Я сразу же догадался, что это — ориентир. Отличить холм от скалы — дело не сложное, надо только не ошибиться с направлением.
— И... смею ли я просить? — протянул он.
— Что сделать-то надо? — нетерпеливо спросил я.
— Да, по сути, ничего. Взять послание и зачитать его графу. Я бы сам, да уже не тот я, что был в твоём возрасте. Вот и прошу, раз тебе по пути, да и подвернулся ты удачно, Па-а-ат. Не беспокойся, плата будет, — он, сделав серьёзный вид, покивал.
— Согласен, — не думая, ответил я, так как голяк в кармане меня несколько беспокоил, да и мероприятие не обещало затруднить. — И когда отправляться?
— Да, — он безучастно махнул рукой. — Завтра. Отоспись, да и это... Как со съестным-то?
— Туговато, — отчасти признался, а отчасти сделал вид я.
— Тогда я пойду, да наберу немного, — он встал, разогнул спину, держась рукой за поясницу и полез в карман. Оттуда он достал с пару монет (вроде, серебряных) и протянул их мне. — Достойная плата, на мой взгляд.
Я кивнул. Целых два серебряных!.. Наверно, это много... Главное — их не потерять, и чтобы их не украли...
— Так что, отдыхай, Па-а-ат. А я к вечеру подойду, — он схватил корзину и бодро вышел на улицу. Я с минуту просидел на стуле, а потом лениво поднялся на ноги и прошёлся кругом по сараю. Как уже было сказано, вещей здесь было до чёрта, и мне очень хотелось в них покопаться и поискать чего-нибудь интересное, но всё это мне не принадлежало, так что я обошёлся лишь зрительным изучением всего принадлежащего картографу и путешественнику.
По-моему, наиболее забавным сочетанием здесь был здоровенный двуручный меч и мотыга, явно используемая в сельскохозяйственных нуждах, если конечно что-то тёмное на ней было грязью, а не кровью...
Далее стоял скромный шкаф, явно с вещами, на котором висел округлый объект, завешенный тонким сукном, что я пока трогать не стал. Далее было несколько полок, на которых под толстым слоем пыли спало несколько толстых книг и папок с какими-то листами. Потом в углу я наткнулся на очень странное нагромождение, похожее одновременно на нескольких огромных летучих мышей и паутину гигантского паука.
Не трогая всю эту пугающую конструкцию, я снова уткнулся в огромную коллекцию карт, в которой, на мой взгляд, внешне ничего интересного не было. Слева от карт в ряд у стены стояло несколько сундуков, закрытых на замки. Их я, даже при очень большом желании, не вскрыл бы, не обладая динамитом, но к ним прикасаться я не собирался. Меня интересовало кое-что другое.
Оказавшись возле шкафа, я осторожно стянул сукно с таинственного предмета, который оно покрывало и... увидел себя.
Думаю, метафора вполне понятная, ибо я наткнулся на зеркало. На самое обыкновенное зеркало. Но моё внимание было в нём чем-то привлечено, а именно моим изображением. Пользуясь тем, что я был в футболке, я мог рассматривать свои руки от пальцев до середины плечей. Вот, именно руки.
Здесь следует сделать ма-а-а-аленькое лирическое отступление. До того момента я помнил свои руки относительно тонкими длинными палками с пальцами, которые прятались под рукава рубашек, свитеров и прочего. Ну... не очень большие мышцы у меня на руках были, да и... неважно!
Быстрый рост мышечной массы на моих руках, последствия которого я сейчас наблюдал с открытым ртом, мною не мог быть объясним. Но вот одно я знал точно: вокруг происходит всё больше и больше непонятного, что меня, скажем, настораживало. Я напряг руки и ещё больше удивился представшим мне зрелищу.
Что ж, мне ничего не оставалось делать, как порадоваться за себя ввиду такого неожиданного и немаловажного приобретения. Потом я снова занавесил зеркало и, продолжая не верить глазам, посмотрел на свои руки. Нет, от прекращения изучения своего отражения, мышцы никуда не исчезли. Довольно хмыкнув, я в одни шаг оказался за дверью и пощурился от солнечного света.
Часто радовался солнцу, и каждый новый раз, как казалось, был радостней предыдущего. Что ж, может оно и так. Я опустил глаза от неба и открыл их на полную. Тут же я увидел знатного путешественника и картографа, который, на ходу что-то запихивая в корзину, куда-то бежал и очень скверно ругался. Вслед за ним, размахивая топором, так же скверно ругаясь бежал куда более молодой мужичок, явно собиравшийся отнять или вернуть то, что картограф прятал в корзину.
Потом парочка описала пару кругов по деревне и, уже на третьем, обладатель корзины юркнул мимо меня в сарай и, судя по звуку, заперся там. Обладатель топора, чуть не сбив меня с ног, подлетел к двери, хорошо пнул её, но не открыл, а потом отправился восвояси.
— Если он выйдет, крикнешь меня, — сдвинув брови, сказал он мне, тыкая пальцем в сторону двери.
— Да, — я, ничего не понимая, покивал и проводил мужичка с топором взглядом до его дома. До меня тут дошло, каким нехитрым способом знатный путешественник собирал мне припасы... Его проблемы, с другой стороны, правда вот будет не очень хорошо...
Я отправился к дому, где мне любезно постирали бельё и прочее. Судя по темнеющему небу, подступал вечер, натолкнувший меня на мысль о том, что время, которое я провёл один в доме картографа, пролетело крайне незаметно и быстро. Мною это было отмечено, как явление положительное.
Женщина с радостью вручила мне мои вещи и поблагодарила за принесённую ранее воду, на которой, по её словам, она сварила замечательнийший суп. Его я имел честь отведать, так как она, переполненная радостью по случаю удачно приготовленного обеда (или ужина), вынесла тарелку с супом прямо во двор, где я её и умял. Суп, смею заметить, был отменным.
Поблагодарив её за ужин (это всё-таки уже был ужин) и за стирку, я со своим барахлом вернулся в сарай. Картограф и знатный путешественник только с третьего раза поверил мне, что я пришёл одни без всяких там "соседей с топорами". На его лице читался лёгкий испуг, что неудивительно, но вместе с ним я разглядел хулиганистый оттенок, по которому я понял, что это было совершено неоднократно, и явно наказания ни разу не следовало, как, наверно, будет и в этот раз.
— Мерзавец, — прорычал картограф, смотря через щелку приоткрытой двери на дом своего "обидчика". — И, тем не менее, замечательно, что ты вернулся. Пат...
Он поставил корзину на пол, покопался в шкафу и достал оттуда лист бумаги, контрастирующий своей аккуратностью всему остальному, принадлежащему знатному путешественнику, и чернильницу с пером. Потом он засел за стол и начал вдумчиво строчить послание, которое я должен был доставить в... Куда, кстати?
Я уселся на стул и стал ждать. Не отрывать же мне его от важного дела? Писал он "сочинение", наверно, полчаса, часто поднимая взгляд к потолку и зажимая губами кончик пера, что-то вспоминая или придумывая. Потом он, держась за уголок листа, потряс им, видимо, чтобы высушить чернила, и скатал его в трубочку, которую тут же перетянул кожаным колечком, лежавшим у него в кармане. По поводу места положения его я предположил, наблюдая действия знатного путешественника и картографа.
Потом мужичок встал из-за стола, снова отправился к шкафу и вытащил оттуда маленький твёрдый футлярчик, как раз под послание. Футлярчик этот имел круглую крышку на одном конце, откидывающуюся вбок, и замочек на ней же. Послание было тут же помещено туда и закинуто в корзину.
— Вот что, Пат, — картограф ткнул в мою сторону пальцем. — Переночуешь здесь, на кровати. А я тут...
Ничего не говоря, он выскочил на улицу и, судя по звуку, запер дверь. Я сначала поднялся со стула, надеясь догнать его и дослушать окончание фразы, но не успел. Я невольно опустился на кровать, снял ботинки и, положив руки под голову, уставился в потолок, на котором ничего не было видно...
Байка Тринадцатая
Странное графство
Не знаю, куда, на ночь глядя, убежал знатный картограф и путешественник... или наоборот, но это не помешало ему растолкать меня засветло и, вручив мне сумку и пиджак с рубашкой, с долей пафоса сказать:
— Пат! Тебе предстоит непростая дорога, и неплохо было бы тебе выдвигаться!
Недовольно покосившись на него, я влез в ботинки, натянул рубашку, нацепил галстук и взял в руки сумку. Судя по её весу и пустоте в корзине, все припасы и послание были уже туда упакованы, а во флягу — налита вода.
— Куда идти-то? — подавляя зевок, протянул я.
— На север, чуть к востоку, — отчётливо проговорил он. — Зайдёшь на холмистую землю и будешь идти до единственной скалы. Единственной. На скале — замок, в замке — граф. Послание ему. Передать обязан лично ты. Понял?
— Понял, — лениво и устало (естественно, ни черта не выспался!) протянул я...
Понял... Понял! Что заблудиться могу! Холмы, скала, на север, да чуть к западу!.. или востоку... И эти ориентиры я слышу от картографа и знатного путешественника! Просто прекрасно...
Когда я выполз из сарая, и за моей спиной хлопнула дверь, мне показалось, что меня оттуда незаслуженно выгнали, дав пинка под зад. Я нацепил на голову кепку козырьком назад, положил зонт на левое плечо и поплёлся прочь из деревни. Выйдя за пределы "подковы" я повернул туда, в каком направлении шёл вчера.
Конечно, я не был уверен, что это был именно север, к тому же, с этим неопределённым "чуть к востоку", но сойдёт, как направление движения. И вот я сделал своё первый шаг в молочную туманную пелену, скрывавшую пока равнину. Было немного зябко, поэтому я запихнул руки в карманы, сделав, как сам решил, свой внешний вид ещё более унылым.
Роса, держащаяся пока на траве, нагло оккупировала мои гольфы, сделав их по ощущениям от ношения весьма неприятными. Вообще, они были не мои, а выданные Келрой, и не клетчатые, а белые, но разницы никакой не было: гольфы суше бы не стали.
Вскоре туман рассеялся, и моим глазам открылась очень жизнерадостная и живописная панорама на Великую равнину (или как там её?). Находясь на верхушке какой-то выпуклости ландшафта, я мог окинуть взглядом пространство радиусом мили две. Среди огромного травяного моря тёмно-зелёными пятнами гордо стояли небольшие леса, окружённые рассыпчатыми кольцами кустарника и новой порослью. Где-то вдалеке отражал своей водной гладью солнечный свет еле заметный ручеёк, а с неба доносился звонкий голосок какой-то пташки... Красота!
Я надел кепку привычным образом, то есть, козырьком вперёд, и сделал новый шаг...
К вечеру рельеф начал постепенно пересекаться более чётко выраженными холмами. Забравшись на один из них, я очутился среди семи деревьев и нескольких кустов и здесь же и остановился, сбросив на траву уже поднадоевшую сумку. Себя я опустил рядом и, протянув ноги, окинул взглядом окружающее пространство. Всё спокойно, можно отдыхать.
Как только открылась сумка, на её клапане оказались большой кусок колбасы, буханка хлеба, луковица, несколько веточек какой-то зелени, лист салата и пара галет. Всё это, запитое прохладной водицей из фляги, было умято весьма быстро и с аппетитом, после чего я, положив рук на живот, откинулся назад и, рухнув на траву, закрыл глаза...
Утром я проснулся, как по будильнику, с рассветом. Где-то внизу, между склонами холмов белел туман, а я был, будто на острове, окружённым молоком. И через него надо было пройти. Очень лениво двигая руками, я достал бисквит и так же лениво съел его. Бодрости это, конечно, придало, но, по-моему, недостаточно. И по этой причине моё последующее дневное перемещение проходило крайне вяло под аккомпанемент широких зевков.
А между тем холмы становились всё выше и круче, а растительность на них более основательной и внушительной. Деревья прибавили в толщине стволов, а корни их, вылезая из-под земли, поражали своей массивностью. И вот, когда уже начало смеркаться, на один из таких я и уселся, боясь тут же уснуть и надолго.
И как же вокруг было красиво! По-моему, я это уже говорил, но, тем не менее! В тёмных провалах между вершинами холмов начала появляться белая пелена, а на небе постепенно высыпать звёзды. Я посмотрел туда, где должны были быть луны, и, убедившись в их наличии, поставил руку между ними и своими глазами. Ладонь тут же озарилась кантом голубоватого свечения, оставаясь в поле непроницаемой тени.
— Прекрасно, — вслух заключил я и сполз с корня на землю. Как я сам считаю, и никто меня не переубедит, на подобное зрелище надо смотреть в компании с девушкой, так как более романтичную обстановку создать или найти очень трудно. Да и безлюдность этих мест на меня пока отрицательно не действовала: когда же ещё побудешь полностью наедине с собой и дорогой?..
Но всю романтику разрушил весьма необычный звук, донёсшийся из-за спины. Похож он был на смесь очень тяжёлого вздоха и глухого древесного скрипа, который у меня ассоциировался с парусными кораблями. А потом, как будто кто-то начал сыпать землю...
Я вскочил на ноги и вовремя это сделал, так как, остался бы на земле ещё на секунду, меня бы к чертям снесло корнем, на который я буквально несколько минут назад беспечно опустился. Ничего не понимая и находясь в состоянии лёгкого испуга, я отошёл на несколько шагов вниз по склону и, потянувшись к пистолету, застыл, наблюдая за происходящим.
Вышеуказанный корень тем временем, двигаясь в сторону от меня, превращался в часть конструкции, по своему внешнему виду напоминающую конечность, именуемую ногой. Я сразу догадался, что при наличии ноги должно быть что-то, именуемое телом. Подняв глаза, я обнаружил искомый деревянный аналог, от которого, на подобие человеческих, отходило две руки. Тоже деревянные. И с ветками. И на верхушке тела тоже были ветки.
А ещё была крайне пугающе выглядящая голова, украшенная, проще говоря, полноценной древесной кроной и глазами. Вот, честно говоря, именно глаза меня больше всего и напугали. Они были бледно-бледно-бледно и ещё много раз бледно-зелёными, и, как показалось, на меня они смотрели явно не по-дружески.
Остатки здравого рассудка в моей голове подсказали мне, что пора драть когти, что я почти и сделал. Точнее, я бы это сделал, если бы начал делать на секунду раньше, но, увы. На своей пояснице я почувствовал, что вокруг неё как будто обвилось несколько ветвей, и меня подняло над землёй.
— Какого чёрта?! — на половину испуганно и на половину разгневанно прокричал я, беспомощна махая ногами и руками схватившись за толстые деревяшки, сковавшие меня. Вырваться совсем не получалось, что меня, мягко говоря, пугало.
Тем временем "дерево" подняло меня на уровень своих глаз и, сдвинув брови (если это точно были брови, то я бы именно так и сказал бы), впилось в меня взглядом. Из его невидимого рта донёсся услышанный ранее скрипучий выдох, а свободная рука потянулась ко мне явно без каких-либо хороших намерений.
Поборовшись ещё секунду с ветвями, я издал испуганный вскрик, увидев нависающие надо мной сучковатые пальцы. И тут я сделал единственную вещь, которую мог: потянулся к пистолету и попытался его достать. Благо ветви, держащие меня, не препятствовали его выниманию из-за пояса, что я и сделал. Наведя его ствол прямо в глаз "дереву", я взвёл курок и, на всякий случай, попрощавшись с собой, выстрелил.
