Омегаверс Истоки

— Он — самый близкий мне человек в этом мире. — Галлей крепче прижал к себе друга. — Я не знаю, кто мой отец, а оми пропал, когда мне было совсем мало лет. Я едва помню его. Всю свою жизнь я знал только приют, в котором жили и другие дети, и порядки там были очень жуткие. Я видел, как умирают мои товарищи, и хотел жить, потому и учился науке боя так усердно, стремился занять своё место среди сильных. Я много зла совершил на этом пути, я вместе со старшими пил пиво с "волчьей отравой", которая травила мои разум и тело. Кстати, у нас её называют травой силы и элексиром Адама. Я вместе со своими боевыми товарищами глумился над Катиэлем... Я не оправдываю себя, нет! Потом я всё чаще стал вызывать недовольство, меня лишили звания воина, а потом и вовсе низвели до положения раба. Я мёрз, голодал, копался в отбросах и начал задумываться. Господин Юри сказал, что это мой разум начал очищаться от отравы вместе с телом. В приюте было примерно так же, когда я видел, как умирали мои товарищи по общей комнате. А потом во время очередной гулянки я надерзил своему бывшему командиру... — Галлей прикрыл глаза. — и меня... на столе... И надо мной смеялись, как смеялись над Катиэлем. Мне было больно не только из-за насилия. Мне было плохо в душе. Я не хотел жить, но потом вспомнил, что господин Пилат умён и благороден, и пришёл к нему. Господин Пилат взял меня под своё покровительство, а потом я узнал, что Катиэль не погиб. Что его спасли. И Катиэль простил меня. Он всё понял. И мы стали друзьями. Чем больше я узнавал его, тем дороже мне становился Катиэль. А потом он потянулся ко мне. И я выполнил его просьбу не только потому, что чувствовал себя виноватым и учился жить по-другому. Катиэль стал мне родным и близким человеком, я многому у него научился, и я поклялся себе, что всегда буду рядом с ним. Я хотел бы всегда быть с ним. Я прошу вас — не разлучайте нас. Он всё, что у меня есть.

Парацельс ласково пригладил его вихры.

— Знаешь, почему ты так быстро исцелился от "волчьей отравы" и научился видеть? Потому, что ты рос, становился сильнее и вовремя отказался от зла. Ты сумел очиститься, поскольку чист по крови. Разум твой был замутнён, но чистота, дарованная Флоренсом и твоими родителями, никуда не делась. Я чую, что твои родители, скорее всего, были Верными. Ты пахнешь как все дети, зачатые в подлинной любви. Наш разведчик Илас в своём донесении сообщил, что детей Верных, живущих на землях Данелиев, отбирают у родителей, чтобы взрастить так, как им нужно. Вероятно, это и случилось с тобой.

— То есть... мои родители ещё живы? — встрепенулся Галлей.

— Возможно, но узнать это будет непросто. Если они ещё живы, то наши разведчики попытаются узнать и разыскать их, как и других Верных. Если твой оми жив, то он обязательно узнает тебя. Ты согласен подождать?

Галлей всхлипнул, покраснел и утёрся. Катиэль ободряюще поцеловал его под тихий шёпот зрителей.

— Я уверен, они живы, — сказал он. — Может, они в рабстве, но наверняка живы.

— Я... согласен подождать.

— Галлей искренен... — Парацельс повернулся к Совету, но его тут же перебил представитель гильдии металлургов.

— А насколько мы можем доверять этому альфе? Что, если враг подступит к нашим стенам, и Галлей струсит и откроет им ворота?

— Не открою, — дерзко вскинулся Галлей. — Не после того, что видел и пережил. Я не хочу, чтобы ваш прекрасный город постигла та же участь, что и Ранарон.

— Но ведь он же воспитывался на ереси Данелиев с малых лет, — вступил представитель рыбаков. — Сможет ли он усвоить и принять умом и сердцем заповеди наших предков? Только это позволит человеку стать истинным Верным.

— Я уже принял ваше учение. Оно спасает, а ересь Данелиев убивает, — уверенно заявил Галлей. — Я прошу вас дать мне шанс.

— Да, он заблуждался прежде, но он изменился, — подал голос в защиту Галлея Парацельс. — Его стоит принять и обучить. Галлей силён. Он сможет принести немало пользы Верным. И он здоров как телом, так и разумом. Его дети будут сильны и чисты. Мой голос — за него.

— Есть ещё кому высказаться в защиту Галлея? — обратился к представителям Радагаст.

— Я прошу за Галлея.

К лобному месту вышел Ливий — красивый и величественный, одетый как подобает супругу повелителя. Оба юноши низко поклонились ему.

— Ты уверен? — нахмурился Валентайн.

— Да. Эти несчастные живут в нашем дворце, и у меня было немало возможностей наблюдать за ними. Галлей хороший мальчик. Он старательный, добр к нашим омегам и детям, добросовестно работает. Все наши омеги готовы это подтвердить и отдать свои голоса за Галлея. Галлей достоин стать одним из нас. Он не предаст нас. И я... — Ливий смущёно потёр кончик носа. — даже видел, как он был с Катиэлем. — "Волчата" резко покраснели. — Они на самом деле сердечно привязаны друг к другу. И эта связь лечит душу Катиэля, дарит ему покой, так что за мальчика можно не волноваться — он не доставит беспокойств. Юри мне рассказал, как мучился Катиэль после спасения, а сейчас ему гораздо лучше. Быть может, он действительно выздоровеет со временем, а сейчас ему это нужно.

— Ливий прав, — подтвердил Парацельс. — Да, эта связь противоестественна, ведь полноценные альфы не способны испытывать здоровое влечение друг к другу. Только больной разум способен сотворить подобное или, как мы видим сейчас, искренняя любовь и привязанность. В этом случае мы видим любовь, какой бы она ни была. Если вы сомневаетесь, то назначьте срок, чтобы убедиться в верности Галлея. Дайте ему наставника, который бы одновременно и следил за ним.

— Я согласен, — торопливо закивал Галлей. — Я согласен на любое испытание.

— И ты согласен рисковать, если мы отправим тебя в стан врага? — вперился в юного альфу Фабиус.

— Я исполню любой ваш приказ, господин. Я не подведу, не предам. Умру, но не предам.

И Галлей опустился перед Советом на левое колено, низко склонив голову и совершив жест призыва первопредков в свидетели своей клятвы — правым кулаком ударил себя в левое плечо, двумя пальцами коснулся своего лба, а затем раскрытой ладонью сердца. Совет снова переглянулся — с удивлением.

— Ты уже знаешь такие тонкости? — высказался Дортсмассер. — Данелии сейчас искажают всё, что могут...

— Я уже приступил к обучению, господин, — не поднимая головы, ответил Галлей. — Господин Ливий был так добр, что объяснил мне, как стоит выражать свои стремления перед вами. Испытайте меня.

— Кто за то, чтобы испытать Галлея и в случае положительного результата признать его Верным? — обратился к представителям народа Радагаст.

Большая часть присутствующих подняла руки, включая Парацельса и Ливия.

— Кто поддержит прошение Катиэля утвердить его в статусе омеги?

Снова взлетела большая часть рук присутствующих, пусть и меньше, чем до того.

— Кто за то, чтобы признать связь Галлея и Катиэля допустимой?

Тут поднялся гомон.

— Но это противоестественно!..

— Мальчик болен. Ему нужно лекарство от этой боли, и Галлей им стал. Пусть, а со временем...

— Альфа есть альфа!..

— Не нам судить, Артемий правильно сказал. Неизвестно, как бы поступили мы сами, окажись на их месте! Это не тот случай...

— Пусть, а там видно будет. Ведь не будет же этот мальчишка портить и других наших альф!..

— Пусть будут вместе. Сейчас нужны Верные, а их верность друг другу не вызывает сомнений. Даже я это вижу, пусть я и не омега. Пусть...

— Пусть будут вместе. Лишь бы Катиэль жил — на зло нашим врагам. Пусть знают, что мы не сдаёмся...

Парацельс вернулся к членам Совета, те, дослушав спор до конца, поднялись со своих кресел и удалились в сторону, чтобы обсудить и принять решение. Ливий ободряюще приобнял Галлея, побуждая встать, и Катиэль снова прижался к нему.

Когда Совет вернулся, Галлей и Катиэль выпрямились, готовясь выслушать приговор. Со своего кресла поднялся Радагаст Амелиус.

— Вот решение Совета. Галлей... — Юноша склонил голову, не выпуская руки Катиэля из своей. — Тебе даётся год, чтобы пройти испытание и начальное обучение. Это будет непросто, ведь ты всё же воспитывался Данелиями. По окончании испытательного срока тебе будет дано задание, от исхода которого будет зависеть твоя дальнейшая судьба.

— Повинуюсь решению Совета, — тихо ответил Галлей.

— Катиэль... — "Волчонок" с надеждой посмотрел на Архонта. — Мы утверждаем твой новый статус официально. Мы поднимем старые книги, чтобы уточнить порядок проведения обряда, после чего он будет проведён с необходимыми поправками. Это будет сделано в порядке исключения, но общепринятой практикой не станет никогда. Сама эта традиция официально будет отменена. Однако статус омеги не даст тебе права выходить замуж — ведь ты был рождён альфой, и наши это могут не принять. Времена сейчас такие, что только строгий порядок обеспечит наше выживание. Но если ты снова ощутишь потребность вернуть прежний статус, то твоя просьба будет удовлетворена. Сделается это тоже в виде исключения ввиду особых обстоятельств.

— Благодарю вас, повелитель, — прослезился несчастный юноша.

— Что касается вас обоих... — Юноши переглянулись. — Как только обряд будет проведён, ваша связь будет признана официально, а со временем Галлей полноценно женится, чтобы дать Верным новых детей. Ты готов принять это?

— Да, повелитель, — кивнул Катиэль, сжав ладонь Галлея крепче.

— Тебе будет позволено жить с ними, помогать по хозяйству, заботиться о детях. И никто, начиная со времени проведения обряда, не будет иметь права осудить тебя публично. Остальное будет зависеть исключительно от вас самих.

— Благодарим вас, повелитель! — порывисто поклонились юноши, боясь поверить своему счастью.

— До самого проведения обряда вам запрещается встречаться, после чего, если захотите, вам будет выделено отдельное жильё, где вы сами выберете. Решение Совета окончательное и обжалованию не подлежит. Завтра об этом будет объявлено всему городу на утренней службе в центральном святилище.

Процесс над братьями Амелиусами решено было провести закрытым. В зал были допущены только члены Совета, Ливий и Постром, на руках которого мирно сопел Артур. Постром присутствовал также в качестве свидетеля, полностью посвящённого в произошедшие события. Радагаст Амелиус чувствовал себя предателем по отношению к сыновьям. Что, если остальные члены Совета решат осудить его детей? Ливий был настроен очень решительно, Парацельс тоже стоял за ребёнка, но они омеги, сами родители и потому достаточно пристрастны. Остальные Архонты были мрачны и испытующе сверлили тяжёлыми взглядами Пилата и Юри, которые стояли на лобном месте прямо и уверенно.

Первым делом была изложена сама история грехопадения. Потом своего добавил Постром, но о пророчестве пока не было сказано ни слова. Это должен был сделать Юри, когда будет задан самый важный вопрос. Постром старался быть как можно сдержаннее — он понимал, что грозит в случае обвинительного решения. Его сыну, как и другим детям Пилата, ничего страшного не грозит. Они уже признаны, о них заботятся, а потом, как подрастут, будут введены в аристократический статус и внесены в список наследования рода. А Артур... Мальчика он обожал не меньше, чем собственного сына, и сердце омеги болело от одной только мысли, что "волчонка", который только-только вступил в жизнь, могут приговорить к смерти. Страшное решение во имя сохранения Закона и всеобщего будущего.

— Вот как... — Валентайн побарабанил пальцами по подлокотнику своего кресла. Ещё утром он имел весьма неприятный разговор с Септимусом, который выступал за сохранение жизни как братьям Амелиусам, так и их ребёнку. Септимус готов был жениться на Юри даже после такого, признать и усыновить ребёнка, прижитого до брака и во грехе. Неприятно и тяжко, но Септимус уже вполне взрослый, имеет множество заслуг перед Верными и право голоса как наречённый жених Юри. Однако сам факт инцеста... Что сподвигло Юри настоять на том, что в итоге было сотворено? Только стремление не быть замаранным грязью чужака? Больное сознание, повреждённое страхом и долгим сидением взаперти? Или что-то куда более серьёзное? Юри был лучшим учеником и воспитанником Парацельса, посвящён в некоторые сокровенные тайны учения предков, унаследовал несомненный ум своего оми. Он не мог не понимать всех последствий своего шага, чем и собирался воспользоваться Октус в своих целях. Что же вынудило его преступить Закон? — И у вас есть достойная причина для оправдания вашего греха?

— Более чем достойная, — ответил Юри, взглянул на бесстрастного брата и продолжил. — Я знаю, поверить в это трудно. Я и сам не сразу поверил, но были доказательства. Вместе с этим... посланием мне были даны сведения, которые я, сидя взаперти, никак не мог узнать сам.

— Послание? — привстал Фабиус.

— Скорее... — Юри собрался с духом и выпалил: — Скорее это было пророчество. И я решил преступить Закон, чтобы оно исполнилось.

Слова юного родителя встревожили Совет. Парацельс потрясённо схватился за голову.

— Пророчество? Пророчество... И в чём оно заключалось?

— Было сказано, что мир наш всё же падёт. Что Артур станет основателем рода, которому предначертано стать нашим спасителем. Что один из его потомков возродит учение предков, которое вернёт наш несчастный народ к свету.

— Как именно сказано? — резко побледнел Фабиус.

Юри оглядел всех присутствующих, взглянул на сына...

— Ещё до того, как я укрылся в тайной комнате, мне был сон. Я видел высокие залы, сквозь стрельчатые окна которого лился тёплый свет. Я ощущал неземной покой и дивное благоухание. Я видел множество людей, которые были там и смотрели на меня. Я чувствовал, как меня ведут туда двое, которых я не видел. Я просто знал, что они шагают по обе стороны от меня. Навстречу мне вышли трое, и я понял, что это наши первопредки. Они выглядели точь-в-точь так же, как статуи из нашего храма. На руках Иво спал ребёнок, по левую руку от него стоял Адам и держал стяг с гербом, которого я прежде не видел. Справа стоял Рослин, и он был печален. Рослин вышел вперёд и поклонился мне. Он сказал, что ему тяжело говорить мне об этом, но все наши земли будут захвачены отступниками. Хаос будет нарастать независимо от наших усилий вернуть мир и покой. Данелии своей ересью запустили этот маховик, не осознавая, чем это обернётся в будущем. Их ошибка обойдётся нам всем очень дорогой ценой. Ребёнок, которого собирался вручить мне Иво, очень важен. Он должен появиться на свет, пусть это и будет считаться грехом. Очень важно, сказал Рослин, чтобы ребёнок родился именно в нашей семье. Только так он получит всё необходимое, чтобы он и его потомки исполнили свою миссию. После этих слов Иво вручил ребёнка мне со словами "Вот он, твой "волчонок.". И в мальчике я увидел своего брата.

Архонты и Ливий потрясённо молчали, а Постром крепче прижал к себе Артура.

— Я долго колебался. Я не хотел верить, что первопредки сами толкают меня на нарушение Закона, но каждый раз, стоило мне заснуть, я видел этого малыша, который быстро рос и приходил ко мне. Однажды он пришёл ко мне в плащике, сшитом из полотнища того самого стяга, который держал в руках Адам, я рассмотрел этот герб внимательно и понял, что не могу поступить иначе. Я должен сделать первый шаг, чтобы пророчество начало исполняться. Поэтому я настоял, чтобы Пилат зачал мне сына. И даже если я ошибаюсь, то пусть лучше мой первенец будет от него, чем от смердящего яростью и алчностью Балтуса или кого-то другого. Я знал, что Пилат будет упираться, и объявил о своём решении публично, как только меня нашли. Теперь обратного пути не было. Когда состоялась моя очередная течка, я снова увидел сына, который улыбался мне. Он был уже облачён в доспехи, а в руке его сиял меч. И я понял, что всё делаю правильно. Осталось только выносить и родить его, а тем временем мы подготовим бегство Верных из захваченных земель.