-Простите, -заулыбался он. -Я не имел в виду ничего дурного. Просто выразил беспокойство, что пока Писатель с нами, нам нужно быть предельно осторожными.

-Если считаете, что Писатель притягивает несчастья — идите без нас. Мы вас не держим, -Райли убрала руку от оружия.

-А что, Гудвин? -приподнялся на локтях Флинт. -Эта идея мне нравится.

-А мне — нет, -Гудвин погонял зубочистку от одного уголка губ — к другому, и задумчиво посмотрел на небо. -Для меня это не просто испытание. Это финальный аккорд моей славной борьбы. Красивый апофеоз инсуакиля. И потом, до чёртиков любопытно посмотреть на реакцию апологетов, когда мы приведём Писателя к ним. Вот, они удивятся.

Вынув зубочистку, Гудвин облизнулся и лукаво взглянул на меня.

-Если включить ассоциативную систему "старых хозяев", Писатель, это будет, как... -он задумался, наморщив лоб. -Ка-ак... Как если бы родители отправили своего ребёнка учиться... А он... Притащил бы из школы живого динозавра. Хе-хе-хе.

-Гудвин, -с грустью обратился я к нему. -А ты тоже считаешь, что человечество обречено?

Его беззаботная улыбка стала задумчивой.

-Что я могу сказать по этому поводу? Всё приходящее когда-нибудь уходит. Так заведено во Вселенной. И эпоха людей, как это ни печально, тоже не бесконечна. Но ты не переживай. Жизнь человека не соизмерима с жизнью человечества. Поэтому, даже если до вымирания твоего рода остался всего лишь миг, то этого мига легко может хватить не только тебе, но и доброму десятку последующих поколений.

-А если Армагеддон наступит уже через несколько лет?

-Ну, это вряд ли. Так быстро во Вселенной дела не делаются.

-Я нашла следы, -голос Тинки заставил нас прервать разговор.

-Сулариты? -насторожился Гудвин.

-Не-а. 4-17. Он проходил здесь. Вон, там — карабкался наверх.

-Нам тоже пора карабкаться, -Флинт поднялся на ноги, напяливая рюкзак. -Отдохнули, и ладно.

-Ещё я нашла вход, -не обращала на него внимания Тинка.

-Какой, на хрен, вход? Мелкая, ты там бредишь? -Флинт озадаченно уставился на нас. -Ну а вы, что? Идёте, или нет?

-Вот, -девочка указала на тёмный пролом в обломках коллектора, заваленный песком почти доверху. -Сюда можно пролезть.

-Хорошо, -Райли отряхнула грязь с коленей, и подняла рюкзак. -Тогда полезли.

-Что значит, "полезли"? -окончательно растерялся Флинт.

-Я тоже что-то не понял юмора, -Гудвин посмотрел сначала на Тинку, потом на Флинта, потом на Райли. -Куда это вы собрались? Нам нужно наверх, а не вниз.

-Это вам нужно наверх, а мы пойдём под землёй, -спокойно ответила Райли.

Флинт нервно захихикал.

-Зачем лезть под землю? Дальше тропа безопасна. Или нет? Тинка? Тинка?!

-Ну чего? -капризно откликнулась девочка, раскапывающая песок у входа в лаз.

-Ты что-то чувствуешь? Там, на тропе, нас ждёт ещё какой-то сюрприз? Иначе, с какой стати вам лезть через канализацию?

-Да нет там ничего. Для вас — нет, -с неохотой объяснила Райли. -А для нас — есть. Точнее, для Писателя.

Гудвин, всё ещё пребывая в недоумении, остановил на мне вопросительный взгляд.

-Там какая-то штука, -развёл руками я. -Которая убивает только людей. Изгнанники проходят, а люди — нет.

-С чего ты взял? Биологически мы идентичны людям.

-Но не ментально. Эта хрень, там, впереди, действует непосредственно на разум.

-Откуда такая информация?

-Тинка видела, как погиб человек — пленник Латуриэля.

-Так вон оно что, -Гудвин задумался. -Получается, что кроме "Зеркала", Апологетику от людского вмешательства защищает этот... "Сепаратор".

-Похоже на то. Поэтому, у Тинки появилась гипотеза, что этот самый, как ты сказал, "Сепаратор", не действует под землёй, и я могу попытаться пройти под ним, не вскипятив себе мозг.

-А если он действует и там?

-Тогда я труп.

-И ты не боишься?

-Я устал бояться, Гудвин. Да и какой у меня выбор, а? -я усмехнулся. -Шанс невелик, но он есть. "Зеркало" ведь тоже считали непроходимым для людей. А я его прошёл. Так почему бы не попытаться обмануть "Сепаратор"?

-Ты — отчаянный парень, -Гудвин легонько стукнул кулаком меня в плечо. -После того, как ты выжил в "Зеркале", я верю в тебя, как ни в кого другого. И я не упущу шанса поглядеть, как ты пройдёшь через чёртов "Сепаратор".

-Гудвин, ты о чём? -ошалел Флинт. -Ты чё, пойдёшь с этими чокнутыми? Да тут по поверхности осталось идти чуть-чуть, да маленько. Неужто тебе охота корячиться в полной темноте, в каких-то полузаваленных подземельях?

-Теперь, когда я знаю о "Сепараторе" — да.

-Сдался тебе этот "Сепаратор". Какое нам дело до него, если на нас он вообще не действует? Писателю-то, понятно, деваться некуда. Так его вон, девки проведут. Мы-то ему зачем?

-Для компании, -подмигнул мне Гудвин. -Писатель, тебе ведь с нами гораздо веселее?

-А-то! -ответил я.

-Вот видишь.

-Да ну вас к чёрту, -Флинт сплюнул от злости. -Идиоты.

Тинка уже исчезла в лазейке, вместе со своей ношей. Следом, ухватившись за край балки, ногами вперёд запрыгнула Райли. Передав ей рюкзак, Гудвин отправил следом наши с ним рюкзаки, после чего, покрякивая, втиснулся внутрь сам. Подойдя к лазу, я обернулся, и посмотрел на одинокую лысенькую фигуру, стоявшую в отдалении.

-Ну что, Флинт? "Пятнадцать человек на сундук мертвеца? Йо-хо-хо и бутылка рома?"

Он стоял, поглядывая на вершину провала, из которой торчали обломки асфальта и свешивались обрывки силовых кабелей.

-Наверное, теперь ты прав, -кивнул я.

-Я знаю, -ответил он. -Конечно же, я прав. Только вот все, почему-то, идут за тобой, а не за мной. И я, дурак, зная, что прав, тоже иду за тобой. Я ненавижу тебя, Писатель. Ну кто ты такой?

-Не знаю, -пожал я плечами. -Друг?

-Р-р-р-р, -вне себя прорычал Флинт, и, бросив последний страдальческий взгляд на вершину, направился в мою сторону. -Ты — подлая сволочь. Ты играешь на запретных струнах. Это не честно, Писатель, ой как не честно!

Остановившись напротив меня, он снял рюкзак, и поднёс указательный палец к моему носу. -Ты меня просто используешь. Ты всех нас используешь. Изгнанники стали твоими куклами. Райли, Тина, Гудвин — все они тебя обожают. Они готовы ради тебя на всё. Даже на смерть. Из домашнего животного Райли ты превратился в её хозяина. Ушлая Тинка, которая обвела вокруг пальца самого Латуриэля, в результате, сама оказалась в капкане твоего необъяснимого очарования. И Гудвин. Гудвин! Вот уж от кого я не ждал такой слабости! Но и он туда же. Он теперь тоже твой поклонник. И раб!

-А ты? -не ведясь на его явно провокационную речь, спросил я.

Флинт поперхнулся: "Кхм! Я?!"

-Да, ты.

-Я... (Голос его стал совсем тихим. Почти шипящим). Я всегда мечтал о закадычном друге. О товарище, который будет смотреть на меня не как на дерьмо, а как на брата... Это мой грех и моя слабость. И ты, мерзавец, ею воспользовался. Но я тебе так скажу, -он приблизил свою оскаленную физиономию к моему лицу. -Только попробуй дать мне повод усомниться в искренности твоей дружбы. Я тут же уйду. Но предварительно... (Он приблизился к моему уху) Я отрежу тебе голову. И сделаю это, когда Райли не будет рядом. Ты уж мне поверь... Дружище.

-Ну, вы чего там? -высунулся из лаза Гудвин. -Долго ещё будете прощаться?

-Никто тут не прощается! -рявкнул Флинт, передавая ему свой рюкзак, потом, взглянул на меня, и уже более спокойным тоном произнёс. -Чё стоишь? Лезь. Я за тобой.

Глава 24. В ПОЛУМРАКЕ.

"Бедный-несчастный мой дневничок. Какой же ты потрёпанный, страшный и... Бесценный. Сколько я в тебя записал, и сколько ещё предстоит записать, хотя, о чём я? Записывать-то уже некуда. Эти строчки я муравьиной вязью царапаю карандашом уже на задней корочке. Скоро тетрадь закончится. Дальше придётся запоминать. Укладывать в голове. Всё, что увижу, услышу, переживу. Зачем я пишу эту бессмыслицу, переводя столь драгоценные остатки свободного места? Просто подумал, а что если это конец моих приключений? Надежда на то, что я пройду "Сепаратор" живым — ничтожна. А надежда, что я пройду его, не лишившись разума — вообще призрачна. На что я надеюсь? За что цепляюсь? Я устал. Я безумно, нечеловечески устал. Устал настолько, что уже не понимаю, кто я, и что мне нужно? Ещё месяц назад, странный выкидон Флинта вызвал бы у меня, по меньшей мере, настороженность, желание спрятаться за спину Райли, и не отходить от неё ни на минуту. Теперь же, мне наплевать. И на Флинта, и на его дурацкие капризы, и на его нелепые угрозы. Он боится меня. Смешно. И глупо. А может быть, дело не во мне? Может быть, Флинт нервничает потому, что сомневается в своём будущем? Вероятно, он просто не уверен, что обретёт в Апологетике то, к чему стремился всю свою жизнь. Это его беспокоит, и он бесится. Как бы там ни было, я должен...

Всё, Тинка вернулась и зовёт нас. Кажется, она нашла обход завала..."

* * *

"Я жив. Лежу, привалившись к холодной стенке подземного каземата. Так я и не понял, был ли "Сепаратор", или не был? А если был, то прошли мы его, или нет? Тут, под землёй, всё одинаковое. Я не знаю, что там наверху. Возможно, уже вечер. Возможно, ночь. Мы не дошли до Апологетики. Наверное, мы заблудились. Вопреки тинкиной прозорливости. Так это, или нет, теперь мы должны здесь заночевать.

Здесь холодно. В свете фонаря видно, как пар срывается с губ. Только бы не застудиться. Мне нельзя болеть. Вся надежда на энергомясо. Оно отлично греет изнутри, гоняя кровь по жилам. Как хороший коньяк. Только с него не пьянеешь.

"Представь, что ты изгнанник". Легко, блин, сказать. Ну, представил, и что? Если бы такое самовнушение помогло мне управлять температурой организма, как это делают они. Сколько не повторяй "халва" — во рту слаще не станет. Одна радость — комаров нет. Вот уж кого я боюсь сильнее кункуласпидов, горгоний и прочей подземной нечисти. Страх перед комарами настолько силён, что даже сейчас мне кажется, что один из них гудит где-то в темноте, в недосягаемости. Ждёт, когда я потеряю бдительность и задремлю. Пока мы шли, иллюзия этого гудения была настолько сильна, что у меня начинала чесаться спина, и я в панике стряхивал с неё пустоту, вызывая хихиканье Тинки и недоумение остальных. Что за зараза, эти комары? Напрягают, даже когда их нет! Вот и конец моего дневника. Писать больше негде. Остаётся память. Только память".

* * *

В катакомбах под Иликтинском я дописал свой дневник. Возможно, с этого момента моё повествование будет получаться уже не столь подробным и последовательным, ведь теперь мне приходится вспоминать события, со времён которых успело утечь немало воды. Как бы я ни старался удержать в памяти абсолютно всё, полностью сохранить хронологию и детали тех событий у меня не вышло. Многие воспоминания забылись, или перемешались друг с другом. Обидно, досадно, но ладно. Хорошо, что я придумал делать краткие заметки и слова-напоминания на свободных от писанины участках. Они мне очень помогли. Но вернёмся к нашему походу.

Спустившись в холодный сумрак городской канализации, мы какое-то время брели по сильно захламлённому коллектору. Сначала, свет проникал в него через дыры и трещины в потолке. Затем, темнота стала абсолютной, и Гудвин включил фонарь. Канализационные стоки уже давно высохли, но отголоски фекального зловония витали здесь до сих пор. Или же мне просто казалось? Канализация — есть канализация. Чай не для праздных прогулок строилась. Да и вообще, о каких неудобствах может идти речь, если до этого, мы несколько раз заглядывали в лицо смерти? По сравнению с пережитым ранее, плутание по спокойному и тихому подземелью выглядело просто развлекательной прогулкой.

Счастливее всех была Тинка. Она заметно приободрилась, стала активнее и веселее. Не то, что на улице, где она напоминала беспомощного птенчика, выпавшего из гнезда. Здесь была её стихия. Здесь она была главной. Вот только свет фонаря её заметно раздражал, и она пыталась сделать Гудвину замечание, чтобы тот не расходовал батарейки попусту. Он же, не понимая её раздражения, ответил, что запасных батареек прихватил достаточно. Запасся ими в бывшем супермаркете электроники, расположенном на границе с территорией Флинта. Тина не стала настаивать, но было заметно, что она недовольна. Остальные же, чувствовали себя при свете более уверенно. Я, по крайней мере, точно. Как только фонарь выключался, мне тут же казалось, что налетают комары. Как же я их ненавижу!

Но на начальном этапе мы не встретили в подземелье никого живого. Кроме небольшой колонии горгоний, расположившихся в прилегающем туннеле. Эти твари облепили стены, протягивая свои отвратительные, студенистые щупальца по полу. Я сразу же вспомнил гибель Ковбоя и едва удержался от рвоты. Столько времени прошло, а до сих пор тошнота подкатывает. Горгонии только выглядят пассивными кусками мутного холодца. Стоит лишь слегка дотронуться до их щупалец, коих на полу переплетено великое множество, стрекательные клетки тут же парализуют тебя. Даже через одежду и обувь. Как им удаётся пробивать толстые ботинки — до сих пор не знаю. Факт остаётся фактом. Тем не менее, Тину горгонии вообще не беспокоили. Она спокойно достала из рюкзака солонку, и, присев, начала понемногу сыпать соль на каждое щупальце. Попадая на горгонию, соль вызывала бурную реакцию, шипя, пузырясь, и вытапливая белую пену, оставляющую налёт на полу. Щупальца тут же съёживались, и втягивались внутрь центрального купола, начинающего бешено пульсировать от боли. Таким образом, метр за метром, мы продвигались вперёд, убирая опасные щупальца со своего пути.

Когда мы уже почти миновали их, я не удержался. Достал свою солонку, набрал горсточку соли, и метнул в самую крупную горгонию. Эх, что тут началось! Как она дергалась, шипела и скукоживалась, пуская громко лопающиеся пузыри. "Это тебе за Ковбоя!" -мысленно произнёс я, хоть и понимал, что к его смерти именно эта горгония никакого отношения не имела. Она просто вызывала у меня жуткое отвращение. Спутники не стали меня порицать, но по их виду я понял, что мой поступок ими не одобряем. Нет, им не было жаль разъедаемую солью горгонию. Тут дело было в чём-то другом. Наверное, в том, что бешено агонизирующая тварь излучала некие импульсы, дестабилизирующие энтропийный ритм, и способные пробудить что-то более страшное, таящееся в глубинах подземного лабиринта. Я это понял не сразу. А когда понял, вновь начал ругать себя за необдуманное ребячество. Хотя, если честно, я готов признать, что тот нелепый акт мести принёс мне неописуемое удовольствие.

Пройдя отвратительных горгоний, мы, уткнулись в завал. Обследовав ближайшие ответвления, Тинка быстро обнаружила альтернативный путь. Следуя за ней, мы свернули в длинную, узкую галерею внутриквартальной канализационной сети, с широкой сточной трубой и чередующимися лестницами смотровых колодцев. Все стены были покрыты шевелящейся "плесенью Роршаха" — аномальной жизненной формой, которая своим странным видом способна вызывать стойкую оторопь. Пятна плесени постоянно видоизменяются, преобразуясь в самые различные абстрактные фигуры, словно ты идёшь внутри чёрно-белого калейдоскопа. От этих трансформаций очень быстро начала болеть голова. Чтобы не усиливать этот неприятный эффект, я старался не смотреть на стены, и шёл, уставившись себе под ноги.