За полынь-рекой

Первый. Смерть? Мне, уже умершему, она не грозила. Ско-рее, подобный исход следовало бы назвать исчезновением. Я мо-гу исчезнуть? Допустим, что да... Но как? Явно не от "несовме-стимых с жизнью ранений", как пишется в милицейских протоко-лах. Регенерация не позволит. В этом довелось убедиться на собственном опыте, получив стрелу в сердце. Несколько раз наблюдал уже здесь, в Подгорье, как приволакивали на стойбище искалеченных чудищами червонных, и как у пострадавших затяги-вались страшные раны, отрастали откушенные конечности. Жуткие отравления подземными газами и ядовитыми ископаемыми приводи-ли к более или менее длительному "отходняку" с рвотами и по-носами. То есть, можно предположить, что все внутренние орга-ны и конечности жизненно важными не являются, а их поврежде-ние или утрата с последующим неизбежным восстановлением — процесс крайне болезненный и нежелательный, но не грозящий исчезновением. А вот что касается головы... Откуда-то пришло глубочайшее убеждение, что ее следует всячески беречь, экспе-риментам на предмет регенерации не подвергая. И вот сейчас то, чем, в общем-то я мог пожертвовать, покоилось под зава-лом, а именно голова оставалась снаружи. Так что, если сюда заглянет свирепая плотоядная тварь...

Озарение!

Второй. Не менее (если не более!) жуткий. Меня не найдут и придется отпущенную мне вечность коротать в таком вот положении. А если на голову со сталактита начнет капать известковая вода, наращивая над моей черепушкой сталагмит и сатанински медленно замуровывая меня в окаменелость...

Третий. Наиболее желательный, а следовательно, наименее вероятный — меня раньше, или позже, все-таки найдут. Даже с учетом того, что подгорная братия очень не любит шарахаться по угрожающим обрушением отноркам, должен же кто-нибудь за-глянуть сюда и услышать мои призывы о помощи благо подать го-лос уже могу... Пусть даже это будут не червонные — согласно обычаю за спасение моя масть должна выплатить спасителям (трефам, бубнам или пикам) вознаграждение.

Четвертый. Настолько фантастический, что... Произойдет чудо и я каким-то невообразимым способом выберусь самостоя-тельно.

Я решил начать с четвертого варианта и принялся ждать чудес. Их не было. Время от времени безрезультатно пытался напрячь сплющенные чудовищной тяжестью мускулы и высвободить плечи хотя бы на долю миллиметра. Проходили дни? Недели? Ме-сяцы? Не знаю...

Вот и ответ на вопрос, которым, впрочем, я шибко-то и не заморачивался — ад, или рай. Ад! Причем, все, что происхо-дило до сих пор, настоящей адской жутью ну никак не являлось, а служило всего-навсего постненьким предисловием. А начало подлинно адских мук — вот оно!

Уверен, что прошел через все мучения и страдания, какие только переживают замурованные заживо. Через какое-то время уже не мог видеть постоянно торчащую перед глазами шерохова-тую поверхность гранитной плиты, каждую неровность и всякую трещинку которой выучил наизусть. Отвернуться также было не-возможно и я закрыл глаза — единственная степень моей свобо-ды. Тут же в мою несчастную башку полезли совершенно идиот-ские мысли. Например, каким я выползу из-под завала, если это невесть как получится? Широким и плоским, словно раскатанный в тонкую лепешку армянский лаваш?

В конце концов надежда умерла, а сумасшествие не роди-лось. Хотя... утратив все чаяния, я начал говорить в одиноче-стве, хрипло умолять. Кого? Да понятия не имею. Но не бога, точно! Я и до смерти-то не принимал эту чушь всерьез, а в по-смертии окончательно убедился в том, что нет никакого мудро-го, доброго всеведущего и всепрощающего существа на беско-рыстную помощь которого могу надеяться. Хотя, попав сюда, вполне допускал, что есть на Этом Свете некая бездушная сила, холодно забавляющаяся, играя мною и мне подобными. Возможно, у нее и просил, чтобы вынула из-под камня, пусть даже переме-стив в иное подземелье, пусть даже более мерзкое. Изменение, даже к худшему, все-таки означала бы возможность двигаться. Я плакал без слез, умолял, потом просто говорил, чтобы слышать собственный голос, однако потом от его звучания мне стало жутко.

Проклятое воображение постоянно подсовывало мне картины из повседневной жизни червонных. То, что раньше вызывало у меня тягостное уныние и хорошо скрываемое отвращение, теперь казалось желанным и почти родным.

Власть тузов, королей и валетов, нелегкая монотонная работа десяток, девяток, восьмерок и семерок — это подлинное счастье! Видеть хоть чьи-нибудь лица, перемещаться пусть даже по тесным норам и лазам, вести хоть с кем-то пусть даже тупые и бессодержательные разговоры — что может быть лучше? Я горь-ко завидовал позорной и тяжкой участи шестерок, забитых и униженных: те существуют среди себе подобных, счастливчики.

Отчаяние сменилось исступлением. Я изрыгал самые гряз-ные ругательства, которые мог вспомнить и сочинить. Потом ис-чезновение начало казаться самым желанным исходом, я пытался разбить голову, колотясь затылком о камень, однако не пре-успел. Следующей стадией стала угрюмая решительность в поиске других путей самоуничтожения. Эти мрачные мысли затягивали, подобно болоту, заросшему кувшинками и лотосами, привлека-тельному с виду, сулящему опьяняющее утешение, при том, заса-сывающему и губящего всякого, кто ступил в него. На дне боло-та оно, желанное исчезновение. Когда решение покончить с со-бой стало целью и смыслом, я стал жестче, собраннее, хладно-кровнее, принялся методично обдумывать, как исчезнуть. Не по-лучилось разбить голову? Пусть так! Но не может ведь не быть иных способов исчезновения. К примеру, уморить себя голодом.

Питание и пищеварение на Этом Свете — тема для отдель-ного разговора. Есть просто необходимо по совершенно очевид-ным причинам: 1)обеспечивать необходимыми веществами процесс регенерации поврежденных или утраченных тканей организма и 2)восстанавливать затраченную энергию. На регенерацию смятого обвалом тела я потратил почти все запасы, накопленные за по-следние дни и теперь чувствовал несильные рези в желудке и жажду. Отлично, вместо того, чтобы экономить энергию, начну ее активно тратить. Как? Шевелиться не могу, зато могу разго-варивать. Это истощит гораздо медленнее, чем мышечные усилия, но своего добьюсь — исчезну.

Полученное в прошлой жизни образование поможет в благом деле. Я написал три научно-популярных книги, восемнадцать ху-дожественных фантастических, семь учебников для средней шко-лы. Начну пересказывать их вслух, громко и с выражением, ста-раясь напрягаться как можно больше. Внезапно Этот Свет пре-поднес очередной сюрприз.

Озарение!

Стоило закрыть глаза и попытаться вспомнить свой школь-ный учебник "История первобытных времен", как передо мною услужливо повисла рамка меню, после чего я увидел внутри неё книжную обложку! Я уже успел сообразить, что тут любое "ж-ж-ж" — неспроста. Поэтому сразу же дисциплинированно принялся мысленно листать отлично знакомые страницы. Я мог воспроизве-сти все полностью, до последнего знака препинания! Дальнейшие эксперименты показали, что из глубин памяти в абсолютно пол-ном виде извлекаются все(!) мои книги! Вот это да! Вряд ли этот дар мне пригодится в дальнейшем (не будет никакого "дальнейшего"...), но напоследок использую его.

Закрыв глаза, начал вдумчивую и выразительную деклама-цию со страниц, услужливо всплывавших в памяти.

Оказалось, что данный процесс довольно энергозатратен, хотя, разумеется, не в такой степени, как размахивание киркой в медной шахте. Сколько прошло времени, сказать не могу — по-терял счет. Много. Прочел вслух почти все, добравшись до по-следней книги "Доримская Италия" и почувствовал, какое-то томное оцепенение, впрочем, довольно приятное. Резь в желудке почти не ощущалась; жажда перестала напоминать о себе. Это было предвестье желанного Исчезновения, ибо второго круга де-кламации я не выдержу. Вот и славно...

Закончив читать вслух "Доримскую Италию", не задумыва-ясь, перешёл к классике. Александр Сергеевич мне в помощь!

-"Я памятник себе воздвиг нерукотворный..." -внятно про-говаривал я, вслушиваясь, в то как звуки голоса вязнут в из-вестняковых стенах. Вдруг где-то позади за поворотом отнорка послышалось глухое шуршание.

Я пришёл к твёрдому убеждению, что змей и ядовитых насекомых на Этом Свете не водилось. Но и без них столько омерзительных тварей водилось в Подгорье, что мало-помалу здешние обитатели приучались инстинктивно отличать шумы, про-изводимые опасными тварями от звуков безобидных существ и да-же ухитрялись крепко спать, не смущаясь такими пустяками, как ничем не угрожающий шелест. Однако на этот раз, оттого ли, что мое восприятие было обострено упадком сил, или же потому, что шум был необычен, либо, наконец, потому, что в последние минуты перед Исчезновением все кажется важным и значимым, я замолк и прислушался.

-"Приближается? Что? Кто?!" -мысль, мгновенно пронзив-шая мой, начавшийся было отключаться затуманенный мозг. Монстр или человек приближался ко мне? И неизвестно, что ху-же...

Шум донесся именно тогда, когда все должно было навсе-гда затихать для меня, и я невольно подумал, что судьба все же милосердно подает некий, чтобы остановить на самой грани исчезновения, как знать... Или же, наоборот, это жестокая гал-люцинация напоследок? Вдруг просто померещилось?

Я продолжал прислушиваться. Кажется, не почудилось... Шум слышался длилось минуты три. Потом я услышал, как что-то небольшое упало, после чего все стихло. Кажется, не почуди-лось... Кто-то уронил что-то? Человек?

Что делать? Вдруг это шанс? Я уже не хотел Исчезать. Напрягая последние силы и собирая остатки энергии, почувство-вал, что ум проясняется и вновь может проверять догадки логи-кой.

Итак, окрыленный надеждой, решил я, продолжим чтение вслух, но теперь не в режиме повышенного расхода сил, а, напротив, всячески экономя их.

Прошло время... Сколько? Не могу сказать, потому что я весь превратился в слух и для меня оно тянулось изнуряюще медленно. Мне показалось, что пара суток, хотя, наверняка, меньше...

-"К нему не зарастёт народная тропа." -размеренно читал я.

-Неожиданно! -удивленно сказал кто-то позади.-Практически невероятно. И чрезвычайно любопытно. Просто не знаю, верить ли собственным ушам... Хотя... Чего только здесь не бывает... С другой стороны — чтобы такое... гм... поразительно...

Я почувствовал, что короткие волосы на голове зашевели-лись — человеческий голос! Причем не жаргон блатарей-шахтеров, а внятная речь!

-Значит, "Памятник"? -продолжали позади задумчиво и не-торопливо. -Позвольте полюбопытствовать, сударь, откуда у вас столь... гм... необычные для данного места и данных условий при-страстия? Кем были до кончины? Какой нации и вероисповедания? Ваше звание и степень? Как умерли? Как давно здесь? Как уго-дили в Подгорье? Ваше теперешнее имя?

-А вы кто?

-Правило номер девять, -мгновенно отвечал голос, -Спрашиваю я, прочие отвечают.

-Согласитесь, -осторожно заметил я, подстраиваясь под заданный стиль общения, -все же не совсем справедливо — мне предложено докладывать неизвестно кому. Я даже не могу повер-нуть голову, чтобы вас увидеть.

-Справедливо. -согласился голос. Послышались шаги и на плоский камень справа присел крепкий человек невысокого ро-ста, с проницательными глазами под густыми бровями. Вырази-тельные черты его широкого лица, высокий лоб с заметными за-лысинами указывали на то, что умственный труд утомлял его ку-да более физического. На вид ему казалось около двадцати пя-ти-тридцати лет, однако движения его были точны и энергичны, словно у хорошо тренированного зрелого спортсмена. Что каса-ется одежды, то ее, естественно, не было. А то, что имелось, следовало считать отлично продуманным защитным снаряжением, выполнявшим сугубо утилитарные функции: некое подобие башма-ков из грубой шкуры предохраняло ступни от острых камней, ру-кавицы, накладки на колени и локти. Объёмистая кожаная сумка висела через плечо, набитая чем-то до отказа. А самое главное — бронзово блестело зажатое в правом кулаке бритвенно отто-ченное оружие — что-то среднее между ятаганом, махайрой и фалькатой. В левой руке пришелец держал зажженный светильник.

-Жду.

-Гай. -послушно начал я. -Был русским, преподавателем университета, кандидатом наук, атеистом. Умер в две тысячи двадцать четвёртом от рака. Как долго нахожусь здесь, не знаю, потерял счет времени. В Подземье попал обычным путем — поймали разбойники почти сразу после переправы через Полынь-реку и спустили сюда. Здешние червонные, проведав, что я умею неплохо рисовать, зачислили в масть девяткой-татуировщиком. Как видите, попал под обрушение во время сбора опалов.

-А, вот оно что. -медленно выговорил странный незнако-мец. -Ну да, тот самый художник, как же, наслышан. А что это вы тут изволили цитировать, сударь? Отрывки из ваших прежних публикаций?

-Да, из моих книг. -осторожно ответил я. -Потом перешёл к Пушкину...

-Осмелюсь заметить, странные у вас увлечения: завали-вать себя совершенно неподъёмными глыбами, чтобы из-под них читать собственные произведения и высокую поэзию.

(Сensored), подумал я, (censored) тебя и (censored), однако благоразумно не стал озвучивать.

-Причём, на ум при этом пришёл "Памятник"?

-Exegi monumentum aere perennius, незамедлительно от-кликнулся я, -Regalique situ pyramidum altius, Quod non imber edax, non Aquilo impotens Possit diruere aut innumerabilis. В переводе Фета: -Воздвиг я памятник вечнее меди прочной И зда-ний царственных превыше пирамид... А вот — Ломоносов: -Я знак бессмертия себе воздвигнул Превыше пирамид и крепче меди...

Не дослушав, неизвестный удивленно спросил: -Державин?

-Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный, -немедленно откликнулся я, -Металлов тверже он и выше пирамид...

-Эээ... Капнист?

-Я памятник себе воздвигнул долговечной; Превыше пира-мид и крепче меди он

-Никольский?

-Долговечней воздвиг меди я памятник И громад пирамид царственных выспренней...

-Поразительно... -еще раз повторил крепыш, разглядывая мою голову. -Просто до невозможности удивительное совпадение... Вам повезло, что читали наизусть именно это, еще большая уда-ча — то, что именно я оказался именно тут и именно в этот мо-мент.

Он опустился на колени рядом со мной потрогал пальцем татуировку на моем лбу: -Потрясающе. Невозможно, но факт!

-Могу ли я в свою очередь попросить вас представиться? -взмолился я, потрясаясь зашкалившему градусу абсурда: из-под завала торчит говорящая голова и изысканным стилем рассуждает с неведомым пришельцем на темы, не имеющие к Этому Свету ни-какого отношения.

-Безусловно. -любезно ответил незнакомец, ставя на ка-менный пол светильник, левой ладонью закрывая мне глаза, а правой покрепче сжимая рукоять фалькаты. -Здесь меня знают, как трефового валета Пи. Да, кстати, правило номер пять — во взаимоотношениях с десятками решения принимаю я. Как старший по рангу.

Больно! Опять ужасающе больно!! Только на этот раз боль охватывает раскаленным добела широким стальным ошейником всю шею.

Темнота.

02