Внизу, в подземелье в котором содержались пленники было холодно и сыро, и Микаэль все сильнее кутался в свою накидку, следуя за старым палачом, но, не забывая, впрочем, и оглядывать путь, замечая нужные ему детали. Когда мужчина остановился в тупике у камер, травник взглянул туда, куда указывал его сопровождающий. В тусклом свете двух чадящих факелов, за решеткой, прикрученный длинными цепями к лавке, на самом полу сидел Кристиан. Микаэль, не успев толком рассмотреть бывшего помощника аббата, уже поворачивался вслед за взглядом Кристиана, брошенным на камеру напротив. Там, у такой же лавки, почти в беспамятстве, накрытый плащом и почему-то совсем темноволосый лежал тот мальчишка, из-за которого разгорелся пожар, захвативший не только эту державу, но и изрядно влияющий на соседние.
— Брат Микаэль, — Легрэ взглянул на травника снизу вверх, словно моля взглядом о помощи и надеясь, что Микаэль правильно расшифрует все его слова. — Вы должны помочь мальчику... Ему совсем плохо... очень плохо, и все так серьезно, что я боюсь за его жизнь. Помогите ему. Я знаю, вы всегда хорошо относились к Луису... Да, он признался в каких-то ужасных вещах, но ведь милость Божия для всех людей одна, даже для страшных преступников. Не дайте ему умереть, я умоляю вас.
Ваоло пошевелился у стены. Огромной тенью двинулся по коридору. Дошел до Микаэля.
— Ему нужна помощь, — кивнул на Легрэ. — Кровью истечет. Пальца два сломано на левой руке. На ноге до кости сдавил. Не растягивал сильно. Но мог вывихнуть. За него беритесь. Иначе обратно уведу. И стража рядом. Не надо трагедий ломать. Вот только подходить к Легрэ Микаэль пока не спешил. Он задумчиво разглядывал скорчившегося на полу мальчишку, а затем повернулся к Ваоло.
— Вот он — как раз и при смерти. Не мешай мне только, раз сам взялся помогать.
Травник присел, просовывая руку сквозь прутья и хватая юношу за волосы. Наклонился, принюхиваясь, и решая, какими же травами уже успели напоить это несчастное создание. Затем повернул его голову к себе, а второй рукой оправил рясу и вытащил из сапога маленький пузырек, который ловко открыл.
Луис слабо пытался сопротивляться. Он бы закричал. Нельзя. Нет. Затравленный взгляд на опешившего Ваоло, который вливал в рот яд и ведал о страшной тайне.
Микаэль, крепко удерживая юношу и, нажал пальцами на челюсть, заставил того открыть рот, вливая в него зелье. Тихонько шепнул:
— Тише... Это поможет... Поспи пока.
Ваоло вздохнул.
— Напоили? Второго пленника оглядывать будете? — палач боялся шевельнуться от произошедшего. На его глазах травник добил герцога Сильвурссони. Эту невинную овечку.
— Буду. Пустишь меня к нему?
Ваоло кивнул, зазвенел связкой ключей и открыл решетку.
— Говорите, пока не пришел караул. Только тише.
Кристиан сомневался, что стоит так рисковать, но терять ему было больше нечего, и он решился на откровенность. Ему плевать было на собственные раны, даже на собственную жизнь и у него на лице все было написано, и то, как он решительно ухватил Микаэля за руку и вынудил наклониться к себе, чувствовалось отчаяние человека, которому нечего терять.
— Луиса казнят... Скоро. И времени очень мало. Я однажды спас тебе жизнь, Микаэль. Не знаю, значило ли это что-нибудь для тебя или нет, но ты говорил, что не останешься в долгу... Мне не важно, что будет со мной, я готов взять на себя всю ответственность даже за то, чего не совершал, и многого я заслуживаю, ты знаешь, но Луис... Микаэль, делай что угодно, но вытащи его из петли. Если понадобится, сделай так, чтобы он умер тихо и безболезненно до того, как попадет в руки палача.
Разглядывая Кристиана — его чело с запекшейся кровью, синие-пресиние глаза, что горели на бледном лице, спутанные волосы — Микаэль ни жестом не выдавал до чего сильно он сейчас взволновал, до чего отчаянно пытается сопоставить все, что ему известно, воедино и принять то решение, которое поможет спасти не только тех, кого спасти хотелось неимоверно, но еще и не поставит под угрозу ни одну из довереных ему миссий. Травник выпрямился, перехватывая руку Кристиана и теперь удерживая его сам.
— Я говорил тебе, что если будет нужно — стану с мечом между тобой и твоими врагами. И я встану. Но, за удар в спину — он, — кивок в сторону камеры, в которой спал мальчишка, — умрет несомнено и безповоротно.
Монах отпустил руку мужчины и развернулся, выходя из камеры к палачу, что замер у двери.
— Мне, здесь и сейчас, нужен инквизитор Ксанте. Немедленно. Зови его.
— Вы уверены? — поинтересовался Ваоло. — Не думаю, что могу сейчас позвать... Он ведет допрос свидетелей.
— А ты всего лишь скажи падре, что травник Микаэль беседу ведет с братом Кристианом подле его камеры. Думается мне, что он пожелает принять участвие в этой беседе.
— Я не знаю, что вам до Луиса, падре Ваоло, — взволнованно вмешался Кристиан, — но я вижу, что вам жаль мальчика. Помогите Луису, вы же можете.
— Хорошо. — опять вздохнул палач, переводя взгляд с травника на Легрэ. — Вы понимаете, что, если я позову инквизитора, то сам могу оказаться в немилости?
— Отнюдь. Поверте уж мне... Зовите его.
Ваоло опять тяжело вздохнул.
— Я вынужден вас вдвоем запереть, — сказал он, прежде чем направился к выходу. — Не вздумайте делать глупости. Вы и так уже натворили. — он исчез в коридоре, чтобы там отдать приказ одному из солдат. И вскоре вернулся обратно.
— Микаэль, — продолжал Легрэ тем временем, — слушай меня внимательно. Луиса и меня обвиняют в заговоре против короля, но церковь отнюдь не на стороне Фернандо. Им нужна веская причина, чтобы свергнуть Фернандо с трона. Я не знаю, в чем выгода Северного Ярла в этом деле, но Ксанте нужны земли герцога и власть, абсолютная власть. Возможно, что тогда в церкви был не Себастьян, а Ксанте. Когда Фернандо узнает о казни Луиса — он начнет сметать на своем пути все, но это будет лишь жалкий выпад, причем последний в его жизни. Его обвинят в одержимости и дело будет кончено. Нас с Луисом обвиняют в мужеложстве, но я все отрицал и написал признание только под давлением Ксанте. И последнее, меня обвиняют в краже церковного имущества и присвоении земель, из-за завещания короля Хуана Карлоса де Севилано. Я брат Фернандо, бастард. Я знаю, что документы, подтверждающие мое происхождение, либо у Ксанте, либо у Паоло. Пока они не обнародованы, я просто грязь под сапогами инквизиции. Я не верю, что они меня отпустят и после не попытаются убить. В случае гибели Фернандо я сам по себе буду угрозой для Ксанте. Если он захочет от меня избавится, не мешай ему... Будь осторожен в словах, Ксанте опасен. И постарайся вытащить Луиса. Ты знаешь, как я к нему отношусь...
— А мой брат говорит, что это я добавляю ему седых волос....
Микаэль отступил к решетке, упираясь лбом в железные прутья. Вцепился в них так, что побелели костяшки.
— Я рискую из-за тебя. Очень сильно рискую. Но, я попробую вытащить тебя с мальчишкой из этого болота. Если получится... У Фернандо Сей... Он мне нужен живым. И ты — поможешь мне его забрать.
Микаэль устало потерся головой о холодные прутья, на миг прикрывая глаза, а затем вновь подходя к Легрэ и присаживаясь около него на пол.
— Не важно, что ты успел им наговорить или подписать. Теперь — молчи. Я говорить буду. Без моего разрешения — ни слова даже.
— Хорошо, — Легрэ кивнул. — Я сделаю, как скажешь.
— Кристиан, я очень постараюсь вам помочь... Потерпи еще чуть-чуть...
Микаэль тихонько провел пальцами по руке Кристиана.
— Я тебя перевяжу немного... чтоб ты от потери крови раньше времени не умер. А то столько хлопот — и все будет впустую.
Легрэ чувствовал, что его снова загоняют в ловушку и устало прикрыл глаза, моля Бога о милости во второй раз за последний день и за всю жизнь.
Травник скинул с себя покрывало из тонкой шерсти и, достав из-за голенища сапога нож, споро разрезал полотно на пригодные для перевязки куски. Сначала осмотрел спину мужчины, скривившись, в неодобрении покачал головой
— Мази бы мне сюда сейчас... Но, пока придется так....
Перевязав спину, занялся ожогом на плече — только не перевязывал его, а лишь слегка очистил. Затем туго замотал сломанные пальцы. Осмотрел ногу, снова морщась. Кости были целы, что не могло не радовать, но смотрелось это как один большой жуткий синяк. Сейчас бы настоем кожу протереть целебным, а затем и мазью смазать — опухоль бы точно меньше стала уже к утру. А так — Микаэль мог лишь провести аккуратно пальцами, поверяя, не повреждены ли мышцы. Также, травник перетянул мелкие порезы и ссадины на теле.
В полумраке темницы, при свете факелов, и молчании, что прерывалось лишь тяжелым дыханием и отрывистыми просьбами Микаэля повернуться так, как ему было надобно, лекарь занимался своим нежданным пациентом , а Легрэ старался не потерять сознание от боли. Травник иногда давал Кристиану передохнуть, понимая, что тому сейчас достаточно плохо и без его манипуляций. Едва Микаэль закончил с последней полоской полотна, как в гулкой тишине темницы раздались шаги, и Ваоло, все это время просидевший на маленькой лавке в проходе, встрепенулся, подходя и вновь отпирая камеру, чтобы выпустить Микаэля.
Это в коридоре показалась фигура Ксанте с факелом в руке — он соизволил появиться и был весьма недоволен. Подал знак сопровождавшей охране остановиться у поворота, а сам приблизился и теперь взглянул исподлобья на падре Ваоло, который вздохнул и сразу отправился восвояси, в темноту тупика.
Теперь мужчина смотрел на Микаэля.
— Здесь желаем говорить, брат Микаэль?
Травник не отвел взгляда, лишь ступил ближе, вынимая из широко рукава монашеской рясы два листа дорогой бумаги, сложенные скрученные. Склонил голову в поклоне равном и протянул обе грамоты стоящему перед ни Себастьяну.
— Ознакомьтесь, будьте добры. В первой — говорится о том, кем являюсь я на землях этих по повелению Его Святейшества Папы . Во второй — кем является для меня юноша, что лежит вон в той камере.
"Как возлюбленный сын, благородный муж Микаэль Харальдссон — прокуратор от нас и северный посол, благоговением и виною духовной и делом в Рим ныне призванный, и к некоим мира частям, также и к своим, возвращаясь дойти мыслит. И мы хотим Микаэля с людьми его конными или пешими числом до сотни и с товаром их всяким идти, и стоять везде с полным безопасением, общество едино ото всех всегда хотим и понуждаем в воле Господа. Подвластным же нашим людям и оруженосцам наместникам, и везде нашими вассалам воинствующим крепко повелеваем, заповедаем, чтобы того прокуратора Микаэля с людьми его и товарами по градам, и по землям, и по дорогам, и по пристанищам, и по мостам, и по иным местам всяким как по нашим, также и по вашим, и как водою, также и землею ехатьи идти, и стоять, и отъезжать и безо всякого платежа, или иного некоего запроса. А также судить не могли, препятствий чинить или обвинять. Ни его, ни людей ввереных ему. Ни посланники наши, ни посланники других держав. И ответен он только слову Моего Святейшиства.
Дан во Риме в лето воплощения Господня тысяче четырехсотое тридцать восьмое месяца марта в год правления Нашего Эдуарда второго"
"Я, Микаэль Харальдссон, отрока сего, рожденного годом тысяча четыреста двадцать четвертым и нареченным во славу Христову, беру в свои ученики и властью свою, коей наделил меня святейший римский престол наместника Христова, защищаю и содержу.
Писано годом от Рождества Христова в тысяча четыреста тридцать девятом месяце феврале."
— Вы не можете обвинить в чем-либо — ни меня, ни вверенных мне людей. А уж тем более судить кого-то из них или задерживать и допрашивать. Нет у Вас таких полномочий. И уже только за то, что я сейчас здесь вижу я такой гнев Папский на Вас навлечь могу, что Вы и представить себе не можете. И лишь из благорасположения моего неразумного к Вам, что еще из отроческих лет моих тянется, да из-за дружбы моего наставника с Вами, я готов забыть о сем досадном инциденте.
Ксанте улыбнулся. Прочитал раз, потом — второй. Поднял лукавый взгляд на лекаря. Вот уж действительно ненормальный. Любые придумает глупости, чтобы только получить нужное. А говорил, что верен... Что же, придется и его пытать. Ксанте покачал головой и спалил бумаги в факеле.
— Взять его, — приказал воинам.
— Зря... Могли бы и договориться миром...
Микаэль даже не успел отойти вглубь тупика, как услышал шум на лестнице, что вела в темницу. Он тут же бросился вперед, под ноги Себастьяна, перекатываясь и валя его на пол. Выхватил нож, что после перевязки был снова спрятан в голенище сапога и приставил его к горлу мужчины.
— Ни с места! Иначе я горло ему перережу! Оружие на пол!
А тем временем в коридор вбегали монахи из тех, кого успел предупредить брат, отосланный с поручениями по пути травника в темницу.
И тут Ваоло выступил из темноты и просто резко ударил сзади Микаэля по голове. Поднял его, а Ксанте перехватил звякнувший по камням нож. В руках палача руках оказался меч.
— Именем Инквизиции!!! — Ксанте снизошел на рык. — Взять всех мятежников!
Но монахи не собирались отступать и уже дрались с немногочисленной охраной, постепенно захватывая ситуацию в свои руки.
Луис слышал все, как сквозь пелену. Действие яда, которое влил в его горло палач Ваоло, начинало действовать быстрее из-за зелья Микаэля. Боль скручивала внутренности. Пальцы заледенели и когда в подземелье стали врываться вооруженные монахи, сердце юноши остановилось.
Ксанте видел, что тело за решеткой дернулось в предсмертной судороге. Он не мог понять, что за ерунда здесь происходит, но точно знал, что нужные бумаги находятся у Папы и вскоре дело о Валасском монастыре приобретет широкую огласку. Ксанте вдруг ощутил что-то горячее в боку. Он даже не понял, что одежда стала липкой. Что он оседает на пол. Падре Ваоло, его верный палач, совершил последнюю казнь в своей жизни в пылу шумихи и драки и потихоньку открыл решетку Легрэ, который, конечно же, все видел.
Кристиан пытался встать и во всей этой суматохе не попасть никому под ноги или под меч. Первое, что он сделал, как только понял, что свободен, это сорвал с пояса Ваоло связку ключей и открыл решетку камеры Луиса. Мальчик не дышал.
— Луис... Луис, — Легрэ сидел на коленях перед телом юноши, тряс его за плечи и от горя не чувствовал физической боли. Кристиан больше не слышал ничьих голосов, не понимал, что происходит. Он отпустил мальчика на пол, а потом снова приподнял за плечи, прижал к груди темноволосую голову, ласково перебирая пальцами прядки его волос. Легрэ смотрел перед собой невидящим взором, не чувствуя бегущих по щекам слез. — Обними меня, Луис, — попросил он тихо, но ему никто не ответил, руки мальчика не обвили шею, и тогда в застывшем взгляде синих глаз появилась детская обида: — Почему ты не хочешь меня обнять?.. Ты не хочешь? Почему ты не хочешь, Луис?
Ваоле прислонился к стене, вытирая руки от крови и заулыбался. Он сожалел, что притащил сюда этого маленького белокурого лекаря, но смотрел на него с некоторой усмешкой. Яд действовал бы до завтрашнего дня и Луису можно было бы дать противоядие. Хотя... Облегчить участь от четвертования... Палач ударом меча снес голову одному из нападавших монахов и начал, размахивая им, пробираться к выходу, а скоро уже скользнул в темноту. Оставляя защитников Микаэля и захваченных с их судьбой наедине.
