Электричка, на которой Пётр обычно ехал на работу, давно ушла, а другую нужно было долго ждать. Что же делать-то? Вдруг начальство с проверкой пожалует из РОВД? Да нет, они по утрам не приезжают, сами, поди, на работу опаздывают: вечно ближе к вечеру жалуют, а у Петра всегда и бутылочка наготове и еще что получше из закусочки... а только при тех проверках Кошкин вечно на месте сидел, а сегодня что? Проспал... Позор!
Правда, на дежурство еще должен заступать сержант Скобеев, а ему в помощь недавно прислали мальчишку-практиканта, Ваську Сырцова, — верная у него фамилия... Пётр понадеялся, что Скобеев и без начальства не растеряется, лишь бы сменяющийся лейтенант Маслов не возникал, любит он порой голос подавать... А Скобеев с неизменным пониманием отнесётся к опозданию начальства: проверено, — верный служака... Надо бы ему тоже в "слежку", пусть заочно закончит, подходящий кадр... Пётр решил дождаться начала совей смены дома: ровно в восемь утра набрал трубку телефона, — ответил писклявый голос практиканта. Пётр велел Скобеева позвать, и сообщил преданному напарнику, что приболел малость, приедет немного погодя, пусть без него обход начинают. Скобеев доложил: всё понял. Вот и все проблемы!
Вчера Пётр изрядно потратился, но решил все-таки проехаться на такси: не хотелось тащиться на электричку, переполненную советскими гражданами...
Потому как ничего нет на свете, чем эти электрички по расписанию: народ в них, как сельдь в банку, забивается, — и дышит друг на друга, дышит...
Раз Пётр, будучи в штатском, в субботний вечер надумал к жене на дачу податься, да еще стул старый с собой захватил: сидеть не на чем было на даче. Еле протиснулся в двери, прижимая тот к себе тот стул, словно кенгуру наоборот. Стоять пришлось в проходе, неудобно.
Разозлился Пётр, да и уселся кум-королём на своем стуле "гамбсовском", то есть не моложе тех, за которыми Киса с Осей по стране мотались. Только расположился поудобнее, и тут — станция! Входит, с пустым ведром, старушка спорная: то ли тетя в годах, то ли бабуся ранняя, — и шасть к Петру. Произносит внушительно и неоспоримо:
— Уступи, сынок, место пожилой тетеньке! Ветеран я! Рано тебе сидеть!
Рассмеялся Кошкин: поняла ли сама женщина, что сказала? Да кто ж его посадит?... Поглядел Пётр на даму: не походит на ветерана войны нисколечко, — ветераны — те люди скромные, им Пётр и сам место уступал, безошибочно угадывая бывших фронтовиков.
Но не стал спорить, пустил женщину присесть. Однако, ближе к своей станции, Пётр попросил "бабушку" вернуть ему сидячее место, — выходить скоро. Так та, вместо благодарности, заметила:
— Так удобно сидеть было, — и на тебе: отдавай стул! Стулья в такси или в грузовиках возить надобно, а не в электричках, нечего народ дразнить мягкой мебелью! Забирай свое старьё!
После того случая, чувствительный Пётр в некоторой степени охладел к электричкам, и жил теперь мечтой об обмене жилья ближе к месту работы. А жена смеялась над ним. Что с неё взять: портниха — не кандидат наук...
Наконец, Пётр домчал на лихой "Волге" до своего второго дома, вокзала родного. Подумал: как то его подчинённые без него справляются?... Этот Сырцов — глупый такой, всё всерьёз принимает, к людям придирается, трудно ему будет в милиции работать, если только о букве закона думать, а жизнь-то меняется... Начальник на работе, конечно, должен присутствовать, виноват он, Пётр, бросил своих... Ведь если один милиционер умеет писать, а другой — читать, то нужен еще и третий, кто будет ими руководить и думать за них...
Вот как в воду Пётр глядел: пришёл на опорный, а подчиненных нет. Пришлось своим ключом дверь открывать. Обход пошли делать без него, не дождались. Снова этот Сырцов станет приставать к честным гражданам, чтобы показать, что он — "старший", а сам-то — практикант, прости господи...
Опорный пункт милиции давно нуждался в ремонте: обстановка, прямо сказать, не Кремль... Стол, когда на нём пишешь, шатается, словно былинка на ветру, телефон старый, диск порой прокручивается, а трубка изолентой оконной заклеена... Зато на стене — правила поведения, которые должен знать любой сотрудник советской милиции... В такой убогой обстановке только и остаётся, что правила зубрить... Сколько писал, сколько просил, — и смету на ремонт крошечную составил, — всё напрасно, одни обещания...
Вытащил Пётр из дребезжащего, задернутого ширмой "Саратова" кусок вареной молочной колбасы, закусил без хлеба, запил водой, — позавтракать дома не успел. Сразу жизнь веселее показалась.
Наконец, пришли подчинённые и задержанного "для выяснения личности" привели. Хорошо день начинается...
Посмотрел Пётр на задержанного: вполне приличный парень: чисто выбрит, молод, только глаза беспокойные, как у девчонки на первом свидании. Откуда такой чудак взялся? Тут только Пётр обратил внимание на то, что парень — в ботинках кирзовых, это в июне месяце! Может, не совсем в порядке с головой?... или просто вызов окружающим бросает, никак не поумнеет... Майка зелёная, не первой свежести, штаны пятнистые: поди, на рынке купил, типа "иностранных", пошитых в кооперативе где-нибудь под Вязьмой...
Вот зачем привели, спрашивается? Видно же по лицу парня: не хулиган, не рецидивист, сидел, наверняка, спокойно, никого не трогал, так нет: вздумали документы проверять! Им-то что: задержать — раз плюнуть, а Петру теперь разбирайся с этим хиппи или чокнутым, бог знает...
Нет, хотя и просят за Сырцова, но Пётр никогда его в свои подчинённые по доброй воле не возьмёт... Вот практику оттрубит, — и до свидания! Не нужна нам такая самодеятельность... Вот бы Сырцова в кадры распределили!
Чума стоял перед лейтенантом, натянутый, как струна, решительно не зная, как себя вести в сложившейся ситуации. Никогда еще его милиция не задерживала. И ведь задержали за дело! Хорошо, хоть наручники не надели, так вели, — в наше время охотнее наручниками балуются сотрудники...
Еще эта сумка Мышкина на двух колёсиках, которую пришлось за собой волочить в опорный пункт, — мешала: не то бы он мог и деру дать куда подальше, но не бросишь же чужое имущество на произвол судьбы. Тем более, знал: в сумке — немало ценного, один крошечный ноутбук — целое состояние для этого дикого времени, когда компьютеры походили на динозавров по габаритам...
Вот начнут они сейчас ему шмон устраивать, в чужих вещах копаться... А Мышка из кассы прибежит к скамье, где он сидел, и что подумает, не найдя ни Чуму, ни сумку свою? Подумает, что он — вор! Со стороны так и получается...
Сырцов, позабыв о субординации, вытянулся во фрунт перед руководством:
— Товарищ лейтенант! Позвольте доложить: задержан гражданин, отказавшийся предъявить паспорт, и оказавший сопротивление органам милиции! То есть это... Мы со Скобеевым хотели у одной "тёти" цыганской наружности документы проверить, а тут этот вмешался, словно ему больше всех надо! Я ему говорю: "Предъявите документы!" А он мнётся... Точно нет у него документов! Так что же он тогда на вокзале делает? Вот, задержали для выяснения обстоятельств: подозрительный он какой-то! Вот!
Ухмыльнулся Петр, переглянулся со Скобеевым: ну, кто же так рапортует, как этот Сырцов? Зеленый огурец поперед батьки в пекло лезет... Тут некстати вспомнилось, где Пётр подобные штанишки видел: у внучка высокого милицейского начальства! Может, и этот — чей-то внук? Вот наказание...
Скобеев, стоя за спиной практиканта, руку к губам поднёс, делая вид, что закуривает. Вот же изобретательный мужик! Вот это — "связка" в работе!
— Знаешь что, Сырцов: сбегай ты в магазин, — купи мне сигарет! — тихо попросил Кошкин. — Забыл свои дома... И спички тоже прихвати!
— Да спички у меня свои есть, я вам одолжу! — предложил Сырцов. Пётр чуть не рассмеялся: достал его этот наглый практикант до одури! — только где же я вам сейчас сигареты так сразу куплю? Дефицит же!
Тут и непробиваемый Кошкин рассвирепел, не сдержался:
— На то ты и власть, чтобы все тебе продавали по первому требованию! Ты думаешь, в магазинах кладовые пусты, да? Все там есть, только потребуй, и не вздумай просить, — ты — власть! Не будет в магазине, так дуй в вокзальный ресторан, там купи с наценкой. Что же я тебя таким простым вещам учить должен! И спичек купи, мне охота свой коробок иметь, а не твоими зажигать!
Раскрасневшийся Сырцов вынужден был бежать выполнять поручение. Как только дверь за ним захлопнулась, лейтенант со Скобеевым дружно заржали...
— Ну, а теперь хочу выслушать твою версию, товарищ сержант: почему задержали этого... гражданина? Чем он нарушил советские нормы поведения?
Скобеев доложил, что, в принципе, сбивчивый доклад Сырцова — верен, но самодеятельность устроил сам курсант, нравится ему власть превышать по поводу и без, а теперь, что же, надобно всё по форме... И Кошкин, и Скобеев понимали: Сырцов, сын начальника средней руки, начитавшийся книжек о шпионах и диверсантах с Запада, так и рвётся в бой с воздушными мельницами... Да только не будет диверсант так глупо одет, как этот чудак...
— Значит, документов у тебя нет, парень? — спросил Кошкин у задержанного. Во время препирательства начальника с практикантом, Максим тихонько сидел на ободранной табуретке, и тихо позёвывал: то ли недоспал, то ли в такой форме нервничал. — И как тебя звать-величать?
— Максимом... — ответил Чума, и поправился тут же, — Максим Мазаев я.
— И что же мы, Максим Мазаев, без паспорта на вокзале делаем? Кого ждём?
— Девушку я ждал, — угрюмо и честно ответил Чума. — Она в тот момент, когда меня "ваши" задержали, в очереди стояла в билетную кассу. Со мною её вещи. Получается, я вместе с ее вещами пропал... что она теперь подумает? Господин... Гражданин начальник, отпустили бы вы меня, а? Вот сейчас она вернется к той скамейке, где я сидел, — а ни меня, ни ее вещей, — нет!
— То есть ты, Максим Мазаев, не в таких близких отношениях с этой девушкой? И она даже может подумать, что ты ее вещи украл? — Пётр заинтересовался. — Если хорошая девушка, дурного сразу не подумает, а начнёт тебя, дурака, искать... Народу на вокзале много, подскажут: куда ты делся, горемычный... Так что, купив билет, твоя красавица непременно сюда явится, если захочет свои вещи вернуть и тебя вытащить, неразумного...Ты мне одно скажи: какого рожна полез защищать ту цыганку? Разве не знаешь, что цыган нужно проверять в первую очередь? Они — самые подозрительные: всегда отвечают, что встречают одного из своих многочисленных родственников, и номер поезда знают, как правило, а на самом деле — водку продают из-под полы, прямо на вокзале! И не только водку: всё, что угодно... Была бы моя воля, я бы этих детей Индии, — хотя, конечно, спорный вопрос, откуда они взялись, из Индии или из Египта, — так вот, я бы их всех посадил в вагоны общие и отправил куда подальше... Чтобы им пришлось либо к жизни нормальной приспосабливаться, либо уменьшилось бы их население...
— Так ведь дети у них! — возразил Чума. — Как же можно? Вы прямо как настоящий сталинист рассуждаете: в войну отечественную сколько народов и народностей выселили с насиженных мест, но ничего путного из этого не вышло: только ненависть к русским усилилась, хотя выселяли по приказу грузина... Крайние меры никогда не приводят к ожидаемому результату!
Кошкин ушам не поверил: сидит перед ним это "чудо в перьях", одет не по погоде, а еще рассуждает, как студент богословия в Сорбонне. Не зря Сырцов его забрал: озлился курсант, наверное, что ему неизвестный стал мораль читать... Но Кошкин был не таков: он поговорить любил, реагировал на все ровно, — он только порадовался, что есть с кем поговорить несколько минут. Пока Сырцов не придет: при том слова лишнего не скажи, всё папаше донесёт...
— Оказывается, ты у нас философ и грамотей, Максим? Я и сам понимаю: никогда от этих цыган современным городам не избавиться, пока народ всем миром против них не встанет! Знаешь, какое еще от них зло?
— Наркотики, — пробурчал Максим. — Но не только от них: из Средней Азии везут... Что же ваша милиция без служебной собаки обход делает? Разве таких, как я, выявлять нужно? Надо собаку на выявление наркотиков нацелить: у них нюх отличный, за границей давно с собаками перевозчиков наркоты выявляют..
— Ну, не знаю, как на Западе, а у нас с кинологами хорошими — проблема, — отмахнулся Кошкин. — Вот умный ты парень, Максим, вижу, но что же мне теперь с тобой делать? Ты вообще-то московский? Давай твоим родителям, что ли, звонить: пусть приезжают, заберут тебя отсюда... потому как к людям без документов у нас подход строгий! Беспаспортных отправляют в РОВД, где помещают в "обезьянник" до выяснения личности. Может, твой паспорт у той девушки, что в очереди за билетами стоит? И существует ли она в реальности, та девушка? — И Пётр проникновенно заглянул в прозрачные глаза задержанного, который явно что-то скрывал, но, при этом, не был похож ни на БОМЖа, ни на умалишенного, ни на беглого рецидивиста... Просто оригинальничает, — вот и всё.
И тут в помещение Сырцов ворвался, раскрасневшийся, сердитый: достал-таки где-то "Астру" начальнику. Кошкин недовольно поморщился: не любил "Астру", но посылал не для того, чтобы практикант купил что-то, — лишь бы от Сырцова избавиться на несколько минут. Сырцов немедля влез в разговор:
— Что, товарищ лейтенант, написали протокол задержания? — порою Петру хотелось мальчишке наподдать по загривку за отсутствие чинопочитания. Но что на глупца злиться? Он мечтает, что именно ему доверят протокол писать... И ведь такие, как этот Сырцов, — это и есть будущее нашей милиции: дети и внуки чинуш, которые ничего не понимают в реальной жизни, потому как от всего их по жизни оберегали... И человечности в таких никакой нет... Пётр себя тоже хорошим человеком не мнил: так себе человечишко, но и не дурень типа обидчивого Сырцова...
— А что писать в нём будем? — ухмыльнулся лейтенант. — Что сидел себе среди бела дня парень спокойно, человека ждал, никого не трогал, тут подошли сержант Скобеев с практикантом и, без видимых причин, задержали этого парня? Так запишем, да, курсант?
— Товарищ лейтенант! Он... он... оскорбил сотрудников при исполнении! — Сырцов весь красными пятнами покрылся. — Он нам знаете, что сказал?! Что мы только и способны, что с женщинами воевать! Вот что он сказал!
— Неправда! — подал голос Чума. — Я сказал: "со слабыми", без уточнения полов... А что, разве неправда?
— Да ты хоть, задержанный, помолчи! — оборвал Кошкин. Вот ведь нашла коса на камень: сразу два дурака собрались рядом, Сырцов и этот, как его...Мазаев..
— Ты, Максим, молчи, пока тебя не спросили...
— Так я же ничего дурного не сказал! Не матом каким выразился...
— Еще бы ты матом на сотрудников при исполнении... Ты пойми: получается, что ты оскорбил не только моих подчинённых, но и всю советскую милицию, вот что плохо! Ты же не за столом среди друзей свое мнение высказал, а прямо сотрудникам в лицо...
Ну, кто тебя за язык тянул? ...Ладно, подождём еще пару минуточек: может, явится твоя "девушка" и прояснит обстоятельства... Я так понимаю, что при ней и документы твои, и деньги... Верно я говорю? Во всяком случае, ее документы при ней, — и она тебя знает: поможет личность прояснить...
