В погоне за мечтой. Часть 2.

"Расстрел комсомолки" — внезапно всплыло в памяти. Так назывался один из хитов на старых бабушкиных еще советских виниловых пластинках. Когда-то в детстве я даже разок прослушала их из любопытства на допотопной радиоле. Большинство песен были на один мотив, со склепанным по общему шаблону сюжетом: "злодеи" (буржуи-белогвардейцы-контрреволюционеры, в крайнем случае — кулаки), захватили в плен "нашего" (красноармейца-председателя колхоза-комсомольца), и начинают зверски пытать, чтобы он открыл им военную тайну-порвал партбилет-отказался от политических убеждений (нужное подчеркнуть). Но непреклонный главный герой с презрением отвергает их жалкие попытки и, гордый и несгибаемый, принимает мученическую смерть. Ну, разве что напоследок споет "Интернационал" дурным голосом.

Впрочем, в этой "комсомолке" не было ни гордости, смешанной с презрением к врагу, ни готовности безропотно принять смерть за неправое дело: напротив, она роптала очень бурно, извивалась всем телом и даже пыталась перегрызть удерживающую косу, но где там — зубы коротки!

— Не надо! — поняв, что мы настроены более чем серьезно, завизжала она. — Вы когда-нибудь были в преисподней?! Это же адское место! Знаете, что там бывает с такими, как я? Да меня же просто сожрут! Ну, хотя бы развяжите!!

Может быть, при других обстоятельствах горячие мольбы о пощаде и произвели бы на меня впечатление — но эта тварь только что на наших глазах расчетливо и хладнокровно сожрала Иана! Еще и в присутствии его родной матери... Черт, я сама успела здорово привязаться к мальчишке — пускай из-за его длинного языка мы порой попадали в неловки, а то и попросту опасные ситуации (не в каждой деревне ведьму принимали тепло, кое-где прямо-таки горячо, с заботливо уложенным костерком), но все ведь по простоте душевной. А сколько раз он нам помогал! В иной ситуации разогнать уныние музыкой — уже большая помощь... Кроме того, при дворе дрянь носила мою одежду, и вряд ли ограничилась одним-единственным персиковым платьем!

Мысль о том, что, вернувшись в Старгород — еще как минимум через месяц, если не больше! — мне придется целиком менять гардероб, зажгла в крови огонь праведного гнева:

— Изыди в Ад! — как никогда горячо пожелала я. Сорвавшаяся с кончиков сразу онемевших пальцев белая молния угодила демонессе в середину туловища. Заорав нечеловеческим голосом, та прямо на глазах принялась стремительно съеживаться, пока в конце концов не исчезла вовсе с легким хлопком. Обмотанная вокруг дерева коса осыпалась на хвою горсткой каштановой пыли. Та же участь постигла демонический кинжал.

— А я уже так привыкла, — в ответ на мой сожалеющий взгляд, брошенный на ее голову, отмахнулась Орлетта. — Без косы даже проще: не надо каждый день расчесывать и переплетать, короткие волосы мыть гораздо проще, и голове не тяжело!

— Тебе идет короткая стрижка, — согласилась я.

Девушка-рыцарь отряхнула с рук и одежды стеклянную пыль, в которое превратилось колдовское оружие:

— И что теперь?

— Снова в Старгород, — вздохнула я. — Дорога, можно сказать, уже знакомая... Раз тут проходила мама Иана, значит, и место, где мы с ним впервые встретились, неподалеку.

— Жалко Ванечку...

За время совместного путешествия мы успели накрепко привязаться к легкомысленному и непутевому эльфу, и начали относиться как к младшему братишке. Орлетта особенно прикипела к нему душой, ведь у нее не было настоящего младшего брата, и она еще не знала, на что они способны... Мою же душу отягощала двойная тяжесть: перед тем, как очертя голову ринуться в драку, я мимодумно сунула Найденку в руки одной из смутно знакомых придворных дам. Что может случиться с подкидышем в течение следующего месяца, когда я пешком (и босиком! даже представить страшно) буду добираться до столицы! Хорошо, если женщина догадается пристроить младенца в "мой" приют или передать Машеньке... В противном случае вернуться — только половина дела.

— Жалко, что лошадь так и осталась в королевской конюшне, — я пошевелила босыми грязными пальцами торчащих из-под платья ног. Ногти-то как отрасли, страшное дело — аж загибаются! Вот что значит не прихватить с собой в дорогу педикюрный набор: — Без доспехов и остальной поклажи она смогла бы отвезти нас обеих.

— Я могу понести тебя на руках, — Орлетта смерила меня взглядом, будто примериваясь, как ловчее подойти к делу.

— Сама дойду, не инвалид! — ни с того ни с сего в душе проснулась феминистка, казалось, надежно похороненная в XXI веке.

— Это только пока...

Глава 11.

Как обычно, рыцарша оказалась права: сделав всего несколько пробных шажков по изобилующей ловушками для босых пяток лесной подстилке, я принялась шипеть и фыркать, точно кошка, в самый солнцепек выбравшаяся на раскаленную крышу. В конце концов пришлось признать, что так я и сама далеко не уйду, и спутницу задерживаю, и позволить усадить себя на закорки. Похоже, Орлетта к тому времени как раз созрела для того, чтобы оглушить меня ударом кулака и взвалить на плечи... Да я и сама себе уже была невыносима.

Не каталась на "лошадке" с самого пятого класса, хотя частенько мечтала вернуться в детство... Внезапно мой скакун замер на месте с резким возгласом на устах:

— Это еще что такое?!

— Где?! — встрепенулась я. Выглянула из-за плеча девушки-рыцаря и увидела хорошо знакомую по фантастическим фильмам картину: астронавт, погруженный в анабиотический сон. Чтобы не состариться и ничего не забыть по дороге, лежит в амортизационной камере... Или, скорее, коконе. Вот только вокруг катастрофически не наблюдается космического корабля, да и лицо у лежащего подозрительно знакомое...

— Да это же Иан! — первой сообразила Орлетта.

Позабыв про острые сучки и колючки, я соскочила на землю и со всех ног бросилась к маленькому эльфу. Проклятая тварь, по-видимому, успела его отрыгнуть, и бедолага отлетел в кусты, где и лежал теперь — бледный, неподвижный, обернутый блестящей пленкой стремительно тающей демонической слюны. Наверное, от долгого пребывания в щелочной среде жизнерадостно-зеленый костюмчик превратился в молочно-белый, а рыжие волосы, напротив, приобрели изумрудный оттенок — узнать в лежащем старину Иана было сложно.

— Он?.. — многозначительно всхлипнула Орлетта. Но подойти не решилась, робко стоя в сторонке.

— Жив, жив! — признаться, сперва я не поверила собственным глазам, увидев, как грудная клетка мальчишки слегка вздымается и тут же опадает.

Девушка размашисто перекрестилась, а я, наклонившись, попыталась отыскать у "потерпевшего" пульс, как учили на медицине. Сердце билось! Только... Все медленнее, будто вместе с испаряющейся слизью из тела вытекала сама жизнь. Ну, конечно — ведь заветное желание нашего малыша наконец-то сбылось, и наступил час расплаты...

Иан сделал последний вдох — а я никак не могла поверить в то, что тонкая ниточка пульса, "тикавшая" под ладонью, оборвалась навсегда, и продолжала пытливо вглядываться в безмятежно-спокойное лицо. Неужели он всегда был таким бледным? Как мало внимания мы обращаем на тех, кто постоянно рядом!

И он останется с нами, даже если для этого мне придется самой отправиться в Ад и голыми руками передушить там всех чертей! Но для начала попробуем традиционные методы:

— Иди-ка сюда! — я позвала Орлетту, а сама стащила с плеча эльфа его верную сумку, вытряхнула содержимое — уже знакомую книжку в кожаной обложке и, увы, безнадежно сломанный музыкальный инструмент, — а саму торбу из плотной материи свернула и подсунула под шею безжизненно лежащего Иана, чтобы вдуваемый в рот воздух проходил в легкие, а не в желудок. Все, как учили на медицине! — Зажми ему нос, открой рот, и когда я скажу "Давай!" — надувай его!

— Как?.. — растерялась рыцарша.

— Ртом! — сцепив руки в замок, я принялась ритмичными, худо-бедно (хоть и не до полного автоматизма) отработанными движениями нажимать на грудную клетку. Орлетте можно было поручить массаж сердца, но я опасалась, что в безмерном рвении она переломает мальчику ребра: — Раз, два, три — давай!

— Господи, помоги! — выдохнула девушка, склоняясь над пациентом. Для первого раза, без теоретической базы и тренировок на манекене у нее получалось даже очень хорошо.

— Дыши, дыши, мерзавец! — приговаривала я, нажимая на грудину. — Не смей умирать, пока я тебя не отругала! Этот номер у тебя не пройдет!

Так прошло несколько томительных минут — а в кино они обычно оживают уже после двух-трех выдохов! — но я не прекращала попыток, пока не почувствовала, что от напряжения руки буквально закаменели, и пальцы сводит судорогой. Пришлось поменяться местами с Орлеттой, и теперь она нажимала, стараясь завести заглохший мотор, а я, собрав в памяти всю красоту окружающего мира, всю радость жизни, попыталась вдохнуть в Иана вместе с терпким лесным воздухом. И наконец — вот чудо! — всхлипнув, он задышал самостоятельно. Слабо, почти незаметно, но для меня это стало настоящей победой над смертью.

Впрочем, номинально вернувшись к жизни, окончательно приходить в себя Иан не торопился. Сидеть рядом и ждать, пока он очнется, можно очень долго: а у нас нет с собой никакой еды, ни оружия, чтобы ее добыть, ни котелка, чтобы сварить хотя бы грибы — да без соли их все равно в рот не возьмешь. Отправиться же в одиночку за помощью никто из нас не решался: я настолько плохо ориентировалась в лесу, что даже добравшись чудом до какой-нибудь деревеньки, вряд ли отыщу обратную дорогу, чтобы привести спасательный отряд. Орлетта же справедливо опасалась что, вернувшись, застанет на полянке только отряд пирующих волков.

Посовещавшись, ночь мы решили провести на этом месте, а поутру соорудить простенькие носилки и пешком двинуться к цивилизации. Правда, нерешенным оставался вопрос с босыми ногами: девушка-рыцарь ловко достала воткнувшийся в мою беззащитную пятку длинный шип какого-то лесного растения, и обмыла ранку холодной родниковой водой, но все равно, стоило сделать несколько шагов — и я начинала оставлять за собой кровавый след. Орлетта даже предложила поделиться сапогами — мол, она-то привыкла без обуви ходить, — но у будущего цвета местного рыцарства, при ее поистине гренадерском, по местным меркам, росте, размер ножки оказался просто кукольным — 35, не больше. Натянуть сапожки я могла разве только мысленно.

Мы развели костерок — к счастью, в суме Иана нашлось огниво, а обломки музыкального инструмента (надеюсь, маленький эльф мне это когда-нибудь простит) послужили прекрасной растопкой. Огонек весело плясал на сухих ветках, жизнерадостно потрескивал и как будто напевал. Хотя нам нечего было на нем поджарить, кроме девичьей мечты, на душе все равно сразу стало теплее.

— Откуда взялась эта тварь? — как и полагается хорошему солдату, в бою Орлетта действовала быстро, не теряя время на выяснение второстепенных вопросов. Но сейчас имела право получить все ответы. Хотела бы я их знать...

— По-моему, это демон, — я задумчиво покусала нижнюю губу и покосилась в сторону бессознательно лежащего эльфа. — Ты ведь не знаешь, как мы с Ианом познакомились?

— Так же, как и со мной — в дороге? — предположила девушка.

— Ха! Если бы... — как могла коротко, в двух словах, я поведала отважному рыцарю о событиях, предваряющих нашу абсолютно случайную встречу на большой дороге. И закончила собственным выводом: — Видимо, вызванный им демон все-таки явился, только каким-то образом занял мое место. Может, из-за неопытности этого, прости, Господи, ученика чародея. А может, у нее были и какие-то другие собственные резоны.

— Так этот малохольный — чернокнижник?! — с ужасом и отвращением воскликнула Орлетта, и брезгливо отодвинулась в сторону от юного эльфа, которого совсем недавно так безутешно оплакивала: — А я... ела с ним из одной миски! Спала под одним одеялом! Даже целовалась!..

— Как!? — изумилась я.

Когда только успели — ведь постоянно находились у меня перед глазами. Вроде.

— Ртом! — передразнила меня рыцарша, и по-средневековому целомудренно покраснела.

— Искусственное дыхание не считается! И вообще, он ведь не со зла, а по простоте душевной. Ты ведь знаешь нашего Иана! — кто-то должен был вступиться за бесчувственного друга, раз сам он не может сказать и слова в свою защиту. Впрочем, с его дипломатическим тактом он непременно нашел бы такие слова, что девушке не то, что простить — добить его захотелось бы.

— Зато теперь, кажется, узнала получше, — проворчала Орлетта, и, отвернувшись в сторону, принялась вытирать губы тыльной стороной ладони и рукавом.

Я же занялась вещами более насущными: сооружением подобия домашних шлепанцев из листьев лопуха. Выглядели они даже вполне прилично, если бы не одна проблема — развалились при первом же шаге. Можно было бы попытаться сплести тапки или даже лапти из коры, да вот незадача — сперва ее следовало каким-то образом содрать со ствола. А это мало того, что негуманно, так голыми руками еще и невыполнимо. Разве что упросить о содействии семейство сочувствующих бобров... уверена, Орлетта ожидала от меня какого-нибудь изящного решения как раз в этом духе.

Добавив к стогу изодранных в клочья репейных листьев еще пару, я какое-то время задумчиво смотрела, но затем решилась и осторожно взяла в руки ту самую книгу. Тяжелая... и холодная какая-то — будто лягушачьей кожей обтянута! Впрочем, всякое может быть...

— Лучше ее вовсе сжечь! — посоветовала Орлетта.

— Согласна, — желание пролистать сокровищницу колдовских знаний внезапно пропало само собой, уступив место уверенности, что ни к чему хорошему это не приведет. Но прежде, чем зловещий томик отправился в костер, мое внимание привлекла закладка, скорее даже межстраничное вложение — что-то вроде толстого письма.

Немного поколебавшись, я раскрыла книгу — это действительно оказалось письмо, написанное вычурным, красивым, но совершенно неудобочитаемым почерком на плотной бумаге. Из-за сложной технологии изготовления бумага в этом мире стоила дорого и относилась к предметам роскоши — а уж изготовление из нее конвертов наши предки наверняка сочли бы напрасным расточительством. Адрес и имя получателя надписывали прямо на обратной стороне особым образом свернутого листа. В данном случае адресат вовсе не был указан, очевидно, корреспонденцию должен был доставить курьер, хорошо знавший получателя. Когда-то письмо было запечатано цветным воском с нечетким оттиском гербовой печати, но чьи-то любопытные тонкие пальчики сломали его, нарушив тайну личной переписки.

Подавив внутренние моральные возражения (все равно ведь уже кем-то вскрыто!) я развернула лист и принялась читать: "Милостивый государь... бла-бла-бла... С превеликим почтением... трам-пам-пам... Всецело предан..." так-так-так... ага! После верноподданнических славословий, занявших три четверти страницы, наконец началось самое интересное: "...Думаю, что именно оно наилучшим образом подойдет для Ваших целей. Но помните — сделка с дьяволом всегда требует самой дорогой расплаты. Подумайте, не окажется ли запрашиваемая цена для Вас непосильной! Но не считайте, что в мои намерения входит Вас учить и диктовать..." — и так далее, и тому подобное. Если Иан это прочел, то вполне мог решить, будто таинственное "оно" и для его целей подходит самым наилучшим образом. Скорее всего, речь идет о вызывающем демона заклятье — раз упоминается дьявол и расплата. Проверить невозможно: закладка лежала меж пустых страниц. Очевидно, вызвать демона можно только один раз. Бросались в глаза лишь несколько слов, написанных совсем свежими чернилами — похоже, поздние исправления, сделанные прямо поверх пропавшего текста. Прежде всего мне бросилось в глаза... Собственное имя!