Зверь лютый. Книга 37. Дедовщина

Ваня! Факеншит! Да, ты всегда о них думаешь. Даже глядя на кирпич. Но сейчас-то! Бой же! Займись делом.

Терпи, Ваня. Ещё пара минут и ты тут нафиг никому не нужен — пульки кончатся.

Ну я и засадил. Весь магазин без остатка. По обкорзнённой группе и левее.

"Засадил. И песня подтверждает:

Истребил кусками чугуна.

И валилась на пол вражья стая.

Под напором стали и огня".

Не стали, а чугуна, огня тут, как я уже... А так всё верно.

Видно хорошо. Как их отбрасывает от бруствера. Как кто-то руками машет. Как у одного голову в разбрызг — чудак без шлема на линию огня выперся. Они там в три ряда, плечом к плечу... Так даже мишени не ставят.

* * *

"Рабинович умер как поц. Вот он стоял, вот он упал".

Группа поцов в корзнях — последовала Рабиновичу.

* * *

Кто-то упал, кто-то к столбам прижался. Дальше по стене — просто стоят. Смотрят. В полуприсяде.

Рычажки передёрнул, снова в прицел. А там обычная картинка: народ бежит на помощь. Не ползёт, а именно бежит. И толпится. Возле пострадавших. Задавая уместные вопросы. Типа:

— У тебя всё океюшки? Ты, никак, ранен? Ай-яй-яй, беда-то какая... И как же это тебя угораздило? Может, помочь чем? Воды принести?

В середине — князья. Были. У князей — приближённые. Которые ловят момент ещё приблизиться. Оказать господину услугу. Которая, как та улыбка, "тебе назад ещё вернётся".

Они там толпой. В три ряда. На всю ширину боевого хода. С той стороны солнцем подсвечены. Ну и...

"Я на веточке сижу.

И на солнышко гляжу.

Пулемёт-мёт-мёт-мёт плюёт.

Вражья сила мрёт-мрёт-мрёт.

Ну а я всё сижу.

И на солнышко гляжу".

Лучники правее рядком стояли, стрелы кидали. Сперва сразу дали залп. По моим. А потом... А куда? Ворог-то где? Тоже... скучковались. Обсуждают, наверное:

— И где ж этот злой ворог-невидимка запрятался? Не видал ли кто? Не слыхал?

Стрела-т, знаш, денег стоит. Её запросто так, в никуда кидать... накладно-т выходит.

Дискуссия у них там. По теме целеполагания и стрелоиспускания. Ну и на.

Левее, в середине стены, лестница, спуск в город. Они своих раненных хватают и туда толпой несут. "Несут" — не тащат или волочат. Потаскунов над заборолом видать.

"Бежит по стенке санитарка,

Звать Тамарка, может, Дунька,

может, Клавка, я не знаю".

Санитарок здесь нет. А остальных не жалко. Ну и на.

Пневмат не даёт вспышки. А вместо грохота — пук. "Тихая смерть". Незаметная.

Тут ещё тише стало. Я клавишу — тык-тык, а оно мне в ответ — пш-пш. Вот же блин же — пульки кончились!

* * *

"Денег, информации и патронов много не бывает" — из аксиом спецназа.

Здесь остро не хватило третьего.

* * *

Конец сто сорок пятой части

Часть 146 "А то и с пулемётом первыми входили в города...".

Глава 748

Да факеншит же! Чугун льём сотнями тонн! Пулек этих на складе — ящики! Но склад там, а я здесь. Мало того, что среди сук застрял... в смысле: сучьев, так ещё и за тыщу вёрст.

Э-эх... Вот я бы сщас бы их бы всех бы...! Хотя вряд ли — на участке стены метров в 100 всего два-три персонажа как-то ковыряются. Остальные — или легли-спрятались, или... совсем лежат.

Тогда надо... слезать с этого насеста.

А покукарекать? — Ваня, факеншит, не время! Для акапельных шуток. — Да? Тогда посвистим.

— Вестовой! Сигнал атаки. Сухан, принимай дуру.

Вестовой в дудку засвистал. У речки мои отозвались, гридни лестницы похватали и вперёд.

Чего я ещё не понял: это уже атака или ещё имитация? Мы ещё чисто "насунулись" или уже приступаем? Станет ясно по результату. Если "нет", то "и не очень-то хотелось", чисто противника отвлекали. Потом, ежели что, союзников упрекну:

— Мы! Там! Туда-сюда бегали! Животы клали! Кровь проливали! Старались-изображали! А вы...!

Справа на Козьмодемьянской горке репетитор отозвался. Союзники тоже в атаку пошли. Мабуть — мне с сосны не видать, да и не до того. Пулемёт на верёвке спустил. Аккуратненько. Поломаю штуцера — ближайшие только во Всеволжске.

Съехал вниз, весь в чешуе. Нет, коллеги, не в окунёвой. Где я на дереве окуней найду? — В чешуйках от сосновой коры. Огляделся...

Факеншит! Охрима нет. И команды его. И принцессы. Как корова языком... Это ж какого размера должна быть корова, чтобы десяток конных... Да куда ж они делись?!

Итить! Они уже там. За Немигой. Принцесса корзном моим маячит, лысиной светит, платочком машет.

Охрим — умница — не стал типа князя с коня стаскивать, в тыл уводить. Щитами прикрыл, лучники его лупят на стену. А пехота моя орёт. И резво бежит с лестницами к валу. Красиво бежит. Экспрессивно.

Аля-улю! Всех порвём-покусаем!

Пулемёт — слуге, сбрую боевую на себя и бегом к мостикам.

Ё! Факеншит! Принцессы нет! Только что ж была... Невидимка. Сними шапку, дура! Я ж не Черномор! Да и ты не "девица в осьмнадцать лет". Нашла время в прятки играть...

А, вижу. Прям у самого вала Охрим с ребятами. Лошадка белая, на которой она скакала, лежит. Корзно моё на земле валяется. А сама-то из плащика выбралась? В смысле: принцесса, кобыле-то корзно и так не обязательно. Пехота до вала добежала и встала. Стоят с лестницами и смотрят. На то место, где Охрим. Наверх не лезут. Замешкались-призадумались. А фигли думать?! Остановка в атаке до её завершения означает провал.

Всё как всегда. "Лошадёнка пала — командир убит. Конница разбита, армия бежит". Предводителя нет — войско останавливается и разбегается. Наш нынешний расклад.

* * *

Я уже объяснял: в эту эпоху на "Святой Руси" князь не сколько начальник, сколько символ. Говорящее полковое знамя. Князь — талисман. Без князя воевать нельзя.

Командовать и воеводы могут, а вот символизировать...

"При утрате знамени часть расформировывается".

"Часть" здесь — княжеская дружина или боярское ополчение. Утратили "знамя"? — Расформировываемся быстренько. В разные стороны.

Поэтому в главнокомандующие ставят даже детей — неважно кто. Ты же от тряпки на палке умных мыслей не ожидаешь? Лишь бы в корзне.

Тема знамён в средневековье много богаче. Например, Маврикий в своём "Стратегиконе" советует делать на время марша "ложные знамёна", дабы удвоить их количество. Типа: лазутчики считают войско по знамёнам, подумают, что нас много и испугаются. На поле битвы "ложные" надо убрать. А то свои запутаются. А вороги снова испугаются: пол-войска где-то невидимо в засаде стоит. "Обходят! Обошли!". Говорят, очень эффективно.

* * *

Все уверены, что "Зверя Лютого" под стеной убили. А я-то — вот он! Только-только с дерева слезший. Нет, коллеги, не с пальмы. Чешуйки сосновой коры загривок искололи, вся спина чешется.

"А царь-то — не настоящий!". А они-то не знают! Они-то думают, что под той белой кобылой Ванька-лысый валяется!

Мать! Перемать! Наверху оживать начинают. Головы поднимают. Какой-то чудак стрелу пустил.

Если они Елену убили... пленных не будет.

Ваня! Кончай страдать! В душе. И пугать. Там же.

Шлем — долой. И матом. Со специфическими попандопульскими выражениями для ускорения идентификация:

— Уелбантурю! В баранки московские! Вперёд! К победе коммунизма! Факеншит! Ура! Даёшь! Заелдырим! Освобождение труда! Нах...!

Бойцы оглянулись. Содрогнулись: второй Ванька-лысый по полю бегает. Без корзна, но с плешью. И с характерно непонятными словами. А уж когда персонально зазвучало:

— Сотник! Я те матку наизнанку выверну! — последние сомнения отпали.

Да, волшба. Двойник. Оборотень. И что? — Его ж так и зовут: "Колдун Полуночный". Ничего нового. Полезли. А то и вправду найдет и вывернет.

* * *

" — Моня, зачем было посылать Сёму матом? Он же гинеколог! Достаточно просто сказать: Сёма, иди работай".

Увы. Профессиональных гинекологов в моём войске нет. Даже проктолога — ни одного. Просто сказать "иди работай" — некому. Тёмное средневековье. Ажоподелаешь?

* * *

Пехота приставила лестницы и относительно дружно полезла на стену. Сверху пустили пару стрел, даже оттолкнули одну лестницу. Она съехала в бок и остановилась. Бойцы не побились, слезли и поставили заново.

Обычная история средневековых армий: "командир убит" и войско разбегается. У них-то их князья побиты, а у моих-то — вот он я.

Ситуация переменилась: наше "знамя полка" по полю бегает, на мате разговаривает. Хоть и не в корзне, но живой. И многообещающий. Из неприятностей. В смысле: воодушевляющий.

Воодушевлённая пехота забралась на стену и принялась выкидывать оттуда мёртвяков. Сотник повёл по галерее один отряд к башне, другой устремился к лестнице в город посередь стены, а я подскочил к группе Охрима.

— Живая?!

Откуда-то из глубины кучи тел, которую образовали мои телохранители, донёсся слабый голос:

— Живая я. Ребята... слезьте с меня.

Парни, несколько смущённо начали подниматься и расползаться. В шлемах лиц толком не видать, но, кажется, покраснели. В тон натюрморту: много красного.

В глубине кучи-малы обнаружилось красное корзно, принцесса в нём, такого же цвета. И белая кобылка. Тоже красная.

— Охрим! Какого хрена?!

— Поскакала... не успел... кобыла вот... срезень в шею... упала...

— Чуть не задавили. Всё, думала, помру, дышать нечем.

— А ты?! Чего ты сюда полезла?! Я ж тебе чётко сказал: сидеть. Махнуть и сидеть! На месте.

— Так они... побежали и остановились. Заробели. Ну и... чтобы они... чтобы вперёд...

— Дура! Тебя могли... как твою кобылу! Лежала бы рядом, кровью поливала.

— Ой... я как-то... я не подумала... они сперва побежали... так дружно, весело... а после остановились... смутились как-то... а я... подтолкнуть их... а то... стоять-то... Ты Охрима не ругай. Он не ожидал. Он пытался. Не успел. Да я сама не ожидала! Просто... ну... нужно что-то сделать... как-то... Вот.

— А если б тебя убили?

Она виновато криво ухмыльнулась.

— И чего? Знать, воля божья такая. Может, и к лучшему...

И это говорит женщина, которая семь лет назад визжала от страха при шорохе мышей в темноте и карабкалась по мне как по дереву лесному?!

— Охрим! Коня ей. Двоих для охраны. В лагерь. Глаз не спускать.

Принцесса со стражниками ускакала чуть не плача, виновато скукожившись в седле.

* * *

Как известно, женщина пребывает в одном из трёх состояний: вся в себе, немножко не в себе и вся из себя.

В первом она провела семь лет замужем за Казиком. Нынче, явно, второе. В зоне обстрела, без шлема и щита, в конном строю, погнать на стены вражеской крепости штурмующие колонны... "Немножко не в себе".

Интересно: а как у неё будет выглядеть третье состояние?

* * *

— Ты, княже, сильно-то её не казни. Баба же. Бестолковая. Все побежали, ну и она... Моя вина, не углядел.

— За что казнить-то? Город взят, наши вон, наверху. Давай-ка и мы полезем.

"Нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять" — пойдём-ка большевикнём-ка.

Город — взят. По полу "боевого хода" стоят лужи крови. Кое-где в них лежат мёртвые. Раненых нет. Мой фирменный "удар с проворотом" у новобранцев ещё не выработался, но что противника надо дорезать — усвоено.

На той стороне крепости суета: кто-то пытается выскочить.

В принципе — просто. Скинь верёвку со стены, съедешь прямо на бережок Свислочи. Обычно там лодки рыбацкие лежат. Князья местные, услыхав о подходе "Зверя Лютого" велели все лодки утащить в город или вытолкнуть в речку. Хотя... при нашем обычном бардаке... может что-то и осталось. А так-то вплавь. Сама-то Свислочь... вовсе не "реве та стогне Днипр широкий". В 20 в. канал построят, объём воды в реке на порядок подскочит. Пока... Хотя мост-то цел. На мосту и по тому берегу, наверняка, друцкие поскакивают, беглецов ловят.

С северной стороны тоже группа мылится. По болотам побегать. В Римове, после разгрома Игоря Полковника, когда ветхие прясла рухнули под тяжестью зевак, кто на болото убежал — тот на воле и остался.

С юга держится воротная башня. Но восточнее защитники крепости уже разбежались, видно, как витебские и друцкие залезают на стену. И сбегают вниз, торопясь к обычному занятию: грабежу мирного населения.

Да фиг с ним, с грабежом, но резать-то зачем?

А режут, как я вижу, всех подряд.

Ярославичи, перед битвой с Чародеем, захватили город и всех мужчин "избиша". Мономах тут вообще ни одной живой души не оставил. Даже и скотской. Тотальная резня — давняя традиция благородных русских князей.

* * *

В былине Волхв Всеславич приказывает своей дружине:

"Гой еси вы, дружина хоробрая!

Ходите по царству Индейскому,

Рубите старого, малого,

Не оставьте в царстве на семена;

Оставьте только вы по выбору,

Ни много ни мало — семь тысячей

Душечки красны девицы".

Геноцид как мечта нашего народа. Выраженная в его исконно-посконном устном творчестве. Куда и зовут ревнители "истоков и скрепов".

У нас — не Индейское царство. И это единственное отличие.

Кажется, прототипом былинного Волхва Всеславича был Всеслав Чародей. В былине он ещё и рождён от "лютого змея". Матушка его на камушке постояла и... и родила. Это и есть — "от волхования"? Про сложные отношения разных "змеевичей" с окружающими ещё со времён Древнего Египта — я уже...

"В та поры поучился Волх ко премудростям:

А и первой мудрости учился

Обвертываться ясным соколом;

Ко другой-та мудрости учился он, Волх,

Обвертываться серым волком;

Ко третьей-та мудрости-то учился Волх,

Обвертываться гнедым туром — золотые рога".

Оборотничество для русских князей — желаемая норма. Это — к успехам. В боевой и политической. По мнению нашего, знаете ли, мудрого русского народа. А иначе... в этой стране, с этим народом, пространством и климатом... как?

Впрочем, и на Западе в раннем средневековье оборотень — положительный герой. До 13 в. волк-оборотень — благородный человек, приходит на помощь другим благородным людям, типа "Серый волк" из русской сказки.

"В темнице там царевну тужит. А серый волк ей верно служит".

Позже на Руси так и останется. Или над волчьей глупостью будут смеяться — "во, хвост сдуру приморозил". Будут смеяться над глупостью и жадность волка, аватара мелкого дворянина, и в Европе, в городских сказках о братце-кролике. Потом там начнут волков особенно боятся.

"Волков! Бояться! В лес не ходить!".

Им-то можно, а у нас Волковых много, всем не запретишь.

Сер. 16-го в. Олаус Магнус: самая высокая концентрация волков-оборотней — стык Пруссии и Ливонии.

"Стаи этих созданий крушили всё на своём пути, врывались в дома, убивали и пожирали скот и людей, выпивали весь запас алкоголя".

Вервольфы-алкоголики?

"... тысячи оборотней собирались у руин старого замка на границе Литвы, Ливонии и Курляндии. Они прыгали на его стену, а тех, кто не мог допрыгнуть, поскольку слишком разжирел, убивали вожаки".