Пробуждение

Несколько петелек слоёв сознания с памятью об учёбе в школе духов переплелись и закрепились в общем потоке сознания юноши.

И юноша быстро вник в тему. Сделал парочку ходов, перекрасил несколько фигур в свой цвет, какие-то дал покрасить врагу. Это лишь макет, только приблизительное планирование, как проявление намерений. Но именно сейчас решалось: даст ли Муромец — а он был один из самых авторитетных мастеров среди ближников отца — в предстоящую операцию своих детей. Причём не просто детей — адептов Силы, детей Клана, но именно своих кровных. С ними у юноши был шанс взять с собой ещё несколько значимых фигур. Что значительно повышало шансы на его личный успех.

Сейчас, когда Сила пробудилась в юноше, он действовал не так резко, но в то же время и не так осторожно как делал на уроках в Академии.

— Ладно. Мой сын пойдёт с тобой. Можешь не спорить. Это вопрос уже решённый, — заявил Муромец. — Удачи. Она тебе понадобится. Малец...

Последнее слово богатырь произнёс со странной интонацией. Будто было что-то, что он понял о юноше, но пока решил придержать при себе.

Муромец снял с руки тяжёлый даже на вид браслет и не глядя кинул на карточный стол.

Попал точно.

Стол, хрустнув, со скрежетом рухнул. Не выдержали, подломившись, ножки.

Сам же богатырь, как был в чём мать родила, так и направился на выход из кабинета. Сквозь закрывающиеся створки двери, было слышно как в приёмной что-то шмякнувшись, грохнуло на пол. Судя по звуку: что-то не просто большое и тяжёлое, но ещё и жирное.

"Видимо секретарша в обмороке от созерцания мужских прелестей." — мелькнула и пропала мысль.

— Ну что, сын, — хитро прищурившись, спросил отец: — Не желаешь примерить отцовскую корону, самому проверить насколько тяжела шапка Мономаха?

— Не по Сеньке шапка, — отшутился принц. — Размер не подходящий, на плечи слишком давить будет.

— Это правильно. Хотя, примерить то можно. Заодно залогинишься как зарегестрированный пользователь. — И на этот раз отец юноши всем видом показывал, что не шутит. — Заодно проверим сможешь ли ты ей пользоваться когда-то.

"Проверь, проверь щеночек. В этой штуке встроен борзометр, замеряющий насколько ты щенок борзый." — раздался голос Повелительницы.

Юноша подошёл к рухнувшему столику. Порылся в груде сваленных вещей и достал корону. Водрузил на голову и артефакт тут же настроился на нового пользователя, проведя родовую проверку.

Отец юноши при этом грустно улыбнулся.

— Не, всё же не сейчас... — непонятно к чему и для кого, проговорил юноша. — Тяжела непривычная ноша.

— И это правильно, сынок. Но если ты выживешь, то возможно тебе придётся часто носить её.

— Что значит: если выживу? Помирать я не собираюсь.

— Никто не собирается помирать, сын. Однако всё же умирают. Не знаю как, хотя и догадываюсь, но ты всё-таки узнал о предстоящем испытании. Мало того, ты сделал всё необходимое, чтобы на испытание пошёл ты, а не я. Даже поддержкой с нужной стороны заручился. И я уже не могу отстранить тебя от испытания. У меня просто нет больше оснований для этого.

— Ну так я и собирался идти на него, — усмехнулся принц. Но вдруг насторожился: — Погоди, что значит: "уже не можешь отстранить"? Ты что, собирался мне помешать?

— Сын, — отец тяжко вздохнул, — это испытание смертельное. Не просто смертельное, а смертельно опасное для души. Многие души погибали, калечились на этом пути. Души — не чета тебе. И я всеми силами старался оградить тебя от него. И я ещё разберусь: кто виноват в том, что ты вообще о нём узнал? Кто тебя направлял на это?

— Но я сам...

— Сам, да не сам... Тебя вели и направляли. А ты этого даже не понял, не заметил. — Мужчина сел за свой "директорский" стол и указал на стул напротив: — Садись. Поговорим.

Юноша сел на указанное ему место.

— Видишь ли, я хоть и глава рода, но отнюдь не все в роду, да и не только — довольны моим правлением. Да и ты в своей юношеской горячности многим перешёл дорогу. Эта акция, которую ты планировал с Муромцем — лишь малая часть, ведущая к ключу к испытанию. Так что молись всем богам которых знаешь, чтобы операция прошла неудачно и ключ не нашли.

Дверь в кабинет распахнулась и вошла секретарша, тяжело ступая и неся кроме собственного веса, что-то в руках. Подойдя к столу, она неуверенно постояла, переводя взгляд с отца на сына и обратно и, наконец, придя к каким-то умозаключениям, положила на стол небольшую коробочку, обитую бархатом.

— Вот, посылка, сказали передать наследнику...

После чего развернулась и ушла, сопровождаемая удивлённым взглядом юноши. Ещё по первым шагам секретарши и написанному на лице отца удивлению, он понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее.

Переведя взор на отца, удивился и обеспокоился. Лицо отца было бледным, а руки, которыми он открывал коробочку — тряслись от нервов.

Когда он открыл коробочку, казалось из него вынули все кости, настолько обмякло тело. Юноша даже забеспокоился: не умер ли отец от приступа.

Но, выпустив воздух сквозь сжатые губы, мужчина сделал глубокий вдох.

— А вот и ключ, — сказал, будто плюнул, внезапно постаревший мужчина. Нажав на кнопочку голосовой связи с секретаршей, он спросил: — коробка так и была доставлена, вы её открывали, вынимали что-то оттуда?

— Нет, я сразу как есть...

Дослушивать сбивчивый ответ секретарши, к которой, кстати говоря, начальник почти никогда не обращался, он не стал.

— Ну что же... Раз так и было, то это ещё ничего страшного. Вот если бы шнурочек шёлковый был приложен к кинжалу...

— Что ты имеешь ввиду? — спросил принц, вспомнивший этот кинжал и коробочку из сна, который был похоже не совсем сон, а также беса, который в другом сне болтался повешенным на шнурке. — Что это?

— Кинжал, сынок, кинжал... Плохо же ты похоже учился, совсем историю рода не знаешь... Ритуальный это кинжал. Таким кинжалом можно убить душу особых демонов, сынок. Он специально заточен под убийство демонов конкретного вида. Нас, сынок, нас... Но раз без шнурка — то придётся вычислять кто из нашего рода настолько провинился, кого им возможно придётся убить?

— А если бы шнурок был?

— Тогда тому, кому вручили бы сей дар, давался бы ритуальный срок в три дня на то, чтобы привести свои дела в порядок, подготовиться к отходу в мир иной и совершить ритуальное самоубийство, чтобы сохранить остатки чести родовой. Правда, тут зависит от провинности: либо заколоть самому себя кинжалом, а друг или слуга рода помогает, удушая шнурком, либо удавиться шнурком самому, а друг или слуга рода с кинжалом либо перерезает шнур у трупа, либо у ещё живого, если оправдан, правда часто перерезают шнурок вместе с горлом.

— А если не совершил риутальное самоубийство?

— Тогда на плечи какого-то доверенного лица, часто это тот, кто вручил дар, ложится почётная обязанность помочь приговорённому отойти в мир иной ритуальным способом.

На несколько минут воцарилось молчание. Каждый думал о чём-то своём.

Юноша старательно не думал о том, что ему-то этот кинжал был передан вместе со шнурком.

— Ладно, не будем о грустном. Поговорим о насущном. Где ты был?

— Что? — удивился принц.

— Где ты был последние три месяца? Мы тебя потеряли. Охранка с ног сбилась ища тебя. Некоторые лишились за это голов.

— Как где? В одних из апартаментов, принадлежащих роду.

— В каких? Адрес?

Юноша решил не перечить и сразу же назвал адрес. Уточнив заодно по родовой сетке координат.

— Сын, этот адрес не числится за родом ни по бухгалтерии, ни вообще в списках родовой собственности, — огорошил юнца своим ответом отец. — Откуда ты вообще о нём узнал?

— Как раз по локальной сети рода и узнал что они есть и свободны. Через родовую же систему и получил ключи доступа.

Мужчина сокрушённо вздохнул. Как же ещё юн и наивен его сын. Конечно, хорошо, что проявляет самостоятельность, но иногда всё же не в меру. Да и некоторые круги общения юноши были из тех, кого к себе и близким и на пушечный выстрел подпускать не стоит, но иногда приходится, ловя на живца, используя себя и близких в качестве живца, а то бывает и наживки.

И не факт что враги рода постарались, но факт есть факт. Юноша успешно скрывался от приставленной к нему охраны. И тем самым доказал свою большую самостоятельность и живучесть.

— Ладно, с этим потом разберёмся. Многого я сказать не могу — не имею права. Я тоже связан по рукам и ногам множеством обязательств. Мало того, рассказать о многом не могу даже не потому, что права не имею, в конце концов где-то смухлевать, нарушить что-то это дело обыденное. На меня есть чем надавить. Но и у меня — тоже есть свои краплёные карты. Но всё же пойми... Полагаться тебе придётся на интуицию, инстинкты и разум. И если на счёт инстинктов я более менее спокоен, всё-таки ты мой сын и у тебя мои инстинкты наследственные. То вот разум и интуиция по наследству не передаются, только потенциал. И этот потенциал — это то, что приходится развивать самому.

— А намекнуть?

— Намекнуть... Намёков итак слишком много. Поймёшь ли ты их правильно? Да и во многих знаниях многие печали. Не правильно поняв, поняв не то, не так — покуда не готов, знание чего-то может пойти во вред, а не на пользу. Единственное, что могу сказать по предстоящему испытанию: это задание для смертника. И я в этом испытании абсолютный чемпион: из всех претендентов достигших цели, я единственный, кто выжил. И всё же я проиграл. Ибо тут победить можно лишь проиграв, полностью проиграв всё, даже победу.

— А по-конкретнее?

— Не знаю. Не знаю, потому что не помню. Когда наступит момент — ты всё поймёшь. Я возвращался, забыв кусок воспоминаний, с полным ощущением и осознанием того, что выиграл, но проиграл. А потом находились доказательства моей победы.

Мужчина нажал что-то видимое только ему на столе, подошёл к серванту, стоящему неподалёку, взял из него маленькую, меньше ладони, статуэтку. Дойдя до стены, поставил статуэтку на полку шкафа. В стене разверзлось отверстие достаточное, чтобы протиснуться довольно рослому мужчине внушительных габаритов. Там, на полке сиротливо лежало пять непонятных продолговатых штуковин с шероховатостями и выпуклостями.

— Что это?

— Это? Это и есть мой приз. Пять раз я шёл как смертник. Пять раз после этого кто-то находил эти херовины и это приносили мне как победителю. А что это такое и для чего это вообще нужно, даже из чего сделано: если кто и знает, то молчит. Мне по крайней мере — не говорили. Просто договорились, что это является символом той победы.

— И это вся награда? Пять непонятных штуковин не понятно для чего нужных?

— Не пять, а одна — по одной за каждую победу. И это лишь символ. Вся награда в репутации: я смог достичь того, чего другие, гораздо более мощные и как боевики, и как ученые, философы, по настоящему могущественные сущности — не смогли, не прошли, погибли на этом пути или отступились. А я — я смог. Правда не помню как... Поэтому, сын, умоляю, не рискуй по-напрасну. У тебя по настоящему есть только один шанс выиграть и выжить: отступиться, отказаться от миссии, пока не будет слишком поздно.

Видя возмущение, написанное на лице сына и готовые сорваться с губ опрометчивые слова, отец жёстко и властно приказал:

— Молчи! Молчи и слушай. Сейчас ты не можешь отступиться. Но потом, когда отступятся все, почти все, кто выжил — отступись и ты. Это единственный твой шанс. Тебя специально заманивали на это испытание, отлично зная, что ты его не пройдёшь. Характер у тебя не тот. Не сможешь. Поэтому помни: откажись, отступись. Хотя... Лучше, пожалуй, даже отступиться сейчас. Хрен с ней, с этой властью в роду. Да, род во многом потеряет, но останется жить. Я уже слишком стар и не выдержу испытания, самого пути не выдержу. Но в принципе своей властью, если ты уступишь, могу выставить себя как замену тебе в испытании.

Глава 13.

От того, что, а вернее: как? — сказал отец, юноше стало страшно.

Он явно имел ввиду не простую смерть. И даже не просто смерть души. В конце-концов, душа возродится. Вот только смерть-смерти рознь. Душу покалечить можно так, что лучше бы не возрождаться. И имелась ввиду как раз такая ситуация, похоже.

— Отец, что ты имеешь ввиду? Отказаться от испытания к которому так стремился? Отказаться от того, чтобы обрести реальную Силу и Власть, а не их жалкое подобие, доступные мне сейчас? Если я отступлюсь после того, как столько готовился к этому, интриговал, выведывал, разведывал, вынюхивал, перелопатил горы массивов информационного хлама, перетянул на свою сторону множество нужных и не нужных, вся полезность коих лишь в том, что через них можно дотянуться до нужных... Я слишком много сделал для этого. И не для того, чтобы отказываться просто так.

С каждым словом отпрыска, родитель смурнел.

— Мне нужна очень веская причина, чтобы я всерьёз вознамерился отказаться и отказался бы. Причём эта причина должна удовлетворить не только меня, но и моих союзников. Но, если ты расскажешь мне больше — я обещаю серьёзно подумать. Очень серьёзно подумать над твоими словами. Пока что у меня слишком многое поставлено на карту испытания. Одно дело, если бы я не прошёл отборочные туры. И совершенно иное дело, когда я вдруг прошёл в финал и ни с того, ни с сего, всего лишь из-за чувства невнятной угрозы — вдруг отступился бы. Меня просто не поймут.

— Эх, сынок, сынок. Как же быстро ты повзрослел. И как же мало ты повзрослел, так и оставшись глупым ребёнком. — посетовал мужчина. — Да, что-то я в твоём воспитании упустил. Когда же ты умудрился влезть настолько в большую политику сильных мира сего?

— Риск дело благородное. Кто не рискует, тот не пьёт шампаское. Но как пиво без водки, так и шампанское без коньяка: шершавость пола может быть и ощутишь, но вот скользить не сможешь. В общем, просто деньги на ветер.

— Это ты с таким ёршиком на собственной блевотине скользить собрался? Так ты с твоим опытом грозишься захлебнуться в ней и утонуть.

— Ничего, я много тренировался.

— Ну, надеюсь хоть покупал дешёвое бухло в простых магазинах, а не элитную алкашку? А то вот уж где в такой смеси действительно деньги на ветер.

Принц пожал плечами, мол: не всё ли равно, неужто малую толику денег на сына пожалел?

— Ладно, посмеялись и будет, — без улыбки и даже её намёка, сказал отец. — Это конечно хорошо, что ты самостотельный и уверен в себе, что голову в песок не прячешь, да и знакомств множество личных нужных завёл и даже мнение вроде не плохое о себе составил. Хотя можно было бы и лучше. Вот только этого всего не то что недостаточно для конкретно нашего испытания. Всё это может оказаться даже вредным. Как раз эти черты характера, помогающие выживать в мире большой политики, во многом в ней же и мешают. А в этом испытании — как раз эти качества будут смертельны. Для тебя смертельны. Есть только один шанс из бесконечного множества вероятностей на хотя бы более менее благополучный исход, что ты вернёшься домой относительно цельной личностью. Вернее, что ты вообще вернёшься. Да и то, боюсь на этом пути тебе не раз придётся пройти через такую ломку психики, до практически полной потери личностной составляющей, что, боюсь, ты не выдержишь.