Дочитав, Михаил закрыл кодекс и медленно положил свою ладонь на крышку фолианта.
— Это теперь принадлежит мне и только мне. Вы отправите на Землю копию. А я отправлюсь на базу десанта "Китов — сто двадцать шесть". Но сначала дайте мне увидеться с Владиленой.
— Хорошо, Михаил Львович. Идёмте. — обе женщины встали, поняв, что препятствовать бесполезно.
Увидев кокон с Владиленой, Михаил приблизился и остановился как вкопанный в двух шагах от постамента.
— Прошу вас, оставьте нас. — тихо, но твёрдо проговорил Михаил, не сводя глаз с жены.
— Ладно. — женщины вышли из полутемного бокса...
Михаил подошёл к кокону. Открылась створка. Владилена была перед ним, снова вся без остатка, но теперь уже только физически. Изуродованное тело сохранило тщательно поддерживаемую на протяжении многих лет форму: медики, несмотря на глубокую кому, постарались восстановить всё, что было возможно. Но теперь Владилена была далеко. Эта планета, Денеб, забрала её. Забрала, не отдав ничего взамен, кроме последней в судьбе Владилены вырванной из когтей неминуемой слепой смерти жизни... Жизни простого работяги.
"И нет цены выше той, которую платит тот, кто положит свою жизнь за други своя..." — вспомнились Михаилу часто звучавшие в их доме строки летописи. Чаще всего их повторяла Владилена. За ней стали повторять её дочери и сыновья. Вот и Владилена в реальности, а не на словах уплатила эту страшную окончательную цену. Уплатила и ушла от них, от людей, не сумевших спасти Медика. Медика, а не спасателя и не десантника. Медика, постоянно спасающего жизнь.
Слёзы душили Михаила и здесь, при Владилене, он их не сдерживал. Служба Владилены была не менее жёстка, чем служба Михаила и их жизнь уже давно была неотделима от их работы. Казалось, что нет области, в которой они не могли бы найти общий язык. И вот теперь он остался один и должен потерять себя в деятельности, чтобы не иссохнуть от внезапно нахлынувшего отчаяния и давящей безысходности, чтобы сохраниться хотя бы на четверть для огромной семьи, оставшейся без матери и бабушки, без прабабушки, без хозяйки...
Посеревший Михаил вышел из бокса спустя несколько часов, прощально кивнул обеим медикам и, по прибытии на орбитальную станцию, сел в космотрассор.
— Куда, Михаил Львович? — спросил майор — водитель, решившись прервать тягостное десятиминутное молчание.
— Китов-стодвадцатьшестая. — моментально очнувшись, почти без пауз проговорил Михаил. — И — побыстрее.
— Есть. — Космотрассор ввинтился в выходной шлюз станции.
С момента старта космотрассора Михаил в своём собственном понимании перестал быть высшим офицером десантного контингента Астрофлота. Он, не обращая внимания на нескрываемое искреннее изумление водителя, без раздумий снял с комбинезона ленты вице-маршала и надел погоны младшего лейтенанта астродесанта. Он знал, что только пребывая в этом звании он может найти хоть какой-то покой, ведь в этом звании он был до встречи с Владиленой... Он в тот момент отказался от любой парадной и обычной формы и его единственной одеждой стал десантный скафандр с полным комплектом вахтового оборудования. Только в таком виде его теперь и видели все члены Десантного корпуса Земли. Только в таком виде, поскольку Михаил сразу же дал зарок не ступать на Землю и видеться с родственниками исключительно на бортах станций и рейдеров.
С этого момента его жизнь круто изменилась и это изменение было плодом его собственного решения. Михаил неизменно лез в самое пекло, не обращая внимания на слёзные мольбы детей и внуков, на обращения коллег и на просьбы Виктории и Авроры. Он фактически переселился жить в свой командирский космотрассор, находя странное удовлетворение в том факте, что он теперь — не на Земле и не на базе. Ему самому вдруг начала нравиться его почти призрачная жизнь между небом и землей.
Он и представить себе не мог, что Александр Иванов, который первый в их группе столкнулся с гибелью своей любви, которого он, Михаил Лосев, спасал в Космоцентре, всего лишь через полгода после гибели Владилены будет зверски убит.
— Миша. Что же ты с собой делаешь? — спецкосмосвязь дипломатического уровня позволяла друзьям общаться везде, где бы они ни находились. — Ведь за тебя боятся все без исключения рейнджеры. Нинель с ума сходит.
— Оставь это, Саша. — Михаил, поняв куда клонит Александр, разочарованно отодвинулся от экрана, расстегнув замок привязных ремней. — Здесь я уже ничего не смогу сделать. Это выше меня. И не надо меня пытаться уговаривать. Моё решение твёрдое и оно неизменно, Саша. Я всё чисто по-человечески понимаю — со стороны мой выбор выглядит весьма диким. Но что же я могу теперь сделать? Владилены нет, она осталась только в моем сердце... Но она погибла, погибла спасая человека. И я обязан продолжить её путь, её выбор на своем участке работы. Я теперь должен потерять себя в деятельности так же, как пытался это сделать ты и сделала Виктория. Кстати, как она?
— Пока нормально. Работает в прежних запредельных режимах и активнейшим образом агитирует меня уступить ей место посла Земли на Лите. Хотя и она по своему статусу — посол. Я тут ничего не смог сделать.
— А ты? Как ты то сам считаешь? Может, и вправду лучше на Лите быть Виктории, а не тебе. Твой "Экран" так ведь и остался за тобой, ты ведь там и теперь комкор, правда у тебя есть и официальный заместитель, но ведь это мало что меняет.
— Да. Это мало что меняет. Я по-прежнему остаюсь действующим астронавтом. Но того, что ты предлагаешь, я сделать не могу. Тут такое чувствуется...
— Опасность?
— Смутно — да. Но точнее сказать не могу. Вроде всё в целом — весьма прилично и есть в этой бочке мёда какая-то незаметная для многих но очень влиятельная ложка дегтя. Ищем. Силами посольской братии и нашего взвода охраны земного дипкорпуса. Но ты же знаешь, в моём теперешнем качестве приходится на каждом шагу реверансить. И десантными методами, к которым ты давно привил мне любовь и уважение, тут действовать крайне сложно.
— Может, прислать инспектора? Ты всё же посол, я понимаю, а он — розыскник. Лицо свободное.
— Светлова? — Александр вспомнил фамилию универсала земной Службы Расследований, настоящего Звёздного Инспектора. — Нет, начатое в любой форме полицейское расследование только усугубит ситуацию. Это всё же дипломатическая планета.
— А в деталях? Я слышал краем уха, что не так давно умерли в страшных мучениях несколько послов...
— Молодец, узнаю корреспондента Лосева. Что-ж, лично для тебя я эту информацию подтверждаю. Но — без комментариев.
— Понимаю. Слушай, прикажи твоей вечно ищущей сложных случаев Авроре не являться ко мне. У неё и так выше крышки работы и в лапы к медицине я попадать не имею права. А твоя Авра непременно и мгновенно упрячет меня под замок в отделение реабилитации, где я, чего доброго, от безделья и безысходности ещё на стенку полезу. И тогда мне одна дорога — в отделение для буйнопомешанных. — Михаил выговорил эту совокупность фраз спокойно и убеждённо.
— Миша, чтобы моя Авра такого не сделала, прошу тебя не гробить себя. Ты всё же... — попытался убедить друга Александр.
— Только не говори, что я вице-маршал десанта. Я — простой младший лейтенант. — выдавил Михаил.
— Передо мной можешь не рисоваться. — спокойно ответил Иванов. — Тебя никто не лишал маршальского звания.
— Меня лишили жены и друга, Саша. — в голосе Лосева просквозила горечь. — А это гораздо серьёзнее чем вся эта мишура... Меня лишили её медики, которые, как оказалось, почти ничему не научились у Владилены. Я не знаю кое-каких деталей, но мне многое известно... И это известное мне не прибавляет оптимизма, а медленно убивает. Выходит, если вчитаться во все мыслимые данные... Выходит, что её даже не выводили из комы, не пытались, потому что — даже страшно выговорить — медики высшего и первого классов панически боялись клинической смерти... Боялись открытой борьбы с этим врагом человечества.
— Миша... — укоризненно сказал Александр.
— Саша, не надо. Я тебя теперь очень хорошо понимаю и должен поступить так же как и ты и Вика в Космоцентре. Я должен потерять себя в деятельности... Иначе я просто иссохну от отчаяния... Не надо меня уговаривать.
— Миша... — Иванов почувствовал, что ему в очередной раз не переубедить Звёздного Барса.
— Всё, Саша. До связи. Мне ещё надо работать, а уже полночь. Сон тоже мне необходим. До связи, спасибо. — Лосев выключил связь.
Михаил похоронил Владилену на центральном кладбище её родного города Гурьевска. Он и представить себе не мог, сколько людей знает, уважает и любит его жену, сколько людей обязано ей жизнью, здоровьем и долголетием.
Едва только "Чёрный Тюльпан" с телом Владилены прибыл в сопровождении лосевского космотрассора в космопорт Москвы, у Михаила, привыкшего к постоянным проблемам, создалось впечатление, что он и его семья попали в настоящую "зеленую волну". Всё, чего он хотел или мог захотеть, исполнялось абсолютно незнакомыми людьми так, словно бы он был не меньше чем монархом очень крупной и влиятельной страны. Он вяло пытался протестовать, уговаривать и убеждать — тщетно.
На похоронах небольшое кладбище оказалось просто запружено народом. От почётных скорбных караулов не было отбоя. Так уж случилось, что Владилена открыла скорбный список потерь их Новой волны, потерь в её основном центральном звене. К сожалению, Александр прибыть не смог — его нынешняя работа была подчинена чёткому графику. Но Виктория и все её дети были.
Стоя над могилой жены и подруги, Михаил поклялся больше никогда не сходить на Землю с борта космотрассора и прямо с кладбища убыл в космопорт в сопровождении своей старшей дочери Нинель. Кроме неё его хотели сопроводить ещё средняя и младшая дочь и три сына, но он взглядом показал, что на подобные проводы у него просто нет сил и дети, знавшие своего отца, уступили, поняв, что только Нинель имеет право сопровождать его.
— Папа... Ты что же надумал — вообще не возвращаться? Ты же не... — Нинель пустила в ход всю свою убедительность.
— Нино, я смертельно устал от повторов. — затравленным, потухшим взглядом Михаил посмотрел в глаза старшей дочери. — Пойми, в десантном секторе накопилась гора проблем и без меня её просто отодвинут в сторону, но не решат. А там — пойдут потери и Звёздные Барсы будут гибнуть не десятками, а тысячами. А если будут гибнуть Звёздные Барсы, это означает открытие дороги для гибели простых граждан. Для того ли я встал во главе российского корпуса Звездных Барсов, чтобы отправлять Чёрные Тюльпаны? Любые — с моими барсами или с гражданскими ни в чём не повинными людьми? Нет. Все они должны жить и работать, как нормальные обычные люди. И для этого я, у которого больше нет главного причала, я должен работать в несколько раз больше и активнее. — он сказал фразу об отсутствии причала с неизменившимся тембром и тоном голоса, что заставило его дочь содрогнуться:
— Папа. — Нинель укоризненно посмотрела на него. — А мы? Твоя семья, твои дети и внуки? Разве мы — не твой главный причал или хотя бы его часть?
— Пойми, Нино. Я — десантник по профилю с самого детства. Я, может быть, — Михаил решил добавить самоуничижительности, понимая, что только такая манера общения может спасти его от срыва, — не умею совсем танцевать или хорошо готовить пищу, но я должен и обязан делать всегда и везде то, что умею хорошо. А я умею быть десантником. И только здесь я могу обрести спокойствие... Владилена погибла, показав мне, как слабо защищены моими Барсами простые люди, даже не астронавты. Она же медик, она спасала тысячи жизней. А эти, спасённые ею люди, так и не создали систему, способную защитить её. И в первую очередь её не защитил десант. Мой десант, Нино. Меня отговорили от того, чтобы взять её под сопровождение. "Парацельс", её второй дом, безопасная и сверхзащищённая стараниями моего Корпуса скорлупка, ушла в другой сектор, даже не квадрат, а сектор. Ушла без неё, её командира и начальника.
А моя Влада пошла спасать горняка одна, когда все остальные балдели... — со злостью проговорил он и тут же смягчился, поймав полный боли взгляд дочери. — Ты сама, почти единственная читала исключительный, самый полный отчёт о расследовании. Ты во всех деталях знаешь, что когда она лежала в операционной реанимации, в полубессознательном состоянии под пятью капельницами и тремя глубинными мониторами, какой-то дурак врубил на полную мощность покаютную трансляцию на базе... — Михаил прикрыл глаза, быстро наполнявшиеся слезами и сглотнул комок в горле. — Влада услышала тревожное сообщение и... — голос Михаила прервался. — Её никто не смог задержать...
Она, вице-маршал Астромедслужбы планеты, пошла в одиночку в этот жуткий штрек... Господи, я после случившегося сам был там: подобный шкуродёр — это ужас и ад в одном лице. Даже для десантника это — сущий кошмар. Там закопаться — пара пустяков... — он снова пережил эти мгновения пребывания на месте подвига Влады. — А она пошла... Она, полуживая, с переломанной ногой и повреждёнными ребрами, с ушибом головы... — Михаил глубоко с надрывом вздохнул, успокаивая сердцебиение. — Я, Нино, просто не имею сил перечислить сейчас все её повреждения... Она, пошатываясь от всепоглощающей боли...
Она пошла... Пошла как простой санитар... Точнее, не пошла, а почти что поползла, поскольку бежать и даже идти ей не позволяла переломанная в трёх местах нога... Да там и идти-то даже на четвереньках нельзя — только ползти... А сотрясение мозга... Я сам, располагая всей возможной информацией, до сих пор не понимаю, откуда она брала силы просто хоть как то двигаться в нужном направлении... А она не просто двигалась, она двигалась чрезвычайно быстро. И никто её не увидел и не остановил, не стал сопровождать. Говорят, что не успели... Чушь!!! — его голос прервался на этот раз от неподдельного возмущения. — И в первую очередь виноват я. Я её не удержал ещё на Земле. Я знал, чувствовал, что это — её последняя спасательная экспедиция. Я это ощущал нутром. И не остановил, не отговорил! Ты же знаешь маму, в вопросах предотвращения опасности она — бульдозер... Вот и не остановил. И здесь в первую голову виноват только я. Никто из вас, наших детей и наших родных не виноваты. Виноват один я. — с беспощадной самоуничижительностью сформулировал Михаил давно жившее внутри него самого самообвинение. —
Что толку от того, что тот работяга тотчас же после возвращения из небытия официально и безапелляционно нарёк только что родившуюся свою дочку именем моей Влады? Что толку, что едва только полуживую Владу вынесли на руках шахтёров из этого штрека, того долбаного дурака, врубившего на всю базу полную трансляцию, моментально, ещё на Денебе, поймали, задержали, арестовали и немедленно, спасая от форменного беспощадного и молниеносного народного самосуда, чуть ли не в режиме жесточайшего военно-полевого суда древности или, точнее, просто инквизиции — а я знаю, что несколько тысяч горняков и даже медиков хотели и могли его просто растерзать на месте, — осудили на год Острова Забвения и вдобавок — дисквалифицировали на всю жизнь в чернорабочие с пожизненной неснимаемой никакими амнистиями судимостью впридачу.
