-А-ах, -я лишь отмахнулся.
-Ну, а как выбрался?
-Шёл на звезду... Как ты советовал... Спасибо тебе. Если бы не ты...
-Что, правда? -Гудвин поднял брови. -А я ведь просто так про звезду брякнул. Не думал, что поможет, а вон оно как вышло. Ну, что ж, я рад.
-Вот только хватка у тебя медвежья, -отойдя от шока, я начал чувствовать боль в руке.
-Я вроде не сильно, -ответил Гудвин.
-Может и не сильно. Но рука-то у меня больная, -я показал ему шрам. -Хм... А почему правая? Меня же экрофлоникс, вроде, за левую цапнул?
-Ты чего, Писатель? Какую левую? Правую мы тебе лечили, забыл? -напомнила Райли.
Я взглянул на свою левую руку. Действительно, никаких следов повреждения. Зато на среднем пальце правой руки отчётливо побаливает потревоженный свежий шрам. Но я точно помню, что у меня болела левая рука... Впрочем, сейчас уже не до этого. Главное, что я выжил.
-Писатель, ты — везучий сукин сын! -похлопал меня по плечу Флинт.
-Ну что, оклемался? -наконец спросил Гудвин. -Идти сможешь?
-Ага.
-Тогда вперёд. Нечего время терять.
Группа отправилась дальше. Прежде чем идти за ними, я на минуту обернулся назад. Среди валяющихся скелетов, мне показалось, что я вижу знакомый рюкзак, и одежду, похожую на мою. С ёкнувшим сердцем, я встряхнул головой. Нет. Почудилось. К чёрту это место!
И я поспешил за удаляющимися друзьями.
* * *
*
Дома, расположенные по левую сторону от дороги, чередовались один ужаснее другого. Сперва, у меня сложилось впечатление, что их разбомбили, но уж больно необычным выглядел характер повреждений. Как будто постройки сознательно и кропотливо разрушали изнутри. Пара двухэтажек, не выдержав такого насилия, просто развалилась, превратившись в кирпично-мусорные холмы, из которых, словно обглоданные кости, торчали рёбра несущих стен. Среди обломков кладки, перемешанных с остатками мебели и ржавых канализационных труб, высовывались то ли гигантские щупальца, то ли корни, которые, по всей видимости, и являлись причиной разрушения вполне ещё крепких домов.
Гудвин повернул направо, уводя нас от этих руин. И далее, мы двигались по маленькой, односторонней улочке с героическим названием Орденская. Деревья, которые некогда были здесь посажены буквально через каждый десяток метров, разрослись так сильно, что сплелись ветвями друг с другом, образуя над нами сплошной навес. Под золотыми лиственными сводами покачивались гамаки грязных тенёт очень больших размеров. К тому же, где-то там, среди переплетённых веток, кто-то осторожно перемещался, выдавая своё присутствие падающими листьями. Однако, наш вожатый относился к этому спокойно. Значит бояться было нечего.
-О чём задумался, Писатель? -спросил меня Флинт.
-Тревожусь немного. "Зеркало" чуть меня не убило. А вдруг нам попадётся ещё что-нибудь подобное?
-Фу-ты, ну-ты. Не думай ты об этом. Самое страшное уже позади. Это Тропа блудных детей, парень! Она добра к нам. Изгнание подходит к концу.
-Для тебя — да. А для меня — ещё не известно. Что там мне скажут апологеты?
-Ну, что-нибудь да скажут. Не заморачивайся раньше времени. "Война план покажет".
-Ты прав. Дойти бы только.
-Дойдём. И знаешь, почему я в этом уверен? Да потому, что впервые в нашей истории, в Апологетику возвращается не один изгнанник, а целая группа. Да ещё какая! Лучшие из лучших. Ведь у нас в группе целых три семёрки. Сразу три семёрки собралось, понимаешь? Это счастливый расклад, дружище. Гудвин, Райли и я. Теперь нам везде зелёный свет: и на Тропе, и в центре... Да везде, по всему городу три семёрки...
-Флинт, заткнись, -оборвала его болтовню Райли.
-Что-то почуяла? -взглянул на неё Гудвин.
-Не я. Она, -Райли указала на Тинку.
-А? -вздрогнула та. -Нет-нет, это я так. Всё в порядке. Вроде бы.
-Я тоже что-то чувствую, -Гудвин принюхался. -Нужно уходить с этой улицы.
-Куда? -всполошился Флинт. -Нельзя сходить с тропы! На ней безопасно!
-Хочешь идти дальше — иди дальше. Тропа уже не та, что была раньше.
-С тропой всё в порядке, -поправила Тинка. -Это мы ей не соответствуем.
-Хочешь сказать, что кто-то из нас идёт без Суфир-Акиля? -спросил Флинт.
-Нет. Хочу сказать, что кто-то из нас — не изгнанник.
-Это реакция на Писателя? -у Райли заметно дёрнулась щека.
-Да. Я знала, что это произойдёт. И уже говорила об этом.
-Если всё дело во мне, тогда предлагаю разделиться, -с великим трудом произнёс я. -Без меня, у вас больше шансов добраться до Апологетики. Ну а я как-нибудь сам доберусь.
-Ишь чего выдумал, -сердито фыркнула Райли.
-Я держу свои обещания, -добавила Тинка. -К тому же, было заранее известно, на что я иду.
-А мне просто любопытно, -с шуршанием почесал подбородок Гудвин. -Особенно после того, что увидел на "Зеркале". Теперь мне уже кажется, что без тебя, Писатель, мой Суфир-Акиль не выглядит завершённым.
-А... -Флинт разинул было рот, но так и не озвучил своё мнение. -Ладно, чёрт с вами. Поворачиваем.
После поворота налево, наш маршрут пролегал по улице Мичурина, застроенной небольшими домиками, часть из которых была деревянной. Впереди, чуть в стороне, возвышаясь над пятиэтажками, скромно выглядывающими из-за частного сектора, торчало здание нефтяной компании, похожее на огромный чёрный монолит. С правой стороны, вдалеке, небо подёргивалось странным маревом. Ещё там, время от времени, серыми воздушными змеями взмывали отрывистые дымки. "Дантова Длань", — сориентировался я. Где-то там, в той стороне "Детский мир" со злодеями.
-Я поняла, в чём дело, -вдруг прервала наше молчание Тина. -Метка на том углу была гнилая.
-Так вот чем потягивало, -согласился Гудвин. -Значит правильно, что ушли с Тропы. Когда метки гниют — это неспроста.
-Что может быть причиной? -спросила Райли.
-Хороший вопрос. На мой взгляд, причин может быть масса. Например, сдвиги аномальных энтропульсаций, или распространение ай-талука. Всё, что угодно может быть. Выяснять это некогда и незачем. Лучше просто обойти гнилой участок. Сейчас дойдём до проспекта, а там, снова вырулим на Тропу , -рассуждал Гудвин.
В доме напротив раздалась возня. Там что-то упало. Затем, посыпалась бьющаяся посуда. Мои спутники повыхватывали ножи. Я последовал их примеру. Правда, несколько запоздало. Внутри всё оборвалось.
-Ложная тревога, -проворчал Гудвин.
Райли закинула в рот кусочек ай-талука, и принялась его быстро жевать.
-Идём тише. Не орём, -шёпотом сказала Тинка, как обычно щурясь. -Они могут услышать.
-Они же глухие, -пристально вглядывался в окрестные окна Флинт.
-Тина права, -кивнул Гудвин. -Мы "поднимаем волну". Слышали резонанс? А они — тем более слышали.
-Кто "они"? -шепнул я Райли. -Гомункулы? Речь о гомункулах?
-Не-а, -с неохотой ответила та, стреляя глазами по подозрительным задворкам. -Не нервничай. Нормально всё.
-Нормально для ненормальных...
-Я слышал, что в районе проспекта водятся ходоки, -пробормотал Флинт.
-Нету там никаких ходоков, -ответила Тина. -Маяки сумеречников их отпугивают.
-Оружие держите наготове, -Гудвин с хрустом развёл плечи, и пошагал вперёд. -Не растягиваемся.
Мы обошли одинокий указатель, с ярко-красными буквами "Зона эвакуации". Прошли мимо двух припаркованных милицейских машин и армейского УАЗика. Далее, вдоль тротуара, друг за другом стояли три автобуса. На последний упало дерево, серьёзно продавив ему крышу. Люди в этом районе не успели эвакуироваться. Их многочисленные кости лежали ровной, протяжённой полосой, возле тротуара. Дождевые ручьи постепенно тащили их вдоль бордюра. Одна из открытых ливнёвок была забита этими костями буквально доверху. Жуткое зрелище. Но в те часы, меня больше пугали живые, нежели мёртвые. Я даже зажевал один из шариков ай-талука, чтобы приглушить энергетический "хвост". Но было поздно. За нами уже кто-то наблюдал. Изгнанники как-то сами собой, не сговариваясь, выстроились вокруг меня ромбом. Так и шли. До нужного перекрёстка добрались в гробовом молчании. Это был даже не перекрёсток, а полноценное кольцо, посреди которого, в круглом газоне, торчала облезлая плита с позеленевшим бронзовым профилем вождя и надписью "Ленинский район".
Проспект Мира. Единственный проспект в Иликтинске, широкой дугой разделял город на "старый" и "новый". Та сторона, откуда мы пришли, называлась местными "новым городом". В основном, всё, что в ней было построено, за исключением частного сектора на улице Мичурина, дачных посёлков и некоторых построек, сохранившихся среди новостроя, возникло в течение последних десяти-двенадцати лет до катастрофы. То есть, сразу после того, как город начал избавляться от статуса "почтового ящика". По другую же сторону проспекта, начинался "старый город". Тот самый Иркутск-18. Бывший моногород, построенный вокруг секретного предприятия.
К слову сказать, сам проспект тоже появился неспроста. Когда-то он являлся частью контрольной полосы, вдоль которой шло специальное заграждение, опоясывающее город до самого озера. Последним напоминанием об этом заграждении остался лишь необычайно внушительный пост ДПС на углу Фрунзе, некогда служивший въездным блокпостом центрального КПП, лишившимся дежурной пристройки, где проверяли документы, но сохранившим защитные бетонные блоки на подступах, и настоящие, почти крепостные бойницы. Райли рассказывала, что помимо этого поста, на проспекте Мира так же уцелела пара настоящих военных дзотов, но я их не видел. Зато видел несколько старых противотанковых ежей, торчавших здесь, наверное, ещё с самого основания города.
Когда идёшь по этому неухоженному проспекту, в глаза бросается заметный архитектурный диссонанс. С одной стороны — чередуется ровная батарея жилых пятиэтажек, похожих друг на друга, как близнецы. Только у крайней, на торце, под самой крышей, выложено красным кирпичом "1988". На всём протяжении улицы я углядел лишь один единственный магазин, да и то небольшой, скромно прибившийся к уголку одной из пятиэтажек. С противоположной же стороны — царило буйство разноплановых зданий, изобилующих всевозможными конторами и заведениями. Только в одном трёхэтажном домишке могло находиться сразу пять каких-то совершенно разных организаций, например: юридическая консультация, мелкий сувенирный магазинчик, сервисный центр, похоронное бюро и ремонт обуви. Такое впечатление, что повалившие в город коммерсанты не сразу решились осваивать его засекреченную внутреннюю территорию (а может быть, им и не разрешали), и чувствовали себя вольготно лишь за его "границей", прижимаясь к ней как можно ближе, но не рискуя пересекать. Вот и получилось, что с одной стороны — посмотреть решительно не на что, а с другой — глаза разбегаются от переизбытка разнообразных вывесок и богатых фронтонных декораций.
Существа, которые нас преследовали, отстали. По крайней мере, это единогласно констатировали мои попутчики. А я так ничего и не заметил. Кем бы они ни были, отставание их было далеко не случайным. Мы приближались к действующему сумеречному маяку, который отгонял всякое зверьё специальным излучением. Где находился этот маяк, я тоже не определил. Возможно, он был спрятан.
Не дойдя до кинотеатра "Орион", мы свернули с проспекта на тенистую улицу Фрунзе, и, как оказалось, вновь вышли на Тропу блудных детей.
-Вижу метку. Она в порядке, -Тина указала на одну из пятиэтажек, со всех сторон заросшую кустарником, аж до третьего этажа.
-Ну, вот. Я же говорил, что срежем угол без проблем, -удовлетворённо произнёс Гудвин.
-Проблем едва удалось избежать, -Райли убрала ножи. -Хорошо, что маяки ещё работают.
* * *
*
Путешествие продолжалось. По левую руку от нас шелестел бывший сквер, буйно разросшийся, как и все лесопарковые участки города. По правую — тянулся длинный каменный барельеф, выше человеческого роста, на котором изображались социалистические труженики, целеустремлённо шагающие к великим достижениям: учёные, инженеры, геологи. Над ними, большими буквами было выбито: "deliberation aequitas philosophia VERITAS sufferentia libertas"... Чего? Откуда взялась латынь на советском монументе? Я протёр глаза, и вновь перечитал это: "ЗНАНИЯ ИНДУСТРИЯ ПРОГРЕСС РАВЕНСТВО БРАТСТВО КОММУНИЗМ". Совсем другое дело. С чего мне вдруг показалось, что надписи латинские? Сам себя не понимаю...
Барельеф завершался мраморным пьедесталом, на котором, в горделивой позе, стоял бронзовый учёный, обеими руками держащий над головой гигантскую молекулу. Фигура была выполнена грубо, топорно и небрежно. Учёный напоминал счастливого водолаза, поймавшего морского ежа. На пьедестале сохранилась табличка: "Слава советской науке!"
Громада здания нефтяной компании была уже совсем близко. Фактически, по ту сторону сквера. А прямо по курсу, показались разнокалиберные трубы "Химпрома". Вспоминая карту, я прикидывал в голове примерное расстояние, оставшееся до центра. (Чтобы не запутывать читателя, хочу оговориться, что понятие "центр" в Иликтинске выглядело довольно условным. Территориально, мы уже находились в центре. Однако, у местных, "центром" считался район, расположенный ближе к озеру. Так что, по сути, мы шли не в середину города, а из одного его конца — в другой).
Сверху, то и дело разносились глухие, долбящие по нервам скрипы и постукивания. Это был всего лишь ветер, покачивающий массивную цельнометаллическую конструкцию фирменного логотипа, свисающего с крыши высотки. Представляю, какой будет грохот, когда эта железяка окончательно отвалится.
Напротив парадного входа нефтяной компании, сквер прерывался широким прогалом, обеспечивающим проезд к стоянке автомобилей. Прогал окаймлялся клумбами, сплошь усеянными необычными цветами, чьи стебли венчались круглыми, нераскрывшимися бутонами. Как только мы приблизились, один из ближних цветов, с довольно громким хлопком, раскрылся, превратившись в ярко-жёлтое "солнышко". Тут же, рядом с ним хлопнул ещё один. Затем, ещё. И, цепной реакцией, с задорным треском, словно картинка, выложенная из домино, пораскрывались остальные цветы, перекрасив клумбу из зелёного цвета — в жёлтый. Тут же, мне в нос пахнул сладкий, пленительный аромат.
"Фентакалендула!" -спутники зашуршали по своим карманам, вынимая оттуда флакончики, которые тут же занюхивали.
-Писатель, ты чего тормозишь? -шмыгая поочерёдно ноздрями, обратилась ко мне Райли. -Забыл, что я тебе про неё рассказывала?
-Ах, точно!
Я слишком увлёкся красотой распустившихся фентакалендул, забыв, какую опасность они в себе таят. Эти небольшие цветочки, имеющие внешнее сходство с обыкновенными полевыми календулами, распускаясь, впрыскивают в воздух микроскопическую взвесь замаскированного приятным ароматом, концентрированного фентанила. Наркотического препарата, который сначала вызывает сон, а затем, подавляет дыхание. В результате, человек засыпает и больше уже не просыпается. Пройти через эту дрянь можно только при условии, если вовремя занюхаешь вытяжку из желёз феродона. Нашатырь тоже помогает. Вот только куда я убрал этот пузырёк? Проверяя карман за карманом, я всё никак не мог его найти. И чем дольше я копался — тем сильнее меня клонило в сон. Голова тяжелела, глаза слипались, пальцы промахивались мимо карманов, либо залазили подряд в один и тот же карман несколько раз. Меня начало покачивать. И тут, наконец, спасительный тюбик ткнулся мне в верхнюю губу. Мозговышибающий смрад ударил меня, словно кувалдой, разом выбив из головы всю сонливость, вместе со слезами.
