Ксанте отпил несколько глотков, попробовал ароматного хлеба, оглянулся на дверь, в которую ввели под локоть дрожащего Луиса. Только тогда инквизитор поднялся.
Он заставил юношу приблизиться, поцеловал в лоб и развернул к Кристиану.
Легрэ стоило всех остатков воли заставить себя равнодушно взглянуть в голубые глаза, а потом отвернуться от юноши. Но он ждал, с замиранием сердца ждал обвинения, которое слетит с его красивых губ, своего смертного приговора, озвученного таким робким и таким любимым голосом — и Легрэ простит ему все... в последний раз.
— Скажи, Легрэ, как ты относишься к этому существу? К этому цветку? — Ксанте крепко держал юношу за плечи. Тот просто одеревенел под пальцами инквизитора. Ловкое движение разорвало ткань рубашки. — падре Ваоло, ослабьте барабан. Так что? Он вам безразличен?
— Я люблю его за его прекрасную душу, — язык Кристиана едва ворочался, и боль не проходила, — просто по-человечески, если вы, Ваше Святейшество, еще способны понимать правильный смысл этого слова. Не троньте его... Мальчик ни в чем не виноват.
— Тебя, Луис, защищают. А ведь этот человек мог тебя зарезать, он тебя толкал на убийство короля. Он хуже лисицы, которая пробирается ночью в курятник душить кур. Он тобой воспользовался и выкинул бы, как всякого хорошенького глупца. — Но за свои преступления ты готов ответить? Ты подпишешь мне все, как есть?
Легрэ измученно взглянул на Луиса, а после закрыл глаза. Ему лучше подписать. Все подписать, и тогда он, возможно останется в живых. Как бы не хотелось Кристиану крикнуть — нет, он молчал.
Но юноша отрицательно покачал головой. Ксанте в ответ пожал плечами — воля Господа на все!
— Энжи Ватанте, вы обвиняетесь в заговоре против короля, в присвоении чужого имени, в мужеложестве и ереси, — объявил он заученным тоном, чуть толкая мальчишку вперед, чтобы тот посмотрел на Легрэ поближе. — Вам есть что сказать?
Легрэ стиснул зубы до дрожи, по вискам его покатились слезы. "Господи, только не он... Пожалуйста".
— Нет, — голос Луиса был слабым, почти неслышным.
— Вы признаете свою вину?
— Да, — кивнул согласно.
— Прекратите это, — отозвался Легрэ хриплым голосом. — Не смейте его трогать...Луис, не надо. Ты ни в чем не виноват. Ты верно служил Фернандо и я это могу перед самим богом подтвердить. Ты не мужеложец, тебя Себастьян принудил... А они. Если ты признаешься, они убьют Фернандо, убьют совершенно законно. На одной чаше весов мы с тобой, на другой король... Луис. Господи... — Кристиан плакал и глотал недосказанные фразы. — Не выбирай... Спаси себя.
Луис отвернулся от Кристиана. Опустил голову. Он не мог видеть его в таком состоянии. И неважно, что он сказал до того — использовал... Да, Ксанте прав.
— Я готов дать показания, — пробормотал еще тише.
— Я тебя не расслышал, Энжи. Что ты готов? — наклонился Ксанте.
Все в Легрэ словно заледенело — он замолчал, но словно проклятый смотрел на Луиса с глухой тоской.
— Если я подпишу все, вы отпустите его? — этот голос вырвался из горла — вроде свой, но Кристиан его не узнавал.
Ксанте поднял голову. Скоро ты сдался, дружок, — заулыбались губы.
— Секретарь, бумагу и перо. Отвяжите его, падре Ваоло.
Легрэ отвязали и перетащили за стол. Перед ним поставили чернильницу и положили несколько чистых листов бумаги. Руки у Кристиана здорово тряслись и подчерк выходил корявым. Он написал следующее:
"Я, Кристиан Легрэ, находясь в здравом уме и твердой памяти, со всей ответственностью признаю свою вину перед Богом и Церковью, и раскаиваюсь в содеянном. Я признаю, что под руководством падре Себастьяна Сальярси, я намеревался убить Его Величество короля Фернандо и совершил одну попытку, которая милостью Божьей провалилась. Я признаю, что являюсь мужеложцем и совращал монахов Валасского монастыря. Я признаю, что имея доступ к церковной казне, крал золото для личных нужд. Я раскаиваюсь в содеянных мною злодеяниях и полностью признаю себя виновным перед Богом и людьми".
Дописав, Кристиан положил перо на стол и низко опустил голову.
— Спасибо, Легрэ, вы сильно облегчили мне задачу. — кивнул инквизитор. — Увести. — приказал он помощникам. — Запереть до оглашения приговора.
Кристиана подхватили два человека, а в это время Луис стал сползать на каменный пол. Он стоял все это время посреди подвального зала и не шевелился.
Ксанте кивнул, чтобы юношу подняли, а как только Кристиана вывели за дверь, усадил того за стол:
— Пиши, — приказал ледяным тоном, поджимая губы, что продиктую.
Кристиана приволокли в одиночную камеру с железной решеткой вместо двери, и к его сожалению с полным отсутствием потайных дверей. Бросив свою ношу на деревянную скамью, прикованную к стене цепями, солдаты заперли замок и ушли. Подземелье освещалось парой факелов, один из которых висел прямо у решетки, потому Кристиану было видно хорошо соседнюю пустую камеру. Кого бросят в нее?
Подумав с горечью о Луисе, Легрэ пошевелился, и слабое движение тут же отозвалось болью по всему телу — такая мелочь в сравнении с тем, что творилось в душе. Что они сделали? Почему Луис так быстро сдался? Легрэ не считал его предателем, он слишком хорошо понимал, что такое запугивание, длящееся годами — он и сам делал такое с людьми. Луис, его любимый подписал себе смертный приговорю Был ли смысл выпутываться Кристиану дальше, упорствовать? Конечно был, но Легрэ не захотел — он сделал свой выбор, он пойдет на смерть вместе с Энжи и несмотря ни на что остается с ним до конца! Они проиграли на пару, но оставалась слабая надежда на то, что Фернандо выживет. Кристиан жалел, что вовремя не убил Себастьяна. Не жалей своих врагов — это священное правило он забыл, когда научился любить, и его любовь принесет ему боль и смерть. Что ж, это был его выбор — вполне осознанный и такой горький, что на глазах — синих как небо — не было слез, лишь печать глухой тоски. Прислушиваясь к звукам подземелья, Легрэ смотрел в потолок.
Прошло, наверное, около часа или еще того меньше, как шаги разрезали тишину. Двое солдат пришли первыми. Они принесли в соседнюю камеру матрас и еще кувшин с водой, а следом... Падре ваоло привел Луиса. Тот все еще держался прямо, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — юноша находится в невменяемом состоянии. Ваоло махнул, чтобы открыли решетку, завел Луиса внутрь и усадил на узкую кровать. Затем снял с себя длинную мантию и накрыл голые плечи.
Луис так и остался без рубашки. Палач присел напротив герцога, что-то долго шептал, гладил по коленке, словно успокаивал, потом бросил короткий взгляд на Легрэ... Медленно встал и вышел наружу, приказав закрыть дверь. Взгляд Ваоло опять остановилсяна Легрэ. И казалось — нет это было явственно! — палач очень зол.
Только вот не собирается осуждать или что-либо говорить Кристиану.
— Вы так просто подписали ему смертный приговор, — только и сказал, а желваки на лице палача задергались. — Вас завтра отпустят, Легрэ. — палач покачал головой и с солдатами направился к выходу. Шаги затихали под звук где-то капающей воды. Колебался алым свет факелов. Тени густо падали на тьму противоположной камеры. Луис свернулся на кровати калачиком и казался маленьким, словно сморщившийся и сгоревший плод.
Кристиан рванулся встать, но грохнулся на пол.
— Позовите лекаря! — кричал он, словно обезумевший. — Мне нужен Микаэль! Я подданный Северного Ярла! — превозмогая боль, Легрэ кое-как дополз до решетки и вцепился в прутья здоровой рукой. — Вы меня слышите, черт бы вас побрал всех?!
Ваоле вернулся темной тенью. Огромный, надвигающийся на решетку. Глаза его сверкали недобро.
— Легрэ, Ксанте все твои бумаги и бумаги Микаэля изъял. Тебе нужен лекарь? Я приведу к тебе Микаэля. Но говорить ты будешь с ним при мне. И травы при мне будете мазать... Больно? Я таких, как ты, сотнями видел...
— Я на все согласен, — выдохнул Кристиан. — Прошу вас.
— Хорошо, — Ваоле словно снял маску злобности и равнодушия. — Я приведу. Но поверьте, это мне может жизни стоить. Вы ведь чужие жизни не цените, Легрэ... Так? Цену им не знаете. — палач убрал со лба седые волосы и опять растворился в темноте.
— Я не знаю, — дрожащими губами ответил Легрэ, сжимая пальцами правой руки прутья решетки до белизны в костяшках и провожая взглядом своего палача. "Я знаю только три вещи: Энжи не заслуживает смерти, я виноват в случившемся, и я готов на все, чтобы этот мальчик выжил". — Энжи, — позвал Легрэ. — Как ты?
Комок на той стороне не шевелился и кажется не дышал. Под черной шерстяной мантией, оставленной старым палачом виднелся лишь краешек ноги. На щиколотке ярко проступал алый след от веревки. Пламя факелов затрещало — это далеко, наверху, открылись и закрылись двери.
Комок на той стороне не шевелился и кажется не дышал. Под черной шерстяной мантией, оставленной старым палачом виднелся лишь краешек ноги. На щиколотке ярко проступал алый след от веревки. Пламя факелов затрещало — это далеко, наверху, открылись и закрылись двери.
— Луис, — Кристиан хотел бы сейчас обнять мальчика, утешить, но между ними было две решетки и непреодолимо-огромные три ярда тюремного коридора. — Мальчик мой любимый... Не надо, не уходи в себя. Поговори со мной, слышишь? Я очень виноват... Я должен был помочь тебе уехать к дяде. Луис, ради Фернандо, ради всех нас, я должен знать, что ты им сказал... Еще не все потеряно.
Время растеклось бесконечностью по коридорам. Голос Легрэ казался какой-то насмешкой, иллюзией, проникающей в уши. Юноша даже головы не мог поднять. Он старался просто дышать. И больше ничего не получалось. Настойчиво шепталось подземелье: через щели слышалось. как скребутся крысы, в дальних переходах капала и капала вода. Голос... Он что-то спрашивает.
Легрэ оперся на решетку плечом и опустил голову.
— Луис, помнишь, как мы встретились в первый раз? — тихо заговорил он. — Я тогда смотрел на тебя и глазам не верил — я не знал, что бывают такие красивые юноши, как ты. Но дело было не в красоте, в тебе есть что-то удивительное и очень искреннее. Тогда я видел перед собой только запуганного слабого мальчишку, но я ошибся. Ты сильный, ты можешь сейчас взять себя в руки и попытаться что-то сделать, попытаться выжить... Ты и есть моя жизнь, и я уверен, что и для Фернандо ты дороже целого государства. Разве тебе не за что бороться? Твоя сила в чистоте твоей души, в твоей удивительной искренности. Мне не нужна жизнь, если в ней не будет тебя. Если ты погибнешь, я буду мстить, мстить до тех пор, пока меня не убьют... Ты научил меня любить. Знаешь, когда ты всю жизнь живешь во тьме, а потом вдруг выходишь на свет — это удивительное ощущение и я не променяю его ни на что на свете. Твоя смерть вернет меня во тьму и превратит в то же чудовище, которым я был всегда. — Кристиан замолчал, глядя на сломанные пальцы с каким-то горьким отвращением. — Для меня это станет настоящей смертью... и я ее боюсь.
Это было не видением, не бредом. Луис слышал... Да... Голос архангела, который хотел что-то ему сказать. Или просто пытался согреть в холоде подземелий. Трудно было пошевелиться, но юноша заставил себя... Он выпутывался из огромного покрывала-плаща, словно то весило несколько пудов. А потом затих, чтобы отдышаться, вновь новая попытка подняться. Голос, что говорит о любви. Кристиан... Ты сказал, что пользовался... Лжец. Что ты теперь от меня хочешь?
— Я всегда любил тебя, — Легрэ взглянул на мальчика. — То, что я наговорил Фернандо, я наговорил со злости и сгоряча. Понимаешь, бывает так, что когда нам причиняют боль, мы стремимся причинить ее в ответ и часто в гневе не думаем, что говорим... Фернандо ударил меня от боли, и я ударил его в ответ словами. Мне важно было знать, что он не играет со мной, что в один прекрасный день он не вышвырнет меня на улицу. Я ведь плохо о нем думал и не верил ему. Луис, скажи, что ты говорил на допросе... Помоги нам. Возможно, я смогу еще что-то сделать.
Луис сел, опустив голые ступни на ледяной пол пол, но холода не почувствовал, перевел взгляд на решетку. Все плыло... Ресницы липли от слез, в горле пересохло. Юноша поднялся шатаясь. Яд действовал неотвратимо. И приближал момент, когда тело отключится и станет безжизненным. Бездыханным. Чтобы все думали, что герцог умер. "Так лучше... Так будет проще забыть тебя, любимый мой".
— Не старайтесь, Легрэ. — сказал тихо. — Я вам больше не верю.
Кристиана словно окатили холодной водой и сердце остановилось.
— Почему? — потрясенно выдохнул он.
Луис попытался сделать шаг и рухнул на пол. Именно тогда в коридоре раздались торопливые шаги. Это приближались Ваоло и Микаэль.
Тот бесцеремнно разбудил травник, задергал за плечо, потом поднял на кровати еще спящего и начал трясти, как куклу. Огромный, страшный — палач Ваоло, который намеревался привести травника в чувство, как можно быстрее.
— Просыпайтесь. Мне нужно вас проводить. В подвал. Вас желает видеть заключенный. Давайте, глаза открываем. Времени у меня мало... Ну же!
Учитывая тот факт, что Микаэль совсем не спал, а лишь лежал с закрытыми глазами, размышляя о том, что же ему делать дельше, то "побудка", устроенная мужчиной, не стала неожиданностью. Отзевавшись с положенное, травник ступил на пол босыми ногами.
— Куда идти? К кому? Мне хоть сапоги бы найти сперва...
— Вот они, — буркнул палач. — Быстрее. Хотите дальше разлеживаться, я ухожу. — и он быстро направился к двери. — нагоните в коридоре.
Быстро натягивая сапоги и укутываясь в тонкое верхнее покрывало как в плащ, Микаэль направился следом за Ваоло, что быстро вел его сначала коридором, а потом и лестницей вниз. Но, когда они проходили мимо монашеских келий травник остановился.
— Подожди меня здесь. Или со мной пойдем... Мы быстро....
С этими словами он несколько раз постучал в дверь, а потом вошел внутрь.
Закрыв за собой дверь в келье и оставляя сопровождающего его палача в коридоре, Микаэль тут же обратился к тревожно взирающему на травника монаху, что проснулся на стук.
— Я забираю документы, что ты хранишь. И если сможешь — собери братьев по вере. Мне может понадобиться помощь. Приезжий инквизитор превышает свои полномочия, и от того страшные дела творятся в обители нашей. Ждите меня у темницы... Я подам знак.
Скоро собрав нужные бумаги, Микаэль не медля вышел в коридор — где его ожидал недовольный такой задержкой палач.
Ваоло же не пошел. Ждал лекарь снаружи, опершись на стену. Глядел в потолок и молился за бедного мальчика, которому предстоит тяжелый конец.
Монах вышел из кельи уже через несколько минут — под недовольные и злые взгляды Ваоло. Травник все так же кутался в накидку с кровати, удерживая ее у шеи правой рукой.
— Простите, что заставил ждать... Теперь — ведите.
Ваоло кивнул, глядя сверху вниз. Микаэль был такой маленький и хрупкий, словно тростника какая. Старый палач усмехнулся. Такую сломать — одним ударом.
— Следуйте за мной и молчите, — приказал он, направляясь к подвалам, к той тупиковой части, где находились старые камеры. Они спустились по лестнице и прошли по коридорам до поворота, чтобы упереться в один из тупиков, где горели два факела. Дальние камеры были заняты. Ваоло кивнул на камеру, в которой находился Легрэ.
