Волчица и пергамент. Том 11

Потому что зависело не от Божьего благоволения, а благоволения волчицы.

— Мне неприятно видеть, когда мой брат терзается от беспокойства.

Вероятно, это она прочла по лицу Коула, когда он вернулся из церкви.

Нет, Миюри, наверное, начала обдумывать это, наблюдая вчерашнюю встречу. Думать наперёд — отличительная черта хорошего охотника.

— Спасибо тебе.

— Это за что?

— Когда веришь, что выход найдётся всегда, можно быть смелым. Что само по себе уже даёт опору, чтобы преодолеть препятствие.

Есть куча способов использовать чудеса, то же самое можно сказать о силе не-человеческих существ.

Герой храбр не только потому, что способен сразить врага, но и потому, что готов пойти навстречу непреодолимой опасности. Но изображать героя может и обычный человек, когда он знает, что всегда может вернуть проигранное.

Умная, немного шаловливая волчица очень хорошо понимала, как заставить своего обычного брата приносить как можно больше пользы. Тем более, что её брат был по натуре агнцем, а овцы могут упорно идти впёрёд, но им трудно давать задний ход. Коулу было сложно достичь такой изменчивости мышления. Как я рад, что ты пошла со мной — как раз мелькнуло в голове Коула, когда Миюри пожала плечами, слизнула жир с рук и сказала:

— Вообще-то, мне было бы лучше, если бы брат сбежал, так было бы удобнее.

— А?

После своих слов Миюри посмотрела на Коула взглядом знатока охотничьих ловушек, которые, по слухам, не могли избежать никакие животные в горах Ньоххиры.

— Потому что, как я ни гонюсь за братом, он никогда на меня не оглядывается. Поэтому я меняю способ действовать. Не гоняться за братом, пытаясь заставить его оглянуться на меня, я хочу ждать его там, где у брата не будет иного выбора, кроме как посмотреть на меня, и тогда брат сам бросится в мои объятья!

Коул в изумлении молча смотрел на Миюри.

Возможно, Миюри была способна противостоять Барриндо и подобным ему как раз благодаря определённой общности натур.

— Хи-хи-хи. У моего брата будет такой вид, будто он собирается захныкать, и я прижму его к своей большой груди. Вот так!

Вероятно, кое-кто поделился с ней такой мудростью.

Нет, эта девушка изначально была умной. Её неловкому брату никак не угнаться за ней.

И он с грустью сказал:

— Это означает, что мне, похоже, предстоит ещё долго работать.

Миюри к этому времени положила оленины между двумя ломтями хлеба и собиралась откусить кусок, но после его слов замерла с открытым ртом, мгновенье подумала и пристально посмотрела на Коула:

— Что это значит?

Он не стал пояснять, что, если она вырастет похожей на свою маму, мудрую волчицу, ей будет затруднительно прижимать его к большой груди.

— Хмм. Если навскидку, дело не только в тебе, брат. Даже этот дедушка Газэтто, при всей его решимости, может быть в опасности, я думаю.

— Потому что ему некуда бежать?

— Так. Сейчас вроде всё хорошо... Но может быть очень опасно. Потому что есть только один путь. Думая, что продвигаешься вперёд, можно оказаться в ловушке.

Коул вдруг подумал, в каком положении был Дюран. Возможно, Дюран знал, что Барриндо и Жьяддо играют с ним, возможно, у него нет иного пути, кроме как подчиниться.

— Но я прослежу за всякими подобными вещами.

Когда эта девушка, спрятавшись в бочке на лодке, присоединилась к его путешествию, он был потрясён и очень встревожен, если честно, Коул ждал от этого беды для них обоих. Но она очень помогала ему, а теперь объявила, что будет помогать до последнего.

Да будет так.

— Понятно, — ответил он.

— Мм?

Когда-то он тем же помог Миюри. Он тогда успокаивал её, узнавшую, что на карте мира нет места, где бы она могла открыто сказать, что в её жилах течёт волчья кровь.

Ему было куда бежать. Кто-то всегда будет рядом.

Даже если весь мир отвернётся от него.

— Кажется, ты действительно выросла...

— Мм?

Рот Миюри был так набит хлебом с олениной, что мясной сок стекал по её щекам. Усмехнувшись, Коул стал деликатно вытирать ей лицо.

Лицо Миюри приняло сердитое выражение, но сама она не противилась этому.

Когда Коул всё вытер, он вдруг ощутил, что голоден.

Город наполнился жизнью, и Коул с Миюри могли гордиться тем, что им удалось вернуть сюда жизнь. Цель их путешествия — вернуть миру справедливость.

Но к цели ведёт не единственный путь, и назад тоже имеются пути.

Этого Коулу было достаточно, чтобы он ощутил, что сможет теперь легко отмахнуться от надоедливого Барриндо.

Он откусил хлеба и ощутил его насыщенный пшеничный аромат.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Всё это время Газэтто оставался в особняке, он и принял письмо, принесённое от Дюрана. Оно представляло собой дозволение восстановить на земле выборщика деревню Фоонан.

Ваден раздобыл карту, по которой собравшиеся смогли оценить расположение места. Оно находилось к северо-востоку от Убана в неровной, гористой местности, по словам одного из слуг, место это было не слишком благоприятным. Впрочем, вся стране вокруг Убана испытывала недостаток плодородных участков, и выделить такой лесным жителям было бы сложно. Миюри — и не только она — выразила сочувствие Газэтто, возмущаясь решением Дюрана, которого она назвала скрягой, однако Газэтто с явной благодарностью принял бумагу с дозволением:

— Благодаря этому мы больше не будем вне закона.

Народ Газэтто должен был покинуть землю, которая принадлежала когда-то их предкам согласно передаваемой поколениями легенде об охотившемся на луну медведе. Хотя это не было чем-то вроде торжественного обретения родины, но народ получал установленное положение подданных. И для времени, когда отбушевали войны, в которых нищие ещё могли добиться успеха лишь своей силой и удачливостью, такой исход можно было счесть чудом.

— Однако землю они нам дали довольно легко, — заметила Миюри, поднося пергамент к носу и обнюхивая его. — Эти места такие же, как Ньоххира, зима здесь наступает быстро. Даже переехав сюда, вы не сможете сразу наладить жизнь, это лето вы уже упустили, так что придётся год перетерпеть. Учитывая прокладывание дороги, думаю, они хотели бы, чтобы вы переехали в течение года.

— Вот как. Похоже, надо будет строить дома и возделывать поля... — вздохнул Газэтто, осторожно сворачивая дозволение и бережно укладывая его на полку. — Однако горы, куда мы переедем, — это те самые, которые мы видели по пути сюда, так? А мы ничего не знаем о том, как жить в горах...

— Жизни в лесу, кажется, вас тоже кто-то учил, — ответила Миюри.

— Угум. Наш учитель, судя по всему, стремился стать отшельником ещё в ту пору, когда он жил в монастыре. Похоже, он собрал много знаний и навыков для того, чтобы жить, уединившись от всех.

Глаза Миюри начали набирать блеск, как бывает всегда, когда этой любительницей приключений овладевает очередная странная мечта. Заметив это, Коул поспешил вмешаться:

Это... надеюсь, что удастся сделать так, чтобы учитель Рееман отправился вместе с нами в новую деревню.

— Хотелось бы... — лицо Газэтто начало мрачнеть. — Учитель — отшельник, не живущий постоянно в одном месте, он бродит по леу, стараясь ощутить Божье присутствие. Изначально, когда он увидел, как мы пришли в лес и почти умирали среди дикой природы, он не смог вынести этого зрелища и просто протянул руку помощи нам. Я попрошу нашего учителя перебраться вместе с нами...

У народа Газэтто есть свои вопросы к переезду. Но жить с дозволением — это означает не беспокоиться больше, что их выгонять как незаконно занявших место для проживания. Также станет легче поддерживать связи, торговать с окрестными деревнями, и можно надеяться, что их жизнь улучшится.

К тому же для них всегда было бы возможно навестить учителя в лесу, где он живёт.

— Однако наше переселение, — добавил Газэтто, — может убрать ещё один камень из замысла преподобного кардинала.

Оказавшись в Убане, он стал называть Коула "преподобным кардиналом". Коул был уверен, что это являлось проявлением уважения, но ему почему-то казалось, что над ним насмехаются.

Коул не сомневался, что со временем он привыкнет к такому обращению, но произойдёт это, возможно, нескоро.

— Господин Газэтто, я надеюсь на содействие твоего народа в прокладывании дороги. Пусть выборщики Барриндо и Гобурея предоставят людей для работы, было бы лучше, если бы ещё участвовали и люди, знакомые с теми местами.

— Угум. Однако лес, в котором мы всё это время жили, не так тяжёл, чтобы пройти через него. Я уверен, что они и без нашей помощи смогут проложить дорогу. К счастью, на не довелось встретить ни медведей, ни волков.

— В самом деле? — спросила Миюри с некоторым удивлением.

В самом деле, нечасто встречались такие густые и обширные леса без медведей и волков.

— Может быть, это потому, что наш учитель молился Богу.

В самом деле, в житиях святых говорилось, что некоторые из них носили Божье благословение отпугивать волков.

Однако Миюри со странно серьёзным лицом сказала:

— Возможно, это была территория Медведя-Лунобивца.

— Э?

— Может быть, всем ещё страшно, и они не подходят к этому месту.

Если верить сохранившейся легенде, Медведь-Лунобивец в самом деле был причиной происходивших в этой стране неприятностей.

С другой стороны, присутствие в Ньоххире мудрой волчицы, мамы Миюри, серьёзно сократило людям неприятности со стороны волков и медведей.

Так что если Медведь-Лунобивец в каком-то месте устроил бедствие, другие волки и медведи столетиями будут остерегаться сунуть туда нос.

Однако Газэтто, не знавший о существовании не-людей, с некоторой досадой рассмеялся после слов Миюри.

— Рад, что ты заинтересовалась нашей легендой, но, думаю, не стоит о ней говорить слишком много.

Потому что эта древняя легенда попахивала язычеством.

— Если ей верить, наши отцы принесли свою деревню в жертву медведю, потеряв свой дом. Но благодаря этой сохранённой легенде их потомки вновь обретают место для жизни. Концы странным образом сошлись, — произнёс ещё Газэтто, обратив сощуренные глаза на дозволение, лежавшее на полке.

В тот же день вечером вернулся в особняк Клевенд. Он сообщил, что Барриндо валялся в своей комнате из-за обострившейся подагры, а выборщику Дюран озаботился посредничеством в споре между деревнями, так что ежедневные пиршества прекратились.

— Хорошая работа, — с благодарностью сказал Коул.

— Да ну ладно, — отозвался принц, сдёргивая свой яркий плащ с символами своего рода, он носил его у Дюрана..

Движение было резким, словно он отдирал вцепившуюся в плечи кошку. Постоянное его пребывание рядом с Дюраном позволило удерживать выборщика на расстоянии от гостей.

— Сегодня у меня, кажется, будет беззаботный, приятный ужин. Юная госпожа, нальёшь мне, а?

Миюри, оторвавшись от взятой у Амаретты книги с легендами о звёздах, показала Клевенду язык.

— Ладно, прикидывал я, как может повернуться дело, но, похоже, всё проходит гладко, — сообщил Клевенд.

— Это ты, наверное, насчёт нас, — предположил Газэтто.

Не отвечая, принц выпил эля и рыгнул, как заправский разбойник:

— Гх-фухх... При дворе всё вино да вино. Эль там у них — низменный напиток.

— Ты в самом деле похож на разбойника, — беззаботно заметила Миюри.

Клевенду, казалось, это сравнение пришлось по душе.

Человек, сопровождавший принца, налил ему ещё эля, после чего Клевенд, наконец, перевёл взгляд на Газэтто.

— Я был всегда настороже. Когда в отдалённой местности появляются неизвестные люди, обычное дело — собрать солдат и выжечь это место. Что подпортило бы настроения досточтимому кардиналу.

Коул, не желая протестовать, лишь прикрыл глаза.

— Что же, обстоятельства таковы, что я не думаю, что вы при переезде можете рассчитывать на большую поддержку короля, но мне бы хотелось, чтобы вы согласились.

— Конечно. Мы не полагались даже на Божью защиту. Так что теперь обойдёмся и без поддержки короля.

Клевенд на миг опешил, потом усмехнулся. Потом снова взглянул на Коула.

— Замысел проведения дороги на юг, судя по всему, усиленно продвигается. Похоже, что Церковь серьёзно готовит Вселенский собор. Если мы замешкаемся, есть ощущение, что они могут принять упреждающие меры.

— Такое, значит, настроение...

— Ещё бы. Гобурея и Барриндо — оба — входят в состав ядра имперской политики и имеют чуткие уши. Их представители постоянно приезжают в город и покидают его. Стараясь не отстать, я тоже отправлял письма сестре, но, похоже, мы не успеваем за ними. А потому я позволил тебе отдохнуть вчера и сегодня, оправдываясь твоей усталостью с дороги, но с завтрашнего дня тебе придётся исправно ходить во дворец.

Коул искренне извинился и, конечно, не стал возражать.

— Что до меня, то я хотел бы снова вернуться к этому озеру. Уверен, ты бы тоже хотел как можно скорее рассказать обо всём в деревне, так ведь? — спросил он Газэтто.

— Так. Там все думают, что меня давно повесили.

Миюри рассмеялась так, будто её щекотали.

— Что ж, а пока надо поесть, — сказал Клевенд.

Тут же подошло несколько его людей, чтобы сообщить, что обед готов.

Конечно, особняк, предоставленный им Дюраном, обслуживали не они. Слуги и горничные приходили, готовили еду и уходили. Работа была несложной, но Коул, всякий раз видя их за работой, испытывал желание помочь почистить сыр или выгрести из печи золу. Возможно, это сказывались годы обслуживания купальни в Ньоххире.

— О-о, какое угощение.

Еда на обеденном столе была поистине роскошной.

Коул задумался, могли ли они себе позволить эту роскошь, и тут один из обслуживавших их людей Клевенда сказал:

— Похоже, выборщик дал кое-какие указания по части еды. Несомненно, это наполовину является выражением благодарности кардиналу, но вторая половина...

Человек многозначительно улыбнулся, а Клевенд пояснил:

— Преподобный кардинал с сопровождением побывал в городской таверне, во дворце немало посудачили о том, как вы наслаждались там трапезой.

— Э?

Коул предполагал, что их могли увидеть, но если они хорошо поели днём, зачем было заказывать такой роскошный стол на вечер? Он совершенно растерялся, не понимая смысла этого. Клевенд расхохотался, глядя на его состояние, а потом пояснил:

— Если бы я услышал, что гости, которым я предоставил особняк, вышли в город, чтобы вкусно поесть, я бы сам тут же бросился на кухню. И там бы спросил, какую отвратительную еду вы тут подаёте моим гостям, раз они уходят поесть в город? Вот, что-то вроде этого.

— О!..

Слова Клевенда объяснили Коулу, насколько он был неосторожен. Он-то думал, что если кто-то, предоставив ему место, позаботится и об его питании, это станет лишними хлопотами и расходами. Но у сильных мира сего многое было иначе. Щедрое гостеприимство для них было делом чести.

У Коула возникло ощущение, что одной решимости сделать всё возможное в качестве Предрассветного кардинала будет недостаточно.

— Да ладно, — обронил Клевенд, — может быть, этакая деревенская пасторальность Предрассветного кардинала придаёт ему определённое очарование.