В погоне за мечтой. Часть 2.

Дорога короче, если встретится хороший попутчик.

Восточная мудрость

Глава 1.

Я не успела толком почувствовать себя Алисой, летящей в бездонный колодец, или хотя бы подумать "Едят ли кошки летучих мышек?" Да и сухих листьев никто подстелить не удосужился: стремительное падение быстро завершилось жестким приземлением на пятую точку. В общем, не очень больно — все равно как подскользнуться на банановой кожуре, — но неприятно. Секундой позже на землю с легким шелестом опустились пышные юбки.

Очередная превратность судьбы занесла меня, по-видимому, на берег реки — или же очень узкого вытянутого озера. В нескольких шагах от кромки воды начинался густой лес: ровная стена деревьев виднелась и на противоположном берегу. Приземлилась я на самом кольце песчаной отмели, изогнутым "огурцом" перегораживающей течение и наверняка здорово затрудняющей судоходство.

— П-повинуйся мне, демон! — неуверенно приказал-попросил ломающийся голос за моей спиной.

— Сам ты демон! — я резко обернулась на звук. Нет, сперва все-таки посмотрела на ладонь: успел, вот оно, колечко! — а уже потом позволила себе отвлечься на всякие подозрительные звуки.

— Я не демон! Я цмок! — Обиженно протянуло представшее моему взору существо.

— Да ты что? А я думала, эльф — с такими-то ушами! — впрочем, прежде чем легкой рукой раздавать эпитеты, стоило самой слегка уподобиться человеку — хотя бы снять маску... А теперь можно и ушастого рассмотреть. Ну, натуральный эльф — вернее, пародия, дружеский шарж на светлый образ эльфа, созданный мировым кинематографом и литературой.

Был он остроух, как и полагается, вот только эти длинные, с кисточками жестких волос на вытянутых кончиках, уши без мочек торчали в стороны под прямым углом к голове. Между ушами островком некошеной травы колосилась медно-рыжая, явно не знакомая с расческой шевелюра. Покрытой веснушками круглое лицо украшали огромные глаза, которые в японском мультфильме смотрелись бы очень уместно, но в реальной жизни выглядели жутковато и даже пугающе. Улыбка растягивала тонкогубый рот от уха до уха, добавляя сходства с лягушонком. Вот нос не подкачал — небольшой, идеальной формы, но совершенно потерявшийся на фоне всего этого великолепия.

Фигурой незнакомец напоминал жердь, и оставалось только гадать: кажется он таким высоким из-за нечеловеческой худобы, или наоборот, выглядит худым из-за великанского роста. Последний гвоздь в крышку гроба идеального эльфа забил жуткий костюмчик, состоящий из узкого зеленого пиджачка с рукавами, едва прикрывающими локти, и такого же цвета обтягивающих панталончиков до колена. Такое впечатление, будто туземец носил его, не снимая, лет с четырех, постепенно вытягиваясь в высоту, но не в ширину. По человеческим меркам на вид я дала бы ему лет четырнадцать. Но могло быть и все четыреста — кто их, нелюдей, разберет!

Попытавшись подняться на ноги, я потеряла равновесие и чуть не упала, но каким-то чудом удержалась в вертикальном положении. Выпрямившийся в полный рост эльф... извините, цмок, оказался выше на целую голову, и снова глядел на меня сверху вниз:

— Меня не проведешь, демон! — он погрозил острым пальчиком: — Ты скован магическим кругом, и должен выполнить одно желание, чтобы получить свободу!

Поглядев под ноги, я действительно обнаружила, что стою в самом центре нарисованного на песке идеального круга, судя по всему, изображенного при помощи двух колышков и бечевки. Внутренне пространство почти полностью было испещрено непонятными, но очень тщательно выписанными символами.

— Да неужто?! — не скрою, я переступила "демаркационную линию" не без внутреннего трепета, но врожденное упрямство не позволяло сдаться хотя бы без имитации боя: фею-крестную он себе нашел, желания исполнять! На секунду воздух вокруг как будто загустел... А в следующее мгновение я уже стояла за пределами "магического круга", ощущая себя растерянной, напуганной, ничего не понимающей... и очень сердитой! Почувствовав замешательство "противника", я решительно перешла в наступление: — Ну, и что все это значит?!

Возжигание огня из искры от удара двух камней друг о друга произвело на мальчишку не меньшее впечатление, чем если бы я на его глазах превратила воду в вино (честно говоря, и сама чрезвычайно изумилась — прежде никогда ничего подобного не делала, только читала). Мой новый знакомый, назвавшийся Ианом, быстро поверил в то, что я самая настоящая, взаправдашняя чародейка — а назовись я Дедом Морозом, поверил бы и этому. Он беспрекословно выкладывал все, о чем мне только приходило в голову спросить: во-первых, и в самых главных, развеял опасения, будто я неведомым образом перенеслась в чуждый мир эльфов... тьфу, цмоков: и здесь люди успешно доминировали, а изрядно поморщив лоб Иан припомнил, что вроде бы что-то слышал о Старгороде. А то, что я в свою очередь до сих пор ничего не слыхала об этой малой народности, объяснялось отчасти неместной пропиской, но в большей степени тем, что вся остроухая популяция этого мира была представлена населением одной-единственной деревни. Быть может, рядом с селением когда-то был урановый рудник, и радиация таким причудливым образом повлияла на генофонд жителей? Как бы там ни было, они не слишком рвались к контактам с внешним миром, вполне довольствовались общением внутри своего тесного сообщества, самостоятельно производили все необходимое для жизни и, разумеется, изящно увиливали от налогов в королевскую казну.

Им не удалось бы так долго скрывать свое существование, если бы цмоки не держались друг за друга крепко, точно полипы в коралловом атолле. Чтобы одного из них выкинули из деревни и строго-настрого запретили возвращаться, нужно было совершить нечто уж совсем невообразимое — и мой собеседник проделал это с блеском. Прочитав старинную книгу, невесть как оказавшуюся в общине, Иан занялся магией, и при помощи своего новоприобретенного могущества успешно обратил любимую козочку своей матери в мемекающую утку с выменем, сделал так, что на яблоньке вместо плодов завязались березовые почки, и сотворил еще много веселых и приятных превращений. Последней каплей стали развесистые оленьи рога, в самом неметафорическом смысле увенчавшие седую голову одного из видных членов совета старейшин, управляющего жизнью всей деревни.

— Мама говорит, меня выгнали потому, что папа назвал меня в честь деда, — Иан ловко повернул прутик с насаженным на него сухарем, чтобы он прокоптился со всех сторон. Я с благодарностью приняла нехитрое угощение. Ну почему вчера во время свадебного застолья мне не пришло в голову распихать по карманам платья кусочки угощения про запас! — Его тоже выгнали из деревни много лет тому назад, и с тех пор стоит только старейшинам услышать, что Иан сделал то или Иан сделал это, как их просто перекашивает.

— Даже любопытно — что он такого сделал?

— Случайно сжег хижину самого первого цмока, — не стал скрывать достойный потомок своего недостойного предка.

— Могу себе представить: шалашик какой-нибудь, никакой другой, кроме мемориальной, ценностью не обладающий, — фыркнула я без всякого почтения к чужим памятникам.

— Сам я не видел, но мама рассказывала, что эта хижина была сделана из железа, — покачал головой цмок из числа последних. — В ней он опустился с неба, и жил первое время, пока не отстроил бревенчатый дом. Мама говорила, что там внутри было очень интересно: много разных непонятных вещей и яичная скорлупа...

— Вы хранили скорлупу? — изумилась я. — Какую-то особенную, или от всех яиц, снесенных деревенскими курами от начала времен до наших дней?

— Не до наших, — дотошно поправил меня мальчик, — хижина сгорела уже давно... Но там была скорлупа от тех яиц, из которых вылупились вторые цмоки.

— Все эль... цмоки вылупляются из яиц? — изумилась я.

— Нет, только второе поколение... Ну, в хижине было мало места, чтобы туда поместились взрослые, Первый предок не мог взять с собой жену, поэтому привез маленьких детей в яйцах. Понятно?

— Нет, — честно призналась я. Сразу почему-то вспомнилась "Аэлита". То, что могло прийти в голову одному человеку (инженер Лосев, кажется?) почему не могло быть реализовано каким-нибудь... нелюдем? Если же это был обломок космического корабля — вот вам и возможный источник радиации. Приятно, когда все можно объяснить рационально и логически: — Значит, он взял себе жену уже здесь, после приземления?

— Да нет же! — рассердился мальчишка. — Не было у него жены! Он детей прямо так, в яйцах, привез! То есть, — судя по вспыхнувшему на конопатых щеках румянцу, до него наконец-то дошло, о чем я подумала в первый раз: — не в том смысле... Уже готовых детей в больших таких яйцах, вроде куриных. Вот эта-то скорлупа и хранилась в хижине.

— А вы очень высоко прыгаете? — и как тут не вспомнить марсианский цикл Берроуза!

— Не выше, чем все люди, — похоже, моя непонятливость начала выводить Иана из себя: — И яиц не несем! Всего один раз самый первый предок привез в них своих детей, чтобы не жениться!

— На что только вы, мужики, не пойдете, чтобы не жениться, — вздохнула я. — Что же было дальше?

— Оказалось, что в дороге яйца простыли, и вылупившиеся младенцы были... ну... глупыми. Зато их дети получились уже очень умными. Так вот и повелось, через раз.

Мальчишке можно было только посочувствовать: с самого рождения от него не ожидали не то, что гениальных озарений, но даже умения читать и писать. И каждый день не забывали напоминать: дураком родился — дураком и помрешь. Да в таких условиях не то, что рога — развесистую грушу не стыдно вырастить на чьем-нибудь твердом темени! Усугубляло ситуацию и то, что где-то в глубине веков предки Иана нарушили очередность, так что дети этого семейства всегда выделялись среди сверстников то замечательным умом, то поразительной глупостью, особенно заметными на общем примерно ровном фоне.

— Ну, вы даете — даже размножаетесь по расписанию, как роботы! — собеседник подарил мне неприязненный взгляд — не сыпь соль на рану! Да, пора сменить тему:

— Значит, при помощи этой книги ты меня и вызвал? — я кивнула в сторону толстого фолианта в кожаной обложке с вытесненными на ней непонятными, но зловещими символами.

— Я хотел вызвать вовсе не тебя! — замотал вихрастой головой чародей-самоучка: — Мне хотелось призвать какого-нибудь страшного демона, чтобы он напугал старейшин, и они бы пустили меня обратно!

— Пожалуй, тебе повезло, что оказалась ближайшим существом не от мира сего, — где-то совсем недавно я уже, кажется, слышала эти слова... не помню. — Насильно мил не будешь... Да и нечистая сила все время норовит больше забрать, чем дать — уж поверь моему опыту.

— А ты не можешь мне помочь?

— Пугать соотечественников? Не смеши меня. Лучше посмотри в своем талмуде, как вернуть меня обратно.

— Тут написано, что демон сам отправится восвояси, исполнив мое желание...

— Даром?

— Что? — удивился этот простачок.

— Демон должен выполнить твое желание даром, или попросит что-нибудь взамен?

— Я об этом как-то не задумывался... — подросток взъерошил рукой рыжие вихры. В свете костра они казались совсем красными, будто впитывали в себя огонь. Отражают, наверное...

— Так подумай на досуге, стоит ли твоя цель того, чтобы связываться с нечистым?

Нажевавшись сухарей и пригревшись у пляшущего огонька, я принялась клевать носом. Иан же раскрыл книгу, наклонился к самому костру и сосредоточенно шелестел страницами, наморщив лоб и шевеля губами.

— Что такое душа?

— А?.. — вопрос застал меня врасплох. — Ну, что это такое... Каждый, наверное, понимает по-своему. Пожалуй, самое дорогое, что есть у человека... а порой и единственное. Наверное, тебе лучше у какого-нибудь священника спросить, я вряд ли смогу понятно объяснить. А что?

— Здесь написано, что надо быть очень осторожным, вызывая демона, потому что он непременно попытается забрать твою душу...

— И ты ради такой ерунды не побоялся рисковать бессмертной душой? — я без метафор почувствовала, как на голове зашевелились волосы... Наверное, ветер запутался в прическе. Признаться, раньше и сама весьма скептически относилась к разным религиозным аспектам. Но стоит самой побывать в пентаграмме — начинаешь на многие вещи смотреть совершенно иначе. Если вернусь в Старгород... нет, КОГДА вернусь, непременно напишу заявление по собственному желанию. Или как тут увольняются из ведьм? Дело-то, оказывается, опасное! Открою лучше в городе парфюмерную лавочку, буду мыло варить... Или Настасью научу. Скажем, за 50% будущей прибыли...

— Как можно бояться того, о чем ничего не знаешь? — равнодушно пожал плечами юный колдун: — Может, у меня и вовсе ее нет, души этой...

— В следующий раз все-таки читай предостережения, написанные мелким шрифтом, до того, как пустишь в ход заклятие, а не после, — чистосердечно посоветовала я. — А еще лучше взял бы с собой карту, хоть сориентировались бы сейчас, в какой стороне Старгород. Тоже мне, чернокнижник... с коричневой обложкой.

— Может, она просто выцвела, — упрямо возразил эль.. цмок, но книгу все-таки спрятал в свою безразмерную суму на ремне через плечо: — И вообще, мне в Старгород не надо...

— А я тебя с собой и не зову, — уже почти совсем стемнело, но в последний момент перед тем, как окончательно скрыться за кромкой леса, красное солнышко краешком выглянуло из-за облаков, выкрасив воду. Прям река крови посреди черного-черного леса... Бр-р-р! Оставалось решить последний на сегодня важный вопрос: куда завтра выдвигаться: по течению или против? Берег я не оставлю, потому что без такого важного ориентира, как река, сразу же заблужусь в лесу, тут и к гадалке не ходи...

Над головой загадочно перемигивались яркие звездочки, то и дело заслоняемые невидимыми в темноте ветками деревьев. Постепенно догорающий костер грел правый бок. Хорошо, что сейчас лето — ночевать на голой земле даже поздней весной или ранней осенью куда как неприятнее... Хорошо, что в своем положении я еще способна находить что-то хорошее! Скоропалительная тайная свадьба без платья, гостей и застолья — разве не об этом мечтает каждая девушка? Если хорошенько подумать, то... нет. Хотя бывает и хуже: я, по крайней мере, сейчас точно знаю, где нахожусь (в густом лесу, у реки), и что со мной все в порядке. А вот милый муженек наверняка сходит с ума от беспокойства...

Но сладко заснуть, по примеру Иана, мне мешали не только тревожные мысли и досужие размышления, но и куда более материальные причины. Кровать из лесной полянки — врагу не пожелаешь: даже в самой густой и высокой траве тут прятались невидимые шишки, камни и кочки. Но главное неудобство доставлял корсет, впивающийся в тело и не дающий глубоко вздохнуть. Помучившись с полчаса, я сдалась:

— Иан! — чистые ум, честь и совесть позволили мальчишке сладко засопеть, едва он коснулся головой земляной подушки по другую сторону от гаснущего костра — ложились спать мы крайне недовольные друг другом... И просыпаться он ни в какую не желал, пришлось от души потрясти мальчишку за плечи, прежде чем он поднял на меня чуть мутные ото сна, неправдоподобно огромные очи: — Помоги мне!

— Что?.. На тебя напали?..

— В таком случае я не стала бы тебя будить!

— Почему?..

— Просто не успела бы. Пока тебя растолкаешь, меня уже десять раз успеют съесть. Помоги мне расстегнуть платье и корсет!

Юнец шарахнулся в сторону с таким испугом, как если бы я прямо на его глазах в неровном лунном свете вдруг принялась превращаться в зубастого монстра:

— Я... Еще никогда...

— Ценю твою откровенность. Я тоже не каждому делаю такие предложения... Но не могу спать в корсете, он меня душит!

— А-а-а!.. — слегка разочарованно протянул Иан. — Ну... ладно. Где там застежка?

— Сзади, — я повернулась к нему спиной: — На платье крючки, а на корсете — завязки.

С застежкой "добровольный помощник" справился довольно ловко, а вот с завязками вышла загвоздка — как ни бился, в пляшущем свете костра эльфу никак не удавалось найти узел тесемки.

— Разрежь! — я нетерпеливо передернула голыми плечами — комарью тоже не спалось.

— Чем? — недовольно пропыхтело из-за спины: — Зубами?

— Попробуй хоть так, если других идей нет...

— Отчего же — есть! — подобрав прочную щепку, Иан подсунул ее под один из витков шнуровки, и принялся с силой закручивать бечевку винтом — так на медицине нам советовали затягивать самодельные жгуты для остановки кровотечений. Как следствие, корсет сдавил ребра с небывалой силой, и продолжал еще помалу сжиматься. Когда мои глаза уже почти вылезли из орбит, а легкие слиплись, забыв, что значит дышать, бечевка, рассчитанная на то, чтобы успешно сдерживать напор телес куда более пышных, чем имелись в наличии, лопнула, и я наконец набрала полную грудь воздуха.

— Ну, как? — заботливо поинтересовался Иан.

— Будто заново родилась, — быстро стянув корсет, я невольно рассмеялась: заботливая Настасья, логично предполагая, что вечером я снова буду раздеваться без ее помощи, завязала узел спереди, чтобы можно было избавиться от "моделирующего белья" самостоятельно.

— Было так плохо?

— Сам попробуй! Гарантирую непередаваемые ощущения...

— Первый раз раздел женщину! — поделился своей подростковой радостью эльф... цмок... А, ладно, пусть будет эльф — он все равно мысли не читает, а мне так как-то привычней.

— Бог даст — не в последний, — обнадежила я и, зашвырнув ненужный корсет в кусты, просунула руки в рукава: — Одеть женщину куда как сложнее, так что тренируйся!

Зачем вообще нужна эта душегубка — платье замечательно сошлось и без того. Ну, может быть, немного натянулось на боках... Хорошо, что утром я была слишком возбуждена, чтобы обращать внимание на выбор одежды, а Настасья просто подняла небрежно сброшенное накануне платье из паутинной ткани — с меня бы сталось отдать предпочтение более нарядному персиковому, а вот уж там без корсета никуда. После освобождения из подземной разбойничьей тюрьмы я слегка поправилась...

Пусть и говорят, что жених не должен видеть невесту в свадебном платье до венчания — мол, примета плохая... Ерунда!

...Хотя сработало, что называется, "в полный рост"...

Глава 2.

Когда я проснулась, Иан сладко посапывал, смотря, наверное, десятый сон. А еще говорят, что деревенские жители встают с петухами! Судя по положению солнца, местные петухи давно успели проснуться, позавтракать, привести себя в порядок и уже исполняли свою трудовую повинность. Глядя на безмятежное лицо спящего эльфа, я к собственному стыду вдруг поймала себя на размышлении: остались ли в его сумке те вкусные сухарики?

Мысленно пожурив себя за меркантильность, я разворошила холодное кострище и отобрала несколько угольков, которые проводили на тыльной стороне руки самую тонкую линию. Кто о чем, а женщина в первую очередь — о красоте...

Речная гладь — плохая альтернатива зеркалу. Это только так говорится — "гладь", на самом деле рябило по-страшному, вода ни на минуту не останавливалась постоять спокойно. Может, поэтому я чересчур увлеклась подведением глаз:

— Я — эмо, — глядящая из реки гримасничающая панда ехидно подмигнула. Угля оставалось предостаточно, хватило и на то, чтобы щедро насмолить губы: — А теперь — гот...

От мысли нарисовать на щеке что-нибудь классическое — черную паутину, крест или пентаграмму я, подумав, отказалась: все-таки не Хэллоуин, к чему раньше времени напрашиваться на костер? И так хороша до ужаса...

...даже земля не выдержала: подмытый рекой берег внезапно вздрогнул, и я, не удержавшись, с коротким взвизгом и обязательным фонтаном брызг скатилась по скользкой траве "в набежавшую волну". Для полного счастья сейчас еще и оползнем сверху накроет!

Как нарочно, всплыть никак не удавалось: я дважды ударялась обо что-то головой, пытаясь вынырнуть и глотнуть воздуха. Более чем некстати в памяти всплыл факт из разряда "это интересно": моржи никогда не ныряют в прорубь с разбега — под водой легко заблудиться и не найти отверстие во льду... К счастью, с третьего раза попытка увенчалась успехом, а то я уже начала тонуть от одного ужаса... На лодке, что ли, кто-то решил прокатиться? Для льда вроде как не сезон...

Это оказалась корзинка: довольно большая, тяжело груженная, судя по глубокой посадке, и хорошо сбалансированная — не перевернулась, пока я билась о дно головой. Какой-то растяпа-грибник уронил в реку дневную добычу... или дядя-маньяк пустил по водам плотно упакованный расчлененный труп!

Последняя мысль, навеянная теленовостями, желтой прессой и фильмами на ночь, заставила меня отпрянуть от зловещей емкости и быстро погрести к берегу. Длинная юбка норовила обвить ноги и сковывала движения, а набравшие воды туфли тянули ко дну... Если же учесть, что я и без того пловец неважный...

До суши оставалось рукой подать, когда силы внезапно закончились. Ухватившись за свисающую до самой воды ветку плакучей ивы, я почувствовала, что подтянуться и вылезти на невысокий, но все же довольно крутой берег не смогу физически. Прощай, жестокий мир! Моя жизнь была яркой... Но до чего же короткой!

Таинственная корзинка, по-видимому, обладающая собственной системой навигации, подплыла и не сильно, но ощутимо толкнула меня в спину. От неожиданности я едва не выпустила из рук ветку... А когда подняла глаза, чтобы в последний раз попрощаться с равнодушными солнцем, лесом и небом, не поверила собственным глазам: почти сливаясь с кустами в своем куцем камуфляжном костюмчике, мой недолгий знакомый, эльф Иан, в классической позе подсекающего рыбака протягивал мне толстую суковатую палку... ах, нет, не мне — подцепив слегой обе ручки зловещей корзины, он с явной натугой выволок ее на берег, и лишь затем, нагнувшись, ухватил меня рукой за шлейф платья (к счастью, пришитый Машенькой на совесть), и вытащил на траву. Но если спаситель ждал бурных изъявлений благодарности — он явно поставил не на ту девушку:

— Ты же вроде со мной идти не собирался!

— Ну и что? Может, мне просто надо в ту же сторону...

Склонившись над корзиной, мальчишка протянул руку, явно собираясь поднять крышку:

— Стой! — я схватила одну из плетеных ручек, и потянула на себя: — Вдруг там что-то опасное? Или страшное?

— Страшно опасное? — переспросил эльф, поудобнее берясь за вторую ручку.

— Опасно страшное!

В конце концов в перетягивании корзины победили красота, опыт и, хочется надеяться, мудрость... Хотя кого я обманываю! Просто нахально вырвала у ребенка из рук его добычу, при этом сама едва устояла на ногах — если бы не ствол дерева, так кстати оказавшийся за спиной... Как бы там ни было, именно мне теперь принадлежало право выбора: открыть корзинку или зашвырнуть обратно в реку. Как любая настоящая женщина, я не смогла устоять:

— Ой, какой хорошенький!

Понятно, отчего корзинка не пропиталась водой и не затонула: изнутри она оказалась хорошенько промазана какой-то серой пастой, напоминающей засохший пластилин — наверное, глина с какого-нибудь особого целебного месторождения. Шерлок Холмс бы сходу определил, где именно корзина была изготовлена и в каком месте сброшена в реку. А вот у кого на такое злодейство поднялась рука... Сама найду и пообрываю все лишнее, начиная с головы!

На дне плетенки весело сучил толстенькими ножками розовощекий младенец, и доверчиво поглядывал на нас с Ианом блестящими, точно два крупных топаза, глазенками.

— Девочка! — сразу определила я.

— Откуда ты знаешь? — недоверчиво уточнил эльф.

— Смотри, какое личико! Какая улыбка! Точно — девочка!

— Ты знала, что она в корзинке?

— Откуда! Я и корзины-то не видела, пока головой не ударилась.

— Зачем же прыгнула в реку?

— Вообще-то я упала случайно...

— И что теперь с ней делать? — глядя на "киндерсюрприз", задумчиво почесал в затылке Иан.

— Только выбросить, — сокрушенно заметила я, двумя пальцами оттягивая мокрую, перепачканную глиной, илом и травой юбку.

— Обратно в реку?

— Эй, стой! — я схватила его за руку: — Я не это имела в виду! Не знаю, что обычно делают с детьми но, кажется, пытаются вырастить из них людей. Если это, конечно, не маленький эльф, гном, орк или тролль...

— А из них кого выращивают?

— Хм... Следуя логике, надо думать, больших эльфов, гномов, орков или троллей...

— И кого ты из нее хочешь сделать?

— Пока не знаю. Поживем — увидим... Ай!

Мокрые, слипшиеся между собой нижние юбки вдруг повели себя крайне странно: вздыбились холмом и принялись хлестать меня по ногам. Что за черт! Я застыла столбом, не зная, что предпринять — отважно хлопнуться в обморок или броситься бежать в лес, на ходу сдирая с себя бунтарские одежды?.. Оказавшийся посмелее, Иан приподнял край мокрого подола, и ему прямо в руки прыгнула здоровенная рыбина. Не знаю, что за порода — с ходу отличу разве что селедку или кильку, но это точно была не одна из них. И не щука — знакомый рыбак часто показывал свою фотографию с метровой зубастой зверюгой наперевес.

— А эту — в реку? — уточнил эльф.

— Нет уж, эту — к обеду! — бурчащий живот напомнил, что он и завтрака еще не видел.

— А что у нас на обед? — оживился мальчишка.

— Рыбка!

— Ух ты! — он с новым выражением посмотрел на вяло трепещущую плавниками добычу в своих руках.

— Только сперва мы все равно должны найти какую-нибудь деревню, чтобы разжиться солью и молоком. Потрошить рыбу я умею без ножа, через жабры... Только ты ее стукни сперва по голове чем-нибудь тяжелым, чтобы не трепыхалась!

— У меня есть при себе немного соли! А зачем молоко?

— Насколько я знаю детей, малышка скоро захочет есть. И тогда нам всем станет не до смеха... Ты ведь местный, и должен знать, где ближайшая деревня.

— Где деревня, я не знаю... Но когда молоко понадобится, оно будет!

Пока я возрождала к жизни погасший костер, Иан, закопавшись в свою суму так, что только уши торчали, извлек на свет божий кисет с крупномолотой солью. Чистка и потрошение в темя битой, но все еще живой рыбы — аттракцион не для слабонервных! Лишенная внутренностей и жабр, натертая солью и нанизанная на прутик — после поднесения к огню она снова принялась крутиться, как живая. Вот о чем надо фильмы ужасов снимать!

Чтобы не видеть этих издевательских извивательств будущей еды, я занялась приведением в порядок порядком подмоченной одежки: платье из паучьей ткани высохло раньше, чем я развела костер. Но вот мокрое белье липло, неприятно холодило тело, сковывало движения, да и просто давило к земле уже в силу одного своего веса. Чихнув пару раз, я поняла, что разоблачаться придется. Распяленные на деревянных рогульках вокруг костра, нижние юбки сразу придали нашему стойбищу уютный, почти домашний вид: у полянки как будто появились стены. Все-таки я городской человек до глубины души, и на открытом пространстве чувствую себя неуверенно...

Постепенно рыбина перестала вихляться, и принялась зажариваться, распространяя вокруг себя умопомрачительный аппетитные ароматы... Не может быть, что я пропустила только завтрак — такое впечатление, будто дней пять не ела!

— А-а-а-а! — взревел младенец в корзинке. До сих пор девочка вела себя на удивление тихо — видно, надеялась, что глупые взрослые сами догадаются накормить ребенка, но в конце концов поняла, что пока нам прямым текстом не скажешь — так и от голода помереть можно...

— Тише, тише, не ори, угомон тебя возьми, — взяв младенца на руки, я принялась ритмично встряхивать вопящий кулек в тщетной надежде, что он, быть может, замолчит, когда сам собой устанет. Накормить малышку все равно нечем: под рукой была разве что целая река воды, но поить ребенка прямо такой, некипяченой... Гуманнее сразу задушить, чтобы не мучился. А пока что мучились мы...

— Что ему надо?! — стараясь перекрыть младенческие децибеллы, прокричал Иан.

— Есть хочет! — столь же громогласно ответила я.

— А если рыбы дать?

— Ты что! Это же грудничок! Она слишком мала для твердой пищи. Ей нужно молоко!

— Сейчас! — подтянув к себе суму, эльф снова закопался в нее чуть не по плечи, а обратно вылез, сжимая в руках какое-то странное приспособление: на первый взгляд не скажешь даже, что такое — вроде гибрида маленькой гитары и совсем уж крошечной арфы с миллионом струн. Каким-то хитрым способом зажав девайс между плечом и коленом, Иан взмахнул смычком, который я сперва приняла за маленький лук с двумя тетивами, и заиграл, одновременно перебирая струны пальцами свободной руки.

Пускай придворные менестрели не слишком баловали слушателей разнообразием ритмов и мелодий, но в сравнении с этой волшебной музыкой бледнело любое, самое замысловатое изобретение композиторской мысли начала XXI века... да и всех предыдущих веков моего мира! Даже малышка изумленно притихла — чувство голода отступило перед чувством прекрасного... И пусть теперь мне хоть кто-нибудь еще скажет, будто материя первична!

Высокая трава зашевелилась, и на берег, довольно щурясь, медленно вышла большая серая собака. Следом выкатились два лобастых ясноглазых клубка, но молока вполне хватило я для третьего — поднесенная малышка жадно припала к соскам, не догадываясь, что повторяет судьбу основателей Рима. Когда ребенок наелся, волчица со своим выводком также неторопливо скрылась в зарослях. Иан отложил инструмент, а я перевела дух, наконец-то почувствовав под собой ноги:

— Ничего себе! Вот это настоящее волшебство! Не то, что мои фокусы...

— Ерунда! — эльф пренебрежительно махнул рукой: — У нас все так могут.

— А ты не мог игрой склонить на свою сторону старейшин? По-моему, они все должны были пойти следом за тобой, как крысы за гаммельнским флейтистом...

— Так остро это действует только на животных. Высшее существо нельзя подчинить музыкой — я даже медведя не возьмусь приманить, они умные... Для кого же попроще одна мелодия — зов голодного детеныша, другая говорит "здесь еда", третья предупреждает об опасности... Специальная музыка побуждает растения быстрее развиваться и отпугивает вредителей... А выпалывать сорняки все равно приходится вручную, — маэстро с грустью посмотрел на руку с растопыренными артистическими пальцами. Да, чтобы вытурить из деревни человека... цмо... эльфа, который так играет... Видно, рога были на редкость раскидистые.

Я задумчиво смотрела на мальчишку, который сам не сознавал предела своих сил. Не знаю, что там с медведями, а на меня так даже очень подействовало — в обычных условиях, без крепкой решетки между нами я к настоящему живому волку и на пушечный выстрел бы не подошла, не говоря уже о том, чтобы доить...

— Мне кажется, или в тебе что-то изменилось?

— Что именно? — уточнил Иан.

— Вроде вчера ты горбатым не был?..

— Ты же сама сказала "Попробуй"!.. — обиженным тоном заметил эльф, задирая пиджачок. Мама дорогая!..

Приняв мои неосторожные слова за руководство к действию, умник достал из кустов выброшенный корсет, и напялил на себя. Чтобы удобнее было зашнуровать — задом наперед. Отчего и горб вырос, и жакетик перекосило, будто не на те пуговки застегнутый.

— Горе луковое! Снимай немедленно. Я ж так сказала, гипотетически... В смысле: "Попробуй себе представить"!

— Да, теперь я это себе очень хорошо представляю! А зачем ты лицо пачкаешь?

Вот и ответь на такой прямой вопрос честно — "Для красоты"! Тем более что после купания там уж точно красотой не пахнет. Да и до того, честно говоря...

— В нашем ведьминском деле реклама — это все, — наклонившись к реке, чтобы сполоснуть жирные после рыбы руки, я встретилась взглядом с собственным отражением и невольно вздрогнула: — Хорошо и дорого одетая женщина, путешествующая налегке и без сопровождения, у не слишком работящих граждан поневоле вызывает желание проверить, крепко ли держатся колечки на ее пальчиках. Если же я буду выглядеть... как-нибудь необычно, встречные три раза подумают, прежде чем испытать, действительно ли я способна навести порчу одним взглядом.

— А ты можешь? — простодушно поинтересовался эльф.

— Проверять не советую.

Выбор направления решился сам собой — разумеется, нам нужно идти вверх по течению! Вдруг раззява-мамаша, упустившая в воду корзинку с дитем, так и сидит на берегу, разбавляя реку солеными слезами, а то и бежит уже нам навстречу? Если даже нет, там нам мог встретиться какой-нибудь случайный свидетель, видевший если не сам факт сброса корзины, то хотя бы женщину, сгибающуюся под ее тяжестью. Лично я сгибаться не собиралась, предоставив честь транспортировки младенца эльфу: сам нарыбачил, сам теперь и тащи. Иан почти не сопротивлялся — принципиально ему было все равно, куда идти, его не ждали нигде, а в компании все-таки веселее. Особенно в такой, как наша!

Не знаю, много ли выгоды получил от таких спутников мальчишка, но совершенно не представляю, как бы мы с малышкой обошлись без его волшебной музыки: точно горящая свеча мотыльков, она по мере необходимости приманивала всю ту же кормящую волчицу, олениху и даже медведицу с довольно крупным забавным малышом. Пользуясь уникальным случаем, я погладила самого настоящего Бэмби с огромными влажными глазами и бархатным носом, а вот приставать с нежностями к Винни-Пуху не решилась, памятуя Иановы слова об уме и непредсказуемости медведей. Когда же из леса показалась коза с колокольчиком и обрывком веревки на шее, я воспряла духом — значит, недалеко и человеческое жилье.

Как известно, дорога пролетает незаметно за разговором — и я коротала ложащиеся под ноги километры, убеждая Иана, что зваться эльфом — это круто. Да и удобнее с грамматической точки зрения — как звучит: он — эльф, она — эльфийка, какой — эльфийский... Или для сравнения: он — цмок, она — цмо— ...э-э-э... -шка, какой — цмо— (прости, господи,) -шный... Постепенно новообразованный эльф смиренно согласился сменить национальность, и даже начал отзываться (если три раза повторить, а еще по плечу ударить).

К тому времени, как мы подошли к пересекающему реку капитальному мосту, в обе стороны от которого разбегалась довольно широкая наезженная дорога, я совершенно выдохлась, хоть и шагала налегке. Красивые туфли оказались совершенно не приспособленными для блужданий по лесу — на каждом шагу каблуки до основания уходили в землю, грозя опрокинуть меня навзничь, стоит только на секунду забыть об этом или расслабиться. На твердой натоптанной поверхности дело пошло веселее, и все же нет-нет, каблук неожиданно погружался в грунт и увязал прочно, точно гвоздь в деревянной доске, так что я постоянно спотыкалась на ровном месте.

— Туда! — я решительным шагом направилась к мостику.

— А почему не туда? — неожиданно уперся обеими ногами Иан.

Собственно, та сторона реки на первый взгляд ничем не отличалась от этой, и я сама не могла точно сказать, чем она так мне приглянулась. Вряд ли можно рассматривать как серьезную причину давно позабытое детское убеждение, что коз пасут только на противоположном от деревни берегу реки ("А как бежала я через мосточек — ухватила кленовый листочек")...

— Так мне сердце подсказывает.

Как ни странно, причина была признана разумной и заслуживающей уважения. Преодолев текущую воду (ах, как приятно было хоть немного пройтись без опаски провалиться по самые подошвы в землю!), мы дружно пошагали вслед за солнцем. Коза резво бежала рядом, не выражая желания сигануть в сторону или развернуться обратно — или дорога была ей знакома... Или просто такое вот компанейское животное. Уже к вечеру наша странная компания наконец добралась до человеческого жилья.

Сильно растрепанна дама с одним ребенком на руках и другим, немногим старше первого, с пустой корзинкой в одной руке и веревкой, намотанной на рога белоснежной козочки, в другой, совершенно не произвели впечатления на первого встречного аборигена, охраняющего деревянный шлагбаум поперек дороги. Небогато, но добротно одетый мужичок, оперевшись на перекладину, грыз из горсти прошлогодние семечки и смачно сплевывал шелуху под ноги "гостям деревни".

— Добрый вечер, — я решила побыть вежливой. — Скажите, как называется этот населенный пункт?

— Тырдыщь, — коротко бросил представитель местного населения, не делая малейшей попытки освободить дорогу: — Одна медяшка. С долговязого — полторы. Младенец, так и быть, бесплатно.

— За что? — опешила я.

— За проход в деревню.

— А если мы не заплатим?

— Воля ваша — ночуйте в поле. Привыкли уж, поди, — с этими словами мужик выразительно покосился на мою прическу, щедро украшенную всеми дарами природы, начиная с мелких веточек и травинок, заканчивая солидным куском паутины вместе с рассерженным хозяином.

Я нахмурилась — денег не было. Собираясь на свадьбу, как-то не подумала, что по дороге срочно захочу что-нибудь купить, к тому же надела новую нижнюю юбку без пришитого кармашка с неприкосновенным запасом на черный-пречерный день. В праздничной запарке совершенно вылетело из головы, что такой день тем и отличается, что наступает как раз тогда, когда его совсем не ждешь. Скромность в ювелирных украшениях тут выходила боком: золотое кольцо, оказавшееся у меня на пальце в момент перемещения в этот мир, возможно, еще таило в себе не одну загадку, забрать у меня обручальное можно было бы только отрезав вместе с пальцем, чтобы купить серебряный гребень не хватит сбережений всей деревни. А сколько еще таких деревень по дороге в Старгород — один бог знает! Мы сейчас к границе, наверное, ближе, чем к столице: название деревни явно заимствованное, нерусское! Вокруг Старгорода все больше Сосновки, Озерки, Овражки — даже Большие Каменюки есть.

— А если мы просто перелезем через забор? — выдвинул креативную идею Иан.

— Заплатите штраф. В двойном размере, — равнодушно бросил туземец.

— Давайте просто обойдем забор по полю — когда-то же он должен закончиться!

— Поле принадлежит старосте, и он не в восторге, когда по нему шляются кто попало. Штраф... В тройном размере.

Куда ни кинь — всюду попадалово на бабки... Хотя... Не будет же этот труженик полей всю ночь напролет прилежно следить за неприкосновенностью даром никому на дрова не нужного шлагбаума! Вдохновленная этой мыслью, я махнула рукой, командуя отступление — переждем на обочине.

Покопавшись в своей бездонной сумке, Иан достал последний сухарь, и по-братски разломил пополам. Настоящий пикник! Я смахнула слезу умиления: как снабженец эльф оказался на высоте — препоручив корзинку с младенцем моим заботам, он не возвращался из коротких вылазок в лес без добычи: пригоршни ягод, каких-то незнакомых, но вполне съедобных корешков, а один раз даже поймал самодельным силком какую-то крысу, на голубом глазу утверждая, что это просто особой породы мелкий лесной кролик. Утробно бурча, желудок громогласно заявил, что уже почти верит, и зря я велела отпустить несчастную зверушку восвояси. Все равно, что бы мы с ней делали в лесу без ножа!

Казалось, запасы семечек в оттопыренном крестьянском кармане никогда не иссякнут. Мужик сплевывал шелуху с завораживающей размеренностью метронома, и весь окружающий мир будто заснул, поддавшись этому гипнозу: неподвижно зависло в небе истекающее приятным предвечерним жаром солнце, замер ветерок, лениво покачивающий цветущие макушки полевых трав, пасущаяся коза точно впала в ступор.

Обтерев вымя смоченной в реке и все еще влажной, условно чистой тряпкой, я поднесла малышку. Сперва мне казалось, что козьи соски слишком большие для младенца, и он не сможет пить самостоятельно, но голод не тетка, и ребенок быстро научился приспосабливаться к "кормушкам" самых разных размеров. Оживившись, девочка зачмокала так, что любо-дорого, аж завидно стало... Но при себе — ни горшка, ни кружки.

— Любезный, — я сделала еще одну попытку наладить дипломатические отношения, — вы не знаете случайно, чья это коза? Приблудилась к нам в лесу, наверное, потерялась. Хозяйка сейчас ищет, волнуется...

— Не-а, не знаю такой, — смерив Беляночку изучающим взглядом, тот покачал головой: — Не из нашей деревни! Может, от лесной бабки сбежала. Или в Дише какая раззява не досчиталась — вы поспрашивайте еще там.

Расчет на то, что сознательный селянин отлучится расспросить соседей о пропаже не оправдался...

Еще полчаса прошли в молчании. Откинувшись на травку, я пригрелась и чуть было не уснула. Хорошо на природе: свежий воздух, птички поют, листочки шелестят... Гулять да гулять, несколько часов пролетят — и не заметишь. Но несколько суток подряд — уж слишком! Да и спать на холодной земле... Я была полна решимости провести эту ночь под крышей, даже если для этого придется рыть подкоп под этот шлагбаум!

Следующим тишину нарушил сам "страж ворот" — то ли семечки кончились, то ли язык намозолил, то ли просто надоело молча стоять:

— Издалека? — без особого интереса спросил он.

— Ага, — вздохнула я, не открывая глаз.

— Пешком?

— Нет, на козе верхом...

Собеседник помолчал — обиделся на сарказм или же всерьез обдумывал услышанное:

— И далеко еще?

— В Старгород, — вставил свои пять копеек во взрослый разговор Иан.

— Вы хотите сказать — из Старгорода? — переспросил мужик.

— А как вы догадались? — удивилась я. Может, у меня на платье осела какая-то особая старгородская пыль, которую с полплевка без всяких экспертиз распознают местные шерлокхолмсы Тырдыщского разлива?

— Мудрено! Вы ж по Страгородскому тракту пришли!

Человек деликатный, может, и промолчал бы — но от эльфа трудно было ожидать сдержанности:

— "Сердце подсказывает"! — передразнил он. — А еще ведьма!

— Так уважаемая госпожа — ведьма? — неожиданно чрезвычайно оживился крестьянин. По радостному тону вполне можно было подумать, будто он всю жизнь мечтал о том, что в один прекрасный день не слишком благозвучное название его родной деревни сменится на более красивое "Пепелыщь" — в честь некогда сожженной на перекрестке чародейки...

— Э-э-э...

— Да вас и впрямь сам бог послал! — с внезапным проворством селянин откинул шлагбаум с дороги, выскочил за околицу и, схватив меня за руку, рывком попытался поставить на ноги: — Пойдемте скорее, пока еще не слишком поздно!

— Эй! — вырвав руку, я подхватила сползающий с колен кулек с младенцем: — Поаккуратнее!

— Конечно-конечно! — в знак искреннего раскаяния мужик отвесил мне земной поклон, и продолжал торопить: — Пойдемте скорее!

Сперва не пускал — теперь чуть ли не силой тянет... Подозрительно все это! Как прежде мне страстно хотелось попасть под крышу, на душистый сеновал — так теперь возмечталось вернуться обратно в лес. Тем более, что все равно по дороге в столицу...

Но избавиться от назойливого мужика оказалось не проще, чем собаке от репья в хвосте: он падал на колени в пыль, вздымал руки к небу и призывал в свидетели своих добрых намерений всех потусторонних существ, а затем заклинал меня всем святым, что есть у ведьмы. Только каменное сердце могло оставаться глухим к разворачивающейся на наших глазах большой человеческой трагедии... Еще немного посопротивлявшись — для виду, — я согласилась выслушать краткое изложение сути проблемы.

— Да вы просто посмотрите — и все! — мужик, как ему казалось, незаметно, повлек меня в сторону открытых ворот. Коза с Ианом уже давно стояли по ту сторону ограды.

— Куда смотреть-то! — страшно жалея, что занятые руки не позволяют ухватиться за столбик ворот, я как могла упиралась ногами. Как назло, земля в этом месте оказалась утоптанной до цементной твердости, и каблуки только скользили вместо того, чтобы втыкаться.

— Не ровен час, помрет, — туманно пояснил селянин, — кто на ней тогда женится?

— На ком?! — совсем голова пошла кругом. Сюжет все усложнялся.

— Дочка у меня есть... Легка на помине!

— Папка! — девчушка с косичками самое большее лет пятнадцати маленьким яростным вихрем налетела на нашего спутника, и изо всей силы принялась колотить маленькими кулачками по широкой груди: — Я не хочу жить! Я уйду в монастырь! Он умира-а-а-е-е-ет!..

— Успокойся, Ладушка, успокойся! — отец бережно погладил лопатообразной дланью тонкое плечико: — Все будет в порядке, он не умрет! Тетя ведьма обо всем позаботится! Вот мы и пришли.

Остановившись перед калиткой в заборе, за которым радовал глаз пестроцветьем аккуратный палисадничек, мужик несколько раз размашисто перекрестился, бормоча себе под нос что-то неразборчивое, поднялся на крылечко тоже очень небольшого миленького домика, осторожно постучал в дверь костяшками пальцев.

Появившаяся на крыльце немолодая женщина выглядела так, точно всю жизнь топила избу по-черному... или проплакала несколько дней кряду.

— Ведьма! — неожиданно рявкнул мой сопровождающий — то ли представил незваную гостью, то ли обложил хозяйку. Я вздрогнула, а женщина, уперев руки в бока, перегородила проход:

— Дай же ты ему хотя бы умереть спокойно, ирод! — с горечью воскликнула она.

— Никто не умрет! — с преувеличенным оптимизмом заявил мужик, тесня хозяйку дома животом: — Я ведьму привел!

Обстановку разрядила его дочь — девочка бросилась женщине на шею с криком "Тетя Дарья!" Обнявшись, обе зарыдали в голос, временно отрешившись от происходящих рядом событий, и крестьянин немедленно воспользовался случаем: сперва пропихнул в дом меня, а затем почти незаметно протиснулся следом и сам.

С порога в нос ударил неприятный запах, заставлявший подумать о самом неприятном. Мне вспомнился куриный окорочок, однажды жарким летом забытый в морозилке на даче. В садовом хозяйстве из-за аварии отключили электричество, и за неделю весь домик провонял так, что даже после того, как холодильник вытащили на улицу, внутрь невозможно было зайти без противогаза. Еще не видя пациента, я почувствовала, как в душе зашевелилось тревожное сомнение: поздно...

Он был еще жив — но едва-едва. Совсем молодой парень, на первый взгляд показавшийся мне ангельски прекрасным: бледный, как снег, с запавшими глазами, теряющимися в темных провалах глазниц. Он лежал пластом на жестком матрасе, расстеленном прямо на полу, едва заметно дышал и как будто смотрел на меня из-под полуопущенных век, а на ощупь был горячим, точно печка. Одна рука "клиента" полностью скрывалась под целым ворохом умеренно чистых тряпок.

— Смотри, ведьма, — серьезно предупредил приведший меня в этот дом мужчина: — Мое слово в этих местах что-нибудь да значит.

— Сомневаюсь, что так будет продолжаться и после того, как вы превратитесь в жабу, — терпеть не могу, когда мне угрожают! Особенно те, кто ничего, по сути, из себя не представляют, зато пыжатся — просто Наполеоны! Хотя... кто бы говорил! Я-то сама уже полгода выдаю себя неизвестно за кого. Вот и сейчас — просто Хлестаков в юбке. С той лишь разницей, что ему в случае разоблачения могли набить морду, в крайнем случае — посадили бы на несколько лет... А мне в самом буквальном смысле слова грозил костер.

— Что это у него с рукой? — создавая видимость активной деятельности, помноженной на уверенность в себе и знании дела поинтересовалась я.

— Сосна упала, — с готовностью пояснил крестьянин. — Лес мы валили, а этот возьми да подставься. Сперва его по плечу ветками мазнуло, он упал, да рукой так неаккуратно прямо под ствол угодил. Она сразу распухла, почернела... А на другой день он уж слег.

— И давно это случилось?

— Второго дня.

Ничего себе! Я с жалостью посмотрела на бледное лицо с болезненно заострившимися чертами. Закрытый перелом гарантирован, но чтобы пациент так быстро в беспамятство впал — точно с осложнениями. Не дай бог, заражение крови! Хотя, судя по запаху — гангрена в чистом виде... Звать лекаря было поздно уже два дня тому назад. Но откуда в деревне взяться хорошему врачу! Ведьму нашли — уже хорошо... всем, кроме этой самой ведьмы. Зато виноватого не придется долго искать, вот он: взялся за гуж, да оказался не дюж... Зачем только мы вообще через эту реку поперлись!

Однако от меня ждали активных действий, и я начала с раздачи распоряжений:

— Воды чистой, горячей — лучше всего, кипяченой. Отвар шалфея или настойку, если есть. Бинты чисты — нарежьте из чистой ткани, прогладьте горячим утюгом с двух сторон. Утюги-то в деревне есть, хоть один?

Мужик согласно кивнул, загибая очередной палец на левой руке — для памяти.

— Дощечек тонких, как для бочки, в крайнем случае пучок лучины нащипайте... Иана пришлите сюда, мать займите чем-нибудь... Ведь Дарья — его мать?

Еще один кивок и еще один палец.

— Ах, да — многодетные семьи с маленькими детьми в деревне есть?

— Что за семья без детей? — пожал плечами мой собеседник.

— Отлично! Найдите кого-нибудь присмотреть за младенцем. Только не поручайте это первой попавшейся безголовой и безрукой девчонке! Да козу пусть кто-нибудь подоит...

Малышку препоручили заботам временной няньки — красивой полной женщины лет тридцати с целым выводком разновозрастных спиногрызов и младенцем-ровесником нашей находки в люльке.

— Присмотрю, как за родной! — сердечно пообещала кормилица, представившаяся Матреной. — А молока у меня и на троих хватит!

— Она очень прожорливая, — на всякий случай предупредила я.

— Ну так! Растет! — радостно воскликнула Матрена. Похоже, по крайней мере на ближайшее время ребенок был пристроен в надежные руки.

Вернувшись в тот страшный дом, я невольно поежилась: жалко паренька, но что тут можно сделать? Иан уже ждал меня у изголовья больного, больше никого из посторонних рядом не было — даже в окошко не заглядывали, боялись помешать процессу... Было бы чему!

Еще раз горестно вздохнув, я принялась разматывать старую повязку, в глубине души продолжая надеяться, что тревога напрасная, и дело обойдется простым вывихом или растяжением. Мечты, мечты... При виде черного, распухшего обрубка, меньше всего напоминающего человеческую руку, мне стало дурно. Кожа натянулась так туго, что казалось, тронь — сразу лопнет, разбрызгивая вокруг гнилую темную кровь. Судя по всему, то самое, страшное: о гангрене нам рассказывали в университете, на лекциях по медицине, мельком — вряд ли предполагалось, что студенты столкнутся с ней на практике, в рамках оказания первой медицинской помощи... просто запугивали, чтобы мы соблюдали личную гигиену и грязными руками болячки не расчесывали. Просто чудо, что я вообще запомнила, что воспаления вызывают аэробные... или наоборот, анаэробные бактерии? В общем, те, что гибнут от кислорода.

Пациент выглядел так, точно ни ампутация, ни ланцетные разрезы ему уже не помогут — да и я далеко не доктор пирогов! Все, что мне оставалось — только от всей души пожелать проклятым бактериям немедленно сдохнуть в муках...

Большой горшок с кипятком и веник вялого шалфея "по моему велению" были доставлены в мгновение ока. Бинты, следовало надеяться, проглаживались, дощечки — раскалывались. Распарив душистую траву в горячей воде, я тщательно вымыла опухшую руку, старясь не причинять больному лишних страданий — впрочем, он не жаловался, и вообще, кажется, ничего не чувствовал.

Неизвестно чьи дети принесли целую охапку заказанных дощечек разной длины — на любой вкус, а застенчивая девушка — моток еще горячих бинтов. Пришлось вспомнить детство — последний раз я накладывала шины еще до того, как пошла в первый класс: моими пациентами были пострадавшие в автокатастрофе куклы и упавший с дерева плюшевый медведь... При помощи Иана получилось неожиданно хорошо, можно сказать, образцово-показательный лубок. Даже жалко, что все напрасно...

— Надо рвать когти, — ритмично накладывая бинт виток за витком, внахлест, шепотом предупредила я своего помощника: — До утра он вряд ли протянет, поэтому дожидаемся темноты и делаем ноги...

— Почему не протянет? — со свойственным ему простодушием поинтересовался юный эльф. — И зачем делать ноги, когда у него болит рука?

— Я такие сложные случаи вообще лечить не умею! Моя специализация — запоры и поносы от обжорства...

— Ты же ведьма!

— Ну, да, ведьма... Вот и слушайся меня! Как только солнце зайдет, отвлекаем крестьян... как-нибудь... Забираем младенца и удираем.

— А коза?

— Бог с ней, с козой! Самим бы спастись...

Бинты закончились — больше я ничего не могла сделать для несчастного. Внезапно пол и потолок поменялись местами и принялись исполнять какой-то дикий танец.

— Козу все-таки надо подоить, — успела прошептать я, прежде чем в глазах окончательно потемнело. Бедное животное неизвестно, сколько проблуждало по лесу, вряд ли малышка умудрилась высосать ее досуха. А когда молоко в вымени перегорает — это, говорят, для скотины очень вредно...

Глава 3.

— Госпожа ведьма!..

Солнечные лучи проникали в помещение сквозь маленькое окошечко без рамы. Простые бревенчатые стены, минимум необходимой мебели, жесткий матрас прямо на полу — здесь о кроватях вообще никогда не слышали, что ли? Слава богу, хоть пол дощатый, а не земляной. Впрочем, так спать для спины даже полезней, а по летнему времени — и прохладней...

Я попыталась приподняться на локте, чтобы посмотреть, кто меня звал, но голову снова повело. Побег сорвался — по-видимому, из-за того, что я попросту потеряла сознание от невыносимой вони. Хотя сегодня в помещении пахло совсем неплохо — свежим сеном, зелеными листьями... Наверное, меня перенесли в другую комнату.

Сбоку у матрасика стоял глиняный горшочек, накрытый льняной салфеткой. Натюрморт рождал смутные, но приятные ассоциации... Забыв о причине пробуждения, я приоткрыла салфетку — точно, козье молоко! Не цикута, и это уже обнадеживает... Может, мой "пациент" каким-то непостижимым образом еще жив, и у меня есть маленький шанс не отправиться сразу к праотцам, а удрать — скажем, под предлогом сбора в лесу лекарственных трав. Хотя тогда наверняка придется оставить в заложниках Иана или малышку... Хорошо бы козу — но такой доверчивости не стоит ждать даже от крестьян!

Задумавшись, я сама не заметила, как опустошила горшок с молоком.

— Госпожа, что ж вы вчерашнее-то пьете! Сказали бы мне, я сейчас свеженького принесу...

— Э-э-э... Да, пожалуйста! — я вздрогнула от неожиданности. Дарья! Не набрасывается с кулаками, не поносит последними словами, даже наоборот, смотрит как будто ласково... Ох, не к добру!

Вскинув руки, я принялась лихорадочно себя ощупывать — голова на месте... Самое главное — грудь, — тоже при мне. Значит, я — по прежнему я, ни в кого за ночь не превратилась и не мутировала.

Парное молоко поспело как раз к завершению инвентаризации: одна голова с полным набором черт лица (кажется, моего), ноги — две штуки, руки — пара, два уха, осиная талия, бедра... уточнять размер не будем. Ничего не прибавилось, ничего не пропало. Приняв из рук женщины кринку молока, я осушила ее дева ли не в один глоток — и куда только столько влезает?

— Ух, хорошо... А тут зачем молоко стояло? Вдруг для дела, а я его... того?

— Да это ваш малыш вчера козу подоил, и никого не подпускал — мол, госпожа просила.

На какое-то время мне показалось, что она говорит о грудничке — сколько же можно было валяться без памяти, что младенец успел вырасти и уже доит коз? Но потом я вспомнила, что путешествую с двумя "малышами", и облегченно выдохнула.

— Спасибо, молоко очень вкусное...

— Может, вы булочку хотите?

— Не откажусь, — стесняясь собственной прожорливости, призналась я.

Совестно было объедать женщину, которой я самым подлым образом подарила надежду, чтобы теперь безжалостно отнять... Но три литра молока, выпитые на голодный желудок, не успокоили, а только раззадорили зверский аппетит.

Деревянный стол рядом с большой беленой печью в мгновение ока накрылся простой, но сытной деревенской едой. Выскоблив деревянной ложкой до блеска целую тарелку молочной каши, я впилась зубами в гигантский калач, сама пугаясь его размеров — ничего, хоть половину сгрызу... В результате же осилила еще целых пять штук, косясь на домашнюю колбасу — но немыслимым волевым усилием решила все-таки ограничиться уже съеденным. Тем более, что новое платье едва не трещало по швам...

— Кто этот мужчина, который нас вчера сюда привел? — не решаясь задать самый важный вопрос, я начала издалека.

— Староста наш, — поморщилась женщина. За уничтожением продуктов она следила с таким умилением, словно в жизни не видела ничего приятнее субтильной девицы с аппетитом кузнеца.

— А почему вы на него кричали?

— Ой, да это долгая история... Дочка его, Ладка, в моего Васятку влюбилась, да и он на нее запосматривал — девка видная, хоть и егоза. Только папаше такой зять без надобности — ему все прынца подавай! — Дарья снова скривилась, выражая нелицеприятное мнение о непомерных амбициях деревенского старосты: — Да ведь сердцу не прикажешь! Вот и стал он моего Васю на свой манер перекраивать: мол, не бывать свадьбе, пока тот не научится какому-нибудь делу, построит дом и сможет содержать семью. А Васенька не ремесленник, он музыкант!

— Вот бы его с Ианом познакомить! — заслушавшись, я совсем забыла, что речь идет об умирающем в соседней комнате парне.

— Так вон уже — учит его бренчать на этом инструменте басурманском! Нет, чтобы сперва поесть как следует, сил набраться...

— Может, и басурманский, зато какие звуки Иан из него извлекает... Как — УЧИТ?! Он что же... — в последний момент я заменила "жив" на более нейтральное: — ...уже встает?!

— Нельзя?! — женщина испуганно прижала ладони к груди.

— Отчего же... Если хочет и может — пусть встает... — голова пошла кругом. Что здесь вообще происходит? Может, у "Васеньки" есть давно разлученный с семьей брат-близнец? Хотя мать-то должна об этом знать... Да и не такого высокого полета эта птица, чтобы кто-то мечтал занять его место. Я должна увидеть все собственными глазами!

Иан играл — вдохновенно, одухотворенно, закрыв глаза и целиком отдавшись музыкальной стихии. Если прежде, заклиная животных разученными наизусть мелодиями, с поджатой к подбородку ногой (скрипку-арфу следовало придерживать коленом) он напоминал мне застывшего над болотной гладью журавля, то теперь, погруженный в импровизацию и выражающий только собственный чувства, он производил совершенно другое впечатление. Мне представилась последняя пушинка на облетевшей голове седого одуванчика: ветер налетает снова и снова, пытается сорвать маленький парашютик и унести вместе с семечком далеко-далеко, но оно продолжает упрямо держаться...

Захотелось раскинуть руки и взмыть над деревней — впрочем, не мне одной. Разинув рты, вокруг — кто на пеньке, кто прямо на земле, — сидела добрая половина местного населения.

Финальная нота, прозвенев, еще некоторое время висела в воздухе, а затем осыпалась хрустальной пылью. Не удержавшись, я захлопала в ладоши. Будто очнувшись от гипноза, остальные слушатели подняли на меня затуманенные глаза... А затем разом подхватились и бросились прочь, только пятки засверкали. На месте остались только маэстро и какой-то незнакомый парень... смутно знакомый... не может быть!!!

А вот он меня, похоже, узнал с первого взгляда — хотя тут сложно было не догадаться, наверняка в деревне сейчас не так уж много приезжих. С размаху бросившись на колени, "знакомый незнакомец" принялся тыкаться головой в серую дорожную пыль — ни дать, ни взять, вареное яйцо в солонку кунается...

— Спасибо, госпожа! По гроб жизни!

— Достойно ли радоваться о благополучии телесном, духовным пожертвовав?! — подкравшийся сзади монах в буро-коричневой рясе с оттяжкой огрел коленопреклонного юношу по спине тяжелым медным кадилом на длинной цепи. Ойкнув, тот повалился на бок. Не дожидаясь окончательного расчета, Иан быстро закинул свой инструмент за плечо, и быстрее кошки буквально взбежал вверх по шершавому стволу, чтобы спрятаться в густой кроне — кажется, это была старая яблоня. Хотя в промежуток между цветением и созреванием я одно дерево от другого вряд ли отличу, разве что дуб или клен — уж очень у них листья приметные.

— Что вы делаете?! — я грудью встала на защиту пациента. Сейчас он ему все почки отобьет, а потом станут говорить, будто я одно лечу, а другое калечу!

— Изыди, исчадие ада! — монах ткнул мне в лицо опять же медный, с пятнами зеленой патины, огромный крест и плеснул чем-то из непрозрачной бутылочки — хочется верить, что святой водой. Моей бабушке освященную воду знакомые привозили и присылали со всех концов России, так что у нее дома выстроилась целая шеренга баночек и пузырьков с прозрачной жидкостью, которая не портилась, не мутнела и не приобретала со временем неприятный запах. Здесь же картина была прямо противоположной: либо священник пожалел поболтать в воде серебряным распятием... Либо для верности добавил в крысиного яду.

На всякий случай поплевав через левое плечо и утершись рукавом, я сердито посмотрела на не в меру ретивого служителя святой церкви:

— Вы что это себе позволяете?

— А ты, бесовское отродье, пошто дерзаешь являться пред глаза служителю божию и чинить мерзопакостные дела свои под крышами, осененными его благодатью?! — тот воздел руки к небу, будто призывая хляби небесные разверзнуться и поразить нечестивицу громом и молнией. Однако не меньше, чем гнева небесного мне, похоже, стоило опасаться удара кадилом промеж глаз и, посматривая на раскачивающееся в руках священнослужителя орудие страшной поражающей силы, я упрямо продолжала напирать:

— У отца Михаила почему-то другое мнение на этот счет!

— Скверна проникает и средь служителей его... Воистину, как нет поля пшеничного, в коем ни один коло не был бы поражен спорыньей, так нет и монастыря без единого отступника...

— Как вы лихо о королевском исповеднике!

— Столица — суть кладезь пороков и средоточие зла!

У этого иезуита на все был припасен готовый ответ! Меж тем он снова перешел на личности, тыча в мою сторону указующим перстом:

— О, ехидна! Язык твой — жало изъязвляющее, зубы твои полны яда лжи, в глазах твоих — огонь преисподней, и дьявол радуется, глядя на слугу свою! Заклиная тебя святым именем господа — изыди, сосуд греха!

Попик явно вошел в религиозный раж, и того гляди, примется гвоздить не только словом, но и кулаками. А в рукопашной мне, боюсь, долго не продержаться. Поэтому я вняла доброму совету, и поспешила "изыдить": воспользовалась тем, что оппонент задрал голову к облакам в ожидании божественного ответа, подняла руки — и Иан, обхватив запястья, ловко втащил меня на яблоню. Даром, что тощий, зато жилистый и сильный.

Опустив взгляд и не обнаружив "объект" на прежнем месте, непримиримый боец с нечистью необычайно изумился — будто и не он только что сам посылал ведьму к черту. Наклонившись, монах потыкал рукой землю в том месте, где я только что стояла, ямки не нашел и, почесав бритый затылок, быстро обежал вокруг яблони. Я будто бы испарилась — ни следа, ни запаха. Кстати, о запахе — надо будет поинтересоваться, принято ли здесь купаться в реке, или отдельные энтузиасты все-таки топят бани?..

Не отыскав меня ни за, ни под, ни — как не вглядывался — на дереве, длиннорясый приуныл, вновь поскреб тонзуру, затем кончик носа, потом толстое пузо под лежащим параллельно земле крестом и, тяжко вздохнув, потопал восвояси, волоча за собой кадило точно игрушечную машинку на веревочке. Его разочарование легко было понять: схватка со злом получилась совсем не зрелищной. Я не плевалась огнем, не изрыгала проклятия, даже не очень-то и испугалась. А пропала и вовсе как-то незаметно, без языков пламени и клубов черного дыма, воняющего серой — как полагается всякой уважающей себя ведьме. Сломала мужику весь кайф...

Как только монах удалился на достаточное расстояние, Иан все в той же манере спустил меня с небес на землю, и сам ловко спрыгнул с гостеприимного дерева — это действительно оказалась яблоня-дичок. Василий, пользуясь случаем, куда-то убежал... Хотя нет, вот и он — выползает задом наперед из кустов боярышника.

— И кто это такой был?

— Батюшка местный, — парень нахмурился, разглядывая прореху на рукаве, оставленную острыми колючками: — Вернее, из соседнего монастыря. Должно быть, его на отпевание позвали...

— Ну-ка, покажи руку! — недоверчиво потребовала я.

Тот покорно протянул обе. Совершенно одинаковые — с той лишь разницей, что одна левая, а другая правая. Ни следа от ранее полученных повреждений!

— Ладно, ступай, — голос мне почти не повиновался. — А мы... Нам еще поговорить надо.

— Расскажи-ка, что вчера было? — как только "пациент" отошел достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем мы говорим, я мертвой хваткой вцепилась в Иана.

— Ты разве не помнишь? — простодушно удивился тот.

— Помню! Но не верю. Может, мне все это просто приснилось?

Увы, воспоминания эльфа мало отличались от моих: он достаточно подробно описал дорогу, спор ос старостой у ворот в деревню, внешний вид больной руки и мои над ней шаманства.

— И все равно, это невозможно, — я покачала головой. — Допустим, это была не гангрена... не перелом... Но даже вывих не мог пройти сам собой настолько быстро! Как...

— ...По-волшебству, — закончил мою мысль Иан, и равнодушно зевнул. Для него это было само собой разумеющимся, и вовсе не казалось неправдоподобным, чудовищным, диким... Одно дело — колдовать по книге, точно следуя предписанному ритуалу, приносить кровавые жертвы для обретения могущества — это, конечно, плохо, но хотя бы объяснимо и с натяжкой понятно. Но я-то ничего подобного не делала, просто кривлялась, работала на публику!

Оставалось сделать единственный мало-мальски правдоподобный вывод: отправившись вместе с другими мужчинами на лесоповал, Вася испугался валящегося дерева, упал и вывихнул руку из сустава. Разумеется, она сильно опухла и начала болеть — но не почернела, как мне показалось с перепугу и от недостатка света. В крестьянских домах в окна вставляли не стекло и не горный хрусталь, а пласты какого-то мутного полупрозрачного минерала, а то и вовсе натягивали бычий пузырь, не пропускающий излишков света. Дарья, волнуясь за сына, позабросила домашнее хозяйство, вот и испортился на плите целый горшок супа, или протух кусок приготовленного для варки мяса. А мои камлания, как ни странно, помогли: вращая руку во время укладки в лубки, я могла как-то незаметно вправить сустав на место. Узнав же о том, что им занималась ведьма, парень безоговорочно поверил в чудесное излечение и позабыл о боли...

В такое сложно было поверить — но мне этого очень хотелось!

Узнав о напавшем на нас с Ианом и отходившем Василия по хребту кадилом священнике, староста донельзя обрадовался:

— Как удачно! — он потер руки: — Вот сразу и обвенчаем голубков, пока отец Игнатий здесь!

— Теперь считаете жениха подходящим — за принца сошел?

— Да пусть его, — мужик махнул рукой. — Танцует, поет, играет — лишь бы Ладушка была счастлива! Ведь все для нее, для доченьки единственной копил — а на тот свет с собой не возьмешь... Пусть тешатся, пока молодые, а я и троих прокормить смогу. Эх, свадебку закатим! Только бы вам, госпожа ведьма, на празднике лучше не показываться, святому отцу глаза не мозолить. Криком всю свадьбу испортит... А то и в епархию донесет!

— Я не боюсь епархии: авторитетная комиссия засвидетельствовала, что я — белая ведьма... Но так уж и быть, спрячусь на сеновале, высплюсь как следует на дорожку... Кстати, а баня в вашей деревне какая-нибудь имеется?

Баня в деревне была — правда, одна на всех. В первую очередь париться отправились жених с друзьями, потом невеста с подружками, а третью, в знак особого уважения, уступили мне. И даже послали в помощь какую-то девчушку: полить водой, потереть спинку... Сервис на грани фантастики!

— По вам и не скажешь, госпожа, что из лесу вышли! — щебетала банщица, за разговором взбивая пену на мочалке из особой "мыльной" травы. — А вот спутник ваш с ног до головы успел клещами обвешаться, чисто пес бродячий — прости, Господи!

— Ему вчера тоже ты спинку терла? — усмехнулась я. — Вот ведь неожиданная радость!

— Н-е-е-ет! — прыснула малолетка. — Сперва он один мылся. А потом как-то котел с горячей водой неожиданно протек, и в каменке что-то загорелось... В общем, пришлось кузнецу следить, чтобы тот баню не запалил.

— Да уж, по части разрушений у него настоящий талант. И наследственная пиромания.

Свадьба удалась на славу — даже сеновал, на котором я по официальной версии пряталась от сурового священнослужителя (а на самом деле банально отсыпалась) всю ночь, казалось, притопывал и приплясывал. Иан был в ударе — против эльфов церковь, очевидно, ничего не имела... или просто ничего пока о них не знала. Впрочем, самозваного настоятеля самостийного лесного скита сложно было заподозрить в тесных сношениях с государственным религиозным институтом. Что вовсе не мешало ему венчать, крестить и отпевать. Как мудро заметил отец счастливой невесты: "Главное, чтобы бог был в сердце". На некоторые вещи в провинции смотрят проще... и, наверное, правильнее.

Наспех постиранное платье высохло очень быстро — такое в моем мире позволяли себе только заведомо синтетические материалы. Молодцы, паучки! Клиновидные вставки из другой ткани в юбке и высохли позже, и выглядели так, точно побывали в коровьих зубах. Деревня — всякое бывает... Ничего, мне не на бал, не так уж и заметно.

Богатырски перекусив (стыдно признаться, но обед и ужин не уступали завтраку), попарившись с дороги, по-человечески выспавшись в душистом сене и на время забыв о существовании младенцев, я чувствовала себя до неприличия хорошо. Обнаруженные на пороге сеновала кринка молока и курник со свадебного стола наполнили душу любовью ко всему человечеству. На редкость милая деревенька!

Главная улица напоминала поле битвы: тут и там бойцы, потерпевшие сокрушительное поражение в сражении с зеленым змием, в одиночку и группами по несколько человек обнимали землю-матушку. Надеюсь, у них хватило ума не наливать Иану — не хватало еще подростка спаивать!

Кристально трезвого эльфа я нашла в компании жениха и невесты — он травил байки из нелегкой эльфячьей жизни, а те радостно хихикали и на два голоса упрашивали "сыграть еще".

— Ну, как свадьба? — поинтересовалась я.

— Ой, спасибо, госпожа ведьма, удалась! — рассмеялась юная невеста: — Прошка с Андрюшкой подрались!

— Надеюсь, серьезно пострадавших нет?

— Что вы! Упились оба до зеленых чертей, да и заспорили, у которого они зеленей да волосатей...

— И кто же победил?

— Дружба! — хором воскликнули молодожены, и в один же голос рассмеялись. Все-таки не зря существует этот мир, пока в нем есть место для такой вот любви. А у меня, видно, судьба какая-то корявая, что просто быть счастливой никак не получается... Взглянув на руку с переливающимся обручальным кольцом, я вздохнула и почувствовала, как меня с непреодолимой силой потянуло в Старгород...

— Можно интимную просьбу? — понизив голос, спросила я.

— Какую? — зарделась невеста.

— Застегните на мне платье, пожалуйста! Сама никак не дотянусь...

Подхихикивая себе под нос, Лада уважила просьбу дорогой гостьи.

Глава 4.

После объявления о намерении немедленно тронуться в путь, не дожидаясь окончания свадебных торжеств, у меня возникло такое ощущение, словно я родилась и выросла в деревне со звучным названием Тырдыщ, и теперь меня по-соседски всем миром снаряжают на покорение столицы. Матрена научила, как менять младенцу подгузники, и подарила стопку чистых пеленок и рожок для кормления. Староста снарядил неподъемную торбу съестных припасов — в основном, остатки со свадебного стола. Кузнец вызвался подвезти нас на телеге до следующего по тракту крупного населенного пункта, Старой Ляли, туманно бросив: "Сено в городе всегда нужно". Лада упорно подсовывала огромное стеганное одеяло из своего приданого. В каждом дворе, стараясь не отставать от соседей, одаривали путешественницу кто во что горазд — по-видимому, в Старой Ляле мне придется нанять подводу, чтобы отвезти все подарки.

Наконец, настала минута прощания. Увидев поданный экипаж, я так и застыла, запрокинув голову: если прежде телега в моем представлении выглядела как четыре колеса и платформа со средних размеров стогом между ними, то с этого дня я больше не смогу думать о сене, оперируя категориями меньше тонны. Это был настоящий СТОЖИЩЕ, с большой цифры 100, высотой с двух, а то и трехэтажный дом. Тянули перегруженную повозку флегматичные рогатые быки — они шагали со скоростью никуда не спешащего человека. Ну, зато не сразу устанут.

Не без посторонней помощи вскарабкавшись на самый верх, я с восторгом огляделась по сторонам. Вся деревня как на ладони, красота! Снизу мне подали умытого, перепеленаного, сытого младенца и кое-что из вещей, а Иан, похожий на огромного кузнечика, залез сам. Козу привязали позади: невеста (сущий ребенок!) украсила ее рога белоснежными ленточками и цветами ромашки, и обоз сразу приобрел праздничный вид. Звонко щелкнул кнут, и плавно покачивающийся сенный корабль вышел в открытое море...

Глазеть по сторонам мне быстро надоело: свежескошенное поле постепенно переходило в засеянное, которое в свою очередь сменялось разнотравьем или рощей. Дорога порой ныряла в лес, чтобы, попетляв между деревьями, снова вытянуться на открытом пространстве. Устраивая в сене уютную ямку, чтобы не скатиться случайно со стога самой и не потерять в дороге младенца, под тонким слоем сушеной травы я нашла то самое огромное одеяло из приданого от которого, как думала, успешно отказалась. Вот ведь егоза упрямая, и не переспоришь!

Следующие несколько дней прошли очень размеренно: я ела, спала, возилась с малышкой — посовещавшись, мы с Ианом решили назвать ее Находкой, или Найденой, — слушала эльфийскую музыку. Порой, чтобы размяться, спускалась со стога и шла в ногу с волами. Кузнец даже разрешил прокатиться у одного из них на спине: непередаваемое ощущение! Не слишком удобно без седла, но это чувство непоколебимой мощи и уверенности в себе, как-то передающееся через воловью кожу наезднику! Понятно, отчего Европа с подружками так пластались за возможность покататься.

Порой по дороге попадались небольшие деревеньки, вроде той, откуда мы выехали, и кузнец щедро делился с соседями новостями. Особенное оживление вызывало известие о свадьбе старостиной дочки, и вопрос об участвовавшей в этом нечистой силе удавалось обойти. Козу нигде и не признали, как и корзинку с младенцем.

Иан в дороге тоже не терял времени даром: закопавшись по пояс в сено, он внимательно штудировал свою черную-коричневую книгу, как будто старался выучить наизусть:

— А вот тут есть заклятие на возвращение домой, — в один прекрасный день заметил он. — Так и написано! А про душу ничего не говорится. Хочешь?

— Смотря куда "домой", — осторожно заметила я. — Домой — где родилась, или домой — туда, где сейчас живу?

— "Родной дом", — водя пальцем по строчкам, прочитал колдун-самоучка. — Непонятно... Ты родилась в другом городе?

— Я родилась в другом мире.. и возвращаться туда покамест не хочу — еще в этом не наигралась. Тем более, что я там буду делать с чужим ребенком?

— А ничего с ним делать не придется. Для заклятия нужна кровь младенца...

Несколько раз глубоко вдохнув, чтобы не взорваться, я недоверчиво покосилась на собеседника — интересно, он действительно говорит, что думает, совершенно не думая, что говорит, или просто прикидывается?

— Ты ненормальный? — на всякий случай уточнила я, прикрывая малышку собственным телом.

— А что такого? — удивился эльф. — Это же все равно не твой ребенок!

— Ничего себе, как все просто! А если бы твоя мама узнала, что тебя не со зла принесли в жертву, она, наверное, только рукой бы равнодушно взмахнула: все равно, мол, у меня еще пятеро по лавкам!

— Я у мамы, к счастью, один.

— Почему "к счастью"? — казалось, что дальше уже некуда, но новый знакомый раз за разом продолжал поражать меня своими простодушными (вот уж точно: простота — хуже воровства!), граничащими с полной аморальностью высказываниями.

— Мама все время так говорит, — он пожал плечами, — и что просто не представляет, как справлялась бы с несколькими.

— Вполне современные взгляды, — хмыкнула я. — Она что у тебя, на нескольких работах одновременно работает, на родного ребенка постоянно времени не хватает?

— Да нет, — Иан задумчиво перелистывал страницы, явно не видя ничего, кроме хрестоматийного кукиша: — Просто со мной сложно...

С этим невозможно было спорить.

Старая Ляля... мало чем напоминала Старгород, несмотря на однокоренное название. Раз в десять меньше, всего несколько каменных домов: гостиница, ратуша и тюрьма, — немощеные тротуары и центральная площадь. Тут наши с кузнецом пути разошлись: он с телегой отправился на местное торжище, а я, в подробностях рассмотрев все старолялинские достопримечательности с высоты стога, принялась упаковывать остатки еды и прочие вещи в холщовую сумку на длинном ремне через плечо — тоже чей-то подарок. Сума оказалась поистине бездонной — всякий раз, засунув туда очередной сверток с колбасой, или головку сыра, или пирог с грибами, чудом не протухший на жаре, или буханку черного хлеба, я с изумлением убеждалась, что внутри еще осталось место. В конце концов там поместилось даже чудовищное стеганое одеяло, хотя я в глубине души надеялась, что его придется продать по причине нехватки багажного места. Получившуюся торбу Иан с легкостью забросил на плечо симметрично собственной, хотя по моим представлениям не должен был ее даже поднять.

Дорога на Старогород шла прямо, больше ничего в Старой Ляле нас не задерживало (во всяком случае, меня — а у Иана и вовсе не было там никаких знакомых), ноги отдохнули и буквально сами рвались в бой... примерно до обеда. После чего я милостиво уступила настойчивым просьбам попутного крестьянина проехаться на его пустой телеге, возвращающейся домой после прибыльного торга. Буквально даром — пришлось всего лишь прочитать заговор против угона транспортного средства и тяглового животного в морде престарелой лошадки.

Фраза "чем больше компания — тем веселей" как нельзя лучше характеризовала путешествие в компании неутомимого эльфа. Иан не позволял скучать: если была хоть малейшая возможность свернуть не туда или сказать не то, не так и не тем, он блестяще ею пользовался, стоило только оставить его без присмотра с незанятым едой ртом. Пока мы доехали до родной деревни мужика, тот успел в подробностях узнать, что имеет честь подвозить самую могущественную ведьму современности, которая оставила придворную службу ради того, чтобы своими глазами увидеть, как живет простой народ. Вроде бы мальчишка ничего не придумывал, передавал мои слова дословно, но как-то так... Что я сама поражалась, узнавая о себе много нового.

В результате нас христом-богом упросили высадиться в полях, не доезжая до первого дома, "Чтобы никто не видел, что это я вас привез!" Спасибо, Иан!..

— Пожалуйста, — простодушно отозвался тот.

Мы не собирались задерживаться в этом селе, а просто хотели уточнить путь, но неожиданно внимание эльфика привлекла странная процессия, движущаяся по центральной улице, ведущей к церкви. Впереди шагала простоволосая босоногая девушка в длинном белом платье, скроенном по выкройке мешка для муки с прорезями для рук и головы. На небольшом расстоянии за ней следовала толпа — практически все мужское население деревни, вооруженное чем попало, начиная с серпов, кос и вил. Женщины и дети с любопытством следили за происходящим из-за заборов.

Это можно было принять за свадебную процессию, если бы "невесту" не заводили в храм под конвоем. Да и я слишком недавно выдала замуж подругу, чтобы забыть: белый цвет в этом мире символизирует вовсе не чистоту и радость, как у нас, и счастливые девушки в самый лучший день своей жизни облачались в красные платья, надевая белые одежды только в знак траура.

— А что это вы делаете? — прибавив шагу, Иан нагнал процессию и обратился к суровому работяге с топором наперевес.

— Караулим ведьму, — неприветливо буркнул тот.

— Зачем?

— Ты че, парень, с дуба свалился? — "лесоруб" удивленно оглянулся на спрашивающего но, столкнувшись с взглядом широко распахнутых "мультяшных" глаз, прикусил язык. В общих чертах предыстория разворачивающегося на наших глазах почти что карнавального действа была такова: несколько дней тому назад в деревне скончалась пожилая женщина, считавшаяся известной колдуньей — травница и повитуха. Похоронив ее по обычаю без отпевания, соседи начали с подозрением поглядывать на внучку покойницы — не перешла ли к ней дьявольская сила?

Напряженность постепенно нарастала, так что несчастная девушка нашла для себя единственный выход из положения: доказать, что она не ведьма, войдя в церковь и отстояв там службу. На тот случай, если дьявол выкинет какую-нибудь штуку, обороноспособное население вооружилось кто чем мог, и настороженно следило за каждым движением "подозреваемой".

— И что в ней такого страшного? — удивился Иан, еще раз оглядываясь на девушку: — Вот она — тоже ведьма. Но я же не боюсь!

Попав под прицел взглядов двенадцати пар испуганных глаз, я криво улыбнулась. Ну, есть такое дело... Но все это — не более, чем слухи!

— Если хотите, я тоже могу в церковь сходить...

Не знаю, чего хотел пролетариат — но местный поп точно жаждал крови:

— Дьявольское семя! — священник черным вороном внезапно возник на пороге церквушки — по столичным меркам, небольшой часовенки. Он обвиняюще взмахнул рукавами хламиды. Странно, собирался вести богослужение, а одет совсем не по-праздничному... Или с самого начала не собирался? — Осквернители храмов! Гореть вам в аду...

Что-то очень знакомый репертуар... Ну, конечно — батюшка Игнатий! Быстро обернулся, раньше нас прибежал. Наверное, знает короткую дорогу... Однако и воспитание у святого отца: еще толком не познакомились, двумя словами даже не перекинулись, а уже в аду! Беляночка протестующе мемекнула.

Ох, как не хотелось заменить полноценный обед тонизирующей пробежкой через деревню с ребенком наперевес, но пришлось. Иану хватило ума не отставать, коза задавала ритм, маяча впереди белым хвостиком.

Местные мужики, хоть и не относились к трудовой интеллигенции, оказались все же умнее, чем выглядели на первый взгляд, и вовсе не торопились полечь смертью храбрых в неравной схватке с воплощением мирового зла: ушастым демоном (так и норовит сглазить, вон, буркалы вытаращил!), ведьмой (ну, что тут еще добавить!) и самим Сатаной в образе белоснежной дойной козы, — поэтому благоразумно держались от догоняемых на безопасном расстоянии. Даже когда я устала (а с полной выкладкой это случилось довольно скоро), и стала бежать медленнее... еще медленнее... а потом и вовсе остановилась, "возмущенные крестьянские массы" тоже постепенно сбавляли шаг, так что оставались на одном и том же расстоянии, а поравнявшись с крайним огороженным полем и вовсе остановились.

Широко замахнувшись, "лесоруб" воткнул свое орудие труда в придорожный столб, оставшийся то ли от развалившегося забора вокруг заброшенного поля, то ли от ворот в ограде, в незапамятные времена окружавшей деревню: по местным суевериям, это должно было защитить поселение от пришлого зла — своего хватает. Ну-ну... искренне надеюсь, что поможет!

Хотя на старте "догонялок" мы с незнакомкой оказались по разные стороны разбушевавшейся толпы, и удирали в противоположных направлениях, она нашла нас, когда мы с Ианом, путаясь в петляющих тропинках, пытались обойти негостеприимное село лесом.

— А за мной никто не гнался — все за вами бросились! — сходу поделилась радостью девушка.

— Зачем же ты вообще бежать кинулась? — удивилась я.

— Все побежали — и я побежала, — та передернула плечами.

— Ну и зря. Мы-таки изрядно их погоняли. Сейчас они вернулись бы в деревню, измотанные и уставшие, с умилением посмотрели, как ловко ты входишь и выходишь из храма, и поверили, что не ведьма.

— А, пустяки, — девица махнула головой. — Пойду к тетке, она в соседней деревне живет. Не прогонит...

— Ну, ладно... — я с сомнением покосилась на нее. На бегу длинный подол платья-мешка разорвался в нескольких местах — охотнее всего, разумеется, по шву, так что выглядывающие через прорехи стройные ноги откровенно дисгармонировали с бесформенной верхней частью. Так и до беды недалеко! Хотя выросшая в этих лесах, знающая в них каждый кустик, каждую тропку, девушка наверняка сумеет избежать неприятностей — в крайнем случае, сбежит от них...

Кстати, о тропах:

— Ты знаешь, как надо пройти, чтобы выйти на Старгородский тракт, минуя твое родное село?

— Конечно! — с такой уверенностью мог говорить только очень опытный проводник: — Нам как раз по пути! Пройдем через деревню, где живет моя тетя. А оттуда уже совсем недалеко — я вас провожу!

Нехоженые тропки, вытоптанные неведомыми зверями, не позволяли по-мушкетерски выстроиться шеренгой — пришлось плестись гуськом. Задорно скачущая впереди девушка всю дорогу весело чирикала, как заводной воробей: а куда это мы идем? А зачем нам в Старгород? А как там, в столице? Иан с готовностью выкладывал все, что знал...

И как только она ходит босиком по лесному мусору: шишки и остренькие веточки доставляли мне немыслимые страдания даже сквозь подошвы туфель. Что значит — привычка и опыт! Наверное, у нее на пятках мозоли, как у верблюда... Или копыта, как у Беляночки.

Упоминание о столице в глазах ведьминой внучки сразу превратило нас в богачей. Всю дорогу она топорно кокетничала с Ианом, как бы невзначай спотыкаясь, чтобы опереться на сильную мужскую руку, и приподнимая подол. А как только мы добрались до теткиной деревни — тут же попыталась обвинить ошалевшего от таких знаков внимания эльфа в домогательствах. Мол, теперь он, как честный человек, просто обязан на ней жениться и забрать с собой в Старгород. Мне оставалось только развести руками и признать, что я не хочу и не буду мешать личному счастью своего случайного попутчика, если он хочет осесть на земле и всю оставшуюся жизнь добывать пропитание сельским хозяйством — это его право.

Тетка оказалась умнее племянницы — с первого взгляда оценив состоятельность "жениха" и его перспективы на ниве физического труда, плечистая экскаваторообразная женщина отвесила девушке звонкий подзатыльник, после чего намотала ее длинные распущенные волосы на кулак и повлекла несостоявшуюся невесту в хату.

— Эй! А как на Старгородский тракт-то выйти?! — крикнула я вдогонку.

— Вон туда, — селянка неопределенно махнула рукой во все стороны сразу, и захлопнула за собой дверь.

Мы попытались было уточнить дорогу у других обитателей деревни, но в ответ получили лишь пару испуганно-неприязненных взглядов. Самые вежливые крестились и плевали нам под ноги, отводя порчу. Похоже, в очередной раз слава меня обогнала... Не прячется ли в одном из цветущих палисадников отец Игнатий?

Пришлось затянуть пояса и двигаться в указанном направлении, никуда не сворачивая. И к вечеру прямо по курсу действительно показалась широкая дорога!

— Да, госпожа, это Старгородский тракт, — с некоторым удивлением подтвердил возница одинокой телеги: — Столица в той стороне... Или как госпожа пожелает.

Дежа вю... Такое чувство, будто все это уже было: поля, лес, дорога... и столб с воткнутым в него топором. Подлая девка водила нас кругами!

Сойдя с дороги, я обошла столб так, чтобы торчащий в дереве топор не слишком бросался в глаза, и решительно села на траву. Весь день на ногах, без обеда — мы ненадолго останавливались, только когда Найденка особенно настойчиво начинала требовать еды и чистой пеленки... Не двинусь с места, даже если агрессивная деревня полным составом выйдет в поле искать цветущий папоротник и молодежь начнет прыгать через меня вместо полыхающего костра!

— Костер разводить будем? — Иан как будто подслушал мои слишком громкие мысли.

— Из чего? Разве только ты шишек по дороге полные карманы насобирал...

— Так вот ведь — столб, никому не нужный! И топор...

— Ага! С твоей силищей, да моим опытом — как раз к утру управимся. И то, если нам кто посветит.

Упрямый эльф, поднатужившись, все-таки сумел вытащить застрявший в столбе топор, и пару раз ударил надежно вкопанное в землю бревно "под самый корешок", чуть не получил в лоб обухом от внезапного рикошета и сразу растерял трудовой раж.

Глава 5.

Механизм ночевок был отработан почти до автоматизма — без тлеющих в ногах или под боком углей было холодновато, но не намного. Найдена всего два раза поднимала меня криком — кто пробовал поменять ребенку грязную пеленку при неровном свете луны, тот поймет, почему рассвет я встречала далеко не в самом радужном расположении духа.

Наверное, в раннем детстве любимой игрой Иана была "Маленькая хозяюшка"... Причем он всегда выигрывал. Пока я нашла ручей, в котором смогла наконец умыться, он наделал уйму бутербродов. Крохотные, кукольного размера, при этом такие красивые — даже есть жалко. Черствый хлеб, сыр, мизерный кусочек вяленого мяса — все поделено с хирургической точностью и сложено с большим художественным вкусом.

Чтобы удовольствие не закончилось раньше времени, мы надкусывали понемногу, зато жевали долго, смакуя. Одной рукой держа бутерброд, другой Иан умудрялся кормить из рожка малышку, а смотрел, как выяснилось, и вовсе в сторону:

— Кто-то едет, — внезапно заметил он.

— Угу... — я не проявила к его словам должного внимания. Ну, едет и едет — для того и дорога.

— По-моему, к нам.

— Угу?

— Да, точно к нам!

— У-у-у! — только и смогла вымолвить я, снизу вверх глядя на рыцаря в полном боевом доспехе, сидящего верхом на приземистой толстоногой лошади. В Старгороде мне до сих пор не приходилось встречать настоящих рыцарей — разве что в виде пустых доспехов, украшающих некоторые дворцовые коридоры, и как-то само собой думалось, что эпоха турниров и поисков Святого Грааля в этом мире уже успешно миновала. А вот поди ж ты, прискакал — нарочно свернул с дороги, остановился и смотрит, как будто мы его место заняли! Может, просто уснул на ходу — под забралом-то не видно, — а лошадь сама свернула на запах хлеба?

— Здравствуйте, сэр рыцарь! — громко крикнула я, чтобы как бы между делом привлечь внимание... сильно задумавшегося всадника, и избежать неловкости.

— Приветствую вас, госпожа, — голос из-под опущенного забрала звучал как-то странно: — Вы путешествуете одна?

— Вообще-то нет, — я оглянулась на тщедушного Иана, сравнила его с грудой железа, вот-вот грозящей раздавить несчастную лошадку, и вздохнула: — А вы хотите нас ограбить?

— Совсем нет! — возмутились из-под шлема: — Я хочу предложить вам свою защиту!

— Кхм... Так это же совсем другое дело! — от такого предложения я едва не поперхнулась, откашлялась и вскочила на ноги: — Какие у вас условия? Денег мы, правда, предложить не можем, но гарантируем кормежку. Во всяком случае, бутерброды...

Как-то не хотелось думать, что будет, если этот бронированный доброхот согласится принять оплату телохранительских услуг натурой в самом широком смысле слова. Почему я не согласилась развести вчера костерок! Вот и накраситься утром стало нечем... Да еще и умылась на свою голову!

— Кодекс рыцарской чести запрещает брать мзду за добрые дела! — доспех загромыхал, точно будильник в ведре.

— А разговаривать с дамой, сидя на лошади, разрешает?! — рассердилась я. — У меня шея уже затекла, голову запрокидывать!

— Я неучтивый медведь, — сокрушенно заметил рыцарь, и с грохотом практически свалился с коня — тот с заметным облегчением выдохнул.

— Ничего, мы тоже не слишком отесаны, — я махнула рукой: — Хотите пирога с грибами? Или бутербродов?

— Не откажусь!

Упершись ногами в землю и наклонившись вперед, насколько позволяли не очень гибкие сочленения железного скафандра, латник ухватился руками за шлем и с силой потянул вверх. Металл скрежетал, но не поддавался — перчатки скользили и срывались. Пришлось нам с Ианом подключиться к процессу:

— Ох! — отступив назад, я наткнулась на скатанное одеяло, зацепилась каблуком и с размаху села. Эльфик продолжал стоять столбом, прижимая к груди чуть помятый шлем без плюмажа, а рыцарь, тряхнув коротко стриженными каштановыми кудрями, высоким голосом представился:

— Орлетта!

— Иан, — кивнул эльф, и представил остальных, тыча пальцем: — Найдена. Беляночка. Ведьма.

— Ведьма? — приподняла изящную бровь девушка.

— Профессия такая, — смутилась я. — Вообще-то меня зовут Ольга.

— Понятно... Вообще-то меня тоже на самом деле зовут Элеонора, — леди рыцарь обезоруживающе улыбнулась: — Но Орлетта звучит внушительнее. Вы согласны?

Мы согласно закивали. Даже малышка в своем кульке что-то утвердительно гугукнула.

— Да вы присаживайтесь — в ногах правды нет, — я подвинулась, освобождая вторую половину плотного одеяльного рулика. На скатанном матрасе, кто спорит, сидеть гораздо удобнее... Но уж чем богаты.

— Вообще-то...

Объединенными усилиями нам с Ианом удалось стянуть с девушки металлические латы, под которыми оказалась еще и тяжелая, но гибкая кольчуга. Я с уважением покосилась на внушительные мускулы новой знакомой: немалая силища нужна только для того, чтобы хотя бы передвигать ноги с такой тяжестью на плечах. С благодарностью приняв кусок пирога, девушка тут же впилась в него акульей хваткой, и проглотила буквально в два жевка.

— Бутербродик?

— Ну... — она смущенно потупила взор, но догадливый Иан уже ломал хлеб и колбасу. Эх, ножом разжиться так и не удалось.

При более близком знакомстве Орлетта оказалась классной девчонкой, разве что несколько зацикленной на идеалах рыцарства. С детства вместо кукол и платьев ей больше нравилось играть с оружием и доспехами старшего брата, а когда девочка подросла и открыла для себя мир рыцарских романов, то поняла — вот она, настоящая жизнь! Рано лишившись матери, она дралась на мечах, наращивала мускулатуру и обзаводилась мужскими привычками, так что дезориентированные соседи, всерьез считающие, будто граф воспитывает двоих сыновей, принялись как бы между прочим засылать в замок гонцов с портретиками своих дочек на выданье в двойном экземпляре.

Живущей в очень отдаленном от столицы и вообще от цивилизации имении, юной рыцарше и в голову не могло прийти, что время закованных в броню болванов, отправляющихся в походы и битвы за святой Можай... То есть, Святой Грааль, незаметно миновали. Словом, не было ничего удивительного в том, что однажды под покровом ночи грезящая о подвигах девица покинула отчий дом, прихватив старые отцовские доспехи, коня и любимую книжку о подвигах отважного рыцаря сэра Костелло, но не позаботилась о запасе еды, фляжке для воды или хотя бы котелке: литературные герои не обременяли себя бытовыми хлопотами. К концу второго дня бесцельного пути в поисках подвига она уже буквально валилась с коня от усталости и голода, когда само провидение послало ей меня, одинокую беспомощную даму, нуждающуюся в защите и охране. Для начала сойдет — если и не подвиг, то хотя бы благое дело.

Рассказчицей Орлетта была замечательной: заслушавшись ее байками о приключениях сэра Костелло, или Орландо, или Пуртцхеля — рыцаря-обманщика, — мы сами не замечали, как километр за километром пути оставались позади. Но в бытовом плане она умела лишь почистить лошадь да порубить мечом хлеб и сыр для бутербродов довольно тонкими ровными пластиками. Разведение костра, поиск родника по приметам, приготовление горячей еды — на все это она глядела с восторгом неофита, как на волшебство. Зато один вид огромного меча и вооруженного коня (не мудрствуя лукаво, мы увязали доспехи и навьючили на тяжеловоза вместе с остальными пожитками) отбивал у местной шпаны всякое желание знакомиться. Через негостеприимное село мы прошли без приключений — надеюсь, и дальше все пройдет удачно...

Если бы еще Иан держал язык на привязи, и не трубил на каждом углу о том, что сопровождает ведьму, жить было бы куда проще: стоило нам остановиться на привал, как вокруг немедленно собирались бесчисленные полчища реальных и мнимых больных, людей, требующих найти и вернуть дорогую сердцу пропажу, и просто бездельников, мечтающих посмотреть, как "настоящая, взаправдашняя ведьма" творит свою волшбу. Собирать с них мелочь за "заговоры" и "заклинания" было одно удовольствие, но из-за громкой славы меня со спутниками не пускали на постой добропорядочные жители встречных деревень, так что нам все чаще приходилось ночевать под открытым небом. А после одного случая я и сама начала избегать населенных пунктов.

...Солнце закатилось за горизонт, окунув деревеньку с веселым названием Грязи и прилегающие окрестности в бездонную чернильницу. Название вполне оправдывалось большим количеством омывающих деревню болот, и стоило немалого труда отыскать для стоянки клочок сухой почвы, не занятой пашней или огородом — к счастью, нам удалось разбить лагерь засветло.

Как правило, мы не выставляли часовых, отлично помещаясь вчетвером под одним большим одеялом. Но в ту ночь Орлетте отчего-то не спалось и тревожили разные неприятные мысли, из-за чего она постоянно вскакивала и раздвигала мечом подозрительно шуршащие кусты. В результате один раз она случайно пнула лежащего с краю Иана, в другой, оступившись, ушла по колени в болотную жижу и начерпала полные сапоги. А с третьей попытки бдительный демарш увенчался успехом, и девушка-рыцарь торжественно вытащила из кустов потрепанного мужичонку с лопатообразной бородой мышиного цвета.

Вновь раздув почти погасшие угли костра, мы разложили для просушки воняющие тиной сапоги Орлетты, и приступили к допросу злоумышленника. Собственно, этот запах высыхающих сапог сам по себе уже был настоящей пыткой... Мне же во что бы то ни стало хотелось узнать, что из "добра" присмотрел себе грабитель — разве что нацелился увести коня?

Все оказалось проще и в то же время страшней: мужик получил заказ... на Найденку! Похитить ребенка ему приказала местная графиня — мать молодого графа, владельца деревни. Ослушаться приказа или хотя бы переспросить, зачем ей понадобился младенец, крестьянин не посмел, но, зная старую хозяйку, предполагал, что ее цели не имели ничего общего с альтруизмом.

Дальнейшее мне запомнилось смутно — кажется, я кричала нечеловеческим голосом и рассыпала из глаз голубые искры, рискуя поджечь торф. Пока друзья в четыре руки успокаивали разбушевавшуюся меня, оставленный без присмотра мужик не делал попыток дать деру: или сильно напугался колдовства, или за возвращение с пустыми руками ему была обещана кара более суровая, чем испепеление заживо.

А я уже совершенно не контролировала себя — вырвавшись из сдерживающих объятий, бросилась в болото, заставив Иана с Орлеттой исполнить дуэтом неподражаемый вокальный пассаж, но топиться не стала, ограничившись тем, что нарвала полную охапку осоки, не порезав при этом ладони каким-то чудом. Закутанная в грязную пеленку, болотная трава до чрезвычайности уподобилась спеленутому младенцу — "куклу" я вручила перепуганному мужику, и не слишком деликатным пинком направила на встречу с госпожой.

Мои спутники только хлопали глазами, следя, как я очищаю от травы и природного мусора небольшой участок мутной болотной воды, озаряемый неровным светом полыхающего на берегу костра. В неподвижной воде, точно в зеркале, отразился берег, осока и мое склоненное, искаженное судорогой лицо. А затем... Отражение подернулось рябью, и сменилось другим изображением, как будто всплывшим из глубин бочага: вид немного со стороны на лесную полянку, чуть побольше нашей, освещенную высокими факелами, воткнутыми в землю в смутно знакомом порядке.

— Пентаграмма, — прошептал заглядывающий через плечо эльф.

Я молча кивнула, не отводя взгляда от двух женщин в центре поляны, старой и молодой, внешне не очень похожих, за исключением совершенно одинаковых накидок до земли с глубокими капюшонами, откинутыми назад.

— Матушка, не надо! — простонала молодая.

— Цыц! — прикрикнула старуха. — Думаешь, окрутила моего сынка, и будешь теперь мной командовать?!

— Что вы, матушка! Но ведь это... тварь божья.

— Выродок безбожный, — фыркнула та. — Доживешь до моих лет, и поймешь, каково это — быть готовой на все, чтобы вернуть молодость и красоту! Хотя... в твоем случае — только молодость. Другого шанса может не быть: обычно они очень хорошо прячут свое потомство...

Вступив в световой круг, отправленный за младенцем крестьянин молча протянул старухе сверток. Взяв его на руки, как ребенка, графиня поморщилась:

— Страшный-то какой!

На долю секунды я решила, что в темноте случайно перепутала свертки. И не я одна: быстрее всех к оставшемуся подскочил Иан и, откинув одеяльце, едва не упал, опрокинутый звуковой волной. Найденка звучно протестовала против такой суматохи вокруг своей более чем скромной особы. Подхватив ребенка на руки, мальчишка принялся энергично его укачивать, напевая эльфийскую колыбельную.

Одновременно склонившись над болотным "оконцем", мы с Орлеттой гулко стукнулись лбами — снова посыпались искры. Прижимая к голове холодный плоский камень, чтобы не было синяка, я внимательно следила за происходящим на "экране": старая графиня сбросила накидку, скрывающую роскошное, расшитое драгоценными камнями, будто бисером, платье (но даже оно не красило покрытую пигментными пятнами сморщенную жабью морду). Затем распеленала "ребенка" — пук осоки. Впрочем, женщинам на поляне он явно казался чем-то другим. Молодая графинька всхлипнула, когда старуха достала громадный, совершенно изуверского вида нож, и наотмашь полоснула поперек пучка. Зеленый густой сок хлынул в подставленную золотую чашу. С глухим стуком невестка упала в обморок — про себя я решали, что может быть и пощажу ее, когда сотру с лица земли графский замок.

Когда чаша наполнилась до краев, старуха отбросила в сторону совершенно выжатый осоковый веник, и принялась шептать над сосудом, взмахивая руками. Травяной сок вскипел белой пеной (хотя огня под чашей не было!), и графиня, издав довольное горловое кваканье, приникла губами к золотому краю и сделала крупный глоток.

Брать Гримм, "Тысяча и одна ночь" и Гауф на сон грядущий явно не прошли даром: произошедшая со старухой метаморфоза разом заставила меня вспомнить все прочитанные в детстве и в более солидном возрасте сказки, и даже еще не написанные. Сперва по вполне понятной аналогии сморщенное лицо растянулось в стороны, сплюснулось, и превратилось в бородавчатую жабью морду. Как будто этого мало, за вытаращенными глазами поднялись остроконечные ослиные уши и коровьи рога, между которыми проклюнулось, вытянулось вверх и моментально обвесилось спелыми ягодами роскошное вишневое дерево (привет от барона Мюнхгаузена!). Немного погодя на кончике носа расцвел чудесный розовый поросячий пятачок, составляющий приятный контраст с зеленой бородавчатой мордой.

Со стороны графиня увидеть себя точно не могла — но, очевидно, разглядела козьи копыта на руках, потому что заорала не своим (равно как не принадлежащим ни одному из живущих на земле существ) голосом и принялась беспорядочно метаться по поляне, сбивая факелы.

— Вот что с людьми делает черная магия! — патетически воскликнула я, прежде чем окончательно вырубиться...

Глава 6.

Не знаю, как долго я спала — но, судя по тому, насколько мы успели удалиться от графского замка, пару дней точно. После прекращения "трансляции" Орлетта логично рассудила, что не стоит дожидаться ответной любезности от старой графини, и вполне профессионально соорудив волокушу из нескольких срубленных мечом молоденьких сосенок, по-военному быстро свернула лагерь.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась девушка, удостоверившись, что я окончательно пришла в себя и даже начала узнавать окружающих.

— Как принцесса на горошине! — прокряхтела я. Волокушу — одно из самых примитивных транспортных средств, никак нельзя было отнести к самым комфортабельным. На мой взгляд, карета и то лучше... Поэтому никто не удивился, что я первым делом потребовала себя отвязать, а вторым — есть. Бутерброды были готовы через полминуты: Орлетта орудовала мечом с молниеносной быстротой и почти молекулярной точностью. В то же горнило отправилось недопитое Найденой козье молоко и последний свадебный крендель — настолько черствый, что за последние дни к нему уже многие примерялись, но никто так и не одолел. Кажется, я проглотила его целиком, не жуя.

— Магия отнимает много сил? — сочувственно поинтересовалась леди рыцарь, когда я, отправив в рот последний кусок, собрала все оставшиеся в подоле крошки.

— Не знаю, никогда этим не занималась. Вон, у Иана спроси, это же он у нас разные умные книжки почитывает...

— Не занимаешься? — удивилась девушка. — А как же это — уши, рыло?..

— А ЭТОГО ничего не было! — припечатала я. — Мне все приснилось...

— А нам?

— И вам. Всем один сон. Надышались болотных испарений, вот и мерещилось всякое. К магии это не имеет никакого отношения!

— Ну... хорошо, — Орлетта с Ианом согласно закивали головами. Хорошие они ребята... Если бы также легко можно было договориться с самой собой!

"Болотные испарения" крепко ударяли в голову: я все еще нетвердо стояла на ногах, поэтому Найдену продолжала нести молодая рыцарша, и делала это очень бережно, будто держала в руках очень редкую дорогую вазу — словом, так, как надо. При этом у нее было такое испуганное ошарашенное лицо, при взгляде на которое невозможно было сдержать улыбку. Наверное, я выглядела точно также, когда Настасья в первый раз разрешила мне подержать младенца. А может, и еще заполошней.

Следующий привал устроили на берегу реки. Решив наловить рыбы на выломанную здесь же в орешнике удочку с крючком из рыбьей кости, Иан отправился вверх по течению. Спустившись ниже, Орлетта принялась тереть и чистить своего скакуна. Укачивая на коленях умытого, сытого, мирно посапывающего младенца, я любовалась почти что петрово-водкинским купанием гнедого коня и размышляла о вечном — о жизни.

Подозрительно легко давалось мне это путешествие. В прошлой жизни, наслушавшись завлекательных рассказов друзей и насмотревшись телевизора, я частенько мечтала проехаться автостопом по стране — но не решалась из страха попасть в историю. Еще свеж в памяти был рассказ одной знакомой, которая в летние каникулы отправилась на перекладных во Владивосток, к бабушке. И как на полдороги ей пришлось ночью бежать по автотрассе, а потом до утра прятаться в придорожных кустах. До ближайшего города Лариска добиралась уже пешком, потому что любая машина теперь пугала ее до судорог, и с первой же почты домой полетела телеграмма: "Приезжай и забери меня отсюда!" Мудрая мама выслала дочке денег на билет, и та вернулась из своего турне на поезде, бледная, запуганная, но живая и здоровая.

И если в этом мире не встречались озверевшие без женской ласки дальнобойщики, опасностей от того не становилось меньше: дикие звери, разбойники и всевластные в своих владениях помещики (порой похуже разбойников!). Да и опасность застудить почки или еще что из нужного во время ночевок прямо на земле не следовало сбрасывать со счетов. Наше же путешествие напоминало слегка затянувшийся пикник: сразу обзавелась новыми друзьями, первые встречные просто наперебой рвались оказать нам всемерную помощь и поддержку, как говорится, "под каждым им кустом был готов и стол, и дом".

Так может там, в своем мире я попросту умерла и попала в рай? Где одна за другой сбываются все мои мечты...Вот только недостаточно благочестивый образ жизни привел к тому, что исполняются они всегда в каком-то искаженном виде: мечтала "проиграть — так миллионы, полюбить — так короля" — пожалуйста! Радости только с этого... Расстройство одно. Мечтала быть не такой, как все, выделяться из толпы — ради бога, теперь вот точно ни с кем не перепутаешь, хоть волком вой...

Внезапно холодный фонтан, обрушившись на голову, вернул меня к жизни.

— Извини, — смущенно улыбнулась Орлетта: — Вырвалась!

— Ничего, в такую погоду даже приятно, — я отряхнула блестящие бриллиантовые капли с платья и одеялка Найденки: — Как, кстати, твою зверюгу зовут? А то даже неловко: так давно знакомы, а друг другу так и не представлены...

— Муся!

— Так это кобыла?

— Ну да. Они спокойнее и покладистее жеребцов. Мне ее совсем маленькой папа подарил, и позволил самой вырастить, объездить... Хотя, думаю, я и с жеребцом бы справилась!

Думаю, девушка-рыцарь отлично справилась бы не только с горячим жеребцом, но и с бешеным мамонтом. Лошадь и девушка в ореоле мелких сверкающих на солнце алмазиками брызг так и просились на картину, являя собой олицетворение природной гармонии и доброй силы... Еще неизвестно, которая из них получала от купания больше удовольствия!

— У меня когда-то тоже были короткие волосы. Пока придворную должность не заняла. А потом все наперебой стали твердить, что у такой знатной дамы и прическа должна быть соответствующая: высокая и пышная. Пришлось отращивать...

— А у меня наоборот, раньше была коса, — отозвалась из реки Орлетта.

— До пояса?

— Ха! До колен!

— Тяжелая, наверное...

— Ага! — с готовностью кивнула девушка. — Я еще перевязывала ее шнурком с железными шариками, и с разворота ка-а-ак!.. Или намотать на руку — и-э-эх!.. А потом за нее Лушка взялась: давай расчесывать по тыще раз в день, чтобы блестели, все повыдергала, а те, что остались, пришлось закручивать в бараньи рога. И голове тяжело, и не боднешь никого толком. Вот я в знак протеста и того... Мечом.

— Лушка?

— Ну, да — жена моего брата. Вообще-то ее зовут Лукреция, это мы так между собой.

— Ядовитая, должно быть, особа... — вспомнила я знаменитое семейство.

— Язва еще та, — подтвердила девушка. И усмехнулась: — А ты ничего! Я себе придворных дам представляла как-то иначе.

— Ты мне тоже нравишься, — искренне ответила я. — И я — не совсем типичная придворная дама.

— Ты согласишься стать моей дамой сердца?

Я даже поперхнулась от неожиданности. Не каждый день получаешь такие предложения!

— Даже не знаю... Надо подумать... Хотя... Ты ведь женщина!

— Но я женщина-рыцарь! А у каждого рыцаря непременно должна быть дама сердца, которой он будет посвящать свои подвиги и турнирные победы.

— И все-таки это как-то... Тебе больше подошел бы кавалер.

— Сила — главная мужская доблесть. Что ж, победив кого-то в честной схватке, я прикажу ему славить моего кавалера сердца, который еще сильнее меня?

— Э-э-э...

— Я сделаю себе плюмаж из серых перьев и привяжу на копье серый шарф.

— У тебя нет копья!

— Отобью у кого-нибудь! — отмахнулась девушка: — Победитель на турнире забирает себе доспехи и лошадь проигравшего.

Я честно попыталась вспомнить, когда в столице в последний раз проводился рыцарский турнир... Нет, не припоминается.

— Кроме того, я замужем!

— Разве это помешает нам дружить? — кажется, вполне искренне удивилась Орлетта. — Многие рыцари выбирают дамами сердца замужних женщин, а некоторые из тех, о ком написано в моей книге, даже не были лично друг с другом знакомы!

— Я вовсе не отказываюсь от твоей дружбы! Но дама сердца — это совсем другое... Вот, — внезапно меня озарила новая — нельзя сказать, что гениальная, но, несомненно, свежая мысль: — Хочешь в дамы сердца самую настоящую принцессу?

— У нее наверняка уже есть рыцарь... и не один, — нахмурилась та. — А что это за принцесса?

— Вот! — я широким взмахом руки обвела реку, берег с пасущейся козочкой и часть леса. Внимательно изучив глазами каждое дерево, каждую кочку, каждую ослепительно блестящую волну, девушка-рыцарь все равно не могла поверить собственным глазам:

— Коза?!

— Заколдованная принцесса, — поправила я. — Да, это она, наша Беляночка. Бедняжечка... Злой колдун превратил ее в бессловесное создание прямо на собственной свадьбе. А вновь вернуть человеческий облик ей поможет только... э-э-э... поцелуй настоящего рыцаря.

— Как же ее зовут?

— Не знаю, — фантазия пасовала. Да и эти аристократы, пусть провинциальные, наверняка знают если не в лицо, то хотя бы по именам всех домочадцев королей близлежащих государств.

— А что, сама заколдованная принцесса не помнит, как ее зовут?

— Наверное, помнит — только сказать не может. Вот ты сама, к примеру. Попробуй-ка изобразить курицу жестами!

Недоверчиво косясь, Орлетта зажала ладони под мышками и изобразила замороженную тушку бройлера, прикудахтывая с большим знанием дела — очевидно, графские отпрыски накоротке были знакомы с домашней птицей, встречая ее не только на тарелке под густым соусом.

— Отлично! Прямо как живая! А теперь изобрази... синхрофазотрон. Нет, не задумывайся, что это такое: хотя бы по частям, слогами!

Выдав благодарным зрителям несколько завораживающих па из Диснеевского танца скелетов, девушка сдалась и опустила руки:

— Нет, не представляю даже, как... А что такое синхрофазотрон?

— Э-э-э... Имя такое. Не принцессы, конечно.... Принца. Но как его показать при помощи одних рогов и копыт?

— Ме-мек! — подтвердила Беляночка. Будто поняла каждое слово.

— Но... я... — Орлетта смущенно потупилась: — Я ведь пока еще не то, чтобы настоящий рыцарь... Я надеялась... Своими подвигами заслужить посвящение!

— Да, проблема, — я задумчиво почесала нос. Найденка утвердительно чихнула: — Выходит, придется тебе совершать подвиги во имя Заколдованной принцессы. А когда мы прибудем во дворец, уверена, найдется немало посвященных рыцарей, готовых расколдовать прекрасную незнакомку!

Так и хотелось самой риторически вопросить: откуда в человеке берется столько вранья? Даже пальцы за спиной не скрестила, и не скраснелась... Самой противно!

— Я повяжу на шлем вместо плюмажа белую ленточку! — оживилась девушка-рыцарь, и опустилась перед козой на одно колено: — Вы позволите, ваше величество?

Беляночка милостиво повернула голову, разрешая отвязать с рога Ладину ленточку. У меня отвалилась челюсть — вот вам и простая коза!

— Пойду схожу... куда-нибудь, — уж, кажется, с Орлеттой можно говорить прямо, без иносказаний, но дурацкая привычка придумывать какие-то изящные обороты для обозначения совсем не изящных вещей буквально впиталась в кровь. Мои бывшие однокурсницы в таких случаях "пудрили носики", "подтягивали чулки" а одна даже "посещала уголок задумчивости". Но думалось мне и на ходу неплохо, припудрить носик в лесу можно было бы разве что дорожной пылью — на переносице ее и так скопился целый бархан, — а чулки в такую жару... Даже подумать страшно!

— Я тоже! — оживилась рыцарша. — Ваше величество?

Коза сделала вид, что не расслышала.

— По-моему, это дерево я уже видела... — я вовсе не собиралась никого укорять: хотя девушка-рыцарь и утверждала, будто в любом лесу ориентируется, как в собственном кармане, так что найдет дорогу обратно даже с завязанными глазами, но прошло уже добрых полчаса, как мы возвращались с пятиминутной "прогулки", и подозрение, что мы ходим кругами, постепенно перерастало в твердую уверенность.

Орлетта с ненавистью посмотрела на злополучную рябинку, вызывающе размахивающую надломанной веткой. Она сама ее надломила, когда мы вышли на этот обрыв в прошлый раз...

— Направо, — наконец, решила она. Мы уже поворачивали из этой точки налево и назад, так что выбор оставался небольшой — разве что прыгнуть с обрыва в реку. Сидящий на том берегу с удочкой Иан привычно помахал рукой. Как мы умудрились перейти через такой широкий водоем и даже этого не заметить? В следующий раз даже спрашивать не буду, сама сигану вниз с криком "Лови!"

Убедившись, что привлек наше внимание, эльф вдруг повел себя очень странно: отложил свою снасть и принялся быстро скидывать одежду. Господи, у нас в школе в кабинете биологии учебный скелет и то, кажется, выглядел более упитанным... К моему изумлению, Орлетта внезапно просияла и, ударив себя ладонью по лбу, также споро принялась разоблачаться.

— Ребята, я, конечно, понимаю, что вас внезапно охватила взаимная страсть, — осторожно заметила я, мелкими шажочками отступая подальше от очага безумия: — Но вам не кажется, что сейчас не самые подходящие для этого время и место?..

— Нет, — отмахнулась моя спутница. — Иан верно догадался — это нас лесной дедушка нарочно запутывает. Надо снять и вывернуть наизнанку всю одежду — тогда и морок спадет!

— Снять всю одежду? Так ради этого наверняка все и затеяно!

Пушистая еловая лапа качнулась в воздухе, и якобы невзначай ущипнула меня за нос колючими "пальцами". Ну, нет, нас так просто голыми ветками не возьмешь!

— А ну, дедушка самозваный, нежданный-негаданный! Выйди-покажись, на месте покружись — порадуй девушек зажигательным мужским стриптизом!

— У-у-у-у, ведьмы! — затрубил ветер в вершинах деревьев. Внезапным порывом широкий подол длинной юбки набросило мне на голову, а Орлетта буквально в последний момент успела схватить улетающую одежду. — Мой лесок палить?!! Самих вас за это сжечь давно пора!

— Ой! — ухватившись за тонкий ствол молодой елочки, чтобы не свалиться с обрыва, я попыталась извиниться — пожалуй, упоминать об огне в лесу и в самом деле как-то неэтично: — Я ж не в том смысле! Зажигательный — это от которого кровь закипает и на душе теплее становится.

— А стриптиз — чавой-то? — ворчливо поинтересовался почти человеческий голос.

— Ну... — в нескольких словах, как могла, я описала лесному дедушке сущность и технологию экзотического танца, вогнав в краску целомудренного рыцаря.

— Хе-хех! — развеселился леший. — Вот ведь выдумщицы! Надо будет кикиморам велеть камышин надергать и изобразить... Тогда и огоньками заманивать никого не придется — путники сами начнут в болото сигать, засмотревшись... Которые в штанах, конечно.

— Что?! — приняв одежный намек за неприличность в свой адрес, Орлетта автоматически схватилась за рукоять меча.

— Ладно уж, идите... Да с огнем не балуйте! — напутствовал нас лесовик. В следующее мгновение голова закружилась, точно при спуске на скоростном лифте, и мы с Орлеттой с размаху врезались в теплый лошадиный бок.

— И-го-го! — удивилась Муся, не ожидавшая, что на нее пойдут с тараном. Привязанная к моей спине на индейский манер Найденка негодующе взревела — как видно, тоже не пришла в восторг от экстремального путешествия.

Потери от приключения ограничились стоптанными подошвами и моральным уроном. Но с тех пор я больше не решалась отходить от лагеря в одиночку даже на пять метров...

Глава 7.

Путешествовать стало гораздо веселее — одни только реверансы Орлетты перед белой козочкой чего стоили! Мало того, что она обихаживала ее наравне с Мусей и расчесывала шелковистую шерсть собственным гребнем (хотела мой серебряный приспособить, да я вовремя заметила и не отдала). Но и в деревне, если кто-то из жалости пускал нашу пеструю (и, чего греха таить, не внушающую доверия) компанию переночевать на сеновале, всегда требовала предоставить "принцессе" самое удобное место — лучше всего в доме. От нее шарахались, но в ночлеге, раз пригласив, не отказывались: к блаженным на Руси всегда было особое отношение.

Даже Иан только головой качал, глядя, как Орлетта обхаживает Беляночку: то подсунет той пук вкусной травки, то украсит рога цветами... А когда он по-привычке принялся за дойку (и не мужское это дело, да мы с рыцаршей вовсе не приучены), девушка попросила:

— Не дергайте заколдованную принцессу так сильно... за вымя, — и мило покраснела.

Медленно, но верно мы своим ходом приближались к столице. За неимением карты дорогу уточняли во встречных населенных пунктах, а на развилках полагались на удачу. Стальные набойки-подковки на каблучках моих когда-то стильных туфелек стерлись практически на нет (эх, не изобрели еще в этом мире полиуретан!), а мозоли на пятках, напротив, огрубели, и я начала прихрамывать на ходу:

— Правду говорят, что чужие дети растут быстро, — проворчала я, укачивая Найденку. У младенца, очевидно, в этот день было особо общительное настроение: он агукал, пускал пузыри и пытался схватить меня за волосы а то и, если повезет, за нос.

— Что, уже начал своими ножками ходить? — лениво удивилась Орлетта.

— Если бы! Но с каждым шагом определенно становится все тяжелее...

Переночевав в деревне Изножье (дал же бог название!), где нас заверили, что до Страгорода рукой подать, и этой же рукой указали правильное направление, мы уже несколько часов шагали по дороге, неторопливо петляющей через открытое пространство по самому солнцепеку. Для профилактики солнечного удара я оборвала любовно пришитое Машенькой серое кружево шлейфика, и соорудила что-то вроде тюрбана, а также как могла прикрывала от обжигающих лучей младенца. Орлетта оторвала широкую полосу ткани от подола нижней рубахи и обмотала голову на манер пиратской банданы. Иану, кажется, все было ни по чем, Муся не жаловалась, Беляночка скакала козой.

— Давай я его понесу!

— А? — не сразу отреагировала я, сомлев от жары.

— Давай я ребенка понесу, — терпеливо повторил огромный, в холке выше козы, серый волк, незаметно приставший к нашему табору и трусящий в ногу с лошадью. Муся скосила на зверюгу недоверчивый взгляд, но не сказала ни слова и даже не ускорила шага — как будто не почувствовала никакой опасности. А у меня от резкого выброса в кровь адреналина аж ноги подкосились:

— И-и-и-и-и! — ни дать, ни взять — сирена, предупреждающая о воздушной атаке врага: — И-и-а-а-ан!..

Металлически лязгнув в ножнах, широкий меч блеснул на солнце, и юная амазонка выступила вперед, заслоняя всех грудью.

— Ох, — понурился волчара: — Я-то думал, вы нормальные...

С этими словами зверь спрыгнул с тропинки и скрылся в высокой траве.

— М-мне пок-казалось, или он... г-говорил? — запинаясь, поинтересовалась я.

— Мне тоже, — кивнула Орлетта. — Только я не расслышала, что именно!

— Он предложил помочь нести ребенка, — буднично сказал Иан. — А потом ты закричала.

— Ты, между прочим, мог бы и отозваться! Хотя бы из вежливости.

— Не успел. А что ты хотела?

— Чтобы ты ему сыграл, конечно! С волчихой у тебя тогда здорово получалось.

— Но это же не настоящий волк — на него музыка не подействует в полную силу.

— Нам что, всем головы напекло, вот и чудится одно и то же? — удивилась я. — Коллективная галлюцинация, морок?

— Да нет, обыкновенный оборотень.

— Может, для вас, эльфов, это и в порядке вещей, а вот я как-то не привыкла вести светские разговоры с волками ростом с теленка! — судя по тому, что Орлетта промахнулась, прежде чем убрать меч в ножны, и чуть было не вспорола собственное бедро, для нее такие встречи тоже были внове. Но отважная девушка быстро взяла себя в руки, и отобрала у меня Найденку. Довольно гугукнув, та попыталась ухватить за нос и ее, не дотянулась, и довольствовалась тем, что зажала в кулаке длинную прядь вьющихся каштановых волос. За последние недели шевелюра рыцаря отросла так, словно мы уже несколько месяцев топчем лесные тропинки в компании друг друга. Такими темпами она скоро косу не то что до колен — ниже пяток отрастит!

— Это напомнило мне одну детскую сказку, — девушка-рыцарь мягко, но настойчиво отобрала у младенца волосы и отбросила за спину, чтобы свободно болтающиеся кудряшки не вводили младенца в искушение: — Папа когда-то рассказывал. Про волка-няньку.

— О чем она? — поинтересовалась я. — Ни разу не слышала!

— Одной матери нужно было оставить ребенка на какое-то время, и она принялась искать для него няньку. Перебрала всех: корова не понравилась — слишком большая и неповоротливая, ненароком перевернет люльку, у козы грубый голос... Извините, ваше величество!

Беляночка коротко мемекнула, подтверждая, что все понимает и зла не держит — из сказки слова не выкинешь.

— В конце концов она перебрала всех животных и почти у каждого нашла какой-то недостаток. Остались только кошка и волк. Кошка лучше всех мурлыкала колыбельные песни. Но волк убедил женщину, что он сильнее, и сможет защитить малыша в случае опасности. Вот только когда мать вернулась домой, то ни ребенка, ни няньки не нашла...

— Какая страшная сказка, — я передернула плечами, и покосилась в ту сторону, где скрылся хищник: — А что, разве оборотни бегают днем?

— Конечно! — хором удивились мои спутники. Вот так, каждый день несет новое знание...

...А каждая ночь — новые тревоги. Любой шорох казался мне шагами подкрадывающихся лап, хруст ветки звучал как сигнал к атаке. Почти до утра проворочалась без сна, толкая коленями то Иана, спящего слева, то Орлетту, сладко посапывающую под правой рукой. Девушка-рыцарь уже не раз делом доказывала, что таинственное шестое чувство не даст ей спать спокойно, если рядом опасность — но поселившийся в подсознании страх отвергал все доводы рассудка, и позволил мне забыться тяжелым тревожным сном лишь под утро.

Я не проспала, наверное, и часа, а Орлетта уже настойчиво трясла меня за плечо:

— Что!..

— Тс-с-с! — она прижала к губам указательный палец, призывая к молчанию. — Пошли, покажу кое-что интересное!

Зевая во весь рот и искренне стараясь наступать не на все валяющиеся под ногами сухие веточки, я плелась по лесу вслед за бесшумно крадущейся Орлеттой, и завидовала Найденке, сладко спящей и даже, кажется, по-младенчески похрапывающей у меня на руках. Мысль о том, что мы бросили спящего Иана в лесу одного-одинешенька меня нисколько не тревожила — проще говоря, двум мыслям в одной умной голове становилось уже тесно. А в данный момент под моей черепной коробкой не было места и для одной — туда как будто мокрой ваты напихали.

Конечная цель пути оказалась чуть выше по течению той же реки, на берегу которой мы разбили наш лагерь, на вершине обрыва, подмываемого весело журчащей водой. Схоронившись под большой сосной, половина корней которой захватывала лишь воздух, мы залегли в засаде.

Вымокшая в мокрой росе и почти проснувшаяся, я огляделась по сторонам — если приподняться на локтях, с этого места можно было рассмотреть даже наш лагерь. Промахнуться взглядом мимо огромного цветастого квадрата, составленного из миллиона разноцветных кусочков ткани, было просто невозможно, одеяло так и притягивало взор. Показалось даже, что я вижу колышемый утренним ветерком пышный рыжий чуб... Но Орлетта властной рукой надавила мне на плечо, заставляя пригнуться, и указала на противоположный берег:

— Там!

Пришлось поднапрячь зрение. А когда я уже начала думать, что тревога оказалась напрасной, то вдруг заметила какое-то шевеление — кажется, кто-то продирался сквозь кусты. Медведь? Мелковат...

Невысокий (хотя с нашего берега и жираф мог показаться карликовым пони-мутантом) мужичонка в одежде камуфляжного цвета (или, что вероятнее, ни разу не стиранной с момента пошива), медленно выбрался из зарослей и пошел вдоль берега, вороша длинной палкой груды сухих листьев и хвои. Обычный грибник... Хотя.. Грибы не ищут, с такой страстью разгребая каждую встречную кучку перегноя — будто точно знает, что они там есть. И в руках у незнакомца ни корзинки, ни котомки для "добычи".

Монотонность и однообразность движений объекта наблюдения меня почти усыпили: шаг вперед, палка взъерошивает листья, наклон, внимательное изучение проверяемого участка, снова палка, внимательное разглядывание обнажившейся земли, шажок вперед... Но вот третья куча листьев, похоже, скрывала искомое: вздыбив лесной мусор при помощи своего нехитрого инструмента, мужчина внимательно пригляделся, и вдруг упал на колени, разгребая листья ладонями. Что он там нашел — с нашего берега разглядеть не представлялось возможным, но это точно были не грибы. Мне показалось, что он достал воткнутый в землю по самую рукоятку нож, затем еще один, после чего тщательно забросал это место листвой, как было, огляделся по сторонам и быстро нырнул в чащу. Странно — кому в этом мире, где хорошее ковкое железо для клинков деревенскими жителями ценится очень высоко, пришло бы в голову прятать ножи в земле, да еще под мокрыми листьями? Может, это что-то другое — оструганные палочки?

Полагая, что на этом происшествие себя исчерпало, я привстала, но Орлетта вновь пшикнула и указала вниз: на том берегу появилось новое действующее лицо... вернее, морда. Крупный серый волк (возможно, тот самый, заговоривший со мной вчера на дороге) беспечно бежал вдоль кромки воды. Остановившись, он жадно принялся лакать холодную воду, а напившись, неожиданно ударил передними лапами свое искаженное отражение в волнующейся глади, будто играющий щенок — разве что хвостом не вилял, — и принялся совсем по-собачьи отряхиваться, отчего оказался в самом центре облака блестящих брызг. Все правильно: позавтракал — умылся...

Добежав до того места, где безвестный кладоискатель сделал свою странную находку, волчок ловко подпрыгнул высоко в воздух, в полете ловко перекувыркнулся через голову (ему бы в цирке выступать!), и по другую сторону кучи листьев приземлился... Даже не знаю, как назвать — больше всего это существо напоминало Диснеевское чудовище, разве только без камзола: гуманоидное, прямо стоящее на двух ногах, выгнутых коленками назад, с непропорционально длинными (руками? передними лапами?), свисающими почти до земли, в плечах не то, что косая сажень — верста! А морда... вообще ни на что не похожа. Лучше на такое перед сном не смотреть.

Охнув, я вскочила на ноги: рядом поднялась Орлетта, и одним рывком достала меч из ножен:

— Вот он, подвиг! — с горящими глазами прошептала она, делая шаг вперед.

— Погоди! — я повисла на рыцарском плече, надеясь если не удержать силой, то хотя бы обратить на себя внимание и воззвать к разуму: — Нельзя вот так вот рубить с плеча! Если бы в округе хозяйничал злобный волк-оборотень, неужели жители той деревни упустили бы шанс пожаловаться ведьме? Да и мне самой вчера он показался довольно мирным...

— Может, пришлый? — пожала плечами Орлетта, но оружие, поколебавшись, опустила.

— Тем более, надо сперва разобраться! Узнать, откуда он взялся, много ли там таких... Может, у нас уже целые провинции пропадают, вырезанные волкодлаками, а король и не в курсе!

— Хорошо — тогда сперва ты колданешь и допросишь его хорошенько, а уж потом я... разберусь.

Пока мы препирались, несчастный оборотень выл и катался по противоположному берегу, то когтями пытаясь содрать пушистый волчий мех, то вновь и вновь прыгая через кучу листьев — но обратного чуда не происходило: очевидно, похищение ножей нарушило какой-то тонкий колдовской механизм.

— Пошли! — следующий шаг девушка-рыцарь сделала, уже крепко держа меня за руку. Неужели он собирается форсировать реку вброд?!

— Нет! — я уперлась каблуками. — Я боюсь высоты! И начерпаю полные туфли воды!

Ни слова не говоря, Орлетта наклонилась, неожиданно подхватила меня под коленки и резко рванула вверх: я и взвизгнуть не успела, как оказалась висящей вниз головой на широком рыцарском плече, придерживаемая одной рукой — второй она так же ловко подхватила Найденку. Не слишком приятное чувство полета, в прошлой жизни хорошо знакомое мне по катанию на эскалаторе (вот только никогда прежде не доводилось ездить в качестве багажа), сменилось еще менее приятным — полет закончился, и при приземлении-приводнении всех нас хорошенько тряхнуло. Острое кольчужное плечо буквально воткнулось мне в живот.

Сумев удержать равновесие после экстремального прыжка с четырехметровой высоты в реку с неизвестным рельефом дна, Орлетта сумела удержать равновесие и, не задерживаясь, побежала вперед, на другой берег. Глубина в этом месте не превышала полуметра, но этого было достаточно, чтобы сильно замедлить ее скорость — к тому же с грузом.

Очевидно, сидящий в кустах коварный похититель ножей принял нас за команду вызванных спасателей и, неожиданно почувствовав за спиной поддержку, с визгом выскочил из своего укрытия, чтобы напасть на оборотня. В руках мужика блеснула сталь — похоже, один из тех самых ножей.

Сама не знаю, как умудрилась заметить такие подробности, выглядывая из-под мышки бегущей девушки, но расклад мне очень не понравился. Напасть со спины, с ножом на безоружное, ничего не подозревающее чудовище?! Трюк, хорошо проявивший себя в лесу за разбойничьим лагерем, сработал и на этот раз:

— А ну, стой! Ой!.. — лязгнув зубами, я больно прикусила язык — не стоит так кричать на ходу. Приказ подействовал — "охотник" так и замер с занесенной рукой. Удивленно обернувшийся на шум оборотень вытаращил глаза на невесть откуда появившуюся за спиной живую статую, обошел вокруг, внимательно разглядывая и принюхиваясь, а увидев нож, зажатый в руке стоящего (как его парализовало от ужаса!) взревел нечеловеческим голосом, и попытался вырвать из сведенных судорогой пальцев холодное оружие.

— Стой, чудище безродное! — вступила в диалог с "подозреваемым" моя спутница. Аккуратно поставив меня на ноги уже на берегу и торопливо сунув в руки ребенка, она все-таки достала свой обоюдоострый инструмент: — Не тронь человека!

— Почему это безродное? — уже знакомым нам голосом вчерашнего волка обиженно протянул оборотень, но руку с ножом отпустил. — Макар я, Филипенков сын... А что вы здесь делаете?

— Так, просто мимо проходили! — глупо хихикнула я. После прыжков и скачков меня все еще плохо держали ноги — хотя сама я и не сигала с обрыва, но адреналина получила предостаточно.

Только Орлетту невозможно было сбить с толку:

— Зачем ты напал на этого человека? — сурово сведя брови на переносице, вопросила она.

— Я на него не нападал! — открестился чудовищный Макар. — Это он сам украл мои ножи! Я всего лишь хочу вернуть их обратно!

— А зачем ему твои ножи?

— Да откуда ж мне знать! — всплеснул руками-лапами недопревращенный оборотень: — Только вот мне без них теперь совсем никуда, ни взад, ни вперед... Это что я за чудовище теперь получаюсь?!

— Гм!.. — я покачала начавшего проявлять признаки неудовольствия младенца: — Как он доставал ножи, все мы видели. Но где доказательства, что они — твои?

— О, Господи! — чудовище возвело морду к небу: — Я же их сам у кузнеца заказал, ровно дюжину, сам в землю втыкал, сам листьями присыпал...

— Надо полагать, очная ставка с кузнецом ничего не даст...

— Не даст, — вряд ли оборотень прежде слышал такое выражение, но интуитивно догадался, что я имела в виду. — В таком виде кузнец меня точно не узнает. Надо ножи на место вернуть, тогда...

— Сперва надо выслушать противную сторону. Может, у него свои доказательства... Или уважительная причина: набрел на целую полянку грибов, а срезать нечем... — я обернулась к стоящему в агрессивной позе мужичку, и приказала: — Говори! Что ты здесь вообще делал, зачем взял чужие ножики?

Очевидно, звук моего голоса стряхнул овладевшее незнакомцем нервное оцепенение — он дернул головой, затем плечами, притопнул на месте, опустил руку с занесенным ножом, спрятал за спину и гнусаво затянул:

— Благодарствуем, отважные спасительницы! Не токмо за меня, убогого, но от всей деревни, коя стогном стонет, не знает, не ведает, как избавиться от этого горя-злочастия, зверя лютого в образе... зверином! Спасибо вам, сильномогучие богатырки! Вот только, по совести, шкура все-таки мне полагается, как поимщику. А голову, так и быть, себе забирайте.

— Какую голову? Чью шкуру? — в один голос воскликнули мы с Орлеттой.

— Оборотня злыдейского! — патетически воскликнул мужичок, с отмашкой указывая на застышего столбом от изумления и возмущения Макара: — Сколько жизней невинных, гад, загубил, сколько кровушки выпил! Спасибо девицам-красавицам...

— Так красавицы или богатырки? — с трудом сдерживая смех,уточнила я.

— Э-э-э... одна красавица, другая богатырка! — выкрутился скользкий, как угорь — то ли подозреваемый, то ли свидетель, то ли истец.

— Так я что же, выходит, уродина? — обиженно протянула Орлетта, и медленно подняла меч.

— Обе! Обе красавицы! — перебегая глазами от одной к другой, просипел подхалим: — Одна умная, другая сильная!

— Так, выходит, я дура?!

— А я — хилая?!

— Уходит!

Мы резко обернулись — но оборотень стоял на прежнем месте. А вот хитрый мужичок попытался скрыться — но где там! Великолепным броском девушка-рыцарь достала негодяя — сбитый с ног прицельно попавшей сосновой шишкой, тот упал на сыру землю, и притих.

— Куда ж это мы бежим? — подойдя поближе, я достала из разжавшихся пальцев нож — обычный, хлебный, с круглой деревянной ручкой, на которой с одной стороны было коряво нацарапано "МАКАР", а с другой — "ВОЛКЪ".

— Что ж ты сразу не сказал, что твои ножи подписаны? — повернулась я.

— А вы разве умеете читать? — в свою очередь изумился оборотень.

— Ведьмы! — простонал пришедший в себя охотник за шкурой неубитого оборотня.

— Поправочка, ведьма — только я. А моя подруга — рыцарь. Так что отдавай второй нож по-хорошему, все равно тебе от нас не уйти!

Сердито зыркая, мужик достал из-за пояса и протянул мне нож — точный близнец первого.

— Что же ты только два взял? Или надеялся, что если понемножку, то никто и не заметит?

— Потом бы остальные забрал, — неприятный субъект смачно сплюнул на землю: — Давно я уже эту тварь выслеживал, ночи в засаде просиживал... Сухой коркой пропитался...

"Следопыт" скосил взгляд, но не заметив на наших лицах сочувствия, продолжал уже другим тоном:

— За шкуру-то волчью в Старгороде завсегда свое получить можно. А он, хоть и не нападает...

— Так до Старгорода уже недалеко? — обрадовалась я.

— Рукой подать! Могу проводить, недорого! — оживился корыстолюбец.

— Но-но! — Орлетта похлопала плашмя мечом по бедру. — Значит, говоришь, не нападает?

— Чисто блаженный, — кивнул мужик, следя за кончиком меча, точно загипнотизированный кролик за змеиным языком: — То девок или баб, в лесу заплутавших, к жилью выведет, то корову, от стада отбившуюся, найдет да домой пригонит. Ну, как собака! А то — с детишками играет... тьфу!

— Это правда? — строго поинтересовалась я у оборотня. Тот сокрушенно развел руками-лапами:

— Что я, зверь какой?

— Чем он вам помешал-то? — этот вопрос адресовался снова "добытчику".

— Шкура ведь! — удивился тот моей непонятливости.

— Но если оборотня убить в волчьем обличье, он после смерти все равно оборачивается человеком, какая уж тут шкура!

— Я этого не знал, — охотник на нечисть сердито нахмурился. То ли обиделся на судьбу-злодейку, то ли небезосновательно подозревал меня в обмане.

— Радоваться надо, что не убил односельчанина зря! — назидательно заметила я. — В смысле, даром.

Он продолжал выжидательно смотреть на нас будто надеясь на чудо или, в крайнем случае, фокус.

— Свободен, можешь возвращаться обратно в деревню, — для самых понятливых перевела Орлетта.

— А как же оборотень? — не сдавался упрямый мужик.

— С оборотнем я разберусь отдельно.

— Так может, мне... Того-этого... За поимку живьем... Награду?

— А за попытку убийства — на каторгу! — вставила свое веское слово рыцарша. — Или клади руку на пень за браконьерство. Есть у тебя графское разрешение на добычу волка? Ты, мужик сиволапый, думаешь, что в лесу и закона не существует?!

Повелительные графские нотки в голосе — а пуще того лязг полувытащенного и вновь вложенного в ножны меча, — подействовали на крестьянина в разы сильнее любых разумных аргументов. Втянув голову в плечи и бормоча под нос неразборчивые ругательства, он развернулся и скрылся в лесу.

— Ну, зверь невиданный, чудище лесное, — я обратилась к оборотню. Помнишь, куда ножи втыкать?

Толстыми, как сосиски, пальцами тот указал на отпечатки в земле, где прежде торчали похищенные клинки.

— Не знаю, подействует ли, — с замиранием сердца я вложила лезвия в "ножны". Зияющие пробелы в ровном ряду подписанных рукояток ассоциаций с выбитыми зубами в здоровой челюсти... Не вызывали. У кого вы видели такие редкие, желтые деревянные зубы?

Восстановив нарушенную симметрию, я отошла в сторону. Оборотень разбежался, прыгнул, в полете перекувыркнулся через голову и приземлился уже в человеческом облике Неожиданно узрев прямо перед собой абсолютно голого мужчину, отважный рыцарь вздохнула... и упала в обморок.

Не скажу, что в своем родном мире я видала такое каждый день, но на пляже бывать приходилось. А что там за разница — одной ладошкой прикроешь! Оборотень заслонился сразу двумя и, развернувшись, ногой принялся неловко ворошить соседнюю груду лесного мусора. Вместо того, чтобы деликатно отвернуться, пока стеснительный оборотень спокойно отыщет и облачится в предусмотрительно припрятанную одежку, я продолжала пялиться самым бесстыдным образом, с восторгом ученого, обнаружившего, что между молекулами тоже бывает любовь.

Придя в себя, затуманенным взглядом Орлетта узрела тыльную, не более одетую, часть перекинувшегося оборотня, и снова попыталась упасть в обморок.

— Что же ты за рыцарь такой, что тебя голой... хм.. тылом напугать проще, чем волком! — посетовала я.

— Это просто... От неожиданности. Я еще никогда...

— Надо тренировать нервную систему! Если собираешься совершать подвиги, будь готова к любым неожиданностям.

— Я готова.

— Одежда пропала! — обернувшись, развел руками Макар. Стук, с которым твердая рыцарская голова ударилась о сыру землю, показала, что готовность — понятие относительное.

— Наверное, тоже этот ваш односельчанин прихватил, — раскинула дедукцией я.

Спохватившись, оборотень быстро прикрылся ладошками, и виновато покосился в сторону лежащей Орлетты:

— Сейчас переставлю ножи, перекинусь и сбегаю в деревню, разживусь каким-нибудь половичком, прикрыться...

— Ваши соседи настолько привыкли к визитам волков?

— Может, не заметят? — наклонившись, он принялся один за другим вытаскивать ножи. Извлеченные столовые приборы он неловко зажимал локтем или подмышкой, и неизбежно ронял.

— Зачем их переставлять? — заинтересовалась я.

— Потому что если дважды перекинуться зверем на одном и том же месте — превращение станет необратимым, — терпеливо пояснил Макар. Неловко дернув рукой, он порезался об острое лезвие и, изогнувшись с несвойственной человеку ловкостью, принялся зализывать длинную, наливающуюся кровью царапину на ребрах.

— Давайте проще: сейчас сходим в лагерь, и вы возьмете наше одеяло. Оно большое, так что спокойно дойдете до дома, и переоденетесь. А потом вернете.

— Удобно ли это?

Все лучше, чем, угрожая зубами, стянуть с кого-нибудь штаны. Или вы с вчерашнего на заборе нарочно запасные развесили? Ну, давайте вброд — забирайте левее, вон, где дымок!

Иан уже проснулся и раздувал потухшие угли вчерашнего костра. Казалось, юный эльф нисколько не удивился, что мы с Орлеттой ушли куда-то ни свет, ни заря, а вернулись мокрые до колен в сопровождении пунцового незнакомца, стыдливо прикрывающегося листиком лопуха. Причем леди рыцарь так и шла с крепко зажмуренными глазами, положив руку мне на плечо, чтобы не сбиться с пути. Промолчал он и когда я протянула неожиданному гостю наше единственное громадное одеяло.

— Я отдам! — торжественно пообещал тот, завернувшись в подобие пестрой лоскутной тоги. Любой древний грек или римлянин при виде такой скончался бы на месте от зависти...

Глава 8.

Не смотря на уверения местных, что до Старгорода рукой подать, уже стемнело, а мы так и не достигли высоких городских стен. Впрочем, мы могли запросто проскочить мимо, не заметив города — я не так уж часто выходила за его пределы, чтобы "в лицо" узнавать каждый холм, горушку или приметное дерево. Размерами столица почти не превышала крупное село — разве что дома повыше и располагаются кучнее. С утра надо будет уточнить азимут у первого встречного. А пока предстояла суровая ночевка без одеяла...

Устроившись у разгорающегося костерка, я достала из котомки пупырчатый грунтовый огурец — в последней деревне благодарный крестьянин, которому я "заговорила от угона" любимую кобылу, отвалил целых полмешка. Огурцы здесь выращивались без теплиц, прямо под открытым небом на длинных, обильно унавоженных грядках, и созревали в товарных количествах. На продажу конечно шли только самые лучшие, одного размера, формы и цвета, на подбор, все же остальные селяне потребляли сами, а излишки отправляли в компост... Или отдавали в качестве гонорара бродячей ведьме, которой не к лицу перебирать харчами. Соответственно и меня совесть за обман почти не мучила, тем более не очень верилось, что на колченогую лошадку найдутся охотники. О "кавалерийской походке" я много слышала, а вот кобылу с ногами, изогнутыми так, точно она пыталась обхватить ими невидимую бочку, видела впервые.

Погода стояла замечательная, так что наша дружная компания вот уже несколько дней в полном составе сидела на огуречной диете: по килограмму на брата (и сестру) вместо завтрака и обеда, а на ужин только полкило — нечего нажираться перед сном... Если это хотя бы в половину так полезно, как говорят, нас не то, что никакие болезни в ближайшие десять лет не возьмут — мы сами начнем лечить одним прикосновением, потому что при виде такого железного здоровья все микробы тут же покончат с собой от бессилья и обиды.

В моем сознании (как, наверное, и у всех моих современников) свежие огурцы были неразрывно связаны со свежими же помидорами. Он и созревают почти одновременно, и на рассаду выращиваются на соседних подоконниках, и в салате неразлучны. Здесь же о томатах ни один крестьянин слыхом не слыхивал! Вот картошку выращивали — правда, только в королевском саду и исключительно ради изысканных (прости, Господи!) цветов. Я чуть не расплакалась от счастья, когда прошлой осенью случайно нашла эту грядку, и садовник твердо пообещал, что этой весной высадить абсолютно все клубни, какие созреют, чтобы после уборки урожая я могла побаловать себя жарехой с грибами. Надеюсь, маленькое недоразумение во время игры в снежки не поколебало его решимости, и клумбарь не решится из чувства мести в этом году ограничиться розами! В любом случае, мама бы мной гордилась — они с отцом каждый год самоотверженно горбатятся на картофельных грядах с мая по октябрь, игнорируя все заверения родных и знакомых что купленный в магазине картофель выходит дешевле...

— Ай! — я подскочила на месте и сердито покосилась на Орлетту, потирая локоть.

— Извини, — без тени раскаяния пожала плечами та. — Просто ты уже долго сидишь и смотришь на огурец так, будто гадаешь: снится он тебе или нет?

— Я философ, которому снится, что он бабочка, или бабочка, которой снится, что она — философ?..

— Что?!

— Да так, вспомнилось... Из прошлой жизни.

Я доела огурец, но так и не пришла к окончательному выводу: происходит ли все это на самом деле, или является плодом воображения, а в реальной жизни я просто получила в подъезде по башке от неизвестного злоумышленника, и теперь валяюсь в коме, подключенная к системе жизнеобеспечения? На редкость подробная и реалистичная получается галлюцинация...

Внезапный шум заставил нас разом обернуться в сторону лесной чащи, а в следующий миг его источник вырвался на поляну и пронесся по ней точно настоящий мини-торнадо, разметав в стороны костерок. Разлетевшиеся перепуганными воронами головни только чадили, не давая света и не позволяя разглядеть страшное чудовище, состоящее, кажется, из двадцати когтистых лап, миллиона сверкающих в темноте зубов и десятка светящихся глаз. Послышался звук выныривающего из ножен меча, а затем мне в живот врезалось пушечное ядро и опрокинуло на спину, выбив весь воздух из легких. Подозрительно знакомый голос взвился над лагерем:

— Скорее! Бегите! Спасайтесь!

— Что случилось?! — сбросив с себя туго скрученное валиком и перетянутое шпагатом одеяло, я снова села и попыталась ухватить за ухо беспорядочно мечущегося оборотня. Тот ловко увернулся, продолжая завывать нечеловеческим голосом, а затем, видя, что мы не торопимся бросать все и сниматься с насиженного места, чтобы избежать неведомой опасности, подбежал к Найденке, зубами ухватил весело хохочущего младенца за рубашонку, рывком поднял в воздух и со своей ношей скрылся в лесу.

Вот тут меня подбросило вверх сильнее, чем до этого опрокинуло на землю вылетевшим из темноты одеялом. Не помню, как взлетела на лошадь — очень может статься, что и буквально. Во всяком случае, стременами точно не пользовалась: Орлетта уже успела расседлать верную Муську — но, к счастью, пока не стреножила. Впрочем, как ни быстро я отреагировала на волчью выходку, девушка-рыцарь оказалась быстрее, и заняла место спереди, ближе к лошадиной шее. Иан же, кажется, просто перешагнул лошадку, и неведомым образом умудрился втиснуться между нами. Мускулистая Муськина спина в самом тонком месте была не уже обеденного стола, примостившись же на крупе я впервые в жизни без подготовки и предварительной растяжки села на шпагат.

— Держись за мою талию! — обращаясь непонятно к кому крикнула Орлетта, и пустила коняшку вскачь.

Без ложно скромности должна заметить, что верхом я держалась как настоящий джигит — метров сто... А затем пальцы скользнули по кожаной безрукавке, Муська дернула задом и неожиданно выскочила из-под меня, как тот мотоцикл из-под печально известного мультяшного волка. Сдавленно пискнув, я взлетела в воздух — лошадь успела набрать порядочную скорость, и не собрать мне костей, если бы не благословенные пауки с неведомого экзотического острова: взметнувшийся выше головы подол широкой юбки прочно зацепился за нависающую над дорогой крепкую ветку, так что вместо того, чтобы упасть, я повисла между небом и землей, точно огромная и нелепая елочная игрушка, резкими рывками покачиваясь вверх и вниз.

Кое-как извернувшись и вытянув носочки я сумела кончиками пальцев — вернее, туфелек, — дотянуться до земли. Но зацепиться было нечем, и я вновь взмыла вверх. Опять вниз... Вверх... Вниз... Вверх... Каждый раз меня подбрасывало все ниже, а опускало все плавней — впору укачаться и уснуть.

Кричать и звать на помощь я не стала — моим спутникам сейчас гораздо важнее догнать волка с девочкой. Кто его знает — не возобладают ли звериные инстинкты? Неведомой опасности, о которой предупреждал оборотень, я не боялась — кто посмеет угрожать ведьме? Я настолько уверенно научилась грозить "Превращу в жабу!", что сама почти поверила, что действительно на это способна.

Постепенно колебания почти угасли, и я повисла в воздухе, слегка покачиваясь вверх-вниз, точно марионетка. Только не на шпагате, а на полосе ткани... Ну, и где же этот неведомы враг, от которого мы в такой спешке драпали?! Похоже, могли и не торопиться, убежали бы утром, без спешки.

Со скуки я принялась экспериментировать: оказывается, если махать ногами, то начинаешь крутиться вокруг своей оси. А еще можно раскачиваться взад-вперед, как на качелях... Паутина в полной мере демонстрировала, на что способна и для чего создана на самом деле. Ветка неизвестного дерева прогибалась, но не ломалась. Висеть мне тут, похоже до скончания века:

— Эй! Дедушка! Может, пошутили — и хватит?! — находиться между небом и землей с задранной выше головы юбкой мне, мягко говоря, совсем не нравилось. — Отпустите меня! Я знаю, вы можете!

Лес вполголоса хохотнул мужским басом. Шуточки, понимаешь... Виси, ведьма, как сало для синичек!

В очередной раз взбрыкнув в воздухе ногами, я развернулась на 180 градусов. Налетевший порыв ветерка надул пышную юбку на манер паруса.

— Ха! — чтобы затормозить вращение, пришлось широко растопырить в стороны руки.

Наверное, именно так и представляли себе настоящую злобную ведьму крестьяне: лохматая, страшная, парящая над землей в ореоле расходящихся черных даже на фоне непроглядной ночной тьмы лучей (вставные юбочные клинья). Во всяком случае, с этой ночи так оно и будет — по выражению вытаращенных глаз вооруженных факелами, донельзя воинственных селян становилось понятно, что увиденное они забудут ох, как нескоро... Если такое вообще можно забыть.

— Ха-ха-ха-ха! — последний раз я тренировала "зловещий смех" в пятом классе школы, на Хэллоуин, и даже получила тогда специальный приз, хотя и пришла совсем без костюма, утверждая, что изображаю "скрытое зло вообще". Но есть вещи, которые не забываются, как умение кататься на велосипеде: казалось, вместе со мной хохотала вся чащоба. Утробно гоготали сосны, тоненько повизгивали от смеха кусты шиповника, шипяще смеялись ягодные полянки, потряхивая зелеными шариками неспелых плодов. Земляника скоро пойдет...

"Отважные охотники на нечисть" смело замерли, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Понятно, отчего они так задержались — мародерствовали в покинутом лагере, разворовывая все, что не было прибито гвоздями. Один тащил в охапке многострадальное стеганное одеяло, другой перекинул через плечо сумку с оставшимися огурцами, третий нежно обнимал рыцарский шлем, не догадываясь водрузить его на голову — словом, понемногу хватило каждому.

— Ну?! — затянувшаяся пауза начала меня утомлять. Да и, того гляди, новый порыв лесного сквозняка раскрутит меня в обратную сторону, и разворачивающая в жанре хоррор сцена приобретет комическую окраску. — Вы кого-то искали?

— А-а-а-а! — дружно заорав в один голос, крестьяне мгновенно вновь обрели утраченную было подвижность, и припустили наутек, не выпуская из рук добычу. Качнувшись на ветке, в последний момент я все-таки ухитрилась выхватить сверток с одеялом. Обслюнявленный волчарой, фу! Но это усилие оказалось роковым.

Нет, паучья ткань не подвела — с треском расползлись буквально по ниточке вставные клинья из тафты. Большая часть юбки опала вниз, меня же закрутило юлой. Вращение остановилось только тогда, когда единственная длинная полоса ткани, надежно зацепившаяся за прочный, чтобы ему сгореть, сучок, закрутилась тугим жгутом. Две секунды она как будто раздумывала, что делать дальше, а затем яростно принялась раскручиваться в противоположную сторону.

К тому времени, как заметивший потерю бойца отряд вернулся по собственным следам, я пережила шесть или семь закруточно-раскруточных циклов, и чувствовала, что полностью готова к полетам в космос. Никакая центрифуга, никакая невесомость мне уже не страшны!

— Ну, ты даешь! — покачала головой Орлетта, легко высвобождая меня из ловушки.

— Спасибо! — поставленная на ноги, я тут же приземлилась на пятую точку — немилосердно кружилась голова, пьяные деревья водили хоровод и вскидывали стволы в горячем канкане... никогда в жизни больше не сяду на карусель! Даже смотреть со стороны не буду... Вспомню — и то тошно.

— Подсадить тебя на Муську? — сочувственно предложила подруга. — Все равно сейчас другого груза больше нет.

— Седла ведь тоже нет, — снизу отозвалась я. Стоило оторвать ладони от земли, и весь мир начинал кружиться и вертеться перед глазами.

— А я одеяло подстелю, — заманчиво предложила она. — Давай-давай, запрыгивай! Как-то не хочется здесь надолго задерживаться — вдруг они опомнятся и вернутся?

— Кажется, мне удалось нагнать на них страху!

— Уверена, что удалось: я сама чуть не поседела, когда увидела, как ты там висишь. Но ведь их много, а большой компанией проще справиться со страхом.

Вместо седла или попоны Орлетта накинула на Муськину спину сложенное по диагонали одеяло и связала концы на шее, так что лошадь словно накинула на плечи пеструю цыганскую шаль. Мягкая лоскутная спина неожиданно оказалась довольно удобной, так что я не съезжала на сторону даже без стремян — может, просто научилась наконец-то ездить верхом?

Чтобы справиться с непрекращающимся головокружением, я крепко зажмурилась и обхватила руками могучую лошадиную шею. Широкая тропа, по которой мог проехать всадник, шла прямо, не сворачивая, не разветвляясь и не пересекаясь с другими, так что нам не приходилось останавливаться и кидать жребий, выбирая правильный путь. Еще проще было бы, если бы мы вообще не сворачивали со Старгородского тракта... Зачем я только поверила тому аборигену, утверждавшему, что по тропе через лес мы срежем путь и выгадаем как минимум пару дней!

Равномерная лошадиная поступь убаюкивала. Качающий на руках Найденку Иан тихо напевал что-то по-эльфийски (а может, просто мычал без слов). Даже без музыки получалось просто волшебно. Ведя Муську в поводу, Орлетта увлеченно расспрашивала бегущего в ногах Макара о подоплеке оборотничества: что он чувствует, когда перекидывается животным, может ли на равных разговаривать с другими волками, и обязательно ли превращаться именно в волка, а не в медведя — или это зависит от характера человека? Тот охотно и подробно отвечал. Для меня стало настоящим откровением, что, оказывается, один и тот же человек легко может перекидываться по своему выбору хоть в волка, хоть в медведя, хоть в лиса — все зависит от количества ножей. А о петухах-оборотнях мне вообще никогда прежде не приходилось слышать...

Глава 9.

Я не заметила, как заснула — сказалась проведенная без сна ночь... Зато очень хорошо запомнила момент пробуждения: схваченная за повод чужой рукой, Муська недовольно мотнула головой. Разжав руки, мое безжизненное тело мешком свалилось на сыру землю...

— Здравствуйте, люди добрые, — неуверенно пропищала я, обращаясь к двум парам сильно разношенных мужских сапог: одни сильно просили каши, во всей красе демонстрируя грязные пальцы хозяина — похоже, сапоги и при жизни были малы ему как минимум на два размера.

— А мы недобрые, — басовито хохотнули сверху, после чего сильные руки властно обхватили меня за плечи и поставили вертикально. Голова больше не кружилась — но мне все равно захотелось зажмурить глаза и никогда их больше не открывать. Таких разбойных рож я не видела с прошлой зимы, когда королевская гвардия обезвредила банду Отчаянного Тимохи.

— Это — наша дорога! — без лишних предисловий буркнул второй, чьи сапоги не так сильно выпячивали его пролетарское происхождение — но, возможно, сильнее жали. — Платите за проезд!

— Сколько? — непонятно зачем поинтересовалась я.

— Сколько не жалко, — издевательски протянул первый, поигрывая утыканной гвоздями здоровенной дубиной — этакий моргенштерн: — Все это сугубо добровольно!

— Э-э-э... А дело в том, что у нас... Так уж получилось... Совсем ничего нет — нас уже ограбили, буквально вот только что!

— Отдавайте лошадь, — разбойник вновь дернул Муську за повод и та, сердито дернув головой, попыталась укусить его за ухо, но он успел увернуться.

— Уж женщина всегда найдет, чем расплатиться, — глумливо заметил второй, оценивающим взглядом оглядел нас с Орлеттой и восхищенно прицокнул языком — похоже, рыцарша ему больше понравилась. Не испытывая ответного восторга, девушка схватилась за меч, но даже не успела вытащить его из ножен, сбитая с ног метким ударом по голове. Из предрассветной темноты выступили еще пять злоченцев и окружила нас со всех сторон. Я икнула от неожиданности, а Макар зарычал, бросился на ближайшего и попытался укусить того за ногу, но отлетел в сторону, отброшенный метким ударом дубины, и остался лежать без движения.

— Макар!! Ах вы, волки позорные!!! — вызверилась я. Терпеть не могу, когда обижают детей и беззащитных животных, и сейчас почувствовала в себе силы разорвать этих негодяев голыми руками. Как ни странно, разбойники, наверняка повидавшие в жизни много чего в разы страшнее рассерженной девушки, в замешательстве и как будто в испуге попятились, увеличивая диаметр окружения.

— Отставить! — на арене появилось новое действующее лицо — плечисты богатырь, в отличие от своих заросших спутников, гладко выбритый, но от того не менее страшный: — Успокойся, ведьмочка, с собачкой все в порядке!

— Это волк! — в запальчивости выкрикнула я, не задаваясь вопросом, откуда это разбойник меня знает. Впрочем, нечасто, должно быть, по тракту разгуливают эльфы, ведьмы и дамы-рыцари, а сарафанное радио во все времена работало без перебоев, так что узнать нашу пеструю компанию по описанию не составляло труда.

— Тем более, — разбойник качнул головой, указывая в сторону, куда отлетел Макар. Тот и впрямь уже приподнялся на лапах и ошалело тряс головой, будто не понимая, кто он, где находится и жив ли еще.

— Вы уж извините моих ребят, — продолжал расшаркиваться незнакомец, — у них своеобразное чувство юмора. Дикие люди, неотесанные крестьяне!

Рядовые разбойники смущенно попрятали суковатые палки за спины и, демонстрируя дружелюбие, оскалились в щербатых улыбках — к счастью, на 90% скрытых густыми бородами.

— Э-э-э... Ну... хи-хи... — я пристально вгляделась в лицо главаря, и мысленно попыталась представить его себе с короткой стрижкой или длинной бородой. Фантазия пасовала, так что пришлось пустить в ход руки — вытянув перед собой ладони, заслонить слегка озаренное лунным светом лицо. Не может этого быть!

— Хри-и-и... — пропищала я, веря и не веря собственным глазам: — Па-а-а?!.

— Атаман Хрипатый, — наклонил голову разбойник. — К вашим услугам!

— Но... Как?!.

— Вашими молитвами, госпожа ведьма! — атаман усмехнулся собственной шутке.

— Это невероятно! — я боролась с сильнейшим искушением ткнуть разбойника пальцем в шею, чтобы проверить, не обман ли это зрения. Но голос! — А где Тимоха Отчаянный?

— Наши пути разошлись, — Хрипатый помрачнел, а прочие разбойники теперь смотрели на меня с неподдельным уважением: — Не хотите погреться у огонька?

Остальные, быть может, не очень-то хотели, но у меня просто руки чесались осмотреть подозрительную шею при более ярком свете — и потрогать, чтобы убедиться, что это на самом деле не обман зрения. Вытянувшись по тропе длинным караваном, мы направились в тайное разбойничье убежище — не в плен, а в гости. Даже как-то странно...

Как видно, молодая неоперившаяся банда пока не успела обзавестись хозяйством, и лагерь представлял собой всего лишь несколько собранных на скорую руку шалашей вокруг костровой поляны. С другой же стороны, обжились основательно, раз не боятся огонь ночью разводить — аппетитно булькающий котелок распространял вокруг аппетитные мясные ароматы. Как видно, лихие лесные мужички расставляли капканы не только на проезжающих купцов, но не брезговали и дичью помельче.

Разбойное гостеприимство отличалось хлебосольством: каждому из нас вручили по щербатой миске с деревянной ложкой, в темноте производящих впечатление чистых. Голод — лучшая приправа, после целого дня на ногах и ночных приключений похлебка показалась нам прекрасней любого из изысканных кушаний с королевского стола. Даже Макар в своей волчьей ипостаси, с презрением отодвинув лапой ложку, принялся жадно глотать горячее варево.

— На мне все заживает, как на собаке, — пояснил он, перехватив мой взгляд, — вот и голод собачий.

Похлебка валила с ног почище снотворного. В дороге нам нечасто перепадало отведать горячего — не было котелка, а крестьяне, охотно делясь сухим пайком, не торопились приглашать ведьму к столу вместе с собой. Накрывшись взятым с боем лоскутным полотнищем, Иан с Орлеттой, трогательно обнявшись, посапывали в унисон и убаюкивали Найденку. Муська спала стоя, я Макар с Беляночкой лежали, свернувшись тугими калачиками. Я почему-то думала, что козы тоже стоят во сне...

Но мне не спалось — любопытство глодало почище голодной собаки, подпинывая под бок и не давая ни лежать, ни сидеть спокойно. Устав бороться, я поднялась и пересела поближе к костру.

— А... Можно посмотреть?

Усмехнувшись, атаман задрал подбородок и продемонстрировал покрытую густой жесткой щетиной, но гладкую, без единого шрамика, шею. Я недоверчиво провела пальцем — разбойник фыркнул, сдерживая смех. Даже то, что сделала с распоротым горлом (по слухам, без всякого наркоза) безвестная старуха, моя предшественница в должности разбойной ведьмы, при современном уровне медицины казалось настоящим чудом. В моем родном мире, пожалуй, смогли бы еще убрать внешний шрам, пересадив кусок гладкой кожи с какого-нибудь незаметного места, но как восстановить связки и голос?!

Видно, последний вопрос я невольно высказала вслух — разбойник снова хохотнул, на этот раз не от щекотки, и с гордостью похвастался:

— Хоть в церковном хоре пой! Только зелено вино теперь душа не принимает, сразу хрипеть начинаю, как прежде. Ребята думают, за это меня Хрипатым и прозвали.

Очень хотелось спросить, что за волшебник и где таким чудесным образом прооперировал атамана (профессиональный интерес!), но было как-то неловко, к тому же я как будто боялась того, что услышу в ответ. Но разбойнику и без наводящих вопросов было что сказать:

— Ты уж прости, ведьмочка, что я у тебя тогда шубу отобрал и гулять не отпускал, — внезапно начал каяться он.

— Ничего, я почти не простыла.

— И за то, что не отпустил тебя на волю, не помог бежать!

— Да я все понимаю — дело-то подневольное, как атаман скажет.

— И за то...

— Прощаю за все, что было!

Мы немного помолчали, глядя на огонь:

— Я тогда долго атамана благодарил, что не бросил, вытащил из-под обстрела на собственном горбу, — неожиданно заявил Хрипатый. — Потом уж он рассказал, как меня стрелой... убило. Помереть бы мне на том самом месте, да ведьмочка не побоялась под стрелы подставиться, зла не попомнила... Потом уж и он вернулся, убедился, что ты дышишь, просто в беспамятстве, да меня тихонько и оттащил. Егеря уж подходили... Я как первый раз после того за шею схватился — сам чуть в обморок не хлопнулся!

— Что, стрела так и осталась торчать?

Он хохотнул:

— Стрелу Тимоха тоже прихватил — она у меня теперь вместо талисмана! — распустив ворот рубахи, атаман продемонстрировал железный, покрытый зловещим бурым налетом наконечник стрелы, привязанный на суровую нитку по соседству с нательным крестом.

— А может, это было не случайно? — внезапно как бы со стороны я услышала звук собственного голоса. Хотя, видит бог, думала в тот момент совершенно о другом, вспоминая подробности своего поистине триумфального побега из плена — кажется, тогда между нами с королем черная кошка и пробежала. Хотя какие благоприятные обстоятельства для сближения: благородный герой, благодарная спасенная девушка... Он же как будто обиделся на меня за что-то, а я так ума и не приложу, за что.

Разбойник тоже ломал голову, пытаясь понять, к чему это я клоню:

— Все было кем-то подстроено? — не угадал он.

— Может, это бог не зря решил дать тебе второй шанс? — задал второй наводящий вопрос мой самовольный голос. Совершенно без участия головы, точно за меня говорил кто-то другой! И в то же время излагал как будто бы мои собственные мысли... Я решила не затыкать рот гласности — глядишь, и сама что-нибудь умное услышу.

— В монастырь, что ли, мне уйти намекаешь? — хохотнул Хрипатый.

— А почему тебе именно эта мысль первой в голову пришла? Ты и сам уже об этом думал?

— С таким послужным списком меня даже в монахи не возьмут! Разве что собственный скит в лесу построить... "Разбойничий".

— Бога чтить, вина не пить, и жить "по понятиям", без обмана, без стяжательства, — поддакнула я. Отец Михаил порой даже угнетал своей почти нечеловеческой честностью, но не все монахи и священники такими бывают. Не будем вспоминать матушку Серафиму... — Даже апостолы из разбойников выходили!

— Ну, уговорила! — атаман с улыбкой хлопнул лопатообразной ладонью по колену, но глаза его не смеялись: — Вот только получу королевское отпущение грехов, и начну у бога отмаливать. А то братья-пустынники навалятся всем миром, заломают и прямиком на суд доставят, скорый да справедливый!

— Заметано, — я кивнула. — Вот вернусь в Старгород — сразу раздобуду для тебя помилование. И для ребят твоих. Крови на них нет?

— Видит бог! — перекрестился тот. И неожиданно подмигнул: — А что ты баяла, будто вас по дороге уже кто-то ограбил?

— До последней сумки с огурцами! — хихикнула я.

— Любишь огурцы? — отчего-то совсем развеселился Хрипатый. — У нас как раз лишние завалялись! Немного — телега с горкой...

— Краденные? — вопрос был риторическим.

— И в мыслях не было! — замотал головой вставший на путь исправления бандит, глядя на меня почти что честными, прозрачными, как горный ручей, глазами: — Хозяин сам почему-то в лесу бросил. Как увидел случайно моих ребятушек в кустах, заорал дурным голосом, с телеги соскочил, да в ельник и схоронился. Может, желудок прослабило от нежданности... Только, как мы его не ждали, обратно так до вечера и не вышел.

Он оказался удивительным рассказчиком — с открытым ртом до самого рассвета я слушала анекдоты и байки о нелегкой, но вольной разбойной жизни, сыпавшиеся одна за другой, точно нумерованные шарики из барабана суперлото — только им было несть числа. Одни истории заставляли смеяться, другие — искренне переживать, и порой отличить правду от вымысла было совершенно невозможно.

Просвет между деревьями сигнализировал о том, что все имеет свое завершение, в том числе и казавшийся бесконечным лес. Предвкушая скорое окончание путешествия, каждый думал о своем: я мысленно подбирала слова прощания, понимая, что дорога в город для разбойников заказана. Орлетта, скорее всего, все еще переживала потерю доспехов, Иан гадал, что ждет его впереди и как выглядит город, в котором он до этого еще ни разу не был. Хрипатый, возможно, вспоминал свою разбойную жизнь...

Внезапно без всякого предупреждения ветки растущего у дороги кустарника без единого звука разошлись в стороны, точно зеленый занавес лесной сцены, и "из-за кулис" на тропинку выскочил... дедушка?! Да за такого дедушку все бабушки планеты должны были сойтись в смертельной схватке! С внучками...

Настоящий лесной бог, сложенный в лучших античных традициях, на вид — не старше тридцати, с буйными кудрями, волной ниспадающими на плечи и роскошной бородой цвета майской зелени, — с неповторимой грацией сделал несколько изящных танцевальных па и также бесшумно исчез с тропы. Надо было, пожалуй, сказать ему, что в стриптизе раздеваются постепенно... Хотя и так получилось очень эффектно... Даже слишком.

Сзади раздался глухой звук, с каким падает на землю безжизненное тело. Какой все-таки нервный мне попался рыцарь!

Вывести нас на широкую дорогу, ведущую прямиком в Старгород, атаман решил лично, прихватив двоих из своих лихих ребят "на всякий случай". Мы распрощались с "почетным эскортом" перед вкопанным в землю у поворота широкой проезжей дороги огромным деревянным крестом (мысль о захоронении я сразу отбросила — дерево выглядело достаточно свежим, за это время могильный холм не должен был осесть).

— Я буду ждать обещанного до крестовоздвижения, — на прощание предупредил Хрипатый.

— Повешу прямо на кресте! — пообещала я.

— Точно не хотите огурцов? Хорошие, почти не дряблые!

— Спасибо! Огурцов я теперь еще не скоро захочу!

Атаман снова хохотнул, будто я сказала какую-то скабрезность, и развернул свой небольшой отряд.

— Пожалуй, я тоже пойду, — проводил взглядом удаляющихся разбойников, заметил Макар. — Хозяйство нельзя надолго бросать. Не сходите с дороги — и не заблудитесь. Если что — зовите... Ах, да: ведьма, выдерни у меня клок шерсти!

— Откуда?

— Все равно — где ухватишь.

Поколебавшись, я ущипнула волка за бок: в ладони остался довольно большой пук шерсти — видно, зверь еще не до конца вылинял.

— Что теперь?

— Понадобится моя помощь — подожги шерсть. Я почую и тут же прибегу.

— Э-э-э... Спасибо, — бережно завернув "подарок" в носовой платок, я убрала его в карман. Помахивая хвостом, Макар побежал по дороге в противоположном указанному нам направлении.

Потрепав Муську по шее, Орлетта оглянулась на меня:

— Да — пойдем, пожалуй, и мы...

Глава 10.

С каждым шагом местность вокруг приобретала все больше знакомых черт: точно таких же полей, засеянных непонятно чем, на нашем пути встречалось уже штук сто, змеей извивающаяся дорога точно также виляла на протяжение многих километров за нашими спинами, да и роща... Вот роща рождала в душе какое-то смутное, щемящее, однозначно неприятное чувство. Может, это и не самая, но проверять что-то не хотелось:

— Рощу обойдем!

— Макар не велел нам сворачивать прочь с дороги! — упрямо возразил Иан.

— А иначе что — прибежит волк и всех съест? — фыркнула я.

В обход дороги не было, но идти по траве — сплошное удовольствие! Целое море мелких сине-лиловых цветков на длинных стеблях дружно распустилось навстречу косым лучам утреннего солнца, и мы шли по колено в невесомой цветочной дымке, точно в воде. Природа была преисполнена мира и гармонии... Не испортил впечатление даже некстати отвалившийся каблук — попрыгав на одной ноге, я не без труда отломила и второй, восстановив симметрию.

Расшалившаяся Беляночка принялась носиться кругами, то вырываясь вперед, то отставая, и задерживалась на одном месте только для того, чтобы откусить голову очередному цветку или восторженно боднуть воздух. Засмотревшись на козу, я пропустила момент, когда над деревьями показались шпили дворцовых башен, и опомнилась только тогда, когда город во всей красе уже показался на горизонте.

Приятное чувство возвращения в родной дом горячей волной затопило все тело. Иан, ни разу прежде не покидавший эльфийской деревни, смотрел на столицу открыв рот и вытаращив глаза, во взгляде Орлетты чувствовалась скрытая горечь — наверняка девушка-рыцарь не так представляла себе въезд в Старгород: пешком, без доспехов, ведя в поводу неоседланную лошадь. Мурка с Беляночкой не удостоили городских стен даже равнодушного взгляда, Найденка вообще исторический момент проспала... Ну, ничего, я ей еще восемью восемь раз об этом расскажу, когда подрастет.

Высокие и прочные, городские стены возводились для того, чтобы успешно отразить внезапное нападение, а то и продолжительную осаду, защищая жителей города и близлежащих деревень. Они и сегодня выглядели очень внушительно, хотя, рассуждая гипотетически, если предполагаемый враг не совсем дурак — не станет же он оставлять в своем тылу пылающие очаги сопротивления. Стало быть, если дикие орды окружили Старгород, значит, под их влиянием находится уже как минимум полстраны, с какой бы стороны ни грянула беда — а то и вся страна. В таком случае выходить на стены и защищать столицу до последней капли крови становится делом совершенно бесполезным... Но в то же время я понимала, что в таком случае первой присоединилась бы к народному ополчению защитников города и, если понадобится, собственным телом подпирала шатающиеся под ударами тяжелого тарана ворота...

Вражеских орд, слава богу, под стенами Страгорода не было, но бдительность охраняющих главные городские ворота стражей вызывала неподдельное уважение: скрестив пики, они сурово потребовали назвать себя и причину визита.

— Мы... бродячие артисты, — сама не знаю, зачем соврала я.

Вот так и начинается шизофрения: сперва говоришь, что думаешь, затем ляпаешь, не подумав, а в конце концов начинаешь ломать голову — что это такое и зачем ты только что сказанула?

— Комедиа-а-анты? — со скучающим видом протянул один из стражников: — И что же вы делаете?

— Играем на музыкальных инструментах, фокусы показываем, — начала перечислять я. — Джигитовка без седла...

— Ну, так покажите что-нибудь, — перебил он. — Посмотрим, стоит ли вообще вас впускать!

Не дожидаясь дополнительных просьб (все-таки иногда он бывает удивительно догадлив!), Иан расчехлил инструмент и взмахнул смычком, извлекая волшебные звуки. А уж когда Беляночка, кокетливо покачивая рожками и цокая копытцами, принялась кружиться, будто танцуя под музыку, непривередливая аудитория разразилась бурными продолжительными аплодисментами, и городские ворота приветливо распахнулись перед "цирковой труппой".

— А где вы будете выступать? — напоследок поинтересовался усатый стражник. — Я бы и детишек сводил!

— На центральной площади, — пообещала я и, обернувшись, напоследок окинула взглядом дорогу, вымощенную дробленым камнем метров на сто от ворот, а дальше переходящую в грунтовку, рощу и поле, испещренное разноцветными пятнами — полянками диких цветов. Ни одному, самому искусному, садовнику никогда не удастся создать клумбу, которая сможет соперничать по красоте с природным разнотравьем!

Сколько раз, проезжая мимо красивого пейзажа на машине, автобусе или в электричке, я мечтала выбрать денек и однажды выбраться туда с друзьями на пикник — но постоянно не хватало времени... Против ожидания, я почувствовала, что нисколько не жалею о проделанном путешествии. Но как же приятно в конце концов вернуться домой!

Чтобы не вызвать на городских улицах нездоровый ажиотаж, я повела свою весьма экзотического вида свите ко дворцу не напрямик, а через Межреберье и прилегающие к нему мелкие улочки без названий — но даже здесь редкая из встречных женщин могла удержаться от того, чтобы остановиться и плюнуть нам вслед — пожалуй, высокие разрезы до бедра (и выше), обрамленные потертой бахромой, в которую превратились кропотливо вшитые Машенькой вставки из дорогой ткани, для этого мира смотрелись уж очень радикально. И нижние юбки, которых Настасья, не скупясь, свадебным утром натянула на меня целых пять штук, как назло, полностью пошли на пеленки для Найденки, так что каждый шажок выставлял на всеобщее обозрение небритые, незагорелые, но все еще вполне ничего себе ножки. Если бы не хмурое выражение лица шагающей рядом широкоплечей девушки с длинной косой, небрежно обернутой два раза вокруг талии, домохозяйки непременно воспользовались бы возможностью осыпать бесстыдницу снарядами более увесистыми, чем площадная брань.

— Эй, красотуля! — потасканный, с утра успевший приникнуть к змеевичному источнику, мужичонка попытался было ухватить меня за локоть. Звон вынимаемого из ножен меча подействовал куда лучше заготовленной пощечины: сладострастник испарился даже раньше, чем я перестала ощущать рукой прикосновение липких пальцев.

В общем, можно сказать, до дворца добрались без приключений — они начались позже...

Дворцовая стража к визиту придворной королевской чародейки со товарищи отнеслась странно — будто... не ждали. Когда прошлой зимой я загостилась у разбойников (бывают такие приглашения, от которых просто невозможно отказаться!), меня искали всей столицей, развесив на каждом углу листовки с живописными портретами и обещаниями щедрой награды за содействие в розысках. Ну и рожи там были намалеваны, по которым, как предполагалось, добропорядочные граждане тут же опознают и проводят меня во дворец — как вспомню, так вздрогну! Хотя сейчас в любом из тех изображений узнать придворную королевскую чародейку было наверняка куда проще, чем в оригинале — загорелой до черноты, без грамма макияжа, с толстенькой косой вместо обычного вороньего гнезда на голове, и с голыми ногами, капитально отвлекающими внимание от лица...

В свою очередь я стражников сразу узнала — не по именам, конечно, но приходилось прежде встречать и на воротах, и во дворце. Даже обидно: отсутствовала всего ничего, и полугода не прошло, а тебя уже забыли. Однако на просьбу переговорить с королем, отцом Михаилом или кем-нибудь из приближенных лиц, могущих засвидетельствовать мою личность, молодцы отреагировали адекватно — вызвали подмогу и приказали проводить "просителей" куда следует. Вот только Муську с Беляночкой пришлось оставить в конюшне, а жаль — коза бы чудесно иллюстрировала рассказ.

"Сопровождение" из четырех плечистых королевских телохранителей больше напоминало конвой, но препроводили нас против ожидания не в темницу, а прямиком в центральный зал приемов. По дороге мои любимые туфельки, и без того основательно поистрепавшиеся на лесных и полевых тропках, окончательно развалились. Правда, они давно уже пропускали воду и даже песок сквозь прочную, но все-таки не вечную кожаную подошву, но тут силы окончательно покинули правый башмачок, и верхняя часть с хрустом отделилась от нижней. Жалко, как новые...

Переобуться на ходу мне, понятно, было не во что, так что пришлось, не сбавляя шагу, небрежно переступить через прах этого бренного мира. Пятки точно обожгло холодным огнем от каменного пола, так что дальше я шла приплясывая и потирая ступни друг о друга.

— Госпожа придворная королевская чародейка! — распахнув створки дверей приемного зала, громко объявили стражники-конвоиры. И хором добавили непонятное: — Самозванки прибыла!

Я простодушно закрутила головой, стараясь разглядеть обещанную самозванку. Но натыкалась лишь на застывшие, какие-то чучельные взгляды придворных. Заметив пару знакомых лиц, я приветственно сделал ручкой, но не заметила в остекленевших глазах никакой реакции. Неужели настолько изменилась?

Меж тем из-за королевского трона неторопливо и степенно выступила... Придворная королевская чародейка! Ей-богу, эта девушка в персиковом платье сейчас походила на меня больше, чем я сама: по-зимнему бледная кожа, умело нанесенный макияж, умеренно лохматая прическа, туфли на каблуках — все на первый взгляд мое. Разве что я никогда не злоупотребляла так драгоценностями: несколько кричаще-дорогих браслетов совершенно не сочетались ни между собой, ни с длинным алмазным колье, оттягивающим шею, ни с серьгами... Кажется, по три в каждом ухе?

Вот уши я себе так и не проколола — в школе мама не разрешала, а потом как-то перегорело, расхотелось. Однажды сделала пирсинг пупка, но когда сережка потерялась, прокол зарос сам собой.

— Самозванка! — в один голос воскликнули мы с незнакомкой, указывая друг на друга пальцами.

— Как ты посмела надеть мое любимое платье! — это я добавила уже от себя.

Когда-то давно, еще в начальной школе, я даже мечтала о том, чтобы у меня была сестра-близняшка: мы с ней сидели бы за одной партой, и непременно подменяли друг друга на уроках. Она бы выходила к доске решать задачки по математике, а я — за двоих читать наизусть стихи... Однако в данный момент восторга от встречи с доппельгангером не испытала. Та, как видно, тоже не была мне особо рада, но улыбнулась: как-то странно, зловеще, а потом опустила руки и набрала полные ладони бегающих по подолу платья огоньков, сперва принятых мной за россыпь блестящего бисера или даже мелких бриллиантов.

"Сестренка" слепила из собранных огоньков "снежный ком", напоминающий ярко горящую белую звезду, и с размаху запустила в мою сторону. Вот скорость загадочного снаряда не впечатляла, в разы уступая бейсбольному мячу, так что я без особого труда уклонилась. Но, оглянувшись, внезапно увидела, что звезда летит прямиком в лицо одному из оцепеневших придворных, и почти невольно выставила на пути летящего светлячка ладонь.

Руку пронзило обжигающим холодом, а летящая звезда, на секунду ослепительно вспыхнув, как будто втянулась в кончики пальцев. Я встряхнула кистью и растерла запястье — вроде чувствую...

— А говорила, не умеешь колдовать! — такая знакомая незнакомка сделала несколько шагов мне навстречу. Придворные расступились, позволяя нам сойтись поближе, и смыкались позади, в конце концов образовав что-то вроде круглой цирковой арены — или в данном случае ринга для безжалостного и беспощадного женского рестлинга. Весовая категория у нас одинаковая — уверена, до грамма.

— Не помню, чтобы хоть словом с тобой перемолвилась!

— Что, ни разу в жизни не разговаривала сама с собой?

После того, как я окончательно отбросила идею случайного магического раздвоения, меня не так-то просто было сбить с толку. Не отвлекаясь на разговоры, я сделала пробный выпад и постаралась ухватить свою визави за волосы — не удалось, но та, явно не привыкнув воспринимать высокие каблуки моих парадных туфель как естественное продолжение ноги, качнулась и едва не упала. Еще несколько обманных финтов, пусть все с тем же нулевым результатом, заставили соперницу окончательно выйти из себя: пронзительно взвизгнув, она подпрыгнула, и неожиданно... зависла в воздухе в полуметре над полом. Не чувствуя замерзших на каменных плитах пяток, я только позавидовала такому способу передвижения. А затем самозванка расправила за спиной огромные, по форме напоминающие стрекозиные (и тоже в количестве двух пар) крылья!

— Что за черт?!

— Не знаю, — приглушенно-растерянно отозвалась из-за сплоченных спин придворных Орлетта. — Первый раз в жизни такое встречаю!

— Я тоже, — с высоты своего журавлиного роста отозвался Иан.

— Кого я вижу! — женщина-стрекоза медленно поднялась выше: — Ведьма, ты привела хозяина!

— У меня нет никакого хозяина! — свободолюбиво воскликнула я, пытаясь ухватить самозванку за подол, но та ловко увернулась.

— Зато у меня есть... Вернее, был!

Вскинув руку, колдунья выкрикнула какую-то неудобоповторяемую фразу, и юный эльф взмыл вверх, будто выхваченный из толпы за шиворот двумя пальцами:

— Вот и свиделись! — незнакомка небрежно вращала в воздухе запястьем, и бедняга Иан кружился вокруг своей оси, точно подвешенная на нитке елочная игрушка. — Зачем ты меня вызвал, хозяин? Скажи, чего хочешь — только не забудь, что за все придется заплатить свою цену!

— Я просто хотел, чтобы мне разрешили вернуться в деревню, — пискнул мальчишка.

— Очень хорошее желание! — похвалила его "стрекоза". — Но и плата будет соответствующей!

— А... у меня точно есть душа?

Насекомовидная демонесса запрокинула голову и звонко рассмеялась в потолок:

— Я готова довольствоваться меньшим! Скажем, жизнью... Сейчас изображу какое-нибудь страшное чудовище, которое какое-то время будет терроризировать округу, пока соплеменники совсем не отчаются. Тогда придешь ты, покончишь со зверем, пожертвовав собой, и тут же станешь почетным жителем родной деревни... Посмертно.

— Почему посмертно? — не выдержала я.

— У меня времени не долго с вами возиться. Ну, что — по рукам?

— Я передумал! — размахивая в воздухе руками и ногами, точно схваченная поперек туловища лягушка — лапами, Иан попытался схватить неведомую тварь за волосы — но они истаяли у него в пальцах, оказавшись сплошной видимостью. Вытянутой формы голова на самом деле была покрыта блестящим ворсом, сродни тому, что топорщатся на брюшке бабочки — с учетом пропорций, разумеется. На макушке кокетливыми рожками торчали усики-антенны.

Вместе с волосами "полиняло" и лицо: сильно вытянутое, очень бледное, с пронзительно-зелеными глазами, "подтянутыми" к вискам, и тонким, длинным, вздернутым носиком, напоминающим скорее комариный хоботок, она окончательно утратила внешнее сходство не только со мной, но вообще с представителями рода людского.

— Да что ты за тварь такая?! — пользуясь тем, что фея ненадолго отвлеклась, я все-таки попыталась ухватить мерзавку за платье и вернуть с небес на землю, но добыла только непрочно пришитую кружевную оборку: — Таракан крылатый?

Нахалка захихикала в ответ самым неприятным образом, и, взмыв к потолку, заложила крутой вираж. Вернее, попыталась заложить... Широкая персиковая юбка (не зря, видно, я всегда любила это миленькое платьице!) сама собой внезапно вздулась и, вывернувшись наизнанку, накрыла самозванку с головой. Страшенные же сквозняки в этом дворце! Стрекозиные крылья запутались в ткани, и колдунья кулем свалилась на пол. Одновременно с глухим стуком, точно на камни брякнулся мешок костей, приземлился и Иан. Отшвырнув в сторону последнего придворного, неосмотрительно вставшего у нее на пути, на "ристалище" вырвалась Орлетта.

Плечом к плечу, точно три мушкетера, мы шагнули вперед, полные решимости любой ценой изничтожить членистоногую тварь.

— Дихлофос! — издала я боевой клич. Однако прежде, чем мы всем миром навалились на мерзавку и скрутили остатками платья, раздался треск разрываемой материи, и из кремово-розового кокона вылупилась донельзя рассерженная бабочка-красавица... Впрочем, считаться красавицей она могла бы лишь по меркам моего мира, где таких без лишних разговоров тут же берут в топ-модели. Здесь же вряд ли какой сладострастник одарит заинтересованным взглядом красотку саженного роста с фигурой карандаша и непропорционально длинными ногами... Будь она хоть трижды голой!

Однако в зале все-таки находился один человек, на которого нагота преступницы произвела большое впечатление: сдавленно охнув, Орлетта закатила глаза и принялась медленно оседать в обморок. Да, все-таки страшно далеко это рыцарство от народа, с его мытьем в общей бане, коллективными плесканиями в речке и праздником Ивана Купалы.

— Ну, вше, жутки кончилиз-з-з-зь! — от волнения или гнева полунасекомое принялось жужжаще шепелявить. А затем... шутки действительно закончились. В глазах потемнело, голова невыносимо закружилась, и я пришла в себя, сидя на земле в густом лесу, на первый взгляд совершенно незнакомом. Хотя и могла узнать отдельные деревья: вот трепетная осина, куст шиповника, три ели, сосны-сосны-сосны, лиственница с мягкими иголочками... А вот и Орлетта, сидя на земле, трясет головой.

— Ты как, в порядке?

— Где мы? — вопросом на вопрос ответила она.

— В лесу!

— А как мы сюда попали? — вопрос был риторическим — да девушка-рыцарь и не ждала от меня откровенного ответа, напротив, тут же прижала к губам указательный палец: — Тихо! Кто-то идет!

На четвереньках, стараясь не производить слишком много шума, мы быстро заползли в шалашик из низко нависающих еловых лап, и затаились. Буквально через минуту, озадаченно озираясь по сторонам, из-за сосенки вышли три человека... Нет, три эльфа с полупустыми корзинками! Точнее, эьфийки... или эльфихи? Одна озаряла лес прической обжигающе-оранжевого цвета, у остальных волосы были голубые: небесные и оттенка морской волны, почти зеленые. Лица — точь-в-точь как у персонажей японских комиксов. И рты до ушей, как у Иана, их вовсе не портили: кто посмеет кинуть камень в огород Джулии Робертс или даже самой Анжелины Джоли?

Внезапно красотки замерли на месте, насторожив свои длинные остренькие ушки. Прислушались и мы в своем убежище — но гораздо раньше, чем услышали хруст веток, почувствовали ладонями дрожь земли. Сюда явно приближался кто-то очень большой...

Когда с неба, ломая ветки и с корнями выворачивая стволы, обрушилось нечто размерами втрое, а то и впятеро превышающее зоопаркового слона, заорали от ужаса не только беспечно прогуливающиеся в самой чаще эльфийки, но и отважная девушка-рыцарь, и бывалая придворная королевская чародейка. Чудовищно огромный монстр, напоминающий противоестественный гибрид тираннозавра с пиявкой, внес свою лепту в многоголосый хор, распахнув сразу три челюсти с несколькими рядами тонких, острых зубов. Сраженные смрадным дыханием, с деревьев пушистыми комочками попадали бесчувственные белочки.

— Вот он, твой шанс свершить геройский подвиг! — стараясь как можно глубже вжаться в богатый перегноем лесной грунт, я ткнула локтем в бок леди-рыцаря.

— С голыми руками идти на ЭТО?! — вздрогнула та.

Правда, что за варварский обычай — отбирать у визитеров оружие перед входом в королевский зал приемов!

— Живи ярко — умри молодым, — пробормотала я, привставая. Вдруг эта тварь все-таки испугается ведьмы? В крайнем случае, дам фору эльфийкм, чтобы успели убежать...

Но мне так и не удалось реализовать самопожертвовательский порыв. Внезапно из кустов прямо напротив нашей елки, точно подброшенный тугой пружиной чертик из табакерки, выскочила долговязая фигура и, нелепо размахивая руками и ногами, бросилась навстречу зверю.

— Иан! — изумленно вырвалось у Орлетты.

— Сынок! — всхлипнула зеленоволосая девушка.

— Ам! — громче всех сказало чудище, делая глотательное движение.

Сынок?! Я почувствовала, как глаза сами собой полезли на лоб, сделавшись с блюдце каждое. На вид ей лет пятнадцать максимум! Надо будет как-нибудь вызнать у Иана секрет вечной юности эльфийских женщин... Хотя у него теперь уже никто ничего никогда не узнает.

Меж тем зверюге тоже явно нездоровилось: с размаху усевшись на землю (я едва устояла на ногах), длинным хвостом она едва не расплющила в лепешку живописную хипово раскрашенную компашку. Эльфы разразились новой порцией криков, и бросились бежать в разные стороны, не разнимая рук. Чудовище захрипело и коротенькими передними лапками как будто попыталось дотянуться до морды, но потерпело в прямом смысле слова сокрушительное поражение: такое потрясение белочки забудут еще не скоро.

Подхватив под руки свою упирающуюся подругу (сестру, тетю, внучку?), "мальвина" с "апельсинкой" припустили прочь, выбрав наконец единственно верное направление.

— Ах ты, гадина! — выскочив из укрытия, Орлетта подскочила к жуткой морде и с размаху врезала сапогом по черным кожистым ноздрям: — Эх, будь здесь мой меч! Можно было бы вскрыть горло — вдруг Иан еще жив?!

Внезапно "дохлая" тварь подмигнула — и это не была предсмертная конвульсия, в глазу промелькнул знакомый подлый блеск.

— Морда! — не удержавшись, я приложилась кулаком, целя в бесстыжие зенки, но коварный мутант тут же опустил черное, плотное веко. Что-то хрустнуло — неужели сломанный палец?!

— А-у-э-у-а-у-а! — мгновенно перестав притворяться мертвой, рожа крокодилья принялась кататься по земле, царапая когтистыми лапами расползающуюся на части морду. Ничего себе, "волшебное прикосновение"!

С каждым прыжком кашляющего и чешущегося демона новая полянка посреди некогда густого леса, устланная растоптанными в лепешку деревьями, становилась все больше. Напоследок выплюнув отвратительный слизистый сгусток, тварь начала постепенно съеживаться, пока не вернулась к прежним размерам и внешности женщины-стрекозы. Разве что выглядела она теперь так, точно ей плеснули в лицо серной кислотой:

— Соль! Ах ты, ведьма! — простонала она, прижимая ладонь к сочащейся желто-зеленой кровью левой щеке.

— Что? — я недоуменно растопырила пальцы. Откуда тут взялась соль?

Простой перстень без камня, оказавшийся у меня на руке после того, как я очнулась под деревом в заповедной роще, оказался колечком с секретом — в полости под маленькой крышечкой скрывалась щепотка соли... Жалко, что не килограмм!

— Сдавайся, демон! — замахиваясь подобранной вместо меча здоровенной дубиной, Орлетта отважно шагнула вперед.

— А то что? — издевательски переспросила стрекоза: — Запугаете меня до смерти? Насмешить у вас гораздо больше шансов!

— Мы тебя вовсе не тронем, если сама уберешься обратно в Ад, — почти уверенно пообещала я.

— Ой, троньте меня, троньте! — расхохоталась демонесса. — Только не щекочите, мне и без того уже смешно!

При этих словах она, не отнимая левой ладони от лица, неуловимым движением свободной рукой выхватила из воздуха короткий полупрозрачный клинок и, быстро вскочив на ноги (крылья здорово опалило солью), одним махом обрубила импровизированное оружие отважного рыцаря почти у самых пальцев.

Потеряв оружие Орлетта, кажется, совершенно не растерялась, а даже как будто обрадовалась:

— Хэх! — отбросив в сторону зажатый в ладони обрубок ветки, она прыгнула вперед, и вполне профессионально заломила крылатой агрессорше правую руку, заставив разжать пальцы и выронить клинок. Взвизгнув от боли, та не удержала кинжал, и и он с мягким стуком упал на хвою. Обхватив рукоять, девушка-рыцарь замахнулась... Но "жертва" только рассмеялась ей в лицо:

— Неужели ты думала, что сможешь убить меня — ох, я не могу! — моим же оружием? Нет, милая, этот клинок предназначен только для смертных!

— Изыди! — рявкнула я, вытягивая указующий перст. И почти не удивилась, когда с кончика пальца сорвалась белая молния, и с шипением устремилась... к тому месту, где только что стояла демонесса. Проворная, дрянь!

С ужасом посмотрев на прожженную в земле у самых ее ног дыру, Орлетта подняла на меня укоризненный взгляд.

— Видела такое в "Экзорцисте", — я смущенно развела руками: — Вот только там спецэффекты были... победнее.

— Эффект так эффект, — дрожащим голосом подтвердила девушка. — Жалко, что в нее не попало!

— И не попадет, — стоя в сторонке и, кажется, вовсе не торопясь удирать, пообещала стрекоза. — Еще чего! Думаете, я буду стоять на одном и том же месте, пока вы пристреливаетесь?!

— Я подержу! — Орлетта с готовностью закатала рукава.

— Погибнешь вместе со мной! — зловеще пообещала демонесса. Почему-то этим ее словам особенно верилось. — А связать меня даже не думайте — мне было обещано, что ни одна веревка в мире не сможет меня удержать. Цепи вы с собой как будто не захватили?

Будь у меня с собой хоть какая-нибудь веревка, или даже клубок шерстяных ниток — и я рискнула бы проверить. Несмотря на браваду, лже-ведьма не торопилась демонстрировать убойную силу, да и уйти далеко не могла: улететь не позволяли искалеченные крылья, а босые ноги ранили острые сучки и прочий лесной мусор. Мне приходилось не легче: хоть я и привыкла с малолетства ходить по грешной земле, а не летать — но в обуви!

Оставайся при мне хоть клочок безотказной нижней юбки, можно было бы разорвать ее на полоски и скрутить в жгут, а затем скрутить эту тварь — но увы! С верхней же юбкой из паучьей ткани такой номер не пройдет — руками ее не разорвать, а стрекоза вряд ли станет дожидаться, пока я распущу подол по ниточке и сплету из них канат. Разве что Орлетта разрежет ткань адским ножом...

По-видимому, наши размышления шли параллельными путями — подняв к глазам добытый с боем клинок, рыцарша встретилась глазами со своим искаженным отражением, а затем, оттянув волосы, резко полоснула у самой головы.

Короткие каштановые кудряшки свалились на уши, не скрывая даже мочки. Я ахнула — красота-то какая, жалко! Женщина-стрекоза тоненько завизжала, когда длинная тугая коса обвилась вокруг ее плеч и заставила резко прижаться спиной к шершавому стволу дерева. Длинны волос хватило на то, чтобы обернуть стройную но, как выяснилось, прочную сосенку дважды, и даже завязать концы импровизированной веревки надежным узлом.

Встав напротив демона, я подняла руки и приготовилась повторить давешний подвиг по изгнанию беса словом божьим, по способу, подсказанному мировым кинематографом.

"Расстрел комсомолки" — внезапно всплыло в памяти. Так назывался один из хитов на старых бабушкиных еще советских виниловых пластинках. Когда-то в детстве я даже разок прослушала их из любопытства на допотопной радиоле. Большинство песен были на один мотив, со склепанным по общему шаблону сюжетом: "злодеи" (буржуи-белогвардейцы-контрреволюционеры, в крайнем случае — кулаки), захватили в плен "нашего" (красноармейца-председателя колхоза-комсомольца), и начинают зверски пытать, чтобы он открыл им военную тайну-порвал партбилет-отказался от политических убеждений (нужное подчеркнуть). Но непреклонный главный герой с презрением отвергает их жалкие попытки и, гордый и несгибаемый, принимает мученическую смерть. Ну, разве что напоследок споет "Интернационал" дурным голосом.

Впрочем, в этой "комсомолке" не было ни гордости, смешанной с презрением к врагу, ни готовности безропотно принять смерть за неправое дело: напротив, она роптала очень бурно, извивалась всем телом и даже пыталась перегрызть удерживающую косу, но где там — зубы коротки!

— Не надо! — поняв, что мы настроены более чем серьезно, завизжала она. — Вы когда-нибудь были в преисподней?! Это же адское место! Знаете, что там бывает с такими, как я? Да меня же просто сожрут! Ну, хотя бы развяжите!!

Может быть, при других обстоятельствах горячие мольбы о пощаде и произвели бы на меня впечатление — но эта тварь только что на наших глазах расчетливо и хладнокровно сожрала Иана! Еще и в присутствии его родной матери... Черт, я сама успела здорово привязаться к мальчишке — пускай из-за его длинного языка мы порой попадали в неловки, а то и попросту опасные ситуации (не в каждой деревне ведьму принимали тепло, кое-где прямо-таки горячо, с заботливо уложенным костерком), но все ведь по простоте душевной. А сколько раз он нам помогал! В иной ситуации разогнать уныние музыкой — уже большая помощь... Кроме того, при дворе дрянь носила мою одежду, и вряд ли ограничилась одним-единственным персиковым платьем!

Мысль о том, что, вернувшись в Старгород — еще как минимум через месяц, если не больше! — мне придется целиком менять гардероб, зажгла в крови огонь праведного гнева:

— Изыди в Ад! — как никогда горячо пожелала я. Сорвавшаяся с кончиков сразу онемевших пальцев белая молния угодила демонессе в середину туловища. Заорав нечеловеческим голосом, та прямо на глазах принялась стремительно съеживаться, пока в конце концов не исчезла вовсе с легким хлопком. Обмотанная вокруг дерева коса осыпалась на хвою горсткой каштановой пыли. Та же участь постигла демонический кинжал.

— А я уже так привыкла, — в ответ на мой сожалеющий взгляд, брошенный на ее голову, отмахнулась Орлетта. — Без косы даже проще: не надо каждый день расчесывать и переплетать, короткие волосы мыть гораздо проще, и голове не тяжело!

— Тебе идет короткая стрижка, — согласилась я.

Девушка-рыцарь отряхнула с рук и одежды стеклянную пыль, в которое превратилось колдовское оружие:

— И что теперь?

— Снова в Старгород, — вздохнула я. — Дорога, можно сказать, уже знакомая... Раз тут проходила мама Иана, значит, и место, где мы с ним впервые встретились, неподалеку.

— Жалко Ванечку...

За время совместного путешествия мы успели накрепко привязаться к легкомысленному и непутевому эльфу, и начали относиться как к младшему братишке. Орлетта особенно прикипела к нему душой, ведь у нее не было настоящего младшего брата, и она еще не знала, на что они способны... Мою же душу отягощала двойная тяжесть: перед тем, как очертя голову ринуться в драку, я мимодумно сунула Найденку в руки одной из смутно знакомых придворных дам. Что может случиться с подкидышем в течение следующего месяца, когда я пешком (и босиком! даже представить страшно) буду добираться до столицы! Хорошо, если женщина догадается пристроить младенца в "мой" приют или передать Машеньке... В противном случае вернуться — только половина дела.

— Жалко, что лошадь так и осталась в королевской конюшне, — я пошевелила босыми грязными пальцами торчащих из-под платья ног. Ногти-то как отрасли, страшное дело — аж загибаются! Вот что значит не прихватить с собой в дорогу педикюрный набор: — Без доспехов и остальной поклажи она смогла бы отвезти нас обеих.

— Я могу понести тебя на руках, — Орлетта смерила меня взглядом, будто примериваясь, как ловчее подойти к делу.

— Сама дойду, не инвалид! — ни с того ни с сего в душе проснулась феминистка, казалось, надежно похороненная в XXI веке.

— Это только пока...

Глава 11.

Как обычно, рыцарша оказалась права: сделав всего несколько пробных шажков по изобилующей ловушками для босых пяток лесной подстилке, я принялась шипеть и фыркать, точно кошка, в самый солнцепек выбравшаяся на раскаленную крышу. В конце концов пришлось признать, что так я и сама далеко не уйду, и спутницу задерживаю, и позволить усадить себя на закорки. Похоже, Орлетта к тому времени как раз созрела для того, чтобы оглушить меня ударом кулака и взвалить на плечи... Да я и сама себе уже была невыносима.

Не каталась на "лошадке" с самого пятого класса, хотя частенько мечтала вернуться в детство... Внезапно мой скакун замер на месте с резким возгласом на устах:

— Это еще что такое?!

— Где?! — встрепенулась я. Выглянула из-за плеча девушки-рыцаря и увидела хорошо знакомую по фантастическим фильмам картину: астронавт, погруженный в анабиотический сон. Чтобы не состариться и ничего не забыть по дороге, лежит в амортизационной камере... Или, скорее, коконе. Вот только вокруг катастрофически не наблюдается космического корабля, да и лицо у лежащего подозрительно знакомое...

— Да это же Иан! — первой сообразила Орлетта.

Позабыв про острые сучки и колючки, я соскочила на землю и со всех ног бросилась к маленькому эльфу. Проклятая тварь, по-видимому, успела его отрыгнуть, и бедолага отлетел в кусты, где и лежал теперь — бледный, неподвижный, обернутый блестящей пленкой стремительно тающей демонической слюны. Наверное, от долгого пребывания в щелочной среде жизнерадостно-зеленый костюмчик превратился в молочно-белый, а рыжие волосы, напротив, приобрели изумрудный оттенок — узнать в лежащем старину Иана было сложно.

— Он?.. — многозначительно всхлипнула Орлетта. Но подойти не решилась, робко стоя в сторонке.

— Жив, жив! — признаться, сперва я не поверила собственным глазам, увидев, как грудная клетка мальчишки слегка вздымается и тут же опадает.

Девушка размашисто перекрестилась, а я, наклонившись, попыталась отыскать у "потерпевшего" пульс, как учили на медицине. Сердце билось! Только... Все медленнее, будто вместе с испаряющейся слизью из тела вытекала сама жизнь. Ну, конечно — ведь заветное желание нашего малыша наконец-то сбылось, и наступил час расплаты...

Иан сделал последний вдох — а я никак не могла поверить в то, что тонкая ниточка пульса, "тикавшая" под ладонью, оборвалась навсегда, и продолжала пытливо вглядываться в безмятежно-спокойное лицо. Неужели он всегда был таким бледным? Как мало внимания мы обращаем на тех, кто постоянно рядом!

И он останется с нами, даже если для этого мне придется самой отправиться в Ад и голыми руками передушить там всех чертей! Но для начала попробуем традиционные методы:

— Иди-ка сюда! — я позвала Орлетту, а сама стащила с плеча эльфа его верную сумку, вытряхнула содержимое — уже знакомую книжку в кожаной обложке и, увы, безнадежно сломанный музыкальный инструмент, — а саму торбу из плотной материи свернула и подсунула под шею безжизненно лежащего Иана, чтобы вдуваемый в рот воздух проходил в легкие, а не в желудок. Все, как учили на медицине! — Зажми ему нос, открой рот, и когда я скажу "Давай!" — надувай его!

— Как?.. — растерялась рыцарша.

— Ртом! — сцепив руки в замок, я принялась ритмичными, худо-бедно (хоть и не до полного автоматизма) отработанными движениями нажимать на грудную клетку. Орлетте можно было поручить массаж сердца, но я опасалась, что в безмерном рвении она переломает мальчику ребра: — Раз, два, три — давай!

— Господи, помоги! — выдохнула девушка, склоняясь над пациентом. Для первого раза, без теоретической базы и тренировок на манекене у нее получалось даже очень хорошо.

— Дыши, дыши, мерзавец! — приговаривала я, нажимая на грудину. — Не смей умирать, пока я тебя не отругала! Этот номер у тебя не пройдет!

Так прошло несколько томительных минут — а в кино они обычно оживают уже после двух-трех выдохов! — но я не прекращала попыток, пока не почувствовала, что от напряжения руки буквально закаменели, и пальцы сводит судорогой. Пришлось поменяться местами с Орлеттой, и теперь она нажимала, стараясь завести заглохший мотор, а я, собрав в памяти всю красоту окружающего мира, всю радость жизни, попыталась вдохнуть в Иана вместе с терпким лесным воздухом. И наконец — вот чудо! — всхлипнув, он задышал самостоятельно. Слабо, почти незаметно, но для меня это стало настоящей победой над смертью.

Впрочем, номинально вернувшись к жизни, окончательно приходить в себя Иан не торопился. Сидеть рядом и ждать, пока он очнется, можно очень долго: а у нас нет с собой никакой еды, ни оружия, чтобы ее добыть, ни котелка, чтобы сварить хотя бы грибы — да без соли их все равно в рот не возьмешь. Отправиться же в одиночку за помощью никто из нас не решался: я настолько плохо ориентировалась в лесу, что даже добравшись чудом до какой-нибудь деревеньки, вряд ли отыщу обратную дорогу, чтобы привести спасательный отряд. Орлетта же справедливо опасалась что, вернувшись, застанет на полянке только отряд пирующих волков.

Посовещавшись, ночь мы решили провести на этом месте, а поутру соорудить простенькие носилки и пешком двинуться к цивилизации. Правда, нерешенным оставался вопрос с босыми ногами: девушка-рыцарь ловко достала воткнувшийся в мою беззащитную пятку длинный шип какого-то лесного растения, и обмыла ранку холодной родниковой водой, но все равно, стоило сделать несколько шагов — и я начинала оставлять за собой кровавый след. Орлетта даже предложила поделиться сапогами — мол, она-то привыкла без обуви ходить, — но у будущего цвета местного рыцарства, при ее поистине гренадерском, по местным меркам, росте, размер ножки оказался просто кукольным — 35, не больше. Натянуть сапожки я могла разве только мысленно.

Мы развели костерок — к счастью, в суме Иана нашлось огниво, а обломки музыкального инструмента (надеюсь, маленький эльф мне это когда-нибудь простит) послужили прекрасной растопкой. Огонек весело плясал на сухих ветках, жизнерадостно потрескивал и как будто напевал. Хотя нам нечего было на нем поджарить, кроме девичьей мечты, на душе все равно сразу стало теплее.

— Откуда взялась эта тварь? — как и полагается хорошему солдату, в бою Орлетта действовала быстро, не теряя время на выяснение второстепенных вопросов. Но сейчас имела право получить все ответы. Хотела бы я их знать...

— По-моему, это демон, — я задумчиво покусала нижнюю губу и покосилась в сторону бессознательно лежащего эльфа. — Ты ведь не знаешь, как мы с Ианом познакомились?

— Так же, как и со мной — в дороге? — предположила девушка.

— Ха! Если бы... — как могла коротко, в двух словах, я поведала отважному рыцарю о событиях, предваряющих нашу абсолютно случайную встречу на большой дороге. И закончила собственным выводом: — Видимо, вызванный им демон все-таки явился, только каким-то образом занял мое место. Может, из-за неопытности этого, прости, Господи, ученика чародея. А может, у нее были и какие-то другие собственные резоны.

— Так этот малохольный — чернокнижник?! — с ужасом и отвращением воскликнула Орлетта, и брезгливо отодвинулась в сторону от юного эльфа, которого совсем недавно так безутешно оплакивала: — А я... ела с ним из одной миски! Спала под одним одеялом! Даже целовалась!..

— Как!? — изумилась я.

Когда только успели — ведь постоянно находились у меня перед глазами. Вроде.

— Ртом! — передразнила меня рыцарша, и по-средневековому целомудренно покраснела.

— Искусственное дыхание не считается! И вообще, он ведь не со зла, а по простоте душевной. Ты ведь знаешь нашего Иана! — кто-то должен был вступиться за бесчувственного друга, раз сам он не может сказать и слова в свою защиту. Впрочем, с его дипломатическим тактом он непременно нашел бы такие слова, что девушке не то, что простить — добить его захотелось бы.

— Зато теперь, кажется, узнала получше, — проворчала Орлетта, и, отвернувшись в сторону, принялась вытирать губы тыльной стороной ладони и рукавом.

Я же занялась вещами более насущными: сооружением подобия домашних шлепанцев из листьев лопуха. Выглядели они даже вполне прилично, если бы не одна проблема — развалились при первом же шаге. Можно было бы попытаться сплести тапки или даже лапти из коры, да вот незадача — сперва ее следовало каким-то образом содрать со ствола. А это мало того, что негуманно, так голыми руками еще и невыполнимо. Разве что упросить о содействии семейство сочувствующих бобров... уверена, Орлетта ожидала от меня какого-нибудь изящного решения как раз в этом духе.

Добавив к стогу изодранных в клочья репейных листьев еще пару, я какое-то время задумчиво смотрела, но затем решилась и осторожно взяла в руки ту самую книгу. Тяжелая... и холодная какая-то — будто лягушачьей кожей обтянута! Впрочем, всякое может быть...

— Лучше ее вовсе сжечь! — посоветовала Орлетта.

— Согласна, — желание пролистать сокровищницу колдовских знаний внезапно пропало само собой, уступив место уверенности, что ни к чему хорошему это не приведет. Но прежде, чем зловещий томик отправился в костер, мое внимание привлекла закладка, скорее даже межстраничное вложение — что-то вроде толстого письма.

Немного поколебавшись, я раскрыла книгу — это действительно оказалось письмо, написанное вычурным, красивым, но совершенно неудобочитаемым почерком на плотной бумаге. Из-за сложной технологии изготовления бумага в этом мире стоила дорого и относилась к предметам роскоши — а уж изготовление из нее конвертов наши предки наверняка сочли бы напрасным расточительством. Адрес и имя получателя надписывали прямо на обратной стороне особым образом свернутого листа. В данном случае адресат вовсе не был указан, очевидно, корреспонденцию должен был доставить курьер, хорошо знавший получателя. Когда-то письмо было запечатано цветным воском с нечетким оттиском гербовой печати, но чьи-то любопытные тонкие пальчики сломали его, нарушив тайну личной переписки.

Подавив внутренние моральные возражения (все равно ведь уже кем-то вскрыто!) я развернула лист и принялась читать: "Милостивый государь... бла-бла-бла... С превеликим почтением... трам-пам-пам... Всецело предан..." так-так-так... ага! После верноподданнических славословий, занявших три четверти страницы, наконец началось самое интересное: "...Думаю, что именно оно наилучшим образом подойдет для Ваших целей. Но помните — сделка с дьяволом всегда требует самой дорогой расплаты. Подумайте, не окажется ли запрашиваемая цена для Вас непосильной! Но не считайте, что в мои намерения входит Вас учить и диктовать..." — и так далее, и тому подобное. Если Иан это прочел, то вполне мог решить, будто таинственное "оно" и для его целей подходит самым наилучшим образом. Скорее всего, речь идет о вызывающем демона заклятье — раз упоминается дьявол и расплата. Проверить невозможно: закладка лежала меж пустых страниц. Очевидно, вызвать демона можно только один раз. Бросались в глаза лишь несколько слов, написанных совсем свежими чернилами — похоже, поздние исправления, сделанные прямо поверх пропавшего текста. Прежде всего мне бросилось в глаза... Собственное имя!

С возгласом отвращения я швырнула проклятую книгу в огонь. Тот радушно принял ее в свои объятия, точно ждал этого многие годы — и хотя обычно книги с плотно сжатыми страницами горят неохотно (приходилось мне как-то мангал растапливать толстым "Космо"), но эта занялась сразу и дружно, за секунду превратившись в огненный шар. Поднявшись над костром, тот в свою очередь трансформировался в уродливый, охваченный пламенем череп. Зависнув в воздухе, он смерил каждого из присутствующих на поляне, включая Иана, презрительным взглядом рассыпающих искры пустых глазниц, зловеще расхохотался, и внезапно... разлетелся в стороны мириадами стремительно гаснущих огненных светляков.

Глава 12.

Какое-то время пляшущие перед глазами огненные круги застилали для меня солнечный свет. А когда проморгалась — от изумления так и села на пол... На пол!

Каким-то чудесным образом мы вернулись в тот самый момент, когда женщина-стрекоза плеснула в ладоши и место действия стремительно перенеслось в лес: все те же лица, "арена" в центре зала... Вот только придворные вокруг уже не стоят, а лежат в лежку — по крайней мере, мужчины. Тревожно вскрикнув, я бросилась вперед, перескакивая через безжизненные тела и расталкивая в стороны мешающихся под ногами барышень — туда, к трону! И вовсе не для того, чтобы немедленно его узурпировать, пользуясь отсутствием законного владельца. Тем более, что тот никуда и не делся: лежит без чувств у подножия громоздкого и неудобного вызолоченного кресла...

Какая-то широкоюбочная полузащитница из фрейлин попыталась было броситься мне наперерез, но контратака быстро захлебнулась, запутавшись в широкой оборке. Ну, может, свою благотворную роль сыграл и удар головой под дых...

Упав на колени перед поверженным монархом, я с трудом подавила неуместное желание потрясти его за плечи или по обычаю местных вдов взвыть в голос. Прислушалась к дыханию — но в ушах глухо грохотал лишь мой собственный пульс. Пришлось прижаться щекой прямо к обтянутой мундиром груди — сердце бьется! Неужели он, как и Иан, впал в кому?!

Я уложила голову короля себе на колени (он так неудобно упал, прямо на ступеньки!), и дала выход обуревающим чувствам. Как водится, наиболее обильно они выходили через глаза и рот, орошая дорогое лицо горячим соленым дождем и оглашая тронный зал словами раскаяния и сожаления:

— Этого не может быть, не может! — всхлипывая, приговаривала я. — Зачем тогда все? Зачем тогда жить?..

Не помню, что я еще кричала — в тот момент это казалось очень важным, но, облаченное в словесную форму, напоминало чистый бред. Надеюсь, лежащий без сознания самодержец тоже не запомнил, если даже слышал. Кажется, вырвалось несколько фраз о том, о чем в моем шатком положении лучше было бы промолчать... Да и думать опасно.

Короля выдала самая обычная муха: пока она блуждала в кустистой брови, он мужественно терпел. Но стоило мохнатым лапкам пощекотать переносицу — монарх щедро, от души, можно сказать, размашисто чихнул.

— Ваше величество, вы притворяетесь! — возмутилась я.

— Да вы и мертвого воскресите, госпожа придворная чародейка! — не растерялся коронованный обманщик.

Пошатываясь и хватаясь руками за головы, остальные придворные потихоньку начали принимать вертикальное положение. Все выглядели ошеломленными но, кажется, не слишком пострадали от таинственной падучей. Слуги оклемались быстрее господ, и теперь помогали им держаться на ногах. Особенно ослабевших с высочайшего королевского дозволения вывели из зала.

Его величество держался молодцом, лишь для виду опираясь на подставленную мной руку. Поднявшись по трем ступенькам к трону, он занял принадлежащее ему по праву место.

— А где же отец Михаил? — я огляделась по сторонам. Личный духовник короля, он всегда следовал за ним, точно тень. Вот у кого наверняка есть свои соображения по поводу происходящего — кому и разбираться в демонах, как не святому отцу!

Однако окружающим хватало хлопот и без того, чтобы удовлетворять любопытство чародейки. Кто-то догадливый уже оказывал Иану первую помощь... Ах, это Орлетта успела распорядиться! Вмешавшись, я потребовала, чтобы мальчика отнесли в мою комнату: попробую его травками отпоить, ароматерапию... Не узнав, слуга грубо огрызнулся -а затем впал в ступор. Еще бы, ведь для них я никуда не пропадала, просто внезапно загорела до черноты и поизносилась в лохмотья буквально за пять минут.

Девушка-рыцарь уверенно раздавал приказания дворцовой челяди — сказывалось графское происхождение. Ну, по крайней мере об одном уже можно не волноваться, она наверняка устроит все наилучшим образом, и проследит, чтобы малыша (даже обоих — над Найденкой уже вовсю причитали придворные дамы) отнесли куда надо, вымыли, переодели и накормили.

Больше всего сейчас мне хотелось, не отвлекаясь на мелочи, полностью сосредоточиться на любимом, и потребовать если не продолжения внезапно прерванного почти месяц тому назад праздника, то по крайней мере немедленного и самого страстного уверения в том, что он тоже скучал и думал обо мне каждый день. Но король повел себя странно: вместо того, чтобы обнять и приголубить — отстранился, и посмотрел как-то... неласково. Ну, конечно: после такого скоропалительного бракосочетания получил возможность все обдумать, и пришел к выводу, что поторопился... Или поверил, будто я его колдовством под венец затащила? А может, все проще: сравнил, и моя "заместительница" понравилась ему больше?.. еще бы — летать умеет!.. Я чтож... Я ж не напрашиваюсь! Могу и кольцо вернуть, если надо... Может, наше бракосочетание вообще недействительно, без поцелуя-то! Надо поинтересоваться у эксперта:

— Где отец Михаил!? — громче повторила я, обращаясь к одному из стражников, что провожали нас в зал. Парень выглядел не таким пришибленным, как другие — армейская закалка!

Вздрогнув, тот ошалело покосился на меня, затем посмотрел куда-то поверх моего плеча, и неуверенно протянул:

— В темнице?..

— За что батюшку-то? — недоверчиво ахнула я.

— За... измену?

Он что, у меня спрашивает? Или это та, вторая успела начудить, а парень никак не разберется, я это или не я? Не знаю другого старгородца, менее способного на измену, чем отец Михаил — надо было совсем спятить, чтобы этому поверить!

— Веди меня в темницу!

Далеко идти не пришлось: государственных преступников (до сих пор немногочисленных) держали здесь же, в дворцовом подземелье, где на всякий случай оборудовали несколько камер умеренной комфортабельности, обычно пустующих. За короткое время своего торжества самозванка успела перенаселить их под завязку: кроме отца Михаила я с изумлением увидела в застенках нескольких придворных, которых знала лично, и многих, с кем познакомиться до сих пор не удалось, но хотелось бы — у них была репутация людей достойных и благородных.

В отдельной камере томились женщины, в их числе Настасья и Машенька — разница социальных положений не помешала товаркам по несчастью объединенными усилиями почти насквозь продолбить стену в соседнюю камеру, так что теперь супругов и просто друзей по несчастью разделяла тонкая перегородка в два кирпича. Гораздо больше, чем готовность графинь и баронесс запачкать руки землей наравне с простолюдинками, меня поразило то, как надежно женский коллектив хранил свою тайну.

Но сильнее (и неприятнее) всего меня поразило открытие третьего, самого просторного каземата:

— Вы бросили в темницу детей?! — не сдержав негодования, я обернулась к тюремщику.

— Госпожа чародейка, мне приказали! — испуганно побледнел этот громила, одним взглядом переламывающий палку от швабры.

Скорее всего, "я" же сама и приказала... Если раньше в душе еще шевелились какие-то ростки жалости к сосланному в ад демону, то теперь я жалела лишь об одном: что сломанное кольцо не оказалось бездонным. Сейчас засыпала бы эту дрянь солью с головой!

В отличие от взрослых, дети не торопились покидать узилище, сгрудившись толпой в одном из дальних углов камеры и бросая испуганные взгляды в сторону распахнутой двери. С той стороны они не ждали ничего хорошего...

— Все в порядке, я пришла, чтобы вас освободить. Можете выходить! Вы что, не узнаете меня? Это же я — тетя ведьма!

Совсем недавно такие слова вызвали бы взрыв радости, но сегодня эффект оказался прямо противоположным: мои поднадзорные беспризорники сбились еще плотнее, а вперед выступила Зара с боевым и даже враждебным выражением чумазой мордашки:

— А ну, не подходи! — сурово приказала она, выставляя перед собой висящий на груди талисман — когда-то подаренный мне югорским шаманом "ловец снов". С тех пор он так и висел в моей комнате, на ширме — ведь жизнь была ярче и красочнее самого завлекательного сна!

Хоть амулет и не был мне нужен, следовало внушить девочке, что брать чужие вещи без спросу нехорошо:

— Почему ты взяла мой амулет? — сердито сведя брови на переносице, я вдруг подумала, что девочка могла получить разрешение у Настасьи или Машеньки, и смутилась.

— А ты попробуй теперь, отними! — Зарите, как всегда, смущение было вовсе неведомо.

Не очень понимая, чего она добивается, я шагнула вперед и протянула ладонь. Цыганочка не отдернула руку в сторону и не отвела глаз — с таким выражением лица школьные шутники ждут, когда учительница сядет на стул с подложенной кнопкой. Я не могла себе позволить уделить душевным колебаниям больше нескольких секунд, в конце концов, в этом мире меня не ждал удар спрятанного в рукаве электрошокера.

— Настоящая! — выдохнула Зара, когда ловец снов оказался у меня в руках.

— Тетя ведьма! — как по сигналу, малыши облепили меня со всех сторон, обхватив за ноги, а кто повыше — обвили руками талию. Почти все плакали, так что юбка (вернее, то малое, что от нее осталось) быстро промокла насквозь.

— Посему ты так долго не приходила?! — сильно шепелявя, с вполне оправданной претензией в голосе поинтересовалась Зайчона, одна из младших девочек.

— Как только смогла, — с трудом проглотив застрявший в горле комок, я погладила русую головку: — А вы хорошо себя вели, пока меня не было?

— Конечно! — Зарина скривила губы: — Только за это в тюрьму и сажают!

— Ну... молодцы! — неловко похвалила я. — А сейчас пойдемте домой, у меня уже ноги закоченели на каменном полу стоять!

— Пожалуйте! — отчитанный за чужую вину, тюремщик всеми силами старался реабилитироваться в моих глазах, и уже протягивал почти новые, умеренно стоптанные сапоги гигантского размера, что называется "со своего плеча". — Сейчас распоряжусь подогнать карету!

Не чувствуя от холода пальцев на ногах, я с благодарностью приняла еще теплые сапоги, в которые кроме меня с успехом могли обуться три человека. Хватит гадать, сколько дней тюремщик носил их, не снимая, и есть ли у него грибок!

— Боюсь, нас слишком много для кареты... Да тут недалеко — пройдемся пешком!

К чести графьев, маркизов и прочих баронов, вновь обретя свободу, они не стали важничать, а с готовностью подхватили на руки моих дважды подкидышей. Дети тяжелее взрослых переживали заточение...

— Святой отец, что тут происходило без меня?

— А как долго вас не было, госпожа чародейка? — вопросом на вопрос ответил священнослужитель.

Ну, конечно — для них ведь я никуда не пропадала.

— Меня "утащило" прямо из-под венца... Не может быть, что никто не заметил!

— Мы удивились, конечно, — хмыкнул отец Михаил. — Но буквально через несколько мгновений вы уже встречали нас у выхода из часовни, такая же цветущая, как обычно, и объяснили, что такое, мол, с вами бывает — от восторга.

Пока наша "кавалькада" неспешно подошла к заброшенному зданию приюта, от рассказа о собственных злодействах у меня волосы поднялись дыбом. И не только на голове: что поделать, эпиляторов в этом мире еще не изобрели, а скоблить ноги мечом — это, знаете ли, аттракцион не для слабонервных.

Моя "копия" в своем могуществе опиралась на примитивнейшие чувства — зависть и похоть. Те, кто не поддавался ее чарам, отправлялись в темницу — разумеется, это оказывались лучшие и благороднейшие люди, чистые влюбленные сердца. Даже в среде династических браков и выгодных мезальянсов находилось место чистому чувству! Не избежал застенков и сам королевский исповедник, огражденный от мирских искушений своей верой. Какой властью демонесса обладала над королем, он не знал, но был уверен, что не колдовской. Священник склонялся к мысли, что "стрекоза" чем-то угрожала его величеству, но чем именно — сказать не мог.

Как бы невзначай несколько раз в своем рассказе отец Михаил упомянул, что король все-таки не поверил подменышу, и целовать, как того требует обряд, не стал. Более того — с этого дня он ни разу не делил с "чародейкой" опочивальню, не оставаясь "у меня" и не приглашая ее к себе. Я по достоинству оценила преданность и деликатность священника, хотя червячок сомнения все-таки остался.

На удивление, детский дом почти не был разорен — даже покосившийся ящик для пожертвований по-прежнему красовался на дверях. Соседи не всегда относились к чужому имуществу с таким почтением: первые несколько ящиков опустошали и разламывали, а то и уносили целиком. Пока однажды я, на совесть приколачивая очередную копилочку с откидывающейся крышкой, случайно не попала молотком по пальцам, и в сердцах рявкнула: "Да чтоб того, кто еще на сиротские деньги позарится... нервный почесун одолел!"

Хотя и не приглашала я зрителей полюбоваться процессом виртуозного фигурного вбивания двух гвоздей, но без свидетелей не обошлось, и весть о "страшном заклятье", наложенном на коробку, в кратчайшие сроки облетела округу. От человека к человеку список напастей, грозящих обрушиться на хитника, неуклонно возрастал.

Разумеется, ящик украли на следующую же ночь... и вернули к полудню. Ожидание наказания оказалось страшнее самого наказания — наслушавшись рассказов о неминуемой жуткой каре, вор поспешил избавиться от преступных доходов. Дальше-больше: почти каждое утро на крыльце появлялся новый-старый ящик (некоторые даже с деньгами!), и трижды в двери колотились забулдыжного вида почесывающиеся личности с признанием, что пожертвованные доброхотами денежки они пропили, но готовы все возместить самоотверженным физическим трудом.

Я налегла на ручку незапертой входной двери, готовая к самому худшему: страшному беспорядку, к тому, что в опустевшем здании поселились крысы, летучие мыши или нищие... Но не к тому, что из темноты открывшегося проема мне навстречу бросится что-то белое, бесформенное, с перекошенной в беззвучном крике мордищей. Нечто спланировало откуда-то сверху и по определению не могло быть живым существом.

С визгом я отскочила в сторону, едва не скатившись с крутых ступенек, и тугая пружина, установленная Андрюшей Кулибиным, с громким стуком захлопнула дверь. "Аудитория" с почтением взирала на поединок "тети ведьмы" с призраком. Старательно делая вид, что и прыжок, и неуклюжие попытки сохранить шаткое равновесие на верхней ступеньке — всего лишь детали продуманного тактического отступления, я через силу улыбнулась:

— Все в порядке! Сейчас разберусь, что там такое...

Чувствуя в ногах предательскую слабость, я второй раз приблизилась ко входу, и положила ладонь на дверную ручку, с тоской вспоминая, как в кино американские коммандос (а в последнее время — и наши) ловко заскакивают в опасные помещения, кувыркаясь через голову, и тут же принимают стойку для прицельной стрельбы. Из оружия страшной поражающей силы у меня оставалось разве что обаяние, а стрелять я могла глазами... Вот только оценит ли это призрак?

Стоять на крыльце, выжидая непонятно чего и якобы собираясь с духом (а на самом деле теряя последние крупицы отваги) было глупо. Собрав волю в кулак, я резко рванула на себя дверь и ринулась внутрь дома... Получилось ну совсем, как в кино: зацепившись за порог, сапог богатырского размера отправил меня в свободный полет. Я рыбкой нырнула вперед, головой навстречу летящему призраку, и с размаху протаранила фантом, оказавшийся на ощупь очень даже упругим, почти материальным, после чего кувырком покатилась по полу.

Оставшийся в дверях сапог заблокировал тугую створку в полуоткрытом состоянии, и поднявшись на ноги я имела удовольствие в подробностях рассмотреть "призрака" — натянутое на раму сильно изорванное полотнище с аляповато намалеванной рожей. Гримасничать и скалить зубы "ужас, летящий на крыльях ночи" заставляло только мое богатое воображение. Хитрая система противовесов заставляла раму перегораживать открытый дверной проем, и поднимала ее верх, как только дверь закрывалась.

Прихрамывая, в одном сапоге я подошла к двери и выглянула наружу:

— Андрюшенька, солнце мое! Подойди-ка сюда ненадолго!

Сияя не хуже названного светила, юный Кулибин быстро поднялся по ступенькам, ожидая заслуженной похвалы. И, конечно, получил:

— Молодец, ловко придумал... Но что ж это ты меня не предупредил?

— Я забыл, — последовал убийственный в своей простоте ответ. — Думал, что его уже кто-нибудь сломал!

— Э-э-э... Ну, хорошо, иди, — я дрожащей рукой потрепала стоящие дыбом нестриженые вихры изобретателя, и пригласила всех заходить — путь свободен.

В горячке освобождения и борьбы с привидением спутники мало обращали внимания на мой внешний вид, но теперь стыдливые аристократы и дети постарше при виде голых ног, мелькающих в многочисленных "разрезах", отводили глаза и краснели.

— Тетя ведьма, а почему у тебя ноги торчат? — с детским простодушием поинтересовалась незнакомая девочка лет пяти... стоп, откуда в моем приюте незнакомая девочка?!

— А вон мои мама с папой стоят, — пояснила малышка, указывая пальцем. На самом деле здесь никто не стоял, каждому нашлось дело: графы и бароны при помощи мальчиков поднимали и ставили на место опрокинутую во время ареста или обыска мебель, а их жены старательно, пусть и не слишком умело, размазывали пыль и грязь старыми ненужными тряпками.

Кстати, о ненужном: заглянув в одну из пустующих комнат монашек-воспитательниц, я обнаружила там забытую запасную рясу, и тут же натянула вместо так всех смущающего развратного платья, явно опередившего свое время. Правда, она оказалась коротковата, и подол оставлял на виду добрых тридцать сантиметров босых ног, но на это уже никто не обращал внимания. Шерстяные носки и вязаные все из тех же старых тряпок шлепанцы — изделия воспитанниц приюта, — убили последний намек на сексуальность.

Глава 13.

Эту ночь я провела в приюте, наотрез отказавшись ночевать в лаборатории, "испачканной" присутствием самозванки. Видя, что меня не переубедить, Настасья только вздохнула, и отправилась на рынок — выбирать новую перину, одеяло и мягкий холст для пары комплектов постельного белья. Готовое в этом мире не продавали... Да и вообще из простых людей редко кто им пользовался.

Порхающая Машенька принесла последние дворцовые сплетни, похвалилась, что Пузанчик вырос и окреп, они с Найденкой тут же подружились, и очень хотят меня видеть. Горничная предупредила, что освободившееся после ее переезда в собственный дом лежачее место занял то ли "болезный" (очевидно, Иан), то ли сопровождавший меня рыцарь — чтобы я не пугалась, застав в своей комнате пусть знакомых, но все-таки двоих мужчин. На замечание, что один из них девушка, Машенька сперва пренебрежительно фыркнула, а затем сочувственно вздохнула: "Бедняжка!"

Второе возвращение во дворец было поистине триумфальным: правда, восторженный народ собрался на улицах по другому поводу, как раз в этот день в столице проходил традиционный ежегодный фестиваль святого Лазаря — но в своей рясе я как раз очень органично вписалась в исполненную религиозного экстаза толпу. Праздновалось, разумеется, знаменитое воскрешение из мертвых, но попутно вспоминались и другие библейские сюжеты, так что процессия пестрела самыми разнообразными колоритными персонажами, начиная с аляповато раскрашенных свекольным соком восставших мертвецов (так изображала Лазаря веселящаяся молодежь), и заканчивая вполне капитальными крестами, установленными прямо на улицах, с привязанными к ним людьми. Эти уже не кривлялись, а старались тем самым доказать свою готовность принять на себя часть мук Спасителя. Отец Михаил рассказал, будто в старину некоторые фанатики даже заставляли родных по-настоящему прибивать себя к крестам, но с тех пор, как церковь запретила и приравняла этот обычай к греху самоубийства, смертельных случаев стало меньше.

Немало было в толпе и ряженых монахов, вроде меня, так что по крайней мере сегодня мне не грозило обвинение в оскорблении мундира священнослужителя. Да и батюшка Михаил разрешил, заметил даже, будто ряса мне идет. На мой вкус как цвет, так и покрой были к лицу разве что мешку картошки, но следовало благодарить судьбу и за это — в старом платье охваченные религиозным порывом горожане в одну секунду забили бы меня камнями, прежде чем я успею крикнуть, будто изображаю какую-нибудь ветхозаветную блудницу — Далилу там, или Иезавель... Сусанна не грешила, но бегала голой перед старцами. Да и Юдифь, отправляясь на роковое для Олоферна интимное свидание, наверняка постаралась одеться так, чтобы он точно не устоял. Именно так она и изображена на картине этого, как его... знаменитый такой, еще в Эрмитаже висит! Впрочем, не важно. Какая я все-таки умная и эрудированная, аж сама себя боюсь!

Если на улице мой скомороший наряд смотрелся еще более-менее уместно, то во дворце приходилось прикладывать нечеловеческие усилия, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из знакомых, особенно королю! Не буду скрывать, именно его мне сейчас хотелось увидеть больше всего — еще раз испытать это знакомое чувство, когда язык, которому хотелось сказать так много важного, немеет, а в животе откуда ни возьмись появляется сведенная судорогой стальная пружина... Но показаться перед ним в таком виде! Дайте мне с дороги хотя бы умыться, переодеться, заново привыкнуть к новому старому дому...

В конце концов, по средневековым понятиям, именно мужчина должен сделать первый шаг, проявить инициативу! Еще решит, что я навязываюсь... А вдруг и на самом деле не было никакой тайной свадьбы, и все это — не более, чем разыгравшаяся девичья фантазия, усугубленная магической травмой? Я брошусь ему на шею, а он холодно посмотрит и вежливо спросит: "Что с вами, госпожа чародейка?" Ох, нет... тогда уж лучше мне было бы совсем не возвращаться!

Настасья с Машенькой проявили бешеную активность и нечеловеческую работоспособность, так что комнаты буквально сияли чистотой. Наш дружественно настроенный домовой с самозванкой не ужился и куда-то пропал, так что девушкам пришлось перемывать собственными руками все запылившиеся без использования реторты, и теперь те блестели и сверкали, точно бриллианты. Вот деревянную бадью пришлось выбросить — самозванка явно не утруждала себя частыми омовениями, и ванна рассохлась. Ну, ничего — купим новую, или закажем, а пока похожу в баньку вместе с приютскими, парок там душевный: вчера, кажется, вместе с дорожной грязью вся шкура сползла. Красота — будто заново родилась!

Вторая радостная новость касалась Иана — он пришел в себя! Отбросив брезгливость и вспомнив всю съеденную вместе соль, Орлетта собственноручно кормила "чернокнижника" с ложечки куриным бульоном. Тот послушно сглатывал и, кажется, уже начал нас узнавать, а вот по сторонам оглядывался с явным недоумением. Зарина, оставленная в приюте, но неведомым образом оказавшаяся в лаборатории раньше меня, глазела на эльфа с нескрываемым восторгом, и то и дело норовила ущипнуть за ухо, ткнуть пальцем в глаз или подергать прядь зеленых волос — настоящие ли?

— Как отрасли! — восхитилась Настасья, наматывая мои волосы на расческу в надежде соорудить мало-мальскую прическу.

— Да это разве отрасли! — по-мюнхгаузеновски отмахнулась я. — Вот у Орлетты была коса — так она ее два раза вокруг талии обматывала, чтобы по земле не волочилась! Даже жалко, что снова пришлось обрезать...

— А вот мне — нисколько, — отозвалась из соседней комнаты девушка-рыцарь. Ненамного отстав от голоса, она тут же возникла на пороге в полный рост: — Я уже привыкла к стрижке, а коса такой длины только мешается. К тому же мыть и расчесывать ее столько времени каждый раз занимало!

— А-а-и-е-э... — нечленораздельно проблеяла ошарашенная Настасья. — Орлетта?.. Не Орлетто?.. Ты... Вы — женщина?!

— Графиня Элеонора Орловская, — любезно представила я, пытаясь скрыть улыбку. Ну, как тут не вспомнить Кутузова в исполнении Ильинского! — девушка, которая решила посвятить свою жизнь служению святым идеалам рыцарства. А это — Настасья, моя горничная...

— Простите, леди, — пунцовая от смущения девушка попыталась распластаться на полу, чтобы хоть как-то загладить нанесенное оскорбление.

— Ничего, — милостиво кивнул Орлетта.

— А этот, зеленоволосый... он — граф? Или рыцарь? Или... тоже девушка?

— Да нет, Иан — просто эльф, — я поглядела на свое отражение в зеркале, и невольно прыснула: высокая прическа в сочетании с рясой смотрелась... Мягко говоря, оригинально! Но все старые платья, белье и туфли, которые носила — или хотя бы могла носить! — самозванка, отправились на свалку. Из широких юбок бедняки нашьют своим детям много красивых рубашонок... Единственное "чистое" платье было уж очень грязным и разорванным не в одном месте, так что накануне Машенька скатала его в узелок и унесла с собой, пообещав "что-нибудь сделать". Наверное, в итоге понаделала кухонных прихваток. А то и просто тряпок для пола.

К счастью, терзавшие меня опасения, что напуганный зверствами "моего второго я" простой народ — ремесленники и мастеровые — затаят обиду, не оправдались. Репрессии, ударившие по знати и взбудоражившие дворянство, практически не коснулись простых горожан — большинство вообще не заметило кратковременной смены власти. Поэтому в торговых рядах меня по-прежнему ждал теплый прием.

Знакомый сапожник, к которому я заглянула по дороге во дворец, негодующе взвизгнул при виде растоптанных солдатских сапог, в которые я засунула ноги прямо вместе с шерстяными носками и вязаными тапками. Повинуясь движению брови маэстро, один из юных подмастерьев на вытянутых руках принес дивной красоты мягкие туфельки без каблуков, на плоской подошве, из такой нежной кожи, что ногам в них хотелось... если и не петь, то хотя бы идти исключительно пританцовывая.

— Но ведь они, наверное, чьи-то? — несколько раз продефилировав из угла в угол мастерской, и уже прикипев к бареткам душой и стопами, я внезапно вспомнила, что мастер не содержит отдел готовой продукции, а шьет по индивидуальным колодкам, исключительно на заказ.

— Признаться, я шил их для вас, — сапожник заговорщически подмигнул. Прекрасно зная, что на самом деле обнаженные ножки высокопоставленных клиенток волнуют его не более, чем грядущее через века глобальное потепление, я зарделась и смущенно хихикнула — за такую работу художнику можно было простить маленькие слабости вроде безобидного кокетства: — Когда вы в первый раз делали у меня заказ, я был уверен, что женщина не сможет ходить на таких высоких каблуках. Но ни одна клиентка не должна выходить от меня недовольной! Поэтому я сшил две пары туфель по вашей ножке, вот эти и другие, в точности такие, как вы описали. Ведь прежде я не имел дела с настоящими ведьмами!

В последней фразе прозвучало такое искреннее восхищение, что я снова покраснела:

— Господин Кривицкий, вы — настоящий маг и волшебник! Боюсь только, что прямо сейчас я не смогу оплатить вашу работу...

— Бог с вами, госпожа! — мастер смахнул со щеки набежавшую слезу умиления, вызванную вполне заслуженной похвалой. — Я ведь уже не рассчитывал продать эти туфли, и стачал их на свой страх и риск. Это была тренировка, всего лишь разминка рук...

— Руки у вас — золотые! — покружившись на носочках, я пригладила ладонями взметнувшийся подол широкой рясы: — тогда я еще закажу вам две пары туфель с каблуками, открытые и на шнуровке, и осенние сапожки — вдруг пойдет дождь...

В конце концов я заказала все, что только смог вспомнить разошедшийся сапожник — даже специальную обувь для верховой охоты, хотя и не признаю напрасное убийство зверей ради развлечения... к тому же боюсь лошадей. Без преувеличения можно сказать, что мы расстались вполне довольные друг другом. Если бы и с одеждой все разрешилось так же просто! Увы, опыт общения с придворной портнихой настраивал на самый пессимистичный лад. Более вредной и костной тетки свет не видывал — чтобы укоротить юбку всего на пять сантиметров, приходилось испрашивать высочайшего позволения чуть ли не у самого папы римского...

Впрочем, предаться печальным раздумьям о несовершенстве собственного гардероба мне было особенно некогда. Забот хватало и без того: Орлетту, как высокородную графиню, переводили в отдельные гостевые апартаменты (я заглянула из любопытства — гардеробная больше моей лаборатории!). Но дворцовый смотритель встал в позу, и категорически воспротивился переселению козы вместе с "хозяйкой", как та ни уверяла, что на самом деле это не животное, а заколдованная принцесса. Пришлось подтвердить... Зато Настасья так и прыгала от радости — манеры у Беляночки были отнюдь не аристократические. Миску с бульоном из рыцарских рук переняла Зара, и теперь трепала Иана за длинные уши на вполне законном основании — в качестве сиделки.

А еще я внезапно обнаружила у себя полное отсутствие разменной монеты — вместо денег в самых неожиданных местах обнаруживались дорогие ювелирные украшения, к которым самозванка, по-видимому, питала слабость. В подавляющем большинстве — жуткая безвкусица: предпочтение явно отдавалось величине камня, а не красоте огранки и оправы. Наверно, опасаясь разоблачения, самозванка предвидела, что когда-нибудь ей в спешке придется бежать из дворца, унося самое ценное. Недрогнувшей рукой я сгребла эти экспонаты музея ювелирного искусства в старую наволочку, оставив все же одно ажурное колье невероятной красоты. Вдруг демонесса его не надевала?..

Затем рысью — к отцу Михаилу, выяснить судьбу монашек-воспитательниц, как-то сумевших избежать застенков, и выпросить новых, если прежние навек потеряли тягу к взращиванию ростков разумного, доброго, вечного в податливых детских душах. К счастью, оказалось, что женщин не запугивали и не стращали, но после того, как вооруженные люди ворвались в приют и без всяких объяснений куда-то увели всех воспитанников, монашки не видели дальнейшего смысла своего пребывания в пустом здании (и, подозреваю, побаивались алешенькиного "призрака"). Как бы там ни было, воспитательницы охотно выразили желание вернуться к прежним обязанностям — дети тоже их полюбили... Гармония и красота повсеместно воцарялись на земле.

Король так и не пришел. Правда, один раз мне показалось, что в дворцовом коридоре я мельком увидела его фигуру, но тут же поспешила скрыться за поворотом, и припустила со всех ног. Сама не знаю, чего испугалась... Не позорной же рясы! Муж — если только это и вправду был он — догонять меня не стал...

Вечером курьер доставил скатанное в свиток красочно оформленное приглашение на торжественный раут. Точно такие же получили Орлетта и Иан: эльф никак не отреагировал, не осознавая истинную важность события, а девушка-рыцарь пришла в страшное волнение: сперва ужасно обрадовалась такому вниманию, а потом жутко огорчилась, что ей совершенно нечего надеть. Предпочитает ли женщина пышные платья с кринолином, крохотные лоскутки от известного дизайнера, еле прикрывающие самое ценное, или блестящий громоздкий панцирь из кованого металла — эта проблема будет волновать ее во все времена.

Уже проваливаясь в дремоту, я представила, каким фурором обернется мое появление на послезавтрашнем приеме: в ношеной, слишком широкой, зато короткой рясе — но слишком устала, чтобы эта мысль могла лишить меня сна. А утром, открыв глаза, никак не могла поверить, что уже не сплю: наверное, Машеньке пришлось работать сутки напролет, но она совершила настоящее чудо — выстирала серое платье, зашила распоровшиеся швы, а износившуюся тафту заменила вставками из блестящего белого кружева с серебряной нитью в Моем мире это был бы люрекс, но тут наверняка настоящее серебро, и чтобы за него расплатиться, девушке, скорее всего, пришлось заложить дом. Можно поспорить, что она не велела лавочнику записать покупку на мой счет!

Кружась перед зеркалом и любуясь старой обновой, я в который уже раз подумала, что в руках этой молодой женщины в сто раз больше волшебства, чем в ее госпоже, зарабатывающей "чародейством" себе на хлеб с толстым-толстым слоем масла — чтобы икра не скатывалась...

Белая отделка особенно подчеркивала черноту загорелой кожи — по современным канонам аристократической красоты непривычно и даже неприлично... но смотрелось очень эффектно. Того гляди, солнечные ванны обретут популярность среди придворных дам! Лето еще не кончилось, есть время наверстать упущенное — хотя и осень уже не за горами. Скоро год, как я попала в этот удивительный, невероятный, сказочный мир, и за это время совершила головокружительное восхождение по крутой карьерной лестнице. Вот уж в прямом смысле "кто был никем — то станет всем": от потерявшей память девушки с улицы, без денег и титула, до лица, приближенного к трону. Хотя и осталась, по сути, деклассированным элементом. В местной табели о рангах — не пришей кобыле хвост, наемный работник, магический служка. О том, что я еще и королевская жена, судя по поведению "суженого", можно уже и не вспоминать... Может, намекнуть кому следует, что хочу стать графиней? Николай Растопшин давно говорил, что ему одиноко в большом замке, а детей бог не дал. Интересно, наследует ли титул приемная дочь?.. Но старик, кажется, имел в виду что-то другое.

Хотя было бы о чем беспокоиться — может, мне не о титуле, а о новом месте работы пора подумать. Ни с того, ни с сего неожиданно исчезнуть почти на месяц, а потом внезапно появиться на белом коне (ну, пусть на рыжей кобыле) — такое нигде не приветствуется. Особенно если ты занимаешь важный государственный пост. Вот приду я на праздник, вся нарядная и счастливая, а мне при большом скоплении народа тут же пропишут выговор с занесением, произведут окончательный расчет и дадут две недели на очистку занимаемого помещения от личных вещей... ах, кажется, за последний месяц мне вообще ничего не полагается. Или все-таки удастся задним числом оформить себе очередной оплачиваемый отпуск? В конце концов я почти год проработала без перерывов, выходных — да практически круглосуточно! При такой работе не молоко, а коньяк за вредность полагается...

Всегда казавшиеся мне мрачноватыми и холодными, сегодня каменные коридоры дворца выглядели вполне радушно, навевая ассоциации с теплыми дружескими объятиями после долгой разлуки. Будучи в разбойничьем плену, я отсутствовала при дворе ничуть не меньше, но тогда со мной всегда была Машенька, и благодаря ее заботе я чувствовала рядом кусочек дома.

До зала приемов я так и не дошла — но перехватил меня не рослый стражник, и не придворная дама, стосковавшаяся по фирменному чародейскому мылу:

— Госпожа чародейка!

— Здравствуйте, ваше величество! — воспитанной даме, обтесавшейся при дворе, полагалось бы опуститься до земли в глубоком поклоне... послушной средневековой жене, наверное, тоже — а после подставить щечку для поцелуя. Мне же от распиравшего восторга хотелось прыгать до потолка, и с этим не могли справиться ни врожденная культура, ни основательно подзабытые в лесу манеры. К тому же я так успела себя запугать, что в свете неизбежного увольнения и скандального развода еще одно мелкое преступление казалось уже несущественным. Не расстреляют же меня, в самом деле, за неуважение к королю! Из луков, ага... Как святого Себастьяна.

— Приятно снова видеть вас среди нас, — монарх блеснул перлом придворной галантности.

— А как мне-то приятно наконец вернуться домой! — вполне искренне заметила я. — Хотя он встретил меня и не совсем так, как мне мечталось... я-то думала, что меня тут ждут, ищут... А оказывается, никто и не заметил моего исчезновения.

— Кстати, я давно хотел вам вернуть, — опустив руку в карман, король протянул мне тонкий плетеный браслет из темного серебра с блестящими камушками. А я и забыла, что надевала на свадьбу гарнитур! Правда, сейчас никто не назвал бы эти вещи парными — от частого употребления гребень отполировался до блеска, и несколько самоцветов потерялись: — Хотел удержать вас за руку, но ухватил только это.

— Мой браслет! — я протянула руку, но в последний момент недоверчиво отдернула: — Почему же вы не отдали его той, другой, что заняла мое место? Все принимали ее за меня!

— Потому что я точно знал: это не вы.

У меня будто табурет из-под ног выбили... А влезла я на него, чтобы тяжелое кашпо на веревке повесить, и в падении случайно попала шеей в петлю... Выходит, он знал, что я пропала, был в этом абсолютно уверен, и ничего не делал! Типа, уже свое получил... или та, другая, устраивала его больше? Лучше воспитана, умеет себя подать, обладает чисто средневековым вкусом в выборе драгоценностей — "шоб побольше"! К тому же настоящая чертовка, а не липовая ведьма...

— Здравствуйте, отец Михаил! — глядя через королевское плечо, уныло поздоровалась я.

Коренастый священник ледоколом вломился в наш томительный тет-а-тет, не ответив на мое приветствие — кажется, вообще его не расслышал, и тут же принялся выговаривать своему воспитаннику:

— Ваше величество, ну разве так можно! Все вас давно ждут! А вы тут...

— Прячусь, — фыркнул король. — вы же знаете, святой отец, как я люблю интересные рассказы о путешествиях. А наблюдения госпожи чародейки, непредвзятого и незаинтересованного наблюдателя, особенно ценны! Всегда мечтал знать, как родная страна выглядит чужими глазами, и просто боюсь упустить такую уникальную возможность.

— Госпожа чародейка никуда... — "не денется", явно хотел сказать священнослужитель, но, очевидно, вспомнил, сколько раз я уже исчезала в самый неожиданный момент, и проглотил окончание фразы, заменив нейтральным: — ...не уйдет. А вот вас, ваше величество, ждут неотложные дела!

— Кстати, а где ваши новые друзья, о которых все столько наслышаны? — не обращая внимания на суеты духовника, нахмурился тот. Странно, чем ему ребята не угодили? Ну, Машенька Орлетту невзлюбила — это даже отчасти понятно: она и так переживала, что после ее переселения в отдельный дом в городе мы станем отдаляться друг от друга, потом мое исчезновение, опала... А затем я появляюсь, счастливая и довольная, в сопровождении новой подружки-графини, которая, конечно, одним своим статусом гораздо привлекательнее бывшей горничной. Понимать-то понимаю, вот только ума не приложу, как их теперь помирить... А король — неужели к Иану ревнует? Да он же совсем мальчишка!

— Иан еще не совсем оклемался, — послушно доложила я. — Шутка ли: демон его проглотил и выплюнул! А Орлетта стесняется из комнаты выходить, ей надеть нечего...

Отчаявшись привлечь королевское внимание словом, отец Михаил ухватил его за руку и силой потащил по коридору. Послушно переставляя ноги, тот не желал прекращать увлекательный разговор о модах и погодах:

— Вы могли бы одолжить ей одно из своих платьев — у вас всегда изумительные наряды!

— Красивой женщине все к лицу, — как мне показалось, укоризненно заметил священник, бросая через плечо строгий взгляд.

Я послушно приотстала — не след взрослой серьезной даме, занимающей положение при дворе, вести себя как щенок, норовящий на ходу обогнать хозяина чтобы преданно заглянуть ему в лицо... Даже если это — сам король:

— Боюсь, Орлетте не подойдет ни одно из моих платьев! — тем более, что на сегодняшний день оно всего одно... Но об этом промолчу, а то работодатель еще решит, будто я недовольна зарплатой: — И по длине... И на плечах не сойдется. Ей мужская одежда, правда, больше подходит.

— Девушка — в мужской одежде? — король удивленно остановился, заставив старого священника споткнуться

— Ведь она мечтает стать рыцарем! — пояснила я. — Живет по канонам рыцарской чести, а как дерется! Меч здоровенный, как зубочистку, одной рукой крутит. У нее целые доспехи были, с нагрудником, со шлемом... жаль, украли.

— Что ж это за рыцарь, у которого даже доспехи украли? — усмехнулся мой высокопоставленный собеседник. Кажется, его настроение снова кардинально поменялось, на этот раз в положительную сторону. Вроде я ничего такого особо веселого не сказала:

— Это все из-за меня! Как всего один рыцарь против целой деревни выстоит, да так, чтобы никого не поранить? Пришлось бежать... Потом уже я их шуганула, но лагерь крестьяне успели разграбить.

— А что...

— Ваше величество! — еще раз напомнил о себе духовник.

— Хорошо-хорошо, уже иду... Ну, до скорого, госпожа чародейка! Мне не терпится услышать о ваших приключениях.

— Мы вечером собираемся... У меня в лаборатории! — напоследок крикнула я.

Церемонно дохнув мне на запястье, король скрылся за дверями приемного зала, оставив меня в состоянии легкого обалдения. Вроде бы дал понять, что о событиях, непосредственно предшествовавших моему исчезновению, он помнит. Но рад ли этому — непонятно. Когда конкретно мы снова увидимся — тоже не уточнил. Одно ясно: у меня сегодня свободный день! Я нерешительно потопталась перед захлопнувшимися створками, покосилась на строгих стражников — не рубанут ли с плеча? — но, вспомнив, сколько дел предстоит переделать до завтра, развернулась и бодрой рысцой потрусила в сторону лаборатории.

Глава 14.

Увы, подобрать для Орлетты готовые рыцарские доспехи не удалось — не ходовой товар. Кузнецы с готовностью вызывались принять заказ, и меньше чем за два месяца изготовить удобные, прочные и пригнанные по фигуре латы... Причем запрашивали за работу сущую ерунду — за такие деньги при существующих расценках можно было купить небольшую деревню. Мы обещали подумать, но совсем без обновок не ушли: рыцарша присмотрела себе элегантную кольчужку. Как пояснил мастер, такие пользуются спросом среди купеческого сословия: дорога полна опасностей. Девушка не отказывалась от мысли разжиться трофейным обмундированием, да вот беда — тяжеловооруженные хулиганы обходили нас стороной. Первой же нападать на обладателя лат только из-за того, что тебе приглянулся его костюмчик, как-то "не по-рыцарски".

Заручившись обещанием, что она не наденет новую рубашку, сплетенную из металлических колец, на прием к королю (еще не хватало, чтобы знать подумала, будто она чего-то боится или, того хуже, ожидает покушения!), я отвела графиню к знакомому портному. Специализирующийся на пошиве мужского платья мастер принял Орлетту за парня, поэтому ничуть не удивился, когда она выбрала модные обтягивающие брюки и камзол к ним, а также несколько рубашек, повседневных и парадно-выходных, украшенных кружевом. Правда, удивленно вздернул брови, когда я попросила кусок холстины, чтобы заслонить переодевающуюся подругу. Но окончательно швеца выбила из равновесия подгонка нового костюма по фигуре — мы уже уходили, выразив свое удовлетворение уровнем обслуживания, а хозяин продолжал стоять столбом, озадаченно прижимая к собственной груди растопыренные ладони. То ли что-то проверял, то ли чего-то недосчитывался, то ли просто сравнивал с "эталоном".

У следующего мастера иголки и нитки, славящегося быстротой исполнения, и от этого слегка заносчивого, пришлось задержаться:

— Мы хотим заказать костюм вот такого размера, — я осторожно разложила на закроечном столе то, что осталось от одежонки Иана — принявшая кислотно-желудочную ванну ткань буквально расползалась в руках.

— Детский, — портной на глазок определил размер, и воинственно пощелкал в воздухе острейшими ножницами, демонстрируя готовность с ходу броситься в бой.

— Типа того... Только с небольшими изменениями: рукава удлинить вот настолько, — я сверилась с веревкой, на которой узелками отметила длину рук и ног: — Штанины — вот настолько. И полы жакета — вот настолько.

Рука с ножницами замерла в полузамахе:

— Госпожа, вы точно уверены? — пожелал уточнить средневековый кутюрье.

— Вполне! Видите, я специально на веревочке отметила: синяя бусинка — ноги, желтая — руки...

— Малыш сильно вертелся?

— Где уж ему вертеться! — отмахнулась Орлетта. — И не такой уж малыш...

— ...Просто фигура нестандартная, — пояснила я.

— Ясно, — усилием воли взяв себя в руки, мастер оценил выбранный нами отрез ткани, и поцокал языком — темный бархат с изумрудным отливом и впрямь был хорош: — Через три дня можете приходить на первую примерку.

— Исключено! — отрезала я. — готовый костюм нужен не позднее завтрашнего утра.

— Но... — начав фразу, швец как будто с размаху налетел на каменную стену, и резко переменил мнение: — Хорошо, завтра все будет готово.

— Награда будет королевской, — с таким обещанием мы покинули лавку. Уже перевалило за полдень, а следовало переделать еще тысячу и одно дело.

Вопреки опасениям, ювелиры охотно принимали обратно единожды проданный товар, отсчитывая мне на руки столбики звонких монет. Теперь можно было расплатиться и с сапожником, и с портными, и заказать себе еще одно новое платье... даже не одно — похоже, дела у моей "заместительницы" шли хорошо, и денежки текли рекой. Или ей продавали с большой скидкой, а у меня принимали обратно за полную стоимость? Проверить это было невозможно, но вскоре деревянный ящичек из-под мыла, в который мы складывали "выручку", уже едва не трещал по швам, а несущий его Левушка все чаще душераздирающе вздыхал. "На сдачу" я желала торговцам драгоценностями дальнейшего процветания.

Только две изящные подвески и аляповатая цепь с камеями никак не могли найти хозяина. У меня уже ныли ноги, телохранитель начал картинно прогибаться под коробкой с золотом, а Орлетта — подозрительно часто бросать взгляды в сторону обжорного ряда. Пока один из ювелиров, которых мы обходили уже по третьему разу, не вспомнил, что, кажется, эти вещи продавались в лавке его соседа. Несчастный то ли косо посмотрел, то ли недостаточно низко поклонился перед важной посетительницей, но только после визита придворной королевской чародейки дела ювелира покатились под откос — в конце концов, он окончательно разорился, отдал свой магазинчик за долги, и теперь пропивал последнюю рубашку в ближайшем кабаке.

Через порог местного притона разврата я переступила не без внутреннего смущения. Не только (и не столько) оттого, что приличной девушке нечего делать в таком месте, но предвидя град отчасти справедливых упреков, которые несомненно обрушит на мою несчастную голову несчастный ювелир. Вот только чего я совсем не ожидала, так это того, что разоренный бизнесмен бухнется на колени и примется... благодарить меня от всей души, искренне убежденный, что лишь благодаря чародейскому заступничеству избежал участи еще худшей, вроде гибели в горящей лавке.

— Заступница! — истошно вопил бедолага, ползая на коленях по грязному заплеванному полу корчмы и пытаясь облобызать — не ногу, боже упаси! страшно подумать, что после такого стало бы с дерзновенным, — хотя бы край длинного подола.

— Встаньте! Да встаньте же! — пытаясь увернуться от благодарного безумца, я подмела юбкой всю таверну.

— Не встану! Бейте меня, а не встану! — глухо завывал бывший ювелир, уткнувшись лбом в плотно утоптанный сор, заменявший в кабаке деревянные половицы.

Обстановку разрядил Левушка: одной рукой перехватив тяжелый ящик с деньгами, второй он подцепил упорствующего "счастливца" за воротник и, легко приподняв над землей, усадил того на колченогий табурет.

— Я, кхм... Да, я когда-то купила у вас эти вещи, — заплеванный столик, прежде прогибавшийся лишь под весом пивных кружек, удивленно крякнул, когда на отполированные локтями многочисленных выпивох доски опустилось золото.

— Правда, — мастер выдохнул в мою сторону струю густого перегара — аж голова закружилась. Может, и вправду было лучше, когда он дышал в пол? Но переигрывать уже было поздно, и я отважно продолжила:

— А сейчас хотела бы вернуть их вам.

Нервно хихикнув, бедолага грязным пальцем оттянул ворот не более чистой рубахи:

— Благодарствую... Только... Ведь не осталось у меня ничегошеньки, окромя бессмертной души!

— Мне она без надобности, — торопливо отказалась я, прежде чем тяга к выпивке пересилила средневековую религиозность, впитанную буквально с молоком матери. — Вернее сказать, я хотела бы, если можно так выразиться, одолжить вам эти вещи, до тех пор, пока вы не сможете полностью за них рассчитаться.

— И что мне теперь делать? — непонятливо моргнул выпивоха. Правду говорят, что алкоголь отупляет... С трудом справившись с ощущением, что совершаю большую ошибку, с максимальным терпением, на которое оказалась способна, я попыталась объяснить еще раз:

— Ну, что вы умеет еще, кроме ювелирного дела?

— Пи-и-ить, — после непродолжительного раздумья икнул мой собеседник.

— А вот этого не надо! — я строго погрозила пальцем. — Пить вы больше не будете. Ну, кроме воды, конечно. По рукам?

Тот зачарованно кивнул, протягивая ладонь к драгоценностям. В глазах его отчетливо прослеживалась длинная цепочка математических расчетов — на сколько поллитр вытянет каждая вещица. Мои слова о вреде пьянства, обращенные к здравому смыслу, явно упали не на благодатную почву.

На глазок оценив блеск желтого металла и радужное сверкание камней, кабатчик просиял ярче летнего солнышка, и напротив свободной руки ювелира сама собой точно из ниоткуда возникла приземистая стопка. Автоматически обхватив ладонью, бывший мастер поднес ее ко рту, задумчиво опрокинул в горло, точно не осознавая, что делает... И, закашлявшись, тут же веером выплюнул спиртное на пол. Может, не все еще потеряно!

— Все равно пропьет, — скептически заметила Орлетта, как только мы вышли на свежий воздух.

— По крайней мере, я сделала все, что могла, чтобы этого не случилось. Появилась возможность выбора, и если при этом все-таки скатится на самое дно — в этом уже не будет чужой вины.

— А ты чувствуешь себя виноватой? — удивилась девушка.

— Мне все-таки кажется, что к его разорению приложил свою шаловливую лапку демон...

— Вот именно — демон, а не ты!

— Но у нее было мое лицо!

Рыцарша вздохнула:

— Если, к примеру, твоя собака укусит прохожего — ты будешь виновата?

— Конечно! Значит, плохо ее воспитала, не смогла внушить, что нельзя кусать живых людей...

— Хорошо... А вот если... — она наморщила лоб, пытаясь найти подходящий пример в сокровищнице народной мудрости: — А вот если твой топор, воткнутый в притолоку, упадет на голову кому-нибудь из соседей, кто будет виноват?

— То есть, соседи придут ко мне с обыском или в качестве понятых? Кому вообще пришло в голову воткнуть топор в такое место!

— Ну, допустим... сосед сам возьмет у тебя топор на время, воткнет в притолоку, сам нагнется зачем-нибудь... И баста!

— Но этот "топор" у меня никто не просил. Если продолжать в том же ключе, то его под видом моего подбросили неведомые враги. Да еще и коварно заколдовали таким образом, чтобы при ударе он отскакивал прямо в лоб тому, кто его держит!

Орлетта беспомощно развел руками:

— Ведь всем на свете не поможешь!

— Разве защита и покровительство тем, кто в этом нуждается — не один из основных идеалов рыцарства? — подколола я.

— Ты же не рыцарь!

— Ты пока тоже. Что не помешало тебе не проехать мимо нас с Ианом, когда мы нуждались в поддержке.

— Но...

— У меня такое ощущение, будто мы собираемся поссориться из-за ерунды!

Девушка-рыцарь замолчала, остановленная на полном скаку, нахмурилась и неохотно выдавила:

— Извини. Я такая невыдержанная стала... наверное, от голода.

— Еще тебе не по себе в незнакомом месте, и ты нервничаешь перед встречей с королем.

— Наворожила? — она покосилась с подозрением.

— Да ну! Я точно также себя чувствовала, когда впервые тут появилась. Ну, разве что кроме мандража перед встречей с королем — это произошло спонтанно и неожиданно.

— Я думала, что ты родилась в Старгороде, — удивилась Орлетта. — Ведь придворные должности обычно передаются по наследству... Вообще мы так много времени провели вместе, а ты совершенно ничего о себе не рассказывала!

— Потому что нечего рассказывать... Вот мы и пришли! Одной проблемой сейчас станет меньше: еще никому не удалось уйти из этого дома голодным!

Став домовладелицей, Машенька быстро превратила свое новое жилище в настоящий сказочный терем-теремок: кружевные занавесочки, цветы в горшочках, вязаные половички придавали ему уют, а приветливая хозяйка делала все, чтобы гость, переступив порог, сразу чувствовал себя как дома... Как правило.

— А где малыши — Найдена и Пузанчик? Ужасно соскучилась! — покривила я душой.

— Они тоже будут рады вас видеть! — расцвела Машенька, нахмурившаяся было при виде Орлетты. — Проходите скорее, обед как раз готов! Левушка, да брось ты свой ящик, никто тут его не украдет!

Больным на всю голову надо быть, чтобы забраться в дом бывшего телохранителя синайского посла — Пу Чжан (во Христе — Петр Иванович) невинным на первый взгляд похлопыванием по плечу мог обездвижить человека так, что тот застывал восковой скульптурой, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Синаец запросто колол дрова ребром ладони, а мух и прочую мелочь разил насмерть одной улыбкой. Сейчас хозяин дома под руководством молодой жены активно осваивал русский язык, и продемонстрировал свои успехи при встрече гостей:

— Да-бро па-жа-ла... ать! — широко улыбнулся он.

— Это Пу Чжан, — представила я мужчину. — Вернее, теперь Петр. Он из Синая — что-то вроде тамошнего рыцаря. Прибыл в наши края в составе посольской делегации, и был так покорен местной — хм! — природой, что решил остаться.

Отрекомендованный по всей форме, обрусевший синаец церемонно поклонился, сложив ладони на груди "лодочкой".

— Это Машенька, — я продолжила церемонию знакомства. Хотя девушки однажды уже встречались, и я каждой немного рассказала про другую, но официально друг другу еще не представляла: — Моя бывшая горничная, и лучшая подруга. А это — Орлетта, девушка, которая хочет стать рыцарем. И непременно им станет, уж можете мне поверить! За время путешествия не раз спасала всем нам жизни.

— Девушка в мужском платье? — вздернула носик Машенька.

— Так удобнее, — коротко бросила Орлетта.

— Что ж мы все стоим-то, проходите к столу!

После обычного ритуала — Левушка жеманно отказывался занять место рядом с "господами", но в конце концов все-таки позволил себя уговорить, — мы дружно застучали ложками. Когда бы я ни появлялась под этим кровом, и сколько неожиданных гостей с собой ни приводила — еды доставало всем. Интересно, что хозяева делают с излишками в обычные дни — холодильников ведь еще не изобрели? Наверное, поросенка держат. Ну, сегодня Хрюшке придется попоститься!

— Я, собственно, зашла вас пригласить, — когда желудок спокоен, можно и о делах поговорить. Компот Машенька варит просто изумительный! — Соберемся сегодня вечером, отметим мое возвращение. Новостями поделимся — накопилось, о чем поговорить!

Заручившись обещанием, что Машенька придет обязательно, а Пу Чжан — если сможет, я поахала над кроватками, в которых дружно посапывали два младенца, один другого краше и, к собственному ужасу, ощутила желание взять кого-нибудь из детей на руки и покачать. Но пора было отправляться восвояси: еще следовало подготовиться к вечеринке. Напитки, легкие закуски... Да и тяжелые: ведь там будет Иан, а его организм, притворяющийся растущим, поглощал продукты, как огонь — сухие дрова.

Заглянув проверить, как чувствует себя "больной", я застала лишь незастеленную кровать. Пропала и Зара, оставленная присматривать за беспомощным эльфом.

Устроившись под окошком в лаборатории, Настасья как ни в чем не бывало терзала пяльца и тихонько напевала себе под нос.

— А где остальные? — мучимая самыми нехорошими предчувствиями, поинтересовалась я.

— Пошли прогуляться, — не поднимая глаз от вышивки, бросила девушка.

— И Иан пошел? Прямо так, без одежды?

Горничная озадаченно нахмурила лоб:

— Не знаю, — наконец покачала она головой. — Они вышли через другую дверь, а вот в чем — я не заметила.

— И где их теперь искать?!

Та не успела ответить — распахнувшаяся настежь дверь грохотом возвестила о возвращении Зары. Девочка так раскраснелась и запыхалась, что не оставалось никаких сомнений — она бежала издалека... Или очень-очень быстро.

— А где Иан? — в один голос воскликнули мы с Настасьей.

Входная дверь вновь хлопнула, пропуская в комнату... еще одну девушку. Ни "здрасьте", ни "извините" — с порога незнакомка прямой наводкой бросилась к моей кровати и попыталась забраться под нее. А потерпев сокрушительное фиаско (честно говоря, в этой щели и кошка бы застряла) каким-то чудом умудрилась втиснуться в узкое пространство между высокой резной спинкой и стеной.

Бухающие шаги в коридоре не оставляли сомнений в причине переполоха — за девушками явно кто-то гнался. Уже и в королевском дворце никакого покоя от хулиганов! Полная решимости выяснить, кто это там гоняет женщин, точно кошка — воробьев, я выглянула наружу. И немедленно оказалась в железном капкане медвежьих объятий:

— Красавица! — прошептал смутно знакомый голос.

— Господин Лаврентий! Что вы себе такое позволяете! — полузадушенно пискнула я. — Немедленно поставьте меня на место!

— Извините, госпожа чародейка, — пробасил царедворец, послушно разжимая захват. Даже ладони о штаны вытер!

Граф Лаврентий Старожилов был притчей во языцех высшего дамского общества. Любая из титулованных кумушек сочла бы за высшее счастье зачислить его в список побед — своих или своей дочки. Не одно хрупкое девичье сердце разбилось о широкую, будто закованную в броню грудь. Из-за нескрываемого равнодушия к чарам прекрасной половины человечества по дворцу поползли слухи о тайной и несчастной любви, коварном предательстве, навеки заморозившем сердце прекрасного графа, и даже о намерении того постричься в монахи, чтобы день и ночь молиться о душе безвременно погибшей возлюбленной.

Оскорбленные в самых радужных надеждах, придворные павлинихи продолжали выдумывать все новые версии, в основном повторяющие эти три основных сюжета в разных вариациях, и дали неподдающемуся кавалеру тайное прозвище "Каменный Лаврентий". А тут вдруг нате вам — гранитный идол соскочил со своего пьедестала и вприпрыжку помчался за девицей! Жаль, не успела рассмотреть ее получше — даже интересно, что за "принцесса" сумела покорить этот Эверест! Вот смеху будет, если она окажется горничной или судомойкой...

— Позвольте пройти? — каменный гость попытался мышкой проскользнуть в комнату, где скрылся объект его чувств — несомненно, самых пылких. Вон, аж дымится!

— Не позволю! — я решительно растопырила руки, перегораживая дверной проем. В конце концов, немного рыцарства есть в каждом — пусть я железом на ходу не бряцаю, и лошадей боюсь чуть ли не больше, чем оружия: — В каком хлеву вам внушили, сударь, что в комнату дамы можно врываться вот так, без спросу?!

Поиграв желваками, мужчина проглотил оскорбление и, отрывисто бросив слова формального извинения, тяжело пошагал прочь по коридору. Нисколько не сомневаюсь, что он устроит засаду за следующим поворотом.

— Разве я сказала, что вам можно выходить из комнаты?!

Прижав ушки, точно нашкодившая кошка, Зара отрицательно покачала головой.

— Где ты оставила Иана? И что это за девушка?

Не смотря на то, что непосредственная опасность уже миновала, незнакомка не показывалась из своего импровизированного укрытия — то ли ее там парализовало от страха, то ли... Господи, хоть бы кондратий не хватил!

Все оказалось куда проще — и трагичнее. С перепугу каким-то чудом втиснувшись в пространство, куда я даже руку с трудом просунула, неожиданная гостья застряла намертво. Сбросив на пол все подушки и перины, объединенными усилиями мы с девочками с трудом оттащили дубовый остов кровати на пару сантиметров. Вот где пригодилась бы рыцарская помощь! Но Орлетта, как всегда вовремя, отправилась выгуливать козу. А звать обратно Лаврентия — просто некрасиво, прежде всего перед девушкой, которая искала у нас защиты, а нашла бы предательство. Надсадимся, но оттащим сами — как настоящие феминистки!

Сперва над высокой кроватной спинкой показался чепец с выбивающимися белокурыми локонами. Головной убор показался мне смутно знакомым... Впрочем, чепчики в этом мире носили и простолюдинки, и графини — очень удобно, если некогда делать прическу, — так что с равной вероятностью я могла прежде видеть его и на кухне, и на королевском приеме.

— Мой чепчик! — возмущенно вскрикнула Настасья, расставив все по местам. Разумеется, собственную горничную я видела не раз и не два — только с тех пор, как она стала моей официальной помощницей-ученицей и получила право носить квадратную шапочку, прежние аксессуары в безвестности пылились в сундучке с приданым. Не знала, что это фальшивые букли!

Без чужих волос и падающих на лицо воланов опознать незнакомку оказалось куда проще, даже под густым слоем косметики: подкрашенные губы казались более пухлыми, угольно же черные брови и длинные ресницы не сделали глаза оптически больше — куда уж! — но добавили глубины, так что на выбеленном рисовой пудрой лице плескались два озера, полные блестящих слез. Из лягушонка получилась очень симпатичная девушка.

— Иан, — вздохнула я. — И кому пришла в голову эта блестящая идея?

Не дожидаясь разоблачения, Зара заревела белугой, размазывая по лицу горячие слезы. Когда-нибудь эта нескладная девчонка станет роковой женщиной: заповедь "Никогда не сдавайся — сразу плач", она усвоила твердо и использовала очень умело.

— А-а-а! — тихонько поскуливая, вторил ей ряженный эльф.

— Ладно, Иан, выбирайся уже оттуда, я не сержусь. И умойся!

— Мое платье! — снова возмутилась Настасья, когда на всеобщем обозрении оказались плечи. Юбка, должно быть, доставала рослому эльфу только до колена, но они с цыганочкой решили эту проблему при помощи куска ткани, оборванного с полога над моей кроватью. А чтобы мальчишка не выскальзывал на ходу из платья, рассчитанного на более пышную фигуру, его торс обвивал толстый декоративный шнур от того же полога, проходящий под мышками и завязанный на шее вроде американской проймы. В общем впечатление складывалось дикое... но, как ни странно, симпатичное.

— Мы просто хотели погулять, — всхлипнула Зарина, косясь черным глазом — действительно я не сержусь, или только притворяюсь? — Скучно же все время сидеть в комнате!

— А подождать, пока я вернусь, конечно, не судьба?

— У-у-у-у! — она уткнула личико в сложенные ладони.

— Ладно! Костюм будет готов завтра, а пока можешь надеть вот это. Извини, размер у тебя не ходовой! — я сунула в руки мальчишке сверток с одеждой.

Рубашка оказалась широковата, штанишки доставали только до середины икры, а об обуви я вообще не подумала — но все лучше, чем продолжать щеголять в платье. Пока переодевшийся Иан заедал стресс половинкой жареной курицы, Зара рассказывала и в лицах показывала, где они были и что успели увидеть до столкновения с каменным Лаврентием. Никогда не думала, что во дворце есть столько интересных мест! Мы с Настасьей хохотали до изнеможения, узнавая известных царедворцев, очень похоже пародируемых девочкой при помощи характерных словечек и жестов.

Вечеринка удалась — переставив лишнюю мебель вдоль стен, чтобы не мешалась, мы вытащили новую бадью-ванну на середину лаборатории и перевернули вверх дном, соорудив вполне пристойный большой круглый стол. Машенька пришла одна — Пу Чжан остался дома, с малышами, — зато Орлетта привела с собой Беляночку. Веселье слегка притихло, когда на огонек, как и обещал, заглянул король, но немного серьезности оказалось как раз кстати для припоминания дополнительных подробностей. Слушатели тихонько охали, хихикали и в нужных местах задавали наводящие вопросы, вслед за нами оказываясь то посреди взбудораженной священником деревни, то в густом лесу, то на болоте. Теперь, на расстоянии, самые жуткие дорожные ужасы воспринимались как увлекательные приключения.

Мы с Орлеттой перехватывали друг у друга нить повествования, оставив Иану почетную роль: дополнять и уточнять. Память у него оказалась просто фотографическая, а зоркий глаз замечал подробности, на которые никто из нас просто не обратил внимания. Пока рассказ не дошел до того момента, когда бедолага-эльф оказался в зловонном чреве уродливой гадины. Вот тут ожесточенные споры стала вызывать любая мелочь, вплоть до того, в какую сторону чудовище выплюнуло кокон с Ианом — вправо или влево, — и к какому дереву мы примотали демона косой: я стояла за сосну, а Орлетта с пеной у рта доказывала, что это была осина.

Но даже спор о дереве и мое сокрушенное признание, что письмо из колдовской книги я потеряла, да и содержание запомнила весьма приблизительно, так что теперь не определить, кто кому писал и что при этом имел в виду, не нарушили атмосферу праздника. Разве что у Машеньки в какой-то момент глаза округлились так, что, казалось, вот-вот вывалятся из орбит — видимо, настолько ее шокировало предположение, что госпожа может что-то забыть, а тем более потерять.

Больше всего мне поднял настроение высочайший визит — теперь, казалось, все пойдет само собой, и он непременно отыщет возможность задержаться, когда все уже начнут расходиться, и мы сразу разрешим все недопонимания. Увы, любимый засобирался восвояси в первую очередь — под предлогом того, что мне-де надо выспаться, завтра будет долгий и трудный день...

— Я провожу! — в один голос воскликнули мы с Орлеттой.

По дороге его величество и девушка-рыцарь очень мило побеседовали — любимый задал несколько очень умных вопросов о рыцарстве и долге, как их понимает Орлетта, а та отвечала с подкупающей искренностью. Не знаю, как это получилось, только мы проводили графиню до ее комнаты (как и я поначалу, она еще плохо ориентировалась в хитросплетениях дворцовых коридоров), после чего остались практически тет-а-тет. Место нельзя было назвать совсем уж уединенным, но в вечернее время жизнь во дворце, как и во всем Старгороде, если не полностью замирала, то хотя бы успокаивалась, и шанс неожиданно натолкнуться на спешащего по хозяйским делам слугу снижался.

— Ну, вот! — то ли король, пытаясь меня удержать, растянул застежку серебряного браслета, то ли я сама плохо закрепила его на руке, только он неожиданно с мелодичным звоном свалился на пол. В неровном и, сказать честно, не слишком ярком свете факелов поиски безделушки затянулись, но в конце концов "беглец" был найден и водворен на место:

— У вас вообще любопытные украшения, госпожа чародейка, — аккуратно застегнув браслет на вялом запястье, король не торопился отпускать мою руку, и принялся с любопытством разглядывать, точно по линиям ладони пытался прочитать прошлое, настоящее и будущее: — Где вы раздобыли такое колечко?

— Вот это вот? — я с отвращением поглядела на массивное украшение, усыпанное бриллиантами, как небо — звездами. Берегла его всю дорогу, точно зеницу ока, готова была даже — стыдно вспомнить! — проглотить в случае разбойного налета... А он не помнит! Отплачу той же монетой: — А... не помню!

— Вы, видно, вообще очень забывчивы, — попенял мне венценосный собеседник.

— Есть такой грех. Но забываю я только самые важные моменты своей жизни!

— В сказках пишут об одном чудодейственном средстве, якобы возвращающем девушкам память...

— Ка...

...Господи, как же я соскучилась по этим губам, этим рукам, этим глазам, которые всегда смотрят чуточку насмешливо, но словно видят тебя насквозь! Жалко, что поцелуй не может длиться вечность!..

— ...Кажется, я начинаю кое-что припоминать!

— И что же?

— Кое-кто задолжал мне первую брачную ночь!

— Да неужто? Какой негодяй! — почти натурально возмутился король. — Как его зовут?

— Точно не помню... но отзывался на прозвище Тигрище. А еще — Зубробизон... Ой-ой-ой!..

Вот так я это себе и представляла, когда в детстве мечтала, что когда-нибудь любимый человек будет носить меня на руках. Удобно — и почти так же приятно, как поцелуи. Ну, может, и не совсем также — но если невозможно одновременно идти и целоваться, то я согласна на такую замену!

— Зверюга! Увидят же!

— Пускай завидуют!

...Как приятно, оказывается, шептаться на ухо! Когда горячее дыхание обдает шею, заставляя мурашки табунами бегать по всему телу, и волоски встают дыбом даже в таких местах, где я и не подозревала...

— Ты — самый лучший!

— Я знаю, — самоуверенно улыбнулся этот нахал, и ногой захлопнул дверь перед носами опешившей стражи... Ох, и разговоров пойдет!

Это была последняя трезвая мысль за весь вечер. В следующий раз здраво рассуждать я смогла, когда уже наступила глубокая ночь:

— Володя, ты спишь?

— М-м-м!..

Глупый вопрос, согласна. И время для серьезного разговора выбрано как будто не самое подходящее... Но позже мне может не хватить духу, чтобы снова его начать:

— Я должна сказать тебе что-то очень-очень важное... Володя! Послушай меня внимательно, пожалуйста!

— М-м-м?..

— Наверное, после этого ты не захочешь меня больше видеть... И будешь прав... Нельзя построить семью на обмане... Я очень тебя люблю... И чувствую себя просто ужасно...

— Хр-р-р...

— Не спи! Послушай, я все тебе врала! — раз уж случился приступ нечеловеческой смелости, надо пользоваться им на всю катушку, расставить точки над всеми "i" в тексте: — Не только тебе, вообще всем. С самого начала. Я не теряла память. Я все помню: кто я такая, и откуда... Не знаю только, как попала сюда. Ты меня слышишь? Понимаешь?

— М-м-м!..

— Я — не от мира сего. Буквально. В моем мире все по-другому. Здесь же каждый день, каждый шаг преподносит что-то новое: начиная с незнакомых деталей одежды, заканчивая словечками и обычаями. Я не такая, как все. И никогда не буду...

— Глупенькая, — властной рукой король привлек меня к себе и обнял, как ребенок — плюшевого мишку: — За это я тебя и люблю! В такие вот моменты и начинаешь жалеть, что некоторые ночи не длятся вечно...