Звёзды (полный файл). Обновлено 10.10.2015

Виктория Знаменская. Первая женщина-Президент России. У двери Ада

— Мы что-то не учли. И я это чувствую, Сергей. — говорила вечером июльского дня врач Службы Скорой помощи Нижнего Новгорода Виктория Олеговна Знаменская. За окном пятикомнатной квартиры в неприметной двенадцатиэтажке на окраине уже давно сгустились сумерки, и часы на серванте показывали на своём зеленоватом электронном табло привычные для обитателей четыре нуля. Наступила полночь.

— Интересно, что? — полковник российских вооружённых сил, стоявший по своему обыкновению у проема двери, ведущей в коридор, вопросительно посмотрел на жену. — Ты опять что-то раскопала?

— Именно. Меня, видишь ли, пытаются выдвинуть в Лидеры. А я предельно отчетливо вижу, что сейчас для меня заняться этим направлением нет никакой реальной возможности. У нас в Нижегородской области и так полно всяческих проблем, да в первую очередь — в моей родной Медслужбе. И я твёрдо намерена сделать все здесь. Как мне совместить это с ясно высказанным чётким желанием моих сограждан — не понимаю... — она подошла к дивану и села, подогнув ноги, прикрыв их клетчатым пледом.

— Рассказывай. — Сергей Валентинович сел на диван рядом с супругой. — Попробуем провентилировать ситуацию вместе.

— Если говорить коротко, Сергей, то мне кажется, что мы, россияне, что-то крупно "прохлопали" в, боюсь даже сказать вслух, самом основном аспекте нашего теперешнего пути развития. Информцентры Медицинской специальной сети планеты и России регулярно стали приносить Силам Медицинской Безопасности известия о том, что в медицинской сфере снова творятся темные делишки, отследить которые, как признают эксперты, очень трудно. Медиков России, принадлежащих к СМБ закономерно начинает трясти от одной мысли, что мы, стоящие на защите биологической и психической ценности нашей цивилизации, где-то что-то снова просмотрели и чего-то снова не учли...

Тогда, как это очень часто бывало раньше в человеческой истории, Виктория Олеговна Знаменская и представить себе не могла, что эти "темные делишки" будут в самом скором времени — через каких-то полтора-два десятка лет — несколько десятилетий глубоко и страшно лихорадить как всю Евразию, так и Америку с Азией. То, что указание шло на биологию человека, на его психологическую и психическую сферу, говорило о том, что угроза формируется именно по этому вектору и остановить её становится делом чести для всех, кто защищал человечество на этом участке. А тогда разговор продолжался...

— Ты намекаешь на влияние изнутри или извне? — Сергей вплотную приблизил свое лицо к её лицу, перейдя на шепот.

— Если бы оно было односторонним, то я просто архиубеждена, что наши спецслужбы медицинской и психологической безопасности справились бы. Но некоторые части гражданского общества планеты в целом и России ещё не до конца вакцинированы и мы, медики, закономерно не можем поручиться за их целостность уже сегодня. Влияние в России и особенно в центральном регионе, как показывает анализ и медицинская разведка — двустороннее. И я на протяжении недели внимательно просмотрела через самую сильную лупу всепланетную сеть информации: там тоже есть устойчивые сигналы, которые показывают — "заражению" подвергается все большее и большее количество регионов планеты.

— Ты намекаешь на возможность двусторонне или многосторонне направленного терроризма?

— Хотела бы я в это не верить, Сергей. — произнесла Виктория. — Но по Закону Триады мы обязаны предусмотреть все возможности, иначе — не миновать борьбы.

— В наших военных системах информации, Вита, также кое-что похожее проскальзывает. Значит и наша система вооруженных сил тоже кое-в-чем "заражена". И влияние, как ты можешь теперь легко представить, идет на трех уровнях пирамиды. — ответил Сергей Валентинович Потапов.

— Ты полагаешь, что мне придётся взяться за это дело и стать Президентом России? — Виктория подняла прямой взгляд и вперила его в глаза мужа. Прямой вопрос был в правилах медика Виктории Знаменской и он, как знал её главный друг, требовал прямого ответа.

— Значительная часть воинов Приволжской группировки, Центрального и Западного командования поддерживает твою кандидатуру. — сказал Сергей Потапов. — Доказывать не буду — сама ты об этом не хуже чем я знаешь. Остальные данные также свидетельствуют в твою пользу. Только, Вита... Боязно мне за тебя...

— Сергей, ты — воин, я — врач. Мы оба с тобой знаем, что наши профессии не предназначены для почивания на лаврах. — просто и тихо ответила Виктория, понимая, что её мужу в очередной раз будет как всегда трудно совместить понимание служебности и профессиональности и глубокого духовного родства.

— Вот именно. Какой план у тебя на ближайшее время? — Потапов знал, что его супруга что-что, а план работы в таком ужасающем ритме уже составила и даже успела раз пять выверить.

— Даже не знаю. В августе, пользуясь тем, что в дело вступили разведывательные подразделения Службы Медицинской безопасности России, мы, медики Реанимационного резерва, сможем около месяца как-то отдохнуть, но с первого сентября нас ждет адская работа, если я решусь на Скачок. — ответила Виктория.

— Я тебе помогу. А теперь отправь-ка все волнения в подсознание и дай сознанию отдохнуть. Давай спать. — сказал Потапов.

— Ладно, Сергей. — она потянулась к выключателю-сенсору. — Давай спать. Утро вечера...

— Вот именно, моя врач...

— Спи, Сергей. У тебя завтра опять тренировка на полигоне. — блеснула осведомленностью в делах главного друга Виктория.

— Угу. Ладно, спим.

В шесть часов утра Знаменская и её муж были уже на ногах — ранние подъёмы стали потребностью, вошедшей в привычку. За завтраком супруги обсудили последние региональные новости. За окном послышался приглушенный мелодичный сигнал — пришла машина за полковником. Вошел сержант-водитель.

— Господин полковник. Вас ждут на полигоне. — сержант учтиво козырнул начальнику и поклонился его жене.

— Хорошо, Саша. Ты поел плотно? — офицер, крутнувшись перед занимавшим простенок большим зеркалом, пристегнул планшетку к портупее. В обращении к водителю по имени не было ничего барского или унижающего — россияне уже давно научились мгновенно менять машинный, служебный и человеческий стили мышления и деятельности и во всех трёх мирах чувствовали себя превосходно.

— А то как же, Сергей Валентинович. Знаю, что поездок сегодня предстоит немало. Так что заправился.... — сержант удивлённо посмотрел, как Виктория выносит из кухни объёмистый сверток, от которого исходил целый букет вкуснейших запахов. — Виктория Олеговна, куда такой большой пакет? Мы ведь не на зимовку едем, а на ближний полигон...

— Саша, — укоризненно заметила Виктория Олеговна. — Ты не хуже меня знаешь, что на воздухе в любом случае аппетит волчий, а вы едете не отдыхать, а работать. Так что — бери и — без разговоров. Как медик советую.

— Ну, если вы настаиваете... — Сержант вопросительно посмотрел на полковника.

— Именно настаиваю. — снова завладела ситуацией Виктория.

— Тогда я возьму. — водитель достал из кармана сложенный "квадратиком" пакет-сумку защитного цвета и быстро упаковал в него пакет с провизией. — Спасибо. От всех нас.

— Опять ты обскакал меня, Саша. — шутливо поморщился Сергей Валентинович. — Это всё же моя жена...

— Прошу прощения, экспромтом получилось. Но всё равно — огромное спасибо. Это ведь — для всех офицеров и солдат...

— Угадал, Саша. — Виктория Олеговна улыбнулась. — Все в порядке, Сергей?

— Да, Вита. — офицер поцеловал жену и подошел к двери. — Подумай хорошенько о Рывке. Не гони...

— Не буду...

— Мы пошли. — он открыл дверь и пропустил вперед водителя. — Буду, как всегда, к субботе, не раньше.

— Знаю, Сергей. Успехов.

— Тебе также.

— Сергей Валентинович, простите. Это правда, что Виктория Олеговна думает о президентстве? — Александр не первый год был водителем у полковника и потому хорошо знал многие обстоятельства его семейной жизни. Они не спеша шли вниз по лестнице, проигнорировав лифты и эскалаторы с гравитоннелями. Потапов раскланивался со знакомыми ему соседями.

— Хорошо, если только думает, Саша. Ей всего двадцать восемь, а она вчера мне слишком хорошо по многим уровням и признакам доказала, что проблем в Медслужбе Нижнего больше чем достаточно. И она колеблется. — полковник сел рядом с водителем в небольшой разъездной автомобиль со знаком Вооружённых Сил России. Водитель положил пакет на просторное заднее сиденье и липучки обвили его своими лентами, не давая опрокинуться или накрениться. Потапов просмотрел информацию на трех плёночных миниэкранах. — А как у нас дела с объектом пятнадцать?

— По плану испытаний сегодня — развёртывание комплекса в полной мере. Впервые после третьих отладочно-стендовых испытаний. — водитель вывел машину на тихую улочку, уходившую в дачный пояс, окруживший населённый пункт. — Через час будем на месте. Или ускориться?

— Не надо, Саша. Я пока поразмыслю.

— Хорошо.

Выезд на полигон прошел нормально и Сергей Валентинович Потапов с удовлетворением подписал все пластики, необходимые для принятия серии новейших комплексов на вооружение. После короткого празднования, ставшего уже традиционным, он вернулся к себе в дивизию.

Виктория Олеговна Знаменская оказалась права — в России снова начали проявляться весьма негативные тенденции. Постепенно об их существовании и вредоносности узнавало всё больше и больше людей. В российском обществе одновременно формировались и действовали уже хорошо знакомые россиянам сфокусированные на конкретный вопрос или проблему три слоя: активисты, либералы и пассивники. Пока что, как обычно, было больше пассивников и либералов, что давало возможность активистам не проявлять чрезмерную деятельность раньше времени и лучше подготовиться.

Как всегда было в России, беда оказалась комплексной и задела своими чёрными крыльями не один десяток человек. Прежде, чем во весь рост встала проблема биологического терроризма, пришлось пережить спрогнозированную во многих деталях волну терроризма техногенного, ставшего уже, к огромному сожалению, привычным. Взрыв, происшедший на одной из законсервированных старинных атомных станций в Московской области вполне предсказуемо привёл к огромному количеству человеческих жертв и пострадавших.

Гражданские медики центральных областей России были подняты по тревоге через минуту после взрыва, военные медики — через тридцать секунд — сработала система автоматического экстренного оповещения Силового и Защитного Колец страны. Виктория Олеговна, садясь в кабину прибывшей прямо к её дому реанимационной кареты "скорой" подумала о том, что паника и неразбериха будет нешуточной. Хотя Нижний Новгород уже который век считался купеческой столицей России и мог бы, в силу высоких стандартов обеспеченности антикризисными структурами каждого региона России, прямо не реагировать на то, что случилось в достаточно удалённой области, нижегородские медики считали по другому: не прошло и нескольких минут, как давно сформированные экипажи Нижегородской Медицинской службы Оперативного Реагирования, её "внешних" (имевших право и возможности действовать за пределами титульной области) частей, в число которых входил и экипаж реанимобиля Знаменской, получили приказ на ускоренное выдвижение.

Путь до границы Нижегородской области машина преодолела быстро — огромная эмблема специальной медицинской службы и ярчайшие вспышки проблесковых маяков даже без многотональной оглушительной сирены исправно делали свое дело: по команде центральных постов управления наземным движением транспорта светофоры по пути следования длинной колонны спецтехники, возглавляемой реанимобилем, в котором находилась Знаменская, моментально переключались на "зелёную волну", влиться в которую могли только экипажи специальных машин. Регулировщики вовремя занимали свои места на перекрёстках и провожали колонну учтивыми разрешающими жестами, легко сдерживая потоки других машин. Пешеходы останавливались как вкопанные на бровках тротуаров или спешили покинуть проезжие части автодорог, завидев мерцание предупреждающих о проезде спецмашин сине-жёлтых маячков на пешеходных светофорах. Скорость колонны поддерживалась практически неизменной — сто пятьдесят километров в час и Знаменская уже решила, что так будет и дальше, до самого места происшествия, но оказалось, что её предположения неверны.

За пределами Нижегородской области начались сложности с продвижением. Хотя светофоры и регулировщики работали по-прежнему чётко и слаженно, близость к очагу возгорания ощущалась всё сильнее — количество личных автомашин на дорогах всероссийской сети увеличилось скачкообразно и даже специальные полосы автострад оказались забиты транспортными средствами.

Пока головная машина, сверкая всеми проблесковыми маяками и непрерывно завывая включённой на полную мощность сиреной, выбиралась из плотных потоков "бегущего" из Становска транспорта, прокладывая дорогу колонне, Виктория прокрутила в памяти данные по готовности общества к подобным сюрпризам. В машинах колонны уже давно шла подготовительная работа: люди обрабатывали непрерывно поступающую по многочисленным каналам информацию и обсуждали планы и моменты будущих действий.

Глядя на давно забытый и вдруг ставший реальным беспорядок на дороге, по которой шла головная машина, Знаменская вспомнила многие кадры хроники, запечатлевшие отступление гражданского населения из районов, охваченных стихийными и техногенными бедствиями. Ей, как врачу, было хорошо известно, что несмотря на несомненные мощь и совершенство охранительных механизмов современного общества, историческая память и привычки ещё способны играть с отдельными людьми и с целыми сообществами такие вот шутки. Вся мощь охранительных систем чаще всего была способна снять две трети напряженности, одну треть — только ослабить.

Совсем недавно общество граждан привыкло к тому, что теперь нет ничего кроме общества. Совсем недавно. И вот теперь началась Волна Парадокса, о которой предупреждали многие учёные и в первую очередь обществоведы. Знаменская равнодушно смотрела на бегущие из города машины, едва успевавшие освобождать полосы, по которым в три ряда шла колонна нижегородской спецтехники. На экранах в салонах спецмашин уже светились согласованные планы первичных действий, юркие автоматические бронемашины разведки, обеспечивавшие "глаза, уши и нюх" колонны, незаметно и по не основным дорогам уже достигли района, максимально приближенного к эпицентру взрыва и теперь по защищённым линиям связи с многократным дублированием и глубоким шифрованием, делавшим безработными журналистские перехватчики, лился поток самой актуальной информации о происшедшем с посекундным срезом изменения обстановки сразу в полусотне точек, где автороботы разведмашин уже поставили передвижные и стационарные датчики.

Военнослужащие Московского округа Центрального командования Вооруженных Сил России вместе со службами Системы борьбы с чрезвычайными ситуациями сделали почти все необходимое, чтобы минимизировать потери от катастрофы, постигшей Московский столичный регион. Информационные службы Центрального региона сделали всё и даже сверх всё, чтобы вполне естественная паника не приобрела необратимый и крайне опасный характер.

Огромные шлейфы машин на дорогах и длинные очереди в центрах продовольственного и промтоварного снабжения стали почти единственными свидетельствами напряжённости ситуации, если не считать резкого увеличения спроса на авиационные и железнодорожные грузовые и пассажирские перевозки и всплески объёмов запросов на средства индивидуальной защиты и спецмедпрепараты. Все остальные проблемы и вопросы непрерывно и быстро гасились отлаженным взаимодействием десятков профессиональных служб и организаций, привычно в первые же минуты с момента катастрофы перешедших на круглосуточный усиленный вариант работы.

Появление спецмашин и экипажей со знаками множества областей России было своевременным и необходимым: увидев такое количество тяжело вооружённых и настроенных на борьбу и на победу над проблемой защитников, местные жители довольно быстро успокаивались и эвакуация приобретала организованный и упорядоченный характер. Привлечение сил из других областей затронуло только службы внешнего оперативного реагирования, любая из областей оставалась под плотным контролем и защитой экипажей, не имевших без особой необходимости права действовать за пределами своей титульной области. К работе были привычно подготовлены экипажи "второй волны", которые в любой момент могли быть переброшены за пределы титульной области для оказания поддержки и помощи "внешникам".

Как Виктории впоследствии не хотелось это признавать, но в чрезвычайной ситуации первого порядка российские спецслужбы "дали маху": закрывать огнедышащий вулкан, вырывавшийся трёхкилометровым огненным смерчем из холма, скрывшего под собой когда-то признанный самым прочным и долговечным саркофаг, накрывавший собой пять энергоблоков брошенной в далёком прошлом атомной станции, пришлось в основном людям, а не только машинам и механизмам.

Тогда во весь рост перед Россией стала проблема Зоны, которую раньше в деталях предсказывали в открытую только Стругацкие и Тарковский. Хотя атомная энергетика уже давно не играла определяющей и сколько нибудь заметной роли в экономике и в промышленности России, жители страны не спешили вскрывать ящики Пандоры, подготавливая все необходимое для окончательного решения проблемы ядерного топлива и энергетики в целом. Взрыв в окрестностях Становска не был вызван каким-либо воздействием людей — консервация станции была выполнена качественно. Просто, как показал самый глубокий анализ, был реализован пресловутый "шанс из миллиона", который в очередной раз поставил россиян перед необходимостью "прыгнуть выше головы".

Рейнджеры России, находившиеся на боевом дежурстве, смогли сделать только то, что смогли: в первую очередь отсечь от района Зоны, забравшего по радиусу по шестьдесят-восемьдесят километров, излишнюю панику и излишне любопытных охотников за стариной. За рубежами России немедленно взлетели вверх компьютерные котировки на аукционах, вдруг ставших принимать на лоты ещё даже не доставленные "сувениры" из Зоны Катастрофы, а Знаменская, тихо чертыхаясь, организовывала прибывавших к району бедствия медиков на борьбу с радиационным и мутационным заражением близлежащих к "холму" сёл и деревень.

То, что экипаж её реанимобиля возглавил колонну нижегородских спецмашин, означало, что она приняла на себя руководство всем медицинским обеспечением спасательно-восстановительной операции со стороны Нижнего Новгорода. Закономерно отказавшись пребывать всё время в штабе, Знаменская вооружилась всеми средствами связи, укомплектовала свою машину всем необходимым для полностью автономной работы, лично попросила медиков, водителей и специалистов, прибывших в её колонне, определиться с тем, кто хочет составить её экипаж, коротко, но аргументированно отклонила несколько просьб о зачислении и в шесть утра большая широкая машина повышенной проходимости без включения сирен и мерцания мигалок тихо ушла от штабного поселка в Зону.

Началась оперативная реальная работа, к которой Знаменская всегда стремилась больше всего. Каждому из двух десятков её коллег, составлявших её экипаж в этой операции находилось предостаточно работы. Знаменская удовлетворённо окунулась в вал ежесекундно возникавших проблем и вопросов, связанных с основной задачей — нормализацией обстановки в выбранном ею районе ответственности.

Реанимобиль Знаменской местные жители видели в каждом из тридцати сёл и каждой из восьмидесяти деревень Зоны по нескольку раз. Работая в очаге реального радиационно-мутационного заражения и помня, что ей необходимо спасти как можно больше человеческих жизней, Виктория быстро поняла, что ей нельзя теперь оставаться мягкой и приветливой докторшей.

То обстоятельство, что она давно работала именно на "скорой" позволило ей на время проведения специальной спасательной операции легко отрешиться от терапевтической улыбчивости и обтекаемости формулировок. Перед знавшими её пациентами — всё же были в том районе люди, к которым она, врач "скорой", раньше приезжала по вызовам — она предстала в немного ином качестве: строгой, чёткой, молниеносной и неприступной.

Слушая потом её рассказ о происшедшем, муж как-то заметил, что она стала немного не человеком. Услышав такое его резюме, Виктория Олеговна сделала паузу в рассказе, потом спокойно кивнула — возможно, что оно так и было.

Первая Знаменская и Зона

Но тогда, когда машина только удалялась от штабного поселка, возведённого в кратчайшие сроки, Знаменская ещё мало о чём догадывалась и мало что знала. Впереди её ждала кошмарная операция, одна из тех, которые будут сотрясать Россию на протяжении ближайших десяти лет. Несколько километров до последнего во внутреннем периметре оцепления блок-поста машина "Скорой" преодолела быстро.

— Сержант Колокольцев. — отрекомендовался закованный в изолирующий спецназовский бронескафандр высшей защиты подошедший к машине крепыш. — Ваши документы на проезд в Зону нами получены. Ваш сектор ответственности. — он передал водителю "скорой" пластиковый конверт. — Можете проезжать.

— Спасибо. — кивнул водитель и машина, качнувшись на ушедших в полотно дороги заградительных системах, проследовала через полосу выжженой земли. — Чистый сталкер, честное слово, доктор. И действуют четко. Сколько бы мы времени потеряли на препирательства с военной и государственной чиновной бюрократией... страшно подумать. — пока машина шла от поста ещё была возможность немного расслабиться и водитель воспользовался этим в полной мере.

— Согласна. Что-ж. Придётся нам тоже побыть сталкерами. — Знаменская посмотрела в зеркало заднего вида и этого взгляда оказалось достаточно. С лёгким шелестом закрылись решетки прямого воздухозабора, зашелестели фильтрующие установки и люди в салоне закрыли забрала медицинских бронескафандров высшей защиты, ничем не уступавших в оснащённости и прочности армейским спецназовским. — Мы готовы побыть сталкерами. Давайте-ка к Липовцам, Устим.

— Хорошо, Виктория Олеговна. — водитель мягко свёл машину на проселок. — А то на шоссе фон — дай боже.

— На просёлке он. — внимательный взгляд на индикаторы. — побольше будет, но мы обкатаем нашу систему нейтрализации в реальных боевых условиях. — проговорила Знаменская. А в Липовцах остановимся в крайней избе, вот здесь. — её указка коснулась пластика карты. — она пуста, так что мы там никого не потревожим. Фактически эта изба — брошенный хутор, таких у нас, как известно, немало, но нам и не надо становиться лагерем среди постоянных жилых домов. Первая тройка разведки обойдёт дома поселка, посмотрит ситуацию и окажет первичную санирующую помощь. Потом мы займёмся планомерной работой. Пока разведка ищет, остальные налаживают вокруг избы базу. Ясно?

— Так точно. — раздался чёткий приглушенный ответ.

Всё прошло так, как и планировала Знаменская. Но она не была бы врачом, если бы сама усидела в штабной избе, а не присоединилась к тройке разведчиков. Две женщины и двое мужчин лучше всего, как выяснилось впоследствии, подействовали своим появлением на жителей Липовцов — села, насчитывавшего пять сотен дворов. А тогда, шагая по проселочной дороге, Знаменская вглядывалась в окружающий мир со всё возраставшей тревогой. То же чувствовали и её спутники.

— Есть у меня приятель, историк, так тот, бывало, днями и ночами резался в "Сталкера" на древнем комьютере. Вот там была примерно такая атмосфера. — сказал один из медиков-мужчин, косясь на висевший в ремённой петле своего скафандра мощный лучемёт. — Такие стволы в этой игрушке можно было получить только если стать очень и очень крутым сталкером. Новичкам давали стандартный ПМ и двустволку-обрез. А с этим, как известно всем нам, много в условиях полномасштабной мутационно-радиационной катастрофы не навоюешь.

— Атмосфера катастрофы почти всегда и везде для человека одинакова. Службы погоды уже отсекли район от остального воздушного пространства, так что здешние фантасмогории. — другой мужчина-медик поморщился, обозревая сканирующим взглядом гнетущий своими апокалиптическими красками пейзаж. — останутся только здешними фантасмагориями. Разница только в том, что в том "Сталкере" Зона сама ограничивала свое распространение. А тут её ограничили мы. И не просто ограничили, но и...

Договорить он не успел — из за поворота вымахнул двухголовый бык, который стремительно приближался с совершенно определёнными намерениями. Молниеносная реакция не подвела медика и прицельная очередь из дезинтегратора испепелила исчадие ада ещё "на подходе".

— ... постараемся управлять этой Зоной. Отловят парочку и разберутся. — закончил свою мысль медик, пряча малый дезинтегратор в плечевую кобуру. О большом дезинтеграторе медик даже не помыслил, здраво рассудив, что его мощь была бы излишней.— Интересно, от кого же сбежал такой экземплярчик?

— Да ни от кого. Здесь явно не животноводческий район, это — гость из центра. — сказал первый мужчина.

— Ага. Мы пока ещё до центра не домахались. Сжимаем кольцо. — проговорила, пряча свой взведенный, но так и не разряженный в нападавшего быка дезинтегратор в плечевую кобуру, женщина-медик, коллега Знаменской. — всё, хутор остался позади, мы вступаем в село. Кажется, нас уже тут ждут. — она указала на троих мужчин в химкостюмах, стоящих за импровизированной баррикадой на въезде в село.

— Ага. Сталкер в чистом виде. — сказал второй мужчина-врач, пряча, убедившись в безопасности окружащей обстановки, свой взведённый не дезинтегратор, а малый лучемет, в плечевую кобуру. — Приветствуем. — сказал он, обращаясь к бородатому старику в ладно пригнанном по фигуре щегольском скафандре. Разведчики сразу признали в нём главу местных сил сопротивления. — Капитан медслужбы Нижнего Новгорода Ивернев.

— Командир сил местной самообороны Острожский. — отрекомендовался старик, пожимая руку медику. — Мы ждали вас. Знаем, что вы обосновались на брошенном хуторе. Знаем и о мутанте, атаковавшем вас. У АЭС было построено несколько подземных старомодных ферм, там содержалось несколько тысяч таких вот экземпляров. Теперь там сущий ад. Но мы отреагировали быстро. Силы самообороны посёлков и деревень закрыли все мыслимые щели и эти скитальцы отстреливаются стабильно и чётко. Каковы ваши планы, доктор? — обратился он к Знаменской, сразу признав в ней главу медицинской миссии.

— Мы — только разведка. Наши специалисты на хуторе готовятся к развёртыванию. Зона нашей ответственности. — Знаменская достала пластик карты. — вот этот район. Вместе с вашим поселком тоже. Так что если позволите...

— Не только позволю, попрошу! — церемонно сказал старик, подзывая девушку в не менее щегольском скафандре. — Вот наша врач, моя дочка. Она вам всё объяснит и покажет. Кстати — большая поклонница и знаток экстремальных ситуаций. Так что можете быть с ней предельно откровенны.

— Хорошо. — Знаменская кивнула новой знакомой. — Вы пока пройдитесь по посёлку, посмотрите что и как, — она обменялась взглядами со спутниками. — а мы с коллегой пройдём в местный медцентр. Встреча — по обстановке. Держим связь по всем мыслимым каналам.

— Хорошо. — мужчины и женщина кивнули и вместе со стариком направились по окружной дороге в сторону промышленной зоны посёлка. Знаменская вместе с местной докторшей пошли к центру посёлка, туда, где размещалось трехэтажное здание медцентра.

— Тряхнуло нас солидно, Вика. — говорила докторша, отрекомендовавшаяся Екатериной и отказавшаяся сообщить свое отчество. Знаменская не настаивала, хотя аппаратура скафандра сразу выдала полную идентификационную информацию по собеседнице врача. — Но мы отреагировали чётко. За несколько минут посёлок был переведен на автономное обеспечение и местные силы обороны заняли свои места. Медцентр в полной готовности. Двое хирургов и восемь врачей других основных специальностей с шести утра на местах. Пока что особых проблем нет, но мы ожидаем худшего. Всё же этот трёхкилометровый "палец" — она указала на столб зарева. — никому из нас, местных, не нравится.

— Нам тоже. А почему ваш отец назвал вас большой любительницей и знатоком экстремальных ситуаций?

— Дело в том, что согласно некоторым данным под АЭС располагался спеццентр. Наследие тёмных веков. Подарочек на столетия.

— Алерское-пятнадцать? — спросила Знаменская, в силу сориентированности на катастрофы и их последствия прочитавшая и отсмотревшая горы материалов по вот таким "подарочкам" из минувших и канувших в Лету эпох.

— Он самый. — врач не выразила ни грана удивления степенью информированности гостьи. — И его масштабы до сих пор поражают, каждые пять лет мы открываем что-то новое в его лабиринтах.

— И вы, Екатерина, уж точно в первых рядах. — игриво и по-доброму спросила Виктория свою новую подругу, уже заранее зная ответ.

— Я здесь родилась, Становская область — моя родная земля и я буду изучать её и бороться за неё. — сказала Екатерина, ничуть не изменяясь в лице. — И я знаю, что нам помогут все россияне. Но основное мы должны сделать сами. Областная Служба подземной экстремальной спелеологии "Каскад", пусть она и головная в нашем территориальном сегменте, не всесильна, но мы, местные силы экстремальной разведки, всячески содействуем её работе. Наш прошлый позор должен быть смыт. Тем более, когда мои соотечественники пострадали.

— Сколько раненых в больнице?

— Два десятка. Пока мы справляемся. — Екатерина придержала тяжёлую створку люка шлюза. — Знаю, вам не впервой, но переоденьтесь в наши внутренние комбинезоны. Они ничуть не хуже внешних. А ваш подождёт здесь. Здесь — надёжно.

— Не сомневаюсь, Катя. — Знаменская легко переоделась и подхватила укладку с медикаментами и инструментами, не забыв переложить в подвески портупеи оружие. — Показывайте мне самых тяжёлых...

Началась обычная медицинская работа.

Тайна Первой Знаменской

Мало кто знал о её тайне, которую она носила в себе со старшей группы детского сада. Тот день, когда во время тихого часа в её сон мягко и в то же время основательно вошла "незнакомка", она запомнила на всю жизнь. Именно Юстара Блаус — генерал астромедицины Земли-два (или бог знает какой по счёту в Книге Бытия была эта неизвестная до сих пор планета, населённая почти неотличимыми от землян — жителей Земли-первой людьми) научила её многому из того, что пока что ждало своего часа.

Понимая, что на финальном, переходном этапе проявлять такие запредельные способности было уже ни к чему, Юстара Блаус всё же передала своей новой подружке такие знания и умения, примени которые та на практике — и Россия свободно и спокойно могла бы оставить позади все без исключения страны Земли: слишком глубокими стали изменения в ключевых областях к тому моменту, когда Виктория Знаменская вступила на школьный порог и приступила к совмещению содержимого школьной программы с той информацией, которую передала ей Юстара.

Как-то во время вечерних безмолвных бесед Юстара сказала Виктории, что при любых других условиях подобная информация в состоянии трансформировать любую сложнейшую общественную систему. Виктория Олеговна Знаменская грустно улыбнулась, кивая своим мыслям. Как она ни просила свою неведомую подружку, та отказалась назвать даже приблизительно время, когда она сможет увидеть её не внутри, а вне себя. Тогда она ещё не могла понять, что гостья просто не хочет обижать и расстраивать свою маленькую хозяйку, прямо заявляя о том, что вовне, возможно, она не увидит её никогда.

Первая Знаменская. Путь к президентскому посту

Виктория Знаменская окончила подмосковную Дмитровскую школу второй ступени одной из лучших учениц и сразу подала документы в Первый медицинский университет Москвы. Совет президентов России находился в то время на этапе, когда необходимость в коллегиальном управлении стала уже уходить на второй план. Россия готовилась вскоре перейти от коллегиального к единоличному управлению обществом. Интересуясь общественной жизнью, Виктория подумала о том, что система, состоящая из двух половинок, совмещающих в себе и коллегиальное и единоличное управление обществом и страной была бы не в пример эффективнее. Постепенно страна приобретала всё более упорядоченный вид, доставлявший немало положительных эмоций её жителям. Но проблем было по-прежнему предостаточно.

Едва начав учебу в университете, Знаменская сразу определила для себя и специализацию: врач "скорой" помощи, её подразделений "медицины региональных и местных катастроф". Такая специализация как нельзя лучше соответствовала настройке самой Виктории, подтверждённой и углублённой стараниями Юстарой Блаус. Студенты-медики, осваивавшие данное направление, с акульей скоростью и осьминожьей цепкостью брали на вооружение всё то новое, что могло предложить им общество. Очень часто достаточно было намёка, но Виктория, с первых дней учебы в Университете принявшая подобную настройку, грустно улыбалась и шутила в ответ на неизбежные и заранее спрогнозированные проявления железобетонной уверенности своих молодых коллег в том, что за их жизнь будут открыты почти все методы лечения и предупреждения всех проблем, которые относились к компетенции службы "медицины катастроф".

Она-то хорошо знала цену такой уверенности, но разубеждать однокурсников не спешила — люди всегда оставались людьми, а она уже стала немного "не человеком", но пока что, как сама шутила, безмолвно общаясь с Юстарой Блаус, в безопасных и почти незаметных пределах, обычных для отличницы "боевой и политической", оставалась всё же на девяносто пять процентов обычным земным человеком.

О "политической" её подкованности ходили легенды — она, будучи студенткой, практически полностью контролировала и направляла всю студенческую жизнь факультета медицины катастроф и входила несменяемым членом в президиум студенческого парламента, выступать против которого рисковали далеко не все профессора и академики. Даже коллективно, а не то что в одиночку.

С первых дней студенчества Виктория Олеговна почти еженедельно едва ли не сутками пропадала на станциях "скорой", успевая посещать установочные лекции и вовремя выходя на связь с университетским информационным центром для сдачи очередных весьма заковыристых тестов, основа для которых неизменно бралась не только из теории, но и из богатейшей и предельно разнообразной практики медицинской службы гражданского общества всей планеты. После церемонии вручения диплома и Евразийского медицинского врачебного сертификата Знаменской (как она сама прямо не говоря об этом вслух неоднократно предсказывала) предложили остаться в Москве, но она решительно отказалась и уехала в Поволжье.

Её базой стал Нижний Новгород и, следуя своему принципу, она начала осваивать пирамиду областной и городской Служб Скорой Медицинской Помощи с самых низовых звеньев, наотрез отказавшись занять заслуженное отличной учебой и трудной практикой место старшего врача одной из центральных областных подстанций. Конечно же, информация о степени её подготовленности была быстро распространена в области — в этом в медицинской среде было трудно усмотреть возможность создания каких либо секретов, но она не смогла заставить Знаменскую согласиться на что-либо иное кроме как на должность рядового врача "скорой". Некоторые врачи всё же усмотрели в этом попытку "порисоваться", некоторые медики даже посчитали, что новенькая врач просто расслабляется после обвально-скоростного периода обучения.

Для непосвящённых такой вывод был закономерен, но за время учебы в Первом медицинском университете Виктория Знаменская за два первых календарных года освоила специальную и общую части медицины катастроф, два следующих года потратила на самую полную и исчерпывающую "штудировку" хирургии и следующих два года обучения в университете параллельно очно стажировалась в Российской Службе комплексной медико-биологической и психофизической защиты — новейшем Направлении, которое возникло далеко не сразу и далеко не сразу и не везде в огромной стране получило права гражданства. Она заслуженно стала одним из членов формирующейся Российской Системы Пси-корпуса, сориентированного на борьбу в психофизической и психологической сфере человеческой сущности. Медики этого направления прекрасно владели навыками гипноза и прекрасно чувствовали себя в киберпространстве компьютерных систем и сетей Земли, отслеживая и окружавшую планету Ноосферу. Но об этой ее специализации знали далеко не все люди и даже далеко не все медики, хотя при желании она могла представиться им в чёрном как безлунная ночь комбинезоне со знаком весов в пятиугольном значке на левом лацкане. Чуждая всякой рисовки Виктория Знаменская ни разу не надевала ни знак, ни комбинезон, обходясь атрибутами земного медика.

Подобный уровень и разносторонность подготовленности позволили Знаменской не просто поднять свои собственные показатели до предельно больших высот, но и помочь множеству врачей и средних медработников кардинально повысить свой уровень знаний, умений и навыков.

Когда ей исполнилось двадцать шесть лет, в её жизни появился Сергей Валентинович Потапов. Тогда он был только капитаном вооружённых сил России, общевойсковиком по подготовке и рейнджером по направленности. К тому времени все россияне привыкли, что везде и всюду среди них присутствуют Рейнджеры, структура которых уже долгое время делилась на три части — профессионалы, "полупрофи" и "кандидаты". Сергей, получивший лейтенантские погоны в обычном выпуске Астраханского филиала Академии Вооружённых Сил России, достаточно быстро приобрёл звание "кандидата" и за год прошёл путь от зелёного новичка до "полупрофи". Выполнив норматив армейского старшего лейтенанта, он параллельно прошёл половину программы полупрофессиональной рейнджерской подготовки и теперь мог сказать, что кое-что в нелёгком рейнджерском бытии он знает, разумеет и умеет. Сергей Николаев за время службы исколесил всю Центральную Россию, совершенствовался во всех центрах подготовки, которые только и могли принимать общевойсковиков, прошёл пять учебных центров рейнджеров России, перед программами которых бледнели закалённые рейнджеры-иностранцы, но остался таким же компанейским и простым парнем, каким когда-то переступил порог филиала Академии Вооруженных Сил России.

Виктория Знаменская, поглощённая учебой, а затем работой, конечно же запоминала своих коллег и пациентов, с которыми хотя бы раз её сводила судьба, но ни на ком не задерживала свой внутренний взор. Не будучи наглухо закрытой для мужчин и юношей, она тем не менее в определённый момент времени развития взаимоотношений с железобетонным постоянством ставила перед ними одно и то же требование: сразу определиться с тем, какой уровень отношений они смогут потянуть — простое знакомство и приятельство или нечто большее, иногда выходящее довольно далеко за рамки обычного рабочего и личного взаимодействия. Далеко не многие из соискателей решались переступить этот достаточно высокий порог, далеко не все выдерживали даже первые месяцы жизни за этим порогом, но с теми, кто смог удержаться на этом уровне, Знаменская точно могла свернуть горы и сотворить настоящие чудеса. Виктория не допускала никакого насилия над личностью собеседника и коллеги, выходя на эти уровни. За неё срабатывала сама ситуация и уже она ставила человека, сделавшего выбор, перед очередным, подчас очень жестоким выбором.

Работая в "скорой" Нижегородской области, Знаменская побывала почти что в каждом населённом пункте "зоны ответственности", но основная её работа по её собственному выбору была сосредоточена на уровне посёлков городского типа. Звенья "скорой", обеспечивающие этот уровень, располагали к тому времени не только автомашинами, но и поездами и, конечно же, самолётами и вертолётами. Помня о грандиозной неудаче, постигшей первое массовое применение тогда ещё несовершенных гравилётов, нижегородцы быстро доказали россиянам нежелательность наплевательского отношения к столь непривычной технике и Россия на время вернулась к стандартной авиации, давно уже летавшей на абсолютно безопасном и легко возобновляемом топливе. Работа над гравилётами продолжалась, теперь уже с драконовскими нормативами и ограничениями, но продолжалась на полигонах и в лабораториях, где в кабинах и капсулах сидели как люди, так и андроиды.

Знаменская, освоившись в областном центре, занялась тем, что определила для себя уже очень давно как одну из главных задач: созданием многоуровневой информационной системы, способной "высосать" любую медицинскую информацию из глубинки, начиная от хутора и отдельно стоящего дома. За считанные месяцы все места, где больше двух-трёх дней жили люди, были взяты медицинской службой области на строжайший многовекторный и многоуровневый учёт и бледные расплывчатые контуры карт, используемых Службой Медицины Катастроф России для отслеживания и предотвращения проблемных ситуаций, совершенно закономерно стали приобретать невиданную ранее чёткость, определённость и конкретность. Считая это обычным результатом, Знаменская не обращала особого внимания на неизбежное пусть и незначительное славословие в свой адрес и продолжала углублять и расширять "зону безопасности". Она по-прежнему не считала, что делает что-либо особенное, она просто уловила необходимость сделать определённые шаги и делала их.

Одной из частей этой "зоны безопасности" неизбежно стали посёлки и городки Вооруженных Сил России, её подразделений Нижегородского сектора Приволжского Командного Направления. Не пытаясь конкурировать с военными медиками, Знаменская достаточно быстро завязала с ними взаимовыгодные отношения — у кого, как не у военных, уровень близости к всевозможным опасностям намного превышает тот, который доступен даже самым рисковым, но всё же гражданским людям. К тому же все медики России на протяжении десятилетий получали одновременно подготовку по военной и гражданской медицине, поэтому опасной конкуренции между двумя слоями Медслужбы России уже давно не наблюдалось.

Вскоре карты Нижегородской области покрылись сеткой ещё более точных обозначений, свидетельствующих о достижении ранее немыслимого уровня — теперь информация о степени медицинской безопасности любого уголка области обновлялась каждые десять минут, а раньше и получасовое обновление было огромным достижением. Знаменская, используя мощь суперкомпьютера Медслужбы Нижегородской Области и помощь своих многочисленных коллег, старалась сократить этот гигантский, по её мнению, промежуток времени до пяти минут, но для этого предстояло сделать намного больше. Вскоре у Виктории в работе на данном направлении всё же наступило время "площадки". Поняв это, Знаменская обратилась к другим своим разработкам.

Военная боевая, пассажирская и грузовая транспортная авиация и военные автомобильные, равно как и железнодорожные подразделения Вооружённых сил России давно и прочно сотрудничали с гражданскими медиками. Нередкими гостями были и рейнджеры. Благодаря военным пассажирским и грузовым транспортам, Виктория смогла посетить множество военных городков и военных посёлков, куда обычно гражданские медики попадали только в исключительных случаях — уже давно в России никто не ставил под необоснованное сомнение компетентность и профессионализм военных медиков.

Один из коллег Знаменской подал идею о воссоздании на новейших основах военно-гражданской медицинской транспортной службы, позволяющей и в мирное время и в условиях чрезвычайных обстоятельств маневрировать силами обеих частей специальных организаций России. Знаменская, признав авторство коллеги и его право на основополагающие принципы, приняла предложение и вскоре первыми посетителями в её кабинете в Медцентре на Откосе стали военнослужащие-рейнджеры. Среди пятерых мужчин и двух женщин в военной форме, пришедших как-то утром в среду в кабинет Знаменской, который она делила со своим коллегой-хирургом, был и Сергей Валентинович Потапов. С его помощью и при поддержке своих коллег и коллег Сергея за несколько часов интенсивного обмена мнениями и жаркой дискуссии по множеству вопросов родилась программа выделения сил и средств для создания военно-гражданской транспортной службы на принципиально иных схемах и основах.

Знаменская знала, что такие службы создавались людьми во многих странах мира и ранее при других обстоятельствах, но полагала, что в том, что она с коллегами и помощниками из армии снова на новом уровне повторяет когда то уже сделанное, нет ничего предосудительного и тем более — особенного: многие детали просто обречены сопровождать людей столько, сколько будет существовать цивилизация. Совершенствование транспортного взаимодействия между военными и гражданскими службами относилось именно к таким деталям, поэтому работа Знаменской в очередной раз не стала объектом слишком пристального внимания Информационной Системы России.

Засиживаясь в офисе Нижегородской областной медслужбы допоздна, сопровождая Викторию на внезапных выездах, Сергей быстро доказал Знаменской, что он не относится к любителям лёгких приключений и необязательных отношений. Узнав о нем поподробнее — и не только из информационных источников и сообщений своих помощников — военных медиков, Знаменская и сама убедилась, что старший лейтенант Потапов — цельная и надёжная личность.

Постепенно и понемногу она приближала его к себе, обставляя дело так, словно он завоёвывал её своими силами и своими средствами. Но Сергей Валентинович Потапов никогда не давил на неё и не торопил с прохождением неизбежных и очень важных этапов во взаимоотношениях "двух цивилизаций", что Виктории Олеговне Знаменской очень нравилось. Через год совместной напряжённой работы они заключили Договор и Сергей Валентинович обрёл право постоянно находиться рядом со Знаменской, заняв пост главного консультанта по вопросам взаимодействия с общевойсковыми и специальными подразделениями Вооружённых Сил России по Приволжскому округу.

И вот теперь "рванувшая" атомная станция заставила их отодвинуть личные взаимоотношения, обязательства и проблемы на второй план. Сергей Валентинович, использовавший право российских рейнджеров на экстерриториальность, по боевой тревоге в считанные минуты прибыл в загородный учебный центр специальных служб Становска, на базе которого было решено создать площадку выдвижения сил и средств рейнджеров Центральной России. Капитан Потапов, всего несколько дней назад в присутствии своих коллег получивший высокое звание профессионала, сам работал круглосуточно и привычно и жёстко выжимал все возможности из своих подчинённых, а Виктория металась на своем реанимобиле по населённым пунктам Смертельного Кольца — всего каких-то пятнадцать километров по радиусу от очага вулкана. Эти пятнадцать километров быстро превратились в огромную по площади тридцатикилометровую Зону, в которой Знаменская властвовала как медик в полной мере. Но властвовала она не в старом, а в новом понимании. Её власть была направлена на скорейшее и полное разрешение сложного комплекса проблем, поэтому здесь не было никакого места барству и безответственности, обычно сопутствовавших властным полномочиям в достаточно недалёком прошлом. К тому же теперь Знаменская была не одна и это также отличало её положение и возможности от тех, которые могли иметь место в прошлом.

В стремительном темпе и изматывающем режиме работали многие сотни людей, закрывая Зоне, насчитывавшей десятки квадратных километров, любые возможности для вредного влияния на природу и на человеческий организм. Трёхкилометровый огненный столб через несколько недель удалось почти что полностью загасить, но ни военнослужащие, ни гражданские не знали покоя уже много дней.

За это время Виктория и Сергей виделись всего несколько часов с огромными перерывами. Утомлённая Знаменская часто просто молча засыпала на коленях у мужа, а тот, гладя её роскошные каштановые волосы, с грустью думал о том, что такой график состарит его Викторию намного быстрее. Говорить что-либо вслух не было нужды: долгая работа вместе и рядом приучила Знаменскую и Потапова обходиться без слов — только жестами и взглядами. С предельно полной нагрузкой работали только те "средства связи", которые почти не были задействованы в недавнем прошлом.

Как это обычно бывало, только рядом с ним, с главным другом, только в его присутствии и в отсутствии всех других людей Знаменская могла временно сбросить с себя тяжеленный панцирь психофизической защиты и ненадолго стать обычной девушкой. Она знала, что Сергей хочет детей, она понимала, что вслух об этом он ей скажет только тогда, когда всё успокоится и разумела, на какую жертву он идёт, давая возможность ей, супруге, стремительно сокращать промежуток времени, когда рождение даже одного единственного ребёнка будет безопасным. Но тогда почти годовая работа по ликвидации последствий катастрофы исключила, как казалось и для неё и для него даже мысли и о детях и о спокойной семейной жизни.

После того, как станция была все же укрощена, россияне привычно подвели итоги и впервые среди наиболее известных людей, отнюдь не всегда являвшихся официальными руководителями или распорядителями, имена Виктории и Сергея встали в один список, обрётший мировую известность и снабжённый длиннейшими исчерпывающими характеристиками сделанного каждым из списка. Рейтинг Сергея оказался чуть ниже рейтинга Виктории и она в кругу подруг с грустью шутила, что Сергей, как истый джентльмен, пропустил даму вперёд, не дав при этом ей никакой мыслимой возможности попасть в сколько нибудь опасную ситуацию. На это подруги отвечали, что уж кто кто, а Сергей Валентинович Потапов как военный человек сделал ничуть не меньше и если и пропустил её вперёд, то только в общем списке, а в разных списках — и такие, как открытые так и закрытые, действительно имели место — имена Сергея и Виктории стояли на одном уровне.

Первая Знаменская. Смерть Президента

Именно он, Сергей Потапов будет свидетелем последних секунд жизни Президента России — его Виктории. Именно он примет почти бездыханное тело жены на свои руки из рук офицеров подоспевшего президентского конвоя. Именно его пальцы закроют глаза Виктории, которые освещали путь страны долгие шестнадцать лет — шесть лет подготовки к Рывку в составе теневого кабинета и десять лет реального президентства.

Именно он на спешно собранном через час после случившегося Совете Президентов России встанет с жёсткого кресла, ещё больше помрачнеет, одним резким и точным движением застегнёт до подбородка чёрный траурный комбинезон без наград и знаков различия и непривычно тихим, совершенно не командным голосом попросит присутствующих иерархов не допускать женщин в списки кандидатов в Президенты России на протяжении ближайшего века. Ожидаемого им удивления и непонимания не последовало — собравшиеся были не новичками в деле общественного управления и прекрасно понимали, что в определённые моменты истории человеческой цивилизации рисковать имеют право только мужчины, обязанные всемерно защитить женщин.

Проведенная впоследствии работа позволила снизить уровень спрогнозированного общественного недовольства принятым решением до минимума. Расслабляться было нельзя: прошло только несколько месяцев с момента обнаружения признаков "малиновой тревоги" — положения, включающего все защитные механизмы российского общества в боевой режим.

Знаменская перед уходом передала почти все разработки и материалы своим помощникам и сподвижникам. На эту процедуру уже давно никто в России не обращал особого внимания — даже являясь единоличной правительницей страны, Знаменская поддержала и в какой-то мере даже заново воссоздала могучую многократно дублированную систему управления, позволяющую сменять единоличное и коллективное управление без уже ставшего привычным толчка. У президента в очередной раз появилась армия сторонников, которые сами вели огромные многоуровневые проекты, занимались пионерными разработками и совершенно не ощущали себя слепыми безвольными исполнителями.

Став Президентом России, Знаменская предельно уменьшила объем документооборота, что позволило сократить время на осуществление планирования и организацию деятельности. Тем не менее она урывками много писала и оставляла часть документов у себя. Теперь на столы перед членами Совета Президентов легли немногочисленные папки, которые раньше были переданы Знаменской своим помощникам, а теперь возвращены в Совет с отметками об изучении, внедрении и выполнении. К этим папкам добавились ещё несколько, извлечённые, с разрешения Потапова, из личных сейфов Знаменской. О многих из них сам Потапов не имел ни малейшего понятия — Знаменская умела хранить тайны и секреты и могла организовать любую работу так, что о ней мало кто даже догадывался.

Все доставленные в помещение Зала Совета Президентов документы были изучены в кратчайшие сроки. Потапов лично просмотрел три тысячи страниц, выкраивая минуты между очередными периодами боевого дежурства, а закончив просмотр, понял, что его Виктория в очередной раз крупно слукавила, говоря о том, что она превосходно отдыхает на Президентской даче в Ликино. Сопоставив датировку, Потапов убедился, что она сократила время своего самого полного отдыха в режиме бодрствования до возможного получасового минимума. И это при том, что она не отказалась и от выполнения обязанностей врача "скорой". Проблема "Вируса очищения цивилизации" отнимала у неё почти всё время, остававшееся после многочисленных общественных и управленческих забот.

Потапов вспомнил, как совсем недавно на невысказанный вопрос о длительности столь тяжёлого периода Знаменская ответила грустным прямым взглядом и только одним словом: "Надолго...". Теперь он готов был поклясться, что его подруга знала, что ей не суждено будет увидеть победу над всплеском террористической активности, но это тяжелейшее знание не смогло заставить её умерить свою активность. Наоборот, всегда торпедно-стремительная Знаменская в эти несколько месяцев набрала такой темп, который не смогли предвидеть даже люди, хорошо знавшие её.

— Россияне требуют проведения полномасштабной общественной процедуры погребения. — проговорил присевший на край рабочего кресла, стоявшего перед главным столом в кабинете мужа президента России первый заместитель Потапова — генерал-лейтенант Сикорский. — Центр общественных связей рейнджеров России в Москве и его отделения на местах уже посетили десятки людей с одним и тем же желанием. Полагаю, нам нельзя не прислушаться к их мнению.

— Вы убеждены, что это не пойдет нам всем во вред? Считаю, что надо обойтись резко сокращённой процедурой. — ответил Потапов ровным тихим голосом. Сикорский отметил, что на лице генерал-полковника не дрогнул ни один мускул, не изменился взгляд, но какая-то частичка психосферы, легко читаемая профессионалом, выказала боль, постоянно испытываемую потерявшим подругу офицером и только усилившуюся на несколько секунд после вопроса помощника. — Мне самому дико это предлагать, но Вика никогда не согласилась бы отвлекать людей на подобные церемонии в таких обстоятельствах. — Потапов привычно назвал жену кратким именем, зная, что помощник поймет его правильно.

— А не покажет ли это нашу силу? Если мы погребаем своего верховного лидера и делаем это по полной схеме в таких сложных условиях, то может быть это — лучшее и самое действенное и убедительное доказательство нашей силы? Я подготовил многовариантный план и согласовал его части со всеми службами. Мы можем приступить к его реализации в течение получаса. — Сикорский принципиально не собирался уступать своему шефу. В его рабочей приёмной за последние пять часов перебывало несколько сотен людей, которые, несмотря на строжайший режим-график боевого реагирования, обязательный для выполнения всем гражданским обществом России, не говоря уже о специальных, военизированных и военных частях общества, прибывали в Центр общественных связей Рейнджеров России только с одной целью — добиться от главного друга Президента страны согласия на проведение обычной церемонии похорон верховного лидера.

— Я ознакомлюсь с планом. — Потапов пододвинул к себе папку. — Но пока ничего не смогу сказать. Мне надо подумать. Идите, Устим Савович.

Помощник кивнул и отошел от пульта. Он понимал, что даже почти неуязвимый генерал в данном случае — не непробиваемый рейнджер-профессионал, а обычный земной человек. Вернувшись к себе в кабинет, Сикорский принял ещё нескольких ходоков и сказал им только то, что знал твёрдо: муж погибшего Президента России рассмотрит все поступившие предложения. Большего он сказать не мог.

За окнами хлестал осенний дождь, было весьма холодно, с деревьев облетала последняя листва — заканчивалась последняя декада октября. Скоро придёт ноябрь с его первым снегом и морозами. За несколько столетий Россия смогла вернуть себе славу самой снежной страны Евразии после веков Глобального потепления. Тротуары городов и городков с посёлками привычно закрывались полями защиты, не пропускающими струи дождя в пешеходные "тоннели". По улицам, обогреваемым Эс-излучением и потому свободным от излишней воды, снега и льда, сновали разноцветные отмытые до блеска машины. Сколько веков Россия не могла наладить коммунальное хозяйство и ввести в норматив такое простое дело, как чистые, нескользкие и ровные тротуары при снегопадах, часто длящихся несколько суток. А сколько машин и людей было потеряно на обледеневших и засыпанных листвой дорогах — до сих пор изучавшие сводки тех лет исследователи приходили в ужас, только на секунду представив этот реализм, сжатый в несколько таблиц на плохой бумаге, в пожарном порядке переведённой в цифровую форму. А теперь этот реализм могли представить и системы виртуальной реальности, поддерживаемые мощью суперкомпьютеров областей и районов.

С виду на улицах российских городов все было как всегда, если не считать обилия чёрных лент на антеннах и флагштоках на зданиях и машинах — не дожидаясь официального траура, россияне выражали свою скорбь по погибшему известнейшему и любимейшему без всякого чинопочитания человеку: никто уже не сомневался, что Знаменская стала жертвой боевой пятёрки террористов, выдержав при этом столкновение не только в физической, но и в психической сфере с мастерами "чёрного удара". Только Закон Триады в этот раз повернулся к Знаменской лицом своей гибельной одной трети и вся внутренняя личностная защита немолодой женщины была использована против сверхмассированного нападения. Знаменская держалась до последнего, не только защищаясь, но и нападая.

На месте столкновения нашли четыре обугленных трупа. Это сработали, как тогда ошибочно полагали, аварийные испепелители, вступавшие в действие у Посвящённых, к которым, безусловно, принадлежала и Президент, только в самые критические моменты. Сама Знаменская дождалась появления начальника личной президентской охраны, ответила на его вопросительный взгляд прямым взглядом и мучительной гримасой плотно сжимаемых от всепожирающей боли во всём теле губ и одним движением воли выплеснула в мозг офицера всю информацию, собранную ею во время боя с мозгов и ауры нападавших. Офицер знал о кое-каких запредельных возможностях Президента, поэтому не удивился и постарался с помощью подоспевших коллег продлить жизнь смертельно раненой и предельно истощённой женщины.

Потапов, в ту же секунду получив информацию от начальника охраны, был вынужден прибегнуть к редко используемой прямой специальной телепортации, чтобы успеть из Дмитрова в Химки. Увидев сквозь полузакрытые от предельного истощения веки сияющий столб, из которого вышел главный друг, Знаменская медленно приподнялась на слабых руках и едва заметным жестом кисти правой руки попросила двух офицеров охраны, удерживающих её в полулежачем положении, передать её мужу. Офицеры повиновались, поймав полный боли взгляд генерала, принявшего на свои крепкие и сильные руки тело супруги, жизнь которой едва теплилась.

Подбежавший от остановившегося в отдалении немедленно погасившего ярчайшие мигалки и даже не включавшего многотональную сирену медбуса медик был тут же остановлен моментально отреагировавшими тремя офицерами президентской охраны и один из остановивших коротко отрицательно покачал головой, давая понять собранному в пружину медику, что никакие ухищрения не смогут спасти жизнь Президента. За спинами офицеров охраны медик увидел склонённого над телом Президента мужа Знаменской и понял, что его услуги здесь будут бессильны. Он повернулся и ушёл обратно к спецмашине. Потапов, понимавший тщетность даже прямой перекачки жизненной энергии, не отрываясь вглядывался в лицо жены, с которого исчезала аура жизни. Легкий вздох, дрожание полуприкрытых век и все находившиеся рядом с Лидером люди ощутили, что Президент ушла.

Появились гравиносилки, подъехал чёрный лимузин под охраной восьмёрки мотоциклистов. Генерал встал, не выпуская тело жены из рук, кивком головы отказался от носилок и сам отнёс жену к машине. Уложив на заднее сиденье, он прикрыл её тело пледом, поданным едва сдерживающим слёзы капитаном-водителем. Это был тот самый плед, которым она укрыла гудевшие ноги после принесения присяги на Воробьёвых горах в Москве.

Тогда, много лет назад, после короткой церемонии она стоя выдержала трёхчасовую прессконференцию для российских и иностранных журналистов и двухчасовое предельно неформальное общение с москвичами, отказавшись даже присесть на несколько минут в незамедлительно, сразу по окончании присяги принесённое кресло. Обессиленная, она села тогда в белый президентский лимузин с тремя оленями на капоте и президентским штандартом на крыльевом флагштоке и, сжав губы, одним движением накрыла уставшие, гудевшие от напряжения ноги, поймав понимающие взгляды лейтенанта-водителя и двух офицеров личной охраны.

Теперь вместо белого парадного президентского лимузина, настоящей президентской квартиры и одновременно — полномасштабного рабочего кабинета верховного лидера России появился чёрный, без всяких знаков приоритета и с обычными номерами. Подошедший к машине глава Совета президентов России — вице-президент Петропавловский несколько минут вглядывался в лицо Знаменской, комкая в руках платок, затем кивнул Потапову и сел в подошедший серый лимузин с двумя включёнными полупритушенными медленно вращавшимися синими мигалками. Через пять минут небольшая колонна направилась в Президент — Центр, где уже шла подготовка к траурной церемонии. Там Петропавловский сразу организовал сбор Совета Президентов России, дав возможность Потапову заняться личными приготовлениями к погребению.

Потапов, выйдя из машины, кивком головы поприветствовал подошедших сыновей, дочерей, внуков и внучек, прибывших при содействии Транспортной службы Президент-Центра в неприметный личный особняк Знаменской, расположенный на задах огромного комплекса и принял самое непосредственное участие в обряжении тела.

Через час в особняке собрались все близкие и дальние родственники Знаменской и Потапова. Этот день был последним, когда смерть Президента страны ещё могла быть полностью личным горем. До полуночи в окнах особняка не гас свет, хотя в зале, где был установлен постамент с телом Знаменской, царил полумрак и стояла звенящая тишина. Сергей Валентинович переоделся в чёрный траурный комбинезон без всяких наград и знаков отличия и несколько часов сидел рядом с женой, держа её за правую руку и вглядываясь в заострившееся, но оставшееся таким же притягательным лицо.

— Всем собрать все вещи и подготовить их к перевозке в Тарусу. — тихо сказал генерал подошедшему к постаменту и вставшему за спиной отца старшему сыну. — Тимофей, распорядись, проследи чтобы ничего нашего здесь не осталось. К утру все должно быть в Тарусе. Остальное ты знаешь сам. Действуй.

— Хорошо, отец. — молодой мужчина вгляделся в лицо матери и поклонившись, вышел. Вошла старшая дочь — Рогнеда.

— Отец, ты приказал забрать все...

— Да, мы должны забрать все вещи, которые являются личными. Завтра здесь будет с шести часов полно всякого народу и заниматься сборами будет не с руки. Успокой внуков, особенно Данилку, я слышу, как он заходится плачем уже более получаса.

— Он так любил прабабушку... Первым почувствовал, что она в опасности, а потом начал плакать почти без перерывов с того момента, как она покинула нас...

— Понимаю. И проследи, чтобы ничего из безделушек и документов не оставалось нигде. Я знаю, что лучше тебя это никто не сделает. — Потапов знал, что старшая дочь унаследовала и довела до совершенства способность Виктории замечать малейшие недостатки и находить то, что необходимо, в кратчайшие сроки.

— Хорошо, отец. — Рогнеда поклонилась матери и, кивнув отцу, вышла из зала.

— Витольд, подойди. — Сергей Валентинович не оборачиваясь сделал приглашающий жест рукой и младший сын бесшумно подошел и встал слева от отца. — Вот ключ-код от главного сейфа кабинета. Собери всё, что там найдёшь личного в отдельный пакет, закрой наглухо и, опечатав, отнеси в нашу "Волжанку". Ключ сдашь Петропавловскому. Там должны остаться только служебные документы, которые по праву должны быть переданы только ему.

— Хорошо, отец. — молодой мужчина отдав два поклона — матери и отцу — исчез. Потапов вгляделся повнимательнее в лицо жены, запечатлевая её образ в глубинах души, встал с кресла, отпустил её руку на мягкий короткий ворс подушки и, повернувшись, спустился мимо трёх офицеров президентской личной охраны в самый нижний холл. Его дети уже грузили в "Волжанку" небогатые пожитки матери. Несмотря на то, что особняк на время исполнения президентских полномочий считался сугубо личной территорией Верховного Лидера, Виктория Олеговна не стала перевозить в его пределы многочисленные вещи, ограничившись самым необходимым.

— Отец, мы готовы. Нас сопроводит один мотоциклист охраны. Для скорости. — подошедшая Рогнеда коснулась мягким взглядом погасших глаз отца. — В восемь утра мы вернёмся.

— Хорошо. Возвращайтесь. — коротко сказал генерал, проводив взглядом мотоциклиста, ушедшего вперед, в проём открывавшихся перед легковой машиной ворот. Ему самому еще предстояло пойти на Совет Президентов России и в его голове уже сложились строки краткого обращения, суть которого сводилась к одному положению — ни под каким видом не допускать в списки кандидатов в Президенты России женщин на период Малиновой Тревоги. Остальное он не прогнозировал и не планировал — он верил иерархам Совета Президентов, верил, поскольку знал их как людей, а не только как должностных лиц Системы Управления Россией.

Дети выполнили поручение отца точно и в срок. В восемь часов, за час до открытия периметра особняка для членов Совета Президентов России и высших иерархов Систем управления и контроля, все члены семей Потаповых и Знаменских выстроились по бокам постамента, чтобы почти час провести в молчаливом глубоком единении. Свет в зале оставался притушенным, только шелестел ветер в протяжной системе вентиляции: мощные и совершенные кондиционеры не включали, хотя их шум сюда бы не добрался. Все присутствовавшие очень хорошо знали, как Знаменская любила естественную простоту и порядок.

В девять утра у уреза ковра, на котором был установлен постамент, позади родных и близких Знаменской выстроились верховные иерархи высшего уровня системы управления и контроля гражданского общества России. Второе каре образовали военнослужащие Центрального командования Вооруженных Сил России.

Их появление было бесшумным и быстрым — уже давно Знаменская в очередной раз в истории России надёжно отучила своих современников-воинов бряцать оружием и сверкать медью оркестра по любому протокольному поводу. Нынешняя армия России была построена теперь на абсолютно новых принципах и потому считалась одной из сильнейших в Евразии. Несмотря на то, что подразделения всех командований вооруженных сил России уже принимали самое непосредственное участие в борьбе с проявлениями вводного этапа всплеска терроризма, не возникло никаких вопросов и проблем по поводу того, кто должен был отдать почести президенту страны, величие которой проявлялось теперь в стольких областях, что их количество могло бы сравниться с численностью населения, перевалившего за шестьсот миллионов человек и уверенно двигавшейся к миллиардной отметке. Тем не менее, сюда пришли не "протокольные" парадные подразделения армии, воздушного и морского флотов, а также специальных подразделений (и такие в нынешней России было принято решение сохранить, изменив их функции), а только те, кто действительно хотел, желал и к тому же достаточно хорошо знал, кто такая была Виктория Олеговна Знаменская.

Первая Знаменская. Возмездие за гибель лидера

— Спецотряду "Витязь". Приказ. Найти пятого. Он — убийца. — сказал бесцветным голосом Координатор Совета Президентов России, ознакомившись с докладом начальника президентского конвоя. — План — "Вспышка".

— Санкция? — прозвучал вопрос командира подразделения.

— Взять живым. При необходимости ликвидации — считать и сохранить всю без малейших исключений информацию.

— Принято. — в динамике-бусинке пропела мелодия отсечки прослушивания.

Координатор откинулся на спинку кресла в просто обставленном кабинете и посмотрел на портрет Знаменской в президентском мундире, висевший на противоположной от стола стене.

— Координатор. Вы уверены, что его надо брать живым?— в кабинет бесшумно вошел заместитель. — Может сразу...— он сделал красноречивый жест рукой. — Или...

— Или, Степан Довлатович. Вице-президент взял управление страной на себя. Мы включились в режим стабилизации и амортизации, Россия должна пройти этот пункт без особых потерь. Но ответить за смерть президента он и все они должны по полной программе. Полагаю, вы знаете, что я также полностью и всецело за ликвидацию, да и понимаю, что "витязи" также на девяносто пять процентов — за то, чтобы сделать из него и из всех причастных к преступлению форменный паштет. Или просто распылить. Но я также уважаю решение генерала Потапова. Он сказал, что президент будет похоронена, но это не снимает с нас всех обязанности выполнить Закон Равновесия.

— "Действие всегда равно противодействию". — эхом отозвался заместитель, подходя к столу начальника.

— Должно быть всегда равно. — с нажимом произнес Координатор. — Эта боль требует не гнева, а отмщения.

— Именно за этим я пришел к вам, Координатор. — заместитель подобрался. — Прошу разрешения моему подразделению захватить исполнителя или его руководителей и участвовать в боевом применении "Стрелы" лично. — он как никто другой знал, что дело здесь не ограничивается банальным задержанием или обычной ликвидацией организованной преступной группы. — Я знаю, что "Витязь" уже по вашему приказу ведет поиск. Я хочу присоединиться со своим подразделением "Стрелец" к поиску и участвовать в операции от начала до конца.

— Вы полагаете, что первый? — устало произнес Координатор.

— Нет. Я знаю, что практически все оставленные в резерве подразделения всех сил Военного и Полувоенного Колец России настаивают на личном участии в поимке и в наказании виновных. Именно поэтому я не хочу, чтобы мои люди и я "пасли задних". Я согласен с вашим решением. Я либо захвачу всех без исключения причастных, даже по малости, подонков, либо принесу вам всю их подноготную и затем брошу к ногам семьи Президента. — ответил заместитель. — Прошу вас, Юлий Павлович. — он почти что впервые назвал координатора не по званию, а по имени-отчеству.

— А кто будет заниматься Проблемой? — Координатор, выразившись по привычке иносказательно и имея в виду начало периода террористической активности, не стал поднимать взгляд на заместителя, прекрасно читая его состояние и мысли.

— Мои резервные подразделения. Им пора входить в боевой режим. Первые два просто терроризируют меня требованиями о переходе на "быстроту". Уверен, справятся.

— А как же арьегард? Вы же вводите в действие почти середину.

— До середины ещё далеко. Понимаете, Знаменская занялась системой "Китеж" пять лет назад и за это время мы перетряхнули и всю систему и всю её структуру. Теперь мы многократно резервированы и действительно до середины ещё очень далеко. Глубину не показываю, вы всё сами знаете и понимаете. Она дала нам возможность увидеть Путь, по которому мы сейчас идём. Члены резервных подразделений сделают всё необходимое. Они душу вытрясут из подонков. Убеждён. И наша работа по Проблеме не пострадает. — уверенность в голосе заместителя росла неуклонной волной. — Мои офицеры, сержанты и солдаты говорят, что обязаны отплатить уму и сердцу Знаменской тем, чем должны платить Воины Навигаторам. Мы готовы к переходу на "луч".

— Хорошо. Берите своё подразделение и получайте все необходимые данные в Информслужбе России. Центральный офис. Об остальном — знаете сами.

— Есть. — заместитель просиял. — Спасибо, Командир. — он почти бегом направился к выходу из кабинета. За закрывшейся створкой возник неясный шум, там определённо собралось много людей, но потом волна звуков откатилась дальше, шум стих. Координатор понял, что личное подразделение Заместителя фактически в полном составе ждало в приемной решения Координатора, поручив командиру вести переговоры в режиме настойчивой просьбы.

Не впервые он вот так отпускал своих заместителей в боевые операции, зная, что рано или поздно любой из пятнадцати станет Координатором, набравшись необходимого опыта. Но никто из спецназа России не мог бы сказать, что координатор Совета Президентов России или любой координатор подразделения "Тени" были сугубо кабинетными работниками, не нюхавшим предельного "темпа" и не знавшими вкус крови и пота. Все Координаторы с незапамятных времен активно тренировались и регулярно участвовали в боевых операциях, которых всегда хватало.

В силу этого в спецназе России не формировалась особая каста распорядителей, умевшая махать в лучшем случае стилусами. Давным давно в специальных силах России назначение на любой командирский пост, начиная с сержантского, означало только одно — минимум четырёхкратное увеличение нагрузки и резкое повышение уровня готовности к перегрузкам восьмикратного уровня. Благодаря такому принципу командиры "Теней" могли при необходимости заменить любых вышестоящих начальников и сделать это максимально быстро и чётко, без "площадок" и толчков.

— Капитан "Теней" Литовченко. Прибыл для получения информации. — козырнул заместитель Координатора вставшему из за стола майору Информслужбы Степовому. — Извините, господин майор, что раньше срока, но обстоятельства.

— Информация готова. — майор подал укладку с кристаллами. — Успехов, капитан. — он пожал протянутую руку офицера. — Накажите их.

— Накажем, майор. — заместитель Координатора подхватил укладку, просмотрел промелькнувшее на миниэкранчике содержимое. — Поблагодарите своих за работу и скажите, что в нашем успехе — значительная часть их заслуги.

— Обязательно. — майор козырнул, садясь в кресло и возвращаясь к работе.

Заместитель координатора сел в машину и коротко махнул рукой.

— Начнём сканирование. — произнес он. — К бою.

— Есть. — коротко отозвался притихший на заднем сиденье дублёр. — Вошли в режим.

В щелях приёмников выстроились полученные кристаллы, засветившиеся желтоватым светом. Начался вседиапазонный приём-поиск в ноосфере. Через минуту щелкнул путеуказатель. Машина, хищно прижимаясь к покрытию, заскользила, набирая скорость и выходя на "клеверный лист" развязки.

— Цель принята на сопровождение. Благодарность информационникам. Известно, что это им стоило. — проговорил водитель, вгоняя машину на мост. — Трассеры десанта взяли курсолуч, выходят на горку и одновременно — в клещи. Не уйдёт. Мы применили полный кокон. "Подземные" подразделения "Стрельцов" также блокировали район.

— Форсаж. — кинул заместитель Координатора кодовую команду. Тяжёлый джип начал разгон за пределами разрешённой скорости, размеренно посверкивая спецсигналами. В окошке скоростемера пошли увеличивающиеся значения чисел. Сто, двести, триста километров. Силовое поле зашелестело, поднимая машину над полотном спецполосы шоссе. В кабине транспорта царила напряжённая тишина. Водитель разгонял машину. Заместитель Координатора впился взглядом в экраны, одновременно вслушиваясь в пение приборов стабилизации, на задних креслах замерли шестеро офицеров личного отделения замкоорда.

Когда-то взлёт колёсной машины прямо с городской улицы мог вызвать почти религиозный страх и ужас, а теперь это неизбежно и неуклонно становилось привычным делом. Тем более, что паутины проводов, ранее способных уничтожить взлетающий или садящийся транспорт на улицах и вдоль дорог уже полтора века как не было.

— Цель — в прицеле. — доложил помощник.

— Берём. — кинул, сверившись с данными, заместитель координатора. В следующую долю секунду он и все шестеро офицеров личного отделения покинули машину из одновременно открывшихся дверец, а ещё через минуту последний убийца уже был взят в кольцо. Сорокапятилетний мужчина не успел ничего почувствовать и понять, когда оказался прижат к пластику и ощутил в самых уязвимых местах прикосновение шокеров и парализаторов.

Замкоорд посмотрел на него из за непроницаемого извне щитка-экрана.

— Офф. — проговорил он и мужчина почувствовал, как проваливается в небытие. Взглянув на своего заместителя, замкоорд поймал его жест, означавший полную перекачку всей информации по сотне каналов и немедленную архивацию. Команда, отданная самим заместителем координатора своим подчинённым, означала отключение всех систем кроме минимального жизнеобеспечения и блокирование психосферы.

— Машина рядом. — доложил один из офицеров.

— В кузов. Прижать. Пятнадцать разрядов с шестьюдесятью подразрядами. — спокойно распорядился замкоорд. — Поехали. — он увидел снижавшиеся джипы с сотрудниками других спецназовских подразделений. — Дайте команду на прочёсывание. Пусть займутся поиском заказчиков всех уровней. Свою работу мы уже выполнили. Высосать все подуровни до предела. — замкоорд сел рядом с водителем, уловил щелчки разрядников, импульсы которых накачивали почти бездыханное тело. — В центр сканирования.

— Есть. — водитель поднял машину в воздух. — Рапорт послан, получен. Службы начали веер-поиск.

— Хорошо.

— Нас сопровождают шесть истребителей спецназа. Конвой-защита и охрана. Приказ Координатора. — сказал заместитель.

— Хорошо. Сканирование усилить до предела. Зажать. — замкоорд не оборачивался на пленника, зная, что офицеры и так держат его под почти непрерывным обстрелом энергоимпульсов.

— Есть. Разрешите умертвить? Мы закончили сканирование.

— Записи на фильтрацию и компоновку. Мне — полный комплект. — не отвечая ни жестом ни словом ни взглядом на заданный вопрос, заместитель координатора подобрался.

— Есть. — один из офицеров подал два кристаллоконтейнера. — доставите это Координатору?

— Да. — замкоорд посмотрел на приближающийся город. — мы должны обойти район президент-центра на максимальном удалении.

— Есть, замкоорд. — ответил водитель, бросая машину в вираж. — Удаление — сорок пять.

— Увеличьте до пятидесяти. На точке сто двадцать — пятьдесят я десантируюсь. Сделайте немедленно обратную противозенитную синусоиду и — сразу занимайте эшелон.

— Есть.

— Приказ. Доставить в центр сканирования, полнейшая изоляция и самое глубокое сканирование. Остальное скажет Координатор. — распорядился замкоорд, открывая дверцу и примериваясь. — Всё. — он шагнул в проём и через несколько секунд мягко приземлился на полусогнутые ноги в дальнем уголке городского парка, проводив взглядом улетавший джип, мигнувший синими проблесковыми огнями.

— Разрешите, Координатор. — заместитель быстрым шагом вошёл в знакомый кабинет и замер у стола. Он вгляделся в лицо старшего офицера, поднявшего на него взгляд и, окинув фигуру начальника внимательным взглядом, поразился происшедшей перемене: волосы восьмидесятилетнего мужчины были практически седыми, хотя ещё несколько часов назад они были чернее битумной смолы.

— Вы сдублировали сканирование... — произнес потрясённый замкоорд. — То-то он похож на воблу.

— И еле удержался чтобы не отправить эту сволочь к праотцам. — тихо произнес Координатор. — Садитесь, Геннадий Васильевич. — он взглядом указал на кресло и офицер сел, положив на колени укладку с кристаллами. — Так что я практически всё знаю.

— Понимаю. — произнёс замкоорд. — Сдублировали.

— Именно. — координатор кивнул. — Я не хочу повторять ошибок. — он тихо вздохнул. Замкоорд знал, что начальник до сих пор не может простить себе гибель двух офицеров его отдела, происшедшую из-за того, что тогда ещё младший координатор отказался сдублировать на себя передачу потока информации от спецгруппы, вышедшей в полость Информационного провала. Офицеры добыли необходимую информацию, но он по преступной неопытности не захотел подключить свой мозг к каналу связи и сдублировать передачу. Отходя из полости, офицеры попали под обвал, кристаллы были уничтожены и "Тени" не получили важную информацию. Тогда младшего координатора едва отговорили от аккордной дисквалификации — он хотел уволиться из службы спецназа "Тени", подвергнуться стандартной процедуре стирания памяти. Но он, уступив объединённому нажиму коллег, остался в Службе, но не снял с себя вины и два срока провел в должности дублёра младшего координатора, на протяжении которых неизменно принимал самое непосредственное участие во всех без исключения операциях "Теней". Знавшие причину спецназовцы не удивлялись, а для гражданских людей это было нормальным явлением.

— Господин координатор. К вам генерал Потапов. — проговорил динамик на столе Координатора. Офицеры переглянулись. Координатор наклонился к пульту, укладка с кристаллами перекочевала в сейф, закрывшийся изолирующей стенкой. Мигнул индикатор начала спецкопирования. В кабинет вошёл генерал. Офицеры встали, приветствуя старшего по званию и мужа Президента России.

— Сергей Валентинович... — начал было координатор, знавший генерала не первый год.

— Полноте, Юлий Павлович. — ответствовал вошедший, пожимая протянутую руку хозяина кабинета и кивая заместителю. — К делу, господа. — он опустился в кресло. — Я знаю, что Геннадий Васильевич добыл информацию от убийцы Виктории, а вы пошли на тяжелейшую процедуру прямого дублёр-копирования этого пакета. Спасибо вам. Я хотел бы ознакомиться с ней.

— Но... — начал было Координатор. Гость посмотрел на него тяжёлым взглядом и тот осёкся. — Мы и сами... — с усилием продолжил Координатор.

— Вы уже сделали то, что могли и должны были сделать. За это вам благодарность от нашей семьи и от Виктории. — произнес генерал мрачнея. — Я знаю, что эта информация — не из разряда приятных. Теперь — моя очередь страдать...

— Передайте ему пакет, Геннадий Васильевич. — молвил Координатор, открывая сейф. Заместитель одним движением взял из чрева изолятора укладку и передал привставшему гостю. — Я предоставлю вам охрану, Сергей Валентинович. Информация новая и мы...

— Вы её уже скопировали, а вашему копированию я полностью доверяю. — гость встал. — Благодарю, господа. — он вытянулся, щелкнул каблуками и кивнул, отвешивая прощальный поклон. Офицеры встали, кивая ответно. — Приходите завтра в десять...

— Обязательно, Сергей Валентинович. — подобравшийся координатор увидел, как адъютант Потапова приоткрывает дверь. — Как только сможем.

За генералом закрылась дверь. Офицеры опустились в кресла.

— Успели скопировать? — спросил Координатор.

— А как же. Я дал ему облегчённый вариант. — ответил заместитель.

— Значит, нашему источнику этой инфы не жить. — Координатор хорошо знал крутой нрав генерала-общевойсковика. — И остановить мы его не сможем. Это не месть, это расплата.

— М-да. А это правда, что Виктория Олеговна...

— Она, конечно же, не первая возродила спецназ "Теней", но первая сделала это наиболее полностью и профессионально для нашего с вами времени. Я даже всегда удивлялся, как её на всё хватает и как она может совмещать в себе святое всепрощающее милосердие и обвальную машинную бездушную жестокость...— произнес координатор. — И первая, кто дал спецназу возможность и право основываться не только на физическом и физиологическом, а в первую очередь на глубочайшем психофизическом и астрально-ментальном воздействиях. Конечно же, она и здесь была не первооткрывательницей, но она стала достойной продолжательницей. Её хорошо нам известных четыре обугленных трупа нападавших [Д.И.3] — работа не испепелителей, а её самой. Испепелители она не включала. Это уже доказала экспертиза, но легенда о включении испепелителей — это возможный вариант для Внешнего кольца средств массовой информации. Правда — только для внутреннего.

— Знаю, генерал. — сказал заместитель. — Разрешите идти?

— Идите. — координатор кивнул заместителю и включил экраны своего пульта. — Благодарю вас и ваших людей.

Замкоорд вышел. Он хорошо знал, что если генералу Потапову дать хотя бы крупицу ценной информации, спустя короткое время информацию можно будет вывозить железнодорожными грузовыми вагонами океанского класса.

Он не ошибся. Машина, в которой находились генерал Потапов и трое его заместителей с двумя охранниками направилась прямо в Институт Спецпроблем Союза Рейнджеров России, где в полностью изолированной камере уже находился пятый напавший на Знаменскую субъект, избежавший испепеления — её непосредственный убийца.

— Как он? — генерал вошел в центр контроля, на экранах которого виднелась маленькая камера во всех мыслимых проекциях. Линии связи были многократно дублированы и защищены от прямой передачи импульсов.

— Молчит, господин генерал. — поднявшийся из за пульта сержант козырнул, приложив кончики пальцев к берету небесно-голубого цвета. Двое старшин вскочили со своих мест и вытянулись. — Мы знаем о передаче инфы вам, господин генерал.

— Аппаратура боевого допроса готова? — без предисловий генерал сел рядом с сержантом. — Тогда начнём.

— Господин генерал, мы уже его допросили по трём уровням. Осталось пять.

— Вот и продолжим. Виктории они не дали времени на передышку. Они измотали её вконец, а ведь ей не двадцать лет и нагрузки у неё — не как у танцовщицы в варьете. — генерал в быстром темпе уже щёлкал сенсорами, выводя аппаратуру в рабочий режим и сержант был вынужден помогать ему.

— Аппаратура в режиме. Уровень? — задал стандартный вопрос один из повернувшихся к пульту старшин.

— Полная сфера-кокон. — бросил генерал, перебрасывая регулятор мощности в крайнее положение. — Я просмотрел инфу в машине. Они над ней издевались. Вечное стремление недоделанных доказать свое превосходство вернулось в Россию в их образе и в образе им подобных. Они пытались вскрыть её психику "консервным ножом". Пришло время реверса. — он надавил сенсор и на экране было видно, как стены камеры вспыхнули мертвенным белым светом.

— Генерал, вы же сожжёте его синапсы! — воскликнул сержант, увидев стремительно растущий график на контрольном мониторе. — Он так долго не выдержит.

— Пакет. — вместо ответа бросил генерал. — приготовьтесь записывать ответы, сержант. — он надавил сенсор и автоматика включила "буры", проламывающие защитные механизмы. Сидевший в кресле человек напрягся, пытаясь сопротивляться, но хлёсткий энергоимпульс заставил его расслабиться. Вспучился график ответной реакции и сдвинулись в окне монитора индикаторы записи "снимателей информации".

Процедура глубинного сканирования началась. Генерал умело вводил все новые и новые пакеты, удерживая психику пленника на опасной грани у самого предела ликвидации и заставляя отвечать на новые и новые вопросы. Поняв, что вцепившегося в убийцу главного друга президента остановить не удастся, все трое — оба старшины и сержант стали активно помогать высшему офицеру получать все новые и новые признания. Наконец мигнул сигнал отключения "свёрл" и человек на экране опал на кресло. Свет в камере не притушился, только стены приобрели стандартный серый свет. Индикаторы напряжённости поля "опали".

— Он почти готов, генерал. — констатировал сержант. — Но что он нам дал? Вы ведь применили шифровку. — он посмотрел в лицо генерала, выпрямившегося за пультом и отшатнулся. — чёрные зрачки глаз высшего офицера пульсировали "огнем Тьмы". — Вы дублировали прямо на себя через нулевой уровень защиты...

— Викта должна быть отомщена. — проговорил генерал, возвращая глазам стандартный цвет и форму. — И она будет отомщена. Я его урою. А также урою всех его господ. — в его голосе не было патетики, это не были восклицания. Он говорил спокойно и даже несколько отрешённо.

— Из приёмной вице-президента, генерал. — подал гарнитуру один из старшин.

— Спасибо. — наушник уцепился за ушную раковину. — Слушаю. — генерал уловил дыхание вице-президента.

— Сергей Валентинович. Я знаю, что вы вытрясли его как грушу и просеяли через самое мелкое сито. Осудить вас за это у меня язык не повернётся, но всё же...

— Я ещё не закончил, господин вице-президент России. — ответил генерал, выпрямляясь в кресле. — Это — только первая ступень. Я и моя служба дойдём до конца. Мы вычислили центр, настоящее осиное гнездо.

— Вас не остановить...— вице-президент и не думал удерживать генерала — это было его право — наказать убийц жены. — Но дайте и нам помочь вам.

— Ваша помощь, господин вице-президент, будет крайне ценной, если вы дадите мне право применить все возможности моих коллег. Обещаю, что спустя месяц вы сможете провести в России едва ли не самый громкий судебный процесс за последние два года. Первый из многих. Вы же знаете о входе в Преддверие...

— Знаю, Сергей Валентинович. Но он должен дожить до суда.

— Доживёт. Это я могу гарантировать, но только в том случае, если он выдержит все допросы. А я только начал. И я намерен дожать его до конца. Он много знает, но очень много не сказал. Скажет. — генерал не стал двигаться или хлопать ладонью по пульту, но сержант понял, как хотелось генералу разрядить напряжение посредством этого жеста.

— Хорошо. — подумав, сказал вице-президент. — Я даю вам право допроса.

— И право допроса его всех без малейшего исключения работодателей, господин вице-президент. Ими займутся мои сотрудники. Я уже перегрузил им информацию по наведению. Остальное они сделают сами.

— Хорошо. Действуйте. И да поможет вам Сила. — вице-президент отключился.

Генерал встал.

— Благодарю вас, господа. — он прикоснулся пальцами к урезу пилотки. — скоро к вам привезут ещё "кадров", надо будет с ними поработать. Но и этого кадра я ещё навещу. Так что не упустите его.

— Хорошо, генерал. Не упустим. — сержант проводил генерала до дверей и вернулся к пульту. — Как он его не убил, не понимаю. — он посмотрел на притушенные экраны, которые передавали чёткие контуры обессиленного пленника, не подававшего никаких признаков высокой и стандартной активности. — ещё несколько таких допросов и он выскажет даже то, о чем вполне возможно навсегда забыл за ненадобностью. Стандартный вариант, но приятно то, что он у нас и в отключке.

— Приятно, сержант. — согласились оба старшины. — давайте посмотрим "розу состояния".

— Посмотрим, господа. — сержант включил экраны пульта и они высветили круговые диаграммы многослойной проекции. — Я немного струхнул, когда генерал был в состоянии "Глаза Бездны". Но он молоток, выдержал.

— Потапов и не такое способен выдержать. Допросить его вот таким образом — безнадёжное занятие. — сказал один из старшин.

— Он её любит так, как способны любить очень немногие люди. — сказал другой. — Я бы хотел, чтобы кто-нибудь так меня любил. И я уверен, что так, как она его любила — так может любить далеко не каждая женщина.

— Мы все этого хотим, но не всегда это получаем. — подытожил сержант, включая дополнительные экраны. — Всё. Давайте работать.

Допустимая информация была уже передана средствами массовой информации и дошла до самых дальних хуторов необъятной страны. Россияне знали, что вины службы конвоя и охраны в том, что Знаменская погибла нет и не могло быть: они слишком хорошо помнили слова Президента, что каждый человек ценен тем, что сможет противопоставить оппоненту действуя в полном одиночестве.

После удара Вируса. Продолжение

Борьба с вирусом после гибели Знаменской действительно затянулась на восемьдесят лет и Евразия заплатила за это полумиллиардом жизней и почти миллиардом искалеченных людей. Всё это время Россия управлялась Советом президентов, в котором не было ни одной женщины. Так было в новейшей России всегда в самые тяжёлые периоды: вперёд выступили мужчины, закрывая собой женщин и давая им право и возможность заниматься в первую очередь домом и детьми.

Особняк Знаменской в эти годы пустовал. Там никто не хотел жить и даже останавливаться — небольшой домик не был нужен для размещения прибывавших в просторный Президент-центр командированных и гостей, а сотрудники и руководители служб Президент-центра считали необходимым сохранить этот небольшой дом для будущей хозяйки. В том, что придёт время, когда Россией снова будет править женщина, никто из россиян не сомневался даже в самые тяжелые моменты этого восьмидесятилетия. Слова генерала Потапова о том, что женщин нельзя допускать к управлению Россией на протяжении века, оказались провидческими.

Полный отчёт об этих годах занимал десятки тысяч страниц текста и многие миллионы кадров изображений. Удар террористической активности побудил россиян подумать о своей безопасности и мощи ещё более фундаментально, чем это было принято в мирное время. Наука и техника объединились и, благодаря сплочённости общества, позволили создать новейшую многоуровневую систему защиты и безопасности России, состоявшую из целого ряда частей и звеньев. Россия помогла некоторыми, опробованными в боевых условиях разработками и странам Евразии. С тех пор в странах Евразии существовали "Стены" — могучие совершенные форты, снабжённые системами полной многовековой автономности, которые были способны отразить нападение из-под земли, с земли, с воздуха и даже из космоса. Первые форты были почти одновременно построены и на границах и в глубинах России. Они непрерывно совершенствовались и достраивались.

Эти форты, а также их первые очереди в ряде стран Евразии позволили в эпоху Вируса сохранить в изолированных помещениях военных и гражданских специалистов и экспертов, поклявшихся под надёжной защитой Рейнджеров и Воинов в кратчайшие сроки создать мощную вакцину против главного бесчеловечного изобретения террористов — ежесекундно мутирующего вируса, варварски уничтожавшего людей. Подразделения Службы биологической безопасности России и Евразии смогли действенно противостоять менее серьёзным подаркам террористов, но также были вынуждены работать в аврально-круглосуточном режиме с предельной нагрузкой.

Западная Стена России, в которой шла работа над российским вариантом антивируса, подверглась массированному многоуровневому нападению элитных террористических группировок, но её защитники в тяжелейших условиях многомесячной осады сумели довести работу до конца. Учтя все постоянно проявлявшиеся малейшие нюансы и особенности, эксперты России смогли создать вариант антивируса, способный защитить людей на большей части Евразии.

Первый поезд с двумя десятками небольших железнодорожных цистерн с вакциной охраняли так, как не охраняли ранее в истории человечества ни одно учреждение, ни одно строение, ни одну структуру и ни одного человека на планете. От трубопроводного, автомобильного или воздушного транспорта пришлось по ряду причин отказаться. По пути в Берлин поезд подвергся массированному нападению проявивших невиданную ранее активность террористов и молодому Евразийскому Сообществу пришлось за несколько минут вернуть в режим наивысшей активности выведенные ранее в "пассивный резерв" элитные боевые подразделения Рейнджеров Планеты.

Пять тысяч погибших и шесть с половиной тысяч раненых и искалеченных людей — как воинов, так и медиков с экспертами — такова была плата землян только за то, чтобы новейшая и признанная едва ли не самой эффективной российская вакцина достигла Центра вирусологии в Берлине и была быстро распределена по странам Евразии. На своей территории россияне смогли защитить многочисленные поезда с вакциной намного надёжнее и там они не подверглись ни одному результативному нападению.

Кроме вирусных атак террористами были предприняты акты саботажа и дезорганизации, но специальные силы Евразии и России смогли достаточно успешно им противостоять в течение всех восьмидесяти лет. Едва только в результате волновой операции специальных служб были разгромлены все основные центры террористов, в дело вступили евразийские и российские следственные и судебные структуры.

Началась подготовка к Асенскому процессу, который было решено провести в том самом маленьком западноевропейском городке, где впервые был принят план чрезвычайно скоординированных и вредоносных действий против землян. С момента окончания этого судебного процесса люди смогли считать период опаснейшего противостояния завершённым и обратиться к другим, мирным неотложным проблемам и вопросам.

Наступил период Совершенствования Защиты Цивилизации: его необходимость предсказывалась Навигаторами задолго до реализации угрозы Вируса.

Тогда Россия, не стремившаяся к открытому доминированию, но не позволявшая издеваться над собой, сделала серьёзнейшую заявку на то, чтобы стать Регионом первого уровня, одного из наивысших. Совет Евразии через два года единогласно принял решение о присвоении России этого почётного и тяжёлого звания.

Служба Безопасности России за пятнадцать лет этого периода выросла в структуру, способную решать многие считавшиеся ранее даже теоретически невыполнимыми задачи в любой точке планеты. Совет Евразии предоставил России право одной из первых свести свои резервные боевые подразделения Рейнджеров Планеты в Академию планетной безопасности России. Это не была трансформация Рейнджеров, это было признание важности Резерва для продвижения России по пути скоростного развития.

Аналогичные Академии были впоследствии образованы в большинстве стран Восточной и Западной Европы, Америки, Африки, Австралии, Океании. Настал день и в Бонне был подписан протокол об образовании Академии планетной безопасности Земли.

Одновременно в силу напряжённой ежедневной восемнадцати — двадцатичасовой работы в Евразии стали исчезать прежде достаточно многочисленные безработные: формирующиеся всё новые и новые структуры властно требовали себе профессиональных исполнителей и специалистов. Наступил день и в России был подписан Общероссийский Протокол об образовании Службы Общественного Резерва. Именно там теперь находились люди любого уровня подготовки, временно оказавшиеся свободными. Теперь они могли немедленно приступить к выполнению необходимой работы в любой точке страны и планеты.

Могучая транспортная структура объединила почти любое место, где жили люди, со множеством других населённых мест. Каждая страна, восстановившись после Эпохи противостояния Вирусу, получила общепризнанное землянами право на пятнадцать больших главных космопортов и на несколько десятков малых космических портов. Космофлоты каждой страны получили право быть трёхуровневыми: первый уровень, представленный "системниками" обслуживал Солнечную Систему, второй — представленный собственно "космонавтами", обеспечивал власть и могущество человечества в пределах его Галактики, а третий, представленный астронавтами, стал передовым отрядом человечества, способным выдвигаться далеко за пределы Галактики. Теперь началось освоение планет Солнечной системы в более планомерном режиме. Наступил день и в Риме был подписан протокол об образовании Астрофлота Евразии, объединившего региональные подразделения Астрофлотов всех стран евроконтинента. Объединение означало конфедеративные начала, а не механическое лишение национальных структур большей части самостоятельности. Конфедеративность позволяла сохранить необходимую гибкость и избежать закостенелости.

В результате проведённой работы и влияния пережитого человечество преобразилось. Имена людей, которые внесли сколько-нибудь заметный вклад в коренное реформирование человечества, были вписаны на Стеллы Памяти, поставленные по всему миру. На территории регионов планеты были созданы обширные Мемориалы Памяти, где имена таких людей выбивались на не поддающихся влиянию природы и времени плитах земзита. И все земляне знали, что это — не последние мемориалы и впереди — не почивание на лаврах, а тяжёлая работа и неминуемые тяжёлые потери. Земзит стал первым материалом, созданным землянами и оказавшимся способным не изменяться на протяжении тысячелетий. Тем самым человечество сделало очередной крупный шаг к обретению своего полного бессмертия.

В прошлое в очередной раз закономерно уходила необходимость коллегиального управления и страны Евразии всё чаще стали подумывать о том, чтобы вернуться к президентской, королевской и княжеской формам правления, подкреплённым, конечно же, могучими коллегиальными структурами не исполнителей, а творцов. Стоявшие теперь не на первой, а на второй ступени общественной пирамиды власти и управления "коллегиалы" не были простыми мальчиками и девочками "на побегушках" — они делали то, на что не хватало времени и сил у единственного центрального и главного человека, оставляя ему право не превышать без необходимости свои человеческие возможности. А уж о том, что любой человек имеет в самом себе задатки, которые мало кто мог бы назвать стандартными человеческими знали теперь даже четырёхлетние дети.

Изучение и использование этих задатков, способностей, возможностей, знаний, умений и навыков ставилось на подлинно промышленную основу, чтобы избежать повторения многих прискорбных фактов, происшедших именно в силу того, что носители таких способностей, возможностей и задатков не смогли справиться с ними надлежащим образом. Человечество уверенно двигалось в своём развитии к перевесу в верхнем секторе чисто человеческого бытия и с интересом пыталось заглянуть туда, куда раньше могли заглянуть очень немногие — в зону полевой сущности человека. Земляне вступали в тот период своего развития, когда человеческое дополнялось нечеловеческим в ранее невиданных масштабах. Это обстоятельство заставляло все охранительные системы человечества работать круглосуточно и с предельной нагрузкой, используя все мощности разведки и прогнозирования. Земляне прочно забыли о том, что можно безответственно почивать на лаврах и заниматься ничегонеделанием.

Возвращение традиции. Знаменская — президент России

Наступил день и Россия снова выбрала своего президента. Им стала прапрапрапра и ещё энное количество раз правнучка Виктории Знаменской, тоже Виктория Знаменская. Всё время борьбы с Вирусом в династии Знаменских не было ни малейшего сомнения в том, что со временем им предстоит снова вернуться на высший пост в России. Сыновья и дочери погибшей на своём посту президента Знаменской напряжённо учились и работали, принимали активное участие в решении проблемы Вируса, заложили фундамент очередного уровня своей династии, вырастив двадцать пять сыновей и дочерей. Те шагнули, как всегда было в России, ещё дальше, смогли поднять марку династии ещё выше и их дети приняли эстафету постоянной предельной готовности как само собой разумеющееся, но чрезвычайно обязывающее и важное, а потому тяжёлое, но необходимое.

Позади у членов династии Знаменской оставались дни и годы работы в коллегиальных институтах власти и управления, способных в считанные секунды заменить выбывавшие в боевых условиях звенья системы управления, позади оставались победы в промышленности, экономике, науке, культуре. Позади оставались скромные — Знаменские всегда неизменно настаивали на скромности ритуалов и общественных процедур — награждения и чествования. Но всегда членов династии сопровождало общественное понимание того, что им, внешне незаметным людям, приходится намного тяжелее, поскольку они принадлежали к Резерву Высшей Власти в России. Закон Триады со всей жёсткостью и определённостью неизменно указывал, что только путём тяжёлой работы люди могут засвидетельствовать свою готовность и способность занимать высшие посты в управленческой структуре общества.

Многие россияне принимали это как необходимое, многие — как само собой разумеющееся, многие — как возможный вариант, а многие откровенно и, что немаловажно, совершенно свободно высказывали неверие в то, что именно Знаменские в очередной период единоличного управления страной и обществом встанут у руля России. Учёт всех суждений и мнений стал для россиян не просто привычкой и традицией, но и потребностью, поэтому разнообразие защищалось и охранялось особенно качественно. Население России несмотря на тяжёлую борьбу и длительный восстановительный период, залечивавший раны эпохи ВОЦ, приблизилось к отметке три с половиной миллиарда.

Наступило время общероссийских многоступенчатых президентских выборов. Кроме пятерых Знаменских — двух женщин и трёх мужчин в процедуре приняли участие сто пятьдесят представителей из всех регионов России. В первом туре их число сократилось до двух десятков, во втором — до десятка, а в третьем произошло то, что с нетерпением ждали одни и считали невозможным другие. Единение россиян в стремлении избрать в очередной раз своим высшим общественным руководителем женщину было столь велико, что удивило даже большинство планетных и отечественных экспертов: восемьдесят процентов из трёх миллиардов россиян проголосовали за Викторию Знаменскую, оставив далеко позади по количеству набранных голосов пять других претенденток и четырёх претендентов.

Ровно в десять часов утра пятнадцатого июля Виктория Знаменская в строгом чёрном платье вышла к центру Красной Площади Москвы и без микрофона, на память, звучным и сильным голосом прочла недлинный текст присяги. Не было никакой передачи верховных символов власти, не было каких-либо религиозных церемоний. Всё это будет потом, в рабочем порядке. Главной в церемониале вступления очередного Президента страны в должность стала Присяга. С этого момента Россия снова управлялась женщиной. Никто тогда не знал, что Виктория Знаменская пробудет на своем посту больше чем девяносто лет, заняв его в тридцатилетнем возрасте.

Как часто это было в России, деятельность Знаменской на посту Президента началась с активнейшего участия в скорейшей ликвидации нешуточной волны возмущения. Уже давно россияне воспринимали наличие любой оппозиции как данность, с которой приходится считаться в силу понимания многообразия человеческой сущности. Оппозицию ценили за то, что она безжалостно указывала на ошибки, недоработки и просчёты, чётко и громко называла реальных виновников и предельно полно и точно доказывала каждое выдвинутое ею обвинение. Её воспринимали и принимали всерьёз только при таком раскладе. При любом другом — старались всемерно поставить в рамки: времена бездоказательных и безнаказанных обвинений, влекущих за собой холостые срабатывания систем безопасности человеческого общества давно канули в Лету.

Пользуясь принципом невмешательства в работу коллегиальных органов, Знаменская не стала рубить с плеча и занялась тем, чем всегда хотела заниматься: глубочайшим уяснением и изучением ситуации в стране и в мире, намёткой путей решения многочисленных проблем и вопросов. Это было нужно и важно именно ей лично, поскольку, несмотря на мощь коллегиальных органов контроля, прогноза и управления, ответственность за Россию и её народ лежала теперь в первую очередь на ней самой и эту ответственность невозможно было переложить ни на кого, даже на троих теперь уже верховных вице-президентов, среди которых были две женщины.

Знаменская, победив на выборах, согласно Закону, после оглашения результатов выбрала их сама, они прошли все необходимые тесты и экзамены и возглавили важнейшие направления работы, которые не могла полностью охватить Президент. С момента принятия Присяги прошло ещё мало времени, но это не давало права на расслабление и оправдания. Следуя примеру своей предшественницы, которую она внутренне без малейших колебаний называла великой, Виктория Знаменская реализовала стремление к президентскому посту в конкретную работу, начатую ею лично более чем за пять лет до избрания на этот высокий пост.

Уже довольно долгое время россияне не стеснялись открыто признаваться друг другу в том, что хотят быть президентами регионов или даже всей России. Они не стеснялись признаваться в этом по очень простой причине: каждому из таких претендентов можно было влиться в ряды оппозиции и даже в порядке ротации возглавить любой из имеющихся двадцати пяти региональных теневых кабинетов, заняв там в том числе и вожделенную президентскую должность и вкусив истинно президентской работы "по первое число". В этой работе в России уже давно не было роскоши и неоправданного достатка, там было другое: головная боль, усталость, истощение, слабость, слёзы, жгучее и парализующее волю и силы желание все бросить и отказаться. Там были постоянные изматывающие многодневные многопунктные командировки с работой по восемнадцать-двадцать часов в сутки с жалкими тремя-четырьмя часами на чуткий сон. И всё это было обязательно сопряжено с постоянной работой в избранной ранее области деятельности. Здесь не было никакой возможности стать "освобождённым" президентом, не было никакой возможности уйти в любой отпуск и при этом сослаться на необходимость сконцентрироваться на некоей общественно-полезной деятельности. Те, кто проходил такое "теневое" президентство, могли точно и обоснованно претендовать на реализацию своей мечты о настоящем президентском посте в России.

Знаменская, следуя династической традиции, внесла свою ощутимую лепту в работу в оппозиции, но сразу сориентировалась на президентскую должность уровня всей России, поскольку была врачом и прекрасно изучила по примеру своей предшественницы все области медицинской науки, добавив к знаниям, умениям и навыкам, необходимым в медицине, знания умения и навыки в обществоведении и в истории.

Как это уже много раз было в истории землян, в момент изменения схемы власти с коллегиальной на единоличную в России проявились "недовольные", превысившие в своей активности уровень конструктивной оппозиции. Знаменская об этом знала прекрасно и давно предвидела такой поворот событий, "прогнав" на суперкомпьютерах и детально продумав десятки вариантов управления подобной ситуацией. Её соратники и сторонники также были к этому готовы — среди них было немало людей, избранных почти одновременно с ней президентами регионов и областей, а также руководителями отдельных направлений внутри регионов и областей. Потому ситуация не была в их представлении чем-то неуправляемым — они знали и умели возвращать такие ситуации в рамки нормы не в статике, а в динамике.

Зная верность принципа "один ум — хорошо, а много единых — ещё лучше", Знаменская предоставила заниматься отдельными аспектами начального этапа "волны" своим сподвижникам, и приступила к выполнению протокольных обязанностей. Первым пунктом её плана стал мемориал первой Знаменской, воздвигнутый после окончания войны с ВОЦ.

Вторая Знаменская. Память

На следующий после принесения присяги на верность России день, ровно в шесть часов утра президентский, чёрный как безлунная ночь лимузин с четвёркой мотоциклистов остановился у въезда на территорию мемориала. Хотя машины такого уровня могли подъехать вплотную к центральному монументу, Знаменская не стала разрешать это. Праправнук того самого капитана-водителя, который возил ещё первую Знаменскую, поймал запрещающий жест президента и заблокировал машину. Двое офицеров личной охраны, сидевшие напротив дивана, на котором разместилась Знаменская, подобрались, зная, что следующим действием президента будет шаг наружу. Подошли шестеро офицеров внешней охраны, прибывшие на своих вездеходах на место чуть раньше. Знаменская легко и быстро покинула изолированный салон и выпрямилась под желтовато-оранжевыми мягкими и несмелыми лучами рассветного солнца.

— Всё чисто, госпожа президент. — доложил, козырнув, старший группы, майор специальных служб.

— Рапорт приняла,— ответила Знаменская, кивая. — Люди в пределах мемориала есть?

— Есть. Они ждали вас. Здесь всё чисто и безопасно. — ответил капитан специальных служб, заместитель майора. — Вот цветы. — он подал скромный букет полевых цветов. — Мы знаем, она любила именно такие.

— Благодарю. — Знаменская кивнула и направилась по аллее к простой могильной плите. Её, совсем недавно ставшую Верховным Лидером страны, действительно ждали больше сотни людей разного возраста, профессий и званий. Поприветствовав их учтивым, но кратким кивком головы, Знаменская подошла к плите и замерла, положив букет и склонив голову. Вокруг, насколько хватал взгляд, были простые деревья, тесно обступившие небольшое пространство, в центре которого размещалась плита — место последнего упокоения первой женщины-Президента России Новейшего времени. Звенящую тишину этого места нарушал только ветер, шумевший в листве и ветвях деревьев и кустарников, да пение птиц. Никаких, даже самых малых свидетельств, привычных для предшественников — знатоков пышности и вычурности мест упокоения верховных лидеров наций и народов, здесь не было. Таково было желание самой Первой Знаменской, ясно выраженное в её оригинальном рукописном завещании. Несмотря на засилье печатающей и пишущей техники, очень многие документы россияне по-прежнему оформляли вручную, находя в этом особую прелесть и ощущая тесную реальную связь с далёким прошлым.

Несколько минут напряжённого молчания. За это время новая Президент восстановила в памяти все детали жизни и деятельности своей предшественницы и сверила свои планы с её задумками. Когда она подняла голову, в её памяти уже хранился план деятельности на ближайшие восемь лет, ставший частью большого главного плана и нёсший в себе те пункты, которые составляли наследство первой Знаменской, пункты, которые теперь предстояло воплотить в жизнь в новых условиях и на новой базе.

Президент очнулась от размышлений, вторично кивнула обступившим плиту россиянам и, повернувшись, медленно направилась к выходу из аллеи мемориала, окинув напоследок быстрым взглядом ареноподобное пространство вокруг плиты. Её нежелание говорить о чём-либо здесь, у могилы предшественницы, все присутствовавшие поняли правильно. Это действительно было не место для разговоров и тем более — не место для пресс-конференций. Сопровождавшие её офицеры охраны придвинулись ближе.

— Куда теперь, госпожа президент? — капитан спецслужб, выглянув в окно, включил двигатели тяжёлого президентского лимузина и разблокировал колёса, внимательным взглядом окинув подошедшую к машине Президента.

— Мемориал жертвам ВОЦ. Затем — мемориал памяти Рейнджеров России. — тихо ответила Знаменская, открывая тяжёлую дверцу, устраиваясь на заднем сиденье между элитными офицерами охраны и набрасывая себе на колени плед, перешедший к ней по завещанию Знаменской-первой от скончавшегося пять лет назад маршала спецслужб Сергея Валентиновича Потапова.

Она хорошо понимала, как тяжело было расставаться вдовцу с такой реликвией, ещё хранившей тепло тела первого президента и жены, но понимала, что её присутствие в доме нового президента означает нечто большее, чем просто присутствие какой-либо вещи. Плед приятно согревал ноги.

Знаменская вспомнила, как она сама удивилась, получив приглашение в Приёмную командующего Сухопутными войсками России. Молодцеватый полковник — адъютант командующего приехал за ней на "представительской" машине в назначенное ею самой время и сразу извинился, сказав, что ехать придётся не в офис, как было условлено ранее, а на личную главную квартиру командующего. Там она увидела легендарного генерала армии, возраст которого давно перевалил за сотню лет, умудрившегося прекрасно сохраниться и посвятившего ей два часа своего времени.

Тогда он показал ей и подлинное рукописное завещание Знаменской и указал на строчку, в которой она просила передать плед следующей женщине-президенту России. Знаменская, только несколько месяцев назад ставшая президентом теневого кабинета оппозиции по центральному округу России, даже не попыталась возражать, хотя знала, что подобный подарок — слишком обязывающий и если она его действительно получит, то в ближайшие пять лет просто обязана будет втиснуть двадцатилетнюю нагрузку. Всё это она продумала за несколько секунд и сама внутренне собралась, понимая, что возможности расслабляться больше чем на несколько минут она уже не имеет. Подняв тогда взгляд от документа она увидела в глазах сидевшего рядом с ней боевого генерала специальных сил России слёзы. Он подождал, пока она отложит потеплевший от её рук пластик и обнял её, после чего с усилием медленно поднялся, тяжело ступая по звукопоглощающему покрытию, прошёл в другую комнату огромной квартиры и, вернувшись, подал запечатанный в изолирующий контейнер плед. "Им я прикрыл Виту..." — тихо сказал Потапов, передавая контейнер Знаменской. Руки его заметно дрожали.

Виктория Станиславовна плохо помнила, как полковник-адьютант на той же представительской машине быстро и бережно отвёз её обратно в Нижний, как она, войдя в свою квартиру, прикрыла входную дверь, открыла контейнер и приложила лицо к пледу, как почувствовала что плед отозвался на её прикосновение не только своим обычным теплом, но и теплом той, которой он долгое время принадлежал.

Вскоре генерал армии Потапов скончался. Стоя в числе других у его гроба-капсулы, Знаменская подумала, что всё равно его друзья и родственники выполнили бы волю первой Знаменской и передали бы ей этот плед, но теперь, хранивший тепло и Знаменской и Потапова, знавший их обоих, плед был вдвойне ценен и дорог. Вернувшись после похорон в Нижний, Знаменская в своём рукописном завещании сделала добавление, что в случае её гибели плед будет передан только следующей женщине-президенту России.

— Принято. — водитель включил двигатели в рабочий режим.

Машина двинулась, её окружили мотоциклисты охраны. Через полчаса, ровно в семь часов президент встала на небольшой коврик возле уходившего в небо цветочного бутона, охраняемого четырьмя парами филигранно выписанных в камне человеческих ладоней. Окинув взглядом мемориал, президент положила чуть более пышный букет рядом с другими букетами всегда живых цветов и замерла, склонив голову.

Очнувшись, она кивнула нескольким пожилым парам, стоявшим чуть поотдаль, наклонилась и обняла подбежавшую к ней правнучку одного из погибших и легонько потрепала по волосам подоспевшего следом правнука генерала спецслужб, главного автора уникальных "Стен" России — тех самых фортов, ставших легендарными сразу после первой попытки осады. Мальчишка постарался ненадолго полностью завладеть вниманием Президента и это ему удалось. Пошептавшись с ним, Знаменская выпрямилась и обменялась крепким искренним рукопожатием с его отцом — полковником Специальных сил России.

— Рад видеть вас, госпожа Президент. — мужчина учтиво поклонился. Виктория отметила идеальную подогнанность его костюма по фигуре, серо-стальной отблеск в глазах, а также вполне понятную но тщательно скрываемую боль от тяжёлой раны, полученной в недавней боевой операции.

— Мы взяли их, президент. — ответил спецназовец, поймав и расшифровав взгляд Знаменской. — Ни один не ушёл от ответственности. Но и мы... потеряли троих.

— Награждение их будет. Я внесла их в списки на присвоение званий Героев специальных сил России, господин полковник. — Знаменская не удивилась внимательности офицера. — Со всеми причитающимися льготами их семьям. Все сотрудники, принимавшие участие в операции, также будут отмечены. Совет России уже принял соответствующее решение и я обязательно подпишу его.

— Благодарю вас, госпожа президент. Идём, Денис. — он взял за руку сына и они направились к выходу из мемориала.

Общение президента страны с офицером спецназа не носило теперь сколько-нибудь унизительного для воина характера напоминания о неоценённых заслугах. Первая Знаменская с первых дней работы на "Скорой" и в Медицине Катастроф, а затем — на посту президента страны жестоко, эффективно и беспощадно преследовала любого, кто проявлял чёрствость и бездушие по отношению к людям, пожертвовавшим самым дорогим — жизнью и здоровьем — ради счастья и безопасности других людей. Тогда в очередной раз наиболее рельефно проявилась её способность становиться машинно-бездушной и компьютерно-безжалостной ко всему, что угрожало избранному пути России.

Эта "прививка" оказалась абсолютно необходимой и её влияние распространялось теперь на любого россиянина: человек, допустивший негатив по отношению к герою любого уровня автоматически проявлялся чёрным пятном на ослепительно белом фоне всеобщего признания, уважения и любви к совершившему пусть небольшой, малозначительный, но подвиг. Это "пятно" удалялось и уничтожалось жестоко и моментально.

Знаменская поискала глазами девочку и не удивилась, ощутив в её взгляде недетскую тревогу и боль. Девочка провожала взглядом уходившего мальчишку и Знаменская поняла, что она, совсем ещё ребенок, но уже где-то на очень глубоком уровне понимает, что у этого мальчугана нет другого главного желания, кроме как в любой момент встать на место своего отца и продолжить исполнять дело, которому служили почти все мужчины его рода. Президент уловила и всплеск нежности, направленный девочкой к этому мальчишке и не сомневалась ни секунды в том, что он этот всплеск воспринял.

Переговорив с пришедшими к мемориалу немногочисленными россиянами, Знаменская вернулась к машине.

— Мемориал Рейнджеров России. — подтверждая ранее принятое и объявленное решение, сказала она, закрывая тяжелую дверцу.

— Есть. — водитель плавно сдвинул машину с места. Сорок минут пути пролетели незаметно. Президент всю дорогу молчала, полностью закрыв занавеской своё боковое окно и откинувшись на спинку дивана, уложив затылок в мягкий подголовник и полуприкрыв глаза. Офицеры охраны также молчали, понимая, что сейчас не до рабочих обсуждений или каких либо разговоров.

Президент думала о том, как ей теперь предстоит выполнять программу реабилитации российского народа после страшной полосы испытаний. Конечно, определённые шаги были уже сделаны, но это не означало, что новая президент могла почивать на лаврах. Вот и сейчас она прокручивала в памяти строчки информации о потерях и повреждениях в структуре общественной организации страны и отмечала пункты, над которыми следовало поработать.

Параллельно она обдумывала вопрос о начинающемся выступлении недовольных, среди которых были и пострадавшие во время Шабаша Вируса Очищения Цивилизации. Мысленно поделив выступающих на три категории, Знаменская принялась углублять деление на три, добираясь до атомарно-молекулярной ткани, до отдельного человека и до отдельной самой простой причины проявления активного деятельного недовольства.

Такие тяжёлые размышления вызвали бы у многих людей изменения выражения лица, но Знаменская, прошедшая суровую школу медика Службы Медицины Катастроф, не имела обыкновения показывать как-либо вовне свои эмоции если этого не требовали обстоятельства. Вот и сейчас её лицо было абсолютно неподвижно и спокойно.

Вторая Знаменская. Капитан Семёнов

У входа на мемориал Знаменскую ожидал капитан Семёнов — руководитель Оперативного Информационного Отдела Рейнджеров России, контр-командор Службы Информации Союза Рейнджеров. Поприветствовав президента учтивым поклоном, он пропустил её вперёд и сам пошёл слева и чуть сзади, сжимая в руках букет из трёх гвоздик. Знаменская понимала, что этот букет ляжет не на центральный мемориальный камень, а на одну из неприметных могил боковой аллеи. Вдвоём они подошли к центральному монументу и замерли, склонив головы.

Появившийся из боковой аллеи старший лейтенант Сил Рейнджеров России подал капитану букет из четырёх гвоздик и тот положил по две гвоздики в корзинку каждого из двух боковых пилонов.

Несколько минут сосредоточенного молчания. На плитах полыхали фамилии и инициалы, звания и места рождения каждого из погибших рейнджеров. Здесь были похоронены не только москвичи и жители области, но и уроженцы многих других уголков огромной страны.

Ещё первая Знаменская со всей жестокостью задавила и пресекла очередной всплеск местничества, выраженный в том числе и в попытке хоронить на таких мемориалах уроженцев только титульной области, той самой, где находился мемориал. Прививка против местничества действовала до сих пор, но вскоре могла потребоваться ревакцинация. Знаменская отметила это автоматически, как уже известный ей пункт в объёмном плане предстоящей работы.

Положив свой букет, президент несколько минут вглядывалась в строчки фамилий и инициалов на центральном обелиске мемориала. Когда-то очень давно в России состоялась многоуровневая и длительная дискуссия по поводу того, следует ли заменять вычурные мемориалы на мемориалы из простых геометрических форм. Победила вторая точка зрения и все вычурности исчезли из этих мест, переместившись в Музейные районы, управляемые Службой сохранения исторической памяти.

Могучее воображение теперешних россиян не нуждалось в восприятии заданных кем-то когда-то единых форм, часто созданных под настроение. Теперь в строгих геометрических формах каждый видел что-то своё и тем более к поклонникам строгой и суровой скорбной простоты относились те, кто принадлежал к членам Военного и Полувоенного Колец России. На их мемориалах скорбная строгость главенствовала с незапамятных времен, что совершенно не влияло на огромную посещаемость таких мест памяти.

— Как работа по организации новейшей сети Информцентров? — спросила тихо Знаменская, когда они отошли от центральной площади мемориала на порядочное расстояние. Вокруг раскинулся парк. — Нам надо провести устойчивый Рывок. Мы входим в "полосу принятия решения" и должны быть первыми среди стран Евразии, предельно глубоко модернизирующими свою систему глобальной и локальной информации. Давайте потому немного поговорим о проблемах, чтобы выполнить согласование.

— Проблемы есть, но они решаемы, Виктория Станиславовна. — капитан Семёнов не первый год знал президента лично и имел право и возможность именовать её не протокольным "госпожа президент", а по имени-отчеству. — В пределах России рейнджеры готовят всё к Волне, здесь особых проблем нет, тем более — требующих вмешательства сил Центрального Кольца Управления, но ведь мы, не знаю — к счастью или к сожалению — не на хуторе в тайге живем, а среди других стран. И контактировать с ними по данному направлению нам также придётся весьма плотно. А вот здесь проблем хватает и весьма разнообразных. Наши международные отделы просто "зашиваются" и теребят без конца оперативные подразделения, имеющие право на международную деятельность. Много проблем с Югом, чуть меньше — с юго-востоком, но всего больше с Западом. — он имел в виду страны Прибалтийского Кольца. — Туда нам приходится постоянно отвлекать значительные силы и средства. А их у нас не густо. Но всё, что в наших силах, мы сделаем обязательно. Я прошу только помочь с решением международных проблем и вопросов. Здесь наши дипломатические возможности по понятным причинам ограничены и мы не хотели бы без нужды превышать полномочия.

— Хорошо. Полагаю, что вы уже направили в мой Президент-Центр все материалы. — Президент окинула взглядом собеседника. — Знаю, направили. Поэтому я обязательно с ними ознакомлюсь и чем смогу — помогу. Давайте теперь несколько о другом, о наших внутренних вопросах касательно системы Информационных центров. Где планируете строить центральный российский Информцентр, его главный и верховный офис? — они свернули в боковую аллею, туда, куда стремился Семёнов.

— В Становске. У Суздаля. После ""Катастрофы "Алерского-16"" там все проблемы решены и мы не можем упускать эту площадку.

— Согласна. — президент оценила стремление капитана закрепить за этим небольшим городом славу информационной столицы России. Несмотря на то, что именно там произошла крупнейшая за последние два века авария на законсервированной атомной станции, в ликвидации которой приняла участие и первая Знаменская. — На ближайшем Совете Президентов я поддержу ваше предложение. Когда планируете начать?

— Нам надо ещё полмесяца на утряску всех подготовительных хвостов. Спешить здесь мы не можем. Проект уже готов, вы его сразу после Присяги утвердили и мы учли все сделанные вами замечания и пожелания, добавив некоторые также согласованные с вами необходимые изменения. Но без сертификации подготовительного этапа мы не можем начать строительство. — честно сказал Семёнов, зная, что Президент в неаварийных случаях не будет настаивать на штурмовщине.

— Хорошо. Вы имеете свои две недели и один резервный день. — Знаменская осталась серьёзной. Они подошли к неприметной в ряду других могиле и президент отступила на несколько шагов назад. Семёнов остался один. Он подошёл к могиле, наклонился, провёл рукой по полыхавшим буквам, положил букет и склонил голову.

Знаменская ждала, не пытаясь смотреть на своего спутника, зная, что в этот момент он уязвим как никогда. В этой могиле покоилась его подруга — сержант Информационных подразделений Союза Рейнджеров России Наталья Ключевская. Восемь лет назад при вскрытии очередного зала спецхрана, расположенного в одном из высокогорных районов Урала она одна смогла уловить движение воздуха, способное через считанные секунды обрушить на спецгруппу мегатонны породы и заживо похоронить другие взводы рейнджеров, уже углубившиеся в лабиринт пещер.

Сильнейший хлёсткий удар по психике со знаком тотальной опасности и ярко освещённый изнутри столб, возникший на месте, где стояла Ключевская — вот и всё, что увидели рейнджеры в то мгновение, которое предшествовало автоматической эвакуации, в которой сознание человека не принимало никакого участия — всё решали умения, навыки и отточеные до лазерной точности рефлексы.

Единственной из людей, кто тогда остался в том треклятом переходе, была сержант Наталья Ключевская, получившая посмертно звание лейтенанта Союза Рейнджеров России. Её жизнь стала платой за спасение сотни человек, среди которых были и два ценнейших проводника по пещерным комплексам Урала — их рейнджеры вынесли на своих плечах и на руках в числе первых.

Именно Семёнов настоял, чтобы в ходе повторной экспедиции, усиленной тремя сотнями горных стрелков Вооружённых сил России и двумя сотнями специалистов технических подразделений Союза Рейнджеров тело Натальи Ключевской было извлечено и похоронено. Его желание было понято и выполнено со всей точностью и оперативностью.

Дальнейшее Семёнов не пояснял, зная, что человека, совершившего такой поступок, будут хоронить со всеми полагающимися воинскими и гражданскими почестями. Так оно и случилось — ни у кого из рейнджеров не возникло даже мысли о незаслуженности такого величественного церемониала. Уже давно в Союзе Рейнджеров любые почести воздавались только в зависимости от деяний и без всякого учёта чинов и званий. То, что Ключевская получила офицерское звание, не означало, что она не была бы похоронена в соответствии с требованиями церемониала, применяемого по традиции для маршалов и генералов Вооруженных Сил России, если бы осталась сержантом.

Единственное, с чем лейтенанту Семёнову и другим рейнджерам пришлось согласиться — с правом её семьи и родных указать место захоронения. Они выбрали место в ряду могил на боковой неприметной аллее Мемориала. Семёнов, тогда ещё лейтенант, лично участвовал в церемонии и пережил нешуточный стресс. С тех пор он понял, что больше не имеет права на сколько-нибудь длительное праздное времяпрепровождение. Образ восемнадцатилетней Натальи Ключевской, за какие-то несколько месяцев, параллельно с учебой в школе второй ступени заработавшей звание профессионала и ставшей сержантом-рейнджером, стал для него сильнейшим стимулом к постоянному преодолению своих слабостей и недостатков.

Тогда он, двадцатидвухлетний лейтенант и встретился с молодым специалистом по проблемам экстремальной психологии и психиатрии, врачом Центра Специальной медицинской безопасности России Викторией Знаменской, ещё даже не помышлявшей всерьёз о реальной карьере президента всей России, но уже принадлежавшей к составу специалистов Пси-Корпуса России и подумывавшей о карьере в войсках спецназа родной страны. Он тогда проходил двухдневную психологическую реабилитацию после участия в похоронах Натальи Ключевской и, несмотря на строгий карантин, по своему обыкновению собрался лично поучаствовать в очередных учениях рейнджеров в близлежащей части.

Он мастерски выбрался с гостиничного этажа Службы психологической реабилитации, тихо и незаметно миновал посты охраны и уже открывал дверь выходного шлюза жилого корпуса для пациентов, когда на его запястье легла ладонь неведомо как вычислившей его молодой медички.

Едва взглянув ей в глаза, Семёнов понял, что его план побега накрылся полностью и окончательно. Ему вдруг стало так стыдно, что он густо покраснел, чего с ним не случалось со школы первой ступени. Врач тем временем сама закрыла на ключ-коды открытую было Семёновым дверь шлюза и посмотрела на него по-доброму и без осуждения.

Семёнов в этом взгляде прочёл больше: удивление, что такой исполнительный и профессиональный офицер забывает элементарные вещи: без реабилитации и сертификации его просто не допустят на ракетный выстрел к боевым и учебным спецоперациям и поставят крест на дальнейшей специальной подготовке.

— Простите. Больше не повторится. — смущённо и тихо, буквально сгорая от накрывшей его с головой волны стыда, проговорил он.

— Знаю. Идёмте в палату, поговорим. — ответила врач.

Они поднялись на этаж, вошли в одноместную палату, сели на кровать и проговорили часа четыре. Семёнов держал её руку в своих руках и изредка взглядывал ей в глаза, удивляясь, как она мягко и профессионально разрядила ситуацию с неудавшимся побегом. Но они тогда говорили не о неудавшемся побеге, а о чём угодно другом. Зная, что медики "Пси-корпуса" просто по определению являются профессионалами в общении, Семёнов тщетно пытался уловить заданность в процедуре общения и не находил её.

— Напрасно ищете, Захар. Я говорю с вами не по обязанности. — ответила врач на его невысказанный вопрос. — Вы мне интересны не как пациент, а как человек. А пациентов у нас, кстати, сейчас не так много, чтобы я была лишена возможности просто поговорить без всякой заданности.

— Понимаю, Виктория...

— Станиславовна. — поправила врач. — И давайте договоримся: мы оба слишком хорошо знаем, что наше сегодняшнее общение — не дань традиции и не игра случая. Со временем многое в нашей с вами жизни и судьбе может измениться. Но одно не изменится никогда: где бы ни были вы — я найду вас и помогу вам в любом достойном деле.

— Я также. Где бы ни были вы — я смогу найти вас и помочь вам. — паузой в речи обозначив высказанное врачом окончание стандартной фразы, сказал Захар Семёнов, чувствуя, как ледовый панцирь, сковавший после гибели Натальи Ключевской его чувства, тает и истончается с каждой секундой. Но внешне все осталось по прежнему — он просто чуть сильнее сжал в своих руках её ладони и она поняла это движение правильно, со всем подтекстом.

— Надеюсь, вы не будете сбегать раньше сертификации? — улыбнулась врач озорной и раскрепощённой улыбкой. — Теперь-то не будете?

— Никогда, Виктория Станиславовна. — серьезным тоном ответствовал Захар Семёнов и вдруг улыбнулся широко и свободно. — Вы прямо чудо совершили. Я впервые хоть как-то улыбнулся за три дня. А думал — разучился.

— Это хорошо. — врач встала. — Выздоравливайте.

— А вы...

— Нет, на сертификационной комиссии меня не будет. Я занимаюсь дальней и средней наукой, а там, на комиссии — преимущественно оперативники и практики.

— Но вы и сами практик...

— Пока что я по большей части учёный, а потому моя практика носит преимущественно теоретический и мало применимый к оперативной работе характер. — она погладила его мягким взглядом, открыла дверь палаты и вышла.

С тех пор они виделись часто, настолько, насколько позволяла их работа и служба, а также время, не занятое семейными проблемами и необходимым глубоким отдыхом. Он стал свидетелем подписания договора Знаменской, а она, в свою очередь, стала свидетелем подписания договора Семёновым. По большей части их встречи носили рабочий характер, хотя оба прекрасно понимали, что с той самой действительно совершенно не случайной первой встречи они глубоко и нежно любят друг друга. Любят настолько, что никаких слов при их встречах им обоим обычно и не требовалось — они чувствовали и читали друг друга на глубочайших и высочайших уровнях, далеко оставлявших позади уровни интуиции и предвидения и не требовавших никаких слов или жестов.

Ни жена Семенова, ни муж Знаменской не препятствовали их общению — уже давным-давно в России было принято к таким отношениям относиться предельно бережно и ответственно. Если удавалось, они ездили в короткие двухнедельные отпуска куда-нибудь в зелёные пояса, в один из многочисленных центров отдыха и там старались каждую минуту посвящать исключительно обществу друг друга.

Знаменская знала, что династия Семёнова уходит корнями в девятнадцатое столетие Темных веков и очень часто её представители были связаны с вооружёнными силами России, Украины и Белоруссии, а также с информационными подразделениями — от средств массовой информации до архивно-библиотечных центров. Спустя века эти две "ветви" объединились в Союзе Рейнджеров России, где информационная поддержка, при условии её полной вооружённой защищённости, стала одним из мощнейших факторов стопроцентной эффективности деятельности всех подразделений Союза.

Семёнов также знал, что династия Знаменской не менее древняя, чем его собственная и уходит корнями в шестнадцатое столетие. Среди её представителей было немало известных медиков и психологов, но ещё больше было представителей тогда ещё весьма нетрадиционного направления, основанного на использовании нестандартных возможностей человека. Тогда их называли колдунами, ведьмами, волхвами. Многие из них входили в Защитный Духовный каркас России, многие работали в Системах Духовной защиты Украины и Белоруссии, немало было среди них защитников Духовности из Польши и Болгарии.

От них Знаменская унаследовала широчайшую и глубочайшую эрудированность в стандартно-традиционных и нетрадиционных частях Свода медицинских знаний, а также мощнейшие возможности использования собственных традиционных человеческих и нечеловеческих возможностей. Зверски убитая первая Знаменская была также членом династии Знаменской, ещё пра-пра и ещё энное число раз прабабушкой. В таком варианте никто не видел ничего особенного: Россия знала и не такие сочетания, способные отдавать энергию на благо народа на протяжении столетий или разряжаться в ярчайшей вспышке в критические моменты.

Общаясь со множеством людей в экстремальных ситуациях, всегда приходя на помощь по самым малозначительным просьбам или намёкам, Знаменская и Семёнов сплотили вокруг себя тысячи людей, которые никогда не чувствовали себя тупыми исполнителями чужой воли. Это были профессионалы, за которыми стояли десятки тысяч людей и силами их Россия в кратчайшие сроки окончательно восстановилась после труднейшего периода борьбы с Вирусом Очищения Цивилизации, прошла трудный путь к реабилитации Психологической мощи и вернулась к единоличному правлению после десятилетий коллегиального правления.

Хотя Знаменская и заняла пост президента, как её далёкая предшественница, на одной из будущих неофициальных и нерабочих встреч с Семёновым она, глядя на свой собственный новенький портрет в президентском облачении, украшавший кабинет Семёнова, невесело пошутит, что несмотря на то, что её должность и называется президентской, фактически по уровню мощи власти она — королева, а по возможностям — императрица. Ей давно было хорошо известно, что только несокрушимая профессиональная всеобъемлющая пирамида сможет удержать народ России от опаснейших шатаний и экспериментов и ради сохранения мощи и совершенства этой пирамиды она была готова на всё. Эта жертвенная готовность распространялась на всех её знакомых и незнакомых сподвижников, но начисто исключала автоматическое бездумное повиновение.

Пирамида сторонников с каждым днем росла. График и режим деятельности закономерно отсеивал слабых и некомпетентных, давая им возможность вернуться на те уровни, где их потенциал уравновесит недостатки и перестанет быть угрозой общему делу.

Вторая Знаменская. Юстара Блаус

На следующий день, окончив работу с утренними документами, она встретилась с Юстарой Блаус — той самой, которая провела внутри разума и души Знаменской — первой почти всю её сознательную жизнь. Было уже одиннадцать часов дня. Знаменская прочитывала последний шестисотстраничный документ, просматривая параллельно несколько других документов для получения дополнительных сведений.

— Госпожа президент. — в рабочий кабинет Знаменской вошла капитан Татьяна Леонидовна Ланская — советник президента по военным вопросам и лучшая из подруг, носивших офицерскую форму Спецназа России. — К вам мужчина и женщина. Я понимаю, что мои дальнейшие слова могут показаться странными, но у нас нет никакой информации на них. Ни Российской ни общемировой. Мы всё перерыли несколько раз, задействовав сверхкомпьютеры глобального поиска по Сети. Они тем не менее утверждают, что хорошо знают вас. У меня и моих коллег нет оснований отказывать им в аудиенции. Мы пропустили их на территорию, но — только на дальнее кольцо. Вот информация. — капитан положила перед президентом ридер с данными. Знаменская просмотрела изображение и текст. — Прикажете отказать в приеме?

— Где они сейчас? — Знаменская не изменилась в лице и в голосе, но визитёров, безусловно, узнала.

— В дальнем парке Президент-центра. Прикажете переместить их в зону для гостей за пределами дальнего кольца?

— Не надо. — Знаменская ещё раз просмотрела материалы. — Хорошо. Татьяна, не беспокойтесь. Информации о них у вас действительно никакой нет, но я их хорошо знаю. И их хорошо знает ещё один человек. — она взглядом указала на большой портрет первой Знаменской. Ланская постаралась скрыть вполне понятное изумление и это ей почти удалось. — Так что угомоните своих коллег... — Знаменская знала, что после гибели её предшественницы спецназ России сделает что угодно и где угодно для защиты президента Росии даже от мало мальски гипотетической опасности и обойдётся без любого протокола, политеса и церемониала. — и просто контролируйте ситуацию. Сейчас у нас скоро одиннадцать, самое время ланча, так что распорядитесь подать в беседку дальнего парка чай со всеми нашими яствами. Стол там большой, всем блюдам места хватит. Но общаться с ними я буду одна. — она посмотрела на советника непреклонным прямым взглядом. — Это абсолютно безопасно. Вы же просто пишите все происходящее на мой личный сервер. В дальнейшем, если будет необходимость, я скажу больше, но пока для всех они — мои близкие друзья, знать много о которых другим пока не надо. Это не неизвестность, это обычность. Для нашей современности — это слишком мощная прививка, чтобы сейчас допустить её применение. Но для будущего эта прививка необходима и она обязательно будет сделана. — она улыбнулась, встала и подошла к Ланской. — Таня, утихомирьте спецназ и охрану. Меня никто не собирается похищать или убивать, а также пытать или мучать. Надо мной никто не собирается измываться или издеваться. Меня никто не собирается оскорблять или обижать. Тем более... — она взглядом указала на ридер. — они.

— Ну хоть...

— Только "кольцо" и информкокон. — твёрдо сказала президент, на несколько минут исчезая в гардеробной. — И без фокусов и бряцания оружием, Таня. Исполняйте.

— Есть, госпожа президент. — Ланская кивнула и вышла из президентского кабинета.

Внутри у Знаменской всё пело. Наконец-то она увидит ту, которая стала подругой первой Знаменской на долгие двадцать лет. Когда Виктории Олеговне Знаменской исполнилось двадцать восемь, таинственная незнакомка, назвавшаяся тогда Юстарой Блаус, окончательно покинула сущность Знаменской и пообещала, что если не к ней, то к её наследнице она обязательно придёт уже не внутри, а вовне. Теперь этот день настал и в роли наследницы предстояло выступить ей, Виктории Станиславовне Знаменской.

В сопровождении капитана спецназа она прошла по боковой аллее к калитке, отделявшей недоступную посторонним основную часть Президент— Центра от парковой зоны, где могли бывать гости президента.

— Дальше не надо, капитан. Держитесь на удалении пятьдесят — сто метров. Ланская все контролирует и пишет. — сказала Знаменская, останавливаясь у тропинки, ведущей к скрытой за кустами беседке.

— Хорошо, госпожа президент. — капитан отошёл в сторону.

Знаменская кивнула и нырнула в тоннель, образованный сросшимися вершинами кустов. Два десятка метров коридора, проложенного в непролазной чаще кустов остались позади и президент вышла к беседке, стала подниматься по ступеням. Навстречу ей встал седовласый мужчина плотного телосложения в безупречно сидящем сером английском костюме. Следом за ним встала пожилая женщина в строгом деловом платье синего цвета. Мельком взглянув на неё, Знаменская чуть не охнула в голос: все детали, сообщённые в тайном письме первой Знаменской и чётко описывающие незнакомку, совпали полностью. Справившись с волнением, Виктория остановилась, едва вошла в беседку. Мужчина отступил в сторону, давая своей спутнице возможность подойти к президенту.

— Здравствуйте, Виктория Станиславовна. — произнесла женщина, подходя ближе.

— Здравствуйте... — Знаменская сделала незаметную паузу, чтобы гостья сама определила, как следует называть её теперь.

— Зовите меня так же — Юстара Блаус. — просто ответила женщина, взглядывая через плечо на своего спутника. — А это — мой муж, Дункан Беверс.

— Очень приятно. — Виктория кивнула учтиво поклонившемуся мужчине. — Прошу садиться, в ногах правды нет. Через... — Знаменская сделала вторую паузу, чтобы гостья сама определила степень свободы общения в рамках времени.

— Мы приехали, освободив целый день. Так что мы свободны в достаточной мере. — успокоительно заметила Юстара, садясь за стол, стоявший по центру беседки. Дункан остался стоять и Виктория поняла, что он, как джентльмен, не сядет на своё место пока дама стоит. Обойдя стол, она села напротив Юстары, так, чтобы слева осталось место для её мужа. Только теперь Дункан сел.

— Через сорок минут принесут ланч, у нас принято делать второй завтрак перед основным периодом активной работы. Сейчас заканчивается время, выделенное для совещаний и волновых контактов. — пояснила Виктория свой выбор времени для подачи пищи. — А пока я хочу узнать немного полнее о вас.

— Я знаю, что Виктория не оставила вам много информации обо мне. — произнесла Юстара. — Но вы, Виктория, понимаете, что такая информация в общедоступной форме не слишком полезна, если не проведена подготовка.

— Понимаю. И всё же, расскажите мне... — упрямо повторила Знаменская.

— Хорошо. — гостья согласно кивнула и начала свой рассказ.

В нескольких фразах она обрисовала проект "Ковчег", благодаря которому её родная планета и её народы смогли достичь новых Пределов Космоса. Несколькими словами она обрисовала свое участие в проекте "Игла времени" ("Ниидли оф тайм"), рассказала о своем решении узнать о жизни Земли-второй более подробно и подчеркнула, что ни о каком прямом вмешательстве в события она, главный врач и руководитель медицинской службы корабля полной автономности "Ковчег-2" не позволяла ни себе, ни всему экипажу даже помыслить. Виктория Знаменская-вторая согласно кивнула. Гостья кратко рассказала о подготовке к работе главных интроскопов корабля, о том, как она решилась на этот сложнейший медико-социальный эксперимент, телом оставаясь на корабле, а душой и сущностью переселяясь в другое тело, живущее в другом мире по другим законам.

Не скрыла она и то обстоятельство, что готовилась высадиться в другое время, более позднее, чем то, в котором ей пришлось действовать. Нерассчитанная заранее ошибка в детализации проектного решения вынудила её вселиться в шестилетнюю девочку, которая только-только переступала порог подготовительной группы детского сада в одном из городов России. Немного дольше и чуть более детализированнее гостья рассказала о том, как она начала взаимодействие, а затем и дружбу со своей маленькой "хозяйкой", как начала реализацию плана внедрения, как одновременно училась сама и на началах взаимности учила свою "хозяйку" многому из того, что было доступно ей как человеку более старшего мира и как генералу астромедицины.

Дальнейшее она рассказывала очень скупо, поскольку часть этого массива информации уже стала историей и была широкоизвестна. Знаменская слушала, задавала вопросы, старалась уточнить взаимосвязи и детали. Гостья охотно поясняла и указывала на многоуровневые соответствия и взаимные контакты. Дункан Беверс слушал внимательно, хотя по его выражению лица можно было понять, что очень многое ему уже хорошо известно.

— Иными словами вы, Юстара, способствовали раскрытию потенциала моей предшественницы в тех масштабах, о которых она ранее и подозревать-то не могла. — улыбнулась Знаменская. — Или как?

— Скорее всего "или как", Виктория. Боже, как приятно именовать вас так же как и мою "хозяйку", Викторией. Ваша предшественница уже обладала достаточным потенциалом, а поскольку заранее определённого будущего не было, наше дело было его создать. И Виктория Знаменская, а не я справилась с этим "на пять баллов". Став врачом, она сделала больше, чем любой доселе известный медик, а став президентом, она сделала больше, чем любой монарх. Мы, американцы, очень любим подчёркивать важность монархии для России. Думается вы, Виктория, согласитесь, что хотя ваша должность и называется "президент", фактически вы — королева, а ещё более фактически — императрица и царица всея Руси. — в тоне и голосе гостьи не было ничего подобострастного или высокомерного — восьмизвёздочный генерал Астромедслужбы Земли, её американского сектора, просто перечисляла известные и нормативные факты. — Такая, какая должна быть у России практически постоянно, в общем случае — большую часть периода жизни.

— Я — не волшебница, Юстара. Я — только учусь. В том числе и у моей предшественницы. — ответила Знаменская, не ставшая вслух именовать первую Знаменскую "великой". — И сравнивать меня с ней — это невозможное по причине ненормативности занятие. Она — прошла огромный путь, я же его — только начинаю.

— И вы намерены совмещать свою работу с практикой врача? — улыбнулась гостья.

— У меня нет других планов на этот счёт. — тихо ответила Виктория. — Мы должны окончательно стабилизировать Россию после тяжелейшего периода борьбы с Вирусом Очищения Цивилизации, вывести её на нормальный режим, а здесь я должна действовать не только как гражданский чиновник, но и как врач. Если хотите, как земский врач. Но и этому я ещё должна учиться. Так что я пока только посетила наши основные ближайшие и важнейшие мемориалы. На необходимый, важный и достаточный протокол у меня уйдут, полагаю, ещё максимум два дня. Завтра я проведу ещё протокольные мероприятия в Москве, потом — поеду по Центральному Кольцу России. Или по его части. Вернусь уже с полностью сформированным планом работы на ближайший год...

— Поминутным... — проговорила гостья.

— Согласна, поминутным. Разберусь с нарастающей волной недовольства — нам нужно снять эту волну и этим я займусь уже завтра и тем более — в поездке по центральному кольцу. Сколько на это уйдет времени — сказать не берусь, скажу так: я сделаю всё, что смогу, а сколько это займет дней или часов — не важно. Но постараюсь сделать всё максимально быстро. Я ведь не одна — у меня немало сторонников и немало противников, у которых я напряжённо ежедневно учусь. Сегодня вечером я вручаю звёзды героев спецслужб России группе офицеров и сотрудников Спецназа, а завтра утром — звёзды героев труда группе рабочих и крестьян с Дальнего Востока. После этого у меня с одиннадцати часов завтрашнего дня — снова поездка по мемориалам — я должна посетить всё Главное столичное кольцо, чтобы отдать нужную дань уважения — давно об этом мечтала и думала.

— Согласна, это не протокольные мероприятия. — молвила гостья.

— Как чиновник гражданского общества я могу назвать это протокольными мероприятиями, но как обычный человек я этого не сделаю. Для меня важно то, что везде, где я буду, я смогу встретиться с очень многими людьми и они увидят меня не за неприступными фигурами офицеров Спецназа, а рядом. Мне надо чётко и полно чувствовать самой, чем живут люди и ещё больше — знать и понимать их нужды и желания.

— И заниматься медпрактикой... — вставил своё слово Дункан Беверс.

— И заниматься медицинской практикой. В простых и сложных объёмах. Без всякой показухи и рисовки. — просто и тихо ответила Знаменская. — Но мне ещё очень многому следует научиться.

— Госпожа президент, разрешите накрыть стол? — в беседку вошел капитан спецназа — её постоянный сопровождающий.

— Разрешаю, господин капитан. — Знаменская встала. За ней встали гости. — Господа, давайте пройдёмся по радиусной аллее, сделаем несколько кружков по аренной аллее и продолжим наш разговор.

— Через десять минут все будет готово, госпожа президент. — сказал капитан, уступая выход из беседки для гостьи. Следом вышел гость. Знаменская по своему обыкновению шла позади.

— Зорян, мы подойдём через пятнадцать минут. Так что не спешите. — обратилась она к капитану. Тот кивнул и посторонился, давая возможность президенту догнать гостей.

— Ваша медицинская практика — как и раньше медицина катастроф? — спросил Дункан, когда Знаменская поравнялась с ним.

— Да. Иного я и не желала бы для себя. В России сейчас именно это направление наиболее способно смягчить последствия возвратного парадоксального удара после тяжелейшего периода борьбы с ВОЦ. Я буду оперировать и консультировать, буду вести лекции и семинары, а также проверять, контролировать и инспектировать, хотя, если честно, три последние вещи мне нравится делать меньше всего. Я не хочу не доверять людям больше, чем это требует Закон Безопасности.

— А ваша семья? Ведь дети ещё маленькие... — сказала Юстара, беря президента под руку.

— Мой муж Андриан Николаевич Орлов, находясь почти постоянно в Нижегородском военном округе Поволжского центрального командования, взял на себя все заботы о них, какие только возможны . Две дочери и три сына у меня живут сейчас в городке для офицерского состава, вместе с отцом. Там всё прочно — я в этом архиубеждена. Андриан — тот человек, которого они слушаются беспрекословно и понимают с полувзгляда. А я обязательно поеду туда надолго, как только решу прежде всего проблему Волны Возмущения. — сказала Знаменская, на мгновение погрузившись в приятные воспоминания. — Может быть, загляну и раньше. У нас там вся база: вилла, особняк и дачный коттедж.

— А как с Президент-холлом? Вы также планируете сделать его закрытым, как этого хотела ваша предшественница? — спросил Дункан.

— Закрытым только для праздных бесед. Там я планирую заниматься рабочими встречами в несколько более неформальной обстановке. Но трёпа и ничего не значащих разговоров я там допускать не собираюсь. — просто и чётко ответила Знаменская. — Я планирую подобрать себе участок под Москвой и построить там свой собственный дом, где я буду принимать гостей только для отдыха и приятных неделовых бесед. Возможно, он станет родовым гнездом для детей моих детей, для моих внуков и правнуков. Если они того захотят.

— А как с журналистами? — спросила Юстара, улыбнувшись.

— Их в пределы моего будущего собственного дома и участка я допускать по-прежнему не собираюсь. Для них открыты определённые части Президент-Центра и Президент-Холла и этого — достаточно. В России должна продолжаться и всемерно укрепляться традиция уважения к личной жизни каждого человека, за любое вмешательство в которую без согласия хозяев должна следовать быстрая и полная ответственность. — Знаменская не стала улыбаться. — Я много общалась с журналистами и всегда пыталась им внушить эту простую истину, но на своем новом посту я постараюсь сделать это намного более фундаментально.

— А как же информцентры? — гости были осведомлены о планах России по созданию сети новейших хранилищ информации.

— Далеко не каждый информцентр нашей страны и тем более — зарубежный получит доступ к личным данным жителей России. Этим будут ведать всего несколько центральных, региональных и местных информцентров. Капитан Семёнов недавно представил мне целый план, согласно которому должна быть установлена многоуровневая система доступа к личной информации о каждом гражданине. Уже многим россиянам надоело снова и снова в разных источниках читать о том, что кто-то женился, а кто-то с кем-то развёлся, кто-то что-то получил, а что-то кто-то отдал, кто-то на кого-то как-то посмотрел и кто-то кому-то что-то сказал. Я не перечисляю здесь все возможные вариации этого балагана. — спокойно и размеренно произнесла Знаменская. — Появление столь однотипной информации в таких запредельных объемах крайне вредно, оно ведет к обеднению эмоций и на этом материале молодёжь ничему не научится — ни жить, ни думать. А мы ведь уже несколько десятков лет не только говорим, кто и что сделал, но и называем при этом полные координаты и личностные идентификаторы. Это — не светская хроника, а форменное ничем не обоснованное и часто бесполезное и откровенно небезопасное копание в грязном белье и я намерена это прекратить, переключив внимание россиян на многие другие вещи. У нас уже восемнадцать лет, как больше трёх миллиардов человек населения и мы больше не можем засорять ноосферу открытыми однотипными отчётами о том, что кто-то что-то как-то получил, а кто-то что-то как-то потерял.

— Кстати, а как вам удалось обойти парадокс, согласно которому в кризисные моменты рождаемость должна падать? — спросила Юстара.

— Мы — немножечко другие, Юстара. У нас в критические моменты рождаемость подскакивает до заоблачных высот и чем дольше длится кризис — тем сильнее волна сопротивления, оказываемого народом России всевозможному негативу. А поскольку в такие моменты мы объединяемся как никогда прочнее, наши женщины способны в кратчайшие сроки нужным образом воспитать рождённых детей, а наши мужчины — поддержать и защитить и женщин и детей.

— А как с ресурсами? — вставил свое слово Дункан.

— В такие моменты мы не жмёмся и защищаем женщин всеми возможными средствами, ресурсами, методами и способами. Вскоре мы планируем начать подготовку к Общероссийской "Волне поддержки женщин" — это необходимо для стабилизации ситуации. Так что здесь мы будем совершенствовать нашу деятельность.

— А как будут развиваться ваши отношения с зарубежными партнерами?

— Программа остается прежней. Многоуровневая подготовка будет продолжаться, а с вводом в строй новой сети сверхкомпьютеров и суперкомпьютеров и системы Информцентров России мы получим новейшие и самые передовые на планете инструменты прогнозирования и планирования в режиме самого реального времени, что позволит нам переключить людские ресурсы на более продуктивную и интеллектуальную работу. Мы не собираемся давить на наших партнёров по ближнему и дальнему зарубежью, но собираемся ежесекундно доказывать, что давить на нас — безнадёжное и бесполезное занятие. Информцентры помогут нам перекачать всю возможную информацию в вычислительные центры и мы сможем увидеть наше прошлое и настоящее в таком масштабе динамики, какой раньше был просто недостижим. Но одновременно мы не будем бряцать оружием и играть на испуге окружающих. В целом наш путь ясен: баланс и всемерная защита и охрана нашего пути развития. На чужие пути мы не посягаем и посягать не собираемся.

— Кстати, а как вы видите роль новейшей сети Информцентров?

— Долгие века люди мечтали об инструменте, который бы позволил им взглянуть на происходившее в прошлом и происходящее в настоящем с самых разных точек зрения. Для нас информцентры — не только хранилища бесполезной и непонятной информации. Для нас они — инструменты познания нас самих. Но они будут выполнять и ряд новейших задач, цель которых одна: сделать Россию практически несменяемым членом союза стран Первого кольца. Мы должны уравновесить огромность территории, многочисленность населения и могучий потенциал с тем, чтобы все это, объединившись, превратилось в умную силу.

— А как же быть с волной недовольства? — спросила Юстара.

— Любой человек имеет полное и неотъемлемое право быть недовольным чем угодно. Все мы — очень разные. Тем более люди имеют право быть недовольными окружающими людьми, ведь, несмотря на тяжесть пройденного нами периода, россияне имеют право надеяться и рассчитывать на то, что в течение их жизни они смогут воспользоваться всеми благами нашей цивилизации, а не бесконечно страдать, жертвовать и затягивать пояса не видя и не чувствуя явной и понятной перспективы. Так что нынешняя и любая другая волна недовольства — обычное явление, но теперь она для нас приобретает характер рабочего момента, а не катастрофы. Мои сподвижники и коллеги уже работают над тем, чтобы максимально уменьшить накал страстей, но не бряцанием оружия и не применением всевозможных технологий усмирения, а тем, что наши люди ценят и любят больше всего — пониманием, готовностью и способностью реально помочь. Мы — власть, но мы — власть самого общества. Поэтому мы будем прежде чем применять насилие и прямую силу пояснять и разъяснять, будем входить в положение, будем помогать и помогать действенно, а не на словах. В этом — наша сила.

— Но ваши коллеги-военные придерживаются несколько иного мнения. — отметил Дункан Беверс. — они хотят быть готовыми к неприятностям совсем иного, более экстремистского характера. — сказал гость.

— Дункан. Мы — люди, каждый из нас — целая галактика. Как я могу запретить воинам быть воинами? Если они хотят выступить Стражами — как я могу им воспрепятствовать исполнить их долг? Их этому учили десятки лет, их к этому готовили и готовят ежеминутно. А экстремизм... Мы — люди, сотканы из противоречий. И экстремизм — только одно из возможных направлений этих противоречий. Не все люди — академики в понимании других людей. Мы не требуем от всех россиян только постоянной высочайшей подготовленности. Но мы не можем исключать необходимости перехода от слов и гуманизма к силовому варианту. Если руль можно повернуть только силой — он будет повёрнут силой, но только — до момента стабилизации корабля. Потом сила снова неизбежно и быстро уступит место разуму. И армия, выполнив стабилизирующую и корректирующую функцию, отойдёт в сторону, давая возможность гражданским институтам и инструментам продолжить выполнение своих и только своих функций.

— Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути. — проговорил Дункан. — Мистика какая-то.

— Никакая не мистика, Дункан. Человек — пограничное существо. Он не может быть только плохим или только хорошим, он не может быть в чём-то только плохим, а в чём-то только хорошим. Восприятие и реакция на мир, к примеру, пятилетней девочки отличается от реакции на мир десятилетней девочки, а восприятие двадцатилетней девочки по сравнению с восприятием пятнадцатилетней — это вообще небо и земля. Сегодня кому-то из людей очень хочется покоя, хотя вчера хотелось горы свернуть, а кто-то проснулся от спячки и хочет пешком подняться на ближайший восьмитысячник и он сможет это сделать, поскольку он хочет это сделать и готов к этому, хотя раньше и не подозревал о том, что располагает подобными силами. В нашей прошлой жизни было полно ситуаций, когда мы не могли найти вовремя и быстро ни профессиональных медиков, ни профессиональных военных, но в то же самое время мы находили множество людей, способных в критические моменты стать медиками и военными. Это не только война, но и мирное время с его проблемами и вопросами. Это простая гражданская жизнь, когда в случае чего рядом не оказывается ни медика ни воина, а есть только гражданские люди любых мыслимых профессий. Сделать так, чтобы каждый человек минимально необходимо был подготовлен к миссии священника, врача, воина и спасателя — одна из наших целей и наша мечта, которые кое-в чём уже обрели черты реальности. Мы не насилуем людей лишними знаниями и лишними тренировками, Дункан. Мы только раскрываем то, к чему они уже готовы. Одно дело — готовить парикмахера восемь лет и получить вопиющую, всем очевидную посредственность и совершенно другое — за несколько месяцев или за четыре года подготовить мастера высочайшего класса, способного не только творить, но и обучать, не только менторствовать, но и направлять, раскрывать потенциал. Мы хотим научить людей глубже разбираться и в них самих и в окружающих их людях, чтобы разочарование и боль в этих областях проявлялись как можно реже. Кому-то нужен авторитарный руководитель, чёткие планы и жесточайшая ответственность за малейший просчёт — по другому он жить, мыслить и действовать просто не может. Кого-то просто надо направлять, изредка помогать и ненавязчиво советовать — и он вспыхнет как неугасимый факел. А кому-то надо только указать цель и не мешать — и он сделает всё и даже сверх всё, чтобы достичь этой цели быстрее и полнее, а значит — профессиональнее. Любая попытка навязать какую-либо другую модель поведения и деятельности — это кровь, боль, смерть. Мы достаточно этого хлебнули в прошлом и эта похлёбка изрядно всем надоела. Мы разные, но в разности, способной жить отдельно и в разности, способной объединиться не только с себе подобными разностями, но и с противоположностями — наша сила. Сегодня человек не может выполнить и десятой доли норматива, а завтра — мы это чётко знаем — он выполнит десять нормативов. И если сейчас не случится чего-то экстремального — мы не будем требовать от этого человека сверхнапряжения и сверхвозможностей, поскольку нам трудно будет объяснить потом, для чего нужны были штурмовщина и жертвы. Мы просто пригласим временно свободного профессионала и он выполнит эту работу в срок и качественно, не претендуя ни на какие особые лавры. Мы научили людей основному принципу: мы все здесь временно и мы все здесь заменимы, поскольку смертны. Мы арендаторы всего окружающего мира, а не хозяева. Но арендаторов должно быть много и их действительно много и все они действуют не хуже, чем хозяева, поскольку пока идёт срок аренды мы — хозяева. Настоящий хозяин — это мы сегодня, хотя по сути мы всё берем в долг у будущих поколений и платим долги прошлого поколения. На мемориалах я снова слышала внутри себя один и тот же вопрос. Это не был вопрос "за что?". На него мне было бы трудно ответить. Это был вопрос другой — "Наша жизнь и смерть были напрасны?" И на этот вопрос я отвечаю однозначно: мы сделаем всё, чтобы жизнь и смерть любого человека не были напрасны. Именно этого ждут от нас наши предки, именно этого они желают для наших потомков, потому что придёт время и мы также зададим этот вопрос нашим будущим потомкам. Зададим, потому что все мы — только звенья гигантской цепи.

— Хорошо, с цепочкой более менее ясно, а как же тогда с качеством звеньев этой цепочки? — спросила Юстара. — Я конечно, понимаю многие аспекты, но хотела бы услышать ваше мнение, Виктория.

— Став медиком, став девушкой я всегда подсознательно задавала себе вопрос: а нельзя ли преобразовать чистый биологизм основного инстинкта так, чтобы продолжение рода из обязанности женщины превратилось исключительно в её великое право. Нельзя ли сделать так, чтобы отключить запрограммированное ослепление человеческих систем безопасности ради чисто биологического и физиологического процесса? Оказалось, что можно и на протяжении истории это уже было неоднократно. И теперь, на нашем этапе развития мы намерены поднять отношения двоих на качественно новый уровень. Мы хотим, чтобы мощнейший инстинкт служил разуму, а не только эмоциям и чувствам. Теперь, когда нас, россиян, уже не две сотни миллионов, а полновесных три миллиарда человек, и мы уверенно двигаемся к четырёхмиллиардной отметке, пришло, на наш взгляд, время подкорректировать программу, но не в сторону классического "одна семья — один ребенок". А также и не в сторону "одна семья — пятнадцать детей". Мы хотим найти и удержать в поле контроля и умного управления золотую середину, чтобы нежеланных детей не было вообще. К сожалению, сегодня в России они ещё есть и во время моей поездки по центральному региону я обязательно буду посещать Центры, где живут и взрослеют такие дети. И не только детям нужна семья, семье тоже нужны дети. Мы добиваемся того, чтобы не только мужчины были воинами и защитниками, но и того, чтобы мужчины были воспитателями и наставниками, были родителями. У нас почти не осталось противоречий во взглядах на способность мужчин воспитать детей, если так сложилась ситуация и женщины рядом нет. Мы уже очень давно не отдаём детей слепо женщине, если не убеждены, что интересы и будущее детей в данном конкретном случае не пострадают. Наша нынешняя дифференциация проста — как есть парная семья и это нормально, так есть и семья из одного мужчины и детей — и это тоже нормально и есть семья из одной женщины и детей, что также нормально. По той простой причине, что и родители с детьми, и мужчины с детьми и женщины с детьми живут не на необитаемом острове, а среди людей, даже если эти люди — в сотне-другой километров от них. Долгие годы эта триада действовала на подсознательном уровне в обществе, теперь пришло время подарить этой триаде гражданские права в мире сознательной деятельности.

— А как же тогда с противоположностью направленности мужчины и женщины? Ведь что ни говори — гибель женщины это большая катастрофа, чем гибель мужчины. — спросил Дункан.

— Мы вышли из животного состояния и находимся на пути к воплощению в полевые, бесплотные структуры, но в нас уже заложены и задатки всевозможных животных и задатки всевозможных полевых существ, какими бы они ни были. Душа и тело — не проклятие человека, а ключ к новым возможностям и уровням его развития и реализации. И думать о том, что женщина предназначена только рожать детей и служить кухаркой и верной прихожанкой — значит нарываться на большие неприятности сегодня и в будущем. И думать о том, что мужчина предназначен только для быстрой гибели во имя чего-то там, предназначен для слепого и бездумного поклонения любой женщине, предназначен для рабского служения ей, любой, какой бы она ни была, и не предназначен для нормальной спокойной жизни, в которой он раскроется не как расходный материал, а как творец своей сферы — значит нарываться на ещё более крупные неприятности. Женщины-воины и мужчины-матери — не миф, а вполне обычный и потому — работоспособный и приемлемый вариант. Мы требуем от людей одного: понять, что именно они собой представляют сегодня, что они представляли собой вчера и что они хотят и могут представлять собой завтра. Остальное они додумывают и решают сами, а потом их подхватывают волны уже определившихся, сделавших выбор таких же как они людей и всё происходит самым естественным путем. Простите меня за многословие, я не привыкла часто облекать это в словесную форму. У нас это люди усваивают с самого раннего детства. И часто — на бессловесном уровне.

— Как вы любите говорить, Виктория, это всем и каждому понятно без слов.

— Вы правы, Юстара. Но мне это приходится говорить редко.

— Как и многое другое. Есть много вещей, которые вы, россияне, понимаете автоматически и предельно полно и глубоко, а другие вынуждены читать и воспринимать сотни тысяч страниц, смотреть сотни часов видеоматериалов и не понимать даже десятой части.

— Как и многое другое. Давайте вернёмся и воздадим должное божественной пище. — Знаменская решительно свернула в радиусную аллею и гости последовали за ней.

Дальнейший разговор был обычным. Знаменская ненадолго сбросила с себя облик чиновника-президента и отдалась светской свободной беседе, много улыбалась, шутила, отвечала на комплименты гостя. Время незаметно приблизилось к часу дня.

— Господа, прошу извинить. У меня ещё очень много работы и без её выполнения многие люди могут пострадать. — Знаменская поднялась. — Где вы остановились?

— В гостинице "Липки", Виктория. — ответила Юстара Блаус.

— Хорошо. Если будет возможность, я загляну к вам. А сейчас простите. — она кивнула подошедшему старшему лейтенанту спецназа. — Это Валерий Бодров, старший лейтенант сил специального назначения России. — отрекомендовала она вошедшего. — Он будет вашим сопровождающим. Валера, проследи, чтобы гостям показали всё, что они попросят, в наших обычных пределах. Пусть ни в чём не нуждаются.

— Хорошо, Виктория Станиславовна. — Валерий кивнул гостям. — прошу следовать за мной, господа. Мы отвезём вас куда пожелаете.

— Мы не прощаемся, Юстара. — Знаменская обняла и поцеловала гостью,— И с вами, Дункан, мы ещё увидимся обязательно. — она обменялась с гостем крепким рукопожатием. — Успехов, удачи и спокойствия вам, господа. — прощальный кивок и Знаменская в сопровождении незамедлительно подошедшего капитана выходит через другой проём из беседки и исчезает в тоннеле, образованном сросшимися вершинами кустов. — Так, что у нас по плану дальше?

— Встреча с Советом России, госпожа президент.

— Материалы готовы, Зорян?

— Ждут вас в референтском зале, госпожа президент.

— Хорошо. — она кивнула открывшим дверь сержантам морской пехоты России, ответила на уставное приветствие подошедшего начальника караула — майора спецназа и легко поднялась по довольно крутой служебной лестнице к референт — этажу. В референтском зале она поздоровалась с юношами и девушками, сидевшими за экранами мониторов и собрала с ближайшего стола заранее заготовленные для неё пачки дисков и стопку листков с убористым текстом.

Вторая Знаменская. Власть Информации

— Госпожа президент. — к ней подошла капитан Ланская. — Гости залегендированы. Старший лейтенант Бодров отвёз их в гостиницу "Липки". Они пожелали осмотреть историческое кольцо Москвы. Их заинтересовал период двадцатого и двадцать первого столетий.

— Хорошо. — Знаменская пробежала взглядом веером раскрытые в её послушных пальцах листки пластика. — Сейчас я просмотрю в режиме урагана эти диски и через пять минут буду готова. — Она краем глаза отметила, что капитан Зорян Скляревский о чём-то говорит с дежурным референтом, а Ланская, слушая президента, в своей обычной манере "перещёлкивает" на ближайшем дежурном мониторе проблемные выжимки из видеоканалов мира. Углубившись в созерцание мелькавших перед ней картинок и недлинных текстов, Знаменская ненадолго отключилась от окружающего мира.

— Итак, каковы у нас самые горячие дела? — спросила Знаменская, ровно через восемь минут садясь в своё кресло у круглого стола, за которым собрался весь Совет России. — давайте начнём с проблемы волны недовольства.

— Мы с самого начала волны увеличили помощь нуждающимся и пострадавшим, но это снимается подволной чисто эмоционального недовольства. Служба Безопасности разбирается с этим уже три дня.

— Центры выявлены?

— Почти в каждой области по нескольку штук.

— Как у нас с совмещением волн?

— Мы готовы. — сказал начальник Службы Безопасности России.

— Тогда в дело вступают контрпропагандистские подразделения и одновременно — система зачистки. — сказала Президент.

— Разрешите действовать?

— Разрешаю. — Президент кинула взгляд на контрольные экраны, давно украшавшие каждое из мест за круглым столом. — План пи-эр-шестнадцать — в действие.

— Есть.

Знаменская знала до деталей, что за этим последует. На контрольных экранах было видно, как мигнув, переключились канальные ретрансляторы передающих центров и вместо заунывных передач, ведущие которых перемывали недостатки и слабости существующей новой власти, возникли информационные блоки, превосходно обходившиеся без живых ведущих и дающие чёткую и предельно понятную информацию о непрофессионализме конкретных местных органов массовой информации. Могучие фильтрационные установки взяли на себя миссию невода, запущенного в инет-трафик и в интернет-пространство планеты, киберпауки по линиям связи добрались до работавших в импульсном режиме "чернильных мешков" и намертво заблокировали им выход в сети.

Под прикрытием немедленно полученных ордеров Судебной Системы России спецназовцы брали штурмом редакции и офисы электронных и немногочисленных нарушивших общественное равновесие оппозиционных печатных изданий, блокировали работу и клали перед оторопевшими редакторами и руководителями офисов список прегрешений каждого из сотрудников за последние пять лет. Одного взгляда на чёткие таблицы было достаточно, чтобы прекратить любое сопротивление. Одна за другим на экранах гасли плашки, обозначающие узлы, подпитывавшие недовольство.

— Система идеологического подпитывания недовольных уничтожена. Офисы опечатаны и взяты под охрану техникой и людьми. Персонал в массовом порядке пишет вручную заявления об уходе и даёт рукописные подписки о неучастии в любых подобных акциях в течение всей жизни. Разъяснение сделано полностью и достаточно глубоко. — докладывал вошедший в зал подполковник Службы безопасности России. — Многие сразу берут семьи и уезжают подальше в глубинку. Но мы и там будем их контролировать.

— Как с режимом контрпропаганды?

— Машина действует успешно и устойчиво.

— Не допускайте излишнего рукоприкладства. — распорядилась президент. — Это всё же оппозиция, а не преступники.

— Хорошо, госпожа президент. — подполковник вытянулся и щелкнул каблуками.

— Как с волной обеспечения?

— За два дня в любой области страны будут проведены и окончены все необходимые снабженческие операции. — доложил один из членов Совета России. — Мы не затронули резервные и стратегические запасы, сманеврировали реальными обычными потоками.

— Добро.

— Есть проблема социального характера, президент. — подал голос капитан службы информации России.

— Подробнее, господин Ивлев. — Знаменская посмотрела на него, затем перевела взгляд на экраны. — Слушаю вас.

— По сетям информации уже прошли данные о том, что вы завтра убываете в поездку по центральному кольцу России. Люди хотят знать, смогут ли они с вами пообщаться до вашего отъезда.

— Москвичи?

— Да.

— Передайте им, что я обязательно встречусь с ними завтра до отъезда.

— Когда, госпожа президент?

— Я же говорю — до отъезда. Точнее сказать не могу. У меня ещё может затянуться прессконференция после награждения наших рабочих и работников сельского хозяйства. Напомните им, что не я устанавливаю в обычных условиях сроки окончания таких прессконференций.

— Хорошо. Как быть с награждением рабочих и крестьян?

— Они уже прибыли в Москву?

— Да, госпожа президент.

— Предоставьте им всё необходимое, организуйте для желающих культурную программу, а завтра в десять часов утра я жду их в Президент-Центре в Малом зале.

— Хорошо, госпожа президент. — капитан сел.

— Боюсь, что завтра в Президент-холле будет жарко, Виктория Станиславовна. — тихо сказал ей сидевший слева первый вице-президент России Кузьма Минин.

— Кузьма Ильич, я также понимаю, что завтра может быть всё, что угодно, но мы должны действовать, а не излишне прогибаться под экстремистов. — ответила Знаменская. — Наградить рабочих и крестьян я обязана? Обязана. Они это заслужили и они будут награждены точно и в срок. А со смутьянами мы разберёмся. Не в первый раз и не в последний. Давайте рассмотрим следующие вопросы...

Заседание Совета России продолжалось до четырёх часов дня. В половине пятого президент ненадолго уединилась в своем кабинете, знакомясь с личными файлами награждаемых сегодня офицеров, сержантов и солдат Спецназа России. Ланская подавала все новые и новые пластики.

— Всего тридцать человек, госпожа президент. — сказала капитан.

— Хорошо. Прессконференция после награждения... Как журналисты?

— Боюсь, что они не будут в восторге от нашей активности по подавлению очагов идеологической обработки. Это рискует стать основной темой разговора на прессконференции. —

— Что-ж. Закончим мы с награждением в половине восьмого, не раньше, а начнём в шесть. А как всё же со встречей с идеологами?

— Мы можем найти пятерых. Они пока что ещё не рванули на "дно". — сказала Ланская. — Но...

— Подержите их в гостинице под охраной до начала прессконференции. Потом доставите в зал. А там я поработаю и с журналистами и с ними.

— Хорошо. — Ланская черкнула что-то на экранчике ридера. — Будет сделано. Прессовать этих идеологов можно? А то ведь до сих пор многие не успокоились.

— Если будут очень выступать, то — попрессуйте, в рамках допустимого.

— Разрешите идти?

— Идите. — президент кивнула. Ланская встала, надела берет, поправила его перед зеркалом и вышла из кабинета. Виктория Станиславовна вернулась к изучению документов на награждение и затем просмотрела ещё раз данные по проведённой специальной операции.

Награждение офицеров и солдат специальных сил России прошло быстро и по деловому. Знаменская тепло поздравила награжденных и покинула Георгиевский зал, где в России традиционно награждали только воинов.

Ещё с порога, входя в прессконференционный зал, президент ощутила негативный заряд собравшихся журналистов. Ланская шла слева и рядом, следом за ней печатал шаг двухметрового роста сибиряк Иван Берлогов — начальник Аналитической разведки Совета Президентов. Когда все трое сели на свои места, среди журалистов пробежал шепоток и сразу взметнулась в воздух чья-то рука. Знаменская посмотрела в сторону вызвавшегося говорить и сразу определила, кто он и что сейчас может сказать.

— Говорите, Лесь Бижан. Слушаем вас. — сказала Знаменская.

— Почему вы заткнули рот оппозиции? Почему вы лишили людей, отдавших годы работе в средствах массовой информации, устроиться теперь на любую работу? Почему ваши люди опечатали уже готовые к выходу в свет материалы?

— Оппозиции никто рот не затыкал. Это раз. Лишение права работать для людей, которые поставили под угрозу стабильность общества и его безопасность — стандартная мера защиты в человеческом обществе для таких случаев. Это два. Уже готовые к выходу материалы опечатаны по причине ликвидации структур подготовивших их изданий. Выпускать их в системы информации анонимно — квалифицированное законом преступление и мы этого не допустим. Это — три. У вас всё? — холодно отчеканила Знаменская.

— Нет не всё. Почему вы используете спецназ? Разве недостаточно полиции или сил гражданской безопасности?

— Спецназ используется в таких случаях в силу закона. Полиция и силы гражданской безопасности занимаются своими проблемами и вопросами и их участие в операциях такого рода законом не предусмотрено. — отчеканила Знаменская. — Теперь у вас всё?

— Нет не всё. Вы заменили блоки информации, показывающие реальное положение дел блоками, прославляющими и восхваляющими ваш режим. Вы блокировали подсети инета и интернета, обрезали доступ за рубежи России. Это уже почти хунта.

— Любая критика, которую вы в том числе называете показом реального положения дел, должна по нашей традиции, сопровождаться просчитанными предложениями по исправлению ситуации. Согласны? — обратилась Знаменская уже не к интервьюеру а ко всем присутствующим "рыцарям пера и клавиатуры".

— Согласны. — загудели журналисты. Лесь Бижан не обратил на изменение настроения коллег должного внимания и, как оказалось, напрасно.

— В блоках, которые показывались более чем по пяти тысячам каналов центрального кольца была только критика. Были там предложения или какие-либо схемы исправления ситуации?

— Не было. — одобрительный гул стал чётче и явственнее. Отметив, что оппозиция среди журналистов оформляется и укрепляется, Знаменская перешла в наступление.

— Критика, которая не предусматривает одновременного предложения просчитанных до мелочей доказательных и реальных вариантов решения проблемы, исправления ситуации или обхода опасных недоразумений, является неконструктивной. Согласно новейшему Кодексу информации России, статья две тысячи сто шестьдесят шестая, пункт третий,— Знаменская проговорила это чётко с отчётливыми паузами,— такая критика со стороны любых средств массовой информации рассматривается именно как неконструктивная и потому наказывается. Перечислять меры наказания? — Президент выпрямилась и немигающим взглядом кобры сканировала зал. Под его тяжестью журналисты зябко поеживались.. — Вижу — не надо. Среди наказаний, санкционированных судебной системой России, предусмотрена и ликвидация допустивших такую критику средств массовой информации любого типа, вида, размера и подчинённости. Что мы и сделали. — Знаменская сделала короткую паузу. — Согласно тому же новейшему Кодексу Информации России, статья три тысячи восемьсот пятьдесят шестая пункт пятнадцать, сотрудники ликвидируемых в таком случае средств массовой информации имеют одно право: право выбрать работу по правилам Закона или увольнение. Они сделали свой выбор — пожелали уволиться. Это было их собственное свободное решение. — Она достала из папки и веером подняла листки рукописных заявлений. — Вы все знаете, что в таких случаях пишутся не принтерные, а личные, исключительно рукописные заявления. Кто из вас желает убедиться в их подлинности?

С разных концов зала поднялись несколько журналистов. Через минуту пять человек, среди которых были две женщины, передавали друг другу листки. Это и были идеологи журналистского движения. Они впились глазами в поданные материалы и воцарилась нелёгкая тишина. Просмотрев их, они закивали головами.

— Заявления подлинные, господа. — выдохнул самый старший среди идеологов — сорокапятилетний журналист. — Здесь нет никакого обмана.

— Вы не правы. — парировала Знаменская. — Обман есть. Обман — среди вас, в этом зале.

— Что вы имеете в виду? — журналисты, стоящие у стола президиума изумленно воззрились на президента. — У нас тут...

— Среди вас — трое журналистов, которые сагитировали вас задавать эти и многие другие каверзные вопросы. Я таких вопросов не боюсь, но всегда довожу дело до логического конца. — Знаменская поднялась во весь рост, выпрямилась и её взгляд мгновенно выцелил двух мужчин и женщину. — Сами подойдёте сюда или вас подведут ко мне мои коллеги? — она посмотрела на стоявших у стола журналистов, уже потерявших былой боевой задор.

— Что вы стоите и сидите? — зашикали на троицу сидевшие журналисты. — Не слышали — вас зовёт Президент.

— Она одна. Пусть сама подойдёт к нам. — произнёс тридцатилетний мужчина, демонстративно оставаясь сидеть, тогда как его коллеги — мужчина и женщина встали.

— Хорошо. — произнесла Знаменская. — Я — подойду. — Краем глаза она отметила, что Ланская и начальник аналитической разведки Совета Президентов остались сидеть недвижимо.

Дальнейшее журналисты не поняли: спустя долю секунды Знаменская стояла перед сидевшим в кресле мужчиной, легко отодвинув окружавшие её кресла вместе с сидевшими в них журналистами. Обалдевшие операторы видеокамер таращились на проплывавшие по мониторам кадры повторов записи, но ничего не понимали — был момент, когда президент была запечатлена на своем месте за столом президиума и был момент, когда она уже стояла у кресла, где вальяжно расселся возмутитель спокойствия. И никаких промежуточных кадров, заметных на покадровой перемотке просто не было.

— Как видите, я — не барыня, сама подошла к вам. — холодно произнесла президент. И мне начхать на то, что вы не встаёте, когда рядом с вами стоит женщина. Я и это способна пропустить мимо внимания и чувств. Но вот это, — она веером распустила в поднятой на уровень лица сидевшего журналиста ладони листки пластика. — я, как президент России — не пропущу и не прощу. — она поймала изумлённые взгляды журналистов, уловила протянутые к ней руки и спокойно отдала листки. — Читайте. — она застыла на несколько минут, пока журналисты вчитывались и вглядывались в строчки и изображения. — и решайте сами свои журналистские проблемы. Если кто почувствовал, что у нас имеется такое и на него — советую подумать очень крепко над своим будущим. Читайте. А для тех, у кого есть вопросы по другим проблемам нашей жизни и международного положения — прошу через пять минут ко мне в малую гостиную. Вас проводят туда. — она взглянула вправо и повскакавшие со своих мест журналисты мигом освободили проход.

Вернувшись к столу президиума, Виктория подошла к ожидавшей её пятёрке журналистов.

— Просим простить нас, госпожа президент. — сказал мужчина.

— Извинения приняты. Ознакомьтесь с пластиками, там немало интересного. Всё, господа, прессконференция будет продолжена через пять минут. Приходите. — с этими словами Знаменская покинула зал и вошла в малую гостинную.

Здесь было всего около сорока стульев и небольшие столики. Знаменская подумав, села за один, стоявший у стены. Через несколько минут предусмотрительно прикрытая сержантом службы охраны дверь гостинной приоткрылась. В люстрах медленно разгорались дополнительные светильники. Зашелестел кондиционер, помогавший прямой приточной вентиляции. В комнату стали проходить журналисты. Вид у них был сконфуженный.

— Продолжим, господа. — сказала Знаменская, очнувшись. — Понимаю, что вы хотите сказать и знаю, что именно вы хотите спросить. Мои предшественники провели большую работу и теперь пришёл мой черёд делать эту работу дальше. Я не буду оригинальна и использую на новой базе и с новыми возможностями всё, что уже было до меня. Так что то, чему вы были свидетелями во время первой части прессконференции — едва ли одна стомиллионная часть возможностей, могущих быть реализованными. Так было всегда. Если помните, одним из руководящих лозунгов многих времен и народов было: будущего нет, поскольку мы ежесекундно создаем его сами. Ваши коллеги хотели, чтобы я начала оправдываться, а затем "откатила назад" и не стремилась больше удержать корабль на плаву и на курсе, смирилась и свыклась с тем, чтобы бардак сохранялся до бесконечности и никто за это не нёс ответственности? Этого не будет. В медицине есть терапевты и есть хирурги. Я прошла обе школы и стремлюсь быть и оставаться профессионалом в них обеих. И призываю вас также быть профессионалами в своей области. Наши предшественники написали толковый Кодекс Информации, в котором чётко расписали всё, что способствует стабильности общества на информационном уровне. Такого кодекса ещё два века назад просто не было. А вы его не читали или читали недостаточно внимательно. Знаю, шесть тысяч статей — не слишком приятное чтение, но если вы будете нарушать его положения, то дадите возможность мне и моим сподвижникам применить к вам санкции, а их там предостаточно. — она сделала короткую паузу, обвела мягким и быстрым сканирующим взглядом собравшихся профессионалов стилуса и клавиатуры.

— Мы впервые за тысячелетия российской истории имеем возможность удержать наше общество от падения, поскольку отслеживаем и фиксируем все детали и все взаимосвязи. Если вы встанете в разрушительную оппозицию — мы вас сметём. Наши далёкие предки прошляпили возможность достичь вершин организованности и совершенства, сделали шажок назад — и получили гору проблем. Теперь мы имеем работоспособные ограничители и регуляторы, которые я и мои сподвижники разрушать не позволим. И прежде всего мы не позволим вам, журналистам, обманывать народ страны. Через несколько лет вся Россия будет купаться в информационном океане и нам потребуются десятки тысяч профессионалов, способных работать быстро, глубоко и качественно, за что, как вы сами понимаете и знаете, будут и соответствующие поощрения. Для тех, кто устанет и не сможет выдерживать этот ритм и темп — у нас есть широчайшая полоса "ожидания и спокойствия". Пожалуйста, концентрируйтесь на чём-то одном и работайте в привычных вам объёмах и масштабах. Захотите выступить инспекторами, контролёрами и экспертами, а также арбитрами от лица частей нашего народа — милости просим в "оппозиционную полосу". Но если вы скатитесь ниже — вся пирамида вас раздавит. — Президент сделала ещё одну короткую паузу. —

— Это не надо даже доказывать. О тех листках, которые я раздала вам по поводу ваших коллег, которые кстати даже не явились сюда, что, впрочем, и понятно... Такие материалы ведутся на каждого из вас. Мы переходим к полной записи нашей российской истории и в ней будет всё — и славословие, и безразличный холодный анализ, и критика, и приговоры. Всё. Каждый из вас сможет в недалёком будущем просмотреть полный, без каких-либо купюр, отчёт о своей собственной профессиональной деятельности. Не скрою, занятие это малоприятное и весьма напрягающее. Но оно даст вам, каждому из вас и из ваших коллег, полную на сегодняшний момент возможность, крепко подумать над необходимостью сохранения прежнего курса в вашей деятельности или его изменения. Вы также знаете, что такие материалы велись на многих людей Земли и раньше самыми разными режимами. Но там был только компромат или точнее — негатив, который позволял человека уничтожить. Так?

— Да. — загудели журналисты. Знаменская подождала пока гул стихнет и продолжила:

— Я же смогу предложить вам систему, которая позволит знать не только компромат, но и обычные и весьма положительные качества и возможности каждого из вас. Я категорически против односторонности. Вы знаете мой родовой герб — три меча на щите вертикально остриями вниз и перед мечами — классические весы. Нам следует перестать шарахаться из стороны в сторону, когда шарахается только головной или только хвостовой моторные вагоны. Нам нужно научиться поворачиваться всем сразу и незаметно, но эффективно. Согласитесь, что это — намного безопаснее и естественнее. Я говорила о компромате, положительных качествах и возможностях, которые будут соединены в единую систему. Но кроме них будет информация о ваших деяниях как профессионалов — от самой первой публикации до самой последней. Если пожелаете, мы включим в систему и ваши наработки, которые до сих пор не были опубликованы. Но теперь будет писаться всё. И писаться будет полностью и по многим уровням. Раньше делались только отдельные попытки — теперь это будет система. — сказала Знаменская, обводя взглядом притихших журналистов. — а теперь я готова ответить на ваши вопросы. До десяти вечера, господа. Не позже...

Вопросов было много. Очень много. Но Знаменская отвечала быстро, чётко и аргументированно. По-другому она не умела. Ровно в десять часов, когда индикатор секунд обзавёлся двумя нулями Знаменская поднялась и прощально кивнула журналистам. Те кивнули ответно и президент покинула гостиную в сопровождении капитана Татьяны Ланской, подошедшей к дверям импровизированного прессконфзала за минуту до окончания встречи. По её спокойному лицу Виктория поняла, что никаких особых проблем нет.

— Татьяна Леонидовна, зайдёмте ко мне в кабинет. — сказала Знаменская, когда почувствовала, что капитан уже готова свернуть к лестнице, ведущей на этаж советников.

— Хорошо, Виктория Станиславовна.

В кабинете Знаменская не стала прикрывать дверь — в приёмной никого не было. Ланская подошла к столу в глубине небольшой комнаты. Президент открыла лежащую на столе папку и достала из верхнего ящика серванта небольшую коробочку.

— Капитан спецназа России Ланская. — голос её прозвучал официально. Офицер подтянулась и выпрямилась. — Решением Президента России вы переводитесь в гвардию спецназа России с присвоением очередного звания — майор специальных сил России. — Знаменская открыла коробочку, достала знак и, подойдя к неподвижно стоявшей Ланской, приколола знак на лацкан. — Благодарю вас за службу.

— Служу России. — Ланская козырнула.

— Ну а теперь давайте без чинов, госпожа гвардии майор. — улыбнулась Знаменская. — Есть предложение — возглавить сеть армейских информационных центров, входящих в формируемую систему Информцентров России. Кроме вас с этим лучше никто не справится. — Знаменская села в свое рабочее кресло и жестом указала на кресло стоявшее напротив стола. — Каково ваше мнение?

— Разрешите подумать до завтра, госпожа президент?

— Хорошо. — Знаменская кивнула. — Ответы на возможные вопросы здесь. — она взяла из открытой папки конверт и протянула его новоиспечённому майору. — Любое ваше решение я пойму и приму.

— Разрешите идти?

— Идите, Татьяна Леонидовна. Спокойной вам ночи.

— Спокойной ночи, Виктория Станиславовна. — капитан вышла. Виктория углубилась в работу, пододвинув к себе несколько пухлых папок.

Вторая Знаменская. Адриан Орлов

— Виктория, ты слишком много работаешь. — раздался такой знакомый голос и мягкая ладонь коснулась её руки, державшей стилус. — Выдержать сегодняшнее награждение, прессконференцию в двух частях да ещё и встречу с нашими зваными гостями. — твоё обычное рабочее меню. Но мне это меню уже не нравится.

— Андрин, — Виктория не стала оборачиваться. — Я работаю. К тому же надо просмотреть ещё материалы по завтрашнему награждению. Я не хочу это переносить в жилой сектор Президент-Холла. Садись рядом, может, подскажешь чего.

— И подскажу, Викта,— Андриан Николаевич Орлов, гвардии полковник Специальных сил России сел на бесшумно придвинутый к столу табурет. — Что ты удумала? Награждать меня? Зачем?

— Как зачем? Норматив ты выполнил? Выполнил. Так что изволь принять награду, как ты любишь выражаться "на общих основаниях". Вот если мне придётся награждать тебя вне обычного церемониала — на это обратят весьма пристальное внимание.

— Ну ладно. — согласился Андриан. — Вижу, ты закончила с текучкой. Давай просмотрим наградные сводки..

— Давай.

Они углубились в чтение коротких характеристик.

— Сорок человек. Не меньше, чем сегодня. — проговорила Знаменская.

— Ты назначила на десять?

— Да. Как у тебя с завтрашним графиком, Андрин?

— Какой у тебя радиус? — уклонился от ответа Орлов и президент поняла, что у её главного друга образовалось окно в весьма плотном расписании.

— На этот раз я не смогу охватить север, придётся, к огромному сожалению, ограничиться Поволжьем. — сказала Виктория, вызывая на проекционную стену карту регионов России. — Жаль, но придётся действовать избирательно.

— Ничего не жаль, Вита. Всем превосходно известно, что ты не можешь быть везде и всюду. Да и Поволжье для нас важно. Там немало проблем и вопросов. Твой визит туда поможет службам в других регионах сориентироваться, учесть необходимые поправки и, привязав к местным условиям, осуществить исправления и корректировки вполне профессионально.

— Спасибо, Андрин. — Знаменская поцеловала его в щёку и прижалась к широкой груди мужа. — Твой сюрприз удался. На транспортном рейсовом военном самолёте летел?

— Ну куда же мне деваться от жены, которая, будучи врачом, гоняет на истребителях не хуже первоклассного пилота. — улыбнулся Андриан Геннадьевич. — Ты ошарашила Ланскую по полной программе. Она думала, что до звания ещё два года.

— Она выполнила норматив майора три дня назад, а норматив гвардейца подтвердила в третий раз на тренировке шесть дней назад. Я не хочу объясняться с Инспекцией по кадрам, поскольку у меня нет никаких мыслимых и немыслимых оснований не присваивать ей звание и не переводить в гвардию специальных сил России. — ответила Знаменская. — Небось отмечают до сих пор...

— Угу. В её комнате уже четверть часа — смех и музыка. Татьяна Леонидовна играет на гитаре, а поёт — сам стоял три минуты и слушал.

— Аплодисменты были?

— Весьма похожие на овацию. — Андиан обнял жену покрепче. — мы закончили со сводками?

— Закончили. — Знаменская закрыла папку и откинулась на спинку кресла. — Всегда думала, что руководящее кресло такое жёсткое, а оно временами может быть очень мягким.

— Не более чем субъективное сиюминутное ощущение. — Андриан Геннадьевич встал. — Так мы идём?

— Идём, Андрин. — Знаменская встала и подала руку мужу.

Вдвоём они миновали выход с президентского этажа, прошли к парадной лестнице, ответили на уставное приветствие караульных офицеров и вышли под козырёк служебного подъезда. Подкатила "Волга" с президентским флажком на капоте. Капитан-водитель козырнул президенту и её мужу, открыл дверцу. Через десять минут машина остановилась у подъезда жилого корпуса Президент-Холла. Начальник караула отдал рапорт, сержанты широко открыли двери и президент с мужем вошли в вестибюль. Двери за ними закрылись.

— Катаемся на машинах на тридцать километров. — проговорила недовольно Знаменская, но Орлов знал причину её недовольства. — Совсем как старорежимные баре.

— Не бери в голову, Викта. — сказал Андриан Геннадьевич, когда они закрыли за собой дверь президентского крыла. — мы сегодня не могли позволить себе четыре часа идти пешком.

— Если не шесть. — проговорила Знаменская, проходя в свою гардеробную. — Ты не ответил на мой вопрос, Андрин. Как у тебя с графиком?

— Два-три дня я свободен. Надеюсь, о детях спрашивать не будешь?

— Нет, я получила информацию от них самих. Они по-прежнему боготворят тебя. И я довольна. — она вышла из гардеробной в домашнем платье спокойной расцветки. — Давай выпьем чаю, погутарим и ляжем спать?

— Давай. — Орлов вышел из своей гардеробной в домашнем свободном костюме. — Только чур — готовлю чай я. А ты отдохни.

— Хорошо.

Утром в шесть часов Знаменская была уже на ногах. Через полчаса к ней присоединился и муж. Вдвоем они быстро позавтракали.

— Мой кабинет ты ещё не ликвидировала? — улыбаясь спросил Андриан Геннадьевич.

— Нет. Ты у меня всегда при мне. — улыбнулась в ответ отдохнувшая Виктория.

— Знаю. Тогда давай подождём машину и поедем, поработаем до десяти часов.

— Ждать нечего. — сказала Знаменская. — Володя, Владимир!

— Да, Виктория Станиславовна. — в кухню вошел вчерашний капитан-водитель. Он козырнул офицеру и обратил свой взор на Знаменскую. — Машина у подъезда, всё в порядке.

— Тогда — по коням. — Знаменская встала. Следом за ней поднялся и Андриан Геннадьевич. — Нас ждут.

Вторая Знаменская. Награждение достойных

Через четверть часа машина остановилась у служебного подъезда Президент-Центра. Выслушав доклад начальника караула, Знаменская задала несколько вопросов, выслушала ответы и кивнула сержантам, распахнувшим перед ней двери. Сегодняшнее утро до десяти часов было свободным от протокольных встреч и она вместе с мужем быстро поднялась на президентский этаж.

— Я — к себе. — коротко сказал Андриан Геннадьевич.

— А я — к себе. — в тон ему ответила Виктория Станиславовна.

Проводив взглядом входившего в кабинет главного друга, она открыла дверь своего кабинета и через несколько минут никакая сила не могла бы оторвать её от ознакомления с валом информации.

— Госпожа президент. Девять часов сорок пять минут.

— Знаю. Спасибо, Света. — Знаменская, не отвлекаясь от чтения бегущей строки, нашарила сенсор на засветившейся виртуальной клавиатуре. — приготовили зал Трудовой Славы?

— Да. Всё готово. — откликнулась руководитель Службы протокола Светлана Таривердиевна Билыч, имевшая степень доктора всемирной культурологии и степень доктора истории Евразии. — Ваш костюм...

— Через минуту я выйду. — Знаменская погасила экраны и метнулась в гардеробную.

Как она и обещала, через минуту она появилась в служебной приемной. Светлана Билыч ждала её здесь, с лёгкой укладкой папок и укладкой коробочек со знаками отличия.

— Благодарю, Света. — просто ответила Знаменская на её кивок. — без вас я бы точно зачиталась ещё минут на сорок.

— Мы бы обязательно сдублировали через несколько минут, Виктория Станиславовна. — ответила руководитель Службы протокола. — Идёмте?

— Безусловно. Идёмте.

По пологому пандусу они поднялись на два этажа в зальный уровень. Теперь перед президентом и её сопровождающей открылись двери Зала Трудовой Славы. На этот раз не было громового возгласа распорядителя "Президент России Виктория Знаменская". Переступив порог, президент увидела встающих со своих мест награждаемых, их родственников и друзей, подошла к столику.

— Прошу садиться. — она подождала пока присутствующие сядут, а двое молодых людей в штатском закроют дверь и замрут, встав по бокам коробки шлюза. — Сегодня Россия награждает вас высшими отличиями за профессиональную деятельность. От имени народа России, от имени членов Руководящего Кольца России, от имени членов Совета Президентов России, от себя лично я поздравляю всех вас и ваших родных и близких с высокими наградами. — Знаменская раскрыла первую папку. — сборщик Апрелевского завода "Мередиан" Петр Константинович Славов.

Подошедший мужчина принял из рук президента папку с дипломом героя труда и подождал, пока она приколет ему на лацкан строгого костюма знак награды. Обменявшись с ним рукопожатием, Знаменская кивнула и он вернулся на свое место.

Теперь не было принято благодарить кого либо в ответных речах. Они звучали крайне редко и в этот раз процедура была предельно сокращена дополнительно — награждённые спешили вернуться в коллективы.

— Ещё раз благодарю вас. Всего вам доброго. — Знаменская кивнула присутствующим, подождала, пока откроются высокие двери зала и вышла, сопровождаемая руководителем Службы протокола. На пандусе она кивнула ей:

— Благодарю вас, Светлана Таривердиевна. — сказала она. — Мне необходимо побыть одной перед отъездом на Кольцо Мемориалов...

— Понимаю, Президент. — женщина кивнула и направилась в коридор службы протокола.

Вторая Знаменская. Размышления

Знаменская спустилась ниже, вышла в переход, соединяющий корпуса Президент-центра между собой. Подошла на несколько минут майор Ланская, в нескольких словах выразила свое согласие с назначением на должность. Президент кивнула и советник ушла в боковой переход. Внимательно посматривая по сторонам, Знаменская отмечала уже сделанное и фиксировала недостатки и недоработки. Все сотрудники Президент-центра уже знали, что президент обладает даром видеть насквозь и даже не пытались отрицать очевидное. Но все отметки Виктория Станиславовна делала механически, её мысли были заняты совсем другим. Она думала о людях, в честь которых воздвигались мемориалы, многие из которых ей предстояло посетить уже в ранге президента страны. И эти мысли не были лёгкими и простыми.

Шагая к своему кабинету, чтобы забрать дорожные комплекты и укладки — параллельно с Кольцом Мемориалов президент планировала посетить многие населённые пункты и районы Поволжья — Знаменская продолжала размышлять.

"Россия только что выбралась из очень сложной ситуации. За время борьбы с Вирусом мы потеряли многих людей, которые своей жизнью и работой стали бы украшением любой страны. Но мы потеряли их здесь. Как теряли много десятилетий подряд на протяжении всей истории России. Закон Триады бил по нам своей плёткой расплаты за стихийность развития и каждый удар этой плетки выкашивал десятки и сотни тысяч людей. Когда-то в девятнадцатом столетии гибель полка считалась обычным явлением за несколько часов, позднее за несколько часов могла погибнуть целая войсковая армия. Теперь же у нас такое оружие, что за несколько часов могут погибнуть лучшие армейские подразделения на целых направлениях. — думала она, преодолевая очередной пологий спуск перехода. — И редко кто тогда вспоминал о потерях среди мирного населения. Когда-то ошибки, которые можно было предотвратить за несколько минут, считались нормой, хотя и платить за их существование приходилось порой по-царски.

Когда-то неучей и безруких было две трети и это считалось весьма неплохим достижением любой демократии, какую только можно было сыскать. А теперь едва их количество выйдет за отметку в десять процентов — включаются механизмы самой жесточайшей чистки. Но всё равно в нашей истории чёрного больше чем белого и боли, крови, горя у нас в нашей истории намного больше, чем света, счастья, любви. — Здесь мысли Знаменской переключились. —

До какого же свинского состояния мы дошли, если занятия сексом десятки лет именовали занятиями любовью. А удержать ненасильственным путём пары вместе на протяжении минимум тридцати лет мы не умели и не могли почти повсеместно. И ведь не задумывались о том, что за это будет необходимо весьма солидно заплатить. Не задумывались. Не задумывались, потому что подсознательно, но весьма превратно понимали, что наши предки уже во многом заплатили за наши сегодняшние и завтрашние художества. — Знаменская вышла из своего рабочего кабинета и свернула к лестничному блоку, выводившему к автотранспортному терминалу Президент-Центра. — Сколько же нам придётся чистить себя от этой непотребщины, сколько лет... Не дай бог, если в обычном режиме нам на это потребуется столько же веков, сколько мы художествовали... А ведь вполне рабочий вариант, если взять вторую треть возможностей и прогнозов. Сломать бы эту тенденцию..."

Вторая Знаменская. Память (продолжение)

— Госпожа президент, машины готовы. — доложил подошедший капитан-водитель, оторвав Знаменскую от размышлений. — Ваш выбор?

— "Чайка", господин капитан, белая, универсал.

— Хорошо, госпожа президент. — мастерски водивший любые транспортные средства офицер не удивился выбору президента. — Цветы уже приготовлены. Выбор?

— Я сама выберу для каждого мемориала. — ответила Знаменская, кивая открывшим входные двери шлюза сержантам спецназа. — Идёмте.

— Да, госпожа президент.

Оказавшись в салоне, Знаменская взяла из огромной корзины, занимавшей весь грузовой отсек, несколько гвоздик и переставила их в вазочку, прикреплённую к стойке салона.

— Володя, вот план маршрута. — она достала из кармашка развернувшийся пластиковый лист. — И, пожалуйста, не гоните. Я должна о многом подумать, время у нас будет в достатке, так что постарайтесь на перегонах не скоростить.

— Хорошо, Виктория Станиславовна. — водитель кивнул и прикрепил план на пюпитр рядом с сенсорами управления. — Я закрываю двери?

— Да. И приточную вентиляцию поставь пожалуйста в прямой естественный режим. Кондиционер не нужен. Пока ещё можно.

— Хорошо. У нас после мемориалов — резиденция в Завидово?

— Да. Туда мы попадём в лучшем случае в четыре часа дня, Володя.

— Понимаю. — капитан включил двигатели. Зашелестел воздух в щелях декоративных решеток системы кондиционирования. — Трогаемся?

— Да. Вперёд. — Виктория Станиславовна откинулась на диване и расслабилась, возвращаясь к своим размышлениям. В этот раз она ехала в полном одиночестве. Кроме водителя в машине никого не было и её сопровождали всего трое мотоциклистов — один спереди и два сзади. Зная, что если её вознамерятся убить, то убить смогут, Виктория уже давно примирилась с подобной перспективой и сделала то, что сделать хотела уже давно — предельно сократила число сопровождающих.

Вторая Знаменская. Понять и преодолеть недовольство

Поездка по мемориалам её вымотала и весь недлинный путь в Завидово она продремала в той же самой "Чайке". Пустая корзина была прикрыта покрывалом и только три гвоздики по-прежнему пламенели в вазочке, но теперь уже — на столике, в специально предназначенном для цветов углублении. Машина вкатилась в ворота внешнего периметра резиденции и Виктория очнулась.

— Виктория Станиславовна. Приехали. Резиденция "Завидово". — водитель взглянул на президента в зеркало "заднего вида"

— Хорошо, Володя. — Знаменская поправила причёску.

— Мне в гараж? — водитель выключил двигатели.

— Нет, пусть машина ждёт здесь. Выберите себе сменщика и пригласите его. — президент поправила цветы в углублении столика.

— Можно Степана Ротмистрова, капитана?

— Согласна. У него как раз по графику сегодня дежурство. Поговорите с ним и оба будьте готовы. Можете взять ещё одного сменщика. Сами выберете.

— Хорошо. Вас проводить до этажа?

— Не надо, спасибо, Володя, я сама. Мне о многом подумать надо. — Виктория открыла тяжелую дверцу и вышла, кивая подскочившему подполковнику — начальнику внешней охраны резиденции. Выслушав его доклад, она кивнула. — Благодарю. Вы свободны. — и жестом отказалась от сопровождения, открыв дверь входного шлюза резиденции. Выслушав доклад подошедшего капитана — начальника внутренней охраны резиденции, она кивнула и поднялась на второй этаж, именуемый президентским.

Через несколько минут она закрыла за собой двери президентской квартиры и опустилась в мягкое кресло, стоявшее в глубине гостинной у старинной лампы с тканевым абажуром, украшенным коричневатой длинной бахромой. Её глаза закрылись и она погрузилась в чуткую дремоту, обрабатывая ту информацию, которую сегодня получила во время поездки на мемориалы и встреч с россиянами.

По заведённой традиции президент России не прятался в таких поездках за спины сотрудников охраны, а Знаменская вообще в этот раз никакой охраны с собой не взяла — её сопровождал только старший лейтенант — мотоциклист, командир тройки мотоциклистов конвоя. Она знала, что лёгких вопросов ей задавать не будут и лёгкими эти встречи не могут быть — страна выходила из тяжелейшего периода. Но ещё там она почувствовала, что впереди её ждёт проблема, решать которую придется не когда-нибудь в будущем, а очень скоро, быть может даже сегодня. И потому она не отпустила уставшего водителя, попросив его подобрать надёжного сменщика и не одного, а двух. Она заранее знала, что такая просьба будет правильно истолкована и кроме сменщиков в машине окажутся спецназовцы числом не меньше четырёх и по уровню подготовки — не меньше чем гвардейцы.

Ещё в дороге в резиденцию Владимир правильно понял усталость президента, дремавшей на мягком диване совсем не от излишней мягкости. Он знал от сопровождавшего её по мемориалам старшего лейтенанта-мотоциклиста, что она ответила на тысячи вопросов и встретилась лицом к лицу со многими людьми — от весьма спокойных до самых раздражённых и агрессивно настроенных.

Попросив себя расслабиться, причем предельно, Знаменская уснула в том же кресле.

В шесть вечера её чуткий слух стал беспокоить неясный гул, проникавший даже сквозь полуотключённую звукоизоляцию президентской квартиры. Открыв глаза, Знаменская напряглась, привычно сбрасывая расслабленность и фиксируя мелодию настенных часов. Её сознание, отфильтровав гул, выделило среди него полезную информацию и, пока женщина поднималась на ноги и поправляла покрывало на кресле, мозг уже выдал данные на "экран памяти". Выпрямляясь, президент уже знала, что резиденция находится в плотном кольце возмущённых людей и они вполне могут преодолеть забор и оказаться у стен комплекса за какие-то секунды.

— Госпожа президент. Резиденция в осаде. Ваш выбор? — ожил динамик на столе.

— Слушать, писать всю видео— и аудио-информацию в полном объёме с истинными таймкодами, фильтровать возгласы и крики, определять цели и возможные методы. — бросила Знаменская в бусинку наплечного спикера. — Оружие — не применять и наизготовку — не брать.

— Есть. — донесся голос начальника гарнизона резиденции — полковника спецназа Казанцева. — Доклад через три минуты.

— Жду. — Знаменская включила экраны и вызвала программу "покамерного" просмотра периметра и окрестностей. Её опасения подтвердились. Выйти и выехать из резиденции теперь не представлялось никакой реальной возможности — вокруг стояли тысячи людей. Можно было, конечно, вылететь — возможности имелись, но Знаменская, изучая внимательным взглядом изображения на экранах, сразу отмела подобную возможность.

— Восемь тысяч человек вокруг резиденции. — донеслись первые слова доклада начальника гарнизона. — Женщин — ...., детей — ..., мужчин — ..., стариков -.... Основное требование — они желают видеть вас. Второе требование — они желают говорить с вами. Нарушать периметр пока не хотят, ждут, но могут это сделать.

— Выявить зачинщиков, подстрекателей и проводников настроения. — сказала Знаменская. — вывести мне на шестой экран их расположение.

— Сделано, президент. — донесся ответный доклад. — на экране.

— Вижу. — Знаменская вгляделась в точки на схеме. — Дайте мне на боковые экраны инфо по ним. По каждому. Их всего тут шестьдесят человек. Так что давайте по три страницы сразу.

— Есть.

— Вижу. — Знаменская углубилась в чтение.

— Разрешите отодвинуть их от ограды?

— Они сами отойдут. Распорядитесь, чтобы они дали возможность уйти женщинам, старикам и детям. Проследите, чтобы их при выходе не задавили в такой толпе. — проговорила Знаменская.

— Хорошо.

На экранах было видно, как сотрудники резиденции в гражданском говорят со стоявшими ближе всех к ограде организаторами. Те пошептались со своими помощниками и через считанные минуты по нескольким коридорам толпу стали покидать многие старики, женщины и почти все дети.

— Они настаивают на встрече с вами, президент. Причём — немедленно. — донесся новый доклад начальника гарнизона.

— Хорошо. Какой у нас ближайший большой стадион? — обернулась Знаменская к вошедшему майору — заместителю начальника охраны резиденции.

— "Старт". Вот здесь. — офицер несколькими нажатиями сенсоров виртуальной клавиатуры вызвал на главный экран план города. — Восемьдесят тысяч посадочных мест.

— Хорошо. Скажите им, что я буду говорить с ними там.

— Есть, президент. — майор кивнул и вышел из гостиной. Знаменская поморщилась — она совершенно не отдохнула после изматывающих встреч во время посещения мемориалов, а тут ещё это весьма сложное общение.

— Госпожа президент. — в гостиную вошел капитан-водитель. — Машина готова. Четверо офицеров спецназа уже ждут. Мотоциклисты...

— Мотоциклистов — не брать. — распорядилась Знаменская. — Мы поедем только на этой машине и поведёте её вы или ваш сменщик. Сами назначите.

— Как так? Без конвоя? — капитан был явно недоволен.

— Володя, вы пригласили сменщика?

— Да. Старший лейтенант Владимир Борисов ждет. И мой второй сменщик, капитан Степан Ротмистров тоже будет. В водительском отсеке места хватит.

— Давайте обойдемся без словопрений. — мягко парировала президент, выключая экраны. — Вас семеро, я одна. Этого достаточно. Я не среди людоедов. Так что не надо мотоциклистов, они только могут разозлить людей и тогда нам придётся туговато.

— Убедили, Виктория Станиславовна. — вздохнул Владимир. — Вы, как всегда, очень убедительны.

— Скажете это мне ещё раз, если мы вернёмся. — проговорила Знаменская, поправляя перед зеркалом причёску. — Идёмте.

— Хорошо. — совсем не по-уставному сказал водитель, открывая дверь гостиной и ожидая, пока президент выйдет.

— Кто повёдет? — Знаменская села на стоявшее посередине салона мягкое кресло. Рядом, по бокам, но на более жёсткие кресла сели двое офицеров спецназа. Ещё двое офицеров сели впереди и сзади президента на диваны.

— Старший лейтенант Борисов. — ответил капитан-водитель, оборачиваясь. — Я подключусь при усложнении обстановки.

— Хорошо. Вперёд. — Знаменская внутренее смирилась со стремлением офицеров спецназа всемерно прикрыть её и откинулась на спинку кресла. — Поехали.

— Есть, президент. — ответил Владимир, кивая Борисову. — Поехали, Володя.

Машина медленно двинулась вперед. Через четверть часа она миновала последние ворота охранной зоны резиденции "Завидово" и вышла на шоссейную дорогу, ведущую к стадиону "Старт". Кольцо людей, окруживших резиденцию, беспрепятственно пропустило лимузин. Живого коридора ожидающих не было, но вскоре по обочинам шоссе стали появляться все увеличивающиеся в численности группы людей. Знаменская очнулась от размышлений и потянулась, приводя тело в готовность к немедленным действиям.

— Машина может не пройти, президент. — сказал Борисов, оценивая обстановку за коконом салона. — Скорость упадёт.

— Конечно, упадёт. Без всякого сомнения. — проговорила президент, видевшая, как стоявшие по обочинам подозрительно свободного от транспорта шоссе люди все чаще оказываются в опасной близости от машины. — Как только скорость упадёт до двадцати километров в час — машину остановить. Двигать людей бампером запрещаю.

— Хорошо, президент. — ответил водитель, понявший, что протокол в данном случае не помощник и всё чаще обходившийся без обязательного "госпожа". — Я включил фары на ближний свет с режимом нижней "заливки", мало ли что...

— Ладно. — Знаменская напряглась, набирая форму для непростого общения.

— Скорость — двадцать. Вокруг — полно народу, президент. Останавливаю.

— Хорошо. — Знаменская отстегнула ремень безопасности и прогнулась. — Машину до въезда на территорию стадиона держать сзади меня на удалении двадцати метров. Вас, убеждена, пропустят. Я пойду вперёд одна. Мне придётся выйти на середину поля чаши стадиона. — она укрепила на причёске гарнитуру и проверила направленный микрофон и наушник. — Пишите всё, что только сможете записать. После общения я жду вас у бокового выхода. — она мельком взглянула на вспыхнувший план стадиона. — номер пять. Там удобный подъезд и проблем будет мало.

— Мы готовы. — сказал Борисов, просмотрев свои экраны.

— А вот это — уже лишнее. — Знаменская поняла, что означают слова водителя и нахмурилась. — Войска — в режим ожидания.

— Хорошо. — капитан кивнул, подтверждая принятие приказа к исполнению.

— Всё. Я пошла. — она решительно открыла тяжёлую большую дверь и выпрямилась. Её обступили люди и сразу же посыпались вопросы.

Двигаясь медленным шагом в плотном кольце людей, Знаменская выслушивала многочисленные реплики, предложения, замечания, фиксировала проявления недовольства и раздражённости. Её голос легко достигал ушей человека задавшего вопрос. Так, в течение получаса она прошла расстояние от внешней ограды спорткомплекса к чаше стадиона. Даже в проходе под чашей её сопровождали многочисленные россияне, продолжавшие задавать вопросы. Знаменская была спокойна. Только у самой кромки поля интервьюеры начали отставать и она медленно прошла на середину, к отметке установки мяча. Вспыхнувшие на мачтах юпитеры высветили её фигуру. Она поправила гарнитуру связи и сказала первые слова своего обращения.

После краткого слова она попросила задавать вопросы. Шквальная скорость её не пугала — она к этому привыкла. Но её настораживала огромность выявленных россиянами недостатков. Обвинить структуру управления, построенную на коллегиальности было бы для неё — теперь уже президента — легче всего. Но она не поддалась этому искушению. Предстояло самой разобраться в предпосылках, в сущности проблем и вопросов и просмотреть сотни возможностей и путей решения, выбрав не только оптимальные, но и безопасные.

Общение затянулось далеко за полночь. Пять с половиной часов она простояла в центре поля под лучами юпитеров, заливавших не только овал игрового пространства, но и трибуны мягким дневным тёплым светом. Наконец поток вопросов, замечаний и предложений начал иссякать и Знаменская, прощально кивнув, направилась к пятому выходу. Машина стояла у самого портала подъезда, возле неё находились все семеро сопровождающих.

— Виктория Станиславовна, садитесь скорее в машину. — Борисов открыл дверцу салона и подождал, пока президент устало опустится на мягкий диван. — По местам, ребята. — обернулся он к сопровождающим офицерам и своим дублёрам-водителям. — Время позднее, а президенту ещё отдохнуть надо. — он закрыл дверцу и сел за рычаги. Тяжёлый лимузин медленно развернулся и, набирая скорость, помчался к выезду из спорткомплекса.

— Госпожа президент, мы в резиденции. — тихо произнес водитель — капитан Владимир Раевский, приоткрывая дверцу салона. — всё в порядке. Периметр чист.

— Спасибо, Володя. — Знаменская открыла утомленные глаза. — Благодарю вас, господа. — она обменялась рукопожатиями со всеми шестью сопровождающими — офицерами спецназа и обоими водителями-сменщиками. Подождав, пока они удалятся, добавила. — Володя, просмотрите датчики курса, мне кажется, что они привирают на несколько секунд. Проверьте схемы.

— Хорошо. — водитель знал, что Знаменская способна уловить любую мыслимую неисправность и точно указать на неё, поэтому не удивился. — Сделаем.

— Спокойной ночи, Володя. Я — к себе.

— Спокойной ночи, Виктория Станиславовна. — водитель проводил её до дверей резиденции.

На следующее утро она встретилась с руководителями города и два с половиной часа посвятила анализу услышанных вчера замечаний и предложений. Рекомендаций, советов и указаний она не давала — все уже прекрасно знали, что новая президент умеет проверять выполнение необходимых действий и помнит абсолютно все.

Вторая Знаменская. Знать. Видеть. Понимать. Чувствовать

В половине двенадцатого она на той же белой "Чайке" в сопровождении двух офицеров-спецназовцев и водителя — старшего лейтенанта Борисова, отправилась на аудиенцию к епископу Завидовскому Макарию. Беседа длилась всего сорок минут. Перекусив в монастырской столовой среди монахов, Знаменская попросила владыку исповедать и причастить её. Он согласился. Выйдя из главного храма монастыря — церкви святого Михаила, президент поправила косынку, перекрестилась и поклонилась надвратной иконе. У ворот монастыря её ждали водитель и оба офицера — спецназовца.

— Идите. — коротко сказала она, садясь на свой диван в салоне.

Офицеры сопровождения кивнули и вошли в пределы монастыря. Через пятнадцать минут они вернулись и в монастырь направился водитель.

Президент всё это время работала: просматривала на экранах последние данные по стране и по региону, вносила исправления в планы работы и в немногочисленные документы, пролистывала общедоступные и специальные каналы видеосети, разговаривала в режиме конференцсвязи с руководителями учреждений, предприятий и организаций.

— Поехали. — коротко бросила она, убедившись, что офицеры и водитель уже заняли свои места. — У нас ещё немало работы. Давайте-ка заедем в ближайший малый центр общественного питания. Без предупреждения. — хитро улыбнулась она. — И посмотрим, чем тут обычно кормят народ. Я и точку присмотрела. — она указала стилусом на одну из точек на навигационном экране. — Сможем? — она обратилась к водителю.

— Без проблем, госпожа президент. — ответил Владимир Борисов.

— Тогда — давайте поедем. — кивнула она и углубилась в работу. Машина вырвалась на шоссейную дорогу и через четверть часа остановилась на стоянке среди других многочисленных машин — было время обеда.

— Так. Идём все вместе. — она выключила экраны. — Я хоть и поела в монастыре, но должна тоже сравнить. Идёмте, господа.

— Хорошо, Виктория Станиславовна. — офицеры вышли из машины.

Владимир, как водитель, пошел первым. Двое офицеров прикрыли Президента с боков, одновременно контролируя тылы. Войдя в просторный зал, Знаменская подошла к прилавку самообслуживания и быстро сгрузила на поднос понравившиеся ей блюда. Людей в зале было немного, но внезапное появление женщины, очень похожей на президента России, да ещё в сопровождении элитных офицеров не осталось без внимания.

До слуха Знаменской долетел нараставший шёпот "Президент здесь!", но она спокойно выбрала столик и подождала, пока сопровождавшие её офицеры также выберут себе блюда и займут места рядом с ней. Спокойно принявшись за закуску, Знаменская понимала, что уйти так просто отсюда она не сможет — люди непременно захотят пообщаться с ней, тем более что далеко не все приняли участие в недавно оконченном "интервью" на стадионе "Старт".

Офицеры также ощущали интерес к своей спутнице, но относились к этому спокойно. Знаменская отложила пустую тарелку из-под закуски и пододвинула к себе тарелку с первым блюдом. За окнами кафе уже собирались люди, привлечённые информацией "гражданского телеграфа". Президент спокойно ела, не обращая внимания на возраставший интерес к ней. Офицеры, окружившие её, также не показывали вида, что обеспокоены изменяющейся обстановкой.

Доев суп, Знаменская взяла вилку и нарезала котлету полутупым ножом. Недостаточную для системы общественного питания заточенность столового прибора она отметила механически, не стараясь акцентировать на этом внимание. Едва только в её руке оказался стакан с компотом, Виктория почувствовала скачок интереса к её персоне, вполне приблизившийся к "красной зоне", отделявшей пассивное внимание от активного общения. Офицеры также отметили этот скачок, но виду не подали.

Утерев губы салфеткой, Президент сложила столовые приборы и тарелки на поднос, ожидая, когда закончат обед её спутники. Те не заставили себя долго ждать.

— Госпожа президент. — к ней подошел заведующий кафе. — Здравствуйте. Позвольте узнать ваше мнение о качестве блюд?

— Викентий Семёнович. — Знаменская посмотрела на стоявшего мужчину снизу вверх неодобрительным взглядом. — Здравствуйте. — она сложила салфетку, которую клала на колени и положила сложенную ткань на край стола. — Было вкусно. Спасибо. Но своё мнение должны сказать и мои спутники. Так что спросите у них.

— Хорошо. — заведующий обратился к офицерам и задал им тот же вопрос. Внимательно выслушав ответы, он кивнул и снова обратился к Знаменской. — А откуда вы знаете, как меня зовут?

— Во-первых, у вас бейдж,— мягко и просто ответила Знаменская, а во-вторых, прежде чем останавливаться здесь, мои спутники узнали всё и даже сверх всё о том, кто работает и кто руководит данным заведением. Это обычно.

— Благодарю вас, госпожа президент. Можно просить вас...

— Нет, Викентий Семёнович. Отрывать людей от работы я вам не позволю даже для организации пресс-конференции. Я сама пройду на кухню, пообщаюсь там с вашими поварами и кондитерами. Не возражаете?

— Нисколько, госпожа Президент. Как можно.

— Тогда дайте мне халат и шапочку, Викентий Семёнович.

— Вот, пожалуйста. — заведующий подал белоснежное одеяние. Посетители кафе наблюдали происходившее с возрастающим интересом.

— И пожалуйста, не давайте возможности людям пересекать границу санитарной зоны. — улыбнулась Знаменская, поднимаясь. — Володя, вы у нас маг и волшебник по части кондитерских изделий, так что вы идёте со мной. А мои офицеры подождут здесь и ответят на многочисленные вопросы. Они это могут и умеют. Хорошо?

— Да, Виктория Станиславовна. — сказал водитель, вставая. — Дайте и мне халат, Викентий Семёнович.

— Вот, пожалуйста. — заведующий подал и ему запечатанный пакет со стерильным одеянием.

— Всё, мы готовы. — Знаменская поправила шапочку и расправила загнутый клапан воротника комбинезона своего водителя. — Идёмте, Викентий Семёнович.

Полчаса они вдвоём провели на кухне. Владимир сразу же направился в цех, где колдовали кондитеры, а Знаменская, как и обещала, вошла в помещение кухни. Повара попытались было бросить работу, но президент жестом остановила их и сама стала обходить рабочие места. Заведующий не стал смущать сотрудников своим присутствием и вернулся к себе в кабинет. Знаменская знакомилась с работниками кухни, спрашивала о качестве продуктов, о нормах отпуска, о технологических режимах приготовления, о надёжности техники, о соблюдении правил безопасности труда, санитарии и норм рабочего времени, об обеспеченности спецодеждой и времени приема пищи, о перерывах на отдых, о возможности позвонить родным и знакомым или принять их в служебном секторе помещения кафе.

Поначалу некоторые работники кухни пытались приукрашивать ситуацию, рассчитывая вызвать одобрительную реакцию, но Знаменская стала задавать ещё более чёткие вопросы, выдававшие её знакомство с предметом не на общем, а на специальном уровне и попытки приукрасить обстановку быстро сошли на нет. Просмотрев рецептурный справочник и справочник по снабжению компонентами, Знаменская сверилась с данными по контингенту обслуживания и предложила ввести в меню несколько ранее не использовавшихся блюд. После недолгого обсуждения повара частично согласились с мнением президента. Уходя из кухни, Знаменская попрощалась с каждым из сотрудников персонально.

— Ну как, Володя? Торт готов? — спросила президент, подходя к столу кондитерского цеха, за которым колдовал над формочками её водитель.

— А то как же, Виктория Станиславовна. Не сумлевайтесь, все будет в лучшем виде. — ответил офицер, не отрываясь от работы. — Только знаете...

— Знаю, знаю... Потому мешать — не буду. — притворно стушевалась Знаменская. — Отхожу, отхожу.

Она действительно отошла от стола, зная, что наследник династии кондитеров превосходно справится сам. Подумав, оглядевшись и познакомившись с немногочисленными сотрудниками цеха, Знаменская решительно подошла к свободному столу и через полчаса многоэтажный торт, выглядевший достаточно празднично, но одновременно — очень скромно, был готов.

— Это отдадите сотрудникам кафе. — сказала она подошедшему заведующему цехом.

— Виктория Станиславовна. — совсем не официально обратился тот к президенту. — Вы же знаете...

— Знаю. Но всё равно. А Владимир сам скажет, для кого он готовит свой очередной шедевр. — улыбнулась Знаменская. — И давайте без дискуссий, Апполинарий Ставрович.

— Польщён, что знаете мое имя-отчество. — улыбнулся руководитель. — Ладно. Разрешите всё же сманеврировать?

— Это будет зависеть не от меня, а от Владимира. — Знаменская бросила взгляд в с сторону стола, за которым колдовал офицер. — Через пятнадцать минут он, думаю, закончит работу, а пока покажите мне рецептуру и нормативы. Лады?

— Лады, Виктория Станиславовна.

Знаменская углубилась в изучение вороха пластиков, задавала вопросы не только заведующему, но и сотрудникам цеха. Наконец Владимир вымыл руки и подошел к президенту, знакомящейся с работой формовочного аппарата.

— Я готов, Виктория Станиславовна. — доложил водитель.

— Хорошо. — Знаменская попрощалась персонально с каждым из сотрудников цеха и с вошедшим в цех заведующим кафе. — Мы поедем, у нас ещё немало работы.

Они вышли в зал, где вокруг двух офицеров спецназа уже стояла толпа людей. Слышались вопросы и чёткие краткие ответы, почти никто не обратил внимание на то, что Знаменская, разговаривая с метрдотелем и официантами, в сопровождении водителя уже пересекла зал и направилась к шлюзу. Но выход президента заметили оба офицера и ответы внезапно прекратились. Провожаемые несколькими десятками россиян, президент и её офицеры вышли на крыльцо кафе. Владимир быстро подогнал машину. Знаменская прощально кивнула присутствовавшим и села в салон, мягко закрыв тяжелую дверь.

— Спасибо, Виктория Станиславовна. — сказал один из офицеров спецназа. — И за возможность пообщаться с людьми — в первую очередь.

— Я рада. Не люблю сама говорить о себе и о своей работе. — улыбнулась Знаменская. — Давайте-ка не спеша поедем по маршруту. Володя, вы готовы? Машина в норме?

— Готов, Виктория Станиславовна. В норме. Трогаемся?

— Поехали. — улыбнулась президент, откидываясь на диванную спинку. — И давайте самую малость расслабимся. По закону Архмеда мы имеем на это право, господа.

Президентский лимузин плавно отъехал от кафе и снова вышел на шоссе. Знаменская в очередной раз крупно слукавила, говоря об отдыхе — не прошло и пяти минут, как две виртуальных клавиатуры и пять экранов нависли над диваном и глава страны погрузилась в рутинную работу.

Начиналась её поездка по Поволжскому региону. Та, о которой она давно мечтала и части которой планировала ещё в бытность главой теневого кабинета. Всё в этой поездке было: и знакомство с реальным положением дел, и работа над устранением негатива, проблем и вопросов, и участие в разработке передовых уровней развития промышленности, социальной и военной сфер. Принципиально останавливаясь в самых обычных номерах далеко не перворазрядных гостиниц и передвигаясь далеко не всегда в своей, ставшей буквально родной "Чайке", Знаменская работала минимум по восемнадцать часов в сутки.

Практически не вмешиваясь в налаженную и ставшую нормативной деятельность людей, но жёстко контролируя её, президент всё своё внимание сконцентрировала на искоренении негатива и разработке новейших уровней. Ежедневные встречи со множеством людей, короткие селекторные совещания с руководителями всех уровней — от наивысшего президентского регионального уровня до уровня бригадира и звеньевого, изучение работы множества производств и технологий давали богатейший материал для уточнения планов.

Знаменская без колебаний училась и всемерно избегала учить других, она без лишних слов становилась и к станку, и к операционному столу, и за кафедру лекционного зала местного университета, заинтересованно слушала и седовласого академика и молодого, всего двадцати лет от роду доктора наук, и студента, и учащегося школы первой ступени. Она играла в волейбол и в хоккей, бегала и прыгала, плавала, соревнуясь не только с женщинами, но и с мужчинами.

Она много времени отдавала работе и общению с воинами Приволжского командования, садилась за рычаги мощнейших танков и быстрейших вертолётов и истребителей, не брезгуя полётами на самолётах-заправщиках и самолётах постановщиках-помех и лайнерах дальней электронной, аудио и видеоразведки. Она проводила долгие часы на марш-бросках общевойсковых, десантных и рейнджерских подразделений, тщательно следя за тем, чтобы её снаряжение и облачение ни на йоту не было лучше чем облачение и снаряжение её новых знакомых. Она училась у полевых командиров искусству управления войсками в лёгких, стандартных и адских условиях, особо стремясь освоить именно механизмы управления в адских условиях.

Никто из воинов не слышал её стонов, никто не видел её страха и испуга. Знаменская неизменно общалась и с низами, и со средним звеном и с высшими начальниками. Она вместе с военными строителями лично рыла окопы и строила деревянные, пластиковые и бетонные блиндажи, занималась маскировкой и разведкой, планированием и противодействием.

После трудного дня, до предела заполненного издавна знакомой любому российскому воину работой, она садилась к костру, брала гитару, аккордеон, губную гармошку и играла только то, что хотели послушать её новые сподвижники. Если не находилось никакого инструмента, даже самого простейшего, она просто пела, тихим звучным голосом, пела просто и незатейливо, пела так, как говорили потом воины, поют только для своих.

Тогда, когда простые воины засыпали, она шла к командирам, занималась подведением итогов, планированием и разработкой, прогнозированием. И тогда, когда все командиры уходили в свои палатки, блиндажи и облачались в спальные мешки, она выходила к линии передовых постов, садилась и, вперив взгляд в чернеющее небо, думала. Только под утро, в три часа ночи она разрешала себе уснуть, чтобы в пять часов снова быть бодрой и полной сил.

В медицинских подразделениях Поволжья она бывала намного реже, появляясь только там, где требовалось немедленное вмешательство, там, куда могли не успеть её многочисленные сторонники и сподвижники, там, где неполадки или опасность возникали сразу и неожиданно. Никогда не вмешиваясь в норматив, она появлялась только там, где возникали проблемы или там, где требовались предельно нестандартные немедленные решения.

Много времени она проводила на испытательных полигонах и в помещениях научных центров. Здесь она не только знакомилась с людьми, с их работой и её результатами, но и многому, очень многому училась. Виртуальные и реальные тренажеры, барокамеры и центрифуги, среды полной реальности и компьютерные моделирующие полигоны — всё это она стремилась изучить и попробовать практически, лично и самостоятельно. В коротких и ёмких обменах мнениями она никогда не занимала лидирующую позицию, безоговорочно признавая, что окружающие её люди в сотни раз умнее и компетентнее её во множестве проблем и вопросов.

Приезжая в ясли, детские сады и школы, а также в институты и университеты, она никогда не ограничивалась общением с работниками и администрацией. Её вниманием неизменно и надолго овладевали воспитанники, школьники, студенты, аспиранты и докторанты. Здесь не только она, как глава страны, отвечала на водопады самых каверзных и непростых вопросов, задаваемых в самые неожиданные моменты, но много спрашивала сама, легко снижаясь на уровень полного чайника и поднимаясь на уровень эксперта. Она с удовольствием вела уроки и семинары, участвовала в концертах, спортивных и культурных состязаниях и заседаниях ученых советов и кафедр, танцевала и пела в студенческих капустниках и вечерах.

Появляясь в городах, посёлках, других населённых пунктах, Знаменская неизменно искала проблемы, недоработки и вопросы, требующие решения. Она начинала знакомство с любым поселением не с центральной площади и не с хлеба-соли, а с окраин, с подворотен и тупиков, с промышленных и резервных зон. Часто она попадала туда пешком, оставляя машину далеко за пределами города, переодеваясь в туристскую одежду и до неузнаваемости меняя лицо и фигуру.

От спецслужб она иногда требовала вычислить и найти её, от полиции — в кратчайшие сроки мягко, но надёжно задержать её или её машину, а от руководителей города практически всегда — прежде всего отказаться даже от мысли скрыть от её взгляда и разума что-либо негативное или опасное. Она бывала не только в крупных населённых пунктах, но и в сёлах, деревнях, посёлках, добиралась часто до хуторов и до лесничеств. Многие километры она прошла по рекам и озерам на лодках, часто без мотора — на одних вёслах или парусе.

Работая в таком режиме, Знаменская прекрасно осознавала, что впереди, с боков и позади её уже поднимаются нешуточные волны, которые очищают, совершенствуют и поднимают людей и их работу на ранее недостижимые уровни. Она знала, что то же самое происходит не только в Поволжье, а во многих других уголках России, но понимала, что всего лишь занимается той работой, которой должен заниматься президент огромной, сильной и великой страны.

Встречи с руководителями районов и целых населённых пунктов после таких вояжей превращались в короткие и деловые обмены мнениями. Знаменская без крайней необходимости не издавала лично никаких распоряжений, не подписывала никаких указов, но всемерно давала понять, что любое нарушение, любая ошибка, любое прегрешение будут наказываться только по законам военного времени. Редкие попытки организовать показуху и хлеб-соль Знаменская пресекала жестоко и недвусмысленно, указывая, что это её рабочая поездка и она здесь — не вельможа, а человек, избранный для того, чтобы народ ни в чём не нуждался.

Специально не заезжая в Нижний Новгород, Знаменская охватила за месяц всё Поволжье, по Астрахань включительно, проехав, пролетев и пройдя пешком десятки и сотни километров по обеим берегам великой реки. Речники также были объектом её самого пристального внимания. Она интересовалась реальным состоянием портов и причалов, оснащённостью вокзалов и припортовых заводов, навигационным обеспечением и безопасностью речного движения. С бортов катеров и небольших теплоходов она изучала состояние реки и её инфраструктуры, пользуясь данными самых независимых и въедливых экологов, которые только могли найтись. Рыбнадзор и рыбоохрана, персонал гидроэлектростанций резервного пояса и гидроаккумулирующих станций второго кольца резерва также ощутили на себе силу и тяжесть президентского внимания.

— Виктория Станиславовна. Астрахань позади. Теперь куда? — спросил Владимир Борисов, включая двигатели президентского лимузина и кивая экипажу сопровождавшего машину джипа Спецназа Полиции России.

— В Нижний, Володя, в Нижний. В Зеленоград. К семье.

— Хорошо. — водитель вывел машину со стоянки у мотеля и чётко "вставил" её в поток машин.

— Я пока поработаю. — Знаменская посмотрела на часы. Было четыре часа дня. — Надо подготовить материалы для Совета Президентов. — она включила экраны и вынула клавиатуры. — Не гони, Володя. Через четыре часа сделаем остановку здесь. — она коснулась стилусом карты на своём дисплее и яркая точечка поставила белый треугольник на карте-дисплее в водительском салоне. — А вам, ребята,— она обратилась к пятерым офицерам спецназа. — предлагаю отдохнуть самым обычным образом — поспать. Нам пришлось погонять по морю и по дельте, вы устали, так что давайте без чинов. Отдыхайте.

— Хорошо, Виктория Станиславовна. — офицеры поудобнее расположились на обоих — переднем и заднем диванах. — Спасибо.

Вторая Знаменская. Главком вооруженных сил страны

Через день они прибыли в Нижний. Город встретил их привычным ритмом, свидетельствовавшим о высоком уровне нормативности, но Знаменская чётко выделяла в этом ритме нотки неблагоприятности и неизменно обращалась только к ним.

Прежде, чем Владимир Борисов получил разрешение везти её в Зеленоград, Знаменская по полной программе "отработала" весь город и пригороды, на что у неё ушла ровно неделя. Только вечером в субботу Виктория Станиславовна привычно тихо закрыла за собой дверцу лимузина и кивнула водителю, разрешая запустить двигатели. Несмотря на всю мощь волны, поднятой в Поволжье её поездкой, президент всё равно нашла немало проблем и вопросов, которые требовали немедленного решения.

Только так Россия по глубокому убеждению Знаменской и очень многих россиян могла встать с колен. Только так она смогла бы стать практически никогда не сменяемым членом союза стран первого кольца, стран высшего уровня развития и могущества. В ходе своей поездки она настойчиво приучала россиян к мысли, что "мы в своей стране сможем жить нормально только в том случае, если будем всегда жить на пределе сил человеческих". В этом было заключено, по глубокому убеждению Знаменской, трудное, повседневное счастье России, страны, которая смогла пережить труднейшие периоды, распасться в эпоху всевластия государства и снова, но теперь уже надёжно соединиться.

Работая исключительно не в области норматива, а над вопросами и проблемами, действуя в пионерных областях, Знаменская всё глубже и четче понимала, что только на предельных режимах она сможет вывести страну и народ туда, куда хотели попасть многие предшествующие и нынешние поколения россиян — к свободе и спокойному осознанию своего могущества, сохраняемого и развиваемого даже в самые критические периоды.

Лёгкой жизни для россиян после эпохи ВОЦ не предвиделось и Знаменская стремилась использовать тот подъём, который ещё ощущался и был рождён в эту тяжелейшую эпоху. Новая президент хотела, чтобы на волне этого подъёма Россия выросла как минимум в два, в три раза выше, чтобы её могущество не только увеличилось, но и расширилось и углубилось. На это она хотела обращать теперь самое пристальное внимание.

Виктория Станиславовна достала из папки диплом, который собиралась вместе с наградой вручать главному другу, вчиталась в короткий текст, выписанный славянской вязью и достала коробочку с орденом. Давным давно в России была очень распространена порочная практика, когда одни за свою жизнь накапливали больше сотни всяческих наград, а другие не получали ни одной. Первая Знаменская в очередной раз сломала эту постоянно возрождаемую практику, ввела иную систему, которая была усовершенствована и обкатана в эпоху противостояния Вирусу и вот теперь, согласно части принципов и правил этой системы, Знаменская должна была, как президент страны, вручить награду своему главному другу, поскольку он выполнил ряд требований, необходимых для получения права на такую награду.

Отказавшись вызывать Андриана в Нижний, в Зал Торжеств, где ей, президенту страны довелось наградить несколько сотен людей, Знаменская хотела вручить награду своему главному другу не где нибудь, а в его родной дивизии, которой он, даже будучи старшим офицером, продолжал командовать, хотя впереди были уже штабные уровни должностей. Как президент страны, она обладала правом прямого управления и командования любым подразделением — от отдельного солдата до всего Силового кольца России, но после месяца труднейшей работы ей уже казалось, что и в армейском "кругу" ей следует сосредоточить свое внимание только на двух частях триады — нижней, проблемной и верхней — пионерной. Среднюю часть она вполне могла вверить теперь своим сторонникам и сподвижникам.

Виктория вспомнила, как в двадцать два года она встретилась со старшим лейтенантом Андрианом Орловым, как они, занятые по горло работой, редко встречались — на несколько жалких часов, как она познакомилась с Захаром Семёновым, как поняла, что он, Захар, может стать её спутником на долгие годы. Но потом, когда она несколько недель практиковалась, как военный медик, в том батальоне, которым командовал старший лейтенант Андриан Орлов, она поняла, что как женщина может принадлежать только этому суровому внешне, но мягкому и глубокому внутренне человеку. Семёнов, в чём она и не сомневалась никогда, воспринял решение Знаменской спокойно. Он стал свидетелем подписания договора между ней и Орловым в конце апреля, перед тем, как новосформированный полк под командованием уже капитана Орлова убывал в летние лагеря, и принял непосредственное участие в недлинной и камерной церемонии венчания.

Договор и венчание состоялись всего через год после их встречи, но в этом никто из родных и близких Семёнова, Знаменской и Орлова не заметил ничего, что могло бы свидетельствовать о недопустимой поспешности. Работа Знаменской и служба Орлова, деятельность Семёнова уже тогда делали невозможными длительные разгонные контакты: всё приходилось втискивать в часы и минуты, доходить за мгновения до тех высот и глубин, которых очень многие люди достигали только к концу своей жизни, а тут, когда рядом мультитон, сигнал которого требует немедленной молниеносной реакции — тут не до вздохов при луне и долгих поцелуев. Как говорили в старину: "душу — Богу, жизнь — Отечеству, сердце — жене, честь — никому". И это выражение стало частью их ёмких жизненных девизов.

Тогда Знаменская перечитала ещё раз строки из походного дневника первой Знаменской, описывающей такой же период в её, первой женщины-президента России, жизни. Тогда она, вторая Виктория Знаменская, тоже начала осваивать труднейшую науку молчаливого общения, способного соединить многими каналами двух любящих людей в любых условиях. Она знала, что в первую очередь эту науку должна освоить она, как женщина и помочь потом в совершенстве освоить её своему суженому. Всего через несколько месяцев она поняла, что пришло время начать посвящать в тайны этого общения и Андриана. К её удивлению он тоже оказался подготовлен к такому повороту событий и уже очень многое умел.

А ещё через год, когда ей исполнилось двадцать четыре, она родила близнецов — дочерей. Андриан сам и с помощью своих знакомых избавил тогда её от любых мыслимых и немыслимых забот и волнений. Он абсолютно не возмущался по поводу того, что сначала родились девочки, а не мальчики. Сама Виктория Станиславовна прекрасно понимала, насколько важно и приятно для мужчины, когда его любимая женщина дарит ему сыновей. Но она была рада и горда, что её главный друг не стал делать из рождения дочерей какую-либо проблему. Позднее она узнала, что так же он заботился о женщинах-военнослужащих, а также — о жёнах, матерях и дочерях тех воинов, которые служили под его началом.

Всего через полгода после родов Виктория Станиславовна вернулась в облегчённом режиме к работе на "Скорой", много времени проводила в библиотеках и архивах, изучала прошлое медицинской службы, отмечала важные, но не реализованные направления. Рядом всегда были её дочери, рядом всегда были однополчане её мужа и их подруги.

Спустя год она родила троих сыновей, тоже близнецов. Как медик, она знала, что было время, когда такое могло свидетельствовать о нешуточных проблемах в человеческом генофонде, но теперь, под защитой мощнейшей российской медслужбы, будучи сама медиком службы медицины катастроф, она была уверена — время, когда это рождение близнецов означало крупные проблемы, прошло. Оно могло вернуться, но только при определённых условиях, которых она, как врач, не собиралась допускать к жизни ни при каких обстоятельствах.

И вот теперь обе девочки уже перешагнули шестилетний период жизни, а их братья отметили свое пятилетие. Когда дочерям исполнилось четыре года, они, а немного позже — и мальчики — переселились на большую часть года жить в расположение одного из периферийных военных городков, в тот самый полк, которым командовал капитан Орлов. Здесь они начали постигать нелёгкую науку настоящей элиты российского общества, элиты, способной выживать и действовать в поистине адских условиях и прошедшую с малых лет труднейшую и жесточайшую подготовку.

Виктория Станиславовна вспомнила, как её обе дочери в пять лет с гордостью примерили форму спецназа России, как они были торжественно приняты в ряды молодёжного объединения, существовавшего в Российской армии ещё до эпохи борьбы с ВОЦ и призванного давать сыновьям и дочерям элиты ту самую подготовку, которая позволяла впоследствии решать любые задачи в нечеловеческих условиях. Через год девочки получили звания вице-сержантов и стали свидетелями приёма в ряды организации своих братьев. Пребывание почти круглосуточно среди армейцев не делало их солдафонами, чуждыми высот искусства и науки. Девочки и мальчики отлично учились, тренировались в десятке секций спортивного общества "Сокол", играли на пяти музыкальных инструментах — от рояля до свирели, рисовали и лепили, общались со множеством сверстников в свободное от обучения и тренировок время.

Андриан Николаевич быстро определил, да и сама Виктория Станиславовна это отлично видела, что одна из дочерей уже не мыслит иной будущей своей жизни, кроме армейской, а другая становится стопроцентно успешным кандидатом в научные работники. Среди сыновей быстро выделились технарь и гуманитарий, а третий сын отдал также предпочтение армии. Едва были пройдены необходимые внешние тесты и проверки, подтвердившие фундаментальность направленности, программы воспитания и обучения были скорректированы. Несмотря на изменения, все пятеро остались жить в военном городке, благо инфраструктура и обеспеченность позволяли без проблем ездить куда угодно и когда угодно.

— Володя, уберите, пожалуйста, президентский флаг с капота. Мы едем к себе домой,— тихо проговорила Знаменская в ларингофон, прижатый к шее, стараясь не разбудить чутко спавших офицеров конвоя.

— Хорошо, президент. — тотчас откликнулся водитель и лимузин потерял остатки свидетельств своей официальности. Обычные российские номера, неприметная белая притушенная расцветка не выделяли машину в ряду других, следующих по восьмиполосному шоссе.

Знаменская убедилась в исчезновении штандарта с капота и довольно улыбнулась. Когда-то очень давно можно было легко и незаметно приблизиться к городкам вооружённых сил России. Теперь это превращалось в поистине адскую по сложности проблему.

— Полковник Орлов на пульте в Дмитрове, госпожа президент. — сказал, очнувшись, один из офицеров спецназа. — Ваши дети на месте, в безопасности. По последним данным у них — без особых проблем. Остальные — решаются.

— Благодарю, Рогволд. — Знаменская кивнула, вызывая дополнительные экраны. — Володя, сколько до въезда в Озёрное?

— Четверть часа, Виктория Станиславовна. — откликнулся водитель. — я снижаю скорость, пойдём по второй полосе.

— Ладно.

Впереди уже виднелся поворот на неприметную боковую дорогу, уходившую в чащу деревьев, окружавших небольшой военный городок. Знаменская вспомнила, сколько сил и времени потребовалось для полного восстановления этих лесных массивов, ставших не гостями, а хозяевами даже в крупнейших мегаполисах. Мягко качнувшись, лимузин сошёл на боковую дорогу и помчался вглубь леса. У синих ворот со знаком вооружённых сил России стоял капитан-общевойсковик. Он заметил машину, кивнул выглянувшему из пристройки дежурному и ворота плавно открылись.

— Здравия желаю, госпожа президент. — офицер наклонился к приоткрывшемуся окну боковой дверцы главного салона.

— Здравствуйте. — Знаменская вышла из машины, кивнула в ответ на воинское приветствие. — Как обстановка?

— Всё — в пределах допустимого, госпожа президент. — ответил капитан. Знаменская боковым зрением сразу "схватила" всю "картинку" и убедилась, что действительно, явных и даже скрытых признаков неблагополучия здесь не было и не планировалось. — Прикажете известить полковника Орлова о вашем прибытии?

— Не надо. Господин полковник сам знает, когда и где я появлюсь. — улыбнулась президент. — Мой номер в гостинице для офицеров ещё цел?

— В полном порядке.

— Тогда я прогуляюсь туда пешочком, а вы разместите моих людей и машину. Благодарю, капитан.

— Служу России, госпожа президент. — ответил офицер, подзывая жестом дежурного по КПП. — Размести гостей как лучше, поручи это дежурному по жилому городку и подключи наш гараж.

— Э, нет, господин капитан. — водитель слышал весь разговор и подошёл как раз вовремя. — Покажите, где бокс, об остальном позабочусь я. И забудьте о том, чтобы прикасаться или подходить к машине. Я всё сам сделаю.

— Как скажете, господин капитан. — кивнул представитель хозяев. — Слышал? — обратился он к дежурному по КПП. — Тогда — рысью.

— Слушаюсь, господин капитан. — солдат козырнул и умчался.

Знаменская все это время придирчиво оглядывала городок, направляясь к гостинице для офицеров. Шедшие ей навстречу солдаты и офицеры сразу переходили на строевой шаг и козыряли, на что президент реагировала учтивыми кивками головы. Войдя в вестибюль гостиницы, она кивнула вскочившему из за пультового полукруга рослому сержанту и прошла в правое крыло, к хорошо знакомому ей номеру. Открыв неприметную дверь, Знаменская прошлась по комнатам и села на мягкий пуфик, стоявший в углу спальни.

Чуть слышно щёлкнула задвижка входной двери и в спальню вошёл Андриан Орлов. Виктория открыла глаза, но не успела ничего сказать, как оказалась на руках мужа, закружившего её по комнате.

— Андрин, отпусти...— шутливо просила Знаменская, обнимая главного друга за шею.

— Ни за что, Викта. Ни за что.

— А войдёт кто? Стыда будет...

— Какого такого стыда? Ты же такую волну устроила в Поволжье — мне мои коллеги не успевают докладывать о разительных изменениях в стольких областях... Устала? — он крепче обнял подругу.

— Если честно — да, Андрин. Немного вымоталась. Но это поправимо. А вот твоя весёлость, вижу, немного показная. Что случилось?

— М-м-м. Проблемы.

— Мне угадывать или сам скажешь?

— От твоих угадываний мороз по коже — сразу в точку попадаешь. — Андриан Николаевич сел на кровать, не выпуская жену из рук. — Проблемы в нашей молодежной организации дивизии. Избиение.

— Кто кого?

— Один из пацанов-первогодков избил нашу дочь Всеславу.

— Та-а-к. И каков же результат?

— Нам еле удалось остановить Петра и Константина. Они уже весьма помяли обидчика. Ещё немного — и он бы отправился к праотцам. Борис в разборках почти что не участвовал — братцы его просто оттащили, иначе у нас был бы труп. А ведь он между тем наш, спецназовец.

— Понимаю. Борис умеет делать врагов покойниками. Но и Петра и Константина следует похвалить за то, что вступились за сестру. А Ульяна?

— Она также попыталась помять... И весьма успешно. Но братцы оттащили её в сторону слишком быстро и сами продолжили наказание. Пока мы не прекратили это возмездие. Скажу прямо, их обоих остановить было сложновато.

— Где обидчик сейчас?

— На гауптвахте, где же ещё. В ПКТ.

— Законно. Твоё решение?

— Майор Кутузов, как командир местной организации настаивает на суде и дисквалификации.

— А молодые спецназовцы?

— Они пять раз пытались взять штурмом гауптвахту. Весьма профессионально. Сама понимаешь, не для того, чтобы освободить и оправдать.

— Понимаю. Как Всеслава?

— Оправилась. Я распорядился пока подержать её в медсанчасти в отдельной палате, но разрешил приходить туда друзьям и подругам. Врачи не возражают. Она достаточно быстро восстанавливается и особых проблем у неё нет. Лечение проходит успешно. Да и она не доставляет особых хлопот. У нас всё же весьма дисциплинированные девчата.

— И почему не сообщил раньше?

— Викта, ну ты же знаешь...

— И всё же.

— Мы уже сами разобрались.

— Как обидчик объясняет причину нападения?

— В его пояснении отсутствуют любые логические схемы. Он действовал импульсивно и эмоционально.

— А вот это уже опасно и настораживает. Кто курировал новичка?

— Вице-сержант Новицкий. Он уже подал рапорт о своем разжаловании в рядовые.

— Надеется легко отделаться... Не получится. Ответит по всей форме за наплевательское отношение к подопечному. — поморщилась Знаменская, но затем снова вернула лицу выражение деловой сосредоточенности. — Значит так. Пока пусть ваши структуры разберутся во всем детально. Всю собранную информацию пусть предоставят мне. Это раз. Во-вторых, завтра утром собери на полигоне весь личный состав ближайших к этому городку подразделений дивизии. Для торжественного краткого построения. Всего на полчаса. В третьих, после построения я сама займусь этим случаем. — Виктория встала с колен мужа. — И не пытайся меня остановить. Я уже имела неприятный разговор с журналистами и любой облом в такой ситуации нам крайне вреден.

— Не буду. Тебя остановишь. — Андриан встал. — А сегодня?

— Сегодня я пройдусь по службам и побываю на полигоне, поговорю с твоими воинами. Не возражаешь?

— Нет. Только форму одень.

— Андрин...

— Старше тебя по званию здесь никого нет и наши люди в расположении части лучше воспринимают того, кто в форме. Увы, это факт.

— Ладно. — Знаменская открыла шкафчик. — Был у нас один полковник стало два полковника. — она достала пакет с комбинезоном. Будучи врачом и женой кадрового офицера специальных сил России, Знаменская, верная своим принципам, в кратчайшие сроки прошла необходимые тесты и экзамены и довольно быстро, но заслуженно получила звание полковника специальных сил России незадолго до избрания на пост Президента страны, на что её супруг отреагировал абсолютно спокойно.

— А я пока пройдусь на кухню, просмотрю запасы провизии. Знаю, ты после инспекции любишь поесть.

— Да. Андрин. Распорядись, чтобы моим людям ни в чём не отказывали и к машине никого не допускали. И пусть проверят как они разместились и нет ли каких пожеланий.

— Слышал. Дежурный по КПП уже получил распоряжение. Об остальном я распоряжусь.

— И ещё: если мои орлы — все без исключения — захотят, пусть приходят сегодня вечером к нам. Не возражаешь?

— Нет, как можно, Викта.

— Можно, если осторожно. — улыбнулась Знаменская, провожая взглядом уходившего на кухню мужа. — И спасибо, что не стал скрывать от меня проблему.

— Да, от тебя скроешь. — вполголоса проговорил Андриан Николаевич, открывая дверцу шкафа с продуктами. — Нигде и никогда. Ты же способна за минуту вырыть котлован глубиной в километр. Любой снаряд просто обзавидуется.

Облачившись в полковничью форму, Виктория Станиславовна поправила перед зеркалом берет и портупею, придирчиво проверила чистоту ткани, после чего подхватила лёгкую планшетку, прицепив её к поясу. Через несколько минут она уже выходила в вестибюль, козыряя вскочившему и вытянувшемуся в струнку сержанту. "Похоже, Андрин был прав. Человека в форме в армии гораздо лучше воспринимают. Надо над этим поразмыслить". — отметила Знаменская.

— Госпожа президент России. Здравия желаю. Начальник гауптвахты капитан Григорьев. За время моего дежурства происшествий не случилось. — подтянутый коренастый офицер отдал полагающийся по уставу рапорт.

— Покажите мне ПКТ и дайте поговорить с заключённым. — сказала Знаменская, отвечая на уставное приветствие филигранным воинским жестом. — Оставьте одного из ваших орлов рядом. — последнюю фразу она сказала, чтобы не оскорблять недоверием начальника гауптвахты. В конце концов она в его владениях гостья и ему виднее что и как.

— Слушаюсь. — капитан кивнул подскочившему старшему солдату. — Железнов, проводи и побудь рядом. Рыпнется — действуй.

— Есть. — старший солдат козырнул президенту. — прошу следовать за мной, госпожа президент России.

Оказавшись в изолированной камере, Знаменская огляделась по сторонам. Перед ней стоял пятилетний пацан в безрукавке и шортах.

— Заключённый Ртищев, статья пять-сто-шестьдесят. — отрекомендовался он.

— Садись. — Знаменская указала на полку-нары и сама села на табурет, подождав, пока мальчишка сядет. — Что на этот раз не поделили? Только давай в подробностях и без утайки.

Рассказ мальчишки её не удивил. Она выслушала его не прерывая, без реплик и дополнительных вопросов.

— Я не знал, что это ваша дочь, госпожа президент.

— А если бы знал?

— Ни в жизнь бы пальцем не тронул.

— Похвально. Но для спецназовца России — абсолютно недостаточно.

— С меня даже форму сняли. Вот это дали и сказали, что всё...

— Стандартно.

— А моего куратора обещали разжаловать.

— Собственно говоря, он сам захотел. Я знаю о его рапорте.

— Но он не виноват. Виноват я.

— Хорошо, что понимаешь.

— Я прошу вас не отчислять меня.

— Этот вопрос — не ко мне. Это — решать командованию молодёжной организации и вашим старшим товарищам. Я вмешиваться не буду.

— Я обещаю, что это — в последний раз.

— Почему?

— Я всё понял.

— Что именно ты понял? Что перед тобой была дочь президента твоей страны? Или что перед тобой была женщина, будущая мать и жена? Или, может быть, ты понял, что мы в состоянии раздавить тебя без всякой жалости? Что именно ты понял?

— Я всё понял.

— Это — не ответ. Ты будешь отчислен. И за тобой это пятно сохранится на всю жизнь. — Знаменская встала. — Сотни лет подобные тебе издевались над женщинами, считая их существами второго сорта. Мы положили в границах России этому конец. Ты попытался поставить окончание такой порочной практики под сомнение и пострадал, поскольку у нас в границах России любая женщина-россиянка любого возраста защищается по высшему классу и без всякой жалости к обидчику. Ты избил девочку. Ты прикоснулся к ней без её согласия и желания. Этого достаточно для включения программы противодействия. — она открыла дверь камеры и вышла. Старший солдат закрыл замки и последовал за ней.

— Спасибо, господин Железнов, — Знаменская козырнула, — можете быть свободны.

— До свидания, госпожа президент России. — старший солдат учтиво козырнул и направился в дежурную комнату караула.

Знаменская вышла из помещения гауптвахты и пошла к зданию медсанчасти.

— Госпожа президент России. — ей навстречу вышел дежурный врач с нашивками майора. — В медсанчасти на излечении находятся восемь пациентов, двое гражданских и шестеро военнослужащих. В тяжёлом состоянии — два, в средней тяжести — два, лёгких — четыре. Разрешите проводить вас к дочери?

— Как её состояние?

— Средней тяжести, стабильное. Я знаю обстоятельства инцидента. Мне жаль.

— Палата номер?

— Четыре.

— Я сама, господин майор. — Знаменская прочла указатель палат и повернулась к лестнице. — Благодарю.

Оказавшись в просторной одноместной палате она сразу подошла к кровати, на которой лежала её дочь. Девочка открыла глаза, увидела маму и через секунду оказалась у неё на руках.

— Всеслава, не бузи и не нарушай режим. — Знаменская поцеловала дочь и уложила её обратно в постель. — Здравствуй. Как себя чувствуешь?

— Почти нормально, мам. Здравствуй. Я всё же успела немного его отделать.

— Молодец. Но и сама пострадала.

— Не хотела отправлять его в нокаут. Он всё же ещё маленький, только кандидат.

— За это хвалю. — Знаменская внимательным взглядом окинула дочь. — Вижу, он также поработал.

— Чисто импульсивно, мам. А на такой основе меня взять нельзя.

— Ладно. Рассказывай последние новости, Всеслава. — Знаменская села на край кровати.

— Хорошо, мам. — девочка со всеми подробностями рассказала о событиях последнего месяца.

— Магнитофончик ты мой. — Виктория Станиславовна поцеловала дочь. — Тебе не в спецназ надо было идти, а куда-нибудь подальше от синяков.

— Мама... — укоризненно произнесла Всеслава. — Пусть этим "подальше" профессионально занимается моя сестричка. А я уж постараюсь сделать всё и сверх всё на моем участке.

— Ладно. А теперь давай-ка чётко и точно о своем состоянии, дочка. Ты же знаешь, что я не только мама и главком, но и врач. Лады?

— Лады. — девочка кивнула и достаточно толково рассказала о том, что её беспокоит в собственном здоровье. Знаменская слушала внимательно, не перебивая.

— Хорошо. Я, вполне возможно, задержусь здесь на пару-тройку дней, так что будем видеться. А сейчас скажи мне, где Ульяна и братцы?

— Ульяна — в вычислительном центре городка, днюет и ночует у клавиатур и сенсоров. Просчитывает какой-то хитрый алгоритм, меня даже не посвящает в его суть. А братцы... Пётр занимается в спортгородке, хочет усовершенствовать технику "молнии", подготовить рекомендации для спортивных секций. Ты же знаешь, он у нас не только технарь, но и великий спортсмен и неплохой тренер. Константин не вылезает из клуба, учится играть на терменвоксе. Я слышала, у него неплохо получается, а многие говорят, что он имеет над музыкальными инструментами какую-то нечеловеческую власть. Возможно, он станет великим музыкантом или композитором. Борис... Он пропадает на полигоне с утра до вечера, его оттуда клещами не вытянешь. Ещё немного — и он превратит полигон городка в сущий ад. Начальник полигона, капитан Данилов говорит, что Борис способен любое препятствие сделать адски неприступным. Но прежде он сотни раз сам преодолеет его за кратчайшее время с любыми мыслимыми усложнениями. А ведь там препятствия — для взрослых дядь и тёть рассчитаны, а не для пятилетних пацанов и девчат. Даже мои девчата в свои шесть-семь лет многие препятствия в их первозданном виде и то — обходят десятой дорогой. А уж если над ними Борис поработает — там и сорокалетний профессионал может спасовать. Знаю. Слышала многие аргументированные реплики знатоков на этот счет.

— Благодарю за точную информацию, мой магнитофончик. Восстанавливайся. А я пока пройдусь по части, посмотрю, что и как.

— Мам...

— Что, доча?

— Может, не надо? Ты и так устала.

— Надо, доча, надо. Я приехала сюда не отдыхать, а работать.

— Угу, работать. Я тут слышала ежедневно полные отчёты о твоей работе. Корреспонденты не могут понять, как тебя на все хватает.

— Зато россияне понимают. Очень многие. И этого мне достаточно. Восстанавливайся и режим не нарушай.

— Ладно. Придёшь?

— Обязательно. — Знаменская направилась к двери. — Отдыхай. — она вышла из палаты, кивнула подошедшему военврачу, курирующему этот этаж, выслушала короткий доклад. — Благодарю вас, господин старший лейтенант. Она обещала не нарушать режим. А у моей дочки слово — кремень. Будет доставлять проблемы — накажите. Разрешаю. — улыбнулась президент. — Я пройдусь по территории медчасти, посмотрю. Можно к пациентам?

— Можно, госпожа президент.

— Тогда дайте мне халат, чтобы не вытягивались и не козыряли.

— Хорошо. — Медик подал комбинезон и Знаменская моментально облачилась, скрыв знаки различия. — Выглядит неотразимо.

— Скажете тоже. Благодарю. Можете быть свободны.

Попрощавшись с врачом, она прошлась по палатам, начав с самых тяжёлых и окончив в палате для самых лёгких. Её появление вызывало неподдельный интерес и оживление у пациентов, но Знаменская сразу же возвращала наиболее активных в предписанные врачами рамки. Окончив встречи с пациентами, президент зашла к врачам в их кабинеты и посты, получила последнюю информацию и покинула медсанчасть.

Прогулка по территории городка затянулась на четыре часа. Знаменская неизменно лезла в самые глубокие детали и вникала во все мелочи. Она без колебаний переоделась в комбинезон и вместе с уставшими, но довольными солдатами, сержантами, старшинами и офицерами приняла участие в чистке техники, пришедшей с пятисоткилометрового марша. Она подробно ознакомилась с работой многоуровневого воздушно-тектонического щита городка, переговорила с дежурными центрального поста караульной службы части, пообедала вместе с рядовыми солдатами в просторной столовой и лично начистила вручную целый котёл картошки. На полигоне она много раз преодолела ряд препятствий во всех режимах и переговорила с сотрудниками полигона и работниками полос препятствий.

От её внимания не могло укрыться ничего. Но при этом Знаменская чётко соблюдала свой основной принцип — не вмешиваться в нормативную жизнедеятельность и работу воинской части. Спустившись в подземные этажи городка, она ознакомилась с работой размещённых там подразделений, в том числе и с работой могучей энергочасти, способной на протяжении двадцати лет полностью автономно обеспечивать максимальные энергозапросы городка.

Утром следующего дня на коротком торжественном построении ближайших к городку подразделений дивизии на самом большом из близлежащих полигонов она вручила заслуженную награду — орден Чести — своему мужу, командиру этой дивизии и зачитала указ президента России о присвоении полковнику Орлову первого генеральского звания — "генерал-майор спецвойск Гвардии России". Гром аплодисментов быстро перерос в пятиминутную овацию, едва Знаменская окончила читать Указ и передала Орлову новые знаки различия. Получив приглашение на званый ужин, она приняла его, но сразу занялась не приятными хлопотами, а участием в судебном процессе над тем самым пятилетним пацаном.

Вторая Знаменская. Закон и мораль

Лёгкий военный джип быстро доставил её к Залу Юстиции ставшего родным и знакомым до мелочей военного городка. Знаменская вошла в зал и села в одно из кресел в ложе для зрителей.

Когда-то даже в самом страшном сне не могло присниться, что будет возможно судить пятилетнего ребенка. Теперь же общественная ответственность за любые проступки наступала именно с пяти лет и санкции за нарушения предусматривались самые жестокие.

Трёхчасовое заседание началось в половине одиннадцатого утра и с небольшими перерывами продолжалось до половины второго. Знаменская не вмешивалась в работу судей — она только присутствовала в зале, где среди жителей окрестных посёлков, офицеров и солдат множества окрестных городков, служащих и сотрудников близлежащих заводов и фабрик были и родители и родственники этого мальчишки. Чаши весов неоднократно кренились в сторону оправдания, но доказательная база оказалась сокрушительной: судьи и присяжные заседатели, значительную часть из которых составили молодые рейнджеры из соседних городков единодушным вердиктом постановили "виновен".

Сразу после судебного заседания мальчишку увезли из городка судебные исполнители Службы юстиции России. Увезли, чтобы доставить "этапом" туда, откуда он приехал в надежде стать одним из элитных спецназовцев России. Следом, не провожаемые никем, уехали его родители. Информационные подразделения военного городка дали только самую краткую информацию в общую сеть страны, но и её оказалось достаточным для выполнения части приговора: теперь об этом факте в биографии на протяжении многих лет везде и всюду знали все, кто сталкивался с этим субъектом. Во всех деталях.

Со странным чувством президент вышла из Зала Юстиции городка после судебного заседания. С одной стороны ей нравилось, что пятилетнего мальчишку столь сурово наказали за простое избиение едва ли не ровесницы, за которое раньше ну отвесили бы подзатыльник, да и забыли. С другой стороны она понимала, что подобная кара слишком жестока, но абсолютно необходима.

В разговоре с судьёй после процесса она услышала, что сама судья была готова простить мальчишку, ведь в конце концов он же не изнасиловал девчонку. Но воспитанная в суровых условиях орденских российских замков, готовивших судейскую элиту страны, прошедшая через горнило информационной ниагары, неоднократно видевшая во всех деталях и в самой неприглядной реальности последствия неправомерных приговоров, судья не могла поступить иначе, поскольку понимала: если она сегодня не накажет мальчишку, избившего чуть ли не сверстницу, завтра безнаказанно изобьют её саму или её дочерей, а там и до изнасилований и убийств недалеко, причём — в массовом масштабе.

Сама Знаменская, как врач, была готова согласиться с тем, что телесные повреждения, нанесённые её дочери требовали сурового приговора, ведь дело не кончилось простыми синяками. Но даже искусство военных медиков, залечивших в кратчайшие сроки переломы и смещения, служило лишним доказательством: в других условиях жертва могла и не получить такой квалифицированной помощи, а значит — погибнуть или стать инвалидом.

Президента не изумляла такая жестокость мальчишки по отношению к девочке — Знаменская умела мыслить как бездушная электронная машина. Она знала, что в российской истории отношение к женщине было мерилом здоровья нации во все времена, и только зная о своей действительной защищённости русские женщины сами ощущали себя пожизненно обязанными соответствовать высочайшим стандартам и немало делали для этого.

Только благодаря этому равновесию реальные стандарты женщин России за последние века выросли настолько, что получить согласие русской женщины на подписание договора многие иностранцы из самых элитных семей народов планеты считали неслыханной честью, которую требовалось не только завоевать, но и постоянно вновь и вновь подтверждать на протяжении многих лет. Любая женщина России с рождения и до смерти охранялась как национальное богатство, обидеть её — означало обидеть Россию.

Даже подписывая договор с иностранцем и уезжая из России, россиянка сохраняла многоканальную связь с родиной и пожизненно находилась под защитой её силовых подразделений. Русские мстили за обиду, нанесённую своим женщинам так, что на протяжении многих последующих поколений память об этой мести служила надёжнейшей прививкой против повторения любых поползновений в сторону нечистого обращения с россиянкой. Для России ныне не существовало никаких препятствий, способных остановить её карательные подразделения, идущие наказать обидчика россиянки.

Но это были системные операции, в фундаменте которых лежало вот такое безжалостное отношение к обидчикам женщин России. Зная об этом, россиянки ежеминутно и ежечасно совершали настоящие чудеса, подтверждая верность основополагающего для России закона Равновесия: действие всегда равно противодействию. Россиянки не платили ничем за защиту и охрану, они просто делали то, что должны были и могли делать, находясь под такой защитой, будучи свободны от переживаний и боязни угроз посягательств.

Знаменская вспомнила строки древнего поэта Некрасова, воспевшего красоту русской женщины, но не забывшего воспеть и её могущество, оплакать её тяжкую долю и выразить трудную, но важную уверенность в том, что такая русская женщина, которая станет основой России, когда-нибудь будет настолько многочисленна, что ей не придется страдать и жить в боли и горе.

"Есть женщины в русских селеньях

С спокойною важностью лиц,

С красивою силой в движеньях,

С походкой, со взглядом цариц,—

Их разве слепой не заметит,

А зрячий о них говорит:

"Пройдет — словно солнце осветит!

Посмотрит — рублем подарит!"

Идут они той же дорогой,

Какой весь народ наш идет,

Но грязь обстановки убогой

К ним словно не липнет. Цветет

Красавица, миру на диво,

Румяна, стройна, высока,

Во всякой одежде красива,

Ко всякой работе ловка.

И голод, и холод выносит,

Всегда терпелива, ровна...

Я видывал, как она косит:

Что взмах — то готова копна!

Платок у ней на ухо сбился,

Того гляди косы падут.

Какой-то парнек изловчился

И кверху подбросил их, шут!

Тяжёлые русые косы

Упали на смуглую грудь,

Покрыли ей ноженьки босы,

Мешают крестьянке взглянуть.

Она отвела их руками,

На парня сердито глядит.

Лицо величаво, как в раме,

Смущеньем и гневом горит...

По будням не любит безделья.

Зато вам её не узнать,

Как сгонит улыбка веселья

С лица трудовую печать.

Такого сердечного смеха,

И песни, и пляски такой

За деньги не купишь. "Утеха!" —

Твердят мужики меж собой.

В игре её конный не словит,

В беде не сробеет — спасет:

Коня на скаку остановит,

В горящую избу войдет!

Красивые, ровные зубы,

Что крупные перлы у ней,

Но строго румяные губы

Хранят их красу от людей —

Она улыбается редко...

Ей некогда лясы точить,

У ней не решится соседка

Ухвата, горшка попросить;

Не жалок ей нищий убогой —

Вольно ж без работы гулять!

Лежит на ней дельности строгой

И внутренней силы печать.

В ней ясно и крепко сознанье,

Что всё их спасенье в труде,

И труд ей несёт воздаянье:

Семейство не бьётся в нужде,

Всегда у них теплая хата,

Хлеб выпечен, вкусен квасок,

Здоровы и сыты ребята,

На праздник есть лишний кусок.

Идет эта баба к обедне

Пред всею семьей впереди:

Сидит, как на стуле, двухлетний

Ребёнок у ней на груди,

Рядком шестилетнего сына

Нарядная матка ведет...

И по сердцу эта картина

Всем любящим русский народ!

И ты красотою дивила,

Была и ловка, и сильна,

Но горе тебя иссушило,

Уснувшего Прокла жена!

Горда ты — ты плакать не хочешь,

Крепишься, но холст гробовой

Слезами невольно ты мочишь,

Сшивая проворной иглой.

Слеза за слезой упадает

На быстрые руки твои.

Так колос беззвучно роняет

Созревшие зерна свои..."

Совершенно неожиданно её, подошедшую к центральной площади городка, окружили все дети: трое сыновей и обе дочери. Через несколько минут подошел и муж. Они поняли состояние матери и жены без слов. Обменявшись взглядами с братьями и сестрой, Ульяна подняла глаза на маму и сказала только одно слово:

— Спасибо.

Знаменская промолчала, поняв, что дети поблагодарили её за то, что она, как президент страны, не стала заявлять прямое требование помиловать осуждённого. Они знали, что их мама никогда не пойдёт на подобный шаг и будет беспощадна к любому, кто нарушает интересы России. Но Знаменская понимала, что сказать "спасибо" в такой ситуации для её детей означало нечто большее — перейти рубикон между неосознанной и осознанной жалостью в данном конкретном случае. Между пониманием необходимости жестокости по отношению к врагам и осознанием тяжести решения о применении такой жестокости к себе подобным.

Они молча прошли к солдатской столовой и сели за боковой столик. Как всегда им подали только солдатскую пищу, ту, которой питались и солдаты, и сержанты, и старшины. Знаменская видела, что и офицеры в столовой также едят только солдатскую еду и делают это не показушно, а ежедневно, на протяжении многих лет. Таковы были жестокие законы России, законы её Силового Кольца, соединяющего в себе два Кольца — Военное и Полувоенное.

Когда Знаменская под руку с мужем вышли из столовой и по аллее направились в сторону офицерского общежития, между мальчишками возник спор. Борис, как признанный авторитет, выступил в роли молчаливого рефери в дискуссии по поводу того, что следовало сделать с обидчиком сестры. Константин, мягкий и уступчивый Константин в ответ на вопрос, который задал гораздо более жёсткий и практичный Пётр, буквально преобразился и сказал только одну фразу:

— Я бы его убил.

Паузы не последовало. Дети уже многое знали и понимали. В России были периоды, когда, благодаря проснувшейся в самых мягких и уступчивых людях жёсткости и изворотливости, совершались величайшие рывки вперед.

Многие века Россия была бедной забитой страной, в которой приходилось за рубль вкалывать так, как за границей соглашались вкалывать не меньше чем за сотню тысяч. Теперь, когда вокруг в России было сплошное довольство и богатство, оно выступало только покровом, под которым хранилось главное оружие России: способность выживать и эффективно действовать в кошмарных и нечеловеческих условиях.

Ради этого элита жила так, как за рубежами России жили только самые нижние слои социальной пирамиды. Она терпела такие лишения, перед которыми бледнели истязания, которым подвергали себя стоики и аскеты. Но благодаря этому народ России аккумулировал силу, способную в любой момент дать импульс и обеспечить прорыв, перед масштабами которых меркли достижения многих десятков земных цивилизаций.

И слова пятилетнего ребенка, который недавно видел на экране в деталях судебный процесс над своим ровесником, нанёсшим телесные повреждения девочке, свидетельствовали о том, что согласившись с решением общественного суда своей родной страны сегодня и сейчас, в других условиях при прямом столкновении он сможет действительно убить обидчика не только сестры, но и любой другой женщины-россиянки. Убить, зная, что его оправдают, как только разберутся в ситуации, как только станет ясно, почему он пошёл на этот шаг.

Знаменская молча восприняла эти слова сына, но её поразила реакция Всеславы. Девочка подошла к Константину, обняла и крепко поцеловала, сказав только одно слово "Спасибо". Константин залился краской, но справился с волнением и воспринял случившееся с достоинством и спокойствием.

— Мам, нам с Всеславой надо возвращаться в летний лагерь. — сказал Борис. — У нас напряжённая программа и мы не можем бросать своих.

— Хорошо. — Знаменская остановилась, пожала руку сына и поцеловала дочь. — Идите. Мы пока присядем, подышим воздухом. — она не удивилась, понимая, что неугомонная Всеслава не будет лежать пай-девочкой на койке в медсанчасти городка положенные на окончательную реабилитацию три дня и принимать лечение в сверхкомфортных условиях тогда, когда её ровесницы и ровесники живут буквально на подножном корму и терпят всевозможные лишения.

— Мы вечером придём, как только будет отбой. Если не будет ничего срочного. — пообещала Всеслава.

— Приходите. — сказал Андриан Николаевич, указывая на скамейку под сенью могучего дуба. — Викта, садись. И ты, Ульяна, тоже.

— И вы садитесь, дорогие наши мужчины. — улыбнувшись сказала Виктория, опускаясь на жестковатые балки скамейки.

— Хорошо. — Орлов отметил, что сын и дочь забежали в офицерское общежитие и через несколько минут уже выбежали, облачённые в форменные комбинезоны. — Наши уже пошли за пределы городка.

— Вижу, Андрин. — Виктория провожала детей взглядом до тех пор, пока они не скрылись в проходной. — Сколько у них ещё там дней?

— Полтора-два месяца, Викта.

— Славно.

— Истинно славно. — согласился Андриан, оглядываясь на сыновей, сидевших рядом и посадивших между собой Ульяну. Та спокойно воспринимала защиту братьев и принимала эту заботу как должное.

Знаменская, видя эту картину боковым зрением, знала и другое: случись что с любым из братьев — и вместо милых и улыбчивых девочек перед их обидчиками встанут две почти неуязвимые фурии, способные полностью и без остатка уничтожить за считанные минуты несколько десятков весьма подготовленных субъектов мужского пола. И потом повторить процедуру полного уничтожения столько раз, сколько потребуется.

Несмотря на всемерную защиту и высочайшую обеспеченность женщин, сегодняшняя Россия выдвигала перед ними огромные и тяжелейшие требования. С малых лет многие девочки России учились и получали образование в спартанских условиях, постигая науку побеждать так, как пристало побеждать женщинам, учились владеть всеми видами оружия, которыми их, женщин, наделила природа и не брезговать использованием оружия, считавшегося традиционно мужским.

Природная мягкость, нежность и доброта под такой мощной личной защитой расцветали в масштабах, достойных пера лучших писателей и поэтов всех времен. Сегодняшняя женщина России уже не была беззащитна в одиночестве — она знала и умела многое, что было необходимо для того, чтобы не только выжить, но и активно действовать. Она могла эффективно действовать в полной изоляции, в кошмарных условиях непрерывной тяжелой нужды в самом элементарном. Стоически терпеть боль и страдания, но при этом — действовать и жить.

Недотрог и неженок в России ни среди мужчин ни среди женщин уже несколько веков не было. Мужчины были теперь способны защитить и обеспечить женщин, а те — защитить и обеспечить мужчин, породить и воспитать новые, достойные поколения. Мощнейшая двойная структура масштабной эшелонированной защиты делала общество России неуязвимым перед вызовами времени, перед которыми гарантированно ломались менее закаленные народы.

Когда-то были сказаны вещие и пророческие слова: "Северный ветер создал викингов". В России, где снегов было столько, что ими можно было укрыть половину Азии и почти всю Западную Европу, где средняя температура не поднималась в эпоху постнормализации климата выше двадцати пяти градусов, но была способна падать до минус сорока даже в центральных регионах, северных ветров, олицетворявших собой долгие века многочисленные трудности, было предостаточно.

Но теперь на Россию невозможно было нацелить дивизию "Викинг", наводившую на обрюзгших западноевропейцев ужас в далеком двадцатом столетии. Теперь сама Россия в любой момент могла хлестнуть по любой враждебной стране мира персональным апокалипсисом. Хлестнуть выборочно или одновременно, оставаясь неуязвимой. Теперь в России были свои дивизии "Викинг", способные за считанные минуты совершить масштабный акт возмездия.

Это была могучая система, в которую входили многочисленные военные и полувоенные, а также многие гражданские подразделения. Теперь Россия была способна воевать в любых адских условиях, воевать как целыми регионами, так и отдельными группами людей. Воевать в полной изоляции и при массированном ежеминутном полном подавлении эшелонного характера. На этом фундаменте вырастали промышленность и наука, сельское хозяйство и культура.

Сбывались провидческие слова одного из российских императоров о том, что у России только два настоящих союзника — армия и флот. Теперь, как знал любой россиянин, сухопутный армеец его родной страны был способен быстро переквалифицироваться в моряка, а тот с неменьшим успехом — воевать на суше. Диковатое по смыслу словосочетание "морская пехота", развёрнутое в России в многоуровневую систему, позволило создать войска, офицеры и солдаты которых совмещали в себе лучшие качества как моряков, так и пехотинцев. Моряки неизменно наводили непроходящий ужас, воюя против сухопутного противника, а сухопутные войска, оседлав корабли и подводные лодки, были способны навести вводящий в столбняк ужас на весьма бывалых моряков.

Служить в рядах сотрудников Полувоенного кольца уже давно считалось великой честью для любого россиянина, но ещё большей честью было получить возможность встать в ряды сотрудников Военного кольца России. Самые лучшие получали право служить в рядах Специальных сил России, издавна гордо и чётко именуемых "спецназом".

О том, что далеко не каждому удастся пройти даже кандидатский этап, все россияне прекрасно знали, но они не менее твёрдо знали и другое: спецназовцы не умеют отступать и всегда выполняют задачи до конца, в любых условиях и при любых, даже самых немыслимых раскладах. Их можно послать на задание, но отменить задание практически невозможно: спецназ работал полностью автономно и до победы. Невозвратимость спецназа и невозможность отменить задание накладывали на командиров — от сержанта и до верховного главкома тяжелейшую ответственность, заставляли просчитывать до деталей сотни вариантов.

Любая ошибка в применении столь мощного и совершенного оружия ложилась несмываемым пятном на целую цепочку командиров. И любая ошибка спецназа стоила архидорого, потому в спецназ шел отбор ещё более жёсткий, чем в авиацию и в космосилы России. В их составе тоже был свой спецназ, со своими особенностями, но принципы оставались теми же. Андриан Орлов помнил, сколько спецназовцев было погублено политиками, не сумевшими правильно распорядиться столь высокоточным и высокотехнологичным инструментом, сколько командиров не смогли правильно сформулировать задачи, боялись предоставить спецназу самостоятельность. Всё это было в истории России, всё это изучалось и анализировалось со всей беспощадностью десятки тысяч раз, рассматривалось под сильнейшими микроскопами и с максимальной дотошностью.

Андриан Орлов также знал, что спецназ в государственной системе имел ещё одно предназначение — воевать против собственного народа. Сейчас такое предназначение было невозможно реализовать: спецназ теперь не выступал и не мог выступить против всего народа России. Он выступал только против его части, но даже на это выступление требовалось представить такие доказательства, которые сделали бы невозможной даже тень сомнения в справедливости будущих действий. Спецназ современной России работал воистину ювелирно, изымая только составляющие опасности любого рода, вида и размера, не затрагивая окружающие "здоровые ткани". Поэтому юристам было крайне тяжело усмотреть в действиях спецназа признаки преступления или правонарушения.

Люди спецназа составляли часть настоящего алмазного фонда нынешней России. Страна давала им всё — высочайшую по возможностям технику, самое совершенное оружие, самое удобное оборудование и снаряжение. Любой спецназовец, постоянно перевыполнявший нормативы мог ныне легко конкурировать по бытовой и социальной обеспеченности с самым богатым арабским шейхом древности. Но всё это благополучие оплачивалось ежедневными многочасовыми адскими тренировками, напряжённость которых в шесть — восемь раз превышала стандартную боевую, а иногда доходила и до двадцатикратного рубежа. Спецназовцы России неизменно ходили там, где ходила только смерть в большинстве её известных обличий, но не просто ходили, а выполняли сложнейшие задачи. Именно люди, а не техника составляли основу могущества Силового кольца России. Техника только немного усиливала это могущество. И так уже было много веков

Вторая Знаменская. Главком вооружённых сил страны (продолжение)

Знаменская встала с садовой скамейки, поправила воротничок комбинезона, подождала, пока поднимутся дети и муж и направилась к офицерскому общежитию. Вскоре каждый занимался своим делом: Андриан Николаевич проверял последние данные об обстановке в дивизии и в армии в целом, Виктория Станиславовна на экранах пролистывала двухдневные точнейшие сводки новостей, обращая пристальное внимание на проблемные и пионерные части, Ульяна просчитывала на миникомпьютере часть своего алгоритма, неуклонно делая его многоэтажным и универсальным, а Пётр проводил короткую спортивную получасовку — "качался" и отжимался по нескольку тысяч раз. Константин, присев по обыкновению в уголке, и став поразительно малозаметным, что-то играл на гитаре, тихонько напевая.

Через несколько часов за окном прогудел мелодичный сигнал подошедшего джипа. Президента ждали на званом ужине, проводившемся ровно в десять вечера, после того, как были выполнены все суточные нормативы и работы.

— Госпожа президент России. Господин генерал-майор спецвойск России. — сказал вошедший старший лейтенант. — Вас ждут в зале Торжеств городка. Машина подана. Ждёт.

— Десять минут, господин старший лейтенант. — Виктория Станиславовна улыбнулась, вставая. — Присядьте. Мужчины, переоденьтесь. Мы потом, после вас.

— Хорошо, Викта. — Андриан Николаевич вместе с Петром и Константином прошли во второй холл, прикрывая за собой дверь. Через пять минут они вышли, облачённые в вечерние костюмы. Виктория кивнула Ульяне и они скрылись во втором холле. Ровно через три минуты обе женщины появились в строгих вечерних платьях. Отметив изумление на лицах мужчин, Виктория Станиславовна и Ульяна улыбнулись.

— Мы готовы, господин старший лейтенант. — сказала Виктория, беря главного друга под руку. — Идёмте.

— Прошу. — офицер посторонился, пропуская вперед президента, командира дивизии и его детей. Закрыв дверь номера, он кивнул лейтенанту, дежурившему за пультом. Тот кивнул проходившему командиру.

— Прошу всех встать для встречи Президента России! — провозгласил заместитель Орлова, полковник Чкалов. Двери главного портала медленно открылись и в проёме появилась Знаменская, опирающаяся на руку своего главного друга. Под звуки встречного марша президент прошла к предназначенному для неё столику в глубине зала. Едва только они достигли столика, полковник Чкалов подал другую команду:

— Под флаг России, под Боевое Знамя дивизии специальных сил Гвардии России имени Суворова — Смирно! Равнение — на флаг России и Боевое Знамя.

В зал расчёты почётных караулов внесли флаг России и Боевое знамя дивизии. Сделав чёткий поворот налево, расчёты достигли установленного для них постамента и замерли.

— Для исполнения гимна России — смирно! — подал очередную команду полковник Чкалов.

Величественная мелодия заполнила пространство огромного зала. Через несколько секунд присутствующие соединили свои голоса в пении простого и одновременно — очень ёмкого текста.

Отзвучали последние аккорды.

— Вольно. Слово предоставляется президенту России, полковнику специальных сил Виктории Станиславовне Знаменской.

Раздались нараставшие аплодисменты, звучавшие всё время, пока Знаменская шла к изящному пюпитру в центре зала. Поблагодарив присутствовавших, Виктория в нескольких фразах обрисовала сегодняшнюю актуальную обстановку в России, чётко остановившись на достижениях, нормативах и проблемах, среди которых особо выделила негатив и пионерные направления. Отдельную часть своего короткого выступления она посвятила состоянию вооружённых сил России и планам высшего руководства страны по наведению должного порядка в проблемных областях и направлениях. Отметив значение спецвойск России в деле повышения уровня страны и её общества, Знаменская остановилась на тех проблемах и вопросах, которые ей удалось выявить и систематизировать за время пребывания в части. Здесь она резко усилила степень подробности и чёткости изложения, что понравилось присутствующим и было встречено с явным одобрением и заинтересованностью. Остановившись на путях решения вопросов и проблем, Знаменская сказала и о том, что лучше самих воинов никто не сможет справиться с их решением при всемерной поддержке со стороны гражданского общества страны.

Под продолжительные аплодисменты она отошла от пюпитра и вернулась на свое место.

— Слово предоставляется командиру дивизии имени Суворова, гвардии генерал-майору специальных сил гвардии России Андриану Николаевичу Орлову. — возвестил Чкалов.

Андриан Николаевич встал, и через несколько секунд оказался возле пюпитра. В своём докладе он дал анализ состояния дивизии и перспективных планов её развития и совершенствования, избегая многословного изложения общих вопросов неармейского характера. Он выразил твёрдую уверенность, что на новом этапе развития личный состав дивизии сможет сделать больше и достичь больших и высших уровней.

Провожаемый аплодисментами, он вернулся к столику и сел рядом с женой.

— Прошу всех встать. Под флаг России. Под Боевое знамя дивизии имени Суворова. — возгласил полковник Чкалов.

Под звуки марша знамённые расчёты покинули зал Торжеств. Официальная часть окончилась.

В неофициальной части были и многочисленные тосты, и танцы, и песни, и обмен мнениями, и жаркие споры, и воспоминания.

На следующий день Знаменская вместе с мужем отправилась в поездку по городкам дивизии. Работа президента продолжалась и никто из россиян не мог обвинить её в том, что в дивизии, подчинённой её мужу, она просто отдыхает и откровенно бездельничает. Вместе с Андрианом Николаевичем она много времени проводила в казармах, в офицерских общежитиях, в машинных парках и на аэродромах, на полигонах и в медико-санитарных частях, в частях снабжения и обслуживания дивизии.

Андриан Николаевич не сдерживал вулканическую активность супруги, понимая, что ей, как президенту, необходимо знать мельчайшие детали и докапываться до проблем и вопросов самостоятельно. К тому же он понимал и другое: его жена лучше его самого сможет поговорить с жёнами, невестами, дочерями и матерями воинов и офицеров дивизии, найти и помочь решить многие достаточно специфичные вопросы и проблемы. Дети всех возрастов просто боготворили президента, используя любую мыслимую возможность пообщаться с ней и Знаменская охотно шла на контакт с молодыми россиянами.

Вторая Знаменская. Флагман космофлота России

Пока Знаменская общалась с "гражданским кольцом" дивизии, Орлов побывал на дмитровском пульте и пригласил к себе своего давнего друга — полковника космосил страны Комарова. Тот приехал не один, а с конструктором космокораблей Шпагиным.

— И вы полагаете, что такой проект можно реализовать? — спросил Андриан Николаевич, ознакомившись с чертежами, разложенными на огромном столе. — Ведь у нас и без того достаточно проблем.

— Россия может себе это позволить. — убеждённо заметил Шпагин. — Прежде, чем сдать проект на технический контроль, я переговорил со многими моими коллегами — они убеждены, что рабочие и инженеры будут рады воплотить в жизнь такой корабль.

— А как назовем?

— "Россия". Только так. — твёрдо сказал Шпагин. — Другого названия я не вижу.

— А макет есть?

— Не только макет. — хитро прищурившись сказал Шпагин, включая экран портативного ридера. Орлов вгляделся — в огромном ангаре стоял восьмипалубный лайнер-гигант, на бортах которого отчётливо читались герб России и её флаг, а также название, выписанное славянской вязью: "Россия".

— И что сие значит? Тимофей Ильич, вы понимаете, что вы такое сотворили? Это же явно не макет. И как мне прикажете объясняться с женой? — Орлов был явно недоволен. — Я знаю, что мы сегодня богаты и можем себе позволить такие штучки, но сделать такое втайне от президента страны... Надеюсь, это только корпус?

— Нет. Корабль сертифицирован как "Звёздный крейсер большого класса". Полностью готов к немедленному взлёту и полёту куда угодно.

— Что? — Орлов воззрился на конструктора. — И когда вы такое успели?

— За месяц. А проектные работы велись с момента принесения Викторией Станиславовной присяги президента России. — ответил Шпагин.

— Вы меня подставили, причем крупно. Я планировал, что Виктория Станиславовна займётся проблемами космосил России немного позже, но теперь придётся убеждать её скорректировать графики. А это — дело не быстрое.

— Мы убеждены, что она будет рада. Это — подарок не только ей, это — подарок сотрудников космосил России всем россиянам. Новейший корабль, воплотивший в себе все возможные и известные на сегодняшний день пионерные разработки для кораблей такого класса, объединивший в себе комфорт и оснащённость элитного гражданского лайнера президентского класса и вооружённость элитного звёздного ударного крейсера космосил нашей страны. Он — первенец серии, но уже готовы проекты кораблей ещё более совершенных. "Россия" также будет совершенствоваться непрерывно. У неё открытая архитектура и гигантские возможности по наращиванию. — сказал Шпагин.

— Прочитаете такую лекцию моей жене. — улыбаясь, сказал Орлов. — Вот это — по-русски. Это — по-нашему. Согласен. А конвой?

— Двадцать кораблей класса "малый ударный крейсер". Но это уже — освоенные корабли, немного модернизированные для работы с таким красавцем.

— Смотрите, если она в него влюбится... — улыбнулся Орлов. Корабль ему нравился всё больше и больше. — А где...

— В Астраханском подземном центре Космофлота России.

— Но... — Орлов хотел сказать, что его жена там была на протяжении нескольких дней.

— Даже такой человек, как Виктория Станиславовна не может читать без особой необходимости все три части Триады, тем более она профессионально сориентирована только на проблемы и на пионерные разработки. А этот корабль и его конвой мы пропустили по классу "обычный норматив". Это вполне вписывается в регламент непрерывной модернизации. — сказал Шпагин.

— И каковы планы по представлению?

— Корабль может летать не только в вакууме, но и в атмосфере любой плотности. А это значит, что мы можем привести его куда угодно в России.

— А кто командир?

— Полковник космосил России Серебров. — Шпагин вызвал на экран ридера фото офицера и листы с данными о нём и о его работе. Орлов с интересом ознакомился с представленными материалами.

— Поддерживаю.

— Но мы предусмотрели, что командовать кораблем будет и президент России. Это — её и только её корабль.

— Экипаж?

— Сто пятьдесят пять человек. Мы предусмотрели, что на борт надо будет взять до трёх сотен человек воинов конвоя со всем необходимым тяжёлым оборудованием и техникой, а также до пяти сотен человек президентского окружения со всем необходимым тяжёлым и объёмным оснащением. Для всех их подготовлены все необходимые условия для жизни и работы. Корабль построен по классу "полная автономность".

— Понимаю. Задали вы мне задачку, — Орлов вглядывался в выведенный на большой экран комнаты корабль. — Но чертовски хороша штучка. Поблагодарите от меня всех, кто принимал участие в создании такого чуда.

— Обязательно. Так как...

— Я сделаю сюрприз Викте. — улыбнулся Орлов. — О деталях позднее договоримся, ещё будет время. А пока — доводите корабль до совершенства.

— Хорошо.

Орлов вернулся в главный городок дивизии за несколько дней до возвращения Знаменской. Как всегда, полностью погрузившись в оперативную работу, он тем не менее не забывал о подготовке к представлению крейсера космосил как россиянам, так и президенту страны. Согласовывая десятки вариантов действий, он не забывал требовать и добиваться только одного — сохранения полной тайны. В подготовку он посвятил только Бориса и Всеславу, взяв с них честное слово, что они ничего не скажут братьям и сестре, а также матери. Они обещали это и более того — постарались подготовить свою часть представления.

Прямо из Нижнего Новгорода специальным рейсом грузового военно-транспортного самолёта Знаменская с водителями, машиной и офицерами конвоя вернулась в Москву. Орлов перебрался в Дмитров, на пульт и взялся за подготовку к проведению крупномасштабных учений спецвойск гвардии России. Знаменская занялась решением оперативных и перспективных вопросов общероссийского и регионального уровней.

Пятнадцатого августа, спустя три месяца с момента принятия присяги президента страны его женой, Андриан Николаевич проснулся привычно рано — в четыре утра. Приготовив завтрак, он посмотрел на календарь: воскресенье. Это означало, что Знаменская не будет рваться в Президент-Холл или в Президент-Центр, а посвятит целый день своей семье. Орлов знал, что супруга имеет на этот день свои планы, но ещё вчера перед отходом ко сну Борис и Всеслава сказали, что их часть представления готова и обещали уговорить маму, попросив отца поддержать их.

Появившись в кухне ровно в пять, Знаменская поцеловала мужа и вскоре вся семья завтракала.

— Мам. Есть предложение. — сказал Борис.

— Какое? — заинтересованно посмотрела на сына Виктория Станиславовна.

— Мы предлагаем сегодня сделать авиационный день. В конце концов мы не занимались этим сектором все три месяца. Ты занималась в основном флотом и сухопутными войсками. — ответил сын.

— Правда, мам. Ты же знаешь, что Россия — не только флотская и сухопутно-армейская держава. У нас и воздушный флот есть. — поддержала брата Ульяна. — Надо же когда-то уделить достаточное внимание и нашим крылатым витязям.

— И по твоей сетке планирования ты в самое ближайшее время всё равно бы обратилась к проблемам воздушно-космического флота страны. Тем более, что сегодня в Жуковском — большой авиационно-космический праздник. — поддакнул Михаил.

— Но я там не заявлена, дети мои. — улыбнулась Виктория. — И я не могу без конца произносить речи и выполнять протоколы.

— А мы и не предлагаем тебе быть чиновником-статистом на этом празднике. Мы предлагаем тебе побыть там просто женщиной, матерью, супругой. — сказал Орлов.

— Ладно. И когда выступаем? — Виктория допила чай и поставила чашку на блюдце, кладя ложку рядом на скатерть.

— Через час. Машину поведу я. — сказал Андриан Николаевич.

— Ты что, дал отставку обоим Владимирам? Самоуправством занимаешься в гараже особого назначения?

— Нисколько. Просто они тоже должны иметь право отдохнуть. Не надо всё время ездить на официальных машинах, Викта. — ответил Андриан Николаевич.

— Согласна. Уговорили. И ты, Ульяна, хороша — не могла составить со мной конкуренцию мужчинам. — улыбнулась Виктория. — тогда мне надо и одеться соответствующим образом. Ведь всё же август.

— Открытая одежда и накидка. Вполне нормально. — сказал Борис. — Ну и конечно знак президентского достоинства. И знак вооружённых сил обязательно, мам. Ты же у нас госпожа полковник спецназа! Что ни говори, звучит.

— Ладно. — Виктория с Ульяной выскользнули из кухни. Мужчины вымыли посуду и прибрали стол.

Через несколько минут стремительный джип вырвался из загородной резиденции "Трудовая" и, набирая скорость, помчался по направлению к Жуковскому. В сидевшей рядом с мужем загорелой женщине в лёгкой панаме и в блузке, открывавшей сильные плечи, обрисовывавшей развитую высокую грудь было трудно узнать президента России. Обычные номера, обычный автоответчик, обычный курсопрокладчик. Знак президентского достоинства, как и знак вооружённых сил России были до времени скрыты клапаном блузки. Борис, сидевший с Ульяной позади, открыто и свободно любовался мамой.

В Жуковском Знаменская и Орлов оставили джип на обычной стоянке и в числе других посетителей прошли на огромное поле. Они с интересом смотрели обширную программу авиационного праздника, с небольшими перерывами продолжавшуюся четыре с половиной часа. Сидя прямо на густой и высокой траве, в окружении россиян и иностранцев, Знаменская, Орлов и их дети были неотличимы от многих гостей праздника.

А посмотреть на этом празднестве было на что. Здесь были и юркие стреловидные истребители воздушно-космического применения, и среднеразмерные штурмовики, способные обходиться без наземного и космического наведения и выполнять задачи в полном одиночестве в тысячах километрах от ближайшей базы, и огромные тяжёлые стремительные летающие крепости, способные в одиночку делать то, на что раньше требовалась мощь целых воздушных флотов.

Праздник подходил к середине. С поля за какую-то минуту стартовали сотни огромных кораблей вертикального взлета, оружие которых было настолько разнообразно и убийственно, что многие страны мира не могли ему противопоставить ничего существенного ещё на протяжении ста пятидесяти лет.

Выполнив серию фигур высшего пилотажа, самолеты разошлись в стороны, образовав рамку, в центре которой появился серебристо-белый силуэт неведомого корабля. Знаменская услышала, как защёлкали с разных сторон цифровые фотоаппараты и увидела, как люди пытаются найти в объёмных банках памяти карманных ридеров что-либо соответствующее этому нараставшему на глазах силуэту. Но соответствия, даже близкого, не было.

— Восьмипалубник! — раздался справа возглас молодой женщины. Орлов видел, как люди поднимаются с травы, как сотни биноклей обшаривают приближающийся корабль.

— Названия нет. Опознавательных знаков нет. — констатировал припавший на одно колено пацан лет двенадцати, не спуская с приближающегося корабля линз большого морского бинокля.

Корабль между тем почти бесшумно приближался. Его громада снижалась, целясь точно в центр поля. Только когда корабль невиданной формы и циклопических размеров замер над центром огромного лётного поля, зрители обратили внимание, что слева по краю поля выстроились чёткие "коробки" подразделений сухопутных войск России, а справа — военно-воздушных и космических сил.

— Он сейчас сядет. — выдохнул пацан, опуская бесполезный уже бинокль. — Какая громадина...

Едва гигант коснулся опорами плит поля, грянул артиллерийский салют из трёх сотен орудий. Над полем расцвели мириады ракет, образовавших в вышине голубого неба разноцветный герб России.

— Трап. — отметил ещё один мальчишка, едва успевавший нажимать на сенсор спуска своего цифрового фотоаппарата. — Надо было видеокамеру брать, а я...

Действительно, корабль спускал на поле широченный трап. Едва аппарель коснулась плит, по её бокам выстроились гвардейцы спецвойск России, а из чрева корабля стали выходить все новые и новые офицеры и солдаты.

— Они ведут "коридор" к нам! — констатировал третий мальчишка, лихорадочно перезаряжая диск высокой плотности записи в своём фотоаппарате. — Интересно, почему именно сюда?

Коридор, образуемый все новыми и новыми воинами, дотянулся до кромки поля и упёрся остриём в тот сектор, в котором сидела президент с семьей.

— Экипаж выходит. Впереди командир. — выдохнул тот мальчишка, который пожалел о том, что не взял видеокамеру. — Боже, на них же форма космофлота России, но какая-то новая. У меня в ридере такой точно нет. — он всунул ещё один диск и нажал сенсор непрерывной записи с интервалом в секунду. — Они идут сюда, но к кому? — Он оглянулся, обшаривая взглядом близстоящих людей и замер, увидев Знаменскую, прижавшую к себе Ульяну. — Президент?

Его возглас о президенте был услышан. Знаменская встала, выпрямилась, сняла панаму и её чёрные волосы разметались по плечам. Праздной отдыхающей больше не было. Среди людей своего народа стояла настоящая императрица — сильная, быстрая и строгая.

— Президент здесь! — послышались изумленные возгласы. Вокруг Знаменской мгновенно образовалось свободное пространство, в которое уже вступил командир корабля, сопровождаемый двумя офицерами рангом пониже.

— Госпожа президент России. Экипаж крейсера приглашает вас на борт. — козырнув, доложил старший офицер.

— Рапорт принят. — Знаменская пожала руку старшему офицеру и обменялась кивками с его сопровождающими. — Ну и устроили вы волнение россиянам, господин Серебров. Вашего корабля в плане праздненства точно нет.

— А мы ввели. — улыбаясь, офицер отступил в сторону, приглашая президента пройти к кораблю. — Прошу, госпожа президент.

Оказавшись у аппарели корабля, Знаменская по-уставному поздоровалась с экипажем.

— И что сие значит? — спросила она командира, выслушав стройный уставной ответ членов экипажа.

— Сегодня исполняется сто дней с момента вступления вас, Виктория Станиславовна в должность президента России. Личный состав космических сил России и сотрудники военно-промышленного комплекса России дарят вам этот корабль. Он был заложен в момент принесения вами присяги президента на Красной площади и построен из сэкономленных материалов сотрудниками ВПК страны в свободное от основной работы время. Это подарок вам, как президенту и это — наша благодарность народу России. Прошу вас наречь корабль. — он протянул Знаменской пульт с единственной кнопкой. — Корабль должен иметь имя. Он — флагман космофлота России, флагман её элитных космических вооруженных сил. И имя у него соответствующее. — Серебров ободряющее улыбнулся. — Просим вас, Виктория Станиславовна.

— Ладно. Я, кажется, догадываюсь, какое у него имя. — она открыла крышку пульта и надавила серую клавишу. Броневая плита отошла в сторону, открывая славянскую вязь слова "Россия". Офицеры взяли под козырёк, солдаты вытянулись по стойке смирно, люди на поле и на трибунах секторов подтянулись и замерли.

— Дожимайте до конца клавишу, Виктория Станиславовна. — подсказал Серебров.

— Хорошо. — Виктория выполнила просьбу командира и дожала клавишу. Другая броневая плита отошла в сторону и открыла огромный герб России. В тот же самый момент грянули три сотни орудийных стволов и над кораблем в строю "стрела", держа парадное равнение и чётко расходясь в стороны, прошли две сотни истребителей элитного авиаполка "Россия". Впереди шёл флагманский истребитель, на котором Виктория Знаменская когда-то совершила свой первый полёт ещё в бытность президентом теневого кабинета. Она узнала машину и проводила её взглядом, пока силуэт мог быть ещё различим в синеве неба.

— Это — ваш корабль, Виктория Станиславовна. Мы называем его "Флагман-первый". — сказал Серебров. — Прошу на борт. Ваши родные скоро подойдут.

— Охотно, Ульян Маркович. — Знаменская поднялась по широченной аппарели. — Только после моего визита сюда дайте возможность и россиянам посмотреть это чудо. Лады?

— Хорошо, Виктория Станиславовна. Всё предусмотрено. — кивнул Серебров.

Долгих полтора часа президент с семьей знакомились с кораблем. Всё это время за его обшивкой гремел продолжающийся праздник, шло второе отделение воздушного представления. Президент побывала и в экипажной части, и в центральном и боевом постах, и в технических помещениях, и в реакторных залах, и в орудийных коридорах, и в залах боевых излучателей, и в госпитальном комплексе, и в бытовом комплексе, и в спортивно-тренажёрном комплексе, и в зоне для вооружённого контингента охраны, и в зоне для космодесантников, и в зоне для работы помощников и советников президента, и в секторе для гостей президента. Только в самом конце она мельком осмотрела предназначенные для неё лично аппартаменты.

— Потрясающе, Ульян Маркович. А где он будет базироваться?

— У него несколько баз, все полностью готовы и соответствующим образом оборудованы и защищены. — офицер перечислил несколько пунктов. — Потребуется — он придёт куда угодно. И преодолеет любое сопротивление, как и полагается российскому крейсеру.

— Предоставьте мне исчерпывающие списки всех, кто принимал участие в создании этого чуда. Пусть их руководители поощрят их своей властью, а я постараюсь отметить их со своей стороны.

— Хорошо, Виктория Станиславовна.

— И предоставьте россиянам возможность посмотреть всё, что можно. Как и обещали. Пусть это будет третьей частью нашего сегодняшнего праздненства.

— Согласен. Сделаем.

— А мы пойдём. — Виктория Станиславовна взяла за руки Бориса и Ульяну. Подошел Орлов. — Благодарю. Всего вам доброго.

— До свидания, госпожа президент. — Серебров козырнул и вернулся в центральный пост корабля. Знаменская в сопровождении Орлова спустились к залу выходной аппарели.

— Батальон. Равняйсь. Смирно. — подал команду шестнадцатилетний юноша, затянутый в комбинезон с нашивками вице-майора. — Госпожа президент России. Сводный батальон молодёжной организации Силового кольца России поздравляет вас со ста днями пребывания на посту. Желаем вам здоровья и успехов.

— Спасибо. — Знаменская кивнула, спускаясь по аппарели. — Здравствуйте, господа. — она остановилась на середине линии, занятой двумя "нитками" сводного батальона.

— Здравия желаем, госпожа президент России. — прозвучал слаженный мощный тысячеголосый ответ.

— По традиции вам, молодым, предоставляется право увидеть первыми всё лучшее, чем располагает страна. Сегодня перед вами — флагман военно — космических сил нашей страны, тяжёлый ударный крейсер "Россия". Пусть это и президентский корабль, но прежде всего это — боевой, способный смертельно жалить врага клинок, созданный трудом многих сотен россиян. О таких клинках мечтали ваши предки, видя развал экономики и вооруженных сил нашей страны в прошлых веках. Такие клинки проступали в линиях чертежей тех машин, которые рождались гениями нашего народа тогда, когда наша страна в очередной раз выходила на уровень империи. И такие клинки сегодня защищают честь, свободу и независимость нашей сегодняшней и будущей России. Придёт время — и многие из вас станут частью экипажей космических и воздушных кораблей, призванных хранить, защищать, оберегать безопасность нашей страны. Многие из вас станут творцами и испытателями ещё более совершенных кораблей, которые сегодня не существуют даже в чертежах, но обязательно появятся со временем, рождённые силой разума и веры нашего великого народа. Будьте всегда достойны памяти наших великих предков, будьте готовы сегодня и в будущем защищать и приумножать славу России.

Ответом Знаменской было троекратное могучее "Ура", подхваченное воинами сухопутных и военно-воздушных и военно-космических сил России, снова занявших свои места по периметру огромного поля. Пройдя до левофлангового, Знаменская за руку попрощалась с командиром сводного батальона и села в подкативший джип, управляемый неугомонной Ульяной, исчезнувшей ещё до приветствия комбата.

Когда Ульяна вывела джип на боковую дорогу, ведущую к резиденции "Трудовая", молчавшая всю дорогу Знаменская подождала, пока машина остановится у въездной линии перед воротами и сказала то самое слово, какое в её семье становилось самым глубинным:

— Спасибо.

Ответа не потребовалось. Ульяна лихо остановила машину у ступеней главного корпуса резиденции и посмотрела на часы на приборной доске. Было уже шесть часов тридцать пять минут вечера.

— Мам. Я тоже должна ехать. У нас учения. В Сибири. На две недели. Потом — неделя в песках Египта. — сказала Ульяна, вытаскивая загодя снаряженные баулы и укладывая их в багажник джипа. — Не беспокойся, нас там будет три полновесных молодёжных батальона — тысяча пятьсот человек. Не пропадём.

— Ладно. Присядем. — Виктория Станиславовна знала, что отговаривать дочь бесполезно: она уже не принадлежала себе, её ждали друзья и подруги. — Успехов вам там.

— Спасибо, ма. — Ульяна поцеловала склонившуюся к ней мать в щёку и отошла. — Я поехала.

— Ну вот мы и остались почти что одни, Андрин. — сказала Знаменская, переодевшись в домашнее платье спокойной расцветки. — Будем ужинать?

— Будем. — ответил Андриан Николаевич.

Вторая Знаменская. Предвидение судьбы сына

В этот момент Знаменскую кольнуло нехорошее предчувствие. Она помнила, как жадно слушал Борис рассказы членов экипажей гигантских космокрейсеров и видела в этой неподдельной заинтересованности признаки поворотного момента. В России издавна элита была готова служить где угодно и кем угодно, если это было нужно для блага родной страны и её народа. Подготовка молодёжи в элитных учебных заведениях всемерно поддерживала эту способность на протяжении ряда поколений.

И тогда Знаменская вдруг поняла, что её сын Борис, единственный среди братьев, кто сделал осознанный выбор в пользу армии, сегодня сделал второй, гибельный для него лично выбор в пользу военно-космических сил России. Она знала, что Борис способен пойти на крайности, если это будет нужно для блага родной страны, а это означало, что он, как минимум, добьётся высших командных уровней в космосилах России. А такие уровни означали ещё большую степень приближения к мерцающей мертвенным светом грани, за которой стояла смерть.

Уже на протяжении многих веков элитные российские космические офицеры любого ранга — от мичмана и до адмирала космофлота России — предпочитали гибнуть сами, чем подставлять под смертельные удары своих подчинённых. Они никогда не выделяли себя из массы рядовых и младших сотрудников космофлота, ели ту же самую пищу, спали на тех же самых постелях, проходили те же самые ужасающие полосы препятствий и тренажёры полной боевой реальности. Они не носили на кораблях и в расположении российских воинских подразделений какой-либо особой офицерской формы: очень часто — только офицерский знак-птицу с нанограммой-информером.

Они, офицеры космофлота России, часть от всего многовекового офицерства всегдашней Российской империи, стояли по пятнадцать вахт подряд, не спали неделями и месяцами, но, даже падая с ног от усталости, испытывая жесточайшую боль и изнуряющий голод, выходили вперёд, отодвигая с линии огня тех, кем командовали, тех, кого могли в любой момент послать на смерть и знали, что они выполнят задачу ничуть не хуже. И всегда в критические моменты вперёд выходили офицеры российских космосил, рядом с которыми становились офицеры других секторов Силового Кольца России. Слова врагов: "У русских каждый может быть командиром" означали, что после гибели офицеров их сохранённые подчиненные были способны совершить чудеса и добиться победы в безнадёжных ситуациях.

Но до того момента, когда на стол президенту воюющей с чужепланетным врагом России, уже отправившей в пасть тысячеглавому дракону сотни кораблей с неумеющими отступать соотечественниками, ляжет сообщение о гибели сына ещё было долгих тридцать лет.

Тогда, в тот момент боли и горя Виктории Станиславовне едва исполнится шестьдесят, а её Борису, добившемуся перевода на третью линию обороны Земли — тридцать пять. У него впереди будет большая часть жизни. Он мог бы доверить всё умнейшей автоматике, сработанной десятками тысяч "Левшей" России в кратчайшие сроки. Он мог бы полностью довериться нанокомпьютерам, которые сам лично неоднократно настраивал и проверял. Он мог бы оставить всё на волю техники и уйти вместе со всеми в защищённый контур крейсера на период осуществления главного удара. Он мог. Но движимый вечным порывом, властвующим над элитой России, прошедшей многолетнюю школу спецназа, он, командир корабля, не оставит центральный пост вверенного ему крейсера, приказав всем остальным офицерам и солдатам немедленно покинуть мостик. И язык плазменного разряда испепелит надстройку командного центра корабля тогда, когда в ней останется только один человек — её сын.

И, ощутив в ту же самую секунду его гибель, она, президент России, ведущая борьбу с неизвестным и невероятно изворотливым врагом, железным прессом воли подавит в себе рвущийся вулканической лавой наружу пугающе вибрирующий крик смертельно раненой львицы.

Она не изменится в лице, её тело не сведёт судорога напряжения, а психический панцирь зажмёт в тиски рвущиеся наружу рыдания. Окружавшие её офицеры и иерархи высшего кольца управления страной поймут: теперь Президент России перешла границу, за которой её беспощадность будет остановить практически невозможно. Но она, страдая от душащих волн боли и горя, едва не падая от подступающих к горлу щупалец обморока, не отдаст приказ о немедленном наступлении новой волны только что построенных кораблей возмездия — ставших легендами элитных ударных "пятисотствольников" до тех пор, пока сама лично не проверит степень готовности каждого корабля и каждого экипажа.

Её помощники поймут, как сильно ей хотелось в ту же секунду отдать приказ с одним только словом "мщение" и как она хотела своими собственными глазами увидеть корчащиеся под лучами незамедлительно подошедших бы из резерва Верховного военного командования России на дистанцию прямого выстрела шестидесяти восьмисотствольных "Алмазов" многочисленные корабли главной эскадры Чужих, один из которых выстрелом своей плазменной пушки лишил её сына.

До этого было так далеко и теперь это "далеко" было так близко.

Вторая Знаменская. Президент России. Первое покушение

Разве мог знать Семёнов, что всего лишь через полтора месяца он станет свидетелем первого нападения на Президента России членов новоявленной террористической группировки.

Врач по рождению и по образованию, Виктория Знаменская много изменила в России, но ещё больше она изменила в своей жизни и в представлении других о роли и сути Президента великой страны. Занявшись делами верховного управления российским народом, Знаменская отказалась от того, чтобы забыть свое предназначение врача. И потому раз в месяц она в случайном порядке выбирала один из медицинских центров страны для того, чтобы два дня поработать там простым врачом.

Россияне уже привыкли к такому порядку и никто не делал круглые глаза, когда собеседник говорил о том, что его лечила сама Президент России. Знаменская отказалась от роли консультанта и лично ездила на "Скорых" на вызовы, бралась участвовать в осуществлении работы реанимационных бригад, становилась к операционному столу и вовремя появлялась всегда там, где по её мнению в ней была наибольшая нужда.

Но этот чёрный день настал.

Знаменская стандартной необременительной процедурой передала дела вице-президенту, переоделась в гражданский костюм, потом, подумав, надела медицинский комбинезон кремовой расцветки и села в ожидавшую у подъезда Президент-Центра карету "Скорой". Её путь лежал в Гурьевск, в Медицинский центр общего восстановительного лечения. И на этот раз не было "хвоста" сопровождения. Не было и сопровождающих: Знаменской всё же удалось убедить всех, что во владениях медиков ей, Президенту России ничего не угрожает.

Путь до Гурьевска был пройден нормально. Когда Знаменская вышла из кареты у подъезда Центра и сделала несколько шагов, ей в бок впился пятнадцатисантиметровый нож. Подбежавшие к упавшей на пластик дорожки женщине медики, проведя быстрый осмотр, поняли что безопасно удалить лезвие не удастся: попав внутрь, нож ощетинился множеством острейших граней и, несмотря на уже известное в истории человечества коварство данного орудия убийства, "выдавить" его удалось бы, пусть и вместе с живой тканью, но микробиолог, посмотрев на индикатор своего портативного анализатора, приставленного к рукояти ножа, быстро побледнела и надвинула на лицо изолирующий самоспасатель:

— Нож отравлен. Список "А". Живо в операционную. Поднять по тревоге Вирусологическую службу России. Возможен всплеск террористической активности. — проговорила она, видя, как её коллеги-медики также "заграждаются" самоспасателями.

Медики осторожно перегрузили ежесекундно терявшее силы тело Президента на каталку и бегом доставили в ближайшую операционную. Включились бестеневые лампы. Засветились многочисленные индикаторы приборного комплекса.

— Бригаде хирургов в полном составе прибыть в первую операционную. — кинул в наплечный спикер старший дежурный врач, настраивая аппаратуру глубокого сканирования. — Подготовить три бригады резерва. Всё обеспечение — в действие по плану один-экстренный.

Такой вызов не могли "зевнуть" Информцентры России. Сигнал с расшифровкой поступил на стол полковнику Информслужбы Захару Семенову спустя две минуты после отправки.

— Вице — президента известить. Просить придержать информацию. Поднять Медицинские информцентры по общей полной боевой тревоге. Оперативный план "Сито". Искать всю и любую информацию по воздействиям такого рода. Отгрузить в исходном и отформатированном виде. Немедленно. — распорядился Семёнов, вставая из-за стола навстречу входившему в кабинет быстрым шагом своему адьютанту — капитану Информслужбы Филиппову.

— Есть. — ответил тот.

— Мой "Зубр-Патруль" — к подъезду. — распорядился полковник Семёнов, надавив на виртуальной клавиатуре сенсор вызова Автомобильной службы Главного Информцентра России.

— Есть. — ответил дежурный офицер автослужбы Информцентра, на мгновение появившись на небольшом экране. Но Семёнов быстрым шагом уже спускался по аварийному пандусу в подземный паркинг.

Несмотря на всю поспешность, Семёнов не успел даже выехать за пределы Главного офиса Информслужбы России, как мимо открывавшихся ворот Внешнего Периметра Главного Информцентра на огромной скорости промчался бронетранспортер со знаком Командования Гвардии России. Семёнов сразу же узнал машину, а вспыхнувший экран индентификации подтвердил его догадку и Захар Тимофеевич вдавил педаль газа ровно наполовину. Мощный джип стал нагонять стремительно уходивший вперёд бронетранспортер.

Вспыхнул экран ближней связи. На нем появился затянутый в танковый комбинезон Андриан Орлов. — командующий войсками Гвардии Россиии, генерал армии.

— Захар, ей очень плохо. Я чувствую. — сказал он, обойдясь без протокола, приветствий и предисловий. Захар Семёнов кивнул:

— Мои службы две минуты назад перегрузили в Гурьевск всю отловленную информацию. Там тысяча шестьсот страниц текста и иллюстраций. По ножу и его яду мы раскопали всё, что только можно, включая самые дальние и скупые упоминания и догадки. — полковник Информслужбы включил синий "султан", дающий право общероссийского приоритета и вывел машину на сверхскоростную полосу автострады. — Я пойду за тобой. Разреши приближение? — спросил Семёнов, зная, что военные машины России оснащены "коконом недоступности".

— Хорошо. Пристраивайся в корме. — Орлов посмотрел куда-то вбок на дополнительные экраны. — Вижу тебя, пойдём в тандеме. Я также включаю маяк, хотя для военных машин это не обязательно.

— Сейчас это — обязательно. Включай. — Семёнов коснулся нескольких сенсоров, вдавил педаль газа до пола и его джип поравнялся с бронетранспортером. Широкая спецполоса автострады, рассчитанная и на посадку небольших самолётов, позволяла двигаться рядом пяти тяжёлым машинам. — Так будет лучше.

— Согласен. — генерал армии кивнул водителю и на орудийной главной башне тяжёлого БТРа вырос и замерцал тревожными мощными всполохами синий "султан". — Я вызвал военных медиков. Они справятся с этим. Похоже, мы имеем дело с терроризмом. — ответил Орлов.

— Не хотелось бы в это верить, но, видимо, это так. Мои эксперты также указывают на высокую вероятность подобного развития событий. — подтвердил Семёнов.

— Всё. Мы прибыли. Центр.

— Да. Вижу. Оставим машины у "стенки" и — бегом...

Машины одновременно замерли у ограничительной "стенки". Орлов и Семёнов выпрыгнули из салонов и сразу увидели, как сотрудники службы охраны медицинского центра ведут к ним мужчину средних лет в ничем не примечательном гражданском костюме. Один из сопровождавших пленника оперативников подал Орлову чехол. Генерал армии осмотрел его, затем поднял глаза на задержанного и тот отшатнулся.

— Он выдал самому себе приказ на ликвидацию. — произнёс Семёнов, пройдясь изучающим взглядом по лицу пленника. — У нас несколько десятков секунд, генерал.

— Мы уже здесь. — подполковник Информслужбы Говоров вышел вперед и пленник, уже теряющий сознание, выпрямился под взглядом "сканера". — Пытается сопротивляться, ставит блоки, но ничего. Всё, что надо, мне уже известно.

Пленник пошатнулся и рухнул. Склонившийся над ним специальный агент Вооружённых Сил России отрицательно покачал головой:

— Мёртв. Мертвее не бывает.

— Отчёт — мне немедленно. — произнёс Семёнов. Кто-то из стоявших позади полковника Информслужбы офицеров подал бланк.

— В оперативную часть Главного Информцентра. К немедленному действию. — сказал Семёнов, просмотрев недлинный текст. — Вот ваша копия, Андриан.

— Вижу. В спецназ. Действуйте. — произнёс генерал армии, передавая своему адьютанту-полковнику пластик. — Благодарю вас, подполковник. — генерал повернулся к Говорову, козырнул.

— Есть, господин генерал. — офицер козырнул в ответ и быстро ушёл к подходившему трейлеру.

— Как она? — Семёнов обратился к подошедшему врачу.

— В глубоком шоке. Пройдёмте ко мне в кабинет, там я смогу сказать остальное.

— Да, да, конечно. — Семёнов и Орлов направились следом за стремительно шагавшим медиком.

В кабинете было немного душно — окна были наглухо закрыты. После того, как была подтверждена опасность биологического терроризма, в медицинском центре сработал план "Изоляция помещений и периметра". Включённый на четверть мощности кондиционер шелестел в углу.

— Вице-президент взял на себя управление страной. — сказал Орлов, наблюдая, как врач настраивает аппаратуру. — Россия не почувствует толчка. Вика бы это одобрила.

— Одобрит. — убеждённо заметил Семёнов.

— Итак, господа. — сказал врач, закончив работу с пультами. — Нож мы извлекли. Но применённый террористом-смертником яд — слишком сложный и нам приходится использовать сильнодействующие препараты. В таком комплексе, как этот, не известно в деталях, какими будут последствия. Всё, что только можно, мы восстановили. Но шрам после заживления раны останется. Навсегда. Пластические хирурги говорят, что в таком месте и с такими повреждениями, как это, они бессильны что-либо сделать для полного исчезновения отметины. Слабый полузаметный след все равно останется, к огромному нашему сожалению. Дико об этом говорить, но это — факт. Мы поддерживаем жизнь аппаратно, пока её мозг не может работать в этом направлении.

— Она...

— Спит. Глубокий сон, без сновидений и ощущений — единственное, чем мы можем пока хоть как-то облегчить её состояние.

— Сколько это может продлиться?

— Неопределённо долго. Мы пока не решаемся выводить её из сна: слишком силён и опасен был удар.

— Ударил профессионал. В этом нет никаких сомнений. — зло бросил Орлов, просмотрев ещё раз предоставленные ему оперативниками материалы. — Всё. С этого момента Вика не сделает ни шагу куда-либо без моих хлопцев. Я больше не буду воспринимать всерьёз её сказки о безопасности любых её предприятий и действий. Полный кокон.

— А я уже отдал приказ просмотреть весь её предшествующий и будущий запланированный путь на предмет выявления потенциальной или скрытой угрозы. — согласился Семёнов. — Нам можно к ней? — обратился офицер Информслужбы к врачу.

— Можно. Мы поставили вам койки в операционной. Переоденьтесь в стерильную одежду и можете быть там столько, сколько потребуется. — ответил врач.

— Охрана? — спросил Семёнов.

— Этаж с палатой блокирован с шести сторон. — опередив врача проговорил Орлов. — Микроб не проскочит. Излучения блокированы. Я распорядился доставить сюда бригаду специалистов — военных медиков. Они будут всё время рядом. Мы уже поставили аппаратуру слежения и дублируем данные вашей аппаратуры, доктор.

Врач кивнул с понимающим выражением лица.

— Поздновато... — заметил Захар, изучив показания, выведенные на экраны комплекса медаппаратуры.

— Это верно, но мы постараемся решить эту проблему. — генерал армии принял из рук вошедшего в кабинет адъютанта "бук" с новой информацией. — Это — расширенные данные по сканированию. Службы уже взяли след. Скоро им будет жарко.

— Гореть им в аду. — убеждённо сказал Семёнов.

Орлов удивлённо посмотрел на давнего знакомого, но быстро спрятал удивление под маской всегдашней сосредоточенности. Он уже давно знал и понимал, что полковник Информационной службы России Захар Тимофеевич Семёнов глубоко и искренне любит Викторию Станиславовну Знаменскую — врача, ставшего президентом России. После Веков Дисциплины россияне уже не видели в этом ничего предосудительного, как и жители многих других стран.

Начался период работы России без президента. Теперь во главе страны и народа стояли трое вице-президентов, среди которых были и две женщины. Знаменская полностью доверяла им и потому медикам удалось избежать больших проблем, связанных с тем, что пациентка будет беспокоиться поминутно о том, что же её заместители и помощники делают в её отсутствие. Будучи врачом, Виктория Знаменская воспринимала своё положение пациентки философски и старалась не доставлять больших проблем работавшим над ней медикам. Но едва лишь позволил лечащий врач, как она в сильно облегчённом режиме вернулась сначала к медицинской практике — благо медцентр был небольшим, а затем — и к руководству страной и народом. Шрам, как и говорили медики, остался, но Знаменская, прекрасно знавшая историю земной медицины, спокойно восприняла весть о том, что пока эту отметину полностью удалить невозможно. Она знала, что после этого случая в медицину придут новые люди, которые постараются решить данную проблему. Это решение будет нужно не ей, президенту страны, а будет нужно многим другим людям, воспринимавшим безупречную внешность и чистоту кожи как норматив, а не как свидетельство принадлежности к некоей высшей касте.

Совсем скоро вся планета содрогнётся от вести о том, что в Метагалактику, а затем и в Солнечную систему вломился враг, жаждущий порабощения и обогащения. И снова Знаменская не будет знать сна и покоя. Но до момента появления на информационных табло стран мира сигнала "Планетарная тревога" ещё было время. Да и человечество уже не было настолько глупым, беззубым и беззаботным.

Последняя война. Чужие

Памятуя о могуществе сил Тьмы, человечество постаралось надежно защитить среду своего обитания от вторжений извне. Новейшие разработки немедленно ставились на вооружение Астрофлота планеты.

Многочисленные автоматические крейсеры и рейдеры образовали Первое активное кольцо и встали на боевое дежурство в районах, максимально удалённых от владений Земли для того, чтобы первыми принять на себя удар неведомых злых сил, в существовании которых в просторах Вселенной мало кто из землян теперь сомневался.

Второе активное кольцо составили вооружённые самым совершенным комплексом следящей аппаратуры станции обнаружения и защиты, получившие название Второго активного кольца. Там же стояли обитаемые орбитальные станции и десантные крейсеры, обязанные обеспечить защиту в случае прорыва кольца автоматических крейсеров и рейдеров. Сюда же в случае необходимости выдвигались резервы в виде четырёх волн Десантных Космических Сил Земли. Здесь же были зарезервированы места для размещения пяти волн кораблей Вооружённых Сил Астрофлота планеты. С этого основного плацдарма земляне планировали развивать наступление на агрессора после отражения атаки.

Третье активное кольцо составили орбитальные станции и базы Космического десанта Астрофлота Земли, вооружённые самыми современными системами обнаружения, связи и обороны. Здесь были размещены площадки для накопления Сил Возмездия Астрофлота Земли.

За этим третьим кольцом стояли в режиме боевого круглосуточного дежурства обитаемые рейдеры, крейсеры, орбитальные базы и станции Четвёртого активного кольца. Здесь также размещались площадки для кораблей Вооружённых сил Астрофлота Земли.

В случае необходимости за считанные минуты Земля могла выстроить в боевые порядки за Четвёртым кольцом, но уже на средних и ближних подступах к Солнечной системе ещё девять колец защиты и обороны, в которые в случае нужды включались любые размещённые в пределах этой Сферы обитаемые миры для людей: начиная от планетных и астероидных баз и поселков и кончая огромными орбитальными станциями и летающими крепостями — космическими городами. Тогда были предусмотрены и возможности для быстрейшего вооружения даже сугубо мирных обитаемых миров людей.

Пока что у землян не было возможности и необходимости проверять мощь столь многослойной защиты на практике, но десятки тысяч людей посменно несли дежурство на всех Кольцах Защиты и Обороны для того, чтобы Солнечная система и её жители могли спокойно и планомерно заниматься неотложными и насущными делами.

Не было, но для российских космических сил это совершенно не означало даже гипотетическую возможность почивать на лаврах. Волна была запущена. И результаты её работы были настолько впечатляющи и общепонятны, что оппонентов находилось все меньше. Знаменская, уделявшая защите космических пространств Метагалактики Земли самое пристальное внимание, знала, что после удара ВОЦ угроза может исходить, вероятнее всего, из космоса, а потому следует сделать всё, чтобы загодя создать могучую систему обороны и защиты, не забывая и о запасах для нападения и возмездия. Президент России Знаменская загоняла отечественных астронавтов, космонавтов и системников в такие жесткие рамки и ставила перед ними такие жёсткие задачи, что всё чаще находились люди, которые были готовы обвинить президента России в форменной бесчеловечности. Но ещё больше было людей, которые не на словах, а на деле убеждались, что требовательность президента — не блажь стареющего управленца, желающего всеми правдами и неправдами сохранить некий статус "всемогущего кукловода", а залог создания огромного и до конца не просчитываемого никакими разведками запаса прочности. Потому-то за короткий срок космосилы и астросилы России превратились в элитное Кольцо, в котором было собрано всё необходимое и всё самого лучшего качества. Знаменская постоянно повторяла командующим соединениями и флотами космосил России, что если сейчас нет какой-либо необходимости жить по законам военного времени, то в будущем такая возможность не исключена а необходимость объективно может стать реальностью и данностью. Поэтому, — шутила она, — лучше сегодня недоспать и недоесть, но завтра, когда грянет гром, не креститься, а отвечать, даже если внезапность будет полной и совершенно непросчитываемой.

— Внимание. Принят сигнал о прорыве сектора! Автоматическое включение заградительного огня выполнено. Комплексы "Стена" включены в работу. На экраны выдан сигнал о возможности осуществления массированного вторжения. План "Кокон" введен в действие. — докладывал старший дежурный Объединённого Поста контроля космического пространства в Дели. — Высланы первые волны автокораблей огневой поддержки и исследовательские модули. Выполняется программа извещения верховного руководства стран Земли.

— Госпожа президент. Космическая тревога секторального уровня. — в тишину ночного полумрака президентской спальни в Президент-холле ворвался взволнованный голос полковника Службы Безопасности России Томина. — Эскадры Астросил России "Витязи России", "Москва", "Юрий Долгорукий", "Сибирь" и "Дальневосточная" полчаса назад высланы в самом полном составе на Третье кольцо. Прибытие кораблей с экипажами на место в ускорительном режиме запланировано через сорок минут. Истребители и штурмовики-автоматы уже на месте, выстроены в боевые порядки. Площадки для пилотируемых кораблей оставлены и замаскированы.

— Вертолёт? — нетерпеливо спросила Знаменская, сбрасывая с себя остатки дремоты и понимая, что теперь ей не удастся сколько-нибудь нормально поспать в ближайшие двадцать дней.

— Ждёт на площадке один. Введён план усиленной охраны. — ответил полковник Томин.

— Хорошо. — Виктория Знаменская откинула лёгкое покрывало в сторону и через несколько минут уже бежала к выходу, застёгивая на ходу тёплый изолирующий комбинезон. — Полетели. — коротко бросила она капитану, сидевшему за управлением президентского вертолета.

— Есть, Президент. — ответил пилот, поднимая тяжёлую машину в небо. Рядом с машиной президента тенями следовали вертолеты ВДВ России. Два истребителя прикрывали кортеж, следуя на высоте восьми километров.

Пролетая над Москвой, президент внимательно вслушивалась в вал радиопереговоров и всматривалась в расстилавшуюся внизу панораму ночного города, изредка бросая взгляды на экраны салона.

— Время — два тридцать шесть. Госпожа президент, Россия готова к плану "Игла". — доложил полковник Томин.

— В действие. — коротко бросила Знаменская. — План подтверждаю и санкционирую.

— Есть. — отозвался офицер.

Как по неведомому знаку внизу исчезли все ночные огни.

— Затемнение введено. Ставим защитную решётку на высоте пятнадцати километров. — последовал новый доклад Томина.

— На высоте пять и десять — поставьте дополнительные. — распорядилась президент.

— Есть. Служба Безопасности России приступила к работе. — сидевший рядом майор Информслужбы указал на экран, где виднелись перекрёстки мегаполиса. — Выставляем зенитную лучевую артиллерию и посты обнаружения. Патрулирование введено. Гражданскому транспорту приказано оставаться в гаражах. Введена блокировка выездных путей из больших и средних гражданских подземных паркингов. Опущены все шлагбаумы и защитные решётки. — доложил Томин. — Стоять будет весь транспорт кроме машин обеспечения, машин коллективного общего пользования и личных машин по неотложным делам.

— Ясно. Медики? — Президент вызвала на экраны медицинскую секторальную информацию.

— Эскадра "Пирогов" готова к взлёту. Четыре дополнительных эскадры медицинской поддержки — готовность два. — доложил полковник Романов — помощник президента по медицинским вопросам.

— Хорошо. Поднимайте "Стеллсы". План пять-сорок семь.

— Есть. — доложил майор Петров — помощник Президента по Системам Глобального контроля и обнаружения угроз.

Всепогодные самолеты Глобальной Системы контроля поднялись с бетонных полос специальных аэропортов и через считанные минуты заняли свои позиции.

— Петербургский, Нижегородский, Новосибирский и Владивостокский центры Космической Службы России подняты по полной боевой тревоге. Включены в режиме боевой тревоги все отечественные системы Глобального Обнаружения. Идёт сверка эталонов. Через двенадцать секунд — полное включение сети Оперативной работы Специальных служб России. — последовал новый доклад Томина.

— Ясно. Перекрывайте все подъезды и подходы к городам первого и второго уровней. Автономность первая. Вводите в действие "кольцевые" границы. — ответила Президент.

— Есть. Армейские подразделения Рейнджеров наземного базирования введены в действие. Ведём сплошное патрулирование. — сказал капитан Нахимов, помощник по Наземным Силам Рейнджеров России.

— Приняла. Включить "Стены". — сказала Президент.

— Есть. Приказ о переходе на автономность? — полувопросительно отозвался Томин.

— Санкционирую. — коротко бросила Президент.

Вертолёт, сопровождаемый теперь уже четвёркой истребителей, коснулся покрытия посадочной площадки Президент-Центра и откатился в защищённый капонир. Прошуршали дозиметрические рамки.

— Норма. Можно выходить. — доложил второй пилот. Пассажиры президентского вертолета немного оживились и стали собираться.

— Собрать Кризисный Совет России. — коротко распорядилась Знаменская, щёлкая замками своего дорожного аварийного кейса.

— Ждут в Мраморном зале. — ответил Томин. — Все готовы к работе.

— Хорошо. — Знаменская спустилась по трапу и быстрым шагом направилась в зев тоннеля, соединявшего транспортный терминал с остальными помещениями. На стыках и перекрёстках переходов уже стояли парные и строенные вооружённые тяжёлым оружием и облачённые в изолирующие комбинезоны патрули, светились жёлтым светом глазки индикаторов: система защиты была готова в считанные секунды отсечь Президент-Центр от внешнего мира. — Группам "Кризиса Космоса" — работу разрешаю. — кивнула она подскочившему капитану Гвардии. Тот кивнул и козырнув, "испарился".

У дверей Мраморного зала её ждали пресс-секретарь, журналист высшей планетной категории Наталья Иванова и майор Гвардии России Валентина Керженцева — руководитель Аналитической Службы Глубокой Разведки.

— Приветствую. — коротко поздоровалась с ними Виктория. — Прошу со мной. — она открыла дверь в зал, где уже собрались три десятка человек — эксперты планетного уровня. — начнём работу. Включить экраны.

Стены зала пропали — вместо них разверзлась чернота космического пространства, разделённая разноцветными пунктирами на сектора и области.

— "Чужие" сожгли сектора "пятнадцать", "семнадцать" и "двадцать", проломили защитную решётку в зоне "Пи-тридцать восемь" и вторглись с направлений "Зета — пятнадцать" и "Ми-сорок восемь" Первого кольца обнаружения и обороны. Стоявшие там в режиме боевого дежурства эскадренные автоматические крейсеры и рейдеры американского, африканского и азиатского флотов были просто испепелены. В результате последовавших за этой потоковой атакой, которую упомянутые выше флоты не смогли задержать, массированных всенаправленных атак по схеме "Сфера", можно считать первый уровень автоматического обнаружения пройденным "Чужими" без каких-либо значительных потерь и полностью недееспособным.

Второй уровень, сумевший задержать продвижение "Чужих" и продолжающий удерживать от продвижения в нашу Галактику основные силы крейсеров и штурмовиков, три часа назад уже получил три полных волны автоматических кораблей из резервов, предоставленных всеми странами Земли и пришедших с планет близлежащих систем нашей Метагалактики. На подходе ещё четыре волны международных военных космо— и астро— флотов из глубинных районов Метагалактики. Готовятся к взлёту с космодромов Земли и получают последние указания ещё пять волн резерва Международных сил. В связи с резким возрастанием нагрузки на военные транспортные и десантные операции два часа назад были прекращены все гражданские рейсы из космопортов первого и второго уровней Международного Союза Космопортов. Практически десять из пятнадцати главных космопортов первого класса любой страны теперь работают только на оборону. Идёт полная реальная боевая мобилизация на третьем и четвёртом уровне Системы Защиты Земли.

Наши российские эскадры "Славяне", "Суворов", "Нахимов" и "Китеж" час назад уже выдвинулись к пятому уровню, защищая развёртывание азиатского и американского флотов второй волны прикрытия. — ровный голос Валентины Керженцевой заставлял изменяться картины на уникальном панорамном экране. — Мы смогли задержать на Втором Уровне-Кольце обороны практически все истребители и штурмовики Чужих, за небольшим исключением, не носящим характера "сферического прорыва" — с "потоковым" мы научились справляться. Сложнее с крейсерами и линкорами: их тип нам до сих пор точно не известен и оружие их по последним данным не привычное нам ударное или лучевое, скорее, по очень предварительным данным, биологическое. По тревоге час назад подняты автокрейсера Международной Системы Биологической Обороны Земли. Их прибытие в район прорыва — пять-десять минут. Они сейчас находятся на дозаправке в районе шестого кольца обороны. Командующий американским космофлотом прикрытия адмирал Стеллерс заверил нас, что мы можем спокойно накапливать силы для возмездия.

— Выдвинуть эскадры второго кольца на седьмое кольцо защиты. — просмотрев экранную информацию и тексты небольшой стопки пластиков, коротко распорядилась Знаменская. — Эскадру "Москва" — в резерв. Придайте ей дополнительно восемнадцать стадвадцатиствольных крейсеров "Луч".

— Есть.

— Эскадру "Новгород" — в оперативный мобильный резерв. Придайте ей пятнадцать шестидесятиствольных крейсеров "Ладога".

— Есть.

— В системе социальной защиты России объявлена боевая тревога. Ведётся работа по подготовке к реализации планов оперативной защиты населения России. Через пятнадцать минут мы будем готовы к эвакуации заранее утверждённых контингентов в остающиеся свободными сектора "Стен". — продолжила Валентина Керженцева. — наши военные, гражданские, специальные и научные космопорты на всей территории страны готовы открыть все резервные поля и площадки для массированного выброса кораблей — автоматов в любую точку Сферы. Дополнительные резервные космопорты готовы к быстрому снятию внешнего покрова изолирующей защитной маскировки и включению в активный режим. Мы практически полностью готовы к выбросу десанта колонистов на дальние базы.

— Отрядам биологической противокосмической защиты — в течение получаса поставить дополнительные датчики и изолировать небоскрёбы и все здания высотой свыше десяти этажей. — бросила Знаменская, нажимая на виртуальной клавиатуре своего пульта сенсоры и вызывая на свои экраны дополнительные данные. — Доложить готовность к сплошной вакцинации населения страны. Приготовить к приёму жителей биологические изоляторы в подземных городках первой, второй и третьей очереди.

— Готовность — первая. — последовал доклад от одного из присутствовавших экспертов.

— Приняла. Санкционирую высшую готовность. — сказала Знаменская. С этого момента Медицинская Служба России могла за считанные минуты начать волновую вакцинацию жителей страны и при необходимости — эвакуацию в подземные, ранее редко использовавшиеся городки, снабжённые системами полной автономности.

— Резервные подразделения Космических Сил и Астросил России готовы к выдвижению. — продолжила Керженцева. — Обслуживающие подразделения готовы к переводу на круглосуточный режим.

— Хорошо. Санкционирую перевод на круглосуточный режим. — Знаменская зажгла дополнительные экраны. — Теперь обсудим планы перехода от обороны к возмездию...

Совещание продолжалось ровно полтора часа. Завершив его, Президент вошла в Зал Управления, где уже давно шла напряжённая работа. Сюда стекалась вся информация о состоянии дел в стране. Заняв место за своим пультом, Виктория окончательно и полностью надолго отключилась от всего несущественного для данного этапа работы лидера страны. Предстояло решить ряд проблем, которые возникли сравнительно недавно и были только теоретически предсказаны Службой Прогнозирования.

Президентское дежурство затянулось на двенадцать часов. В семь вечера в Зал Управления вошел Захар Семёнов — первый генерал Информслужбы России, руководитель Российского Информцентра.

— Госпожа Президент. Стартовали и выходят в заданные точки Пространства пять крейсеров всеволновой разведки. Мы приступаем к полному сканированию района нападения. Поверхностное и среднее сканирование уже выполнено. Информация обрабатывается.

— Прикройте стартовавшие крейсера излучением и закройте каналы многослойной шифровкой.

— Уже сделано. Крейсера идут на автопилоте. Людьми мы не рискуем. Машины охраняются звеньями сверхтяжёлых штурмовиков эскадры "Свиток".

— Подключите к работе три наших Сверхкомпьютера резерва. Нам нужна вся свежая информация по методам воздействия, применяемым противником.

— Информация поступила два часа назад на обработку. Службы приступили к расшифровке.

— Научная разведка?

— Получает все необходимые данные. Мы готовим к взлёту нашего первенца...

— "Байкал"?

— Его. Он сможет один взять на себя самое полное сверхдальнее сканирование района прорыва.

— Поставьте его...

— К взлёту готовы пять эскадр тяжёлых истребителей и штурмовиков Гвардии России. Санкция генерала армии Орлова получена. Прикроем.

— Второй и третий "Байкалы"? — Знаменская погасила экраны своего пульта: время президентской вахты истекло.

— Готовы к немедленному взлёту. — Семёнов встал. — Прикрытие обеспечено десятью эскадрами штурмовиков и истребителей космических и астросил Гвардии России.

— "Чайка"? — задала Знаменская вопрос о машине. Она уже давно привыкла, что в кризисные моменты генерал Информслужбы Семёнов ездит только на этой машине — тяжёлом бронированном лимузине специальной серии.

— Готова, президент.

— Юрий Кириллов?

— Полковник Информслужбы ждёт у машины. Вертолёты ВДВ России готовы к сопровождению. Бронетранспортёры охраны — по схеме "Ромб".

— Хорошо. — Знаменская вздохнула. Ей очень не хотелось в критический момент прятаться от сограждан за прочным щитом спецслужб, но она слишком хорошо знала, насколько ревностно относится Захар Семёнов и его, казалось бы далёкая от специальных силовых операций служба к обеспечению безопасности Президента России, особенно — в такое тяжёлое время.

— Десант и морские пехотинцы получили приказ о готовности номер два. — пояснил Семёнов увеличенное количество патрулей, окруживших Президент— центр, когда Знаменская в сопровождении пяти офицеров Гвардии России вышла из шлюза в парк Президент-Центра. — Все службы Системы Общественного управления России трёх высших "колец" поставлены под такую охрану.

— Ясно. Подключите охрану трёх следующих "колец" к работе. — Виктория Знаменская одобрительно кивнула.

— Есть, президент. — ответил Семёнов. Они направились по крытой аллее к автомобильной стоянке. Командиры расчётов ракетных и лучевых установок, охранявших наружные коридоры и переходы Президент-Центра козыряли президенту и возвращались к своим пультам.

За время, проведённое на посту главы страны, Знаменская в очередной раз отучила воинов чрезмерно проявлять вполне естественные для армии верноподданические чувства по отношению к главе управленческой общественной структуры Высшего "Кольца". Теперь это позволяло не расходовать энергию и ресурсы на ритуалы и протоколы.

Россияне давным давно одобрили такую позицию главы страны и за истёкшее время это стало уже жесточайшим образом соблюдаемым законом.

У чёрной как безлунная ночь сигарообразной машины представительского класса прохаживался атлетически сложенный старший офицер Информслужбы. Фары машины не светились: Служба Безопасности Дорожного Движения России запретила всем автомобилистам использовать внешние осветители с момента объявления Секторальной Космической тревоги. Шесть вертолётов ВДВ России стояли на соседних с главной площадкой "бетонках" с включёнными двигателями и притушенными до минимума проблесковыми маячками, прикрытыми шторками.

Бронетранспортёры, едва различимые в полутьме обступившего стоянку леса, приглушённо порёвывая мощными двигателями, выстраивались в порядок по плану "Ромб".

— Госпожа Президент. Готов к работе. — доложил полковник Кириллов, козырнув подошедшей женщине. Офицеры Гвардии, сопровождавшие президента, откозыряв, отошли к бронетранспортёрам конвоя. — Прошу в машину.

— По трём кольцам и пять радиусов, Виталий. С короткими остановками. Вот план. — коротко бросила Знаменская, поздоровавшись за руку с полковником Транспортной службы Гвардии России — водителем служебной машины Семёнова. — Захар, вы со мной. — она подала водителю пластик с вручную начерченным планом.

— Да, президент. — Семёнов нырнул в тёплое нутро машины.

Дверца медленно закрыла проём. Вертолёты сопровождения плавно поднялись на высоту двадцати пяти метров и выстроились в боевой охранный порядок. Бронетранспортёры взяли лимузин в "ромб" и их башни совершили полный оборот на триста шестьдесят градусов. В бойницах бронемашин зарницами блеснули красные пятна лучей лазеров систем наведения и "Чайка" плавно развернулась в сторону выходной автострады, ведущей к внешней ограде периметра "Президент-Центра".

В полутёмном салоне было тихо. Знаменская включила пять экранов, вызвала посекундный отчёт и углубилась в работу. Семёнов включил свои экраны, положив чуткие пальцы на виртуальную клавиатуру. Зажглись десять небольших экранов, показывающих обстановку за стенками машины и за пределами охранного кольца вокруг лимузина.

Изредка останавливаясь, машина продолжала движение по разработанному Знаменской маршруту. Президент коротко переговаривалась с подходившими к машине руководителями и рядовыми сотрудниками множества учреждений и организаций, нескольких пригласила внутрь, чтобы на экранах своей системы глобальной информации наглядно показать важные детали предстоящих планов работы.

На одном из перекрёстков Москвы она жестом заставила "кокон" кортежа остановиться и пропустить длинную колонну автобусов Службы Скорой Помощи, направлявшихся к Резервному Госпиталю Москвы. К такому в России уже привыкли: Президент ввела такой порядок в первый же день после принесения присяги. С тех пор никто в России без экстренных оснований не мог задержать или не уступить дорогу медицинским и специальным транспортам.

Наконец на экранах пошли данные с "Байкала". Семёнов заинтересовался ими сразу.

— Кажется есть что-то интересное. — пробормотал он себе под нос, вызывая к жизни новые экраны. — Мы сможем решить часть нашей проблемы, президент.

— Хорошо. — Знаменская одним взглядом окинула все экраны, за которыми наблюдал генерал Информслужбы. — попробуйте модифицировать вариант плана "ИТ-пятнадцать".

— Есть. — Семёнов моментально просчитал ситуацию и понял, что Знаменская в очередной раз "выкопала" то, что многие бы и не заметили сразу. — Информация передана службам. Но предстоит ещё длительная работа.

— Иначе они бы к нам не сунулись. — проговорила Знаменская, связываясь с офисом Дальней Разведки Российского Астрофлота. — Полковника Юнгова.

— Юнгов на связи. — раздалось из бусинки динамика. — Слушаю вас, Президент.

— Вам передана полная информация по модификации плана. Действуйте.

— Есть. — в динамике щелкнуло. — Получили. Приступаем.

— Командующего Американским Астрофлотом адмирала Линкольна.

— Приветствую вас, госпожа Президент России. — на превосходном русском откликнулся давний знакомый Знаменской. — Наш флот огрызается. Мы видим подход ваших десяти эскадр, но пока вводить их в бой не будем. Наши резервы ещё не исчерпаны.

— Мы развернёмся позади вас. Оставьте нам оперативные коридоры по схеме "Эн".

— Есть, госпожа президент. Приказы переданы и получены командующими эскадр Американского Астрофлота. Они будут выполнены. Ваши стадвадцатиствольные "Лучи" видим. Спасибо за обеспечение поддержки.

— Если потребуется, они прорубят защиту "Чужих" поверх ваших кораблей. Это вам окажет определённую помощь.

— Их могущество нам хорошо известно. Это прекрасные машины. Ещё раз спасибо. Наши гости снова начали атаку. — адмирал, почувствовавший азарт боя, отключил связь.

Знаменская откинулась на спинку кресла:

— Вижу. Координационный кризисный центр Астрофлота России. Принять "Лучи" и Американский Астрофлот на сопровождение.

— Координационный принял. — донесся приглушенный доклад. — Включились в работу.

"Внимание! По кораблям эскадры "Сириус" объявляется боевая тревога! Включить оповещатели в режим полной расцветки!. Подготовить оружие к боевому реальному режиму." — тревожный голос первого помощника командира крейсера Земных Сил, капитана Олафа Хайнеккена заставил полуторатысячный экипаж флагмана эскадры главного прикрытия за несколько минут разбежаться по боевым постам.

— Первый уровень к бою готов!

— Второй уровень к бою готов!

— Третий уровень к бою готов!

— Четвертый уровень к бою готов!

— Пятый уровень к бою готов!

— Доклады о готовности принял. Полковник Смит Бессон. — сухо проговорил в бусинку микрофонного комплекса вошедший в боевую рубку пожилой подтянутый офицер, смахнувший незадолго перед этим очередную едва заметную соринку с безукоризненно чистого комбинезона.

— Службы готовы, командир. — сказал Олаф Хайнеккен, садясь в своё кресло рядом с пилот-ложементом начальника.

— Локаторы и сканеры — на максимум. Накрыть район сплошным полем слежения. Дайте на экраны общую обстановку. — парировал Смит Бессон. — Вижу, принимаю.

— Командир, русские настаивают на своём праве выйти вперёд. — проговорил Олаф, приняв кодированный доклад Поста Связи.

— Не вижу необходимости. Метристы, дайте сетку расстояний. — Бессон исполнил пассаж на консольном пульте. — Вижу, принимаю. — Ваши соображения, Олаф?

— Земля доложила о готовности к плановой эвакуации.

— Сколько просят?

— Час, от силы два.

— Где враг?

— Пока никаких сигналов, кроме предвестников.

— Посмотрим.

— Есть сигнал станции слежения. Десять секунд.

— Полная боевая готовность. — Бессон посмотрел на Олафа. — Начинается.

— Начинается. — эхом отозвался помощник.

Через десять секунд над многотысячной эскадрой, казалось, разверзлись врата ада. Прикрывая Солнечную Систему на среднем галактическом секторе — дальний сектор был уже давно сожжён "Чужими", эскадры Американских Космических сил пытались остановить или хотя бы задержать продвижение "Чужих" в середину Метагалактики Земли.

— Командир, потери перевалили за тридцать процентов, но наши пока держатся. Русские требуют ввода их сил в бой.

— Задержите. Ещё не время. — Бессон, успевавший корректировать огонь и маневрировать внушительным командным крейсером Земных сил, чертыхнулся в душе, злясь на кажущуюся ему бесшабашность и безрассудность русских. Пятьдесят таких же крейсеров управляли своими частями эскадры, распределяя между собой обязанности и возможности по прикрытию района со всех мыслимых направлений.

— Есть.

Очередной бой кипел уже вторые сутки: офицеры и сержанты Американских астросил практически не отдыхали, солдатам разрешалось подремать по полчаса каждые три часа — на большее возможности не было.

— Командир, потери — сорок процентов.

— Хорошо. Резервы первой линии — в бой. — Бессон кивнул.

— Есть. — Олаф Хайнеккен отдал распоряжения. — Эскадра "Витязи России" вступила в бой. Эскадра "Святой Сергий" разворачивается для массированной контратаки. Эскадра "Юрий Долгорукий" готова для нанесения лучевого удара по району "Зет-сто пять-тридцать восемь.

— Принял. Передайте на Землю совещательный сигнал о готовности прикрыть массированную эвакуацию. — проговорил Смит Бессон, шаря взглядом по пятнадцати крупным экранам, посекундно менявшим картинки.

— Есть.

Последняя фраза командира означала, что теперь могут работать транспортные корабли, вывозя в безопасные удаленные районы колонистов первой и второй волн.

Полиция России. Подразделение Службы Безопасности России. Начало противодействия

Города России один за другим умеряли ставшее привычным яркое сияние вечерних и ночных огней до необходимого минимума: энергия широкими потоками в приоритетном порядке и без задержек перебрасывалась на накопители. Освещение улиц и площадей было уменьшено до среднего — городские службы Системы инфраструктурной безопасности пока что не видели необходимости действовать в режиме осадного положения и высказались за накопление ресурсов и энергии в половинном объеме. Одновременно были включены в режим аккумуляции все имеющиеся в наличии резервные накопители первого и второго уровней. Третий и четвёртый уровни должны были в случае необходимости быстро всосать в себя энергию, пока что расходуемую в обычном режиме.

— Господин майор. Московск уменьшил энергопотребление на освещение до необходимого уровня. Введены в действие усиленные пешие и автопатрули. Подключены воздушные наблюдатели, пешие, автомобильные и воздушные группы быстрого реагирования. Оповещение гражданских сил безопасности и правопорядка выполнено: они уже приступили к практической работе. — в динамике-бусинке, укреплённом на главном пульте Центра Управления и Контроля Службы Безопасности послышался голос заместителя руководителя группы обеспечения Службы Безопасности Московска старшего лейтенанта СБ Тимофеева.

— Московск принял. — ответственный дежурный Управления СБ Московска покосился на карту: индикаторы стояли на "зелёном" — доклад соответствовал действительности. — Приготовьтесь к вводу осадного положения.

— Есть. До связи.

— До связи.

Служба Безопасности России, наученная горчайшим опытом, теперь не пропускала мимо своего внимания ни одного мало-мальски заметного события, свидетельствовавшего о наличии прямой или косвенной угрозы. Распоряжение об осадном положении ещё только рассматривалось гражданскими властями Московска и других городов Центрального Пояса России, а Служба Безопасности уже считала это распоряжение руководством к действию, стараясь работать на опережение. Почти всегда это срабатывало. Сотрудники СБ были уверены, что это сработает и на этот раз.

Чужие. Эвакуация

"Внимание. Колонистам первой волны эскадры "Наука России" собраться в зале отлета спецкосмопорта "Чкаловск-Научный" для погрузки на корабли. Повторяю..."— голос автоматического информатора прогремел в заполненном людьми зале регистрации подобно гулу отдаленного камнепада. Несколько минут — и стройные очереди образовались у каждой стойки. Ещё через четверть часа люди организованно прошли погранконтроль и по подземным переходам направились на корабли Транспортной Коалиции России.

Впечатляющие размеры кораблей позволяли укрыть в ненасытных трюмах огромное количество ценностей и необходимых вещей. Люди грузились на корабли почти в полном молчании и в почти образцовом порядке, зная, что тысячи других людей сейчас, в эти минуты, тяжело работают на всём огромном пространстве суши планеты, занятом полями космопортов, чтобы дать другим людям возможность организованно отступить на заранее подготовленные позиции.

Многие люди, шагая по трапам, вспоминали, сколько было споров когда решался вопрос о необходимости создания резервных баз на мало-мальски подходящих планетах. Нашлось, конечно, немало людей, которые ставили под аргументированное сомнение способность человечества в нужный момент спокойно и обдуманно сделать этот сложнейший и ответственнейший шаг. Но споры остались в отдалённом прошлом: сегодня Земля располагала и достаточным количеством законсервированных и охраняемых баз на других планетах, и могучим флотом эвакуаторов, способных за считанные часы выбросить в космос десант колонистов численностью в несколько сотен миллионов человек.

Эскадра "Наука России" совместно с подобными эскадрами каждой из стран Земли обеспечивала отлёт на заранее намеченные базы членов научного корпуса планеты, чтобы там, в случае гибели планеты Земля организовать выживание, сопротивление и возрождение человечества.

— Доктор наук Лосев?

— Так точно. — Мужчина обернулся и учтиво поклонился кивком головы — на большее не было времени и возможности — догнавшей его женщине средних лет. — Чем могу...

— Кандидат наук Незнамова. Мне сказали, что я теперь вхожу в вашу группу. — на её лице читалась деловая заинтересованность, смешанная с понятным волнением перед вхождением в новый незнакомый коллектив.

— Точнее вы уже в неё вошли. — говоря это, ученый не сбавил хода, что спутнице определённо понравилось — она легко выдерживала стремительный темп. — так что милости просим на корабль — "Менделеев". Пятый уровень, конференцзал. Это — только для начала. Там посмотрим. Прошу извинить. Предстоит плановое общение с порталом Российской науки. Мне надо быть в Научном Куполе. — ученый кивнул и ещё более ускорил шаг, сворачивая в боковой проход.

— Благодарю. — ответила Незнамова, одновременно с наставником пересекая порог шлюзкамеры подземного перехода. На предельную нацеленность своего нового шефа на работу она реагировала как на вполне нормальное рабочее явление.

— Господин генерал-полковник Астромедслужбы. Разрешите представиться. Лейтенант астромедслужбы Юльев! — юноша учтиво и тщательно откозырял вставшему из за стола высшему офицеру. — Представляюсь по случаю назначения на ваш корабль в качестве интерна.

— Вольно, лейтенант. Садитесь. — командир крейсера "Пирогов", генерал-полковник Астромедслужбы Земли, профессор астромедицины Степан Эбертов подождал, пока его молодой коллега сядет и опустился в кресло за своим рабочим столом. — Эскадре медслужбы России, которой я командую, дан приказ на ожидание немедленного взлета. Отлучки с борта запрещены до особого распоряжения. Взамен этого — любая видеосвязь с родственниками, причём — связь любой длительности и, заметьте, по спецканалам — гарантирована всему составу экипажей. А что касается работы, то вам, лейтенант, предстоит вплотную заняться военно-полевой хирургией. Эскадра готовится к массированному наплыву раненых, мы участвуем в поддержке Американского, Английского и Африканского флотов. Российский флот воспользуется нами только как резервом. Так что, поскольку у нас нет времени на длительные объяснения, полагаю, лейтенант, вам следует разместиться и приступить к работе как можно быстрее. Об остальном — после.

— Есть, командир. — юноша встал. — Разрешите идти?

— Идите. — генерал не стал испытующим взглядом провожать новоприбывшего офицера до самой двери и вернулся к работе с вновь поступавшими пластиками и экранными документами.

— Есть. — молодой офицер "испарился".

"Внимание! Эвакуационная готовность линейных транспортов — первая. Завершить погрузку! Проверить списочный состав пассажиров. Отключить линии связи с Землёй по первому, второму, третьему и четвёртому уровню."— голос автоматического оповещателя мягко, но настойчиво подгонял почти бежавших по длиннейшим рукавам воспитателей, сопровождавших группы детей. Осуществлялась срочная эвакуация Детской Волны Колонизации.

Как только пришло сообщение о том, что в бой с Чужими вступили эскадры Космических сил России, в учебных заведениях нулевого, первого и второго уровней Российского Региона были вскрыты контейнеры с инструкциями по эвакуации. Через час после сообщения вытянувшиеся в длиннейшие вереницы и находившиеся под традиционно усиленной охраной Службы безопасности России пассбусы доставили первые группы к воротам космопортов, а ещё через два часа, ушедшие на выгрузку и оформление документов, группы детей и воспитателей были уже на пути к бортам кораблей-транспортов.

— Госпожа Иванова?

— Да, господин Киселёв. Слушаю вас. — женщина высокого роста с пышными волосами передала управление группой пятиклассников старосте группы и отстала, давая возможность коллеге догнать её, пока она пропустит мимо себя несколько групп. — В чём дело?

— Пришло сообщение. Ваш муж благополучно прибыл на базу колонизации. Он ждёт связи с вами по этому адресу. — мужчина подал стрип, увидев, как женщина обрадованно пробегает взглядом две строчки убористого текста. — Рад за вас.

— Спасибо, Георгий Тимирович. Извините. — она указала взглядом на уходившую группу. — Ещё раз спасибо. — она повернулась и стала догонять своих пятиклассников.

Битвы с Чужими приобрели затяжной и непредсказуемый характер. Никто из землян до сих пор точно не знал, где, как и каким образом Дальние Сектора Системы Всеволнового Наблюдения проморгали такую армаду. Следственные органы и суды Планетной Безопасности с первых минут вторжения вели полномасштабное расследование, но о его результатах пока говорить было слишком рано: организованное отступление и непрерывные старты новых и новых военных и снабженческих кораблей, закрывавших постоянно возникавшие прорехи в системе обороны, не давали возможности провести все следственные действия и организовать полномасштабное судебное следствие, в необходимости которого мало кто из землян теперь сомневался.

На Земле, едва только второй эшелон Станций Наблюдения выдал согласованный сигнал опасности первого уровня, впервые за последние пятьсот лет была объявлена полная боевая готовность в Системе Российского контингента Космических сил.

Наземные защитные комплексы "Стена", имевшиеся практически у каждой страны, "всосали" в себя десятки тысяч военных и гражданских специалистов и через сутки перешли на режим полной автономности. Ещё раньше по Информсетям планеты прошли подробнейшие инструктажи, с момента передачи которых в эфир были отменены и прерваны все развлекательные программы и передачи, где и как бы они не осуществлялись. Автоматически были прекращены все праздненства и развлекательные мероприятия в большинстве стран мира.

С первых часов после первого сообщения об опасности никто из граждан планеты не воспринимал положение как наигранную тренировочную ситуацию. Наоборот, сразу были подняты все информационные материалы по критическим ситуациям похожего уровня за всю историю цивилизации. Земля, в ураганном темпе подключив все планетные Информационные центры и чётко отфильтровав нужные данные, достаточно быстро приготовилась во всеоружии встретить неизвестного врага, мощь которого ощущалась с каждым днем все определённее.

Чужие. Продолжение противостояния

— Чёрт бы побрал этих любителей массовых плясок и песен! — лейтенант Службы Навигации Российских космосил посмотрел на консольный экран наблюдения Западной Стены. — Уже две недели, как передан общепланетный сигнал отмены и блокировки развлекательных программ, а итальянцы наотрез отказываются прерывать свои ежегодные карнавальные шествия. Пир во время чумы?! Они что, не понимают?! Или нам следует немедленно обратиться с иском в их региональный Суд Чести и Совести?

— Не горячись, Стас. — успокаивал коллегу сидевший в соседнем кресле капитан-астронавигатор. — Они — народ горячий, потому им нужно больше времени для охлаждения. Пока что здесь всё укладывается в нормативы.

— Ага. И мы должны смотреть на то, как их Стены бездействуют?! Это же форменный кошмар! Настоящее слабое звено в общем щите системной защиты! Это же преступление! И слава богу, теперь можно назвать преступника преступником достаточно быстро.

— Это не преступление, Стас, а кое-что иное. — спокойно парировал капитан, поудобнее устраиваясь в ложементе. — Конечно, нам, привыкшим воспринимать все подобные ситуации менее эмоционально, их гуляния кажутся форменным кошмаром. Но, Стас, посмотри на ситуацию с другой стороны. Они гуляют и "чужие" это, без всякого сомнения видят, как видят и наши военные приготовления, и приготовления к обороне и к эвакуации людей и ценностей. Можно смело утверждать, что это вносит определенный и весьма существенный диссонанс в их план вторжения. Слава богу, Земля пережила этих планов просто немеряно, неся на себе довольно неразумных людишек на протяжении тысяч лет. Но мы с тобой — люди военные, для нас главное: защита, оборона, нападение и победа. Пока что дерутся космосилы, готовятся к вторжению воздушные силы, которые и предстоит нам в основном прикрывать. Пока что до атмосферного вторжения не дошло и мы можем ждать и готовиться. И итальянцы знают, что мы готовы защитить их. Это радует, поскольку они нам доверяют большее, чем спокойствие. Они доверили нам свои жизни и знают, что мы не подведем. И потому гуляют и радуются. Видимо, сейчас в наши функции входит и то, чтобы смотреть на их безрассудства. — холодно заметил капитан.

— А потом прикрывать их? Мои подчинённые, как ты знаешь, полторы недели не спят больше пяти часов в сутки, мы выключили все лифты и передвигаемся исключительно пешком и к тому же — бегом, а у них энергия по-дурному уходит на фейерверки, а не на накопители... А потом непременно горланистую делегацию пришлют с обжигающе горячей просьбой включить их "Стенки" в нашу систему энергопитания... Мы-то, по доброте душевной, снова согласимся и дадим. Но это — сначала. А потом?!... А что потом мы скажем нашим военным энергетикам?! Волжский и Уральский регионы уже забрали вторые эшелоны с огромным трудом сохранённых военных энергорезервов для своих внутренних стен. А вся Италия только пляшет и поет... Глупо... Господи, боже мой, как глупо...

— Что-ж, глупость — черта человеческая. — философски заметил капитан.

— Кстати, как с эвакуацией? — посерьёзнел лейтенант.

— Службы готовят первую волну. Бои идут сам знаешь где, второй и третий уровень уже полностью отмобилизованы. Там сейчас все корабли обеих волн резерва. Есть ещё ряд волн резервов. Ужо дадим жару. — немного расслабившись, произнес старший коллега.

— Угу... Но я спросил про эвакуацию...— протянул младший по смене.

— Беспокоишься об Авроре?— уловил причину капитан. Он знал, что пятиклассница-дочь коллеги должна была вернуться из Гаванского центра обучения, где проходила годичную языковую и культурную стажировку.

— Да. — лейтенант посмотрел на фотографию жены и дочери. — Моя Стелла только закончила большую работу по реконструкции оси времени двадцатого столетия нашего Российского региона. Сам понимаешь, после такой работы полагается полугодовой отдых, а тут — вот такой сюрприз... Да и дочка только в пятом классе... Опять Волна не сможет прикрыть женщин вовремя...

— Как раз и прикроет. В таких условиях сразу видно, кто есть кто.

— Посмотрим.

Чужие. Контакт с Тьмой

"... Мы ведём эту войну уже два долгих года. Гражданское общество Земли работает с предельной нагрузкой, но никому из землян ещё не удавалось увидеть настоящее лицо врага. Несмотря на все старания экипажей трёх уникальных кораблей сверхглубокого всеволнового сканирования — ставших легендами "Байкалов", просканировавших космос на таких расстояниях, какие ещё несколько месяцев назад показались бы любому из землян фантастическими, мы так и не видели тех, кто управляет органикой, обрушивающейся на Защитные Кольца Земли как из рога изобилия.

Мы худо — бедно научились управлять своими космическими кораблями при таких массированных нападениях врага, какие в Академии Кризисного Управления Земли считались до недавнего времени просто нереальными. Мы научились предсказывать очередные нападения, но мы так и не научились указывать точное место нападения и потому все пятнадцать главных космопортов каждой страны Земли теперь работают с предельной нагрузкой: туда с резервных площадок переводятся все новопостроенные корабли. Верфи работают в четыре смены — нет никаких свободных доков, ремонтные заводы и ремонтно-восстановительные доки забиты повреждёнными кораблями, а экипажи в срочном порядке проходят почти ежемесячную переподготовку, информацию для проведения которой поставляет Разведка Астрофлота и Информцентры Планетной Сети." — так записывал генерал-майор Информслужбы России Захар Семёнов в свой дневник на исходе дня пятнадцатого марта ... года. За окном, закрытым изолирующими бронированными ставнями, уже сгустилась ночь, не пробиваемая никакими огнями — с момента подтверждения факта вторжения было введено полное затемнение больших и средних городов. Ранее расцвеченная морем огней планета теперь выглядела тёмной и почти безжизненной. Художники из числа членов экипажей кораблей Системного флота, заставшие момент затемнения, потом назвали такой вид Земли предгрозовым.

Немедленно включённое и постоянно совершенствуемое изолирующее излучение не позволяло Чужим сканировать поверхность планеты, многоуровневая защитная сетка и автокорабли биологического контроля и защиты раскинули над планетой свою экранирующую плёнку, препятствуя возможной вирусной инфекции. На боевые позиции вокруг планеты в течение получаса с момента получения первых данных о вторжении встали спутники и платформы Защитного Кокона и тяжёлые автономные и обитаемые станции Защитной Сети.

По погружённым во тьму улицам городов и поселков пробирались с потушенными огнями немногочисленные личные машины, проходили колонны транспортов, проезжали на большой скорости спецмашины. Мало было праздно гуляющих людей на широченных теперь почти пустых тротуарах. Небоскрёбы небольшого по российским меркам города Становска высились чёрными громадами, не озаряемыми теперь даже ранее привычными всполохами огней навигационной безопасности.

Пальцы человека бегали по сенсорам виртуальной клавиатуры с прежней скоростью, словно позади не было тяжелейшего изматывающего дня:

"... Российская Информслужба в очередной раз сделала невозможное и к мощи Сверхкомпьютеров добавила мощь объединения разума и памяти практически всех старших и высших сотрудников Информцентров России. Излишне говорить, насколько это ускорило работу: в тех страшных условиях, когда земляне не видели ни одного целого корабля, вернувшегося на родную планету из космоса, на такой огромный риск следовало пойти незамедлительно и офицеры российской Информслужбы в очередной раз первыми среди землян сделали то, что считали необходимым.

Это — не заслуга, это — суровая необходимость, оплаченная напряжённым трудом экспертов и работников множества Информцентров других стран. Они подготовили российские Информцентры к рывку и мы только сделали этот рывок, не более того. Мы прекрасно знали, что рывок будет развит и продолжен другими при нашей всемерной поддержке. — выстраивались на дисплее убористые строчки личного дневника. —

... Знаменская продолжает стоять у руля России — её уже несколько месяцев не могут увидеть в ставших привычными вояжах по медицинским центрам. Раньше, ещё полгода назад она, несмотря на вторжение, старалась не изменять своей традиции и регулярно выезжала в российские медицинские центры. За время войны она уже посетила три сотни таких центров и везде приняла в их работе самое непосредственное и активное, но отнюдь не руководящее участие. Теперь же, спустя полгода, люди уже стали забывать о такой традиции. Знаменская полностью переключилась на сугубо управленческую работу, поручив ведение медицинской проблематики членам Совета Президентов России из числа женщин-медиков. Две её ближайшие сподвижницы-коллеги поделили европейскую и азиатскую части России между собой и постарались сделать все, чтобы отсутствие президента на этом важном фронте не было столь заметным. Они это могут и умеют, в этом ни у кого в России нет никаких аргументированных сомнений. Знаменская, я знаю это, благодарна своим коллегам, поскольку теперь она может сконцентрироваться на немедицинской стратегии с тактическими элементами. Обстановка усложняется ежечасно — видно, что Чужие уже не надеются подчинить нас себе: мы оказались им не по зубам. Знаменская работает и её работа ощущается с нарастающей силой. Теперь её не видят ни вживую ни на экранах и за пределами России. Она официально заявила, что будет работать только в пределах своей страны. Она отменила все свои заранее запланированные и с таким трудом согласованные с партнёрами личные и официальные международные визиты в другие страны. Все земляне понимают, что если даже Президент России фактически переселилась жить в Президент-центр, перешедший на режим полной изоляции, то Россия работает с предельной даже для такой огромной и сильной страны нагрузкой.

Знаменская действует почти круглые сутки. На сон уже полтора года оставляет не больше трёх-четырёх часов. Совсем недавно, два-три месяца назад она уступила многомесячным настояниям врачей и теперь спит пять часов. Но не больше. В эти часы её стараются не беспокоить ничем. Когда-то, в далёком прошлом россияне впервые освоили работу любого подразделения по плану "без основного командира". Такое в полной мере раньше было принято только в спецназе. Теперь это — обычная практика для всего гражданского общества Земли.

Но Знаменская не уходит от дел надолго. Только на пять жалких часов. Но и тогда она распорядилась, чтобы её незамедлительно информировали о вызовах группы "А". Она, я знаю это точно, смертельно утомлена. Ей уже за шестьдесят. Но она старается работать так, как будто ей всего тридцать и она только что приняла Присягу Президента России. Все это видят и все это понимают.

Её глаза устали от чтения множества документов, которые водопадом обрушиваются на неё, руководителя страны, ежеминутно и ежечасно. Её мозг устал — мои эксперты однозначно сходятся во мнении, что она совершенно незаметно и прочно взяла на себя функции больше чем двух десятков подразделений Совета России. Бесконечные высокорезультативные, но страшно изматывающие её, немолодую уже женщину переговоры с самыми разными чиновниками, участие в скоростной разработке всевозможных планов и просчёте вариантов, нескончаемые согласования и утряски истощают её.

Её муж, генерал армии, командующий Силами Гвардии России Орлов который месяц подряд не выходит из своего подземного бункера в Дмитрове, откуда он с момента объявления космической секторальной тревоги лично руководит Космическими подразделениями Гвардии.

Российские Гвардейцы Астрофлота и Космофлота дерутся с Чужими на самых гиблых участках Сферы обороны, невзирая на то, под чьей ответственностью эти участки находятся. Системники-гвардейцы Российских Космосил показывают чудеса выдержки и работоспособности там, где пасуют и требуют, да, не просят, а уже требуют длительного отдыха любые другие люди.

Совсем недавно мы стали свидетелями гибели базы Гвардии Астросил России на планете Типр — сорок восемь. Такой плотности кораблей Чужих Земля тогда ещё не видела. Гвардейцы подпустили корабли пришельцев как можно ближе — и взорвали ядро планеты. Огненный шар поглотил восемь тысяч мелких кораблей Чужих и почти две тысячи крупных линейных крейсеров и штурмовиков. Страшно подумать, что мог натворить такой флот на менее защищённой планете.

Американцы, англичане и французы как ни стараются, никак не могут в очередной раз понять, почему они, гвардейцы России не отступают там, где после ряда бесплодных отчаянных попыток удержаться отступили объединённые силы Западной Европы, Азии и Америки. Но это, вероятно, им не понять никогда. Это то, что делает нас россиянами и русскими. Это то, что понятно только нам одним. — продолжал набирать текст Семёнов. —

Но разве только гвардейцы, военные, люди, профессионально подготовленные к смерти во имя жизни и победы? На промежуточном кольце обороны между первым и вторым поясами на малой планете Тиграс — сорок восемь полтора года назад располагалась густонаселённая колония землян. Они вывели навстречу Чужим все свои корабли. Те сначала подумали, что корабли идут к ним, чтобы сдаться, но спохватились слишком поздно — каждый сугубо гражданский корабль был нашпигован взрывчаткой от носа до кормы и взрыв врезавшейся в боевые порядки пришельцев на самой полной скорости лавины земных гражданских кораблей разметал четыре эскадры Чужих — тысячу пятьсот кораблей в общей сложности. Затем сработали заряды на поверхности планеты, превратившие колонию в мёртвый город. А ведь это были сугубо гражданские люди. Там, в этой колонии никогда не было никакого оружия, кроме предназначенного для ведения боёв непосредственно на поверхности планеты. С тех пор Земля готовится к тому, чтобы вести бои с захватчиками даже на своих собственных континентах и водных пространствах. И прежде всего к такой перспективе готовятся наземные силовые структуры.

Полковник Полиции России, старшая дочь Знаменской Всеслава Адриановна в очередной раз категорически отказалась возглавить полицию столицы и взяла на себя полное управление полицейскими подразделениями спецназа Ярославля. Увы, близость к столице страны накладывает определённые обязательства и вся без малейшего исключения полиция Примосковского Кольца вынуждена действовать уже сейчас в режиме спецназа. Но пока что до боевого применения не доходило, а учебных... Учебных просто не сосчитать: Всеслава Знаменская, будучи профессиональным спецназовцем-гвардейцем, просто загоняла пятнадцатитысячный отряд старших офицеров и сорокапятитысячный — средних и младших на бесконечных тренировках уже не до седьмого, а до сто сорок пятого пота, но никто не ропщет: все понимают, что случись нечто — и драться с Чужими реально придётся уже на Земле. О тренировках, которые постоянно проводятся для рядовых сотрудников полиции говорить не приходится: полковник полиции России Всеслава Знаменская с момента объявления космической секторальной тревоги за несколько часов создала маловыносимые условия для тех, кто склонен был до сих пор видеть в службе в полицейских подразделениях вблизи Москвы своеобразный санаторий. Остались только те, кто смог пройти практический отбор в изменившихся, но по-прежнему только боевых условиях.

Мы уже два года живем по самым драконовским законам военного времени. Несмотря на это наши люди интересуются культурой страны и мира и находят время и силы в редкие часы отдыха насладиться искусством и литературой. Театры, музеи, концертные и видеоквадрозалы полной реальности не пустуют уже двадцать месяцев. С момента объявления секторальной тревоги мы, конечно, переключили силы народа России на отпор агрессору, но через два месяца в Культурных центрах России был снова аншлаг. Наши соседи по планете не перестают удивляться, но мы-то знаем, что для нас это обычное дело и необходимость.

Неделю назад я посетил строящийся Музей — Центр в Московске. Это наша гордость — туда из столицы будут очень скоро перенесены сокровища многих московских хранилищ и музеев. Нечего и говорить, что весь комплекс находится под усиленной охраной. Там уже многое подготовлено к приёму экскурсантов. Я долго стоял перед портретами людей, выживших в эпоху Вируса Очищения Цивилизации, я видел глаза людей, в которых отразился звериный оскал фашизма двадцатого века, я смотрел на плотно сжатые губы офицеров Гвардии России первой мировой войны того же двадцатого столетия. В этих изображениях заключено то, что позволяет нам, россиянам, сегодня не просто выживать, но и заставляет нас бороться с учетверённой, нет — с удесятеренной силой.

Мы, офицеры Информслужбы России, уже очень давно не питаем никаких иллюзий: мы можем быть уничтожены в любой момент, случись Нечто. Мы обязаны готовиться к возможному Концу Цивилизации. Мы делаем уже сейчас немало для того, чтобы кроме волны колонистов с Земли в безопасные малоизвестные для Чужих места были переправлены сокровища планеты. И для этого ряд крупных Информцентров России, несмотря на жесточайшую нужду в их мощностях и возможностях, уже отключены Советом России от планетной сети и переведены на режим сплошного архивирования всей важнейшей информации.

Мы делаем все, чтобы почти любое сокровище можно было восстановить и возродить даже в архистеснённых условиях инопланетных аварийных баз. Мы отправляем кристаллы с информацией в танкерах Информслужбы под самой сильной охраной, какую только можем теперь обеспечить, на мёртвые планеты, в глубочайшие даже по земным меркам шахты, туда, куда не смогут добраться большинство воздействий... Древние говорили, что самое важное на планете — это информация. Люди нашего времени понимают это теперь в десять, нет, в сотню раз острее.

Мы отправили на ряд расконсервированных баз сто восемьдесят миллионов человек — жителей самых разных уголков России. Теперь их временный дом — там. В программах планетной Информационной Сети мы каждый день показываем землянам правду об их жизни, но я знаю, как им, находящимся столь далеко от Солнечной Системы, хочется вернуться. А мы, офицеры Информслужбы, не можем даже намёком дать им и укрепить в них надежду на возвращение. Мы, земляне, снабдили колонистов всем необходимым, забросили им самые полные Своды информации.

Корабли Грузового Транспортного Союза России со своими немногочисленными экипажами совершили под массированным огнём кораблей Чужих в очередной раз невозможное: эти сто восемьдесят миллионов россиян были снабжены всем мало — мальски необходимым за считанные часы. Тогда погибло шестьдесят тысяч человек — члены экипажей кораблей сопровождения. Ни одного транспорта Российские космосилы не потеряли. Мы, информационники, послали туда для охраны и обороны две эскадры Информслужбы России — "Стило" и "Береста" — десять крупнейших по тому времени линкоров класса "Мрамор" с кораблями сопровождения. Вернулись на Землю только три линкора и несколько меньших кораблей, да и те — почти полностью разрушенные и чудом дошедшие до космопортов.

Мы таки успели завершить выброс колонистов на заранее подготовленные базы до очередной массированной атаки Чужих, которые снова полезли на нас со всех мыслимых сторон. У нас до сих пор даже нет для них другого названия или определения, ведь по Закону Информации и имя и определение даются при непосредственном контакте и заключают в себе суть.

Сегодня я в течение шести часов участвовал в архивировании информации для Свода культурных ценностей России. Горькое чувство. Мы, информационники, используем теперь в ужасающих масштабах память и разум человеческий для того, чтобы привыкнуть к мысли, что нашу культуру можно оторвать от наших людей, сжать и забросить туда, куда мы даже не предполагали всего несколько месяцев назад направлять какие — либо корабли. Процедура довольно неприятная для человеческого организма, даже подготовленного специальной тренировкой, но мы должны были пойти на это. Мы должны были пойти на это ради ускорения процесса и ради обеспечения безопасности будущего.

Глупо, но эта процедура может встать вровень с процедурой двукратного продления человеческой жизни. Со мной это случилось всего за год до нападения Чужих. После недели, проведенной в глубочайшем изоляторе, я вышел на свежий воздух и почувствовал, что стал немного, но другим человеком.

Мы до сих пор, несмотря на все старания Планетной Службы Расследований, не смогли понять и точно определить, виновен ли кто в том, что автоматика первого кольца, снабжённая самыми современными всеволновыми глубинными сканерами, "прошляпила" такую лаву. Тогда Чужие в первый раз полезли на нас широким потоком, который, к счастью, не был всенаправленным. Президент Знаменская, решавшая, как всегда, прежде всего вал внезапно возникших абсолютно новых проблем и вопросов в первые минуты нашествия, нашла "просвет" в своем сверхплотном графике и попыталась разобраться.

Многое она раскопала сама, почти одна, но с помощью своих экспертов и помощников она в очередной раз привычно поставила "на уши" всех приборостроителей и ученых, имевших малейшее отношение к российскому сегменту разработки, строительства и установки таких систем на сектора первого кольца. Спецы перетряхнули все макетные образцы, все резервные экземпляры, просчитали сотни возможностей и взаимосвязей в поисках возможных даже гипотетически нестыковок. Но — тщетно. По её личному поручению Информцентры России перетряхнули горы доступной и недоступной ранее документации.

Мы пока что занялись в основном российским сегментом, но через месяц Знаменская ждёт от нас результатов сканирования информации по международному сегменту разработки и строительства общегалактической системы безопасности. И мы многое делаем для этого.

Мы, информационники, выполняя приказ Президента, уже просеяли всю мало-мальски профильную информацию через самые мелкозернистые фильтры, какие только нашлись в нашем распоряжении. Знаменская, помогая нам, привлекла к работе Российскую Службу Судебного следствия, её профессионалы в кратчайшие сроки... Слишком часто я употребляю теперь это выражение — "в кратчайшие сроки", но в этом — суть нашей работы в экстренных ситуациях... Профессионалы судебного следствия допросили всех, кого только было можно, но никакие вопросы, никакое самое глубокое сканирование ни к чему положительному, тому, что можно счесть ответом на наши проблемы, не привели. Мы привлекли к работе наших уникальных "сканеров" — специально подготовленных людей, способных снимать информацию с памяти и мозга любого живого существа, известного земной науке, но тщетно.

Нам оставалось только одно — под массированным огнем противника закрывать дежурными мобильными резервами второй и третий уровень и в кратчайшие сроки передать в Промышленные центры всю возможную информацию, чтобы рабочие и инженеры множества промышленных предприятий России не прокололись так позорно, как их коллеги в тот кровавый первый раз.

И они не подвели. Теперь мы имеем принципиально новые виды оружия, новые технологии. Страшно подумать, каких лишений нам это стоило.

Мы, россияне, в первый же час удара Чужих потеряли пятнадцать крейсеров первого ранга типа "Скала" с пятнадцатью тысячами членов экипажа на них. На подготовку этих машин и экипажей у России ушло в общей сложности десять лет. Каждый из офицеров любого из этих крейсеров имел второй класс планетной подготовленности. Но перед гибелью экипажи почти каждого крейсера сумели под уничтожающим огнем, под жесточайшим излучением, вызывающим адскую боль во всем теле, под завывание главных сирен биологической тревоги, свидетельствующих о массированном проникновении в корабли чужеродных субстанций, просканировать все доступные им частоты и проанализировать характеристики применённого против них оружия.

Эта информация ушла по "первому" каналу вне всякой очереди и под самым сильным шифром на Землю. Она и стала основой для постройки новейших крейсеров типа "Утёс".

Уже через десять минут после получения информации в строй вступили резервные кораблестроительные заводы Астрофлота России. В кратчайшие сроки сто пятьдесят таких машин были построены и выведены на третий уровень третьего кольца обороны.

Тогда впервые Промышленный Союз России без президентского приказа и по своей собственной инициативе перешёл на восемнадцатичасовой рабочий день. Затем он сменился круглосуточным графиком и тоже — без президентского приказа. Трёхсменный график работы. Перерывы по десять минут, дежурные и вспомогательные смены. Конвои машин, везущих под усиленной охраной ДПС полиции России по главным российским дорогам части, узлы и детали новейших совершенно секретных крейсеров к сборочным площадкам спецкосмопортов. Каждый узел маркирован, на каждом — личный шифр изготовителя и личный шифр сотрудника службы контроля.

Через три дня ужасающего темпа сборочных и контрольно — регламентных работ новейшие звёздные корабли выстроились на взлётных полях космопортов. Я своими глазами видел эти машины. В них уже не было ничего от прилизанности стандартных до того времени контуров боевых кораблей Дальнего Космоса. Мы раньше считали, что не следует пугать наших возможных партнеров по Первому Контакту и не строили привычных нам и более простых в изготовлении и сборке остроугольников. Но теперь мы изменили свое решение. Я видел эти мрачные контуры новейших крейсеров, стоявших под усиленной охраной, видевших расцветавшее всполохами взрывавшихся под ударами Чужих космостанций второй внешней линии обороны небо России. Корабли ждали приказа. Я думаю, в те минуты они пропитывались ненавистью.

Их угловатость была, безусловно, сродни угловатости ежа. Но в этой угловатости был ответ: Земля сбрасывала с себя покров мирной планеты и представала в лике воительницы. В течение двух часов для новопостроенных кораблей были окончательно собраны экипажи, прошедшие пятидневную программу "ураганнной" подготовки.

Корабли ушли с Земли ровно в полночь первого июля, а уже второго июля в пять часов вечера по земному универсальному времени они заняли позиции и приготовились к бою с "площадок" второго внешнего кольца обороны, тогда ещё слабо разрушенного.

Их удар был страшен. Мы долго не решались его нанести. И это тогда, когда каждый час уносил жизни сотен землян. Мы медлили, проверяли все возможные варианты действий. Наконец осторожно подвели к крейсерам резервные и вспомогательные корабли, установили между ними энергомосты и ударили.

Это не был решающий судьбу войны удар. Но это был удар первого возмездия. Чужие запнулись. Чернота космоса в момент удара главных излучателей этих крейсеров впервые была прорезана таким количеством мощнейших световых и энергетических пучков, что в какие-то мгновения во тьме вечности становилось светло, как днём. Затем крейсера с интервалом в пятнадцать секунд после удара главных излучателей ударили из излучателей всех калибров, кроме главных. Это не был единственный залп, сжиравший всю доступную кораблю энергию. Это были залпы, гремевшие на протяжении двух недель с интервалами в тридцать секунд. Подозреваю, что Чужие тогда впервые столкнулись со столь мощным и тщательно просчитанным и продуманным сопротивлением. За это время мы подтянули ещё две сотни построенных в самом быстром темпе, на какой мы были тогда способны, таких крейсеров на заранее отмеченные позиции.

Это позволило нам полностью остановить вторжение Чужих на третьей линии обороны. Туда с первых двух линий отошли все уцелевшие и полуразрушенные корабли. Там мы впервые возвели "стену огня", сквозь которую не может теперь прорваться ни один, даже самый большой штурмовик или истребитель Чужих. Теперь мы как в тире расстреливаем крейсера Чужих, держа в резерве ещё несколько более мощных "стен", способных задержать в десятки раз более массированное наступление мелких и крупных кораблей пришельцев. Мы знаем, что существуют другие возможности вторжения и работаем, чтобы этих возможностей было как можно меньше.

Это сейчас, несколько месяцев спустя двухсотствольный сверхтяжёлый крейсер с российскими опознавательными знаками, способный за считанные секунды разнести в пыль небольшую планетную систему — обычное явление в нашей Метагалактике, а раньше о таких машинах и не мечтали. Мы уже строим серийно пятисотствольные крейсера типа "Алмаз". А на подходе настоящие адские машины — тысячествольники типа "Чёрная Линия", для которых разнести в пыль галактику — обычное задание. Они способны вести непрерывный уничтожающий огонь со всех бортов без перезарядки излучателей на протяжении полутора лет. — Семёнов улыбнулся, сознавая возросшее могущество Астрофлота России. — Но мы не собираемся без достаточных оснований разносить в пыль какую либо галактику. Мы собираемся наказать агрессора. Это — не больше чем оружие возмездия."

Семёнов знал о чём писал. Информационная служба России за время, прошедшее с начала конфликта стала одной из лучших на планете. Её вооружённость достигла предела, который ещё несколько лет казался без преувеличения фантастическим. Осуществив труднейшую миссию глубинного копирования информации, сотрудники Информслужбы выполнили одну из своих главных обязанностей — любой ценой сохранить важнейшие данные от забвения.

Сам пройдя тяжелейшую процедуру, с трудом выкроив на неё необходимые два дня глубочайшей изоляции, Семёнов не стал отлёживаться в палате положенные восемнадцать часов. Он сразу же стал интересоваться состоянием своих коллег. Его часто видели во множестве госпиталей и больниц: он уделял внимание и военным и гражданским сотрудникам Информслужбы, не делая между ними никакой разницы. Он был свидетелем подписания Договоров, рождения детей, свидетелем смерти своих коллег на боевых постах. Синие плащи Рейнджеров укрывали своих хозяев тогда, когда они, исчерпав последние силы, гибли на труднейших работах. О том, чтобы работать меньше восемнадцати часов в сутки Рейнджеры России забыли через десять минут после объявления секторальной космической тревоги. Но эти же плащи на живых Рейнджерах служили лучшим напоминанием о том, что не только Военное и Полувоенное кольца России должны работать с максимальной нагрузкой, но и все остальные структуры общества и страны.

Из Военного Главного информцентра России, руководимого генералом спецназа Ланской, через минуту после инцидента поступило на стол Семёнову и сообщение о гибели сына Знаменской. Запись "чёрного ящика" центрального поста "Варяга" скупо обрисовывала картину случившегося. В сообщении была самая полная информация о происшествии, но стоял гриф "без доступа к Президенту", что означало — Знаменская ни при каких обстоятельствах не получит такой убийственный коктейль. Здесь не было попытки введения Президента в заблуждение — никто не сомневался, что Знаменская уже знает основное — её сын погиб на своём посту. Здесь было стремление не ранить человека дополнительно, желание не усугублять и без того страшные и невыносимые её боль и горе.

Семёнов просмотрел пластик от начала до конца, содрогаясь внутренне при одной мысли о том, что сможет сделать Президент России с Чужими, получи она такой вот информационный материал. Пройдя рядом со Знаменской уже больше трёх десятков лет, Захар Семёнов знал и другое — Знаменская никогда не будет мстить по личным мотивам, если дело касается интересов и безопасности всей России и всей планеты. Он знал также, что то, что лежало у него на столе — жалкое подобие того удара, который уже без всякого сомнения потряс сущность президента России.

Взглядом генерал-майор Информслужбы нашарил мерцавшую рамку с портретом Знаменской. Это был неофициальный портрет, здесь она была снята не в рабочих кабинетах, а у себя на даче в Угличе. Этот дом она построила самостоятельно, с минимальной помощью коллег и знакомых и, как обещала, закрыла его для всех и любых официальных мероприятий. Попасть сюда не мог никто из журналистов, сюда не могли приехать чиновники или руководители, если их не пригласила Президент. Здесь категорически запрещались любые деловые разговоры. Знаменская была запечатлена сидящей в кресле-качалке, на веранде, в окружении вазонов с цветами, перед небольшим столиком, уставленным фруктами. Взгляд Семенова вернулся на злополучный пластик и снова пробежал засветившиеся строки титула.

На экране, вспыхнувшем через секунду, проступил кабинет Ланской. Генерал специальных сил России и руководитель военной сети Информцентров страны молча смотрела на Семенова. Слова были не нужны.

— Она знает всё в деталях, Захар. — сказала тихо Ланская.

— Твоей вины здесь нет. — в тон ей ответил Семнов.

— Знаю. Но всё равно — муторно на душе.

— "Варяг"...

— По данным военного центра оперативного командования России его отведут на четвёртую линию на кратковременный ремонт. Хотя замкомандира корабля Нахимов категорически против, выражая волю экипажа. Он сам находится далеко не в лучшей форме, но категорически отказывается передать командование второму помощнику.

— И твоё мнение?

— Оперативное командование Астрофлота России настаивает на отводе корабля на ремонт. В таком состоянии экипаж также не может выполнять свои обязанности надёжно. Я знаю, что члены экипажа "Варяга" также это понимают.

— А другие корабли?

— Шутишь, Захар. Нахимов наотрез отказался отпускать кого-либо с повреждённого "Варяга". Да и в таком состоянии крейсер может с гарантией сломать хребет кому угодно. Но важен не только корабль, но и экипаж. А вот здесь проблемы. Люди, экипаж корабля зверски устали и мы всё же выведем "Варяг", чуть позже, во время выполнения плановой волны замены оперативных боевых частей. Теперь мы доламываем "их" нынешние остатки. Это уже даёт нам право резервирования. Свежих сил предостаточно. После удара "Варяга" в спеццентры диагностики и тестирования началось паломничество, равного которому никто не упомнит. На каждого из Чужих будет по сотне — полторы людей-мстителей. Мы без всякого сомнения дожмём исполнителей этого черного дела. Уничтожим.

— Видеть бы зачинщиков... — мечтательно произнес Захар. — Хотя ты права, лучше их не видеть, а уничтожить. У меня до сих пор в памяти крутятся списки погибших землян со всех континентов.

— У меня — тоже. Спать спокойно не могу уже давно, хотя всемерно стараюсь. Но, согласно историческим данным из цикла военной истории, далеко не всегда можно видеть и уничтожить зачинщиков. На проведение операции "возмездие" у нас уже сегодня есть достаточные силы, но нет достаточной информации. Тем более, что через полгода нам потребуются все возможные средства и ресурсы, чтобы завершить восстановление нашей "скорлупы".

— А как с "волной"?

— Теоретическая подготовка уже закончена. Мы возьмёмся за "волну" с элитных школ, но надо сделать так, чтобы её восприняли и продвинули вперед те, кто действительно её захочет воспринять и продвинуть вперёд. Орденские школы и замки будут впереди, но это стандартная практика. Спецназ России на две трети будет охвачен, военное кольцо также на две трети, равно как и полувоенное. Гражданскому обществу мы даём право выбора.

— И каков прогноз здесь?

— Поддержка вакцинации будет выполнена в полной мере. Это главное. Об остальном боюсь даже заикаться, поскольку после войны с Чужими это будет не менее крупное применение сил "мужской цивилизации". Нам с тобой, как прошедшим орденскую подготовку, можно говорить об этом спокойно. А вот как воспримут остальные — не берусь точно спрогнозировать.

— Все будет в порядке. После войны с Чужими пройдёт несколько лет и мы получим нужный фундамент для проведения "волны". Убеждён в этом. — сказал Семёнов.

— Рада, что убеждён. До связи.

— До связи. — Семёнов отключил экран.

Чужие. После войны

Война с Чужими завершилась неожиданно, как и началась. Земляне подсчитали прежде всего людские потери: два с половиной миллиарда погибших и четыре миллиарда искалеченных — и принялись энергично восстанавливать нарушенную систему безопасности в своей Галактике и в Солнечной системе.

Окончательно отступать на запасные базы в реальности, к счастью, не пришлось и Транспортная Служба Космофлота Земли в кратчайшие сроки вернула людей и оборудование на родную планету. Система Социальной Защиты Цивилизации отреагировала мгновенно и мощная волна просчитанных программ смягчила неизбежный психологический шок от пережитого. Пятнадцать лет тяжелейших военных действий заставили землян по-иному посмотреть на многие вещи.

Ивановы. Начало

Стелла Анатольевна Иванова — тогда ещё педагог второй планетной категории — вернулась со своими воспитанниками в земную школу второй ступени Нижнего Новгорода, расположенную рядом с Волгой, и за месяц полностью восстановила привычный уровень знаний и умений своих подопечных.

— Стелла, это просто невозможно спокойно выдержать столь долгое время! — басил её муж, Александр Николаевич Иванов. — Ты буквально сутками не вылезаешь за пределы школьного городка. Я понимаю, что ты скажешь: у меня — пятиклассники, у них — переходный возраст и теде и тепе. Но все же есть и семья... — он привычно готовил на поздний ужин блины и не давал супруге принять даже малейшее участие в этом священнодействии.

— Да, семья у меня есть. И я про неё, Саша, не забываю. К тому же нам надо подумать о детях. — хитро усмехнувшись ответствовала жена.

— Давно бы так. А то днюешь и ночуешь в школе, некогда даже с мужем взглядом обменяться... — улыбнулся муж, переворачивая очередной блин непрожаренным боком.

— Теперь всё будет по-другому. За неделю я "подсоберу хвосты" и тогда смогу уделить внимание нашим с тобой проблемам по самой полной схеме. У меня там будет достаточно малая нагрузка и я большую часть времени буду дома. Как твой научный руководитель, ещё не решил снять Соколова с предстоящей академической процедуры защиты?

— Нет. Но в семье у него сложно. — уклончиво ответствовал муж.

— Насколько? — Стелла Анатольевна пытливо взглянула на супруга, зная, что он сейчас сможет сказать ей нечто большее, чем простой информационный протокол.

— Он не хочет детей. Что-то неладное чувствует и не хочет. Но он не хочет или не может и говорить о причине своего такого необычного решения. Хотя его мама и папа и уламывают его всеми возможными средствами и способами. Но он откровенно боится не процесса, а последствий. Думаю, у него предостаточно оснований. — не обманул ожидания супруги Александр Иванов.

— Понимаю. Ладно. Сейчас давай поужинаем и спать — завтра новая трудовая неделя начинается.

— Ага... — Александр Иванов переложил стопку блинов на большую тарелку и прикрыл кушанье крышкой-термостатом.

— Ладно, Саша, твое "ага" мне понятно. — Стелла Анатольевна улыбнулась и направилась в гардеробную, переодеться в домашнее.

После окончания войны с Чужими в городе Московске, куда из Нижнего Новгорода собирались переезжать Ивановы, открылись новые строительные площади: взамен устаревших и обветшавших зданий строились новые. Старинные здания в России издавна почти всегда консервировались и переносились на окраины в своеобразные ландшафтные музеи, где их содержанием занимались желавшие жить в старинных домах любители древности. Стоявшие там здания были не музейными экспонатами, а действующими жилыми помещениями, в которых на протяжении десятков лет жили совершенно реальные обычные люди. Уже давным давно на Земле ни одно здание не исчезало бесследно — существовали мощные региональные и общемировые системы информации, позволяющие специалистам быстро восстановить в деталях любое когда либо существовавшее здание или его часть со всей начинкой и оборудованием. Многие из старинных зданий оставались на прежних местах и получали вторую или третью жизнь, бережно сохраняясь почти в первозданном виде. Среди россиян всегда было немало любителей пожить так, как жили далекие предки, причём, в условиях миниатюризации техники, никакой привычный уровень комфорта не мог нанести непросчитываемого ущерба любому историческому памятнику.

— Ты как считаешь, может, нам пока только забронировать квартиру в одной из новых "башен"? — Стелла Анатольевна встретила вечером за ужином своего мужа обычным вопросом-проблемой.

— Не хочешь торопиться? Думаю, ты права. Нам нужно сначала провентилировать ситуацию полностью тут, а уже потом делать рывки.

— Тогда сделаем так. Первенцем у нас будет сын. Назовём его Борис. Затем — дочка. Назовем её... Ирина, скажем. Потом будет снова сын, назовём его в твою честь — Александром, а потом снова дочка — Валентина. Об остальных детях подумаем позже — все же это далёкая перспектива...

— Молодец, Стела, распланировала...

— Стараюсь не потерять форму. Спасибо. Ну так как?...

— Но кроме... — осторожно вставил муж.

— Я уже присмотрела. Будет у нас роскошный котяра... Назовём его Бритсом и первым запустим в новую квартиру. Таков обычай, никуда не денешься.

— Ну, положим до "котяры", как ты выразилась, ему ещё очень далеко. — проговорил мужчина.

— Но у нас вполне может быть и собака. Думаю, наши знакомые — Христовы не откажутся поспособствовать нам в этом. Если кота — мальчика, то собака пусть будет девочкой. Кто знает, может, когда-нибудь и она станет многодетной мамой.

— А пока она будет просто охранницей, защитницей и воспитательницей наших маленьких детей. Ну ты даёшь, Стелла. — одобрительно пробасил муж.

— Спасибо, стараюсь. — улыбнулась жена. — Так как, стоит связываться с Христовыми?

— Относительно собаки — безусловно. А вот кот...

— У моих коллег по смежному институту, недавно преобразованному в центр глубинной психологии есть немало знакомых-кошатников. Думаю, с этим проблем не будет.

— Тогда я завтра в своем институте поспрошаю. Надо ускорить защиту Соколова — ему нежелательно отрываться от меня по срокам. У меня всё готово, а вот у него из-за семейных проблем может вполне сорваться.

— Опять, Саша...

— Стелла, ты же всё понимаешь. Он мой друг и наш хороший близкий знакомый. Криница, куда он переехал после войны с Чужими, действует на него не самым лучшим образом после Москвы. Мы-то в Нижнем свои, а вот ему труднее — у него индийские корни. Чуть ли не Делийский султанат. Сама понимаешь, разница менталитета, традиций и теде и тепе.

— Поможем. — успокоительно заметила Стелла Анатольевна.

— И я тоже думаю, что поможем.

Так оно и случилось. Через год Александр Николаевич Иванов успешно защитил докторскую диссертацию по проблемам Дальней Науки и перешел работать в Нижегородский центр Передовых методов прогнозирования.

Стелла Анатольевна благополучно родила первенца — Бориса и углубилась в заботы о маленьком. Рядом с малышом находились и новосёлы — кот Бритс и овчарка Зирда. Щенок и котёнок быстро нашли общий язык: разность направленности и характеров не мешала им взаимодополнять друг друга.

На прогулках с маленьким Борисом Стелла Анатольевна часто занималась дрессировкой Зирды. Кот устраивался рядом с колыбелькой и обычно спал, изредка сквозь щёлки век посматривая на хозяйку и на маленького.

Время текло незаметно. Годовалый Борис быстро понял, что играть с Зирдой и Бритсом гораздо интереснее, чем с имитаторами и конструкторами. Теперь Стелла Анатольевна часто слышала из детской довольное ворчание овчарки и сдержанное мяукание кота, сопровождаемые индейскими воплями сына, увлечённого очередной игрой.

Зирда раз в полгода непременно участвовала в Нижегородской выставке и часто завоёвывала второе и третье дипломные или призовые места. На её юный возраст никто не обращал особого внимания — через своих знакомых ветеринаров Ивановы смогли узнать о новейшей программе кардинального увеличения продолжительности жизни собак и Зирда стала одной из первых нижегородских собак, прошедших необременительную и безболезненную процедуру вакцинации.

Едва только Борису исполнился год, родился Александр — супруги приняли решение сначала родить двоих сыновей и только потом думать о дочерях. Затем, через год родились близнята — Пётр и Ирина, а ещё через год — ещё близнята — Валентина и Сергей.

Разросшаяся семья не почувствовала никакого особого усложнения жизни: полисная организация Нижнего Новгорода предусматривала реально действующие просчитанные до мелочей полномасштабные программы поддержки многодетных семей, а гражданство Нижнего Новгорода, принадлежащего к системе полисов, давало неоспоримые преимущества его обладателям. Слава и могущество купеческой столицы России позволяли решать многие проблемы на основе устных договорённостей, ни в чём не уступавших по силе и обязательности письменным.

Сыновья и дочери взрослели, первенец Борис уверенно командовал оравой младших и его часто слушались даже больше, чем обоих родителей. Оставляя младших с Борисом, старшие Ивановы ни о чём не беспокоились и, едва подрос полугодовалый Сергей, Стелла Анатольевна и Александр Николаевич вернулись к работе по полному графику.

— Ну, Стелла, собирайся. Квартира в башне Московска заждалась. Пора оставлять в запасе для наших детей наш старинный особнячок в старой части Нижнего Новгорода в качестве родового гнезда, консервировать одну служебную квартиру — самую большую, чтобы в случае чего хватило на всех — и перебираться на новую главную базу — в одном из современных небоскрёбов Московска. Как дети? — Александр Николаевич связался с супругой в обеденный перерыв в пятницу, пятнадцатого апреля.

— Нормально. Собственно говоря, я уже обменялась с детьми некоторыми соображениями на этот счёт и они согласны. Им очень хочется быть поближе к Москве. Но и Нижний они забывать ни под каким видом не хотят. Так что и особнячок, как ты выразился, и служебная квартира, к которой они успели привыкнуть, как к своей собственной, по их мнению нам всем ещё очень и очень пригодятся.

— Похвально, похвально. Тогда приступай к основным сборам. В понедельник, в четыре часа дня придут машины внутрирегиональных грузовых перевозок и мы через сутки будем уже в Московске. Успеешь? Или перенести график?

— Постараюсь, но рассчитываю и на твою помощь, Александр.

— Обязательно.

— Зирда вот видишь, хочет экран облизать, ты ей и такой нравишься. — усмехнулась Стелла Анатольевна.

— Не надо, я скоро буду, пусть ждёт. А где кот?

— На кухне, отсыпается после "трудовой" ночи. Опять выяснял отношения с местными котами. Немного поцарапался.

— Без последствий?

— Средней глубины. Он их уже зализал, заживут. Опасности нет, я всё проверила. Да и Зирда своего друга незамедлительно прилежно облизала с головы до пят, чему он сам был несказанно рад и в благодарность облизал ей всю мордашку.

— Хорошо. До связи.

— До связи.

Переезд в новую квартиру в стадвадцатиэтажной башне состоялся точно по графику и уже в среду вся семья проснулась в новых стенах. И молодые, и старшие Ивановы теперь имели диады комнат — спальни и кабинеты, несколько комнат были отданы под лабораторные и рабочие, ещё несколько — под кладовые и это — не считая всех вспомогательных помещений и коридоров. Целую неделю в новой квартире по вечерам не умолкал весёлый шум — новосёлы, придя с работы и учебы, активно обустраивали свое новое обиталище...

— М-да, Стелла...— протянул глава семьи, пройдясь по комнатам квартиры и возвратясь в кухню, где у вечернего стола хлопотала супруга.

— Беспокоишься, что тесно? -улыбнулась она.

— Именно. — проговорил Александр Николаевич.

— Не думай. Все сверхдовольны. — подтвердила Стелла.

— Не могу. Надо думать о расширении...— он перешел на доверительный шепот.

— Ты читаешь мои мысли. Но теперь уж о расширении позабочусь я... К тому же дай детям хотя бы несколько лет на стабилизацию. Они и так должны войти в ритм. Посмотрим. А пока я забронировала за нами квартиру побольше. Там должно хватить места и для прибавления. К тому же там — не диады, а триады комнат: кроме спален и кабинетов там ещё и холлы-гостинные отдельные. Превосходная подготовка к автономному плаванию нашим ребятам и девчатам тогда будет гарантирована.

— Ладно, пани педагог. Командуйте парадом. — усмехнулся глава семьи.

— С превеликим удовольствием.

Ивановы не порывали отношения с Соколовыми, которые наконец решили иметь детей. Родилась девочка и, к огромному сожалению, больше детей жена коллеги Александра Николаевича иметь не могла.

В благодарность за постоянную помощь и поддержку Соколов обеспечил семье Ивановых знакомство с руководителем центра восстановительного отдыха недалеко от Криницы и Ивановы с детьми, едва Александру исполнилось четыре года, выехали в первый раз на отдых под Криницу, в посёлок городского типа, в очень скором времени обещавший стать полноправным городом.

Знакомство с руководителем центра совершенно не говорило о возможности какого-либо экстраординарного обслуживания или лечения — равенство в таких вещах соблюдалось неукоснительно. Здесь были важны обычные человеческие взаимоотношения.

— Красота, тишина... — проговорил Александр Николаевич, оглядывая окрестности с балкона двухэтажного спального корпуса. — Лес кругом, воздух даже немного пьянит.

— Мне за тобой всё равно не угнаться, Саша. — пробасил Илья Борисович. — завтра Эвелина привезет Лену... Моя дочь младше твоего сына Александра всего на год...

— Ну, Илья... Опять матримональщина... Моему Александру ещё рано об этом всем думать...

— Ага, рано. А ты не замечал, что твой сын слишком уж бирюковатый какой-то...

— Знаешь, мне это известно. Но мне также известно, что у него всё в порядке и потому на его, как ты выразился, бирюковатость, я обычно не обращаю особого внимания. Он волен быть таким, каким он хочет быть в данный момент. Он бывает разным и его бирюковатость временная. Он же не может быть все время душой компании.

— Жаль. Его статус универсала... Притом золотого...

— Илья, мне решительно и абсолютно всё равно, как статус моего сына совмещается со статусом твоей дочери. Если у них будут чувства, то мы мешать не должны, не можем. Напротив, мы обязаны им помочь. А если нет, то на нет и суда нет. Я прав?

— Прав то прав, но...

— Илья, твоя дочь если и середнячка, то достаточно твердая. А в остальном тебе, как учёному, хорошо известно Законодательство Триады — в нормальном обществе должны быть всегда три части.

— Спасибо, успокоил.

— Всегда рад. Ладно, мои скоро придут с обхода территории, Илья. Надо прибраться.

— А мне пора: у меня поезд в половине пятого. Пока ещё доберусь до станции. Да и пассбус скоро придет. — Соколов заторопился, пожал Иванову руку и вышел из просторного пятикомнатного номера.

— Ну папа, это не центр, это сказка: пруд, лес, одноэтажные корпуса из чистого дерева, все минимальные удобства, номера на любой вкус. — делился впечатлениями Борис за ужином в общей столовой. Младшие сыновья и дочери согласно кивали, подтверждая справедливость сказанного.

— Я рад, что тебе понравилось. — ответил глава семьи.

Юльевы. Начало

Лейтенант Астромедслужбы Земли Юльев за время войны с Чужими вырос до генерал-майора и командира госпитального рейдера первого класса. Столь стремительная карьера в военное время была оплачена многократным превышением нагрузки. Не нашлось ни одного оппонента, который бы усомнился в правомерности такого взлёта: многоуровневая система контроля подготовленности и квалификации исключала всякие лазейки. Здесь не действовал подкуп: нечем было подкупать, и не действовала лесть: она должна быть фундаментально подтверждена фактическим материалом.

Теперь в распоряжении Юльева был полутысячный экипаж медиков и новый госпитальный рейдер "Парацельс". Казалось бы, прошедшие войну военные астромедики могли спокойно поручить разбираться с послевоенными медицинскими проблемами транспортным звеньям Астромедслужбы, обычно выполнявшим только доставочные функции с минимумом важного и необходимого лечения, но это правило не распространялось на Юльева и его подчинённых: "Парацельс", хотя и был военным медицинским кораблём российского Астрофлота планеты, годами не совершал посадку на Медицинских Космодромах Земли и Солнечной системы, мотаясь по самым отдалённым уголкам Метагалактики и обеспечивая глубокую многократно эшелонированную оборону от мыслимых и немыслимых опасностей, давно уже отнесённых к медицинской компетенции, а точнее — в разряд обязательных мероприятий для профилактической медицины. Заправочные и обеспечивающие корабли были единственными, допускаемыми к его бортам машинами, если, конечно, не считать транспортников Астромедслужбы.

Юльев, не желавший терять приобретённый опыт из за обычной человеческой забывчивости, параллельно и помногу упорно занимался по программе "Медицина катастроф" — военный практический опыт требовал внимательной отработки и глубокого осмысления.

Лосевы. Начало

Доктор наук Лосев вкусил полевой работы по горло: более чем скромная оснащённость летающих орбитальных и планетных научных баз резервных посёлков эвакуационного сектора заставляла проявлять чудеса изворотливости в стремлении выполнить обширные программы как оборонного, так и гражданского направлений. Лосев не прибыл на Землю даже тогда, когда всем землянам-колонистам были предоставлены в изобилии места на достаточно вместительных и комфортабельных лайнерах: он остался в одном из посёлков ещё на несколько месяцев и никогда впоследствии не жалел об этом. Забывая временами даже поесть, Лев Лосев продвигал решение выбранных им вопросов и проблем.

Одновременно с ежедневной многочасовой работой в посёлках, Лосев интересовался организацией прикрытия научных звеньев со стороны Десантного корпуса Земли и ему удалось в этом направлении продвинуться настолько, что десантники, ранее весьма прохладно относившиеся к соседству с научниками, дали Лосеву карт-бланш на территории своих баз.

Учёный не остался в долгу: ряд усовершенствований, предложенных им, позволил десантикам часто обходиться без ранее считавшимися почти что обязательными десяти процентов людских потерь. Одно это обстоятельство дало учёным возможность сполна реабилитироваться и вступить с ранее неприступными десантниками в весьма близкие и взаимовыгодные отношения. Здесь дело не ограничилось охранными и защитными функциями Десанта — учёные видели в десантниках людей, которые первыми встречают ранее неведомые опасности и способны проверять пионерные разработки в самых наиреальных условиях, создать которые в лабораториях и на полигонах было крайне трудно. И здесь с Лосевым объединили свои усилия многие десятки его коллег.

Наступил день и по рекомендации Совета Десантного Контингента Российских Космических Сил Лев Кондратьевич Лосев был принят на работу в Научный городок Звёздного. К тому времени он защитил вторую докторскую диссертацию по техническим наукам и стал академиком Региональной Академии тяжёлого машиностроения.

В Научном городке Звёздного он познакомился и со своей будущей женой — приват-профессором материаловедения Стеллой Зиновьевной Левицкой. Очень скоро она защитила вторую докторскую диссертацию и стала полным профессором одного из институтов Космического Сектора Службы Науки России. К тому времени у них уже подрастал первенец, а Лосевы уверенно думали о многих детях.

Беловы. Начало

"Космолёту "Реликт" — взлёт. Маршрут выхода на стартовый и разгонный участки проверен. Взлёт разрешаю. Обстановка по маршруту — штатная" — голос диспетчера заставил пятерых космонавтов, собравшихся в центральном посту небольшого корабля пристегнуться и приготовиться к стремительному уходу с родной планеты — в отличие от звездолётов и планетолетов космолёты сразу набирали среднее ускорение и буквально упрыгивали с поверхности Земли на разгонный участок. Это позволяло не занимать воздушные и заатмосферные эшелоны многочисленными ограничительными запретами.

— Экипаж к взлёту готов. — доложил первый помощник.

— Старт!. — произнес командир, пальцами правой руки утапливая клавиши стартовых тангент. Корабль дёрнулся и подпрыгнул вверх, срываясь с упоров. Сила тяжести, немедленно уменьшенная компенсаторами, придавила немногочисленный — всего пятьдесят человек — экипаж к стартовым креслам.

— Штурман.

— Есть штурман.

— На курсе?

— Без изменений. Штатно. — старший штурман "Реликта" Белов оторвался от созерцания экранов маршрутной обстановки и посмотрел на командира, приходившего в себя после прыжка, выбросившего корабль на разгонный участок за несколько минут.

— Спасибо. — командир встал. — Экипажу приступить к регламентным работам. Дальше пойдём с нормальным ускорением.

— Первый отсек принял.

— Второй отсек принял.

— Третий отсек принял.

— Центральный пост принял. — завершил прием докладов командир "Реликта". — Белов, подготовьте карту веера маршрутов.

— Есть. — штурман бросил взгляд на стереофото жены и детей и углубился в расчёты.

Космолёт "Реликт" направлялся на обычную первичную разведку недавно включённых в Земной Регистр районов Вселенной. Казалось бы, лучше на такие операции посылать звездолёты, поскольку такие полёты требовали длительных перелётов к самым дальним форпостам Земли, но звездолёты уже давно работали только в секторе сверхдальних перелетов и были почти полностью сориентированы на регулярные экспедиции, а не на разведрейсы.

Разведфлот Земли состоял почти на шестьдесят процентов из звездолётов, но то были не огромные сверхкомфортабельные красавцы, а средние и малые машины, приспособленные к длительному автономному существованию в отрыве от всех и любых баз. Космолёты обеспечивали первичную и вторичную волны разведки, они приходили сразу после кораблей автоконтроля и уже за космолётами приходили звездолёты и космостанции.

Аскольд Витальевич Белов приступил к обычной работе штурмана. Предстояло обеспечить вариантное большинство маршрутных схем, позволявших космолёту уйти от возможных опасностей. За этой работой он не заметил, как подошло к концу время вахты и рядом выросла фигура сменщика — младшего штурмана Знеткова.

— Вахту штурманского звена сдал. Штурман Белов.

— Вахту штурманского звена принял. Младший штурман Знетков.

После этих слов официальной передачи боевого дежурства, записанных мозгом корабля в бортовой журнал с указанием точного времени, можно было идти отдыхать и Белов не спеша направился к выходу из центрального поста.

В своей каюте он прежде всего открыл створку, скрывавшую несколько десятков портретов. Это был своеобразный астронавтский иконостас — фотоизображения и стереоизображения самых близких и дорогих людей — родителей, жены и дочерей с сыновьями.

Аскольд Витальевич опустился в кресло. Созерцание портретов в ожидании разрешённого сеанса связи с Землей прекрасно расслабляло и позволяло переключиться на более приятные мысли.

Ивановы. Продолжение. Дети

Подошло время и освоившиеся в Московске Ивановы привели своего первенца к дверям новостройки — школьного комплекса микрорайона. Огромная территория была окружена высоким непрозрачным лишённым украшений забором, скрытым за лесополосой. Внутри периметра было всё необходимое для школьников и педагогов.

Борис быстро и легко влился в школьный коллектив и его младшие братья и сестры не менее быстро и просто свыклись с тем, что их старший брат и вождь теперь пропадает больше чем на полдня за прочной и высокой оградой школьного комплекса.

— Мам, сегодня мы ездили в музейный комплекс Московска. Ноги гудят от похода по множеству натурных площадок и залов. — сказал шепотом вернувшийся в девять вечера домой старший сын. — Прости, задержался...

— Опять проблемы безопасности... — понимающе улыбнулась мама.

— Ты как всегда читаешь мои мысли, мам. Но я успел осилить полностью только не очень далекую современность. Капитан полиции Иванов...

— Видел фамилию деда своего отца? На стелле номер тридцать шесть Героев Внутренней Охраны России?

— Да, мам. И не только. Фотография и биографическая справка с описанием подвига тоже присутствуют.

— Похожи на наши?

— Очень. — Борис понял, что мама имеет в виду оригиналы их семейного фонда Реликвий.

— Я рада, Боря.

— Мам, это сложно объяснить...

— Не надо ничего объяснять, сын. Ты уже достаточно взрослый.

— А...

— Возможно, что скоро мы сможем выехать в Московскую область, на место. Но об этом — после. А сейчас — мой руки и ужинать. Термостат отключи.

— Есть, мам. — Борис рано усвоил удобство военной терминологии и домашние на него за это нисколько не обижались: мужчины России оставались мужчинами-воинами даже в мирное время и армейская терминология была частью мужской психологии, теперь уже пережившей войну с Чужими.

— Ладно... Я пошла отдыхать, а то завтра очередная серия полигонных испытаний...

— Ладно, мам. — Борис поцеловал маму и направился на кухню.

Через год в строй учеников той же школы встал Александр. Борис живо интересовался его успехами и проблемами и Александр рассматривал интерес брата к его школьной жизни как нормальное явление, нисколько не пытаясь ограничить Бориса в его стремлении подстраховать брата. В назначенный день и Александр в числе одноклассников и однопоточников оказался у главного входа в Музейный Комплекс Московска.

— Борь, извини, мне всё это переварить надо... Шквал впечатлений...— сказал Александр встретившему его в десять вечера на пороге квартиры брату. — Позволь обойтись даже без минидоклада.

— Хорошо, брат. Помощь? — Борис закрыл дверь и включил притушенный свет в холле. Зирда спросонок заворчала, но, увидев знакомые фигуры молодых хозяев, снова захрапела. Бритс, отсыпавшийся на кухне, даже не появился на пороге холла — он уже начал привыкать к позднему сбору всех домашних.

— Не нужна. Я поем и лягу. Сон — лучшее время для отработки такого вала данных. Думаю, подсознание справится с этим валом лучше, чем блокированное огромностью массива сознание. — проговорил Александр, проходя в свою комнату в сопровождении старшего брата.

— Понимаю. Успехов и спокойной ночи. — ответил Борис, останавливаясь на пороге и включая привычным движением свет в кабинете и спальне своего брата.

— Спокойной ночи, брат. — ответил Александр, обессиленно опускаясь в кресло перед рабочим столом. Как бы он ни устал, а записать обычный рапорт в бортжурнал-дневник, Александр Иванов никогда не забывал. Так было и в этот раз. Борис ушёл и Александр достал стило и чистый лист контактного пластика — заменителя ставшей уже давно антикварной ценностью бумаги, способного передавать записанную на его поверхности информацию прямо в компьютерный центр квартиры. На пластик легли первые строки. Время для Александра Иванова остановилось, пространство сократилось до конуса света из светильника.

Шагавший по коридору квартиры к своей комнате и к своей спальне, Борис подумал, что вот и Александр прошёл "волну", во многом определяющую сущность россиянина и гражданина Евразии. Он вспомнил, как сам несколько долгих часов бродил в одиночестве по залам Музейного комплекса Московска — один, группа одноклассников уже почти вся уехала, остались только несколько человек, среди которых и он — Борис Иванов. Тогда знакомство с экспонатами захватило его всего и он так же как и Александр оказался просто перегружен впечатлениями.

Знакомство с региональными и местными музейными комплексами для всех "младших", как теперь часто в России называли школьников, являлось обязательным пунктом программы совершенствования и развития личности. Россияне никогда не жалели площадей для размещения ценнейших экспонатов, чтобы все желающие могли иметь самую полную допустимую возможность в деталях ознакомиться с ними. Теперь даже на посещение городского музей-центра требовалось не меньше чем половина светового дня, но пустопорожних походов туда уже давно не было — среди россиян практически не осталось людей, не интересовавшихся отечественной и общепланетной историей в университетских масштабах. Вот и теперь Борис ещё раз вспомнил, как не заметил, что прошло уже пять часов с того момента, как он переступил порог величественного входного портала музей-центра Московска. Когда-то давно, вместе с родителями он ещё совсем ребёнком впервые посетил музей-центр в Нижнем Новгороде. В каждом городе, в каждом населенном пункте России давным давно особое внимание уделялось местной истории. Даже для самых маленьких жителей России в любом музей-центре было предостаточно интересного и полезного, доступного их восприятию. Теперь сквозь Волну прошел Александр.

Конечно же, система музей-центров и их оснащение непрерывно совершенствовались. Придёт время и он, Борис, примет участие в традиционной процедуре "введения" в отечественную историю новых "младших", будучи уже старшеклассником-выпускником. Потом так же поступит Александр и остальные братья. Сёстры тоже никогда не стояли в стороне от подобных церемониалов — женщины России с давних времён были хранителями истории, традиций, обычаев наравне с мужчинами, выполняя свою часть воспитания подрастающего поколения.

Ивановы переехали в Московск неспроста — совсем недалеко был небольшой населенный пункт — Мироновск, в котором совершил свой подвиг дед отца молодых Ивановых, капитан российской полиции.

Борис тихо приоткрыл дверь в свою спальню и, укладываясь на жестковатом ложе, вспомнил всё, что ему рассказывали родители и что ему удалось узнать самому, в ходе самостоятельных изысканий. Старший брат догадывался, что о том же думает и Александр, заполнявший по традиции очередные страницы своего личного дневника.

Полиция России. Ивановы

Капитан полиции России Станислав Леонтьевич Иванов был командиром роты патрульно-постовой службы Московской области. Более века назад он во время патрулирования в новозастроенном районе Мироновска обнаружил не отмеченный ни на одной доступной спецслужбам планеты карте вход в подземный лабиринт. Оставив служебную машину у найденного входа, капитан взял с собой спасательный комплект и комплект аварийного оборудования, переоделся в водонепроницаемый комбинезон с системой биологической и радиационной защиты, после чего поспешил войти в проход. Существовавшие тогда и оплаченные многими жизнями Правила предусматривали при обнаружении таких вот "подарков из прошлого" право офицеров полиции действовать самостоятельно, да и тяжёлая патрульная машина с включённой защитой, мигалками и охранным комплексом была достаточно долговечным ориентиром.

Проплутав в подземном лабиринте три часа, Станислав Иванов спустился в один из колодцев на глубину триста метров, прополз по узкому ходу с полкилометра и неожиданно свалился в одну из "кротовых нор". Из норы узкий и очень извилистый ход привёл его в зал, заполненный какими-то ящиками.

Быстро проведя стандартную разведку, капитан Иванов убедился, что находится на складе биологического оружия, причём, как он достаточно быстро определил, многие ранее, безусловно, герметичные ящики уже имели сквозные отверстия и представляли значительную опасность. Оглядевшись по сторонам капитан Иванов хотел было приступить к более глубокому ознакомлению. В этот момент рядом с ним очутился молодой лейтенант полиции. Едва обменявшись с коллегой информацией, капитан Иванов понял, что появление второго оперативника нарушило хрупкое равновесие в системе охраны склада.

— Приказываю наверх! — жёстко распорядился Иванов.

— Капитан, я вас не оставлю. — едва "врубившись" в нестандартную и сложную ситуацию, ответствовал лейтенант.

— Повторите приказ. — зло бросил Станислав Иванов, направляясь к ближайшему штабелю.

— Наверх. — механически повторил лейтенант. — Но...

— Послушайте, Устим Львович. — вдруг обернувшись, мягко произнес Иванов. — В конечном итоге я пришёл сюда первым...

— А я — вторым. И мы уйдем отсюда вместе. — упорствовал лейтенант.

— Нет. Поздно. Равновесие нарушено. Немедленно наверх. — острый взгляд капитана Иванова уже выделял на потолке растущие трещины. — Или нас обоих тут засыплет.

— Вы хотите... — до опешившего лейтенанта дошло, что капитан хочет не просто замуровать этот склад до подхода российских Спецсил Ликвидации Биологической опасности, но и сделать его абсолютно безопасным для грунта, в котором этот склад был создан. — Но одному....

— Именно одному. — Иванов силой подсадил коллегу ко входу в нору, из которой свешивалась верёвка. — Идите. Вы уже достаточно здесь видели и информация эта нужна там. — он показал пальцем вверх.

— Я вернусь. Обязательно вернусь. — лейтенант внутренне содрогался от одной мысли, что ему придётся оставить здесь своего старшего коллегу.

— Только не торопитесь. — успокоительно заметил Иванов.

— Обязательно вернусь, капитан!...— лейтенант, уступая натиску капитана, схватился за веревку, которая уже начала втягиваться в нору — вероятно подошла вторая патрульная машина и её экипаж слышал, нащупав передатчики находившихся внизу офицеров, весь их разговор. — Эй, ребята, тяните быстрее!

Едва только он вылез из норы, сзади грохнул взрыв и проход обвалился.

— Тимофеев, где капитан? — подскочивший старший лейтенант — командир его взвода, хотел, как обычно, знать всё.

— Там. — Лейтенант показал на обвалившийся ход. — Я должен передать информацию.

— Ивернев, Бероев, доставьте лейтенанта к полковнику Ольгову. — прибывший к месту происшествия командир роты ППС России капитан Ельнин взял управление передовым отрядом на себя и командир взвода повиновался:

— Есть, капитан.

Они добрались до превратившегося в студенистый куб склада только на пятнадцатые сутки, собрав всю свободную землеройную технику Аварийных Сил России, дислоцированную в этом районе и заставив её работать в круглосуточном автоматическом режиме. Строители и ремонтники гражданских строительных подразделений также добровольно помогали всё это время силовикам, не думая об отдыхе или вознаграждении.

Лейтенант, едва оправившись от небольшого шока быстрого подъёма по извилистому ходу — коллеги вытянули его не вручную, а с помощью скоростной лебедки — проявил чудеса памяти, подробно описав обозначения, виденные им лишь мельком на множестве ящиков, начертив подробнейший план склада и точно описав место, где он в последний раз беседовал с капитаном Ивановым. Специалисты, прибывшие на место происшествия по вызову командования ППС России быстро сверили переданную офицером полиции информацию с известными им данными и искренне подивились точности и конкретности запомненных лейтенантом обозначений.

— Прошу разрешения, господин полковник. — лейтенант вошёл в палатку начальника штаба операции.

— Садитесь, лейтенант. — полковник полиции России, сидевший за раскладным столиком, оторвался от дисплея и положил стилус, отвечая на уставное приветствие вошедшего офицера уставным жестом.

— Склад вскрыт. Разрешите мне быть в передовой партии. — лейтенант остался стоять у столика, проигнорировав разрешение сесть. Это понравилось старшему офицеру.

— Разрешаю. — полковник понял, что лейтенант в числе первых хочет эвакуировать своего коллегу на поверхность. — Идите.

— Есть, командир.

Именно ему, лейтенанту Тимофееву было доверено спуститься к "кубу" в числе первых, чтобы эвакуировать тело капитана Иванова. С величайшей осторожностью погибшего офицера извлекли из "студня" и на скоростном спецавтомобиле Медслужбы Полиции доставили в Центральный госпиталь Сил Полиции России в Москве. Просмотрев записи "чёрного ящика", выдаваемого при заступлении на дежурство каждому офицеру полиции, руководство подразделения поняло, что один человек фактически спас целый городской район от заражения опаснейшими боевыми отравляющими веществами. Осознание несопоставимости такого факта с обычными служебными достижениями дало возможность командованию Силами полиции Московской области в кратчайшие сроки исходатайствовать перед Советом России награждение капитана Иванова званием Героя Внутренней охраны России. Звание было присвоено через день и звезда с российским гербом и знаком Внутренней охраны украсила погребальный мундир офицера. После церемонии она была передана в семью Ивановых как награда, не подлежащая возвращению в Наградной Совет.

Закон Весов. Закон Развития

Двести тридцатый год после Всемирного объединения вступал в мартовскую оттепель. Евразийский регион, основу которого составляла Россия, жил своей обычной жизнью.

Позади были четыре мировых войны, ряд непредотвращённых ядерных взрывов на объектах, как теперь говорили, "первого кольца опасности", многочисленные реформы и изменения в ряде сфер человеческой жизни.

Городская организация жизни человечества нисколько теперь не конкурировала с сельской: на планете были огромные чистые и светлые многомиллионные и многотысячные города и были значительные почти незаселённые пространства, на которых располагались, как островки цивилизации, только органично вписанные в среду природы фермы и ранчо.

Были и очень большие дачные поселки, вариантов которых было великое множество — от посёлков поклонников древности и старины до посёлков любителей всеобщей автоматизации.

Мощная многоуровневая система транспортного сообщения сделала невозможной сколько нибудь длительную изоляцию большинства ранее труднодоступных уголков, где имели возможность и необходимость жить люди. Многократно резервированные и дублированные системы снабжения всем необходимым исключили большинство ранее почти неизбежных возможностей установления какой либо блокады.

Немало усилий и средств направлялись на космические исследования — земляне всерьёз вознамерились в ближайшие несколько веков до конца освоить Солнечную систему и выдвинуть свои форпосты далеко за её пределы. Уже давно полёт в космос воспринимался как поездка в соседний крупный магазин или в соседний городской район. Все восемь предельно освоенных планет Солнечной системы были обитаемы — базами на поверхности, орбитальными станциями, десантными парящими поселками.

Энергетическая мощь человечества ныне позволяла обходиться без лимитирования отпуска энергии кому бы то ни было. Резервов хватило бы для того, чтобы в несколько секунд абсолютно безопасно выдать энергию, которая ранее расходовалась за несколько лет. При этом ни о какой энергетической угрозе, угрозе энергетического голода не могло быть и речи. Как визитные карточки нового времени, по планете разместились "звёздные врата" — космопорты, уверенно и прочно соседствовавшие с аэропортами, железнодорожными станциями и автовокзалами.

Тем не менее, жизнь человечества не стала совершенно легкой и абсолютно беззаботной: мощь систем безопасности и обеспечения требовалась по-прежнему ежеминутно и ежесуточно.

Многое было сделано для того, чтобы защитить людей, пресечь очень многие пути для ненормативного развития людей. Не могло быть и речи о праздношатающихся людях, не имеющих возможности устроиться на работу. Не могло быть и речи о мифическом безоблачном существовании человека и человечества: как и предсказывали древние, война с негативной составляющей человеческой сути давным давно приобрела постоянный характер и конца ей не было видно.

В нормативной части человечество теперь чувствовало себя безопасно и комфортно, воспринимая достигнутый уровень благосостояния и безопасности не как манну с неба, а как закономерный результат многочисленных ограничений и жертв. Многочисленные заповедники и музейные зоны и центры превратились в активно посещаемые землянами места: после войны с Чужими человечество в очередной раз пережило период повального увлечения глубоким изучением истории, но теперь это изучение в очередной раз и на качественно и количественно новом фундаменте было снова поддержано учеными-специалистами и снабжено всей необходимой информацией и данными.

Ненасильственное и гибкое управление общественным развитием позволяло максимально учитывать возможности и склонности каждого конкретного человека и обеспечивать его безопасность и благополучие на протяжении всей жизни — с рождения до смерти. Упомянутые безопасность и благополучие основывались теперь не на угрозе внешнего внеобщественного надобщественного принуждения и наказания, а на жесточайшей и высочайшей ответственности каждого человека за свой самый малозначительный поступок, на многоуровневых знаниях, позволявших избегать досадных и затратных последствий негативного характера.

Так выполнялся закон Весов, один из основных законов человечества, сформулированный достаточно давно. Даже первые шаги его выполнения в теперь уже очень отдалённом прошлом дали просто ошеломляющие результаты и теперь оставалось только неуклонно двигаться по этому пути.

Александр Иванов

Первого сентября Александр Иванов стал школьником. Его старший брат Борис уже давно носил синюю формёнку учащегося элитного учебного центра, расположенного в пригороде Московска, но Александр знал, что первое сентября он также встретил в этой школе. Рядом с Александром стояли его новые знакомые — теперь уже ученики первого "А" класса. Не со всеми он был знаком до момента объявления построения, но тем интереснее и волнительнее представлялось будущее.

Он напряжённо вглядывался в лица и фигуры празднично одетых преподавателей школы, гадая, кто из них станет наставником. По традиции наставник сохранял право командования и управления вверенным ему классом все десять лет, несмотря на то, что уже в четвёртом классе ученики включались в программу частых кратковременных переездов в другие центры подготовки и обучения, традиционно называемые школами.

Выпускники этого года по традиции ввели первоклассников в предназначенные для них аудитории-классы и жестами предложили выбирать себе места. Убедившись, что младшие уже расселись и никто не остался стоять, старшие вышли из классов. Александр немного устал — его подсознание работало с предельной нагрузкой — столько впечатлений за короткий период времени предстояло не просто уложить в памяти, но и обработать.

На две минуты он сузил сферу восприятия и не отметил, как возле учительского пульта внезапно появилась статная девочка в парадной школьной форме и, обернувшись всем телом к сидевшим за своими одноместными столами школьникам и школьницам ровным и чётким голосом сказала: "Класс! Встать! Смирно! Равнение — нале — во! Для встречи сле — ва!" Произнеся это она чётко повернулась налево и замерла. Класс почти одновременно вскочил на ноги и застыл в почтительном ожидании.

Через секунду в класс вошла высокая статная женщина средних лет в форменном платье наставника. Увидев замерших школьников, она удивлённо обвела взглядом классную комнату, но, уловив ситуацию в деталях, остановилась в двух шагах от неожиданной командирши. Та уловила момент и глядя снизу вверх, чётко продолжила "Товарищ Наставник. Первый "А" класс для первого занятия построен. Больных и отсутствующих нет. Рапорт сдала Регина Дубровицкая."

Закончив, девочка выжидательно посмотрела на педагога, но та уже вошла в ситуацию полностью. "Рапорт принят." — тихо сказала она неожиданной руководительнице. После этого она повернулась лицом к стоявшим у своих парт ученикам и ученицам. "Здравствуйте, товарищи!".

Александр Иванов сам не заметил, как синхронно, выдержав секундную паузу, вместе со своими новыми товарищами он выдохнул "Здравствуйте, товарищ Наставник!". Женщина одобрительно улыбнулась. "Прошу садиться.". Класс сел на свои места и все школьники замерли. Командирша вернулась на своё место на задней парте среднего ряда и замерла, глядя на Наставника. Та обведя класс внимательным, все подмечающим взглядом, встала за свой стол-пульт и коротко произнесла: "Рада познакомиться с вами. Меня зовут Софья Станиславовна Ивернева. Я ваш Наставник на все последующие десять лет вашего пребывания в стенах периметра этой школы. А теперь перейдём к знакомству."

В этот день традиционных школьных занятий уже давно не проводили и Александр со своими новыми друзьями и Наставником прошли по огромной территории школы, побывали в разнообразнейших аудиториях и лабораториях, мощном видеоцентре и компьютерном центре, прошлись по открытым площадям и посетили спорткомплекс. Софья Станиславовна отвечала на вопросы своих новых подопечных чётко и развёрнуто, вызывая закономерный восторг и обожание.

Финальным аккордом стало возложение живых цветов из тепличного комплекса Школы к мемориалу выпускникам школы, выполнившим свой долг перед человечеством. Здесь школьники сами, без команды выстроились на трёх линейках и склонили головы, отдавая дань памяти традиционной минутой молчания. На гранитные плиты легли живые цветы.

Затем наставник проводила школьников к выходному порталу периметра. Оглянувшись, Александр видел стоявшую у портала Наставницу и почувствовал её тёплый ободряющий взгляд.

Свернув в переулок, Александр пошёл медленнее. Сзади послышались лёгкие шаги и с ним поравнялась та самая командирша.

— Александр, можно помедленнее? — спросила девочка, легко выдерживая стремительный темп движения своего одноклассника. Иванов быстро взглянул на неё, затем резко снизил скорость, поймал благодарный взгляд. — Спасибо. А то скоростишь как торпедный катер.

— Ну ты даешь, Регина. Откуда у тебя такой талант командовать? Меня от первого же твоего слова "Класс" подбросило как на катапульте. Я даже опомниться не успел — мышцы сами сработали.

— Я с раннего детства изучаю человеческую психологию, Саша. Это моя будущая стезя на всю жизнь. А командование? Это всего лишь правило ритуала. Наставника надо было встретить как полагается. Согласись, лениво рассевшиеся первоклассники в первый день учёбы — не лучший вариант для нового знакомства Наставника со своими младшими. Вот и пришлось скорректировать ситуацию. Имперское мышление здесь работает лучше всего и многовековая привычка к субординации помогает как лучшая микстура. Но командовать всем классом я не буду. — ответила девочка на вопросительный взгляд Александра. — И мыслей я не читаю, просто читаю ситуацию. В целом и в деталях. Постоянно. Так что твоя третья сфера в безопасности. — она улыбнулась спокойной яркой улыбкой.

— Почему не хочешь командовать классом? Ты же прирождённый лидер да ещё с такой командирской подготовкой и знанием психологии. К тому же ты девочка...

— Спасибо. Но психолог не должен быть на первых ролях в деле управления. У нас в обществе всегда были и есть люди, профессионально предназначенные для руководства другими людьми. И подменять их психолог не может — у него другие задачи. А относительно командирской подготовки — так ведь я — младшая дочь командира Нижегородской дивизии особого назначения и всё детство провела путешествуя по её военным городкам. А там не особо смотрят, девочка или мальчик ты — быстро ставят в строй и учат всему полагающемуся.

— Так ты...

— Вице-лейтенант войск особого назначения, сектор психологической войны и сопротивления. — произнесла Регина. — Это далеко не тайна.

— Вице — лейтенант? — потрясённо выдохнул Александр, прекрасно знавший, что шести-семилетний ребёнок мог получить максимум вице-старшинскую полосу на погоны, а тут...

— Саша, не выпадай в осадок. В этом ничего особенного нет. Я не собираюсь без особой необходимости одевать военный мундир — психологу это не нужно. В конечном итоге встреча наставника получилась нормативная и это — главное на сегодня. К тому же у нас в классе есть и прекрасная врач и прекрасная повариха. Да и другие ребята и девчата уже достаточно чётко представляют свой дальнейший профессиональный путь.

— А командовать?

— Саша, в мирное время руководить коллективом может каждый. Здесь не требуется профессиональная командирская специализация.

— Но...

— Вот ты и ответил на свой вопрос, Саша. — взгляд Регины зенитным прожектором упёрся в глаза Александра. — Но пока что ты еще не слишком веришь в вероятность подобного сценария для себя самого. Это нормально. К тому же у тебя статус универсала, что даёт тебе право выбирать. А командирская специализация... Вполне возможно, что это дело в полном объёме — сфера достаточно далёкого будущего. И твоего желания, конечно.

— Спасибо, успокоила. — Александр оттер со лба пот. — А я ведь родился в Нижнем Новгороде...

— Да? Ну вот и ещё одно основание для взаимодействия. — улыбнулась Регина. — Так что давай домой, обрадуй родителей. Завтра у нас уже учёба, так что у тебя полдня и ночь остались на вольную жизнь. Пользуйся. — Она отвлеклась, подошла к краю тротуара и посмотрела куда-то вдаль, видимо ожидая какую-то машину. Александр понял, что дочь комдива скоро уедет, скорее всего в гостиницу при военном центре в пригороде Московска. И предчувствие его не обмануло.

Рядом остановилась разъездная легковая машина со знаком Нижегородского военного командования. Регина кивнула водителю, открыла дверцу и усевшись на сиденье, прощально посмотрела на Александра. Кивнув ему, она закрыла дверь и машина рванулась с места.

Со временем Александр привык, что Регина действительно не претендуя на прямое командование классом, всегда чётко и плотно контролирует ситуацию в деталях. Он не сразу свыкся с тем, что его новая одноклассница так чётко просчитала его возможный вектор профессиональной реализации, но был всегда благодарен ей за отсутствие стремления навязать именно этот вектор тогда, когда он только вступал в школьную жизнь.

Третьеклассник Александр Иванов проснулся от того, что Зирда — двенадцатилетняя овчарка зубами стянула с кровати лёгкое одеяло и передними лапами встала на постель. Собака виляла хвостом и заинтересованно обнюхивала лицо спящего человека, стараясь, видимо, определить момент, когда он действительно проснётся. Александр открыл глаза и холодный нос собаки коснулся его собственного носа. Человек не удивился подобному поведению своей любимицы — достаточно было Зирде сказать, когда следовало его разбудить, назвав время, и она ревностно выполняла обязанность будильника — при её участии проспать и опоздать из-за сонливости было невозможно.

Как она догадывалась о том, что надо разбудить именно в это время — оставалось для большинства людей приятным и неожиданным секретом: никто из землян уже многие годы не думал, что собаки, живя бок о бок с человеком на протяжении тысячелетий, не научились разбираться в предметах, без которых люди не мыслили себя. Среди этих предметов важное место занимали часы и Зирда, вполне вероятно, достаточно быстро уяснила себе, что означает то или иное положение стрелок или те или иные значки на табло. А может быть она просто соразмеряла названные людьми промежутки времени со своими внутренними часами — земляне уже несколько веков не сомневались в разуме и интеллекте своих четырёхлапых и хвостатых помощников.

— Спасибо, Зирдочка. — он потрепал собаку по загривку и почесал за левым ухом. — Иди, спасибо.

Зирда, желая надёжнее пробудить молодого хозяина, облизала его лицо, поскольку Александр продолжал лежать в постели и только после этого довольно помахивая роскошным хвостом, убежала к себе на коврик. Александр вскочил с постели и его взгляд наткнулся на прислонённую к стоявшей на прикроватном столике вазе с цветами короткую записку. Старший брат Борис извещал среднего, что ему, Александру, следует сегодня быть дежурным по огромной квартире — намечался переезд в "башню" одного из трёхсотэтажных небоскребов Московска, потому семья в полном составе разъехалась по торговым центрам в поисках всего необходимого для нового обиталища. Как было заведено, в таких случаях кто-то из членов семьи Ивановых обязательно оставался "на базе".

Зирда одобрительно посмотрела на своего молодого хозяина, вышедшего в одних плавках из ванной комнаты. Александр по её довольному виду понял, что она уже накормлена и прогулялась под чутким руководством младших братьев — Петра и Сергея.

Ивановы выгуливали собаку не около дома, а в одном из близлежащих скверов, куда приходили многие другие собачники. Зирда, привыкшая к неизменному короткому поводку, прошедшая суровый курс общей дрессировки твёрдо уяснила себе строгие правила поведения за пределами квартиры, но, тем не менее, каждый раз возвращалась домой в полном восторге от общения с сородичами — не только такими заслуженными и умудрёнными дрессировками, как она, но и простыми, в минимальной необходимой степени обученными собаками. Держать совершенно необученную собаку уже очень давно считалось серьёзным и немедленно наказуемым проступком.

Сергей и Пётр, чаще всего выгуливавшие собаку дважды в день, едва только достигали сквера, отпускали Зирду с короткого поводка и она, посматривая по сторонам, мчалась к своим сородичам, возившимся на огромной поляне в одном из глухих уголков. Братья, поприветствовав знакомых, шли следом за овчаркой, располагались поодаль от весёлой кучи-малы, раскрывали принесённые с собой информпрессрелизы и, поглядывая на Зирду, устраивали обсуждение. Бывало, здесь же они готовились к занятиям: выпускник нулевого цикла Пётр и первоклассник Сергей старались поддерживать высокую марку семьи и не допускали даже мысли о возможности придти на занятия неподготовленными. Часто подготовка к занятиям происходила в обществе одноклассников — также владельцев собак. Пятидесяти минут хватало для того, чтобы активизировать мозги на свежайшем, почти лесном воздухе и вспомнить то, что изучено было вчера вечером.

Подъём в половине шестого, обеспечиваемый для братьев круглый год неугомонной Зирдой, давал возможность до семи утра проветриться и зарядиться энергией для активного трудового и учебного дня.

Пятиклассник Борис также пользовался услугами "живого будильника", но, как старший брат и первенец семьи, просил овчарку разбудить его в пять. И Зирда сначала будила его, а потом — всех остальных братьев, отчего все молодые люди были в твёрдой уверенности, что уж чего-чего, а проспать и поваляться в постели им не удастся в течение ближайших двадцати лет — ветеринарная медицина смогла за четыре столетия увеличить продолжительность жизни собак с пятнадцати до тридцати пяти лет и это безмерно нравилось землянам.

Сестёр Зирда не будила: они вставали сами по глубоко укоренившейся в роду Ивановых женской привычке — ровно в половине шестого все сёстры уже были на ногах, а в шесть часов к ним присоединялась и мама.

По возвращении с прогулки Зирда терпеливо ждала, пока кто-то из братьев наполнит её миску, быстро, за несколько минут "уминала" её содержимое и отправлялась повторно пристрастно инспектировать безопасность и целостность огромной пятнадцатикомнатной квартиры, приводимой двумя сёстрами в порядок каждые три дня. Окончив обход, Зирда подходила к главе семьи — руководителю сектора российского Института Дальнего Научного поиска Александру Иванову и либо просто помахивала хвостом, что означало, что всё в порядке, либо требовательно повизгивая, заставляла отца идти на место происшествия. За всё время жизни Ивановых в Московске и Нижнем ещё не было случая, чтобы Зирда проморгала какую-нибудь опасность или проблему.

Огромный пушистый кот вошел на кухню в тот момент, когда Александр заканчивал завтрак. Увидев молодого хозяина, он вспрыгнул на стоявший у стола табурет и сдержанно мяукнул — обычное приязненное приветствие.

— Привет, привет, Бритс. Поел?

Кот в ответ свернулся клубочком на табурете и, смежив веки, довольно заурчал, что означало: он сыт и в прекрасном расположении духа.

Александр окончил трапезу, убрал посуду в моечный автомат и в утилизатор, проверил автоматику кухни и вернулся к себе в кабинет, провожаемый полусонным взглядом Зирды. Кот любил спать на кухне, потому не последовал за человеком, а опустил голову на хвост и смежил веки.

В своей комнате, давно ставшей кабинетом, Александр развернул приготовленный Борисом план заказанной и закреплённой за семьёй квартиры. На плане его сестры и братья уже расставили условные обозначения своих сфер ответственности и влияния, оставив ему достаточный простор для решения. На комнаты родителей никто не посягал — им принадлежало исключительное право первыми проставить знаки принадлежности, которые, конечно, уже красовались на плане. Потом, вечером, должно было состояться обсуждение. За этим занятием время перестало для него существовать.

— Саша, ты дома? — динамик покомнатной связи ожил, отозвавшись певучим голосом его первой младшей сестры — Ирины. — Поможешь? — громко и даже оглушительно орать из комнаты в комнату земляне уже пять с половиной веков как отвыкли, ежедневно и по многу раз пользуясь современными средствами связи.

— Без проблем, Ира. — Александр не глядя, надавил сенсор, ответил сестре, после чего сразу оторвался от чёркания плана и вышел в холл. Ирина распаковывала на столике принесенные укладки с климатронами. Зирда крутилась тут же, заинтересованно обнюхивая принесённые вещи. Собака принимала их под свою опеку и защиту, потому хотела запомнить не только внешний вид, но и запахи. — Опять таскаешь тяжести? А что скажет мама?

— Маме не до этого. У нас скоро будет третья сестричка, Саша. — сестра продолжала методично доставать из упаковок климатроны.

— Догадываюсь. И как назовём? — Александр подключился к распаковке климатических установок.

— Ульяна.

— Прекрасное имя. — помедлив, сказал Александр.

— Я тоже так думаю.

— А где Валентина? — средний брат знал, что старшая сестра всегда ходит с младшей и за последнее время не было случая, чтобы она изменила своей привычке.

— Она помчалась на окраину, там открылся новый супермаркет со всякими безделушками. Хотела её отговорить и попросить, чтобы мы вернулись вместе, но куда там — дизайнер даже в быту остается дизайнером.

— А ты как всегда тянешься в биологию. Климатронов набрала...— он взвесил многочисленные нераспакованные ещё укладки в руках и оценивающим взглядом скользнул по распакованным. — Это же только грузовику под силу такое дотащить...

— Саша, ты же прекрасно знаешь историю, мы можем таскать и не такое... Надеюсь, помнишь легенду о жёнах рыцарей осажденного замка?

— Ну уж нет. Таскать мужиков на плечах — не женское дело. — скучным твёрдым голосом сказал Александр. Ирина улыбнулась и не менее твёрдым, чем у брата голосом возразила:

— Я поняла подтекст, брат. Только, Саша, пожалуйста, не устраивай здесь, в пределах главной базы нашей семьи всяческих даже самых с твоей точки зрения гуманных и необходимых ограничений для женщин... В своей школе ты можешь экспериментировать в этом направлении сколько угодно, но в нашей семье всё должно быть так, как всегда было: женщины всемерно обеспечивают дом и семью. Это — наша специализация. — Договорив фразу, она решительно стала перегружать нераспакованные укладки на подошедшую по вызову с настенного пульта гравитележку.

— М-да, Ира. — Александр несколько удивлённо посмотрел на сестру, продолжавшую сосредоточенно перегружать укладки. — А откуда тебе-то ведомо про наш план? Ведь его включение в работу вовне намечено через два года. И мы только приступили... И, в конце концов, я всё понимаю, но для почти всех в нашей школе это тайна, причем тайна строжайшая, первого уровня закрытости. Хотя теперь, после сказанного тобой, мне кажется это больше не тайна и над этим казусом следует подумать.

— Саша, я ведь не только биолог. — сестра снова улыбнулась и одарила брата тёплым взглядом. — Я не нарушаю тайну, разговаривая об этом с тобой, как с носителем тайны. Но ведь на самом деле все тайны нашего человечества — вещь очень и очень относительная... Ты сам это хорошо знаешь. Я знаю в достаточной для себя степени и социологию, и историю и те-де и тепе. Я, если более конкретно, знаю, что очередной, грустный, но необходимый в нашем пограничном мире период достаточно существенного игнорирования потребностей женщин в очередной раз закончился и наш Евразийский Регион накопил в очередной раз достаточно ресурсов, чтобы новая волна наших сестёр была полностью защищена и обеспечена... Что поделаешь, всё имеет маятниковую структуру, не более того...

— Ставить климатроны будешь сама? — спросил Александр, выразив готовность помочь сестре и в этом.

— Да. Это моё, не первый год этим занимаюсь... Спасибо за предложение помощи. — Ирина закончила перегружать климатроны и принялась сворачивать обёртки.

— Ладно. А когда? — он хотел узнать о сестричке подробнее.

— Через полгода у нас будет ещё одна сестричка. — мечтательно проговорила она. — Вот ты, Саша, будешь уже заканчивать школу второй ступени, а ей будет только семь лет. А там и десять... Мама сверхдовольна этим фактом...

— Но...— Александр хотел показать, что он не против и дальнейшего увеличения численности членов семьи и рода Ивановых.

— Не знаю, Саша, не знаю. Это решать только ей. Вас, мальчики, четверо, теперь нас, девчат, будет трое. Почти что равенство... А там посмотрим и насчёт расширения... — спокойно ответила Ирина.

— Равенство. — Александр убрал оболочки в утилизатор. — Не забудь про семинар по биозащите.

— Спасибо. Не забуду, поскольку помню, что он — в пять вечера. — Ирина погрузила климатроны на тележку и повезла вглубь квартиры. — Чёркай план дальше, Саша, а то на обсуждении будешь как рыба на берегу...

— И это уже знаешь? — брови брата немедленно взметнулись вверх.

— Саша, в жизни нет ничего нового. — мягко заметила сестра. — Мы только развиваем существующее и существовавшее до нас. Если у нас через неделю переезд — значит так оно и будет, надо готовиться. Не надо считать меня колдуньей или провидицей... — поняла она подтекст вопроса, заданного братом.

— Но ты весьма на неё смахиваешь... — убежденно заметил Александр.

— Не больше, чем любая женщина. — второклассница Ирина проводила брата одобрительным взглядом, нажала клавишу и дверь холла закрылась за ней.

Александр Иванов. Школа. Занятия

Александр взял с собой лёгкую укладку со всем необходимым для занятий и поспешил на остановку пассбуса, располагавшуюся в пяти минутах неспешной ходьбы от их небоскрёба. Времени было ещё не так много, до начала занятий оставалось пятьдесят минут и Иванов радовался, предвкушая возможность хорошенько "окунуться" в древнюю моноисторию — сегодня по расписанию до обеда было три пары исторического цикла — древняя, средняя и новая история. После обеда и часового отдыха были запланированы пары по экономике, социологии и управлению. Окончание занятий было назначено как всегда на семь вечера — школьники имели возможность и ужинать в пределах школы.

Пройдя через КПП внешней ограды школьного городка, Александр переложил укладку в левую руку и, войдя в основной корпус, направился в зал хранилища личных вещей школьников. Уже давным давно школьные здания обзаводились собственными городками, позволявшими воспитанникам и преподавателям без особой необходимости не выходить за пределы периметра. К тому же это позволяло оградить школьников от многих вредных влияний открытого мира, защитить внутренний микроклимат системы, формирующей личность. Эта традиция — обзаводиться городками — была сравнительно давно унаследована школами России от университетов. Переход к строительству не отдельных школ с небольшой пришкольной территорией, а огромных школьных комплексов позволил высвободить значительные пространства, ранее занимаемые мелкими школами. Но школьные городки почти не имели общежитий интернатного типа, располагая только зарезервированными площадями для их развёртывания в случае необходимости: здесь очень пригодилась давным давно реализованная на практике и неоднократно проверенная идея модульного строительства.

Александр прошёл через неширокий зелёный пояс к главному школьному лекционному корпусу и через два шлюза вошёл внутрь мимо парного поста дежурных десятиклассников-дневальных. В сейфовом коридоре было оживлённо, но никто никому не мешал: отсюда начиналась собственно школа, её совершенно закрытые для посторонних части.

Александр почти не глядя по сторонам, быстрым шагом достиг нужного стеллажа. Его личный сейф как всегда был доверху забит укладками, из которых Иванов выбрал в дополнение к домашней пять дополнительных "складок" и присоединил их к поясным ремням.

В Зале Информации, соединённом с читальными залами богатейшей школьной библиотеки, он взял из ячеек свободного доступа диски и распечатки информационных материалов для своего потока по первой половине дня, после чего устроился в Зале Отдыха, чтобы просмотреть содержимое и уяснить для себя распределение энергии и уровней интереса на предстоящий учебный день.

Тишина нарушалась лишь почти неощутимым гулом систем вентиляции: законы, оберегающие слух школьников соблюдались в России жесточайшим образом и не могло быть и речи о громком разговоре или потасовке в Зале Отдыха, где имели право в любой зоне и в любое время отдыхать не только школьники, но и преподаватели. Модульные стенки позволяли создать иллюзию уединения и в Зале Отдыха разрешалось также при условии соблюдения полной тишины готовиться к занятиям.

Система занятий была приближена к университетской: полуторачасовые пары давным-давно заменили обычные сорокапятиминутные уроки. Но эти пары были теперь гибко изменяемыми по продолжительности: бывало, что занятие заканчивалось за двадцать минут, а бывало, что оно продолжалось два с половиной часа, поскольку увлечённые школьники не чувствовали усталости и требовали продолжения. Преподавательский состав всегда шел навстречу в таких случаях и чёткая система информации полностью исключала недоразумения и нестыковки.

Первой парой как всегда была лекция, сегодня — по истории, но лекция обзорная, сразу по трём периодам. Текст лекции Александр получил неделю назад и сегодня в его руках были распечатки ответов на заданные им по внутришкольной сети информации вопросы. Такая методика сокращала время на изучение огромного объема материала и позволяла школьникам выполнять необходимую собственную специализацию, не загружая себя излишней информацией.

Просторный лекционный зал заполнился потоком школьников за восемь минут. Шум сразу стал стихать, едва за кафедрой появился преподаватель — профессор истории Земли Степан Кондратьевич Тивинов. Он оглядел зал, включил экраны и начал лекцию как всегда с анализа поступивших в его адрес вопросов.

"Мобилизационная полоса" — так по-научному называлась эта часть лекции. Те, кто задавал вопросы по внутришкольной сети, слушали особенно внимательно, а сообщаемая профессором дополнительная профильная информация заинтересовывала и активизировала восприятие всех остальных школьников. Опоздавшие тихо садились на дальние от кафедры скамьи и, стараясь не шуметь, включались в работу.

После лекции был обычный пятнадцатиминутный перерыв. Профессор сошёл с кафедры и его, как всегда, окружили школьники, желавшие задать вопросы. Остальные поспешили в Зал Информации, чтобы получить материалы на следующие пары — семинары по древней и новой истории.

Семинар по новейшей истории был передвинут Службой Оперативного Планирования школы на вторую половину дня и заменил семинар по социологии. Александр больше всего рассчитывал поработать на семинаре по управлению — с недавних пор он ощущал смутное, медленно нараставшее стремление научиться профессионально руководить множеством людей.

Давно уже в школах второй ступени преподавали не азы, а средние части многих наук — мощная информационная система планеты позволяла доставать любую информацию, где бы она не хранилась. И уже давно третьеклассники не считались младшими школьниками в полном смысле этого слова — программа постепенно усложнялась и в третьем классе уже соответствовала программе среднего звена десятилетнего обучения. Десятый класс в целом являлся выпускным, там происходило окончательное упорядочение и доводка до самого актуального современного уровня всех полученных за время учебы знаний, умений и навыков. Подобное профилирование исключило разрыв между теорией и практикой, ранее вынуждавший вчерашних школьников заново многому учиться в вузах или на производстве.

Семинар по древней истории был посвящён военному искусству. Конечно же, большинство тех, кто записался на этот семинар потокового уровня, составляли мальчики и вёл семинар тоже преподаватель-мужчина. Но начался семинар с вопроса: так ли необходимо всегда было применять вооруженные методы разрешения противоречий.

Нестройные поначалу ответы были быстро упорядочены старшими групп на специальных табло и с этих ответов и началось изучение военного искусства начиная с первых веков существования человека разумного и до сегодняшнего дня.

Мощная видеопроекционная и голографическая техника позволяла школьникам увидеть многие моменты собственными глазами, иногда демонстрировались "фильмы полного погружения", созданные для того, чтобы зритель виртуально очутился среди сражения и мог свободно переместиться в любую его точку. Мальчишки от подобных возможностей были в полном восторге.

Семинар по новой истории во многом базировался на материале предшествующего семинара, но уже не был сориентирован исключительно на военные аспекты. Потому среди слушателей появилось немало девочек. Мальчишки умерили свой воинственный пыл, сформированный на семинаре, проведя десятиминутную коллективную потасовку в просторном школьном Зале Военного Искусства и теперь активно включились в обсуждение более мирных проблем и вопросов: как и доказал преподаватель на предшествующем семинаре, далеко не всегда военное решение проблемы является исчерпывающим.

От проблем и вопросов непосредственного применения армии школьники перешли к вопросам места армии в структуре любого сообщества — от племени до нации и к вопросам обеспечения безопасного сосуществования военной и гражданской составляющей социальной структуры человечества.

Пятнадцатиминутный перерыв между семинарами Александр провел в зале отдыха, обдумывая полученную информацию и просматривая материалы предстоящего семинара, подготавливая вопросы и проблемы, на которые он бы хотел обратить особое внимание и получить дополнительную информацию для обработки и размышлений.

После перерыва школьники собрались на обед в одном из многочисленных обеденных залов. Каждый заказал себе то, что считал нужным. Нуждавшиеся в диетическом или специальном питании также не были обделены вниманием: диетические блюда выглядели как всегда — необычно и аппетитно. Через полчаса обед завершился и наступило время отдыха. Александр скоротал час отдыха в общей библиотеке школы среди стеллажей со старинными книгами.

Семинар по новейшей истории ещё больше увёл школьников от воинственного настроя, переведя их энергию на решение сугубо мирных проблем и вопросов. Рассматривались последние десять веков существования человечества в условиях Эры Разобщенного Мира. И если первые пять веков этого периода обсуждались преимущественно мужской частью потока школьников, то при рассмотрении вторых пяти веков лидерство в обсуждении захватили девчата. Мальчишки слушали, но старались не проявлять особой заинтересованности.

Тем не менее старания профессора не пропали даром — к концу семинара активность девчат и мальчиков выровнялась к обоюдной радости и удовлетворению обеих частей потока. Выравнивание активности позволило завершить семинар выработкой целого ряда содержательных выводов, позволявших без проблем перейти к восприятию материала следующей лекции по новейшей истории. Профессор раздал тексты лекции и назвал адрес планетной информсети, по которому школьники могли прислать вопросы и проблемы, требующие более детального рассмотрения.

Семинар по экономике носил обзорно-специальный характер. Школьники рассмотрели экономические основы семейного натурального хозяйства древности, проанализировали возможности общинного хозяйства и фольварковой системы, коснулись проблемы повышения активности товаропроизводителей в условиях крепостного права и завершили семинар обзором предпосылок перехода к капиталистическому товарному производству. Дальнейшие проблемы предполагалось рассмотреть на следующем семинаре.

Семинар по управлению, столь ожидаемый Александром, не разочаровал его. Рассмотрение управленческих проблем и вопросов началось с уровня парной семьи и закончилось уровнем союза племен. Детализация материала была выполнена на основе моделирования и ретроспективного прогнозирования — богатейшая источниковая база позволяла приложить модели будущего к прошлому и выявить предпосылки и основы, прямо не зафиксированные в источниках.

После семинара школьники могли располагать своим временем — основной цикл занятий на сегодня завершился. Конечно, на многих потоках старших уровней ещё продолжались практические и семинарские занятия, а младшие школьники уже имели возможность вернуться в семьи.

Александр поспешил не домой, а на квартиру профессора Северцевой. Предстояло поработать в "Группе Системы" — так загадочно и таинственно именовалась организация, готовившая школу к рывку в развитии.

Александр Иванов. Группа Системы

Очередная Волна, восстанавливающая немного пошатнувшееся высокое положение женщин в пределах России, проводилась российским обществом спокойно и по деловому. Ни о каких победных реляциях или отчётных многостраничниках никто не мог даже помыслить: президент Знаменская, руководившая проведением Волны, жёстко отслеживала малейшие нюансы в пионерном и проблемном секторе, не забывала и про нормативный сектор и такое высокоуровневое внимание президента к очередной проблеме делало практически невозможным самоуспокоение или хвалебность.

Работа групп Системы строилась именно на такой деловой основе — слишком много труда и лишений и слишком мало известности и восхвалений. Но, прошедшие горнило Веков Дисциплины, россияне считали именно такой путь единственно возможным и самым эффективным.

— Александр, есть идея. — остановил юношу в коридоре пятого этажа его одноклассник Леонид Светлов.

— А, ты о расширении...

— Именно. У меня всё готово. Идём в модельную.

— Через пять минут. У меня ещё есть дело. Как только решу проблему — буду в Греческом зале непременно.

— Жду.

Иванов не лукавил. Переговорив с коллегами из параллельных классов, он подписал несколько листов пластика и через несколько минут вошел в модельную, именовавшуюся ещё Греческим залом. Леонид уже ждал его, восседая за пультом.

— Итак, Лёня? — вопросительно протянул Александр, устраиваясь в соседнем кресле. — Чем озабочен ум нашего верховного архитектора на этот раз?

— Да, собственно, ничем особым. — Светлов погасил верхний свет и включил плату модельного стола, стоящего в центре зала. — Сидеть нам на стульях и креслах здесь долго не придётся, так что пойдём к столу.

— Хорошо. — Иванов поднялся следом за коллегой.

— Это наш школьный комплекс. — сказал Светлов, указав на выраставшие из пластины и обраставшие подробностями кубики. — Ты его десятки раз здесь видел.

— Да. И что?

— А то. Сам понимаешь, нам надо что-то перестраивать, программа группы Системы требует и архитектурной поддержки. А если применить сюда Закон Триады?

— И как? Слишком много вариантов, Лёня, но я уже ощущаю, что у тебя есть конкретный вариант.

— Есть. — подтвердил одноклассник.

— Колись.

— С радостью. Подойди сюда. — Леонид быстрым шагом обошёл стол и остановился у той его части, где синели чёткие буквы "Резервное пространство для постоянной застройки". — Это место тебе знакомо?

— Да, пустырь Искателей. Кто из нас там только не был.

— Вот и я там лазал чуть ли не на пузе последние три дня.

— Видел, знаю. — Александр кивнул.

— Спросишь, чего искал?

— Гм. Ну вряд ли ты чего искал, скорее всего уже нашёл и только проверял на местности результаты.

— Именно. — Леонид надавил сенсор на ручном пульте. — Смотри. — Пустырь взбугрился, из него полезли кубы предварительной развертки. Наконец двадцатиэтажный трёхпанельный корпус встал во всей своей красе.

— Лёня, ты соображаешь?! У нас средняя этажность — намного меньше чем у этого твоего творения! К тому же никто не отменял нормативы порайонной этажности, несмотря на то, что наш учебный городок занимает добрых двадцать кварталов в любую мыслимую сторону.

— Это — этажность административных, вспомогательных и учебных зданий, а этот корпус — для жизни. Я помню и знаю нормативы, но и они не вечны, всё должно в какой-то определённой мере изменяться в своё время... — убежденно сказал собеседник.

— Поясни. — Александр с интересом взирал на вздымавшийся к небу двадцатиэтажный комплекс.

— Ты прекрасно знаешь, что у нас в имеющихся зданиях уже есть залы отдыха, психологической разгрузки и тому подобное.

— Ну, есть. — поддакнул Иванов. — Трудновато без этого было бы... Хотя и без этого можно. Мы, слава богу, приучены...

— Можно, но в данном случае и в данной ситуации не нужно. Сколько у нас учащихся?

— Сам же знаешь, доходит до пяти-восьми тысяч. И это только учащихся. А если ещё учесть и количество преподавателей... — Александр начал понимать, куда клонит одноклассник.

— Во-во. И все названные тобой численно люди толкутся в максимум десяти этажах любого из ныне существующих корпусов. Почти двадцать четыре часа в сутки.

— И ты хочешь расширить? Но ведь насколько я тебя знаю...

— На этом я не остановлюсь. — закончил Леонид. — Именно. Этот корпус предназначен для всех школьников, больше того, он предназначен и для преподавателей.

— И...

— Ладно. — взмахом руки Леонид убрал "кубики" школьного городка и двадцатиэтажный "разлапистый" корпус занял все пространство, давая возможность взглянуть на себя вблизи. Александр, вглядевшись в сиявшие голубизной стёкла внешней обшивки стен, внутренне охнул — неугомонный Леонид распланировал всё внутреннее убранство любого из этажей, включая мельчайшие детали. Конечно, при современном уровне техники и технологии такое было бы не в диковинку, но не для школьника-третьеклассника же такая работа. Обозревши вблизи новинку, Александр, щадя нетерпение приятеля, сказал:

— И ты полагаешь, разделение на три части...

— Служит определённым выходом из весьма щекотливых ситуаций. — чётко ответил собеседник.

— То есть...

— Ну ты же знаешь, мужские и женские клубы существовали энное число лет назад и существуют сейчас. Они и у нас в школьном городке, конечно, имеются. Никто не исключает совместного пребывания, но программа Системы и концепция Волны предполагает продление нашего пребывания в границах школьного городка с шести утра до двадцати трёх вечера.

— Обалдеть можно. Полный комплекс развлечений и поддержки, учитывающий разность полов и направленностей. Ты что, Крез?

— Я небогат, но на понимание основ у меня ума хватит. — весело ответил Леонид. — Сам посуди, больше двенадцати часов совместного пребывания в достаточно ограниченном пространстве способны сделать тирана из любого мужика и создать мегеру из любой женщины. Любого возраста, кстати.

— Возможно. И ты создал по "пещере" для каждого? А преподаватели?

— В этом корпусе есть зоны, куда школьники просто не войдут. Не смогут войти без приглашения. Заграждения? От простых архаичных дверей до энергополей высокой плотности. Там и будут иметь возможность пребывать наши наставники.

— И ты конечно загнал сюда...

— Полную схему всестороннего контроля и управления всем и вся вплоть до микроклимата на квадратном метре. — так же весело сказал Леонид. — К тому же женсовет школы уже видел сие творение и полностью одобрил. Правда я показал им только женские части комплекса и немножко общих частей. Ты первый видишь комплекс в деталях полностью. Мужской совет школы также видел только "мужские" части. — уточнил собеседник.

— Благодарю за доверие. — Александр шарил взглядом по детально прорисованным этажам. — И сколько у тебя ушло времени на сей проект?

— Три месяца и пять дней.

— То есть...

— То есть я уловил ветерок и смог наполнить парус первым. — Леонид погасил пластину стола и включил верхний свет. — Пойдём, сядем. Я хочу знать твои возражения.

— Охотно. — Александр уселся на свое место за пультом и взял в руки стилус. На экране возник во всей красе проектируемый Леонидом комплекс. — я не буду вмешиваться в женскую часть, но вот относительно общей и мужской у меня есть кое-какие задумки.

— Валяй. И не забудь, что у нас сегодня ещё заседание группы Системы.

— Надеюсь, ты не будешь там представлять сие творение?

— Нет. Мужской совет, как я сказал раньше, уже видел всё почти полностью в допустимых деталях, женский — тоже, все видевшие проект молчать как рыбы до времени обещались. Мне большего и не надо. Итак...

— Во-первых, перед зданием нужен парк, а у тебя просто скверик... — начал Александр.

Так прошло несколько часов. Посерьёзневший Леонид вносил изменения в проект, некоторые отмечал знаками вопроса и вариантов, некоторые — знаками категорического несогласия. Александр Иванов относился к этому спокойно — его собственное мнение было только его собственным мнением, а строительство сложнейшего комплекса, обладавшего по давней российской традиции противокосмической и противосейсмической защитой, было слишком трудным делом, чтобы руководствоваться только отдельно взятым мнением. Проект прошёл и пройдёт ещё множество быстрых и профессиональных экспертиз и обсуждений, пройдёт согласование с Педагогическим Советом и Советом школьников, а также с Советом выпускников. Леонид не спорил с позицией Александра, он просто вносил предложения в схему и части проекта со знаком Иванова, как рецензента и эксперта. Наконец наступил вечер и Леонид с Александром поспешили на заседание Группы Системы.

Двадцатикомнатная квартира встретила Александра гулом голосов и музыкой: ожидая хозяйку, гости — школьники и педагоги обсуждали последние новости, направления будущей работы по плану Группы или музицировали на копиях инструментов двадцатого столетия из собрания, принадлежавшего хозяину — профессору консерватории Московска Леониду Северцеву.

— Прошу тишины. Всем собраться в холле-два на втором этаже! — возвестила по внутриквартирной громкой связи доцент Незнанская — секретарь Группы. Это означало, что Полина Мироновна уже пришла и ждет всех.

Мгновенно гул стих и гости степенно направились по широкой лестнице на второй уровень квартиры. Здесь располагались залы и холлы. В одном из холлов и решено было провести сегодняшнее заседание.

Школьники и педагоги разместились за одноместными столами, снабжёнными всей необходимой аппаратурой информподдержки. За центральный стол встала профессор Северцева и с её появлением воцарилась полная тишина.

— Всем — добрый вечер! — поздоровалась Полина Мироновна. — Вижу, все уже ознакомились с предварительным планом и готовы к обсуждению. Начнём с наших молодых коллег. Ребята и девчата, вам — слово.

— Мы знаем о том, что программа защиты женщин — дело официальное. Но как нам избежать падения в излишнюю заорганизованность?

— Только постоянной работой, анализом и отслеживанием ситуации посекундно. Нечего даже и рассчитывать, что в Московске эта программа будет реализовываться волнообразно: в обществе, уже очень давно состоящем из личностей, любое явление должно и может завоевывать сторонников и проводников только постепенно. Иначе — неминуемо скоростное и глубокое падение в диктатуру.

— Верно ли, что эта программа защищает исключительно женскую половину школьного коллектива? А как насчет мальчиков?

— По стандартам безопасности развития общества мы не можем пойти на одностороннюю программу. Эта программа, в чём вы можете убедиться, не ставит женщин в исключительное или владычествующее положение. Она просто в очередной раз фундаментально возвращает женщинам то, что они должны иметь в нормальном обществе. Ваша "волна", девочки и мальчики, войдёт в жизнь и обеспечит стабильность, защитив женщин везде, где бы они ни находились, от чрезмерного угнетения. Мы, взрослые, прекрасно знаем, что поручать мужчинам нашу защиту можно далеко не во всех сферах и аспектах. Потому в программе принимают активное участие и девочки.

— Разве угнетение может быть чрезмерным? Может, правильнее считать, что любое угнетение преступно?

— Угнетение присутствует в любой сложно организованной системе, оно — часть системы гарантий стабильности и развития. Без угнетения вредоносных влияний любая система нестабильна с самого момента окончания первичного формирования и до конца-финала. Мы, сегодняшние жители планеты Земля, все с самого рождения скрупулезно выполняем и безоговорочно подчиняемся многочисленным законам. С точки зрения несоциализированного по нашим современным меркам человека, руководствующегося в значительной степени инстинктами и эмоциями, наше положение и поведение могут быть похожи на положение и поведение самых бесправных рабов. Более того, скажу, что если бы среди нас сейчас находился ваш ровесник, например, из двадцатого столетия, то он сказал бы, что мы похожи на роботов, могущественных, но всё же роботов. И он, как ни странно это признать, кое-в-чём был бы прав. Все дело — в законах общества, которым привык подчиняться он и которым подчиняемся мы. Но, хочу ещё раз подчеркнуть, что закон закону — рознь. Есть писаные законы, есть законы истории, есть законы развития, есть законы природы. Всем им и многим другим мы все вместе и каждый из нас в отдельности просто обязаны подчиняться для своей же пользы и выгоды, для жизни и безопасности не только самого себя, но и общества.

Для того, чтобы вам, войдя во взрослую самостоятельную жизнь создавать хорошие законы, вам, молодым, надо уже сегодня много знать о том, как эти законы, будучи уже принятыми, действуют в реальной жизни и к каким последствиям приводят. Закон — это, безусловно, в определённом и подчас весьма существенном смысле — угнетение. Но ещё большее угнетение влечет за собой любой плохой, сырой, непродуманный и потому — потенциально или реально опасный закон. Мы начинаем выполнять программу Волны практически во всех школах города, но фактически она, как вы можете сказать сами, начинает выполняться не в школе, а в семье. И есть семьи, где женщины — королевы, есть семьи, где они — ровня всем остальным, есть — где они бесправны и угнетены.

Это — всё наше человеческое общество. Невзирая на наш почтенный возраст, как цивилизации, мы все идём по лезвию бритвы. Шаг в сторону — уже гибель. Только вперёд или назад. И угнетение может быть положительным, если оно угнетает темную сторону любого человека. — убеждённо заметила докладчик.

— Но ведь женщина — это и есть прежде всего семья. А мужчина?

— В современном вам обществе женщина — это не только семья. Это такой же член общества, имеющий и, что важно подчеркнуть, достаточно планомерно использующий полный комплекс прав и возможностей. Это — огромная сила, действующая, к тому же, в уникальной, не всегда доступной мужчинам сфере. Но защищать и обеспечивать эту сферу, как и в далёком и в не очень далёком прошлом должен мужчина. Это — его сегодняшняя функция как воина и охотника. И для того, чтобы её профессионально и эффективно защищать и обеспечивать, он её должен знать. А знать он её должен не только теоретически, но и практически, чему и служит одна из значительных по объёму и глубине частей нашей разрабатываемой общешкольной программы, предусматривающая обучение вас, мальчики, профессиональному выполнению очень многих женских обязанностей. Уверена, что научившись выполнять эти обязанности качественно, вы глубже поймёте своих подруг и, в конечном итоге, ваши будущие семьи будут крепки внутренними, а не внешними связями. К тому же и подруги увидят вас в совершенно ином свете, прежде всего — как своих союзников и друзей.

— А как с преступностью?

— Это понятие комплексное. Но берёт оно начало, безусловно, в семье. Мы все приходим в этот мир из прошлого, а не из пустоты. Мы все и каждый в отдельности несём в себе программу, заданную прошлыми поколениями. И эта программа — не стандартная для всех и каждого.

Мы не можем окончательно победить преступность — на сегодняшнем этапе это, как и раньше, неминуемо приведет к ликвидации общества, поскольку выпадет важная составляющая активности. Но мы можем и обязаны свести преступность к минимуму, для чего мы обязаны избавить школу в её периметре внешней охраны от всего, что привносится туда из многих семей и из города.

Служба безопасности Московска делает многое, но она не имеет полномочий, хорошо знакомых вам из истории России, например, по тысяча девятьсот тридцать седьмому году двадцатого столетия и по сотням лет террора в других регионах планеты. И если мы — люди цивилизованные, то, заблокировав школьное время для доступа преступных влияний, мы предельно сократим возможности для этих влияний. А это означает, что за несколько лет произойдёт глубокая коррекция очень многих уровней и направлений. В конечном итоге, вы здесь проводите много часов и учёба — это ваша работа...

— А как быть с совмещением взрослости и детства?

— Мы не собираемся лишать вас детства в полной мере и вы, смею надеяться, это прекрасно ощущаете. Иначе нам пришлось бы просто и явно эксплуатировать вас, как взрослых, не учитывать при этом очень многие ваши возрастные особенности и недостатки. Но вы из школы второй ступени теперь сразу вступаете во взрослую жизнь — от производства до высшей школы. И готовить вас ко взрослой жизни мы можем качественно только одним путём: вы должны уже в школе иметь в своем распоряжении и при полном понимании не меньше, чем сорок пять процентов элементной базы вашей основной взрослой жизни. И в первую очередь — общественная организация и ответственность с полным контролем и управлением.

— Но это означает... — сказал кто-то из школьников.

— Да, это означает то, что школа с момента развёртывания программы Волны с раннего утра и до поздней ночи полностью будет принадлежать вашей ученической структуре управления. Раньше ваша структура управления работала тоже, но — в дублирующем режиме. Теперь она будет работать в основном. Педагоги и техники будут вашими наставниками и помощниками, но основная тяжесть забот по школе, в которой вы пребываете ежедневно целый год, надолго ляжет на вас самих. Полагаю, вы сами понимаете, что лучшей системы подготовки к реальной взрослой жизни ещё человечество не придумало — вы везде можете найти её элементы на протяжении всей истории цивилизации.

— И в результате?

— Результат — ваша достаточно полная, глубокая и качественная реальная адаптация к взрослой жизни, ваша вакцинация против многих до сих пор существующих общественных недугов, ваша готовность к высоким уровням обучения и деятельности. Детали вы сами видели в программе и перечислять их я не буду — время дорого. Переходим к конкретизации атомов и молекул программы, коллеги... Да, не забудьте, сегодня мы обсудим в среднем варианте и проект двадцатиэтажного корпуса, предложенного для постройки Леонидом Светловым...

Александр Иванов. Разговор с отцом о Лене Соколовой — первой любви Александра. Тайное становится явным

Заседание завершилось только в девять часов. В десять вечера Александр был уже дома, успев по дороге обдумать многие аспекты услышанного и увиденного. Поужинав, он стал ждать отца, чтобы переговорить с ним, а пока готовился к завтрашним занятиям.

Наконец отец пришёл с работы. После ужина он, как обычно, зашёл к каждому из сыновей и дочерей, ознакомился с их достижениями и проблемами, коротко переговорил с каждым и вернулся в "квадрат центра семьи" — так младшие Ивановы именовали три комнаты-зала, принадлежавшие родителям. Александр посмотрел на часы — было уже половина одиннадцатого.

— Пап, мне необходимо переговорить с тобой. Когда можно? — мальчик нажал сенсор покомнатной связи со знаком кабинета отца. Земляне и в своих квартирах быстро уяснили удобство непрямой связи — это позволяло не прерывать занятия и быть вместе со всеми в любую секунду. Существовало и покомнатное телевидение, но Ивановы пользовались им редко, уважая право каждого на уединение.

— Давай через десять минут. — отозвался тот.

— Ладно.

Десять минут Александр потратил на то, чтобы переключиться с общественных на свои личные потребности и настроиться на предстоящий разговор. Десятилетний Александр уже давно не был ребёнком — основное детство кончалось с поступлением в школу, и в семье его с младенчества приучили к самостоятельности и ответственности. Но одновременно он всегда воспринимал родителей как главных советчиков и руководителей. Вот и сейчас он посмотрел на себя в зеркало и вышел в коридор, направляясь к кабинету отца.

— Папа, я хочу съездить к Лене... — сказал Александр, прикрывая дверь и проходя на середину отцовского кабинета.

— Когда? — поинтересовался мужчина, сидевший в рабочем кресле за просторным столом. — Можно и не точно.

— Возможно, после переезда, через неделю. — подумав, сказал Александр.

— На сколько? — продолжал спрашивать отец.

— Неделя. — Александр снова помедлил с ответом, но потом ответил быстро и чётко.

— Ты уверен? — задал ещё один вопрос отец.

— Папа, мне тоже надо что-то решать. — Александр понял, что отец готов не к короткому, а к длинному разговору и располагает для этого и временем, и возможностями. Предчувствие его не обмануло:

— Прикрой поплотнее дверь и садись. Обсуждение сфер ответственности и влияния в новой квартире мы перенесли на завтрашний вечер — мама не очень сильна сегодня для наших неизбежных дебатов. Ты всё необходимое сделал на завтра и на ближайшее время?

— Да.

— Тогда садись. — Александр Трофимович указал на одно из кресел в уголке отдыха своего рабочего кабинета, заставленного стеллажами и полками. — У нас есть полчаса времени. — он заблокировал дверь и притушил свет. — И я тебе расскажу кое-что, что ты должен знать.

— О ком?

— О Лене, естественно. — отец сел напротив Александра в круг неяркого света. — Итак, слушай... Я прекрасно понимаю тебя. Лена — единственная дочь у родителей. Её уровень подготовленности и знаний по очень многим причинам не позволяет ей занимать должности среднего и верхнего звена. Мы всех вас воспитали в духе гуманизма, и я бы ни слова не сказал тебе, если бы всеми этими проблемами исчерпывалась твоя матрица взаимоотношений с Леной.

Но ты до сих пор не знаешь истинной правды о ней, что, впрочем, неудивительно. Она, как и любая женщина, говорит только то, что ей выгодно и необходимо, а также безопасно... для неё. Вот и ты попался на эту удочку. Но есть то, о чём я обязан предостеречь тебя прежде, чем ты попадёшь в ситуацию окончательного взрыва...

Дальнейшее заставило Александра широко раскрыть глаза и намертво сжать зубы. По словам отца выходило, что Лена была совершенно не такой, какой она представляла себя другим людям. Будучи ровесницей Ирины, она уже многое знала такого, о чём её подружки предпочитали ещё лет восемь не думать. И это скрытое знание не делало ей никакой чести. Отец Александра одним из первых в семье Ивановых уловил негативную тенденцию в Ленином поведении сравнительно недавно и, зная, что Александр готов перейти границу простой дружбы, спешил посвятить сына в возможные негативные варианты развития событий.

— Ты полагаешь...— Александр, потрясенный услышанным, выдавил из себя эти слова чисто механически, уловив паузу в речи отца.

— Да, Саша. Она уже знает многое из того, что в интересах равномерного формирования и развития человеческой личности категорически запрещено знать в таких масштабах и глубинах в её возрасте. И её родители, к сожалению, в силу ряда причин ничего сделать не могут, а наша система контроля общественной безопасности, при всей её суровости и даже жёсткости — не настолько драконовская, чтобы хоть как-то наказывать за подобные, безусловно опасные для перспективы общества проколы. Уверен, что Лена, как это всегда бывает с подобными личностями, уже ищет точку приложения своего "жала" и я не хочу, чтобы этой точкой стал ты...

— Но...— Александр отчаянно пытался сохранить в себе хоть какие-то остатки веры по отношению к Лене и отец понял его без слов:

— Нет, Саша, запрещать дружить с ней я тебе не буду и не могу этого сделать — ты уже взрослый. Я обязан в любом случае как минимум чётко предостеречь тебя. К тому же, если ты этого не будешь знать, найдется человек, который сумеет бросить тебе аргументированное обвинение в двуличности. И виной этому будет Лена. Евразия и Россия в очередной разворачивают программу всемерной защиты женщин, но такие, как Лена, думаю, защиты в полной мере не заслуживают, поскольку серьезно дискредитируют общепризнанную в мире высоту действительных стандартов Женщины России... Ты, конечно, можешь с ней общаться и дружить так, как положено в твоем возрасте, но помни об опасности превышения определенных пределов. Ни шагу к матримональным уровням, Саша... И будь предельно осторожен с ней даже в дружбе и в общении. Она может незаметно для тебя скомпрометировать тебя же и воспользоваться компроматом по полной схеме.

— Понял. — Александр соединил пальцы обеих рук, невольно скопировав отца и добавил тихим шепотом. — Спасибо, папа.

— Не за что. — отец внимательным взглядом окинул сидевшего сына. — Я знаю, что эту программу сложно отменить, но верю, что её можно изменить в нашу пользу... Мы, думаю, ещё поедем в Криницу, туда, уверен, приедет и Лена, но...

— Теперь я буду очень осторожен. — Александр с трудом встал. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — отец проводил его взглядом.

Александр вышел за дверь, потрепал по загривку заинтересованно повизгивавшую Зирду и разрешил семейной любимице спать. Собака вихрем умчалась на свой коврик, а Александр поплёлся в свой квадрат.

Перебросив информацию на обработку подсознанием, Александр сконцентрировался на учебных проблемах, просмотрел конспективные извлечения к завтрашним занятиям, принял душ и лег спать ровно в полночь.

Со следующего дня началась трёхдневка окончательной приёмки спроектированного Леонидом Светловым корпуса и Александр с Борисом буквально переселились жить в школу. По двенадцать часов в день шли жаркие обсуждения, согласования и экспертизы. В школу приезжали десятки взрослых людей из самых разных организаций, виза и мнение которых были необходимы для продвижения проекта к реализации. Наконец проект, почти не изменившийся в своей основе был принят и вечером третьего дня на территорию школьного комплекса въехали первые тяжёлые грузовозы со стройматериалами. Началось строительство, рассчитанное на неделю, в котором приняли участие не только профессиональные строители, но и все школьники и преподаватели — будущие хозяева комплекса.

Переезд в новую пятнадцатикомнатную квартиру состоялся через десять дней — три ранее не учтённых дня мама Александра провела в Медцентре материнства на медконтроле и семья не хотела беспокоить её. Первым в новую квартиру вошёл Бритс, за ним вбежала Зирда, сразу определившая лучшее место для своего коврика — у центральной двери главного холла. Бритс решил устроиться в квадрате сестёр — трёх комнатах-залах неподалёку от зала-комнаты матери. Ирина постелила Бритсу коврик в своей комнате и пушистый шар благодарно облизал лицо старшей сестры своим шершавым язычком. — Бритс давно уже считал Ирину своей главной.

Братья активно взялись обустраиваться в своих залах — огромные пространства вмиг были поделены на спальни, кабинеты и комнаты для занятий — молодые новосёлы решили, что отдельные холлы — это роскошь и лучше использовать площади более рационально. Тем же самым в своих залах занимались сёстры. Третья комната-зал ждала свою владелицу — там сёстры разместили всё, что необходимо для младенца в первые три года жизни.

Родители разместились в своих залах к вечеру — пока женщины, используя законное право двухдневного отдыха для осуществления переезда, хлопотали по хозяйству, братья решили не прерывать занятий и умчались на учебу, а отец выехал в командировку в расположенный в Москве Центр исследований спецпроблем. Только вечером мужчины приступили к окончательному обустройству своих обиталищ.

Александр сидел в своей новой комнате-кабинете, вывесив на двери знак "не беспокоить" и перебирал полученные за два последних года письма от Лены.

После сказанного отцом они воспринимались совершенно по-другому. Ранее многое принимавший как чистую монету, теперь Александр постоянно натыкался в строчках на язычки скрытого опасного подтекста и с каждым письмом — а она писала по письму в неделю, вынуждая Александра отвечать в примерно таком же темпе, третьеклассник мрачнел. В душе и сознании шла работа по коррекции отношения. Но пока что в открытую своей осведомлённости о двойном дне своей почти что главной подруги Александр решил не проявлять, хотя ему было невероятно тяжело и больно.

Зирда, ощущая, что он единственный из членов обожаемой ею огромной семьи нуждается сейчас в её присутствии, настойчиво скреблась у двери, но Александр не нажимал клавишу открытия створки до тех пор, пока не дочитал последнего её письма и копии своего ответа на него. Он редко применял в переписке копирование, но и у него было уже давно неспокойно на душе: едва только он пошёл в школу, он понял, что что-то в его отношениях с Леной не чисто. Напряжённое сравнение ситуации с реальными ситуациями у других людей и копание в информзавалах только укрепили его подозрения, а разговор с отцом оформили эти подозрения в реальные вопросы.

Зирда, получив возможность войти, с разбегу запрыгнула в соседнее кресло и, облизав лицо хозяина, спрыгнула на пол, где удобно улеглась, положив голову Александру на ступни. Обнюхав письма, она тихонько зарычала и это Александра удивило ещё больше — о возможностях собак читать ауру человека он слышал и знал многое, но письма...

— Не нравятся её письма, Зирда?

Овчарка так энергично замотала головой, словно отряхивалась после купания.

— И мне отец говорил, и я сам знал. А вот теперь я знаю сам ещё больше и глубже. И ты тоже знаешь... Что ты посоветуешь? — тоном размышления спросил свою любимицу Иванов.

В ответ овчарка встала, схватила со стола конверт, в котором не было письма, и, положив его между лапами, превратила зубами в месиво.

— Ты так считаешь? — удивленно спросил юноша.

Овчарка отодвинулась от кучки — всего, что осталось от конверта и придвинулась к Александру поближе.

— Спасибо, Зирда, я понял. Так и сделаю. — он ощутил, что овчарка посоветовала ему немедленно сократить активность переписки с перспективой дальнейшего полного прекращения и обратить особое внимание на собственные проблемы и проблемы семьи, умерив свои гуманистические аппетиты. — Ты волшебница, Зирдочка. — он погладил овчарку по голове и та прикрыла глаза, прижав уши, что всегда выдавало её удовлетворение. — Я так и сделаю.

Зирда встала, закрыла носом входную дверь кабинета на защёлку и умиротворённо улеглась у ног Александра, положив голову на лапы. Александр дотянулся до пачки писем и стал упаковывать их в пакет. Закончив, он перетянул пакет лентой и открыл дверцу своего нового личного сейфа. Одно из отделений он предполагал использовать для подобных документов ещё когда переезд в трёхсотэтажный небоскрёб только планировался. Теперь предстояло воспользоваться изолятором на практике. Щёлкнули замки и мигнули светодиоды постановки на биоохрану.

Взяв с полки учебник по древней моноистории, Александр уменьшил свет в кабинете до среднего и углубился в чтение. Зирда уснула крепким, но очень чутким сном. Иванов знал, что она способна учуять любую опасность во всем периметре квартиры из любого места и потому не беспокоился, что отсутствие Зирды на её обычном месте — у главной двери входного холла повредит безопасности семьи.

Новопостроенный комплекс был обжит школьниками и преподавателями быстро, но праздненств, посвященных окончательному вводу в строй, Александр не застал. Он решил поехать к Елене Соколовой, чтобы окончательно решить для себя нечто очень важное и найти твердые ответы на многие очень непростые вопросы.

Александр Иванов. Поездка к Лене Соколовой в режиме невидимости

— Ты не раздумал, Саша? — спросил отец, видя, как его сын, взявший недлинный отпуск в своей школе, упаковывает вещи в рюкзак. — Может, следует обойтись перепиской?

— Нет, папа. Я обязан посмотреть теперь на многое другими глазами на практике. Писем тут недостаточно.

— И это всё, что тебя зовёт?

— Не всё...— Александр понял, что отец знает или обоснованно догадывается о его чувствах к Лене.

— Ладно. Рейс?

— Поезд в час двадцать. Южный терминал центрального вокзала. Путь пятнадцать, платформа четыре. Вагон двенадцать, место сто двадцать шесть. Вагон межобластной, купе там нет и я скрываться ни от кого не хочу.

— Одобряю.

— Спасибо. — он подхватил рюкзак. Вбежавшая Зирда подождала, пока мужчины обменяются традиционными объятиями и рукопожатиями, после чего сопроводила молодого хозяина до внешней ограды небоскреба.

Теперь обиталище Ивановых имело свой собственный отдельный парк и Зирда за несколько дней перезнакомилась со своими сородичами, составлявшими часть населения "башни". Часто собаки устраивали в парке весёлую возню, но только там, куда не ходили часто дети и пожилые люди. Хозяева теперь не беспокоились, отпуская собак одних прямо из квартир — специальный мгновенник был запрограммирован на доставку четвероногих постояльцев туда и обратно. Да и ограда главного парка небоскрёба позволяла избежать очень многих проблем, связанных с неожиданным появлением многочисленных собак в городе. Владельцы кошек, попугаев и прочей живности быстро распределили между собой отдельные малодоступные уголки парка для прогулок своих питомцев.

Сидя в полумягком кресле межобластного вагона, Александр надвинул на глаза козырёк кепки и сложил руки на груди, намереваясь хорошенько обдумать ситуацию. Подсознание свою часть работы выполнило, выдав сознанию рецепты действий в изменившихся условиях. Теперь предстояло осознанно обдумать всё это.

Александр понял, что отец фактически предупредил его о грозящей катастрофе: давно уже в Регионе не существовало анахронистичных ограничений на межличностные отношения такого рода и люди сами решали матримональные вопросы любого уровня — от первой влюбленности до подписания Договора, свидетельствовавшего перед обществом создание новой семьи. Александр чувствовал к Лене не простой интерес. Ему остро и постоянно хотелось опекать и защищать её, а обстановка в школе и в семье и получаемая информация быстро дали ему понять, что уровень его стремлений — выше обычного дружеского.

Он сам чувствовал, что влюбился, влюбился в десять лет в девятилетнюю девочку, которая не была образцом женской чистоты и цельности... Жгучее чувство первой любви пыталось противостоять ограничениям разума и воли и это ему удавалось до разговора с отцом. Теперь на пути огня главного земного чувства встали неодолимые преграды, пока что не сдерживавшие пламя, но уже надёжно и жёстко ограничивающие масштаб его распространения.

Нет, на этот раз он не предупредил Лену, что приедет. Он не хотел больше останавливаться в их доме, а заказал себе одноместный номер в достаточно удалённой от их дома гостинице. Теперь предстояло посмотреть, какова она в реальной жизни, тогда, когда она не знает о его присутствии.

Когда-то давно, в начале двадцать первого столетия, на планете стали рождаться уникальные дети. Они не признавали никаких недоказанных авторитетов, всё подвергали сомнению и обладали способностью впитывать огромные объёмы информации, подвергая её многоуровневой обработке. Их назвали "детьми индиго", поскольку аура у них была ярко синего цвета, а тогда только учились видеть и читать язык ауры. С того момента во всем мире стали развиваться структуры орденов, готовившие возвращение к безгосударственности.

И Россия, как уже давно предрекали многие эксперты, в работе орденских структур сразу стала играть одну из ведущих ролей, пользуясь сохранённой и приумноженной энергией высшей духовности. Тогда-то стало ясно, что гипертрофированное европейское преклонение перед женщиной должно быть поставлено на дифференцированную основу — далеко не каждая представительница прекрасного слабого пола должна иметь все возможности пользоваться благами цивилизации — только в том случае, если она соответствует общепризнанным стандартам духовного и физического развития.

Через несколько лет россияне принимали данный тезис как безусловный — никакой дискриминации здесь не было и в помине: женщина имела свои обязанности, мужчина — свои, а значит выполнять эти обязанности каждый житель России должен был в полном объёме с рождения и до смерти. Принадлежность к женской части населения страны уже давно совершенно не гарантировала преклонения и почитания. Учёные и практики выработали кодексы и своды правил поведения в самых различных ситуациях и мощная система образования доводила эти правила до сведения всех граждан России независимо от возраста.

Орденская структура России стала основой фильтра, способного пропустить через себя множество людей и произвести жесточайший отбор по трём уровням. В третий, нижний уровень попали все, кто не смог пройти серьёзные тесты и экзамены, в которых уже не было никакой бесчеловечности — просто личность ставилась в ясную известность, что она, в силу своих собственных особенностей, не может занимать определённые ступени в общественной структуре, а следовательно — рассчитывать на некую "бесплатную" благотворительность и на поддержку выше определенного минимального предела.

Орденские структуры страны взяли под контроль и защиту лучших женщин и мужчин, обеспечили им возможность развиваться в избранном направлении, избавили от страха за свою безопасность и от страха перед нуждой. Сняв гнетущие опасения, орденские структуры России смогли обоснованно потребовать от находившихся под их защитой людей усиленной работы на благо всего общества. И ответ был дан как в волновом, так и в импульсном режиме.

Дети — индиго стали одними из первых поколений, способных придать орденским структурам новейшие возможности и способности. Они стали в России одними из немногих, которые сразу смогли попасть в высший, известный ещё как первый уровень, но не автоматически, а после многих сотен тестов и всевозможных труднейших проверок. Трёхуровневая структура делала невозможным уничтожение новорождённых структур и их представителей стандартными средствами. Против нестандартных средств аналитики и прогнозисты орденских структур выставили достаточное количество защит.

Александр Иванов привычно прокрутил в памяти исторические своды информации о последующем развитии орденских структур, давая возможность подсознанию подготовиться к многоплановой напряжённой работе.

На перроне его никто не встречал и это его обрадовало. Подхватив укладки и надев рюкзак, Александр поспешил к стоянке пассбусов и вскоре уже располагался в уютном номере. Такие тихие гостиницы он любил — здесь было всё необходимое и не было ничего лишнего.

Разместившись, он позавтракал в столовой гостиницы и отправился бродить по городу. Когда-то он был областным центром, но после очередной административно-территориальной реформы стал простым не очень крупным городом. В прошлые приезды Александру не удавалось вот так свободно побродить одному по улицам: приходилось постоянно соблюдать обременительный протокол и ограничивающую свободу дипломатию. Теперь же он был "вольным казаком" и мог располагать на неделю своим временем. Он побывал в музеях и картинных галлереях, посмотрел три квадрофильма в центральном кинотеатре, долго стоял на мосту через реку, делившую город на две неравные части, слушая шум воды и стук конструкций старого моста.

Возвращаясь поздним вечером по затихавшим извилистым и полутемным улочкам в свою гостиницу, Александр отметил низкую активность местной полиции — такого в Московске просто быть не могло: шум, гам, смех, групки явно находившихся под кайфом или градусом людей, непристойные выражения и словечки. Он знал из информпрессрелизов о сложностях, обычных для городков такого уровня, но уже давно в России никто не занимался в этих областях благотворительностью — по истечении определённого срока, отпущенного обществом на устранение недостатков, представителей всех ветвей власти просто сменяли и жестоко, а не жёстко наказывали.

Конечно, это не было полномасштабным выходом, но и без этого трудно было обойтись. Россияне впервые освоили Закон Триады, требовавший от каждого члена общества высочайшего профессионализма в Добре, Зле и Равновесии. Принцип равновесия предусматривал возможность и обязательность жестоких репрессий, если стандартные средства Добра не могли переломить ситуацию в её корне в сторону позитива. Поэтому в России можно было увидеть то, что было привычно для самых низкоуровневых сообществ планеты в далеком прошлом и увидеть то, что отличало самые утончённые и глубокие культурные сообщества на протяжении всей истории человечества.

Приученные сохранять равновесие и спокойствие, россияне теперь умели воплощать равновесие и спокойствие в окружающей их среде и не реагировать слишком жёстко на ситуации, где подобная жёсткость не требовалась. Поэтому классическим пожеланием стало "успехов и спокойствия" — неспокойными на протяжении тысячелетий были и злодеи и ангелы, но только после Веков дисциплины выросло первое поколение людей Триады — профессионалов во всех трёх областях. Со стороны внешне спокойные и несколько безучастные, новые люди могли в любой момент отпустить тормоза и вспыхнуть, заняв свое место на Тёмной или на Светлой стороне. Без умения справляться с тройной структурой человеческой личности, уже давно именовавшейся пограничной, человечество серьёзно рисковало подпасть под внешнее управление недалёких личностей или пасть под ударами Империи машин.

Совершенно неожиданно Александр увидел Лену в компании подростков лет пятнадцати. Что было делать девятилетней девочке в компании переростков, он определить не успел, его поразил громкий голос Лены и её сленг, неотличимый от знакомой Александру по информисточникам откровенной уголовной фени. Она уже была выпивши... Что могло последовать за этим — было хорошо известно — её сотоварищи не скрывали своих грязных намерений, но и Лена не особо защищалась... Скрывшись в полутьме арки межквартального проезда, Александр наблюдал и ждал развязки. Появляться эффектно и неожиданно, расшвыривать подростков приёмами БТО (бестравматической обороны) и вызывать дешёвое восхищение Лены ему не хотелось. Он продолжал ждать, наблюдать и запоминать каждую деталь. Тем временем компания увлекла Лену в какой-то грязный подвал и не появлялась оттуда часа два.

Всё это время Александр терпеливо ждал, мысленно просматривая окружавшие район проезды и проходы. Наконец Лена появилась одна, она шла пошатываясь и нетвёрдо ступая. Определив, что она была не только под градусом, но и под кайфом, Александр понял, что его неделя пребывания здесь может превратиться в сущий кошмар на улице Вязов.

Он не стал нарушать своей невидимости и проводил Лену взглядом до того момента, когда она скрылась за поворотом. После этого он вернулся в свой гостиничный номер, принял душ и лег спать, стараясь не пускать в душу и сердце то, что он незадолго до этого увидел и понял... Ему показалось, что в неделе пребывания нет необходимости и, перед тем, как забыться, он отметил в календаре трёхдневный срок. Сознание снова перегрузило все увиденное, услышанное и почувствованное в подсознание и занялось рутинной работой. Иванов забылся.

Проснувшись в пять утра, он принял душ и позавтракал в номере, не спускаясь в столовую, работавшую только с шести часов. Сегодня он запланировал выехать в Криницу, в центр отдыха. Теперь, после случившегося ему необходимо было сменить представление об этом месте, удалить из памяти и сердца зовущие положительные моменты, связанные с Леной. Собравшись, он вернул ключ портье и предупредив, что вернётся, возможно, только через двое суток, сел в прибывший по предварительно сделанному заказу мобиль, доставивший его на вокзал.

Криница была городом намного меньшим, чем тот, в котором обитала Лена. Прибыв на вокзал, Александр нашёл остановку пассбуса и на нём, устроившись у задней стенки в мягком кресле, добрался до конечной остановки — загородного центра отдыха "Приречье". Остановившись в гостинице центра, он вошёл на территорию и отправился бродить по обводной дороге, укрытой с боков могучими стволами старых деревьев и множеством стенок из старых кустарников. Здесь он ничем не выделялся среди многочисленных отдыхающих.

Теперь он был здесь только кратковременным пришельцем и это снимало с него множество обязанностей. Он посетил клуб, столовую, посидел на берегу озера, прошёл по лесу на берег реки — на дикий пляж Центра. Все это время он хранил полное молчание и думал.

В его душе яростно боролись два начала — гуманность и жёсткость. Гуманность требовала закрыть глаза на увиденное в городе вечером и посчитать это досадным недоразумением. В конце концов Елена Соколова не знала о слежке, равно как и о том, что Александр находится в нескольких десятках шагов. Жёсткость требовала немедленно начать грубую и безжалостную процедуру кардинального разрыва — подобное происшествие полностью подтверждало слова отца Александра Иванова и более того — будучи наглядным, ставило жирнейший крест на возможности каких либо дальнейших высокоуровневых отношений. Стоявшее в стороне от спорящих начал третье начало — первой любви — молчало и укоризненно жгло сердце Александра. Оно ничего не говорило и ничего не навязывало, давая возможность самостоятельно принять очень нелёгкое решение. Мозг Иванова упрямо раскладывал веером на экранах памяти варианты действий, выстраивая комбинации и указывая на всё новые и новые направления. Теперь Закон Триады заработал для Александра едва ли не в полную силу и впервые поставил молодого человека перед проблемой осуществления одного из самых важных Выборов в жизни. Никто из землян и не надеялся на то, что выбор можно делать всегда за секунду, а потому люди давно привыкли обдумывать любые варианты в деталях, пользуясь разумом и сердцем как двумя верными, пусть и не всегда единодушными советчиками.

Когда Александр Иванов вернулся вечером в гостиницу центра, он не мог даже ясно сформулировать план действий — настолько измучила его душевная борьба двух начал при молчаливой укоризне третьего. Он чётко чувствовал, что его угораздило отдать свое чувство первой любви человеку, который совершенно не отвечал его потребностям и нуждам, не был близок ему душевно, не мог сравняться с ним. Он понимал, что такое случалось со многими людьми неоднократно: никто никогда не обещал человечеству лёгких путей и только роз без шипов. Парадоксальный Зов Объединения до сих пор провоцировал многих людей вставать рядом с теми, кто не был равен им по очень многим параметрам, но Закон Соответствия упрямо говорил, что крайности сходятся, а от их соединения рождаются сильнейшие импульсы, корректирующие Триаду прохождения Пути. Александр впервые столкнулся с подобным многоуровневым соответствием на практике, хотя теорию прохождения Выбора он знал достаточно хорошо. Иванову было больно от своего неумения исправить это несоответствие собственным трудом.

Александр понимал, что по Высшему Закону ни один мужчина и ни одна женщина на планете не могли избежать высшей личностной инициализации, которая в качестве своей важной части обязательно включала и первую любовь. Но он теперь с особой силой понимал и то, что по тому же закону далеко не всегда люди, проходившие через первую влюблённость, являлись равными — очень часто неравенство было просто вопиющим и ошеломительным. Вот и ему, Александру Иванову, на практике выпал этот не слишком завидный, тяжёлый, выматывающий душу и сердце с разумом, жребий. Предстояло пройти ситуацию и вывести её к закономерному итогу.

Стоя под яростно хлеставшими по его телу струями контрастного душа, Александр едва не плакал от незнакомого ему раньше в таких масштабах бессилия. Он не чувствовал, но знал: будет третий, пограничный путь между двумя крайностями. Судорожно дергавшиеся чаши весов в его душе пока что не пришли в равновесие, но без равновесия, как он прекрасно понимал, не следовало предпринимать никаких действий. С таким ощущением он забылся на жестковатой постели.

Половину светового дня следующих суток Александр потратил на углублённое посещение центра. С каждым новым шагом по хорошо знакомым местам в его душе острый нож гильотинного скальпеля "бритвы Оккама" срезал из памяти всё, что так или иначе связывало его с Леной. Александр с трудом совмещал в себе тяжесть необходимости вырезать из души, сердца, памяти и разума всё, что раньше было настолько дорогим, что хранилось в самых потаённых уголках сознания и памяти с необходимостью оставаться внешне спокойным и расслабленным. Перед его взором проходили прошедшие дни, месяцы, годы, в которых где-то близко или совсем рядом была Лена.

Семья Ивановых уже десять лет приезжала сюда — едва только Александру исполнилось полгода, Ивановы выехали сюда на отдых. Центры отдыха России были теперь спроектированы так, что могли принимать людей с младенчества до самого почтенного возраста и имели все необходимое для того, чтобы учесть свойства и особенности каждого постояльца. Вот и полугодовалый Александр не испытал, как и его родители, никаких проблем. С тех пор это было почти каждый год. И в этом году планировался десятый раз. Александр ощущал, что "тянуть резину" придётся, возможно, ещё долгих пять-шесть лет, прежде чем удастся окончательно решить проблему. В десятилетнем возрасте такое противоречие не могло быть решено окончательно и это придавало мироощущению Александра особенно острое чувство безысходности.

Теперь, после случившегося, ситуация не могла быть решена в несколько дней, как это обычно бывало по схеме "развода и девичьей фамилии". Семьи Ивановых и Соколовых были давно знакомы, родители Александра не собирались рвать отношения с Соколовыми даже учтя случившееся с Леной. Не в традициях россиян было бросать проблемных людей и целые проблемные семьи на волю случайного стечения обстоятельств. Александр, неожиданно очутившийся на распутье между крепким объединением с Леной и соблюдением интересов собственной семьи и своей безопасности, своего собственного пути, понял, что рвать зверски, сразу, по-больному и без анестезии он тоже теперь не сможет. Выходило, что ещё пять-шесть лет ему придётся встречаться с Леной здесь и единственным способом избежать нервных срывов было постепенное забывание всех многочисленных связей... Уничтожением части этих связей и занимался Александр, меряя шагами дорожки центра.

Как он приедет сюда с семьей в этом году? Как он сможет теперь общаться с Леной? Что он теперь сможет ей сказать кроме протокольных, пусть даже и самых тёплых слов? Как он сможет обойти и отмести возможное обвинение во внезапной протокольности? Как он объяснит то, что теперь он будет стараться держаться на отдалении от той, к которой раньше он был способен прибыть в самые краткие сроки? Александр тяжело обдумывал эти вопросы — для него прошлое никогда не было мёртвым звуком, ибо ценой ошибок прошлого всегда были жизни и судьбы людей.

Александр понял, что детство, прошедшее под сверхзащищённостью со стороны родителей, кончилось окончательно и придется теперь активизироваться в автономном режиме. И Рубиконом между детством и юностью неожиданно стал разговор с отцом, в ходе которого у Александра упала с глаз тяжеленная пелена розового тумана, охранявшего до времени неокрепшую юную психику от перегрузок. Он вступил в жизнь, полную сложнейших противоречий и постоянно требующую жестокого однозначного Выбора, а подчас — скольжения между Сциллой и Харибдой.

В матримональных отношениях для людей его поколения не нужно было многократных доказательных моментов: достаточно было одного раза, чтобы просчитать всю цепочку и либо посчитать случившееся безопасной случайностью, либо принять меры. Вернувшись в гостиницу, Иванов собрался, вернул ключ портье и выехал на вокзал Криницы. Поздно вечером того же дня он вошёл в свой номер гостиницы в городе, где постоянно жила семья Лены.

Утром следующего дня Иванов прибрал номер, проверил укладки и рюкзак и пешком отправился на вокзал, забронировав место в поезде ещё за завтраком в столовой гостиницы. Подсознание занималось решением ряда вопросов, связанных с переходом к юности и одновременно сканировало пространство в радиусе двух километров, будучи предупреждено о необходимости избежать любой встречи с Леной или с её родителями. Можно было бы избежать и встреч со знакомыми, но Иванов пока что не ставил перед собой такой задачи. В конце концов он находится в этом городе легально и не собирается скрываться. Идя пешком, Александр, тем не менее, очень тщательно избегал выхода на привычные для Лены маршруты.

Добравшись до вагона, Александр опустился в кресло и забылся тяжёлым сном, спасавшим сознание от перегрузки, а мозг — от переутомления.

Ивановы. Выезд в Криницу

Выезд Ивановых в Криницу состоялся по плану — в июне. Но в этот раз Александр был особенно внимателен и сразу отметил холодность Лены по отношению к нему. После коротких раздумий, Иванов принял решение. Не вдаваясь в рассуждения и обсуждения, не проявляя своего негативного отношения даже жестом или выражением лица, он сразу и надолго избавил её от своего присутствия и занялся непосредственно отдыхом: привычным залповым чтением множества книг и просмотром ранее пропущенных из за загруженности в школе квадрофильмов, а также — ежедневным долгим и глубоким общением с давними приятелями, среди которых были и мальчики и девочки. Всё это время он тщательно избегал любых неожиданных контактов с Леной и не желал с ней встречаться.

Родители, сестры и братья, конечно же, видели страдания и метания Александра, но страховали в минимальной степени: не было необходимости вмешиваться в решение небольшой проблемы, поскольку Александр избрал правильную тактику — ему вполне хватало привычного одиночества и общества приятелей.

После Криницы семья отправилась на свою дачу, именовавшуюся пока что просто — "Волна-14" и расположенную в весьма приличном дачном центре близ Московска. Там Александр, опекаемый неугомонной Зирдой и флегматичным Бритсом, смог отвлечься от преследовавших его тяжёлых размышлений и весьма солидно подготовиться к четвёртому классу. Он чувствовал, что теперь в его жизни должны произойти большие изменения, о сути которых он не догадывался пока в полной мере.

Видя его состояние, родители, братья и сестры старались не беспокоить Александра по пустякам, понимая причину происшедших изменений. Уже давно в династии Ивановых не практиковалось излишнее сюсюкание и чрезмерная опека даже в кризисные моменты: считалось, что страдания в определенных пределах закаляют, воспитывают и совершенствуют.

Четвёртый класс Александр потратил на то, чтобы реализовать свою давнюю задумку: создать систему, благодаря которой его школа стала бы намного лучше. Забота о женской части коллектива школы была только одним из направлений гигантской очищающей Волны, накрывшей Россию в очередной раз. Информационники привычно называли происходившее с Россией просто принятием капитального омовения. И многие россияне с этим совершенно искренне соглашались: глупо жить в доме, в котором десятилетиями нет серьёзного ремонта. Конечно же, сестра Александра Иванова была права — они, Александр Иванов и его коллеги по Группе Системы не делали ничего ранее неизвестного, просто в очередной раз, как и два-три столетия назад реализовывали в отдельной школе программу защиты женщин и всестороннего внутреннего совершенствования жизнедеятельности школьного коллектива.

Александр и раньше не стоял в стороне от потребностей разработки деталей системы, но теперь у него был настоящий реальный стимул: стоявшая в памяти картина — Лена среди возбужденных половым психозом подростков. Эта картина заставляла Иванова действовать быстро, фундаментально и решительно.

В глубокой тайне несколько десятков школьников, часть педагогов и воспитателей продолжали готовить "систему" к реальному воплощению в жизнь. Строительство комплекса высотой в двадцать этажей заняло всего неделю и привыкшие к своим возможностям россияне не нашли в этом ничего особенного, выходящего за привычные рамки постоянного, пусть и не слишком заметного совершенствования. Все "посвящённые" прекрасно знали, что до времени нельзя дёргать налаженный механизм, снабжённый огромным количеством сопровождающих служб и подразделений. Пока что шла напряженная внутренняя работа.

Иванов, глубоко влезший в работу Группы Системы, теперь часто возвращался из школы домой к одиннадцати часам вечера, ужинал, принимал душ и падал в постель почти без чувств, чтобы хоть как-то выспаться до неминуемой шестичасовой Зирдиной побудки. В семь он уже садился в пассбус, а в восемь — был уже в расположении городка школы. Гибкий школьный график позволял ему иметь достаточно времени для подготовки к занятиям непосредственно в расположении школы.

Учебный год завершился точно по графику — пятнадцатого мая. "Группа Системы" — так называли себя "посвящённые" — была готова к разворачиванию своей деятельности уже не в теоретическом, а в практическом разрезе. Пятиклассник Александр Иванов принял на себя нелёгкую обязанность поставить в известность о грядущих огромных переменах средние классы школы второго цикла. Глубоко прочувствованная невыносимость существующего положения дел в школе жгла огнём и заставляла работать активнее. Александр Иванов теперь глубоко понял, что стоит за простым словосочетанием "информационная Ниагара".

Как всегда, семья Ивановых спланировала в это лето отправиться в Криницу, а затем на дачу. После дачи планировалось выехать в Нижний, в родовое имение Ивановых. Александр тоже родился в Нижнем Новгороде и всегда с гордостью носил звание гражданина купеческой столицы России.

Полисная организация крупных городов не только давала их гражданам огромные преимущества, но и накладывала серьёзные обязательства и ограничения. Тяжесть этих вериг ощущалась только тогда, когда ситуация приобретала опасный характер, но искусству управления всевозможными жизненными ситуациями уже давно учили в школе.

Прямого многоканального, а потому удобного сообщения Криницы с "Волной" пока ещё не было — сеть пяти видов транспорта, обычная для землян ещё только постепенно, но неуклонно дотягивалась до каждого населенного людьми уголка России, потому пришлось бы на несколько дней вернуться в Московск. Это время, оставшееся до летних семейных поездок Александр использовал для того, чтобы свыкнуться с мыслью о возможности крупных изменений в своём жизненном пути.

Александр Иванов. Начало работы Малой Звездной Академии

В его школе возникла новая структура, пока что именуемая Малой Звёздной Академией или Малой Астроакадемией и Александр, привыкший использовать все возможности полно и до конца, живо заинтересовался её сутью. И эта суть ему нравилась. Предстояло обсудить это с отцом, но сам Александр уже давно решил, что в структуре Астрофлота Земли ему всегда найдется достойное место. А путь к звёздам, как известно, начинается на Земле и берёт исток в детстве.

Потому вечером второго дня пребывания семьи Ивановых в своей основной квартире, Александр предупредил отца о необходимости поговорить и согласовал время. Точно минута в минуту он вошел в кабинет отца, прикрыл дверь и сел в кресло у отцовского стола, зная, что сверхпонятливая Зирда уже устроилась на коврике у двери отцовского кабинета, заблокировав туда доступ.

— Александр, считаешь, тебе можно совместить обучение в школе второй ступени и в Малой астроакадемии? — мужчина, сидевший в глубоком кресле по другую сторону огромного деревянного стола, покоившегося на монументальных вместительных тумбах, пытливо посмотрел на своего сына, перебиравшего стопку отцовских конспектов по минералогии, лежавшую на низеньком дополнительном столике. — Это же не шутка, двойная нагрузка. Потянешь?

— Пап. Всё будет в полном, самом полном порядке. В конечном итоге, мне уже необходимо определяться со своим жизненным путём и, кажется, я за последние три месяца кое-что для себя решил. Буду пробиваться в Звёздный, в Академию.

— А дальше?

— Дальше? Я уже даже специальность выбрал — командирская подготовка. Хотя в нашей Малой астроакадемии такой специализации нет, я добьюсь того, чтобы она там была, а пока мне хватит и пилотского факультета. Так что в Малой Академии я не ворон ловить буду, а работать по специализированному плану.

— Одобряю. — отец встал и подошел к сыну, положил руку на его плечо. — Молодец. Хоть один астронавт в семье будет...

— Скажешь тоже,— вздохнул Александр, принимая скупую мужскую ласку отца, — а ведь мама и сёстры будут от этого решения вовсе не в восторге. Они привыкли, что все члены семьи под боком, рядышком, на планете, где и скрыться просто негде. — Александр снизу вверх посмотрел в глаза отцу.

— Что ж. Это их право. А наше право — мужское: выбирать себе трудную и опасную дальнюю дорогу... И — проходить её. К тому же Пётр, Борис и Сергей в какой-то мере, как и все земляне, тоже сориентировались на космос, но летать так далеко, как ты мыслишь... Пока не знаю, но дальше тебя никто из них летать не думает. Борис вообще решил посвятить себя обеспечению безопасности на Земле, стал слушателем Малой Академии Службы безопасности России. Сергей хочет стать моряком, выбрал морскую юнговскую стажировку на паруснике "Седов" и учёбу в мореходке в Санкт-Петербурге. А Пётр... Пётр пока думает, но, поскольку он младший, то это ему позволительно. Возможно, он изберёт другой, малоизвестный и опасный океан Внутреннего человеческого Космоса. Он вроде бы желает стать психологом, но не простым, а экстремальным, способным справляться с проблемными ситуациями любого уровня. Это его пока что предварительное решение, он всё же пока думает и я эту вдумчивость одобряю. Вот и ты выбрал дорогу. Так что не думай, что ты чего-то нарушил. Так всегда было: мужчины шли вперед по неизвестным дорогам, а женщины... Женщины ждали, надеялись, жалели и любили...

— Не все...— с горечью заметил Александр.

— Согласен, не все. Но глупо требовать от всех только высокоуровневых эмоций и чувств. — отец понял, что Александр имел в виду Лену. — И потому мы остаёмся обществом личностей, а не стадом. Но вот в чём проблема... Насколько я знаю, полёты в космос у нас длятся от месяца до года и больше. А ты ведь не в системники и не в космонавты наметился, как я понимаю....

— Нет. Я — выше.

— Но там полёт — минимум несколько лет... Готов ли ты к такому?

— Астронавт — не космонавт и не системник, папа. Это верхний, передний, первый эшелон. Я хочу работать в нём. И я буду в нём работать. Мое решение — твёрдое.

— А когда скажешь семейному совету?

— Может, лучше персонально с каждым согласовать? Это всё же удар, психологию я знаю. — вопросительный взгляд Александра не говорил о неуверенности, скорее свидетельствовал о желании смягчить несомненный, но заранее прогнозируемый удар по психике ближайших родственников.

— И ты полагаешь, Александр, что никто не догадывается о том, куда и каким образом ты наметился? — отец хитро сощурился.

— Нет. Я знаю то, что родные догадываются, но тем не менее пока я не хочу выносить это решение на официальный семейный совет. — Александр не принял хитринку отца и остался серьезен.

— Колеблешься?

— Есть немного. — уклончиво ответил Александр, понимая, что если он окончательно решит стать астронавтом, то ему придется беспощадно пересмотреть очень много аспектов своей личности и своей жизни.

— Это нормально. Подумай ещё, время терпит. — успокаивающе произнес отец.

— Насколько терпит? — заинтересованно спросил Александр.

— Думаю, что поскольку ты скоро оканчиваешь школу, нам следует позаботиться о том, чтобы эти последние школьные годы запомнились тебе. Мы планируем выехать на дачу и в Нижний Новгород. Возможно, что поедем и в Киев. Так что до продолжения и во время нашего отпуска у тебя вполне есть все возможности хорошо и плотно обдумать свое решение. Я думаю, что твоё решение будет правильным, а то, что ты не бросаешься из стороны в сторону, мне нравится ещё больше.

— Разреши мне пойти пройтись? — Александр вскочил.

— Ладно, отшельник, валяй. — отец вернулся за стол.

— Спасибо, па. — Александр направился к двери.

Александр вышел из кабинета отца и, потрепав по загривку вскочившую Зирду, направился к себе в комнату. Через несколько минут он уже входил в кабину скоростного лифта, за несколько секунд доставившего его на первый надземный этаж. Выходя из кабины, юноша учтиво раскланялся с седовласым мужчиной спортивного телосложения — академиком архитектуры Стрельцовым. Тот в ответ склонил голову и посторонился, пропуская молодого человека к выходному шлюзу небоскреба. Многоуровневая система защиты людей требовала устройства таких шлюзов в каждом высотном доме и привыкшие к ненавязчивой защите и заботе о своей безопасности, земляне почти не обращали внимания на некоторые неудобства, связанные с наличием и работой таких сложных устройств.

— Сашка, привет, ты куда? — окликнул его мальчишка, вынырнувший на веломобиле из-за поворота. В пределах парка небоскрёба разрешалось постоянно использовать только веломобили — весь остальной транспорт мог использоваться только в режиме "прибытие — отъезд — стоянка".

— Привет, Степан. Я — пройтись по городу. — Александр остановился, видя, что его приятель тоже нажал на тормоз и веломобиль послушно замер на месте.

— Слышал новость? — спросил Степан.

— Какую? — заинтересовался Александр.

— Первый гравилёт испытали в Нижнем. Скоро серийно будут производить... — выпалил приятель.

— Надеюсь, не военный?...— Александр не любил, когда выпуск новинок техники начинали с военных образцов — из их появления уже давно не делали никакой тайны, после войны с Чужими это стало общим нормативом, но всё равно — мирные образцы по мнению землян должны были идти вровень с военными.

— Нет, полная линейка... Все модификации... И гражданские, и военные. Какой ошеломляющий сюрприз наши земляки приготовили Региону! Машинка — заглядение. — Степан знал, что Александр не любит излишней военизированности.

— Где видел? — ещё больше заинтересовался Александр.

— Информпрессрелиз сегодняшнего вечера. — ответил мальчик.

— Ещё не видел, был разговор с отцом. — проговорил Иванов.

— Почитай, там немало интересного! — мальчишка кивнул, нажал на педали и веломобиль скрылся за поворотом парковой аллеи. Александр не спеша продолжил свой путь.

За главной оградой небоскрёба, к которой Александр подошёл через огромный парк, вмещавший многочисленные службы башни, шумел Московск — почти областной центр, не подчинённый напрямую Москве — столице Евразийского региона. Несколько неудобное в прошлом название города было уже привычным и никто из землян не путал москвича — жителя Москвы с московчанином — жителем Московска.

Выйдя за ограду, молодой человек огляделся. Шум стал слышнее. Его уровень не достигал опасного предела — с недавних пор с этим в городах стало снова очень строго. Проносились по восемнадцати полосам Цветного бульвара разноцветные разнотипные машины, изредка замирая на перекрёстках, чтобы пропустить скрещивающиеся порции людских и машинных организованных потоков. По широченным, в меру освещённым чистым тротуарам в обоих направлениях шли люди — группами и по одиночке. Слышались оживлённые разговоры на разных языках. Многочисленные туристы запечатлевали вечерний Цветной Бульвар на свои пластинчатые фотоаппараты. Ветер сновал в кронах деревьев, высаженных тесным строем вдоль проезжей части.

Александр зашёл в торговый центр, прошёлся по залу мимо прилавков самообслуживания и вышел снова на бульвар. Подошел пассбус. Юноша посмотрел на номер маршрута, вошёл и сел на одинарное сиденье в середине салона. Пассбус плавно тронулся с места и набрал скорость. Через полчаса машина замерла на конечной остановке и Александр в числе последних пассажиров покинул уютный салон.

Вокруг площадки конечной остановки расстилался лес. Это была пограничная лесопарковая зона Московска — излюбленное место отдыха московчан. Сюда Александр приезжал, если ему надо было обдумать важные вопросы или решить трудную проблему. Зелёная стена сомкнулась вокруг него и юноша не спеша пошел по тропке.

Александр думал о том, как совместить теперь сохранившее свою силу чувство первой влюблённости с необходимостью максимально полно сконцентрироваться на учёбе сразу в двух учебных заведениях.

"Вот влип так влип. — думал Иванов, углубляясь в лесополосу по неприметной тропке. — стоило мне наконец решиться на личностную инициализацию, выполнить обычную, в чем-то — даже рутинную процедуру сближения с "другой цивилизацией" и — нате, пожалуйста. Год возрастной разницы между нами — и как две планеты. Ну ладно там шесть или пять лет или восемь или семь — такой разрыв ещё был бы серьёзным аргументом "против". Но такой минимальный, где-то даже нормативный разрыв похоже меня немного убаюкал. И я, остолоп, олух царя небесного, профессионал в начальных уровнях психологии, купился на такое... Конечно, всё поясняется стандартной программой взаимоотношения полов, но ведь от этого нисколечки не легче. В принципе, она, как человек, ничего, больших сложностей не приходится вроде бы ожидать, но то, что я видел в Кринице и в её родном городе... Это не укладывается ни в какую известную мне нормативную матрицу версий. А если посмотреть на проблемные уровни... То, похоже, она мужеподобна... А я-то рассчитывал на высокоуровневые отношения... Как и все юноши моего возраста я несколько расслабился, поддавшись новизне чувства, ведь в учебниках и в моделях — одно, а для каждого из нас это — совершенно другое. И если бы не отец... Вот была бы катастрофа...— он подумал о том, как могла повернуться его жизнь, не предупреди его отец о грозящей опасности и похолодел. — Бате тоже трудно пришлось — его хорошие давние знакомые, с её отцом они начинали путь в науку, оба почти одновременно стали кандидатами наук и вот такое... Конечно, в семье Соколовых не без проблем, но такое стремительное падение уровня контроля за единственной дочерью?... Тут явно что-то не так. Каково же было отцу, если я сам до сих пор не могу внятно сформулировать план действий... Он-то предупредил меня, но ему пришлось просчитать кучу версий, а это — я уверен, занятие в данном случае совсем не из разряда приятных... Но теперь всё: на первых порах — глубокое охлаждение, потом постепенный вывод ситуации к безразличию. Батя, я знаю, не сможет полностью поддержать меня в таком решении, но здесь основная роль принадлежит мне. Предстоит совмещаться в двух учебных заведениях, что потребует огромного количества энергии. Конечно, мои коллеги по школе не пострадают и круг моих знакомых тоже не изменится, но Лене больше нет места в круге особого доступа. — холодная логическая схема, сформировавшаяся в мозгу, спасала суть Александра от перегрузки. — Попробуем сыграть этот вариант. В конечном итоге он один из стандартных, здесь нет ничего нового ни для неё, ни для меня... Но пока следует просчитать варианты действий на будущее. Итак, имеем..."

Меряя шагами сетку тропинок в полузаброшенной части зелёного пояса, Александр примерял и отвергал разные варианты, ища оптимальный. Через два с половиной часа он уже был в своей комнате.

Ивановы. Выезд на дачу и в Нижний

— Всё, ребяточки. Извольте с сегодняшнего дня — то есть с воскресенья и до среды поднять нашу семейную машину из руин и приготовить её к походу. Катер тоже требует работы, но это — потом. Иначе всю ораву мы не довезём со всем скарбом до катера, придётся на общественном транспорте или заказывать, а это — дело хлопотное. Вы хорошо отучились, уже прилично в субботу отдохнули, поработайте теперь руками. — шутливый тон отца нравился столпившимся вокруг него сыновьям — Петру, Борису, Сергею и Александру.

Старший — Борис взял с полки диагностический комплект, средний — Александр потянулся за монтажным инструментом, а младшие — Петр и Сергей схватились за укладки с мелкими запасными и сменными частями. Через несколько минут вся компания во главе с Борисом ввалилась в подземный гараж, где посверкивал синей краской лимузин семьи Ивановых — универсальная машина повышенной проходимости. Братья обступили машину.

Началась ежегодная весенняя работа по приведению главной машины семьи в порядок. "Волга" немо благодарила своих молодых хозяев, воздавая должное их умелым рукам. Отцовский джип "Соболь" и мамина вездеходка "Ока" были уже приведены в полный порядок.

Россияне, помня присказку о дураках и дорогах в первую очередь противопоставили дорогам единственное действенное средство — машины повышенной и высокой проходимости, которыми в обязательном порядке теперь снабжалась каждая новая семья. Конечно же, такую машину мог получить и отдельный человек. Не существовало прежних ограничений на количество машин повышенной проходимости, не существовало и неразумных ограничений на их комплектацию. Иностранцы, попадая в Россию, неизменно дивились такому количеству вездеходов, которые в их странах использовались только в армейских и специальных подразделениях, но россияне, улыбаясь, приоткрывали дверцы в свои личные гаражи пошире и иностранные гости просто выпадали в осадок, увидев рядом с "танками бездорожья" самые крутые по их мнению и дорогущие по старым меркам лимузины и спортивные машины. А добивало иностранцев то обстоятельство, что все россияне отлично разбирались во внутренностях машин и могли их полностью обслужить не обращаясь к профессиональным автомеханикам.

Так было и в семье Ивановых. Молодые люди целый день привычно провозились с главной машиной и попутно привели в порядок гараж и его самое разнообразное оборудование. Поздно вечером братья долго плескались в ванной комнате, смывая трудовую пыль. Разговор шёл о катере:

— Так. — Борис открутил кран душевой установки до предела и юноши довольно подставили тела упругим струям живительной влаги. — У нас ещё два дня на доводку всех автомобильных и гаражных проблем. Это дело ясное. Так что в детали вдаваться не буду. Сергей и Пётр в среду в шесть утра должны быть на катерной стоянке и провести первичную расконсервацию. Доберётесь туда своим ходом. На общественном транспорте. Ты, Саша, прибудешь туда к восьми с первой порцией аппаратуры. Возьмёшь мамину "Оку". Аппаратуры немного, мы, как вы все помните, в прошлый раз, при консервации, всё проверили достаточно плотно. Но всё равно — повнимательнее и поаккуратней на поворотах. Я приеду туда на разъездном мобиле небоскрёба с вещами для похода, а Сергей отгонит "Оку" обратно в гараж и, вместе с отцом сопроводит наших дам на отцовской машине. Тогда и заберём основную часть вещей для отдыха. А пока будем иметь то, что имеем на даче и на катере и то, что захватим из дома. Ясно? — спросил Борис, кутаясь по обыкновению в халат и развалившись в кресле. — или есть вопросы?

— Вопросов нет, Борис. Сделаем. — ответил Александр. Братья согласно кивнули.

Через два дня вся семья на катере отправилась в плавание по каналу имени Москвы. В своей стране почти каждый россиянин получал удостоверение судовладельца и судоводителя, поэтому никаких жестоких аварий на водных гладях не было уже давно — многоуровневая система контроля и тестирования закрывала любые мыслимые возможности не подготовить должным образом технику, а система обучения и воспитания — возможности наплевательски отнестись даже к секунде общения со столь сложной, дорогой и опасной машиной, какой всегда было речное, озёрное или морское судно. У городов и посёлков теперь стояли многоэтажные хранилища, вмещавшие в себя целые флоты всевозможных маломерных судов. Любой россиянин мог позволить себе любое мыслимое судно — на этом не экономили и не считали "крутизну" скорлупки меркой "крутизны" владельца.

Запланированное плавание до Нижнего Новгорода пришлось отменить — мама плохо себя чувствовала на воде и на быстро собранном в кают-компании катера семейном совете было решено отправиться в Нижний на поезде-экспрессе.

Через неделю плавания по каналу и притокам семья Ивановых вернулась в Московск, а ещё через три дня комфортабельный экспресс принял её в один из своих вагонов.

Сверкающий чистотой вокзал Московска встретил новых пассажиров сдержанным гулом работающих двигателей поездов и множества разноязыких голосов. Широченные шестнадцатиполосные эскалаторные пандусы делали невозможными людские пробки на любом из пяти подземных и семи наземных уровней огромного вокзального комплекса, яркие напольные и настенные указатели "разруливали" людские потоки, чёткая организация не позволяла смешивать британскую левостороннюю и среднеевропейскую правостороннюю систему организации движения. Всё это россияне отмечали механически, как норматив, на фоне которого любой негатив смотрелся просто кричащим пятном.

Главы семьи расположились в отдельном купе "люкс", предоставив молодёжи право самим разбираться кто с кем едет в остальных пяти заказанных ещё во время плавания купе попроще. Братья и сёстры быстро разместились, заняв одно купе под багаж, чтобы не загромождать проходы в остальных купе. В назначенное расписанием время экспресс дал короткий сигнал и плавно набрал скорость.

Проводники быстро разнесли традиционный чай с печеньем и пассажиры приступили к обустройству своих временных обиталищ. Наконец приборка была окончена. Девчата вместе с мамой пошли в вагон-ресторан, планируя по пути заглянуть в вагон-супермаркет, а юноши посетили вагон-тренажёрный зал и вернулись в свои купе к полудню, когда экспресс уже разогнался до проектной скорости в восемьдесят пять километров в час. Лёгкое шуршание заменило хорошо знакомый перестук колес, к нему привыкли быстро, тем более, что и плавность хода возросла многократно.

Приняв душ, братья занялись кто чем хотел, Александр вышел в просторный коридор и приоткрыл окно — в летнее время никто не включал в транспорте кондиционеры без особой необходимости. Взгляд молодого человека упёрся в переливающуюся стену зелёной лесополосы, тянущейся вдоль пути, по которому следовал экспресс.

— Ты великий домосед, Саша... — задумчиво сказал подошедший Борис, держась за поручень у соседнего полуоткрытого окна коридора вагона. — непросто было тебя уломать поехать после канала в Нижний...

— Ты не прав, Боря. Я не домосед. Просто впервые столкнулся на практике с такой тяжёлой ситуацией. Ты всё знаешь сам, поэтому детали раскрывать вслух повторно не буду. — Александр, прикрыв глаза, подставил лицо свежему ветру, дувшему из открытого окна. — Мне сейчас очень тяжело, я как в другое измерение попал, потому не удивляйся, по закону подобия мне в ближайшие два года будет очень тяжело. Как учёба в академии?

— Ничего, уже на втором курсе, но первый курс оказался и мне тяжеловат. Сейчас-то я втянулся, но раньше бывало, зубами скрипел, чтобы захотеть, а точнее — просто принудить себя идти дальше. Служба есть служба, а для нас, курсантов Малой Академии Службы Безопасности России, она никогда и не была лёгкой. Да и потом не будет. Слава богу, у нас уже давным давно нет особой барской разницы между офицером и курсантом: оба должны одинаково много и качественно вкалывать. Но всё равно, я тебя очень хорошо понимаю... Ничего, я тебе всегда помогу в любом достойном деле. — Борис положил руку на плечо Александру. — В этом можешь не сомневаться.

— Я и не сомневался в тебе, Боря, никогда. — Александр благодарно посмотрел в глаза старшего брата.

— Только уговор — не отшивай девчат своим видом как ударом инфразвука — они тоже должны чувствовать удовлетворение от выполнения своей собственной глубоко заложенной программы. Да и ты — не последняя личность в своей школе. Такое дело провернуть...

— Обычное дело, Боря. Всего-то лишь забот — в очередной раз дать девчатам то, что они должны иметь постоянно. Так сказать, восьмое марта круглый год. Не более того.

— Ценю твою трезвость суждений, но не принижай своих заслуг. А то Валентина стала звать тебя Командором. Не делайся статуей, давай девчатам почувствовать богатство спектра твоих эмоций, им это необходимо.

— Для сестёр — всегда и везде, для всех остальных — только после экспертизы...

— А ты жесток, Александр...— скучным голосом произнёс Борис.

— Нет, просто я пытаюсь преодолеть полосу неудачи, пережить в себе то, что пришлось бы намного острее переживать, сойдись я с Леной глубже.... — ответил Александр.

— Но ведь и она тебя не отшила, хотя, ясное дело, стала намного холоднее.

— И мне от этого только легче. Я не специалист в красноречивых объяснениях.

— Женщинам и не нужны слова, хотя они и любят ушами, им, сегодняшним, нашим россиянкам, нужны прежде всего дела и твои дела многое пояснили Лене. Она потому и не преследует тебя, как Эльвира...

— А, Пономаренко, которая не так давно захотела со мной встречаться... Не люблю я, когда женщина навязывается мужчине, неестественно это. Потому я её жёстко, но отшил.

— Может, ты и прав, но может, ты совершил ошибку. — повторил Борис фразу из хрестоматийно известного романа Дюма. — Твоя сущность только раскрывается. Не души её.

— Не буду, Боря.

— Ну и хорошо. Двое суток ехать не спеша — это дело. Этот экспресс может дать двести километров в час — я узнавал, трасса позволяет, но хорошо, что скоростить не будем. А раз так — у нас предостаточно времени. Так что пойдём, посмотрим, что там дают поесть.

— Пойдём. — ответил Александр, отмечая, что младшие братья вышли из своих купе и присоединяясь вместе с Борисом к ним. Сёстры, вернувшиеся из ресторана и супермаркета, пока остались с матерью: они любили, перебирая обновки, посекретничать.

Борис Иванов. Первое боевое задание. Столкновение с сектантством

Стремление Бориса Иванова делать всё быстро и качественно, не гнушаясь никакой черновой работой, было быстро замечено. В один из мартовских дней в пятнадцать ноль ноль его, читавшего в специальной библиотеке Малой Академии Безопасности очередные материалы по организованной преступности, нашёл вестовой Академии и вручил пакет. Распечатав его, Борис кивнул вестовому, вскочил и почти бегом направился в кабинет начальника академии.

— Курсант Иванов по вашему приказанию прибыл. — вскинул Борис ладонь к виску.

— Садитесь, Борис Александрович. Есть для вас задание.

— Мне...

— Понимаю, не в традициях Академии привлекать младшекурсников к подобным вещам, но здесь случай исключительный и без вас мы его решить не сможем.

— Я готов.

— Илона Рашкова вам знакома?

— Да. Она моя дальняя знакомая. — Борис потупился. Маршал понял, что упоминание о ней не доставляет курсанту удовольствия или спокойствия.

— Вы с ней давно не встречались и не хотите поддерживать отношения. Вас что-то в ней настораживает. — даже не вопросительно, а полуутвердительно, словно зная наперёд ответ спросил маршал, поворачиваясь в кресле к сидевшему на противоположном конце недлинного стола Борису.

— Да. — Борис все ещё не мог понять, куда клонит маршал АПБ.

— И то, что вас в ней настораживает, насторожило теперь и Российскую Академию Планетной Безопасности. Вы давно окончили изучать курс "Религии мира. Специальные аспекты"?

— Два месяца назад, маршал.

— Хорошо. Что вы скажете о сектантах?

— Третья степень социальной опасности по шкале Мевиса. Если по закону Триады, то при определённых, ныне чётко просчитанных или заранее непросчитываемых и почти непрогнозируемых спонтанных условиях возможно весьма негативное низкоуровневое влияние на слабых членов нашего общества. Пи эр шесть или что-то близкое к этому. Подлежит жесточайшему контролю и многоуровневому полному чистовому пресечению. — отчеканил Борис.

— Согласен. — маршал не стал впадать в педагогическую крайность и хвалить курсанта за дословное воспроизведение учебника. — Но с Илоной Рашковой вы не виделись уже шесть лет. Так? — спросил хозяин кабинета.

— Да. С семи лет я её не видел. Ей тогда было всего пять. — по лицу Бориса было видно, что кое-что он уже начинает понимать и это понимание не доставляло ему никакого удовлетворения.

— Вот материалы. — маршал подал папку. — садитесь и изучайте. Обратите внимание на список членов секты.

— Есть, маршал. — Борис присел на краешек стула и впился взглядом в убористые строчки пластиковых листов, зашелестевших в его быстрых пальцах. Через две минуты он поднял вопросительный взгляд на маршала. — Илона тоже у них? Я не знал.

— Неудивительно. Её родители и более дальние родственники практически не контролируют её. Она растёт в режиме "дитя природы". — Маршал задумчиво пролистал свою папку, не стремясь держать курсанта под своим внимательным, всё замечающим взглядом.

— Мне об этом говорили. — сказал Борис. — да я и сам немало видел и понимал. Но чтобы за шесть лет...

— Увы, то, с чем столкнулась наша Академия, произошло два года назад, ей тогда было девять. Вам известно, Борис Александрович, с какого возраста сектанты всей Солнечной Системы пытаются загнать в свои секты побольше народу?

— С пяти лет, маршал. — Борис уже просчитывал ситуацию. — Но я всё же не понимаю, почему я? Ведь я всего лишь младшекурсник, а тут — работа для выпускника — и то, как минимум.

— Секта глубоко законспирирована, она к тому же сравнительно новая. Мы, конечно, работаем, делаем даже больше того, что легально можем и уже отлоцировали всё, что только возможно, но нам теперь нужно постепенно вытягивать оттуда членов. И делать это умно и по возможности не так заметно. Сначала колеблющихся, потом середняков, а потом крепких.

— Иссушать? — проговорил Борис.

— Именно. Без энергетической и психологической подпитки руководящее звено вынуждено будет свернуть деятельность, а вы видели по материалам, что связи секты, а точнее — её отделения в нашем Регионе идут за пределы России и даже за пределы Евразии. За пределы России мы их точно не выпустим, вокруг них уже кольцо, но это только четверть дела, а нам нужно делать дело полностью.

— Видел в материалах, маршал. — подтвердил Борис.

— Так вот, мы уже привлекли немало сотрудников Евразийского центра АПБ для работы с членами секты. Но охватить удалось далеко не всех. Мы постоянно подключаем новых, но нам нужна близкая к ста процентам гарантия успеха. Мы в России не можем терпеть подобное издевательство — уровень активности и вредоносности секты вышел за пределы безопасной нормы.

— Над женщинами. — дополнил Иванов.

— И над женщинами в первую очередь, Борис Александрович. Я понимаю, вам не хочется спустя шесть лет что-либо существенное восстанавливать в ваших с Илоной отношениях, но я прошу не о восстановлении отношений, а о спасении Илоны. И физическом и психологическом. — он указал на две фотографии Илоны — трёхнедельной давности и трёхлетней давности. — Через вас мы сможем приблизиться к сердцевине секты, нам известно и в просмотренных вами материалах это отражено — она необыкновенно близка к руководительнице секты. Я так же знаю, что она фактически взяла на себя её охрану и оборону. Конечно, мы ведь с вами понимаем, что такие обязанности для девочки, да ещё не до конца сформированной — глупость несусветная, поскольку её энергетически высасывают и ничего существенного не дают, а все эти слова об обороне и охране — просто отговорки — для охраны и обороны нужен как минимум равный потенциал, а не вампиризм. Руководителем — мужчиной, а там, кстати — парная система руководства, уже занимаются другие сотрудники нашей службы по своим каналам. Вам, Борис, предстоит усмирить эту "Горгону" и спасти Илону от окончательного разрушения личности. — маршал подал другую папку. — Вот материалы по ней из Информцентра Медицинской безопасности.

— Разрешите? — Борис схватился за папку. — Читать при вас?

— Да. — маршал отвернулся к окну.

— Есть. — взгляд Бориса впилился в строчки и через минуту руки Иванова захлопнули створки обложки. — Да ведь они её умертвить могут, маршал!

— Именно. Ваше решение? — хозяин кабинета посмотрел на Бориса Иванова внимательно и строго.

— Я берусь за это дело, маршал. — подтвердил Борис.

— Хорошо. Вот вам литер в Центр восстановительного лечения Тямницы. Проведёте там максимум двадцать четыре дня. Это будет ваша база, кругом военные авиаторы, так что с секретностью и безопасностью там всё в порядке. В случае необходимости вы сможете эвакуировать Илону за периметр Центра, где никакие сектанты её достать уже не смогут. Тамошние наши подразделения и службы самого Центра предупреждены в режиме полной секретности о возможной многопрофильной пациентке. Мысль ясна?

— Ясна, маршал. Когда приступать? — Борис подобрался.

— Через два дня. Вот ваши билеты на скоростной поезд до Тямницы, рейс в восемь пятьдесят пять, к полудню будете на месте. Всего три часа дорога. В час дня будете в Центре восстановительного лечения и на следующий день нанесёте Илоне первый визит. Остальное — на ваше усмотрение. Наша служба в Тямнице уже предупреждена, помогут всем, чем смогут. Я знаю, вы помните, что служба наша там достаточно слабая, но мы прислали туда наш спецотряд "Кобра". Формально он занимается безопасностью грузовых перевозок, а фактически находится в оперативном резерве. План операции завтра к трём часам дня — у меня на столе. Вопросы?

— Никак нет. — Борис встал. — Разрешите идти?

— Идите.

Выйдя от начальника академии, Борис в Центре Связи быстро предупредил Совет своей школы о своём четырёхнедельном отсутствии и получил учебный отпуск. Забрав присланные со спецкурьером Академии оперативные и перспективные учебные материалы, Борис поехал домой.

— Значит, поедешь к Илоне? — спросил Александр Иванов, когда брат закрыл дверь своего кабинета и указал ему на кресло. — Больно?

— Очень, Саша. Мы три года переписывались, потом год шатания и два года я молчал. Только недавно получил одно письмо в ответ на свои два. Результат — вот эта папка. Мне очень не понравилось уже её первое после долгого перерыва письмо. Значит, моя Служба уже ведёт эту ситуацию два года. А я сижу тут как чувак и ни черта не знаю о том котле, в котором варится Илона. Непростительно и глупо.

— Не знаю, брат. Но, может быть, тебе не следует особо переживать по этому поводу? — сказал Александр

— Саша. Ты же знаешь, что такое для меня Илона. — Борис сжал губы, превратившиеся в ниточку. Александр кивнул, понимая, что Илона была для Бориса первой любовью. Как брат, Александр видел Бориса и тогда, когда он принял решение разорвать с Илоной и её семьей все отношения: это был страшный по своей психологической напряжённости трёхмесячный период с двухнедельным пиковым периодом опаснейших шатаний. Борис об этом не говорил прямо, но Александр, увлёкшийся психологией, немало видел сам и учился понимать и знать ещё больше.

— Но я также знаю, что три года назад ты принял решение не поддерживать ни с Илоной, ни с её семьей никаких отношений. Два года молчания тебе дались очень нелегко и я до сих пор не очень понимаю, что тебя заставило восстановить переписку. Если, конечно, такое можно назвать восстановлением переписки. — проговорил Александр.

— Вероятно, два года назад я был ослом, глупцом и тупорылым бегемотом в одном лице. — вскипел Борис. — Я и раньше видел, что она — дитя природы, но не придавал этому особого значения, ведь наша социальная система безопасности и не такие задачки способна решать. Илона не была тогда похожа на высушенную воблу. Вот, сравни. — Борис подал две части из объёмистой папки брату,— в первой части — фотки Илоны три года назад, а во второй части — двухнедельной давности. Оперативная съёмка. У меня есть только пятилетней давности, трёхлетней не было. Да и современных тоже нет.

— Да, Борис. Ведь тогда ты её не фотографировал очень давно. "Цифровик" твой тогда был ещё не настолько отлажен. Ты ведь привык всё делать сам.

— Да, сам. Но мой "цифровик" в моей башке теперь ясно выставил сигнал опасности третьего уровня. И едва ли найдется личность, которая будет в состоянии меня переубедить. Ты только посмотри на последнюю фотографию и положи рядом "трёхлетку". Есть разница?

— М-да. А медицинская поддержка? — Александр ещё раз просмотрел фотографии и формуляры.

— Маршал сказал, что я смогу в случае необходимости укрыть её в Центре Восстановительного лечения Воздушных Сил Земли. Это же военная организация и периметр там — соответствующий. Да и внутри несколько десятков уровней доступа. Хоть и медицинский центр, но оснащённость у него — дай боже.

— А эвакуация сюда? — спросил Александр.

— Этого не знаю. Мне надо вырвать её из секты. Я думаю, что у меня будет нелегкий разговор с руководительницей. А там подключатся основные силы и одной сектой на территории России будет меньше.

— План операции?

— В кодированном виде — уже в голове, а оформлю я его сегодня же вечером. Маршал не любит ждать и в два часа план будет завтра у него на столе, хотя он приказывал в три. Старик не любит задержек.

— Понимаю. Мне с тобой?

— Нет, Саша. Пока я буду бултыхаться в этой темной жиже, ты будешь заменять меня здесь и в школе. Ясно? — брат дал понять брату, что понимает, на что его обрекает, требуя в усиленном режиме разрываться между тремя учебными заведениями, но одновременно дал понять и то, что уверен в возможностях брата все сделать наилучшим образом.

— Да. А как же твоя Академия? — Александр кивнул едва заметно, подтверждая готовность выполнить все, что потребуется, в лучшем виде.

— Я передал командование ротой своему заместителю на четыре недели. Формально для всех в Академии я — в отпуске для информационной догрузки. Фактически — на спецоперации.

— Ясно. — Александр встал. — Будешь думать?

— Буду. Я у этой сектантки сердце вырву. — зло сказал Борис.

— Я бы тоже так сделал. — Александр сравнил взглядом две фотографии — цветущей девочки и едва светившейся жизненным светом измождённой полумонахини-полуюродивой. — Я пошёл.

— Успехов. — Борис склонился над виртуальной клавиатурой и дверь в его кабинет "чавкнула" системой "информационной" изоляции.

Через день поезд повышенной комфортности принял Бориса, облачённого в гражданский костюм, в свой вагон с рядами кресел и три часа спустя Борис Иванов уже стоял на перроне небольшого четырёхплатформного вокзала Тямницы.

Подошедший пассбус открыл двери и Борис втащил тяжёлый рюкзак в салон, решив не садиться. Сорок минут он изучающим взглядом смотрел в широкое окно, уясняя происшедшие изменения и давая подсознанию возможность подготовиться к рывку.

Маршал одобрил план через полчаса после того, как ровно в четырнадцать ноль ноль Борис Иванов положил конверт с документацией перед адьютантом. Теперь Борис имел право не только выполнять план, но и в разумных пределах изменять любой его пункт, если того потребуют обстоятельства или интересы операции.

Монументальная ограда Центра восстановительного лечения Воздушных сил указала Борису, что его поездка на пассбусе подошла к концу. Предъявив охранникам литер, Иванов прошёл на территорию Центра и, следуя полученным устным указаниям, отправился искать нужный корпус. Через двадцать минут он уже знакомился с соседом по палате — молодым капитаном военно-воздушных сил России Сергеем Ковпаком. Для всех, не посвящённых в детали предстоящней операции, обитателей Центра он, Борис Иванов, был простым отдыхающим, прибывшим по путёвке для восстановления сил после работы в Информационных Завалах.

— Ну и с чего начнешь отдых? — спросил Сергей у Бориса, распаковывавшего укладки с личными вещами,— скажу тебе сразу, библиотека тут ужасная, стоящих книг там нет, приходится запрашивать извне, но я лучше сделаю это сам, а не через библиотечные терминалы, кино стоящего в здешнем медиахране тоже практически нет. В целом центр смахивает на эвакогоспиталь для ветеранов. Мне понятно, что такое тоже необходимо, но всё равно тяжеловато. Обещают, конечно, исправить. Но, ясно, что это будет не быстро.

— Пока не знаю. Надо представиться главврачу, получить лечение и назначения, а там посмотрю. Я видел тут приличный парк, значит можно будет погулять.

— Не только парк, речка тоже есть. И пляж. Пойдёшь?

— Нет. Я не хочу быть на солнце, кожа отвыкла.

— Угу. А мне с самого начала по приезде проштамповали книжку отдыхающего штампом запрета пляжа и купания. Так что теперь мы с тобой здесь коллеги.

— Возможно. — Борис закрыл клапаны рюкзака и положил в карман документы и рацию. — Я пойду пройдусь, уясню обстановку. Ты уже сколько здесь?

— Два дня. Изучай, хотя мало интересного. Форменный госпиталь.

— Посмотрю. — Борис вышел за дверь палаты и направился по лестнице вниз.

В парке было малолюдно и Иванов смог обдумать сложившуюся ситуацию в деталях. Но появляться у Илоны завтра же он раздумал, решив посвятить следующий день изучению города. Через десять минут он уже садился в пассбус, чтобы найти карту города — возле Центра не было ни одного приличного супермаркета — только продуктовая лавчонка. Но даже в центре города не нашлось ни одного информационного киоска. Борис, привыкший за время учебы в Академии к постоянным проблемам, воспринял это явное неудобство спокойно.

Наконец карта была в его руках. Сверив расстояние от старого центра города до расположения Центра восстановления, он тихо порадовался — приличное расстояние почти полностью исключало возможные встречи. Борис чётко знал, что информация о его прибытии за пределы Центра восстановления не выйдет, а в городские системы информации он попал под оперативным псевдонимом Леонтия Говорковского, жителя города Ромны, ученика прибориста одного из Центров точной механики в Срединном Регионе России. Так что вычислить его обычным путём никто не мог.

— Купил карту? — спросил Сергей, уютно вытягиваясь на жестковатой тахте. Борис кивнул, сел на свою тахту и развернул пластик. — Как видишь, городочек так себе.

— Возможно. Но минимум удобств тут есть и этого уже мне хватит. Главное — есть простор для простых пешеходных прогулок и нет запутанных донельзя лабиринтов. — ответил Иванов.

— Какой план на завтра?

— Я был у главного врача, прошёл первичное обследование и завтра планирую начать принимать процедуры. — сказал Борис чистую правду. Он действительно всё это сделал, вернувшись из поездки за картой. — А послезавтра впервые надолго выберусь в город. Ты не удивляйся, я после завтрака и утренних процедур буду исчезать чуть ли не до позднего вечера. Кстати, до каких часов к нам в периметр пускают?

— До двадцати двух ноль ноль.

— Постараюсь. А если не успею?

— Обязан будешь успевать, иначе просидишь в дежурке на входе всю ночь. — усмехнулся Сергей. — Твой предшественник уже попал один раз в такую ситуацию. Я с ним говорил об этом за день до его отъезда, он классный мужик. Но в предпоследний день заезда он все таки неосторожно задержался в городе, подвёл здешний непунктуальный транспорт... Так что ночевал с пацанами из охраны в их офисе на входе.

— Подвёл транспорт? — искреннее удивился Борис. — Как это?

— Городок этот Тямница какого уровня?

— Пятого. Знаю, достаточно низкий уровень.

— А значит проблемы с транспортом есть у него всегда и достаточно значительные. — подытожил Сергей.

— Хорошо. Буду аккуратнее. На вокзале пассбус я ждал полчаса, хотя горожане сказали, что ходит раз в пятнадцать минут. Но я не подумал, что это постоянное явление. — проговорил Иванов.

— Во-во. — Сергей потянулся вторично и закрыл глаза. Двигай на обед, а я подремлю пока. Я уже поел.

— Хорошо.

В столовой было немноголюдно и, устроившись за четырёхместным столиком, Борис привычно смолотил обед за каких-то пятнадцать минут. Выйдя из столовой, он обошёл территорию Центра, побывал на пляже и у реки, прошёлся по парку и посетил несколько открытых для посетителей павильонов и корпусов. Некоторые корпуса были доступны только для военных летчиков и их двери "внешнего периметра" открывались только по их удостоверениям, но Бориса это не волновало. В его голове формировались варианты решения проблемы.

После обеда Борис Иванов решил прогуляться по территории Центра более основательно. Но затем раздумал и, вернувшись в номер, переоделся в ещё более незаметной расцветки костюм и направился к главному КПП. Оказавшись за пределами центра, Борис сел в тот же пассбус, что привез его сюда — маршруты были здесь чаще всего кольцевыми — и поехал знакомиться с городом. Борис не только поездил на немногочисленных маршрутах общественного транспорта — он посетил парк, видеотеатр, концертный зал, музей и картинную галлерею. Его глаза впитывали множество профильных и непрофильных данных, а мозг успевал отрабатывать ещё и дополнительные пути решения проблемы. Наконец без пятнадцати десять Борис вышел из пассбуса у главного КПП центра и прошёл на территорию. Ровно в десять он уже был в номере.

Утром Борис проснулся в прескверном расположении духа. Ночные размышления и их результаты, выброшенные подсознанием на мозговой экран не прибавляли ему оптимизма. Наступал тот момент, который он, простой школьник Борис Иванов, пытался до этого дня оттянуть всеми силами: момент выхода на прямое свидание с Илоной Рашковой. Чисто механически Борис умылся, оделся, прошёл в столовую, позавтракал, перекинулся малозначащими фразами с соседями по столу, вернулся в номер, чтобы взять купальные принадлежности, принял ванну и душ, выпил в процедурном кабинете жилого корпуса микстуру, прописанную лечащим врачом и снова вернулся в номер, чтобы переодеться и подготовиться к визиту.

Он прекрасно помнил координаты её дома и поэтому не беспокоился о том, что заблудится. Пассбус доставил его к нужной остановке, тихая улочка осталась позади, Борис свернул внутрь квартала и увидел знакомый номер здания: 84. Первый подъезд десятиэтажного дома встретил его тишиной и исписанными стенами. Илона жила на первом этаже, так что пользоваться лифтом не пришлось, равно как и подниматься высоко по лестнице.

Борис прекрасно помнил дорогу к дому Илоны, равно как и то, как выглядит её входная дверь. Но знак на двери Илоны был новым. Всмотревшись, Борис похолодел — это был знак той самой секты, о которой столько писалось в переданных начальником Академии материалах. Систем слежения в этом доме старинной постройки не было и Борис не беспокоился о том, что его уже вычислили. Тямница вообще была городом пятнадцатого класса по общей российской "Табели городов", так что здесь не было многого из того, к чему Борис уже успел привыкнуть. Он решительно нажал на ручку двери и вошёл. В полученных им ранее материалах уже содержалась информация о том, что от сектантов требуют в категорической форме не закрывать двери квартир и комнат на любые замки.

Илона вышла на стук двери в коридор и удивлённо воззрилась на Бориса:

— Ты? — она, вероятно, ожидала увидеть брата или сестру по секте — такая практика была тоже зафиксирована в изученных старшим Ивановым материалах.

— Я, Илона. — Борис прикрыл дверь и посмотрел на Илону изучающе — сканирующим взглядом.

— Какими судьбами, Боря? — Илона пыталась справиться с волнением, вызванным неожиданным появлением в её жилище человека, не принадлежащего к "семье".

— Я здесь на отдыхе в одном из Центров. Разреши пройти в комнату?

— Пожалуйста. — Илона посторонилась, пропуская Бориса. — Расскажешь?

— Что смогу. — Борис сел в кресло напротив рабочего стола Илоны. — Но сначала хочу послушать тебя.

— Обо мне нечего особо говорить, Борис. Я теперь намного больше занимаюсь духовным, нежели материальным. — Илона села в свое рабочее кресло. — Ты удивлен?

— Немного.

— Параллельно я работаю в Службе курьерской доставки. Там работы мало, но иногда приходится зашиваться. Сейчас я в отпуске. Я тебе уже писала о том, что закончила годичный вводный курс в своём университете духовного развития?

— Да. И я хотел бы узнать поподробнее.

— Трудно, Борис, рассказывать о таком непосвящённым людям.

— А ты попробуй, Илона. — Борис кратким взглядом кольнул глаза собеседницы.

— Попробую.

Дальнейший рассказ Илоны мало что добавил к уже изученным Борисом материалам, собранным спецслужбами. Он слушал её внимательно, изредка вставлял наводящие вопросы, поддерживал иллюзию заинтересованности в дальнейшем получении информации, но сам думал о другом.

— Извини, Борис, но я уже тебе неоднократно писала и теперь вынуждена сказать прямо — такое нельзя говорить неподготовленным людям. Да и ты где-то витал пока я говорила.

— Я не витал, а обдумывал твои слова и твои суждения. Можешь сказать поподробнее, я попробую понять?

— Нет, Борис. Только в другой форме, но то же самое.

— Хорошо. Тогда может быть прогуляемся? Погода хорошая, да и день обещает быть достаточно теплым.

— Прогуляемся до набережной. — Илона встала. — Подожди меня в коридоре.

— Хорошо. — Борис вышел из квартиры и остановился на лестничной площадке. Через несколько минут он уже следовал за Илоной, шагавшей к выходу из квартала.

— Куда гоним, Илона?

— Да так, никуда. Просто я помню, с какой скоростью ты любишь передвигаться и решила соответствовать.

— Но тогда для такой скорости были основания, а сейчас их нет.

— Учту. Продолжим? — Илона сбавила скорость и они вышли на улочку, прошли на площадь.

— Ага. Слушаю. — Борис обратился в слух, но оставил часть внимания для слежения за обстановкой. Илона снова начала говорить, но говорила она преимущественно не своими словами. Освоивший специальные аспекты религий мира Борис быстро понял, что она не имеет собственной точки зрения и только повторяет уже много раз написанное и переписанное.

— Илона, извини, но я всё же светский человек. — Борис попробовал прервать поток цитирования, хотя мало надеялся на успех.

— Я тебе уже писала и говорила, что теперь я — не светский человек. Если ты не хочешь меня слушать, то зачем ты вообще явился? — вспылила Илона.

— Я тебе уже объяснял в двух письмах зачем. — спокойно возразил Борис.

— Вероятно, я плохо поняла или ты плохо объяснил. — ответила Илона и вернулась к прерванной тираде. Борис понял, что свернуть её с накатанной другими сектантами дороги сразу же и в первый день не удастся и внешне смирился с необходимостью слушать теоретические выкладки, не имеющие никакой связи с реальностью. Илона это ощутила сразу и успокоилась.

Наконец они добрались до набережной.

— Знаешь, Магда тебя уже ощутила. — вдруг сказала Илона, когда они сели на лавку у ограды набережной.

— Кто такая Магда? Руководительница о которой ты писала?

— Молодец, помнишь. Именно она. Но я ощущаю, что она в некоторой растерянности. Она не знает, кем тебя считать.

— Я светский человек и я не собираюсь влезать в её дела. — твёрдо сказал Борис. — Поэтому мне всё равно кем именно она меня считает.

— Позволь с тобой не согласиться. Ты же прибыл из Московска, города третьего уровня по Табели?

— Ну и что?

— Уж не думаешь ли ты, что такое появление пройдёт незаметным для Хозяйки города?

— Какой такой хозяйки? У вас здесь всё, как у людей, все комплексы общественного управления присутствуют. И у меня нет никакой информации о какой-либо ещё хозяйке.

— Борис, ты дремуч, как тайга. Магда — духовная хозяйка города. И твое появление для неё пока что остается загадкой.

— Я пришёл и я ушёл, мне нет дела до ваших внутренних разборок и оценок, Илона. Я не член вашего сообщества и не обязан считать её какой-либо хозяйкой.

— Вот здесь ты ошибаешься. Поскольку я дала тебе доступ к себе, я дала тем самым тебе доступ и к ней, поскольку тесно с ней связана. А это уже достаточно для того, чтобы ты был ею замечен.

— Мне в третий раз повторить то, что я уже говорил? — спокойно спросил Борис. — Илона, я устал от повторов. Мне известно, что ваше сообщество почти единственное...

— Из не признанных здешними жителями. Из не признанных, Борис. А нам приходится за вас всех воевать с силами Зла.

— И кто же эти силы Зла воплощает? Ты вроде бы ничего конкретного о них в письмах не писала.

— Некий Глеб Горов. С приспешниками. — коротко ответила Илона.

— И что собственно такого негативного он делает с твоим городом? — Борис изобразил лёгкую заинтересованность.

— Он держит город под чёрным колпаком. Мы называем это Чёрной Тучей.

— Кто это — мы?

— Силы Света.

— А он, значит, олицетворение Сил Тьмы?

— Примерно так. А я вот оказалась посередине. Я должна защищать Магду и блокировать все негативные доступы. Магда слаба и она ослабела именно в борьбе с Глебом. Глеб прекрасно понимает, что блокировав или даже уничтожив Магду, он получит власть над моим городом.

— Власть над городом? Извини, Магда, но я уже второй день здесь и я видел здесь предостаточно церквей, соборов и всяческих молельных домов. В комплексе, объединившись, они вполне могут блокировать любое поползновение Сил Тьмы.

— Могут, но ничего для этого не делают. А мы делаем.

— И что же конкретно вы делаете? — снова изобразил Борис лёгкую заинтересованность.

— Привлекаем к себе молодёжь, даем им цель и смысл жизни. Не светской жизни, а духовной.

— И в чём этот смысл?

— В том, чтобы служить Творцу. Служить и духовно и телесно, полностью и без остатка.

— И ты служишь?

— Да. И я служу. Если бы ты только знал, через что я прошла за эти два года.

— Ты об этом не писала.

— Да, не писала. Магда меня вытащила дважды с того света, когда я не хотела жить. А мои родители и бабка ничего не сделали, равно как и упомянутые тобой общественные структуры. С тех пор я считаю своей семьей Магду и Зилана, а не своих мать и бабку.

— Ну, Илона. — протянул Борис.

— Предвидела твою негативную реакцию. Но — прими это как факт. Я уже готовлюсь стать лидером, пастором нашей церкви.

— Ты об этом писала. — подтвердил Иванов.

— Завтра приходи и я покажу тебе учебные материалы и дипломы. Тогда и продолжим наш разговор. — Илона поняла, что сегодня разговора не будет. Это быстро понял и Борис.

— Хорошо. — Борис встал. — До завтра. Когда к тебе придти?

— В десять утра сможешь?

— Нет, только после часа дня. У нас в Центре строгий режим и утром у нас лечебные процедуры.

— Хорошо. В час дня у меня.

— Ладно.

Обратный путь Борис проделал в раздумьях. То, что сказала ему Илона совпадало с полученной ранее информацией. Но подсознание, все это время напряжённо сканировавшее собеседницу, доставило Борису более точные данные, снабжённые ключом среднего доступа и показавшие более интересные и важные для успеха планируемой операции аспекты. Над ними Борис и задумался, решив провести остаток дня в центральном парке Тямницы.

Там он просидел на лавочке добрых три часа, потом прогулялся по аллеям, отшил какого-то подростка, пытавшегося вызвать его негативную реакцию, выпил полтора литра фруктового сока, посмотрел на мамаш с детьми, сидевших и гулявших вокруг старинного фонтана. С наступлением темноты он направился в универмаг, прошёлся по его этажам и выйдя, сразу сел в пассбус, следовавший мимо Центра.

Сергей Ковпак сразу понял, что Борис чем-то озабочен, но Борис молча выложил из сумки учебники по организации автомобильных перевозок и сказал, что параллельно учится в Университете транспорта и готовится к очередным экзаменам и зачётам. Сергей вполне удовлетворился этим объяснением и Борис, раскрыв толстенький информпрессрелиз сделал вид что углубился в чтение, а сам вернулся к прерванным размышлениям.

Так прошло два часа вечернего свободного времени и в полночь, искренне и открыто зевая, Борис закрыл транспортный информпрессрелиз и, покосившись на похрапывавшего соседа, выключил прикроватный ночник. Первый день операции подошел к концу.

На следующий день Борис, как и запланировал, повёл жизнь примерного отдыхающего, за которой никто из непосвящённых не смог бы найти никакого двойного дна. Он принял ряд лечебных процедур, поплавал в бассейне, сыграл пару сетов на корте с новыми приятелями, прогулялся по парку и с аппетитом пообедал в ресторане. По распорядку обед был только в два часа, но Борис уже в двенадцать промокнул губы салфеткой и встал из за ресторанного стола, намереваясь переодеться и направиться к Илоне.

Но идти далеко не пришлось: Илона ждала его за оградой Центра.

— Ты мне не говорил, что у тебя есть возможность отдыхать в военно — воздушном центре реабилитации.

— Полагаю, в этом нет ничего предосудительного. Были свободные места в таких центрах, я выбрал санаторное отделение именно этого.

— И ты от меня ничего не скрываешь?

— Илона, я не умею повторять много раз уже раз сказанное. — Борис постарался удержать эмоции под контролем. — В конечном итоге у меня короткий учебный отпуск и я собираюсь провести его с пользой, поскольку предшествующий общий для всех отпуск мне пришлось потратить на усиленную учёбу. В этом нет ничего особенного.

— Ты не мог бы мне помочь?

— В чем именно?

— С тех пор, как я тебя увидела, Магда не выходит со мной на связь. Она закрылась.

— Ну а я-то тут при чём?

— Полагаю, она закрылась потому, что до сих пор не может решить, достаточно ли ты безопасен для неё.

— Это ей предстоит решить самой. Я в её дела вмешиваться не буду.

— Но я также полагаю, что Глеб Горов уже приложил к этому свою волосатую руку. И без связи с Магдой я защитить её от него не смогу.

— Нет проблем. Смотайся к Магде лично и поговори с ней. Или просто увидься с ней и помолчи.

— Экий ты быстрый. А следом за мной припрётся Глеб. И тогда будут форменные громы и молнии.

— Илона, я приехал сюда не решать ваши внутриорганизационные и межорганизационные проблемы. Я приехал сюда отдыхать.

— И только?

— И к тебе, конечно.

— То-то. Но, может, ты попробуешь пробить её защиту?

— Пробивание психологической защиты дальней межличностной связи в насильственном режиме — это явное и общеизвестное преступление, Илона. И я уже тебе сказал, что не будучи в твоей организации кем-либо, я не могу вмешиваться в её деятельность.

— Ну, Борис, я тебя очень прошу!

— А если подойти к этой проблеме с другой стороны: отсечь от неё этого самого Глеба. Кстати, Илона, дай мне первичную информацию по нему.

— Изволь. — Илона кратко пересказала то, что самому Борису было уже известно из той части материалов папки, где прослеживались связи секты с внешним миром. — Вот так.

— Иными словами, ты хочешь, чтобы я...

— Доказал Магде то, что ты — друг, а не враг. Если ты попробуешь отсечь Глеба от неё сейчас, она сможет сделать выбор.

— Насильственный выбор, Илона, насильственный. В конечном итоге, он будет насильственным хотя бы уже потому, что сама Магда всячески уклоняется от открытого противостояния с этим субъектом. Я понимаю, что ты можешь мне возразить, что Магда слабая, что она ещё не готова, что она женщина и теде и тепе, что она мать малолетних и очень уязвимых детей и тому подобное. Но в первую очередь — она руководитель. А для руководителя слабость в защите внешних границ — способ подписать себе быстрый гарантированный смертный приговор. Извини, но одним Глебом я обойтись не смогу. Мне придётся посмотреть и на твою Магду. И на то, что стоит между ней и Глебом. Подозреваю, что даже тебе она многого не сказала.

— Ты хочешь сказать, что...

— Илона, твоя Магда и Глеб связаны чем-то большим, чем простое противостояние сил света и тьмы. Тут что-то другое. Я думаю, Магда уже от Глеба страдала в прошлом. Так?

— Так.

— И Глеб имеет некое весьма существенное влияние на Магду, на её внутренние управляющие системы. Так?

— Не знаю. Магда мне ничего такого не говорила, но я сама видела, что тут дело достаточно глубокое.

— Вот-вот. Так что щекотать Глеба моими "стволами" — это решить половину или четверть проблемы. А я привык решать проблемы целиком и полностью, Илона.

— Ты хочешь, как ты выразился, "пощекотать" Магду? — вспыхнула Илона.

— Именно.

— Твой треклятый закон равновесия?

— И не только он. И никакой он не треклятый, просто объективный. И я тебя, как человека наиболее близкого к Магде спрашиваю прямо и открыто — ты готова мне дать доступ к ней и право действовать по своему разумению?

— Глеба можешь обрабатывать как душе твоей будет угодно, а Магду не трогай. — отрезала Илона.

— Сожалею, но ничем не могу помочь. Я не собираюсь таскать для твоей Магды каштаны из огня. Если моя догадка относительно их связи верна, то это делу не поможет.

— Я связана с Магдой, Борис. Пойми, я в ней, а она во мне. И я не могу пропустить тебя к ней без уверенности, что ты не нанесёшь ей сколько-нибудь вреда.

— Понимаю, но иначе не могу.

— Тогда нам, Борис, больше не о чем говорить. — Илона повернулась и пошла через улицу к остановке пассбуса.

Борис не стал провожать её даже взглядом. Он вернулся в Центр и продолжил жизнь примерного отдыхающего. Равнодушно поглощая абсолютно не нужную ему информацию по организации транспортных сообщений, Иванов думал о том, как решить эту ситуацию теперь, когда Илона не поняла его. В его душе шевельнулось давно уснувшее чувство первой любви. Совместить его теперь с нынешней Илоной было слишком больно и тяжело, но Борис честно пытался это сделать до четырёх часов дня.

В пять часов он снова был у Илоны в квартире, где теперь находились её мать и сестра, а также бабушка, прибывшая из восстановительного медицинского центра. Отдавая дань протоколу, Борис внимательно наблюдал за Илоной.

Она не изменила к нему отношения даже несмотря на размолвку. Она, как и обещала, показала ему дипломы и рабочие тетради, которые Борис просмотрел своим фотографирующе — сканирующим взглядом — данные материалы могли потребоваться для оперативной работы. Он выслушал её полуторачасовую лекцию о воззрениях секты на войну света и тьмы и на место Бога и человека. Он снова убедился, что в этой лекции нет ничего от той Илоны, которую он знал всего три года назад.

— Если бы ты тогда два года назад не скрылся в туман, я бы была с тобой. — вдруг сказала Илона.

В первые несколько секунд Борис не нашёлся что ответить. Но затем он быстро овладел собой:

— Мы, помнится, на кухне с тобой уже о многом говорили, Илона. И мне не хотелось бы возвращаться к этому разговору теперь. Я тебе сказал уже и написал в обоих письмах, что давить на твой путь я не буду и мешать тебе делать твой выбор не буду. Я тебе также уже писал и говорил, что хочу быть и буду только твоим другом. И мне непонятен подтекст твоей фразы. Будь добра, поясни для особо непонятливых, что ты имеешь в виду.

— Я имею в виду, что главным в моей жизни два года назад мог стать ты, Борис. Я имею в виду, что я могла бы целиком и полностью принадлежать тебе. Я имею в виду, что просто в моей жизни ты был бы на первом месте. Но увы, ты скрылся в туман, ты прекратил переписку и ты не захотел её восстановить на протяжении двух с половиной лет. И главными в моей жизни стали Магда и её муж.

— Полагаю, Илона, ты понимаешь, что это твой выбор.

— Знаю. И благодарна тебе за то, что ты выполнил свое обещание в части недопустимости для тебя давления на мой путь. — сказала Илона. Её рука впервые легла на колено Бориса и тот наконец смог погладить её пальцы. — Я тебе полностью доверяю, Борис, помни это. Но доверяю меньше, чем могла бы доверять два года назад.

— Это твой выбор, Илона. Я мог бы за двадцать минут во всех деталях пояснить тебе свой выбор, но ведь ты всё равно не примешь пояснений. Поворот для тебя пройден.

— Пройден, Борис. Я уже сказала, что не вернусь в светскую жизнь. А ты, я убеждена, не захочешь сменить жизнь светскую на жизнь духовную.

— Согласись, что это достаточно сложно сделать быстро и резко, Илона.

— Согласна. Тебе пора?

— Угу. — Борис встал. — Спасибо что напомнила. Время пролетело просто адски незаметно. — на часах уже было восемь вечера. — Я поеду.

— Ага, в вашем центре такой график — закачаешься. В десять и не позднее — ворота на запор и — ночуй под кустиком, опоздавший.

— Именно. — Борис попрощался с Илониными родными и вышел в прихожую. — Когда мне можно быть?

— Давай встретимся через два дня, Борис. Не раньше.

— Хорошо, Илона. Как скажешь. Время? Или опять прибудешь к ограде Центра?

— Как хочешь, Борис. Как сложится, так и будет.

— Посмотрим. Я смогу быть. — Борис быстро вспомнил расчасовку процедур. — не раньше двенадцати свободен.

— Понимаю. Процедуры, прогулки и еда.

— Именно. Пока.

— Пока.

Вернувшись в номер, Борис застал там мирно храпящего Сергея, быстро принял душ и лег на свою тахту. Подсознание приступило к отработке информации, полученной по множеству каналов за этот день. Впереди было два свободных дня для обдумывания и принятия решений по дальнейшему ведению работы. Борис прочёл двадцать страниц транспортного информпрессрелиза, выключил ночник и приказал себе забыться.

Утром он снова надел на себя маску архипримерного отдыхающего. Но теперь его мысли были прочно заняты процедурой совмещения. Пытаясь найти более быстрое и надежное решение возникшей проблемы, Борис после завтрака предпринял пятичасовую экскурсию по храмам и молельным домам множества конфессий. Он разговаривал с прихожанами, со множеством священнослужителей и их помощников, интересовался мельчайшими подробностями их жизни и быта. В его душе светились слова Илоны: я не вернусь в светскую жизнь. Это означало, что он, Борис Иванов, должен будет подготовить для Илоны запасной аэродром в виде общины, которая сможет безопасно принять её и обеспечить новоприбывшую всем необходимым.

На исходе пятого часа Борис нашёл на набережной незаметный указатель, который привел его к круто поднимающейся вверх лестнице. На монументальных закрытых воротах стояло "Община сестёр Церкви Святой Татьяны". Борис постучал подвешенным на кронштейне молоточком в блюдце. На звук выглянула миловидная пожилая монахиня и Иванов скромно попросил провести его к настоятельнице. Ворота приоткрылись, пожилая монахиня заперла их за Борисом и жестом пригласила пройти следом за ней.

В келье настоятельницы было чисто и светло. Насколько Борис смог судить из очень краткого попутного исследования, эта община была совершенно легальной и давно существующей. Он долго говорил с настоятельницей о самых разных вещах, ничем не выдавая истинной цели своего появления.

— И всё же, молодой человек, вы пришли сюда не за этим. — наконец молвила настоятельница.

— Да, матушка. Есть человек, который нуждается в спасении. — ответствовал давно ждавший такого поворота Борис.

— Девушка? — полувопросительно — полууточнительно сказала настоятельница.

— Да, матушка. Ваша община — лучшее, что мне порекомендовали многие уважаемые люди. — Борис назвал несколько имен и званий. Настоятельница кивнула в знак того, что они ей известны. — Эту девушку следует спасти.

— Сектанты?

— Именно. — проницательность настоятельницы начинала нравиться Борису. — Ваша община — закрытая, но она — то, что сможет ей помочь, насколько я могу судить после весьма поверхностного и непрофессионального знакомства с вашей жизнью и бытом.

— Понимаю. Вы приехали сюда не на один день и не хотите сразу приводить её сюда?

— Именно, матушка. Сами понимаете, вырвать её оттуда — слишком сложная и не быстрая задача. Ваша помощь будет просто неоценима тогда, когда она окажется за пределами сферы влияния её нынешних доброжелателей.

— Ирфисты? — уточнила настоятельница.

— Да, матушка. — Борис уже не удивлялся всё более и более точным вопросам хозяйки общины.

— Но там слишком много девушек.... Хотя их община — совсем не чисто женская.

— Позвольте мне самому вырвать её оттуда. — Борис сделал ударение на слове "самому" и настоятельница поняла подтекст.

— Что ж. Мешать не буду. Но как только она окажется вне сферы — привезите её к нам. Попробуем помочь.

— Спасибо, матушка. Разрешите подумать?

— Думайте. Я вижу, что вы сможете её вырвать оттуда лучше общественных структур. Вы её любите?

— Да.

— Не надо говорить мне, что я на редкость проницательна. В нашей достаточно закрытой среде это — весьма рядовое умение.

— Не сомневаюсь. Я пойду, матушка.

— Конечно. Степанида. — позвала настоятельница и на пороге встала та самая монахиня, которая и привела его сюда. — Проводи гостя и в следующий раз пропускай спокойно. Ему нужна наша помощь.

— Поняла, матушка.

Оказавшись за воротами, Борис быстро спустился по крутой лестнице вниз и, бросив взгляд наверх, подивился тому, что община смогла обустроить совсем небольшую площадь у крутого обрыва с максимальным эффектом. Побывав ещё в нескольких женских общинах, Иванов заручился поддержкой и помощью и теперь смог бы говорить о том, что он готов к встрече с Илоной и Магдой, а также с её мужем.

Пообедав в одной из кафешек на узкой улочке, уходившей к реке, Борис отправился в здешний городской Центр Информации и просмотрел материалы по социологическим исследованиям, проводившимся в городе за последние двадцать лет.

Он сделал это специально — в Академии его быстро и точно научили, что при проведении подобных операций офицер безопасности не имеет права совершать действия, способные пролить свет на истинные его намерения и цели. Поэтому Борис старательно читал абсолютно не нужные ему социологические выкладки, ни тема, ни содержание которых никоим образом не могли рассказать постороннему о том, о чем думает и чего хочет на самом деле этот юноша.

После обеда Борис зашел в книжный центр, выбрал там ещё четыре карты города посвежее, чем взятые ранее, взял путеводитель и вышел с твёрдым решением побывать ещё в пяти выставочных залах и на трёх представлениях самодеятельных артистов. В девять вечера он сел в знакомый пассбус и без четверти десять уже приветствовал своего соседа по номеру.

— Как учёба, Боря?

— Нормально. Два информпрессрелиза я уже проштудировал, осталось ещё три. Совершенно точно мне их хватит до конца срока пребывания в Центре.

— А вопросы?

— Вопросы нам не дают, только литературу. А вопросы могут быть любые. Так мне объяснили.

— Круто в вашем департаменте...

— Нет, почему же, как везде.

— Ладно. Будем спать?

— Будем. — Борис отложил взятый было информпрессрелиз и погасил ночник. — Спокойной тебе ночи, Сергей.

— Спокойной тебе ночи, Боря.

Во сне Борису снились варианты проведения дальнейшей операции. Он действовал в одиночку, и при поддержке "Кобры", и вместе с АПБ России и её подразделениями в Тямнице. Но внешне никто не мог бы точно сказать, что Борис видит именно эти картины в своих снах — абсолютная неподвижность и абсолютно спокойное лицо, абсолютно спокойное дыхание и ни одного лишнего движения. Так его научили спать всего за несколько месяцев учёбы на первом курсе Академии.

Утром следующего дня Борис решил отправиться на поиски "Кобры". Приходилось решать нелёгкую задачу — и не расшифроваться, и согласоваться со спецподразделением АПБ для выхода на практическую реализацию давно утвержденного плана. Но искать долго не пришлось — на утренней пробежке, которую Борис по привычке делал за пределами центра, рядом остановилась полицейская машина среднего класса и полисмен, сидевший за рулем, пригласил юношу сесть в машину.

— Сержант Геннадиев, группа "Кобра". — отрекомендовался офицер, едва Борис захлопнул дверцу.

— Борис Иванов, второкурсник Малой АПБ. Практически пока что первокурсник.

— Маршал Баграмов передал нам информацию. Вы уже были в ряде религиозных организаций и заручились поддержкой нескольких руководителей. Мы поддерживаем ваше решение. Но у нас есть предположение, что завтра вам придется столкнуться с руководством секты на прямом контакте.

— Я готов к этому.

— Мы тоже. Баграмов считает, что руководство секты нужно брать. Уголовный Суд Региона уже выдал ордера на их арест.

— Не задержание?

— Нет, именно арест. Доказательств их вредоносной деятельности у нас достаточно. Завтра у них большое молельное собрание, они снова взяли в аренду кинозал одного из культурных центров.

— Знаю, что у них нет постоянного.

— Во-во. Тех, кого мы уже успели вытащить, на этом молельном собрании не будет. А вы там будете. Вас приведёт туда Илона.

— Гм.

— Магда уже распорядилась, чтобы так оно и было. Мы ведь плотно контролируем эту парочку.

— Ясно. Но отсутствие многих насторожит руководство.

— Ничего. Шестью десятками минус или плюс — для них роли уже не играет. Это собрание будет последним.

— Кольцо.

— Именно, Борис. Только кольцо. И в центре этого кольца — вы. Боюсь, что поняв, кто вы такой, Магда рискнёт уничтожить Илону.

— Я её им не отдам.

— Не физически, психологически. О вампиризме слышали?

— Да.

— А скоростная откачка нервной энергии вам знакома?

— Да.

— Боюсь, что здесь будет комплексное вредоносное воздействие. И одной скоростной откачкой эти мстители не ограничатся.

— Мстители? Кому и за что? — заинтересовался Борис.

— Они не глупы и видят, что вокруг них сжимается кольцо, преодолеть которое им не под силу. Если вы вытащите Илону — рухнет связующее звено между ними и паствой. И Илону они будут держать до последнего. И будут мстить прежде всего ей, поскольку через неё вы вышли на них.

— Я им её не отдам. — повторил Борис.

— Знаю. Поэтому четыре варианта проведения операции уже готовы. Мы готовы ко всему — от самого мягкого до самого жёсткого варианта. Но нам хотелось бы обойтись максимум средним по жесткости.

— И мне тоже.

— Так что завтра в десять утра вы должны быть на Литвиновской двенадцать. На Театральной три вы встретитесь словно случайно с Илоной. Это будет примерно в половине двенадцатого. В полдень вы будете на Жилянской сорок восемь — это тот самый культурный центр. В двенадцать пятнадцать — ваша встреча с Магдой и её супругом. Разговор с ними будет тяжёлым и длительным, но вы, Борис, должны выдержать. В три часа — общее молельное собрание, которое продлится как минимум до шести. В шесть ноль пять — час Че — мы берём всех, кого только найдём в этом зале. Извините, Борис, но вам также придётся, возможно, намять бока. Предполагаем тяжёлый и затяжной штурм и мощное психологическое противодействие. Так что "Кобра" будет в полном боевом облачении. Ясно?

— Да. А что там на Литвиновской двенадцать? Я видел там только склад бытовой техники.

— Во-во. Это отправная точка вашей прогулки. Гулять будете по торговым центрам и площадкам, ничего не брать, просто смотреть. Можете взять пару— тройку безделушек для кармана. Но идти вы будете в ходе прогулки всё равно в направлении улицы Театральной, дом три. Это просто здание юридического центра, ничего особенного. Полчаса пешком оттуда — и вы в культурном центре. Все это время вас будут контролировать и охранять наши люди. Дальше всё может пойти шиворот-навыворот, но мы готовы и к такому варианту. Центр будет изначально блокирован по схеме "Сфера". Знакомо?

— Да. Значит дальше — шесть часов...

— Именно. Шесть часов высшего напряжения для вас, Борис. И для нас. Расшифроваться там вы не можете ни под каким видом и ни при каких обстоятельствах. Расшифровка в любой форме возможна только после штурма и его завершения. Ясно?

— Да.

— Это все. Дальнейшее — на ваше усмотрение. Сегодня отдыхайте и обдумывайте всё, что только можно. Готовьтесь. До встречи.

— Хорошо. До встречи. — Борис покинул машину и продолжил пробежку.

Целый день Борис продолжал вести образ жизни архипримерного отдыхающего. Он даже сделал несколько малозначительных и совершенно безобидных глупостей, чтобы его линия поведения не выглядела слишком рафинированной. Но внутри он медленно собирался в туго взведенную пружину, почувствовать мощь и силу которой не могли те, кто не относился к числу сотрудников АПБ. Вечером Борис лег непривычно рано — в восемь и уже в шесть часов мелодичный сигнал наручных часов пробудил его и заставил встать с постели. Умывшись и переодевшись, Борис посмотрел на себя в зеркало и понял, что он готов к битве как никогда. Теперь предстояло натянуть на себя двойной психологический кокон и ничем не нарушить личину добропорядочного отдыхающего юнца.

После завтрака, съеденного в круглосуточно работавшем ресторане Центра, Борис критическим взглядом окинул себя в зеркальном отражении и направился к КПП. В восемь утра он уже входил на территорию музейной усадьбы одного известного врача — терапевта, прогулялся по обоим этажам главного здания, по парку и саду, постоял у восьмисотлетней сосны, высаженной по преданию руками хозяина усадьбы и проголосовав, остановил пассбус, шедший на окружную дорогу. В половине десятого он уже был на пути к Литвиновской двенадцать. Торговые ряды поглотили его внимание целиком и полностью. Наконец у одного из прилавков с пищевыми добавками он увидел Илону. Она также увидела его.

— Плохо в центре кормят, если ты пришёл сюда. — сказала Илона.

— Возможно. Я просто пришёл посмотреть, какой тут ассортимент. — Борис понял, что всё пошло не так, как надо с самого начала — ведь встретиться с Илоной он должен был не здесь, а совершенно в другом месте.

— Что либо брать будешь?

— Ага. Вот эти пять тубусиков и эти два пакетика.

— Неплохо. Разбираешься.

— Стараюсь, Илона.

— Тогда пройдём по рядам ещё раз вместе.

— Пройдём.

— Кстати, Магда хочет тебя видеть.

— Зачем?

— Просто пообщаться. Её муж также изьявил желание побеседовать с тобой.

— Что — то слишком быстро. — недовольно протянул Борис.

— Что поделаешь, Боря, ты — слишком заметная личность для нашей бедной впечатлениями атмосферы Тямницы.

— Не знаю, не знаю. И о чём они хотят со мной поговорить?

— О многом, Боря, о многом.

— Ладно, когда?

— В двенадцать пятнадцать. До этого времени мы свободны.

— Хорошо. — внешне безучастно согласился Борис, удивившись, насколько российская АПБ всё чётко просчитала. — Прогуляемся по рядам?

— Прогуляемся. Я ещё не всё нужное взяла.

— Идем.

План был нарушен в очередной раз — прямо из рядов Илона потащила Бориса на пассбус, уходивший к самой окраине, потом они долго плутали среди полузаброшенных домов частного сектора и наконец вышли к зданию культурного центра. Народу здесь было намного больше, чем Борису удалось встретить на пути от конечной пассбуса до здания центра. Илона решительно потащила Бориса за собой, но он успел взглянуть на часы — было ровно двенадцать десять.

В небольшой комнате сидели мужчина и женщина. Когда вошёл Борис, женщина знаком приказала Илоне уйти, та поклонилась и исчезла. Мужчина знаком приказал Борису садиться на одиноко стоявший посреди комнаты стул.

Дальнейший разговор не принёс никаких ожидавшихся руководителями секты результатов — Борис старательно играл роль простого юноши, который ни слыхом ни духом не знал ни о каких сектах или иных полулегальных и нелегальных молельных собраниях. И никакие усилия обоих руководителей секты не могли заставить его отступить от данного сценария хотя бы на половину микрона.

В бесплодных препирательствах прошли три часа. Вошедшая послушница сказала, что "верные" уже собрались в зале и ждут.

— Илона с ними? — спросил мужчина

— Да. — ответила послушница.

— Хорошо. — сказала Магда. — Вы пойдёте с нами, Борис. Вам это будет полезно увидеть.

— Хорошо. — согласился Иванов.

В зале во время моления не происходило ничего из того, что не было бы известно Борису заранее из спецкурсов программы подготовки Академии. Но он продолжал старательно играть роль неумного экскурсанта. Он знал и чувствовал, что малейшее отступление от этой роли приведет к молниеносной расшифровке и теперь понял, что имел в виду сержант, когда говорил о невероятной трудности выстоять эти шесть часов.

Наконец, когда психологическое напряжение паствы и руководства секты было готово прорваться страшным воплем, означающим конец моления, в погружённом на протяжении всего действа в полумрак зале вспыхнул яркий свет и вдоль стен внезапно выстроились десантники в изолирующих комбинезонах. Парализованные их внезапным появлением прихожане в немом испуге смотрели, как пятеро офицеров приближаются к возвышению, на котором стояли Магда, её муж и Илона.

В ту секунду, когда ближайший офицер протянул руку, чтобы схватить Магду, так словно что-то поняла и развернувшись, ударила Илону ребром ладони по шее. От удара девушка свалилась на пол. Магда попыталась было увернуться от приблизившихся к ней мужчин-офицеров, но появившиеся пять женщин-офицеров АПБ быстро и надёжно остудили её пыл, предоставив пятёрке офицеров разбираться с мужем главной сектантки. Остальные десантники занялись арестом присутствующих.

К лежавшей навзничь Илоне уже спешили медики, но едва Борис сделал полшага по направлению к распростёртой на полу девушке, мужа Магды словно прорвало — он забился в объятиях десантников, пытаясь вырваться и добраться до Бориса. Он рычал одну и ту же фразу: "И ты, щенок, с ними, а не с нами!".

Борис не обращал на него внимания, помогая медикам собирать иммобилизационные носилки — сектантка едва не перешибла гортань своей ближайшей сподвижнице и один из врачей даже заподозрил перелом шейных позвонков. К удивлению Бориса машина "Скорой" направилась не к одному из медицинских центров, а попетляв по улочкам, остановилась у ворот, за забором которого угадывались очертания хорошо знакомых Борису церкви и сестринского дома.

— Сюда? — только и смог спросить Борис.

— Да. Сёстры позаботятся о ней лучше всего. Среди них немало медиков и аппаратура тут соответствующая имеется.

— А родители?

— С ними поработают наши службы социальной защиты. Илона скоро очнётся и мы сделаем все, чтобы никакого переходного периода она не почувствовала. Вы же знаете, она не хочет возвращаться в светскую жизнь. Но теперь она — в безопасности и — не в миру. — ответил пожилой врач — полковник Сил Безопасности России.

Тем временем ворота открылись и две пожилых монахини быстро внесли носилки внутрь сестринского дома. За ними последовали пятеро женщин — офицеров АПБ. Мужчины остались стоять у машины. Через час сотрудницы вернулись, коротко доложили полковнику результаты и тот знаком подозвал к себе Бориса.

— Всё, Борис Александрович. Ваша миссия здесь закончена. Илона очнётся ещё не скоро — слишком сильный удар нанесла ей Магда и слишком много негативного ей пришлось перенести в этой секте. Теперь ей нужен покой и отдых. Сейчас придёт патрульная машина, я провожу вас в Центр и на вокзал.

— Хорошо. — Борис уловил шелест подъезжавшего к запертым воротам лимузина, оглянулся на сестринский дом, на церквушку и медленно пошёл к выходу. Полковник последовал за ним. Через пятнадцать минут быстрая машина доставила Бориса к воротам Центра, он собрал свои вещи попрощался с Сергеем, и сдал литер в дежурную часть.

Когда машина остановилась у перрона, полковник обернулся и сказал:

— Я не хотел этого говорить там, Борис Александрович. Но дело такое: Илона считает вас основным виновником гибели секты и никогда в своей жизни вам этого не простит. Поэтому лучше вам никогда больше с ней не встречаться. Сестринское братство не выпустит её за ограду, а вы не должны никоим образом беспокоить сестёр в своей будущей жизни. Понятно? Только при этом условии сестры обязались мягко перевести Илону в свою среду. Она действительно теперь не сможет вернуться в светскую жизнь. Никогда. Речь идет о схиме, Борис Александрович. И Илона к этому подготовлена всей своей сектантской деятельностью. На норматив простой монахини, с которой вы могли бы изредка видеться, она уже выйти никогда не сможет. В том, что так и будет, не сомневается не только Академия, но и Служба Психологической Безопасности Региона. С этим согласны и члены Совета церквей Тямницы.

Борис выслушал слова полковника АПБ молча и спокойно. Затем он встал, вытянул рюкзак из машины и кивнув полковнику и водителю, направился к вагону поезда, указанного в билете, переданном ему в дежурной части Центра. Оказавшись в кресле, Борис щёлкнул ремнями и щелчок запирающего механизма пряжки отсёк от него любую возможность вернуться в этот город и в это время, в котором была Илона: досектантская, сектантская или послесектантская. Он и сам не заметил, как в его сущности не осталось ничего от Илоны — никаких воспоминаний, никаких мыслей, никаких дум, никаких желаний.

Вернувшись в Московск, Борис отметил в дежурной части своей школы своё возвращение и приступил к занятиям. О том, что он выполнял специальное задание, не узнал никто: Борис был по прежнему открыт для одноклассников и одноклассниц, для коллег по потоку и по школе, но за пределами круга знакомых он не давал возможности приблизиться к себе никому из девушек или женщин. В его душе и сердце поселилась пустота, которую он, Борис Иванов, пытался ежечасно и ежедневно заполнять изматывающей работой. Илона оказалась полностью вычеркнутой из его жизни, равно как и её родственники. Тямница перестала для него играть прежнюю притягательно-волнующую роль, стала рядовой точкой на карте Еврорегиона, висевшей в кабинете Бориса в его трёхкомнатном "квадрате".

Ивановы. Выезд в Нижний Новгород

— Всё, люди. Поезд прибудет вовремя, нам надо прибрать в купе и готовиться к выходу. Станислав Викторович не будет ждать нашу ораву больше получаса, его фирма сейчас переживает напряжённый период выпуска новой серии гравимобилей и извольте быть за пятнадцать минут упакованными и в полной боевой готовности. Для дам — дополнительные пять минут, за которые мы, мужчины, выгрузим на перрон все укладки и контейнеры. Ясненько, сыны мои?

— Ясно, пап. — братья заторопились в свои купе.

Экспресс "Криница — Нижний Новгород" слегка качнулся, замедляя ход и плавно затормозил. На перрон тотчас же высыпала разновозрастная толпа прибывших в купеческую столицу России. Подошли автоматические багажные тележки, люди быстро погрузили на их платформы свой багаж и толпа превратилась в чёткие группки, направлявшиеся к многочисленным пологим пандусам входа в вокзал. Семья Ивановых вышла в числе последних, братья погрузили многочисленные укладки на тележки и, пропустив вперед технику и женщин, пошли следом, оживленно обсуждая последние нижегородские новости.

— Красота, ребята, скоро не только ездить, но и летать будем как птицы... — Сергей — семейный знаток транспорта не смог сдержать довольного возгласа...

— Ага. Прямо сейчас и полетаем. — сказал Александр, указывая на колонну, состоявшую из представительского, пассажирского и грузового гравилётов, выстроившуюся у кромки пасспандуса. — наш дядя уже постарался поразить всех в самые сердца...

— Красотища... Даже представительский есть. — отметил Петр.

— Ну уж нет. Это — для дам, а мы полетим на простом. — негромко, но твёрдо отрезал Борис. Братья кивнули в знак согласия, нисколько не возмутившись суровостью старшего брата.

— Здравствуйте, Станислав Викторович...— поздоровался Александр со своим дядей — главным конструктором автоконцерна "Волга". — Конфетки, а не машины.

— Давайте за управление, Александр. Посмотрим, чему вы там в малой Космоакадемии научились за месяц практических занятий...— только что появившиеся российские гравитационные автомобили или гравилёты, как их уже привычно называли земляне, были сразу же приданы службам и частям Специального кольца планеты в первую очередь и курсанты малой Астроакадемии России за три месяца изучили в деталях материальную часть и правила пилотирования в штатных и нештатных ситуациях, после чего прошли месячный курс практических занятий на Говоровском полигоне Воздушных Сил России.

— Доверяете?

— Знаю, что не подведете.

— Спасибо. — рука Александра нащупала рычаг управления. Братья запихнули в багажники свои укладки и расселись на заднем сиденье. — Мне стартовать первым?

— Да. Мы пойдём во главе колонны. Взлёт. — сказал Станислав Викторович, пристёгиваясь к стоявшему рядом с креслом Александра ложементу. — Смелее.

— Есть. — юноша плавно потянул рычаг на себя и машина с лёгким приятным едва слышным посвистом поднялась над поверхностью земли. — Разрешите исполнительный? — задал он привычный вопрос, как будто на месте дяди сидел инструктор-лётчик.

— Разрешаю, командир. Вперёд. — ответил Станислав Викторович.

— Есть. — сдержанно ответил Александр и машина начала подниматься вверх.

Незабываемое чувство свободного полета на огромной высоте, скольжение, сопровождаемое только лёгким спокойным шелестом двигателей и еле слышным гудением приборного комплекса... Сквозь пластик кабины и в сферических экранах Александр видел два других гравилёта, следовавшие за его машиной.

— Хорошо. Вам можно доверять такую машину, Александр, поздравляю. — сказал Станислав Викторович, приглядевшись к уверенным и скупым движениям племянника.

— Спасибо. — юноша немного просиял, но потом скрыл радость за серьёзностью — машина подходила к новому магистральному эшелону.

— А теперь, — Станислав Викторович не глядя в карту указал рукой направление. — в нашу автозаводскую гостиницу "Газель". На крышу, естественно. Оттуда колонна уйдёт в гараж. Вам уже приготовлены три наземные машины повышенной проходимости.

— Турбаза? — заинтересованно проговорил Александр.

— Возможно. Вот и "Газель", снижайтесь.

— Есть.

Посадив машину, Александр не торопился покидать пилотский ложемент. Эта новейшая машина ему определённо нравилась, она, казалось, унаследовала лучшие качества уже опробованных средним Ивановым первых серийных боевых и гражданских гравилётов. Впрочем, так оно и было — все данные о неполадках каждой машины сразу же поступали в Центр Конструкторских работ автоконцерна и новые машины шли с конвейера уже с необходимыми изменениями. Станислав Викторович не торопил с выходом, наблюдая, как семья Ивановых споро грузит на тележки багаж и направляется к капониру входа в этажи гостиницы.

— Вижу, что понравилось. Приезжайте к нам в любое время на испытательные полёты. Думаю, сработаемся. — В обычных условиях взрослые люди, даже родственники употребляли в обращениях в основном "вы" вместо "ты", хотя для близких родственников давняя традиция делала послабления.

— Спасибо, Станислав Викторович.

— Идите. Мне ещё колонну направлять в гараж. Позже буду.

— Вы один — такую ораву машин?

— Они все сверхавтоматизированы. Пойдут за головной.

— Вот это да!

— Ай, ай, ай, командир. Привыкайте к земной высокой технологии, в космосе она ещё выше.

— Привыкну, обязательно. Спасибо. — Александр вышел из салона на поверхность крыши. С лёгким шелестом гравилёт поднялся и завис за ограждением площадки. За ним почти одновременно поднялись остальные машины. Через несколько секунд колонна пропала из виду.

Отдых в Нижнем состоялся на славу: семья Ивановых получила под Нижним Новгородом участок земли и основала там вторую резиденцию в дополнение к становящемуся маленьким особняку в старом городском центре шестнадцатимиллионного мегаполиса.

Братья с увлечением работали вместе с профессиональными строителями, жарко обсуждали с проектировщиками и дизайнерами текущие проектные дополнения, предлагали и отстаивали идеи и задумки, знакомились со своими ровесниками из числа соседей. Девчата плотно занялись налаживанием отношений с жителями окрестных селений, а родители получили наконец возможность отдохнуть от молодёжного шума и гама в старом особняке, приезжая на строительство только на выходные.

По вечерам часть братьев и сестёр Александра и часто — он сам возвращались в старый особняк, а наутро на отцовском "Соболе" они прибывали на строительную площадку. Особняк рос не по дням, а по часам.

— Ну-с, господин министр Службы Безопасности. — шутливо обратился к старшему брату Александр. — как вам ваш новый кабинет?

— Не хуже, чем у моего начальника курса. — довольно парировал Борис,— только ты пореже величай меня министром. Я ещё не достиг столь высокого общественного положения.

— Постараюсь. Не накручивай, обязательно достигнешь, Боря. Не пускай только в новый кабинет Ирину с Валентиной, а то скоро в джунглях или в тайге будешь версии отрабатывать... Они из твоего кабинета большущий климатрон сделают... Пикнуть не успеешь...

— Хорошо.

Михаил Лосев

— Михаил, ты когда нибудь оторвёшься от экранов? — недовольный голос матери прозвучал в динамике межкомнатной связи. Юноша поднял глаза и включил телевидение. Он хотел, чтобы мама сама увидела результаты и ход его работы.

— Мам, мне нужно закончить статью. Иначе я просто не могу... — он указал на разложенные на рабочем столе многочисленные диски и кристаллы, а также принтерные пластиковые распечатки. — Ты же видишь, работа в самом разгаре...

— Ты уже говорил это неделю назад... И до сих пор — одна и та же огромная восьмиполосная статья... Все совершенствуешь и совершенствуешь. Сколько можно...

— Мам, ты же знаешь, что это — не школьная газета и не газета небоскрёба, а газета регионального значения — "Новости Московска". Требования там намного жёстче. И если я буду ошибаться, то выше небоскрёбной и школьной мне — не подняться. А я твёрдо решил подняться выше. Хоть я и во втором классе и только перешел в третий, но работать мне надо уже сейчас на взрослом, а не на детском уровне.

— Одобряю, но — время обеда, скоро придёт отец, сестры и братья. Ты же не можешь каждый субботний день играть отшельника по полной программе... В конце концов есть семья, есть мы... А газета и так газета. C тобой она, без сомнения, будет краше и полнее, и всё же...

— Не буду, мам. Только...

— Ну уж нет... Ежесуботне ты говоришь это "только", после чего исчезаешь и до самого позднего вечера пребываешь бог знает где. Пора кончать эту практику...

— Не могу, мам. Ты же понимаешь — информационная насыщенность должна стать моей родной стихией.

— Да?! — мать удивленно посмотрела на сына. — Вижу, что ты в десантников в младенчестве не наигрался, а теперь хочешь десантными методами в информационном океане побултыхаться?

— Нет, мам, научными. — уточнил Михаил. — Не волнуйся. Мне надо в Российский центр планетной информации к четырём вечера попасть. Я едва успеваю на пятнадцатичасовой монорельс. Надо набрать побольше профильной информации на десяток монографических статей, а это — дело не быстрое. Думаю быть к одиннадцати вечера дома. Не беспокойся.

— Ладно. — голос матери заметно потеплел. — Десантничек. Иди сейчас на кухню и обедай, чтобы сэкономить время. А с братьями и сёстрами и отцом будешь потом за общим обедом только разговаривать. Лады?

— Лады, мам. Момент! — юноша завершил строчку, вложил пластиковый лист в папку и скатился по лестнице вниз, в просторную столовую, где уже был накрыт стол. Тёплые струи сушилки обволокли его руки и Михаил уселся на свое место, перед пыхавшим паром борщом в глубокой тарелке. — Борщ — заглядение и, конечно, объедение!

Лосевы. Дачный центр

— Так. Михаил, ты, как старший, займешься семейной машиной. Выезжать к яхте всей машинерией как в прошлый раз — весьма накладно. Учтём горький опыт прошлого и решим проблему новейшими методами — Отец Михаила напутствовал сыновей в своем кабинете утром в пятницу. — Вы и так завершили обучение позавчера, день отдыха пошёл вам на пользу. Пора и поработать.

— Конечно, пап, какой вопрос. — средний Валентин посмотрел на Михаила. — только пусть Мишка мне даст теперь диагностику.

— Нет и нет. Михаилу ещё надо практиковаться, может быть, в будущем и тебе, Валька, придётся. А у Романа и Антона с Володей есть возражения?

— Все законно, пап. Ты только второй раз даешь Мише диагностику проводить, а Валька пусть смотрит и учится. А там и мы подключимся. Так что — без проблем.

— Лады. Наши дамы пройдутся по продовольственным центрам, возьмут провизию, так что постарайтесь, чтобы подвеска выдержала... Идите, сыны мои...

— Лады, пап. — компания молодых людей вихрем вынеслась в лифтовый холл, нагруженная укладками с инструментом и аппаратурой. — Даёшь воду!!!

— Потише, браты мои...— осадил не в меру расшалившихся младших Михаил. — Люди отдыхают, пятница же.

— Бу сде, Мишок! А поехали на грузовом? — братья моментально стушевались, оглядываясь по сторонам в поисках тех, чей покой они могли потревожить,— Там места всем хватит!

— Поехали.

Плавание как всегда, удалось на славу. Но Михаил был сосредоточен и хмур, он почти не покидал кормовой каюты, в которой разложил на столах и развесил на стенах варианты статьи. Эта восьмиполосная работа требовала его всего — от её успеха зависело его продвижение во взрослую журналистику. Ни сёстры, ни братья так и не смогли расшевелить его на что-то большее, чем обычное времяпровождение.

— Господин десантник не желает составить своим родным компанию на рыбалке? — Роман сунулся было в каюту к Михаилу, вспомнив, что оставлял там коробку со снастями.

— Нет. Считай, что я на охране объекта. — Михаил не обидевшись на то, что младший брат употребил его семейное прозвище, поднял глаза от разложенных листков. — Статья продвигается, но пока что говорить об успехе рано. До встречи вечером.

— До встречи, господин десантник. — Роман взял коробку и плотно прикрыл за собой дверь.

Виктория Белова

Украина. Благодатная земля видевшая всякое. Но главное богатство любой земли — её люди. И теперь, после веков Дисциплины, после Эры объединения Украина наконец смогла расцвести своим настоящим, радужным светом. Восстановив и укрепив связи со всеми странами Евразии, Украина не стала замыкаться на этом векторе и вскоре звёздные вектора, украшавшие карту Земли в главном зале Высшего общественного собрания Украины превратились из символа в реальность — Украина стала равной среди равных не на словах, а на деле.

— Вікта, батько хоче поговорити з тобою. Є проблема й ти як найстарша допоможешь нам її вирішити? — мама Виктории, готовившая ужин, надавила клавишу покомнатной связи.

— Так, мамо. — пятилетняя Виктория оторвалась от нянчания младших сестер и братьев в большой детской. — Батько вже прийшов?

— Так, прийшов. Й чекає на тебе.

— Добре. Доглянь, мамо, молодших, я — до батька. — Виктория включила покомнатное телевидение, чтобы мама могла видеть детскую во всех деталях. — Система працює.

— Добре, я все бачу. Йди.

— Так.

Виктория выскользнула из детской и через минуту уже прикрывала за собой дверь отцовского кабинета.

— Пап. Я пришла. — Виктория подошла к отцу, склонившемуся над рабочим столом. Его стилус привычно летал над пластиковым экраном.

— Вита, садись.

— А почему не Викта? — Виктория улыбнулась. Хотя знаю...

— Нет, не знаешь. На кого же мне опереться, как не на своего первенца, самую старшую среди моих детей? Есть небольшой вопрос, который ты можешь нам помочь разрулить сравнительно безопасно. Присядь рядом. — отец пододвинул ещё одно рабочее кресло.

Виктория села, заинтересованно поглядывая на отца. Разговор намечался долгим.

— Дело в том, дочка, что мне предложили работу в Российском Астрофлоте. И, соответственно, предложили переехать в Россию.

— А город? Россия, папа, большая. И всегда была по размерам больше Украины.

— Город? Московск. Уточнения-развёртка нужны?

— Нет, па. Знаю. Читала недавно. И что нам там светит?

— Все блага цивилизации, дочка. Ты же знаешь, Российский Астрофлот давний партнёр Украинского Астрофлота. Там полный интернационал. И никто мне не предлагает рвать все связи с Украиной. Да я бы на это и не пошёл. Кстати, эта квартира всё равно остаётся за нами.

— Знаю, па, читала Закон... — Виктория обдумывала предложение, сделанное отцу. — И в чём моя роль?

— Как ты скажешь, сможешь помочь?

— Ты предлагаешь мне пойти в первый класс в российской школе?

— И это тоже. Но главное, ты, как старшая, сможешь доступно объяснить всё, что связано с переездом, нашим младшим.

— А когда?

— Ну, через полмесяца, не раньше. Перевод никогда не был быстрым делом.

— И эта квартира остается за нашей семьей? Точно?

— Да, можешь считать, что она фактически родительская. Ты же здесь родилась, в Киеве. Здесь, в этой квартире выросла. Так что она действительно родительская.

— А что в Московске?

— Квартира двухуровневая, двенадцать комнат. На две больше, чем эта. Тем более — дом с очень гибкой планировкой. А главное — школа очень близко. И детский сад там очень хороший. Думаю, твои братья и сестры будут довольны.

— Угу. А если я скажу, что о переезде я догадывалась?

— Восприму это как нормальное явление. Ты же у нас всегда отличалась проницательностью. Так что тут ничего нет особого. А младшие тоже уже догадались, знаю. Увы, на нашей планете в обществе мало что можно скрыть. Больше придётся объяснять мотивы и причины.

— Хорошо, пап. Так, если я правильно поняла, то через две недели...

— И три дня, доча. Вижу, ты уже "легла на боевой курс".

— Немного есть. Значит, через две недели и три дня мы все сможем сказать, что теперь живём в России. Но и Украина тоже наша. Хорошо. Я пойду, пап, поразмыслю.

— Ладно. — отец вернулся к прерванной работе, а Виктория тихо прикрыла дверь кабинета.

Так и случилось. Виктория популярно пояснила каждой из своих младших сестёр и всем своим братьям, что они теперь смогут жить в двух странах и спокойно восприняла разную реакцию на сообщённую новость. Тем не менее, маховик закрутился и через две недели семья Беловых уже поднималась по пологому пандусу Центрального железнодорожного вокзала Киева ко второму пути для поездов дальнего следования.

Синий состав со стрелами и знаками Российских железных дорог уже принимал пассажиров — по традиции международные поезда осуществляли посадку пассажиров в течение получаса до времени отбытия. Виктория как самая старшая протянула проводнице бланки билетов, та, просмотрев их, утвердительно кивнула и отец помог Виктории войти в вагон. Разместились в двух купе, погрузили сумки и рюкзаки в багажный отсек вагона.

Виктория, поглядывая на игравших младших, устроилась за откидным столиком и раскрыла ноутбук. Взглянув на часы, она отметила, что до отхода ещё двадцать минут. Отметив, что родители уже вошли в своё купе, Виктория вызвала на экран информацию, которую собрала по Всемирной сети информации по Московску и области. Надо было уточнить немало моментов — Виктория не желала "вскочити в халепу" и потому, при любой мыслимой возможности сначала собирала всю возможную информацию, обрабатывала её и только потом действовала.

— Пап, ты чего? Решил меня в науку двинуть? — Виктория оторвалась от сиявшего радугой дисплея ноутбука и посмотрела на вошедшего в просторное купе отца. — Школа-то — с научным профилем подготовки.

— Есть возражения, Викта?

— В общем нет, но — несколько неожиданно. Ты полагаешь, я это потяну?

— Потянешь. В детском саду за тобой уже закрепилось прозвище "всезнайка".

— Хорошо, что не "зубрила".

— Ну, доча. — отец присел рядом на мягкую полку. — Во-первых, зубрить — не значит понимать. А ты стремишься всегда понять. А понимание часто является синонимом знания. И его основой.

— Понять, значит принять?

— И это тоже доча. — отец подсадил к себе на колени младших сестер и стал рассматривать их рисунки. — Так что ты действительно вполне тянешь на "всезнайку" и ни в коем случае на "зубрилу". Ты просто впечатываешь в свою память всю нужную информацию на максимуме деталей, доча. Я даже не всегда понимаю, как ты можешь укладывать в себя такие объёмы.

— Ну, пап. Это всего лишь работа подсознания.

— Ага. Ну, что, поднимемся на второй этаж?

— В полном составе, папа. В полном составе.

— Тогда собирай младших, а я — за мамой.

— Хорошо.

До отхода оставалось ещё несколько минут и Беловы все вместе поднялись по пандусу на второй этаж, где была устроена туристская обзорная площадка с огромными окнами. Людей здесь было немного. Виктория уцепилась за поручень, пересчитала взглядом младших, встретилась взглядом с отцом и матерью и стала смотреть за окно. Поезд плавно, почти незаметно тронулся с места, но скорость набирать не спешил.

Включилась трансляция, зазвучала "Песня о Днепре", мелодия которой десятилетиями отмечала отъезд поездов из Украины в другие страны. Виктория смотрела на проплывавшие за окном знакомые до мелочей пейзажи и старалась не заплакать, краем глаза наблюдая за притихшими младшими. Отец и мать стояли у соседнего окна обнявшись и тоже смотрели на хорошо знакомые кварталы и парки Киева, где прожили столько лет.

Мелодия стихла, поезд пошёл быстрее, но никто из Беловых не поспешил вниз. Виктория достояла до момента, когда за окном появился и исчез знак "Київ" с традиционным "Ласкаво просимо". Только после этого она тихо отвернулась от окна, взяла за руки младших и пошла следом за родителями вниз.

В купе она снова открыла ноутбук, успевая отвечать на водопад вопросов младших сестёр. Братья ухватились за второй ноутбук и что-то читали с его экрана, обмениваясь короткими репликами и изредка бесцеремонно тыча пальцами в экран дисплея. Поезд набрал обычную скорость в сто двадцать километров в час и пейзаж за окном всё чаще сливался в разноцветную массу. Прочитав всю доступную информацию о школе, Виктория вызвала на дисплей карту микрорайона, где ей теперь предстояло обитать и стала поквадратно знакомиться с окружающими её новое жилище "достопримечательностями".

Квартира ей понравилась. Теперь у неё, как у первенца, была своя собственная отдельная комната. Раньше она жила в одной комнате с сёстрами. Как было заведено в семье Беловых, никто обычно не входил в личные комнаты членов семьи без стука, даже если по межкомнатной связи была достигнута договорённость о встрече.

Быстро устроившись в своем новом просторном обиталище, Виктория стала помогать распаковывать контейнеры, прибывшие с грузовым железнодорожным составом и доставленные службой грузовых автотранспортных перевозок России прямо к шестнадцатиэтажной башне, где теперь жила семья Беловых. Четыре часа ушло на то, чтобы используя три грузовых лифта перебросить всё содержимое контейнеров в периметр новой квартиры. Наконец, закрыв широченную главную входную дверь, Беловы смогли спокойно позавтракать.

Убирая посуду в утилизатор и моечную машину, Виктория быстро и плотно ознакомилась с убранством кухни и нашла, что эта кухня "упакована" намного "круче", чем та, что осталась теперь в родительской киевской квартире. Любившая поколдовать над рецептурой блюд, Виктория оценила оснащённость кухни на пять баллов и вернулась в свою комнату, намереваясь прилечь и почитать очередную книгу.

— Ну, как, Вита. Не устала? — вошел отец, как всегда постучавший по притолке полуоткрытой двери.

— Нет, па. — Виктория оторвалась от чтения и посмотрела сканирующим взглядом на отца.

— Есть возможность получить дачу. На выбор дают пять участков в разных дачных центрах. Поможешь выбрать?

— Ага, па. Сбрось информацию в мой ноут, пожалуйста. Мама в курсе?

— Конечно. Стал бы я это скрывать от неё. Ты как, предпочтёшь подождать строительства по нашему проекту или?

— Па, можно я сначала прочитаю свои пятьдесят страниц и потом займусь решением этого вопроса? — Виктория подняла глаза на отца, сидевшего за её рабочим, теперь уже взрослым столом. — Или это срочно?

— Нет. Информация в твоем ноуте. Подождёт. Без проблем, доча.

— А где младшие, что-то их не слышно?

— Ушли во двор. Как ты любишь выражаться: "налаживать взаимоотношения" с местным населением.

— Мне, кстати, тоже придётся этим заняться. Но уже после обеда. Хочу почитать, обработать информацию по дачам и немного подремать. До обеда. Это не усталость, па. Это просто желание дать мозгу возможность подключить подсознание к обработке вала впечатлений.

— Хорошо. — Отец встал, погладил старшую дочь по голове и вышел, притворив за собой дверь. Виктория упёрлась взглядом в строчки и окружающий мир сузился до размеров кровати.

Как она и хотела, прочитав полсотни страниц очередной старинной книги, Виктория пододвинула к себе раскрытый ноут и вызвала на дисплей информацию о дачных центрах и их свободных участках. Родители отметили только предлагаемые участки, но свои знаки выбора не проставили. Виктория знала, что на план-картах в их ноутах эти знаки уже стоят, просто отец и мать в очередной раз предоставили своей старшей дочери и первенцу решать в режиме "без давления".

Прочитав объёмные тексты и просмотрев таблицы и схемы с иллюстрациями, Виктория отметила, отранжировав, несколько участков, которые ей понравились и несколько проектов, которые посчитала привлекательными и приемлемыми. Нажав клавишу "ввод" и отправив информацию в ноуты родителей, она отложила сложенный ноутбук в сторону и вытянулась на полумягком ложе, расслабляя тело и давая возможность мозгу ввести её в состояние дремоты.

Мелодичный тихий сигнал пробудил Викторию через несколько часов. На часах было четырнадцать ноль-ноль, время обеда. В комнату постучалась и вошла её сестра Оксана, которая была младше Виктории всего на год.

— Вика, обедать будешь? — она привычно уселась рядом с продолжавшей расслабленно лежать навзничь Викторией. — А то пропустишь первый обед на новом месте. Или сказать, что ты спишь?

— Нет, Ксана. Идём. — Виктория поднялась, посмотрелась в высокое — от пола до потолка — зеркало и потянула сестру за собой. — Идём, негоже опаздывать.

После обеда Виктория переоделась в выходное непарадное платье и выскользнула за дверь. Выглянувший во входной холл отец понимающе кивнул — дочь выполняет то, о чем говорила — пошла "налаживать взаимоотношения".

Домой Виктория вернулась только к девяти вечера. В её комнате Викторию ждал поздний ужин, младшие уже разошлись по своим комнатам, родители в главном холле смотрели местные выпуски новостей.

— Мам, спасибо, я поела. — Виктория неслышно вошла в полутёмный главный холл и остановилась рядом с креслом, в котором восседала её мать. — Посуду я убрала, не беспокойся. — она поймала взглядом кивок головы и одобрительный взгляд матери и повернулась к отцу.

— Ну, как, Вика, посольство открыто? — отец переключил каналы и на огромном экране сменилась картинка. Звук плавно убавился.

— Открыто, открыто, па. Столько новых знакомых — едва успевала запоминать кто есть кто и откуда. Как ты и говорил, полный интернационал. Но мне это разнообразие нравится.

— Познакомишь?

— Обязательно, па. Здесь приняты взаимные визиты, а уж о взаимопомощи я и не говорю — любую проблему соседа учуют за версту. И постараются решить даже раньше того же самого соседа. Так что новых знакомых у меня предостаточно. Кстати, когда у нас первый день открытых дверей? — улыбаясь, спросила Виктория.

— Когда скажешь, Викта. — Отец отложил пульт в сторону. — У тебя теперь своя отдельная комната, так что сама решай, кого и когда приглашать. А мы всем твоим гостям будем рады. Традиция.

— Традиция. — эхом отозвалась Виктория. — Спасибо, пап. Я пойду спать.

— Давай, а то шесть часов отсутствовала дома. Надо после представительских и протокольных процедур и функций отдохнуть по полной программе. — отец обнял подошедшую дочь. — Спокойной ночи, Викта.

— Спокойной ночи, па. На добраніч, мамо. — Виктория обняла мать и вышла из холла.

Так началась жизнь Виктории Беловой на новом месте.

Через день она вместе со всеми братьями и сёстрами и обоими родителями пришла в местный дворец торжеств, где ей вручили официальное свидетельство принадлежности к жителям России, а также свидетельство жителя Московска. Такие же свидетельства получили все её братья и сёстры. Родители получили эти документы раньше — ещё в Киеве, в посольстве России.

Виктории понравилось, что в России никто не считает детей какими-то недееспособными и не стоящими общественного внимания людьми. Такого унижения, конечно, не было и в Украине, но старшей Беловой было приятно убедиться на практике в том, что и в огромной России человек ныне никогда не оставался вне мягкого, но очень пристального внимания общества.

Она не стала рассказывать родителям, как провела те шесть часов в первый день. Конечно же, она сначала внимательно изучила окрестности шестнадцатиэтажки. Появление новенькой аборигены отметили сразу, но никто из них своё общество ей не навязывал. Она свободно прошлась по всей шестнадцатиэтажке, поднялась на крышу и на чердак, спустилась в подвал и в гараж. Затем, во дворе изучила площадки для игр и для занятий на открытом воздухе. Ей понравилось, что огромная шестнадцатиэтажка имеет пусть небольшой по размерам, но свой двор, защищённый художественно оформленной оградой.

Затем она прошлась по прилегающим улицам. Чистота и порядок, царившие там, ей очень понравились. Люди, пусть даже и спешившие по своим делам, имели все возможности идти быстрым шагом, а люди, которые хотели остановиться, не останавливались где попало, а отходили на тротуарную обочину, туда, где во множестве стояли скамейки и лавочки, где были красивые павильоны остановок общественного транспорта, где было много ваз с цветами и привычных цилиндрических вазонов с деревьями, дававших достаточную тень.

Естественно, как старшая дочь, Виктория сразу же ознакомилась с ближайшими продовольственными и промтоварными центрами, не забыв также заглянуть и в культурные. Ассортимент товаров и продуктов ей очень понравился, но ещё больше понравилось удобство полок и прилавков, которые позволяли пользоваться ими даже маленьким детям. К культурным центрам она решила вернуться позднее для более плотного знакомства.

Следующим пунктом её программы стала школа, которая, как и сказал отец, обладала одной важной особенностью — чисто научным профилем подготовки. И тут её поджидали сюрпризы. Дальше контрольно-пропускного пункта её не пустили. Виктория, конечно же, показала свои теперь уже российские документы старшим школьникам, дежурившим в этот день на "периметре", те сверились со своей базой данных и сообщили, что она уже записана здесь в первый "подготовительный" класс, но поскольку сейчас ещё идут занятия, до вступительного месяца — августа — было ещё достаточно далеко и новичков не будут пропускать в периметр.

Сообщённую информацию Виктория восприняла спокойно, но ей понравилось, что школьников столь надёжно ограждают от влияний Большого Мира. В Украине тоже были такие школы, но там они до сих пор упорно считались предназначенными для элиты. А в России, как рассказали ей старшеклассники, предложившие не только поговорить, но и при разговоре обязательно вдоволь выпить горячего ароматного чаю со свежими бубликами и баранками, в городах подобных Московску, в таких школах училось большинство детей.

Невозможность попасть на территорию школьного комплекса дежурные компенсировали, скачав на мини-ноут Виктории шесть больших документальных фильмов о школе и её преподавателях и выпускниках.

Выйдя из здания главного КПП, Виктория направилась в ближайший сквер, где, усевшись на лавочке, ознакомилась бегло с трейлерами фильмов. И только после этого она, наскоро перекусив в одном из многочисленных кафе, вернулась во двор своей шестнадцатиэтажки.

Поскольку время было уже достаточно позднее, детей во дворе было намного больше. Те ребята и девочки, которые видели Викторию выходившей из дома, уже рассказали своим недавно вышедшим гулять товарищам о новенькой и когда Виктория приблизилась к детской площадке, её обступили.

Всей компанией дети направились в зелёный уголок, где сели прямо на траву в тени кустов и деревьев. Виктория подробно рассказала о себе и своей семье, о том, почему она переехала жить в Россию и о своих планах. Многие уже знали, что она будет учиться в "научной" школе и к этому факту все отнеслись спокойно.

Виктория отметила, что её новым приятелям понравилось, насколько совершенно свободно она, украинка по рождению, владеет русским языком, причём даже в сугубо специальных деталях. Несколько ребят и девочек тоже оказались украинцами по рождению, взяв над новенькой ненасильственное шефство.

После "вступительного слова" Викторию кратко ввели в "курс дела", показав те уголки двора, куда Виктория ещё не успела зайти, хотя многие из них видела с крыши шестнадцатиэтажки. И в подвале и на крыше и на чердаке у детей оказались зарезервированными чисто их детские уголки. Все взрослые жители многоэтажки об этих уголках знали — они были достаточно безопасны.

Среди добровольных экскурсоводов девочки не превалировали — очень многие места и закоулки закономерно лучше знали мальчики. Девочки больше напитывали новенькую словесной информацией, хотя и о наглядности не забывали.

Виктория, попросив небольшую паузу, включила свой мини-ноут и показала несколько заготовленных фильмов об Украине, Киеве и своём детском саду и своих друзьях и подругах. Ценность таких фильмов была в том, что их снимала сама Виктория на протяжении тех самых предотъездных двух недель.

Через полтора часа закономерный холодок исчез и Виктория ощутила себя среди своих. Обменявшись с новенькой адресами и номерами систем связи, дети вернулись на площадку, а Виктория, удовлетворённая и обрадованная, нажала клавишу малого мгновенника, который быстро доставил её к дверям квартиры.

Майская прохлада сменилась июньской жарой. Виктория командовала оравой младших братьев и сестер, помогала матери по хозяйству и не забывала экскаваторными методами черпать информацию. Её стационарный комнатный ноут едва успевал принимать всё более объёмные порции данных. Мини-ноут, с которым Виктория не расставалась за пределами квартиры, уже пережил несколько существенных модернизаций. Во дворе все дети её уже давно считали своей "в доску" и горе было тому чужаку или той чужачке, которые бы позволили себе усомниться в качествах и способностях "Виты". Так её звали теперь все дети — обитатели шестнадцатиэтажки. Жизнерадостная и компанейская Виктория, тем не менее чётко поставила себя как человека, способного уделять достаточное внимание и достаточное время не только обществу, но и себе самой. К этому её друзья и подруги отнеслись спокойно.

— Викта, ты отмечала проекты дач. Как смотришь, чтобы оценить окончательные варианты. — отец нашел её в окружении экранов и виртуальных клавиатур в "научном" уголке комнаты.

— Па, конечно. Только вот закончу небольшую заметку по неделе психологии.

— Нет вопросов, доча. — отец оставил на столе флеш-диск с данными и вышел.

Виктория дописала несколько абзацев и вставила диск в накопитель. Вариантов, конечно же, стало намного меньше и через пятнадцать минут Виктория уже перекачала исправленную информацию на компьютеры родителей.

— Па, я перегнала информацию. Когда начинается строительство? — на этот раз Виктория включила покомнатное телевидение и, после титра допуска, на большом экране проявилось изображение кабинета отца.

— Через десять дней. Вижу, ты отметила как запасной вариант прадедовскую дачу?

— Да, пап. Меня она очень заинтересовала. Всё же она строилась в расчёте ни много ни мало — на мировую войну. А такие дачи сейчас и в России — большая-большая редкость. Проверяла, знаю.

— Ничего, там живут сейчас весьма нормальные люди и дача сохраняется в неизменном варианте уже многие десятилетия. Так что со временем мы переберемся туда. Рад, что ты хочешь продолжения традиции.

— О своём решении сообщишь? — спросила Виктория.

— Конечно. Больше того — ты, вполне вероятно, будешь там обитать едва только закончат основной цикл предотъездных работ. Всё же два месяца до школы тебе надо подышать свежим воздухом, какой в городе ныне пусть и в небольшом, но в дефиците. Да и тебе просто надо немного вкусить и сельской жизни. Как, согласна?

— Согласна. Младшие уже достаточно адаптировались.

— Куда же им деваться при таком командире, как ты. Принудишь, заставишь, побудишь и добьёшься. Ладно, это я просто констатирую факт.

— Понимаю, па. Ксана ещё не пришла со своего хора?

— Нет. Её просто так не хотят отпускать. У неё обнаружился слишком заметный талант к пению, причем — сольному. Так что готовься, увидишь свою сестру на большом городском экране.

— Ну, Ксана может. Я давно это знала. А Алла ещё не вернулась из очередного подземелья? Я что-то заметно волнуюсь, в четыре года лазать по таким тоннелям...

— Нет, её наставник недавно сообщил мне, что она скоро вернётся. Там пока что всё без проблем. И она не одна, с группой и инструктором. Да и подземелья пока что достаточно приличные. Хотя Алла желает лазать по весьма проблемным подземкам. Как бы нам удержать пока её от этого, а?

— Хорошо бы. А Светлана?

— Ну, она как всегда мотается по рынкам в поисках чего-нибудь экзотически-полезного. Ты же её знаешь.

— Знаю. Опять свою комнату превратит невесть во что.

— Что поделать, домашней волшебнице следует поддерживать форму и постоянно тренироваться. — отец улыбнулся. — А каковы твои планы?

— Ну, насчёт того, чтобы засунуть меня на два месяца на дачу — я в принципе не против, но вот относительно сегодняшнего и ближайших дней — я ещё правда не знаю что предпринять. Надо подумать.

— Узнаешь. Тут вот я вижу к тебе целая делегация направляется. Твоих друзей по дому. Примешь?

— Естественно. Дверь откроешь ты или мне?

— Открывай сама и давай сама проход к себе. А я ещё поработаю над картами. Тут несколько райончиков образовалось — просто прелесть, насколько интересные и нестандартные.

— Хорошо, па.

И в самом деле, вскоре к Виктории пожаловали её главные подруги и друзья. Через четверть часа Виктория, наскоро собрав свой рюкзачок и захватив неизменный ноут, сказала отцу, что будет к девяти вечера дома и, вместе с гостями быстро погрузилась в пришедший на этаж мгновенник.

В этот раз их путь лежал не в какое-нибудь увеселительное заведение или в детский центр. Её новые знакомые выбрали для себя место не слишком приспособленное для радости: спецмедцентр тяжёлых древних болезней. И потому едва только дети выгрузились из пассбуса на остановке далеко за пределами Московска, они вошли в ближайший центр снабжения и переоделись в крайне простую, прочную и хорошо защищённую одежду.

Такие поездки для самой Виктории не были в новинку — год назад она ещё четырёхлетней девочкой со своими старыми приятелями по двору и по кварталу побывала в пяти таких украинских центрах. И это не была экскурсия — это было время познания. Как сказали бы в старину — познания оборотной стороны, изнанки жизни.

Виктория, шагавшая среди своих друзей и подруг, думала о том, что ещё совсем, совсем недавно, несколько столетий тому назад, никто бы на ракетный выстрел не допустил пятилетнего ребенка в такие вот обители боли, скорби и горя. А сегодня она вместе с другими не такими уж и великовозрастными детьми спокойно идёт в центр, где именно эти неприятные вещи правят бал, будучи постоянно ущемляемы и контролируемы. И ещё Виктория вспомнила о том, как в века дисциплины жестоко расправлялись с теми людьми, которые считали, что дети не должны видеть страдания и боль, не должны знать, что такое смерть. Тогда замковая и орденская структура России делала свои очередные, не слишком уверенные шаги, тогда эта структура ещё была непонятной и не всеми сразу принимаемой. А теперь благодаря этой структуре и в России и в Украине и во многих других странах — не государствах, а именно странах — стало возможным многое, что раньше преследовалось и осуждалось только ради того, чтобы сделать из человека покорное, боящееся неприятностей существо.

Возвращались из центра Виктория и её друзья помрачневшие, хмурые, сосредоточенные. Каждый думал о том, что ему пришлось увидеть, услышать, почувствовать. Виктория не стала козырять своим годичным опытом посещения таких вот "проблемных" мест — среди её друзей оказались и дети, которые уже два года — при том что их родители и любые другие родственники не имели никакого отношения к таким учреждениям — посещали такие центры. В пассбусе многие дети достали свои мини-ноуты, чтобы ещё раз систематизировать полученные знания. Виктория свой доставать не стала. Она одела тёмные очки, полоска которых скрыла её глаза от посторонних взглядов и откинулась на мягкую спинку, давая возможность подсознанию оперативно "дососать" информацию к размышлению.

— А ведь были времена, когда такие центры объявлялись сомнительными с точки зрения необходимости. — тихо проговорил сидевший рядом с Викторией пятилетний Ричард.

— Были, Рич. Были. — тихо ответила Виктория, стараясь не прерывать собственные размышления. — Но не будь ныне таких центров, мы были бы абсолютно беспомощны перед угрозой возвращения многих опаснейших заболеваний.

— Вита, ты в школу когда идёшь? — Ричард не смотрел на Викторию, также скрыв свои глаза под чёрными очками. — Я иду в этом году. Мне как раз в августе шесть лет будет. Как всегда — только начинается.

— А раньше, Рич, было время, когда в школу шли, когда шесть лет уже оказывались у человека позади. — Виктория наконец закончила отправлять в подсознание информацию, полученную в ходе посещения спецмедцентра. — И тогда ещё не у всех людей было достаточно сил и возможностей, а главное — готовности принять новые обязанности. Хорошо, что очень многих сегодня такая незавидная участь не ожидает. А на твой вопрос отвечу просто — я иду тоже в этом году. И день рождения у меня в середине июля. Пятнадцатого июля, если точно. В самую макушку лета, Рич. Так что в школу я попаду уже вполне совершеннолетней. — Виктория не стала говорить вслух, что понимает подтекст вопроса Ричарда. Она уже давно знала, что она ему нравится намного больше чем подруга.

Для людей поколения, к которому принадлежали Виктория и Ричард не было ничего особенного в таком раннем интересе к вполне взрослым вещам. Любившая изучать древность и особенно — Тёмные века, Виктория постепенно отучила себя удивляться очень многим фактам и событиям.

Через месяц Виктория отметила свой первый день рождения на новом месте. Гостей было столько, что пришлось проводить торжество не в квартире, а в просторном Зале торжеств, расположенном на "общественном" этаже дома.

После дня рождения, на следующий день Виктория узнала, что прадедовская дача свободна. Это известие принёс ей отец, вернувшийся из офиса Астронавигационной службы пораньше.

— Пап, действительно свободна? Мы действительно никого не обидели? Что ни говори, наше прибытие в Россию внесло определенную сумятицу в планы её прежних обитателей. — Виктория пристальным взглядом сканировала глаза отца, сидевшего за своим рабочим столом в просторном кабинете.

— Внесло доча. Это ясно. Но они отнеслись к нашему возвращению с большим пониманием. Больше того — они ещё при вселении на дачу точно знали, что наследники моего деда живы и всегда могут заявить права.

— А сами-то они куда переехали? — Виктория очень не любила своими действиями доставлять неудобства другим людям и отец хорошо знал эту настройку своей старшей дочери-первенца.

— На свои дачи. Через полмесяца они получат новую дачу в дачном центре "Лигово". — сказал он успокаивающим тоном. Но Виктория не спешила расслабляться:

— Это очень далеко от прежней дачи... Странно.

— Может быть. Это их решение. Вполне возможно, они хотят, чтобы ничто не напоминало им о прежней жизни на столь древней даче.

— Информацию уже загрузил в наш квартирный центр?

— И тебе в первую очередь, доча. Иди, знакомься. Теперь она самая актуальная и точная. Дача под охраной, периметр закрыт, так что никаких эксцессов быть не должно.

— Угу. Я пойду, пап. — Виктория поднялась с жестковатого стула, стоявшего у входа.

— Иди. У меня ещё работа по уточнению расстановки навигационных буев безопасности.

— Район ЭсДеПеЭл-шестнадцать-семьдесят?

— Он самый, Вита. Уже учуяла проблемы?

— Угу. Проблемы там всегда были. Буи только одна из них. И всё на тебя возложили решать?

— Не все. Не один я работаю. Но часть из них — мои. Это точно.

— Понимаю.— Виктория вышла. В своей комнате она притушила верхний свет и включила большой плоский экран, висевший на стене. Ноутбук пискнул и на экране проявилось яркое изображение. Виктория привычно отсекла от себя все звуковые, запаховые и световые раздражители, погрузившись в анализ представленной информации.

Вскоре Виктория получила официальный вызов в школу, побывала на длительной, почти четырёхчасовой вступительной экскурсии, затем прошла стационарный недельный медицинский контроль в Школьном медицинском центре Московска.

Внимание к своему здоровью давным давно превратилось для уроженцев Украины в обыкновение, граничащее с манией, тем более, если речь шла о здоровье женщины. Но едва попав в двухместную палату городского Школьного медицинского центра, Виктория поняла: то, что в Украине считалось манией, в России — нижайший стандарт. Её соседка тоже поступала в школу, но имевшую не научную, а техническую направленность. И она быстренько ввела свою новую сопалатницу в курс здешних обстоятельств и дел, указав, что для неё самой было большой проблемой пробиться в число учеников нулевого цикла именно технической школы.

Виктория не удивилась, отметив у своей сестры по полу просто запредельную информированность в технических вопросах, но охотно поверила тому, что чего-чего, а сложности попадания девочки в "техническую" школу даже нулевой ступени по нынешним временам дело вполне обычное. И медицинский контроль для этого был избран самый въедливо-драконовский. Впрочем, для самой Виктории медицинский недельный контроль тоже не оказался лёгким: её виза в нулевой уровень научной школы предполагала возможность заниматься не только прикладной, но и большой и даже сверхбольшой дальней наукой — именно на таком ранге формулировки настояла сама Виктория на недавнем семейном совете, когда вопрос об уровне участия в науке ещё решался. И теперь Виктория была вынуждена стоически переносить все манипуляции и процедуры ради того, чтобы виза Медслужбы украшала её форматку с максимально высоким уровнем допуска.

И своего она добилась. Виза действительно была максимально возможной — перед Викторией открывались двери первого уровня Научного корпуса России и Научного корпуса Украины. Большой Международный Научный договор, заключённый двадцать шесть лет тому назад между Россией и Украиной, чётко и структурированно закреплял положение о том, что уроженцы Украины получают приоритетное право даже обучаясь в российских учебных заведениях работать на реальных научных должностях и постах у себя на родине. И это обстоятельство Виктории очень нравилось.

Сразу после выписки Виктория с головой окунулась в учебу. Её нулевой цикл — раньше называемый детсадовским не показался ей неинтересным и не заслуживающим внимания. Но пока что Виктория поставила себе задачу впитывать информацию и не форсировать собственное развитие, накапливая силы для броска. В её классе, насчитывавшем двадцать пять школьников, Виктория не стремилась пока занять лидерские позиции, но поставила себя так, что только она сама решала — принимать ли участие в очередном мероприятии или уклониться от такого участия.

Все — и школьники, и педагоги — быстро уяснили, что Белову практически невозможно заставить изменить свое решение, но уж если Виктория бралась за дело — можно было быть абсолютно спокойным: всё будет реализовано с наивысшим уровнем результата.

Параллельно с учебой в школе Виктория неожиданно для самой себя глубоко заинтересовалась работой отца. Астронавигация ей понравилась своей чёткостью, глубиной и важностью для очень многих людей. В её комнате очень скоро прочно прописался самый современный планетарий и часто вечерами Виктория на час-другой включала его, чтобы отметить на очередной звездной карте новую информацию.

Ричард, её новый знакомый выразил желание учиться в параллельном с Викторией классе. Как он и говорил, он тоже стал учеником нулевого цикла, но затем быстро стал учеником первого, а затем и второго циклов. К подобным скоростям овладения школьными объемами знаний, умений и навыков школьники и педагоги уже давным давно относились спокойно: в этом действительно не было ничего особенного — школьная система Евразии позволяла получить полное школьное образование даже за месяц, было бы желание и стремление.

К сожалению, Ричард не смог быть рядом с Викторией слишком долго — его родители были учёными-экспедиционниками и часто переезжали с места на место. Так что через полтора года Ричард вместе с родителями вынужден был покинуть Московск. Теперь он жил на Дальнем Востоке, где быстро стал учеником школы третьего цикла.

Очень редко Виктория получала от него текстовые сообщения. Ещё реже писала сама. Но в глубине души она прекрасно знала, понимала и осознавала тот факт, что Ричард, этот смешной, несмелый и чрезмерно стеснительный мальчик, любит её. Возможно, впервые в своей жизни. Для Виктории он тоже стал первой любовью. Пусть платонической, но первой настоящей любовью. Сама Виктория понимала и то, что став старше, она сможет полюбить ещё сильнее и ещё глубже, но Ричарда она запомнит как свою самую первую, детскую, несмелую, но все же реальную, действительную любовь.

— Виктория! Оторвись от звездной карты и вернись к земным делам! Отец пришёл с работы и хочет поговорить с тобой после обеда.

— О чём, мам?

— Ты говорила о желании поработать?

— А что, есть варианты?

— Есть. Оторвись, время обеда. Скоро сестры и братья пожалуют. Что они подумают о великой звездопроходчице? Совсем девушка голову от звёздочек потеряла, скоро звёздная корона потребуется... С учебы придёт, задания за несколько минут решит и сразу — к звёздам на свидание. А когда же с земными простыми людьми будет общаться — сие истории неведомо...

— Все, что угодно, мам. Позднее только... Но, ладно. У меня в пять — сеанс связи с кольцом внеземных телескопов в Москве в Центре Астрономии. Надо сверить информацию. Монорельс в четыре.

— Опять одна поедешь?

— Да, пока одна. Вариантов на этот счёт у меня нет. — Виктория немного вынырнула из океана мыслей о координатах и особенностях исследуемой ею звездной системы и изобразила на лице лёгкое недовольство тем, что её, второклассницу, мама уже считает настолько взрослой, что не мыслит её жизни без общения с юношами. И её предположение в очередной раз подтвердилось:

— Конечно, вариантов у тебя нет. — с долей легкой шутливой иронии заметила мама. — Тебе только очков на носу не хватает — а то бы вообще всех юношей отшивала как ударом инфразвука... И сейчас к тебе такой не каждый захочет подойти и просто познакомиться....

— Мам, ты же знаешь, предпоследний год вступительного цикла... Мне действительно не до матримональных взаимоотношений. Ричард далеко, он в Дальневосточном центре тоннельных разработок... В школе третьего цикла. Он вполне подходит мне по многим параметрам, но... Но ты же знаешь, я не могу выйти замуж за него... Думаю, даже намного позже... Это слишком опасно и по многим соображениям — просто нежелательно персонально для меня. — недовольство Виктории стало слабеть и она поняла, что мама просто хочет оградить её от вполне возможных посягательств — несмотря на все усилия Службы Безопасности России на одиноких девочек и девушек продолжали совершаться покушения. Вот мама и не хотела отпускать старшую дочь одну без охраны.

— Во-во. Ладно, марш обедать, а то на голодный желудок альфу с бетой спутаешь и улетишь туда, куда Макар телят не гонял...

— Иду, мам. — Виктория с сожалением погасила планетарий и вышла сладко потягиваясь из своего погружённого в приятный полумрак кабинета. — Уф... А между звездочек спокойно и легко... Только метеоритики досаждают, да осколки, да поля... Ну да ладно... . — девушка спустилась вниз и села на свое место за просторным сервированным столом. Мать поставила перед ней тарелку с рассольником. — Красота и вкуснота, мам...

— О вкусноте скажешь тогда, когда откушаешь, дочь моя.

— Обязательно, мам.

Беловы. Дачный центр. Выезд

— Виктория, ты, как старшая, составь быстренько план закупок и раздай сёстрам. Оставь и мне порцию. — Мать вошла в кабинет старшей дочери в тот момент, когда та приводила в порядок сумку, разбираясь в её содержимом после финального учебного дня.

— На столе, мам. Я вчера вечером все составила. — ответила девушка, доставая очередную укладку из своего весьма объемистого баула.

— Молодец, мой метеорчик. — мама легко привлекла дочь к себе. — не зря тебя Навигационной Звездой называют...

— Кто?...— вспыхнула Виктория.

— Народ, вестимо. — спокойно ответила мама.

— Не нравится мне это. Опять матримональщина. — с лёгким раздражением произнесла дочь.

— Что попишешь, вы уже достаточно взрослые. — несколько извиняющимся тоном ответила женщина.

— Сёстры где? — поинтересовалась Виктория отстраняясь от матери и возвращаясь к прерванному процессу разгрузки баула.

— Ждут твоего приказа, Вика. — мама как всегда знала, что Виктории с её научной дисциплиной военная дисциплина тоже не чужда. Девушка подошла к столу, открыла одну из папок и подала находившиеся там листки пластика матери:

— Раздай им. Листки именные и пусть сразу же отправляются. Среда — день семейных закупок в нашем районе. А братцы?

— У семейной машины. В очередной раз разбирают её на запчасти. — усмехнулась мама.

— Ладно. Я разберу сумку и пройдусь в зал, покручусь. — тоном автоинформцентра планирования сообщила дочь.

— Опять... — мама была недовольна тем, что десятилетняя девочка изводит себя на снарядах больше положенного для безопасности в её возрасте. Но Виктория в этом была непреклонна.

— Мама, мне нужно быть в отличной форме... Ведь я не собираюсь быть астрофлотской интеллигенткой — их вид и поле мне осточертели. Я хочу быть боевой единицей российского астрофлота и желательно — дальнего...

— Тебе и звёзд мало...— с сожалением произнесла мать.

— Нет. Не мало. Но я хочу быть с ними рядом. Рядом. Это — не в планетарии и — не на картах, это — другое. Это — реальность. — твёрдо сказала дочь.

— Уж не на разведкорабли ли ты наметилась? Гиблое дело, Вика. Мужчин туда ещё берут через сто десять сит, а женщин...

— А я — прорвусь. Через двести двадцать сит. И для этого я, как старшая, снимаю сегодня закупочный план с себя и передаю своим сестричкам. А вот и они... Оксана, вот тебе. — Вика отдала листок средней, отличавшейся от остальных младших статной фигурой сибирячки и длинной русой толстой косой. — А вот тебе, Алла. — первая младшая, черноглазая "бестия подземелий" двумя пальчиками подхватила листок и отпрыгнула по-кошачьи в сторону, освобождая место второй младшей — Светлане. — И тебе, Светик. А теперь, девочки, по коням! И чтоб к трём часам всё было в хранилищах! Братики закончат с машинерией к тому времени и мы просто не можем оказаться позади. Бегом — марш! — шуточная команда Виктории словно ветром вымела сестер из кабинета. — Всё. Теперь я смогу спокойно пойти покрутиться. Разрешишь?

— Ладно, Викта. Иди.

— Спасибо, мам. — девочка нежно поцеловала маму и выскочила из кабинета. Вскоре её шаги затихли во входном холле.

Виктория действительно не лукавила — хотя она постоянно отдавала должное научным занятиям и школьным проблемам и делам, научный профиль школы начинал её уже немного тяготить. Ей хотелось реального, а не кабинетно-книжного дела и она, верная своим принципам, напряжённо думала о том, какие занятия смогут снизить уровень неудовлетворённости необходимостью ещё несколько лет быть в числе учеников школы с научной подготовкой. Конечно же, Виктория понимала, что школа дала ей много, очень много за истёкшие годы и даст, безусловно, ещё больше. Но ещё она понимала, что одной наукой она, Виктория Белова, сыта никогда не будет. И потому она старалась выкраивать побольше времени на всевозможные тренировки и учения, готовившие её к переходу в новое качество — от теоретика к практику.

Тренажёрный зал шестнадцатиэтажки стал давным давно её домом. Если не получалось уделить достаточное время тренажёрам в школе, Виктория неизменно выкраивала по двадцать-тридцать минут на интенсивные тренировки в домовом тренажерном зале. Тренеры, работавшие в зале, уже привыкли, что школьница Белова может придти в зал даже после одиннадцати вечера на свою тридцатиминутную тренировку и охотно давали ей ключ-доступ в зал до утра. Но Виктория не превышала допустимые, высчитанные ею для самой себя уровни нагрузки — сгореть на тренажёрах было очень легко, а Виктория не хотела доставлять хлопот родным и знакомым, тем не менее раз за разом повышая планку.

Виктория Белова. Взросление

Совсем недавно, четыре месяца назад, когда Виктории исполнилось девять лет, отец вызвал её на прадедовскую дачу коротким текстовым телексом. Вспыхнувшее на экране синим информационным светом сообщение привлекло внимание Виктории, трудившейся над очередной заметкой в домовую интернет-сетевую газету. Прочтя текст несколько раз, Виктория изумилась — внизу под текстом стоял знак особой готовности. Пока мозг переваривал и анализировал сообщение, руки и тело Виктории делали своё дело. Через несколько минут, оставив на главном экране квартиры сообщение для матери, Виктория, затянутая в пятнистый маскхалат, уже быстрым шагом направлялась к остановке пассбуса. На короткие вопросы своих соседей по дому она только успевала отвечать: "Еду по делу к отцу".

Пассбус пришел жёстко по расписанию и Виктория ненадолго расслабилась в кресле, положив рядом с собой в ногах рюкзак с тревожным комплектом вещей. Через полтора часа пассбус выгрузил её на остановке дачного центра "Терем" и Виктория бегом направилась вглубь его территории.

— Прибыла? — спросил отец, затянутый в пятнистый маскхалат, встретив дочь на пороге дачи.

— Да, пап. Всё со мной. Самое необходимое. Готова.

— Идём.— коротко бросил Белов-старший.

— Хорошо.— Виктория едва поспевала за стремительно шагавшим отцом.— Куда такая спешка, пап? Что случилось?

— Всё на месте объясню.

— Хорошо.

Они углубились в лес и вскоре вышли на поляну, посереди которой возвышался холм старинной системы эвакуации из подземных военных бункеров. Знавшая о наличии в окрестностях таких построек, Виктория не изумилась, поскольку её сестричка-диггер регулярно докладывала о всё новых и новых находках, сделанных членами союза подземной экстремальной спелеологии "Ночной дозор".

Откинув в сторону деревянную дверь, скрывавшую под собой крышку люка, отец набрал на панели код и крышка отошла в сторону. Несколько десятков минут отец и дочь прошагали по наклонному узкому ходу, пока не достигли лифт-холла.

— Нам ниже. На бывшее стрельбище.— коротко бросил отец. Теперь для Виктории, старавшейся развивать в себе способность анализировать мельчайшие детали, многое становилось ясно. Сосредоточенная и немного хмурая, она шагала следом за отцом, стараясь не отставать. — Здесь.— отец привел её в длинное, приземистое помещение, тускло озаренное "светлячками" — автономными осветителями. Подойдя к металлическому шкафу, отец открыл створку и достал ножны и кобуру. Виктория ждала у плиты, расположенной неподалёку от входа. Закрыв створку, старший Белов подошел к дочери.— Это тебе. — он подал ей кобуру и ножны.— С сегодняшнего дня ты — взрослая, Виктория.

— Право смерти? — девочка приняла поданное отцом оружие, перепоясалась ножнами и поправила кобуру на поясе.

— И это тоже. Дорогу запомнила?

— Обязательно.

— Этот старый зал подсказала мне наша бестия подземелий. Её Союз уже был здесь. Достаточно безопасное место. Так что зал вполне заменит тебе стрельбище.— старший Белов достал из кармашка комбинезона пульт.— Я тебе покажу несколько упражнений и как управляться со здешней портативной электроникой тира. А остальное — на твоё усмотрение, Викта. И вот ещё держи вот этот подарок — отец вынул из наплечной сумки прозрачный пакет.— Это — изолирующие наушники. Тебе, Викта, слух ещё ой как пригодится.

— Хорошо.

Долгих четыре часа отец и дочь упражнялись в стрельбе и метании ножей. Виктория далеко не сразу смогла сказать себе, что умеет всё необходимое проделывать даже на полуавтомате, не говоря уж о полном автомате, но привычно списывала свою временную неумелость на необходимость преодолевать женское стремление к сохранению порождённой жизни. Портативный тир не позволял создавать круговые панорамы, но стовосьмидесятиградусные панорамы им генерировались чрезвычайно легко и неожиданно.

— Пап, а тебя твой папа когда приобщил к оружию?

— Тоже примерно в этом возрасте. Просто тогда пришлось найти старый заводик на окраине Лепелевской станицы, где мы тогда жили. Это под Черниговом.

— Знаю, помню карту.

— Во-во. Но тогда в Украине с тем, чтобы гражданские люди, а тем более дети обладали боевым оружием было очень строго. Так что мой отец рисковал. И первые свои выстрелы я сделал из пистолета с весьма совершенным глушителем.

Виктория мгновенно натянула наушники и выхватив из кобуры пистолет, несколькими выстрелами превратила висевший в двадцати метрах от входа листок резины в крошево.

— Хороший пистолет. Лёгкий. За это отдельное спасибо, пап.— она убрала пистолет в кобуру, с удовольствием наблюдая за изумлением отца, подошедшего к искромсанному пулями листку толстой резины.— Я ведь не только на тренажёрах крутилась, пап. Я ещё и комнату виртуальной реальности в школе просто замучила запросами.

— Ну, положим, про твои запросы я знаю. Поэтому не удивлён. А как у тебя с холодным оружием?

— Так же, пап.— Виктория сделала неуловимое движение кистью и нож вонзился в стену в сантиметре от того места, где стоял ещё один лист резины.— а ножик ничего. Ухватистый и укладистый. И за это тебе огромное спасибо, пап.

— Ладно.— отец вернулся и встал рядом с дочерью. — Раз так — тренируйся в своё удовольствие. Шлифуй навыки.

— Обязательно, пап. Возвращаемся? — Виктория приняла из рук отца вынутый из стены нож.— А то есть зверски хочется после такой вот физзарядки.

— Вне всякого сомнения. Идем.

Вернувшись на дачу, Виктория прошла в свою комнату. Царил приятный для её глаз полумрак. Часы показывали восемь вечера и за окном уже смеркалось. Начинался дождь, капли ритмично барабанили по стеклу. Виктория переоделась в домашнее платье, убрала оружие в свой личный сейф и, усевшись в мягком кресле-качалке, раскрыла старинную книгу. Крещение оружием состоялось.

Перелистывая жестковатые шуршащие под пальцами страницы очередного старинного антикварного фолианта, Виктория скользила взглядом по строчкам, изредка применяла страничное чтение и временами поднимала глаза на сейф, где теперь лежали принадлежавшие ей орудия убийства, предназначенные для лишения жизни любого живого существа.

Она думала о том, как всё же странно устроена жизнь: ей, сегодняшней девочке, не достигшей даже шестнадцати лет, уже вручают боевое оружие — настоящий автоматический двадцатизарядный пистолет-пулемет с километровой дальностью точного боя и кинжал, способный выполнять ещё десятки функций, кроме своей основной — убийственной. Конечно же, она знала о том, что ей, девочке, будущей девушке и женщине предстоит чаще всего не убивать и не калечить, а формировать и давать, а также защищать жизнь. Но она внутренне радовалась тому, что давняя косность в восприятии оружия как дела чисто мужского была преодолена и в Украине и в России. В конце концов уже в далёкой египетской древности красавицы-женщины носили между грудями острейшие кинжалы и абсолютно не стеснялись активно и профессионально пользоваться ими для защиты своей женской и человеческой чести.

И именно это обстоятельство — активная вооружённая защита чести — нравилось Виктории больше и больше. Вооружённый народ — свободный народ. И теперь она, десятилетняя девочка уже далеко не беззащитна. Она вооружена и имеет право хранить, носить и применять не учебное, не спортивное, не травматическое, а боевое оружие. И Виктория знала и понимала: без воспитания, без образования, без поддержания должного уровня физического и психического здоровья владение любым оружием превращается в свою противоположность — из решения множества проблем в клубок проблем. Теперь предстояло довести уровень владения оружием до автоматизма и Виктория, привычно задумавшись, вызвала на экран памяти своё расписание на ближайшие полгода, отмечая в нем часы и дни тренировок на стрельбище и в тире.

Виктория Белова и её школьные друзья. Полигон

— Никакого показательного бряцания новополученным оружием не будет.— сказала классный руководитель школы первой ступени, в которой училась Виктория Белова через месяц, когда школа готовилась к уходу в краткий недельный отпуск перед очередным семестром.— Я прекрасно понимаю, насколько вам хочется похвастаться друг перед другом оружием, понимаю, что это вполне естественно, но никакого показательного бряцания оружием не будет. Всем ясно?

— Да, Наталья Леонидовна.— ответила Вилда Лускене — староста класса, в котором училась Виктория.— Не скрою, многим хочется похвастаться и все понимают, насколько это естественно, но понимаю и другое. Мы не должны отпускать инстинкты на свободу. Так что с нашей стороны никаких эксцессов не будет. А вполне понятное на начальном этапе владения боевым оружием увлечение мы погасим выездом на Лавровский полигон. Есть договорённость об использовании как наземного, так и подземного тренажёров.

— Хорошо, я согласна.

— Класс, вольно. На сегодня занятия окончены. Прошу подготовиться к завтрашним финальным исследованиям и тестам по нашим программам.— Вилда окинула строгим взглядом притихших одноклассников и одноклассниц.— Мне тоже хочется пострелять и на полигоне этого добра будет с избытком. Обещаю. Все могут быть свободны?

— Да.— подтвердила педагог.— Все могут быть свободны.

Через двадцать минут Виктория уже входила в свою комнату. Пистолет удобно покоился в плечевой кобуре, кинжал немного давил на бедро. Зарядные комплекты и дополнительные лезвия покоились в своих укладках. Поставив сумку на стул возле двери, Виктория прикрыла створку и опёрлась об неё. Она знала, что именно сегодня очень многие её одноклассницы и и одноклассники пришли в школу впервые с личным боевым оружием. В данном действе уже давно никто не усматривал ничего криминального — если человеку суждено иметь внешние зубы и когти — он должен привыкнуть их носить и ими успешно пользоваться. А пистолеты и кинжалы выполняли роль всего лишь первого в жизни россиянина и украинца боевого оружия. В дальнейшем любой человек мог избрать для себя десятки, если не сотни близких лично ему орудий лишения жизни.

Лавровский стрелковый полигон встретил класс Беловой насторожённой тишиной.

— Итак, коллеги.— Вилда окинула мягким взглядом своих одноклассников и одноклассниц, затянутых в пятнистые комбинезоны высшей защиты.— У нас три дня. Но поскольку мы — представители школы с научным профилем подготовки, нам поставлена конкретная боевая задача. На территории полигона, отведённой под наши нужды, есть пять надземных и подземных лабораторий. Точнее, даже десять, если считать и мелкие, не слишком научного назначения, помещения. И нам необходимо понять, как на данной территории могла произойти техногенная катастрофа, связанная с использованием пионерных разработок класса "Прокол пространства". Идея состоит в том, чтобы исключительно пешком последовательно пройти все лаборатории, преодолеть любое сопротивление — животное, полевое или техногенное, собрать все необходимые данные и, в конечном итоге, в финале найти главную подземную лабораторию и отключить Кристалл Прокола. Ясно?

— Да, Вилда.

— Мы прибыли сюда под вечер. Сейчас восемнадцать часов тридцать минут. Наш полигон начинает работать завтра в три часа ночи. Предупреждаю сразу: ад будет вполне реальный. Так что списать не удастся. И ещё — кроме как пострелять и помахать клинками, руками, ногами, поползать, попрыгать и побегать, а также покувыркаться у нас будет вполне обширная поисково-исследовательская программа. В лабораториях имеется куча нужного добра, которое надо исследовать и собрать, а при случае и применить. Так что думайте не только рефлексами, но и головой. А сейчас — в посёлок. Там — четыре дома. Размещаемся там, где понравится. Потом — короткий ужин и — сон до шести часов утра. Сразу повторно предупреждаю: списать не удастся. С момента нашего попадания в посёлок-хутор наш полигонный квадрат изолируется. Захотите выйти — вы процедуру все хорошо знаете. Но — советую остаться. А теперь — вперед, к хутору.

— Есть, Вилда. — почти хором стройно ответили одноклассники и одноклассницы. Через несколько минут чёткий строй уже вытянулся по тропинке, уходившей к хутору.

— Вилда, а карта нашего района уже есть? — спросила Виктория, повернувшись к главе класса лицом и подперев голову рукой. Луна освещала полуразрушенный сельский дом, в подвале которого на простых матрасах под лёгкими покрывалами лежали двенадцать девочек.

— Как не быть. Будешь спать или будем говорить? — Вилда уже почувствовала, что их перешёптывание привлекает внимание других девчат.— У нас тут уже совещание наклёвывается, девочки. Так что давайте подстилки-матрасики в кружок и — лампу в центр. У меня есть кое-какие документы. Будем думать.

— Ага.— Виктория подобралась и села. — сколько сейчас?

— Три двадцать шесть. Уже двадцать с лишним минут полигон действует. Чувствуешь атмосферку?

— Угу.— Виктория принюхалась.— Похоже на радиационное заражение с некоторой примесью весьма крутой техногеники.

— Во-во.— Вилда отметила, что девчата уже образовали из матрасов кружок, в центре появилась неяркая лампа и разложила из папки листочки. — Наши мальчики, знаю, тоже обсуждают некоторые аспекты. Любомир работает.— Вилда усмехнулась.— И уж конечно, они соображают, как нас, слабых и немощных, в случае чего вытаскивать из больших и маленьких переделок. — она осталась серьёзной, доставая последний сложенный лист. — Эту карту я с боем вырвала. На ней почти полная информация, но, думается, проблем нам приготовили по брови. Так что и эта карта — всего лишь весьма далекий от утверждённого окончательного проекта нашей эпопеи черновичок. Стелла, посмотри, пожалуйста, вместе с Софией за тылами. А мы пока посовещаемся.

— Хорошо, Вилда.— Две девочки не стали сдвигать свои матрасы в общий круг, повернулись лицами к люку подвала и приготовили автоматические пистолеты.

— Итак, мы с вами находимся в посёлке-хуторе. Неподалёку — разрушенный блок-пост вооружённых сил, там нам делать особо нечего — простая казарма с двумя отдельно-стоящими контрольно-пропускными пунктами. Скажу больше — это почти единственный вариант выйти отсюда с территории полигона ножками. В двух километрах на северо-восток — автотракторное предприятие. Естественно, тоже приведённое в божеский, по условиям полигона, вид. Рядом с ним, на задах — подозрительный тоннель, идущий куда-то под землю. Но меня больше интересует и интригует не АТП, и даже не близлежащая к хутору свалка радиоактивных и строительных отходов — вопиющее убожество, к сожалению — реальное и фонящее нехило. Свалка, сознаюсь, меня интересует как начальная точка отсчёта к пониманию сути и причин здешней катастрофы. Меня интересует ещё больше железнодорожная ветка на северо-западе, шьющая от блок-поста-военных и уходящая в тоннель точнёхонько в трёх километрах от хутора на север. Куда ведёт этот тоннель тоже уходящий в толщу земли — это ещё большая загадка, чем загадка того тоннеля, за АТП, уходящего под землю от простой просёлочной дороги. По последним данным оба тоннеля засыпаны. Но прорваться в них можно — в этом я убеждена. Итак, ветка железной дороги уходит в тоннель, но сама ветка поднята на высокую насыпь, окаймляющую низину, в которой расположен хутор, свалка, АТП и блок-пост вояк. Пройти через ветку по верху — милое дело, конечно же, можно. Но проблема в том, что там слишком сильные поля и радиация дай боже. Мы можем, конечно, прорваться и там, но думается, пока особых причин для столь отчаянного геройства у нас всё же нет. И потому надо искать обход. В данном случае это уместно. Есть два пути полегче — во-первых, тоннель под насыпью, пронзающий её насквозь и выводящий за пределы низины. Но в самом тоннеле всего античеловеческого тоже хватает. Я бы туда не сунулась просто так. Сожрём запасы высшей защиты не входя в полигон и нас могут вернуть, как проваливших дело. У нас здесь есть и дорога, ведущая от блок-поста военных. Она огибает хутор, в котором мы расположились, минует АТП, уходит налево и проходит под железнодорожным мостом. Проблема здесь в том, что там тоже не сахар. Это — рубеж полигона, перешагнув который нам всем своими собственными ножками обратно уже не вернуться. Естественно, там тоже был блокпост, но есть ли там вояки и кто они теперь — у меня такой информации, а значит и исходных данных — просто нет. Может там и не биологические объекты, а полевые структуры вроде заградполя. А может — и мутантики. В таких случаях мутантов, обычно, хватает. Проверено по историческому своду. У меня большое подозрение, что оба тоннеля — своеобразные выходы из полигона, но у меня также подозрение, что входами они являться не будут. Хотя было бы очень мило попробовать войти с чёрного хода.

— Полигон работает, а вокруг спокойно. — сказала одна из одноклассниц.

— Не совсем.— в круг, очерченный светом вступила София, державшая за шкирку существо, похожее на мутировавшую собаку.— Это — гость из верхнего мира. Шныряют такие по поселку.

— Мёртвый?

— Естественно. Мутаций в нём — на докторскую диссертацию вполне хватит.

— И пострашнее есть. Я тащить сюда не стала, но у крыльца с пяти выстрелов в голову пришлось уложить. Три центнера живой силы. Кабанище. — в круг вошла Стелла, София отступила в тень и вернулась на пост у лаза в подвал.— Клычищи.— во. Да и сам нехило развит.

— И это всё? — спросила кто-то из девочек.

— Имеются тут и человекоподобные мутанты светящиеся и обычные. Такие вот полутрупы-полускелеты. Я их дронами окрестила. Одного пришлось у забора уложить. Так его сотоварищи быстренько уволокли и, кажется, оприходовали.— продолжала Стелла.— Каннибализм в чистом виде. Санитары леса...

— Полагаю, девочки, всем ясно, что расслабон закончился? — Вилда проверила замки своего рюкзака.

— Естественно.— девчата кивнули и нашарили свои пистолеты. Лёгкими щелчками отозвались взводимые механизмы боеготовности. С едва слышным шелестом наворачивались на стволы мощные глушители.

Но о многом девочки ещё не догадывались. Мальчики их класса, оккупировавшие для сна близлежащий полуразрушенный дом с обширным подвалом, сразу же по прибытии на место тоже накрутили на свои пистолеты самые мощные глушители и категорически отказались спать после наступления трёх часов ночи.

— Ещё чего. Спать, когда самое интересное начинается.— Максим Лепнев передёрнул затвор своего пистолета и выглянул из лаза в подвал, обозревая комнату полуразрушенной хаты.— Трое из нас должны подняться на поверхность. Что-то мои уши слышат много всякого явно биологического шебуршения.

— Увы, не трое, а пятеро. Нам двоих хватит, а троих придется направить к девчатам. Только в скрытом режиме. Мне кажется, где-то я уже слышу кабанье рыкание. — ответил Леонтий Нилов.— И я пойду в эту тройку. Кто со мной?

— Мы, естественно.— сказали братья Жилянские, Захарий и Родион.

— Тогда вперёд. Заляжем по схеме веера вокруг их хатки. Стрелять только на поражение, коллеги.

— Угу.— сказали братья и троица благополучно покинула пределы комнаты, в подвале которой обосновались мальчики из класса Виктории Беловой.

— А нам нужно выставить двоих для нашей охраны.— сказал Радомир Липский, глава мужского совета класса.

— Я пойду.— поднялся Антон Уланов.

— И я.— встал Василий Белоярцев.— Остальных прошу вниз и затихнуть. Вижу на экране контрольного монитора двух дрончиков. Светятся как гирлянды, но быстро ходят. Аж жуть берет.

— Куда направляются? — спросил кто-то из успевших спуститься в подвал мальчиков.

— Пока что вокруг заборчика ошиваются. Круги нарезают. Но их там не двое, а уже штук восемь, один уже намыливается войти... Там дырка небольшая есть в заборе, недалеко от девчачьей хаты. Опа. Его кто-то из девчат уже подстрелил наповал. А его сотоварищи — я даже моргнуть не успел — уже уволокли. Жаль. Отличный экземплярчик для исследований.— Василий подкрутил верньеры мини-пульта. — Похоже, что девчата тоже раздосадованы упущенной возможностью препарировать скотинку.

— Успеешь ещё препарировать самолично. — пробурчал кто-то из обитателей подвала.

— И собачатинкой придется заняться.— несколькими бесшумными выстрелами Василий обездвижил пятерых псевдособак, нарезавших круги вокруг хаты, где обосновались мальчишки.— Но это мелочи. А вот если дрончики... Опа. Кабан к девчачьей хате пожаловал. И рылом сразу на крыльцо сунулся. Кто-то из наших принцесс там его так угостил — не меньше пяти зарядов в башку кабан получил. Рухнул как подкошенный.

— Ты там смотри, чтобы дроны не особо сатанели, Вася.

— Наша тройка не допустит. Один правда намылился войти в пролом — ну не имётся ему. К нашим дамам в гости хочется придти. Нас игнорирует. Но он у пролома и лёг. Через несколько секунд. Кажется мне, что его Родион подстрелил. Обожает Родя стеллс-миссии. В кустах засел, как будто "по делу" и постреливает оттуда. И опять уволокли сотоварищи павшего болезного. Хотя Родион его наповал срубил, но всё же, кажется, не особо до конца. Живучие твари тут ошиваются. Придется переключить убойность на пистолетах. Коллеги, проверьте пистолеты и поставьте новые клинки повышенной твёрдости в ножевые ручки.

— Сделано, Василий.— отозвались из люка подвала.

Дальше вообще началось форменное избиение. Вместо восьми первых дронов у забора быстро стали ошиваться сначала пятнадцать, а затем и вообще дошло до пятидесяти голов. Вместо светящихся и потому слишком хорошо различимых появились и обычные, которые не светились. Кабаны рванули по прикрытой только хилыми воротцами проселочной дороге, разделявшей хутор на две неравные части. Собаки подгоняли кабанов.

— В ружьё! Всем — из подвала — на чердак и — на первый этаж! В окна не высовываться! Бить только на поражение! Абсолютная бесшумность! Прикрыть периметр девчачьей хаты! Троица, вам первая скрипка.— сказал Радомир Липский в бусинку спикерфона.

— Конечно же.— отозвался Леонтий Нилов. — Уже отстреливаем животинку.

— Во-во. Переселяться к девчатам не будем. Но веер-кольцо обеспечим. Нам легче будет на дворе, чем в хате. — сказал Василий Белоярцев.

— Как обычно. Баба та кіцька — у хаті, собака та чоловік — на дворі. Вечность, что ни говори.

— Выступаем.— сказал Белоярцев, отстрелив рвущегося в окно мальчиковой хаты несветящегося дрона.

— Принято.

Через несколько минут четырнадцать мальчишек образовали живое кольцо вокруг девчачьей хаты.

— Направить к девочкам нашего переговорщика. Убедить не высовываться. Сами справимся.— распорядился Белоярцев.

— Принято.— отозвался Георгий Цхалидзе.— Я уже пошёл к девочкам.

— Белову не знаешь? Она тебе хвост отрежет.— проговорил в спикерфон Леонтий Нилов.

— Именно с ней я сейчас и говорю. Девчата готовы и отдохнуть и прикрыть нас. Спать никто из них не хочет. Убедил подремать. Но пятеро наотрез отказались. И Белова в их числе. Пока что уговорил не подниматься из подвала на поверхность.

— Во-во. Пусть, если что, помогут. А пока пусть сидят тихо. Это дело — мужское. — Антон Уланов уложил трёх псевдособак, ворвавшихся на просёлок и перебил правую переднюю ногу подгоняемому ими кабану.— Дострелите этот танк, хлопцы.

— Уже.— слаженный залп десяти стволов, почти беззвучный, заставил кабана остановиться, словно тот натолкнулся на стенку.— Готов.

— Хорошо. Троих дронов не пускайте к западной стене хаты.— Антон перезарядил пистолет.— И не вздумайте метать ножи. Дроны своих утаскивают — ножей не напасёмся.

— Принято.

Наконец атаки здешней биологической нечисти выдохлись. За стрельбой и перемещениями по небольшому театру вполне военных действий, школьники и не заметили, как наступило утро.

— Всё, мальчики. Теперь вы можете отдохнуть.— Виктория выскользнула из девчоночьей хаты как призрак и встала перед Антоном.— Антоша, будь добр, оставь троих в карауле по схеме треугольника и дай нам приготовить завтрак для всей честной компании. А?

— Ладно. Хлопцы, выделите там троих наиболее свежих. Остальные — в распоряжение девчат.

— Нет, ребята, огня-костра не будет. Радиоактивное тут всё. Будем жарить всё на своих химических "вариантах".

— Ладно, Вита. Готовьте. А мои пока уберут эту нечисть.

— Не надо, Антон. Сразу после завтрака мы выступаем. Правда, Вилда?

— Именно так.— глава класса встала рядом с Беловой.— Так что санитарной уборкой заниматься не будем.

— Проверим блокпост вояк? — спросил Леонтий Нилов.

— Нет. Это — у нас в тылу, а впереди должен быть только фронт. Так что сначала прогуляемся вокруг радиоактивной свалки, я там видела строительный вагончик и подмостный тоннель. Надо проверить это милое местечко, там есть научная перспектива. Потом проверим АТП, там четыре двухэтажных домика. И после АТП посмотрим тоннельчик. Тот, который в тылах АТП.

— Хочешь зайти с тыла, Вилда? — усмехнулся Леонтий.

— Нет, просто оценить возможности ножками, ручками и глазками.— в тон ему усмехнулась Вилда.

— Полагаю людских асоциальных элементов в зоне нет? — озабоченно произнесла Белова.

— Кто знает, Вита. Кто знает. Во всяком случае оружие держать заряженным и готовым к немедленному действию и куда попало — не ступать.

— Ежу понятно.— сказали подошедшие хлопцы.

— Ежу надо тоже подкрепиться. Так что прошу.— Вилда простёрла руку и мальчишки увидели на полу девчоночьей хаты брезентовый полог, уставленный тарелками с дымящимися пакетами.— Еда, конечно, концентрированная, но это последний такой оборудованный привал. В дальнейшем, чувствую, придется есть на ходу или на бегу. Или, в лучшем случае — стоя и постоянно озираясь.

— Гм, конечно...

После сытного завтрака школьники заметно подтянулись и немного повеселели. Их уже не пугали трупы убитых мутантов, усеявшие пространство хутора. Прибрав посуду и полог, они собрались у проломленных оконных проёмов девчоночьей хаты и зашарили цифровыми и оптическими биноклями и визорами по окрестностям.

— Выдвигаемся. Но по дороге не пойдём. Сначала сразу за выходом из хутора — налево и направляемся к свалке. Изучим её и двинем направо, к тоннелю под дорогой. По тоннелю — он сравнительно безопасен — выйдем к ложбине, откуда есть удобный выход на АТП. — Вилда привычно распределила цели и приоритеты.

— Принято, Вилда. — сказала Белова, окинув взглядом собравшихся подруг.

— Согласны, Вилда.— ответили мальчики.— Только просим слова.— вперёд выдвинулся Максим Лепнев.

— Говори, Максим.— Вилда согласно кивнула.

— Вы все, девчата, пойдёте из границ этого хутора только в середине кольца, образованного нами.— мальчик взглядом пресёк готовые сорваться с губ девочек возражения.— Мы слишком плотно изучали обстановку этой ночью, чтобы допустить риск выше определённого предела. Это — полигон, но он настолько реален, что на полигон мало смахивает и потому нам привычнее считать его реальной оболочкой, в которой нам всем предстоит действовать. Поэтому хлопцы берут на себя вашу защиту и охрану, а также разведку, а вы под нашим коконом сможете спокойно обращать внимание на любые детали и частности и подвергать их, равно как и общую картину, всестороннему анализу и изучению. Надо будет изучить что-то предметно вам и только вам — не вопрос. Выделим охрану и можете лично и непосредственно под нашим контролем и защитой изучать всё, что угодно. А этого у нас здесь будет больше чем предостаточно. Так что, хлопцы, образуем кольцо.

— Принято, Макс.— мальчишки через несколько секунд образовали вокруг девочек непроницаемое кольцо.

— Максим, очень интересно. А если по тропочке? — спросила Виктория Белова.

— И это учтено.— Максим кивнул. — Правда, хлопцы?

— Учтено. И там вы будете в достаточной безопасности. Кстати, мы уже смотались к снабженцу и приволокли дополнительное оборудование. Так что, девчата, выбирайте и обряжайтесь побыстрее. О нас не беспокойтесь. Мы уже все обрядились.— добавил Максим Лепнев.

— У-у-у, мальчишечки. — одобрительный приглушенный возглас, исторгнутый из уст большинства девочек, понравился мальчикам. Через несколько минут группа топталась на проселочной дороге, проверяя снаряжение.

— Итак, Вилда, каков план?

— Тут есть изменения.— Вилда, копавшаяся с ридером в сторонке, одна из первых девочек облачилась в дополнительную броню и навесила на себя ещё один комплект дополнительных приборов и вооружения.— У нас есть необходимость убить троих мутированных кабанов, которые не пропускают нас к возвратной дороге к основному блок-посту военных. Тому, что на периметре.

— И это, Вилда, сделают наши ребята.— Максим Лепнёв подошёл и склонился над ридером в руках Вилды.— Уяснил карту. Всё. Трое наших.— он указал на троих мальчиков, отделившихся от группы и подошедших к границе поселка.— сделают это чище и быстрее. А вы пока сможете с остальными покрутиться возле свалки радиоактивного барахла и отходов.

— Ладно, Макс. Ты как всегда очень и очень убедителен.— сказала Вилда. Обступившие её девчата согласно кивнули. Трое мальчишек, пригибаясь, приготовив пистолет-пулеметы, вышли неслышно за пределы хутора. Через несколько минут они ползком преодолели по одному асфальтированную ленту дороги и скрылись в кустарнике. А ещё через пятнадцать минут послышался шорох ветвей и приглушённый рык. Затем все стихло. Через пять минут все трое уже стояли перед Вилдой.

— Кабанчики мертвы, Вилда. Нам обеспечено приличное возвращение.— сказал один из троих мальчиков, протягивая отпиленные лазерным резаком шесть клыков.— Это тебе пока для начала полевых исследований.— улыбнулся он.— Это не доказательство. Только материал для исследований. Кстати, мы нашли там труп бандита. Вполне человекообразного, но Лай. — он кивнул на одного из своих компаньонов, — утверждает, что прожил он в этой зоне достаточно долго. Вот сумка. Мы кое-что собрали с него, пока отпиливали клыки.— он подал запечатанный пакет, тотчас же перехваченный одной из девочек.— В целом нормальный мужик, до тридцати пяти лет, телосложение среднее. Убит дня три назад. Кабанчики постарались. Стерео и квадрофото с нарезкой слоёв прилагаются.— он подал микропирамидку.

— Обыск трупа руками людей до нас был? — спросила Вилда обступивших её девочек и мальчиков.

— Нет, Вилда. Мы и так едва ховались в траве. Там — прямая видимость от блок-поста. Большая группа людей всполошит вояк и нас вернут за пределы полигона. Сама знаешь. — Леон обсудил со своими парнями происшедшее. — Так что придётся этого бандюгана пока оставить в покое. А двое из вас, девчата, вполне могут заняться исследованием содержимого этого пакетика как раз возле свалки. Она прикрыта двумя заборами и даже в стереотрубы следует весьма постараться, чтобы увидеть то, что мы там делаем.

— Хорошо. Тогда самым тихим шагом в режиме стеллса — выдвигаемся к свалке. Там трое девчат и четверо мальчиков выдвигаются к вагончику строителей и обыскивают его. Потом у вагончика берут под наблюдение холм, где весьма много псевдособак и кабанов, а также тоннель, выводящий под дорогой на правый край леса, где можно пригибаясь и даже ползком выдвинуться на пригорок и посмотреть, что же там за АТП такое. Трое девчат и четверо хлопцев выдвигаются влево и изучают тоннель под железной дорогой и подступы к водостоку. В том числе — заградительные поля и уровни радиоактивности с подарочками. Остальные — в режиме кокона изучают свалку. Задача ясна?

— Да, Вилда.

— Тогда тихо выдвигаемся через задний вход. — Вилда осталась серьёзной. Через минуту группа школьников цепочкой выходила из хутора, взяв курс на север. Стояла звенящая тишина, прерываемая только похрюкиванием кабанов и рычанием собак, загонявших очередную добычу себе на завтрак.

— Всё. Прибыли. Группе вагончика и группе тоннеля под железкой — общение только и только знаками. Никаких птичьих возгласов. — Вилда отдала последние распоряжения. — Остальным тоже разрешаю приступить к работе.

— Приступили.— группа вагончика ушла вправо.

— Приступили.— группа тоннеля ушла влево.

— Приступили.— группа школьников рассыпалась по свалке, закрыв изолирующие комбинезоны и надвинув на лица шлемы полной изоляции.

ТОННЕЛЬ ПОД ЖЕЛЕЗКОЙ

Разведгруппа в составе трёх мальчиков и двух девочек, попытавшаяся пройти в тоннель под железнодорожной насыпью, была надёжно остановлена вдруг набравшими невиданную силу электрическими щупальцами разрядников, густо усеявших поверхность асфальтированного проезда тоннеля.

— Активность выше всех допустимых норм. Мы здесь явно не пройдём. — сунувшись поближе к самому близкому озерцу разрядников, Велтс Микров с досадой посмотрел на вспыхнувший красным огнём индикатор безопасности. — У нас, слава богу, не безвыходное положение, чтобы здесь прорываться. Передайте Вилде, что тоннель закрыт настолько плотно, что даже думать о прорыве через него без крайней необходимости — самоубийственно.

— Хорошо. — поскучневшим голосом ответил командир группы — Роман Эмиров. — Я доложил. Вилда скомандовала отход. Мы нужны на радиационной свалке.

— Отходим. — сказал Микров. Группа развернулась и вышла из-под бетонного козырька тоннеля, отстреляв по дороге двух псевдособак и свиноплоть, попытавшихся было окружить незадачливых путешественников.

СВАЛКА РАДИОАКТИВНЫХ ОТХОДОВ

— Вилда, мы вернулись ни с чем. — доложил Роман Эмиров.

— Вижу. Приступайте к исследованию холма. Там я видела крышку интересную. Видимо там есть что-то подземное. Но там пять кабанов и шесть-восемь псевдособак плюс пять свиноплотей. Перезарядите оружие и попробуйте занять холмик. А мы пока закончим со свалкой. Кое-что мы уже раскопали, но нам еще нужно полчасика тут потоптаться.

— Без проблем. — Эмиров кивнул и его группа, пригнувшись, метнулась на холм, точными выстрелами укладывая ошалевших от такой наглости "скотинок" в самых живописных позах.

— Настреляли солидно. Мы на холме, Вилда. Люк перед нами.

— Закрепляйтесь. Скотинка осатанела от такой беспардонности, к вам чешет стадо псевдособак голов в шестьдесят.

— Уложим. Не беспокойся.

— Мы выходить к вам не будем, у нас есть уже результаты и мы продвигаемся к вагончику строителей. Туда уже ушла пятёрка разведки. Прикроете наш тыл. Нам надо, чтобы в спину нам никто не вонзился.

— Будь спокойна, прикроем.

— Хорошо. Заканчивайте здесь с анализами и пробами, коллеги. — Вилда обвела взглядом копошащихся среди покорёженной техники и строительных конструкций своих одноклассников и одноклассниц. — Группа разведки "Вагончик" — на связь.

ВАГОНЧИК СТРОИТЕЛЕЙ

— Группа разведки "Вагончик" на связи. Нашли пять артефактиков, захватили дополнительное вооружение и амуницию, разрушили пять-шесть деревянных контейнеров и уложили пять псевдособак с двумя кабанами. Нашли труп бандита, обыскали, изъяли оружие и боезапас. Полагаем, нам нужно переходить на местные образцы. Против них у нас защита весьма неплоха, а мы побережём заряды и своё вооружение. Готовы прикрыть переход основных сил к тоннелю под автодорогой.

— Принято. Мы снимаемся, идем к вам. Организуйте круговое наблюдение и оборону.

— Будет сделано, Вилда.

ТОННЕЛЬ ПОД АВТОМОБИЛЬНОЙ ДОРОГОЙ

В вагончике хватило места всем. Через пятнадцать минут подошла группа "Холм", сумевшая таки просканировать намеченную возвышенность.

— Ствол шахты от люка идет на глубину сто двадцать метров. Скобяная лестница. Уму непостижимо, для чего такая глубина при таком способе передвижения по стволу. А там второй люк, крышку которого наши сканеры не взяли. Далеко слишком, Вилда. Мы не смогли решиться вскрыть люк — пришлось бы менять слишком многое в плане работы. Думаю, что нам пока рано спускаться под землю, имея на земле такую проблему, как набитое бандитами АТП. — доложил Роман Эмиров.

— Вот именно АТП мы и займёмся. Сколько там субъектов, разведка? — переключив канал, Вилда связалась с двумя мальчишками, вжавшимся в склон автодороги и не спускавшими глаз с далёкого здания АТП.

— Двадцать восемь душ, Вилда. Предстоит форменная бойня.

— Что-ж. Поцарапаемся и покусаемся. — усмехнулась девочка. — Мне лично начинает нравиться такая возможность поразмяться. Берём в клещи?

— Нет, у нас в тылу будет подмостной блокпост, а там творится что-то не слишком понятное. Если он будет сзади одной из губок клещей — нам может не поздоровиться.

— Согласна. Разведке — прикрыть выдвижение основных сил на склон.

— Может, лучше по тоннельчику?

— Логично. Что там?

— Пока чисто. Может подойти один из бандюганов из троих, которые на взгорочке. Там также остов древней машины — грузовика. Предстоит осмотреть — кузов еще не разложился полностью.

— Поняла. На гребень и автодорогу соваться не будем. Она плохо, но всё же просматривается и с блокпоста вояк и от предмостного блокпоста и от АТП. Я рассчитывала "перетечь" ее ползком под маскировочными полями. Но кто знает, что тут на полотне понаверчено. Так что решено — идём в тоннель.

— Принято, Вилда.

БИТВА НА АТП

Тоннель удалось пройти без происшествий. Нашли в грузовике два тайника с оружием и боеприпасами: один — в кабине, другой — в кузове и ползком преодолели расстояние до взгорочка. Бандюганы икнуть не успели: их скосил бесшумный слаженный залп. Обыскав трупы и разжившись дополнительными боеприпасами: оружие сменили, отсмотрев характеристики и выбрав наиболее целое и боеспособное. Остальное привели в негодность и оставили при трупах.

— На АТП — чисто тихо и спокойно. Наш залп никого там не побеспокоил. — доложил один из мальчиков, наблюдавший за АТП в оптический бинокль, прикрытый маскирующими шторками. — Они слишком беспечны, что ли?

— Не уверена. Там их слишком много, поэтому они и беспечны. Фактор численности. — проговорила Вилда. — Неплохо убаюкивает, но не расслабляет. Идём серпом, остриём в разрушенный торец бокового строения АТП, посматривать по сторонам, обращать внимание на дорогу к тоннелю — там могут быть квазиплоти и свиноплоти, а также дрончики с псевдособаками. Зачищаем веером гараж и въездные строения, затем берём штурмом админкорпус — он двухэтажный, там предстоит побегать, потом можем сконцентрироваться на двух складах. После этого будем считать, что АТП — в наших руках. Отдохнём минуток десять и займёмся изучением подходов к заваленному тоннелю за АТП. Там триста метров дороги по холмам — надо быть внимательнее. Местность слишком открытая. Стрелять — только на поражение. Никаких раненых. Забираем оружие, боеприпасы, документы. Сколько там душ?

— Двадцать восемь. — отозвался наблюдатель.

— Отлично. Значит, каждый из нас может проявить себя в полной мере. Повторяю — стрелять только на поражение.

— Принято, Вилда.

— Выступаем. Броском в торец.

— Есть.

Через несколько минут школьники вонзились в пролом в стене бокового здания АТП подобно смерчу. Уложив вместе с тремя бандитами пять квазиплотей и двух псевдособак, вздумавших под шелест почти бесшумного боя поживиться свежатинкой, бойцы класса Виктории Беловой рассыпались по АТП, ведя прицельный огонь по пытавшимся их остановить бандитам. Через минуту трое бандитов уже лежали в разных концах двора АТП, двое бандитов свешивались из окон дежурки на въезде, пятеро бандитов нашли свою смерть на полу и стропилах основного гаража. Но остальные бандиты попытались закрепиться в здании управления.

— Придётся от стрельбы перейти к ударам. — произнесла Вилда. Одноклассники поняли ее иронию правильно и оружие обзавелось подствольниками. Десять одновременных залпов превратили админкорпус в решето, внутри вспыхнули и погасли зарницы слепящих разрядов и школьники ворвались в админкорпус, скашивая точными выстрелами пытавшихся продрать глаза бандитов.

— Не расходиться, берём второй этаж. Там — еще десяток. — скомандовала Вилда и точным выстрелом отправила сползать по стеночке субъекта в почти целом кожаном пальто. — Везёт мне. Кажись, главаря зацепила. — она обыскала его труп и обзавелась щегольским пистолетом. — И правда, главарь.

— Второй этаж чист, Вилда. Проводим обыск субъектов и отстреливаем стаю псевдособак. Пожаловали от тоннеля сюда.

— Хорошо. Закрепляйтесь в зданиях, соберите оружие и боеприпасы. Главное — боеприпасы.

— Рассчитываешь, что придётся стрелять в открытую, Вилда?

— Именно. Если им можно стрелять в открытую, то рано или поздно и нам придётся также стрелять открыто и звучно. Увы. У нас нет в план-приказе ограничения на этот счёт. Кстати, нам надо подкрепиться. Так что организуйте ланч.

— Хорошо, Вилда. — отозвались сразу несколько школьников.

Поев, школьники приободрились.

— Никаких законов Архимеда. Проверить АТП снизу доверху, выставить посты наблюдения и прошерстить всю территорию вокруг АТП. Через четверть часа мы уходим к тоннелю и нам нужно, чтобы сюда не сунулись сменщики бандюганов. — Вилда, сидя на деревянном ящике, шёпотом обсуждала по связи ситуацию со своими старшими групп. — Как с научной разведкой данного места?

— Ведём, Вилда, но пока все штатно. Думаем, возле тоннеля будет интереснее.

Впоследствии Виктория Белова часто вспоминала этот полигон. Да, для неё как для девочки, необходимость делать что либо, что могло бы превратить любое живое существо в неживое, была чужда по определению. Виктория не удивилась своему остро проявившемуся отвращению к оружию. В то же время она понимала, что живя в пограничном мире, она обязана владеть в совершенстве хотя бы необходимым минимумом знаний, умений и навыков, позволяющих эффективно ответить на большинство посягательств.

И, хотя рядом с ней теперь были её одноклассники, которые намылили бы холку любому, кто посягнул бы на неё, Викторию Белову, она понимала и то, что сама должна уметь намылить холку любому обидчику любого из своих одноклассников. Кобура с теперь уже стадвадцатизарядным пистолетом стала частью её самой, кинжал удобно покоился в ножнах на голени, о его существовании она и думать забывала, но постепенно она освоила и многие другие методы и способы воздействия на обидчиков. И первый шаг к этому освоению она сделала, получив из рук отца боевое огнестрельное оружие, а второй — во время прохождения полигона.

Она никогда не считала себя хронической полной дурой и потому понимала, что в человеческом обществе есть немало людей — что поделаешь, приходится именовать их пока что людьми — которым абсолютно будут не интересны её научные и учебные достижения. Найдётся немало людей, которым она будет интересна просто как девочка, как самка. А уж о том, что могло ждать молодую девушку и женщину, Виктория, верная своему принципу укладывать в свою голову вагоны самой разной информации при малейшей возможности, знала предостаточно. И она понимала, что при определённом раскладе обстоятельств она может тоже стать объектом посягательств известного рода. Виктория со своим прагматизмом далеко не всем нравилась даже в школе и во дворе своего дома, но, как считала сама, лучше быть живым, здоровым и целым прагматиком, чем мёртвым, больным и разобранным на запчасти романтиком.

Виктория Белова. Покушение

Кто же тогда мог подумать, что Виктория Белова, весёлая, компанейская и адски информированная девочка, в действительности очень скоро станет объектом сексуальных посягательств. Возвращаясь поздно вечером пешком к станции пассбуса из очередного вояжа к заинтересовавшим её покинутым памятникам архитектуры, она почувствовала только прикосновение чьих то губ к своей левой щеке, после чего капитально провалилась в сон.

— Вердан, Виктин сигнал пропал.— сказал Гога Велидзе, коротавший ночь у компьютерной системы, которая транслировала обстановку в окрестностях Московска.— У неё слишком мощная система позиционирования, чтобы можно было заподозрить поломку.

— Давай развёртку.— Вердан Леплевский сам немало удивился своей решимости посмотреть ситуацию под электронной лупой.— Боюсь, что с Виктой что-то случилось. Есть там рядом патрули службы безопасности Московска?

— Два пеших и один на автомобиле. — ответил Гога.

— Нам нужен вертолётный патруль. — поморщился Вердан.

— Сказанул тоже. Где я тебе найду сейчас в этом районе вертолёт? И почему? — Гога немного уже начал нервничать.

— Потому что с Викторией случилась та беда которая случается преимущественно с девочками, девушками и женщинами. — ответил Леплевский.

— Маньяк? — в глазах Гоги зажёгся огонек готовности к немедленной мести.

— Нет.— Леплевский кинул взгляд на развертку и похолодел. — Вот и указание на перемещение тела. — он ткнул в зубец покадровой съемки. Успеть бы. Я вызываю патруль из соседнего квадрата.

— Успеют?

— Успеют. Или я не Леплевский. — Вердан нажал несколько клавиш, отправляя пакет с информацией. Он не знал, но сразу догадался о том, что Виктория была похищена. К сожалению, ни в России ни в других странах мира с этим поделать ничего не могли. Люди оставались наполовину животными и животные инстинкты далеко не всегда легко и просто подчинялись усмирению, взнуздыванию и контролю. Но он знал и другое — ему необходимо было выиграть у похитителей самое главное — время. То самое время, которое отделяет Викторию от мощнейшей и глубочайшей практически неликвидируемой полностью психотравмы, совмещённой с грубейшим физическим насилием. Да, оружие и кинжал с ней, но технология похищения далеко не всегда позволяла воспользоваться всем этим арсеналом вовремя.

— Информация получена. В квадрат выдвинулись поисковые беспилотники, вертолётный патруль направляется в этот же квадрат. Соседние квадраты в шесть слоев взяты под план "Перехват" — Гога севшим глухим голосом доложил часть результатов своей работы. — Я этих обормотов...

— Остынь. Давай изображение с беспилотников на третий экран. Ага. Вот место с которого они её сняли. Тепловая картинка соответствует. Чисто сняли, что и сказать. Метод по классификации — "Поцелуй Иуды". — ответил Леплевский, пытаясь сохранить равновесие внутреннего настроя.

— Ты имеешь в виду... — Гога кинул на него короткий взгляд.

— Да, именно. Секундное касание и длительный сон с потерей ориентации. Не жестоко, но крайне неприемлемо. Жестокость, уверен, будет дальше. Таков сценарий и ещё не было случая, чтобы они от него отступали. — ответил Леплевский, вглядываясь в экраны.

— Успеют? — задал явно лишний вопрос Гога.

— Обязаны успеть. Или любого, кто прикоснётся к Виктории даже грязным словом, я разорву на кусочки собственными руками. — ответил Вердан. — Или — сейчас, или — потом. Но ни один из них не уйдёт от меня. Если я не успею — будут мстить мои братья.

— И мои тоже.

— Кажется, успели. — Леплевский боялся издать вздох облегчения.

— Давай развёртку ситуации на экраны. С пятого по десятый. Пока подержим ситуацию, а там... — проговорил Гога.

— Слава богу, медики Службы безопасности успели до того как к ней прикоснулись. Она всё время была в отключке. Но её оружие облапали, сорвали с неё. Главное, что она цела. — Леплевский напряженно читал все новые и новые строки пакетов информации.

— Куда её? — Гога пока работал с первыми пятью экранами, поэтому на остальные пять смотрел не особо внимательно.

— В Кризисный медцентр. О Небо, они таки... — Леплевский пытался не поверить глазам, прочитавшим очередные строки, но повторный пробег по знакам подтвердил его худшие предположения.

— Что? — Гога моментально впилился взглядом в экран, вызвавший столь резкую реакцию друга.

— Они её таки повредили... — глухо ответствовал Леплевский, указав на пару строчек в середине пакета.

— И что это значит? — Гога пытался сдержать негодование, но удавалось ему это плохо.

— По данным медиков Службы безопасности — как минимум неделя реабилитации. Но, боюсь, этим дело не ограничится. — ответил Леплевский.

— Ты имеешь в виду повреждение психосферы? — наконец взгляд Гоги нашарил нужные строки.

— А ты как думал? И всё наше Мужское братство попадет под такую раздачу... — Леплевский привычно просчитал ситуацию.

— М-да. Пусть её и не повредили физически — с этим пока слава богу обошлось, но "Поцелуй Иуды" что-то такое затронул в её психосфере... — проговорил Гога, прочитывая пакет дальше.

— Ей слава богу не десять лет, немного больше, но в период формирования и выхода на взрослость девушка очень уязвима именно психологически. Для Виктории эта уязвимость означает, что после происшедшего все мальчики будут сметены с её доступа. — проговорил Леплевский.

— Монастырь? — прошептал Гога, склоняясь рядом с другом над очередным экраном.

— Вполне возможно. Но, боюсь, картинка не врёт. Монастырь её примет тогда, когда она перестанет ненавидеть всех мужчин, не относящихся к её родственникам. Слава богу повреждение психосферы не достигло столь опасного уровня. — проговорил Вердан. — Факт остается фактом. Для всех, имеющих несчастье быть мужского пола, Виктория потеряна. Хорошо, если она после реабилитации вернётся в школу и восстановит свою немаленькую высоту позиций в научных и практических разработках. А также в обучении. Но, боюсь, теперь мы для нее, все мальчики, парни и юноши из любого мыслимого окружения — только узкие функционеры. Любая наша попытка даже морально посмотреть на Викторию как на девушку, особу женского пола, приведёт к экстремальным последствиям. То, что она может мстить после случившегося своим обидчикам — это возможный факт, но то, что она будет и сейчас и впоследствии всемерно мстить любому, кто увидит в ней особу женского пола — это факт почти железобетонно доказанный. Задачка... — проговорил Вердан, выключая экраны второй пятерки. — Я тут послал информацию под паролем Мужского братства. Придётся собирать Совет.

— Придётся. Шуму будет... — Гога вернулся на своё кресло перед погашенными экранами.

— Она об этом знать не будет. Методика реабилитации предусматривает круглосуточный глубокий сон с использованием систем автопитания. Исключены любые свидания. Я знаю, её родные уже поставлены в полную известность и здесь Виктория не виновата — не она напала, а на нее напали. Так что претензий и обвинений в беспечности не будет. По последним данным её уже доставили в палату интенсивной терапии. Сверка показала подтверждение физической целостности. А вот с психологической... Как я и думал. Проблемы. Вот и знак блокировки информации, выставленный Медслужбой. Похоже, это всё, что мы можем узнать о состоянии Виктории дистанционно. — Леплевский погасил свою пятёрку экранов и включил первую пятёрку в режим трансляции информации о предпринимаемых мерах со стороны структур общества.

— Одноклассницы Виктории в полном составе отправятся на встречу с родными утром в восемь. — констатировал Гога.

— Их право. Заседание Совета Святослав Невский уже назначил на вечер в зале Решений. Режим "Сумерки". — будем сидеть в полутьме и думать. — проговорил Леплевский.

— Служба Безопасности взяла след. Исполнители раскололись, теперь надо крыть заказчиков. Лейтенант Стрелов, как руководитель оперативной группы, вывесил информацию, что СБ Московска решит эту проблему. — Гога пробежал взглядом убористые строки стандартного пресс-релиза.— неприятность с Викторией предстаёт как часть разработки.

— Знаю его. Это действительно стрела, которая не знает промаха. Значит, многие другие девчата уже не пострадают. — Леплевский встал. — Гога, давай спать, а то нам ещё выполнять стандартную программу на сегодня. — он взглянул на цифры часов единого российского времени. — уже второй час.

— Спать будешь? — Гога прогнулся.

— Сказал тоже. Какой тут сон? Вот теси-грамма Ричарда. Он получил информацию и завтра будет здесь.

— Его, возможно, пропустят к ней. — проговорил Гога, прочтя короткий текст. — Единственного из неродственников.

— Боюсь, что ты здесь не прав. Рич для неё, — Леплевский взглядом указал на официальный портрет Виктории Беловой, высветившийся на одном из дежурных мониторов, — ещё больше чем родственник.

— Да? — Гога удивленно воззрился на коллегу.— И кто же он?

— Ты, Гога, слеп. Ричард для неё — первая любовь. И уж его-то, очень надеюсь, она будет рада видеть больше, чем любого мужика-неродственника. Боюсь, что он будет единственным, кому она разрешит прикоснуться к себе физически, а не только морально. Пока единственным, надеюсь.

— М-да. — изумленно проговорил Гога. — Я действительно слеп во многом, что касается девчат. Издержки пола, так сказать. Только вот я не уверен, что она допустит теперь даже на несексуальный физический контакт кого-либо из ребят. Попали мы.

— И возраста. Может, мы действительно попали. Но главное, что физически Виктория не пострадала и сможет, если захочет, иметь нормальных, не травмированных изнасилованием детей. Залечить бы психотравму такой глубины... Я даже не ожидал, что наша несгибаемая торпедная Вика настолько психологически уязвима. Надеюсь, медики постараются восстановить её психосферу. Хорошо, что хоть медикам Психокорпуса она не сопротивляется. Этот случай её искорёжил. — поддакнул Вердан, с грустью взглянув на официальный портрет Беловой.

— Согласен. И возраста. А медики Психокорпуса России — профессионалы не из последних. Но и сама Виктория прекрасно понимает, что долго зависать в этой яме ей нельзя. Думаю, она сама будет восстанавливать свою психосферу не менее рьяно. Она же понимает, что вокруг неё — не одни только монстры и сволочи. — Гога проследил взгляд друга. — Даже не знаю, выдержу ли я её холод.

— Хотелось бы верить, но выдержать её холод придётся всем нам, кто принадлежит к Мужскому братству. Её тоже надо понять. Она — украинка, существо сверхэмоциональное, весьма чувствительное и адски глубокое именно в психосфере. Её интуиция просто запредельна, знания — огромны, работоспособность — просто поразительна.

— К сожалению, интуиция не позволила ей уклониться от "Поцелуя Иуды".— прошептал Гога.

— Не надо требовать от неё полной универсальности, Гога. В конечном итоге далеко не все, как оказалось, интересуются в ней, в нашей Виктории, только разрешённым и доступным. Некоторым хочется прорваться за флажки. И её телесная красота здесь значит не меньше, чем интуиция, знания и работоспособность. Последние три фактора воспринять полностью дано надлежащим образом, к сожалению, далеко не всем. Вот некоторые и сконцентрировались на более доступном. Помнишь скандал с облитием кислотой картины "Даная"? — Леплевский ходил по комнате как маятник, заложив руки за спину и не глядя на друга.

— Ещё как. Слава богу, историю земных культур мы не так давно учили. Многие облизывались, нашёлся же подлец, который и испортил. — Гога облокотился о спинку третьего кресла и сложил руки на груди.

— Испортил он не только картину. Он испортил её фон. Психологический. Тогда об этом мало говорили и мало знали. Не то что теперь. И ножичком добавил. Ценитель хренов. — возмущенно сделал ударение на последнем слове Вердан Леплевский.

— Да уж ценитель в кавычках. Дело давнее, приняты достаточные меры. Но рецидивы будут. К сожалению будут, Вердан, всё время пока существует человечество.

— Но это не значит, что не будет противодействия таким преступлениям и наказания. — ответил Вердан

— Будет. Ладно. Давай посмотрим план заседания Мужского братства по плану "Сумерки".

— Давай.

Виктория Белова сразу поняла, что произошло. Она никогда не строила никаких иллюзий относительно своей физической привлекательности. Пользуясь психосферой, она знала расклад похищения посекундно, могла бы описать любого из похитителей в деталях. К счастью, они успели только её похитить и увезти за сто пятьдесят километров, но были схвачены едва лишь Виктория оказалась распростёртой на койке в полутёмном подвале. С неё успели сорвать перевязь с кобурой и кинжалом, но это было последнее свободное действие похитителей. Свет, заливший помещение означал, что планы похитителей провалились. Через десяток секунд все пять субъектов уже были парализованы сотрудниками Службы Безопасности России, а ещё через десять секунд Виктория крепко спала на мягчайшем покрывале на носилках, бережно уносимых в чрево медицинского вертолёта Российской Службы Катастроф. Винтокрылая машина быстро доставила её в Кризисный центр Медслужбы страны, теперь она лежала на мягкой иммобилизирующей подушке в отдельной палате.

— Прошу нас всех извинить. У Виктории жесточайшая психотравма и никаких свиданий и посещений мы пока давать не имеем права. Одно могу сказать совершенно точно: физически она не пострадала. И, более того, не так давно мы получили информацию, что она сама начинает работу по своему восстановлению в психической сфере. Естественно, наши специалисты и сотрудники тоже участвуют в этом процессе. — лечащий врач был окружён немедленно прибывшими в Кризисный центр одноклассницами Виктории плотным кольцом, но пока что не выказывал желания немедленно исчезнуть из поля зрения посетительниц.

— А как с её отношением... — задала вопрос одна из девочек.

— Пока что могу сказать одно — психотравма исключает допуск всех лиц мужского пола на контакты, превышающие служебные. — врач не изменился в лице. — Естественно, это не касается братьев и родителей. Но всех остальных касается в первую очередь. К сожалению, она будет почти всю жизнь испытывать сильную насторожённость ко всем мальчикам, юношам и мужчинам, если те попытаются выйти за рамки служебного общения. Словом, взглядом, любым действием или бездействием.

— Попала Вика... — прозвучал голос из задних рядов.

— По последним данным — да. Но сейчас Виктория уже в безопасности. Так что давайте предоставим возможность спецслужбам делать их работу надлежащим образом. Всё. Прошу всех вернуться в зону для посетителей. Мне надо пройти на пульт, посмотреть результаты часового мониторинга.

— Понимаем. — одноклассницы поспешно ретировались. Дверь за ними закрылась, но через минуту открылась снова. На пороге стоял мальчик, затянутый в дорожный комбинезон, сверху которого была надета госпитальная стерильная пелеринка.

— Простите. Я...

— Вы — Ричард? — врач уже повернувшийся к открывшемуся проему, моментально узнал визитёра.

— Да. Можно...

— Да. Вам — можно. — Врач жестом разрешил визитёру встать рядом и повёл его по длинному коридору. — Мы идём в пультовую мониторинга, Ричард. Сразу скажу: никакого изображения палаты и изображения самой Виктории там нет и быть не может. Там — только цифровая и графическая информация о её состоянии.

— Знаю. В Дальневосточном Кризисном центре я бывал. Там похожая аппаратура. — Ричард вошёл в просторный зал пультовой, приветственно коротко кивнул медикам, сидевшим у мониторов. — Могу я присесть?

— Можете. — врач пододвинул посетителю кресло. — Как видите, никаких изображений, только схемы, диаграммы и графики.

— Вижу. Скажите...

— Я могу лишь подтвердить то, что уже вам, Ричард, должно быть, известно. Виктория пострадала психически. Физически она — та же, что и раньше. Служба Безопасности успела до того момента, как к ней прикоснулись по-грязному. Но с неё уже успели сорвать перевязь с оружием... Вся процедура до этого момента, если взглянуть на нее в комплексе, избила её психосферу до состояния искорёженности.

— Бедная Вита... — проговорил Ричард.

— Она со своей стороны уже пытается восстановиться. Так говорят показатели глубинного мониторинга. Мы, врачи и специалисты Психокорпуса делаем то же, что должны со своей стороны. Вы видели в холле как я говорил с одноклассницами Виктории?

— Да. Одноклассники сами отказались приезжать. Вита бы их учуяла за сотни метров. И тогда...

— Да, Ричард. К огромному сожалению состояние психосферы Виктории сейчас таково, что мы практически убеждены в том, что нам многое не удастся.

— Что именно?

— Нам не удастся вернуть её психосферу в зону полной стабильности. Она никогда не сможет воспринимать никого, кто принадлежит среди людей к мужскому полу, иначе как коллег по работе и просто по жизни. Понимаете?

— Понимаю. Но ведь это явно ненормально. Вита из многодетной семьи, она запрограммирована родом на многодетность. А тут волей-неволей придётся...

— Именно. Время, возможно, сумеет сгладить остроту неприятия мужчин как нормативных, подчеркиваю, нормативных, а не насильственно-преступных партнёров по сексу, но теперь Виктория будет проводить такой многоступенчатый отбор кандидатов, что любой конкурс детской забавой покажется.

— Вы считаете, что у нее в душе будет...

— Маячок глубокого личностного горя, Ричард. Жёлто-оранжевый, тревожный. Он прекрасно читается всеми нашими современниками. Даже не имеющими особой психологической подготовки. Естественно, как девушка, Виктория будет вынуждена интересоваться юношами, искать среди них того, кто сможет преодолеть запрет, налагаемый этим маячком, искать того, кто не испугается неизбежной высоты требований Виктории. Иными словами, Ричард, теперь Виктория закрыта в таком панцире, что любой известный ныне скафандр — просто вуалька. Теперь единственным, кто сможет преодолеть этот маячок, станет молодой человек, способный на полный, самый полный, поистине маячный свет своей собственной души. А таких, Ричард, согласитесь, в жизни каждого человека Земли не так много бывает. Единицы, но никак не десятки.

— Соглашусь. Доктор, а ...

— Единственное, что могу сказать, Ричард, вам лично: вы не относитесь к числу мужчин, для которых Виктория недоступна. Насколько я разобрался в сложившейся ситуации и в её, Виктории, настроении — вы почти единственный из молодых людей, которым она разрешит прикоснуться к себе физически и непротокольно.

— Но это не означает...

— Не означает, что вы будете в числе её возможных главных друзей по жизни, Ричард. Вы сами знаете о том, что первая любовь не предполагает подобного уровня доступа.

— Знаю, доктор.

— Мы за неделю проведем санацию психосферы, подлатаем что сможем. Всё это время мы продержим её во сне. Сон, к счастью, ненасильственный, почти естественный — это для Виктории возможность и самой провести определённую работу по восстановлению самой себя своими собственными силами. Возможно, нам удастся создать оркестр из наших и её усилий, что обеспечит определенный успех. Только вот о деталях я пока говорить не буду. О деталях этого успеха. Всю эту неделю палата будет полностью автономна и изолирована. А потом... потом мы пригласим её родителей и потом — вас, Ричард. Не считайте нас жестокими, но так сложилась ситуация, что сначала она увидит именно родителей, потом сестёр, потом, к счастью, если ничто не будет мешать этому — братьев. А потом — вас.

— Понимаю. Я остановился в гостинице центра, вот мой номер связи. — Ричард подал визитку гостиницы.— Прошу вас, доктор...

— Если будут изменения — вы узнаете одним из первых.

— А её обидчики...

— Ими занимается СБ России. Идут следственные мероприятия. Но они будут покараны. Насколько я знаю, уже ищут заказчиков. В том, что есть не только исполнители, но и заказчики — убеждены лучшие сыщики и следователи с криминалистами из Службы. Как только найдут — они будут покараны со всей жестокостью. Двумя судами — украинским и российским.

— В таких случаях сроки складываются. — проговорил Ричард, мрачнея.

— Именно. Так что они получат по заслугам.

— Извините, доктор. Я знаю, вам нужно работать. Я буду в гостинице или в любом случае на связи.

— Всё что вам будет нужно знать, Ричард, вы узнаете вовремя. — врач протянул мальчику руку. — Идите.

— Вытащите её, доктор. — Ричард просительно заглянул в глаза врача.

— Вытащим. Это я обещаю. Виктория будет почти прежней.

— Почти. — Ричард пожал протянутую врачом руку и встал. — Я пойду. Дорогу я запомнил.

— Идите, Ричард.

Так и произошло. Через неделю в открывшейся после длительной изоляции просторной палате побывали родители Виктории, затем её сёстры. После этого наступила очередь братьев. Виктория была рада видеть вокруг родные, предельно знакомые лица, слышать хорошо знакомые голоса и купаться в волнах психологической стабильности и комфорта, которые могли быть созданы только самыми родными людьми.

— Простите, мам, пап, сестрички и братья. Я очень счастлива и довольна тем, что наконец могу видеть и слышать всех вас, чувствовать ваше присутствие и вашу доброту. Но я не могу, не имею права замыкаться в стенах семьи.

— Понимаем, Вика. — помолчав проговорил отец. — Но готова ли ты к таким перегрузкам?

— Пап, меня восстановили почти полностью, я не побывала на том свете, физически я практически та же самая, мне удалось почти полностью внутренне стабилизироваться. Но если я сейчас замкнусь на уровне семьи, я вполне могу заказывать по себе самой панихиду и похороны. Мам, не волнуйся, доктора меня залатали так, что ни швов, ни заплаток не найти. Я практически та же.

— Вита не завышай оценки. Ты ещё слишком слаба физически и морально, чтобы сразу принимать на себя нагрузки обычной жизни. Я говорила с врачами. Ты должна пройти десятидневный курс глубокой многоуровневой реабилитации. Программы и планы я смотрела и со многим согласна, но только если ты сейчас не наломаешь по своему обыкновению дров, желая прыгнуть выше головы.

— Мам, я что, враг себе?

— Нет. Но сейчас я не уверена, Вита, что ты изменишь своим установкам. — сказала мама.

— Именно, Викта. — подтвердил отец. Любой из нас, здесь присутствующих сразу подтвердит правильность и справедливость только что высказанного мамой вывода. — Ты ещё слишком слаба. Но, — отец улыбнулся, — ты определённо поздоровела и поэтому кое-какие приятности тебе вполне по силам. Сделаем так. Сейчас у нас три часа дня. Мы вернёмся к тебе в палату в восемь, после ужина и пробудем до девяти. Есть необходимость кое-что обсудить из нашего семейного. Это обсуждение санкционировано мамой и поддержано врачами Кризисного центра. А сейчас мы ненадолго тебя покинем. Но ты не останешься в одиночестве. — отец встал, поднялись и его жена и сыновья с дочерьми. Они полупрощально кивнули и вышли, притворив за собой дверь. Притушился ненамного свет, и до этого не ослеплявший глаза и Виктория откинулась на подушках, давая возможность телу отдохнуть от небольшого приятного напряжения, вызванного визитом самых близких людей. Она прикрыла ненадолго глаза, а когда открыла, рядом с ней сидел юноша в белой госпитальной пелеринке с букетом цветов и пачкой сшитых листков пластика.

— Рич? — Виктория широко открыла глаза. Всё же полумрак автоматика нагнала в палате изрядный.

— Я, Вита. Я. — ответил молодой человек, кивая и жестом давая команду автоматике включить в четверть накала плафон прикроватного софита.— Тебе свет этого прожектора не помешает?

— Боже, Ричард. Ты ли это? — Виктория приподнялась на локтях, но Ричард несильными движениями ладоней заставил её опуститься на кровать. — Мне никто не говорил... Как ты узнал? Тебя долго ко мне не пропускали? — она взяла букет и спрятала в нем свое лицо. — Боже, как пахнет... Ричард, это самый лучший сюрприз за последние десять дней. Тебя держали тут на привязи всё это время? Ты хоть ел нормально? Осунулся.

— Вита, я был рядом все эти дни. Не беспокойся, я ел нормально и никто меня на привязи не держал. Моё пребывание здесь было только моим решением и только моим желанием. — молодой человек не делал ни одного лишнего телодвижения и Виктория не испытывала никаких уколов страха. — Так что я здесь по собственной воле.

— Ричик... — Виктория всё же села в кровати и взяла его лицо в свои ладони — Рич, милый... — она расцеловала его в обе щеки. — Ты не думай, я в норме. Ричочек... — она наклонила его голову и поцеловала в макушку. — Волосы совсем чёрные стали, а были каштановыми. — она обняла его за плечи и прижалась к его груди. — Рич, спасибо тебе. Спасибо, что ты есть у меня. Ты не думай, ты можешь меня коснуться, я не кусаюсь и бежать от тебя не буду... Мне самой интересно, как я отреагирую на твои прикосновения. Уж извини за прагматизм.

— Точно, Вита? Ты не слишком торопишь события?

— Рич, полумёртвые женщины обычно не лезут обниматься и целоваться к своим кавалерам. Более того, они не всегда их пускают в больничные палаты, где пребывают в вынужденно полуразобранном и затрапезном виде и состоянии. Мы же с тобой друг друга не первый год знаем. И я совершенно чётко понимаю, что ты пока единственный из неродственников — мужчин, которым я полностью могу доверить коснуться себя вне служебного протокола. Опять прагматизм проявляется, Рич. Это форменное наказание, да? Я кажусь тебе сухаркой?

— Вита, ты никогда не была сухаркой. Ты была разной, но это нормально. — Ричард осторожно коснулся её щеки. Виктории понравилось тепло, исходившее от его пальцев и ладони. — Можно коснуться твоих волос?

— Ты, Рич, не спрашивай, касайся. — усмехнулась Виктория. — А то мы с тобой и не поймём, насколько я изменилась.

— Ты и изменилась и осталась прежней, Вита. — Рич несмело коснулся губами тыльной стороны кисти её левой руки. — Я привёз тебе сборник своих очередных стихов. Здесь не все, остальные я привезу тебе позднее.

— Почитай мне их, а, Рич?

— Ну, хорошо. — Ричард согласился без колебаний, убедившись, что его подруга способна воспринять текст и подтекст самодельных стихов.

Долгий час с двадцатью минутами Ричард читал, почти не заглядывая в сшитые листочки строки, которых так ждала Виктория. Там было многое. Там было то, что дало Виктории возможность убедиться — дать ей полную и самую полную возможность самой выбрать то, каков будет её собственный Путь в этой жизни и кто встанет рядом с ней на этом Пути. Себя Ричард рядом с Викторией не числил в длительных попутчиках и Виктория понимала это правильно — Ричард не давил на её путь и не навязывал ей себя.

— Спасибо, Рич. — она открыла чуть набухшие от слёз глаза. — Боже, это такое удовольствие и наслаждение... Рич, ты часом не медицинский избрал? И не психологический? Ты не подался в люди искусства?

— Нет, Вита. — Ричард остановил чтение и прикрыл стопку листков.— Ты устала и наплакалась. Тебе надо отдохнуть.

— Ричочек...

— Что, Вита?

— Не уходи, а? Побудь здесь. Скоро мои придут. Неудобно.

— Вита, тебе надо отдохнуть. — без всякого нажима в голосе повторил Ричард.

— Ты неправ, Рич. Ты неправ потому, что твой почерк и эти листки с твоими стихами, твой голос, читающий эти строчки на этих рукописных листочках, твоё присутствие здесь — и физическое и психологическое — стоят целой аптеки всяких снадобий и целого полка всевозможных докторов с медсёстрами и со всей медтехникой, о какой только можно помыслить. Рич, я абсолютно серьёзно. Ты единственный из мужчин, кого я хотела бы видеть сейчас и здесь, когда я в полуразобранном и совершенно небоевом состоянии, когда я уязвима и, откровенно сказать, больна. Я искренне, совершенно искренне и глубоко благодарна тебе за то, что ты понял и приехал, прилетел сюда со всей поспешностью. Ты своим появлением здесь сделал больше, чем год самых интенсивных реабилитационно-реанимационных мероприятий. Я знаю, я должна тебе об этом сказать, чтобы подтвердить тебе же твои собственные ощущения. И потому я согласна сегодня отдыхать только рядом с тобой. Скажи, только честно и откровенно, ты сможешь ещё немного задержаться в Кризис-центре?

— Я задержусь столько, сколько тебе будет необходимо, Вита.

— Рич, можно тебя попросить?

— Всё, что будет в моих силах, Вита. — молодой человек переместился на кровать и Виктория блаженно откинула голову на его колени. Левой рукой она коснулась его плеч, провела по груди.

— Совсем большой стал, Рич.

— Ну и ты не осталась маленькой. — улыбнулся Ричард.

— Да. Спасибо спецам из ЭсБе России. А то бы...

— Не надо, Вита.

— Не буду, Рич, не буду. Хорошо, что всё закончилось. — она коснулась пальцами его правой щеки. — Бреешься уже?

— Не хочешь — не буду.

— Ну кто я такая, чтобы запрещать тебе, Рич?

— Ты? Первая. — без усмешки ответствовал Ричард. — Мне этого достаточно, чтобы учесть силу твоих желаний в моей жизни.

— Спасибо, Рич. Мне пока что никто таких слов не говорил. Я знаю, это твоё право, но всё равно такие слова звучат как симфония. Первая... — Виктория вслушалась в музыку звуков, составлявших это слово. — И ты у меня тоже — первый.

— Спасибо, Вита. — Ричард легонько приобнял её за плечи. Виктория приподнялась, пододвинулась к спинке кровати и её губы нашли губы Ричарда. Страстный молчаливый поцелуй продлился несколько минут.

— Рич, это волшебство какое-то. Я лежала тут умирающей воблой, соображала невесть что кладбищенское, а теперь у меня и сил-то прибавилось и желания всякие жизненные появились. Ты часом не сбежишь от меня?

— Вита, я не имею ни малейшего желания сбегать от тебя. Если ты, конечно, не попросишь меня исчезнуть. Из твоей жизни, разумеется.

— Никогда не попрошу, Ричочек, — Виктория опустила голову на колени молодого человека.— Никогда. Хочешь, поклянусь?

— Не надо слов, Вита. Мы и так с тобой всё прекрасно знаем. Гораздо больше, чем можно выразить словами.

— Вот именно поэтому я и попросила, чтобы тебя пропустили ко мне первого. Родители и братья с сестрами — просто замечательно, но ты, Рич, ты настоящий ключ. Я такой ключ никогда не смогу потерять.

— И я тоже, Вита. — Ричард погладил её по распущенным волосам.

— Рич, прости меня. Можно тебя попросить?

— Можно, Вита. Тебе всё можно.

— Рич, можно я сяду к тебе на колени? Ужасно неудобно вот так наполовину. Да и тянуться...

— Прости, Вит. Я не подумал. — Ричард моментально закутал Викторию в одеяло, оставив свободными только руки и плечи, достал левой рукой из тумбочки дополнительное покрывало-пелеринку, которым укрыл плечи девочки. — Вот теперь я посажу тебя, Вита, к себе на колени. — он подоткнул одеяло, чтобы голые ступни ног Виктории не обдувал прохладный воздух из сопел кондиционера. — Как, удобно?

— Восхитительно, Рич. — её лицо оказалось почти на уровне лица молодого человека. — теперь я хоть обнять могу тебя, Ричочек, по-настоящему. А то прямо умирающая царевна-лебедь.

— М-да. Ты уже далеко не умирающая.

— Твоими стараниями, Рич. Твоими стараниями. — Виктория крепко обняла его за плечи и прижалась щекой к его щеке. — Рич, если бы ты только знал, насколько мне важно было увидеть и почувствовать тебя сегодня, сейчас. Вот так... Понять, что я ещё не списана в расход и в тираж... Скажи, Рич. Этот маячок, о котором говорили врачи. Он что, действительно теперь навсегда?

— Вита. Я уйду от прямого ответа и скажу так. Я его вижу и я его чувствую.

— Он тебя пугает или настораживает?

— Он заставляет меня быть особенно осторожным и бережным.

— Рич, твои обтекаемые формулировки сделали бы честь любому дипломату.

— Я не дипломат, Вита. Я простой человек. А этот маячок... Ну разве он что либо определяет? В конце концов он просто и четко предупреждает об определённом пределе. Предупреждает и окружающих и тебя саму. Но кроме этого предела у тебя вокруг просторы — за год не обойдешь. Так что не парь себе голову понапрасну. Я просто уверен, убеждён, что будет время, когда рядом с тобой встанет человек, которому ты, Вита, будешь верна всю свою жизнь. Который покажет тебе то, что не показывают никому, кроме особо ценных и особо важных людей — свой полный маячный свет своей души, своего главного "Я". Твоё право, Вита, будет в том, чтобы решить: он будет рядом с тобой всегда или тебе будет необходимо подождать другого. Это — только твоё. Но до того момента рядом с тобой будут сотни и тысячи людей, с которыми ты будешь спокойно и свободно жить и работать. Это только так кажется, что служебный формат — узкий и жесткий. Это такая ширь, Вита. Мы большую часть жизни проводим в работе на благо общества, а не в ничегонеделании. Так разве нам стесняться или бояться людей, которых мы знаем как своих коллег по работе, как своих сподвижников и соратников? Да, они будут женаты или замужем, у них могут быть, а может и не быть детей. Но при этом это будут люди, которых не будет пугать твой маячок. Да, он у тебя теперь есть и он отлично виден и ощутим для подавляющего большинства землян. Но это всего лишь означает, что с тобой надо быть особо бережным и осторожным. У любого из нас кроме этого маячка есть чёткая третья граница, за которую мы пускаем далеко не всех и далеко не каждого. Так что маячок или граница — это всего лишь функции, условности, которые нам позволяют жить и действовать.

— Рич, спасибо тебе... — Виктория взглянула в глаза молодого человека прямым и спокойным взглядом. — Твои слова лучше чем несколько литров чудодейственных микстур и настоек.

— И тебе спасибо, Вита. Благодаря тебе я понял многое о самом себе. Понял сегодня и сейчас. — Ричард легко поднял её на руки, встал и уложил на кровать. — А теперь тебе нужно отдохнуть. И на этот раз молча и с закрытыми глазами. Скоро придут твои родители, сестры, братья. Негоже их встречать заплаканной.

— Они знают, что мои заплаканные глаза — не твоя вина, Рич. — сказала Виктория, кутаясь в одеяло. — Может быть, очень может быть, это — твоя победа Рич. Победа над моим полуразобранным госпитальным состоянием.

— Победа... Нет, Вита. Эту победу ты одержишь сама. — Ричард наклонился и поцеловал её в лоб. — Отдыхай. Родители твои знают где я. — он поклонился и повернулся к открывавшейся двери палаты, в проём которой уже входила мать Виктории. — Я ухожу. Буду в гостинице. — он легко раскланялся с вошедшим отцом Виктории.

— Мам, он просто волшебник. — Виктория не открывая глаз почувствовала, как в кресло рядом с кроватью села мать.

— Я рада, доча. Ты посвежела.

— Это всё Рич. Он оставил мне целую тетрадку своих новых стихов. Он читал мне их целый час и даже дольше. Он принёс настолько приятный букет, что я просто была тронута до глубины души.

— Понимаю. Полагаю, Вита, что тебе сегодня не до наших обсуждений внутрисемейных проблем и вопросов. Так что Ксана приволокла тебе легчайший ужин и будь добра сегодня — без полуночничания. Я знаю, ты не утерпишь и прочтёшь все стихи Ричарда, но не устраивай насилия над глазами и разумом. Договорились?

— Договорились, мам. Ты, как всегда, чрезвычайно убедительна.

— Если я не буду убедительна, то ты меня слушаться перестанешь.

— Не перестану, мам. — Спасибо. Я поем, почитаю и посплю. Думаю, у меня вполне до семи часов утра будет неплохой сон.

— А это не так маловажно, как кажется, Викта. — отец поцеловал дочь и встал. — Всё, хлопцы-девчата. Прощайтесь и давайте нашей дочке-сестричке возможность вкусить телесной и духовной пищи. А там она и Морфею должна дань вернуть. Теперь-то она спать будет без лекарств и гипноза.

— Именно, пап. Спасибо, братики, спасибо, сестрички. До завтра. Спокойной ночи всем. — Виктория откинулась на высокие подушки и нашарила сенсор опускания спинки кровати. Зашелестевшие приводы придали кровати полное горизонтальное положение и Виктория блаженно вдохнула и выдохнула несколько раз отфильтрованный воздух, приводя мысли и чувства в состояние относительного спокойствия.

Как она и говорила, с аппетитом умяв лёгкий поздний ужин, Виктория включила ночник и, снова подняв подушки, взяла сшивку-тетрадку, оставленную Ричардом. Её взгляд побежал по строчкам и через несколько минут для нее не существовало ничего кроме этих строчек и созданного ими мира. Через полчаса Виктория сама не заметила, как её глаза закрылись и сшивка выпала из её расслабившихся пальцев, птицей накрыв одеяло. Софит автоматически выключился.

Месяц строгой реабилитации Виктории всё же пришлось пройти до конца. Родители приезжали теперь реже, врачи также не беспокоили Белову своими визитами, убедившись, что пациентка и не помышляет нарушать режим и не выполнять многочисленные предписания.

Через месяц Виктория снова оказалась у себя дома в своей комнате и на следующий же день пошла в школу. Опасный период был окончен, но теперь Виктория была закрыта для всех служебным коконом, которого не существовало только для Ричарда, её родителей, братьев и сестёр, а также для многочисленных подруг.

В один из предпоследних дней своего пребывания в кризис-центре, Виктория попросила своего отца придти к ней буквально на четверть часа рано утром.

— Пап, можно тебя попросить?

— Можно, доча. — отец вопросительно посмотрел на дочь, полусидевшую в постели и перебиравшую листки сшитой Ричардом тетради. — Ты хочешь, чтобы я...

— Я хочу, чтобы ты передал для двух моих незнакомых друзей подарки. От меня.

— И кто эти незнакомые друзья? Я их знаю?

— Гога Велидзе и Вердан Леплевский. Но подарки, пап, индивидуальные. Для Гоги — вот этот пакет, а для Вердана — этот. Сможешь поручить кому-то из стажёров?

— Смогу, доча. Ты уверена?

— Уверена. Ты хочешь знать причину?

— Если ты согласна...

— Она проста. Именно они узнали о том, что я в опасности на десять секунд раньше СБ Московска. Они задержались в школе, чтобы отладить новую систему глобального позиционирования, обкатывая её на базе данных учеников школ, расположенных в нашем районе. И именно благодаря им СБ и медики смогли успеть раньше...

— Хорошо, Викта. Ты меня убедила. Если дело обстоит именно так — они без всякого сомнения достойны твоих подарков. Я поручу двум своим стажёрам встретиться с ними. Или ты хочешь режим Деда Мороза?

— Если можно, пап. Незачем, чтобы они знали, что стажёры связаны с тобой.

— Разумно. Срок?

— Ближайшие два дня. Я пробуду ещё здесь пять дней и не надо, чтобы они связали мое присутствие здесь с подарками.

— Ты плохо оцениваешь их мыслительные возможности, доча.

— Возможно, пап. Я, в принципе, готова к тому, что они, получив подарки, явятся сюда.

— А вот этого не надо, доча. Тебе Ричарда вполне хватает.

— Я должна отпустить Ричарда, пап. Он и так безвылазно сидит здесь и пытается выполнять свои задачи дистанционно, ломает свой график как тростинку каждый день. Это слишком большая жертва с его стороны, ведь я уже в норме. А эти ребята... Они спасли меня, избавили от физической боли... Разве это не основание им доверять, пап?

— Ты считаешь, что им можно дать доступ?

— Да, пап. Но я полагаю, что впрямую им они не воспользуются. Они понимают, что я ещё не в полной форме. Вот когда приду в школу, возможно я с ними и встречусь. Это — более вероятно.

— Хорошо. — отец встал. — у тебя ещё сегодня плавание в бассейне и купание в зале Водопадов, а также кислородный коктейль и релаксация. Не забыла?

— Нет. Ты уже уходишь?

— Именно. Я ещё приду сегодня вечером, после семи.

— Буду ждать, пап. — Виктория проводила отца взглядом и углубилась в чтение очередной тетрадки Ричарда.

— Гога, ты получил пакет? — Вердан вошел в лабораторию, где его друг по обыкновению колдовал над схемами системы глобального позиционирования. Часы показывали четыре часа дня с минутами.

— Получил, Вердан. И не знаю, как правильно на него реагировать. — молодой человек посмотрел на вошедшего приятеля и жестом пригласил сесть на соседнее кресло. — Получается, что она знала всю ситуацию посекундно. Это просто адская нагрузка на психику.

— Согласен. Но откуда, Гога, она знала, какие стихи мне нравятся и какие картины я люблю? Я никому об этом не говорил. А она прислала мне давно разыскиваемые мной два альбома Лайошко. Это просто страшная редкость, в большинстве своём он известен в дисковых а не в бумажных версиях. И ей таки удалось достать именно бумажные.

— Ты альбомы внимательно смотрел?

— Конечно. Антикварная редкость, я даже автоматом перчатки и фильтрационную маску надел. Даже не подумал, что могу без этого обойтись. А уж три сборника стихов, кстати, тоже бумажные... Антология. Я час читал не отрываясь... Пища богов...

— Вот и я также, Вердан. У меня, конечно, меньше подарков, но и здесь она угадала стопроцентно. Главное, она написала мне несколько строк на грузинском языке. А я знаю, что он у неё даже в пассивных языках не числится. Более того — написала часть не прозой, а стихами. Согласись, для этого надо языком владеть гораздо более искусно, чем в пассивном режиме. — сказал Гога, оторвавшись от экранов.

— Во-во. Я уже отослал информацию о получении подарков ей на домашний сервер. Она одна из немногих, кто дома содержит локальную сеть и несколько серверов. Даже страшно представить объёмы её локальных накопителей...

— Они огромны. Я тоже направил информацию о получении подарков с благодарностью. Но написал и на грузинском, и на украинском. Думаю, ей будет приятно.

— Уверен в этом, Гога. Но это — лучшее свидетельство того, что она не числит нас в стандартном большом списке вынужденных чужаков.

— Полагаю, стремиться к прямому контакту здесь не следует, Вердан.

— Более чем убеждён в этом, Гога. Не следует козырять нашими возможностями в подобных вопросах. Викта и так нас примет, а если мы не будем навязываться — она ещё лучше это поймёт и воспримет как норматив. Ей необходимо знать, что даже те, кто вошёл в список особого доступа, не стремятся сразу и часто использовать эту возможность.

— Что-ж. Полагаю, мы достигли определённого позитивного результата. Вердан, у тебя ещё что на сегодня?

— Ничего. Я домой, готовить новые материалы для пятинедельных деловых игр.

— А мне ещё возиться со схемами. У меня есть несколько задумок. На тренажёрах я их уже проверил, теперь надо посмотреть на макете.

— Совершенствуешь?

— А то как же. Представляешь, как будет хорошо, если у нас, учащихся в этой школе будет своя собственная авторская система глобального позиционирования.

— Представляю. Успехов.

— И тебе тоже.

Криница. Лена Соколова — предпоследняя встреча. Малая астроакадемия. Иванов

Шестиклассник Александр Иванов прибыл в очередной раз в Криницу в Центр Отдыха вместе со всей семьей, но в этот раз отец и мама предоставили ему самую полную свободу, понимая, что человеку, ставшему не только школьником, но и сотрудником Астроконтингента, надо дать право решать и многие гораздо более сложные вопросы, в том числе и личного характера. И Александр с благодарностью воспринял и использовал предоставленное ему родителями право карт-бланша.

Ему не терпелось сказать обо всём, что изменилось в его жизни Лене. Он, конечно, теперь достаточно хорошо знал её оборотную сторону, но виду не подавал, да и не мог он себе просто так приказать задавить в душе, разуме и сердце первое глубокое чувство к другому человеку. Для этого нужны были гораздо более веские основания и, к тому же, его знакомые почти никогда не соединялись с теми, с кем сводило их чувство первой любви, в крепкие долговечные семьи. А Александр с детства был сориентирован на исключительно серьезные и длительные отношения. Выключив Лену из возможных кандидатур на такие отношения, он оставил её в ранге полуподруг и стал относиться соответственно.

Собственно говоря, относиться особо не было необходимости — они виделись только в Кринице, все остальное время между ними ходили письма — Александру удалось снизить интенсивность и глубину переписки и он исподволь готовил почву для решительного удара, противоречившего зародившемуся чувству, но абсолютно необходимого для дальнейшего чувства большой любви...

Елена выслушала его рассказ молча и не перебивая. Они сидели в "зелёной беседке" на удобной скамейке со спинкой. Лена держала руку у него на плече и этот жест уже не был приятен Александру, но он не подавал вида и продолжал рассказ. Когда он закончил, Лена внимательно посмотрела на него, покопалась в сумочке, щёлкнула замком и вздохнула. Это означало начало недлинной паузы для раздумий и формулировки ответа.

— Вот это новость, Сашенька. — иронично пропела Елена, склонившись к уху Александра. — Улететь от родной матушки планеты и подальше наметился... Не одобряю...

— Конечно, где уж нам, грешным. Сидеть за атмосферным еле-еле восстановленным щитом как в осаждённой крепости и при этом — мнить себя властелинами Вселенной, конечно, легче. Послушай, я же тебя не отговариваю от специальной биологии. Это — тоже не сахар. — скрывая раздражение двуличностью Елены, произнёс Александр ровным спокойным голосом.

— То — другое. Я — всегда на Земле, а ты хочешь заиметь сертификат с постоянной пропиской в космосе... Согласись, что это всё же разные вещи. — Лена, как всегда, хотела оставить первенство за собой.

— Согласен. Если я тебя правильно понял, ты не хочешь больше общаться со мной из за того, что я выбрал заатмосферный способ существования? — Александр исподволь переходил к давно задуманному наступлению.

— Не только, Сашенька. Я тут последние месяцы много думала о наших взаимоотношениях... Знаешь, мне почему-то кажется, что мы достигли верхнего предела. И нам пора на этом закончить подъём планки.

— Ясно. — Александр почувствовал, что совершенно неожиданно он достиг своей цели — Лена выключает его из матримональных отношений своей сферы сама, без уговоров и длительной осады. Но вовне его недовольный вид был истолкован как неудовлетворение закрытием шлагбаума на пути по известному сценарию. Лена именно так и восприняла его посерьёзневший вид и недовольно опустившиеся уголки рта с плотно сжавшимися губами.

— Только не кипятись, я же не отшиваю тебя. Я просто честно и открыто говорю о том, что сейчас возможно. — спокойно сказала она.

— Господи, Лена, если бы ты только знала, как я устал от повторов и бесконечных круговых возвратов. Всю свою историю человечество ходит по замкнутому кругу и воображает, что оно всевластно. Ты решила — я принимаю. — холодно ответил Александр.

— Это — твоё право, Саша. Останемся хорошими друзьями...— задумчиво произнесла Лена.

— Что-ж. Останемся. Ты торопишься? — поняв нетерпение подружки, спросил Иванов.

— Нет, полагаю, что нам нужно побыть наедине с самими собой. Согласен? — Лена старалась не смотреть на Александра, зная, что теперь он не будет искать с ней частых контактов и, безусловно, обижен.

— Да. — твердо ответил Иванов.

— Вот и отлично. Сейчас у нас половина первого, наши собираются на шашлыки. Всё же последний день... — в конце фразы её голос упал до шепота.

— Для кого последний? — встрепенулся Александр. — Ты ничего такого раньше за неделю не сказала... — здесь он презрел все немедленно выставленные доводы разума и ему остро захотелось не отпустить Лену.

— Увы, не сказала, а теперь должна сказать. Я улетаю в Симферополь в биосферный заповедник в его институт биологии. Там теперь буду жить, учиться в школе второй ступени в четвёртом, пятом и дальше классах, а одновременно — много и тяжело работать. Без работы я не смогу, просто погибну. Ты уже знаешь об этом достаточно хорошо, поэтому деталей не поясняю.

— Когда?...— Александр почувствовал, как по нервам хлобыстнул поток огня первой влюбленности и едва удержался от того, чтобы обнять Лену.

— Вечером, в семь. — Лена прочитала его желание по глазам и постаралась вложить в голос побольше извиняющегося тона.

— И это ты, Лена...— только и смог укоризненно сказать Иванов.

— Извини, Саша, не знала, а точнее — не придумала как лучше изложить тебе сие неприятнейшее известие. Так что сегодня — наш последний день и мне бы не хотелось занимать его время выяснением межличностных отношений.

— Понимаю. Что ж, желаю тебе успехов...

— Спасибо. Жаль, что ты не сможешь меня проводить на самолёт...

— Жаль.

— Так что простимся здесь, вечером. На остановке у ограды центра отдыха...

— Простимся. — настроение у Александра, изо всех сил старавшегося сохранить дипломатическую маску, стремительно падало и Лена это чувствовала. — Раз надо, значит...

— Не надо, Саша... Мне тоже нелегко...

— Извини, я пойду...— Александр с усилием поднялся — всё же сумел отсидеть ногу, что случалось крайне редко. — Всего...

— Всего... — слабый взмах руки Елены юноша видел уже боковым зрением, выходя из уютной зеленой беседки.

Так оно и случилось... Вечером того же дня затянутая в дорожный комбинезон и потому сразу психологически отдалившаяся от Александра Елена в последний раз проверила количество укладок и загрузила два объёмистых ручных контейнера. Александр не смотрел на предотъездные приготовления, ему было тошно от того, что вот сейчас его первая любовь, да, его самая первая любовь уйдет от него и, очень вероятно, они больше никогда уже не увидятся. Елена понимала состояние Александра, и, нервно поглядывая на свои наручные часы, старалась не слишком мельтешить руками в стремлении собрать все многочисленные безделушки.

— Я помогу... — Александр взял оба контейнера. — а ты бери ту сумку. Так будет лучше...

Лена промолчала и тихо последовала за Александром. У ворот она остановилась. Александр поставил контейнеры на землю, выпрямился и прогнулся.

— Саша...— еле слышно произнесла девушка.

— Лена...

— Я знаю все, Саша. Я знаю...— она отвернулась, но юноша успел заметить, как быстро и страшно наполнились её глаза слезами. Она достала платок, промокнула глаза, повернулась. Такого открытого и зовущего лица Александр у Лены не видел ещё никогда... Они обнялись. Лена спрятала лицо в отворотах комбинезона Александра. Иванов позволил ей это, понимая что сейчас она — не та Лена в компании подростков, а просто — страдающая молодая женщина. Пусть падшая, но страдающая. Но и это страдание надо было удержать в рамках. Он знал, что все происшедшее только что может быть и простым тактическим обманным ходом.

— Пора. — девушка отстранилась, заслышав шелест катков пассбуса, подходившего к остановке. — Адреса точного я пока что не знаю. Знаю, что Симферополь. Найдёшь, если что? Я тебя всегда найду, можешь не сомневаться. Ты всегда, всегда первый будешь, кто узнает о том, что со мной может случиться в жизни... Всегда. Обещаю.

— Найду, Лена. — Александр, восприняв глубоко и полно последнюю фразу, помог поставить укладки в багажный отсек пассбуса и снова внимательно посмотрел в глаза Лены. — Ты всё решила?...

— Как я могу всё решать, Саша?...

— Можешь и должна. Успехов и счастья. — с этими словами Иванов повернулся и пошел к воротам центра отдыха. Лена заняла свое место у окна и ещё долго видела фигуру Александра на главной аллее.

Пассбус развернулся и стал набирать скорость. В заднее стекло Лена не смотрела: её душу рвал на части прощальный взгляд Александра. Она давно знала, что Саша её любит, любит впервые, впервые в своей жизни ярко и полно, как никогда раньше. Ей было больно от того, что она не могла открыться Александру, открыться во всём.

Она догадывалась, что Александр знает и о её тайной, скрытой жизни — иначе почему бы он так охладел к ней за два последних криницких визита, включая нынешний. Слишком разные пути у них были: золотой универсал Александр и она — вечная узкоспециализированная середнячка, балансирующая у грани нижнего уровня подготовленности... Слишком разные пути... И теперь эти пути разошлись надолго, если не навсегда...

Центр пропал за поворотом, потянулась по обе стороны дороги лесополоса. Лена откинула спинку кресла, выпрямилась, прижав спину к матрацу, достала из рюкзачка головоломку — башню и провела пальцами по разноцветным шарикам... Это всё, что осталось материального от их детской дружбы и первой влюблённости, открывавшей дорогу большой любви.

Лена знала, верхним женским чутьем ощущала, насколько она могла бы осложнить жизнь Александру, привыкшему к невероятной для неё интенсивности познания и работы. Она могла бы осложнить ему жизнь и продолжением своей тайной жизни, давно засосавшей её. Она бежала в Симферополь не только за тем, чтобы там учиться и работать... Она пыталась изменить в себе нечто такое, что изменялось только такими способами.

Она не могла открыться Александру полностью и делала это, как ей казалось, для его же блага... Впереди у неё была Биология, была сложнейшая наука, напряжённейшая учеба и параллельная работа на лаборантских должностях — выше Лена, наученная своими многочисленными неудачными попытками "прыгнуть выше головы" и не загадывала. Но это было далеко впереди, а пока пассбус вёз её к аэропорту Криницы.

Александр понял, что это — одна из последних встреч с Леной. Едва ли у них будет ещё возможность увидеться. Теперь не приходилось даже ждать писем — он понял, что Лена знает истинную причину резкого охлаждения его отношения к ней. Предстояло только надеяться, что ситуация не выйдет из-под контроля.

Впереди была старшая школа, впереди был Звёздный — город общепланетного значения, столица Евразийской и Российской Звездных Академий, впереди была работа. Но острое чувство пустоты в личном секторе не давало теперь Александру покоя.

Отпуская утром этого дня своего сына из столовой центра, отец вышел следом за ним и, коснувшись его плеча, внимательно и строго посмотрел на него:

— Ты её любишь?

— Да, папа. И это мне сейчас больнее всего переживать.

— Я не могу тебе приказать и попросить, могу только посоветовать... Исключи её из своего чувства... Я уверен, найдётся та, которой ты будешь верен всю свою жизнь, та, которая будет достойна полного света твоей души. Не расходуй энергию главного и верховного земного чувства на недостойный объект. Ты, я знаю, будешь всю жизнь считать Лену своей первой любовью — так случилось, и с этим уже ничего не сделаешь. Но в реальности, пожалуйста, сбереги себя и чувство для другой. Быть может, ты переживёшь страшный, тяжёлый и больной период полного охлаждения, невзирая на то, что в вашей школе уже началась основная фаза программы защиты женщин. Я знаю, это может быть невыносимо тяжело: вы молоды и вам свойственно увлекаться и влюбляться, не вдаваясь в детали. Но молодость и юность проходят быстро, а неразумность шагов приходится оплачивать всю жизнь...

— Я знаю, папа. Потому я не могу приказать себе выключить это чувство, но, думаю, мне необходимо пойти на глобальное охлаждение в этом направлении... Работа и учёба в Малой Звёздной Академии, общественная работа требуют меня всего и я... я пойду на это охлаждение во имя будущего. Со многим, что ты мне уже сказал сегодня, я согласен и глубоко понимаю. Но я должен попрощаться с Леной так, как это требует нормативная база человеческих взаимоотношений. Я догадываюсь, что сегодня у нас — последняя встреча. Не могу понять только, почему... Ведь ещё полмесяца отдыха...

— Да, отдых продолжается и, пожалуйста, не делай на пустом месте проблемы. — отец сказал эту фразу мягко, но уверенно и чётко. — Жизнь состоит из встреч и прощаний. Частых и не очень, окончательных и временных. — он положил руки на плечи сына. — помни о...

— Я помню, папа. — с этими словами Александр вышел из столовой.

После прощания с Леной Александр ощутил впервые внутри себя жуткую пустоту... Но эту пустоту предстояло стоически перетерпеть, пережить, не давая ей власти над остальными секторами личности... И Александр постарался отключиться от всего на оставшиеся две недели отдыха, а вернувшись в школу, погрузился в работу в окружении друзей и единомышленников...

Владилена Юльева

— Влада, кончай терроризировать преподавательский состав кафедры биологии твоей школы узкоспециальными, выходящими за пределы школьной программы вопросами. Они вынуждены запрашивать информацию у своих коллег из вузов и спеццентров подготовки. Это ещё вполне понятно и терпимо, но ты не даёшь им нормально готовиться к занятиям по привычным программам. А это уже опасно. К тому же ты слишком проявляешь свою медицинскую сориентированность подготовки, прекрасно, думаю, зная, что в такой школе это опасно и неприемлемо: сориентированность программы и плана там совершенно иная и нет никаких существенных противовесов подобному перекосу. — Академик Астромедицины, генерал-лейтенант Астромедслужбы Земли Лев Кондратьевич Юльев нашёл дочь в домашней лаборатории за смешиванием очередной порции компонентных растворов и, дождавшись, когда Владилена поднимет глаза от колб и пробирок, продолжил, прекрасно зная, что всё сказанное им ранее выслушано со всем вниманием. — Пойми, что они не обязаны давать всем в школе вузовский уровень знаний. А ты их совершенно замучила.

— Папа, ну что же мне делать? Я только в третьем классе школы второй ступени, а любой экстернат разрешён с пятого. И мне приходится работать самой, используя все мыслимые возможности.

— Я про это и говорю. Ты полагала, что твои потуги не вызовут адекватной реакции? Ошибаешься. Сейчас только сентябрь, месяц, так сказать, активизации и адаптации после летнего безделья, так что решать можно. И вот тебе переводной документ в Спецмедцентр Астрофлота. Там тоже есть школа и в ней — полно одарённейших твоих ровесников...

— Папа, ты волшебник. — Владилена подпрыгнула, изобразив настоящий восторг и заключила отца в объятия, насколько позволяла его внушительная спортивная фигура. — И этот литер действительно мне? А там мои инициалы проставить не забыли? Может, это — другой какой Юльевой?

— Нет, Влада, это — точно тебе. Так что — собирайся с мыслями и с вещами. Завтра попрощаешься с группой, а послезавтра — приступишь к занятиям в Спецмедцентре. Кстати, звёздочка моя, там есть факультет Астромедицины Малой Астроакадемии, так что...

— Обязательно, пап. Это — прежде всего...

— Но, может быть, лучше медицина земная? И тут дел хватает...

— Нет, папа. Только космическая. — Владилена понимала, что отец переспрашивает её из лучших побуждений, а не в попытке повлиять на её решение. — На Земле и без меня хватит одарённейших медиков, а я буду решать проблемы человеческого здоровья в агрессивной по отношению к нему среде — космосе. Это гораздо важнее и ценнее... Если ты не согласен...

— Нет, почему же...

— Тогда я закончу в девять свой эксперимент и до одиннадцати смогу собраться. А завтра разбудишь меня...

— Как всегда в шесть. Успехов, доча. — академик повернулся к выходу. — Осторожнее только.

— Обязательно, пап. Спасибо. — Владилена вернулась к лабораторному столу.

Прощание с группой в школе второй ступени Гурьевска прошло не так быстро, как рассчитывала Владилена — подруги вознамерились напитать уходившую информацией на пять лет вперёд и они проговорили часа два после занятий в кафе школьного городка.

Утром следующего дня Владилена была уже на занятиях в школе второй ступени спецмедцентра и с удивлением увидела, что её запредельный для обычной школы уровень запросов и подготовки — здесь нечто вроде нижнего обязательного. Это заставило её активизироваться ещё больше.

Через год, перед началом занятий в пятом классе стандартной школы второй ступени она получила в Малой Астроакадемии сертификат и звание сержанта Астромедслужбы. И не остановилась на этом. Оканчивая школу второй ступени она выполнила норматив капитана Астромедслужбы и подала документы в Госпиталь Космоцентра Московска, автоматически становясь и капитаном Астромедслужбы, и сотрудником госпиталя, и курсантом Космоцентра.

Город Звёздный

Город общепланетного значения Звёздный — новая официальная резиденция Евразийского Совета Звездоплавания — был заложен в момент выхода на орбиту двадцать четвёртой международной космической станции — так символично — концом звёздных суток человечество отметило для себя момент окончательного выхода в открытый космос уже не в пусть даже и очень частые, но всё же гости, а на повседневную привычную рутинную работу. До этого до сих пор в космос летали преимущественно те, кто прошел многолетнюю подготовку в национальных космических центрах, туристов в качестве космонавтов, системников и астронавтов не воспринимали, а двадцать четвёртая космическая станция была максимально приближена к тем условиям, в которых комфортно существовали и плодотворно работали обычные, не имевшие никакой особой подготовки, люди.

Строительство специализированного космического города под кодовым названием Звёздный вела Россия, возглавлявшая уже много сотен лет Евразийский регион. Похожие города были во многих странах мира, был накоплен огромный опыт их строительства, совершенствования и эксплуатации, потому строительство регионального российского космического города российские специалисты вели поистине ударными темпами: каждый год сдавались в эксплуатацию полностью оборудованные и оснащенные городки — научный, медицинский, технологический, дипломатический... Параллельно Региональный Космоцентр Евразии вел строительство специализированных городков, объединенных в систему Региональной Звездной Академии Евразии.

Как только городок сдавался в эксплуатацию, он сразу заселялся и его новые обитатели продолжали свою работу в прекрасно оснащённых помещениях и на полигонах. Евразийская региональная Звездная Академия (URSA) постепенно переводила в Звёздный свои космические службы, оставляя на их прежних местах резервные и дублирующие звенья и посты — о безопасности в чрезвычайных ситуациях, когда любой резерв будет кстати, земляне не забывали никогда. Международный городок Евразийского Региона также вошел в состав Звёздного, его обитатели быстро установили связи практически со всеми другими городками мегаполиса и новый год город Звёздный встречал в спокойном ритме работы.

Двести с лишним лет пролетели незаметно и, поначалу мало походивший на развитые мегаполисы, город стал настоящим украшением Евразийского региона. Население возросло с двух до восьми миллионов человек постоянного состава и с миллиона до пяти миллионов человек переменного. Учитывая его важность и значение для Региона, Совет Евразии дал разрешение на предоставление Звёздному статуса особозакрытого. Сверхзакрытый статус получили городки, входившие в звенья Звёздной Академии. Особая охрана была предоставлена международному и дипломатическому городкам, не были забыты и научные и технологические городки. В закрытости не было ничего тайного — земляне уже давно знали, что далеко не всю информацию следует давать неподготовленным к её восприятию людям, а вся вредоносная информация максимально ограничивалась в распространении и защищалась от празднолюбопытствующих, но не от специалистов и экспертов.

Служба безопасности Звёздного не уступала по оснащённости и подготовленности Службам безопасности Москвы и Санкт-Петербурга, Хабаровска, Тикси и Владивостока.

Музей Звёздного разместил на значительных площадях многочисленные экспонаты, ранее хранившиеся в запасниках и известные только в виде квадроизображений. С этого момента Музейный городок Звездного стал одним из наиболее посещаемых мест города. Туда, как и в немногие другие районы Звёздного был обеспечен беспрепятственный доступ для всех желающих.

В Научном городке Звёздного работали родители Михаила Лосева — доктор технических наук, академик Региональной Академии тяжелого машиностроения Лев Кондратьевич Лосев и профессор материаловедения Стелла Зиновьевна Лосева. Для них в Научном городке были выделены отдельные квартиры в домах-лентах, находившихся на окраинных зонах городка. Центр городка и его три главных кольца были отданы научным лабораториям и сопровождающим службам, а людей размещали на окраинах, чтобы соблюсти безопасность и дать возможность людям отдохнуть от царства камня и пластика, приблизившись к живой природе — по уровню озеленённости Звёздный с самого начала прочно удерживал одно из первых мест в Евразийском Регионе.

Школа второго уровня Московска. Встреча Виктории и Александра

Первого сентября Александр в числе других старшеклассников принял участие в общем торжественном построении коллектива своей школы. Девять напряжённейших лет учебы подошли к концу. Впереди был десятый, выпускной класс.

Стоя в группе руководителей системы школьного самоуправления, Иванов вспоминал, как все начиналось...

— Коллеги. — непослушным от сильного волнения языком Александр-пятиклассник выговорил это слово, обращаясь к членам своего — среднего потока-уровня. — Нам пора обратить самое пристальное внимание на то, что творится в наших рядах. Подчёркиваю, — он сделал паузу, — самое пристальное внимание. Всю школу лихорадит... Если кому-то до сих пор кажется, что все в порядке, то после просмотра десятиминутного фильма, он, может быть, изменит свое решение. Но фильм, поскольку я ясно ощущаю ваше понятное мне нежелание в очередной раз смотреть на экраны, оставим в покое. — он сделал недлинную паузу и продолжил. —

Видя вашу реакцию на суть моего вступительного слова, могу утверждать, что нам необходимо взять управление школой в свои руки. Наши наставники и старшие не могут больше с нами панькаться и нянькаться! — Иванов сделал на этом слове хорошо заметное слушателям ударение. — Мы уже — взрослые люди двенадцати-тринадцати лет и потому я выговорил это пока что трудное для меня слово "коллеги", чтобы подчеркнуть: мы — уже не дети. Совет самоуправления среднего уровня по согласованию с Педагогическим Советом и Конференцией представителей Школы объявляет школу на особом положении. — он сделал многозначительную паузу, обвел взглядом огромный зал и продолжал. —

С этого момента любое нарушение хорошо известных вам правил поведения школьника будет рассматриваться уже не как привычная и потому малозначительная и маловредная детская шалость, а как проступок, халатность или преступление. Нам пора переходить на взрослые масштабы оценки действий человека. А они требуют установления и такой нормы: если в течение трёх дней последствия нарушения не будут устранены его виновником полностью и с предельной компенсацией — его ждёт неминуемое отчисление без права перевода в равноуровневое учебное заведение. Любое нарушение учебного плана будет рассматриваться как должностное преступление со всеми вытекающими последствиями. — жестко заметил он, хлестнув взглядом по галерке. — Я не зря упомянул о согласовании всех действий — мне одному трудно было бы потянуть весь воз имеющихся проблем. Представляю вам членов всех пятнадцати советов, выбранных Средним уровнем по направлениям деятельности школы...— Иванов коротко представил собравшимся членов советов, — они не дадут мне скривить душой. Поэтому я твёрдо говорю: школа с сегодняшнего дня находится в наших руках и — под нашей самой полной ответственностью. Совет Московска доверил нам честь организовать на нашей базе Малую Космоакадемию, со временем она имеет немалые шансы стать Малой Астроакадемией. А в космонавтике и тем более — в астронавтике — в любой из их областей мелочей нет и безответственность наказывается сурово. Вам всем это известно и потому от слов мы сразу переходим к делу — подготовительный этап пройден со всеми необходимыми предосторожностями.

С сегодняшнего дня школа объявлена на во — ен — ном. — он специально проговорил по складам это слово. — положении со всеми вытекающими последствиями. Большинство здесь — мужчины и потому — нам не привыкать к военной дисциплине. Если же кто рассматривает воинскую дисциплину как приложение к романтике, замечу, что и романтика тоже будет, но желанная военная романтика будет тесно сопряжена с очень тяжёлым повседневным трудом. Командором среднего уровня выбран Борис Кравцов... Прошу приветствовать нового руководителя...— довольно слаженные аплодисменты стали ответом. — он ознакомит вас с особенностями нашей общей будущей жизни. — Александр уступил место за трибуной Кравцову и сел на свое место.

С этого выступления Александра Иванова на собрании среднего потока школы окончился скрытый период деятельности Группы Системы и десятого сентября началась новая жизнь школы. Сто десять дней — часть финального отрезка предшествующего учебного года и все трёхмесячные летние каникулы, давно уже именовавшеся отпуском, членами Группы Системы в круглосуточном режиме и в строжайшей конспирации готовились позиции и распределялись обязанности. Всё лето кипела скрытая подготовительная работа.

Тогда впервые Александр предельно серьёзно подумал о том, что его стезя — управление и командование. Но это было другое управление и командование — здесь командир и начальник любого уровня мог быть руководителем только в одном случае — если он был и личностью в жизни и высочайшего уровня профессионалом в специальности. Иванов был благодарен Регине Дубровицкой, ненавязчиво поддерживавшей в нём на протяжении пяти лет веру в то, что однажды он сможет встать на позицию командира и принять на себя самую полную ответственность за других людей, доверивших ему свои судьбы и жизни.

Утром следующего дня в семь часов заранее назначенные, предупреждённые и проинструктированные дежурные смены школьников привели в порядок территорию и здания. В восемь часов на всех входах стояли тройки-наряды, на всех переходах и лестничных клетках — парные наряды. По коридорам в чётком ритме под жёстким расписанием прохаживались дежурные звенья. В восемь пятнадцать стали прибывать первые учащиеся из двух с половиной тысяч школьников, состоявших в основном списке, но попасть на территорию, как раньше — быстро и свободно — смогли не все — строжайший контроль внешнего вида и таможенный досмотр одежды и вещей стали надёжнейшими препятствиями. Медицинская часть школы выявила троих температурящих и двоих чихающих, которых тотчас же отправили домой. Вполне понятный и временами даже слишком заметный шок от таких строгостей быстро прошёл, едва в главном внутреннем вестибюле центрального корпуса школы в восемь двадцать пять появились столы с тем, что было отобрано: от ножей и кастетов всех размеров и форм, до наркотиков и картинок весьма специфического вида. Щадя чувства женской части школьного коллектива последние показали ограниченно. Начатая было привычная беготня по лестницам и коридорам была сразу и быстро пресечена мобильными летучими заслонами, состоявшими из средних и старших школьников.

Занятия теперь начинались так, как было принято в военных школах. Регина Дубровицкая, заработавшая за пять лет звание вице-капитана, предстала перед своими одноклассниками в военной форме со знаком Психологического Корпуса России на лацкане форменной куртки. Тогда одноклассники и одноклассницы впервые увидели своего теневого лидера в полном военном облачении только без стрелкового оружия. Регина обменялась с Александром понимающими взглядами и рассказала одноклассникам об их давнем разговоре, состоявшемся первого сентября того года, когда они впервые примерили на себя формёнки школьников. Вице-секретарь Группы Системы и Александр Иванов ввели одноклассников во многие детали работы на ближайшее будущее и появление Регины Дубровицкой в военной форме стало более понятным одноклассникам и одноклассницам — их теневой лидер настояла со свойственной ей основательностью на военном варианте дисциплинизации школьного ученического коллектива.

Педагоги выслушивали доклады старших групп со смешанным чувством: одни ждали, что через неделю эта блажь пройдёт и все будет по-прежнему, другие радовались и охотно воспринимали и принимали условия жизни в новой системе. Третьи относились ко всему происходящему безучастно. Регина отслеживала ситуацию в деталях и находила подобное положение нормативным, настаивая на чёткости и глубине выполнения ранее согласованных детальных сценариев. И эта последовательность и неуклонность срабатывали в положительном смысле на все сто процентов.

Но ни через неделю, ни через месяц, ни через полгода ничего не изменилось в худшую сторону. Система между тем укреплялась, углублялась, совершенствовалась и развивалась. Шокировавшие ранее строгости постепенно вошли в плоть и кровь всех: от первоклассника до самого старшего по возрасту десятиклассника. И многие школьники теперь откровенно говорили, что и круг друзей и товарищей у них изменился кардинально: исчезла криминогенная связующая нить.

Новогодний бал проводился в условиях, не худших, чем в самых привилегированных учебных заведениях для детей знати прошлого... Вежливость, предупредительность, немногословность, предусмотри-тельность и степенность за полгода выковали совершенно других школьников. Девчата всех возрастов — от первоклассницы до десятиклассницы — впервые за долгие годы по-настоящему поняли, что происходящее — не кампания и не игра и потому просто не могли нарадоваться на своих кавалеров. Регина Дубровицкая не скрывала от школьников свой социальный статус дочери высокопоставленного офицера и её уверенность в отсутствии даже намёков на компанейщину действовала на остальных девчат самым благотворным образом, заставляя их постепенно снимать психологическую броню и учиться воспринимать мальчиков и юношей как личностей, а не как возмутителей спокойствия и обидчиков.

Жесточайшая система многоуровневого контроля, видеонаблюдение, непрерывная психологическая поддержка сотворили настоящее чудо — за два последних месяца года в школе, ранее прочно державшей среднее место по шкале социальной опасности не произошло ни одного мало-мальски серьезного правонарушения. Исчезли площадная брань, ненормативная лексика, крики и неуемные выражения не самых лучших эмоций и чувств. Регина Дубровицкая сделала максимум для того, чтобы психологический климат в школе улучшался неуклонно и глубоко. Звание вице-королевы психологии — от статуса королевы психологии Регина, подумав две недели, отказалась наотрез — давало возможность сосредоточиться на привычных для психолога заботах.

Александр Иванов тогда начисто отмёл попытки корреспондента Системы "Новости Московска" выдать происходящее в школе за нечто экстраординарное. Он твёрдо заявил, что они только развивают и совершенствуют то, что неоднократно делалось в различных группах людей на протяжении всей человеческой истории. Он также подчеркнул, что проблем ещё хватает и почивать на лаврах никто из Навигаторов — так теперь называли инициаторов проводимых в школе Реформ — не собирается и не имеет на это никакого права.

Железный круг установленного и твёрдо поддерживаемого порядка перевёл энергию школьников в другое русло. На ноябрьском заседании Верховного Объединенного Совета Школы педагоги и школьники совместно выработали документ, гарантирующий положение школы как головной в зарождающейся системе Малой Астроакадемии Московска. В ураганном режиме расцвели спортивные, научные, учебные и прикладные секции — школа перешла на удлиннённый по времени режим работы и двери её культурного центра были открыты теперь не только для родных школьников, но и для всех школьников Московска. По-прежнему, попасть в глубины школьного городка, пройти за пределы культурного центра могли (кроме преподавателей и администраторов с техническим персоналом) только школьники-хозяева, которые стали всё чаще целыми командами участвовать в предметных и цикловых городских и региональных олимпиадах и нередко занимать там призовые и дипломные места. Стоявшие во главе движения, приведшего к таким результатам люди — от педагогов-консультантов до третьеклассников — школьников продолжали работать в изматывающем темпе. После нового года вся школа ушла в четырёхнедельный январский зимний отпуск, впервые за долгие годы не имея подавляющей части привычных ранее проблем.

Опасаясь рецидивов зазнайства и самолюбования, хорошо известных из Свода исторических знаний, член Верховного Объединенного Совета Школы, Александр Иванов на первом же рабочем заседании-летучке поставил на голосование категорическое условие: профессионалам — никаких поблажек и почестей. Развращающая сила славы была, благодаря Информцентру Школы, слишком хорошо известна: пять из двадцати пяти медалистов одной из школ Московска, не слишком чётко включившейся и весьма некачественно подготовившейся к проведению мероприятий по плану "Волна", загордившись, все как один полностью "провалили" внезапное контрольное тестирование при поступлении в вузы столицы России. Это был сокрушительный удар, потрясший все школы Московска, включенные в Волну. Информационные центры школ России, работавших в режиме Волны, раскалились от шквала подробностей столь грандиозного прокола.

Тогда, после экстренной вечерней летучки Группы Системы в школе, где учился Александр за ночь исчезли все и любые и без того слишком немногочисленные доски почета и списки отличников, ранее привычно украшавшие стены коридоров.

Александр до сих помнил резкий пронзительный зуммер тревоги, поднявший поздним вечером чуткую Зирду. Несколько секунд — и овчарка, распахнув мордой полуприкрытую дверь настежь, врывается в кабинет Александра, тот вскакивает со своего топчана, кидает взгляд на замигавший красными всполохами центральный экран кабинета, треплет ласково собаку по загривку, та, почувствовав, что долг выполнен, кидается обратно, следом, натягивая тёплую ветровку и проверяя, на месте ли фонарик и документы, бежит Александр. У выходной двери он ненадолго задерживается, кивает вышедшей из своей комнаты матери, коротко говорит — "Я бегу в школу. Тревога." — и за ним захлопывается дверь.

Как всегда было заведено во время сбора по тревоге, школьники не пользовались лифтами и иными транспортными средствами — школы изначально были расположены так, чтобы до самой дальней было четыре-пять километров. Пятнадцать минут быстрого бега — и вот он, школьный городок.

Когда-то давным давно заставить проводить регулярные самые разнообразные тревоги в системе учреждений образования удавалось только тогда, когда дело касалось гражданской обороны или защиты от оружия массового поражения, но Волна заставила применять такой инструмент намного чаще и намного шире. Вот и теперь со всех концов мегаполиса ко многим школам бежали школьники всех возрастов.

Через КПП Александр пролетел молнией, поравнявшись с тремя своими однопоточниками, также членами Совета Школы. Ещё две минуты — и они оказываются на своих местах в строю в вестибюле. Через десяток секунд строй рассыпается и члены группы занимают стоячие места за длинным и большим столом здесь же в вестибюле.

Короткий инструктаж-обсуждение — и стены школы стали быстро лишаться небольшой, но достаточно заметной части своего оформления. На освободившееся место ставились нейтральные орнаментные вставки. Члены Группы Системы работали в лихорадочном темпе.

Через два часа все этажи и все помещения школьных корпусов и вся территория внутри Периметра были проверены и очищены от любых стендов, носивших хотя бы гран славословия в адрес учеников. Высшим мерилом отныне стало неформальное и искреннее признание всем коллективом школы и каждым педагогом и школьником высокого уровня подготовленности и развития личностного потенциала каждого человека. Этого требовала Волна.

К майскому праздничному короткому двухнедельному отпуску школа подошла с невиданными ранее результатами: все выпускники уже на финальных тестах показали баллы, достаточные для гарантированного поступления в престижнейшие учебные центры Москвы. Для школы, в которой поступление немедалиста в вуз ещё совсем недавно становилось заметным общешкольным событием, это был прекрасный результат.

Не подвели десятиклассники и на Общественном Экзамене — так теперь назывался цикл выпускного тестирования. Сразу после Цикла Тестирования восемьдесят медалистов из пяти десятых классов — цифра ранее недостижимая — получили сертификаты студентов Элитного кольца Учебных Центров Москвы.

Казалось бы, систему, успешно опробованную на протяжении всего года, и давшую превосходные необходимо было оставить в неизменности и почивать на лаврах. Но Верховный Объединённый Совет Школы пошёл ещё дальше... Первого сентября следующего, нового учебного года все школьники — от первоклассника до десятиклассника получили право выбирать между старыми, апробированными планами, планами срединного уровня, подвергшимся не очень значительным усовершенствованиям и планами высшего уровня, кардинально переработанными. Первый месяц адаптации, которым, по традиции, был сентябрь, школа бурлила... Члены ВОСШ сотни раз во всех деталях предельно доходчиво объяснили сущность и детали новых двух уровней планов и смогли преодолеть возникшую разноголосицу. К десятому октября школа вошла в обычный ритм.

Александр Иванов. Рождение командирского факультета Малой Астроакадемии Продолжение реформ

Теперь уже шестиклассник Александр Иванов не торопился оставлять общешкольную работу и погружаться в глубину учебы в Малой Астроакадемии. Он тогда оформился вольнослушателем на пилотский факультет и половину пятого класса потратил на врабатывание в новую сферу деятельности, но первое собрание слушателей звёздного вуза в новом учебном году он начал вопросом, заданным ещё из зала, с места: "А почему у нас есть пилотский факультет, но нет факультета управления, командирского факультета? Разве командиры — это не специалисты? Разве их не следует специально готовить? Ведь они не только пилоты, они руководят людьми. У взрослых астронавтов уже давно есть такое понятие, как командир и оно там обычно и нормально. Мы в своей Малой Академии также имеем командиров и называем их соответственно, но это понятие у нас до сих пор по ряду причин носит чиновничий характер и иногда граничит с отдувательством... Мы, уверен, не можем позволить сохраниться такой системе в нашем молодом вузе... Предлагаю основать Факультет командирской подготовки... Планы и программы подготовлены, апробированы и согласованы со всеми звеньями взрослой системы подготовки космонавтов и астронавтов, специфика учтена силами Академии Педагогики, Академии Психологии и Академии Просвещения.".

Возникшая сразу после этого краткого выступления часовая жаркая дискуссия разогрела новопостроенное на территории школьного городка здание Малой Астроакадемии почти что до температуры плавления, но вопрос был решен в принципе: Факультету Командирской Подготовки Малой Астроакадемии — быть. Десятое сентября — дата проведения вступительного собрания личного состава Малой Астроакадемии было принято как дата основания Факультета Командования, а Александр Иванов в числе первых стал его официальным постоянным слушателем, не порывая с факультетом пилотской подготовки.

С этого знаменательного момента полоса дел, в которых приходилось участвовать Иванову, стала непрерывно расширяться. Будучи в седьмом классе, он стал вице-президентом ВОСШ, получил звание вице-сержанта (почти все курсанты малой академии имели сержантские, старшинские и различные офицерские звания с непременной приставкой "вице", чтобы отличать их от действующих астронавтов. Было время, когда хотели узаконить приставку "контр", но нашли её неблагозвучной и двусмысленной, а потому остановились на более нейтральном "вице", отойдя в который раз от буквального старинного толкования смысла и содержания значения данной приставки) на командирском факультете, принял участие в доработке учебных планов и планов социальной адаптации школьников.

Рядом с ними в прежнем изматывающем ритме работали десятки людей — от умудрённых опытом педагогов до ставших третьеклассниками первоклассников, заставших момент кардинального перерождения школы сорокового микрорайона. Новая смена энергично взялась за дело, ведь старшие товарищи расчистили настоящие "авгиевы конюшни" проблем и вопросов, оставалось только закрепить и развить успех. Тридцать процентов школьников были слушателями Малой Астроакадемии, в скором будущем эту цифру вполне реально можно было поднять до сорока.

Первое заседание Верховного Объединенного Совета Школы вице-президент Совета восьмиклассник Александр Иванов проводил совершенно в других условиях: новый учебный корпус школы теперь был оборудован амфитеатром, вмещавшим все пять тысяч членов школьного коллектива — от педагогов и сотрудников до всех без исключения школьников. От греческого амфитеатра данное помещение отличалось наличием просторной профессиональной театральной сцены и самого полного комплекта видеопроекционного, звукового, светового и имитационного оборудования.

На повестке дня тогда стоял вопрос о социальной адаптации новой волны, сформированной на протяжении трёх предшествующих лет. Была поставлена проблема: выбор между осуществлением перехода на систему дублирующего обучения, позволяющего дать возможность школьникам глубоко и полно почувствовать суть мужских и женских жизненных прав и обязанностей, на раздельное обучение пяти-семиклассников по специально разработанным программам или на оставление системы в прежнем, не слишком адаптированным к потребностям общества в этой сфере виде.

Голосование выявило потрясающий по силе и убедительности результат: почти никто из педагогов и школьников не желал оставлять систему в прежнем виде. Почти все высказались за систему дублирующего обучения и небольшая часть — за раздельное обучение по спецпрограммам. Пришлось, по согласованию со Службой Психологической безопасности школы, пойти на компромисс и дать возможность сформировать по три специализированных класса раздельного обучения. Большего не потребовалось — двенадцать классов каждого уровня в полном составе высказались за систему дублирующего обучения. Как всегда всем была представлена полная детальная вариантно просчитанная программа действий. Без подобной глубокой подготовки у программы не было ни малейшего шанса быть официально представленной на какое-либо обсуждение.

И снова десятого сентября школа заработала в новом для себя ритме. Но теперь этот ритм опирался на трёхлетнюю привычку и всестороннюю поддержку и защиту. Если раньше радовались, что никто не ругается и не употребляет наркотики, то теперь радовались, если юноша умел навести полнейший порядок в пятикомнатной квартире, приготовить любой сложности обед — от простого до званого на десять персон и выполнить ещё немало дел, ранее считавшихся, несмотря на века дисциплины и многочисленные периоды ограничений и лишений на подсознательном уровне женскими.

Школа второго уровня. Воспитание понимания

Захватив в этом новом для себя деле лидерство, мужская часть школьного коллектива оставила девчат практически "безработными". Будучи внезапно и надёжно отлучёнными от прежних, считавшихся "женскими" работ и казавшихся бесконечными учебных и реальных уборок и готовок, они ринулись в психологию, педагогику, эстетику, этику, художественную гимнастику, языкознание, историю, культурологию, многие другие дисциплины. И спустя непродолжительное время все школьницы были предельно благодарны "мальчикам" за это освобождение. Регина Дубровицкая попросила Александра Иванова проводить её к стоянке транспорта в тыльной части школьного комплекса. Шагая рядом с ней, Иванов привычно ждал, когда вице-королева психологии соберётся с мыслями и озадачит вице-президента ВОСШ очередной идеей.

— То что вы, мальчики, освободили девчат от части этого ада — прекрасно. — произнесла Регина. — Но этого явно недостаточно. Полагаю, пришло время показать вам ещё некоторые части женского ада. И начать следует с родзала.

— То есть... — Александр едва не запнулся, осмысливая сказанное. — ты полагаешь...

— Ну ведь никто из вас, мальчики, уже не ребёнок, Александр. — Регина сканировавшая окружающую обстановку не встречалась взглядом с Александром и это ему определённо нравилось. — Теорию вы уже знаете, процесс представляете, но надо выставить заграждение, показать вам возможную цену ошибок и лёгкого отношения как к процессу, так и к результатам — непосредственным и отдалённым. И к тому же я, как офицер спецвойск прекрасно знаю, что в боевых условиях никто не должен растеряться или потерять голову или сознание от новизны ощущений. Всего спектра.

— Ты предлагаешь...

— Для начала — вылет в Нижегородский военный госпиталь. У меня есть там хорошие знакомые и они обещали показать нам на протяжении недели многие аспекты этого ада. Я уже договорилась, осталось сообщить окончательное решение и согласовать детали.

— Ты хочешь, чтобы...

— Вы, мальчики, а туда полетят все мальчики нашего с тобой класса, увидели процесс нормальных контролируемых родов как в полевых условиях, так и в условиях оснащённого всем необходимым медицинского стационара. Полагаю, сомневаться в том, что женщины-военнослужащие не будут делать из вашего присутствия при этом процессе никакой проблемы, ты не будешь?

— Гм...

— Согласна, процесс достаточно интимный, но естественный. А то, что естественно — то нормативно. Если будет возможность, нам покажут многое и из патологии, но это — факультативно. Физически вы, мальчики, к такому готовы, надо чтобы у вас была и психологическая готовность как к процессу, так и к последствиям.

— Ладно, убедила. Когда?

— Соберём завтра совет класса, подумаем, послезавтра, при положительном решении, по индканалам забросим информацию всем остальным. До этого момента будем молчать как рыбы. — проговорила Регина, воспроизводя, несомненно, уже обдуманное. — Незачем волну поднимать.

— Ты полагаешь, что лучше начать с военных медиков?

— А мы что, не военнослужащие? Мы кроме всего прочего ещё и астронавты, а такой аспект, как защита процесса биологического воспроизводства человеческой расы астронавты обязаны знать в деталях максимальной чёткости. Иначе нас загонят в резервацию и эта красота. — она указала на шелестящие свежей листвой клёны аллеи, выводящей к перронам ожидания автоцентра школы. — не будет уже нужна никому из людей. Нас просто уничтожат.

— К тому же...

— К тому же я, как военный психолог, обязана защищать интересы гражданского населения, которое не обязано нарушать принцип приватности и служить наглядным пособием. Военнослужащие гораздо более адекватны в этом смысле, да и безопаснее это для них по многим вариантам... Ладно. Спасибо, что проводил. — она открыла дверцу подошедшей военной разъездной машины. — Ты-то как?

— Пока не знаю, Регина. Надо подумать.

— Хорошо. Я — тоже о многом подумаю. — она села рядом с водителем, закрыла дверцу и машина развернулась к порталу выезда, набирая скорость.

Вылет в Нижегородский военный госпиталь состоялся именно так, как предполагала Регина — сначала они выехали в "полевые условия" полигона Нижегородского военного объединенного командования, где прослушали цикл лекций и присутствовали на практических занятиях. Затем они были допущены в реальные боксы передвижного военного госпиталя и приобщились к таинству рождения новой жизни. Нечего и говорить, на средних школьников это произвело неизгладимое впечатление. Регина удовлетворённо жмурилась, видя, что её одноклассники вполне адекватно воспринимают происходящее. Александр воспринимал происходившее в родзале с несколько другой точки зрения — ему вспоминалась его первая любовь. Он прекрасно понимал, что этот этап, эти взаимоотношения не могут в подавляющем большинстве случаев приводить к рождению ребёнка, но с трудом примерял этот сценарий на себя даже в гипотетическом варианте.

Уловив напряжение Александра, Регина возникла по левую руку от него и положила ладонь на правое плечо одноклассника.

— Не волнуйся. Девчата нашего класса в другом военном госпитале также проходят подобное действо.

— Даже боюсь спрашивать — им-то это зачем. При домашней и школьной подготовке и голографическом полигоне виртуальной реальности полного погружения...

— Надо, Александр, надо. — без улыбки ответила Регина. — К сожалению мы, девочки, тоже имеем сквозняк в головах. Пришлось напрячься, чтобы показать им побольше отрицательных моментов, согласовать показ многих тяжёлых сценариев и вредных воздействий. Но это хорошо прочищает мозги от безответственности, а на эмоциональном уровне это вообще ковровая зачистка всяких заскоков. — Регина взяла на руки новорождённую. — К сожалению, для многих девчат материнский инстинкт — не врождённый. И приобрести его в полной мере — ой как не просто. Ты подумал о первой любви?

— Заметно?

— Для меня — да. Для других — в разной степени. Но главное что она, — Регина указала взглядом на девочку, уютно устроившуюся в объятиях вице-королевы психологии, — уже не будет незащищённой. Она хоть и первенец, но капитан Терская — человек достаточно подготовленный и будет хорошей матерью. — она передала ребёнка подошедшей медсестре. — Я подумываю о системе подготовки школьников к семейной жизни. Это всё хорошо и прекрасно, но семья прежде всего — это сопровождение и обеспечение и рождение детей в окружении двух любящих и умелых родителей. А у нас с этим накапливаются в очередной раз проблемы. Чёртова цикличность.

— Очередной полигон?

— К счастью этот полигон — и для девочек и для мальчиков — в равной степени. В семье всё зависит от обоих. От их слаженности и способности прощать и компенсировать.

— Согласен.

— Рада, что согласен. Сейчас ещё два рождения, а потом утром нас ждут в военном госпитале в Нижнем Новгороде. Там будет больше контроля и защиты, но и патологию нам обещали показать.

— Распланировала...

— Не только я. Многие работают и работали. — слабо улыбнулась Регина, выходя из родзала в предбанник для персонала позади группы одноклассников. — Давай, переодевайся в новый комбинезон и в родзал пятнадцать. Балок три.

— Есть. — Александр кивнул и направился к вешалке с новыми укладками стерильного медкомплекта одежды.

Шагая рядом с Региной к дверям закрытого перехода в гинекологическое отделение военного госпиталя, Александр обратил внимание на стоявшую у окна женщину в форме полковника военной юстиции. Скользнув взглядом по фигуре, Иванов обратил внимание на побелевшие пальцы женщины, обхватившие пластик подоконника. Сбавив скорость, он окинул ее более внимательным взглядом. Регина, задержавшаяся у столика медсестры, тут же оказалась рядом.

— Не тормози. Дай человеку побыть наедине со своими мыслями. Забыл, что женщина всегда чувствует мужской взгляд, скользящий по её фигуре? — прошептала еле слышно она в самое ухо одноклассника.

— Нет, а... — они как раз пересекли границу перехода и гермодвери сочно хлопнули за их спинами. Регина отстранилась от Александра, посуровела, пошла медленнее:

— Она не так давно узнала, что никогда не сможет даже зачать ребёнка, Александр. Ей тридцать пять, а она уже полковник военной юстиции, советник третьего ранга, всю жизнь шла к этой профессиональной высоте, вскоре должна получить генерала юстиции. И вот такой облом... Она любит прекрасного во всех смыслах для неё мужчину, хочет подарить ему ребёнка, всегда была уверена в том, что с деторождением у неё не будет проблем... Но работа с отрицательным контингентом бывает к женщинам особенно беспощадна, а она, профессионал не из последних, отдавалась этой работе полностью. За неё многие оступившиеся, которых она вернула к нормальной жизни, любому обидчику обеспечат кратчайший путь к смерти. Но сколько же нервов она потратила на этих оступившихся — знает только она. Вот и не хватило ей, её организму этих самых нервов, чтобы дать начало новой жизни. Первой в жизни этой женщины новой жизни... Физически она полностью здорова и готова, но нервы... Для работы и обычной, а также профессиональной жизни их хватит, а вот для зачатия и рождения ребёнка — уже нет. Она сейчас смотрит в окно, но не видит ничего дальше метра... Плакать она здесь не будет, сдержится, но сердцу не прикажешь, поэтому она вцепилась в подоконник, чтобы не упасть от слабости. — Регина шла медленно и шёпотом поясняла Александру ситуацию. Иванов уже не удивлялся полноте восприятия Регины — она неоднократно доказывала свою способность к комплексному глубинному пониманию как моментов, так взаимосвязей, не говоря уже о картине в целом.

— И теперь...

— И теперь она решает непростую задачу — как сказать мужу о таком факте и что следует делать дальше, имея в виду возможный разрыв договора через полтора года совместной жизни и возможность усыновления или удочерения ребёнка. Она также просматривает и вариант одиночества. Я, Саша, честно, не знаю точно, что она выберет. Это только её право. Но встряска у неё случилась очень тяжёлая. То как воспримет такую весть её муж — тоже не уверена, но полагаю, что в военной среде контроль за ситуацией будет обеспечен — она всё же старший офицер и ценный сотрудник. Не думаю, что будут сложности среднего и большого масштаба. Ладно, нам ещё надо прослушать три дополнительных лекции и два резервных практических занятия выдержать и только после этого нас пропустят в реальный периметр. Остальное не поясняю — слишком много неизвестных факторов.

— Ладно, Регина.

Дополнительные лекции и практические занятия оказались отнюдь не лишними. Александр смог принять посильное участие в принятии очередного новорождённого и ему доверили перерезание пуповины. Сложно было даже описать словами всё, что почувствовал Александр в этот момент, но его поддержали и подстраховали одноклассники и Регина, стоявшая как всегда слева и чуть сзади от Александра. Ей единственной из девочек класса разрешили, учтя её подготовку, избежать марафона по гинекологическим отделениям трёх медицинских центров, которые обязаны были посетить все одноклассницы в рамках своей женской программы "превентивного вакцинирования". Никто из наставников, педагогов и старших школьников и школьниц не сомневался, что присутствие вице-королевы психологии и одноклассницы будет уместно и необходимо для мальчиков в этот непростой момент.

Передав новорождённого медсестре, Александр в числе последних вышел из родзала. Регина не торопилась с разговорами, видя состояние одноклассника.

— М-да. Теперь я понимаю очень многое... — произнёс Иванов. — Хотя очень многое изменилось в этом таинстве и в его окружении, но даже сейчас для мужчины это — слишком сильное действо. — Он с уважением посмотрел на Регину и та восприняла его взгляд должным образом, не показав ни превосходства, ни унижения. — Такое необходимо проходить каждому мальчишке-подростку, чтобы не было ветра в голове в известных моментах .— убеждённо сказал он. Регина кивнула, соглашаясь с мнением Иванова. Они вдвоём привычно шли позади всех остальных одноклассников, давая им возможность общаться с персоналом госпиталя более плотно, без акцентации на присутствии Регины, как единственной девочки из их класса.

— Когда — то считалось и правильно считалось, что женщина во время родов испытывает нагрузки такие же как солдат с полной шестидесятикилограммовой выкладкой на марш-броске по пересечённой местности. — проговорила Регина. — Я с этой точкой зрения согласна, но всё это физическое, а вот психологическую картину описывать — шестисот страниц мелким шрифтом не хватит. Да и нет многих слов в наших человеческих языках. Такое только самому увидеть и почувствовать можно. Хочешь? — она остановилась на повороте, пользуясь тем, что одноклассники вместе с врачами и медсёстрами пошли по палатам послеродового отделения на краткую ознакомительную экскурсию.

— То есть? — Александр непонимающе воззрился на подругу. — Как это?

— Намекаешь, что женское восприятие для мужского — это слишком тяжкая ноша? Но ведь я отфильтрую и персонализирую массив. — Регина понимающе взглянула на ошарашенного одноклассника. — Да и здесь самое лучшее место — в обычных условиях слишком много непрофильных факторов, что усложняет дело.

— Ладно, давай, Регина. — Александр твёрдо решил довериться своей однокласснице, пожалуй, единственной, кому из женщин он мог довериться в такой непростой ситуации. — Я сниму броню.

— Хорошо. Только закрой глаза. Нужен экран памяти по максимуму. Я дам панорамную картинку и воздействие. Это — быстрее, чем секторальное.

— Готов. — Александр прикрыл глаза и...

То, что он увидел и почувствовал в следующий миг было слишком многогранно для того, чтобы даже попытаться облечь происходившее вокруг в слова человеческого языка. Он погрузился в ощущения с головой, хотя чувствовал, что Регина сдерживает мощь влияния, не желая перегружать психосферу мужчины сверх безопасных пределов. Но и то, что прорвалось через выставленные Региной ограничители потрясало до глубин.

Открыв глаза, Александр секунд пять смотрел прямо перед собой. Стоявшая перед ним Регина внимательно сканировала его лицо и ждала, ничем не проявляя своего присутствия. Наконец взгляд Александра сконцентрировался на лице одноклассницы. Та прикрыла глаза и затем скользнула своим мягким взглядом по лицу и глазам Александра.

— Я в норме. Это слишком для человеческого языка...

— Понимаю. — ответила Регина. — Но ты выдержал и это — главное. Даже особо придерживать ничего не пришлось. — она не лукавила — у слушателя командирского и пилотского факультетов Малой Астроакадемии просто не могло не быть закалённой и приспособленной к серьёзным перегрузкам психической защиты. — Ничего мне сейчас не говори — подсознанию надо уложить это по полочкам и придти в норму после вала воздействий по сфере. Идём, наши уже вышли из последней на этаже палаты. Сейчас у нас впереди отделение патологии. Готов?

— Да, я в норме, готов. — сказал Александр, возвращая на место психологическую броню, тихо идя следом за Региной. — Это технология Психокорпуса?

— Да. Одна из многих. — просто ответила Регина. — Мы адаптировали древние разработки к современным полевым условиям. Больше сказать не могу — это не комментируется.

— Понимаю.

Увидев работу медиков в особо-проблемных случаях, Александр проникся к ним ещё большим уважением. Много лет назад, попав в такую обстановку, Александр, вполне вероятно, захотел бы, чтобы финальным аккордом их ознакомления с такими закрытыми для большинства мужчин моментами было нормативное присутствие при нормативных родах, но теперь он понимал, что Регина правильно настояла на том, чтобы в финале мальчикам показали мощь и бессилие современной медицины перед кризисными и проблемными моментами продолжения рода человеческого.

Школа второго уровня. Продолжение совершенствования

Персонально-групповое воздействие дополнилось коллективным. Заработала школьная система семейного просвещения. Медицинская часть школы — пять врачей и десять медсестер с тремя медбратьями провели со всеми без исключения школьниками мужского пола цикл занятий, после которых вымерли даже привычно произносимые шёпотом непечатные слова. Новый год школа встречала в совершенно иной атмосфере: мальчишки не шутили с девчатами, а те убедились не на словах, а на деле в надёжности бывших возмутителей тонких натур.

Открывая новогодний бал, президент ВОСШ, мастер спорта Региона по тяжёлой атлетике десятиклассник Роман Григорьев при всех сдал свою должность новоизбранному президенту: восьмикласснице Регине Дубровицкой — признанной королеве психологии.

Второй семестр школьники посвятили изучению глубин и особенностей человеческой личности. Работа продолжалась и тогда, когда Александр Иванов, переизбранный в который раз вице-президентом, перешёл в девятый класс. Теперь наступила пора совершенствования и углубления новоутверждённой системы. Реформаторство уступило место напряжённой работе по поддержке и развитию. Первый семестр школьники провели в поисках и основали ряд новых Советов по направлениям, но Система осталась прежней, получив право на развитие.

С такими результатами школа, в которой учился Александр Иванов, подошла к десятому сентября — традиционной дате окончания адаптационного периода и выходу на рабочий режим. Начался предпоследний год учебы Александра в школе.

Этот год школьники из сорокового микрорайона, называвшегося ещё "Тополиным", занимались налаживанием новых крепких связей с системой вузов региона и сетью научно-учебных центров. Закладывались основы новейшей системы непрерывного образования. И этот год благодаря приложенным усилиям и постоянным стараниям, выдался на редкость спокойным и результативным.

Впереди у Александра Иванова был десятый класс, а пока вице-сержант усиленно занимался на тренажёрах и вёл занятия с первокурсниками академии, куда принимали только с пятого класса. Факультет командирской подготовки твёрдо встал на ноги и получил признание даже в Звездной Академии Евразийского региона. Очень скоро ряд его выпускников после окончания двухгодичного курса подготовки в Космоцентре России встали в строй слушателей Факультета командования Звездной Академии России после первых пяти из пятисот тестов.

Не прекращалась работа и по совершенствованию системы общественного управления и воздействия. Объединённые общей идеей и задачами, школьники точно знали, где и кто может оказать наибольшее влияние. Что-то безраздельно отдавалось мужчинам, что-то делалось вместе, а во что-то мужчины даже и не пытались вмешиваться.

Александр Иванов. Лекция в Музей — Центре Московска

Наступил ноябрь, третий месяц учебы и второй месяц первого семестра. Десятиклассники потока, в котором занимался Александр Иванов, собрались на цикл занятий по общественному управлению.

— Товарищи будущие выпускники. Вы все знаете нашу традицию — знакомить младшеклассников с историей... — педагог высшего класса Стелла Анатольевна Железнова вела семинар по истории Евразийского Региона напористо и уверенно. — Вам предстоит в реальной обстановке показать все, чему вы научились на наших занятиях. Через неделю к вашим услугам будет Музейный комплекс Московска. Нам выделено десять дней. Прошу распределиться по группам охвата исторических периодов и через три дня сдать планы проведения экскурсий. Естественно, прошу вас лично выехать в Музейный комплекс и ознакомиться на месте с изменениями в экспозициях и в возможностях. Всё меняется. От проведённых вами экскурсий зависит ваша квалификационная ступень по общественному управлению. Всем всё ясно?

— Да, Стелла Анатольевна. — Александр встал. — Мы уже готовы. Сергей, передай Стелле Анатольевне сформированные планы...

— Конечно. — юноша нажал несколько сенсоров. — Данные — на экранах.

— Молодцы. Если не секрет, что ты выбрал, Саша? — педагог удовлетворённо просмотрела выданную на экраны её рабочего пульта информацию.

— Вторая мировая война. Эмоционально-культурные аспекты. — ответил Александр.

— Одобряю. А ты, Сережа?

— Тоталитаризм и народ. Противостояние в русле прогресса.

— Мне-то понятно, а вот младшим...

— Всё будет адаптировано, Стелла Анатольевна. Вы сами можете просмотреть — мы перегрузили вам все планы экскурсий с подробными комментариями...

— Хорошо. Но всё же...

— Не беспокойтесь. Послезавтра у нас есть несколько часов. Группа по двадцатому столетию убывает в Музейный комплекс. Остальные группы имеют свои графики выездов. Все данные — у вас. Всё согласовано.

— Хорошо... Тогда, если нет оперативных проблем и вопросов, требующих моего вмешательства — все свободны. У кого есть — останьтесь.

Юноши и девушки вполголоса переговариваясь, вышли из аудитории. Остались пятеро юношей и три девушки.

— Стелла Анатольевна, у нас проблема, связанная с заявленной Александром темой. Эта же проблема в русле темы тоталитаризма... Надо бы показать младшим некоторые аспекты взаимодействия мужчин и женщин в критических условиях... На адаптированном уровне, конечно... Саша заложил богатейшую музыкальную и видеоквадрофоническую проекционную и имитационную базу, но, по понятным причинам, ему не всё подвластно. Кого вы можете порекомендовать?...— спросила черноволосая девушка с длинной толстой косой. — Девичий коллектив... в одиночку, без консультаций не может сегодня потянуть такое... Это. — она помедлила, переглянувшись с подругами. — выше наших сегодняшних возможностей. Мы не хотим идти на непросчитываемый риск.

— И напрасно, Ксения. — Стелла Анатольевна прокрутила на экранах информацию о планах экскурсии, подготовленной Александром. — Собственно говоря, Саша заложил сюда всё необходимое. Не вижу оснований что-либо менять... Дополнения, на мой взгляд, не требуются. Но если хотите, то моя коллега — культуролог и психолог, доктор наук Екатерина Корнеевна Нахимова поможет. Вот её код видеосвязи. — педагог подала полоску пластика. — Полагаю, теперь вы спокойны?

— После консультации с психологом и культурологом — без всяких сомнений. Спасибо, Стелла Анатольевна. — ответила Ксения, принимая пластик. — Саша, ты не имеешь ко мне...

— Нет, Ксения. Это — твоё. Думаю, состыкуемся...— задумавшийся было Александр очнулся. — Я действительно не могу потянуть некоторые аспекты... Думаю, Ксюша не откажется мне помочь...

— Не откажусь... Когда свяжемся с Нахимовой?

— Сегодня вечером. Сначала ты, потом я подключусь. Перегони ей всю профильную плановую информацию по нашим частям. Разрешите идти, Стелла Анатольевна? — Александр по-военному подобрался и подхватил со стола свою планшетку с дисками.

— Идите. Успехов вам.

В огромном полутёмном зале пять человек — двое юношей и три девушки ждали, когда из соседнего зала, посвящённого предвоенной истории, выйдет первый поток младшеклассников — девяносто человек.

— Волнуешься, Саша?

— Немного есть, Ксения.

— Стелла, а ты?

— Дрожу. Такой комплекс возможностей... Когда мы начинали учёбу в школе, о подобном совершенстве в Музей-Центре Московска нельзя было и мечтать. Провела позавчера здесь целый день и с раннего утра до полуночи вчера сидела тут, пока сообразила в деталях, как всё это донести до наших младших.

— А ты, Георгий?

— Есть немного. — суровый властелин спортивных снарядов повёл накачанными плечами. — Но пока в пределах.

— А ты, Дина?

— Как и все... Но, кажется, наши младшие идут. Гасим свет. Приготовьтесь друзья... По местам. Ксения и Александр — на центр, Гера — к пультам. Алла, прошу за синтезаторы... Я — в будку имитаторов...

— Ладно.

Свет в зале померк окончательно. Открылся широкий проем и из тамбура в зал вошли первоклассники. Зазвучали первые вступительные аккорды, сразу навеявшие тревогу... Привыкшие к полутьме глаза старших отметили, что девочки испуганно подались назад, а мальчики вышли вперед.

— Вторая мировая война, развязанная низменными инстинктами, свойственными человечеству в Темные века, началась первого сентября одна тысяча девятьсот тридцать девятого года. Могучими ударами нацистских кулаков рушились карточные домики кукольных демократий и плутократий Европы. Гуманизм уступал место животной ненависти и злости, стремлению унижать, порабощать и уничтожать... — так начала лекцию Ксения, едва видная в полумраке зала. Её голос звучал набатным метрономом, но именно это и обеспечивало высокий уровень внимания к услышанному со стороны первоклассников. —

Остановить такую волну тогда смог только режим, основу которого составляла двухуровневая структура. С одной стороны — общечеловеческие ценности, свободное и доверчивое общение, свойственное единомышленникам, с другой — централизованная, убогая по возможностям адаптации, но абсолютно машинизированная в своем примитивном стремлении к всевластию структура. Эти два уровня, соединившись, смогли организовать на первых порах сопротивление, а в последующем — далеко не полное, но весьма убедительное наказание агрессора. — голос Ксении зазвенел возмущением и тревогой в темноте гигантского зала. — Перед вами — карта Европы тридцатых — сороковых годов. На ней вы можете видеть, как коричневая инфекция захватывала все новые и новые плацдармы.

Это — только верхний слой. Есть более глубинные, к рассмотрению которых мы переходим... — Ксения сделала очень короткую паузу, быстро успокоила волнение и продолжила размеренно и сухо. — Подчинившись машине устрашения, люди разделились, общественное сознание было в значительной степени парализовано страхом. Почти вся Европа оказалась в состоянии порабощённой территории. Вся мощь экономик множества стран работала только на устрашение, разрушение и уничтожение. Вы можете видеть образцы военной техники, десятки тысяч единиц которой обращались против народов Европы в попытке достичь цели... цели Евразийского господства. — объемные изображения заняли всё пространство зала, некоторые придвинулись вплотную к строю первоклассников. — Вы можете ощутить холод безжалостной стали, прикоснувшись к ближайшим к вам образцам. — Ксения сделала паузу, наращивая напряжение в голосе. — но — не это главное.

Представьте себе, что из стволов всей этой техники, размноженой в десятках тысяч экземпляров изрыгались мегатонны металла, назначение которого — уничтожение людей. Любых людей, которые не хотели покориться грубой силе и животным инстинктам. — Макеты пропали. Послышался утробный вой множества авиационных моторов и высоко над зрителями, полускрытые облаками, пошли эскадрильи бомбовозов, сопровождаемые истребителями. — Подобные армады обрушивались за день от пяти до сорока раз на непокорённые города и села Европы. Было и больше ежедневных бомбёжек. — Окруживший зрителей со всех сторон резкий свист срывавшихся с креплений авиабомб заставил многих первоклассников закрыть уши и инстинктивно пригнуться.

Экскурсанты оказались среди пылающих развалин, запахло гарью, послышались стоны раненых, вой сирен. Среди развалин двигались тени, где-то в стороне мигал фонарик.

— В огне пожаров, среди развалин гибли произведения культуры, искусства, науки, гибли дети и старики. Гибли мужчины и женщины... Гибли, будучи абсолютно неповинными в случившемся...— Ксения переключила мониторы. — вы можете видеть, насколько слабо оказалась подготовлена общественная и государственная система к подобным чрезвычайным ситуациям. — выросли диаграммы и графики с немногочисленными цифрами, прошли фото и кинофрагменты жизни госпиталей, эвакопунктов, тушения пожаров и вывоза ценностей. — Мы можем восстановить ныне по крупицам какую-то целостную картину, но нам не дано пережить всё в точности так, как было тогда. Такое повторялось из века в век. А тогда, в двадцатом, вся Европа, вы видите это по карте, — Замигала, окрашиваясь в коричневый масштабный цвет карта Европы, — вся Европа стонала под пятой гитлеровского солдата. Должна была найтись сила противодействия...

И она нашлась, едва ефрейтор Шилькгрубер, он же Адольф Гитлер, он же фюрер, он же отец немецкой нации в кавычках, истеричный психопатичный человек, отдал приказ реализовать план, известный вам под названием "Барбаросса". Этот план предусматривал захват всего пространства до Урала включительно в кратчайшие сроки. — Карта изменилась, на ней показались границы Советского Союза и огромный трезубец, острия которого приблизились к пограничной линии вплотную. — Преступная самонадеянность верхушки партийно-государственного руководства Советского Союза и лично недоучки-семинариста Иосифа Джугашвили, он же Сталин, — возник огромный портрет тирана, сменивший пространство Советского Союза, — не позволила войскам прикрытия границы — тогдашним пограничным войскам и войскам приграничных оперативных группировок — тогдашним особым военным округам, — показались военные карты, показывающие дислокацию войск Советского Союза перед остриями трезубца, — выполнить необходимые действия по развертыванию войск и закрытию дороги вглубь страны.

Войскам запретили занять заранее подготовленные позиции. Информации разведки не верили, приказывали не верить. Жёсткоцентрализованная система дала крупный сбой. Двадцать второго июня сорок первого года двадцатого столетия в четыре часа утра натянутая струной заорганизованности и показухи жизнь нескольких десятков миллионов людей, составлявших народы бывшего Советского Союза оказалась прервана вооружённым вторжением... — пошли кадры первых хроникальных фильмов периода вторжения. — Вы снова видите, что жертвами ошибок центрального руководства становились простые люди. Машина насилия начала перемалывать свои очередные жертвы.

Тысячи военнопленных, десятки тысяч мирных жителей, детей, женщин, стариков оказались жертвами Системной ошибки. — возникли кадры с изображением эшелонов, уходивших на запад и увозивших тысячи остарбайтеров в неизвестность. — Вывозилось всё, что представляло хотя бы какую нибудь ценность. Армия отступала под ударами, отточенными в боях с не слишком хорошо подготовленными к подобному противостоянию армиями небольших по сравнению с Советским Союзом государств Европы. Пружина народного возмущения закручивалась всё туже и подавала первые признаки готовности к смертоносному развертыванию. — возникла карта Советского Союза. — Вы можете видеть, какова территориальная цена этой системной ошибки... Тысячи квадратных километров земли, десятки цветущих городов и сёл, сотни тысяч людей, поставленных перед Неизвестностью без защиты и поддержки со стороны государственной системы.

Государство оказалось неспособно руководить ситуацией. Спасать пришлось всех — и государство, и общество. В ответ на десятки тысяч тогда безвестных (по причине отсутствия систем глобальной идентификации и контроля) жертв, остальная часть общества обратилась к армии и тылу. Эти две структуры, важность которых в экстренных случаях трудно переоценить, стали центральными составляющими системы наказания агрессора. Вы видите линию, до которой удалось продвинуться врагу... А сейчас вы окунётесь в атмосферу центральных районов Советского Союза, которые, по счастью, пока ещё не были затронуты военным лихолетьем. — Вокруг зрителей возникла обстановка улицы провинциального городка перед зданием военкомата. Десятки молодых мужчин, безусых юношей, подростков перед дверями военкомата. ... Знакомый по многочисленным репродукциям плакат "Родина — мать зовет!", плакат "Воин Красной Армии — спаси!", отрывки разговоров, плач женщин, обнявших своих отцов, братьев, мужей, женихов. Суровые лица бывших мирных пахарей и рабочих и теперь уже — солдат. Знакомые по видеосводу военной истории планеты трёхлинейные винтовки...

Стоявший чуть слева от центральной линии Александр видел, как изменялись выражения лиц школьников на протяжении вступительной части лекции. Трое педагогов тенями передвигались от одного школьника к другому, нескольких перепуганных и плачущих девочек увели... В глазах очень многих мальчиков горела искра ненависти. У немногих других в глазах читался испуг и безысходность. Виднелись сжатые до побеления пальцев кулаки.

— Вы видите, что спасать абсолютно неработоспособную в экстремальных условиях государственную систему пришлось простым людям. В предшествующем зале вам достаточно полно рассказали о том, с чем Евразия подошла к военному лихолетью. Исправляемые ошибки не позволяли выправить ситуацию окончательно... Многие из тех, кого вы видите здесь, никогда больше не вернутся в родные места... Их могилы останутся неизвестны родным и потомкам на протяжении десятков лет... Но и женщины, и старики, и дети тоже вкусят полной мерой последствий Системной ошибки... Оккупация, вывоз на работу в Германию, расстрелы, издевательства...— сменялись кадры, сменялись макеты и диорамы, а голос Ксении звенел неподдельным возмущением. — На военном фронте борьбы с врагом победа давалась крайне нелегко... Малейший успех стоил десятков, сотен жизней. И это — в масштабах батальона. В масштабах армии и фронта потери исчислялись сотнями и тысячами, а то и десятками тысяч.

При тогдашнем достаточно высоком уровне армейской техники руководство страны преступно планировало воевать в основном на лошадях, методами кавалерийской атаки. Вот почему мы с тех пор так не любим всё, что связано с непродуманными решениями — они почти всегда стоят страшно дорого и эта цена часто вырастает до цены человеческой жизни...

Сменились кадры. Эстафету приняла Стелла. Ксения, измученная сверхвозможной эмоциональной перегрузкой, отступила во тьму.

— Война, как известно, продолжалась долгих четыре года... Но тогда никто не знал, сколько она продлится. Люди гибли на фронте и в тылу, не зная, сколько ещё до победы. Далеко не все были едины в своем стремлении покончить с фашизмом... Вот материалы уголовных и иных судебных дел по преступлениям, совершённым предателями, провокаторами, мародёрами, диверсантами, изменниками, перебежчиками... — сменились кадры. — Мы вам показываем и результаты их деятельности. Это — сожжённые стратегические пункты в городах, уничтоженные подразделения армии, взорванные мосты и переправы... — пошли кинокадры и возникли новые макеты и имитаторы. — Список можно было бы продолжать и продолжать... Здесь, как и везде в нашей человеческой истории вы встречаетесь с проявлениями Закона Весов и Закона Триады...

Дожив до сорок второго года, население Советского Союза заплатило за головотяпство руководства страны такую страшную цену, что никакой трибунал в мире не смог бы оправдать преступников. Пружина достигла предела скручивания... Возникали партизанские отряды. — вокруг зрителей появились имитаторы обстановки партизанской базы в лесах Белоруссии,— Множество ныне неизвестных нам подпольщиков день и ночь не давали врагу покоя в оккупированных сёлах, деревнях, городах... На тыловых заводах, — вокруг зрителей возникла обстановка литейного, затем — сборочного цеха танкового завода на Урале, — ковалось оружие победы. Перед вами, — имитаторы сменились, — лучшие образцы, самое лучшее и эффективное оружие возмездия... Танки, самолеты, пушки, автоматы...

Всё это родилось под воздействием стремления всемерно наказать агрессора... Сорок-второй и сорок-третий годы стали переломными... Но до победы ещё было очень далеко и каждый шаг к освобождению оккупированных территорий был полит кровью многих известных и неизвестных ныне героев... Главное было достигнуто... Народ проявлял чудеса самоорганизации, самостоятельно заполнял пробелы в структуре и только его кровь, пот, его смертельная усталость, его чуткий, лишённый глубины и полноты сон, только его вера в победу, сопряжённая с готовностью к максимальному самопожертвованию, обеспечили в конечном итоге, перелом в этой страшной войне. Каждый день под знамёна формируемых частей и соединений вставали тысячи людей со всей огромной территории Советского Союза... Каждый день матери, дочери, сёстры, жёны провожали своих дорогих и любимых, родных на бой и на смерть...

Но теперь это была другая война... Это была война народного гнева и народной ненависти... Враг показал свое истинное лицо и это лицо было изучено в деталях... — сменились кадры. — Перед вами — данные разведчиков, проработавших всю вторую мировую войну в логове нацизма, в его многочисленных организационных структурах и подразделениях. Очень многие из этих данных оплачены кровью, болью и жизнями. Но эти жертвы позволили избежать ещё больших жертв на фронтах противостояния...— запульсировала стрелами, покатилась на запад волна-фронт. — Мы могли бы остановить эту волну на своих государственных границах,...— Стелла запнулась, сделала трудную паузу. — но тогда... тогда многие жертвы, уже принесённые на алтарь противостояния, на алтарь будущей победы, оказались бы абсолютно напрасны... И войска, выполнив труднейшую миссию освобождения родной земли, при поддержке подавляющего большинства народа двинулись дальше на Запад...

Вы видите, что писали солдаты на снарядах и минах. Вы видели, какие надписи были сделаны на бомбах... А теперь посмотрите обстановку, сложившуюся в Берлине незадолго до замыкания кольца окружения. — Вокруг выросли здания, послышался вой сирен, запылали пожары, послышались вопли задавленных рухнувшими стенами, пробежал, спотыкаясь, человек, зажимая кровоточащий бок...— Это на землю Зла пришло возмездие.... Теперь уже агрессор думал о том, как избежать наказания... Теперь уже его собственный народ оплачивал выставленные порабощёнными народами Европы огромные многосотмиллионные счета... Теперь уже его земля пылала и плавилась под мегатоннами свинца и металла, обрушиваемого отовсюду — с земли и с воздуха...

К сожалению, нам не удалось наказать истинного виновника — Гитлера за его злодеяния. Но Нюрнбергский процесс показал, что человечество готово вырваться из пелены животных инстинктов. Сначала — ненадолго, а затем — навсегда...— возникли кадры процесса. Прямо перед зрителями в полукольце рослых американских солдат сидели рядами нацистские воротилы. — Вот эти нелюди отдавали главные приказы высшей управляющей силы. Вот эти нелюди были виновны в масштабнейших злодеяниях, чинимых регулярной армией вермахта и военизированными формированиями, назначение которых было одно — грабить, насиловать и убивать всех, кто не покорится. Эти нелюди — большинство из них — были повешены...

На несколько десятилетий утвердилось убеждение, что нацизм побежден окончательно... Но после возмездия, обрушенного на нацистскую Германию, пришлось заниматься ещё и милитаристской Японией, перенести значительную часть усилий на восток...— возникли кадры оперативной кинохроники...— И здесь каждый шаг, каждая победа давалась очень нелегко. Слабая подготовка, недостаточная организация... Тысячные потери... Вторая мировая война завершилась, но это был только один эпизод, эпизод сильнейшего противостояния...

В следующем зале вы увидите послевоенную Европу... Там будут новые свершения и победы, но там будут и новые ошибки и потери... Вас проводят те, кто не вернулся с полей Второй Мировой и Великой Отечественной, кто остался верен добру в застенках гестапо, кто погиб, сражаясь, в партизанских отрядах...— В полной тьме возникла неширокая светящаяся мертвенным светом полоса, пролегшая через весь зал от места, где стояли притихшие и поражённые до глубины души увиденным, почувствованным и услышанным школьники к противоположному порталу — выходу. По краям полосы встали едва различимые в деталях фигуры людей, лица которых освещались неверным мятущимся коптилочным светом. — Это — только малая часть известных и неизвестных героев, сумевших тогда собственной жизнью исправить ошибки Системы и помочь избежать ещё больших потерь. Помните об их подвиге, помните, что не всегда подвиг будет иметь имя героя... Помните о цене ошибок... Помните о цене пройденного пути... Уходя в послевоенную Европу, в послевоенный мир, запомните всех, кого вы здесь увидели, кого здесь встретили, кто остался в прошлом, но навсегда сохранил в нас стремление противостоять Злу во всех его обличьях — от звериного до овечьего... — Школьники, внимательно вглядываясь в лица стоявших по сторонам полосы людей, несмело двинулись к засеревшему в полутьме проему портала.

Стелла в изнеможении опустилась в подставленное Александром кресло. За школьниками уже закрывались двери портала. Затеплились, постепенно разгораясь, немногочисленные софиты...

— Ну, ты даёшь...— в один голос сказали Георгий и Александр. — Стелла, тебе надо в историки идти... Или — в журналисты. А ты подаёшься в приборостроители...

— А где Ксения, мальчики?— Стелла прикрыла утомлённые глаза, в которых читалась целая гамма чувств — от возмущения до зовущей убеждённости в правоте своих слов и действий.

— Я здесь. — смертельно уставшая и бледная до синевы девушка приблизилась к своим товарищам. Георгий подставил ей второе кресло. — Стелла, ты определённо велика...

— А Дина? Без её имитаторов и видеоряда, спланированного Сашей, мы бы не смогли достичь такого эффекта. Где она? — Стелла повела взглядом по залу.

— Я здесь, над вами... Должен же кто-то управляться со всей этой машинерией...— из неширокого проёма над входным порталом выглянула Дина. — Скоро спущусь к вам, надо остудить катушки...

— Дина, наши поздравления. — коллеги соединили руки над головами. — спасибо...

— Вам спасибо. Это — не только моя заслуга. Это заслуга всей нашей группы...

— Но и каждого в отдельности. Кажется, нам можно уходить. На сегодня поток закончен. Завтра следующий, а нам утром нужно скорректировать многие моменты, чтобы избежать повторных и новых сбоев. Мальчики, вы ...

— Нет проблем, девчата, сопроводим. — сказал Александр. — Вот только Дина спустится из своего машинного поднебесья...

— Я уже спустилась. — хрупкая девушка вошла в круг одноклассников. — Я готова.

— Хорошо.

В тот день Александр долго не спал. Он, отвечавший за общий сценарий и технологическую поддержку, сам словно пережил все, что в том зале и в музейном комплексе в целом обрушилось на пятилетку-первоклассника... Это была перемалывающая и перепахивающая волна... Она мало походила на впечатление, которое можно было получить от просмотра шедевров Планетного фильмофонда. Но волна имела это впечатление в своей основе, развивала и дополняла его новейшими разработками. Это была не жестокая, а умная и необходимая волна. С помощью таких волн ежесекундно формировалась личность нынешнего землянина...

Через такой день прошел и Александр, когда стал школьником. Но тогда ещё не было подобной процедуры знакомства с основными вехами Евразийской истории... Теперь ему, как выпускнику, доверили ввести в круг основ исторических знаний новых людей, традиционно именуемых "младшими"... И, кажется, первый экзамен он выдержал... Успокоенный сознанием хорошо выполненной работы, Александр уснул.

Александр Иванов. Продолжение личностной пустоты

К сожалению, десять лет учебы не дали возможности Александру стабилизироваться в личном плане. Он, как и предсказывал отец, намертво натянул на себя маску недоступности и рассматривал женщин и девушек только как коллег, не имевших права переходить второй и, тем более — третий уровни глубины взаимоотношений.

— Чёрт возьми, Александр. — сказал его друг, король химической лаборатории Степан Гаврилюк, когда они остались после занятий в библиотеке, чтобы подготовить очередные выдержки из источников для новых видеокурсов по учебным дисциплинам. — Ты, я понимаю, прошел личностную инициализацию в тяжёлом режиме. Я также понимаю, что объект твоей первой любви оказался отнюдь не образцом чистоты и совершенства, но скажи мне, в чём провинились все остальные девчата? Они, к твоему сведению, буквально преследуют меня и всех твоих коллег-юношей одним и тем же вопросом: когда Александр Иванов снимет непрошибаемую для их максимальных возможностей броню и станет обычным человеком? Ты же уже взрослый, никто не будет считать тебя ребёнком. А что делаешь ты сам? Ты ограничиваешь девчат чисто служебными отношениями, не имеющими ничего общего с обычными взаимоотношениями "двух цивилизаций". Скажи, когда ты последний раз был в нашем кафе?

— На прошлой неделе, во вторник. — Александр, не поднимая глаз на говорившего, пролистал на экране несколько частей Свода информации. — Понимаю, куда ты клонишь...

— Во-во. Ты там сидишь как статуя Командора. Мы-то, мужчины, с тобой общаемся спокойно и свободно, у нас проблем нет. Но ни одна девушка, в том числе и из имеющих честь быть в числе наших подруг и знакомых, как мне хорошо известно и ясно, просто не в состоянии до сих пор сколько-нибудь существенно пробить твой психологический защитный панцирь. Даже Регина Дубровицкая — наша школьная и академическая королева психологии, вице-капитан Астрофлота — и та в полнейшей растерянности. Я уже и не напоминаю, что она — наша одноклассница и в этом факте никто не видит никакого предосудительного подтекста. Ты что,— осенило короля химии, — решил в монастырь подаваться?

— Не знаю. — задумчиво произнес Александр. — Один из моих дальних родственников говорит, что из меня вышел бы неплохой священнослужитель. Так что в этом аспекте я пока в раздумье. И в печали. — добавил он.

— Не думаю, что я в состоянии опровергнуть такое авторитетное мнение, у меня просто нет достаточных на то оснований, но смею заметить, что пока ты — светский человек. Пойми, девчатам интересен ты не как вице-президент и не как школьник с уникальным, пусть и официально заниженным индексом универсальности подготовки, а как человек.

— Понимаю, но ничего сделать не могу. — твердо сказал Иванов.

— Я думаю, что с Соколовой ты больше не будешь встречаться?

— Нет. Хотя я точно не знаю. — в голосе Александра проступила неуверенность.

— Понимаю. По закону психологии мы, мужики, очень уязвимы во всём, что касается нашей первой любви. И тут мало что можно изменить. Но ты, я надеюсь, не собираешься к ней возвращаться?

— Не думаю. Это будет предательством по отношению к моей сути. Я её простил, но простил как человек человека, а не как свою первую любовь. Она просто не смогла удержаться на возможной высоте положения. Вчера я получил от неё короткую телеграмму с адресом. Я думаю, это своеобразный вызов и пропуск.

— Поедешь?

— В Симферополь? Не знаю. Украина пока что тяжела для меня. Я привык к меньшей эмоциональности.

— Во-во. Форменный Командор. Валентина, твоя сестра, кажется, иначе тебя и не величает.

— Ей это позволительно. Другим — нет.

— Надеюсь...

— Нет, моих друзей данный запрет и ограничение не касаются. — серьёзно ответил Александр, гася экран. — На сегодня у меня всё. Зирда заждалась, я обещал ей прогулять её в лесопарке на окраине.

— Твоя красавица отправляет в аут всех собак нашей округи — к ней просто никто не рискует подойти. У неё отбоя от кавалеров нет, но буквально всех она держит на расстоянии. Она что, со своей стороны с тебя пример берёт или вообще решила остаться?...

— Не знаю. Мы привыкли доверять своим хвостатым и усатым домашним семейным экспертам. Полный курс общей и специальной дрессировки, постоянное высокорезультативное участие в выставках и в тренингах чего-то да значат.

— Но она — такая же недотрога, как и ты... Не пойму, кто с кого пример берёт...

— Ей ещё рано думать о матримональщине. Она слишком серьёзна для легкомысленных отношений. Мне бы быть раньше таким же серьёзным. Тогда бы и Соколовой в особо охраняемом моем личностном секторе не было. — глухо заметил Александр. — Я пойду. До завтра.

— До завтра.

Александр выполнил данное Зирде обещание и через полчаса они вдвоём ехали на пассбусе на окраину Московска в знакомый лесопарк. Вечер вступал в свои права, но в обществе Зирды Александр не беспокоился о своей безопасности — собака могла уложить на месте десятерых нападавших и заставить ещё нескольких прекратить любые попытки посягательств. Но сейчас, в присутствии молодого хозяина, всегда архисерьёзная Зирда резвилась как кутёнок, радуясь возможности свободно побегать и попрыгать в пустынном уголке лесополосы. Александр искоса наблюдал за любимицей, прислонившись к стволу могучей сосны.

Телеграмма действительно пришла, о ней знали все домашние, но теперь право решать полностью и безраздельно принадлежало только Александру. И он решил сделать финальный аккорд после окончания учебного года перед тем, как начнутся отпуска у родителей.

А пока он продолжил напряжённую учебу в двух вузах и работу по совершенствованию Системы в своей школе.

Визит в Симферополь был коротким и архинеприятным — Александр ещё в поезде "Московск-Симферополь" не смог, как ни старался ясно сформулировать для самого себя цель предстоящего визита, что всегда указывало ему на грядущие сложности. Пребывание заняло всего три дня. День он потратил на простое общение с Леной — они мило прогулялись по городу, побывали в городской библиотеке, посидели в сквере и в центральном парке Симферополя, он слушал её равнодушно и холодно, но и Лена не пыталась преодолеть его отчужденность.

Основным же событием стал их ночной разговор на кухне в номере общежития Бисоферного заповедника, где восьмиклассница Елена Соколова обитала в перерывах между работой и учебой. Тогда Александр был уже в девятом классе... Тяжёлый разговор, состоявшийся тогда, очень скоро стерся из памяти практически полностью — кроме самого факта Александр ничего не помнил, но знал основное — тогда уже Елена окончательно и бесповоротно поняла, что ей с Александром не по пути.

На перроне Симферопольского вокзала у вагона поезда "Симферополь — Московск" она была настолько скованна и отчуждённа, что Александр не решился превысить официальные рамки. В вагоне он сел в кресло и сразу закрыл глаза — мозг в очередной раз просил и настаивал на глобальном отдыхе: подсознание работало с предельной нагрузкой, борясь с всевластием первой любви. Тогда первая любовь начала давать и первые серьёзные сбои, затем она угасла и кроме факта её существования Александр вряд ли что мог признать, дивясь прозорливости отца.

Как он понял намного позднее, единственной его крупной ошибкой в данной сложившейся ситуации было глобальное охлаждение по отношению к женщинам, переключение всей энергии на разум и крайнее обеднение сферы высоких чувств.

Пребывая в этом состоянии первые три месяца после вскрытия двойного дна и обнаружения второй жизни Лены, борясь с первой любовью, требовавшей если не возврата к Лене, то всемерного покаяния перед ней, Александр неосторожно приказал себе ввести в действие режим глубокого личностного охлаждения. И добился того, что первая любовь была спрятана на нижних этажах сознания и лишена права подняться выше, а верхние этажи, предназначенные для большого чувства, оказались угрожающе пусты...

Эта пустота мучила его три последних года особенно тяжело — в глубине души он понимал, что нарушает одну из основополагающих программ жизни мужчины, лишая себя всякого глубокого неформального общения с женщинами, но двуличность Лены надолго запретила его разуму превышать официоз.

Конечно же, он не был скован и напряжён в общении с одноклассницами: участие в стольких совместных мероприятиях на протяжении многих лет, общественная работа в масштабах школы сделали свое дело и спасли от крайнего обеднения эмоциональной сферы, а преподавание в Малой Звездной академии дало возможность изучить воздействие на людей на практике с разных сторон. Иванов не сторонился людей, не отшивал их, но суть Александра властно требовала держаться в пределах "служебного уровня доступа" и сверх него отдаваться только чувству глубокой любви и уважения на равных в равном совместном пути, а вот такого кандидата, несмотря на широчайший выбор, в школе Александру было теперь найти очень сложно.

При всех прочих и равных составляющих Александр защитил в школе женщин от мужчин слишком надёжно, а официальные формы и методы далеко не всегда были исчерпывающими. И ему все чаще казалось, что где-то он в своем стремлении реализовать свой план защиты перегнул палку и пострадал сам. Но суть постепенно восстанавливала свои права и Александр уже начинал уменьшать толщину надетой на себя специализированной брони. Это медленный процесс растянулся на многие месяцы, но иначе при такой нагрузке поступить было нельзя...

Михаил Лосев. Пресс-клуб и Малая Звездная академия. Встреча с Александром Ивановым

Михаил Лосев, занимавшийся почти во всех спортивных секциях, где требовалась недюжинная сила и ловкость, стал всё чаще ощущать неясное желание повнимательнее приглядываться ко всему, что происходит вокруг и постараться сформулировать всё увиденное и прочувствованное в письменном виде. Сам он иногда связывал новое увлечение с тем, что являясь десантником по рождению, он всё же происходил из семьи научных работников, а для науки наблюдательность и вдумчивость — одно из основных условий успеха.

К тому же и его родная пятьсот шестьдесят четвертая школа, носившая звание "спортивной", не игнорировала интеллектуальных занятий. Потому будучи уже в пятом классе, Михаил однажды заглянул на вечернее заседание школьного Прессклуба, рассчитывая пробыть там от силы четверть часа. Но происходившее настолько захватило и заинтересовало его, что он просидел до окончания собрания, а потом, по дороге к пассбусам, развозившим школьников по домам в огромном микрорайоне, ещё долго оживлённо беседовал со своими новыми товарищами.

Прессклуб был предназначен для старшеклассников, попасть в число его членов было невероятно трудно и Михаил сразу это ощутил на себе: на все его просьбы дать задание следовал вежливый, но непреклонный отказ. Две газеты Прессклуба, выходившие в школе, были вне всякой конкуренции и остальные три школьные газеты не шли ни в какое сравнение с ними. Михаилу пришлось целый год, учась в пятом классе, методично обрабатывать одного за другим членов Совета Прессклуба, убеждать не только словами, но и делами, браться за самые безнадёжные репортажи и аналитические статьи, да ещё и продолжать заниматься в десятке спортивных секций.

Наконец, когда Лосев учился уже в шестом классе, президент Совета Прессклуба, девятиклассник Сергей Храмов согласился на то, чтобы на ближайшем заседании Совета рассмотреть вопрос о предоставлении Михаилу статуса кандидата в члены Прессклуба. Заседание было запланировано на октябрь месяц, но тут у Михаила появилось новое сильное увлечение — в их школе организовали филиал Малой Астроакадемии и, поскольку школа носила звание "спортивной", специализация в новообразованном филиале была всего одна — десант.

Первого ноября Михаил подал заявление и после тестирования был принят в число слушателей школы. До десятого ноября он сумел адаптироваться к нагрузкам и пройти вступительный теоретический курс десантно-штурмовой подготовки.

Десятого ноября его пригласили на заседание Прессклуба и после недолгого обсуждения наработок вынесли решение: Михаил стал кандидатом в члены Прессклуба с трёхмесячным испытательным сроком. Десятого февраля на очередном заседании должны были быть рассмотрены пятьдесят материалов разного уровня сложности, темы которых были тотчас же утверждены.

Многие материалы были посвящены новоорганизованному филиалу Малой Астроакадемии, но все попытки Михаила немедленно узнать об Академии как можно больше наталкивались на вежливый отказ. Основной тезис отказа был таким: не спеши, со временем все сам узнаешь. Оценив уровень и силу сопротивления, Михаил постарался приучить себя добывать информацию по крупицам и перемалывать сотни листов текста в час в поиске ниточек, способных размотать весь клубок. Ему неожиданно понравилось разбираться в хитросплетениях логики поведения людей, в их чувствах и действиях. Со временем Прессклуб научил его предвидеть развитие стандартных ситуаций. Остальное Михаил нарабатывал сам, пользуясь всесторонней поддержкой и помощью членов Прессклуба.

— Михаил, ты твёрдо решил совмещать свою будущую профессию с корреспондентской деятельностью? — Георгий Чхеидзе, руководитель межшкольного объединения прессы и информации "Линия" принимал Лосева в своем небольшом рабочем кабинете в Битцевском прессгородке. Друзья сидели в уголке отдыха за чаем. Часы на пилоне кабинета показывали половину одиннадцатого утра.

— У меня ещё десантно-штурмовой факультет Малой Астроакадемии. — сказал Михаил. Так что теперь направлений у меня будет не два, а три. Малая астроакадемия, школьная учеба и корреспондентская дорога.

— Согласен, ты определенно потянешь сие нелегкое бремя. Твои статьи приняты и в ближайшем номере будут напечатаны. Я говорю про статьи в общегородской массовой газете. Пора тебе вкусить настоящей корреспондентской работы, десантник...

— Вкушу... С твоей помощью, Гера...

— Ладно, ты же сам прекрасно знаешь, что тебе моя помощь гарантирована.

— Тогда я могу считать...

— Что Битцевский прессгородок принял тебя, как своего. Добро пожаловать на учёбу в Малую Российскую Академию планетной прессы, Миша. И вот тебе первое задание: журналистское расследование в сфере архитектурно-планировочных решений пятнадцатого микрорайона. Первичная информация — вот здесь. — Георгий подал пачку из пяти восьмитерабайтных дисков в контейнере. — Остальное додумаешь сам. Но помни: на расследование дана всего неделя. Три дня на самое глубокое изучение всех возможных материалов должны предшествовать этому расследованию. Итого — через десять дней подключится Оперативно-Следственный отдел Службы Безопасности Московска и начнёт копать по полной программе. А ты должен и можешь собрать опережающую информацию, чтобы, когда придут спецы, у них были кое-какие доказательства. Сможешь? Или дать что-либо другое?

— Смогу. Думаю, статей пять шесть... — задумчиво произнес Михаил.

— Нет, Миша. Только одна, но восьмиполосная. Со всеми приложениями. Остальное — твоё право и дело. — улыбнулся Георгий.

— Есть, понял...— Михаил встал. — Тогда я пошёл. Не буду терять время...

— Успехов.

Шестой класс Михаил завершил, работая уже в трёх направлениях — Прессклуб, Малая Астроакадемия и спортивный секционный цикл. Об учёбе особая речь не шла вообще: как бы много молодой человек не работал, основным для него пока что было получение образования. Спортивный дух школы ставил мощный заслон многим негативным влияниям и воздействиям и потому не приходилось часто применять многие драконовские меры пресечения. Школьники быстро привыкли разбираться в проблемах и вопросах не только силой кулаков, но и силой разума и интеллекта, чему в немалой степени способствовал филиал Малой Астроакадемии.

— Что-ж, Миша. — Георгий Чхеидзе снова принимал своего теперь уже полноправного коллегу в своем обычном рабочем кабинете в прессцентре школы. — Статья у тебя получилась... Рвут из рук и не дают дочитать до конца — рвут дальше... Хвалить не буду, ты сам знаешь, что это опасно. Но вот тебе документ — официальная благодарность из Следственного отдела Службы Безопасности Московска... Так что, господин десантник, навели вы шороху в этой архитектурной малине.... Спецы уже неделю копают по твоим шурфам... И каждый раз — сплошные алмазы... Сам знаешь, такое в нашей практике встречается нечасто. Но, всё равно, с почином...— Чхеидзе подал Михаилу сложенный вдвое лист пластика с гербом Службы Безопасности Московска.

— Спасибо.

— Как занятия в Малой академии планетной Прессы?

— Нормально.

— Тогда вот тебе ещё одно задание. Ты ведь учишься в пятом микрорайоне?

— Да.

— А не желаешь на недельку вольнослушателем в другую школу? Срочно нужен большой и подробный материал о Малой астроакадемии... Поскольку третья школа сорокового микрорайона — головная, тебя должен интересовать музей и архив Астроакадемии. Но и от других источников не открещивайся. Там есть командирский и пилотский факультеты. Но поскольку материал о всей Малой астроакадемии, тебе придется поездить и по другим школам, где есть филиалы. Вот список. Однако основа твоя — недельная работа вольнослушателем в этой школе. Она всё же, подчеркну, центральная. Там — основная информация. Знаю, ты уже и так нарыл немало материалов, пока мы тебя удерживали от прямого погружения в эту тематику, а теперь ты сможешь абсолютно легально и полно собрать недостающие детальки мозаики и представить их на суд читателей и зрителей. — по-доброму усмехнулся Чхеидзе.

— Но... — Михаил, действительно немало времени уделивший неофициальному сбору материалов по Малой Астроакадемии, не хотел сразу показывать, что очень рад возможности заняться этим делом легально и потому выразил осторожное сомнение в своём праве на столь глубокое погружение в тематику.

— Понимаю, но суть в том, что твоя излюбленная десантная тематика — дело узкоспециальное, а читателям и зрителям сейчас требуется широкий и глубокий охват Малой Астроакадемии в целом. Школа сорокового микрорайона, подчеркиваю — головная в её системе. Сорок процентов школьников — слушатели. Такое непросто сделать...

— А я сделаю.

— Хвалю за уверенность. Первичная информация. — Георгий достал пачку дисков. — Как всегда, остальное — на твое усмотрение. Пропуск в дежурную часть школы сорокового микрорайона тебе уже заказан, так что пропустят... Пропуска в другие школы тоже готовы и ждут тебя в их дежурных частях. Остальное — твое право и дело. Действуй...

— Есть. — Михаил порывисто встал. — Спасибо за радиус, Гера...

— Не за что. Мы копаем во многих направлениях... Пятая власть, всё же. — Георгий посерьёзнел.

— Ага, а четвёртая — Суд чести и совести...

— Уяснил? Вот и действуй. Устроишься вольнослушателем, тебе это вполне по силам, а там и в Академию заглянешь, но поглубже и поширше...

— Ясно. Ну, я пошёл...

— Успехов...

У входа на территорию школы второй ступени сорокового микрорайона его остановил наряд школьников-дневальных, но Михаил, наслышанный о происшедших в данной школе изменениях в сторону усиления контроля и дисциплины, спокойно достал удостоверение Пресслужбы и направление.

— Проходи, пятая аллея, поворот третий и до конца. В дежурной части тебе объяснят всё остальное. — старший наряда вернул Лосеву документы. — Успешной учёбы и работы...

— Спасибо. — Михаил миновал ограду внешнего периметра.

Оформление не отняло много времени и через полчаса Михаил уже знакомился со своими новыми одноклассниками.

— Михаил Лосев, я из школы пятого микрорайона. — отрекомендовался он, пожимая руку главе совета старших школьников десятикласснику Александру Иванову. — представляюсь по случаю назначения в ваш коллектив для подготовки статьи о Малой Астроакадемии. Мне установлен недельный срок...

— Твоя специализация?

— Десант.

— А моя — командование. Хорошо. Сегодня вечером представлю тебя начальнику Астроакадемии, комкору первого ранга Востокову. А пока я введу тебя в курс дела... Прогуляемся? У нас ещё пятнадцать минут перерыва между первой и второй парами.

— Охотно.

Между юношами завязалась оживленная беседа. Они долго ходили по аллеям зеленой зоны школы, Александр попутно представлял Михаилу своих одноклассников и тех школьников, которые первенствовали в обучении в Малой Астроакадемии. Суровому Михаилу понравился компанейский и проницательный Александр. К вечеру они преодолели путь от едва знакомых до товарищей... Михаил ощущал, что с этим человеком судьба сводит его всерьёз и надолго...

Виктория Белова. Начало преображения

Виктория Белова никогда особо не выделялась на фоне своих подружек по школе и потоку. Так было до пятого класса.

За плечами были два года подготовительной нулевой школы, четыре года школы первой ступени. И наконец наступило время пятого класса, знаменующего собой переход "человека учащегося" в стены школы второй ступени.

Её отец — штурман российского среднего разведывательного космолёта "Реликт" часто отсутствовал на Земле на протяжении нескольких лет и она, как старшая, оставалась главной помощницей матери в воспитании и образовании многочисленных братьев и сестер.

Её мать теперь работала в Педагогической Академии Московска и вела там научные исследования в области прикладной психологии. Главной её темой было поведение человека в экстремальных и пограничных ситуациях. Постоянное столкновение с критическими моментами в жизни множества реальных людей быстро приучило Светлану Олеговну мыслить и действовать без спешки, ровно, но быстро и профессионально, не теряясь в любых, даже самых эмоционально-тяжёлых ситуациях.

Многое из наработанного ею подраставшая Виктория брала себе на вооружение, многое просто проверяла в реальной жизни или оставляла про запас. Но главное было сделано: умение управлять людьми в самых предельных ситуациях, умение предвидеть развитие калейдоскопа событий, умение оказываться там, где ты нужнее всего, умение убеждать и доказывать свою правоту молчанием или несколькими жестами и словами — всё это стало одними из составляющих характера и натуры Виктории.

Конечно, подчинённое возрасту скачкообразное взросление наложило определенный отпечаток на поведение и активность Виктории Беловой на рубеже четвертого-пятого классов, но в целом она не спешила завоёвывать все вершины и подолгу с увлечением и даже с полным отключением от окружающей действительности "копалась" в информационном центре школы и в научном центре среди центрифуг, термошкафов и микроскопов.

Наука влекла её властно и неудержимо. Сама Виктория долго раздумывала, следует ли ей отдаваться науке полностью: её всё больше привлекал пример отца. Продвижение в этом направлении блокировала одна абсолютно неумолимая формулировка: в Разведастрофлоте России — только мужчины.

В пятом классе её школа стала центром факультета Научных сотрудников Малой Астроакадемии и Виктория подолгу пропадала на лекциях, семинарах и практических занятиях, сначала — в качестве вольнослушателя, потом — в качестве полноправного слушателя Малой Астроакадемии. В интересах сосредоточения усилий на профильной подготовке не поощрялся повышенный интерес к другим подразделениям Малой Астроакадемии, что предупреждало разбросанность и несобранность.

Весь пятый класс Виктория потратила на то, чтобы как можно плотнее вжиться в роль слушателя Малой Астроакадемии. Научная специализация её привлекала всё больше, интерес рос, но достаточно медленно.

Отец, когда она оканчивала первый класс, ушел в полёт на полтора года, но теперь в хорошо изученной Викторией его полётной книжке стоял только код направления. Ни района, ни сектора точно определённых, как было в многочисленных прошлых полетах, там не указывалось. Это её обеспокоило не на шутку. Её мама, всегда внешне спокойная и даже медлительная в словах и в поступках, тоже не находила себе места, прекрасно понимая, что косморазведка — не прогулка и может быть всякое. Хотя отец был старшим штурманом (об астронавигаторах тогда говорили только применительно к высшим звеньям Разведфлота — крейсерского и лидерского звеньев, но никак не космолётов), это означало, что на его долю выпадает работа по картографированию всех мало мальски заметных объектов нового направления.

Виктория параллельно изучала и практиковалась в геодезии и картографии. Это увлечение она поддерживала в себе с середины прохождения программы школьного первого класса, когда, вернувшись из школы пораньше, она впервые наткнулась на ворох черновиков космокарт, забытый отцом на обеденном столе в главном холле квартиры.

Год прошёл в напряжённом ожидании. Регулярная ежеполуторамесячная дальняя космосвязь позволяла вдоволь пообщаться, когда корабль находился в зоне действия ретрансляторов, во всё остальное время связь была исключительно телеметрической, проходившей через множество промежуточных звеньев Сети Связи Внешнего Космоса или Сети Связи Внеземелья, как её чаще называли.

Шестиклассница Белова погрузилась в космическую науку с головой. Регулярная космосвязь с отцом подбрасывала ей новые радиусы для научных изысканий и это её радовало — она не ощущала мертвящего воздействия ощущения банальной отбывательщины на мозг.

Когда Виктория была уже на втором семестре седьмого класса, пришло сообщение о том, что "Реликт" заправился всем необходимым от корабля снабжения Космофлота и продлевает свой полёт в очередной раз ещё на год. Такое на памяти Виктории случалось с её отцом всего два раза. Тогда обычные годичные полёты продлевались дважды на год. Теперь это был третий продлённый полет. Но результаты его ошеломили повидавшую множество научных достижений и загадок Викторию.

— Викта, тебе маленький подарок. — она, как всегда, пришла домой поздно вечером, когда бодрствовал только её отец, любивший работать до двух часов ночи. — Эти несколько плёночек — твои.

— Откуда?

— Садись, расскажу... Или ты не всё ещё сделала?

— Обижаешь, папа.

— Тогда садись и слушай...

Даже призвав на помощь всю свою ассоциативную память Виктория не могла припомнить аналогов рассказанному отцом. Это было что-то из ряда вон выходящее. Дочь молча выслушала отца, не сводя взгляда с его лица и только в конце, когда отец сделал привычную паузу, сказала полуутверждением-полувопросом:

— Пап, а подробнее...

— В Карпаты летом поедем, только там и расскажу остальное. Мне тоже надо о многом подумать...

— Папа...

— Привыкай к ожиданию, Виктория... Да и тебе интереснее будет знать, что дело только разворачивается. Но — ни полсловечка никому. Даже ни звука. Поняла?

— Конечно, па.

— Как в науке?

— Стабильно. Ползаем по полю, собираем колоски и не пытаемся воспарить.

— Зато поле проверено до мелочей?

— Ага.

— Ладно, тебе завтра раненько вставать, сегодня только середина недели, так что спи. А я ещё поработаю. Надо кое-какие астроданные проверить, машины могли напутать. А по этим данным люди, много людей будут летать.

— Лады, па.

После этого вечернего разговора Виктория впервые решила, что для себя основным запасным вариантом она должна считать службу в Астрофлоте планеты. Конечно же, в качестве астронавигатора — Виктория, увлёкшись наукой, теперь уже в совершенстве овладела упрощённой методикой картографирования и топографии, с интересом и вниманием, достойным лучшего из созданного человеком изучала атласы, схемы, сечения и указатели высот и глубин.

Углубляясь в дебри науки, Виктория стала вести простой образ жизни, полюбила простую незамысловатую еду и нечасто появлялась за пределами своей родной шестнадцатиэтажки. Всё свободное от учебы время она отдавала науке: лабораториям, полигонам, библиотекам, благо теперь школьников никто не гонял от серьезных занятий — наоборот: привлекали и поощряли.

Так прошёл учебный год, точнее — несколько месяцев до его окончания, а летом, в июне месяце вся семья выехала в Карпаты, где остановилась в доме одного дальнего родственника по отцовской линии. Там и застал повзрослевшую Викторию феномен, на долгие годы ставший одним из центральных пунктов сообщений Планетной Системы Информации. Его назвали Карпатским, а вернувшаяся в школу после каникул Виктория вдруг ощутила, что в ней самой произошли необратимые изменения.

Всё началось с того, что она вдруг смогла решать прежние задачи с ураганной скоростью, точностью и конкретностью. Глубина её взгляда на многие проблемы стала не только поражать, но и пугать окружающих. Не привыкшие к такому одноклассники сначала пытались уговаривать и убеждать, потом просто постарались изолироваться от новоявленной всезнайки, зубрилы и молнии. Нет, о третировании речь не стояла — психологическая служба Малой Астроакадемии среагировала моментально и пресекла попытки, но вернуться на прежний уровень, привычный большинству, Виктория, твёрдо сопротивлявшаяся оказываемому на неё давлению, не смогла и это усугубило её положение.

Незаметно для себя она втянулась и выдвинулась на передовые позиции не только в научной деятельности коллектива школы, но и в общественной жизни. Из твёрдой середнячки, которая звезд с неба не хватает и часто жмётся в средних рядах или даже пребывает "на камчатке", она превратилась в заводилу и негласного лидера женской половины коллектива учащихся. Девчата шли за ней в науку настолько массово и стройно, что мальчики ничего существенного противопоставить не смогли. Вскоре её в шутку назвали Президентом Второй Цивилизации в школе, но это прозвище не в полной мере отражало её значимость, а потому вскоре было заменено на более удобоваримое — Глава Женского Ученического Совета школы. Это уже было вполне официальной должностью и Виктория ежедневно несколько часов уделяла решению множества проблем и вопросов, возникавших у старших и младших подруг.

Так прошло полгода. Самой Виктории скачок в собственном развитии нравился все больше и больше, она заметно усилила свои позиции в школьном коллективе, завоевала уважение и признание среди педагогов, но одновременно вынуждена была резко уйти вперёд в развитии по сравнению не только с одноклассниками, но и старшими школьниками.

К этому не слишком комфортному внутреннему положению, сопровожденному постоянными цепляниями, прозвищами, непониманием и откровенным страхом и обидами, прибавилось ещё внешнее: Виктория стала заметно хорошеть и за прошедшие в освоении новых возможностей месяцы из довольно невзрачной, часто терявшейся на фоне подруг девочки превратилась в красавицу. Несмотря на казалось бы сугубо научный характер специализации школы, с эмоциями подобного уровня не смогла полно и быстро справиться и Служба психологической защиты. Все чаще мальчишки видели в Виктории не друга, не товарища, не помощника и не одноклассницу, а объект слишком открытых вожделений. Начались новые, ещё более сильные цепляния. Глупо было бы даже подумать, что века Дисциплины позволили сверхнадёжно блокировать все отрицательные черты человеческой натуры — случись такое, человечество гарантированно бы остановилось в своем развитии и погибло, поэтому земляне создали мощнейшие службы контроля и управления, способные держать в узде очень многие негативные проявления личностного несовершенства, а система образования в России предусматривала и обучение людей управлению нестандартными и экстренными ситуациями.

Не приемля только физические методы пресечения посягательств, Виктория поначалу пыталась останавливать мальчишек словами, но очень скоро пришлось применить и физическое воздействие. Хотя Виктория настрого запретила себе превышать силу уровнем сдерживающего наказания, мальчишки не поняли предупреждения. Потому Виктория, не желавшая тратить на разборки драгоценное время, научилась быстро укладывать у своих ног несколько десятков ухажеров в полубессознательном состоянии. При этом она обходилась исключительно своими силами. К титулу всезнайки добавилась и слава недотроги. Но прежде ей пришлось в совершенстве овладеть множеством приёмов противостояния и нейтрализации пяти — двадцати сильных и быстрых, а иногда и весьма солидно вооружённых противников и это принесло плоды почти незамедлительно — посягательства стали редкими и не массовыми.

Зато возросло внимание и заинтересованность — при всей своей недоступности Виктория оставалась привлекательной девушкой, перед красотой и интеллектом которой склонялись "вице-академики" школы — школьники, имевшие высший, десятый балл по подавляющему большинству предметов, но не лишённые обычных человеческих стремлений. А таким коллегам в школе, где училась Виктория, доверяли не только в научных вопросах.

Количество ухажёров росло волнообразно и Виктория оказалась перед перспективой выбора: либо только наука, либо — нормальная жизнь. Тогда Виктория наложила на себя трёхдневный обет молчания — благо были недельные каникулы и в школе не нужно было появляться ежедневно, а домашние её понимали без слов. Этот обет позволил ей разобраться во многих проблемах. Трёхдневные раздумья дали однозначный результат — наука. Виктория подкрепила своё увлечение наукой способностью свободно читать всех людей и в особенности — предугадывать их действия, мысли и поступки задолго до их реального проявления.

Так получила Виктория своё первое новое качество: абсолютную недоступность и сверххолодность со всеми, кто отказывался признать за ней право самой решать, как поступить или откровенно мешал и навязывал свою волю. А оперативное предвидение позволяло ей избегать конфликтов и контактов со всеми, кто был ей неприятен и не нужен. С остальными проблемами прекрасно справлялась её прежняя суть.

Виктория Белова. Окончательное преображение. Навигационная Звезда

Слава Виктории в научных кругах росла. Её приглашали проводить семинары и практические занятия в другие школы и в вузы Московска. Наступит день и она проведёт свой первый семинар в Московском Университете — так просто и чётко часто именовали бывший МГУ. А пока — школьные будни и вечерние бдения над учебниками, поездки в Хранилища информации и в Научные центры Региона.

Именно такой она и подошла к тому моменту, когда её впервые назвали Навигационной Звездой. Тогда она впервые (для себя себя самой очень неожиданно) точно просчитала очень сложную ситуацию, возникшую на потоке и грозившую разразиться в крупный конфликт, сопряжённый с суровейшим и многоуровневым наказанием совершённого физического насилия и угрозой полномасштабного официального подключения к решению проблемы Службы Безопасности города. Тогда Виктория вывела процесс в безопасное русло за полдня.

Всё началось предельно просто и буднично. После цикла уроков и обеда, когда Виктория привычно заняла место в выделенном ей маленьком "кабинетике" на этаже Службы психологической поддержки школы, туда вошла, оглядываясь и чутко к чему-то прислушиваясь девушка — семиклассница. Не успевшая даже сесть за стол, Виктория, перекладывавшая с тележки на полки шкафа очередные укладки с дисками и кристаллами, лишь мельком взглянула на неё и память услужливо выдала на "мозговой экран" всю информацию. Это была Ирма Левицкая, ученица седьмого "Е" класса. Остальные данные в тот момент Викторию интересовали мало и эта малая ценность как нельзя лучше свидетельствовала о том, что дело, по которому пришла эта девушка к ней, не терпит отлагательств, хотя старо как весь окружающий мир.

— Присаживайся. — Виктория пододвинула кресло на колёсиках поближе к посетительнице, закрыла дверь кабинета на код и опустила защитные жалюзи на окна. Не садясь в рабочее кресло, Белова выкатила из уголка второе кресло на колесиках, пододвинула его поближе к первому, где уже расслабленно сидела Ирма и наконец села, сразу же взяв запястья рук девушки в свои чуткие пальцы. — Полагаю, ты знаешь, что много рассказывать мне не придётся?

— Да. Вита. Что мне делать?

— Предоставить дальнейшее ведение дела мне. Кто ещё знает о казусе? — мягко спросила Виктория, хотя ей хотелось задавать вопросы следовательским тоном, чёткие, ясные и потому грубые. Она обоснованно полагала, что в отношениях двоих виноваты всегда двое и нельзя во всём винить только мужскую половину человечества.

— Видит бог, никто. — в голосе посетительницы послышались слёзные нотки.

— Виновник — Элем Гугнев? — Виктория с присущей ей компьютерной скоростью перебрала все контакты, в которые вступала и могла вступать Ирма. Среди десятков повторов она безусловно выделила нечастые и потому подозрительные контакты с названным индивидуумом.

— Да. — Ирма не могла никак смириться с тем, что всё, что она так тщательно скрывала, известно Лидеру науки школы.

— И что делать с ребёнком ты ещё не решила? — серьёзно спросила Виктория, поднимая прямой взгляд на Ирму.

— Н-нет. — девушка поёжилась под этим взглядом.

— Я советую тебе оставить ребёнка. — твёрдо, но тихо произнесла Виктория.

— Но...

— Не имеет значения. Тебе уже не десять лет. И ты должна рожать, как всякая женщина. Остальное предоставь мне. — просто, чётко и сурово сказала Белова.

— А... — Ирма знала, что Виктория не одна, за её спиной — двадцать пять высококлассных психологов школьной Службы психологической поддержки и защиты, да и другие службы школы были готовы вмешаться в ситуацию.

— Служба психоподдержки школы будет знать самый необходимый минимум. Основную информацию я придержу для себя, поскольку берусь за это дело. — отрезала Виктория.

— И...

— Гугнев будет отвечать сначала передо мной и, возможно, перед Женсоветом школы, а потом, я думаю, к этому мы сможем подключить всех остальных. Но в этом, кажется, не будет необходимости. Обойдёмся минимумом, то есть по большей части он будет общаться только со мной. — Виктория привычно и тактично умолчала о том, что в любом случае Гугнев будет вынужден пройти нелёгкую процедуру общественного порицания, которая навевала ужас даже своим названием "изгойство".

— Я не хочу... — Ирма поняла, что её ребёнок становится серьёзным препятствием. Виктория это настроение уловила сразу:

— И думать забудь. Никаких попыток, Ирма. — она чётко представила желание гостьи избавиться от ребёнка как можно скорее.

— А...

— Служба Безопасности Московска подключится в самом крайнем случае. А я этого случая не допущу.

— Вика... — Ирма посмотрела на Лидера Науки школы с почти молитвенным почтением, понимая, что её подруга берет на себя функции добрых двух десятков мощных профессиональных организаций.

— Не надо, Ирма. Сейчас ты пойдёшь к себе домой и на неделю исчезнешь из школы. Дверь никому из незнакомых не открывай. С твоей мамой я переговорю отдельно.

— А...

— Он к тебе не придёт.

— Ты...

— Убивать его я не буду и калечить — тоже, но над ним поработаю. — сухо ответила Виктория. Всё, Ирма. Иди. В школе его нет, а на улице он к тебе не подойдёт. Я об этом позабочусь.

— И ты...

— Всё, Ирма. — повторила Виктория, неуловимо мрачнея и собираясь в пружину. Её мозг уже выстраивал нелегкую цепочку действий, обычных в таких ситуациях. Предстояло немедленно заняться разговором с виновником данного происшествия.

— Если ты так хочешь... — Ирма встала. — То я пойду.

— Иди. — как можно мягче ответила Белова.

Едва закрыв дверь за посетительницей, Виктория оказалась у рабочего стола. За несколько минут опрокинув в себя скудный дополнительный обед, девушка закрыла дверь "кабинетика" и побежала к руководителю службы психологической поддержки Ольге Христофоровне Любимовой.

Рассказав ей ситуацию, Виктория настояла на своем праве вести дело самостоятельно:

— Ольга Христофоровна, я прошу, требую и настаиваю на том, чтобы вся мощь нашей школьной службы поддержки и вся мощь общественных служб безопасности города и области в данном случае были только наготове и вмешивались только по моей просьбе или в том случае, если я явно провалюсь.

— Вика, но...

— Или я чего до сих пор преступно не понимаю в нашем обществе и тогда тотчас же прилюдно распишусь в своём бессилии и в своей непроходимой глупости, понеся любое мыслимое и немыслимое наказание, или мне придётся решить эту проблему в одиночку, чтобы доказать — и один человек в состоянии бороться за другого и наша "Волна" — не игрушка, а необходимость.

— А Ирма?...

— Ей не о борьбе, а о ребёнке думать следует.

— Согласна. Ладно, Вика. Действуй и помни — поможем всем.

— Спасибо, Ольга Христофоровна.

— Будь осмотрительна, Вика.

— Буду. — Виктория тенью выскользнула из рабочего кабинета главы школьной Службы психологической поддержки.

Шагая по школьным переходам и механически отвечая на приветствия педагогов и школьников, Виктория поморщилась, представляя себе самый общий план предстоящей работы: необходимо было встретиться с насильником несовершеннолетней девушки. И, что тяжелее всего — из той же школы, что и жертва. В самой Виктории все протестовало против такого развития событий, но здесь она была не просто ученицей школы, а человеком, обязанным собственными руками и собственной головой решить проблему, которая при стандартном варианте привела бы преступника к пожизненной, не снимаемой никакими амнистиями судимости. Впрочем, Виктория не сомневалась, что даже при её прямом участии и попытке подменить собой два десятка служб и организаций, Элем получит судимость.

"А если судимость в данном случае правомерна? А если я зря вмешиваюсь? А если это просто бред? Но какой там бред, если всё есть — и насильник, и жертва, и даже будущий ребёнок? — спрашивала сама себя Виктория, направляясь к своему дому по сильно удлинённому пути. — И зачем я только в это ввязалась? Тоже мне — мать Тереза. Витка, послушай и пойми сама: то, что ты пытаешься сделать — это глупость несусветная. Здесь нужен мужик, причём богатырского телосложения, чтобы поговорить с этим "субъектом" по-мужски, просто и грубо. А ты тут зачем? Совершенно не богатырша, да вдобавок и девушка.

А что если сыграть следует на этом? Не поздновато ли? Я же чувствую и даже очень точно знаю, что от этого Гугнева теперь уже сторонятся как от прокажённого. И что должен дать мой с ним разговор? Выдавить силой из него стандартные и мало помогающие жертве и окружающим слова: "Простите, люди добрые, бес попутал и черт подвёл!"? Глупо, как в плохом романе. Представляю Гугнева на коленях перед школой, выстроившейся при знамёнах в каре в спорткомплексе. А ведь мы при нашей с трудом поднятой до необходимого уровня гуманности над ним сможем поиздеваться вдоволь чтобы только подчеркнуть наше всяческое превосходство, как это ни прискорбно признать. Учёные — они тоже злыми и раздражёнными бывают. И при их вооружённости знаниями и аппаратурой своему недругу они обеспечат кучу всяческих неприятностей. А Гугнев на коленях — чем не неприятность для этого насильника и чем не удовольствие для нашей честной компании. Грешник на коленях перед синклитом святейшей инквизиции светлейших разумов средневековья? Гм. Зрелище — для вечернего выпуска ужастиков. Но у нас ужастиков уже который век по телевидению просто так не показывают? Правильно, второй. А значит — никаких дешёвых сенсаций. И Лосева я не имею права подключить — он с его орлами Гугнева просто изуродует. Я не могу прямо подключить к этому делу также Геру Чхеидзе. Их Прессклуб, я наслышана, уже в полном составе землю роет, пытаясь достать Гугнева или пострадавшую. Нет. Пострадавшую я им не дам и до Гугнева, пока с ним не поговорю, не допущу. — решила Виктория. — И чего меня понесло по этому дальнему маршруту?".

Додумать она не успела — обломившийся тяжёлый сук скользнул по спине и припечатал бы Викторию к земле, не сделай она спасительный шаг.

"Чего то у нас деревья так необычно ломаться стали? — спрашивала себя Виктория, отряхиваясь — сказались многочасовые тренировки в спортзале — и мысленно оглядываясь по сторонам. Та-а-к. Направление — сто двадцать налево — Гугнев собственной персоной. Вперёд!".

Виновник падения подпиленного сука видел, что жертва не пострадала и был готов бежать с места преступления, но и вздохнуть не успел, как Виктория встала перед ним, отрезая своим внезапным приближением почти вплотную все мыслимые пути к отступлению. В её позе не было ничего воинственного, но юноша ясно чувствовал, что уйти от преследовательницы на этот раз ему не суждено. Он выпрямился и потупил взгляд.

— Накручиваем срок?! Так?! — ледяным тоном поинтересовалась Виктория.

— Какой там срок, если светит мне судимость пожизненная. — немного по старинному ответствовал Гугнев.

— Во-во! На остренькие ощущения потянуло? — едко усмехаясь, продолжила вопрошать Виктория и вдруг, разом посуровев, отчеканила. — Вот что, Гугнев. Мне с тобой растабарывать некогда и я долго говорить не буду. Ирма Левицкая будет рожать. Ребёнок будет записан за тобой. Навсегда. В качестве твоего греха, а не в качестве твоего достижения. Тебе не удастся спихнуть это дело с себя как некую детскую шалость. — Она не хотела говорить насильнику о том, что красавица Ирма может впоследствии дать право называться отцом ребёнка любому достойному мужчине, за которого она согласится, как говорили раньше, выйти замуж, а теперь — подписать Договор.

— И ты... — Гугнев ещё пытался сопротивляться, но с каждой секундой всё сильнее ощущал, что его возможности сопротивления очень малы.

— И я... И не советую приставать с этого момента к любой девушке. Они уже все проинформированы в необходимом объёме. — добавила Виктория.

— Как... — прошептал Гугнев, осознавая стоявшее за простыми словами. Он понял, что информация о происшедшем уже ушла в женский сектор Российского Инета и осела на десятках миллионов компьютеров женской половины населения страны. А оттуда она с лёгкостью неимоверной уже перекочевала на зарубежные женские сервера, сайты и компьютеры.

— Так. Ты, Гугнев, останешься холостым на всю жизнь. Если, конечно, не захочешь лишиться кое-чего более существенного. — сказав это, Виктория не сомневалась, что насильник понял, что она имела в виду.

— Но... — он хотел сказать, что согласен на что угодно, только не на эту кару.

— Или у тебя есть одна единственная, пусть небольшая, но всё же возможность. — столь же холодно произнесла Виктория и Гугнев сразу уцепился за соломинку:

— Какая?!

— Нет, Гугнев. Не то что ты подумал. — использовав толику своих возможностей Виктория прочитала мысли Гугнева. — Не принести извинения Ирме. Это было бы слишком просто. Да и это не сняло бы с тебя ответственность за содеянное. Ты должен будешь на экстренном построении перед всей школой дать согласие на... — она специально не договорила, поняв, что юноша сам догадается о несказанном и не ошиблась. В глазах собеседника мелькнул почти животный страх, сменившийся ужасом.

— Изгойство?! Нет!!!... — Гугнев испуганно отшатнулся.

— У тебя, Гугнев, просто нет выбора. Вся школа уже гудит от возмущения и мне, кстати, с огромным трудом удаётся удерживать негодование готовых разорвать тебя на части девчат. А юноши и так уже обещали и сейчас и в будущем с тобой неоднократно поговорить. По мужски. Просто и грубо. Я их тоже еле сдерживаю. Сам понимаешь, даже при всей их с трудом привитой гуманности...

— Но... — Гугнев отчетливо понимал, что школьники сделают из него отбивную и в прямом и в переносном смысле и обвинить их в негуманности ему просто не удастся. — Я же... — он хотел сказать, что его проступок столь малозначителен, что месть нескольких тысяч школьников одному человеку здесь — явное превышение. Виктория мрачно посмотрела на него. Она ясно чувствовала ход его мыслей и добавила, зная, что добивает собеседника:

— Нет. И никакого иного выбора у тебя просто нет. К тому же тебе всё равно придется удалиться на Новейшую Землю.

— Куда? — от неожиданности и от скоростного осознания подтекста у юноши отвисла челюсть. Он впервые осознал, что стоявшая перед ним девушка не шутит и действительно в состоянии обеспечить ему прямую путевку на Остров Забвения Российского региона. — Но...

— Ты нарушил слишком много правил, чтобы случившееся можно было счесть простой шалостью. И я даю тебе тройной выбор.

— Или тройную казнь?

— Это уж как тебе больше нравится. — Виктория поняла, что разговор достиг своей цели, но расслабляться не стала.

— Хорошо. Скажи всем, что послезавтра на школьном построении я принесу покаяние. И сразу же удалюсь на Новейшую землю. Остальное оставляю на усмотрение Совета школы.

— Решено. — холодно произнесла Белова, поворачиваясь к Гугневу спиной. Дело было сделано.

Так оно и произошло. В назначенный день на общешкольном построении в главном спортивном зале спорткомплекса школы второй ступени Гугнев произнёс покаянное обращение, воспринятое тремя тысячами школьников и полутора тысячами педагогов с ледяным спокойствием и неприязнью. Страшная процедура, сопровождаемая полутьмой, барабанным боем, факелами и соответствующей унылой музыкой, была короткой и сразу после её окончания Гугнев в полном одиночестве со всеми вещами и документами покинул пределы школы на специально присланном пассбусе. Совет школы отказался давать развёрнутую информацию в систему передачи данных о жизни города и дал скромную в таких условиях, но всё же возможность Гугневу избежать почти автоматического максимального общегородского позора. Через день на Новейшую землю отбыли и его родители.

Влетевшая в "кабинетик" Ирма расцеловала Викторию, не успевшую даже сесть в рабочее кресло.

— Ирма, ни к чему эти поцелуи. — сдержанно произнесла Белова. — Как ребёнок?

— В полном порядке, Вита. Медики говорят, будет девочка. Разреши назвать в твою честь?

— Нет, Ирма. Выбери другое имя. Связь твоего ребёнка со мной будет для неё слишком обязывающей, а значит — слишком тяжёлой.

— Хорошо. — Ирма поняла, что на этот раз Лидер Науки школы права — её возможности и подготовка для малышки могут оказаться просто непосильными по уровню требований и стандартов. — Но...

— Я буду там, где мне надо быть. Всё, Ирма. Ты же видела, сколько девчат в коридоре. Извини. Мне — надо работать, а им — успевать жить.

— Ещё раз спасибо тебе, Вита.

— Не за что, Ирма.

За девушкой закрылась дверь "кабинетика" и наконец севшая в свое рабочее кресло Виктория смогла перевести дух.

С этого момента её слава как заводилы научной деятельности и абсолютно сверхинформированной, чудовищно проницательной личности впервые достигла своего апогея. И первыми, кто признал это, были те самые мальчики, которых раньше ей приходилось отшивать физическими методами, уже не надеясь на действенность уговоров и игнорирования.

Дальнейшее не заставило себя ждать и перед Викторией открылись такие перспективы, о которых она раньше и мечтать не могла. И центральной перспективой стала Большая и Сверхбольшая фундаментальная наука. А пока Виктория ощущала в себе серьёзное стремление к познанию Вселенной, для чего она стала отводить все больше и больше своего свободного времени. Астрономия её покорила всерьёз и надолго, она помогла вырваться из замкнутого научного мирка знатоков фактов и тонкостей, ощутить нечто такое, чему сама Виктория ещё не находила названия, а говорить с другими об этом не хотела.

Академия Планетной Безопасности. Генерал Кузнецов. Защита тайны

"Группе генерала Кузнецова в полном составе собраться в зале оперативных совещаний! Повторяю — группе генерала Кузнецова в полном составе собраться в зале оперативных совещаний!" — голос автоинформатора нарушил сосредоточенную тишину одного из многочисленных уровней центрального офиса АПБ России в Москве и смолк, растворившись в немоте сверхизолированных помещений.

Но по коридорам быстрым шагом уже двигались мужчины и женщины, к которым прозвучавший вызов имел самое непосредственное отношение. Наконец, ровно через три минуты все заняли места за удобными небольшими столиками, повёрнутыми к трибуне и главному столу. Вошедший последним подтянутый седоватый мужчина кивнул дежурному, тот мгновенно закрыл за ним дверь и включил изолирующий комплекс. Усевшись на свое место, генерал АПБ Кузнецов окинул взглядом коллег и кивнул в знак приветствия.

— Товарищи офицеры и эксперты. Нашей группе поручено разобраться в одном интересном феномене. Соловьев, пожалуйста, экраны. Для начала — двадцать минут просмотра, чтобы обойтись без длительных пояснений, потом — подумаем, что мы можем сделать для решения проблемы. Экраны!

Недлинный фильм, смонтированный из целого ряда сюжетов, целиком захватил внимание слушателей. Никто в зале не проронил ни слова — Служба Информации АПБ собрала все возможные необходимые данные, часть цифр и сведений передавалась и на экраны, встроенные в столешницы. Наконец мелькнул знак АПБ и зал осветился.

— Итак, коллеги. Думаю, вы поняли всю сложность и серьезность ситуации, с которой нам предстоит разобраться и которую предстоит вести до момента закономерного разрешения. Майор Степанов.

— Я, товарищ генерал. — поднявшийся офицер вопросительно посмотрел на шефа. — Моя группа берет под охрану штурмана Белова и старших членов его семьи.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Хорошо. Майор Шалимов.

— Я, товарищ генерал. — высокорослый мужчина поднялся из за слишком миниатюрного для него стола. — моя группа займётся отработкой связей по командованию космолета.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Капитан Ушаков.

— Здесь, товарищ генерал. — сибиряк повёл взглядом по лицам коллег. — моя группа принимает на себя работу по рядовым членам экипажа космолета.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Подполковник Титов.

— Я, товарищ генерал. — поднявшийся офицер выпрямился. — Моя группа займётся извлечением информации из техники.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Старший лейтенант Фаворская.

— Я, товарищ генерал. — поднявшаяся со своего места девушка с длинными русыми волосами поправила берет и посмотрела на шефа долгим глубоким взглядом. — моя группа займется психологическим щитом. Для всех, имеющих отношение к проблеме.

— Вопросы? — уже не так жёстко спросил Кузнецов.

— Нет, товарищ генерал.

— Лейтенант Савельева.

— Я, товарищ генерал. — черноглазая женщина спокойно и медленно встала. — моя группа берёт под полную отработку мальчиков — сыновей членов экипажа.

— Вопросы?

— Нет, товарищ генерал.

— Капитаны Умелов, Ставский и Незнамов берут на себя техническое сопровождение и контроль состояния. Вопросы?

— Нет, товарищ генерал. — почти в один голос ответили названные офицеры.

— Теперь — самое сложное. — генерал надавил сенсор. — это изображение гостьи экипажа "Реликта" в момент беседы в центральном посту корабля. А это,— зажёгся ещё один экран. — актуальный официальный портрет дочери штурмана "Реликта" Белова Аскольда Витальевича.

— Одно лицо, но разница в возрасте...— сказал сидевший ближе всех к генералу подполковник Кизимов.

— Вы правы, коллега. Эта девчушка — главный ключ к разгадке. Случилось это всего два месяца назад, в отдалённом от главных путей секторе, обозначенном как первично разведанный. Гостье экипажа — все двадцать пять — двадцать восемь лет на вид, а дочери штурмана — всего лишь десять — одиннадцать. Но, думаю, доктор Василевская меня поддержит во мнении, что именно эта девчушка и нуждается в самом плотном кольце охраны.

— Да, командир. — эксперт Василевская кивнула и положила взятую было ручку. — Моя группа берёт её психологический комфорт под усиленный мониторинг. Обычный мы уже параллельно выполняем.

— Так. Группе лейтенанта Завьялова — дальнее кольцо охраны Виктории Беловой. Группе капитана Рыкалова — среднее кольцо. Группе полковника Туманяна — ближнее кольцо. Только не маячьте подолгу у нашей новой подопечной перед глазами, меняйтесь.

— Ясно, товарищ генерал.

— Это — наше первое вводное совещание. Остальные вопросы будем решать в рабочем порядке. Всё. Считайте, что мы все теперь — на работе. Отпуска прерываю и отменяю все ранее назначенные отгулы. Не забудьте, что всё недополученное вы сможете взять на протяжении ближайших сорока лет. — полусерьёзно-полушутливо закончил совещание Кузнецов, жестом разрешив коллегам покинуть помещение. Дежурный по группе открыл двери комнаты.

— Ясно, командир.

— Все свободны. Доктор Василевская, останьтесь.

— Ясно, генерал!

Офицеры и эксперты покинули зал совещаний через четыре проема. Кузнецов сел рядом с женщиной — экспертом и подал ей папку. Просмотрев текст, та кивнула.

— Вы полагаете, командир, что её стремление к звёздам, усиленные занятия астрономией во всем наивозможнейшем спектре...

— Есть стремление и огромное желание в один прекрасный момент встать рядом с этой незнакомкой, но встать на очень близких, почти равных позициях.

— Я просмотрела материалы, индекс её способностей...

— Да. Растет лавинообразно. Нам придётся подумать об обеспечении зелёной улицы для неё. В первую очередь — для неё. Это ещё не шанс, но возможность...— Кузнецов откинулся в кресле. — А это для нас — основа.

— Вы считаете необходимым подготовить к задействованию план "Игла времени"?

— А вы?

— Полагаю, самое время. Но ещё нужны консультации, проверки...

— Вот вы с вашими коллегами и займетесь наведением мостов, доктор. Я вас не задержал?

— Нет, Виктор Гаврилович. Жутко интересно и что-то очень многоуровневое кроется в этом ребёнке... Грядут большие перемены...

— И я так тоже считаю. Успехов.

— Спасибо, командир.

Так началась работа одного из элитных подразделений АПБ России по контролю и сбалансированному управлению новой ситуацией. В центре событий прочно занимала место девчушка, и не помышлявшая о том, что серьёзная структура Кольца Безопасности Земли надолго заинтересовалась ею, ученицей школы второго цикла.

Виктория Белова. Начало пути к звездам. Планетарий

В момент проведения совещания Виктория Аскольдовна Белова была полностью поглощена процессом реализации своей давней идеи — строительством астрономического комплекса. К этому она привлекла как младших, так и старших школьников и через несколько лет двадцатого октября небольшой спортивный зал едва вмещал всех желавших поучаствовать. Голос десятиклассницы Виктории звенел в общем неясном шуме, легко достигая ушей даже стоявших у самой входной двери. Давно уже не именовали школьников унизительным "ребята" или "мальчики и девочки". Сами школьники да и их старшие наставники прочно усвоили одно: учеба — такой же труд и школьники — такие же работники, как и все остальные люди до глубокой старости. Поэтому в своей среде школьники с удивительным постоянством пользовались обращением "коллега". Не отступила от этой традиции и Виктория Белова — почти основная заводила и негласный полный лидер одного из потоков школы второго цикла города Московска:

— Итак, коллеги, мы обязаны построить этот городок до конца первого семестра учебного года. Наши товарищи со всех средних и старших потоков обещали поддержку физическую, наши наставники прекрасно позаботились обо всём необходимом — склад полон, а нам, инициаторам и основной группе с помощниками предстоит все это великолепие смонтировать и всесторонне протестировать за три месяца. Площадка уже готова, проект вы все видели и согласны, потому не будем терять времени и после дневных занятий всех прошу ежедневно по два часа отработать на нулевом и первом циклах городка. Это — два пятиэтажных уровня единого научного корпуса, а значит — работы хватит на всех. Мы можем и должны быстро и качественно сдать комплекс в полной исправности для того, чтобы и вы, и наши младшие имели все возможности виртуально выйти за атмосферный щит Земли и ощутить себя настоящей значащей частичкой Вселенной! Я надеюсь и уверена в вашей поддержке и содействии. — Виктория умолкла и слово взял её коллега — десятиклассник Сергей Бодров, отвечавший за всё, связанное с физическим трудом большой сложности.

Он коротко и чётко распределил обязанности, назначил ответственных и разрешил всем собравшимся чувствовать себя свободными. Короткое совещание завершилось и Виктория направилась к зданию школьного общежития. Несколько дней тому назад она попросила у отца и матери разрешения жить на территории школы в связи с тем, что не хватает времени для подготовки очередного проектного задания. О сути самого задания она не распространялась, но родители полностью доверяли старшей дочери и знали, что ни на какие мыслимые и немыслимые авантюры она не пойдёт. Время, которое затрачивалось на дорогу, пригодилось, проект был доработан в согласованный с десятками наставников и школьников срок и теперь после общего собрания в спортивном малом школьном зале предстояло окунуться уже не в теоретическую, а в практическую работу. Виктория молчаливо радовалась, избегая даже улыбаться, но подруги видели, что их лидер довольна и этого им вполне хватало для спокойствия на данном направлении.

Несколько следующих недель она работала на строительстве по пять часов после окончания занятий и приходила домой только в девять вечера. Главный лекционный демонстрационный зал астрокомплекса "Планетарий" рос и насыщался сложнейшей техникой. Виктория давным давно, ещё когда проект только зарождался, заранее выговорила себе право на этот зал и сделала его только своей, сугубо личной работой. Она самолично отбирала аппаратуру, часами выверяла схемы и чертежи, лазала в узких "колодцах обслуживания" в периметре зала. Но с каждым проведённым в границах зала днем ей начинало все сильнее казаться, что тут, в этом зале, не основная её сущность, не первая, не главная, а только вторая. Привыкшая не поддаваться эмоциям и не пороть горячку, Белова методично просмотрела варианты и поняла: она не смогла полностью погасить внутреннюю главную для любой женщины программу. Она уже не маленькая девочка — ей нужен спутник, нужен мужчина. Совместить такой вариант со стандартным ежедневным коктейлем Виктория сразу не смогла — её жизнь до этого была бедна глубинным общением с юношами из за высочайшей загрузки учебной и научной работой. Домашние её понимали с полувзгляда, они не видели в данной настройке старшей дочери ничего экстраординарного, зная, что она справится и не с такими загадками и задачами. Виктория привычно просчитала направления и решила выделить толику энергии и сил на это, так некстати, но закономерно появившееся направление деятельности. Её подсознание привычно "взяло под козырёк" и занялось разгребанием завала на данном направлении, а сознание привычно обеспечивало преодоление рутины на старых.

В редкие минуты отдыха Виктория напряжённо перебирала в своей памяти всю доступную ей информацию об одноклассниках и однопоточниках, ища среди них того, перед кем могла бы предстать не Навигационной Звездой и не Лидером Науки, и не председателем ученического женсовета школы, а просто девушкой, обязанной в любых условиях выполнять свою основную задачу. Она привычно просмотрела на экранах памяти всю доступную ей информацию и о более младших и о более старших молодых людях, но со вторыми было сложнее — сама Виктория уже была десятиклассницей и школьников старше её было не так много. Задача постепенно обретала закономерные черты и размеры, становясь рядом с первой, научной задачей и властно отвоёвывая ранее недоступные ресурсы. С каждым часом она становилась такой же основной, как и первая.

Вторая задача ещё, как полагала Белова, могла подождать. Понимая на доступном ей уровне детализации многомерность жизни, Виктория с тоской думала о том, что вырвавшись в учебе и даже в науке вперед, она отрезала себя от обычной человеческой грешной жизни и замкнулась, сделавшись недоступной.

В то время уже гремела по Московску российская программа защиты женщин, школа, где училась Виктория, активно принимала в ней участие, но Беловой казалось, что её-то саму персонально и дополнительно защищать от мужчин и от юношей — это уже совершенно лишнее дело.

Что-то тут не стыковалось. Лёжа поздней ночью в постели, Виктория закрывала глаза и представляла себя в обществе всепонимающего, чуткого и умного человека.

Она как никто, знала, что это — проявления стандартной программы, но работа в науке и в общественных "конюшнях" настолько сделала слабыми эти программные вызовы, что она их почти не ощущала. А так хотелось сбросить тяжеленную броню и ощутить себя простой девушкой, ради которой кто-то готов будет на всё. На всё. Но пока такого не было и Виктория Белова не спешила открывать свою тяжеленную броню первому встречному молодому человеку. В её сознании постоянно вертелся маячок глубокого личностного горя и она знала, что этот рыжевато-оранжевый мерцающий огонек виден всем, но понятен до конца далеко не каждому. И она ждала того, кого тревожный блеск этого маячка не испугает. Но таких пока не было. Виктория каждый раз засыпала в томительном ожидании чуда. Это ожидание видели все родные и домашние, но и находясь в кругу своей семьи Белова не позволяла себе откровенничать на подобную тему. Время для неё самой незаметно превратилось в жидкий туман...

Новогодний бал. Встреча Виктории и Александра

Утренний мелодичный и тихий видеотелефонный звонок ворвался в тёплый воздух кабинета Михаила как всегда неожиданно и зовуще. Не вылезая из постели, устроенной на полужёстком диванчике и состоявшей из жестковатого матраца и почти прозрачной и очень лёгкой накидки-простыни, Михаил дал шёпотом словесную команду на связь без телевидения. Звонил, как оказалось, Георгий, его старший коллега по Малой Академии Планетной прессы.

— Спишь, акула пера? — бодрым голосом спросил Гера. Очевидно, он по своей давней привычке уже встал и работал — он любил работать рано утром. Михаил так же шёпотом приказал компьютеру ещё больше уменьшить громкость звука.

— Сплю, Георгий. Хочу ещё пару снов досмотреть. Сегодня у нас уже что-нибудь случилось? — сонно проговорил Лосев. — Надеюсь, не боевая тревога секторального уровня первого кольца обороны владений Земли меня ожидает? Крейсера Флота Прессы России и мира не получали сигнал сбора экипажа? Какой, кстати, сегодня день?

— Нет. Сегодня среда, двадцать восьмое. Декабря, естественно. И заметь, что всё вокруг спокойно в ожидании нового года. Так что оставь свою десантную готовность до другого раза. Расслабься. И...— ответствовал крестный отец молодой корреспондентской братии Московска

— И что? — Михаил спокойно балансировал между сном и явью.

— Я тебе переслал по связи приглашения на новогодний бал. Будь готов. — сразу перешел к делу Георгий.

— Куда? — поинтересовался Михаил.

— А ты как думаешь? — поддал загадочности Чхеидзе.

— Ага, уразумел, приглашаешь к себе... — Михаил имел в виду школу, в которой в то время учился Георгий.

— И не одного. Даю тебе ещё одно приглашение. Сам решишь, с кем придти. — довольный понятливостью коллеги сказал Гера.

— Ограничения? — озабоченно произнёс Лосев.

— Разумные. До связи.

— До связи, спасибо, Георгий. — Михаил отключил связь и уловил слабый стук выползшего из принтера в приёмный лоток листка пластика. — а вот и приглашения пожаловали. Что-ж, пора вставать и думать...— он взглянул на часы. — Шесть утра, весьма прилично. Главное, что звонок Георгия никого не разбудил.

Одеваясь и умываясь, Михаил размышлял о том, кому из его многочисленных коллег и друзей следует отдать второе приглашение. Наконец, поглощая напиток, Михаил решил, что отдаст его Александру Иванову.

Сказано — сделано. Набрав на клавиатуре номер, Михаил связывается с квартирой Ивановых и оставляет на накопителе сообщение для Александра с просьбой заглянуть к нему. Лосев прекрасно знал, что Александр допоздна засиживается в лабораторном корпусе и раньше трёх часов дня скорее всего не освободится.

Бывало, что его новый друг засиживался и за полночь в научном корпусе за чтением манускриптов и бобин Свода Планетной Информации. Командирская подготовка отличалась повышенной разносторонностью и знание мельчайших аспектов жизни и истории человеческой цивилизации давно уже не считалось лишним для людей, связанных с космосом.

Александр вошёл в квартиру, пожал протянутую лапу вилявшей хвостом и повизгивавшей от радости встречи Зирды и сразу отметил на главном табло, к которому и подвела его овчарка, легонько прикусив зубами пальцы левой руки и потянув человека за собой, сигнал наличия сообщений. В этот раз он работал в Хранилище Информации в одном из пригородов Московска и не мог, как обычно, проехать на пассбусе мимо небоскреба Михаила.

Прочтя сообщение, юноша не переодеваясь, схватил планшетку, кивнул встрепенувшейся было овчарке и вскоре уже был в салоне пассбуса.

— Сашка! — Михаил обернулся, оторвавшись от созерцания медиативного экрана. Его друг как всегда ворвался неожиданно и вскоре был у кресла, в котором в позе лотоса восседал вице-президент десантного факультета Малой Звёздной и акула пера областного значения.

— Михаил, привет. — Александр охладился шипучим напитком из сифона. — Уф. Как всегда сделал пробежку по лестницам твоей башни. Уж извини, надо было дать мышцам нагрузку. А то... Я — только что из Хранилища. Был дома. Моя Зирда немного переполошилась от твоего звонка. Зубами схватила мою руку, едва я вошёл и быстренько подвела к экрану. Ты оставлял сообщение? Я рад.

— Я тоже. Держи бланк и... Может, чайку? — Михаил спокойно взглянул на друга. — Обалдел там, среди стеллажей, небось, с голодухи-то? — Лосев прекрасно знал, что как и многие посетители Хранилища Древней Информации, Иванов не всегда работал в читальных кабинках сектора читальных залов и нередко садился прямо на стремянках среди стеллажей, забитых откопированными на диски и начинавшими входить в обращение кристаллы, ценнейшими информационными материалами, ранее пребывавшими только на бумаге, а затем — на пластике. Представив согбенную фигуру Иванова на верхней площадке пятнадцатиметровой стремянки, Михаил улыбнулся.

— Ничего, потом наверстаю. Сколько на твоих? — ответил, понявший причину улыбки друга Александр.

— Двадцать пять четвёртого. Быстро ты обернулся. — Михаил спрятал улыбку.

— Спасибо, стараюсь. Я пошёл. Чайку — в другой раз. — Александр подхватил приглашения.

— Какой вопрос, конечно. Привет всем твоим и особо — Зирде. — Михаил немного удивлённым взглядом проводил своего неугомонного друга, уже направлявшегося к лифтхоллу небоскреба. — Всё бегает, а ведь старше меня на год...— проговорил он вполголоса, но Иванов его уже не услышал.

На остановке межрайонного монорельса в пятнадцать часов тридцать минут было пустынно. Снег, в изобилии выпавший на город за предшествовавшие этому дню сутки, растопили на платформах, переходах и путях мощные теплосистемы, остальное довершило покрытие, не удерживавшее влагу на себе, но и не впитывавшее её. Вода ушла в накопители городской водной системы на доочистку и отстой. Температура воздуха на платформе была около двенадцати градусов ниже нуля.

Александр неспешно прошёлся из конца в конец платформы, остановился, повернулся лицом к выходному семафору и погрузился в размышления. Бланк приглашения лежал у него в поясной планшетке — Александр приберегал сюрприз до домашнего детального рассмотрения. Так бы простоял он в комфортном одиночестве до самого прихода монорельса, но сзади раздался резкий стук рассыпавшихся контейнеров и юноша обернулся. Статная высокая девушка наклонившись и полуприсев, собирала в явно повреждённую ременную укладку мелкие контейнеры, но ещё больше двух десятков полураскрытых оболочек лежало вокруг. Иванов повернулся, сделал короткий шаг к незнакомке, наклонился и стал помогать собирать и закрывать оболочки.

— Спасибо. — спокойно сказала девушка, мельком взглянув на неожиданного помощника. — Ремни не выдержали...

— Сказали тоже... Ремни. — Александр уверенным движением забрал у девушки лямки и взвесил всю укладку. — Шутить изволите, сударыня. — в его голосе прорезалось озабоченное недовольство. — Тут больше трёх пудов. Вам такое носить категорически противопоказано.

— Я и не собиралась шутить. — девушка попыталась взять и навесить лямки на себя, но Александр решительно, но мягко отвёл её протянутую руку в сторону. — Так и будем стоять до самого монорельса?

— Да. Полагаю, мне необходимо сопроводить вас домой. Иначе остаток пути вам придётся проделать лёжа в карете "скорой помощи". Повредите себе позвоночник, что абсолютно недопустимо. Информация имеет одно сквернейшее свойство — тяжесть носителей.

— Как хотите. — незнакомка смерила его немного потеплевшим взглядом. — И откуда такие берутся?

— Извините, хотел отложить представление до салона вагона. — юноша выпрямился немного больше, но в его позе не появилось ничего похожего на надменность. — Александр Иванов, слушатель Малой Астроакадемии. Выпускник школы второго цикла.

— Что-ж, это проясняет дело... — девушка также немного приосанилась, поправила волосы. — Виктория Белова, выпускница школы второго цикла, также слушатель Малой Астроакадемии. Без дополнительных званий, ибо в науке их не зарабатывают так скоро...

— Ценю научников. — серьезным тоном сказал Александр. — А вот и монорельс. Прошу.

Идя следом за своим новым знакомым, Виктория немо дивилась лёгкости, с какой он нёс почти неподъёмные для неё укладки с дисками и кристаллами. Она еле-еле доплелась с ними от пассбуса до монорельса, а тут ещё предстояло перекантовать их для того, чтобы вложить в багажное отделение и вот — не выдержал ранее не вызывавший никаких нареканий ремешок боковины... Десять минут бы единолично собирала на глазах у всего честного народа... Позор. Хотя в чём состоял позор, Виктория не задумывалась. Она привычно внутренне отругала себя за невнимание к исправности креплений и поспешила за широко шагавшим сопровождающим.

Разместив Викторию в салон-вагоне, Александр поставил укладки в находившийся под креслами багажный отсек и сел напротив, разворачивая информпрессрелиз. Виктория из под полуприкрытых век сканировала фигуру и лицо нового знакомого и дивилась тому, насколько быстро он овладел ситуацией. Нет, история с контейнерами не была простой "подставкой", это была вполне реальная ситуация, не сыгранная. Привыкшая механически признавать возможность всевозможных подвохов и подкатов, Белова не исключала и простейший вариант — молодой человек просто решил таким образом не только помочь девушке, но и завязать знакомство. В таких простых случаях сканирование позволяло докопаться до основной сути происшедшего и подводило крайне редко.

Взгляд Виктории остановился на птице — знаке школы Александра, скользнул к пластинке номера и память моментально вызвала на "экран" мозга размещение данного учебного заведения. "Довольно далеко от меня... Неудивительно, что мы раньше не встречались... На вид он на полтора-два года старше... Слава богу, в наше время нет значения для возраста, если ты учишься... Придётся мне познакомится с ним поближе, всё же он мне весьма облегчил жизнь и я не отделаюсь от него, как видно, до самой двери квартиры... Впрочем, мне почему-то и не хочется отделываться от него стандартными методами...".

Знак своей школы Виктория, как и многие девушки её возраста, уже два года как открыто не носила, но по привычке держала в кармане. Скользнув рукой к кармашку, Виктория сжала ткань и похолодела — знака не было. Клапан кармана был не застёгнут... "Ладненько... в кавычках... Наклонилась, клапан не удержал и знак завалился за обмотки монорельса... Собирушка и копушка... Кланялась, наклонялась... Всё собрала, а про знак — забыла." — Виктория внутренне беззвучно легонько ругала себя за рассеянность, видя, как Александр смотрит на её манипуляции с клапаном кармашка.

"И она думает, что я не вижу её сканирующего взгляда, не ощущаю его? Что-ж, пока будем работать в скрытом режиме пай-непонимайчика...— подумал Александр и уловил судорожные движения пальцев Виктории по лацкану кармана. — Чего-то она там такое потеряла?... Если не ошибаюсь, девушки там обожают прятать знаки своих учебных заведений. Прямо эпидемия скрытности какая-то. Впрочем, понятно... Всё укладывается в стандарты человеческой психологии. Мой знакомый говорит, что даже в Академии планетной безопасности Москвы после первого парадного построения все девчонки-слушательницы как одна пишут рапорта с просьбой разрешить ходить в гражданском... Слава Богу, разрешают."

— Держи мой запасной. Главное — знак, а не номер. — мягко сказал он, дождавшись паузы в судорожных движениях руки девушки по карману и легонько, не включая психосканирование, сжал её пальцы, обхватившие поданный знак. — И не кляни себя за рассеянность... Бывает...

"Лихо... Уже на "ты"... Пресекать будем, Виктория Аскольдовна? — спросила себя Вика. — Нет, что-то мне не хочется. Парень он ничего, не сдвинутый... Нормальный... Даже слишком нормальный и холодноватый какой-то. "

— Спасибо, Александр.

— Можно просто — Саша. — кивнул Иванов. — Подъезжаем. Осторожнее в проходе при торможении...

— Спасибо.

Путь от монорельса до пассбуса они прошли уже рядом. Оказавшись в тёплом нутре салона машины, Виктория потеплевшим внимательным взглядом всё же разрешила Александру сесть с ней рядом и даже подняла подлокотник, разделявший два кресла, чего не позволяла себе в обращении с мужчинами уже очень давно. Но, к её радости и удивлению, Александр не спешил и не проявлял нервозности. Он моментально углубился в чтение взятого при входе в салон нового объёмистого информпрессрелиза и не прерывал это занятие до прибытия машины на остановку, откуда было близко до дома Виктории.

— Куда теперь? — юноша щёлкнул замком ремней и поднялся на носках, проводив взглядом уходивший пассбус. — Командуйте...

— По той аллее и направо. Четырнадцатый этаж.

— Терпимо. — Александр двинулся, стараясь не заставлять девушку бежать. В общении с Леной он раз допустил такое, что ему лично потом очень не понравилось, поскольку не выглядело достаточно хорошо со стороны — его стремительность удовлетворяла далеко не всех и Лена вполне прогнозируемо для всех, кроме него самого, оказалась в числе этих "не всех".

— Что именно терпимо? — поинтересовалась Виктория.

— Близко от земли. — просто и чётко ответил Александр.

— Вы выше?

— Намного. Как и мой новый друг Михаил.

— Лосев? — брови Виктории удивлённо поползли вверх. Александр уловил это и понял, что новой знакомой известно и это имя и его владелец.

— Да. Он корреспондент "Новостей Московска". — не желая кривить душой сказал Иванов.

— Знаю. Он также слушатель Высшей Школы Планетной Прессы при нашем городском межшкольном Прессклубе. У нас в школе второго цикла с ним контактировал Георгий Чхеидзе. — проинформировала Виктория.

— Гера?! Вот это сюрприз! Позволь узнать всё же номер школы. — Александр, не сбавляя хода, достал из планшетки бланк-приглашение. — ваша организация, сударыня? — он решил начать хорошо известную ему игру в древность.

— Моя, сударь. Изволите быть вовремя? — Виктория легко приняла правила игры.

— Со всей наивозможной точностью. Если вы... — Александр сделал стандартную паузу. После неё обычно следовало разрешение проблемы близости отношений — "ты" или "вы". Не желавший форсировать ситуацию, Александр настроил себя на нормальное восприятие варианта "вы".

— Можно и на "ты". Если не ошиблась, ты на полтора года старше меня...

— Вам бы в астронавигации работать... То есть, тебе...

— Именно туда я и стремлюсь. А тебе вообще то неплохо бы покомандовать, хватка есть.

— Постараюсь. Подумаю. — Александр не хотел вываливать перед абсолютно незнакомой девушкой всю подноготную правду о своем положении. Он уже неоднократно прочувствовал на собственном опыте, что всё, что он скажет, может при известных обстоятельствах быть использовано против него же и потому был предельно краток и осторожен до тех пор, пока не узнавал человека глубоко. И тем более — женщину.

— Вот и мой дом. — Виктория остановилась у подъезда шестнадцатиэтажного здания. — Конечно, это не стадвадцатиэтажная башня, но вполне приемлемо. Я пока не стремлюсь к излишнему комфорту, люблю простоту.

— Четырнадцатый этаж? — уточнил Александр, изучая сканирующим взглядом обиталище своей новой знакомой. Ему просто хотелось уточнить, действительно ли тут шестнадцать этажей. Со стороны здание выглядело монолитным кубом с отражающими стенами. За казавшимися непрозрачными сверкающими плитками было нелегко угадать количество уровней и этажей.

— Не беспокойся... Лифты работают. Есть четыре штуки лифтов. — не поняла истинной причины вопроса Александра Виктория.

— Не надо. Через пять минут буду. Номер квартиры? — Иванов сразу приобрёл деловой вид.

— Сто сорок пять. — Виктория улыбнулась. — Но — не газуй по трапам. Прыть по лестницам будешь показывать в другой раз, а сейчас пойдёшь со мной цивилизованным путем — в лифт.

— Хорошо, Виктория...

— Можно просто Вика.

— Хорошо.

У двери квартиры Александр замялся. Виктория понимающе взглянула на него и, приняв решение, резко открыла во всю ширь входную дверь, указывая на проём.

— Проходи, ёлка новогодняя, а не выпускник... — она усмехнулась по-доброму, но одними губами.

— Хорошо...— Александр вошел, сделал несколько шагов от входной двери. Виктория закрыла проём и повесила свою личную планшетку на вешалку.

— Кто там, Викта?— раздался голос отца и мужчина вышел на балкон холла. — Кто там с тобой?

— Познакомься, пап, это — Александр Иванов, тоже выпускник. Я бы без него прибыла только в лежачем положении в карете "скорой помощи". Чуть позвоночник не сплющила. Была в центре копирования информационных источников, набрала материалов...

— Марш к матери, она волнуется. А вас, молодой человек, прошу пройти ко мне наверх.

— Хорошо. — ответил Александр, хотя столь скоростная перспектива разговора с отцом девушки его совершенно не радовала. С недавних пор его домашние серьёзно и объединёнными усилиями вознамерились Александра женить в кратчайшие сроки или хотя бы прочно свести с какой-нибудь достойной девушкой. Почти у всех братьев и сестер уже составились какие-никакие, но всё же вполне определённые партии, а Александр оказался в меньшинстве. Его убеждали, уговаривали, разъясняли, но после разрыва с Леной, оформленного Симферопольским разговором, Александр не шёл ни на какие матримональные контакты. В этот момент он также полагал, что только выполнил свой обычный мужской долг: помог женщине перенести до дома неподъемный для неё груз. — Сейчас.

Уходя, Виктория вполголоса назвала имя отчество отца — Аскольд Витальевич. Это немного облегчило внезапно возникшую перед молодым человеком задачу.

Мужчина пропустил Александра вперёд и непривычно плотно прикрыл за собой дверь кабинета. Александр уловил свист удаляемого воздуха, отметил мигнувший зелёный транспарант с хорошо знакомой по занятиям в Астроакадемии надписью.

"Лихо. И зачем такие сложности? — подумал Иванов, останавливаясь посереди уютного, но весьма просторного кабинета. — Предстоящий разговор будет тяжёлым. Надо поднять уровень энергетики до "выше среднего"...". Сказано — сделано. Иванов покрылся усиленной психологической бронёй.

— Садитесь, Александр Александрович. — мужчина опустился в кресло за рабочим столом и указал гостю на мягкий диван.

— Откуда вы меня знаете, Аскольд Витальевич?

— Знаю. Давно ждал вас... — мужчина подкатил мягкое кресло и сел напротив.

— Я всё же хотел бы узнать подробнее... — Александру не понравилась осведомлённость отца Виктории в его имени-отчестве. За этим обычно следовало проявление информированности о координатах проживания и пребывания, содержимом анкеты и личного дела. Такой осведомлённости Александр в посторонних людях не любил и всегда относился настороженно.

— Можно и подробнее. — Аскольд Витальевич открыл папку, лежавшую на журнальном низеньком столе и подал гостю практически прозрачный лист плёнки. — положите обе ладони на плёнку. Смелее... Она — не кусается...

Александр выполнил просьбу отца Виктории и на плёнке тотчас проявилось изображение. Убрав руки, юноша во все глаза смотрел на быстро приобретавшую сочные краски и чёткие контуры картину. Неземной красоты девушка стояла спиной к зрителю. Она была видна по плечи, но, видимо, для сути этого было вполне достаточно. Девушка медленно обернулась, повернулась и, привыкший к неожиданностям Александр едва смог удержать возглас удивления — с плёнки на него смотрела Виктория.

Померцав, изображение пропало. Плёнка к изумлению Александра самостоятельно по воздуху вернулась на журнальный стол и папка захлопнулась. Из напряжённых изысканий в собственной памяти Александра вывел пробивший неплотную звуковую психологическую защиту негромкий голос Аскольда Витальевича.

— Эта плёнка, Александр Александрович, не давала видеть своё изображение никому, кроме меня. Вам она его показала. Полагаю, этого вполне достаточно для доверия.

— Но Виктория...— ошарашенный Александр напрягал все силы, чтобы справиться с резко возросшим уровнем волнения. Но удавалось ему это плохо.

— Понимаю, она слишком мала ещё, ведь увиденной вами на пленке незнакомке на вид лет двадцать пять, а Виктории только шестнадцать с половиной. Но есть непростая история, которая напрямую с ней связана и которую я могу теперь вам рассказать...— мужчина откинулся на спинку кресла. — Это случилось не так давно, я летал на "Реликте", среднем разведрейдере, штурманом. Мы исследовали район...

Александр слушал рассказ отца Виктории затаив дыхание. Такого новогоднего сюрприза он и придумать себе не мог... Но дело выходило слишком серьёзным...

— Потому-то все дети членов экипажа корабля и в первую очередь — Виктория находятся сейчас под охраной сотрудников Российской Академии Планетной Безопасности. — по тону голоса отца Виктории Александр понял, что рассказ близится к завершению и теперь предстоит выслушать ценные указания. Кое-о-какой сути этих указаний Иванов уже догадывался. — Вы не заметили их присутствия и это хорошо, поскольку их не должна видеть и Виктория. Ни она, ни её сёстры, ни её братья не знают полной информации. Ею обладаю только я и моя жена. Поэтому я и пригласил вас в кабинет, снабжённый системой полной изолированности и экранами. Вы это отметили профессионально, как астронавт, хвалю. — Аскольд Витальевич улыбнулся одними губами, затем быстро спрятал улыбку и радость с лица. — Продолжу. Под охраной находятся все без исключения дети членов экипажа, но самая плотная охрана — у Викты. Как вы понимаете, одно лицо — да и не только лицо — это слишком серьёзно.

— А кроме неё...

— Схожи с незнакомкой — и не только внешне — ещё три девочки, но у них сходство среднее. Ещё три девочки имеют едва уловимое сходство... Итого семь человек. Плёнка выбрала вас. Я знаю, что плёнка покажет своё изображение только тому, кому можно доверять полностью. В наше время многое решается быстро. Надеюсь, вы дадите возможность Виктории почувствовать себя свободно и спокойно... Честно сказать, после происшедшего в Карпатах она сделала рывок и её начали просто отшивать: у неё проявились просто уникальные для нашего весьма искушённого во всевозможных чудесах времени, способности. Даже девчата и те от её возможностей далеко не всегда в полном восторге. И она уже долгое время почти всегда одна. А это в её молодом возрасте чревато. Я не имею в виду обычные контакты — с этим всё в порядке. У неё давно уже нет очень близкого человека, которому она могла бы достаточно полно, не по-служебному, открыться вне семьи. Семья — конечно, но она — старшая дочь и, как полагает с малолетства, должна постоянно показывать пример младшим. Кроме того у неё сейчас основной принцип — обходиться без сюсюкания. И здесь это в полную силу играет против Вики. Вот если бы за пределами семьи... Но там, к сожалению, тоже прокол. Не все окружающие люди при всём их человеколюбии и всей терпимости хотят иметь в довольно близких знакомых этакого информационно-насыщенного и сверхумелого, да к тому же чрезвычайно разностороннего человека. Что бы там кто ни говорил, это немного подавляет. Я с супругой и младшие дети в этом убеждены...

— Она чувствует? Я имею в виду причину этих способностей. — осмелился задать вопрос Александр, напряжённо продумывавший создавшуюся ситуацию. В том, о чём собрался попросить его отец Виктории, не было ничего экстраординарного — даже удивительная плёнка была явно не подставой и вполне реальным объектом. К тому же незнакомка на плёнке была практически полной копией Виктории, но чтобы отец пошел на прямой подлог с помощью чудесных фейс-программ состарив собственную дочь лет на пятнадцать... В это верилось с трудом.

— К сожалению она сразу ощутила себя разведчиком. У неё, конечно, есть и другое, большое предназначение, но она ещё слишком мала для него. Скажем так, она сможет кое-что понять, но позже. А пока она ощущает себя разведчиком, обязанным знать и уметь максимум возможного на сегодняшний день. А кто из разведчиков, скажите на милость, пусть глубоко в сущности, но не чувствует, что он — разведчик? Она же женщина, а у них, нынешних, психология и чувствительность — ого-го. Спасибо нашей системе воспитания и образования... — Аскольд Витальевич обошёлся без выражения какой-либо радости и остался серьёзным. — Ладно, Александр. Я рад, что вы поняли серьёзность ситуации. Надеюсь, что на предстоящем новогоднем балу вы будете страховать Викторию достаточно плотно. Да и в жизни тоже. Я не спрашиваю вас о том, понравилась ли она вам, по вашему биополю вижу, что вы пережили тяжелейший разрыв с другой девушкой и до сих пор не хотите сближения ни с кем из членов "второй цивилизации". Но пока я вас прошу не о сближении с Викторией, а о помощи ей, всемерной помощи. О помощи и страховке.

— Но...— Александр понял, что отец новой знакомой фактически просит о гораздо большем, чем рутинная помощь и страховка. Отец Виктории понял его мысль:

— Мы знаем — я и АПБ, что только тот человек, кому плёнка покажет этот кусок записи, встанет рядом с Виктой очень и очень надолго. Остальное решите сами. Вы можете и отказаться, но, насколько я узнал вас за это короткое время, отказывать в помощи и поддержке нуждающемуся, действительно нуждающемуся — не в вашем характере. Поэтому то, что вы только сегодня с ней столкнулись — это ничего не меняет. То, что ваш запасной знак у неё — тоже хорошо: она сможет бывать у вас в школе на законных основаниях. Её знак уже найден, но пусть она считает, что потеряла его...

— Гм. — обескураженный Александр выпрямился. — Это уже — не новый год...

— Это гораздо серьёзнее, Александр. — в глазах отца Виктории появилась жёсткая стальная искра. — Пятнадцать минут нашего разговора истекли и разговор, думается, удался. — он в очередной раз спокойно улыбнулся одними губами. — Буду рад новым встречам с вами, Александр Александрович Иванов. Берегите себя и нашу загадку — Викту.

— Аскольд Витальевич...— Александр сам удивился вырвавшемуся обращению. Ему хотелось сказать, что он всё сделает для Виктории. За время разговора подсознание просмотрело ситуацию в деталях и выдало свои рекомендации. Но штурман не принял его обращения:

— Всё, Александр. Слова кончились, началась работа. Идите. Ваши родители знают, где вы пропадали, так что расспросов не будет. Через несколько дней — новогодний бал. Будьте готовы...

— Всегда готов. — сказал юноша поднимаясь с дивана. — Всего вам доброго, Аскольд Витальевич.

— Успехов и безопасности.

Выскользнув незамеченным никем из соседей из квартиры Беловых, Александр отдышался только в лифте. Такого поворота событий он не ожидал... Первая встреча с привлекательной девушкой и вот... Пожалуйте на должность охранника полномочного представителя доселе неизвестной, но явно могущественной межзвёздной цивилизации, а может быть — и целой корпорации цивилизаций... Стать агентом Секретной Межзвёздной службы за пятнадцать минут — о такой карьере мало кто из землян и помышлял, а ему вот совершенно неожиданно удалось. Но стремительность карьеры означала серьёзное вмешательство в распланированное на месяцы вперед распределение времени и энергетики, а такое обстоятельство не могло ни радовать, ни обнадёживать.

Невесёлые мысли обуревали Александра Иванова всю дорогу до своего кабинета. Он действительно не хотел ураганного сближения с какой-либо женщиной или девушкой, считал, что пока круга его коллег по школе хватит вполне плюс огромный круг давних знакомых. Но в этом кругу почти не было людей, которые ясно сигнализировали о разрешении на вход в средний и ближний охраняемые личностные сектора. И вот теперь он попал с корабля на бал: помог девушке справиться с тяжёлой поклажей, после чего совершенно неожиданно с ураганной скоростью стал её защитником и охранником.

В голове Александра роились варианты решения проблемы. Конечно же, превышать Виктин средний уровень он сейчас не хотел ни под каким видом, хотя ясно видел, что Виктория ценит его неспешность и ясно проявленное уважение женского суверенитета. Охранник... Что-ж, придется попотеть пока что на такой должности, а там можно и посмотреть дальше, — подумал Александр, — но не думаю, что мне придётся долго быть исключительно охранником. Притяжение у этой девушки — как у самой сильной "чёрной планеты"... Как бы не сгореть в её "инфралучах" раньше времени. — он вышел из пассбуса возле парка своего небоскрёба и через несколько минут нажал кнопку вызова пассажирского мнгновенника в холле.

Родители не докучали расспросами. Отец, встретивший его у входа в квартиру, произнес шёпотом три буквы "АПБ" и Александру все сразу стало ясно — родители знают много, гораздо больше чем он... Странно, но сознание осведомлённости родителей его успокоило.

На следующий день, двадцать девятого декабря, они встретились снова. Встретились они и тридцатого декабря. Хотя Александр и хотел свести эти встречи к минимально-необходимым масштабам, ограниченным необходимостью выполнения принципа "служить, защищать и хранить", изголодавшаяся по неформальному глубокому общению Виктория совершенно естественно и незаметно постаралась расширить установленные Александром рамки их взаимодействия и к вечеру тридцатого декабря, возвращаясь с Викторией на пассбусе из окраинного луна-парка, Александр впервые в душе назвал её своей близкой подругой, чего не делал со времени разрыва с Соколовой.

Тридцать первого декабря машина Александра Иванова за четверть часа преодолела расстояние до школы второй ступени, где училась Виктория. Школьники-дневальные, узнав гостя (Александр неоднократно инспектировал работу исследовательских звеньев научного факультета Малой Астроакадемии в отраслях, связанных с руководством людьми и разработками), пропустили его на территорию и в здание культурного центра. С первыми аккордами увертюры Александр безмолвно вырос слева и чуть сзади Виктории, сидевшей среди своих подруг по потоку.

— Саша, ты? — девушка обернулась.

— Да. Я же обещал? — невозмутимо ответстствовал Александр, сохраняя спокойствие и не желая улыбаться.

— Молодец. Девчата, поприветствуйте гостя, это — мой ангел-хранитель. Теперь он — мой основной ангел-хранитель. — Виктория встала и поцеловала Александра в лоб, легко наклонив его к себе. — И очень, очень надёжный и нежный ангел...

— А мы его уже не раз видели тут, Вика, так что рады приветствовать как человека, сумевшего обуздать Навигационную Звезду и направить её усилия в более земное русло...

— Так вот кто меня называл впервые Навигационной Звездой.... Ну, подруженьки... — Виктория нахмурилась.

— Не обижайся, Вика. Это — наши мальчики постарались, а нам — просто понравилось. Отпускаем вас из нашего тесного круга... Веселитесь, коллеги!

— Спасибо. — ответила Белова.

Виктория увлекла Александра в круг танцующих. Восемнадцать танцев — от вальса до румбы они были одними из лучших танцоров. Виктория про себя отмечала количество завистливых взглядов, но после восемнадцатого танца она решительно потянула своего кавалера из танцевального зала.

— Вика...— Александру явно не хотелось уходить.

— Саша. Делу — время, а потехе — только час. — с лёгкой укоризной проговорила Виктория.

— Ага, учёная дама снова проявляется...— сказав это, Александр сдался и последовал за девушкой без сопротивления.

— Она у меня — всегда на втором месте... Всегда рядом. — сказала Виктория, открывая тихо скрипнувшую дверь шлюза из танцевального зала культурного центра.

— Ладно, веди. — Александр подчинился стремительно шагавшей Виктории и подумал: "Не понимаю, ведь только восемнадцать танцев, я рассчитывал ещё на пятнадцать, а тут... Ладно, посмотрим, пока всё идёт хорошо и особого сближения не требует..."

Они вышли из здания культурного центра школы. Виктория решительно направилась к научному корпусу.

— Но тут этого корпуса раньше не было...— Александр напряжённо сличал по памяти хорошо известный ему генеральный план городка школы с актуальной реальностью. Выходило, что новый корпус построен самое большее — за несколько недель. Раньше тут, как прекрасно помнил Иванов, был высоченный забор, на котором по обыкновению не было никаких информационных щитов или иных поясняющих табличек. А теперь на приличной площади в окружении многочисленных деревьев и кустарников высился многоэтажный разноцветный огромный корпус.

— Да. Но — немного подожди с разоблачениями. Успеешь ещё. — Вика открыла входную дверь главного входа корпуса. В пустынных коридорах и холлах, по которым они прошли, шаги привычно приглушались шумопоглощающими покрытиями полов.

— Викта, может всё же объяснишь сие новейшее сооружение... Это что-то связанное с Большой Астрономией? — Александр оглядывался по сторонам и по некоторым признакам довольно быстро определил назначение корпуса именно так.

— Конечно. Это — наша работа, работа наших выпускников этого года. Новейший комплекс, позволяющий школьникам вплотную познакомиться с тем, что располагается за атмосферным щитом нашей Земли. Моя идея... Кроме того здесь теперь полно научных лабораторий по множеству других дисциплин и направлений. Сам знаешь, раньше было туговато с площадями, хоть и Научный факультет Малой Астроакадемии России. А теперь, после окончания этого строительства. — она довольно улыбнулась. — удалось таки расшириться...

— Ну ты даёшь... Откуда такие идеи берутся?... — Александр прекрасно понимал, что даже торпедоподобная в достижении цели Виктория не смогла бы в одиночку поднять такой проект, но привычно выделял лишь роль своей новой подруги в этом деле.

— Отовсюду. Ты даже не представляешь, Саша, сколько идей, рожденных в прошлые века сегодня могут получить, должны получить и уже получают право и возможность быть реализованными. Я поработала в "Архивах Времени" Информационного кольца Хранилищ России и убедилась в этом глубочайшим образом. Да и не одна я работаю, нас немало, почти вся старшая школа. Мне самой теперь практически приходится только адаптировать безумные идеи к нашим возможностям и найти пути реализации. Остальное сделает сам процесс развития, поддержанный разумом и трудом многих моих коллег-школьников и их наставников...

Они вошли в огромный круглый зал. Виктория сняла со стены небольшой пульт, нажала сенсор и приглушённый желтоватый свет софитов исчез, уступив место глубокому полумраку.

— Что ты делаешь, Викта?!... — с лёгкой степенью озабоченности в голосе спросил Александр.

— Что будем смотреть? — ответила отошедшая к выросшему из пола пюпитрообразному пульту девушка, почти неразличимая во мраке. — Это — главный зал комплекса "Планетарий". Уловил? Так что заказывай.

— Небо над Московском в эту ночь... — спокойно ответствовал Александр. Он поступил стандартно, ему просто хотелось чтобы полумрак уступил место хоть какому-нибудь, но свету.

— Нет проблем. — с лёгким шелестом на величественной полусферической поверхности купола распахнулось звёздное небо.

— Потрясающе. А...

— Сделаем. — сверкание звезд покрылось мелкой координатной сеткой, пролегли все известные на тот момент трассы космических кораблей — от магистральных путей до трасс разведки Солнечной системы и галактики...— Как, командир, ориентируетесь?

— Без проблем.

— Посмотрим. — Виктория в полутьме надавила ещё один сенсор и пол под ногами превратился в холодную черно-синюю бездну, где тоже светились мириады звезд. — Теперь мы — не на Земле, а в Космосе, недалеко от Плутона. Куда желаете полететь, командир? Можно, конечно, традиционно, к Альфе Центавра, а можно и на сотен пять-восемь парсек дальше... Для первого броска во Вселенную данного радиуса, думаю, хватит, к тому же можно полететь... В любую мыслимую и допустимую сторону.

— Выбери сама, Викта. — улыбаясь ответствовал Александр.

— Ладно. Планетная система Веги...— Виктория набрала что-то на пульте. Картинка вокруг сменилась. — жалко, что столь привлекательная для наших земных глаз звёздочка на самом деле не слишком приветлива...— Вспыхнувшие на куполе таблицы, диаграммы и схемы подтвердили её вывод — условия в данной звездной системе были мало похожи на курортные. Александр освоился в полумраке зала и теперь все больше успокаивался, дивясь огромности проведённой работы.

— М-да... И это всё великолепие...

— Этот главный зал со всей мыслимой начинкой — моя личная работа от начала до конца. Работу других людей я не показываю — она ничуть не хуже. Главное — то, что эта моя идея реализована и я могу заняться реализацией других многочисленных задумок.... Жалко, столько времени жизни прошло в этой школе, а я отблагодарила её только этим... И всё этот неожиданный скачок...

— Какой такой скачок, Викта?

— Я когда-нибудь расскажу тебе многие, если не все подробности. Пока прими только гипотезу о скачке и не расспрашивай меня... Я сама не во всём полностью разобралась...— просящий взгляд Виктории Александр отметил даже в снова сгустившейся полутьме зала. — Ладно, командир. Об остальном — в другой раз. — Виктория надавила на ручном пульте красную клавишу и в зале зажёгся тусклый свет. Лампы, постепенно разгораясь, щадили глаза людей от неприятного резкого перехода. — а сейчас не хочешь ли перекусить? У нас тут — весьма приличное кафе...

— Охотно.

Ужин в переполненном кафе в культурном центре прошел в молчании. Александр изредка мягко сканировал взглядом лицо девушки, отмечая её напряжённость, скованность и нежелание ни о чем говорить и что-либо выслушивать. Отметив это нежелание, Александр молча спокойно подчинился.

Но едва только они отошли от дверей кафе, Виктория сказала тихим и несмелым голосом, в котором прорезались незнакомые ранее проникновенные просящие неуверенные нотки: несгибаемая скоростная Учёная Дама наконец отступала в тень, уступая естественной Виктории:

— Знаешь, Саша, с тех пор, как мы с тобой знакомы, меня не покидает желание выговориться. Облегчить душу, так сказать... Я понимаю, по-твоему, вполне возможно, прошло ещё слишком мало времени с момента нашей первой встречи и ты вполне можешь счесть меня недопустимо поспешной в деле сближения, но я прошу тебя только об одном — выслушать... Если ты считаешь, что я этим навязываюсь, то...— Виктория едва сдерживалась от распиравших её слёз отчаяния, прекрасно понимая, что через каких-то два дня просить о таком уровне общения представителя доселе почти что ненавистного мужского племени — для неё есть верх глупости и самонадеянности.

Но Александр не проявлял ни нервозности, ни поспешности. Он спокойно и даже безучастно выслушал её, не стремясь обнять или прикоснуться к девушке:

— Виктория... Сегодня всё же Новый год... Может быть лучше... — спросил он мягко, придав тону голоса обволакивающий характер.

— Ты прав. — Виктория уловила паузу в речи спутника, помолчала с минуту, успокоилась. — Рассматривай эту фразу как перспективную просьбу о конфиденциальной беседе...

— Хорошо. Тогда, может быть...— Александр хотел предложить встречу в его квартире под охраной Зирды и Бритса.

— Нет, мне бы хотелось по многим причинам — на нейтральной территории. Мне не хочется усложнять жизнь твоим домашним, хотя твоя Зирда — лучшая охранница из всех, кого я только знала из собачьего племени. А Бритс... Его стремлению представиться мне несмышлёным игривым котёнком можно только позавидовать и порадоваться — ведь я знаю, что такое он делает только в моём присутствии. А в остальное время это архисерьёзный кот.

— Катер устроит? Хотя зима... — в душе Иванов уже нисколько не сомневался, что Виктория осведомлена об истинных размерах благосостояния его семьи.

— Вполне. — помолчав, сказала Белова. — В затоне почти никого нет, место для беседы — идеальное. Спасибо, Саша.

— Не за что. Вернемся в основное здание культцентра? Скоро ведь новый год...

— С радостью.

Давно уже на Земле новогодние праздники в очередной раз превратились из чисто семейных в общественные — несколько веков устойчивого совершенствования сообществ людей сделали свое дело: узкие семейные мирки разомкнулись и люди шагнули друг к другу с раскрытыми ладонями и сердцами.

Никто, конечно, не запрещал, да и не мог запретить людям проводить старый год и встретить новый год среди ближайших родственников, но молодёжь уважала желание старших повеселиться в своем кругу. Родители Александра и Виктории познакомились и подружились и теперь в этот день проводили общий праздник в одном из кафе Московска.

Праздник удался на славу. Александр проводил Викторию домой на своей машине и вернулся к себе. На часах было половина третьего ночи, город Московск утопал в праздничных огнях, гулко бухали в отведённых и заранее всем известных местах фейерверки, кое-где был установлен и приятный безопасный полумрак. Приняв душ, Иванов лёг и сразу заснул. Надо было дать отдых телу и мозгу, благо первого января в России уже давным давно не работали никакие организации и учреждения, кроме тех, которые входили в Тревожное Кольцо.

Послезавтра, второго января предстояло окунуться в работу по доводке "хвостов" и управлению делами факультета командирской подготовки Малой Астроакадемии. В школе были уже объявлены традиционные с незапамятных времен двухнедельные каникулы, но Академия продолжала работать в прежнем ритме.

Впереди была возможность получить настоящее офицерское звание в структуре Астроконтингента Земли — совсем недавно Малая Астроакадемия получила сертификат соответствия уровней подготовки требованиям Звёздной Академии Евразийского региона и Центральной Планетной Звёздной Академии в Монтевидео. Предстояло ускориться и поработать ради таких перспектив, путь к которым занял больше четырех лет школьного бытия...

Александр Иванов и Гера Чхеидзе. Предупреждение о прошлом Виктории

— Александр! Иванов! Можно вас. — Шагавшего к выходу из своей школы Иванова окликнул смутно знакомый голос. Обернувшись, юноша узнал говорившего — Георгий Чхеидзе, ас корреспондентской и журналистской работы.

— Здравствуйте, Георгий. — Иванов остановился и подошёл к стоявшему у окна юноше. — Чем могу?

— Можно с вами поговорить? Вы не торопитесь?

— Разговор будет...

— О Виктории. — тихо произнес Георгий. — И, конечно, не здесь, в коридоре. Идёмте к вам на этаж психологической службы, в "беседку".

— Хорошо. — Александр кивнул. Они быстро преодолели путь до владений Службы психологии и вошли в небольшую комнату, предназначенную для приватных бесед. Георгий закрыл дверь, включил изоляцию и пододвинул к дивану кресло. Иванов сел на диван, но в его позе не чувствовалось расслабленности. Имя Виктории, прозвучавшее из уст Чхеидзе, показало ему, что мастер-журналист хочет рассказать ему что-то из того, что сама Виктория могла тщательно скрывать.

— Александр, вы отметили у Виктории маячок?

— Да.

— Я должен вам рассказать о том, с чем было связано его появление. Вы небезразличны Виктории настолько, что данный рассказ просто необходим, чтобы вы поняли многое. Она, по понятным причинам, не будет вам многое рассказывать, люди, спасшие её и принадлежащие к Медкорпусу России и иным спецслужбам пока не видят необходимости давать свои версии и потому я хочу пояснить вам многое из прошлого пути Виктории.

— Вы о ее коконе?

— Да. Честно говоря, Мужское братство не считает возможным приближаться к Виктории ближе гостевого уровня — это сразу травмирует ее. После случившегося тогда.

— Рассказывайте. — кратко ответил Иванов.

Услышанное потрясло его. Чхеидзе как профессионал-корреспондент за получасовое изложение смог втиснуть столько информации, обойдясь только голосом без технической поддержки, что... При этом сумел изложить случившееся с Викторией так, что Иванов буквально видел всё с разных точек, посекундно, с глубочайшим подтекстом. Чхеидзе знал, какое впечатление произведёт его рассказ на Иванова, знал в мельчайших подробностях, поэтому, умолкнув, не стал даже двигаться и смотреть в глаза своему собеседнику.

— И тогда она влилась в программу защиты женщин? — проговорил Иванов, глухо и отстранённо.

— Влилась — слабо сказано. Её титул вице-королевы психологии говорит о том, что она стала её катализатором и серцевиной. В масштабах отдельно взятой школы и родственников всех учеников и педагогов. — тихо сказал Георгий.

— И этот Гугнев...

— Стал рубежом, после которого над горизонтом взошла настоящая Навигационная Звезда. Мы получили шанс, Саша, такой шанс, что... — у обычно знающего тысячи слов Георгия просто не нашлось достойных словесных аналогов для выражения всей бури чувств и ощущений... — Что любого, кто прикоснётся к Виктории грязно, разложат на атомы без возможности восстановления. Помни об этом, Саша. Она к тебе неравнодушна, но у неё есть и первая любовь, как у всех у нас. Ричард первым принёс ей клятву верности, назвав Первой... Для неё он тоже стал Первым... Стань для Виктории не первым, а основным, главным другом, Саша. Насколько я тебя знаю, насколько я в тебе разобрался, ты это можешь сделать лучше всего. Она... Она достойна лучших из нас, членов Мужского Братства, но выбрала она тебя... При всей нашей тупости и глупости Мужское Братство, разбираясь в причинах её выбора, также явно указало на тебя... Как на наиболее вероятного кандидата... — Георгий помедлил, собираясь с мыслями и, видимо, меняя направление в своём дальнейшем изложении. — Эта психологическая травма, после похищения, нарушила в ней установку на многодетность... Боюсь, что даже дочь у неё может быть только одна, но именно её дочь и примет на себя, унаследует всю мощь сути своей матери...Сыновья, понятно, тоже будут уникальными, но дочь... Она сможет быть настоящей Королевой Человечества...

— Откуда такое, Гера?...— потрясённо воззрился на собеседника Александр. — Откуда такие сведения?

— Она уникальна, Саша. — грустно усмехнулся Георгий. — А от уникальных людей все другие люди ждут подвигов и славы. Но для нас, для Мужского братства она не уникум — она человек, наш человек, за которого мы переживаем и боимся. Мы знаем, что она взрослеет, что она хочет близких отношений... Близких, не платонических... Хочет и... И боится... И она знает о нарушении своей собственной установки на многодетность. Потому прошу тебя, Саша, не гони, не форсируй ситуацию... Дай ей возможность самой разобраться в себе и плавно, ненасильственно достичь момента, когда она сама будет готова к близости... Не надо торопиться с этим... Об остальных девчатах я не говорю — ты, я это твёрдо знаю, не сторонник лёгких необязательных связей и взаимоотношений. Сделай так, чтобы Виктория не обманулась в тебе и ты увидишь её в настоящем, звёздном свете. Это дорогой подарок и она хочет сделать его именно тебе. Ирма Левицкая, которую она уговорила оставить ребёнка, сказала, что Виктория была единственной, кого она послушала в этой непростой ситуации. Я ей верю. Мы ей верим. Ты знаешь об этом случае, вижу. Дай возможность Виктории быть спокойной за тебя в этом плане. Она одна способна заменить всех девчат, какими бы совершенными они ни были. Но она заменит их тому, кто будет полностью достоин ее. И ты пока что лидируешь в этом списке. Любая девушка нашей школы горло перегрызёт любому за Викторию. О парнях я не говорю — сам знаешь, что они способны сделать с обидевшим такого человека субъектом. Пойми, мы все очень боимся за Викторию, она для нас очень дорога и ценна. Она сейчас медленно набирает свою истинную форму и мы хотим облегчить ей этот процесс. Она выбрала тебя, Саша, в этом мы ей не мешали никоим образом. Это её право. Сделай так, чтобы об этом своем праве она никогда не пожалела, Саша. Я прошу тебя об этом, одноклассники просят тебя об этом, Мужское и Женское Братства нашей школы просят тебя об этом. Не отвечай ничего, не надо, слова здесь лишние. Просто... просто сделай её немного счастливее... Она достойна лучшего, Саша. — в глазах Георгия плясала синусоида острого сопереживания. Иванов не двигаясь с места читал состояние собеседника и понимал, что всё сказанное им — полная, сущая правда.

Расстались они молча и тихо. Александр первым ушёл с этажа Службы Психологической поддержки, ушёл служебным коридором, выводившим через два контрольных пункта прямо на улицу, к воротам Периметра школы. Так было надо в тот непростой момент, чтобы избежать ненужных встреч и разговоров.

Александр Иванов. Сближение с Викторией. Доступ открыт. Единение

Двухнедельные Рождественские каникулы этого календарного года надолго запомнились Александру Иванову странным вызовом, пришедшим к нему от Виктории. Второго января Александр с восьми утра и до одиннадцати вечера пропал в коридорах и лабораториях Пилотского факультета Малой Астроакадемии и подумать о чём-то другом, кроме рабочих моментов не было никакой реальной и даже мыслимой возможности. Попав к себе в "квадрат" поздним вечером, Александр рухнул в постель практически без сил — служба в Астроакадемии не предполагала расслабления и благодушествования и с каждым годом гайки закручивались всё туже, на что курсанты Академии смотрели совершенно спокойно — российская традиция максимальных уровней сложностей и опасностей проявлялась здесь с особой силой.

Утром в восемь часов Александр уже был на пульте главного тренажёра пилотского факультета — предстояло обкатать программу полной реальности в новых режимах. Такая сложная работа потребовала почти полного светового дня. Вечером третьего января в кабинете Александра раздался приглушённый зуммер прямой связи. Иванов оторвался от написания очередного абзаца отчёта о проделанном эксперименте на главном тренажёре и с удивлением посмотрел на вспыхнувшую на главном кабинетном экране синюю надпись: "Только речевой контакт. Без телевидения".

— Слушаю. — произнес Александр спокойным тихим голосом.

— — Саша, это я. — раздался тихий голос Виктории. Перебравший в доли секунды все известные ему информматериалы по модуляции человеческого голоса, какие только нашлись в памяти, Александр понял: случилось что-то серьёзное. Виктория, как он смог понять за очень короткое время, не любила в таких случаях шутить и тем более — использовать своих приятелей и знакомых в качестве бесплатной рабочей силы или бесплатного средства решения своих личных проблем.

— Да, Вика.

— Я сегодня что-то слишком хандрю. Если можешь, приезжай. Я одна, родители с братьями и сестрами позавчера на пять дней укатили в Углич, там у отца близкие родственники.

— Но... — Иванов посмотрел на часы. Было восемь тридцать вечера и за окном уже давно было достаточно темно, чтобы сразу понять — наступил не вечер, а ночь.

— Саша. Я тебя очень прошу. — так же тихо произнесла Виктория, поняв, что Александр обдумывает её слова. — Мне всё равно сколько сейчас времени и насколько темно на улице. — пояснила она.

— Хорошо. Через полчаса буду. — ответил Иванов.

— Дверь я оставлю открытой. Закроешь, как придёшь. Мне что-то нездоровится...

— Буду скоро. Жди. — сказав это, Александр надавил сенсор отбоя и тут же нажав другой сенсор, связался с отцом, по обыкновению допоздна работавшим в своем кабинете: — Пап. С Викой что-то не то. Я поеду к ней.

— Хорошо. Действуй. — отозвался отец и отключил связь. Даже этих кратких фраз хватило, чтобы понять — отец всё знает и полностью доверяет разуму и чувствам своего сына.

Переодевшись в другой костюм и открыв дверь своего кабинета, Иванов с удивлением увидел на пороговом коврике Зирду, вскочившую при виде хозяина. "Спокойно, Зирдуша. Охраняй наших. Мне надо отлучиться. — произнёс он, направляясь к гардеробу и одевая тонкий тёплый зимний комбинезон с капюшоном. Термометр метеоцентра, табло которого были в любой комнате огромной квартиры, показывал минус пятнадцать градусов — обычная январская температура. — Не волнуйся, я скоро буду". — добавил он, жестом разрешая собаке возвращаться на место. Та внимательным взглядом окинула своего молодого хозяина, повернулась и потрусила к своему коврику у главной двери холла. Александр выскочил за входную дверь, зная, что через две секунды умная автоматика сама закроет проём, заблокирует замки и включит охрану.

Через пятнадцать минут он был уже у дома Виктории, а ещё через три — входил в шлюз её этажа. Вот и полуприкрытая дверь, за которой угадывался полумрак. Закрыв за собой дверь, Иванов быстро сориентировался по мерцавшим зеленоватыми отсветами путевым индикаторам и направился в квадрат, где обычно обитала Виктория.

Он нашёл свою подругу в постели, озарённой едва теплившимся светом софита. Приблизившись почти вплотную, Александр наклонился:

— Вика, что случилось? — тихо спросил он. — Где болит?

— Это другое, Саша. Садись. — так же тихо ответила девушка, приоткрыв утомлённые глаза. — Это не физическое, точнее — не только физическое нездоровье. — заметила она. — Садись же.

— Момент. — он сбросил зимний комбинезон на стоявшее неподалёку кресло, пододвинул стул, сел и взял в свои ладони обе руки подруги. Организм привычно выполнил сканирование активных точек тела другого человека и мозг выбросил на экраны памяти краткое резюме. — Вика, ты определённо не здорова. — Александр, уяснив полученную информацию, внимательно вгляделся в лицо Виктории.

— Пустяки, Саша. С тобой рядом это действительно пустяки. Посиди со мной рядом. Немного.

— Хорошо. — Александр сел поглубже на кровать.

Около часа они провели в молчании, только внимательные взгляды выдавали их тесное общение. Так впервые Александр понял, что Виктория нуждается в нём гораздо чаще, чем это можно было бы представить, зная протокольные требования и дружеские рамки. Александр знал многое о том, как жила Виктория до встречи с ним, что ей пришлось переживать в школе. Он понимал, что при таких обстоятельствах она ещё долго не даст ему разрешения на близкий доступ и не стремился форсировать события — было предостаточно возможностей дистанционного общения. Очень много возможностей. Но тогда, в тот январский вечер, это было просто молчание и напряжённые взгляды друг на друга.

Виктория обрадовалась, увидев своего друга рядом с постелью. Её, привыкшую отшивать юнцов, на этот раз нисколько не смутила интимность незапланированно созданной ею самой обстановки. Она хорошо знала, что Александр не пойдёт ни на какие развязные приставания и никоим образом не будет посягать на неё.

В тот день, вернувшись из лабораторного комплекса школы после серии астрофизических экспериментов, она почувствовала себя очень одиноко и от этого щемящего чувства долго не могла найти никакого подходящего средства. Только тогда, когда её пальцы сами исполнили несложный пассаж на клавиатуре комнатного пульта связи и высветился знак готовности адресата к установлению заказанного типа связи, она осознала, что единственным человеком, который может её теперь восстановить из полуразобранного состояния и вернуть к жизни, является Александр Иванов. В тот день она поняла, что имеет все права назвать его своим со всем могучим и крайне важным для неё самой подтекстом и значением. И ещё она глубоко поняла, что потерять его уже никогда не сможет без вреда для себя. Всё это осознание заняло несколько секунд, но к нему она шла все те несколько насыщенных до предела событиями — внешними и внутренними — дней, начиная с того момента, как она оказалась на перроне рядом с незнакомым юношей. Теперь, ощущая гнетущую неработоспособность, Виктория хотела только одного — чтобы Александр как можно скорее оказался рядом с ней. Её рука зависала над клавишей установления соединения на консоли, её мозг пытался противостоять слабости и одновременно выстраивал схему будущего разговора. Виктория и верила и не верила в то, что Александр тот, кто ей действительно нужен. Ей очень хотелось, чтобы именно он подтвердил или опроверг её ожидания и надежды. Тем самым она давала ему право выбора. Первому мужчине, который оказался немного больше достоин её доверия среди окружавших её всё это время. Она не хотела давить на Александра даже тогда, когда ею владело единственное желание — не отпустить его от себя теперь даже на несколько минут. Кому как не ей, учёной даме, было прекрасно известно, что такое стандартное развитие ситуации. Но теперь она бы не сказала, что ситуация стандартна. Нет, теперь это не просто стандартная ситуация, это только её, Виктории Беловой, ситуация. Палец уткнулся в сенсор со знаком "ввод", короткий и такой ёмкий диалог и настало время краткого ожидания. Виктория едва смогла успеть уместиться в кровати и выключить свет в квартире и в комнате, оставив софит... Наконец она ощутила рядом с собой присутствие Александра и немного успокоилась, обратившись в ожидание.

Александр сидел неподвижно. Он мягким взглядом раз за разом касался лица девушки, запечатлевая где-то в глубине подсознания её образ. Конечно, в неярком мятущемся свете едва теплившегося софита её лицо напоминало лик, сходный с теми ликами, какие он неоднократно видел на иконах, но то были лики истинных святых, а перед ним была реальная девушка, становившаяся для него с каждым часом всё более и более дорогой.

Её руки, сильные и нежные одновременно, доверчиво покоились в его ладонях и Виктория не убирала их. Иванов знал — через них тоже идет информация — и от него к ней и от неё — к нему. Он не удержался, быстро склонился и поцеловал тыльную сторону кисти правой руки Виктории. Девушка отреагировала спокойно и, как ему показалось, безучастно.

Но он ошибался. Когда его губы коснулись её руки, сильнейший разряд прошил тело Виктории. То, о чём она раньше только мечтала, то, о чём раньше не могла и помыслить как о чём-то реальном, произошло. Напряжённый поиск завершился: рядом с ней сидел родной по духу человек. Тот, какого она настойчиво искала всю свою недлинную жизнь. Тот, который встал рядом с ней, не посягая на неё и не стараясь изменить её в угоду своим интересам. Тот, который раз за разом даже фактом своего существования помогал ей жить и действовать.

Виктория знала, что молния, прошедшая от ступней до макушки и обратно, совершенно незаметная внешне, означала рубеж в её жизни. Очень многие юноши могли и хотели добиваться именно такого уединённого свидания с ней. Очень многие могли желать идти по стандартному сценарию. И только Александр поступил по-другому, и не так, как многие из тех, которые тоже уважали её личностный и телесный суверенитет. Он пошёл дальше их, став не только спутником, но и другом. Тем другом, который был достоин такой её девичьей открытости, такой манящей и опасной уединённости. Такой её беспомощности, вызванной обычным приступом усталости после месяца напряжённейшей работы и четырёх дней не менее напряжённых, насыщенных общением и заботами выходных и праздников.

И вот теперь Александр рядом с ней. Её руки находятся в его руках и он ласкает её лицо не своими руками, а своим тёплым и участливым взглядом. Какое тепло исходит от его ладоней и идёт прямо в её руки, доходя и до сердца, и до души, и до разума. Какое приятное тепло... Виктория в изнеможении закрыла плотнее глаза и Александр, отметив это, не стал убирать свои руки. Он хотел, чтобы Виктория заснула.

Он понял, что она просто смертельно устала, догадался, что такие приступы усталости у неё, живущей подобно натянутой тетиве, бывают достаточно часто. И он понял так же, что теперь её усталость стала его главной заботой. И был рад и горд тому, что Виктория перед ним, Александром Ивановым — не неприступный и архихолодный в своем сознании несовместимости с ним, с мужчиной, представитель "второй цивилизации", а обычная девушка, открывшаяся ему в своей слабости, позволившая ему присутствовать не тогда, когда она, носительница тайны цивилизационного, вне любых сомнений, уровня, почти непобедима, неуязвима и всезнающа, а тогда, когда ей, как любому обычному земному человеку, требуется долгий и глубокий отдых после напряжённой работы.

Виктория заснула. Иванов несколько часов просидел у её постели, стараясь обходиться минимумом движений. Сквозь сон Виктория отмечала его присутствие и чувствовала тепло, исходящее от него и направленное к ней. Она догадывалась верхним женским чутьём, что он понял причину её вызова, знал теперь подтекст своего присутствия здесь. И она всё глубже и глубже погружалась в приятное осознание того, что теперь она не одна — рядом с ней — Александр, мужчина, взломавший впервые за долгие годы ненасильственно и приятно её инстинктивную броню отчуждения.

Иванов покинул квартиру Беловых только после того, как неяркие цифры часов регионального времени, установленных над входом в спальню Виктории сложились в сообщение "03:00". До шестичасового подъема оставалось совсем немного времени и Александр догадывался, что теперь крепко уснувшая Виктория в безопасности. Прикрыв дверь её квартиры, он спустился вниз и в половине четвёртого уже входил в свой кабинет, сопровождаемый полусонным взглядом Зирды.

Александр Иванов и Виктория Белова. Разговор на катере

Десятого января Виктория связалась с Александром по видеофону и попросила принять её на катере в пять вечера. Раньше она не могла — внепрограммный приём-поиск Всемирного кольца Астрономической разведки пропускать было нежелательно.

Александр согласился с немногочисленными высказанными доводами своей подруги и в четыре часа дня уже был в затоне. Просторная каюта была прибрана с наивозможной тщательностью. Стоявший на берегу катер был почти единственным — остальные суда владельцы ежегодно перевозили в ангары, а Ивановы полагали, что тяжёлый катер типа "река-море" вполне выдержит мороз средней полосы — до минус тридцати пяти градусов.

Точно в четыре пятьдесят пять прибыла на двухместном мобиле Виктория. Александр помог ей взобраться по крутому трапу на борт и сразу провёл в каюту. Одобрительный взгляд девушки сказал ему, что старания не были напрасны. Виктория уселась на диван в угол и подтянула колени к подбородку, обхватив их руками. Александр, неплохо изучивший характер своей подруги, понял, что ей нужно сосредоточиться и, стараясь не шуметь, поднялся в рубку. Надо было включить корабль в режим "четверть-расконсервации", задав контролируемый автовозврат к схеме полной консервации, чем Иванов и занялся, поглядывая на индикаторы безопасности — с недавних пор он стал обращать особое внимание на защиту и безопасность, если рядом была Виктория.

— Саша, можно тебя? — Виктория связалась с ним по внутрикорабельной трансляции.

— Конечно, Вика. — ответил Иванов. — сейчас спущусь.

Когда он вошёл, Виктория уже не была настолько скованна и только её погасшие глаза говорили о том, что разговор будет тяжёлым. Садясь напротив, Александр взял в свои ладони правую руку Виктории. Та не убрала руки и её просящий взгляд встретился с мягким вопрошающим взглядом Александра.

— Саша, я должна сказать об очень многом тебе одному и тебе первому из многих мужчин, встречавшихся мне на пути в моей недлинной жизни... Мне это трудно, ты же знаешь или догадываешься о том, как ко мне относились достаточно долго... Сначала — простое непонимание, потом явное неуважение, затем — открытое презрение и почти изоляция... Я знаю, здесь срабатывают жестокие и неумолимые законы человеческой конкуренции, но мне от этого нисколечки не легче. Я не очень склонна показывать какие-либо эмоции, я держу их под контролем, но... Саша, я должна теперь сказать совершенно откровенно — только с твоим появлением я поняла, что могу чувствовать себя комфортно и свободно... Только ты дал мне возможность поставить прочные и надёжные ограничители и заграждения на всё, что из года в год ранило мне душу и сердце, не давало покоя и сна...

Я знаю, Саша, что не могу, не имею права просить большего: твоё появление и пребывание рядом со мной на протяжении последних дней и так слишком большой подарок судьбы. Но я очень прошу, Саша, не чувствуй себя связанным какими-то обязательствами. А я знаю, что ты дал обязательство в отношении меня не кому-нибудь, а моему отцу. И потому я, как причина этого обязательства, говорю тебе, что ты можешь быть свободен от него тогда, когда пожелаешь. Я знаю, что такое мое заявление для тебя будет неожиданным, но за эти дни я многое узнала о тебе и потому считаю, что так будет лучше.

Я знаю, ты никогда не хвастался и не говорил ничего о своём общественном положении, о своей учёбе и деятельности во многих областях. Мне, честно сказать, было приятно узнать самой обо всём этом. Приятно, поскольку я выслушала от парней немало традиционных хвалебных речей, которые на самом деле были дутыми и лживыми. Эти парни, конечно, всего лишь набивались ко мне в ухажёры... Взамен они хотели сначала бесплатной помощи в учебе, а потом... потом, закономерно для них — и плотских утех... Стандартный и горький вариант...

Ты прости меня, Саша, за то, что я, вполне возможно, не кажусь тебе слишком доступной и открытой... Я знаю, что в этом я тоже очень не похожа на многих других девушек. Я знаю эту свою особенность. Это — следствие моей прошлой жизни... Меня почти все люди считают и совершенно справедливо считают недотрогой, недоступной и архихолодной... Но я могу сказать только тебе, Саша, что иначе я просто не могу жить, существовать и действовать... Во мне сейчас не так уж много сил и средств, чтобы достойно ежедневно справиться с тем валом, в котором я вращаюсь... Во мне есть неясное чувство ожидания чего-то большого и значительного, того, что станет смыслом моей не такой уж и длинной жизни... И это чувство запрещает мне разбрасываться... Я боюсь, что и смерть моя не будет естественной. К сожалению, я это знаю слишком твёрдо. Но я обязана полностью и до конца выполнить свою задачу в этой жизни и уплатить за это свою высшую цену. — она сделала недлинную паузу, перевела дыхание и продолжила. —

Ты сам знаешь историю, Саша, знаешь, сколько поколений полегло в бесплодной борьбе со временем и пространством. Сначала — борьба с временем и пространством между родами, племенами, союзами племен. Потом — между народами и нациями, между государствами... Время и пространство... Это — основное проклятие для нашей цивилизации и это проклятие я обязана ликвидировать. Я хочу дать возможность людям выбраться из этой чугунно-железной безжалостной клетки. Я хочу подарить им не только Метагалактику, но и значительную часть Вселенной, той вселенной, где они не будут одиноки, где они будут окружены разумными существами и сущностями, где они смогут взглянуть на себя по-иному и понять о себе что-то очень важное, что раньше было скрыто от них. Я прекрасно знаю, Саша, что мои силы и возможности очень ограничены, но я должна сделать всё, чтобы положить начало слому этой многовековой порочной практики... Время и пространство наконец должны начать служить людям, стать их друзьями, а не врагами...

Боже, Саша, ты же сам, я убеждена, можешь понять глубоко, я это знаю, что такое двойная, тройная, пятерная ответственность. Но я не могу даже полно представить, и определить в цифрах, какая ответственность сейчас на мне... Этот размер адски тяжело даже просто представить, а не только понять. Ты прекрасно знаешь Закон Триады, Закон Развития, закон Усреднения и другие фундаментальные законы. Поодиночке эти законы сильны, но стократ сильнее они тогда, когда вместе... Я думаю, что скоро придёт время больших изменений... Я это чувствую и чувствую, что эти изменения будут трудными, опасными, но абсолютно необходимыми... Саша, мне нужна твоя помощь и поддержка... Ты знаешь о плёнках с Реликта? То, чего нет в открытых для всех информпрессрелизах?

— Конечно. — ответил коротко Александр. Успокаивающий тон его голоса понравился явно нервничавшей Виктории.

— И плёнка с изображением моей звёздной соплеменницы тебе открылась? — продолжала вопрошать Белова.

— Да. — твёрдо сказал Александр.

— Тогда — всё сходится. Во время "Зарева" в Карпатах, ты о нём, безусловно, и слышал и читал, и даже видел в записи, а я там была вживую, почти в центре полосы "зарева", так вот тогда неясный голос в шуме ветра... а в горах довольно часто бывают вещие ветры... сказал мне, что тот, кому пленка покажет этот кусок записи, будет важен и нужен мне...

— Вика...— Александр по дрожи в голосе Виктории почувствовал, что она почти достигла предела своих обычных возможностей.

— Не говори ничего, Саша... Ты же знаешь жестокую запрограммированность человеческой жизни... Потому я тебя спрашиваю прямо и чётко: ты сможешь быть рядом со мной достаточно долгое время? Это, к огромному сожалению — совсем не прогулки под луной, и даже — не вздохи на какой-нибудь скамейке... Это — прежде всего тяжёлая работа и она только началась во мне... Я знаю, что должна справиться с этой работой прежде всего сама. Но мне... мне нужна помощь... — Виктория запнулась, немного изменила тон голоса и потом неуверенным голосом продолжила. — Я не могу требовать твоей помощи, Саша, я могу лишь попросить, честно сказав о трудностях. Я просто спрашиваю тебя о том, готов ли ты к трудному пути вместе и рядом со мной? — её волнение достигло предела, за которым речь становится путанной и временами нелогичной, но Александр интуитивно восстанавливал нужную нить и продолжал слушать с неослабевающим вниманием, что безмерно нравилось устававшей все больше и больше с каждой минутой этого разговора Виктории. — Саша, милый, ты сам прекрасно знаешь, что люди с нашим индексом возможностей появляются нечасто. Мой официально известный индекс занижен лично мной очень круто, совершенно сознательно, он, как ты понимаешь теперь, намного выше фактически. Твой, я знаю это точно, тоже тобой официально очень и очень сильно занижен. Но я говорю не только об индексах возможностей, не о том, чтобы идти параллельными курсами, я теперь открыто и прямо спрашиваю тебя ещё и о том, готов ли ты к объединению наших усилий в единый луч, готов ли ты принять других людей, которые по праву совести и чести встанут рядом с нами чуть позже, но обязательно встанут?...

Я знаю, ты думаешь сейчас о том, что неоднократно уже в истории такое было, есть документальные свидетельства. Но ты знаешь также и о том, что в нашей замкнутой системе только таким способом можно набрать необходимое ускорение и развить усилие для достаточно необратимых позитивных изменений... Ты знаешь также, что по Закону Триады тот, кто много имеет, за очень многое и полностью несёт любую мыслимую реальную ответственность. Я знаю, я прекрасно знаю, что говорю слишком путанно, но я ещё сама не сформулировала достаточно четко всё это. Многое, очень многое из этого вала постоянно меняется и притом слишком быстро... Одной мне, чувствую, справиться будет трудно...

— Вика... Позволь мне. Ты вымоталась... Позволь мне...— Александр снова ограничился словами, исключив возможность дополнительного тактильного контакта.

— Да, Саша. Я умолкаю...— Ещё более запавшие глаза Виктории стали глубокими и бездонно-черными.

— Вика... Мой путь тоже не был усыпан лаврами от начала до сегодняшнего дня... В третьем, а точнее всего — пятом классе я чётко ощутил ясную потребность научиться руководить множеством людей. Пусть неумело, пусть топорно, но я начал. Я начал ещё раньше, до школы, с изучения окружающих людей. Они разные, но есть и классификация... Увы, разброс не слишком велик, ведь количество элементов ограничено.

Ты сказала, что не слышала лично от меня о моем пути... Но ведь я прошел этот путь не один, а с помощью других людей. Благодаря им, а не мне — обычному для нашего весьма обеспеченного и спокойного времени школьнику, наша школа завоевала такую известность и признание в Московске. Поэтому мне ценно то, что ты не акцентируешь внимание на моих достаточно скромных заслугах.

По сравнению с теми перспективами, которые ты описала сейчас, эти заслуги кажутся просто микроскопическими. Но я знаю, чувствую и хорошо понимаю, что по многим законам бытия такие люди, как мы, должны объединяться. Только в действенном единстве — наша настоящая сила. Поэтому я не буду раздумывать долго и скажу сразу: Вика, я готов предоставить тебе любую помощь и поддержку, какая только будет в моих силах. Я уже очень давно никому не даю никаких формальных и потому — необязательных обещаний, поскольку знаю, что они вредны и знаю также, что ты сама их просто ненавидишь, но скажу одно — по силе эта фраза равносильна настоящему обещанию. Но если нас двое...

— То обязательно будут другие... Ты Михаила Лосева знаешь?

— Да. Уникальный человек с генетической предрасположенностью к десантно-штурмовой работе. На него в Малой Астроакадемии чуть не молятся... Ему уже сейчас впору спецназом всей России командовать...

— Может быть, ему предстоит встать в наш строй... — проговорила девушка.

— Но...— Александр понял, что им, Викторией и Михаилом состав группы не ограничится и Виктория тут же подтвердила его ожидания:

— Скоро будет и четвёртый, но позже... Ненамного позже... а может быть и не четвёртый, а...

— Четвёртая?

— Не знаю, Саша, не знаю... — задумчиво и как-то натянуто-неуверенно сказала Виктория. — Давай не будем загадывать... Ну почему ты такой холодный... Я-то понятно, мне приходилось быть в плотной осаде по году, а ты...

— Мне, Вика, тоже несладко. Я не так уж и давно пережил разрыв с любимой девушкой. Тебе я теперь могу сказать — она стала моей первой любовью и дело вполне могло завершиться подписанием договора. Но, к счастью, я вовремя одумался. Сейчас об этом не хочу говорить — может быть, после... А что касается моей общественной жизни, которая стала моим спасением во время многолетнего нервно-психического и энергетического кризиса... Сначала вице-президент ВОСШ, потом Глава Совета выпускников... Расслабляться некогда, приходится экономить...

— Но...— Виктория, быстро развернув схему обязанностей по признакам, высказанным спутником, мгновенно поняла, что требует от сверхзагруженного универсала слишком многого и это, вне всякого сомнения, может ему дорого обойтись.

— Нет, Вика, для тебя — никакой экономии... — отрицательно покачал головой понявший выражение лица спутницы Александр.

— И ты хочешь... Я знаю, Саша, мы молоды, я знаю, что именно твоя идея была в очередной раз в нашей земной истории особо защитить женскую часть конкретного школьного коллектива в рамках общероссийской программы от всевозможных посягательств. Я знаю, что ты натянул на себя броню недоступности для любой женщины или девушки, которая закономерно и стандартно попытается пройти за предел служебности и простого рабочего партнерства... Всё это я знаю... Но я... но я тоже... не дала никому того, что от меня домогались. Господи, я снова должна говорить, как говорили в старину: я — чистая, Саша. И я готова дать тебе все, что ты, безусловно, заслужил... Плёнки и вся другая научная информация могут показаться форменной чушью, но сердце человеческое вряд ли возможно обмануть и на нашем уровне развития и технизированности... Я ощущаю, что именно тебе я могу дать всю себя без остатка... И я готова сделать это прямо сейчас... Слава богу, что у нас в этом нет былых проблем и ограничений...

— Вика...— с лёгкой укоризной произнёс Александр.

— Саша, я ведь знаю всё... И полностью тебе доверяю... И потому я готова... — вспыхнула девушка.

— Всё равно. — немного шокированный столь открытым и настойчивым предложением, Иванов без колебаний отказался. — Садись, Вика, садись только рядом со мной — Александр притянул девушку за руку к себе и она встала со своего кресла. — Пока что... Пошепчемся?

— Пошепчемся...— Виктория села на диван рядом с Александром и приникла губами к его уху. Иванов слушал заинтересованно. — Только я буду говорить о важном и главном не только для нас с тобой, для нас двоих, а о важном и главном для окружающих людей...

— Ладно, Вика.

Так прошло несколько часов. За это время Виктория рассказала ему о многих почти неизвестных большинству землян аспектах Карпатского феномена, ни словом не упомянув о своей роли и значении в этом явлении. Посерьёзневший Александр не торопился отстраняться...

— Вот так, Саша...— Викта закончила шёпот своей обычной фразой вполголоса. — Я тебе сказала многое только потому, что полностью тебе доверяю. Но я, получив твое словесное обещание, теперь, после этого рассказа всё же хочу знать предельно точно, действительно ли ты готов идти до конца... Знаешь, всё таки нас мало... Нас будет мало, нас пока что не может быть много и потому... Нас могут смять всеми способами... Независимо от того, где это случится — в России или в любой стране мира или на любой планете нашей Солнечной системы или на космическом корабле. Нас могут ликвидировать всех сразу... или поодиночке... очень быстро. Нас могут изолировать, мучить, пытать... Нас могут пытаться заставлять предавать... Нас могут пытаться превратить в бессловесных послушных животных, а точнее — скотов... Я знаю, я сейчас говорю страшные вещи, но то, на что мы с тобой с сегодняшнего дня направляем свои усилия тоже страшно непривычно для почти любого землянина, а значит вызовет ожесточённый отпор. Мы до сих пор не умеем толком и как следует развиваться, зато подавлять развитие научились в совершенстве... А наша с тобой задача теперь — весьма ускоренное развитие, в котором эволюция будет соседствовать с неизбежной революцией, а последняя людьми не всегда встречается бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию. — сказав последнюю фразу, Виктория обошлась без вполне понятной и уместной улыбки.

— Но...

— Саша, ты же прекрасно знаешь, что там, где появляются люди, возникает клубок противоречий, а там, где появляются противоречия, нужны неимоверные и искусные усилия для того, чтобы подняться на ступень выше, зато не требуется никаких усилий для того, чтобы пасть куда пониже... Тебе напомнить в развернутом виде про некий КГБ?

— Нет, знаю. Занятная была структура... Изучал в рамках спецкурса пилотского факультета Малой Астроакадемии.

— Она не была... — Виктория грустно посмотрела на собеседника. — Многие её звенья неизбежно унаследованы нынешней общепланетной и тем более — российской АПБ. И я лично, как и многие земляне, не доверяю этой организации полностью, хотя и знаю, что меня сравнительно давно очень плотно пасут, пасут несколько десятков людей из её служб и пасут притом практически постоянно. К сожалению такой кусок, как плёнку, АПБ России отказалась "зевнуть". Возможно, это внимание и полезно, а возможно, что оно архивредно. Единственные, кто знает всю информацию — я и мои папа и мама. АПБ, закономерно, знает не всё.

— И...

— И думаю, что ты понял меня, Саша...

— Гм. Понял.

— Вот и хорошо... Я поняла главное, Саша. То, что мы с тобой вместе всерьёз и надолго... Как надолго и как всерьёз — покажет время, хотя и тут выбор невелик...

— Да...

— Пошёл снег...

— Да... Скоро все следы будут заметны...

— Думаю, что следов не будет. Незачем...

— Какая собственно разница, Викта... Ты же сама как-то мне сказала и знаешь, что мы вынуждены играть за свои интересы и цели, а они вынуждены играть за свои. Так может пора окончить излишне озираться в поисках шпиков?

— Может и пора окончить излишне озираться, но никогда не вредно оглянуться и оглядеться по сторонам... Шпики тоже люди и должны понимать, что их тоже видно. Своеобразная плата за шпионаж...

— Ладно. Ты на своём двухместном? Я тебя отвезу... Мой двухместник пойдёт за нами на автомате.

— Польщена твоей заботой, Саша. Спасибо.

Александр Иванов. Осознание задачи. Начало Пути. Рядом с Викторией

Александр завёз Викторию к ней домой и отправился к себе на своём двухместном мобиле. Ему понравилась открытость Виктории, её готовность дать ему то, чего другие мужчины добивались бы годами, но одновременно его насторожила поспешность Виктории в деле такого уровня. Выходило, что она не чувствовала себя достаточно защищённой и способной к максимальной концентрации на главной задаче. А главной задачей — в этом Александр был теперь абсолютно убеждён — была двойная задача: коренная реконструкция земного человеческого общества, сопряженная с комплексным воздействием и одновременно с этим — объединение земной человеческой цивилизации на основе достигнутого уровня развития и знаний с инопланетными цивилизациями.

От величия такой задачи, поставленной перед Викторией неизвестно пока кем, у Александра Иванова захватило дух и он подумал, что решив подобную задачу Виктория обеспечит себе историческое бессмертие на протяжении жизни нескольких десятков новых поколений землян. О полном бессмертии речь не шла — наука ещё не могла опрокинуть в массовом порядке стасорокалетний период жизни человека. Но своими деяниями Виктория одна из первых могла опрокинуть этот предел и расширить его. То, о чём приходилось раньше читать в смелых книгах и информпрессрелизах, могло стать явью. Явью, цена которой — жизнь и здоровье Виктории Аскольдовны Беловой, простой школьницы, каких вокруг были тысячи и десятки тысяч. Простой школьницы, девушки и уже практически — взрослой женщины, поскольку, как Александр хорошо знал, только женщина способна решить подобную задачу или хотя бы начать её решать. Здесь требовались не красота, а глубокий жизненный опыт и отточенная годами рассудительность, доступные только зрелому возрасту.

И этой женщиной стала Виктория, вынужденная теперь в одиночку совмещать в себе Задачу и обычную человеческую жизнь. Конечно же, Иванов, пусть и ограниченно, понимал, чего стоило Виктории такое совмещение, понимал и то, что просить помощи она не может у любого из известных ей людей в силу своих собственных странностей и особенностей. Она неизбежно должна найти тех, с кем рядом она сможет активизироваться в необходимом ей режиме. Она их, этих людей, ищет на протяжении последних двух-трёх лет и пока что не находила.

Сформулировав этот вывод, Александр побоялся даже внутренне признаться себе, что Виктория наконец нашла первого человека — его, Александра Иванова. Он совершенно искренне и глубоко сомневался в своих возможностях и способностях помочь Виктории решить такую задачу и знал, что такое сильное и глубокое сомнение — лучшая гарантия от срывов и неприятностей, поскольку обещание, первое такое обещание в жизни Александра было уже дано и его следовало выполнять, ведь адресат такого обещания был женщиной, представителем доселе полностью изолированной от внутренних частей личности Александра "второй цивилизации". От таких проявлений сложившейся ситуации Александр быстро забыл о каком-либо глубоком покое и вскоре обрёл весьма сосредоточенный и озабоченный внешний вид.

Но ещё больше заботило теперь Александра то обстоятельство, что встретив его, Виктория Белова увидела в нём гораздо больше, чем он смог разглядеть сам. Увидела — и поверила безоглядно, как можно верить только в бога или в высшую идею или силу. А тому, во что так действительно веришь, по закону Развития следует отдаваться без остатка. И Виктория, как и любая женщина прекрасно знала, что единственное, чем она действительно, полно и реально может отплатить за такое, вне всякого сомнения — редкое в её жизни приятное событие — это продлить жизнь Александра в детях.

Виктория... Она уже сейчас, на пороге второй ступени совершеннолетия — восемнадцатилетия (первая традиционно наступала в шестнадцать лет) — была не по-девичьи умна, мудра и проницательна... Она даже не пыталась ничего изобрести нового в этой хорошо знакомой сфере. Она просто исполняла требования традиции и обычая: достойных мужчин земные женщины всегда воспроизводили и возводили в сан бессмертных через своих детей. То, что Виктория была крайне молода, её, как видел Александр, не останавливало в стремлении отплатить ему, первому достойному после отца мужчине за всё то немногое доброе, что он успел таки за несколько суток сделать для неё. И, учитывая её сориентированность на крайне сложную задачу, требовавшую всего человека без остатка, её желание как можно раньше обзавестись детьми вполне укладывалось в схему.

Она, эта учёная дама высочайшей даже по меркам нынешнего столетия квалификации, прекрасно понимала, что ей при её неизбежных и даже где то обычных нагрузках не суждено жить сто пятьдесят стандартных человеческих лет, которых достигали теперь почти все земляне. Тот, кто сгорает ради всех других людей, сгорает быстро — этот закон человечество пока никак не могло опрокинуть при всех своих потугах. А если Виктория твёрдо знала, что ей удастся жить так недолго, то она закономерно хотела поставить на ноги детей как можно раньше и потому так явно намекала на разрешение доступа к ней по такому поводу ему, Александру. Но такой жертвы он не мог от неё принять и искренне сомневался, что сможет принять на протяжении пяти ближайших лет.

Что-то очень серьёзное удерживало Александра от такого решительного шага и он догадывался, что он не может пойти на этот шаг по очень простой и одновременно — очень серьёзной причине: если Виктория родит сейчас, родит даже одного ребёнка, она, подчиняясь Закону сохранения энергии, будет лишена значительной части сил, необходимых ей для выполнения Основной задачи, поскольку эти силы войдут в её ребенка и во всех её детей и обратно к ней не вернутся. Потребуются годы на восстановление, а Задача может потребовать всю без какого-либо остатка Викторию намного раньше и тогда она рискует погибнуть, так и не выполнив своего основного и уникального предназначения. Предстояло окончательно выбрать — и, после разговора на катере, Александр твёрдо знал, что Виктория сама ещё не выбрала свой основной путь, колеблется между двумя возможностями: жизнью обычной женщины-землянки и жизнью Посла Земли.

То, что её настоящее, мало кому известное звание — не меньшее, чем Посол, Александр, изучивший вариативную историю земной цивилизации, знал твёрдо. Но при всем при этом Виктория оставалась землянкой, женщиной, обязанной выполнять свою глубинную программу, продолжать человеческий род. Издавна в России, а теперь уже и в большинстве стран планеты Земля существовал непреложный закон, что каждая женщина с нормальным развитием и наследственностью должна родить не менее чем трёх детей. Значит, она обречена на совмещение в себе этих двух задач и это грозило существенным сокращением продолжительности её жизни.

Конечно же, на Земле уже не существовали многие анахронистичные ограничения для отношений мужчины и женщины, что было возможно при реально действующих в постоянном режиме мощных выверенных системах воспитания и просвещения. Александр осознал, что Виктория, встретившись с ним, с Александром Ивановым, поняла о нём и о себе самой очень многое и за истёкшие дни вполне могла намекнуть или даже чётко и ясно объявить семье, что только Александр войдёт в её ближний охраняемый круг и станет отцом её детей.

Александр догадывался и о том, что обладавшая чудовищной информационной восприимчивостью Виктория внутренне и внешне подготовила себя к ураганному взрослению до уровня пятидесятилетней женщины за каких-то несколько лет... При её сориентированности на безусловное выполнение основной задачи такое было абсолютно обязательным: никто с Виктории не снимал общей для всех женщин планеты задачи — три ребёнка, не меньше...

Три ребёнка... Вопрос стоял не об этом — большинство нынешних землянок с лёгкостью выполняли эту почётную женскую обязанность, но Виктория была из многодетной семьи, многодетной семьи на протяжении десятка поколений... А при её нагрузках рассчитывать на то, что собственных сил и энергии хватит на пять-десять детей, не приходилось. Оставалось сконцентрировать всё на троих детях... Как же был прав Гера Чхеидзе, когда в ходе того разговора поведал Александру об этом аспекте жизни и судьбы Виктории.

И вот эта цифра — "три" беспокоила Александра уже сейчас. Три ребёнка — при том, что несколько десятков предшествующих данному человеку поколений были многодетными, то есть насчитывали минимум пять детей — обуславливали возможность очень болезненного удара по его психике. Теперь Александр чувствовал уже совершенно не отстранённо силу этого удара по психике другого, теперь уже бесконечно дорогого ему лично человека. Гера Чхеидзе, мастер журналистики раскопал со своими коллегами многое, чтобы дать возможность ему, Александру Иванову глубже понять силу переживаний Виктории. Тогда понять ещё только теоретически, а сейчас — уже практически.

И это было ещё одной причиной решения Александра отказывать Виктории в близости. Если сейчас истощить её рождением троих детей, то в будущем — а женщины теперь могли безопасно и безболезненно рожать детей до стадвадцатилетнего возраста, Виктория ежегодно будет остро сожалеть о своей поспешности... И допустить к Викте — так он решил её называть, так как слышал такое имя от её отца. — подобное сожаление ежегодно — означало предельно быстро состарить её. Александр согласился с мнением Геры Чхеидзе — Виктория сама должна повзрослеть настолько, чтобы даже три ребёнка были для неё не приговором, не кармой, а лучшим, что было необходимо прежде всего ей самой, а не окружающим. Пусть будут три ребёнка, но эти дети будут желанны и необходимы самой Виктории и они будут у неё только тогда, когда она сама того захочет. Никакого насилия, никакого давления, никакого чрезмерного ожидания — так решил Александр.

Ничто так не старило человека, как психические и психологические перегрузки. Земляне теперь не боялись никакой тяжёлой работы, но — работы физической. Могучая психическая сфера ныне охранялась и оберегалась намного больше. И перегрузки здесь очень строго дозировались и обставлялись густым частоколом систем и мер безопасности... Потому Александр старался максимально сузить круг моментов, при которых Виктория могла предложить ему пойти на близость. И уже не сомневался в том, что Виктория недовольна его холодностью, но ведь её главная задача от этого не переставала быть главной...

Карпатский феномен, ключом которого выступала Виктория, тот самый феномен, который на полгода стал главной темой восьмидесяти процентов объёмов информации всех российских и украинских каналов и сетей, звал к себе и требовал от призванных очень многого. И Виктория, оказавшаяся волею обстоятельств в центре Зарева, торопилась отдаться не Александру, а этому феномену, в очередной раз в человеческой истории отдав себя ради других.

Хрупкая, хотя и статная, слабая, хотя и несгибаемо сильная, она с усилием балансировала на "лезвии бритвы", стараясь успеть везде и всюду, подарить свою, вне всякого сомнения, недолгую при таких условиях жизнь другим... И в том числе ему, ставшему неожиданно быстро не только охранником, но и другом.

Рассудительный Александр понимал, что пока большую часть его обязанностей будет занимать статус охранника и не строил иллюзий, но всё происшедшее заставило его о многом задуматься. Засыпая под звон курантов Московска, отбивавших полночь, он с немалым удивлением отметил, что ко многому уже готов...

Виктория умудрялась очень многое скрывать в себе и Александр при всей своей проницательности не знал, как хотелось его новой подруге принадлежать только ему, Александру Иванову, принадлежать полностью, без остатка, двадцать четыре часа в сутки, триста шестьдесят пять дней в году. Он догадывался об этом желании Виктории, но не знал, насколько это желание сильно и важно для самой Викты. По мнению Виктории он бы это понял, но тогда она не могла открыть ему всю силу этого желания — Цель требовала её всю без остатка.

Школа второго уровня. Выпуск. Вступление в гражданство планеты Земля

— Школа! Рав — няйсь! Смир — но! Для встречи Знамён школы! Равнение — нале — во! — команда руководителя Совета школы, педагога высшей планетной категории Григория Тимофеевича Макаренко моментально пресекла все разговоры и движения в чётком каре на просторном стадионе. Зазвучал "Встречный марш" и пять знамен медленно и величаво проплыли мимо всех педагогов и школьников: от немного онемевшего от школьного великолепия первоклассника до умудрённо взиравшего на знакомый ритуал выпускника. — Воль — но! Слово для ведения ритуала Торжественного обещания предоставляется первому заместителю Председателя Совета города Московска доктору обществоведения Илье Петровичу Катаринцеву.

— Приветствую вас, уважаемые педагоги, члены советов школы, выпускники и школьники. Сегодня — день Торжественного обещания, знаменующий переход ваших старших товарищей, выпускников этого года в число полноправных граждан планеты. Прошу выпускников этого года сделать десять шагов вперед и подготовиться к принятию Торжественного обещания.

Чёткая "коробка" из шести групп выпускников выполнила просьбу гостя и теперь все присутствующие могли видеть виновников торжества. Строй оказался как раз напротив знамённых взводов. Прозвучали первые фразы торжественного обещания, слаженно повторенные выпускниками... Короткие ёмкие формулировки настраивали каждого на особый лад. Отзвучала финальная фраза.

— Поздравляю новых граждан планеты с принятием Торжественного обещания! Пусть будет ваш путь по жизни исполнен чести, долга, мужества и любви! Счастья вам! Успехов! Новых свершений! — закончил свою речь Катаринцев.

— Выпускники! Сегодня школа по традиции запечатлевает всех вас на страницах Исторической летописи! К вам пришли все, кто вёл вас эти десять лет по дорогам знаний и совершенствования, кто сегодня уже консультант планетной Системы Образования. Разместитесь в главном амфитеатре. Председателю Совета выпускников Александру Иванову доложить о готовности групп к включению в Летопись!

Амфитеатр, исполненный в древнегреческом стиле, обычно использовался как одна из аудиторий потокового уровня. Но сегодня он был украшен так, как было принято только в дни очень больших торжеств. На уступах, освобождённых от столов и кресел, размещались выпускники, вокруг которых занимали свои места педагоги.

— От имени Совета выпускников тридцатого потока! Я, Александр Александрович Иванов, свидетельствую готовность выпускников к включению в Летопись школы! — юноша требовательным придирчивым взглядом прошёлся по ставшим родными коллегам и подтвердил готовность ещё раз, зная, что предварительный доклад пишется системой информационной поддержки школы в видео и аудиорежимах. — Всё готово!

— Софиты — выключить. Светокорректоры и корректоры волнового спектра — включить. Юпитеры! — раздалась команда Главного техника школы. Амфитеатр залил ровный свет. Трижды включались "молнии", повинуясь затворам регистраторов Летописи.

— Благодарим за доверие. От имени Совета выпускников — Александр Иванов. — юноша сказал финальную фразу, после которой официальная архивная запись прекращалась.

— Выпускникам — вольно! Через четверть часа — праздничный концерт! Благодарим вас! — голос распорядителя возвестил об окончании официальной части и начале культурной программы.

— Ну-с, коллеги, идёмте. Мы заработали этот праздник и пусть он будет на славу! — Александр повернулся к своему заместителю, Игорю Громову веди программу дальше, Игорёчек...

— А ты? — усмехнулся Игорь, поняв, что Александр элементарным образом хочет "слинять".

— Мои функции руководителя закончились с момента включения в Летопись Школы. Теперь я такой же выпускник, как и вы, а значит, имею право на свободный график... — ответил Иванов.

— Снова к таинственной незнакомке? Служить, охранять и защищать? — проявил осведомлённость Громов.

— Да. — не удивился вопросу Александр.

Громов кивнул:

— Успехов и спокойствия.

— Успехов всем, ребята! — Александр соединил руки над головой в прощальном жесте.

Да, Александр Иванов и в этот раз поспешил к Виктории, к чему его немного возбуждённые фактом вступления в настоящую взрослую жизнь коллеги относились спокойно и с пониманием — они часто видели Викторию на занятиях Малой Астроакадемии и её слава уникального человека не могла укрыться от проницательных слушателей центрального городка Малого Звездного вуза России. Впереди был месячный отпуск после получения офицерского сертификата, а пока пассбус вёз Иванова к школе Викты.

Отпуск после школьного выпуска. Виктория и Александр проводят его на даче Ивановых

В первый же день своего законного отпуска Александр Иванов проснулся непривычно рано — в четыре утра. Не спалось. Не спалось совсем, хотя вчера лёг в час ночи, и по всем канонам должна чувствоваться усталость. Лейтенантская форма приятно блестела на спинке стула, стоявшего возле кровати, погонами и перевязью, пилотка высунулась из под левого погона так, что золотая птица с двумя звёздочками, казалось, готова взмахнуть крыльями.

"Офицер Астрофлота России. Офицер Астрофлота Земли... И это ты теперь, Сашка. Четыре года учебы с седьмого по десятый класс и вот — закономерный, такой желанный и важный результат. Не сержант, не старшина, не прапорщик, а лейтенант... Но пугать Вику я этим великолепием не намерен. Она и так вздрагивала, едва я появлялся пред её очами в астрофлотской форме... Хотя, конечно, в её научном факультете Малой Астроакадемии офицерскую форму носят по очень большим праздникам или по очень большой нужде, да и Виктория долго-долго не хотела становиться даже сержантом, не то что офицером. Научник, что ещё можно сказать. Да и факультет не только научный, но и достаточно женский. А это уже серьёзный показатель, требующий учета психологической специфики. Что поделаешь, женщины — остались Женщинами, мужчины — стали Мужчинами... Да и собственные мои сёстры с мамой тоже не в полном восторге от моего лейтенантства. Еле успокоил их вчера на вокзале... Дёрнуло же меня туда явиться во всем парадном сиянии... Офицер... А в психологии, несмотря на подготовку, временами — ну полнейший чурбан... И это — будущий действующий командир... И это — вице-президент ВОСШ... Стыдно — до невозможности. Спасибо братикам, помогли...

Поезд ушёл в одиннадцать вечера, потом час хода на пассбусе домой, час на личные нужды и вот — результат. Лёг в час ночи. И проснулся в четыре... Валяюсь в постели, как барин какой... Подъём... Немедленно!" — так подумал Александр прежде, чем автоматически встал с удобного, привычно жёсткого ложа и приступил к утренним заботам.

Зирда приподняла тяжёлую со сна голову, приоткрыла глаза, но, уловив разрешающий жест, снова смежила веки и захрапела. Бритс, вышедший было из кухни, мяукнул и, приязненно потёршись о вытянутые во всю длину передние лапы Зирды, поспешил возвратиться в тепло камбуза — любивший флотские словечки Александр часто именовал кухню камбузом.

Уплетая бутерброд, Иванов просматривал информпрессрелизы за последний месяц и отмечал маркерами главные моменты, на которые предстояло обратить внимание. Отправив посуду в моечный автомат и утилизатор, Александр вернулся к себе в кабинет и открыл папку с кратким заголовком "Виктория".

Домашние уже привыкли к тому, что Александр весьма плотно контролирует безопасность и обеспечивает всем необходимым в любое время дня и ночи свою подругу. Они спокойно относились и к тому, что их сын знает точно каждый день где именно и когда будет или должна быть его — в чём у домашних уже не было никаких сомнений — Вика. В папке лежали точные расчасовки её занятости на ближайший месяц.

И сегодня судьба ему приготовила подарок — две недели Вика будет полностью свободна от своих плановых научных изысканий... Но чтобы она не улетела по обыкновению в центр Кеннеди на ежегодные учения астронавигаторов, предстояло надёжно блокировать все пути выхода из её башни и добиться согласия на полет на дачу.

Сказано — сделано. Слегка согнувшись под тяжестью рюкзака и двух укладок с контейнерами, Александр спустился в семейный гараж. Кроме обычных наземных машин тут стояли теперь и гравилёты. Его летающий синий двухместный красавец, ощутив присутствие владельца, приветственно мигнул прожекторами и и открыл обе дверцы. Отперев багажник, Александр запихнул туда поклажу и закрыл крышку, после чего устроился за управлением, задав программу полного тестирования. Одновременно он пробежал пальцами по сенсорам пульта торгового автомата и через несколько минут внушительный букет всевозможных ромашек — от малюсеньких до огромных — стоял в климатроне за сиденьями.

"Теперь понятно, почему подсознание мне приказало проснуться так рано. — подумал Александр, включая двигатели. — Надо исключить любую неожиданность... Что ж, это мы, слава Богу, можем..." — гравилёт тем временем вырвался из автоматического автомобильного лифта и с ходу практически бесшумно ввинтился в начинавшее сереть небо.

Александр, вспомнив о том, что раньше рёв взлетающего самолета справедливо причисляли к верхнему порогу выносливости человеческого уха, был доволен, что современная техника позволила как можно реже слышать этот опасный для людского слуха чрезмерно громкий звук. Вылетая из зева автомобильного лифта, Иванов предусмотрительно включил все сигналы взлёта, чтобы его коллеги по воздушному пространству не переходили на ручное управление и не проклинали всеми возможными допустимыми словами неожиданного бесцеремонного визитёра.

Пропустив колонну транспортов с детьми, направлявшуюся к детским загородным центрам, он подождал прохождения замыкающего патрульного полицейского гравилёта и поставил машину на курс к дому Виктории.

"Куда подаваться? К выходу? Но тут их четыре, каждый — с разных сторон... Сканер есть, но она же научник и засечёт работу прибора в один момент. Оправдывайся потом... — Александр кружил над башней, сокращая радиус облета до разрешенного минимума. — А это кто там внизу у второго подъезда? . — повинуясь нажатию всего двух клавиш быстро включились телекамеры прицельного наблюдения, зумы выполнили необходимое полное оптическое увеличение экранной картинки, поданной на главный дисплей. — Она? Не может быть..."— руки сами собой выполнили сложный пассаж на сенсорах и машина, едва не чиркнув днищем о покрытие дорожки, замерла перед слегка оторопевшей девушкой. Открылась дверца и перед Викторией возник букет ромашек всех размеров и цветов. — другой рукой Александр быстро выключил экраны наблюдения нисколько не изменившись в лице и не выдав своего довольства мальчишеской хитростью.

— Ты? — только и смогла сказать Виктория. — Как?... Каким образом?...

— Гравилёт подан, сударыня. Извольте сесть в защищённый корпус и продолжить задавать ваши вопросы в более благоприятных условиях. В ногах правды нет. — отчеканил Александр.

— Ну ты даёшь!... Впервые вижу человека, который постоянно и методично, с завидной навигационной точностью предугадывает мой пятый, а не первый шаг... — говоря это, Виктория быстро запихнула свои укладки и рюкзак в багажник машины, с удобством расположилась во втором кресле и спрятала лицо в букете. — . Спасибо тебе за цветы!... Я только-только хотела улизнуть в центр Кеннеди...

— Но там... — не очень уверенно продолжил Александр, не желавший давить на спутницу.

— Но там — свободное посещение. Ладно. Уговорил... Вези, герой... — её взгляд стал загадочен и нежен. — Заслужил таки...

— Благодарю. — пальцы Иванова вдавили клавиши активизации взлетных режимов и машина ушла по расширяющейся спирали вверх. — Надеюсь, это не будет считаться насильственным похищением...

— Для тебя — ни в коем случае. Иначе...

— Иначе через две секунды после моего появления я был бы "в лапах" домовой службы охраны...— грустно произнес Александр. — Лежать носом в землю, руки-ноги — крестом... под пятью дулами квантаберов... Б-р-р.

— Тоже верно. — без улыбки отметила Виктория. — Так мы действительно летим куда-либо или это так, тренировка?

— Сейчас закончим кружиться над твоей башней... Надо пропустить потоки... — задумчиво ответствовал Иванов. — Согласна быть у меня гостьей на даче? Или, считаешь... Я ведь не настаиваю... Скажи слово — и ты снова будешь на том же месте... — Александр сразу же решил про себя, что в любой момент он уйдёт от Виктории без банальных попыток выяснения отношений и без всяких попыток докопаться до причины её отвращения к нему. Но Виктория не проявляла никаких стремлений к разрыву и Иванов немного успокоился.

— Нет. Ты вполне достоин. Летим. — Виктория положила руку ему на плечо. — Убери, пожалуйста, свою ненаглядную офицерскую пилотку из под правого клапана твоей рубашки. А то мне и приклонить голову негде. Колется ведь.

— Ах да, извини...— Александр на несколько секунд снял пальцы с панели управления и перекинул пилотку под левый клапан. — извини...

— Нечего извиняться, понимаю. Лейтенант... Форму не захотел одеть, а вот пилотку — удержаться не смог...— Виктория склонила голову ему на плечо и её длинные волосы почти закрыли ему предплечье.

— М-да... — Александр раздумывал над сентенцией подруги, не зная как ему реагировать.

— Но и я кое-чего приготовила. — Вика выпрямилась, порылась в боковом кармашке блузки и достала контейнер. — Поставь машину на автопилот и сними лапу с рукоятки, а то свалишься ещё в штопор.

— Хорошенькое вступление. И что же в этом милом контейнере? Мина? Машину — разнесёт и парашютные системы с катапультами — могут в таком случае и не спасти... — с некоторой долей озабоченности осведомился юноша.

— Открывай, увидишь. — спокойно заметила Виктория, передавая ему коробочку.

Александр пробежал пальцами по сенсорам, откинулся в пилот-ложементе и осторожно приподнял крышку. Сероватым сиянием блеснула медаль с хорошо знакомым портретом учёного планетного значения.

— Викта... Это же медаль Вернадского... Высшая награда Московского Евразийского университета имени Ломоносова... За что такой большой почёт и уважение? — ошарашенно произнес Александр.

— За совокупность научных работ. Я уже тебе сказала при нашем знакомстве, что в науке звания не зарабатываются так быстро, но зато — они весомее и важнее. — просто ответила девушка.

— Убила, впаяла в пластик и сверху ещё прикрыла плиткой... Меня теперь точно нет, поскольку никто не сможет меня найти... — потрясённый Александр взирал то на медаль, то на её обладательницу, имя, отчество и фамилия которой вместе с датой вручения были выгравированы на обороте диска. — Это невероятно.

— Именно поэтому я попросила включить автопилот. Иначе не только тебя впаяло в пластик... А мне ещё жить и работать хочется... Очухался? — без улыбки спросила Виктория, удовлетворение которой выдавали только искрящиеся глаза.

— Вполне. — Иванов овладел собой, отключил автопилот и вернул Виктории ценнейший для неё контейнер. — Викта, да ведь по совмещению...

— Знаю, уровень майора Астрофлота. Но я пока что ещё не майор, так что козырять нечего. — наконец улыбнулась Виктория своей тёплой, но несколько усталой улыбкой. — А вот и "Волна" на дальнем локаторе. Канал мы прошли. Снижайся. Полоса четырнадцать, крен пятнадцать. Диффрент на нос — двадцать. Садиться будем на Дмитровское шоссе, там поменьше народа и машин в это время. Валиться на крыши наземного транспорта из-за облаков в режиме атакующего истребителя будешь в другой раз. Знаю я твою любовь к внезапности и натиску. У Лосева учишься... Он обожает крутиться на истребителях и десантных транспортах на Говоровском полигоне. Вот и ты туда же...

— Учусь... Слушаю и повинуюсь, госпожа астронавигатор... Ну и хватка у вас... — Александр ввернул обращение на "вы" не особо усматривая в этом какой либо криминал.

— Мёртвая. Мне нельзя ошибаться больше чем на тысячную долю микрона. — устало произнесла Виктория. — Но я — не на работе. Просто хотела показать тебе скорость принятия решения в рядовой, но реальной ситуации, когда ты даже лишил меня почти всей первичной навигационной информации... Выключил все навигационные экраны... Как же, на свою семейную дачу летишь...

— Ага, но ведь... — Александр, не желая уступать, промоделировал ситуацию с максимально возможным количеством вариантов.

— Правильно, Саша. По вполне понятным причинам — это всё же пригород Московска, где расположена теперь Малая Российская Астроакадемия. Да к тому же я очень люблю работать с картами, планами и схемами. Потому район твоего нового дачного центра "Волна" мной уже навигационно изучен в радиусе, — она сделала недлинную паузу, что-то подсчитывая и формулируя,— ста двадцати километров. Для гравилёта — пять минут крейсерского хода. Теперь — вниз, под нами — Дмитровское. — она мельком глянула вниз, где уже секунд пятнадцать простиралась полоска шоссейной дороги. Виктория не стала говорить, что это уже третий дачный центр, освоенный Ивановыми за последние двадцать лет. В таких многочисленных переходах с места на место за столь короткий срок давно никто из землян уже не усматривал ничего предосудительного.

— Есть... — Александр не удержался от воинского ответа и уловил, что Виктория восприняла его небольшое солдафонство с пониманием. — Ну ты даёшь, Викта...

Его искреннее признание её мощи и совершенства Виктория приняла благосклонно, но особого вида не подала. Зашелестели катки и машина рванулась вперёд, повинуясь приказу человека.

Остановив машину у ограды усадьбы, Александр нажатием сенсора открыл водительскую дверцу, вышел и снял дачу с охраны.

Автоматика дачи выполнила кодированный приказ, поданный Ивановым нажатием неприметной клавиши без условных обозначений. Распахнулись ворота — и машина была в ту же секунду втянута на внутреннюю стоянку. Ворота захлопнулись. Раскрылся полог над машиной и утреннее солнце скрылось за непрозрачной светлой плёнкой. Стало прохладнее. Зазвучала тихая музыка, двери дачного входа медленно раскрылись... Громовой возглас "Добро пожаловать!" раздался в глубине дачи и был сдублирован через трансляционные динамики гравилёта. Развернулся ковёр, его дорожка зацепилась за порог со стороны кресла Виктории и натянулись поручни.

— Прошу. Космопорт "Волна — четырнадцать" ждёт вас, госпожа астронавигатор...— Александр обошёл машину, приблизился к пассажирской дверце, учтиво подал девушке руку и они по ковровой дорожке через зелёный тоннель прошли к дверям дачи. Музыка стала слышнее. Автоматика включила вентиляторные установки на усиленный режим. Стало ещё прохладнее.

— А...— хотела спросить Виктория о том, где она будет здесь в этом роскошном доме обитать. Но Иванов не дал ей договорить:

— Не извольте беспокоиться. — Александр набрал код на пульте. — Позвольте проводить вас в гостевые комнаты. — он провёл девушку в открытые двери дачи, уже убравшей последний рубеж охранной зоны. Выберете сами по вкусу...

— И ты... — Виктория хотела поинтересоваться тем, где же будет обитать сам молодой хозяин дачи.

— Посягательствами — не занимаемся...— отмёл возможные подозрения Александр, давая понять, что он ни в коем случае не претендует на совместное с ней проживание.

— Но... — Виктория, знавшая о склонности Александра отдавать ей последнее, хотела решительно воспротивиться сужению хозяйской самостоятельности. Александр не стал дослушивать до конца:

— Прошу. — Иванов решительно подал руку и по неширокой лестнице они взошли на второй этаж, считавшийся в семье Ивановых женским, где в левом крыле располагались три женские гостевые комнаты. Их двери были распахнуты. — Выбирай.

— Господи, Саша... Ты не даёшь мне опомниться...— Вика в изнеможении прислонилась к стене. — Ни секунды на размышление... Я размещусь там, где ты сам скажешь. — она вперила в Александра долгий просящий взгляд. — Сам скажи...

— Гм. — Иванов на несколько секунд задумался. — Средняя из трёх гостевых комнат тебе вполне подойдет. Вещи, полагаю, уже доставлены. — он уловил стук каретки дверей грузового лифта. — Размещайся.

— Саша, ты непробиваем. Я и сама выбрала бы именно эту комнату, но как ты угадал...

— Командир корабля и экипажа руководит прекрасно подготовленными людьми и не имеет никакого права быть или даже казаться непрофессионалом. Так частенько говорил выпускавший нас в зачётные полёты на флайерах новый начальник Малой Астроакадемии комкор первого ранга Ольгов. Я с этим полностью согласен и собираюсь сделать это высказывание частью своего жизненного девиза.

— Ладно. Пятнадцать минут... — все ещё ошеломлённо проговорила Виктория, желавшая побыть в одиночестве и отпыхнуть от обилия свалившихся на неё богатств, внезапно предоставленных близким другом. Александр понял и это — он любил просчитывать ситуацию без слов:

— Исчезаю. Знакомься с обстановкой. Не забудь составить в уме карту. — Иванов, едва заметно улыбнувшись своей проницательности, сошёл вниз, к машине. Вика переступила порог своего нового обиталища и плотно прикрыла за собой дверь. Нет, она понимала, что Александр вне всякого сомнения поселит её в лучшей комнате из гостевых, но, привыкшая обходиться угрожающе малым минимумом, не хотела даже думать о такой оснащённости и упакованности, какую обнаружила в простой гостевой комнате вполне рядового коттеджа дачного поселка.

"Информация о пребывании послана родителям. — вполголоса доложил автоинформатор, ощутив присутствие в салоне хозяина машины. — Получена десять секунд тому назад. Разрешение получено." Мигнули зеленые огни, свидетельствовавшие о полной исправности машины — умная автоматика проверила транспортное средство, подготовив его к немедленному использованию.

"Всё, теперь мы здесь вполне официально и, как мне кажется, на законном основании, — подумал Иванов, прибираясь в салоне гравилёта и готовя машину к стоянке на крыше дачи. Там было попросторнее — "сигара" транспортного средства занимала приличное по размерам пространство сада дачи и Иванов не хотел, чтобы машина постоянно маячила перед глазами гостьи, — По меньшей мере, не будет поспешных обвинений в скоропалительности решений. Хотя мои все поголовно почему-то считают, что Виктория — и только она — обязательно и непременно станет моей законной женой. А я? Я же пока к этому повороту событий не готов и торопить события не намерен, несмотря на всё желание и стремление к этому моих домашних. — он не хотел сразу переключаться на доставивший ему столько неудобств и горестей режим растворения в другом человеке, в котором уже пришлось поработать несколько лет тогда, с Леной Соколовой.

Даже присутствие удивительно восприимчивой, мягкой и совершенно не опасной Виктории не могло заставить Иванова сбросить броню отчуждения и его отказ от близости с Викторией был одним из элементов этой многослойной тяжёлой брони, которую он, Александр Иванов, носил уже много лет. — Так что пока будем работать в нормальном дружеском режиме. Если начать сразу обниматься, целоваться и дойти до края сейчас, то немного чего нового будет оставаться на потом. А потому спешить — не будем. — твёрдо решил Александр, плотнее усаживаясь в пилот-ложементе и поворачивая переключатель режимов на пульте. "Сигара", ведомая умелой рукой, качнулась и неспешно переместилась на стояночный квадрат на крыше коттеджа. — Теперь можно быть спокойным. — подумал Александр, наблюдая, как соединяются сектора ангара над гравилётом. Мигнул сигнал постановки на охрану. — Пошли вниз, лейтенант."

Ещё на четвёртом этаже, где обычно хранились летние стенки пятого этажа и оборудование, и где были мастерские и комнаты индивидуальных увлечений, Александр уловил аромат борща. "На сегодня борщевой программы я точно помню, что не не вводил... Опять Виктория перестаралась. Её просто магнитом к любому близлежащему камбузу тянет... Ладно, не будем мешать. Пусть мастерица творит свой очередной сугубо земной шедевр... Женщина всегда остается женщиной... Для неё накормить мужчину и навести порядок и лад в доме — самое первое дело... Что поделаешь, генетическая предрасположенность, которую никто не собирается корректировать. И слава богу.". Спустившись на третий, давно уже ставший традиционно мужским, этаж, Александр закрыл дверь своего кабинета и навзничь повалился на диван. Предстояло набрать энергию для предстоящего отпуска вдвоём с Викторией.

"Лейтенанта Астрофлота Иванова приглашают в столовую для принятия завтрака. Форма одежды — обычная. Информцентр планирования." — сказал вдруг автоинформатор. Иванов от неожиданности мгновенно сел, подобрал ноги. Взгляд нашарил часовое табло на пилоне комнаты — прошло около сорока пяти минут. "Добралась и до схем автоинформатора... Пустил, что называется, научника в родную стихию... Сама не могла по покомнатной связи пригласить, собственным голосом. Чудилка." — сказав последнее слово одними губами, зная о выключенном покомнатном телевидении, Александр тепло улыбнулся. Но приглашение было сделано и следовало им воспользоваться.

Переодевшись в футболку с коротким рукавом и шорты, Александр натянул носки и кроссовки, пригладил перед зеркалом вихры и открыл дверь кабинета, делая первый шаг к лестнице.

В столовой был сервирован прекрасный стол на две персоны. Самой Виктории нигде не было видно. На спинке одного из стульев висела его пилотка. "От чудилка. Уже и пилотку стянула. Я же её в гравилёте оставил, а он — под усиленной охраной. И туда уже добралась. За те минуты пока я отдыхал... Как я пилотки сразу не хватился... — подумал Александр, садясь на указанное таким необычным способом своё место. — борщ уже налила, приборы среднего класса, хлеб нарезала так, как ни одна из моих сестричек не умеет... Ну Виктошка...".

Оглядевшись по сторонам, он заметил полуприкрытую дверь в кухню. "Конечно, копается на камбузе... Подождём..." Но в этот момент две горячие ладони прикрыли ему глаза и Александр ощутил такое тепло внутри головы, что на минуту забыл где он и зачем он тут. "Господи, да она ещё и высшего класса колдунья..."— успел подумать Иванов прежде чем на несколько мнгновений погрузился, как ему показалось, в настоящую нирвану.

Очнувшись, Александр увидел перед собой на другом конце стола Викторию. Открытое платье спокойного тона, строго подобранные длинные волосы, взгляд из-под полуприкрытых век, полоснувший по его глазам как луч зенитного прожектора... Ощутив и осознав всё это, Александр вспомнил о своём внешнем виде и похолодел, предчувствуя стандартный вариант замечания по внешнему виду не от кого-нибудь, а от гостьи: "Обормот. Она — в строгом платье, а ты Тарзана играешь. — безмолвно корил себя Александр. — Обрядился как волжский босяк и думаешь, что статус молодого хозяина дачи тебя спасёт от колкостей и замечаний... Получишь по всей строгости... Увидишь, что получишь..."

— Изволите пребывать в растерянности, Александр? — мягко спросила гостья, совершенно свободно снова перейдя на "вы", но ничем не ограничивая собеседника в "выкании" или "тыкании"

— Виктория... Убивать и закатывать в пластик сразу будешь, или отпустишь душу на покаяние? Как ты быстро освоилась! Где такому учат? — сказал ошеломлённый Александр и про себя подумал: "Ну ладно, накормить мужчину — это ещё понятно, но чтобы так... И, судя по подготовленности, это далеко не средний уровень... Она может многое, если не всё... Вот попал так попал... И теперь придется решать: остаться охранником или — в омут с головой... Что будет дальше — теперь уже я и предсказывать не берусь. Если она — центр Карпатского феномена, то — плакали все наши ограничители вулканического развития цивилизации..."

— Нигде. Это внутреннее. — Виктория довольно прижмурилась и широко улыбнулась, откровенно и открыто любуясь произведённым эффектом. — Кушать подано. Извольте откушать, сударь.

— О да, конечно. — Александр, очнувшись от раздумий и созерцания лица девушки с такой поспешностью схватился за ложку, что Виктория не удержалась от фыркания. — Бесподобно вкусно. — сказал он, заедая обжигающий борщ куском черного хлеба.

— Я рада, Сашок. — Вика тоже принялась за еду. — Сейчас у нас — девять утра. Куда двинем после завтрака?

— Канал, лес, пляж, дача, можно организовать также облёт прилегающей к дачному центру территории на гравилёте. Ваш выбор, сударыня...

— Гм. Нет уж, программа на ваше усмотрение, мой сударь. Я тут впервые, так что для точной карты у меня мало данных. — хитрый взгляд Виктории коснулся глаз Александра. Тот понял и принял условия игры:

— Тогда гравилётом — ознакомительный облёт, потом — канал, а затем — дача. Это сегодня. А завтра я жду ваших пожеланий, сударыня. — а про себя подумал: и это она в гравилёте говорила, что навигационно изучила район. Да она тут в радиусе трёхсот километров может знать каждую сосенку и кустик, не говоря уж о холмиках, а я ей предлагаю выбор... Опять сглупил. В присутствии женщин я определённо становлюсь патологически глупым и недалёким человеком. Над этим следует подумать и поработать...

— Согласна. Может быть, потом скорректируем. А где твои родители и сёстры с братьями? — Виктория задавала ставшие абсолютно привычными для россиян стандартные вопросы, всего лишь желая полнее уяснить ситуацию со степенями свободы поведения.

— В Алуште, в санатории. Там все наши. Михаил — на конференции в Бонне. Его профиль. — спокойно ответил Александр. Виктория восприняла информацию без эмоций:

— Уже яснее. Надеюсь, я не подпортила марку здешних мастериц половника и кастрюли?

— И это? ... — оторопело поинтересовался Александр, только сейчас понявший, что всё съеденное им совершенно не походило на выверенные порции, сделанные автоматами.

— Всё от начала до конца — вручную, Саша. — подтвердила его догадку Виктория, также обошедшаяся без пафосности и зазнайства.

— А ингредиенты? — спросил Александр, вспоминая списки содержимого продскладов дачи.

— Да ведь ваши личные дачные склады могут удовлетворить потребности взвода хозяек... В них провизии — на три года самой полной изоляции... Конечно, у тебя несколько сестёр, как и у меня, но всё равно — весьма впечатляет... — ответила Виктория спокойно и честно.

— С этим можно согласиться, сударыня. — ответствовал Иванов.

— Постараюсь соответствовать чуть позже вашему дачному внешнему виду, сударь. Это платье — всего лишь официальная одежда первого завтрака. И не думайте, что я — классная дама из Смольного института и собираюсь вкатить выговор с занесением в файл, то есть — в личное дело, за ваш несколько чрезмерно-дачный вид... Я всё понимаю и прощаю. Так что будем считать, что всё в порядке...

— Угу. Понял. — Александр принялся накладывать себе картошку. — А это что за фокусы? Супчик был вкусный, но ведь это же обед... Почему...— взгляд юноши смерил микроскопическую порцию картошки, лежавшую на тарелке перед Викторией и про себя подумал. — Конечно, она, пусть и украинка по рождению, но по фигуре — классическая русская красавица, настоящий золотой стандарт России, но эту форму, безусловно, следует постоянно и неуклонно поддерживать усиленным питанием и соответствующей физподготовкой — ничто не даётся без труда. Хорошего человека, каким является Виктория, должно быть много и она полностью соответствует этому требованию. И вдруг русская и украинская пава решила морить себя голодом. С чего бы это.... Неужели я снова стал катализатором не слишком желательных процессов? Надо выяснить...

— Сашок, мне худеть надо. С такой фигурой в Космоцентр не принимают. С такой фигурой — только в избе в глухой заснеженной Сибири у прялки годами сидеть. У нас в Украине подобная глушь может сыскаться только в Карпатах, но там весьма облегчённый вариант, не сибирский. Я также догадываюсь про золотой стандарт, у нас в Украине он тоже есть, а также про многое другое догадываюсь, но это уже всё — в прошлом. Мне теперь надо во многом измениться, чтобы соответствовать требованиям моей новой жизни и моей основной задачи. Тем более стандарты в той системе, куда я стремлюсь — другие. И там мои пышные формы совершенно ни к чему... Я это знаю точно...

— Ну вот ещё, вбила себе в голову очередную глупость... Какая кому разница до твоей фигуры? Покажи мне этого чинушу... — Александр напрягся.

— Угомонись... — Виктория чуть привстала, склонилась над столом, потянулась и пальцы её правой руки, протянутой через столешницу, повелительно прижали левую руку Александра к тканевой скатерти. — Пожалуйста... — чуть просительно проговорила она. — Я знаю, что ты незамедлительно впечатаешь в пластик любого моего обидчика, да и не одного, но здесь это — лишнее. Мое решение — твёрдое. Я непозволительно разжирела на школьной научной работе. И теперь намерена хорошенько поработать физически... Так что гравилёт и прочие транспортные машинерии — полностью и бесповоротно отменяются. Маленькое уточнение — отменяются для меня. Сколько у нас времени? — она все ещё хотела до конца выяснить пределы своей свободы, не желая стеснять Александра и его родных.

— Сколько пожелаешь. Хоть весь месяц. — довольно сказал Александр.

— Это уже терпимо. — ответила Виктория, понявшая, что ей определённо хочется прожить здесь этот самый месяц, а не две свободные от учений астронавигаторов недели. — Но — там будет видно. Как насчет прогулки по окрестностям с утра и до позднего вечера? А может, и с ночёвкой...

— Положительно. Но я категорически против ночёвки.

— Подумаем. Тогда через часик и двинем. Пешочком...

— Да, Вика, но радиус...

— Я же сказала, что намерена похудеть и к тому же — стать гибкой, как пантера.

— Про пантеру ничего не было. И про гибкость тоже. — Иванов прокрутил в памяти всё сказанное Викторией ранее.

— А, это так, сейчас — к слову. Для полноты характеристики. — улыбнулась Виктория одними губами. Её взгляд выдал непреклонность принятого решения.

Александр понял, что Викторию переубедить не удастся. Он помог ей загрузить посуду в утилизатор и в моечный автомат и поднялся к себе в кабинет. Виктория убежала в свою гостевую комнату.

Скоротав час у полок с информпрессрелизами в библиотеке коттеджа, Иванов и не заметил, как сзади возникла Виктория, затянутая в полный комплект туристского снаряжения. Изучающе смерив девушку с ног до головы и обратно заботливым и внимательным взглядом, Александр просто приоткрыл дверь пошире и, пройдя к себе в кабинет-спальню, подхватил с пола собранный незадолго до появления Вики рюкзак. Они спустились в нижний главный холл.

— Этот Монблан оставишь здесь, Виктория. — Александр с видимым неудовольствием обошёл огромный, набитый каменными блоками, ранее лежавшими у чёрного входа в коттедж, рюкзак, ожидавший Викторию у выхода из дачи. — Бери вот этот свой рюкзачок, в нем, я знаю, есть всё необходимое в достаточном количестве...

— Поражена твоей проницательностью, но я хочу заняться физическими упражнениями и к тому же мы идём с ночёвкой... Так что я вполне способна нести на себе оба рюкзака. — спокойно заметила она.

— Нет и нет. Против физических упражнений с разумными,— Александр сделал на этом слове заметное для Виктории ударение,— тяжестями я нисколько не возражаю, но вот против ночёвки возражаю категорически. Ровно в девять мы возвращаемся сюда. Так или иначе. Не надо меня провоцировать, Вика. Со мной этот номер не проходит. Вспомни мой статус в школе...— с некоторой долей жёсткого недвусмысленного предостережения заметил Иванов.

— Вижу. И этим довольна. Но я тебя нисколько не провоцирую в стандартном скрытом смысле этого слова, Саша. Ты и без того достоин всяческого доверия, командор. — Виктория, хорошо знавшая ситуацию, сложившуюся вокруг её спутника в его школе после проведения операции "Волна", сделала акцент на последнем слове.

— Так меня называет только одна из моих сестёр. — недовольно протянул Александр.

— А теперь буду иногда звать тебя так и я. Согласен? — заинтересованно вопрошала Виктория.

— Ладно. Только не очень часто. Я — не бездушная статуя. — согласился Александр, подумав, что в таком прозвище есть действительно немалая доля истины.

— Со статуями — не общаюсь. — шутливо отрезала Виктория. — Ставь дачу на охрану и — потопали.

— Ладно.

Они вышли за пределы дачного центра "Волна" и углубились в девственный лес. В полном молчании прошло около получаса.

— Викта, не гони. — Александр обогнал стремительно шагавшую спутницу и остановился, преграждая дальнейший путь. Девушка остановилась.

— Как, как ты меня назвал? — удивлённо взметнувшиеся вверх брови показали степень её удивления.

— Викта, естественно... — сказал Иванов. Помедлив, добавил. — Очевидно, я сглупил. Ладно... Если ты не хочешь, то я не буду. Всё же это твоё имя и ты вправе требовать от меня придерживаться протокола. Так что я действительно непозволительно сглупил. Прошу прощения.

— Ничего ты не сглупил. Так зовёт меня только отец. Ладно, разрешаю. — мягко ответила Виктория.

— Спасибо. Всё равно сбавь темп. — Иванов требовательно заглянул ей в бездонные карие глаза. — Пожалуйста, Викта... Ты себя загонишь просто...

— Ну уж нет, Сашок. — решительно отрезала Виктория примирительным тоном. — Ты и так лишил меня привычных материальных утяжелителей, а я намерена сжечь весь без малейшего исключения лишний жир самое большее за три недели. Ежедневные пятнадцатикилометровые трёхразовые пробежки с полной выкладкой — то, что мне надо.

— Викта, я всё же...— Александр пропустил Викторию вперёд и постарался не слишком отставать от неё.

— Нет и нет, Саша. Позволь мне решать всё, что касается моей фигуры и моей подготовленности самой. До моего тренера ты ещё не дорос.

— Сказала тоже. — юноша прибавил шаг и поравнялся с Викторией, двигавшейся почти бегом. — И тот монбланный рюкзачок ты намерена...

— Таскать по девяносто километров ежедневно, Сашок. Плюс занятия в вашем дачном тренажёрном зале, плюс надводное и подводное плавание в здешнем весьма чистом естественном пруду, плюс солнечные ванны, плюс... Ладно, о дальнейших плюсах я ещё подумаю.

— И ты ещё говорила, что не освоилась... Откуда о пруде-то ты знаешь?

— Сашочек, если я знаю, где ты учишься, то мне не составило никакого особого труда узнать, где ты постоянно обитаешь, а также — где ваша семья имеет в данный момент времени постоянную дачу. — Виктория знала, что Александр не будет обвинять её в излишнем любопытстве: подобные сведения о благосостоянии она могла бы получить совершенно легально заинтересовавшись любым из землян. — А уж изучить хотя бы в общих чертах окрестности твоей дачи и такой заметный объект как пруд... Это — пустяк. Впрочем, я кое-что уже по этому поводу говорила тебе ещё в гравилёте. Надеюсь, на катере ты меня тоже прокатишь? — Виктория раскрыла карты.

— Да.

Прошло ещё два часа. Солнце начало уверенно клониться к западу.

— Ты так и не раздумал запретить ночёвку? — иронически заметила Виктория, чувствуя, что её план обеспечения неминуемости ночевки удался.

— Викта, мы уже далеко от дачного центра. — Александр по памяти сверил карту и направление их движения.

— Во-во. Думаю, возвращаться бессмысленно. Так что предлагаю подыскать место для ночлега.

— Лады. — Александр понял, что Виктория со свойственной женщинам естественностью легонько и, что для него было очень важно, совсем не обидно, но всё же обвела его вокруг пальца, специально задав высокий темп и сделав возвращение невозможным из за темноты здешних ночей. Дачный центр остался далеко позади, а в лесном массиве фонарей и боковых указателей путей по понятным причинам не держали. Александр предвидел такой вариант и с удовлетворением погладил через ткань своего рюкзака жестковатую пластинку просторной палатки-шатра.

— Вижу, палатку ты таки захватил. — одобрительно заметила Виктория.

— В палатке будешь спать ты. Я подремлю снаружи возле костра. Не заставляй меня вслух приводить сотни доказательств правомерности подобного решения. — тоном, не допускающим возражений сказал Александр.

— Сашочек...— в голосе Виктории явно послышались острые просящие нотки. Александр остался непреклонен:

— Нет, Викта.

— Ёлки-палки, Сашок, мы ведь не дети. — взорвалась Виктория. — Ну, сам посуди, что я буду делать одна в душной палатке, когда ты кормишь комаров у костра? Я же там с ума сойду от... — Виктория едва сдерживала возмущение, но не особо хотела переходить в настоящее наступление — ей нравилась искренняя забота Александра, понимавшего её гораздо глубже многих людей.

— Викта... Ты будешь там спать. Спать в комфорте и безопасности. И только. Так что оставим этот разговор... — примирительно заметил Иванов.

— Ага... Нет, Сашок, если ты возле костра — то и я тоже. — в её голосе сохранилась прежняя непреклонность.

— Этого — не будет. Будешь спать в палатке. — отрезал Александр. — И не воображай, что я изменю свое решение. Что позволено мне — тебе категорически запрещено природой и сутью... И этого ни я, ни ты изменить никак не можем.

— Благодарю покорно за недвусмысленное и чёткое напоминание о разности между нами. — ещё раз взорвалась Виктория, сразу сникнув. — Но я — дело другое и потому твёрдо намерена терпеть трудности наравне с тобой. Ведь, в конце концов, я — инициатор похода с ночёвкой... И я наравне с тобой отвечаю за то, чтобы наша прогулка прошла без происшествий. Так что палатку можно не ставить.

— Но это... Это против правил и я всё же палатку поставлю. Тебе нельзя коротать холодную ночь вне защиты... — Александр осознал, что её так просто не переубедить и не хотел наступательным маневром опрокидывать несильную, почти декоративную защиту, выставленную Викторией.

— Сашок, ну ты же знаешь... — просящие нотки снова прорезались сквозь возмущение.

— Нет, Викта. Вот подходящее место для ночлега, сейчас я соберу поддон, будем разжигать костёр. Ручей — рядом, значит будет вода для обеденного застолья. — Александр остановился у края поляны и опустил свой рюкзак на землю. — Сними рюкзак и разомни плечи, походи, прогнись. Это необходимо.

— Ну хоть саму палатку ты мне разрешишь поставить? — попросила Виктория.

— Нет. Это моё дело.

— И костёр? Саша, ну не лишай меня хотя бы этого небольшого удовольствия... Я ведь не изнеженная барыня. — Виктория умоляюще посмотрела на своего друга.

— И костёр — тоже моё дело.

— Послушай, Саша. Я знаю, что я гостья, но не до такой же степени меня можно и нужно ограничивать... Это — форменная дискриминация. — в третий раз взорвалась Виктория, с удивлением отмечая, что уровень взрывности с каждым разом существенно падает.

— Именно — до такой степени и даже больше тебя надо ограничивать. — Александр просчитал ситуацию и решил не проговариваться Викте о своих догадках относительно её направленности. Тем не менее, Виктория продолжала настаивать:

— Ты ещё скажешь, что несёшь за меня ответственность... — глухо проговорила она, прекрасно зная, что Александр действительно отвечает за неё хотя бы перед самим собой и своей семьей, не говоря уже о родных Виктории.

— Пока ты нуждаешься в такой опеке — ты будешь её получать. Остальное — мои проблемы. — Александр закончил приготовление кострища и щёлкнул зажигалкой. Огонёк быстро набирал силу. — Я же сказал, Викта, прогнись и разомни плечи. Лямки — не сахар. — юноша встал и склонился над своим рюкзаком, доставая пластинку палаточного полотна.

— Ну, если ты хочешь, чтобы я прогнулась. — услышал он голос Виктории и следом ощутил дуновение ветра. По поляне в течение нескольких десятков секунд двигалось что-то почти не уловимое взглядом, затем перед Александром мелькнула фигура Виктории и вот она уже стоит, поправляя пышные волосы. Через секунду Иванов мог уже увидеть на экране памяти все движения, которые выполнила Виктория. Его изумление по мере просмотра нарастало скачкообразно наряду с беспокойством: безукоризненно выполнить комплекс сложнейших гимнастических упражнений, сделавших бы честь любой нынешней (и тем более прошлой) перворазряднице по художественной гимнастике, да ещё — в ошеломляющем, просто ураганном темпе Виктории не помешала и её чисто русская объёмная статная фигура. Александр, напряжённо переваривая увиденное, совсем не знал, как ему реагировать: радоваться, изумляться или негодовать. Поэтому он просто сказал:

— Викта, я же говорил — прогнись, походи, но я, как мне прекрасно помнится, не говорил, что ты должна устраивать такое. И это — после марш-броска... Ты себя что, загнать решила? — в его голосе просквозила самая искренняя забота и Виктория это ощутила сразу:

— Нисколько. Тем более, я — уже восстановилась. Позволь мне приготовить ужин?

— Костёр готов, котелок я приготовил, но ещё не повесил. Вода... — Александр осёкся, поняв, что сам дал Виктории повод ненадолго исчезнуть — ручей находился в полукилометре от места их стоянки.

— За водой я сама схожу к ручью... Сопровождать меня не надо...— Виктория подхватила котелок и незамедлительно скрылась за стволами близстоящих деревьев.

"Пантера какая — то. То — не расшевелишь, то — как молния...— подумал Александр, устанавливая палатку и проверяя натяжение тросов-растяжек. Пожизненный вице-лидер факультета науки Малой Астроакадемии, пожизненный вице-президент — она наотрез отказалась от президентского поста — женского совета своей школы... К этому надо добавить ещё и медаль Вернадского, профессиональное знание автоматических систем, навигационную подготовку выше средней процентов на восемьдесят... Кроме того — физическая подготовка абсолютно нереальная для девушек её комплекции... Ураганный темп движений, столь несвойственный женщинам... Во подарочек мне АПБ подсунула."

Александр Иванов. Встреча с генералом Кузнецовым. АПБ рядом

Додумать он не успел. Из-за кустов неожиданно стремительно вышел среднего роста крепкий мужчина лет шестидесяти. Свет костра осветил его фигуру. Он уверенно направился к Александру, на ходу доставая что-то из кармана.

— Генерал АПБ России Кузнецов. Служба охраны. Вы — Иванов? — мужчина показал жетон.

— Да. — Александр всмотрелся в лицо прибывшего, изучил жетон. — А что?

— Присядем? — генерал явно не желал отступать от своего сценария.

— Пожалуйста. — Александр указал на подстилки.

— Извините за моё неожиданное появление. — примирительно заметил офицер. — Хотел поближе познакомиться с человеком, которому пленка показала этот знаменательный кусок записи. — генерал опустился на траву.

— Надеюсь?... — Александр был рад пообщаться с неожиданным собеседником, но начинал очень беспокоиться о Виктории. Генерал, внимательно наблюдавший за ним, отреагировал моментально:

— Знаю, до ручья метров пятьсот по лесу... Наши люди подстрахуют, не беспокойтесь. Виктория будет в безопасности всё время, пока не возвратится к вам. Обещаю. Я хотел поблагодарить вас за устойчивое и профессиональное сопровождение и сказать, чтобы вы немного больше и смелее давали Виктории свободу. Она действительно не совсем обычный человек, и ей нужно больше простора и возможности проявлять себя. Я знаю, вы не хотели ночёвки, не хотели её присутствия рядом ночью, хотели, чтобы она была в палатке и отоспалась... Всё это полностью укладывается в нормативы нынешних межличностных отношений, но Виктория — дело другое. Хотя ей всего достаточно мало лет, уровень её способностей...

— На уровне майора Астроконтингента нашей планеты... — грустно заметил Александр, осознавая свое бессилие и здесь составить конкуренцию своей подруге.

— Если бы только майора... Про медаль вы знаете, я правильно понял? — спросил генерал.

— Да. Аналогия — по медали. — скучным тоном ответствовал Иванов.

— Её уровень — гораздо выше. Думаю, вы уже это ощутили, поняли и свыклись в какой-то определённой и, думаю, достаточной мере. И я прошу вас давать ей больше свободы. Она, конечно, необычный человек, но человеческих пределов допустимого она не перешла до сих пор и не перейдёт без особой необходимости, будем надеяться, в будущем. Дайте ей понять, что понимаете и принимаете её такой, какой она есть на самом деле... Я знаю, вам она кажется слабой и беззащитной, как и любая женщина, вас не убедило даже абсолютно невозможное для большинства её ровесниц "гимнастическое цунами" по поляне, но...

— Господин генерал. Виктория... — Александр говорил с генералом уже несколько минут и продолжал беспокоиться о судьбе подруги. Генерал сразу ощутил его волнение:

— Ничего. Наш разговор вполне укладывается в рамки времени и Виктория, как я знаю, желает принести сюда наичистейшую воду. — генерал прослушал короткий доклад из бусинки динамика на плече комбинезона. Он даже не стал прижимать к уху спикер. — Вы ей понравились всерьёз и надолго и она хочет, как и всякая достойная женщина, служить и помогать вам и вашему делу. Дайте ей показать вам новые уровни возможностей и, кто знает, может быть вы, именно вы встанете рядом с ней надолго, как и сказал вам её отец. — генерал пружинисто вскочил. — Извините, мне пора исчезнуть. Я сам найду вас, не беспокойтесь. — мужчина скрылся за деревьями и в ту же секунду с другой стороны поляны появилась Виктория с котелком.

— Уф. Надеюсь, вода кристально чистая. Пять минут промывала котелок, хотя ужасно хотела побыстрее вернуться. Ты думал? — Виктория сразу ощутила, что здесь был ещё кто-то, но то, что это была не женщина, она поняла сразу и успокоилась.

— Да. Пожалуй, я разрешу тебе побыть со мной эту ночь возле костра. Только уговор — укутаешься потеплее и особенно — ноги. Я знаю, у тебя на них нагрузка очень высокая...

— А должна быть ещё выше. — сверкнула глазами девушка. — Но всё равно, Сашок, большое-большое спасибо тебе за трогательную заботу обо мне. А поколдовать над варевом разрешишь?

— Ладно, Викта. Это — твоё. Уступаю.

Виктория четверть часа возилась с котелком, снимала пробу, морщилась и лезла в свой рюзкзак за добавками. Когда она успела напихать в него провизию, Иванов не знал, хотя догадывался, что отправляясь на учения астронавигаторов, она по своей старой привычке взяла полный двухмесячный комплект концентрированной пищи, а не обычный для землян пятидневный аварийный.

Александр ходил по поляне, ловя последние лучи заходящего солнца и думая о том, что вот сегодня и он увидел вблизи человека, принадлежащего к грозной и всесильной структуре — Академии Планетной Безопасности. Грозной для всего, что мешало выверенным программам развития человечества и всесильной для того, чтобы человечество воспринимало спецслужбы как помощников, а не как надсмотрщиков и тюремщиков.

Александр Иванов. Ночь в лесу

— Александр, обедать! — позвала Виктория и юноша пересёк поляну, остановившись в полнейшей растерянности. Рядом с костром были расстелены полотнища подстилок, на которых был сервирован неотличимый от ресторанного стол на две персоны. Четыре яркие лампы, стоявшие по углам полотнищ, заливали направленными лучами импровизированный стол ровным желтоватым привычным для человеческих глаз светом. Суп и картошка уже дымились в двух сосудах, тарелки светились призывной белизной... Виктория снова довольно улыбалась, удовлетворённая произведённым эффектом. — Это, Сашок, моя основная специализация, самая древняя. Тебе со мной здесь тягаться — гиблое и неблагодарное дело. — сказала она певучим голосом. — Но, ладно, прекращаю хвастаться. Садись, покушаем.

— Умм. Большую, преогромную благодарность куда можно записать? — поевший Александр с наслаждением промокнул губы салфеткой. — Не предусмотрено? Ничего, это мы исправим... — он внимательно посмотрел на Викторию, складывавшую посуду. В ней, затянутой в туристский полукомбинезон защитной маскировочной расцветки теперь не было ничего расслабленного или изнеженного — перед ним была настоящая подруга для воина и первопроходца. Сильная, смелая, быстрая и неутомимая, и одновременно — нежная, внимательная и глубоко понимающая. Такая, какой он хотел видеть единственную для себя женщину — одну на всю жизнь. В этот момент Александр ещё раз убедился в том, что Виктории и никому другому он может доверять полностью — она не из тех, кто разносит мужские секреты по всему свету и не из тех, кто будет устраивать длинные нудные скандалы из за пустяков. Настоящая героиня. Героиня для него, Александра Иванова.

— Возможно... С посудой я повожусь, а ты пока заготовь питание для огня на всю ночь. Лады, мой герой? — Виктория взглянула на него так, как смотрели её сёстры по полу в глубоком прошлом, в седой древности планеты, когда мужчины были прекрасны в проявлениях своих физических возможностей обеспечения слабых женщин.

— Хорошо. А с чего бы это — герой?...— спросил Александр, мнгновенно просчитав ситуацию и поняв, откуда Виктория взяла это определение. Конечно же, из древних веков Земли...

— Саша, это — внутреннее... Иди. — Виктория притушила свет всех четырёх ламп, вручила другу нож и ремень, повернула лицом к лесу и подтолкнула ладонью. — Иди.

Когда юноша вернулся, столовое великолепие уступило место обычному зелёному ковру. Из палатки выглянула Вика.

— Принёс? Сгружай... Разомнись...

— Ладно. — Александр не спеша и основательно выполнил несколько десятков гимнастических упражнений, ощущая, что Виктория наблюдает за ним. Когда он подошёл к костру, вокруг уже сгущалась тьма.

— А вот и я. — девушка появилась из палатки в обтягивающем комбинезоне туркласса серо-зелёного цвета. — надеюсь, наша договорённость о совместном коротании ночи...

— Остаётся в силе. — Александр расстелил полог, положил два чурбака, сел так, чтобы видеть огонь и палатку. — Что-ж. Топливо есть, теперь можно сесть. — он щёлкнул пальцами, лампы погасли. Тьма сгустилась вокруг костра, своим светом выхватывающего из мрака часть палатки и ближайшие кусты.

— Именно. — Виктория села рядом. Александр суковатой палкой поправил недавно брошенное в огонь полено, и пламя загудело ровнее. — Ты неподражаем как Тарзан...

— Изволили наблюдать, сударыня? — шутливо осведомился юноша. — И каков же ваш вердикт? Или я, недостойный, не могу его знать явно? — он, конечно же знал, насколько внимательно и оценивающе смотрела на него Виктория во время выполнения несложного комплекса упражнений. В её внимании к его физической форме не было ничего предосудительного — она имела полное право на это, поскольку решала непростой для любой женщины вопрос — этот мужчина достоин быть с нею рядом очень долго или следует подождать другого.

— Прямо Терминатор какой-то. Тот, что из жидкого металла был. — отметила, улыбнувшись, Виктория. Она очень любила старинные фильмы Планетного фильмофонда, серьёзно интересовалась фильмографией и находила немало аналогий между сценарием очередного художественного фильма и теперешней реальной жизнью. Вот и сейчас она не изменила своей давней привычке. Александр понял это сравнительно недавно и теперь, поднабравшись профильной информации, решил подыграть:

— Ага. А вы, сударыня, — огненная лава, которая того терминатора поглотила аки зверь морской... — продемонстрировал он свои небогатые пока что знания в фильмографии.

— Я-то тебя есть не собираюсь... — Вика мягко и упруго прогнулась, чем напомнила Александра виденную недавно пуму в центре зоологии Московска. Кошка, находившаяся среди своих немногочисленных сородичей в огромном вольере, уставленном деревьями и валунами, была архипластичная. — Ты мне нравишься, Сашок... А тех, кто мне нравится, я — не кушаю. — девушка поняла, о чём думает её спутник, с притворным удовольствием облизнулась и загадочно улыбнулась. — Позволь разместиться ближе? — задала она обычный вопрос — запрос входа в личное пространство.

— Давай... — тихим голосом сказал Александр.

Виктория повернулась и её голова оказалась у Александра на коленях.

— Тебе удобно? — Александр достал из рюкзака свёрнутое в тугой конверт лёгкое и теплое покрывало.

— Спросил тоже... — глаза Виктории зажглись теплым светом. Пламя костра в них приобрело почти домашний, совсем не опасный цвет. — Сашок, когда ты — рядом, мне — всегда удобно. Я это поняла сравнительно давно. И несказанно тому рада... Пожалуйста, вытяни ноги, а то...

— Ладно. — Александр достал из рюкзака второе, ворсистое покрывало и укутал Викторию. — Спи, искательница острых ощущений и приключений...

— Сплю... Герой...

Виктория закрыла глаза. Костёр весело поглощал пищу, подкладываемую Александром, палатка почти скрылась во тьме, только изредка свечение костра выхватывало её силуэт из мрака. Над поляной раскинулось звёздное небо, какое редко бывает видно в городах.

— И полетим мы с тобой, Сашок, далеко к звёздам. — сладко проговорила Виктория, не открывая глаз. — И будем там одни в центральном посту. Никто, кроме нас двоих не увидит первыми нового великолепия космоса...

— Спи, великая звездопроходчица...— ласково сказал Александр, легонько прикасаясь к её чёрным волосам. — Спи...— он привычно пытался понять, о каком "новом великолепии" говорила его подруга, но разум в этот раз подсказывал только одно — находившаяся рядом с ним девушка тогда полностью проявит себя как посол всего человечества, посол планеты Земля перед лицом не менее могущественных инопланетных цивилизаций, вполне способных создать то самое новое великолепие.

В эту ночь Александр не сомкнул глаз. Он мог бы активно прободрствовать без всякого вреда для себя пять полных суток, но теперь на его попечении была девушка и это требовало повышенного против обычного внимания. Сидя у костра, Иванов думал о своем дальнейшем пути. В его сознании выстраивались самые разные варианты ближайших действий. Верный Закону Триады, Александр рассматривал все возможности — от самых позитивных до самых негативных. В его душе постепенно формировалось место, отведённое только Виктории и это ему нравилось — Вика, как показывало их общение, безусловно и полностью заслуживала лучшего из того, что он, Александр Иванов мог дать ей, как представителю Второй Цивилизации.

— Ты так и не заснул?!... Сашка, это невозможно!...— Виктория открыла глаза ровно в шесть утра и потянулась, сбрасывая покрывало. Через несколько секунд она уже стояла на ногах перед Александром. — Ты снова истощаешь себя ради меня и моей безопасности! Твой кокон мне пробить ещё ни разу не удавалось... Укутал меня так, что я едва не закипела от тропической жары, а сам сидел и подкладывал веточки в костер, да ещё умудрялся меня не разбудить при этакой работе. Уму непостижимо!... — в её голосе чувствовалась целая гамма чувств — от беспокойства за друга, проведшего возле неё бессонную ночь до яркой, искренней и глубокой благодарности за эту жертву.

— Мне это не трудно. Как спалось? — Александр встал.

— Лучше, чем на волнах. Сашок, ты велик... — подобные фразы всегда выдавали желание Виктории дать высшую из возможных оценок стараниям Александра, направленным на удовлетворение её весьма скромных и предсказуемых потребностей и желаний.

— Я — не Аллах, я — смертный и слабый человек...— сказал Александр без тени шутливости, но Виктория не стала "обрезать" свое игривое хорошее настроение:

— Мне что, снова фыркать? Я уже устала от фырканья, Сашочек. Позволь мне обойтись выражением искреннего удивления на лице. А теперь, пока ты перевариваешь мою реакцию на твою сентенцию, я пробегусь пятнадцать кеме туда — пятнадцать обратно...

— Ага, так я тебя и отпустил одну... — недовольно сказал Иванов.

— Отпустишь, Сашок. Сготовь пока завтрак. — убеждённо ответила Виктория.

— Ладно. Это мне подходит. Только — без рюкзака, Викта. — Александр понял, что его подруга уже приступила к выполнению намеченного плана.

— Нет, Сашочек. Иначе мне придётся найти камешек...

— Викта, тебя не переубедить. — скучным тоном сказал Александр.

— Ты меня уже и так переубедил... своей заботой. — её взгляд снова стал непередаваемо нежен. — Сашко, до мене так добре ще ніхто не ставився... Чесно кажу...

— Ого, українською мовою розмовляємо, шановна пані. — Александр за время общения с Викторией узнал многое и теперь знал, что Виктория воспитывалась в семье, где все говорили на десяти языках и в первую очередь — на родном для матери и бабушки украинском. Родным городом Виктории, её малой и главной родиной был Киев — столица Украины — члена Евразийского Региона с незапамятных времен. — Це вражає і ваша мова свідчіть про ваш глибокий зв"язок з ненькою Україною.

— Так, пане мій. Добре, я побігла й сподіваюсь на гарній сніданок. — Виктория повернулась и договорила. — а про мову й потім поговоримо.

— Все буде як годіться, шановна панна Вікториє...— Александр встал на ноги, потягиваясь. — Обережно на поворотах...

— Не турбуйтеся марно, мій володарю...— Виктория обожгла его зовущим взглядом и скрылась за деревьями.

За время отсутствия Виктории Александр привёл кострище в прежнее рабочее состояние и постарался сготовить завтрак и сервировать стол не хуже, чем его спутница...

Виктория выбежала на поляну, постепенно снижая скорость. Её взгляд скользнул по сервированному столу, по Александру, убиравшему в рюкзак ненужные тарелки.

— Сашко... Як гарно бігати вранці... — она крепко и бережно обняла юношу и жарко поцеловала его в губы. Александр едва не задохнулся, но так Виктория выражала свой восторг нечасто и он привык к подобным проявлениям эмоций своей уникальной подруги.

— Оце так сказанула. Хто вранці встає, тому — бог подає. — Александр улыбнулся. — Сідайте снідати, вельмішановна...— юноша простер руку приглашающим жестом.

— Не ела ничего вкуснее, Саша. — Виктория, моментально перешедшая на русский язык, уже серьёзным взглядом просканировала глаза Александра. — А вот тебе определённо следует поспать, мой командор...

— Нет и нет. Пока ты бегала, я превосходно подремал. Так что скоро двинемся в путь.

— Ага... подремал, как же... — Виктория промокнула губы и продолжила несколько недовольным тоном. — Не надо мне говорить глупости, Саша. Я же чётко и точно знаю, что даже при твоей уникальной подготовленности к домашней, до недавнего времени — женской постоянной деятельности, на такой объём работы времени только-только хватит на её выполнение, а уж никак не на сколько-нибудь продолжительную сладкую дремоту под шорох листочков... А...

— Посуду я уже сложу, она одноразовая. А ты приводи себя в порядок, сходи к ручью и освежись после гонки. Ты метеор, Викта, за час — тридцать кеме. Непозволительная роскошь...

— Для моего не полностью сформированного организма? — Виктория словно процитировала знакомые Александру строки Свода учебной литературы. — Для меня, Саша, это уже старо. Очень и очень старо. Старо, как в плохих учебниках... — она сменила тон на обычный. — Сашок, ты снова круто меня ограничиваешь под благовидным и весьма приятным для меня предлогом сбережения моих ресурсов и моей целостности. Но всё же... Я же не могу так себя ограничивать... Я должна работать и активно действовать. — в её голосе послышалась железобетонная убежденность.

— Знаю... В России...— в задумчивости произнес Александр. Виктория тотчас продолжила:

— .... Дети взрослеют рано. И — не только в России — во всей Евразии. И в Украине, которой очень быстро пришлось добавить к высочайшей эмоциональной чувствительности российскую способность быстро ехать после сравнительно недолгого, против пословицы, процесса запрягания. Это я так, к слову. Но ладно, к ручью я всё же пройдусь, но только для того, чтобы предстать перед тобой не утомлённой бегуньей...

— Угу. Опять рубцы на моем сердце своим взглядом оставлять будешь...— голос Александра потеплел и любимое семейное "угу" прозвучало совершенно не недовольным тоном. — На нём скоро места не останется... Что тогда будем делать? Хирургов подобной специализации у нас просто нет. — хитро улыбнулся юноша.

— Сашок, ты же на моём оставил такой глубокий рубец... — тембр голоса девушки упал до отметки высшей проникновенности. — Но такой приятный и важный, — короткая ёмкая пауза, — что избавляться от него я не хочу... ни душевно, ни физически... — пропела Виктория, прикасась губами к его лбу. — Всё, я побежала.

Александр Иванов. Осознание пути Виктории

— Смотри, по-быстрому. — сказал Александр, а про себя подумал: И как же ей необходим частый, пусть и кратковременный физический контакт со всем, что даёт ей силы, спокойствие и ощущение безопасности и защищённости. Она просто жаждет не только видеть меня и слышать, но и просто физически касаться и ощущать. Она так незащищена в нашем пусть и весьма комфортном, но суровом и безжалостном к подобным уникумам мире, по-прежнему требующем усреднения и постепенности.

Усреднения и постепенности, хотя для современного человека, рвущегося познать свои собственные возможности и способности до конца, постепенность и усреднённость являлись злейшими врагами и абсолютно ненужными в деле самопознания ограничителями, если, конечно, дело не доходило до затрагивания интересов, прав, свободы и безопасности других людей. Ладно, это отдельный человек должен балансировать в своем отсеке, а вот такие люди как Виктория? Могут ли они как всегда усредняться? Наверное, нет. И цена их усреднения намного выше — они пришли в этот мир для того, чтобы поднять на новый уровень не себя, а многих других.

Не себя, а многих других. Вот почему для Виктории усреднённость и постепенность — явления не постоянные, а временные. Вот почему она готовится поднимать на новый уровень возможностей и способностей не себя, а многих других. Готовится уже долгое время. Готовится так, как готовились многие люди, желавшие дать человечеству возможность взглянуть на новые горизонты, новые, ранее скрытые. Дать возможность взглянуть и понять: новый мир как и мир старый зависит от всех людей и от каждого человека в отдельности.

И пусть каждый иногда испытывает желание стать более постепенным — это нормально для среднего землянина, желающего прожить свои сто сорок — сто пятьдесят лет в оптимальных условиях. И пусть каждый из землян хочет быть средним — в серединности заложена не только его безопасность, но и безопасность окружающих: экстремалов, посягающих на других людей, старались быстро ограничить и обязательно призвать к порядку всеми возможными способами. Виктория — не экстремал. Она просто должна поднять всё человечество на новый уровень. И потому, не являясь экстремалом, Виктория работает и живёт в экстремальном режиме, она не может ни усредняться, ни быть постепенной. Она обязана сделать скачок... А значит, она должна будет неминуемо положить всю себя на алтарь этого Скачка.

Когда и где бы этот скачок ни осуществился, она будет постоянно в напряжении и постоянно в готовности к полному и окончательному самопожертвованию... Она живёт как натянутая тетива и подобное состояние укорачивает её век. Она нуждается в вале внешней положительной энергии... — Александр сделал паузу в размышлениях, подтягивая из памяти нужную информацию. — От своих подруг она такую энергию сполна не получит — увы, у них до сих пор жесточайшая конкуренция... Остаются мужчины... Но и их Вика по понятным причинам отшивает... Остаюсь, если не считать ближайших родственников, я... И я буду теперь ей это давать в необходимых для неё объёмах...

Александр Иванов. Ночной разговор с Викторией на даче

К вечеру следующего дня они добрались до дачи. Аллеи участка были пустынны, неяркий свет софитов, автоматически включившихся при приближении знакомых людей, давал возможность прекрасно ориентироваться. Путники довольно быстро очутились в холле.

— Всё, Сашок. Полчаса — на личные нужды, и я — в твоём полном распоряжении...— сказала Виктория, оставляя рюкзак в углу холла и прогибаясь.

— Нет и нет. — сразу поняв намерения Виктории, отрезал Александр. — Ужин я тебе принесу в постель и — немедленно спать до девяти утра. — юноша взялся распаковывать свой рюкзак.

— Слушаю и повинуюсь, мой дражайший повелитель. — Виктория по-восточному сложила руки перед грудью и присела в церемонном восточном поклоне. — разрешите...

— Убывай. И сразу — в постель. Никаких камбузов. И не воображай себе ничего такого... — Иванов сделал красноречивый жест, указывая на гостевой этаж и подумал, что Виктория прекрасно знает запрограммированые стандарты любого среднего — и не только среднего — мужчины. А на Востоке женщины могли крутить мужчинами и ещё более искусно, о чём Виктория знала, видимо, не только из книг. Словно поняв ход его мыслей, но не желая его разочаровывать после виртуозно выполненного и исполненного богатого скрытого подтекста восточного реверанса, Виктория кивнула:

— Не извольте беспокоиться, мой командор. — она вознеслась по ступенькам лестницы едва касаясь носками своих туристских ботинок урезов деревянных плашек. Александр, подождав несколько минут, пошёл следом, направляясь на третий этаж.

Министолик с ужином приятно холодил ладони полированным и лакированным деревом. Александр отказался от перспективы нести гостевой, трубчатый со стеклянной площадкой и выбрал деревянный, который любила его средняя сестричка. Положив сосуды с пищей на поверхность столика, юноша вышел из камбуза и по второй дублирующей лестнице спустился в гостевое крыло второго этажа.

Виктория полулежала в кровати, прикрывшись до предплечий пледом. Её руки были заняты книгой. Неяркий софит оставлял почти всю гостевую комнату во мраке, очерчивая только овал вокруг кровати. Увидев Александра, Виктория отложила книгу, а когда столик встал перед ней, Александр почувствовал, как её руки сплелись у него на шее. Он вынужден был наклониться, приблизиться к лицу Виктории вплотную, стараясь не задеть стоявшие на столике сосуды. Жаркий благодарный поцелуй прямо в губы сказал ему почти всё. Это был поцелуй высшей силы и убедительности, он нимало не походил на все, чем одарила Виктория его, Александра до того и свидетельствовал о том, что теперь она хочет раскрыться перед ним и в словах, и в деле.

Виктория действительно хотела сказать ему очень многое — это Александр сразу понял, помня также и о том, что самое важное обычно вслух не говорят. Отвечая на уникальный поцелуй и приятные теплые объятия лёгкими касаниями и несильным сжатием ставших ему очень дорогими плеч, Александр почувствовал главное: Виктория принимала его таким, каким он был на самом деле, а не таким, каким она хотела бы его видеть.

Очень многие его коллеги — девочки и девушки. — он это знал и из истории, и из практики психологических служб Московска. — старались переиначить мальчиков и юношей едва только взаимоотношения становились на известный путь. Тем самым они неминуемо и серьёзно нарушали хорошо известный закон, согласно которому любовь в своем истинном виде возможна только в совместном пути мужчины и женщины и надо найти свое истинное полное место в жизни и судьбе другого человека, а не пытаться насильно трансформировать его, пытаясь втиснуть его всего и без остатка в свою собственную судьбу.

Виктория с самой первой встречи показалась ему другой — её холодность высветила на мысленных экранах памяти Александра код сильного постоянного личностного горя, который был везде одинаков. Этот код он прочёл, едва только увидел её, пытавшуюся собрать в укладку многочисленные диски.

Он понял, что это не горе оскорбленной физически и морально женщины — случись такое, этим, не дожидаясь никаких сигналов, сразу бы фундаментально занялся ряд профессионально ориентированных служб. Это было горе человека, стоявшего на пятнадцать уровней выше любого сверхразвитого и архиподготовленного современного землянина. В количестве уровней Александр сомневался, но в том, что их число, отделявшее Викторию от большинства землян, огромно и ужасно своей непреодолимостью, он был абсолютно убеждён.

Изучив психологию и историю в университетских объёмах, Александр понял, что Виктория изо всех сил старается избежать перспективы усреднения и ищет не того, кто будет средним, а того, кто примет её такой, какой она есть и была едва ли не с рождения. Одновременно он почувствовал и её готовность смириться с сосуществованием со средним человеком. Но подобная готовность. — Александр знал это четко. — всегда обходилась очень дорого и сближение не могло быть долгим, а разрыв превращался в катастрофу для того, кто стоял выше по уровню развития... Среднему человеку это возможно было пережить сравнительно безболезненно, но высокоуровневому это грозило физической смертью, сопряженной с ураганным истощением.

Тогда Александр и понял, что это осознание фатальной перспективы и является одной из основ для выставления многосоставного кода горя на ауре. Подобный код одновременно отшивал любителей легких флиртов и иных недолгих необязательных отношений.

Тот факт, что никто из окружающих не помог ей поднести к поезду явно неподъёмную укладку, глубоко потряс его тогда и заставил предложить помощь весьма активно. Но одновременно тогда он настрого запретил себе скоростное сближение по известному стандартному сценарию: мысль о том, что его Лена может ждать его по-прежнему — множество таких случаев было известно в человеческой истории — резанула по мозгу и заблокировала проснувшуюся было абсолютно естественную для него, пережившего период тяжелейшего одиночества в личном плане, программу ураганного сближения. Независимо от того, что встретившаяся ему девушка требовала незамедлительной помощи, Александр отчётливо и ясно чувствовал и свою ответственность перед Леной.

Прекрасно зная о невозможности соединения с Соколовой, он понимал, что предать её чувства он не сможет: её наполненные слезами глаза были не бутафорией, а реальным точным свидетельством истинного чувства её к нему. Два кода горя — незнакомой девушки, намного превосходившей его первую любовь по мощи психической ауры и самой Елены Соколовой заставили Александра воздержаться от ускорения событий.

Он знал и чувствовал, что Виктория ожидала обычных развязных приставаний, а также — реализации обычного низменного сценария. Он также хорошо понимал её удивление его холодностью и отстраненностью: достаточно долго девушка не могла понять, произвела ли она на него нужное ей впечатление или нет — младший командир Иванов уже научился неплохо содержать свои чувства и эмоции под бронёй и в узде. Он теперь знал и то, что она ожидала активных действий и после того, как фактически предложила ему всю себя, рассчитывая на то, что он пойдёт по животному сценарию.

Нет, Лена и память о ней тогда его уже не останавливали, но перед Викторией был человек, который одним из первых поставил вопрос о полной личностной безопасности женщин любого возраста в пределах школы и добился согласованными многоуровневыми действиями решения этой больной проблемы. После того, как школа фактически зажила по суровым законам военной личностной дисциплины, он оказался в трудном положении — ему приходилось постоянно отвечать отказом на явные недвусмысленные предложения. Эти тесты он отвергал сразу и бесповоротно.

И вот теперь школа позади, та самая школа, которая дала ему возможность познакомиться с Викторией, пусть возможность косвенную, но разве не путь прошлый подготавливает будущий путь? И теперь перед ним Виктория, зовущая, обещающая, загадочная, слабая и беззащитная в своем извечном стремлении произвести на мужчину глубочайшее впечатление. Он пока опасался назвать её полностью своей, зная, что тогда автоматически проснётся программа собственника, которую, пока не пришло время, придется жёстко и постоянно подавлять.

Тем временем Вика отодвинула в сторону министолик, снова обняла Александра за шею и властно и мягко привлекла его к себе, заставила сесть рядом и целовала его лицо так, как многие века земляне покрывали поцелуями лица только самых дорогих людей. И теперь Александр предельно глубоко понял, как на самом деле она одинока и беззащитна, как она напряжённо и безнадёжно ищет равного себе, чтобы опереться и понять, что она, Виктория Белова, тоже может быть слабой и уязвимой, знать, что не надо показывать сверхвозможности каждый раз, не надо ежесекундно воздвигать новую стену отчуждения, не надо опасаться непонимания, не надо бояться перспективы насильственного усреднения, означающего личностную смерть.

Молчание затягивалось, но слова были тут лишними.

Виктория сама окончательно убрала столик с нетронутым ужином в прикроватную нишу и в очередной раз не позволила Александру отстраниться. Он сел прямо на постель Виктории, на одеяло. Девушка теперь не размыкала кольца своих рук на его шее и потому жаркий шёпот легко достигал его ушей. Софит, видимо, заранее запрограммированный Викторией плавно убавил свет... Она продолжала шептать и Александр слушал с неослабевавшим вниманием и интересом...

— Сашок, пора вставать! Мой командор изволит почивать дольше своей дамы? Неслыханная дерзость!...— ласковый певучий голосок Виктории заставил Александра очнуться, открыть глаза. Взглянув на настенный индикатор времени юноша понял, что проспал меньшую половину прошедшей ночи на полу, рядом с постелью Виктории и теперь ему предстояло осмыслить то, чем она его напитала за часы жаркого прерывающегося углублённым редким дыханием шёпота.

— Неслыханная дерзость — это моё ночное пребывание здесь, Викта. — изредка поглядывая на посвежевшую после утреннего душа девушку, кутавшуюся в махровый халат, Александр методично прибрал постель и вынул из ниши ужин. — Извольте, сударыня, немедленно прикончить сию совокупность блюд и явиться к завтраку.

— Да-да, конечно. Только завтрак я уже сготовила...— проговорила Виктория, внимательно сканируя глаза Александра своим мягким и тёплым взглядом.

— И сколько же я спал? — поинтересовался Иванов, словно и не замечая большого циферблата часов местного и планетного времени и не помня о том, что уже смотрел на часы раньше.

— Уже восемь утра. — Виктория не стала удивляться несобранности своего друга.

— А ты? — спросил Александр, догадываясь, что его подруга, как всегда, вскочила чуть свет.

— Я встала в шесть. Что поделаешь, очень и очень давняя семейная и родовая женская привычка. Вижу, мой повелитель изволит сердиться? Не стоит. Мне приятно, что ты отдохнул хоть как-то — я и так непозволительно заболтала тебя вчера ночью. Я же прекрасно знаю, что это просто так не проходит и тебе надо было восстановиться. Вот я тебя и не будила. И ты хоть как-то отоспался... Так что я уже покушала. А эту трапезу. — её указательный палец коснулся деревянной подставки-столика. — я очень надеюсь разделить с моим... верным рыцарем. — по несколько путаной речи Виктории Александр понял, что ночная беседа и ей стоила немалых усилий.

Они вышли из гостевой комнаты в холл второго этажа. Александр огляделся по сторонам и сказал:

— Ладно. Я пробегусь двадцать кеме и через час буду. — Иванов поднялся к себе на третий этаж, зашёл в свой кабинет и направился в ванную. Жестковатые струи контрастного душа восстановили привычную готовность тела к нагрузкам и перегрузкам. Через десять минут Александр уже выходил из ванной, вытираясь банным полотенцем. Торс обвивало другое полотенце. Хотя земляне за пять веков уже привыкли к культуре цивилизованного эроса и спокойно относились к полной наготе, даже в семьях не часто практиковалось послебанное обнажение и тем более — дефиле из ванной в комнату в неглиже. Иванов увидел в проёме своего кабинета гостью. — Ясно, Викта?

— Сашок, ты прекрасен. Прямо цивилизованный Тарзан. — Виктория мгновенно просканировала фигуру Александра с ног до головы и обратно и нашла, что он действительно мало в чём уступает древнегреческим титанам.

— Ага. — Александр скрылся в ванной комнате, прикрыв дверь. — Момент. — он снова появился уже в спортивном костюме. — Только уговор — отдыхать. Вся дача в твоем распоряжении кроме информкомплекса и лабораторно-технических комнат. Я не ставлю эти комнаты и боксы на охрану, но обещай не касаться рубильников и клавиатур. — он знал, что кто-кто, а Виктория способна нейтрализовать любую охрану и очень рассчитывал, что его личное запрещение возымеет более надежное действие.

— Подчиняюсь, Сашок. Давно я хотела испытывать такую вот простую радость спокойного и свободного подчинения... И наконец сподобилась такой чести. Ты первый и единственный человек, который мне такую честь доставил...

— Ценю. Всё, Викта. Прибегу — поедим. Будет нечто вроде второго завтрака. — он открыл окно и поставил створку на упор, поймав удивлённый вопросительный взгляд Виктории. Но девушка справилась с удивлением, когда Александр поправил куртку спорткостюма и решительно взялся руками за раму.

— Ладно, мой рыцарь. Бегите... — Виктория одобрительно улыбнулась. — И помните, я жду вас...

— С радостью. — Александр сиганул прямо в открытое окно третьего этажа. Виктория с притворным ужасом взирала на то, как он чётко приземлился на полусогнутые ноги на газон и сразу рванулся к забору. Момент — и трёхметровая ограда позади. Александр усмехнулся, зная, что любой злоумышленник, попытавшийся бы повторить его трюк в обратном направлении, будет немедленно остановлен автоматической системой охраны периметра. А это означало, что ставшая ему бесконечно дорогой Виктория находится под надёжной защитой. Тут он вспомнил о генерале Кузнецове и немного поморщился, поняв, что высший офицер АПБ с сотоварищами непременно уже устроился где-то неподалёку и не спускает глаз с их дачи.

Пробежка позволила ему успокоиться окончательно. Ночь, проведённая рядом с Викторией, дала ему столько, что только часть дара постепенно проявлялась и оформлялась в памяти в строчки, достойные долговременной личной части. Конечно же, у них может быть (а в глубинах души Александр чувствовал, что должен быть) совместный путь, причём путь долгий.

Зная, что даже подписание договора позволяет в любой момент взрослым людям разойтись, не утруждая себя имущественными тяжбами и спорами о детях, Александр чувствовал, что Виктория раз за разом приближает его к себе. Уже несколько веков на Земле существовало и было обычным чёткое понимание — выбирает себе пару не мужчина, а женщина. Мужчина вправе предложить, женщина вправе выбрать и её выбор может быть не окончательным. Оказалось, что глупо заставлять взрослого человека в стабильном обществе обрекать себя на единобрачие. И против этой глупости обществом были выставлены надежные заслоны.

Александр знал, что процедура приближения женщиной к себе избранного мужчины не означает окончательного "да". Он знал также, что даже обручение, инициатором которого часто выступала теперь женщина, не означает потери всего суверенитета и независимости обоих. Обручение означало не кабалу, а подтверждение крепости и глубины межличностной связи. Сколько пар были сломлено и разведено в разные стороны на пути человеческой цивилизации к глубокому истинному пониманию импульсной природы пути человека... И теперь, конечно же, людьми в этой сфере делалось немало ошибок, но эти ошибки уже не были столь горьки и тяжелы: планетное сообщество сохранило старые и выработало новые рецепты защиты и Россия, наиболее полно воспринявшая идеологию всемерной защиты приоритета женщин, проводила эту политику внедрения и реализации рецептов безопасности очень тщательно.

Это Александра радовало, поскольку он четко знал, сколько труда стоило решиться на кардинальные изменения в этом плане в отдельно взятой школе, где и учеников было около пяти тысяч. Численность менялась от тысячи до пяти, но разве дело было только в этом? Защиту женщин надо было реализовывать с пелёнок и это Иванов хорошо усвоил ещё на уроках истории, поняв, что основным врагом женщины является чаще всего мужчина, как существо другого мира и другой цивилизации. Женщины теперь привычно говорили о себе как о первой цивилизации, отводя мужчинам роль второй и не обижаясь на то, что мужчины именуют себя первой цивилизацией, а женщин считают всего навсего второй.

И вот теперь, теперь, когда социологи дружно заговорили об очередном победном переломе общерегиональной ситуации в сторону уважения женских прав, грянул Карпатский феномен. Иванову показалось тогда, что именно это событие даст возможность именно женщинам соединить их человечество с другими цивилизациями. Сейчас рядом с ним находился посол человечества. Куда этот посол должен был отправиться — оставалось пока загадкой, но посол уже существовал. И нуждался в максимуме внимания, чему Александр, выросший в многодетной семье, был несказанно рад.

Виктория Белова. Астронавигационная чистота на даче Ивановых

Проводив взглядом убегавшего в лес по неприметной тропке Александра, Виктория очнулась от нахлынувших дум, открыла свой рюкзачок и достала упакованный в небольшой пакет старый халат. Да, она вчера была готова отдаться Александру, но он снова не принял её жертвы. И если прямой путь не обеспечивал решения проблемы, существовал сравнительно долгий, но результативный обходной путь.

И реализовывать первые этапы обходного пути Виктория принялась сразу, едва халат облёк её тело. Она четверть часа ходила по огромной пятиэтажной даче, после чего спустилась в подвал и поднялась оттуда уже с полным комплектом оборудования для уборки. Постепенно скорость её движений приобрела тот уровень, который многие её подружки, видевшие такое, называли не иначе как запредельным. А если росла скорость, то сокращалось время выполнения уборки при неизменном высоком качестве. Этаж за этажом дача приобретала привычный Виктории вид навигационной рубки — архичистого помещения, в котором любая сложная техника чувствовала себя превосходно.

Закончив с уборкой, Виктория снова прошлась по теперь уже сиявшей даче. Ей не понравилось состояние кондиционерного комплекса — слишком большой по её мнению шум и неравномерный отсос говорили о проблемах, которые могли стоить быстрого запыления отчищенных помещений. Спустившись в подвал, Виктория решительно откинула кожух главного кондиционера и в её руке блеснул отцовский универсальный нож со множеством приспособлений. Через десять минут кондиционер заурчал совершенно по другому и, приложив ладонь к соплам, Виктория без труда определила, что всё в порядке.

Однако возня с кондиционером потребовала высокой концентрации внимания: сложнейшие схемы мало напоминали навигационную и научную аппаратуру и требовали "врабатывания". Виктория не считала себя специалистом, способным понять все и любые схемы, устройства и механизмы, поэтому просто постаралась уловить суть проблемы и определить причину и источники её возникновения. А уже на них было направлено её основное внимание. Эта методика неоднократно экономила ей многие минуты и часы.

Закончив и поднявшись к себе в гостевую комнату, Виктория переоделась в обычный дачный наряд, подчёркивавший стройность и статность её фигуры и присела на свою кровать, доставая приготовленный вчера Александром ужин, предусмотрительно закрытый автоматикой термостатным кожухом. С аппетитом позавтракав вторично за сегодняшний день (первый раз она по старой привычке перекусила, готовя завтрак для себя и для Александра), Виктория отнесла столик-подставку на его законное место в кухне и отправила посуду в моечный автомат и утилизатор...

Критически посмотрев на приготовленный завтрак, Виктория поняла, что этого совершенно недостаточно — убегавший Александр своим видом показал Виктории, что и он постоянно тратит немало физической и нервной энергии. Эту энергию Виктория хотела теперь беречь, а также незамедлительно восполнять её потери и потому приготовленный ранее завтрак представлялся девушке теперь уже просто нищенским. Предстояло приготовить прорву блюд до возвращения Александра — Виктория видела, что её мастерство кулинара и повара Александр ценит и любит его результаты и потому постаралась показать высший класс, уставив небольшой стол двумя десятками видов яств.

Взбежав по внешней лестнице в холл, Александр неожиданно для себя с трудом затормозил и остановился на непривычно отдраенном до звёздного блеска полу, а оглядевшись по сторонам, обмер: дача, насколько смог хватить взгляд, сияла просто неземной чистотой.

— Виктория. Ау! — Иванов вознамерился сделать нешуточный выговор своей подруге за напрасную трату сил и недопустимое превышение рамок статуса гостьи.

— О, мой рыцарь снова зовёт меня. — девушка подошла к перилам балкона холла. — Чегой-то он снова гневаться изволит...

— Виктория, ты гостья, а не сотрудник отдела бытовых услуг... Зачем было всё драить? — спросил Иванов, поднимая глаза.

— Я так, немножечко... — протянула извиняющимся тоном Виктория. Она стояла у самых перил, не опираясь на них и глядя сверху вниз на друга полувопросительным — полувосторжённым взглядом.

— М-да. Немножечко... — взгляд Александра натыкался на всё новые и новые чистые участки, которые даже его сёстры — невероятные чистюли, каждые три дня вылизывавшие всю огромную квартиру до зеркального состояния и не признававшие во время уборки никаких особых прав на суверенитет и неприкосновенность — брезговали чистить чаще, чем раз в полгода. — Я только на час отлучился, а гостья всю дачу превратила в операционную планетного класса.

— Там, где бывают астронавигаторы, должно быть всё архичисто... С вашим кондиционером пришлось повозиться минут десять, но теперь — всё в норме. — Виктория, говоря это, спустилась в холл по неширокой прямой лестнице и обняла юношу за плечи. — Извини, Сашок. Очевидно, я превысила свои полномочия. Но, надеюсь, ты простишь меня...— её взгляд лазером прошелся по глазам Александра.

— Ладно. Показывай, где тот недоеденный тобой вчера ужин... Я проконтролирую, чтобы ты всё это съела. Морить себя голодом и вылизывать огромную пятиэтажную дачу... И это гостья... Так что...

— Я, собственно, уже съела. Аппетит был, извиняюсь, волчий после возни с "кондишеном", вот и подвернулся он под руку. Прошу со мной в столовую, Саша.

Увидев заставленный блюдами небольшой стол, Александр подумал, что Виктория вызвала сюда своих братьев и сестёр. Съесть такое одному человеку представилось ему почти непосильной задачей — он не чувствовал себя настолько голодным и прекрасно понимал, что Виктория не составит ему в этом деле компанию. Он укоризненно посмотрел на подругу. Та перехватила его взгляд:

— Нет, Сашок. Это просто очередная демонстрация толики моих возможностей. Есть будем только вдвоём. Собственно говоря, есть будешь ты, а я буду смотреть и радоваться. Всё, что я умею и знаю — только для одного тебя, Саша... — зовущим голосом сказала девушка.

— Спасибо. Но морить себя голодом я тебе не позволю... — парировал Александр.

— Не позволишь? — в её голосе послышались нотки задумчивости. — Тогда, может быть, ты на период отпуска согласишься: утром мне — лёгкий завтрак, днем — средний обед, а вечером — не слишком плотный ужин и непременно — при свечах. И ещё более непременно — рядом с тобой. Конечно, свечи не потребуются на природе... Я не хочу стать причиной пожара...— Виктория не решилась настаивать на своем праве кардинально уменьшить калорийность и объемы своих порций, догадываясь, что Александр скорее сделает что угодно, чем согласится морить её голодом.

— И ты точно обещаешь весь месяц придерживаться заявленного тобой только что порядка и не ограничивать ещё больше свои порции? — Александр, оценив задумчивость подруги и её желание избавить спутника от излишней нервотрёпки, серьёзно и прямо взглянул в карие глаза Виктории.

— Обещаю. — серьезно и просто ответила девушка.

— Ну, лады.

Александр Иванов и Виктория Белова. Встреча Александра с сёстрами Виктории

Ровно через месяц Виктория и Александр упаковывали рюкзаки и укладки, оставляя дачу в гораздо лучшем состоянии, чем она была раньше. Отпуск заканчивался. Гравилёт уже стоял на главной дорожке усадьбы носом к воротам.

— Охрана поставлена. Взлетаем. — Александр передвинул ползун на пульте и двигатели машины ожили. — Пристегнись, амазонка. — теперь рядом с Ивановым сидела довольно стройная высокая девушка, своими формами очень напоминавшая всегда готовую к прыжку пантеру. Но ещё больше она напоминала храбрую воительницу. А точнее — предводительницу воительниц. То, что она обладала медалью Вернадского означало, что за ней в науку на её скорости и с впечатляющими способностями пошли несколько сотен девушек. Это вполне напоминало амазонский гвардейский полк.

— Слушаюсь, мой командор. — Виктория кивнула. — Только, если позволишь, один маленький уговор...— она не решилась продолжить. Александр встрепенулся:

— Какой? Не надо мне сегодня никаких наималейших уговоров. — он немного помедлил и добавил примирительным тоном. — Ну ладно, хитрунья, выкладывай.

— Ты же всё равно отвезёшь меня домой?

— В первую очередь. Ты читаешь мои мысли. И что? Следует залететь в центральный супермаркет и нагрузить машину возом продовольствия? Или ты хочешь залететь в универмаг и набрать полный багажник платьев и прочих принадлежностей? Но это — не грузовой, а пассажирский гравилёт... К тому же он только двухместный и для столь объемного груза... извиняюсь, но автоконструкторы не смогли всё здесь просчитать. Сожалею, но придется выгрузить кого-то из нас... Скорее всего это буду я, а я хочу остаться с тобой.

— Ценю твою сообразительность, но я всего лишь хочу познакомить тебя с сёстрами. Братцы пока что на стажировке в Италии, а сестрички через два дня едут на Чёрное море. Надо же им живого "Тарзана" показать, совершенно расспросами замучили. То, что они, конечно, весьма отчётливо видели издали — одно, а тут — вблизи и вживую. Они заметно изнывают от желания весьма плотно пообщаться с человеком, сбросившим с меня маску неприязни к мужчинам. До тебя это никому не удавалось... Прошу только не строить из себя неприступный авианосец... — она вспомнила, что рядом с ней сидит человек, ставший на долгие годы абсолютно недостижимым и непостижимым для очень многих её сестёр по полу. — Мои девчата — вполне цивилизованные люди и не имеют к мужчинам никаких претензий... Разрешишь? Точнее, ты согласен с такой перспективой или будешь отказываться? Вижу, хочешь задать уточняющие вопросы...

— А сколько их у тебя? — спокойно и без эмоций поинтересовался Александр.

— Мал мала меньше. Я — самая старшая, так что они все — младшие.

— А как их зовут? — Иванов вывел машину из взлётного режима в полётный и взялся за ручку управления. — Или мне угадывать?

— Зачем угадывать? — Виктория пожала плечами. — Тебе я сама скажу: Оксана, Алла и Светлана.

— Гм. Четверо на одного? Мне придётся сдаться без боя? — Александр уже обдумывал сделанное подругой предложение во всех деталях.

— Но я-то — на твоей стороне. Больше того: за твоей спиной я — как за каменной стеной. Не изволь беспокоиться, мои, конечно же, временами архинепокорные и сверхопаснейшие пантеры, тем не менее не дерутся, не бросаются, не кусаются и не царапаются... без крайней на то необходимости. Они — вполне цивилизованные... "зверюшки". — мягко заметила она. — Ты же, я знаю, любуешься мной и сравниваешь не иначе как с пантерой. Мне это нравится, как, думаю, любой другой женщине. И моих сестёр, думаю, негоже лишать такого удовольствия. Они, повторюсь, вполне безопасны. Тем более, если видят, что я — в полнейшей безопасности и под сверхнадёжной защитой. — Виктория не удержалась от очередного комплимента, который Александр воспринял благосклонно, но без особых эмоций. — Оксана — моя наследница — славянская красавица в классическом варианте, Алла — настоящий диггер, бестия подземелий, там столь большая пышность не приветствуется — места мало, а Светлана — так, средненькая, но настоящий цветик-семицветик, домашняя волшебница. Моторности у них у всех хватает, но это у нас — фамильное.

— Ладно. Снижаемся, твоя башня. — Александр включил посадочные огни, чтобы освободить площадку на крыше здания и предупредить людей, которые могли оказаться в пределах опасной зоны посадки.

— Ага, похититель...— Виктория довольно улыбнулась. — Вернулся таки на место преступления...

— Вернулся. — поддержал игру Александр, сажая машину на площадку прилёта на крыше. — Мне как, на лифте или пешком? — он выключил двигатели и открыл дверцы.

— Ну уж нет, здесь — никаких вариантов. В лифт, сударь. — Виктория сопроводила это мягкое уточнение исполненным с поистине королевским качеством указующим жестом в сторону капонира,.

— Слушаю и повинуюсь. — Александр вышел. — Девчата? Надеюсь, встречать у лифта не будут? Мне надо собраться...

— Ждут и облизываются. — Виктория вышла и закрыла дверцу. — Не бойся, я — с тобой, а при мне они — смирные как котята.

— Обнадёжила, Викта. — усмехнулся Александр, пропуская девушку к кабине мнгновенника.

— Девчата, я привела к вам желанную добычу! Только не разрывайте его на части, он мне самой в полной целости и сохранности нужен. К тому же он — моя лучшая защита и оборона. И он не совершил по отношению ко мне никаких мало-мальски предосудительных действий. Уберите ваши когти и клыки! — шутливо сказала Виктория, прикрывая дверь. В тот же момент девичий хоровод окружил Александра, едва успевшего снять рюкзак и отцепить поясной ремень с укладками. — Смотрите, это — вещь архиценная и сверхнужная, так что — не побейте и не поцарапайте... Ау, Сашочек!

Полчаса интенсивнейшего общения истекли. В окружении средних сестёр и предводительствуемый младшей, Александр вошёл в столовую.

— Передаём тебе, о несравненная наша старшая сестра, твою заслуженную добычу. Мы только на нём свои знаки качества поставили, чтобы потом снова не подвергать проверкам. А так — в целости и в полной сохранности. — девчата, отпустив из своего "треугольника" смутившегося Александра, вихрем умчались к себе в комнаты на второй этаж. Иванов опустился на диван. Рядом села Виктория.

— Отдышался? — с долей иронии спросила она, поняв, что Александр опасается превратного понимания Викторией слов сестёр о знаках качества. — Ладно, я всё правильно поняла, успокойся. Никаких обвинений.

— Ну и сестрички у тебя... Чистые пантеры, но с разумом, достойным пера древних главных мыслителей... А красота... Нет слов.... Ладно, умолкаю... Вижу, ты чем — то недовольна. Мне надо...

— Не надо. Я всё правильно поняла. Скажу больше: они все — заняты. А теперь занята и я. Так что на мои "причалы" можно повесить огромный плакат с надписью: "Занято. Не подходить.". Уж я-то знаю твою тягу к флотским словечкам. Что поделаешь, Астрофлот вырос из морского флота во-первых и из авиации — во-вторых.

— Ага. Не влізай бо вб"є. — отшутился Александр.

— И так тоже может быть. — Виктория на секунду напряглась. — Куда наметился? Знаю, думал весь месяц, да так и не смогла тебя полностью растормошить.

— В Космоцентр. На командирский факультет. — просто ответил Александр.

— М-да... Опять, Саша... — Виктории снова остро не хотелось отпускать Александра от себя: она хорошо знала, что командиры космических кораблей всех трёх уровней — космонавты, системники и астронавты имеют право практически постоянно жить в своих каютах. И подобная перспектива её никак не устраивала — она уже поняла, насколько Александр способен полно отдаваться работе.

— Я был и остаюсь лейтенантом командования Астрофлота. К этому я стремился и я пойду дальше. — тихо ответил Александр, почувствовав причину опасений подруги.

— В дальний флот? — упавшим голосом сказала Виктория и в её глазах мелькнул неподдельный испуг. — Саша... — она поняла, что Александр и вправду желает получить постоянную прописку на кораблях Астрофлота.

— Да. Но моя конечная цель... — Александр понял, что впервые за долгое время сумел заставить свою подругу серьезно поволноваться, но ситуация была до невозможности стандартной: мужчина уходил на работу, пусть опасную, но мужскую работу, стремился к своей цели. Женщине оставалось ждать, беспокоиться и надеяться... "Без синих волн и дальних морей не могут жить мужчины" — вспомнил Александр слова древней песни и сказал, стараясь вложить в тон побольше успокаивающей неторопливости, — не дальний, а...

— Галактический?!!... — свистящим шепотом продолжила Виктория и испуг в её глазах сменился ужасом...— Саша, ... а... а ... а... я?! — она пыталась бороться с внезапно подступившим желанием не отпускать ставшего ей очень дорогим и близким Александра в это многолетнее путешествие, сопряженное, вне всякого сомнения, с очень длительными разлуками и нешуточными тревогами и опасностями.

— Тебе — прямая дорога в большую и в сверхбольшую фундаментальную науку. Медаль Вернадского уже есть, так что — двигай выше, на Нобелевскую премию. — он сказал эту фразу с тайной надеждой разрядить ситуацию и перевести разговор в более безопасное русло.

— Издеваешься? — ужас в глазах Виктории мгновенно сменился вызовом. Александр понял, что ситуация близка к разрядке. — Или как?...

— Шучу. — спокойно ответил Иванов.

— А Михаил? — поинтересовалась Виктория.

— Он с самого рождения — десантник. Нередкий случай в наше время. Глупо закрывать ему путь в число Витязей Российского Звездного Десанта.

— Значит, и он...— голос Виктории снова упал до шепота. — Что-ж...

— Не накручивай, Викта. Всё. Мне надо быть дома. До скорой встречи...

— До скорой.

Виктория Иванова. Решение о переходе из Астронауки в Астронавигацию

Едва за Александром закрылась дверь, Виктория приняла своё очередное твёрдое решение — теперь она тоже должна стать частью Астрофлота, только не частью его научного корпуса, а действующей, боевой единицей.

Ранее желание выйти из замкнутого научного мирка было продиктовано желанием испробовать новые горизонты, теперь к этому подталкивало жгучее желание постоянно быть рядом с Александром. Быть рядом везде — в любом полёте, на любой планете, везде, где будет он.

Предстояло решить, какой факультет следует избрать для осуществления мечты. Строгая и последовательная в выполнении принятых решений Виктория углубилась в чтение обширной профильной информации, незамедлительно предоставленной ей центральным компьютером Московска.

Космоцентр. Иванов. Белова. Лосев. Юльева. Начало реального пути к звездам

Но скоро встретиться снова Александру и Виктории не было суждено. Лейтенанту Астрофлота через неделю пришёл вызов в Севастопольскую астрочасть и на месяц Иванов встал в строй, постигая новейший большой специальный курс элитного бойца Астроконтингента Земли.

Перед отъездом он настрого запретил давать Виктории радиус в Севастополь, и тем более — прямые координаты. Генерал Кузнецов, с которым Александр неожиданно встретился в вагоне экспресса "Московск-Севастополь" понял Иванова с полуслова и обещал всемерное содействие.

Спустя месяц Александр в своем номере общежития комсостава написал официальное заявление с просьбой принять его в ряды курсантов Космоцентра на факультет командирской подготовки или, как его чаще всего называли — факультет Командования. Заявление тотчас же отправилось в Центральный офис Космоцентра в Москве. Вскоре пришел утвердительный ответ о зачислении.

— Миша, а ты? — друзья встретились на вокзале сразу же по возвращении Александра в Московск . — Каковы твои пути?

— Заявление принято. Я — курсант космодесантного факультета или, точнее, факультета десантно-штурмовой подготовки Космоцентра Московска. — Михаил поставил укладки на перрон.

— Значит, будем вместе и рядом...— полуутвердительно, полувопросительно сказал Александр, понимая, что Михаил всё больше становится посвящённым в главную тайну Виктории.

— Будем, Сашок. — ответил Михаил, сопроводив утвердительный кивок внимательным мудрым взглядом. Александр понял, что десантник уже кое-что существенное знает о Виктории и улыбнулся. Друзья обнялись.

— Ты Викту видел? — спросил Александр, посмотрев по сторонам.

— Увы. Нам, десантникам, вредно часто смотреть на полуденное солнце. Да это солнце ещё и найти надо. Укатила в Новосибирск, в тамошнее отделение Академии наук Региона. До сих пор — ни слуху, ни духу. Я был всё это время в Московске, но она укатила туда, едва только твой экспресс взял курс на Севастополь... — Михаил выговорил все это без улыбки и даже несколько озабоченно.

— Вот... Я же предполагал...— сокрушенно проговорил Александр. — хотя ты прав, это солнце не остановишь...

— Эмоции, Сашок, — серьёзно заметил Михаил. — штука архивредная в больших количествах.

— Ясненько. Ты сейчас куда? Вижу, с укладками дорожного профиля...

— В Казань, на семинар по Лунной базе десанта.

— Успехов будущему барсу десанта. — Александр крепко пожал руку Михаилу и сел в подкативший свой личный гравилёт. — Не забывай...

— И ты тоже. Вот адрес. — Михаил подал полоску пластика. Александр тотчас же спрятал её в карман. — Всего...

— Всего.

Первого сентября первокурсники Космоцентра собрались для торжественного построения на главном плацу. Александр увиделся с уже облачившимся в курсантскую форму Михаилом, разместил в гостевой ложе своих родителей с братьями и сёстрами, поздоровался со своими приятелями по "башне", пришедшими поприветствовать своих родных и знакомых, примеривших в этот день форму Астроконтингента и убежал к своему офицерскому "коробку".

"Где Виктория?... Не может быть, чтобы она не знала о сегодняшнем празднике и не пришла... Не может быть, чтобы она не проследила хотя бы путь Михаила...— сверлила мозг напряжённая мысль. — Не может быть, чтобы она не знала и не пришла... Не дай бог, что случилось..."

— Право поднять флаг Астроконтингента планеты Земля в знак вступления первокурсников в права курсантов Российского Космоцентра предоставляется кавалеру медали Вернадского, курсанту факультета Астронавигации, младшему лейтенанту Астрофлота Виктории Беловой! — возвестил выполнявший обязанности ведущего церемонии первый заместитель начальника Космоцентра, комкор второго ранга Романов. — На флаг! Рав-няйсь! Смирно! Честь — флагу!"

Александр поднёс ладонь к виску и оторопело смотрел, как из "коробки" астронавигаторского потока выходит высокая девушка и строевым шагом направляется к флагштоку. Знаменщик подал ей свёрнутое полотнище, быстрые девичьи пальцы завязали несколько прочных узелков и под звуки "Марша Астрофлота" флаг медленно пополз вверх.

После церемонии Александр целый час ходил вокруг ограды Факультета Астронавигации Космоцентра, не решаясь войти в периметр...

— Кого ждём, сударь? — раздался за спиной знакомый голос. — Изволите пятьдесят минут не давать всем без исключения бедным и донельзя чувствительным девчатам покоя своим красноречивым кружением по обводной дороге факультета? Они уже все глаза проглядели, вас высматривая. Скоро плакать навзрыд начнут — незнакомый красивый и сильный рыцарь так и не указал копьём на нужную ему прекрасную даму... Форменное издевательство над женскими чувствами.... — пальчики Виктории сжали его ладонь. Александр остановился и повернулся лицом к девушке.

— Викта... Ты снова меня закатываешь в покрытие и сверху запечатываешь плиткой... Откуда младшелейтенантское звание и откуда такая перемена во внешности и фигуре? — перед Александром теперь стояла ещё более высокая и ещё более стройная девушка, разительно отличавшаяся от прежней Виктории своими точёными формами.

— Не более чем закономерный результат небольшой работёнки в Новосибирском филиале. — Виктория снова довольно жмурилась, любуясь произведённым эффектом. — Не могу же я оставаться жирной гражданской крысой рядом с таким видным офицером.... — Александр в очередной раз ощутил насколько Виктория может быть беспощадна к своим недостаткам и порокам. — На космическую науку меня, если честно, не очень тянет, вот я и подала заявление на астронавигаторский. Там — интереснее, да и девчат предостаточно...

— М-да. Мне снова записать прокол? А когда пересдавать права? — разочарование в голосе Александра достигло заблаговременно установленного предела.

— Ты и так имеешь на меня почти все возможные права, Саша. — голос Виктории снова стал таким же загадочным и нежным, каким его помнил Александр с дачи. — Только рядом с тобой я — обычный земной человек, а не закованная в броню отчуждения учёная дама. — Виктория приподнялась на носках и поцеловала Александра в щёку. — Надеюсь, я не повергла тебя в транс...

— Минуту было... — честно признался Александр.

— Ну вот теперь и будем вместе на земле и в космосе. Теперь я тебя точно никуда от себя не отпущу, а без меня ты точно заблудишься... — она обняла юношу за плечи и прижалась к нему, потом нехотя отстранилась и заглянула ему прямо в глаза.

— М-да, компаса там. — Александр указал пальцем в небо. — точно маловато.

— Вот и будем рядом. А барс десанта Лосев нас защитит и вытащит из любой переделки, если что. — указала Виктория на подходившего Михаила, облачённого в темно-синюю курсантскую форму. — Ого, тоже младший лейтенант...

— Да... Привет, Саш. Здравствуй, Вика. — Михаил обменялся с Александром рукопожатием и склонил голову в легком поклоне. Виктория едва заметно кивнула в ответ:

— Здравствуй. Не думай, что отстал от Александра, это я так, к слову. — она улыбнулась широкой полной улыбкой.

— В десанте со званиями туго. — Михаил пожал плечами, словно утверждая, что не его вина в том, что он только младший лейтенант.

— Понимаем. — почти в один голос сказали Александр и Виктория. Михаил довольно просиял:

— Вот и кончилась наша гражданская вольница, коллеги. — сказал Михаил и все трое соединили свои руки. — но в космосе и на земле мы теперь — вместе.

— Вместе. — подтвердил Александр.

— Вместе... — эхом отозвалась Виктория.

Космоцентр. Учеба и работа. Гибель Соколовой. Размолвка между Викторией и Александром. Разрыв. Тяжелый год

Не спалось... Трудный и напряжённый лекционный день остался далеко позади, светящиеся циферблаты отсчитывали одиннадцатый час ночи, городок командирского факультета уже давным-давно затих в ожидании шестичасового сигнала побудки, а Александр ворочался на постели и не мог понять, почему не идёт сон. Да тут ещё это видение...

Многое, очень многое он бы отдал за то, чтобы глубже и быстро понять его странный смысл. Но всегда послушный разум в этот раз отказался использовать резервные мощности и потребовал дозаправки ресурсами, поскольку очень много сил ушло на поддержку безопасности во время невиданной доселе трансляции.

Десять минут назад, когда его веки сомкнулись в попытке заставить мозг дать команду на сон, экран памяти захлестнула квадропроекция такого высокого качества, что привыкший к техническому и технологическому совершенству Александр онемел. Во всю ширь экрана памяти показалось лицо Елены, но не той девчушки, а уже девушки. Она грустно смотрела на него, её глаза излучали непередаваемое по силе тепло и участие, но одновременно от них веяло таким холодом, который трудно было не ощутить. Холод был таким, каким может быть только один из видов холода — Александр отказывался даже про себя сразу и быстро дать хорошо знакомое определение, не докопавшись до сути и смысла видения. Он ещё и ещё раз прокручивал в памяти отдельные моменты трансляции. Елена несколько минут всматривалась в глаза... Именно в глаза Александра, так ему казалось в те мгновения, затем опустила взгляд и её губы что-то быстро произнесли. Видение тотчас же пропало.

Александр помнил, что тогда, едва пропало видение, он от неожиданности даже сел в постели, пытаясь удержать в памяти детали и силясь расшифровать движения губ. Но мозг, всегда послушный и услужливый, на этот раз наотрез отказался повиноваться. Нет, изображение достаточно прочно и чётко удержалось в памяти, но вот движения губ... Перебрав все известные ему варианты дешифровки, Александр обессиленно откинулся на подушку и, через двадцать минут отчаянной борьбы с жгучим желанием немедленно разобраться в случившемся, заставил себя "отключиться".

Шестичасовой сигнал подъёма возвестил о начале очередного учебного дня:

"По факультету командования Астрофлота объявляется подъём. Дежурным сменам — на посты!" — ожил динамик оповещения ровно в шесть часов.

Александр открыл глаза и, чувствуя странную обессиленность, заставил себя перейти на обычный для него в таких случаях "автоматический режим". Струи холодной воды контрастного душа немного стянули пелену с разума и мозга, но в этот раз пробуждение полным не было. Иванов догадывался почему: слишком много сил организм затратил на поддержку безопасности личностной сути во время видения. После него пытавшийся заснуть Александр ещё минут десять ощущал противный липкий пот, струившийся по лбу. Он очень рассчитывал, что после завтрака в офицерской столовой факультета его голова существенно прояснится. Но он ошибся.

Едва увидевшие его в коридоре общежития факультета сослуживцы сразу осознали, что сегодня с Ивановым творилось что-то непонятное и страшное. Все курсанты отметили, что Александр уже в течение всей первой пары занятий пребывал как в тумане. Не лучшим было его состояние и на самом первом утреннем построении в главном вестибюле факультета. Первый заместитель командира потока вёл себя так, словно окружающее потеряло для него значительную часть ценности.

— Господин лейтенант. Может, вам следует прервать занятия и вернуться в номер? — майор Корольков из Службы психологической поддержки, плотно курировавшей состояние и поведение курсантов, подошел к Иванову в перерыве между первой и второй парами. — Так будет лучше...

— Я постараюсь привести себя в порядок в ближайшее время. — медленно проговорил Александр. — Уверен, с этим я справлюсь самостоятельно. — а про себя подумал: "Расклеился я совершенно сегодня. Но после такого это вполне обычное явление. А об отдыхе мне думать рано. Надо учиться. Надо попытаться вработаться."

— Если что — сразу к нам. — Корольков отошёл, пошептался с офицерами потока, не глядя на Иванова, сидевшего с полуприкрытыми глазами в глубоком релаксационном кресле. — Подстрахуйте его.

— Не беспокойтесь. Взяли под охрану и сопровождение.

— Если что — эвакуируйте к нам на этаж. Видимо, что-то его задело. Не физическое, психологическое. — Корольков даже не стал уточнять, зная, что командиры прекрасно и без дополнительных слов поняли просьбу психолога.

— Не беспокойтесь, сделаем.

Астронавты-курсанты прождали позитивных изменений всю вторую пару занятий утреннего лекционно-семинарского цикла и не на шутку всполошились, не отметив хорошо знакомых признаков улучшения состояния коллеги. После окончания второй пары Александр по настоянию товарищей снова очутился в релаксационном кресле и присевший рядом с ним второй заместитель командира потока, майор Королёв, отметив глубокие негативные изменения в Александре, взял управление делами потока на себя, одним взглядом разрешив своему младшему по званию коллеге сбросить с себя служебный вид первого заместителя комкора третьего ранга Ольговского — начальника потока факультета Командования. Иванов благодарно едва заметно кивнул, встал и направился по длинному тоннельному переходу в общежитие факультета.

Сзади послышались торопливые шаги и астронавт остановился, прислонившись к стене. У него не осталось сил даже повернуться, хотя устав требовал визуального контакта с подошедшим.

— Александр, вам пакет. — знавший его прапорщик Службы почтовой связи Астроконтингента подал свёрток, перетянутый крест накрест бандеролями сверхсрочной доставки. — Только что принесли. Едва смог найти вас... — взгляд прапорщика скользнул по его лицу. — Что с вами такое? Помощь нужна? — озабоченно произнес сослуживец.

— Благодарю. — двумя пальцами Иванов взял свёрток и сунул его под мышку. Могильный холод обжёг бок. — Ещё раз — спасибо вам...— он повернулся и направился к себе в комнату.

Вскрывать пакет он сначала решил на столе, но что-то, кольнувшее душу, заставило его сесть на кровать и он взялся нетвёрдыми пальцами за клапан. Из вскрытого пакета выпал сложенный вдвое лист пластика. Раскрыв документ, Александр едва не потерял сознание: Академия Биологии Евразии извещала о трагической гибели лаборанта первого класса Елены Соколовой. Свет вокруг разом померк: в глазах Иванова ощутимо потемнело. Он вспомнил, что там, в этом документе была ещё одна убористая строчка, содержавшая выдержку из специального завещания Елены: она просила его прибыть немедленно на её похороны, гарантируя при этом полнейшую анонимность.

Иванов сразу потерявшими твёрдость пальцами отложил распечатанный пакет в сторону и закрыл глаза. Теперь видение было расшифровано полностью. Елена прощалась с ним. Быть может, в ту самую секунду гибели. Он даже сам не заметил, как поверил в то, что Елена погибла прошлой ночью и это добило ослабевшую психологическую защиту окончательно. В мозгу взвыла басистая сирена и Александр тотчас же потерял сознание.

Всезнающий Михаил оказался у номера Иванова спустя две минуты. Его не остановила даже закрытая на защёлку дверь. Выхватив из ослабевших пальцев друга лист пластика, десантник моментально схватил суть текста, бросил извещение на стол и повернулся к Александру, вид которого говорил о возможности ураганного истощения. Прикрыв дверь номера, Лосев схватил с полки аптечку и принялся приводить Александра в чувство...

— Александр, Сашка, да очнись же... — Михаил тряс его за плечо и хлопал по щекам. Иванов открыл глаза, увидел Михаила и устало потянулся за пакетом, но его на кровати уже не было.

— Где...

— На столе. Знаю. Десантный гравилёт — у подъезда общежития. Прямой рейс в Каир. Вещи я твои собрал. Никто и знать не будет истинной причины твоего исчезновения. Для всех — ты убыл в командировку в Ливию.

— Когда? — Александр приходил в себя медленно, как после тяжелейшей болезни.

— Немедленно. — Михаил моментально припомнил графики загрузки своих коллег по факультету. Решение пришло мгновенно. — Три капитана полетят с тобой, подстрахуют, а я — плотно позабочусь о здешнем климате. Идём... Приведи себя в порядок, умойся. Я помогу...— Михаил почти силой поднял друга с кровати и придерживая, сопроводил до ванной комнаты номера. Ожидая, пока Александр закончит плескаться, Михаил вышел в коридор и, набрав личные коды капитанов, нажал "тревожную" красную клавишу спикера. Он нисколько не сомневался в том, что его товарищи согласятся страховать Иванова в этом тягостном путешествии.

Спустя две минуты трое десантников — капитаны Астрофлота стояли перед ним, испытующими взглядами стараясь поточнее уяснить причину сверхсрочного вызова, пришедшего со стороны второго заместителя командира потока десантно-штурмовой подготовки. В руках Михаила блеснул холодным похоронным светом злополучный пластик. Три пары глаз пробежали скорбный текст и пластик вернулся в планшетку Михаила. Десантники подобрались. Предстояла не учебная, а боевая работа.

— Всё ясно, ребята? — мягко спросил Михаил.

— Всё, командир. Будет под полной защитой. Психобезопасность гарантируем и всё остальное — тоже.

— Тогда — готовьте машину. Идите. — сказал Михаил, возвращаясь в номер.

Через десять минут Александр уже был в кресле десантного гравилёта, направлявшегося к границе Евразийского региона. Трое капитанов — неразлучные слушатели космодесантного факультета разместились вокруг Иванова. Взлёт произвели штатно, без излишней поспешности, чтобы не волновать курсантов стремительным исчезновением боевой машины.

Тем не менее, Виктория забеспокоилась сразу же, едва только вездесущие подруги ей рассказали о происшедшем негативном изменении в состоянии Александра. На факультете астронавигации все уже давным-давно считали Иванова самым вероятным и наиболее реальным женихом младшего лейтенанта Беловой и, как были приучены с детства, внимательно отслеживали нюансы взаимоотношений такого уровня, незамедлительно и чётко помогая в кризисные и опасные моменты.

Виктория быстро узнала и о незапланированном старте тяжёлого десантного гравилёта — об этом ей доложила подруга по потоку, дежурившая в эти сутки по посту противовоздушной обороны Космоцентра и отвечавшая за прокладку курсов.

"Какая Ливия, при чём тут Ливия в такую пору? Там же почти ничего в нашей системе сейчас не действует в режиме активности... Что-то тут не так... Что там понадобилось Александру?" — думая так, Виктория методично, сектор за сектором проверяла территорию Космоцентра, следуя давней навигаторской привычке постоянно искать и точно отмечать изменения.

О том, что Александр улетел, она знала и намеренно его не искала, используя кружение по территории как возможность успокоиться. Но спокойствие её покинуло надолго и в глубине души Виктория ощущала холод, что всегда предвещало возможность разрыва с дорогим человеком.

Не желая разрыва и стремясь помочь Александру в возникшей ситуации, Виктория стала искать Михаила — единственного в курсантской среде Космоцентра человека, точно знавшего посекундно местонахождение Иванова.

— Михаил, где Александр? — Виктория с незнакомой ей прежде силой припёрла Михаила к углу на повороте перехода из общежития десантно-штурмового потока в аудиторный комплекс. Её голос был ровным и спокойным, но за этой стенкой чувствовалась острая неподдельная озабоченность. Виктория давно приучила себя не растрачивать эмоции понапрасну и хранить их внутри, не пуская наружу. Потому в её речи очень редко проявлялся крик или восклицания. От волнения она даже слишком часто стала называть Михаила на "вы". — Его же нигде нет... Я весь Космоцентр раз пять оббегала. Даже в нашем необъятном подземельи два раза побывала. Говорите, вы же знаете... Я же вижу... Говорите...

— Срочная командировка в Ливийский стапельцентр. — ответил Лосев. Он сразу понял, что невеста Александра уже всё просчитала и хочет только получить доказательства.

— Лжёте! Назовите мне истинную причину! — Виктория ужаснулась тому, что и лучший друг Александра не желает говорить ей, той, кто был ближе всех к Иванову в личном смысле слова, правду о местонахождении её почти что жениха. Инстинктивно Белова напрягла руки и Михаил это почувствовал.

— Не лгу. Спросите кого хотите. — Михаил принял новые правила общения и насупился. Крепкие руки Виктории по-прежнему держали его в блокаде, не давая двинуться. Конечно, десантник мог бы очень быстро освободиться от неожиданных объятий, но озабоченность Виктории была искренней и он не стал пытаться прерывать неожиданное рандеву.

— Сговорились вы все тут... Одно и то же, как репитеры, долдоните. Но я-то знаю, что это всё — обман. Ну хоть вы скажите правду, второй заместитель... — с неприкрытой острой горечью заметила Виктория, сканируя лицо и глаза Михаила острым пронизывающим взглядом.

— Сашка — в Ливии, это — точно. Сам провожал. — Михаил решил твердо стоять на позиции доморощенной легенды.

— Михаил, я вам этого не прощу. — Виктория убрала руки, давая свободу Лосеву. — Идите.

Она чувствовала, что исчезновение Александра не связано с мифической командировкой в Ливийский стапельцентр. Да, из Ливии пришёл настоящий телекс о прибытии лейтенанта Иванова в расположение одной из астрочастей, но и документ не убедил её.

Виктория еле-еле досидела до конца вечернего лекционного блока и опрометью кинулась к себе в номер. Но все информационные банки Астрофлота любых уровней говорили одно и то же — лейтенант Иванов находится в Ливийском стапельцентре.

"Как глупо... Вся громада Астрофлота, все Информцентры Планетной сети "Астро" лгут мне, лгут беззастенчиво, а я не могу ничем опровергнуть эту ложь."— Виктория бегом, не обращая теперь особого внимания на офицерские приличия, преодолела путь из своего общежития в общежитие потока командования и толкнула дверь номера Александра, но та, как она и предполагала ранее, пробегая по длинному крытому переходу, оказалась закрытой. На табло зажглась надпись: "Охрана включена. Номер пуст.". И это тогда, когда ей больше всего необходимо было попасть в номер Иванова. Но вскрывать дверь было нельзя — через минуту прибежало бы дежурное отделение тяжеловооружённых десантников группы обороны Космоцентра и длительные объяснения стали бы обычной многодневной проблемой. Никаких объяснений Виктория давать сейчас не могла — не было сил.

За три дня ей не удалось успокоиться окончательно. Обеспокоенные разительными и, безусловно, небезопасными переменами в облике и душевном состоянии своей Навигационной Звезды, подружки-астронавигаторы взяли над ней шефство, стараясь загрузить Вику до предела работой. Её ни на минуту не оставляли в покое.

— Не давайте Навигационной Звезде ни на минуту остаться наедине со своими мыслями. Пока Иванов отсутствует, её плотно будет страховать Лосев, но главнее — наша защита и поддержка. — первый заместитель командира потока астронавигации капитан Щукина обвела взглядом собравшихся вокруг неё ближайших подруг Виктории. — Без работы она точно погибнет и сейчас напряжённая работа для неё — единственная возможность избежать ураганного нервного истощения. Вам всем известно, что означает это истощение для Звезды.

— Не дадим, Полина. Не дадим. — заверили астронавигаторы.

Подруги выполняли свое обещание со всей ревностностью и настойчивостью. Вал внезапно направленных на неё чужих проблем и вопросов не ослабевал ни на минуту. Виктория, словно не ощущая тяжести этого вала, механически решала задачи, находила ошибки, указывала верные пути, советовала, консультировала, разъясняла, всемерно помогала, но всё это — только внешне. Внутри пылала яростная душевная боль. Михаил наотрез отказался дать ей истинные координаты Александра, не изменились и официальные данные. И так — уже три дня.

Виктория крайне редко могла уединиться в лесопарковой зоне, находящейся в пределах периметра Космоцентра. Там она без сил падала ничком на траву и лежала часа два неподвижно, стараясь забыться, отключиться, защититься. Это помогало, но крайне недостаточно. И Виктория понимала, что этими уединениями, строго уважаемыми всеми слушателями и Командирами, проблему решить нельзя.

Её мозг требовательно выводил из спящего состояния новые ресурсы, готовясь к штурмовому прорыву, но пока что Виктория не решалась рвать с места в карьер. Она знала, чувствовала, что единственным, кому курсанты и командование доверяли быть при Виктории вблизи во время её уединений, был Михаил. Но он не давал малейшего повода усомниться в чисто дружеских намерениях и Виктория воспринимала его как добровольного сотрудника службы охраны при её персоне. Она знала и о присутствии в Космоцентре агентов АПБ, но они "светились" ещё меньше.

Только на четвёртый день боль, снедающая её сердце и мозг, немного утихла. Виктория отметила это механически, но не смогла определить причину исчезновения резкого покалывания.

Она, несмотря на потрясающую любое, самое изощрённое воображение информированность, не могла знать, что именно в этот день Александр в присутствии немногочисленных и не узнанных никем коллег из ближайшей части Астроконтингента, похоронил Елену на старинном кладбище одного из селений, окружавших Каир.

В чёрном плаще с надвинутым на самый нос капюшоном Александр не был узнан никем: вероятно, Елена так никому, кроме родителей и не рассказала о том, что её связывало с будущим астрофлотцем. Он явился на кладбище в гражданской одежде, специально выбрав ту, что была попроще и победнее. Его сердце изнывало от боли и отчаяния, но внешне он оставался спокоен и невозмутим.

Трое капитанов поселились вместе с ним и обеспечили его охрану и безопасность по самой плотной схеме — никто даже не догадывался, кто этот штатский господин: ещё в гравилёте Иванов снял и упаковал астрофлотскую форму в контейнер, переодевшись в самый неброский гражданский костюм. О реальном пребывании Иванова на похоронах знали только родители Лены.

Ему, единственному из присутствовавших на тягостной церемонии, разрешили не снимать капюшон при прощании с телом Елены. Так хотели родители и их желание совпадало с желанием самой Лены, выраженном в специальном завещании. Полный текст этого документа Иванов получил, едва только устроился в номере гостиницы.

Чувствуя, что её жизнь может оборваться в любой момент, Соколова просила родителей обеспечить инкогнито Александра даже ценой отступления от многочисленных жесточайших требований скорбного ритуала. Требование о вызове Александра на похороны тоже содержалось в специальном завещании Елены, а такие указания издавна выполнялись всеми в приоритетном порядке. Вот и Александр Иванов получил прошедший через руки родителей Елены вызов из Каирского центра Биологической Защиты.

Прямо из Каира Иванов на том же самом десантном трассоре, но уже один, без сопровождения капитанов, оставшихся на несколько дней в Центре космодесантной подготовки Египта, вылетел в Клин, к родителям Елены и провёл там ещё пять дней, тяжелейших дней в его пока что не очень длинной жизни.

Выполнив скорбную обязанность, Александр на три дня уединился в келье близлежащего к городу Варсофоньевского мужского монастыря и, приняв обет молчания, погрузился в размышления...

Всё это время Виктория пыталась найти хоть какие-то свидетельства, указывающие на истинное местонахождение Александра, но осточертевшая ей байка про Ливийскую астрочасть и стапельцентр сменилась не менее смешным из за своей нереальности рассказом о срочном экспериментальном полёте, а на смену этой "сказке" пришла информация об участии Александра в одном из экспериментов Планетного Комплекса "Экстремум". Ни одной из этих информаций Виктория не верила ни на йоту, но что-то удерживало её от решительных действий, разом опрокидывающих весь густой частокол условностей, ограничений и запретов.

После трёхдневного поста Иванов с посуровевшим лицом прибыл в одну из астрочастей Владивостока и попросил командира астрочасти дать ему сложную работу в подземном скальном комплексе. Тот не стал отговаривать Александра и потянулись долгие дни и ночи в изолированных от внешнего мира помещениях Поста Управления и Контроля Восточной Защитной Стены Евразии.

Хотя уже пятьсот лет на планете не было средних вооружённых конфликтов между людьми, земляне не спешили разрушать защитные сооружения, снимать вооружение и аппаратуру. Вот и Восточная защитная Стена защищала Евразийский регион, входя в систему аналогичных Защитных Стен других стран. Эти Стены противостояли в основном нападению с воздуха и с земли, но могли отразить и подземное нападение. Земляне позаботились и о том, чтобы эти сооружения выстояли и при нападении из космоса, а потому множество сотрудников Астроконтингента работали в подразделениях обслуживания этих грандиозных совершенных фортов.

Из подземного скального комплекса Иванов с разрешения командования на несколько дней прибыл к себе домой, в Московск, чтобы уже оттуда вернуться на учебу в Космоцентр. Но ранее знакомая до мелочей квартира теперь тяготила его.

Зирда, видя и ощущая состояние своего обожаемого молодого хозяина, отказалась от всех своих собачьих радостей и взялась везде и всюду сопровождать его. Её шершавый язык часто приводил Александра в чувство после тягостных раздумий в глубоком кресле: тогда Зирда неизменно лежала рядом, устроив свою голову на его ступнях и просыпаясь от чуткой дремоты при каждом вольном или невольном движении человека. Александр теперь в раздумьях часто почесывал овчарку за ухом и она жмурилась, получая непередаваемое удовольствие.

Бритс, не желавший впрямую конкурировать с овчаркой, часто устраивался на коленях Александра подремать, уловив его временную неспособность к привычным резким и быстрым движениям. Ему, как казалось, удалось взять на себя значительную часть той тьмы, что теперь поселилась в душе Александра на месте былого сознания факта реального существования Лены.

Тёплое мурлыкание кота, умный взгляд всепонимающей Зирды, опека сестёр и братьев помогли Александру справиться со средней волной горя, но впереди была ещё малая волна, которую предстояло пережить в Космоцентре: служба снова властно призывала курсанта Иванова к себе.

Настал день, когда он в последний раз почесал Зирду за ухом и погладил по выгнутой дугой спине тёршегося о брючину форменного комбинезона Бритса. Обменявшись рукопожатиями с отцом и братьями, Иванов кивнул сёстрам, поцеловал маму и вышел из квартиры, поняв, что важная полоса в его жизни завершилась. Предстояло вжиться в новую, пока что не знакомую в деталях полосу.

О возвращении Александра в расположение Космоцентра Виктория узнала одной из первых, но, увидев его на Аллее факультета командования, не решилась подойти. Что-то очень серьёзное произошло в жизни Александра, если он из доступного и компанейского первого заместителя командира потока командования превратился в закованную в броню башню, к которой и приблизиться на десяток метров уже стоило немалых душевных усилий. Подобных сил в себе Виктория давно не ощущала и, хотя её радовало возвращение любимого человека, всегдашнее желание докопаться до сути не давало покоя.

Вернувшись по прибытии в Космоцентр в свой номер, Александр моментально запер дверь и сразу связался с Михаилом, попросив его усилить страховку Виктории. Лосев понял с полуслова и обещал оградить его от визитов Вики. Внешний вид и душевное состояние Александра сделали остальное: Виктория видела его только с приличного расстояния и неведомая сила каждый раз настрого запрещала ей подходить и тем более — спрашивать. У Беловой не было ни сил, ни желания противиться этой силе.

"Уже неделя как он тут, а я не могу заставить себя докопаться до истинной причины столь разительной перемены в облике и сути Александра. — думала Виктория, сидя за рабочим столом в своем номере. — Я даже не нахожу в себе сил и возможностей к нему просто подойти, взглянуть в глаза и поговорить. Что-то тут не так.... Мне все, кому не лень, сладкими голосами поют про сложности эксперимента, про возможные негативные влияния и про много чего ещё всякого другого, без всякого сомнения — дутого, но я этому нисколько не верю, а получить информацию не могу — Александр, как мне кажется, сам, или, что хуже, но вполне понятно, с помощью товарищей, возвёл многоуровневые заграждения. В общежитие к нему на этаж меня не пропускают, график занятий скорректировали так, чтобы мы непременно, даже на лекционных днях, попадали в разные группы, в парковом комплексе Космоцентра он бывает крайне редко — почти бегом со своей обычной стремительностью туда-сюда и его просто не остановить, в коридорах его теперь везде и всегда пропускают вне всякой очереди... Не пойму... Но точно чувствую, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Или мне следует опрокинуть эти условности и всё же подойти и поговорить? Но он, как я вижу, в таком состоянии, что моё появление только усугубит положение." — так думала Виктория Белова, не осознавая ясно, что своей нерешительностью закрывает для себя самой оптимальный путь решения проблемы.

Мрачный и суровый Александр взвалил на себя все обязанности и первого и второго заместителей командира потока командования. Теперь он часто заменял и самого командира потока. Иванов точно и в срок появлялся на занятиях и тренировках, обходился минимумом слов в общении с коллегами и командирами, строго выполнял высокие нормативы и в остальное время скрывался в своём номере, куда имел приоритетную возможность входить только Михаил. Так потянулись дни учебы и работы.

Виктория едва не плача провожала взглядом фигуру Александра, но сближение происходило так медленно и трудно, что ей уже хотелось все бросить и отдать на откуп ситуации. Ей уже начало казаться, что здесь не обошлось без женщины. Но как, где и почему? Эти три главных вопроса не давали ей ни секунды покоя.

Навигационная Звезда стала ещё суше и недоступнее, хотя её высококлассной помощью и предвидением продолжали пользоваться все подруги и друзья из потока Астронавигации. Не оставались обделёнными и курсанты других потоков. Только Михаил не спешил прибегать к её услугам. Он целиком и полностью взял на себя охрану и оборону Александра от всех и любых влияний, могущих оказаться негативными.

Главный вопрос — "кто виноват?" и не менее важный — "что делать?" завладели значительной частью сознания Виктории. Назревала развязка...

Александр Иванов и Виктория Белова. Разрыв отношений

Апрель вступил в свои права. Виктория с огромным трудом пробила стену отчуждения, сумела сократить расстояние между собой и Александром, но что-то ей мешало стать ещё ближе. Александр скрепя сердце, изнывавшее под грузом потери, согласился на десятидневный отпуск вдвоём.

Находясь с Викторией рядом, Александр раздвоился: одна его часть принадлежала внешнему миру, в котором была Вика, был Космоцентр, был обычный окружающий мир, был какой — никакой, но всё же отпуск. Другая была в полном подчинении боли, силу которой сам Иванов определил бы словом "невыразимая".

Он знал, знал до самых мелких деталей все обстоятельства смерти его первой любви. Знал, какую боль она испытала, прежде чем окончательно уйти из жизни. Знал, как несправедлива была эта боль по отношению к ней, которую сам начальник Центра, чрезвычайно скупой на любые похвалы, называл постоянно не иначе как "золотом передовой биологической науки". Знал и это знание не давало ему ни покоя, ни стабильности. Он знал все обстоятельства её смерти и все обстоятельства разбирательства и это знание его медленно добивало. Он знал теперь, что ощутив близость смерти, уже стоя на грани смертельного круга, готовясь сделать последний в своей земной жизни шаг за эту грань, Лена послала ему выдающуюся по качеству квадропроекцию, позаботившись о том, чтобы он не прочёл сразу по её губам то, что она хотела ему сказать. И то, что она ему сказала тогда, Александр расшифровал, стоя перед могилой, слушая впервые в жизни её голос оттуда, из за грани смертельного круга, откуда никто ещё не возвращался в полноценную человеческую земную жизнь. Это навсегда осталось его глубоко личной тайной. Тайной, только добавившей силы душевным укорам.

Избавиться от постоянных укоров и ударов он смог чудовищным, но, пожалуй, единственно возможным для него способом — он посчитал, что настоящим виновником гибели Елены Соколовой является не кто иной, как он сам. И свою вину он определил не как сиюминутную, а как длительную, вспомнив, как странно отчуждённо повела себя Елена при их последней встрече в центре отдыха. Теперь он понял, что несмотря на все старания, несмотря на все ухищрения и на все предосторожности она таки засекла его тогда, когда он меньше всего старался попасться ей на глаза — тогда, когда она пребывала в компании подростков в качестве жертвы.

Допускавший такой вариант развития событий, Александр всё же надеялся на то, что ему удастся остаться не замеченным. Теперь же факт обнаружения дополнялся фактом рывка, сделанного Еленой вскоре после их несвиданного свидания. Иванов понял, что её решение уехать из Криницы, уехать от Александра было продиктовано решением изменить свою жизнь так круто, как только было возможно для неё самой. И она её изменила, заработав звание "золотой сотрудницы" литерного Центра Биологических Исследований за предельно короткий срок.

Но ни звания, ни истовое поклонение коллег, проявленное во время подготовки и проведения скорбной церемонии, так и не смогли отвести Александра в сторону от ужасного самообвинения. И вот теперь он вынужден был снова совмещать в себе две ипостаси, снова быть двойным. Рядом была Виктория и он вынужден был пустить её в свою душу, пусть не на прежнее место, но пустить, зная, что в будущем Виктория может быстро вернуть себе все прежние позиции, укрепить их и занять новые.

Он снова и снова прокручивал в памяти все известные ему данные о случившемся с Леной. И просматривая их, он не мог никак отрешиться от мысли, что в том, что она толкнула себя на такой шаг, есть и его немалая вина. Он снова и снова думал о ней. Он снова и снова считал себя не меньше чем главным виновником гибели Лены. Он знал, что Лена взяла на себя редкую даже для неё смелость сыграть основную роль в опасном эксперименте и совершенно импульсивное, заранее непросчитываемое движение стало последним в её жизни. Хотя для её спасения Центр пошёл на беспрецедентный шаг — запросил помощь местной Службы Безопасности, реанимировать получившую смертельную дозу облучения девушку не удалось... Она угасла за несколько часов.

Её мать, получив известие, сразу посерела от горя, а отец, прибыв в Центр через несколько часов вместе с женой, только укоризненно смотрел на работников Центра и старался не дать себе окончательно уверовать в то, что Лена погибла напрасно. Сотрудники Центра незамедлительно поставили вопрос о посмертном награждении лаборантки, но разве какая-либо награда могла бы вернуть родителям их единственную дочь? От всех мыслимых и немыслимых наград Соколовы отказались наотрез и Александр знал, что отец Лены понял свою правоту, проявленную тогда, когда он, молодой кандидат наук, заявил супруге о нежелании иметь детей. Вполне возможно, он уже тогда ощущал, что его ребёнок не проживёт долго, не найдёт ни общественного, ни личного счастья в этом мире.

Александр видел и знал, что ещё до церемонии похорон трое ведущих сотрудников отдела, в котором работала Лена, не выдержав укоряющего взгляда отца Соколовой, подали рапорты об отставке и удалились на местный Остров Забвения. Но судить их Совет Чести и Права Африканского региона не решился. Не было оснований: никто из сотрудников Центра, как показала самая тщательная проверка, не был виновен в гибели лаборантки Соколовой. Эксперты сошлись на том, что наука требовала своих жертв и забирала положенное ей, как бы ни совершенствовались системы безопасности. И в подобном выводе не было преступной поспешности или желания спихнуть ситуацию на тормозах — центр был буквально просеян снизу доверху и любая деталь подвергнута драконовским проверкам.

Строгий коричневый гранитный обелиск с белыми крупными буквами и плита из такого же гранита — вот все, что теперь напоминало о Соколовой всем, кто её знал. Местное Каирское пригородное кладбище стало местом её последнего успокоения — родители пожелали похоронить дочь там, где она погибла и Совет Безопасности Африканского региона не смог отказать в удовлетворении их права.

Стоя над плитой, навсегда скрывшей от него первую любовь, Александр снова и снова прокручивал в памяти все, что ему удалось узнать о её жизни после того вечернего, а точнее — ночного разговора. Чувство первой любви не угасло, оно теперь заняло прочное место в душе и сердце Александра, а утрата дала этому чувству право на постоянное пребывание в сути Иванова.

Сразу после похорон Соколовы дали распоряжение Транспортным службам Еврорегиона перевезти все их вещи в Клин. Туда же, но отдельно от Соколовых, прибыл на несколько дней Александр, старавшийся решить для себя нелегкую задачу — он прекрасно понимал, что Соколовы знают о той роли, какую играл он в жизни Лены и какую роль она играла в его жизни — увы, в этом не было ничего таинственного и сверхъестественного. Те несколько дней кратких визитов в их новую пятикомнатную, ставшую такой пустой и гулкой из за минимума оставленных вещей квартиру многое перевернули в душе Александра. Перевернули настолько фундаментально, что ему пришлось уединиться на несколько дней в монастыре, чтобы подумать без помех об очень многом в своей жизни.

Вернувшись в Космоцентр, Александр не смог найти в себе сил полностью и быстро вернуться к Виктории. Теперь Лена незримо стояла между ними. Только Михаил знал с хронологической точностью все, что произошло с Александром во время его пребывания за пределами Космоцентра. Александр по спецсвязи часто и подолгу разговаривал с ним. Друг никогда впрямую не обвинял Иванова в том, что по его милости Виктория не находит себе места и испытывает жесточайший прессинг неотложных дел, сфокусированных на ней только для того, чтобы не дать разгореться губительному огню отчаяния.

Иванов, безусловно, знал, что Виктория изо всех сил пытается нащупать причину такого охлаждения и изоляции, но найти в себе силы вот так просто вернуться к Виктории он не мог достаточно долго. Он рассчитывал, что его новая главная подруга сама поймёт его так, как доступно только женщине с её уровнем чувствительности.

Он был благодарен Виктории за её немалые усилия по слому тяжелого льда вынужденного отчуждения. Они провели два чудесных дня на берегу, обмениваясь короткими необходимыми фразами. Наконец наступил вечер третьего дня. Они сели у костра друг напротив друга.

— Мне очень, очень хорошо с тобой, Виктория... Но станет лучше, намного лучше, если ты ответишь на один мой вопрос...— Иванов пошуровал веткой в пламени, чтобы огонь стал ярче. В отсветах лицо Виктории выглядело загадочным. Иванов не решался продолжить и промедление его погубило. Он хотел исповедаться, но прежде — узнать, не отвергла ли его Виктория. В том что возможно отвержение, он не сомневался — история человечества изобиловала такими примерами.

Но Виктория, измученная постоянными и остававшимися безуспешными попытками докопаться до истины, не стала теперь думать только в положительном ключе о перспективах их взаимоотношений и была глубоко оскорблена тем, что Александр не пришёл к ней сразу по прибытии в Космоцентр. Для неё это означало теперь только одно: Александр больше не считает её своей единственной. Чрезмерно стремительное осознание справедливости подобного предположения подвигло Викторию на ураганный темп действий. Только впоследствии она поняла всю глубину своей ошибки и своей вины. Но в ту минуту...

"Началось... Он, кажется, действительно готовит мне от ворот поворот и вот теперь нашёл удобный, по его мнению, момент. — Виктория постаралась сохранить внутреннее психологическое равновесие, готовясь к словесному броску, одному из приёмов словесного каратэ. — Теперь мне придётся резать только по живому и без наркоза. Я не люблю досконально изученную мной космическую и военно-полевую хирургию, но... придётся."

— У тебя есть другая? — Виктория инстинктивно стала холодной и моментально отстранилась, продолжая говорить, но уже не глядя в лицо сидевшему напротив Александру. — И ты, конечно же, хочешь быстренько развязать себе руки... Порезвился у одной и пошел гулять к другой... Что ж, мне это очень хорошо знакомо. Полагаю дальнейший разговор — беспочвенен и в нем нет ни малейшей необходимости. — она построила кокон психологической недоступности и замолчала, психологически отдалившись.

Александр посуровел. Тирада Виктории быстро вывела его из недавно обретённого относительно устойчивого равновесия. Виду он не подал, смутно понимая, что все это — только эмоции, а не голос разума. Виктория элементарно боится. Выстроившиеся в определённом порядке мысли мнгновенно подсказали порядок действий и Иванов весь подобрался, подготовившись убыть с этого места в кратчайшие сроки. На стоявший неподалёку гравилёт он не смотрел, но мысленно мерил расстояние от костра до его кабины.

Наконец его губы разомкнулись и раздался жёсткий, не допускающий ни малейших возражений голос, каким, в общении с Викторией он ещё не пользовался никогда. И вот теперь...

— Полагаю, что после того, как ты прервала меня несправедливым обвинением, нам действительно не о чем говорить. Ты не дала мне договорить и объяснить ситуацию, что весьма стандартно и для меня неприемлемо. А потому, — голос Александра крепчал с каждым слогом. — с этого момента мы — только очень дальние знакомые. — Юноша встал, быстро принимаясь за сбор своих вещей. Затем он ненадолго скрылся в шатре. Выйдя из палатки с рюкзаком и укладками, он продолжал. — Свой знак, тот, что у тебя есть, я аннулирую, так что видеться придётся только в очень и очень официальной обстановке по очень большой необходимости и непременно при многочисленных свидетелях. — в его голосе теперь не чувствовалось и тени шутливости.

Виктория замерла, впервые видя Александра, мгновенно облачившегося в непроницаемую для неё броню и ставшего похожим на боевого робота. Иванов между тем продолжал говорить нисколько не повышая и не понижая громкость и не изменяя тон голоса:

— Я убываю в астрочасть на срочную работу и очень прошу: с этого момента меня больше никоим образом не разыскивать и не беспокоить. Всё. — Александр повернулся спиной и быстрым шагом направился к своему двухместному гравилёту.

Через минуту юркая машина стрелой летела в Харьков, в астрочасть, куда руководители Космоцентра приписали Александра. В тот момент Иванов даже не обратил внимания на то, что Харьков — украинский город и может быть связан с Викторией. Для него Виктория перестала играть прежнюю огромную роль.

Вика онемела от скорости, с какой проделал всё это Александр. Зашелестевшие едва слышно двигатели уходившей в небо машины вывели её из оцепенения и она, не имея сил даже подняться и сделать несколько шагов к взлетавшему гравилёту, разревелась в голос, не обращая внимания на костёр и на весело плясавшие языки пламени... Но Александр не стал включать экраны обзора и смотреть в сферические зеркала заднего вида. Его рука судорожно впилась в пластик рукоятки управления и машина, опоясавшаяся самой полной гирляндой взлётных огней оповещения, — был момент, когда Иванов хотел включить и полагавшийся машинам сотрудников офицерского корпуса Астроконтингента Земли синий "султан" на крыше, — ввинтилась в магистральный поток под предельно допустимым углом, оставляя Викторию далеко внизу и сзади.

Шумевшая неподалеку от стоянки река равнодушно слушала девичьи всхлипывания.

Впервые за долгие годы Александр дал существенную слабину и мышцы теперь действовали автоматически, спасая мозг от дополнительной работы. Гравилёт набрал разрешённую скорость и по главному эшелону полетел к цели. О том, что творилось с Викторией после его отлёта Александр старался не думать, хотя вполне чётко представлял силу её переживаний.

Виктория просидела у костра до утра, снова и снова прокручивая в памяти все происшедшее за эти несколько месяцев... Да, она снова не сумела удержать эмоции под контролем, что было непозволительной роскошью. Она снова, но теперь — откровенно походя и бездумно, слишком поспешно обидела Александра и на этот раз — по-крупному и надолго. Бежать куда-либо, звать и умолять было бесполезно: Александр был задет ею за живое и теперь предстояло испить чашу раскаяния до конца.

Какое она имела право забыть основополагающие постулаты Свода Межличностных отношений в части, касающейся глубоких и точных чувств?!... Она, женщина, на практике совершила самую женскую из всех возможных ошибок: импульсивно захотела прибрать к рукам и объявить своей исключительной собственностью мужчину — другую личность, имеющую полное право на свою жизнь и ни разу не посягнувшую на её собственную жизнь свыше определённых пределов...

Сколько раз только голос или само присутствие Александра спасали её от душевных кризисов, сколько раз его руки давали ей энергию, нежность и тепло, сколько раз его взгляды поднимали её из руин и собирали по кусочкам воедино?!... И вот теперь... Теперь она сыграла в самом полном масштабе незавидную роль обиженной собственницы... Глупо до невозможности...— Виктория в душе корила себя самым полным набором уничижительных слов и это словесное самоистязание доставляло ей слабое удовлетворение.

Она отвлеклась от своих невесёлых мыслей и внимательно огляделась вокруг, внезапно вспомнив о своей привычке постоянно собирать материалы для сравнительного анализа ситуации.

Александр собрался столь стремительно, что забыл одну из папок. Вот она, полуоткрытая, лежит на туристском разогревателе... Снедаемая любопытством, Виктория потянулась к папке и взяла её в руки. Из створок с лёгким шелестом выпал листок пластика с несколькими убористыми строчками. Взгляд Вики упёрся в эти строчки и, добравшись до последней точки, погас. Виктория без чувств свалилась на пол палатки.

"Как я могла?!... — в полусне, даже не пытаясь бороться с подступающей обжигающей всё нутро волной жаркой горечи, думала Белова. — Ведь он же — человек, он может и имеет полное право любить кого угодно!... Я же тоже могу любить свою первую любовь?! И он ни разу даже не спросил о том, кого я считаю первой любовью... Он знал, что это — сугубо внутренняя личная, абсолютно секретная для всех, кроме самых близких родственников информация и не стал нарушать её тайность. Может быть он даже посчитал, что для наших взаимоотношений это не имеет принципиального значения... Что бы там ни было, он не видел в этом препятствия...

А я? Почему я могу так относиться к другому человеку, ведь он же — не вещь и не моя личная собственность?... Какой уж тут совместный путь?! Какая теперь может быть с его стороны теперь помощь и поддержка?! Боже, неужели прав был мыслитель, сказав, что не мужчины собственники, а мы, женщины, самые большие и рьяные собственницы, постоянно боящиеся потерять попавшего в наши личные сети мужчину...

Боже, ну ладно там все и любые мои сестры по полу, им это позволительно по определению, но я, Навигационная Звезда, водящая за собой роту едва ли не самых подготовленных агентов Российской Академии Планетной Безопасности и заставляющая невесть почему, вроде как непонятным невесть когда выставленным авансом охранять себя лучше Президента Еврорегиона... Я, офицер Астрофлота и астронавигатор допустила подобную глупость?!.... Это просто непростительно и особенно — по отношению к Александру, к Саше, к Сашочку!... Боже!...

Мы столько прошли вместе, он мне столько отдал, стольким поделился, поделился практически бескорыстно, даже намёком не пожелав получить что либо взамен... Я всё это приняла и была рада, довольна и горда.... Мы... Я и Саша... Мы практически вышли на прямую, которая приведет нас обоих к звёздам вместе и рядом... Мы могли твёрдо выйти на прямую, которая будет вести нас по нашей почти столетней жизни вместе и рядом... И это могла я решать по древнему праву женщины, несущей двойную ответственность. И Саша... И он ни разу не показал мне, что приковывает меня к себе навсегда и будет очень недоволен, если я выберу другого мужчину. Он понимал, что это будет мой выбор, который он должен уважать и он был готов уважать мой новый выбор даже ценой душевной боли, даже ценой периода непереносимого одиночества... Он никогда не считал меня моей личной собственностью... Я была абсолютно свободна даже тогда, когда он был рядом. Господи, как он это умел делать естественно и незаметно и как ему было должно быть больно в глубине его сути...

Я была свободна даже наедине с ним. Я была вольна встречаться с кем угодно... Много ли мужчин согласились с тем, что их подруга день за днём контактирует с десятками других мужчин?... Он согласился с этим моим правом, поскольку полностью и безоглядно доверял мне. Он, вероятно, допускал возможность моего ухода к Ричарду, к моей первой любви, хотя, вполне возможно, не знал даже о его существовании... Он просто знал, что я прошла через чувство первой любви, как и всякий житель нашей планеты...

И он ни разу не дал мне понять, что его может требовательно ждать и желать другая, которую он, может быть, в глубине души и сейчас, после её гибели, продолжает любить... И она его, безусловно, помнила и любила все это время пока рядом с ним была я.... И она, может быть, даже очень может быть, знала или догадывалась, что Александр — не один, что он рядом со мной, с другой женщиной... И, зная это или догадываясь об этом, она всё же распорядилась в своем завещании направить сверхсрочное сообщение о своей гибели ему, Саше, в первую очередь, ничего не объясняя другим людям. Это ли не доказательство её настоящей любви к нему и его искреннего чувства к ней? А я... А я, не разобравшись предварительно и предельно досконально в ситуации, глубоко оскорбила Сашу несправедливым подозрением... А эта девушка терпела моё присутствие рядом с любимым и я знаю, какая это страшная мука... Она погибла, помня о нём до конца и заблаговременно распорядившись в завещании сразу вызвать его, если с ней случится беда... И он в любом случае улетел бы...

Саша бы улетел к ней в любом случае и я обязана была понять, что улетая к ней, он сделает все, чтобы я не страдала сильно, чтобы была по-прежнему защищена и обеспечена всем необходимым. А она, вполне возможно, могла чувствовать неотвратимость собственной гибели и в заблаговременно составленном завещании потребовала его экстренного прибытия и обеспечения самого полного инкогнито... Так бывает...

Таково было её право, но разве... разве она не хотела жить, помня и любя, жалея его, как всякая достойная женщина. Пусть они были очень разными, но любовь и жалость не спрашивают о разности. И он её жалел и любил, и она его, и это всё было все это время, пока он был со мной и я была с ним... Я только теперь с предельной полнотой узнаю, кто была первой любовью Александра.

И первой, кто имела все права на него, является она... Она, безусловно, была готова подарить ему детей, продолжить его жизнь во времени. Сколько надежд и желаний было в этой девушке, которая, конечно же, не была равна Саше по возможностям. Но разве чувства спрашивают о равенстве?

И вот — реальное настоящее извещение о её гибели... Фактически — вызов первого уровня обязательности, настоящий вызов группы "А". Теперь мне понятно, почему уже долгое время Александр ходит как башня, закованная в броню... Только Михаилу, вероятно, он открылся... И мне ничего не сказал... Конечно, не хотел по давней привычке меня волновать и беспокоить, ведь это настолько внутреннее личное дело, что требовать отчёта в этом — просто преступно... И вот теперь я его обидела настолько, что не уверена в том, что он простит меня когда ни будь... — так думала Виктория, пока её тело, потрясённое прочтённым, пребывало в спасительной расслабленности и неподвижности. — Теперь мне понятно, почему он отсутствовал больше чем полторы недели и мне все и каждый отказывались назвать истинную, точную, действительную причину его отсутствия... Каждый изворачивался как мог, говорили и "срочная работа", и "срочный вызов" и "срочный экспериментальный полёт"...

И это все — по его личному желанию делалось, он хотел и в этот тяжелейший для него самого момент оградить меня от волнений... И это тогда, когда он сам был в критическом душевном состоянии, когда не ему меня, а мне его надо было бы прикрывать, жалеть, обеспечивать и страховать. Когда не ему ко мне, а мне к нему нужно было бежать со всех ног, едва только он пересёк границу КПП Космоцентра. А я? А я, как последняя непроходимая дура возгордилась и возомнила, что он, мужчина, должен после такого потрясения предстать передо мной и не меньше чем покаяться невесть в чём. В чём, собственно, он должен был каяться?! В том, что любил другую раньше, чем меня? Или, может быть, в том, что не может совместить в душе горе и радость сейчас, после утраты?! И он должен был за это передо мной каяться?! И я не отмела самой возможности и необходимости такого сценария?!... И я прождала столько дней его появления, дав самой себе самую полную возможность оскорбиться его неявкой!... И я... я сыграла роль обиженной собственницы... и это оказалось живо и здорово и потом, много позже, после того, как сама, с огромным трудом... боже, как он сопротивлялся, как ему было тяжело вскрывать броню, защищавшую его от психических перегрузок после пережитого.... Я таки сломала воздвигнутый им вал льда, сломала лёд отчуждения. Господи, Витка, тебе просто не может быть теперь и в будущем никакого прощения никогда... Ты можешь вполне понять, что ты его реально потеряла. По-те-ря-ла. — Виктория повторила это слово про себя, вслушиваясь в его погребальную безысходность. — Он не шёл на контакт с тобой после возвращения, потому что, без всякого сомнения, чётко предвидел твою негативную реакцию а ты, Витка, именно ты не пришла к нему на помощь в тот чёрный для него день прибытия вызова.... Не Михаилу, а тебе нужно было быть в тот момент в номере Александра... И он понял, ощутил твое бессилие и замкнулся, заледенел. Он смог, вероятно, предельно чётко и ясно понять, что здесь ты — не Навигационная Звезда, а простая, немного тупая, глупая и ослеплённая эмоциями не самого лучшего ряда женщина.

И он заледенел.... Может быть, этот лёд был спасением для него самого от такого срыва? Может быть, мне самой не следовало торопиться его ломать? Может, надо было дать ему время и не давить, не спешить с восстановлением отношений, если уж с первого дня после его появления я не смогла толком и сразу понять в чём дело? Может быть, мне следовало сразу уйти? И какой вопрос он хотел мне задать, я теперь вряд ли узнаю...

Может, он просто хотел исповедаться мне, впервые за долгие месяцы совместного пути, облегчить душу передо мной, женщиной, а не перед кем другим, прежде всего — перед Лосевым? Он за всё истекшее время нашего знакомства ни разу не взвалил на меня своих внутренних личностных проблем, решая раз за разом только мои... И ничего никогда не говорил из того, что действительно у него на душе. Ведь такое Михаил понимает автоматически, как мужчина, и ему не надо ничего такого объяснять. Он знал и чувствовал, что следует всё же объяснить многое именно мне, женщине, и, вероятно, очень, очень хотел этого.

А я... А я оскорбилась самой мыслью, что не я — центр его Вселенной... И вот теперь наступила развязка — он снова замкнулся... Он снова замкнулся, наверное, оскорбившись самой мыслью, что не следует теперь хотя бы на йоту доверять женщине свои мужские проблемы и переживания. Нет, вне всякого сомнения он теперь не верит ни мне, ни любой другой женщине. Он не верит мне и любой другой женщине так же, как не верил никому из моих сестёр по полу, с очень, вероятно, давних пор.

О, я понимаю, как он был холоден со своими подругами в школе, ведь они видели в нём и, прежде всего, завидную партию для себя и просто — очень надёжного и цельного человека. И ведь он действительно был таким, но тогда, после встречи с Леной, хватившей наркотиков, — Виктория и сама не поняла, откуда ей вдруг стали ведомы такие подробности взаимоотношений Иванова и Соколовой, — он закаменел, мои сёстры по полу, даже самые прекрасные, красивые и умные, были просто сметены с его охраняемых секторов... Вполне вероятно, что он допускал их к себе только на уровень служебного общения. А ведь им хотелось и желалось гораздо большего! Большего, глубокого и лучшего.

А ведь он в таких вопросах с тех пор — настоящая скала и вот он, золотой универсал, золотой человек, становится гранитно-базальтовой скалой и пребывает в таком неестественном состоянии почти что до встречи со мной на перроне. Я-то сразу ощутила холод, исходивший от этого человека и адресованный персонально мне, как женщине. Он спиной чувствовал мое присутствие и не хотел ничего, кроме оказания помощи. Господи, я до сих пор отчётливо чувствую этот холод.

Какой же холодный Саша был вначале и со мной... Он только страховал, обеспечивал и защищал меня... И не более того. Он не идёт на прямой физический полный контакт даже сейчас, когда прошло столько времени и мы почти всегда вместе и рядом. Вместе и рядом... Были, были, Виктория, были вместе и рядом. Но теперь он не будет рядом с тобой, поскольку не верит в твою высоту, Виктория. Он не верит ни в тебя, ни тебе, и тем более — как женщине и как своей бывшей главной подруге. Бывшей... А раз так — ты одна теперь. И он — один.

Но он... Он теперь — не один! Он — личность не менее видная. И мои сёстры по полу своего не упустят! Ведь раньше я привычно и запрограммированно блокировала к нему доступ, исключая служебный, а теперь... Теперь меня рядом нет и вот теперь... И теперь рядом с ним может быть сотня девушек... И теперь они своего не упустят, ведь он имеет ныне полное право чувствовать себя абсолютно свободным... И теперь и он может выбрать любую другую, любую другую, но... но не меня... Даже охранять меня он не может, поскольку между нами нет теперь полного доверия. А дружить со мной и любить меня ему теперь, вероятно, незачем. И он может снова замкнуться и стать скалой, но особая прочная скальная порода будет с твоей стороны, Вика, с твоей стороны....

Для него, как и для любого мужчины работа — всё... Он погрузится в неё, и она привычно спасёт его. А я?!... А я вот, осталась впервые за долгое время совершенно одна... И, чувствую, что теперь я одна очень надолго... Господи, только не снова это одиночество.. только не это... Только не Михаил сзади в позиции скрытой охраны и сопровождения... Господи, Сашу, только Сашу хочу... Что я только не сделаю, чтобы его вернуть, чтобы он снова оттаял... Господи, только бы мне исправить эту ошибку...

Навигационная Звезда называется... Господи, да ты, Витка, просто не имеешь никакого права на это прозвище после случившегося... Последний в списке обломок астероида ты, а не Навигационная звезда... Он ведь — личность видная, золотой универсал и замкомандира потока управления, на него шестеро девчат-командиров ой какие ясные взгляды бросают, да и с других потоков по нему, ой, многие сохнут... Я же это знаю, видела и чувствовала не раз, а потому это не обман, такое отношение к нему со стороны моих коллег и подруг — факт.

Они, конечно, разные и по-разному относятся к нему. И не каждая считает себя ему подходящей. Он ведь — сложный человек. Но в первую очередь его примут и поймут прямые коллеги по потоку и факультету... Конечно же, они... Они — командиры, ему ровня и по профессиональным возможностям и по профилю подготовки, и даже, очень может быть, по психологической устойчивости. Уж они-то точно ныть, скулить и играть обиженных и брошенных не будут. Они просто поймут его так, как надо, так, как он хочет... Они-то поймут... А я?!

Теперь вот, по моей собственной милости место рядом с ним неожиданно и надолго освободилось... И свято место пусто не бывает... Чудовищно... И когда... Когда ещё я услышу его тихое "Виктоша"... Господи, да что же я такое наделала?!..."

Постепенно Виктория приходила в себя после потрясения. Костёр догорел и день вступал в свои права. Она встала и несколько часов ходила кругами по поляне, собираясь с мыслями. Упаковав вещи, Виктория не спеша, непривычно тяжёлым и медленным шагом направилась по тропинке, выводящей прямо к просёлку. В полдень она добралась до станции монорельса и почти без чувств опустилась в кресло в одноместном купе. Не было сил ехать в заполненном незнакомыми людьми кресельном общем вагоне. Не было сил, хотя её состояние и недоступность в этот момент понял бы самый необразованный в вопросах психологии человек... Не было сил...

Пока тело пребывало в спасительной расслабленности, мозг выводил из спящего состояния аварийные резервы и на платформу станции "Космоцентр" ступила девушка, твердо решившая потерять себя в напряжённейшей работе, объёмы которой были непосильны большинству из самых одарённых и подготовленных офицеров и рядовых сотрудников Астрофлота Земли.

Второкурсники-сержанты учтиво козырнули и незамедлительно пропустили свою старшую коллегу на территорию. Вскоре Белова уже была в своей комнате в курсантском общежитии. Пересмотрев все информационные источники, Виктория нигде не нашла следов пребывания Александра. С одной харьковской астрочастью её всё же упорно не желали соединять, учтиво отвечая, что адресат сам свяжется с ней, если найдёт нужным.

Михаил, с которым Александр связался по телесвязи из бешено несущегося гравилёта, с полувзгляда понял Александра. Сам ещё вольный казак, только выбиравший себе пару, он тем не менее, всегда прекрасно понимал состояние своего друга.

По прибытии в харьковскую астрочасть Командирской службы Дальнего космоса Александр побывал у командира части:

— Прошу разрешения, товарищ комкор. — Иванов приоткрыл дверь служебного кабинета командира.

— Заходите, Иванов. — высший офицер жестом пригласил младшего по званию зайти, ответил на уставное приветствие Александра и взглядом указал на кресло перед своим столом, но Иванов кивком головы отказался и остался стоять:

— Прошу дать мне срочную работу и разрешить ничего не объяснять. — произнёс Александр учтивым, но откровенно служебным тоном. Хозяин кабинета понял состояние своего коллеги и не стал выговаривать:

— Ладно. Стапельцентр в Ашхабаде вас устроит? — комкор сел.

— На сколько? — по лицу Александра было заметно, что этот вариант его устраивает.

— Там — наш филиал, сможете параллельно учиться в Космоцентре. Вижу, появляться в Московске не хотите.

— Да, товарищ комкор. Если возможно — на протяжении всего четвёртого курса.

— Хорошо. Идите в дежурную часть, оформляйте документы. Лосев подстрахует.

— И вы знаете? — в голосе Иванова просквозило искреннее изумление перед могуществом системы спецсвязи Астрофлота. Он сразу понял, что АПБ и лично генерал Кузнецов уже сдублировали ситуацию.

— Знаю. Давайте без объяснений. — спокойно ответил офицер.

— Есть, товарищ комкор. — Александр подобрался и козырнул.

— Успехов. — ответил тем же жестом и тёплым взглядом комкор.

— Вам также, Командир.

Выйдя от командира астрочасти, Иванов быстро оформил документы и вылетел в Ашхабад трёхчасовым служебным самолётом Астроконтингента в компании с курсантами технологических потоков астрошколы, располагавшейся в Харькове.

Михаил Лосев заступил на охрану и оборону Виктории Ивановой. Подключение Космоцентра к охране и обороне Виктории Ивановой

— Младший лейтенант Лосев? — Михаила нашел дежурный курсант — оператор Службы Оповещения.

— Так точно, сержант. — Лосев оторвался от чтения информрелиза спецтактики, встал и козырнул, отвечая на уставное приветствие.

— Вас вызывает к себе начальник Космоцентра. — выдохнул курсант.

— Есть. Немедленно? — уточнил Лосев, зная, что начальник Космоцентра не любит неподготовленных появлений курсантов. — В какой форме одежды?

— Как можно быстрее. В обычной форме. — ответил прибывший.

— Есть, буду тотчас. — козырнув, Михаил отпустил коллегу.

В кабинете Командира было тепло. Апрельская прохлада не могла прорваться сквозь тепловые завесы, но и жаркой атмосферу нельзя было назвать. Вполне нормальная срединная температура.

— Товарищ начальник Космоцентра. Младший лейтенант астродесанта Лосев по вашему вызову прибыл. — Михаил козырнул.

— Садитесь. Иванов вылетел в Ашхабад. Будете один страховать Белову. На вас теперь возлагается задача её полной страховки... Полный кокон...— высший офицер Астрофлота ответил на уставное приветствие и не стал садиться на свое место в глубоком кресле, а подошёл и встал рядом с Михаилом.

— Есть, понял. Приступать немедленно? — Михаил нетерпеливо присел на краешек стоявшего тут же стула.

— Да. Через час она, возможно, сегодня ещё будет на занятиях, сейчас она у себя в общежитии, но там — надёжно. Вопросы? — офицер внимательно посмотрел на Михаила. Но тот остался спокойным и собранным:

— Никак нет. Разрешите идти? — Лосев напрягся.

— Идите. Успехов. — офицер отошел к пультам.

— Вам также. — Лосев встал. Командир нажал несколько клавиш на настенном пульте, потом подошёл к Михаилу и тихо сказал:

— У Иванова с Беловой произошла нешуточная размолвка. Дело грозит полным разрывом отношений между ними. Иванов убыл в назначенную ему командованием астрочасть в Харьков и отказался давать Беловой доступ к нему по обычным каналам. Думаю, что он очень скоро будет готов перекрыть и служебные. Такова ситуация. Постарайтесь полностью прикрыть Белову на время отсутствия Александра. Космоцентр вам поможет всем, чем сможет. Надо будет — подключим весь Астрофлот Еврорегиона. В крайнем случае задействуем силы других служб гражданского общества.

— Есть, Командир. — слушатели имели право называть во время обучения руководителей подразделений просто Командирами, а не называть много раз звание или должность.

— Идите. — офицер вернулся за свой стол.

Лосев вышел из кабинета начальника школы и чуть не столкнулся с Викторией. Та шла прямо на него и ему пришлось быстро посторониться, пропуская девушку в полуоткрытую дверь кабинета.

— Товарищ начальник Космоцентра. Младший лейтенант Службы Астронавигации Белова. Я знаю, что часы не приёмные, но прошу принять по личному вопросу. — Виктория козырнула.

— Садитесь. — офицер ответил на уставное приветствие и сделал паузу, ожидая пока посетительница сядет.

Виктория села. С минуту они молчали, стараясь не смотреть друг на друга.

— Вы всё знаете, Командир. Мне нужен Иванов. — обессиленно произнесла Виктория. Офицер внимательно посмотрел на коллегу и произнес тоном, исключающим возражения:

— Иванов выполняет задачу в своей астрочасти, младший лейтенант Белова. Соединить вас с ним не могу. Нет полномочий. — глухо произнес начальник Космоцентра.

— А дать возможность увидеться? — Виктория и не думала отступать или сдаваться. Командир это понял:

— Без его желания — не имею права. — тем же скучным сухим тоном произнес он. Виктория усилила натиск:

— Лосева вы попросили страховать меня? Он только что выходил от вас... Но... — Белова хотела сказать, что никого, кроме Александра она не хочет видеть вблизи или рядом. Почувствовавший подтекст Командир остался непреклонен:

— Давайте закончим этот разговор, Виктория Аскольдовна. Случилось то, что случилось. Дайте возможность человеку пережить это и не ускоряйте события. Для вас есть работа в секторе проводки рейдеров системного флота. Вот и приступайте. Немедленно. — он сказал так только для того, чтобы снять ясно ощущаемое напряжение. В реальности астронавигатора в таком состоянии даже близко к пульту никто бы, конечно, не допустил.

— Разрешите идти, Командир? — Виктория напряглась. Ей казалось, что она не достигла той цели, которую ставила перед собой. И это было именно так. Командир посмотрел на неё прощально и по-доброму:

— Идите, младший лейтенант Белова.

— Есть. — Виктория с усилием поднялась и встретила понимающий взгляд Командира. — Вы и это знаете...

— Знаю. Идите.

В приёмной Лосева уже не было. По тоннельному переходу Виктория не спеша добралась к себе в номер. Казалось, в этот день можно отключиться для обдумывания ситуации и посетителей не будет. Но не так было, как хотелось. Не прошло и минуты, как входная дверь отворилась и вошла Татьяна Чкалова — старший лейтенант потока командирской подготовки.

— Жива ещё, моя старушка? — с порога спросила Татьяна свою подругу, лежавшую ничком на диване. — Присядем...— она опустилась в кресло рядом и положила ладонь на затылок Виктории. — М-да. Состояние у тебя...

— Истерическое, Таня... — глухо произнесла Виктория, не отрывая лица от подушки. — Только вот... диетических яиц мне — не надо. И врачей — тоже.

— Возможно, а вот с психологом поговорить...

— Это не та тема, Таня, это настолько личное...

— А священник? Я могу его пригласить тотчас же.

— Я не готова... Я должна сама решить эту проблему, которую самолично создала... — Виктория повернулась на правый бок и подперла голову рукой. — Слушай... Танюша... дорогая...

— Не надо. Я хоть и выше Александра по званию, и мы с ним на одном потоке, но вмешиваться в его решение — не могу и не имею никакого права... Так что оставим этот разговор как не начатый, Вика.

— М-да...— протянула Виктория, прикрывая веками набрякшие от слёз глаза. — похоже, мне самой необходимо решить эту проблему. Но хоть где он, это ты мне скажешь? Ведь ты знаешь, ты же его коллега...

— Конечно же нет. Я не имею на это права. Просто не знаю.

— А Лосев? — Виктория пыталась хоть так отсечь от себя почти что единственного постоянного и добровольного охранника, обладавшего просто генетической способностью служить, беречь и защищать.

— Послушай, мы же не дети. Лосев будет оберегать тебя, пока рядом нет Иванова, но "своих" пределов он не перейдёт. Об этом можешь не беспокоиться.

— Я и не беспокоюсь. Только видеть его сзади — не могу. Жутко, невыносимо больно... Сашу хочу...— Вика всхлипнула теперь уже в полный голос. Подруга взяла её голову в свои ладони:

— Эта боль — лечит, Виктория. Сталь закаляется в огне, а человек — в горестях и потерях.

— Вполне понятно. — Белова кисло усмехнулась, но усмешка вышла крайне неестественной и быстро пропала, — Наш Командир что-то говорил о проводке кораблей... Я пойду...— Виктория попыталась спустить ноги с дивана, но Татьяна её удержала:

— Нет и нет. Ты снята с любых практик, связанных с реальностью. До момента полной психологической стабилизации. — подруга продолжала держать её за плечи, не давая подняться.

— Логично, а то наломаю дров. Спасибо, Татьяна. — Виктория расслабилась и откинулась на подушки.

— Хорошо. Сегодня — отдыхай и отсыпайся. И чтоб завтра на первой паре была как огурчик. Я доложу обо всем комкору навигации Расковой.

— Хорошо, Таня. Снова ты меня спасаешь, собираешь по кусочкам... — она намекала на то, что именно Чкалова неоднократно была главным связующим звеном Навигационной Звезды с остальным женским коллективом Космоцентра и через неё шёл основной поток профильной информации.

— Такова наша доля. — подруга поднялась и за ней еле слышно стукнула входная дверь.

Виктория забылась тяжёлым сном.

Виктория Иванова. Преображение. Начало "Полигона". Год без Александра

Этот сон был последним моментом, перед которым курсанты и командиры космоцентра ещё могли видеть Навигационную звезду в её привычном и ставшим обычным виде. Утром следующего дня на занятиях появилась другая Белова: сосредоточенная, ушедшая в себя и архинедоступная.

— Товарищ младший лейтенант, разрешите вам помочь? — проходивший мимо сержант увидел, как Виктория в одиночку тащит тяжеленную укладку и уже протянул было руку, но Виктория полоснула по нему таким тяжёлым пронизывающим взглядом, что его рука опустилась, не коснувшись ремней. — Я только хотел вам помочь, товарищ младший лейтенант...— с долей обиды в голосе и в выражении лица произнес он.

— Спасибо, господин сержант, мне помощь не нужна. — Виктория в первый момент сама удивилась своей холодности, но потом поняла, что теперь это — её обычная настройка. — Действительно, я справлюсь сама.

— Ещё раз извините. — сержант изумлённо посмотрел на офицера-женщину, абсолютно не щадившую себя в мирное время. Насколько он понял, у Навигационной Звезды произошло что-то экстраординарное, раз она так изменилась. И он оказался прав: следом за ним в этом убедились все, кто хоть мельком видел ставшую совершенно другой Белову.

— Не за что. — ответила Виктория и поволокла укладку дальше.

Она погрузилась в работу с головой. Казалось не было такого уголка, где бы её невозможно было увидеть на протяжении дня, но первым пунктом в её плане с самого начала стоял Центр связи Космоцентра.

— Товарищ младший лейтенант. Все каналы доступа по представленному вами личному коду блокированы. Дать другие каналы мы не можем — адресат запретил доступ. Вы знаете правила. — оператор уже дважды отказывала в доступе и не собиралась уступать натиску Виктории.

— Я прошу вас дать любой другой канал. Мне это архинеобходимо. — Виктория уже несколько минут всячески пыталась убедить старшину Астрофлота, сидевшую за пультом спецсвязи. Но та была непреклонна:

— Извините, не можем.

Такие ответы впоследствии преследовали Викторию весь год. Будто бы смирившись с тем, что Александр не хочет видеть и слышать её по связи, она через неделю пришла к начальнику своего факультета.

— Товарищ комкор. Прошу разрешения обратиться к начальнику Космоцентра. — Виктория козырнула вставшей из за стола Расковой. — По личному вопросу.

— Садитесь, Виктория Аскольдовна. Может, скажете мне, в чём проблема и я попробую её решить?

— Боюсь, Зинаида Константиновна, что здесь вы мне помочь не сможете. — с горечью произнесла Виктория.

— А всё же. — комкор ещё раз указала стоявшей у двери Виктории на кресло и та тяжело опустилась на сиденье, вжавшись в спинку. — Может, я попробую сформулировать за вас?

— Не надо. Вы и так всё понимаете. — кисло усмехнулась Белова.

— Конечно, понимаю. — комкор села. — Вы хотите увидеть Иванова. Мне уже доложили о ваших многочисленных попытках использовать спецсвязь Астрофлота. Как человек — я вас понимаю, но как офицер — не очень.

— Знаю. Потому и прошу дать мне разрешение... — прошептала Виктория.

— Боюсь, что Покрышкин также не сможет вам помочь. — понизив громкость голоса ответила Зинаида Константиновна.

— Тогда что же мне делать?

— Мне известно, что срок, установленный Ивановым на запрет любой связи с вами составляет ровно год. Это означает, что вы очень и очень крупно реально обидели человека. Просто так у нас такими сроками запрета доступа уже давным-давно никто не бросается. Полагаю, что никакие ваши попытки связаться с ним даже по спецсвязи Астрофлота не приведут ни к каким положительным результатам. Конечно же, я не вижу оснований запрещать вам пользоваться спецсвязью, но всё же поймите и Иванова.

Я не вникаю в детали, вы сами не хотите об этом говорить, но думаю, здесь дело не только в том, что он даёт вам свободу как коллеге и женщине. Он фактически мог отказаться вас охранять, ведь для охраны такого уровня, какой необходим для вашей безопасности, согласитесь, нужно самое полное доверие, а вы, Виктория Аскольдовна, фактически высказали ему недоверие. И это после того, как он столько раз вас защищал и восстанавливал. Да и не один он, и вы прекрасно это знаете.

Много мужчин работали и работают для вашего блага. Они работают, давая вам возможность безопасно жить и не посягая на вас. Подчёркиваю: не посягая. И потому... И потому не надо считать мужчин врагами всего женского рода. Александр прекрасно понял подтекст вашей отповеди и это делает ему честь. Но против официально высказанного им понижения статуса ваших взаимоотношений у Совета Космоцентра нет никаких возражений. Увы, это закономерный результат.

— Знаю. Но меня... — Белова опустила глаза: аргументы начальника факультета были безжалостны, но неопровержимы.

— Знаю, младший лейтенант Лосев принял на себя основную обязанность охранять и страховать вас. Но дело в том...

— Знаю, он только друг, а Иванов...

— В этом-то всё и дело. Его уровень охраны может быть недостаточен. Потому мы, как сотрудники Астрофлота планеты, будем помогать Лосеву во всём.

— Тогда...

— Я лично рекомендовала бы вам крепко подумать и вернуться к обычной работе и службе. Время лечит и не такое... Понимаю вашу боль и разделяю вашу потерянность и недовольство, но у вас впереди ещё несколько сложных курсов и размагничиваться сейчас...

— Согласна, но...

— Понимаю, сейчас вам нужен не космос, а Иванов, но...

— Вряд ли он примет меня без космоса? — Виктория подняла голову и посмотрела на начальника факультета. Та спокойно приняла её взгляд:

— Почти. И — не только это.

— Я не собираюсь ему навязываться, я просто хочу увидеть его ещё раз и понять, что мне следует делать. — с неизбывной тоской прошептала Виктория.

— Этого запретить я вам не могу, но и разрешить — тоже. Подумайте и если у вас возникнут проблемы — обращайтесь сразу ко мне.

— Спасибо. Разрешите идти? — Виктория встала.

— Идите.

Выйдя от начальника астронавигационного факультета, Виктория сразу же направилась в админкорпус, в приёмную начальника космоцентра. Референт-майор, едва увидев её, скрылся в кабинете шефа и через несколько минут сам Георгий Николаевич Покрышкин вышел к Виктории. Ответив на её уставное приветствие, он молча предложил ей войти в кабинет.

— Садитесь. Я знаю, вы были у Расковой. Ценю вашу настойчивость, но вряд ли что могу сделать больше. Иванов теперь закрыл доступ и по спецканалам, а общие им уже закрыты давно.

— Но, может быть...

— Виктория Аскольдовна. Я понимаю и разделяю вашу боль, но вы сами по вашей собственной воле уже дали наисуровейшую, высшую по степени бесчеловечности и безжалостности отповедь очень близкому вам лично человеку, даже не выслушав его. Это и в наше время причиняет очень большую боль и вы фактически её причинили. Космоцентр готов помочь вам всем, что в рамках допустимого и возможного, но я прошу вас уделить внимание учёбе.

— Спасибо, товарищ комкор. Разрешите идти? — Виктория встала.

— Вижу, что не убедил вас. Идите.

Вернувшись к себе в номер, Виктория включила трансляцию лекции, на которую уже не успевала и, слушая голос преподавателя, стала копаться в платяном шкафу. Пальто, куртки, комбинезоны так и летели на едва прибранную постель, пока сверху не лёг давно уже не одёванный гражданский комбинезон неприметной спокойной расцветки. Вернув всю одежду на места, Виктория повесила гражданский комбинезон первым и провела по нему ладонями обеих рук, разглаживая почти незаметные складки. Ей казалось, что теперь это почти единственная приемлемая для неё одежда: на великолепие парадных офицерских комбинезонов и форм и тем более — на повседневные красивые и функциональные комбинезоны сотрудника Астрофлота она старалась не смотреть.

— Виктория, разрешите? — в номер стремительно вошел Михаил. — О, извините, я не вовремя. — он с ходу прочёл состояние Беловой и решил обойтись минимально-необходимым. — Только хотел передать вам диски с информацией на недельные планы предстоящих занятий. — он увидел раскрытый шкаф и комбинезон, но не изменился ни в лице, ни в голосе. — Всё, исчезаю.

— Спасибо, Михаил Львович. — Виктория впервые не проводила друга Александра до дверей, копаясь в ворохе служебных и личных укладок. — Ещё раз — спасибо. — сказала она, ощущая, как Михаил осторожно поворачивается к входной двери.

Михаил ушёл. Он, безусловно, понял причину, почему сверху всех одежд висит теперь гражданский комбинезон, но, зная, что офицерам разрешено ходить в гражданском даже в расположении Космоцентра, поначалу не придал этому особого значения.

Виктория между тем швыряла укладку за укладкой на постель. Гора укладок росла, наконец на столе осталась только легкая укладочка с двумя десятками дисков со знаком "Л", означавшим личные. Их Виктория упаковала в серенький рюкзачок, который повесила рядом с гражданским комбинезоном.

— Жива ещё, моя старушка? — старший лейтенант Тимирязева, курсант командирского потока вошла в номер Виктории, когда та заканчивала запихивать отбракованные служебные укладки в шкаф. — Большая приборка?

— Почти. Если можно, Женя, обо всём — позже. Я хочу дослушать лекцию и немного прибраться.

— Как хочешь. — подруга вышла в коридор и, дойдя до холла, вызвала мгновенник. В кабине она нажала клавишу спикера. — Михаила Лосева. Срочно.

— Лосев на связи. — Михаил в это время направлялся в лабораторный корпус и сигнал вызова застал его на пандусе перехода.

— Тимирязева, Михаил. Есть большая проблема.

— Слушаю, Евгения. — Михаил внутренне подобрался. Он знал, что коллеги не станут беспокоить его по пустякам.

— Если не ошибаюсь, ты был у Виктории недавно?

— Да, заносил диски.

— А я вот только что от неё. У неё в шкафу теперь спереди гражданский комбинезон и обычный гражданский рюкзачок.

— И рюкзачок появился? Дальше можешь не продолжать. Зайди к психологам. Похоже Звезда твёрдо намеревается нас покинуть... И — в самое ближайшее время.

— И я того же мнения. Закрой своими десантниками периметр. Возьми Викту под сопровождение нарядами. А я пока подниму людей.

— Хорошо. Держи меня в курсе.

— Ладно, Миша. — Тимирязева отключила связь. Мгновенник остановился на этаже Службы психологической поддержки.

Дальнейшее не заставило себя долго ждать. Через несколько минут усиленные наряды стояли на всех порталах периметра Космоцентра, патрули следовали по контрольным дорожкам с интервалом не в десять минут, а в три. Были подключены резервные следящие и блокирующие охранные системы периметра. А к номеру Виктории уже направлялась первая группа её подруг по факультету. Внутренний межпотоковый телеграф "выдал" курсантам сигнал неучебной опасности под знаком Навигационной Звезды. Пружина обеспечения безопасности и спокойствия конкретного человека сжалась и начала распрямляться, отдавая энергию для решения возникшей проблемы.

Виктория встретила визитёров сидя в кресле. Стараясь казаться спокойной и безучастной, она про себя уже всё решила.

Разговор получился долгим. Подругам очень хотелось добиться от Виктории хоть каких-то слов. Но Виктория только слушала, не проронив ни слова, только изредка усталым погасшим взглядом окидывая присутствовавших на этом первом особом свидании подруг.

— Иными словами, Викта, ты не можешь остаться? — старшая группы прямо взглянула на Лидера науки Космоцентра.

— Не могу, девчата. Нет мне жизни здесь. Какой же космос без него? Так, сухая рутина. — с непередаваемой горечью наконец вслух тихо сказала Виктория.

— — Но, Вика, ты и нас пойми: мы же не можем привести его сюда под каким-либо конвоем — ведь обидела ты — его, а не он — тебя. И наказать тоже не можем — не он — тебя, а ты — его отшила. Конечно, у нас есть своя внутренняя Служба Безопасности, есть Полиция Астрофлота, но, согласись, это задача — явно не для них.

— Поэтому я и хочу уйти. — расслабленно произнесла Виктория не поднимая глаз и прекрасно понимая, что карательная подсистема Астрофлота в этом деле ей не помощница.

— Рапорт уже написала? — поинтересовались подруги, прекрасно зная, что молниеносная Звезда уже выполнила эту необременительную, но очень болезненную для неё формальность. И они не ошиблись:

— И отправила. — жёстко подтвердила Белова.

— Ответ? — подруги очень надеялись, что командование будет бесконечно тянуть с удовлетворением просьбы и им показалось, что именно так оно и есть, поскольку Виктория слабым голосом, выдавшим её неудовлетворённость, ответила:

— Пока нет. Жду.

Первая группа потерпела фиаско. Но за ней пришла следующая, за ней — ещё одна. С интервалом в несколько минут в этот день у Виктории побывали представители почти всех основных факультетов. У них было одно желание — не дать Виктории возможности предать её стремление и её мечту о космосе. Но выходившие с грустью пожимали плечами и разводили руками — и им также не удалось убедить Навигационную звезду не то что в необходимости, но и в самой возможности остаться.

За основными факультетами пошли представители факультетов среднего звена — им Виктория помогала больше всего, гораздо больше чем основникам. Только поздно вечером, когда время приближалось к десяти часам, её оставили в покое, так и не добившись согласия остаться.

Забывшись в кресле, Виктория провалилась в сон без сновидений. Он немного восстановил силы, но не вернул спокойствия и уверенности. Сохранилось стремление уйти во что бы то ни стало.

С утра пришло распоряжение о свободном дне, которому Виктория подчинилась со смутно ощущаемой радостью: она чувствовала, что едва погрузится в привычную работу и ритм — и её желание может перестать быть монолитным. Она даже рассчитывала, что ей тогда быстрее разрешат достичь Александра и лично увидеться с ним перед окончательным разрывом. Но свободный день есть свободный день и Виктория не стала даже выходить из номера. Сразу же после скудного завтрака — она по привычке держала трёхдневный паёк в своей комнате — к ней в номер пожаловала делегация второй очереди факультетов среднего звена и уговоры возобновились с прежней силой.

Так продолжалось до обеденного перерыва в занятиях и работах. Не покидавшая своего номера Виктория тепло поблагодарила официантов-курсантов, принесших ей сытный обед, но восприняла их попытки уговорить остаться с ледяным спокойствием и непреклонностью.

Ровно в четыре часа дня открылась дверь и вошёл Покрышкин. Виктория поспешно встала, механически поправляя помятый комбинезон, но Командир сразу подошел к ней и, остановившись в метре напротив, заглянул прямо в глаза.

— Что же это вы надумали, Виктория? — здесь и сейчас комкор был не начальником, не высшим офицером командования, а Батей, отцом для всех курсантов Космоцентра вне зависимости от возраста и званий. Уловив это настроение, Виктория сменила тон голоса на обычный:

— Поймите меня правильно, я не чувствую в себе больше сил быть здесь и работать в прежнем режиме... Я высоко ценю всю помощь и поддержку, оказанную и оказываемую мне, я знаю, что отрываю очень многих людей, отчаянно пытающихся остановить меня, от службы и от работы, но по-иному — не могу.

— Сядем. — комкор сел в кресло и почти насильно усадил в кресло напротив не желавшую садиться Викторию. — Вы полагаете, что уйдя от нас, уйдя из Астрофлота вы сможете когда либо появиться перед Александром? Вы убеждены в том, что он вас примет такую?

— Вы хотите спросить, примет ли он меня, предавшую собственную мечту, дело, которому я хотела служить всю жизнь? — самоуничижительным тоном произнесла Виктория, не глядя на Командира. Тот также не стремился постоянно держать её под своим внимательным, всё замечающим взглядом:

— Почти. Но и не только это. Он, как мне неоднократно докладывали коллеги, уже много дней, несмотря на то, что вы его отвергли, продолжает просто гробить себя на работе в Астрофлоте. Желаете подробностей? Он работает почти полные сутки и спит три-четыре часа... А вы... Вы, Виктория, готовы все бросить, чтобы только увидеть его? Но поймёт ли он вас такую?

— Честно сказать? Не знаю. — прошептала Белова.

— Тогда я прошу вас остаться и продолжить работу и учёбу. Это, на мой взгляд, единственный разумный выход. — тихим голосом ответил Покрышкин.

— Не знаю. Наверное, я остаться не смогу...

— Подумайте, Виктория Аскольдовна. Нам бы не хотелось видеть вас вне нашего коллектива.

— Я знаю. Но, думаю, что всё же остаться — не смогу.

— Я ещё раз прошу вас подумать. — комкор встал.

— Попробую. Но ничего обещать не могу.

Комкор ушёл. Виктория поняла, что если её просит сам начальник Космоцентра, то теперь, после его визита, её коллеги пойдут на всё, чтобы её задержать. Она, безусловно знала об усилении патрулей и о перекрытии периметра Космоцентра. Но внутренний голос твердил ей, что пока она отказываться от своей идеи не вправе.

На третий день её посетили делегации факультетов третьего кольца. Но и им не удалось её убедить — к своему удивлению, смешанному с горькой радостью, Виктория поняла, что за прошедшую ночь она нисколько не уменьшила своего стремления любыми путями достичь Александра и просто взглянуть ему прямо в глаза. Взглянуть прежде чем уйти окончательно и от него, и от мечты. Она прекрасно понимала и другое — существующая система не даст ей возможности просто так пренебречь множеством условностей и потому ей предстояло исподволь добиваться реализации своего решения. Взвесив все обстоятельства, она поняла, что реализация ее плана может вполне занять не меньше года.

Третий день она потратила на то, чтобы составить план своей работы на предстоящий год, который в глубине души она уже именовала "годом без Александра". Слушая и смотря лекции на огромном экране — во всю верхнюю половину южной стены, Виктория по другим экранам сверяла объемы предстоящей ей работы. Наконец принтер выплюнул на поддон увесистую пачку листков, сверху лёг лист с кратким планом. Внимательно и быстро прочитав всю пачку, Виктория тотчас же стёрла текст, оставив только этот лист.

С этого момента её жизнь круто изменилась. И изменилась она в тот же вечер, когда она неожиданно появилась в комплексе общественного питания Космоцентра и прошла сразу на главную кухню. Её всячески пытались удержать и не допустить, но все попытки потерпели неудачу. Одного взгляда Виктории было достаточно, чтобы понять: от своей идеи она не отступит.

Начав работу на кухне в привычном ей ураганном темпе, она догадывалась, что Покрышкин всё же ввел в Космоцентре осадное положение. Внешне это никак не проявлялось, но внутри... Внутри внешняя стена Космоцентра стала практически непроницаемой и перейти её не было никакой реальной возможности.

Её не тянуло улыбаться и усмехаться по данному поводу. Постепенно она втянулась в работу на камбузе и на её присутствие там перестали обращать особое внимание. Покинув кухню в половине двенадцатого ночи после четырёх часов работы она устало повалилась навзничь на кровать в своем номере.

— Викта, что же ты с собой делаешь? — в номер вошла Светлана Немцова, лейтенант астронавигации. — Все в Космоцентре сейчас только и говорят о твоей работе на кухне. Ты же всех тамошних мастериц вогнала в краску жуткого стыда: они никак не могут выполнить сотой доли твоего норматива. Я понимаю, нам, женщинам, подобное — не в новинку, но...

— Что у нас завтра, Светлана? Какой день недели? — не открывая глаз, Виктория нашарила сенсор и зажгла полупритушенное бра. Неяркий сумеречный свет озарил пространство возле кровати, на которой лежала Белова.

— Суббота.

— Я завтра планирую попахать и мне... мне надо отоспаться. А иначе работать... Я просто не могу, не приучена. — тихо ответила Виктория.

— Ты ещё скажешь, что готова так работать в ближайший месяц... — так же тихо заметила подруга.

— Несколько месяцев, Светлана. Если у тебя нет вопросов, то я хочу отоспаться... Извини. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи. — Светлана, так и не присев, вышла.

— Ну, что, Света, сказала Звезда о завтрашнем дне... Где нам её ждать? — в коридоре её окружили подруги. — Говори, а то подниматься в шесть.

— Я и сама очень хотела бы это знать... Но из неё — слова не вытянешь. Сказала только, что хочет завтра попахать...

— Покрышкин пока не снимает изолирующее положение, но разрешил нам завтра выход в город.

— Ни полслова её родным... Я думаю, они чувствуют, что творится с Викой, но — не усугубляйте ситуацию. Пока мы не будем знать чем будет заполнен её график, который она со всей безжалостностью для себя уже, вероятнее всего, составила — мы просто ничего умного не сможем сделать. А глупости нам не позволены. Так что, девчата, молчок.

— Без проблем, Света.

Утром следующего дня сразу после завтрака Виктория появилась в спортивном комплексе. Дальнейшее удивило видавших виды тренеров — за полдня она успела раз в пять перевыполнить все мыслимые нормативы на любых снарядах и тренажёрах. Сделав получасовой перерыв на довольно бедный обед, Виктория перешла из общей части спорткомплекса в специальную и снова взялась за тренировки.

— Товарищ комкор, ну повлияйте на Белову. Она загонит себя на снарядах. — докладывал начальнику Космоцентра вечером того же дня ведущий тренер спорткомплекса. — Что мы если, не дай бог, что случится, скажем Иванову? Что его фактическая невеста погибла при выполнении сложнейшего даже для профессиональных каскадёров трюка на снарядах... Он же полкосмоцентра в щепки в отместку разнесет... И будет, как ни странно это признать, прав. А она ведь ещё и на кухне вкалывает за восемь десятков человек... Нам что, всех остальных ежедневно снимать с кухонных нарядов поскольку им стало просто нечего делать? А что скажет, узнав об этом Иванов? Что мы противоправно и антигуманно использовали труд одной и единственной для него, хочется в это верить, женщины? И снова будет прав... И это уже будет прямое обвинение юридического характера с определёнными, весьма неприятными для нашего Центра последствиями. А уж о её стремлении уйти я и не говорю — это вообще проблема общекосмоцентровская... И ведь её не остановить обычными методами... Ведь только поэтому мы пошли на осадное изолирующее положение. Последний раз мы его вводили лет восемь назад в тренировочном режиме... А тут — в ре-аль-ном...

— Скажите ещё большое спасибо, что мы кажется, боюсь даже сглазить, удержали её от ухода из Астрофлота. — грустно улыбнулся начальник Космоцентра, положив взятую из карандашницы ручку-стило.

— И вы...

— Пока что спецрежим сохранится, но люди в город будут выходить. Все, кроме Звезды...

— Понимаю, но всё же...

— Боюсь, здесь мы ничего не сможем сделать. Звезда должна работать в привычных ей режимах. Работать здесь, под нашей, смею думать, что надёжной защитой и опекой. Это — в отсутствие Иванова — лучшее, что мы можем сделать. А я убеждён и даже уверен в том, что он в глубине души любит Викторию и понимает её поступок, признавая за ней право на небольшую оплошность в отношениях.

— Согласен...

Виктория Иванова. Одна без Александра в его кабинете. Познание

Виктория свалилась в постель даже не раздеваясь — тренировки на снарядах в двух частях спорткомплекса вымотали её до предела. Но рано утром следующего дня она уже была в приёмной начальника Космоцентра.

Покрышкин принял её сразу же. Даже отложил слушание доклада референта о событиях прошедших оперативных суток, по взгляду своего помощника поняв, что ничего архисрочного нет.

— Садитесь, Виктория Аскольдовна. — Командир указал на глубокое кресло, а сам, дождавшись, когда села Белова, устроился напротив на диване.

— Я прошу мне разрешить выход в город. — сразу сказала Виктория, глядя не в глаза, а на нос Командира. Тот понимал — встречаться ей с ним взглядами сейчас очень тяжело и потому — не настаивал.

Несколько секунд Покрышкин вглядывался в лицо сидевшей перед ним девушки.

— Вы серьёзно?

— Да. Обещаю, что вернусь. А вы знаете, что свои обещания я выполняю в любом случае.

— Но...

— Вы же выпускаете людей в город. И я же обещаю, что вернусь. Значит, я вернусь.

— Хорошо. Только с одним непременным условием.

— Каким?

— На моём служебном гравилёте в сопровождении двух офицеров Астродесанта и сержанта Астроспецназа — водителя. Туда и обратно.

— Я уже под арестом? — Виктория задала этот вопрос тем же тоном и с той же громкостью, нисколько не изменившись в лице и в позе, после чего потянулась к кармашку с сертификатами. — Мне сдать оружие и документы?

— Нет. — успокаивающим тоном произнес Покрышкин. — Под защитой. — он сделал короткую паузу. — И оставьте документы и оружие себе. Мы вам полностью доверяем. Только...— начальник космоцентра думал, как задать ей вопрос о цели её выхода и Виктория сама опередила его:

— Я хочу побывать дома у Александра...

— Не лучшее решение, Звезда. — разочарованно протянул комкор.

— Понимаю. — Виктория с усилием кивнула. — Но это я беру на себя и пребывание там нужно мне, чтобы лучше понять Александра. Я должна поточнее решить, как мне поступить в сложившейся ситуации. Тем более, что Александр продолжает работать и служить и я... я тоже... А это для его родителей — главное.

— Для них главное не только это...— Покрышкин был доволен фразой Виктории о том, что она продолжает работать и служить, но снимать защиту с Центра он не хотел в ближайшие несколько недель. — Но и то, какие отношения у вас с Александром сейчас и в будущем... И ваше пребывание там...

— Моё пребывание там не выйдет за рамки попытки глубже понять теперешнего Александра. Никаких других разговоров и действий я предпринимать не буду, Командир.

— Ладно. Когда желаете?

— В девять.

— А возвращение?

— В десять, за час до отбоя.

— Ладно. Машина будет ждать вас у выхода из вашего общежития. Но помните, вы обещали.

— Помню. Разрешите идти. — Виктория встала.

— Идите.

— Спасибо, Командир.

— Не за что, Звезда.

Позавтракав в номере, Виктория отметила прибытие гравилёта и сразу же спустилась вниз в холл. Два офицера-десантника из Службы защиты Космоцентра и сержант-водитель уже ждали её в салоне. Щёлкнув ремнями, Виктория кивнула и машина ввинтилась в светлеющее рассветное небо.

— Стелла Анатольевна. Белова беспокоит. Могу я сегодня быть у вас?

— Приезжайте, Виктория. Будьте как дома.

— Спасибо. Через сорок минут буду.

— Жду.

Отпустив гравилёт, убывавший на стоянку в пункт Астроконтингента, Виктория на мнгновеннике спустилась вниз, к квартире Иванова. Стелла Анатольевна — мама Александра уже ждала её у открытой двери. У ног хозяйки сидела Зирда, а Бритс выглядывал из кухни. Обнюхав подошедшую Викторию, Зирда недоверчиво заглянула ей за спину. Виктория, уловив нетерпение собаки, смущённо развела руки, давая понять овчарке, что на этот раз она одна. Вдвоём с мамой Иванова они вошли в холл. Зирда улеглась на своем коврике, поглядывая из-под полуприкрытых век на гостью. Бритс вернулся на кухню досыпать.

— Извините, Стелла Анатольевна. Могу я побывать у Саши в кабинете?

— Можете. — женщина сразу поняла причину появления Виктории здесь в столь ранний час. — мне скоро на занятия в центр подготовки, там надо провести три пары семинаров. Дочки на годичной стажировке за границами Региона. Сыновья — в своих центрах подготовки и сегодня быть не планировали. Муж в командировке. — в голосе матери Александра отчетливо чувствовалась тщательно скрываемая неприязнь, совмещённая с суховатым, почти машинным стилем рассказа. — Прогуляете Зирду с Бритсом?

— Хорошо. — Виктория уловила неприязнь хозяйки и постаралась вложить в тон побольше спокойствия и безразличия. — Обязательно.

— Еда для них — на кухне. Всё, я пошла. — за хозяйкой закрылась дверь.

Виктория вошла в кабинет Александра. Впервые она была в его святая святых вот так, без его разрешения и присутствия. Всезнающая Зирда остановилась было на пороге, насторожённым изучающим взглядом меряя гостью, но, убедившись, что та ни к чему не прикасается, овчарка вошла и села у двери. На пороге насторожённо выгнул спину Бритс, поглядывавший то на гостью, то на овчарку, то на знакомую ему до мелочей обстановку комнаты своего хозяина.

Виктория, видя и ощущая нешуточное напряжение любимцев Александра, не решилась прикасаться к чему-либо и просто села в гостевое кресло у его рабочего стола. Прошло два часа напряженного тягостного молчания, прежде чем овчарка решила приблизиться к столу и сесть рядом с креслом, а Бритс — успокоиться и устроиться на табурете у двери, где Александр, как знала уже давно Виктория, любил складывать принесенные новые укладки с дисками. Сейчас там лежала мягкая подушка. Бритс, любивший комфорт, оценил это сразу.

Очнувшись от размышлений, Виктория встала и вышла в холл. Открыв входную дверь, она задержалась на пороге, но ни Зирда, ни Бритс не последовали за ней в ту же секунду. Виктория не стала оглядываться, зная, что дверь всё равно захлопнется автоматически. Только дойдя до мнгновенника, она ощутила холодный нос овчарки, ткнувшийся ей в ладонь и услышала мягкое мурлыкание Бритса, тёршегося о её ноги. Так втроём они спустились вниз, в парк при небоскрёбе.

Появление знакомой гостьи было сразу отмечено многочисленными обитателями. Виктория шла медленно, далеко не по самым центральным дорожкам парка, погружённая в размышления, отключившись от всего окружающего мира. Чуть слева и немного сзади шла Зирда, насторожённо поглядывавшая по сторонам и едва слышным рычанием отгонявшая сородичей, набивавшихся к ней в который раз в ухажёры. Замыкал шествие Бритс, не захотевший даже привычно выяснить отношения с другим котом и обошедшийся почти ритуальным шипением без обычного вопля. Так прошёл час.

— Извините, можно подарить вам цветы? — раздался мужской голос, разом выведший Викторию из полусна размышлений. — Могу я подойти?

Дальнейшее удивило Викторию. Молодой человек, едва ли не ровесник Александра стоял на почтительном удалении с довольно приятным букетом цветов. Он мог бы и подойти, если бы не моментально вставшая между ним и Викторией Зирда. Бритс, оглядевшись, присоединился к начинавшей свирепеть овчарке.

— Извините, я только хотел подарить вам цветы... Но я вижу, что я не вовремя...— молодой человек опасливо посмотрел на вставший дыбом загривок Зирды и её оскалённую пасть, перевёл взгляд на кота, готового без разбега, с места прыгнуть на незадачливого ухажёра и исцарапать всё, что попадёт под когтистые лапы. — Я пойду...— он поспешно ретировался.

Увидев, что соискатель благоволения обожаемой гостьи действительно окончательно удалился, Зирда успокоилась и вернулась к Виктории, смущённо ткнувшись носом в её ладонь. Бритс снова оказался сзади.

— Зирдочка, ты что же, решила, что я только ромашки принимаю? — Виктория присела на корточки перед овчаркой. — Букет всего лишь хотел он подарить, понимаешь, букет... А ты... Будто бы он на меня с ножом или бластером кинулся... Спасибо, конечно, но рычать не следовало — он был вполне безопасен.

Овчарка отрицательно помотала головой.

— Значит, не цветы причина...

Овчарка села и положила свою голову на колени Виктории. Это на её языке означало, вероятно, "да".

— Вы так и будете меня сопровождать?

Овчарка вторично положила свою голову ей на колени, а Бритс, мурлыкая, тёрся о её ноги.

— Значит я теперь и здесь под конвоем...— сокрушённо проговорила Виктория...— Но погулять-то мы сможем?

Зирда сняла свою голову с коленей гостьи, встала, отошла чуть вперед и обернулась, словно приглашая идти дальше. Виктория подчинилась, поняв, что ни собака, ни кот теперь её одну не оставят. Она также поняла, что они, эти хвостатые эксперты, не дадут подойти к ней никому ближе десяти метров. Исключая, конечно, её ближайших родных и родных Александра. Понять, нравится ли ей самой такое положение, Виктория пока что не могла — над этим следовало подумать.

Вернувшись, она накормила Зирду и Бритса и снова скрылась в кабинете Александра. На этот раз Зирда лежала у её ног, а Бритс плотно оккупировал её колени, свернувшись клубочком. Так, поглаживая кота и почёсывая Зирду, Виктория просидела до самого вечера, удовольствовавшись легким почти бутербродным обедом, предоставленным ей офицерами десанта ещё в гравилёте.

— Ну, что ж. — сказала Стелла Анатольевна, застав такую идиллическую картинку поздно вечером: невесту сына в окружении спокойно дремлющих любимцев семьи. — Если наши эксперты тебя приняли, значит, могу принять и я. Вижу, Вика, хочешь бывать у нас каждую неделю. Хорошо. Тогда — держи ключ. Гравилёт внизу, офицеры и водитель просили передать, что готовы лететь.

— Спасибо, Стелла Анатольевна. — Виктория легонько подтолкнула кота и тот с видимым сожалением спрыгнул на пол, а Зирда с глубоким вздохом убрала свою голову с ног Виктории. Только после этого Виктория смогла встать. — Я пойду. Ещё раз... спасибо.

Воскресенье подходило к концу. Ещё в гравилёте Виктория решила, что с понедельника она плотно займётся учебой и кардинально улучшит свои показатели по всем позициям. А там предстояло заняться ещё рядом других дел...

Виктория Иванова. Усиление Полигона. Сжигающая боль

Так и случилось, но теперь суббота была плотно отдана спорткомплексу, а воскресенье — пребыванию в кабинете Александра. Викторию немного порадовала подобная определённость и она уже немного успокоившись, думала о том, чем и как поплотнее заполнить оставшиеся пока свободными от перегрузки дни недели.

Естественно, по вечерам была кухня Космоцентра. Там Виктория планировала работать по вечерам пять дней в неделю, как раз в то самое время, когда шла подготовка к следующему рабочему дню огромного городка.

Минимум три дня в неделю Виктория запланировала отдавать патрулированию — Космоцентр был головной организацией, но кроме него существовали ещё склады, полигоны, мелкие и средние пункты и посты, которые требовали внимания. Она, конечно, знала, с каким неудовольствием назначали в патрулирование женщин, тем более — офицеров, но надеялась и здесь сломить сопротивление руководства.

Она не собиралась оставлять попыток добиться от руководства разрешения побывать у Александра, не хотела оставлять попыток связаться с Александром по спецсвязи.

Но главное — она захотела перекачать в себя всю информацию обоих библиотечных хранилищ Космоцентра. Оставаясь научником, она хорошо понимала, что подобное действо даже для неё равно самоубийству, но именно здесь, на грани возможного и невозможного, она находила удовлетворение и какое-то особое спокойствие. Эту процедуру — перекачку в себя всего информационного богатства она отложила пока что на ближайшее будущее, рассчитывая в течение трёх месяцев войти в нужный ритм.

Правда, оставалась ещё обычная служба, учеба и работа, но и здесь Виктория твердо решила не опускаться ниже высших нормативов.

Таким образом, ложась спать в воскресенье вечером, она уже имела твёрдый точный график работы. График работы на целый год.

— Товарищ оперативный дежурный по Космоцентру. Младший лейтенант Белова. Прошу назначить меня в патрулирование на ближайшие три дня. — Виктория в понедельник вошла в кабинет оперативного дежурного сразу после окончания утреннего совещания командного состава потока Астронавигации.

— Сожалею, товарищ младший лейтенант, но офицерские должности в патрулях распределены.

— Что-ж. — Виктория легко сняла с плеч и рукавов комбинезона офицерские знаки. — Полагаю, согласно пункта шестсот тридцать пять статьи двести пятьдесят о полномочиях офицерского состава Устава Астрофлота, я сохраняю за собой право пользоваться любыми знаками различия, которые не превышают моё официально присвоенное звание?...

— Сохраняете, но ведь...

— Хотите сказать, что меня знают как младшего лейтенанта? Тогда назначьте не на внутренние, а на внешние маршруты. А там никому дела нет, в каком я реально звании. Вы же знаете, что в патрулировании на внешних маршрутах звание — не основное... А все права и обязанности более младших званий, чем мое теперешнее, я знаю твёрдо. Можете меня проэкзаменовать. Так как?

— Ладно. Приходите после четырёх часов дня. У нас пока есть места на вечерних патрулях вне Космоцентра.

— Хорошо.

Ненадолго вернувшись за информационными укладками к себе в номер, Виктория хотела уже уходить, когда вошла Раиса Кораблёва — младший лейтенант астронавигации и подруга майора Николаева, выполнявшего в тот раз обязанности оперативного дежурного.

— Можешь уделить мне минуту, Виктория?

— Да. Что случилось? — Виктория нервно посмотрела на часы.

— Не вгоняй Николая в краску стыда и бессилия, Вика. Он до сих пор опомниться не может от твоего жеста...

— Ты имеешь в виду снятие офицерских знаков различия? — она перевела взгляд на форменный комбинезон, лишённый знаков офицерского чина.

— Именно. Только представь, что ему придётся оформлять тебя в патруль как сержанта или ефрейтора. Вряд ли все будут считать, что ты достаточно проштрафилась для подобного... — её подруга проследила взгляд Виктории и посмотрела Беловой прямо в глаза. Та спокойно выдержала её взгляд.

— Я проштрафилась даже больше, чем ты можешь себе представить, Рая. И потому за последствия не беспокоюсь. Извини, я спешу на лекции. Мне и учиться надо...

— Но всё же...

— Нет, Рая. Это — дело решённое. В патруле я — не офицер, а такой же патрульный как и все остальные. — твёрдо ответила Белова.

Вечером того же дня оперативный дежурный несколько минут потратил на убеждение Виктории всё же надеть сержантские нашивки, если уж она точно не хочет офицерских звёздочек. Но Виктория согласилась только на ефрейторские "стрелочки" и дежурному пришлось уступить. Полчаса спустя Виктория заступила на патрулирование на самом длинном и сложном маршруте в загородной зоне полигона Космоцентра. Через четыре часа машина Космоцентра забрала патруль c Викторией и заменила его ночным усиленным патрулем.

Виктория про себя, чисто механически отметила ещё одну победу и забылась тяжелым сном. Так началась для неё новая полоса её жизни, условно названная ею самой "Полигоном". В её жизни было немало полигонов, но сейчас она понимала, что если по физическим перегрузкам этот полигон — для неё — просто пустячок, то по психологическим ему просто не было равных.

Уровень сложности этого полигона оказался для общественности настолько запредельно высоким, что уже через три месяца работы Виктории в таком изматывающем режиме её портрет на единственной Доске почёта Космоцентра украсился настоящим лавровым венком.

Сама Виктория обнаружила этот венок совершенно случайно, проходя мимо доски в направлении очередной учебной аудитории. Возле доски как раз стояло несколько курсантов и Виктория, отметив необычное оживление, замедлила шаг. Но едва её взгляд коснулся венка и она осознала, что венок украшает не чей-либо портрет, а её, как она моментально оказалась возле доски почета и вопросительно посмотрела на почтительно отступивших в сторону курсантов. Те поняли её взгляд и один из них несмело произнес:

— Вы это заслужили, Виктория Аскольдовна. Уверен.

Его спутники согласно кивнули. Виктория сменила вопросительный взгляд на обычный, подошла ближе и, ничего не говоря, сняла венок.

— Если я заслужила это, как вы говорите, я имею право и поступить с этим по-своему. — с этими словами она бросила венок на плиту дорожки и несколько раз энергично прошлась по нему. — Полагаю, я ответила этим на все ваши вопросы. — с этими словами она повернулась и быстро ушла.

Ещё через месяц душевная боль за Александра, по-прежнему не дававшего о себе знать, достигла такой силы, что в полдень Виктория просто бросилась ничком на снег в одном из труднодоступных уголков парка Космоцентра и пролежала там без движения несколько часов. Только Михаил — её добровольный страж и постоянный спутник — был свидетелем её полного бессилия. Поднявшись, Виктория отряхнула снег с комбинезона и как ни в чем не бывало отправилась на обед, после чего в свой часовой перерыв перед заступлением на патрулирование, переоделась в гражданское и пошла в церковь при Космоцентре.

О чём она долго говорила с отцом Никодимом — осталось тайной для всех. Но и разговор со священником не помог ей уменьшить силу сжигающей изнутри боли и отчаяния. После её ухода отец Никодим уединился в своей келье и погрузился в размышления, а чуть позже связался со своим коллегой из Московской духовной академии. Но Виктория об этом не знала — она натянула на себя "служебную маску" и отправилась на патрулирование в загородный научный центр с видимым безразличием и показным спокойствием.

Она продолжала появляться в кабинетах руководителей факультета и космоцентра, но уже не объясняла каждый раз причину своего появления. Её вид говорил сам за себя но раз за разом Командиры разводили руками. Её пытались отвлечь, успокоить, говорили обычные в таких случаях заверения, количество которых лавинообразно росло, превратившись через месяц в непереносимый для Виктории фонтан вежливой, но непреклонной лжи.

Намного раньше поняв, что теперь её попытаются опекать и щадить, Виктория тогда же стала действовать в упреждающем режиме, не допуская проявления по отношению к себе никаких знаков внимания. Как ей это удавалось без изоляции от своих коллег — знала в совершенстве и деталях только она одна.

Втянувшись в тяжелейшую полосу, Виктория исподволь готовила себя к опаснейшему делу — перекачке в память содержимого обоих хранилищ информации Космоцентра. Наступил день, когда она за два часа опрокинула в себя содержимое двух десятков стеллажей, битком набитых дисками и кристаллами. Почувствовавшие необычайную даже для уникальной Звезды точность высказываний и цитат, коллеги быстро вычислили то, как ей удаётся это делать, но все их попытки отговорить Викторию от столь опасного эксперимента ни к чему положительному не привели — Виктория день за днем опрокидывала себе в память всё новые и новые стеллажи хранилищ информации Космоцентра.

Плотность и напряжённость её графика давно миновала все возможные пределы и уже никто и не надеялся вернуть её в привычный, пусть и запредельно высокий ритм. Её старались оберегать исподволь и незаметно, иногда это удавалось, но большей частью нет. Успешно выполнив задачу по перекачке в свою собственную память информации хранилищ, Виктория вознамерилась выполнить огромный объём информационной работы в предельно сжатые сроки. Ей было хорошо известно, что её давно привыкший к сверхрежимам организм теперь всё чаще даёт сбои и бастует, но она продолжала упрямо стоять на грани допустимого, понимая, что только так она избежит скоростного ухода из Космоцентра, от своей мечты.

Виктория Иванова. Угроза отставки

— Виктория Аскольдовна. Вы уже полгода работаете за две сотни человек и до сих пор — только младший лейтенант. За истёкшие пять месяцев вы в двадцать раз перевыполнили все мыслимые нормативы старших офицеров... И вы до сих пор — младший лейтенант. Вы раз за разом отказываетесь от повышения в звании. Мы не можем больше мириться с этим. — Покрышкин, в очередной раз увидевший её в приёмной, теперь решил поговорить более предметно. — Поймите нас, мы серьёзно рискуем быть реально и аргументированно обвинёнными в чём угодно, если вы не согласитесь сейчас же дать согласие на присвоение вам звания полковника Астрофлота. В том, что вы это заслужили уверены не только я, но и сотни других людей.

— Командир, — Виктория снизу вверх посмотрела на высшего офицера несколько укоризненным горьким взглядом, — Я вас прекрасно понимаю, но сейчас, когда вы мне предлагаете принять звание полковника, минуя три — четыре ступени... Я на это пойти не смогу.

— Почему?

— Я этого не достойна.

— Можно узнать причину и основание такого вердикта? — в голосе начальника Космоцентра не было слышно и оттенка какой-то язвительности или иронии — его тон был ровен и вопрос не носил в себе ничего оскорбительного — начальник просто спрашивал о деталях, повлиявших на принятие подчинённым именно такого решения.

— Я по своей непроходимой глупости грубо и жестоко оттолкнула от себя самого дорогого для меня человека. Я серьёзно и явно нарушила Свод законов межличностных взаимоотношений. Я повела себя сверхбезответственно и слишком импульсивно. Думаю, обоснований достаточно. Есть, конечно, и другие, но эти — самые основные. — Виктория произнесла формулировки ровным голосом с огромной долей самоуничижительной бесцветности.

— Но какое отношение всё это имеет к объёмам выполненной вами работы? Вы же прекрасно знаете, что за вами никто в Космоцентре угнаться не может и достичь ваших результатов — тоже. Вы уже несколько месяцев настолько впереди всех, что люди просто не понимают, как вас на всё хватает... Этот объём работы — лучшее общепризнанное всеми доказательство вашего права на звание полковника и все ваши аргументы к объёмам выполненной работы... — Покрышкин отчаянно пытался переубедить Белову.

— Имеют самое прямое отношение, Командир. Я стану полковником, а Александр останется лейтенантом? Это — предательство и на него я не пойду. — в голосе Виктории послышались нотки, выдававшие наличие железобетонной решимости.

— Какой же выход? — Покрышкин не был согласен с квалификацией предательства, но не стал перечить.

— Я останусь в младшелейтенантском звании. — твёрдо сказала Белова.

— А если мы будем очень настаивать? — это была последняя попытка переубедить.

— Тогда, Командир. — она пододвинула к себе лист пластика и написала несколько строчек. — Вот мой рапорт об отставке. Прошу не отказать.

В кабинете повисло тягостное молчание. Покрышкин пододвинул к себе рапорт Виктории, несколько мгновений вглядывался в него, потом поднял взгляд на Викторию.

— Я этого — не подпишу. И — никто не подпишет. — грустно заметил он, не продолжая дальше.

— В таком случае, Командир, единственный выход — оставить всё как есть. Звание выше моего сегодняшнего я приму только тогда, когда его получит Александр. Не раньше.

— Но...

— Он уже скоро должен получить старшего лейтенанта. Но и тогда я ещё подумаю о своем согласии. Как относительно моей просьбы?

— Изменений нет. Каналы перекрыты.

— Тогда. — Виктория встала. — разрешите идти?

— Идите.

Вот такой, выносящей раз за разом на себе неимоверные объемы работы, слабеющей с каждым месяцем и остающейся при этом на ногах и в сносной форме и застал вернувшийся в Космоцентр Александр свою Викторию. Застал на потоковой совместной межфакультетской лекции в одном из главных залов, но не решился подойти. Он не успел опомниться, как был атакован не кем иным, а Михаилом Лосевым.

Именно Лосев знал в деталях что и как делала Виктория. Он же знал день за днём и жизнь Александра. И именно Лосеву принадлежало право охранять Викторию в её подвижническом труде и осудить не желавшего возвращаться к ней Александра. При этом сам Лосев умудрялся оставаться на высоте и в профессии, и в специальности, и в жизни.

Встреча Михаила с Владиленой Юльевой. Окончание учебы в Космоцентре. Впереди — Звездная Академия. Возвращение Александра к Виктории

— Господа офицеры Астрофлота. Перед прохождением обучения на пятом курсе и выпускными мероприятиями вам необходимо пройти медицинский контроль в Медсекторе Космоцентра. Сбор в медсекторе завтра, в восемь утра. Всем быть в лёгких спортивных костюмах. Ничего лишнего с собой не брать. Трёхдневная обсервация. Там всё готово. — командир десантного потока Щукин проводил собрание потока жёстко и немногословно. — Итак, будущие барсы десанта, нам необходимо проверить свою матчасть и доказать свое право стать не барсятами, а барсами. Всё. По коням. Все свободны.

Ровно в восемь часов строй крепких мужчин оккупировал неширокий вестибюль открытой части медицинского сектора Космоцентра. Сегодня предстояло наконец познакомиться с его закрытыми частями. Практически здоровые люди в закрытые части попадали только в случае очень крупных неприятностей, но медицинский контроль перед выпуском — дело архиважное: Врачебная Лётная Комиссия Астроконтингента Земли желала знать точно и бесповоротно готовность каждого питомца к космическим перегрузкам.

— Поток! Равняйсь! Смирно! Равнение — на середину. Господин астроврач первого ранга! Поток десантно-штурмовой специализации к проведению четырёхдневного медицинского контроля готов! Больных и выбывших нет. Замечаний нет.

— Рапорт принят, капитан. Здравствуйте, господа десантники.

— Здравия желаем господин астроврач первого ранга!

— Сейчас вы группами по десять человек пройдёте предварительный общий медконтроль, потом — специалистов и затем я буду ждать вас здесь, чтобы провести в наши госпитальные сектора на обсервацию. Всё ясно? Вопросы?

— Вопросов нет.

— Вольно.

— Поток — вольно. По десяткам — разойтись!

За два часа офицеры Астрофлота прошли общий предварительный медконтроль. После четвертьчасового отдыха в холле амбулаторного корпуса заместитель начальника медицинского потока пригласил их на этаж специалистов. Началась вторая полоса специализированного контроля. Марафон по многочисленным кабинетам и лабораториям завершился уже к часу дня.

— Господа офицеры Астрофлота. Сейчас — обед в столовой медпотока, после обеда — часовой отдых и построение в холле для перехода на госпитальный режим. Вопросы? — Щукин пронизывающим взглядом прошелся по своим коллегам.

— Вопросов нет, командир.

— Тогда — вольно. На обед — марш!

Михаил коротал часовой отдых в кресле, выставленном в одном из малых холлов амбулаторного корпуса медпотока.

— Младший лейтенант Лосев?

— Так точно. — Михаил очнулся и открыл глаза. Перед ним стояла девушка в форме курсанта Медицинского факультета Космоцентра со знаками капитана медслужбы Астроконтингента. — Извините, госпожа капитан. — Лосев порывисто встал. — Младший лейтенант Лосев... к вашим услугам...

— Мне поручено провести вашу обсервацию по сокращённому графику. Ваша помощь нужна вне госпитального корпуса уже послезавтра, так что времени у нас мало и начнём сегодня. Прошу за мной. — не обратив никакого внимания на неуставное "к вашим услугам", капитан решительно повернулась на месте кругом через левое плечо и направилась к выходу, словно заранее зная, что Михаил тотчас же последует за ней.

— Да. — Лосев двинулся за стремительно шагавшей медичкой. — позвольте узнать...

— Капитан медслужбы Астроконтингента Владилена Львовна Юльева. Младшая дочь академика астромедицины Юльева Льва Кондратьевича. Ещё вопросы? — отрезала девушка.

— Никак нет... — Михаил непривычно для себя смутился и девушка тотчас это отметила. Её голос заметно потеплел.

— Для вас — я просто Владилена. Вы мне понравились, Михаил... — пояснила она, улаживая разницу между уставным и неуставным общением.

— Польщён. — сказал Михаил, а про себя подумал: "Ну и хватка у этой медички... Как у хорошей львицы... Впрочем, по характеру, она, как видно, и есть львица... Даже отчество львиное... И чего она такого во мне нашла? Ладно, скоро узнаем."

— А вот и переход в госпитальный. Там три шлюза, выполните инструкции и ждите меня в выходном холле... Вопросы?

— Никак нет.

— Выполняйте. — сказала Владилена и взглянула на Михаила уже по-доброму, неслужебным взглядом коснувшись его глаз.

Ровно в три часа дня через двое суток Михаил тем же путём покинул госпитальный этаж. На вспыхнувшем на несколько секунд боковом экране он видел лицо Владилены с таким зовущим взглядом, что у него невольно защипало в глазах. Экран мигнул и погас, а десантник почти бегом преодолел переходный коридор и вышел в парк медфакультета Космоцентра, чтобы перевести дух. Его личная вольница подошла к закономерному концу. Двух суток хватило, чтобы Владилена дала ему понять о том, что он, именно он выбран ею. Теперь ранее абсолютно неприступный для мужчин медицинский поток становился для него родным и притягательно волнующим.

Александр Иванов прошёл медицинскую обсервацию в Ашхабадском центре астромедицины и получил желанную визу в космос на литерные и специальные рейсы. За всё время пребывания там он ни разу по-настоящему не вспомнил о Виктории — работа и новые заботы, новые впечатления оттеснили все воспоминания о ней на дальний план и только изредка сознание разрешало кое-чему появиться на дальних экранах памяти. Ему начинало казаться, что теперь и вопрос об охране Виктории отпадает сам собой, а потому нет необходимости строить и лелеять далеко идущие планы. А раз так, то необходимо заполнить образовавшуюся пустоту активной работой.

Конечно же, воспоминания о днях, проведенных рядом с Викторией, о её близости к нему по духу и по работе иногда бередили душу Александра, но эти короткие вспышки не превышали пределов психологической защиты.

Александр знал, что Виктория надёжно прикрыта щитом АПБ и Михаилом и понимания этого факта ему было вполне достаточно, чтобы отдаться нелёгкой и очень срочной работе, сопряжённой с многочасовыми ежедневными учебными занятиями и службой.

Спать приходилось по три часа в сутки, но Иванов был благодарен командованию базы Астроконтингента, так нагрузившему новоприбывшего проблемами, что для переживаний места и времени практически не осталось.

Михаил сообщил обо всем его родным и особо попросил не беспокоить Александра в его добровольном затворничестве. Родители Иванова согласились после недолгих раздумий, а братья и сёстры... Они согласились далеко не сразу — прошло несколько месяцев, прежде чем они сказали о своем согласии с решением Лосева.

— Лейтенанту Иванову прибыть в дежурную часть для получения новых документов и литера возврата в Космоцентр. — ожил после завтрака динамик информсвязи.

В дежурной части капитан Астроконтингента подал Иванову пакет с документами и крепко пожал ему руку:

— Хорошей работы, старший лейтенант. Если что — примем к себе, как равного. Спасибо за помощь...

— Да, но я ...

— Нет, вы теперь — старший лейтенант. Заслужили. Информация о вашей работе и учёбе послана командованию. Счастливого возвращения и успехов!

— Спасибо, капитан.

— Всего доброго.

Служебный разъездной самолет доставил новоиспечённого старшего лейтенанта на поле аэропорта Московска. Оттуда его забрала машина обслуживания Космоцентра. Несколько минут — и вокруг знакомые стены номера в общежитии потока.

Отповедь Михаила Александру

Короткий стук в дверь.

— М-м. — Александр нехотя отвлёкся. — Кто там? Открыто! — он произнес это, зная, что за дверью уж точно не Виктория.

— Старлей Иванов тут проживает? — стремительно вошедший Михаил нашёл друга сидевшим в рабочем кресле перед столом, уставленным укладками с информационными дисками. Александр разбирал укладки и сортировал диски и кристаллы, поглядывая на экран ридера.

— Мишка, привет! — Иванов вскочил и сгрёб друга в объятия. — как ты тут?

— Нормально. Обогнал меня... — Михаил освободился от объятий и сел на диван.

— Но и ты меня догнал...— Александр притащил напитки и бутерброды и сел рядом с другом. — Стал таки лейтенантом. Поздравляю.

— О, откуда информация? — Михаил взялся за бутерброд с маслом, но подносить его ко рту не спешил. Ему начинала не нравится показная весёлость друга. Он чувствовал, что Александр почти полностью отключился от забот, связанных с Викторией и, видимо, совершенно не хочет возвращаться к этим заботам ни под каким видом. А между тем ему, Лосеву, пришлось побывать в центре таких событий, связанных с Викторией за время отсутствия Александра, что эта весёлость главного виновника цепи происшествий общекосмоцентровского значения начинала злить десантника.

— Из народа, вестимо. — сказал Иванов, не понимая, к чему клонит его друг.

— М-да. А другой информации из народа тебе не поступало? — Михаил отложил бутерброд в сторону, так и не откусив ни куска. Его лицо заметно посерьёзнело.

— Какой именно? — Александр увидел, как его друг подобрался.

— Саша. Я совершенно серьёзно... — Михаил не хотел начинать с резкой отповеди, но твёрдо решил рассказать другу всё о происшедшем за год и имевшем самое непосредственное отношение к Виктории.

— Дальше можешь не продолжать. — сурово сказал Александр. — Виктория дала мне от ворот поворот и я воспринимаю это как нормальную человеческую женскую реакцию. Никаких вопросов и проблем из этого я делать не собираюсь. — Тут его голос немного смягчился. — Уж извини, мне надо после года работы хоть полдня отдохнуть в родном обиталище и уяснить изменившуюся обстановку. Я намереваюсь вечером сего дня пренепременно и в самом полном одиночестве убыть в заслуженный мной месячный отпуск перед пятым завершающим курсом. Я привык работать на износ, но я хочу и отдыхать полностью. Можешь не беспокоиться, Миша, никаких разборок-разговоров с Викторией и выяснений с ней отношений я устраивать не собираюсь, равно как и о чём-то таком просить её родственников. Я уважаю её решение, но хочу, чтобы уважались и мои решения. Проблем не будет. О том, куда мне следует убыть, я ещё не решил, но решу очень быстро.

— А я что, собираюсь делать из этого какие то непонятные проблемы?! — вспылил Михаил. — Начальник Космоцентра просил меня тебя сдублировать тут, пока ты был в своеобразной "самоволке"?! Просил. Я его просьбу полностью и в наивозможной точности выполнил, хотя за истекший год преизрядно надоел Виктории своим полузаметным присутствием. Она меня открыто ненавидеть стала. Тут такое творилось при её непосредственном участии...Ты, конечно, целый год в Ашхабаде провёл... Хан этакий! Скоро султаном станешь... Безусловно, Восток — дело очень тонкое, но здесь, в средней полосе России оно может оказаться намного тоньше. Боже мой, ты, Саша, до сих пор не можешь понять, что ныне ей нужен не космос, не звёзды на картах или наяву, не дальние дороги по Земле или по Вселенной на пластике и в реальности! Сейчас ей нужен ты и больше никто! В конце концов... — Михаил начал было новую тираду, но Александр непривычно тихим и чётким голосом прервал друга:

— Михаил. Ты меня разочаровываешь. — резко посерьёзневший и погрустневший Иванов соединил кончики пальцев обеих рук. — После моего исчезновения по известной тебе причине из пределов Космоцентра я пережил слишком много в моей не очень длинной жизни. Ты прекрасно знаешь о моём послушании в монастыре, о пяти днях, проведенных у родителей Елены... Я говорил тебе по связи, что едва не написал рапорт об увольнении из рядов Астрофлота и отказе от офицерского звания — мне было так больно видеть людей, подаривших Елене жизнь и теперь... теперь оставшихся без неё, обречённых на бездетность... Вдумайся в это слово, Миша... Бездетность... Это такое жуткое состояние, которое невозможно преодолеть даже усыновлением или удочерением чужих детей. Это просто страшное неизбывное состояние... И это — сегодня, в наше время, когда гибель каждого человека уже — не только личная трагедия, а утрата для общества... Но она была и осталась прежде всего личной трагедией... Трагедией родителей... Как тяжело им уходить позже... позже собственных детей...

Это у меня много братьев и сестёр, у тебя, у Виктории... А представь себе горе людей, у которых — одна и единственная дочь. И больше никого, никаких других детей. Я, осознавши маленькую толику жути этого состояния, даже серьёзно подумал о том, чтобы переселиться жить к ним, помогать всем, чем могу, стать в какой то мере их сыном. Я даже серьёзно и глубоко подумал о том, насколько это полно и безопасно совмещается с моей службой в Астрофлоте.

Я понимаю, что это звучит и, может быть, даже и выглядит не очень-то и естественно, но чем, скажи, ещё я мог бы существенно отплатить добром людям, давшим жизнь Лене, моей первой любви? У меня, Миша, не было и не будет уже никогда никакой другой первой любви. Теперь она осталась только в моём разуме, памяти и сердце, но её нет, нет в реальности... И эта боль просто сжигает меня до сих пор... Я знаю, что я делаю ошибки, много ошибок, но эта боль...

Родителям Лены было невероятно трудно: она практически не имела никаких шансов успешно пройти средний уровень тестирования, а это в наше время означает, как ты прекрасно знаешь, только вспомогательные должности и не очень высокие звания. Они были рады нашим взаимоотношениям... Рады не потому, что я, словно некий князь, осчастливил некую бесприданницу... Они были рады самому факту моего присутствия рядом с Леной. Но ещё больше они были рады тому, что я не подавлял Лену, не подчёркивал разность между ней и мной, не чванился... Они были рады мне по той причине, что Лена уже тогда всё решила... Несмотря ни на что, даже на свою двуличность Лена была готова стать моей женой. Она была готова переломать себя всю и родители знали, что на это её мог подвигнуть только я...

Она сама это им говорила и они это знали, хотя и по понятным причинам серьезно колебались, не веря, что она сможет соответствовать долгое время моему уровню и моим требованиям. Они сомневались в том, что она бросит свою вторую жизнь ради того, чтобы быть рядом со мной... О я их прекрасно понимаю. Кто же кроме родителей лучше всех знает своих собственных детей?... Теперь и я знаю, что мог бы согласиться и на то, чтобы Лена пошла по жизни рядом со мной... Даже с чернотой в душе... Это было бы для меня очень и очень больно и трудно, но разве жизнь состоит только из чувств? В нашей человеческой жизни теперь главное — работа. И сегодня, при всей общепланетной комфортабельности бытия, есть очень много архинужной черновой работы... При всех прочих болезненных недостатках и такой Лене трудно было найти равных: она работала по двенадцать часов в сутки ежедневно на самых проклятых работах. И в Каир её призвали не за красивые глаза, а за работоспособность и уникальное качество работы.

Помнишь, что она работала в Африканско-Азиатском Центре Биологической защиты? Ты знаешь, что это — объект первого уровня опасности, одного из наивысших. Потому там принимают на работу только людей, которые если и ошибаются в работе, то только один раз, а лучше — никогда. И родители, безусловно, знали о содержании завещания Лены и потому вызвали меня архисрочным телексом, который ты видел. Да, он шёл из Каира, так полагается, но визу в нашу систему дали её родители. Это — их право. Ты знаешь, что терять даже такого человека любому из нас архитяжело — у нас уже несколько сотен лет нет несудимых некомпетентных личностей и нет лентяев.

Ты видел меня, когда я вернулся, видел и чувствовал, как я изменился. Да, я глубоко и верно любил и продолжаю так же любить Лену, потому что это теперь — то почти единственное существенное, чем я ещё могу отплатить ей. Это уже — не первая, во многом, очень многом — слепая и безрассудная любовь, это другое. Это — любовь к человеку, который дал мне возможность выполнить личностную инициацию, ведь ты же знаешь, что современный нам человек только тогда становится взрослым, когда действительно, пусть и в первый раз полюбит. Да, я хорошо знаю, что она не совсем была морально и физически чиста, в этом ей до Виктории — как до Марса пешком, но разве это — главное для чувства первой любви? После её гибели я перепахал самого себя раз десять.

Я, если ты помнишь мои рассказы по связи, почти сутки провёл на кладбище Каира стоя у её могилы, и когда шёпотом, когда мысленно разговаривая с ней. И она меня слышала... Ты знаешь, такое бывает между крепко связанными людьми. Я много думал и в монастыре... После пика трагедии, после большой волны горя, когда мне так хотелось умереть прямо там, на плите её могилы, я побывал дома, постарался пережить там среднюю волну горя, преизрядно перепугав своих родителей, братьев и сестёр как своим видом, так и психологическим состоянием, ведь там я был без служебной брони, ведь я там был до-ма. Дома, понимаешь... — в голосе обычно спокойного и невозмутимого Александра теперь билась еле сдерживаемая душевная боль, но он продолжал. —

Мои верные друзья — Зирда и Бритс пережили по моей вине хорошую психовстряску, они не покидали меня буквально круглые сутки. Даже Бритс перетащил свой коврик от Ирины в мой кабинет, а Зирда... Зирда уложила свой коврик прямо на пороге моей комнаты-зала, с внутренней стороны и наотрез отказалась возвращаться на прежнее место возле главной двери холла. Она спала со мной в одной постели, только сверху одеяла, облизывала, согревала своим теплом и жарким дыханием и просыпалась, едва я только пошевелюсь... Мама приходила каждый вечер и подолгу сидела у изголовья кровати.... Я даже не хотел спать, хотя она так желала, чтобы я поспал.... Какой там сон, Миша, какой там сон... Я фактически почти не спал и Бритс, каждый вечер устраивавшийся у меня в ногах, фосфоресцирующим взглядом каждый раз, стоило мне открыть на долю секунды глаза, напоминал мне о том, что надо снова забыться и тем самым отдохнуть...

Несколько тяжелейших дней я провел дома... Я тогда нашел в себе силы и... Я перечитал её письма, единственное что от неё осталось — она не захотела дарить мне свое фото и я теперь понимаю — она не чувствовала, что будет жить долго. Я теперь это очень хорошо понимаю... Я почти простил её за двуличие и измену... Но ты же знаешь, что этим мало чем можно помочь горю... Я кое-как восстановился и вернулся... вернулся на службу в Космоцентр, с огромным трудом стабилизировался, вошел в ритм и рассчитывал, что кто, кто, а Виктория меня поймет правильно и не будет играть хорошо известную и потому ненавистную мне роль оскорблённой женщины-собственницы...

Неужели, Миша, я для того "ставил на уши" всю свою школу второго цикла, чтобы любая девушка любого юношу продолжала как в средние века Тёмного периода считать исключительно своей собственностью, своим рабом? Нет, я хотел добиться существенного и необходимого равенства в пути двоих. Я видел, ясно видел и остро чувствовал, что Виктория другая, что она держит частнособственнические женские инстинкты в надёжной, как мне тогда казалось, глупому и недалекому болвану, узде... Очевидно, я непростительно быстро и основательно потерял всякую бдительность и слишком понадеялся на крепость моральных личностных тормозов у Виктории. Очевидно я не подумал серьёзно о том, что здесь она — не уникум, а самая обычная женщина — наследница женщин-собственниц мужчин из далёкого и не очень прошлого человечества. За что и сурово поплатился. Мне наука будет наперёд... — горько проговорил Иванов и, сглотнув воздух, продолжил, —

Ты знаешь о том, что я долгое время даже не хотел думать о близких взаимоотношениях с женщинами и девушками... Я очень долго рассматривал их не больше чем коллег и знакомых, я охладел к ним до самых опасных и крайних пределов... И только встреча с Викторией, необходимость оказания помощи ей в уникальной, как мне тогда казалось, ситуации заставили меня изменить эту стальную, непробиваемую ни разумом, ни эмоциями внутреннюю установку. Эту установку я выработал за три месяца яростной душевной боли и опаснейших метаний. И начало этим метаниям было положено достаточно давно. В иные времена, уловив суть такой установки, меня бы сочли злостным неженатиком или бобылём. Со всеми соответствующими выводами на словах и на деле.

Ты же знаешь о том, что мне удалось провернуть в моей школе второго цикла и какую яростную многомесячную осаду со стороны почувствовавших вкус нормальной безопасной жизни своих коллег-девочек и девушек я выдержал, не дрогнув ни душой, ни телом. Ты знаешь или догадываешься о том, скольких весьма завидных партий я лишился может быть, по собственной глупости. — Александр едва заметно перевел дыхание. — Всё это я тебе доверял и рассказывал, но немало ты и сам видел... Но я понял, что я не должен падать до стандартного сценария. Так мне казалось в тот момент, когда мы, казалось бы, сломали в отдельно взятой школе хребет недостойному отношению к женщине... Господи, как я хотел верить, что мы наконец-то в отдельно взятой школе сломали этот хребет... Всё оказалось очередной гоп-кампанией... Господи, как стыдно, больно и глупо... Господи, как глупо и больно это сознавать, что вся работа нашей Группы Системы в очередной раз впустую... Громкое название, а толку — с гулькин нос. Господи, как стыдно...

Я думал, что я не имею права на простые человеческие и даже столь естественные и необходимые плотские радости. Я серьёзно и глубоко довольно длительное время думал, что это для меня не имеет смысла. А ты знаешь, что я везде склонен искать смысл и толк. Но я потому и охлаждался, охлаждался пусть медленно но неуклонно. Я думал, что я многого человеческого уже недостоин... Я так думал очень долгое время — эта мысль меня преследовала постоянно. А меня редко что могло преследовать... Да, таким я был до встречи с Викторией.

Пообщавшись с ней, я... я изменился... Я тогда снова стал идеалистом, хотя до того я был прожжённым реалистом, но тогда... тогда мне показалось, что я вижу перед собой некий идеал. Оказывается, идеалов в нашем долбаном, проклятом многими поколениями людей чистилище действительно никогда не было и нет! — Александр сделал паузу, чтобы удержать дыхание от срыва. — Господи, как это больно мне теперь сознавать... Это же второй нешуточный удар после провала школьной эпопеи... Нет идеалов, понимаешь?! И снова я потерпел крах. Снова у меня не получилось... Что-ж, бывает. Не сложилось...

— Не прошло и десяти дней после того, как я под её сильнейшим и явным давлением всё таки решил уступить и мучительно начал растапливать свой арктический лед отчуждения. И это при постоянной душевной боли и саднящем чувстве вины в сердце... Ты видел меня тогда почти каждый час и каждую минуту. Ты можешь это понять. Мало сказать, что мое сердце требовало всемерной защиты и спокойствия... Ведь Лена продолжала жить в его уголке, она и сейчас там живёт... Теперь это — её и только её место... А я снимал с сердца необходимую броню отчуждения, пускал туда другую личность, другую женщину, уже, казалось бы, потерявшую все права пребывать в моем сердце...

Я думал, что Виктория меня поймёт и не будет форсировать развитие ситуации, не будет склонять меня к ураганным темпам возврата, но... Она, видимо глубоко оскорблённая тем, что я не отбросил все и всяческие переживания, не пришёл к ней и не исповедался, не стал говорить ей все, что камнем лежало у меня на душе и о чём знаешь только ты, Миша и ещё, конечно же, родители и братья, и сестры...

Виктория... Я её очень хорошо понимаю и нисколько не осуждаю... Она поступила до невозможности стандартно, но мне от осознания этой стандартности нисколько не легче. Она не выдержала последовательности и, ничтоже сумняшеся, слишком открыто и явно усомнилась в моей верности и преданности... Настолько явно и открыто, что это трудно даже счесть за какую-либо шутку. И настолько определённо, что я не могу и не имею права счесть это игрой или тестом. Наверное, у неё есть на этот счёт другие, весомые и неведомые мне основания. Как и у любой женщины. Что — ж... При всей стандартности вариантов этих оснований я эти самые основания ... Я эти основания принимаю даже в неведомом мне формате. Она — взрослый человек, офицер и в состоянии сама всё для себя решить.

На её решение в этом ключе оказывать давление не собираюсь. Если же говорить об уникальной ситуации и дальнейшем развитии соответствующих событий то я... Я оказался никудышним охранником и готов за это понести любое наказание и от всех сразу и от каждого причастного к проблеме в отдельности. Но продолжать охрану и защиту Виктории я не могу и не имею больше никакого права. Между нами больше нет важнейших связующих звеньев... Боже, как это больно...— Александр вздохнул и запнулся.

— Даже так? Ты готов быть осуждённым и даже свыкся с перспективой сурового наказания? Только вот она уже очень долго сама несёт такое наказание, что целому элитному десантно-штурмовому полку в самом страшном сне не привидится и на самом жутком полигоне не представится. Ты даже свыкся с тем, что невозможно ничего исправить? Хорош!... Нечего сказать, хорош!... — Михаил со стоическим терпением выслушал монолог друга, стараясь не смотреть в его сторону и только теперь вперил в Александра тяжёлый пронизывающий взгляд. — А о том, что она сама и в первую очередь она... Она, сверхгордая и архинеприступная для любого, даже самого сверхподготовленного и просто распрекрасного мужика, женщина с большой буквы, она сама, наступив на горло своей извечной и вполне оправданной и законной гордости хочет всё восстановить и исправить ты не подумал? Великий теоретик!... А она хочет всё восстановить и исправить, иначе зачем она обрекла себя на уничтожающий режим... Какой? Что-ж, послушай...

По субботам — без малейших исключений — с утра до позднего вечера она уже год изводит, да, да, буквально изводит себя в спортивных залах общей и специальной физической подготовки. Приходит в спорткомплекс в девять утра после завтрака и уходит совершенно обессиленная в десять вечера, за час до отбоя. Она идёт, а я сам и многие другие люди это неоднократно и ясно видели, пошатываясь, из спортцентра в общежитие и выглядит так, что можно уверенно предположить — она одна собственными руками подняла средней величины небоскрёб на пару метров вверх... И это — свободный "офицерский" день — суббота. И это — не десантник, а астрофлотская интеллигенция — астронавигаторы, своеобразная "белая кость".

Я — десантник по профилю с детства.. Ты знаешь это. Так вот, я, второй заместитель командира элитного десантно — штурмового потока, обязанный давать любой и постоянный пример своим многочисленным подчинённым и коллегам, просто в отчаянии по той простой причине, что уже долгое время я не могу сравняться с Викторией. Ты знаешь меня, я не привык отступать или скулить, но против Виктории я — откровенный и безнадежный слабак в своей основной профессии. Я просто не могу догнать её, не то что сравняться. Не могу никак, как ни стараюсь, хотя на любых, самых жестоких тренировках я теперь "пашу" не иначе, как до сто двадцатого пота... И всё равно за три полных года школы я ни разу не смог выполнить те драконовские перспективные нормативы, которые она, женщина, спокойно и неоднократно перекрывает теперь раз в пять. Какой там в пять — через несколько месяцев твоего отсутствия этот разрыв увеличился до двадцати... Никто в Космоцентре и в Астрофлоте не понимает, как такие, ранее считавшиеся чисто умозрительными и рассчитанными на очень далёкую перспективу, нормативы можно вообще реально хоть как-то выполнять, а не только перевыполнять в несколько десятков раз. Она же это делает и любой объективный контроль доказывает... А мы их провели предостаточно... Так вот, любой контроль раз за разом со всей определённостью доказывает, что здесь нет ни малейшего подвоха. Уяснил? Полагаю, ты понимаешь, что любой контроль для неё есть прямое оскорбление. Продолжу.

Каждое воскресенье вместо законных для всех курсантов праздников, отдыха и разрядки — она пропадает у тебя в квартире. С утра и до позднего вечера. Что она там делает — я в мельчайших деталях не знаю. Но знаю, например, что она не вылезает из твоего кабинета и знает его лучше тебя раз в десять.

Твоя неприступная и архипереборчивая в вопросах благоволения к посетителям твоей главной квартиры Зирда её одну из множества твоих и семейных знакомых, друзей, коллег и родственников буквально обожает, облизывает, всемерно опекает и неизменно сопровождает всюду, плотнейшим образом контролирует каждый её шаг и каждое её движение, и ни под каким видом не подпускает к ней даже на десять метров абсолютно никого из незнакомых людей... Никого, уловил? Может быть, никого кроме тебя и твоих ближайших родных, а ещё, быть может, и её, Виктории, ближайших родных. Я сам, своими глазами видел, как она грозно и недвусмысленно рычит на юношу, попытавшегося всего лишь подойти и подарить оставшейся только твоей и только твоей Виктории букет цветов. Ещё секунда — и овчарка просто бы выполнила сама неотданную ей никем команду "фас!".

Такой разьярённой твою Зирду я видел крайне редко... Она бы просто растерзала несчастного соискателя... Ты знаешь, что твоя Зирда слушается очень и очень немногих, тем более — в случае необходимости прямой защиты дорогих ей людей... Ей запретили, казалось, в тот момент защиту все — от твоего отца до сестёр... Но она тогда, как и всегда, а от ухажеров и просителей она все это время самым надёжнейшим образом защищала твою Викту и этот проситель-ухажёр был не первым и не последним... Она послушалась только явно не отданного приказа Виктории... Только её желания...

И всегда слушалась только её в таких случаях... Уловил уровень преданности? А причина такой преданности одна: даже собака ощущает, насколько это — родной и нужный для тебя, её хозяина, человек. И овчарка делает всё что ей, собаке, доступно, чтобы Виктория не чувствовала себя отделённой от тебя.

Бритс заводит сильнейшее мурлыкание от одного её вида и практически не даёт ей спокойно и быстро встать, плотно оккупировав её колени. Он согласился даже на то, чтобы стать её живым воротником, что позволяет ему везде и всюду быть с Викторией. Ты знаешь своего Бритса, он этого никогда в жизни не позволил делать с собой никому... А уж относительно его места на её коленях, особенно — когда она находится в твоём кабинете — то тут уж для Бритса нет никаких преград и ограничений: он за долю секунды сворачивается в клубок и начинает ворчать от удовлетворения громче движка пускача на космодроме... Ведь она там просиживает часами, иногда даже без элементарного завтрака.

Твой архисерьёзный кот в её присутствии готов сделаться несмышлёным игривым котёнком и делать всякие уморительные глупости, но она сама этого не хочет и он, кажется, бросил все попытки её развеселить. Он просто делит её одиночество со своей автономностью... Он даже смирился с тем, что так же плотно Викторию опекает Зирда... А уж о том, что не всякий кот согласится терпеть какую-либо конкуренцию с собакой... Я уже об этом молчу. Да и кто к ней, к Виктории под таким конвоем решится подойти даже в парке небоскрёба или на улице?

Только представь себе взъерошенного Бритса с выпущенными когтями и горящими зелёным цветом глазами — у неё на шее и Зирду — слева у её ноги: немаленькую овчарку с оскалённой пастью и поднятой шерстью на загривке... фактически — в позиции готовности защищать... Какие уж тут соискатели её, Виктории, благосклонности и расположения? Им только и остается что взирать с не меньше чем десяти метров — ближе ни Зирда ни Бритс никого из незнакомых людей не подпускают — на Викторию и вздыхать, понимая, что обученная и тренированная собака и не потерявший дикости и безжалостности кот вполне могут быстро сделать из них, соискателей, кровавый фарш. Да и Виктория в свои вояжи к тебе в квартиру ни на кого даже не смотрит и ни с кем из соседей или посетителей не разговаривает... Исключая, конечно, самый ужасающе минимальный протокол вежливости... Она всё время о чем-то думает и любой бы по её виду понял, что эти думы — не для слабого духом человека... Форменная незнакомка.

Как видишь, животные, на которых мы ещё не научились полностью давить и не умеем полностью подчинять своей воле, сами знают, что к чему и почему. И они знают, что Виктория — та, которая тебе нужна. В старину сказали бы, что она тебе суждена. Да и не только в старину. Но и сейчас. Естественно, домашние твои тоже придерживаются такого же мнения и тоже действуют в таком ключе. Это — почти единственное из того, что я точно знаю о том, что именно она делает у тебя в квартире. — Лосев сделал короткую паузу и продолжил. — Она неоднократно говорила, что после часового сидения в твоём кабинете...

Даже твои, просто кремнёвые в вопросах обеспечения и защиты семейного и обиталищного суверенитета, сёстры, пребывавшие в этот прошедший год в заграничной стажировке, уступили её натиску и разрешили бывать в твоем кабинете без всяких ограничений... Ты прекрасно знаешь, что они — тоже взрослые по нынешним меркам люди и также имеют своих ухажёров и даже женихов. Никто из этих гостей твоей семьи не смог, как ни старался, достичь такого высокого уровня свободы доступа... Никто, подчёркиваю, а ведь у тебя — три сестры. Это — сила.

А твои братья? Они согласились с мнением сестёр и подтвердили разрешение только для Виктории... Только ей. Твои братья... Они наотрез и постоянно отказывают своим подругам и невестам в столь важной для них реализации малейшей возможности вот так, в их отсутствие побывать в их личных кабинетах, своеобразных святая святых личности каждого человека. Твои братья просто просят Зирду и Бритса поспособствовать и те берут их комнаты и квадраты под свою непроницаемую защиту. Непроницаемую для всех, кроме родных и Виктории... Но она ходит только в твой кабинет и твой квадрат и не посягает ни на что другое. Её другое просто не интересует и все это понимают и поддерживают... Уяснил уровень, каким пользуется Виктория?

И ты скажешь, что она это не отрабатывает и не оплачивает? Блажен, кто верует в это. Возможно, ему тепло на свете. А вот Виктории и многим другим — холодно до арктического уровня. Я немного отвлёкся...

Так вот, после часового сидения в твоем кабинете она способна выдержать любые, самые жестокие и изуверские испытания.... И ты знаешь, что дело часто не кончается ранениями и травмами, обычными в астрофлотской жизни. Это, то, что ты ей устроил — не ранение и не травма. Это — настоящая пытка. И то, что она эту пытку терпит... И то, как она эту пытку терпит, достойно кисти величайших живописцев современности и древности и резца известнейших скульпторов всех времен и всех народов. Это достойно и пера лучших писателей и поэтов. Она терпит эту пытку, которую ты ей устроил, с кротостью святой... Уловил? Это — не бравада, а самая совершеннейшая правда.

Если же говорить о космоцентровских прелестях... Тошнотворная центрифуга, а ты знаешь, как мы всем курсантским Космоцентром её не любим, стала её вторым рабочим кабинетом. На двенадцати тетах она просчитывает восемнадцать уравнений шестнадцатой степени сложности за пять секунд и ошибается в каждом уравнении только после восемнадцатого знака. На пяти тетах ей подвластны уравнения шестидесятой степени сложности, хотя я проверял — за всю историю космонавтики больше чем на двух тетах ни один офицер или курсант не мог решить с необходимой точностью и одного уравнения шестидесятой степени сложности. А она решает их даже двадцать и — на пяти тетах.

Уловил? Твои родные и двоюродные братья и сёстры давно и совершенно обоснованно считают её своей кровной родственницей, а виновник этого общекосмоцентрового и двухсемейного котла, этих нечеловеческих антигуманных мучений считает, что его, видите ли, отвергли слишком явно! Глупость и тупость несусветная! Ты уж извини за прямоту, Сашочек. — Михаил сделал долгожданную для Александра паузу.

— Её отец просил меня только страховать Викторию. — Александр выдерживал взгляд друга без особого труда, но мрачнел с каждой фразой, брошенной Лосевым. — Но и для страховки, ты это прекрасно знаешь, требуется немалое взаимное доверие и открытость, а после того вечера этой форматки в наших взаимоотношениях нет. Ты спросишь меня, почему? Она слишком ясно и открыто сказала о том, что я — всего лишь один из множества недалёких и ограниченных ловеласов, ищущих в женщинах и девушках только наслаждений и приятных приключений, а не серьёзных взаимоотношений. Тех самых взаимоотношений, которые в наших учебниках называются стандартными, потому что они опробованы столетиями и усовершенствованы многими поколениями...

Она в школе, будучи уже тогда уникальной личностью, страдала от подобных посягательств и сошлась со мной в том числе и на непременном, но прямо не высказанном вслух условии, что я не буду домогаться её физически. Ты сам прекрасно знаешь, что её похитили и чуть не изнасиловали, что она пережила глубокую психологическую травму и сильную психовстряску. Всё это ты знаешь в подробностях. Она этого кошмара не заслужила и потому я согласился с тем, что не буду настаивать на физической близости. Я и не настаивал, постарался обойтись без этого. Я перепробовал буквально всё, но она хотела большего, а я на это большее не шёл. И считаю, что был прав. Но скажи мне, какие могут быть ещё наслаждения и приключения в наш век? Какие, кроме тех, что преследуют человечество на протяжении всей его истории? Только те самые, уныло именуемые не иначе как стандартные. А женщины обладали, обладают и будут обладать генетической памятью, которая в несколько десятков раз объёмнее нашей мужской.

И они боятся, боятся нас, мужиков, ге-не-ти-чес-ки, боятся, несмотря ни на что, какими бы мы ни казались или ни были в мечтах или в реальности всегда или иногда просвещёнными, галантными и безопасными. Вот и Виктория при всей своей уникальности не избежала подобной перспективы. Вот и ей пришлось выдержать несколько раз вооружённую осаду юнцов, домогавшихся ни много ни мало рабской покорности... И тех же самых плотских утех. Я же знаю стандартные негативные варианты, а мой брат Борис немало рассказал мне из опыта службы безопасности... Какой океан горя ещё предстоит нам вычерпывать, Мишка... Но я отвлёкся...

Рабской покорности женщины, в средние века древней истории считавшейся порождением дьявола. А кому, как не уникальной Виктории знать, насколько это больно... Рабская покорность, сопряжённая с плотскими утехами... Вот, что сидит в сознании любой женщины как безусловный архиобязательный для выполнения торможения и остановки постоянный красный сигнал на пути к полному доверию к нам, мужчинам. И этот красный сигнал наконец зажёгся между мной и ею. Хотя ты — свидетель, что я ни разу не стал домогаться Виктории в телесном плане, чему она сама, ты сам прекрасно знаешь, неоднократно выражала самое непосредственное изумление и удивление. Она даже не стала явно анализировать причины такового моего поведения, но я-то знаю, что она знает эти причины и разбирается в них досконально, не подавая вида.

Да, этому виной — мой путь. Но я в душе дал и себе обещание никогда не опускаться в отношениях с ней до стандартного варианта. Моя монашеская жизнь в этом плане меня многому научила. И я держался всё это время, хотя ты сам понимаешь, насколько это ненормально и неестественно для мужчины. Тем более неестественно, если отсутствует элемент домогательства и присутствует неоднократное разрешение на доступ такого рода. Всё складывалось прекрасно и в недалеком будущем у нас могли бы быть дети, пусть даже сразу после Космоцентра, перед Звёздной академией...

Всё могло быть как у людей. Всё могло быть нормально даже после моего тяжелейшего кризиса, вызванного гибелью Лены... Все могло быть нормально...

Но наш вечер на берегу, её жёсткие слова о том, что я порезвился и пошёл гулять к другой... Мне неизвестно зачем она это сказала вслух, зачем вообще она сказала именно так. Мне всё равно, сказать так и в такой форме — её право и я его не оспариваю. Этим текстом она сказала всё, чтобы мне сразу и окончательно стала понятна полная бесперспективность дальнейших контактов любого неслужебного уровня. Практически она сказала то, что зашито у каждой женщины с рождения в подсознании: она ясно высказала недвусмысленное и полное недоверие мужчине, посчитав его павианом-самцом. — Александр перевел дыхание. — Боюсь, Миша, что после случившегося места мне рядом с ней нет и не будет. Боюсь, что больше ничем не смогу помочь, так как не могу охранять, страховать и защищать человека, который мне совершенно не доверяет.

К тому же охранять — одно, а любить и дружить — совершенно иное. Она же слишком ясно усомнилась в том, что я способен её истово любить и с ней дружить. Но подспудно, что я уловил совершенно точно, она усомнилась и в том, что я в состоянии её защитить. Меня, Михаил, можно не любить, меня даже можно считать и числить тупым и ограниченным мужиком-охранником... Я ради дела и ради будущего стерплю это... Но не доверять мне ни на йоту там, где недоверие влечёт за собой безусловное прекращение охраны из за опасности реального срыва задачи... Это уже слишком серьёзно.

Незавидная ситуация. Разрешить её я считаю возможным только одним способом — разрывом любых неслужебных отношений... Даже и не знаю, вернусь ли я на должность простого охранника... Теперь, когда это произошло, мне кажется, что возвращение это — просто нереально... Я, собственно, это прекрасно понимаю и не хочу никакого продолжения... Так что будем считать, что никакого монорельса в моей жизни не было... — грустно произнес Александр, полуприкрывая глаза и умолкая.

— Саша, ты, конечно, извини за вынужденную чрезмерную прямоту, но ты — форменный слепец... Да, да, слепец, потому что в упор не видишь очевидной вещи: она, Виктория, доверяет тебе так, как никто, подчеркиваю — никто из окружающих больше не может ни заслужить, ни добиться! — Лосев выслушал со стоическим терпением тираду друга и перешёл в неожиданное наступление. — Никто, включая ближайших родственников и коллег, не говоря уже о командовании!

Она по собственной воле и, думаю, прекрасно сознавая всю меру возможной ответственности, многократно нарушила несчётное количество самых строжайших ограничений по использованию системы спецсвязи Астрофлота, пытаясь достать тебя в Ашхабаде. Она недели три не вылезала по вечерам из Центра дальней связи нашего главного городка Космоцентра, пытаясь найти хотя бы твой след. Она взяла в осаду всех без исключения сотрудников Центра связи Космоцентра. И мы вынуждены были снова лгать ей, как лгали тогда, когда ты хоронил Лену.

А она... она, как выяснилось, просто органически не переносит ложь, жутко и глубоко страдает от лжи, но сразу, как ни странно, чует правду. Если бы ты знал, какая она обессиленная и полностью уничтоженная падает только один раз в неделю, только раз в неделю, да и то не в каждую, на несколько жалких свободных часов на землю на поляне в дальнем парке Космоцентра, ты бы так не судил её... Она только один раз в неделю позволяет себе так просто упасть и замереть на несколько часов... Она просто не может перенести того вала лжи, который мы, окружающие, вынуждены городить, спасая вас обоих от кризисного варианта разрешения ситуации. Она совершенно уничтожается этим валом и страдает.

Единственное, что её спасает — жажда докопаться до правды. И потому она, не доверяя никаким нашим словам, как минимум пять раз за прошедший год, то есть — раз в два месяца, как на работу ходила к начальнику своего факультета и умоляла, просила, требовала дать ей радиус к тебе. Она как минимум пять раз побывала на приёме у начальника Космоцентра... Ты полагаешь, что она там о чем-то много говорит? Нет, у нас превратное мнение о её способностях быстро сменилось совершенно другим мнением: одного её вида достаточно для того, чтобы понять то, что может быть изложено на сотнях страниц. Она просто просит дать ей любой намёк на то, где ты находишься и право... право и... и возможность воспользоваться этим намёком по её собственному разумению.

Уловил? Абсолютно всесильная Навигационная Звезда, о точности и чёткости работы которой Космоцентр знает не по наслышке и пользуется её поддержкой вовсю, даже в этот год, что я лично считаю преступным, не требует того, что ей принадлежит по праву человека, а униженно просит... Про-сит! Ты понял, понял ли как она страдает и как не хочет ломать наш дутый карточный домик условностей? Только вчера она не пошла снова к начальству, так как ей всё же сообщили, не выдержав вида её страданий, что ты возвратишься на днях. Господи, как нам было нелегко решиться на это... Она довела себя до такого состояния, что даже такая, в кавычках, приятная весть могла просто сокрушить её... Но она выдержала. — Короткая пауза. Михаил набирал воздух в легкие. — Она всё это время, вплоть до твоего возвращения в любое время дня и ночи была.... была готова нарушить самые основы Устава Астроконтингента, самовольно бросить службу и уйти пешком. Уйти, отказавшись от всех видов транспорта с плоским рюкзаком за плечами...

Уйти пешком! Ты, человек нашего столетия... Ты хорошо представляешь себе сложности этого пути? Не думаю, что в полной мере. Ты ведь полагаешь, что она будет пользоваться транспортом? Увы... Она не хочет ни секунды пребывать там, где цивилизация. И этому есть признаки. Какие, спросишь? Я сам видел краем глаза этот серый рюкзачок, похожий на нищенскую котомку. И с этим полупустым рюкзаком она намеревалась уйти... Уйти из Астрофлота, уйти из нашей системы, уйти от всех нас, уйти... Уйти из своей прежней жизни, уйти из своей мечты о космосе и звездах. Уйти к тебе! Только к тебе и — ни к кому, подчёркиваю — ни к кому другому. Уйти в простом гражданском комбинезоне...

А я... А я, грешный, видел, как этот комбинезон висел, а может и сейчас висит у неё в шкафу впереди всей и любой одежды... Это означает, что она по-прежнему в любую секунду готова уйти от нас всех... Уйти в этом неброском комбинезоне и с этой котомкой из Космоцентра и уйти неузнанной до конца больше никем...Никем... Уйти, рискуя потерять суть уникальной по возможностям личности. Уйти... Уйти туда, где её странности будут справедливо считаться запредельными и соответственно — вызывать ненавистное мне стремление и желание привести их к среднему, довольно рядовому уровню... Уйти... Просто оставить в номере все "казённые" вещи, форму, документы и, взяв только немногочисленные личные укладки, — уйти... Ты прекрасно и, как никто другой, знаешь, что её остановить привычными большинству людей методами невозможно...

Она была готова это сделать спустя два дня после твоего мнимого исчезновения! Еле удержали... А ты знаешь, что удержать такую личность можно только экстраординарными мерами, сверхдостаточными для обычных людей. И нам пришлось... После нескольких дней бесплодных уговоров, в которых приняли участие все — от командования до коллег практически со всех потоков. Не помогло... Пришлось объявить городок Космоцентра на осадном положении... Ты знаешь — это весьма изощрённая специальная изоляция, её крайне редко применяют, но иначе её просто было бы не удержать.

Но она поняла, что здесь мы перешли уже грань сверхусилий общества и сама обещала Покрышкину, что она выйдет за пределы Космоцентра и обязательно вернётся. Вернётся, понимаешь. Кому, как не нам с тобой, Саша, знать, скольких трудов и переживаний стоило Виктории такое решение: с одной стороны — горькое, тяжёлое и ясное желание опрокинуть весь дутый домик Космоцентра, набитый вагонами условностей, чтобы уйти к одному тебе, а с другой — понимание необходимости принести себя в жертву не персонально тебе, а всему нашему донельзя несовершенному по сравнению с ней, Женщиной с большой буквы, обществу. Вот такой вот парадокс она решила соломоновым методом и каждый раз возвращалась, но я чётко знал, что чувствовала она при этом себя как арестант или поднадзорный.

Я не припомню за пять лет, да за пять лет нашего знакомства и дружбы, чтобы умнейшая и образованнейшая Навигационная Звезда, сверхнеприступная и архихолодная в выходящих за рамки служебных и обычных межличностных взаимоотношениях... Как она похожа здесь в своих опасениях на тебя, но теперь уже — со своей, женской стороны... Теперь я ясно и чётко вижу, что она действительно по-прежнему боится мужчин, как огня... Боится многих... Очень многих, и, к огромному сожалению — обоснованно... Но она, эта справедливо опасающаяся нас, во многом ещё неандертальски неотёсанных и глупых мужиков, Звезда... Чтобы она так самоотречённо вела себя ради одного только человека?... Ради мужчины?... Ради тебя, Саша? А я теперь даже не знаю, заслуживаешь ли ты такой жертвы... Об этом ещё речь впереди...

Она, Александр, дружочек мой дорогой, дошла до такого состояния, что с момента твоего исчезновения и своего возвращения в Космоцентр после вашего провального тет-а-тета целый календарный год не принимает никаких, подчёркиваю, абсолютно никаких, ни мужских, ни женских знаков внимания ни от кого в Космоцентре. Ты только представь себе женщину, которая постоянно и всемерно отказывается от любого, даже самого малого признания своей уникальности, мощи и красоты!

И это — при каторжной, безотказной и почти круглосуточной работе. Такого в истории человечества ещё не было. Это — уровень святых, а она... Она ... Она уже целый год просто и окончательно отшивает любого, даже самого наиперспективного курсанта или офицера любого ранга, будь то мужчина или женщина — всё равно, пытающегося хоть как то помочь ей или просто приблизиться, не принимает никакой, самой незначительной и обычной помощи даже от старших и высших офицеров.

Ещё немного — и ей потребуется настоящий монастырь... Только представь себе её в монашеском одеянии. Да, за ней немногие тогда встанут, но эти немногие будут стоить целой армии христовой, если только она этих немногих возглавит. Уяснил? Эта картина — посильнее "Боярыни Морозовой" будет... — В глазах Лосева сверкнул огонь, что всегда выдавало крайнюю степень недовольства. — Наш космоцентровский главный священник, настоятель храма Архистратига Михаила, отец Никодим с сотоварищами пребывает весь этот год в полнейшей растерянности, не зная, как конкретно помочь Виктории, а ведь за ним — мощь Духовной Академии Патриархии России. И всё, всё происходящее имеет место только из-за неосторожно брошенной ею фразы, после которой ты испарился аки дух святой... Хотя какой ты после этого святой... — последовала небольшая пауза, Михаил переводил дыхание и собирался с силами для новой тирады. —

Она несёт уже целый год, подчеркну — год, все, без малейшего исключения наряды и работы с таким стоицизмом, что не заметить и не отметить это не смогли и не сумели. Реакция общественности, если так можно выразиться? Запредельно точная и определённая: её портрет на Доске Почёта украсили настоящим, подлинным лавровым венком. Как и где его достали — я до сих пор не могу понять и не знаю. Для нас, конечно, возможно, это и не проблема, но не в этом суть. Важен факт его наличия на портрете Виктории. В истории Астрофлота планеты, можешь мне поверить, как журналисту, это — вещь абсолютно неслыханная. Тот венок продержался недолго: только до её прихода. Она сорвала его и растоптала... Понял, ты: рас-топ-та-ла... Получается, что и наше космоцентровское общественное признание, признание Астрофлота всей планеты для неё — пустой звук и мышиная возня... А венок... Больше его никогда не видели и никто не может сказать куда он подевался. Даже растоптанный... Может, кто унёс от греха подальше, а может — просто как сувенир себе оставил... Но я убеждён, что этот факт и его предпосылки намертво отпечатались в памяти Командиров и слушателей Космоцентра.

Ты можешь себе представить реального человека, который при всей остальной курсантской и офицерской нагрузке пять раз в неделю и без всякого наряда, по собственному желанию и стремлению, без выходных и праздников дежурит по камбузу всего Космоцентра и выполняет там самые неблагодарные работы, включая все без исключения ручные?! И делает это совершенно добровольно! Этот человек — Виктория. Я уже не говорю, что она — офицер и знаток своего астронавигаторского дела, я даже не оправдываю это тем, что для женщины кухня — самое обычное место для времяпровождения, но ведь она — не только женщина... Я уже и не вспоминаю о том, что её возможности в этом извечном женском труде просто запредельно уникальные... Но мы же не можем эксплуатировать их месяцами для нескольких тысяч людей! Это же не семью из восьмидесяти человек кормить!!!... И потому... И потому это уже — жестокость. А ты не хочешь, как я вижу, ощутил и понял, не хочешь даже попытаться восстановить положение дел на безопасный для вас обоих момент... Это уже форменная явная жестокость...

Ты можешь себе представить реального человека, который, будучи офицером, ходит, поснимав все с огромным без всякого сомнения трудом заслуженные офицерские знаки различия, чуть ли не в формёнке самого что ни на есть рядового сотрудника Астрофлота в караулы и наряды на склады и в загородные центры, а также... в том же... абсолютно не офицерском виде... — а мы... мы едва-едва, да и то далеко не всегда достигаем успеха, уговаривая её каждый раз прикрепить на формёнку хотя бы ефрейторские, а если повезёт — сержантские нашивки... О младшелейтенантских звёздах на погонах она и слышать не хочет и наши потуги здесь пропадают впустую...

Так вот, в этом рядово-сержантском виде она отправляется, причём, замечу, без звука, на любое, самое постылое патрулирование... И это... И это — при всех прочих курсантских и офицерских радостях в кавычках... И это — минимум три дня каждую неделю в любое время дня и ночи... Это — тоже Виктория. А ты прекрасно знаешь, насколько мы нечасто назначаем женщин со всех потоков в патрулирование... Ты прекрасно знаешь, скольких трудов стоит любой из них добиться такого назначения. И Виктория добивалась этого раз за разом. Под её натиском никто не может устоять...

Ты можешь себе представить человека, к которому относятся как к ходячей энциклопедии общепланетного значения? Скажешь, такого просто быть не может в реальности? Мы тоже так думали, все — от рядовых до Командиров... Думали... Но Виктория... Она ... ты можешь проверить у кого хочешь — тебе все подтвердят реальность этого уникального самоубийственного действа... Так вот, Виктория всю библиотеку Космоцентра, её обе гигантских части — общую и специальную опрокинула себе в память... за каких-то три месяца! Это — многие миллионы гигабайт, терабайты самой разнообразной информации — начиная от летописей, древних актов на пятистах языках, стихов и прозаической литературы всех времён и всех народов и кончая сложнейшими и запутаннейшими выкладками дальней и сверхдальней общей и специальной, фундаментальной и прикладной науки.

И человек, который теперь это всё хранит в своей памяти, который в состоянии за доли секунды абсолютно точно воспроизвести любой кусок информации любого объёма, существует. И этот человек тебе хорошо знаком. Это — тоже Виктория. Её после этого поистине смертельно опасного номера приходится ежеминутно всем Космоцентром охранять от постоянно грозящего ей ураганнного переутомления, защищать от вездесущих, невероятно изворотливых и любопытных корреспондентов. Как они узнали о подобном феномене — для меня самого большая загадка... Меня тоже пытались втянуть в расследование, ведь я — тоже корреспондент, но я... Я наотрез отказался и меня оставили в покое. Но это не меняет ситуации — Виктория раз за разом подсовывает нам такие задачки, которые по сложности круче любого тренажера или полигона...

Мы уже год живём как на вулкане, Саша.... — Голос Михаила приобрел доселе незнакомую Александру убеждающую силу. — Неужели ты не понял, что она с того, чёрного для неё дня, стра-да-ет! Страдает так, как в прошлом страдали только мученики за веру! Она верит в тебя, верит тебе и боится за тебя так, как не боится за мужчину ни одна известная мне женщина... Она готова свою жизнь и своё здоровье отдать сразу или по капле за тебя, за твою жизнь, здоровье и безопасность.

Она согласна даже остаться одна и вдали от тебя, но — при условии, что ты будешь вести нормальную жизнь. Она готова даже смириться с тем, что ты выберешь себе в спутницы любую другую женщину и забудешь её, забудешь свою когда-то важную и нужную тебе самому Викторию... Она готова пойти на допуск к тебе соперницы только потому, что хочет чтобы ты жил нормальной жизнью... Нор-маль-ной. Она знает тебя, знает твой путь и хочет, чтобы твой путь был счастливым. Она хочет ценой своего собственного ухода открыть тебе путь к обычной, человеческой, грешной жизни... Пойми, не к простой, пусть даже и почти монашеской жизни, какую ты вёл долгие годы, а к обычной, грешной жизни, но с одним уточнением — без неё, с любой другой женщиной. Без неё...

Она готова без боя, только вслушайся в эту формулировку, ощути её неестественность: без всякого боя отдать тебя любой другой женщине, но совсем не потому, что ты ей не дорог, а потому, что она сама самоуничижительно считает теперь одну себя недостойной тебя... Она хочет дать тебе и прежде всего тебе "зелёную улицу" свободы от всей и любой ответственности по отношению к ней и её интересам, понял, ты? Вижу, что не до конца... Что-ж, добавим. — В голосе Михаила сквозил металл и рвалось наружу тщательно сдерживаемое раздражение. — десантник едва удерживался в рамках нормативного лексикона. —

Она, как я давно понял, к сожалению уже не верит, что ты вернешься к ней и не хочет больше тешить себя малейшей надеждой... Во всяком случае я так думаю, хотя твёрдо знаю, что Виктория любит тебя как никого не любила ещё из незнакомых людей в своей не такой уж и длинной, но предельно осложнённой её путём и целью жизни... Она тебя любит необычайно сильно и, уверен, только поэтому идет на такие нечеловеческие жертвы... Тебе этих жертв недостаточно? Она, к сожалению, тоже так считает и потому...

И потому она даже готова смириться с тем, что не ты, остолоп и олух царя небесного, станешь отцом её детей... И это, учтя то обстоятельство, что при её нагрузках она просто не сможет иметь много детей, хотя сама она из многодетной семьи. Боюсь, что при её теперешней истощённости и один ребёнок очень долго будет для неё большой проблемой... А ты скрылся и молчишь, испытываешь её терпение и нервы... И это — после гибели Лены...

Она, имеющая полное и естественное право тебя осудить за скрытие даже первичной, самой общей информации о первой любви, о том, что эта девушка может ждать тебя и имеет на тебя все права... Она, Виктория, уже молча и сквозь горчайшие слёзы простила тебя за эту несусветную глупость, она не стала предъявлять никаких претензий и становиться в позу оскорблённой невинности.

Она страдает молча и в одиночестве, она не обращается и, думается мне, по-прежнему не хочет обращаться к нашим общественным системам воздействия, потому что считает это глубоко личным делом, оставаясь тем самым архинезащищённой обществом перед твоим сугубо мужским тупоумием и суровостью... Ты уверен, что каждая из наших коллег способна на такое? Ты уверен, что очень многие женщины Земли в состоянии пройти такое испытание от начала до конца?

Ты уверен, что это — абсолютно обычная нормативная реакция на твои выкрутасы? Ёлки-палки, да ведь она просто и реально действительно любит тебя до беспамятства... Любит так, что я не припомню из Свода информации и десятка таких случаев за всю историю Астрофлота... Да и в литературном Своде планеты такое тоже — уникальный случай! Любит так, что готова свою собственную жизнь, здоровье и душу кому угодно заложить, продать и отдать, чтобы только исправить свою небольшую, вполне понятную и оправдываемую по любым человеческим законам оплошность.

Да, ты можешь не хотеть больше её охранять — твоё право. Но я тебе скажу так: одно дело — простой охранник и защитник, которого можно не видеть в упор и не считать за человека, достойного неслужебного внимания, а другое — любимый до беспамятства, до полного самопожертвования... человек... Пусть даже и человек, который захотел быть только охранником...

Не мне тебе объяснять, что в нашем военно-космическом монастыре такое явное и открытое проявление столь высококлассных, но чисто земных чувств — верный способ навсегда остаться на наземной службе, ведь космос — не увеселительная прогулка... Там, — он поднял взгляд к потолку. — до таких эмоций дело, к сожалению, крайне редко доходит.

Но она и это предусмотрела... Она ... сознательно и заблаговременно приготовила себе на этот случай здесь, на Земле такое количество работы... Это просто невероятно... Я проверял, выходит, что по самым безжалостным карательным нормативам общепланетного уровня ответственности за самые тяжелейшие преступления это — шесть лет работы в режиме подъёма в шесть утра и отбоя в полночь... Без всяких там отпусков, выходных и праздников! Без всяких там обедов по полчаса! Она хочет всё это сделать за год! За год! И она уже начала эту работу три месяца тому назад! Процесс запущен... И это она хочет сделать после загрузки в свою собственную память нескольких сотен миллиардов терабайт информации!

Но важно другое: она сама уже не верит в то, что ты её простишь, уже не верит, что ты вернёшься именно к ней, и потому... Мне самому страшно выговорить и даже подумать о таком... Но уже... И уже заготовила себе удар по всем своим собственным важным точкам в несколько раз более сильный... Какой? Она приготовила себе ещё и десятилетний объём работы как вторую порцию и поставила перед собой самоубийственную по своей сути задачу — выполнить это объём за полтора года.

Есть у неё и третья порция, но её масштабы повергают в смертельный, я бы даже сказал — могильный — ужас всех, кто о них хоть что-нибудь просто слышит: двадцатилетний кусок работы за два года! Мы дорого бы дали за то, чтобы как можно быстрее найти человека, способного остановить её, уберечь от самоубийства, от практически стопроцентно гарантированной гибели... Но мы все, весь Космоцентр и весь Астрофлот как России, так и Украины теперь не уверены, что этим человеком сможешь стать ты, Саша... мне очень горько об этом говорить, но, пока у нас нет доказательств обратного, и Навигационная Звезда продолжает работать в архикаторжном режиме. Про-дол-жа-ет...

Уяснил? За два года — двадцать лет каторжного, самого тяжелейшего — по меркам даже двадцатого, а не нашего, весьма комфортабельного века — труда. Саша, милый, да она тебя любит так, что готова отказаться от всей и любой нормальной человеческой жизни, а также — абсолютно окончательно и бесповоротно — от всего того, к чему мы все так стремились, придя в Космоцентр. Она уже сейчас полностью готова отказаться от постоянных встреч с реальным Космосом, чтобы только ты был...

Был, понимаешь...— Михаил осёкся, но овладел собой и продолжил. — Уникальная, абсолютно неповторимая, почти всесильная Навигационная Звезда, за год заработавшая наивысшую степень известности и уважения, а временами — истового поклонения в нашем весьма привередливом и жестоком планетном Астрофлоте, готова остаться на Земле, на вечной мёртвой стоянке только из за того, что с первой секунды, а я не сомневаюсь больше в том, что именно так оно и было... Так вот, мне абсолютно точно теперь ясно, что с первой секунды твоего отсутствия, ещё там на берегу она вбила себе в голову постулат: она, видите ли, должна наисуровейшим образом наказать сама себя за небольшую женскую глупость, допущенную во внеслужебной обстановке.

Ты уяснил себе масштаб заготовленной ею для заклания жертвы? Вижу, что не совсем уяснил! Вижу, что ещё не очень глубоко уяснил! Скажу больше... Ты кто сейчас по званию?

— Старлей, как ты изволил выразиться. — глухо сказал Александр, с трудом и сверлящей мозг болью обдумывая всё сказанное Михаилом. — Хотя какой теперь я, к дьяволу, старлей...

— Во-во. Это ещё вопрос. Но есть факт. А факт состоит в том, что она, Навигационная Звезда — до сих пор младший лейтенант. Ты помнишь переданную мной тебе её фразу о том, что дайте Саше капитана и тогда я стану лейтенантом? Помнишь, вижу... Но она сама уже выполнила и даже перевыполнила за истёкший год в несколько сотен раз... В несколько сотен раз, заметь это хорошенечко, нешуточный норматив работы и подготовленности капитана Астрофлота и уже дважды за истёкший в вашем добровольном, глупейшем по своей сути и опаснейшем по последствиям взаимном изоляционизме год отказывалась от присвоения как очередного, так и внеочередного звания. Это значит, что она до сих пор, по её собственному желанию — не старший лейтенант и не капитан. Уяснил?

Мы честно и последовательно неоднократно пытались выправить архинеприятную и взрывоопасную ситуацию неравенства... Нас могли за это просто затаскать по судам... Дело просто жутко ясно и отчётливо пахло приостановлением членства Российского и Евразийского Космоцентров в Союзе Космоцентров планеты... Ей предлагали и даже настоятельно рекомендовали немедленно принять звание полковника Астрофлота. Ей предлагал это сам Покрышкин, ссылаясь на вице-адмиралов и адмиралов Астрофлота... И что же? Она не стала даже слушать до конца обоснование, незамедлительно вспылила, отказалась наотрез, а в финале — письменно пригрозила отставкой.

Ты хорошо уяснил, что такое для неё отставка сейчас, в этот момент?! Уяснил? Это — сверхразрушительная и тяжёлая смерть! Ты понял? Я повторю ещё раз: сверхразрушительная и тяжёлая смерть. Ты фактически не так уж и давно похоронил Лену. А если дело пойдет дальше — будешь вынужден присутствовать на похоронах Виктории. Боюсь даже представить себе масштаб этих похорон... Там будет не только почти весь Астрофлот планеты... Там будут десятки людей из хорошо знающих и любящих Викторию организаций и учреждений.... И уж тогда ответственность падёт на тебя страшная и многоуровневая, о масштабах которой даже подумать — и то боязно. Тебя просто сомнут.

При всех прочих равных условиях ты не будешь отрицать, что возможности и способности Лены не идут ни в какое разумное сравнение с потенциалом Виктории. Но Виктория уже реально пригрозила отставкой, а фактически — уходом из Астрофлота. Думаю, она прекрасно поняла, что и это — не безопасный для неё выход. Она, как и ты, безусловно знает и осознаёт всю опасность. Вне Астрофлота она — уникум, от которого почти все будут желать одного — усреднения. К огромному для нас всех, знающих часть её истинных возможностей, сожалению — усреднения.

Она уникальна.... Мало ещё таких людей, как она, в гражданской среде. Мало, но она стоит выше их всех. Она обладает потенциалом, способным всю человеческую цивилизацию перевести на шесть-десять уровней развития выше, чем наш сегодняшний и сделать это скачкообразно. Она — настоящий посол... Ладно уж, чего именно посол — не будем особо уточнять, но посол Будущего — это факт. А мы обращаемся с послом как с последним, вшивым изгоем... И тут ты — среди лидеров.

Это уже — слишком серьёзно. АПБ тобой крайне недовольна как ближним кольцом контроля и охраны. Виктория уже чует любое присутствие агентов этой милой службы за десять километров, а это резко осложняет известную тебе задачу АПБ и цивилизации в целом. Так что тебе не следует особо радоваться своему новоприсвоенному званию...

Ты лишаешь другого человека радости получения должного воздаяния за каторжный, без малейшего снисхождения и скидки, труд. И делаешь это по собственной воле, уж извини за прямоту. Это жестоко, ведь она — прежде всего женщина, Саша, а от женской сути она убежать никуда и никак не сможет. Это — её наиглубинная суть.... Суть, понял, ты...— Михаил в своем стремлении убедить друга достиг наивысшей тональности проникновенности. — Неужели ты полагаешь, что женщины, раз за разом на протяжении тысяч безрадостных и рутинных для них лет делающие нас, мужиков, а точнее — дремучих мужланов, всё лучше и лучше, способны отказаться или изменить то, что фактически является их основой, фундаментом? А если принять, что и они вправе не стараться исподволь менять нас в лучшую сторону, а просто потребовать и приказать нам, охламонам и чурбанам измениться самим? Ты уверен, что ты сможешь без оскорблённости скачкообразно и очень круто, предельно круто измениться? Измениться не в чём нибудь, а в своей основе?...

Александр молча слушал доводы друга, распалявшегося все больше и больше. Он не собирался прерывать его и только внимательным взглядом изучающе смотрел в глаза Михаила, горевшие неподдельной тревогой.

Воссоединение Александра и Виктории

— Ладно, Миша. Я немного отстал от жизни, хотя о многом я думал и догадывался. Восток — другая стихия и там — многое по-другому. Не надо меня обвинять во всех смертных грехах, Миша, я тоже не раз думал о Вике в короткие минуты отдыха от работы... Но я — слабый, земной человек, я — не посол и — не уникум, я не могу быть богом... Мне тоже было тяжело весь этот год — я думал и о Вике, и о Лене... Попробуй их совместить в своей собственной памяти и ты поймёшь, насколько это тяжело... И ещё — работа, которой у нас всегда хватает... И я хотел сделать все наилучшим образом... Хотел ещё в Ашхабаде... Но я сейчас дома, в нашем Космоцентре.

— А раз дома — изволь и действовать по-домашнему. Станислав! Олег!

Вошёл сержант с таким ослепительным и пышным букетом цветов, какой Александру ещё не приходилось видеть. Следом вошел ещё один сержант с уложенными в пакет несколькими десятками скромно оформленных непрозрачных контейнеров. Они поставили всё это на журнальный столик, кивнули Михаилу. Тот кивнул в ответ. Сержанты вышли.

— И что это значит? — спросил Александр, обозревая принесенные дары.

— И этот человек целый год был на Востоке... — встрепенулся Михаил и снова вперил в друга пронизывающий до глубины души взгляд. — Бери в охапку всё это великолепие и сломя голову, со всех ног, на самой полной скорости, какую только сможешь из себя выжать, беги в расположение астронавигационного потока! На коленях перед великомученицей Викторией стой, со слезами горючими её умоляй, униженно и слёзно её проси, пол, по которому она ходит, многократно целуй, стихи или прозу со всем выражением и мелодикой читай, оды слагай, песни пой, танцуй гопака или лезгинку... Что хочешь делай, но сделай так, чтобы Виктория снова стала знакомым нам человеком!

Ты... — голос Михаила прервался от неподдельного возмущения...— Ты без всякого суда и следствия вынес ей строжайший приговор в виде года сверхсуровой каторги более чем плутонианского уровня... Ты до сих пор за весь год и даже по возвращении не нашёл в себе мужества предстать перед ней в позе покаяния за то, что она и дальше планирует разрушать себя... Теперь пора кончать эту затянувшуюся трагедию. — в голосе Лосева прорезался металл. — Это великолепие — сущий пустяк, у нас такого добра — навалом, но ты должен показать ей полностью, подчеркиваю — полностью и во всём блеске и всей силе — свой главный, внутренний маячный огонь. И если она не пойдёт на него... Что-ж. Значит, сувенир из другой галактики ошибся в своем выборе... Значит, твой огонь недостаточно силён и должен найтись другой. И, не дай бог, она его сама не выберет... Лёгкой жизни тогда — не жди. И я первый отвернусь и осужу тебя по всей строгости...

— Ты и это знаешь? — Александр округлившимися глазами смотрел на своего друга, которому оказалась ведома главная часть тайной информации.

— Корреспондент я или кто? — не понял выражения лица друга Михаил.

— Тогда, будь добр, убери всё это великолепие обратно, где взял. Ромашки у нас на территории есть? — Александр вскочил.

— У входа в ваш командирский корпус — преприятнейшая поляна. — Лосев понял, что разговор, а точнее — монолог, достиг своей цели.

— Сказал тоже. Жди здесь. — Иванов пулей вылетел за дверь.

Мимо ошеломлённых столь непривычно стремительным ходом коллег по факультету Александр вихрем пронёсся к выходу, чуть не задев опешивших дневальных, едва успевших открыть створки дверей и с ходу собрал цветы почти с половины газона. Тем же вихревым потоком он вернулся в свою комнату, уже освобождённую от букета и горы подарков. Михаил стоял у окна, выходившего на плац.

— Всё, Миша. Ждать меня здесь — не надо. Или я вернусь со щитом...— сказал Александр, обхватывая букет ромашек поудобнее.

— Или — на щите... — грустно заметил Лосев.

— Или — вообще не вернусь в Космоцентр... — серьёзный тон Александра не давал ни малейшего повода усомниться в его намерениях. — Пока я вихрил по переходам, я многое решил.

— Я тебя всё же подстрахую...

— Ни в коем случае. Как ты сам сказал, твое присутствие ей смертельно надоело. Не надо.

— Как хочешь. — Михаил повернулся и прямо взглянул в глаза Александру. — Ты должен и обязан вернуть Викторию к полнокровной нормальной жизни...

— Или я незамедлительно подам рапорт об увольнении из рядов Астроконтингента и уйду отсюда в простом гражданском комбинезоне. Уйду прежде, чем она и вы все успеете очнуться и что-либо предпринять, чтобы меня остановить... Устроюсь на плот и буду выращивать в Тихом хлореллу.

— А вот таких речей — не надо, Саша. Иди. Вижу, ты готов. Даю ориентировку — сейчас...

— Знаю, два часа до обеда. Или я себе испорчу аппетит навсегда или он у меня всегда будет просто волчьим. — схватив букет, Александр испарился.

Слух о вихре, прибывшем из Ашхабада, разнёсся по Космоцентру с быстротой молнии. Завидев Александра, ему все уступали дорогу, ни о чём не спрашивая. Александр уже полчаса кружил по обширной территории, ища Викторию, но её нигде, ни в одной из обычных точек не было.

— Белова на территории? — спросил Иванов, влетев в дежурную часть Космоцентра, перебросив букет в левую руку и козырнув сидевшему за пультом подполковнику Службы командования Астрофлота.

— Да, старший лейтенант. За периметр она не выходила. — дежурный по Космоцентру в числе первых знал о проблеме и, оторвавшись от записи в журнал дежурства, взглянул на явно нервничавшего офицера Службы командования. — Точно, не выходила.

— Ладно. — Александр развернулся на месте с такой скоростью, что подошвы ботинок взвизгнули. Через две минуты Иванов был у расположения городка потока астронавигации. Дневальные еле успели распахнуть пластиковые створки дверей, как Александр, едва касаясь носками ботинок кромок ступеней буквально вознёсся по весьма крутой лестнице на второй этаж главного корпуса и пошёл кружить по переходам. Ему незамедлительно уступали дорогу и провожали долгими взглядами.

Наконец ноги вынесли Иванова на переход к общежитию астронавигаторов и тут в противоположном конце перехода он увидел Викторию. Казалось, что кроме её фигуры в поле зрения Иванова ничего не было, хотя их разделял достаточно длинный и неширокий переход. Её вид поразил Александра больше, чем всё ранее виденное и прочувствованное. Она шла не в переход, а мимо, он её видел в профиль, но такого сильного и страшного излучения от обычных людей он точно не ощущал никогда в своей жизни. Он сразу понял, что Виктория требует незамедлительной помощи, иначе дело могло кончиться очень плохо. Решение пришло мнгновенно, мышцы напряглись и Александр, не замечая никого и ничего вокруг, ринулся в коридор перехода.

На преодоление двухсотметрового тоннеля Иванову потребовалось ровно пять секунд и, спустя ещё секунду он, даже не ощутив последствий ужасающего скоростного марш-броска через переход, упал на оба колена прямо на пути Виктории, подняв снизу вверх полные неизбывной мольбы глаза. Виктория запнулась на полушаге и замерла, увидев Александра в подобной позе перед собой.

В её глазах мелькнул сильный испуг, но она достаточно быстро справилась с нахлынувшими чувствами и покрылась холодом. Выпрямленные совершенно инстинктивно пальцы вытянутой по направлению к визитёру левой руки сами сложились в заграждающий жест. Видевшие эту сцену и находившиеся поблизости несколько курсантов и преподавателей в первый момент остолбенели и с минуту находились в оцепенении.

— Вика, прости меня... — выпалил Александр, сердце которого с околосветовой скоростью ухнуло куда-то вниз, пытаясь справиться с перегрузкой: холод Виктории и её жест показали Иванову, что лёгкого прощения не будет никогда. Но даже на тяжёлое и нескорое прощение подобная реакция не давала ни малейшей надежды.

Оцепенение у невольных свидетелей прошло, но теперь поспешно проходившие мимо астронавигаторы и преподаватели старались побыстрее освободить пространство перехода и тамбура. На шлюзовых "коробках" внезапно засветились запрещающие проход неяркие огни. — Михаил добрался до Поста Контроля и принялся страховать друзей. К работе подключилась Медслужба Космоцентра:

— Капитану Юльевой. Приказ начальника Космоцентра. Приказываю вам, как дежурному врачу Космоцентра, обеспечить безопасность старшего лейтенанта Иванова и младшего лейтенанта Беловой. В ваших руках — все полномочия и возможности. Полный формат. Боевое применение всех сил и средств.

— Приказ поняла. Выполняю. — Юльева переключила каналы на режим боевого оповещения. Её всегда мягкий, но убедительный голос обрёл жёсткий командный тон. — Дежурному реанимационно-спасательному гравилёту медслужбы Космоцентра. Опробуйте машину. Возможна эвакуационно — реанимационная операция.

— Приказ понял. Выполняю. — откликнулся водитель. Гравилёт приподнялся над местом дежурной стоянки. Засветились прожектора, щёлкнули замки дверей и люков. — Машина готова к работе, капитан. Жду приказа. Бригада специалистов к вылету на операцию готова.

— Открыть эваковыходы этажа. Обеспечить возможность скоростной эвакуации двух человек. — продолжала Юльева, глядя на развернувшуюся на главном экране карту-схему Космоцентра и быстро увеличивая нужные квадраты, выводя их в отдельные экранные области.

Приглушённо щёлкнули, открываясь, замки эвакуационных дверей на этаже, где находились Виктория и Александр.

— Эваковыходы этажа два-аш пятнадцать открыты. — доложил пост управления эвакоработами Космоцентра.

Тягостное молчание затягивалось. Не зная, что ещё сказать, юноша сложил весь букет к ногам Виктории и склонил голову. Он понял, что Виктория теперь его не простит никогда и был готов выслушать любую отповедь или приговор, получить пощёчину, догадываясь и о возможности её быстрого и безмолвного ухода. Бешено стучавшее сердце устроило набатный звон в висках Александра и ему показалось, что ещё минута — и он просто умрёт прямо здесь, перед Викторией. Чем ещё ему можно было искупить вину — альтернативы он просто не находил.

— Господи... Сашка... — услышал он такой знакомый голос и внезапно увидел огромные, бездонные глаза Виктории прямо перед собой, чуть ниже своих собственных — она тоже опустилась на колени, презрев все условности, приличия и запреты. — Ты вернулся... — её ладони прошлись по его волосам, вискам, щекам и пальцы сомкнулись в неразрывный узел на его шее. Виктория еле сдерживала рыдание... Она крепко обняла его за плечи, прижала к себе и вдруг ослабела, тяжело навалившись на него. Александр едва успел напрячься, чтобы она не свалилась на пол.

Решение пришло мнгновенно и, вставая на ноги, выпрямляясь, Александр поднял невесомую — так ему показалось в ту минуту — Вику на руки и понёс к себе в корпус по другому, широкому и большому переходу.

Он не знал, но догадывался, что за ним сейчас наблюдает едва ли не весь Космоцентр, но наблюдает не в праздном любопытстве, а в стремлении помочь, подстраховать, защитить и уберечь...

— Внимание по Космоцентру. Особой срочности для факультета Астронавигации и для факультета Командования. Немедленно. Освободить от всех людей, техники и оборудования тоннель аш-двадцать пять и аш-тридцать, освободить переходы бета-восемь и игрек-двенадцать. Освободить пандусы тета-сорок пять и гамма-сто двадцать. Обеспечить возможность скоростной эвакуации двух человек с любой точки зачищенного маршрута. Включить указатели безопасного прохода в режим прямой трансляции. Повторяю... Немедленно освободить тоннель аш-двадцать пять... — дежурный по Космоцентру поглядывая на схему, видел движущуюся удвоенную красную точку и последовательно закрывал доступ на её маршрут всем остальным обитателям космоцентра, одновременно упреждая движение красных точек и направляя их на безопасные пути.

— Коридор игрек-сорок пять освобождён. Патруль пять-сорок.

— Принял.

— Переход бета-восемь освобождён. Патруль четыре-двенадцать.

— Принял.

— Прошли пандус тета-сорок пять. Всё в пределах нормы. К эвакуации всё готово. Патруль два-сорок пять.

— Дежурный по Космоцентру принял.

"Господи, какая же она лёгкая... Как пушинка... Да она совершенно себя истощила за этот треклятый год и теперь у неё едва ли остался последний резерв... Или она уже его заканчивает... Только бы не упасть, слёзы на глаза наворачиваются, а мне плакать нельзя: если она ненароком откроет глаза и увидит меня плачущим, то нет никаких сомнений в том, что она сама тогда разревётся в полный голос и это... Это взорвёт всю её защиту...— так думал Александр, пока нёс Викторию по бесчисленным непривычно пустынным коридорам, тамбурам, переходам.

Постоянный Космоцентр славился запутанностью и одновременно — тщательной продуманностью связей между составными частями.

— Господи, скорей бы мой этаж... Она не выдержит долго такой гонки, она еле держится. — его взгляд мягко касался лица Виктории и каждый раз, натыкаясь на страдальчески сомкнутые веки, Александр внутренне содрогался, чувствуя, что жизнь Виктории балансирует на грани — увидев его, она за доли секунды побывала в трёх мирах и это добило её почти окончательно: сначала — радость от того, что он поспешил к ней, потом — режущее душу воспоминание о моменте разрыва и потом — великодушнейшее — в тот момент Александр не был уверен, смог ли бы он в подобной ситуации так же простить другого человека — прощение. Чёткий аналитический ум подсказывал, что подобного прощения не должно быть в принципе, но Виктория решила по-другому и простила его прежде, чем обессилеть окончательно после скачков с ураганной скоростью из одного психологического состояния в другое.

Ему очень, очень хотелось верить в то, что она его простила, но внутренне он был уже готов молча выполнить свой последний долг друга и быстро уйти из её жизни насовсем, отчаявшись получить когда-либо прощение и не решаясь даже просить повторно о подобном нереальном снисхождении.

— Наконец-то, мой этаж. — Александр пошел медленнее и немного приподнял Викторию повыше, стараясь не упустить из поля зрения коридор и направление. — Викта, родная, держись, пожалуйста, уже скоро..."

Тихим ударом ноги Иванов открыл дверь в свой номер и устроил Викторию на диване, покрытом чем-то очень мягким и тёплым. "Спасибо Мишке, понял и постарался." — подумал Александр, укутывая Викторию. Её лицо здесь, вблизи поразило его ещё больше. Оно стопроцентно соответствовало лику любого святого с самых древних икон Руси. Но то были лики, а тут — живое человеческое лицо, вздрагивающее от нервных импульсов и рвущихся наружу рыданий. Вика едва сдерживалась... Тепло неведомого материала тем временем делало свое дело и Виктория уснула. Автоматически уменьшилась прозрачность огромного окна, засветились синим тусклым ночным светом аварийные софиты и комната стала погружаться во мрак. Александр опустился рядом с диваном, взял в свои ладони правую руку Виктории и прижался к ней губами. Свет в номере погас, а прозрачность оконного пакета упала до полного нуля. Темнота вступила в свои права, но эта темнота была необходимой, вынужденной и обязательной. Часы на всех индикаторах разом погасли...

Михаил всё видел, следуя за Александром по пятам, но скрываясь. По его указанию, незамедлительно санкционированному дежурным по Космоцентру, слушатели Карантинного факультета Космоцентра плотным кольцом охраны закрыли доступ на этаж, где располагался номер Иванова. Заблокированы были верхний и нижний этажи — слушатели позаботились о коконообразном формате защиты самостоятельно и Лосев официально подтвердил правомерность их действий. Парные патрули Десантно-штурмового факультета чуть ранее взяли весь путь под сплошную коконоподобную защиту, а затем создали второе кольцо охраны уже в жилом корпусе командирского факультета. Сам же городок Факультета командирской подготовки оказался в плотном кольце охраны, обеспеченной силами курсантов Пограничного факультета Космоцентра.

— Влада. Медики... — Михаил, в третий раз придирчиво проверявший посты охраны этажа, ворвался в пост контроля Медфакультета и сразу остановился, изучающим взглядом вперившись в фигуру невесты. Та обернулась:

— Готовы, Михаил. Работайте спокойно. В секунду заберём.

— Хорошо. — Михаил подождал несколько минут.

— Лосева — на связь. — ожил динамик оповещения на пульте. Михаил, покосившись на подругу, переключил связь на наплечный спикер:

— Лосев — на связи.

— Оба находятся в своем номере. Патруль игрек-пятнадцать.

— Принял, патруль игрек-пятнадцать. Спасибо. — Лосев переключил связь на селекторы. — Внимание. Группам охраны и обороны немедленно полностью дополнительно блокировать этаж и подступы к нему. Пропускать людей с этажа беспрепятственно, на этаж — только после инструктажа. Обратите особое внимание на необходимость полнейшей тишины госпитального класса и полного радиомолчания. Выключите все средства связи, кроме аварийных и экстренных, но и их отсеките от известного вам номера. Проверьте полноту отсечения. Подтвердите приём. — он и не догадывался, что в будущем именно неотключённая трансляция послужит главной причиной гибели его Влады, сидевшей перед внушительным пультом контроля и по давней привычке внимательно вчитывавшейся в менявшиеся показания состояния здоровья курсантов. Тем временем откликнулся патруль:

— Приём приказа подтверждаю. Патруль игрек-пятнадцать. Выполняем.

Решения и действия Лосева были полностью одобрены и поддержаны командованиями потоков, факультетов и Космоцентра.

Так, ровно в два часа дня разрешилась эта ситуация. Но ещё добрую половину суток этаж, где размещался номер Иванова, находился под усиленной охраной курсантов десантно-штурмового факультета. Михаил лично несколько раз проверил посты. Владилена сменилась с дежурства, но осталась в центральном посту Медслужбы Космоцентра.

— Иванов наконец крепко заснул. Белова крепко спит уже несколько часов. — снова ожил динамик оповещения.

— Спасибо, пост контроля. Держите меня в курсе. — Юльева потянулась к сенсору отбоя. — Дежурной смене медицинской эвакуации, принявшей вахту — в очередной раз проверить готовность машины и оборудования.

— Есть, принято. Выполняем.

Так прошло несколько часов.

— Михаил Львович, вы уверены, что ситуация исчерпана? — Владилена отхлебнула большой глоток чая и посмотрела на часы, показывающие полночь. — Конечно, Беловой нужен многодневный глубочайший сон, она себя совершенно изъездила, остался только самый последний резерв... Но Иванов...— она не торопилась переходить на "ты" и Михаил воспринимал это её желание нормально, не проявляя излишней поспешности. "Вы", относящееся к Михаилу в устах вечно серьёзной и погружённой в себя Владилены звучало всегда как самое мягкое зовущее и обещающее "ты".

— Саша сделал всё так, как надо. Великолепия содержимого контейнеров и красоты дутого букета Виктория бы не приняла и не поняла. Даже страшно представить себе негативные последствия такого представления. — Михаил поёжился. — Это бы нам стоило очень дорого, но я рад, что обошлось. Следует признать, что здесь психологи сработали правильно. Надо бы... — Михаил дожевал бутерброд с рыбой и принялся размышлять над вариантами дальнейших действий своего потока. Из раздумий его вывел голос Владилены:

— Вот вы и займётесь дальнейшим решением проблемы с нашей стороны. Вот — конверты с приказом о двухмесячном отпуске для обоих. Доставьте их в номер Иванова и так, чтобы они сразу их заметили. Ни под каким видом не допускайте никого из них к занятиям. Что хотите делайте, но эти приказы должны попасться им на глаза в обязательном порядке и в первую очередь. — Владилена просто перечисляла то, что предстояло сделать Михаилу, никоим образом не делая из перечисления какого-либо начальнического распоряжения.

— Когда думаете, они проснутся? — Михаил заинтересованно взглянул в глаза своей подруге.

— Не ранее завтрашнего полудня. Думаю, Александр проснётся раньше, он не настолько истощён. Организм Беловой совершенно измождён и ей требуется полное и глубокое восстановление. Александр Иванов... — Владилена помедлила, задумавшись. — Я и другие медики уже хорошо знаем, что он достаточно крепко спит после хорошей психовстряски, но на него у нас — самая полная и, к огромному сожалению, последняя надежда. Мы твёрдо убеждены, что он один и только он один даст ей то, чего не может дать вся астромедицина планеты... Это — главное.

— Тогда я пошёл. — Лосев встал и подтянул к себе папку.

— Осторожнее и тише. — Владилена мягко взглянула на друга. Тот кивнул:

— Аки дух святой проберусь, Владилена. Не извольте беспокоиться.

— Ладно, Михаил. — Владилена обернулась к пульту.

Лосев выполнил обещание. Никто из дежурных не видел, как он входил или выходил из номера Иванова, ни один обычный датчик не уловил того, что он там делал, но конверты с приказами лежали так, что не заметить их было просто невозможно. Конечно же, Юльева по своим каналам предупредила охрану о цели миссии Михаила и десантники, проинформированные датчиками независимого контроля, не стали поднимать тревогу, но и сам Лосев справился прекрасно.

— Благодарю, Михаил. Вы резко облегчили мне задачу. — Владилена обернулась, встретившись взглядом с входившим десантником.

— Время? — спросил Лосев, опускаясь на жесткий табурет.

— Десять минут первого. Им спать ещё до полудня. — ответила Юльева, радуясь успешному решению очередной проблемы.

— Они это заслужили. Оба. — выдохнул юноша. — Убеждён в этом. — он покосился на подругу и отметил её посерьезневшее лицо. — В чём дело, Влада? Что нибудь с Викторией?

— Нет. Есть другое. Командование Астрофлота Земли официально настаивает на том, чтобы Виктория стала полковником Астроконтингента. Её опыт работы уже плотно изучают в Головной астрошколе в Монтевидео. Там, кстати, тысячи в очередь выстраиваются, чтобы только попытаться пройти её путём... Это что-то да значит... Вот приказ и новые знаки различия... Для неё.

— А Александр...— Михаил принялся просчитывать варианты.

— Не знаю. На полковника он не тянет. Сейчас...— Владилена помедлила и Михаил не преминул воспользоваться паузой:

— Тода всё пусть остаётся так, как есть. Спрячьте эти приказы и пакеты, Влада. Виктория, если подобной чести не будет удостоен и Александр, не примет такого великолепия ни от кого. Думаю, что и Александр не сможет её убедить принять новое звание. Вспомните о её требовании дать Александру звание капитана и только тогда она соглашалась стать лейтенантом... Согласитесь, всем нам пришлось тогда изрядно попотеть. Если уж её Покрышкин не убедил, если она в его присутствии незамедлительно написала рапорт об отставке, то я не знаю, что её может ещё в обход Александра убедить. Но кроме него и нам самим надо солидно поработать, нужно выстроить ситуацию ненасильственно, а это — дело небыстрое. Она, как мы поняли достаточно, к нашей чести, быстро, просто органически не переносит ложь.

— Согласна. Уверены?

— Абсолютно. — серьезно ответил Лосев.

— Будете коротать эту знаменательную ночь здесь? — Владилена обвела взглядом тесное пространство комнаты отдыха Центрального поста Медслужбы Космоцентра. Теперь она перебралась сюда, откуда легче было контролировать ситуацию, не мешая членам очередных дежурных смен.

— Да. — Михаил поёрзал на табурете и приготовился к долгому неподвижному сидению.

— Тогда я — с вами.

— Охотно, Влада.

Ровно в полдень следующего дня Александр открыл глаза. Рука Вики непостижимым образом высвободилась из под его головы и теперь её ладонь лежала на его затылке. С наивозможнейшей осмотрительностью Иванов положил её руку на покрывало и встал, тихо разминая затекшие ноги.

Виктория крепко спала и это больше всего радовало Александра. Юноша вышел в коридор, чтобы воспользоваться по-быстрому общественным туалетом и в умывальной нос к носу столкнулся с Михаилом.

— Как она? — его друг жестом задержал Александра у выхода и прикрыл дверь.

— Спит, Миша. Никогда себе этого не прощу. Если хочешь — вот оружие и документы. Можешь арестовать меня и отдать под ближайший военный трибунал. Или расстрелять. Я готов.

— И не подумаю, Саша. — мягко заметил Михаил. — Но ты... Ты всё же довёл её... Уникальный случай в Астроконтингенте планеты. Прямо возвращение во второе столетие новой эры.

— Не говори... — Александр торопливо плеснул в лицо водой и с ожесточением растёрся махровым полотенцем, сбрасывая остатки сонливости. — На душ не имею права.

— Бегом — к ней! — парировал Михаил, поняв, что его друг уже в состоянии адекватно воспринимать действительность и быстро действовать. — Машина представительского класса с сигналами высшего приоритета планетного уровня — у выхода из общежития. Путь — свободен. АПБ все сделала для подготовки пути и конечного пункта. Немедленно и сейчас же, сию минуту вези её прямиком к себе на дачу. Не по дорогам — полётом. Это всё же гравилёт. Там, на самой даче, в её границах, не будет никого, кроме тебя и её, не будет на протяжении двух месяцев. Район полностью закрыт и поставлен под особый контроль... Люди там проинструктированы, с виду все будет как прежде, но мешать тебе и Виктории никто никоим образом не будет. Мы постарались создать зону полного контроля и безопасности вокруг дачи и тебя там никто не потревожит. Все службы Региона будут в полной готовности, но запомни, что за эти самые два месяца ты о-бя-зан,— он специально по слогам произнес это слово, — поставить её на прочные и упругие ноги. Иначе...

— Я уже сказал, что не вернусь тогда в Астрофлот а сразу поеду выращивать хлореллу... — глухо сказал Иванов, стараясь не смотреть в потемневшие от боли глаза Михаила. Александр давно уже привык к тому, что несгибаемый десантник скорее даст себя умертвить, чем допустит к Виктории хоть крупинку опасности и теперь он, Александр Иванов, ощутил, чего стоила его другу суровая отповедь. Михаил, добровольный и неустранимый охранник, снова спас Викторию, вернув ей Александра Иванова и уйдя в тень. Теперь он уходил в тень зная, что его друг справится сам.

— Значит, ты понял таки. — удовлетворённо заметил Михаил.

— После твоей пламенной тирады только мёртвый не поймет всей сути. — кротко ответствовал Александр потупив глаза. Ему стало вдруг нестерпимо больно и стыдно, но он и не пытался скрыть это от Лосева.

— Тогда — бегом. Пока идут занятия, вывезешь её на дачу. Командование выдало приказы, конверты найдешь в номере.

— И ты там был...— удивлённо полувопросительно сказал Иванов.

— Нет, мёд-пиво не пил, но был. — уклончиво ответствовал Лосев.

— Мишок...— Александр с благодарностью взглянул на Лосева, но тот остался серьёзным:

— Ладно. Ходу к ней. — Михаил развернул друга по направлению к номеру и легко подтолкнул в спину. — Лети...

Дальнейшее Александр помнил впоследствии весьма смутно.

Через минуту он летел по переходам с Викторией на руках и рюкзаком за плечами, направляясь к выходу из общежития. Широченные входные двери корпуса были распахнуты и машина уже ждала, шелестя двигателями. Люк сигары гравилёта был тоже раскрыт во всю ширину и уже была приготовлена широкая и удобная полка-постель. Уложив так и не проснувшуюся Викту на мягчайший мех, Иванов прыгнул за управление и в тот же момент ожил главный синий султан на крыше, плавно опустилась крышка люка и машина с места стала круто забираться вверх, по спирали.

Сигналы приоритета сделали свое дело — машину пропускали по кратчайшему пути. Ужасающая других водителей скорость полета уравновешивалась для Александра автоматическим поддержанием машины в горизонтали и механическим предохранением корпуса от опасных кренов и ныряний. Озабоченно поглядывая в зеркало на лицо Виктории, Александр методично увеличивал скорость до красной черты. Далеко вверху и позади в экранах и зеркалах заднего обзора Иванов видел три гравилёта с опознавательными знаками Российской АПБ, но они сопровождали его машину на сверхбольшом удалении и совершенно не мешали. Иванов знал, что случись что с ним, с Викторией или с машиной, эти "сигары" окажутся рядом во мгновение ока: машины Российской Академии Планетной безопасности повсеместно славились своей мощью и скоростными характеристиками.

Пустынная семейная дача действительно ждала его машину: об этом свидетельствовали распахнутые во всю ширь ворота и калитка, открытые входные двери и освобождённая от всего лишнего крыша пятиэтажного коттеджа. "Молодцы, Служба обеспечения АПБ" — подумал Александр, бегло оценив обстановку вокруг комплекса и уверенно направляя машину вниз, к плоской крыше коттеджа...

Машина зависла над крышей и Александр, подхватив Викторию, бегом преодолевает расстояние от капонира до своей спальни, соединённой с кабинетом. Здесь уже похозяйничала АПБ: иммобилизационно — реанимационный кокон ждал, посверкивая сигналами и изредка шелестя сервоприводами. Александр уложил невесомое тело Виктории под прочнейший прозрачный колпак и, опустив крышку, сел в стоявшее неподалеку кресло. Огни ожидания на пультах кокона сменились огнями контроля работы.

Офицер набрал на клавиатуре требование о пятидневном сне. Автоматика приняла вахту. Иванов встал, притушил свет в спальне до минимума и вышел в свой рабочий кабинет, на это время ставший и столовой, и спальней, и аудиторией.

Несколько дней пролетели как одно мнгновение. Александр в первый же день оставил Вику под опекой автоматики всего на несколько ночных часов, забывшись в кресле возле саркофага. Утром следующего дня он решительно отключил автоматы, оставил только контроль, реанимацию и оповещение, после чего открыл полог и сел прямо на пластину иммобилизационной подушки кокона рядом с безжизненно распластанной навзничь Викторией. Предстояло совершить ранее не применявшуюся им на практике операцию.

Началась знакомая Александру только по модельным тренировкам сложнейшая процедура энергетической перекачки, допустимая в архикрайних случаях. Она требовала всего спасателя целиком и полностью на несколько суток, не допускала даже перерывов на еду — разрешался только однократный часовой сон непременно рядом со спасаемым. Александр решил использовать свою способность не спать пять суток. И организм в очередной раз его не подвёл... Поток энергии струился по направлению к Виктории полно и без перерывов, что было ясно видно как по ощущениям, так и по чувствительным приборным индикаторам.

Конечно же, Александр перебросил на выходные каналы всю свою резервную энергию по третий уровень включительно и уже успел отдать основные запасы энергии. Конечно же, это не могло не сказаться, но в этот момент Александр не думал о вредных для него самого последствиях — ему было архинеобходимо спасти Вику, смертельно пострадавшую из за его собственной мужской тупоумности и глупости. Если бы он только тогда сдержался, обернул всё в шутку, если бы не начинал так, до обидного прямо и открыто, с непонятной многозначной формулировки...

Эти безжалостные "если бы" сверлили мозг Александра все четыре дня восстановления. Только утром пятого дня Иванов в полном изнеможении свалился в кресло, стоявшее рядом с коконом и забылся тяжёлым сном. Он тогда проспал до семи вечера...

Решающий пятый день подошел к концу. Проснувшись, Александр со смутной надеждой медленно — сил на быстрые движения уже не было — встал и подошёл к пульту, но не отметил особых положительных изменений ни в показаниях приборов, ни в состоянии самой Виктории. Он замер возле кокона в ожидании. Прошло ещё два часа и в эти сто двадцать минут, потерявший последние граны основной энергии, но остававшийся стоять на нетвёрдых ногах возле своей любимой девушки, Александр всё чаще задумывался о том, чтобы продлить теперь уже аппаратно обеспечиваемый сон Виктории ещё на пять дней. Казалось бы, все рекомендации сводились в этом случае к этому: конечно же, реальность не могла допустить никаких экспериментов.

Понимая это, Александр несколько раз тянулся к переключателям режимов рукой, старался убедить себя в правильности реализации стандартного сценария, а потому — удержать в памяти устанавливаемые в таких случаях значения, но в целом процедура продления сна ему не нравилась и этому отрицательному отношению он не мог найти пояснения, равно как не не находил разумного доказательства необходимости аппаратного сна.

Отчаявшись решить что-либо точно и окончательно, видя безжизненную, обмякшую на ложе кокона Викторию, он, пошатываясь, вышел из спальни на просторный балкон. Опершись на поручень, Александр старался унять сильную дрожь в руках и ногах и оглушающий аэродромный гул в голове — верные признаки пограничной предельной нервной истощённости. Так прошёл ещё час.

Отключённые внешние циферблаты и динамики часов не могли донести до человека информацию о том, сколько прошло минут, но в их услугах Александр не нуждался: время потеряло для него значение. Теперь, когда желанных изменений не наступило и пять дней реанимационного восстановления истекли без права на повторение процедуры, он был готов просидеть у кокона с Викторией не два месяца, а несколько лет... С этой мыслью он вперил тяжёлый взгляд в темнеющий неподалеку лес и постарался переключиться на подсознание, поняв, что сознание в таких делах не помощник. Окружающее потеряло для него всякую ценность. Ещё немного и он бы решился вызвать сюда машины и экипажи Российской Службы Медицинской Реанимации, а сам — тихо уйти к стоянке катеров речфлота, откуда было недалеко до ближайшего морского порта, а там его ждала хлорелла на плотах... Но этому не суждено было сбыться:

— Александр...— вдруг позвал его такой знакомый голос, что в первое мгновение у стоявшего на балконе измождённого астронавта чуть не подогнулись ноги. — Сашка, милый...

— Виктоша... — только и мог сказать медленно обернувшийся Иванов, заключая свою подошедшую к нему вплотную подругу в крепкие и бережные объятия. Он и сам удивился, откуда взялись силы для подобных обниманий. В тот момент он понял, что в его руках — не просто девушка, женщина и посол. В его руках — его невеста, самая реальная и необходимая, самая желанная жена. Вечер давно сдал свои права ночи, а они так и стояли обнявшись на балконе... Слова были не нужны...

Чудом вернувшаяся с того света Виктория, сумевшая самостоятельно пробудиться, тотчас же целым водопадом точных и чётких движений отключить сверхчуткую автоматику, так и не успевшую включить тревожный зуммер, и потом, поднявшись с иммобилизационного ложа, найти Иванова на достаточно удалённом от кокона балконе, теперь согласилась заснуть только рядом с Александром и тот вынужден был подчиниться. Удивительно, но узкое ложе кабинетной кушетки в этот раз оказалось непривычно вместительным. Она ни за что не хотела отстраняться от Александра ни на мнгновение, так и уснула, спрятав лицо у него на груди, сказав только несколько важных для них обоих фраз:

— Господи, Викта, как ты смогла? — проговорил Александр, обнимая подругу.

— Сашочек, я без тебя не могу. Ты же столько для меня сделал... — ответила она тихим шепотом.

— Я тоже без тебя не могу, Викта. — Александр бережно обнял подругу ещё крепче,— Даже не знаю, достоин ли я такого...

— Достоин, Саша, достоин. И не бери в голову ничего. Спи. — успокоительно прошептала она.

— И ты спи... Тебе надо вернуть форму...— Александр понемногу возвращался в состояние, позволявшее ему всегда и везде проявлять самую большую заботу о его Виктории.

— Рядом с тобой — запросто, Саша. — прошептала она, закрывая глаза.

— Спи...

— Сплю... Мой герой...

Через месяц Виктория вернула себе прежнюю мощь и собранность. А ещё через месяц весь астронавигаторский поток встречал их на Аллее Астронавигации Космоцентра Московска. Встречал, принимая виновников столь неординарного события у рукоплескавшего потока командования и сдержанно приветствовавшего своих коллег сомкнутыми над головами руками потока десантно-штурмовых отрядов.

По нескончаемому людскому коридору шли уже не юноша с девушкой, а Мужчина с Женщиной. Шли в новых форменных комбинезонах офицеров Астроконтингента Земли со знаками полковников. В конце "коридора", у входа в здание общежития астронавигационного потока их встречали Михаил и Владилена — люди, сделавшие больше всего для того, чтобы не дать ситуации выйти из под контроля.

Друзья обнялись под одобрительные аплодисменты и возгласы коллег. Их окружили, обступили, послышались вопросы. Все имели самую непосредственную и полную возможность убедиться в том, что известнейшая в Астрофлоте Навигационная Звезда вернула себе привычную форму и облик. И только Александр с Михаилом и Владиленой чувствовали, что подобное проявление эмоций тяжело даётся самой Виктории — под конец Иванов уже не просто обнимал свою Викторию, но и крепко держал её, поняв её мимолётный просящий взгляд как никогда полно. Она не ожидала такой встречи и не была готова к ней. Больше всего ей хотелось вернуться в Космоцентр тихо и незаметно, без парада и помпы. Но вокруг стояли сотни людей, хотевших хоть мельком пообщаться со Звездой, снова вернувшейся из временной тени и Виктория изо всех сил крепилась, стараясь не потерять сознание от вала эмоций, захлёстывавших её, привыкшую тихо помногу работать и не быть при этом в центре внимания.

Михаил обнял Александра и они, приняв в середину своей группы Владилену и Викторию, прошли обратно — под своды общежития командирского потока. День возвращения Виктории в строй завершился небывалым приветствием трёх потоков Космоцентра — случай в Астрофлоте исключительный.

У номера Иванова Михаил и Владилена попрощались и Александр и Виктория остались одни. Теперь, когда позади остались два месяца тяжелейшего процесса восстановления, Виктория не хотела отпускать от себя Александра ни на минуту. Для этого она ещё по дороге с дачи в в Космоцентр связалась с Покрышкиным и попросила разрешения жить в номере Александра. Разрешение было тотчас же дано и вот теперь.... Теперь во внеслужебное время он целиком и полностью принадлежал только ей одной. Её забота и внимание принадлежали теперь только ему в любое время и в исключительных масштабах, не оставляя возможным соперницам ни малейшего шанса. Замкомандира потока факультета командования снова вернулся на свой пост и снял с себя груз трёх должностей. Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Предстояло довести восстановление до финала...

Продолжение пути — Александр, Михаил, Владилена и Виктория. Рядом и вместе

Прошло двенадцать дней. Утром, в девять часов ожил динамик оповещения.

— Полковник Иванов. К вам — майор Лосев.

— Хорошо, сержант. Пропустите.

Вошёл Михаил.

— Привет, Саша.

— Привет, Миш. Как барс десанта? — Александр отодвинул в сторону недописанный лист пластика. — Садись, орёл.

— Нормально. — Михаил пододвинул стул к рабочему столу Александра. — А как твоя, без малейшего шанса для других мужчин, Викта?

— Два дня назад по моему рапорту получила короткий отпуск и теперь полностью отдыхает от занятий любого профиля. Похоже я не полностью смог восстановить её за истёкшее с момента нашего возвращения время. А она — ни в какую, даже слышать не хочет об отдыхе. Для неё больничная койка — вроде пыточной камеры, ведь она живёт только тогда, когда действует. Мне всё же удалось... Удалось уговорить ценой двухчасовых дебатов. Я сейчас собираюсь подать повторный рапорт о понижении меня в звании...

— А вот этого делать не надо. Виктория его снова заблокирует.

— Ну ты, Мишка, шутишь... Ведь две ступени осталось до звания командира потока и четыре — до начальника факультета, пять — до начальника космоцентра. И это — при нормативе разницы в пять-десять ступеней. Это же неслыханная дерзость!

— Никакая это не дерзость. Мы, если совсем честно, были готовы продлить ваш отпуск до полугода и больше, подключить все службы Реанимационного Кольца планеты. Был готов к прибытию к тебе на дачу и Центральный региональный Госпиталь Медицины Планетных Катастроф... Моя Владилена была готова бросить всё и прибыть туда, чтобы быть рядом столько, сколько потребуется для успеха. Но ты один, совершенно один, Сашка, совершил считавшееся доселе абсолютно невозможным и Владилена на этом сделала целую монографию планетного уровня значимости. Мы с наивозможной точностью записали всё, что там происходило в это время, исключив, конечно, из опубликованного материала сугубо личные моменты. Это и дало материал для владилениной монографии. Ты в полной мере — основной её автор. Влада — только скромный составитель, не более того. Это — её мнение, а оно — твёрдое.

Сашка, да ведь и искушённому человеку решиться на такую волновую перекачку жизненной энергии в реальных, не макетных условиях — как на собственную гражданскую казнь дать согласие... Я проверял, подобные объемы перекачки даже и не планировались при тестировании подобной методики... Ты оказался первым, кто доказал на практике реальность... и, что ещё ценнее — возможность и необходимость в исключительных случаях применять перекачку Силы в таких, считавшихся ранее запредельными объемах... Так что твои звёзды полковника Астроконтингента весят нисколько не меньше звёзд полковника твоей невесты...

— Потише, Мишка, а то она ведь...

— Она этого хочет больше всего на свете. И получит, будь в этом абсолютно уверен. Я не могу даже представить себе женщину, которая устоит после такого самоотверженного дара и не даст согласия. Вы ведь теперь практически полная родня. Как говорится, ты — в ней, а она — в тебе. И это при том, что наша система обычных взаимоотношений такого уровня не порождает родства в кровном смысле. Ты и тут смог вписать новую страницу. При таких обстоятельствах это — гораздо ценнее переливания крови...

— Я-то уверен, что она получит, что захочет. Но дело и в другом — каково мне теперь в звании полковника подчиняться капитану?

— Нормальное явление в ту пору, пока ты курсант. — усмехнулся Лосев. — В этом разрезе важнее не звание, а статусное положение, а мы с тобой, Сашок, пока что не действующие офицеры, а курсанты — хоть генералы, хоть комкоры, хоть майоры, хоть полковники.

— И как ты умудряешься так убедительно меня обхаживать и направлять на путь истинный... — улыбнулся Иванов.

— Я всё же корреспондент... Ладно. Где же Викта? Мне хоть краем глаза будет позволено взглянуть на твою Звезду вблизи, без тягучей процедуры оформления визы, очереди в посольстве, карантина и колючей пограничной контрольно-следовой полосы? Где же она? — Михаил с шутливо-озабоченным видом огляделся по сторонам.

— У твоей Влады на медконтроле. — ответил Александр. — Еле убедил её провериться и подлечиться. Сон у неё какой-то очень тревожный и беспокойный. Она не спит, а точнее — не спала уже несколько ночей подряд. Сидит в кровати и смотрит на меня своими карими глазами. Нам ведь разрешили после того случая неслыханное — жить вместе. По её личному рапорту начальнику Космоцентра. И сохранили за ней её номер. Так она туда только на несколько минут за день забегает — всё же уединение ей, хоть и краткое, архинеобходимо, причём на своей привычной территории — и обратно, ко мне. И вот сидит она одну ночь, вторую, третью, а я не могу в толк взять: чего она на меня смотрит. В её отсутствие перерыл гору материалов, но по нашему времени полных аналогов этому нет. Есть отдалённые аналоги, но они таковы, что верить в это не особо хочется. Спать крепко я не могу, поскольку как она ни старается, а у неё взгляд всё равно пронизывающий и архивнимательный. Сам понимаешь, спать под таким взглядом.... Это хуже, чем под пятью телекамерами. Но важно не взгляд оценить, а то, что она после возвращения из небытия уже несколько ночей обходится без сна. Я и уговаривал, и просил, и даже требовал. Она согласилась и несколько дней отсыпалась нормально, на соседней кровати, которую настояла поставить рядом с моей.

Сам понимаешь, что это означает. Она и спит только тогда, когда чувствует меня физически... Спала так несколько дней... Я уж думал, что всё... Но ошибался... Только наладился и вот... Десять дней назад снова испортился. Теперь она просто лежит и смотрит в потолок отсутствующим взглядом... А я это ощущаю и мне страшно... Страшно за неё, поскольку тогда я чувствую особо сильно, что не смог восстановить её... Неделю методично уговаривал посетить врача. Это уговаривание по своей результативности было очень схоже с тем, как пытаться отбойным молотком монолит крошить — только царапины. Вода тут была бы так же бессильна. Но, мы тоже кое-что умеем. Прямо не пошли. — Александр улыбнулся озабоченно и несколько вымученно. — Мы пошли другим путем и достигли своей цели. Виктория сдалась только тогда, когда я пообещал передать её в руки исключительно Юльевой... Только по знакомству и согласилась, а так, к любому из нескольких тысяч известнейших, но незнакомых ей лично врачей — ни в какую. Неужели она теперь никому из врачей, кроме Владилены Львовны не доверяет? Это просто отвратительно, ведь Владилена не может без конца её контролировать — у неё и так забот хватает.

— М-да. Это уже архиплохо, Саша. — Михаил посерьезнел. Быстро просчитав ситуацию, Лосев понял, что четвёртым членом их группы стала его невеста — Владилена.

— Куда уж там, Миша. Буду решать и эту проблему. Теперь она от меня — ни на шаг. Кончилась моя личная вольница. — с полурадостью и полугоречью в голосе констатировал Иванов.

— А служба? — в голосе Михаила не было и тени шутливости. Александр это понял:

— Само собой, но кое-в-чём пришлось весьма скорректироваться...— ответствовал Александр.

— Ладненько.

В это время стукнула входная дверь и появилась Виктория. Мужчины встали.

— Приветствую вас, Виктория Аскольдовна. — сказал Михаил, по своему обыкновению церемонно прикладываясь губами к запястью её правой руки. Тем самым Михаил свидетельствовал своё высшее почтение к женщине, которого удостаивалась до того только Владилена.

— И вас приветствую, Михаил Львович. — Вика в свою очередь засвидетельствовала свою высшую приязнь к главному другу жениха и мягко поцеловала десантника в щёку, что позволяла себе в Космоцентре кроме Александра только с Михаилом. Закончив, она повернулась к окну, посмотрела на буйство зелени, вздохнула и подошла к Александру. — Ты как?

— Нормально. — Александр, воспользовавшись минутным отвлечением своей подруги от созерцания комнаты и, зная о её способности отмечать мгновенно любые изменения, запихнул так и не дописанный пластик в папку.

— А вот мне придётся денька два-три побыть в объятиях невесты Михаила Львовича. Таково решение полковника астромедслужбы Юльевой, поддержанное Советом ВЛКАК и лично её отцом... Разрешишь? — Виктория привыкла в таких случаях спрашивать согласия Александра и действовать, совмещая его мнение со своим собственным.

— Это абсолютно необходимо, Вика. Я рад, что ты поняла это.

— Проводишь? — вопросительный взгляд коснулся глаз Александра.

— Какой вопрос, когда?

— Немедленно. Невеста Михаила обладает одним, на мой взгляд — весьма скверным для женщины качеством: требует всего наибыстрейшим образом. В том числе и в первую очередь — из того, что касается работы. Так что самое большее через час я должна быть в госпитале Космоцентра.

— Да... Ладно. Вот твои вещи, самое необходимое, я уже все собрал...

— Ай, ай, ай... Сашочек... Снова ты играешь впереди меня... — удивлённая предусмотрительностью Александра Виктория хотела было просиять, но сникла, поняв что тем самым она надолго отрывает Александра от себя. В её теперешнем понимании "надолго" значило даже "несколько минут".

— Как мне и положено. — ответствовал Александр.

— Ладно. Подчиняюсь. Надеюсь, Михаил Львович составит нам компанию?

— Только до границы амбулаторной части медпотока. Если дальше — лежать мне в соседней палате госпиталя, Виктория Аскольдовна. Влада может спокойно оживить любого, даже мумию превратить в обычного человека. А из меня, гм..., сделать титана... Я же хочу остаться простым земным человеком... Титанов Влада около себя долго не держит... А я хочу остаться рядом с ней очень надолго... — смущённо выдал он свое главное желание.

Они прошли по переходам здания потока командования, вышли в парк. Виктория шла, прижавшись к Александру. Михаил шел чуть сзади, нагруженный укладками. Часть укладок взял Александр, но его левой рукой плотно завладела Виктория, прижавшаяся к левому боку и, склонив голову на плечо, слушавшая как лучшую в мире музыку биение сердца Александра.

— Как и обещал, Саша и Вика. Дальше мне нельзя. Иначе составлю Вике компанию, а она этой компании не хочет...— Михаил остановился у гермодвери и нажал клавишу открытия. Зашипели сервоприводы и полотно ушло в сторону.

— Как сказать, Михаил Львович... Как сказать... Могучий, быстрый и потрясающе интеллигентный Барс Звёздного десанта Земли рядом, в соседней комнате — лучшая охрана и защита для слабой, неумелой, донельзя чувствительной и к тому же — совершенно безоружной интеллигентки-астронавигатора.

— Угу, госпожа полковник астронавигационной службы. Снова вы бедного майора третируете...— поморщился Лосев, так и не улыбнувшись.

— Не обижайтесь, Михаил... — Виктория погрузила все укладки на автотележку и одарила десантника самым мягким взглядом. — Вы столько для меня сделали... Извините меня за явное негативное отношение во время сопровождения... Требуйте от меня в качестве компенсации чего угодно, на что даст согласие Александр. Отказа не будет. Вы меня знаете.

— Чего уж там...— Михаил замялся...— Ну, я пойду, пожалуй... Мне ещё...

— Саша, Юльева разрешила тебе пройти в мою палату... — Виктория повернулась к жениху.

— Да, но это... — опешил Александр, рассчитывавший просто передать подругу в руки Владилены Юльевой и тихо уйти.

— Саша, да ведь ты мой жених или кто? Неужели ты думаешь, что Юльева ничего не понимает в наших взаимоотношениях и в их уровне? — удивлённо заметила Виктория.

— Если полковник астромедслужбы считает возможным, то я подчиняюсь с радостью. Миша... — Александр посмотрел на Михаила, уже собиравшегося уходить.

— Иди, Саша. Если Влада говорит — так оно и есть. А мне ещё на лекцию по десантированию на ледяные планеты успеть надо...— Михаил, осознавший окончание выполнения своей миссии, прощально прикоснулся пальцами к руке Виктории и ушел.

— Идём, Саша. Юльева ждёт. — Виктория решительно дала тележке знак следовать в шлюз и легонько подтолкнула в бок Александра.

В просторной одноместной палате они сели в кресла в уголке отдыха.

— Красиво, Викта. Я рад, что ты будешь здесь обитать...— Александр удовлетворённо окинул взглядом комнату.

— Глупо получается, Саша. Меня снова снимают под благовидным предлогом с учебы. А я рискую потерять форму... — Виктория прижалась к Александру и её руки обвили его торс неразрывным поясом.

— Ты уже один раз едва её не потеряла по моей непроходимой тупости и глупости окончательно, вот Юльева и беспокоится теперь, чтобы ты восстановилась надёжно и осталась в строю очень и очень надолго.

— Только рядом с тобой, Саша. Иначе космос мне не нужен. — Карие глаза впилили свой просящий и молящий взгляд в глаза Александра. Тот смутился, но овладел собой. В этот момент ему остро захотелось в очередной раз попытаться покаяться перед Викторией за свою тупость и толстокожесть, проявленную тогда на берегу, но во взгляде Викты было нечто, запрещавшее подобный вариант. Да и самому Иванову не хотелось вводить подругу в штопор воспоминаниями о треклятом годе. В том, что воспоминания будут очень болезненными, Иванов уже не сомневался а потому промолчал и решил компенсировать отказ другими возможностями:

— Чтобы в эти дни, Викта, ты забыла обо всём, я своей властью отрезал все линии информсвязи от этой палаты. Ни один медик не даст тебе ни малейшего доступа к Информцентру Планеты. Ты должна и обязана отдохнуть от информационных перегрузок.

— Подчиняюсь, мой Александр. — Виктория решила действительно повиноваться жениху в этом деле и перешла на шёпот. Её послушность и уступчивость начинали нравиться и Александру, понимавшему, что и его невеста нуждается в полном отдыхе хотя бы на несколько суток. Потому он продолжал с неподкупной убедительностью:

— Спать и лежать столько, сколько спится и лежится. Не меньше. Никаких полуночных и тем более — ночных бдений... Никаких попыток полежать с отсутствующим взглядом и попыток подсмотреть за мной... Не строй из себя суперагента... Пожалуйста, Викта. Отдохни. Успеешь ещё наработаться.

— Подчиняюсь...

— Есть буквально все, что дают. Непременно с двумя добавками. И даже — с тремя. И выбрось из головы все бредни о твоей будто бы не такой, как надо фигуре. — добавил Иванов, развивая успех.

— Могу и с тремя, если ты хочешь. Подчиняюсь.

— И выполнять наистрожайшим образом с навигационной точностью первого порядка все рекомендации врачей. Для твоей же собственной практической пользы и для моего спокойствия.

— И в этом я готова подчиниться твоему желанию, Саша. Надеюсь, это все ваши желания, о, мой всемилостивейший повелитель? — игриво спросила Викта, вперив в Александра новый, исполненный нежности и серьёзности взгляд.

— Не все... Но на первый раз и этого хватит. — через силу слегка улыбнувшись ответил Иванов.

— Ты уж конечно упросил Юльеву дать тебе на экраны всю медицинскую информацию обо мне? — Виктория, просчитав ситуацию и действия Александра, довольно усмехнулась. — и что мне тогда от тебя скрывать, когда даже в медфайлы ты залез? Только и спасаюсь тем, что в медфайлах нет восьмидесяти восьми процентов моей истинной сути...— она улыбнулась несколько шире.

— Упросил. Собственно, она сразу согласилась... Так что особо просить не пришлось. Обещаю не злоупотреблять осведомлённостью в твоих медицинских проблемах и аспектах. Но и ты должна согласиться с тем, что надо на время полностью отбросить всякую там кошачью и человечью автономность и непокорность и полностью подчиниться медицине на эти несколько дней. Я прекрасно знаю твою автономность, а потому прошу тебя согласиться на доступ Юльевой ближе...

— Согласна. Всё, Саша, скоро придёт Юльева...

— Я уже пришла, Виктория Аскольдовна. — невеста Михаила вошла в палату своей обычной скоростной походкой и сразу взяла Викторию за запястье. — Пульс у вас нормальный, глубокий и ровный. Спасибо Александру за подготовку...

— И не только за подготовку, Владилена. — сказала Виктория.

— И не только. Но на этом процедуру прощания придется закончить. Вас, Виктория, ждут на этаже специалистов. Начнём лечение. — Юльева выпрямилась. В её осанке чувствовалась решимость тотчас же окунуться в вал привычных медику забот и вопросов.

— Пять минут, Влада. Пожалуйста...— Виктория не расцепила рук и только подняла голову, встретившись взглядом с испытующим взглядом полковника астромедслужбы. Звание полковника Владилена получила за монографию, основой которой послужила эпопея Александра и Виктории. Но в монографии рассматривались сугубо медицинские аспекты и не было никакой лирики.

— Только пять минут. После этого срока я силой забираю вас. — Юльева, кивнув, вышла.

— Ну вот и всё, Саша... Попала я в лапы медицины... Сначала ты меня спасал по полной программе, теперь — Юльева. — сокрушённо проговорила Виктория и Александр понял, что для его подруги пребывание во владениях медицины сродни пребыванию в застенке наисуровейшего палача. Но стремление с помощью медицины немного подкрепить Викторию пересилило:

— Именно Владилена Юльева в первую очередь страховала тебя весь год моего отсутствия. — Александр набрал было воздуха для того, чтобы выдать формулировку покаяния, но Виктория, предвидя дальнейшее, легко и плотно приложила свой указательный палец к его губам и сняла его только тогда, когда Иванов, как ей показалось, сменил тему. — Теперь, под её руководством ты должна восстановиться полностью и на приличный по земным меркам срок, Викта. Я этого хочу и я этого добьюсь любыми методами и средствами.

— На уши всю Медслужбу России, Украины и Евразии поставишь? — игриво спросила Виктория.

— Поставлю. — Александр встал. — но с нашей астромедициной пока спорить не собираюсь. Так что, Викта, — он крепко обнял девушку, — будь умненькой, спи и кушай еликовозможно больше и выполняй всё, что скажут здешние эскулапы. Они — народ добрый и знающий, но очень упрямый и настойчивый. Всё. Я пошёл. — Иванов отстранился, прощально взмахнул рукой и вышел.

В своем номере он вывел на экраны всю возможную медицинскую информацию, прикрыв излучающие пластины боковыми шторками.

Три дня пролетели незаметно. На четвёртый в дверь номера Иванова постучали. Это не был обычный стук, это была мелодия знаменитого "Нижегородского вальса". Так музыкально и мастерски мог стучать только один человек на всей планете. Александр взвился с кресла и через долю секунды его Виктория была снова в его жарких объятиях.

— Потише, Сашочек...— Виктория крепко обняла его, насколько позволяли объятия Александра.

— Викта... Я тебя больше никуда не отпущу...— Иванов покрывал поцелуями лицо своей невесты, вдыхая столь непередаваемо уникальный аромат, что у него, привыкшего к боли, щипало в глазах и он опасался, что Вика увидит его слёзы.

— Сказал тоже... — фыркнула Виктория, позволяя Александру обнять себя ещё крепче. — Я-то тебя первая никуда больше не отпущу одного. Будешь под моим оком аки сын.

— Как лечение?

— Думаю, пошло на пользу. Присесть разрешишь?

— Непременно на диван и — не присесть, а прилечь, Викта.

— Только если сядешь туда и ты. — Виктория подождала пока Александр устроится на диване и легла, удобно устроив плечи и голову у него на коленях. — Сашка, милый... Ты мне устроил три райских дня... — её ладонь погладила Иванова по щеке и осталась лежать на его шее. — Без информации, без телевидения, без компьютеров, без экранов и надоедливых динамиков... Я такого никогда не получала ещё ни от кого...

— Викта, я обязан охранять тебя от перегрузок. И я рад, что ты за три дня сумела отдохнуть от нашего ежедневного коктейля.

— Но ты, слава богу, не лишил меня письменных принадлежностей и я написала тебе целую тетрадку. — она достала из бокового кармашка цилиндрический свёрток, перевязанный узкой синей лентой. — Прочтёшь тогда, когда тебе станет трудно, а меня, к моему огромному сожалению, не окажется рядом. — серьезно сказала Виктория. — Нет, сейчас я — рядом с тобой и читать сей опус не надо... Надеюсь, я не слишком отстала от жизни?

— Хм. Отстала... И это говорит Энциклопедия Планетного Значения? Глупо, как в плохой комедии...

— Это я для всех других — неприступная, строгая, суровая и всезнающая Энциклопедия Планетного Значения, а для тебя — слабая и беззащитная девушка по имени Виктория. Помни об этом, Саша. — Вика снова одарила Иванова нежным зовущим взглядом. — Только перед тобой я — истинная.

— Я-то помню. Но и ты помнишь ли, что мы с тобой — старшие офицеры Астрофлота и уже использовали свой отпуск не в одинарном, а в двойном размере. Помнишь ли ты о том, что впереди у нас — пятый курс?

— Собираешься продлить мой отпуск и полностью лишить меня возможности поработать в твоём понимании изнеженными клавиатурами ручками на строительстве нового учебного городка Космоцентра? — Виктория как всегда быстро просчитала ситуацию.

— И это знаешь? Я же... — оторопело воззрился на подругу Александр, рассчитывавший, что после трёх дней в госпитальном покое она уж чего чего, а работать в убийственном режиме ещё долго не захочет.

— Ты же... — Виктория без тени иронии и сарказма взглянула на Александра. — Я же всё же опрокинула себе в память все источники Космоцентра, а думать и анализировать ты мне, если быть точной, перед убытием в изолятор не запрещал. Вот и буду теперь заниматься строительством.

— Викта... — укоризненно проговорил Александр, готовясь обрушить на подругу вал доводов в пользу принятия решения о продолжении отдыха, но Виктория осталась непреклонна:

— Нет и нет. Я это делаю не для себя, а для других. Мы с тобой должны полностью и без хвостов отработать столь благословенный момент встречи, устроенный тремя потоками Космоцентра. В нашем суровом монастыре, как ты прекрасно знаешь, подобное внимание стоит архидорого и подлежит всенепременной отработке.

— Я-то уже отрабатываю, но тебя...

— Не пущу на строительство? Саша, я принадлежу тебе, но не до такой же степени...

— Викта... — Александр пытался сообразить, какой из вороха аргументов сломит защиту Виктории и заставит её отказаться от вулканического активничания.

— Уговаривать меня не надо, Саша. За три дня я отдохнула лет на пять и должна, обязана поработать.

— Ты уже поработала за истёкший год так, что в Монтевидео переполнены госпитальные сектора. Люди не могут повторить даже в малой степени твои многочисленные подвиги Геракла.

— Я трижды и самым строжайшим и ясным образом предупредила по спецсвязи всех и каждого о том, что в сегодняшних условиях эти перегрузки в очень значительной степени недоступны даже сотрудникам самых передовых спецподразделений Земли и в первую очередь — сотрудникам Астроконтингента. Они доступны, но только единицам людей, единицам... — горько повторила она. — Я предупреждала всех трижды и меня... меня снова не услышали. Снова не услышали как уже неоднократно было... А я... Я так хотела, чтобы меня услышали и поняли, чтобы не строились эти корпуса... Чтобы люди, неуёмные в своём желании прыгнуть выше головы, не страдали. Но меня... Меня снова не послушали, как не послушают многие командиры кораблей...

— Послушают... Викта... Обязательно послушают... — попытался умерить горечь разочарования подруги Александр.

— Нет и нет. Я согласна летать и работать в полную силу только рядом с тобой. Только рядом с тобой я смогу раскрыть все свои способности в самой полной мере. Во всех остальных случаях я буду серой мышкой — астронавигатором, которая, в точном соответствии с поговоркой, звёзд с неба не хватает. А о моём прозвище и шлейфе событий забыть — сущий пустяк. Я об этом позабочусь.

— Викта...— Александр попытался наложить ей на губы свою ладонь, но Виктория отвела его руку в сторону мягким и одновременно — строгим жестом.

— Это не просто слова, Сашочек. Это — обещание. — её глаза внезапно потемнели и приобрели оттенок высшей строгости и сосредоточенности, какой Александр ещё не отмечал у подруги никогда.

— Но... — попытался он остановить Викторию, но та продолжала:

— Даже если я останусь астронавигатором, всё равно моё главное и высшее место будет за пультом рядом с тобой.

— Да, но... — ему показалось важным, уточнить, что не всегда в их службе будут корабли с объединенными пультами.

— Или за астронавигаторским пультом рядом в твоём и только в твоём центральном посту. Это небольшое уточнение, оно сути дела не меняет. Только там, где ты будешь командиром, там Навигационная Звезда будет сиять во всём самом полном блеске и великолепии. Во всех остальных случаях — серый карлик, не более того.

— Викта, ты...

— Опережаю события? Но должна же я наверстать целый год твоего отсутствия?! В моей комнате уже лежит маленькая пачка научных работ, написанных дедовскими методами: ты лишил меня клавиатур и сенсоров, но не лишил, слава богу, стилусов и дощечек...

— Опять... — сокрушенно произнес Александр, осознав, что его подруга не отдохнула за эти три дня совершенно.

— Саша, пойми... — голос Виктории прервался, перешел на нижние грудные регистры, свидетельствовавшие о неподдельном волнении. — У нас остался год учёбы, только год... Потом... потом ты, Саша, я знаю это точно... Ты можешь получить корабль и уйти... лет на пять ... в полёт. Что прикажешь делать мне? — Виктория сделала трудную для неё паузу, собираясь с силами. — Я же... Я же не командир, я — астронавигатор... Космос жесток до невозможности... Ты не знаешь, что такое ожидание... Не знаешь в нашем измерении, Саша... Знаешь в другом, но не знаешь в нашем... — её глаза увлажнились, но она справилась с волной чувств. — Я... Я не смогу позволить никому и ничему безнаказанно уничтожить тебя.... Я... я... погибну в ту же секунду, как погибнешь ты... Но я... — её голос обрел неожиданную силу и убедительность. — я погибну мгновенно только в том случае, если все... все мои возможности в ключе защиты и обороны, а также спасения тебя будут полностью исчерпаны... До этого времени я буду бороться... бороться всеми силами и средствами... Я... я подниму любой корабль, чтобы прибыть к тебе на выручку даже туда, куда Звёздный Макар телят не гонял... — в этот момент она твёрдо решила, что следующей её задачей станет получение права на полное управление любым кораблём и экипажем. Осознав это за несколько секунд, Виктория продолжила. — Если ты погибнешь, то я встану на твое место и добьюсь того, чтобы твои задачи были решены полностью... Я заменю тебя собой там, где смогу... К моему огромному сожалению я не смогу заменить тебя собой полностью, но там, где смогу, ты можешь быть уверен — твоё дело и твои стремления будут реализованы. Я подчиню этому всю себя без остатка. Я ... я брошу на это все резервы и ресурсы, которыми располагаю... — снова короткая пауза, Виктория переводила дыхание и продолжала прежним глубоким грудным голосом. — Я много передумала за эти три дня благословенной изоляции буддистского формата, но я осталась прежней... И я многому научилась, идя по жизни рядом и вместе с тобой ... — её правая рука поднялась и соединилась с левой, лежавшей у Александра на шее, образовав кольцо. Голос обрёл незнакомую ранее Александру глубину и силу. — Только ты и только ты имеешь теперь полное и окончательное право распоряжаться мной и моей жизнью так, как ты посчитаешь нужным. Скажешь ... скажешь: исчезнуть из твоей жизни... Я... Я исчезну... Остальное — мои проблемы...— Виктория уловила судорожное движение склонявшегося к ней Александра и закончила, понизив голос до шёпота...— Не казни себя за непрофессионализм, Саша... Это — людское измерение, а не космическое, а оно — намного сложнее...

— Викта.... Ты... — потрясённый Александр не находил слов. Виктория давала ему доступ на свои сектора высшей личностной глубины.

— Я даю тебе самое полное и исключительное право владеть и распоряжаться мной. Ты сам знаешь, где начинается и где кончается граница этого права.

— Знаю, как же...— Александр попытался удержаться от непроизвольного движения и его мозг включил излучение биополя в лечебный режим. Даже в этот момент подсознание Иванова позаботилось о благе другого человека.

— Ладно, Саша. Твое драгоценное для меня биополе оказывает магическое восстанавливающее влияние. Но истощать его я сейчас просто не имею права. Потому сегодня же я возвращаюсь к обычным лекционно-практическим занятиям на своём потоке. Но во внеслужебное время я — в твоём полном распоряжении... Мой командир...— непередаваемая нежность её голоса захватила Александра полностью.

— И потому, Викта, я запрещаю тебе перегружаться. — Александр пытался удержать руководство за собой.

— Сказал тоже... Я пойду, Саша. — Виктория разомкнула с видимым сожалением кольцо своих рук. Слишком много я сказала тебе, но я убеждена в том, что ты поймёшь правильно. — Она встала. За ней щёлкнула задвижка двери.

Иванов молчал, скрестив руки на груди и уставившись взглядом в одну точку. Вот и Вика заявила для него открытый главный доступ к своим закрытым секторам, снова опередив его, мужчину. Сначала его опередила Лена, теперь опередила Виктория.

В общем межпотоковом лекционном зале на занятиях по десантно -командирской подготовке Иванов снова увиделся с Лосевым.

— Как лекция по ледяным планетам? — осведомился Александр.

— И это спрашивает властелин Энциклопедии планетного значения? — в тон ему ответил Михаил. — Что-ж, отвечу. Весьма и весьма информативная лекция для нас...

— Только не говори — "букашек по сравнению..." и так далее... Я уже слышал это от тебя раз десять.

— Именно так. У тебя что-то вид сегодня уж очень, даже слишком озабоченный, Сашок. Конечно, ты — командир, но всё же...

— И у тебя такой же скоро будет... — с полунамёком ответил Иванов.

— Не говори. — махнул рукой Михаил, поняв намёк. — Что бы там кто ни говорил про её недоступность, погружённость, холодность и просто адскую работоспособность и проницательность, все это складывается в непростой комплекс. Если сказать проще, то Владилена — как Джомолунгма. К ней ещё идти и идти надо. Притом — ножками и пешочком. Но Виктория...

— Виктория в этом смысле раз в пять выше Джомолунгмы. Ты же знаешь, что есть на нашей планете горы, которые дают право избранным достичь пределов вершины в кратчайшие сроки...

— Вот я и вижу перед собой такого же избранного. Но Виктория ещё не полностью раскрылась перед тобой...

— И слава богу... — произнес Иванов, ощущая, что ещё не вся Виктория ему понятна.

— М-да. — поддакнул Михаил, не развивая тему.

— Читал твои материалы в "Комете" по нашим злоключениям. Спасибо, что обошёлся без сенсаций.

— Я — твой друг или кто? — удивился Лосев. — Не могу же я делать достоянием общественности внутреннюю личностную информацию. Меня тогда лишат сертификата и отправят в макетчики... А то и пониже.

— И за это, Мишок, я тебе благодарен больше всего. — мягко сказал Александр.

Михаил сразу перешёл к делу:

— И когда думаешь официальное предложение делать?

— Гнать не будем... — задумчиво сказал Иванов, размышляя над сутью заданного Лосевым вопроса. Но Михаил внезапно перешёл в наступление, пусть и мягкое, но все же наступление:

— Сашок, такой шанс даётся раз в жизни. И даётся единицам. Да ладно, об этом — позже. Я со своей стороны уже раз десять предупредил всех и вся... Я предупредил всю планетную прессу о запрете повторять подвиги Виктории и твои...— Михаил почти силой усадил Александра в кресло в опустевшем лекционном зале.

— Да, возможно. И в Монтевидео уже строят пятый госпитальный восемнадцатиэтажный корпус. И рядом собираются воздвигнуть мне памятник, как второму или какому там по счёту Ивану Петровичу Павлову... За огромные успехи в деле познания психики человека... Глупо и больно платить стольким за наши небольшие человеческие слабости. Виктория стала удивительно чуткой, она, представь себе, моментально затыкает мне своим пальчиком рот, едва я захочу перед ней покаяться... А её подвиги — это просто форменное самоубийство... Я, закалённый человек, обладающий немаленькими запасами жизненной энергии... Я был как после тяжелейшей болезни ... несколько дней после того, как отдал ей основную энергию... И я до сих пор знаю четко — то, что я ей сумел отдать тогда — это была только малая часть необходимейшей для неё энергии, замещающей огромные потраты. Ты прав, тысячу раз прав, устроив мне отповедь и разнос после моего возвращения с Востока... Но ты должен был меня тогда немедленно и реально арестовать и отдать под трибунал... Быть может, отбывая долгое наказание, я был бы более удовлетворён тем, что уплатил по счетам за свою невозможную и непростительную глупость.

— Выбрось из своей головы даже мысль о том, что я тебя буду за это арестовывать и отдавать под трибунал. — жёстко сказал Лосев и продолжил уже мягче. — Тысячи явятся, едва лишь позовут на трудную новую работу, Саша. Мы будем умирать тысячами в самых безнадежных боях, на самых проклятых планетах, даже просто на самых опасных работах, где бы они ни проводились, но наши смерти... Они, как это всегда бывало, будут не напрасны, они дадут возможность другим людям Земли продвинуться дальше. Это — наш человеческий и профессиональный долг перед прошлыми и будущими поколениями... Против этого нам возразить нечего. — нечасто дававший волю красноречию, десантник умолк и смущённо потеребил ремень планшетки.

— Жаль неподготовленных любителей. Это архиопасно и может вызвать волну недовольства Астрофлотом. Тогда нам придется изрядно подсократиться... Увы, стандартный вариант. — глухо сказал Иванов.

— Там шестьдесят процентов — астронавты. Любителей — очень мало. Так когда? — Михаил возжелал вернуться к теме соединения Александра и Виктории.

— Ты о Звёздной Академии думал? — Александр, не желая сразу отвечать на такой сложный вопрос, внимательно посмотрел в глаза друга.

— Конечно. Но заявление официально ещё не подавал. А ты уж конечно наметился. Знаю... Уверен, Саша.

— Я уже подал. А что касается твоего подтекстового вопроса... У нас ещё пятый курс Космоцентра впереди. Думаю, на втором курсе Звездной... — Иванов сделал паузу. — Сделаю Виктории официальное предложение. Не раньше. Ей нужно после моей вселенской глупости глубоко реадаптироваться, а первый курс Звёздной — даже для нас, закалённых в испытаниях профессионалов — самый сложный полигон, похлеще главного космоцентровского.

— Да, господин полковник... И вы ещё страхаетесь первого курса Звёздной, имея рядом бриллиант первой информационной, и не только информационной величины? Да и сами вы — профессионал не последнего порядка...

— Мишка... Ты же все понимаешь... После того, как я совершил непростительную глупость, она отдала всю свою энергию на девяносто девять и девять десятых процентов для того, чтобы закрыть вулкан пылавшего внутри неё горя. И здесь я полностью принимаю и поддерживаю и согласен со всеми высказанными тобой обвинениями в мой адрес. Я этого не понимал глубоко и полно, а ты дал мне понять и почувствовать всю глубину и ёмкость этого. Ты же уже давно и полно знаешь, что люди её уровня переживают стократ острее, даже будучи сверхподготовленными к мучениям и страданиям любого порядка. Она просто хотела потерять себя в деятельности, чтобы не иссохнуть от сжигающего её со всех сторон отчаяния... И я... я этого не понял, не уловил, не просчитал... Мне нет прощения даже в том случае, если я уверую в то, что она меня каким-либо чудесным и мне неведомым образом меня, дубину стоеросовую, простила.

— Я о другом, Саша... Да, Виктория жестоко пострадала. Да, это огромная человеческая ошибка с твоей стороны. Да, пришлось её восстанавливать уникальной перекачкой жизненной силы... Да, Виктория с трудом реабилитируется и очень медленно набирает прежнюю форму... То, что мы видели у входа в её корпус при вашем возвращении, думаю, ты не станешь отрицать, Виктория сделала через силу... А мы от радости по поводу её возвращения едва не утратили чувство меры, хотя, идя в свой командирский корпус, ты уже не просто обнимал её, а мёртвой хваткой держал, готовую рухнуть. И она ещё улыбалась и шутила, словно говоря о своей неуязвимости.

И вот — новое доказательство её неуязвимости, которое далось ей немаленькой ценой. Ты устроил ей в госпитале три дня отдыха? Счастливый тот, кто в это верит... Знаю я и ты это знаешь сам прекрасно. А знаем мы с тобой то, что только начинают осознавать другие. Не знаю, хорошо это или плохо, может быть, скорее плохо, чем хорошо, но факт. Отдыха для Виктории, похоже, не существует в принципе. Ты знаешь или просто должен знать, что твоя Виктория сделала за три дня такие научные работы, которые повергли в полный и, кажется мне, что окончательный, ступор Совет Космоцентра. Они — академического уровня. Конечно, я помню, что она — кавалер высшей награды Московского университета, но...— вместо ответа сказал Михаил, пряча глаза.

— Я же ей запрещал...— Александр напрягся. — Впрочем, она мне говорила о каких-то там работах, написанных ею за эти три дня. Я думал, заметки по поводу, не больше, а тут...

— Но думать, мыслить и действовать ты ей не можешь запретить. Суверенитет личности, сам понимаешь... — спокойно заметил Лосев.

— Получается...

— Учтя явное и действенное нежелание Виктории, едва почувствовавшей малейшее облегчение, отдыхать, моя Владилена сделала всё и даже сверх всё, что смогла. Результат в общем виде выглядит так: Виктория возвращена в нормальное состояние на год. Дальше, как утверждает Владилена, а в её словах я не имею оснований сомневаться, перед процедурой выпуска из Космоцентра ей в обязательном и непременном порядке потребуется месячный госпитальный восстановительный период. Полная изоляция. И никакого твоего прямого или косвенного присутствия, а также никакой информационной "балаканины" в любом её виде. Ты был прав, отрезав её от Информслужбы Планеты и Астрофлота. Мы, учтя этот весьма положительный опыт, только разовьём методику и дополним её другими... Иначе Виктория не пройдёт "Чистилище" Высшего Звена Астромедслужбы Земли, стерегущее вход в Звёздную Академию. А там Владилена и её отец бессильны. Ведь Виктория вознамерилась летать на дальних и сверхдальних кораблях. Одна из очень немногих женщин Земли. Здесь она — снова настоящий Посол. Рядом с тобой, Александр. Цени это. Такой бриллиант рядом с тобой будет ещё целый год... Год учебы в Космоцентре.

— И этот год она хочет пропадать на строительстве нового учебного городка Космоцентра. И работать не головой, а руками...— Александр соединил пальцы обеих рук, что всегда выдавало его крайнюю озабоченность. — А потом ещё только что обещанная тобой и известная мне весьма суровая и неоднозначная по последствиям месячная изоляция... Снова — истощение?

— Ей, конечно, запретят таскать тяжести, но она, в порядке замещения, немедленно найдёт занятие для головы, непосильное для других. Астронавигатор — это по факту и определению — высшего класса плановик, а тут Виктории нет равных во всём Космоцентре. Подумаем...

— Придётся мне попросить... — произнес Александр, думая о том, что в данном случае Виктория послушает не его совета, а совета Владилены.

— Послушай, Саша. Я, конечно, могу попросить Владилену запретить Вике таскать тяжести и работать головой выше норматива пятого курса, но вряд ли она её послушает так, как тебя... Ведь она, как я вижу, дала тебе высший доступ к себе. — понял ход его мыслей Михаил.

— От подобной открытости у меня — постоянный арктический мороз по коже. Я так не боялся со времени первой встречи с её отцом. А сейчас, после выдачи ею формулировки разрешения доступа, я боюсь ещё больше...

— Знаю. Но здесь ты должен настоять так, как ни один из нас и наших коллег. — твёрдо сказал Лосев.

— Постараюсь...

— Ладно. Перерыв кончился, у нас ещё две пары, а там — первый выезд на строительство, на площадку. Поломали вы нам весь график, полковник командования. Теперь весь Космоцентр работает по скользящему плану. Прощай чётко привязанные к датам календаря отпуска, каникулы, торжественные сентябрьские, апрельские и августовские построения...

— Что-то надо менять. Иначе мы не пройдём Галактическое Чистилище. А Викта отвечает перед ними за нашу готовность... И не дай бог ... цена этой неготовности будет... её жизнь. Она мне сказала, что если погибну я... Но и я не смогу без неё... Я её достану... — Александр дёрнулся, пытаясь достать платок и сдержать навернувшиеся на глаза слёзы. — Я... Я просто не смогу прожить сколько нибудь времени без... без неё... Она сказала, что она продолжит мое дело в случае моей гибели даже ценой ущерба для её собственного дела... И так же точно поступлю я... Её дело станет, а точнее — оно уже стало делом моей жизни и хотя бы так она...

— Не продолжай, знаю...— Михаил поднялся. — Успокойся. Идём...Время... Впереди — подготовка к строительству...

Строительство научного городка. Командировка Александра и Виктории к академику архитектуры Стрельцову. Краткое пребывание Александра у себя дома

Так и произошло. Виктория возглавила плановый, конструкторский и архитектурный секторы, собрала вокруг себя слушателей и курсантов Космоцентра, которые были, по её мнению, наиболее полно подготовлены к проектным и изыскательским работам. Через неделю в зале оперативных совещаний командования Космоцентра состоялось представление макета и проекта учебного городка. Видавшие виды командиры дивились той выверенности и качеству, с которой была подготовлена вся документация.

— Кого назначим на должность независимого эксперта, коллеги? — начальник Космоцентра собрал после окончания представления короткое совещание ближайшего круга руководителей крупнейших подразделений Космоцентра. — Какие есть предложения?

— Академика архитектуры Стрельцова. Городок носит мирный характер с научным профилем деятельности, потому вполне допустимо привлечение гражданского эксперта. — сказал заместитель начальника Космоцентра комкор Шадрин. — Есть возражения у коллег?

— Возражений нет. Академик Стрельцов. — почти в один голос сказали члены коллегии.

— А кто отвезёт ему материалы? Это же прорва! — спросил кто-то из полковников.

— Полковник Иванов. Академик Стрельцов — сосед Иванова по "башне". Они давно знакомы. — обведя взглядом напрягшихся коллег, сказал Покрышкин.

— Утверждаем. Иванов не поддастся на уловки знакомства. — в один голос сказали присутствовавшие на совещании высшие офицеры.

— Решение принято. Секретариату — оформить приказ и выделить спецтранспорт — особозащищённый грузопассажирский гравилёт. Небольшое уточнение: полковник Иванов полетит не один. Точнее — с полковником Беловой. Она и её астронавигаторская группа — непосредственные авторы проекта и без неё, думаю, Иванов один не справится. Дадим им служебную командировку на необходимый для вынесения решения срок. Пусть проведут хоть несколько дней не только работая, но и среди родных. Они заслужили это, я так считаю. Вы все помните, что сделала Белова для Иванова и что сделал Иванов для Беловой... Есть возражения?

— Возражений нет, Командир.

— Утвердите и проведите приказом.

— Есть.

— Всё, совещание окончено.

Через пятнадцать минут официальная тесиграмма с запросом на экспертизу ушла в адрес рабочего места и домашнего вычислительного комплекса академика Стрельцова. Тот откликнулся быстро, дал своё согласие и спустя несколько минут автоматический информатор выдал на многочисленные информационные табло Космоцентра приказ — полковникам Иванову и Беловой прибыть в дежурную часть для получения командировочных предписаний.

— Товарищ дежурный по Космоцентру. Полковник Белова прибыла для получения командировочных предписаний.

— Товарищ дежурный по Космоцентру. Полковник Иванов прибыл для получения командировочных предписаний.

— Садитесь, товарищи офицеры. — подполковник службы связи Астроконтингента с лентой дежурного через плечо жестом указал на два стула в углу пультовой, передал дежурство своему помощнику, после чего пересел ближе, на третий стул. — Командование благодарит вас, Виктория Аскольдовна и вас, Александр Александрович, за отличный проект нового городка Космоцентра. Вам предоставлен отпуск для проведения глубокой экспертизы под руководством академика Стрельцова. Он дал свое согласие. Дежурный взвод заканчивает погрузку материалов в служебный грузопассажирский гравилёт. Вылет — в час дня. К двум вы будете на месте. Академик ждет вас в три часа дня в своём домашнем кабинете. Если потребуется, ваш отпуск будет продлён на необходимый срок. Вопросы...

— Академик Стрельцов...— не удержался Иванов. — Станислав Сергеевич?

— Он самый. — ответил подполковник.

— Вопросов нет. — Иванов кивнул.

— Всё. Вам на сборы — сорок минут. Гравилёт будет ждать вас на центральной алее Космоцентра. Охрана — дежурное отделение Службы обороны Космоцентра — пропустит к машине только вас двоих. Вопросы?

— Вопросов нет. Разрешите идти?

— Идите. Успехов.

— Есть. — Иванов и Белова поднялись.

— Ну вот и увидимся с родными уже, возможно, не на один — два дня, а на более длительный срок... Кстати, а ведь академик — твой сосед? — спросила Виктория, выходя из комплекса центральной дежурной части Космоцентра.

— Но проект делала ваша группа. Мы только помогали. Так что...

— Жаль, Саша, ты не понял...— укоризненно протянула Виктория.

— Всё я понял. И на знакомстве с ним играть не собираюсь... В его области я перед ним — несмышлёный ребёнок. Это совершенно точно и ясно. Будь в назначенное время у машины. Остальное — мои проблемы.

— Ладно, мой повелитель. Командуйте. — Белова направилась по аллее Астронавигации к своему корпусу, а Александр свернул в аллею Командиров. Через пять минут он уже переговорил с отцом Виктории и со своим отцом, согласовал план действий, связался по видеотелефону и с академиком Стрельцовым. Тот был немало удивлён появлением на экране полковника Астроконтингента, но вглядевшись, учёный довольно улыбнулся. Договорённость о трёхчасовой встрече была немедленно подтверждена.

Едва погас экран, зажёгся сигнал вызова. На связь вышел старший брат Александра — Борис. Он коротко проинформировал среднего о том, что комната для Виктории в главной квартире семьи Ивановых уже приготовлена и сертифицирована АПБ.

— Спасибо, Боря.

— Не за что. Ждём вас обоих. Виктория будет в полной безопасности.

— Ещё раз спасибо. До встречи.

— До встречи. Не утомляй её.

— Не буду. — Иванов отключил связь и вскоре был уже возле машины. Пятёрка курсантов, узнав Александра, пропустила его к гравилёту и вскоре полковник Астроконтингента вовсю хозяйничал в его пассажирском салоне. Грузовой салон был уже опечатан.

— Ты и мой сектор машины оформил? — осведомилась подошедшая Виктория, устанавливая свои укладки и контейнеры в направляющие.

— Это — служебная скорлупка, Викта. Я ничего не оформлял.

— Разве? Такой впечатляющий любое воображение букет спецсигналов и огромная эмблема Российского Астроконтингента на крыше и бортах — простой разъездной гравилёт Космоцентра? Не надо, Саша...

— Садись, Викта. По коням. Времени у нас мало...

— Ладно. — Виктория щелкнула замками страховочных ремней. — Готова. Куда летим?

— В пункт Астроконтингента недалеко от нашей "башни". Там оставим машину и — по домам. В три часа гравилёт с грузом придет в мою башню. Там состоится вступительная встреча, передадим академику всю информацию. Как обычно — сутки на решение о практическом проведении экспертизы . За эти сутки мы можем отдохнуть в своих семьях.

— Распланировал, Сашочек.

— Викта, тебе уже пока хватит заниматься проектированием и планированием. Командиру планирование тоже не чуждо. — Александр щёлкнул ремнями и включил "султан" на крыше гравилёта. — Центр управления полётами. Полсташесть просит разрешение на взлёт.

— Полсташесть — взлёт разрешаю. — отозвался пост контроля воздушной обстановки. — маршрут проверен.

— Разрешили. Взлетаем. — рука Иванова плавно потянула на себя рычаг управления. Гравилёт рванулся вперед, промелькнули ветки деревьев центральной аллеи и вокруг распахнулась панорама пригородов Московска с птичьего полета. — До места — сорок минут лёта. Гнать не будем.

— Ага. Такой букет спецсигналов на крыше — и без гонки?

— Викта, это — на самый крайний случай, как и всё это технологическое и техническое великолепие.

— Ладно, если на крайний...— её нежный голос снова свидетельствовал о полнейшем взаимопонимании.

Снизившись неподалёку от пункта Астроконтингента в среднем кольце Московска, гравилёт зашелестел катками в потоке других машин. Иванов загнал машину за ограду, помог выйти Виктории и указал на свой двухместный гравилёт, стоявший вровень с прибывшей машиной:

— Садись, Викта. Отвезу тебя к себе домой. Твой гравилёт уже там.

— И это уже сделал? — Виктория достала свои укладки и переложила их в багажник гравилёта Александра.

— Да. — Иванов опустил прозрачный купол. — Полетели!

Посадив гравилёт на крышу, Александр плавно подал его задом в автомобильный лифт. Но прежде чем дать команду платформе опустить машину на её место, он помог Виктории вынести её контейнеры и укладки.

— Всё. Вика, прошу к нам. — он надавил несколько клавиш на пульте и створка лифта закрылась.

— Небось вся семья уже в сборе. А я ведь в форме...— сказала Виктория, поправляя причёску перед сферическим зеркалом.

— Да и я — не в гражданском. Что поделаешь, командировка служебная. Но ты не обращай внимания, ведь я-то знаю, что мой кабинет ты изучила не хуже модернизированного Шерлока.

— Заложили...— укоризненно произнесла Виктория, дивясь осведомлённости своего жениха в маленьких женских секретах.

— И перезаложили. — Александр распахнул створку пассажирского мнгновенника. — Прошу.

У двери квартиры Александра Виктория замялась.

— Представления не будет, не беспокойся. Ты уже почти родня... — поняв колебания подруги, сказал Иванов.

— Знаю. Но целый год я тут бывала без тебя... Без твоего наималейшего разрешения.

— Со временем получишь официальное разрешение. А пока тебе приготовлена гостевая комната.

— М-да. Кокон ты сплёл вокруг меня — не вырвешься. — произнесла Виктория, смутно осознавая, что сказала совершенно не то, что следовало.

— Если хочешь — уходи. — сказав это, Александр замер, его рука, готовая нажать клавишу открытия дверей, в тот же момент остановилась на полдороге к пластине и Иванов серьёзно, без всякой укоризны взглянул на Викторию. — Я никого в своей жизни рядом с собой никакой силой не удерживал... Лети... Ты и так уже хотела улететь от меня год назад... Если хочешь и считаешь возможным и необходимым доводить это дело до конца — уходи. Я тебя не удерживаю. — в его голосе не было ни сожаления, ни стремления удержать, ни желания отпустить её как можно скорее — фразы прозвучали буднично и от того оказали особо ранящее воздействие на явно понявшую свою очередную оплошность и уже начинавшую все сильнее раскаиваться Викторию:

— Ладно, Саша, это я просто так, нервничаю. — Виктория вложила в голос самый извиняющийся тон, какой только был ей подвластен. В памяти всплыла злосчастная апрельская встреча перед годичным разрывом...— Прости...

— Придётся подлечить. Прошу — он распахнул входную квартирную дверь. — Входи! Мам, пап! Это я с Виктой!

Ворвавшийся в прихожую Бритс прыгнул на плечо Виктории и заурчал, устраиваясь живым воротником у неё на шее, не хуже авиационного мотора. Выбежавшая следом Зирда встала на задние лапы, передними легко опёрлась о грудь Виктории и облизала ей лицо, не обращая никакого внимания на яростно махавшего лапой Бритса. Окончив ритуал приветствия гостьи, овчарка подбежала к Александру, села и подала ему правую лапу, которую Иванов тут же пожал, не забыв почесать любимицу за ухом. Зирда обошла Александра и села справа от него, косясь на внутреннюю дверь холла.

— Наконец-то можно вживую лицезреть ту, перед которой наш доселе неприступный для женщин Александр склонил своё победное знамя...— в холл вышла первая сестра Александра. — Я — Ирина, младшая сестра этого бравого полковника Астроконтингента.

— А я — Валентина,— в холле появилась вторая девушка. — вторая младшая сестра этого командора.

— А я — Ульяна,— в холл колобком вкатилась самая младшая девчушка. — Сашок, ты привёз то, что я тебя просила?

— Привёз, привёз. Вот, получи, Льяна. — Александр передал небольшую укладку в руки своей младшей сестрёнки и выпрямился. — Как, девочки, ваша годичная стажировка? Ду ю спик инглиш, дойче, френч, спаниш?

— О, йес. Нор-маль-но. Олл райт. Гут, зер гут. Но какая тут полноценная стажировка, когда эта молодая, весьма привлекательная, но сверхнеприступная и архиосведомлённая особа денно и нощно пребывает каждую неделю в главной штабквартире среднего братца, не всегда доступной даже для нас, его сестёр. Мы и прибраться там толком не всегда можем...— сказала Ирина. Сестры помладше только кивали, подтверждая точность и правильность сказанного. — Телексы приходили вовремя, так что мы знаем обо всём с хронологической точностью.

— Виктория Аскольдовна Белова. — мстя за колкости, коротко и с минимальной долей приветливости отрекомендовалась Вика. — полковник Астроконтингента Земли, без пяти минут — выпускница Космоцентра. — она легонько сжала повисшую лапу кота и тот прижался к ней ещё больше. Зирда вопросительно поглядывала на Александра .

— Наслышаны. — сказала Ирина, беря Викторию за руку. — Саша, мы всё сделаем... Занимайся своим сектором.

— Лады, девчата. — Александр подождал, пока девичий хоровод скроется в коридоре второго уровня и, сопровождаемый Зирдой, направился в кабинет матери. Овчарка не стала заходить, привычно устроившись на пороге и заблокировав собой вход. — Полковник Александр Иванов прибыл в краткосрочную рабочую командировку, мам. — он нашёл её в уголке отдыха за чтением старинного фолианта. — Со мной хорошо знакомая тебе Виктория. Без неё этой командировки просто не было бы.

— Садись. Ты слишком нервничаешь. — мать оторвалась от чтения и внимательным коротким взглядом окинула сына.

— Конечно, Викте было тяжело видеть тут только тебя и наше мужское общество... — Александр сел в кресло и внимательно посмотрел в глаза матери.

— Ничего, нервы у неё железные. Ладно. Девчата все ей покажут и расскажут, хотя я сомневаюсь в том, что необходимо ей что-либо показывать и рассказывать... Ты немного жесток Александр.

— Мама...

— Знаю. Но в отношениях двоих все зависит от обоих, а не от одного. Вика полностью искупила свою вину перед тобой. И только твои старания по приведению её в нормальное состояние...

— Я хотел подать повторный рапорт о понижении в звании... Хотел остаться старшим лейтенантом... Каких трудов стоило мне убедить Викту в правомерности присвоения полковничьего звания... В итоге она получила звание первой, а я — несколько позже. И я стал полковником только потому, что Виктория своей новообретённой властью старшего офицера тут же наложила вето на мой немедленно поданный первый рапорт с просьбой об оставлении меня в старлейском звании... И когда она только это успела? За это, как и за очень многое другое я ей буду благодарен до конца жизни...

— А я до конца буду благодарна вашему сыну, Стелла Анатольевна, за всё, что он сделал для меня с момента нашей встречи. — в дверях кабинета появилась Виктория. — Наше годичное недоразумение — пустяк по сравнению с тем, сколько он уже сделал для меня до того. Я никого ещё очень долго не допустила бы до глубинных полей моей сути, но он оказался достойнее всех. Я говорила это в его отсутствие и повторю сейчас при нём: только он один в состоянии поднять меня из любых руин и вернуть из любого коллапса. Только перед ним я — та, кто я есть на самом деле — слабая и беззащитная женщина. Всё остальное время я — неприступная, архиосведомлённая и сверхскоростная Навигационная Звезда. Это — моё прозвище ещё со школы второй ступени, оно действует и в Космоцентре. Разрешите?

— Входи, Вита. Садись. Скоро девчата соорудят обед и вам надо будет поработать. Не утомляйте академика...

— Его утомишь, мама. — Александр улыбнулся. — он — один из немногих, кто в его весьма почтенном ставосьмидесятишестилетнем возрасте ежегодно свободно выполняет мастерский норматив на брусьях. А это дорого стоит.

— Всё равно. И постарайтесь соблюсти равновесие. Не упирайте на знакомство и на ваши регалии и достижения. У него их в его области — не меньше...

— Обещаю, мам. — сказал Александр.

— Обещаю, Стелла Анатольевна. — сказала Виктория.

"Полный состав семьи Ивановых и гостья приглашаются в столовую на первый совместный обед. Братья и сёстры уже на месте. Девичий коллектив." — автоинформатор голосом Ирины возвестил о готовности к обеду.

За столом собралась в этот раз вся семья. Братья и сёстры окружили Викторию со всех сторон, так что Александру пришлось сесть рядом с родителями.

Борис, склонившись к Александру, почти на ухо прошептал: "А как её прозвище? Уж больно ярка для офицера Астроконтингента... У неё просто обязательно должно быть прозвище." Александр с не менее заговорщическим видом ответствовал: "Навигационная Звезда". На что изумлённый брат только и смог прошептать "Ну-ну..."

Станислав Сергеевич Стрельцов принял обоих офицеров в своём просторном рабочем кабинете. Сержанты сноровисто снесли в комнату и разместили на огромных столах все содержимое грузового отсека. Академик спокойно смотрел на этот Монблан.

— Рад за вас, Александр. Так, что это? — Стрельцов взял титульный лист первой книги документации. — Научный городок? Хорошо. Оставьте это все мне на сутки. Завтра в это же время, то есть — в три часа дня приходите за ответом. Лады?

— Лады, Станислав Сергеевич. — сказал Александр.

— Какой срок устроит ваше командование?

— Какой вы сами назначите. — ответил Иванов.

— Лихо. Ладно. Постараюсь управиться. Процедура обычная?

— Да. Все тонкости знает моя коллега — полковник Белова. Её работа в этом проекте — основная от начала до конца. Моя — только то, что касается управленческой и командирской части.

— Как ваше имя-отчество, сударыня?

— Виктория Аскольдовна.

— Хорошо. Тогда за результатом вы, Александр придёте завтра в три, а Викторию Аскольдовну я побеспокою раньше, в течение суток, если что, по связи. Договорились? — академик взял поданный Викторией листок пластика с номером спикера.

— Да, конечно, Станислав Сергеевич. — ответил Александр, поймав согласный взгляд Виктории.

— Тогда — не смею задерживать.

Аудиенция не заняла больше двадцати минут. Александр и Виктория вышли в этажный холл.

— Лихо. Двадцать минут — и всё... — довольная Виктория потягивалась с чисто кошачьей грацией. — Надеюсь, Саша, ты меня отпустишь поработать в Центр Информации города?

— Ладно, Викта. Командировка рабочая...

— Вот именно. Пора работать, а не отдыхать. Буду в восемь вечера дома. Использую свой гравилёт. Не беспокойся...

— Где это — дома? — насторожился Александр.

— У тебя, естественно. А ты что подумал?... Сашка, милый, ведь я принадлежу только тебе... Семья — конечно, но в первую очередь — ты. — Виктория обняла его за плечи и поцеловала в лоб, легко склонив к себе.

— Ладно. Не воображай уж очень... Успехов и тишины...

— Тебе также. Спокойствия, Сашок...— за Викторией закрылись двери мнгновенника.

Как и обещал, академик пригласил обоих офицеров к себе в три часа дня на следующий день. Когда прибывшие сели за стол в кабинете Стрельцова, тот молча положил перед Викторией заполненный и подписанный бланк результатов экспертизы.

— Станислав Сергеевич... Ведь это же — окончательное решение ведущего эксперта... Но ... за сутки... такое... Даже при всех прочих допусках это — что-то необычное... — изумлённая Виктория напряжённо искала подвох, сканируя глаза академика. Но тот оставался холоден и невозмутим.

— Именно, Виктория Аскольдовна. Нам, гражданским, тоже очень хочется составить вам маленькую и к тому же — совершенно для вас неопасную конкуренцию. Вот и постарались всё сделать побыстрее. Собственно говоря, вы нам лишних хлопот не доставили. Эксперты — мои коллеги и знакомые, были приятно обрадованы качеством, полнотой и фундаментальностью разработки и реализации, не говоря уже об оформлении документального массива. Закономерно, что ваш проект принят и сертифицирован Архитектурным Советом Московска, о чём и свидетельствует этот документ.

— Придётся нам возвращаться к себе сегодня вечером...— произнесла Виктория, дочитывая текст решения. — И завтра же приниматься за строительство... Я узнавала, у потоков факультетов освоения уже все готово...

— Есть и другой документ, Виктория Аскольдовна. — академик достал из сейфа сложенный вдвое лист пластика. — Поздравляю, коллега.

— Коллега? — брови Виктории удивлённо поползли вверх. — Но...

— Именно, коллега. Читайте.

— Диплом доктора архитектуры Евразийского Региона... Решением Верховного Совета Академии Архитектуры Евразийского региона от.... присвоено звание доктора архитектуры... — Виктория прервала чтение и подняла глаза на Стрельцова. — Шутить изволите, Станислав Сергеевич... Я же знаю процедуру... И я — астронавт, а не архитектор... В этой области я очень мало смыслю. Это же не астронавигация...

— Ценю трезвость вашей оценки собственных сил в нашей области, Виктория Аскольдовна. Но этот Монблан. — академик рукой указал на документацию городка. — свидетельствует о совершенно другом, противоположном положении дел. И это свидетельство невозможно проигнорировать. Если же сказать в общем... Заставили вы всех подтянуться, Виктория Аскольдовна... Двенадцать часов назад все службы Гражданского кольца Региона Евразия были переведены на до недавнего времени называвшийся усиленным график работы. Теперь он объявлен рабочим и обычным. Пока что, конечно, сделано немного для ускорения, но и этого сложно было добиться раньше. Отменены все выходные субботы. Введены почти забытые людские вечерние и ночные смены... Регион благодарен вам за указание пути... А это. — он указал на докторский диплом. — всего лишь небольшая толика признательности... И этот диплом принадлежит вам, сударыня, по самому полному праву...

— Но... — Виктории не хотелось снова оказываться впереди Александра по значимости и академик понял её колебания и опасения правильно:

— Отдельная благодарность Академии Архитектуры Евразийского Региона — вам, Александр Александрович. За полное обеспечение и точное и верное решение проблем командирского участка работ по проекту. Подробная информация послана командованию.

— Саша, всё, вызывай взвод... — сказала Виктория, поднимаясь. — Наша командировка подошла к концу...

— Есть. — Александр надавил сенсор наплечного спикера. — Дежурному взводу пункта — прибыть для погрузки материалов. — он отпустил сенсор и встал. — Спасибо вам, Станислав Сергеевич. — он пожал протянутую руку академика.

— Был рад с вами работать, Александр. Спасибо вам...

— Разрешите идти?— Александр краем глаза наблюдал за сержантами, выносившими в грузовой лифт пачки материалов проекта.

— Идите, Александр. Успехов вам.

— Вам — спокойствия и успехов.

Сидя в кресле гравилёта, стоявшего у подножия башни Александр методично проверил целостность укладок, включил двигатели.

— Виктория, пристегнись. Не занимайся ненужным геройством.... — он отметил, что его подруга не пристегнулась:

— Хорошо, Саша. — Вика защёлкнула пряжку. — Я готова, взлетай. Только...

— Световое великолепие я включать не буду... Не беспокойся. — понял просьбу подруги Александр.

— Правильно понял, нечего пугать людей. — одобрительно кивнула девушка. Александр положил пальцы на панель приоритетного управления. Мигнули сигналы готовности и гравилёт ввинтился в небо.

— Товарищ начальник Космоцентра. Полковник Белова прибыла из командировки. Разрешите приступить к работе? — Виктория козырнула Командиру, пройдя вперёд Александра.

— Разрешаю. Спасибо. — ответил высший офицер, улыбнувшись Навигационной Звезде.

— Есть. — Виктория козырнула и уступила место Александру.

— Товарищ начальник Космоцентра. Полковник Иванов прибыл из командировки. Разрешите приступить к работе? — Александр козырнул не менее тщательно, чем его подруга и вопросительно посмотрел на Командира.

— Разрешаю. Спасибо. — ответил тот, едва улыбнувшись. Такое выражение на лице Командира всегда означало отсутствие серьёзных проблем и Александра это обрадовало.

— Есть. — Иванов козырнул и вышел следом за Викторией в приёмную. Миновав её, они остановились в холле, соединённом с приёмной нешироким коротким коридором.

— Всё, Саша. Я побежала, у нас вечерний цикл лекций. Завтра — выезд. Начинаем строительство...— Виктория заторопилась, едва только они вышли из приёмной начальника Космоцентра. — Не волнуйся, всё в норме.

— Смотри, Викта... — озабоченно произнес Александр.

— В оба, Саша, в оба. — успокоительно ответила Виктория.

На следующее утро Александр и Виктория вылетели в район строительства вместе с курсантами, пожелавшими принять участие. Началась проходка подземных контуров городка.

На протяжении всего года, отведённого для освоения пятого курса почти тридцать процентов слушателей Космоцентра параллельно учились и строили новейший городок. На заключительном построении личного состава Космоцентра 10 апреля по случаю вручения дипломов Виктория особо настояла, чтобы ни её, ни Александра не выделяли из числа строителей. Просьба была удовлетворена. На главной стелле у служебного въезда в научный городок фамилии Виктории и Александра стояли в общем алфавите.

Космоцентр позади. Отпуск Александра на даче у Виктории

Золотые, серебряные и бронзовые знаки выпускников Российского Космоцентра украсили форменные комбинезоны шестнадцати тысяч офицеров и сержантов. Впереди многих ждала реальная работа, а многих — дальнейшая напряжённая учеба в Звездной Академии.

— Поздравляю, Виктория. Золотая моя выпускница. — Александр легонько привлек к себе недавно вернувшуюся из изоляторного медицинского комплекса Космоцентра Викторию и его лицо утонуло в её пышных волосах, распущенных по плечам. — Поздравляю. И с возвращением из лап медицины — тоже, поздравляю.

— Спасибо. Надеюсь, Саша, ты не приготовил мне штопора? — вопросительный взгляд легко отстранившейся от друга Виктории упёрся в его глаза.

— Нет. Вижу, уже принята в число слушателей факультета Астронавигации Звездной? — усмехнулся Александр.

— А как же. Да и ты...

— Так точно. Слушатель первого курса факультета Командирской Подготовки Дальнего и Сверхдальнего космоса — к вашим услугам, сударыня. — Александр отпустил девушку из своих объятий и, подобравшись, изобразил щелкание каблуками. — Но пока что я — командир без корабля и надеюсь на бал.

— Всё, Сашок. Достаточно долго я была у вас гостьей на даче. Теперь ты месяц безвылазно посидишь у меня на нашей семейной под моим чутким руководством. Наши все укатили в Ялту, так что дача в полнейшем нашем с тобой распоряжении.

— Слушаю и повинуюсь, моя госпожа. — Александр прикоснулся губами ко лбу Виктории. — Когда выступаем?

— Через часик. Мне ещё с подружками пошушукаться надо... — улыбнулась она.

— Да. Только... — снова в голосе Александра прорезалась озабоченность. Он даже подумал в тот момент о том, что больше всего боится однажды окончательно потерять Викторию.

— Не извольте беспокоиться, мой повелитель. Всё будет в пределах допустимого. — улыбнулась его подруга.

Теперь Александр мог надеяться увидеть дачу Беловых и пожить на ней достаточное время в качестве полноправного гостя. Раньше он, уважая право семьи Беловых на уединение, упорно отказывался от предложений Виктории или её отца прибыть на дачу и пожить на ней. Но теперь он принял предложение Вики, учтя то, что они будут там одни и никого не стеснят.

— Сашочек, твою комнату я уже приготовила, она на втором этаже. Я — рядом, на третьем, в своём обычном комплексе — кабинет, лаборатория и спальня. — Виктория сидела за управлением и поглядывала в зеркало заднего вида на Александра, углубившегося в чтение информпрессрелиза. — Надеюсь, тебе там понравится. Река, озеро, лес вокруг. Ну, естественно, все блага цивилизации в расположении дачного центра. Хотя насчёт благ мне больше простой вигвам нравится, с минимумом удобств. А то отупею.

— Ладно, Вика. Мне, как обычно, надо подумать и помолчать. Разрешишь?

— Какой вопрос, Саш, конечно. — Вика включила затемнение задней части салона и софиты. Гравилёт шуршал катками по шоссе, скоро был поворот на автостраду, там ещё одно-два шоссе и наконец — боковая дорога к въезду в дачный центр. Конечно, Виктории хотелось поговорить, но после угрожающего разрыва, после того, как Александр силой своего Внутреннего Огня поставил её на ноги лучше, чем вся громада Земной Медслужбы любого уровня, она поняла, что этому человеку она должна позволять многое, даже если это позволение противоречит её желанию, продиктованному генетической памятью. — Если потребуется стенка — клавиша слева зелёного цвета на третьем пульте.

— Спасибо, Викта, но созерцать тебя мне тоже надо и я не собираюсь баррикадироваться.

— Успокоил, спасибо. — усмехнулась Виктория, поворачивая рычаг вправо и встраивая машину в поток на автостраде. — Теперь и мне можно отдохнуть. Я ставлю на автопилот и тоже полноценно отдохну.

— Ага... — Александр уже несколько минут наблюдал в экране заднего обзора следовавший за ними полицейский патрульный лимузин дальнего класса. По яркому бортовому номеру он понял, что за рулём не кто иной, как его брат Борис. Как всегда его старший брат использовал любую возможность, чтобы лично поучаствовать в охране и защите Виктории. Вся СБ Московска и Еврорегиона об этом знала и беспрепятственно назначала старшего Иванова на маршруты, близкие к местопребыванию Навигационной Звезды. Виктория тоже видела на экране обзора эту полицейскую машину, но до времени не обнаруживала своего знания:

— Что-то мне не нравится подтекст твоего "ага", Саша. Я не люблю неоправданных сюрпризов...

— Какой сюрприз? Он, собственно, уже сзади нас... — Александр постарался сохранить невозмутимость и это ему удалось.

— Эта патрульная машина службы безопасности Московска? Что-то мне очень знаком человек, сидящий за управлением. Это твой старший брат Борис... Капитан отдела патрульно-постовой службы...

— Угадала. Притормози, он включил мигалки...

— Ладно. Надеюсь, арестовывать меня не за что. — Виктория прижала машину к обочине и остановила её у знака набора скорости. Патрульная машина встала чуть впереди машины Виктории.

Офицер вышел и приблизился к машине Беловой со стороны водителя:

— Добрый день. Капитан Иванов, Служба патрулирования автострад. Ваши документы.

— Вот пожалуйста.

Просмотрев документы, офицер вернул их и кивнул сидевшему в машине напарнику. Мигалки погасли, что означало отсутствие проблем.

— Здравствуйте, Виктория Аскольдовна.

— Здравствуйте, Борис Александрович.

— Куда путь держите? — осведомился офицер СБ.

— К себе на дачу. — ответила Виктория, ещё раз просмотрев показания навигационных экранов и приборов.

— Ясно. Шоссе аш тридцать закрыто, там меняют покрытие. Есть шоссе аш триста-пять, там вам будет удобнее.

— Спасибо. — Виктория пробежалась пальцами по сенсорам вспыхнувшей виртуальной клавиатуры.

— Можете следовать. Счастливого пути и хорошего отдыха вам обоим. — Борис отвлёкся от созерцания Виктории и посмотрел в глубь салона. — Привет, Саша.

— Привет, Боря.

— Всего доброго. — Борис неспешной походкой вернулся к своей машине и она исчезла в потоке транспорта.

Виктория не торопилась включать двигатели и трогать машину с места.

— Работка у твоего брата... Он немного напряжён и скован... Хотя мне это очень хорошо понятно.

— Опасная. Но он хотел её и он, убеждён, к ней готов, насколько это вообще возможно. Поехали, Викта. Тронемся минут через десять. Не гони.

— Спасибо, Саша. А то чего доброго наломаю дров на автостраде...

— Тогда Борису придется вернуться с сотоварищами... И при его подготовленности к подобным казусам последствия не замедлят...

— Подождём.

Они в молчании просидели неподвижно полчаса.

Александр и сам бы удивился, узнав, что они вместо десяти минут прождали целых полчаса, но тогда, видя удалявшегося от него старшего брата, Александр вдруг с ранее незнакомой силой ощутил, что он и Борис в чем-то очень важном едины.

Так случилось, что после войны с Чужими Россия приняла решение немного увеличить степень своей открытости и интегрированности в мировое сообщество, на время ослабив защиту собственного пути от внешних посягательств. И тогда, когда Александр был в третьем классе, случилось то, что заставило Россию закрыться в очередной раз слишком надёжно. Следом за ней закрылись от внешнего влияния и страны Евразийского Региона. Тогда Борис впервые ощутил необходимость служить именно в частях защиты интересов России, частях, отвечавших за безопасность граждан России где бы они ни были в пределах атмосферного щита.

Абулаканский центр дальних исследований предложил России поучаствовать в одном, как позднее выяснилось, предельно опасном и неоднозначном эксперименте. Был предоставлен и корабль, названный весело и жизнеутверждающе — "Юнона". И всего — то попросили предоставить членов экипажа — исключительно девушек. И в этом не усмотрели ничего странного — мало ли кого набирали в экипажи, были и чисто женские корабли. Суть эксперимента состояла в том, чтобы забросить корабль в один из самых малоизученных квадратов Внешнего кольца Галактик. Даже корабли с женщинами ходили раньше в такие районы — и в этом ничего не усмотрели.

В назначенный срок у посадочных опор-лап сравнительно небольшой по размерам "Юноны" в белоснежных скафандрах выстроились пятнадцать девушек. Среди них была и хорошая знакомая Бориса — Анжела. Теперь Александр знал, что именно она была пока единственной большой любовью старшего брата — он после этого не шёл ни на какие контакты, превышавшие служебные, но был более открыт, чем Александр. Обычное построение, обычные предполётные хлопоты, обычное волнение, обычные слёзы. Но слишком много странностей и нестыковок с нормативами выяснилось намного позже.

Всё прошло легко и свободно, без вопросов и объяснений. Корабль стартовал. Целый год всё происходило так, как будто впереди будет радостное возвращение и не менее радостная встреча с родной планетой.

Как оказалось, даже всесильные Информцентры России знали немногое о чудовищной подоплёке эксперимента. Только временами наблюдатели осуждали на словах и в письменных отчётах привередливость зарубежных коллег и приходили в непонятное состояние, читая отчётные кристаллы, регулярно доставляемые в Москву в Центр расследований от резидентов и агентов.

Корабль благополучно вошёл в закрытую доселе ветвь и вскоре пришло сообщение о посадке на красивую, почти земного типа планету. Всё. Больше — ни одного сообщения в адрес Земли не поступило, а всякая связь с бортом прервалась.

Тогда-то и появились во временном офисе Абулаканского центра, расположенном в Плесецке, откуда ушла в свой рейс "Юнона", плечистые парни из Российской Службы Безопасности Нации. Тогда-то и началась раскрутка спирали плана. На гора были подняты проектные документы корабля, предварительные черновые планы работы, списки оборудования. Два пятидесятитонных железнодорожных вагона-контейнеровоза заняла документация и техника, которые бойцам российских отрядов спецназначения удалось изъять, не дав уничтожить.

На космодромах Спасательной Службы Космических сил России впервые за долгие годы сыграли сигналы повышенной боевой готовности. Три могучих дальних разведчика и два корабля из состава Аварийно — Спасательных сил Евразии взяли курс к той злополучной ветви.

Полгода ожидания, полгода напряжённых разбирательств, консультаций, согласований и утрясок. Полгода нервного напряжения. Наконец пришло сообщение, что мёртвая "Юнона" найдена в положении аварийного взлёта на дне кратера. Диаметр этого кратера составлял несколько километров. Корабли отряда попытались было совершить посадку как можно ближе, но приборы безопасности зашкалило. Пришлось вызывать скоростные рейдеры с сотрудниками Особых Эвакуационных отрядов Космосил России. Как подошли спасатели к мёртвому кораблю, как с величайшими предосторожностями проникли в него, как они нашли всех путешественниц на своих местах по отлётному расписанию — все это было подробно описано в отчетах Службы Уголовного розыска Космосил России.

Но с момента уяснения первых предпосылок трагедии над головами руководителей проекта нависли нешуточные неприятности. Через два часа после прихода первого отчёта спасателей, быстро получив разрешение Международного Суда по космическим делам, три отряда Российских сил специального назначения Службы Безопасности Евразии "накрыли" всех, кто имел малейшее отношение к этому проекту. Все они были вывезены в Россию, в расположение особозакрытого городка изоляции, подчинённого Силам безопасности России.

На резервном космодроме в Плесецке впервые за долгие годы открылись створки ангара, где стоял большой "Черный Тюльпан" — тяжёлый рейдер скорби и памяти. Пятеро мужчин в чёрных скафандрах вошли в рубку корабля, который взял курс туда, куда совсем недавно ушла жизнерадостно щебетавшая в динамиках ДКС "Юнона".

Могучие машины Информцентра Космосил России начали подготовку к международному судебному процессу. Всем, кто имел отношение к членам экипажа "Юноны", была предоставлена возможность выступить в качестве свидетелей или обвинителей. Всем им были предоставлены условия для ознакомления с материалами уголовного дела, переданного в ведение Верховного Суда России по особо опасным делам.

Прошло несколько месяцев и в пределах Солнечной системы появились три корабля, ведущие на буксире обездвиженную, но не сломленную "Юнону". Далеко позади следовал "Чёрный Тюльпан". По боевой тревоге была поднята одна из частей Российской Службы Психологической Защиты, сотрудники которой спецрейсом вылетели в Лосинск. В этом небольшом городке было решено провести Процесс.

Плесецкий космодром на несколько дней занял центральное место в отчётах Пресслужбы планеты. Сюда три спасательных корабля доставили "Юнону". Сюда же, но на другое поле тихо опустился "Чёрный Тюльпан", к которому не допустили никого. Пять взводов Службы Охраны космодрома перекрыли все возможные доступы к полю посадки, ставшему теперь полем Скорби. Трёхцветное полотнище с российским орлом и знаком Космосил России на шпиле Поста управления полётами обзавелось чёрными лентами — знак Скорби и Памяти.

Кораблём занялись эксперты Российского Центра Службы катастроф. Три спасательных корабля через несколько дней отбыли на свою базу. В эти же несколько дней уложились и эксперты, добавившие к уже накопленным материалам ещё пятьдесят увесистых томов по две тысячи страниц каждый.

Горизонт затягивали грозовые тучи. Хотя было лето, никто из россиян не обращал особого внимания на отпуска и развлечения. Быстро посуровевшая Россия собиралась судить посягнувших на её честь и достоинство. Ещё до суда Совет Президентов Евразии принял решение закрыть Россию и Евразию прежним кольцом охраны, обеспечивавшим строгую фильтрацию и надёжную защиту. Решение начало тотчас же претворяться в жизнь.

Борис Иванов, получивший незамедлительно академотпуск в школе второй ступени, вылетел в Лосинск. Он сделал там пятиминутное заявление, говорил от сердца, неравнодушно, но предельно взвешенно и четко.

Впервые за долгие годы в российском зале судебного заседания были произнесены страшные слова: "Преступление перед нацией", которые обозначили высшую степень беспристрастности и не менее высокую степень неприязни. Международные обозреватели в один голос говорили, что с фирмами, которые решились на сотрудничество с Россией в рамках данного эксперимента, вполне вероятно, придется распрощаться. Другие отметили вероятность существенного ограничения Россией степени участия иностранных партнёров в своих космических программах.

Сдерживаемый правилами приличия гул и откровенные и резкие высказывания, раздававшиеся в зале Процесса, не доносились до подземных этажей, куда были доставлены тела погибших. Стеклянные капсулы приняли в себя всех пятнадцать. Всё, что смогло выстоять, но не смогло сохранить жизнь. Борис дважды побывал в этом зале. Один раз — с официальной делегацией от школы второй ступени, где училась Анжела, а второй — уже один.

В молчании он долго стоял над капсулой с телом Анжелы. Да, она была старше его, да, она была опытнее, да, она приехала жить и учиться в Московск всего на полгода. Этого было вполне достаточно. "В России дети взрослеют рано..." — сказал как-то отец. И Борис не смог с ним не согласиться. Вот и теперь он вглядывался в заострившиеся черты лица Анжелы и думал, что он, мужчина, не смог встать на её пути, отговорить от решения поучаствовать в "небольшом совместном космическом эксперименте", как мило и просто тогда это называлось. Не смог отговорить, не смог заставить отказаться, хотя восемнадцатым или каким там по счету чувством ощущал, понимал, что это может быть смертельно опасно.

Именем народа России всех имевших отношение к эксперименту приговорили к дезинтеграции — квалифицированной смертной казни. Редчайший случай в предельно гуманно настроенной России. Редчайший случай в Евразии.

Вернувшись домой, Борис несколько дней ходил как потерянный. Ему предстояло ещё принять участие в похоронах членов экипажа "Юноны". В понедельник он вылетел рейсовым трассором в Велесенск.

Капсулы были доставлены на Поле памяти под охраной конного и пешего Караула Памяти. Каждая капсула была накрыта российским флагом, флагом Космических сил России и флагом Евразии. Хотя погибшие не были офицерами Космофлота планеты, им были отданы все воинские почести высшего ранга, включая троекратный артиллерийский салют и прохождение подразделений Почётного Траурного Караула Космосил Евразии. Борис положил свой букет на холмик, выросший на месте погребения Анжелы, подошёл к её родителям, молча выразил соболезнование — одним взглядом, поскольку любые слова были тут бессильны. Вечером того же дня трассор привёз Бориса обратно в Московск.

Утром на семейном завтраке Борис появился в чёрном костюме и, едва только домашние сели за стол, объявил о своем решении поступить на учёбу в Малую Академию Службы Безопасности Евразии. Никто не попытался возразить: это решение Борис имел право и должен был принять сам, один. С этого момента старший брат и первенец семьи становился взрослым человеком. Его жизнь круто изменилась, но все видели необходимость и важность этих изменений. С этого момента он отключился от многих радостей и шалостей, подчинив себя суровому распорядку и не менее суровой дисциплине.

Тогда впервые Александр услышал от своего старшего брата фразу, много пояснившую ему самому: "Я должен потерять себя в деятельности, иначе я иссохну от отчаяния...". С тех пор Борис Иванов начал свое восхождение к высшим должностям Службы Безопасности Евразии, оставаясь по сути простым рядовым сотрудником СБ. С того момента, какое бы звание он не имел, он не гнушался никакой черновой работы, говоря при этом, что звание и должность — это несущественная мишура, а главное — реальная работа.

Виктория решительно сдвинула пальцами с места оба ползуна запуска полетных двигателей. Еле слышно засвистевшие сопла приподняли гравилёт.

— И ты решила полётом? — очнувшийся от раздумий Александр потратил ровно несколько секунд на уяснение обстановки. Вокруг машины всё было спокойно, значит, причина была в Виктории. И это предположение быстро подтвердилось:

— Извини, Саша, но я не могу ждать... Мы и так вместо десяти минут, предложенных тобой, простояли полчаса. Я должна быть быстрее на даче. Это внутреннее требование. С нашими всё в порядке... Просто мне хочется быть быстрее на даче. — говоря это, Виктория поднимала машину все выше и выше над автострадой. Мигавшие сигналы взлёта позволяли выбрать направление без особой спешки. Наконец подъём закончился и под днищем разостлался ковер лесного массива. Машина в четверть часа преодолела расстояние до дачного центра.

— Колёсами мы бы добирались ещё полтора часа. А так — четверть часа — и мы на месте. — задумчиво, но удовлетворённо сказала Виктория, берясь за рукоятки укладок. Александр положил свои руки сверху. — Ладно, Саша... Уступаю. Мне надо побыть одной. Дачу с охраны я сняла, сам со всем можешь ознакомиться... Я пойду на свою поляну...

— Какую такую поляну?

— Господи, и он снова меня прячет под колпак. Будь добр, учти, что здесь хозяйка — я и домострой устанавливать я здесь не позволяла и не позволю никому... А поляна... Обычное место девичьих мечтаний, не более того...

— Ладно... Смотри только...

— В оба, Саша, в оба...

Разместившись в гостевой комнате, Александр переместил гравилёт в гараж на крыше, освободив главную аллею. Солнце клонилось к западу, а Виктория не возвращалась. Уважая право на одиночество, Иванов не стал её разыскивать, а приготовил нехитрый, но сытный ужин и, сервировав стол в холле, уселся на веранде, откуда была видна дорога к даче.

— Ты и ужин сготовил? — Виктория уже в дачном наряде — открытом летнем платье и лёгких шлёпанцах на босу ногу — вбежала на веранду. — Саша, это невозможно, ведь здесь хозяйка — я...

— Не меняет дела... — ровным голосом произнес Александр. — Если не возражаешь, после ужина сразу завалимся спать. Мне кажется, что нам сегодня уже ничего больше не надо делать: могут быть проблемы...

— Согласна. — упавшим голосом сказала Виктория, понявшая, что её жених просчитал ситуацию в деталях. — Но...

— Давай поедим и — спать. Утро вечера мудреннее. — сказал Иванов.

— Да, но у нас в семье есть обычай... — начала было Виктория, но Александр опередил её:

— Догадываюсь.

— И тут ты впереди... Зачем тогда тебе я, астронавигатор? — недовольно протянула она.

— Ты мне нужна не как астронавигатор. — Александр встал и обнял Вику. — у нас и на службе их предостаточно...

— Саша, милый...— Виктория спрятала лицо у него на груди и разревелась. — Если бы ты только знал, что ты мне сделал в моей жизни, как ты мне помогаешь самим фактом своего существования, как ты прелестно угадываешь мои желания и стремления... Я... Я даже не знаю, смогу ли я отплатить тебе так же полно... Господи, Саша, я могу отплатить тебе полно только тем, что должна сделать на моём месте любая женщина: дать жизнь твоим детям, продолжить тебя во времени, продлить жизнь твоему делу, которому ты, безусловно, служишь.

И я готова к этому. Для того я и была одна на поляне. Для того я и была так скованна... Саша, умоляю, скажи мне, почему ты такой холодный даже со мной, когда дело доходит до этого уровня. Я знаю, что ты прекрасно владеешь собой, но ведь разум не должен всегда превалировать над чувствами... Или... Или ты не хочешь этого от меня? — в её глазах мелькнул ужас. Она вдруг подумала, что у Александра действительно могла быть другая девушка, кроме Лены, девушка, уже сумевшая связать его обетом верности и даже, быть может, уже давшая жизнь его детям. Но сама мысль об этом была Виктории отвратительна — ей могли пытаться лгать и часто лгали многие, но Александр... О, нет, Александр не стал бы ей лгать. Да, он любил Лену, но она не успела дать ему всё, как женщина и как подруга. Была ли другая?

А стоит ли обвинять человека без доказательств? Надо найти их, а потом... потом можно и обвинять. Осознав это и вернувшись к позиции самообвинения, Виктория продолжила. — Саша... Ты же знаешь обо мне всё... Ты получил доступ даже к медфайлам... Неужели ты до сих пор думаешь, что я позволила кому-то другому овладеть мной до тебя? Неужели ты думаешь, что я бы далась кому-то против своей воли? Неужели ты думаешь, что если бы мной овладели против моей воли тогда, когда я была бы в бессознательном состоянии, я бы осталась жить? Неужели ты думаешь, что после того, как мной овладели бы против моей воли, я бы стала возвращаться к тебе, оставаться твоей подругой?

Неужели ты считаешь, что если бы у меня уже был бы ребёнок от другого мужчины, я стала бы тебе навязываться и даже появляться в твоей зоне досягаемости? Если пожелаешь, я не буду спешить и отстану от тебя с такими требованиями... Наверное, мне нужно быть менее импульсивной в таких вопросах... Но я... я не чувствую в себе сил на долгую жизнь — все мои силы адресованы моей главной задаче. У меня может быть нет уже того времени, какого навалом ещё у моих ровесниц. Я обязана спешить жить... И если ты желаешь, чтобы я продолжила изучать тебя, если ты желаешь, чтобы я ждала и дальше... Что-ж, вероятно моя жертва тебе будет состоять и в этом тоже...

— Вика, не надо патетики... Это — обычная человеческая жизнь. — Александр повлёк едва переставлявшую ноги Викторию в столовую дачи и усадил за стол. — А об обычае этом я знаю из истории и рад, что в твоей семье он существует и действует. Мне нравится, что ты стремишься сначала прекрасно узнать человека до безопасных пределов и потом уже отдавать ему свою судьбу и жизнь.

Я знаю, что ты ужаснулась мысли, как бы я к тебе относился, не будь ты чистой. Я знаю, что ты скорее согласилась бы остаться в стороне, чем навязываться мне в подобной ситуации. Но я знаю и другое. Это — не про тебя, а про меня. Даже если бы такое и случилось, а чего в нашей жизни не случается, ничего бы не изменилось. Я бы принял тебя и такой, даже с ребёнком... Для меня важно не то, чистая ли ты, а то, какая ты... Я знаю, ты подумала и о том, что у меня есть ещё одна девушка, кроме Лены. Я знаю, что ты даже предположила, что эта, вторая сумела вырвать у меня анахроничный, но столь важный для вас, женщин, мужской обет верности и ещё предположила, что она сумела заиметь от меня детей. Извини меня за резкость, но эта, вторая — миф, со всеми приложениями. Её просто нет, не было... Случилось так, как случилось. Я действительно долгое время был архихолодным по отношению к твоим сёстрам по полу. Да, так оно было, но любому явлению есть причина.

И моя причина холодности состоит в том, что я едва не поплатился своей свободой и независимостью, не узнав до конца Лену... А она оказалась двуслойной... И, по закону подлости, вторая сторона рано или поздно проявляется, если жизнь становится рутинной... Ты — человек умный, ты хорошо представляешь себе сценарий при таком развитии событий. Моя жизнь быстро бы превратилась в сущий кошмар. Тяжёлый человек является тяжёлым прежде всего в своей семье. И потому... Я бы мог крупно пострадать и, при прочих равных условиях — не дать ей всего, что полагается дать законной жене даже в подобных негативных случаях. И потому я решил уйти... Я пошёл на архиболезненный разрыв с ней и с того момента несколько лет полностью и сразу отметал все и любые попытки моих родных, знакомых и коллег познакомить меня с любой твоей сестрой по полу. К сожалению, над многим в своей судьбе мы не властны. Я не смог стать полным монахом в этом отношении, но.... Но никаких обетов я не давал даже Лене.

У нас действительно в юности состоялся тяжёлый разговор поздним вечером на кухне в Симферополе, в её общежитии... Честно сказать, я тогда ещё строил какие-то иллюзии относительно её, тяжело переживал бесплодность нашего разговора, но, вернувшись в Московск я понял, что мосты сожжены и пути к ней у меня больше нет. Ты бы знала, насколько мне было больно, грустно и одиноко уже в поезде... Я целый час уткнувшись в сумку лицом просидел на жёстком сиденье общего вагона не обращая внимания ни на что и пытаясь справиться с ранее незнакомым чувством глубокой опустошенности и горечи. Горечи такой силы, что с ней боролось только подсознание. Сознание спасовало. Такого со мной ещё никогда не было...

Эта горечь залила меня едва только я понял, что она, даже придя на вокзал со мной, даже отсидев со мной полчаса до прихода поезда на привокзальной скамейке уже для меня совершенно чужая. Окончательно чужой она стала для меня тогда, когда я увидел, как она поворачивается к вагону спиной, хотя убеждён и уверен — она знала, что я хотел попрощаться с ней обычным жестом. Я понял, что я потерял её для себя полностью и окончательно. Тогда я просто сел, уловил движение вагона поезда, набор скорости и уткнулся в жесткую ткань сумки не видя никого вокруг. Господи, как это было тяжело...

Я ведь знал, знал что она чужая уже тогда, когда мы встретились на вокзале, когда садились в пассбус чтобы ехать к ней в общежитие. Я умею абстрагироваться от реальности, я тогда не смотрел в окно, не интересовался окружающим миром, меня удивляло уже то обстоятельство, что она уникально холодна со мной уже при встрече. А этот разговор на кухне... Теперь я знаю, что я отчаянно пытался понять — утеряна ли она для меня окончательно или нет. Она говорила, что она не принадлежит никому, она ещё раньше говорила стандартные фразы о непереносимости для неё неверности мужчины и теде и тепе.

Но тогда это не выглядело угрозой, тогда, как я сейчас понимаю, это было простой прелюдией к разрыву. Мы прогулялись к каналу, долго сидели у кромки канала на лавке, потом вернулись... Чем мы ещё занимались до вечернего разговора сегодня я уже не помню в деталях, но не думаю, что для данного аспекта это важно. Важно то, что тогда я понял, что между нами уже не граница, а стена. Стена, понимаешь... Непрошибаемая для моих максимальных возможностей стена... Господи, она даже постелила мне на полу в своем номере, хотя там был второй диван. Я и это стерпел — моя неприхотливость запретила мне тогда протестовать и возмущаться.

Я, каюсь, не разглядел и в этом тогда уже патологическую неприязнь к нам, мужчинам. Я не верил в это. Но это у них в роду: бабка и дед по материнской линии были, как бы это помягче сказать, очень сложными людьми... А она — их внучка, унаследовала всё это. Ты же знаешь, тогда наша Система в очередной раз отпустила вожжи строгостей. И я уехал не солоно хлебавши. Уехал, чтобы, как казалось мне, никогда не возвращаться. Мне так не хотелось возвращаться. Потом были полгода ожидания, потом возникли определенные сложности у меня, потом... В целом я возобновил казалось бы прерванную навсегда переписку, но два-три письма оказались не чем иным, чем последними конвульсиями яркого чувства. К сожалению — конвульсиями, агонией. После этого я подтвердил отданный самому себе приказ на максимальное охлаждение.

Реализация этого варианта прекратилась навсегда. Мы, к сожалению, не властны над многими своими чувствами. К сожалению, а может быть — к нашему счастью. Я, конечно, не могу отрицать, что она стала моей первой любовью, что благодаря ей я выполнил какую-никакую личностную инициацию. Я и сейчас её люблю, я знаю ежеминутно, что где-то в душе и сердце есть её уголок.

Но — с одним ограничением, очень жёстким и существенным: этот уголок изолирован. Надёжно изолирован. Поэтому... — Александр сделал недолгую паузу, переводя и успокаивая дыхание. — То, что я люблю её, как свою первую любовь, не означает, что я теперь так же слеп, как в юности... Это отсутствие слепоты заменило мне глаза на несколько лет на объективы-измерители. Я тогда познал такое... Я научился видеть тщету человеческой жизни, её запрограммированность и глупость. Даже сейчас и даже сегодня, при многих решённых вопросах. Я глубочайшим образом осознал суть закона Триады.

Но я — не робот, я — человек, слабый и земной. Да, может быть я в чём-то и универсал, может, и золотой, хотя я прекрасно знаю всю условность подобных оценочных шкал. Да, я не могу идти против многих нормативных тысячелетних вариантов человеческой жизни. Я несколько лет провёл в наглухо закрытом танке, но это мне не принесло покоя. То есть конечно, покой был, но разве он был естественным? Нет. Это был покой осознания изнанки жизни, а ведь жить-то следует с чистовой стороны, реально. Но я не шёл ни на какие глубинные контакты, превышавшие служебный уровень.

Я не шёл глубже этого уровня потому что помнил — не смогу поверить, не имею права повторить эту саднящую боль, эти несколько месяцев акта кошмарного разрыва и перехода к очень глубокому охлаждению. Но наступил момент, когда я уже сказал себе: хватит издеваться над собой, живи нормальной жизнью. Нор-маль-ной. И я стал немного, очень медленно, импульсами — оттаивать. Но не сразу все восстановилось... Я ждал и надеялся на то, что будет что-то лучшее. И я знал, что так и будет. И я был уверен, что так и будет. И только такому человеку, лучшему, я смогу быть открыт полностью, без любой брони.

И этим человеком стала ты, Виктория... Стала легко и спокойно, без всяких там ужимок и кокетничания, без невыносимого для меня усложнения простых и понятных вещей. И потому ты мне втройне и вдесятеро дороже, ведь ты — цельная и полная.... Настоящая амфора мыслящей жизни... И мне не хочется, я не могу и не имею права подходить к тебе с ненавистной мне тактикой стандартного варианта. Что из того, что я мужчина, а ты — женщина. Мы же люди, а не животные. Разве мы меряем друг друга только с чисто животной точки зрения — дал потомство и отвалил? Разве мы только рабы инстинктов? Нет, конечно же. И ты, Викта...

Ты заслуживаешь гораздо более высокого и лучшего, чем я мог дать даже Лене при всей её падшести. Для меня, если честно, до определенного момента не было существенным, чистая она или нет. В отношениях такого уровня это не имеет значения, поскольку психика человека обладает силой Океана. Меня остановил на пути к ней другой комплекс, в том числе и тот, что она использовала свою сексуальную привлекательность чаще, чем следовало, прикрывая своё тогдашнее интеллектуальное, духовное, дисциплинарное и поведенческое убожество.

А именно высота человека в этих сферах для меня является определяющей в уровне взаимоотношений. Да, она маскировала всё это, включая свои неблаговидные поступки, свою вторую жизнь. Но ты, Викта, ты — другая... Совершенно другая... Другой девушки или женщины кроме тебя у меня нет и, кажется, не было. Может быть, я просто однолюб по природе. А раз однолюб, то... Видит Бог, я сделаю всё, чтобы ты получила сполна всё, что полагается дать Звезде...

— Боже, Саша... Твои слова лучше всех транквилизаторов и тонизаторов... — Вика вперила в него долгий взгляд, будучи поражённой до глубины души его исповедальной открытостью. Александр, безусловно, понимал, что рискует, раскрывая перед ней свои глубинные переживания, а также прочитанную до мелочей подлую сущность её сестры по полу, но наказать его в привычном сценарии за эту мужскую в определённом смысле глупость Виктория никогда бы не смогла — Иванов отличался повышенной скрытностью во всём, что касалось его внутренней жизни и не грузил Викторию своими собственными проблемами. — Да, в нашей семье есть обычай трёх ночей, когда женщина проводит их рядом со спящим мужчиной — её вероятным мужем. Во сне мы все настоящие. Тем более, ты уже неоднократно видел меня спящую в критические моменты. Точнее — два раза и оба раза во время нашего общего с тобой кризиса. Остался третий раз, но ведь и я должна когда-то начинать выполнять свой обычай... Были, конечно, и другие случаи, но я... Я хочу начать исполнять обряд трёх ночей в самое ближайшее время...

— Я не возражаю, Вика... Но сначала — поешь и не вздумай сегодня начинать. В любое другое время, но не сегодня.

— Ладно.

Ужин прошёл в молчании, прерываемом короткими репликами. Закрыв дверь гостевой комнаты, Александр растянулся на жестковатом ложе и постарался уснуть как можно быстрее... Отпуск с Викторией начинался... И этот отпуск был последним перед учебой в Звёздной Академии Еврорегиона.

Виктория всё же не устояла перед искушением и неслышно вошла в комнату. Устроившись у изголовья, она вперила в Александра мягкий приятный взгляд и просидела так до четырёх утра, почувствовав, что вот-вот её суженый — в этом она уже не сомневалась, проснётся.

Так прошел обряд первой ночи знакомства. Исчезнув в своей комнате, Виктория легла и приказала себе проснуться не раньше шести часов. Её подсознание обрабатывало полученную информацию и требовало дополнительных ресурсов.

Утром Иванов вскочил в пять часов, наскоро умылся, оделся по-дачному и отправился гулять по коридорам пустынной дачи. Дача была выстроена в форме средневекового замка с башнями и весьма толстыми стенами. На стенах висели портреты практически всех родственников семьи Беловых, начиная с восемнадцатого столетия. Огромная картинная галлерея с пояснительными табличками захватила внимание Александра.

— Голодный экскурсант бродит по музею в поисках пищи духовной? — пропела Виктория, незаметно оказавшись чуть сбоку и сзади Александра, остановившегося у одного из портретов. — А как экскурсант насчёт подкрепиться пищей телесной? Вижу, что пища духовная им уже обнаружена и прилежно поглощается.

— Положительно, Вика. Доброе утро. Ты прекрасна.

— Спасибо, Саша. Доброе утро. Я сама хотела показать тебе галлерею и всё рассказать, но ты резко облегчил мне задачу. Это — мой предок — косморазведчик Белов Валерий Петрович. Он — мой прапрапра и ещё энное количество раз прадедушка по материнской линии. В этих коленах я до сих пор, к стыду своему, путаюсь. Знаю твёрдо только то, что пятьсот лет тому назад ещё отправляли в глубины космоса разведкорабли колонизации с людьми. Он был среди членов эскадры освоения полуземных по условиям планет. Не вернулся из сто шестьдесят пятого полёта Периода колонизации планет. Планета, где он погиб, известна, но находится в заблокированном секторе и регулярных рейсов туда нет, кроме кораблей автоконтроля.

— Но...

— Кроме него у нас в роду ещё пять космонавтов... Так что я — шестая, но не космонавт, не системник, а астронавт.. Хотя... хотя вполне могла бы стать кем-то вроде Софьи Ковалевской... В практически любой области нашей земной науки... Если бы... Если бы не появился ты и не потянул меня с силой буксирного звездолёта за собой... Я ведь после знакомства с тобой однозначно решила, что если наука — то только космическая, а вообще... Основной причиной такого решения был и остаешься ты... Ты, Саша. Ты потянул меня за собой... Но потянул так мягко и приятно, что я пошла без всякого обычного сопротивления и раздумий... Но ведь я не только астронавт, я была и осталась учёной дамой, так что смотри, Синий Чулок все же во мне присутствует...

— Ну уж нет... — Александр обнял Викторию за плечи... — Синий Чулок мне не нужен. Ты мне нужна истинная, а не служебно-функциональная. Это все — частности, истинна только наша суть... А суть твоя — отнюдь не учёной сухарки.

— Польщена твоим признанием, Саша. Но, всё равно, я — существо пограничное...

— Миг между светом и тенью... Чайка над ночным океаном при свете молний летит...

— Ефремова, сударь, следует признать, вы проштудировали весьма прилично. Древний писатель, но он в значительной степени — провидец. — одобрительно заметила Виктория.

— Не только Ефремова... — задумчиво проговорил Александр, обозревая ближние к нему портреты.

— Ладно, Саша. Галлерея большая, на всех этажах, у тебя ещё будет навалом времени посмотреть её и кое-какие материалы в главной и дублирующей библиотеках особняка. А сейчас — прошу к столу, я не напрасно всё же готовила завтрак...

— Не напрасно. — согласился Иванов.

Оживлённо обсуждая увиденное, Виктория и Александр позавтракали в большой столовой, оформленной в стиле рыцарского зала.

— А оружие — настоящее? — спросил юноша.

— Конечно же... Только не надо его дёргать.

— А посмотреть?

— Сколько хочешь. Оно всё — фамильное, передаётся из поколения в поколение...

— Настоящий музей...

— Наш дачный центр часто называют "интеллигентским", и тут действительно собраны огромные сокровища. Мысли, духа, рук человеческих. — говорила Виктория, сгружая посуду на тележку и направляясь с Александром по неширокому тускло освещенному коридору в кухню. — Многие экспонаты, собранные в домах у обитателей нашего дачного центра, широкому кругу людей известны только по видеоматериалам голографического класса, но их существование реально подтверждено независимыми экспертами. Естественно, всё это усиленно охраняется, наша дача имеет восемь рубежей охраны и обороны, есть такие дачи, что имеют и шестнадцать.

Ладно, я помою посуду, а ты подожди меня в библиотеке. Вижу, сегодня ты решил играть роль домоседа. Как же, хочешь адаптироваться. Пенять тебе за недостаточную скорость освоения не буду — я сама потратила год на то, чтобы изучить все закоулки этого замка и довольно обширной прилегающей территории. Его ещё мой пра-прадед строил. Так что дача вполне может сойти за родовой особняк... Уж я-то знаю, что и ты — представитель не рода-однодневки... И у вашей семьи тоже есть родовое имение. Как прекрасно все же звучит: имение. И как хорошо, что там, в имении, нет крепостных крестьян и крестьянок... Бесправных и забитых, насильно привязанных к земле людей...

Александр направился в главную библиотеку, размещавшуюся в сводчатом зале. Ряды стеллажей уходили к самому потолку и терялись в полумраке сводов. Неяркий свет едва золотил корешки фолиантов, расставленных по многочисленным полкам. Вспомнив о выполненной Викторией процедуре смертельно опасной загрузки в память всей библиотеки Космоцентра, Александр в душе ужаснулся мысли, что и эту библиотеку Виктория могла отправить себе в память тем же манером. Сняв с полки один из томов, Иванов взглянул на обложку и раскрыл крышку.

Чтение его захватило настолько, что он в очередной раз не заметил вовремя появления Виктории. Оторвавшись от скольжения взглядом по рукописным строкам, он другими, резко посерьёзневшими глазами внимательно посмотрел на девушку:

— А ты, Вика, часом не дворянка?

— По прабабушке по материнской линии я — баронесса Белова фон Лиенфельд. Но это звание передаётся старшей дочери наследственно. Здесь никаких моих особых заслуг нет, кроме права рождения. — сказала Вика, ничуть не изменившись ни в лице, ни в осанке. — Если я уйду из жизни рано, титул перейдёт к следующей маминой дочери и так — до исчерпания дочерей. Титул унаследует моя старшая дочь в приоритетном порядке. Если не будет у меня дочерей — старшая дочь моей средней сестры, ну и так далее. Нарушать традицию я не имею права. Если кто из маминых дочерей или из моих старших дочерей или из дочерей моих сестер откажется, титул возьмет средняя и так далее, но всё равно передаст его своей старшей дочери.

— А братья?

— Князей нет, только один граф и два барона. Но об этом — после.

— Ладно. Я представляю, что какой-нибудь инопланетянин устроит тебе допрос по титулам и званиям...

— Скорее не допрос, а пресс-конференцию, а это дело я люблю, меня многому научил Гера Чхеидзе. Да и ты сам кое-что умеешь, ведь дружишь с настоящей акулой пера — Лосевым.

— Не всегда тактично устраивать пресс-конференцию, ведь фактически это помесь экзамена с допросом.

— Но лучше прессконф, чем допрос. Кстати, желаешь осмотреть подвалы? Почему-то у мужчин именно подвалы вызывают наибольший энтузиазм и активность... Стоит только предложить — и они отсматривают все с наивозможнейшей тщательностью...

— Господи, там что, и пыточная имеется? — Александр понял, к чему клонит Виктория.

— Нет, к счастью, — понимающе улыбнулась она, — но камер — предостаточно. Там мы храним продукты и вещи, которые редко нужны. Подвалы — двухуровневые, ведь дача строилась в расчете на военные действия уровня мировой войны вблизи Москвы. Я покажу тебе чистый первый уровень, ближний. В грязный, второй, я не хожу часто, туда моя диггер-сестричка регулярно лазит и каждый раз ловит большущий кайф. Поскольку это почти все её дачные странности, я ей разрешаю. К тому же ей надо как-то тренироваться, поддерживать форму командора Союза подземной экстремальной археологии "Ночной дозор". Так как? Вижу, что тебя не тянет в подвалы...

— Нет. Не тянет. — ответил Александр, разглядывая длинный двуручный меч. — Классная штука...— он не заметил сам, как пальцы его обеих рук сомкнулись на рукоятях и меч был вынут из упоров.

— Настоящий мужик... Сразу за оружие схватился. — шутливо заметила Виктория. — Но я же сказала, что руками — не трогать... — посерьёзневшее лицо девушки потемнело.

— Я такого даже в музеях и в своде информации по оружию не видел... Извини...— Александр, поняв, что Виктория, как и большинство женщин, ненавидит оружие, мгновенно вернул меч в упоры и поспешно спрятал руки за спину, как нашкодивший школьник.

— Понимаю. Тебе тут больше чем на месяц хватит впечатлений. А сейчас — прошу в сад. Там у нас скамейки и гамаки. Вижу, хочешь подремать после сытного завтрака... — успокоенно произнесла девушка.

— И тут ты снова права. — Александр молча последовал за Викой к выходу и уютно расположился в гамаке. — Надеюсь, я ничего не упустил?

— Нет. — Вика села рядом на скамью, опоясывающую ствол могучего дуба и взялась за гамак, в котором возлежал Александр. — Покачать медленно или устроить центрифугу?

— Пощадите, баронесса. — Александр снова вернулся в игру в древность. — Если можно, то ни того, ни другого. Меня и так к стыду своему несколько укачало в машине. Позвольте бедному гостю просто тихо подремать.

— Охотно. — Виктория встала и сняла руку с гамака. — Отдыхай, а я пока займусь делами по дому. — она ушла, а Александр смежил веки.

Он не заметил как проспал целый световой день до семи вечера. Такое с ним редко случалось. Проснувшись и увидев, что солнце уже уверенно клонится к закату, он ужаснулся своей невежливости и, соскочив с гамака, проделал несколько гимнастических упражнений.

— Сашочек, ты неподражаем. Прибыл и завалился спать на целый день — из аллеи вышла Виктория с книгой в руке. — Хорош гость. Ладно, я понимаю, что воздух тут немного пьянит, привыкнуть надобно. Потому — не сержусь.

— Прошу великодушно простить бедного уставшего гостя, но тут что, в воздухе, наркоз распыляют? Спал как убитый. — Александр поклонился, успокоив немного возбуждённое гимнастикой дыхание.

— Нет, к счастью. Ты проснулся как раз к ужину, так что — прошу за мной.

— А после? — заинтересованно спросил Александр.

— После будет твоя очередь дать мне отоспаться. Я весь день готовила дачу к нашему пребыванию и прилично вымоталась. Так что я буду спать сразу после ужина и дом — в твоем распоряжении. Но помни, что он старый...

— Надеюсь, девы в белом в нем нет? Или чего-нибудь подобного?

— Нет, но кое-что имеется... — загадочно проговорила Виктория.

— И что же это? — Александр подобрался, почуяв тайну, с детства обожаемую всеми представителями мужского племени.

— Я сама не видела, слышала только стуки, грюки и грохот. Последние два явления — только в далёком отрочестве и детстве. А так — только стуки. Лёгкие и ненавязчивые.

— Барабашка?

— Похоже... Но у нас, прошу хорошенечко заметить, нет обыкновения шататься ночью по дому, потому точных сведений о внешнем виде сего индивидуума у нас нет. Не советую только нарушать нашу традицию.

— Мне, мужчине, офицеру Астрофлота, командиру-астронавту, ты, астронавигатор, предлагаешь дрожать, трусить, опасаться, а потому сидеть в комнате и не выходить?! И это ты, баронесса и посол?! — вспылил Александр.

— Я-то баронесса, но настоящая, а посол я чего — пока сама ещё толком не знаю. А если есть явление, значит, есть и меры против ухудшения ситуации, о которых я говорю. — Виктория с пониманием отнеслась к вспышке неудовольствия своего друга и продолжала тем же ровным тоном. — По данным Свода истории Барабашка не любит преследований. Надо и ему дать свободу, он уже пятнадцать лет, как не грохочет, только легонько стучит.

— Начинается... — проговорил Александр, чувствуя, что возможность пообщаться с очередной тайной ускользает.

— И заканчивается. Я прошу настоятельно тебя — не устраивай охоты. Дай ему спокойно жить и сам живи спокойно. Это, к тому же, дополнительный сторож к нашей усадебной системе защиты и охраны — учует любое посягательство. Его возможности в этом деле практически неограниченные. К тому же и напугать может изрядно. О нём, кстати, нет никаких сведений в какой-либо документации. Так что свою свободу он полно и честно отрабатывает уже много лет.

— Ладно. Обещаю спать и не преследовать сего индивидуума. — серьезно сказал Александр, которому действительно расхотелось лазать по всему дому в поисках неизвестно чего.

— Верю. А поскольку ты выспишься, завтра мы с тобой займёмся экскурсией по дому. Ты должен знать, кто я такая. Думаю, время этого пришло.

— Спасибо, обнадёжила. Надеюсь, с обрыва в реку мне кидаться не придётся?

— Не знаю. Тут, конечно, есть единственный приличный обрыв, но он — в пятнадцати километрах... Ещё добежать надобно... Не думаю, что ты побежишь со всех ног топиться: не красная изнеженная девица, а полковник командования Астрофлота. Разница всё же... Но ладно... Если не хочешь древней истории, то есть другой вариант: просто прогуляемся по дому и усадьбе, поговорим.

— Если не о твоей родословной — я согласен. Я знаю, что писал Конан-Дойл по такому поводу...

— А, знаю: вот так начнешь изучать старинные портреты и уверуешь в переселение душ. Старо, но работает и подтверждено наукой. Идём ужинать, Саша.

— Охотно.

После ужина Иванов как и обещал, лёг спать и мгновенно уснул. Утром он встал вместе с Викторией в шесть часов и после завтрака они вышли в парк, окружавший усадьбу. Разговоры действительно не касались родословной семьи Беловых и это радовало Александра, чувствовавшего, что к встрече с таким глубоким прошлым он не готов и его вполе устраивала пока что информация о Виктории уже имевшаяся в наличии.

— Господи, Викта, я опомниться не могу после всего сказанного тобой... Надо же: наследная владелица родового замка, баронесса да ещё представитель рода, известного с восемнадцатого столетия. Мы, Ивановы, чётко прослеживаем наш род с девятнадцатого, а ранее идут одни недокументированные догадки.

— Саша, ты снова хочешь древней моноистории. Позволь все же быть современной своему времени и не входить в очередной раз в штопор. Я не только баронесса и представитель очень древнего знатного рода, но я просто Навигационная звезда и так далее и тому подобное. А главное — я просто жаждущая женщина. — игриво закончила Виктория, снова резанув взглядом по глазам Александра. — А ты по-прежнему играешь роль скалы и холодный как волжский утес.

— Что поделаешь, надо все переварить и после — обдумать. А для того надобна энергия, ведь я уже не на занятиях в Космоцентре, где многое делается через "не могу".

— Не на занятиях. Вот чего, Сашочек. Есть предложение: берём рюкзаки, палатку и — на канал. Сейчас пока что там тихо и свободно, навигационно я маршрут проверила.

— Опять...— Александр был недоволен, что Виктория даже на отдыхе не снимает с себя служебного астронавигационного кокона.

— Мне астронавигация определённо нравится и очень помогает. Не беспокойся, служебный кокон я не надела. Я такая же, какой бываю всегда только рядом с тобой. — успокоительным тоном заметила Виктория. — Так как?

— Ладно, но ведь я прибыл сюда налегке...

— Я тоже прибыла тогда к тебе на дачу налегке. А пребывая на своей даче я просто хочу отдохнуть. Отдохнуть рядом и вместе с тобой. Хочу ... Хочу искупаться и поплавать. Да и немного подставить тело солнцу не мешает, хотя нашим разогревшимся светилом я не злоупотребляю.

— Хорошо. Когда выступаем? — Александр уступил.

— Идём в дом, соберёмся и потопаем.

— Лады.

Через полчаса они покинули поставленную на охрану территорию усадьбы и углубились в лесной массив. В этот раз Виктория не бежала сломя голову вперед, а шла медленно, глубоко дыша и посматривая по сторонам. Чувствуя, что она в очередной раз подзаряжается, Иванов не спешил присоединяться к ней и шёл чуть сзади.

Двадцать километров они прошли не спеша за четыре часа по сплошному лесу, ныряли в овраги, поднимались на невысокие холмы, побывали у стен двух монастырей двадцать второго века, прошли по пяти мостам, перекинутым через судоходные и оросительные каналы.

Наконец они сбросили рюкзаки на траву на берегу широченного судоходного канала. Виктория пошла к воде, а Александр поставил палатку и развернул поддон для костра. В этот раз он был гостем и не собирался командовать. Ему нравилось подчиняться Виктории, неплохо изучившей его странности и не злоупотреблявшей женской властью.

— А вот и вода. Удить рыбу не будем, в это время не рекомендуют, идёт восстановление ресурсов, работают рыбзаводы. Так что обойдёмся похлёбкой из консервированных припасов. Слава богу, что у нас консервы всегда на уровне. — Виктория, наклонившись и присев на корточки, опустила обе ладони в воду, затем вынула руки из воды, выпрямилась и не спеша повернулась к Александру.

— Древняя моноистория? — понимающе спросил Иванов.

— Почти. — Виктория подошла к костру, сняла пробу. — скоро будет готово. Ну чего стоишь как истукан, ведь пищу для костра ты уже заготовил, так садись, просто помолчим, посмотрим на сию красоту.

Александр сел и Виктория тяжело привалилась к нему. Он почувствовал, что учёба в Космоцентре далась ей непросто и очень многое усугубил их годичный разрыв, когда Вика залезла в стратегические запасы. Ощутив острую потребность, Александр повернулся к ней всем корпусом и просящим взглядом коснулся её глаз.

— Саша, что с тобой? — Виктория спокойным взглядом просканировала его лицо, сразу поняв, что ей предстоит выслушать...

— Вика, прости меня за тот год... Я знаю, ты не можешь этого сделать, но мне невыносимо больно и тяжело чувствовать твою ослабленность, виной которой являюсь я сам. Я знаю, что должен был раз двадцать попросить у тебя прощения со всей наивозможнейшей тщательностью, но ты раз за разом не давала мне возможности и буквально закрывала рот. Если сможешь... А я не надеюсь и не рассчитываю на то, что ты это сможешь сделать... По-моему этому, совершённому мной, просто нет прощения... Я вверг тебя в смертельно опасную авантюру... Ты едва не погибла... И нет в нашем людском мире суда, способного меня оправдать и помиловать...

— Глупости, Саша. — Виктория понимала, что любой её взгляд будет сейчас горек для Александра и потому говорила, глядя на голубоватую гладь. — Мы же люди, пограничные существа. Мы не роботы и не автоматы, а люди. А значит, можем и должны ошибаться и — делать глупости, а потом — платить за них. Ты уже уплатил по всем возможным счетам за те два месяца. Я уже обо всём забыла.

— Но ты ведь сейчас используешь резервы... И только потому, что съела резервы тогда... Когда я по собственной глупости испарился, не объяснив тебе хотя бы в нескольких словах ситуацию...

— А у меня был выбор? Ты тогда действительно быстро испарился, но мне кажется, в этом был определённый резон и даже необходимость... Необходимость не только для тебя, но и для меня... Я тогда, после нашего разрыва тоже очень многое поняла про себя и про тебя и про наш путь. У нас счастье — в совместном пути, но командовать тобой я больше не буду. Не могу и не имею на то права...

— Вика, командуй мной сколько сможешь и сколько захочешь, на здоровье, ведь командиру тоже надо научиться подчиняться, прежде чем он чего-либо скомандует другим. И кому же командовать мной, как не тебе... Ты же женщина, а я — достаточно тупоумный и недалёкий мужчина.

— Скажи ещё, что я — женщина с большой буквы.

— И скажу.

— Нет, Саша. Не могу. Ты сам должен многое решать... Ты сам можешь очень многое решать...— Виктория проговорила эту фразу медленно и по-прежнему не глядя на Александра. В медленности произнесения чувствовалась тяжесть давно обдуманного и окончательно принятого решения.

— Вика, ты меня пугаешь...

— Не более чем тогда, когда интуитивно просчитываю варианты своего дальнейшего пути ... — прошептала она.

— Ты полагаешь... — Александр встрепенулся.

— Может сложиться так, что мне придется действовать автономно. Саша, мне очень больно от одной мысли о том, что я обладаю тем, чем ты и наши хорошие друзья не можете пока обладать. Такое по закону Космоса сразу не даётся тысячам и миллионам. Оно даётся сначала единицам. Вот и я попала в категорию таких единиц... Я уже неоднократно говорила о том, что то, что доступно мне, недоступно очень многим. Значит, я даже при твоём крайне ценном для меня участии, даже при всемерной помощи и поддержке со стороны твоей и моей семьи, даже при архиточном понимании и внимании со стороны Владилены, даже при ежесекундной готовности защитить меня, которую я постоянно ощущаю со стороны Михаила... я при всём при этом всё же обречена на одиночное плавание и выполнение множества задач в автономном режиме. Ввязывать во многое тебя, Лосева и Юльеву я просто не имею права.

— Причина? — Александр напрягся.

— Поскольку я об этом раньше не говорила, не было необходимости, теперь я скажу. Основная причина в том, что ты, Михаил и Владилена, вы все — мои заместители. Сомнут меня... — Виктория сделала короткую паузу. — А меня могут смять — я не идеалистка и не авантюристка... Кто же тогда, если не вы продолжите мое дело своими объединёнными возможностями и тем, что я успею перед уходом вам передать.

— Вика...

— Саша, жизнь — не игрушка. Мне тоже хотелось в школе и Космоцентре например, петь и плясать в самодеятельности. Мне этого жутко хотелось с момента моего попадания в центр Карпатского феномена... А я, как ты прекрасно знаешь, только вкалывала и работала... Причина сего способа жизни одна — я хочу, чтобы жизнь наших землян стала лучше и безопаснее не в десять, а в сотню раз.

Я работаю, как ты знаешь, на неподвластных многим и очень многим людям режимах. Многие мне не верят, не верят тому, что чисто теоретические критические нормативы можно выполнять и перевыполнять. Сколько объективных и приборных контролей я выдержала — трудно даже сосчитать. Эти контроли, как ты сам понимаешь, я не считаю каким либо оскорблением — в данной ситуации они неизбежны и нормальны. И это всё я делала ради того, чтобы по моему пути потом безопасно, свободно и спокойно пошли десятки, сотни, тысячи наших соотечественников, простых землян.

Я работала для этого почти всю свою прошлую жизнь и я буду работать в том же режиме дальше. Я буду работать на прежних запредельных режимах, Саша. Это мой путь и мой крест. Я буду работать так. Буду работать столько, сколько меня хватит, Саша. Только потому, что хочу дать возможность другим петь и плясать безопасно. Но — с маленьким уточнением: очень и очень долго и — в любое удобное время. Таков уж здешний закон — когда одни отдыхают, — она глубоко вздохнула, — другие должны тяжело и много работать, иначе развитие остановится. Суровый закон, но — закон.

— Виктоша...

— Я знаю, Саша, ты хотел бы отдать себя мне без малейшего остатка тогда, на даче и сейчас ты чувствуешь то же желание, сопряжённое с острейшим чувством беспощадной вины. Я знаю, что ты готов был просидеть возле меня ещё два года, если бы я тогда не вернулась из почти что небытия. И не просто просидеть, а отдать мне теперь уже капля за каплей всю возможную свою энергию... Но Лосев и Юльева без тебя выполнить свою часть задачи не смогут и я не могла тогда и сейчас не могу, и никогда не смогу позволить себе принять твою жертву. Я знаю, что когда сказала тебе об обязанности моей любыми путями спасти тебя, ты сказал Михаилу, что так же спасёшь меня. Этого простого человеческого высказывания мне вполне достаточно для моего дальнейшего пути.

— Викта...

— Здесь нет ничего странного, Саша. Я не провидица, я просто очень хорошо понимаю программу человеческой цивилизации в её вариантном большинстве. Я не занимаюсь решением проблем методом тыка... Ладно, хватит глубокомысленных разговоров. — она вскочила и разделась до синего купальника. — я пойду поплаваю...

Александр почти что впервые видел Вику в пляжном наряде. Суровая красота точных и выверенных многочасовыми тренировками и строжайшей диетой форм её теперешнего тела разительно отличалась от той болезненной размазанности, какую он видел во время спасательной операции на своей даче. Невольно он залюбовался ею и Виктория поняла это как естественную дань влечения мужчины к ней, женщине. Она тихо вошла в воду и поплыла на другой берег канала.

— Александр Иванов? — раздался позади хорошо знакомый голос. — Добрый ныне день вам. Разрешите присесть?

— Здравствуйте, генерал. — приветствовал Александр генерала Кузнецова. — Присаживайтесь.

— Как Виктория? — офицер опустился на траву.

— Гм. Нормально. Меня беспокоит состояние её здоровья. — Александр переваривал сказанное Викторией. Кузнецов его понял с полувзгляда:

— Да, она работает на резервах, но, думаю, за месяц ситуация наладится и на первом курсе Академии проблем не будет. — генерал сел поудобнее, подкладывая ветки в костер. — У нашей службы замечаний пока нет, вы не доставляете нам хлопот...

— После того года...— с уничижительной самоиронией произнес Иванов.

— С кем не бывает. Мы бы просто работать нормально не смогли, если бы наказывали всех и каждого за малейшие ошибки. Но мы тоже понимаем, что все здесь — люди и людям и раньше, и сейчас и в будущем свойственно ошибаться. Если ошибка не превышает возможности общепланетной системы коррекции ситуации — мы не наказываем людей в обход судебной системы Земли. В этом — наше отличие от столь нелюбимого Викторией КГБ.

— Да, разговор на катере.

— Именно. Но это — сугубо в рамках нашей с вами совместной работы ради будущего и дальше нашего круга задействованных в операции людей не пойдёт. Это — точно. — генерал уловил беспокойство Александра возможностью утечки информации. — А вы сами-то как, готовы к Звёздной?

— После Космоцентра я, если честно, немного вымотался, но Виктория сделала мне чудесный подарок — пригласила к себе на дачу. Думаю, к первому сентября я буду в полной норме.

— Хорошо, Александр. Я найду вас, как обычно, сам. Успехов. — офицер поднялся. — До встречи.

— До встречи. — Александр проводил взглядом уходившего в чащу генерала АПБ и увидел выходившую на берег Викторию. По немного расширившимся глазам Александра она поняла, что её вид ему понравился.

— Разотри меня хорошенько, Саша. — попросила она подходя и подавая большое махровое полотенце. — и не будь истуканом, смелее. Я — не кусаюсь. Я знаю, что ты немного опасаешься моей обнажённости, ты не чувствуешь себя вправе касаться меня вот так, просто и свободно, но ведь ты и только ты — тот самый человек, который знает обо мне намного больше любого другого человека... Так неужели я буду по-глупому не доверять тебе своё тело, если я доверила тебе свою суть и душу? Будь добр, Саша, не будь пуританином и обращайся со мной как с обычной женщиной, а не как с бесплотным творением неизвестно каких сил... Мы же в конце концов пограничные существа и я с тобой уже слишком долго общаюсь почти исключительно духовно. Это ценно, но для равновесия требуется и плотный физический контакт... А ты здесь превращаешься в айсберг и моим теплогенераторам просто катастрофически не хватает мощности, чтобы его растопить. Остаётся прямо тебя попросить... И ты такой скованный после реанимации меня на твоей даче? Я все твои основания для подобных опасений и нежеланий очень хорошо понимаю, но всё же, я — при всех моих странностях — обычная земная женщина из плоти и крови... Со всеми вытекающими отсюда нормальными человеческими последствиями... Так что — кончай пуританство...— Виктория озорно повалилась прямо на него и несколько минут они с наслаждением катались по покрывалу. Звонкий смех Викты свидетельствовал, что ей такое поведение Александра приятно и нравится, тем более, что он ни разу не прижал её всем телом к покрывалу, не задавил. Внезапно Александр замер и озабоченно провёл рукой по ткани её купальника.

— Не пойдёт, Виктория. Мы тут играемся, а ткань — мокрая. Схватишь ещё простуду...

— Какую такую простуду, Саша?

— Викта, не заставляй меня цитировать медицинские справочники. Ты, конечно, большая-пребольшая, просто огромная энциклопедия, но и я не лыком шит. Потому скажу кратко — от переохлаждения. И есть ещё у тебя во что переодеться?

— Послушай, Саша. — Виктория выгнулась в объятиях Александра, но не отстранилась. — Мне приятна твоя забота, но всё же есть смягчающие остроту ситуации обстоятельства: вода кристально чистая и купальник очень и очень быстро сам высохнет. Ткань такая, новейшая, но сотни раз уже проверенная разработка. Опасности срабатывания твоих негативных опасений нет. И благодарю за точное знание первоисточников. — девушка улыбнулась озорной улыбкой, но Иванов улыбки не принял:

— Хотелось бы верить, Викта. — Александр не отрываясь смотрел ей в глаза. — Но...

— Опасности нет, Саша. — Виктория повторила фразу и погрустнела, поняв, что улыбка не сработала. — Я серьёзно говорю. И мы на этом берегу одни, в радиусе пяти кеме никого нет. Телекамер тут не держат, а район дачного центра спутники и самолёты контроля не "снимают" постоянно. Не беспокойся о том, что тут окажутся некие "паппараци".

— Сказанула тоже, Викта. Надеюсь, я тебя прижимал не сильно? Всё же это мне, каюсь, поскольку, виноват, в новинку, потому мог и не рассчитать. Я понимаю, ты хочешь казаться сильной и даже быть не по-женски сильной, но что мне делать с моей настройкой? Я её изменить не в силах... Так как?

— Мне было приятно и легко. Спасибо за заботу, Саша...— она легла навзничь на покрывало и устроила голову у него на коленях, как всегда положив ладонь правой руки ему на шею. Её и без того высокая развитая грудь поднялась ещё выше. Виктория прогнулась и успокоилась, расслабив тело. — А чего хотел наш неугомонный генерал?

— Думаю, что инспекционный момент, не более того. Мы ведь не крысы лабораторные, с нами и разговаривать надо. Вот мы в очередной раз перекинулись парой-тройкой фраз.

— Согласна, он действует правильно.

Вернулись они с канала поздно вечером. Виктория наскоро приготовила ужин, поела и сразу ушла к себе, а Александр взял в дачной библиотеке знакомый фолиант, включил торшер и, усевшись в кровати, погрузился в чтение.

Второй день пребывания закончился в тишине и покое. На следующий день они гуляли вдвоём по лесу, нашли уютную поляну и здесь Виктория преподала Александру первый полный урок наслаждения близостью. До прямого контакта дело не дошло, просто Виктория показала Александру, как можно доставлять друг другу немалое удовольствие, не доходя до опасного края. Казалось, в этой тонкой науке для неё нет никаких тайн и Александр сам не заметил, как его тяжеленная броня куда-то исчезла и он целиком и полностью отдался музыке и ритму пребывания рядом с Виктой. Хотя ещё вчера он не мог поверить, что она не станет ему выговаривать за чисто мужскую необразованность и неумелость.

Иванов был готов уехать с дачи в любой момент, поняв, что на этом простом основании его пребывание с Викторией лишается полноты — он прекрасно знал, что далеко не каждая женщина простит мужчине необразованность и неумелость в подобной сфере. Но Виктория поразила Александра своей восприимчивостью. Она, казалось бы, прочитала его опасения по первоисточнику. Она ни словом, ни взглядом, ни жестом не осудила и не укорила его. Ей была приятна ученическая неловкость Александра, но она не ставила себя в позицию умудрённой классной дамы и незаметно направляла его усилия, избегая прямого командования.

Давно уже на Земле не было людей, неспособных понять, что для кого-то их присутствие будет излишним и ненужным. Помня об этом, Виктория, не хотевшая в этот совместный отпуск никаких неприятностей, всё же включила индикатор, способный учуять любого визитёра или съёмку с любого расстояния. Но на протяжении нескольких часов увлекательных занятий прибор так и не подал предостерегающего сигнала.

— Надеюсь, Саша, что теперь ты не будешь считать меня бесплотным духом? — Виктория дала Александру догнать себя и изогнулась в блаженной истоме в его крепких объятиях. — Мы, конечно же, продолжим это приятное и полезное времяпровождение. И не накручивай себе, что ты — телёнок в этом и теде и тепе. Каждому когда-нибудь приходится этому учиться и было время, когда этому не учили ни в семье, ни в обществе. А самотужные попытки сам понимаешь, к каким плачевным результатам приводили. — теперь она говорила о всё ещё волновавшей Александра проблеме открыто, в полный голос. От неожиданности и в порыве благодарности Иванов ещё сильнее обнял подругу. — Отпусти, ведь дышать нечем, медведь!

— Извини. — Александр мгновенно ослабил хватку. — Ты, Викта, такая...

— Какая?

— Земная и одновременно — звёздная! Вот какая...

— Ну, уважил...— Виктория освободилась от объятий Александра и звонко, раскрепощенно рассмеялась. — Ладно, собирай манатки и побежим обедать. После обеда поспим и вечером я расскажу тебе об некоторых аспектах науки побеждать в состязании двоих... Согласен?

— Конечно, Викта.

— Тогда — бежим...

Отпуск завершился как обычно — спокойно и ожидаемо. Виктория завезла Александра к нему домой и они простились, как казалось тогда, на несколько дней — до первого слушательского построения новичков на Поле Славы Звездной Академии Еврорегиона. Но после слушательского построения Виктория неожиданно для Александра практически полностью исчезла из сферы его досягаемости, погрузившись в работу с головой.

Первый курс Звездной. Виктория — будущий командир и реальный астронавигатор

— Товарищ начальник астронавигационного факультета. Полковник Белова. Прошу принять по служебному вопросу. — Виктория решительно открыла тяжёлую двойную дверь, соединявшую кабинет Командира и приёмную. — Разрешите?

— Хорошо. Садитесь, Виктория Аскольдовна. Чем озабочен ваш ум на этот раз? Только не просите невозможного. Это — Академия, а не Космоцентр...

— Я не прошу невозможного для других, товарищ астронавигатор высшего класса первого ранга. — Виктория села на полумягкий стул перед широким столом Командира. — Я прошу разрешения на совмещение...— она подала высшему офицеру лист пластика, извлечённый из поясной планшетки. — Прошу вас не отказать.

— Вы серьёзно, Виктория Аскольдовна? — офицер ознакомился с недлинным текстом. — Это же прорва работы. Ну, с этим я могу согласиться, но вот с тайной... Хотя и тут вы все распланировали...

— Командир, я прошу невозможного только для себя. И вы знаете, что я могу и умею совершать невозможное. Но я особо настаиваю на том, чтобы изолировать эту информацию от подполковника Лосева и полковника Иванова.

— Вы всё взвесили, Виктория Аскольдовна?

— Да, Командир, — Виктория выпрямилась, — вы же знаете, я не люблю лишних слов...

— Хорошо. Считайте, что моё согласие вы получили. — офицер расписался световод-кодатором на углу листа документа и добавил несколько строчек. — Всё будет так, как вы хотите. Ещё проблемы?

— Никак нет, Командир. — Вика встала. — Разрешите идти?

— Идите. Успехов.

Начальник факультета Астронавигации выполнил свое обещание. Никто в Академии в полной мере не знал, что Виктория несёт двойную нагрузку и практически с нуля получает вторую специальность. Ничего особенного не смог заметить и Александр. К чудачествам своей подруги, умудрявшейся из ничего доставать полную информацию он уже давно привык, потому его не удивила немного возросшая занятость Виктории, у которой день был расписан уже не по минутам, а по секундам. Виктория не подавала никакого вида, который позволял бы докопаться до тайны.

Михаил как ни старался, не смог пробить возведённую Викторией стену, за которой скрывалось что-то новое, а потому — настораживающее. Даже подключив Факультет Косморазведки, Лосев не смог добыть ни грана проясняющей ситуацию информации. Барс десанта снова чувствовал свое бессилие и мрачнел с каждым днём всё больше. Неприступная и загадочная Виктория не давала ему ни малейших поводов докопаться до истины.

— Сашок, Викта от тебя определённо что-то скрывает. — Михаил положил перед другом распечатки графиков её занятости за последний месяц. — Если помнишь, её нагрузка составляла 80 часов в неделю, а теперь она составляет больше 100 часов в неделю. Это явно указывает на то, что где-то есть подключение... Мне кажется, что она ударилась слишком сильно в учёбу, чтобы все эти данные можно было счесть простым бредом автоматики. У меня такое чувство, что в ближайшие несколько лет она обставит нас всех так, что никому не удастся найти ни малейших аналогов в истории.

— Барсу за каждым камешком мерещится охотник со снайперской винтовкой? — участливо произнес Александр. — Михаил, да ведь к ней на приём в многотысячную очередь выстраиваются с утра до позднего вечера слушатели всех без исключения факультетов академии... Такого тут не было со времен переноса последнего по списку факультета — Реанимационного Освоения планет — в город... И не было никогда раньше... Во всяком случае — в таких масштабах. А люди стоят уже несколько месяцев в холле её общежития... Стоят ежедневно по вечерам вплоть до десяти часов, когда, естественно, беспокоить человека уже становится предосудительно. Конечно, они очень уважают её право заниматься учёбой, тренировками, наукой, практикой, но и на них Виктория тратит времени предостаточно.

Я не помню случая, чтобы она была когда-нибудь абсолютно свободна с момента принятия Присяги... А ведь и мне хочется её без помех и прерываний сводить на концерт, в музей, на выставку, я ведь знаю, насколько ей это надо, просто необходимо. А мне просто необходимо бывает видеть её без груза проблем, без строгой полковничьей формы, в которой она теперь пребывает едва ли не двадцать четыре часа в сутки. Мне очень хочется побыть рядом в тишине и покое... Мне иногда кажется, что она и спит в ней, в этой форме... Мне просто хочется нормальных закрытых взаимоотношений с женщиной, Миша... Закрытых потому, что я слишком долго носил монашескую рясу и занимался исключительно теоретическими изысканиями в этом направлении. Но теория — хорошо, просто прекрасно, она многому меня научила, а вот Викте надо другое. Ты знаешь, что я провёл отпуск перед академией не где-нибудь, а у неё на даче, где мы были только вдвоём... Там она мне и заявила о необходимости кончать пуританство. Она тогда же меня и многому научила...

Самое же основное, что она избежала искушения счесть меня телком в некоторых вопросах... Но сам понимаешь, на этом наше общение не зацикливалось и отпуск вдвоём пролетел как один день. Она тогда попросила меня не беспокоить её до построения в Академии. Я согласился и теперь я в трудном положении, поскольку, похоже, что наш совместный отпуск перед первым курсом Академии был последним периодом, когда мы были исключительно и только вдвоём. А сейчас... Скоро и мне придется смиренно вписывать свою фамилию в книгу записи очереди... Я несколько раз за истекшие месяцы в разное время появлялся у неё, но там... Там — не только очередь из нескольких сотен людей...

Сама Виктория... Она просто не может совместить меня и свою нынешнюю деятельность. Если она что и готовит, не входящее в наши общие с тобой планы, Миша, то это называется просто — армия соратников. Я это понял недавно, сравнив списки... Но всё дело в том, что больше мне там появляться просто стало опасно: Виктория по-прежнему не может совместить меня и свою формируемую армию сторонников... Она адски хочет побыть со мной, побыть простой женщиной, без всяких там умопомрачительных научных и военно -космических званий...

Она адски хочет быть со мной рядом не Навигационной Звездой, а простым человеком, простым земным человеком. Она страдает, страдает сжав зубы, понимая, что это сейчас невозможно. А моё появление каждый раз только усугубляет и обостряет эту ситуацию. Потому я туда и не хожу. Но я не хожу ещё туда и по её личному высказанному мне едва заметным намёком желанию. Виктория вынуждена запрещать мне появляться в часы вечера, чтобы не выставлять за дверь очередного визитёра...Она не может и не хочет отказывать им в помощи в интересах успеха нашего дела: нас мало и мы обязаны подготовить Волну...

Но всё равно, не видеть её по вечерам, в самое что ни на есть личное время — ты же знаешь, она засиживается с посетителями и до полуночи... Это не твои хвалёные десять часов — её нагрузка продолжается и в одиннадцать, и в половине двенадцатого. А подъём-то у нас, в нашем военно-космическом монастыре всё равно в шесть утра... И она встаёт... Встаёт абсолютно не отдохнувшей — я точно это знаю... И ничего сделать не могу — едва только я начинаю ограничивать, она обижается и обижается вполне законно. И вот эта самая законность причиняет мне особую боль... Это больно до слёз... Она работает с абсолютно чужими людьми, очень медленно да и не во всём становящимися для неё своими... Работает не покладая рук и не отключаясь с утра до вечера. Работает одна в привычном ей запредельном режиме. Работает, стараясь не расходоваться по пустякам. Она работает... А мне придется долго ждать... И — бдеть часами в приемной... Глупо...

— Помощь — учтена. Виктория — всё же не машина, ей и отдыхать когда-то надо. Когда она засыпает? — спросил Михаил.

— В час ночи, не раньше. Это архиплохо, Миша.

— Во-во. А подъём, как ты и сказал, да и я сам знаю — в шесть. Явное несответствие нагрузки и восстановления. И к тому же её помощь слушателям можно легко учесть. Ладно, с твоей версией о создании армии сторонников можно согласиться — в конце концов это вполне понятный, прогнозируемый и потому нормативный вариант. Но дело не только в этом. Я просто уверен, нет, я просто убеждён, что армией сторонников дело не кончается. Есть, я готов поспорить на что угодно, и другое подключение, сущность и содержание которого мне до сих пор непонятны... — Михаил ткнул пальцем в первый попавшийся пункт распечатки, обведённый красным маркером.

— Но ведь она же кава...— Александр хотел напомнить другу о научных способностях его подруги.

— Знаю, научник она первоклассный и её ум постоянно работает в пяти — двадцати направлениях. А я чую, поверь мне на слово, что тут — направлений сорок — шестьдесят. И это — с момента принятия Присяги... Большего сказать не могу. Факультет Косморазведки тоже не смог сказать ничего определенного. Глупо и супернепрофессионально. Будем думать.

— Но кроме твоих весьма озадачивающих и весомых слов, других доказательств у нас никаких больше нет, Михаил. — убеждённость Михаила в наличии посторонней, непрофильной нагрузки начала понемногу передаваться и Александру.

— То-то, что нет, а должны быть. И я намерен их добыть. — Михаил поёрзал в кресле и сжал пальцы обеих рук в кулаки.

— Ну уж нет, Миша. Если она смогла осилить такую прорву работы...

— То остановить меня — раз плюнуть?... Сомневаюсь. — с вызовом бросил Лосев.

— Угомонись, Миша. — Александр успокаивающим жестом коснулся тыльной стороны правой ладони друга.

— Ладно, если ты хочешь.. Но, помяни мое слово — она вскорости нас обоих отправит по ненадобности на пенсию, а сама станет Президентом Евразийского региона... И нам придётся писать мемуары о нашем общении с новоизбранным ста процентами населения Евразии Президенте. Мы-то будем с тобой писать мемуары... А в целом и частном мы будем... будем мы тогда все до единого... вкалывать, причём гораздо эффективнее и больше, чем рабы на плантациях.... и в первую очередь — члены Астроконтингента Евразийского Региона Земли. Уяснил перспективочку? Архиподготовленный Астрофлот Евразии с уникальными возможностями... Планету, полную алмазов к подъезду желаете? Через час получите... — Он помолчал, затем добавил. — Глупо, но вполне реальный вариант.

— Сказанул тоже...— Александр не знал, улыбаться ему в ответ на шутку Михаила относительно Астрофлота Евразии или оставаться серьёзным.

— Посмотрим...— Михаил про себя решил продолжать попытки докопаться до истины и Александр это понял. Остановить десантника по рождению здесь не было никакой реальной возможности, а пользоваться правом приказа Иванов не хотел. — Я пойду, Саш.

— Да... Успехов. — задумавшийся Александр механически кивнул головой и соединил перед грудью пальцы обеих рук.

Звёздная академия. Второй курс. Практические занятия. Официальное предложение Александра Виктории. Всегда вместе

— Михаил. Всё, кончилась моя личная вольница окончательно. — друзья встретились апрельским вечером в одном из кабинетов центрального ресторана "Млечный путь" города Звёздный. — Завтра, пятнадцатого апреля моё, ранее недосягаемое для всех и любых женщин знамя окончательно падёт к ногам Виктории. — в голосе Александра чувствовалась целая гамма эмоций — тут было и сожаление, и разочарование, и радость, и ождание неизвестного. — Всё, Миша, снова я здесь впереди тебя...

— Ничего. Десант подстрахует. — Михаил серьезно взглянул в глаза друга. — Или ты колеблешься более допустимого?

— Сказал тоже. А кто из нас, мужиков, не волнуется в такие минуты. Я всё же человек... Я до сих пор не уверен, что Виктория даст свое согласие и закрепит свой выбор на мне, очень даже грешном и недостойном. Любого, думаю, из мужчин, колотило бы в такой ситуации весьма и весьма крупной дрожью. Я сам еле сдерживаюсь, а ведь я не уникум, равный Виктории, а весьма простой и даже посредственный человек.

— Гм. Властелин, а не человек... Да она сама, по своей собственной воле пойдёт под твоё знамя без любого, даже показушного боя и наименьшего сопротивления! Она сама очень и очень давно этого хочет! Ты её завоевал уже очень и очень давно, Саша! Сдаться только одному тебе — её высшее и главнейшее желание. Наконец-то оно исполнится! Никто из десантников, астронавигаторов и командиров и не надеется хоть немного приблизиться к твоему завидному до невозможности положению... А ты нервничаешь, как первоклассник...

— Ну вот ты и успокоишь меня. Будешь свидетелем? — неожиданно спросил Александр, но Михаил оказался готов к такому повороту событий:

— Сказал тоже. Конечно.

— Тогда — держи ключ-код от моей комнаты. Традиция. — сказал Иванов, доставая из планшетки пакетик с кодовыми ключами.

— Гм. Традиция. — посерьёзневший Михаил принял пакетик и спрятал во внутренний кармашек комбинезона, застегнув "липучки". — А ты сам-то насчёт свидетелей точно все продумал?

— Точно. — ответствовал Александр.

— А кто второй? — поинтересовался Михаил.

— Твой коллега, майор Огнев.

— Огонь? Ценю твое доверие, Саша. — Михаил довольно улыбнулся.

— Значит, решено?

— Конечно. Только окончательное решение... — Михаил помедлил, понимая, что Виктория действительно может отказать.

— Завтра в это же время на этом же месте... — понял своего друга Александр.

— Если её величество Навигационная Звезда тебя отпустит... — проговорил Михаил, понимавший, что одним согласием дело может не ограничиться.

— Да, если отпустит. А если не отпустит, то тогда... Тогда ты и сам... — снова прочел мысли друга Александр.

— Приду, всенепременно. Если потребуется. — заключил Лосев.

Утром, пятнадцатого апреля Александр Иванов вскочил с постели в четыре утра. В пять утра гравилёт Александра сиял просто неземной чистотой и был отдраен больше чем до заводского блеска. Получасовой объезд ещё спавшего чутким сном города Звёздный, минута напряжённого, сосредоточенного молчания перед Вечным Огнем Славы Астроконтингента Земли, полевые цветы — к подножию памятника Погибшим Исследователям Космоса. Собрав и уложив в климатрон букет и подарки, Александр устроился в пилот-ложементе и машина спустя четверть часа тормозит у ворот городка Астронавигационного Факультета. Дежурный узнал командира и протянул было руку к пульту вызова, но Александр знаком удержал его и поднялся в будку контроля. Офицер понял и не стал поднимать дневальных.

— Особый день, полковник?

— Да, майор. Только поэтому я попросил вас не будить всех ни по табло, ни зуммерами... Пусть люди спят. Это касается только двоих... Не надо устраивать никому раннюю побудку...

— Понимаю. Успехов. — офицер нажал клавишу и ворота распахнулись. Иванов сбежал по лестнице вниз и машина рванулась вперед, к восемнадцатиэтажному корпусу общежития Факультета Астронавигации.

Оглядевшись по сторонам, Александр оставил машину в тени каштанов и уложил букет в изолирующий пакет. Пристегнув к поясу контейнеры с подарками, Иванов подошёл поближе к зданию. Смерив высоту окна номера Виктории от земли, Александр начал неспешный подъём. Поймав удивлённый взгляд начальника парного патруля, появившегося из-за кустов, он указал на цветы и офицер, уже потянувшийся к рации, понимающе кивнул. "В другое время тут был бы большой переполох... Спасибо, ребятки." — подумал Иванов, цепляясь за очередное сплетение ажурных конструкций фасада и подтягиваясь всё выше.

Вот и полуоткрытое окно номера Виктории. Лёгкое и точное слитное движение — и вот он уже сидит на подоконнике. Неслышно спрыгнув на пол и устроившись в кресле у изголовья кровати, Иванов замирает, стараясь не тревожить Викторию даже взглядом. На часах — половина шестого.

— Саша, ты? — Виктория открыла глаза за двадцать минут до шестичасового сигнала побудки. — Каким таким образом? Ни зуммера, ни табло... Ты чего? — её взгляд пробежал по комнате, привычно отмечая изменения, коснулся рамы полуоткрытого окна, моментально впилился в глаза Александра. — С ума сошёл?! Ведь шестнадцатый этаж! Сашка, что же ты делаешь?! Ведь убиться мог! А обо мне ты подумал?! Как же я — без тебя?! Кто тогда меня из транса вытаскивать будет? Саша, да ведь я... — сбрасывая большую часть сонливости, Виктория зашептала во все убыстряющемся темпе, понимая, что иначе она сорвётся на громкий голос и перебудит подруг, спавших в соседних номерах. В её глазах вспыхнул нешуточный испуг, что сразу же отметил Иванов:

— Спокойно, Викта. — Александр удержал Викторию, хотевшую сесть в постели. — утро прохладное, а ты — со сна. Но чётко соображать ты уже можешь?

— Для тебя — хоть двадцать четыре часа в сутки. — разом обретшим обычную твёрдость и напористость голосом сказала Виктория. — Что случилось?

— Я прошу тебя стать моей женой. — незамедлительно ответствовал Александр.

— Ты... меня...— в изумлении пробормотав это, Виктория всё же села в постели, укутавшись одеялом до плеч. — Саша... Да ты ли это?... — похоже, она сама не верила в свою удачу: её Александр первым просил её официального согласия на объединение.

— Я. — Александр подал букет, на ходу снимая пластиковую оболочку. — Это — тебе. И, конечно, подарки. — он указал на столик на колёсиках, заставленный открытыми коробочками.

— Спасибо, Саша. — Виктория спрятала лицо в цветах. — Спасибо, Сашок.

— Будешь думать? Считай, что этим букетом я склонил перед тобой своё знамя... Я готов ждать столько, сколько потребуется...— сказал Иванов, понимая, что даже молниеносная Виктория здесь — не недосягаемая в своей скорости и мощи Навигационная Звезда, а простая обычная женщина, почти никогда не дающая ответы на подобные вопросы сразу. Но он ошибался — Виктория оказалась готова к подобному повороту событий.

— Знамя высшей степени верности, Саша. — Виктория открыла дверцу прикроватного шкафчика. — Что-ж... Я готова... Окольцовывай свою добычу, герой. — прежняя непередаваемая нежность засквозила в её словах. — в раскрытой ладони Виктории переливались два золотых кольца — маленькое и большое. — Давай, не стесняйся... Я тебя выбрала уже давно, но всё на свете должно иметь закономерное продолжение...

Александр встал и надел на палец левой руки Виктории маленькое кольцо. Она медленным движением надвинула большое кольцо на его палец и привлекла к себе, разрешая сесть прямо на постель. Их взгляды встретились и слов не потребовалось...

— Всё, Виктория, три минуты до сигнала подъёма... Я не имею права... — Александр посмотрел на табло часов номера, понимая, что на женском этаже факультетского общежития присутствие мужчины в столь ранний час будет крайне нежелательным. Виктория быстро поняла опасения друга:

— Теперь ты, Саша, имеешь на меня все без исключения возможные и невозможные права. Наши девчата, увидев моё кольцо, всё поймут, так что пропустят тебя на мгновеннике с моего шестнадцатого этажа беспрепятственно. Естественно, обратно — тоже. Один проблеск кольца — и тебе путь открыт... Не надо больше будет тебе показывать эквилибристику на переплётах блоков и рам...

— Чуть не забыл...— Александр достал пакетик с ключами. — Вот прямой доступ ко мне, Виктория... Получите, ясновельможная хозяйка...

— А вот — твои ключи. — Вика не отрывая взгляда от лица Александра пошарила в ящике тумбы. — владей, мой повелитель и господин... А теперь — иди... Всё же...— она сжала пальцы ладони Александра со своими ключами и легонько подтолкнула его к выходу.

— Угу, женский монастырь, как же. — Александр вскочил. — Понимаем, не извольте беспокоиться...

Обратный путь не занял, как ему показалось, и десятка секунд и одновременно с громовым возгласом "По факультету астронавигации объявляется подъём! Дежурным сменам — на посты!" гравилёт Иванова уже ввинтился в начинавшее светлеть небо.

Звёздная академия. Третий курс. Морская океанская практика

"Дежурным сменам командования, выполнившим ночной график работ, разрешается отдых. Новым дежурным сменам — заступить на посты. Корабль выходит в Атлантический океан. Будьте внимательны и осторожны!" — динамики корабельной трансляции донесли строгий голос главного вахтенного офицера тяжёлого крейсера Командирской службы Астрофлота Евразии "Адмирал Астрофлота Степан Титов" до каждого члена восьмитысячного экипажа огромного корабля.

— Сашочек... Пора... Ты слишком заработался... — Виктория вошла в полутёмную командирскую рубку управления полётами и подошла к пульту, за которым в глубоком кресле восседал Александр. — Мы уже выходим в Атлантику, командир. Грех упустить возможность поприветствовать принимающий нас океан...

— Ага... Сейчас...— Иванов очнулся от напряжённого созерцания экранов, передал вахту сменщику и встал. — Идём, Викта...

— Идём...

— Как проводка каравана "Зита сто сорок восемь" мимо Лирона? — спросил Александр, выходя в коридор следом за женой.

— Пришлось попотеть, там оказались на редкость туповатые навигационные системы. Но эту задачу мы решили...— удовлетворённо проговорила она.

— Точнее, её в очередной раз решила ты... — уточнил Иванов.

— Саша...— Виктория укоризненно взглянула на мужа. — Я ничегошеньки не решала, я просто советовала и направляла. Вполне нормальная астронавигационная практика...

— А подремать не желаешь?

— Нет. Я заступила на вахту не в шесть вечера, а в двенадцать ночи. Так что я ещё вполне в норме. А вот тебе подремать не мешает, командир... Уговорил-таки руководство своего факультета взять меня на борт...

— Ничего я не уговаривал... Точнее — никого... несколько рассеянно ответил Александр.

— Ага, понимаю, мужское братство поспособствовало... Как же, такой роскошный командир, полковник — и без бдительного ока универсала-жены... Понимаем, понимаем. — говоря это, Виктория взбиралась по крутому трапу на пятнадцатую палубу с поистине кошачьей быстротой и ловкостью. Александр едва поспевал за ней...

— Никто ни в чём не способствовал. — пытался он переубедить подругу, но та его явно не слушала.

— Тогда как объяснить, что я — единственная представительница астронавигационного факультета на вашем, набитом одними командирами, кораблике? Я понимаю, практика есть практика, но всё же, согласись, я должна была бы быть на "Сомове".

— Сам не знаю...— с деланным безразличием произнес Иванов.

— Ты ещё скажи мне, что генерал тут ни при чём...— выпалила Виктория, переходя с трапа на трап.

— И он тоже ни при чём...— сказал Иванов, повторяя маневр подруги.

— Послушай, Саша. Вот лежак, вот покрывало, вот мой шезлонг. — они оказались на предпоследней верхней палубе. — У нас есть шесть часов свободного времени. Полежи и подремли. Я буду рядом.

— Викта...

— Не надо мне говорить глупости, Саша. Я всё прекрасно понимаю и без твоих объяснений.

— Ну, раз тебе понятно... — Александр лёг на спину, прогнулся и натянул покрывало до плеч. — тогда садись, амазонка...

— Сам ты... Что ты творишь? — прошипела она на ухо мужу. — Женщин -командиров к судовой работе запретил подпускать? Запретил. На кухне вкалывают одни мужики, в прачечной мужики автоматам конкуренцию весьма успешно составляют, приборку — и ту ты превратил исключительно в мужское занятие... А нам, — в её голосе просквозило явное недовольство, — так сказать, предоставили всю верхнюю палубу в качестве полигона, но полигона не для работы, а для отдыха... Солярий-аэрарий... Что ты творишь, Саша? — повторила она уже нормальным голосом.

— Ничего я не творю...— проговорил Иванов, укладываясь поудобнее.

— Тогда я скажу, что ты творишь... Ты создаёшь командирам — женщинам архинерабочие условия...

— В каком таком смысле? — поинтересовался Александр.

— В том, что не даёшь женщинам действовать в привычном режиме...— ответила Виктория и Александр не выдержал:

— Ты ещё скажи, что для вас, женщин, прибрать пяток палуб со всем содержимым после вахты у экранов и планшетов — самое милое дело. Расслабляет и тонизирует.. — едко усмехнулся он. — Если это касается тебя, то я — не удивляюсь, но если это касается других, то пока, скажу откровенно, ни одной жалобы ни от одного командира я не слышал. В космосе можете вкалывать на командирских постах сколько душе будет угодно, но там...

— Там, где командир — ты, там женщины потеряют все свои извечные права...— резюмировала она.

— Викта...— укоризненно произнес Иванов. — Ты же знаешь, что это не в моих силах и я ничего такого и в мыслях не желал.

— Саша, — возмущённо проговорила Виктория, — мы, женщины, не запрещаем и не препятствуем вам, мужчинам, в вашем стремлении лезть к чёрту в зубы и гробиться на полигонах или в реальности спецопераций в самых гиблых уголках планеты и тем более — в космосе. Мы не запрещаем вам накачивать мускулы и продолжать совершенствоваться в науке убивать... Мы в целом не запрещаем и не препятствуем вам быть такими, какими вас создала природа... А ты...

— А я запрещаю и буду запрещать попадающим в поле моего влияния мужикам использовать вас в качестве прис-луж-ниц. — по слогам произнес ставшее ему давным-давно ненавистным слово Александр. — И всё, Викта. Тебе меня не переубедить и давай закончим этот разговор...

— Сказал тоже. Закончим... Нет, Саша... — погрустнела Виктория, сполна оценившая железобетонную убеждённость мужа. — Я знаю твою твердокаменность, но скажи на милость, а что делать мне? Меня тут, едва только я оказалась на борту и достаточно плотно познакомилась с обстановкой, сразу председателем женсовета избрали. Кругом — одни женщины-командиры, а я, астронавигатор — председатель женсовета...

— Как видишь, не один я ломаю и путаю все карты. Надеюсь, мои коллеги нож на тебя ещё не наточили? — улыбаясь, поинтересовался Александр.

— Удивительно, но ни малейших посягательств я до сих пор не переживала...

— Ничего удивительного. С королевой пантер ещё ни одной командирше справиться не удавалось... — подвёл промежуточный итог Иванов.

— Как, как ты меня назвал? — удивлённый взгляд подруги коснулся лица Александра.

— Королева пантер, с вашего позволения... — Иванов прикрыл глаза.

— Опять, Саша...

— Викта, я знаю, что ты с детства привыкла делать растяжки, я знаю, что тебе они архинеобходимы при твоих нагрузках, но, согласись, не каждая женщина способна быстро и реально буквально завязать саму себя в три узла... При всём честном народе... Такой гибкостью обладают только кошачьи, среди которых я больше всего уважаю пантер, пум и кугуаров.

— Саша...

— Ах, да, я забыл ещё отряд змеиных... Но ты на змею мало тянешь... Уж извини за прямоту...

— Напрасненько, Сашочек. — изменившимся голосом сказала Виктория... Такого тона от неё Александр ещё никогда не слышал. В следующую секунду Виктория крепко зажмурила глаза, а когда открыла, то на месте привычных карих глаз стояли ромбовидные змеиные... Александр отпрянул, вскочив с ложа и едва не опрокинув лежак. Виктория осталась сидеть недвижимо... — Ты и сейчас будешь утверждать, что я не тяну на змею? — шипящим шепотом с адски быстро убаюкивающим эффектом спросила Виктория, сканируя глаза Александра доселе не виданным взглядом. Призвав на помощь все свои знания по блокаде психовоздействий, Александр едва успел выстроить кокон, как бронированный кулак импульса ударил в новопостроенную "стенку". — Твоё счастье, Саша, что ты успел выстроить кокон... — продолжала тем же гипнотизирующим голосом Виктория, не спускавшая с него глаз. — Я занимаюсь растяжками и завязываюсь в три узла в прямом и в переносном смысле в том числе и потому, что я наследую лучшие и уникальнейшие качества фауны нашей родной планеты. И змеиные качества в этом ряду стоят далеко не на самом последнем месте... Если ты думаешь, что в космос достойны выходить исключительно некие гомо-сапиенс, то твоя подготовка оставляет желать много-много-много лучшего. Короче, ты разочаровываешь меня своей дремучестью в этом аспекте нашей общей работы...

— Викта... — ошеломлённо проговорил Александр, вжимаясь в угол между стенками помещения радиорубки и парапетом ограждения палубы.

— Спокойно, Саша... Кушать я тебя не собираюсь по-прежнему... — Виктория стала медленно, струясь как вода, приподниматься из шезлонга. Александр был готов поклясться на чём угодно, что её тело извивалось при этом ничуть не хуже змеиного. — Но прошу тебя впредь не сомневаться в спектре моих возможностей... И не забывать, что я работаю и гроблю себя для всей планеты, а не персонально для неких гомо-сапиенсов... — Виктория выпрямилась, по её телу по-прежнему пробегали крупные волны. Казалось, под одеждой действительно скрывается человекоподобное пресмыкающееся.

— Хорошо...— прошептал Иванов, поражавшийся с каждой секундой ещё больше и не знавший, где и когда кончится это дивное испытание на прочность.

— Полагаю, что мне можно удовлетвориться произведённым эффектом. — тем же свистящим шёпотом произнесла Виктория, крепко зажмуриваясь. Когда её глаза в очередной раз широко открылись, они были обычными, человеческими...

— Вик-та...— Иванов таки сумел очнуться от гипнотизирующего взгляда подруги и даже поставить лежак на место, но в его голове царил полный сумбур.

— Испугался, Сашочек... То-то... — обычным голосом произнесла Виктория.

— Немного было... Но я это вполне заслужил...

— Посмотрим... Надеюсь, теперь ты понял, что для настоящего, большого Космоса, все наши тренажёры — детский лебедь на лужайке...

— И ты...

— И я намерена кое-в-чем подкорректировать подготовку. Ладно... Но ты всё равно молодец, успел поставить вполне надёжный кокон. Правда действовать надо было в три раза быстрее... Ты медлителен как улитка...

— Викта...

— Успокойся, я такая же как всегда. Ты же предостаточно слышал и читал восточной мудрости о всяких воплощениях и я тебе только показала, что все эти воплощения — вполне реальная вещь, а не бред сумасшедшего в пещере.

— Гм... Показала. — Иванов с трудом приходил в себя от потрясения... — Ты же меня могла просто скушать в прямом и в переносном смысле... Но...

— Кокон вокруг места происшествия был полностью непроницаем. — скучным голосом произнесла Виктория. — И никто не усомнился в том, что ты крепко спишь на лежаке, а я мирно дремлю в шезлонге. Любой контроль и тест только подтвердят это.

— Но откуда?...

— Глаза змеи? А ты уверен, что видел то, что было на самом деле?

— Но тогда... Владилена от бессилия, в натуре, скушает без всяких специй свою собственную левую руку...

— Ты имеешь в виду направленную трансляцию прямо в зрительный центр? Старо. Это намного более тонкая и изощрённая технология. Есть на Земле её приближённые варианты, но аналогов за всю историю — не было и нет. А о Владилене не беспокойся. Со временем она узнает и не такое... Но главным звеном в преображении человечества будет не она...

— А кто?

— Тоже женщина, но не Владилена... И не я... Другая...

— Кто, Викта?

— Со временем всё узнаешь сам.

— Но...

— Нет. Мои ресурсы от этого небольшого упражнения не пострадали — я по-прежнему в форме и в полной боевой готовности... Ладно, теперь ложись и спи. Гипнотизировать я тебя не буду, не беспокойся. Спокойно подремлю рядом... Я всё же человек...

— Ага...

— Да успокойся ты, — немного раздражённо бросила Виктория,— Я просто немного сбросила вуальку, а ты уже почти что в обморок грохнулся... И это офицер старшего звена управления Астрофлота, и это — Командир корабля, фактически — руководитель экспедиции... Господи, как скучно... Старо, как в плохих романах... И почему даже нынешние командиры сверхдальних звёздных кораблей считают себя ну очень крутыми мужиками, а на самом деле — такие донельзя нежные и чувствительные... Не понимаю...

— Но такого...

— Послушай, Саша, эта словесная перепалка в режиме вопрос-ответ меня утомляет больше всего. Так что давай спокойно отдохнём после ночного дежурства...

— Что-ж, давай...— Александр смежил веки, чувствуя, как Виктория уже вполне по-человечески опускается в кресло и засыпает.

Прошло несколько часов, прежде чем Александр проснулся. Но проснулся он от того, что в очередной раз уловил на себе внимательный взгляд, который мог принадлежать только одному человеку на Земле — его Виктории. Открыв глаза, он был изумлён её сломленным видом...

— В чём дело, Викта? — от режущего ощущения того, что его молниеносная супруга может отколоть в следующую долю секунды умопомрачительный смертельный номер, Александр сразу напрягся и быстро сел.

— Саш, хочешь, чтобы я утопилась? — скучным самоуничижительным тоном спросила Виктория.

— Не мели чепухи. Ещё раз прошу пояснить, в чём дело...— Александр быстро поднял степень внутренней самоготовности до высшей и ожидал продолжения.

— Саш, прости меня...— произнесла Виктория таким тоном, словно она заранее убеждена, что её есть в чём не простить.

— За что? Ты ничего такого не сделала...— спросил Иванов.

— Ошибаешься, сделала...— парировала Виктория.

— И чего же ты такого сделала? — без тении иронии и сарказма поинтересовался Александр.

— Напугала тебя... И повела себя архибезответственно...— просто и чётко ответила Виктория.

— И это всё? — спросил Иванов.

— Этого достаточно. — твердо сказала она.

— Для чего? — продолжал вопрошать Александр.

— Для того, чтобы ты понизил мой статус в своих глазах. — уничижительность в голосе Виктории и в её внешнем виде достигла предела...— Если хочешь, до конца плавания я тебя больше не буду беспокоить во внеслужебной обстановке...

— Викта, если ты о своем змеином перевоплощении, то я вполне заслуживаю смерти в объятиях анаконды... — без тени юмора в тоне голоса сказал Александр. — И твоё перевоплощение — лишнее тому доказательство. Я сделал глупость первым и я был бы неисправимым глупцом, если бы поверил, что ты не имеешь права меня предметно и примерно наказать. Поэтому происшедшее я рассматриваю не более чем малую толику необходимого объёма наказания меня за мою глупость, тупость и непрофессионализм...

— Саша...— укоризненно произнесла Виктория.

— Это всё, Викта. Если хочешь, чтобы всё осталось по-прежнему, оставь любые попытки надеть на себя тогу покаяния...

— Саша... Я так не могу... Ты можешь говорить всё, что угодно, но я же виновата...

— Нет и нет. Наша жизнь на редкость стандартна и одноцветна, но другой жизни у человечества не будет, иначе мы просто в очередной раз скатимся на тропу перманентной войны. То, что ты не так давно продемонстрировала — аспект, который я, каюсь, упускал из размышлений. Теперь пришло время над этим подумать. Так что ты нисколько не виновата...

— Саша...

— Викта...

Они обнялись. На этом конфликт был прерван и преодолён.

Звёздная академия. Четвертый курс. Автономный полет Александра Иванова к Лире

— Михаил... Я получил приказ. — Александр вошел в номер Лосева в городке десантно-штурмового факультета Звёздной. — Предстоит полёт в созвездие Лиры...

— Ни я, ни Владилена, ни Виктория такого приказа не получали. Выходит, что летишь только ты...— Михаил встал с кресла, стоявшего перед экранами информационного комплекса. — Садись, покумекаем.

— Охотно. Начало четвёртого курса и вот такой сюрприз: — я улетаю, а вы остаётесь на Земле...

— Не совсем. Я тоже получил приказ, но другой — назначение на Венеру, в городок Звёздных Барсов. Тоже — на год. Полная программа реальной подготовки, пятнадцать дальних и сто шестьдесят близсистемных полетов, не считая внутрисистемных, число коих перевалило за три сотни... Плюс бесконечные учения на самых разных планетах и астероидах. Работки предстоит — по брови...

— А Влада?

— Она остаётся здесь, её руководитель — академик Пирогова попросила заменить её во время вылета на годичную стажировку в Монтевидео. Влада приняла руководство Российской клиникой Астроконтингента.

— Влада это заслужила...

— Согласен, но это означает её переезд в Медгородок Звездного, что совершенно мне не нравится... Туда прибывают "Черные Тюльпаны"... Во множестве... Такое случилось третий раз за последние сорок лет работы Астроконтингента Европейского Региона... По просьбе Еврорегиона Россия принимает в который раз самых сложных пациентов из числа астронавтов и системников. Не знаю, выдержит ли это Влада... Я очень беспокоюсь за неё...

— Думаю, что она выдержит. С твоей помощью и поддержкой.

— И я того же мнения. Поддержка и помощь ей будет обеспечена... А как Вика? — спросил Михаил.

— Назначена сменным руководителем городской Службы Астронавигации Звёздного. Второе по значимости лицо в номенклатуре Региональной Астронавигационной службы. — ответил Александр.

— Молодец. Я рад за неё.

— И я рад, что её не услали куда-нибудь на Плутон или на Марс... Мне будет спокойнее видеть её домашний, земной ключ-код на экранах навигационной обстановки...

— А когда вылет?

— Собственно говоря, через неделю. Я заглянул к тебе по дороге в Тренажёрный городок. Надо повращаться на наших "чёртовых колёсах"...

— Повращайся, повращайся... Вика знает?

— Нет... Даже не знаю, как ей сообщить такое... Форменная дискриминация... Она так рвалась в этот полёт... Сколько она мне выговаривала за то, что я создаю женщинам архинерабочие по её мнению условия везде, где имею, по её мнению, несчастье для женщин появиться... А тут вот такое. Она остаётся...

— А летишь ты? Понимаю, но это лучше...

— И я того же мнения, но вот как её убедить в этом...

— Убеждать меня, Саша, не надо...— от дверей номера раздался голос Виктории. — Я рада за тебя... И, как и предсказывал Михаил Львович, очень и очень неохотно отпускаю в этот полёт. Какой уровень?

— Командир.

— Правда?! Настоящий?! Ну, уважил...— Виктория села в кресло напротив дивана, на котором сидели мужчины. — Наши девчата лопнут от зависти...

— Нехорошо, Вика... Не я один буду командовать. Со мной летят десять мужчин-командиров и двадцать командиров-женщин. Но "открывать" этот полёт доверили мне. Не более того. Девятьсот человек экипажа крейсера — сила. Без коллегиальности здесь делать нечего.

— Согласна. Но, надеюсь, ты не сговорился с командирами в очередной раз с завидным постоянством устроить райскую жизнь женской части экипажа? Это же форменная дискриминация...

— Викта, ни я, никто из мужчин на борту не сможет и не захочет подвергать вас, женщин, даже самой маленькой опасности или нагрузке. Мы же прекрасно знаем вашу природу постоянного равновесия и злоупотреблять ею не будем...

— Вот как? Полагаетесь на вашу импульсную природу? Ну, мужички, погодите. — со смехом сказала Виктория. — Астронавигаторы вам "хвосты" накрутят... Я позабочусь...

— Не выйдет, Викта. Субординация...

— Знамо дело, а мы — в обход субординации, в свободное от основной работы время. — хитринки в глазах Виктории так и искрились, выдавая её прекрасное игривое настроение и бодрое расположение духа.

— Викта... — укоризненно произнес Александр.

— Ладно, умолкаю. Я, собственно говоря, уже всё знаю о планируемом полёте и забежала только оставить тебе информацию астронавигационной поддержки. — Виктория пододвинула к Александру по столику пачку дисков в контейнере. Здесь как раз начальная фаза полета...

— Ну, Викта...

— Знаю, Саша. Извини, мне на дежурство по сектору заступать. Через час, а ещё добраться и собраться надо. Всего вам доброго, Михаил Львович. Извините за вторжение...

— Нет проблем, Виктория Аскольдовна. Был рад видеть вас. — Михаил встал. За ним поднялся Александр. — Всего доброго.

— Товарищи астронавты. Экипаж! Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! — негромким голосом Александр Иванов отдал необходимые распоряжения и девять сотен членов экипажа "Лебедя" замерли в ожидании. — Товарищ начальник Академии! Экипаж крейсера "Лебедь" для проведения развода на боевое полётное дежурство построен. Рапорт сдал сменный командир "Лебедя" Иванов.

— Рапорт принят. Здравствуйте, товарищи астронавты! — Нахимов повернулся к "коробке" экипажа и взял под козырёк.

— Здравия желаем, товарищ командир корабля высшего класса первого ранга! — стройный ответ членов экипажа понравился Командиру, о чем свидетельствовали лёгкие искорки в его всегда серьёзных и немного усталых глазах.

— Товарищи астронавты. Долго говорить не буду. Вы на год уходите в сверхдальний полёт по маршруту, которым крейсер пойдёт первым после кораблей средней разведки. Совет Астроконтингента Земли отдал право на этот полёт нашей Академии. Я уверен, что программа полёта будет выполнена полностью и в срок и желаю вам успехов и скорейшего счастливого возвращения на Землю.

— От имени всего экипажа благодарю вас, товарищ начальник Академии. Разрешите?

— Разрешаю. — Нахимов прошёлся вместе с Александром вдоль строя экипажа. — Как с погрузкой?

— Замечаний нет. Отлёт — через два часа, Командир.

— Хорошо. Вольно. Пусть люди подготовятся к полёту в неформальной обстановке.

— Есть. Экипаж! Вольно! Разойдись!

— А вас прошу задержаться. Необходимо обсудить некоторые аспекты...

— Ясно, Командир.

Получасовой разговор с начальником академии не добавил Александру ясности. Предстояло пересечь странный район, встретиться уже мощью крейсера с ранее неизвестными воздействиями и влияниями. Как командир, открывавший полет, Александр сохранял право командира на протяжении всего полёта и от его готовности к неожиданностям зависело очень многое.

Уже сидя в пилот-ложементе перед пультом в просторном центральном посту, Иванов вставил в накопители первые диски из принесённой Викторией укладки. Два экрана начали транслировать записи.

— Командир, время подготовки к старту. Пятнадцатиминутная готовность. — первый помощник командира, подполковник Григорьев сел в правый пилот-ложемент. — На борту всё штатно. Мы уже отсечены от Земли.

— Ясно. Включайте программу пятнадцатиминутной готовности.

— Есть.

Пятнадцать минут готовности истекли. Плавно и бесшумно, пользуясь планетными двигателями, крейсер вырос над искусственным "каньоном" и начал неуклонный подъём. Новейшая технология взлёта позволяла даже огромным орбитальным станциям стартовать с поверхности Земли и устранить нервозность и скованность, сопровождавшие людей на протяжении всей прежней космической истории во время старта корабля, попутно исключить возможность повреждения любых частей хрупкой биосферы планеты. Александр держал пальцы на десятиклавишной панели приоритетного управления, но пока что автоматический взлёт проходил по программе. Сбоев и нарушений в работе систем не наблюдалось.

— Атмосферный щит пройден. — доложил метрист корабля.

— Есть, принял. — откликнулся Иванов.

— Начинаем орбитальный виток. Расчётные данные введены в машины. Ключ-код Навигатора Два. — сказал Григорьев.

— Есть, принял. — Александр просиял: Навигатором-Два называлась Виктория, принявшая должность сменного руководителя службы Астронавигации Звёздного. — Идём по этим данным.

— Есть.

Орбитальный традиционный виток для сверхбольших крейсеров прошёл без происшествий и громада корабля устремилась в глубины Системы, с каждой минутой удаляясь от Земли...

— Прошли Марс. Разрешите экипажу приступать к работе? — Григорьев пробежался взглядом по экранам и вопросительно посмотрел на Иванова.

— Разрешаю. — Александр просмотрел данные автоконтроля. — Пусть люди не торопятся, поплавнее входят в ритм.

— Есть, командир.

Дальнейшее брали на себя члены основного экипажа. Командирская первая вахта закончилась и Иванов прошёл к себе в рабочую каюту. Ещё в Центральном посту его стала беспокоить перспектива прохождения этого злосчастного района. Вызвав на экраны всю информацию, накопленную планетной службой "Ниидли Таймс" ("Игла времени") за несколько столетий космических полетов, Иванов сел в кресло и углубился в размышления.

"Миленький райончик... Идти через него месяц... Ускориться нельзя — сложная трасса, надо расставить радиобуи и передатчики, оградить район погранполосой и сделать ещё кучу всяких дел... Но почему меня так беспокоит этот район? Неужели Карпатский феномен и тут ещё вставил свою визитную карточку? Знать бы наперёд..."

Четыре месяца полета прошли нормально.

— Командир, мы — у дальних пределов района повышенной сложности. Разрешите боевой режим? — Григорьев занял свое место в пилот-ложементе, возвратившись с обхода корабля.

— Разрешаю. — Иванов снова занял место командира в Центральном посту. За четыре месяца больше полусотни раз сменялись командиры крейсера и вот теперь Совет экипажа крейсера доверил именно ему, Александру Иванову руководство экипажем в особом районе. — Включите поддержку.

— Есть.

Автоматика приступила к выполнению своей программы освоения нового района. Автокатера и боты курсировали от борта корабля на удаление до полупарсека, неся аппаратуру и буи-ограничители. Затем автокатера доставили в заранее обусловленные пункты буи научного назначения.

— Командир, в целом на корабле и с экипажем всё — в порядке, но со снами членов экипажа происходит что-то странное. Уровень кошмарности вырос до астрономических величин...— сменная главный врач госпитального центра крейсера докладывала Иванову обстановку с медико-санитарной обеспеченностью экипажа. — Мы, конечно, все умеем в любых условиях отличать сон от яви, но здесь, на мой взгляд, следует подумать и подумать очень хорошенько. Да и сны какие-то нестандартные, достаточно специфические... Всё время возвраты в прошлое, причем больше чем на семьсот-девятьсот лет назад... Уровень детальности и реальности — просто запредельные. Никто из астронавтов не может, к огромному сожалению, во многих случаях точно и окончательно определить, где кончается сон и начинается явь... Это меня беспокоит и я пришла к вам посоветоваться, что делать. Подумать вместе...

— Если честно, то и меня тоже мучает один и тот же многосерийный сон... Конец двадцатого, начало двадцать первого века. Помнится, в школе второго цикла мы готовили базовый видеоимитаторный ряд для того, чтобы ввести наших младших в курс общерегиональной истории. Пришлось мне тогда вкусить возможностей проекционной техники... Вплоть до голографического уровня реальности... Но тут явно что-то другое... Мы идём в этом районе уже три дня, а...

— Снами мучается практически весь экипаж. — подхватила мысль командира врач. — Наши медики ещё умудряются анализировать, благо сны не исчезают при наших попытках разобраться... Удалось установить немного, но и то, что есть, весьма настораживает...Уровень детальности и сложности снов возрастает лавинообразно. Если экстраполировать на месяц вперед... То неизвестно, выдержим ли мы это... Нагрузка на психику растёт слишком быстро...

— Но...

— Мы, конечно, можем подавить это, но тогда, мне кажется, возникнет что-то другое. И мы до сих пор не можем отлоцировать излучение, которое передаёт подобную информацию. Не можем указать и источник... Хотя соответствующие подразделения днюют и ночуют в рабочих помещениях.

— Члены экипажа...

— Далеко не все хотят делиться этим... Вы же знаете принцип: мы проникаем в космос — космос проникает в нас... Говорить о готовности я бы здесь поостереглась до момента выхода из района...

— Ладно. Пока будем ждать новостей, но...

— Всё в полной готовности... Извините, командир, скоро полдень и большая часть экипажа будет на взводе после очередного ночного кошмарного сна... Нешуточная, привнесённая без сомнения извне, нервозность нам может очень дорого обойтись. Надо отследить ситуацию...

— Хорошо. Свободны... — Иванов погрузился в размышления.

— Есть...— главный врач вышла.

Александр откинулся на спинку пилот-ложемента и сложил пальцы обеих рук воедино.

Он не кривил душой. Его преследовал уже две недели один и тот же развивающийся по нарастающей многосерийный сон, в котором ему приходилось играть едва ли не главную роль. Ему, универсалу, человеку практически и абсолютно здоровому приходилось в этом сне вживаться в образ человека, которого считали официально инвалидом, но по злой иронии судьбы — человека далеко не такого глупого и ограниченного, как многие практически здоровые люди. И этому человеку, молодому человеку приходилось жить на вулкане... Такого полного спектра ощущений не могли дать никакие имитаторы, но каждое утро Александр тратил дополнительные десять минут на приведение себя в порядок — сон неохотно отпускал его разум.

Годичный полёт был выполнен нормально... Но Александр ещё долго вспоминал этот месяц. К счастью, кроме снов в том районе больше не было отмечено даже самыми привередливыми наблюдателями и самыми точными сканерами ничего экстраординарного. Может быть, пока не было... Но тогда впервые в жизни Иванов увидел в своих глазах и в глазах многих своих коллег по экипажу искорку усталости, отличавшую кадрового астронавта от зелёного новичка.

— Саша, ты каким-то немного другим стал... Что с тобой сделал этот полёт? — Виктория внимательным изучающим взглядом коснулась его глаз и лица. — Ты повзрослел лет на двадцать...

— Иногда нужно взрослеть... Быстро взрослеть... И знать, точно и полно, какой огромной ценой оплачен твой относительно безопасный и комфортный путь в космосе...— глухо сказал Александр, отстраняясь от ладоней Виктории. — Извини, мне сейчас не до ласк... Я очень рад снова видеть тебя, чувствовать, что ты — рядом и быть с тобой, но эти сны в этом непростом полёте...

— Понимаю. И даже догадываюсь о главной причине. Все твои летавшие коллеги и, конечно, летавшие вместе с тобой мои астронавигаторы говорят о каких-то снах... Служба психологии уже два месяца разбирается с этим феноменом... Мы начали работать над этим едва пришла первая тесиграмма. Ну да ладно с этими теоретическими изысками. Факт есть факт — вы прилетели и, как один, постарели...

— Не постарели, Викта. Помудрели... Стали взрослее и мудрее, строже и внимательнее, проницательнее и глубже... Этот полёт перепахал не одного меня... Я знаю, что это коснулось и нашей группы — мне уже доложили, что несгибаемая Владилена в глубоком шоке от такого. Конечно, мы все знаем, что в её годичном сидении среди "Чёрных Тюльпанов" было всякое, но такое явно — первый случай в практике регионального звена Астрофлота. Похоже, что нас "перевели через майдан"... — Александр вспомнил строки старинной песни, немного ушёл в прошлое, глаза его затуманились, но деловой голос Виктории вернул его к реальности:

— Интересно, кто...

— На этот вопрос у меня нет ответа. Не знаю. Быть может, в скором времени мы ответим и на этот вопрос. А пока нам придется отвечать самим себе на множество вопросов... После пребывания в шкуре больного человека, задавленного насквозь прогнившим обществом и полностью дискредитировавшей себя, ничтожной по возможностям государственной системой я на многие вещи смотрю по-иному. И, кажется, некоторые ключи к прошлому мне этот полёт дал... А значит, и к будущему... Мы слишком долго шли в комфортных условиях... Мне всегда казалось, с самого раннего детства, что сегодняшние земляне просто купаются в роскоши, довольстве и в безопасности при всех прочих наших ставших вполне рабочими проблемах... Или, может быть, мне только кажется, что наш путь был слишком комфортным?... Не знаю... После этого полёта у меня в голове намного больше вопросов, чем ответов... И это меня настораживает... Какой огромной ценой оплачена наша сегодняшняя относительная высота, Викта... Я хлебнул только глоток из этой чаши, но и этого глотка хватило для переосмысления...

— Так ты, я вижу и чувствую, особо глубоко теперь, после этого полета понял, что больше шести тысячелетий человечество ходит по кругу, не сумев построить даже устойчивой спирали, ведущей неуклонно вверх?

— Кажется понял... Теперь понял... А ты, я теперь это точно и полно знаю, это всегда понимала... Но это — твоя внутренняя особая память, она доступна только женщинам... Мы, мужики, лишены этой памяти... Как глупо... Как глупо...

— Главное — не то, что это, как ты не совсем исчерпывающе полно выразился, моя внутренняя женская память. Главное то, что мы скоро подойдём к району Рывка.

— Кто это мы?

— Не только мы с тобой... С нас это все, может быть, начнётся, но продолжится многими другими. Кажется, впервые в истории нам дан шанс покинуть этот изолятор... Я тебе на даче уже кое-о-чём говорила. Карпатский феномен — это, безусловно, весьма своеобразный, избирательный, но вполне официальный и определённый запрос на готовность к воспринятию чего-то другого, без сомнения, высшего... И если этот запрос не будет удовлетворён... Можно не сомневаться тогда в том, что срок изоляции продлится на неопределённое время. И все наши зовы останутся без ответа... Глупо?...Глупо.

Архитяжело и больно нам, женщинам... Да, нам предписано давать жизнь, но не для того, чтобы другие её отбирали... а многие века происходило именно так: ты рождаешь, воспитываешь... и сына или дочь убивают, калечат... Физически и духовно... Потому даже нам, теперь в очередной раз довольно надёжно защищенным Региональной системой безопасности, до сих пор генетически больно... Больно быть игрушками в руках обстоятельств... И сегодня нам страшно по-прежнему, ведь не все из нас сверхподготовлены и сверхвоспитаны. Нам страшно...

А мне страшно теперь вдесятеро... Мне страшно, Саша. Страшно, что и мне на роду написано стареть, стареть без малейшей твёрдой и обоснованной надежды на то, что мои дети и внуки вкусят намного лучшей и ещё лучшей жизни... Невыносимо больно мне, женщине, запрограммированной на глубинное понимание окружающих, с детства стараться доверять людям и быть много раз ими обманутой...

Слава богу, что ты прекратил эту практику хотя бы для меня и я смогла хотя бы как-то расправить крылья и взлететь, взлететь для того, чтобы мои сёстры по полу уже не были игрушками в руках обстоятельств...

— Викта...— Александр нежно погладил подругу по волосам. — Викта...

— Я знаю, Саша. — Виктория решила ничего не скрывать от Александра. — Часть снов транслировалась и мне. После дежурств полагалось высыпаться, но я ещё и училась, и работала, а сны... Они позволили и мне посмотреть на многие вещи по-иному, глубже и объёмнее воспринять многие вещи...

— И тебе досталось... — укоризненно и с сожалением произнес Александр. — Но...

— Юльеву я практически не беспокоила. Она и так с головой ушла в работу... Какой-то этот год несчастливый, Саша... Пока вы летали где-то там, довольно далеко от матушки-Земли, шесть сотен... — от волнения Виктория стала повторяться и Александр покрепче прижал её к себе. — Шесть сотен спецкораблей общепланетной "Эскадры памяти"... Шесть сотен... Шесть сотен до предела нагруженных "Черных Тюльпанов" вернулось за этот год на Землю, на евразийские космодромы из самых гиблых мест Вселенной...

Такое было, я дважды проверяла всю планетную систему информации, но — только трижды в истории пилотируемых полётов нового времени... Два — три "Тюльпана" в день... До предела загруженных: в каждом — несколько сотен капсул. Бедная непотопляемая и непрошибаемая Владилена — и та буквально почернела, ведь ей одной выпало стоя во главе пирамиды Медслужбы Астрофлота России, разбираться с таким валом горя, находясь на самом острие.

Она, руководитель высшего звена управления нашей отечественной российской Астро-Медслужбы самолично встречала и вскрывала и разбирала почти каждый из Тюльпанов на любом из евразийских Космополей Памяти... А там условия — не для слабых духом... Мы, астронавигаторы, всего-то и сумели сделать, чтобы были хоть какие-то перерывы между прибытиями кораблей. Но всё равно — пять-восемь "Тюльпанов" на одно поле — многовато для человека, даже такого подготовленного, как Владилена.

И она работала. Работала на износ. Работала. Там — не спрячешься за чью-либо спину... Не ей меня, а мне нужно было прикрывать её, что я и делала.... — Виктория заглянула просяще в глаза Александра, словно извиняясь за нарушение просьбы беречь себя. — Я знаю, Саша, ты не будешь в восторге от подобной моей активности... Я знаю, почему. Но иначе... Иначе я просто не могу... Такое впечатление, что нас теперь предостерегают, а точнее — строго предупреждают о цене... Цене необдуманных поступков и решений...

И я впервые за долгие годы снова особенно чётко и глубоко ощутила свое бессилие и одиночество, слабость и уязвимость... Долгие вечера, окончив приём посетителей, я проводила на балконе, устремив взгляд в ночное небо... Там я часто и засыпала в кресле... О многом думалось, многое проходило перед моим внутренним взором, но ещё больше казалось, мелькало в тумане... Такое же творилось со всеми рейнджерами...

— Кто это? — Александр встрепенулся, в его памяти замелькали строки энциклопедического свода терминологии.

— — Все, кто связан с Карпатским феноменом. — Виктория успокаивающим жестом провела ладонью по макушке головы Александра, снимая возникшее напряжение. — Надо же нам как-то называться. Вот и выбрали это. То, что мы — на Земле и лишь немногие — в полёте, дела не меняет. Понимаю, что старо, понимаю, что не оригинально, понимаю, что не слишком отличает и требует подчас специальных разделительных пояснений. Но всё равно выбрали это наименование. Выбрали. Теперь мы — рейнджеры, но теперь... Теперь только Серого Совета не хватает...

— Викта... Иванов почувствовал, что волнение подруги приближается к опасному пределу и попытался остановить волну.

— Я не накручиваю, Саша. Я просто просчитываю вслух возможные варианты развития ситуации и выхода из её тупиков... То, что тупики будут — убеждена. Знать бы где и когда...— мечтательно и просяще произнесла Виктория.

— Думаю, что у нас, у каждого из нас, точнее, впереди — встреча с Серым Советом...

— Ты это серьезно, Саша?...

— Вполне. В моих снах было такое... Я стою в центре круглого зала в круге света, но одна половина меня — черная, другая — белая. С одной, белой стороны меня — четверть круга фигур в балахонах... Лиц не видно — капюшоны... С другой стороны, я их не вижу, но знаю, что там такая же четверть круга... Там — такие же фигуры, но уже в чёрных балахонах и конечно — с капюшонами. Эти фигуры и есть члены Серого Совета... И мне кажется, что вскоре будет встреча.... Если мы до того не перестреляем друг друга... Ведь вся Земля поделена надвое и мы, как ты сказала, рейнджеры Карпатского феномена, стоим посередине. От нас зависит, удержим ли мы равновесие или допустим братоубийственную войну...

— О какой войне ты говоришь, Саша?... У нас уже восемьсот лет не было даже региональных конфликтов, только локальные... А ты говоришь не иначе, об общепланетной войне...

— Понятие войны, как ты знаешь, Викта, не всегда означает открытые боевые действия. Есть много других войн... Скрытых, но постоянных, сопровождающих каждого человека, семью, род, народ, нацию, человечество. Ведь на самом деле черта проходит не по главному залу заседаний Серого Совета. Она проходит по нам самим, по нашим телам, сердцам, разумам и душам... Мы сами — члены нашего Системного Серого Совета. С рождения и до смерти... Вот что я понял, когда мы только только выбрались из этого района...

И теперь мне необходимо сохранить всех, кто имеет отношение к Карпатскому Феномену и, если удастся, то предотвратить большую межрегиональную войну. А эта война может вспыхнуть, если мы раньше времени покажем свою мощь и власть... Если не удастся предотвратить конфликт, то в обязательном порядке нам необходимо будет минимизировать жертвы любого вида и уровня. Такова моя теперешняя задача. На двадцать ближайших лет жизни, Викта...

— Саша, ты определённо постарел лет на двадцать... Но я тебя понимаю и принимаю именно таким, каким ты есть. А теперь принимаю ещё больше... Только помни, что есть и другое деление Серого Совета...

— Знаю. Мужчины, женщины и дети. Дети — главное. Триада... Гегель был прав, он — один из первых, кто заглянул в этот кошмарный колодец...

— А мы обязаны этот колодец либо закрыть, либо расчистить и обезопасить... И это — наша общая задача...

— Вряд ли это под силу одному нашему поколению... Это — задача для ряда, длинного ряда поколений. Я знаю, моя дополнительная задача теперь — прикрытие, охрана и защита женщин и детей... Только соединив части нашего большого Серого Совета воедино, мы сможем создать Луч и выйти к Звёздам ... Если мы с тобой будем на острие, как ты неоднократно говорила, то за нами должна стоять не-сок-ру-ши-ма-я пирамида. Иначе мы будем сметены с лица Вселенной. Тут показуха точно не пройдёт и бравада — не поможет.

— Саша... Я тебя ещё таким не знала...— Виктория с изумлением и нескрываемым восхищением смотрела, несколько отстранясь, на прекрасного в своей убеждённости мужа.

— Я о многом не говорил, Викта... — Александр воспринял жест Виктории, но виду не подал. — После этого кошмарного месяца я действительно понял свою роль и задачу. Наш путь теперь — далёк и долог. Повернуть нам назад просто нельзя, невозможно. И я с этого пути не сверну...

— Я — тоже...

— Но...

— Никаких но, Саша. Я тоже — член Серого Совета, а без нашего с тобой единства другие члены Совета почувствуют вкус безответственности и тогда — пропали наши старания. Тогда срок изоляции человечества становится просто астрономическим — новые десять тысяч лет... Я не могу пойти на такую жертву... Я обязана дать возможность нашим людям выйти за пределы гнетущей тело и сознание Спирали, вкусить плодов трудов многих предшествующих поколений, доказать, что все принесенные жертвы были не напрасны... Но на людях мы не можем показывать всего этого... Я провела с тобой этот разговор пользуясь прибором, переданным моей звездной подружкой... — Виктория указала на массивное кольцо на безымянном пальце своей правой руки. — АПБ о нём не знает и принцип его действия не будет понят ещё лет девятьсот... Найти его невозможно. Оно само даётся в руки.

— Но...

— Скоро оно растворится в воздухе и будет появляться только в случае необходимости... Всё, Саша... Нам обоим надо теперь о многом подумать. Четвёртый курс академии позади, впереди — пятый курс, а там нам обещали большие планетные учения... Работы хватит.

— М-да... Хватит...— Александр с усилием поднялся и, спустя несколько минут вышел из корпуса общежития астронавигационного факультета. Начиналась новая полоса в его жизни, одна из многих полос.

Используя право послеполётного отдыха, Александр на личном гравилёте вылетел в Московск в родительскую квартиру и впервые за долгие годы открыл одно из отделений личного сейфа. Достав пачку писем, перетянутую клейкой лентой и запечатанную в прозрачный пакет, он скользнул по знакомым адресным строчкам и опустился в кресло, нажатием нескольких клавиш закрыв доступ в свой кабинет и выдав на табло просьбу не беспокоить его в течение нескольких часов.

Сверхпонимающая Зирда, довольная возвращением молодого хозяина, устроилась подремать у его ног, уложив свою немного поседевшую голову на по-прежнему сильные и быстрые лапы.

После этого полёта пришло время решить, что делать с этими письмами. Существовали три возможности: вернуть их родителям адресата, сжечь или снова упрятать в сейфе до лучших времен. Погрузившись в размышления и в воспоминания, Александр отключился от внешнего мира.

Его встреча с тем молодым человеком-инвалидом не была простой случайностью. Среди его предков были и такие люди — генеалогия рода Ивановых уходила в восемнадцатое столетие России и Украины. И пользуясь собственной генетической памятью, Александр заново осмысливал все то, чем для него были эти письма.

Эти письма были от Елены... Той самой Елены, которая теперь покоилась на Каирском кладбище и которая стала его первой любовью. Это было настолько давно и теперь, после чудовищно перепахавшего его спасения Виктории от гибели, после этого страшного по проникающей в психику силе полёта предстояло решить, будет ли он и дальше связан с Еленой или пришло время похоронить все это за толстой переборкой памяти. Да, определённой толщины переборка уже существовала — без неё нечего было и думать об успешной работе и службе. Та крымская встреча с Еленой была последней, но подготовка к ней теперь представлялась Александру чудовищной по силе проникающей способности.

Да, они были слишком разными людьми. Да, Елена никогда бы не поднялась выше лаборантской должности. Да, она погибла, умерла, ушла из жизни... Но для Александра, как он теперь понимал, предельно сблизившись с Викторией, Лена ушла из жизни намного раньше — ещё в тот момент, когда он внутренним взором видел её фигурку в окне пассбуса. Есть такое понятие — смерть человека в памяти, душе и сердце другого человека. Елена может быть тогда и не помнила, но Александру казалось, что она прощально машет ему рукой с платком. Стандартный жест прощания тогда пронзил Иванова до глубины души.

Но что-то в самой Елене и в её сущности настораживало Александра и запрещало сближение сверх протокольной дружбы и раньше. Эти письма, лежавшие теперь перед ним были свидетельством полуторагодичного угара, обоюдного угара. Может быть им обоим тогда казалось, что море можно перейти вброд, а пропасть — перейти в два прыжка... Чувствуя опасность, Александр просчитал ситуацию поглубже и, благодаря предупреждению отца, вывел её к мягкому но неуклонному разрыву — сначала четкое сухое предупреждение о том, что им не быть вместе выше дружбы, простой дружбы, потом — небольшой откат и окончательный разрыв связи. Он поздравил её с женским днем, с днём рождения и всё — его доконала её неорганизованность и неспособность в кратчайшие сроки бросить все силы на достижение одной единственной цели. Он тогда понял, что это — слишком серьёзное основание для разрыва. Плюс все прочие прелести в кавычках...

И разрыв состоялся. Родители ещё как-то общались, но ему предоставили полную свободу выбора и он этот выбор сделал — полное молчание. Да, это молчание далось ему очень и очень нелегко. Полтора года он балансировал над пропастью. Были моменты, когда ему хотелось позвонить, написать, поговорить, поехать к ней, но он удерживал себя одним — работой и учебой. Теперь ему казалось, что он совершил непростительную ошибку. Но строгий голос внутри его самого говорил, что ошибки нет, что с таким человеком, как Елена, ему не удалось бы сложить семью и прожить жизнь. Может быть, на год-полтора-два и удалось, но не более того. И цена этого временного объединения оказалась бы непростительно высокой.

Ему в очередной раз вспомнился факт их ночного разговора на кухне — тогда он со всей силой ощутил, что между ними — непреодолимая граница. Нет, стены тогда ещё не было, но была, имела место, существовала чёткая граница, пусть манящая и зовущая с её стороны, но абсолютно непреодолимая с его. Подробностей этого разговора он за далью лет не помнил, тогда это был единственный случай в его тогда небогатой практике, когда пришлось применять подобную форму общения. С того разговора они стали чужими и, уезжая из Симферополя тогда, он видел перед собой абсолютно холодную Лену, разительно отличавшуюся от той, какую он тогда любил.

А может быть она всегда была холодной? Теперь Иванову казалось что дело обстояло именно так. Она была холодной, ибо преступно рано вкусила многих мужчин до него, вкусила и в чувственном и в плотском варианте, что не принесло ей облегчения, но многому научило. Научило завлекать неоперившихся юнцов и легковерных середняков. Собственно говоря именно осознание этой незримой опасности и оттолкнуло от неё Александра, понявшего, что здесь он не сможет противостоять достаточно долго, если сохранит контакт.

Интересы дипломатии и безопасности требовали мягкого разрыва, что и было сделано, но этот разрыв доставил Александру такую рану в душе и такую боль на полтора года, что с того момента Александр зарёкся иметь близкие отношения с женщинами и девушками. Естественно, он понимал, что время сделает свое и рано или поздно ему придется выбирать, но будучи уже в Совете школы и руководя своими коллегами, он всегда находился на удалении и не допускал к себе никого из женщин и девушек. Он тогда разделился на три части — одна для всех, другая для близких и родных людей, третья — только для него самого.

Письма неприятно холодили руки — был момент, когда Александр хотел их сжечь, но удержался, понимая, что это может только осложнить ситуацию в будущем. Так он их и не сжёг, но собрал воедино и спрятал, хотя очень долго многие письма хранились в разных местах. Вот и сейчас Иванов достал эти письма только для того, чтобы решить, что с ними следует делать.

Ему показалось, что Елена в очередной раз скоро покажет свое истинное негативное лицо и ему придется пострадать... Внутренний голос методично продолжал убеждать Иванова, что он пострадает меньше, чем кто-либо... На вопрос, кто же должен пострадать больше, внутренний голос ответил только одно: тот, кто слева. Но конкретизировать это он отказался и Иванов погрузился в размышления с новой силой.

Два часа размышлений пролетели незаметно. Александр открыл глаза, собрал письма, вложил их в пакет и сверху запечатал клейкой лентой. Пачка осталась лежать в прежнем отделении сейфа до другого времени. Его всё больше беспокоила расшифровка фразы "тот, кто слева". С этой мыслью он улетел обратно в Звёздный на учёбу.

Звёздная академия. Пятый курс. Большие годичные планетные учения Сил Астроконтингента Земли. Участие всех троих друзей в этих учениях

— Товарищи астронавты. — заместитель начальника факультета командования генерал-лейтенант Нахимов (он был только однофамильцем начальника Академии, также окончившего командирский факультет Звёздной много лет назад) проводил совещание в просторной штабной палатке как всегда сухо и чётко. — Регион пошёл нам навстречу, выделил достаточное место для больших учений. Для нас также подготовлены многие районы земного шара. Но предупреждаю: несмотря на то, что вы все великолепно ориентируетесь на Земле, к таким планетным учениям, которые разрешается проводить раз в десять лет, нам приготовили массу препятствий и всевозможных неприятностей. Так что списать — не удастся. Группам командования — разобраться в списках и принять управление факультетами и потоками. Всё — в соответствии с планом, пожалуйста, в этом — никакой самодеятельности. Мы постарались учесть многие нюансы, но если у кого есть вопросы — обращайтесь, по возможности скорректируемся. Туманов, раздайте офицерам списки...

— Есть, товарищ комкор. — полковник Туманов, второй заместитель начальника факультета командования положил перед каждым присутствующим папку.

— Кроме списков в папках находятся персональные задания группам. Учения проводятся по полной схеме, разрешены все приёмы и воздействия, исключая особо тяжёлые. Прошу всех учесть это обстоятельство и не делать ошибок. Академия задействована в учениях полностью, но это не снимает с каждого из вас обязанности самостоятельно разобраться в ситуации и выполнить поставленную задачу.

— Всё. Инструктаж закончен. Товарищи офицеры, вы свободны. — Нахимов встал. За ним встали все двести шестьдесят человек. — Если у кого есть вопросы, прошу остаться.

Выйдя из палатки под промозглый осенний дождь, Александр поморщился и быстро развернул скатку с плащ-палаткой. Почти весь сентябрь в лесном массиве на приличном удалении от Звёздного и других населённых пунктов возводились балки штабного комплекса факультета управления. Вокруг сновали офицеры, прапорщики, сержанты, старшины, рядовые сотрудники. Лагерь управления не затихал ни на минуту. Иванов поправил под "хамелеонским" пластиком плащ-палатки планшетку и направился в одну из жилых палаток, к своей койке.

— Миша, дай мне четверых десантников для прикрытия... Нужно совершить огромный марш-бросок, а моих штатных сил прикрытия оказалось недостаточно для подобной автономной скрытной прогулки...— вызвав Лосева по кодированному каналу, Александр, присев на койку, просматривал документы и договаривался об усилении группы защиты.

— Приказ знаю. Люди будут. — сухо и чётко доложил Михаил, ощущавший себя в условиях больших учений как рыба в воде и потому особенно немногословный и суровый. — через час жди джип с моими орлами. Командует один из сержантов, человек очень знающий. Остальные — старшины.

— Хорошо. — Александр переключил связь. — Группе защиты командования пи-эр-шесть прибыть в палатку пятнадцать к полковнику Иванову для получения задачи.

— Есть, командир. — донесся из динамика голос майора Истомина.

Иванов переключил связь.

— Викта, как твои...

— Астронавигаторы готовы присоединиться к командирам. Барс десанта...

— Не засоряй эфир. Лосев даст людей. У самого полно забот...

— Поняла. Когда стыкуемся?

— Проведу совещание с охраной и милости прошу ко мне.

— Ладно. Прибуду вовремя, ты меня знаешь.

— Лучше если через полтора часа прибудешь. Надо встретить группу усиления защиты...

— Своим...

— Викта. Это приказ.

— Есть. Буду через полтора часа.

— Конец связи.

Проведя совещание с группой защиты командования, насчитывавшей десять человек, Иванов, как командир сводного отряда, снова вышел под дождь к дороге. Джип появился вовремя. Хмурые и сосредоточенные десантники посыпались из машины на землю и построились. Сержант по-уставному доложил о прибытии. Разрешив прибывшим осваиваться, Иванов привёл сержанта в палатку.

— Сергей Петрович, у нас в группе будут двадцать пять женщин — астронавигаторов. Группа управления — командиры — пятьдесят мужчин и десять женщин. Итого восемьдесят пять человек. Плюс группа внутренней защиты и обороны командования — десять человек. Итого девяносто пять. Ваших вместе с вами четверо. Девяносто восемь, со мной — девяносто девять. Отряд большой, работы много. Вливайтесь в группу внутренней защиты и обороны, согласовывайте действия и готовьтесь выступать ... ближе к ночи. Предстоит большой марш-бросок с пятью марафонскими дистанциями. Есть путевые задачи, самые разнообразные, но всё понесём на себе, никаких транспортов нам не полагается. Как обычно, режим скрытности и радиомолчания. Разведка передняя и задняя, а также боковая, охранение сплошное по периметру. Условия, при которых задача отряда может быть "сорвана", вам самому хорошо известны...

— Ясно, полковник. Разрешите идти?

— Идите.

Сержант вышел. Через несколько секунд в проёме входного шлюза появилась Виктория.

— Товарищ полковник, командир группы астронавигации полковник Иванова. Прошу разрешения.

— Садись, Викта.

— Охотно. — затянутая в осенний маскировочный костюм Виктория откинула капюшон и извлекла из-под плащ-палатки два квантабера и бластер, отстегнула от пояса и сняла укладки. — Наспинный ранец не снимаю — долго одевать. Какие будут решения?

— У нас — небольшой марш-бросок с пятью марафонскими дистанциями. Условно говоря — от базы А до базы Б. Идти скрытно, в контакты с местным населением и властями не вступать, разведка дальняя и средняя, охранение по периметру, в общем — букет солидный. Но главное — никакого транспорта. Всё потянем на себе.

— Ясно. — посерьёзневший тон Виктории подсказал Александру, что его жена настраивается на рабочий лад. — Когда прибывать моим?

— Через полчаса десант охраны закончит согласование действий и я собираю совещание руководства отряда. Тебе и твоим двум заместителям быть на нем обязательно. Остальным — разместиться и ждать.

— Есть. Алла...— Виктория обернулась — в проеме стояла девушка в офицерской форме. Она встретилась взглядом с Ивановым:

— Товарищ полковник. Капитан Железнова...

— Вольно. Согласовывайтесь. — Александр углубился в чтение материалов папки. Виктория с Аллой шептались, посматривая сквозь пластик окна на дорогу.

— Разрешите идти, товарищ полковник? — капитан была уже у двери палатки. — Согласование закончено. Вопросов нет.

— Идите, капитан.

— Есть. — девушка вышла, на ходу накидывая капюшон.

Виктория не спешила...

— Викта, я знаю о чем ты хочешь меня просить. — Александр посмотрел на жену не как командир, а как муж. Она с благодарностью восприняла это малозаметное для других изменение в настроении и в обращении Александра. — Но пойми, не могу я командирам и десанту приказать такого.... Не в моей это власти...

— И всё же, Саша. Никаких поблажек... — Виктория попросила об этом, прекрасно зная, что уж чего-чего, а этого её Александр выполнить не сможет и просто не будет выполнять. Так оно и случилось. Постаравшись не добавлять в тон голоса суровости, Александр произнес:

— Исключено, Викта. Всё будет так, как следует быть. И не иначе...

— Саша, не вгоняй моих в краску стыда... — Виктория сделала последнюю попытку.

— Я не вгоняю. Ты тоже не можешь рассчитывать на полный букет трудностей... У меня тоже женщины-командиры в группе, десять человек. Так что никакого равенства... Условия практически боевые, а в плане четко сказано: случись что с одной из вас серьёзное... — и весь отряд, считай, накрыт...

— Опять...

— Да, опять. Викта, мы — люди, а не звери... И такое отменить — не в моей командирской и человеческой власти. Иди, скоро мои закончат и я собираю общее совещание группы управления отрядом. Мне ещё надо подготовиться, есть моменты, требующие размышлений.

— Ладно. — Виктория прицепила к поясу укладки, подхватила оружие и, махнув пологом плащ-палатки, вышла.

Проведя пятнадцатиминутное совещание, Александр разрешил коллегам идти к своим подчинённым, согласовывать план действий на уровне отдельных звеньев отряда.

— Полковник Иванов. Выводите отряд из расположения штаба управления. — прибывший посредник-капитан передал бланк приказа. Расписавшись, Александр козырнул и вернул документ. — Пятнадцать километров на восток, там есть место для лагеря сбора. Оттуда начинается путь вашего отряда. Прибыть на место через два часа. Скрытность, разведка и охрана — обычные, маршевые.

— Есть. — Иванов повернулся и вошел в палатку, нажимая сенсоры на рации. — Туманян, Смирнова, Колесов, Иванова. Поднимайте людей. Строиться на аллее пять в полном походном снаряжении. Выделите охранение и разведку. Класс: периметр-дальняя.

— Принято, командир. — донеслись почти одновременные доклады по конференцсвязи.

— Выполняйте.

Через десять минут все члены отряда стояли на пятой аллее лагеря управления. Иванов медленно прошёлся из начала в конец колонны и обратно, методично просмотрел внешний вид своих коллег, проверил целостность снаряжения, уточнил подошедшим командирам звеньев и групп задачи на три первых перехода до большого привала.

— Товарищ полковник. Капитан Туманян. Разрешите обратиться...

— Обращайтесь...

— Разрешите...

— Ладно... Но помните — такой вариант организации потребует от вас особой сосредоточенности и повышенной осторожности. Пока на три первых перехода до большого привала мы пойдём в предложенном вам порядке, но потом — надо посмотреть.

— Есть. Разрешите идти?

— Идите.

Капитан Туманян, заместитель Иванова по группе командования одновременно был командором Мужского братства. Он просил Александра ввести в действие обычную практику — люди, связанные между собой глубокими душевными узами могли на протяжении похода быть рядом. Давая на такую практику согласие, Иванов, как командир отряда, нисколько не облегчал своим подчинённым задачу: высокоуровневая поддержка и общение никогда не были лёгким делом.

— Товарищ полковник. Полковник Иванова. Разрешите?

— Присоединитесь в начале марша. — Александр окинул взглядом фигуру Виктории. — Серебров!

— Я, товарищ командир. — второй заместитель командира отряда появился как всегда вовремя.

— Возьмите у полковника два квантабера и поясные укладки.

— Есть.

Подчинившись просящему взгляду Александра, Виктория отдала подошедшему сержанту-атлету тяжёлое оружие и поясной ремень с укладками.

— Полковник Иванова. Встать в строй. Отряд... Смирно. Товарищи астронавты. Нам поставлена задача достичь планового пункта Тета за два дня. Первые три перехода мы будем набирать темп. Привалы — по десять минут. Затем — большой привал. Основные задачи вам известны и требования — тоже. Нале-во! Шагом... Марш!

Лагерь командования остался далеко позади. Отряд продвигался вне дорог и просек, осторожно пересекая открытые пространства и с видимым облегчением ныряя в балки и овраги. Высланная вперед и в стороны разведка регулярно сообщала обстановку.

— Отряд... Привал — десять минут. Проверить оружие и снаряжение, медикам — проверить безопасность. Разрешается подремать... Огня не зажигать. Выставить караулы по схеме клеверного листа с четырьмя секретами. — Иванов, закончив отдавать распоряжения привалился к стволу сосны и прикрыл глаза.

— Саша...

— Викта, — Александр приоткрыл глаза: его жена стояла перед ним едва различимая во тьме сгущавшихся сумерек. — Садись, отдохнём перед следующим маршем...

Они сели. Виктория обняла его за плечи и положила на колени бластер. Присутствие вокруг множества людей почти не ощущалось.

— Каковы следующие задачи, Саша?

— Согласно плану — выведение из строя антенны ДКС в квадрате пятьдесят-сорок пять. Этим займется группа Туманяна. Отряд на это время скачком уходит влево и на ближайшем привале ожидает возвращения группы. После воссоединения — марш-бросок к следующему пункту привала, где будет поставлена новая задача.

— Но, может быть, лучше не громить аппаратуру, а заставить её лгать напропалую?

— Это неплохая идея, Викта. Твои предложения?

— Двум астронавигаторам ничего не стоит заставить антенну ДКС взбеситься. Но...

— Туманян...— вполголоса позвал Александр.

— Здесь, командир. — над полковником вырос силуэт астронавта. — Что случилось?

— У полковника Ивановой есть идея по антенне ДКС.

— Интересно. — офицер присел рядом с Александром. — Излагайте, товарищ полковник...

— Так вот, я предлагаю. — Виктория кратко обрисовала план выведения антенны из строя. — В целом это всё...

— Но...— Туманян понял, что неугомонная Иванова не только предложила план, но и твёрдо вознамерилась сыграть в его реализации одну из первых скрипок. Так оно и случилось. Виктория не дала договорить офицеру и закончила его фразу так, как хотелось ей:

— Конечно же, я и моя коллега должны принять в этом непосредственное участие.

— Товарищ полковник... — Туманян просительно посмотрел на Александра, рассчитывая, что тот запретит супруге участие в столь небезопасном предприятии.

— Василий, она дело говорит... Взбесившаяся антенна намного ценнее раскуроченной... И кроме неё с коллегой никто с этим справиться лучше не сможет... А ваша группа прикроет...

— Но... — Туманян отчаянно пытался сохранить статус первопроходцев за своими подчинёнными. Иванов был непреклонен:

— Через два часа ваша группа и её звено должны приступить к выполнению задачи. Привал окончен, товарищи офицеры. Пора...

Собравшись воедино, отряд снова растворился среди стволов деревьев, покрытых мраком чуткой осенней ночи. Прошло два часа. К Иванову, шагавшему в середине колонны, приблизился облаченный в маскхалат Туманян.

— Товарищ командир....

— Знаю. Успехов...

— Есть. — офицер ушел. За ним поспешили из колонны ещё восемь офицеров. Они окружили кольцом двух женщин-астронавигаторов и скрылись во тьме тянувшегося уже пять километров параллельно пути отряда оврага.

Путь до следующего привала прошел без происшествий. Не выходя на поляну, отряд расположился пятиугольником, выставил охранение и секреты, после чего люди получили разрешение полчаса спать...

Иванову не спалось... Он ходил по периметру охранной зоны, проверял посты и секреты, разговаривал с командирами звеньев и групп.

— Товарищ полковник. Подполковник Туманян. Докладываю об успешном выполнении задачи. Разрешите...

— Отдыхайте. Обеспечьте людей горячей пищей и дайте им поспать. Подробный доклад — позднее.

— Есть. К вам — полковник Иванова.

— Хорошо.

Из за ветвей вышла Виктория. Они вернулись в центр пятиугольника, к группе управления и сели на разостланные плащ-палатки.

— Всё, Викта. Ты сильно устала, так что спи. Вы вернулись за двадцать пять минут до выступления... Спи.

— А ты?

— Без разговоров, Викта. — Александр укутал девушку двумя пологами. — Спи, ещё накомандуешься...

— Но...

— Я уже подремал, не беспокойся...

— Ладно...— Виктория смежила веки...— опять неравенство...

— Спи...

Время, отведенное на получасовой привал, истекло и отряд продолжил свой путь. Появившийся посредник передал Иванову пакет и растворился во тьме. Александр сверил направление движения отряда, замедлил шаг, накрылся пологом плащ-палатки и, осторожно включив синий свет фонарика, ознакомился с перечнем дальнейших задач. Очередность их выполнения и назначение исполнителей командование оставляло на усмотрение командира отряда. Набросав план, Александр снял полог с головы.

— Товарищ командир. Разрешите получить информацию о дальнейших задачах? Скоро рассвет. — подполковник Колесов нагнал Иванова, шагавшего во главе колонны. — времени на скрытность остаётся мало...

— Следующие задачи...— Александр коротко перечислил те, которые ему самому показались наиболее возможными...— Вот данные. — он передал несколько листков пластика. В целом вы можете сами выбрать, что и как делать. Срок на все пять задач — двое суток. Днём стоять не будем, только ближе к вечеру сделаем пятнадцатиминутную остановку. Мы должны будем удлиннить наш путь, чтобы решить все поставленные задачи. Решать и думать придется на ходу. Действуйте...

— Есть, командир. — подполковник Колесов отстал.

Не сбавляя темпа, члены отряда решали вопросы и задачи. Непрерывно формировались, инструктировались и отправлялись в разные стороны рабочие звенья, своевременно и полно готовилось оборудование и материалы. Возвращались выполнившие задания офицеры и сержанты. До сих пор, как утверждала многоуровневая разведка, о продвижении отряда ничего не было известно никому. Это облегчало выполнение центральной задачи — без потерь и приключений добраться до конечного пункта — к экспрессу, уходившему по маршруту.

— Товарищ командир. Данные разведки. Разрешите доложить. — из темноты вышел командир группы разведки сержант Пирогов. — Можно под полог?

— Ныряйте. — Александр закрыл полог и они пошли рядом, изучая карту, подсвечивая себе синим глазком фонаря. Иванов внимательно слушал начальника разведки, отмечал про себя направление движения и скорость свою и колонны. — Итак, вы говорите — крутой спуск...

— Пятьсот метров вперед — и обрыв. Обойти невозможно — с обоих сторон сёла, а там — посты... Лучше их не трогать, хотя мы можем перебить всю охранную сетку... Но тогда риск раскрытия и захвата — огромный... Думаю, что у нас только один путь...

— Будем заниматься альпинизмом. — Иванов высунулся из под плащ-палатки, пошарил вокруг взглядом. Через две минуты вокруг собрались командиры звеньев и групп. Не останавливаясь, Иванов начал излагать короткую информацию. — Разведка донесла, что впереди крутой спуск. Распорядитесь приготовить альпинистское снаряжение. Ваша группа, сержант, пойдёт первой, блокируйте район внизу, выставьте из прибывающих людей караулы и оцепление. Потом начнем переброску основной части.

— Есть. Разрешите выполнять?

— Всем — вольно. Выполняйте.

— Отряд — стой. Выставить караулы и секреты. Приготовиться к спуску. — обогнавший основную часть отряда вместе с дальней разведкой-секретом, полковник Иванов уже несколько минут ходил у самого края обрыва. Данные разведки были точными — обрыв глубиной метров шестьдесят блокировал продвижение к новому лесному массиву, спасительному для столь большого отряда. — Группе разведки — вниз.

— Есть, командир. — десантники сбросили вниз тросы и заскользили по ним в темноту.

— Группа разведки на месте. Район прикрыт.

— Подождём две минуты. Давайте на спуск группу авангарда. Надо усилить внизу караулы. Пятеро не справятся.

— Есть. — очередная группа офицеров и сержантов нырнула за край обрыва.

— Авангард на месте. Все в порядке.

— Вперёд. Часть оборудования...

— Есть. — офицеры закрепили в сетках комплекты ранцев с приборами и оружием и стали осторожно и быстро опускать их вниз. — Приняли внизу, прошли нормально.

— Контрольную группу техников — вниз.

— Есть. — восемь человек технологической поддержки нырнули за урез обрыва.

— Техники на месте. В порядке.

— Группу безопасности — вниз. Три человека командирской.

— Есть. — тройка офицеров-управленцев спрыгнула с обрыва и тросы натянулись.

— Внизу, в порядке.

— Теперь — женщин... Командиры, прошу вас... Коллеги, закрепите по два троса и поаккуратнее...

— Есть, командир. — офицеры помогли женщинам облачиться в ременные гамаки и стали осторожно распускать бухты тросов. — Две минуты, командир.

— Хорошо. Полковник Иванова, давайте со своими вниз.

— Я...

— Без разговоров. Вниз...— на этот раз Иванов не выделил жену из числа остальных женщин-офицеров и Виктория восприняла это благосклонно, отнеся такую вольность на счет боевой обстановки.

— Есть. — Виктория натянула ремни и прыгнула за урез обрыва. За ней заскользили её коллеги.

— Группа управления и группа навигации внизу. Разрешите основные силы?

— Разрешаю. Размотайте все, что можно, нам нужно поторапливаться.

— Тросов и так предостаточно...

— Всё равно. Поставьте дополнительные и предупредите о пути отхода разведку и охранение с секретами. Оставьте им удаляемые тросы...

— Есть.

С обрыва Александр ушёл последним. Его радовало, что спуск прошел без происшествий. Внизу ему помогли освободиться от ремней и отряд довольно быстро скрылся под спасительной сенью деревьев...

— Дальнейшая задача отряда...

— Два с половиной часа марш-броска, получасовой привал и бросок к развалинам старой крепости. Надо пошуровать в подземельях...

— Но...

— Есть данные о наличии там чаши передатчика, не включённого в Регистры. Просьба Академии — проверить и уничтожить, если найдём...

— Тогда понятно...— подполковник Харитонов ушел назад, чтобы ознакомить с задачей профильные группы.

— Товарищ командир... Саша, ты запретил участвовать в работе в подземельях нашей группе и своим командирам-женщинам...— к нему снова подошла Виктория.

— Вам достаточно будет работы на поверхности. Мы будем у развалин за час до рассвета, вам нужно прикрыть район всевозможной маскировкой, чтобы нам не помешали до тех пор, пока мы основательнейшим образом не проверим эти лабиринты...

— Но там...

— Викта, я всё понимаю, но нам будет спокойнее, если вы будете наверху. Иначе наше продвижение по лабиринтам будет слишком долгим... Мы же не сможем дать нужный темп и поставим задачу на грань срыва... С вами останется десант и наша группа прикрытия...

— Т-а-а-к... — недовольный тон Виктории впервые за время похода прорезался в её голосе. — Всю охрану ты оставляешь нам? А сам лезешь в пекло без десанта? Саша, я тебя не узнаю.

— Именно так. Несколько минут назад радиоперехват дал подозрительную активность на нашем маршруте. Шум наблюдается пока далеко позади, но не дай бог нам сели на хвост...— ответил Александр.

— Ты полагаешь... — спросила Виктория.

— Пока что предполагаю, что нам следует поторапливаться и принять меры предосторожности по плану "кокон". Если помнишь, он запрещает ваше участие в мероприятиях вне отряда...— резюмировал командир.

— Но ты отправишь туда почти тридцать человек... — отпарировала Иванова.

— Хочешь сказать: и идешь сам... — нашёлся Александр.

— Именно. — подхватила Виктория.

— А во время атаки мне тоже прикажешь отсиживаться на КП? — саркастически улыбаясь, Александр изобразил на лице испуг. Но Виктория шутки не приняла:

— Я такого не говорила... Но мне же предстоит убеждать своих...

— Викта, у тебя просто дар убеждения... Я же не смогу сделать всё возможное, если начну сейчас заниматься уговорами. Не время и не место мне проявлять свое не такое уж и убойно — проницательное красноречие. Прошу тебя, объясни своим коллегам все сама... Мои коллеги-женщины уже всё знают, они тоже остаются и сделают свою часть, но ты командуешь группой астронавигаторов и тебе здесь — первая скрипка...

— Ладно, Саша, только потому, что дал мне разобраться с антенной ДКС, я отпускаю тебя в эту авантюру...

— Кстати об антенне... Почему ты прыгала без страховки с полной сорокапятикилограммовой выкладкой с пятнадцатиметровой стены? Трудно было спуститься цивилизованным путем? По тросу?

— Саша, я — такой же офицер, как и ты... И ты меня не заставишь отсиживаться на КП, пока мои коллеги, твои коллеги, или ты сам рискуете головой, шеей и всем остальным...

— Викта... Ты снова заставляешь меня напоминать, что ты — не просто офицер...

— Знаю, но служба — и для меня служба. Хорошо. Я поговорю со своими. — Виктория отстала от стремительно шагавшего Александра.

— Отряд... Медленный шаг, осмотреться, усилить внимание. Подходим к пределам района старой крепости. Разведке — вперёд и в стороны. — Иванов снова накрылся пологом, подсвечивая фонариком изучал карту. — Как всегда — не очень точная... Что-ж, будем уточнять ножками. — Он высунул из полога голову и пробежав внимательным взглядом по людям, собрал командиров. — Приготовьтесь к делению отряда. Наверху остаются охрана, десант и все женщины — командиры и астронавигаторы. Двадцать восемь добровольцев прошу прибыть ко мне через пятнадцать минут. Разведка скоро даст место для лагеря, будем думать...

— Есть, командир...

— Командир — место лагеря — полтора километра на северо-восток. На восточной оконечности укреплений крепости. Там лесистее и можно занять оборону по полной схеме. — подошёл один из разведчиков.

— Отправьте туда инженерную разведку. Пять человек с тремя десантниками. Пусть подтвердят. Мы застрянем здесь на целый день и нам не нужны неожиданности и неприятности. — ответил Иванов, проследив за указкой разведчика, прошелестевшей по пластику карты.

— Есть. Через полчаса данные будут у вас. — ответил Туманян, так же принявший участие в изучении данных разведки.

Потянулись минуты ожидания. Отряд входил в пределы старой полуразрушенной крепости. В былые времена здесь были старые выработки, так что следовало проверить множество тоннелей.

— Туманов.

— Здесь, командир.

— Что у нас есть по данному району?

— Натуральная каша, командир. Нет ни одной мало-мальски точной карты не только подземелий, но и надземных укреплений... Одни обрывки.

— Всё равно. Собирайте группу планирования, предупредите людей о плане "кокон", подготовьте все без исключения документы и будем думать.

— Есть.

Собравшиеся вокруг командира офицеры вполголоса обсуждали детали предстоящей стоянки. Обрывки картографической информации на листах пластика переходили из рук в руки.

— А если разбиться по пятёркам? Троек будет маловато. — спросил один из офицеров.

— Хорошо. Но... — осторожно сбавил оптимизм коллеги Иванов.

— Добровольцев предостаточно. Есть вторая волна...— Туманов подал Александру списки. — Всё сделано.

— Хорошо. Тогда — парные секреты закрывают район, за ними — охранение и контрольные пикеты, потом — основные силы. Лагерь прикроем маскировкой по полному плану и сможем через полчаса отправиться на поиски этой милой чашки...

— Командир, дамы настаивают...

— Нет и нет. В подземельях нашим дамам делать нечего. Или мы вынуждены будем замедлить темп.

— Но...

— Куравлев, вы психолог, поясните ситуацию нашим коллегам. — Александр постарался убрать недовольство из голоса и его приказ прозвучал спокойно и буднично.

— Хорошо. — старший лейтенант управления ушёл в сторону, к основной колонне.

— А мы с вами займёмся оперативным планированием. — Александр взял из рук подошедшего сержанта данные разведки. — Вот у нас имеется такой милый райончик...

Лагерь утонул в листве и ветвях. Ни сверху, ни с боков нельзя было заметить никаких отличий от естественного ландшафта. Под защитой многослойной маскировки офицеры и сержанты готовились к путешествию в пять штолен, обнаруженных технологической разведкой полчаса назад. Остававшиеся наверху усиливали маскировку и охрану района.

— Всё, коллеги, скоро рассвет, у нас на всё про всё два с половиной часа. Первым трём пятёркам — вперед. Стрелять только в самом крайнем случае.

— Есть.

— Идёмте, коллеги. — Иванов отметил, как члены первых пятёрок скрылись в зевах штолен и вскочил на ноги, беря бластер наизготовку. — Вперед...

Прошло два часа, но ни одна из пятёрок ещё не выходила на поверхность. Технологическая, визуальная и инструментальная разведки действительно отметили активность "хвоста" в опасной близости от района и Виктория отдала указание своим коллегам заступить в секреты и охранение несмотря на неудовольствие мужской части отряда. Не подчинённые ей женщины-командиры уже давно находились в цепи охранения.

— Полковник, хвост в полутора километрах. Пятнадцать человек. Класс подготовки — "тени"...— сержант десанта, отвечавший за охрану дальних подступов подполз к уютно расположившейся в лощинке Ивановой.

— Ясно. — Виктория очнулась от напряжённого созерцания ландшафта в стереотрубу ночного видения. — Колокольцева.

— Есть, командир. — майор астронавигации Колокольцева осторожно подняла голову от веточной подушки.

— Группе блокирования — квадрат четыре, группе отвлечения — пятнадцать, моя группа пойдёт им в тыл. Загоним...

— Какая методика? — спросил сержант.

— Отключение. На наших — Виктория сделала на этом слове заметное для женщин ударение и продолжила, — шесть с половиной часов с потерей ориентации во времени.

— Ясно. Предстоит работка. — сержант десанта довольно улыбнулся. — но...

— Нет и нет. Нападать будем с тыла. Это отвлечёт и дезориентирует их. А вы, Роман, со своими людьми надёжно блокируйте им пути отступления и путь к отряду.

— Хорошо, полковник. — сержант ползком направился к своим. Виктория приникла к окулярам стереотрубы. Мощная оптика с компьютерной поддержкой позволила отчётливо видеть фигуры, кравшиеся на приличном удалении к передовой линии заслона.

— Коллеги, быстро в хвост. Квадрат четыре-пятнадцать. — Виктория ползком добралась до линии охранения и несколькими легкими толчками пробудила своих девчат-астронавигаторов от чуткого созерцания ландшафта и экранов. — Мы всё же кошки, нам пришла пора поцарапаться и покусаться... Не уступите десанту...

— Ладно, Вита. — девушки напряглись, но не вскочили на ноги, чтобы не нарушить картину маскировки. — Поцарапаемся. Отключать?

— На наших "шесть с половиной" часов с потерей ориентации во времени и в пространстве. Не давайте десанту и охране опередить вас. Вырубить всех пятнадцать. Не забудьте о резерве, повнимательнее глядите по сторонам. Могут быть арьегардные звенья... Не давать опомниться ни на долю секунды...

— Есть. Вы с нами?

— А то как же. Горю желанием размяться. Пошли ползком, коллеги. — Виктория улыбнулась, стремясь показать, что ничего особенного не будет — простая тренировочная операция десантного профиля.

Ни группа охраны, ни десант не смогли понять, что произошло всего лишь через четверть часа, в ту секунду, когда отвлекающая группа десанта встала перед преследователями во весь рост. Возникший сзади преследователей вихрь тел просто перемолол всю группу незваных гостей. Недвижимые парализованные тела незадачливых визитёров валялись среди деревьев в самых живописных позах. Связного, попытавшегося в ходе почти беззвучной драки уйти к своим, обозлённые внезапной безработностью десантники тут же поймали и почти бегом привели на соседнюю поляну, где уже собирались участвовавшие в операции астронавигаторы и командиры.

— Коллеги, поставьте его у сосенки, пусть оклемается. И не спускайте с него глаз. — Виктория взяла управление лагерем на себя и ей никто не перечил. — Девчата, вы привели себя в порядок?

— Да, командир.

— Отдыхайте. Теперь я поработаю. — она неспешно подошла к пленному сержанту и заглянула ему прямо в глаза. — Номер и название части? Ваш личный номер? Задача группы?

— Да...

— Ругаться — не советую. Пантеры близко. Мигну — котлету из тебя сделают. — отрезала посуровевшая Виктория. Звёзды на её полевых погонах налились резким темно-зеленым цветом. — Повторяю вопросы: часть, личный номер и задача группы?

Десантник рванулся, но пятеро членов группы охраны были начеку и прижали его к стволу.

— Не раздражай леди-полковника, обормот...— миролюбиво заметил один из охранников. — ответь на несколько вопросов и присоединяйся к своим.

— Ничего я вам не скажу...— десантник отвел взгляд в серевшее перед рассветом небо.

— Собственно говоря, мне твой рот уже не требуется. Всё, что мне надо, я уже узнала. — Виктория потрясла перед лицом пленного планшеткой...— И это — профессионалы группы "теней"?! Всё пишете, как писари... — она потеряла к пленному всякий интерес и вознамерилась уйти.

— Ты...— десантник рванулся, чтобы ударить повернувшуюся к нему спиной и уже сделавшую несколько нешироких шагов прочь Викторию, но та в эффектном и моментальном повороте достала его висок каблуком своего десантного сапога и сержант тотчас же свалился мешком на траву. Подошва сапога просвистела в сантиметре от носа бросившегося на выручку Виктории десантника, пытавшегося схватить пленного за рукав комбинезона и не дать ему провести блокирующий приём. Нежданный помощник даже не успел испугаться.

— Доставить его к своим? — очнувшись от краткого потрясения увиденным, старший группы охраны уважительно посмотрел на Викторию, уже успокоившую немного участившееся дыхание. Он впервые видел, чтобы полковник астронавигации столь профессионально лишала всякой возможности сопротивляться не кого — нибудь из гражданских, а человека, в форматке служебной классности которого стояла мрачная устрашающая формулировка: "Тень".

— Да. Отключите хорошенько. Обыщите всех, лишите документов и всего ценного. Не думаю, что что-то есть, но всё, что есть — заберите. Груз для нас очень небольшой, но психологический удар для них — огромный. — Виктория раскрыла захваченную у командира "теней" планшетку. — Харламов, поясните людям, с кем мы встретились. — она достала карту и листы приказа. — А я — к своим девчатам.

— Спасибо, полковник... Лихо вы его... Жив будет?

— Обязательно. Через шесть с половиной часов очухается.

Сержанты незамедлительно и в точности выполнили указание "леди-полковника" и пленный был доставлен в полностью отключённом состоянии на поляну, где под присмотром насторожённого парного поста с незамедлительно выставленными после инцидента четырьмя дополнительными одиночными постами продолжали безмолвствовать его обездвиженные сотоварищи. Виктория изучала возвращенные Харламовым документы и тихо радовалась, с волнением представляя, что было бы, если бы группа преследования выполнила свою задачу... Форменный срыв. Через полчаса здесь было бы светло как ясным летним днём и людей — как на стадионе в день финального регионального матча по футболу...

— Товарищ полковник. Связной от "детей подземелья". — сержант Феликсова, едва заметно довольно улыбнувшись, отступила в сторону, пропуская атлета-капитана.

— Товарищ полковник... — капитан поднес руку к козырьку пилотки...

— Садитесь. А теперь вдохните, задержите дыхание и выдохните, и только после этого — докладывайте, капитан. — Виктория указала на раскладной стул. Капитан сел и огляделся по сторонам. Затем набрал воздуха и залпом, с видимым удовлетворением выдал главную новость:

— Группа нашла и уничтожила антенну... Потерь и пострадавших нет....

— Уф. — Виктория с наслаждением сделала глубокий выдох. — Спасибо за добрую весть, капитан. Девчата, накормите вестника до отвала. Пусть спит...

— Есть, Звезда... — сержант Феликсова потянула капитана за собой в палатку астронавигаторов. Уходя, капитан обернулся и спросил, зная о наличии преследователей:

— А хвост?

— Нейтрализован. Вам обеспечено хорошее безопасное возвращение.

— Наши выйти обязались через сорок минут считая с этой минуты. — капитан посмотрел на часы. — Спасибо вам за прикрытие, Звезда.

— И вам спасибо. Идите, отдыхайте.

— Есть. — Капитан вышел, опуская за собой полог командирской палатки.

Полчаса Виктория приводила палатку в порядок, наводя обычную для себя почти хирургическую чистоту. Ещё пять минут критически смотрела на себя в зеркало — вихрь между деревьями при нейтрализации группы оставил две царапины, к счастью, не слишком сильно заметные на общем фоне гладкой ткани комбинезона.

— Викта...— в палатку быстрым шагом вошёл Александр. — Ты как здесь... Что такое наши все говорят про какой-то вихрь?... С тобой все в порядке? Не ранена, цела? — его взгляд шарил по её фигуре, затянутой в десантный комбинезон и очень часто останавливался на глазах. — Тебя никто?... А как твои пантеры? Целы?

— Саша, присядь,— Вика пододвинула ему складной стул. — Вдохни и выдохни воздух, успокойся. — Она помолчала, ожидая, пока он присядет. — Хвост был? Был. Ну вот теперь он точно — был.

— А вихрь? — Александр вперил в Викторию вопрошающий взгляд. Та перехватила его и вложила побольше успокаивающего тона в свой голос:

— Небольшое упражнение. Работа группы десанта по ликвидации группы преследования. — назвала Виктория формулировку упражнения...

— Но все свидетели в один голос говорят, что это организовали не десантники... Те сами — в полном трансе от увиденного. Такого в их подготовке явно не предусматривалось. Они уже успели три раза прошерстить все носимые банки данных. Там ничего такого и близко нет... Ты опять...

— Саша, — Виктория с небольшой долей укоризны посмотрела на Александра. — я же так же как и ты выполняю общую задачу. И выполняю, как мне кажется, достаточно хорошо и плотно. А какими путями? Если для победы потребуется такое — оно будет применено. В конечном итоге у нас только три выбора — проиграть, выиграть или играть до одурения... Но меня устраивает только выбор выигрыша. И... давай больше не будем. Как "тарелка"?

— Не только "тарелка"... Пультовой зал как в областном центре управления полётами. Машины, набитые как фаршем, блоками памяти. Шпионский центр какой-то... Теперь уже его нет, там мегатонны породы... Тарелка тоже — завалена... Странно, но у меня относительно факта уничтожения столь ценной современной техники нет никакого сожаления.

— И не надо... А...

— Отряд может отойти в массив в квадрате пятнадцать — сто пять и переждать там дневное солнце. Люди, участвовавшие в операции, устали, вымотались в беготне по штрекам и колодцам, многие прилично вымокли в озёрах и подземных реках... — Александр привычно и буднично говорил прежде всего не о себе, а о своих подчинённых. -Так что я поднимаю людей и, пока не поздно, за два часа мы должны быть в названном квадрате. Иди, поднимай своих, Звезда...

— Опять, Саша...

— Я — также как и все. Тебя после этого вихря средь стволов иначе как Звездой и не величают...

— Сказал тоже. — Вика встала следом за вставшим Александром. — Я так волновалась, Саша...— она обняла мужа за плечи и заглянула ему в глаза...

— Ага, и от волнения повязала пятнадцать здоровенных мужиков, а одного из них — напугала до лёгкого заикания...— Александр обнял жену, вперив пытливый взгляд в её глаза. — Господи, Викта, я ведь тебя потерять мог... Ведь они рассуждать не особо приучены... Куда им тягаться с Лидером Большой Науки. Они по-другому могут и могли... Двинули бы... Я же знаю про приёмы, позволяющие в доли секунды сделать из любого архитренированного атлета кровавый паштет... Ты же меня напугала до учащения пульса... Я ведь почувствовал, когда ты одна выключала сразу пятерых, которые обступили тебя едва ли не со всех сторон... Только потом немного-немного успокоился, когда понял, что все прошло нормально, но успокоился не до конца... И сейчас очень волнуюсь.

— Спасибо за волнение, Саша... А упражнение по "выключению" личного состава группы преследования... Это так, пришлось... Я и сделала.

— Ладно, Звёздочка...— Александр поцеловал её в лоб и вышел из палатки.

Отряд собрался, снял коконоподобное охранение и, оставив походное и боевое, быстрым шагом двинулся в нужный квадрат.

На "днёвке" под защитой масксетей и пологов отряд смог впервые за полсуток нормально поесть и привести себя в порядок. Предоставив командирам групп и звеньев возможность самим решать текущие задачи, Александр и Виктория ушли в лес, ближе к линии секретов и там, найдя уютную ложбину, присели на полог плащ-палатки.

— Сашка...— Викта снова обняла мужа и прижалась к нему как можно плотнее. — Ты всё же не дал мне поработать в подземельях...

— Викта... Что же ты с собой делаешь?... Ведь пятнадцать мужиков... Ну двинул бы один тебя по спине, по позвоночнику, по шее, по голове или, не дай бог, в живот... Ведь это — не шутка, а боевое применение...

— И получил бы по полной программе. Я же не ученица шаолиньских монахов, а мастер. А за беспокойство, мой рыцарь, больш-ое — больш-ое спасибо. — Виктория одарила мужа самым тёплым внимательным взглядом. — Я же не убивала никого намеренно, а просто отключила. Но отключку мы, пантеры, задали им не шесть, а двадцать четыре часа... Шесть — это для отвода глаз, мои правильно меня поняли. Я же знала, что нам потребуется днёвка...

— И они о нас — ни гу-гу?

— Сомневаюсь, что они что-либо видели. Мы им мозги хорошо прочистили...

— Пантеры вы наши родные. — Александр поцеловал её в лоб. Виктория довольно улыбнулась. — Во времена, даже женщины дерутся...

— Ничего, значит есть, за кого драться...— довольно улыбнулась, чуточку прижмурившись, Виктория. — Ладно, называй меня пантерой или пантерессой, разрешаю.

— Спасибо. Ты поела?

— А как же. Твой Туманов распорядился моих астронавигаторов вкупе со мной накормить до отвала. Лично проконтролировал. Спасибо...

— Не за что. И попрошу больше с пятнадцати метров не летать...

— Ну уж нет, Саша... Служба есть служба. Это мы на Земле в мирное время так можем не летать, тут всё же всё родное, а на другой планете в боевой ситуации мне, полковнику Астрофлота тоже осторожненько тросик натягивать? Меня же в это время спокойно и свободно изрешетят, а то и разрежут. А я ещё тебе пригожусь...

— Пригодишься, но по возвращении в лагерь ты сейчас же сдашь один бластер и квантабер подполковнику Туманяну и левую руку повесишь на косыночную перевязь. Всё ясно? — Александр только сейчас решил обнаружить осведомлённость в физических проблемах Виктории.

— Саша...— Виктория всё никак не могла смириться с тем, что её Александр и во время боевой операции на настоящих общепланетных учениях видит в ней не офицера, а женщину и жену.

— Никаких "но", я же вижу, как ты неудачно шмякнулась... И как ты при таком ушибе ещё мужиков отключала, не пойму...

— Само делалось, в автомате...

— Вот и я тоже ... в автомате... требую, чтобы ты остаток пути держала руку в покое. Идём в лагерь. — Александр вскочил.

— Подчиняюсь, мой рыцарь. — Виктория встала.

По возвращении в лагерь Александр отвёл Вику к палатке медслужбы и настоял на самом тщательном осмотре суставов и связок. Его подозрение об ушибе было подтверждено и Вика с сожалением отцепила бластер и квантабер, передав оружие появившемуся словно из под земли капитану Туманяну. Выйдя из палатки с перевязанной рукой, Вика с укоризной посмотрела на Александра.

— Ты меня записал в больные, да ещё и обезоружил...

— Не только тебя. Мои командиры-женщины проконтролировали всех твоих пантер и троих тоже "записали в больные". А тяжёлое оружие вам при всём отряде ни к чему. Хватит минибластера.

— Сказал тоже. Я пойду к своим.

— И, пожалуйста, без скачков, Викта...

— Ладно....

Посредник, вынырнувший из чащи, нашел Иванова, козырнул, передал пакет и "растворился в воздухе". Вскрыв обложку, Александр посмотрел на часы — было уже половина пятого вечера — и углубился в чтение. Оно не заняло много времени и через восемь минут Александр знаком подозвал дневального.

— Соберите всех руководителей групп, сержант.

— Есть, командир.

Стоя в центре плотного круга, Александр раздал офицерам и сержантам полученные листы.

— Итак, коллеги, мы ускоренным маршем продвигаемся к станции Ловельня, где нас ждет экспресс. Наши злоключения на этом заканчиваются и мы переходим к нашей профильной работе. Но на марше прошу всех соблюдать высшую осторожность и осмотрительность... Вы все знаете о законе Конца Концов...

— Знаем, командир. Не беспокойтесь.

— Идите и ставьте задачу во всех деталях своим подчинённым. Через три часа выступаем. Всех плотно накормить и дать возможность полностью привести себя в порядок. Проверить несколько раз буквально всё... На марше больших привалов делать не будем. Только на пятнадцать минут. К завтрашнему вечеру мы должны быть на станции. Три марафонских перехода и мы — у цели. Готовьте людей к этим трём броскам...

— Есть, командир.

— Отряд! В походную колонну — становись. Проверить снаряжение, никакого бренчания или шуршания. Боевому охранению — в голову колонны, разведке — веером вперёд и в стороны, арьегарду — позиция прикрытия по трезубцу. Первой группе — начать разгон до марафонского бега! Командиры групп, выводите своих на режим марафона... Пятьдесят километров... Но чтобы ни шороха...

Люди согласно кивали. Одна за другой "десятки" исчезали среди стволов в листве деревьев и кустарников. Иванов ждал, когда двинется аръегард и только после того, как последняя десятка исчезла за деревьями, начал разбег сам...

Нагнав астронавигаторов, Иванов уравнял скорость рядом с Викторией. Та недовольно взглянула на него.

— Снова ты Саша отличился... Вы что же, нас без оборудования, приборов и даже большей части оружия и снаряжения решили оставить? А сами — как слоны на лесоповале... Ёлки новогодние, а не астронавты... Своим командирам ты же оставил полные комплекты ранцевого снаряжения...

— Это — командиры, Викта. Мои прямые коллеги. А вы — наш мозг. Мозг нужно защищать особо. Так что... Как, кстати, рука...?

— Твои ретивые медики вкатили туда целый пятикубовый шприц обезболивающего. Как бревно... И этим бревном я кого-нибудь шмякну... — в голосе Виктории чувствовалась обида и раздражение на излишнюю перестраховочность медиков.

— И не думай. — Александр вложил в тон побольше мягкости. — Иначе в экспрессе проведешь весь путь в изоляторе...

— Для буйных? — игриво спросила Виктория.

— Нет, для нарушителей режима... — не принял игривости Александр и сразу же по-деловому спросил. — Как твои, выдержат марафон?

— Пока без проблем, жалоб не поступало. — Виктория немедленно переключилась на деловой тон.

— Придерживай своих пантер, особенно — раненых. Как только преодолеем первый участок — пятнадцать минут на сон и принятие пищи.

— Ясно. Не беспокойся, Саша...

— Не могу. Держи меня в курсе...— Иванов ускорил бег и вскоре вышел в голову отряда. — Туманов, как люди?

— Пока нормально. Прошли десять кеме в штатном режиме.

— Добро. Организуйте смену людей, несущих дополнительный груз. Женщинам ничего не отдавать.

— Есть. Уже организовали.

— Хорошо...

Экспресс. Продолжение учёбы и работы

У экспресса, только локомотивным звеном из пяти тяговиков занимавшего весь второй путь станции Ловельня, было оживлённо. Возвращавшиеся со всех сторон группы астронавтов тут же получали предписания и занимали свои места в вагонах.

— Товарищ полковник. Примите командование составом пять, навигация и командование.

— Есть. — Иванов козырнул, принял пластик, расписался и вернул вестовому. — Свободны. — он поспешил вдоль вагонов, взглядом разыскивая знак пятого состава. Найдя, он быстро разместился в купе проводника первого вагона шестивагонного звена и привел состав в состояние работы.

— Товарищ полковник. Группа командования размещена в вагонах. Всё штатно. — капитан Туманов вырос в проеме купе. — Замечаний у командиров групп и звеньев нет.

— Проверьте ещё раз оружие, оборудование и состояние людей. Пусть все непременно примут душ и обязательно сменят обмундирование. Людей плотно накормить и дать спокойно и полно отдохнуть. Медикам провести контроль по их схемам в соответствии с ситуацией. О выполнении и результатах — доложить. — Иванов взглянул на экраны и передвинул ползуны на пульте в положение выхода систем состава на рабочие режимы. — Идите.

— Есть. — Туманов ушёл.

— Товарищ полковник. Группа астронавигации размещена в вагонах. Всё штатно. — в дверях появилась Виктория. Неугомонная, она таки выпросила у Туманяна второй бластер и прицепила его к поясу с левой стороны.

— Люди? — Александр, не вставая, покосился на жену.

— Медики провели контроль. Не считая проблем после тарелки локатора — пять-шесть растяжений, два ушиба и восемь синяков. Люди накормлены. Наводим порядок и чистоту в вагонах. — Виктория переступила порог и остановилась у двери.

— Ваше право... Как рука?

— Заспрашивался... Присесть разрешишь? — Она допускала, что Александр не приглашал её садиться, поскольку доклад не предусматривал посиделок и потому не обижалась на чисто мужскую обычную автоматическую чёрствость.

— Садись. Почему один бластер лишний? — Александр уже давно обнаружил второй "ствол", но только сейчас решил проявить осведомлённость. Он встал и подошёл почти вплотную к жене.

— Ничего не лишний, а моё личное оружие. — Виктория поправила портупею, обошла закрывавшего дверь Александра и села на жестковатую полку, успокоив руку.

— Как кольты у первых ковбоев Америки. — задумчиво произнес Александр, садясь в кресло. — Всё же в экспрессе не носи на себе...

— Но тогда нужен квантабер, а это — дубина... — в голосе Виктории не чувствовалось шуточности — сухой нормальный рабочий тон.

— Ладно. Оставь один в сейфе купе, а второй носи с собой. — Александр посмотрел на жену уже немного добрее, не по-служебному.

— Это — по мне. Спасибо, Саша. Я пойду к своим... — Виктория ощутила изменение и обрадовалась. Она бы осталась и дольше, но служба требовала её присутствия в навигаторской части состава.

— Иди... а то пантеры стаей прибегут посмотреть, куда их пантересса изволила исчезнуть. Стыдно будет... — понял колебания Виктории Александр.

— Я же не на прогулку увеселительную убежала, а к начальнику состава... Накомандуешься теперь — всласть. — Виктория немного добавила игривости в тон.

— Только при необходимости. У нас напряжённейший график обучения. — сухо ответствовал Александр.

— А маршрут? — заинтересованно спросила Виктория, нашарив взглядом подробную карту южной части Региона, висевшую над экранами.

— Минск, Киев, Севастополь. Это точно. — Александр перехватил взгляд Виктории и взяв в руку указку, провёл ею предположительную линию маршрута. — Затем предварительно определены Стамбул, Каир, а там — Дели и Владивосток. Замкнём колечко через нашу родную Евразию. Новосибирск, Хабаровск, Тикси, Уральск, и так далее. Завершим в Звёздном. Как раз на годик работы... Остановок — множество. — Александр уже с нескрываемой нежностью смотрел на жену. — Кстати, вот твой экземпляр планов работы до Севастополя включительно...

— Сашочек, ты неподражаем... Спасибо...— Викта уложила папку в планшетку и встала. — Разреши?

— Иди, Викта, не приводи за собой хвост пантер... Уму непостижимо — пятнадцать мужиков класса "тени"... Как избиение младенцев...

— Хм, хороши милые младенцы... Если бы не наша осмотрительность — лежать бы нам на их месте...— Виктория открыла дверь купе. — Я пошла...

— Успехов... Береги руку.

— Спасибо. — Виктория вышла.

Точно в назначенное время длиннейший состав тронулся. Иванов вернулся к своим командирским обязанностям. Начались дни и ночи учёбы и подготовки. Просторные двухуровневые аудитории, совершенная проекционная и экранная техника, мощная компьютерная поддержка, занятия в пунктах Астроконтингента по маршруту, участие в обеспечении интересов Астрофлота в самых разных городах и посёлках. Часто видеться и встречаться с Викторией теперь не удавалось: астронавигаторы почти не выходили из своих вагонов, набитых картами, схемами, экранами и пультами. Виктория, как всегда, работала за двадцатерых...

— Виктоша, пощади себя и других. За тобой просто угнаться не могут. — выкроив в плотном графике полчаса на совместный обед и согласовавшись, Александр и Виктория встретились в вагоне-ресторане. — ты не пропускаешь ни одного пункта плана... Для того ли я тебе его давал?

— Именно для того. — улыбнулась Виктория. — Теперь я — в родной научно-интеллектуальной стихии и надеюсь, что "двигать" кого-то ногой в висок или, тем более — стрелять мне придётся сравнительно нескоро. Что ни говори, а физическое и огневое воздействие для меня — дело чуждое... Я привыкла другими методами...

— Вот и меня уговорила... — Александр был рад исчезновению воинственности в настроении Виктории.

— Сашко, ти ж до мене гарно відносився весь час з моменту нашого знайомства... Інші тільки хотіли допомоги й розваг, а ти — працював й жив зараді мого счастя та благополуччя... Невже я могла й тебе теж "двигати" стандартними методами?!.... Ні, ти заслуговував на кращє...

— Спасибі за добрі слова, вельмішановна пані. До речі, як ваші колеги ставляться до моєї пропозиції?

— А, відносно того, щоб з перетинанням лінії відповідальності Україні перевести весь особовий склад на українську мову до моменту виходу за межі України?... Це наших дівчат та хлопців дуже зацікавило. Я вже веду заняття з української мови та культури. Повний зал кожного разу... Все буде гаразд...

— Мої колеги теж вчать, й я сам залюбки-б ходив на твої заняття.

— Так ходи... Чого ж ти не ходиш? — удивленно спросила Виктория.

— Ага, повний вагон твоїх пантер... Розріжуть й по стіні розмажуть...

— Невже ти досі не зрозумів, що мої колеги до тебе ставляться як до рівного собі й до такого, що заслуговує на достатньо високу довіру? Не лякайся моїх колег, вони досить добре ставляться до чоловіків — як своїх законних, так и до всіх інших. — Виктория поняла опасения Александра правильно: к уникальности его жены уже давно все привыкли, но привыкание не означало смирения. Занять место Виктории рядом с ним, без сомнения, хотели многие женщины.

— Буду намагатися зрозуміти...

— Отже, Сашко, домовились. Приходь на мої заняття.

— А план?

— Ось. — Викория подала лист пластика. — узгодь зі своїм графїком й приходь...

— Добре. Говоримо росийскою.

— Говорим. — Виктория посерьезнела. — Мне — на дежурство по квадрату ответственности через четверть часа... Я побежала...— Виктория сгрузила использованную посуду на автотележку и встала.

— Успехов...

— И тебе тоже.

Как и планировалось, с пересечением линии ответственности Украины в экспрессе все заговорили на украинском языке. Языковая практика для астронавтов уже давно не была лишней или обременительной. Прибыв на центральный вокзал Киева, на пятнадцатый путь, экспресс выгрузил личный состав и часть оборудования, после чего ушёл за пределы мегаполиса на стоянку.

— Автобуси подано. Сідаємо й — до нашого табору, колеги. — сказал Иванов, выглядывая в окно вагона. — розмістіть нашіх жінок якнайкращє...

— Добре, командире. — подполковник Туманов по спикеру отдал распоряжения. — Йдемо, нас вже чекають. Не треба запізнюватись.

— Ага, що у нас за планом?

— Початкове швидке розміщення в готелі "Зірка". Туди ми поїдемо автобусами. Потім — п"ятигодинна автобусна і піша єкскурсія по місту, потім — обід, потім — відпочінок й ввечері і вночі — робота. Автобуси доставлять нас до єкспресу, працювати будемо й тут ввечері й вночі.

— Добре. Йдемо.

Автобусная экскурсия по городу с посещением многочисленных музеев, заповедников и памятных мест позволила астронавтам хорошо отдохнуть и настроиться на напряжённую работу. Как было заведено давным-давно, российские астронавты не пользовались услугами местного обслуживающего персонала и везде, где появлялись, в дело вступали их собственные звенья обеспечения. Не стал исключением и Киев.

— Гарна єкскурсія. Софіївка, Лавра, узбережжя, Кий, Щек, Хорив...— говорил Туманов, когда они среди других астронавтов групп управления и навигации шли от автобусов к гостинице. — Наши вже навели військову дісципліну й порядок. — подполковник указал на троих одетых в полевую форму патрульных и двоих одетых в парадные мундиры дневальных у входа. — На кожному нашому поверсі — теж саме...

— Ага, будемо лякати хазяїв до легкого заїкування. Що у нас на обід? — довольно улыбнулся Александр, поняв, что наконец-то его российский Астрофлот окончательно понял преимущества самостоятельного размещения и обслуживания где бы то ни было. В России был вообще принят и всемерно поддерживался культ самостоятельности, а такая сложная структура как Астрофлот просто обязана была научиться самой полной и результативной автономности.

— Як завжди, борщ, салат, вареники, кулеш, компот... Й — все, що кожен захоче... Меню тут — досіть знатне... Півтори тисячі позицій. — сказал Туманов.

— Добре, пане підполковнику, йдить до своїх... Розпорядіться про сімейній графік.

— О, це добре, командире. А ви? — улыбнулся коллега.

— Я — також, тільки знайду свою половинку... — Александр пошарил взглядом вокруг.

— О, а ось й вона...— Туманов взглядом указал на спешившую к ним по пандусу Викторию. — Все, я зчезаю...

— Добре. — Иванов пожал руку коллеги и обнял Викторию. — Нарешті я бачу тебе, Вікто, без цієї пов"язки.

— Ага, распорядился меня продержать в ней почти неделю и теперь ещё и явно радуется, хотя повреждение было залечено за четыре дня... — Виктории была приятна забота Александра и она выдала эту тираду спокойным голосом без тени недовольства.

— Резерв не завадить. А чого ти говоришь російською мовою?... — спросил Иванов.

— Волнуюсь, Саша... — просто ответила она.

— Вполне понятно... Ведь ты и твоя группа, как я уже знаю, не вылезали из Дальних пещер ещё полчаса, да и тамошних монахов узкоспециальными вопросами засыпали. — Александр перешел на украинский. — Ось тепер треба йти на обід за сімейним графіком...

— Ти де розмістився? — Виктория знала, что Александру как всегда выделили люкс и спросила просто для того, чтобы удостовериться — её главному другу и на этот раз создали все условия для жизни и для работы.

— У люксі, гм, як завжди. — Александр понял, что Виктория может не одобрить его стремления к комфорту, но такой комфорт полагался всем старшим составов. — Так що — прошу до мене...

— Ні, я — до своїх пантер. Через п"ятнадцять хвилин...— Виктория улыбнулась, поняв, как приятно будет Александру услышать слово "пантера", относящееся к женщине.

— Добре. — Иванов кивнул.

Виктория ушла. Александр поднялся на шестой этаж, переоделся в выделенном ему номере в гражданский костюм и пригладил непокорные волосы.

— Підемо, пообідаємо, козаче... Треба добре пізнати, чим і як тут годують справжніх козаків. — он закрыл дверь номера и не спеша пошел по длинному коридору к лифтам.

В ресторанном зале было достаточно шумно и многолюдно — несколько сотен новоприбывших астронавтов (часть офицеров и сержантов уехала к экспрессу на дневное боевое дежурство и дополнительные необязательные лекции) знакомились с настоящей национальной кухней и оживлённо обменивались впечатлениями.

Александр и Виктория разместились за двухместным столиком в уголке, причём Александр, по своему обыкновению сидел спиной к стене и держал под контролем зал, а Виктория сидела спиной к залу.

— Чого чекаємо, командире?... — улыбаясь спросила Виктория.

— Непріємностей, пані. Але треба з"істи все це...— Иванов взялся за хлеб и за ложку. — Готують тут знатно.

— Добре... Розслабся та поїш спокійно. Ніхто мене не вкраде й не згвалтує... — Она показала, что поняла причину такого размещения своего друга.

— Ага, тут таке в міть вміють робити... Не дамо!...— Александр в шутку подобрался, но потом, поймав одобрительный взгляд Виктории, расслабился.

— Добре, їш. — Виктории было приятно выражение Александром готовности защитить её от посягательств.

Кроме российских астронавтов в зале были и туристы из других стран — никто и не думал закрывать зал и делать спецобслуживание для прибывшего отряда. Уже давным давно на Земле не было принято ущемлять интересы хозяев ради гостей при обычном для теперешних людей уровне обеспеченности всем необходимым. Александр ловил восхищённые взгляды, направленные на его жену и ему было приятно.

— Дозвольте запросити вашу пані до танцю, вельмішановній пан. — к столу подошел невысокий мужчина. — чі ви заперечуєте...

— Ані скільки. Але танці — потім. Сідайте, шановний пане генерале. — произнеся звание гостя намного тише, чем начало фразы, Александр был рад появлению неугомонного генерала. — Й знову у вас — службове відрядження? ... — так же тихо спросил он.

— Ага... Ваша невгамовна пані задала нам роботи на кілька п"ятирічок... Але не зважайте, це я так, по-доброму, тому що давно так цікаво та інтенсивно не працював...— тихо произнес прибывший офицер.

— Мені соромно відволікати цілий підрозділ АПБ від більш складної роботи. — молвила Виктория. — Але, сподіваюся, я не завдаю зайвого клопоту...

— Ни, Викториє... У нас величезна й довжелезна черга стоїть, щоб попрацювати з вами... Таке рідко буває. Взагалі-то рідко, але доводиться наказувати, а тут — люди самі йдуть з письмовими й усними проханнями... На вас тут дивляться, як на свою рідну...

— Ага. Корені мої — тут, моя мама й бабуся — також звідсі... — скромно ответила Виктория.

— Ось чому ви так чудово говорите українською...

— Й це теж спрацьовує. Ми раді бачити вас, генерале. — копируя своего друга, Виктория так же тихо назвала звание гостя.

— А я — вас обох, в доброму гуморі й спокої. До речі, як ваша рука? — проявил осведомленность Кузнецов.

— Олександр мене міттево вирахував й спровадив під пільне око медслужби. А там майже тиждень довелося тримати руку на косинці. Тепер — все гаразд...

— Добре. Вибачте, мені треба йти... — генерал пружинисто встал, стараясь не обращать на себя повышенного внимания. — До наступної зустрічі...

— Хай вам щастить, генерале. — в один голос негромко сказали Александр и Виктория...

После обеда Александр и Виктория поднялись в номер Иванова. Виктория наслаждалась очередной возможностью навести "астронавигаторскую" чистоту и порядок, а Александр — возможностью хотя бы ненадолго увидеть свою жену не в строгом форменном комбинезоне, а в простом и свободном гражданском платье...

— Всё, Сашок. Теперь мне надо прилечь. — Виктория повесила сушиться тряпку и обернулась к Александру, колдовавшему у рабочего стола над принесёнными вестовым контейнерными укладками. — А ты?

— Иди и поспи, Викта. Мне надо утрясти кое-какие нестыковки в планах... Наши слишком расслабились после экскурсии и такого наворочали в своих планах... Не понимаю, размагнитились или как?

— Только не рыкай на них. — Виктория сладко потянулась. — Я говорю по-русски только потому, что мы тут одни.

— Благодарю, Викта... Иди всё же. Подъём в шесть, после ужина — работа до пяти утра. Машины будут в семь. Надо всё успеть. У тебя — три часа на сон, это катастрофически мало.

— Мне — достаточно... Но — только если ты будешь рядом... — Виктория добавила в тон голоса немного зовущей загадочности, но Александр не спешил менять официальный настрой на домашний:

— Не могу обещать, Викта... Надо ещё многое утрясти...

— Ладно, командир, вы слишком заработались. Договоримся так: сейчас вдвоём отдохнем до пяти, а там я тебе помогу подравнять хвосты... Или?

— Нет, Викта. — обрадованный настойчивостью жены Александр просиял. — Я согласен быть рядом с тобой...

— Ты?... — Виктория вдруг почувствовала, что её мечта иметь детей от Александра может обрести очертания факта.

— Нет, Викта, ещё не время... — осадил ожидания жены Иванов.

— Но... Саша, мы же уже взрослые люди, академию заканчиваем... Или ты опасаешься, что моя интеллигентская фигура не выдержит истинной женской работы? Я ведь могу вернуть и прежнюю форму сибирской крестьянки... Помнишь?

— Конечно. Только я не этого опасаюсь. Я не могу позволить тебе сорвать график службы... Это уже слишком...

— Но...— в голосе Виктории прорезались слишком четкие просящие нотки. Александр остался непреклонен:

— Викта... Ты же понимаешь, что это слишком ответственно...

— Ладно. — разочарованная Виктория вложила в голос побольше сожалеющего тона. — Видимо, нам придётся отложить это событие... Но хоть рядом ты будешь?

— Сколько надо, Викта. — Александр обнял подругу. — Сколько тебе надо — столько и буду...

Как и обещала, Виктория вскочила ровно в пять часов и через несколько минут вместе с Александром склонилась над столом с разложенными планами. Её указка так и летала над листами пластика, а Александр едва успевал отмечать стыковки.

— Ну ты даёшь, Викта... Шестьсот планов за полчаса...

— Ага. А теперь мне надо принять душ, заняться растяжками и подготовиться к ночным бдениям над экранами... А ты?

— Я пройдусь в тренажёрный зал, надо покрутиться... А потом — тоже на дежурство по командирскому обеспечению полётов.

— Хорошо. Успехов, Саша...

— И тебе того же.

Ночное дежурство прошло штатно. За девять часов они не встретились, но Александр часто видел на данных, поступавших на экраны, её ключ-код сверки и радовался — цифры были архиточными. Виктория в свою очередь полностью доверяла решениям Александра.

— Уаа.. — Виктория сладко потянулась, выходя из гардеробной...— Ночка у меня получилась рабочая, теперь надо отоспаться... Машины будут через пятнадцать минут, затем — завтрак в номере и до полудня — сон... А мой Сашок только в полдень освободится...

Но Александру не удалось освободиться даже в полдень: в контролируемом им квадрате среднего космоса внезапно возникла реальная и серьёзная аварийная ситуация и, даже при немедленном "автоматическом" подключении к работе сотрудников трёх эшелонов Резерва Службы Управления Российского контингента Астрофлота, её не удалось разрешить раньше, чем к позднему вечеру. Уставший Александр, выполнивший трудную миссию главного руководителя операции, сел в кресло пассбуса и кивнул подполковнику Туманову, взглядом говоря, что ему необходим полный отдых. Тот понимающе прикрыл на мнгновение глаза и притушил свет надкресельного софита, располагавшегося над коллегой. Александр откинул голову на спинку кресла пассбуса и тотчас же забылся...

— Командор, успешно "распокавший" ситуацию пятого уровня сложности, изволит спать до полудня?...— знакомый недовольный, но такой приятный шутливый тон заставил Александра открыть глаза. Он находился в своём номере и перед ним на кроватном столике уже стоял роскошный завтрак. То, что он не помнил, каким таким образом он оказался в своём номере, заснув в кресле транспорта, его не беспокоило: измотанных астронавтов их менее уставшие товарищи часто просто на руках доставляли домой и это было совершенно обычным проявлением взаимопомощи. — Австралийцы, которых ты спас от гибели, завалили гостиницу деликатесами. Десять сверхтяжёлых магистральных грузовозов уже прибыли в адрес экипажа экспресса... Часть час назад ушла к составу, а часть — направилась сюда, в гостиницу. Полчаса назад прибыли. У тебя весь холодильник забит: просили обязательно шестьсот килограммов подарков передать лично тебе. Хотели сюда отгрузить две тонны, но не нашли в номере приличного морозильника. Отдали в морозильник твоего вагона в экспрессе. Лично для тебя. В твоём номере пришлось второй холодильник поставить — в один всё не помещается. — Викта в домашнем открытом платье возилась у стойки миникухни. — Хан этакий, даже миникухню имеет... Не то что некоторые бедные астронавигаторы...

— Викта, а работа? — Александр широко открыл глаза, что означало — он уже вполне проснулся. Ему нравилось, что Виктория в очередной раз изменила своей давней привычке ходить в форме. И ещё больше нравилось, что он может посвятить заработанный свободный день ей одной.

— После такой работы тебе полагается отдых на сутки... Надеюсь, приказ не надо представлять пред твои светлы очи... Я не склонна тебя обманывать в таких вопросах, Сашок.

— Не надо... Ты восхитительна, Викта... Я тебя похищаю и мы едем в Гидропарк, гулять...— заговорщическим тоном ответил Иванов. Виктория поняла его настроение правильно, но попыталась перечить:

— Какая там прогулка, ведь уже зима... Холодно... Минус двадцать. Давно такой ранней и холодной зимы здесь не было. Пар изо рта валит — как из трубы паровоза.

— Роскошная, Викта. — настаивал Александр. — Катание на санях, блины и всё такое...

— Ладно, уговорил. — Виктория сдалась, хотя сопротивляться столь приятному предложению она с самого начала не особо и хотела. — Надеюсь, в прорубь ты меня макать не будешь?... Я ведь купальник не беру... До дня Купалы ещё далеко и тут не особо принято бегать нагишом...

— Не буду, обещаю. — серьезно ответил Александр, приподнявшись на локтях.

— Тогда договорились. Я пока пробегусь в свой номер. Мне ведь тоже, как твоей жене прислали всего предостаточно, надо разобраться. Ох уж эти корреспонденты, и про меня вынюхали... Точно указали, что я — с тобой в экспрессе и ты начальник состава... Уму непостижимо, откуда у них узкоспециальная информация... А ты приводи себя в порядок и завтракай... Как начнёшь кушать, я и появлюсь... С ложечки тебя покормлю... — Виктория поправила скатерть и пошла в прихожую.

— С превеликой радостью, Викта...— Александр вскочил и быстро заправил постель. — Смотри, не задерживайся там...

— Уговорил. Я исчезаю, командор...— Виктория закрыла за собой дверь.

Быстро приведя себя в порядок, Александр сервировал стол и сел. Едва он взялся за ложку, в номер вошла Виктория.

— Уф, еле отвязалась от срочно прибывших пятнадцати австралийских корреспондентов. Хотели непременно взять у тебя пару десятков интервью... Но я им сказала, что сегодня ты принадлежишь только мне и все интервью — потом, по возможности. Они поняли... Надеюсь, мой повелитель не будет сердиться за моё некоторое самоуправство?

— Ладно, Викта... — Александр вложил в голос столь любимую Викторией теплоту. — Интервью — потом, а сейчас — я уже заказал сани и прямо от гостиницы мы убываем в Гидропарк...

— Сашок...— Виктория изобразила самый неподдельный детский восторг и слегка подпрыгнула, хлопнув в ладоши...— ты определённо, определённо весьма велик...

— Хан я или не хан?... Вот в чём вопрос...— довольно улыбаясь сказал Иванов.

— Хан, определённо — хан!... Поехали, Саш. — Виктория даже не присев за стол, с аппетитом умяла поздний завтрак и вскочила. — Сашок, ты медлителен, как улитка...— она подскочила к шкафу, где уже размещалась её одежда и стала переодеваться в тёплый гражданский комбинезон. — Господи, да сколько можно лопать эту кашу?!

— Угомонись, молния...— Александр не торопясь доедал геркулесовую кашу и с нескрываемым наслаждением взирал на её ладную фигуру: она не стеснялась при нем переодеваться и делала это с непередаваемой грацией и изяществом. В былые времена такое назвали бы стриптизом, но в теперешнее время, после трёх Веков воспитания дисциплины духа и тела... Обычная семейная открытость, ведь только в семье и наедине сам с собой человек есть то, что он есть на самом деле — слабое пограничное существо с уникальной способностью жить в трёх мирах одновременно.

Глядя на Викторию, натягивавшую тёплый комбинезон — она ненавидела пальто, скрывавшие линии её фигуры и не желала без особой необходимости одевать форму — здесь она чувствовала себя дома, на родине, а потому и не хотела во внеслужебное время защищаться официальной бронёй, — Александр подумал, что, пожалуй, её угроза вернуть себе прежний статный облик русской красавицы золотого стандарта России и Украины имела под собой вполне реальные основания: Виктория могла преобразиться до неузнаваемости за несколько секунд, а уж стать и внешне другой для неё было — что переодеться...

Долгое катание вдвоём по заснеженным аллеям Национального парка настроило обоих на самый лучший лад. Виктория не отпускала от себя Александра ни на секунду, её голова покоилась у него на плече и тихий шёпот легко достигал его ушей.

— Товарищи офицеры, прапорщики, сержанты и старшины. Экспресс убывает к следующему пункту плана Больших стоянок — городу Севастополю. Прошу старших составов получить планы работы и обеспечить копиями всех подчинённых. — начальник экипажа экспресса генерал-лейтенант Бреусов собрал командиров групп и составов в просторном конференцзале экспресса. — на маршруте у нас сорок пять остановок, к февралю доберемся. Новый год будем встречать на одном из перегонов. Если нет вопросов — все свободны...

Экспресс оживал после трёхдневной стоянки. Вокруг сновало множество людей, подходили новые и новые грузовые платформы, зевы транспортных отсеков ненасытно втягивали в себя новые и новые контейнеры. Российский Астрофлот обеспечивал свой поезд всем необходимым по своим каналам, не беспокоя местных хозяев — Украинский Астрофлот. Последним это очень нравилось и они постарались сделать всё, чтобы пребывание гостей на земле Украины было приятным и запоминающимся. Но срок пребывания в столице Украины подошел к концу — впереди были новые перегоны и станции. Александр снова занял свое купе начальника пятого состава и углубился в чтение экземпляра плана.

"Минск, Киев, теперь — Севастополь. — думал он, вглядываясь в убористые строчки. — Это уже почти пройденнные этапы. — Теперь точно по плану определены Стамбул и Каир, а там Дели — последний крупный зарубежный пункт-стоянка перед возвращением в Евразию, где нас ждут Владивосток, Новосибирск, Хабаровск, Тикси, Уральск, и так далее. Завершим, как обычно, в Звездном. Меня всего больше беспокоит Стамбул и Каир... И Дели тоже... Восток — дело архитонкое, а тут красота и мощь Виктории будут цениться особенно специфически. Хорошо, что генерал..."

Додумать Александр не успел — Кузнецов как всегда абсолютно неожиданно возник перед ним и сразу закрыл на "ключ" дверь купе... Александр даже не всегда был в состоянии понять, как высший офицер АПБ умудряется за несколько секунд миновать нешуточные охранные зоны владений астронавтов. Но Кузнецов всегда был серьёзен и непробиваемо молчалив — настоящий сверхсобранный профессионал-пружина.

— Думали о предстоящем пути, Саша? — офицер сел на жёсткую полку.

— Да... Меня очень беспокоит восток, генерал. Я думаю, как усилить охрану, а теперь уже, — он помолчал, — и оборону Виктории от посягательств...

— Согласен, район сложный, но решение проблемы найдено. Наша Служба по маршруту и в зоне действия ваших экипажей на территории Евразии предупреждена. Всё необходимое и возможное будет сделано для её безопасности... Эта наша часть работы. А ваша... Вы теперь сами должны поставить перед руководством экспресса просьбу дать вам возможность быть постоянно вдвоём... Я знаю, что она ваша жена, но она ещё и командир астронавигаторов, и без работы она не сможет.... — генерал сделал короткую паузу. — Но ваше присутствие рядом архинеобходимо... Может, вам следует сдать командование составом? У вас полно надёжнейших офицеров...

— Не знаю, как это воспримет Виктория. Командование экспрессом пойдёт мне навстречу в большинстве случаев, но Виктория... Её же с командования не снять...

— А вас самого ведь тоже с командования никто не снимал... Просто вы будете большую часть суток в пределах видимости и досягаемости друг для друга. Это теперь важнее всего... И разрешите ей носить полный комплект защитно-оборонного снаряжения... Теперь это необходимо, Саша.

— Но это ведь — двадцать килограммов, а она — женщина...

— Она не только женщина, но и посол цивилизации... И её пассивная безопасность должна быть на уровне. Пятнадцать здоровенных и, надо сказать, весьма и весьма прилично подготовленных мужиков она скрутила... с подругами, а вот одна, против постоянно совершенствуемой восточной технологии обездвиживания и похищения, без нашей с вами помощи и охраны... Не думаю, что это слишком лёгкая для неё задача. К тому же вы знаете, рука у неё все ещё побаливает... Слава богу, обошлось без переломов, но... Не думаю, что одной рукой она много сумеет быстро сделать. — Кузнецов, прекрасно знавший об уже проявившихся способностях Виктории и догадывавшийся о совершенстве и силе ещё не проявленных, всегда рассматривал жену Александра Иванова не в качестве инопланетного монстра, а в качестве обычного, пусть намного более развитого и подготовленного землянина. Иванову такая позиция генерала очень нравилась и он подумав, ответил:

— Знаю. Придётся разрешить.

— Да и сами тоже наденьте свой комплект. Он надёжен, мы проверили.

— Хорошо. Но...

— Полагаю, Александр, — продолжил Кузнецов,— вы были правы, отложив вопрос о детях до окончания Академии. Ей сейчас этим заниматься — поставить основную задачу под срыв... Да и не окрепла она ещё достаточно... Вот придёт стабилизация...

— И здесь я прав...

— Да, Саша... За это она вас и ценит — за умение умерять её стремление излишне поработать... И не только за это... В Севастополе работайте надёжно, там всё в комплексе сделано, на пароме вступит в действие наш отряд быстрого реагирования, прикроет экспресс и вас с Викторией... Детали не раскрываю, но задача по вашему обеспечению и защите вполне решаема...

— Спасибо, генерал.

— Не за что. Такова наша работа... Извините, мне пора исчезнуть. — генерал пружинисто вскочил. — И помните, Саша: после Севастополя уже при погрузке в экспресс Викта должна видеть вас рядом постоянно. О деталях я позабочусь... Я сам найду вас, не провожайте. — за неугомонным генералом закрылась дверь.

Посерьёзневший Александр встал, открыл сейф и облачился в комплект пассивно-активной защиты и охраны. "Вторая кожа", способная длительное время успешно противостоять даже лучу квантабера, окутала его тело, оставляя незащищёнными только лицо, ступни ноги и кисти рук. Для них имелись соответствующие маска, "шлёпанцы" и перчатки. В немногочисленных нишах и кармашках с клапанами хранились приборы, отвечавшие за обнаружение и нейтрализацию угроз и опасностей. Прицепив к поясу комплекты оружия и оборудования, Иванов надел плоский ранец с инструментами и оборудованием, попрыгал, проверяя плотность прилегания и отсутствие неудобств, после чего вернулся к прерванной работе — проверке документации на предстоящий маршрут.

Вывесив в салонах вагонов состава копии планов, Александр попутно ещё раз проверил, удобно ли ему будет в такой "коже" действовать и нашёл, что удобно.

— Викта, разреши? — он постучал в закрытую дверь купе, на которой стоял знак-код Виктории.

— Заходи, Саша. — раздался голос Виктории. Едва он переступил порог, Виктория встала и подошла к купейному столику, уставленному посудой. В купе было абсолютно чисто и нигде не было видно ничего лишнего. Поймав изучающий обстановку взгляд Александра, Виктория прервала паузу вопросом. — Чайку?

— Нет. — Александр прикрыл дверь. Виктория поставила на место кипятильник и чайник, после чего внимательным взглядом окинула фигуру мужа. Её лицо изобразило легкое недовольство и недоумение:

— Опять, Саша... При чём тут комплект защиты и охраны?... Терминатора играть вздумал? Того, что из жидкого металла был... Только лицо и руки свободные, человеческие... Танк форменный... И вооружён — не хуже тяжёлого бомбардировщика. У нас вроде бы никто никакой тревоги не объявлял. Или я чего проморгала? Сирены или зуммера я точно не слышала. Табло, отлично помню, красным не покрывалось.

— У меня к тебе, — Иванов не принял шутки Виктории, — настоятельная просьба: надень тоже. Это теперь архинеобходимо.

— Но...

— Никаких "но". — серьезность тона Александра достигла среднего предела. — Генерал Кузнецов, да и я тоже считаем, что угроза нештатных ситуаций возрастает. Наденешь? Обещаешь?

— Даже при тебе... — Виктория порывисто встала и моментально облачилась. — Доволен, командор? — она застегнула липучки комбинезона, скрывшего броневые листы. — теперь ты мне и вериги приготовил...

— Лучше вериги сейчас, чем потом и без нас... Или ты полагаешь, что в исторической памяти некоторых народов что-то изменилось и выветрилось?... Вспомни Кафу...

— Поняла... — Виктория, по памяти которой хлестнула плётка немедленно скомпонованной профильной информации, тяжело опустилась на стул... — Саша, ведь Каир...

— Не надо, Викта, это больно... — поморщился Иванов.

— Не буду. А Дели?

— Сложный орешек... Но мы и его распокаем. — немного повеселевший тон Александра дал возможность расслабиться и Виктории. — Вот тебе экземпляр плана, распредели обязанности.

Замигала лампа вызова на спикере.

— Иванов слушает.

— Товарищ полковник, сдайте управление составом подполковнику Туманову и присоединяйтесь к группе управления по свободному графику. Согласовывайтесь с астронавигаторами и лично с Ивановой. — донёсся в наушнике голос вахтенного экспресса. — приказ санкционирован Советом экспресса. Выполняйте.

— Есть, принято. — Александр выключил спикер. — Всё, Викта... Я пошёл искать свободную койку. Я уже больше не хан, у меня свободный график и, если ты не против, я теперь большую часть времени буду неподалёку от тебя...

— Я? Не против, нисколько... А что случилось? — Виктория спросила так, словно не слышала половины сказанного вахтенным экспресса.

— Надо же мне тоже отдохнуть, побыть простым сотрудником Астроконтингента...— уклончиво ответил Александр.

— Ага, опять что-то скрываешь...— в голосе Виктории послышались нотки заинтересованности.

— Ничего я не скрываю. Наоборот. Ты, помнится, хотела носить оба бластера? Теперь — пожалуйста, носи. И — полностью заряженные, с максимально возможным резервом.

— Начинается... Меня чего, похитить задумали? Ты сначала меня одел в броню, а теперь решил увешать ненавистным для женщины смертоносным вооружением? Обстановочка... — Виктория моментально подобралась.

— Не дадим. — убежденно заявил Александр, но Виктория не приняла его показной бравады:

— И это ты мне говоришь не доезжая Севастополя... Обстановочка... — она вспомнила фразу Александра про Кафу и механически смоделировала похожую ситуацию в сегодняшних условиях. Ход её мыслей Александр понял немедленно:

— Прикроем и защитим, Викта... Теперь я буду постоянно рядом.

— Правда? — в голосе Виктории послышалась неуверенность, маскировавшая торжество по поводу грядущей близости ненаглядного мужа. — А я, наконец, раскрою здесь вторую полку... Тебе какую — верхнюю или боковую?

— Викта. Только верхнюю... Ты же сама все прекрасно понимаешь...

— Ладно. Иди, собирайся и приходи ко мне... Сколько лет я мечтала вот так пожить с тобой на колёсах... — Виктория игриво усмехнулась, в душе планируя всё же склонить Александра к близости в самое ближайшее время. — И пожить вдвоём, только вдвоём, Саша...

— Великая моя Викта...

— Иди, Александр-завоеватель... Иди. Мне ещё с подружками пошушукаться надо, у нас всё же два вагона — одни женщины... Я должна приготовить тебе ковровую дорожку и безопасный аэропорт.

— Не извольте беспокоиться, сударыня.... — Александр выскользнул в коридор.

Сдав командование составом своему коллеге — подполковнику Туманову, Александр, нагруженный укладками и оружием, явился в вагон к Виктории уже к самому отправлению... Она приготовила ему верхнюю полку, застлав её чистым бельём и приготовив мягчайшее покрывало.

— Спасибо, Викта...— сказал Александр, пряча бластеры и квантабер в сейф. — Ты не смотри так на оружие, вредно...

— Ага, сам меня увешал оружием, заставил одеть броню и теперь заботится о том, чтобы мои глаза эти "стволы" не видели?... Работничек... Поехали... — она посмотрела в широкое окно-линзу. — Прощай, моя рідна мала Україно, ще побачимось...

Александр умолк, видя, как глаза Виктории медленно и потому страшно наполняются слезами. Через пятнадцать минут поезд вырвался на железнодорожный мост, чуть слышно прогрохотал по левобережью и выкатился за пределы пятого обходного кольца автострад... Всё это время Виктория молчала, не отрываясь смотрела в окно и до побеления пальцев сжимала поручень...

Очнувшись, она промокнула глаза платочком, повернулась к Александру...

— Сашко...— она обняла его и прижалась всем телом. -... Моя Україна...

— Вікто... Рідна земля прійме тебе всяку, але ти потрібна їй здорова и ціла. Тому приведи себе в нормальній стан й давай поїмо. — Александр крепко обнял подругу, почувствовав её слабость и особую уязвимость.

— Сашко, мені товстити — не можна... — прошептала Виктория.

— Ніхто тебе й не змушує товстити. — Александр гладил густые чёрные волосы жены и жадно вдыхал неповторимый аромат. — Викта, я тебя никуда от себя дальше двух метров не отпущу...

— Я сама теперь от тебя — ни на шаг... Саша, ведь заграница... Да ещё и Восток... Я теперь особенно хорошо понимаю тебя...— Виктория вперила долгий взгляд в Александра.

— Викта, не надо...— Александр поморщился.

— Я знаю, Саша...

Заграничная часть больших планетных учений Астроконтингента. Покушение на Викторию.

Так началась работа Александра в качестве простого офицера управления. Теперь ему было можно в любое время дня и ночи видеть Викторию, заниматься вместе с ней в одних группах, ездить на работу в пункты Астроконтингента вместе с ней. Это вносило в измученную ожиданием неприятностей душу Александра определённую стабильность.

Виктория создала в своём купе домашний уют, а её подружки -астронавигаторы перестали наконец ревновать свою начальницу к неприступному командиру. Женщины-командиры, погрузившись в работу, нечасто навещали Александра на новом месте.

Севастопольская трёхдневная стоянка была последним по-домашнему спокойным пунктом на пути экспресса. Зная, куда идёт экспресс, командование и офицерский состав приложили максимум усилий для предупреждения любых возможностей осложнений и покушений. При погрузке на паром пять "волн" сотрудников групп контроля досконально проверили как корабль, так и экспресс. Только после этого тяговое звено из десяти локомотивов осторожно затащило на трюмные пути первые восемь частей экспресса. Второе тяговое звено из пяти локомотивов затащило оставшиеся части и вокруг экспресса возникло синеватое поле контроля. Теперь на бортах вагонов и локомотивов появились знаки Астроконтингента и изображения флага Евразии...

— Товарищи офицеры... Экспресс с момента погрузки на паром пользуется правом полной дипломатической экстерриториальности и неприкосновенности. Категорически запрещается подходить к составу с представителями местного населения. Усилен контроль входа и выхода, всё выносимое и вносимое оборудование, вещи и оружие будут контролироваться без малейших исключений. Надеюсь, что зарубежная часть пройдет без происшествий...— новый командир экспресса — генерал-полковник Знаменский — вел первое совещание командного состава поезда перед выходом за пределы Евразии. — Особая просьба к семейным и обручённым: никаких словесных вольностей, допустимых в границах Региона. Говорить все обдуманно и сжато.

Вот оперативная обстановка, переданная Интерполом по пути следования экспресса. — на экранах вспыхнули карты и схемы. — Как видите, полный букет. Поэтому командование экспресса разрешило вам всем ношение оружия и защитно-оборонительных костюмов. Но это не означает, что применять оружие и приёмы разрешено без всяких ограничений. Мужчинам — обеспечить покой и безопасность наших подруг по самой полной схеме. Не обижайтесь на нас, дорогие коллеги. — Знаменский бросил взгляд туда, где расположились женщины-командиры и астронавигаторы с научниками и медиками. — Но вы сами знаете: то, что приемлемо здесь, для нас — неприемлемо. Не обижайтесь на наше стремление оградить вас от всевозможных неприятностей...

Командирам групп — получить уточнённые инструкции, методички и приступить к ознакомлению с ними членов экипажей экспресса. На борт парома направлены наши внешние группы, основная часть будет по-прежнему в экспрессе, работы много, мы готовимся к работе на маршруте. Всё, все свободны.

Александр по дороге ознакомился с многочисленными кодексами и когда переступил порог Виктиного купе, в его голове уже сложился план действий до Каира включительно.

В Стамбуле все прошло относительно гладко. Пришлось, правда, оттолкнуть от Виктории пару-тройку не в меру ретивых зазывал и торговцев, но на этом всё и кончилось. Облачённые в местную одежду, астронавты не слишком выделялись на общем фоне и могли позволить себе носить оборудование и оружие скрытно.

В Каире экспресс стоял пять дней. Александр с первого дня стоянки всё чаще думал, как ему незаметно для Виктории посетить кладбище, на котором упокоилась Елена.

— Саша... Если ты хочешь, я с тобой не поеду. Меня прикроет Михаил. — Виктория как всегда точно просчитала его состояние.

— Не надо, Викта... Елена будет рада видеть свою наследницу... Я знаю...— Александр не представлял себе, что этой фразой он запустил механизм, смертельно опасный для его жены. О, как он жалел впоследствии об этой фразе...

— Спасибо, Саша...— Виктория и сама не хотела отпускать Александра одного на кладбище. Ей хотелось побывать у той, кто опередила её, стала для Александра пусть временной, пусть не слишком чистой и достойной, но впервые — главной.

В составе небольшого каравана торговцев, уходивших в глубинку за товаром, оба астронавта выбрались из кипящего котла столицы и направились в предместье. Виктория старалась не нагнетать обстановку и большую часть пути говорила как обычно — ни больше, ни меньше. Так они оказались в пределах того самого местного кладбища...

— Привет, Лена...— произнес Александр, кладя букет цветов на гранитную плиту. — Это я, Александр... Со мной — моя Виктория... — Он отвернулся, словно бы от порыва ветра, но Виктория успела заметить слёзы в его глазах и крепко обнять. — Не надо, Викта... это так, память...— Виктория немного отстранилась:

— Успокойся, Саша. Я с тобой и Лена это одобряет... Послушай, что говорит ветер... — она ещё больше ослабила объятия.

В порывах ветра и в самом деле, как показалось Александру, прозвучал еле слышный неясный шёпот. Елена одобряла поступки Александра и просила его не волноваться... Но дальнейшее произошло слишком быстро...

Пять выстрелов с разных сторон прозвучали почти одновременно. Виктория сдавленно вскрикнула, поспешно закрыла ладонями вмиг залившееся кровью лицо и моментально обмякла, осела на землю, не успев даже достать оружие. Александр тотчас же, не обращая внимания на острые грани древних надгробий, грохнулся ничком рядом с женой, устроил её за первым ближайшим достаточно широким обелиском и сам достал оба своих бластера. Пули продолжали тренькать над самой его головой, не давая как следует осмотреться. Он всё же сумел пригибаясь, наложить пакеты первой помощи на лицо и руки Виктории, а также засечь и накрыть огнём бластеров особо рьяных стрелков. С неба послышался неясный гул, раздался свист и громадный гравилёт Дипломатических сил АПБ России навис над памятником, за которым укрылись от выстрелов Александр и Виктория, сразу установив защитное поле. Из чрева машины на тросах скользнули на землю десантники АПБ, ещё при спуске открывшие прицельный огонь и мгновенно занявшие удобные позиции среди обелисков.

Со стороны южной ограды кладбища послышался гул моторов. Вероятно, это подходили наземные транспорты Десантного отдела Дипломатического корпуса Российских подразделений АПБ — единственные, кто имел право действовать в таких ситуациях на территории другой страны. Но в детали Александр не мог вникать — едва только окружившие его и Викторию десантники АПБ заставили стрелков-нападавших умерить частоту выстрелов, он, не обращая внимания на предостерегающие и запрещающие жесты продолжавших вести стрельбу спецагентов, привстал и склонился над Викторией, стараясь задержать набиравшее силу кровотечение. Пакеты первой помощи уже почти не сдерживали потоков и приходилось подкладывать простую материю, зажимая сосуды. Виктория слабела на глазах и Александр, накладывая все новые и новые бинты, уже несколько минут не стесняясь в выражениях мысленно обращался к самому себе в самой уничижительной и оскорбительной манере, пытаясь справиться с растущей волной стыда...

— Товарищ полковник. Разрешите...— Хлопотавшего у окровавленного тела жены Александра окликнули подползшие двое десантников-медиков. — Теперь мы... Ваша жена будет жить... Но предстоит ещё разобраться...

— Эвакуатор. — сказал один из медиков, указывая на подлетавший транспорт. Вокруг машины захлопали разрывные пули — стрелки поняли, что добыча жива, и теперь, тяжело раненая всё же может ускользнуть от них, что означало срыв выполнения поставленной задачи. Десантники эвакуатора — в таких случаях разрешалось применять оружие даже медицинским транспортам — открыли ответный огонь, заискрился луч башенного квантабера, нащупывавший цели. Машина села неподалёку, что сразу отметили спецагенты-медики.

— Есть, вижу. — старший медицинского звена наконец остановил кровотечение и наложил последние жгуты и бинты. — Пусть побыстрее пришлют гравиносилки и сразу — в хирургию, в экспресс. Никаких местных госпиталей. Убожество — стреляли из оружия двадцатого столетия...

— Я — с ней...— проговорил Александр. Виктория уже несколько минут мёртвой хваткой держала запястье его левой руки. Александр не понимал, как она сумела различить его правую и левую руку, зная, что ему нужно ещё было стрелять, защищая её.

— Хорошо, полковник. — медик посмотрел на окровавленные пальцы левой руки Виктории, намертво сжавшие запястье Александра. — Добро... Мамонов, — он обратился к подошедшему от транспорта фельдшеру. Частота выстрелов упала настолько, что можно было ходить пригнувшись. — возьмите с собой полковника.

— Есть, капитан. — сержант-медик с товарищами осторожно переложили Викторию на гравиносилки. — Идёмте, полковник. Десант этих накажет, а нам нельзя терять времени...

Александр молча кивнул, не отрывая взгляда от перебинтованного лица Виктории. Стрельба велась прицельно, почти исключительно — по открытым частям тела, но пули произвели множественные повреждения костей и вскрыли немало сосудов. Трое медиков в медицинском гравилёте-эвакуаторе хлопотали над Викторией всю дорогу до экспресса. Александр старался быть не балластом, а помощником и это ему почти удавалось, хотя он в душе последними словами клял себя за то, что сам разрешил Виктории поехать с ним на кладбище. Будь она сейчас в экспрессе, под защитой Михаила и нескольких тысяч астронавтов — этого бы точно не случилось. А убивать его самого нападавшим не было резона — они ясно понимали, что ликвидировать следует только Викторию...

— Саша, всё... Дальше — нельзя. — у дверей реанимационного отсека Александра остановила облачённая в хирургический комбинезон Владилена. Медики госпиталя экспресса в числе первых узнали о драме, разыгравшейся на кладбище и отреагировали моментально. — Дальше мы сами...— десантники, нёсшие носилки, замерли, стараясь не раскачивать тело пострадавшей.

— Но...— Александр взглядом указал на руку Виктории, вцепившуюся ему в запястье. — Она... Она нуждается во мне и сейчас... И сейчас — больше, чем когда либо в прошлом... И я... больше чем когда-либо... нуждаюсь в ней...

— Ладно... Но... Там же...— Владилена прекрасно знала, какое влияние оказывает обстановка работающей реанимации даже на сверхзакалённых и привыкших к адской боли и тяжёлым травмам астронавтов.

— Я стерплю, Влада, вы же знаете... Ради неё я стерплю и не такое... Это — не патетика, это — горькая правда...

— Ладно. Пропустите его в боксы, коллеги. — кивнула полковник астромедслужбы своим медикам. — пусть он будет с ней всё время. Это сейчас — необходимее всего.

— Ладно.

Виктория отпустила руку Александра только тогда, когда мощнейший наркоз подействовал. Прибывшие из Российской Академии Медицины Планетных Катастроф пластические и лицевые хирурги приняли на себя обязанность восстановить облик Навигационной Звезды и вернуть её пальцам рук прежнюю силу и мощь... Владилена, начавшая оперировать до их прибытия, передав вахту прилетевшим медикам, почти силой увела Александра в предбанник и осталась с ним.

— Непростительно, Влада... — Александр заметно нервничал, что выдавали судорожные движения рук от нагрудных карманов к поясу. — У меня такое чувство, что вы, невеста моего друга, сами меня должны немедленно, сейчас же арестовать и отдать под суд... Или здесь же и тотчас же расстрелять за антигуманную деятельность. — он принялся отстёгивать квантабер и бластеры, не обращая внимания на то, что они разряжены. Оружие легло на столик и Александр достал из нагрудных карманов удостоверение и сертификаты, но Владилена остановила его руку, намеревавшуюся положить документы к оружию. — Вам я могу сказать — она сама говорила, что может остаться в экспрессе под охраной Михаила, но я... я сам, я сам согласился с тем, чтобы она поехала со мной... И теперь я снова основной виновник Виктиной катастрофы. Мне просто нет прощения... Теперь я сам толкнул её под пули... Вот оружие и документы. Я готов.

— Успокойтесь, Александр. — Владилена перевела взгляд с оружия на глаза Иванова. — Вы не могли это предвидеть. — её голос стал ещё мягче и убедительнее. — Виктория имела полное право поехать с вами на кладбище к Елене. Она должна была это сделать рано или поздно и рассудила, что одной ей там делать нечего — только с вами. В конечном итоге, это был её женский и супружеский долг — отдать дань уважения погибшей носительнице первого вашего чувства. Виктории нечего было делить с Леной: они обе — женщины. Вы смогли обеим дать то, что дают только цельные и сильные мужчины, не делающие искусственных различий между вечно соперничающими за вас женщинами... Да, Лена погибла и Виктория не могла без вас появиться на месте её последнего успокоения. Да, она поехала с вами, Александр. Но она поехала с вами рассчитывая совершенно справедливо не только на то, что вы её всемерно защитите. Она поехала с вами понимая, что стрелять в неё на святой земле никто не будет — такого не случалось уже многие столетия здесь, в этом мегаполисе и в его зоне ответственности. Что же касается уже наказанных российской АПБ нападавших — настоящих и истинных виновников боли и страданий вашей Виктории...— голос Владилены заметно посуровел. — Они получили и получат своё... Они сами заслужили ненависть своего народа — открыли прицельную стрельбу по гостям, из древнего оружия и на святой земле... Они будут наказаны и по местным, и по российским, и по евразийским, и по международным законам. — жёстко сказала она, сделала короткую паузу, потом смягчилась. — сейчас для всех нас главное — жизнь и здоровье Вики...

— Я буду с ней. Прошу вас, Влада. Если не хотите меня расстреливать, арестовывать и отдавать под суд, то всё же заберите мое оружие и позвольте мне самому избрать меру наказания. И этой мерой будет неотлучное пребывание возле Виктории в этот тяжелейший для неё период, обеспеченный моей глупостью... Второй раз... — Александр осёкся, в глазах его стояли слезы раскаяния и боли. Пальцы рук вибрировали...

— Хорошо. Но оружие я забирать ваше не буду — не могу и не имею на то права, хотя прекрасно понимаю причину такого вашего желания. Не вздумайте чинить самосуд или стреляться, Александр. Вы нужны Виктории сейчас, здесь и в будущем. Не лишайте её вашего общества даже на короткое время. Именно для этого по моей просьбе командование экспресса с сегодняшнего дня сняло вас с занятий и дежурств. Вы будете рядом с женой столько, сколько потребуется... Успокойтесь, у всех в экспрессе есть чёткое понимание вашей невиновности.

— Мне...— Александр вдруг вспомнил, что для восстановления Виктории потребуется живая ткань...— Я готов...

— Не надо, Саша... У нас есть всё необходимое. Российская АПБ постаралась...

— Но всё же...

— Если потребуется — вы узнаете об этом первым. Обещаю. Как же без вас... — Владилена встала.

— Спасибо. — только и смог сказать Александр, провожая взглядом удалявшуюся фигуру начальника госпиталя экспресса.

Виктория поправлялась медленно. Закрытое непроницаемой маской лицо, зажатые в фиксаторы-ограничители движения пальцы и ладони обеих рук делали её беспомощной. Александр с первого дня, прошедшего после первой, реанимационной операции переселился к ней в палату госпитального состава экспресса и забыл обо всём. Вторым местом его пребывания стало купе Виктории в навигационном составе экспресса, но там Александр бывал крайне редко, не чувствуя в себе достаточно убеждённости в праве бывать там и тем более — жить.

— Доктор, как её лицо? — спросил он, едва только вышел в коридор после первого свидания с Викторией, ещё не очнувшейся после заключительной операции.

— Успокойтесь, Саша. — пластический хирург Валентина Быстрова, прибывшая в тот день на сверхскоростном специальном гравилёте российской АПБ и проведшая основную финальную двенадцатичасовую операцию, остановилась, среагировав на просящий жест Александра и указала на два кресла в уголке отдыха. — Садитесь. Мозг не задет, спинной тоже, остальное — вполне в нашей власти. Но заживление после проведённых многочисленных вмешательств идет слабо и медленно... Медики полагают, что дело не в методике лечения — мы использовали все возможности, которые здесь допустимы. Думаю, причина в том, что Виктория не хочет отдавать свою резервную энергию на собственное восстановление. Тем не менее, можно с уверенностью сказать одно — её лицо, лицо Навигационной Звезды будет максимально возможно прежним. Это я вам обещаю твёрдо... Но вот психологическое восстановление... Стрельба пулевым оружием по лицу и по рукам...

— Знаю...— глухо сказал Александр, опуская глаза. — знаю... Я виноват....

— Вы — не виноваты... Но вы — единственный человек, обладающий абсолютно уникальными, исключительными правами доступа к разуму и душе Виктории... И потому вы в самое ближайшее время должны убедить её отдать свою резервную энергию, накопленную ею для будущих детей, для будущего, уже сейчас, но — для собственного восстановления... и выздоровления... Хотя бы часть... Иначе до самого Дели мы не сможем полностью привести её в чувство и, соответственно, снять повязки... Сами понимаете, что...

— А если... — Александр вдруг понял, что неснятые повязки лучше всего удержат его подругу от вулканической деятельности сразу по двадцати направлениям.

— Вы хотите, чтобы мы сняли повязки только в границах Евразии? Что-ж, на ближайшем консилиуме мы подробно обсудим этот вариант. Он прогнозировался, но не обсуждался как реальный. Вы правы, Александр... Пожалуй, в целях безопасности Вики это — самое правильное решение, ведь тогда нам не придётся силой удерживать её от выездов на тренировки и выходов на занятия... Но мы просмотрим ещё раз все варианты.... Спешить с решением не будем... Пока есть время, мы просто... Просто подумаем, Саша. Но всё же убедите Викту... А мы сделаем остальное... Обещать чуда не смогу, но то, что сделаем максимально возможный возврат на нынешнем доступном уровне — точно.

— Спасибо, доктор.

— Мне — не за что. Без вас было бы сложнее... Викта чутко реагирует на ваше отсутствие... Ничего, что я пользуюсь её именем в такой форме?

— Нет, как можно, доктор. Я постараюсь, но если она отдаст часть резервной энергии...

— Мы сделаем остальное и растянем процесс до въезда в пределы Евразии... А там она сразу будет возвращена к занятиям и к работе... Но это — дело весьма далекого будущего для Виктории. Мы не загадываем точно на такие отрезки времени... Извините, мне надо идти на совещание по клинической психологии...

— Спасибо, доктор. — Александр во все глаза с молитвенной тоской смотрел на хирурга, стараниями которого его Виктория смогла вернуться из небытия и получить шанс остаться прежней Навигационной Звездой.

— Да не смотрите на меня как на богиню, Александр. Я — такая же смертная женщина, как и сотни других...— тихо сказала врач.

— Не могу, ведь вы же двенадцать часов... — прошептал он.

— Вы на моём месте сделали бы то же самое... и даже намного больше... — Врач встала. — Мне надо идти, извините... — также тихо ответила хирург.

Александр остался один. В тот же день, вечером он вошёл в тускло освещённую ночниками палату и сел рядом с Викой. Теперь уже ему приходилось шептать на ухо своей подруге так же, как она ему шептала тогда, на даче. Виктория слушала, почти не шевелясь, только безуспешно пытаясь сжать туго зафиксированными пальцами руку Александра. В конце монолога она приподнялась с иммобилизационной пластины кровати и с усилием кивнула. Это означало, что убеждение сработало.

Валентина Быстрова сдержала свое обещание. Только после входа экспресса на территорию Евразийского региона с Виктории стали понемногу снимать повязки. Александр был с ней постоянно, его беспокоило, как отнесётся Виктория к своему новому воссозданному лицу. Пальцы и кисти рук ей нравились: хирурги и косметологи поработали на славу и восстановили в прежнем виде всё, что можно...

— Саша... Завтра снимают повязки с лица. — Виктория, лежавшая навзничь на просторной иммобилизационной кровати, заметно дрожала и её покрытые тканевой паутинкой гигиенических перчаток пальцы вибрировали, сжимая ладони обеих рук Александра, сидевшего рядом с медицинским ложем на простом пластиковом табурете ...— Боже, я вся дрожу как первоклассница перед вступительным тестированием... Непростительно... Но...

— Я буду с тобой... Быстрова сделала всё, что смогла. Ты осталась прежней, Виктория. Для меня ты — всегда прежняя, а остальные — привыкнут... Должны будут привыкнуть....

На следующее утро Викторию в кресле-каталке под охраной четвёрки десантников доставили в операционную, где предполагалось снять повязки с лица. Двое медсестёр и врач стали осторожно сматывать повязки и эластичные прокладки в бухты, не давая Виктории даже малейшей возможности увидеть процесс в сверкающих боках сосудов и инструментов. Наконец повязки были смотаны полностью и перед Александром предстала прежняя Виктория... Пусть и с очень короткой стрижкой, пусть и с многочисленными небольшими, почти незаметными заживающими рубчиками, но перед ним была его Виктория. Один из медиков подал ему большое круглое зеркало.

— Викта, ты готова? — спросил он, стараясь ничем не показать свое изумление.

— Да, Саша. Давай. — Виктория набрала побольше воздуха, выдохнула и закрыла глаза. — Ставь зеркало, смелее.

Александр медленно поставил перед ней зеркало. Виктория не спеша раскрыла веки, и...

— О боже... Саша... И эта страшила — я?! — в её голосе просквозил неподдельный ужас.

— Викта...— укоризненно произнес Александр, покосившись на медиков. Те ждали дальнейшего развития событий и не выразили никаких чувств или эмоций. Виктория продолжала рассматривать своё отражение и Иванов чувствовал, какая борьба идет сейчас в её душе.

— Я понимаю, что прошло не больше полугода, но...— Виктория справилась с первой волной отвращения к своему облику и овладела собой. — но всё же...

— Быстрова обещала, что к прибытию в Звёздный всё будет по-прежнему. Она — классный специалист. Но теперь тебе, Виктоша, придётся самой поработать, окунуться в косметологию с головой. Я хочу, чтобы свой облик ты теперь создала сама. Я хочу, чтобы это был облик выбранный исключительно и только тобой. Наконец я просто хочу, чтобы... Я хочу, чтобы все и любые мужики у твоих ног штабелями складывались...

— Ага, и тебя в компанию...— игриво спросила Виктория, придерживая зеркало обеими руками и разглядывая свое отражение с возрастающим интересом. Иванов чувствовал, что ужас оставляет его подругу и радовался позитивным изменениям.

— И меня — тоже. Можешь мне поверить, что и сейчас ты выглядишь на девяносто девять процентов прежнего. А добавить процент для человека, способного за день добавить, гм, девяносто — раз чихнуть... Так что...— Александр обнадеживающе коснулся плеча Виктории.

— Ладно, Саша... Убедил... А как же мои подружки?... — задумчивым тоном спросила Виктория, приняв в очередной раз правоту Александра как должное.

— Юльева пока будет давать тебе небольшую возможность пообщаться с ними по видеофону. Там будет видно. — уклончиво сказал Иванов, понимая, что Викта и раньше не была особо словоохотливой, но сейчас, после нескольких месяцев восстановления в режиме почти полной изоляции, общение с подругами ей просто необходимо.

— А раньше?... А если без телевидения, но побольше и почаще? — Виктория снова перешла в наступление, борясь за свои права. Александр кивнул:

— Посмотрим... Вполне возможно, что это можно устроить...Но — немного и не каждый день. Не потому, что нельзя, а потому что... Ты же моя, но ты же моя и наша Навигационная Звезда... И ты должна к прибытию в Звёздный сиять по-прежнему... Будем считать, что пока звезда ушла в тень... Наводить в очередной раз чистоту и сияние на свой безупречный облик. — Иванов и здесь не удержался от комплимента.

— Сказанул тоже, облик... Но ты прав... Я должна начистить себя до блеска. Начистить сама... И я... И я буду сиять. — твёрдо сказала Виктория и её взгляд коснулся табло размещения экспресса по данным глобальной Навигационной системы Земли. — Уже Евразия? Боже, я столько пропустила, валяясь в постели и лёжа под процедурами...— в её голосе просквозило сожаление об упущенных возможностях.

— Но зато результат виден невооружённым взглядом и он весьма обнадёживает. — Александр обменялся взглядами с медиками. — Все наши коллеги были рады помочь тебе и будут рады помочь тебе всем...— он крепко обнял подругу и прижал к себе.

— Ладно. — Виктория не спешила освобождаться от приятных и горячих объятий мужа и друга. — Надеюсь, теперь меня не нужно будет заматывать в эту маску...

— Как, коллеги? — вопросительный тон Александра не содержал никакого намека на возможность нарушения Викторией медицинского режима и медики это поняли:

— Ваша жена — уникум, Саша. Такие болезненные процедуры, на лице, руках, при минимальной анестезии... Многие её ранее несгибаемые и непобедимые подружки в голос ревели и плакали в три ручья, а она — и бровью не повела... Все будет хорошо. Маску мы не будем надевать, но вот занавесочку на лицо...

— Паранджу?!... Ну уж нет!...— Виктория испуганно вжалась в спинку кресла. Александр среагировал моментально:

— Это — не восточная паранджа, Викта. Это — медицинская... И тебе нужно выйти к коллегам во всём блеске, как и полагается Навигационной Звезде...— Александр взял у медика и сам подал ей лёгкий полог с тесёмками. — Это, — сказал он, несмело улыбаясь,— просто для лучшей сохранности ещё не окрепшей кожи и мускулов твоего неповторимого лица. Насилия не будет. — твёрдо заявил он. — Сама завяжи...

— Ладно. — Виктория скрыла лицо за почти непрозрачным покрывалом...— Но перед тобой это покрывало будет абсолютно прозрачно... И не накручивай себе там ничего... — она и здесь заботилась о психологическом комфорте Александра, отдававшего ей несколько месяцев подряд львиную долю своего времени и забывавшего даже вовремя поесть и позаниматься в аудиторно — лабораторном комплексе экспресса.

— Знаю и горд этим, Викта... Великая моя...— он несмело и покаянно прикоснулся губами к её лбу, на мнгновение откинув покрывало под одобрительными взглядами медиков. — Как? — он беспокоился о том, что даже такое прикосновение могло вызвать резкую нестерпимую боль.

— Боли нет, небольшое свербление...— ответила Виктория. — Спасибо, Саша. Благодарю вас, доктор и сёстры... — она мягким взглядом прошлась по лицам медиков.

— Спасибо вам, Звезда. — ответил врач. — Теперь вы — в форме, достаточной для жизни вне госпиталя и мы этому очень и очень рады...

— Ну, тогда, Викта, чувствуй себя не узницей, а почти что вольной птицей... А теперь... А теперь — поехали-ка в палату... Если наши волшебники не против... — Иванов снова вопросительно взглянул на медиков, понимая, что пока его Виктория принадлежит не ему, а им.

— Не против, Александр. Везите в палату и не забудьте покормить жену нормальной пищей. Теперь уже можно... Но — осторожно.

— Спасибо... — сказали в один голос Виктория и Александр. Двери операционной распахнулись, насторожённые десантники кивнули медикам и обступили супругов со всех сторон. Кресло запело негромкую шелестящую песню и поплыло по коридору госпитального состава. Александр шёл чуть сзади. Виктория молчала, с интересом посматривая по сторонам и отмечая изменения. Через несколько минут госпитальный состав остался позади и десантники, передав вахту охраны парному наряду, удалились.

Виктория впервые за многие месяцы поела обычным способом, ощущая непередаваемое блаженство. Александр ухитрился покормить её с ложечки, но Виктория не дала ему втолкнуть в себя больше десяти ложек и принялась есть сама.

— Умм. Обожаю... А ты? — она вознамерилась больше не допускать моментов вынужденного голодания своего благоверного.

— И я тоже...— Александр принялся за еду...— Как себя чувствуешь?

— Нормально... Всё это время я желала поесть как все обычные люди, но — исключительно рядом и наедине с тобой, Саша...

— Ясно. Давай, Викта, договоримся...— Александр понимал, что после завтрака Виктория сможет в кратчайшие сроки окунуться в работу с головой и тогда её будет трудно убеждать в необходимости неукоснительно соблюдать строжайший медицинский режим.

— О чём? — в глазах Виктории загорелся огонек интереса. — О чём же?...

— О том, что теперь до Владивостока ты будешь умницей...— твердо заявил Иванов, понимая, что дальнейшее Виктории пояснять не нужно.

— И опять под крыло к Юльевой?... — недовольно протянула Виктория. — Я всё понимаю, я попала в нешуточную переделку, я недопустимо расслабилась и пролежала несколько месяцев просто пластом, я приняла десятки всевозможных процедур и вконец загоняла прекрасный и сверхподготовленный медицинский и обслуживающий персонал, старавшийся сделать для меня одной максимум возможного. Но ведь и она, моя дорогая Владилена, тоже ежедневно у меня бывала и собственноручно меня лечила несчётное количество раз.... И это — старший офицер Медслужбы Экспресса. Фактически — главный врач... И все она делала персонально для меня... Даже, вполне возможно, в ущерб другим пациентам и своему уровню, своей жизни... Я всё знаю, Саша... Ты хочешь мне добра и потому хочешь, чтобы я и дальше вела жизнь пай-пациентки... Но я... Я так больше не могу. Я же её совершенно заездила!...

— Она — медик, Викта. — Александр принял доводы Виктории, но решил не отступать. — Она же — начальник госпиталя и медслужбы экспресса. А ты на сегодняшний день — самая сложная пациентка...— он вложил в последнюю фразу подтекст, означавший что, слава богу, на сегодняшний день в госпитале почти нет пациентов и медики могут работать не в авральном, а в спокойном режиме.

— Угум. — Виктория в очередной раз правильно восприняла подтекст и немного умерила уничижительность самообвинения. Но ирония так и сквозила в её тоне. — Пациентка... Ладно, Саша. — здесь Виктория посерьёзнела. Ирония исчезла. — Но во Владивостоке... перед убытием на маршрут возврата в Звёздный... я представлюсь своим коллегам. Во всём блеске Навигационной Звезды... Обещаю тебе быть умницей...— твердо сказала Виктория.

— Смотри, ты обещала...— Александр встал. — Я приберу посуду, а ты поспи, кожа должна отдохнуть от мимики. Спи...

— Угум, сплю...— Виктория проговорила это тихо, ожидая, пока Александр отойдёт на порядочное расстояние. — Ментор... Чуть под арест из-за меня не отправился... Учудил таки: захотел сдаться Юльевой... Оружие и документы перед ней сложил... — Виктория улыбнулась и уснула, сохранив расслабленную усмешку на губах. Александр уловил смысл шёпота только в тот момент, когда открывал дверь из палаты в пустынный вагонный коридор.

Суд над террористами

Прикрыв дверь купе-палаты, Александр столкнулся с Михаилом.

— Вот ты где, Саша...— Михаил, проходивший по коридору, резко остановился, обрадовавшись, что его друг нашёлся там, где он и должен был быть.

— Т-с-с-с. — Иванов приложил палец к губам хорошо известным обоим жестом. — Она, — он покосился на дверь палаты. — только уснула. Идём ко мне в её купе... — он сделал короткую паузу, после чего продолжил немного растерянным тоном. — Хоть я и не чувствую себя вправе там жить после всего случившегося...— он справился с растерянностью. — Но идём...

— Но...

— Идём, Миша...

Они расположились на нижней полке в купе Виктории.

— Дело такое, Саша... Будет суд. Всех нападавших молодчиков АПБ России взяла тёпленькими. Пока ты приводил Викту в порядок, они раскололись... Но есть мнение, что...

— Не знаю, Миша... — Александр понял, что Михаил пришёл просить Александра разрешить Виктории принять участие в судебных заседаниях. — Они в неё стреляли... И ей видеть их — нож под сердце...— он помолчал, потом проговорил, понимая, что ему самому необходимо разобраться во всём. — Но давай всё же первичную информацию.

— Суд решено провести в Новосибирске... Там АПБ все уже подготовила. Едва придёт экспресс, город будет закрыт. До вынесения и исполнения приговора...

— Приговор? — холодно осведомился Александр, прокручивая в памяти строчки статей Международного Уголовного кодекса Земли.

— Юристы экспресса говорят, что смертная казнь. Они посягнули на женщину России. Украина, её родина, приговор подтвердила. То, что Виктория осталась жива, дела не меняет. И уж естественно, ты на суде будешь не в роли преступника или пособника покушения. Увы, я тоже знаю о твоей ещё не преодолённой психологической установке на всемерное подтверждение своей виновности. И от этого мне не легче, а тяжелее.

— Но...— Александр вдруг подумал, что смерть, назначенная в качестве наказания только судом Евразии — слишком лёгкая цена за страдания Виктории. Михаил понял это и продолжил:

— Каирский общественный суд и Верховный суд Египта уже вынесли однозначный приговор — смерть. Интерпол и Международный суд приговор оставили в силе. Ты же знаешь, что законы Евразийского Региона и в особенности — законы России защищают жизнь, честь и здоровье женщин особенно тщательно и фундаментально... Ты сам принимал участие в усиленной реализации этих законов ещё в школе... — Михаил помедлил. — Даже не знаю, могу ли я лично просить Викторию надеть мантию обвинителя... За ними — такой внушительный хвост преступлений... И почти всегда — выдающиеся люди, в том числе и женщины... Кроме того — стрельба из старинного оружия на святой земле... А там, даже при всей очевидной разнузданности нравов, с этим — строго...

— Связи?...— собираясь в комок, холодно спросил Александр, понимая, что казнь нескольких преступников не решит проблему безопасности его Виктории.

— АПБ давно идёт по следам, но клубок — архиглубокий... Того, что уже удалось нарыть, хватит для смертного приговора по мало-мальски серьёзным законам Региона. В итоге мы только дадим окончательное решение...

— Не знаю, Миша... Они в неё — стре-ля-ли.... Во Владивостоке она обещала предстать перед всеми коллегами в полном блеске...— он помолчал. — Но я буду думать. Эти материалы, — он указал на пачку дисков. — мне?

— Да. Я хочу, чтобы ты во всех деталях знал, с кем пришлось столкнуться всем нам. Здесь — самая полная неофициальная и официальная информация. — Михаил вдруг выпрямился и прямо взглянул в глаза Александра, что выдавало его неподдельную озабоченность. — Но боже тебя упаси показать эти диски Викте... Со временем, совсем скоро я дам тебе для неё, — он показал взглядом в сторону купе-палаты Виктории, — отфильтрованный и прошедший Службу Психологической поддержки вариант. Он уже в работе. Этот — только для тебя, он полный...

— Ладно. — Александр соединил пальцы обеих рук. — мне, Миша, надо подумать.

— Хорошо. — подполковник астродесанта встал. — Не беспокойся, ни от кого Викта о суде до времени не узнает. Договорённость подтверждена.

— Иди...— тихо проговорил Иванов, погружаясь в размышления.

Михаил вышел.

Виктория выполнила свое обещание и до Владивостока вела жизнь примерной архипослушной пациентки. Юльева и её коллеги не могли нарадоваться, видя, как их минимальные усилия при помощи Виктории приводят к максимальным результатам. Наконец экспресс был готов отбыть из Владивостока.

— Товарищи офицеры... Прошу встать для встречи полковника Астронавигационной службы Земли Виктории Ивановой! — голос вахтенного возвестил о появлении Виктории в основном аудиторном вагоне. Все встали. Виктория медленно прошла вперед по неширокому проходу, провожаемая долгими взглядами. Чуть позади шли Владилена, Михаил и Александр. Ещё сзади — трое астронавтов-десантников теперь уже — на время поездки на экспрессе — личной охраны Виктории.

— Товарищи офицеры. — слово взял начальник экспресса генерал-лейтенант Орлов. — Мы рады приветствовать нашу коллегу в нашем кругу... Слово предоставляется полковнику Ивановой.

— Товарищи...— Виктория заметно волновалась...— Друзья... Я благодарна всем вам без малейшего исключения. Я благодарна за помощь, поддержку, внимание и участие... С этого момента я, как и прежде, готова работать в полную силу и, конечно, помогать вам... — она нервно достала платок...— Извините, коллеги...

— Товарищи офицеры, поприветствуем нашу Навигационную Звезду...

Раздались нарастающие по силе аплодисменты. Виктория, промокая глаза, улыбалась своей обычной широкой звёздной, но теперь — немного более усталой и измученной улыбкой... Она знала, что церемонию введения в должность транслирует Информцентр экспресса на все посты всех составов и за ней внимательно наблюдают все астронавты-пассажиры и экипаж экспресса.

— Командование и личный состав экспресса рады приветствовать вас, Виктория Аскольдовна и поздравить с возвращением в строй. Но вот с оказанием помощи...

— Не беспокойтесь, Командир... — негромко, но твёрдо ответила Виктория. — Я — в норме. А насчёт помощи... Мои коллеги для меня сделали всё и я для них сделаю всё... Разрешите приступить к занятиям и тренировкам?

— Замечания у медслужбы? — Орлов обратился к главврачу требовательным взглядом, понимая, что только виза Медслужбы экспресса может дать право Навигационной Звезде принять на себя перегрузки обычной работы и службы.

— Замечаний нет, Командир. — сказала Юльева.

— Тогда у командования нет возражений. Можете приступать, Виктория Аскольдовна...

— Спасибо.

В купе Виктория оказалась только поздним вечером. Едва она успела переодеться из форменного комбинезона в обычный и сменить броневой комплект, в дверь постучали.

— Кто там?...— Виктория моментально прибрала несколько раздражавший её беспорядок.

— Викта, это я. — раздался за дверью голос Александра.

— Сашок, проходи. — она нажала сенсор, открывая дверь. — Извини за меры предосторожности, тебя проверяли, знаю... — она поцеловала его в лоб, легко склонив к себе.

— Я тоже знаю. — Александр крепко обнял и поцеловал жену. — Как первый день?...

— Восхитительно. Желаю поработать до Хабаровска, а там и до Новосибирска...— с удовлетворением ответила Виктория.

— Это я тебе предоставлю... Ты молодец, обещание сдержала. — одобрительный тон его голоса понравился Виктории и она решила сделать своеобразный комплимент:

— Иначе я просто не могу. Я же обещала не кому нибудь, а тебе. Останешься? — в её голосе просквозила заинтересованность, но Александр понял и постарался мягко и ненавязчиво отказаться.

— Нет, Викта. В час ночи у нас — командирское дежурство, буду свободен только под утро, часов в восемь. Потом — отсыпаться... — в голосе Александра прозвучали предостерегающие нотки.

— Вот и отсыпайся в моём купе. — Виктория обняла Александра. — А я пойду только утречком, тоже повкалываю... В обед встретимся...

— Только вкалывай не очень...— Александр прижал Викторию к себе и провёл ладонями по её с огромным трудом восстановленным пышным волосам.

— Стараюсь, но жутко истосковалась по интенсивности бытия, Саша... Моя натура жаждет широты и глубины ощущений...

— Смотри всё же...— Александр добавил в голос немного просительности.

— Не извольте беспокоиться, мой верный рыцарь... — игриво ответила Виктория, принимая заботу Александра как лучший комплимент. Но затем она быстро посерьёзнела. — И о суде — тоже...

— Откуда тебе про суд-то ведомо?...— оторопело поинтересовался Александр.

— Саша, я — Навигационная Звезда или нет? Ты определённо отвык от моей информационной мощи за время моего вынужденного бездействия. Придётся заново привыкать... Я набираю здесь форму в режиме цунами. — мягко заметила Виктория, поняв растерянность Александра.

— Привыкну очень быстро. Но...— Александр понял, что его неугомонная подруга готова в доли секунды превратиться в нерассуждающую молниеносную машину возмездия. И его предположение подтвердилось слишком быстро. Виктория посерьёзнела ещё больше, её глаза почернели недобрым оттенком:

— Никаких "но"... Мне — отмщение и аз — воздам... Слышал такое?

— Слышал... — Александр постарался не попадаться под строгий и безжалостный взгляд подруги. — Пантера... — он понял, что Виктория вполне может решить под горячую руку и его привлечь к ответственности за головотяпство в Каире. Но Виктория как всегда быстро просчитала ситуацию:

— Я судить тебя и приговаривать к чему-либо совершенно не хочу, не могу и не буду. — твёрдо заявила она. — И под суд отдаться я тоже тебе не позволю и не дам. Что же касается предстоящего официального суда... То я здесь также на вторых ролях... — её голос заметно помягчел. — Почему? Потому, Саша, что я не собираюсь играть роль примы... На суде я не только обвиняю: обвинений, и, надо сказать, весьма профессиональных, и без меня — достаточно. Я — защищаю... Скажешь, а точнее — спросишь: кого? Отвечу... Я защищаю не себя, а тех, кто не смог защитить себя непроницаемым щитом общепланетной и российской АПБ и твоим, лучшим в мире щитом, Саша... Я буду обвинять и свидетельствовать не по делу о покушении на убийство моей скромной личности, а по делу унижения и оскорбления других людей... — убеждённость в голосе Виктории нарастала волнообразно и неуклонно. — Это — гораздо серьёзнее... Поэтому я прошу тебя не отговаривать меня от Новосибирского процесса... Мне это надо...

— Но...— Александр боялся, что его подруга на судебном процессе поставит под угрозу все результаты реабилитации после тяжелейших ранений.

— Саша... — укоризненно произнесла Виктория. — Я же тебя попросила. Я — в норме и намереваюсь хорошенько поработать, чтобы восстановиться. Не беспокойся. Пожалуйста, мой командор.

— Смотри, Викта...— Александр поцеловал подругу.

— В оба, Саша, в оба.... — Виктория ответила на его поцелуй и отстранилась мягко и нерешительно. — Ладно. Мне надо ещё заняться своими растяжками и отключиться... Всё же сегодня — мой первый день и я ещё не совсем адаптировалась...

— Прошу, Виктория, осторожнее...

— Ладно, Саша. Ты же меня знаешь...— в её голосе совершенно не осталось былой жёсткости. Теперь перед Александром стояла обычная, едва оправившаяся после ранений женщина, а не Навигационная Звезда.

— Знаю. Потому и прошу. — Александр грустно и внимательно заглянул в глаза жены...— Не гони, Вика... Ты ещё слишком слаба. В моём понимании...— он встал.

— Ну, если в твоём понимании... Тогда — не буду. — Виктория прощально коснулась ладонью его щеки и отстранилась окончательно, давая возможность Александру повернуться к выходу из купе.

— Прошу всех встать! Суд идет!

Огромный зал, до предела заполненный людьми, встал в едином порыве. Двадцать пять судей Верховного Уголовного Суда Евразийского Региона по особо важным делам степенно занимали свои места в креслах с высокими спинками.

— Прошу садиться. Заседание продолжается. — возвестил председатель суда, юрист высшей планетной категории Руденко. — Приступаем к заслушиванию показаний обвинения. В суд поступило ходатайство от полковника Российской Астронавигационной Службы Земли Виктории Ивановой. Она изъявила желание выступить в качестве обвинителя. Есть у членов суда возражения?

— Нет, господин председатель суда. — без переговоров сказали члены суда.

— Виктория Аскольдовна Иванова. Просим вас. Если хотите, можете с места свидетеля или — со своего места. — Руденко учтиво простёр руку к свидетельскому креслу.

— Нет, господин председатель. — Виктория, одетая в повседневную форму полковника Астроконтингента, тщательно скрывавшую два полных броневых комплекта, встала и, сопровождаемая Александром и двумя насторожёнными десантниками, направилась к трибуне стороны обвинения. — Я буду говорить отсюда. — она отстранила Александра и оперлась обеими руками о барьер. Иванов видел, скольких трудов стоит его подруге даже просто пребывать в этом зале и видеть преступников, которые изрешетили её руки и лицо. Теперь и подсудимые наглядно убедились, что Навигационная Звезда не сломлена и находится под защитой и заботой множества людей. Тем временем десантники взяли сектора зала под контроль. Отметив это, полковник Иванов вернулся на ближайшее свободное место.

— Просим вас. — сказал Руденко и в зале воцарилась напряженная внимательная тишина.

— Уважаемые судьи. Присутствующие. Всем вам во всех деталях ведомо, что произошло на кладбище близ Каира. На этом уважаемый суд сделал особый акцент. Но я хотела бы дополнительно обратить ваше внимание на то, что покушение на меня — только одна из очень многих преступных целей для членов группировки... И я, пользуясь правом, предоставленным мне Советом Евразийского Региона, хочу представить вам новые свидетельства злодеяний, совершённых подсудимыми. Пожалуйста, включите экраны. Фильм займет двадцать минут времени. После этого я считаю своё выступление оконченным. — Виктория едва заметно кивнула Руденко и села в кресло обвинителя.

— Хорошо, Виктория Аскольдовна. Суд принимает к рассмотрению вашу доказательственную базу. Экраны. — сказал Руденко. В зале погас свет и многочисленные огромные экраны одновременно перешли в режим трансляции.

Недлинный фильм внес немалую разноголосицу в доселе стройную систему защиты подсудимых. Виктория с помощью АПБ добыла такие факты, о которых можно было смело говорить, как о преступлениях против личности и против человечности.

Сразу же после окончания фильма, едва снова вышедшая вперёд в ожидании возможных вопросов суда Виктория, поддерживаемая Александром, покинула трибуну, трое из пятнадцати адвокатов публично отказались от ведения дальнейшей защиты подсудимых. Председатель суда, оценив обстановку в зале, объявил перерыв до следующего утра.

— Уму непостижимо, почему АПБ не предоставила эти факты раньше... Они бы взломали эту дутую защиту как орех...— раздражённо и устало сказала Виктория, садясь в лимузин на заднее сиденье. — А теперь процесс затянется на два дня...

— Но приговор — тот же. Другого просто быть не может. Хотя АПБ вскрыла их сеть, но копать даже при фронтовом методе расследования всё равно придётся ещё полгода. Много законсервированных агентов... Начало положено, Виктория. И это начало положила ты, а не кто иной. Станешь ли ты осуждать Кузнецова за желание дать тебе козырь в руки?...— Александр устроился с ней рядом и озабоченно коснулся её запястья и лба. Как он и предполагал, Виктория слишком много энергии отдала своему выступлению на процессе, а фильм нанёс ей очередную глубокую рану, хотя она и старалась не смотреть на экраны.

— У меня и без помощи Кузнецова достаточно козырей... — раздражённо заметила Виктория, ненадолго изменив своей холодности и отстранённости. — Хочешь ознакомиться? — Виктория вставила диск и включила экран. — Смотри...

Происходившее на экране не могло оставить Александра равнодушным. Это была та самая секунда начала обстрела, но обстановка снималась с высоты птичьего полёта, во всех мало-мальских деталях. Были видны лица... лица нападавших, его лицо и лицо Виктории... Но снять такое земная техника не могла. Александр за несколько секунд просмотрел в памяти характеристики спецтехники наблюдения. — Затем пошли неизвестные ему кадры совещаний — трое-четверо людей мирно беседовали в кафе, на улице, в номере гостиницы, в ночном клубе или просто в машине. Разговор шел о покушении на Викторию. И не только о покушении на неё... Каждое слово было отчетливо слышно. Александр в изнеможении закрыл глаза и Виктория выключила экран.

Очищающая Волна

— Викта, ведь это больше, чем смертный приговор. — ошарашенно прошептал Иванов. — С этим ты перережешь глотки не только этим субчикам, а очень многим воротилам преступности... Это уже — похуже скальпеля, пули или луча...

— Да, смерть страшна для зверя. Но она страшна и для любого мыслящего существа. — словно рассуждая, проговорила Виктория. — Я, Саша, с детства не боюсь своей собственной смерти, поскольку знаю, что есть то, что выше физической смерти тела. А выше этой смерти... Выше этой смерти есть только духовная смерть. Но если я... Если я действительно покажу всё это, что ты только что частично видел на этом диске где бы то ни было, то весь Каир, да что там Каир — весь Египет взорвется... Сам понимаешь, что после десятилетий относительной стабильности вскрытый нарыв подобных размеров — не шутка, а весьма серьёзный звонок. И это — настоящий повод, можно сказать — нажатый спусковой крючок для международного конфликта, имеющего немало шансов перерасти в вооружённый.

— И ты решила это показать? — Александр посмотрел на подругу вопрошающе.

— На твоё усмотрение, Саша...— мягко ответила Виктория.

— Ты хочешь...— он понял, откуда могла получить Виктория эту информацию — конечно же не от земных служб безопасности. Рядом с Александром сидел настоящий, теперь уже — действующий посол межзвёздной цивилизации и от этого Иванову впервые стало не по себе. Он не мог представить себе Викторию иначе, как человека, свою жену и подругу. А тут — такие съёмки, которые способны взрезать кожу земной цивилизации и показать горы проблем и вопросов, известных, но тщательно скрываемых от большинства населения особенно в странах второго и третьего уровня. Одновременно в его мозгу пронеслись кадры Свода информации, посвящённые разгребанию "завалов" в Евразийском Регионе. Благодаря этой работе Евразия стала регионом первого уровня и то, что они, евразийцы, побывали волею учений за пределами Евразии, показало то, насколько ещё уязвима человеческая цивилизация изнутри. Словно подтверждая его размышления, Виктория мягко коснулась его коленей и скользнула взглядом по полуприкрытым векам.

— Саша. Не мне тебе говорить, что я не простой человек. Меня не за красивые глаза охраняет АПБ. Карпатский феномен помнишь?

— Да. — расслабленно произнес Иванов, стараясь сформулировать решение возникшей проблемы.

— Как ты очень хорошо знаешь, я — часть этого феномена. Но это — не моя личная прихоть, а воля Разума. И настало время мне вплотную заняться расчисткой Авгиевых конюшен. Эта информация, которую ты просмотрел, могла быть добыта АПБ такими способами и с таким качеством лет через двести при нормальном ходе событий, а я обязана сделать Рывок... Поэтому с завтрашнего дня я занимаюсь расчисткой "конюшен" в Европейском Регионе, а там и до Каира очередь дойдёт.

— И ты просишь меня решить? — расслабленность улетучилась. Иванов обрёл форму командира звёздного корабля, по уставу Астрофлота Земли имеющего право на Контакт.

— Собственно говоря, решать уже ничего не надо. Эта группа, те, которых мы осудим в ближайшее время — уже мертвецы, они — простые камикадзе за идею. Довольно дутую, но внешне — весьма привлекательную и убедительную. Для излечения болезни умными методами важно не это... Важно найти голову, а голов у этой гидры — много... И я займусь не мелочью, а головами. АПБ мне поможет.

— Но...— Александр начал всерьёз опасаться, что вся самоотверженная работа Владилены и её коллег может рухнуть за несколько дней сверхактивной деятельности Виктории. Но его жена снова просчитала его возражения:

— В экспрессе я буду заниматься как обычно, моя служба тоже не пострадает. Но этим я обязана заняться сейчас, поймав эту волну. — в её голосе не чувствовалось никакой усталости и расслабленности, но в нём не ощущалось и банальной злости. Александр ясно почувствовал, что Виктория неуклонно поворачивается на "боевой курс" и её вряд ли можно остановить. Тем не менее он попытался:

— Викта, ты только что оклемалась после покушения. Ты ещё слишком слаба...

— Саша... А меня кто-нибудь кроме тебя глубоко спрашивал о слабости? Я должна, понимаешь...— прошептала она.

— Понимаю. Но я должен быть рядом. — твёрдо, но тем же немного свистящим тихим шёпотом сказал Александр.

— Наша четвёрка будет задействована в полном составе. Не беспокойся, Владилена и Михаил уже в курсе.

— Викта, ты слишком заработалась... И я вынужден запретить тебе...

— Саша... Всё, что надо, я уже сделала, ситуацию контролирует Кузнецов лично. Пружина сжата. Твой старший брат тоже в курсе. Служба безопасности любого города Евразийского Региона и ряд международных подразделений Планетной Службы Безопасности нам помогут.

— Викта, но это...

— Саша, я — не занимаюсь булавочными уколами, как многие службы. Я занимаюсь только глобальной чисткой до зеркального состояния. На мелочи у меня нет ни времени, ни права, ни возможности. Но я очень утомлена этим словоблудием... Позволь, пока мы не доехали до экспресса, подремать...

— Конечно, Викта. А я просмотрю запись ещё раз...

— Смотри сколько пожелаешь...— Виктория смежила веки и мнгновенно уснула.

Александр включил экран.

Приговор членам группировки был вынесен на четвёртый день. Через день преступников казнили. Никто не пожелал спасти их даже путем пожизненного каторжного заключения на Плутонианской тюремной базе... Экспресс ушёл на шестой день, провожаемый толпами народа, желавшего в последний раз увидеть Навигационную Звезду живой, а не на экранах. Но, помня о возможности покушений, командование экспресса разрешило Виктории выйти только на телевизионный видеоконтакт на главный большой экран вокзала.

— Уф, Саша. Всё. Я приступаю к промывке системы. — Виктория под шуршание набиравшего ход состава быстро доставала из объёмистого контейнера всё новые и новые диски. — Ты не раздумал мне помочь? Это чтиво — не для слабонервных...

— Ничего... Посмотрим... Что у нас за следующая крупная остановка? — сидевший в глубоком мягком кресле Александр нашарил взглядом огромную карту Евразии с яркой линией маршрута экспресса.

— Теперь — только Уральск. Дальше пойдём быстрее, будем работать с колёс, без длительных остановок...— Виктория с ужасающей непосвящённых быстротой сортировала диски по стопкам.

— Это радует. — в купе Виктории вошел Лосев, — Виктория, моя служба и факультет разведки приветствуют вас и передают подарочки — ароматизаторы для промывки. — он положил на столик объёмистую контейнерную укладку, набитую дисками...

— Просто потрясающе, Саша. Ты помнишь? — Виктория прикоснулась к ремням принесённой укладки.

— Ага. Михаил, с такой укладки и началось моё знакомство с Викторией. А вот и знак, который она тогда потеряла. — Александр, хитро улыбаясь, извлек из кармашка знак...— Викта, сплясать сможешь? А то не отдам...

— А чего плясать-то? — заинтересованно глядя на возвращавшуюся к ней пропажу, спросила Виктория.

— Грузинский... Если можешь, конечно. Немного, несколько тактов. — Александр не хотел и здесь перегружать подругу.

— Нет проблем...— Виктория встала и в чётком ритме плавно прошлась по купе.

— Во дела... — Михаил не мог скрыть восхищения. — Саша, это действительно уникальный человек... Грузины, я сам видел, в обморок падали, видя её садящейся в лимузин возле здания суда. Один предлагал мне, прознав о том, что я имею некий уникальный доступ к ней, всё, что имел — только за один разговор с ней... Обещал полную конфиденциальность и самую полную безопасность по национально — традиционному варианту. Только за один разговор, но, конечно, с соответствующим статусу гостьи угощением... А если бы она ещё и станцевала... Половина Грузии была бы у её ног... Ради неё, как сказал тот визитёр, грузины готовы срыть свои горы и воздвигнуть другие в любом месте планеты. А такое признание у горцев дорогого стоит. — суровый десантник на этот раз приоткрыл броню достаточно широко и превратился в обычного земного человека, не скрывавшего искреннего восхищения совершенством другого человека.

— Зато другая половина быстро бы эту половину привела в чувство. И не надо менять облик нашей старушки — планеты. Она и так уже достаточно натерпелась от всяческих перестроек. Всё стандартно. — мягко произнеся это, Виктория села в рабочее кресло. — Саша, так могу я наконец...

— Держи, Викта. — Александр вложил в протянутую руку Виктории знак. — Владей.

— Боже, действительно он... Откуда? И три щербинки на месте...

— АПБ передала. — Иванов не стал скрывать эту информацию от подруги.

— Спасибо. Итак, мужчины. Поскольку экспресс идёт без длительных остановок дальше, нам следует начать работу немедленно. — Виктория мнгновенно сбросила с себя маску расслабленности, но Александр отметил, что она не надела форму машины возмездия и это его радовало — он знал, насколько эта форма выматывает. Десантник пошарил взглядом по карте:

— Служба связи экспресса готова, Виктория. — сказал Михаил.

— Тогда начнём. Передайте по связи шестнадцать-сто двадцать шесть содержимое вот этого диска. Будем действовать волновым методом. Содержимое этого диска поднимет довольно значительный шорох, а там службы безопасности на местах по этим проявлениям сработают и наведут в определённой степени недостижимую ранее чистоту. Конечно же, аресты, а не задержания — доказательств на этот раз достаточно для волнового немедленного предъявления обвинений без привлечения сил досудебного следствия.

— Лихо... И в результате?... — спросил Александр.

— Академия Судебной Системы Евразии готова. В многочисленные аттестованные суды, привлечённые к участию в зачистке, придут новые люди, прошедшие спецпрограмму подготовки. Сломить их невозможно — их легче убить, но это также достаточно сложно сделать. Общественные структуры позаботились об их полной защищённости и безопасности. Остальные суды просто не будут иметь права голоса и вмешательства. — ответила Виктория.

— А...— хотел было вставить слово Михаил, но Виктория снова правильно поняла суть невысказанного вопроса:

— Законы тоже готовы. Вот двадцать дисков с новыми дополнениями и изменениями ко всему Своду законов Евразии и Земли. Они вступили в силу с момента вынесения смертного приговора...

— Викта, но это же... Это же хуже, чем сеть... — восхищённо заметил Иванов, снова видя свою подругу в привычном одеянии почти всесильной Навигационной Звезды.

— Да, Саша. Это — скальпель. Владилена, прошу прощения за непарламентское выражение, "ставит на уши" всю медслужбу Европейского и Евразийского Региона, Михаил — главный по евразийским спецслужбам, ты, Саша, пройдёшься по управленцам, а я с моими новыми орлами беру на себя всё остальное. Договорились?...

— Договорились...

То, что произошло в Евразийском регионе дальше, на полгода стало ведущей темой для всей планетной прессы.

— Саша, будь другом, прикажи, попроси или потребуй от Виктории сбавить темп. Меня рвут на части и я не могу вовремя готовить информационные статьи, а об аналитических уже и забыл. — Михаил сидел напротив Александра в кафе экспресса и торопливо помешивал ложечкой чай, ожидая, пока тот немного охладится... — Мне ведь работы хватает, а я ещё и корреспондент. Помнится, что-то типа такого я нарыл в архитектурном Совете Московска, но то был булавочный укол, а тут — тысячи арестов, конфискации, выемки, бесконечные результативные до невозможности допросы, толстые папки дел-кодексов, абсолютно новые и неожиданные для обвиняемых составы судей... Десятки тысяч судебных процессов, сплошные обвинительные приговоры, взятия под стражу в залах судов, длительные сроки заключения... Голова идёт кругом... Я окунулся в такое, о каком даже в самом страшном сне раньше не мог себе и представления составить...

— Зато перспективы, Миша.... Какие открываются перспективы... Просто — чистота и красота...— расслабленно произнес Александр, вдыхая запах целебного травяного чая.

— Ага...Но Виктория, к счастью, не раскрывает себя, всё делает АПБ... Хотя, конечно, очень многие в Регионе догадываются, кто стоит за этой гигантской, умной и до невозможности результативной очищающей волной. Корреспонденты, мои коллеги, просто на глазах борзеют в безуспешных попытках добраться до нашей Виктории и взять у неё пространное интервью... Газеты и журналы всех областей Региона потребовали от корреспондентских сообществ во что бы то ни стало добыть эксклюзивные интервью и вот они стараются уже несколько дней добраться до Виктории. Но ты же знаешь свою и нашу Викту, ты же всё понимаешь — не её это дело — сейчас славословничать. Ты же знаешь — на время операции она приняла решение никаких прессконференций не давать. Конечно, основную нужную информацию мы нашим согражданам даём, но всё же... — Михаил осторожно сделал первый несмелый глоток — он очень не любил без особой на то необходимости пить кипяток.

— Вика не может всю жизнь скрываться и бояться. Хотя, конечно, она — разведчик, а для разведчика главное — безвестность... Так-то, Миша...— в голосе Александра просквозила нежность. Он был очень рад, что Виктория не в центре внимания Евразийского региона, что она не светится слишком ярко и не вынуждена тратить и так небогатое свободное время на прессконференции и длительные интервью, не должна выслушивать неизбежные славословия.

— Ладно. Сначала я тебя уговаривал, потом ты меня... Виктории, кстати, если знаешь, предложили пост Генерального Прокурора Евразийского Региона... Старого уже сместили и отдали под суд, а новый пока что исполняет обязанности...

— Вот и Викта исполняет, как ты справедливо выразился, обязанности. И у неё званий много... А что касается архитектуры, то академик Стрельцов не нарадуется на Вику, ведь она, если ты помнишь, доктор архитектуры... Такое в этой архитектурной "малине" нашла... И не в одном городе, в региональном масштабе...

— Ага... Плакали мои статейки...

— Наоборот. Одно из начатых по её инициативе архитектурных уголовных дел целиком построено на одной из них, твоей статье, той самой, про которую ты так неодобрительно и маломерно только что выразился. Дело, казалось бы, давно сдано в архив, ан нет, снова всплыли рыбки... Так что твоя теперь уже восьмиполосная по новому стандарту, как и принято для особо важных материалов, снова в центре внимания...

— Откуда информация? — Михаил не смог скрыть удовлетворения.

— Борис...— скромно заметил Александр.

— Ясно, твой братец лично занимается...

— Нет, он руководит, а служба занимается... Хотя и он тоже никогда не отказывается поработать в оперативном режиме. Ты же знаешь...

— То ли ещё будет...— мечтательно произнес Михаил, допивая чай.

— Что-то будет...— нейтральным тоном сказал Иванов, ставя пустой стакан на поднос. — Ладно, Миша... Побалакали, пора и к работе вернуться...

Возвращение экспресса в Россию

Завершив годичный переход, экспресс поздним вечером остановился на служебной грузовой станции у въезда в пригородную зону Звёздного. Включились мощные осветительные установки, превратившие ангар с экспрессом в залитое светом пространство. Началась "Большая Приборка", которую выполняли исключительно слушатели Академии под руководством членов поездной бригады. Длинный гладкий состав быстро ощетинился лесами и лестницами. Внутри также появились многочисленные стремянки. Офицеры и сержанты с прапорщиками и старшинами за ночь вымыли и вытерли всё в экспрессе до заводского блеска. После приборки техники была объявлена Приборка для личного состава и ещё три часа ушло на то, чтобы люди привели свой внешний вид и все вещи в соответствие с самыми суровыми требованиями. Получив визу санмедслужбы города, экспресс в девять утра двинулся вперёд....

По обеим сторонам железнодорожного пути раскинулась бесконечная берёзовая роща... Апрельские ветра шумели в вершинах красавиц России... Экспресс сбавил ход, потом плавно остановился, открылись пассажирские люки и выдвинулись многочисленные трапы. Люди выходили, приникали к земле и с неизбывной радостью вдыхали знакомый с детства запах, прислушиваясь к уникальной музыке, звучащей в их душах и вокруг...

— Саша...— окликнула Александра, стоявшего у одного из трапов, Виктория. — Помоги...

— Конечно, Викта, прыгай...— Александр подставил руки и девушка прыгнула на него...— Нормально?

— Как в перину... Идём. Стоянка — полчаса. А наши — не надышатся...

— Я — тоже... Это — Россия, наша родина... — они углубились в рощу. — Скажи, Вика, ты почему...— Иванов моментально оценил чрезмерную усталость Виктории, вызванную напряжённейшей работой по волновой зачистке Региона.

— Саша... — Виктории была приятна забота Александра и она спешила успокоить мужа. — Моя вынужденная работа — почти закончена. Двенадцатого апреля я получаю свидетельство выпускника и переселяюсь в научный корпус. Кончилась моя очередная полоса приключений... Меня ждёт Большая Наука...— мечтательно заметила она.

— Но...— Александр боялся, что и там она будет продолжать работать по режиму волновой зачистки. Глупо было бы даже надеяться, что за полгода можно расхлебать годами копившиеся проблемы.

— Моё дело — дело астронавигатора: первой увидеть цель и рассказать в подробностях, как до неё добраться. Подменять собой службы и профессионалов без особой необходимости я не могу, не имею права... Давай просто помолчим, подышим... Боже, я могла не увидеть всего этого родного до боли великолепия... — Виктория осеклась... Иванов понял, что прожив долгое время вдали от Киева, украинка Виктория стала закономерно отождествлять себя с Россией, проникаться её непередаваемым словами духом. Но после Века Объединения никто из землян уже не усматривал в этом никакого криминала.

— В чём дело, Викта?...— Александр озабоченно обнял её и заглянул в ставшие бездонными карие глаза...

— Саша, ведь я...

— Ты сделала всё, что нужно и так, как нужно. Об остальном побеспокоятся другие.. Не накручивай...

— Ладно, не буду... Но у меня будет к Совету Академии несколько предложений. И одно из них — ещё одна вот такая роща вокруг всего Звёздного... Я знаю, ведь эта роща украшает только служебный въезд в город, а должна быть вокруг всего города. От каждого выпуска — свои деревья... От золотого — берёзы... Об остальных — я ещё подумаю...

— Викта...

— Саша...

Дальнейший путь экспресс проделал очень медленно. Повзрослевшие за год учений офицеры по-иному смотрели теперь на очень многие вещи... Юношеская бравада и удаль уступали законное место мудрости и предвидению.

Скоро — окончание Звездной. Большая Волна чистит Евразию от накопившейся грязи. Виктория — у руля Волны. Учёба, служба, работа.

Замерев у платформы первого пути центрального терминала Служебного Вокзала Звёздного, экспресс разом открыл все люки. Через два часа колонна транспортов развезла астронавтов по городкам факультетов. Александр отправился в свой номер, чтобы собраться к переезду в научный корпус. То же самое сделали и его друзья...

Виктория, безусловно, крупно лукавила, когда говорила, что теперь её работа окончена... Ни Александр, ни Михаил, ни Владилена не знали, что Виктория занимается ещё рядом крупных проблем и вопросов и продолжает получать параллельно командирскую специализацию.

За несколько недель, что оставались ещё до апрельского торжественного построения она сумела завершить многолетнюю работу по кардинальному усовершенствованию деятельности всей Академии и убедить учёных — обитателей Научного городка Звездного в нецелесообразности столь короткой — пятидневной рабочей недели.

Приёмная комиссия Звездной Академии поначалу была шокирована предложениями Виктории, существенно сокращавшими цифры количества поступающих, но когда Виктория продемонстрировала им, чего можно добиться не числом, а умением, сдалась. Слава вице-генпрокурора (таково теперь было ещё одно неофициальное звание Виктории), сработала и здесь: доказательственная база оказалась сокрушительной по проникающей способности.

Виктория радовалась, видя, что её усилия не пропадают даром. Но одновременно с заслуженной тяжким трудом радостью она находила всё новые и новые проблемы и вопросы, ранее утопавшие в тени. На них после малейшего намёка со стороны Виктории и очень часто — самостоятельно — сразу же обращали внимание профессионалы Новой волны... Александр, Михаил и Владилена только дивились тому, как Навигационная звезда неуклонно усиливает свое присутствие в очень многих сферах...

— Боже, Вика... В информпрессрелизах планеты за последние несколько недель нет — а наш прессцентр в лице Михаила подтвердит это документально — ни одной статьи, где бы не упоминалось твоё прозвище... И это ты говоришь — безвестность... Да после такого — надо на Президента России, а может быть, даже на Председателя Совета Президентов Евразийского региона выдвигаться...— Александр потряс пачкой информкодексов. — Честно говорю...

— Ну уж нет. — раздражённо бросила Виктория,— Я — астронавт, а не чиновник. И — твоя жена к тому же. Моя работа действительно закончена, а то, что ты видишь — эффект Большой Информационной Волны, не более того. Со следующей недели, и это я тебе гарантирую — ты не встретишь ни одного упоминания обо мне. Для всех: я вернулась в Астрофлот. Всерьёз и надолго, Саша... И я ещё сильнее поняла, что мне нужно летать далеко и много... Летать рядом с тобой... Летать для тебя и для наших коллег... Да нашим коллегам надо большущий памятник поставить, да что там памятник — целый мемориал отгрохать, ведь то, что мне доступно почти что от рождения, для них — форменная перегрузка...

— Зато какие перспективы... Вот, прочитай... Письма от людей, желающих встать в строй твоей Общественной армии...— Александр подтянул к себе укладку с листками пластика. Но Виктория отстраняющим жестом отсекла попытку:

— Я никакой такой армии не создавала... Это...— она была недовольна, что жители Евразии в очередной раз восприняли её как некую Жанну д Арк.

— Вокс попьюли, Викта. Глас народа. А это — уже серьёзно...— продолжал убеждать Александр, но Виктория была непреклонна, хотя и не показывала в обществе самых близких друзей своей обычной в таких случаях жёсткости.

— Серьёзно... Но — всё равно. Моя Новая Волна все равно уже заняла в Евразии и командные и стратегические высоты. Она, а не мифическая Общественная Армия — моя главная и основная сила... И я — этой силы частица...

— Коммунисты — вперёд... — вспомнил Александр строку из Свода Истории Евразии.

— Идея была хорошей, реализация — отвратительной. У меня — всё по-иному...— парировала Виктория.

— И идея, и содержание, и реализация — прекрасны, Викта... Как и ты сама...

— Благодарю за комплимент... Но всё же мне пора поработать и завтра я еду в Научный городок на недельку...— в её словах не чувствовалось даже щели, в которую можно вставить возможность дискуссии.

— Опять.... — укоризненно произнес Иванов.

— Саша, я снова вынуждена повторить, что я — не сыщик и не десантник. Я — астронавт, астронавигатор. И мне надо работать в своей профессии и в своей специальности. Пойми меня правильно... И начну я с нашего Научно-практического комплекса Дальней Науки. Завтра же еду туда, устроюсь в тамошнем общежитии и провентилирую, чем заняться. Предварительную информацию я уже имею. Так что, Саша, не обижайся и действительно, пойми меня правильно. Мне это необходимо. Я и так непозволительно провалялась в экспрессе на койке, теперь мне следует поработать.

— Уже понял...— Александр в очередной раз подумал, что Виктория не может без работы не только физически, но и органически. И не стал перечить.

Звёздная академия. Шестой курс. Научная работа. Теперь — не слушатели, теперь — выпускники. Виктория открывает свою тайну двойного образования

Шестой курс для выпускников Российской Звездной Академии был практически обязательным с очень давнего времени. В далёком прошлом считалось, что если человек оканчивает самое высшее из всех учебное заведение, то ему совершенно не обязательно доказать свою пригодность к ведению активной, постоянной и высокорезультативной научной работы. Считалось, что уже сам факт высшего образования делает из человека если не универсала, то очень близкого к этому уровню индивидуума. Но после того, как были изучены Информационные Завалы, оставшиеся от древнего времени и средних веков, достаточно быстро пришло понимание, что человек с высшим образованием — не только исполнитель, не только руководитель, но и учёный, способный вести глубокую разведку и обращать внимание на то, что очень долгое время ускользало, ускользает и будет ускользать от внимания множества других людей. Введение шестого курса было не постепенным, а одновременным — Академия Педагогики Высшего образования Земли просчитала ситуацию в деталях и выдала рекомендации в самые сжатые сроки.

Первыми шестой курс ввели Академии Специальных Сил Евразии, куда относились и Звёздные Академии входящих в состав региона стран. С тех пор офицеры и сотрудники Астрофлота, которые проходили в них обучение, вне зависимости от специализации были обязаны в течение года вести научную работу. Её результаты засчитывались в общую сумму баллов при выпускном тестировании. Одновременно введение обязательной годичной научной работы дало возможность усилить Научный корпус любой страны профессионалами-прикладниками, способными до деталей разобраться в любой ситуации, которая могла возникнуть в ходе специальной деятельности и которую могли просто не уловить учёные общего профиля.

Александр решил разделить свой год научной работы на три части. В первой части он изучал технику и технологию, которые использовались в дальних и сверхдальних перелётах. Во второй части он изучал проблемы мониторинга, управления и прогнозирования деятельности отдельных людей и целых коллективов в ходе пионерных экспедиций. В третьей части он совершенствовал свои знания и умения в своей основной командирской и дополнительной пилотской специализации. В конце срока, отведенного для каждой части он представлял совокупность информационных материалов, совмещавших в себе отчётные и экзаменационно-зачётные части. Итогом научной работы Александра Иванова стала эскадра новейших разведкораблей малого и среднего классов, для которых были подготовлены соответствующие экипажи. Как рядовые сотрудники, так и командиры кораблей эскадры регулярно встречались с Александром Ивановым в Плесецком стапель-центре, где по традиции в России строились самые пионерные технические средства для освоения Дальнего и Сверхдальнего космоса.

Михаил Лосев решил разделить свой научный год на четыре части. Первую часть он посвятил изучению проблем работы разведзвеньев Астрофлота на планетах земного типа в условиях максимального отрыва от баз снабжения и поддержки и в экстремальных условиях. Для этого он летал в самые малообжитые и заброшенные уголки земного шара, спускался в глубочайшие пещеры искусственного и естественного происхождения, поднимался на высочайшие вершины планеты и сутками не покидал борта планеров-лабораторий, персонал которых по его планам изучал возможности бесконтактной ближней разведки планет земного типа. Конечно же, несколько недель он провел на бортах кораблей и шлюпок Морфлота Астрофлота, изучая возможности разведки планет, большинство поверхности которых занято водой или иной жидкой средой.

Вторую часть разделённого на "этапы" года Лосев посвятил изучению проблем разведки планет с агрессивной средой обитания, когда могла потребоваться контактная глубокая методика освоения. Для этого он на два месяца вылетел в Африканский центр "Экстремум", где в нескольких лабораториях по его программам были смоделированы просто адские условия, в которых вполне возможно, предстояло действовать сотрудникам разведки и десанта Астрофлота Земли. Здесь были воссозданы все угрожающие жизни и здоровью человека растения, животные, насекомые и поля, о которых смогли найти информацию в Планетном своде Истории. Но Михаил, следуя своей привычке, не только увеличил в десятки и сотни раз потенциал этих вредоносных факторов, но и смог смоделировать их изменение в достаточно широком диапазоне — от почти что безопасного минимума до чрезвычайно опасного максимума. Добавив к полям агрессивность неживой природы Михаил смог создать в "Экстремуме" полигон, на котором "ломались" почти все элитные подразделения десанта и Астродесанта Земли. Но те сотрудники земных подразделений десанта и десанта Астрофлота, которые без потерь и ошибок проходили этот полигон, могли с полным правом хотя бы временно назвать себя профессионалами очень высокого класса. Африканцы, сами пережившие и эпоху Великого Холода, когда почти весь год температура не поднималась выше минус тридцати пяти, и эпоху Великой Жары, когда среднегодовая температура не опускалась ниже сорока градусов по Цельсию, оказали Михаилу огромную помощь и сами были первыми людьми, кто опробовал Полигон на разных этапах его совершенствования.

Третью часть года Михаил разрабатывал методики, технологии и средства защиты от вредных воздействий окружающей среды, которыми при случае смогли бы воспользоваться разведчики и десантники, попавшие в экстремальные ситуации в космосе или на планетах любого класса — от самых земнопригодных до самых адски непригодных для человека. Здесь ему пригодились наработки сотрудников "Экстремума" и данные, собранные при работе новейшего Полигона. Но Лосев этим не удовлетворился и три недели посвятил изучению условий планет Солнечной системы, залезая в одиночку в такие их уголки, куда, несмотря на всю подготовленность и техническую вооружённость, земляне не рисковали забираться или забирались очень редко. Две недели он провёл в ознакомительном скоростном перелёте по маршруту, включавшему в себя самые непригодные для землян планеты ближнего и среднего космоса, а ещё две недели он в одиночку на космокатере туристского класса посещал планеты, имевшие высшую степень непригодности и расположенные в ближайшем дальнем космосе. Туристский класс катеров он часто менял на обычный класс, чтобы понять, насколько классность корабля влияет на степень выживаемости человека в экстремальных условиях. Собранный материал он оформил в ряде методик, проверенных Астродесантом и Космодесантом и принятых к применению Астрофлотом и Космофлотом Земли.

Наконец четвёртую часть времени, отведённого на научные исследования, Михаил провел в Медастрофлоте планеты, осваивая все и любые методики реанимационно-восстановительных мероприятий, которые только могли быть использованы в условиях проведения разведывательных и пионерных операций Астродесанта планеты. Здесь он достаточно плотно взаимодействовал со своей невестой, но она по своему обыкновению больше уделяла внимания не только разведке и пионерным работам, но и контрольным исследованиям в области обеспечения работы основных звеньев Астрофлота и Космофлота планеты. Так что большую часть времени этого периода Михаил провёл на бортах госпитальных крейсеров и рейдеров, обслуживающих самые удалённые вахтовые станции, модули и посёлки, а также корабли флота обеспечения автостанций Погранконтроля Солнечной Системы. В конце четвёртой части своей научной работы Михаил сдал тесты и получил допуск к любым лечебным и реанимационно-восстановительным мероприятиям Медастрофлота Земли.

Виктория Иванова разделила свой период научной работы на три части. В первой части она занялась проверкой и уточнением карт Солнечной Системы, чтобы довести их актуальность до возможно более высокого уровня. Кроме этого она инициировала совершенствование Службы Глубокого Мониторинга Системного флота Земли в направлении не ежечасной, а ежеминутно-ежесекундной актуализации всех и любых карт пространства Солнечной системы. Конечно, следуя своим принципам, Виктория не ограничилась простой инициативой и разработала комплекс программного обеспечения для репрограммирования всех автоматических буев, осуществлявших ранее ежечасную актуализацию комплекса карт Солнечной Системы. Опробовав комплекс на макетах, она установила обновлённые версии на ближних подступах к Земле и достаточно быстро получила положительные результаты. Внеся усовершенствования, Виктория установила комплекс на буях, стоящих на средних подступах к Земле и опробовала его в самых экстремальных режимах, какие только нашлись в Своде истории катастроф и проблем. Внеся множество изменений, она добилась наносекундной реакции сенсоров и полей буев на малейшие изменения контролируемого ими пространства и теперь могла с полным правом устанавливать комплекс на линии буёв, обозначавших дальнюю границу Солнечной системы. Летая на кораблях Системы обеспечения Астронавигации, она параллельно совершенствовала свои знания, умения и навыки в осуществлении командования кораблями и экипажами и лично устанавливала и тестировала программное обеспечение в тесных колодцах обслуживания небольших автономных буёв. Теперь получать самые актуальные карты люди могли ежесекундно и их точность многократно возросла.

Вторую часть своей научной работы Виктория посвятила решению навигационных проблем Среднего космоса. Теперь её спутниками в полётах и на научных станциях стали космонавты. Здесь были несколько более сложные требования, обусловленные удалённостью от самых дальних форпостов Солнечной Системы и комплекс программ обеспечения актуальности карт, примененный для Солнечной Системы был существенно дополнен рядом модулей, позволявших учесть особенности Среднего космоса. В среднем космосе Виктория достаточно плотно познакомилась с методиками решения проблем вооружённой защиты землян от вторжения извне и сумела совместить эту работу как с командованием кораблями и экипажами Флота обслуживания Космофлота так и с обычной астронавигационной практикой.

В третьей части работы Виктория дополнила свой программный комплекс модулями, учитывающими особенности дальнего космоса, подвластного астронавтам. Здесь работы было больше — она вознамерилась лично устанавливать модули на кораблях, уходивших едва ли не к самым дальним границам известного землянам пространства и для этого требовались не дни, а недели перелетов. Александр здесь помочь не мог — он работал совершенно в других районах космоса и Виктория обратила свой взор к Адскому квадрату — району самого крутого из известных землянам комплекса негативных факторов, способных охладить пыл самого упрямого практика и заставить отступить самого рьяного и бесшабашного теоретика. Здесь, в этом квадрате, Виктория задержалась чуть ли не на месяц, по её просьбе сюда пригнали пять кораблей инженерной поддержки, способных смоделировать во много раз более кошмарные условия и перенести модель на натуру в космос и на любое из твёрдых тел, обращавшихся в этом районе. Двенадцатичасовые смены с инженерами, техниками и композиционниками дали свои результаты: программное обеспечение дополнилось модулями, позволявшими фильтровать информацию и выявлять необычные нетипичные явления. Курьерская Служба Флота инженерной поддержки обеспечила перепрограммирование всех ранее установленных модулей в районах среднего и ближнего Космоса. Параллельно Виктория формулировала своды правил для экипажей и командования любых кораблей — от шлюпок до огромных космостанций, регламентирующие поведение при получении информации о "нестандартном" ответе буёв навигации. Только закончив эту работу, Виктория посчитала, что на этом её научная практика закончена и возвратилась на Землю в Звёздный, где сконцентрировалась на обработке и анализе полученных данных, написании сопроводительных материалов и выработке рекомендаций.

Владилена получила в своё распоряжение средний госпитальный крейсер "Шалимов" и улетела к границам известного Пространства, чтобы там продолжить свою работу по разработке новых рекомендаций для Свода Знаний по Медицине катастроф галактического масштаба. Проводя профосмотры вахтовиков и посещая немногочисленные поселки на обитаемых планетах, Владилена искала то, на что не обращали внимание медики до неё и часто находила. Найденное подвергалось драконовскому анализу, увязывалось во всевозможных сочетаниях с уже известным и изученным, а потому понятным, давало под огромным нажимом возможность пройти глубже и дальше. Для неё, единственной из группы, оказалось неприемлемым разделить свою работу на какие-либо части — она не захотела возвращаться в средний или ближний космос и весь год работала только там, где работали только астронавты. После получения информации с "Шалимова" в некоторые районы пришли исследовательские крейсера Научного флота, кое-где появились тяжёлые крейсера Астромедслужбы, персонал которых занялся углубленной диагностикой и лечением, которые были не по плечу средним крейсерам и их экипажам. В двух районах появились совершенно неожиданно разведкорабли и корабли Научного флота Земли, хотя совсем недавно считалось, что никаких оснований для вызова таких кораблей с узкоспециализированными на пионерных работах экипажами в такие районы нет. За десять месяцев непрерывного беспосадочного полета "Шалимов" и его экипаж смогли "перепахать" ближний и средний слои Дальнего космоса и более точно сориентировать экипажи научного и разведывательного Астрофлотов для работы в Дальнем космосе. Полтора оставшихся месяца Владилена потратила на то, чтобы по спирали пройтись снова по среднему и ближнему слоям, уточнить изменения и отметить новые направления для работы и исследований. Объём выполненной ею лично работы оказался таким, что никто из землян не мог даже заикнуться о том, что Владилена Юльева окопалась за спиной папаши-академика и сидит преимущественно в тылах. Командование Медастрофлотом России настояло, чтобы неделю Владилена отдохнула на марсианском курорте "Красные пески" и Юльева вынуждена была нехотя подчиниться. Вернувшись на Землю, она занялась решением медицинских проблем в сфере предупреждения и предотвращения катастроф планетного масштаба и для этого улетела в Токио в тамошний центральный госпиталь Астромедицины. Одновременно она продолжала готовиться к выпускным итоговым тестам и проверкам.

— Ну, мужчины? Как вы себя ощущаете без пяти минут действующими офицерами Астрофлота? Руки не чешутся сжать штурвалы? — Виктория в свободном гражданском платье подошла к холодильнику и, пробежав пальцами по сенсорам, достала прохладительные напитки. — Или, может, останетесь на Земле?

— Чешутся, Викта. — сказал Александр. Его друг Михаил кивком головы подтвердил справедливость сказанного. Они собрались втроём в просторном номере у Виктории, в корпусе Выпускников Факультета Астронавигации, куда попадали все "профильники", достигавшие шестого курса и приступавшие к годичной научно-изыскательской работе. Такие корпуса были на территории каждого из множества факультетских городков Академии. Владилена по своему обыкновению улетела в Монтевидео практиковаться в решении проблем Службы Медицины Катастроф для ситуаций планетного масштаба.

— А неизвестного хочется? — продолжала вопрошать Виктория, копаясь у невысокой стойки миникухни и готовя напитки и закуски.

— После ваших сокрушающих побед, сударыня, нам уже хочется не только неизвестного, но и архинеизвестного. За несколько лет вы поставили "на уши" всю Российскую Звёдную Академию, перевели её Научный Городок на работу без выходных и праздников, крайне ужесточили отбор и приём в Академию... Ваш опыт уже заимствовала в полном объёме Евразийская Звездная Академия в Берлине. Туда конкурс теперь — уже не пятьдесят, а сто двадцать человек на место. Чего только вы не сделали, реформаторша вы наша... Даже перечислить — и то затруднительно. — сказал Михаил. — Но одновременно с этим вы нам привили жуткий аппетит к сверхнеизвестному. — он ослабил узел галстука. — И к тому же — весьма заметный аппетит к полноценному отдыху... Извините за нарушение формы одежды, Вика... Жарковато всё же...

— Ладно, Михаил Львович. — Виктория положила нож и сняла передник. — Сделайте мне пару десятков бутербродов и для Сашка тоже бутеры оставьте. А я отлучусь... попудрить носик... Немножко, как вы выразились, полноценно отдохну...

— Угу, как же. — проговорил Михаил, поднимаясь и приступая к нарезанию сыра и колбасы. Ему начало казаться, что сегодня Виктория должна раскрыть карты, а к таким ощущениям он привык относиться с полным доверием и уважением. — Чего-то мне не нравится сегодня эта торпедность... Что-то будет...

— Сказал тоже, Миша. Может дама привести себя в порядок? Может и должна. А мы должны сие понимать. — сидевший спиной к двери холла Александр потягивал через соломинку напиток и, видимо, уже не ждал ничего особенного от своей жены. — Чего она может ещё учудить? Мы уже почти всё видели. — Александр удивлённо посмотрел на Михаила, который повернулся к двери холла и, широко открыв глаза, выпустил из рук поднос с уже готовыми бутербродами. Пластик звонко хлопнул по пластику стола, бутерброды подпрыгнули и едва не развалились...— Ты чего там, привидение с мотором увидел? Мишка... Что с тобой?! У тебя такой вид...

— Товарищи офицеры Астрофлота! — выпаливший этот словесный сигнал вместо обычного шутливого ответа Михаил мгновенно подобрался и вытянулся. Александр вскочил и, обернувшись, замер: в проёме холла стояла Виктория. На ней был парадный комбинезон сотрудника Астроконтингента, но уже не с полковничьими погонами, а с генеральскими нагрудными и наплечными лентами.

— Това... Викта, ты ли это? Что за мистификация? — Иванов автоматически подобрался и вытянулся — всё же перед ним был не кто иной, как генерал Астронавигационной службы и подозревать Викторию в стремлении к карнавальности он не мог.

— Это — не Новый Год и — не карнавал, мальчики. — Виктория сдержанно улыбнулась. — Это — реальность. Михаил Львович меня быстренько вычислил и его орлы весьма плотно вели меня на протяжении всех лет учёы, но ущучить главное они не смогли. Есть разница?

— Викта... — Ошарашенный и совершенно уничтоженный сокрушительнейшим ударом и в центре и с флангов Александр скользнул взглядом по комбинезону жены. — Ты... Ты...

— Я, я, Саша. Генерал-майор Службы Астронавигации Астроконтингента Земли с правом полного командования кораблем и экипажем. — Виктория улыбнулась несколько шире. — Ладно, Александр. Видимо, я перестаралась...

— Гм. Перестарались, това...— Михаил подхватил готовый упасть бутерброд.

— Просто Виктория. — хозяйка номера не дала гостю закончить фразу.— Для вас — в первую очередь, Михаил Львович. — она вошла в холл и встала за стойку. — А теперь попрошу обоих слабеньких и беззащитненьких мужичков сесть побыстрее и поплотнее в креслица и выпить не спеша побольше холодненькой водички. А то ещё перегреетесь... Откачивай потом вас... — Виктория собственноручно налила в стаканы газировку и подала сначала Михаилу, потом Александру. — и постараться на несколько минут удержаться от вопросов...

— Угу... — когда Виктория оказалась рядом, Александр увидел на золотом звездолёте литеру "М", означавшую мастерский уровень и спросил. — И кто теперь кем командовать будет? Викта, у меня же только первый... Ты же Михаила заставляла своим примером по сто двадцать раз за тренировку потеть в школе Космоцентра... Он так и не смог выполнить половину сильнейших десантных нормативов, перекрытых тобой раз в десять. Но в десантники, ты, слава Богу, не пошла... А здесь в Академии ты — просто недосягаемый для подавляющего большинства эталон по общей и специальной физической подготовке... Теперь ты ещё и мастер командирской подготовки... А если вспомнить твою Волну на пятом курсе... Кто теперь кого должен в экипаж набирать?!

— Не имеет значения. — Виктория дожевала бутерброд. — Мальчики, я же осталась астронавигатором. А командирская подготовка — так, небольшое дополнение...

— Хорошенькое дополнение, — Михаил сник и обхватил голову руками. — Влетит мне...

— От кого это влетит? — заинтересовалась Виктория.

— От Александра. Ведь я же — десантник и в первую очередь — защитник и охранник. А тут вы, Виктория, появляетесь в генеральской форме с золотым звездолётом рядом с золотым знаком своей родной службы... У Александра тоже такой же звездолёт позже будет, но — с первым классом... И я, профессионал десанта, полковник... не смог вычислить все это до конца... Позор...

— Полагаю, Саша простит вас, Михаил. Вы здесь нисколько не виноваты. А я... Я просто решила немножко больше поработать...

— Хорошенькое дельце. — ошарашенный до глубины сути Михаил с трудом проглотил кусок сыра, снятый с бутерброда. — Теперь нам придется ещё и козырять в сто раз тщательнее, и строевой подготовкой подзаняться. А уж вкалывать в лабораториях, на стендах и в хранилищах информации — без всяких выходных и любых перерывов и праздников. Среди нас, в нашем ближнем кругу появился всамделишный, проницательный, строгий, неприступный, неподкупный и сверхумелый генерал... И этот генерал...

— Михаил, я же всё же, смею надеяться, ваш давний друг, а не незнакомый высший офицер. Меня вам опасаться — ну совершенно ни к чему... А подзаняться строевой... Что-ж. У нас скоро — выпуск, так что пошагать по плацу успеете. И я тоже займусь строевой... Мне ведь тоже нельзя сплоховать. И уж конечно, в лабораториях мне нельзя оставаться позади, не говоря уже о стендах и хранилищах информации. Так что я работать тоже буду... — недовольный тон Виктории подсказал Михаилу, что пора кончать комедию и переходить на нормальный привычный уровень общения.

— Ну, если вы так говорите...

— Михаил... Саша, могу я его тоже на "ты"? Теперь уже надолго...

— Твоё решение, Виктория, я не вмешиваюсь.

— Тогда, Михаил, вы можете тоже быть со мной на "ты". Кончайте выкать, мы ведь столько лет вместе...

— Если Александр не против...

— Я не против. Но ты укатала Михаила сверх всякой меры... Он же действительно один полностью сверхплотно охраняет тебя, пока я пропадаю на разных объектах... Неужели трудно было сказать о совмещении...

— А какой тогда сюрприз? Так, проходняк. Ты же сам говорил, не так давно притом, что я уже не могу ничем удивить... Я, конечно, понимаю, что ты не имел ничего в мыслях плохого, но, согласись, сюрприз получился — то, что надо. Что касается неуязвимого барса десанта... Ничего. — Виктория сладко потянулась и на секунду стала похожа на гибкую, быструю и опасную пантеру. — За оставшееся до выпуска время я обязательно поставлю его на крепчайшие и быстрейшие ноги.

— Владилена не пропустит...— Михаил благосклонно воспринял обещание Виктории поставить его на ноги. — Хотя теперь ты, Виктория, генерал, а она — только полковник...— десантник, видимо, ещё не смог, как ни старался, полностью очнуться от сокрушительного прокола. — Прикажете, сударыня...

— Здесь я не могу приказать, Михаил, ты же знаешь. И не собираюсь этого делать. Ты принадлежишь Владе так же, как Александр принадлежит мне. Этим всё сказано. И мешать медикам — не в моих правилах.

— Хорошо, если так.

— Именно так, мужчины. — Виктория исчезла за дверью холла и оттуда донёсся её довольный и завораживающий своей зовущей загадочностью голос. — Но сегодня я — чисто и сугубо гражданское, а не официальное должностное лицо и очень, очень надеюсь на то, что непобедимый десантник и несгибаемый командир вдвоём сопроводят меня, тёмную и дремуче — необразованную, на новую выставку полинезийского искусства в Городок Искусств Звёздного. И пояснят мне очень многие вещи, поскольку я во многом — ни бум-бум. — она вышла в холл уже в гражданском. — Или мне придется поискать для себя другое сопровождение? — Виктория шутливым жестом пододвинула к себе блокнот, где были записаны очередники на вечерний послелекционный прием. — У меня же тоже люди... Сейчас... сейчас найдём из первой двадцатки... хм... двух полковников...

— Нет и нет, Виктория. — Александр встал и положил на крышку блокнота свою ладонь. — Не надо. Мы с Михаилом сопроводим тебя именно на эту выставку, а также и на ряд других. Но больше всего мы рады, что ты наконец-то за последние полчаса — в гражданском.

— Конечно. — Михаил позволил себе расслабиться. — Сопроводим, не извольте беспокоиться...

— Договорились. Дорогие мои мужчины. — Виктория улыбнулась и на этот раз — своей самой полной, лучезарной улыбкой. Михаил и Александр улыбнулись в ответ. Сюрприз был пережит.

Звёздная академия. Апрельский торжественный выпуск. Выбор дальнейшего пути

— Факультет! Равняйсь! Смир-но! Для встречи Знамени! Равнение нале — во! Честь — Знамени!

Такие команды в одно и то же время — восемь часов утра — раздались в городках многочисленных факультетов Звездной Академии. Утреннее торжественное построение 12 апреля знаменовало собой окончание длительной и трудной учебы, выход нового пополнения в ряды действующих офицеров Астрофлота планеты.

До десяти часов продолжалось вручение дипломов и знаков, после часового перерыва личный состав факультетов собрался на главных плацах городков снова для того, чтобы коллективно решить, кому из новоиспечёных выпускников доверить право представлять выпуск на построении на поле Славы города Звёздный. Туда в этот день был свободный доступ для всех, прибыло немало гостей из других регионов и стран, а количество корреспондентов было непривычно большим: впервые за много лет золотые выпуски исчислялись сотнями фамилий. В этом была немалая заслуга Виктории Ивановой.

Другая её заслуга состояла в том, что Совет Академии разрешил привести на площадь Славы новейший суперконтейнеровоз "Енисей" — дальний космический корабль галактического класса. До этого такие корабли — как и намного менее крупные — в границы особозащищённого города не допускались. Виктория лично неоднократно проконтролировала работу служб, ответственных за безопасность, проверила расчёты полётного плана и запасные варианты, переговорила почти с каждым из полутысячного экипажа корабля и наконец, на предпоследнем заседании Совета Академии доложила о полной готовности к сюрпризу. И сюрприз в очередной раз получился.

Суперконтейнеровоз "Енисей" в полдень доставил на площадь Славы капсулу с найденным в космосе зондом, посланным в далёком двадцатом веке. Выпускники имели возможность во всех деталях ознакомиться с зондом и его информацией, пока могучий звездолёт парил над площадью, используя мощь новых бесшумных двигателей.

Наконец тягач вывез на площадь капсулу с новым зондом и под одобрительные аплодисменты выпускников, преподавателей и сотрудников Академии звездолёт с помощью гравилуча принял нового разведчика в свой ангар. Три разноцветных лазерных луча, вертикально упёршиеся в зенит, разрешили кораблю отлёт и он, величаво проплыв над чашей Вечного огня, дал короткую сирену и растаял в небе, белом от полуденного солнца.

После построения неразлучная четверка собралась в одном из кабинетов ресторана "Комета".

— Ну-с, коллеги. Содвинем бокалы в знак того, что очередная ступенька к большому космосу нами преодолена. — Михаил не скрывал своей радости.

— А наполнить ты эти самые бокалы, Михаил, вижу, не забыл. — заметила Владилена, поднимая свой кубок. — За наше единство, коллеги и друзья.

— За единство... и красоту. — сказал вдруг Александр, поднимая свой кубок. — За красоту, которая внутри нас, с нами и вокруг нас. Что бы ни случилось...

— Я поддержу Александра, друзья. — молвила Виктория. — Мы все служим одному — красоте. Красоте нашей планеты, нашей природы, нашей жизни, нашей Солнечной Системы. Именно её мы изучаем, развиваем и защищаем. Именно из неё мы все выходим и в неё рано или поздно возвращаемся. Именно её мы стараемся наводить на бортах наших кораблей, в наших многочисленных документах и работах. Без красоты наша жизнь просто немыслима... За единство и красоту, друзья. — голос Виктории зазвенел, сливаясь со звоном сдвигаемого с другими кубка. — За единство и красоту.

— И каковы же наши дальнейшие пути, коллеги? — спросила Владилена.

— Обычные. — ответил Александр. — Я назначен дублёр-командиром галактического рейдера "Экран". И мне предстоит годичный полет к Бете Стрельца. Боевое крещение, так сказать.

— А я, друзья, выбрал галактический десантно-штурмовой рейдер "Кавказ". Через четыре дня мы уходим к Тете Змееносца, посмотрим, что там и как, покрутимся. Возьмём этот райончик под охрану, там скоро проляжет магистральная трасса... Надо прикрыть научников, определяющих её параметры для высокоинтенсивных полётов.

— Я назначена дублёром-главным астронавигатором научного галактического крейсера "Ломоносов". — сказала Виктория. — Полечу с моими новыми коллегами к Веге... Эта звёздочка меня интересует давно, надо дополнительно изучить её окружение... Составить ряд точнейших карт, освоить райончик...

— Что с вами делать, неугомонные. Я тоже ухожу в полет на госпитальном галактическом рейдере "Парацельс". Маршрут пока уточняется, но то, что полёт тоже годичный — вне всякого сомнения. — завершила представление ближайших планов Юльева. — Так что мне придётся вкусить настоящей полётной медицинской работы, чему я несказанно рада. Тут, на Земле и в Солнечной системе приходится лечить сущие пустяки, а там наш рейдер будет обслуживать многие станции и поселения, обходившиеся месяцами без квалифицированной стационарной медпомощи. Будем понемногу расширять владения Службы Астромедицины.

Звёзды. Часть 5

Михаил Лосев выбрал десантно-штурмовой рейдер "Кавказ"

— Товарищ командир корабля. Полковник десантно-штурмовой службы Астрофлота Лосев. Представляюсь по случаю назначения на должность командира десантно-штурмового отряда рейдера. — Михаил поднёс руку к офицерской пилотке.

— Вольно. Садитесь. — Щукин указал на кресло напротив своего стола. — Как вам показался наш корабль?

— Очень хороший. Я знаю, что вы на нем летаете уже двадцать пять лет, с момента постройки, командир. — Михаил сел в кресло и огляделся по сторонам. Скромная обстановка каюты командира ему понравилась.

— Да, я принимал участие и в его строительстве. Рейдер побывал более чем в тысяче сверхдальних полетов, принимал участие в системных, галактических и звёздных учениях.

— Кубок Астрофлота... Знаю, командир. — тихо заметил Лосев.

— Рад, что вы изучили историю своего корабля. — парировал офицер.

— Надеюсь, что и я для него стану своим, командир. — так же тихо произнес Михаил.

— И я тоже надеюсь. В десанте не приняты долгие представления, поэтому через час у нас — конференция, там, как командир отряда и познакомитесь со своими барсами. Вопросы?

— Никак нет. Разрешите идти? — Михаил поднялся.

— Идите. Каюта вам приготовлена. На палубе командования рейдера. Ваш знак установлен, так что найдёте. Устраивайтесь. — командир одобрительно взглянул на своего нового коллегу.

— Есть, командир. — Лосев направился к двери.

Александр Иванов — дублер-командир разведрейдера "Экран"

— Товарищ командир корабля. Полковник Службы Командования Астроконтингента Земли выпускник Российской Звездной Академии Иванов. Представляюсь по случаю назначения на должность дублёра-командира на ваш корабль.

— Вольно, Александр Александрович. Садитесь. — Ушаков указал на кресло напротив рабочего стола. — Вот так бывает. Для вас это первый дублёрский полёт после Академии, а для меня — один из последних перед уходом на консультативную должность в Совет Астрофлота... Что-ж. Ваши документы я просмотрел, думаю, сработаемся. У нас в разведфлоте не приняты пышные построения и представления, познакомитесь со всеми членами экипажа, а их около шестидесяти, в рабочей и неформальной обстановке. А сейчас можете пройтись по кораблю, посмотреть что и как. Я дам указание вахтслужбе. Или?

— Никак нет, командир. Я хотел познакомиться с экипажем и кораблём сразу после представления вам. — Иванов встал. — Разрешите?

— Идите.

— Есть.

Командир корабля проводил своего первого помощника взглядом до того момента, когда за ним закрылась створка герметичного люка командирской каюты. Он знал то, о чём Александр Иванов ёщё не догадывался.

Несколько дней тому назад его, командира разведрейдера, вызвали в Московский офис Службы Космической Разведки России. Начальник Службы встретил его как всегда приветливо, офицеры сели в полумягкие кресла в уголке отдыха просторного кабинета и по традиции попросили адьютанта принести чёрный чай с клубникой.

— Вызывали, Станислав Лаврович? — спросил комкор, прекрасно понимая, что в вопросе не было никакой необходимости.

— Вызывал, Тимофей Ставрович. Вызывал. Не отрицаю сего факта. — ответил хозяин кабинета. — Вызывал, поскольку ценю вас как прекрасного специалиста и человека. Хотел с вами посоветоваться и сделать это не по видеосвязи, а лично.

— И...

— Вы переходите на консультативную должность и одновременно становитесь одним из ведущих преподавателей кафедры косморазведки Факультета подготовки командных кадров нашей Российской Звёздной Академии. Это дело решённое. Я бы хотел знать, имеете ли вы кандидатуры людей, пригодных для занятия вашего поста командира одного из лучших разведрейдеров?

— Конечно, Станислав Лаврович. Они вам известны.

— Известны, не отрицаю. Но мы, коллегия и Совет косморазведки, хотели бы, чтобы ваш корабль принял человек, способный повести его намного дальше, способный не учиться, а вести за собой и учить.

— И у вас, Станислав Лаврович, есть такой человек?

— Есть. — хозяин кабинета пододвинул к гостю папку .— Вот его краткое личное дело. Ознакомьтесь. Я не тороплю вас, вы можете затребовать любые дополнительные материалы. Полагаю, что этот человек достоин принять от вас корабль. И сделать его ещё лучше — и корабль, и экипаж. У нас есть ещё время до полудня, потом у меня заседание Коллегии и заседание Совета. Я бы хотел знать ваше аргументированное мнение до их начала, ибо этот вопрос — в их повестке дня. Сразу скажу, что мы к вашему мнению прислушаемся в полной мере.

— Читать при вас? — уголками губ улыбнулся гость и раскрыл папку, углубляясь в чтение.

Хозяин кабинета кивнул, беззвучно отхлёбывая чай из фарфоровой чашки. Комкор шелестел страницами пластика с возрастающим интересом на лице: референты начальника службы постарались на славу и представили материалы из полного личного дела в предельно сжатой и чёткой форме, не требующей многих часов на чтение. Как и полагается разведчику, комкор не потратил много времени на чтение текстов. Отложив закрытую папку, он откинулся на спинку кресла и посмотрел на окно-экран, транслировавшее изображение лесной опушки. Начальник службы ждал, ничем не проявляя своего нетерпения и беспокойства. Наконец гость посмотрел на хозяина кабинета и в его взгляде читалось принятое решение.

— Я согласен передать ему корабль и экипаж. Это достойный человек. — коротко резюмировал командир корабля. — Он умеет рисковать и добиваться поставленной цели правильными способами и методами, он ценит человеческие жизни и уважает личную свободу человека. Это подходящая кандидатура. Когда мне следует провести процедуру?

— Он прибудет к вам на корабль в качестве дублёра командира корабля. В этом полёте вы сможете полностью проверить его. Разведполёты позволяют это сделать в большей, чем где либо ещё мере. Мы будем ждать вашего окончательного решения после момента входа в границы Солнечной системы. Тогда вы сможете подтвердить или опровергнуть нынешнее ваше решение официально. Мы пока подготовим документы и процедуру. Полагаю, он не будет торопиться и предложит вам привести корабль в порт под вашим командованием. Пост он примет только тогда, когда корабль будет прочно стоять на космодроме. До момента окончания отчётной послеполётной конференции вы и только вы — официальный командир корабля. Как бы ни сложилась ситуация. — удовлетворённо сказал начальник службы.

— Согласен. — ответил гость, вставая. — Я материалы с собой не беру, всё, что надо, я уже запомнил.

— Не сомневаюсь в этом. — начальник службы пожал командиру корабля протянутую руку. — Он — достойный человек, настоящий командир. Полагаю, нам обоим не придется краснеть за него.

— Согласен.— гость повернулся к выходу. — Я возвращаюсь на корабль.

— Успехов. — прощально кивнул хозяин кабинета, возвращаясь за свой стол и погружаясь в работу.

В тот же день командир корабля вернулся на космодром, где уже собирался после законного двухмесячного отпуска экипаж разведрейдера. Предстояло провести большую работу по проверке корабля, дооснастить его и сделать еще немало дел, без которых разведка могла обернуться провалом.

Встретив своего будущего преемника, командир корабля не стал сразу говорить ему о принятом в верхах решении. Как и планировалось, он в этом полёте полностью дал возможность своему первому помощнику проявить себя, почти не дублируя его. Члены экипажа восприняли такое решение своего командира с пониманием — им также понравился новый первый помощник, который ценил каждого члена экипажа и не пытался командовать больше, чем этого требовало дело или здравый смысл.

— Командир, до входа в пределы Солнечной системы — тридцать минут. — доложил вахтенный офицер рейдера.

— Хорошо. Первого помощника — ко мне через тридцать минут. В рабочую каюту.

— Есть, командир. — вахтенный отключился.

— Товарищ командир корабля. Прошу разрешения войти. — на пороге точно в назначенное время возник Александр Иванов. В его фигуре чувствовалась обычная рабочая сосредоточенность, никакой расслабленности по случаю входа в пределы материнской звёздной системы человечества.

— Проходите, Александр Александрович. — комкор жестом указал первому помощнику на кресло у своего рабочего стола. Автоматика прикрыла створку люка.

Иванов сел в кресло напротив командира корабля и вопросительно посмотрел на него. Тот достал из папки лист пластика и пододвинул к своему первому помощнику.

— Ознакомьтесь.

Иванов схватил недлинный текст одним взглядом и только после этого посмотрел командиру прямо в глаза. В его взгляде читалось некоторое непонимание.

— Я готов вас выслушать. — сказал комкор. — Вижу, вам многое не по нраву.

— Товарищ командир корабля. Я не понимаю. Это — мой первый дублерский полёт. Вы — профессионал высокого класса, экипаж за вами пойдёт куда угодно и сделает по вашему приказу что угодно самым лучшим образом. Вы сами говорили о нескольких полётах, которые, безусловно, будут соответствовать вашему потенциалу и будут сложными и ответственными. И вот такое. В документе прямо сказано, что вы имеете право отказаться от передачи корабля и экипажа без всяких последствий для себя.

— Имею, вы правы, Александр Александрович. Но я не вижу в этом отказе никакой необходимости. Вы также профессионал и я во время не самого простого полёта имел полную возможность в этом неоднократно убедиться. Экипаж корабля не имеет к вам никаких мыслимых или немыслимых претензий и не сомневается в заслуженности вашего звания и вашего статуса золотого выпускника Российской Звёздной Академии. Я также солидаризуюсь с мнением экипажа и могу сказать, что вы обладаете прекрасными качествами и значительным потенциалом. Поэтому полагаю, что решение Совета косморазведки и Коллегии косморазведки правильное.

— Командир, вы и только вы приведёте корабль на космодром и посадите его. Я приму корабль официально только после окончания послеполётной конференции. — сказал Иванов.

— Ну а неофициально он — уже ваш, Александр Александрович. — без улыбки ответствовал комкор. — Мы уже в границах Солнечной и нам надлежит быть в центральном посту. Нехорошо вести корабль на финале без командования. — комкор встал. За ним встал и Иванов. — Возвращаемся в центральный.

— Есть, командир.

Когда оба командира вошли в центральный пост, все присутствовавшие там офицеры и сержанты встали, приветствуя двух высших офицеров корабля. Заняв место за центральным пультом, комкор кивнул и члены группы управления вернулись за свои пульты. В посту воцарилась рабочая атмосфера.

Осуществив штатную посадку корабля, комкор вместе с Ивановым и другими членами экипажа покинули борт, на который уже поднимались технические специалисты и офицеры стояночной службы. На вечерней конференции комкор официально передал командование кораблём и экипажем Александру Иванову и разведчики проводили своего бывшего командира до машины, увозившей теперь уже штабного офицера службы космической разведки в Центральный офис косморазведки в Москве.

Иванов не торопился вгрызаться в командование кораблём и экипажем. Наоборот, он постарался сделать всё необходимое как можно мягче и незаметнее. Тем не менее, уже его приказы выполнялись членами экипажа так, словно их отдавал старый командир корабля. Экипаж признал нового командира и подчинился ему. Корабль мог признать нового командира только в ходе нового полёта, который, без сомнения, был впереди.

Виктория Белова — дублёр-главный астронавигатор научного крейсера "Ломоносов"

— Товарищ командир корабля. Генерал-майор Службы Астронавигации Астроконтингента Земли, выпускница Российской Звёздной академии Иванова. Представляюсь по случаю назначения на должность дублёра-главного астронавигатора на ваш корабль.

— Садитесь, Виктория Аскольдовна. Знали бы вы, сколько мне пришлось выдержать, пока вас назначили на мой корабль. Вас рвали и рвут из рук в руки, каждому хочется видеть вас в своем экипаже...

— Командир, если можно...

— Да. — комкор первого ранга Менделеев несколько удивлённо посмотрел на стремительно берущую власть в свои руки навигаторшу.

— Давайте сразу договоримся. Я здесь — должностное лицо, а не легендарная личность. Легенды пусть остаются там, где им и полагается, а я намерена служить и работать, стать частью экипажа. Это — мой первый дублёрский полет после окончания Академии и мне не хотелось бы приводить на научный крейсер шлейф событий, не имеющих отношения к моей теперешней полосе жизни. То, что было в прошлом — останется в прошлом. За небольшим исключением... Командир, я прошу вас пояснить экипажу сразу, что то, что доступно мне — недоступно очень многим. И я прошу также вас предупредить моих новых коллег о нежелательности любых матримональных попыток в отношении меня. Я, как вы знаете, замужем. Мой муж тоже скоро уходит в первый дублёрский полет и мне не хотелось бы доставлять ему лишних волнений и хлопот в этом плане.

— Хорошо, Виктория Аскольдовна. — Менделеев встал и прошёлся по каюте. — Мне, честно сказать, нравится, что вы так чётко расставляете приоритеты. Если совсем честно, мне самому казалось, что к вашей теперешней полосе жизни прошлое имеет ограниченное отношение. Постараюсь сделать все, что в моих силах. Хотите пройтись по кораблю?

— Да, а...

— Вам приготовлена каюта, вы всё же руководитель Службы астронавигации крейсера, так что милости просим в своё постоянное обиталище. Вахтенные вам помогут.

— Спасибо, командир. — Виктория встала. — Разрешите идти?

— Идите.

Нижний Новгород. Виктория Иванова и Александр Иванов — на отдыхе после первых полётов. Решение о сыне

— Викта, проснись. Прибываем вовремя. — Александр, легко и бесшумно спрыгнув с верхней полки, склонился над женой, спавшей на широкой нижней.

— А...— Виктория приоткрыла глаза. — Сашок, ну ты же знаешь, девичий сон по утрам — дело святое. А ты форменным образом святотатствуешь...

— И собираюсь святотатствовать дальше. Два месяца отдыха вместе, единственный раз за три последних года — и вести смиренно земной образ жизни?!... — Александр сел рядом с Викторией и обнял ладонями её лицо. — Виктоша, ты же всё понимаешь!... Не могу я всё время носить эту броню... Тем более — рядом с тобой.

— Сколько сейчас?...— Виктория смежила веки. — Небось разбудил больше чем за час до прибытия...

— Угадала. Шесть тридцать. Прибытие — в восемь тридцать. Я решился разбудить тебя пораньше, зная, что ты любишь...

— Подолгу приводить себя в порядок. — Виктория открыла глаза ещё шире. — Сашок... Ты мне снился...

— Ну и каков ваш вердикт, сударыня?...— хитро прищурился Иванов.

— Я знаю нижегородских девчат...— проговорила она.

— Коня на скаку остановят...— хмыкнул Александр.

— И знаю свои возможности...— продолжала Виктория.

— Угу. Колпак.... — разочарованно протянул Александр, понимая, что для неё его общество — самое главное и делить его с какой-то другой женщиной Виктория при столь редких встречах просто так никогда не согласится.

— Но в этот раз я, так и быть, дам тебе возможность вкусить разнообразия...— произнесла Виктория.

— Никакого такого или подобного разнообразия. Трёхлетний дальний полет закончился, мне хватит разнообразия очень даже надолго... Да и никакое разнообразие не в силах заменить тебя, Виктория. — ответствовал Иванов.

— Польщена твоим вниманием и ещё больше — твоими речами, Сашочек. — Виктория потянулась всем телом. — Позволь заняться гимнастикой, ведь я иначе просто не проснусь. Чувствую, ты мне приготовил немало приятнейших сюрпризов...

— Ладно, Викта. Занимайся своими растяжками. Я — за завтраком.

— Завтрак в постель? Умм, обожаю...— Виктория сверкнула своими карими глазами и улыбнулась. — Иди, Сашочек... Не пропадай надолго...

— Лады, Виктория. — Александр вышел в коридор вагона международного сообщения и направился в ресторан. Захватив контейнеры с завтраком, он вернулся в купе в ту минуту, когда Виктория уже прибирала постели. Её вид говорил о том, что она успела умыться и полностью привести себя в порядок. Обернувшись, она взяла у мужа контейнеры и разложила их на столе.

— Вымой руки, Сашок. Будем завтракать. Уже семь часов.

— Всенепременно, Викта.

Лёгкий завтрак не занял много времени. Отдав контейнеры проводнику, Александр прикрыл дверь. Виктория забралась с ногами на свою полку и притянула к себе Александра...

— Мне угадывать или сам будешь колоться?

— Госпожа генеральный прокурор... Отпустите душу на покаяние... А уж потом — буду колоться как орех...— шутливо взмолился Александр.

— Ладно. — Виктория ещё ближе привлекла к себе Александра. — никакой я не генеральный прокурор, а простая женщина.

— Угу. Такая простая...

Раздался зуммер телесвязи. Александр прочёл код вызывающего — это был его дядя — ведущий генеральный конструктор "Волги". Клавиша, еле слышно шелестя, утопилась в панель и включился экран.

— Приветствую вас, Виктория Аскольдовна, на нашей, нижегородской земле.

— Спасибо. С повышением вас.

— И вам спасибо. Я по вопросу о транспорте. Номер в "Волне" уже приготовлен, на нашем фирменном этаже, но вот транспорт...

— Станислав Викторович. Мы готовы и пешком...

— Нет и нет. Виктория Аскольдовна, я же вижу, насколько вы нуждаетесь в отдыхе и покое. Да и Александру надо отдохнуть. В кои веки выбрались в родные края...

— М-да. — сдержанно протянул Александр. — Но...

— И не надо ничего говорить. Гравилёт представительского класса "Волга-Люкс" ждёт вас на третьем уровне паркинга Южного Нижегородского вокзала.

— А почему...

— Александр, я вас не узнаю... У вас жена — огромный по значению и общественному весу человек... Не могу же я прислать вам извозчика с клячей.

— А вот это, Станислав Викторович, идея. Пришлите-ка нам классического лихача на пролётке к вокзалу, а гравилёт... Ну ладно, пусть он ждет нас у "Волны". Подчиняемся. — сказала Виктория.

— Хорошо. Будет вам лихач. До встречи. — экран погас.

— До встречи. — ответил Александр, выключая телевидение. — М-да. Скверно получилось. Хотели незаметно, хотели тихо, хотели инкогнито и вот...

— Твой дядя — великий человек, Саша. А великому человеку многое можно простить... Ну и что, что мы были замечены. Ну и что, что нам не придется искать транспорт... Это же...

— Знаю, законы гостепреимства. Викта, ты слишком заработалась, а между тем в Нижнем тебя ждут несколько тысяч просителей.

— Опять?! — Виктория испуганно вдвинулась до предела в самый угол и поджала колени к подбородку, обхватив ноги руками...— Ведь я же сотни раз объясняла, что не могу и не имею права решать все и любые возможные проблемы... Они обязаны их решать сами, с помощью многочисленных специалистов-профессионалов, иначе...

— Нет, Викта. Иначе — не будет. Я об этом позабочусь. Собирайся. У нас — пять минут.

— Опять похищение? — Виктория немного расслабилась. В её глазах мелькнула искорка заинтригованности.

— Нет, мы просто выйдем на не очень ближайшей к Нижнему станции и пешочком пройдемся до...

— До чего нибудь. А там...— в глазах Виктории зажегся огонек неподдельного интереса.

— А там свяжемся с дядей, попросим гравилёт прислать и укатим в эту самую "Волну".

— Где нас уже ждет хвост просителей и искателей лёгких дорог...— сокрушенно молвила Виктория. — и мне... и мне опять вкалывать... А я... А я хочу всё это время принадлежать полностью и безраздельно все двадцать четыре часа в сутки только тебе...

— Викта, ну ты же знаешь...

— Знаю. Но как мне пояснить им, что и я имею право на личную жизнь после изматывающего трёхгодичного полёта... Я так поседею и ты будешь видеть с каждым годом только всё больше и больше старящуюся женщину...— Виктория соскочила на пол и принялась собирать вещи. — Всё... Бежим?

— Ага. Поезд как раз замедляет ход...

...Они соскочили на платформу небольшой станции и углубились в лес. Поезд с лёгким шипением набрал скорость и скрылся за поворотом. Не спеша шагавшая по тропке Виктория с видимым блаженством втягивала целебный лесной воздух.

— И в этом тоже твоя заслуга, Виктория. — видя удовлетворение подруги проговорил шедший позади жены Александр.

— А, знаю. Программа защиты экологии областей? Это просто...

— Очень просто: почти триста тысяч безоткатно доказанных обвинительных приговоров с разной длительности сроками заключения. Совсем просто. — резюмировал Александр.

— Необходимость.... — Виктория не оборачиваясь, на несколько секунд напряглась и посерьезнела. — Ты же знаешь, Саша, я не люблю показывать безоткатную жестокость... Но... Иначе этот маховик не остановить. Надо изъять ведущие звенья, что я здесь и сделала.

— Ладно. Великая моя Викта. — Александр подошел ближе, обнял подругу.

— Угу, великий мой Александр Завоеватель.... — Виктория с блаженством опёрлась о руку мужа. — До сих пор мне приходится ловить сотни завистливых взглядов...

— Что поделаешь, мы ещё не настолько хорошо воспитаны.

Они дошли до небольшой поляны, сгрузили на траву рюкзаки и укладки и сели в тени. Прошелестел уж, ветерок играл листвой в кронах деревьев. Виктория склонила голову на плечо Александра и забылась.

"Так и не поспала по-нормальному. Вкалывает — как на каторге, а спит — как будто ничего не делает. Двадцать четыре часа в сутки она — как сжатая пружина. Спит — и через секунду просыпается... Где она только силы берёт? — думал Иванов. — Три года она ежедневно и ежеминутно буквально "ставила на уши" полутысячный экипаж навигационного крейсера, спала по четыре часа в сутки, выполнила норматив работы двух сотен человек высшего класса... Менделеев за голову хватался, видя её трудоспособность. Её за время полета ни разу не видели уставшей или раздражённой... Как она только держалась?.... Только по возвращении, только у нас в "башне", только в моём кабинете при плотно закрытых дверях она без сил рухнула на диван, убедившись, что никто, кроме меня её слабости не видит... Еле уговорил поехать в Нижний... Не хотела... И вот теперь нам приходится скрываться от нескольких тысяч просителей. Глупо... Мы же не мессии, а обычные люди. Но, вероятно, это цена нашей жизни..."

Послышался скрип деревянных тележных колес и на поляну выехал воз. Сидевший на нем мужичок удивлённо воззрился на двух явно не здешних путешественников, но быстро справился с волнением, остановил лошадь, соскочил и направился к пришельцам, снимая широкополую шляпу.

— День добрый, люди добрые.

— Добрый день, сударь. — Александр встал. Виктория осталась сидеть, с интересом рассматривая лесного жителя. — Лес у вас — просто заглядение...

— Спасибо. Я — здешний лесник и мне приятно ваше мнение о результатах моей работы. Не желаете ли отдохнуть в более приемлемых условиях. Ваша подруга выглядит уставшей сверх всякой меры...

— Это — моя жена.

— Очень приятно, сударыня. — лесник поклонился Виктории. — Позвольте представиться: Нил Никанорыч.

— Виктория Аскольдовна...— Вика легко и пружинисто вскочила. — Какое у вас прекрасное имя-отчество...

— Вот чего... Мы пока говорим, говорим, а денёк-то обещает быть жарким. Да и мне надо быть в избе: скоро ехать на объезд, а инструмент остался в сарае. Разрешите. — он легко и свободно сгреб в охапку все укладки и рюкзаки и повернулся к лошади. — Машка, иди сюда!

Кобыла, до того момента равнодушно щипавшая траву, подняла голову и подвезла телегу поближе. Нил Никанорович уложил вещи на подушку из сена, прикрыл полотняным пологом и предложил Виктории садиться. Она не заставила себя упрашивать.

Четверть часа они не спеша ехали по лесной просеке.

— И давно вы лесник, Нил Никанорыч? — Александр с интересом посматривал на своего нового знакомого.

— Давно. Это у нас — семейное. С прапрапрадеда все начиналось...

— И вы живёте один?

— А чего ж мне... Конечно, семья и дети, но лес — главное. А лес... Лес кругом — не пустыня. И накормит, и обогреет, и сбережёт...

— А семья...

— Сын — в Лесотехнической академии в Карелии, дочка — в Педагогическом центре Углича, жена — врач на "скорой" в Нижнем.

— Навещают?

— А как же. А позвольте узнать, вы-то как в наши края?

— Да я, собственно, родился в Нижнем. Вот и решили отпуск провести здесь, на малой родине.

— Ваша супруга...

— Моя коллега. Мы — астронавты.

— Да ну? Вот уж не думал... Думал — инженеры какие, может, ученые...— хитро сощурился лесник. Александр понял, что глобальная Служба информационного обеспечения доставила и сюда, в этот отдалённый кордонный лесной пункт, полную открытую для всех информацию о его и Викиной работе. В душе у него шевельнулось желание избавиться от необходимости расшифровываться и он раздумывал, как бы помягче преодолеть несоответствие.

— Спасибо. Но мы — немного — и инженеры и учёные.

— Расскажете? — заинтересованно спросил лесник, изъявив желание услышать явно побольше того, что предоставлялось по общепланетным и внутрирегиональным системам связи и информации.

— Расскажу. А это — ваш дом? — Александр указал взглядом на открывшуюся взгляду усадьбу на обширной поляне. — Он крепок и просторен...

— Благодарю за комплимент. Дом построил мой дед. Без всяких сегодняшних ухищрений.

Разместив гостей в чистой средней горнице, Нил Никанорович заторопился в сарай за инструментом. Александр вышел следом за ним...

— Знаете, Александр... Ваша жена очень устала. Думаю, вам не следует снова побуждать её ехать в городскую толчею...

— Мы и не хотели... Но нас настойчиво приглашали... Всё же мы решили избежать пышной встречи в городе...

— Гравилёт у вас есть? — с небольшой долей недовольства спросил лесник.

— Если надо — будет. Но если не надо — мы обойдёмся своими силами. Лес должен быть чистым. — Иванов вопросительно посмотрел на лесника.

— Если будет нужен — вызывайте. Поставите его под тем навесом. — лесник указал на высокие столбы, удерживавшие плоскую крышу. — и летайте когда и куда вам вздумается. Но жить постоянно, хотя бы полный месяц она, без всякого сомнения, должна только здесь. Я знаю, ей это нужно.

— Утомление от цивилизации? — серьёзным тоном спросил Александр.

— Да. Именно. — лесник вытащил ящик с инструментом и не спеша понёс его к телеге. Александр последовал за ним. — Вы ведь — первый и самый главный друг Навигационной Звезды?

— Да. А как вы узнали?! — Александр знал, что лесник его уже давно "расшифровал" и всё же неожиданный прямой вопрос застал его немного врасплох.

— Я же не отшельник, основные новости до меня всё равно доходят. Знаю, какие "хвосты" к ней выстраиваются... Тьфу... Извините, но ведь как к провидице какой... А она — человек... И — хороший человек, цельный и глубокий... И вы один ей нужны сейчас больше, чем все и любые растерянные и плачущие лица... Их у нас, к огромному сожалению, даже после великанской работы Большой Волны, ещё предостаточно. Но без трудов вашей супруги было бы намного больше. И за это ей наше огромное спасибо. Но русское "спасибо" должно быть конкретным. И потому ей нужно месяц предельно полно отдохнуть.

— Ну, Нил Никанорыч...

— Именно. Здесь вас никто не потревожит, связи с городом постоянной нет, на кордоне никто почти не бывает, здесь ведь не зелёный пояс — девственный лесной массив. Ей молочка надо попить, отоспаться по двадцать часов в сутки, отлежаться в тени и на свежем воздухе, собраться с мыслями, о многом подумать... И ей надо, чтобы вы, Александр, были всё время рядом. А насчёт зевак не беспокойтесь: сюда они не дойдут: долго да и боязно. Волки, кабаны, лоси, медведи — непуганные. Не всех людей они пропускают... И она хочет сделать вам главный подарок... Только не торопите её...

— Нил Никанорыч...— изумлённый Александр воззрился на лесника, хлопотавшего у телеги. — Откуда?!...

— Мы тоже кое-что умеем. — не изменившись ни в осанке, ни в выражении лица, ни в голосе, лесник сел и взял вожжи. — Ну, я поехал. Быстро не ждите, если к вечеру не вернусь — подоите корову. Я ей о вас говорил — подпустит. — лесник щелкнул языком и Машка уверенно повезла телегу к лесу.

Вернувшись в дом, Александр застал Викторию уже не в дорожном комбинезоне, а в простом крестьянском длинном сарафане. Расчёсывая перед старинным слегка помутневшим зеркалом длинные пышные волосы, она что-то напевала и была, как видно, в прекрасном расположении духа.

— А, вернулся. Ну, садись за стол. — Виктория положила гребень. — Будем завтракать второй раз. Нил Никанорыч уехал?

— Да. До самого вечера.

— Прекрасно. Он разрешил мне здесь хозяйничать, так что я уже начала. — Виктория сняла салфетку с середины стола. — Давай я тебе молочка налью, а хлеба ты сам себе отрежешь...

С аппетитом позавтракав, Александр с любовью посмотрел на хлопотавшую у печи Викторию и вышел на веранду. Опёршись о поручень, он огляделся по сторонам. Сзади послышались шаги. Виктория вышла из сеней и подошла к нему.

— Думаешь...

— Да. Надо поставить в известность дядю...

— Вот, возьми. Передал генерал Кузнецов. Этот сигнал никто и нигде не засечёт. — она подала ему коробок радиостанции. — Все остальные — пеленгуются. А мне очень не хочется видеть этот лес уставленным машинами и гравилётами и даже слегка загаженным. Я хочу сохранить его чистым и не оправдываться перед областным прокурором за нанесённый ущерб... Кошмар просто будет, если по моей вине люди насвиничают. Нет, я этого не хочу и не допущу.

— Викта... — Александр понял, что неугомонный генерал нашел таки возможность снова пообщаться с его подругой.

— Выполняй, Саша. Мы должны предупредить твоего дядю об изменившихся планах. Остальное — наше дело.

— Хорошо. — Александр нажал клавишу. — Если ты так хочешь...

Переговорив с дядей, Иванов спрятал рацию в карман и вернулся в горницу. Виктория возлежала на широкой крестьянской кровати и читала какую-то старинную книгу.

Стараясь не шуметь, Александр прикрыл дверь и присел на ступеньках. Ему нужно было обдумать складывающуюся ситуацию. Уступив настоянию Виктории, он использовал непеленгуемую обычными средствами рацию и тем самым вроде бы спас Викторию от очередной порции перегрузок и лишней работы.

С тем, что его подруга заслуживает всемерного отдыха он был согласен, но его беспокоило отношение дяди к нему после этого незапеленгованного звонка. Давно уже на Земле не приветствовалась ложь, её земляне избегали во множестве форм и ситуаций весьма успешно, так же действовал с самого рождения и Александр. И только появление Виктории в ближнем особо охраняемом секторе заставило его на многое посмотреть по другому, вернуться ко многим безусловно отброшенным в теоретическую плоскость стереотипам поведения.

Его дядя был немало удивлён и раздосадован тем, что сигнал не удалось привычно и быстро засечь и определить новое местонахождение дражайшего племянника и его не менее дражайшей "половины". Но Александру всё же удалось без особого труда убедить его не тревожить Викторию и попросить нижайше извиниться перед ходоками и просителями. Сам Александр после того почувствовал нормативное удовлетворение: Виктория теперь могла нормально отдохнуть, поскольку ни о каких приёмах, встречах и тем более — визитах речи быть не могло — Александр, как дядя ни старался выпытать местонахождение, мягко, но наотрез отказался сообщить координаты расположения. Дядя вынужден был смириться.

Нил Никанорович не приехал к вечеру и Виктория самостоятельно подоила корову. Помогая переливать молоко, Александр вдруг ощутил такое спокойствие и такое острое и приятное чувство уравновешенности, что ему захотелось немедленно поблагодарить лесника.

Тот приехал только к обеду на следующий день и сразу занялся ремонтом повреждённого колеса. Виктория по своему обыкновению навела хирургическую чистоту и порядок в доме, на что лесник смотрел с нескрываемым изумлением. Как бы там оно ни было, ни о каком гравилёте больше и речи не было: вызвать представительскую машину сюда значило указать путь, а этого ни Александр ни Виктория больше не хотели.

— Сашок, ты велик. — сказала Виктория, сладко потягиваясь на пятнадцатый день их необычного отпуска. — я никогда так долго, крепко и сладко не спала...

— Спасибо за оценку моих скромных трудов. — Александр обнял жену за плечи. — И ты всё ещё желаешь окунуться в работку?

— Нет и нет, Саша. Я хочу ещё две недели подобного райского блаженства. — Виктория просительно посмотрела на Александра, зная наперёд, что уж чего-чего, а отдых рядом с мужем она получит в любом случае. Так и произошло:

— Ты их получишь. — уверенно заявил Александр.

Дни летели за днями. Ивановы гуляли по лесу, по указанным Нилом Никаноровичем тропкам и просекам, наблюдали лосей, медведей, кабанов, лисиц, зайцев. Александр помог леснику вручную прибрать обширный квадрат леса от валежника и сухостоя. Виктория с головой погрузилась в упорядоченную веками крестьянскую жизнь и она с каждым днём все больше ей нравилась своей обоснованностью, размеренностью и основательностью.

— Саш, я никогда в жизни не была так спокойна и мудра... Это почти храм...— сказала Виктория, присаживаясь на широкую лавку. Александр сел рядом и полуповернулся к жене.

— М-м-м. Храм природы...— сказал он.

— Безусловно. Это спокойное размеренное течение жизни делает во мне настоящие чудеса... Я уже не хочу ни под каким видом появляться в Нижнем...

— Что-ж. Это в наших силах. — подтвердил Александр, радуясь, что и Виктория не изнывает от безделья и не желает в срочном порядке получить пяток-другой десятков проблем для быстрого решения. Но относительно желания жены продолжать бездельничать он, как выяснилось немного позже, сильно заблуждался.

— Но я не могу оставить страждущих без помощи и поддержки. Тут неподалёку есть женский монастырь...

— Изволите желать...— Александр пропустил в тон своего голоса толику неудовольствия — его подруга опять изнывала от безделья, хотя ежедневный крестьянский труд и многочисленные обязанности женщины — хозяйки дома бездельем назвать было трудно. Виктория уловила его неудовольствие:

— Именно. Только не надо дуться и думать невесть что. В обитель приходят люди, им нужна помощь. Там людей немного. Да и мне надо сосредоточиться и подумать... Для того и сохранены монастыри, как острова спокойствия и сосредоточенности в нашей бурной и разнообразной жизни. Мне это надо, Саш. Серьёзно, надо. Отпустишь?

— Гм. На сколько? — Александр почувствовал, что возражать бессмысленно.

— На неделю. — Виктория произнесла это просто и спокойно, как давно решённое.

— Викта...— недовольно протянул Александр, но она успокоительным жестом провела рукой по его плечу и сжала легонько запястье:

— Это — моё решение, Сашок. И оно — твёрдое. Сегодня вечером приедет настоятельница монастыря, матушка Серафима, я с ней переговорю и завтра утром Нил Никанорыч отвезёт меня и её в обитель. Или я уеду с ней сама, без нашего чародея-лесника.

— Ладно, Викта. Но только — на неделю, не больше.

— Хорошо, мой повелитель. — Виктория кивнула и на мгновение прикрыла глаза веками с удивительно длинными и густыми ресницами.

Матушка Серафима прибыла точно в семь вечера на лёгкой бричке, запряжённой парой ухоженных коней. Она благословила Александра и Викторию, пошепталась с Нилом Никаноровичем и вошла в дом. Вскоре все собрались за вечерним столом. Узнав о желании Виктории, матушка просияла и сказала, что ещё ни одна обитель не могла и мечтать о таком: Навигационная Звезда, молва о которой достигла самых глубинных слоёв народа России, изъявила желание помочь сестрам в их нелёгкой работе. Виктория скромно заметила, что она не имеет чести принадлежать к сестринскому братству и рассчитывает только на недлительное послушничество и обет молчания. Матушка, подумав, согласилась. Утром Александр проводил настоятельницу и Викторию в путь.

Неделя ожидания показалась Александру мучительно долгой. Нет, он не хотел мешать Виктории в её послушническом труде, не хотел появляться у стен женского монастыря, не хотел, чтобы по его появлению поняли, кто именно пребывает за стенами обители. Нил Никанорыч каждые два дня ездил по делам лесничества мимо монастыря и обо всём увиденном возле обители подробно рассказывал своему постояльцу. Нет, количество ходоков не увеличилось — Виктория не проявляла запредельных способностей и возможностей, обходилась старыми проверенными безотказными методами. Отсутствие фурора вокруг жены радовало Александра больше всего — он уже начал привыкать к простому ритму крестьянской жизни, где всё было отработано тысячелетиями.

Наконец Нил Никанорыч утром привёз Викторию обратно. Она сошла с телеги спокойно и свободно, но теперь в её движениях чувствовалась ёмкая величавость.

— Привет, Саша. — она крепко обняла и поцеловала мужа.

— Здравствуй, Вика. Надеюсь, сёстры не сместили настоятельницу и не произвели тебя в её сан? — Александр ответил на её поцелуй и объятия.

— О, нет. Я сразу же им запретила любые такие поползновения. Как ты тут без меня? — Она легонько отстранилась, изучающим взглядом прошлась по фигуре Александра, огляделась по сторонам. Иванов понял — старая астронавигаторская привычка постоянно отмечать малейшие изменения стала частью натуры Виктории.

— Ничего, мне определённо очень нравится здешний ритм. — спокойно ответил Александр.

— И мне тоже. — отозвалась Виктория.

Они вошли в ставшую почти родной горницу. Нил Никанорович отвёл лошадь в конюшню, поднялся к себе в горницу и плотно прикрыл дверь. Виктория, сняв платок, причесалась и вдруг в полном изнеможении повалилась на кровать. Александр, хлопотавший у укладки с её вещами, обернулся, обеспокоенно приблизился, но ровный спокойный взгляд подруги остановил озабоченное движение его рук к её запястью и ко лбу.

— Не надо, Саша. Я здорова. — Виктория произнесла это, не открывая cнова закрытых глаз.

— Викта... — сказал Александр полувопросительно-полуобеспокоенно. Она открыла глаза:

— Помолчи, пожалуйста... — Со времени космоцентровского разрыва она не злоупотребляла своим правом женщины заставить мужчину в определенные моменты помолчать. Вот и сейчас она не приказала, а попросила — мягко и не настойчиво. Уловив паузу в речи Александра, Виктория заложила руки за голову и прогнулась. — Я хочу, чтобы у нас были дети, Саша...

Удивлённый и обрадованный Александр посмотрел как никогда внимательно на свою посвежевшую и явно поздоровевшую подругу. Та ответила ему прямым и спокойным взглядом.

— Да, Саша. Я хочу, чтобы у нас были два мальчика и обязательно — девочка. Ты не против?

— Викта, как я могу быть против. — Саша склонился над женой. — это лучший, самый главный подарок...

— Ага, подарок. — довольно улыбаясь, сказала Виктория. — И я хочу его сделать тебе сегодня же, вечером.

— Ты ...— Александра окатила волна беспокойства о готовности Виктории к такому шагу — теперь они были взрослыми людьми, но запрет на многодетность теперь действовал как никогда определённо — возраст Виктории стремительно увеличивался не только календарно, но и биологически из-за непомерных нагрузок и времени оставалось крайне мало. Похоже, осознав это в обители, а быть может — и намного раньше, Виктория решилась на такой шаг только сейчас.

— Как никогда, Саша... — Виктория зажмурилась, потом широко открыла глаза. — Теперь я готова к этому... Ещё три недели назад я бы на это не решилась, но теперь... У нас должна быть полная семья, Саша...

— Но... — Александр, просчитав все положительные доводы, решил всё же проверить силу отрицательных и тут Виктория его остановила неожиданно уверенно и твердо:

— Женщина я или кто, Сашок? Три года на Земле мне не повредят нисколько. Это — моя главная и основная работа, Саша. Всё остальное — только приложение.

— Гм... — астронавт был в явном раздумье.

— Знаю, хочешь сказать — приложение с мотором... Пусть даже с мотором, но это на сегодняшний день — моё основное предназначение. И я хочу, чтобы именно ты и только ты стал отцом моих детей. Я хочу, чтобы у тебя были сыновья, а у меня — моя наследница и помощница — дочь.

— Столбовая дворянка мечтает о всесильной наследнице. — шутливо сказал Александр, покрывая поцелуями лицо жены. — И кого первого будем? — он не удержался от вопроса, который можно было бы счесть излишне деловым.

— Сына, Саша, сына. — нисколько не обидевшись на мужа за внезапно проявившийся практицизм, просто ответила Виктория. — Я же сказала, что сначала — мальчики, а потом — девочка.

— Небось и имя придумала? — улыбнулся Александр, крепко обнимая подругу.

— Аскольд. — прошептала она на ухо мужу.

— Слыхали, знаем. Согласны. — выпалил Александр, прижимаясь к подруге ещё плотнее.

— Ну, вот и хорошо. — Виктории определённо нравились тёплые и сильные объятия самого дорогого человека. — Так что поздно-поздно вечером в нашей с тобой горнице будет событие.

— Всегда готов, Викта. Наконец-то...— Александр отстранился, внимательно посмотрел в глаза Виктории.

— Я рада доставить тебе эту радость, Саша. — Виктория поцеловала его в лоб знакомым крепким и жарким поцелуем. — Ты мой, Саша, только мой. Но я хочу, чтобы у тебя и у меня было закономерное и необходимое продолжение.

— Ага, а...— Александр решился было задать прямой вопрос о состоянии здоровья. Всё же медфайлы одно, а мнение самого человека — другое.

— Не беспокойся. Я в норме. Ты — тоже. Остальное решать природе, в храме которой мы пребываем в блаженном неведении больше трёх недель...

— Ладно, Викта.

Утром следующего дня Александр проснулся первым и посмотрел на Викторию, спавшую рядом. Начинался новый день, первый день новой жизни. Теперь Виктория меньше чем через год уйдёт в запас на три года. Это обстоятельство и радовало и огорчало Александра, знавшего неугомонность своей подруги.

— Сашочек... С первым днём тебя...— Вика открыла глаза. — С первым днём... Боже, какая красота...— она спрятала лицо в поданном Александром букете полевых цветов. — И когда ты всё успеваешь?

— Обязан успевать, Викта. — Александр встал. — Ты не вставай, сегодня у тебя — почти полный постельный режим.

— Да ну?... Караул, замуровали! — с притворным ужасом воскликнула Виктория, увидев своё подоткнутое со всех сторон под матрац одеяло. — И это ты уже успел?

— Обязан успевать. Всё, Викта. Теперь твой график серьезно изменится. Ни о каких очередях просителей и перегрузках ты больше не имеешь права думать. Максимум — три-пять человек раз в два дня на десять минут каждый, но основное время ты будешь уделять себе. Да и регулировать поток страждущих теперь будем я и Михаил, а он — вояка опытный, потому быстро и надёжно отсечёт "мелочь" и допустит только серьезные и неотложные случаи. Но и те я должным образом обработаю, тебе останется лишь изложить решение. Понятно?

— Александр... Опять кокон? — с долей искреннего явного недовольства выставленным частоколом жестких ограничений спросила Виктория.

— Да, Виктория. Ты должна выйти из него не просто женщиной, а матерью наших с тобой детей — сильной, мудрой, нежной и цельной, глубокой и полной. — Александр чувствовал, как убеждённость в его словах нарастает. — И я позабочусь о том, чтобы ты не знала никаких проблем ...

— Но мне через месяц... — Виктория и тут усмотрела ограничение своего основного права — много и напряжённо работать, подумав о необходимости полёта.

— Это будет решать Юльева. Только она. Другому врачу я тебя теперь просто не доверю. Только те врачи, которых выберет Юльева, получат доступ...

— Ближе к моему телу?

— Да. Надеюсь...

— Нет, к душе я подпущу только тебя, Сашок. Ты определённо велик...— благодарный взгляд Виктории сказал Александру все остальное.

Неделя подошла к концу. Нил Никанорыч запряг Машку, настлал сено и помог Виктории устроиться на телеге поудобнее, после чего одним слитным движением бросил в телегу все рюкзаки и укладки, на что Виктория посмотрела с нескрываемым изумлением. Через полчаса, в девять они были на станции. Поезд "Нижний Новгород — Московск" стоял ровно пять минут и Ивановы едва успели разместиться в купе спального вагона, как состав тронулся.

— Господи, Саша... Это самый прелестный отпуск в моей жизни...— Виктория устроилась на мягком покрывале застеленной постели широкой нижней полки, взяла термос и отхлебнула глоток родниковой воды, после чего протянула сосуд Александру. — Пей, Нил Никанорыч особо рекомендовал...

— Нет, Викта. Это — только тебе. Всё самое лучшее будет только тебе. Я обойдусь стандартным набором.

— Ну уж нет! Чтобы мой дражайший муж, единственный и неповторимый, хлебал какое-то пойло?!... — в шутливом возмущении Виктории чувствовалась неподдельная озабоченность. — Нигде и никогда! Пей.

— Ну, если ты настаиваешь. — Александр наклонился и отхлебнул глоток. — Божественный напиток...

— Именно, Саша. Да садись ты, а то стоишь как истукан какой...

— Хорошо. — Александр присел. — Скажи, ты хочешь жить со мной в моей "башне"?

— Хочу, но...— осторожность не позволила Виктории сразу выразить бурную радость.

— У нас есть возможность получить там жильё. Нам с тобой. Мы переходим на семейный вариант, гм, базирования. — серьёзно и просто сказал Александр.

— Сашок, ты определённо весьма велик... Но я-то ещё не сделала тебе подарка, а ты мне уже сделал... Надо же — в свою неприступную "башню" приглашает, в нескольких десятках метров от своей главной штаб-квартиры предлагает жить... Красота, кто понимает...

— Вот именно. И потому с вокзала мы убываем не куда-нибудь, а в нашу собственную новую квартиру...

— Но...— Виктория знала, что при всей разработанности программы строительства жилья, в Московске было достаточно трудно получить квартиру, да ещё с такими обычными для небоскрёба, в котором обитал Александр, элитными характеристиками. И проблема заключалась совершенно не в намеренном ущемлении каких-либо прав, а просто в отсутствии чисто технических возможностей.

— Квартира была забронирована за мной три месяца тому назад. Ничего удивительного. Ведь я был в полёте. Мои братья и сёстры сделали все остальное и вот — восьмикомнатные аппартаменты в двух уровнях теперь принадлежат нам...

— Сказал тоже... А...— Виктория сразу просчитала варианты и нашла, что Александр не допустит теперь её передвижения на общедоступных пассажирских внутригородских транспортах.

— О транспорте не беспокойся. Вот документ, прочти...

— Ага... Свидетельство на право владения гравилётом семейного класса "Волга — люкс — специальная" выдано Александру Александровичу Иванову...— Виктория, мгновенно уловив смысл и подтекст слов "люкс" и "специальная", оторопела настолько, что прервала чтение и подняла глаза на мужа. — Сашочек, ты меня убивать сразу будешь? Это же сверхдорогая штука.... У меня нет такого высокого общественного статуса...

— Дочитывай дальше. — Александр погасил улыбку.

— В силу Закона Нижнего Новгорода от.... как гражданину Нижнего Новгорода по праву рождения... Это значит...— удивлённый взгляд Виктории выражал неподдельное обожание и восхищение возможностями своего друга.

— Это значит, что эта, как ты выразилась, сверхдорогая штука была мне предоставлена моими соотечественниками и согражданами. Не более того. Они — для меня и я — для них. Закон и обычай плюс традиция... — серьёзно ответил Александр.

— Сашок, ты велик просто безмерно...— Виктория поцеловала его в лоб и крепко обняла. Александр ответил на объятия, осторожно прижав к себе успокоившуюся и отдохнувшую жену:

— Стараюсь. Но, хватит меня возвеличивать, спи. — Александр укрыл подругу до плеч лёгким теплым покрывалом. Спи. И — никаких мыслей о работе. Помни, Маленький всё слышит и всё понимает...

— Ага, ментор...— Виктория благодарно прикрыла глаза. — Учить вздумал... Ну-ну...

Виктория и Александр. Переезд в новую квартиру

Просторный салон новейшего семейного гравилёта принял чету Ивановых ровно в пять вечера по местному времени города Московска. Устроив Викторию на разложенном кресле, Александр защёлкнул ремни и сел за управление. Машина ожила, зашелестели едва слышно двигатели, дёрнулись и встали на обычные места стрелки и указатели, выставились цифры индикаторов. Александр пристегнулся.

В шесть часов вечера гравилёт совершил плавную осторожную посадку на крыше небоскрёба и Александр на руках доставил Викторию в её спальню, постаравшись, чтобы она не проснулась. Только потушив свет в холле и прикрыв дверь спальни, Александр разрешил себе заняться обычными рутинными хлопотами, связанными с новой машиной и новой квартирой.

— Мам, это я. Спасибо за подарки и за квартиру. Виктория в порядке, спит. — Александр, закончив дела, из своего нового рабочего кабинета связался со своей основной квартирой, с кабинетом матери.

— Теперь ей нужно спать побольше. Помни об этом.

— Помню.

— А за подготовку квартиры благодари сестричек. Эти невероятные чистюли раз в десять превзошли себя в попытке создать такой же совершенный порядок и такую же безупречную чистоту, какие в силах создать только Вика. Так что все комплименты по данному поводу — им, Саша. Кстати, Зирда истосковалась по Виктории и изьявила самое горячее желание охранять её во время её жизни в Московске.

— Моя любимица как всегда на высоте. А как у неё...

— Ну ты же знаешь, что она просто до невозможности переборчива. А может, просто не торопится. Твои сестрички тоже обязались часто посещать Викторию. Всё же женское общество ей теперь особенно необходимо... Её сёстры и братья тоже в курсе и будут по мере возможности приезжать. Жди гостей. Но главное — твои сестрички будут особенно частыми гостьями и главными помощницами.

— Ясно. Как у них?

— В порядке. Семьи, дети, работа. Вот и у тебя в этом плане все наконец-то стабилизировалось. Я рада.

— Я тоже.

— Твой дядя звонил из Нижнего. Долго-долго возмущался, что ты так надёжно скрылся, просил дать радиус. Но и у меня его просто не было.

— Хорошо. Я откорректирую ситуацию...

— Я ему и так все объяснила, он понял. Продуктами я с помощью твоих сестёр загрузила все кладовые и холодильники, так что Виктории не придётся бегать по торговым центрам. Я-то знаю, как её и тебя отблагодарили австралийцы в Киеве, когда ты ездил на экспрессе. Вот и задала своим дочкам задачку в некотором роде повторить этот опыт. Виктории не придётся выходить далеко... Да и знать о том, что она вернулась и тем более — что она живёт здесь — нужно не всем и каждому, а только некоторым. Уловил? Для того я и сориентировала сестёр и Зирду. У братьев твоих тоже все без особых проблем.

— Ладно. Рад за них. Как ты, мам?

— Неплохо, сын. Мне хорошо и спокойно тогда, когда у всех вас все стабильно и нормально. Тогда и я могу блистать и творить...

— Ага. Сотворила. Читал в "Научном вестнике" шесть месяцев назад... Прислали по связи на борт...

— Отчёт получился длинноват, это верно.

— Но зато информации там — по брови. Мам, тут Виктоша мне раз пять сказала такую свою обычную фразу и я хочу сказать её в твой адрес: ты велика, мама.

— Спасибо, Саша. Отдыхай сегодня и обеспечивай Викторию. Когда в полёт?

— Через две недели.

— Смотри, чтобы всё было ровненько и без сбоев.

— Есть, мам.

Виктория Иванова. Рождение первенца

Через месяц Виктория отправилась в Киев, в Клинику Российского Астроконтингента, руководимую Юльевой. Та встретила подругу в своём просторном рабочем кабинете на двадцатом этаже высотного корпуса клиники и сразу же предложила сесть. Они проговорили часа четыре, Владилена живо интересовалась наималейшими подробностями. Виктория рассказывала ей всё без утайки — давней верной главной подруге и неофициальному семейному врачу молодых Ивановых.

Юльева сохраняла спокойное выражение лица и это нравилось Виктории — хотя она и знала, что Влада умеет хорошо скрывать эмоции и не показывать их в самых безнадёжных ситуациях. Хорошо изучив подругу, Виктория понимала, что подобное выражение лица всё же означает отсутствие серьезных проблем. Генерал-майор астронавигационной службы и полковник астромедслужбы не скрывали друг перед другом проблем и опасностей — свойство, допустимое при глубоком взаимном познании.

— Что-ж, Виктория. Вы выберете обратный скоростной космолет Астромедслужбы или вообще откажетесь от полёта? — Владилена не переходила с Викторией на "ты", считая это преждевременным и ненужным.

— Это — мой первый ребёнок, Влада. Я не имею права рисковать... — подумав, ответила Виктория.

— Тогда я оформлю документы на вашу замену в экипаже и направлю вас в Чкаловск, на нашу Базу Астромедслужбы, в её жилой городок. Там вы спокойно и надёжно подготовитесь к материнству... Если захотите, будете рожать там же или вас доставят медтранспортом в любую точку средней полосы Региона. Менять климат нежелательно: при таких изменениях возможен крупный срыв... — уточнила врач.

— Чкаловск... Это близко от новой Сашиной семейной дачи... Это хорошо... — размышляя, произнесла Виктория.

— Да. Это близко и от Нижнего, тамошних астромедиков я предупрежу. Всё будет в полном порядке. Но это — моё предварительное решение. Сможете сегодня пройти полный медконтроль? Или... — Владилена испытующе посмотрела на подругу.

— Смогу... — ответила Виктория.

— Тогда я приглашу сюда майора Стальнову. Она руководит отделением диагностики. После получения результатов встретимся и обговорим детали. Доверяйте Валентине Викторовне полностью, Виктория. Она — хороший человек.

— Это для меня — лучшая рекомендация, Влада. Подчиняюсь... Но... — Виктория подумала о том, как и когда она сможет сообщить об изменениях в её жизни мужу.

— Вашему Александру вы сможете сообщить сами... Но, может быть, лучше это сделаю я?

— Разреши подумать...

— Ладно. А вот и Валентина Викторовна. — Владилена встала, приветствуя входившую женщину в форме офицера Астромедконтингента. — Представляю вам, Валентина Викторовна, нашу новую подопечную...

— О, Виктория Аскольдовна...

— Снова я не инкогнито...— с деланной досадой произнесла Виктория, поворачиваясь в кресле к начальнику отделения. — И куда мне деваться...

— За стенами Астрогоспиталя вы будете в полной безопасности. — заверила её Стальнова, пошептавшись с Юльевой. — А сейчас придёт кресло и мы с вами отправимся в моё царство... Согласны? Или...

— Согласна... Я не прощаюсь, Влада.

— Жду вас после диагностики, Виктория. — Юльева проводила подругу до дверей кабинета, проследила, как та садится в удобное кресло на воздушной подушке и, кивнув Стальновой, вернулась к работе.

До обеда Виктории удалось пройти общий медконтроль, потом одна из сестёр диагностического отделения сопроводила её в кресле в столовую клиники, сама выбрала меню и проконтролировала, чтобы новая подопечная всё съела. Виктории нравилась подобная непринуждённая забота. Она успокаивалась, избавлялась от вполне понятного волнения, вызванного вхождением в число пациенток клиники Юльевой.

После обеда Виктории предоставили полтора часа сна в комнате психологической разгрузки. В половине пятого её пробудили и сопроводили на этаж диагностики, где предстояло окончить вступительный цикл исследований.

Ровно в семь часов вечера подруги встретились снова, но уже не в рабочем кабинете, а в столовой клиники. Юльева, просмотрела пухлый том распечатки результатов, одобрительно улыбнулась и сказала, что никакой опасности нет. Договорённость о вылете в Чкаловск была немедленно оформлена документально и официант принес Виктории телефонный аппарат.

— Командир разведрейдера "Экран" полковник Иванов на связи. — раздалось в трубке.

— Прошу разрешения на внутреннюю связь. — проговорила Виктория деловым тоном.

— Переключение подтверждаю. Слушаю. — ответил Александр.

— Саша, это я...— Виктория сменила тон на обычный, домашний.

— Викта, вот это сюрприз... Откуда? Есть проблемы?...— Александр просиял и жестом попросил своего первого помощника принять управление кораблём. Тот кивнул и Александр откинулся на спинку пилот-ложемента.

— Саша, я решила не лететь. Останусь на Земле... — проговорила Виктория, вслушиваясь в дыхание мужа.

— Полностью поддерживаю твоё решение. Ты мудра, Викта. — ответил Александр.

— Юльева берёт меня под свою защиту. Я улетаю вечером этого дня в Чкаловск, на базу Астромедслужбы. Буду там... Сейчас я в её клинике в Киеве... — продолжила Виктория.

— Будь умницей, Викта. Долго говорить не буду — ты сама всё знаешь... Передай огромную благодарность и признательность Владилене Львовне. Тебе — успехов и спокойствия, Викта... — ответил Александр ещё более тёплым тоном.

— Тебе — успешного и безопасного полета, Саша...— сказала Виктория. — Юльева — рядом...

— Чувствую по твоему спокойному голосу, Виктория... — отозвался он.

— Мой командор...

— Моя королева...

— Всё, Саша. Дальнейшую информацию получишь позже. Успехов. — Виктория посерьёзнела, завершая разговор. Она знала, что в конце сеанса связи подключается мозг корабля и торопилась убрать домашний тон раньше, чем прозвучит мелодичный сигнал.

— Спокойствия тебе, Виктория. До связи. — сказал Иванов и отключил связь.

Положив трубку на аппарат, Виктория подпёрла голову руками и задумалась. Юльева перегрузила на автотележку использованную посуду и решила подождать, что скажет её подруга.

— Всё, Влада. Я готова... — очнувшись, Виктория огляделась вокруг и посмотрела на Владилену.

— Хорошо. — отозвалась она. — Гравилёт Астромедслужбы прибудет через час. Завтра утром вы уже будете в Чкаловске. Быстро туда лететь нет необходимости. Вся информация уже отправлена туда. А сейчас — в нашу палату отдыха. И — без разговоров. — подчеркнула врач, почувствовав в позе Виктории проявление нежелания лишний час отдыхать. Вам, Виктория, необходимо многое для себя решить и час этот вам будет отнюдь не лишним...

— Согласна. — Виктория вынуждена была уступить.

В полутёмной палате отдыха Виктория провела последний час перед отлётом в Чкаловск, перебирая вещи, доставленные Евразийской Службой Снабжения по её запросу из Хранилищ. Тут было всё необходимое для малыша, для неё самой. За упаковкой укладки с личными дисками и застал её молодой сержант Астромедконтингента Земли — водитель гравилёта.

— Машина подана, госпожа генерал-майор. — мужчина назвал её офицерское звание, но не стал козырять, поскольку Виктория была не в форме и здесь, во владениях Астромедконтингента, солдафонство не приветствовалось.

— Спасибо. Пять минут. — Виктория отозвалась на доклад благодарным взглядом. — Я ещё не собрала всё.

— Нет проблем. Сергей, Виталий, помогите генералу перенести вещи в машину. — водитель пропустил вперёд двух младших сержантов. Те мигом ухватили многочисленные контейнеры и укладки, а их старший коллега сопроводил Викторию в мнгновенник.

Хотя в гравилёте удалось прекрасно отоспаться, Виктория не хотела в первый день пребывания на базе Астромедслужбы давать себе привычные нагрузки. Начинался новый период в её жизни и она хотела войти в него осторожно и бережно, с максимальной безопасностью для себя и для маленького.

Потянулись дни подготовки к родам. Регулярные прогулки, занятия в тренировочном зале, плавание в бассейнах с обычной и морской водой, свидания с родителями, братьями и сёстрами, работа в богатейшей библиотеке с материалами по астронавигации и командованию позволили Виктории обрести достаточную степень готовности.

Роды начались в точно предсказанный медиками срок. Виктория не испытала малейшей боли или неудобства — медицина давным-давно начисто исключила какие-либо мучения в такой ответственный момент. Маленький Аскольд не доставлял особых хлопот: поднабравшаяся информации Виктория сама решала все вопросы и советовалась только с Юльевой и с теми медиками, которых Владилена рекомендовала.

Постоянная звуковая связь с "Экраном" поддерживала в Виктории уверенность в защищённости. Александр живо интересовался малейшими подробностями, что особенно нравилось Виктории. Регулярно на борт "Экрана" доставлялись новые видеофрагменты и квадрофотографии Аскольда и Виктории. Взамен с борта корабля уходили фотографии Александра и его коллег за работой и на отдыхе, короткие видеофрагменты летописи полета, связанные с Александром. Это была обычная практика для всех сотрудников Звёздного флота, а не привилегия Иванова. Все без малейшего исключения астронавты пользовались такой услугой с незапамятных времен. Большие семьи астронавтов, проводивших долгие годы вдали от Земли, формировались и удерживались на вот таких незаметных но архиважных моментах. Мощнейшая структура Астромедслужбы особенно тщательно защищала всех женщин, принадлежавших к Астроконтингенту даже по праву родственников.

Аскольд рос, в положенный срок начал сидеть, ходить, говорить. С интересом и увлечением слушал сказки, засыпал почти мгновенно под негромкое материнское пение. Виктория совершала с ним длительные прогулки, показывала семейные видеоархивы, знакомила со своей семейной историей и с историей семьи Александра.

Аскольд с самого раннего детства проявлял неподдельную заинтересованность во всём, что касалось науки. Подолгу возился со всевозможными конструкторами и имитаторами. Пришлось Виктории немного скорректировать программу воспитания и начать показывать сыну короткие фрагменты сериала "Мир науки для детей".

Александр Иванов. Встреча с сыном и с женой

Прошло два с половиной года. Виктория с сыном уже полтора года как возвратились в семейную квартиру в Московске, бывая в Чкаловске только наездами, примерно раз в два месяца.

— Мам, а ты мне... — вбежавший Аскольд уткнулся в материнские колени и просительным взглядом заглянул в глаза Виктории.

— Аск, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять... Одного тебя без сопровождения отправить на внеземной космодром... Я просто не могу...— серьёзно ответила Виктория, поняв желание сына.

— Мам, но я уже, как ты сама сказала, достаточно взрослый. А папа возвращается через четыре месяца...

— Вот и встретишь его в Плесецке. Туда я отпущу тебя без всяких разговоров.

— Ладно. — Аскольд согласился с мнением матери под давлением солидных аргументов. Он хорошо знал, что пропуск во Внеземелье давали землянам только с пятилетнего возраста и попросил, чтобы показать свое стремление увидеть отца раньше всех...

Втайне от Аскольда Виктория решила предупредить Александра о том, что в Плесецке будет его встречать сын.

— Борт "Экрана". Полковник Иванов. Слушаю, Виктория. — спокойный голос Александра свидетельствовал о том, что дополнительных идентифицирующих фраз не требовалось — центр связи квартиры в силу служебного статуса Виктории и должности Александра входил в систему прямой космосвязи с кораблями и брал на себя все уточняющие процедуры.

— Саша, у меня есть для тебя сюрпризик...

— Ладно... — Александр сразу понял, о каком сюрпризе идет речь и это Виктории очень понравилось. — В Плесецке?

— Да...

— Буду ждать. Спасибо, что предупредила. Покажу Аскольду корабль...

— Саша... — в тоне Виктории прорезалась укоризна. — Я его за уши оттаскиваю от имитаторов, а ты собираешься трёхлетнему ребенку дать в руки боевой рейдер... Смотри, собирать все схемы будешь сам, собственными руками!... Командир... Аск, к твоему сведению, Саша, способен за полчаса разобрать до винтика почти любой механизм... А от твоего корабля за три часа потому вполне может остаться гора деталей и узлов...

— Не беспокойся, Викта. Это — дело мужское... — уверенно заявил Александр.

— Знаю. Но хочу всё же предупредить: Аск — научник по рождению. Даже мне трудно бывает с ним тягаться в информированности...

— Ничего. Прибудем, думаю, ровно через недельку после посадки. Как только закончим отработку информации, а её у нас как всегда предостаточно, так что точный срок назвать трудно... Может, мне удастся вырваться пораньше. Ты как?

— В порядке. Замечаний у "Юлианской" астромедслужбы нет. — шутливо отрапортовала Виктория. — А ты как?

— В порядке. Не трясло и не палило...— спокойно и серьёзно ответствовал Александр.

— Я рада. До связи.

— До связи. Жду Аска.

Четыре месяца спустя Александр предупредил своего командира — полковник Щукин иногда выполнял обязанности дублёра-командира и во многих случаях заменял Александра — такова была практика Командирской инспекционной службы, в которой Щукин работал после ухода с должности полновластного командира "Экрана" — о прибытии сына и оформил на него пропуск на корабль. Совершив штатную посадку в Плесецке, экипаж занялся разгрузкой информационных танков, разрядкой оружия и перезарядкой накопителей энергии.

— Александр Александрович. Это ваш орёл? — главный вахтенный "Экрана" майор Титов пропустил вперед трёхлетнего мальчугана. — еле успел перехватить по пути в центральную научную лабораторию рейдера. Парубок цей дуже моторний...

— Мой, Степан Константинович. Это — мой сын Аскольд. Дякую. — Иванов знал, что Титов родом с Украины и часто говорит по-украински, потому без всякого напряжения ответил на родном языке главвахтенного.

— Пап, мы уже познакомились. — сказал Аскольд, обнимая склонившегося к нему Александра. — Здравствуй, папа...

— Здравствуй, Аскольд. — Александр выпрямился. — Спасибо, Степан Константинович. Я сам покажу ему корабль.

— Ладно, командир. — майор, едва заметно улыбнувшись, закрыл за собой дверь каюты комкора.

— Садись и рассказывай все новости, Аск. — Иванов указал на диван и кресла в уголке отдыха. Аскольд не заставил себя упрашивать и удобно устроился на диване. — Как мама?

— У неё много работы. Заканчивает работу над спецкурсом по астронавигации Среднего космоса. Для Звёздной Академии. Одна — такую прорву информации...

— Ничего. Ты про медаль Вернадского знаешь? — Александр не скрывал гордости за свою подругу. Сын понял его правильно:

— Знаю. Но всё равно — она слишком много работает. А от моей помощи отказывается.. А я ведь не хочу только в кубики играть ...

— Но и перегружаться тебе пока ни к чему... — задумчиво произнес Иванов.

— Да, но она все жё много работает. А мне больно это видеть, пап. Её не переубедить... Я честно пытался, но она... Она как скала...

— Что поделаешь, Аск... Дело в том, что Большая Передовая Наука — её жизнь. К тому же она... Она всегда хотела и хочет остаться исключительно боевой единицей Астрофлота. При всём этом солидном куске работы она хочет остаться и в науке на прежних сверхпрочных позициях... Но ты молодец, что отсекаешь от неё излишки работы и сам не доставляешь особенных хлопот. За это хвалю.

— Спасибо... Но есть ещё одна проблема...

— Какая?

— Она хочет, чтобы у меня был ещё брат. И сестра.

— А ты сам как к этому относишься?

— Жутко хочу иметь брата и сестру обязательно. Особенно — сестру. Защищать и служить...

— Это больше пристало Михаилу Львовичу. Он — десантник. Но за стремление тебя тоже следует похвалить.

— Спасибо. Мама много рассказывала о Лосеве. Это уникальный человек. Жаль, что возвращается из полёта не так скоро.

— Ну, вот тогда и наговоришься с Барсом Десанта вволю. Где разместился?

— Мне дали одноместный номер. Конечно же, рядом с твоим "люксом". — сын, видимо знал, что его отцу, как командиру корабля, положен "люкс" для межполётного отдыха и не стал делать из этого какой-либо проблемы.

— Ну уж нет. Будешь жить у меня. Согласен?...— спросил Александр, просчитывая, сколько ему придется пробыть здесь, пока он управится со всеми делами.

— Согласен. Как же иначе, папа... — Аскольд был рад, что он сможет жить в одном номере с отцом.

— Тогда договорились. Вот твой стрип-ключ от моего люкса, устраивайся там, сдай свой номер.

— Есть. — сказал Аскольд и Александр понял, что его страсть к армейским ответам передалась и сыну. — Ты скоро?

— Как только закончу разбор полёта. Три-четыре года — срок немалый, много информации и вопросов. Где-то к девяти освобожусь. Закажи ужин в номер. И себе что-нибудь сладенького.

— Ну уж нет. Я стараюсь не переедать.

— Вижу. Молодец.

Аскольд встал. Поднялся и Александр. Они пожали друг другу руки и мальчик ушёл. По внутрикорабельной связи сержант-астронавт, стоявший у выходного шлюза доложил, что Аскольд вышел в зал прилёта. Только после этого Иванов поправил форменный комбинезон, надел пилотку и направился в конференцзал на разбор полёта.

— Товарищ инспектор-командир корабля. Прошу разрешения убыть на межполётный отдых в гостиницу. На борту всё штатно.

— Хорошо, товарищ Иванов. — комкор Щукин оторвался от клавиатуры пульта и внимательно посмотрел на стоявшего рядом Александра. — Но, думаю, вам будет лучше не в гостинице, а на родной земле. У нас есть возможность быстро и с комфортом отправить значительную часть экипажа в центральные области Евразийского Региона. Прибыл вне расписания резервный пассажирский транспорт Транспортной службы Астрофлота России. Так что в дежурной части космодрома возьмите литер на флайер, следующий через Московск. Рейс — в одиннадцать. Предупредите сына.

— Спасибо, командир. Вижу, гостиница мне действительно не потребуется.

— Рад за вас, Александр. Можете быть свободны.

— Есть.

Шагая по переходу, соединявшему рейдер с залом прилёта, Иванов достал спикер и набрал номер видеотелефона своего люкса.

— Аск, соберись и жди меня в зале вылета у стойки пятнадцать. В одиннадцать у нас флайер в Московск.

— Есть, пап. Не беспокойся. — серьёзность Аскольда понравилась Александру. Он терпеть не мог чрезмерного сюсюкания и излишней детскости.

— Хорошо. Действуй.

Из зала прилёта Иванов связался с багажной службой и попросил перебросить его контейнерный багаж на транспорт в Московск. Его заказ был принят и поступил на исполнение.

В центральном просторном салоне флайера было шумно — члены многочисленных экипажей обменивались впечатлениями от прошедших полётов и жадно обсуждали земные новости. Некоторые были со своими родными, сумевшими в своих плотных рабочих графиках выкроить время на прилёт в космопорт.

— Уважаемые пассажиры. Просим вас пристегнуться. Наш флайер убывает в полёт по маршруту. — по салонам прошла старшая стюардесса.

Как по мановению волшебной палочки в салонах воцарился порядок и наступила полная тишина. Астронавты, космонавты и системники не могли отказать себе в удовольствии показать высокий класс дисциплинированности. Стюардесса это поняла:

— Экипаж флайера благодарит вас. Приятного полёта! — произнесла она потеплевшим голосом и, одарив всех ясным взглядом, скрылась в стюардной.

За время полёта с многочисленными остановками Аск рассказал отцу всё, что хотел. Александр слушал с наивозможнейшим вниманием. Аск с интересом выслушал рассказ отца о прошедшем полёте, его заинтересовала новейшая технология обработки больших объёмов информации. За беседой время летело незаметно.

— Пап, но мы — в Московске... А мама-то — в Чкаловске...— сказал Аскольд, когда они вышли с трапа транспорта в тоннель, ведущий в зал прилёта.

— Шутишь, Аскольд? — встрепенулся Александр. Он понял, что Виктория слишком полюбила работать в астрочасти навигации Чкаловска и не захотела пребывать все время на семейной базе.

— Честно. — подтвердил сын.

— Наша семейная на ходу? — осведомился Иванов, соображая, как решить возникшую проблему.

— Волга-люкс-специальная? — уточнил Аскольд.

— Она.

— Три недели назад я сам её протестировал. Всё в норме. Маме уже полгода назад выделили специальный гравилёт с сигналами высшего планетного приоритета. Скорлупка — выше всех похвал. — Аск довольно улыбнулся. — Машинка знатная. Но я к ней пока вплотную не прикасался. Нет нужды — она новая.

— Пульт с тобой?

— А как же. — Аск достал коробочку. — Вот.

— Тогда вызывай наш семейный гравилёт на стоянку перед космовокзалом. Знаешь...

— Как же. — Аск склонился над пультом и стал набирать недлинный код. — Готово, пап. Будет вовремя.

— Молодец. Предлагаю полететь на нём от космовокзала в березовую рощу... Мне надо...— сказал Александр, утомлённо прикрывая глаза. Прикосновение руки Аскольда к его запястью сказало ему остальное. Сын понимал его без лишних слов.

Долгих три часа они находились в огромной березовой роще. Сидели на траве, не спеша ходили среди белоснежных, рвущихся в самое небо стволов, вдыхали аромат листвы, ощущали ласковое дуновение ветерка... Только здесь Иванов понял, что он наконец-то дома, на Земле.

Аск молчал, понимая, что отцу это необходимо. За три часа Александр не проронил ни слова.

— Сашок...— раздался сзади голос Виктории. — Саша, милый...

Аскольд приотставший от погружённого в размышления отца, удивлённо обернулся первым. Его мама стояла в нескольких метрах сзади. А ещё поотдаль висел в воздухе тот самый специальный гравилёт. Сигналы планетного приоритета были включены, но притушены. Только "молнии" по обводным каналам пробегали с прежней рабочей частотой и яркостью.

Александр сделал несколько шагов вперёд, остановился и медленно обернулся.

— Виктоша... — он шагнул навстречу подходившей жене так стремительно и широко, что Аскольд, подошедший к отцу, едва успел отступить в сторону, — Родная!... — он обнял свою подругу по-прежнему крепко, жадно вдыхая знакомый аромат. — Как!?... Каким образом ты?!...

— Не могла утерпеть... Встречать — моя специальность.. — отшутилась Виктория, позволяя мужу обнять себя ещё крепче. — Смотри, не задави... Я теперь не только тебе одному нужна...

— Викта, огромную благодарность куда записать можно? — спросил Александр, покрывая поцелуями лицо любимой. — Спасибо тебе... Спасибо за сына... Знаю, трудно пришлось...

— Спасибо тебе, Саша.... Аск — весь в тебя. Твоя копия.

— И твоя. За три часа я словно побывал на пятнадцати симпозиумах... Самые передовые технологии и открытия известны ему в узкоспециальных деталях... Ты хоть сказки ему читала?

— Он очень любил их. Но — до года. Потом переключился на мифологию, культуру, историю и там — и до науки оказалось недалеко... Сашка, милый, как я истосковалась по тебе... Всё, больше я тебя до следующего планового полета никуда не отпущу... Будешь под моим оком...

— Сын-то у нас уже есть... — отшутился Александр.

— А я — хочу ещё одного. И — дочку обязательно. — в тон ему с улыбкой ответила Виктория.

— А Юльева? — с долей озабоченности спросил он.

— Владилена — не против. Аск, отправь семейный в гараж. Полетим на специальном. — она взяла Александра за руку и искоса посмотрела на взлетавший пустой гравилёт. Потом пояснила, ответив на вопросительный взгляд мужа. — Мне ещё в Звёздную надо заглянуть. Я закончила работу над учебным курсом по астронавигации. Сегодня у меня встреча с Учёным Советом моего родного факультета Академии.

— Михаил?...

— В полёте. Вернётся... уже скоро. Там, — зная о том, как Александр всегда беспокоится о безопасности своего склонного к постоянному риску и работе на пределе человеческих возможностей друга, пояснила она, — пока нормально. — Викта обняла ладонями лицо Александра и поцеловала его в лоб. — Сашка, милый... Боже, это ожидание...

— Ты не против, Викта? — Александр напряг мускулы. — Я отнесу тебя на руках...

— Никогда не против...— Виктория улыбнулась своей самой широкой звёздной улыбкой. — Неси, герой. — её голос снова стал тем же загадочным и нежным.

Аскольд с изумлением смотрел, как его папа легко и свободно подхватил отнюдь не миниатюрную маму на руки и, не спеша, понёс к гравилёту. Устроив Викторию на заднем сиденье, Иванов застегнул ремни безопасности.

— Пап, можно за управление? — Аскольд устроился на переднем сиденье и примеривался пересесть на водительское место.

— Ладно, Аск. Дерзай. — Александр встретился вопрошающим взглядом с Викторией. Та разрешающе кивнула. — Вперёд, командир.

— Есть, пап. Пристегнитесь. — Аскольд прыгнул за управление.

— Только выключи сигналы приоритета. Полетим как обычные простые смертные. Надоели эти почести и почётные караулы...— сказала Виктория, обнимая Александра за плечи. — Боже, ты не представляешь, Саша, как я ждала этого момента... Ты, я и наш первый сын... Я много раз представляла себе это в деталях, но реальность оказалась выше всех моих предвидений. Когда я увидела вас вдвоём среди берёз...

— Не продолжай, Викта... Знаю.

Виктория и Александр с сыном. Визит в Звёздный. Решение о будущих детях

Гравилёт вырвался из владений березовой рощи.

— Курс? — Аскольд оторвался от экранов и обернулся к матери,— Мам, нужно подтверждение...

— Генерал-майор астронавигационной службы России Виктория Иванова и полковник командования Астроконтингента России Александр Иванов с сыном Аскольдом. — произнесла Виктория свою фразу запроса на вход в охраняемое воздушное пространство города планетного значения.

— Приветствуем полковника Иванова на Земле! Принимаем вашу машину. Следуйте своим курсом! Успешной работы и спокойствия. — отозвался Центральный Пост Управления воздушным движением.

— Запрос принят. Пропустят.

Снизившись над проспектом Исследователей космоса, Аскольд нашёл свободное пространство в потоке машин и плавно опустил гравилёт на катки.

— Аск, скорость — до восьмидесяти. Не гони... — Виктория оторвалась от созерцания лица Александра и одним взглядом впитала в себя всю приборную информацию. — Полоса четыре, курс — городок Факультета Астронавигации. Центральный корпус.

— Хорошо. — Аскольд взглядом обозначил свое непоказное изумление возможностями мамы и нажал неприметную клавишу. Водительское место отделила от салона непрозрачная стена. — Прибываем вовремя, как раз за час до обеда...

— Снова вспомнил об обеде...— Виктория в полутьме натягивала форменный комбинезон. — Поесть он любит, это верно, но главное — знает меру.

— Ага. — Александр поправлял погоны на своем комбинезоне и пристёгивал планшетку к поясу. — Аск, всё. Можешь опускать.

— Мне нужно подтверждение от мамы! — шутливо отрезал Аскольд.

— Можешь, Аск. Разрешаю. — Виктория пригладила волосы и надела офицерскую пилотку, закрепив её заколками.

Огромное зеркало бесшумно вышло из чехла, зажглись софиты и офицеры Астроконтингента смогли убедиться в безупречности своего внешнего вида. Только после этого Аскольд нажатием клавиши опустил непрозрачную стенку вместе с зеркалом. Увидев обнявшихся на заднем сиденье родителей, уже облачённых в хорошо знакомые форменные комбинезоны, Аскольд улыбнулся и показал большой палец так, чтобы его было видно в зеркало заднего обзора.

— Гашу скорость... Приготовьте пропуска.... Впереди — КПП. — сказал Аскольд.

Удивлённый видом трёхлетнего мальчика за управлением внушительной специальной машины, майор дорожно-патрульной службы Астроконтингента дал отмашку жезлом и Аскольд филигранно выполнил подруливание к бровке, остановил гравилёт.

— Добрый день. Прошу ваши документы. — майор подошел к гравилёту с левой стороны, козырнул и протянул руку к полуоткрытому окну второго ряда едва заметных дверец.

— Вот, пожалуйста. — Виктория подала своё и Александра удостоверение. — Это — наш сын.

— Виктория Аскольдовна? — удивлённо спросил майор, просмотрев бланки сертификатов.

— Ну вот, опять меня вычислили. — проговорила Виктория, опуская ниже тонированный пластик. — Да, это я. Но я ведь не одна, а с мужем. — она открыла проём ещё больше и указала взглядом на сидевшего в глубине салона Александра.

— С возвращением на Землю, товарищ полковник. — майор вернул документы и козырнул. — Можете следовать. Всё в порядке. — по его знаку створки ворот медленно разошлись в стороны.

— Ну вот ты и дома, Викта... — сказал Иванов.

— Да...— Виктория с интересом оглядывалась по сторонам. — Аск, как и договаривались — к центральному корпусу. Подождёте меня часика два, мужчины?

— А сопровождение? — спросил Александр.

— Не требуется. — ответила она.

— Ладно. Вот и центральный корпус. — Аск подрулил к ступеням и плавно затормозил машину. — Всё же...

— Ладно, мои неугомонные мужчины... До зала Ученого совета — не дальше...

— Мы бы с удовольствием и дальше... — сказал Аскольд.

— Нет, пока не требуется. Меня никто есть не собирается. — усмехнувшись, ответила Виктория, настраиваясь на общение с большим числом знающих и эрудированных людей.

Они втроём поднялись по широкой лестнице к распахнутым дверям факультета. Дневальные-второкурсники мастерски откозыряли и пропустили их в вестибюль. У Зала Учёного совета Аскольд подал матери увесистую пачку дисков в контейнере и Виктория скрылась за дверью.

Но ждать два часа не пришлось. Уже через полтора часа широко распахнулась дверь зала Учёного совета и Виктория вышла в окружении многочисленных академиков и членов-корреспондентов Научного Центра Астронавигации. Они с увлечением продолжали обсуждать отдельные аспекты только что заслушанного короткого доклада.

— Извините меня, коллеги. Сегодня вернулся из полёта мой муж, полковник Иванов. Со мной — мой сын Аскольд. — Виктория, дав возможность своим научным коллегам высказать основную массу пожеланий и замечаний и выслушав их со всем возможным вниманием, взглядом указала присутствующим на мужчину и мальчика, встававших с кресел, установленных в небольшом холле, примыкавшем к залу совета. — Я очень ценю ваше внимание, но прошу сегодня меня извинить. Я принадлежу не только науке, но и семье... Если будут какие-то вопросы или дополнения — милости прошу ко мне на связь. Если потребуется — я не откажусь и от личной встречи, но сегодня я должна уделить внимание моим мужчинам.

— О, да, конечно. — присутствующие расступились. — Успехов и спокойствия.

— Спасибо, коллеги. До встречи. Жду ваших замечаний и предложений.

— Устала? — Александр обнял подругу за плечи и они пошли по коридору к выходу из факультета. — Аск...

— Понял. — мальчик поспешил к машине.

— Ничего. Я рада, что работа в основе своей принята. Дальнейшее зависит от Учёного совета Факультета. Во всяком случае моя работа над учебным курсом подошла к концу и я теперь — свободный человек... — сказала Виктория, переступая порог главного корпуса своего факультета и выходя под козырёк портала.

— О полёте думаешь? — спросил Иванов, понимая, что его жена просто не сможет теперь усидеть на Земле.

— Мне тут предложили новейший научник... — мечтательно проговорила она. — Но не уточнили, в какой должности я там окажусь. Сказали — на моё усмотрение.

— На сколько? — заинтересованно спросил Александр.

— На годик... А там — посмотрим... — проговорила Виктория.

— И твоё решение, Викта? — Александр напрягся.

— Не знаю пока точно. Я хотела бы вечерком с тобой все обсудить... — успокоительно заметила она.

— В Московске?

— Нет. В Нижнем... — полувопросительно, полуутвердительно проговорила Виктория.

Аскольд подал машину прямо к урезу нижних ступенек и закрыл дверь, едва его родители устроились в креслах.

— Пап, курс? — Аск положил пальцы на сенсоры задатчика курса.

— Викта? — повернулся Иванов к жене.

— Традиция, Саша. — она посмотрела на него прямо и спокойно.

— Слышал, Аск?

— Понял. — Аскольд поднял машину и через несколько минут гравилёт направлялся к центральной площади Звёздного — площади Славы.

Огромный макет первого искусственного спутника Земли с нависавшей над ним чашей Вечного Огня серебрился в лучах клонившегося к западу солнца. Все трое оставили гравилёт на линии готовности и пешком направились к чаше, под спутник. В нише за прочным "стеклом" металось гудящее пламя Вечного Огня... Стеллы вокруг ниши были усеяны фамилиями и инициалами погибших сотрудников Астроконтингента Земли... Уже давно на планете никто не делил астронавтов слишком чётко по принадлежности к стране и к народу. Астрофлот принадлежал человечеству в целом и на любом мемориале такого уровня можно было увидеть одни и те же фамилии. Множество букетов живых цветов лежали на гранитной линии, визуально ограничивавшей посетителей мемориала в возможности подойти поближе к строю стелл. Первым положил свой букет полевых цветов Александр. За ним выполнила ритуал Виктория. Последним положил свой букет Аскольд. Все трое подобрались и замерли на минуту в сосредоточенном молчании. Выйдя из-под шара спутника, Александр остановился, повернулся к Огню и поднёс руку к пилотке. То же сделала и Виктория. Посерьёзневший Аскольд на минуту обернулся и задержался, приложив правую руку к груди, там, где сердце.

— Мне предложили прочесть цикл лекций по астронавигации в особых условиях. В Евразийской Академии в Берлине. Главной Звёздной академии Евразии. — сказала Виктория, пристегиваясь к креслу. — но я не могу ничего планировать без твоего согласия, Саша... Ты ведь теперь рядом...

— Я всегда был и буду рядом. — твёрдо заявил Иванов.

— Знаю. Так как?...

— Викта, я же не могу тебе запретить работать в привычных тебе режимах. Но прошу тебя, ты ведь нужна теперь не только мне, но и сыну... И нашим будущим детям...

— Вот поэтому я думаю, что в полёт — не уйду. Об остальном — в Нижнем, Саша. На нашем тет-а-тете. Договорились?

— Конечно. Аск, курс — в Нижний...

— Есть, пап.

Через четыре часа, ровно в восемь вечера они были уже в своем особняке. Аскольд умчался на вечерний цикл лекций в Нижегородский университет, а Виктория приготовила праздничный ужин и встретила вернувшегося из гаража Александра облачённая в знакомое ему вечернее платье. Удивлённый Александр поспешил к себе в кабинет, переоделся и вскоре они ужинали при свете свечей.

— Так всё же, Саша...— Виктория коснулась глаз мужа мягким вопрошающе-зовущим взглядом.

— Ты хочешь минимум на два года задержаться на Земле? Сразу двоих детей? Но потянешь ли ты такое, Викта? — Александр помешивал чай, стараясь не звенеть ложкой о стакан.

— Саша... Я уже тебе говорила, что это на сегодня — моя главная задача на Земле... Скажу больше — я хочу летать рядом с тобой и я буду это делать... Но для этого мне обязательно нужно оставить на Земле наше продолжение — троих детей, не меньше. Юльева говорит, что мне надо торопиться. Через пять лет будет поздно... А мне нужно, понимаешь, нужно обязательно оставить после себя дочку... Она понесёт мои возможности дальше и глубже... Только она... А братья — подстрахуют и поддержат... Без братьев она может не выстоять... А с ними — совершит настоящие чудеса... Аскольд — научник, это верно, но нужно, чтобы у него был помощник. Без него ему будет трудно оберегать сестру... Я знаю, он готов, он хочет защищать её и служить ей, это я в него вложила глубоко... Но и ему самому нужна надёжная страховка... Что я тебе объясняю, ведь у тебя три сестры и три брата... Каково было бы тебе одному прорываться... А с такой гвардией... Но я надеюсь, ты меня понял...

— Понял. Ты, вижу, твёрдо решила... Это мне больше всего нравится... И когда? — Александр вопрошающе и испытующе посмотрел на жену.

— Если можно, Саша, через три дня... Раньше не надо...— Виктория произнесла это не поднимая глаз, но подобное Александр не рассматривал как свидетельство какой-либо попытки утайки информации.

— Великая моя Викта. — Александр обнял подругу и, как раньше, пересел на диван. Виктория устроилась у него на коленях и крепко обняла мужа за плечи. — Великая и недосягаемая... Ты хоть отдыхаешь от просителей?

— Знаешь, мне довольно быстро и фундаментально удалось вывести столь сложную и многогранную ситуацию на этап саморазвития и теперь мои орлы мелочь сами корректируют. Я снова, как на пятом курсе Звездной, занимаюсь только стратегией. Так что я смогла уделить Аску максимум внимания. Результат — сам видишь.

— Вижу. Но сегодня мы будем отдыхать, Викта. — Александр взял лицо Виктории в свои ладони.

— Чего я больше всего желала — это отдохнуть рядом с тобой... Мой Александр... — Виктория расслабила руки, но не стала расцеплять обруч.

— Моя великая Викта... — сказал Александр, целуя подругу в губы.

Свет софитов плавно померк.

Второй сын Александра Иванова

Прошло три дня, о которых говорила Виктория. Всё это время Александр неотлучно находился при Виктории и ей это очень нравилось. Аскольд воспринимал такое поведение как обычное следствие длительной разлуки и нисколько не ревновал. За эти дни Ивановы втроём побывали во множестве музеев, прокатились по Волге до Углича и обратно, пожили полдня на туристской базе автостроительного центра "Чайка", осмотрели новую экспозицию в Нижегородском кремле. Александр с увлечением рассказывал Виктории историю своего родного города.

— Господин полковник изволит почивать дольше своей законной супруги? — шутливо-неудовлетворённый тон Виктории, склонившейся над постелью, заставил Александра придти в себя и широко открыть глаза. Лучи утреннего солнца несмело пробивались сквозь занавеси спальни. — Желаешь прокатиться к леснику?

— Ага... И привести за собой хвост просителей...— Александр вспомнил о том, что Виктория не только отдыхает, но и работает.

— Сашок, я же говорила, что теперь нет необходимости во фронтальном решении всех и всяческих проблем при моём самом непосредственном участии... Система выравнивается... И я могу пока отдохнуть... Потом — новый импульс... — успокоительно заметила Виктория.

— Я-то желаю, но... у него ведь тоже дети и жена... Мы не можем пользоваться его гостеприимством до бесконечности. — как всегда Иванов думал о других людях прежде, чем о себе.

— Я всего-то была у него после того нашего отпуска один раз, проездом. Уговорила своего коллегу заглянуть. Он у нас — поклонник лошадей, взял бричку и мы на денёк отправились к Нилу Никаноровичу. Он там помог по лесному делу, а я навела свою обычную чистоту и порядок. Да и с матушкой Серафимой наговорилась, к ней в обитель на несколько часов тоже ездила. Пока Аск спал... Ему тогда едва полтора года исполнилось... Так что я смогла подзарядиться. — проговорила Виктория, садясь на постель.

— Уговорила. Но где в этот раз нам достать коней? Я, конечно, умею, но вряд ли тебе тряска нужна сейчас. — Александр взял в свои руки руки Виктории.

— Никаких гравилётов и иных машин. Это же девственный лес. Он только под контролем. — отрезала Виктория.

Александр вскочил с постели и обнял подругу:

— Уговорила. Когда выступаем? И где мой сын?

— Спросил тоже. В семь утра укатил в Казань на симпозиум. Что-то в области дальней космосвязи... Точно не помню. — Виктория встала.

— М-да. — разочарованно протянул Иванов, рассчитывая, что его сын вполне мог бы составить им компанию и на этот раз.

— И все мы служим науке, Саша...— медленно нараспев проговорила Виктория. — Только ей. А экипаж я уже заказала... Своими силами. В Астрофлоте планеты теперь лошадей жутко уважают. Свои конезаводы, свои манежи, свои ипподромы...

— Да, но тряска... — в задумчивости проговорил Александр, просчитывая варианты.

— Саша... — в голосе Виктории просквозила лёгкая укоризна. — Я ведь не интеллигентка какая донельзя чувствительная. Совет Нижнего Новгорода презентовал нам отличную рессорную коляску с откидывающимся верхом. Так что — прошу сесть на облучок и поуправлять хорошо знакомыми людям разумными существами... Мой командор...— сказала она с прежним зовущим оттенком.

— Ага. Согласен... На завтрак...

— Всё, что пожелаешь. — убеждённо ответила Виктория. Александр и раньше не сомневался в кулинарных возможностях Виктории, но ему было приятно в очередной раз убедиться в этом.

— Понятно...

Спустя сорок минут бричка направлялась к границе Нижнего Новгорода. Миновав зелёный пояс, Александр дал лошадям волю и пересел с облучка на мягкую подушку-скамейку под тентом рядом с Викторией.

— Викта... Ты твёрдо решила? — он озабоченно посмотрел на жену.

— Да, Саша. Меня немного пугает ограничение, выданное Юльевой... Я знаю, ей очень тяжело было такое мне сказать вслух... Те самые пять лет... Получается, что я... Я стремительно старею... Старею до невозможности быстро... Мне нужна поддержка... Мне нужно продолжение, Саша...— она обняла мужа за плечи и спрятала лицо у него на груди. — Пять лет... И я.... И я уже — не Навигационная Звезда, а форменная ста-ру-ха... — Виктория произнесла это слово по слогам, вслушиваясь в звенящие погребальным звоном звуки и впервые за долгие годы осознавая, что и сотня лет стандартной современной продолжительности человеческой жизни для неё — астронавта и учёного — миг перед бездушием Времени. — Боже, как глупо...— в её голосе чувствовалась яростная сжигающая душевная боль.

— Виктория...— Александр погладил жену по густым черным волосам. — Какая мне-то разница? Ты для меня — самая лучшая, самая молодая, самая красивая и самая прекрасная.... Особенно тогда, когда ты — не учёная дама... Я убеждён, нет, я просто глубоко уверен, что твоя мощь только раскрывается... А твоя сегодняшняя скованность... Это просто плато перед новым высотным рывком...

— Если бы всё было так просто... Ладно, это мои чисто женские, эмоциональные, возрастные и внутриличностные проблемы. Но есть проблема почти равная всем этим вопросикам вместе взятым... — в её голосе не чувствовалось теперь ни тени привычной щебечущости. — Дело в том, что меня пытаются втянуть, как бы раньше выразились, в политику. И добро бы там на уровне представителя какой-либо службы или системы... Это бы я ещё поняла и, быть может, даже приняла. Но тут... Тут дело сложнее. Твои горожане всерьёз и надолго вознамерились меня выдвинуть на пост Президента России. И что мне самой следует делать с этим? Ума не приложу... Я ведь ко всему прочему — не уроженка Нижнего... Я действительно, ради дела частенько нарушаю все возможные законы стабильности, но этот закон соответствия есть закон высшей стабильности и его нарушение, я это твёрдо знаю — просто адски опасно... Для очень многих людей и целых поколений. Я.... Я просто не могу принять подобное предложение... Я не могу на это решиться...

— Виктория, ты — больше чем уроженка Нижнего... Твоя работа важна не для конкретного города, а для любого человека — жителя Евразийского региона... Твоими стараниями целый регион, только вслушайся в это слово: "ре — ги — он" — сделал гигантские шаги вперёд по пути своего развития... Ты завоевала не только региональное, но и практически неоспоримое общепланетное признание, но сильнее всего твои позиции в нашем, Евразийском Регионе, в его славянской, российской и украинской частях... Былые президенты о таком не могли и помечтать в самых радужных грёзах. А у тебя такое — в реальности, на практике. Так что об этом не беспокойся...А глас народа — всегда глас народа...

— Но Саша, мне боязно... Боязно до ненавистной мне дрожи в коленках... А ты знаешь, я крайне редко дрожу такой дрожью. Я, конечно, могу решать многие астронавигационные задачи, могу в чём-то помочь планетному Астрофлоту, но ... но руководить главной частью Европейского Региона... Это ... Это для меня — слишком, слишком, слишком круто... — Виктория, повторяя это "слишком" сканировала глаза Александра, явно ища в них поддержки и подтверждения своим возможностям справиться с очередной сверхзадачей.

— И это говорит Энциклопедия Планетного Значения? — без тени издевательства и укоризны спросил он, — Да с Аскольдом ты горы свернёшь...— убеждённо проговорил Иванов.

— Ага. И, как сказал в известной беседе с тобой твой дражайший друг Михаил Львович, скоренько отправлю тебя и его на пенсию...

— Откуда информация? — удивлённо взметнувшиеся вверх брови Александра были ответом.

— Всё оттуда же. — спокойно ответствовала Виктория, достигнув достаточной степени равновесия. — Я вижу, ты хочешь, чтобы я двинулась в политику?

— У нас нет политики со времён Глобализации. У нас есть рутинная и очень неблагодарная работа по обеспечению Пути цивилизации. Ты же это знаешь не хуже меня, Викта... Тебе, как Навигационной Звезде, не пристало отсиживаться только в Астрофлоте. Думаю, тебе не лишне будет теперь окончить Академию Общественного Управления. Уверен, вместо восьми лет ты будешь там учиться четыре, а то и два...

— Ты вознамерился меня приковать к Земле? — с вызовом заметила Виктория.

— Нет. Нисколько. — спокойно заметил Александр. — Просто я твёрдо знаю, что когда будут у тебя маленькие дети, да не один, а двое... Тогда тебе просто необходима будет отдушина.... Да и заниматься в аудиториях тебе от звонка до звонка не обязательно. Твоя известность сделает за тебя многое. Только постучи — откроют и все, что попросишь — дадут... А захочешь в полёт — любой гражданский рейдер предоставит всего себя со всем экипажем в твоё полнейшее распоряжение — хоть к Альфе Центавра, хоть к Веге, хоть куда... И в полёте можно учиться и работать... Проверено... Тем более — тебе, Викта...

— Завидуешь... — успокоенно заметила Виктория, едва заметно улыбнувшись.

— Немного и по-доброму. — Александр обнял и поцеловал подругу.

— Ладно, Саша. Я подумаю над твоим предложением об Академии. Я рада, что ты уверен в моих возможностях покорить вершину управленческой пирамиды стратегического уровня. Я рада, что по-прежнему интересна и дорога тебе... — Виктория ответила на его объятия.

— Викта...

— Саша...

Они обнялись крепче и замолчали. В молчании прошел час... Викта не отрываясь смотрела в глаза Александра.

— Поворот в хозяйство Нила Никаноровича. Саша. — Виктория огляделась по сторонам, узнавая знакомые ориентиры.

— Вижу, Викта, спасибо. — Александр чуть натянул вожжи и кони сошли с дороги на просеку. — Скоро будем на месте.

— Через полчасика, не раньше. Не гони.

— Не буду.

Остановив бричку, Александр сошёл с коляски и постучал в калитку. На стук выглянула женщина.

— Мы к Нилу Никаноровичу, сударыня...— сказал Александр, склонив голову — можно ли его видеть?...

— Александр?! Иванов?! Боже, и Виктория Аскольдовна с вами! — женщина моментально положила взятый было рушник. — Да что же вы стоите, как посторонние какие?!... Проходите!... Проходите!.... Степан! Стёпа! Заведи коней во двор, дай им корму и воды!

На зов матери из сарая вышел статный юноша. Увидев гостей, он поклонился и открыл ворота. Виктория опёрлась о руку Александра и сошла с брички навстречу хозяйке. Женщины обнялись и расцеловались.

— Вот радость-то будет... Нил Никанорович уж ждал вас, ждал со дня на день. Уехал на дальний квадрат, что-то там короед разбушевался... К послезавтраму утречком будет...— говорила хозяйка, пока они шли к дверям дома...

— Мам, кони — в порядке, бричка — тоже. Здравствуйте, Виктория Аскольдовна... — вошедший юноша поклонился гостье.

— Здравствуйте, Степан Нилович. — Виктория пожала руку юноши. — Саша, познакомься, это Степан, сын Нила Никаноровича. Выпускник лесотехнической академии. Тут на каникулах, пишет дипломную работу...

— Здравствуйте, Александр Александрович.

— Здравствуйте, Степан Нилович. — мужчины скрепили приязнь рукопожатием.

— Прошу к столу, как раз к раннему обеду поспели. Степан, будь добр, приготовь гостям горницу. И — сразу за стол. А потом уж — за учебники...

— Хорошо, мам. — Степан ушёл на второй этаж.

— А как ваш сын, Виктория?

— Нормально. Весь в науке и в жизни. Огромными кусками познаёт окружающий нас мир...

— Рада за вас... Вы ешьте, ешьте, после дороги надо поесть и отдохнуть. Я рада, что вы снова заглянули к нам вдвоём, как тогда, в первый раз... Наши медики на нижегородской "скорой" уж меня расспрашивали, уж расспрашивали... Да чего расскажешь-то особого: простые, хорошие, цельные и глубокие люди. Не обременили, побыли, помогли и уехали...

— Глафира Вениаминовна, но ведь именно здесь — корни нашего с Александром сына...

— Вот как? — по лицу хозяйки было видно, что ей приятно это признание.

— Да, именно здесь я приняла решение. Честно скажу, если бы не наше пребывание здесь, я бы ещё долго не решилась... А у вас, после месяца просто райской жизни — грех было не отметить достойно такое нечастое в нашей жизни приятное событие...

— А где...

— В Чкаловске, в тамошнем Астромедцентре. — Виктория поняла, что перед врачом "Скорой" бесполезно скрывать подобные детали.

— Я рада, что у вас все в порядке. Наконец-то я вижу вас обоих рядом и вместе...

— А я рада, что наконец-то вижу вас... Нил Никанорович много о вас хорошего говорил, ведь в прошлый мой приезд вы были здесь всего на день, мы и поговорить как следует-то не сумели, Глафира Вениаминовна. А теперь...

— Теперь я в месячном отпуске. Но вы же знаете...

— Знаю, врач не имеет отпусков. Матушка Серафима...

— Думаю, послезавтра она нас навестит. Как ваш Александр, не надумал ещё подумать хорошенько? Тут недавно и мужская обитель появилась... Святолукский монастырь. Настоятель её, отец Георгий — весьма уважаемый в округе человек...

— Я подумаю, Глафира Вениаминовна. — вставил свое слово Александр. — Но...

— Ой, я заболтала вас форменным образом... Вы ешьте, ешьте...

— Спасибо.

Помогая хозяйке управиться с посудой, Виктория снова, как тогда, почувствовала, что в ней всё успокаивается и настраивается на глубинный, выверенный ритм. Александр помог Степану подправить забор, заменить оглоблю, прибрать в миникузнице. Мужчины вели оживлённый заинтересованный разговор.

Незаметно наступил вечер. Виктория успокоенно уснула, обняв Александра. Ему не спалось. Снова Виктория пробовала свои возможности, нащупывала предел, снова она не давала себе ни минуты покоя... Снова она хотела невозможного: двух детей почти одновременно, с минимальным временным разрывом... И как она умудрится сделать это, если его вызовут в срочный полёт... Эта мысль не давала Александру покоя. Только под утро, за два часа до привычного шестичасового подъема Александр разрешил себе уснуть и тотчас забылся, сразу провалившись в глубочайший сон.

В этот раз Виктория его не будила. И Александр проспал до одиннадцати. Открыв глаза, он нашёл рядом с кроватью столик с накрытым рушником простым крестьянским завтраком: крынка молока, краюха хлеба, картошка, соль... В доме было тихо — видимо, хозяева отправились в близлежащее село.

Позавтракав, Александр обошёл усадьбу, заглянул в коровник. Манька его узнала, приветственно взмыкнула, потянулась к его руке. Угостив кормилицу, Александр поправил чуть приоткрывшуюся после ночного сильного ливня форточку и вышел на полуденное солнце.

Первый день заявленного Викторией срока прошел в спокойствии. Вика с хозяйкой действительно отправились в село за обновками — там в то время была ежемесячная ярмарка. Вернулись только под вечер, где-то к девяти часам. Завтра должен был приехать Нил Никанорович.

Встреча с Нилом Никаноровичем была тёплой и радостной. Лесник сразу отметил и успокоенное настроение Виктории, и заботливость Александра, и интерес к гостю со стороны сына, и непривычную повышенную хлопотливость своей благоверной. Виктория пошепталась с ним в его горнице. К вечеру приехала и матушка Серафима. Благословив гостей, она переговорила с хозяевами.

— Виктория Аскольдовна, желаете снова к нам в обитель? Сестры заспрашивались... Негоже не давать им такой надежды...

— Не знаю, матушка. — скромно потупившись, Виктория коснулась руки Александра. — я ведь не одна... Я его три года ждала... Да и сын у меня... Вот-вот хватится. На день я, так и быть, загляну, но не больше. Думаю, что за день управлюсь.

— Понимаю... Что-ж. Когда?

— Саша? — вопросительный взгляд коснулся лица Иванова.

— Поезжай, Вика. Это тебе необходимо. — серьёзно ответил Александр. — Если матушка считает, то так оно и есть. Негоже перечить...

— Спасибо. Тогда — когда вы решите, матушка, тогда и поедем.

— Утречком. А на следующее утро вы приедете к своему благоверному. Всё будет в порядке...

— Спасибо вам...

Отсутствие Виктории немного тяготило Александра. Хотя он уже давно привык к высочайшей востребованности его подруги, он всё же никак не мог привыкнуть к тому, что его общество не является единственно возможным и при столь редких встречах.

Пока Виктория отсутствовала, Александр вместе с лесником совершил объезд периметра массива, пересёк его по диагональным просекам, расчистил вместе со Степаном квадрат леса от валежника и сухостоя... Сила снова вливалась в него полным потоком, заполняя самые потаённые уголки невыразимо мощной и глубокой энергией.

— Наконец-то, Вика...— он подал супруге руку. — Я уже заждался. Да и беспокоиться начал... Всё в порядке?

— В полном, Саша. Я готова.

— Я тоже. Да пребудет с нами Сила...

— Да пребудет с нами Сила... — эхом отозвалась Виктория, входя в знакомую горницу. — Это мне?...— она спрятала лицо в букете полевых цветов. — Спасибо, Сашок, милый...

Утром Александр встал первым. Виктория сладко потянулась, повернулась на левый бок и натянула одеяло на плечи. Поправив полог, Александр поспешил умыться...

— Как спалось, Александр? — лесник встретил гостя у колодца. — Вижу, всё в порядке? — он спросил о случившемся прошлой ночью спокойно, как о само собой разумеющемся и это особенно понравилось Александру.

— Да... Будет у меня второй сын, Нил Никанорыч. Только вот выспаться она должна...

— Какой вопрос, не будем будить. Знаю, она всё о дочке думает... Но ведь у вас не земные расстояния, да и расписания разные... Ну три года она будет на земле, а дочка тоже трёх лет потребует. Что решили-то?...

— Пока не знаю. Вот будет сын, потом согласуемся и насчет дочки... Спасибо вам за приют, Нил Никанорович.

— Не за что. Мне приятно, что и мы, сугубо земные люди, смогли быть полезны уникальнейшей Навигационной Звезде... Будет, что внуку рассказать... У Степана есть девушка, я знаю, но он — человек скрытный, ничего определённо не говорит. Думаю, внук будет.

— Чего вам желаю всей душой, Нил Никанорыч, так это внуков.

— Посмотрите, Александр, сами не успеете обернуться, как внуками обзаведетёсь... Как ваши и её родители?

— Нормально. Работают.

— Рад за них. Такого сына и такую дочь... Не каждый в наше время способен, хотя... благодаря вашей подруге, Александр, у нас есть все перспективы на ускоренное развитие... Честно сказать, наша размеренная спокойная жизнь должна была смениться чем-то более динамичным.

— Я тоже за ускоренное развитие, а Викта так и слушать не хочет ни о каких скачках.

— И правильно делает... Благодаря таким людям, как наши подруги, мы, мужчины, удерживаемся силой своего и их разума от очень многих глупостей...

— Согласен с вами... Поддержка Викты для меня очень важна и многозначаща... Без неё я бы просто не выдержал ряда моментов...

— И за это она вас и любит, Александр... — проговорил лесник.

— За что же? — удивленно посмотрел на хозяина Иванов.

— За то, что рядом с ней вы — обычный земной человек, а не титан-командир. Хотя женщине всегда важно видеть рядом с собой титана... — не изменившимся голосом ответствовал тот. Александр с радостью поддержал мысль лесника:

— И я её люблю за то, что рядом со мной — друг, жена, мать моих детей, а не за то, что она — архиосведомлённая и строгая Навигационная Звезда... Это уже вторично... Всё же её всесторонняя вооружённость меня иногда пугает до потери пульса... — потупившись, признался он в своей слабости перед мощью интеллекта и разума жены.

— Ничего, она все ваши потери пульса отмечает и не злоупотребляет...— успокоительно заметил хозяин.

— И это знаете? — Александр, кажется, не уставал удивляться прозорливости лесника.

— И это... Принесите ей наш завтрак, поставьте рядом с постелью букет и пусть спит... Хоть до вечера...— спокойно ответил властитель лесов.

— Сделаю. Спасибо за совет, Нил Никанорыч.

Выполнив всё, что советовал сделать лесник, Александр плотно прикрыл дверь в горницу и спустился вниз, к конюшне. Задав лошадям корм, Иванов решил пройтись по лесу...

Длительная прогулка в одиночестве всегда настраивала его на особый выверенный лад, позволяла исподволь решать важные и сложные проблемы. Вот и сейчас четырёхчасовая прогулка по части периметра массива позволила Александру решить, что в любом случае через год он постарается встретиться с Виктой... Встретиться для того, чтобы теперь сбылась и её заветная мечта: появилась дочь, настоящая наследница уникальной и неповторимой Навигационной Звезды...

Кто знает, может его дочь выберет не астронавигацию, а любой другой из сотен путей, но то, что она понесёт мощь и возможности Виктории дальше в будущее, станет мостом, соединяющим землян с великим кольцом цивилизаций — в этом Александр уже не сомневался. В его душе росла благодарность Виктории за то, что сначала она хотела удовлетворить его, Александра желание — иметь сыновей и только потом заявила о своем желании — иметь помощницу-дочь.

Вернувшись, он застал Викторию сладко спящей. Подоткнув со всех сторон одеяло, Александр прикрыл завтрак рушником и сел рядом на лавку, с нежностью глядя на свою подругу. Прошлой ночью он снова передал ей часть своей Силы, чтобы её Сила сделала остальное и породила новую, молодую Силу.

Только на минуту он отлучился на веранду, достав из кармана рацию, ту самую, которая не давала возможности пеленговать источник, он связался с Аскольдом по его личному коду и кратко сообщил о случившемся, дав координаты. Аскольд, это было заметно по голосу, просиял.

— Всё будет в порядке, папа. Брат будет под полной защитой и охраной. Не беспокойся.

— Надеюсь. Но прежде всего — береги от перегрузок маму. И не ревнуй, теперь она будет нужна в первую очередь маленькому...

— Не буду. Обещаю...

— Вот и хорошо. До связи. И не давай координаты никому. Сам будешь решать, кого с нами связать. Мы пока задержимся здесь на недельку, а там вернёмся... Ясно?

— Ясно, пап.

— Всё. До связи.

— До связи.

Всё произошло так, как и планировал Александр. Его второй сын появился в точно предсказанное врачами время. Через два месяца после рождения Валентина медики Чкаловского астромедцентра разрешили Виктории переехать в семейную квартиру в башне-небоскребе.

Аскольд, которому уже исполнилось четыре года, постарался выделить в своём графике достаточное количество времени и взял на себя многие заботы о младшем брате. Виктория не беспокоилась ни о чём, оставляя братьев одних: профессионализм и чуткость Аскольда были неоднократно доказаны самым фундаментальным образом.

Теперь она смогла подать заявление с просьбой о вступлении на первый курс Российской Академии Общественного управления и её просьба была немедленно удовлетворена — известность Навигационной звезды сыграла здесь самую непосредственную роль. Но учиться восемь лет Виктория не хотела и, едва только Валентин перешагнул полугодовой рубеж своей жизни, она погрузилась в учебу с головой. Многочисленные командировки, работа в Информцентрах, встречи с самыми разными людьми в разных точках Евразийского региона творили настоящие чудеса: до возвращения мужа из полёта она успела окончить три курса Академии и написать ряд фундаментальных научных работ. И оба сына были почти постоянно рядом с ней. Сверхзанятой Аскольд бывал рядом с матерью реже, но Валентин, никогда, с самого момента рождения не доставлявший особых хлопот — он был с Викторией постоянно рядом и служил лучшей разрядкой после изматывающих ежедневных марш-бросков по множеству учреждений и организаций. Часто он ездил и летал вместе с мамой, а не оставался под охраной звена Российского Астродесантного контингента Земли в гостинице.

Виктория и её сыновья. Встреча с мужем и отцом

— Мам, папа прибывает сегодня в Плесецк... — Аскольд вошёл в кабинет матери и дождался, когда она оторвётся от написания очередного абзаца.

— Знаю, Аскольд. Но как Валентин? — Виктория посмотрела на сына чуть исподлобья.

— Думаю, эта поездка ему вполне по силам.

— И я — того же мнения. — Виктория отложила стило и встала. — Аск, тогда надо действовать. Готовь...— она решила оставить выбор транспорта на усмотрение старшего сына. И не ошиблась — Аскольд, видимо, заранее просчитал ситуацию:

— Думаю, лучше специальный. Валентин ещё недостаточно адаптирован. Да и тебе будет удобнее. — Аскольд понял, что маме будет безопаснее не в простом, а в защищённом транспорте.

— Хорошо. Иди, готовь машину, а я пока соберу Вальку.

— Есть. — вечно серьёзный Аскольд слишком рано усвоил удобство военной терминологии и военного уставного обращения, но Виктория всегда воспринимала это как нормальную мужскую особенность.

За управление, если с ней был Аскольд, Виктория не садилась. Тяга старшего сына к общению со сложнейшей техникой космического уровня была такой сильной, что специальный особозащищённый гравилёт — конструкцию, сложную даже для многих специализированных станций техобслуживания он смог бы полностью настроить, отремонтировать, разобрать и собрать с закрытыми глазами, без всяких схем и чертежей. Вот и сейчас она удобно устроилась на заднем просторном диване рядом с кроваткой Валентина.

— Разреши взлёт, мам? — Аскольд взглядом в зеркало заднего вида убедился, что мама пристегнулась и закрепила кроватку, положил пальцы на панель клавиш приоритетного управления.

— Взлёт разрешаю. Сигналы приоритета убери. — отозвалась Виктория, поправляя полу длинного платья — она знала, что Александр любит видеть её в гражданском и хотела, как всегда, доставить ему удовольствие.

— Есть. Но султан... — Аскольд понимал, что как бы там ни было, его мама остается ценным для цивилизации человеком, заслуживающим приоритетности.

— Ладно, его пока оставь. Но не включай. И убери башню квантабера. — Позаботившись о том, чтобы не пугать сограждан мощью тяжеловооружённого специального гравилёта — настоящей летающей крепости, Виктория критически взглянула на экраны, уясняя полётную информацию. — Эшелон пятнадцать. Взлёт по программе сто сорок пять.

— Хорошо. Сделано. — Аскольд несколькими пассами над клавиатурой освободил крышу и борта от излучателей и ввел в программатор информацию, переданную мамой. — Готово.

— Взлетай поплавнее, не надо ввинчиваться в поток подобно бесцеремонному шурупу. И — не гони. — Виктория знала любовь старшего сына к молниеносным перестроениям и понимала его стремление делать всё резко, быстро и чётко.

— Есть. — Аскольд выполнил и эти пожелания матери и поставил машину на автопилот, после чего углубился в чтение информпрессрелизов. — Взлёт произведен штатно. Автопилот включён. Курс задан. Я пока поработаю. — Аскольд снял пальцы с панели и взял стило.

— Хорошо. Спасибо, Аскольд.

Три часа полёта по магистральной трассе пролетели незаметно. Снижая высоту полёта и уменьшая скорость, Аскольд скользил внимательным взглядом по экранам, пытаясь найти свободное место для посадки столь объёмной машины. Наконец оно было найдено. Помогая матери собрать переносную колыбельку, он посматривал на информационные табло сектора прилёта.

— Мам, сектор пятнадцать, зал четыре, стойка шесть. На борт пойдёшь?

— Нет, Аскольд. Встретим, как полагается, в Зале прилёта. Я здесь — не офицер Астрофлота, а жена и мать. Идём.

— Хорошо, мам. — довольный Аскольд раскрыл салонную дверь во всю ширь.

Александр обнял супругу, обменялся рукопожатием с сыном и взял на руки Валентина. Так, втроём они вернулись к машине. Виктория снова находилась слева от мужа, на правой руке Александра восседал донельзя довольный Валентин, обхвативший своими ручонками шею отца. Аскольд, опередивший родителей и первым подошедший к гравилёту, занимался багажом и укладками.

— Мам. Всё готово, вещи погружены. Разреши взлёт? — Аскольд удовлетворённо улыбнулся, видя родителей в очередной раз вдвоём.

— Взлетай на высоту ожидания решения. Повисим пока. — задумчиво произнесла Виктория, не сводя глаз с Александра.

— Хорошо. — Аскольд взял на себя рукоятку набора высоты. — Сделано. Высота принятия решения. Сигналы готовности и безопасности включены.

— Подожди. — Виктория заглянула в глаза Александра. — Как видишь, Саша, теперь нас уже четверо... И я очень надеюсь, что нас будет пятеро... Ты опять выглядишь словно выжатый лимон... Постараюсь поднять тебя на ноги за три дня...

— Можно и дольше. Следующий плановый полет "Экрана" — через месяц. Каков наш дальнейший путь, госпожа астронавигатор? Теперь я целиком — в твоей власти... И — во власти наших маленьких мужчин... — шутливо сказал Иванов. — Так как?

— В Нижний, Аск. В нашу усадьбу. Валентин там привык, я его гулять по всему дому отпускаю. В небоскрёбе я всё же опасаюсь: многовато там для взрослых понакручено, но многое из этого очень опасно для маленьких детей... — Виктория обняла мужа.

— Согласен, Викта. Аскольд, курс — Нижний Новгород, наша родовая усадьба...— Александр крепче прижал к себе подругу. — Вперёд.

— Есть. Пристегнитесь. Пап, если можно, пусть Валя побудет у тебя на коленях, не отпускай этого живчика во время полёта от себя... Мне однажды пришлось ловить его под приборной панелью... Мама уснула, а он — шмыг прямо под боковые приливы панели...

— Викта... Опять ты себя заставляешь работать на износ. — укоризненно произнес Иванов.

— Это случайность, Александр, не более того. — извиняющимся тоном ответствовала Виктория. — Аск — молодец, среагировал моментально и Валентин снова очутился в постельке...

— Да, но твоя сонливость мне не нравится...— все ещё озабоченно произнес Иванов.

— Если я тебя поставлю на ноги, значит, и ты меня можешь тоже поставить на ноги. В этом нет ничего особенного. — уверенно сказала Виктория.

— Ладно.

Ведомый рукой Аскольда гравилёт совершил плавную посадку. Александр по своему обыкновению поднял Викторию на руки, поручив Валентина Аскольду. Они снова оказались в знакомом семейном холле.

— Пятнадцать минут, Саша и я — в твоем полном распоряжениии.

— Ага, а мне пятнадцать минут выделишь? — улыбаясь, Александр огляделся по сторонам, привыкая к ставшей ещё более совершенной хирургической чистоте и порядку.

— Какой вопрос, конечно... — Виктория скрылась в боковом коридоре.

Четверть часа пролетела незаметно и вся семья собралась за праздничным столом. Валентин отказался оставлять отца и весь обед провел у него на коленях... Видя такое обожание брата, Аскольд улыбался, но Александр профессионально отметил некоторую загадочность в улыбке старшего сына...

— Кого ждём? Скажет ли мне кто-нибудь?... Или меня вознамерились держать в неведении ещё полгода? — решился он прервать затянувшуюся интригующую паузу.

— Командира десантного экипажа галактического рейдера "Орёл" с невестой! — раздался знакомый голос от дверей холла. — Спасибо, Аскольд, за обеспечение внезапности...

— Нет проблем, дядя Миша... — Аскольд спрятал загадочную улыбку. — Милости просим к нашему столу отведать сугубо земной пищи...

— Не откажемся. — Владилена расцеловалась с Викторией. — Как Валентинчик?

— В порядке, спасибо, Влада.

— Не одна я работаю. Чистота у тебя, Виктория, такая, что просто экскурсии интернов надо водить — показывать, какие условия должны быть не только в медучреждениях. — Владилена, перешедшая совсем недавно в обращении с Викторией на "ты", поцеловала Александра и подошла ближе к столу. — О, борщ... Обожаю... Но Михаил горит желанием взять у тебя точный полный его рецептик...

— Дам... Вот родится Аврора и дам. — загадочно улыбаясь, пообещала Виктория. — садитесь, Михаил Львович.

— Спасибо, Виктория. — десантник сел на указанный ему Викторией стул и прикоснулся губами к караваю хлеба, поданному ему Аскольдом. — Мир дому сему.

— Мир вам. — ответили в один голос Виктория, Александр и Аскольд.

Виктория и Александр. Решение о дочери

Обед прошёл в обычной оживлённой беседе. Предоставив Владилене и Аскольду возможность прибраться, а Михаилу — вдоволь пообщаться с Валентином, не сводившим с сурового десантника обожающего взгляда на протяжении всего обеда, Виктория и Александр уединились в спальне.

— Ты твёрдо решила?

— Да, Саша. И я несказанно рада, что теперь, когда у тебя есть двое сыновей, два твоих крыла, я смогу наконец достичь своей вершины в главном женском труде: подарить тебе и цивилизации новую Королеву. Она поведёт человечество дальше, в Кольцо Цивилизаций... — теперь Виктория говорила так, что Иванов понял — перед ним не только его жена, подруга и мать его детей, но и первый Посол планеты Земля, посол всего человечества.

— Ты готова? — спросил Иванов, вспоминая, что легче и лучше всего будет провести эти дни в усадьбе лесника. Виктория как всегда правильно поняла мужа.

— Да, Саша. Нил Никанорыч в курсе, он ждёт. Кроме него там никого нет — его супруга, ты, должно быть, знаешь об этом, работает теперь главным врачом нижегородской Скорой, сын уехал в лесничество на Байкал, а дочка преподаёт в Новосибирске...

— Когда?

— Как обычно, Саша. Денёк — на адаптацию в лесничестве, денёк-другой — на пребывание в обители матушки Серафимы... А там — и до этого очередь дойдёт. Спешить и мельтешить здесь ни я, ни ты не можем.

— Согласен. Спасибо тебе, Виктория. Спасибо за сына...

— Я рада, что ты доволен, Саша. Мне очень, очень помогает Аскольд. Я опасалась, что он с головой уйдёт в науку, но он правильно понял мои внутренние установки и очень много своего времени уделяет Валентину. Это — лучшая подготовка к охране и защите Авроры...

— Ага, помню, богиня утренней зари...

— Утренней зари всего человечества, новой утренней зари после Рывка...

— И она станет истинным президентом России и всего Евразийского региона...

— Может быть... Вот пройдёт годика два-три, а там и Авра своими устами скажет, куда она хочет направить свои усилия...

— Не сомневаюсь. Тогда, если не возражаешь, три дня я пробуду здесь...

— Знаю. Завтра днём вылетим в Московск, в нашу рощу.... Все вчетвером.

— И это ты уже спланировала...

— Для тебя мне это не трудно, Сашочек. — Виктория обняла и поцеловала мужа в лоб. — Аскольд часто возит туда братца гулять. Я их отпускаю на специальном. Это — второй рабочий кабинет Аскольда. В нем он — как рыба в самой родной воде... Пятилетний ребенок, а рассуждает — как академик регионального уровня...

— Твоя школа, Виктоша. Ты ведь год за годом подтверждаешь свое право владеть Медалью Вернадского...

— Да. Уже прочла пять циклов лекций в Московском Университете... Мне нравится...

— Мне тоже... Подумать только: у меня уже двое сыновей... Пятилетний старший сын и годовалый младший. — Александр сделал паузу, вслушиваясь в эхо сказанных им самим слов... — Это — дорогого стоит...

— Согласна...

Виктория Знаменская. Президент России. Продолжение традиции

Не спалось. Президент — холл затих в ожидании утреннего сигнала побудки, а Виктория Станиславовна Знаменская ворочалась с боку на бок и не могла заставить себя забыться. Шестьдесят лет она стоит у руля гигантской страны, Шестьдесят лет она является главой общественной структуры центрального управления и шестьдесят лет она — главнокомандующий всеми силовыми структурами России.

Шестьдесят лет прошло с того момента, как она, тридцатилетняя врач, на Красной площади, стоя в самом её центре принесла без всяких микрофонов и без каких либо письменных текстов Присягу Президента и вступила в должность.

Взгляд женщины нашарил календарное табло. Да, до юбилейной даты оставался месяц с небольшим. Она не знала точно, но догадывалась: её друзья и знакомые не преминут устроить достаточно пышные праздненства, придется на неделю почти отойти от дел, чтобы лично поблагодарить всех и каждого, кто её поздравит. Шестьдесят лет. А как будто это было только вчера.

Часы в углу спальни монотонно отщелкивали секунды, уходящие в вечность. Виктория погладила их взглядом: это были те самые часы, которые она получила от друзей в первые полчаса своего президентства. Эти часы шли непрерывно все шестьдесят лет её правления. Они видели и знали всё: и взлёты, и падения, и победы, и поражения, и радости и усталость хозяйки. Они видели и знают всё. Как видели и знают все многие и очень многие люди, окружавшие президента на протяжении её пребывания на посту.

Раздался приглушённый мелодичный сигнал. Президент нашарила под подушкой спикер, нажала сенсор ответа.

— Спишь, моя президент? — раздался в бусинке динамика знакомый голос мужа.

— Сплю, Андриан. Как у тебя? — ответила Виктория.

— Бездельничаем. Знаешь, Вика, ты обеспечила Гвардии России слишком комфортные условия существования. — усмехнулся Андриан Геннадьевич Орлов, командующий войсками Гвардии России, генерал армии.

— Не согласна. У вас дни расписаны по секундам. — мягко возразила Виктория, прекрасно знавшая распорядок дня гвардейцев.

— Да, учебными и тренировочно — тестовыми применениями. Но не боевыми, Вика. — поддакнул с лёгким несогласием муж.

— Боевых — не должно быть без особой необходимости, Андрин. Ты же знаешь, я работаю именно для этого. — ответила Знаменская.

— Угу, знаю. Как самочувствие?

— Выше среднего, Андрин. — успокоила она мужа. — Сейчас у нас половина пятого. Как на пульте?

— Без проблем. Кругом зелёные сигналы. Всё спокойно. Все уровни подтверждают отсутствие вопросов. Мы проверяем автоматику и вручную, причём — постоянно. — усмехнулся Орлов одними губами.

— Хорошо. Сколько тебе там ещё бдеть осталось? — спросила Знаменская.

— До полудня, моя Президент.

— Семёнов звонил? — поинтересовалась она.

— Да, наша Гвардия передала в его Информцентры очередную порцию материалов. Три морских крупнотоннажных контейнера.

— Под завязку? — усмехнулась Виктория.

— Да. Ладно, Викта, я тебя утомил, знаю. Поспи ещё до шести часов. Я чувствую, что уже половину ночи ты не спишь.

— Именно, Андрин. Ворочаюсь и не могу понять, почему и для чего я ворочаюсь и не сплю, если всё, как ты выразился, спокойно.

— Думать будешь? — спросил Андриан, хотя прекрасно знал, что его супруга уже много и упорно об этом думает и будет думать ещё больше. Пока не найдёт решения.

— Буду думать, Андрин. Буду. — подтвердила она.

— Что у тебя на сегодня?

— Сегодня у нас среда, так что я буду работать в прежнем режиме и параллельно готовить материалы для вице — президента на четверг. Думаю в три часа дня сдать ему управление и до понедельника освободиться. У нас в Терлецком порядок?

— Ага. Вилла ждёт. — подтвердил Орлов.

— Как Ирма, Леонид и Тимур? Смогут быть? — задала она вопрос о детях.

— Обещали. Все трое. Будем все вместе. — подтвердил муж.

— Хорошо. До связи, Андрин.

— До связи, Вика.

Президент положила спикер на прежнее место и устало откинулась на подушки. Часы показывали пятый час — практически утро. В шесть прибудет президентский гравилёт с военным конвоем и она на нём отправится в расположенный на севере Москвы новый Президент-Центр — городок управления страной, один из самых охраняемых и защищённых.

Президент — Холл был предназначен изначально ещё при проектировании служить личной резиденцией действующего президента, это была своеобразная служебная квартира, из которой можно было также осуществлять полномасштабное и глубокое управление, но прежде всего это была обычная резиденция, а не рабочий кабинет.

Терлецкое... Терлецкое стало родовым гнездом Знаменских, оно было расположено неподалёку от Углича, на берегу одного из судоходных каналов. Вилла всего в три этажа, двухэтажный домик для гостей, спортплощадка с тренажёрами под навесом, теннисный корт, средних размеров бассейн, небольшой старый парк. Ничего особенного. Но там, в Терлецком, Президент принимала только своих родных и знакомых и никого — из сотрудников президентской команды, какой бы пост он не занимал.

Терлецкое было её глубоко личным местом. Иностранные корреспонденты и журналисты, равно как и евразийские и российские туда не допускались ни под каким видом. Немногие лидеры стран планеты могли сказать, что были в Терлецком. Очень немногие.

Президент сама не заметила, как забылась глубоким сном.

В шесть часов прозвонили колокольчики побудки и Знаменская привычным жестом откинула одеяло и встала. Через полчаса она уже завтракала в смежной со спальней столовой, просматривала материалы, доставленные фельдсвязью с пометкой "утренняя почта". Убрав посуду в утилизатор, Знаменская вышла в холл, где её уже ждали пресс-секретарь, Наталья Иванова и полковник Гвардии Валентина Керженцева — руководитель Аналитической Службы Глубокой Разведки. Обменявшись с ними мнениями по поступившей информации, Знаменская вышла в сад.

— Здравия желаю, госпожа Президент. — поприветствовал её лейтенант Дмитриев, начальник внешнего караула Президент — Холла.

— Здравствуйте, Степан Тимофеевич. Как прошло дежурство? Как участок бе-шестнадцать?

— Исправили, госпожа президент. Всё в порядке. Дежурство прошло без происшествий. — доложил офицер, прекрасно сознавая, что утаивать бесполезно — Знаменская обман чуяла за сотни километров и умела в секунды докапываться до сути.

— Хорошо. Гравилёт?

— Прибыл. Ждёт. Площадка два, на первой у нас профилактические работы, меняем покрытие.

— Ладно. Наташа и Валя, идёмте. — она подхватила поданный подошедшим младшим лейтенантом Президентской охраны кейс, собранный во время завтрака и направилась по неширокой аллее ко второй гравилётной площадке.

Спустя несколько минут три женщины уже расположились на заднем диване просторного салона гравилёта. Машина приподнялась над площадкой и полого взмыла в светлеющее небо. Четыре гравилёта охраны взяли президентский гравилёт под сопровождение.

Опустившись на зеленую лужайку перед служебным входом в Президент — Центр, гравилёт качнулся и замер. Сотрудник охраны открыл люк, спрыгнул и выдвинул трап. Знаменская вышла следом, за ней вышли обе женщины. Последним вышел второй офицер охраны.

— Госпожа Президент. За время моего дежурства на территории Президент — Центра никаких происшествий не отмечено. Срочных вызовов и сигналов нет, обстановка под контролем. — доложил полковник Оленев, начальник внешней охраны Президент — Центра.

— Рапорт принят, господин полковник. — Знаменская пожала руку офицера, кивнула подошедшему адьютанту Оленева. — Вы свободны, господа.

Офицеры отошли в сторону и Знаменская со спутницами продолжила путь к служебному входу.

— Совещание с Глубокой Разведкой назначьте на одиннадцать, Валентина Петровна.

— Есть, госпожа президент. Разрешите идти?

— Идите. А вы, Наталья Ростиславовна, подготовьте мне материалы по проблемам...— президент скороговоркой перечислила несколько десятков позиций и взглянула на пресс-секретаря, словно проверяя, всё ли та поняла.

— Хорошо, госпожа президент.

— Идите, Наташа. В десять мы с вами встретимся вновь и обсудим кое-какие вопросы.

— Хорошо. — пресс-секретарь отошла. Знаменская кивнула вытянувшимся лейтенантам у служебного входа, поприветствовала вышедшего навстречу майора — начальника внутренней охраны Президент-этажа.

— Замечаний и происшествий нет, госпожа президент. — сообщил старший офицер.

— Рапорт принят, господин майор. Можете идти.

Офицер направился к себе в кабинет, а к президенту уже подходили пятеро сотрудников — её постоянные рабочие заместители. Поприветствовав их, Знаменская в быстром темпе задала ряд вопросов и взмахом руки предложила подняться к себе в кабинет. Беседуя, они медленно поднялись по лестнице и вошли в Президент — этаж. У самой двери кабинета летучее совещание закончилось и Президент закрыла за собой двери. У неё было полтора часа на то, чтобы собраться с мыслями перед встречей с пресс-секретарем.

Встреча Бориса Иванова и Эммы Селезневой. Начало совместного пути

Утром они улетели в Московск, в хорошо знакомую рощу охранного зелёного кольца Московска... На то самое место... Валентин не выпускал пальцы правой руки отца из своей ручонки и Александр с радостью подчинялся желаниям своего младшего сына. Аскольд, как обычно, находился слева и чуть сзади родительской пары. Три часа послеполётного общения с российской природой истекли незаметно и прошли в полной тишине. Безмолвное глубинное общение только-только входило в повседневный обиход землян, но творило настоящие чудеса, особенно — между людьми, связанными между собой крепчайшими и глубочайшими узами.

Виктория, как обычно, шла слева, слушая, прижав ухо к плечу супруга, как лучшую в мире музыку биение сердца Александра. Крепко обняв мужа, она другой рукой прижимала к себе Аскольда. Сосредоточенный в любое другое время, Аскольд в эти три часа сбросил с себя броню и полностью, без остатка отдался общению с родителями, братом и природой .

— А как у Михаила с Владиленой?

— Пока они неофициально, но всегда и всюду вместе. Влада мне говорила, что только при Михаиле она смогла сбросить с себя изматывающую тяжеленную броню медика планетного уровня.

— А когда...

— Влада — не тот человек. Она очень долго присматривается, но зато потом отдаётся полностью...

— Как и ты, Виктория...

— Как и я. Мне иначе нельзя...

— Вам всем иначе нельзя — двойная ответственность. — сказал Александр, открывая дверцу салона гравилёта. — Садись, Виктория.

— Хорошо...

Договорить она не успела. С неба почти вертикально рухнул украшенный гирляндами включённых проблесковых огней и прожекторов громадный тяжёлый патрульный гравилёт Службы Безопасности России. За управлением в полной повседневной форме высшего офицера СБ сидел старший брат Александра — Борис. Он приветливо помахал рукой и через полминуты уже пожимал руки сыновей Александра.

— Борька, ты чего так, как коршун... Не случилось ли чего? С нашими родителями, Владой и Михаилом всё в порядке?!... Астрофлот и люди России в безопасности? Аварий нет? Может, кто войну развязал? — Александр не спешил обниматься со старшим братом.

— Нет, войны никто не развязывал. Со всеми всё в порядке. — успокаивающе привлёк к себе брата Борис. — Не беспокойся, расслабься. Не один я работаю. Вся СБ — постоянно на трассах и на постах. Всё в порядке.

— Тогда в чём дело? — Александр не спешил расслабляться. — Ты же видишь, Виктория могла бог весть чего подумать. — он взглядом указал на жену, взявшую на руки Валентина и направлявшуюся к гравилёту, в салоне которого Аскольд уже доставал детское питание из термостата. — Она могла подумать, что меня снова отзывают на борт "Экрана".

— Ты ведь снова в Нижний наметился... Вот я и решил повидаться с тобой. Заступаю на своё первое полностью самостоятельное боевое дежурство по городу Московску. Через час... Возвращались с коллегами из Астраханского сектора патрулирования, увидели знак твоего специального... Конечно, пролететь не могли, а движение плотное, потому и пришлось включить иллюминацию... Наверное, мы сглупили солидно, но... Времени на свидание, к огромному сожалению, крайне мало...

— Виктория... Поздравь моего братца — генерал-лейтенанта с ...надцатой высотой... Заступает на дежурство по городу Московску...

— Поздравляю, Борис Александрович...— Виктория оторвалась от кормления Валентина и пожала протянутую офицером безопасности руку. — Значит... Любимый город может спать спокойно...

— Абсолютно... Это — мои коллеги. — Борис взглядом указал на двух полковников, подходивших от гравилёта. — Пётр Валентинович Романов, ас аналитического розыска, полковник безопасности и Знаменский Павел Павлович, ас следственной и криминалистической работы, тоже полковник.

— Очень приятно. — Александр обменялся с подошедшими офицерами крепкими рукопожатиями. Аскольд, уже устроившийся за штурвалом, только кивнул в знак приветствия и вызвал на экраны информацию о наземной и воздушной обстановке. — Вместе с ними?

— Да. — Борис довольно улыбнулся. — наконец-то и они смогли увидеть вблизи абсолютно недосягаемую Навигационную Звезду. Правда, коллеги?

— Правда. — оба офицера обменялись учтивыми кивками с Викторией. — Надеемся, мы не очень помешали вам, госпожа генерал-майор...— офицеры не смогли отказать себе в удовольствии подчеркнуть и служебное превосходство Виктории.

— Нисколько... — Виктория улыбнулась широкой спокойной улыбкой. — Друзья семьи Александра — мои друзья.

— Спасибо. Борис, нам пора. До пульта ещё полчаса лёта... Нужен резерв...

— Хорошо. Идите к машине. Только не подгоняйте её ближе, не пугайте малыша. И уберите эти вспышки. — Борис понял просящий взгляд Виктории.

— Извините. Сразу не подумали. — Романов достал из кармана пульт и сверкавший всеми цветами радуги спецгравилёт сразу посерел, стал обычным служебным. — Вот, теперь — в порядке. Надеемся, Валентина мы не напугали? Как, Виктория Аскольдовна?...

— Не напугали. Он и так не сводил глаз с вашего цветного великолепного зверя. Правда, Валя?

Мальчик кивнул. Офицеры безопасности козырнули и ушли к машине. Борис пошептался с Аскольдом и кивнув Виктории, пожал руку Александру.

— Извини, служба. Ты куда сейчас?

— Как Викта скажет. Теперь я — не командир корабля, да и она теперь старше меня не только по званию, но и по положению...

— Ладно... Успехов и спокойствия...

— Успехов, Борис. — Александр смотрел как старший брат медленно уходит к своему гравилёту...— Спокойного дежурства...

Александр снова вспомнил, как Борис познакомился со своей невестой, ставшей теперь его женой.

Тогда его направили на краткосрочную стажировку в Велесенск — небольшой провинциальный городок Ярославской области. Там Борис должен был в течение месяца решить ряд сложных проблем, накопившихся в местном горотделе Службы безопасности. И в один из дней после проведения традиционного шествия, венчавшего местный праздник Труда, он со своими товарищами занимался снятием постов регулирования дорожного движения.

К своей командировке Борис отнёсся философски, понимая, что иного пути к высоким званиям и должностям, кроме всё больше нараставшего вала выполненных задач и решённых проблем у офицеров прославленной Службы Безопасности России — основного звена Службы Безопасности Еврорегиона -просто нет.

Он стремился к подобному режиму и ритму работы и теперь испытывал сложное чувство глубокого удовлетворения и тревоги: отвыкнув расслабляться, он утратил возможность воспринимать многое без тени тревоги и постоянной суровой готовности. И он не знал, что судьба или просто стечение обстоятельств уже позаботились о том, чтобы прервать это затянувшееся тяжелейшее по нагрузкам и степени ответственности "одиночное плавание".

Машина, в которой Борис Иванов был старшим, вышла на загородную просёлочную дорогу, надежно закрытую с двух сторон плотными стенами рядов деревьев. Сидевший рядом с водителем Борис равнодушно смотрел по сторонам, ожидая, когда машина достигнет обозначенной на экране навигационного прибора и на служебной карте марки очередного поста.

Внезапно водитель тронул его за руку и указал куда-то вперёд и вбок. Очнувшийся Борис вгляделся, после чего жестом приказал немедленно остановить машину и, не дожидаясь полной остановки, спрыгнул с высокой подножки вездехода на землю и побежал к лежавшей на обочине девушке. Следом за ним из кузова посыпались офицеры СБ. Когда они подбежали ближе, то увидели простроченное наискосок почти безжизненное тело.

Как всегда было заведено в подразделениях СБ России в подобных случаях, офицеры действовали молча и автоматически. Двое офицеров — медиков немедленно и надёжно остановили кровотечение, наложили повязки и жгуты, ввели обезболивающие и стабилизирующие вещества. Зашуршали иммобилизационные шины. Остальные сотрудники быстро соорудили носилки и подготовили в кузове машины мягкое надувное ложе.

— "Байкал", "Байкал". Я — "Сетунь — триста сорок девять". Прошу на связь. — Иванов, поднявшийся в кабину вездехода, сжал в руке спикер.

— "Байкал" на связи. Слушаю, "Сетунь — триста сорок девять". — немедленно отозвался пост Оперативного Дежурного Службы Катастроф.

— Имею тяжелораненую женщину. Данные переданы по закрытому каналу. Прошу дать радиус в ближайший госпиталь.

— Данные получены. Все ближайшие госпитали оповещены. Гравилёт будет в вашем квадрате... — отозвался пост. Иванов знал, что многие пульты заработали синхронно с постом оперативного дежурного, приводя часть сложнейшего механизма в быстрое и согласованное движение.

— Гравилёт отмените. Дайте радиус в госпиталь. — Борис, устроившись в кабине и поглядывая на офицеров-медиков, хлопотавших у тела пострадавшей, сверился с картой района. — Госпиталь эсбе в Белых Ключах.

— "Байкал" принял. Госпиталь предупреждён. — отозвался дежурный.

— Спасибо, "Байкал". Я — "Сетунь-триста сорок девять", везу в названный госпиталь.

— Принял, "Сетунь-триста сорок девять". Дорога освобождена. Патрульные машины...

— Вижу, спасибо. — Борис увидел две тяжёлые патрульные машины Службы Безопасности России — лимузины "дальнего" класса, взявшие их грузовик в "клещи".

— Я — "Байкал". Задачу снятия регулировщиков за вас выполнит другой экипаж. Действуйте.

— Есть. Я — "Сетунь триста сорок девять". Связь прекращаю.

— Я — "Байкал". До связи.

Пока Борис говорил с Центром Управления СБ Ярославля, водитель вёл грузовик по главной полосе просеки, стремясь как можно быстрее выйти на дорогу с твёрдым покрытием. Индикаторы включения подрессоривания четырёх мостов и амортизаторов ложа светились ровным сильным зелёным светом — офицеры постарались свести толчки машины к минимуму.

— Как она? — спросил Борис, обернувшись.

— Пятнадцать пуль. Множественные повреждения. Без сознания. — доложил офицер — медик.

— ... — Борис ощутил комок в горле и непонятное, нестандартное волнение. Он хорошо видел, когда склонился над телом пострадавшей, что пули изготовлены по старинной технологии. Память услужливо высветила на "экране мозга" характеристики и выставила век изготовления — двадцатый. Уже тогда Борис еле удержался от вскрика — сработала пройденная специальная психологическая подготовка. Не имеющий её человек сразу бы сказал, что подобная очередь, выпущенная по живому человеческому телу, способна привести в ста процентах случаев к мгновенному летальному исходу. Но девушка, распростёртая в неудобной позе на обочине была вне всяких сомнений современницей Бориса, а значит, смогла бы выжить и при более серьёзных пулевых ранениях. Это "могла бы выжить" не устраивало Бориса с первой секунды, когда его взгляд отсканировал тело пострадавшей — молодой человек был настроен на то, что женщина не заслуживает подобных ранений без серьёзнейших оснований. Борис постарался сохранить спокойствие, но на этот раз ему удалось это плохо. Медик одним взглядом считал состояние своего старшего коллеги:

— Постараемся поддержать жизнь. Но она пролежала уже два с половиной часа. Без помощи. Район, если судить по последним данным, просто подозрительно глухой. Это пахнет запрограммированным "халатным" преступлением. Никто, по последним данным, выстрелов не слышал, но стреляли действительно из оружия двадцатого столетия. Пули литые, таких давно серийно уже не производят. Шерстим базы данных в поисках производителей, которые выпустили эту разновидность пуль, но — пока без успеха.

— Данные? — Борис отчасти привычно, отчасти отступая перед нестандартной ранее заинтересованностью, хотел узнать подробнее о той, кого они пытаются спасти.

— Эмма Селезнева, двадцать восемь лет, золотой универсал, медик по призванию. — быстро проговорил врач. — дополнительно...

— Достаточно. — Борис помрачнел.

— Подразделения Службы безопасности всех окружающих районов подняты по боевой тревоге. Включены и блокированы в режиме непрозрачности кордоны админграницы района. Ведётся поиск в пределах всей области. Соседние области оповещены. Там наши коллеги также приступили к операции "Сеть". — понял изменение настроения своего коллеги старший лейтенант Каменский, сидевший у походного пульта связи и контроля обстановки в противоположном от медиков углу салона вездехода.

— Госпиталь, капитан. — сказал водитель, вгоняя машину на пандус корпуса экстренной медицинской помощи и немедленно мягко притормаживая у входных дверей приемного отделения. Створки разошлись в стороны. Вспыхнули неяркие софиты. Из глубины здания уже слышались торопливые шаги нескольких людей и гудение приводов.

— Я — с ней. — сказал Борис, спрыгивая на пластины пандуса, едва только к машине подбежали санитары с каталкой.

— Ясно, командир. Остаётесь? — спросил старший лейтенант.

— Именно. Теперь вы — старший машины.

— Есть. Данные о случившемся переданы Захару Константиновичу Семёнову — руководителю Центрального офиса Службы Информцентров России.

— О, первый генерал Информслужбы. А, впрочем, не важно. Поезжайте. — он прощально махнул рукой и грузовик немедленно покинул пандус, уступая место рвущейся на въезд "скорой", к которой уже спешили санитары с тремя каталками.

Иванов незамедлительно направился в отделение реанимации. Форма и удостоверение, а также убеждённость офицера СБ в необходимости своего присутствия именно здесь и именно сейчас сделали свое дело. Его пропустили в палату интенсивной терапии сразу после того, как были сделаны пять операций, вернувших молодую женщину к жизни.

Борис три часа провёл у её постели, всматриваясь в показания приборов и вслушиваясь в мелодичное пение мультитрона — прибора, контролировавшего безопасность состояния. Изредка он взглядывал и на лицо своей крестницы — на таком статусе Бориса настоял главный хирург госпиталя, проведший две последних операции. Он сказал прямо, что задержись машина Бориса в пути на пять-десять минут и спасти молодую женщину уже не удалось бы.

Выйдя в коридор отделения реанимации, Борис столкнулся с крепким подтянутым мужчиной невысокого роста. Это и был Захар Семёнов — первый генерал Информслужбы России.

— Как она? Я многое знаю, но меня к ней всё равно не пустили! — генерал заметно волновался, но изо всех сил старался держать себя в руках.

— Без сознания. Прошло, к сожалению, ещё слишком мало времени. — сказал Борис, увлекая нового знакомого за собой в закуток с креслами отдыха. — Садитесь. Вы давно её знаете? — он подождал, пока генерал сядет и сел сам. — Может...

— Она врач, врач от Бога, Борис Александрович. Мои коллеги -информационники говорят, что подобные ей люди появляются раз в десять тысяч лет. И вот... Кто-то посчитал, что она...— мужчина запнулся, едва справляясь с волнением. Борис понял, что то, что связывает генерала информслужбы и эту женщину — нечто большее, чем симпатия и дружба:

— Не продолжайте. Район области проверяют лучшие силы моей службы. По базам эсбе области объявлена полная боевая тревога. Введено усиленное патрулирование по направлениям вероятного отхода по всей России. Ищем. Подключили зарубежные резидентуры. — Борис сомневался в том, что надо ли так сухо информировать нервничавшего генерала о том, что уже удалось сделать, но пока не находил других слов. Генерал отнёсся к сказанному спокойно:

— Я знаю, мне уже сказали. Но...

— Экипаж Поста контроля данного района будет строго наказан за ослабление внимания к этой дороге. Но сейчас не об этом речь. Почему врачу от Бога выделили место в таком захолустье? — спросил Борис, начиная что-то очень важное осознавать.

— Она сама настояла. Сказала, что призвана спасать низы. — прошептал Семёнов, потупив глаза.

— И вы... — Борис не решился словесно обвинить генерала Информслужбы в чёрствости, проявленной по отношению к действительно незаурядному медику. Семёнов понял и не поднимая глаз глухим тоном продолжил:

— Она в вопросах безопасности — просто таран. Но я уточню — в вопросах безопасности других людей. Про себя она не думала никогда.

— Она руководила центром "Продление жизни"? — Борис наконец поднял из собственной памяти информацию о медицинских подразделениях Ярославского региона и по некоторым важным признакам выделил именно это учреждение.

— Да. Извините. Я должен вам сказать... — генерал поспешно встал, поворачиваясь к зеву входного коридора.

— Знаю. Сюда направляется Виктория Знаменская, Президент России. — парировал Борис и встал навстречу приближавшейся к ним женщине. — Здравия желаю, госпожа президент. — офицер козырнул.

— Здравствуйте, Борис Александрович. Здравствуйте, Захар Тимофеевич. Садитесь. — она опустилась в кресло и терпеливо подождала, пока сядут мужчины. — Я уже решила кое-какие проблемы на уровне Ярославского региона. Эта дорога будет немедленно реконструирована и центр "Продление жизни" переведут в новое здание. Реконструкция уже начата и грузовые транспорты в приоритетном порядке под сопровождением ДПС СБ России уже вышли к центру "Продление жизни" вместе с дальними пассбусами для сотрудников центра. — голос президента стал более суровым и чеканным. — Виновные в подобном попустительском отношении к разработкам приоритетного пионерного направления уже строго наказаны.

— Знаю, госпожа президент. — ответил Борис, из многочисленных источников и свидетельств знавший мёртвую хватку и компьютерную скорость, свойственную Виктории Знаменской, которая, будучи сама врачом областной "скорой", в тридцатилетнем возрасте стала Президентом России волей восьмидесяти процентов её населения. — Но... — он беспокоился о том, что подобный прокол вызовет невероятную активность средств информации, несмотря на всё нежелание Семенова.

— Шума устраивать не будем. — подтвердила справедливость желания Бориса Президент. — Эмма обязательно будет спасена. Я уже была у неё и говорила с ней...

— Говорили?! — встрепенулся Семёнов. — О, небо!

— Да, Захар. Успокойтесь. — мягким взглядом женщина коснулась лица первого генерала Информслужбы. — Она очнулась на несколько минут и просила, уточнив обстановку, прежде всего поблагодарить вас, Борис Александрович и вас, Захар Тимофеевич за всё, что вы для неё сделали. После этого она снова забылась, но теперь она просто крепко спит. Сон ей необходим как лучшее лекарство.

— Могу я... — смущенно проговорил Борис.

— Можете, Борис Александрович. Ей будет приятно ваше присутствие. Но я думаю, что вам с Захаром Тимофеевичем лучше меняться. В госпитале для вас приготовлены комнаты в гостинице.

— Понимаю. — сказал Иванов.

— Согласен, госпожа президент. — ответил Семёнов.

— Всё. Я пойду, меня ждут дела. — Знаменская поднялась. — Мой брат, генерал-лейтенант полиции России Знаменский...

— Знаю, госпожа президент. — сказал Борис. — он в Угличском областном центре СБ старший офицер по оперативно-розыскной работе. Знаю его, очень толковый специалист. Вы передали информацию по расследованию ему?

— Вы правильно меня поняли, Борис Александрович. Он будет вести это сложное дело. А я уверена, что оно очень сложное. Но мы его обязательно расследуем и доведём до конца. — Знаменская поправила ремешок сумочки и сделала шаг к выходу из закутка. — До встречи, господа.

— До встречи, госпожа президент. — ответил Семёнов.

— До встречи, госпожа президент. — сказал Борис.

С этого дня в жизни Бориса Иванова появилась Эмма Селезнева — первая женщина, сумевшая пробить панцирь защиты, выставленный старшим Ивановым. Тогда, оставшись в госпитале, он в редкие десятиминутки отдыха от вахты рядом с кроватью своей крестницы смог до прибытия сервисных мастеров отремонтировать внезапно вышедший из строя стационарный автоклав и решить несколько давних проблем охранного центра госпиталя. И, едва только Эмма Селезнева поправилась, Борис прямо в палате реабилитационного центра госпиталя в присутствии её и своих родителей сделал ей официальное предложение. Она дала свое согласие и прямо из госпиталя они отправились в турпоездку по Волге, а вернувшись, подписали в Зале торжеств мэрии Московска договор.

Александр помнил и рассказ Бориса о том, как Эмма постаралась сделать всё от неё зависящее, чтобы вернуть себе возможность иметь детей. Пятнадцать пуль, прострочившие её, произвели страшные разрушения, но железная воля врача от бога совершила невозможное — через два месяца Эмма сообщила Борису, что у них очень скоро могут быть дети. Предстояло ещё пройти двухлетний курс специальной реабилитации. Стараниями Эммы, видевшей нетерпение главного друга, этот ужасающе долгий срок ощутимо сокращался с каждым месяцем. Борис, видевший титанические усилия подруги, желавшей ощутить радость материнства, был просто вне себя от счастья и пребывал теперь в состоянии терпеливого радостного ожидания, радуя свою супругу всем, что знал, умел и мог.

— Александр. Мы заждались...— голос Виктории вывел Александра из плена воспоминаний. Очнувшись, мужчина сел рядом с Викторией.

— Аскольд, взлетай.

— Курс, пап? — Аскольд поднял гравилёт на высоту срочного принятия решения.

— Викта? — Иванов коснулся руки Виктории.

— Я определённо возросла в глазах граждан твоего города. Вместо простой коляски нам презентовали целую карету. Естественно, лошадей тоже, но я решила, что им будет лучше в родной конюшне. Так что завтра утречком двинем к Нилу Никаноровичу. Валентина я оставлю с Аскольдом.

— Разве...

— Аскольду можно доверить любого ребёнка любого возраста... Я в этом архиубеждена... И — не одного ребенка, а многих. Он справится...

— Пап, у меня есть три свободных дня. Я смогу поработать в нашей усадебной библиотеке. Надо подготовить несколько материалов. Валентин будет под полным контролем в самой полной безопасности. Это всё же особняк... В дальнейшем мне помогут мои товарищи... Мама их всех знает и доверяет.

— Да, Саша, Аск прав. — подтвердила Виктория.

— Хорошо, Аскольд. Я доволен. Курс — наше родовое гнездо.

— Есть, пап.

Утром, в пять часов Александр обнаружил под окнами особняка карету, запряжённую четвёркой лошадей. В шесть часов он с Аскольдом уже грузил немудрёный багаж в сундук, укреплённый на запятках. Виктория что-то шептала на ухо младшему сыну и тот согласно кивал, не сводя глаз с ухоженных коней.

— И не боится?

— Нет, Саша. Лошади — существа умные. Ребёнка не обидят никогда. Да и он не впервые их видит...

— Хорошо. Спасибо, Аскольд. Дальше я сам. — Александр взобрался на козлы. — Виктория, садись, путь не близкий... — Хорошо. — Вика что-то прошептала на ухо Аскольду, тот кивнул и взял за руку Валентина. — Я готова. — сказала Виктория уже из кареты. — Поехали, Саша.

Возвращение из небытия после Щукинской ветви. Дочь Александра Иванова. Начало её пути

Обнявшись и расцеловавшись с лесником, Ивановы прошли в родную для них горницу... Вечер они провели на веранде, созерцая звездное небо и слушая шорохи засыпавшего леса...

— Какая музыка, Саша... Какая музыка...

— Божественная...— Александр крепче прижал к себе Викторию, включив своё биополе на стабилизирующий и корректирующий режим.

— Саша, не истощай себя... У нас впереди — рывок, а ты своё биополе расходуешь...

— Я не расходую. Часть и притом значительная направлена на накопители. Аврора получит полную необходимую энергию с большим запасом. Обещаю.

— Но ещё три дня...

— Не меняет дела. Надо накопить для импульса. И для тебя ещё немало останется...

— Спасибо, мой Саша...

— Не за что, Викта. Всё — для тебя. Самое лучшее...

Два дня, как и говорила раньше, Виктория провела в обители матушки Серафимы. В этот раз она уехала в состоянии особенной сосредоточенности. Понимая состояние своей подруги, Александр на прощание только легонько сжал её пальцы и сразу ушел в дом.

По возвращении Виктория долго и безмолвно стояла, прижавшись к Александру. Они снова пришли на ту поляну, на которой впервые встретились с лесником. По глубокому и ровному дыханию своей подруги, Александр понял, что она впервые за долгие месяцы успокоилась особенно глубоко.

— Викта... Идти можешь?... Вечереет. — полог плаща, загодя взятого Александром, накрыл Викторию с головой. Начинался короткий летний дождь.

— Могу, Саша... Только...

— Не буду. Пойдём очень медленно...

Обратный путь в карете они проделали рядом. Кони, хорошо запомнившие дорогу, шли сами ровным неспешным шагом. Виктория обняла Александра за торс и склонила голову ему на плечо... Новая жизнь проходила первые часы...

В следующие две недели Александр постарался уделить Виктории максимум внимания. Вместе с Аскольдом они освободили её от всех мало-мальски существенных забот. Виктория немо дивилась расторопности и мастерству своих мужчин. Даже Валентин в эти дни показал себя с самой лучшей стороны — не капризничал, без пререканий ел все, что давали, спал столько, сколько требовалось...

— Пап. Тебя по видеофону. Борт "Экрана". — Аскольд влетел в кабинет отца с крайне озабоченным видом. Едва закрыв дверь, он подал отцу стрип.

— Хорошо. Отсеки быстренько мамин "квадрат"...— Александр оторвался от письменного планшета. Увидев его спокойное лицо, старший сын выполнил несложный пассаж на клавиатуре кабинетного центра связи и моментально успокоился: отец готов к подобным неожиданностям как всегда — полностью и во всеоружии.

— Хорошо. — Аск подал пульт. — Сделано.

— Товарищ командир корабля. — на главном экране кабинета возник вахтенный космодрома, на котором стоял в положении готовности "Экран". — Приказ. Через двое суток утром прибыть на борт корабля. Получен приказ о вылете в квадрат 495-030 на сопровождение транспортов. Затем — вылет в ветвь Щукина. Вам переданы права командира корабля.

— Приказ принял. Буду в срок. Командир корабля Иванов. — Александр посерьезнел. Полёт в ветви Щукина означал годичную разлуку. Аврора родится без него. Экран погас.

Спустя несколько минут в кабинет вошла Виктория. По лицу вставшего навстречу мужа она всё поняла. Её рука, поднятая к плечу Александра, дрогнула. Иванов ощутил, что так или иначе она уже всё осознала.

— Когда? — слетел с её губ несмелый вопрос. Она заметно волновалась.

— Через два дня. Утром я должен быть на борту. — Александр постарался вложить в голос побольше уверенности и теплоты.

— Куда? — Виктория заволновалась ещё больше.

— Сопровождение транспортов. — спокойно ответил Александр.

— И...— Виктория поняла, что её Александр что-то не договаривает.

— Ветвь...— спокойно и уверенно сказал Иванов, прекрасно понимая, что в этот раз его уверенность сработает против него. И он не ошибся.

— О, боже...— глаза Виктории запылали неподдельным испугом. — неужели Щукинская?!... Саша, милый!... Я тебя просто не отпущу туда!... Что хочешь делай!... — она обхватила его, взяв в кольцо даже руки. — Не пущу!!!...

— Викта, успокойся. — Александр обнял готовую рухнуть подругу. — Я не первый год летаю... Будь собранна и спокойна. Тебе нельзя переживать и волноваться сверх меры... Всё необходимое Аврора получит... Для её безопасности я сделаю всё, что смогу... Все, кто знает что-либо о Карпатском феномене, помогут тебе.

— Саша... Неужели нельзя изменить...— её горящие испугом взгляды сверлили лицо Александра.

— Нет, Викта. Ты же сама астронавт, знаешь силу приказа Земли. Это — выше всего...

— Саша...

— Викта...

Объятий такой силы Александр от своей подруги не ожидал. Казалось, Виктория хочет слиться с ним в одно целое, чтобы с ним вдвоём полететь в эту проклятую всем Астрофлотом ветвь...

Иванов знал, что Совет Астроконтингента планеты мог отменить полет его корабля, послать любой другой экипаж и любой другой корабль, но это одновременно означало усомниться в профессионализме его, Александра Иванова и открыть путь длительным судебным разбирательствам. В глубине души Александр был благодарен старшим коллегам за то, что его, связанного с тайной цивилизационного уровня, не отставляют от опасных полетов...

— Саша... Но в эти два дня...— просящий взгляд Виктории обжёг душу Иванова яростной болью и глубоким волнением.

— Обещаю, я буду всё время рядом с тобой и детьми. — серьезно сказал Иванов.

— Смотри же, ты обещал...— упавшим голосом прошептала Виктория.

— И своё слово я сдержу. — размыкая кольцо её рук, Александр почувствовал, как Виктория ослабела. Это прямо указывало, что она в нарушение всех инструкций передала очень значительную часть энергии ему...— Викта.... — в его горле застрял ком, а в голосе просквозила укоризна. — Тебе теперь придётся провести эти два дня в постели... Энергетика — почти на нуле.

— Знаю... Я сделала это для тебя одного.... — Виктория опёрлась об руку Александра и он медленно довёл её до её спальни. Только убедившись в том, что она крепко спит за надёжным пологом теплых струй, Александр немного успокоился.

Два дня Виктория провела в своей спальне. Александр устроился рядом в кресле, иногда садясь на кровать жены. Они вели долгий разговор вполголоса. Предоставив родителям возможность вдоволь пообщаться, Аскольд полностью взял на себя заботы о Валентине и нечасто появлялся на этаже родителей.

Сопровождение транспортов прошло без происшествий, но проклятая всем Астрофлотом Земли, ненавистная астронавтам и до сих пор слабоисследованная Щукинская ветвь таки оставила Александру жуткую метку. Его корабль при выходе из Звёздного Тайфуна включил форсажный режим полёта и только с его помощью успел, прикрыл своим бортом не успевавший уйти от пределов опаснейшего района туристский катер экстремалов. В результате звездолёт, выполнивший почти одновременно трудный маневр на резком разгоне и не менее сложный маневр на режиме резкого торможения, жестоко пострадал, а очень многие члены его экипажа получили сложные комбинированные переломы, ожоги, отравления и растяжения. Все травмы было сложно даже перечислить в телеметрии. Спину Иванова опалил космический загар: спасая сержанта, замешкавшегося у аварийной капсулы, Александр заслонил коллегу своим телом и подставил "спину" своего скафандра под опаснейшее излучение, бившее из щели, образовавшейся в результате деформации корпуса корабля в пространстве между опалубкой и капсулой. Ужасающая своим мертвенным сиянием серая прямоугольная отметина.

Медицинский скоростной крейсер "Кавказ", принимавший участие в немедленно организованной полномасштабной операции по эвакуации экипажа из полуразрушенного "Экрана" доставил Иванова в числе других пострадавших астронавтов в госпиталь Астроконтингента в Монтевидео — на Центральную госпитальную базу.

Едва специальный медицинский доставочный реанимационный гравилёт "Молния" с тяжёлыми пострадавшими на борту совершил посадку на поле Приёмного комплекса Центра Медицины Катастроф, главный пост управления Центрального Специального Госпиталя Астроконтингента Земли выдал в особую сеть информации сообщение, вызывавшее членов трёх команд специальной реанимации на работу.

Юльева получила приказ одна из первых. Но прежде, чем сесть в кабину срочно прибывшего специального скоростного гравилёта экстренной доставки, она своей властью категорически запретила выдавать любую информацию о катастрофе во всемирную сеть и наложила максимальный режим ограничения на полноту информации, доступной по этой катастрофе в специализированных информационных сетях и системах. После минутного размышления Юльева распорядилась о выдаче в сети информации, что "Экран" продолжает полёт в прежнем режиме и никаких происшествий на борту нет. Это означало, что Виктория Иванова, находившаяся на тот момент в центре Астромедслужбы Чкаловска будет лишена всякой возможности получить шокирующую информацию. А ей предстояло оправиться после нелёгких родов.

— Состояние астронавтов? — с борта взлетевшего гравилёта Юльева запросила всю предварительную информацию.

— Группа командования. Трое — лёгкие, четверо — средней тяжести, двое — тяжёлые, один — особо тяжёлый. — ответил пост Информации Астрофлота в Монтевидео.

— Передайте всех средней тяжести и лёгких пострадавших из группы командования в ведение моей ученицы — майора астромедслужбы Кибрит Зинаиды Яновны и её коллег. Мне и моей группе передайте всю информацию о тяжёлых и особо тяжёлых. Начнем с тяжёлых. — распорядилась Юльева, легко надевая на себя кокон действующего медика.

— Капитан-лейтенант Железнов. Множественные повреждения внутренних органов, разрывы тканей и крупных сосудов. Повреждения позвоночника лёгкие, но вот переломы ребер — множественные со смещениями. Подполковник Туманов. Сильный ушиб головного мозга, гематома пятого уровня, перелом левого предплечья — комбинированный в пяти точках. Растяжение и разрывы множества связок с обильным внутренним кровоизлиянием. Данные других повреждений сейчас уточняем, но эти — из числа выясненных — пока самые сложные. Полковник Иванов. Космический загар. Полный букет воздействия. Других повреждений скелета и внутренних органов стандартного набора нет. Он — самый тяжёлый, требующий специального комплекса восстановления. Затронуты очень многие системы. Требуется полугодовое глубокое лечение.

— Понятно. Когда посадка, сержант? — обратилась Юльева к водителю своим обычным спокойным голосом.

— Через час. Службы уже работают, товарищ генерал-майор Астромедслужбы.

— Ладно. — Владилена откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, концентрируя силы для многодневной авральной работы.

Виктории не спалось... Обычно в течение полугода после родов она засыпала глубоким беспробудным сном, едва только кормила ребёнка... Но в этот раз сон не шёл. Мозг сверлила мысль: "Опять обман... Опять от меня что-то скрывают... Опять что-то случилось с Александром.... Я же чувствовала... Я же сама не хотела отпускать его в эту проклятую ветвь...". Осторожно повернув голову к настенному пульту, Виктория нашарила в полутьме клавиши, набрала номер служебной справочной Астроконтингента.

— "Экран" в порядке? — дежурные информаторы Чкаловского медцентра получали всю идентифицирующую информацию об абоненте сразу же и потому лишних вопросов не задавали. Виктория догадывалась, что её многие, очень многие люди уже уверенно узнают по голосу.

— Да.

Отключив связь, Виктория ощутила обман с особой силой. Что-то случилось, что-то действительно произошло. Приходилось совмещаться. Метнувшись к иммобилизационному кокону с Авророй, она убедилась в том, что с дочерью все в порядке, после чего опустилась в кресло. Луч биозапроса ушел по выверенному маршруту.

— Товарищ генерал. Луч биозапроса от жены Иванова. Блокировать? — помощник повернулся к своему шефу, погрузившемуся в размышления и в планирование.

— Безусловно. "Дайте" отражателем. — Владилена на секунду оторвалась от созерцания экранов с развёрнутой медицинской информацией по состоянию астронавтов. — Нечего беспокоить и волновать мать. Она нужна дочери.

— Есть. — помощник склонился к своему пульту.

"Опять... Сигнал явно блокирован... — подумала Виктория. — С Сашей определённо что-то случилось, а я не могу двинуться с места: Аврора очень слаба... Без меня она не проживёт и трёх минут. Александр — молодец, дал ей всю свою мощь, но она ещё очень и очень слаба и я нужна ей в первую очередь. Юльева... Конечно, Владилена не упустит настоящей работы...." — подумала Виктория, набирая ключ-код личного спикера Юльевой.

— Генерал Астромедслужбы Юльева. — ответила Владилена. — Слушаю.

— Влада... Что с Сашей?...

— ... — Юльева решила обойтись паузой, понимая, что любое слово может обойтись слишком дорого и оказать негативное влияние.

— Только не молчи, не убивай меня... На мне — обязанность выходить дочь, но без спокойствия за Сашу я не смогу сделать это... — Виктория далеко не впервые показывала перед Владиленой свою истинную обычную человеческую суть, понимая, что её главная подруга заслуживает полной открытости.

— Удели максимум внимания Авроре, Виктория. Остальное сделаю я. Больше ничего не могу сказать, пока сама точно не всё знаю.

— Умоляю, Влада, держи меня в курсе.

— По возможности... — Владилена с тяжёлым сердцем отключила связь.

— Генерал, снижаемся. Центральный Общепланетный Госпиталь Астроконтингента. Зона специальных методов восстановления.

— Ясно, спасибо. — проговорила Владилена, усилием воли дополнительно настраивая себя на рабочий лад после разговора с генералом Ивановой.

Потянулись дни и недели восстановительного лечения. Казалось бы, простая формулировка — "космический загар", словно полежал человек на пляже и обгорел. Но астронавт в спасательном скафандре обгореть просто не может, не должен. И "достать" его в этом скафандре могут немногие формы воздействия. Одно из них — этот злосчастный "космический загар", разом превращающий многие системы тренированного человеческого организма из согласованного оркестра в какофонический ансамбль. И вот с этим "ансамблем" пришлось теперь сражаться Владилене Юльевой, как человеку, наиболее плотно изучившему данный вид поражения.

— Генерал, состояние Иванова стабилизировано. Пора приступать к комплексу возврата в сознание... Можно начинать полугодовое возвращение... Разрешите исполнительный режим?

— Проверьте ещё раз все данные. Не будем спешить. — Владилена сжала пальцы, до того спокойно лежавшие на сенсорах клавиатуры, в кулаки: её ретивые помощницы были, как всегда, слишком уверены в непогрешимости результатов контрольного финального тестирования, открывавшего путь к возвращению человека к самостоятельной жизнедеятельности. — Повнимательнее с тридцатым знаком...

— Есть. Десять минут.

— Давайте.

Десять минут истекали с удивительной медленностью. Владилена раз за разом оббегала взглядом многочисленные индикаторы и экраны, транслировавшие изображение изоляционного бокса глубокого анабиоза, в котором находился Александр Иванов.

— Данные подтверждены. Ошибок нет.

— Ясно. — Владилена ещё раз пробежала взглядом индикаторы и экраны, производя последнюю проверку. — Приступаем к постепенному возврату... Включить первую ступень.

— Есть.

Шестичасовая первая ступень освобождала организм от присутствия многих корректирующих растворов и составов. После неё должна была последовать вторая, окончательно заживляющая внутренние прорывы и иные повреждения. Юльева не спешила, раз за разом проверяя длинную череду поступающих данных.

— Готовы к началу второй ступени. Экранирование включено.

— Есть. Принято. — Юльева кивнула своему помощнику — полковнику астромедслужбы Пирогову. — Давайте, Сергей. Потихонечку.

— Ладно. — тот передвинул на пульте ползуны к зелёным рискам. Загудели приводы.

Медленно тянулись минуты, отведённые на первичное заживление.

— Основные повреждения хирургического характера устранены. — короткий доклад полковника астромедслужбы вывел Владилену из напряжённого созерцания меняющихся показаний приборов. — Разрешите дальнейшие ступени?

— Включить заживление всех остальных повреждений. — коротко распорядилась Юльева.

— Есть. Пока — норма. — ответствовал Сергей.

Потянулись минуты напряжённого ожидания. Несколько пар глаз раз за разом сканировали многочисленные индикаторы и табло, ожидая неожиданных всплесков. Включилась следящая автоматическая система, задачей которой было поднять тревогу при выходе одного единственного показателя из множества контролируемых за пределы допустимого.

— Заживление повреждений окончено. Нужен двенадцатичасовой перерыв на стабилизацию. — доложил капитан Захаров, отвечающий за аппаратную поддержку.

— Обеспечьте контроль и экстренное включение реанимационного комплекса. Дежурной смене — заступить на дежурство. Очистить шлюзы.

— Есть, генерал...

— Я — в холле отдыха. Если что — в ту же секунду...

— Не беспокойтесь, Влада...

Пройдя десять изолирующих шлюзов, Юльева в изнеможении опустилась на диван в холле. Её кремовый комбинезон без знаков различия во многих местах был сильно измят, но привыкшие в любом другом месте к безупречности внешнего вида сотрудника Астромедконтингента медики Закрытого контура во время тяжёлой работы смотрели на подобные вещи как на производственную необходимость. Подогнув ноги и оперев подбородок о колени, Юльева закрыла глаза и уснула глубоким, но очень чутким сном.

Десантный рейдер "Орёл" возвращался к Земле с сопровождения транспорта с информационными танками. В своей рабочей каюте Михаил Лосев просматривал последние информационные релизы с Земли, стараясь быть в курсе событий.

— Командир. Вам — сверхсрочная тесиграмма, класс "Б". — озабоченный голос вахтенного в динамике вернул командира десантного экипажа к реальности.

— На экран каюты мне. Быстренько. — проговорил Михаил, отрываясь от чтения прессы.

— Есть.

Краткое сообщение о случившемся заставило десантника исполнить сложный пассаж на виртуальной клавиатуре и запросить из банков памяти все возможные дополнительные данные. Увидев в конце каждого листинга квитанционный штамп "Информация полного класса блокирована Астромедслужбой Земли", Лосев внутренне собрался. Надавив сенсор, он связался с вахтенными:

— Разыщите Владилену, коллеги. Свяжите её со мной. По срочному звуковому каналу. Без телевидения. Как можно быстрее.

— Есть.

Наконец мигнул сигнал установления ДКС — дальней космической связи.

— Влада, как Александр? — Лосев сразу перешёл к делу, зная, что его невеста ненавидит пустословие.

— Плохо, Михаил. Просто отвратительно. Космический загар... — спокойно, но с горечью ответила она.

— О, небо... И его таки... — Михаил покосился на индикаторы десантной и забортной обстановки и вернул взгляд на бусинку динамика.

— Да, к огромному сожалению... Спасал сержанта — техника... Подставил спину... Хорошо, что удар пришёлся не по позвоночнику, а по правой стороне. Едва сердце задето...

— И сердце...

— Я закончила первые этапы восстановления. Сейчас нахожусь в холле Медцентра Спецметодов лечения в Монтевидео. Через десять часов начнём проводить следующие этапы...

— Мне...

— Ни в коем случае не являйся пред светлы очи Виктории, Миша. Она только недавно родила долгожданную дочь. Девочка нормальна, но очень, очень слаба. Предстоит выполнить сложнейший комплекс для вывода их обеих в устойчивую норму. Не сахар... Ни для девочки, ни для матери... Не до встреч сейчас Виктории...

— Но...— Михаил как никто знал, что в деле спасения Александра для Виктории не существует никаких преград. Владилена его поняла с полуслова.

— Из Чкаловского центра её не выпустят. Это точно. Им руководит одна из лучших моих учениц, а на неё и её ближайших коллег я полагаюсь полностью и доверяю безгранично. Она — профессионал.

— Но...— Лосев подумал о том, что подруга Александра не преминёт получить хотя бы минимальную информацию и без таковой просто не будет никогда спокойна за Александра. И снова Юльева поняла своего жениха сразу:

— Я говорила с Викторией без телевидения. Она меня таки достала, но ничего определённого или настораживающего я ей не сказала...

— И правильно сделала... Бедный Сашок...

— Очень много бедных... Главная гостиница и все возможные близлежащие к Главной базе Астромедконтингента Земли переполнены родственниками пострадавших и добровольными помощниками с донорами... Нам едва удалось через Совет Народов Планеты быстро убрать отсюда моментально прибывший пятитысячный отряд журналистов. Это не сенсация, как они утверждают, это — грандиозный прокол Астрофлота всей планеты, Миша. Почти всех служб, включая и обеспечение полетов. Этих экстремалов... Их просто в военно-полевом режиме судить собрались, но мы, медики, добились от Объединённого Совета Чести и Права Земли отсрочки начала процесса и выпуска их из Зон Полного контроля под подписку о невыезде и полный контроль передвижения и общения. А главное остается главным: Щукинская снова не пощадила никого: все шестьдесят человек экипажа рейдера, а ты знаешь, что рейдер ушёл в ветвь с сокращённым экипажем, получили разной степени серьезности повреждения и проблемы. Госпиталь работает с предельной нагрузкой — есть ещё очень много прибывших "Чёрных Тюльпанов", немало прибыло и крейсеров медслужбы с ранеными из других квадратов. Приходится в срочном порядке возводить ещё пять реанимационных комплексов. Первый случай такого массового поражения за три последних года...

— А...

— Нет, судить Совет Астроконтингента никого из членов Астрофлота не собирается. Космос — не прогулка. Мы все готовы остаться в нем навсегда или получить незаживающие раны... Только наша предшествующая бескосмическая эволюция сильнее... — Владилена легко ушла с полупатетического славословия и перешла на обычный человеческий чувственный тон. — Саша и все его коллеги полностью выполнили свой долг в этом полёте... Но вот его дальнейшая судьба и судьба командирского звена... Они... Они, как всегда, пошли на самые опасные участки... Но "загар" хватанул только его одного... Мне, Миша, его жалко до слёз... А ты знаешь, что я ненавижу плакать. Но мне жаль ещё больше, что я лично вынуждена была дать Астромедслужбе указание откровенно лгать Виктории... Вслушайся в это словосочетание: лгать Навигационной Звезде... Только лично от меня она добыла некоторую правдивую информацию....

— История повторяется в ещё более страшном варианте. У Сашка есть шансы вернуться в космос? — голос Михаила дрогнул, он понял, что задал преждевременный вопрос, но отступать было поздно. — Или?

— Шутишь, Миша.... — Владилена не стала выговаривать жениху за небольшую поспешность, понимая, что ему очень хочется чтобы его главный друг поскорее вернулся в строй. — Он — самый тяжёлый пациент. Полугодовое восстановление. Через месяц после этого полугода, а то и более, возможно, он начнет кого-то как-то устойчиво и безопасно узнавать, а там — посмотрим...

— И Викта...

— Нет, ни под каким видом, Миша. Самая спокойная информация, пусть и неполная. Аврора очень слаба и нуждается в матери постоянно. Я не могу рисковать Карпатским феноменом... Астромедслужба сделает все возможное... Если мы подняли Викторию...

— Точнее, её поднял Александр. А вот она... лишена возможности поднять его.

— Она сейчас нужна дочери. И это — главное. Аврора не может остаться без матери дольше, чем на три-пять минут... Я не могу дать приказ Особому отряду медицинского транспорта Астромедконтингента России прислать за Викторией реанимационный гравилёт, чтобы она с дочерью на нем полетела в Монтевидео. Ты же понимаешь, что тогда она любыми путями и способами, но обязательно доберётся до реанимационного кокона с Александром и передаст ему всю возможную свою энергию, рассчитывая, что мы в любом случае позаботимся об Авроре. Я не могу допустить такого шага со стороны Виктории: она нужна в первую очередь, да, да, в первую очередь — дочери. И Александру, конечно, но на двоих одной Виктории не хватит, а подключать сыновей ... боюсь, что они пока не потянут такую проблему. Поэтому я сделала максимум того, что в моих силах. Здесь главное — убрать информационный поток и потому... Вся профильная истинная информация от Чкаловского медцентра полностью и бесповоротно отрезана. Без моей визы её не отдадут никому. А я такой визы не дам. Это сделано в интересах будущего. В том числе, Миша, и будущего Александра... Он... Я это знаю точно, знаю интуитивно, знаю просто подсознательно, называй как хочешь, но поверь мне, что... Он... не перенесёт... гибель дочери. Виктория... Она, конечно же, не будет виновата в своем импульсивном стремлении спасти Александра, но тогда ... тогда ... она очень серьезно рискует потерять дочь. — Владилена моментально просчитала прямые и косвенные возможности влияния Виктории на ситуацию и продолжала. — Александр ей этого не простит никогда и Виктория... Виктория вынуждена будет уйти от него... В этом случае очень возможна попытка её самоубийства. Аврора без неё погибнет, братья, сёстры и сыновья Виктории могут не успеть. Я знаю, Миша, я говорю просто жуткие вещи, но такова самая возможная перспектива. Моя задача здесь в другом. Я не могу допустить гибели Виктории и гибели Авроры, но я не допущу и гибели Александра... Извини, Миша... Я сказала слишком много и мне надо подготовиться к следующей двенадцатичасовой смене... Я знаю, ты меня понял правильно и этого мне достаточно для дальнейшей борьбы за Александра и Викторию.

— Влада...

— Знаю, Миша. Но здесь — не появляйся. Я справлюсь сама. Мне помогут все рейнджеры Земного базирования. И помни: к Вике — ни ногой. Это крайне опасно. Она по одному твоему виду прочтёт все, что ей надо — и тогда... тогда... мы её не остановим. Мы не можем допустить такого сценария. Я знаю, что это антигуманно и бесчеловечно — не давать жене спасти мужа, но у них ещё — только что родившийся и абсолютно беспомощный ребенок. И потому я решила — будет так. Ради будущего мы должны пойти на это... Мне, поверь, очень горько и нелегко говорить об этом.

— Хорошо... До связи... — Михаил подождал, пока первой отключится Владилена, не решался прервать сеанс сам. Так и случилось — его невеста обозначила конец связи глубоким вздохом и еле слышно произнесла:

— До связи...

Потрясённый услышанным Михаил долго сидел перед погасшими главными каютными экранами. На других, меньших экранах уже выстраивались убористые строчки, извлечённые из банков информации корабля. Сразу после окончания связи с невестой, он клавиатурным методом без видеосвязи и звукового канала отдал распоряжение взводу спецназа Астродесанта взять Чкаловский астромедцентр под самый плотный полный контроль. Его распоряжение было выполнено немедленно: даже минимальная необщедоступная новейшая информация о Навигационной Звезде и её муже заставила десантников сработать молниеносно. Чкаловский Астромедцентр в считанные минуты был окружён плотнейшей сеткой контроля, созданной спецназовцами. Доклад о выполнении был немедленно отправлен командиру десантного экипажа Лосеву.

— Командир, вам — срочная теси-связь. Старший брат Иванова.

— Давайте... Без телевидения. — Михаил понял, что ему придется теперь выступать в неблагодарной роли посредника. — Командир экипажа десанта Лосев. Слушаю, Борис.

— Что с Александром, Михаил Львович? Только — полную горькую правду...— Борис, похоже, как и полагается офицеру СБ уже кое-что существенное о происшедшем знал и вышел на Лосева только для уточнения деталей.

— Попало немного...— Михаилу не хотелось раскрывать суть происшедшего — даже касаться этой темы было нестерпимо больно. Борис понял состояние Лосева:

— Помощь нужна? У нас тут — очередь желающих... Готовы вылететь куда угодно немедленно... Наша медицинская служба уже предупреждена и готова помочь всем... Коллеги из Службы Безопасности Монтевидео и Чкаловска предупреждены и готовы.

— Астромедконтингент справится сам.... Лечением руководит Владилена Львовна.

— Юльева? О, тогда...

— Но всё равно я очень благодарен за предложение. Если будет необходимость, я тотчас же свяжусь с вами.

— Но всё же...

— Состояние очень тяжёлое. Он — без сознания, все жизненные процессы контролируются исключительно машинами. Сам он пока не может этого делать безопасно... Выполнен первый начальный этап возврата к автономному существованию, но пока что определённого ничего сказать нельзя. К огромному сожалению...

— Охрана Виктории? Я могу подключить своих?

— Я дал указание взводу Спецназа Астродесанта охранять Чкаловский астромедцентр от любых посягательств. Там уже введено изолирующее осадное положение. Подключены офицеры и сержанты из близлежащей базы Астродесанта. Виктория родила дочь, долгожданную дочь, но девочка, как сказала моя невеста, к сожалению, очень и очень слаба. Виктория не сможет оставить её ни на минуту без риска... потерять Аврору.

— Свидания? — Борис осёкся, поняв, что сморозил существеннейшую глупость. Михаил отреагировал на это спокойно и жёстко:

— При режиме осадного положения изолирующего уровня никакие свидания с родственниками не разрешаются. Вам это известно, Борис Александрович. Так что всю информацию она получит в нужной форме и в нужном виде или от меня или от моей невесты. Любой другой сотрудник Астроконтингента за выдачу подобной информации будет немедленно передан Суду Чести и Совести и в самом скором порядке строжайше осуждён. — отчеканивший эти слова Михаил сразу немного смягчился. — У меня к вам, как к коллеге, несколько просьб... Мне без вас справиться будет трудновато и потому... Прошу вас любыми путями удержать сестёр Александра от попыток прорваться к Виктории или в Монтевидео. Прошу вас также отрезать им все и любые каналы связи с этими двумя пунктами. В этом вы, как офицер Службы Безопасности города просто незаменимы. Прошу вас также удержать сестёр Виктории от попыток связаться или увидеться с Викторией или Александром. Это же касается ваших братьев и братьев Виктории. Помните об одном: ни грана информации без моего или Владилениного согласия не должно быть известно никому. Мы очень рискуем не только нашими родными, но и цивилизацией. Карпатский феномен...

— Знаю... Постараюсь сделать всё для охраны и изоляции. — посерьёзневший Борис отключил усиление громкости. — Спасибо вам, Михаил.

— Вам спасибо за предложение помощи и понимание. — Михаил окончательно отключил связь.

Следующая двенадцатичасовая смена не принесла особо обнадёживающих результатов. Только после тридцать шестого знака на индикаторах изменились показания, что свидетельствовало о начале крайне медленного процесса возвращения из небытия. Юльева вчитывалась в распечатки показания приборов, пластик шуршал в её пальцах и его шорохи навевали грустные мысли.

Щукинская ветвь не хотела быстро отпускать командира... Она его отпускала, но очень медленно, крайне нехотя, подчиняясь умелому, многоуровневому напору, но раз за разом выставляла все новые и новые задачки. Три смены медиков по двадцать человек каждая приняли решение об одновременном дежурстве. Из Звёздного прибыли ещё шестьдесят медиков, они составили вторую волну. Юльева на коротком селекторном совещании сказала, что руководить обеими волнами будет только она. Это означало переход на режим суточного дежурства.

Михаил Львович прибыл в Монтевидео прямо с экстренного заседания Совета Десантного Корпуса Земли. На нём была принята программа планомерного штурма Ветви. Лучшие кадры Десантного Звена Астроконтингента планеты по личным добровольным рукописным заявлениям были включены в составы экипажей эскадры "Тайфун" — соединения постоянно совершенствовавшихся, новейших, уникальных по возможностям и вооружённости крейсеров, нечасто использовавшихся землянами. Эти крейсера появились у Земли на финальном этапе борьбы с Чужими, они вобрали в себя лучшие качества всех космических кораблей Земли, участвовали в заключительной Битве на Линии против Чужих и с тех пор использовались только в самых сложных космических операциях.

Михаила Лосева назначили наземным координатором штурма: чуть не потеряв Александра Иванова, зная о состоянии его жены, руководство Астроконтингента Евразии при полной поддержке руководства Астроконтингента Земли наотрез отказалось дать санкцию на полёт Лосева даже на сверхзащищенном тяжёлом крейсере "Луч" — наследнике стадвадцатиствольных "Лучей", остановивших Чужих на второй линии обороны. Михаил смирился, поняв, что на Земле он будет нужнее для Александра и Виктории и их детей и родных. Пока шла работа по довооружению кораблей, Лосев мог уделить внимание Владилене.

— Где Саша? — он увиделся со своей невестой в одном из кабинетов комплекса медицины катастроф Главного Астрогоспиталя планеты. — Увидеть его можно?

— Нет. Пока идет восстановление — прямое телевидение выключено. Саркофаг закрыт. Работают только датчики. Да и смотреть там ничего особо не надо — все данные и так ясны. — Владилена, не вставая с кресла, указала на диван, стоявший прямо за её рабочим столом — она любила работать в полулежачем положении — так легче думалось. — Проходи.

Михаил сел:

— Каковы предварительные результаты?

— Не очень утешительные. Тридцать шестой знак вместо восьмого... — с едва скрываемым раздражением ответила Юльева.

Михаил понял досаду подруги:

— Можешь что-либо показать?

— Только вот этот кодекс... Но чтение — неутешительное... — она протянула руку и достала из сейфа манускрипт размером с хороший системный блок.

— Ладно. Позволь всё же прочесть... — Лосев вскочил, одним движением схватил манускрипт и посмотрел на Владилену. Та, не выпуская пачку пластиковых листков из своей руки, серьёзно взглянула на него:

— Миша. Ты можешь это прочитать, выполнив одно условие: только здесь и при мне. И вся информация кодекса должна быть известна только для тебя одного. Никто кроме тебя не должен знать содержимого этого документа. Повторяю — ни одна живая и мёртвая душа человеческая.

— Знаю. — Михаил кивнул и тут же углубился в чтение.

— Владилена Львовна... Вы меня держите взаперти уже четыре месяца после того, как я открыл глаза и узнал вас... Но как же мне обойтись без моих родных?... Вы меня с ними не соединяете даже по клавиатурной связи... Викторию ко мне не пускают, родители довольствуются разговорами с вами, братья и сёстры... о них я вообще молчу — вы их отсекли от меня слишком надёжно. Я что, пациент психиатрической клиники из разряда чрезвычайно буйных? — Иванов в отутюженной — сам полчаса гладил в бытовке — больничной пижаме сел на краешек кресла перед столом Юльевой. Он пришёл в этот рабочий кабинет, чтобы уяснить для самого себя очень и очень многое. Разговор продолжался недолго и Юльева пока не выказывала нетерпения и желания вернуться к работе.

— Нет, Александр. Просто Виктория ещё не готова увидеть вас. Братья и сёстры всё знают о вас, родители — тоже. Я ничего от них не скрываю, кроме сугубо медицинской закрытой информации. Так что здесь моя совесть перед вами чиста. Но согласитесь, что четыре месяца после пробуждения — ещё слишком мало. Прошло всего десять месяцев восстановления и предстоит ещё как минимум четыре-шесть, а там только я смогу понемногу давать вам возможность общаться по связи с кем можно...

— Вот как?... С кем можно...

— Да, Александр. Я не имею права рисковать. Это — медицина, а не кавалерийская атака. Ваша жена знает всё... в допустимых пределах. Но ваша дочь ещё очень слаба. Эти десять месяцев жизни Авроры дались нам всем очень нелегко. Виктория должна быть при ней постоянно и, согласитесь, видеть вас и общаться с вами сейчас для неё — значит рисковать... Рисковать слишком многим...

— Но с Викторией — ладно, поддерживаю ваше решение... А с остальными?... Ведь я же живой человек...

— И я хочу, очень хочу, Александр, чтобы вы остались не только живы, но и здоровы. Я хочу, чтобы вы встретили свою жену и всех ваших родных в полном порядке, готовым к новым свершениям на Земле и в Космосе...

— И какой же срок вы мне приготовили..., гм..., заключения?

— Сами посудите. Прошло только десять месяцев. Четыре месяца назад вы только начали устойчиво приходить в себя, но ваш сегодняшний уровень едва достаточен для ограниченного суровыми рамками существования на Земле... Я же знаю, что вы должны не только существовать, но и жить, должны летать и летать далеко... Летать рядом с Викторией, летать, имея троих детей на Земле, детей самостоятельных и взрослых... Как минимум — вам предстоит выдержать ещё год-полтора изоляции...

— Но...

— Нет, Александр... Никаких информационных нагрузок сверх необходимых... Это надо для будущего...

— Подчиняюсь, Владилена. Но вы помните о вашем сроке — максимум полтора года... Потом наша встреча повторится...— в голосе Александра сквозила не угроза, а боль и озабоченность.. — Мне нельзя здесь мариноваться...

— Я знаю, Александр. Но можете мне поверить, как медику и вашему давнему другу...

— Другому врачу я бы не поверил ни на йоту...

— Рада. Возвращайтесь в палату, Александр. Не забудьте про процедуры.

— Хорошо.

Шагая по коридору Изоляторного комплекса, Александр решал про себя нелёгкую задачку. Итак, Владилена отрезала ему минимум один, максимум полтора года изоляции. Александр знал, что этот срок следует увеличить как минимум вдвое — выходило два-три года пребывания в госпитале в качестве пациента. Подобный "простой" оборачивался глобальным отставанием командира от актуальной информационной базы. Впереди замаячил Институт повышения квалификации Российской Звездной Академии. Нет, решиться сейчас на повышение квалификации означало признать свое поражение.

Ему вспомнился рейс с Викторией на дачу... Пять дней основного глубинного двадцатичетырёхчасового восстановления... Тогда он смог совершить невозможное... Сможет ли он совершить невозможное сейчас, после того, как его самого собрали по кусочкам и вернули и из небытия, и с того света одновременно? Этот вопрос сверлил сознание Александра.

Предстояло: или — решиться на форменную авантюру номер два и драться с синдромом Щукинской ветви в одиночку, или — с позором, открыто признать свое полное поражение и честно принести извинения Виктории и всем, кто связан с Карпатским Феноменом. Расписаться в собственном бессилии и в непрофессионализме... Уйти из Астрофлота и устроиться на плот в Тихом океане, где до конца своих дней выращивать хлореллу, опасаясь даже воспоминаний о службе в Астрофлоте, жизни рядом с Викторией... Отказаться от любых свиданий и любой связи с родными и с детьми... В былые времена такое бы назвали "заживо себя похоронить, вычеркнуть из мира живых". Стать тенью...

Сможет ли она в таком случае понять его и простить его предательство?... Именно предательство — другой квалификации такой версии своего поступка Александр не находил. Она, Виктория, подарила ему двух прекрасных сыновей, чуть не погибла при родах дочери.... Да, чуть не погибла... Хотя Владилена скрыла от него правду, Александр понял, что три минуты Виктория находилась в состоянии клинической смерти... Для неё это очень и очень много... Она потеряла сознание, но успела в нарушение всех договорённостей, инструкций и запретов за несколько секунд, буквально залпом отдать Авроре всю свою энергию, включая последнюю резервную ...

Только благодаря этой энергии девочка, его дочка, смогла как-то выжить, выйти в этот мир. Но одновременно Виктория лишила любых резервов себя... Если бы не самый полный комплекс реанимационных мероприятий... Ослабевшая Виктория тогда едва не оказалась на грани, где даже её собственных, поистине уникальных возможностей могло не хватить. Тогда, в те полчаса медики разделились на две бригады: одна спасала новорождённую, другая делала все, чтобы не дать погибнуть измождённой матери... Ураганное истощение надолго укрепилось в качестве составной части диагноза...

Но Виктория выстояла... Она смогла сохранить дочь и выжить сама... Что же ему, мужчине, профессиональному командиру-астронавту мешает совершить нечто близкое к этому... Совершить одному... Александр очнулся от размышлений. В мозгу вызрело тяжелое решение. Предстояло драться одному, в полной изоляции... Никакие земные средства не могли опрокинуть железный закон, но сил человеческих...

Дальнейшее изумило видавшую виды Юльеву. Александр с каждым днём словно бы проживал три дня, до предела набитых тренировками, процедурами, лечебными мероприятиями... Медики дивились стоицизму Александра, спокойно и без каких либо отрицательных эмоций выдерживавшего самые неприятные процедуры и манипуляции. В спортивном зале его сначала пытались удерживать, ограничивать, но, убедившись, что он действительно в состоянии это все делать, предоставили свободу.

Дни полетели со все убыстряющейся скоростью. Так прошёл год. Ровно в десять утра пятого апреля Александр уже не в больничной пижаме, а в собственноручно приведённом в полный порядок комбинезоне сотрудника Астрофлота вошёл в кабинет Юльевой.

— Садитесь, Александр. — Владилена отложила в сторону пухлый том пластиковых листков распечатки. — Что же вы такое делаете? За год вы прошли трёхлетний период сверхплотного восстановительного лечения... На вас все без исключения врачи и медсёстры Главного Астрогоспиталя планеты смотрят как на мессию... Ну ладно, я могу уразуметь, что ещё допустимо такое, когда приходится спасать другого человека.... Но когда вы сами спасаете таким образом себя...

— Я спасаю не себя... Я спасаю слишком многих людей, чтобы всех их тут перечислять. Вы сама отмерили мне год-полтора. Я выполнил трёхлетний период восстановления. И теперь желаю вернуться к нормальной жизни. Когда мне подавать официальное письменное заявление?

— Достаточно устного. Вы действительно готовы к встрече со всеми?

— В первую очередь — с моей женой и детьми, моими родителями и родителями Виктории. Потом — со всем экипажем. Потом — со всеми, благодаря кому я смог выкарабкаться... Не только медиками, я знаю...

— Ну, Александр... Встречу с вашей женой и детьми мы должны перенести на более поздний срок. С родителями вашими и вашей супруги — тоже. Разве что с экипажем... Но почти все выписались и их ещё предстоит собрать... А те, кто принимал участие в вашем "возвращении" и не принадлежит к Астроконтингенту... Давайте дадим и им возможность собраться...

— Иными словами...

— Иными словами кавалерийская атака снова отменяется. И, пожалуйста, не пытайтесь шутить с медициной... Вы ещё не готовы к столь большой эмоциональной нагрузке...

— Тогда... — рука Александра молнией скользнула к нагрудному кармашку. Резко вставшая с кресла Владилена тотчас прижала своей рукой ладонь Александра к клапану кармана куртки комбинезона. Её лицо оказалось вровень с лицом астронавта и она жёстким голосом тихо произнесла:

— Стоп, командир! Вы что же, дважды — в Космоцентре и в Экспрессе подняли из руин свою невесту и жену, потом — спасли от верной гибели большую часть экипажа "Экрана", а теперь — сами пытаетесь уйти, поскольку хотите выращивать в Тихом океане хлореллу?!... Не пойдёт!...

— Откуда вам... ведомо... про хлореллу?!...— Александр с трудом выпростал руку из-под крепкой и тяжёлой ладони генерала астромедслужбы.

— Не всё ли равно? — Юльева не снимала ладонь с кармашка, нависая над Александром. Звёзды на её генеральских лентах горели холодным неодобрительным светом.

— Извините за минутную слабость. — Александр потупился. — Больше не повторится.

— Я не обижаюсь на чисто человеческую реакцию. Все мы — люди. — Юльева убрала руку.

— Тогда...

— Минимум — полгода... Потом — комиссия Астроконтингента. Но там я бессильна. И мой отец — тоже.

— Я пройду её.

— Надеюсь. Идите к себе, успокойтесь и приготовьтесь к встрече с медицинским чистилищем...

— Ладно.

Владилена выполнила свое обещание. В ноябре они снова встретились в её основном рабочем кабинете в высотном здании Закрытого контура Госпиталя в Монтевидео. Теперь Юльева принимала его здесь.

— Вы действительно хотите встретиться со всеми?

— Горю желанием...

— Ладно... Мы тоже кое-что умеем... — она надавила клавишу и окна комнаты распахнулись во всю ширь — от потолка до пола внешние стены кабинета стали прозрачными. — Можете подойти и взглянуть — все собрались на площади перед зданием.

Александр в прыжке преодолел расстояние от кресла до стеклянной стены окон и, остановившись у "стекла" обмер — небольшая площадь была забита народом. Он сразу узнал Викторию, Аскольда, Валентина, своих братьев и сестёр, братьев и сестёр Виктории, своих родителей и родителей Виктории, членов своего экипажа и очень многих других людей, с которыми его сводила судьба лишь однажды, но которые тоже оказались причастны к его возвращению из небытия... С пятого этажа высотки ему было отлично видно, как подходили все новые и новые люди...

— Это всё — ваши спасители, Александр. Извините, у врачей и сестер сейчас горячая пора и не со всеми вы увидитесь. — Владилена набрала на клавиатуре код и стена ушла вниз, образуя балкон. Прохладный ветерок зашумел в просторе кабинета. — Они видят вас и слышат отлично, Александр.

— Спасибо... Спасибо Влада...— Александр повернулся к Владилене. В его глазах стояли слёзы...

Внизу всё видели — Александр и Владилена стояли у самой баллюстрады. Раздались аплодисменты, приветственные возгласы. Люди начали расступаться. Под несмолкающую овацию в центре круга на площади оказались родные Александра и Виктории, сама Виктория с детьми и члены экипажа "Экрана". Им предназначались аплодисменты всех остальных — от офицеров службы безопасности Монтевидео и Московска до врачей, медсестёр и десантников спецназа...

— Александр... Сашка...— раздался голос от входной двери кабинета...

— Мишка... — Александр обернулся и в три прыжка достиг арки входа в кабинет.

Друзья обнялись.

— Всё, Александр. — сказала подошедшая к астронавтам, стоявшим у выхода, Владилена. — Теперь вы можете пообщаться вдоволь со своими крёстными, с отцами и матерями, братьями и сёстрами. Теперь вы готовы к этому. Но — не забудьте вернуться... — Владилена почувствовала, что должна так сказать Александру и Михаилу, хотя опыт ей подсказывал, что Иванов ещё не полностью восстановился и не сможет выдержать до конца напряжение встречи. Врач Астрофлота разрешила выздоравливающему командиру такую встречу только учтя исключительные обстоятельства.

— Обязательно, Влада. — сопровождаемый Михаилом, Александр бегом преодолел расстояние до мнгновенника. — Мишка, ты как здесь...

— Я страхую Викторию и детей. Мой спецназ здесь занят тем же. Всё пока в норме...

— Боже... Вика...

— Аврора — с ней... Ты наконец увидишь свою дочь... Но смотри... Не задави... А то Виктория моментально станет настоящим генпрокурором и ты уже тогда не отвертишься от ответственности...

— Спасибо, что предупредил...— не чуя ног, Александр молнией вырвался из мгновенника и мигом пересёк огромный холл. — Не задавлю... Как можно... — Александр выбежал под козырек главного входа, остановился и, ожидая степенно шагавшего позади Михаила, остановился, поискал глазами Викторию. Его увидели, узнали, начали приветствовать, а когда подошёл Лосев, плотный круг людей расступился. Как тогда, в Космоцентре они с Михаилом пошли по живому коридору. Одни сдержанно хлопали, другие просто поднимали над головой сцепленные руки... В центре круга стояла Виктория. Валентин и Аскольд стояли по бокам. Чуть позади у самого спецгравилёта стояли его отец и мать. Рядом расположились Зирда и Бритс. Александр понял: они прежде всего охраняют и страхуют его родных.

— Викта...— он бережно обнял жену и почувствовал, как его обнимают сыновья. — Родная... Спасибо... Спасибо... Спасибо за дочь...

— Саша... Сашок... Ты снова вернулся... Вернулся ко мне...— Виктория едва сдерживала рыдания, в изнеможении склонила голову ему на плечо и спрятала лицо в пышных волосах, по которым несмело провел ладонью Александр. — Ты вернулся...

— Как я мог не вернуться, Виктория?... Где?... Где?...

— В машине... Спит... Виктория подняла голову, Александр увидел наполнившиеся слезами её глаза. — Саша... Она всё ещё очень слаба... Не буди её... Только посмотри... Прошу тебя...

— Только вместе с тобой, Викта...

— Аск... Открой машину...

— Есть, мам. — Аскольд поспешил к гравилёту. — Всё в порядке. Спит...

Александр несмело, не отпуская Викторию, приблизился к открытому проёму. В колыбели под струями теплого воздуха спала его двухлетняя дочь.

— Можно...

— Не надо, Саша. Только посмотри... Не буди её. Целое утро пришлось провозиться, пока уснула... Извини, мне надо сесть...

— Да, Викта, конечно... Аск...

— Есть, па. — Аскольд открыл дверцу сбоку. Александр не говоря ни слова неожиданно подхватил Викторию на руки и под одобрительный гул собравшихся перенёс жену в салон.

— Иди к матери, Саша... Я останусь ... с детьми. Да и другим тоже ... надо уделить внимание.

— Хорошо, Вика. — Александр отошел от машины и направился к родителям.

Обняв мать, он как мог успокоил её. Обменявшись с отцом несколькими фразами, он повернулся к своим братьям и сёстрам. Много слов не потребовалось. Подошли братья и сёстры Виктории вместе с её родителями, затем подошли офицеры службы безопасности Московска, члены спасательных экипажей, медики, десантники... Все хотели видеть человека, совершившего в очередной раз невозможное...

— Спасибо всем. Друзья, ещё раз спасибо всем. — сказал растроганный Александр. — Буду рад новым встречам с вами! — он в изнеможении прислонился к борту гравилёта.

Огромное нервное напряжение сказалось. Рядом тут же оказался Михаил.

— Помоги добраться до палаты, Миша... Всё же это многовато для меня... Я опять не рассчитал, а Владилена слишком сильно понадеялась на мою крепость... Всё же мне надо ещё фундаментально восстанавливаться... Боже, как стыдно. Стольких людей ещё надо лично поблагодарить, а я форменным образом скис. Восстанавливаться мне надо, восстанавливаться...

— И ты обязательно будешь восстанавливаться. Палата отменена. Теперь тебе выделены апартаменты. Там есть и комнаты для всех, кто пожелает остаться. Остаются твои родители. Виктория и дети тоже будут с тобой. Борис тоже остаётся. Зирда и Бритс тоже остаются. Остальные просили извинить — остаться не смогут. Передают пожелания скорейшего возвращения в строй и здоровья.

— Какие такие апартаменты? Я ведь не монарх какой... Мне достаточно комнатки!... Можно даже и в подвале... — Александр пытался шутить, чтобы показать свою готовность к нагрузкам обычной жизни, но Михаил не принял его шутки.

— Ай, ай, ай... Привыкай к теперешней обычной жизни, созданной руками твоей жены!... У нас столько изменений!... Год будешь изучать!...

— Спасибо, а где...

— Я здесь, Саша. — подошедшая Виктория обняла его за плечи. — Я буду с тобой столько, сколько надо. Теперь я — с тобой...

— Вы вместе, вдвоём полетите на комиссию Астроконтингента и вместе вернётесь оттуда независимо от решения. — продолжал Михаил. — О детях — не беспокойся. Викта дала жизнь уникальным людям. Рейнджеры позаботятся обо всём.

— Спасибо, Миш. — только и смог сказать Александр, обозревая аппартаменты. — и это — для меня?...

— Да. Так что восстанавливайся быстрее. Я буду рядом, на базе десанта.

— Спасибо...

Теперь, в присутствии родителей и Виктории с детьми Александр ещё более рьяно принялся выполнять все многочисленные предписания медиков. На его тренировки в залах спорткомплекса приходили посмотреть бывалые спортсмены-разрядники. Медики ставили его в пример другим пациентам, рассказывая о стоицизме принятия далеко не самых приятных процедур и лекарств.

Наступил день и посерьёзневший Александр натянул форменный комбинезон сотрудника Астроконтингента без знаков различия.

— Викта...— ему очень не хотелось, чтобы Виктория стала свидетелем его колоссального провала непосредственно в Диагностическом центре Астрофлота Земли и он намеревался отговорить её от поездки. Но Виктория взглянула на него прямым и твёрдым взглядом:

— Юльева распорядилась, чтобы я полетела с тобой...— Виктория уже решила, что сначала сошлётся на непрошибаемую Владилену, хотя и сама давным-давно приняла решение полететь на диагностику вместе с мужем.

— Но...— Александр ещё пытался противиться решению жены, намекая на детей и особенно — на слабенькую ещё Аврору. Виктория снова казалось бы прочитала его мысли:

— Аврора остаётся под контролем братьев и медиков. Здесь, в главном госпитале Астроконтингента Земли, где наша часть комплекса находится в режиме сплошной защиты по типу "полный кокон", с ней ничего плохого не может случиться.

— Но... — Александр попытался воздействовать прямо на Викторию, не находя уже особых аргументов. Виктория продолжала методично упаковывать свою планшетку, что означало одно — от своего решения она отступать не собирается:

— Это моё желание, Саша. А оно — твёрдое. — Виктория вышла из своей спальни, облачённая в такой же комбинезон. — На отсутствие генеральских лент не обращай внимания. Я уже устала маскироваться — меня везде и всюду узнают в любом наряде...

— Хорошо. Трассор...— задумчиво сказал Иванов.

— Через полчаса. Идем.

Две лёгкие укладки с самым необходимым — вот и весь необременительный багаж. Прибыв в Центр Глобального тестирования и разместившись в номере, Александр грустно посмотрел на Викторию...

— Иди, Саша. Тестирование — через четверть часа. Только и времени, что на дорогу. — она обняла его и поцеловала в лоб. — Будь спокоен, мой командор.

— Я...— Александр хотел сказать, что Виктория имеет право отказаться от него, если его не пустят в космос на все и любые рейсы, но по выражению лица Виктории он понял, что такого варианта его подруга просто не допустит. Так и случилось:

— Не надо, Саша... Я знаю. — сказала Виктория. — Иди спокойно и уверенно. Победа будет твоей. Убеждена...

... За Александром закрылась тяжёлая створка люк-двери. Началось двенадцатичасовое тестирование.

Они встретились снова уже в салоне обратного трассора. Александр молча сел рядом с Викторией, пристегнулся и положил ей на колени пухлый конверт.

— Викта... Ознакомься и... и, пожалуйста, прочти мне вслух только решение...— глухо сказал Александр, глаза которого от усталости слипались...— Извини, вымотался...

Виктория углубилась в чтение. Александр забылся коротким глубоким сном. Едва только его жена добралась до последней страницы, Иванов очнулся.

— Решение: допустить Александра Александровича Иванова на все рейсы любых классов и типов без всяких ограничений... Совет ВЛКАК. — произнесла Виктория, предварительно, не веря в успех и боясь зрительного обмана, с ураганной скоростью пробежав взглядом самый главный, не выделявшийся ничем абзац в конце увесистой распечатки.

— Свершилось...— только и смог сказать Александр.

— Мы ещё полетаем, Саша. — Вика обняла и поцеловала мужа. — И полетим мы с тобой, Сашок, далеко к звёздам. И будем там одни в центральном посту. Никто кроме нас не увидит первым нового великолепия космоса...

— Великая моя Викта...

— Великий мой Александр-Завоеватель...

В аэропорту Монтевидео их встречали оба сына и Аврора. К изумлению Виктории и несказанной радости Александра Аврора, изредка поддерживаемая Валентином, самостоятельно преодолела путь от спецгравилёта до ступеней и остановилась, внимательно рассматривая выходивших пассажиров. Увидев отца, она довольно уверенно вскарабкалась по пологому пандусу и побежала... побежала к Александру.

— Авра, осторожнее. — едва поспевавший за ней Валентин больше всего опасался, что сестра споткнётся и упадёт. Аскольд ждал у машины, держа гравилёт в положении немедленного взлёта. Девочка подбежала к отцу почти вплотную, остановилась, посмотрела снизу вверх и широко развела руки.

— Аврора... — только и смог сказать Александр. — дочь моя... — сказал он, подхватывая её и прижимая к себе. Аврора крепко обняла его за шею и прижалась всем тельцем.

— Аскольд, ты не перекормил Авру? Что с ней такое?...— Виктория озабоченно поглядывала на хлопотавшего у колыбели старшего сына и на дочь, ещё сильнее обнявшую отца.

— Как же, её перекормишь... Целый час успокаивали с Валентином на пару, пока удалось спровадить в гравилёт. Спать в машине отказалась. Сидела всю дорогу у меня на коленях, к Вальке не шла, в постельку — наотрез отказалась. Характерец — не дай бог... — ответил старший сын.

— Авра...

Девочка в ответ сверкнула своими глазёнками и ещё крепче прижалась к отцу...

— Аск... Со взлётом подожди... Саша, ты уверен?...— Виктория была сильно обеспокоена тем, выдержит ли ослабевший после тестирования Александр полёт до госпиталя с Авророй на руках.

— Викта, меня же дочь сама выбрала... Неужто я её отпущу куда-нибудь или подвергну опасности...— Иванов посмотрел на дочь и подмигнул ей. Она улыбнулась.

— Ладно. Уговорил... — произнесла Виктория. — Аск, можешь взлетать.

— Есть, мам.

Аврора твёрдо вознамерилась не отпускать отца ни на минуту из своих объятий, на что братья смотрели с немым испугом и опасением, а Виктории подобное отношение начало даже нравиться. Они прошли в свои аппартаменты и Александр посадил дочь к себе на колени, доставая из кармана яркую игрушку. Увидев обновку, Аврора благодарно прижалась к отцу и занялась подарком.

— Ну вот... Отец и дочь вместе... Картинка просто...— без тени иронии сказала Виктория, вкатывая в холл тележку с ужином. — А отужинать сия пара сможет? Тут и для Авры, и для тебя приготовлено. Покорми её, кстати...

— Без проблем, Виктория. — ответил Александр и набрал полную ложку каши. Аврора с готовностью раскрыла рот и без малейшего сопротивления проглотила всю порцию. Отец тут же набрал вторую ложку, которую Аврора съела так же быстро.

Братья, ужинавшие вместе с мамой за соседним большим обеденным столом удивлённо посматривали на сестру, доевшую вторую тарелку без малейшего сопротивления и каприза.

— Во дела!... Мы вдвоём не можем в неё и полтарелки втолкнуть, а тут она уже третью поглощает!...— Аскольд положил из кастрюли четвёртую порцию каши. — И эту тарелку она тоже съест?!...

— Продержалась таки до встречи с отцом, теперь навёрстывает упущенное... Сестричка!...— одобрительно заметил Валентин...

— Александр, ты её не перекорми, ей всё же не десять лет. — Виктория накрыла четвёртую порцию термоколпаком.

— Ничего, зато она выспится после волнений без проблем часиков десять. — проговорил Александр. Аврора, внимательно прислушивавшаяся к разговорам, кивнула, подтверждая слова отца.

Так оно и случилось. Наевшись, Аврора быстро уснула на коленях у отца и он отнёс её в кроватку.

— Викта... Огромное тебе спасибо... Я знаю, ты страшно рисковала... — он обнял жену и они присели в уголке холла на просторный диван. Виктория как всегда, легла, устроив голову на коленях Александра.

— Не надо, Саша... Это — сильнее меня. Я должна была спасти дочь... Что и сделала. Но я рада, что ты теперь в строю. — тёплый свет её глаз снова стал домашним и спокойным.

— Но я — без корабля... И пока ещё — не летающий командир. — сокрушённо произнес Александр. — А такие командиры долго не котируются... Особенно — некоторыми генерал-майорами...

— Не меняет дела. В госпитале есть Учебный центр. — спокойно возразила она. — Постепенно войдёшь в ритм. А для некоторых генерал-майоров... — Виктория улыбнулась своей самой широкой и полной звёздной улыбкой и её тёплый взгляд коснулся глаз мужа. — полковники командования всегда являются командирами, даже если они временно не располагают кораблями...

— Даже так?... Великая моя астронавигатор!...

— И высшего класса плановик. — усмехнулась Виктория...

— Именно... А теперь спи, мать детей моих!...

— И мужняя жена!... — Виктория смежила веки. — Сплю, герой!...

Дни полетели за днями. По шесть часов Александр занимался в Учебном центре, сокращая разрыв в информационной вооружённости, четыре часа он уделял процедурам и тренировкам в медицинском реабилитационно-спортивном комплексе, три часа — общению с сыновьями и родителями, два часа он безраздельно принадлежал Виктории и дочери.

Аврора, глядя с обожанием на отца, делала гигантские успехи. То, чего не могли добиться педиатры и педагоги, свободно покорялось словам и взглядам Александра. Виктория смогла наконец сбросить с себя ощущение всегдашней тревоги за жизнь, здоровье и безопасность дочери.

— Виктория, кого ты родила? Это же академик в короткой юбочке! Аврора регулярно кладёт даже Аскольда на обе лопатки. Он говорит, что с ней невозможно вести дискуссии — то ли она читает мысли, то ли сразу докапывается до самой глубинной сути... Валентин её просто опасается и потому не заговаривает даже на околонаучные темы, чтобы в очередной раз с гарантией не стать посмешищем в глазах друзей и подруг. — они собрались за поздним ужином при свечах. Сыновья и дочь уже давно спали и разговор родителей никому не мешал.

— Но тебя-то она не унижает... А с братьями, кстати, притом — со старшими любая женщина и тем более — их родная сестра должна держать ухо востро. Что Авра и делает весьма успешно. — сказала Виктория.

— Но...

— Я же тебе говорила, что Авра рано или поздно сама скажет, куда она хочет направить свои усилия. Открою маленький секрет. Она избрала медицину. Космическую медицину...

— Мало нам одной Юльевой... Скоро совсем откажемся от аппаратуры. Придёт такое светило, посверкает своими зелёными глазами и сразу — и диагноз, и точное, убийственно эффективное лечение. Плакала наша медицинская промышленность. — сокрушенно проговорил Александр.

— М-да, Саша. Пессимист ты какой-то сегодня законченный. Юльева-то одна, много на неё похожих, но, по большей части это — её ученики и последователи. Конечно, поскольку она выпускница спецмедцентра Астрофлота, там таких людей было предостаточно. Но для нас она — одна-единственная, кто посвящён во многие наглухо закрытые для других людей детали. И вообще, что бы стоила Юльева без учеников и учениц, без многочисленных последователей?... Одна она мало где бы успевала, но она — не одна и у неё — прекрасная школа. Вот и Авра может стать её верной сподвижницей...

— И Авра...

— Думаю, в данном случае мне придётся дать ей право на самостоятельный выбор методики образования... Иначе ...

— Её просто возненавидят... Едва только она пройдёт один-два класса школы второй ступени... Я же знаю возможности Аскольда, но если Авра раз в пять сильнее его...

— Намного сильнее, Саша.

— Во-во. А ты про охрану не забыла?

— Теперь охрана расширила сферу своего влияния. Авра выходит вперед меня по значимости... Это закономерно, ведь я на Земле не задержусь долго...

— Уж не намереваешься ли ты возглавить астронавигационное звено моего будущего галактического крейсера... Хотя его ещё нет даже в проекте... Семейный экипаж, так сказать. Старо, но работает прекрасно и эффективно.

— Именно, Саша.

— Во дела...Но ведь сейчас для нас с тобой главное — дети. Аскольду уже восемь лет, Валентину — четыре, Авре — два, а они уже примерно равны...

— Авра сильнее обоих братьев, Саша. Я же тебя предупреждала, что основная — она. За ней — Аскольд и в конце — Валентин.

— Да, но ей ещё три года "пилить" до школы...

— Увы, Саша. Ты опять, кажется, ничего существенного в Авре не отметил... Ей школа первой ступени уже не нужна...

— Во дела... И что тогда? — Александр заинтересованно воззрился на подругу.

— Она сразу пойдет, конечно же, экстерном в школу второй ступени. Будет там учиться по специальной программе. А пока образование даю ей я с помощью братьев. Авра уже привыкла и ей это определённо нравится. Думаю вместо десяти лет она осилит программу школы второй ступени за три года. Через годик посмотрим.

— А Юльева?

— Она сравнительно недавно узнала о результатах тестирования Авроры и была немало удивлена, а теперь, когда Авра и сама приняла решение о своём пути в космическую медицину, Владилена уже два месяца пребывает в полном восторге от способностей твоей дочурки. Как она говорит, ей такие ученицы ещё не попадались... Авра всё схватывает буквально на лету.

— Твоя школа, Викта... — довольно улыбаясь, произнес Александр.

— Наша с тобой общая школа, Саша. Плюс школа обоих братьев.

— А как ты?...

— Нормально. В следующем году я заканчиваю Академию Общественного управления, сейчас приступила к работе над дипломом. Теперь мне будет полегче..

— Безусловно. Я помогу тебе...

— Спасибо, Саша.

Так и произошло. Через год Виктория успешно защитила диплом и теперь, заслуженно и официально, пройдя все процедуры и выполнив все требования получила степень доктора общественных наук, Аврора с радостью окунулась в школьную жизнь, братья по-прежнему плотно страховали её, но и Александр постарался, чтобы они смогли уделить внимание и своим проблемам.

Аврора Иванова. Десять лет длиною в год

Появление Авроры Ивановой в первом классе школы прошло малозаметно — земляне уже привыкли к тому, что многие дети начинают школьное обучение раньше. Но очень скоро, через полмесяца первоклассники поняли, что четырёхлетняя девочка — совсем особый случай.

Аврора две недели потратила, используя домашнюю предшкольную подготовку, в основном на то, чтобы понять и прочувствовать обстановку в школе и уже пятнадцатого числа вечером на малом семейном совете просто и чётко сказала родителям, что намерена укладывать по одному классу школы в месяц с тем расчётом, чтобы подойти к выпуску уже в июне месяце следующего года. Понимая и зная, что их дочка действительно может такое осуществить и при этом не навредить себе и окружающим, Александр и Виктория согласились и уже утром следующего дня Аврора побывала на приёме у главы Совета школы — верховного администратора и подробнейшим образом представила ему свой план работы. Знающий семью Ивановых по многочисленным источникам, глава Совета школы провёл конференцсязь со всеми педагогами и воспитателями, работавшими с первоклассниками и Аврора на следующий день начала восхождение ко второму классу. Учитывая домашнюю подготовку, ей не потребовалось много времени, чтобы наверстать две недели и за оставшиеся две недели осилить программу.

Параллельно она пояснила ситуацию своим одноклассникам и одноклассницам того первого класса, где оказалась, и те согласились с выбором Авроры. Тридцатого сентября Аврора прошла полный комплекс тестов и получила сертификат о переводе во второй класс. Первого октября она появилась в составе второго класса и через месяц успешно получила соответствующий сертификат. Новый год она встретила уже пятиклассницей, и через пять месяцев уверенно переступила порог последнего, десятого класса школы, в котором ей предстояло уже не просто учиться, а пройти финальный Общественный экзамен и принять присягу жителя России. Именно этот класс стал для нее не просто выпускным, но и самым близким. Никто из школьников уже не обращал внимания, что четырёхлетняя девочка спокойно и свободно общается, работает и сотрудничает со средними и старшими школьниками, помогает педагогам и воспитателям. Ей даже не приходилось постоянно носить знак-птицу с логотипом школы и значком десятого класса — за год она перестала быть притчей во языцех и сумела повернуть ситуацию в обычное русло. Весь год она напряжённо училась параллельно на медицинском факультете Малой Звездной Академии и заслуженно повышала свои звания и ранги, принятые в Малом Астрофлоте. На её чудачества, выражавшиеся чаще всего в ураганной скорости и потрясающей глубине овладения любой информацией и любыми знаниями, навыками и умениями, перестали обращать особое внимание, что самой Авроре нравилось безмерно и резко облегчало задачу братьев.

Аврора Иванова. Решение о поступлении в Астромедицинскую Академию. Разговор с братьями

— Авра, ты когда Юльевой дашь спокойно поспать? — спросил Аскольд, пододвигая к столу тележку с блюдами. Братья с сестрой собрались вечером за столом в номере Аскольда в Научном городке Звёздного.

— Братики вы мои платиновые, но ведь я не мешаю никому, правда? — Аврора уловила недовольство в голосе старшего брата и постаралась вложить в свой голос побольше извиняющегося тона.

— Правда, но...— Валентин снял теплоизолирующую крышку и стал накладывать себе картошку.

— Владилена Львовна в восторге от моих возможностей, это правда, а я в восторге от того, что она не ограничивает меня в моих поисках...— Авра забрала ложку у Валентина и положила картошку сначала Аскольду, потом себе.

— Ага. И ты которую неделю не даешь ей вечером отдохнуть, заваливая по видеосвязи узкоспециальными вопросами... Барс Десанта, кстати, к твоему сведению, уже сильно гневаться изволит...— Аскольд взглядом поблагодарил сестру.

— Михаил Львович? Жаль, я знаю о его недовольстве и думаю уже о том, как ему все объяснить. — Аврора полила картошку маслом и принялась за еду, взяв с подноса кусок белого хлеба.

— Попробуй... Только не раздражай, пожалуйста "снежного барса" десанта сверх предела, а не то... — Валентин изобразил на своем лице показное недовольство.

— Ладно, братики, не буду. — притворно стушевалась Аврора. — Но ведь у меня всё же выпускной бал скоро! Так что мне придется поработать весьма солидно... — Аврора умоляюще посмотрела на братьев. — Вы же знаете, я не перехожу пределов...

— Мы тебе обязательно поможем, Авра... В любом случае и в любом достойном деле.

— Братики вы мои золотые... — Аврора промокнула губы салфеткой, вскочила и обняла и расцеловала сначала Валентина, потом Аскольда. — Как хорошо, что вы меня воспринимаете как равную себе... Это мне жутко нравится... Без вас я абсолютно никчемна... — она вернулась на свое место за столом и подпёрла голову руками, что всегда выдавало её готовность ответить на вопросы, в изобилии водившиеся у обоих братьев.

— Скажешь тоже, Авра. А куда направишь свои стопы после выпускного бала? — не выдержал Аскольд.

— В Астромедицинскую Академию России, класс Юльевой! Поток спецастромедицины! Это — моё окончательное решение! Оно, кстати, уже закреплено документально! Скоро увидите сертификат! — выпалила Аврора, дивясь ледяному спокойствию своих всегда невозмутимых братьев. Ей так хотелось поразить их. Но спокойствие длилось недолго. Аскольд удивлённо посмотрел на Авру, поймавшую и озабоченный взгляд Валентина.

— Ну, Авра... А родители?... Ты же их убьёшь наповал: в пять лет — на первый курс АМА...— Аскольд с трудом осмысливал суть сказанного сестрой: в пятилетнем возрасте она имела все шансы стать действующим средним офицером Астромедслужбы Земли...

— Мама к этому вполне готова, я с ней уже говорила, а вот папа... — спокойно возразила Аврора, но её возражение не было принято полностью:

— Во-во... Ему через несколько месяцев — в полёт на три года, слава Богу — не в Ветвь, первый полёт после восстановления и информационной догрузки... А ты ему такой убийственный сюрприз: в пять лет — на первый курс АМА. — Валентин стал складывать посуду на тележку.

— Папа меня тоже поймёт. Я ведь тоже хочу быть астронавтом, астронавтом-медиком.... Братики, вы, видимо, не понимаете... Должен быть сформирован полновесный минимальный экипаж... — Аврора убрала руки из под головы и выпрямилась — подобная поза всегда выдавала в ней несокрушимую решимость добиться своего.

— Интересно, Авра... И ты желаешь занять в нём место медика? А куда нас? — ехидно осведомился Аскольд.

— Ну какой экипаж без людей науки, Аск. И вам тоже работки будет — по брови... — Аврора с обожанием посмотрела на старшего брата.

— Ясненько. А ты уже с родителями об этом говорила? — спросил Валентин.

— Братики вы мои... — Аврора сделала короткую, но многозначительную паузу. — Ведь и отец, и мама — послы. В первую очередь — мама... И они оба это знают прекрасно, как и то, что я — только связующее звено... Своеобразная гостья из будущего. Будущего нашей человеческой цивилизации.

— Чего?...— Аскольд с изумлением воззрился на сестру. — Валя, ты слышал из уст нашей дражайшей сестрички что-либо подобное за последние четыре года?

— Зато теперь — услышал... Ну, Авра... — Валентин от удивления чуть не выпустил тарелку из рук, но справился с собой и тарелка встала в строй других.

— Успокойтесь, братики! Это — всего лишь перспективы. Никто не может и не имеет права лишить нас в ближайшее время общества друг друга: мы единая семья от древности и навсегда. И послам тоже не чуждо ничто человеческое, как и связующим звеньям... Да не смотрите на меня как на творение неизвестно каких сил!... Ну в точности как папа смотрел на маму в их бытность курсантами Космоцентра... Пожалуйста, братики, воспринимайте меня как нормального и обычного человека. Вы — в первую очередь. Так что — давайте поедим и пойдем баиньки... Мне ведь тоже отдых полагается. А?

— Ладно. — раздосадованный скоростью, с какой Авра обрушила на них букет явно хорошо и давно обдуманных решений, Аскольд пододвинул к себе компот. — Валентин приберёт. Ты свободна, Авра.

— Мяу! Спокойной ночи, мои братики! — Аврора с кошачьей грациозностью "испарилась".

— Полагаю, что теперь мы имеем право серьёзно и глубоко подумать над происшедшим. — сказал Аскольд, поддевая ложкой грушу. — Валя, как у тебя с...

— Ты полагаешь, мне легко? — Валентин понял, что старший брат намеревается догрузить его работой по страховке Авры. — Мне только шесть лет, тебе — десять, а из-за нашей сестрички мы обязаны ежедневно и едва ли не еженощно круглый год вкалывать как предельно модернизированные рабы на плантациях. Не помню, когда я толком гулял по улицам Нижнего или Московска: всё время вокруг меня только лаборатории, полигоны, тестплощадки, аудитории, залы информцентров и библиотек. Я не могу припомнить, когда я последний раз любовался полчаса голубым небом днем или звёздным небом ночью. Вместо этого я вкалываю как землекоп... Да и не я один... Я уже занимаюсь по спецпрограмме ускоренного обучения, ты её почти прошел наполовину, а наша неугомонная Авра — уже завершила. Терпеть не могу женского превосходства...

— Зато какие перспективы, Валя!... — мечтательно произнес старший брат.

— Ага, намекаешь, что Авра будет нам рассказывать о сути наших знакомых девочек?!... Не думаю... Женская солидарность — она и в Африке солидарность. Кузнецов, кстати, аргументированно говорит, что нам запрещено знакомить своих знакомых девчат с Аврой... И давать всем остальным доступ к ней. — ответил Валентин.

— Знаю, Валя... Думаю, с этим следует согласиться, иначе они её просто не примут, не поймут и вполне реально "съедят", а мы её обязаны сохранить до момента совершеннолетия... И намно-о-го дольше... Что мы и будем делать.

— Угу, будем. — Валентин прибрал посуду. — я пойду пройдусь по парку вокруг небоскреба, подумаю...

— Ладно... Только помни — никаких радиусов к Авре ни для кого... — Аскольд пересел за свой рабочий стол. — и не забудь позвонить маме, доложить обстановку.

— Ясно, брат.

Аврора Иванова. Поступление и учеба на медицинском факультете Российской Астромедицинской Академии в Звездном

Авра воплотила своё очередное решение в жизнь со свойственной ей скоростью и основательностью. Первого сентября она приняла присягу сотрудника Астромедконтингента Земли, получила звание лейтенанта Астромедслужбы и с головой погрузилась в занятия на Факультете Медицинской подготовки Российской Звёздной Академии — главной базе Региональной Евразийской Астромедицинской академии.

Её появление в числе курсантов внесло значительные изменения в отлаженный механизм и, как когда-то Виктория, Аврора сумела увеличить количество круглых отличников и твердейших хорошистов до астрономических величин: почти двадцать процентов теперь составляли сильнейшие, тридцать-сорок — сильные и середнячкам оставались почётные двадцать процентов. На первом же общем собрании астромедицинского спецпотока в октябре, после окончания месячной адаптации она поставила вопрос ребром: или остальные двадцать-тридцать процентов берутся за ум в кратчайшие сроки, или Совет факультета примет решение об их отчислении не взирая ни на что.

Угроза, исходившая от дочери Навигационной Звезды возымела неожиданно фундаментальное действие: преподаватели теперь оказались просто оккупированы желающими сдать всевозможные хвосты и кардинально улучшить показатели. Аврора, привычно отмечавшая положительные изменения, не снижала своей скорости, но шутливо позволяла себе иногда ненадолго снизить свой уровень, чтобы дать сравняться с собой многим другим слушателям и, убедившись, что есть люди, уже существенно улучшившие свои показатели, стремительно уходила в отрыв, показывая настоящий и необходимый уровень, доступный астромедику.

Почти единственное обычное отличие Авроры Ивановой от других слушателей Академии состояло в том, что она, неотличимая в гражданском платье от множества школьниц, старалась как можно реже одевать форму сотрудника Астроконтингента. Из-за этого происходили комичные случаи:

— А что делает эта девчушка в закрытом медицинском комплексе? — спрашивал, увидевший Аврору, одетую в гражданское платье и, по своему давнему обыкновению, скромно жавшуюся где-то в задних рядах толпы одетых в красивые форменные костюмы слушателей медфакультета Академии, сосредоточенно и заинтересованно внимавшей рассказу очередного специалиста-астромедика какой-нибудь "не посвященный в детали" сотрудник Астромедслужбы. — Ей здесь не место.

— Эта "девчушка" — лейтенант Астромедслужбы. — незамедлительно следовал уверенный и убеждённый ответ её коллег по потоку.

— Да не говорите мне чепухи! Как шестилетний ребёнок может быть лейтенантом?!... — взрывался "Фома Неверующий". — Уберите её немедленно из нашего учреждения.

— Эта "девчушка" — лейтенант! — уже намного строже говорили новоявленному упрямцу и показывали заранее приготовленное официальное фото курса, на котором Аврора была снята в полной парадной форме вместе со своими коллегами — слушателями спецфакультета Астромедакадемии.

Только после этого незадачливый блюститель успокаивался весьма надолго.

Аврору подобное забавляло, но не более того. Однокурсники не вовлекали её в разбирательства по данным поводам. На втором курсе АМА она уже перестала быть притчей во языцех и объектом всеобщего внимания, но по-прежнему форму Астромедслужбы одевала нечасто, предпочитая кроме гражданской одежды носить комбинезон гражданского медика. Руководство факультета ей почти единственной разрешало эту вольность, тем более, что уже на втором курсе Аврора вечерами часто просиживала на лекционных занятиях пятого и шестого курсов АМА и просто обожала лекции Юльевой.

Владилена Львовна дала официальное согласие на кураторство и Аврора в свободное от службы и учёбы время пропадала в её рабочих служебных апартаментах АМА, ездила с ней в клиники и на вызовы, часто бывала и дома у генерала астромедслужбы. Юльева была в полном восторге, тем более что Аврора не только поглощала информацию, но и сама вела многие серьёзные и сложные вопросы, давая Юльевой возможность заниматься исключительно сложнейшими проблемами.

Аврора Иванова. Третий курс АМА. Работа в областной клинике в Калуге

Виктория, занятая научной работой, порученной ей Академией Общественного управления Еврорегиона, наслаждалась земной жизнью и в Звёздном появлялась нечасто. Небольшой особнячок в Калуге, выделенный ей Регионом как доктору общественных наук, был теперь основной рабочей и жилой резиденцией Навигационной Звезды.

Там регулярно появлялась Аврора, ревностно следившая за тем, чтобы мама не перенапрягалась. Раз в месяц обязательно на два дня приезжали сыновья, избравшие местом своего проживания квартиру молодых Ивановых в Московске и особняк в Нижнем Новгороде.

— Мам, я прибыла в очередной отпуск после третьего курса. Мой гамак в саду ещё цел? — восьмилетняя Аврора появилась из чрева спецгравилёта облачённая в полную парадную форму сотрудника Астромедконтингента и, как обычно, нагруженная укладками. Виктория встречала дочь на главной аллее.

— Цел, тебя дожидается. Но сначала — завтракать.

— Угу. А брати мои де? — певучий украинский не был чужим и для Авроры. — девчушка выгружала всё новые и новые укладки. — Я сейчас, только отгоню машину под навес.

— Займаються своїми справами. — мама перегрузила привезенные дочерью укладки на багажную гравитележку. — Ты прибыла за две недели до их планового появления... Конечно же, они могут прибыть в любое время и даже раньше своего планового срока. Как же им не увидеться со своей сестричкой... Ладно... Вот что, Авра... Иди к себе в комнату, переоденься и, пожалуйста, будь добра, не пугай больше здесь никого своими офицерскими регалиями. Капитанша ты моя... — она обняла дочь за плечи, прижала к себе, но потом легонько отстранилась и заглянула в её карие глаза. — То ходишь почти исключительно в гражданском, то прибываешь во всём парадном армейском блеске. Ладно уж в Звёздном или на объектах АМА — там к такому привыкли, да и не только к такому. Тут глубинка и здесь любят постоянство... Надеюсь, за тобой нет хвоста поклонников?

— Нет, но кое-какие сигналы появляются. Я пока что на них никак не реагирую — сами пропадут.

— А Сергей Пирогов?

— Он уже на четвёртом курсе, да и в три раза старше меня... Но помощник и знаток он — первоклассный. И, конечно, я к нему в жёны не набиваюсь. Мы просто очень хорошие близкие друзья, он меня почти везде страхует и без него я часто чувствую себя неуютно. Но он чётко сказал, что мы только друзья и своих дружеских пределов он не перейдет. Я ему полностью доверяю и выше дружеских пределов, но он в этих вопросах — кремень. Так что здесь я спокойна.

— А... — Виктория подумала, что дочери хорошо бы найти себе пару среди ровесников. Аврора как всегда быстро угадала ход мыслей матери:

— У нас нет филиала школы первой или второй ступени при Астромедицинской Академии, мама. Да и там я выглядела бы почтенной матроной. Попробуй, скушай меня.

— Ну, Авра... — раздосадованно протянула Виктория, понявшая, что дочь уж точно за своего ровесника не выйдет замуж. У неё возникло смутное подозрение, что Аврора не считает замужество одной из своих приоритетных задач. И вновь Аврора угадала:

— Это я так, немного расслабляюсь. И тем более, мама... Моя основная задача — не выйти замуж и не нарожать детей... Моя основная задача на ближайшее время — всемерно прикрыть заботой и вниманием тебя и папу, а также — обоих братьев... Я же знаю свою основную роль и свою главную задачу — ты в меня это вложила ещё до рождения... А насчет моего замужества и детей... — Аврора сделала трудную для неё паузу. — Мам... Я прекрасно понимаю, как тебе тяжело — ты выросла в многодетной семье, у всех твоих сестёр и братьев уже по пять-восемь детей, а тебе суждено иметь только троих... И я прекрасно знаю, мама... Я знаю, как ты рисковала, рожая Аскольда, Вальку и меня... Особенно — меня...

— Откуда? — Виктория напряглась, поняв, что Аврора стала медиком неспроста и уж теперь то она точно знает, понимает и ведает все обстоятельства своего появления на свет. Но Аврора не стала раскрываться:

— Нечто вроде генетической памяти...

— Слышала о таком... Авра, мне, может быть и было суждено иметь только троих детей, но каждый из вас, согласись, даже по самым скромным меркам стоит десятка обычных детей. И по красоте, и по здоровью, и по интеллекту, и по возможностям. И это — не дежурные слова, а слишком серьёзно подтверждённые факты. Так что я нисколько не чувствую себя ущемлённой. Наоборот, я рада и горда тем, что дала жизнь трём могучим ветвям рода, нашего с Александром рода.

— Ты ещё скажи, что я — баронесса... — с долей неудовольствия постоянным стремлением мамы превознести до небес скромные заслуги собственных детей заметила Аврора.

— И скажу, Авра. Я, как и ты — по праву старшей дочери.

— Ладно, мама. — Аврора укоризненно посмотрела на Викторию, но та осталась непреклонной:

— Думаю, ты меня поняла, Авра. Ты многогранный человек и об этой грани тебе забывать тоже не пристало.

— Я не забыла. Надеюсь и меня тут не забыли...

— Как же можно забыть всесильную медичку, да ещё дочь некоей Навигационной Звезды? — усмехнулась Виктория. — К тебе уже — очередь желающих на приём сформировалась в областной больнице. За полгода люди записывались... Справишься? Или отказать? Всё же ты — в отпуске, а не на службе...

— Мам, — вспыхнула Аврора, — я же медик и в помощи не имею права отказать. Это — святое. Где список?

— На столе в холле. — Виктория приняла вспышку неудовольствия Авроры как должную реакцию, но уступать не собиралась. — Но сначала — прими ванну, расслабься и настройся на отпускной режим.

— Отпускной... — фыркнула Аврора и отправила тележку к себе в комнату на третий этаж, а сама, едва зайдя в холл, с ходу углубилась в просмотр списка. — За три дня разберусь. — сказала она подошедшей следом матери. — Попроси, пожалуйста, Астру Александровну прислать мне по связи первичные данные. Я тогда отранжирую и смогу установить очерёдность.

— Хорошо. Главврач областной сделает. — Виктория поднялась к себе. Аврора, изучая список, медленно поплелась следом, направляясь к своей комнате.

Отсмотрев длинный перечень сведённых в таблицы данных, Аврора вжалась в спинку кресла перед экранами в своём рабочем кабинете и задумалась, соединя подушечки пальцев обеих рук, как это всегда делал отец. Её мозг занимался трудной работой — установлением очерёдности. Она, как медик, помогала всем, но в первую очередь — особо нуждающимся.

В Службе Медицины Общепланетных Катастроф, где она работала, её научили основополагающему принципу — в экстремальной ситуации как никогда важно определить тех, кому помощь специалиста-спасателя или медика нужна будет в самое ближайшее время. Только установив такую очерёдность можно быть уверенным, что удастся спасти наибольшее количество людей.

Но Аврора работала ещё и в системе Гражданской Медслужбы и потому в калужской областной больнице её хорошо знали, ценили её время и заранее готовили всю необходимую информацию. Вот и сейчас, едва только посвежевшая после ванны Аврора вышла в кабинет, на экраны были поданы все таблицы, а принтеры выдали ленты пластиков с более подробной информацией.

Вечером на лужайку перед особняком плавно опустился сверкавший притушенными проблесковыми огнями дальний тяжёлый гравилёт Службы Скорой Медицинской помощи Калуги.

— Госпожа капитан. Гравилёт подан. — Водитель — молодой сержант Медслужбы Региона, знавший Аврору уже второй год и всегда возивший её в областную больницу и обратно, выглянул из кабины, нашёл взглядом Аврору учтиво улыбнулся и прикоснулся к урезу пилотки в жесте воинского приветствия. Хотя Аврора всемерно старалась подчеркнуть, что она во-первых, простой медик Астрофлота, а во-вторых — обычная маленькая девочка, окружающие на это обращали явно недостаточно внимания и везде в ней прежде всего видели спасительницу, перед которой не было большим грехом и откозырять.

— Я сейчас. Пять минут. — Аврора встала с кресла на веранде, скрылась в доме и вышла уже нагруженная укладками. — Полетели, Валера. — она щёлкнула ремнями. — Как состояние Степановой? — просмотрев уже выведенный на главный экран список, она вызвала на экраны подробную информацию о состоянии наиболее сложных пациентов.

— По данным полного ситуационного контрольного обмена пять минут назад — близкое к стабильному. — Валерий включил заглушённые было двигатели в режим прогрева, беспокоясь о безопасности пассажирки. Он хорошо знал, что Виктория Иванова не любила присутствия на территории усадьбы транспортов с работающими больше двух минут двигателями.

— Вижу. — Аврора мельком оглядела выплеснутую на экраны машины медицинскую информацию по остальным пациентам областной клиники. — Действительно так. К ней я пойду в первую очередь. Обо всех остальных — обязательно позабочусь потом. Летим.

— Есть. — ответил водитель и гравилёт бесшумно ввинтился в черневшее небо.

Пройдя КПП областной больницы, Аврора переоделась в админкорпусе в комбинезон медика Астрофлота, спрятала пышные волосы под шапочку и мельком посмотрела в зеркало, проверяя внешний вид, потом помедлила и переоделась в комбинезон гражданского медика. Её шкафчик всегда содержал два комплекта медицинской форменной одежды — астрофлотский и гражданский. Через несколько минут мгновенник уже доставил её на этаж интенсивной терапии.

— Показатели? — Аврора вошла в пост наблюдения, сразу вызвав на экраны все возможные показатели состояния наиболее сложной пациентки — крановщицы Степановой. — Динамика?

— Приближаются к стабильным, но очень медленно. Динамика неопределённая. — знавший Аврору врач подал распечатку синусоиды состояния.

— Вижу. Что-ж, как с переломами? — Аврора просмотрела распечатку назначений и легко переключилась на распечатку контроля состояния.

— Удалось стабилизировать, но вот тканевые вопросы... — озабоченно произнес медик.

— Займусь. — коротко ответила Аврора, поднимаясь с кресла. — Комплект пи-сорок пять. Я — в палату.

— Хорошо. — Врач нажатием клавиши открыл шлюз.

Она остановилась у невысокого ложа. Женщина была без сознания и Аврора, приняв у вошедшего следом санитара укладку комплекта, открыла крышку. Началась процедура закрепления динамики стабилизации.

Через час врач сквозь защитную прозрачную перегородку показал на большой палатный индикатор состояния, уже покрывашийся ровным зелёным светом, что означало улучшение показателей. Вокруг кровати уже стояли врачи областной больницы, но ближе всех стояла Аврора.

Женщина порозовела, открыла глаза.

— Успокойтесь, Тамара. Всё уже позади. Теперь вы — вне опасности... — спокойным уверенным голосом произнесла Аврора ставшую в устах медиков множества поколений уже самой что ни на есть классической фразу.

— Спасибо, сестра...

— Теперь вы можете поспать. Надо восстановить силы. — Аврора подождала, пока больная закроет глаза и, отойдя к входной двери шлюза палаты, шёпотом проинформировала врачей о дальнейшей тактике лечения. — И пока не говорите ей о том, что я — не сестра... Это сейчас не важно...

— А назвать вас можно?... — лечащая врач подумала, что пациентка обязательно захочет узнать, кто была чрезвычайно молодая медичка. Аврора и на этот раз поняла коллегу правильно:

— Не надо. Вы сами, Христина, доведёте лечение до закономерного конца. У вас полно знающих специалистов. Я должна идти на вечерний обход, извините.

С этими словами Аврора вышла в длинный коридор. Ей было приятно, потому что она в очередной раз хотя бы временно сохранила свое инкогнито. Никто из пациентов не верил, что идущая по коридору девочка, пусть даже по кажущемуся недоразумению облачённая в форменную одежду земных гражданских медиков — дипломированный врач космической медицины: Юльева добилась для одной из лучших своих учениц этого права, хотя Аврора ещё не окончила учебу.

Обход позволил ей сконцентрироваться на служебных вопросах. Пациенты, как это очень часто бывало, отказывались верить, что стоявшая во главе толпы из десятка-двух врачей и сестёр восьмилетняя девчушка — и есть та самая загадочная врач, приёма у которой хотели и добивались их многочисленные родственники. Но недетская серьёзность и сосредоточенность, ошарашивающая информированность и ураганная скорость и высочайшая точность диагностики и лечения, свойственные Авроре и уже известные множеству людей, не давали ни малейшего повода усомниться в её полномочиях.

Окончив обход, Аврора, чтобы посмотреть, как обстоят дела с достаточно сложными случаями, прошлась по этажам хирургического корпуса. Сзади послышались шаги...

— Где можно видеть Аврору Александровну Иванову? — раздался тихий мужской шёпот. Не оборачиваясь, Аврора определила, что спрашивавший остановился у поста медсестры на входе в отделение. — Я муж Тамары Степановой.

— Она на обходе.

— Тамара приказала мне разыскать её. Она говорила, что доктор Иванова прислала к ней какую-то очень молодую медсестру, которая настолько профессионально провела лечение, что её состояние улучшается с каждой минутой. Она просила меня разыскать доктора Иванову и поблагодарить...

— Она на обходе. У неё — тоже свои пациенты... Она просто помогла лечащему врачу советом. Не более того.

— Ну пожалуйста, сестра...

Аврора уже завернула за угол, но острый слух позволял ей слышать переговоры сестры и посетителя ещё долго. Ожил спрятанный в треугольничке зеркала на плече спикер.

— Иванова слушает... — Аврора, будучи занятой в гражданских медучреждениях, никогда не называла по связи свое астрофлотское офицерское звание. О её офицерском статусе знали далеко не все врачи и медсестры. Знали только, что она в основном работает в системе Астрофлота и в структуре Службы Медицины Общепланетных катастроф.

— Простите, доктор, но муж Тамары Степановой настаивает на том, чтобы вы его приняли.

— Где он? — спросила Аврора, хотя прекрасно знала о местонахождении просителя.

— Пост первый отделения. Пожалуйста, доктор.

— Хорошо, сейчас буду. — немного раздосадованная настойчивостью посетителя, Аврора, ожидавшая повторения стандартной немой сцены, всё же решила увидеться с ближайшим родственником Степановой. Она переговорила с другой палатной медсестрой и вышла из отделения через служебный проход.

— Я Иванова. Кто меня спрашивал, Алла? — сказала она, подходя к посту.

— Вот, доктор. — Алла, предвкушая удовольствие созерцания очередной немой сцены, взглядом показала на встававшего с кресла мужчину. — Муж крановщицы Тамары Степановой.

— Здравствуйте, что вас интересует? — Аврора повернулась к посетителю.

— Простите, сестра. Но здесь, видимо, ошибка. Я жду доктора Иванову, а это...

— Доктор Иванова — перед вами. — изо всех сил стараясь сохранить профессиональную серьёзность, медсестра взглядом указала на Аврору и сразу уткнулась в распечатки рецептов.

— Да не... — договорить он не успел, поскольку Аврора подняла лацкан комбинезона и показала бейдж с идентификатором. — Вы? Да ещё из Астрофлота? Но...

— Давайте оставим удивление на потом. — спокойно и тихо ответила Аврора. — Я знаю, что ваша супруга выздоравливает. Меня благодарить не за что. Врачи сделали всё, что было необходимо сами. Я только помогла...

— Но... Вы ведь выглядите как та самая медсестра... Жена мне её точно описала... Она мне просто не поверит, если я скажу, что врач и сестра — одно и то же лицо... Простите...

— Мой возраст не имеет значения. Поэтому, если у вас нет неотложных вопросов, я должна вернуться к обходу. Вечер — сложное время для медиков.

"Доктор Иванова — в пятнадцатую палату приёмного отделения. Повторяю: доктор Иванова — в пятнадцатую палату приёмного отделения." — приглушённым тоном ожил спикер на плече Авроры.

— Спасибо вам, доктор... — мужчина понял, что свидание заканчивается и загадочная врач через секунду будет поглощена новыми экстренными заботами.

— У вашей жены есть лечащий врач. Её и благодарите. Всего доброго. — Аврора повернулась к открывшему двери мгновеннику и, войдя в кабину, нажала клавишу этажа приёмного отделения.

"Скорая помощь" доставила очередную пациентку и, зная пристрастие Авроры к сложным случаям, врач приёмного отделения вызвал её по служебной связи. Через минуту Аврора в сопровождении двух врачей и трёх медсестёр входила в палату. Началась работа.

Аврора любила такие случаи, когда в очень ограниченный отрезок времени нужно было решить множество вопросов и проблем, провести быстро и качественно ряд манипуляций, чтобы лишить болезнь или травму любой возможности развиваться. Прошедшие через её руки пациенты шутили, что там, где только появляется доктор Иванова, даже самые серьёзные травмы и болезни сразу сдаются и прекращают любые поползновения к расширению сферы своих воздействий. Аврора на эти шутки не обращала ни малейшего внимания.

Приняв в консультативном отделении на вечернем приеме ещё двадцать пациентов, Аврора связалась с мамой и сообщила, что пробудет в больнице до вечера следующего дня. Зная непреклонную решимость дочери доводить начатое дело до конца, Виктория согласилась.

Скоротав ночь в кресле в ординаторской, утром Аврора поспешила в консультативную поликлинику при больнице. Работавшая с ней второй год медсестра Зина уже ждала её в выделенном им обеим кабинете.

— Давайте список и расчасовку. — Аврора быстро переоделась в новый комбинезон гражданского медика и перецепила бейдж, скрыв его, как обычно, лацканом. — Как с пациентами?

— Приёмная уже полна.

— Через минуту начнём. — Аврора, устраиваясь в кресле перед рабочим столом, внутренне собралась. — Пригласите первого, пожалуйста.

— Хорошо, доктор.

Здесь, в поликлинике, работать было легче: пациенты передавали сведения о чрезвычайно молодой докторше "по цепочке" и почти никому не нужно было показывать идентификационный бейдж. Аврора любила отсекать опасность именно здесь, в консультативной поликлинике. Часто пациенты из её кабинета отправлялись к совершенно другим специалистам с точнейшими рекомендациями и это уже перестало кого-либо удивлять или раздражать. То, что к Авроре записывались за полгода, означало, что до этого времени остальные врачи имели все возможности провести углублённые исследования и зачастую консультативное вмешательство Авроры уже не требовалось. Но, поскольку падала нагрузка в консультативной поликлинике, Аврора быстрее возвращалась в отделения стационара.

Вот и сегодня она успела принять сорок человек, диктуя привыкшей к стремительности своей шефини сестре назначения после первого же взгляда на пациента. В присутствии Авроры почти не было нужды в обременительных и утомительных для большинства больных людей осмотрах и обследованиях, что безмерно нравилось всем пациентам, больше всего желавшим побыстрее решить проблемы со здоровьем и вернуться к активной жизни...

Не желая тратить время на полёты домой и обратно, Аврора снова сообщила маме, что заночует в госпитале и поднялась на этаж послеоперационного лечения. Увидев редко встречаемый в гражданских медицинских учреждениях бейдж со знаком Астромедслужбы, сержант-охранник козырнул и распахнул дверь шлюза как можно шире. Аврора благодарно кивнула, улыбнулась и, миновав порог, сама открыла вторую дверь. Здесь было бы жуткое царство страданий и боли, но могучие фармакология и гипнология сводили неудобства к минимуму, позволяя пациентам не испытывать особых мучений на протяжении всего восстановительного периода.

Переговорив с дежурными врачами и медсёстрами, Аврора вместе с ними прошла к нескольким пациентам. Нисколько не посягая на авторитет назначенных лечащих врачей, Аврора обходилась советами, никогда не зацикливаясь на тех пациентах, кто к ней записывался заранее. Когда она была в лечебных учреждениях, её помощью могли воспользоваться любой врач, любая медсестра и любой пациент.

Несмотря на то, что в отделениях лежали люди, перенёсшие сложные операции, обстановка нисколько не напоминала знакомую Авроре по Своду данных истории Медслужбы планеты пыточную. Конечно определённые и подчас весьма существенные неудобства были, но чрезмерных страданий и боли медики не видели уже очень давно, активно пользуясь услугами медицинской фармакологии и гипнологии. Тем не менее, помощь квалифицированного врача и его знания и опыт ценились здесь как никогда, ведь состояние человека, побывавшего в руках хирурга, могло быть зачастую очень нестабильным.

Окончив обход очередного намеченного сектора, Аврора присела в кресле в холле одного из терапевтических отделений, неподалёку от поста медсестры. Сон пришел довольно быстро...

Ей снова и снова снился один и тот же сон — она встречает отца тогда, после его возвращения из Щукинской ветви. Цепкие детские воспоминания создавали на экране мозга такие совершенные картины, что отличить их от реальности стоило немалых трудов. Авроре этот сон был очень дорог и важен — он доказывал глубинную связь между ней и отцом...

Третий день Аврора снова провела в консультативной поликлинике. Пациентов стало немного больше, но и по спецсвязи из отделений её беспокоили чаще. Учтя это обстоятельство, Аврора попросила маму по телесвязи не волноваться, если она задержится ещё на один-два дня. Высказав лёгкое неудовольствие тем, что дочь так проводит свой очередной отпуск, Виктория кивнула в знак согласия и отключила телевидение, заранее зная, что для Авроры нет ничего важнее здоровья и безопасности часто беспомощных пациентов.

Два дня пришлось поработать очень напряжённо — прибыли машины "скорой помощи" с пострадавшими в результате пожара в торговом центре. Несмотря на совершенство техники пожаротушения, медикам пришлось повозиться с двумя десятками наиболее сложных пациентов и присутствие Авроры пришлось как никогда кстати. Сама Аврора, никогда не забывавшая свою основную специализацию — медицина планетных катастроф, была рада очередной возможности попрактиковаться.

— Доктор. Гравилёт подан. Но с вами хотят увидеться. — Валерий тихо и несмело приоткрыл дверь полутёмной ординаторской вечером пятого дня. Аврора, отдыхавшая в глубоком релаксационном кресле, сразу широко открыла немного утомлённые глаза. — Муж и жена Степановы. Её сегодня выписывают и завтра она приступает к работе. Они пришли намного раньше, но им объяснили о сложностях...

— Ладно. — Аврора встала. — Пригласите, Валера.

— Проходите. — Валерий посторонился. Первой в ординаторскую вошла Тамара, сразу прижавшаяся губами к руке Авроры, За ней смущённо покашливая, стоял муж.

— Спасибо вам, доктор... — еле слышным шёпотом произнесла женщина.

— Я рада, что вы теперь здоровы. Это для меня важнее всего. Но считать меня богиней не надо. Ваша лечащая врач Христина Кетлер сделала всё так, как надо. И она заслуживает вашей самой полной благодарности, а не я... Я только помогла...

— Но, доктор, ведь всем ясно, что только ваш совет смог повернуть процесс в стабильное русло... — вставил своё слово муж.

— Это судить врачам, Эдуард Тимофеевич. Как ваш небоскрёб на окраине Калуги, Тамара Мамедовна? Скоро будет готов полный каркас?

— Да. Теперь я сделаю всё, чтобы каркас был готов как можно скорее и качественнее. И в этом только ваша заслуга... Позвольте мне...

— Нет, называть дочь моим именем не надо. Пусть дочка получит другое имя. Не надо делать из меня культа. Я — только врач, а не богиня... Что, кстати, говорят врачи?

— Ребёнок в полном порядке, доктор. Спасибо вам. — женщина ещё раз прижалась к руке Авроры губами. — Дочь мне не поверит, когда ей я скоро расскажу, что меня спасла девочка ненамного старше её...

— До этого ещё далеко. Идите, транспорт ждать не будет. А вам ещё домой к ужину успеть надо. Муж соскучился по вашим блюдам...

— И это знаете?

— И это — знаю. Здоровья вам и счастья. — серьёзным тоном произнесла Аврора, убирая руку. — Идите. Рейс через пятнадцать минут. Только-только дойти до станции.

— Спасибо вам, доктор. — подошел муж. — Извините, не мог поверить, что вы — даже не сестра, а врач...

— Ничего. Будьте счастливы. — Аврора проводила их до двери ординаторской. — Всего вам доброго.

Валерий плавно поднял тяжёлую специальную машину в чёрное небо пригорода Калуги и через сорок пять минут Аврора уже входила в холл особняка, стараясь не шуметь. Медицинская практика для неё закончилась и теперь она могла спокойно полежать в гамаке и почитать неспециальную книгу. Чем и запланировала заняться с утра...

Но, встав рано утром и удостоверившись, что часы в холле показывают шесть часов, она обнаружила на лужайке перед домом сверкавший притушенными проблесковыми огнями гравилёт Службы Безопасности Московска. Генерал-полковник СБ Борис Иванов привёз к ней двух знакомых овчарок — Зорда и Грея.

— Приветствую, Аврора. — старший брат отца открыл обе дверцы.

— Здравствуйте, Борис. — Аврора, сладко потягиваясь, вышла на крыльцо. — О, вижу вы не один...

— Помните Зорда с Греем? Они весь год мечтали составить вам компанию. Надо же и им отдохнуть от оперативной тягомотины. Вот и решили премировать их поездкой к Медицинскому Светилу. Прыгайте, ребятки, да поприветствуйте вашу хозяйку. — Борис широким жестом разрешил собакам покинуть гравилёт и те побежали к Авроре.

— Сказали тоже, Борис. — Аврора пожала поданные лапы и ласково потрепала вившихся вокруг неё и вилявших роскошными хвостами рослых овчарок по загривкам. — Как у вас?

— Пока нормально.

— Эмма?

— Скоро родит. Будет у меня сын...

— Только не говорите мне, что хотели дочку назвать моим именем...

— А что, нельзя?

— Можно. Для вас — почти всё можно, Борис. — Аврора знала о том, насколько трудно Борису было решиться на отношения с женщиной после гибели первой большой любви и потому всегда радовалась, узнавая хорошие новости о его семейной жизни.

— Ладно. Зорд, Грей. Охранять, защищать, служить и развлекать. — серьёзным тоном приказал старший брат Александра Иванова овчаркам, уже занявшим позиции по бокам девочки. — И — не подпускать к ней никого незнакомого. Будете фильтровать сами...

— А мне что, уже и приказать нельзя им ничего? — усмехнулась Аврора.

— Можно. Слушайтесь Авру, ребята. — шутливо приказал Борис. Овчарки кивнули. — Ну, всё. Мне ещё на патрулирование водного района Дмитрова успеть надо. Там у нас яхтсмены с утра пораньше уже с ума сходят. Надо усилить. До встречи. — он никогда не делал никакой разницы между собой — высшим офицером СБ и рядовым патрульным полисменом. Такая черта у него появилась с первых дней учёбы в Малой Академии Службы безопасности России.

— Успехов вам, Борис.

— Вам также, Аврора. Желаю хорошо отдохнуть от трудов праведных... — как всегда знавший больше всех о внутренней жизни семьи своего брата, Борис поудобнее сел за управление и гравилёт приподнялся над поляной. — До встречи. Передайте маме привет и наилучшие пожелания...

— Обязательно. — Аврора проводила взлетавший гравилёт взглядом и вместе с овчарками направилась в дом. Через несколько минут Зорд и Грей сопровождали её на пробежке.

После пробежки она приняла душ, приготовила завтрак для себя и для мамы и, поев, устроилась в гамаке с объёмистой книжкой. Овчарки заняли места в тени справа и слева от гамака.

Аврора хорошо знала манеры и выучку служебных розыскных собак, потому не удивилась их будто бы безразличному полусонному виду — за доли секунды обе овчарки могли превратиться в нерассуждающие, полностью автоматические и почти неуязвимые машины задержания. А уж о том, что эти две овчарки могли свободно и спокойно задержать и препроводить в участок без помощи людей десять злостных вооружённых нарушителей и говорить не приходилось — в тени старого дерева лежали настоящие профессора своего дела.

Она впервые увидела их в прошлом году. И Зорд, и Грей были уже тогда лучшими розыскными собаками Московска. Тогда они впервые были премированы поездкой к ней, в отцовскую квартиру, где теперь частенько обитала и Зирда. Собаки познакомились и подружились, но Зирда быстро дала понять, что они для неё — только друзья. В вопросах близкого допуска к себе любимой своих сородичей Зирда была невероятно переборчива, но умела повернуть дело так, что собаки из-за неё не грызлись между собой. Зорд и Грей, как оказалось, поняли даму правильно и не стали настаивать. Теперь в основной квартире её страховала Зирда, а на выездах — воспитанники Зорда и Грея — молодые овчарки или сами хвостатые корифеи розыска и задержания.

— О, Зорд и Грей здесь. — Виктория вышла в сад и подошла к гамаку. — Спасибо за завтрак, доча. Очередная книжка из моего дачного хранилища?

— Да. Люблю почитать старинные фолианты, мама. Как спала? — Аврора краем глаза отметила, что овчарки вскочили со своих мест и подошли к матери поприветствовать хозяйку усадьбы.

— Нормально. Надеюсь, рваться работать не будешь? — Виктория пожала протянутые лапы и выпрямилась.

— Не буду, но от работы не откажусь.

— Я знаю, Авра. Успехов вам, собачата. — Виктория жестом разрешила овчаркам снова занять свои места. — Отдыхайте.

Аврора Иванова. Педагогическая практика

Аврора читала до полудня и, когда солнце прочно утвердилось в зените и собаки уже не могли найти никакой достаточной тени, соскочила с гамака, кивнула овчаркам и отнесла книгу в дом. Когда она вышла на крыльцо, то увидела, что Зорд уже перекрыл собой проём калитки, не пропуская внутрь ограды девятилетнюю девочку. Грей остался у входа в особняк и вопросительно посматривал на Аврору, ожидая разрешения помочь Зорду в охране. Аврора отрицательно покачала головой, овчарка успокоилась.

— Алла, привет. — сказала Аврора, поняв, что страж уже не желает присоединиться к напарнику.

— Привет, Авра. Опять Зорд меня не пускает. Он что, снова не внёс меня в список? — Алла знала, что собаки хорошо помнят всех тех, кто получал разрешение на вход в усадьбу и к кому благоволили хозяева.

— Зорд, свои. Пропусти. — тихо сказала Аврора. Овчарка услышала её и отошла в сторону, освобождая проход. — Заходи, Алла.

— Уф. Пять минут простояла перед твоим роскошным собачарой. Надеюсь, его дамы своим вниманием не обделяют? — Алла с наслаждением села в кресло-качалку. Аврора осталась стоять. — Где ты, Авра пропадала эти три дня?

— У меня была работа. — просто и чётко ответила Аврора.

— Слушай, Авра, я понимаю, что ты — офицер и теде и тепе, что ты медик — я тоже понимаю, но у меня в голове не укладывается, что ты на год меня младше и — уже взрослый человек.

— Я осталась восьмилетним ребенком, Алла. Просто моя роль в этой жизни немного сложнее. — спокойно заметила Аврора.

— Сложнее. Согласна. Но ведь ты в отпуске... Уму непостижимо, я — в четвёртом классе, а ты — уже в вузе, да ещё и в Астромедицинском. Я — на каникулах, а ты — в отпуске.

— Что поделаешь. — задумчиво проговорила Аврора. — Если ты здесь появилась то... Наши, вероятно, уже собрались? А каковы планы честной компании?

— Мы бы хотели сегодня поехать в детский центр, нулёвку. Ничего особенного, простая педагогическая практика...

— Полина Яновна? — назвала Аврора имя-отчество куратора группы, где училась Алла.

— Она-то и предложила это. А мы сразу решили, что без тебя это будет не поездка. Согласна?

— Приветствую, Алла. — на веранду вышла Виктория.

— Здравствуйте, Виктория Аскольдовна. — Алла встала. — Вот, уговариваю Авру поехать с нами в нулёвку, на педпрактику. Полина Яновна в курсе и согласна. Она, думаю, уже там.

— Передавайте ей привет и наилучшие пожелания, Алла. — в общении с подругами дочери Виктория только в редких случаях переходила на "ты". Но даже "вы" в устах знаменитой на весь Регион Навигационной Звезды для подруг Авроры звучало непередаваемо торжественной и обязывающей музыкой. — Авра, думаю, тебе надо снова привыкнуть видеть людей здоровыми, а не исключительно беспомощными пациентами. Поезжай.

— Но...— Алла замялась, не решаясь попросить транспорт. Виктория это поняла:

— У нас же здесь в гараже есть "Волга — Люкс — специальная", Авра?!. А вас всего восемь человек. Или есть пополнение?

— Нет, Виктория Аскольдовна. Группа в прежнем составе. — Алла села. — Но ведь... — она поняла, что собаки обязательно составят им компанию и беспокоилась, что в гравилёте люкс-класса тогда не найдется комфортного места кому-то из людей.

— Зорд и Грей поедут с Аврой. Это — дело решённое. Иначе они доберутся до неё пешком. А это они умеют. Так что лучше не искушать профессоров розыска... — Виктория посмотрела на подбегавших овчарок. — А вот и они, кстати. Так что, девчата, бегом в гараж и — обрадуйте компанию. О том, что кому-то не хватит места, Алла, не беспокойтесь. Гравилёт мой Аскольд лично проверил и модернизировал. Места всем хватит и ещё останется.

— А вы? — Алла поняла, что Навигационная Звезда отдаёт в распоряжение их компании семейный гравилёт, что само по себе было огромным подарком и очень обязывало.

— У меня тут свой, "профессорский" специальный гравилёт есть. — Виктория усмехнулась. — А Авра хорошо освоила и не такие средства передвижения. К ней такие специальные гравилёты присылают — закачаешься. Берите и пользуйтесь.

— Спасибо, Виктория Аскольдовна. — Алла встала.

— Ладно, мам. Я переоденусь, а Зорд проводит Аллу к гаражу. Охрана? — Аврора посмотрела в сторону гаражной площадки.

— Снята. Грей побудет здесь, он сопроводит тебя. Иди.

— Ладно. Зорд, проводи гостью к гаражу. — Аврора вошла в дом.

Переодевшись в открытое летнее платье, Аврора преобразилась. Не было уже никакой строгой медички — перед зеркалом стояла восьмилетняя девочка, каких вокруг были тысячи. Аврора понимала, что даже поменяв облик, полностью вернуться в образ ребёнка ей уже не удастся — не было даже необходимости брать удостоверение — её везде и всюду знали и узнавали бывшие пациенты, а уж их рекомендациям следовали многие десятки тысяч людей.

Дублируя Юльеву, бывая рядом с ней в операционных, процедурных и манипуляционных, помогая на консультационном приеме, Аврора стала известна очень многим людям. Её клиентура астромедика вышла далеко за пределы Астрофлота. Но сейчас медички не было — была обычная девочка.

— Грей, пошли. — она взяла овчарку за ошейник и та потянула её к гаражу. Открыв салон, Аврора подала знак и собаки улеглись на два коврика в середине салона. Алла, как посол, заняла место в "штурманском" кресле рядом с пилот-ложементом. Щёлкнув едва слышно, выросли дополнительные кресла вокруг овчарок. Опустилась люк-крышка, одновременно включились двигатели.

— Полетели, Алла? — Аврора оторвалась от уяснения полётной обстановки.

— Полетели. И часто ты летаешь под таким конвоем? — Алла взглядом указала на собак, прижавшихся к упорам кресел в ожидании взлёта.

— Почти всегда. Не обращай внимания. Они — настоящие профессионалы и не на таких роскошных машинах летали и ездили. Они не только в розыске профессора. И нулёвочки это увидят. — Аврора плавно подняла гравилёт на высоту принятия решения.

— Да ну?... Повезло нашей компании...

— Возможно. — Аврора нажатием нескольких сенсоров убрала с крыши все спецсигналы и гравилёт перестал выделяться среди множества других машин. — Где наши? — Аврора уже медленно разворачивала машину вокруг вертикальной оси, ожидая ответа подруги.

— Район — пятьсот тридцать шесть, полоса — пятнадцать, улица Цветочная, тридцать шесть. — ответила Алла, знающая унаследованную от матери любовь Авроры к навигационной точности.

— Поняла, спасибо. — Аврора быстро ввела данные в курсоуказатель. — Скоро будем на месте...

Опустив внушительный семейный гравилёт перед слегка оторопевшими мальчиками и девочками, Аврора, улыбаясь, открыла створку салона во всю ширь.. Приветливо помахивавшие хвостами овчарки были знакомы друзьям Авроры и вскоре вся группа весело разместилась вокруг "охранников".

В "нулёвке" они пробыли до вечера. Зорд и Грей под руководством Авроры показали нулёвкам целое представление. Многие маленькие зрители даже подумали, что эти две собаки — из цирка. Их не стали разубеждать. А Авроре нравилось больше всего то, что на протяжении всего пребывания в центре её никто не вызвал по спецсвязи. Ей очень не хотелось форсить перед воспитанниками мощью тяжёлого специального гравилёта скорой медицинской помощи — а именно такие машины за ней чаще всего и присылали.

Земляне ревностно охраняли уникальных людей, первыми пролагавших пути в будущее и не допускали даже мысли о том, что эти люди могут удовольствоваться чем-то среднего или нижнего уровня. Для них на Земле неизменно всё делалось по высшему уровню. И тяжёлый специальный гравилёт скорой медицинской помощи рейнджеры рассматривали только как способ максимально обезопасить Аврору от возможных проблем на выездах: такие машины кроме отличной пассивной защиты имели и активную — башенные квантаберы, способные остановить почти любое посягательство.

— Уф. Алла, что теперь будем делать? Педпрактика вроде удалась, мы свободны. Надо спланировать. Собачата, вольно, гуляйте. Заслужили. — В семь часов вечера Аврора наконец смогла выйти в сопровождении Аллы и овчарок на небольшую лужайку у ограды. Зорд и Грей устроили весёлую возню в зарослях, радуясь возможности порезвиться во внеслужебное время.

— Через полчаса придёт пассбус. Большая часть нашей компании уедет на нём. А вот я, Кирилл и Рита...— девочка показала на подходивших приятелей.

— Нет проблем. Зорд, проведи к машине моих друзей. Проследи за их безопасностью и спокойствием.

Овчарка понимающе махнула хвостом и убежала следом за ребятами, а Аврора уходить не спешила. Ей понравилось, что мама не стала ориентировать её исключительно на медицинские аспекты взаимоотношений с людьми.

— Тётя Аврора, а вы ещё к нам приедете? — мальчик лет пяти вынырнул из кустов, обступивших небольшую поляну у ограды центра. Остановившись, он огляделся по сторонам, погладил Грея, подбежавшего и сосредоточенно обнюхавшего нового визитёра, и спросил. — А где ещё одна собака?

— Она пошла проводить моих друзей к машине. Нам пора. — Аврора в душе усмехнулась обращению воспитанника к ней — может, для него она, восьмилетняя девочка и была почтенной тётей...

— Разве?

— Да. Так что — дай пять и давай прощаться. — Аврора протянула руку.

Попрощавшись с воспитанником, Аврора в сопровождении Грея подошла к гравилёту. Рита с Аллой уже сидели на диване сзади, а Кирилл удовлетворённо полулежал в кресле рядом с водительским пилот-ложементом. Подождав пока уляжется на своё место рядом с Зордом Грей, Аврора села за управление и включила прожектора и софиты. Глянув в зеркало заднего вида, она посерьёзнела: пассажиры расслабились больше допустимого и практически никто не пристегнулся, хотя собаки прижались к упорам, посматривая на хозяйку в ожидании взлёта и своим видом говоря о том, что и людям надо выполнять элементарные требования безопасности.

— Алла, Рита, не раздражайте моих овчарок, пристегнитесь. Они не любят непорядка. — Аврора ещё раз посмотрела в зеркало заднего вида, убедилась, что её друзья перепоясались ремнями и нажала клавишу, опуская створку люка на проём. — Сейчас сделаем приемлемую температуру в салоне и полетим. Кира, тебе куда?

— Сиреневая, пятьдесят восемь.

— Знаю. Это недалеко, но ты молодец...— Аврора была благодарна Кириллу за то, что он остался проводить девчат. Через минуту мигнул сигнал установки требуемой температуры в салоне. Аврора подняла машину в воздух и ввела её в поток транспорта. — Какие есть мнения у экспертов педагогики?

— Полный отпад. Воспитанники три дня будут ходить с квадратными глазами. Сущий Новый год с его чудесами. — сказала Рита.

— Понимаю. В переводе на стандартный — задача выполнена с возможно значительным результатом. А твоё мнение, Кира?

— Вполне можно согласиться с твоей формулировкой, Авра. — десятилетний мальчик покосился на Аврору, сосредоточенно орудовавшую рукояткой управления. — Но...

— Пойми, что пугать людей спецсигналами и сиреной я не имею права без особой нужды. Я знаю, что ты наметился в десантники, но этого мало. Мы не форсим, а работаем и всё это технологическое великолепие — только для экстренных случаев. Для того, чтобы нас выделяли из общей массы людей и не мешали работать... А таких случаев во время нашего пребывания там, к счастью, не было. Ты же знаешь, что даже десантник только десять минут — орёл, а остальное время — лошадь.

— Понимаю...

— Ну, вот и хорошо. Твоё мнение, Алла?

— Вполне нормально. Я теперь даже плохо представляю себе, что могли бы мы показать, не будь с нами твоих профессоров. Нам остаётся только прислать им побольше деликатесов.

— Собачата, слышите, вам хотят подослать побольше колбаски. А может, и мяса... Согласны?

Обе овчарки отрицательно замотали головами.

— Авра, ты их что, подговорила?

— Нет, они же профессора и взяток не берут.

— Какая взятка?! Они же работали! И будь это взяткой, ты бы везла нас всех в этом салоне уже не в качестве друзей, а в качестве задержанных. Твои профессора умеют надевать форму моментально. Уж нам-то очень хорошо известна их мощь и хватка — все информпрессрелизы Московска постоянно рассказывают о них и об их воспитанниках.

— Что верно, то верно. Но они — не на работе и вы ничего не нарушили. А выступление перед воспитанниками... Это — не их работа. Они просто отдохнули от своей непосредственной работы. Кроме того, им нельзя менять диету без особой необходимости. И они достаточно точно и тонко почувствовали, что их работа пришлась по вкусу.

— Ладно, ну а как же их отблагодарить?

— Просто пожмите им лапы и скажите что-нибудь тёплое и ласковое. Они это любят и ценят.

— Так и сделаем. — девчата поочерёдно пожали вскочившим овчаркам правые передние лапы и что-то прошептали им в настороженные уши. Кирилл спокойно ждал своей очереди. Но Зорд и Грей, окончив тет-а-теты с дамами, сами подошли к его креслу.

— Всё, Кира. Снижаемся. Твой адрес. — Аврора с видимым сожалением опустила машину на плиты садовой дорожки сада виллы. — До следующей встречи, Кирилл.

— До встречи, Авра. — Кирилл соскочил на землю и закрыл крышку, подняв руку в жесте прощания. Гравилёт снова ввинтился в небо.

Оставшись в обществе ближайших подруг, Аврора смогла поболтать на все интересующие их темы. Овчарки спали, убедившись, что людям ничего не угрожает. Высадив Аллу и Риту на станции монорельса, Аврора вывела машину на магистральный путь возврата в Калугу.

Она думала о Кирилле. Десятилетний мальчик ей понравился своей немногословностью и сосредоточенностью. Конечно, он ещё ребёнок по сравнению с ней, офицером Астромедслужбы и врачом, но чутьё подсказывало Авроре, что эта его заторможенность временная. В кратчайшие сроки этот мальчик мог кардинально повысить свой уровень. Очень даже вероятно, что он сам ещё не догадывается о своих возможностях.

Оказавшись в своей комнате, Аврора сняла термоколпак с ужина и, поев, легла. Наконец-то и у неё прошёл первый день нормального отпуска.

Зорд и Грей обошли территорию усадьбы, скользнули в дом, прошлись по этажам и заняли свои места возле комнат Виктории и Авроры.

К счастью, после решения медицинских проблем в областной больнице и своеобразной педагогической практики, у Авроры больше не оказалось никаких срочных и неотложных дел. Зорд и Грей привычно охраняли её и маму от посягательств и назойливых посетителей, поочерёдно сопровождали Аврору на её пробежках и во время плавания в озере, расположенном неподалёку от особняка. Аврора часто уходила на берег озера читать взятые в мамином дачном хранилище фолианты.

— Приветствую, Аврора. — раздался над ухом голос Аскольда. — ты просто восхитительна в этом купальнике. Даже Зорд не может от тебя глаз отвести...

— Узнаю сердцееда. Только не думай, что я растаю или в обморок упаду. — Аврора снизу вверх посмотрела на подошедшего старшего брата, отложила книгу и повернулась на спину. — И, пожалуйста, не надо усердствовать как с ровесницей. Мне только семь-восемь лет и я ещё не расцвела полностью.

— Когда расцветешь — как и у нашей мамы, у тебя отбоя от мужчин не будет. Смотри, Зорду с Греем придётся тогда поклацать зубами. — улыбаясь, Аскольд наклонился и прикоснулся ладонью к плечу сестры. — молодец, стараешься вытираться насухо.

— Ага, после того как ты меня с головой макнул в днепровскую прорубь... Как княжну Стенька Разин. Или — как маму отец. Приехали в Киев зимой, пошли гулять к Днепру и он её макнул в прорубь. А ты наследуешь пример бати. — усмехнулась Аврора, освобождая покрывало от мелких вещей и давая возможность брату сесть рядом. — А где Валька?

— Он у нас теперь не просто историк, а настоящий архивный червь. Умотал во Львов в тамошнее центральное хранилище древних актов. Пишет очередную монографию.

— Ясненько. А у тебя как?

— Нормально. У мамы я уже был, она меня и сориентировала. Грей сидит возле неё как пришитый.

— Что поделаешь, такова наша доля.

— Но и я привёз подарок нашим собачатам. Зирда, выходи, что ты стесняешься своих кавалеров.

— Зирдочка... — Аврора обняла подбежавшую к ней овчарку. — Спасибо, Аск.

— Не за что. Отпусти Зорда поиграть. — Аскольд шутливо отмахнулся от ластившейся к нему овчарки.

— Зордик, свободен. Развлеки даму.

Овчарки убежали. Аскольд повернулся к сестре всем корпусом.

— Авра, ты опять себя не бережёшь. Ты в отпуске или на работе? — его взгляды свидетельствовали о том, что старший брат прекрасно видит её тщательно скрываемую усталость.

— Аск, я — всегда и везде на ра-бо-те. Я — медик. — мягко, но непреклонно ответила Аврора, принимая заботу обожаемого брата как должное.

— Но ты не только медик, но и посол. — заметил Аскольд.

— Посол, уточняю, пока что только моя мама. Я — связующее звено. И пожалуйста, не читай мне нотаций. Я, конечно, обязана слушать тебя как старшего брата, но всё же...

— Не буду. Но всё же...

— Я уже неделю форменным образом бездельничаю, Аск. — немного раздражённо проговорила Аврора. — Скоро на стенку полезу от скуки. Сплю до полудня, ем до отвала, купаюсь до опупения, гуляю до упаду и загораю до лёгкого поджаривания. В моём положении это абсолютно недопустимо.

— Ага, тебе бы сейчас операционную... И в придачу — пару десятков травм средней тяжести.

— В самый раз было бы. — задумчиво произнесла Аврора с оттенком озабоченности. — А то и в самом деле форму растеряю.

— Не накаркай ещё. — усмехнулся Аскольд.

— Попробую. Ты как, сплаваешь со мной?

— Хорошо. — юноша встал и разделся. — Зордик, посмотри за вещами. — он кивнул подбежавшей собаке. — Пошли, Авра.

Они побежали к воде. Овчарки мирно улеглись рядом с подстилками в тени кустов.

— Как Кирилл? — спросил Аскольд, легко удерживаясь рядом со стремительно плывшей Авророй.

— Кира уехал. Его родители поехали на вахту в Гренландский биосферный заповедник. Он там будет учиться. — Аврора перестала грести, перевернулась на спину и дала воде возможность подпереть тело.

— Как он тебе, Авра? — Аскольд, как всегда было, хотел в очередной раз повернуть сестру в семейное русло деятельности.

— Не знаю, Аск. Мне кажется, ты торопишь события. Боишься, что у меня не хватит сил на многодетную семью? — просто и прямо спросила девочка.

— Если честно, то да. Понимаешь, нам нужно компенсировать мамину травму. И ты — единственный достойный вариант. — без тени улыбки ответил брат.

— Я выполню это. Но пока что мне слишком мало лет и я хочу погулять, как маленькая девочка...

— Угу, такая маленькая: дипломированный врач и целый капитан Астромедслужбы Земли. Сержанты едва в обморок не падают, когда ты проходишь. Сам не раз видел. Им, очевидно, при всей солидной подготовленности очень трудно уразуметь, что в таком возрасте ты уже — офицер среднего звена управления Астромедслужбы и профессиональный врач.

— Не знаю, не видела. А точнее — видела, но не обращала особого внимания. — Аврора выслушала брата со стоическим терпением, но виду не подала. Она очень не любила замаскированные комплименты и терпела их только от родителей и братьев. — Ладно, давай просто поплаваем, а то скоро идти на обед. Мама, небось, приготовила полно всякой вкуснотищи...

— М-да, балует она тебя изрядно... Меню — как в лучших планетных ресторанах по уровню сбалансированности, питательности и витаминности.

— Нисколько. Я ведь, Аск, пять суток не вылезала из областной больницы. Там была достаточно непростая работа. Так что неделю сытной пищи я честно заработала тяжким трудом. — Аврора улыбнулась.

— Слышал, когда ехал с Зирдой сюда, о тебе разговор. Твои бывшие пациенты очень и очень высокого мнения о тебе...

— Приятно слышать, но я не зазнаюсь. Не умею. — Аврора в который уже раз сказала чистую правду, поняв, что брат просто хочет ей польстить и поддержать тонус и настроение.

— И не надо.

После отпуска Аврора уверенно начала преодолевать четвертый курс.

Александр Иванов. Возвращение из полёта. Встреча с семьей. Бездетность Виктории.

Наконец окончился трёхлетний полёт крейсера разведки "Экран". Во главе многочисленного и на этот раз полного экипажа по широкому переходу шёл своей усталой, но стремительной походкой её отец. Аврора с мамой и обоими братьями прибыла в Плесецк прямо от операционного стола, облачившись по такому случаю в офицерскую астрофлотскую форму. Родные остальных членов экипажа по традиции ожидали своих в зале прилёта и в переход прошли только Ивановы.

— Авруша, привет! — Александр, подмигнув жене, легко поднял дочь на руки.

— Пусти, папа, я ведь в форме. — Аврора, оправляя комбинезон одной рукой, другой шутливо и несильно отбивалась от крепнувших объятий отца. — Что твои коллеги подумают? Господин генерал службы астрокомандования впал в детство? Капитана астромедслужбы качать вздумал?!...

— Не имеет значения. — Александр и не думал опускать дочь на землю. — Надеюсь, Викта, ты меня простишь?

— Конечно, Саша. Авра — ребёнок, её побаловать надо... А то не вылезает из реанимационных блоков и из кабин гравилётов "скорой". — Виктория улыбаясь, раскланивалась с членами экипажа корабля. Те улыбались в ответ и обменивались с супругой командира понимающими взглядами.

— Будем баловать. Сергей, Роман. — обратился Александр к своим помощникам и дублёрам. — Где у нас подарки для медслужбы?

— Вот. — двое астронавтов подвезли к командиру объёмистый контейнер.

— Коллеги, не ждите меня. Видите, я блокирован. — улыбаясь, Александр повернулся к ожидавшим его астронавтам. — Вас тоже встречают, — он уловил подтверждающий кивок Виктории и продолжил. — Так что давайте отложим работу до шестичасовой конференцсвязи. Мирон, — он повернулся к своему первому помощнику. — вот код доступа. Найдёте меня везде, где я буду. Все свободны, спасибо.

Они остались одни — Аврора, Аскольд, Валентин, Виктория и Александр. Иванов поставил дочь на ноги, но она не спешила знакомиться с содержимым неожиданно подаренного контейнера.

— А где Зирда? — спросил Александр, воспользовавшись паузой.

— У неё — щенята, им всего два месяца. Теперь она — под охраной Грея. Отец щенят сейчас в Швейцарии на большущей выставке представляет свою ветвь родословной. Там и фото Зирды с детьми. Всё в порядке. Щенята и мама здоровы и веселы. Бодрости им не занимать. Ты бы видел, как она их вылизывает... — ответила Аврора.

— Зорд? — Александр был в курсе того, кто обеспечивает охрану самых дорогих ему людей.

— Страхует гравилёт. Лежит под ним и клацает зубами. Обожает пугать кошек. — ответила Виктория.

— И это — пан профессор розыскной работы... — усмехнулся Иванов.

— Он — не только профессор некоей розыскной работы, но и просто — со-ба-ка...— улыбаясь закончила краткую информацию Виктория. — Авра, ты утомила отца...

— Нисколько. — сказал Александр и не успела Виктория опомниться, как оказалась на руках Александра. — Сыны мои, вперёд. Не забудьте про контейнер. Там и для вас кое-что есть...

Вот так они и вышли к автоматически раздвигающимся дверям зала прилёта. Знавшие Александра и его жену астронавты не удивились подобным чудачествам и Виктория смогла состроить самое величественное выражение лица, на которое только была способна, продержав его всё время, пока её Александр нёс её к выходу. Аскольд, опередив родителей, открыл дверцу и откинул спинку маминого кресла. Иванов осторожно опустил супругу на подушки и сразу защёлкнул ремни.

— Авра, как? ... Иванов решил обойти машину, проверить целость панелей обшивки и работоспособность излучателей. Аврора тоже осталась снаружи. Они встретились у кормы гравилёта.

— В целом нормально, па. — Авра прикрыла створку маленького смотрового лючка и посмотрела на отца снизу вверх. — Но, думаю, ей пора заканчивать истощать себя научной работой.

— Попробую убедить. — серьезно ответил Иванов.

— Надо, па. Надо. Иначе мы окажемся перед перспективой снятия её с очередного полёта. — Аврора ненадолго облачилась в мантию медика.

— Как у тебя с нагрузкой, Авра?

— Па, ну ты же знаешь...— укоризненно проговорила дочь, зная, что отец не хочет постоянно видеть её измотанной и утомлённой.

— Знаю, потому и спрашиваю. Зорд, можешь прыгать внутрь. — Александр открыл створку пассажирского люка и жестом разрешил вившейся вокруг машины овчарке быть свободной от необходимости насторожённо обшаривать пространство возле гравилёта. — Всех кошек распугал. Бедные, жмутся к стенам и уже не пытаются даже шипеть. — Александр потрепал ластившуюся к нему овчарку по загривку и та легко запрыгнула в приоткрытый зев люка. — Есть предложение, Авра. Нам надо немного сменить обстановку. Как насчет Киева? На месяц-два тебя смогут отпустить?

— Смогут. Владилена Львовна даст мне литер в тамошнюю клинику Астроконтингента России. — вечно серьёзная Аврора уже полностью натянула на себя служебный кокон и не хотела показаться отцу легкомысленной девчонкой.

— Нет, Авра. При всей твоей проницательности я вижу, ты не поняла. Речь идёт об отдыхе. — Александр понял настрой дочери. Та сразу поскучнела.

— Тогда — не знаю. А братья? — заинтересованно произнесла она, рассчитывая, что если будет отдыхать вместе с отцом она, то её вечно занятым братьям отдых тоже не помешает. Иванов и здесь правильно понял заботу дочери.

— Мы решим эту проблему. Дело в другом, Авра. Мне нужно в Киев тоже не только отдыхать, но и работать. В тамошнем Центре командования Астроконтингента меня ждут, чтобы проконсультироваться по важной проблеме. И Викторию там тоже ждут не только как уроженку Киева, но и как класссного специалиста. Дело в том, что меня ждут там позднее, чем сможет поехать туда Виктория. Потому... Но ты же знаешь, мама не хотела появляться в Киеве без меня...

— Знаю. Теперь мне многое понятно.

— Тогда — прошу. — Александр подал дочери руку и она поднялась в салон гравилёта. — Аск, садись за управление.

— Есть, па. — старший сын был рад разрешению отца. — Куда летим?

— Викта?

— Московск или Нижний. Как ваше мнение? — она посмотрела на дочь и сыновей.

— Если планируем Киев, то лучше всего — Московск. Зирда хочет видеть обожаемого хозяина. Да и его сёстры и братья соскучились. — сказал Аскольд. Валентин и Аврора кивнули, соглашаясь с мнением старшего брата.

— Аск, не дави, дай высказаться и другим. — шутливо заметил Александр.

— Думать нечего. Большая база ждет вас, господин генерал. — сказал Валентин.

— А ты, Авра? — спросила Виктория.

— Согласна. Большая база.

— Тогда — полетели. — подытожил Александр.

Заходивший на посадку гравилёт ждали. Едва только машина замерла на стоянке у подножия небоскрёба, рядом опустился сверкавший всеми проблесковыми огнями гравилёт Службы Безопасности. Открылась створка люка и на землю пружинисто соскочил старший брат Александра — Борис. Братья обнялись и расцеловались.

— О, уже генерал-полковник. На маршала курс держишь...

— А ты, Сашок, все не решаешься нарушить равенство? — Борис намекал, что Александр и Виктория теперь были оба генерал-майорами. — Смотри, равенство, оно...

— Не всегда даёт положительные результаты... Согласен. А где Сергей?

— Звонил из Одессы. Его лайнер только что ошвартовался. Очередная кругосветка закончилась. К вечеру обещал быть. Непременно. Поговорить о чем будет вам обоим, командиры.

— Да и ты начальник не маленький. Третий заместитель начальника эсбе Московска — фигура ого-го какая и по значению, и по весу.

— Благодарю покорно. — Борис улыбнулся. — А наш экстремальный психолог Пётр обещал быть уже к обеду.

— Долго же он выбирал этот непростой путь. — Александр посмотрел, как Аскольд выгружает багаж из гравилёта и вдруг посветлел, заметив, что от подъезда небоскрёба к нему несётся его любимица. — Зирда, задавишь ведь. — сказал он уворачиваясь от вездесущего шершавого языка. — бросила детей на добровольного охранника...

— Ничего не бросила. — сказал Борис, указывая на открывавшиеся двери подъезда. — под охраной Грея к Александру направлялся выводок из двенадцати щенков.

— Зирдочка. Ты просто волшебница... Двенадцать наследников... — он наклонился, присел на корточки и обнял немного постаревшую Зирду. — Наконец ты решилась...

— Кто её только не уламывал. Только Рэю и далась. — заметил Борис, поглаживая подошедшего Грея. — но они вышли тебя встречать и хотят вернуться. До прогулки ещё далеко.

— А мои сестрички?

— Ждут и облизываются...

— Господи, неужели съесть живьём собрались? — с притворным ужасом спросил Александр.

— И это тоже может быть. Оставил жену на Земле и на три года удалился... Неслыханная роскошь. — к нему незаметно подошла старшая сестра — Ирина.

— Ира, здравствуй. — Александр поцеловал её руку. — А где Льяна?

— Она практически не приезжает сюда — гастроли и гастроли. Ты, Сашок, только ты ей обеспечил очень весёлую жизнь — турне за турне. Рвут бедную нашу сестричку на части и не дают даже двух полных дней побыть в покое дома. Муж скоро на стенку полезет — благоверную месяцами не видит. А всё ты... Натащил дисков, разбудил огонь — теперь расплачивайся.

— Расплатится. Ирина, убери свои прокурорские замашки. — подошедшая Валентина расцеловалась с братом. — Саш, только представь, она теперь зампрокурора Москвы. Кабинет у неё — сущий отпад.

— Весь в климатронах? — усмехнулся Иванов.

— Ага. Мне подизайнерствовать там просто негде. Мужчины-коллеги в полном трансе бывают, когда попадают к ней в кабинет. Не поймут — то ли джунгли, то ли просто тайга...

— Ладно. Мы и так маринуем тут всех. — Александр посмотрел на повизгивавшую Зирду, собравшую вокруг себя всех щеночков. — Давайте пройдём в дом. А где? ...

— Родители будут обязательно. Но — позже. У них сейчас горячая пора.

— Ладно. Ведите, господа. Какая красота...— Александр огляделся вокруг. — Теперь я вижу это своими глазами...

Они поднялись к залу мгновенников.

— Господин академик архитектуры! Разрешите обратиться?! Командир корабля Александр Иванов! — шутливо отрапортовал Александр, поворачиваясь к выходившему из лифта Стрельцову. — Надеюсь, я вас не очень задержал? Здравствуйте!

— Нисколько, Александр. Здравствуйте. Вижу, вас встретили все. — академик обменялся с ним крепким рукопожатием.

— Да. Приглашаем вас к себе на обед! — продолжил Иванов.

— С радостью. Когда? — улыбнулся учёный.

— В два часа дня. Через час с небольшим. — уточнил Александр.

— Охотно буду. До встречи, Александр. Приветствую вас, коллега. — Стрельцов раскланялся с Викторией.

На главном большом мгновеннике они поднялись к дверям квартиры родителей Александра. Здесь вышли Грей, Зирда и её дети. Мгновенник поднялся ещё выше, на этаж квартиры Виктории и Александра. Увидев хорошо знакомую дверь, Александр не смог скрыть волнения от проницательного взгляда Виктории. Сыновья и брат поставили мгновенник на ожидание и выгрузили багаж и укладки.

— Открывай, Саша.

— Викта, надеюсь....

— Перестановка полезна. Но основу я не трогала.

— Хорошо.

Через полчаса все собрались в холле. Зорд оббежал всю квартиру и, подойдя к Александру, несколько раз вильнул хвостом, что означало, что всё в порядке.

— Прошу садиться. — Борис на правах старшего брата взял управление собранием на себя. — у нас есть несколько минут до званого обеда. Предлагаю помолчать и подумать. Мы все давно не видели друг друга. Вспомним нашу традицию.

Все кивнули и воцарилась тишина.

Прибывший Пётр поручкался с братом и присоединился к компании словно не покидал её никогда. Академик Стрельцов обсудил с Викторией новый проект общественного центра для одного из районов Московска.

— Прошу всех встать для встречи глав семьи. — возвестил Аскольд. — Прошу тишины.

В холл вошли мать и отец Александра. Поздоровавшись с Александром, они присоедились к детям. Званый обед начался.

— Авра, почему мама такая подавленная? — Александр уединился с дочерью в своём главном рабочем кабинете и закрыл дверь на "ключ". — это, вероятно, напрямую касается тебя, как медика. Говори. — в его голосе сквозило неподдельное нетерпение, смешанное с нешуточной озабоченностью.

— Слишком много причин. — Авроре, прошедшей к письменному столу, не хотелось огорчать отца, превыше всего ставившего безопасность и спокойствие жены и дочери.

— А главная?!...— нетерпеливо побарабанил пальцами по крышке стола так и не севший в жестковатое рабочее кресло Иванов.

— Сядь, папа... Дело в том, что мама хочет ещё детей... — Аврора выдохнула эту информацию, сама немало удивляясь своей беспощадности.

— Авра, ты шутишь, это же для неё — верная смерть... Она столько в вас троих вложила... — Александр опустился в кресло, пытаясь заставить себя побыстрее просчитать варианты противодействия такому опасному желанию своей подруги.

— В этом то всё и дело. — Аврора постаралась снизить психологическую остроту столь резкого и неожиданного изложения проблемы хотя бы изменением тона своего голоса. — Она хочет ещё детей и вряд ли я или кто-нибудь менее близкий сможет остановить её. Я просмотрела все доступные мне профильные материалы... И мой вывод крайне неутешителен — это невозможно реализовать. И дело тут не в тебе, папа. Дело в маме. Она здорова, но увы, больше детей иметь не сможет. Об этом говорят все медики и в первую очередь — Юльева. Мама её затерроризировала совершенно. Конечно, она из деликатности всячески пытается это делать незаметно, даже тайно, но я-то понимаю, насколько ей больно это делать... Да и известность мамы резко ограничивает круг людей, допущенных к секретам подобного уровня. И это — дополнительное серьезное препятствие. Но сделать ничего нельзя. И это...— Аврора едва успела перевести дыхание, чтобы подавить всхлипы. — Это её медленно убивает... Ты же видишь, она постарела не на три, а на пять лет. Два дополнительных незапланированных года — не что иное как следствие бесплодных попыток. Она так хотела, чтобы у тебя были ещё дети... Но и её уникальности тут недостаточно... Увы.

— Понимаю. — Александр соединил пальцы обеих рук и вжался в спинку кресла. — И что ты посоветуешь? Меня все же три года не было на Земле. Я ещё не "врубился" окончательно...— в его голосе прозвучала боль от временного бессилия.

— Надо как можно быстрее и основательнее остановить все и любые попытки мамы, остающиеся, несмотря на все её поистине титанические усилия, безуспешными. — спокойно и убежденно сказала Аврора. — Надо её убедить в том, что мы ценим и любим её такой, какой она есть... Надо ей дать ясно и чётко понять, что для нас для всех совершенно неважно, сколько у неё детей есть и сколько могло бы быть. Для нас важно, что мы все — её дети. Мы, её дети и наши хорошие знакомые делаем всё, что только можем, но ты, папа, имеешь к маме абсолютные права доступа, а мы — только первоочередные... И поездка в Киев должна стать переломным моментом. Только поэтому я и раздумывала... Я, конечно, врач, но я ещё — очень маленькая девочка и, к огромному сожалению, — её единственная дочь, но здесь приходится все это складывать в непростой комплекс.

— Понятно... — Александр помрачнел.

— Только ради бога... — Аврора собиралась попросить отца о сохранении тайны этого разговора.

— Авра, ты же её дочь. Разве она не поймёт, что ты сама мне все сказала. Тут нельзя недооценивать её возможности. — вскинувшиеся брови Александра показали степень его удивления.

— Понимаю. Но сделай так, чтобы всё выглядело естественно. — спокойно парировала Аврора.

— Постараюсь. — сказал Александр.

— Тогда давай вернёмся к гостям. Когда планируешь? — Аврора, как всегда, брала в кризисных ситуациях управление делами семьи на себя, позволяя отцу заняться множеством других проблем.

— Вечером. Ближайший поезд нужного нам класса — в девять. — Александр знал, что Аврора понимает его стремление попасть с мамой именно на этот поезд — Ивановы всегда ездили в Киев исключительно на нём. И теперь она смогла удивить отца:

— Пап, ты неподражаем. Вот билеты именно на этот поезд. Потрясающее постоянство. — Аврора подала бланки. — Кого попросить отвезти? — она понимала, что отцу будет трудно совмещать управление машиной и заботу о маме.

— Авра...— укоризненно протянул Иванов.

— Я так, просто... Хочу доставить кому-нибудь удовольствие... — смущённо улыбнулась Аврора.

— Понимаю. Прозондируй насчёт... — Александр задумался...— Не надо никого. Мы поедем на вокзал на монорельсе. Налегке. Мама всё же имеет родительскую базу в Киеве. Так что вещей много брать не будем.

— На сколько? — к Авроре вернулся её деловой тон. Александр встал:

— Посмотрим. У меня — три месяца отдыха... Возвращаемся к гостям.

Вечером, после того как Александр в течение получаса поговорил со своим первым младшим братом — капитаном океанского круизного лайнера Сергеем и провёл короткую послеполётную конференцсвязь с экипажем своего корабля, Виктория ненадолго уединилась в своей комнате. Для Александра это послужило сигналом. Через полчаса он и Виктория попрощались со всеми и, подхватив небольшие укладки с самыми необходимыми вещами, вышли из квартиры.

Александр, ничуть не изменившись в лице, пропустил Викторию вперёд себя в пассбус и жестом предложил выйти на одной из станций монорельса. Прочитав название, Виктория просияла — это была та самая станция, на которой они много лет тому назад познакомились.

— Сашок, ты волшебник... — сказала Виктория, прижимаясь к мужу. — Помнишь таки...

— Как я могу забыть это, Викта... Идём, скоро поезд.

— Конечно, Саша.

Они разместились в кресельном вагоне. Теперь Виктория немного оттаяла и с гордостью опиралась на руку мужа, склонив голову ему на плечо. Часовая поездка до Центрального вокзала позволила им наговориться вдоволь.

— Викта, заходи, устраивайся. — Александр предъявил билеты проводнику международного вагона и пропустил жену вперёд. — Я — за ужином, не беспокойся.

— Не пропадай надолго...

— Постараюсь...

Вернувшись, Александр поставил контейнеры с пищей на столик и плотно прикрыл дверь. Виктория окончила готовить постели и опустилась в кресло.

— Саша...

— Сдвигай постели воедино. — Александр понял, что Виктория хочет быть с ним в эту ночь максимально рядом. — Когда прибываем?

— В девять. На старый вокзал. Почти в центре. Оттуда до моего дома — рукой подать. Пойдём пешком. — Виктория встала и сдвинула полки. — Так?

— Так. — Александр запер дверь купе и ненадолго скрылся в туалетной кабинке. — Нас там ждут?

— Да. Вся базовая квартира в нашем полном распоряжении. Ужинать будешь или отложим до утра? — сказала Виктория.

— Нас и так накормили до отвала. Но, если хочешь — будет ужин в постели. — ответил Александр.

— Не надо. — Виктория улыбнулась. — Рассматриваешь меня как самый лучший ужин?

— А как же. — Александр, посвежевший после душа, вышел в купе и застал Викторию уже в постели. — Молодец, Викта.

— Всё для тебя, Саша. Всё, что могу, умею и знаю.

Раздались первые аккорды "Песни о Днепре". Это означало, что состав готовился к отходу. Поскольку поезд следовал на территорию Украины, россияне посчитали необходимым зеркалировать исполнение именно этой мелодии в знак уважения к стране, всегда являвшейся другом и партнёром России. Притушив в купе свет, Александр нырнул под одеяло и обнял Викторию за плечи.

— Боже, неужели снова я увижу свою родину, увижу вместе с тобой, Саша. — Виктория покрывала жаркими поцелуями его лицо.

— Снова, Викта. И ещё не раз, не раз, ещё много-много раз.

— Ну, что-ж. Ужин, так ужин. Ешь, герой...— её голос снова стал загадочен и нежен. В полутьме купе её обнажённое тело казалось выточенным из бронзы и Александр невольно залюбовался. — Смелее, Саша, я — вся твоя. Навсегда.

— Навсегда. — Александр прижал её к себе. — Навсегда, Викта...

Утром он проснулся первым. Виктория спала рядом и Александр удовлетворённо отметил, что теперь она не выглядит такой усталой, настороженной и раздосадованной. Ему очень не хотелось думать о том, что его усилия и старания Виктории не приведут в этот раз ни к каким положительным результатам. Скрывая волнение, Александр приступил к утренним заботам.

В этот раз он её не будил до самого прибытия. О времени на постоянные растяжки он не забыл, но понимал, что надо сократить время на раздумья. И Виктория, сходя по ступеням на перрон первой платформы, благодарно сжала его ладонь своими пальчиками. Слов не потребовалось. Виктория снова была на родной земле.

— Куда теперь, Викта?

— Сейчас выйдем из старого вокзала в Южный терминал и там пройдём пешком метров тыщу восемьсот. И мы — на месте. — Виктория легко катила тележку с укладками по идеально ровному полу. — Люблю я сюда приезжать... Лучшая ве-пе-пе в мире...

— Да уж...

Они вышли из Южного терминала на привокзальную площадь. Виктория поставила укладки на землю и перекрестилась, глядя на роскошный собор, украшавший середину площади. Отказавшись от услуг многочисленных таксистов, они пошли медленным шагом в гору. Идти пришлось недолго — двенадцатиполосная магистраль вынырнула из за поворота, яркие указатели направили к подземному переходу. Через несколько минут Виктория уже раскланивалась с пожилым консьержем и вызывала лифт.

— Этаж? — Виктория испытующим взглядом посмотрела на мужа.

— Пятый, конечно. — Александр улыбнулся — Виктория не смогла застать его врасплох.

— Помнишь, Саша. Молодец.

— Как же можно забыть...

Оказавшись в родных стенах, Виктория обессилено присела на стоявший у двери стул и несколько минут молчала, уясняя изменения. Александр ждал.

— Вот я и дома, Саша... Сколько же прошло времени?...

— С чего именно?

— С нашего экспрессного прибытия сюда. Конечно, тогда мы здесь не были... И потом мы несколько раз были здесь. Но наше экспрессное пребывание мне сейчас особенно важно.

— Не всё ли равно?...

— Ты прав. — Виктория встала. — Теперь у нас минимум две недели отдыха здесь, на этой базе... Ужо повожу я тебя по музеям, командир...

— Охотно...

Две недели они пробыли в родительской квартире одни. Затем прибыла Аврора, но и её присутствие не внесло особых изменений. Виктория принадлежала Александру полностью и без остатка. Аврора, поняв это, удалилась в клинику, где были и служебные квартиры для временных сотрудников, и в квартире родителей матери появлялась нечасто, погрузившись в работу.

— Авра, у меня к тебе просьба. — Виктория закрыла за Александром дверь, попросив его принести из магазина заказанные рано утром хлеб и фрукты. — Прими меня во второй половине дня.

— Хорошо, мама.

Ровно в два часа дня Виктория вошла в рабочий кабинет дочери.

— Садись, мам. Догадываюсь о сути. — Аврора закрыла на защёлку дверь и села рядом с мамой. — Беспокоит срыв?

— Хуже, Авра. Я не ощущаю нужных изменений. Тут не срыв, тут полная блокировка. Я что, теперь, бездетна?

— Мам, при всей ожидаемости... — Аврора поняла направленность разговора и посерьёзнела, что сразу отметила Виктория:

— Иными словами, ты не хочешь сказать мне правду?

— Я в затруднении, мам... — смущенно проговорила дочь.

— Можно узнать, в чем причина сего затруднения? Кому же, как не тебе сказать мне правду? Юльева, кстати, отмалчивается. — нетерпеливо спросила Виктория.

— Да. Но она просто не знает... Ты всё же достаточно уникальный человек, чтобы исключить всякую возможность точного просчёта ситуации.

— Благодарю, Авра. Но я повторяю вопрос: я бездетна?

— Вся медицина скажет — "да"... Но...

— Только не надо меня успокаивать, доча. — Виктория встала, отперла дверь. — Попробую иметь то, что имею...— она кивнула прощально и вышла.

Вернувшись на пассбусе к дому, Виктория не торопилась входить. Она ходила кругами по обводной тропочке и думала. Она знала и понимала, что её единственная дочь Аврора из последних сил и возможностей защищает, оберегает и щадит её, свою маму, от неминуемого психологического и нервного потрясения. Она знала, что и Юльева не говорит горькую неизбежную правду, поскольку эта правда способна моментально убить на месте. Но факт оставался фактом — после рождения Авроры она никогда не сможет иметь детей. А в поезде и за время их пребывания в родительской квартире она не раз отдавалась Александру с тайной надеждой на чудо. Александр делал всё, как надо, но проблема была не в нём, а в ней...

И в таком состоянии Виктория не хотела попадаться на глаза Александру — он и так насторожённо за ней наблюдал большую часть суток. Она вернулась на остановку пассбуса и через час была на берегу Днепра. Подошедшая к причалу маршрутная "Ракета" высадила пассажиров, потом неожиданно дала короткий мелодичный гудок и по трапу к ней сбежал капитан-речник.

— Виктория Аскольдовна! Прошу на борт! Прокатитесь, развеетесь! Вода лечит и все проблемы растворяет! — он говорил без умолку, этот капитан. Виктория вспомнила, что видела его рядом с братом Александра — Сергеем. Это был друг Сергея — Николай.

В этот раз она была единственной пассажиркой трёхсотместной "Ракеты". Николай, прочтя состояние супруги Александра, переговорил с капитаном подошедшего следом маршрутного катера и тот пригласил ожидавших посадки на катер Николая к себе. Те согласились и причал, где стояла "Ракета" Николая очистился, а береговой матрос перегородил лёгким барьером входной трап на корабль. Легко отвалив от причала, катер вышел на фарватер и направился вниз, к Каневу. Виктория провела часть ходового времени в рубке, ознакомилась с новыми лоциями, спустилась в машинное отделение, прошлась по трём пассалонам и наконец выбрала место в носовом. Присев в кресло, она задумалась. Ей начало казаться, что она позорно сбежала от Александра. Он, очень даже вероятно, с ума сходит, разыскивая её по всем базам данных нахождения. Непременно звонил дочери, а может быть и сама Аврора, едва она вышла из её рабочего кабинета, связалась с отцом и сообщила, что визит закончился. А она, его жена, тут, на катере прохлаждается да ещё в Канев наметилась...

— Не беспокойтесь, Виктория Аскольдовна. Саше я позвонил, сообщил. Всё в порядке. — Николай бесшумно вырос рядом с её креслом. — отдыхайте, он всё правильно понял.

— Спасибо, Николай...

— Можно просто Николаем. Не надо отчества.

— Ещё раз спасибо.

— Не за что...

В Каневе она поднялась на Тарасову гору, подошла к могиле Кобзаря и долго стояла перед памятником. Сюда она приезжала только в случае очень крупных проблем — это место давало ей силы и энергию для преодоления очередного рубежа. Вот и в этот раз простояв несколько часов, пока "Ракета" сделает ходку в Киев и обратно, Виктория взошла на причал уже другой — почти прежней — собранной и недоступной.

Встреча Виктории в родном Киеве с послами Кольца Цивилизаций. Новый Звёздный зов

У причала Киевского речвокзала, к которому пришвартовалась возвратившаяся из Канева переполненная "Ракета", стояли две патрульные машины СБ Украины и рядом — взятый напрокат серебристый семейный гравилёт. Едва катер ошвартовался, офицеры Службы Безопасности Киева взошли на борт.

— Виктория Аскольдовна Белова? — козырнув и показав значок, спросил первый, старший по званию офицер.

— Да, но по мужу — Иванова. — ответила Виктория внешне спокойно, но внутренне пытаясь понять, чем она сумела заинтересовать СБ своего родного города. И разгадка не замедлила:

— Ваш муж просил сопровождать вас до дома. — учтиво произнес старший.

— В чём дело, лейтенант? — Виктория показала старшему наряда удостоверение офицера Астрофлота.

— Мы знаем, госпожа генерал-майор. Это — не конвой, это просто — оберегающее прикрытие...

— Но... — Виктория, не любившая недосказанности, хотела тотчас же получить разъяснение и старший наряда это понял:

— Извините. Просим в машину.

— Конечно. — Виктория села на просторное заднее сиденье. — Но теперь вы можете пояснить ситуацию?

— Безусловно. С момента вашего появления здесь у вашего родительского дома мы постоянно видим двух-трёх субъектов. Информации о них в наших базах данных нет, следовательно, они не светились раньше в СБ. Но они интересуются вашей жизнью больше чем допустимо.

— А где Александр? — Виктория поискала глазами мужа.

— Он через несколько минут будет здесь. Пошёл в здание вокзала поговорить со службой речного движения.

— Хорошо. И что же эти субъекты сделали предосудительного? — в её голосе просквозила деловая заинтересованность.

— Наш патруль и патруль Службы гражданской безопасности Киева несколько раз проверили их документы — ничего особенного или настораживающего. Базы данных были внимательно просмотрены. Они действительно не отмечались у нас. — спокойно пояснил офицер СБ.

— Тогда...— Виктория раздумывала над вариантами причин создавшейся ситуации.

— Вы же знаете, что ваша широчайшая известность неизбежно имеет и оборотную сторону. АПБ не всегда может светиться. — немного смущённо, с долей желания извиниться за суровость, произнес другой офицер.

— Понимаю. И что?

— Может, вы под нашим контролем выясните, что хотят эти субъекты? С нашей стороны мы гарантируем полную защиту и безопасность. — поняв деловой настрой генерала Астрофлота, сказал старший наряда.

— Они интересуются... — Виктория выходила в памяти на кое-какие выводы, но ей требовалась дополнительная информация.

— Персонально — вами. Александр, ваш муж, их, видимо, интересует мало.

— Но...— Виктория была удивлена тем, что некие субъекты желают пообщаться именно с ней и им не интересен её не менее уникальный муж и друг.

— Едва только он хочет к ним подойти, а он несколько раз пытался это сделать, они уходят. Они избегают контактов с ним... — сообщил старший наряда.

— Но...— её беспокоила проблема безопасности родителей и ближайших родственников.

— Нет. Здесь проблем на нашем уровне нет. Район полностью нами проверен. Ловушек нет. Защита усилена.

— Хорошо. — успокоенно произнесла Виктория.

— Викта, ты в норме? — к машине подошел Александр. — Спасибо, Анатолий. — он обратился к старшему наряда. Тот кивнул:

— Не за что. Пересядьте в прокатный гравилёт. Он проверен, там надёжно. — сказал офицер СБ.

— Хорошо. — Виктория вышла. — Саша, я никогда раньше не видела таких людей... — она явно не могла справиться с вполне понятным волнением и нарастающим беспокойством.

— Но...— Александр понял, что его неугомонная подруга ухватила ниточку интересного для неё дела и теперь её отговаривать от продолжения работы — почти безнадежное занятие.

— И я обязательно и немедленно поговорю с ними. — она села в салон прокатного гравилёта. Александр устроился за управлением. — Но не во дворе и не у нас дома. Слишком много чести. — немного раздражённо заметила она. — Летим в Голосеево, там сейчас пустынно и поговорить можно спокойно. Место достаточно открытое. Там и простора достаточно.

— Анатолий. — сказал Александр, опуская боковое "стекло" дверцы. — они точно следуют за Викторией?

— Можете сами убедиться. Балкон вокзала второго уровня, колонна четыре. Слева. — офицер, не поворачиваясь, уточнил координаты.

— Вижу. — Виктория легко повернула голову и заметила рослого мужчину в гражданском костюме. По виду он мог бы вполне сойти за инженера.

— Это — один из них. Значит, остальные — тоже рядом. — спокойно заметил подошедший незнакомый сотрудник СБ.

— Попробуем провернуть рандеву в Голосеево, Анатолий. — сказала Виктория, обратившись к старшему наряда.

— Разумно. Там мы сможем перекрыть район. И АПБ полегче — их Академия — рядом.

— Тогда мы поехали. — Александр включил двигатели и гравилёт приподнялся.

— Мы вас сопроводим. — офицер вернулся к патрульной машине.

Остановив гравилёт над поляной, Александр обозрел район и опустил машину на траву. Виктория вышла. С другого конца поляны вышел тот самый незнакомец. Иванов поднял машину в воздух и гравилёт покинул пределы поляны, уйдя за холм.

— Добрый день, Виктория Аскольдовна. — сказал он, подойдя и остановившись в трех метрах от неё. — Можно с вами поговорить?

— Конечно.

— Дело касается вашей посольской функции.

— Какой такой посольской функции? Поясните.

— Охотно. — незнакомец прикоснулся к лацкану и в звуках воющего ветра явственно проступили слова Посвящения в послы, слышанные только Викторией. — Надеюсь, этого достаточно? У нас есть и другие доказательства наших полномочий.

— Полагаю, этого достаточно. Так что вы хотите?

— Нам известно ваше беспокойство относительно детей, их количества. Мы знаем, что вы из многодетной семьи. Мы знаем обо всех сложностях, выпавших на вашу долю. И теперь говорим ясно: наступил момент, когда вы, Виктория Аскольдовна, уже не только астронавт с уникальными для вашей цивилизации и службы возможностями, но и Посол вашей Солнечной Системы.

— А подробнее?

— Можно и подробнее. Ваш муж вернулся из трёхлетнего полета, следующий полет по графику — не раньше чем через месяц. Сейчас у вас в жизни всё пока что стабилизировалось. Настало время вам проявить себя как послу.

— Обтекаемо, но понятно. И что?

— Примерно через двадцать лет по вашему счёту времени, а может быть и раньше или позже, в одном из совместных с вашим Александром полетов вы снова встретитесь с нами. А сейчас мы уйдём из вашей жизни, поскольку наша задача выполнена — мы встретились и переговорили с вами. — незнакомец поклонился, повернулся и пошёл к деревьям. Вскоре он скрылся из виду. Тотчас же рядом опустился семейный гравилёт. Виктория облегчённо вздохнув, устроилась на штурманском месте рядом с мужем.

— Послы, Викта? — Александр защелкнул ремни. — Или? — он тщательно скрывал волнение.

— Послы. — успокаивающе произнесла Виктория. — Где-то через двадцать лет, а может раньше или позже я снова увижусь с ними. Вместе с тобой. А пока они исчезнут из нашей жизни.

— Всё в порядке, Виктория Аскольдовна? — из опустившегося рядом патрульного гравилёта выглянул Анатолий. — Или?

— Они обещали, что оставят нас в покое. Спасибо. Мы — к себе.

— Успехов и спокойствия. — лейтенант кивнул водителю и семейный гравилёт ушел в небо. За ним стартовал и патрульный гравилёт СБ Киева, ушедший над Дарницей в район складских помещений.

— Саш, ты извини, я тут немного психовала. — Виктория склонилась на плечо мужа. — Нервы у меня расшалились, это верно. Непростительно и глупо!

— Не казни себя, Викта, я всё понимаю при всей моей ограниченности. Хочешь ещё детей...

— А как ты узнал? — во взгляде Виктории читались одновременно беспокойство, вызванное психологическим состоянием мужа и друга и великое восхищение и благодарность за немногословную прозорливость.

— Ну, я же не настолько туп...

— Именно, Саша. Но увы, я пуста, как скороварка без воды... — в её голосе просквозила острая боль бессилия, связанная с жесточайшим самоуничижением. Она прекрасно понимала, что от неё, женщины, зависит здесь гораздо больше, чем от Александра.

— Не имеет значения. Троих роскошных детей ты уже имеешь? Скоро встанешь во главе целого рода, с тремя могучими ветвями. На наш век семейных проблем хватит. — Александр обнял Викторию и поднял машину в воздух. — А сейчас мы полетим поближе к речвокзалу для того, чтобы поприветствовать Владимира Великого.

— Спасибо, Саша.

Они оставили гравилёт на стоянке и до вечера ходили по аллеям огромного парка, слушая перезвон церковных колоколов, отбивавших время. Тринадцатимиллионный мегаполис шумел вокруг, но сюда, в зеленую зону шум почти не проникал, да и уровень шума строго дозировался даже в промзоне и на самых загруженных магистралях. Виктория вдруг осознала, что Александр прав, прав как никогда: она действительно мать троих уникальных детей и этого для её жизни вполне достаточно.

Вернувшись в квартиру родителей, они застали там Аврору. Она порывисто подошла к матери и женщины обнялись, не скрывая слёз и чувств. Так разрядилась эта ситуация. Александр сразу ушёл к себе в кабинет — в такие минуты он испытывал острую потребность в одиночестве и тишине.

Виктория сдержала свое обещание и целых две недели водила Александра по многочисленным киевским музеям и выставкам. Её, конечно, узнавали, приветствовали, но, следуя правилам вежливости, не навязывали своё общество.

— Саш, ты знаешь, я, кажется, в очередной раз надолго успокоилась относительно детей... — сказала тихо Виктория, выходя из исторического музея. — Конечно, где-то боль и осталась, но она уже не владеет мной настолько.

— Викта, я скажу только одно — ты уже сделала немало. У тебя трое замечательнейших детей. И у тебя есть работа цивилизационного уровня. Может быть, эта работа и уравнивает то, что у тебя не восемь и не десять детей. За тобой — сотни людей, даже не сотни — тысячи и десятки тысяч. Они все в очень значительной мере — твои дети. А уж такое количество детей не под силу никакой обычной женщине. — Иванов улыбнулся. — Только той, имя которой — Навигационная Звезда. Навигационная звезда всего человечества. Это — стоит того.

— Спасибо, Саша...

— Конечно, я знаю, Викта, что ты не успокоишься... Я знаю, что в какой-то мере это выше твоих уникальных мёртвых тормозов. Но прошу тебя помнить, что для меня ты важна любая. И не накручивай себе то, что не следует накручивать...

— Постараюсь. Знаешь, как мне кажется, Аврора тоже успокоилась и улетела в Звёздный, на учёбу. Ей было сложно успокоиться, я знаю, ведь она моя единственная дочь и в нашей династии отвечает за всё, что может быть связано с медициной. А это очень тяжёлая ноша для неё. Но она — молодец, держится. Повышение квалификации — её конек. Думаю, несмотря на её страсть к поглощению все новой и новой информации, ей надо заканчивать учебу и определяться с местом работы, а поле деятельности у неё уже и сейчас широчайшее.

— Хорошо, что наша с тобой дочь идёт на смену Юльевой. Владилена заслужила иметь уникальных учениц и последовательниц. И Авра в целом соответствует этой роли. Теперь куда?

— В ближайший сквер. Посидим, пошепчемся, мой командор. — заговорщически подмигнула Виктория.

— Моя королева. — только и смог сказать удивлённый Александр.

Через несколько дней Викторию и Александра навестил Владислав Щукин — известный киевский художник. Он пришёл к Ивановым с просьбой дать разрешение написать их портреты. Подумав, Виктория и Александр согласились, но с условием, что будут написаны не один, а три разных портрета с копиями. Владислав согласился.

Портреты были выполнены за два-три дня и Владислав был приглашен на семейный ужин к Ивановым. Прибыли Валентин и Аскольд. Им портреты понравились. Но больше всех был рад сам Владислав, признавшись, что ему самому было важно, понравятся ли портреты детям и мужу Навигационной Звезды. Один из портретов Виктории, копия был перенесён в Галлерею Славы гражданской общины Киева. Его объёмное изображение украсило страницы информпрессрелизов Украины и Киева за неделю и за месяц.

Аврора Иванова. Встреча с Кириллом Нахимовым. Объединение

В назначенное распорядком вуза время Аврора получила диплом "звёздного медика" — врача Астрофлота. После этого она получила звание майора астромедслужбы и была назначена на должность руководителя Российского Сектора Медицины Катастроф Астромедконтингента Евразии. Ей тогда исполнилось одиннадцать лет, но благодаря всей предшествовавшей напряжённой работе никто за ребёнка в Медслужбе Астрофлота, равно как и в Системе гражданской Медицинской службы Земли её уже не считал.

К тому же Аврора стала хорошеть на глазах и, несмотря на небольшой рост, превратилась в очень привлекательную девушку, перед которой заискивали, пытаясь произвести впечатление и завоевать её сердце буквально все: от пациентов до профессоров и академиков земной и астромедицины. Но Аврора не давала повода усомниться в том, что решать, кто будет рядом с ней, имеет право только она сама.

В очередной свой отпуск, проводимый в Московске, в квартире родителей, семнадцатилетняя Аврора наслаждалась тишиной и спокойствием огромной пустынной "главной базы". Зирда охраняла квартиру родителей Александра, Зорд с Греем отсутствовали по причине участия в очередной спецоперации и шелестение комплекса защиты, накрывавшего квартиру сплошным "колпаком" было единственным шумовым раздражителем. Раздался звонок. Аврора встала и, открыв дверь, обмерла. На пороге в полной парадной форме капитана Контингента Звёздного Десанта России стоял Кирилл Нахимов — тот самый мальчик, с которым она когда-то ездила к "нулёвочкам". Как же это было давно. Теперь перед ней стоял взрослый девятнадцатилетний юноша.

— Кира? Ты как здесь? И что за парад? — Аврора прислонилась к косяку двери, не веря своим глазам.

— Разреши войти, Авра?!... Или мы — на "вы" и мне следует обращаться к тебе по имени-отчеству и по званию? Госпожа майор Астромедслужбы?!

— Нет, конечно, Кира. Но... капитан... десанта... — Аврора, не справлявшаяся с изумлением, отчаянно пытавшаяся уложить в голове типологические схемы соответствия нормативов и званий применительно к Кириллу, механически отступила, пропуская юношу внутрь. — Ты что, дед Мороз, или как?

— Или как. Ты тогда правильно подумала... Несколько лет назад меня словно тряхануло и я фактически встал на такой же путь, как у тебя... Ураганные методы освоения информации, навыков, умений... Результат... Сама видишь. — Кирилл прошел в комнату. — А где все твои? — он уловил безмолвное разрешение Авроры сесть и удобно устроился в кресле.

— Все заняты. Я одна. — Аврора села в кресло напротив. — Есть проблемы? Не медицинского плана, вижу, здоровяк этакий.

— Спасибо за комплимент. Слушай, Авра, меня перевели в Московск служить. Я прямо из ведомственной гостиницы — к тебе. — он подал букет цветов. — но ты же знаешь, что если Калуга для меня почти родной город, то в Московске я — не туземец. Если ты свободна, то мы могли бы пройтись и поговорить. Заодно покажешь город. А то я тут — ни бум-бум. Непростительно для десантника. Да и времени у меня мало. Вот-вот могут вызвать на очередную операцию.

— Как все же знакомо звучит: "операцию"... — задумчиво сказала Аврора, сканируя лицо и фигуру своего давнего знакомого.

— Во-во. Только у нас операции — боевые, а у вас — лечебные. Вы выше нас.

— Ладно, Кира. Не перебарщивай с комплиментами. А где?... — Аврора спрятала лицо в цветах. — ей не терпелось узнать местонахождение базы Кирилла. Что-то в душе ей подсказывало, что эта встреча — всерьёз и надолго.

— Сиреневая, сто сорок восемь. Астрочасть системы "Звёздные Барсы".

— Лосев? — изумленно проговорила Аврора.

— О, он — наш самый большой шеф. Но к нему — не подобраться, слишком много работает и почти не бывает в своём офисе. Всё решают его помощники. Вот и меня выбрали в качестве дублёра одного из помощников.

— Растёшь, нечего сказать. Хвалю. — девушка одобрительно посмотрела на визитёра.

— И я тоже хвалю. — раздался от двери кабинета Авроры голос Виктории. — Здравствуйте, Кирилл...

— Здравия желаю, госпожа генерал-майор. — Кирилл вскочил и козырнул с наивозможнейшей тщательностью. — Извините, ввалился без приглашения и предупреждения... Непростительно для первого визита. — он смущённо подал матери Авроры второй букет. Та приняла его благосклонно:

— А у нас всегда так — без предупреждения... Не переживайте из-за этого. — Виктория поставила цветы в вазу и налила туда воду с подкормкой. — Садитесь, Кирилл. И — кончайте солдафонство. У нас в доме вы — обычный человек, а не должностное лицо. Я так поняла, вы хотите похитить у меня Авру?

— Если вы не против... — Кирилл замялся.

— Не против. Авре пора проветрить мозги от рецептурных справочников. — спокойно заметила Виктория.

— Мама... — Аврора укоризненно посмотрела на мать.

— — Ничего. Кирилл тоже — большой человек. У подъезда стоит боевой десантный гравилёт с полной оснасткой и мальчишки нашей башни числом этак душ восемьдесят, уже не знают, о чём ещё спросить, куда ещё залезть и что ещё потрогать и покрутить. Столько интересного. Занятная машинка.

— Но я хотел про... — Кирилл хотел намекнуть о желании прогуляться не на машине, а пешком. Виктория сразу же уловила ход его мыслей.

— Пешком, конечно пешком. Не надо пугать всех и вся боевой спецмашиной. Тем более вы не один, а с сержантом-водителем. Ладно, Кира, подождите в холле. Авра скоро будет.

— Есть... То есть — хорошо, Виктория Аскольдовна. — Кирилл вышел.

— Ну вот и славно. — Виктория прикрыла за Кириллом дверь. — Авра, отдышись, ты как после стокилометрового марафона. Успокой дыхание и приведи в порядок нервы.

— А ты как думаешь, мама!... Ввалился без приглашения!... Я прямо обмерла!...

— Наклонись, чего скажу. Я тебе такого никогда не говорила...

— Интересно, интересно. — Аврора склонилась к матери, присевшей на банкетку.

— Этот человек, Авра — тот, кто тебе действительно нужен и просто необходим. Он — истинный, настоящий.

— Мама... — Аврора поняла, что мама хочет составить ей лучшую возможную на сегодняшний день партию и перевести её старания вечной неисправимой медички в более земное прозаическое русло.

— Авра, я тебе когда-нибудь что-либо посоветовала неправильно? — Виктория мягко посмотрела на дочь, словно прочитав её ощущения и мысли.

— Нет, но...

— Тогда сама убедись. И не веди себя как майор. Он едва тебя увидел и уже не всегда понимает, когда и как на тебя можно взглянуть. Ведь он всего лишь капитан...

— Уже капитан, мама. В его-то возрасте. У него был старт тяжелее, чем у меня. Я почти с рождения на марафоне, а он — только несколько лет тому назад. Но всё равно, надо признать, что он достиг очень многого и не производит впечатления непрочного однодневного солдафона. — Аврора не удержалась от невольного комплимента, открыла шкаф и быстро переоделась в гражданское выходное платье. — Ладно, я подумаю.

— Подумай, подумай. Но не маринуй его сверх меры...

— Хорошо.

Авра выскользнула в холл. Кирил обрадованно посмотрел на неё и широко распахнул входную дверь квартиры.

С того дня они виделись часто — почти каждую неделю. Неугомонный Кирилл не давил на Авру и ей эта последовательность нравилась. Она регулярно узнавала о том, что ему ещё удалось сделать по службе, познакомилась со многими его товарищами. Но главное — они теперь могли быть вдвоём целую субботу — с утра до вечера. Кирилл всегда заканчивал решать все проблемы к полуночи пятницы и в новый день вступал уже принадлежа только ей, Авроре.

Восемнадцатилетие Авроры семья Ивановых отмечала в полном составе — с этого возраста Аврора становилась полностью самостоятельной. Рядом с Авророй сидел Кирилл, получивший к тому времени звание майора и очень довольный тем, что его невеста не гналась за очередным подполковничьим званием.

— Мам, мы решили родить ребенка. — Аврора вечером уединилась с матерью в её кабинете. Кирилл уехал на дежурство в астрочасть, отец улетел в Плесецк в центр управления, а братья отдыхали в своих комнатах-квадратах. Зирда, в этот день охранявшая квартиру молодых Ивановых, видела пятый сон. К тому времени медицина позволила довести продолжительность жизни собак до ста пятидесяти лет и земляне безмерно радовались этому. Аврора сидела в кресле, скрестив руки на груди. — И я знаю, что я к этому готова.

— Позволь узнать, скольких детей вы планируете иметь? — Виктория положила свои ладони на колени дочери, устанавливая телесный контакт и села напротив в кресло.

— Пока не знаю. Мои коллеги из Центра материнства говорят, что предостаточно. Но Кира пока не жмёт и я за это его очень уважаю.

— Кого первого? — заинтересованно произнесла Виктория.

— Дочь. Разреши назвать в твою честь, мам? — несмело сказала Аврора.

— Разрешаю, Авра. Только послушай как звучит: Виктория Кирилловна Нахимова. Отпад просто. — Виктория улыбнулась. — Ты же всё равно уже обручена с ним, перечить никто не будет. А договор?

— Как обычно, через полгода.

— Смотри, чтобы до рождения ребенка, Авра. Хотя для Киры можно и после — человек он очень надёжный.

— Обязательно, мам. Я пойду. А то у Киры — трудная неделя и мне нельзя раскисать к его очередному приезду. Завтра я пройду диагностику и смогу решать определённо.

— Иди, Авра. Обдумай все хорошенечко.

— Спокойной ночи, мам.

— Спокойной ночи, Авра.

Чуть больше полугода — и Аврора одновременно с рождением первенца подписала с Кириллом договор и получила право на семейный гравилёт люкс-класса. Командование сразу же предоставило майору Астродесанта Нахимову месячный отпуск. Аврора ещё до церемонии приняла решение не менять свою фамилию на фамилию мужа и использовала предоставленный ей двухгодичный отпуск с полной нагрузкой: она за несколько месяцев привела новополученную десятикомнатную квартиру в полнейший порядок, сумела ежедневно вести медицинскую и педагогическую практику, да к тому же уделять предостаточно внимания и времени малышке и мужу.

— Авра, как Викта? — Кирилл позвонил из своей астрочасти как всегда — после обеда. — Если есть проблемы, скажи — я решу.

— Нет проблем. А как у тебя? — Аврора напряжённо вслушивалась в слышимые только ей тона и переходы голоса и дыхания мужа.

— Нормально. Бездельничаем по-прежнему. — Кирилл видимо, усмехнулся, предвкушая, как его благоверная быстро его раскусит. И он не ошибся.

— Рассказывай, рассказывай! Опять на полигоне пропадал? — спросила Аврора с оттенком озабоченности.

— О, откуда информация? — удивлённо сказал Кирилл.

— — Из народа вестимо. Опять по подземелью в боевом экстремальном режиме прошвырнулся? — продолжала вопрошать Аврора, знающая любовь мужа к предельным испытаниям.

— И это знаешь... — сокрушённо произнес Кирилл со смешанным чувством удовольствия и раздосадованности.

— Знаю. Викта — нормально. Очень хочет видеть папу. Сейчас спит, я её недавно кормила.

— Ты там не особо вникай в медицину, Авра. Всё же малышка — главное. А относительно "видеть папу"... Думаю, буду вечерком часов в девять дома. Меня подбросят на бронегравилёте коллеги. Я действительно с полигона. Авра, от тебя невозможно ничего утаить и я это ценю и уважаю.

— Смотри, Кира, это обоюдоострое оружие...

— В оба, Авра, в оба.

Как и обещал, Кирилл был дома ровно в девять. Бронегравилёт, высадив офицера, тотчас же умчался, а Кирилл поднялся в квартиру, поцеловал Аврору и подошёл к кроватке дочери. Откинув полог, он долго смотрел на малышку. Та уже привыкла к таким папиным странностям и даже не проснулась, только повернулась поудобнее.

— А как наша Звёздная Бабушка? — спросил он, вернувшись в холл, где в кресле у торшера сидела Аврора.

— Мама в порядке. Работает в Академии общественного управления. Надо ей отдохнуть от полётной тягомотины, хотя сейчас строится "Вега", на которую пригласили всех нас — и меня в том числе... Садись. — она указала на другое кресло и Кирилл опустился на него:

— То есть, как это? Ты выразилась, если я не ослышался, "пригласили"? Кого? Всех — твоего отца, твою маму, обоих братьев и тебя? Но... — удивлённый и сразу вернувший себе прежний озабоченный вид, Кирилл воззрился на жену с плохо скрываемым беспокойством.

— Кира, я всё же не совсем обычный человек. У меня есть долг и цель повыше многих. Я прикрываю маму и отца с тыла, как врач и как единственная дочь. Нам необходимо побывать в космосе всем вместе... — умиротворённо заметила Аврора, но Кирилл не стал расслабляться.

— И когда?

— Через полтора года. Полгода уже прошло, ещё полтора года и я уйду в полёт со всей своей семьей. Давно об этом мечтала.

— А Лосев?

— Его задача — страховать нас на Земле силой Десанта. Владилена тоже не летит, она остается за меня на медицинском поприще. Мы же прекрасно знаем, что без тылов нам нельзя оставаться. Космос "ам" — и скушает нас, а задача-то останется. Вот они и выполнят её в случае нашей гибели.

— А не авантюрно ли это? — продолжая говорить шепотом, Кира вышел в холл и направился с Авророй в их малую гостиную. — Ты, твоя мама, отец, братья. Почти полный комплект. "Ам" — и вас нету. А Лосев и Владилена...

— Хочешь сказать, что они не справятся? Обижаешь, Кира. Всё, что надо Влада знает. Лосев тоже профессионал, а ты его уже второй заместитель. Так что с этим всё будет в полном порядке.

— Авра, ты не понимаешь...

— Знаю, Кира, знаю. Но всё равно — мою задачу с меня никто не снимет...

— Но наши будущие дети...

— Моя мама родила меня ценой клинической смерти, Кира... Я перед ней в гораздо большем долгу, чем можно себе представить. И я, как медик, чётко знаю, что обязана иметь много детей, а моя мама — много-много внуков и правнуков. Программа остается в силе: девять детей — пять девочек сначала и четверо мальчиков потом. Это мое твёрдое, но пока предварительное решение.

— Но полёт...

— Всего на два года. "Вега" — новейший крейсер малого галактического класса. Движки у него — дай боже каждому кораблю Земли иметь такие. Как пушинку понесут... А уж медсектор — мечта любого областного центра. И компьютерная, и ручная методики диагностики и лечения. И со всем остальным тоже — всё в порядке.

— Крейсер ещё не достроен, а ты уже в него влюблена по уши, Авра...

— А то как же... И после полёта я смогу позволить себе снова пробыть два года на Земле. Буду консультировать и преподавать.

— А меня-то куда?

— Ревнивец ты мой... Кира, а Викта-младшая и остальные дети на кого остаются? На тебя. Так что покомандуешь вдоволь. И ответственности будет — в тех масштабах, в каких ты любишь — по брови. Надо же и Викте-младшей и нашим будущим девочкам и мальчикам привыкать к космическим перегрузкам и к династическим особенностям нашего бытия.

— Великая моя Авра...

— О, у моего папы учишься? Хвалю, Кира, хвалю...— Аврора обняла и поцеловала мужа. — Но ты всё же будешь рядом или опять будешь спать в кабинете при мультитоне?

— Авра...

— Молчу, молчу. — она давно поняла, что Кирилла невозможно отвлечь от службы на сколько-нибудь длительное время и это ей нравилось. — Я ведь тоже сегодня пять видеоконсультаций с Австралийским Региональным центром Астромедицины провела.

— И даже полостную операцию сделала... — поддакнул муж.

— Ну, Кира, ты даёшь. Откуда знаешь?

— Из народа вестимо, из народа. Ладно, Авра, спать будем вместе...

— О, это приятно слышать. Неприступный десантник снизошёл до осознания необходимости побыть со своей законной супругой.

— Снизошёл, Авруша, снизошёл.

— Ну, вот и молодец. Четверть часа и — у меня в спальне. Лады?

— Лады.

Кейптаун. Гостиница "Релси". Михаил Лосев и Владилена Юльева. Официальное предложение. Свадьба. Теперь — вместе. Десант и Медицина

— Влада, ты сегодня вечером можешь уделить мне полчаса своего драгоценного внимания? — Михаил поставил изображение и звук на паузу и оторвался от созерцания очередной видеокомпьютерной передачи по проблемам внеземелья, нажатием неприметного сенсора переключил вентиляторы кондиционеров на усиленный приток воздуха. — Есть серьёзный разговор. Я конечно понимаю, что ты крайне занята в Госпитале Дальнего Внеземелья, но... У нас все же какой-никакой, но отпуск... Нельзя же всё время жить по графику четы Ивановых...

— Ладно, Миша. — Юльева покосилась на часы — было десять утра. — через полчаса у меня — сложная глубокая восстановительная операция. В пять часов, думаю, я буду свободна. В шесть... в шесть у меня будут все результаты и тогда... тогда я смогу решать. Ты же знаешь, Миша... астронавтов часто приходится собирать по кусочкам...

— Да. Я понимаю, Влада... Но всё же...

— Для меня превыше всего — медицина, Миша... Если бы ты только знал, как я хотела ею заниматься, ты бы всё понял сам... Я же не медик по рождению, к сожалению. Мне топать своими ножками пришлось там, где ты летел с комфортом и на высшей скорости. — в голосе Владилены не чувствовалось ни доли иронии или издевки — он был ровен. — Но одно могу обещать определённо: в любом случае я найду столько времени для тебя, сколько потребуется.

— Спасибо, Влада.

— Тогда я поехала. Если что, ты номер спецсвязи знаешь...

— Успешной работы, Влада.

— Успехов, Миша.

Владилена не лукавила — ей действительно предстояла сложнейшая восстановительная операция. Но сегодня всё обошлось без особых проблем и, передав дежурство смене врачей и сестёр Госпиталя, она вернулась в половине седьмого гостиницу "Релси" в Кейптауне, где уже полмесяца жила вместе с Михаилом, проводя очередной межполётный отпуск. Она догадывалась, о чём хотел просить её Михаил и это её радовало.

Суровый десантник, о подготовленности и возможностях которого в Астрофлоте ходили легенды, рядом с ней становился обычным земным человеком, не лишённым некоторых необременительных недостатков и слабостей. Годы, проведенные рядом, убедили Владилену, весьма переборчивую в выборе кавалеров и ухажёров, в том, что её первое решение, принятое в Космоцентре, не было плодом эмоционального всплеска или неуёмной фантазии — Михаил раз за разом фундаментально доказывал своё право быть с ней рядом.

Прошли годы Космоцентра, годы Звездной Академии, а генерал-майор Астромедслужбы, доктор медицинских наук, академик Академии Астромедицины Земли, руководитель Российской клиники Астромедслужбы Земли Владилена Юльева по-прежнему не торопилась окончательно падать в объятия Михаила. Её львиный характер проявлялся здесь особенно рельефно: всё время она отдавала работе в царстве медицины, но каждый раз, когда Михаилу требовалась малейшая помощь, пусть даже и никоим образом не связанная с медицинской проблематикой, Владилена всегда вовремя возникала рядом и никогда не оставалась сторонним наблюдателем.

Поднявшись по широченной лестнице ко входу, она отметила наличие ключа от номера сзади портье и поняла, что Михаила в номере нет. Что ж, это часто бывало и раньше: Михаила могли вызвать куда угодно в любое время дня и ночи.

Служба десантно-штурмового звена Астроконтингента по суровости и неумолимости вполне могла соперничать с Астромедслужбой и потому Владилена чувствовала себя рядом с Михаилом как с единомышленником, понимавшим её на интуитивном, безмолвном уровне. К тому же Михаил не торопился становиться генералом — его вполне устраивало полковничье звание, а отсутствие многочисленных и многословных регалий, успешно замещавшееся отточенным за годы напряжённейшей работы мастерством и обширными общими и специальными знаниями только облегчали его деятельность, как настоящего, профессионального Барса Десанта.

Не раз руководимый им десантный галактический разведрейдер "Орёл" был кораблем, который сопровождал её госпитальный рейдер "Авиценна" к Земле или от неё, в самые удалённые уголки освоенной Вселенной. Михаил оставался только руководителем десантного экипажа рейдера, но с командиром "Орла", полковником Командования Астрофлота Ушаковым у него всегда и везде было полное взаимопонимание. Под прикрытием излучателей "Орла" медики чувствовали себя как никогда комфортно и всегда спрашивали главного врача госпиталя о причине отсутствия "Орла" рядом или о причине замены его другим разведрейдером. Владилена почти всегда точно знала причину и никогда не скрывала её от своих многочисленных коллег.

Взяв у портье ключ, Владилена на мгновеннике поднялась на тридцать восьмой этаж и вошла в свои пятикомнатные аппартаменты люкс-класса, рассчитывая, что после душа она просто ляжет спать под защитой теплых и прохладных струй воздуха. Но сегодня её ждал сюрприз — весь её сектор — три комнаты был просто завален цветами и подарками. Владилена застыла на пороге, немо свыкаясь со сверкающим великолепием. Из излучателей лилась негромкая музыка, ветерок шевелил бутоны и стебли цветов. Взяв из букета одну хризантему, Владилена опустилась в кресло. Ею овладело непередаваемое блаженство... Михаил, её Михаил, который для неё с того памятного медконтроля стал родным человеком, открыто свидетельствовал ей высшее почтение, внимание и уважение. Но самого Михаила не было и Владилена смежила веки, забывшись в приятном изнеможении от увиденного и почувствованного.

— Владуша... — позвал её до боли знакомый голос, от звука которого Владилена сразу и широко открыла свои синие глаза.

Михаил стоял перед ней в гражданском парадном костюме, стоял на коленях, протягивая букет самых роскошных роз и коробочку.

— Владуша, — повторил Михаил, отметив, что его подруга уже вышла из сонной истомы. — будь моей женой... — десантник умолк, зная скорость, с которой Владилена способна принимать самые сложные решения.

— Миша... Это великолепие — одной мне? — спросила Владилена, взглядом окидывая уставленную букетами комнату. — Одной мне?

— Только тебе... Только тебе, Влада, только тебе... — Михаил сумел придать своему голосу оттенок высшей проникновенности, нечасто прорезавшийся в обычном командном рыке командира десанта "Орла". — И не только это великолепие... Всё, чем я владею, всё, чем буду владеть в будущем, всё, что я умею и могу, всё... Всё это будет принадлежать тебе... Влада...— в голосе вечно строгого десантника прорезались просящие нотки...

— Не продолжай, Миша, знаю... Влада приняла букет, вдохнула его аромат и взяла коробочку. — Я согласна, Миша. Я — согласна. Ты уговорил меня, смог уговорить на протяжении долгих лет... Я знаю, что такое ожидание — не сахар. Я — согласна. — она открыла коробочку, на бархатной подушке блеснули маленькое и большое кольцо. — Окольцовывай свою добычу, герой... — в её голосе проявилась нежность и зовущая загадочность.

Михаил не заставил себя ждать и, встав с колен, медленно, глядя Владилене прямо в глаза, надел ей кольцо на палец. Она сжала пальцы воедино, взяла большое кольцо и, вперив свой мягкий прямой взгляд в серо-стальные глаза десантника, надела его на палец Михаилу. Союз был заключен и подтверждён на самом высоком уровне... Слов не потребовалось...

Они вдвоём вышли в сектор Михаила, обставленный по-спартански просто и незатейливо, сели в кресла и просидели так, обнявшись и склонив друг к другу головы добрых два часа. Влада шёпотом, легко достигавшим ушей Михаила, делилась со своим законным мужем закрытой личной информацией. Михаил слушал не перебивая, зная, что Влада способна любую информацию подавать ясно и предельно чётко и открыто...

В девять часов вечера обрадованный Михаил соорудил в холле номера самый праздничный стол, какой только смог собрать из не очень разнообразного гостиничного меню. Влада, отведав все блюда, с благодарностью коснулась своими губами лба Михаила и скрылась в своей половине номера. Через пятнадцать минут она появилась в вечернем платье и застала Михаила облачённым в парадный вечерний костюм. Сегодняшний вечер они продолжили в ресторане, посмотрели даже часть ночной программы.

— Теперь, Влада, ты будешь под моей персональной защитой...— сказал Михаил. — "Орёл" скоро полностью испытают в Адском квадрате и он сможет сопровождать гражданские, специальные и медицинские рейдеры в самых гиблых районах Дальнего Космоса...

— Разве... А я-то думала, что всегда нахожусь под твоей персональной защитой? — Владилена игриво изобразила недоумение. — Это что, новое наименование колпака над новообретенной женой?

— Нет, Влада. Просто я очень рад твоему согласию... И, как обычно в таких случаях бывает, несу совершеннейшую чушь. Я хотел сказать, что теперь моя защита будет усилена и углублена. Она станет более мощной и внимательной.

— Ну, если в этом смысле, то я полностью согласна. — Владилена отпила из бокала глоток шампанского,— надеюсь, что твой следующий полёт...

— Через две недели "Орел" вернётся из Адского квадрата и я буду должен вернуться к командованию десантниками. Предстоит неделя обучения и неделя обновления экипажа десанта. Но не это самое главное. Я предлагаю тебе жить вместе со мной в новой квартире на тридцатом этаже моей башни в Московске...

— Уверена, что документы на эту квартиру у тебя в самом полном порядке...

— Как в аптеке, не извольте беспокоиться. Кроме этого тебе, как академику, положен спецгравилёт, а там есть соответствующий гараж. В твоей шестнадцатиэтажке его нет. Три комнаты из десяти ты вполне можешь отвести под свои лаборатории. Знаю я твое стремление поколдовать в свободное время над растворчиками... И, кроме этого, под твой сектор отведено ещё три комнаты... Я знаю, ты любишь простор...

— Много ты обо мне знаешь... У Ивановой учишься? — Владилена улыбнулась несмелой улыбкой.

— Учусь... — подтвердил Михаил, обрадованный реакцией жены. — Так как?

— Ладно. У нас ещё отпуск неделя, так что давай подумаем. Не будем гнать лошадей...— загадочно сказала Владилена.

— Хорошо.

Отдых завершился в назначенное время. Садясь в кресло пассажирского трассора "Кейптаун-Москва", Владилена легонько сжала ладонь Михаила в знак высшей признательности. Суровый до невозможности десантник смог ненадолго сбросить броню и предстать перед ней обычным земным человеком, способным на безрассудства, глупости и одновременно — на высшие по доказательной силе поступки. Он просто околдовал Владилену своим вниманием, участием и предусмотрительностью, какие не уставал проявлять с момента обручения...

В Московске Михаил договорился со своими коллегами-десантниками и те помогли генералу астромедслужбы перевезти вещи из родительской квартиры в шестнадцатиэтажной высотке на тридцатый этаж башни небоскрёба, где всегда обитал Михаил. Увидев обставленные шестикомнатные аппартаменты, предназначавшиеся для неё, всегда серьёзная Владилена вдруг изобразила детский восторг и с жаром расцеловала жениха.

— Миша, это всё мне? Ты просто... Просто волшебник!... Волшебник Изумрудного города, не меньше!...

— Польщён вашим признанием сударыня. — Михаил был доволен реакцией подруги. — устраивайтесь, потом будем завтракать...

— О, конечно. А ты?

— Ну, я по-спартански просто. Мне вполне хватит двух комнат — спальни и кабинета.

— А остальные две?

— Влада... — в голосе вечно серьёзного Михаила просквозила едва скрываемая укоризна непонятливостью жены — он так хотел детей...

— Понимаю, мой рыцарь, понимаю... Что-ж. Будет всё как полагается... — Владилена скрылась за дверью. — Устраивайся всё же...

— Хорошо.

Разве мог представить себе тогда Михаил, что его подруга, невеста, а теперь — уже и жена, не проживёт долго, поскольку, следуя своим принципам, предпочтёт опаснейшие полеты в экспедиционных и вахтовых режимах спокойному пребыванию на Земле, в супероснащенных институтах и клиниках. Конечно же, она обязательно станет матерью девятерых детей, увидит внуков и правнуков, но уйдёт рано, намного раньше срока...

Гибель Владилены Лосевой

— Михаил, на Денебе — Че-Пе. Я обязана лететь. — проговорила Владилена, входя в кабинет мужа рано утром после завтрака. Михаил от неожиданности одним быстрым движением пальца на едва засветившейся виртуальной клавиатуре выключил изображение и звук на огромном стереоэкране, где по обыкновению прокручивал последние полугодовые новостные выпуски, посмотрел на угасавшую информационную надпись и повернулся к жене лицом, не вставая с удобного кресла:

— Слушай, Влада, я всё понимаю, но ты всё же — вице-маршал Астромедслужбы и не обязана лично залезать в каждую протекающую щель. Негоже человеку твоего звания, уровня, опыта и положения ходить в атаку во главе батальона. — в его голосе забилась жилка нехорошего предчувствия, которую он постарался побыстрее убрать, заменив искренним тоном беспокойства за подругу. И та сразу уловила это изменение:

— Михаил, я всё понимаю, принимаю твои высказанные и даже невысказанные доводы, но твёрдо считаю, что как бы там ни было принято, я просто обязана. Это — мой принцип, иначе на очередной аттестации меня могут "прокатить" на том простом основании, что я окопалась в тылах. Ты сам знаешь пункт, согласно которому любой руководитель должен много работать на самом переднем крае. Знаю, хочешь спросить, а на каком корабле. Нет, не на моем родном, к сожалению. Новейший "Парацельс", который заменил "Авиценну", без всякого сомнения, прекрасный крейсер Астромедслужбы, настоящий элитный летающий госпиталь, но он не может появляться везде и всюду в кратчайшие сроки, а я знаю, что как раз сейчас нужна мощь крейсера именно на Денебе. А его услали "к чёрту на куличики" проводить профосмотры вахтовиков. Услали, хотя я протестовала и доказывала. Ну ладно, услали. И оставили меня на Земле. Эмилия Нестерова, мой заместитель и первый помощник заменила меня в этом нудном деле, но она заменила меня для того, чтобы никто меня не смог заменить в настоящем деле. Да что я, собственно, долго так об этом разговариваю? В конце концов это — не первая экспедиция, в которой я участвую. Всё будет нормально.

— Всё будет нормально, Влада...— Михаил вдруг с особой ясностью понял, что Владилена его просто успокаивает, неуклюже маскируя собственную жестокую убежденность в фатальности предстоящего полёта... — Ты уверена?

— Да, Миша. Я должна лететь. — твёрдо сказала Владилена, поняв основания беспокойства мужа и пытаясь их преодолеть.

— Но Денеб... — задумчиво сказал Михаил, не знавший, как отговорить супругу от столь опасного и пахнущего невозвратом мероприятия. В голове Лосева вились строки характеристик десантных баз, окружавших район. Но баз нужного уровня, способных обеспечить защиту и эвакуацию в самые сжатые сроки при любых мыслимых раскладах, там было, как назло, крайне мало.

— Планетка не хуже и не лучше многих. На месте разберусь. — успокоительно заверила Владилена.

— Корабль? — деловито спросил Михаил, рассчитывавший, что его жене, пусть и на время лишившейся своего родного корабля, как вице-маршалу незамедлительно выделят весь полагающийся конвой. Но здесь его ждало разочарование:

— Только один корабль. Без всякого шлейфа сопровождения, Миша. И не смотри на меня так укоризненно. Это вполне нормальный хорошо защищённый корабль. Космотрассор астромедслужбы "Сириус". Кроме того я лечу не в гордом одиночестве — со мной летят восемнадцать медиков и пятнадцать астронавтов-спасателей. Они также будут решать эту проблему, очень схожую с теми, какие со своей стороны ты имеешь возможность решать ежедневно... Все будет в порядке. Но моё присутствие там архинеобходимо.

Михаил вынужден был сдаться. И Владилена улетела. Он самолично проводил жену до люка космотрассора, долго смотрел ей в спину и пытался сдержать слёзы. Он плакал редко, но его слёзы были страшны и горьки... Вот и сейчас он старался не заплакать от бессилия что-либо изменить.

Только позавчера он стал вице-маршалом Астродесанта. Только позавчера вечно серьёзная и неприступная для всех, кроме мужа, родственников и детей Владилена как ребёнок улыбалась, смеялась, и радовалась, всячески выражая свой восторг и уверенность, что её Миша достигнет и не таких рубежей. Только позавчера дом был переполнен его коллегами, родителями его и Владилены, детьми и внуками, коллегами Владилены... Только позавчера дверь их квартиры практически не закрывалась — приходили всё новые и новые люди, старавшиеся обходиться пятью общедоступными комнатами и ни за что не желавшие входить в личные сектора хозяев. Ещё позавчера целый день звучала классическая и танцевальная музыка и Михаил показывал своё небогатое искусство в европейских танцах. Ещё позавчера никто и не слышал ни о какой необходимости лететь на какой-то там Денеб. А сегодня он вынужден отпустить её в полёт...

— Товарищ вице-маршал. Может, послать ребят на контроль и усиление? — голос водителя вывел Михаила из плена раздумий.

— Хорошо бы. Что у нас в том районе? — встрепенулся Лосев.

— База тридцать шесть. Пять космокатеров. — поняв беспокойство шефа, уточнил водитель.

— Дайте команду двум экипажам контролировать район. — распорядился Лосев.

— Есть. — севший рядом с Лосевым на заднее сиденье служебного командирского гравилёта Десантной службы Астрофлота Евразии первый заместитель Михаила, полковник Астродесанта Бубенцов скороговоркой отдал несколько распоряжений по рации.

Михаила начала злить фатальность положения — он прекрасно знал, что десантники базы тридцать шесть и без него уже "на взводе" и уже, без всякого сомнения знают о предстоящем прибытии Владилены и получили с центральной базы чёткое указание жёстко и глубоко, но пока дистанционно контролировать район, где сложилась чрезвычайная ситуация, а тут ещё его приказ на усиленный контроль, снимающий ограничение дистанционности. Но хотя бы этим он должен был попытаться отвести от Владилены меч гибельности предприятия.

— Извините меня, коллеги. Я пройдусь по космопорту. Мне надо подумать. Сопровождать не надо. — сказал Лосев, открывая дверцу. — Я скоро буду.

— Ладно, Михаил Львович.

Он сел в кресло спецгравилёта Астродесанта, на котором привёз Владилену в космопорт, когда часы на башне диспетчерской службы показывали полночь. Всё это время с пяти вечера он ходил по космопорту и размышлял, стараясь справиться с нараставшим волнением.

— Товарищ вице-маршал. Куда? — спросил водитель. Бубенцов спал, по привычке используя любую возможность восстановить силы самым естественным образом — сном.

— Давайте в управление "Звездных Барсов". Мне надо поработать. У нас впереди — большая операция на Голенте пятьдесят шестом.

— Вы правы, Михаил Львович. — ответил водитель. — Высота принятия решения. — он знал о способности шефа в кратчайшие сроки с потрясающей аргументированностью менять принятые решения, но в этот раз заявленный маршрут остался прежним:

— Полетели. — коротко бросил Лосев.

Две недели ожидания прошли для него достаточно сносно: Владилена почти каждый вечер спокойно докладывала по телесвязи основные моменты спасательной экспедиции и где-то в глубине души Михаил был склонен пожурить себя за излишнюю черноту восприятия... Но потом, в очередную телесвязь вместо Владилены появилась её второй заместитель — генерал-полковник Астромедслужбы Эмма Селезнева.

— Где Владилена, Эмма? — спросил Михаил, вжимаясь до предела в спинку рабочего кресла в полутёмном кабинете — связь снова была вечерней, когда каналов было побольше. — Где Влада? Говорите...

Но Эмма молчала, глядя не на Михаила, а куда-то сквозь него. И Михаил понял, что остался один.

— Я всё понял, Эмма. До связи. — палец, нажимавший сенсор, соскользнул и пришлось нажимать отбой вторично. Другой рукой Лосев вдавил сенсор вызова заместителя. — Георгий, план Титана-шестнадцать — мне на стол. Живо. — очнувшийся от потрясения Михаил внимательно посмотрел на вбежавшего офицера. — И приготовь космотрассор на базу-шесть в Липовцах. Быстренько.

— Есть. — помощник "испарился". Через минуту план с самой полной сопроводительной документацией лежал перед вице-маршалом. — Но...

— Никаких "но". Мы там потеряли двадцать пять человек, лучших, асов. Эта планетка мне заплатит. Я решу эту проблему...

— А...

— Никакого сопровождения. Наша тамошняя десантная станция и так переполнена праздношатающимися, упорно не желающими побывать на Титане в качестве работников, а не в качестве зевак! — зло бросил Лосев. — Так что мне дополнительная толпа не требуется. Как с космотрассором?

— Готов, Михаил Львович.

— Тогда я полетел...— Лосев встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся в кабинет уже облачённый в десантный скафандр.

— Что сказать Нинель? — заместитель посмотрел на пульт узла связи.

— Что я улетел по спецзаданию. Моя старшая дочь уже давным-давно привыкла к моим странностям. Думаю, вопросов и сейчас не будет. — ответил Лосев, застегивая ремни ранца.

— И...— заместитель хотя бы так решился узнать намерения своего шефа относительно жены.

— С этим я разберусь на обратном пути... Если всё будет в порядке, то вернусь через три недели. Об остальном пока давайте говорить не будем. Главное — принимайте командование, Георгий Агарцевич.

— Есть принять командование. — заместитель подобрался.

— Провожать не надо. Сам найду.

— Есть. До встречи, Михаил Львович.

— До встречи.

Ворвавшийся в зону локаторов станции "Титан-десант-орбитальная" космотрассор опознали сразу же. О происшедшем уже все знали, поэтому никаких вопросов не задавали и Михаил, едва ступив на решётчатые полы приёмного дока станции, уже бежал к залу космокатеров. Через полчаса он уже был на базе "Титан — сто пять".

С прибытием Михаила праздного народа на орбитальной станции существенно поменьшало — он сумел загрузить всех работой до предела. Титан-шестнадцать, милая в кавычках планетка по десантным нормативам, стал отступать под натиском объединённых усилий. Наступил день — и причина гибели двадцати пяти асов десанта была найдена и устранена. Планета покорилась Звёздным Барсам. Но праздненства по случаю успешного завершения освоения планеты Михаил не увидел. Его космотрассор уже летел на Денеб.

— Михаил Львович. Не могу я вас пропустить... — врач базы "Денеб — тридцать восемь" встала на пороге изоляторного комплекса. — Я всё понимаю, но не могу...

— Мне что, пространно объяснять, что там — моя жена?! Мне объяснять вам, что я должен быть рядом и потому, что она ещё жива? — Михаил стоял в шаге от врача, не желая применять силу для преодоления столь некстати возникшей преграды.

— К сожалению, Михаил Львович, уже нет. Не надо.

— Что?! — севшим от неожиданности голосом спросил разом замерший Михаил и врач впервые увидела страшно округлившиеся глаза обычно невозмутимого десантника.

— Полчаса назад мы её потеряли. — виновато потупившись, произнесла медик.

— Вы соображаете что говорите, Ульяна?! — Михаил вскипел и эта волна кипения, окатившая мозг и душу, спасла его от полуобморока, вызванного жестковатыми словами врача. — Вы, сто двадцать пять человек первоклассных медиков?!... Вы все... потеряли Владилену?! Вы все и каждый в отдельности?! Вы дали ей уйти?! Не верю!

— Я не лгу, Михаил Львович. Владилена погибла. — врач начинала терять остатки спокойствия.

Михаил почувствовал, как его глаза наполняются влагой. Ещё мгновение, и он разревётся как мальчишка... Лосев стремительно отвернулся...

— Сядьте, Михаил Львович. — в шлюз вошла генерал-полковник астромедслужбы Яна Станиславовна Ветрова — первый заместитель Владилены по экстремальным ситуациям, её правая рука в области медицины катастроф. — Ульяна сказала вам сущую правду — мы действительно потеряли Владилену.

— Распечатку. — Михаил подобрался.

— Мы не можем. Это — медицинская информация. — в один голос заявили медики.

Михаил взорвался:

— Я читал на своём веку немало медицинской информации. Моя жена всё же врач Астрофлота, а я — десантник. У меня — достаточная медицинская подготовка для автономной работы. У меня, если вам до сих пор это не ведомо, есть право на полный комплекс оперативных вмешательств и на любые реанимационные мероприятия.... — сказав это, Лосев внезапно успокоился, насколько это было возможно в той ситуации. — Распечатку! — Михаил почти очнулся от потрясения и теперь вставал с кресла, выпрямляясь во весь свой немаленький рост. — Пожалуйста, Яна. — в его голосе и позе не было угрозы, только мольба.

— Ладно. — врач со вздохом подала кодекс. — Но присядьте всё же.

— Тогда и вы. И пока я буду читать, вы обе совместно расскажете мне о случившемся.

— Хорошо. — медики согласно кивнули.

Чтение кодекса заставило Михаила внутренне ужаснуться: жестоко изуродованная сильнейшим камнепадом, накрывшим палаточный лагерь медиков, оказывавших помощь горнякам, попавшим на глубине пять километров в каменный мешок, Владилена, доставленная в полубессознательном состоянии на гравиносилках в главный полевой стационарный госпиталь, не успела отлежаться положенный срок и... Прямо из балка для пострадавших медиков, куда её поместили сразу по окончании всех медицинских мероприятий, проводившихся исключительно по её личному указанию... Она даже не позволяла себе терять сознание больше чем на минуту.... Все три часа, пока остальные медики хлопотали над ней, она, не открывая глаз, направляла их, даже не спрашивая о показаниях приборов. Её почти вывели в безопасное для жизни состояние и оставили под мониторингом. Трое врачей и пять медсестёр последними покинули операционную, где она лежала — медики всё же не хотели транспортировать вице-маршала Медслужбы Астрофлота в боксированную палату. Свет притушился автоматически почти до минимума и воцарилась такая желанная для неё тишина — она смертельно устала балансировать между жизнью и смертью во время восстановительных мероприятий и забылась глубоким, но удивительно чутким сном.

Едва только услышав по внезапно включившейся громкой связи сообщение о найденном на восьмисотметровой отметке человеке, она рванулась с операционного стола, на котором лежала под пятью капельницами... Рванулась так быстро и резко, что первыми отсоединились датчики движения и сигнал тревоги на пост медиков не успел поступить. Телевидение было выключено — понадеялись на телеметрию приборного контроля. А Владилена методично рвала с себя целые пуки тончайших проводников, не давая приборам опомниться и поднять тревогу. Наконец остались только лёгкие фиксирующие ремни.

Она собралась с силами и рванулась, шатаясь от затуманенного сознания и страдальчески морщась от острой боли, но безжалостно срывая с себя мешавшие двигаться внешние фиксаторы и шины. Она рванулась, чтобы ползком, без помощи отказавшего подъемника попасть в глубокую пещеру и спасти горнорабочего, придавленного отломившейся фермой конвейера.

Она, сама полуживая, которой впору было надевать сплошной корсет и запрещать мало-мальски заметные движения, проползла полкилометра по ужасавшему невозмутимых и закалённых горняков шкуродёру — предельно узкому и извилистому земляному ходу, соединяющему полузасыпанные штольни и добралась таки до пострадавшего — одна и единственная врач из множества пытавшихся. Потом, после неё пытавшихся... Сразу же после её проползания нора обрушилась — между ней и спасателями встали полтысячи метров горной породы.

Едва прибывшие к шахте первыми горняки поняли, что она засыпана, люди буквально озверели: они голыми руками стали разгребать породу, непрерывно расчищая завал и сразу устанавливая внезапно нашедшиеся в изобилии на ближайшем складе упоры передвижной опалубки. Но они опоздали... Успела только Владилена. Только потом по многим малозаметным признакам и по рассказу пострадавшего спасатели восстановили картину происшедшего.

Она нашла горнорабочего, содрогаясь от волн адской боли и стараясь не терять сознание больше чем на несколько секунд. Она одна, без помощи домкратов извлекла его из-под тяжеленной фермы конвейера. Она, закусив губы чтобы не застонать в голос от пожирающей тело и сознание боли, стиснув в зубах загубник дыхательного аппарата, всячески скрывая от взгляда пострадавшего полную неподвижность своей левой ноги, раздробленной в трёх местах, оказала горняку всю необходимую помощь... Она не задумываясь отдала пациенту весь сухой паёк своего аварийного запаса и всю питьевую воду собственного спасательного комплекта. Сама не прикоснулась к еде и питью ни разу.

Горноспасатели добрались до неё только на третьи сутки. Их нашли рядом — потерявшего сознание, но живого и относительно здорового работягу и впавшую в кому Владилену. Под защитой немедленно надетого сплошного "панциря" её на руках, без всяких носилок — горняки объединились в стремлении лично спасти спасительницу их товарища — эвакуировали на поверхность и она провела несколько тяжелейших дней в изоляторе.

Тогда-то Михаил и узнал, что Владилена в опасности — она не вышла лично на связь с ним. Но во взгляде её заместителя было столько надежды на благополучный исход, что Михаил не стал "рвать с места в карьер". Он знал, что его жене немедленно помогут тысячи и десятки тысяч людей. Он знал это, он надеялся на это. И его надежды в определенной, но не в достаточной степени оправдались.

Кто только не пытался помочь ей... Были вызваны лучшие силы с проходившего мимо Денеба медицинского крейсера... Земля тоже предлагала помощь, но ещё после попадания под камнепад Владилена запретила беспокоить Землю, прекрасно понимая, что первым сюда примчится на своём командирском космотрассоре Михаил, за ним, спешно передав вахтовиков другому дежурившему в том районе резервному медкрейсеру, прибудет "Парацельс", а там очень скоро прилетит и весь положенный ей по званию и по положению конвой, обладающий опытнейшими медицинскими кадрами и лучшей аппаратурой. Этого она, зная что подобное столпотворение нанесет нешуточный вред делу спасения здоровья и жизни других людей, не хотела и допустить не могла, потому запретила настрого прежде чем забыться под мощными обезболивающими. Её пытались спасти всеми имеющимися в наличии средствами. Тщетно. Она так и не вышла из глубокой комы и не пришла в сознание. И вот полчаса назад она ушла окончательно.

Дочитав, Михаил закрыл кодекс и медленно положил свою ладонь на крышку фолианта.

— Это теперь принадлежит мне и только мне. Вы отправите на Землю копию. А я отправлюсь на базу десанта "Китов — сто двадцать шесть". Но сначала дайте мне увидеться с Владиленой.

— Хорошо, Михаил Львович. Идёмте. — обе женщины встали, поняв, что препятствовать бесполезно.

Увидев кокон с Владиленой, Михаил приблизился и остановился как вкопанный в двух шагах от постамента.

— Прошу вас, оставьте нас. — тихо, но твёрдо проговорил Михаил, не сводя глаз с жены.

— Ладно. — женщины вышли из полутемного бокса...

Михаил подошёл к кокону. Открылась створка. Владилена была перед ним, снова вся без остатка, но теперь уже только физически. Изуродованное тело сохранило тщательно поддерживаемую на протяжении многих лет форму: медики, несмотря на глубокую кому, постарались восстановить всё, что было возможно. Но теперь Владилена была далеко. Эта планета, Денеб, забрала её. Забрала, не отдав ничего взамен, кроме последней в судьбе Владилены вырванной из когтей неминуемой слепой смерти жизни... Жизни простого работяги.

"И нет цены выше той, которую платит тот, кто положит свою жизнь за други своя..." — вспомнились Михаилу часто звучавшие в их доме строки летописи. Чаще всего их повторяла Владилена. За ней стали повторять её дочери и сыновья. Вот и Владилена в реальности, а не на словах уплатила эту страшную окончательную цену. Уплатила и ушла от них, от людей, не сумевших спасти Медика. Медика, а не спасателя и не десантника. Медика, постоянно спасающего жизнь.

Слёзы душили Михаила и здесь, при Владилене, он их не сдерживал. Служба Владилены была не менее жёстка, чем служба Михаила и их жизнь уже давно была неотделима от их работы. Казалось, что нет области, в которой они не могли бы найти общий язык. И вот теперь он остался один и должен потерять себя в деятельности, чтобы не иссохнуть от внезапно нахлынувшего отчаяния и давящей безысходности, чтобы сохраниться хотя бы на четверть для огромной семьи, оставшейся без матери и бабушки, без прабабушки, без хозяйки...

Посеревший Михаил вышел из бокса спустя несколько часов, прощально кивнул обеим медикам и, по прибытии на орбитальную станцию, сел в космотрассор.

— Куда, Михаил Львович? — спросил майор — водитель, решившись прервать тягостное десятиминутное молчание.

— Китов-стодвадцатьшестая. — моментально очнувшись, почти без пауз проговорил Михаил. — И — побыстрее.

— Есть. — Космотрассор ввинтился в выходной шлюз станции.

С момента старта космотрассора Михаил в своём собственном понимании перестал быть высшим офицером десантного контингента Астрофлота. Он, не обращая внимания на нескрываемое искреннее изумление водителя, без раздумий снял с комбинезона ленты вице-маршала и надел погоны младшего лейтенанта астродесанта. Он знал, что только пребывая в этом звании он может найти хоть какой-то покой, ведь в этом звании он был до встречи с Владиленой... Он в тот момент отказался от любой парадной и обычной формы и его единственной одеждой стал десантный скафандр с полным комплектом вахтового оборудования. Только в таком виде его теперь и видели все члены Десантного корпуса Земли. Только в таком виде, поскольку Михаил сразу же дал зарок не ступать на Землю и видеться с родственниками исключительно на бортах станций и рейдеров.

С этого момента его жизнь круто изменилась и это изменение было плодом его собственного решения. Михаил неизменно лез в самое пекло, не обращая внимания на слёзные мольбы детей и внуков, на обращения коллег и на просьбы Виктории и Авроры. Он фактически переселился жить в свой командирский космотрассор, находя странное удовлетворение в том факте, что он теперь — не на Земле и не на базе. Ему самому вдруг начала нравиться его почти призрачная жизнь между небом и землей.

Он и представить себе не мог, что Александр Иванов, который первый в их группе столкнулся с гибелью своей любви, которого он, Михаил Лосев, спасал в Космоцентре, всего лишь через полгода после гибели Владилены будет зверски убит.

— Миша. Что же ты с собой делаешь? — спецкосмосвязь дипломатического уровня позволяла друзьям общаться везде, где бы они ни находились. — Ведь за тебя боятся все без исключения рейнджеры. Нинель с ума сходит.

— Оставь это, Саша. — Михаил, поняв куда клонит Александр, разочарованно отодвинулся от экрана, расстегнув замок привязных ремней. — Здесь я уже ничего не смогу сделать. Это выше меня. И не надо меня пытаться уговаривать. Моё решение твёрдое и оно неизменно, Саша. Я всё чисто по-человечески понимаю — со стороны мой выбор выглядит весьма диким. Но что же я могу теперь сделать? Владилены нет, она осталась только в моем сердце... Но она погибла, погибла спасая человека. И я обязан продолжить её путь, её выбор на своем участке работы. Я теперь должен потерять себя в деятельности так же, как пытался это сделать ты и сделала Виктория. Кстати, как она?

— Пока нормально. Работает в прежних запредельных режимах и активнейшим образом агитирует меня уступить ей место посла Земли на Лите. Хотя и она по своему статусу — посол. Я тут ничего не смог сделать.

— А ты? Как ты то сам считаешь? Может, и вправду лучше на Лите быть Виктории, а не тебе. Твой "Экран" так ведь и остался за тобой, ты ведь там и теперь комкор, правда у тебя есть и официальный заместитель, но ведь это мало что меняет.

— Да. Это мало что меняет. Я по-прежнему остаюсь действующим астронавтом. Но того, что ты предлагаешь, я сделать не могу. Тут такое чувствуется...

— Опасность?

— Смутно — да. Но точнее сказать не могу. Вроде всё в целом — весьма прилично и есть в этой бочке мёда какая-то незаметная для многих но очень влиятельная ложка дегтя. Ищем. Силами посольской братии и нашего взвода охраны земного дипкорпуса. Но ты же знаешь, в моём теперешнем качестве приходится на каждом шагу реверансить. И десантными методами, к которым ты давно привил мне любовь и уважение, тут действовать крайне сложно.

— Может, прислать инспектора? Ты всё же посол, я понимаю, а он — розыскник. Лицо свободное.

— Светлова? — Александр вспомнил фамилию универсала земной Службы Расследований, настоящего Звёздного Инспектора. — Нет, начатое в любой форме полицейское расследование только усугубит ситуацию. Это всё же дипломатическая планета.

— А в деталях? Я слышал краем уха, что не так давно умерли в страшных мучениях несколько послов...

— Молодец, узнаю корреспондента Лосева. Что-ж, лично для тебя я эту информацию подтверждаю. Но — без комментариев.

— Понимаю. Слушай, прикажи твоей вечно ищущей сложных случаев Авроре не являться ко мне. У неё и так выше крышки работы и в лапы к медицине я попадать не имею права. А твоя Авра непременно и мгновенно упрячет меня под замок в отделение реабилитации, где я, чего доброго, от безделья и безысходности ещё на стенку полезу. И тогда мне одна дорога — в отделение для буйнопомешанных. — Михаил выговорил эту совокупность фраз спокойно и убеждённо.

— Миша, чтобы моя Авра такого не сделала, прошу тебя не гробить себя. Ты всё же... — попытался убедить друга Александр.

— Только не говори, что я вице-маршал десанта. Я — простой младший лейтенант. — выдавил Михаил.

— Передо мной можешь не рисоваться. — спокойно ответил Иванов. — Тебя никто не лишал маршальского звания.

— Меня лишили жены и друга, Саша. — в голосе Лосева просквозила горечь. — А это гораздо серьёзнее чем вся эта мишура... Меня лишили её медики, которые, как оказалось, почти ничему не научились у Владилены. Я не знаю кое-каких деталей, но мне многое известно... И это известное мне не прибавляет оптимизма, а медленно убивает. Выходит, если вчитаться во все мыслимые данные... Выходит, что её даже не выводили из комы, не пытались, потому что — даже страшно выговорить — медики высшего и первого классов панически боялись клинической смерти... Боялись открытой борьбы с этим врагом человечества.

— Миша... — укоризненно сказал Александр.

— Саша, не надо. Я тебя теперь очень хорошо понимаю и должен поступить так же как и ты и Вика в Космоцентре. Я должен потерять себя в деятельности... Иначе я просто иссохну от отчаяния... Не надо меня уговаривать.

— Миша... — Иванов почувствовал, что ему в очередной раз не переубедить Звёздного Барса.

— Всё, Саша. До связи. Мне ещё надо работать, а уже полночь. Сон тоже мне необходим. До связи, спасибо. — Лосев выключил связь.

Михаил похоронил Владилену на центральном кладбище её родного города Гурьевска. Он и представить себе не мог, сколько людей знает, уважает и любит его жену, сколько людей обязано ей жизнью, здоровьем и долголетием.

Едва только "Чёрный Тюльпан" с телом Владилены прибыл в сопровождении лосевского космотрассора в космопорт Москвы, у Михаила, привыкшего к постоянным проблемам, создалось впечатление, что он и его семья попали в настоящую "зеленую волну". Всё, чего он хотел или мог захотеть, исполнялось абсолютно незнакомыми людьми так, словно бы он был не меньше чем монархом очень крупной и влиятельной страны. Он вяло пытался протестовать, уговаривать и убеждать — тщетно.

На похоронах небольшое кладбище оказалось просто запружено народом. От почётных скорбных караулов не было отбоя. Так уж случилось, что Владилена открыла скорбный список потерь их Новой волны, потерь в её основном центральном звене. К сожалению, Александр прибыть не смог — его нынешняя работа была подчинена чёткому графику. Но Виктория и все её дети были.

Стоя над могилой жены и подруги, Михаил поклялся больше никогда не сходить на Землю с борта космотрассора и прямо с кладбища убыл в космопорт в сопровождении своей старшей дочери Нинель. Кроме неё его хотели сопроводить ещё средняя и младшая дочь и три сына, но он взглядом показал, что на подобные проводы у него просто нет сил и дети, знавшие своего отца, уступили, поняв, что только Нинель имеет право сопровождать его.

— Папа... Ты что же надумал — вообще не возвращаться? Ты же не... — Нинель пустила в ход всю свою убедительность.

— Нино, я смертельно устал от повторов. — затравленным, потухшим взглядом Михаил посмотрел в глаза старшей дочери. — Пойми, в десантном секторе накопилась гора проблем и без меня её просто отодвинут в сторону, но не решат. А там — пойдут потери и Звёздные Барсы будут гибнуть не десятками, а тысячами. А если будут гибнуть Звёздные Барсы, это означает открытие дороги для гибели простых граждан. Для того ли я встал во главе российского корпуса Звездных Барсов, чтобы отправлять Чёрные Тюльпаны? Любые — с моими барсами или с гражданскими ни в чём не повинными людьми? Нет. Все они должны жить и работать, как нормальные обычные люди. И для этого я, у которого больше нет главного причала, я должен работать в несколько раз больше и активнее. — он сказал фразу об отсутствии причала с неизменившимся тембром и тоном голоса, что заставило его дочь содрогнуться:

— Папа. — Нинель укоризненно посмотрела на него. — А мы? Твоя семья, твои дети и внуки? Разве мы — не твой главный причал или хотя бы его часть?

— Пойми, Нино. Я — десантник по профилю с самого детства. Я, может быть, — Михаил решил добавить самоуничижительности, понимая, что только такая манера общения может спасти его от срыва, — не умею совсем танцевать или хорошо готовить пищу, но я должен и обязан делать всегда и везде то, что умею хорошо. А я умею быть десантником. И только здесь я могу обрести спокойствие... Владилена погибла, показав мне, как слабо защищены моими Барсами простые люди, даже не астронавты. Она же медик, она спасала тысячи жизней. А эти, спасённые ею люди, так и не создали систему, способную защитить её. И в первую очередь её не защитил десант. Мой десант, Нино. Меня отговорили от того, чтобы взять её под сопровождение. "Парацельс", её второй дом, безопасная и сверхзащищённая стараниями моего Корпуса скорлупка, ушла в другой сектор, даже не квадрат, а сектор. Ушла без неё, её командира и начальника.

А моя Влада пошла спасать горняка одна, когда все остальные балдели... — со злостью проговорил он и тут же смягчился, поймав полный боли взгляд дочери. — Ты сама, почти единственная читала исключительный, самый полный отчёт о расследовании. Ты во всех деталях знаешь, что когда она лежала в операционной реанимации, в полубессознательном состоянии под пятью капельницами и тремя глубинными мониторами, какой-то дурак врубил на полную мощность покаютную трансляцию на базе... — Михаил прикрыл глаза, быстро наполнявшиеся слезами и сглотнул комок в горле. — Влада услышала тревожное сообщение и... — голос Михаила прервался. — Её никто не смог задержать...

Она, вице-маршал Астромедслужбы планеты, пошла в одиночку в этот жуткий штрек... Господи, я после случившегося сам был там: подобный шкуродёр — это ужас и ад в одном лице. Даже для десантника это — сущий кошмар. Там закопаться — пара пустяков... — он снова пережил эти мгновения пребывания на месте подвига Влады. — А она пошла... Она, полуживая, с переломанной ногой и повреждёнными ребрами, с ушибом головы... — Михаил глубоко с надрывом вздохнул, успокаивая сердцебиение. — Я, Нино, просто не имею сил перечислить сейчас все её повреждения... Она, пошатываясь от всепоглощающей боли...

Она пошла... Пошла как простой санитар... Точнее, не пошла, а почти что поползла, поскольку бежать и даже идти ей не позволяла переломанная в трёх местах нога... Да там и идти-то даже на четвереньках нельзя — только ползти... А сотрясение мозга... Я сам, располагая всей возможной информацией, до сих пор не понимаю, откуда она брала силы просто хоть как то двигаться в нужном направлении... А она не просто двигалась, она двигалась чрезвычайно быстро. И никто её не увидел и не остановил, не стал сопровождать. Говорят, что не успели... Чушь!!! — его голос прервался на этот раз от неподдельного возмущения. — И в первую очередь виноват я. Я её не удержал ещё на Земле. Я знал, чувствовал, что это — её последняя спасательная экспедиция. Я это ощущал нутром. И не остановил, не отговорил! Ты же знаешь маму, в вопросах предотвращения опасности она — бульдозер... Вот и не остановил. И здесь в первую голову виноват только я. Никто из вас, наших детей и наших родных не виноваты. Виноват один я. — с беспощадной самоуничижительностью сформулировал Михаил давно жившее внутри него самого самообвинение. —

Что толку от того, что тот работяга тотчас же после возвращения из небытия официально и безапелляционно нарёк только что родившуюся свою дочку именем моей Влады? Что толку, что едва только полуживую Владу вынесли на руках шахтёров из этого штрека, того долбаного дурака, врубившего на всю базу полную трансляцию, моментально, ещё на Денебе, поймали, задержали, арестовали и немедленно, спасая от форменного беспощадного и молниеносного народного самосуда, чуть ли не в режиме жесточайшего военно-полевого суда древности или, точнее, просто инквизиции — а я знаю, что несколько тысяч горняков и даже медиков хотели и могли его просто растерзать на месте, — осудили на год Острова Забвения и вдобавок — дисквалифицировали на всю жизнь в чернорабочие с пожизненной неснимаемой никакими амнистиями судимостью впридачу.

Никакой суд Земли не смог, как ни пытался, вынести никакого другого решения кроме уже вынесенного. Общество вынесло свой приговор и судебная система выполнила желание общества. Он был молниеносно вычеркнут из числа полноправных землян, лишён статуса компетентной личности.

Но это — детали. Для меня же важна Влада и её гибель, косвенной причиной которой является этот субъект. Мне даже не интересно то, как его зовут и как он выглядит. — в глазах Михаила синусоидами плясала острая душевная боль. — Я, один я виноват в первую очередь. Я ви-но-ват! Моя плата за её уход — собственноручное спасение нескольких сотен, от силы — нескольких тысяч жизней. И пока я этого не сделаю — мне на Земле нет места. Сколько я успею — все мои, Нино. Без этого я не смогу вернуться.

— Папа...— в голосе дочери прозвучала резкая боль — она поняла, что удержать отца не сможет даже она — первенец и главная любимица.

— Всё, Нино. — твердо сказал Лосев. — Я обязан лететь. Вот и мой заместитель идёт, что означает — космотрассор прибыл и ждёт.

Михаил улетел. Своё слово он сдержал — его на Земле не видели полгода, пока в один из ставших чёрными в календарях рейнжеров дней изо всех сил крепившаяся Нинель, вырвавшая в недолгих яростных спорах с другими посвящёнными в тайну это скорбное и тяжёлое право на первое сообщение отцу о второй глубоко личной и потому способной убить на месте трагедии, не набрала дрожащей рукой известный теперь, кроме Виктории, только ей одной его личный уникальный прямой код и не сообщила, что погиб Александр Иванов:

— Папа...

— Говори, Нинель. — Лосев включил автопилот и приводные огни — его космотрассор как раз готовился стыковаться с десантной космостанцией. — Что случилось?

— Александр... — она не выдержала и разревелась. Дальнейшего она не видела. Михаил, не изменившись ни в позе, ни в лице, разом вырубил связь и телевидение. В центральном посту космостанции видели, как уже заходивший на посадку космотрассор опоясался огнями отлёта и рванулся прочь, выходя под предельно допустимым углом на магистральный путь в Солнечную систему. И мало кто не мог сказать, что человек, спилотировавший космотрассор в таких ужасных режимах, находится под влиянием жестокого стресса. Через два дня корабль совершил невероятно жёсткую посадку на предельных режимах в космопорту Московска и Михаил сразу же поспешил в офис Звездных Барсов. Там его поняли с полуслова.... Но это будет ещё впереди.

Вступление в Контакт с Кольцом. Первые межзвездные шаги

— И ты полагаешь, что "Вега" в одиночку способна покрыть такое ужасающее расстояние? — спросил Александр Иванов свою жену, шаря указкой по карте сектора "Левицкий". — Это же не межзвёздный разведывательный полностью автономный автоматический транспорт с полным комплектом оборудования, а всего лишь обитаемый галактический крейсер малого класса, Викта. И, тем более, нам с тобой нельзя рисковать детьми.

— Ну уж нет, Саша. — Виктория встала из-за своего рабочего стола в кабинете, расположенном на пятнадцатом этаже главной башни Центрального офиса Астронавигационной Службы Астрофлота России. — Я архиубеждена, что "Вега" с нашим экипажем сможет пройти этот район. Только наша "Вега" и только под нашим управлением.

— Опять лезвие бритвы, Викта? — с неудовольствием протянул Александр, выпрямляясь в кресле.

— Да. Именно пройдя по лезвию бритвы мы покажем, что готовы перейти ранее неприступную границу.

— Ты прекрасна в своей убеждённости, Вита. Но... — Александр отчаянно пытался убедить жену отказаться от уже проложенного и рассчитанного ею в долгие зимние вечера и ночи маршрута и поискать другой, менее опасный путь.

— Послушай, вас на борту трое, нас всего двое. Так? — Виктория снова брала на вооружение своё любимое деление на мужчин и женщин.

— Ну... Так. — понял направление мысли жены Александр.

— Нас всего пять человек на корабле весьма приличных размеров. Так? — Виктория намекала на кажущуюся малозначительность потери для Земли в случае их гибели.

— Да. Но только мы не можем допустить ничьей гибели. Нам, то есть мне, Аскольду и Валентину позволено эволюцией рисковать намного больше, чем тебе с Авророй. И мы ни за что не допустим вас даже на подступы к опасности, Викта.

— Я знаю и понимаю. Потому мы с Аврой тоже работаем. Я практически перекачала все возможные карты звёздных районов в память "Веги". Я сделала всё, чтобы обезопасить наш путь даже тогда, когда придется идти, пользуясь только прадедовскими, исключительно ручными приборами. Да и в остальном мы загружаемся весьма солидно... Мы заправляемся так, что Аврора уже просто грабит пятнадцатый по счёту склад Астромедслужбы Еврорегиона, а твои сыновья перетаскали в сейфы "Веги" почти полный комплект Мирового свода информации. Ещё немного — и к нам выстроится очередь желающих получить всё из одного места. Не говоря уже о том, что они, наши мальчики, постарались обеспечить возможность возрождения "Веги" даже из полных руин. А для этого сам понимаешь, одной информации мало.

— Не выстроится. И я согласен, что информации для этого мало и потому одобряю деятельность наших сыновей.

— А ты сам-то уже сколько всяких командирских консультативных совещаний провёл? — Виктория проявила нешуточную осведомленность в загруженности и результативности деятельности своего друга.

— Столько же, сколько и ты. — Александр был прав: успевая заниматься навигацией и планированием в масштабах евразийского Астрофлота и конкретно — крейсера "Вега", его подруга не забывала и о своей командирской специализации и сутками пропадала в Главном Офисе Командирской Службы Астрофлота Евразии, часами находясь на связи с командованием рейдеров и крейсеров Флота Разведки и Освоения.

— Теперь ты понимаешь, что при такой подготовленности мы просто обязаны пройти по лезвию бритвы.

— Ну... а...

— Господи, Саша. Ведь это же такой шанс! Ты нашу семейную историю заканчиваешь выверять? Люди ждут.

— Они её всё равно увидят и прочтут только после нашего возвращения.

— В целости и сохранности? — грустно улыбнулась подруга, поняв силу беспокойства Александра за исход экспедиции.

— Именно. Если кто из нас там, — Иванов указал пальцем вверх,— пострадает или погибнет, то даю слово — никто не расшифрует ни строчки.

— Уж чего-чего, а шифровать командиры умеют. Наслышана.

— И не только шифровать. И пусть Авра заканчивает набивать кладовки аппаратурой и лекарствами. У нас — не медрейдер.

— А... Понимаю, по твоему — это простой крейсер разведки. А что делать с Аскольдом и Валентином?

— Погрузят Свод Знаний и — баста. — жёстко заметил Александр, намекая на то, что ему известны протесты техников, командир взвода которых уже доложил Иванову о небольших прогибах перегородок в трюмах.

— Опять, Саша. — укоризненно сощурилась Виктория.

— Пойми, Викта. Хоть и движки у "Веги" первоклассные, но всё же это — не грузовик, а посольский корабль. — Александр понял, что его невысказанное предупреждение сработало.

— А мы, собственно, и не берём ничего, кроме посольского минимума... — в голосе Виктории не чувствовалось шуточности или какой-либо веселости.

— Ага. Авра уже спроворила Кирилла с сотоварищами на то, чтобы они загрузили два десантных катера с полной оснасткой и забили пять кладовок сугубо десантными материалами и оборудованием. Мы что, воевать собираемся? Там же и квантаберы межзвёздного класса есть. Пару звёзд можно погасить запросто. И это мы, мирные люди, послы? Кошмар, кто понимает. — в голосе Александра чувствовалась нешуточная озабоченность.

— Нет, но и прогулка не обещает быть абсолютно ровной и безопасной. — Виктория частично согласилась с доводами Александра.

— Согласен, но всё же это не контейнеровоз. Смотри, Викта, если что... — Александр мягко намекнул, что и Виктория, как дипломированный офицер Службы Командования должна проявить благоразумие и не перегружать бедный крейсер.

— На командирское право вето намекаешь? Старо, Саша, старо. — едва заметно улыбнулась Виктория.

— Ничего не старо. Наложу вето, просмотрю списки и кое-что оставлю. — хмуро заметил Александр.

— Саша...

— Викта, нам ведь нельзя показывать свою слабость. — резюмировал Иванов.

— Во-во. — согласилась она.

— А для того, чтобы её не показывать, вполне достаточно на мой взгляд не набивать корабль всем, что только гипотетически может потребоваться. — жёстко подтвердил Александр.

— Саша, мы обязаны предусмотреть любые варианты. — спокойно парировала Виктория.

— Вот я их и предусмотрю. Проштампую списки и всё. Баста. — подытожил Александр.

— Саша... — укоризненно проговорила Виктория.

— Викта, всё. Давай проветрим мозги, слетаем в Ярославль, в тамошний монастырский комплекс. Подумаем. Святая земля подскажет.

— Согласна. — Виктория переоделась в гражданское, подождала, пока переоденется её муж и вышла первой из кабинета, кивнув помощнику — майору Службы Астронавигации Леонтьевой:

— Вера Петровна, мы — в Ярославль. Вот коды связи. — она положила на стол секретаря листки пластика.

— Ясно, Виктория Аскольдовна. Хорошего отдыха.

— Спасибо.

Подняв гравилёт в небо, Александр покосился на экраны обстановки и врубил ускорители. Специальный гравилёт рванулся по маршруту.

— Куда гоним, Александр? Мы же не по тревоге... Или я чего-то не уловила?

— Именно. А для нас с тобой тревога заключается в том числе и в обеспечении безопасности мирной жизни других людей. Не забыла, надеюсь?

— Не забыла.

Подлетавший к границе Ярославской области гравилёт Ивановых был привычно встречен мягкой мелодией местного гимна, прозвучавшей в динамиках машины. Но Александр не обращал внимания на музыку, он шарил по экранам навигационной обстановки..

— Марка шестнадцать. Не нравится мне состояние её движков. А службы безопасности ещё не ущучили. — проговорила Виктория, наконец поняв причину беспокойства друга.

— Во-во. Пристегнись дополнительно. — Иванов щёлкнул ремнями, покосился на супругу, отключил блокировку своей дверцы. — Там не только движки, там энергоустановка скоро войдет в опасный режим.

— И...

— Именно. — Александр приблизил машину к летевшему зигзагами гравилёту. — Мегафоны включать не буду — напугаем водителя. А там за управлением — женщина.

— АПБ прислала свои машины. — отметила Виктория изменения на экранах забортной обстановки.

— Они же одним своим видом и спецтехникой смогут напугать эту гравилётолюбительницу до лёгкого заикания, Викта! Прикажи убрать. Сами справимся. — парировал Александр, отстёгивая ремни и прогибаясь.

— Службы Ярославля выслали медиков и техников с гравилётоловителем. — его подруга нашла нужную информацию на боковых экранах.

— Поздновато! Знаменская, уже готовая сместить и весьма сурово осудить всё руководство Ярославского региона, и имеющая на это полные три кладовки материалов, уже рвёт и мечет. Знаю. — сквозь зубы прошептал Александр, приближаясь к гравилёту слева.

— А Семёнов безжалостно выясняет причину подобного ушехлопства. Опять СБ Ярославля будет жёстко и предметно разбираться с областными подразделениями. — Виктория пододвинулась к другу поближе, готовясь перехватить управление.

— Всё. Бери рукоятку. — Александр рывком открыл дверцу, ушедшую вверх и выбросился из машины, стараясь спланировать прямо на уступ левой дверцы петляющего гравилёта. Он успел разглядеть испуганное лицо молодой женщины, шарившей пальцами обеих рук по клавиатурам и сенсорам. Всё это Иванов видел лишь мельком, ища опору на скользкой поверхности крыши и пытаясь подобраться поближе к проёмам дверей. Наконец ему удалось зацепиться рукой за кронштейн дополнительных осветителей и он выпрямился, ища рукоятку дверцы.

Дверь оказалась заблокирована и это осложнило задачу астронавта, но тот, стараясь удержаться на бешено меняющей курсы машине, достал универсальный ключ — подарок Бориса и вот уже пластина двери летит вниз, отстреленная действовавшими в любых обстоятельствах пиропатронами системы безопасности. Уклонившись от полотна, сверкнувшего острой гранью в сантиметре от носа, Александр перегнулся через боковой бортик проёма, сел в кресло рядом с перепуганной женщиной и моментально "схватил" всю информацию с экранов.

— Не беспокойтесь. Будем садиться. — тихо и спокойно сказал он.

— Вы?! — женщина узнала главного друга Навигационной Звезды.

— Да. Но об этом — позже. Ваш гравилёт скоро исчерпает энергетику и упадёт. — Александр не стал говорить о возможности взрыва вслух. — Нам нужно спланировать вон на то поле. — он указал через фонарь кабины на обширное пространство.

— Туда? Но...

— Туда спланирует машина. Мы выйдем раньше. Отстегнитесь. Катапульта взорвёт машину. Катапультироваться нельзя. — Александр заметил, что женщина уже держит в руках рукоятку катапультного автомата. — Уберите руку.

— Да, да, конечно. — женщина убрала руку с рычага. Поле стремительно приближалось. Машину ощутимо качало. Александр посмотрел в проем двери, оценивая положение.

— Готовы прыгать? — спросил он, выключая энергоопасные контуры машины.

— Как?! Туда? — в глазах женщины мелькнул неподдельный страх.

— Именно. Викта! — сказал Александр в наплечный спикер.

— Готова, Александр.

— Отстреливаю крышку правого борта. Прими пассажирку.

— Есть. — Виктория приблизила специальный гравилёт почти вплотную. — Готова к приёму. Дверца открыта.

— Отстрел. — Александр надавил клавишу, но отстрела не последовало. В доли секунды пришло другое решение и, поставив машину на пассивное планирование, Александр обхватил стан женщины и толчком тренированных ног выбросил себя из падающей машины. — Спокойно. — сказал он, чувствуя, что его подопечная вот-вот потеряет сознание от калейдоскопа событий.

Он не знал, что пытаясь достать его в падении, Виктория заложила умопомрачительный вираж на гравилёте, но приблизиться к другу ей помешала колонна автоматических транспортов. Гравилёт Ивановых со свистом пронёсся под брюхом включившего сирену неповоротливого топливовоза и взмыл в небо, заходя на новый круг.

Тем временем Александр и его подопечная падали.

— И вы хотите... — проговорила женщина, обняв Александра.

— Да. Только не говорите ничего. — Александр посматривал на приближавшуюся землю и решал нелёгкую задачу — как спланировать на почву так, чтобы его подопечная не получила переломов. Наконец решение пришло — внизу обозначился достаточно большой по размерам стог сена.

— Приготовьтесь очнуться на сеновале. — сказал Александр. — А теперь закройте глаза и сгруппируйтесь. Падать будем помягче, но может быть всякое.

Приземление прошло не слишком успешно. Не привычная к таким падениям женщина в последний момент инстинктивно оттолкнула его от себя и Иванов вылетел за пределы стога, упав на бок на едва взрыхленную землю. От удара он, как ему показалось, всего лишь на несколько мнгновений потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что находится в кресле своего гравилёта и над ним склонилась его Виктория.

— Цел? — в её взгляде билась нешуточная озабоченность.

— Вроде бы. Прости. — шепотом сказал Александр.

— И не думай. Перед полётом рисковать собой вздумал. Слава богу, обошлось, только множественные ушибы. А она. — подруга указала через проём блистера гравилёта на стог, у которого уже суетились медики. — вообще ушибов не получила. Так, несколько ссадин. Очень легко отделалась, надо сказать.

— И... — Иванов понял, что АПБ и СБ Ярославля теперь возьмут незадачливую гравилётолюбительницу в очень крутой оборот.

— Естественно, она ответит за то, что не заботилась о машине должным образом. Из за её забывчивости установка концентрации энергии не была заменена вовремя и — вот результат. Она, видимо, принципиально не замечала индикатора необходимости замены.

— А...

— Гравилёт упал и не задел никого. Да ладно о них, люди позаботятся. Ты сам то как?

— Отдышался. — произнес Александр, прикрывая глаза. — Виктория, убедившись в том, что её главный друг находится в безопасности, отодвинулась от него, села в кресло и включила двигатели. — Позволь...

— Какой вопрос, конечно отдыхай.

— Только...

— Ну уж нет. Я ещё с ней сама поговорю, по-женски. Обязательно. И твоя Ирина — главный прокурор Московской региональной прокуратуры — также поговорит, но уже официально. И хорошо ещё для неё, если дело этим и ограничится. Ярославская прокуратура едва вы упали на землю, возбудила против неё уголовное дело по обвинению в халатном отношении к поддержанию транспортного средства в безопасном и работоспособном состоянии. Сам понимаешь, после такого тамошние спецы землю будут рыть...

— А... — Александр вспомнил о генерале Кузнецове, который по-прежнему был, вне всякого сомнения, поблизости.

— АПБ не вмешивается, но если бы с тобой случилось что либо более серьёзное...

— Не надо, Вита. Я в порядке, не дай её наказать сверх меры. Я же знаю, что люди могут её просто растерзать за то, что спасать её пришлось мне, а не кому либо другому.

— И не мечтай. — жестко отпарировала Виктория. — Тоже мне недотрога в юбке. А ты тоже хорош, искатель приключений. Собрался в неблизкий трудный полёт — и множественные ушибы ещё на матушке Земле. Ладно. Летим в монастырь, тамошние монахи тебя быстро на ноги поставят.

— Ладно.

Через полмесяца "Вега" была готова к отлёту. По традиции, сложившейся в семье Ивановых, она была поставлена под окончательную загрузку в космопорту "Плесецк-дальний". Александр Иванов с Аскольдом и Валентином поднялись в центральный пост.

— Значит так, мальчики. — сказал Александр, устраиваясь в командирском кресле и кивая на два кресла справа и слева от него. — Пока наши дамы в десятый раз проверяют списки оборудования и сличают их с реальным положением дел, мы имеем право решать. И я думаю, что вы согласитесь с тем, что нам необходимо изменить вахтенное расписание в сторону уменьшения их нагрузки до возможного минимума.

— Конечно, па. — пробасил Аскольд. — А, Валя?

— Естественно. — скромно заметил Валентин. — Так мне что, чёркать его?

— Конечно, Валя. — сказал Александр. — И желательно побыстрее. Аврора уже заканчивает разбираться с медскладами корабля, а у мамы ещё проверка командирских кладовок.

— Сделано, па. — Валентин подал исправленные листки. — Развесить?

— И как можно быстрее, Валя.

— Хорошо. — молодой человек "испарился".

— Пап, я не понимаю, почему маму и Авру вообще нельзя снять с корабельных вахт? — спросил Аскольд.

— Потому что Авра — медик, а мама — не только астронавигатор, но и командир. И снимать их сейчас с вахт полностью — значит потерять очень многое. Но в пути мы, конечно, сможем ещё больше сократить время их боевых дежурств. Это я вам обоим обещаю.

— Ну, если так... — довольно улыбнулся Аскольд.

— Именно так. Развесил? — спросил Александр вернувшегося сына.

— Да, па.

— Садись на свое место за свой пульт. И ты, Аск. Но сначала поставь из климатронов цветы Авре и маме.

— Есть, па. — старший сын мигом исполнил желание отца и пересел за свой пульт, включив программу тестирования. — Провожу тестирование научной аппаратуры. Валя, подключи свои информблоки, провентилируем.

— Да, Аск. — Валентин нажал на виртуальных клавиатурах нужные сенсоры.

В центральный вошли Виктория и Аврора.

— Мальчики, спасибо за цветы. — Виктория села за свой пульт.

Аврора пробежалась взглядом по стенам центрального поста и подошла к Валентину:

— Валёк, спасибо. Я знаю, это ты выбирал цветы для меня.

— Не за что, Авра. Садись. Скоро взлёт. Пап, кто поведёт? — Валентин улыбнулся сестре и взглянул на отца.

— Посол Земли, конечно. — серьезно ответил Александр, посмотрев на Викторию. — Кто же кроме неё.

— То есть ты хочешь сказать, папа... — Аскольд с недоверием сверил направление по картам и на экранах планирования курсопрокладчика.

— Именно. Мы идём в район Вызова. — сказала Виктория.

— И... — Аврора мельком взглянула на отца.

— Лосев и Юльева нам помогут. Но основная наша задача — в районе. Так что давайте кончать с лирикой и приступать к работе. — подытожил Александр.

— Есть кончать с лирикой. — сказал Аскольд. — Научный пост готов к работе.

— Медицинский пост готов к работе. — деловым тоном проговорила Аврора, проверив свои экраны. — Всё в норме.

— Навигационный пост готов к принятию управления. — сказала Виктория.

— Управление передано. Пост командования. — сказал Александр. — Вперёд, Вика.

— Есть. — Виктория вдавила до упора четыре сенсора и "Вега" приподнялась над "столом". — Корабль — стабилен, управление — норма. Перехожу на исполнительный взлёт. — короткое вспыхивание дополнительной клавиатуры, стремительный пассаж на засветившихся сенсорах и крейсер легко и свободно стал набирать высоту. — Бесшумность гарантирована. Поехали. ...

— Если бы ты знал, Саша, как я тебе благодарна за возможность начать этот полёт. — сказала Виктория. — Я не была уверена, что ты поймёшь меня тогда правильно, но ты в очередной раз меня приятно удивил и обрадовал.

— Викта, в этом нет ничего особенного. — Александр посмотрел на жену, сидевшую рядом в глубоком мягком диване командирской каюты крейсера. — Ты — Посол Земли, ты — её дочь, ты — женщина, ты в конце концов — та, которую выбрали Вселенная и Карпатский феномен. Глупо было бы не давать тебе возможности исполнить свой долг.

— Спасибо тебе. — Виктория поцеловала мужа.

— Ладно. Сколько до района? — спросил Александр.

— Неделю будем идти до форпостов первого кольца обороны Солнечной. Как промигает нам семафор "Базы Пятнадцать", а она как раз на нашем курсе — врубаем главные ускорители и уходим в надпространство. — ответила Виктория.

— А не опасно? Вот так сразу — надпространство. — в голосе Александра послышались нотки обеспокоенности.

— Надо. Приказ Земли: мы должны уйти из этого района раньше, чем начнется подвижка полей Брока. — Виктория просмотрела на экране листинги отчёта компьютерной системы навигации. — Приказ подтвердили десять секунд назад. Так что сделаем так, как надо. Я с приказом согласна.

— Хорошо. А пока посмотрим на космос? — Иванов встал.

— Конечно. — Виктория поднялась с дивана и её пальцы привычно нащупали опорные клавиши виртуальной клавиатуры. — Нас и так уже бомбардируют запросами. Да и нам полезно посмотреть на Солнечную. В надпространстве придётся идти две недели почти вслепую, смотреть за бортом будет нечего — серое плотное молоко, так что нам надо насладиться видом на свидетельства могущества и славы Земли. Думаю, лучше смотреть из центрального поста или из кормового отсека. Дюзы сейчас не работают, мы идём без "выхлопа", на стандартной скорости. Так что мешать виду ничто не будет. Идём?

— Идём. В центральном сейчас Аскольд, не будем ему мешать. А на нашу земную мощь мы посмотрим из кормового отсека. — Иванов обнял жену за плечи и они вышли из каюты.

В просторном кормовом отсеке при их появлении разошлись створки изолирующих пластин и космос предстал перед Викторией и Александром во всём своем суровом величии. Промигал огнями военный автокрейсер Африканского Астрофлота "Лев Египта", прошёл величавой белой громадиной расцвеченный гирляндами огней флагман Индийской туристической корпорации пассажирский двенадцатипалубник "Ганди" , проскочили стрелочками грузовые корабли с опознавательными знаками Транспортного Союза Земли.

— Мама. К нам приближается крейсер "Москва". — раздался в отсеке голос Аскольда. — через минуту он будет у нас в корме.

— Спасибо, Аск. Видим. — ответил Александр, прикоснувшись к сенсору нарукавного спикера. — Викта, этот корабль сделал последний, решающий исход войны, залп по флагману Чужих. — он указал взглядом на величаво плывущий в своей чёрной с разводами броне едва освещённый навигационными огнями военный крейсер Российского Астрофлота. — Он также стал последним тысячником, который прошёл боевое крещение в войне с Чужими.

— Красавец. И не скажешь, что его орудия после модернизации сегодня способны действовать пять лет в непрерывном режиме, уничтожая буквально всё на своем пути. Хорошо, что мы не используем их ближе второго Кольца Обороны. — сказала Виктория.

— Именно там и стоят передовые отряды тысячников. На стапелях уже заложена ему смена — двухтысячник "Москва", но не крейсер, а разрушитель. Через два месяца — его первые ходовые испытания. — Александр по памяти сверил информацию. А в проектах уже пятитысячники "Молния".

— Правильно. Всё равно — красавец. И люди там — наследники тех, кто погиб на тех, первых крейсерах. Помнишь...

— Я до сих пор помню спокойные переговоры членов экипажа одного из тех крейсеров, пришедшие по "первому" каналу совершенно случайно. Такой кромешный ад — и спокойные команды, как на учениях. — ответил Иванов.

— М-да. Но все равно — второй планетный класс подготовленности у них, нынешних, совершенно заслуженный.

— Крейсер выходит из зоны уверенного слежения. — послышался в динамиках отсека голос Аскольда. — Пришёл сигнал "Счастливого полёта. Успехов и спокойствия". Отзыв послан. Благодарит. Уходит в Северодвинск на стоянку на тамошний военный космодром. Передан в резерв.

— Принял, Аскольд, спасибо. Что у нас по курсу? — Александр покосился на экран информации.

— Юпитер. Мы пройдём на удалении, там в течение ближайших суток на редкость оживленное движение, трассы и эшелоны забиты. Нам дали обводной канал по пятнадцатому уровню. Данные в машины ввёл, в порядке.

— Как Валентин? — спросила Виктория.

— Пишет очередную монографию. Говорит, что на орбитальной станции "Плутон-Научная" ожидают его выступления на конференции. Он хочет сделать сообщение по результатам обработки очередного кристалла информациии по пятнадцатому столетию. — отозвался Аскольд.

— Авра? — спросила Виктория.

— Отдыхает, читает книгу по медицине катастроф. — сказал старший сын.

— И это она отдыхает... — протянул Александр.

— Она способна отдыхать только так, Саша. — подтвердила Виктория. — к тому же мы ещё в пределах Земли и если у неё возникнут вопросы, ей не придётся вскрывать информационные танки нашего крейсера: просто сделает запрос и получит ответ в ту же секунду. А за пределами первого кольца это ей будет сделать сложнее и она будет использовать наши корабельные ресурсы. — дополнила Виктория.

— И свою голову. И это — замужняя женщина, мать... — недовольный тон Александра усилился. — Викта, поговори с ней, скажи, что мы не сухари какие, а простые люди. Ей надо и отсыпаться, первые сутки после старта — решающие.

— Кстати, Саша, насчет "отсыпаться". Аскольд продежурит до шести утра. В восемь мы подойдем к Плутону, сделаем короткую остановку у орбиталки "Плутон — Научная", дадим возможность Валентину сделать сообщение. И сразу уходим на ускорительный полёт. А нам с тобой предстоит сменить Аскольда при полёте на ускорителях. Он должен помочь Валентину пока Авра по своему обыкновению обнюхает весь крейсер от носа до кормы. Так что идём отсыпаться. — Виктория уверенно повлекла Александра обратно в командирскую каюту. — Аскольд, мы в командирской. Если что... — она надавила сенсор своего переговорника.

— Не беспокойся, мам. Всё будет штатно. — Аскольд на несколько мнгновений появился на экране каютного центра связи и успокоительно кивнул. — Всё будет хорошо. Отдыхайте.

— В шесть мы тебя сменим.

— Ладно. — Аскольд кивнул и отключил экран. В каюте установился приятный полумрак.

Ровно в половине пятого проснулся Александр, а в без четверти шесть встала и Виктория. Ровно в шесть они вошли в зал центрального поста. Здесь уже находились все их дети.

— Господин командир. Дежурство по крейсеру сдал. Аскольд Иванов.

— Господин командир. Готов принять дежурство по крейсеру. Валентин Иванов.

— Господин командир. Готова к проведению инспекционной проверки корабля. Аврора Иванова.

— Рапорты принял. Дежурство по крейсеру принял. — Александр прикоснулся к сенсорам командирского пульта. — Валентин, готовь окончательный вариант доклада. Авра, ты можешь приступать.

— Есть, командир. — Валентин вышел из центрального поста.

— Хорошо, пап. — Аврора прошлась взглядом по экранам своего пульта. — Я начну с кормы крейсера.

— Ладно. — Александр устроился в командирском кресле. — Дежурство начал.

— А мне что делать? — шутливо заметила Виктория. — Я что-то не получала инструкций и указаний. — она присела рядом, в кресло астронавигатора. — Ты обо мне забыл, командир?

— Не забыл. Должен же кто-то быть на камбузе. Или мы будем питаться концентратами?

— Почему? Я уже всё приготовила.

— Интересно, когда?

— Выкроила часок среди ночи и приготовила. Люблю ночами копаться на камбузе. Уж извини, привычка. В нашей слишком разнообразной жизни ночь тоже быстро становится временем рабочим.

— Опять не выспалась... — недовольно произнес Иванов.

— Нет. Рядом с тобой я всегда высыпаюсь. Да и ты спал слишком спокойно. Так что я превосходно дреманула и до этого часа и после него. Не беспокойся. — Виктория успокоительно провела рукой по его плечу. — Кстати, вот и завтрак. — указала она на въезжавший в центральный пост столик с разложенными на нем сосудами. — Так что будем принимать пищу непосредственно на рабочем месте.

— Ага, а как насчёт нарушения регламента? — спросил Александр, открывая крышку первого сосуда, стоявшего ближе всего к нему.

— К нам это не относится. Аскольд всё настроил в лучшем виде, да и сам, когда возится вместе с Валентином над докладом, он всё равно не спускает глаз с экрана контроля. Или ты его плохо знаешь? — ответила Виктория.

— Ну уж нет. Своего сына я уж как-нибудь, но знаю. — ответил Иванов, принимаясь за еду. — Я и сам не спускаю края глаза с контрольных экранов, так что, Викта, поешь спокойно.

— Хорошо.

"Внимание по кораблю. Мы — в зоне Плутона. Марки приняты и отправлены, курс проверен и задан. Члену научной группы Валентину Иванову предоставляется канал связи с орбитальной станцией "Плутон — научная". Успешной работы." — по кораблю прозвучал строгий командирский голос Александра. С лёгким шелестом переключился канал и уже другим голосом по внутренней связи он задал вопрос дочери. — Авра, как там у тебя?

— Проблем в корме и в трёх предкормовых кольцах нет. Сейчас проверяю четвёртое кольцо. Пока без происшествий.

— Аскольд.

— Здесь, пап. Корабль тормозит. Мы в зоне станции. Скоро полевая швартовка. Пять секунд. Четыре. Три. Две. Одна. Швартовка выполнена. Валентин начинает доклад. Запись включена. — отозвался сын.

— Слышу. — Александр передвинул "марку" крейсера дальше от станции, чтобы можно было предельно сократить разгонный отрезок. — Виктория, просмотри курсы ухода, мне не нравится угол.

— Хорошо. — она включила дополнительные экраны. — Три минуты.

— Хорошо. Валентин как раз уложится в основную часть доклада. Потом пятнадцать минут на конференцсвязь. — Александр пододвинул к себе виртуальную клавиатуру. — Я прогоню тестирование.

— Ладно.

"Научный пост связь с орбитальной станцией закончил. Готов к работе". — по корабельной связи доклад Валентина прозвучал спокойно и приглушённо. Александр ввел в управляющие системы крейсера последний приказ и клавиатура погасла. На экраны центрального поста корабля вышла карта с просчитанным Викторией веером курсов ухода от Плутона.

— Экипажу собраться в Центральном. Через пять минут уходим в полёт на ускорителях. Медслужбе закончить проверку. — Александр просмотрел переданные Викторией данные на своих экранах. — Информацию по курсопрокладке принял.

— Научный пост принял. — сказал вошедший в Центральный Аскольд. За ним появился Валентин и точно через минуту появилась Аврора, поправляя перед зеркальной пластиной офицерскую форму астромедика. Облачённые в офицерские комбинезоны родители уже сидели в своих креслах. — Готовы к работе, командир.

— Навигационный пост готов. — доложила Виктория.

— Медицинский пост готов. — доложила Аврора.

— Внимание, Плутон. "Вега" просит старт. Счастливо оставаться. — Иванов соединился по командирскому каналу с Центральной Диспетчерской Службой планеты.

— Внимание, "Вега". Говорит Плутон-Центральный. Счастливого пути. Даём старт. Успехов.

— "Вега" приняла. Старт. — проговорил Александр, вдавливая две клавиши на своём пульте. Крейсер двинулся из причального поля к буйкам, обозначающим выход в свободное пространство.

— Вышли за пределы зоны причаливания. Корабль в норме. — доложил Аскольд. — Готовы к удару ускорителей.

— Внимание. Даю ускорители. — произнес Александр. Пальцы привычно вдавили три клавиши управления и "Вега" моментально превратилась в неяркую быстро движующуся точку. — Курс принят на сопровождение.

Несколько минут ожидания истекли быстро. Оторвавшись от экранов, Александр увидел сосредоточенные лица своих детей, сверявших профильную информацию с плановыми показателями. Виктория у большого планшета прочерчивала пунктир резервного курса. Корабль уверенно шёл по заданному маршруту. Зелёные огни индикаторов заливали пульты приятным для глаз землян сиянием. Началась обычная работа.

Как и говорила Виктория, полёт до последней пограничной автоматической станции первого кольца, охранявшей вход в самые дальние пределы владений землян занял ровно неделю. Никаких происшествий, никаких проблем, исключая обычные рабочие.

— Внимание по кораблю. В зоне видимости — погранстанция "База Пятнадцать". Приготовиться к торможению. — сказал Александр, включив корабельную громкую связь.

— Медицинский пост принял. — отозвалась Аврора.

— Научный пост принял. — отозвался Аскольд.

— Навигационный пост принял. Марка торможения через десять секунд. Отсчёт начат.

— Отсчет принят. Корабль остановлен. "База Пятнадцать" приняла наши коды доступа и идентификаторы. Разрешила стоянку. — Александр бросил последний взгляд на индикаторы полёта и откинулся на спинку кресла. — Экипажу разрешаю покинуть центральный пост. Стоим ровно сутки. Так что можно усилить гравитацию и чувствовать себя нормально. — он пробежал мягким взглядам по лицам жены и детей. — Пока мы в режиме свободного плавания эту вольность мы можем себе позволить. Дальше — неизвестно.

— Есть, командир. — Аскольд и Валентин встали. — Мы в библиотеку, готовить информацию по дальнейшему полёту в режиме дублирования.

— А я в медчасть, проверю кое-какие выкладки Дальней науки. — Аврора встала, поправляя пилотку.

— А мы пока посмотрим что за скорлупка это — "База пятнадцать". На фото и видео одно — а вживую всегда другое. — заявила Виктория. — Идём, Саша. Поскольку мы стоим в положении немедленного отлёта, кормовой отсек — лучшее место для наблюдения.

— Конечно, Викта. — Иванов встал.

Привычно разошедшиеся защитные створки открыли панорамный обзор. Автоматическая пограничная станция была как на ладони. Вокруг неё, насколько смог охватить взгляд, не было ни одного земного корабля. Серый "блин" военной станции стерёг в этом секторе самые дальние пределы владений землян и мимо его локаторов, укрытых многослойной бронёй, не могла проскочить ни одна неизученная частица Пространства. После войны с Чужими космостанции первого кольца подверглись просто драконовской перестройке и довооружению. Эта станция принадлежала России — Виктория специально проложила курс крейсера мимо неё, чтобы сделать здесь короткую остановку. "Вега" спокойно висела в полукилометре от внушительного броневого корпуса и станция немо приветствовала свою сестру по стране рождения.

— Действительно красавица. — сказал Александр. — И не подумаешь, что это военная станция. Антенн нет, орудия скрыты, опознавательные знаки — по минимуму, зацепиться на этом блине не за что даже взгляду. Скользкий гладкий блиночек. С виду совершенно безобидный, так, забытый кем-то модуль.

— Мы всё сделали для того, чтобы наши военные станции не пугали никого из наших возможных добрых гостей. Они внешне нейтральны и потому не могут никого из добрых посетителей смутить или подвигнуть применить оружие. В них достаточно возможностей принять любую мыслимую информацию и передать её на ближайшую базу секторальной фильтрации, чтобы мы не повторяли заложенных писателями в Литературном фонде планетной фантастики ошибок, когда наши военные корабли открывали огонь по гостям из глубин космоса только потому, что нам, землянам, видите ли показались намерения гостей слишком уж воинственными. Так что такие станции внешне ничем не проявляют своей военной сущности, они ничем не угрожают никому, если не поступит приказ.

— Но уж если поступит... — Александр покосился на едва заметные контуры люк-крышек. — Ты имеешь в виду шестисотсерийную эпопею "Вавилон-18"?

— Они выполнят его. И не только в этой эпопее заложена возможность близкая нашей с тобой задаче. К сожалению во многих аспектах жизнь землян стандартна до невозможности и преодолеть эту запрограммированность очень нелегко. Но именно в преодолении, в позитивном преодолении такой запрограммированности и лежит ключ к правильному отзыву на Карпатский феномен.

— Опять Викта. Ты слишком заработалась.

— Нет, Саша. За последнюю неделю я работала в спокойном и обычном для себя режиме, здесь у меня проблем не было и не будет. И потом, пока эти сутки не кончатся — я могу себе позволить немного расслабиться.

— Вот и будем расслабляться. Пошли в кают-компанию, я тебе сыграю, а ты, может быть, споёшь? — улыбнулся Иванов.

— Опять эксплуатируешь, Саша? — Виктория нахмурилась, но улыбнулась. — Ладно. Тебе это позволительно. Идём в каюткомп.

— Хорошо.

В просторном зале было полутемно. Александр быстро "сделал" свечи и вскоре теплые земные огоньки растворили полумрак, сведя его к минимуму у дальней стены, где стоял синтезатор. Усевшись за пультом, Иванов сделал несколько пробных движений и крышка пульта распахнулась, открыв сенсоры. Виктория вопросительно посмотрела на своего друга, взявшего первые аккорды.

Инструмент, способный издавать любые звуки земных музыкальных инструментов всех времён и всех народов, не подвёл. Ровная мелодия задумчивой песни о далеком доме лилась широко и свободно. Виктория пела вполголоса, иногда ей подпевал Александр. Увлёкшись, они и не заметили, как в проёме, почти незаметном в полумраке, появились и замерли все их дети — Валентин, Аврора и Аскольд.

Окончив петь, Виктория лёгким движением головы откинула пышные волосы назад и только теперь заметила зрителей.

— Ребята и Авра. Идите-ка сюда. Садитесь и составьте нам компанию. — сказал Александр.

— Хорошо, пап. — ответила Аврора и первой подошла к синтезатору. — Только тебе тяжело будет петь и играть, так что позволь это сделать мне.

— Нет, Авра. Играть будет Валентин, у него это лучше получается после монографии "Музыкальные инструменты России". — сказал Аскольд. — А я с папой составлю тебе с мамой небольшую совершенно неопасную конкуренцию. Валя, садись за пульт.

— Хорошо, Аск. — Валентин подождал, пока отец встанет с кресла и тут же опустил пальцы на клавиатуру. — Что играть?

— "Песню Земли". — ответил старший сын.

— Хорошо. — Валентин сдвинул с места один из ползунков. — Я готов.

— Поехали.

Набравшая силу мелодия приглушилась и дала возможность людям вплести свои голоса в общий ритм. Эта песня была рождена после окончания войны с Чужими в одном из госпиталей Москвы. Композитором был монтажник из Чугуевска, а автором текста — вирусолог из Астрахани. Едва только песня была впервые исполнена, весь госпиталь пожелал иметь её записи и обоим создателям пришлось изрядно потрудиться, чтобы удовлетворить запросы слушателей. Но зато следующее исполнение стало событием в культурной жизни госпиталя и всего города: авторов текста и музыки пригласили в главный Зал Центрального Дворца Торжеств столицы России, где перед огромным амфитеатром, заполненным слушателями до отказа, они исполнили свое произведение на самом совершенном комплексе музыкальной аппаратуры. Корреспонденты, присутствовавшие при этом, с полным правом заявили, что подобное произведение могло быть рождено только в такие переломные моменты, каким стал период перехода от войны к миру. Впоследствии эта песня стала знаковой для Астрофлота Земли и для всех россиян, её постоянно передавали по каналам Российской информсети и тиражировали в сотнях кристаллов.

Стихла мелодия, но Александр, Виктория и дети не спешили расходиться. Стены кают-компании осветились неровным коптилочным светом и пропали — включились экраны забортной обстановки, обеспечившие почти круговой обзор. Ещё при строительстве корабля Виктория настояла, чтобы инженеры снабдили важнейшие помещения крейсера системой, аналогичной той, что стояла в школьном зале планетария — том самом, который был выпускной работой Виктории. Пожелание Навигационной Звезды было выполнено и восемь важнейших помещений крейсера "Вега" были оборудованы системой сферического обзора. Земляне в молчании смотрели на расстилавшуюся перед ними панораму космоса.

Ровно в десять часов вечера по кораблю разнесся приглушённый голос Валентина, заступившего на вахту в центральном посту крейсера. Шла подготовка к отлёту, работали двигатели корабля, корректируя его положение в пространстве.

— До выдачи сигнала семафора со станции — полтора часа. — проинформировал Валентин. — В центральном всё штатно. Доложите о готовности к отлёту.

— Научный пост к отлёту готов. Всё штатно. — отозвался Аскольд, закрывая крышку последней укладки с контейнерными изоляторами.

— Медицинский пост проверку корабля закончил. Всё штатно, замечаний по восемнадцати уровням нет, красных сигналов и предупредительных надписей на экранах нет. — отозвалась Аврора.

— Навигационный пост проверку курса и курсового обеспечения закончил. Всё штатно. Данные введены в машины корабля. — сказала Виктория на мнгновение оторвавшись от расчётов. — Готовность к полету — первая.

— Командирский пост к полёту готов. Обеспечение завершено, проверки систем и служб корабля завершены. Замечаний нет. — сказал Александр, садясь за свой пульт. — Валентин, приглашай всех на дежурство по отлётному отрезку.

— Есть. — молодой человек надавил несколько сенсоров. — Членам экипажа крейсера — прибыть в Центральный для ведения дежурства по отлётному отрезку. До выдачи сигнала семафора со станции — тридцать минут.

Начались предотлётные регламентные работы. Центральный пост постепенно терял стояночный облик и приобретал вид помещения, где будет вестись постоянная напряжённая работа.

— Командир, экипаж в сборе. До выдачи сигнала — три минуты. — сказал Аскольд, полуобернувшись к отцу.

— Есть, принял. Изображение станции и отсчёт — на экраны.

— Есть.

Возвращение "Веги". Начало строительства станции "Радуга"

— Экипажу приготовиться к входу во владения Земли и Солнечной системы. До прихода в район зоны "Базы пятнадцать" осталось полтора часа. Закончить регламентные работы и собраться в центральном посту. — проговорил Александр и посмотрел на Викторию, по своему обыкновению прокладывавшую очередной резервный курс на вертикальном планшете в навигационном уголке центрального поста. — Молю бога, чтобы "База Пятнадцать" не оказалась в кольце встречающих. Наша военная станция может просто обалдеть от такого количества засветок на сенсорах. А уж Андриану Орлову и его коллегам придется очень изрядно попотеть, вводя в её связи изменённые процедуры реагирования.

— Сожалею, Саша, но, думаю, без встречи нам обойтись нельзя будет. Твой Михаил уже спроворил своих орлов-корреспондентов и они набились в пятипалубный пассажирник "Политковский", который уже ждёт нас у той самой "Базы пятнадцать".

— Да? Но я-то ничего такого не знаю. Откуда такие данные? — Александр пробежался удивлённым взглядом по глазам супруги.

— Саша, я всё же женщина, а читать вас, мужиков, мы ещё не разучились. — улыбнулась Виктория. — В очень многих случаях ваш вид и ваш голос говорят больше, чем вы сами того хотите.

— Сдаюсь. И ты считаешь, что...

— Кроме пассажирника там будет "Пирогов", на котором прибудет Владилена, а также корабли медицинского обеспечения. Вероятно, нам придется пройти нешуточный карантин. После такой встречи земляне пойдут на всё, чтобы мы были для них безопасны.

— И стерильны. — грустно улыбнулся Александр.

— Ну, в хорошем смысле — да. — подтвердила Виктория, опуская стило. — Всё. Последний резервный курс я задала. А вот и ребятки с Аврой. — указала она взглядом на входивших детей. — Садитесь, скоро увидите...

— Чего, мам, увидим? — спросил Аскольд. — Встречу? Так Авра и без того уже нам рассказала в деталях, чего нам следует ждать от наших соплеменников. Фактический глубокий карантин. Сидеть нам в коконах как заспиртованным чудикам. Авра будет просто в восторге, правда проблема в том, что и ей придётся теперь побыть пациенткой. А её наставница будет просто в восторге, получив в союзники по изучению очередного феномена свою едва ли не лучшую ученицу. И к тому же эта ученица теперь побудет в очень соблазнительном для Владилены статусе пациентки и подопытной.

— Авра. Ты опять... — укоризненно посмотрев на дочь, Виктория улыбнулась. — Ладно. Не будем.

— Мам, я так, немножечко. — извиняющимся тоном протянула Аврора. — Надо же им подготовиться к волне интервью. А Аскольд — так он вообще беспокоится за нашу "Вегу". Говорит, что после такого её запрут в стеклянный кокон и будут пускать по пять человек в неделю на борт. За особые заслуги, так сказать...

— Аскольд... — Александр укоризненно посмотрел на старшего сына. — Это же не рухлядь старая, чтобы её в капсулу запечатывать...

— Пап, это действительно не рухлядь, но теперь это — самая что ни на есть реальная история и Валентина уже рвут по связи на части, вынуждая дать самый детальный отчёт о происшедшей встрече и гостевом пребывании. — ответил Аскольд.

— Им что, недостаточно телеметрии и самого полного видеоряда? — обеспокоенно произнесла Виктория,— Признаться, им что ли, что мы уже замучились использовать эту корреспондентскую технику. От летающих вокруг камер слежения у меня до сих пор рябит в глазах. А уж как это не понравилось нашим партнёрам — любая дипломатия способна дать трещину при такой назойливости.

— Корреспондентский корпус Земли просит нижайше прощения и даже не пытается сослаться на нашу столь явно проявленную неотёсанность. У них просто не находится пояснений... — сказал Валентин. — приемлемых для наших новых партнёров. Со временем обещают разрулить эту ситуацию.

— Кажется все вы правы. Вокруг "Базы пятнадцать" — огромный рой засветок. — сказал Александр, включая главный экран. — Так что будьте готовы...

— Всегда готовы. — раздался дружный и бодрый ответ.

Виктория проводила взглядом детей, садящихся за свои пульты и повернулась к экранам.

— М-да. Мы, похоже, влипли... — произнесла она, ознакомившись с характеристиками кораблей. — Не зря я требовала поставить на "Вегу" самые современные системы слежения и распознавания.

— Наши встречающие об этом знают и не пытаются маскироваться. — ответил Александр.

— Надоели мне эти почести и почетные караулы... — сказала Виктория.

— Ну уж нет, пани посол. Теперь вам снова придётся подчиняться и дипломатическому протоколу тоже. — улыбнулся Аскольд.

— Аск. И ты туда же. — сказала мать.

— Куда же ещё податься скромному доктору наук, когда рядом с ним — посол цивилизации. Только в тень. — усмехнулся старший сын.

— Валентин, вытащи своего брата из тени и поясни ему, что нарушать форму одежды под сканерами — чревато для дальнейшего пути. — сказала Аврора.

— А в чём, собственно, дело, Авра? — удивлённо посмотрел на сестру Валентин. — Вроде Аск выглядит весьма нормально.

— Ага, нормально. Манжеты сорочки не высунуты из рукавов куртки на три положенных по протоколу сантиметра? Не высунуты. На нагрудном кармане комбинезона отсутствует знак Научного корпуса? Отсутствует. Брючины не отглажены как следует? Не отглажены. Продолжать ещё? — ответила Аврора.

— Авра, не убивай братьев своей чрезмерной проницательностью. К тому же мы ещё не под сканерами. — ответил Александр.

— Ага. Папа, ты забыл, что пока мы ходили к нашим новым партнёрам, на Земле в целом и, в частности, в России, многие перешли на весьма усиленный график работы. И те характеристики сканеров, которые мы знаем, с того времени весьма и весьма устарели. Я, как медик, могу не сходя с места слишком доказательно засвидетельствовать, что и без роя телекамер нас видят и слышат отлично — в этом меня обмануть сложно.

— Начинается. И как насчет суверенитета внутренней жизни корабля? — спросил Александр. — Ладно. Кончаем перепалку, у нас впереди встреча. А что это позади этой толпы встречающих ещё большая толпа кораблей. Мы вроде бы почётный караул не заказывали, а усиленный конвой с ремонтно-строительными кораблями тем более... Не с войны возвращаемся, слава богу, в целости и сохранности.

— Подозреваю, что база пятнадцать скоро будет лишена столь желанного одиночества. По характеристикам кораблей видно, что они тяжело гружёные по полной схеме. Это значит, что скоро в данном секторе будет построена большая пограничная космическая станция. И размеры этой станции способны будут впечатлить любого.

— Только не четверть миллиона человек... — сказал Александр. — Викта, ты опять полезла в инфу по фильмфонду древности...

— Боюсь, что скоро в этом секторе население скакнёт за миллион. На станции будем жить не только мы, земляне. — ответила Виктория.

— Ты хочешь сказать... — Александр воззрился на подругу. — А у нас есть столь плотная инфа по требуемым условиям для наших гостей?

— Ну у них же была... — сказала Виктория.

— Сравнила. Они за нами следили несколько миллиардов лет. Уж чего чего а при таких условиях знать своего визави они могут слишком хорошо. — ответил Иванов.

— Согласна. А это значит, мы будем строить станцию в целом, а сектора для гостей делать по мере прибытия послов. И уж чего чего, а корреспонденты постараются вызнать все в деталях — кто что любит и где желает пребывать — атмосфера, окружение, пища и тому подобное.

— Гера Чхеидзе будет в восторге. — сказал Аскольд.

— Советник Знаменской по средствам массовой информации и глава Совета Прессы России? — удивлённо спросила Аврора.

— И крёстный отец Михаила Лосева на его корреспондентской дорожке. — подтвердила Виктория.

— Кстати, его крейсер "Летопись" уже здесь, стоит в тени ремонтно-строительников. — сказал Валентин, просмотрев данные о членах экипажей земных кораблей группы встречи. — а данные включил в первую группу встречи, словно подумал, что мы не можем досчитать до пятисот и собьёмся на третьей сотне.

— Как всегда Гера скрывается. Пять сотен кораблей первой группы — многовато.

— А они ещё и выстраиваются в коридор. Викта, проверь, сможем ли мы войти в это игольное ушко. — сказал Александр, видя, как толпа кораблей первой группы расходится в линии, образуя тоннель.

— Тебе снова не нравится угол... — улыбнулась Виктория.

— Пока что здесь мне мало что нравится. У нас впереди прорва работы, а мы вынуждены участвовать в церемониалах и протоколах. — отпарировал Иванов.

— Ладно, я взгляну. — согласилась она. — Авра, будь добра, просмотри характеристики обшивки нашей "Веги".

— Достаточно чисты для парадного марша. — отрезала Аврора. — Я вчера всё пять раз проверила. Да и пока вы говорили, родители, я перепроверила. Всё в порядке.

— Кстати, о парадном марше. Мне можно включать режим? — спросил Аскольд. — А то ведь не поймут. Скажут — как путник приближается к селу. А мы ведь не совсем обычные путники.

— Ага. Явление "Веги" земному народу. — съязвил Валентин. — Не медли, Аск. Выключай маршевые, включай рулёжные и вперед — парадным маршем.

— Сто двадцать километров в секунду? — уточнил Аскольд.

— Нет. В минуту, а затем в час. — ответил Александр. — Давай, Аск. Потихонечку.

— Есть.

"Вега" уменьшила скорость, погасила дюзы главных маршевых внутрисистемных двигателей в полупарсеке от строя земных кораблей и на маломощных рулёжных медленно стала приближаться к группе встречающих.

— Включить систему парадного расцвечивания. — скомандовал Александр.

— Есть включить систему парадного расцвечивания. Сигнал послан. Принят. Отрепетован. Эскадра встречи благодарит и включает свои системы. — ответил Валентин.

— Вижу. — сказал Александр. — Красиво стоят.

— Красиво. Мы входим в сектор для прожекторов дальнего действия. Если они сейчас включат их, то мы будем выглядеть просто восхитительно. — сказала Виктория. Не успела она закончить фразу, как лучи света сошлись на их корабле и серовато-чёрная броня стала ослепительно белой. — Авре, может быть и привычно, но мне это слишком напоминает операционную.

— Ладно. Экипажу — собраться в носовом салоне. Название корабля — открыть. — скомандовал Александр, вставая и поправляя свой офицерский парадный комбинезон.

— Есть, командир. — Валентин надавил сенсор и броневая плита отошла, открывая золотые звёздчатые буквы, образующие название крейсера. — Идентификация пройдена. Нам сигналят о готовности к "Встречному маршу".

— Выполняем. Всем — в носовой салон. К построению.

— Есть.

В просторном носовом салоне экипаж "Веги" уже ждали раскрытые во всю ширь створки основного иллюминатора. Через него была отлично видна просторная ходовая рубка головного линкора группы встречи. На борту флагмана сияла надпись "Китеж". Земной боевой корабль закрывал собой проход в тоннель, образованный менее крупными кораблями.

— Экипаж. Равняйсь. Смир-но. — подал команду Александр.

В ходовой рубке "Китежа" выстраивались офицеры и научные сотрудники с медиками. Зеркализация встречных процедур была отрепетирована землянами до автоматизма.

— Манёвр зависания. Земле — честь! — скомандовал Иванов и вскинул руку к пилотке. "Вега" замерла, легла в дрейф. Руки к пилоткам вскинули Виктория и Аврора. Сыновья подобрались и приложили ладони к сердцам. Эхом откликнулись встречающие — офицеры и медики Астрофлота откозыряли в ответ с борта "Китежа". Гражданские приложили ладони к сердцам.

— Воль — но. Приготовиться к снятию заливающего освещения.

Только он закончил говорить эту фразу, как ослепительные лучи прожекторов стали тускнеть, приобретая желтоватый, домашний, приятный для взгляда землянина оттенок. Встреча состоялась и теперь крейсер, возвращавшийся из дальнего полета, шёл в коридоре, образованном десятками кораблей родной планеты. "Китеж", шедший задним ходом некоторое время впереди "Веги", быстро и плавно, почти на месте развернулся и ушёл влево и вниз, открыв проход. Пятеро землян взирали на великолепие и могущество своей цивилизации, отмечая изменения и достижения.

— Службы прилёта готовы. Впереди — знак стоянки. — доложил Аскольд, внимательно наблюдавший за экранами контроля.

— Становимся точно у "креста". — сказал Александр.

— У нас приказ — встать в самый "крест". — ответила Виктория.

— Что — ж. Выполняем. — сказал Александр. Идём в центральный пост. Нам ещё предстоит встреча и боюсь, что "Вега" всех не вместит. Паломничество ожидается.

В центральном они снова сели в свои кресла. "Вега" замерла над крестообразным знаком стоянки, удерживаемым незаметными двигателями.

— Столпотворения не будет. Мы всё же пришли из совершенно неизученного района Вселенной и Медслужба просто так никого на борт не пропустит. — сказала Аврора.

— Авра в своем репертуаре. — сказал Валентин.

— Валя, ты, вероятно, забыл, что я не только офицер Астрофлота, но ещё и медик.

— Надеюсь, госпожа генерал-майор Астромедслужбы соизволит пропустить на борт хотя бы Владилену Львовну и Михаила Львовича. — съязвил по-доброму Аскольд.

— Конечно же. Они стоят ближе всего к нам и первым должны стать... — начала было Аврора.

— Как это правильно сказать по-русски — "экзотами". — произнёс Александр.

— Папа... — Аврора нахмурилась. — Впрочем, ты прав. Согласно известному положению мы проникаем в космос, космос проникает в нас. Так что в твоём высказывании никакого криминала нет.

— Ага, а большой тяжёлый крейсер российской АПБ "Стрела" что здесь делает? Уж не криминал ли собрался искать в помещениях малюсенького земного заблудшего кораблика. — улыбнулся Аскольд.

— Если "Стрела" здесь, то генерал Кузнецов — точно здесь. И опять мы все у него "под колпаком". — произнесла Виктория.

— Совершенно верно. — раздался голос от входа в центральный пост. Все члены экипажа "Веги" обернулись. В проёме в десантном скафандре стоял генерал Кузнецов с двумя сотрудниками и сотрудницей в таких же скафандрах. — Извините, что без приглашения.

— Аскольд. Тебе выговор куда записать? — нахмурился Александр.

— Не надо ему никакого выговора записывать. Он должен защищать корабль от чужаков, к коим мы, вероятно, не относимся. — сказал Кузнецов, делая шаг вперед от порога центрального поста и давая возможность своим коллегам войти внутрь главного помещения корабля.

— Не относитесь, пан генерал. Проходите, садитесь. — ответила Виктория.

— Спасибо. — генерал и его сопровождающие уселись на свободные кресла. — С возвращением вас.

— Спасибо. — ответил Александр.

— Нам, собственно, поручили встретить вас и сопроводить на "Летопись". Там будет основной ритуал. — сказал Кузнецов.

— Но судя по количеству встречающих... — произнес Иванов.

— Нет, та "Летопись", которой руководит Гера Чхеидзе — она здесь только в группе встречающих, не более того. Скоро, через несколько часов подойдёт другая. Новейший крейсер прессы и информации "Летопись". Флагман Флота Прессы России во Внеземелье. На ней, на новейшей "Летописи" и решено провести церемонию. — ответил генерал.

— Начинаются сюрпризы. Теперь у нас и Флот Внеземелья появляется. — протянул Аскольд.

— Всё меняется. Теперь мы все немножко "экзоты" и наш образ жизни не слишком похож на общепринятый земной. А уж когда здесь появится станция... Вообще интересно будет. — сказал Кузнецов.

— А первичную информацию по этому кораблю получить можно? — спросил Аскольд.

— Конечно, Аскольд. Бери и пользуйся. — генерал подал кристалл и старший сын Александра тотчас же вложил его в читальный аппарат. — Увлёкся, как всегда было.

— У нас многое осталось так, как было. — сказал вошедший в центральный пост Михаил Лосев. Облачённый в тяжёлый десантный скафандр с минимумом снаряжения он производил впечатление былинного витязя.

— А как же с изоляторным комплексом? — спросила Аврора, попеременно переводя взгляд с генерала безопасности на генерала десанта. — Или я чего-то не уловила?

— Не уловили, Аврора. Это точно. У нас много изменений. Собственно говоря мы все, как определил Александр, "экзоты" — других сюда просто не пустили. Они ознакомятся с нами уже потом, на Земле. Ваш корабль уже находится в изоляционном поле, идёт сканирование его структуры на самом нижнем доступном нам теперь элементарном уровне. Параллельно идёт обеззараживание и очистка, скоро будет процедура сертификации внешних контуров, после чего вы сможете быть уверены в допуске "Веги" в пределы Земли. — сказал Лосев.

— Предстоит посадка на Землю? — Александр удивлённо посмотрел на своего друга.

— И она вполне безопасна. Корабль прошёл сертификацию несколько минут назад. Всем — здравствуйте. — в центральный пост в сопровождении двух женщин-медиков вошла в своём обычном белоснежном стерильном скафандре Владилена. — Михаил прав, но мы проверили не только внешнюю обшивку, но и все внутренние контуры. Повторная проверка...

— Владилена, приветствую вас. Проведите всё же пять полных повторных проверок. И я посажу "Вегу" только в Карантинном Лунапорте. — сказал Александр. — Сажать корабль из Внеземелья на Землю небезопасно.

— Нет, Александр. Вы снова не угадали. Земля приказала оставить вашу "Вегу" здесь. Рядом скоро будет построена главная дипломатическая станция. А "Вега" будет её внешним форпостом.

— Согласен. Приказ Земли?

— С подписью Знаменской. России принадлежит честь строить эту станцию и быть её страной-руководителем. А командовать станцией будет...

— Генерал-полковник Астродесанта России Леонид Огнев. — в центральный пост "Веги" шагнул крепкий подтянутый мужчина высокого роста в обычной форме земного космического десанта — серо-зелёном комбинезоне. — Мне поручено быть руководителем этой станции и её, как бы сказали в древности, военным губернатором.

— Приветствую вас, Леонид. — сказал Александр, вставая с кресла. Огнев подошёл, мужчины обнялись и обменялись рукопожатием. — Садитесь. Аскольд, сделай ещё пару десятков кресел. У нас тут брифинг намечается.

— Совершенно верно. — в центральный пост вошла женщина в форме офицера Службы безопасности России. — Первый заместитель губернатора пограничной станции, полковник СБР Верхоянская. — А брифинг собственно уже идёт. Нас видят и слышат отлично и все с нетерпением ждут момента, когда экипаж даст доступ к информационным танкам.

— Какие там танки... — озабоченно проговорил Аскольд. — У меня на экране пропал огромный сектор звёздной картинки со стороны пеленга нашей планеты. Не пойму, в чём дело. В переданной мне информации по крейсеру "Летопись" о таких финтах ни грана инфы.

— Скоро узнаете, Аскольд. — успокоительно заметил Лосев.

— Это не больше чем наша новейшая "Летопись" — в центральном посту появился Гера Чхеидзе. Поручкавшись с Лосевым, он обменялся рукопожатиями с мужчинами и учтиво поклонился женщинам. — Она идёт без огней, чтобы не пугать расцветкой и размерами группу встречи. Но её место теперь здесь. А её размеры — двенадцать километров в радиусе и пятнадцать в длину. Она сможет вместить с предельным комфортом и безопасностью полмиллиона человек. И, спешу вас успокоить, она предназначена только для людей. Наших новых партнёров мы будем принимать только на станции, которая получит название только после сертификации.

— Как, корабль уже почти есть, а его названия нет? — удивился Валентин. — Как сие понимать?

— Просто. Корабль получает имя после сертификации. — заметила Верхоянская. — Ничего особенного.

— М-да. — Валентин задумался.

— Ладно. Если все здесь, то я правильно понимаю, что нам предстоит встреча. Или следует подождать? — спросил Александр.

— Правильно. И согласно новейшему протоколу впереди всех должны пойти Виктория и Аврора. Мужчины пойдут следом. Сначала члены экипажа "Веги", потом — все остальные. — сказал Гера Чхеидзе.

— Распланировал Гера. — одобрительно заметил Лосев.

— Знал бы ты, сколько часов мы потратили на стыковку всех ньюансов. На "Летописи" присутствуют восемь тысяч ведущих корреспондентов — командоров Службы Планетной Прессы. Только им разрешили участие во встрече. Все остальные получат возможность пообщаться с членами экипажа "Веги" уже на Земле.

— Я не говорю о риске для журналиста. Михаил уже хорошо дал мне понять, что риск для представителей этой профессии — необходимость. Но всё же рисковать командорами... Может лучше было бы обойтись меньшим статусом? — спросил Александр.

— Благодарю за заботу о сохранности журналистского корпуса, Саша. — ответил Гера. — Но мы и так вынуждены были жёстко отказать ста пятидесяти тысячам командоров из средств массовой информации всех стран мира. И сделали это только для того, чтобы избежать необходимости присылать сюда весь Флот Прессы. Сам понимаешь, что в таком случае необходимо присылать и военные космические корабли рангом не ниже крейсера. А поскольку "База пятнадцать" здесь уже присутствует, Земля решила, что её мощи вполне достаточно. Но только если "Летопись" будет одна.

— А фактически их тут две. Этот огромный крейсер уже занял весь главный экран и готовится отхватить приличный кусок пространства, контролируемый "Базой пятнадцать". — сказал Валентин.

— Валя как всегда беспокоится о том, чтобы из иллюминаторов нашей "Веги" был приличный и хороший обзор. — улыбнулась Аврора. — А что касается "Летописи" — это прекрасный кораблик. По связи пришло сообщение о том, что через десять минут крейсер стабилизируется и мы сможем пройтись на её борт. Там уже всё готово к встрече.

— У нас тоже всё готово. — Александр достал три кейса. — Здесь основная полученная нами информация для Совета Планеты. Кто будет принимать?

— Президент Знаменская. — ответил Лосев.

— Президент здесь? — изумился Аскольд.

— Да. Вы, вероятно, привыкли, что её теперь уже двенадцатипалубник "Россия" стал её вторым домом и без него она просто не появляется. Но против "Летописи" это просто песчинка. Поэтому президент решила прибыть на новейшем крейсере, в строительстве которого она принимала самое непосредственное участие. — пояснила Верхоянская.

— Полковник Верхоянская совершенно права. — сказала Виктория Знаменская, входя в центральный пост. Все встали. Президент кивком головы поздоровалась с встречающими, обменялась полупоклонами с Викторией и Авророй и пожала руки Александру и его сыновьям. — Я пришла к вам прямо сюда, поскольку, как и Виктория, ненавижу почётные караулы и протоколы. К тому же я уже ознакомилась с рапортами Медслужбы Карантина о результатах проверки состояния вашего корабля и вас самих. Они безупречны. Так что я разрешаю вам всем и вашему кораблю прибыть непосредственно на Землю. Или есть какие-либо другие предложения? А, Александр Александрович?

— Гм. Госпожа президент...

— Знаю, господин Иванов. Вы опять хотите немедленно получить приличный кусок работы и принять участие в строительстве дипломатической станции. Что — ж, мы это предвидели. Малая "Летопись" послужит вам всем неплохой гостиницей, там тихо и безопасно. Большой крейсер "Летопись" пока отрулит на предназначенное ему место и установит связи с секторальными базами информации и контроля. Охрану и оборону района и сектора возьмут на себя "База пятнадцать" и крейсер АПБ "Стрела". Журналисты не будут вас донимать в пределах малой "Летописи", они все будут на большом крейсере прессы. Так что вы сможете отдохнуть после полёта в самой максимально комфортной обстановке.

— А Лосев? — задал вопрос Аскольд.

— Генерал Лосев командует десантными подразделениями, отвечающими за безопасность строящейся станции и всех кораблей, находящихся в данном районе. Я пыталась отговорить его от этого, но не смогла. Он считает, что будучи рядом с вами принесет больше пользы. И я думаю, что теперь смогу с этим согласиться.

— А Владилена? — спросила Аврора.

— Она назначена руководителем Медслужбы Дипломатического Сектора. Это всё пространство этого сектора без малейших исключений. Думаю, она довольна этим назначением. Знаю, что вы, Владилена Львовна, давно хотели поработать на высших уровнях внеземной медицины. И теперь вы сможете реализовать это свое желание.

— И все знают о своих назначениях? — спросил Александр.

— Да. Мы запланировали почти все возможные варианты развития событий. — ответила президент.

— Но такое количество военных кораблей... "Стрела", военная космостанция и более мелкие корабли, плюс буксируемые сюда три новейшие десантные базы... Я не знаю, поймут ли нас правильно наши новые партнёры. — озабоченно проговорил Александр, оторвавшись от изучения данных, вышедших на экраны командирского пульта.

— Наши военные корабли ничем не будут проявлять своей агрессивности. Их задача — оборона района и обеспечение внутренней безопасности сектора. — ответила Знаменская. — Простая насторожённость. Мы изучили вашу телеметрию достаточно плотно, чтобы быть уверенными, что именно насторожёность в данном случае уместна. Остальное — детали.

Ивановы. Пребывание на Земле. Посещение школ второго уровня

Вернувшись в Московск, Ивановы провели в своей квартире всего несколько дней. Александр и Виктория наслаждались возможностью снова вдохнуть в себя воздух родной планеты, их дети вернулись в свои семьи, чтобы после долгого отсутствия привести дела в порядок и подготовиться к новой полосе жизни.

Наступивший вторник Виктория встретила крепко обняв Александра.

— Саш, есть деловое предложение.

— Викта... Можно без деловых предложений? Мы утрясали все неотложные и деловые вопросы с четверга по понедельник и хотя бы во вторник мы можем с тобой вспомнить, что существуют такие дни, которые не только называются, но и считаются у людей выходными...

— Конечно. — Виктория усмехнулась и разжала пальцы правой руки. На её ладони светился платиновый знак её школы. — Пояснения нужны?

— Никак нет, генерал. Вице-президента Совета Науки снова хотят видеть в своей альма-матер?

— Угадал, Сашочек. Но я — против неравенства и потому — вот тебе вызов в твою школу. — она подала лист пластика. — Пришёл пока ты был в Совете Астрофлота России. Извини, если я проявила самоуправство и сразу не ознакомила тебя с ним.

— Ты правильно сделала. Я всё равно не смог бы поехать, пока не разгрёб все завалы. От кого?

— Регина Дубровицкая.

— Ого... — Александр изумился. — Академик и первый заместитель командующего Службы психологической безопасности России госпожа Дубровицкая вспомнила о некоем Иванове. — он вчитался. — Похоже, она приготовила мне весьма приятный сюрпризик. И не один. Вполне в её стиле. А тебе прислали?

— Нет. Я когда ездила в Совет Астронавигации, меня нашёл Гера Чхеидзе и сообщил, что меня очень ждут. Сам понимаешь, ты ведь учился в головной школе Малой Астроакадемии России, а я только в филиальной. У нас к тому же и не принято столь пышные рескрипты присылать. Наука все же вещь весьма сухая. — она указала взглядом на богато украшенный вензелями и рамками пластик. — Просто говорят, что надо делать. Так что я тоже поеду.

— И когда? — спросил Александр, обнимая и целуя подругу.

— Сегодня после завтрака. У нас сейчас... — Виктория всмотрелась в глаза Александра.

— Шесть тридцать. — ответил Иванов. — Завтрак ты уже вчера приготовила, так что оставайся в постели. Я принесу.

— Уммм. Спасибо. — Виктория с любовью смотрела как без единого лишнего движения и почти беззвучно её друг встал с постели и направился в кухню. Через несколько минут перед ней уже стоял министолик с роскошным завтраком. Виктория отведала все блюда и поняла, что её старания не пропали даром — долгие вечера на "Веге" она показывала Александру, как лучше и быстрее приготовить и подать очень многие сравнительно простые блюда и теперь он продемонстрировал ей, что многому научился. — Спасибо, Сашок. — сказала она заглянувшему в спальню мужу. — Я займусь растяжками... Ты позавтракал?

— Конечно. Пока ты ела.

— Ладно. Ты на своей машине поедешь?

— Конечно. А ты?

— Я возьму семейную. По дороге загляну в магазины, надо набрать подарки. Впрочем, я знаю, что ты понимаешь. Меня только беспокоит, куда ты денешь подарки... — ответила Виктория. — У вас ведь тоже принято.

— Если моя машина двухместная, то для подарков преподавателям и моим одноклассникам и однопоточникам места вполне хватит. Мы всё же не только имеем наглость слать друг другу такие вот чересчур разукрашенные манускрипты, но и быть весьма прижимистыми в вопросах подарков и подношений. — шутливо сказал Александр. — Да и против Регины у меня просто нет шансов. Она и без материальных подарков может в момент надолго обеспечить приподнятое настроение и просто обалденный уровень довольства жизнью.

— Не забудь поставить на машину знак Дипломатической службы Земли. Ты всё же теперь посол, Саша. — сказала Виктория.

— Едва не забыл. Наша родная планета умеет проветривать мозги от такого вот церемониала. — ответил Александр, появляясь в холле уже облачённым в строгий парадный костюм. — Спасибо, что напомнила. По коням? — спросил он, открывая входную дверь.

— По коням, Саша. — Виктория поправила своё парадное платье, бросила последний внимательный взгляд в огромное зеркало холла и вышла вперёд Александра. — Поехали.

— Поехали. — он поцеловал жену и они вошли в мгновенник. Раскланиваясь со знакомыми, они прошли в гараж к своим машинам. Иванов прикрепил к борту знак Дипломатической Службы Земли и его гравилёт первым ввинтился в начинавшее светлеть небо Московска. Следом стартовал семейный гравилёт Ивановых. Выполнив традиционный круг над небоскрёбом, машины разошлись в разные стороны.

Делая круг над городком своей школы, Александр отмечал и уяснял многочисленные изменения, происшедшие с момента его последнего визита сюда, ещё до отлёта на "Веге". Наконец он решительно направил машину к стоянке, располагавшейся весьма далеко от от зданий школьного комплекса. Вспыхнувший экран немного отвлёк его внимание.

— Саша, не вздумай садиться на удалённую от центра городка стоянку. — на экране возникла Регина Дубровицкая. Как всегда она переходила к делу без всяких предисловий и приветствий.

— Почему, Рега? Я же не монарх какой. Так что обойдусь стандартным набором. И не отговаривай. — ответил Александр.

— Ты во многом сейчас выше любого мыслимого монарха. Так что сажай гравилёт у главного входа. Наши уже все собрались там и ждут.

— Но...

— И не нокай. Выполняй. — Регина кивнула и отключила связь. Подумав, Иванов решил повиноваться, задав машине программу отлёта на основную стоянку. Вспыхнувший зелёный "глаз" подтвердил готовность автоматики выполнить указание.

Замершую машину окружили одноклассники Александра. Убрав верхнюю крышку салона и опустив боковые стенки, Иванов едва успевал раскланиваться и пожимать протянутые руки.

— К нам пожаловал обалденно большой человек, посол Земли Александр Иванов. Такие люди должны заслужить право ходить по нашей священной школьной земле, а потому — качать Александра! — возгласил Митрофан Хвойко — заводила всех школьных тусовок и вечеров, чья неуёмность стала легендой.

Не успел Александр возразить, как крепкие руки извлекли его из машины и подбросили в воздух. Раз двадцать он взлетал к самым макушкам высоченных тополей и не раз думал, что его могут просто не поймать. Наконец его поставили на ноги и посыпались вопросы. Отвечая на них, он успевал задавать свои вопросы и выслушивать короткие и быстрые ответы. Ему дали возможность отойти от машины и приблизиться ко входу в школьное здание.

— Можешь считать, Саша, что экзамен по прессконференциям ты сдал на "отлично". — к нему подошла его первая учительница — профессор Софья Станиславовна Ивернева.

— Здравствуйте, Софья Станиславовна. — Александр поклонился. — Рад вас видеть.

— Я тебя тоже. Ребята перерыли все информбазы, чтобы составить о тебе самое полное актуальное представление. От них остались закрыты только сервера Астрофлота, сервера Медслужбы и сервера Личной информации.

— Вот как? — Александр обернулся, увидел смеющиеся лица одноклассников. — Им недостаточно стараний моего друга Лосева? Он буквально вытряс из меня всю возможную информацию...

— Видимо недостаточно. Пройдём в класс?

— Конечно, Софья Станиславовна. — Александр пропустил педагога вперёд и прошел в главные двери в окружении одноклассников.

Долгие два часа после непродолжительного пребывания в своей первой в жизни школьной аудитории, он ходил вместе с одноклассниками по обновлённым школьным зданиям, побывал в лабораторных, информационных и технических корпусах, осмотрел новый лекционный корпус с огромными амфитеатрами, оснащёнными самыми современными средствами связи и информационной поддержки.

— Будешь проводить лекцию? — спросила его Софья Станиславовна, когда они вместе с другими выпускниками вышли в зелёный садовый квадрат на одном из этажей главного корпуса.

— Софья Станиславовна, вы просто меня с корабля на бал. Не успел сойти — а вы меня запрягаете в работу. Я ведь не один. И мои друзья собрались здесь не только ради меня. Так что мы ещё подумаем, чем поразить сегодняшнее поколение. Но для этого нам нужно несколько часов интенсивного обмена мнениями. Правда, друзья? — он обернулся к одноклассникам.

— Саша дело говорит. Мы уже привыкли к тому, что он думает прежде всего о других. Настоящий командир. — подтвердила Регина, ощутив немое согласие друзей и подруг.

— Ладно, готовьте ваш сюрприз. Это будет ваш текущий экзамен по социальному управлению и информационной подготовке. По чему ещё — сами придумаете. — согласилась педагог.

— Тогда разрешите нам оккупировать зальчик в школьном кафе? — заговорщически сказала Регина. — Обещаю, бузы не будет. Вы меня знаете. — она полушутливым строгим взглядом прошлась по лицам одноклассников и одноклассниц и, отметив их согласие, повернулась к первой учительнице и кивнула.

— Разрешаю. Выпускники всё же. — улыбнулась Софья Станиславовна, кивая в ответ.

— Мы потом проинформируем вас в первую очередь. — заверил Александр.

— Тогда я пойду. У меня ещё связь с Международным комитетом по информационным технологиям просвещения.

— О, серьёзная организация. — сказал Александр, отвешивая полупрощальный поклон. — Идёмте в наше кафе, друзья.

Несколько часов за нехитрым почти холостяцким наскоро сооружённым собственными усилиями столом шла оживлённая дискуссия, в которой приняли активное участие все собравшиеся по этому приятному поводу члены класса Александра.

— Итак, решено. Каждый из нас берёт своё направление, за два дня готовит лекционный материал, мы утрясаем все возможные детали автономно и вечером в четверг собираемся в школе для последней общей стыковки. — сказала Регина, просмотрев поданные ей заявки и планы. — А в пятницу мы берём нашу школу в оборот. Все три ступени — младшую, среднюю и старшую.

— Ага, покажем младшим, что могут динозавры. — улыбнулся король химической лаборатории, ставший академиком и доктором наук, но оставшийся таким же склонным к шуткам и розыгрышам.

— М-да, динозавры... — задумчиво произнес Александр. — А чего ты так нас быстро в динозавры записал? Мы вроде бы ещё вполне нормальны и труха из нас не сыплется.

— Я так, к слову. Да и Регина не возмущается. Ты дашь мне увидеться с Викторией? Где она, кстати?

— Уехала в свою школу. Держу пари, что она с подружками и друзьями устроит целое шоу в Научном центре уже в четверг. Это она умеет.

— Ага, вице — президент тамошнего Совета Науки и вице-глава службы психологической безопасности Совета выпускников. — назвал "король" только некоторые из по-прежнему действовавших школьных званий жены Александра. — Я не перечисляю остальные, не менее весомые — Степан Гаврилюк улыбнулся, прекрасно понимая, что Александр раскусит его непростой интерес к Виктории.

— Все чудово розумію, Степане. Вікта буде задоволена можливістю порозмовляти українською. — Александр легко перешел на родной язык Виктории и улыбнулся в ответ. — Да й знаю, що вона хоче поїхати до Києва. Так що може складешь їй компанію? А може ще й заспіваєш? Ти вмів добре співати соло в шкільному колі. Як заспіваєш "Дивлюсь я на небо..." — аж сльоза прошибає.

— Обов"язково, пане Олександре. І заспіваю, й, можливо, навіть станцюю. Все зроблю, що належить. — Гаврилюк улыбнулся. — Тільки — після того, як порозмовляю з нею.

— Оце й чудово.

— Добре. Говоримо російською. — Степан легко переключился. Уже давно знание двух десятков языков считалось нормой и никто не видел криминала в том, что землянин, рождённый в одной стране, постоянно пользуется языком совершенно другой страны.

— Говорим. Степан, ты здесь знаешь каждый уголок, ты почти единственный из нашего класса, кто остался постоянно жить в Московске и почти каждый год бываешь здесь. Я не могу составить тебе здесь полную конкуренцию, да и не собираюсь это делать, но почему ты мне не сказал, что в школе создан музей "Веги"?

— А... — Гаврилюк в первые несколько секунд не нашёлся что ответить. — Откуда ты узнал?

— Если ты мне не показал, что скрывается в нескольких больших комнатах-залах научного комплекса, то это ещё не означает, что я не смог просчитать ситуацию. И потом, этим ты серьезно нарушаешь равновесие...

— Я ничего не нарушаю. Регина тоже с этим согласна, а с академиком психологии я, сам понимаешь, конкурировать не могу. Она считает, что мы действуем правомерно и до невозможности стандартно. Ты здесь учился десять лет? Учился. Ты отсюда вышел в большую жизнь? Отсюда. Ты стал Послом Земли в Кольце Цивилизаций? Стал. И, к тому же, заметь, первым земным послом, первым человеком. Если бы Гагарина не угробили так глупо и беспощадно, то будь уверен, в его школе соорудили бы по тем временам не менее крутой музей. Да ещё и макет "Востока" в натуральную величину со всеми прибамбасами вытребовали бы. Он же первый открыл космическую эру, а ты первый открыл межгалактическую. И не просто межгалактическую, а межцивилизационную.

— Стёпа, хочешь чего скажу? — сощурился Александр. — Только никому...

— Могила. — ответил Степан.

— Посол, настоящий посол — моя жена Виктория. Я только дублирую её и потому тоже ношу звание посла, отсекая от неё вал вопросов и проблем, которые требуют решения, но она физически их не может решить в разумные сроки. Понятно? Только никому.

— Сказал тоже. Да об этом все информцентры уже неделю говорят. И тем не менее журналисты едины во мнении с экспертами: поскольку ты посол, то имеешь равный с Викторией Аскольдовной ранг и следовательно, те же самые полномочия. И к тому же вас всего двое. Я имею в виду основных послов. Я знаю, что с тобой летали и твои дети, но они только вице-послы. Так что нашему обществу нет необходимости особо напрягаться, чтобы отдать тебе и твоей жене должное.

— Заложили. — проговорил Александр.

— И перезаложили. А не показал я тебе музей "Веги" потому, что он ещё не открыт. Школьники работают над ним. И уж если ты решил показать, на что способны мы, старики, то они также хотят составить нам небольшую и совершенно неопасную для нас конкуренцию. Уяснил?

— Ага. И получается, что в пятницу мы покажем им нечто в первой половине дня, а они нам нечто — во второй. И что мне теперь делать?

— Работать, Саша, работать над своей частью представления.

— Нет, Стёпа, ты опоздал. Моя часть "представления" уже подготовлена. — Александр положил на стол перед другом пачку дисков из своего дорожного кейса. — Вот моя лекция со всей видеоподдержкой и квадрофонией.

— Откуда?

— Долгими послевахтовыми вечерами в полёте на обратном курсе с Литы я думал о том, как после полёта обязательно приду в свою школу и встречусь с нынешними учениками. Сам понимаешь, ударить в грязь лицом я не имею права, так что пришлось заняться этим.

— Ага. А Виктории и Авроре внимание? Они же обожают послевахтовый отдых с тобой.

— Виктория также работала над своим "школьным вальсом", а Аврора твёрдо вознамерилась тоже кое-что показать подружкам. И друзьям тоже. Так что все работали, никто не ревновал и не возникал по пустякам. Включая и обоих сыновей. Они почти весь полёт постоянно занимались привычным и любимым делом — кораблём и научными изысканиями. "Вега" просто млела, когда чувствовала умелую и нежную руку Аскольда, а Валентин своей эрудированностью её просто очаровал.

— Сможешь дать? — Степан взглядом указал на пачку дисков, лежащую на столике.

— Сказал тоже. Стал бы я скрывать это от своих одноклассников. Бери и пользуйся. — Александр пододвинул диски Степану.

— Ты это делаешь потому, что решил выкроить себе два свободных дня?

— Нет, один. В четверг у меня встреча с коллективом школы, где училась Виктория. А в пятницу после шести часов меня пригласила в свою школу дочь. Сыновья решили, что поскольку они вице-послы, им пока нечего показать своим школьным друзьям и они не будут ничего устраивать в своих школах. И к тому же в четверг вечером, после пяти часов я свободен и в половине шестого я обязательно приеду сюда на последнюю репетицию. Никто из моих домашних возражать не будет — всё согласовано.

— Наши будут просто в отпаде. И думаю, что никто возникать тоже не будет. Умеешь, Саша, ты делать сюрпризы.

— Приятные сюрпризы — да. Не более того.

— А сейчас куда?

— Пока ещё не решил, Стёпа. Хотя есть один человек, к которому я просто обязан поехать.

— Кто это?

— Крейсер Астрофлота "Варяг" тебе знаком?

— Даже очень хорошо. Наши подразделения Химического Консорциума делали для него рецептуру брони. Она до сих пор одна из лучших.

— Во-во. Я должен повидать первого помощника "Варяга". Нахимова Леонида Степановича.

— Но... — Степан хотел что-то сказать, но Александр жестом остановил его:

— Мне известно. Он очень слаб. И он почти единственный, кто воочию видел флагман Чужих в работе, когда мы его ещё не зажали в наши знаменитые "тиски". Я, улетая на Литу, видел возвращающийся на Землю крейсер, который нанёс решающий залп по флагману Чужих, после чего они были вынуждены сдаться — мы уже подтянули на позиции полной готовности пятьдесят тысячествольников "Чёрная линия" — только что с конвейера. И такого удара они определённо бы не выдержали. Они уже к тому времени хорошо поняли, что мы представляем собой единый организм, против которого у них нет шансов. Но "Варяг" вышел с флагманом Чужих на бой один на один, имея в активе всего пятьсот стволов. Остальные корабли отжимали от флагмана его многочисленную охрану. И команда "Варяга" — единственные, благодаря кому мы узнали, какие слабые места у этого флагмана. С виду-то он практически неуязвим. А Нахимов — один из немногих выживших в том бою старших офицеров, отказавшихся полностью уйти в особозащищённый комплекс во время атаки. Наш успех, успех нашей миссии в Кольце во многом заложен именно им и его подчинёнными. Жаль, что сын Знаменской, командир "Варяга", не выжил. Я понимаю, чего стоит Президенту быть такой же как прежде, когда в душе такая рана...

— Президент послала сына на верную смерть, нисколько не сомневаясь, что он выполнит свою задачу до конца. Он сам попросился на "Варяг", стоявший в режиме боевого дежурства на третьей Линии. Хотя ему предлагали намного более сложные и ближе стоявшие к Земле большие корабли. Но он выбрал именно "Варяга". — сказал Степан.

Александр не удивился такой информированности доктора химических наук:

— У них в династии просто не могло быть иначе. В противном случае Знаменская немедленно подала бы в отставку. И добилась бы её быстрейшего принятия.

— Определённо случилось бы так. — подтвердил Гаврилюк.

Раздался звонок коммуникатора. Александр надавил сенсор. На маленьком экранчике появилась Аврора.

— Пап, здравствуй.

— Приветствую, Аврора.

— Можно приземлиться у тебя в школьном городке?

— Степан? — Александр вопросительно посмотрел на одноклассника.

— Конечно. — сказал тот. — Стоянка четыре как раз для таких машин.

— Слышала, Авра? Найдешь нас?

— Ещё бы. — сказала дочь. — До встречи.

— До встречи. — сказал Александр. Экранчик погас. — Каких таких машин, Степан?

— Она на медицинском гравилёте — летающей крепости. Одна. Это ясно как божий день.

— А как ты определил?

— Это долго объяснять, да вот и она сама. — Степан встал, приветствуя подходившую Аврору. За ним поднялся и Александр.

— Аврора, познакомься, это Степан Гаврилюк, король нашей химической науки в школе и первый академик Химического консорциума России, получивший премию Менделеева первого ранга.

— Рада знакомству. — Аврора кивнула поклонившемуся Степану. — Аврора Иванова, доктор медицинских наук. Поскольку химия и медицина дружат, мы найдём немало общего. Правда, Степан?

— Несомненно. — подтвердил тот.

— Пап, я знаю, что твой друг уже определил, на чём именно я прилетела. Но другие машины в расположение центрального госпиталя российского Астрофлота в Зеленограде уже давно не пропускают, особенно в Закрытые Части. Так что я решила тебе облегчить задачу. Ты ведь наметился к Нахимову Леониду Степановичу?

— Да, Аврора Александровна. А откуда...? — спросил Степан.

— Я же знаю своего папу достаточно хорошо. И к тому же присутствие медика там просто необходимо. Леонид Степанович только начал более-менее уверенно чувствовать себя после глубочайшей многолетней реабилитации. Так что разрешите мне его похитить у вас. Обещаю, что в назначенный им самим срок он будет предоставлен одноклассникам вовремя и в целости и сохранности. Мной или кем-нибудь другим из нашей династии.

— Ну уж если академик медицины так говорит... Что-ж, я поясню ситуацию нашим коллегам. Только уговор, Аврора Александровна...

— Какой такой уговор, Степан?

— Вы тоже проведёте лекцию у нас в школе.

— Нет, Степан. Не имею на то права. Кодекс выпускника и мне хорошо известен, к тому же я не имею статуса посла и не могу обходить многое не обходимое. Так что в другой раз — состыкуемся и согласуемся. Но не в этот раз. Это точно.

— Жаль... — протянул с видимым сожалением Гаврилюк.

— Хотели поэксплуатировать? Не получится. Это право имеют только мои папа и мама с братьями. — улыбнулась Аврора. — Так как, пап? Мне задержаться ещё на полчаса?

— Задержись, Авра.

— Ладно. — Аврора встала. — Я в машине.

— Хорошо.

— Она замужем? — спросил Степан, когда за Авророй закрылась дверь. — Я бы никогда не поверил.

— Увы, да, Стёпа. Её муж — ужасный ревнивец Кириллл Нахимов.

— Старший офицер Звёздного десанта?

— Он самый.

— Я пропал.

— Но ведь и ты женат...

— Да... Вот, хотел конкуренцию составить...

— Не советую. Кира уже стольких отправил на реабилитацию — кладбище можно забить. — шутливо ответил Александр.

— Ладно не буду. Так ты полетел?

— Конечно. Раз сама дочь пожаловала — обязан лететь. Да и с ней мне будет спокойнее. Если ситуация позволит, то я привезу сюда нашего Героя России.

— Хорошо, если позволит. Передавай ему... Впрочем, знаешь.

— Знаю. — сказал Александр.

Через несколько минут медицинский гравилёт уже ввинтился в небо Московска, беря курс на Зеленый Город.

Только здесь, в утопавшем в зелени городке мог быть построен Реабилитационный Госпиталь Астроконтингента России. Пострадавшим, больным, инвалидам российское общество уже давным давно отдавало самое лучшее, что могло предоставить. Необременительные формальности пропускного режима были резко сокращены присутствием Авроры, которую не знал только либо очень молодой либо очень старый сотрудник Медслужбы планеты.

В просторной палате было две кровати. На одной из них возлежал Леонид Степанович Нахимов. Увидев входивших, он приподнялся, узнал Александра и его дочь, после чего приветственно но слабо махнул рукой и снова откинулся на подушки. Аврора и Александр сели справа от кровати на вовремя выкатившиеся низкие пуфики. Вошедшая медсестра уже знала о посетителях достаточно, потому просто указала Александру на часы, ограничив свидание двадцатью минутами и кивнула Авроре, как коллега коллеге. Та кивнула в ответ. Медсестра, успокоенная присутствием известного академика и доктора медицинских наук, вышла.

Они проговорили минут десять, причём Нахимов принимал самое активное участие в разговоре, несмотря на слабость. Он живо интересовался малейшими деталями проведенной экспедиции и Александр рассказал ему немало из того, опустив моменты, которые могли изрядно взволновать коллегу. Аврора добавляла кое-что из личных впечатлений. Нахимов знал, что дочь Александра не нуждается в ответах на типовые вопросы "Как вы себя чувствуете?" и "Что у вас болит?", потому даже не пытался играть здоровяка, которого только по недоразумению заперли в отделение глубокой реабилитации.

— Но мы пришли не с пустыми руками. По дороге заскочили в центр снабжения и кое-что взяли. — сказал Александр, водружая на выдвинувшийся просторный прикроватный столик три пакета с фруктами. — Они уже все чистые, так что можете спокойно есть. Аврора даёт добро.

— Правда, я лично помыла каждый. — подтвердила дочь Александра. — Так что ешьте и набирайтесь сил.

— Жаль, что я не смогу приехать к вам в школу в пятницу, Аврора Александровна. — сказал Нахимов. — Но ещё больше мне жаль, что я не смогу составить вам, Александр, компанию в вашей школе. Вот лежу здесь, как бревно...

— Ничего. Совет Астроконтингента России уверен в вашем скором возвращении в строй... — сказал Иванов.

— Какое там возвращение, Александр Александрович. — поморщился Нахимов. — Я здесь уже полгода, после многих других госпиталей нашего Астрофлота, а сил по-прежнему хватает только на самые элементарные и простые движения. А медики грозят ещё пятилетним сроком реабилитации. Даже вам конкуренцию составить не могу, знаю про вашу Щукинскую эпопею.

— Не будем говорить об этом, дело изрядно прошлое. — сказал Александр.

— Дело прошлое. — согласился Нахимов. — А президент ко мне каждый месяц на час приезжает, в свои законные выходные, когда должна быть с детьми и родственниками. Приезжает и молчит, смотрит на меня... А я после этого собрать себя не могу — такая боль... Такая боль в её глазах. И после этого она едет к своим родственникам, а те видят эту боль, которая ещё усиливается после её пребывания здесь. Я знаю, меня здесь не обманешь. Я-то, пусть и полуразобранный, но здесь, а её сын — там... — Нахимов поморщился. Аврора и Александр молчали. Успокаивать и убеждать первого помощника в чём-либо не было нужды — они все были астронавтами и понимали, что любые успокоения и убеждения в данном случае не сработают. — И после этого она заступает в понедельник в семь утра на работу... А я-то знаю, что это у неё навсегда. И ничего сделать не могу. Она смотрит на меня, а видит-то своего... — Нахимов закрыл глаза. — И я здесь ничего не могу сделать... Не могу. — В этот раз пауза затянулась — первый помощник командира легендарного "Варяга" собирался с силами дольше. — Спасибо что пришли ко мне. Знаю, мне товарищи переслали по связи все возможные материалы по вашему полёту, так что я рад... Рад что смог чем-то быть полезным...

— Очень полезным, Леонид Степанович. Литцы особо расспрашивали про то, как вы вместе со Знаменским решились вывести "Варяг" на противостояние с лидером "Чужих". Они восхищены вашей смелостью.

— Ладно. Спасибо, что навестили. — Нахимов закрыл глаза. Аврора посмотрела на часы, перевела взгляд на отца и встала.

— Мы не прощаемся, Леонид Степанович. Пока позволит график, мы будем приезжать к вам сюда как можно чаще. С новой информацией. Разрешите? — спросил Александр.

— Конечно. — Не открывая глаз сказал Нахимов. — Рад буду. Идите.

Выйдя из корпуса, Александр подождал, пока его догонит задержавшася в ординаторской дочь и решительно направился на стоянку гравилётов.

— Ты считаешь, что он сможет вернуться? — спросил он, когда Аврора положила машину на курс возврата в Московск.

— Ты же смог?

— Я — другое дело, Аврора. Меня беспокоит то, что он упорно думает о своей виновности в смерти Знаменского. Такой финт в его настройке может стоить ему невозврата в Астрофлот.

— Он и так туда не вернётся. — проговорила Аврора. — Я говорила с врачами. Ему светит только консультативная наземная должность. Увы, даже на полномасштабные и среднемасштабные тренажеры ему путь закрыт. И причём слишком надежно. Сам знаешь, что консультантов у нас уважают, но не любят.

— Знаю. Мы куда сейчас?

— Домой. Валя и Аскольд уже там, мы как раз успеваем к шестичасовому ужину. Мама уже приготовила, она вернулась в четыре.

— Хорошо. — сказал Александр. — А если всё же помочь ему вернуться не в астрофлот, а хотя бы в системный флот?

— В качестве пассажира? С дорогой душой — завсегда готовы. Но не на должности экипажной части.

— Если бы я тебя не знал, Авра, достаточно хорошо, я бы сказал, что ты слишком жестока.

— Если бы я не была столь жестока, у нас в Астрофлоте России через три года начался бы полный бардак, поскольку летали бы в экипажах все кому не лень, даже без всяких оснований на то. Снижаемся, мы на месте.

— Ага. А что сейчас поделывает Лосев? — спросил Александр, зная информированность Авроры по очень многим проблемам и вопросам.

— Твой Михаил по горло занят возведением укреплений вокруг нашего дипломатического района. Он уже загрузил десантников двух прибуксированных баз работой до предела и ждёт прибытия ещё шести баз с полными экипажами. Это не воинственность, это необходимость. Литцы особо настояли, сказали, что Закон Триады и им хорошо известен. И в их Кольце тоже не всё спокойно, как и у нас. Там проблем тоже хватает. А уж многие неприсоединившиеся — просто боевики какие-то из самых крутых, аналогичных земным, террористических организаций. Учитывая, что это — целые цивилизации со всеми вытекающими, нам придётся изрядно озаботиться собственной безопасностью. Треклятая двойственность... Но Михаил прекрасно справляется, на него там по-прежнему чуть не молятся, а Служба Безопасности там — выше всяких похвал. Если же посмотреть на гражданский сектор, то "Летопись-2", тот самый крейсер что так напугал Аскольда и Валентина своими циклопическими размерами, понемногу осваивается экипажем в стационарном режиме и приступает в автоматическом режиме к волновому и канальному забору информации. Спецы там поставили новые приёмники и то, что мы раньше не понимали, хотя и улавливали, теперь превращается в полноводные потоки информации. Каналов там — до миллиона доходит, но мы раскопали ещё полтора миллиона, многие из которых — шифрованные, некоторые, как мы поняли, из стана тех самых "неприсоединившихся".

— Владилена?

— Она в восторге от открывшихся возможностей. Литцы дали ей доступ к медканалам Кольца цивилизаций и она погрузилась в работу с головой. Её не могут оторвать от экранов и планшетов уже почти полную неделю. Говорят, она даже спит в Информационном центре. Но её госпиталь на нашей дипломатической станции уже стал лучшим в секторе, там уже почти полностью готовы к приёму на лечение и восстановление представителей более чем пятидесяти основных цивилизаций. Некоторые части астрогоспиталя станции уже поставлены под работу, но пока что, слава богу, для людей. Инопланетяне прибудут позднее, когда мы официально откроем сектор. Подумать только, под это дело мы оттяпали не район, не сегмент, а целый сектор! Впечатляет, что ни говори.

— Ага. Кстати, а Семёнов?

— Генерал Семёнов поручил полковнику Львовскому, своему второму заместителю принять руководство Внеземным каналом и тот немедленно согласился. Мы уже перебросили канал передачи информации на "Титан-Свиток", нашу информационную станцию, расположенную на Втором кольце и там кипит работа по фильтрации информпотока с Литы. Львовский вылетел туда первым рейсом нашего нового корабля связи.

— Не доверяем? Я имею в виду инопланетян.

— Увы, мы не можем теперь слепо доверять кому бы то ни было, папа.

— Кстати, а как ты успела так быстро обернуться? У тебя же дочери и сыновья, они требуют внимания... Да и Кирилл...

— Папа... — Аврора укоризненно посмотрела на отца.

— Молчу, молчу, знаю, что Кирилл там установил жесточайший порядок, но он — отец, а ты — мать. В конце концов Кирилл был здесь, пока ты летала с нами достаточно долго...

— Намекаешь на специализацию?

— Отчасти.

— Как-то мама сказала, что мне и моим детям придется быстро привыкать к особенностям бытия нашей династии. И сейчас я с ней согласилась полностью. Мы действительно не совсем обычные люди, но теперь это просто дань необходимости, не более того. Так что мои дети, а твои внуки превосходно ощущают уже значительную часть особенностей нашего династического бытия и мы с Кириллом не пытаемся им ничего особо объяснять — они до очень многого быстро докапываются сами.

— Вот как?!

— Да, папа. Это вам с мамой и отчасти мне с братьями пришлось чуть ли не проламываться, а им уже немного легче. Снижаемся, наша башня.

— Вижу. А машину куда?

— Эту? А она мне подарена. Я теперь в Медастрофлоте России некто вроде министра здравоохранения по старым меркам. Так что мне положена по должности летающая миниклиника. Кто знает, что ещё может случиться, а закон Икса ты и сам хорошо знаешь. Нам, Ивановым, миниклиника теперь нисколько не помешает.

— Ладно, Авра, а как тебе пост министра по чрезвычайным ситуациям?

— Охотно приму.

— Тогда я тебя назначаю на этот пост в нашей династии. — сказал Александр, вылезая и подавая дочери руку. — С этого момента, госпожа министр, вы уже дважды министр.

— Поняла, папа. Спасибо.

Они вошли в холл своей огромной квартиры. Из кухни выглянула Виктория, вышли из своих "квадратов" братья. Через полчаса семья собралась на обед, оказавшийся достаточно поздним.

— Итак, Саша, ты всё же решил форсировать события?

— Если в смысле того, чтобы побывать не только у себя, но и у тебя и у Авры — обязательно. И каков наш уточнённый график?

— Так. — Виктория взглянула в свои записи, потягивая через соломинку фруктовый коктейль. — Будем считать, Саша, что в резерве у тебя осталась только среда. В четверг ты поедешь утречком со мной в мою школу, там мы пробудем до трех часов дня, после чего мы на эти сутки свободны. Я знаю, что после пяти часов ты договорился о генеральной репетиции в своей школе и передал Гаврилюку свои материалы для предварительной стыковки лекционного цикла. Решил, так сказать, выиграть время. Думаю, до девяти часов вы там вполне управитесь и отправитесь полноценно отдыхать, а точнее — сладко спать, ведь выпускники во главе с тобой не могут явиться в девять утра невыспавшимся. Сон я тебе обеспечу, с этим проблем не будет. В пятницу ты должен быть утром в своей школе, там ты также пробудешь не меньше чем до трёх-четырёх часов дня, потом — домашний обед, если, конечно, в своей школе ты не насытишься, в чём я очень сомневаюсь, зная кулинарное мастерство женской половины твоего класса. Но не увлекайся там и точно в шесть вечера изволь быть в школе у одноклассников Авроры. Они в большинстве своём — медики и потому обожают ночные и вечерние часы. Думаю, до десяти часов ты там также пробудешь. А суббота и воскресенье — я ничего там особого не планировала. Будем планировать в одиннадцать вечера в пятницу.

— А братики? — спросила Аврора. — Они что, серьёзно ничего не могут показать своим одноклассникам?

— Авра. — укоризненно посмотрел на неё Аскольд. — Нам мало что можно показать и рассказать своим одноклассникам сверх того, что было передано прямой связью через "Титан-Свиток" на Землю. Эти телекамеры, которые почти круглосуточно роем вились вокруг нас, осточертели не только литцам и тебе с мамой и папой, но и мне с Валентином. Хотя, следует признать, что благодаря им, их квадровидению и объемному звуку земляне и в том числе — мои и Валентина одноклассники — видели всё практически почти вживую. Нам мало что можно будет добавить и к тому же наша дата встреч всех выпускников ещё не наступила. Она через два месяца, в июле. Где-то числа пятнадцатого. И я с Валькой на днях поедем в свои школы просто побродить по этажам и классам... Не более того. Я и Валентин. Больше не будет никого — я проверил графики загруженности моих одноклассников и одноклассниц.

— Я также проверил. — поддакнул Валентин. — Никого не будет. А в июле соберутся все. Договорённость подтверждена. В моём классе будет не менее двух третей из наличного состава.

— Мальчики, а вам не кажется, что вы какие-то суховатые стали. — спросила Виктория.

— Увы, мам. Валентин, наш архивный розыскник, ощутил и классифицировал это первый, ещё в ходе нашего пребывания на "Летописи-2", той большой информационной станции. А я, каюсь, позднее. Только по возвращении на Землю, ещё в космопорту Плесецка. Но Авра как медик может подтвердить, что это не угрожает нашему естеству и сущности. — ответил Аскольд.

— Правда, мам. Я также немного изменилась. Эта эпопея на Лите, весь этот полёт перепахали, думаю, нас всех. — ответила Аврора, допивая коктейль и принимаясь за уборку посуды со стола. — Пап, мам, мы всё с ребятами уберем сами.

— Ладно, конспираторы. — улыбнулись Александр и Виктория. — Тогда мы пошли к себе в квадраты.

— Ребятки как всегда точно чувствуют, что нам надо побыть вдвоём. — сказала Виктория, когда они вошли в холл квадрата Александра и подошли к мягким диванам в уголке отдыха. — Ты был у Нахимова?

— Был. Страшно подумать, что он, полковник командования Астросил России, больше не вернётся иначе как пассажир ни на один корабль, даже на тренажёр. Теперь "зелёная полоса", отделяющая визуально обслуживающие части от боевых в любом уголке нашей планеты и во Внеземелье — для него — непреодолимая преграда. Авра ничего не смогла сделать.

— Она не всесильна, Саша. Разреши? — Виктория взглядом указала на колени мужа.

— Конечно, Викта, садись. — сказал Александр и Виктория устроилась у него на коленях, крепко обняв за плечи и шею. — Удобно?

— Всегда было и есть и будет удобно. — убеждённо сказала она. — Я вот о чём подумала... Если ты поедешь со мной...

— То ты просто обязана поехать со мной в пятницу. — закончил Александр. — Я другого и не желал.

— Молодец, Саша. — она поцеловала его в лоб и обняла сильнее. — Я постараюсь теперь быть рядом с тобой везде.

— Ты и так рядом со мной везде. — Александр правой рукой коснулся своего лба и области сердца. — Здесь и здесь.

— По закону Триады я должна быть рядом и в третьей части. А третья часть — это я сама в яви.

— Согласен. — сказал Александр, нажимая скрытый в ручке дивана сенсор. Свет софитов стал меркнуть...

Утром следующего дня, среды, Ивановы собрались за столом в холле-столовой. Аврора и её братья имели теперь свои квартиры и потому сразу после прилёта на Землю настояли, чтобы родители произвели в главной штаб-квартире такие изменения, чтобы им, как старшим, оставалось как можно больше площадей. Себе и братьям Аврора оставила минимум — кабинеты-спальни. Холлы после перепланировки дали возможность добавить к остающимся в неприкосновенности комнатам три больших зала, в одном из которых было решено устроить семейную столовую. За несколько дней перепланировка была закончена и теперь старшие и младшие Ивановы уже вполне освоились.

Сразу после завтрака пришли Борис, Пётр и Сергей. Александр подождал, пока они окончат тет-а-теты с супругой и детьми и пригласил их к себе в квадрат. Три часа беседы пролетели незаметно. За это время Аврора с мамой "пробежались" по пунктам снабжения Московска, загрузив семейный гравилёт кучей самых разных обновок. О статусе Виктории уже все знали и не было необходимости вешать на борта знак Дипломатической Службы России. Но как всегда было, никто из землян не акцентировал на этом статусе внимания — известность Виктории и так была широчайшей не только на дипломатическом поприще.

— Авра, ты опять перегрузила машину. — сказал Александр, встречая дочь, сопровождавшую автотележки с обновками у входа в квартиру. — автоматика опять возмущается.

— Папа, я ничего не перегружала, а снабжение семьи всем необходимым — это моё право и моя обязанность. Если автоматика бунтует, то я попрошу Аскольда и он мигом усмирит эту "железную леди". — Аврора подождала, пока пятая автотележка, шелестя приводами, пересечёт порог квартиры.

— После чего ты благополучно на глубоком вираже впечатаешь машину в пластик? Ну уж нет. — на звук знакомых голосов из своего квадрата вышел Аскольд. — Если отец говорит, что ты перегрузила машину, значит так оно и есть.

— И значит меня можно за это съесть? — притворно возмутилась Аврора. — Вы, как всегда, цените технику больше, чем людей. Все вы...

— Давай, договаривай, Авра. Бунтовать так бунтовать. — в проёме входа появилась Виктория. — Кажется, ты хотела сказать нечто вроде "мужики одинаковы". Справедливо в некоторых моментах, но во-первых это — наши самые дорогие и близкие мужики, а во-вторых — единственное, о чём они в данный момент заботятся — это о наших с тобой безопасности и долголетии. — она сгрузила последнюю укладку в зев квартирного хранилища и отпустила тележки. — Так что за это не карать надо, а миловать. Присказку помнишь?

— Помню, как же: "Карать нельзя, помиловать". Ладно. Прошу прощения за резкость.

— Охотно, Авра. — сказал Александр, вызывая на главный экран списки. — Викта, ты, похоже, вовсю пользуешься дипстатусом.

— Обожаю пользоваться всем, на что имею полное право, Саша.

— Пользуйся на здоровье. Только не надо шиковать.

— Это лишь самое необходимое. Для нас с тобой. Аврора отправила уже часть к себе и часть в квартиры братьев, согласовав все списки с их жёнами. Так что я фактически заботилась только о себе и о тебе, а наша Авра — о себе и своих братьях. Не вижу здесь никакого криминала.

— Ты знаешь, я тоже. Спасибо, Виктория. Спасибо, Аврора. — он широко улыбнулся самым дорогим для него женщинам и обнял их обеих, прижав к себе, как делал это нечасто. Виктория поцеловала его в левую, а Аврора в правую щёку.

— Кажется, мир восстановлен. — усмехнулся Аскольд. — Мне остается только поблагодарить Аврору и тебя, мам, за проявленную заботу. Дейна уже, наверное, распределила все по полочкам.

— Ага. Она мне прямо так и сказала по связи. Что поделаешь, жена доктора наук, сама доктор наук. А без чёткости и планирования в таком раскладе нельзя. — улыбнулась Аврора, подходя к старшему брату и целуя его в лоб. — Как водится, равенство.

— Именно равенство. Дорогие мужчины, вы нам снова обеспечиваете комфорт своим пониманием необходимости достаточной степени равновесия. — сказала Виктория, опускаясь в мягкое кресло. — А вот и Валентин. Как Светлана, Валя?

— В порядке, мам. Благодарит Авру и тебя. Я также благодарю. — сказал вошедший в квартиру Валентин. — А я уже получил благодарность от неё за то, что не мешаю ей в её стремлении стать командиром космолёта. Честно сказать — не думал, что хоть один человек, связанный с космосом в нашей семье будет. А теперь рад. — Валентин сел рядом с мамой. — Её "Лилия" скоро уходит в полёт к шестнадцатому сектору нашей Метагалактики. Экипаж, к счастью, не чисто женский. Среди пятидесяти космонавтов — двадцать мужчин. В том числе пять — старшие офицеры Космофлота.

— Линия Дракона? — встрепенулся Александр, садясь рядом с женой и жестом приглашая сесть сына и дочь.

— Откуда знаешь, пап?— удивленный взгляд младшего сына коснулся лица отца.

— Там больше ничего интересного нет, сектор на редкость беден новинками. Мы, конечно, следим за фоном на достаточную глубину, но после Волны нас интересуют больше те моменты, которые ещё не зафиксированы нашей службой информации.

— Опять информация? — притворно возмутилась Виктория. — Ребятки, вы опять утыкаетесь в сухоту. Давайте-ка махнем на природу, прогуляемся по берёзовой роще, что на окраине Московска.

— Идёт. Только машину я поведу. — сказал Валентин.

— Не пойдет, Валя. — Авра метнула на него понимающий взгляд. — Поведу я, поскольку давно не садилась за управление. А то ведь форму растеряю.

— Коронная фраза нашей сестрички. — улыбнулся Аскольд. — Она забыла уточнить, что только что покинула водительское место семейного гравилёта. Он, небось, ещё охладиться достаточно не успел. Ведь Авра любит стартовать с предельным ускорением даже среди множества людей. А уж садится... От такого бурного натиска даже Лосев бледнеет. Между тем, его бреющий полёт над бездорожьем — это вообще ювелирная работа на скоростях превышающих безопасные сто двадцать. Классика экстремального вождения, его передний край. А тут наша Аврора постоянно третирует гражданский да к тому же ещё и семейный гравилёт как десантный флайер. Так что его бледность закономерна.

— Извиняюсь, Аскольдик, но я — врач и мы водим свои "кареты" только так.

— Ах да, забыл.

— Снова забыл, как всегда. Но я довольна, что для вас, братики, я сестра, а не медик.

— Ты и медик и сестра, но сестра главнее. В этом ты права. — сказал Аскольд. — Валентин, ты собрал?

— Ой, ес. — сказал брат, выкатывая в холл две тележки, нагруженные укладками. — Кажется, я взял всё и на всех. Аск, проверь.

— Ладно, доверяю. — кивнул старший брат.

— Я тоже доверяю. — сказала Виктория, уловив кивок дочери. — А если так, то нам следует поторопиться. День только начинается.

— Именно. — сказал Александр, вставая.

В девять утра, оставив гравилёт на стоянке, Ивановы углубились в берёзовый лес.

— Именно здесь я любил гулять ещё в школе. — сказал Александр, узнавая знакомые ориентиры. — А вот и моя старая знакомая,— он коснулся ствола старой берёзы, росшей отдельно от других.

— Как командир, впереди всех стоит. Столько лет прошло, а она ещё ничего. — Виктория коснулась ствола рукой. — А моя берёзка на другом конце этого берёзового пояса.

— А знаешь, Викта, мы ведь ни разу с тобой не ходили напрямую от моей берёзы к твоей. — сказал Александр.

— Но по прямой это двенадцать километров. Два часа быстрого пешего хода и три часа медленного. — ответила Виктория.

— Так зачем же дело встало? А, родители? — Аврора подошла к Александру и Виктории. — Мы горим желанием проделать этот путь. Это так...

— Символично? — усмехнулся Аскольд, поправляя ремни наплечных укладок.

— Не угадал, Аск. Романтично. — Аврора поправила воротник комбинезона подошедшего к ней Валентина и сказала твёрдо. — Если нет возражений, прошу генерала астронавигации указать направление.

— Двадцать градусов. — ответила Виктория. — Вперёд. И идти будем...

— Не спеша. Как раз к полудню доберемся. — сказал Аскольд.

— Только без всяких бивуаков. Просто посидим на траве. — поспешила заметить Виктория.

— Согласны. — сказали в один голос Александр, Валентин и Аврора.

— Тогда пошли. — подытожила Виктория.

Вполголоса беседуя, Ивановы двинулись среди рвущихся в небо стволов. Изредка кто-то покидал их группу, уходил вперёд или отставал, потом возвращался или нагонял. Никто никого не одёргивал и не выговаривал за долгое отсутствие.

— А вот и она. — указала Виктория на берёзу, росшую на высоком холме.

— Правда? — Аврора чуть не запнулась о корень, пытаясь быстро промоделировать сложившуюся ситуацию. — Я, кажется, что-то не так давно слышала про одиноко стоявшую папину березу, а тут... Тут не одиночество, тут полное отшельничество.

— Эта берёза стала моей после того, как я побывала в полосе зарева Карпатского феномена. — просто пояснила Виктория, подходя вплотную к дорогому для себя дереву. — Здравствуй.... — она склонила голову и только после этого прикоснулась ладонью к стволу. — Она узнала меня и рада... Сюда я пришла сразу после того, как вернулась из Карпат в отцовскую квартиру. Там я просто высидеть двадцати минут спокойно не смогла, хотя только что сошла с самолёта. Сказала отцу, что пойду прогуляюсь в лесопарк. Он понял и не стал удерживать... Но приехав сюда, в массив, я растерялась. У остановки пассбуса — столько берёз и ни одна мне не показалась особой. Я четыре часа ходила по лесопарку, потом углубилась в массив и наконец нашла то, что искала. Эту, мою берёзку.

— Ты была тогда настолько одинока, Викта, что толпа для тебя... — к ней подошёл Александр.

— Была непереносима, Саша. И эта берёза приняла на себя часть моего одиночества. Вероятно, потому, что сама была одинока с рождения. Стоять здесь, на холме, когда сёстры прячутся под защитой этого земляного великана...

— Среди толпы тоже одиноко, мам. — сказал тихо Валентин. — И именно это чувство ты испытала на остановке пассбуса. Тебе нужно было найти что-то, что соответствовало тогда твоему новому положению. Ты вышла на уровни, которых не могли тогда достичь даже самые подготовленные земляне.

— Я вышла на эти уровни немного позднее, Валя. Но ты прав, тогда мне хотелось найти соответствие. И я рада, что я его нашла. А теперь я нашла соответствие снова, после нашего общего Водораздела. — она подняла твёрдый и прямой взгляд на мужа и детей. — И теперь я знаю, что первые пять лет я с Сашей буду на Лите послом. Пока не пройдёт первый, самый трудный период обустройства.

— Ты собираешься снова на Литу? — обеспокоенно произнес Александр. — Но мы только что оттуда.

— Саша.... Не забывай, что мы с тобой послы, а дети — вице — послы. Мы не можем себе позволить прохлаждаться больше двух недель на нашей Земле. Нас ждут проблемы межцивилизационные...

— Я не забыл, Викта. Но ты также не забывай, что там мы — послы, а здесь — земляне. Это — наш основной дом, а там — только гостиница.

— Хороша гостиница. Восемь сотен постояльцев, каждый из которых — просто уникум. И это только люкс-этаж, а там есть ещё и бизнес и эконом классы. И даже забитый до предела, пусть и довольно грязный, подвал.

— Ладно. Я понял. — Александр поскучнел. — Мы вытащили тебя на прогулку, а ты желаешь окунуться в работку с головой.

— Ну и зачем же так мрачно. В конце концов сегодня наш своеобразный выходной день, а завтра я тебя принимаю у себя в школе, потом ты примешь меня в своей, а там подойдёт и очередь Авры. Так что разнообразия, причем приятного, у нас ещё хватит надолго. А то что я вспомнила о нашей с тобой работе — не более чем всплеск.

— Ладно, пропустим этот всплеск. — согласился Иванов. — Давайте спустимся в долину и присядем под холмом. А то здесь холодновато. Авра уже замёрзла, вижу.

— Немного, пап. Спасибо.

— Тогда спускаемся. — решительно сказал Александр и потянул жену за собой. Следом пошли и дети. Остановившись у подножия холма. Александр огляделся и выбрал место для временного лагеря.

Мягкая трава легко приняла их тела. Подстилок и палаток доставать не пришлось. Воцарилось почти полное молчание. Каждый думал о своём. Александр, повернувшись на спину, заложил обе руки за голову и устремил взгляд в небо. Аврора, удобно устроившись на правом боку и подперев рукой голову, достала ридер и углубилась в чтение новой информации по методам лечения инфекционных заболеваний — она всегда доказывала, что лучше отдыхает, когда чем-то занята. Виктория, уперевшись локтями, и обхватив ладонями подбородок, лежала плашмя и смотрела вдаль, туда, где в низине виднелся край берёзового массива. Валентин и Аскольд, прижавшись спинами, тихо перешёптывались.

Так прошло несколько часов. Ощутив беспокойство родных, первой поднялась Виктория. Всё же это было её место, куда она приезжала всегда за энергией и уверенностью, приезжала даже тогда, когда появился в её жизни Александр. Через несколько минут Александр и Виктория взяли за руки Аврору, пропустив её в центр, а сыновья встали по бокам. Так они в течение полутора часов шли к краю березового массива, на другую остановку пасстранспорта, куда уже прибыл их гравилёт.

В гараже небоскрёба, куда опустился гравилёт, Александр встретил своего старшего брата — Бориса. Против обыкновения генерал-полковник Службы Безопасности России был в строгом чёрном костюме.

— Что случилось, Саша? Почему он в трауре? — Виктория одним взглядом просчитала ситуацию. — Кто умер?

— Его первая любовь. — хмуро ответил Александр.

— Она? — Виктория вперила изумленный взгляд в глаза мужа. — Но...

— Борис получил извещение и вызов из Совета конфессии. Есть церковное завещание. Ты сама знаешь, такое выполняется в любом случае. Он просил меня сопровождать его.

— Ты поедешь?

— Да. Для этого он здесь. Я беру свой двухместный.

— Хорошо. — Виктория посмотрела на детей. Те кивнули. — Поезжай. Так надо.

— Успехов и спокойствия всем. — Александр подождал, пока его синий красавец со знаком дипслужбы планеты остановится рядом и жестом пригласил брата сесть в салон. — Я буду сразу же, как все закончится.

Гравилёт взмыл в небо. Борис всю дорогу молчал. Александр старался не смотреть на него, понимая, что любой посторонний взгляд в такие минуты ранит как кинжал. Через два часа машина совершила посадку у ограды небольшого монастыря в пригороде Тямницы. Мужчины вышли и прошли в бесшумно открывшуюся перед ними калитку. Их тотчас же провели в полуподвальное помещение.

Пожилая монахиня предложила прибывшим сесть и положила перед Борисом пакет с завещанием. Тот углубился в чтение документа. Александр ждал. Наконец Борис вложил папку в пакет и передал его монахине, кивнув. Та жестом пригласила следовать в соседнюю комнату. Борис вопросительно посмотрел на Александра, но тот отрицательно покачал головой.

В соседнем помещении стоял открытый гроб. Борис подошел к изголовью, вгляделся. Годы изменили Илону Рашкову почти до неузнаваемости. Схима, о которой говорил полковник медицинской службы, поработала над внешностью когда-то небезразличной Борису девушки с особым упорством. Положив цветы, Борис поправил покрывало, прикоснулся к высохшей руке и замер.

Ровно горевшие свечи, отблески пламени на почерневших окладах икон, тишина и толстые глухие старые стены. Наконец Борис очнулся, ещё раз прикоснулся к руке Илоны и повернулся к выходу, отвесив прощальный поклон. Александр встал при его появлении и вскоре братья уже садились в гравилёт.

— Как пишут на надгробьях: "Вот и всё...". — сказал Борис, защёлкивая пряжкой ремни безопасности.

— М-да. Эта страница закрыта. Закрыта навсегда. Но открывается другая. — ответил Александр, включая двигатели.

— Ты прав. Эта страница закрыта. Об открывающейся странице говорить пока рано. Я ещё не прочитал остальные страницы. — мрачно пошутил Борис. — Полетели. Высадишь меня у офиса Академии.

— Опять работа, Боря? Сколько можно. — Александр поднял машину и вскоре пригород остался далеко позади. — Хотя я тебя понимаю...

— Надо вытеснить эту страницу из памяти окончательно, Саша. Долгие годы она жила во мне и теперь на её месте должна встать другая, нужная и необходимая мне страница. Эта страница должна исчезнуть. Мне очень хотелось навестить Илону в её схимничестве, но я не делал этого... И не только потому, что это недопустимо по церковным канонам. Случись такая встреча в реальности, думаю, это было бы как столкновение с антивеществом. Я изредка слышу её "Ненавижу тебя" снова и снова. Теперь слышу уже из-за Грани... Теперь уже оттуда... И звуки этих двух слов слабеют теперь с каждой минутой, с каждым повторением. Скоро они стихнут навсегда...

— Мы ничего нового не пишем, мы только совершенствуем написанное до нас. — сказал тихо Александр, стараясь не углубляться в тему.

— Ты прав. Уже офис. Не сажай машину, я спрыгну. — Борис открыл дверцу и соскочил на платформу гравилётной площадки. — Передай Виктории, что я в порядке. Пусть она и Аврора будут спокойны. Я — в норме.

— Хорошо, Боря. — Александр тихо закрыл дверь салона и гравилёт по пологой спирали ушел вверх, чтобы влиться в транспортный поток, идущий к центру города.

Поднявшись из гаража и едва войдя в квартиру он сразу прошёл в комнату Виктории. Та встала, окинула мужа внимательным взглядом и вздохнула.

— Проводили?

— Да. Провожал Борис. Это его право. Я был в соседней комнате.

— Правильно. Он что-то говорил?

— Поехал в офис, хочет поработать. Просил передать, что всё у него в порядке и что он — в норме.

— Какая уж тут норма. — сказала Аврора, появившись в проёме двери кабинета матери. — Но я его понимаю, он хочет вытеснить работой удар...

— Ты права, Авра. Ужин скоро? — ответила Виктория.

— Да. Аскольд и Валентин уехали к себе. Мы одни.

— А ты? — спросил Александр.

— В такие моменты я — рядом. — улыбнулась дочь. — Ты забыл, папа?

— Не забыл, но всё равно — приятно. Сама ужин готовила?

— Люблю поколдовать не только над химией, но и над алхимией.

— Ага, сбалансированности твоих блюд можно только позавидовать. — улыбнулся отец.

— Я же медик, папа. А питание и его сбалансированность — основа борьбы с очень многими болезнями. И кроме того, мне приятно помочь тебе и маме. Мне приятно побыть с вами.

— А твои? — спросила Виктория.

— Кирилл — на пульте в Дмитрове, проводит очередную штабную тренировку. Будет дня через два. Дочери и сыновья в порядке. Мы с Кирой их с младенчества приучили к автономности. Иначе нельзя: либо кто-то из нас либо — мы оба неделями домой не появляемся. Поневоле приучишь. Так что без нас сами справляются.

— Хорошо. Тогда пошли ужинать и будем предаваться вечерним радостям.

— Охотно, па.

Встреча выпускников в школе Виктории Ивановой

Утром следующего дня Александр проснулся привычно рано — в четыре утра. Осторожно, стараясь не разбудить спавшую рядом Викторию, он прошёл в кухню, приготовил лёгкий завтрак и посмотрел на приколотое к дверце шкафчика с посудой расписание, написанное рукой жены.

— Изучаешь? — послышался тихий приятный шёпот. — Не привыкнешь никак, что я теперь многое пишу от руки?

— Стараюсь, Викта. — ответил Александр, тёплым взглядом обнимая стоявшую в проёме супругу. — Ты со сна, а в таком лёгком...

— Не беспокойся, я в норме. Благодаря тебе я прекрасно выспалась. Через полчаса будем завтракать?

— Да, Викта.

— Уже приготовил, вижу... Ладно... — она направилась в ванную.

Вскоре они сидели за узким кухонным столом. Промокнув губы салфеткой, Виктория благодарно коснулась руки Александра и встала. Пока он занимался уборкой, она оделась в строгое однотонное платье и приколола слева на грудь оба знака — знак Научного корпуса Земли и платиновый знак своей школы. Александр переоделся в строгий костюм без всяких знаков отличия.

— Саша.

— Что, Викта?...

— Одень знак Дипслужбы Земли.

— В другой раз. Ты же не одела.

— И то правда. Но хотя бы какой-нибудь знак приколи.

— В этом нет необходимости. Когда я у тебя там появлялся во время учебы в школе у меня не было никаких особых знаков... А свой школьный знак я сейчас не могу приколоть — это не нужно.

— Убедил. Я готова.

— Тогда пошли загружать подарки. — улыбнулся Александр.

— Спасибо, Саша.

Они спустились в гараж "башни", вывезли из грузового лифта тележки с контейнерами и стали загружать багажный отсек гравилёта, принадлежавшего Виктории.

— А не мало ли подарков, Викта?

— Хватит. У нас весьма прижимистый контингент и лишнее шикование он весьма не уважает.

— А мы не рано? Ещё только половина шестого.

— Я кое в чём поломала график нашей встречи выпускников. Сбор назначен на восемь.

— Во-во. А мы там объявимся едва ли не в пятнадцать минут седьмого. Ты хочешь оказаться там впереди всех, Викта?

— Именно. Я хочу чтобы ты был со мной там первым из всех моих одноклассников. Ты и только ты.

— Опять сюрпризы...

— Обожаю сюрпризы, которые понимаю и знаю. Садимся?

— Конечно. Только я за управление, Викта.

— Не возражаю. Всё же мне, как послу, положен шофёр... — усмехнулась Виктория. — А какой шофёр в состоянии заменить собственного мужа....

— Во-во. — Александр устроился за управлением. — Садись, полетели по тихому.

— Ага, выключи шелестелку. — Виктория устроилась рядом и щёлкнула ремнями. — Полетели.

Гравилёт бесшумно вырвался из проёма выходных ворот гаража небоскреба, мягко и быстро набрал высоту и через час опустился на дальней стоянке городка школы, где училась Виктория. Александр выгружал на подкатившиеся автотележки подарки, а Виктория сверяла по плану реальное положение дел.

— Изменения есть?

— Конечно. Но понятные и приятные. Нам подбросили немало помещений и техники. Всё же моя школа теперь главная в системе Научного факультета Малой Звездной Академии. Удалось таки расшириться.

— Куда теперь?

— Прогуляемся по обводным дорожкам, мне надо адаптироваться.

— Королева науки Малой Звездной замышляет переворот? — шутливо осведомился Александр.

Виктория не ответила.

Подождав, пока машина откатится под навес, они пропустили вперёд автотележки и пошли по тропке, уходившей к обводной дороге школьного городка. Виктория молчала, смотрела по сторонам и о чём-то напряженно думала. Александр, видя состояние подруги, не пытался заговорить и даже немного приотстал.

— Прости, Саша, я немного отключилась. — Виктория замедлила шаг, подождала, пока главный друг окажется рядом. Александр вопросительно посмотрел на подругу:

— И думы твои...

— Не знаю... Сложно всё это. Генерал Кузнецов сообщил, что его служба приняла от офицеров полиции России две странных криокапсулы с живым содержимым. Мы куда-то вламываемся, куда нас явно не просили. Сейчас капсулы у генерала Семенова в главном Информцентре, в изоляторе. Мужчина и женщина, сравнительно молодые. Я бы не обратила особо внимания на этот факт, но слишком многое отличает этих людей от тех, кого мы после подобных находок оживляли и помещали в зоны спецкарантина. Некоторые в этих зонах до сих пор здравствуют. Похоже, оба генерала ждут моей реакции. По их мнению эти двое прибыли по мою душу.

— Путешествия во времени в две стороны? Полный бред, Викта. В одну сторону — ещё куда ни шло, но в две... И потом, если они прибыли по твою душу, то для начала я должен взглянуть на эту парочку. — проговорил Александр.

— После чего они не проживут и минуты. Генералы говорят, что они слишком интересуются выключенными из информряда частями, а особенно — теми, которые и мы не всегда своим современникам и согражданам показываем. — ответила ему подруга.

— Шпионаж во времени. — подытожил Иванов.

— К сожалению работает. И Семёнов говорит, что их интересует и Знаменская. — задумчиво произнесла Виктория.

— Они не хотят успешного развития России? — Иванов подобрался.

— Оба генерала убеждены в этом. Зависть. Едва только они поняли, что их государственная структура, без которой они не мыслят себя, осталась в далеком прошлом и важную роль в её сломе сыграли новые люди России, как они стали буквально рыть землю в поисках опорных точек. Сам понимаешь, хотя их у нас очень много, но, грамотно организовав удар, их можно сломить. Мы с тобой не идеалисты. — с горечью проговорила Виктория.

— А выключить эту парочку можно? — Александр явно заинтересовался прямым контактом.

— У Кузнецова уже руки чешутся. Он едва уговорил Семенова, чтобы тот после Музей-Центра не выпускал их обоих никуда из изолятора. Те поняли, что теперь им прогуляться по нашему миру светит только в капсулах транспортаторов. Реакцию просчитать несложно. Изолятор закрыт полностью. Не хуже, чем твой в Монтевидео... Извини...

— Полагаю, с этой проблемой генералы и их службы разберутся. У тебя есть ещё что-то слишком серьезное. Иначе ты просто бы не притащила меня в такую рань сюда, на обводную дорогу лесопарка городка.

— Да. — Виктория огляделась по сторонам. — Эа, подойди.

Из за кустов вышла высокая черноволосая девушка в строгом длинном платье с белым поясом. Она подошла к Виктории и Александр, перебравший в доли секунды информационные завалы по идентификации, понял, что незнакомка чем-то неуловимо похожа на первую Знаменскую — первую женщину — Президента России, погибшую от рук террористов в далеком прошлом.

— Познакомься, Саша. Эа, наша гостья из некоего очень похожего на наш, но очень другого мира.

— Рад встрече. — Александр склонил голову, подходя к девушке.

— Я также, Александр Александрович. Ваша подруга права, я немного ваша, но только немного. И я действительно знала с детства первую Знаменскую. Но я не уберегла её. И теперь должна постараться уберечь вторую.

— Виктории угрожает опасность?

— По закону развития любым субъектам подобного класса постоянно угрожает опасность, Александр Александрович. Ваши службы безопасности сильны, гораздо сильнее, чем раньше, но и враг стал другим. Период перед Скачком требует других методов.

— Мы только начали проход по периоду Скачка. — уточнил Александр.

— Понимаю. У нас несколько разная хронология и понимание сути периодов. Эти двое... Те, что из коконов... — ответила гостья.

— Служба Безопасности и Информслужба нашей страны уже занимаются ими и изолирование выполнено. Это не самодовольство и бахвальство. Мы перевели Изолятор на полный контроль. Готово внешнее управление. Волновой забор информации... — сказала Виктория

— Но вы не вскрыли пятый уровень!

— У них только четыре, Эа. — возразил Александр.

— Опять недооценка. — парировала гостья.

— Скорее переоценка. Мы поняли, что если мы копнем пятый уровень, который мы знаем, у них есть, вспышка психоэнергии испепелит половину России. А если копнём шестой... — ответствовал Иванов.

— О шестом мне ничего не известно. Откуда инфа? — спросила гостья.

— Мы слишком дорого заплатили за смерть первой Знаменской, чтобы оставаться лохами. Террористы покушались и на вторую Знаменскую, но нам удалось нейтрализовать яд. Правда, метка осталась, но службы сейчас разработали методику и смогут рекомендовать, как устранить её. Мы готовы к проведению такой манипуляции. — добавил Александр.

— Это — идентификатор волны. Пока он есть — есть катализатор. Но если ваши люди при удалении метки ошибутся хоть на микрон — сигнал пойдёт и вспышка действительно испепелит половину России.

— Тогда для чего ваше появление здесь, Эа? Мы сами справимся. — сказала Виктория.

— Я только наблюдатель. Вмешиваться я не могу. Причины, думаю, вам самим понятны. А вот эта парочка собирается вмешаться по крупному. У них половина российского парольного коридора — в кармане. Но вторая половина, к счастью, изменена вами до неузнаваемости и они здесь бессильны. К счастью. И вам обоим надо вмешаться в этот процесс.

— Нет, Эа. Мы вмешиваться не будем. Это сделают другие люди. Более подготовленные, чем мы. Спасибо вам за предупреждение. — ответил Иванов.

— Какое там предупреждение. Вы и так все знаете...

— Не всё но очень многое. — сказала Виктория. — Прощайте, Эа.

— Прощайте. — девушка повернулась и медленно пошла в заросли.

— Это — то, что тебя беспокоило столько дней? — спросил Александр.

— Не скрою, на сегодня — это самое большое моё беспокойство во внешнем мире. Скользковатая ситуация.

— Ладно. Мы убили на эту гостью из неизвестно чего целых полчаса и теперь должны собраться с мыслями перед встречей с твоими одноклассниками. Я понимаю, что слишком дорого земляне заплатили за то, чтобы не строить из себя ежеминутно робин-гудов в попытке решить те проблемы, которые обязаны решать исключительно профессионалы, но мы не потеряли при этом права на вмешательство на основании Закона о прямом участии общества во всех аспектах жизни цивилизации. Так что Эа не сможет нас аргументированно обвинить в какой-либо чёрствости.

— Согласна. Глупо то, что я чуть не втянула тебя в эту авантюру. Но она так настаивала на встрече с тобой. Просчитав ситуацию, я поняла, что здесь, под Полем Защиты она не сможет нам нанести вред. Поэтому и вытащила тебя сюда ни свет ни заря. Извини.

— Не за что извиняться, Викта. Космос проникает в нас, мы проникаем в космос. Тут нет ничего странного. Мы протоптали дорожку к Лите, а оттуда шагнём в другие звездные системы. Но одновременно эти системы шагнут к нам, как шагнула Лита, уже изучившая наш опыт по созданию земного дипломатического сектора. Так что. — он обнял жену. — успокойся. Мы как раз выходим на главную аллею...

— Правда? А я и не заметила. — Виктория изумлённо огляделась по сторонам. — Действительно. А вон и наши собрались. Машут.

— Тогда не будем заставлять их ждать. Идем.

Они подошли к большой группе мужчин и женщин. От неё отделился один мужчина средних лет, подошел ближе:

— Посол. — он склонился в полупоклоне перед Викторией.

— Академик. — в тон ему почтительно ответила супруга Александра. — Познакомься, Саша, это Леон Геворкян, автор лучшей на планете методики глубокого восстановления членов экипажей звездолётов, попавших в ситуации второго порядка сложности.

— Много слышал о вас, Леон. — посветлел Александр. — Я вижу, что вы знаете...

— Знаю, конечно. Не обижайтесь на меня. Всё же Виктория...

— Знаю, ваша одноклассница. Тут я пас. — улыбнулся Иванов. — Куда мне конкурировать с людьми, знавшими Викторию с малолетства...

— И куда нам конкурировать с человеком, оказавшимся способным придать силе нашей Вики характер непреодолимой и удивительно чёткой и эффективной. — в тон ему ответил Леон.

— Ладно, Леон. Вы не один, так познакомьте меня с вашими коллегами. И давайте займемся нашими делами.

— А собственно мы уже и занимаемся. Почти все одноклассники Виктории — а нас здесь только меньшая половина — уже в лабораториях и на мини-полигонах. Идут разработки и эксперименты. А мы просто сделали небольшой перерыв и вышли вас встретить. Правда, Вика?

— Да, Ле. Не удивляйся, Саша. Догадываюсь, что ты рассчитывал на песни и пляски, а также на шикарный стол и на речи, прерываемые бурными и продолжительными аплодисментами. Но сначала нам следует хорошенько и плотно поработать. А всё это славословие и протокол... Они будут. Но, возможно, только потом, после двух часов дня. Точнее — после четырнадцати ноль-ноль. — поправилась она, зная любовь главного друга к военной терминологии.

— Согласен. Кстати, у нас есть большая проблема, Леон. — Александр повернулся к однокласснику Виктории.

— Знаю. Мы всё знаем. И уже работаем над этим. — Леон посерьёзнел, переглянулся с обступившими гостей одноклассниками и одноклассницами. — Мы сразу передали всю информацию компетентным службам, Семёнов и Кузнецов уже приступили к реализации своей части общего плана. Мы поможем всей мощью нашей науки, пусть школьной, но поддержанной давними выпускниками и силой и разумом нашего вице-президента. — Леон взглядом указал на Викторию, оживлённо беседовавшую со своими одноклассницами и что-то рисовавшую на планшетном ридере. — Видите, она уже включилась в работу. И остальные тоже ждут нас. Так что прошу. — он указал на открывающиеся монументальные двери научного корпуса школы.

— Согласен. — ответил Александр, которому уже расхотелось участвовать в протокольных мероприятиях. — Я рад, что протокола будет по минимуму.

— Я тоже. Но мы знаем, что наша Вика не любит построений и речей с аплодисментами. Мы тоже, но в гораздо меньшей степени. — Леон пропустил Александра вперёд и они оказались в просторной лаборатории, заставленной экранами и планшетами. — Мы уже изучаем разговор с вашей незнакомкой, раскладываем ситуацию на субатомном уровне.

— Честно сказать, мне немного не нравится то, что мы встречаем уже вторую цивилизацию у нас на планете. Эта "волна" мне очень не нравится.

— Согласен, Александр. Гораздо приятнее и, если честно, даже безопаснее и спокойнее иметь дело с одной цивилизацией, а не быть обязанным принимать сразу сотню. — Леон сел в подкатившееся жестковатое кресло на колёсиках и пододвинулся к ближайшему пульту, указав Александру на такое же кресло и подождав пока гость сядет. — Но ничего не поделаешь. Вы помните фразу посла Рилты?

— А, о том, что люди, как цивилизация, сложнее и опаснее миллиона цивилизаций. Честно говоря, я полагал, что это гипербола, простой дипломатический ход.

— Боюсь, Александр, это не дипломатический ход, а теперь уже внешнее признание непривычности нашей многосторонности и способности образовывать союзы на пустом казалось бы месте и между непримиримыми доселе врагами. А посол Рилта с Меркара просто свёл воедино часть мнения о нас, землянах, как о неофитах Кольца. К тому же то, что эта цивилизация только вторая — явное преуменьшение. Закон Дороги говорит, что ничего не меняется — просто ранее скрытое проявляется в нужный и удобный момент. Вот и эта незнакомка появилась, хотя она и её соплеменники этак лет три тысячи восемьсот уже плотно и глубоко сопровождают нашу цивилизацию. А первые посещения начались ещё в Тёмную эпоху, в её нижние начальные периоды исторического и доисторического секторов. Тогда к нам впервые пожаловали разумные гости. С тех пор мы пользуемся вниманием множества глаз, ушей, разумов и чувств, пускай сначала, конечно, мы ещё не полностью осознавали, что мы здесь не одни, на нашей маленькой голубой планете. Есть наблюдатели, есть резиденты, есть навигаторы, есть контролёры. Пока что проявились, как Эа, в наше с вами время, наблюдатели, что очень хорошо — нам ещё рано встречаться вплотную с резидентами и контролёрами, а тем более — с навигаторами. Наблюдатели были и намного раньше, не удивлюсь, если можно будет доказать, что их было очень много, гораздо больше, чем резидентов, навигаторов и контролёров. Так что пусть пока сначала будут наблюдатели. Пока мы не войдём в ритм, пусть они будут. Пусть они и Наблюдатели, эти гости, но вся эта наблюдательность нам только на руку. Нам теперь следует смотреться не только в зеркало, но и в глаза во многом непохожего на нас самих разума, построенного совершенно на иных принципах. Кстати, вот первичные полные данные по незнакомке... — Леон пододвинул пачку дисков и Александр отработанным движением опрокинул их в накопитель читального аппарата. — Пока мы пишем в основном по старинке — на восьмидесятитерабайтные многослойные диски, хотя и кристаллы не забываем.

— Ладно. Почитаем.

Изучение многопрофильной информации захватило Александра полностью. Совершенно незаметно одноклассники и одноклассницы Виктории дали ему возможность заниматься тем, что теперь относилось к его прямым посольским обязанностям.

Ровно в одиннадцать часов по зданию научного центра школы разнесся приглушённый мелодичный звон колокольчиков, возвещавший конец части рабочего дня. Обсуждая результаты и ход проведённых работ, одноклассники Виктории, окружённые школьниками, направились в один из больших залов школьной столовой, где предстояло совместить полезное — земную пищу с приятным — общением и восприятием культурных достижений.

— Они уже знают, что в три часа мы должны уехать. — сказала Виктория, садясь в кресло рядом с Александром. — Как разработка незнакомки? — она явно отвлеклась от окружающего мира и сконцентрировалась только на своем друге, хотя на сцене уже пел хор выпускников, за которым выступил с циклом коротких историй из жизни сотрудников Научного корпуса России сам Леон. Его выступление Вика прослушала вполуха, затем снова обратилась к своему другу. Тот помедлил, собираясь с мыслями и прожёвывая вкусное мясо, выращенное в лабораториях отечественного Корпуса Биологии, где теперь работали многие одноклассники и одноклассницы Виктории.

— Кое-что интересное есть. Но надо ещё посмотреть некоторые связи. — ответил Александр. — А как у тебя?

— Я немного дала себе волю и поработала по пяти направлениям, совершенно не связанным с астронавигацией и дипломатической деятельностью, а также с командирской специализацией. Результаты меня пока что устраивают. Жутко интересно. — Виктория обратила внимание на сцену, где уже выступали три пары танцоров из числа выпускников её класса. Александр мельком взглянул на сцену и ответил:

— И мне тоже. Хотя я как раз большую часть времени разрабатывал эту самую незнакомку. И параллельно твой коллега Леон дал мне лучшую коллекцию сведений о посещении Земли инопланетянами, которую я когда-либо видел в одном месте. Мы с ним изрисовали пару высоченных и широченных стен в лаборатории, пока пришли к общему знаменателю по вопросу волнообразности посещений. Жутейшим образом интересно. Мы даже пару-тройку раз весьма жёстко поспорили.

— Геворкяна ты не переубедишь. Если он в чём-то уверен, то он может убедить в этом каменную стену, сработанную ещё рабами Рима или египетскими невольниками. — Виктория соединила ладони вместе и подняла руки над головой, давая высокую оценку выступлению своей одноклассницы — солистки крупнейшего театра Московска. Аплодисменты теперь в России звучали редко — они означали самую высочайшую оценку, которую могли получить очень немногие.

— Имел возможность в этом убедиться на практике. А откуда ты её, эту незнакомку откопала? — Александр кивнул, отвечая на персональное безмолвное приветствие, посланное со сцены выдающимся российским певцом и одноклассником Виктории.

— Я её не откапывала. По закону Контакта наблюдатели сами находят тех, кто им нужен и проявляются перед ними. Иначе их просто не отличить от обычных представителей туземной расы.

— Но она...

— Вполне обычная женщина. Пусть у неё не всё абсолютно так как у нас, но биология на шестьдесят процентов — человеческая. Это точно. Об остальных сорока процентах не беспокойся — они неопасны для нашей цивилизации и для отдельных людей, но без этого не было бы несоответствия парольному коридору и, следовательно, самого статуса наблюдателя.

— Ты говоришь так, словно имела возможность её обследовать в лучшей клинике. Но это же парафия Юльевой?

— Владилена не вмешивалась. У самой забот — выше макушки. Так что я кое-что вспомнила и из биологии, и из медицины. Мне полезно. Но это только часть моих сегодняшних разработок. Важно другое. Мы тут с девчатами и хлопцами посидели совместно над проблемой реабилитации астронавтов часика два и теперь пришли к определённым результатам, достойным внелабораторного обнародования. Мне, хотя я работала сегодня над этой проблемой с перерывами, кажется, что мы сможем сделать важный и ценный подарок твоему полковнику. — Виктория говорила "мы", но Александр в очередной раз понял, что его подруга снова применила свой любимый метод работы — глубокое врабатывание с ураганным скоростным и глубоким переключением. Кто-кто, а он знал, насколько подобный метод работы выматывает даже способную к невозможному его главную подругу.

— Замкомкора "Варяга"? Но ведь это для него встряска нешуточная после стольких лет почти полной изоляции. — Иванов прокрутил в памяти последние данные информпрессрелизов раздела "медицинское сопровождение" из банков Информцентров Астрофлота Земли.

— Я говорила с Аврой и Владиленой по квадровидеосвязи прямо из лаборатории, где мы занимались этой проблемой. Ведь Леон Геворкян — неугомонный поисковик, он может найти золотое ожерелье там, где другие увидят в лучшем случае только невзрачную пылинку. Он-то меня и надоумил. А остальное сделали мои коллеги. Но и Леон также приложил к этому руку, хотя сам по натуре "веховец". Ты же знаешь, так называют людей, которые прокладывают большие и средние курсы в просторах научного знания. А здесь Леон поработал и как простой исследователь самого нижнего звена. Он это любит, я это знаю.

— Авра будет категорически против. — посерьёзнел Иванов. — А уж Юльева... — Александр хорошо знал, что самые пионерные разработки в медицине и биологии становятся известны в первую очередь его дочери, которая подвергает их всевозможной критике, уничтожающему "разбору" и самой скрупулезной проверке на безопасность.

— Как раз нет. Когда я "перегнала" дочери по связи всю возможную информацию, уже через полчаса она перезвонила мне и сказала, что информация передана в Центральный Госпиталь Астроконтингента России и обрабатывается. А спустя час главный врач госпиталя в Зелёном Городе перезвонила мне и сказала, что медики её учреждения уже приступили к практической реализации методики. Мы получили устойчивые результаты уже в десять часов, а в дальнейшем только проверяли и совершенствовали схему и детали. Как признают все мои коллеги, получилось весьма неплохо. Так что полковник имеет все шансы завтра сделать первые и, кстати, весьма и весьма уверенные шаги по нашему миру вне пределов астрогоспиталя. В этом главврач убеждена. Но одновременно она, выразив профессионально подкреплённую фактами уверенность в успехе предприятия, сказала, что ни я ни ты не можем пока ничего подробно говорить нашим коллегам-одноклассникам и одноклассницам, не занятым вплотную в проблеме. Сама же Авра просто в восторге от подобного решения проблемы и говорит, что лично расцелует Лину Гвердтицели — автора методики. Такая разработка спасёт жизнь очень многим астронавтам, а многих вернёт к активной и в том числе — профессиональной деятельности.

— А Леон? Ты же говорила, что он...

— Он — настоящий рыцарь и Лина — действительно автор именно этой методики. А Леон — автор пионерного направления, а не отдельной методики, потому он просто поставил конкретную достаточно чёткую и узкую проблему, а Лина её довела до закономерного разрешения. Он автоматически уступил авторство, поскольку оно ему не принадлежит здесь ни под каким видом. Это не направление, а частный положительный результат.

— А ты?

— Я здесь — на стороне Леона, поскольку выполнила только черновые расчёты, а Лина и именно она сделала основную работу, пригодную для немедленной сертификации. Десять минут назад мы по спецсвязи получили сертификат соответствия. Так что успех возможен.

— Хотелось бы. Только вот Знаменская... — протянул Александр.

— Президент будет довольна. Через в обязательном порядке персонально адаптированные варианты данной методики мы "пропустим" множество ранее непригодных для активной жизни астронавтов и это будет лучшим памятником её сыну. Одним из памятников. Леонид Степанович Нахимов стал только первым из многих, очень многих...

— И ты не хочешь...

— Сегодня Нахимов физически здесь не сможет оказаться, а вот завтра после трёх — пожалуйста. У тебя.

— А у Авры?

— Непорядок, Саша — опасная вещь. К Авре он не поедет, это точно известно. Только на часок-другой к тебе и твоим орлам и орлицам.

— Ладно, уговорила...

— Как всегда, Саша, как всегда.

— Опять... — Александр посмотрел в зал, нашёл поднявшегося со своего места Леона. — Начинается...

— Дорогие друзья. Среди нас находится Посол Земли, наша всем известная Виктория Аскольдовна Иванова. Мы все прекрасно знаем, что она прибыла к нам не отдохнуть, а поработать, но сегодня и сейчас мы попросим её предстать перед нами не в качестве звезды первой величины школьного научного корпуса или дипломата межзвёздного ранга. Мы попросим нашу Звезду сегодня спеть. Прошу аплодисменты в знак вашего согласия, друзья!

— Ты сказал правильно — "начинается",— Виктория медленно встала, кивая аплодировавшим одноклассникам, одноклассницам и остальным школьникам. — Леон, ты меня подставил... — ее звучный негромкий голос услышали все присутствующие в зале.

— Ну хоть какую-то конкуренцию я могу тебе составить, Вика... — ответил Леон, улыбнувшись.

— Можешь. Прошу, Леон, за пульт. — Виктория указала на пульт самого полного и совершенного синтезатора. — Рояль тут есть?

— Для нашей Звезды — найдём. — Леон хитро прищурился и занавес отошел в сторону, открывая концертный рояль белого цвета. — Прошу, Вика.

— Как скажешь, Леон. — Виктория подошла к роялю поправила платье, села на вращающийся табурет и легко пробежалась по клавишам, вспоминая позиции. — Но я здесь не одна, так что прошу тебя, Леон, занять за пультом место и поддержать меня. А мой Александр поможет мне петь. Саша, пожалуйста.

— Ладно, Викта. — Александр взошёл на возвышение и остановился у рояля. — Что петь будем, Викта?

— Друзья, мы не будем в этот раз петь хорошо знакомые вам песни. Мы с Александром представим вам наше новое творение — песню, написанную после первой встречи с Кольцом цивлизаций. Это песня о Земле, о нашей Солнечной Системе, о нашей Галактике. Она совершенно новая и нигде ещё не исполнялась. — Виктория достала из нагрудного кармашка кристалл и передала его Леону. — Я передаю программу для синтезатора Леону, чтобы титровщик помог ему сориентироваться. Итак, поехали!

Легко взяв первые аккорды, Виктория преобразилась. Строгой и отстранённой учёной больше не было. Была поющая и играющая женщина. Неземной красоты музыка покорила присутствовавших своей мощью и совершенством. Леон едва успевал за стремительным титровщиком и могучий хор инструментов старался попадать в такт с быстрым темпом игры Виктории. Вскоре следом за Александром слова припева подхватили все присутствовавшие в зале одноклассники Виктории. Засветившиеся зелёные огни резервных передающих пластин доложили, что информкомплекс школы начал самую полную запись происходящего. Через несколько минут вокруг Александра стояли одноклассники Виктории, а вокруг Виктории — её подруги — одноклассницы. Зал вовсю помогал петь несложный, но такой пронизывающий текст, что у многих выступили слёзы. Их никто не сдерживал и не стеснялся.

Пятнадцатиминутное пение завершилось. Сняв пальцы с клавиш, Виктория откинула иссиня чёрные волосы движением головы назад и посмотрела на Александра, поправлявшего вылезший манжет.

— Ну Вика... "Песня Земли" — ещё понятно, но такое... — Леон не мог найти слов. Одноклассники поняли его и зааплодировали. Зал в едином порыве встал. Одноклассники и одноклассницы Виктории обступили свою коллегу, появились цветы. — Как вы сумели сотворить такое? — Леон подошел к Александру, промокая уголком платка глаза. — После "Песни Земли" это что-то слишком потрясающее.

— После зрелища нескольких тысяч кораблей, многие из которых размером намного больше нашей Луны и прошибающей до основ цветомузыки и психовибровоздействия ещё не такое можно сотворить, Леон,— сказал Александр, пожимая протянутую руку академика. — А где Лина Гвердтицели?

— Прослышали таки. Лина, ау! — Леон обернулся, ища одноклассницу.

— Я здесь, Леон. — высокая черноглазая грузинка подошла ближе. — Здравствуйте, Александр.

— Здравствуйте, Лина. Поздравляю с победой над барьером.

— А, вы об этом... Быстро же вы переключились. Настоящий командир. Спасибо. Но это всего лишь дар гражданского общества первопроходцам. Не более того.

— Лина у нас скромняга, но зато если чего захочет, то никакой флот её не остановит.

— Даже звёздный разрушитель. — улыбнулась женщина. — Ладно, я хвастаться не буду. У нас ещё есть примерно два часа до вашего отъезда, так что прошу поучаствовать вас, Александр, в решении этой проблемы. Мы совершенствуем методику непрерывно.

— Охотно. Викта, разрешишь? — Александр обнял подошедшую супругу.

— Не только разрешу — обяжу. И сама приму участие. Леон, пусть наша "группа риска" также будет в лаборатории. Мы сделали неплохой финал для нашего ланча, а теперь нам следует два-три часа повкалывать.

— Вот так всегда — пять минут орёл, а остальное время лошадь. — недовольно протянул Леон. — всего каких-то полчаса высокого искусства — и снова в бой.

— Моя Аврора теперь всегда говорит эту фразу нерадивым медикам. — не удержалась Виктория. — Конечно, если таковые ей попадаются на глаза. За последнее время это было слишком редко. И это хорошо. Ладно. — она кивнула обступившим её одноклассницам и те расступились. — Идёмте, нас ждет проблема и её нужно решить!

В два часа дня Виктория выключила экраны и положила планшетное стило. Погасли виртуальные клавиатуры и экраны. Леон собирал в соты записанные кристаллы и поглядывал на Александра, колдовавшего у синтез-установок.

— Саша, время.

— Не, сейчас ещё не время. — чисто механически отозвался Иванов, поглядывая на индикаторы и не снимая пальцев с чутких регуляторов. — Ещё полчаса.

— Вот так всегда — врубится в работу и его не оттащишь. Ладно. Леон, Лина покажите мне данные по прогнозным частям. Я попробую их за полчаса провентилировать. — Виктория оглядела лабораторию и повернулась к академику.

— А Александр? — спросила Лина, подавая требуемое.

— Через полчаса он будет готов. — Виктория опрокинула кристаллы в соты читального аппарата и включила сразу пять экранов.

— Наши хотели бы проводить тебя и его. — Леон сел рядом.

— Буду рада. Но не раньше, чем просмотрю результаты и возможности.

— Хорошо.

Как и обещала Виктория, ровно через полчаса Александр выключил установку и, довольно улыбаясь, взвесил на руке запаянный контейнер с зеленовато-синей жидкостью.

— Готово. Теперь всё. Леон, прошу вас, просмотрите ход и результаты. Я мог где-то ошибиться. И не пускайте эту разработку в серию без надлежащей проверки. Вся документация на этих кристаллах. — он пододвинул к Геворкяну укладку. — Всё, Вита, я готов.

— Я также. Лина, вы просмотрите мои выводы и сделайте свои. "Группа риска" получает все права.

— Э, нет, не пойдет, Виктория. — Леон отрицательно замахал руками. — Вы три часа сидели здесь.

— На то, что мы сделали здесь за три часа многие в прошлом тратили тридцать — шестьдесят лет. И я не гонюсь за дополнительными правами, в том числе и авторскими. Вы уже должны это понимать лучше многих.

— Понимаю, посол.

— Вот именно. Мы будем глупо выглядеть, если разработки, способные спасти жизнь десяткам людей будем ограждать ненужным и вредным частоколом неких авторских прав и требовать каких либо сверхзнаков внимания и признания. Теперь авторское сопровождение и права должны действовать только для наших внеземных коллег. Многое теперь должно измениться и измениться достаточно круто, коллеги. И виной тому не я, а наша новая жизнь, в которую мы, земляне, теперь вступаем. Так что ни я ни Александр не претендуем на первенство.

— Ага. Спроектировали и отгрохали лучший в Центральной России научный городок, сделали из Звёздной Академии России кузницу самых подготовленных в Евразии кадров астронавтов и при этом не претендуете на первенство? — Леон был явно недоволен. — Извините, не можем!

— Сможете, Леон. Придётся. — Виктория встала. — Мы не сможем проститься со всеми, мы не расстаёмся. Так что мы говорим всем просто "до свидания".

— До следующей встречи, Виктория. — Леон прикоснулся губами к её руке. — Мы надеемся, она будет скоро.

— Возможно. — Виктория опёрлась о руку Александра. — Возможно.

Встреча выпускников в школе Александра Иванова

— Вика, нельзя так пахать. Ты снова вогнала их в краску стыда. — сказал Александр, устраиваясь в кресле гравилёта и закрывая дверцы. Загудели едва слышно движители, машина приподнялась над площадкой.

— А как ещё следует работать? К нам скоро тысячи весьма разнообразных гостей пожалуют и мы будем феодально выглядеть, если не изменимся. — Виктория щелкнула ремнями. — Я тебя обещала доставить к твоим и доставлю.

— А пока полетим в нашу рощу к твоему дереву. Посидим полтора часа, подумаем, помолчим. Тебе надо отдохнуть. — ответил Александр.

— Спасибо, Сашок. Понимаешь. — Виктория улыбнулась и гравилёт взмыл в небо.

Оставив гравилёт на стоянке, Александр и Виктория углубились в рощу и быстро достигли знакомой березы. Но Виктория решила не тревожить свою подружку и попросила своего друга расстелить покрывало чуть поотдаль, но всё же ближе к одиноко стоящей березке.

— Уверена, она поймёт. — проговорила Виктория, тяжело опускаясь на покрывало и пряча лицо от ветра.

— Поймёт. — сказал Александр, заключая подругу в объятия. — Ты опять превысила норматив нагрузки, Викта. Не надо оправдываться или отрицать — я это вижу и чувствую прекрасно.

— Перед тобой я храбриться не буду. Я действительно устала. Эти несколько часов дались мне нелегко. Но теперь я буду работать так постоянно.

— Викта...

— Извини, Саша. Мы уходим из скорлупы, называемой нами Солнечная Система, даже наша Метагалактика... И если мы не сможем соответствовать новым требованиям... В общем виде это означает новые сорок веков медленного врабатывания. Сам понимаешь, я не для того гроблю себя и других на самых разных участках нашего бытия, чтобы подарить человечеству новые сорок веков карабкания по отвесным кручам. Согласись, что если я допущу такое, то наши сограждане, переносящие по моей вине и в силу моего примера каждодневные многократные перегрузки имеют все права, основания, возможности для того, чтобы меня уничтожить. И обвинить их по меньшей мере в негуманности я при всей моей юридической подготовленности не смогу.

— Согласен. Но я тебя прошу, Викта, понять и усвоить одну вещь — ты уже не одна. Рядом с тобой — десятки тысяч. И ты вполне теперь можешь работать в полную силу над одним — тремя направлениями, а не заниматься веерным поиском и ковровым решением вопросов и проблем.

— Ладно, Саша. Для тебя я немного снижу интенсивность, но так, чтобы мои коллеги этого не почувствовали.

— И ты действительно думаешь, что у тебя такое получится? Ты же их буквально за уши вытянула поближе к своему нижнему уровню...

— Во-во. К нижнему, а не к среднему и не к высшему. Их они сами, если смогут и захотят, достигнут. А о том, что не заметят — не думаешь ли ты, что я буду почивать на лаврах?

— Нет, не думаю, Вита.

— Хорошо.

— Вит, знаешь...

— Что?

— Спасибо тебе, что ты у меня есть! — сказал Александр, вперив прямой взгляд в глаза подруги.

— Саша?! — Вика от неожиданности немного отстранилась, просканировала лицо друга и вдруг подалась вперёд, крепко прижавшись к груди мужа. — Что я — без тебя?!

— Звезда... — прошептал Александр. Виктория не ответила, прижавшись ещё ближе и плотнее. — Звезда моя...

Дальнейших слов не потребовалось. Находясь на состоящем из множества лучших и сильнейших людей острие гигантской пирамиды человечества, они оба первыми воспринимали и делали достоянием других новейшие достижения. Молчаливое общение на полевом уровне было сложнейшим занятием для неподготовленных людей, но пройдя рядом десятки лет, Александр и Виктория сами того не замечая, достигли высших уровней мастерства, не делая из этого секрета, проблемы или вопроса. Немногословность входила в практику россиян властно и полно, словно расплата за прошлые века неуёмной глупой болтливости. Молчаливое глубинное общение стало одним из средств, помогающих освоиться. Потому следующие несколько десятков минут они оба просидели молча, только напряжённо сканируя глаза друг друга.

— Саша...

— Что, Вита? — Александр моментально очнулся от созерцания глаз подруги и напрягся.

— Пора...

— Действительно — пора. — он посмотрел на возникшие в воздухе цифры, переданные проектором наручных часов. — Спасибо тебе...

— За то, что не дала тебе завершить мысль? — фыркнула Виктория, быстро вставая. — Впрочем, твою мысль я поняла. Так что можешь не беспокоиться. Рассчитываешь, что я просто тебя доставлю и уеду?

— Именно, Викта. Ты после такого боевого применения должна отбыть к нам в квартиру и немедленно в постель. На полный отдых в горизонтальном положении.

— Опять заботишься?

— Всегда. — Алексанр поднялся и сложил покрывало, не забыв легко его встряхнуть. — Всегда и везде.

— М-да, конкуренция у меня... — вдруг сказала Виктория.

— О какой конкуренции идет речь? Твои одноклассницы не меркантильны и почти все замужем. К тому же, что они могут получить? Человека, который через несколько дней убывает к чёрту на рога минимум на пять лет и его дипломатический статус не предполагает ничего, кроме каторжной работы? Человека, который не бывает на Земле дольше двух — трёх месяцев и почти всегда занят всевозможными проблемами? Человека-однолюба, психологически не способного завести себе, извиняюсь, гарем?

— Что и говорить, беспощадная характеристика. — без улыбки ответила Виктория, подходя к своей берёзке. — Подожди меня, ладно?

— Ладно... Берёзовый сок...

— Её я резать не дам. — тихо и жёстко сказала Виктория. — Здесь никто не может собирать сок.

— Я и не собирался. Так, к слову пришлось. — ответил Александр. — Я просто вспомнил нашу поездку на экспрессе Звездной Академии и возвращение.

— Тогда понятно. Аналогию принимаю. Извини за резкость. Я сначала не уловила.

— Твоё "не уловила" означает, что ты не оставила мысль полететь на Литу вместе со мной.

— В этом — вся я. — Виктория прикоснулась к стволу, склонила голову, отняла руку и повернулась к другу. — Я не могу иначе.

— Знаю. Идем.

В молчании они вернулись к машине и вскоре серебристый гравилёт уже снижался над школьным городком. У главного входа его ждала только Регина.

— Рега, привет. — Александр поцеловал руку подошедшей женщине. — А где все?

— За работой. Мы воспользовались тем, что сегодня в школе односменка, поэтому начали пораньше. Здравствуйте, Виктория Аскольдовна!

— Здравствуйте, Регина Станиславовна. Как и обещала — привезла. Но теперь вижу, что надо было намного раньше.

— Увы, наших, если они нащупали интересное дело, не остановит никакой флот разрушителей. Вот и решили собраться пораньше, чтобы утрясти нестыковки. Кстати, Сашина лекция всем очень понравилась и все горят желанием её послушать вживую со всей поддержкой. На её подготовку ушло не менее нескольких дней, ведь так?

— Неделя вечерних занятий на "Веге", Регина...

— Давайте без отчеств, Виктория Аскольдовна?

— Согласна. Куда мне тягаться с академиком психологии и королевой Службы Психологической Защиты школы?

— Не скажите. Мы о вашей школьной работе с девчатами также весьма наслышаны. А это уже во многом наша парафия, психологов.

— Согласна. — Виктория поставила на упор открывшуюся крышу гравилёта и вышла из салона. — Саша, мы тут с Региной посекретничаем. А ты иди.

— Не пойдёт, Вика. — вдруг сказал Александр.

— Пойдёт. С твоим протеже я встречусь завтра. А сегодня он пусть повкалывает. Всё же фейерверки и спецэффекты — прямая забота короля химической лаборатории. — улыбнулась Виктория. — Не думай, я тебя не раскусила, просто знаю обычные сценарии. Так что сегодня я здесь только для Регины. Для всех остальных — завтра. К тому же я не надолго, ведь у королевы психологии тоже забот хватает.

— Сегодня только приятные заботы, Виктория. — сказала Регина. — Саша, я позабочусь о том, чтобы Виктория достаточно полно отдохнула. И на своей машине я доставлю её домой. Лады?

— Лады, Регина. Тебе я могу доверить своё главное сокровище. — улыбнулся своей широкой полной улыбкой Александр, направляясь ко входу. — Я пошёл, а то Степан Гаврилюк меня высечет казацкой нагайкой за опоздание.

— Иди, иди... — улыбнулась Виктория, делая прощальный жест. За Александром медленно закрылась дверь...

Четырёхчасовое заседание Совета выпускников класса, в котором учился Александр завершилось в половине десятого: полчаса дополнительного времени неугомонные девчата выпросили у хлопцев на обед в среднем зале столовой школы. Но всё остальное время тридцать пять человек трудились в поте лица — едва ли не каждый из них был готов показать своим коллегам всё, что он собирается показать завтра. Конечно, многие из них собирались завтра утром прибыть в школу на машинах, причем не пассажирских и личных, а рабочих. Служба организации дорожного движения Московска дала специальное добро на это, что вызвало у "омашиненых" выпускников новый всплеск энтузиазма. Девчата в который раз разрывались между рецептурой с кухонными помещениями и своими профессиональными и культурными возможностями.

Ненадолго задержавшаяся Регина пришла уже где-то в половине восьмого на летучее общее заседание и через пятнадцать минут упорхнула, обменявшись с Александром понимающими взглядами. Иванов знал — неугомонная Виктория за это время успела пообщаться со многими школьниками и теперь Регина спешила отвезти её домой, помня об утомлённости гостьи.

Показав только часть своей лекции, Александр принял самое живое участие в её обсуждении. Его одноклассники и одноклассницы не только хвалили, но и высказали ряд пожеланий и замечаний. Иванов внёс некоторые изменения сразу, а над некоторыми обещал подумать.

— Так. Поблагодарим наших девчат за божественную пищу. — сказал Александр, когда все основные моменты были согласованы. — И давайте расходиться. Мы всё же завтра должны быть в форме и для этого надо выспаться. А у нас ещё впереди вечер. Завтра в восемь приходят наши пешеходы, а в половине девятого приходят "машинисты". Всем ясно?

— Ясно, Саша. — возгласили "хлопцы". — Наши домашние тоже своего требуют. Так что — спасибо нашим девчатам и — по коням. Завтра — "день Ч".

— Всем спасибо. Все свободны. — подытожила вошедшая Регина. — Всем — минимум шесть часов сна. Завтра — большая работа. Мы, девчата, также должны поблагодарить наших мальчиков за их работу. А завтра прошу всех прибыть в форменной одежде. Блеснём?

— Блеснём. — возгласили присутствовавшие девчата и хлопцы. На этом заседание-сверка завершилось и через пятнадцать минут в школе остались только немногочисленные "совы" из числа школьников и научно-технического персонала.

Привычно промерив шагами расстояние до своей квартиры от лифта, Александр постарался войти тихо и незаметно. Заглянув в "квадрат" Виктории, он убедился, что подруга спит и прошёл к себе в кабинет, где повесил на "плечики" парадную форму офицера-астронавта. Погасив свет, Александр устроился на жестковатой кушетке и мгновенно уснул.

Утром он проснулся от легкого прикосновения тёплой и мягкой руки Виктории к своей щеке. Открыв глаза, он увидел подругу, уже облачённую в строгую офицерскую астрофлотскую форму.

— И ты тоже?

— А ты хотел, чтобы я была в гражданском?

— Твой выбор, Викта. Я не вмешиваюсь.

— Я рада. Завтрак я уже сготовила. Он на этот раз довольно лёгкий, но тебе перед лекцией лучше не переедать.

— Согласен. Зато потом сяду в уголке с бутербродом и буду поглощать его, двигая ушами и стреляя глазами направо и налево. Обожаю быть серым кардиналом. — говоря это, Александр вскочил и обнял жену. — А ты неплохо выспалась, вижу.

— С тобой бы выспалась лучше, но ты так и не соизволил присоединиться ко мне. — Виктория поцеловала его в щёку. — Ладно, давай пятнадцать минут на туалет и присоединяйся ко мне в кухне.

— Поедим по походному? Умм, обожаю. — улыбнулся Александр, исчезая за дверью "квадрата".

— По походному. — сказала Виктория, направляясь в кухню.

— Ладно. Огромное спасибо за завтрак, Викта. Ты опять встала в пять. Я же тебя просил...

— Я достаточно хорошо выспалась и на этот раз буду играть роль зрителя и слушателя, что не потребует от меня никаких особых усилий. А для этого режима я уже вполне в форме. Так что не беспокойся.

— Не могу, Викта. Не могу.

— Ладно. Я много вещей с собой не беру. Какую машину возьмём?

— Семейную.

— Опять, Саша...

— Викта, ты же все понимаешь. Наши не преминут нагнать машин, даже девчата, а стоянка маленькая.

— Но ты ведь воспользуешься виайпишной?

— Э, нет, Викта. Там только машины особо важных людей. А я всего лишь выпускник. И я еду не форсить перед народом, а работать для него. Так что для меня вполне хватит обычной стоянки.

— Уговорил. Значит, семейная. И подарки?

— Часть подарков я уже раздал, осталось немного, но они — для официальной и неофициальной частей среди моих одноклассников и одноклассниц и среди преподавательского состава. Я хочу семейную взять, поскольку она просторнее и удобнее. Случись что, на ней будет легче решить проблемы. Двухместная в этом случае не поможет.

— Опять думаешь об опасностях.

— Вита, ты же знаешь, что после короткого периода благоденствия всегда приходит период большущих проблем. А нам сейчас только их и не хватало. Так что я всего лишь хочу сократить для них поле возможного. — говоря это, Александр вышел из кабинета, уже облачённый в парадный астрофлотский комбинезон. В руке он держал небольшой кейс.

— А где лекция?

— В голове, естественно. Буду импровизировать, а с пультами я не разучился за ночь работать. Так что всё будет в порядке.

— Молодец.

— Хвалить, Викта, будешь, когда послушаешь, посмотришь и отработаешь всю информацию. А пока давай двигать. Чувствую, что у нас сегодня будет большущий сбор. И машинный, и человеческий.

— И я также чувствую. Но будет многое приятное и неожиданное. — усмехнулась подруга.

— Опять темнишь?

— Обожаю сюрпризы, которые знаю и понимаю, Саша.

— Ну хоть словечко можешь сказать о том, что будет?

— А какой тогда сюрприз? Потерпи. Поехали? — сказала Виктория, подходя к двери и приоткрывая её. — А то скоро час "Ч"

— Поехали.

К немалому удивлению обоих Ивановых уже на подлёте к школьному городку на экранах локаторов высветилась непривычная зелёная "дорожка".

— Приветствуем послов Земли. Принимаем вашу машину на главную стоянку. — раздался в динамиках голос Петра Керженцева. — Саш, ты же знаешь, это моя работа.

— Знаю, Петре. Кому как не старшему диспетчеру Службы управления воздушным движением Центральной России обеспечивать безопасность в воздухе. Спасибо. Снижаемся. — ответил Александр, переглянувшись с супругой.

— Снижайся, только закатывайся на главную стоянку по пятой аллее с улицы Тимофеевской. Помнишь? — отозвался одноклассник.

— Ага. Никак Федор Болтов хочет покомандовать? — спросил Александр.

— Увидишь. Я отключаюсь. Вы уже в зоне ближнего привода. Начинай посадку на улицу Гоголевскую, а оттуда свернёшь на Тимофеевскую и будешь на месте через несколько минут.

— Понял, спасибо. — Александр переключил экраны на контроль наземной обстановки. — Викта, командовать не надо. Фёдор сам все сделает.

— Я и не собиралась. Кто я такая против полковника полиции России?

— Не угадали, Виктория Аскольдовна. — раздался в динамиках бас Болтова. — Не полковника. А с сегодняшнего дня генерал-майора, руководителя Корпуса патрульно-постовой службы Московска.

— С повышением. — сказала Виктория. — Как в новом качестве?

— Как вы сказали однажды — закономерный результат работы.

— Во-во. Я так и сказала. — Виктория отметила касание катков машины поверхности дороги. — Мы сели.

— Вижу. Переключаю на "зелёный".

— Видим. — Александр отметил, как почти без паузы переключилась на "зелёный" вереница светофоров. — Спасибо. Машин мало, а не то...

— Машин будет много, около двадцати пяти. Я — рядом с вами, коллеги. — теперь голос прозвучал близко и без динамиков. Повернувшись влево, Александр увидел новейший "дальний" патрульный лимузин со знаком Московска и гербом Корпуса. За рулём сидел улыбающийся Федор Болтов в новенькой форме. Кроме него в салоне никого не было. Мигалки были выключены, но и без огней машина и её водитель внушали неподдельное уважение.

— Видим отлично, Федя. — отозвалась Виктория. Ну и форма у вас. Прямо со склада?

— Сам час гладил дома, не разрешил жене. Но я рад, что вы довольны результатом моих стараний.

— И машину тоже драили вы?

— Как вы узнали? — спросил Фёдор, поворачивая направо и снова оказываясь рядом с машиной Ивановых. — Ну и глаз у вас, Виктория Аскольдовна.

— Как и положено астронавигатору.

— И командиру.

— И командиру. Вы правы, Фёдор.

— Ага. А сейчас Руслан Тадлин сядет и вы увидите новейший медицинский гравилёт. — сказал Болтов.

— Видим. — отозвался Александр, провожая краем глаза садившийся впереди их машин большой медицинский госпитальный гравилёт с ярким красным крестом на бортах. — Привет, Руслане.

— Приветствую, Александре. Как здоровье?

— Замечаний у Медслужбы Астрофлота нет. — отрапортовал Александр казённым голосом.

— А у нашей службы могут быть. Ладно, это я так шучу. И относится это не к тебе, а к твоей супруге.

— Хороши шуточки у вас, Руслан. Меня Александр едва в госпиталь не отправил вчера. Сказал, что я слишком утомлена. — в разговор включилась Виктория.

— Как врач могу сказать, что ваше утомление ещё не преодолено полностью, пусть и находится в относительно безопасных пределах. Ладно, сейчас пропустим вперед машину Службы пожарной и химической Безопасности и тогда наша четвёрка может считать себя в безопасности. Прошу прощения за повтор.

— Совершенно верно, Руслан. — раздался в динамиках новый голос. — Пока меня нет рядом — полной безопасности не будет. Виктория Аскольдовна, знаю, Саша меня уже узнал, а для вас представлюсь — майор Николай Заремба, командир полка пожарной и химической безопасности Московска.

— Приветствую вас, Николай. Пропускаем, как и положено, вашу машину. — Виктория тронула за локоть Александра и тот прижал машину к обочине, чтобы смогла проехать длинная и широкая ярко-красная машина. Но водитель по знаку Николая притормозил и уравнял бамперы обеих машин.

— Я не на летающей, она ещё больше. Так что пришлось выбрать колёсную. Фёдор, ты не в обиде?

— Куда уж мне, когда бог огня и химии впереди. Я где-то рядом, почти что в тумбочке.

— Ну не шути так едко, Федя. Мы, видать, первые "омашиненые".

— Кончай шуточки, Николай. Руслан, нам с тобой придется поработать сегодня. Показ показом, лекция лекцией, а работа работой. Код шестнадцать. — генерал-майор внезапно сменил шутливый тон на рабочий.

— Принял. — отозвался Руслан. — Мы вперёд, обгоним вас. Фёдор, выставляй своих артистов.

— Есть. Уже. Через три минуты будут на местах.

— Хлопцы, объясните, что случилось? Какой такой код шестнадцать? Его ни в одном списке нет. — сказал Александр.

— А у нас есть, Саша. Могут быть у спецов свои секреты?

— Конечно, куда уж нам. — Иванов пропустил вперед полицейскую и медицинскую машины. — Николай, нам придется во втором эшелоне пилить.

— Собственно пилить уже не придется. Мы у ворот. Регулировщик и патруль уже выставлены. — сказал Николай, указывая на офицеров с бластерами у ворот пятой аллеи. Нас пропустят, а там...

— А там прошу всех на общую стоянку и побыстрее освободить проезд на виайпишную. — отозвался Фёдор через динамики. — Побыстрее. Схема "два кармана" и готовность к немедленному выезду, Саша.

— Понял, выполняю. — отозвался Иванов, кивая офицерам у ворот и вгоняя машину на аллею. — Всё, на территории.

— Периметр перекрыт. Пётр, прими контроль "воздушки". — распорядился Фёдор Болтов, обращаясь к диспетчеру воздушного движения.

— Принял. — отозвался Петр. — Валентин Митлин принял контроль сейсмотектоники. Это его профиль. Наземный контроль по комплексной схеме также обеспечен.

— Принял инфу, хлопцы. Действуем. — сказал Александр.

— Опять двадцать пять. Объясните хоть, что происходит? — теперь задала тот же вопрос Виктория. Александр со скорости вогнал машину в карман и развернул её на пятачке, подавая кормой в другой карман. — Александр, почему в положение немедленного выезда?

— Есть причина. — он вышел и, обойдя машину, открыл дверцу со стороны Виктории. — График придется скорректировать. Приветствую, Регина. — он поклонился подошедшей однокласснице. — Большой сбор?

— Ты становишься не в меру популярен, Саша. Здравствуйте, Виктория.

— Здравствуйте, Регина. С трёх раз можно угадать?

— Можно и с одного. Президент России.

— Но у неё же в это время вылет на Марс на симпозиум по проблемам Первой колонии!

— Туда полетел вице-президент... А Знаменская прилетит туда на два-три дня позднее.

— Теперь понятно. — Виктория вышла и расцеловалась с Региной. — Неудобно как-то. Получается, что куда мы, туда и Президент. Несколько дней назад мы виделись с ней на "Веге".

— Ой, Вика, не говорите. Нашу службу осаждают полки желающих узреть ваш кораблик собственными глазами. Мы отказываем практически всем, поскольку сектор, где она находится, объявлен дипломатическим. А станцию назвали "Радуга".

— Выбрали таки название, Рега? Поддерживаю. — подошедший Александр расцеловался с одноклассницей. — Вика, не ревнуй. Рега — моя давняя и очень близкая знакомая, её уровень доступа достаточно высокий...

— Куда уж мне. — Виктория огляделась на подходивших школьников. — Регина, вы опять нас пытаетесь втянуть в пресс-конференцию.

— Сожалею, Виктория, но это такой стандарт, сломать который даже я не могу сразу и окончательно. Так что пообщайтесь с младшими а я пока что пройдусь по территории, посмотрю готовность.

— И когда она отдыхает? — словно про себя спросила Виктория, прислушиваясь к раздававшимся со всех сторон вопросам и устанавливая очередность ответов.

— Почти никогда, Вика,— ответил Александр, взявший на себя целый "сектор" молодых интервьюеров. — Начнём прессконференцию и одновременно прогуляемся по территории, девчата и хлопцы? — спросил он у обступивших его школьников. Те ответили восторженным гулом, означающим согласие.

— Тогда вперёд. — сказала Виктория. — У вас тут есть превосходная обводная аллея.

— На первую нас не пустят — там охрана, а вторая — в полном нашем распоряжении. — пояснил Александр, перекинувшись парой фраз с подошедшим старшеклассником — председателем совета выпускников этого года. — Вот коллега утверждает, что у нас есть не менее сорока минут. — он улыбнулся и пожал школьнику руку. — так что, Вита, бери своих и выбирай темп движения.

— Ага. А твои юные пограничники и карантинники уже готовы нас окружить "стенкой". И когда вы успели перевести эти факультеты поближе к пилотскому Малой Астроакадемии?

— Это уже после меня было, но основы заложил наш выпуск. — ответил Александр, когда они вышли на вторую обводную аллею. — Ладно, хлопцы, задавайте свои вопросы. Или может, сначала дадим девчатам?

— Дадим девчатам. — возгласили школьники.

— Тогда — им слово.

Началась прессконференция. Александр и Виктория шли медленно, держа в руках поданные школьниками графические планшеты. Гул стих, ребята слушали внимательно, их реплики постепенно теряли восторжённость и стали деловыми и чёткими. Александр со своей группой средних и старших школьников приотстал, давая возможность малышне более плотно обступить Викторию.

Наконец они достигли удаленного уголка, где была расположена окружённая со всех сторон кустарником и деревьями обширная поляна.

— Совсем как та, что в Космоцентре. — шёпотом сказала на ухо Александру подошедшая Виктория.

— Возможно, Викта. В твоей школе тоже такая есть.

— Есть, конечно. — ответила она. — Садитесь, ребята и девчата. — она снова собрала вокруг себя малышей. — И продолжайте задавать свои вопросы и высказываться. У нас есть ещё достаточно времени.

— А вас, хлопцы и девчата, я прошу пройти на соседнюю поляну. — Александр уверенно направился по тропинке, уводившей к соседнему зеленому сектору. Школьники последовали за ним. На поляне он жестом пригласил всех сесть.

— И ваши новые знакомые весьма удивились, что мы можем просто вот так сесть на землю в любом месте на нашей планете и не пораниться и не заразиться? Они сочли это крайностью? — задала вопрос ученица восьмого класса.

— Да. Для многих миров это ещё является недостижимой роскошью. Но никакого особого удивления тут не было проявлено — мы с вами прошли через это в Тёмные и Средние Века. Всё это у нас также было — одни шиковали на чистейших полянах, а другие жили в грязи и гибли из за заразных болезней тысячами. Они скорее удивились тому, что это у нас имело место на одной планете. — ответил Александр. — У них это часто разделено по мирам, в пределах миров они стараются поддерживать безопасную срединность, но это не всегда удаётся.

— А как у них с медициной? — задал вопрос шестиклассник.

— Мы встретились со множеством миров, в каждом из которых медицина имеет свои особенности. Естественно, там тоже есть медики, которые служат смерти и есть медики, которые служат жизни. Мы только начали изучать их медицину и пока что не можем судить о ней в полной мере.

— И они не удивились нашей постепенности?

— Отчасти удивились, но мы им объяснили, что кроме постепенности мы можем быть ошарашивающе быстрыми и ошарашивающе медленными. Это их заинтересовало и, надо сказать, заинтриговало.

— Кстати, а как у них с искусством? — десятиклассница задала свой вопрос тихим голосом, но на поляне и без того было достаточно тихо, чтобы Александр не напрягал голос, отвечая на очередные вопросы.

— Мы не можем судить об искусстве поверхностно, а для полного изучения у нас в посольстве создан целый отдел по культуре и искусству. Специалисты смогут разобраться в деталях и тогда мы сможем более точно и полно ответить на ваш вопрос. — Александр кивнул спросившей. Та кивнула в ответ, подтверждая, что возражений против полноты ответа не имеет.

— А как у них с военными вопросами и проблемами? — спросил восьмиклассник.

— Развитие цивилизации, если она не относится к крайним мирным типам, всегда сопровождается развитием военной составляющей. Мы видели цивилизации, которые полностью безоружны и тем не менее — это уважаемые и ценные члены Кольца, но мы видели и цивилизации, подобные нашей древней Спарте, в которых прежде всего ценится военное искусство. И они тем не менее не бряцают оружием без дела, находясь в неагрессивной среде. Так что и с такими вооружёнными субъектами мы общались без излишнего опасения. Конечно же, там есть цивилизации пацифистов и цивилизации милитаристов, но это всё — крайности, которые тем не менее имеют право на существование и некоторые из них уже давно входят в состав Кольца.

— И Кольцо имеет право наказать пацифистов или милитаристов?

— Нет, Кольцо не наказывает. Там есть более тонкие методы влияния и воздействия. Но Кольцо и не попустительствует. Расстояния всё же между цивилизациями там достаточны, чтобы исключить саму возможность постоянного вооружённого противостояния или каких-либо неспровоцированных спонтанных карательных акций.

— А как там со службой информации? — спросила школьница из пятых классов.

— Есть общедоступная информация для всех членов Кольца, есть информация дозированная для определённой части членов Кольца и есть информация, которая в Кольцо просто не поступает. При этом почти всё в этой системе отлажено на протяжении тысячелетий и столетий, а то, что появляется новое, внимательно изучается и испытывается.

Вопросы продолжались ещё ровно двадцать пять минут. Наконец, в окружении малышни на поляну, где разместился Александр со старшими, вышла Виктория. Старшие и Александр встали. Виктория подошла к своему главному другу.

— Как тебя наши младшие, не утомили? — спросил Александр.

— Нет. У них потрясающая информированность. Вы их что, специально отбираете?

— Как и в твою школу, многие из них проходят специализированный отбор, многие — общий, а многие вообще поступают свободно. Мы закончили? — спросил Александр, обращаясь к старшим.

— Да, Александр Александрович. — председатель совета выпускников снова ненадолго вышел вперёд. — Нам сказали, что вводная лекция — ваша. Мы готовы. Главный амфитеатр школы ждёт вас.

— Добро. Тогда — всех прошу в зал. Жду вас там. — сказал Александр и школьники покинули поляну. Оставшись вдвоём, Александр и Виктория обнялись.

— Хорошая у тебя смена, Александр.

— Ну и у тебя не хуже, Вика. Ты будешь в зале?

— Конечно. Идём?

— Идём.

Когда они проходили по аллее мимо хозяйственных корпусов Службы обеспечения, рядом остановилась машина. Под приветственный мелодичный сигнал из неё вышел Леонид Степанович Нахимов, облачённый в парадную астрофлотскую форму со знаками генерал-майора. Увидев Ивановых, он просиял:

— Виктория, Александр, здравствуйте!

— Здравствуйте, Леонид Степанович. — первой к гостю подошла Виктория. Нахимов учтиво поцеловал ей руку.

— Здравствуйте, Александр. — он крепко пожал руку своему коллеге — командиру и цепким взглядом заглянул в глаза посла. — Прямо и не знаю, что сказать. Вы меня за несколько часов снова на свет родили.

— Ну, это не мы. Это наши коллеги и друзья, Леонид. Не более того. — ответила Виктория.

— Ага. Так я и поверил. Мои коллеги сначала не поверили, когда я вышел на собственных ногах и в полной форме к ним в парк при госпитале. Всё ощупывали и осматривали. Но потом убедились. О, какой гром аплодисментов был!

— В вашу честь?

— О, нет, в честь ваших коллег и друзей, Виктория. Каждого врача астрогоспиталя потом аплодисментами встречали, пока не разъехались. Они это точно заслужили. Но я должен и вас особо поблагодарить — шестеро моих коллег, лежавшие до того пластом, теперь имеют все шансы вернуться в строй. Нам предложили выбрать корабль. Сначала ближнего действия, а потом и дальний.

— Я рада.

— А что творилось в их семьях — это вообще достойно пера лучших писателей. Вы практически возродили к жизни целые династии.

— Ну, не надо так пышно, Леонид.

— Почему же не нужно? Ваша дочь стала главным консультантом проекта, а руководителями — авторы вакцины и методики — Лина Гвердтицели и Леон Геворкян. Мой командир эскадры выписал им пропуска на все корабли нашего соединения. Так что теперь у них есть предостаточно желающих испытать неизведанное. Они между тем отказались от статуса гражданских сотрудников Астрофлота. Жаль.

— Лина никогда не горела желанием иметь какое-либо боевое оружие. А Леон... Для него это — частности, а он любит открывать общее. — ответила Виктория.

— Во-во, именно так они нам и пояснили ситуацию. Мы согласились с их позицией, но не сразу. Потом, спустя несколько часов. Боже, я до сих пор поверить не могу, что вокруг — не сектор парка Астрогоспиталя, а реальный город.

— Поверите. — усмехнулся Александр. — Прошу вместе с нами.

— Не надо, Александр, для меня это слишком большая встряска будет. Так что я только с вами встретиться прибыл.

— А вот и нет. — из-за угла вылетел юркий мобиль, управляемый Региной. Затормозив рядом с машиной, привезшей Нахимова, Регина откинула полог. — Я гарантирую вам море положительных эмоций, а Аврора и Лина уже дали добро на такую приятную встряску.

— Правда? Вы что, в меня закачали какой-то мобилизатор? — усмехнулся Нахимов.

— Ну, зачем же так жестоко. Вы не на столько слабы, чтобы вас мобилизаторами накачивать. Так что вас ждут, генерал-майор. — Регина шутливо козырнула и мобиль умчался.

— Тогда придётся идти... — Нахимов кисло улыбнулся. — И принять лошадиную дозу почёта и уважения.

— Придётся, Леонид. — подтвердила Виктория, беря гостя под руку. — Александр, разреши?

— Куда уж мне. Ведите гостя, посол. — Иванов учтиво пропустил их вперёд и вскоре они уже выходили из аллеи к подъезду главного лекционного корпуса.

Огромный восьмитысячный амфитеатр был заполнен до отказа. Небольшая кафедра казалась просто микроскопической перед огромным пространством, готовым высветить множество экранов. Едва только Ивановы и Нахимов переступили порог зала, все присутствовавшие встали, а когда они вышли к кафедре, воцарилась тишина.

— Школа. Равняйсь. Смирно. Для встречи Знамён. Равнение — нале-во! — подал команду председатель совета выпускников. — Знамёна — вне-сти!

Под мелодию школьного встречного марша в зал внесли восемь знамён школы. К пяти знамёнам школы теперь прибавились три знамени Малой Астроакадемии — пилотского, командирского и пограничного факультетов. Знамённые взводы замерли на своих местах и снова воцарилась тишина.

— Светлой памяти выпускников школы, до конца выполнивших свой долг перед Россией и человечеством....

На засветившихся экранах пошли портреты и краткие строки информации о всех, кто учился в этой школе на протяжении почти двухвековой её истории. Теперь не было традиционной шестидесятисекундной минуты молчания — она продолжалась столько, чтобы успеть отдать дань уважения всем погибшим.

— Прошу садиться. — провозгласил председатель совета выпускников, когда последний портрет проплыл по экрану и скрылся. — Лекционную часть дня открывает доклад генерал-майора Командирской Службы Астроконтингента России, посла Земли Александра Александровича Иванова.

Александр встал за кафедру. Присутствовавшие в зале сели. Иванов сразу выделил президента, сидевшую среди младших школьников, Лину Гвердтицели, окружённую старшими школьниками и Леона Геворкяна, собравшего вокруг себя средних школьников.

— Долгое время человечество колебалось, решая непростой для себя вопрос: одиноко ли оно во вселенной. Были люди, категорически отрицавшие возможность существования внеземной жизни, были те, кто к такой возможности относился достаточно равнодушно и те, для кого такая возможность была практически реальностью. Закон выбора позволил именно им одержать пусть временную, но все же победу — их точка зрения победила. Но победила она потому, что человечество не забыло и о двух других точках зрения — они создали тот фундамент, благодаря которому мы смогли войти в состав Кольца как равные...

Повинуясь незаметным знакам Александра, зажигались экраны, возникали перед зрителями объёмные картины галактик и звездных систем, показывались короткие видеоотрывки из Фонда Кольца — могущественной информационной корпорации, обеспечивающей беспрерывность и полноту сохранения посекундной истории гигантского организма. Звучали отрывки из музыкальных произведений, переведённые с максимальной бережностью в слышимый человеческим ухом диапазон. В амфитеатре воцарилась напряжённая тишина. Но лекция Александра не была монолитно-единой, каждый присутствующий мог углубиться в те её аспекты, которые были только отмечены и снабжены соответствующими ссылками, срабатывающими от сенсоров кресельных пультов. Общецивилизационный обзор занял ровно двадцать минут, короткий анализ экономики, науки и культуры — ещё сорок минут и тридцать минут заняли краткие экскурсы по слоистой структуре Кольца.

Не раз и не два могучая проекционная техника "окунала" зрителей в трёхсотшестидесятиградусный сферический мир, позволяющий создать и поддержать нужный уровень эффекта полного присутствия. Но теперь это была рабочая технология.

Александр не стоял мёртво за кафедрой. Он через десять минут после начала лекции покинул её и кафедра ушла в пол, открывая дополнительное пространство для экранов. Помня о присутствии Нахимова, Иванов показал видеоряд Битвы с Чужими, снятый теперь уже не со стороны Земли, а со стороны других цивилизаций. Такого на Земле ещё не видели — эти части предстояло только открыть и право на открытие теперь было отдано обоим Послам. Школьники стали первыми, кто увидел многие доселе неизвестные людям Земли части информряда. Стоя чуть сбоку, Александр видел, как прослезился Нахимов, видя заснятый из глубин космоса момент взрыва флагмана "Чужих", как напряглась Президент, когда камера дала увеличенное изображение "Варяга" за секунду до того, как огромный плазменный язык испепелит верхнюю часть командного центра крейсера.

Он видел горевшие ненавистью глаза младших школьников и сиявшие спокойным презрением глаза старших и средних, видел, как жадно вглядывается в видеоряд его Виктория — даже ей он не показывал многие части и о многих фрагментах она не имела понятия. Видеоряды делали то, что не смогла бы сделать никакая многочасовая лекция. Наконец кадры Битвы сменились кадрами, снятыми на борту "Веги". Школьники увидели момент прибытия на борт крейсера представителей двадцати земноподобных цивилизаций, увидели моменты Парада Флотов, ощутили на себе малую толику психовоздействия, которое смогла зафиксировать земная техника. Младшие теперь видели то, что видели Послы на Лите, видели, как началось строительство небольшого здания Посольства Земли в посольском городке земноподобных рас, видели моменты дипломатических представлений и приёмов, моменты пребывания Послов в разных частях планеты — дипцентра. Иванов чувствовал, что напряжение в зале спадает, люди проникаются приятным ощущением своего могущества и силы.

— Это всё, что нам удалось тогда сделать. Здесь показаны только части — вы сами сможете просмотреть и понять больше. Но теперь это и наш и ваш путь, а со временем он станет вашим, вашим и ваших детей и внуков. Мы передаём вам то, что раньше не могли передать никому из потомков никакие поколения землян: мы передаём вам часть дороги в глубины Космоса. Теперь это и ваша дорога. Она стала не только земной. Она в очень значительной мере стала и космической. Но основы этой дороги, её исток находятся на Земле. В каждом из нас. В тех, кто ушёл, кто живёт и кто будет жить после нас, когда мы покинем этот мир, чтобы стать частью чего-то большего. — Александр бесшумно поднялся по центральному проходу амфитеатра, остановился на середине и подождал, пока включатся, постепенно разгораясь, желтоцветные софиты. — Часть этой дороги мы уже прошли. Вы пройдёте дальше нас. Ваши дети и внуки — дальше вас. Это только начало, но оно теперь — наше общее.

Паузы не потребовалось. Несколько минут слушатели и зрители сидели молча. Александр не торопил никого, он ждал. Лекция была завершена. Молчание в зале затягивалось, но в нём не чувствовалось недовольства или угрозы. Наконец сидевшие на "галёрке" старшие поднялись и тишину прорезали первые аплодисменты, сливавшиеся в овацию. За старшими школьниками встали средние, присоединяя свои аплодисменты, за ними поднялись младшие. Александр просиял, видя, как к нему подходит Виктория. Овация усилилась ещё больше, когда рядом с Ивановыми встал Нахимов и ещё больше, когда в проходе появилась Президент России.

— Спасибо вам, Александр. — сказал Нахимов.

— Вам спасибо, Леонид Степанович. И вам, Виктория Станиславовна. — сказал Александр. — Лекция завершена. Теперь мы послушаем наших коллег. Я немного сократил видеоряд, чтобы дать им возможность сказать больше.

— И заложили в лекцию восемнадцать часов текстовой и сто двадцать часов видеоинформации. — усмехнулась Президент. — И что мне теперь делать? Меня же в Академии Педагогики и специализированного образования съедят, поскольку им всем захочется иметь оригиналы. А мы сможем предоставить только копии...

— Ну зачем же так мрачно, Виктория Станиславовна. — сказала Виктория. — Саша, разреши?

— Твоё право, Викта... — просто ответил Александр, доставая из кейса укладку с дисками высшей плотности записи. — Вот ваша копия, Виктория Станиславовна. С нашими подписями. Дарственный экземпляр. От нас, нашей семьи — вам лично. А эти — он указал на диски в руках Виктории. — второй экземпляр с подписями всего посольского корпуса Литы. Для России.

— Совет по внешним связям России съест меня без соли и перца, Александр. Вы же сами подписали мне приговор. Через полчаса у меня вся международная связь раскалится. — улыбнулась президент, принимая диски и пряча их в свой рабочий кейс.

— Мы и это предусмотрели. Российский самый полный вариант дисков — с правом копирования. С него вы сами можете снять копии, президент. Ваш личный дарственный — тоже.

— Вы меня спасли от головомойки на Совете по внешним связям. — президент пожала руку Александра. — спасибо.

— Виктория Станиславовна, вы останетесь на второй завтрак? — сквозь толпу школьников и преподавателей, обступившую Ивановых, Нахимова и Знаменскую пробилась Регина.

— Наша Рега как всегда о пище земной заботится. — улыбнулся Александр. — И правда, до следующей лекции у нас полчаса времени, надо дать ребятам и девчатам подготовиться. Просим в столовую. — Александр обернулся, увидел одноклассников и одноклассниц, отметил что умная автоматика уже убрала в пол кресла и пульты. — Наши девчата горят желанием показать многое из того, на что способны только наши девчата.

— Подчиняюсь, Александр. — Знаменская улыбнулась. — А по дороге вы мне расскажете поподробнее о содержимом этих дисков. Ведь это новейшие разработки, которые ваши сыновья усовершенствовали прямо на корабле. Их ёмкость просто запредельна. Мы пока что можем обслужить только половиннную ёмкость.

— Не беспокойтесь, Виктория Станиславовна. — Александр вышел следом за Нахимовым из лекционного зала. — Технику мои сыновья также передали всем структурам России. Сертификаты уже получены. Синий код.

— Благодарю. Вы ошарашили меня сегодня таким количеством подарков и сюрпризов...

— Я работаю для моего народа и моей России. — просто и без пафоса ответил Александр. Ответом ему был одобрительный гул. — А в дисках заложено сто пятьдесят уровней информации — от самого обзорного до самого подробного.

— Ну вот, вы ещё и сто пятьдесят учебников написали. — хитро прищурилась Президент.

— Нет. Моя часть работы — видеомонтаж и звукоряд. Все тексты и редактирование текстовой информации, а также переводы общих, научных и астронавигационных текстов принадлежат Виктории. — просто и чётко ответил Александр. — Моя дочь Аврора написала и перевела всё, что касается медицины и биологии. Историю взял на себя Валентин и всю технику взял на себя Аскольд. Остальное — работа наших слишком многочисленных, но названных поимённо и с указанием всех должностей и званий и мест рождения новых коллег — из цивилизаций членов Кольца. Так что с авторским правом здесь всё в порядке.

— Я и не сомневалась. Ваша пятёрка может заменить целый научный центр с тремя тысячами сотрудников. — улыбнулась Президент, входя в огромный главный зал столовой и занимая место за одним из боковых столиков. — Вы как всегда пригласили сюда всю школу?

— Именно. Три этажа прозрачных конструкций дадут возможность школьникам видеть и слышать всё в деталях. — сказала Виктория.

— Это работа нашего главного строителя — Микаэла Гоглидзе. Мик, подойди. — Александр оглянулся, поискал глазами своего одноклассника. Но тот подошел не один, а с пятью своими коллегами.

— Это не более чем наш подарок школе. Вместе со всей техникой. А без техники это просто каркас. Всю технику делали они — он указал на своих спутников. — Моя работа — только общее проектирование и каркас.

— А как насчет блюд, Мик?

— Всё как полагается. Часть меню — наша. Иначе мы не могли поступить.

— Спасибо вам, Микаэл. — Президент пожала руку строителя. — А вы ещё и краснеете как девица?

— Извините, объективный недостаток. — смутился Микаэл. — Девчата следили за каждым нашим действием, проверяли буквально всё, но потом были настолько рады, что мы едва унесли ноги. Всё же мы привыкли к большей сдержанности.

— Не тушуйтесь, Микаэл. Ваша работа действительно прекрасна. Лёгкая, как воздух и прочная, как самый твёрдый металл планеты.

— Старались. — проговорил грузин, в очередной раз густо краснея.

— А где наша главная повариха? Вия, ау! — позвал Александр. К столу подошла женщина в ослепительно белом комбинезоне. — Виктория Станиславовна, это наша Вия Ринальдовна Лускене. Она целых десять лет с первого класса кормила нас такими блюдами, что мы вынуждены были потеть на тренировках в три раза больше, чтобы уложиться в стандарты и не попасть под внимательный взор нашей классной докторессы. До школьной дело не доходило.

— Ну что же, как полагается, надо поздравить повара и отметить его работу. — подытожила Президент. — что касается признания заслуг, то их у Вии Ринальдовны столько, что мы в Совете Безопасности России не успеваем отмечать всё новые и новые достижения. Но сегодняшним достижением является то, что вся школа уже ест третью добавку и Вия с коллегами может предоставить ещё как минимум пять, держа десять порций для каждого в резерве. Так, Вия?

— Так, Виктория Станиславовна. Я рада, что всем нравится.

— А наша главная докторесса где? — спросил Александр. — Вия, ты больше всех от неё бегала, тебе ли не знать, где она скрывается. Где она?

— Она не может отлипнуть от большого госпитального гравилёта, который привёл сюда твой и наш одноклассник, Саша. — улыбнулась Вия. — Так что я пока что вполне в безопасности.

— Руслан Тадлин не может без подарков. Его вся малышня Московска узнаёт в лицо и по голосу. — усмехнулась подошедшая к столу в белоснежном комбинезоне со знаком "мудрой змеи и чаши" на груди Франческа Ришелье. — Мы ждали этот гравилёт через два года, но разве Руслана что-либо может остановить, когда дело касается безопасности младших? Нигде и никогда. Здравствуйте, Виктория Станиславовна.

— Здравствуйте, Франческа. — улыбнулась президент. — Моя правнучка тоже говорит, что без дяди Руслана она откажется проходить вступительное тестирование в городской центр просвещения. Она прослышала о нем ещё в Туле, а потом уговорила мою внучку и зятя перебраться в Московск, чтобы быть поближе к столь доброму доктору.

— А сам "дядя Руслан" где? — спросил Александр.

— Дядя Руслан сзади тебя, Саша. Франческа была готова устроить нашим девчатам "хорошую жизнь" за то, что они вышли совсем немного за диетические пределы. — к круглому столику подошел высокий полноватый мужчина. — Пришлось спасать. Так что подарок — это средство умерить праведный гнев нашей докторессы.

— И не думай, что я чего-либо забыла или не учла. Школьники будут иметь три часа физкультуры на этой и на двух следущих неделях дополнительно. Девчата перестарались в очередной раз. А за подарок спасибо. Надеюсь, для тяжёлых случаев он не пригодится. Я его уже осмотрела полностью и передала ключ-коды главе медцентра школы.

— Ага. Наша Франческа сама ляжет костьми, прежде чем забудет или упустит что-либо из медицинской безопасности. — Руслан поцеловал руку Президенту. — Извините меня, друзья. Вы же знаете...

— Знаем... Врач не имеет выходных и отпусков... — почти хором сказали Ивановы и Нахимов. Президент кивнула.

— Но что на этот раз? — спросила Франческа.

— Интересный случай в городском центре Материнства. Надо показать студентам Медицинской академии России новейшие методики диагностики и лечения.

— А машина? — спросила Вия.

— Над столовой уже полчаса висит разъездной гравилёт Медслужбы города. — успокоительно заметил Руслан Тадлин. — Доставят в момент и в лучшем виде. Разрешите откланяться?

— Разрешаем. — ответили сидевшие за столом. Медик повернулся и направился к выходу.

— Он спит три часа в сутки. — проговорила Франческа. — Супруга — медик, но и она не может сломать такую установку. А Руслан оперирует по три-четыре часа в день. И не только сложнейшие, но и простейшие случаи. О консультативной работе я уже не говорю — адрес его дачи внесен в записные книжки восьмидесяти процентов граждан Московска.

— Франча, а если ты попробуешь немножечко столкнуть его на обочину и заставить умерить пыл? — Александр посмотрел на одноклассницу, которая неоднократно лечила его травмы и следила за его здоровьем намного внимательнее любого медика города. — Ты же это умеешь...

— Ага. А он быстренько закроет мне визу в спецмедцентры Особозащищённого контура Науки России? На него там едва ли не молятся, а мне без их материалов — труба. Уважил, Сашок. Он же не посмотрит на то, что я одноклассница. Хлопнет — и всё. — ответила Франческа.

— А если Президент попросит? — спросила Виктория, встретившись взглядом со Знаменской.

— Я здесь не могу ничего приказать. — ответила Знаменская. — Даже Председатель Совета Медицинской Безопасности страны для него — не указ. Руслан Тадлин — один из немногих российских медиков, обладающий способностью в несколько секунд выстроить практически непреодолимую цепь аргументов, опровергнуть которые быстро не в состоянии ни люди, ни сверхкомпьютеры. Здесь я вам не помощница. — кисло усмехнулась Президент.

— Ладно. Оставим Руслану его право. Он защищает материнство и детство, отвечает за всю неоанатологию, акушерство и педиатрию России. У него прекрасная школа и он делает своё дело с максимальной осторожностью и эффективностью. — подытожил Александр.

— Оставим. Кстати, вторая лекция — по аспектам земного развития после Контакта. — сказала Виктория. — И читает её академик планетной Академии наук Виктор Серебров. Он спокойно тягается с главными суперкомпьютерами Российского центра Дальней Науки. Но его основа и главный объект интересов — Земля. Так что теперь нам предстоит узнать, что нас ждет на нашей красавице после Рывка...

— Ну, до рывка ещё, положим, далеко. — сказала Президент вставая. — Я останусь ещё на три часа, а потом буду вынуждена откланяться. У меня на сегодня ещё три Совета, на которых я выступаю с контрольными докладами. Так что у меня будет возможность послушать не только биологию, но и общество. А кто читает третью лекцию, Александр?

— Академик Верхоянский, глава общественного совета Московска и ведущий эксперт нашего отечественного центра проблем общественного развития. Конечно же, он наш одноклассник. Но живёт постоянно в Угличе, а здесь он только работает. — уточнил Иванов, гордясь своим соучеником, который осуществил свою мечту — возглавить гражданское управление родного города. То, что он, верховный руководитель города, жил в Угличе, а не в Московске ничего не меняло, поскольку существовало такое понятие как служебная квартира, которая ни при каких обстоятельствах не могла стать личной. С этим в России было уже давно чрезвычайно строго. А научная работа была оценена просто и точно — звание академика уже давно давали очень немногим и оно требовало постоянного подтверждения. Иванов кратко пересказал основные достижения Верхоянского за последние пять лет. Знаменская внимала сосредоточенно, кивала, отмечая знакомые ей данные и кое-что отметила на экранчике карманного ридера. Наконец рассказ Иванова подошёл к концу. Александр замолчал.

— Охотно послушаю. — Президент окинула взглядом окруживших её школьников. — Но пока я дойду до зала мне придётся снова ответить на водопад вопросов?

— Увы, Виктория Станиславовна. — ответила Регина. — наши младшие привыкли с первого класса брать всё, что возможно и вытягивать самую полную информацию. А тут в их окружении президент России. Своего они не упустят...

— Ну, что-ж, я готова. Задавайте свои вопросы. — сказала Президент, переступая порог столовой.

Школьники действительно ничего не упустили. Пока Знаменская шла по направлению к главному амфитеатру, "младшие" успели задать несколько десятков вопросов и получить краткие и точные ответы. Общение с президентом страны уже давно воспринималось как нечто само собой разумеющееся и не связанное ни с какой особой протокольностью.

Наконец зал заполнился народом. Александр, Виктория и Нахимов сели рядом в центральные ряды в окружении средних школьников. Президент спустилась поближе к возвышению, туда, где почти у самой кафедры привычно рассаживались тихо переговариваясь, младшие. Старшие школьники по традиции занимали места, приближённые к "галёрке".

Мужчина средних лет упругими и быстрыми шагами смерил расстояние до лёгкой полупрозрачной кафедры. Это был Виктор Серебров. Он начал свою лекцию с того, что связал предоставленную Александром информацию с данными Всемирного Свода Знаний в его актуальной части по состоянию на момент прилета "Веги" на Землю. Учтя то, что здесь присутствуют командиры, пилоты и пограничники, Виктор Серебров особо остановился на аспектах развития цивилизации в аспектах расширения влияния за пределы как Солнечной системы, так и Метагалактики. Школьники внимали заинтересованно — одноклассник Александра Серебров всегда был если не ходячим суперкомпьютером, то живой и самой полной энциклопедией, обширность и глубина которой поражала окружающих долгие восемь лет, с тех самых пор, когда во втором классе Виктор впервые сделал сообщение на тему "Развитие человеческого общества в средние века", сумев в несколько десятков минут спрессовать информацию шести тысяч стандартных страниц. С того момента началось его восхождение к вершинам науки. Теперь Виктор Серебров был руководителем Центра Научной Информации России, коллегой генерала Семёнова и советником академика Верхоянского.

Как всегда Серебров выделил пятнадцать минут на ответы на вопросы. Школьники сполна использовали возможность и вскоре вокруг докладчика образовалось плотное кольцо желающих получить свежую спрессованную до состояния плазмы информацию. Серебров, улыбаясь, сыпал чёткими чеканными формулировками, приводившими младших в восторг, а старших заставляя точнее формулировать вопросы. После ответов на вопросы Виктор сел рядом с Александром Ивановым, учтиво кивнув Президенту и Виктории.

После десятиминутного перерыва, во время которого почти никто не покинул зал, началась третья на сегодня полуторачасовая лекция. Экранов стало намного больше, но и информация на них сменялась чаще и была более обширной. Тимофей Верхоянский привычно обратился к своему коронному объекту — семье и на анализе ожидаемых, прогнозируемых и возможных изменений этого института после Рывка построил свою лекцию. Получасовой промежуток он выделил для ответов на вопросы, но теперь вокруг докладчика было больше девчат — от самых младших до самых старших. Хлопцы старались держаться сзади, но вопросов задавали не меньше.

— А сейчас мы приглашаем всех на открытие нового зала школьного музея. Он посвящён крейсеру "Вега" и его семейному экипажу, возглавляемому нашим выпускником Александром Ивановым. — возвестил взявший на себя обязанности распорядителя Христиан Лемковский — диктор системы "Новостей Московска". Улыбнувшись, он кивнул Александру, словно говоря: "Ну вот, сегодня ты наконец увидишь новый зал нашего хорошо знакомого, но постоянно обновляемого школьного музея. На этот раз зал посвящен тебе, твоей семье и твоему кораблю."

Собравшиеся в зале оживились, вскоре распахнулись широкие ворота и через крытые переходы подземного контура люди смогли пройти в корпус Музей-центра. Здесь их ждали школьники, принимавшие самое непосредственное участие в подготовке зала.

Александр поприветствовал авторов и исполнителей проекта, подождал, пока подойдут Виктория, Нахимов и Президент. Перед ними белели закрытые створки новейшего зала, того самого, который он давно отметил в памяти, сверяя старый план и новую планировку Музей-центра школы. Вокруг уже собралось предостаточно народа. Христиан Лемковский легко прошел сквозь толпу и, подойдя к Александру, пожал протянутую руку.

— Медлишь?

— Гм. А что, надо торопиться, Хрис?

— Смотря куда. Люди ждут. Мияна, всё готово?

— Да. — ответила старшеклассница, переглянувшись с другими авторами проекта. — Мы можем тотчас же передать ключ.

— Так передавай. — улыбнулся Христиан и отступил. Александр принял в ладонь таблетку ключа, практически неотличимую от той, которой по традиции запирались внутренние двери космокораблей спецрейсов. Зрители заулыбались, заметив, что Иванов вертит таблетку в пальцах.

— Натуральная, настоящая, Александр Александрович. Наши старшие коллеги поспособствовали. Открывайте. — загудели школьники.

— Что-ж. Откроем. — Иванов приложил таблетку к двери и створки с лёгким шипением ушли в стороны. Вспыхнули неяркие софиты. За порогом начинался тамбур "Веги". Створки противоположного люка шлюза также с шипеньем убрались в стены, вспыхнули следующие огни. Переступив порог, Александр отметил, что зал выполнен в соответствии с проектом крейсера в натуральную величину. Небольшой кораблик вписался в предназначенный для него объём с максимальной точностью. Следом за Ивановым зашли Нахимов и Президент. Виктория задержалась у порога, что-то поясняя девчатам-авторам и хлопцам-исполнителям. Мимо них в новый зал уже проходили одноклассники Александра, которым предстояло первыми познакомиться с экспозицией.

— Саш, а нам в центральный пост можно? — осведомился подошедший Христиан.

— Это же музей, здесь всё можно. Но осторожно. — усмехнулся Александр, указывая направление кивком головы и открывая дверцу, за которой скрывалась его командирская каюта. — Вита, ты скоро?

— Сейчас, Саш. — Виктория передала пакет с сувенирами одному из старших школьников и подошла к мужу. — Ух ты, и как они так сумели один к одному сделать? Прямо жить можно.

— И не только жить, Виктория. Но и работать. — к ним подошел Нахимов, уже успевший ознакомиться с основными помещениями корабля. — это не только музей, но и полноценный малый тренажер с системой полного погружения. Твои младшие, похоже, утёрли вам, выпускникам, носы...

— Угу. Прямо так и утёрли. — Александр опустился на банкетку в глубине каюты. На другую села Виктория. Нахимов ушёл, его позвали дать интервью для школьного Прессцентра.

— Уф. Прямо как и не покидали. — отмечала детали Виктория.

— Скажи, только откровенно. Ты что, сюда перегрузила почти все "безделушки"?

— Самую малость. Штук триста. Надо же поддержать реальность тренажера. Да и девчата с ребятами заслужили небольшое поощрение. Оно только для авторов и исполнителей проекта. Своеобразное свидетельство качества и причастности к сей работе. — ответила Виктория, откидываясь на спинку. — Благодать.

— Ага. — Иванов включил экраны комплекса контроля и управления. — Малюсенький кораблик в первый же день просто забит посетителями. Хорошо, что это не настоящая "Вега", а её точная копия.

— Ну, положим настоящая "Вега" — ещё более ценный экспонат. Не зря же она оставлена возле "Радуги". Кстати, нам сказали, что она предназначена для нас с тобой и нашей династии.

— Как всё же чертовски прекрасно и приятно звучит — династии. — задумчиво проговорил Александр, обозревая каюту.

— Рассчитываешь, что и здесь сможешь жить? — улыбнулась Виктория. — На очередную берлогу метишь?

— Вита, это же тренажёр, а не гостиница. Я не собираюсь здесь делать жильё.

— А вообще-то мысль неплохая — командир корабля живёт в точной копии своей скорлупки. — снова улыбнулась Виктория. — Ладно, не обращай внимания, это я так, шучу. Пошли, поддержим компанию, а то Президент скоро покинет нас, следом уедет Нахимов. Надо дать им возможность переключиться. Я видела, Нахимов доволен и здешние медики уже не так напряжены. Регина в восторге, она убедилась в действенности методики в части повышения устойчивости психики. Хоть это и приятные перегрузки, но всё равно перегрузки. А Президенту ещё предстоит несколько часов отдуваться с контрольными докладами. Уже скоро три часа дня, еле уложились. Что у нас на дессерт?

— Свободный график. Каждый показывает то, чем занимается, отвечает на вопросы. Знаю, уже сейчас на стоянке полно народу — наши "омашиненные" люди привезли туда рабочую технику и школьники уже давно задали тридцатый вопрос. — улыбнулся Александр.

— Так куда пойдем?

— Заглянем на стоянку, прогуляемся по территории, но сначала проводим Нахимова и Президента.

— Согласна. — Виктория встала. За ней поднялся и Александр. Вскоре они уже догнали направлявшихся к главному входу Нахимова и Знаменскую и, оживлённо обсуждая услышанное и увиденное, замедлили шаг. У входа в здание стояли две легковые машины — президентский лимузин с четырьмя мотоциклистами парадной охраны и разъездная машина Астрогоспиталя из Зелёного Города.

— Что, Александр, думали, что я сюда приеду с полной охраной? — усмехнулась Знаменская, увидев недоумение на лице Иванова.

— Мне сложно судить об этом, Президент. Если вы так решили, значит, для этого есть основания.

— Есть. Я приехала к друзьям и знакомым, а не в неизвестную и незнакомую страну. Так что минимум охраны и минимум сопровождения мне как раз по вкусу. — Знаменская кивнула учтиво поклонившемуся Нахимову, обнялась с Викторией и пожала руку Александру. — Знаете, Александр, приезжайте теперь ко мне. Я уже занялась проблемами межгалактической дипломатии, так что ваша помощь мне не помешает. Но кроме помощи по данному вопросу у нас и без того есть немало общего. Так что жду вас у себя. Естественно, не только одного, но и с женой и с детьми. Если будет достаточно просторное "окно", то и от внуков я не откажусь.

— Спасибо, Президент. Обязательно. — Александр мягко прикрыл дверь лимузина и отошёл к ступеням главного входа. Кортеж двинулся к главным воротам школьного городка. Следом, через несколько минут, отправилась и разъездная машина Астрогоспиталя. Нахимов прощально помахал рукой из окна и поднял тонированное стекло дверцы — солнце, несмотря на вторую половину дня, палило просто немилосердно.

— Так. С нашими "большими гостями" мы попрощались. Теперь давай заглянем на площадку машин, попрощаемся с нашими и поедем к Авроре. — сказала Виктория, одевая лёгкие противосолнечные очки. — Извини, я хочу немного поберечь глаза, солнце слишком сильное, а Авра мигом узрит покраснение.

— Понимаю. Идём. — ответил Александр, беря подругу за руку.

— Прям как школьники. — улыбнулась Виктория, сворачивая на боковую аллею.

— Ничего. Мы в школе, а значит, можем почувствовать себя школьниками. В этом нет ничего предосудительного.

— Согласна.

Они быстро достигли довольно большой площадки, на которой рядами выстроились всевозможные машины и механизмы. Здороваясь со школьниками и кивая одноклассникам, Ивановы прошли из конца в конец площадки мимо всех двадцати пяти единиц техники, у некоторых задержались, переговорили с водителями и операторами.

— Все. Теперь можно идти. Ты подарки отдал? — спросила Виктория, первой вступая под зеленый покров тоннельной аллеи, ведущей к стоянкам транспорта.

— А как же. Всё в лучшем виде. Надеюсь, ты меня отпустишь к президенту? — спросил Александр, бросая прощальный взгляд на площадку техники.

— Конечно же. Здесь никаких проблем не будет.

— Тебе понравилось?

— Спрашиваешь. Столько впечатлений. — усмехнулась Виктория. — Да и твои одноклассники и одноклассницы... Одно слово — супер. Сразу видно выпускников элитной школы. Причем самостоятельно сделавших свою школу элитной. Ты мне разрешишь прибыть сюда ещё раз?

— Конечно же, Вита. Ещё раз, ещё раз, ещё много, много раз.

— Я рада. Спасибо. Мне особенно понравилось общение с современными школьниками.

— Ага, сказывается твоя профессорская специализация.

— Не скажи, не только она, но и многое другое.

— Понимаю. — Александр распахнул дверцу машины перед Викторией. — Слава Богу, что нам не пришлось применять аварийные комплекты.

— Ну, это ещё как сказать. Твои одноклассники и здешние системы и службы просто так не допустят аварийной ситуации. Да и президентская охрана при поддержке Болтова справилась бы прекрасно.

— Это очень хорошо, что обошлось без ЧП. — произнес Александр, садясь за управление. — сколько там натикало?

— Половина пятого. Через полчаса начало праздненств у Авроры. Летим?

— Летим.

 

Встреча выпускников в школе Авроры Ивановой

Заходивший на посадку гравилёт ждали. Едва машина замерла на обозначенном разрешающим знаком месте, к ней в окружении одноклассников и одноклассниц подошла Аврора.

— Ребята и девчата. Представлять моих родителей вам, думаю, нет необходимости. Так что просто поприветствуем наших гостей. — Аврора подала отцу руку и закрыла за ним дверцу. Викторию сразу окружили два десятка одноклассников и одноклассниц Авроры. Остальные обступили Александра. — Пап, извини, мои тоже наследуют оперативность и быстроту, так что прессконференцию придётся начать уже здесь.

— Хорошо, Авра. Задавайте свои вопросы, девчата и хлопцы. — улыбнулся Александр.

Вопросов было много. Пропустив вперед Викторию и её интервьюеров, Александр привычно замедлил шаг.

— Куда идём, Авра? — спросил он у подошедшей дочери.

— В наш конференц-зал "круглая чаша". Там полтора часа обмена мнениями. Затем пройдёмся по лабораториям медико-биологического комплекса, поучаствуем в работе звеньев, затем — ужин и часовое дежурство по обеспечению медицинской безопасности Московска. В десять — ещё одно заседание по обмену мнениями, но уже в раутхолле и в одиннадцать мы разбегаемся. Устраивает?

— Мы здесь гости, Авра. Так что пока меня все устраивает.

— Мама опять перетрудила глаза. Я же её просила носить противосолнечные очки с десяти утра до пяти вечера.

— Она при мне их надела, Авра.

— Да, но поздно. Кстати, вот ваши места, садитесь. — Аврора подвела родителей к двум глубоким креслам с подголовниками. Такие же кресла обрамляли круглый стол с клумбой низкорослых цветов посередине. Мягкий приглушённый свет заливал круглой формы помещение.

— Это и есть ваш зал "круглая чаша"?

— Да.

— Простите, Александр Александрович. — к ним подошел один из одноклассников Авроры. — Глиновский, Аркадий Петрович, терапевт. Я только хотел уточнить, что это — работа вашей дочери. Она успела сделать её за каких-то две недели. Всё, чем располагает этот зал, это её и только её работа.

— Арк, ты меня подставил. — нахмурилась Аврора.

— Ничего. Твои родители должны знать, что ты не только в медицине и биологии дока.

— Они и без того знают. Ладно, Арк. Спасибо. — Аврора села рядом с матерью. — Кто ведёт? — обратилась она к Глиновскому.

— Наша тройка. Немцов Зиновий Ильич, хирург, Пионтковский Константин Витальевич, биолог и Смолянский Христиан Шавлович, педиатр.

— Когда начало?

— Через две минуты. Я пошёл.

— Спасибо, Арк. — Аврора повернулась к родителям. — Мой неугомонный оруженосец. Я хоть и всего год проучилась, но он ходил за мной просто хвостом и очень и очень помогал. Всё. Начинаем.

Обмен мнениями не затянулся. Конечно же, слово предоставили обоим гостям, но ни Александр, ни Виктория не превысили разрешенного десятиминутного регламента, передав в Информцентр школы более полные версии докладов. Присутствующие задали немало вопросов и, как всегда бывало в этой школе, чётко уложились в свой пятнадцатиминутный регламент. Затем обсуждение продолжилось на равных и уже никто не выделял ни статус, ни звание, ни должность никого из выступающих или оппонирующих.

Полуторачасовой обмен мнениями завершился в точно назначенное время. Затем одноклассники и одноклассницы Авроры разбежались по лабораториям и полигонам Научного центра школы. Аврора осталась сопровождать родителей.

— Так как? Пройдёмся по постам или? — спросила она.

— Пройдёмся по постам. — сказала Виктория. — Ты как, Саша?

— Согласен, Вита.

— Тогда идем.

Проход по постам не был похож на рутинную инспекцию. Вскоре и Аврора, и её родители определили для себя сферы приложения усилий и каждый занялся тем, чем хотел. Школьники и наставники через несколько минут уже не могли выделить лабораторию, в которой присутствовали послы, среди множества других лабораторий.

— Мам, пап. Всё. Давайте подкрепимся в течение четверть-часа и я покажу вам наш зал Дежурной Части. — Аврора едва сумела отвлечь Александра от окуляров очередного микроскопа, а маму — от очередной карты-схемы лечебной ситуации.

— Даже такой имеется? — удивился Александр, поднимая глаза на дочь.

— Пап, ты меня удивляешь. Мы же медики и хотим с самого начала иметь дело не с манекенами, а с реальностью. А с нашими наставниками и информационной поддержкой сделать это не так уж и трудно. Кстати, я должна реабилитировать своего оруженосца. Этот зал — его работа от начала и до конца. Он врач-практик, но всё равно и в технике и в технологии среди выпускников ему мало найдётся равных.

— Не сомневаюсь. — Виктория закрыла крышку атласа схем. — Уф. Интересно тут у тебя, Авра. Прям оторваться не могу.

— Мам, ты всегда можешь приезжать сюда и пользоваться любой техникой и любой информацией. Папа тоже. Ладно, я просто есть хочу, родители!

— Увы, наш ребёнок, Вита, хочет есть. Надо её накормить. — усмехнулся Александр и они направились в зал столовой.

Через пятнадцать минут короткий ужин был окончен. Его приготовили на этот раз не девчата-одноклассницы Авры, а ребята.

— Мам, не удивляйся. Мы их быстро приучили к кухонной самостоятельности. И теперь там, где они работают, кухни — лучшие в округе.

— Обалденно вкусно. Просто объедение.

— А вот и нет. Объедения не будет, все порции точно сбалансированы под конкретного человека и конкретный момент. — Аврора довольно зажмурилась. Но я рада, что вам понравилось. А теперь, родители, прошу за мной на Пульт.

— Во дела, Вита. Дочка нас на персональный пульт приглашает. — Александр поднялся.

— Пап, ты не угадал. Пультом у нас называют Зал Оперативного Боевого дежурства в нашей Медчасти. Именно оттуда мы поддерживаем Медслужбу Московска.

— Сдаюсь. Опять не угадал. Ладно, Авра, веди.

В полутёмном овальном зале Аврора усадила родителей рядом в удобные кресла и погрузилась в работу. Её одноклассники и одноклассницы, имевшие допуск к оперативной медицинской работе, разбежались по своим пультам и вскоре под потолком блеснула сиреневая зарница готовности Зала принять Боевое реальное дежурство. Блеснувшая жёлтая зарница обозначила момент включения Зала в сеть реальной поддержки Медслужбы города. Старшие Ивановы не впервые видели дочь за работой, но то были чаще всего операционные или кабинеты диагностики, а тут они увидели её в качестве консультанта Глобальной системы Медслужбы.

— Пятнадцать — тридцать шесть. Машину терапевтической помощи из состава Гаража нашей медслужбы направить по адресу... — скороговоркой произнесла координаты места назначения Аврора в бусинку микрофона. — Ситуация пять-четырнадцать, решение ситуации по обстоятельствам или по планам шесть-полсотни пять или двенадцать — сорок шесть. О результатах докладывать немедленно.

— Приняли. — отозвались члены экипажа медицинского гравилёта и на обзорном экране было видно, как стремительно стартовала и умчалась в южном направлении белоснежная машина с включёнными спецсигналами.

— Авра, ты что, туда школьников направила?

— Конечно же. А кого я должна была направить на терапию? Или у нас просто песочница? К тому же это средние школьники, вполне подготовленные ребята и девчата. Коллективно они что-нибудь всегда правильно сообразят. Убеждена. А вот и их первый доклад:

"Пятнадцать-тридцать шесть. Исходные данные на экранах. Приняли решение действовать по плану восемнадцать — сто сорок шесть". Направляем больного на нашей машине в Центр реаниматологии. Мероприятия по плану поддержки три-сорок девять проводятся. Результаты переданы."

Аврора ознакомилась с экранными выкладками.

— Пятнадцать-тридцать шесть. Решение поддерживаю. О вылете из Центра реаниматологии и результатах входного тестирования пациента доложить немедленно. Остальное — по обстоятельствам.

— Приняли, Центральный. — отозвался экипаж и прекратил временно связь.

— Если бы я был человеком двадцатого века, то счёл бы безумием на терапевтической машине везти куда-то реанимационного больного. — словно размышляя произнес Александр. — Но всё равно, работа школьников приятно впечатляет. Если не ошибаюсь, использованный ими план предусматривает самый полный комплекс реанимации?

— Конечно же. Мужчина восьмидесяти лет, вполне здоровый, но вот создалась ситуация и пришлось задействовать Медслужбу. Если помнишь, папа, после того случая, когда терапевт — врач скорой помощи отказался оказать необходимую помощь истекающему кровью человеку, сбитому большегрузным самосвалом, мы всех врачей и медбратьев с медсёстрами, а также фельдшеров прогоняем через постоянный тренинг Медицины катастроф. И теперь ни один из них не может сказать, что поскольку он терапевт, а пациент весь в крови, то оказывать ему помощь — не его, терапевта, обязанность. Я только жалею, что того врача-терапевта не только не нашли и не расстреляли, но даже не назвали фамилию в сводке и не указали место работы и адрес дома, где он существует. — проговорила Аврора, принимая очередную информацию, — Школьники сработали правильно, входной контроль Центра показал, что они резко облегчили тамошним спецам работу. Пациент будет жить и здравствовать. Свою задачу они выполнили нормативно. — она уловила в показаниях индикаторов спад активности и откинулась на спинку кресла. — Пока я могу перевести дух, но скоро начнётся подъём активности.

— Авра, а раут-холл, это где?

— Пятый этаж научно-медицинского центра, третий коридор, комната шестнадцать "ве". — Аврора вернулась в прежнее положение и напряглась. — Начинается.

Александр и Виктория не впервые видели дочь за работой, но здесь, в обычной школе Московска увидеть такой зал и стать свидетелями реальной работы школьников над охраной здоровья жителей многомиллионного города... Это внушало уважение. Аврора погрузилась в изучение лавины данных и не обращала никакого особого внимания на окружающих. В зале воцарилась рабочая атмосфера — пик, предсказанный Авророй, касался всех без исключения членов дежурной группы. Выпускники окончательно "рассеялись" по пультам и общались только служебными фразами без какой-либо лирики и отсебятины. Школьники, сидевшие за несколькими пультами, учились и внимательно наблюдали за работой старших.

— Всё. — Аврора уловила вспыхнувший транспарант и опустила руки на колени. — Теперь в дело вступает второй зал, там — школьники с наставниками. Мы можем перейти в раут-холл. Там мы не садимся на кресла, делаем шведский стол и общаемся стоя. Надо подвигаться.

— Ты права Авра, надо подвигаться. — сказала Виктория, поднимаясь. — Нам понравилось. — она переглянулась с другом. — Надеюсь, ты не приготовила для раут-холла какой-нибудь докладик минут на сорок?

— Нет. Я не сухарка. — Аврора встала. — Пап, как, напоминает центральный пост?

— Весьма и весьма, Авра. — Александр встал. — Впечатляет.

— Я рада. Идемте в раут-холл.

В просторном зале вдоль стен стояли столы с заранее приготовленными порциями. Выпускники класса Авроры пришли сюда в самом полном составе — это было прощальное мероприятие. Как всегда, здесь не было слепящей иллюминации, не было жарких "юпитеров" и не было громких разговоров и реплик. Представив родителей всем своим одноклассникам, Аврора упорхнула в кружок школьниц и школьников, взяла в руки планшетный ридер и принялась что-то объяснять и показывать. Александр оказался в окружении школьниц, а Виктории на этот раз составили компанию школьники. Изредка беседа прерывалась подошедшим к группе одноклассником Авроры, но затем она возвращалась в прежнее русло. За интенсивным обменом мнениями время летело совершенно незаметно.

— Авра, подойди. — позвал свою одноклассницу староста класса, кардиолог высшей планетной квалификации Платон Ивернев. — Ты не забыла, что мы не собирались здесь мурыжить наших гостей?

— Не забыла, Плат. Сколько на часах?

— Уже половина двенадцатого.

— Лихо. Сворачивай раут, Плат. А я — к родителям. Будем прощаться.

— Хорошо.

— Мам, пап. Извините, мы загрузились и затянули время. Но сейчас всё — прощальное фото и разбегаемся. Лады?

— Хорошо, Авра. — Александр доел многоэтажный бутерброд и запил его стаканом травяного настоя. — Мы готовы.

— Отлично. Вилда! — позвала Аврора свою подругу, ставшую профессиональным врачом-рентгенологом и по совместительству — фотолетописцем класса. — У тебя "Салют" с собой?

— Спрашиваешь, Авра. Конечно. Все готовы? — женщина поискала глазами выпускников.

— Все, Вилда,— ответил Платон, собирая вокруг себя коллег. — И вы, ребята и девчата, идите сюда поближе и составьте два первых ряда. — позвал он направившихся было к дверям школьников. Те обрадованно вернулись. — Мы не кусаемся. Мы готовы, Вилда. — проговорил он, убедившись, что все в сборе. — Авра, встань рядом с отцом и матерью, в центре группы в третьем ряду. Так будет лучше.

— Ладно, Плат. — Аврора обняла родителей и улыбнулась. Группа на несколько секунд замерла и несколько раз включились "блицы". — Всем спасибо, ребята и девчата. До новых встреч!

— Тебе спасибо, Авра. Сумела таки привезти к нам родителей. — сказал Платон.

— Я без родителей ничтожна и бессильна. Но у меня есть ещё два уникальных братца, с которыми я приеду сюда в другой раз, пообщаться уже со школьниками. А в следующую нашу встречу лет через пять мы соберёмся снова все вместе и на этот раз я упрошу прибыть сюда и родителей и братьев.

— Ой, не зарекайся, Авра.

— Я не зарекаюсь, я просто рассматриваю варианты. — усмехнулась Аврора. — тем более, что родители будут пять лет налаживать дела нашего посольства на Лите и раньше прибыть смогут только с великой оказией. А после пяти лет — возможно, им удастся это легче. Правда, пап?

— Возможно, Авра. — сказал Александр, пожимая протянутую руку старосты. — Нам было очень интересно и полезно побывать здесь, Платон. Спасибо вам и спасибо всем. Мы пойдём. — он повернулся к двери, обвёл прощальным взглядом собравшихся — и одноклассников дочери и школьников, после чего спрятал улыбку и взял за руки жену и дочь. — До следующей встречи.

— Будем рады видеть вас снова. — сказали почти хором выпускники — члены класса Авроры. — Успехов и спокойствия.

— Ну вот и завершились наши визиты. — Александр включил освещение в салоне гравилёта. — Сейчас куда, Авра?

— К нам, в штаб-квартиру. — улыбнулась дочь. — Я буду сегодня спать у вас. Кирилл обо всем позаботится сам, а завтра решим что делать.

— Собственно решать нечего, поскольку мне кажется, что мы имеем право на день ничегонеделания. — сказала Виктория, пристегиваясь и закрывая стекло дверцы.

— Ты крупно лукавишь, Вита. Я тебя никогда не видел в позиции ничегонеделания. — ответил Александр, поднимая семейный гравилёт на высоту принятия решения.

— Придётся увидеть. У нас завтра суббота? Суббота. Значит можно обойтись и без работы. Авра тоже хочет отдохнуть, она весьма прилично вымоталась. А в воскресенье подобьём хвосты и в среду вылетим на Литу. Начнём строить нашу работу в основной плоскости.

— Распланировала, Викта.

— Распланировала. И нисколько не жалею об этом. — она увидела сквозь пластик огни "башни". — Снижаемся, Саша.

— Вижу. Снижаемся. Машина сама опустится в гараж а мы на лифте — к себе.

— Именно так, Саша.

В просторном входном холле Александр расстегнул застёжку портупеи, уложил ремни в ящик комода и снял пилотку. Мельком взглянув на себя в зеркало, он прошёл к себе в кабинет, принял контрастный душ в миникабинке. Освежившись, он облачился в просторный халат, пригладил влажные волосы и вышел в средний главный холл, где уже собрались за весьма поздним ужином его женщины.

— Умм. Весьма вкусно. Кто готовил на этот раз? — спросил он, промокая губы салфеткой.

— Гм. Коллективное творчество, Саша. Коллективное. — усмехнулась Виктория.

— Ну что же. В спальне у нас есть третья кровать? Есть. Пусть сегодня на ней поспит Аврора. — хитро улыбнулся Иванов. — И я на этот раз, Вита, составлю тебе компанию.

— Снизошёл таки до единой постели. — фыркнула Виктория, убирая посуду в утилизатор. — Авра, ты слышала?

— Слышала, мам. Папа как всегда в своём собственном репертуаре. — дочь перегрузила сосуды с пищей на тележку и та отправилась на кухню. — А насчёт третьей кровати — круто, папа.

— Согласен. Так что полчаса — и спать. Лады?

— Лады. — хором ответили Виктория и Аврора.

Утром следующего дня Александр проснулся поздно — в девять тридцать. Виктория спала рядом, на соседней кровати через проход, обозначенный тумбочкой, спала Аврора. Улыбнувшись одними губами, Александр прикрыл глаза, разрешив себе ещё полчаса подремать. Суббота начиналась спокойно.