— Так Северное княжество во Христа верит.... Что Церкви с моих метаний то? Любовь к семье — это одна из основ Божиих... Как и любовь к ближнему своему...
Дыхание у травника рвалось. Голос был хриплым. Микаэль кусал себе губы, все сильнее прижимаясь к каменной стене, но, все же, запрокидывая голову, почти касаясь затылком плеча Себастьяна.
— И зелья все — лишь во благо использовать надобно....
— Так отчего же вы не использовали во благо? — поинтересовался мужчина, касаясь входа подушечкой большого пальца. — Зачем искушали братьев снадобьями умопомрачающими. — сладкая пытка проникла чуть внутрь.
— Я искушал? Это когда же?... Хотя... Может и искушал.... Говорю же — сейчас мысли так мешаются, что ничего понять и вспомнить не могу...
Когда Себастьян коснулся Микаэля пальцем, обводя по кругу и надавливая, немного проникая вовнутрь, травник резко выдохнул, вскидываясь и, не рассчитав рывка, со всей силы ударился лбом об стену. Удар отозвался болью — весьма сильной, и оттого такой неожиданной и отрезвляющей.
Но инквизитор с силой удержал лекаря. Его железная хватка говорила о серьезности намерений. Член Микаэля стоял и наливался желанием. Он не сможет долго сопротивляться.
— Признаетесь ли вы, что использовали снадобья на людях? Признаетесь ли, что искали в этом особое наслаждение победить волю Господа?
— Нет конечно... Я смиренный монах, а не колдун и еретик. И все деяния мои — в воле Божией.
Желание опаляло, вот только Микаэль потихоньку начинал уже и понимать, что все это — отнюдь не дивный сон... И не важно — понимает ли травник кто он и что происходит, или же нет — но, опасные вопросы он слышать умел.
— Волею Бога отрекитесь от траводейства и лекарства. Покаянным трудом займитесь... Нет, вы искали другого... — палец проник глубже. Друга рука пробралась вперед и стала ласкать член. — Собирая бумаги на защиту в инквизиции, чего добивались?
— А чем мой праведный труд во имя Господа Бога сейчас неугоден?
Микаэль закрыл глаза, отдаваясь на волю ощущений. Горячо, хорошо... И в тоже время — если это сон, то нужно скорее просыпаться. А если же реальность — то просыпаться нужно даже быстрее.
— Отвечайте не вопросы, брат Микаэль, — горячее дыхание опаляло, палец проникал все глубже, ладонь ласкала сильнее. — Зачем вы искали защиту Рима и при этом так упорно добивались близости к королю Фернандо?
Микаель лишь мотнул головой, опять прикусывая себе губу и давя готовый сорваться стон.
— Я и отвечаю... Со всем моим смирением... А разве вера в Господа отрицает преданность королю державы? Что не так с моими желаниями и чаяниями?
— Желания... Чаяния... Брат Микаэль, насколько крепки ваши связи с Северным Ярлом? Вы ищете выгодных связей? Я давеча читал письмо от вашего брата... Какие дела вы творите на чужой земле?
— Все дела мои в воле Божией... Все искания — от Его исканий....А земля где чужая мне? Неисповедимы пути Господни, но всегда они — праведны...
— Все дела мои в воле Божией... Все искания — от Его исканий....
Горячее дыхание обжигало, губы, что касались то ушка, то нежной кожи за ним заставляли трепетать , а движения рук Себастьяна разливали по венам восторг... И казалось — еще немного, и Микаэля накроет сладкой волной, разбивающей реальность ли, сон ли на осколки. Вот только монах понимал, что вряд ли это случится, пока он связан.
— Давайте ... договариваться уже.... А то я сейчас сознание потеряю.
— Начинайте, я совершенно не против — договориться, — Ксанте вдохнул аромат волос, словно проверял, чем именно пахнет, его рука немилосердно терзала член Микаэля, а палец двигался все сильнее и глубже.
Не имея возможности повернуться так, как ему хотелось, Микаэль хоть откинулся еще более назад, прогибаясь и делая прикосновения мужчины к его волосам сильнее. Монах потерся о его щеку виском, поворачивая голову и ловя взгляд темных глаз. В то же время окинул взглядом и и комнату, в которой находился. Глаза уже привыкли к полумраку да и всполохи унялись — травник попробовал немножко оглядеться. Получалось не особо хорошо — мешали ощущения от ласкающей его член руки, да и проникший в анус палец Себастьяна доставлял больше удовольствия чем неудобств.
— Говорите тогда, что именно Вам от меня надо... Толково и по делу.
Терпеть эту сладкую пытку было невыносимо. Микаэль приоткрыл губы, касаясь ими скулы Себастьяна, а потом и легонько проводя по ней языком.
— Немного, милый брат Микаэль. вашей лояльности к церкви. Вы ведь хотели служить ей верой и правдой? Вам выпадает шанс работать на Церковь, а ваш отказ, — большой палец сменили указательный и средний, — очень опасен для вашего будущего.
Травник поморщился — два пальца были ощутимей, чем один. И вот от этого, от того, что к удовольствию на время вдруг добавилась и легкая жгучая боль, заставляющая не только не отпрянуть, но и желать больше, разбилась та недосягаемая грань, не позволяющая понять во сне ли он и не дающая вспомнить. Вместе с неудержимым желанием излиться уже, вернулись и воспоминания. Вспомнилось и то, кто он... И все события последних недель. По спине вдруг побежал холодный пот, а руки задрожали.
— Себастьян... Если это Вы — то кого я тогда спасал от смерти?
Микаэль совсем замер, не отводя обеспокоенного взгляда от лица мужчины и едва заметно кусая себе губы.
— Что происходит? Где я сейчас?
— Я Себастьян. Но я не аббат этого монастыря, — губы вновь поцеловали Микаэля рвано и быстро. — Вы готовы принять предложение Церкви и навсегда отречься от связей с северным королевством?
— Я уже присягал Церкви. Почему хотите услышать это еще раз? И Вы... Как так может быть?
Почти не почувствовав поцелуя Микаэль все смотрел в глаза инквизитора, уже почти паникуя.
— Как я сюда попал? Со мной был юноша... Где он?
— Юноша по имени Сей, — поправил Ксанте, играя с естеством Микаэля, который так отчаянно сопротивлялся. — Ты будешь подчиняться или нет?
— Да, юноша по имени Сей. Где он?
Микаэль не смог удержать стона, волосы липли к мокрой от пота спине, от желания толкнуться в ласкающую его руку просто скулы сводило.
— Подчинятся? Я и так весь с Вашей власти.... Что еще Вам нужно?
— Мне нужно, чтобы ты принадлежал инквизиции, чтобы подписал бумаги, которые ты так любишь, чтобы служил верой и правдой, — толкая пальцы внутрь, касаясь чувствительного бугорка, распаляя страсть и действие зелья, Ксанте не скрывал от лекаря алчных черных глаз.
— Я... хочу... увидеть Сея! А потом мы будем говорить о бумагах.
Микаэль почти что вис на Себастьяне, опираясь на него спиной, задевая связанными руками по животу и ниже, касаясь такого же налитого желанием естества. Щеки его горели, глаза казались зелеными омутами, с губ срывались стоны, вперемешку со словами.
— Сея здесь нет. Ты его увидишь, когда дашь согласие. Понял меня? — пальцы дернули за узел, освобождая мошонку и вызывая бурную, почти неконтролируемую реакцию, когда внутри двигаются пламенем пальцы, а снаружи обжигают своим движением ладони.
Казалось, что второй раз за день вокруг заплясали звезды, до того хорошо стало Микаэлю. Теплое семя разлилось по животу и рукам Себастьяна, и травник поник, снова прижимаясь лбом к холодным камням, не в состоянии ни стоять сам, ни даже дыхание перевести.
— А Вы меня поймите... Хотите моей преданности — покажите и мне, что могу Вам верить.
Ксанте подхватил травника, уселся на скамью и усадил попавшегося травника к себе на колени.
— Микаэль, — сказал спокойно, обнимая того по-отечески, — если бы я хотел, то заставил бы тебя иначе подчиняться мне. У меня есть столько методов, но я избрал очень мягкий. Я пришел говорить с тобой, — он огладил лицо. — В том положении, которое сейчас у тебя есть, мой первый долг — допросить тебя с пристрастием. но я не сделал этого только из-за твоего наставника. Ты мне понимаешь?
Микаэль снова поднял взгляд блестящих от внезапно подступивших слез глаз на обнимающего его мужчину. Легонько провел губами по скуле, поцеловал в висок. Затем и вовсе опустил тяжелую косу ему на плечо, бездумно и легко касаясь поцелуями шеи.
— Это ведь Вам я клятву давал? Зачем тогда опять спрашиваете меня? Мне от этого недоверия больно....
Травник осторожно вытер о сутану на плече инквизитора выступившие слезы, снова возвращаясь к поцелуям. Сидеть на коленях, в таких вот объятиях было неимоверно хорошо... Пламя свечей мягко мерцало, разгоняя тени по углам. Забыться хотелось неимоверно, не думать, не решать и не переживать.
— И Вам ли не знать, что я скорее горло себе перережу, хоть это и грех великий, чем кому боль лишнюю причиню я же лекарь, а не палач. Скажите мне, что с Сеем! Я прошу Вас.
— Все хорошо... Думаю, что все будет хорошо. Король спрятал его, но мы ищем. — Ксанте погладил Микаэля по щеке. — Тише, успокойся... Теперь все будет хорошо.
Микаэль вскинулся, обхватывая Себастьяна руками за шею и обнимая крепко-крепко. Прижался сильнее — так, что б чувствовать и дыхание его, и сердца стук. Зашептал — в самое ухо, едва слышно, мешая слова и побежавшие из глаз слезы.
— Прошу Вас... Пусть это все закончится... Пусть снова можно будет просыпаться на рассвете и, помолившись Господу, идти травы собирать... Неспешно и неторопливо. Зная, что ничего страшного не происходит нигде, и что, вернувшись, не руины застанешь, а Обитель жизни полную — с братьями, с гостями, с Вами... Прошу Вас... Ведь это в ваших силах...
— В моих ли, милый? Не знаю, но верность твоя мне важнее теперь... И твердость веры, и стойкость духа... И никому, кроме меня, ты верить не должен. А там — посмотрим, — подняв травника на руки, понес к дверям, открыл. — Падре Ваоло, прикажите там принести похлебки пожирнее и питья. Кормить тебя буду... Совсем исхудал.
Травник лишь потерся носом о шею Себастьяна, пряча лицо у того на груди.
— Есть... Я не ел уже дней пять.... Мне теперь только бульон и можно... И то — чуть-чуть...
Снова провел языком по нежной коже на шее, лаская ямку с бьющейся жилкой. Поцеловал трепетно.
— Я совсем ничего не пойму... Как я здесь оказался? Вы... Почему Вас двое и кого я спасал? Куда теперь вы меня несете? Я верю вам... Тогда, много лет назад, поверил — и сейчас веры не утратил.
— И бульон принесут. — Ксанте двигался в сторону трапезной, но свернул и стал подниматься вверх по лестнице, в сторону келий. Уже на пороге первой он остановился. Толкнул дверь и зашел. здесь жарко растопили камин и уже стоял поднос с едой и питьем. Усадив травника обратно на колени, Ксанте лично принялся кормить Микаэля, которого так надолго оставлял без присмотра. Вот ведь внушает себе мысли... еретик король... и вокруг него... — Ты ешь, ешь...
Ловя губами подносимую мужчиной ложку с вкусным ароматным куриным бульоном, юноша то и дело не мог сдержать нежной улыбки, окидывая взглядом столь родные черты. Прижимался, снова целуя скулы, ладонью гладил по плечу, а затем несмело коснулся темных волос.
— Больше не могу... Спасибо Вам...
Травник дотронулся пальцами до запястья Ксанте, приподнял его руку и наклонился, целуя. Само запястье, костяшки и нежную кожу между ними, пальцы.
Мужчина заулыбался. Он все наблюдал за Микаэлем и думал, почему же травник так сладок? Конечно, есть в нем что-то как от ветерка в поле. Но ведь в ладони держать невозможно. и отпускать нельзя
— Посиди пока здесь, в келье. В безопасности, — попросил тихо. — Много вопросов и дел накопилось. А завтра будет суд и конец. И все встанет на свои места... а тебе надо лежать и отдыхать.
— Мне кажется, я спасть смогу вечность...
Микаэль потянулся, прогибаясь, а потом целуя Себастьяна в ямку за ухом. Русые волосы травника рассыпались по плечам и укрывая обоих мужчин шелковым пологом.
— Прогоните мои кошмары... Не хочу во сне метаться... И думать не хочу...
Нежные касания ладоней, что ведут по спине, теплое дыхание ласкает кожу....
— Суд над кем? Вы так и не ответили на все мои вопросы...
— Вопросы... много вопросов не находят ответа, — спустить с колен, уложить на кровать, чтобы рядом присесть. Инквизитор глядел на травника с иронией, которая иногда проскальзывает убийцы, что смотрит умиленно на белую овечку в зеленом поле, и радуется ее наивности и красоте. — Так значит грамотки мы уничтожим и ты подпишешь все бумаги, которые я тебя попрошу?
— Конечно... Только, прошу Вас, найдите Сея! Я очень волнуюсь за него.
Микаэль так и не выпустил пальцы Себастьяна из своей ладони, продолжая их нежно поглаживать. Глаз не отводил от лица мужчины. Теплый ночной ветер ворошил темные пряди да и волосы самого травника, залетая в распахнутое окно. Пахло почти что летом...
До безумия хотелось схватить и потрясти инквизитора, заорать — "Почему ты так смотришь?! Что задумал?! Что же ты делаешь?! Ну, зачем это все?! Ну, сделай так, что б все опять было хорошо!"
— Я вам клялся... Моя преданность, моя кровь и мое дыхание — они Ваши. Я верю Вам. Ведь деяния Ваши угодны Господу Богу. А Господь — он несет мир и радость как в сердца, так и в жизни. Я никогда не предам его заветов... Помните это...
Травник приподнялся, целуя Себастьяна — легко, едва касаясь своими губами его губ, лишь, на мгновенье опаляя горячим дыханием и тут же откидываясь на подушки, закрывая глаза.
Инквизитор принял поцелуй благодушно, почти не чувствуя его вкуса. Микаэлю необходимо было полежать после трав, которыми он его напоил. Это, конечно же, были не те эликсиры, которыми пользуется лекарь для лечения, но должно ему сейчас полегчать от всяких снадобий травяных.
— Спасибо, брат Микаэль. Я постараюсь найти брата Сея, как можно скорее. Тем более, я сам заинтересован в этом, а пока я оставлю с тобой своего помощника. Он будет следить за твоим состоянием, а после того, как ты придешь в себя, то напишешь ему все, что он попросит. — мужчина поднялся. — Сейчас у меня слишком много дел, но мы продолжим нашу занимательную беседу очень скоро. — новая усмешка, говорящая о том, что веры на самом деле к травнику никакой и следует его допросить, как следует позже... Но сейчас важнее другие пленники. И среди них Луис.
62
Его втолкнули в кабинет — полуголого, в одном блио. С алыми запястьями, щиколотками, коленями, которые совсем недавно стягивали веревки для любовных утех.
Ксанте сидел на деревянном кресле с низкой закругленной спинкой, преходящей в подлокотники, и смотрел на того, кто так легко спустился в подвалы.
— Снять одежду с него, — низко приказал помощникам. Те бесцеремонно потащили с побледневшего Луиса блио. А под ним — под ним, конечно, ничего не было. Зато наблюдались следы на бедрах, когда слишком сильно хватют в порыве страсти. Сперма на тонких ногах и...
Инквизитор кивнул, чтобы принесли чистую одежду. На герцога накинули рубаху, дали штаны, и тот автоматически оделся, продолжая ждать вопросов. Но Ксанте не спешил. Он заставлял юношу ждать. Стоя вот так в полном молчании, пока звонкая тишина не стала колоколом в глубине Луиса.
