5.2. Слово Ишты. Книга 2.

Выпрямившись, я легко взлетела по ступенькам и так же бесшумно поднялась на террасу, мысленно отметив, что тут действительно невероятно красиво. Как на краю мира сразу оказываешься: впереди — только край скалы, над которым терраса нависает одним краем, создавая иллюзию полнейшей свободы, а дальше — лишь бескрайнее небо, зеленые холмы и очень редкие точечки далеких деревень, которые ничем не нарушают общую гармонию.

Я так увлеклась разглядыванием окрестностей, что почти не уделила внимания полному отсутствию слуг. И тому, что господин ал-тар собственноручно придвинул мне стул, а потом вопросительно посмотрел, словно ожидая, что гостья первой подаст пример. Что еще было странным, так это то, что стол оказался давно накрыт. Но ни крепких напитков, ни мяса, ни экзотических фруктов на нем не имелось. Лишь самые простые тарелки, самый обычный деревенский хлеб, свежая зелень, легкое игристое вино, несколько блюд из рыбы и все. Кажется, господин Первосвященник не любил излишеств. Что, конечно же, снова говорило в его пользу, если, разумеется, весь этот антураж не был создан исключительно к моему визиту. Хотя вряд ли. Не такая уж я важная птица, чтобы ал-тар менял свой распорядок или прилагал усилия, дабы пустить пыль в глаза. Да и лицо у него спокойное, умиротворенное, поразительно открытое.

Не чета холодной маске Его Величества.

Сели мы хитро — образовав почти правильный треугольник, причем господин ал-тар (по праву хозяина, видимо) занял место чуть поодаль от нас, вроде как ненавязчиво отделившись, тогда как мне опять пришлось сидеть напротив короля. Случайно или намеренно приборы были разложены именно таким образом, неизвестно. Но с учетом того, что стол имел овальную форму, а стулья для гостей были расставлены заранее... в общем, вы понимаете, отчего этот "легкий ужин" был изначально расценен мной как приглашение на допрос.

Ухаживать и подавать приборы нам никто не стал — в радиусе нескольких сотен метров не виднелось ни одного человека. Совсем. Ни слуг, ни монахов, ни охраны. Как если бы господин Георс действительно проживал тут совершенно один или же непосредственно перед нашим приходом предусмотрительно выгнал прислугу проветриться на соседний холм. Более того, едва мы чинно расселись по местам, сверху террасу ненавязчиво накрыл прозрачный купол уже знакомого мне заклятия, мягко опустившись на наши головы, как огромный стеклянный колпак. После чего мне стало ясно, что господину ал-тару тоже отлично знаком термин "конфиденциальность", потому что под такой защитой никто вообще и в принципе не сумеет узнать подробности грядущей беседы. Даже личная охрана Первосвященника.

Очень интересно.

— Это от ветра, леди, — подметив мой выразительный взгляд, пояснил господин Георс. — Иногда от реки приходят довольно сильные порывы.

Ну-ну. Хотя спорить не буду.

— Я понимаю, сударь: мне бы тоже не хотелось в какой-то момент ловить свою салфетку над вашим бокалом.

— Именно, — Первосвященник тонко улыбнулся, и, думаю, мы отлично поняли друг друга. — Надеюсь, вас не смутит столь скромная трапеза, леди?

Я покачала головой.

— Отнюдь. Я считаю, что еда должна приносить пользу, а не только удовольствие. Чем она проще, тем лучше ее воспримет тело. А всякие излишества вредны.

— Я вижу, вы придерживаетесь заветов Аллара, леди?

— Я придерживаюсь здравого смысла, господин ал-тар.

Священник на мгновение задумался, но потом, подавая пример, потянулся за зеленью и, неторопливо наполняя свою тарелку, вскользь заметил:

— Как вы относитесь к вопросам веры, леди? Я знаю, вы прибыли издалека, и в вашей стране своеобразные традиции, но, наверное, они не слишком отличаются от тех, что приняты в Валлионе? Вы ходите в храм?

— Бог находится не в храме, а в душе, господин ал-тар, — отозвалась я, с благодарностью приняв от него салатник.

— Но в храме человек становится ближе к богу. В храме легче творить молитву.

— Если человек не умеет слышать голос бога в самых обыденных вещах, возможно и так. Иногда трудно отстраниться от повседневности, сударь, и трудно отделить себя от привычной жизни, чтобы взглянуть на нее под другим углом. В храме многим действительно проще. Там им хотя бы ничто не мешает отставить свои дела и попытаться прислушаться к тому, что происходит вокруг.

— Вы действительно так считаете, леди? — пристально посмотрел ал-тар.

Я вернула салатник обратно и обезоруживающе улыбнулась.

— Мне незачем вас обманывать, сударь. Да и Его Величество не даст солгать.

— Я, вероятно, неправильно выразился, — примирительно приподнял ладони священник. — Меня просто удивили ваши слова, и я хотел бы лучше понять вашу мысль. Вы полагаете, храмы нам не нужны?

— Я этого не сказала, сударь. Для большинства людей нет иного места, в котором они могли бы остаться наедине с собой. Поэтому храмы нужны. Для кого-то.

— Но не для вас? — осторожно уточнил ал-тар.

Я вздохнула и, отложив вилку, бросила выразительный взгляд за террасу.

— Вот — настоящий храм, господин ал-тар: небо, к которому мы всегда стремимся, воздух, которым мы дышим, трава, по которой мы ходим, солнце, дающее нам свет... обычно мы не замечаем всего этого, погруженные в свои мысли и кажущиеся важными проблемы. Как правило, просто проходим мимо, не видя истинной красоты того, что подарила нам жизнь. Мы вечно куда-то стремимся, бежим, торопимся и не имеем ни одной лишней минуты, чтобы остановиться и спросить себя: зачем? Для чего это нужно? Мы — как муравьи, бесконечно трудящиеся на благо своего муравейника. И совершенно не видящие того, что, кроме него, существует и другой мир. Гораздо более широкий, почти бесконечный и неизмеримо более богатый, чем все сокровищницы королей. Вы ведь не зря забрались так высоко, господин ал-тар? И не зря именно здесь поставили свой дом? С вершины холма лучше видно, не правда ли? И здесь, как нигде, есть возможность остаться наедине с собой?

Первосвященник мягко улыбнулся.

— Я рад, что вы меня понимаете, леди Гайдэ. Хотя, признаться, не ожидал, что вам окажутся близки мои устремления.

Я снова покосилась на темнеющее небо.

— На самом деле все очень просто, господин ал-тар. Так просто, что это почти невозможно понять.

— Простое кроется в сложном, леди, — согласно кивнул священник. — Вы правы. Чтобы познать его, требуется провести немало времени в размышлениях.

— Сами по себе размышления бесполезны, если они не приводят к правильным выводам. А от выводов нет пользы, если они не будут воплощены в жизнь.

— К несчастью, далеко не все выводы можно воплотить в жизнь, леди. А те, которые все-таки можно, никогда не становятся реальностью за короткое время.

Я понимающе кивнула.

— С верой — та же история, господин ал-тар. Насильно привить ее невозможно. Требуется немало времени, чтобы засеять вспаханное поле, немало стараний, чтобы брошенные в землю семена взошли. Но еще больше требуется усилий, чтобы эти ростки не затоптали потом тяжелыми сапогами невежи.

— Увы. К сожалению, это так, — согласно вздохнул господин Георс. — Мне кажется, вы хорошо понимаете наше Учение, леди.

— Я очень стараюсь его понять, сударь.

— Это приятно слышать.

Я мысленно усмехнулась: еще бы ему не было приятно. Я уйму времени потратила, чтобы перелопатить это Учение и выловить из кучи словесного мусора хоть какое-то рациональное зерно. Еще больше времени потратила на обдумывание и сравнивание его с нашей Библией, но в итоге пришла к выводу, что вера в Аллара не так уж плоха. А сейчас, немного побалансировав на грани, даже готова поверить, что вы, господин ал-тар, действительно не похожи на клириков моей далекой родины.

— На самом деле у человека трудная участь, — неожиданно сказал священник, как-то по-особенному на меня посмотрев. — Он стремится к небу, но не может оторваться от земли. Желает взлететь, но повисшие на ногах оковы не пускают. Его душа бьется в темнице разума, однако далеко не всегда получает свободу.

— Человек всегда был полем битвы, — согласилась я. — Его душа — как полная противоречий книга для Верховного Судии. Самое трудное и самое ревнивое творение своего бога.

— Верой мы пытаемся дать ему свободу. Вера призвана для того, чтобы человек стремился вперед и дальше. Не останавливался, не отчаялся, не упал.

— Так задумано, — вздохнула я. — Это правда. Но трудно верить в лучшее, когда душа разрывается надвое. Трудно остаться чистым, идя по колено в грязи. И трудно бороться с самим собой, если для победы нужно уничтожить большую половину себя.

— Айд силен, — чуть прищурился ал-тар, отставив в сторону почти нетронутую тарелку. — Его власть очень велика. Он искусно прячется под лживыми масками, ловко подменяет одно понятие другим и прекрасно знает, чем соблазнить слабые людские души.

Я криво улыбнулась.

— А почему, по-вашему, Аллар это допускает? Почему Айд, несмотря ни на что, все-таки существует?

— Это — очень трудный вопрос, леди.

— И он, наверное, не к вам?

— Я могу только предполагать ответ, леди, — мирно посмотрел в ответ священник, никак не отреагировав на мой укол. — И могу лишь догадываться о том, какой замысел преследовал Светоносный, ставя перед нами такое серьезное испытание.

— Вы полагаете, это — испытание? Искушение? Путь? Вы тоже считаете, что страдания очищают душу?

— Я полагаю, каждому отмерена его собственная чаша, леди.

— Да, конечно, — невесело вздохнула я. — Бог не по силам не дает.

— Вот именно. За все наши грехи когда-нибудь наступит расплата.

— И у каждого за плечами лежит своя ноша, — снова согласилась я, невольно подумав о своей, и тут же помрачнела.

Да уж. Разговор у нас завязался — что надо. Веселый, непринужденный, занимательный. Только перед сном и вести такие душеспасительные беседы. Вот только проку от них... интересно, что бы сказал ал-тар, если бы точно знал, кто сидит перед ним? Что бы он сказал, если бы знал, что я задумала? Согласился бы с тем, что Невирон — это тоже своего рода испытание? Посчитал бы, что угроза Жреца — лишь проявление воли его молчаливого бога?

— А какая ноша, у вас, леди Гайдэ? — внезапно спросил ал-тар, испытующе на меня посмотрев. Внимательно так. Остро. И очень-очень пристально.

Я только вздохнула.

— К несчастью, моя ноша — она только моя, господин Георс.

— А все-таки?

— Увы. Простите, но мне не с кем ею поделиться. У каждого из нас свой крест. А вот где меня настигнет моя Голгофа... про то, вероятно, никто не знает. Поэтому еще раз прошу прощения, сударь. При всем желании вы не можете мне помочь.

Первосвященник чуть сузил глаза, но потом кивнул.

— Хорошо, леди. Я не вправе настаивать. Но, возможно, когда-нибудь вы передумаете.

— Возможно, — тихо отозвалась я. — Если успею.

Король странно покосился, благородно не мешая нашей милой беседе, немного помолчал, а затем все-таки спросил:

— Как вы думаете, леди Гайдэ, почему ваш Хозяин все-таки решил нам показаться?

А не много ли вы на себя берете, господин король? И не стыдно хамить даме в лицо?

— Он не мой хозяин, Ваше Величество, — весьма прохладно отметила я, демонстративно уставившись в другую сторону. — А показался потому, что посчитал это необходимым. И ровно тогда, когда это было нужно.

— Он самовольно изменил ход древнего обряда.

— Он, наконец, закончил его, как положено, сир, — так же ровно отозвалась я. — И он закрыл Айдову Расщелину, оберегая вашу страну от Тварей Невирона. Вас это не устраивает?

Король неуловимо нахмурился.

— Я не люблю недоговоренностей, леди. И не люблю, когда действуют исподтишка.

— Правда? — фальшиво изумилась я, не став упоминать о том, что Его Дражайшее Величество не так давно распорядилось поднять всю мою подноготную и не погнушалось заняться прослушиванием частных разговоров, как какой-то шпион.

Король нахмурился заметнее, а его глаза отчетливо потемнели.

— Что вас так удивляет, леди? Ишта появился в Валлионе внезапно. Неизвестно откуда. О нем крайне мало сведений. Он упорно отказывается от встречи. Он не желает сотрудничать и поступает так, как будто ему есть, что скрывать, и есть, чего опасаться.

— А вы ждали, что он доложится вам по всей форме? — насмешливо спросила я.

Его Величество отставил полупустой бокал и остро взглянул поверх мягко мерцающего хрусталя.

— Что вы хотите этим сказать, леди?

— Ничего особенного, Ваше Величество... просто, как мне кажется, Ишта достаточно ясно дал понять, что уважает ваш титул и принимает его, как данность. Что не планирует ничего менять в Валлионе. Не намеревается вмешиваться в вопросы политики. Соглашается, что вы разбираетесь в этом лучше, и не старается заниматься НЕсвоим делом. У него и так достаточно трудностей, чтобы всеми силами избегать новых. А вы ему... гм... — я едва не хихикнула про себя, — подходите. Как правитель. Разве это плохо?

Король чуть ли не со стуком сомкнул челюсти и убрал руки со стола.

Ох, как я по нему проехалась! Интересно, он кулаки сейчас сжимает?

Я демонстративно опустила взгляд на тарелку и изобразила вселенское смирение, чтобы не вызвать тут настоящего взрыва. Подходите... ха-ха. Не так ли вы меня приложили в свое время, Ваше Величество? Я вам подхожу... а теперь и вы мне... гм, подходите. Вот так: коварный удар. Неудачный блок. Молниеносная атака. Стремительный уход... кажется, вы ранены, сир?

— Почему вы не снимаете перчаток, леди? — дипломатично перевел разговор в более спокойное русло господин Георс.

Я машинально отложила белоснежную салфетку, которая в черных перчатках смотрелась довольно двусмысленно, и смиренно сложила руки на коленях.

— Это обычай моей родины, сударь. Леди вне дома положено носить перчатки.

— Это правило работает даже за столом?

— Да.

— Но разве это — единственная причина, леди? — продолжал допытываться священник, видимо, давая королю время успокоиться.

Я чуть улыбнулась.

— Нет, сударь. Еще у меня довольно нежная кожа, которую я стараюсь беречь.

И после них не остается отпечатков пальцев, хотя вы об этом вряд ли знаете.

— Неужели вы так боитесь пораниться, леди? — наконец, соизволил поддержать тему Его Рассерженное Величество.

Я улыбнулась шире.

— Нет, Ваше Величество. Поранить меня не так просто. Но и рисковать я лишний раз не люблю.

— У меня сложилось другое впечатление, — спокойно заметил король, недобро сверкнув глазами.

Ого. Видно, я зацепила его больше, чем думала, и теперь Его Королевское Величество намекает, что это было рискованно. Ну-ну.

Я насмешливо посмотрела на короля в упор.

— Боюсь, оно несколько преувеличено, Ваше Величество. Я рискую только по необходимости. И лишь тогда, когда другого выхода не остается.

"Вернее, когда мне его не оставляют".

— Сюда вы приехали тоже по необходимости, — многозначительно заметил монарх, и я мысленно поставила ему плюсик.

— Да, так и есть, сир.

— Значит ли это, что пребывание в Рейдане вы считаете для себя рискованным?

— В какой-то степени. Я родом из глухого уголка, Ваше Величество. Столица для меня — целое испытание.