Омегаверс Я иду тебе навстречу ч.2

— Так вы не просто так затеяли всё это... И на что вы рассчитываете? Ведь столько поколений выращено на этой лжи!

— Наша надежда обращена на тех, кто живёт сейчас. — Риан развернулся к нему, и покрывало соскользнуло с его плеч. — Ещё во времена Революции Омег были те, кто пытался всё изменить, чтобы остановить омежий бунт бескровным путём. Их пускали в расход наравне с омегами. Наши единомышленники, которые забивали на идеологию, жили всегда — просто скрывали своё здравомыслие. И в деревнях сохранился здравый взгляд на жизнь, пусть и подпорченный Церковью. Оно и понятно — деревни всегда разделяли огромные расстояния, и в случае чего рассчитывать можно только на тех, кто рядом. Тут не до предрассудков. После переворота, когда начался резкий рост городов, жители деревень отправлялись на заработки, неся с собой эту идею. Сохранить её при тогдашней скученности и дикой жилищной политике городских властей было очень сложно, но кому-то это всё равно удавалось. И омеги, рожающие и растящие детей без мужей, вносили солидный вклад, уча своих детей идее равенства и уважения. Понятно, что со временем жизнь вносила свои коррективы, но что-то в их головах всё же откладывалось и влияло на всю дальнейшую жизнь. Особо сильные духом омеги взяли судьбу в собственные руки, и, видя их перед собой, кто-то из альф и бет задумывался. И это всё шло дальше. Сейчас, когда после Революции Равенства прошло достаточно времени, можно увидеть изнанку и лицемерие, и мы начали действовать активнее. Наша задача — перетряхнуть всё наше общество, показать людям, чем оплачивается технический прогресс и жадность богачей, заставить их задуматься о перспективах дальнейшего развития при таком раскладе. Простых слов тут мало, и мы действуем через террор и скандалы, чтобы произвести как можно больший резонанс. Мы вбрасываем в народ слухи и куски реального знания, чтобы они делали своё дело. То же самое когда-то делали и последние потомки Баалов, из-за чего инквизицию возрождали раза четыре. При нынешнем развитии науки, доступности научно-популярной литературы и образовательных фильмов на телевидении, при паршивой, но всё-таки действенной системе школьного обучения можно вынудить как отдельных людей, так и целые сообщества заметить откровенные противоречия. Именно это и станет началом изменений. Люди уже начинают что-то понимать и всё чаще выходят на митинги. Статья о неблагонадёжности применяется направо и налево, что подтверждает — нас уже много. Как только это всё достигнет пика и начнёт влиять на самые разные стороны жизни, включая крепость границ, властям придётся что-то делать. И тогда мы перейдём к следующему этапу. Крови будет литься меньше, поскольку нашей задачей станет создание политической силы, которая начнёт работать официально. И никакие уловки не помешают нам, ибо мы будем работать законно и опираясь на их собственные правила, по которым они заставляют жить других. Мы точно так же будем использовать лазейки, и, видя это, другая часть населения будет задумываться. Как только наших сторонников, обученных мудрости древних, станет достаточно много, наша партия выдвинет на парламентские, а потом и президентские выборы своих кандидатов, и их победа станет весомым козырем в нашей борьбе. Олигархат и Церковь слишком уверены в себе, они недооценивают силу простого народа, но и наше терпение небезгранично. Противоречия уже назревают, и рано или поздно этот нарыв лопнет, сметя всё и вся. Нашей верхушке бежать некуда — за границей они будут никем, они лишатся всего, что делает их всесильными здесь, и им придётся как-то смиряться с уступками, которые будут давать нам новые козыри в борьбе. Да, это всё займёт немало времени, но это гораздо рациональнее, чем силовой захват и узурпация власти. Мы намерены учесть все исторические закономерности, чтобы избежать куда большей катастрофы, а жертвы при этом неизбежны — всё слишком запущенно. Всё, что мы можем сделать — это по возможности свести количество жертв к минимуму. На это направлена работа правозащитных организаций. Сейчас им не хватает единого координационного центра, но мы пока не можем его создать — мало тех, кто готов рисковать и идти вперёд. Но скоро их будет больше, и мы развернёмся во всю ширь.

Гиллиан смотрел на своего комиссара и не мог отвести глаз. Риан был прекрасен! Горящие решительностью глаза, твёрдый голос... Настоящий вождь, за которым хотелось пойти. Понятно, почему Зейн так преклоняется перед ним.

— Так почему ты не хочешь, чтобы я шёл по этой дороге вместе с тобой? Вам же нужны надёжные люди, и я готов занять своё место среди вас.

Омега нервно моргнул веком.

— Среди нас? Наши же быстро поймут, кто ты. Тебя долго не примут, ведь ты сын нашего злейшего врага. На то, чтобы самые непримиримые приняли тебя, уйдёт драгоценное время... И я... — Риан снова начал отворачиваться. — Я не хочу, чтобы ты загремел в лагерь или погиб.

— Этого не произойдёт, пока не будет зачат Салли, а уж я не позволю так просто разлучить себя с вами. Я слишком долго тебя искал. — Гиллиан придвинулся вплотную и попытался обнять его. — И теперь, когда нашёл, никуда не уйду. Даже если ты снова исчезнешь, я продолжу искать. Не только ради Салли, но и ради тебя самого. Ради нашей общей цели, чтобы Салли жил в новом мире.

— Это слишком опасно... — Омега попытался высвободиться, однако альфа был настойчив. И от такой экстремальной близости комиссар подполья снова начал возбуждаться — его выдавал густеющий аромат. — Ты не знаешь, на что идёшь...

— Это неважно. Я всё равно примкну к вам. Приду к тебе и останусь. Я буду ходить за тобой, как хвост, спать у тебя под дверью, выполнять все твои капризы, пока ты не признаешь, что нашу связь разорвать невозможно и недопустимо.

— Ты готов стать омежьим подкаблучником? — нервно хохотнул Риан. — А то, что скажут твои сородичи, тебя не волнует?

— Нисколько. Пусть говорят. Я знаю, ради чего буду это делать. И я это сделаю, поверь.

Блестящие глаза омеги, в которых всё отчётливее выступали крупные слёзы, замерли.

— Ты готов ТАК унизиться перед омегой?

— Перед СВОИМ омегой. Перед тобой.

И омега снова сдался. Он покорно позволил поцеловать себя... и всё завертелось снова. Но это уже была не крышесносная похоть, что накрыла их в первые минуты пребывания в этой комнате. Это была волна нежности. Бескрайнее море, в котором можно было утонуть. И Риан тонул и выныривал из этого моря, чтобы глотнуть свежего воздуха. Год. Целый год. Как он мог жить без всего этого? О, Иво, как только не умер?..

Гиллиан неподвижно лежал на спине, блаженно вдыхая дивный аромат своего омеги. Очередная волна желания пока улеглась, оставив после себя ватную усталость и тихое гудение во всём теле. Риан рассеянно поглаживал его грудь, думая о чём-то своём, и Гиллиан с обмиранием вспоминал, каким его любимый комиссар был совсем недавно. О, это был достойный противник, и, когда во время второго захода он обнаружил совсем другую свою сторону, это поразило альфу не меньше. Дэлиан оказался прав по всем пунктам, делясь собственным опытом. Риан действительно очень силён и признавал только подлинное равенство, однако он был и останется омегой, которому важно знать, что даже в моменты слабости его будут так же ценить, как и на поле боя. Гиллиан не переставал им восхищаться. Ему достался уникальный омега! Да, с ним будет непросто, однако это вполне можно пережить ради этих самых моментов, что они переживают сейчас. Интересно, Дэлиан таким же бывает с мужем?..

— Риан...

— Что?

— О чём ты сейчас думаешь?

— О том, как мне было плохо без тебя. Мне тогда казалось, что полегчает после нашего расставания через какое-то время, но легче не становилось ни капли. Даже работа не могла это заглушить — стоило выдаться краткому перерыву, и я начинал думать только о тебе. В древних легендах об Истинных говорилось, насколько разлука болезненна и тяжела, но мне слабо верилось, что так бывает. Мой друг Полли потерял своего Истинного и тоже долго горевал. Он и сейчас иногда тоскует по Глебу, но ему не было так тяжело, как мне. Может, потому, что он не любил Глеба так, как я люблю тебя, а потом у него остался Гай?..

— А сейчас ты как?

— Неимоверно полегчало. Похоже, что когда голые инстинкты и чистый разум сходятся в одной точке, то они усиливают друг друга. Это вполне логично, и в легендах древних это тоже упоминается.

— Тогда почему тебе так трудно было поверить, что такое возможно?

— Потому что я не думал, что можно так любить. До обморока, до потери памяти. Когда мы встретились, и я понял, что ты — мой Истинный, то для меня это стало страшным потрясением. Я с детства слышал старые предания и мечтал когда-нибудь встретить своего Истинного... а когда встретил, то оказался к этому совершенно не готов. Найти свою половинку трудно, почему импринтинг и считается болезнью на официальном уровне. Механизм импринтинга призван для того, чтобы от таких пар родилось как можно больше детей, несущих в себе самое лучшее, что есть в обоих родителях. Чтобы мы не выродились, выжили и продолжили развиваться дальше. Кто бы нас не создал на самом деле, но этот Кто-то был настоящим гением... — Риан фыркнул в грудь своего альфы. — Пусть и со странным чувством юмора.

— Да уж... — не сдержался и Гиллиан. — Зачинать и рожать детей через задницу... Это как надо было думать, чтобы придумать такое?!

— Мы же не птицы или ящерицы с черепахами. Их репродуктивная система чем-то похожа на омежью, но мы же не покрыты чешуёй или перьями. У нас куда больше общего с млекопитающими, чем с птицами или рептилиями.

— Так ты думаешь, что наш Творец...

— Откуда бы не взялось предание о Мировом Доме и создании людей, это всего лишь легенда, которую создали наши далёкие предки. Может, что-то реальное и было в её основе, однако мы ещё очень долго не узнаем, как всё было на самом деле. Религия и вера — штуки сложные и неоднозначные, а люди должны во что-то верить, чтобы иметь стимул жить и идти дальше по жизни. Кем бы ни был Светлейший, который, согласно Заветам, создал мир сущий, породив на свет первых богов-исполнителей, но я всё равно благодарен ему за это. Пусть потом всё и полетело вверх тормашками, однако во всём этом есть здравое зерно. Это всё позволяет нам жить в гармонии с окружающим миром и не нарушать вселенское равновесие.

— Значит, ты верующий?

— Да, я верующий. Только не верю нынешним попам, которые несут ересь с аналоев церквей и соборов. Эта ересь, созданная во времена Великого Холода, губит нас, а наука, поддерживаемая официальными властями, только подкрепляет её. Я хочу, чтобы этого не было. Чтобы ушла и канула в небытие эта отрава. Чтобы возрождённые культы не допустили повторения нынешней катастрофы. Ещё не поздно это остановить, и поэтому мы сражаемся... — Риан снова хрюкнул.

— Что?

— Да так... вспомнил одну хохму, которую придумал один из наших бойцов.

— Что за хохма? — заинтересовался Гиллиан.

— Ты помнишь, с чего начинается Первый Завет? — Риан привстал.

— Он же фальшивый.

— Не во всём. Кое-что отступники сохранили неизменным. Помнишь или нет?

— Трудно забыть то, что тебе вбивали в голову всю школу.

— Так что там было?

— "В начале было слово..."

— "...и, судя по тому, как развивалось дело дальше, слово это было непечатным," — закончил Риан, хитро улыбаясь.

Гиллиан рассмеялся.

— Здорово! Особенно, если вспомнить, как там было дальше... Кто это придумал?

— Ты его не знаешь. Думаю, что скоро эта хохма станет анекдотом и широко разойдётся по стране — наши ребята это дело любят.

Омега сел, и Гиллиан снова начал разглядывать его гибкое стройное тело. Обманчиво хрупкое, хранящее в себе неомежью силу и выносливость. Тогда, в их первую ночь, оно было нетронутым, чистым, а теперь альфа видел и чувствовал на коже своего Истинного боевые раны. Шрамики, следы от пулевых ранений... Пока их было мало, но они ясно показывали, как усердно Риан работал весь этот год. Теперь одним шрамом будет больше, и этот шрам — его укус. Совсем свежий, со следами свернувшейся крови, с покрасневшими припухшими краями...

— Тебе... не больно?

Риан машинально коснулся метки и чуть скрипнул зубами.

— Не очень. Ничего, заживёт. Бывало и хуже... и ещё наверняка будет.

— А ты никогда не думал оставить сражения? Осесть где-нибудь, выйти замуж, родить детей и жить, как живут большинство обычных людей...

— Думал. — Риан помрачнел снова. — Перед тем, как уйти тогда. Мне безумно хотелось остаться с тобой, но я не посмел бросить отца и боевых товарищей. Тем более после всего того, что мы уже сделали. После того, как внутренняя разведка взялась за нас основательно, наши ряды изрядно поредели — кто-то погиб, кто-то попал в лагерь, кто-то просто испугался и ушёл... Я не имею права бросить всё. Это мой долг, доставшийся от предков. Отец не должен нести этот груз один. Когда-нибудь его не станет, и именно мне предстоит перехватить эстафету.

Гиллиан задумался. Догадка, высказанная Ламаром, вспыхнула в мозгу особенно ярко.

— Риан... Ламар сказал, что ты своим отцом Рейгана называешь... и тогда говорил, что отцу помогаешь... И ты говорил, что твой дед был историком...

— Ну? Рожай быстрее. — Омега отчего-то напрягся, голос снова стал хриплым.

— Ты, случайно... не кровный сын Рейгана?

Риан снова начал превращаться в незнакомца.

— А какое это имеет значение?

— Это же важно. — Гиллиан тоже сел. — Слухи ходят самые разные, и мне сказали, что Рейган — омега...

— Да, он омега. И что? — В голосе комиссара прорезался металл.

— А... как он тебя отпускает на задания? Ведь если он твой родитель, то вряд ли бы он стал это делать. Или он настолько поглощён своей идеей перерождения общества, что готов принести тебя в жертву...

Гиллиан даже не уловил молниеносный бросок своего комиссара. Просто внезапно осознал, что лежит на спине, Риан сидит на нём верхом, а железные пальцы омеги вцепились в его горло, ощутимо сдавливая. Чувствуется опыт... и всё же Риан не собирается его убивать. В бесцветных глазах горела такая ярость... и в комнате повисла сила, больше присущая альфе. Звериная ярость. Куда более мощная, чем при "разговоре" с Сандерсом.

— НЕ СМЕЙ!!! — прорычал Риан, склоняясь. — НЕ СМЕЙ ТАК ГОВОРИТЬ О МОЁМ ОТЦЕ!!! ТЫ НИ... НЕ ЗНАЕШЬ!!!

— Но ведь... — кое-как выдавил из себя Гиллиан, из последних сил сдерживая собственные инстинкты, которые тут же встали на дыбы. Взбешённый омега воспринимался как полноценный противник... но это был его омега. Младший отец его будущего ребёнка. Горячо любимый несмотря ни на что.

— ТЫ НИЧЕГО НЕ ЗНАЕШЬ!!! НИЧЕГО!!! И ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ НИКАКОГО ПРАВА СУДИТЬ!..

В этот самый момент в коридоре затопали чьи-то тяжёлые шаги и донеслась трёхэтажная ругань. Риан тут же вскинулся и, отпустив горло своего альфы, кубарем скатился с постели.

— Цыц! — шикнул он на Гиллиана, порывавшемуся встать тоже. — Я сам всё улажу! Не подавай вида, что можешь его одной левой сделать, и всё обойдётся.

Комиссар довольно быстро взял себя в руки, что лишний раз показывало, насколько он опытен в подобных делах.