Закончил Згук под громкий смех спутников. Смех, надо сказать, был больше похож на унылый вой стаи бездомных псов, безуспешно пытающихся отыскать хоть что-нибудь съестное на заброшенном кладбище тёмной осенней ночью.
— Я знаю, зачем и куда вы едете, — сказал Стёпка, когда завывания утихли. — И нет у вас никакого приказа. Свежая кровь вам нужна, да? Вампирчики жратенки захотели, силы у них на исходе у бедняжек... Не обломится вам здесь ничего, понятно! Это я вам говорю!
С мертвенно белых лиц разом слетело выражение веселья. И сделались эти лица действительно жуткими и по-настоящему пугающими. И в глазах у каждого моментально разгорелись голодные кровавые огоньки. Как будто вампиры, узнав, что их замыслы разоблачены, бросили притворяться и стали сами собой. И будь на месте Степана обычный человек, пусть даже и взрослый опытный мужчина, он всё равно дрогнул бы при виде этих отвратительных физиономий. Стёпке показалось, что даже вампирские кони, вполне обычные, скорее всего, кони, хищно оскалились и тоже уставились на него жаждущими крови глазами.
Згук ловко спешился, в одно плавное движение перетёк с седла на землю, и встал напротив Степана, глядя на него уже несколько по-иному, внимательно и изучающе. Без насмешки. Левое веко у него было слегка обезображено шрамом, отчего казалось, что вампир щурится, прицеливаясь... к Стёпкиной, например, шее. Висящие крест-накрест кожаные перевязи топорщились отполированными рукоятями ножей, и было этих ножей чуть ли не вдвое больше, чем у того же Оглока.
— Вот с него мы и начнём, — предложил тучный вампир с рыхлым, морщинистым лицом, облизываясь на Стёпку и противно причмокивая. — Молодой, свеженкий, горячая кров. Приступай, Згук, у тебя право первого укуса.
Стёпка невольно поёжился. По спине под рубашкой побежала вниз перепуганная капелька пота.
— Нет-нет-нет, — Згук поднял руку, шевельнул длинными отполированными когтями, и они у него плавно втянулись, словно у кошки. — Что-то здесь неладно. Не нравится мне этот слишком отважный отрок, — он бросил быстрый взгляд по сторонам, желая ещё раз убедиться, что засады нет, — и не убедился. Но расслабляться не спешил и руки держал поближе к оружию.
— Да ладно, Згук. Хэнса тувеэру, — лениво проговорил молодой вампир с очень узким лицом. — Стоит ли из-за одного недоростка голову напрягат? Выпит его и дело с концом. Лас ир?
С мягкими знаками вампиры были явно не в ладах.
— Первый встречный отрок, — начал перечислять Згук. По-весски он говорил, видимо, специально для Степана. — Стоит один, посреди пустынной дороги, вдали от поселений. Слишком много знает, слишком в себе уверен, одет не по-таёжному, речь не деревенская. Не вооружён... кажется. Не защищён амулетами и оберегами. При этом позволяет себя насмехаться, хотя и ведает, кто мы такие и что можем с ним сделать. И ты говоришь, Строк, что не стоит из-за него беспокоиться. Я был лучшего мнения о тебе, госэн гён.
Он был не дурак, он правильно всё просчитал и потому не торопился набрасываться. Видимо, не зря именно его назначили командиром этого жуткого отряда. Если бы Степан знал, каким образом вампиры становятся командирами летучей стаи, он подобрал бы другое слово вместо нейтрального и вполне мирного "назначили". Впрочем, к делу это не относится.
— Кто стоит за тобой, отрок? Кто тебя сюда поставил?
— Сюда я встал сам, — гордо сказал Стёпка, ощущая в груди горячую молчаливую поддержку гузгая. — А стоит за мной... весь Таёжный улус.
Вампир ещё раз зыркнул по сторонам, покривил бескровные губы:
— Складно врёшь, отрок. Да вот беда: некогда нам твои сказки выслушивать. Торопимся мы. Надобно нам свои дела завершить, пока герцог не слишком далеко уехал.
— Вот и разворачивайтесь, — сказал Стёпка. Прозвучало слишком кратко и не очень весомо, поэтому он добавил, постаравшись побольнее уязвить. — И езжайте себе за своим герцогом. Обойдётесь без крови.
Вампиры по примеру своего командира тоже спешились, завораживающе-слитным движением переместившись на землю. Один остался в седле, видимо, для подстраховки, потому что он на Стёпку не смотрел, вертел настороженно головой по сторонам и то и дело оглядывался. Подозревали враги неладное — и правильно подозревали.
Они встали полукругом перед Степаном. Они были все разные и в то же время одинаковые. Одинаково страшные и противные. И несло от них чем-то затхлым и неживым. Серые хламиды, покрытые дорожной пылью, свисали почти до земли, отчего вампиры казались похожими на сложивших крылья огромных нетопырей. Стёпка представил, как эта жуткая семёрка втягивается в ничего не подозревающее село, как они разъезжаются по переулкам, привязывают коней и деловито начинают своё кошмарное пиршество. Крики, страх, слёзы — клыки впиваются в одно горло за другим, спасения нет...
— Нам без крови нелзя, — прошипел узкомордый Строк, подтверждая самые жуткие предположения. — Нам без неё жизн не в радост. Згук, как брата прошу, уступи право первого укуса. Сил болше нет терпет! Игруаз шикансу, маххон зуарга!
Згук надвинулся, протянул руку (лапу) со вновь выдвинутыми когтями, намереваясь ухватить безрассудного отрока за шиворот. Степан щёлкнул рукоятью, эклитана с хищной готовностью нацелилась в вампирскую грудь. Моментально окатило холодом, показалось, что вот сейчас всё и начнётся, всё завертится, и уже не отступить, и гузгай взбугрился под кожей стальными мускулами — не пора ли?..
Вампир отпрянул, в его глазах полыхнул огонь. Остальные похватались за свои кинжалы.
— Не пущу, — внятно повторил Стёпка. — По-хорошему уезжайте.
Чудесный меч кровососов не испугал. Но и набрасываться на вкусного отрока они не спешили. Наоборот, отступили, встали полукругом и уставились на Степана, все как один угрожающе шевеля своими жуткими когтями.
Стёпка напружинился, решил, что они сейчас дружно прыгнут, но вампиры надеялись на другое. Воздух вокруг него ощутимо сгустился и сделался настолько вязким, что с трудом проталкивался в пересохшее горло. Руки и ноги словно свинцом налились, невидимая тяжесть легла на плечи и принялась давить всё сильнее, словно вознамерившись поставить упрямого отрока на колени. Стёпка неловко перехватил рукоять меча и едва не выронил его: почти невесомая до того эклитана обрела тяжесть хорошего лома. Захотелось уронить её под ноги, чтобы не мешала, сесть самому, а лучше лечь, прямо в пыль, расслабиться и плюнуть на все дела и заботы, на вампиров этих плюнуть, на кой они ему сдались, пусть едут себе, куда хотят, пусть кровь сосут, подумаешь, ну, погубят десяток другой никому не нужных людишек, тебе-то что за дело, всех не спасёшь... Стёпка с трудом проморгался, едва ворочая набрякшими веками. Что за дурь в голову лезет! Что за напасть навалилась?
Взгляды вампиров вонзались ему в голову раскалёнными спицами. Да они его зачаровывают! Заколдовать хотят, чтобы не сопротивлялся! Чтобы сам шею под укусы подставил! Вон что задумали!
Стряхнуть наваждение было трудно. Одурманивающая тяжесть упорно гнула к земле. Стёпка чувствовал себя так, словно целый день таскал на себе огромные камни. Руки и ноги сделались настолько чужими, что, казалось, захоти он сейчас утереть со лба пот — сил на это не хватит. Вот, значит, как вампиры охотятся на своих жертв. С безвольным человеком совладать легко. Можно хоть всю кровь из него высосать, он даже и сопротивляться не станет. Степану и самому уже не хотелось сопротивляться. Он смотрел сквозь дремотную усталость на застывшие в предвкушении лица вампиров и не находил в них ничего неприятного. Не хуже гоблинов и вурдалаков. А у того, что в седле остался, лицо вообще на человеческое похоже, почти симпатичное даже, даром, что серо-белое. В общем, вампиры как вампиры... Да и какое ему до них дело! Он с трудом подавил зевок. Убрать, что ли, меч? Ни к чему эта надоедливая железная палка, руку уже всю оттянула...
Возможно, у вампиров и получилось бы одолеть Степана, но всё испортил сам Згук. Решив, что слишком долго сопротивляющийся обессиливающим взглядам отрок использует какой-нибудь мощный амулет (а такое случалось и прежде, и не столь уж редко), он нанёс жертве последний удар. Совсем небольшое заклинание, этакий завершающий штрих, лёгкий толчок, после которого вставать уже не захочется. Ничего особенного, ничего сверхсложного, чистая магия...
Чистая магия на демона не действовала.
Заклинание отразилось от Степана, как мячик от стены, и с треском влепилось в лоб самому вампиру, озарив на миг его бледное лицо мёртвящей синевой. Згук лязгнул челюстью и отшатнулся. Его жуткая морда на миг приняла довольно глупое выражение, глаза потухли... И наваждение кончилось. Стёпка разом вернулся в реальный мир, усталости как не бывало, тяжесть растворилась в кончиках пальцев, в голове снова стало ясно и звонко. Он щёлкнул рукоятью, убрал эклитану, снова выдвинул, с удовольствием ощущая, как удобно витой эфес охватывает кисть руки и запястье. Опомнившийся гузгай (неужели и на него вампирское наваждение подействовало?) тут же взял управление на себя, и эклитана с шелестом описала перед хмурой Згуковой физиономией опасную восьмёрку.
Вампирский предводитель моментально сообразил, что распавшуюся связь уже не восстановить. Безотказные доселе взгляды на демона не подействовали, да и обидно было за чувствительный щелчок по лбу. С обидой пришло и понимание.
— Демон! — торжествующе прошипел Згук. — Усварх! Тот самый!
Вампиры были единой командой. Слаженной, понимающей друг друга порой даже и без слов. Им не нужно было дожидаться приказа. Они действовали почти синхронно. Все шестеро выхватили кинжалы и метнули их в Степана обеими руками. Секунды полторы у них на это ушло, не больше. Чары не сработали, значит, сработает сталь.
Эклитана размазалась в воздухе мерцающим веером, дробно зазвенела, отводя смерть. Двенадцать кинжалов разлетелись по сторонам, ни один не попал в цель. Так не бывает, но расскажите это кому-нибудь другому. Красиво получилось до изумления. У Степана в душе даже что-то этакое гордое шевельнулось, вон как мы умеем, трепещите, кровососы унылые, куда вам против демона с гузгаем!
Вторая неудача вампиров не смутила — они готовились к новой атаке. Кажется, теперь они собирались без затей навалиться на мелкого строптивца, задавить его массой, обездвижить, а там уж... Со всеми-то сразу ему не совладать, хоть один коготь до горла да дотянется.
Стёпка понял, что всё ещё только начинается. И ещё он понял, что на этот раз ему придётся туго. Справиться с семью оголодавшими вампирами намного труднее, чем с одним оркимагом. Эти друзья церемониться не будут, досуха высосут. Он медленно отступал назад, чтобы не обошли со спины. Кровососы так же медленно, не отводя от него своих злобных взглядов, наступали. Двигались они почти беззвучно, не скрипели под их сапогами камни, не шелестели одежды, лишь сиплое дыхание вырывалось из приоткрытых ртов.
Згук прыгнул первым, взметнулся в воздух, словно летучая мышь, когти свои растопырил, налетая, и остальные тоже бросились в атаку, и эклитана уже почти дотянулась до предводителя, но в самой верхней точке прыжка Згук словно на невидимую стену наткнулся. Он завис на секунду в воздухе, затем мягко упал на дорогу и отступил на несколько шагов. Другие вампиры тоже замерли на полупрыжке, зашипели что-то по-вампирьи и попятились, глядя с ненавистью и страхом за Стёпкину спину.
— Нармои! Ситташ нармои!
Степан оглядываться пока не решался, он и так знал, что там увидит: Смакла не выдержал и поднял в воздух дракона. И дракон по-настоящему вампиров испугал. А надо было не глупить и сразу налетать на этих гадов, чтобы они даже спешиться не успели. Налетать и гнать по дороге...
Вампиры умели признавать поражение. Убедившись, что шансов на победу у них нет и что опасения Згука насчёт засады были обоснованны, они предпочли отступить. Жуткие создания взметнулись в сёдла, закрутились на дороге, то и дело поднимая коней на дыбы и бросая злые взгляды за Стёпкину спину... Не хотелось им идти на попятный, не хотелось отступать... Однако жажду можно перетерпеть, а мёртвому вампиру кровь не нужна.
Позеленевший от ярости Згук сверлил Степана кровавыми буравчиками глаз, бессильно стриг воздух отточенными когтями, проговаривал что-то неслышное и нелестное, уродливо кривя узкие губы, потом подал коня вперёд, наклонился, прошипел ознобливым голосом:
— Это не последнее село на нашем пути. Когда правобережье отойдёт к Оркланду, мы установим здесь свои порядки. И ты, демон, нам уже не помешаешь.
Стёпка смотрел в его полыхающие ненавистью глаза и не знал, что сказать в ответ. Самое страшное, что вампир был прав. И он знал, что Стёпка это понимает.
Згук развернул коня, ему на смену к Стёпке подъехал тот вампир, что всё время оставался в седле. В его лице и в самом деле было что-то вполне человеческое, правильное у него было лицо, почти гладкое и не вполне противное... если не обращать внимания, конечно, на неестественно белую отвисшую кожу и налитые кровью глаза. Несколько секунд он внимательно разглядывал Стёпку, затем спросил хриплым, простуженным голосом:
— Ты кто таков, парень?
— Демон я, — не мудрствуя особо, сказал Степан. — А что?
— Не обломится нам, говоришь? Откуда тебе такие слова ведомы?
— У нас, у демонов, так все говорят.
— Ты не простой демон, ты исполнитель, да? Усварх? — оскалился вампир, показав впечатляющий ряд очень острых желтоватых зубов, непонятно каким образом умещавшихся в его не самом большом рту. Как он только язык себе не прокусывает с таким отточенным частоколом?
Стёпка кивнул.
— Поговорить бы нам... наедине, — негромко, почти заговорщически сказал вампир, бросив короткий взгляд за спину, словно боялся, что прочие высосы его услышат. — В Летописный замок не собираешься ли в ближайшее время?
— Собираюсь, — кивнул Стёпка, тут же пожалев. Не хотелось ему открывать вампирам свои планы на будущее.
— Там и встретимся, — кивнул вампир, натягивая повод и заставляя коня пятится. — Бывай... хм, демон.
"Очень мне нужно с вами в замке встречаться, — проворчал про себя Стёпка, — А наедине говорить — вообще не хочу".
— Поторопись, Ниглок! — крикнул издалека вампирский предводитель. И добавил торжествующе, уже для Степана:
— Мы не прощаемся, демон! Нас много, а ты один! И в одиночку ты всех не защитишь! Помни об этом! Не защитишь!
Он взметнул руку вверх, и разбросанные по обочинам кинжалы метнулись вслед за хозяевами сверкающей бескрылой стаей, напугав какую-то беззаботную пичугу.
* * *
— Защитю, — буркнул Стёпка, глядя на удаляющихся вампиров. Потом поправился. — Защищу.
Но сам понимал, что говорит просто из упрямства, чтобы последнее слово за собой оставить. На душе было так скверно, словно туда наплевали. Отвратительные мучнистые рожи вампиров стояли перед глазами. Хотелось сделать что-нибудь такое, что-нибудь этакое... чтобы все эти гады узнали и не были так уверены в своей силе и безнаказанности. А сделать-то он ничего и не мог. Ни такого, ни сякого, ни этакого. Выругаться только мог по-гоблински (Смакла научил), да камешек пнуть в бессильном гневе. Что он и сделал. Легче не стало, только ушибленный палец заболел.
