Еще госпошлину за новый паспорт платить. Обещанная шефом "справка", как оказалось, спасала от трехсотрублевого штрафа за порчу или утерю. Зато домой мне за документами ехать не надо, все тут восстановят. Но ехать-то все равно очень хочется. Хотя уже и не на что...

Ладно, до конца дня еще куча времени — займу еще где-нибудь. И старые долги придумаю, чем отдать. И с жильем решу. Если раньше не убьют и не посадят.

Как бы только не завыть по-волчьи...

Вещи, перетащенные из общежития в гардероб университета, никуда не делись за выходные — так и лежали себе на полках вдоль стены в трех плотно завязанных пакетах.

— Спасибо, тетя Катя, — протянул я через стойку большую плитку "Аленки".

Перемена еще не началась, и возле гардероба было свободно.

— Ой, да не надо было, — тем не менее, ловко забрали шоколадку. — Я бы и так твои вещи сберегла.

Гардеробщица — милейшей души старушка, в свой шестой десяток лет ловко ворочающая по два-три пуховика за раз, в университете практически жила. Во всяком случае, не помню дня, когда она отсутствовала. Хорошие отношения установились еще на первом курсе — а там и подогревались то банкой кофе, то чаем, то вот такими плитками. Даже в общаге воруют, а тут отчего-то спокойнее хранить.

— Я за ними вечером приду, можно? Пока только учебники возьму из первого пакета.

— Не потеряем, не переживай. — Обернулась тетя Катя к полкам.

— Вон тот, синий, с двойной завязкой, — подсказал я.

Из которого проглядывала углами стопка книг — в основном по иностранным языкам и законодательству. Языки были необходимы для общения с "неместными" сущностями Бездны, кормящимися в основном в соседних странах, и изучались адекватными студентами с остервенением желающих жить людей. Впрочем, даже зная язык голодного тигра — не факт, что удастся переубедить не жрать вас... Но хоть будет шанс. А законы учились постольку-поскольку — это уже государство хотело, чтобы мы знали его язык силы и подчинения.

Был среди книг и томик "Ритуалов" — пятничный трофей, не отданный майору и шефу просто из принципа. Майор знал, что не мое — но Анна Викторовна уже предоставила ему бумагу, что "мое" на законных основаниях. Шеф, впрочем, тоже желала наложить руку на запретный томик, но ругаться со мной перед майором, оспаривая только что представленную бумагу, не стала.

Ладно, полистаю между парами — не перед шефом же его читать...

Взяв нужные книги, добавил ручки-тетрадки и переложил в мелкий пакет, купленный вместе с шоколадками — там, к слову, еще две "Аленки" были, мне же деканат штурмовать... Я посмотрел на часы в фойе — и с этим вопросом стоило поспешить.

Помещения родной "Кафедре теологии", по ощущениям, выделили из принципа "только на глаза не попадайтесь", разместив в тупике длинного коридора с отдельной лестницей и выходом. Аудитории для практик, лекций, семинаров — этажами ниже по той же лестнице, вплоть до подвала. С одной стороны, удобно — всегда можно подняться с улицы. С другой — в качестве молчаливого бойкота, ремонт нашему крылу вряд ли светит в перспективе ближайших десяти лет. Вот где-где, но у нас возраст исторического здания чувствовался на полную — рассохшиеся половицы паркета, истершегося до бледно-серого цвета, холод из ветхих окон, подтеки на потолке от протекающей кровли и ощущение постоянного сквозняка в коридорах, подхватывающего где-то сыроватый воздух.

Зато в самих кабинетах — жара от электрических обогревателей. Возможно, руководство университета надеется, что когда-нибудь коротнет ветхая проводка, и мы сгорим. А вот руководство факультета точно знает, что мы горим где-то шесть-семь раз в год, в основном в подвалах — но если огонь заберется выше, то проводка будет очень удобным оправданием. Или же обе стороны прекрасно понимают — чинить крыло бесполезно, рано или поздно его придется перестраивать заново?.. Я так и не разобрался, насколько в курсе нашей деятельности ректор университета, демонстративно воротящий нос от навязанной ему кафедры.

Деликатно постучавшись в могучую дверь деканата — приоткрытую, к слову — я залез внутрь сначала по плечо, а, убедившись, что на месте только секретарь Таня, зашел целиком и плотно закрыл дверь за собой — чтобы никто другой не втек со своими проблемами. Тут и с моими сейчас будет тесновато.

Длинное и узкое помещение служило тамбуром к кабинету декана — местом ожидания с десятком деревянных стульчиков, расставленных вдоль стен. Еще тут был кулер с водой, чаем и стаканчиками на тумбе ближе к окну; напротив кулера — два стола, поставленных углом, за котором размещался монитор, принтер, кресло секретаря с хрупкой, слегка сутулившейся над бумагами девушкой в длинной юбке и светлой водолазке под шею, сидящей ко входу боком.

Татьяна — из выпускников факультета, на два года старше. Оттого некоторые вопросы через нее решались проще — она еще не забыла, какового быть студентом. А часть проблем не решалась совсем — потому что о наглости студентов она тоже помнила.

Шрам, соединяющий с Бездной, у Татьяны начинался от сонной артерии и шел вниз — сколько себя помню, верх одежды всегда его прикрывал. Самый простой испортить с ней отношения — смотреть на шею, потому, как человек опытный, я как поймал честными глазами ее взгляд, так и не отпускал.

— Татьяна, спасай, на тебя только надежда. Век буду должен! — И в знак серьезных намерений положил плитку с шоколадом на угол стола, найдя пустой пятачок пространства между тяжелыми альбомами бумаг и распечаток.

— Так-так-так, — сложила она ладони друг на друга поверх стола. — Знаменитый Ремер. И шоколадка, надо же. — Отчего-то скептически посмотрела она мой дар.

— В общем, мне бы письмо... — Начал было я.

— Не отдам. — Твердо пригвоздила Татьяна.

— То есть, не отдам? — Растерялся я. — Мне бы у тебя его распечатать. Я паспорт потерял, хочу от университета сопроводительное. Временное удостоверение мне-то дадут, — принялся излагать придуманную заранее причину, хотя уже чувствовал какой-то подвох. — На вокзале там показывать. Вдруг не поверят, билет не продадут. Домой хочу съездить.

— Ах, распечатать. — Демонстративно задумалась она. — Я думала, ты на это письмо охотишься, — повернувшись к окну, Таня приподняла цветастый бланк краешками пальчиков, словно дохлую крысу.

— А что там? — Замер я.

— Письмо на имя ректора от "ТестКлиник — ГлобалПлюсХелс". Жалоба на дебош студента М. Ремера. В копии префектура города.

Да что ж за кровопицы такие! Даже комары так не бесят!

— Или нет. — Вернув бумагу, Татьяна сложила руки под грудью и демонстративно изобразила задумчивость, коснувшись указательным пальцем губ. — Может, эта докладная тебя интересует. — Сместив веером лежавшие перед ней бумаги, девушка безошибочно выловила прямоугольник, заполненный от руки. — От коменданта общежития?

— Меня ж уже выселили, — буркнул я.

— Теперь еще и отчислят, — пожала она плечами. — Наверное. Одно письмо ты, может, еще и переживешь, но два...

— Да не виноват я! — Набрал я воздуха грудью. — Прокляли меня, Таня. — Выдохнул с ожесточением. — Точно говорю.

— Да ну? — Скептически повела она бровью.

— Алексея с нашего курса знаешь? Вот ведьма его и прокляла. Сначала самого Леху приворожила, — грозно смотрел я в угол комнаты. — Теперь друзей отваживает. Я у них в гостях был, трезвый — с тортом приехал, без спиртного. А как выгонять меня начала, такси вызвал и уехал — у Алексея спроси. Так до порога меня ведь гнала! В общем, только утром следующего дня и очнулся. В сумасшедшем доме.

— Вот это да... — ахнула тихонечко секретарь. — Это, получается, еще письмо из дурки будет...

— Таня, — укоризненно посмотрел я на нее. — Если б я пьяным дебошил или дрянь какую жрал, отпустили бы меня в тот же день? Говорю же — проклятие, как есть проклятие!

— А девчонки говорили, на тебя ничего не ложится.

Настал мой черед укоризненно на нее смотреть — та даже смутилась, осознав, что ляпнула.

— Другой бы — вообще сдох, — строго подчеркнул в ответ. — Но если и вправду отчислят, — горестно покачал я головой. — Получается, и меня добьет ...

— Я ведь Алексею Иванову и позвонить могу, — задумалась Таня.

— Звони. Вот он я перед тобой, — тряхнул я головой. — Но если моя правда — спасай, Таня! Не дай замерзнуть и пропасть, как брошенному котику ранней зимой!

— Ладно, котик. Сейчас все узнаем, — нашла она телефон среди бумаг и, не отводя задумчивого взгляда, в самом деле набрала Лехин номер телефона, поставив разговор на громкую связь.

Тот был на парах, но звонок из деканата игнорировать не стал. Хотя вопросам явно удивился.

— Так, говоришь, был у нее конфликт с Ремером?.. Нет, ничего не случилось. Спасибо.

Оставалось только руками развести — мол, сама все слышала.

— Хорошо, — вновь задумалась Татьяна. -Одно из писем я придержу пока.

Я молча достал еще одну плитку шоколада и положил поверх первой.

— Ты не обнаглел? Думаешь, два письма — две плитки?

— А сколько? — Похлопал я честными глазами.

— Не две, вот уж точно.

Но мое подношение приняла и переложила в верхний ящик стола. Затем внимательно начала меня изучать, словно решая что-то.

— И мне бы письмо еще распечатать, — успел я вставить, пока мне не огласили ценник.

— Для вокзала? — Скептически подняла она бровь, все еще не веря, что это и было причиной визита.

— И для вокзала. И "характеристику" еще, — помялся я с ноги на ноги. — Пока еще какое письмо не пришло.

Потом что-то положительное получить будет гораздо сложнее.

— Еще и характеристику на тебя писать?

— Да я сам на себя напишу, не проблема. Только подпись поставить! — Заверил я.

— Так. — Словно что-то для себя решив, подытожила Татьяна, легонько хлопнув ладонью по столу. — Сводишь меня в театр, малый драматический, в семь. Забираешь от метро, довозишь домой на такси. Понаблюдаю тебя. Большая ответственность — такие письма прятать, — отвернулась она к злополучной кляузе.

Заодно скрывая явное смущение на порозовевших щечках.

— С великим удовольствием схожу в театр с прекрасной леди. — Степенно поклонился я.

— Все, кыш.

Интересно, можно будет провести у Анны Викторовны расходы на свидание, как представительские расходы?.. Спросил бы — да как бы башку не оторовала...

Что ж делать-то? Под тяжкие раздумья, как раздобыть финансы, отчего-то вновь их начал их тратить — то есть, добрел до столовой и оплатил себе плотный обед. Очередная пара закончилась, и люди стали потихоньку подсаживаться за соседние столики.

— Привет, — плюхнулся кто-то со знакомым голосом на стул напротив.

Я, тщательно пережевывая и будучи слегка в меланхоличном настроении, не сразу и понял, кто это — только дежурно кивнул и угукнул что-то приветственное.

— Ну что, дочитал книжку на выходных? — Нетерпеливо уточнили у меня. — Готов вернуть?

Отставив ложку, медленно поднял взгляд на бывшего соседа Петю и невольно улыбнулся самой искренней улыбкой.

Родной ты мой — смотрел я белобрысого самоуверенного дурня, растерявшего с пятницы и страх, и всякую неуверенность. Где тот бледный, пытающийся спрятаться на ровном месте олух? Нет его — сидит передо мной наглый тип в черной толстовке и явно пытается отжать законный трофей.

— Она у меня с собой, — уняв улыбку, кивнул ему в ответ.

— Так давай сюда. Серьезные люди спрашивают, не моя вещь.

— Прямо в столовой? — Вопросительно поднял я бровь. — У всех на виду?

— Ну... Не прямо сейчас.

— Тогда я доем. — Констатировал я и вернулся к пище.

Петя какое-то время ждал, потом не выдержал и себе взял компотика — я не торопился.

— Пойдем, — встал я, закончив.

— Куда? — Догнал он меня на выходе.

— Да вон туалет зайдем, — кивнул я, отметив выходящего из него парня, и замедлился и завозился с пакетом в руках. — Проверь, есть там кто внутри.

Бывший сосед хмыкнул, явно не довольный, что ему что-то указывают, но шаг прибавил и первым забежал внутрь.

— Никого, — встретил он меня внутри.

— Отлично, — ткнул я ему торцом книги в горло.

Добавил левой в живот, сбил с ног и для профилактики попинал. Закрыл туалетную дверь на защелку, присел рядом и обыскал карманы — добычей стал телефон и кошелек.

Внутри кошелька — паспорт, пластиковые карты и пятьдесят тысяч рублей.

— Неслабо, — присвистнул от добычи.

— Т-тебе к-конец, уб-бью, сс-с, — давил из себя стон Петя.

За что беззлобно получил Ритуалами по голове — тут же унялся, затих.

Паспорт, карты, кошелек и телефон отправились по сортирам, деньги — в свой карман.

Открыв дверь, осторожно осмотрелся и с невозмутимым видом побрел в сторону нашего учебного крыла.

— Тебя найдут! Тебе конец! — Крикнули в спину истерично, но я и оборачиваться не стал.

Главное легализовать конфликт — дойти до учительской, постучать, зайти в ответ на приглашение, поздороваться и сесть напротив стола к абсолютно лысому дедушке на шестом десятке лет.

В комнате находилось четыре стола, расставленных на манер парт с интервалами друг к другу и лицом ко входу. Два были заняты — дальний от меня властной женщиной за сорок, она же наш профессор по токсикологии.

За ближним находился Герман Степанович — тот самый преподаватель, занятия которого я прогулял в пятницу. Он же — руководитель моей ячейки Ковена.

— Мишенька, — обрадовался он мне. — А мы твои похождения не далее, как час назад, с Алевтиной Николаевной обсуждали.

— Те, что в общежитии — тоже?

— Парой слов, — отмахнулся он. — Но в курсе, да.

— Тогда проще, — настроившись было долго все пересказывать, я выдохнул. — С Петра за угрозу тюремного срока, вранье и наглость только что взял виру здоровьем и деньгами, — выложил я пятьдесят тысяч на стол.

— Вот как? — Словно бы даже растерялся старичок.

— Ну, еще документы его и сотовый в сортире утопил, — чуть поморщился. — Но, считаю, не перебор. Если Ковен не считает иначе.

— Так. И дальше что? — Побарабанил Герман Степанович по столу.

— Мне бы деньги легализовать, — кивнул я на стопку.

— Десять процентов.

— Согласен. — Равнодушно пожал я плечами.

Деньги сгребли куда-то под стол, взамен вытащили пачку других купюр и чистый лист.

— Пиши расписку, буду тебе твои деньги в долг давать, — хекнул преподаватель, помусолил палец и принялся отсчитывать пятисотки и тысячные. — Руки покажи. Да не ладони... Ага, костяшки не сбиты. Алевтина Николаевна!

— Ау?

— Студент Ремер вас ведь в столовой повстречал и вместе с вами сразу в кабинет пришел, так ведь?

Рядом зацокали каблучки — женщина подошла ближе, дождалась, когда деньги досчитают, и сняла сверху две тысячи. Столь же невозмутимо вернулась и уже оттуда ответила:

— Все так и было.

— Ну вот. — Пожал плечами Герман Степанович.

— Спасибо. И вам, Алевтина Николаевна, спасибо! Ваша наука мне в субботу жизнь спасла. — С благодарностью добавил я.

Именно на ее лекциях мы и жрем всякую гадость — иногда разум и тело надо ослабить, чтобы некоторые сущности Бездны, не обладающие способностью говорить самостоятельно, могли на короткое время занять оболочку и переговорить с призвавшими. Это не одержимость в полной мере — риски подконтрольны, а сущности всегда заинтересованы в том, чтобы не повредить добровольному аватару. Плюс есть неразумные твари, достаточно слабые сами по себе, чтобы вообще к кому-то подселиться — воля человека их просто не пустит. С ними, понятно, нельзя вести бизнес, но и портить оболочку из злобной природы своей они тоже не станут — зато пока они внутри оболочки, могут вылечить разного рода повреждения. Короче, главное на занятиях — не переборщить с дозировками и не отправиться на тот свет самостоятельно. Ну и то, что тебе подливают, тоже надо тщательно контролировать — не в мире розовых единорогов живем, главными и самыми опасными тварями по-прежнему остаются люди. По себе знаю, блин...