушка.

— Так в чем же дело? Открывай!

— Примета плохая — нельзя накануне видеть платье!

— Это же коронация, а не свадьба! — я легкомысленно махнула рукой.

Многие приметы и суеверия этого мира совпадали с теми, что бытуют в моем: так же неудачей грозила встреча с женщиной, несущей пустое ведро (хотя в двадцать первом веке вероятность такого столкновения значительно снизилась, а сильно удачливей народ как будто не стал), перебегающий дорогу черный кот, рассыпанная в четверг соль... Связанные же с коронацией приметы на ум что-то не шли — если когда-то и бытовали, то постепенно за давностью лет и редкостью события утратили актуальность и забылись.

— Не знаю, что и делать с головой...

— Ты прекрасна!

У любимого слово с делом не расходилось: эх, моему родному миру хоть бы одного такого политика!

— Покатаемся? — выйдя из крутого пике затяжного поцелуя, соблазнительно предложил он.

— Только не верхом! Ты же знаешь...

— Экипаж подан и ждет!

Правда, королевская карета стояла у самого крыльца — только ногу протяни. Я неуверенно оглянулась, но возвращаться в дом, чтобы переодеться в канареечную распашонку, не стала: будем считать это генеральным испытанием платья в деле.

— А куда мы едем? — низко спущенные плотные шторы не позволяли как следует полюбоваться окружающим пейзажем.

— Сюрприз!

Ох, и почему у меня от этих слов прямо мороз по коже?

Тряска в экипаже с усовершенствованными рессорами совсем не ощущалась — а вот по стуку копыт выходило, что мы едем по брусчатке... Затем на время дробный топот стал гулким, с эхом, будто экипаж проехал внутри лежащей на боку бочки, после чего сменился грунтовым шлепаньем — похоже, мы покинули город. Но проехали совсем недолго, прежде чем карета остановилась.

Кучер предупредительно распахнул дверь, Володя помог мне выбраться наружу, после чего достал из салона довольно большой сплюснутый ящик.

— Чемодан? Мы собираемся бежать?

Мечтать не запретишь! Но, во-первых, короли пешком из дому не бегут. Во-вторых, для нормальной жизни любимому нужны тысяча и одна вещь, и на каждый предмет по слуге, чтобы помог его использовать, плюс еще один на подхвате — посылать в столицу за недостающими вещами, о которых заранее не подумали или забыли призватить с собой...

— Увидишь! — муженек загадочно покачал ящиком.

Дорога, извиваясь и петляя, одним концом терялась за поворотом, а другим торопливо взбиралась на пологий холм, вершину которого венчал даже на таком расстоянии выглядящий огромным и внушительным рыцарский замок. Вернее, с этой точки была видна только западная стена королевского дворца — более развернутая панорама открывалась, стоило подняться на холм. С одной стороны к грунтовке прижималась небольшая рощица, по другую сторону простиралось поле — кажется, возделанное... за прошедший год я подтянулась по ботанике, но лучше разбираться в сельском хозяйстве не стала.

Что-то мне все это напоминает!

— Русалочья роща, — подтвердил мои опасения Володя.

— Мне здесь не нравится!

— А мы и не задержимся! — любимый успокаивающе приобнял меня за плечи: — Просто с этой рощей связана одна традиция нашей семьи: именно здесь мой дедушка сделал предложение руки и сердца моей бабушке, а для папули устроили барбекю под открытым небом, на которое пригласили самых завидных невест — и одна покорила его сердце...

— Но мы ведь... вроде как... — мне решительно не хотелось вновь оказаться под сенью дерев.

В отличие от милого, меня с этим местом связывали далеко не радужные воспоминания.

— Я быстренько предложу тебе разделить со мной трон, и поедем домой! — почувствовав мое настроение, Володя принял мудрое решение сократить культурную программу.

— Ну, хорошо. Раз уж это для тебя так важно...

— Тогда надень вот это!

Заглянув в открытый ящик, я не смогла сдержать стон — королевские регальные драгоценности!

— О, нет!..

— Все женщины любят украшения, — назидательно заметил король. — Дай-ка пальчик...

— Я выпрямиться не смогу во всей этой сбруе! — но левую руку все же протянула.

Огромный перстень с рубином с незапамятных времен хранился в королевской сокровищнице, и символизировал собой близость правящей династии к народу — из-за цвета камня, а никак не величины, огранки и рисунка оправы. Отец Михаил потратил несколько недель на то, чтобы натаскать меня по истории и символическому значению каждой цацки в дворцовых закромах, и мог теперь мной гордиться.

Массивный золотой браслет не входил в перечень обязательных при коронации предметов — это был подарок правителя дружественной Синайской Империи, который в виду культурных и исторических традиций сам никогда не покидал столицу своей державы, но прислал с подарком одного из многочисленных младших братьев с пышной свитой — эти непременно донесут господину о небрежении столь щедрым даром.

Расшитый золотыми нитями и драгоценными камнями широкий пояс по понятным причинам пришлось отложить в сторону, а вот от массивной шейной цепи с эмалевыми медальонами, в лицах живописующих великие деяния представителей правящего дома, отвертеться не удалось. Из достоверных источников (опять же отец Михаил) мне было доподлинно известно, что на этом можно было и остановиться — в старину, когда право на трон приходилось доказывать не столько за столом дипломатических переговоров, сколько на поле брани, цепь служила символом королевской власти, и надевалась прямо сверху боевых доспехов. Со временем ее основательно вызолотили, металлические пластины покрыли эмалью, и теперь использовали как своего рода летописный свод — или конспект генеалогического древа.

— Воинственная ты моя! — ласково пробормотал король, когда я радостно поделилась с ним своей осведомленностью.

Но от идеи увенчать меня короной не отказался — хоть и не торопился, бережно держа венец в вытянутых руках.

— Прогуляемся? — он оттопырил локоть.

С сомнением оглянувшись на дворец, на карету с сонным кучером, на небо, в котором застыло послеполуденное солнце, я повисла на дорогом локте. Может, если я все время буду держаться за него обеими руками, то ничего и не случится?

Какое-то время мы шли молча, если не считать скрипа суставов — от напряжения шею сводило судорогой.

— Здесь!

— Что? — вздрогнула я.

— По-моему, достаточно романтичное место! — Володя взмахнул зажатым в руке золотым венцом, описывая широкий круг.

Правда, очень симпатичная полянка, устланная ковром из диких цветов... и пенек посредине. Очень ... жизнеутверждающе: мол, все продолжается в бесконечной череде реинкарнаций.

— Ольга, ты будешь моей королевой?

Куда только подевались сомнения, нерешительность, страхи! Звук любимого голоса прогнал самых страшных демонов, каких только способно изобрести человеческое воображение:

— О, да!

— Преклони колени...

Я с готовностью подогнула ноги, как не раз повторяла на репетиции в тронном зале. Только этого и ожидая, челка немедленно стекла на лицо. Хотя за месяц волосы здорово отрасли, так что теперь их стало можно заколоть хотя бы над ушами, челка по-прежнему не поддавалась обузданию. Наверное, завтра придется намазать ее маслом, по крестьянскому рецепту — все равно ни у кого уже давно не осталось иллюзий насчет моего "благородного" происхождения.

Однако любимый что-то призадумался — сам засомневался в последний момент? Или, как на репетиции, просто помахал короной в воздухе, и теперь ждет, пока я сама догадаюсь на ноги подняться?

Для приличия выдержав еще несколько мгновений — как же неудобно стоять на коленях на сырой земле, в сто раз хуже, чем на мраморных ступеньках трона! — я решилась поднять голову и отбросить волосы с лица...

...Да, ноги меня не обманули — это были шишки. Сухие сосновые шишки, полупритопленные в пружинящем хвойном ковре. Интересно, стоять на горохе так же приятно?.. Вообще-то довольно невежливо, прямо-таки хамство со стороны короля, зная, как я боюсь этого места, завести в самые дебри и бросить... Шуточки средневековья.

Минуточку — шишки?! Я так и замерла в полуприсяде. Сосны?! В Русалочьей роще были березки, пара осинок, клены, орешник, малина и шиповник — с бору по сосенке, но все сплошь лиственное! Откуда тут сосны?!!

Мозг отказывался верить, однако глаза подтверждали: кругом, куда ни кинешь взгляд, точно воткнутые в землю цветные карандаши, возносились чешуйчатые красно-бурые стволы. На ближайшем чья-то твердая рука вырезала "КАТЯ+САША" и обвела смолосочащимся сердцем... Чуть поодаль, как-то чересчур легко зажав под мышкой огромный двуручный меч, стоя ко мне спиной, справлял малую нужду рыцарь-крестоносец. В белые плащи с красным распластанным символом христианства никто из приглашенных на коронацию свою свиту не обряжал... Тамплиер?..

Ненадолго отвлекшись, мужчина прервал свое увлекательное занятие, чтобы достать из кармана джинсов... мобильный телефон! Звонка я не слышала — наверное, на вибрации:

— Я? Я, натюрлих! Фантастиш! — залопотал в трубку белобрысый тевтон.

Последней моей разумной мыслью была — вот бы нашу школьную историчку Алевтину Андреевну, да в эту альтернативную вселенную! Кто, как не она, всегда утверждала, будто весь научно-технический прогресс связан с непрерывной гонкой вооружений? А тут нате вам, пожалуйста: в одной руке — меч, в другой — сотовый телефон... Или даже спутниковый.

На этом все членораздельные мысли закончились:

— А-а-а-а-А-А-А!!!!...

Не зря, пожалуй, в первом классе я участвовала в чемпионате школы по визгу среди девчонок. И первое место тогда заняла вполне по заслугам... Можно понять и жителей того двора, в котором проходил турнир, вызвавших милицию, и родителей. Те, в свою очередь, провели с каждым из участников (особенно тройкой лидеров) воспитательную беседу на тему "Так больше делать нельзя!" И хотя с тех пор я почти не тренировалась и не оттачивала мастерство (хотя бы в том же хоре) — талант не пропьешь! Немца буквально впечатало в мать-сыру землю, и распластало по родной природе в позе морской звезды...

...Я подпрыгивала, приседала, бегала кругами — даже попыталась пройти сквозь шершавый ствол, — бесполезно! Оставалось последнее средство — упасть на землю и разрыдаться:

— У-у-у-о-о-о! Я этого не хотела! Верните меня обратно! Хочу домо-о-о-ой!

— ...А я говорю, это была воздушная тревога! — обладательнице этого голоса и самой бы не мешало сырых яиц попить.

— В лесу? — не соглашался с ней мужской баритон.

— Может, тут есть какой-нибудь заброшенный военный бункер? — с надеждой предположил третий.

Судя по всему, к полянке приближались двое мужчин и одна женщина.

— А кто тогда воет?

Я не была знакома с обладательницей прокуренного сопрано, но она заранее мне не нравилась — вот ведь дотошная баба!

— Ну, значит, не заброшенная, а просто секретная, — покладисто согласился второй мужчина. — Или хорошо с тех пор сохранившаяся. Не забывайте, что где-то тут бродит испуганный Отто. Свалился в какую-нибудь дыру, нажал локтем на что попало...

— Вот именно, — первый мужской голос заметно встревожился: — А я, между прочим, отвечаю за этого немчика. Почему ты не пошла с ним?

— Подержать? — ехидно поинтересовалась женщина.

Второй мужчина присвистнул — совсем близко, кажется, у меня над самым ухом:

— Может, и стоило! Смотри, он девушку напугал!

— Думаешь, своим достоинством? — хмыкнула незнакомка: — А сам отчего свалился?

— Они напугали друг друга? — предположил второй мужчина.

— А может, их обоих что-то испугало? — встревожился первый. — Ведь что-то выло так страшно!

— Скорее, они оба напугали какого-то старого оборотня, — девица прямо фонтанировала остроумными предположениями. — Только-только зверушка притерпелась к камуфляжу и разноцветным ветровкам грибников, а тут опять — здравствуй, Средневековье! Хочешь — не хочешь, а взвоешь...

— Э! Да они еще живые! — отчего-то удивился первый.

— С этими немцами даже Сталин ничего не смог поделать!

Если обладательница хриплого голоса что-то и слышала про братство народов, то считала досужими россказнями.

— Это же не моя девушка! — неожиданно воскликнул второй мужчина.

— Да вы, батенька, мифоман! Что, все девушки ваши?

— А как же! — лихо поддакнул тот. — Не сейчас, так в будущем... или в прошлом. Но с такой прической у нас вообще никого не было. Неужели Отто на местную набрел?

— В таком платье?

— Не очень аутентичное, — не удержалась от критики бестелесная девица.

— Ага! А то тут все бабушкины кринолины из сундуков повытаскивали! Вырядились, кто во что горазд. Думают, шторкой обмотались — и все, массовка!

— Вот и целуйся со своим немцем, раз он один тебя ценит и понимает! — шипуче вспыхнула собеседница первого из мужчин.

Теплые руки приобняли меня за плечи:

— Девушка, что с вами? Вам плохо?

И каждому воздастся по заслугам его. Я вспомнила, как жалобно взревывала демонесса, которую мы с Орлеттой силком запихивали обратно в пекло. Что ж, добро пожаловать в мой личный персональный ад... Я медленно подняла голову — похоже, на лице так и осталась тонизирующая омолаживающая масочка из сухих сосновых иголок пополам со слезами:

— ...Олеся?..